Есипов Григорий Васильевич - Самосожигатели

САМОСОЖИГАТЕЛИ

Самосожигательство -- явленіе, исключительно принадлежащее исторіи русскаго старообрядчества. Время, въ которое оно проявилось впервые, съ точностью опредѣлить трудно; можно только сказать, что не ранѣе преслѣдованій, возникшихъ при патріархѣ Никонѣ, и не позже 1675 года. Въ сочиненіи Аввакума на крестообразную ересь, писанную имъ во время заключенія его въ пустоозерскомъ острогѣ, встрѣчается указаніе на самосожиганіе, какъ на фактъ уже совершившійся; вотъ слова Аввакума: "суть уразумѣвша лесть отступленія, да не погибнуть злѣ духомъ своимъ, собирающеся во дворы съ женами и дѣтками и сожигахуся огнемъ своею волею. Блаженъ изволъ сей о Господѣ", прибавляетъ фанатикъ. (Описаніе нѣкоторыхъ раскольническихъ сочиненій, написанныхъ русскими раскольниками въ пользу раскола. Ч. 2-я, стр. 5). Аввакумъ проповѣдывалъ, ободрялъ самосожигапіе, убѣждалъ не бояться смерти {Боисься пещи той? Дерзай, плюнь на нее -- писалъ Аввакумъ -- небось! До пещи страхъ-отъ, а егда въ нея вошелъ, тогда и забылъ вся. Егда же загорится -- а ты и видишь Христа и ангельскія силы къ нимъ. Емлютъ души тѣ отъ тѣлесъ да и приносятъ ко Христу -- а онъ надежа и благословляетъ и силу ей подаетъ божественную. Не уже къ тому бываетъ тяжка но яко восперенна; туды же со ангелы летаетъ -- ровно яко птичка попорхиваетъ -- рада изъ темницы своей вылетѣла... Темница горитъ въ пещи -- а душа, яко бисеръ и яко злато чисто взимается со ангелы выспрь во славу Богу и отцу... (Тамъ же, стр. 33).}.

Нѣтъ сомнѣнія, что ученіе Аввакума, значительно распространенное между народомъ, особенно на сѣверѣ Россіи, въ первую эпоху борьбы старовѣрчества противу никоновыхъ нововведеній, имѣло большое вліяніе на послѣдующіе факты самосожиганія; но было ли самосожиганіе догматомъ -- это вопросъ, подлежащій строгому критическому изслѣдованію. По нашему взгляду, догматъ всякой исключительной секты имѣетъ собственную самостоятельную жизнь и силу, внѣ всякихъ внѣшнихъ обстоятельствъ, а самосожигательство едва-ли имѣетъ это значеніе. Самосожигательство -- крайній исходъ борьбы за дѣйствительно усвоенные догматы, форма самоубійства, принятая во I имя догматовъ для окончательнаго избѣжанія отъ преслѣдованія, отъ истязаній, которымъ подвергались старовѣры, попадавшіеся въ руки правительства. Еслибъ это былъ догматъ, то онъ проявлялся бы самъ собою, между тѣмъ, какъ всѣ извѣстные до сихъ поръ случаи обнаруживаютъ положительно, что старовѣры сожигались только тогда, когда приходили брать ихъ силою, и всегда въ глазахъ пришедшей воинской команды.

Большею частью, всѣ доселѣ извѣстные случаи самосожигательства были въ губерніяхъ: архангельской, олонецкой и въ Сибири, и притомъ исключительно въ сектѣ безпоповщины. Какая быта тому причина -- въ настоящее время, при скудости матеріаловъ со всею ихъ подробностью, еще трудно разрѣшить. Теперь мы должны ограничиваться изложеніемъ только фактовъ, которые дѣлаются постепенно извѣстными; придетъ время, когда исторія разъяснитъ подробно и положительно всѣ оттѣнки этого явленія, исключительно принадлежащаго намъ, русскимъ, потому что до сихъ поръ въ другихъ странахъ не встрѣчаются подобнаго рода самоубійства изъ религіозныхъ стремленій.

Въ концѣ XVII столѣтія случаевъ самосожигательства извѣстно много.

Игнатій, митрополитъ тобольскій и сибирскій, въ своихъ посланіяхъ ("Православный Собесѣдникъ" 1855 г.) сохранилъ для исторіи нѣсколько фактовъ. Въ первомъ посланіи упоминается, что лжечернецъ Іосифъ Армянинъ и венгерскій лжечернецъ Аврамъ Жидовинъ учили сожигать самихъ себя, называя это новымъ крещеніемъ въ огнѣ. Къ сожалѣнію, не разсказано подробно, при какихъ обстоятельствахъ приводимо было въ исполненіе это ученіе. Въ третьемъ посланіи два случая разсказаны подробнѣе и въ нихъ является то, о чемъ мы выше говорили -- насиліе.

Первый случай: отступникъ Дометіанъ (близъ Тюменя въ Сибири), собравъ около себя учениковъ, писалъ къ одному своему сотоварищу по расколу, Иванищу: "собрались ко мнѣ въ пустыню добродѣтельные мужи и жены и дѣти и отрочата, и просятъ всѣ втораго, неоскверняемаго огнемъ крещенія; что повелишь творити?" Иванище отвѣчаетъ ему: "заварилъ еси кашу, такъ ю и яси"; другими словами: "заварилъ кашу, самъ и кушай!" Въ этомъ отвѣтѣ проглядываетъ то, что не заварилъ ли кашу Дометіанъ съ мѣстнымъ начальствомъ за пристанодержательство бѣглыхъ и за ученье расколу, потому что разсказъ кончается тѣмъ, что когда пришли въ жилище къ Дометіану благочестивые воины -- такъ сказано въ посланіи -- то раскольники и сожглись.

Другой случай: въ томскомъ уѣздѣ, ученикъ Дометіана, какой-то Васька Шапошниковъ, поселился въ лѣсу и собралъ къ себѣ раскольниковъ. Томскій воевода узналъ объ этомъ и обратился къ архіерею съ вопросомъ: что дѣлать? Отвѣтъ былъ: послать изъ Томска священниковъ увѣщевать раскольниковъ. Воевода послалъ священниковъ и нѣсколько войска. Когда они подошли къ избѣ, гдѣ заперлись раскольники, Васька кричалъ имъ: "отойдите прочь, загорится изба и начнетъ селитра и порохъ рватися, тогда васъ всѣхъ бревнами перебьетъ". Войско отошло на дистанцію, а раскольники сожглись. ("Православный Собесѣдникъ" 1855 г.).

Случаи, разсказанные въ раскольническихъ рукописяхъ и относящіеся до конца XVII столѣтія и начала XVIII, также подтверждаютъ, что самосожигательство было всегда вслѣдствіе поисковъ правительства для захвата раскольниковъ.

Одинъ изъ самыхъ любопытныхъ случаевъ XVII столѣтія, имѣющій и значеніе историческое, это -- самосожженія въ палеостровскомъ монастырѣ. Разсказъ объ немъ въ рукописномъ сочиненіи Выгорѣцкаго пустынножителя, Ивана Филиппова, замѣчателенъ любопытными подробностями; мы его передадимъ въ особой статьѣ, а теперь разскажемъ читателямъ нѣсколько фактовъ Самосожженія изъ подлинныхъ слѣдственныхъ дѣлъ, сохранившихся въ архивныхъ хранилищахъ.

I.
1726.

Въ народѣ ходили слухи, что въ важецкомъ уѣздѣ, озерецкой волости, бдизъ шенкурскаго уѣзда, въ 10 верстахъ отъ д. Гаврилихи, съ 1724 года, въ лѣсахъ живетъ старецъ Исакій Каргополецъ, учитъ старой вѣрѣ и исповѣдываетъ и креститъ. Нѣсколько семействъ изъ окрестныхъ селеній, преданныя старой вѣрѣ, преслѣдуемыя нищетою, не замедлили бѣжать къ Исакію и составили около него дружный кружокъ.

Исакій Каргополецъ, устроивъ на живую руку свою пустынь, пошелъ бродить по деревнямъ и селамъ собирать къ себѣ еще новыхъ приверженцевъ.

Въ деревнѣ Гаврилихѣ жилъ богатый мужикъ, Василій Нечаевъ; отъ дѣла и отца получилъ онъ ученіе о старой вѣрѣ, зналъ грамоту, имѣлъ много старопечатныхъ церковныхъ книгъ, и хотя не былъ посвященъ во всѣ тонкости и догматы распространившейся въ ихъ окрестностяхъ секты безпоповщины, но былъ въ душѣ ревностный противникъ новинъ никоніановскихъ. Богатство Василія давало ему средства помогать бѣднымъ, и всѣ жители Гаврилихи уважали его. Исакій Каргополецъ прослышалъ о Васильѣ, познакомился съ нимъ и не замедлилъ предложить ему принять на себя покровительство новорожденнаго старовѣрческаго скита; вмѣстѣ съ этимъ Исакій польстилъ самолюбію Василья, предоставивъ ему совершать утреня, часы и вечерни въ устроенной имъ часовнѣ, а себѣ Исакій оставилъ только одну привилегію: кадить ладономъ.

Привязанность къ скиту перешла отъ отца къ старшему его сыну. Максимъ Васильевъ Нечаевъ сдѣлался также ревностнымъ покровителемъ старовѣровъ, поселившихся подъ начальствомъ Исакія, и снабжалъ скитъ хлѣбомъ и пищею, покупая все на свои деньги. Бѣдные крестьяне-раскольники сходились въ скитъ съ женами и дѣтьми, и въ 1726 году въ пустынѣ уже набралось всякаго полу и возрастовъ душъ 80.

Часовня, устроенная Васильемъ Нечаевымъ, была довольно обширна; въ ней могли свободно молиться всѣ скитники. Нѣсколько образовъ: Всемилостиваго Спаса, Пресвятыя Богородицы, Николая Чудотворца, писанные красками на деревѣ, въ серебряныхъ и позолоченныхъ окладахъ, украшали часовню. Церковно-служебныя книга Максимъ Нечаевъ досталъ Архангельскѣ, гдѣ въ это время торговля старопечатными книгами была довольно значительна и выгодна. Старовѣры жили въ особыхъ кельяхъ. Прозваніе пустыни было Никольское.

Исакій Каргополецъ и Максимъ Нечаевъ привлекали въ свой скитъ обнищавшихъ сельскихъ жителей разными способами.

Жилъ въ деревнѣ Гаврилихѣ мужикъ Данило Савинскій, перебивался какъ могъ хлѣбопашествомъ и постоянно бѣднѣлъ; Максимъ съ Исакіемъ начали навѣщать его почасту и одолжали его то деньгами, то хлѣбомъ; при этихъ посѣщеніяхъ учили крестное знаменіе слагать: первый перстъ съ двумя послѣдниками и такъ креститься. Потомъ пошло дѣло и не объ одномъ крестномъ знаменіи.

"Не слѣдуетъ -- говорили они Савинскому -- въ церковь ходить молиться и къ отцу духовному на исповѣдь и первые три персты сигати. Тремя первыми персты креститься грѣхъ -- то сложеніе щелкуну на церквахъ нынѣ крести повые, а не старые, и въ церквахъ служатъ и поютъ но новому. Пойдемъ къ намъ въ пустыню молиться."

Немного времени нужно было Максиму и Исакію, чтобъ соблазнить къ пустынной жизни Савинскаго; ѣсть нечего съ женою и дѣтьми, а въ пустынѣ кормятъ и поятъ даромъ. Савннскій согласился идти въ пустыню съ женою и дѣтьми, да еще приговорилъ и другихъ, такихъ же бѣдняковъ, какъ и онъ -- человѣкъ шесть, и отправились.

Пришли въ пустынь. Здѣсь установленъ былъ особенный порядокъ пріема.

Савинскаго съ товарищами ввели въ часовню; на передней лавкѣ подъ образомъ сидѣли рядомъ Максимъ съ Исакіемъ.

-- Поклонитесь намъ въ землю, говорилъ имъ Исакій: -- и творите за мною: "Благословите братія святая въ пустыню намъ винти".

-- Благословите братія святая въ пустыню намъ внити, повторили новопришлецы и поклонились въ землю наставникамъ.

-- Богъ васъ благословитъ, отвѣчали наставники.

Новопришельцамъ отводили кельи, и такимъ образомъ они поступали въ число пустынножителей, ходили съ прочими въ часовню къ вечернѣ, заутренѣ и къ часамъ, гдѣ читали Максимъ Васильевъ и Исакій Каргополецъ. Пищу, какъ и всѣ прочіе пустынножители, получали отъ Максима.

19-го іюня 1726 г. Максимъ ѣхалъ изъ деревни своей съ женою и дѣтьми въ свою пустынь молиться: онъ непостоянно жилъ въ скиту и часто разъѣзжалъ по торговымъ дѣламъ своимъ; въ деревенскомъ домѣ жилъ у него бѣдный работникъ, Тимоѳей Огудинъ, крестьянинъ вологодскаго уѣзда, ходившій по паспорту отъ бѣдности.

-- Поѣдемъ съ нами молиться и жить въ пустынѣ, сказалъ Максимъ Тимоѳею.

-- Мнѣ съ тобой ѣхать въ пустыню не съ чѣмъ: хлѣба и соли и пищи взять будетъ негдѣ,-отвѣчалъ Тимоѳей.

-- Поѣзжай съ нами, а о хлѣбѣ не тужи: сыты будете.

И Тимоѳей съ женою и съ сыномъ переселился въ пустыню и сталъ двухперстнымъ сложеніемъ креститься и молитву творить: "Господи Ісусе Христе, сыне божій, помилуй насъ". А прежде крестился тремя перстами и на исповѣдь къ священнику отцу духовному хаживалъ.

У Максима жила лѣтъ съ десять племянница Анна Герасимова съ мужемъ своимъ -- выходцы изъ деревни Митинской, кокшенской четверти, шибенской волости. Онъ пріютилъ ихъ по бѣдности. Овдовѣла племянница, Максимъ и ее пригласилъ молиться въ скитъ о ея горѣ по старой вѣрѣ.

Такъ собралъ въ Никольскую пустыню бѣдныхъ и неимущихъ Максимъ Нечаевъ. Они благодарили Бога, молились за него, а онъ съ радостью поилъ ихъ и кормилъ. Максимъ былъ богатъ: у него были и рыбныя ловли, и большая запашка по найму; торговалъ онъ и въ Архангельскѣ, и въ Новгородѣ; расходы на содержаніе скита не составляли для него счета.

Недолго наслаждались Никольская пустынь спокойствіемъ; недолго пришлось радоваться Максиму своими благодѣяніями для бѣдныхъ, поселившихся въ его скитѣ.

Народная молва о Максимѣ и Исакіѣ, о Никольской пустынѣ разнеслась по деревнямъ и погостамъ и дошла до шенкурскаго воеводы, ген. майора Михаила Ивановича Чернявскаго. Строго преслѣдовались тогда раскольническіе скиты, и Чернявскій, какъ только прослышалъ, на другой же день отправился съ солдатами громить пустыню. Въ деревнѣ Гаврилихѣ собралъ понятыхъ, забралъ съ собою побольше народу и отправился въ лѣсъ. Но дороги въ скитъ, какъ увѣряли крестьяне, они не знали. Чернявскій пошелъ наудачу; отойдя версты четыре отъ деревни, солдаты поймали въ лѣсу нищаго, связали его и привели передъ воеводу.

-- Откуда идешь? спросилъ Чернявскій.

-- Изъ пустыни Никольской; жилъ двѣ недѣли, да иду домой, въ озерецкую волость.

Встрѣча нищаго изъ Никольской пустыни была очень кстати и Чернявскій велѣлъ нищему указывать солдатамъ дорогу въ пустынь. Нищій этотъ былъ крестьянинъ Савннскій, о которомъ мы разсказали. Онъ оставилъ жену и дѣтей въ Никольскомъ и со страхомъ велъ теперь туда воеводу съ воинскою командою.

Не доходя съ полверсты до пустыни, воевода спросилъ Савинскаго:

-- Много ли въ пустынѣ людей и ружья? Не будутъ ли со мной драться?

-- Въ пустынѣ людей мужеска полу большихъ и малыхъ тридцать, женска полу сорокъ-пять человѣкъ, а ружья двѣ винтовки и третья изломана.

Это извѣстіе, вѣроятно, несовершенно еще успокоило воеводу, потому что онъ спросилъ: "а пороху?"

-- Пороху только полфунта, и драться они съ тобою не будутъ, отвѣчалъ Савинскій.

Воевода пріостановилъ команду, велѣлъ дать солдатамъ по чаркѣ вина и послалъ съ однимъ крестьяниномъ письмо къ Максиму. Что было въ этомъ письмѣ -- неизвѣстно (копіи въ дѣлѣ нѣтъ). Максимъ принялъ письмо въ келейное окошко, прочиталъ про себя потихоньку, а не вслухъ, и отдалъ назадъ посланному отъ воеводы крестьянину, не говоря ни слова.

-- ѣдетъ къ вамъ изъ Шенкурска, говорилъ крестьянинъ Максиму: -- управитель, г. майоръ Чернявскій, да съ нимъ солдатъ тридцать, да крестьянъ триста человѣкъ.

Максимъ не отвѣчалъ крестьянину ни слова, а обратился къ раскольникамъ, велѣлъ имъ идти въ часовню и сталъ совѣтоваться съ Исакіемъ Каргопольцемъ въ кельѣ.

Крестьянина воеводскаго, ожидавшаго отвѣта подъ окномъ, они отпустили, возвративъ ему письмо воеводы...

Максимъ и Исакій пришли въ часовню.

-- Ѣдетъ господинъ майоръ Чернявскій съ солдатами и крестьянами для взятья насъ, говорилъ Максимъ собравшимся.-- Онъ ѣдетъ громить пустынь за старую вѣру, а мы за сложенье креста двумя перстами ст. первымъ и за молитву Ісусову зажжемся, и намъ на томъ свѣтѣ не будетъ муки и будетъ намъ царство небесное. Засвѣтите свѣчи у образовъ.

Сказавши это, Максимъ вышелъ изъ часовни въ нижнюю келью, а сына поставилъ у дверей часовни, чтобъ никого не выпускать. Въ нижней кельѣ навалено было соломы, бересты и смолы. Максимъ зажегъ и воротился въ часовню; войдя въ часовню, дверь заперъ задвижнымъ замкомъ и ключъ выбросилъ въ заднее окошко.

Старовѣры молились Богу. Максимъ и Исакій приступили къ страшному обряду. Всѣ стояли безмолвно, рядами на колѣняхъ, въ бѣлыхъ рубашкахъ. Максимъ съ Исакіемъ прошли мел;ду ними и наложили на каждаго, не обойдя ни одного человѣка, бумалшые вѣнцы, на которыхъ написанъ былъ красными чернилами осьмиконечный крестъ, и говорили:

-- Мы за старую вѣру въ часовнѣ сгоримъ всѣ, и въ сихъ вѣнцахъ станемъ всѣ предъ Христа.

-- Сгоримъ всѣ до единаго человѣка, отвѣчали несчастные фанатики.

Въ это время воевода съ войскомъ и крестьянами былъ отъ часовни въ нѣсколькихъ саженяхъ, подъ засѣкомъ и закричалъ:

-- Максимъ, сдайся!

Максимъ высунулся въ окно.

-- Господинъ майоръ, Михайло Иванычъ, на насъ не наступай, я не сдамся и живъ въ руки не дамся, а хочешь -- отступи, а коли надобно, я выдамъ тебѣ, буде изволишь, книги, по которымъ читаемъ и поемъ.

Майоръ кричалъ одно: "сдайся!"

Въ отвѣтъ изъ часовни послышалось церковное пѣнье, прерываемое неистовыми воплями.

На крыльцѣ часовни явились четыре раскольника: Огудинъ, Аѳанасій Васильевъ, Андреи Спиридоновъ и Ѳедосій Аввакумовъ; у двоихъ были винтовки; они выстрѣлили въ команду воеводы пыжами да страху.

Тогда воевода закричалъ солдатамъ и крестьянамъ приступить къ пустынѣ и палить. Раздались выстрѣлы и уже не пыжами.

Одинъ изъ раскольниковъ, Андрей Спиридоновъ, былъ убитъ.

Въ это время показался дымъ изъ часовни. Солдаты и крестьяне, по приказанію воеводы, кинулись въ ворота, разломали ихъ, стащили раскольниковъ съ крыльца, но въ дверь взойти не было возможности, успѣли только вытащить изъ окна старуху (Анну Герасимову). Одинъ раскольникъ самъ выскочилъ изъ окна. Трое были схвачены на крыльцѣ. Прочіе всѣ сгорѣли или задохлись.

Это дѣло обратило вниманіе духовнаго начальства, которое сообщило сенату, чтобъ шенкурскому воеводѣ и другимъ свѣтскимъ командирамъ такіе непорядочные поступки воспретить, ибо по всему видно (замѣчало духовное начальство), "что оные раскольники предали себя сожженію, видя отъ него, майора Чернявскаго, страхъ."

II.
1733.

Іюня 25 дня 1733 года, въ канцелярію каргопольскаго воеводы, крестьянинъ каргопольскаго уѣзда, мошенскаго стану, деревни Погостица, Ѳедоръ Никитинъ Силинъ, привелъ съ собою связанную по рукамъ и ногамъ женщину: это была жена его, Маланья Сергѣева. Два года и пять мѣсяцевъ пропадала она отъ мужа, скиталась по различнымъ скитамъ, и наконецъ возвратилась сама собою къ мужу изъ бѣговъ. Не говоря дурнаго слова, мужъ связалъ ее и привелъ къ воеводѣ.

Маланью потребовали къ судейскому столу и велѣли сказывать, гдѣ она была въ бѣгахъ?

"Въ прошломъ 1730 году -- отвѣчала Маланья -- въ зимнее время, а мѣсяца и числа сказать не упомню, сошла она отъ мужа своего, мошенскаго стану, за канакшинскую волость, за выставку Мехренешку въ лѣсъ, такимъ-образомъ: была она въ гостяхъ въ деревнѣ Климушинѣ, у матери своей, Авдотьи Варламовой дочери, и тутъ случился быть деревни Мехренешки Иванъ Васильевъ сынъ Козловъ, который подговорилъ ее идти жить въ лѣсъ, и по тому подговору свелъ ее въ поромское жительство изъ чаженскаго толку, и крестилъ ее старецъ, котораго жители называли иваномъ, а чей сынъ и имени его не знаетъ, и нарекъ ей имя Авдотья, которымъ она и называлась.

"И оный старецъ ей въ церковь и къ попу для церковныхъ потребъ ходить не велѣлъ, для того, что-де въ церкви старыхъ образовъ мало, всѣ новые, и окрестясь была она тутъ двое сутки, а оттоль помянутый Иванъ Козловъ свелъ ее въ лѣсъ за Мехренешку, гдѣ жила и работала у него Козлова черную работу!"

Показаніе было снято; привели на справку законы о преслѣдованіи раскольниковъ, а потомъ избрали благонадежнаго подканцеляриста Петра Топпна, капрала Ивана Лопатина съ солдатами, и всѣхъ отправили отыскивать раскольниковъ.

Поромское раскольническое жительство получило начало около 1780 года. Оно находилось неподалеку отъ нынѣшней заднедупровской волости, каргопольскаго уѣзда, олонецкой губерніи. Наставники въ немъ сперва были: каргопольскаго уѣзда, дворцовой плеской волости крестьяне: Иванъ Александровъ, Авдей Степановъ, архангельской волости Маркъ Ивановъ, а послѣ ихъ смерти -- раскольникъ, старецъ Василій Ивановъ. Онъ жилъ въ особенной кельѣ въ лѣсу, былъ монахъ и старъ, умѣлъ грамотѣ, приходилъ временемъ въ часовню и говорилъ часы. Наставники пустыни не имѣли никакой особой власти, и жители поромскіе жили каждый собою, принадлежали къ сектѣ безпоповщинской. Церкви у нихъ не было и никакого священнодѣйствія. Они сходились въ часовню, пѣли часы, вечерни и утрени по старопечатнымъ книгамъ, крестились двухперстнымъ сложеніемъ. Въ случаѣ смерти, умирающій исповѣдывался у наставника, а если его не случалось тутъ, то исповѣдывалъ присутствующій сотоварищъ-раскольникъ; хоронили безъ отпѣванья и безъ причащенія св. тайнъ. Скитники были большею частью бѣглые крестьяне олонецкой губерніи, дворцовыхъ и монастырскихъ вотчинъ; случались и помѣщичьи. Всѣхъ принадлежавшихъ къ поромскому жительству было до 200 человѣкъ, но въ подушный окладъ было записано только 33 человѣка. Съ каждой души платилось по 1 руб. 50 коп.; деньги эти употреблялись въ число суммъ, назначенныхъ на содержаніе кексгольмскаго гарнизона, стоявшаго въ Каргополѣ, и вносились прямо раскольниками въ гарнизонный штабъ. Женщины (вдовы и дѣти) жили особо отъ мужчинъ, въ своихъ кельяхъ. Молиться приходили въ часовню, но становились особо за перегородкою, нарочно для того поставленною. Исповѣдывались у тѣхъ же наставниковъ, а въ случаѣ ихъ отсутствія, у родныхъ раскольниковъ. Вступающихъ въ ихъ сословіе перекрещивали по обряду, принятому въ Выгорѣцкомъ общежительствѣ.

Въ первое время устройства поромскаго жительства, раскольники жили вмѣстѣ съ женами, и новорожденныхъ дѣтей относили крестить въ погостъ Дубровно къ православнымъ священникамъ. Наставшій не принимали на себя крещеніе малолѣтнихъ.

Въ народѣ поромскій скитъ былъ подъ именемъ чаженскаго толку, но особаго чаженскаго толку или секты не существовало.

Раскольники чаженскаго толку были послѣдователи безпоповщинскаго толка, ученики Андрея и Семена Денисовыхъ. Въ 1710 году Выгорѣцкое общежительство взяло съ торговъ въ оброкъ большую пашенную дачу на рѣкѣ Чажепкѣ, каргопольскаго уѣзда; мѣра этой дачи была опредѣлена самымъ простымъ и удобнымъ образомъ: 16 верстъ въ длину, 16 въ ширину, 16 во всѣ четыре стороны. Сюда отрядили выговцы нѣсколько семействъ и наставника, и извлекая огромныя выгоды отъ запашекъ, они вмѣстѣ съ тѣмъ распространяли свое ученіе. Отсюда названіе чаженскаго толку. Первые наставники поромскаго скита были выговцы. Но возвратимся къ нашему дѣлу.

Благонадежный подканцеляристъ Петръ Тонинъ, съ капраломъ и двумя солдатами, не очень спѣшно добрались до раскольниковъ. Они поѣздили но окрестнымъ деревнямъ, погостили, покутили, набрали 5 человѣкъ понятыхъ, и только 11 сентября эта вооруженная коммиссія явилась въ поромское раскольничье жилище.

Раскольники успѣли узнать отъ сосѣднихъ жителей объ угрожающей имъ опасности. Начальники поромскаго скита ударили въ колокола часовни, и жители келій и скитовъ съ женами и дѣтьми собрались къ часовнѣ.

-- ѣдутъ за нами изъ Каргополя посланные, объявляли начальники:-- а зачѣмъ, того не вѣдаемъ; и ежели для того, чтобъ брать, то какъ наши прежніе товарищи, по ихъ обычаю, сгоримъ, православные христіане. Насъ будутъ мучить и бить за то, что крестимся двухверстнымъ сложеніемъ. Не отдадимся братіе -- сгоримъ за правовѣріе.

Закипѣла работа: начали сносить въ часовню и около нея солому, смолье, бересту; къ дверямъ приставили щитъ. Работы было много; часовня была большая, въ длину девяти, въ ширину шести саженъ (изъ показаній раскольниковъ). Вооруженная слѣдственная коммиссія застала поромскихъ жителей готовыхъ на страдальческій отпоръ.

Старецъ, учитель Василій, читалъ молитвы и проповѣдивалъ въ часовнѣ. Снаружи же на дворѣ толпа встрѣтила поднятаго, капрала и солдатъ.

Поднятій торжественно развернулъ передъ ними бумагу и прочелъ указъ изъ каргопольской воеводской канцеляріи, указъ ея императорскаго величества, чтобъ всѣхъ ихъ взять и съ женами и съ дѣтьми, и отвезти въ канцелярію, а особенно старца, который перекрещиваетъ.

Подканцеляристъ читалъ, а между тѣмъ около него кружокъ раскольниковъ увеличивался все болѣе-и-болѣе, на часовнѣ ударили въ колокола и народу сбѣжалось человѣкъ полтораста.

Подканцеляристъ окончилъ чтеніе.

-- Гдѣ вашъ старецъ? гдѣ незаписанные, потаенные раскольники? спросилъ громко подканцеляристъ.

-- Старецъ въ часовнѣ, онъ дряхлъ и идти не можетъ и не отдадимъ.

Толпа зашевелилась и изъ нея раздались крики:

-- Не слушаемъ указу ея императорскаго величества. Старцаучителя и духовнаго отца своего не выдадимъ, и сами въ Каргополь не пойдемъ.

Подканцеляристъ съ капраломъ и товарищами двинулся къ часовнѣ. Это движеніе было неосторожно. Въ часовнѣ укрывался старецъ-учитель, а раскольники, какъ мы сказали уже, приготовились сгорѣть въ часовнѣ; она была наполнена соломою, смольемъ и берестою, разсыпанъ былъ дорожками порохъ и къ дверямъ приставленъ щитъ. Толпа раскольниковъ загородила дорогу подканцеляристу къ часовнѣ.

-- Не ходи, мы всѣ безъ остатку сгоримъ въ часовнѣ, тамъ все готово: порохъ, солома, береста, смолье!

Подканцеляристь, капралъ, солдаты и попятые побѣжали прочь отъ часовни.

На почтительномъ разстояніи отъ часовни, подканцеляристъ началъ читать: "по указу ея императорскаго величества..."

Раскольники его прервали.

-- Хотя бы и ея величество сама прибыть изволила, а старца-учителя своего не отдадимъ, и готовы всѣ безъ остатку сгорѣть въ часовнѣ, что въ общемъ гробу.

Другіе закричали:

-- Будемъ платить хоть двойной окладъ; оставьте насъ. Ступайте прочь! мы сами вышлемъ кого надо, въ Каргополь.

Подканцеляристъ Тонинъ дѣйствительно былъ стойкаго характера; онъ опять имъ прочелъ указъ и объявилъ, что будетъ ихъ брать.

-- А мы тебя бить будемъ, кричали раскольники.

Начался шумъ, крикъ...

Капралъ скомандовалъ солдатамъ, а подканцеляристъ понятымъ: хватать раскольниковъ, особенно зачинщика, Ивана Мартынова. Онъ былъ впереди. Но едва солдаты и понятые успѣли окружить его, раскольники бросились на нихъ съ дубьемъ и рогатинами, отбили Мартынова; капрала и солдатъ побили, а подканцеляриста толкали руками и говорили, чтобъ шелъ прочь отъ часовни...

Противиться было трудно. Благонадежный, но несчастливый подканцеляристъ Тонинъ возвратился съ пустыми руками въ канцелярію. Раскольники съ своей стороны успокоились, но ожидая вновь за ними присылки, приняли всѣ мѣры, чтобы при первомъ нападеніи отъ правительства сгорѣть. Часовня завалена была, укрѣплена бревенчатыми подпорами, наносили еще болѣе смолы и бересты, и на крышѣ часовни поставили двухъ караульныхъ, которые днемъ и ночью смѣнялись и сторожили, не идутъ ли гонители. Между тѣмъ, воевода каргопольскій о сопротивленіи раскольниковъ донесъ по порядку въ новгородскую губернскую канцелярію. Новгородская губернская канцелярія осталась очень недовольна подканцеляристомъ и всѣми его товарищами и намѣревалась арестовать и вытребовать въ Новгородъ ихъ всѣхъ, а для поимки раскольниковъ послать вновь воинскую команду, но предварительно представила обо всемъ на разсмотрѣніе тайной канцеляріи, въ С.-Петербургъ, присовокупя въ донесеніи, что за неимѣніемъ офицеровъ и солдатъ въ распоряженіи губернской канцеляріи, послать за раскольниками некого.

Дѣло было очень важное. Тайная канцелярія имѣла ужь въ виду нѣсколько примѣровъ, что раскольники при насильственныхъ мѣрахъ, особенно въ олонецкой губерніи, предавали себя сожженію, и потому въ настоящемъ случаѣ надо было дѣйствовать съ осмотрительностью.

Тайная канцелярія предписала новгородской губернской канцелярія "изъ опредѣленныхъ для караулу и посылокъ изъ той губерніи оберофицера, съ подлежащимъ числомъ солдатъ, послать въ каргопольскую воеводскую канцелярію при указѣ, въ которомъ написать, чтобъ изъ оной каргопольской канцеляріи оному офицеру придано было надлежащее число солдатъ и уѣздныхъ людей, которые бы знали, какъ до раскольническаго жительства дойти секретно, такъ чтобы раскольники объ этомъ не были предупреждены и чтобы по ихъ раскольническому зломудрію они заподлинно, не допуская себя взять, не сожглись бы. По приходѣ, надлежащимъ пристойнымъ образомъ взять раскольниковъ Козлова, Мартынова, раскольническаго ихъ учителя-старца и прочихъ раскольниковъ подъ крѣпкій караулъ, а также забрать у нихъ всѣ найденныя книги и письма, и представить въ губернскую канцелярію въ Новгородъ."

Переписка шла довольно медленно. Указъ отъ тайной канцеляріи посланъ былъ только 24 марта 1734 года.

Новгородская губернская канцелярія, не имѣя солдатъ, послала ловить раскольниковъ прапорщика Сатинскаго, канцеляриста, подканцеляриста съ двумя разсыльщиками, т. е. старыми солдатами.

9-го апрѣля эта компанія явилась въ поромское раскольническое жительство. Раскольники уже были предупреждены. Они собрались и заперлись въ часовню.

Прапорщикъ Сатинскій помѣстился съ своими сотоварищами въ сосѣдней кельѣ, и въ-теченіе двухъ сутокъ, понемногу хитростями и уговариваніемъ, выманилъ изъ часовни шесть раскольниковъ. Они показали, что старецъ-учитель умеръ въ январѣ 1734 года, что уже раскольниковъ осталось немного, потому что отъ скудости разбѣжались, неизвѣстно куда. Прапорщикъ заперъ ихъ у себя въ кельѣ; узнавъ объ этомъ, остальные выбѣжали изъ часовни и, подойдя къ окну кельи, требовали, чтобъ выпустили ихъ товарищей, а не то они сожгутся въ часовнѣ. Но прапорщикъ успѣлъ ужь уговорить взятыхъ и успокоить, что имъ ничего дурнаго не сдѣлаютъ, и велѣлъ имъ убѣждать изъ окна толпу, чтобы она отошла, что нечего бояться и что ихъ только отвезутъ въ Каргополь и оттуда скоро отпустятъ. Толпа отступила и заперлась снова въ часовнѣ. Съ великимъ страхомъ повелъ прапорщикъ изъ кельи пѣшихъ раскольниковъ и привелъ въ Каргополь.

Воевода каргопольскій, по прозванію Нимецкій, не удовлетворился этимъ и послалъ разсыльщика Манькова съ двумя солдатами взыскать съ раскольниковъ 106 р. 12у2 к. прогонныхъ денегъ, употребленныхъ Сатинскимъ при его командировкѣ, и забрать оставшихся въ часовнѣ раскольниковъ.

1-го мая возвратился Маньковъ въ Каргополь и вотъ что объявилъ воеводѣ:

"Какъ они пришли въ поромское жительство и въ томъ-де жительствѣ жили раскольники, зашли въ часовню и, увидѣвъ ихъ на полѣ, учали въ колокола бить и стали изъ часовни и въ часовню бѣгать, а другіе въ лѣсъ побѣжали, и прешедъ они къ часовнѣ, данный указъ подъ окномъ у часовни вымели, и они раскольники тому не повѣрили и притомъ говорили: и такъ-де у нихъ обманомъ много людей взяли, и требовали того наказу къ себѣ, который паки изъ часовни отдали, и выглянувъ изъ окна сказали: но оному-де наказу будетъ все исправлено, только бъ они посланные подождали до вечера, а въ вечеръ паки изъ того окна отпросились до утра, то-есть апрѣля до 28 дня, и онаго числа но утру, часу во второмъ дня, пришли они, солдаты, къ той часовнѣ, и они раскольники изъ окна говорили съ ними -- перво сроку просили, тотчасъ-де они въ дѣлѣ ихъ управятся, а потомъ) показали изъ того окна руки и загорѣлась та часовня изнутри и видѣть начало быть огнь и дымъ, а для того они солдаты и разсыльщикъ убоясь, чтобы отъ убѣгшихъ раскольниковъ и имъ какого вреда не учинилось, отбѣжали прочь, а сколько раскольниковъ сгорѣло, того они не вѣдаютъ" (по показаніямъ раскольниковъ, пойманныхъ при слѣдствіи, сгорѣло до 200 человѣкъ, все большею частью старыхъ, дряхлыхъ и малолѣтнихъ).

Послѣ этихъ происшествій поиски прапорщика Сатинскаго не прекратились. Въ іюнѣ мѣсяцѣ онъ отправился ловить Ивана Козлова, онъ жилъ въ особой кельѣ. Сатинскій нашелъ и здѣсь то же, что и въ поромскомъ скиту. Жена раскольника Ивана Козлова, съ дѣтьми, заперлась въ избѣ, въ которую наносила соломы и бересты, и объявила изъ окна, что ежели хотя одного ребёнка у нея возьмутъ, или станутъ ее изъ избы брать, то-де она ту избу зажжетъ и сгоритъ.

Сатинскій оставилъ двухъ солдатъ караулить избу; но они "пролежали въ лѣсу двѣ недѣли -- но достать женку Козлова не могли" (Донесеніе Сатинскаго).

Сатинскій поймалъ еще 14-ть человѣкъ раскольниковъ, нашелъ нѣсколько отдѣльныхъ скитовъ -- раскольники изъ нихъ разбѣжались.

О поискахъ Сатинскаго каргопольскій воевода донесъ губернской канцеляріи.

Новгородская губернская канцелярія предписала: "какъ можно стараться раскольниковъ ловить и скованныхъ подъ карауломъ присылать въ Новгородъ." Для поимки жены раскольника Козлова дано особенное наставленіе:

"Раскольника Козлова жену съ дѣтьми взять, ежели можно, слѣдующимъ образомъ: собравъ побольше людей и прійти тайнымъ образомъ ночью и изготовить бревна и, взявъ топоры, вдругъ на дворъ ея напасть и выломить двери и окна брать, заливая огонь водою, а для того чтобы и вода была въ готовности; и въ ломаньѣ дверей поступать тако: перво: не можно ли подъ двери людямъ войти ночью -- въ кровлю и какъ подойдутъ, то кажется, что вскорѣ выломить можно, не допуская дальняго огня, хотя бы и зажглись; также Сатинскому имѣть пристойность къ Козловой женкѣ въ поимкѣ. Сверхътого, способъ: не можно ли подъ избу или подъ дворъ подкопаться и вшедъ людемъ, ее и дѣтей поймать."

О числѣ сгорѣвшихъ раскольниковъ въ часовнѣ новгородская губернская канцелярія изъявила сомнѣніе, потому что оно не согласовалось съ переписными книгами поромскаго жительства. Сверхъ того, воеводѣ и Сатинскому сдѣлано замѣчаніе, что они не занялись какъ слѣдуетъ розысканіемъ дѣйствительнаго числа погорѣвшихъ; имъ, по мнѣнію канцеляріи, слѣдовало бы осмотрѣть погорѣвшее мѣсто, гдѣ стояла часовня, "и сгорѣвшихъ сосчитать по требухамъ для того, что требуха въ пожарѣ, хотя бы въ какомъ великомъ строеніи, въ пепелъ сгорѣть никогда не можетъ".

Это предписаніе осталось втунѣ; жена Козлова убѣжала въ лѣсъ до прихода слѣдователей, а воевода и Сатинскій требуховъ считать не поѣхали.

Пойманные Сатинскимъ раскольники были представлены изъ Каргополя въ новгородскую губернскую канцелярію; здѣсь ихъ допрашивали, въ особенности о непристойныхъ словахъ противъ указа ея императорскаго величества; сначала они не сознавались, но подъ пыткою принесли повинную.

Въ мартѣ мѣсяцѣ 1735 г., новгородская губернская канцелярія представила экстрактъ изъ дѣла на разсмотрѣніе тайной канцеляріи, а въ ожиданіи отвѣта раскольники все содержались въ тюрьмѣ.

Экстрактъ этотъ лежалъ безъ всякаго движенія въ тайной канцеляріи очень долго и только въ 1736 году іюля 17 дня состоялось рѣшеніе.

Раскольникамъ: Заечинникову, Лукину, Тюхтину, Еркову, Ванюкову, Ѳерапонтову, Ишкину, "за происшедшую отъ нихъ важную въ словахъ продерзость и противность" при поискѣ надъ ними подканцеляриста Тонина, учинить жестокое наказаніе -- бить кнутомъ и потомъ, "дабы впредь отъ нихъ такихъ и другихъ каковыхъ важныхъ продерзостей не происходило" -- сослать ихъ въ Оренбургъ ко опредѣленію въ шахты вѣчно.

"Прочихъ раскольниковъ, такъ какъ но экстракту видно, что они въ важной продерзости не винились и отъ другихъ раскольниковъ о томъ на нихъ именно не показано, предоставить рѣшеніе учинить новгородской канцеляріи."

Раскольникъ Иванъ Козловъ, соблазнившій въ расколъ жену крестьянина Силина, по объявленію которой завязалось это дѣло, не былъ отысканъ.

III.
1743 -- 1747 (*).

(*) Примѣчаніе. Объ этомъ случаѣ самосожигательства есть сказаніе письменное и у раскольниковъ. Смотри книгу: "Разсказы изъ исторіи старообрядства" С. Максимова. VIII. Стр. 159.

Въ двинскомъ и мезенскомъ уѣздахъ, въ приморскихъ мѣстностяхъ, но глухимъ рѣкамъ и озерамъ, въ непроходимыхъ лѣтнимъ временемъ мѣстахъ, жило много раскольниковъ въ кельяхъ и скитахъ... Они жили спокойно. Ихъ прикрывали сами воеводы, сперва Митрофанъ Вилъмасовъ, а послѣ него Аѳанасій Нѣмецкій, которые ежегодно посылали къ раскольникамъ своихъ дворовыхъ людей собирать дань за неоткрытіе ихъ.

Въ 1743 году весною, мезенскаго уѣзда окладниковской слободки государственный черносошный крестьянинъ Артеміи Ванюковъ поссорился съ бурмистромъ своей слободы; у бурмистра мать была въ раскольническомъ скиту, гдѣ и умерла. Ванюковъ донесъ холмогорскому архіерею, но стараніемъ бурмистра дѣлу не дали хода. За этотъ доносъ, бурмистръ, прикрывавшій раскольниковъ, побилъ такъ Ванюкова, что онъ пролежалъ три недѣли боленъ. Оправившись, онъ хотѣлъ-было съ бурмистромъ на мировую; не тутъ-то было: бурмистръ грозилъ ему пуще прежняго; Ванюковъ и самъ былъ непромахъ: онъ отправился въ Холмогоры и предложилъ мѣстному духовному начальству свои услуги отыскивать раскольниковъ: разузнать обстоятельно обо всѣхъ потаенныхъ мѣстахъ, гдѣ они живутъ и скитаются. Ему дали денегъ, и онъ отправился путешествовать. Все лѣто проходилъ Ванюковъ, и наконецъ, въ октябрѣ мѣсяцѣ 1743 г., явился съ подробнымъ доносомъ, вслѣдствіе котораго снарядили особую коммиссію изъ священника, канцеляриста съ двумя копіистами, премьермайора Ильищева и прапорщика Родіона Бородина; имъ придали еще 50 человѣкъ солдатъ и отправили съ доносчикомъ въ экспедицію. Священнику, канцеляристу и военной командѣ даны были особыя тайныя инструкціи.

Розысканія дѣлались въ мезенскомъ уѣздѣ по рѣкамъ: Визжасу, Пезы, Іомѣ, по рѣкѣ Печорѣ на великихъ лугахъ, по рѣчкѣ Колвуи, на Канинскомъ Носу.

Коммиссія отправилась со всѣми возможными предосторожностями. Члены ея ѣхали за сутки впередъ отъ военной команды, говорили вездѣ, что ѣдутъ въ пустоозерскій острогъ по нужнѣйшимъ дѣламъ; воинская команда слѣдовала за ними, разсказывая то же самое; ѣхать приходилось, гдѣ на лошадяхъ, гдѣ и на оленяхъ, иногда путешествовали и на лыжахъ.

5-го декабря 174-3 года посланные пріѣхали пустоозерскаго острога въ Усцелемскую Слободку. Начали допрашивать секретнымъ образомъ крестьянъ. Свѣдѣнія были не очень утѣшительныя. До раскольническихъ скитовъ на великихъ лугахъ оставалось еще 100 верстъ. Наставникъ въ этихъ скитахъ, Парѳенъ Клокотовъ (за нимъ былъ посланъ особо капралъ съ солдатами, и его поймали на дорогѣ) не живетъ тамъ, а построилъ себѣ келью вверхъ по р. Печорѣ, на рѣкѣ Кольцы, разстояніемъ отъ слободки Усцеламской 300 верстъ.

Посланные, не теряя времени, отправились въ скиты и сдѣлали въ полторы сутки переѣздъ въ 100 верстъ. 7-го декабря явилась коммиссія передъ раскольниками. Они уже были предупреждены о грозившей имъ опасности. Всѣ мужчины и женщины, съ старухами и дѣтьми, собрались въ часовню и уже готовы были къ самосожженію. Кіокотова не было и распоряжался мужчинами другой наставникъ -- бѣлецъ Иванъ Анкидиновъ, родомъ изъ Ростова; женщинами -- наставница, старица Александра, тоже родомъ изъ Ростова. Иванъ Анкидиновъ исправлялъ до того времени всѣ церковныя требы у раскольниковъ: исповѣдывалъ, причащалъ и по рожденіи, младенцевъ, женъ молитвою очищалъ, младенцамъ имена нарекалъ, крестилъ и пришедшихъ къ нимъ въ расколъ перекрещивалъ.

Часовня была двухэтажная. Въ верхнія палаты можно было взойти по лѣстницѣ черезъ крыльцо. Крыльцо и лѣстницу сломали раскольники до прихода военной команды. Окна и двери были затворены.

Премьер-майоръ и канцеляристъ Иванъ Поповъ, съ тремя понятыми, подошли къ часовнѣ и постучали подъ окномъ въ стѣну, "творя раскольническую молитву". Въ окнѣ показался свѣтъ, окно отворилось и раскольники спросили посланныхъ о причинѣ ихъ пріѣзда.

Посланные объявили имъ, "что привезли къ нимъ пастырское увѣщаніе отъ архіерея, объ обращеніи ихъ къ святой восточной церкви, и если имѣютъ на святую церковь и тайны ея какое сумнительство, о томъ бы показали письменно и объявили бы о себѣ, какъ ихъ зовутъ, сколько имъ отроду лѣтъ, гдѣ ихъ рожденье, какого были чину и давно ли въ тѣ скиты пришли, съ какими отпусками изъ домовъ своихъ вышли, по какимъ указамъ или позволеніямъ въ этихъ мѣстахъ жительствуютъ, съ платежами ли по силѣ указовъ двойнаго оклада, по должности христіанской у кого и гдѣ исповѣдиваются и св. тайнъ пріобщаются и умершихъ телѣса гдѣ, съ какимъ надгробнымъ пѣніемъ и кѣмъ погребаютъ. Чтобъ они выдали своихъ наставниковъ для разглагольствованія съ духовнымъ начальствомъ; при этомъ же увѣряли, что никакого озлобленія и задержанія имъ учинено не будетъ". Это объявленіе было при инструкціи, данной отъ духовнаго начальства, а отъ свѣтской власти коммиссіи предписано было совсѣмъ другое: въ инструкціи изъ архангелогородской губернской капцеляріи приказано было: "если раскольники не будутъ оказывать сопротивленіе и дадутся переписаться, то но окончаніи переписки, явившихся всѣхъ раскольниковъ, сколько и гдѣ ихъ найдется, положа имъ на ноги колодки, или что можетъ заблагопріобрѣтено быть -- чтобы въ дорогѣ утечки не учинили, и со всѣми ихъ пожитками, при конвоѣ, отправить въ Архангельскъ, а скиты и часовни ихъ сжечь". Этого не сообщили раскольникамъ,

!I Раскольники, или по крайней мѣрѣ наставники ихъ, знати хорошо

объ этихъ кроткихъ увѣщаніяхъ, чѣмъ они кончались, по прежнимъ примѣрамъ. Весьма понятно, почему эти увѣщанія не имѣли никакого дѣйствія; "съ великими моленіями" едва успѣли уговорить, чтобы раскольники, запершись въ часовнѣ, приняли отъ нихъ увѣщательную грамоту, имъ прочитанную.

Изъ окна выбросили тонкій ремень. Одинъ изъ понятыхъ, крестьянинъ усцелемской слободки Василій Чупровъ, подвязалъ себя подъ руки этимъ ремнемъ и раскольники втащили его съ граматою въ окно. Чрезъ два часа Чупрова по ремню спустили изъ окна; онъ принесъ отъ раскольниковъ обратно грамату архіерейскую и сообщилъ майору и канцеляристу, "что раскольники, принявъ ту грамату, прочитали и много разсуждали. Одни говорили, что не надо сжигаться, понеже-де они всѣ положены въ подушный окладъ и за насъ-де будутъ тѣ подушныя деньги платить оставшія бѣдныя сироты и вдовицы; другіе говорили, что надобно сгорѣть -- и много-де совѣтовавъ, положили неотмѣнно сожещись, а о той граматѣ сказали, что-де писана на обманъ и намъ-де она не въ пользу".

Премьер-майоръ съ товарищами снова началъ. уговаривать въ окно раскольниковъ оставить свое злое намѣреніе, претя страхомъ суда божія и обнадеживая, что имъ никакой обиды не будетъ учинено, что ихъ не тронутъ, и оставятъ попрежнему въ томъ скитѣ.

Но раскольники нисколько не убѣждались увѣщаніемъ премьермайора и, похваляя свой расколъ, изъ окна отвѣчали: "мы хотимъ нынѣ умереть огнесожженіемъ за старую вѣру и крестъ, а вамъ гонителямъ въ руки не дадимся, понеже-де у васъ вѣра новая, и когдаде наши братья-раскольники взяты были въ губернскую канцелярію и тамъ о брали ихъ, какъ липокъ, и отпустили въ однѣхъ рубашечкахъ, и ежели вамъ даться въ руки, то-де вы и съ нами такъ же сдѣлаете. Ежели кто хочетъ спастись, тѣ бы съ нами шли сюда горѣть; мы нынѣ къ самому Христу отходимъ."

Это были послѣднія слова раскольниковъ. Окно захлопнулось. Черезъ нѣсколько минутъ показался дымъ, огонь; раздались крики, визгъ, и передъ глазами посланныхъ, всѣ, съ женами и дѣтьми, всего 75 человѣкъ, погибли въ огнѣ.

Послѣ этого несчастнаго событія, коммиссія отправилась далѣе въ мезенскій уѣздъ, раздѣлясь на два отряда: майоръ Ильищевъ и канцеляристъ Поповъ съ доносчикомъ Ванюковымъ поѣхали въ скиты къ наставнику-старцу Пахомію и въ другіе скиты вверхъ Кокженскаго Озера, по рѣкамъ Койдѣ и Мандѣ.

Священникъ Кузьма съ прапорщикомъ Бородинымъ поѣхалъ по рѣкамъ Незѣ, Вижасу, Омѣ и Ковшѣ.

Мы прослѣдимъ ихъ отдѣльно.

Розыскъ майора Ильищева.

По доносу крестьянина Ванюкова: "подлѣ моря вверхъ Койдырѣки и вверхъ Кодемскаго Озера, отъ Мезени верстъ за 100, а отъ Долгощеловской Слободки, ежели ѣхать зимнимъ временемъ на оленяхъ, то больше ѣзды не бываетъ -- сутки, живетъ наставникъ-старецъ Пахомій. Ему отроду лѣтъ 60 и "волосомъ сѣдатъ". А при немъ двадцать старцевъ, да бѣльцовъ пятнадцать человѣкъ, въ томъ числѣ братъ родной Пахомія, пришедшій изъ-за Москвы, изъ Орла-города, назадъ тому года три. А признаваетъ онъ (доносчикъ) онаго наставника и прочихъ старцевъ и бѣльцовъ, что имѣются многіе изъ нихъ не изъ простыхъ людей, и не изъ здѣшнихъ странъ народа, но какъ видно изъ ихъ нарѣчья и поступокъ быть изъ шляхетства или изъ знатнаго московскаго или другихъ городовъ купечества или изъ подрядчиковъ, которые, можетъ быть, забравъ изъ государственной казны въ подрядъ лишнюю сумму, бѣжали и живутъ въ тѣхъ мѣстахъ тою суммою весьма хорчисто.

"У него же наставника Пахомія построена часовня съ надлежащимъ яко церковнымъ уборомъ. Въ той же часовнѣ поставлена гробница

съ мертвымъ тѣломъ и покрыта сукномъ зеленымъ, а на ней поставлена лампада со свѣщею, которая горитъ непрестанно и почитаютъ въ той гробницѣ тѣло яко за святыя мощи, о которомъ тѣлѣ того жительства старцы Акинфій да Никодимъ сказывали ему, Ванюкову, что въ той гробницѣ подлинно тѣло положено привезенное къ нимъ по явленію нѣкоторымъ въ томъ жительствѣ людемъ во снѣ назадъ тому лѣтъ съ восемь отъ моря, яко бы двинскаго уѣзда изъ замоюдской волости, а оное тѣло мужеска или женска полу, того ему не сказали.

"Въ двухъ или трехъ верстахъ отъ жительства Пахомія, скитъ женскій. Въ немъ наставница Маремьяна и при ней 15 старицъ и еще другія кельи, въ которыхъ живутъ старицы."

Это все нашелъ крестьянинъ Ванюковъ лѣтомъ, а теперь (въ январѣ 1744 г.) майоръ Ванюковъ нашелъ много перемѣнъ. Наставникъ монахъ Пахомій умеръ въ 1743 г. 20 октября. Наставникомъ уже схимонахъ Варлаамъ, при немъ старцевъ 5 и бѣльцовъ 6 человѣкъ. Въ женскихъ скитахъ на рѣкѣ Кондѣ и Миндѣ нашелъ: въ одномъ, наставницу Ѳевронью, при ней 9 старицъ и 9 бѣлицъ и 2 бѣльца; въ другомъ -- игуменью Ѳотинью, при ней 8 старицъ, 2 бѣлицъ и 1 бѣльца.

Раскольники и раскольницы оказались принадлежащими къ сектѣ поповщины, именно къ онуфріевщинѣ.

Ежегодно они посылали въ верховскіе города двухъ бѣльцовъ, для сбора на пропитаніе. Они привозили изъ Ярославля и другихъ городовъ мірскаго подаянія, ста по три и болѣе, и всякихъ хлѣбовъ, и прочихъ припасовъ.

Всѣ раскольники, старцы и старицы, и бѣльцы и бѣлицы, бѣжали сюда изъ керженскихъ лѣсовъ, отъ преслѣдованія ихъ епископомъ Питиримомъ. Моленіе они исполняютъ такъ же, какъ и въ керженскихъ лѣсахъ; читаютъ ежедневно вечерню, утреню и часы. На многолѣтіи поминаютъ императрицу Елисавету Петровну.

Майоръ забралъ у нихъ всѣ иконы, старопечатныя и письменныя книги, и приступилъ къ слѣдствію о мертвомъ тѣлѣ въ часовнѣ. Вотъ что дѣйствительно найдено:

Въ часовнѣ у южной стороны стояла гробница, покрытая зеленой крашениной; передъ ней, на, стѣнѣ восточной, большой образъ Спасителя; надъ гробницей висѣла небольшая лампада.

Майоръ приказалъ снять гробницу и раскопать землю; въ глубинѣ семи вершковъ нашли гробъ и въ немъ нѣсколько костей, которыя покрыты были схимою, почти "до тла" истлѣвшею.

Майоръ распросилъ старцевъ, чьи это кости?

Наставникъ схимонахъ Варлаамъ съ братіею показали:

"Въ прошлыхъ-де годахъ, тому тридцать пять лѣтъ, ѣхалъ изъ керженскихъ раскольническихъ пустынь схимонахъ Ануфрій, а отколѣ былъ родомъ, и какихъ чиновъ, и гдѣ постриженъ -- не знаютъ, а отъ рожденья ему было напримѣръ лѣтъ восемьдесятъ, и будучи у города Архангельска, умре въ суднѣ, а тѣло его тогда привезено вверхъ Мегры-рѣки въ раскольническую пустынь, гдѣ и погребено было, до которой разстоянія до ихъ скита болѣе 30 верстъ, и когда ихъ скитъ населился и почалъ быть наставникомъ означенный монахъ Пахомій, увѣдавъ о ономъ умершемъ схимонахѣ, который ему былъ по постриженію отецъ келейный, оное тѣло по погребеніи минувъ двѣнадцать лѣтъ, взявъ изъ вышеозначенной вверхъ Мегры-рѣкѣ пустыни, привезъ къ себѣ въ скитъ, на которомъ-де схима и прочее одѣяніе, такожъ и тѣло и на головѣ и бородѣ волосы были цѣлы, токмо-де у одной ноги перстовъ не было, а у правой или у лѣвой не памятуютъ; и по привезеніи снявъ съ него схиму, положа другую, погребли оное тѣло въ вышеозначенной часовни съ надгробнымъ пѣніемъ, которое положено во гробѣ и опущено въ землю токмо не глубоко, на верху гроба земли болѣе не будетъ какъ верховъ шесть. А никакого явленія отъ того тѣла перенесенія и никаковыхъ отъ него чудесъ не бывало и за святаго они не почитали, и служба никакая ему сложена не была, токмо чинили они, какъ и по протчихъ умершихъ, поминовенія и пѣнія панихиды и молебновъ не пѣвали."

Майоръ собралъ кости въ колоду, запечаталъ ихъ печатью и переслалъ въ Холмогоры. Здѣсь, по распоряженію мѣстнаго начальства, "въ убогомъ дому" они были глубоко сложены въ землю, и на нихъ положили мертвое тѣло опившагося пьяницы, закрыли землею и затоптали накрѣпко такъ, "что раскольщикамъ отнюдь вырыть нельзя". Тѣмъ розыскъ майора и кончился.

Розыскъ прапорщика Бородина съ товарищами.

Января 5-го дня 1744 года они пріѣхали съ командою вверхъ рѣки Пезы въ мѣстечко Езевцы.

Здѣсь жилъ раскольникъ Алексѣй Бродягинъ съ семействомъ и съ другими пришельцами. Онъ прежде былъ крестьянинъ ромской волости, и въ 1720 году бѣжалъ сюда для скитскаго житія; въ 1736 году пріѣзжалъ къ нему изъ Выгорѣцкой пустыни раскольникъ Исакъ Макѣевъ, перекрестилъ его и всѣхъ его сотоварищей въ Озеркѣ.

Бродягинъ, но обыкновенію, былъ предупрежденъ о пріѣздѣ гонителей и заперся съ своими въ избѣ накрѣпко.

Прапорщикъ Бородинъ началъ здѣсь дѣйствовать точно такъ же, какъ и въ первомъ скитѣ, гдѣ, какъ мы видѣли, сожглись раскольники; и здѣсь тотъ же вопросъ раскольниковъ: "для чего вы пріѣхали? Знаемъ, что для сыску насъ, а мы собрались сюда отъ страху вашего!"

Бородинъ отдалъ имъ увѣщательную грамату, раскольники возвратили ее и приложили реестръ, сколько ихъ въ той избѣ заперлось мужескаго и женскаго полу съ малолѣтними дѣтьми; оказалось 17 человѣкъ.

Бородинъ уговаривалъ ихъ цѣлый день, они не склонялись выдти изъ избы. Бородинъ окружилъ ихъ караульными; передъ полночью на 7-е января раскольники выкинули изъ окна письмо; вотъ оно въ подлинникѣ:

"Пишемъ вашему доброванію и вашему крѣпкому истязанію; а мы по вашему сумнимся [крестится тремя персты, крестимся мы двумя персты и того ради въ ваши церкви не ходимъ и отъ вашихъ пастырей не причащаемся, что вы возлюбили крестъ крыжъ и на церкви и на прочихъ тайнахъ церковныхъ, и того ради мы и страждемъ отъ васъ, крѣпимся дабы вамъ въ руки не попасть; нынѣ мы увѣрится отъ святаго писанія, идти съ сего времени, а до сего времени мы съ вами въ церкви ходили, а мы нынѣ не хотимъ иттить и тремя персты не хотимъ креститься и стоимъ въ томъ намѣреніи, и Никоновой тетради не принимаемъ, и что съ вами говорить? что вы старымъ книгамъ противитесь, а мы вашъ крестъ проклинаемъ треперстный и всѣхъ кто имъ знаменуется."

Пока посланные читали письмо, раскольники зажгли извнутри избу и въ глазахъ прапорщика Бородина сгорѣли.

Всѣ эти событія были послѣдствіемъ, какъ мы видимъ, доноса крестьянина Ванюкова, мстившаго раскольникамъ за побои отъ бурмистра.

Ванюковъ, кромѣ этого, донесъ еще, "что въ ихъ Окладниковской Слободѣ существуетъ раскольническая клѣтка, и вотъ по какому случаю: назадъ тому лѣтъ съ 70, при бывшемъ ссыльномъ съ Москвы за великій расколъ московскомъ протопопѣ Аввакумѣ, наученные Аввакумомъ крестьяне той слободки, Ѳедоръ и Лука Откупщиковы были повѣшаны и потомъ закопаны въ землю на пустомъ мѣстѣ; что нынѣ той слободки обыватели, едва не всѣ, оныхъ повѣшанныхъ Откупщиковыхъ въ той ихъ раскольнической утвердившейся ереси похваляютъ и въ народѣ произносятъ, яко бы пострадали за старую вѣру и за крестъ и почитаютъ за мучениковъ и надъ могилами ихъ сдѣлана деревянная клѣтка и многіе приходятъ и кланяются и берутъ яко бы для здравія съ тѣхъ закопанныхъ тѣлъ песокъ и тако почитаютъ яко за святыхъ."

Слѣдователи отправились по указанію доносчика осмотрѣть клѣтку.

Дѣйствительно, въ 40 саженяхъ отъ слободки нашли клѣтку, вышиною въ сажень, длиною въ 1 1/2 сажени, въ ширину 2 сажени, покрыта на два ската тесомъ. Въ клѣткѣ осьмиконечный деревянный крестъ, мѣрою въ аршинъ, ветхій. Тутъ же деревянная кіота, въ ней два образа стариннаго художества, при нихъ семь свѣчъ восковыхъ жженыхъ. Посреди той клѣтки яма, глубиною пять вершковъ, въ длину и ширину полтора аршина.

Спросили сотскаго и выборныхъ шестнадцать крестьянъ, что за клѣтка? они отвѣчали: "кѣмъ построена и въ которомъ году и чего ради и надъ кѣмъ и для какова приходящихъ поклоненія и кто въ нее изъ жительствующихъ слободки, какъ прежде сего, такъ и понынѣ ходили ль и за святыхъ почитали ль, и святыя иконы въ ту клѣтку кѣмъ были поставлены, о томъ подлинно не знаютъ, и ни для какова моленія въ ту клѣтку они не ходили и прочихъ никого не видали."

Спросили Слободскаго попа и дьякона съ причетниками -- тотъ же отвѣтъ, съ прибавленіемъ, "что объ клѣткѣ не доносили простотою своею."

За эту простоту священникъ и дьяконъ были пострижены въ монахи въ соловецкій монастырь, но по всемилостивѣйшему манифесту 1744 года іюля 15 дня прощены.

Клѣтку тогда же уничтожили.

Г. ЕСИПОВЪ.

"Отечественныя Записки", No 2, 1863