Эредиа Жозе-Мария - Четыре стиховторения

Французская поэзия в переводах русских поэтов 10-70-х годов XX века: Сборник

М.: ОАО Издательство "Радуга", 2005

José-Maria de Heredia

Soir de bataille

Le choc avait été très rude. Les tribunes

Et les centurions, ralliant les cohortes,

Humaient encor dans l'air où vibraient leurs voix fortes,

La chaleur du carnage et ses âcres parfums.

D'un œil morne, comptant leurs compagnons défunts,

Les soldats regardaient, comme des feuilles mortes,

Au loin, tourbillonner les archers de Phraortes;

Et la sueur coulait de leurs visages bruns.

C'est alors qu'apparut, tout hérissé de flèches,

Rouge du flux venneil de ses blessures fraîches,

Sous la pourpre flottante et l'airain rutilant,

Au fracas des buccins qui sonnaient leur fanfare,

Superbe, maîtrisant son cheval qui s'effare,

Sur le ciel enflammé, l'Imperator sanglant.

Les Trophées, 1893

Жозе-Мариа де Эредиа

Вечер после сражения

Упорным натиском окончена борьба.

Трибуны, рыская по спутанным когортам,

Дышали воздухом отравленным и спертым;

Их крики медные звучали, как труба.

Считая трупы тех, кого взяла судьба,

Подобные листам, порывом ветра стертым,

Крутились пращники, влекомые Фраортом;

Обильный пот стекал с их бронзового лба.

Тогда-то, копьями и стрелами изъеден,

При дружном громе труб, окровавлен и бледен,

Сияя пурпуром и медью лат литой,

Коня вспененного задерживая шпорой,

Сам император стал, гордясь победой скорой,

Весь окровавленный, на туче золотой.

  Перевод С. Соловьева

Aux montagnes divines

Geminus servus et pro suis conservis.

Glaciers bleus, pics de marbre et d'ardoise, granits,

Moraines dont le vent, du Néthou jusqu'à Bègle,

Arrache, brûle et tord le froment et le seigle,

Cols abrupts, lacs, forêts pleines d'ombre et de nidsl

Antres sourds, noirs vallons que les anciens bannis,

Plutôt que de ployer sous la servile règle,

Hantèrent avec l'ours, le loup, l'isard et l'aigle,

Précipices, torrents, gouffres, soyez bénis!

Ayant fui l'ergastule et le dur municipe,

L'esclave Geminus a dédié ce cippe

Aux Monts, gardiens sacrés de l'âpre liberté;

Et sur ces sommets clairs où le silence vibre,

Dans l'air inviolable, immense et pur, jeté,

Je crois entendre encor le cri d'un homme libre!

Les Trophées, 1893

Божественным горам

Граниты, мраморы, верховных льдов алмаз,

Морены дикого Нету, чей ветр безмерный

Палит и мнет поля пшеницы и люцерны,

Леса, звенящие от птиц в полдневный час,

Долины черные, где беглецы не раз

Скрывались, предпочтя неволе мрак пещерный -

Жилище ястреба, медведя или серны, -

Потоки, пропасти, благословляю вас!

От тяжести цепей избавив дух и тело.

Раб Геминус алтарь рукою неумелой

Горам, хранителям свободы, здесь воздвиг;

И в тишине вершин, молчавших век за веком,

Я до сих пор еще как будто слышу крик,

В просторы брошенный свободным человеком.

&nbsp; Перевод А. Оношкович-Яцыны

1922

Sur le Pont-Vieux

Le vaillant Maître Orfèvre, à l'œuvre dès matines.

Faisait, de ses pinceaux d'où s'égouttait l'émail,

Sur la paix niellée ou sur l'or du fermail

Epanouir la fleur des devises latines.

Sur le Pont, au son clair des cloches argentines,

La cape coudoyait le froc et le camail;

Et le soleil montant en un ciel de vitrail

Mettait un nimbe au front des belles Florentines.

Et, prompts au rêve ardent qui les savait .charmer,

Les apprentis, pensifs, oubliaient de fermer

Les mains des fiancés au chaton de la bague;

Tandis que d'un burin trempé comme un stylet,

Le jeune Cellini, sans rien voir, ciselait

Le combat des Titans au pommeau d'une dague.

Les Trophées, 1893

На Понте-Веккио

Хозяин, встав с утра, пока не ожил рынок,

Трудился, и эмаль с кистей его текла,

И старая латынь причудливо цвела

На тонком золоте финифтяных пластинок.

А над мостом, где шли священник, рыцарь, инок,

Звенели серебром с церквей колокола,

И солнце сквозь лазурь небесного стекла

Венчало нимбом лоб прекрасных флорентинок.

Послушны прелести мелькнувшего лица,

Ученики, забыв сомкнуть гнездо кольца,

Мечтая, медлили оправой адамантов;

В то время как резцом, острее, чем клинок,

Челлини молодой, угрюм и одинок,

На яблоке меча чеканил бой Гигантов.

Студия М. Лозинского

1921

La Mort de l'aigle

Quand l'aigle a dépassé les neiges étemelles,

A sa vaste envergurè il veut chercher plus d'air

Et le soleil plus proche en un azur plus clair

Pour échauffer l'éclat de ses mornes prunelles.

Il s'enlève. Il aspire un torrent d'étincelles.

Toujours plus haut, enflant son vol tranquille et fier,

Il monte vers l'orage où l'attire l'éclair;

Mais la foudre d'un coup a rompu ses deux ailes.

Avec un cri sinistre, il tournoie, emporté

Par la trombe, et, crispé, buvant d'un trait sublime

La flamme éparse, il plonge au fulgurant abîme.

Heureux qui pour la Gloire ou pour la Liberté,

Dans l'orgueil de la force et l'ivresse du rêve,

Meurt ainsi d'une mort éblouissante et brève!

Les Trophées, 1893

Смерть орла

Орел, перелетев за снеговые кручи,

Уносится туда, где шире небосвод,

Где солнце горячей средь голубых высот,

Чтоб в мертвенных зрачках зажегся блеск колючий.

Он подымается. Он пьет огонь летучий.

Все выше мчит его торжественный полет,

Навстречу полымям, куда гроза влечет;

Но молния, разя, ударила сквозь тучи.

И, бурей уносим, разлитый пламень он

Глотает, кружится, и крик его смертелен.

Он в корчах падает в бездонный мрак расселин.

Блажен, кто, вольностью иль славой увлечен,

В избытке гордых сил пьянея вдохновенно,

Так ослепительно умрет и так мгновенно!

Перевод А. Оношкович-Яцыны

1922