-- Я же говорил вам, что если вы желаете делать карьеру в нашей фирме, вы должны достать себе что-нибудь приличное... Вы думаете, что в коммерческом деле можно быть только евреем?..
-- Разве я плохо знаю свое дело?
-- Я же не говорю, что вы не понимаете лесного дела...
-- Я семь лет служил приказчиком на лесном дворе у Лейбы Моисеевича... Пусть он скажет, что я плохо знаю свое дело!..
-- Вы уже совсем не хотите слушать, что говорит хозяин... Я не говорю, что вы плохо знаете дело, но у меня только один еврей -- крещеный, и он не может быть сразу и в Киеве и в Москве! Кого я должен послать в Москву?..
-- Можно поехать... Почему вы так беспокоитесь?..
Хозяин пожал плечом, помял толстыми губами коротенький окурок сигары и выпустил синеватый дым изо рта и носа. Презрительно взглянув на стоявшего перед ним в виноватой позе служащего, он добавил:
-- Они уже думают, что если хочешь сделать карьеру в коммерции, то можно не быть зубным врачом или аптекарем или... чем-нибудь приличным!..
Прошло несколько мгновений в обоюдном молчании. Потом хозяин встал, заложил обе руки в карманы брюк и стал ходить по комнате... Соломон Моисеевич стоял неподвижно и молчал; когда хозяин поворачивался к нему спиной, Соломон Моисеевич украдкой взглядывал на его крутой затылок и крупную шею и думал: "Он уже себе думает, что стал нашим губернатором!".
-- Ну что мне из того, что вы -- жид? -- неожиданно спросил хозяин, останавливаясь перед смущенным Соломоном Моисеевичем. -- Что тут можно ответить?.. Ничего. Он мог только пожать плечами и опустить голову... Хозяин -- всегда хозяин. И всегда он прав. Он уже думает, что на него надо молиться...
-- Что мне из того, что вы не совсем дурак?.. Мало ли умных людей никуда не годятся, если они не могут поехать туда, куда надо поехать?..
-- Можно поехать...
-- Можно поехать! Разве я говорю, что нельзя поехать? Я говорю, что не всякий жид может жить в Москве, если он не сделается чем-нибудь приличным... А вы что такое? Аптекарь? Доктор? Зубной врач? -- Вы -- жид, и больше ничего!.. Можно поехать!.. Вы не знаете, что такое новый губернатор? Новый губернатор не желает, чтобы евреи жили на свете, а не только в Москве!.. И кто же будет платить мне убытки, если вас поймают и выгонят? Разве дело будет ждать, когда вы сделаетесь зубным врачом?..
Соломон Моисеевич видел, что хозяин сердится все больше, и кто знает, всякий хозяин может, как и новый губернатор, прогнать вон... Что сделаешь с хозяином!.. Ничего нельзя сделать... Лучше не спорить, а сказать что-нибудь приятное хозяину:
-- Что делать?.. Если хозяину нужен христианин, пусть он возьмет христианина, а меня рассчитает... Если бы Бог знал это, он сделал бы так, чтобы всякий бедный еврей родился зубным врачом... У меня пять детей, -- Бог это видит...
Хозяин улыбнулся. Это подбодрило Соломона Моисеевича. Если хозяин улыбается, это уже хороший признак. Надо пользоваться минутой:
-- Но, слава Богу... Если Бог не сделал меня зубным врачом, Он дал мне кое-что в голову... Пусть хозяин будет спокоен: я-таки поеду в Москву и сделаю все, как надо!..
Соломон Моисеевич понял, что теперь наступила очередь ему ставить вопросы, и он сыпал их в таком изобилии, что хозяин улыбался все больше:
-- Разве вы думаете, что Бог уже совсем оставил нас и не хочет знать, что у Соломона пять детей и что ему надо служить у хозяина? Разве вас, хозяин, мало уважают, или вы не имеете хорошей жены и детей и всего, что нужно доброму еврею? И разве вы родились зубным врачом?.. Славу Богу, вы...
-- У вас есть в Москве свои люди?
-- Зачем свои люди?.. Были бы гроши, свои гроши, а свои люди будут!.. Если Бог не сделал меня зубным врачом, вы думаете -- Он не поможет мне зацепиться?.. Пусть хозяин не беспокоится: я-таки поеду в Москву и сделаю все, как велит хозяин!..
* * *
Поезд пришел утром. Весь день Соломон Моисеевич бегал по делам. В сером пальто на вате с хлястиком позади, в котелке, с тросточкой, он выглядел совершенно приличным... А разве можно узнать, если еврей одет прилично, который зубной врач, а который просто жид?.. Слава Богу, ни один губернатор не может так сделать... Город очень большой и на улицах столько людей, сколько не увидишь в Гомеле в десять лет жизни... И есть много евреев... Только не надо бояться... Если еврей станет бояться, это уже сразу покажет, что он не зубной врач... Соломон Моисеевич свободно разгуливал по улицам и не смущался, проходя мимо полицейских чиновников. Он даже не хотел отказываться от услуг полиции: они же получают жалованье и должны помогать жителям!
-- Господин полицейский! Где я найду Сретенский бульвар? Что?.. Не знаете? Это очень странно, что вы не знаете: всякий должен знать свои обязанности...
-- Что такое?..
-- Они не знают, где Сретенский бульвар!.. -- жаловался кому-то Соломон Моисеевич, пожимая плечами. -- Если нужно сделать кому-нибудь неприятность, они могут, а если кому надо узнать, где Сретенский бульвар, они не могут...
Где только не побывал за день Соломин Моисеевич!.. Был в управлении дороги, был на бирже, на базарах, в двух банках, в адресном столе, был на квартире у чиновника, с которым говорил один на один... Ох, эти чиновники! Они думают, что человеку дано две жизни, и можно не торопиться. "Зайдите в четверг!.." А когда будет четверг? Сегодня вторник...
-- Вы думаете, что всякий еврей может ждать до четверга?.. В четверг я уже буду дома... Разве вам мало нажить триста рублей?.. Я же за триста рублей служу целый год, а вы в один день получите в бумажник триста рублей!.. Хозяин не делает сам деньги...
-- Я подумаю...
-- Ну, что тут еще думать?! Слава Богу, у вас есть в голове кое-что. Кто много думает, тот теряет. Надо думать немного, но хорошо...
-- Зайдите в среду!
-- Я же не зубной врач...
-- Что такое? Не понимаю...
-- Как-нибудь до завтра я могу ждать... А вечером завтра я уже должен уехать... Где я увижу вас завтра?
-- Лучше бы где-нибудь... в гостинице... Где вы остановились?
-- Где?.. В городе... Я не могу вас принять в своем номере... Зачем? Разве можно чиновнику ходить к еврею?.. Будем себе пить кофе в кофейной... Почему нам не сидеть за одним столом в кофейной?.. Будем себе читать газеты и говорить.
До самой ночи бегал Соломон Моисеевич по делам и все-таки надо было остаться: кое-где не кончил. Чиновник-таки решил думать до завтра... Хорошо ему думать в теплой квартире, ничего не бояться и знать, что рядом есть жена и дети, и кровать, и что хочешь... Пусть бы он попробовал побыть на месте Соломона Моисеевича: устал, как собака, гонявшая зайца, хочется-таки прилечь, вытянуть избитые ноги и сказать "пф"!.. А как это сделать?.. Слава Богу, что люди придумали кофейни: можно посидеть за стаканом кофе, съесть розан, понежиться в тепле и свете... Осень уже дает себя чувствовать: дует резкий ветер. Озябли руки и ноги... Руки еще можно спрятать в карманы, а что делать с ногами? Если нет калош?.. Надо зайти в кофейную -- погреться...
Зашел в кофейную... Боже мой, сколько здесь публики!.. Шум, дым, разговоры, смех... Кому здесь дело, что он не зубной врач?.. Сколько здесь женщин!.. Видно же сразу, какие это женщины...
-- Господин лакей! Дайте, пожалуйста, стакан кофе и булку... Может быть, есть свободные газеты?.. Вот это хорошо!.. Очень вкусно... Только не надо торопиться. Стакан кофе можно пить и час, и два, сколько хочешь... Что такое? Никому нет дела! Он будет пить очень долго, читать газету и отдыхать...
-- Пф!.. Скажите: вы еврей?
-- Еврей!.. Ну, и что такое?
-- Может быть, вы знаете часовщика Френкеля?
Сосед пожал плечом: Френкеля!.. Почему он знает?..
-- Извините!.. Я подумал: быть может, они на счастливый случай знают Френкеля, и спросил...
-- Вы приезжий?
-- Ну да! Если бы я не был приезжий, я не спросил бы, как найти часовщика Френкеля... я живу в Гомеле и знаю там всех евреев...
Сосед отвернулся. За что он рассердился?.. Разве Соломон Моисеевич сказал ему что-нибудь обидное?.. Очень большой город, и даже евреи не хотят знать друг друга... Ну, и Бог с ними!..
Он сидел за стаканом кофе больше часу времени... Ну, нельзя же сидеть до завтра? Надо подумать о ночлеге. Летом можно всю ночь ходить по бульварам и по улицам, а теперь нельзя: холодно... Надо же поискать Френкеля... Где это такая улица, Дмитровка?
Соломон Моисеевич постучал ложечкой о стакан:
-- Получите деньги! Сколько надо заплатить?.. Двадцать?.. Разве стакан кофе стоит пятнадцать?
-- Пятнадцать. Булка -- пять.
-- Булка -- пять? Такая маленькая булка?.. Ну, что ж!.. Я не буду спорить: пусть будет всего двадцать!
Вышел на улицу. Как будто стало теплее... Вот что значит выпить стакан кофе!
-- Господин полицейский! Как я пойду на Дмитровку?..
-- Которую: большую или малую?
-- Что такое? Есть и большая и маленькая?
-- Есть...
-- Ну все равно, пускай будет маленькая!
Очень долго Соломон Моисеевич ходил по маленькой Дмитровке... И на правой и на левой сторонах были часовые магазины. Только все они были уже заперты, а на вывесках нет фамилий хозяина. В Гомеле всякий магазин и лавка имеют фамилию, а здесь нет фамилий... Но разве можно найти, если не знаешь, на большой или на маленькой Дмитровке жил семь лет тому назад часовщик Френкель? Разве семь лет недостаточно, чтобы умереть человеку?..
Уже десять часов... Если маленькая Дмитровка такая длинная, что же такое другая, большая?.. Он уже так устал, что больше нет сил двигать ногами... Нельзя же всю ночь ходить по улицам... Улицы пустеют... Совсем мало прохожих. Лучше опять идти на главный проспект, где кофейня... Там много публики и там не видно, что еврей ходит без дела... Можно выпить еще стакан чаю и посидеть... Неужели Бог не поможет Соломону Моисеевичу как-нибудь зацепиться!?.
* * *
-- Уж запираете?
-- Запираем...
-- Но сколько же время?
-- Час ночи...
-- Ой-ой-ой! Уж час?! Я так заинтересовался газетой, что совсем не считал часов!.. Надо уходить... Вот я вам скажу, какой случай: подошел ко мне какой-то еврей и спрашивает: где можно ночевать без прописки?.. Почем я знаю?.. Я говорю, что у нас теперь новый губернатор и очень строго... Ну, конечно... бедный еврей приехал по делам и не имеет, где ночевать... Кто теперь может пустить ночевать еврея?.. Я не знаю... У нас теперь так строго... Как вы думаете, найдет он, где ночевать?..
-- Кто его знает!
Лакей сладко позевнул и отошел.
Что же теперь делать?.. Надо идти... Неужели Бог не поможет как-нибудь зацепиться?!.
Соломон Моисеевич вспомнил хозяина... "Правду говорил хозяин; нельзя быть только евреем"... Попадались вывески дантистов, сверкавшие золотом от света газовых фонарей... Соломон Моисеевич смотрел на них и думал: "ну, конечно, еврей!.. Спит себе спокойно, и нет никому дела, что он -- еврей".
Вот и опять зубной врач... Рабинович!.. Ну, конечно, еврей!.. В Гомеле много Рабиновичей и все они евреи!.. Ну, и кто же должен помочь еврею, как не еврей?!. Разве Авраам не принял странников?.. Что такое? Приду и скажу: я -- еврей и вы -- еврей... Вы себе лежите в постели, а я должен до самого утра бегать по улице? Разве у нас не один Бог?!. Боже мой, совсем нет сил ходить...
Все это скользнуло в голове Соломона Моисеевича, и он остановился у крыльца... Заперта дверь... Ну, что же из этого?.. Зачем же у дверей сделаны звонки?.. Приду и скажу: "я -- еврей, и вы -- еврей... слава Богу, что хоть вы -- зубной врач!"
Соломон Моисеевич позвонил, и вдруг испугался... Разве все евреи -- добрые люди?.. Разве не еврей донес в Гомеле на Яшку портного, и разве Яшка попал в тюрьму не через еврея?..
Засветился огонь за стеклами дверей, и швейцар зашевелился там в ливрее с золотыми пуговицами... И зачем было звонить?.. Теперь уже нельзя уйти: подумают, Бог знает, что он за человек... Разве больной не может прийти ночью?..
Соломон Моисеевич сделал страдание на лице и стал охать, придерживаясь рукой за щеку.
-- Что вам угодно?
-- Ой-ой... Разве вы не видите, что мне нужно?
-- Зубной кабинет заперт...
-- Ну, что же из того, что заперт? Ой-ой-ой! Разве эта дверь не была тоже заперта?
-- Ночью здесь не принимают...
-- Разве зубы могут знать время?..
-- Да нет никого... Барыня приезжает днем, до 7 часов вечера!
-- Барыня?..
-- Г-жа Рабинович.
-- Ой-ой-ой!.. Что они со мной делают?..
Соломон Моисеевич вышел с крыльца. Он еще немного подержался за щеку и потом пошел быстрой походкой... Лучше, если еврей идет быстро: значит, у него есть дело... Кто ходит тихо ночью по улице? Или очень важные люди, которым надоело ездить на лошади, или самые последние люди... Важные идут себе тихо для здоровья, потому что им некуда торопиться, а самые последние -- они ищут, они плохо думают и плохо делают... Какие девушки ходят тихо по улицам ночью и какие мужчины бродят, как собаки? Это все равно, везде уже так: и в Москве, и в Гомеле... Это же видно: разве хорошие девушки смеются на улице так громко?..
-- Послушайте! Брюнет!..
-- Что такое?..
-- Возьмите меня с собой!..
-- Зачем мне еще вы, если я не знаю, что делать с самим собой?..
Соломон Моисеевич искоса взглянул на девушку... Очень молодая и красивая... Рыжая с синими глазами... Ну, и сразу же видно, что -- еврейка!.. Такая красивая, и что она делает!.. Она могла бы выйти замуж и иметь детей и жить честно, а она...
-- Как вас зовут?..
-- Розалия!..
-- Хм... Вы же еврейка? Я вижу...
-- Ну да, еврейка... что же из того?..
-- Я тоже еврей...
-- Возьмите меня!..
-- Я же совсем по другому делу...
-- Ну что же из того, что вы -- семейный?!. Можно поехать ко мне... У меня приличная комната и очень спокойно... Я же не какая-нибудь... И что вам искать?.. Уж поздно и холодно... Вы думаете, что найдете что-нибудь особенное?.. Я же молодая и приличная... Чего вы еще хотите?!.
Они медленно шли по панели. Соломон Моисеевич молчал, а Розалия все говорила и говорила... Она была красноречива и умела этим пользоваться.
-- Разве я не скромная девушка?.. Боже мой?.. Я хотела бы послушать, если хоть один гость скажет про меня дурное... Вы сами увидите... Зачем хвалить себя?..
-- Я же совсем по другому делу... -- задумчиво повторял Соломон Моисеевич.
-- Ну что ж?!. Зайдете, посидите... Можно познакомиться, поговорить... Я же не буду навязываться... Я же не какая-нибудь... Можно подать самовар, закусить...
В тишине ночи гулко звучал топот кованных лошадиных ног, и несколько всадников с ружьями за плечами колыхались посреди улицы...
-- Уже второй обход... И что вам ходить, когда можно хорошо провести время?..
Соломон Моисеевич молчал, но в душе его рождалось тревожное сомнение... Люди в мохнатых шапках с ружьями за плечами сделали молчаливую улицу неприветливой, жуткой, таящей злобу против Соломона Моисеевича... А как же иначе?.. Остановят и спросят, что за человек ходит ночью по улицам?.. Ну, и что же тогда скажет им Соломон Моисеевич?.. Что он -- еврей? Хм!.. Разве этого не довольно, чтобы пропасть и никогда не вернуться в Гомель к жене и к детям?.. Разве мало еще было случаев?.. Что такое еврей?.. Кто за него ответит?.. Был еврей и нет... Не лучше ли сидеть в комнате за самоваром?!
-- Можно поехать к вам, если хотите... Отчего еврей не может познакомиться с еврейкой?..
-- Ну, так я про то же и говорю вам! Извозчик! Извозчик!
* * *
-- Вы устали?.. Уже сейчас!.. Только две лестницы...
-- Я не устал, но здесь очень темно...
-- Вот уже пришли!.. Здесь!..
Розалия позвонила.
-- Крепко заснули... Уже идут!..
Отворилась дверь. Сонная полуодетая женщина, пожилая и некрасивая, со свечей в руках, встретила и проводила их по грязному коридорчику до комнаты Розалии.
-- Мамаша! Гость хочет иметь самовар и что-нибудь выпить и закусить...
Растрепанная женщина сурово посмотрела на Соломона Моисеевича, что-то проворчала и зажгла на столе лампу.
-- Скоро два часа... Какие теперь самовары.
-- Что из того, что два часа?..
Розалия вышла следом за ворчливой женщиной и там, в коридорчике, они тихо ссорились между собой:
-- Это же хороший гость... Он хорошо заплатит...
-- Я и так вторую ночь не спамши...
-- Вы хотите, чтобы я сама поставила самовар?.. Разве вы уже так разбогатели, что не желаете иметь на чай?..
Соломон Моисеевич оглядел комнату... Совсем прилично!.. И диван, и два кресла, и лампа с абажуром, на котором пришпилены бумажные цветы, и зеркало, и высокая постель с подушками, прикрытыми накрахмаленной накидкой!.. Над диваном -- картина, по стене много фотографических карточек, в углу -- умывальник с чистым полотенцем... Можно подумать, что опять сидишь в Гомеле, на своей квартире... Чего еще надо?.. Все есть...
Вошла Розалия, сняла пальто и шляпку.
-- Почему вы стоите в пальто?.. Вот же вешалка!.. Сейчас будет самовар... Ну, что вы стесняетесь?.. Будьте совсем, как дома... Я же очень простая и скромная...
Розалия подошла к зеркалу. У ней были хорошие рыжие волосы, которым она знала цену:
-- Что мне делать со своими волосами? Они не слушаются шпилек и все хотят рассыпаться... Мне все говорят, что немногие женщины имеют такие волосы... Посмотрите, разве так хороши мои волосы!
Она распустила волосы и приблизила свое лицо к лицу Соломона Моисеевича. В огненном ореоле этих волос ясно засветились доброй улыбкою синие глаза девушки, и лицо казалось удивительно белым...
-- Говорят, что я красивая, но только я не верю... Разве такие бывают красивые?..
Соломон Моисеевич опустил глаза и тихо произнес:
-- Но я же по другому делу... Кто это была женщина? Ваша мамаша? Она же не еврейка? Это же видно?..
-- Хозяйка...
-- Зачем же вы называете ее мамашей?..
-- Она же моя крестная мать... Я же крещеная... Что вы так смотрите?.. И вы тоже -- крещеный?..
Соломон Моисеевич отрицательно покачал головой и задумался...
-- Ну, что из того, что я -- крещеная?.. Я же еврейка... все равно...
Мамаша принесла самовар, булку, две бутылки пива, селедку. Лицо у мамаши было по-прежнему сердитое, и казалось, что вот-вот она растерзает и свою крестную и ее гостя...
-- Получить?!.
-- Они заплатят... Не беспокойтесь, мамаша...
-- Рупь тридцать!
Соломон Моисеевич не сразу понял, что вопрос относился к нему, а когда понял, то покраснел и торопливо полез в кошелек:
-- Разве я могу убежать, не заплатив денег? Боже мой! Я же не хулиган... Извольте!
Розалия состроила гримасу, заперла дверь на задвижку и, вернувшись, сказала:
-- Она же зла, как черт... И чего вы обиделись?.. Какое вам дело? Разве вы пришли к ней?.. Еще не было такого урода, который пришел бы к ней в гости... Когда бывает крестный, он всегда сидит у меня... Он вовсе не хочет знать свою куму... Кушайте же селедку!.. Я налью вам чаю... Почему вы такой печальный?.. Я хотела бы развеселить вас... Может быть, я вам совсем не нравлюсь? Ну, что же... Всякий имеет свой вкус...
-- Я очень устал... Я целый день бегал по городу. Мои ноги совсем...
-- Отчего не снимете сапоги?.. Что за беда?.. Можете снять пиджак...
Розалия сняла кофту, -- белая грудь колыхнулась, едва прикрытая цветной рубашкой.
-- Давайте будем пить пиво!..
Она неожиданно села на колени к Соломону Моисеевичу и обвила его шею теплой рукой...
-- Я же совсем по другому делу... -- сконфуженно сказал Соломон Моисеевич, осторожно погладил девушку по рыжим волосам и вздохнул. -- Я же пришел только отдохнуть... Ничего больше!.. Вы -- еврейка. И я -- еврей... И больше ничего!.. Зачем вы крестились?.. Где ваши родители?..
-- Нет уже никого: ни папаши, ни мамаши!.. Слава Богу, они не дожили...
-- И зачем вам было креститься?..
-- А что бы я стала делать?.. За что мне было зацепиться?.. Идти в дом?..
-- Зачем в дом?..
-- А что же бы я стала делать?.. Что из того, что я крестилась? Зато я могу жить здесь в городе, и никто не скажет мне слова... Еврейкам нельзя жить на своей квартире... Еврейки здесь могут жить только в доме, на своей квартире могут только христианки... А я не хочу в дом... Пусть я развратная, но я не хочу жить в доме... Теперь я вольная девушка, а в доме все равно, что прислуга... В доме нет воли... Всякий, кто пришел, может взять, -- и нельзя отказываться... А теперь я, как хочу... Вы мне нравитесь, -- я вас прошу, я сама выбираю гостя... Я же не мясо, а человек...
Розалия говорила с искренним увлечением, говорила очень бодро и весело и, казалось, была вполне довольна своим положением... Соломон Моисеевич слушал и угрюмо молчал...
-- Ну, и что из того, что я крестилась?.. Пусть меня считают христианкой!.. Мне какое дело?!.
Она пошла к комоду и вернулась с большим портретом в рамке:
-- Вот это мой крестный... Ом научил меня, как сделать это дело... Он меня очень любит... Если бы он не научил, что бы я стала делать? Идти в дом?.. Лучше уж что-нибудь сделать... над собой, чем идти в дом...
-- Он военный? - спросил Соломон Моисеевич, с удивлением разглядывая портрет крестного...
-- Нет же, он -- околоточный!.. Не правда ли очень красивый мужчина?.. Он меня очень любит... Он говорит, что я ему нравлюсь больше всех девиц... Он меня называет православной жидовочкой!.. Он приходит ко мне каждую субботу...
-- Околоточный?!. Ваш крестный -- околоточный?!.
-- Они же меня и крестили: он и квартирная хозяйка...
Это было очень смешно...
Розалия весело расхохоталась и начала рассказывать, как ее крестили...