Диккенс Чарльз - Закулисные тайны

Закулисныя тайны

Статья Чарльса Диккенса.

Настало время праздниковъ Рождества Христова и Новаго Года для нашихъ мальчиковъ и дѣвочекъ, время пуддинга, жаренаго гуся, индѣйки съ трюфелями, сластей и бузиннаго вина; время семейныхъ игръ, подарковъ, трехмѣсячныхъ счетовъ мясника и булочника, радушныхъ пожатій руки, привѣтствій.... и пантомимы.

Хотя мы знаемъ наизустъ всѣ эти пантомимы, но какъ мы все еще ихъ любимъ! Хотя мы столько разъ видѣли, какъ одни и тѣ же Клоуны приготовляютъ однѣ и тѣже сосиски, и одинъ и тотъ-же Панталонъ спрашиваетъ насъ: "какъ вы поживаете завтра"? и однакожъ тѣ самые Клоуны и тотъ самый Панталонъ еще прельщаютъ насъ! Эстетика ничего не найдетъ въ пантомимѣ; не ищите въ ней ни правилъ единствъ, ни ris сотіса классической комедіи, ни сообразностей настоящаго искусства. А между-тѣмъ, въ ней есть что-то такое, что заставляетъ насъ смѣяться отъ чистаго сердца, поражаетъ насъ пріятною неожиданностью, возбуждаетъ наше воображеніе; да, есть что-то въ этихъ обветшалыхъ развлеченіяхъ, шутовскихъ фарсахъ, волшебныхъ превращеніяхъ и бенгальскихъ огняхъ! Можетъ-быть также, просто вліяніе времени, мимолетнаго возвращенія къ доброй старинѣ, дѣйствующее на всѣхъ насъ, благоразумныхъ отцовъ семейства, трудолюбивыхъ дѣловыхъ людей и пр., и пр., такъ-что заставляетъ васъ забывать наши приходскія ссоры, наши мѣстныя таксы, дисконты, и идти апплодировать Арлекину людоѣду или Феѣ съ острова Абракадабра; можетъ-быть, это такъ сообщителенъ хохотъ маленькихъ дѣтей, ихъ рукоплесканія, ихъ торжествующій энтузіазмъ? Послѣ всего, весьма вѣроятно, что шпага и пестрый костюмъ арлекина, платье въ блесткахъ добраго генія, бенгальскіе огни и другія чудеса пантомимы ударяютъ въ насъ по забытымъ струнамъ, возбуждаютъ сокровенныя привязанности, обновляютъ дорогія воспоминанія, переносящія насъ къ эпохѣ, въ которой мы не знали, что такое ссоры, мѣстныя таксы, дисконтъ и лажъ, когда и мы также были дѣтьми, въ курточкахъ, застегнутыхъ до пояса, съ широкими откидными воротничками и длинными голубыми шарфами. Иначе, откуда эта слеза у насъ на рѣсницахъ и душевное волненіе, посреди самой шутовской сцены? Иначе, отчего освѣщеніе рампы, музыка, смѣхъ дѣтей, пестрый костюмъ арлекина и платье въ блесткахъ Феи произвели въ насъ этотъ нравственный миражъ, гдѣ мы видимъ возобновляющіеся образы нашихъ первыхъ праздничныхъ ваканцій,-- добродушную фигуру нашей бабушки, у которой всегда карманы были полны сластей; дядю Вилльяма, достающаго изъ своего кармана кошелекъ, полный маленькихъ новыхъ монетъ; -- нашу бѣдную сестру Дебору, бывшую для насъ, при жизни, второю матерью,-- всѣ наши школьныя радости и печали, всѣ наши праздничныя надежды и опасенія, въ лѣто тысяча восемьсотъ.... все-равно, какая бы ни была послѣдняя цифра!

Но оставимъ эти воспоминанія, и да здравствуетъ пантомима! Послѣдуйте со мною за Клоуномъ, по его поприщу; будемъ смѣяться паденію паяца; любоваться его лицомъ, натертымъ мукою; восхищаться великолѣпіемъ магическаго дворца; войдемъ въ коралловый гротъ морскаго духа, пока, съ ударомъ двѣнадцати часовъ, не опустится медленно на сцену зеленая занавѣсь, и полотно не покроетъ позолоченной рѣзьбы ложъ. Потомъ, если у васъ есть свободные полчаса, велите дѣтямъ идти спать, и я разскажу вамъ, что происходитъ позади этой самой зеленой занавѣси, предъ тѣмъ, пока Клоунъ начнетъ стряпать сосиски, Фея въ платьѣ съ блестками превратитъ дубъ въ храмъ Гименея, или бенгальскіе огни освѣтятъ дворецъ Царицы-красоты, на озерѣ Серебряныхъ-лебедей. Я постараюсь разсказать вамъ какъ можно короче, объ огромномъ трудѣ, постоянныхъ заботахъ, замысловатыхъ средствахъ и механическомъ мастерствѣ, необходимыхъ для того, чтобы арлекинъ пришелъ васъ забавлять, клоунъ смѣшить, а геній или фея удивлять чудесами. Надѣнемъ шляпу Фортуніо, возьмемъ костыли Асмодея, спустимся въ преисподнюю пантомимы, изучимъ дивное произведеніе въ его первоначальныхъ элементахъ; посмотримъ тяжкія усилія, способствующія его началу, успѣхамъ, окончательной отдѣлкѣ; познакомимся съ этими артистами, которыхъ, безъ сомнѣнія, вы мало уважаете.... Еслибъ вы знали, воображаю я, сколько стоитъ актерамъ безсонныхъ ночей, труда, серьознаго размышленія, и терпѣнія, чтобы забавлять насъ, то, конечно, мы благосклоннѣе стали бы смотрѣть на паяца (когда онъ смылъ муку, убѣлившую его лицо)....

При помощи шляпы Фортуніо, мы вошли въ фойе Ковентъ-Гарденскаго театра, въ одно пасмурное ноябрьское утро, въ ту минуту, когда режиссеръ читаетъ программу новой большой пантомимы -- Арлекина Людоѣда. Драматическіе актеры не присутствуютъ при этомъ предварительномъ чтеніи, обращенномъ лишь къ второстепеннымъ артистамъ, муравьямъ -- труженикамъ театральнаго муравейника. Въ это утро собрались живописецъ декоратёръ, поставщикъ аксессуаровъ, плотникъ машинисту и капельмейстеръ. Живописецъ декорацій, человѣкъ въ блузѣ, старой шляпѣ и туфляхъ, покрытый съ головы до ногъ пятнами всевозможныхъ цвѣтовъ. Вы удивитесь, когда увидите его, по окончаніи работы, одѣтымъ какъ джентльменъ; однакожъ это одинъ изъ джентльменовъ, и по ловкости пріемовъ, и по платью. Возлѣ него поставщикъ аксессуаровъ, выпачканный и пропитанный запахомъ клея и скипидара. Съ другой стороны плотникъ; онъ мнетъ въ рукахъ широкую войлочную шляпу, а на платьѣ его шитье изъ стружекъ.... Въ капельмейстерѣ нѣтъ ничего замѣчательнаго. На стулѣ сидитъ авторъ, не въ истертомъ фракѣ, не растрепанный и съ тетрадью, торчащею изъ его кармана, по порядочный человѣкъ, который въ эту минуту раздраженъ и кусаетъ губы, видя, что присутствующіе слушаютъ съ невозмутимымъ равнодушіемъ его тонкія выходки. Живописецъ думаетъ о своихъ декораціяхъ, и не хочетъ слушать каламбуровъ автора; машинистъ занятъ кулисами; поставщикъ исчисляетъ въ умѣ, сколько надо намалевать комическихъ масокъ и кораловыхъ вѣтвей; между-тѣмъ, какъ костюмеръ и смотрительница за гардеробомъ соображаются, сколько понадобится аршинъ коленкору, газу, шолковой матеріи и бархату.

Послѣ чтенія начинается короткій отрывочный разговоръ.

-- Лучше было бы, замѣчаетъ г. Брушъ, живописецъ:-- еслибъ первая сцена происходила при лунномъ свѣтѣ, а не въ полдень.

Г. Таксъ, плотникъ -- машинистъ, объявляетъ, что ему понадобится множество гвоздей и гаекъ.

Хозяинъ подаетъ экономическую мысль -- передѣлать заново костюмы какого-нибудь стараго балета, да украсить ихъ блестками, и сшить сверхъ-комплектнымъ нѣмымъ сюжетамъ платья изъ бархатной занавѣси, снятой въ прошедшемъ году; но проектъ этотъ, по-счастію, опровергнутъ костюмеромъ.

Капельмейстеръ насвистываетъ протяжно народные напѣвы, которыми онъ намѣренъ воспользоваться съ нѣсколькими измѣненіями, и наконецъ режиссеръ, съ карандашомъ въ рукѣ, обозначаетъ автору пропуски, необходимые, по его мнѣнію, для успѣха піесы.

Піеса пойдетъ, заключаютъ всѣ, и каждый артистъ получаетъ записку о томъ, что онъ долженъ изготовить и доставить въ день генеральной репетиціи, то-есть, чрезъ мѣсяцъ, или по большей мѣрѣ, черезъ шесть недѣль. Г. Брушъ имѣетъ выкрасить условленное число перспективъ, не считая тридцати паръ крыльевъ изъ картона; а г. Таксъ снабдить его рамами и холстами. Г. костюмеръ уноситъ списокъ фей, геніевъ, тѣлохранителей, вельможъ, костюмы которыхъ ему надо будетъ приготовить. Г. Колофану, капельмейстеру, передана копія съ цѣлой пантомимы, чтобы онъ могъ изучить ея главныя положенія и пригнать къ нимъ характеристическую музыку, а бѣдный Горджетъ, подрядчикъ, уходитъ съ жалобнымъ видомъ, оглушенный множествомъ предметовъ, которые надо будетъ подсунуть въ карманы Пантолона.

-- Какъ можно все это приготовить въ мѣсяцъ?-- вопіетъ онъ. Однакожъ обѣщаетъ это доставить въ тридцать дней. Режиссеръ уходитъ съ озабоченнымъ лицомъ.... Сходя съ лѣстницы, онъ встрѣчаетъ Клоуна, совершеннаго комика-оригинала, страстнаго охотника воспитывать всѣ роды животныхъ, начиная отъ гуся, слѣдующаго за нимъ какъ собака, до осленка, живущаго въ его собственной комнатѣ. Режиссеръ и Клоунъ останавливаются поговорить о нѣкоторыхъ сценическихъ подробностяхъ, долженствующихъ поразить публику съ первыхъ представленій.

Мы не назовемъ поимени автора; имя его съ выгодной стороны является на афишѣ, но, къ несчастію, оно является также на всѣхъ обязательствахъ. Ему представленъ открытый кредитъ у банкира.

Въ послѣдующіе дни хотя еще не приступаютъ къ дѣлу слишкомъ горячо, однакожъ уже начинаютъ готовиться. Цѣлые лѣса привезены ко входу театра; также огромные тюки холста и бочки красокъ для г. Бруша; узлы матеріи для костюмера; мѣшки гвоздей и гаекъ для г. Такса, машиниста; огромное количество клея, золоченной бумаги, блестокъ и пр., и пр. Еще нѣсколько дней, и муравьи примутся всѣ за работу за занавѣсью, чтобы поставить пантомиму "Арлекинъ-людоѣдъ".

Уцѣпимся за фалды режиссера, который въ одно время и здѣсь, и тамъ, вездѣ наблюдаетъ за всѣми приготовленіями. Плотники-машинисты работали съ шести часовъ утра: посмотримъ, что они сдѣлали.

Мы проходимъ чрезъ театръ, освѣщенный сумрачнымъ свѣтомъ, и поднимаемся по узенькой лѣстницѣ, ведущей насъ въ область между небомъ и землею, похожую на корабельные деки или канатный заводъ: чего тутъ нѣтъ -- кабестаны, канаты, веревки, цѣни, блоки и пр. Берегитесь, не то упадете въ вѣяльную машину, которая подражаетъ шуму вѣтра, близъ широкаго мѣднаго листа, производящаго громъ. Внизу красуется жестяной цилиндръ съ горохомъ: это градъ. Вотъ веревки, на которыхъ улетаютъ феи.... Пойдемте выше, по лѣстницѣ. Другой этажъ; здѣсь опять кабестаны, блоки, газовые рожки и раскрашенные экраны, проливающіе печальный лунный свѣтъ на сцены убійства или пожара, когда нѣтъ нужды въ бенгальскихъ огняхъ. Другая лѣстница (веревочная) ведетъ подъ стропила театра и въ мастерскую машинистовъ.

Какой шумъ отъ пилъ, струговъ, молотковъ! Мастерская обширна. Двадцать или тридцать работниковъ собираютъ части обширной рамы, и обиваютъ ее холстомъ; другіе обдѣлываютъ длинные цилиндры или брусья для занавѣси; далѣе, нѣсколько человѣкъ, стоя на колѣняхъ, выпиливаютъ профиль скалы или дерева, начертанныхъ живописцемъ на драни или тонкой доскѣ. Г. Таксъ торжествуетъ посреди гвоздей и гаекъ, и поймавъ режиссера, осаждаетъ его новыми требованіями. Режиссеръ успокоиваетъ его обѣщаніемъ.... Посторонитесь, господа!... Вотъ четверо здоровыхъ плотниковъ тащутъ на плечахъ "Пагоду наслажденій".

Театральные плотники -- народъ замѣчательный въ своемъ родѣ. Они знаютъ всѣ преданія Ковентъ-Гардена или Дрюриленскаго-театра, при которыхъ служили ихъ отцы и дѣды -- также плотниками. Люди эти работаютъ отъ шести часовъ утра до шести часовъ вечера и болѣе, если дѣло къ-спѣху. Когда зажигаютъ газъ во всѣхъ этажахъ подъ ихъ мастерской, жаръ иногда бываетъ нестерпимый. Если представленіе началось, вамъ стоитъ только наклониться надъ поломъ, и вы услышите, сквозь щели, музыку оркестра, и увидите тамъ и сямъ актеровъ, кажущихся точками. Но теперь утро; идетъ репетиція. Голосъ кричитъ снизу. "Да велите имъ не стучать молотками, пока разучиваютъ роли." Но другой голосъ велитъ плотникамъ не терять времени.

Теперь пойдемъ въ другую мастерскую, нестоль огромную, расположенную на той же высотѣ, и занимающую помѣщеніе соотвѣтственно полукруглому плафону залы. Мы находимся надъ зрителями. Въ центрѣ этой мастерской сдѣлана деревянная башенка, выступающая надъ крышею. Это вентиляторъ театра и въ то же время мѣсто для люстры. Отворивъ маленькую дверь, мы можемъ замѣтить, въ полумракѣ, что эта башенка имѣетъ желѣзный полъ и открывается посредствомъ люка на шарнирѣ; мы замѣчаемъ также веревки и блоки, поддерживающіе люстру, которую поднимаютъ каждый понедѣльникъ, для чистки, въ ея нишу. Другіе плотники работаютъ, пилятъ, стругаютъ, принаравливаютъ и пр. Что это за шумъ? Они переносятъ пару декорацій въ мастерскую живописца. Пойдемъ и мы въ эту мастерскую.

Мы входимъ въ комнату узкую, длинную, но очень высокую, въ которой до половины ея высоты идетъ стеклянная рама. Около стѣны вдоль комнаты идетъ по полу отверзтіе, шириною въ полфута и глубиною до семидесяти футовъ, въ которомъ повѣшена деревянная рама. На этой рамѣ полагается декорація для окраски, поднимающаяся и опускающаяся, посредствомъ противовѣса и кабестана, по волѣ живописца, такимъ-образомъ, что всѣ части картины, на заднемъ и переднемъ планѣ, небо и нисшіе аксессуары, приближались бы послѣдовательно къ его кисти. Артистъ кончилъ. Кричатъ "берегись"! клинъ кабестана вынутъ, и рама быстро спускается до уровня сцены. Тамъ, плотники снимаютъ декорацію, и рама поднимается вновь въ мастерскую живописи.

Г. Брушъ, выпачканный въ краскахъ, машетъ двойною кистью по холсту волшебный дворецъ Арлекина-людоѣда. Пять или шесть учениковъ, или воспитанниковъ помогаютъ ему создавать это чудесное зданіе. Одинъ изъ нихъ сидитъ за столомъ, на которомъ стоитъ что-то, похожее на игрушечный театръ -- забаву и счастіе нашего дѣтства! Ученикъ г. Бруша вырѣзаетъ и склеиваетъ изъ папки разныя части декораціи, и отдаетъ ихъ плотнику, вмѣсто масштаба. Другой выдѣлываетъ колонны кистью и линейкой. Частности декораціи поручаются различнымъ артистамъ; Брушъ поправляетъ ихъ, и довершаетъ цѣлое.

Не хотите ли узнать, какъ рисуютъ прекрасныя перспективы, которыми вы восхищаетесь при освѣщеніи сцены? Пойдемте за г. Брушемъ. Сначала кладутъ на раму широкій и высокій холстъ похожій на гигантскій листъ толстой сѣрой бумаги. Брушъ вооружается длинною палкою, въ раздвоенную оконечность которой вставленъ кусокъ угля, и этимъ инструментомъ быстро чертитъ первый абрисъ, и отдѣлываетъ его кистью, омоченною въ чернила, которыя, по мѣрѣ того, какъ высыхаютъ, дѣлаются темнѣе, и отчетливѣе представляютъ эскизы; потомъ проходитъ помощникъ, вооруженный огромными кистями, и покрываетъ холстъ густою краской; г. Брушъ набрасываетъ тѣни, и доканчиваетъ картину, съ отчетливостью, которая удивитъ васъ, если вы полагали, что декорацію рисуютъ щеткою, и ставили декораціонныхъ живописцевъ наряду съ малярами. Погодите; еще надо нарисовать карнизъ декораціи, на протяженіи, можетъ-быть, пятидесяти футовъ. Два работника, по одному съ каждой стороны, держатъ между указательнымъ и большимъ пальцами веревку, протянутую на высотѣ, гдѣ должна быть обозначена рельефная линія. Эта веревка натерта толченымъ углемъ, и будучи сильно прижата къ холсту, оставляетъ на немъ длинный чорный слѣдъ, который затѣмъ обводятъ чорною краской. Вотъ великолѣпная зала, стѣны которой должно покрыть богатыми обоями. Думаете ли вы, что все это дѣлается отъ руки? Нѣтъ; вдоль декораціи растягиваютъ листъ коричневой бумаги, истыканный булавками. Надъ этимъ листомъ трясутъ потихоньку сито, наполненное угольнымъ порошкомъ, и порошокъ, проходя чрезъ отверзтія, оставляетъ рисунокъ, который можно повторять до безконечности, передвигая листъ бумаги. Это называется понсировкой. Нѣкоторыя части декораціи рисуютъ по модели, но листья и скалы, цвѣты и воду, Брушъ чертитъ и рисуетъ своею рукою. Для пантомимы такой роскошной, какъ Арлекинъ-людоѣдъ, иногда золотятъ декораціи. Полюбуйтесь на скорость, съ какою дѣлаютъ это украшеніе. Сначала одинъ помощникъ нарѣзываетъ перочиннымъ ножемъ узенькія полоски золотой бумаги; другой проворно беретъ эти полоски, и покрываетъ клеемъ; третій накладываетъ ихъ на холстъ. Г. Брушъ приноситъ горшокъ, наполненный составомъ изъ смолы, клея и воска, ставитъ этотъ горшокъ надъ спиртовою лампой, обмакиваетъ въ него кисть изъ верблюжьяго волоса и обводитъ профили частей, которыя хочетъ позолотить, и въ минуту готовы три четверти декораціи. Постороннія частицы снимаютъ сухою щеткою, и посреди настоящаго золотаго дождя, подобно низпадающему въ башнѣ Данаи, контуры, къ которымъ приклеился металлъ, постепенно становятся блестящею сѣтью.

По стѣнамъ мастерской развѣшены понсы, и выкройки изъ крашеной бумаги, напоминающіе мастерскую портнаго. На просторномъ очагѣ кипитъ котелъ съ красками. Передъ столомъ, поддерживающимъ широкую каменную доску, работникъ растираетъ румяна мраморною скалкою. Палитра г. Бруша не овальная, какъ у живописцевъ, но столъ о четырехъ ножкахъ, раздѣленный по краямъ на части, съ особенною въ каждой краскою; средина стола служитъ для соединенія различныхъ цвѣтовъ. Стѣны, выбѣленныя известкой, всѣ выпачканы рисунками углемъ; но тамъ и сямъ дорогая гравюра, ящикъ акварелей, нѣсколько нѣжныхъ цвѣтовъ въ залѣ и бархатная драпировка показываютъ вамъ, что въ этой мастерской безъ потолка, безъ обой, безъ ковровъ и пропитанной запахомъ клея, живетъ не только ремесло, но и искусство.

Несмотря на шляпу Фортуніо, обратившую насъ въ невидимокъ, мы долго мѣшали Брушу. Спустимся по разрушенной лѣстницѣ изъ его мастерской въ нижній этажъ. Тише, идите ощупью.... здѣсь царствуетъ чорная ночь.... Теперь, когда я отопру дверь, зажмурьтесь наминуту, чтобы не ослѣпнуть отъ внезапнаго свѣта.

Это магазинъ театра. Въ этомъ обширномъ магазинѣ приготовляются всѣ аксессуары, мебель и украшенія, необходимыя для постановки піесъ. Полюбуйтесь. На стѣнахъ и на потолкѣ, на полу и на столахъ развѣшаны, разбросаны всѣ принадлежности:-- ножъ и вѣсы Шейлока, гробъ Офеліи, зонтикъ Павла Прайя, скипетръ Макбета, котелъ вѣдьмъ, шпага арлекина, серпъ Нормы, шишакъ Мамбрина, шпаги, сабли, фонари, филей деревяннаго быка, кресла вѣка Людовика XIV, чаши изъ папьемаше, маски, золотые и серебряные кошельки, пики, лютни, фляжки, плоды, трещетки, рыбы, барабаны, шляпы, шпоры, охотничьи рога. У стѣны стоитъ столъ съ мраморною доскою и золочеными ножками. За этотъ столъ сядутъ благородные кавалеры и благородныя дамы вкушать деревянную дичь и картонные пироги, опоражнивать стаканы хересу, разбавленнаго водою, или, можетъ-быть, золотые кубки безъ воды и вина. Къ самому столу навсегда пригвождено нѣсколько кубковъ, тарелокъ съ плодами, обманчивыми, какъ яблоки Мертваго-моря, потому-что въ нихъ нѣтъ даже пепла. Въ торжественныхъ случаяхъ, кубки обвязываются по краямъ бѣлою шерстью, представляющею пѣну, и кушанья дымятся.... облакомъ гипсоваго порошка. Какой пріятный обманъ театральные пиры и театральные клады! Свита восхваляетъ холодные пироги и жареныхъ каплуновъ, которые они съ радостью промѣняли бы на холодную телятину! Господарь, щедрый на дары, бросаетъ пригоршнями червонцы и флорины, между-тѣмъ, какъ въ партерѣ сидитъ сапожникъ, которому онъ полгода обѣщаетъ заплатить за единственную пару сапоговъ.... Роскошныя яства -- мечта.... вино -- фантазія.... червонцы -- воображеніе!... Но не станемъ, друзья мои смѣяться: мечта на одномъ ли театрѣ? Развѣ не приходилось вамъ, какъ мнѣ, обѣдать за воображаемымъ столомъ краснаго дерева, при воображаемыхъ огняхъ небывалыхъ свѣчей? Развѣ не пили за ваше воображаемое здоровье воображаемые друзья? Признаюсь, не одинъ разъ награждали меня такимъ же воображаемымъ золотомъ, какое сыпалъ на сцену великодушный герой.

Есть одна театральная піеса, единственная, въ которой подаютъ дѣйствительный обѣдъ. Эта піеса называется: "No song, по supper": (Нѣтъ пѣсни, нѣтъ ужина) {Піеса эта, оставшаяся въ репертуарѣ, есть комическая опера "Принцъ Гоардъ", игранная на Дрюри-Ленскомъ театръ въ 1790 г.}. Какъ ни малъ театръ, какъ ни бѣдна казна директора, преданіе уважается; настоящая баранья нога подается на столъ. Однажды, разсказываетъ хроника, нашлось чудовище безъ сердца, которое замѣнило историческую баранью ногу бараньими котлетами. Этотъ подлогъ сдѣлалъ его предметомъ общаго негодованія. Любопытное противорѣчіе! между-тѣмъ-какъ баранья нога въ "Нѣтъ пѣсни, нѣтъ ужина", постоянно дѣйствительная баранья нога, пирогъ, подаваемый въ той же самой піесѣ также неизмѣнно воображаемый пирогъ.... старый деревянный пирогъ! Причина этой аномаліи еще надолго останется неразрѣшимою загадкой.

Возвратимся въ магазинъ Ковентъ-Гарденскаго-театра. Г. Горджетъ, поставщикъ, или "properles-master", трудится съ лихорадочнымъ жаромъ. На головѣ у него надѣтъ, для просушки, вновь вызолоченный вѣнецъ; на столѣ лежитъ куча сырой глины, изъ которой онъ лѣпитъ проворными и гибкими пальцами страшную человѣческую маску, съ приплющеннымъ носомъ, огромнымъ ртомъ и морщинистыми щеками. Когда маска уже вылѣплена, помощникъ г. Горджета обводитъ алою краской носъ, чорною брови, а бѣлою зрачки. Между-тѣмъ, мистрисъ Горджетъ украшаетъ блестками каску, придѣлываетъ къ маскѣ парикъ изъ пеньки и лошадиныхъ волосъ, рыжихъ и чорныхъ. Другіе работники золотятъ чаши, приготовляютъ для Клоуна рыбу, сосиски, яйца и проч. Даже дѣти не остаются безъ дѣла: дѣвочка, съ рѣзвыми глазами, меньшая дочь г. Горджета, пестритъ съ важностью пломпуддингъ, между-тѣмъ какъ ея братъ, мальчикъ одиннадцати лѣтъ, сидя на табуретѣ, съ горшкомъ охры въ одной рукѣ и кистью въ другой, наводитъ богатый золотистый глянецъ на двѣнадцать паръ сапогъ съ отворотами. Сапоги эти заблестятъ вечеромъ на ногахъ рыцарей, которые начнутъ топтать мураву, потрясая надъ головами оловянные стаканы съ воображаемымъ рейнвейномъ.

Г. Горджету хватитъ работы еще на три недѣли; и ему придется рано вставать и поздно ложиться до перваго представленія Арлекина-людоѣда. За все это онъ получаетъ пятдесятъ шиллинговъ въ недѣлю.

Выйдемъ изъ магазина, бросивъ взглядъ въ темный уголъ, налѣво, куда сбираютъ негодную драматическую рухлядь; посмотримъ мимоходомъ театральный арсеналъ, гдѣ расположены каски, пики, сабли, латы... время идетъ, а надо еще намъ заглянуть въ мастерскую костюмера.

Г. Бастеръ шьетъ, подавая собою примѣръ баталіону швей. Тѣснота страшная, потому-что комната загромождена шкафами. Г. Бастеръ осмотрѣлъ костюмы, чтобы знать, какіе еще годятся и какіе должно подновить. Онъ осмотрѣлъ бархатныя мантіи, саржевыя платья, нагрудники, коленкоровыя тюники невольниковъ, воротнички и кружева во вкусѣ среднихъ вѣковъ; осмотрѣлъ, на свѣтъ, прошлогодній костюмъ Клоуна, и печально покачалъ головою, видя, что блестящее платье почти въ лохмотьяхъ отъ многочисленныхъ зацѣповъ. Первая мастерица нашиваетъ блестки на куртку арлекина, а другія чинятъ костюмы геніевъ, фей, демоновъ, сиренъ, наядъ, домовыхъ.... Г-жа Меццанина, которая будетъ играть Коломбину, приходитъ сказать, чтобъ какъ можно лучше сшили ей юпку и корсажъ.

Г. Таксъ носитъ въ карманахъ жилета винты и гайки; Горджесъ весь въ клею; руки его помощниковъ блестятъ золотою бумагою, а по лѣстницѣ г. Бруша шныряютъ съ тарелками слуги изъ ближайшей таверны: онъ завтракаетъ въ мастерской, чтобы непотерять минуты. Директоръ радуется, узнавъ, что уже начинаютъ разбирать ложи, а потомъ вдругъ озабочиваетъ его мысль о новыхъ расходахъ; машинистъ, живописецъ, плотникъ, всѣ, какъ нарочно, осаждаютъ его требованіями; одному надо гвоздей, другому сѣры, румянъ, клею и проч.

Не думайте, чтобы актеры оставались праздными; никто изъ нихъ не сидитъ, сложа руки, ни Клоунъ, ни арлекинъ, ни Панталонъ, ни Коломбина, ни феи, ни привидѣнья....

Работайте, работайте, работайте: ибо завтра канунъ Рождества Христова; работайте, гвозди, молотки, кисти, иголки и человѣческіе мускулы! У г. Бруша восемь дней нечищены сапоги.... восемь дней, какъ онъ забылъ, къ-чему служатъ простыни и одѣяла!... Нѣтъ покоя отъ трудовъ для г. Такса; нѣтъ семейнаго праздника для г. Горджета; нѣтъ пудинга для дѣтей машиниста; репетиторъ не щадитъ ни одного артиста: танцуйте, прыгайте, скачите, господа и госпожи! Въ фойе тѣснота: повсюду, между кулисами, вы задѣваете за декорацію; берегитесь, чтобы не упасть въ полуоткрытый люкъ....

Наконецъ представленіе назначено на сегодняшній вечеръ. Да, мой маленькій Билли, да, мой маленькій Тамми, да, моя маленькая Мери, мы взяли ложу, и повеземъ васъ въ театръ, потому-что вы были умники. Джонъ, лакей, пойдетъ съ служанкою въ партеръ, и они узнаютъ въ галереѣ торговку плодами, которыя также захотѣла полюбоваться съ мужемъ на Арлекина-людогъда.

Молотокъ умолкъ, иголка остановилась; г. Брушъ сдѣлалъ послѣдній штрихъ кистью; директоръ любуется на аффишу, которая громко возвѣщаетъ о чудесахъ спектакля. Шесть часовъ.

Клоунъ (синьоръ Броунавини) велѣлъ приготовить бутыль ячменной воды, его единственное питье между двумя опасными прыжками. Семь часовъ: все готово!

Тэмми, Билли, Мери и ихъ мама пріѣхали въ каретѣ. Уже лакей и горничная сидятъ въ партерѣ. Джое Баррикинъ помѣстился, вмѣстѣ съ г-жою Баррикинъ, въ галереѣ, и жалуется на жажду.-- "Музыка! музыка!""Начинайте! начинайте!" -- "Сядьте! сядьте!". Занавѣсь поднимается: играютъ Георга Барисвелля или Джонъ Шоръ; но публика едва слушаетъ драму: всѣ пришли для одной пантомимы. Тс! занавѣсь поднимается для

АРЛЕКИНА-ЛЮДОѢДА,
или
ВОЛШЕБНИЦЫ СЪ ОСТРОВА АБРАКАДАБРЫ.

Громъ рукоплесканій; продолжительные раскаты смѣха.. Какія великолѣпныя декораціи! сколько веселости! сколько неожиданностей! сколько остроумія! "Какъ вы поживаете завтра"! Станемъ апплодировать; это стоитъ рукоплесканій, и театръ будетъ набитъ биткомъ до половины февраля, чего отъ души желаю автору, директору и актерамъ королевскаго Ковентъ-Гарденскаго-театра....

"Сынъ Отечества", No 5, 1852