Чюмина Ольга Николаевна - На мотив Теннисона

НА МОТИВЪ ТЕННИСОНА

Sweet ie true love, thoagh given in vain
And sweet is death, that pute an end to pain.

Съ дней первыхъ юности, когда на крыльяхъ грёзы

Мы любимъ улетать въ заманчивую даль,

И безсознательны бываютъ наши слёзы,

Какъ безсознательны и радость и печаль;

Съ тѣхъ поръ мнѣ грезились -- подъ гулъ рѣчей докучныхъ

И въ тишинѣ ночной, какъ грезятся и вновь --

Два свѣтлыхъ образа, двѣ тѣни неразлучныхъ:

Одна зовется Смерть, другая же -- Любовь.

Шли годы, и когда тревоги и сомнѣнья

Сильнѣй терзали грудь, и силы измѣнить

Готовы были мнѣ,-- въ тяжелыя мгновенья

Одна о смерти мысль давала силы жить.

И къ смерти вся душа стремилася невольно,

Когда мнѣ радости встрѣчались на пути

И жизни мнѣ сказать хотѣлося: довольно!

Мнѣ легче отъ тебя въ подобный мигъ уйти.

Любовь со смертію слились нераздѣлимо;

И въ часъ, когда меня поработила страсть,

Она предстала мнѣ, какъ смерть непобѣдима,

И сильной, какъ любовь, бываетъ смерти власть.

Все, все взяла любовь: и цѣли, и стремленья,

Всю жизнь, всѣ помыслы, всѣ грёзы прежнихъ дней,

И въ смерти отъ нея ища теперь спасенья,

Я до конца живу одною только ей.

Прости, любовь моя! Иной источникъ свѣта

Мнѣ открывается. Царица-смерть, я жду,

И отъ любви моей прощальнаго привѣта

Въ твои объятія я тихо перейду.

Бываютъ дни, когда, расправивъ крылья,

Орелъ паритъ къ лазурнымъ небесамъ;

Казалось бы, еще одно усилье

Могучее -- и онъ исчезнетъ тамъ,--

Но, пулею врага не пощаженный,

Весь ужасъ мукъ предсмертныхъ испытавъ,

Съ высотъ своихъ, смертельно пораженный,

Онъ падаетъ стремглавъ.

Ласкаемый весенними лучами

И блескомъ ихъ живительнымъ -- порой,

Среди корней, межъ талыми снѣгами,

Подснѣжникъ вдругъ распустится съ зарей;

Но къ вечеру повѣетъ стужей снова,

Въ природѣ все притихнетъ и замретъ,--

И въ ночь своимъ дыханіемъ сурово

Морозъ его убьетъ.

Такъ иногда и въ сердцѣ у поэта

Восходитъ мысль и зрѣетъ, какъ зерно,

И пѣсня ждетъ желаннаго расцвѣта,

Но наступить ему не суждено:

Всему конецъ одно положитъ слово --

И вновь кругомъ и пусто и мертво,

Одинъ ударъ все разобьетъ сурово --

И пѣснь, и жизнь его.

За бесѣдою шумно-веселой

Мы сошлися знакомымъ кружкомъ,

Но тоски не разсѣялъ тяжелой

Дружный смѣхъ и остроты кругомъ.

Съ каждой шуткой твоей остроумной,

Что сверкала, какъ въ чашѣ -- вино,

Сердце билось съ тоскою безумной,

И сжималось и ныло оно.

И хотя лишь надежду въ грядущемъ

Намъ сулили и рѣчи и взоръ,

Все мнѣ чуялся съ чувствомъ гнетущимъ --

Настоящему въ нихъ приговоръ...

Такъ порою: сіянье лазури

Отражается въ тихихъ водахъ,

Но рыбакъ приближеніе бури

Замѣчаетъ въ сѣдыхъ облакахъ.

И охваченъ невольно кручиной,

За работой онъ пѣсню поетъ.

Суждено ли ей стать лебединой?..

Что-то буря съ собою несетъ?..

О. Михайлова.

1892 г.

"В23;стникъ Европы", No 8, 1892