Моравская Мария Людвиговна - К. Д. Бальмонт. VI т. полного собрания сочинений. Фейные Сказки. Злые Чары. Книгоизд. "Скорпион" 1911. Любовь Белкина. Лесная лилия. Стихи. Книгоизд. "Икар"

НОВЫЯ КНИГИ

К. Д. Бальмонтъ. VI т. полнаго собранія сочиненій. Фейныя Сказки. Злыя Чары. Книгоизд. "Скорпіонъ" 1911.

Есть воля къ радости, аналогичная Шопенгауэровской "Волѣ къ жизни". Она можетъ слезы превращать въ росинки. По крайней мѣрѣ такъ хочется думать, читая "Фейныя сказки".

У Бальмонта вмѣсто міросозерцанія (въ интелектуалистическомъ смыслѣ) -- міроощущеніе,-- понятно, что онъ можетъ остро радоваться жизни. Внѣшней, переливчатости въ ней много -- въ глазахъ радуги запляшутъ если взглянуть на міръ по хорошему, по дѣтски чувственно. Бальмонтъ такъ и смотритъ. Понятно, что его "радость можетъ ждать на каждомъ поворотѣ".

Страшно много этихъ внезапныхъ встрѣчъ съ радостью въ "Фейныхъ Сказкахъ".-- Фея пускаетъ мыльные пузыри, Фея наряжается, и этому даже колокольчикъ голубой обрадовался. А если и въ Фейномъ царствѣ случаются нелады, ихъ побѣждаетъ эта воля къ радости, которой покоренъ Бальмонтъ, и Фея такъ рѣшаетъ споръ между жаворонкомъ и соловьемъ: "въ днѣ и ночи пусть вамъ будетъ два царя". И если иногда убѣгаетъ Майскій вѣтеръ, то черезъ минуту возвращается и говоритъ:

"Я ушелъ, по это въ шутку,

Я тебѣ цвѣтовъ принесъ".

Все примирить, все любить, убаюкать всѣ противорѣчья хочетъ Бальмонтъ, и эта дѣтская жажда свѣтлой цѣльности нѣжнѣе и свѣтлѣе всего въ "Фейныхъ сказкахъ". Тамъ онъ -- "сынъ Земли и Дня", ему одинаково милъ утренній подсолнечникъ и вечерній синій ленъ и онъ восторженно увѣренъ, что, счастье вѣчно здѣсь".

Навѣрно, онъ еще въ раннемъ дѣтствѣ рѣшилъ, что разъ жизнь многоцвѣтна, значитъ она -- добрая. Это значитъ что змѣя добрая, разъ у нея переливчатая шкурка; интересно такъ думать!

Бальмонтъ не всегда вѣритъ, что змѣя -- добрая. Онъ много разъ больно былъ ужаленъ. Въ "Злыхъ Чарахъ" онъ говоритъ объ этомъ, бурно жалуется. Какъ всѣ дѣти, онъ часто жалуется преувеличенно и потому неубѣдительно. Когда онъ заявляетъ:

"Тутъ нѣжная дѣва -- безчувственный пень" -- это грубо и смѣшно, а когда говоритъ о растеніяхъ, что

"...петли ихъ усиковъ -- страшный намекъ", то этому, я думаю, даже его маленькая Ниника съ свѣтлыми глазками не повѣритъ.

Но есть въ "Злыхъ Чарахъ" и сдержанныя, спокойныя, а потому волнующія слова о страшномъ и больномъ:

"Нѣтъ въ мірѣ власти -- мигъ вернуть недавній!'

"я -- письменъ безвѣстныхъ странный знакъ,

Вписанъ -- да, но для чего -- не знаю".

"Я знаю, что много озеръ серебристыхъ въ

горахъ и лѣсахъ первозданныхъ,

Но сколькіе умерли въ жаркой пустынѣ

безъ влаги, безъ капель желанныхъ".

Онъ говоритъ о злѣ дѣйствительномъ и о томъ, которое живетъ только въ народныхъ повѣрьяхъ, но не менѣе мучительно. О цѣпкихъ лихорадкахъ, о хищномъ подмѣнышѣ, который мучитъ материнское сердце, о жестокости зари, что ярко свѣтить даже надъ трясиной,-- онъ говоритъ о колдовствахъ и обманахъ жизни и произноситъ противъ нихъ заговоры полународнымъ, перекованнымъ на субъективный ладъ стихомъ.

Иногда онъ изступленно хочетъ власти -- отомстить, но не можетъ сродниться съ местью душа, которая молится:

"Боже, не дай мнѣ людей разлюбить до конца"...

Несмотря на всѣ проклятья, которыми клеймитъ жизнь многократно ужаленная душа поэта, онъ остается вѣренъ, волѣ къ радости". Недаромъ книжка его называется -- "Злыя Чары". Конечно, вся мучительность жизни для него лишь злыя чары, которыя разсѣются, какъ только будутъ произнесены всѣ добрыя заклятья. И въ концѣ книги, въ, синихъ Молніяхъ, есть слова о возрождающемъ "Праздникѣ сжиганья", "есть свѣтлое Синее Море", на немъ Синій островъ, на островѣ волшебный стрѣлокъ, который яркими стрѣлами убиваетъ все злое:

"Такъ сгиньте же, ковы, призоры,

Разсѣйтесь вы, причты и чары,

Я стрѣлы вамъ здѣсь заостряю,

Аминь, говорю я, аминь".

Ап. Абрамова. Царь Саулъ. Поэма въ 5-ти картинахъ. Книгоизд. "Просвѣщеніе". Гарри Нуруллъ. Ego. No 1.

Очень скучно говорить послѣ книги Бальмонта о поэмѣ г-жи Абрамовой. Томительно-ритмичной прозой она передаетъ неинтересную библейскую легенду о томъ, какъ сынъ царя Саула нарушилъ постъ, а самъ царь вышелъ въ походъ безъ благословенія пророка, и какія несчастья стряслись отъ этого надъ Израильскимъ народомъ. Больше всего въ пьесѣ резонерства. И хотя ея герои имитируютъ стихійную страстность: Іонафанъ: Довольно, Рицпа!... Иль зарычу, какъ дикій звѣрь, и буду грызть нѣмыя скалы!--

но прекрасно видно, что всѣ они аккуратно вырѣзаны изъ картона. Несмотря на такую легкость строительнаго матеріала, пьеса невыносимо-тяжеловѣсна.

Полную противоположность пьесѣ Абрамовой представляетъ "Ego",-- что-то въ родѣ универсальнаго старо-декадентскаго журнала. У составителя или составителей (Гарри Нуруллъ, кажется, просто чья то вычурная маска) страшно легкокрылая манера писать. На протяженіи 30 стр. вы встрѣтите тамъ "Эмоціональную драму", "Библіографію философіи культуры" -- гдѣ есть пара ходячихъ философскихъ мнѣній о цивилизаціи, и... не пугайтесь!-- "Пренія о роли женщины въ обществѣ и государствѣ".

Въ попыткахъ самостоятельно философствовать нѣтъ ни одной обоснованной мысли, разсужденія построены по избитому типу Уайльдовскихъ парадоксовъ, въ лирикѣ -- дурно переваренная Пшебышевщина. Въ общемъ, книжка обличаетъ головокружительную заносчивость и глубокую некультурность составителей. Издана она безвкусно.

Любовь Бѣлкина. Лѣсная лилія. Стихи. Книгоизд. "Икаръ".

Еще не перевелся архаичный типъ писателей съ благородными убѣжденіями, условно-поэтическимъ стилемъ и желаніемъ непремѣнно быть идейными. Къ нимъ принадлежитъ Л. Бѣлкина.

Она пишетъ о терновомъ мостѣ, который повисъ надъ океаномъ, о видѣніяхъ изъ солнечныхъ сферъ, о небѣ въ багровыхъ тучахъ,-- и подъ всѣмъ этимъ надо подразумѣвать просто тяжелыя соціальныя условія и борьбу съ ними. Большая часть ея стиховъ -- опоэтизированная передовица.

Но иногда этой идейной писательницѣ становится неловко за свою архаичность, она пытается окунуться въ эстетику и говоритъ о лунныхъ ночахъ и о томъ, что всѣ люди должны походить на Луврскую Венеру. Въ этихъ "эстетическихъ" стихахъ лубочныя краски и цѣлое наводненіе иностранныхъ словъ, давно внесенныхъ въ поэтическій index: аккордъ, палитра, арфа, этюдъ... Здѣсь банальность не прячется за щитъ благородныхъ идей, здѣсь стиль такой же поношенный, какъ содержаніе, и печатное издѣвательство, пожалуй, можетъ вывести читателя изъ гипноза, въ которомъ онъ читаетъ такіе стихи и декламируетъ ихъ на любительскихъ и благотворительно-литературныхъ вечерахъ. И я считаю нужнымъ лишній разъ подчеркнуть ихъ пошлость.

М. Моравская.

"Аполлонъ", No 9, 1911