Черский Леонид Федорович - Детство императора Александра I

Леонид Черский.

Детство императора Александра I

Заветной мечтой Екатерины Великой было иметь внука, который мог бы под ее личным руководством образовать свой ум и сердце, усвоить правила государственной науки и узнать Россию во всех ее частях и, таким образом, явиться в будущем достойным преемником престола Петра Великого.

Зимой 1777 г., за две недели до святок, эта мечта, наконец, осуществилась. Во вторник, 12 декабря, в Зимнем Дворце, у великого князя Павла Петровича и супруги его, великой княгини Марии Феодоровны, родился сын -- первенец, которому, по желанно императрицы, дано было имя св. Александра Невского.

Торжественно и шумно были отпразднованы в обеих столицах рождение и крещение великого князя. Восприемниками были сама государыня, император римский Иосиф II и король прусский Фридрих Великий. Затем начался целый ряд великолепных придворных и народных празднеств, данных императрицею и вельможами и продолжавшихся вплоть до поста. Поэты того времени -- Костров, Майков и Петров -- приветствовали новорожденного громкими одами. Но самый большой успех имела ода Державина, появившаяся двумя годами позже: "На рождение в Севере порфирородного отрока". Двенадцатого декабря солнце, как известно, начинает возврат свой от зимы на лето, -- и вот, едва родился отрок в северном царстве снегов, бурь и метелей, как в ту же минуту стих ветер, умчались тучи и ярко засияло солнце. Небесные чертоги разверзлись, и

"Гении к нему слетели

В светлом облаке с небес;

Каждый гений в колыбели

Дар рожденному принес:

Тот принес ему гром в руки

Для предбудущих побед;

Тот -- художества, науки,

Украшающие свет;

Тот -- обилие, богатство,

Тот -- сияние порфир,

Тот -- успехи и приятство,

Тот -- спокойствие и мир;

Тот -- принес ему телесну,

Тот -- духовну красоту,

Прозорливость тот небесну,

Разум, духа высоту...

Но последний, добродетель

Зарождаючи в нем, рек:

-- "Будь на троне человек!"

Эти слова впоследствии оказались пророческими.

Екатерина была очень озабочена правильным воспитанием своего внука. Едва Александр родился, как бабушка взяла его на руки, унесла в другую комнату и положила на подушку. Таким образом, для ребенка сразу и решительно порвана была связь с родителями, с которыми государыня не сходилась во взглядах по многим вопросам, в том числено вопросу о воспитании детей.

В первые годы детства к маленькому Александру, по выбору самой императрицы, были приставлены воспитательница и гувернантка: жена генерал-майора София Ивановна Бенкендорф и англичанка Прасковья Ивановна Геслер, женщина редких достоинств, сумевшая передать первые хорошие привычки и наклонности своему царственному питомцу. От нее он приобрел любовь к порядку, простоте и опрятности и навсегда сохранил к ней благоговейное уважение.

Маленький великий князь не долго оставался одиноким, без товарища. Екатерина с нетерпением поджидала рождения второго внука, и 21 апреля 1779 года у Марии Феодоровны родился второй сын, которому при крещении дано было имя Константина. Братья стали расти и воспитываться вместе.

Иногда, раз или два в неделю, к своей державной матери приезжал из Гатчины великий князь Павел Петрович с супругою, и тогда только родители могли видеться с своими детьми, приласкать их и сделать им скромные подарки. Такие редкие встречи с родителями незаметно вносили в сердце детей некоторое отчуждение, и они всю свою любовь и привязанность дарили бабушке, находившейся при них неотлучно.

Братья значительно отличались друг от друга, как внешним видом, так и характерами. В то время как Константин был некрасив и крайне настойчив, Александр, наоборот, представлял собою очаровательного ребенка.

Красивый, стройный, живой, он уже в детстве умел расположить к себе сердца окружающих и скоро сделался во дворце бабушки всеобщим маленьким кумиром. Приближенные лица, зная любовь государыни к старшему внуку, наперерыв спешили угодить ее любимцу и заслужить его расположение.

В домашней жизни великих князей Екатерина требовала возможной простоты. Они всегда спали под ситцевыми одеялами, и за ними строго следили, чтобы они не мучили и не истязали птиц и насекомых. Мальчики не любили игрушек и всему предпочитали книжки и легкие учебные занятия; поэтому, когда они очень шалили, от них отбирали любимые книги и заставляли забавляться именно игрушками.

В июле 1779 года, когда Александру далеко не было еще и двух лет, Екатерина писала одному из своих друзей: "Отгадайте, чем я забавляюсь? Показываю азбуку господину Александру, который еле-еле умеет говорить, и которому всего только полтора года. Он так хорошо знает А, которое заметил на собачке, что отличает его везде, где ни увидит, а теперь мы заняты другими гласными, после чего перейдем к слогам; это забавный мальчуган, которому доставляет удовольствие перенимать все, что я ни делаю".

Весной 1780 года императрица принялась составлять, предназначенную для внука, маленькую азбуку изречений. "Все, видевшие ее, -- пишет Екатерина, -- отзываются о ней очень хорошо и прибавляют, что это полезно не для одних детей, но и для взрослых. Сначала ему (то есть Александру) говорится без обиняков, что он, малютка, родился на свет голый, как ладонь, что все так родятся, что по рождению все люди равны, что только познания производят между ними бесконечное различие, и потом, нанизывая одно изречение за другим, как бисер, мы переходим от предмета к предмету. У меня только две цели в виду: одна -- раскрыть ум для внешних впечатлений; другая, -- возвысить душу, образуя сердце. Моя азбука начинена картинками, но все это наглядно ведет к цели".

По этой азбуке и начал учиться на четвертом году Александр. Державная бабушка была в восторге от способностей и успехов в занятиях своего любимого внука. "Он складывает из букв слова, -- пишет она, -- он рисует, фехтует, копает землю, ездит верхом, из одной игрушки делает двенадцать; у него удивительное воображение, и нет конца его вопросам. Однажды он хотел знать, от чего есть люди на свете, и зачем сам явился на свет или на землю? Я не знаю, но в складе ума этого мальчика есть какая-то особенная глубина, и притом он веселого нрава. Я не видала мальчугана, который так любил бы расспрашивать, так был бы любопытен, жаден на знания, как этот. Он очень хорошо понимает по-немецки, и еще более по-французски и по-английски. Он любит рассказывать, вести разговор, а если ему начнут рассказывать, то весь обращается в слух и внимание. У него прекрасная память, и его не проведешь. При всем том, он вполне ребенок, и в нем нет ничего преждевременного, кроме разве только внимания".

На пятом году жизни Александр пристрастился к физическим занятиям, и его постоянно можно было видеть за какой-нибудь работой. Вот как отзывается о нем императрица в алреле 1782 года: "Если бы вы знали, что такое Александр: -- лавочник, Александр -- повар, Александр -- проходящий самолично разные роды ремесл: он красит, делается обойщиком, смешивает и растирает краски, рубит дрова, чистит мебель, исполняет должность кучера, конюха, выделывает всякие математические фигуры, учится самоучкой читать, писать, рисовать, считать, приобретать всякого рода сведения, откуда и как случится, и имеет в тысячу раз больше познаний, чем всякое другое дитя тех же лет. И эти знанья вовсе не превышают его возраста, потому что они ему не навязываются, а он сам их отыскивает. Вдобавок, этот крошка незнаком с досадой или упрямством; он всегда весел, весьма послушен, щедр, в особенности к чрезвычайно нуждающимся, и признателен к своим приближенным; делает добро, и ничто живущее никогда не видало от него никакого зла. Ни минуты у него нет праздной, всегда занят".

В этом же году государыня составляет для своего внука детскую библиотеку и сама пишет две нравоучительные сказки: "О царевиче Хлоре" и "О царевиче Февее". Судя по письмам ее, великий князь быстро пристрастился к чтению. "Нет имени города или страны, -- говорит она, -- которого, при чтении, Александр не находил бы на своем глобусе. Он с большим удовольствием ставит его возле себя, когда читает. А читать он так любит, что по утру, только что откроет глаза, а также после обеда, -- уже бежит к своей книге; он часто говорит своим приставникам, вскакивая с постели: "Теперь я хочу тотчас почитать, а то после мне больше захочется гулять, чем читать, и если я теперь не почитаю, то день у меня пропадет". Заметьте, что никогда его не заставляли читать или учиться, но сам он смотрит на это, как на удовольствие и на долг. Он прочел свои четыре книжки и перечел их по нескольку раз: такое повторение он любит, требует, и оно его забавляет. Кроме того, Александр -- сама доброта; он столько же послушен, как и внимателен, и можно сказать, что он сам себя воспитывает. Нынче осенью ему пришла охота ехать смотреть фарфоровую фабрику и арсенал. Рабочие и офицеры были озадачены его вопросами, его вниманием и, вдобавок, -- вежливостью; ничто не ускользнет от этого мальчугана, которому нет еще пяти лет; его ребяческие выходки даже очень интересны, и в его мыслях есть последовательность, редкая в детях".

Вместе с тем, великий князь не покидал и своих обычных забав, которыми любил развлекаться вместе с младшим братом в долгие зимние вечера и ясные летние дни.

Время от времени Екатерина отпускала внуков к их родителям, в Павловск, который она подарила Павлу Петровичу в год рождения Александра; лето они обыкновенно проводили вместе с бабушкой в Царском Селе или в Петергофе, а зиму жили постоянно при ней, принимая участие во всех праздниках, которые устраивались в то время с небывалой роскошью. Постоянно вращаясь в кругу пышно разодетых дам и кавалеров, с детства видя лишь показную сторону жизни, Александр невольно привыкал к мысли, что мир и есть тот самый сад, "где розы без шипов растут", о чем читал он в сказках своей бабушки.

Вот как проводили Александр и Константин летние месяцы в Царском Селе.

"Поговорим о приятных предметах, -- пишет императрица в июли 1783 года. -- Если бы вы видели, как господин Александр копает землю, сеет горох, сажает капусту, пашет сохой, плугом, боронит, потом весь в поту идет мыться к ручью, после чего берет свою сеть и, с помощью сударя Константина, принимается за ловлю рыбы. Они отделяют щук от карасей, потому что щука, говорит Александр, поедает других рыб, -- стало быть, ее надо держать особо. В виде отдыха, он разыскивает своего учителя письма или рисования; он учится у обоих по методе нормальных школ. Все это делается по собственному почину и с одинаковым рвением; нас ни к чему не принуждают. Зато мы всегда веселы и живы, как рыбки. Нет ни выговоров, ни дурного расположения духа, ни упрямства, ни слез, ни крика. Мы берем книгу, чтобы читать, с тою же охотою, с какой вскакиваем в лодку, чтобы грести. И надо еще посмотреть на нас, когда мы находимся в лодке! Александр обладает удивительной силой и ловкостью. Недавно генерал Ланской принес панцирную рубашку, которую я едва могла поднять одною рукой. Господин Александр схватил ее и принялся бегать с нею так проворно, что его с трудом могли поймать".

В том же году, но несколько позже, она пишет: "Мои мальчики пользуются превосходным здоровьем, бегают, прыгают, ловки, проворны, смелы, гребут на лодках и сами ими управляют по каналам, где не более фута воды, и Бог знает, чего они не производят: читают, пишут, рисуют, танцуют, и все с великой охотой. На этих днях я брала их с собою в Петергоф, где мы жили в Монплезири, и где они поспевали всюду, куда только могла достать рука или ступить нога. Они входили и выходили равно из окон, как из дверей. Да, вот так жизнь!"

Наконец, в следующем году императрица замечает: "Высокорожденные господа занимаются изучением столярного мастерства под руководством г. Майера, столяра-немца, и большую часть дня пилят, стругают. Игрушки уже не забавляют господина Александра, и потому столярное искусство наполняет наше время и не позволяет нам быть без дела. Господин Александр по всему: по росту, силе, разуму, любезности, познаниям гораздо выше своего возраста; по-моему, из него выйдет превосходная личность. Способности наши -- это широкая река, которую трудно остановить в ее течении".

II.

В сентябре 1783 года, когда великому князю шел шестой год, внезапно скончалась его воспитательница, Софья Ивановна Бенкендорф, и императрица нашла, что пора детских забав для ее внука миновала, и что наступило уже время подумать о серьезном и правильном распределении его занятий. Главный надзор над воспитанием великих князей государыня поручила генерал-адъютанту, графу Николаю Ивановичу Салтыкову. Это был человек добрый, набожный, твердо изучивший придворную науку. Назначая его, императрица надеялась сама руководить воспитанием великих князей, а ему предназначала более скромную роль. Он должен был следить за поведением своих воспитанников, знакомить их с придворными обычаями и светскими манерами, а также служить посредником между императрицею и учителями. Помощником Салтыкова был назначен Протасов, человек вполне русский, строгий хранитель дворянских преданий. Он имел значительное влияние на великого князя Александра, будя в нем добрые чувства и вызывая его милосердие.

В то же время руководить умственным и нравственным развитием великих князей призваны были другие наставники, которых удачно выбрала сама императрица. Законоучителем и духовником Александра, или, как значилось в придворном штате того времени, наставником в христианском законе состоял протоиерей Андрей Афанасьевич Самбавский, занимавших эту должность до обручения великого князя в 1793 году. Другими преподавателями великого князя были: по русской словесности и русской истории -- писатель Михаил Никитич Муравьев, особенно увлекавшийся французской литературой и ее лучшими представителями; по естественной истории -- путешественник-натуралист Паллас; по экспериментальной физике -- Крафт и по математике -- полковник Массон.

Но самое благотворное и неизгладимое влияние на Александра Павловича имел швейцарец Фридрих-Цезарь Лагарп. По отзыву самого воспитанника, это был человек высоких добродетелей, строгих правил и сильного характера. "Ему я обязан, -- говорил великий князь одному из своих друзей, -- всем, что во мне есть хорошего, всем, что я знаю, а в особенности, -- тем началам правды и справедливости, которые имел счастье носить в своем сердце, куда внедрил их мой наставник".

Фридрих-Цезарь Лагарп родился в 1754 году, в Швейцарии, в небольшом городке Ролле, на берегу живописного Женевского озера, и происходил от небогатых родителей. Он сразу обратил на себя внимание учителей своими выдающимися способностями, любознательностью, прямотой характера и правдивостью. Он рано начал чуждаться детских игр и общества сверстников, любил удаляться в горы и глухие места и там уноситься в мир грез и пылких фантазий. Глубокой привязанностью мальчика пользовался его отец, почтенный швейцарский патриот; он любил рассказывать своему сыну о бедствиях их отечества и о народных героях; эти беседы с отцом имели сильное влияние на молодого Лагарпа, и он тогда же поклялся более всего любить справедливость и простой народ.

Окончив учение в Ролльской школе, юноша, поступил, в недавно открытую, но уже пользовавшуюся большой славой Гальдштейнскую семинарию. Начальник ее, философ Наземан, был одним из выдающихся педагогов своего времени и стремился готовить юношество к разнообразной деятельности: политической, военной, торговой и сельскохозяйственной. Гальдштейнская семинария дала Лагарпу не одни научные знания; находясь в ней, он привык усердно работать и строго исполнять свой долг.

Окончив курс семинарии, Лагарп отправился в Женеву и Тюбинген, где погрузился в изучение вопросов философии и педагогики. Более всего он занимался историей, естественным правом, математикой и классическими древностями. Они читали и перечитывали сочинения знаменитых математиков, историков и юристов. Глубокое влияние на него имели Монтескье и Руссо, которых с таким вниманием изучала и так высоко ценила императрица Екатерина.

Получив от местного университета звание "доктора прав", двадцатилетний Лагарп переехал в Лозанну, где и посвятил себя адвокатуре. Общество широко открыло перед ним двери своих домов, и, бывая в них, он близко сошелся с самыми выдающимися швейцарскими писателями и учеными. Но вскоре, благодаря ссоре с некоторыми представителями высшего общества и правительства, он должен был покинуть Швейцарию. Случилось так, что брат Александра Дмитриевича Ланского, одного из вельмож и любимцев императрицы, нуждался в руководителе на время своего путешествия по Италии. Писатель Гримм, один из заграничных друзей Екатерины, рекомендовал ему Лагарпа. Тот охотно принял это предложение и даже согласился проводить юношу Ланского в Россию. Северная русская столица, о которой на родине он слышал столько сказочных вещей, давно уже манила его своей таинственностью. Любопытство молодого человека возбуждала также и Екатерина Великая. Ее просвещенный ум, твердость и решимость, с которыми она правила государством, так много заставляли говорить о себе всех выдающихся людей Западной Европы. Лагарп знал, в каких близких, дружеских отношениях находится она с писателями Вольтером, Гриммом, и горел желанием поскорее увидеть ее.

По отзывам друзей, Екатерина уже заочно была расположена видеть Лагарпа при своем дворе и лично пожелала, чтобы он сопровождал своего спутника до Петербурга, обещая устроить судьбу его приличным образом.

Путешественники прибыли в Петербург в начале 1783 года. Представленный Екатерине, Лагарп был обласкан со свойственной ей очаровательностью, и ему поручено было говорить с великими князьями по-французски и состоять при старшем из них в качестве "кавалера".

Лагарп сразу оценил выдающееся способности своего августейшего ученика, но без согласия государыни не мог приступить к серьезным занятиям. Чтобы привлечь ее внимание, он, наконец, решился на смелый шаг и представил ей через Салтыкова обширную записку, в которой подробно изложил, какие именно предметы он мог бы преподавать великим князьям. То были: французский язык, география, история, -- за исключением русской, -- и философия, которая, по его мнению, должна быть знакома каждому человеку, если только он стремится к истинному просвещению. Но наиболее важное значение приписывал он истории. "Будущий правитель, -- пишет он, -- не должен быть ни физиком, ни натуралистом, ни математиком, ни географом, ни филологом, ни юристом, -- но он должен быть честным человеком и просвещенным гражданином. Он обязан знать преподаваемые ему предметы настолько, чтобы понимать их настоящую цену и иметь ясное сознание обязанностей долга, лежащего на монархе, в руках которого счастье и несчастье многих миллионов. А какая же наука может развить гражданское мужество более, нежели история? Всякий гражданин, желающий приносить пользу родной стране своим участием в делах общественных, обязан знать историю. Тем более обязанность эта лежит на будущем правителе". Излагая курс истории, он считал нужным останавливать главное внимание на тех исторических лицах, которые, родившись вдали от трона, блистали своим собственным величием и непреходящей славой своих дел. Примеры гражданской доблести, по его мнению, следовало искать не в учебниках, а в сочинениях древних и новых историков, чтение избранных авторов полагалось краеугольным камнем образования.

Конечную цель воспитания великого князя Лагарп выразил словами самой императрицы, заимствовав их из ее "Наказа": "Мы за славу себе почитаем сказать, что мы сотворены для наших народов."

Екатерина вполне одобрила мысли, высказанные Лагарпом в своей записке, и собственноручно начертала на ней: "Действительно, кто составил подобный мемуар, тот способен преподавать не один только французский язык".

Так решилась судьба Лагарпа. Он был сделан помощником Салтыкова, и ему поручено было главное руководительство учебными занятиями обоих великих князей -- Александра и Константина.

III.

Лагарп ревностно принялся за уроки с великим князем Александром Павловичем, и в короткое время сделался задушевным другом и любимым наставником своего царственного воспитанника. Трогательная привязанность и искренняя любовь к Лапарпу сохранились в сердце Александра до конца его дней.

Лагарп также душевно привязался к своему даровитому ученику, и их уроки с течением времени приняли характер задушевных бесед. Застенчивый и робкий, великий князь скоро поборол свою конфузливость и стал относиться к своему воспитателю запросто и часто давал даже лишнюю волю своим шалостям. По природе несколько ленивый и рассеянный, он часто выводил Ла гарпа из терпения, так что тот иногда прерывал свои занятия и уходил домой. Александр очень огорчался и спешил послать ему вслед записку, с извинениями и покаянием.

Однажды Лагарп остался недоволен занятиями великого князя и, огорченный более обыкновенного, удалился домой. Девятилетний ученик поспешил прислать ему следующую извинительную записку:

"2 марта, когда меня спрашивали о том, чему меня учили в предыдущий урок истории, я не только не старался отвечать, но довел беспечность и лень до того, что даже и не хотел вспомнить о том, отчего и вышло, что я говорил, не зная, что говорю".

Увлекаясь своими занятиями, Лагарп требовал от великого князя напряженной работы, и строго взыскивал за все проступки. Взыскания, к которым он прибегал, заключались в том, что Александр, под диктант учителя, записывал в дневнике свои проступки. Вот некоторые из этих признаний: "26 июня 1790 года. Меня пробирали вчера за то, что я болтал, не кончив своего урока. Мне следовало после обеда вознаградить потерянное время, но мне ведь все равно, -- исполнить ли мои обязанности или нет, поэтому я и не позаботился о том". "19 июля. Я ленивый, преданный беспечности, неспособный думать, говорить, действовать. Каждый день на меня жалуются; каждый день я обещаю исправиться и нарушаю данное мной слово. Так как во мне нет ни соревнования, ни усердия, ни доброй воли, то из меня едва ли что можно сделать. Я ничтожество, и если бы можно было опуститься ниже, то я бы послужил тому примером".

Иногда шалости и рассеянность Александра доводили Лагарпа до того, что тот, в наказание, удалял его из класса. Эта мера наказания была самой строгой, и чтобы предупредить ее повторение в будущем, великий князь Александр, по распоряжению наставника, вывешивал на стене классной комнаты журнал дня следующего содержания: "Великий князь Александр читал так дурно и невнимательно, что принуждены были заставить его читать по складам, как восьмилетнего ребенка. Никакого рвения, никакого прилежания, никакого истинного желания учиться. Этот памятник вывешен, как доказательство".

К шалостям и рассеянности великого князя иногда присоединялось и упрямство. Так, однажды, когда Лагарп явился на уроки, великий князь объявил ему:

-- Я ходил далеко гулять, и теперь хочу есть.

-- Еще не время, -- спокойно заметил наставник. -- Возьмите вашу тетрадь арифметики и продолжайте прерванные занятия.

-- Мне очень хочется есть. Когда же я съем свой хлеб?

-- Окончим занятия.

-- Но уже поздно. Я голоден. Скоро ли я получу свой хлеб?

-- Вы получите его после урока.

-- Так я не буду больше ничего делать, кроме того, что вы мне строго прикажете.

-- Мне кажется, вы не в духе. И, право, это того не стоит. Если вы намерены ничего не делать для самого себя, кому же вы повредите, как не себе же?

Спокойная речь наставника оказала, наконец, на великого князя доброе влияние, и он принес повинную.

Но, несмотря на это, с каждым годом все более и более крепла дружба между учеником и учителем. Великий князь решительно на все смотрел глазами Лагарпа.

Однажды он бросился на шею своему дорогому учителю и был осыпан пудрою с его парика.

-- Посмотрите, любезный князь, на что вы похожи? -- с ласковой улыбкой заметил ему Лагарп.

-- Все равно! Никто меня не осудить за то, что я заимствую от вас. От вас ничто дурное ко мне не пристанет! -- пылко воскликнул Александр.

Между тем, учебные занятия великого князя шли своим чередом. В то время ни в России, ни за границей не было хороших руководств и пособий; объяснения учителя и собственные заметки воспитанника заменяли учебную книгу. Великому князю приходилось много читать, еще больше писать и в то же время напряженно следить за учителем. Нередко он делал ошибки, обнаруживал признаки утомления, но это нисколько не мешало развитию его телесных и духовных сил.

По его дневникам, в которых он подводил итоги за неделю, лучше всего видно, как он работал. Так, в 1789 году, двенадцати лет, он пишет: "Чтение из "Греческой истории" Джиллиса, от вторичного прибытия афинского флота в Сицилию до изгнания Алкивиада. Из алгебры: сложение, вычитание и умножение многочленов. Из геометрии: по данному боку шестиугольника найти бок двенадцати-угольника; по данному боку шестиугольника найти бок двадцатичетырех-угольника. Найти площади сектора и сегмента".

Так, изо дня в день, беседы по истории и географии сменялись уроками математики, естественной истории и физики. Подобно Муравьеву и Лагарпу, другие преподаватели -- Самборский, Паллас и Массон прибегали к диктантам, беседам, запискам, и, главное, настаивали на чтении избранных сочинений.

Екатерина была чрезвычайно довольна ходом занятий и успехами своих внуков, в особенности -- старшего. Она внимательно следила за их уроками и с интересом прочитывала каждую неделю их дневники, представляемые ей Салтыковым. Однажды, присутствуя на одном из уроков Лагарпа, она милостиво сказала ему:

-- Начала, который вы проводите, укрепляют души ваших учеников. Я чрезвычайно довольна вашим преподаванием.

С каждым годом любимый внук продолжал все более и более радовать и утешать свою державную бабушку. Вот каков он был, по словам императрицы, в двенадцать лет: "Господин Александр телесно, сердечно и умственно представляет редкий образец красоты, доброты и смышлености. Он жив и основателен, скор и рассудителен; мысль его глубока, и он с необыкновенной ловкостью делает всякое дело, как-будто всю жизнь им занимался. Он велик и силен для своего возраста и притом гибок и легок. Кроме того, он очень сведущ для своих лет: он говорит на четырех языках, хорошо знаком с историей всех стран, любит чтение и никогда не бывает празден. Он охотно предается всем удовольствиям своего возраста. Если я заговорю с ним о чем-нибудь дельном, он весь -- внимание, слушает и отвечает с одинаковым удовольствием; заставлю его играть в жмурки, он и на это готов. Все им довольны, и я также. Воспитатель его, Лагарп, находит, что он -- личность замечательная".

Когда Александру Павловичу минуло пятнадцать лить, Екатерина решила, что уже пора подыскать ему подругу жизни. Ее выбор остановился на сверстнице ее внука, прелестной Баденской принцессе, Луизе-Августе, нареченной, при принятии православия, Елисаветой Алексеевной. Своею красотой и кротким, ласковым обращением, юная принцесса очаровала не только императрицу и своего жениха, но даже его родителей и весь двор.

10 мая 1793 года было совершено торжественное обручение великого князя Александра Павловича с благоверною княжной Елисаветой Алексеевной. Тотчас после обручений она получила титул великой княжны.

В тот же день был дан во дворце парадный обед, а вечером состоялся бал, и весь город был иллюминован.

Бракосочетание сопровождалось пышными празднествами, на которых присутствовало много знатных европейских принцев.

По случаю приезда баденской принцессы, Державин написал оду, в которой, воспевая красоту и любовь царственной четы, припоминает свое приветствие "порфирородному отроку" при его рождении:

"Се тот младой герой,

Тот отрок мой порфирородный,

Я чье рожденье воспевал, --

Возрос и возмужал.

Се он, которому дары

Сносили геньи в колыбели

И наделили всем его,

Чтоб быть на троне человеком...

Се он с избранницей своей!

Гордись, моя, гордися, лира,

Пророчеством теперь твоим;

Уже оно почти сбылося:

Мой полубог почти уж бог,

Он всех сердца возжег".

Александр Павлович был счастлив в своей первой любви; общий восторг приветствовал юных супругов. Но их счастье скоро омрачилось печалью.

6 ноября 1796 года, в десятом часу вечера, императрица Екатерина Великая скончалась. В ту же ночь издан был манифест о присяге государю Павлу Петровичу и его наследнику, Александру Павловичу.

С этого времени великий князь большую часть своих сил должен был посвятить военной службе, не пропуская ни одного вахт-парада, или развода. Он был назначен первым с.-петербургским военным губернатором, инспектором по кавалерий и пехоте и, затем, председателем военного департамента. Наконец, он присутствовал в Сенате и Совете.

В 1801 году не стало Павла Петровича, и на родительский престол вступил молодой его сын, цесаревич Александр Павлович. Воцарение нового государя было встречено всеми с радостью. Отовсюду сыпались ему благопожелания и выражения сочувствия.

-----------------------------------------------

Детские годы знаменитых людей. Томик III. Бесплатное приложение к журналу "Путеводный Огонек" за 1910 год. М.: Типо-Литография "Печатник", 1910