Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович - Душа проснулась

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА
И КРИТИКО-БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА

ТОМЪ ДВѢНАДЦАТЫЙ

ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ. ПЕТРОГРАДЪ
1917

СВЯТОЧНЫЕ РАЗСКАЗЫ.

Душа проснулась.

Еще съ вечера честная братія маленькаго раскольничьяго скита, затерявшагося въ далекой и неприступной глуши Уральскихъ горъ, готовилась къ чуду, повторявшемуся изъ года въ годъ. Никто не зналъ объ этомъ чудѣ, кромѣ братьевъ-иноковъ, и они готовились къ нему цѣлонощной молитвой.

-- Братъ Касьянъ безпокоится,-- сказалъ первымъ келарь Пафнутій.-- Душа въ немъ начинаетъ просыпаться...

Скитъ назывался "На проталинкѣ", потому что стоялъ на угрѣвѣ горнаго откоса, гдѣ изъ горы выбивался холодный ключикъ, не замерзавшій зимой. Собственно говоря, это была небольшая, вросшая въ землю избушка, раздѣленная внутри на три упокоя: въ крайнемъ направо помѣщалась моленная, гдѣ днемъ и ночью шла упорная раскольничья служба, въ крайнемъ налѣво устроена была келарня, а въ среднемъ братія работала и почивала. Всѣхъ иноковъ было только пять человѣкъ, да и тѣ едва тянулись. Бѣдный былъ скитокъ, и мало кто изъ раскольничьихъ милостивцевъ и доброхотовъ зналъ его, чтобы послать инокамъ подаяніе. Случалось братіи и голодать, особенно лѣтомъ, когда въ скитъ нельзя было пройти ни конному ни пѣшему -- не пускали болота. Что успѣвали запасти съ зимы, тѣмъ и были сыты до осени. Трудно приходилось братіи, и давно бы она разбрелась въ разныя стороны, если бы не братъ Касьянъ.

Послѣднимъ пришелъ въ скитъ братъ Касьянъ, и съ нимъ пришла въ скитъ великая милость Господня, подкрѣпившая пустынножителей. Больше всѣхъ полюбился ему келарь Пафнутій, и Касьянъ проживалъ всю зиму въ келарнѣ. Онъ не выходилъ на общую молитву всю зиму, ни съ кѣмъ не говорилъ и молча сидѣлъ гдѣ-нибудь въ уголкѣ. Пищу принималъ рѣдко, и только изъ рукъ одного Пафнутія.

Итакъ, всѣ готовились къ чуду.

Стояла весенняя ночь, какая только бываетъ въ такой лѣсной глуши. Мохнатыя сѣрыя ели пустили уже свои зеленыя лапки, почки на березахъ и осинахъ разбухли, изъ-подъ быстро тающаго снѣга выглянули желтыми глазками анемоны, кое-гдѣ на проталинкахъ высыпала яркая зелень. Смѣшанный лѣсъ облегалъ кругомъ, скрывая подъ своей столѣтней сѣнью тихую обитель.

Но этотъ лѣсъ оживалъ только ночью, начиная съ вечерней зари, когда начинала играть всякая птичка. О, это было великое чудо... Вся тварь ликовала. Пролетала съ теплаго моря перелетная птичка и хлопотала больше всѣхъ. Въ скиту всю ночь шла служба, слышалось тихое иноческое пѣніе, и лѣсъ пѣлъ тысячью голосовъ, какъ живой.

А братъ Касьянъ лежалъ на своей лавочкѣ въ келарнѣ и слушалъ. Иногда онъ поднималъ голову и широко раскрытыми глазами смотрѣлъ въ окно.

-- Братъ Касьянъ, близится часъ великой милости...-- повторялъ келарь Пафнутій.-- Пролилась вода съ горъ, налетѣла всякая пташка изъ-за теплаго моря, пора и тебѣ воспрянуть!..

Братъ Касьянъ только вздрагивалъ и закрывалъ глаза. Исхудалъ онъ за зиму, въ чемъ душа держалась, и оставались живыми одни сѣрые глаза...

Близилось утро. На востокѣ по небу легли утреннія отбѣли. Гдѣ-то незримо наливался ликующій утренній свѣтъ, а тьма исчезала. Меркли желтые огоньки скитскихъ свѣчъ, кончалась иноческая служба, поднималось весеннее солнце.

-- Пора...-- сказалъ келарь Пафнутій.

Вышла братія изъ моленной и столпилась у выхода. Пафнутій ушелъ въ келарню и вышелъ оттуда вмѣстѣ съ братомъ Касьяномъ. Блѣденъ былъ Касьянъ и едва могъ держаться на ногахъ. Его подхватили подъ руки и повели по скитской тропѣ къ ключику, у котораго земля прогрѣлась и зеленѣла весенней травкой. Касьянѣ шелъ съ закрытыми глазами и открылъ ихъ только тогда, когда раздалось иноческое пѣніе. Онъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ кругомъ, какъ проснувшійся отъ тяжелаго сна человѣкъ. На щекѣ повисла слеза.

-- Братъ Касьянъ, слышишь ли?

-- Слышу... Былъ мертвъ и ожилъ.

Иноки плакали отъ умиленія, плакалъ и Касьянъ: къ нему вернулась жизнь. Онъ видѣлъ и слышалъ и могъ говорить и удивлялся. Неужели прошла цѣлая зима? Живая душа вернулась въ это изможденное тѣло, какъ перелетная птица въ старое гнѣздо. Братъ Касьянъ могъ теперь молиться и славить Бога.

Каждую весну повторялось это чудо, и все лѣто братъ Касьянъ оставался здоровымъ. Молился вмѣстѣ съ другими, пѣлъ и читалъ, работалъ; а съ первымъ снѣгомъ его душа засыпала на всю зиму. Что съ нимъ было въ это время -- онъ никому не разсказывалъ.

Да, чудо свершилось, и братія шла въ келью, оставивъ Касьяна одного, чтобы онъ на вольномъ воздухѣ могъ отойти. Не нужно было мѣшать...

Обыкновенно цѣлый день братъ Касьянъ проводилъ на молитвѣ. Такъ было и теперь.

Вечерѣло. Отъ лѣса потянулись длинныя тѣни. Воздухъ похолодѣлъ. Солнце быстро клонилось на закатъ, а Касьянъ все еще стоялъ на молитвѣ.

-- Нужно его позвать,-- сказали тюки келарю Пафнутію.

Келарь пошелъ на проталинку, а братъ Касьянъ лежитъ ничкомъ мертвый.

Душа проснулась въ послѣдній разъ, чтобы больше не засыпать...

-----

Скитъ развалился. Братія разошлась. Осталась у горнаго ключика только одна могилка брата Касьяна. Каждую весну къ ней идутъ со всѣхъ сторонъ благочестивые люди, чтобы вспомнитъ о томъ, что всѣ мы -- только короткіе гости да землѣ, что у всѣхъ спитъ душа, и что есть другая жизнь...

1893.