Чулков Георгий Иванович - Листопад

Г. И. ЧУЛКОВ

Листопад

Серия "РУССКИЙ ПУТЬ"

И. А. БУНИН: PRO ET CONTRA

Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей

АНТОЛОГИЯ

Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург, 2001

Быть может, сон создал мои картины,
Но пусть! Мой сон -- печаль моей любви...
Иван Бунин

Иван Бунин -- единственный значительный представитель тургеневской полосы в современной литературе. Как-то странно видеть сборники его стихов и рассказов заключенными в зеленую обложку товарищества "Знания". И талантливые, и бездарные сотрудники "Знания" явно далеки от пушкинско-тургеневских традиций, и развинченный, расшатанный стиль какого-нибудь Юшкевича или даже самого Максима Горького ничего общего не имеет с четким, суховатым, но всегда точным и крепким стилем Ивана Бунина.

Иван Бунин знает, что значит мастерство, и любит его. Он бережно лелеет слова и не расточает случайных эпитетов, натянутых сравнений и фальшивых образов.

Сухость и сдержанность лучше пышности, не оправданной основной темой. Иные современные повествователи, начитавшиеся Бальмонта и переведенного на русский язык Пшибышевского, вообразили, что тайна творчества -- в нанизывании неврастенических эпитетов и в истерическом стиле. Но брильянты Бальмонта и Пшибышевского они заменили стеклом, и лишь плохие ювелиры не отличат этого фальшивого блеска от живой игры настоящих камней.

У Ивана Бунина все подлинное. Приятно читать внятные, любовно отшлифованные стихи и рассказы Бунина после этих многословных и неряшливых писаний, которые охотно потребляются теперь книжным рынком.

После того, как определилось "Знание" и его литературное лицо выяснилось окончательно, появилась новая группа повествователей с претензиями на "изысканность". Иные успели уже бесславно погибнуть для литературы, завязнув в своем собственном стиле: "модернизм" кружит голову господам бытописателям; и вульгарная пшибышевщина вопит со страниц журналов и альманахов.

От декадентства взяли не его сущность, а то побочное и случайное, что усвоить легко, не отдавая себе отчета в том, какую ответственность принимает на себя человек, воистину познавший сокровенное крайнего индивидуализма. Словесный разврат и бесстыдная развязность стиля царят в "широкой" литературе.

Но символисты, настоящие символисты, умеют любить стиль и язык, и даже "младшие" из них научились писать четко и красиво.

Малоизвестный Марк Криницкий и совершенно неизвестный Юрий Череда умеют писать с той изысканной простотой, о которой понятия не имеют наши популярные беллетристы.

Так же обстоит дело и со стихотворцами. Многим популярным "поэтам" не мешало бы поучиться тихой ясности у Дмитрия Фридберга или у Корина.

Простой и прозрачный стиль Ивана Бунина построен, однако, по определенному плану, и слова у него двигаются не случайно по точным путям, в строгом и ясном ритме.

Вот отрывок из рассказа "Руда", к которому стоит прислушаться:

"Осень приходила к нам светлая и тихая, -- она воцарялась в степи так мирно и спокойно, что казалось, конца не будет ясным дням. Она делала дали нежно-голубыми и глубокими, небо -- чистым и кротким, солнечные дни -- веселыми. Тогда можно было различить самый отдаленный курган в степи, на открытой и просторной равнине ярко-желтого жнивья. Осень убирала и березу в золотой убор. А береза радовалась и не замечала, как недолговечен этот убор, как листок за листком осыпается он, пока, наконец, не оставалась вся раздетая на его золотистом легком ковре. Очарованная осенью, она была счастлива и покорна, и вся сияла, озаренная из-под низу желтым отсветом сухих листьев. А радужные паутинки тихо летали возле нее в блеске солнца, тихо садились на сухое, колкое жнивье... И народ называет их красиво и нежно -- "пряжей Богородицы"".

В такой прозе есть определенный уклон, полет, напряжение -- все то, что определяет собою ритм, -- и нельзя ставить грани между стилем Бунина и его художественной прозой. Обращаясь к внутренней стороне стиля -- к образам, мы видим, как Бунин выводит их из состояния неподвижности, как он искусно открывает в них живую пульсацию. Жива светлая и тихая Осень, жива Береза, которая стоит обнаженная на "золотистом легком ковре" из опавших листьев и вся "сияет, озаренная из-под низу желтым отсветом". И, наконец, прекрасны "радужные паутинки", которые тихо садятся на сухое, колкое жнивье...

Это тютчевский образ:

Лишь паутины тонкий волос

Блестит на праздной борозде.

И в стихах своих Бунин умеет дыханием жизни оживлять желанные ему образы:

И Осень тихою вдовой

Вступила нынче в терем свой.

Как хорошо ей на поляне,

Среди широкого двора,

Воздушной паутины ткани

Блестят, как сеть из серебра.

И вот Осень бродит в своем "расписном" тереме, "лиловом, золотом, багряном"...

Все строже вдаль она глядит,

Все резче тайное страданье

В ее немых очах сквозит...

Какое вещее молчанье.

В стиле Бунина есть благородная тургеневская ясность, и если стиль его лишен иногда необходимой смелости и окрыленности, зато его язык почти никогда не бывает банальным. И диалог никогда не звучит фальшиво. Крестьянская речь порой возвышается до расцветающего языка Лескова и никогда не расплывается, никогда не утомляет внимания.

Но Иван Бунин -- не символист: поэтому всегда между его переживанием, с одной стороны, и образом, стилем, языком, с другой, есть посредствующее звено, которое определяется различными психологическими моментами и, конечно, прежде всего сознанием. Это -- как бы холодильник, через который проходит горячая влага непосредственного творчества.

Правда, и в лаборатории символиста есть такой холодильник, но он вводится в цепь опыта после, а не во время самого процесса рождения образа; благодаря этому освобождению от рассудочного контроля образ претворяется в символ; потом мастер-артист холодной рукой завершает свою ювелирную работу, но уже символ, раз рожденный, не сокрушится. У Ивана Бунина образы редко претворяются в символы, но тем не менее искусство Бунина -- настоящее, подлинное искусство, и нельзя не ценить его очаровательной лирики.

В поэзии Ивана Бунина есть одна основная тема, с которой связаны почти все его переживания, его любовь и его печаль...

Тема эта -- Русь.

И в этой теме поэт является наследником Пушкина и Тургенева. В этой бунинской Руси нет громоздкой эпической России Льва Толстого, нет загадочной и скорбной России Достоевского, нет замученной Руси Глеба Успенского и нет той Руси, которая -- по слову Гоголя -- несется как "необгонимая тройка", мчится "вся вдохновленная Богом"...

Иван Бунин знает и любит ту тихую деревенскую Русь, от которой пахнет стариной не слишком древней, тот мелкопоместный уклад, понять и простить который можно лишь в дни его увядания. Русь полевая, охотничья, обвеянная ясным ветром, напоенная медом и брагой, деревенская Русь с овинами и ригами, с тихими зорями, с квохтаньем дроздов на коралловых рябинах, с русой девушкой в плисовой безрукавке, в строгой поневе -- это бунинская Русь.

Бунин любит бытовую Россию, он не сжигает, подобно иным мятежным художникам, своего родного дома, чтобы идти в неизвестную даль вольных полей. Но Бунин -- поэт, и тонкий вкус мастера не позволяет ему принять быт в расцвете, в его самодовольной устойчивости. Сам Бунин не ведает исхода из бытовой западни и никогда не пытается расширить основы быта, разрушить основание его, но, как лирик, он поет быт в его распаде, оплакивает его увядание и бессознательно возвышается иногда до иных слез, иной печали -- более мудрой: порой Бунин, как поэт, скорбит уже об увядании и смертности нашего мира вообще, и в этом переходе от быта к миру, от устроения человеческой жизни к земле слышится уже, хотя и полувнятно, песня о земле бессмертной.

Даже в рассказе "Антоновские яблоки", где быт представлен пышно, Бунин тихо шепчет о смерти. "И вот предо мною проходит целый мир, -- говорит Бунин, -- целый быт, который скудел, дробился и теперь уже умирает, так что, может быть, через каких-нибудь пятьдесят лет его будут знать только по нашим рассказам..."

Но на Руси есть не только антоновские яблоки, сухие пашни и вишневые сады: есть еще песни на Духов день, вещуньи кукушки, величальные свадебные обряды, а под Петров день игры солнца, есть миф о Николае Чудотворце и, наконец, величайший миф о Заступнице всех скорбящих.

Этот миф о полевой Богоматери связан неразрывно с темою Руси, и Бунин не мог пройти мимо него равнодушно. Вместе с мужиками Бунин молился Ей в открытом поле под старым крестом у березы.

-- Пресвятая Богородица, защити нас Покровом Твоим, -- бессознательно шепчет поэт таинственные слова перед суздальской иконой Божьей Матери, покровительницы полей.

И в стихах Бунин поет ее:

Не туман белеет в темной роще --

Ходит в темной роще Богоматерь.

По зеленым взгорьям, по долинам

Собирает к ночи божьи травы.

Ели своей черной хвоей застят золотой иконостас заката; под росою пахнет медуница и светит по рощам золотой венец Богоматери:

Как туман бела ее одежда,

Голубые очи -- точно звезды.

Соберет она цветы и травы

И снесет их к Божьему престолу.

Но в сердце Бунина ограниченный "идеализм" всегда одерживает верх в борьбе с религиозными томлениями. И порой трезвый Бунин делает свои признания в этом смысле:

Теперь давно мистического храма

Мне жалок темный бред:

Когда идешь над бездной, надо прямо

Смотреть в лазурь и свет.

По счастью, Иван Бунин редко философствует и рассуждает. Бог благословил его сердце на мечты, и ему не надо зарывать таланта в землю и напрасно искать чужих даров.

III

В теме любви Иван Бунин остается верным тургеневскому идеализму. В творчестве Бунина -- та же задумчивая нежность, то же бескорыстное томление, то же рыцарство, та же любовная печаль... И это в наши дни, когда тема любви трактуется в романах и рассказах как тема физиологическая, и мещанское общество читает почти исключительно тех глуповатых беллетристов, которые умеют любить в жизни лишь дебелую бабу или даже еще определеннее -- ее жирные бедра.

Дело тут не в порнографии: Константина Сомова занимают иногда не только эротические, но даже явно порнографические темы, но они всегда оправданы высокой иронией, и кто решится упрекать художника в выборе сюжета? Федор Сологуб также не раз раздражал строгих моралистов своим "садизмом", но никогда поэт не был ниже своей темы: он владел ею, а не она им. И призрак холодной Смерти всегда витает над эротическими переживаниями мудрого лирика: под веянием крыльев последней владычицы, Смерти, не улыбнешься нехорошей улыбкой вульгарного эротомана; и напрасно иные скрывают свои пустые душонки под маской морали, удобной для домашнего обихода.

Не таков Бунин. Ему веришь, когда он поет:

Я ль не любил? Я ль не искал мятежно

Любви и счастья юность разделить

С душою женской светлою и нежной

И жизнь мою в другую перелить?

Но та любовь, что душу посещала,

Оставила в душе печальный след, --

Она звала, она меня прельщала

Той радостью, которой в жизни нет.

И от нее я взял воспоминанья

Лишь лучших дней, и уж не ту люблю,

Кого любил... Люблю мечты созданья,

И снова о несбыточном скорблю.

В этом замечательном признании на лермонтовскую тему ("Люблю мечты моей созданье") ключ к пониманию любовной лирики Ивана Бунина. И как внятна заключительная строфа этого стихотворения:

И горько я, и сладостно тоскую,

И грезится мне сладкая мечта,

Что воскресит мне радость неземную

Печальная земная красота.

У Ивана Бунина есть рассказ "Осенью". В этом рассказе о любовном свидании столько печальной нежности и тишины, что, узнав его, нельзя не ценить бунинской лирики. "И когда я целовал атлас платья на ее коленях, -- рассказывает поэт, -- а она в ответ на мои бесконечные признания и планы на будущее тихо смеялась сквозь слезы и обнимала мою голову, я смотрел на нее с восторгом безумия, и в тонком звездном свете ее бледное, счастливое и усталое лицо казалось мне прекрасным, как у бессмертной".

Этот "тонкий звездный свет" и это лицо, "прекрасное, как у бессмертной" -- все это к той же теме "печальной земной красоты" и неземной "светлой мечты".

В рассказе "Новый год" -- еще одно свидание, странное свиданье мужа и жены, которые вдруг в деревенской пустынной усадьбе очнулись от городской суеты, забыли свою повседневную враждебность друг к другу и отдались на миг любви. Жена выбежала ночью на снежный двор, кружилась при бледном свете месяца по белой земле и бормотала стихи о Татьяне, которая, как сказано у Пушкина, "на месяц зеркало наводит".

Что-то ясное и таинственное, чувственное и целомудренное есть в этом любовном увлечении снежной луной -- как непонятный отблеск бессмертной любви.

В рассказе "Костер" поэт увидел случайно во время пути ночью девушку цыганку и тотчас влюбился в ее смоляные волосы, страстную нежность глаз, губ и всего "древнеегипетского овала лица". Но лошади тронули, копыта дружно застучали, -- и костер, и цыганка уже далеко. Но "и в запахе росистых трав, и одиноком звоне колокольчика, в звездах и в небе было уже новое чувство -- томящее, непонятное и от этого еще более сладостное".

В рассказе "В августе" поэт делает еще раз свое признание: "В одной мечте об этом несуществующем женском образе уже было счастье. Но он обещал мне больше -- свою близость, свою любовь, понимание самых сокровенных моих помыслов -- все, чего я никак не мог выразить не только словами, но даже думами, и что никогда не сбылось и не сбудется".

Что-то осеннее есть в любви Бунина, какая-то тютчевская "улыбка увяданья", как будто багряные листья тихо падают и тихо кружатся. И неслучайно первую книгу стихов своих Бунин назвал "Листопадом".

КОММЕНТАРИИ

Впервые: Слово. 1908. No 538. 17 августа. С. 3. Печатается по: Чулков Г. И. Покрывало Изиды. Критические очерки. М., 1909. С. 136--145.

Георгий Иванович Чулков (1879--1939) -- прозаик, поэт, драматург, мемуарист, критик, литературовед.

Быть может, сон создал мои картины, Но пусть! Мой сон -- печаль моей любви... -- Цитата из ранней редакции стихотворения "К прибрежью моря длинная аллея... " (1900).

...сборники его стихов и рассказов заключенными в зеленую обложку товарищества "Знания". -- С 1902 по 1909 г. в издательстве товарищества "Знание" вышли первые пять томов собрания сочинений Бунина.

Юшкевич Семен Соломонович (1868--1927) -- прозаик, драматург; в 1920 г. эмигрировал во Францию. В издательстве "Знание" выпустил собрание сочинений (т. 1--5, 1903--1908).

...и переведенного на русский язык Пшибышевского... -- Станислав Пшибышевский (1868--1927) -- польский писатель. Его полное собрание сочинений на русском языке выпустило в 1905--1911 гг. издательство "Скорпион".

Марк Криницкий (наст, имя и фам. Михаил Владимирович Самыгин; 1874--1952) -- прозаик, драматург. Первый сборник рассказов "В тумане" вышел в Москве в 1895 г. В 1908--1912 гг. издал в Петербурге трехтомное собрание рассказов. В 1916--1918 гг. в Москве вышло его 15-томное собрание сочинений. См. о нем: Письма В. Брюсова к М. В. Самыгину / Вступит, статья, публикация и комментарии Н. А. Трифонова // Литературное наследство. М., 1991. Т. 98. Кн. 1. С. 362--423.

Фридберг Дмитрий Наумович (псевд. Ефимов; р. 1883) -- поэт символистской ориентации; позднее -- журналист и партийный работник.

...из рассказа "Руда"... -- "Эпитафия" (1900).

Лишь паутины тонкий волос Блестит на праздной борозде. -- Цитата из стихотворения Ф. И. Тютчева "Есть в осени первоначальной..." (1857).

И Осень тихою вдовой ~ Блестят, как сеть из серебра. -- Здесь и далее цитируется ранняя редакция "Листопада" (1900).

...несется как "необгонижая тройка", мчится "вся вдохновленная Богом"... -- См. финал "Мертвых душ".

"И вот предо мною проходит целый мир ~ его будут знать только по нашим рассказам..." --Цитата из ранней редакции "Антоновских яблок" (1900).

Пресвятая Богородица, защити нас Покровом Твоим... -- Цитата из рассказа "Эпитафия" (1900).

Не туман белеет в темной роще -- ~ Собирает к ночи божьи травы. <...> Как туман бела ее одежда, ~ И несет их к Божьему престолу. -- Цитаты из стихотворения "Канун Купалы" (1903).

Теперь давно мистического храма ~ Смотреть в лазурь и свет. -- Заключительная строфа стихотворения "Мистику" (1905).

...Константина Сомова занимают иногда не только эротические, но даже явно порнографические темы... -- Вероятно, имеются в виду иллюстрации К. А. Сомова к сказке А. М. Ремизова "Что есть табак. Гоносиева повесть" (СПб., 1908; книга вышла в свет без обозначения типографии тиражом 25 экземпляров).

Я ль не любил? Я ль не искал мятежно ~ И снова о несбыточном скорблю. -- Здесь и далее цитируется стихотворение "К прибрежью моря длинная аллея..." (1900).

..."Люблю мечты моей созданье"... -- Цитата из стихотворения М. Ю. Лермонтова "Как часто, пестрою толпою окружен... " (1840).

..."В одной мечте ~ не сбылось и не сбудется". -- Цитата из ранней редакции рассказа "В августе" (1901).

...какая-то тютчевская "улыбка увяданья"... -- См. стихотворение "Осенний вечер" (1830).

...первую книгу стихов своих Бунин назвал "Листопадом". -- См. коммент. к статье Блока "О лирике", с. 819.