Чертков Владимир Григорьевич - По поводу христианского анархизма

В. Чертков

По поводу христианского анархизма

Ан--скій.

Что такое анархизмъ?

Со статьей В. Черткова.

Книгоиздательство "Живое Слово".
СПБ, 1907

По поводу христіанскаго анархизма.
Замѣтка отъ Издательства.

Въ изложенномъ разборѣ различныхъ анархическихъ ученій Левъ Толстой включенъ въ разрядъ типичныхъ представителей анархизма. Такъ какъ Толстой наиболѣе выдающійся литературный выразитель того свободно-христіанскаго жизнепониманія, котораго придерживаемся и мы, то считаемъ умѣстнымъ съ своей стороны прибавить нѣсколько словъ о его и нашемъ отношеніи къ тому движенію, которое принято называть "анархизмомъ".

Прочитавши книгу Эльцбахера "Анархизмъ", которая, какъ было вначалѣ указано, служила однимъ изъ источниковъ при составленіи этихъ очерковъ, Толстой въ 1900 году написалъ ея автору сочувственное письмо слѣдующаго содержанія:

"Ваша книга дѣлаетъ для анархизма то же, что 30 лѣтъ тому назадъ было сдѣлано для соціализма: она вводитъ его въ программу политическихъ наукъ.

"Ваша книга чрезвычайно понравилась мнѣ. Она совершенно объективна, понятна и, насколько я могу судить, въ ней прекрасно обработаны источники.

"Мнѣ кажется только, что я не анархистъ въ смыслѣ политическаго реформатора. Въ указателѣ вашей книги при словѣ "принужденіе" сдѣланы ссылки на страницы сочиненій всѣхъ прочихъ разбираемыхъ вами авторовъ, но не встрѣчается ни одной ссылки на мои писанія. Но есть-ли это доказательство того, что ученіе, которое вы приписываете мнѣ, но которое, на самомъ дѣлѣ, есть лишь ученіе Христа,-- есть ученіе не политическое, а религіозное?"

Что жизнепониманіе Толстого существенно отличается отъ всѣхъ остальныхъ выше разобранныхъ анархическихъ ученій, это, думаемъ, должно быть ясно каждому внимательному читателю. Но какое именно различіе полагаетъ Толстой между "политическимъ" и "религіознымъ" ученіями и почему онъ придаетъ такое большое значеніе вопросу о принужденіи,-- это съ перваго взгляда не такъ ясно, и потому на этомъ, какъ намъ кажется, не мѣшаетъ немного остановиться.

Религія,-- по лучшему извѣстному намъ опредѣленію того же Толстого,-- есть такое отношеніе человѣка къ безконечной жизни, которое руководитъ его поступками {См. "Что такое религія? Изданіе "Свободнаго Cлова". Стр. 10, 11.}. Подъ "безконечною жизнью" мы понимаемъ ту высшую область духовнаго разумѣнія, въ которой раскрывается намъ вѣчный законъ добра и правды. Для "религіознаго" сознанія этотъ законъ добра и правды обязателенъ; и при томъ обязателенъ не потому, что результаты его выгодны для человѣка или для человѣчества, а потому что этотъ нравственный законъ представляетъ наивысшее понятіе, доступное намъ,-- ту вѣчную истину, признаніе которой присуще нашей духовной природѣ и проявленіе которой составляетъ естественное назначеніе нашей жизни. Это есть та "воля Отца нашего небеснаго", на которую такъ часто ссылался Іисусъ.

Политика есть нѣчто совсѣмъ другое. Политика есть такое отношеніе къ общественнымъ задачамъ, при которомъ человѣкъ сначала намѣчаетъ тѣ внѣшніе результаты, которыхъ онъ считаетъ желательнымъ достигнуть; а затѣмъ уже старается осуществить эти результаты наиболѣе, по его мнѣнію, цѣлесообразными средствами. На этомъ основаніи человѣкъ политическаго сознанія мало или вовсе не заботится о нравственномъ достоинствѣ употребляемыхъ имъ средствъ. Лишь бы цѣль его была хороша, онъ обыкновенно считаетъ пригодными всѣ средства, ведущія къ этой цѣли" {Въ тѣхъ случаяхъ, когда политическій дѣятель признаетъ какое-нибудь полезное для его цѣлей средство безнравственнымъ и потому, въ ущербъ своей ближайшей задачѣ, отказывается употреблять такое средство,-- онъ тѣмъ самымъ отступаетъ отъ "политики" и до нѣкоторой степени пріобщается "религіознаго" жизнепониманія Но настоящій, послѣдовательный "политическій" взглядъ на жизнь,-- все равно правительственный-ли или анти-правительственный,-- всегда признавалъ, признаетъ и будетъ признавать, что "цѣль оправдываетъ средства", хотя политическіе дѣятели и не любятъ въ этомъ откровенно сознаваться.}.

Слѣдовательно, если разсматривать анархизмъ, какъ систему политическую, т. е. какъ внѣшнее установленіе извѣстнаго рода общественнаго порядка, то Толстой правъ, полагая, что онъ не анархистъ. Политическій анархизмъ не можетъ обойтись безъ принужденія. И на самомъ дѣлѣ, всѣ остальные разсмотрѣнные Эльцбахеромъ представители анархизма допускаютъ, какъ справедливо указываетъ Толстой, употребленіе насилія въ той или иной степени, въ томъ или другомъ видѣ или случаѣ. Правда, они возстаютъ противъ той формы государственнаго насилія, которая въ настоящее время господствуетъ. Но. все же всѣ они, каждый по своему, признаютъ насильственную власть иногда необходимою. Напримѣръ, они признаютъ, что позволительно употреблять насиліе для самозащиты, или для укрощенія преступниковъ, или для войны, или для борьбы съ тиранами, для убійства деспотовъ, для вооруженнаго возстанія и т. д., и т. д. Толстой же, разсматривая жизнь не съ политической, а съ религіозной точки зрѣнія, довѣряетъ высшему нравственному закону, отрицающему право всякаго насилія человѣка надъ человѣкомъ. Толстой не допускаетъ, чтобы могъ быть такой случай, когда насиліе необходимо для истиннаго блага человѣчества. Онъ увѣренъ, что если насиліе намъ иногда и кажется полезнымъ, то это только потому, что мы ошибаемся, не будучи въ состояніи предусмотрѣть всѣ послѣдствія нашихъ поступковъ. Очевидно, что такое чисто религіозное міровоззрѣніе несовмѣстимо съ политической точкой зрѣнія. Вотъ почему никакъ нельзя считать Толстого анархистомъ въ политическомъ смыслѣ этого слова.

Но можно понимать анархизмъ гораздо глубже, нежели въ этомъ внѣшнемъ политическомъ смыслѣ. Въ основной своей сущности анархизмъ не есть такое или иное устройство общества, а -- принципіальное отрицаніе власти, т. е. непризнаніе за человѣкомъ права насильственно распоряжаться другимъ человѣкомъ. Допуская насиліе въ нѣкоторыхъ случаяхъ, всѣ разобранные въ выше изложенныхъ очеркахъ представители анархизма, за исключеніемъ Толстого, говорятъ, выражаясь просто: "Мы противъ насильственной власти -- за исключеніемъ тѣхъ случаевъ, когда мы за нее". Понятно, что такой анархизмъ, строго говоря, вовсе и не есть анархизмъ, такъ какъ отличительное свойство истиннаго анархизма есть отрицаніе насильственной власти. Нужды нѣтъ, что эти такъ-называемые анархисты допускаютъ насиліе въ болѣе умѣренномъ видѣ, нежели современныя государства. Истиннымъ анархизмомъ можно назвать только такое жизнепониманіе, которое совершенно отрицаетъ всякую насильственвую власть, всякое принужденіе со стороны кого бы то ни было надъ кѣмъ бы то ни было. А понимая анархизмъ въ этомъ, единственно истинномъ его значеніи, окажется, что изъ всѣхъ перечисленныхъ семи анархистовъ одного только Толстого можно назвать настоящимъ и послѣдовательнымъ анархистомъ, такъ какъ онъ одинъ безусловно вѣритъ въ основную идею анархизма и одинъ не боится полнаго примѣненія этой идеи къ жизни безъ всякихъ урѣзокъ и ограниченій.

Говоря о религіозномъ анархизмѣ Толстого, не мѣшаетъ заодно коснуться нѣсколькихъ связанныхъ съ этимъ вопросомъ весьма распространенныхъ недоразумѣній.

Во-первыхъ, признаніе Толстымъ того, что человѣкъ не имѣетъ права производить насиліе надъ другимъ человѣкомъ, вовсе не вытекаетъ, какъ нѣкоторые ошибочно полагаютъ, изъ подчиненія какому-нибудь внѣшнему правилу, въ родѣ заповѣди Христа о "непротивленіи злому". Свободно-христіанское жизнепониманіе не признаетъ никакихъ внѣшнихъ предписаній, правилъ или законовъ, никакихъ такъ-называемыхъ "догматовъ" или "авторитетовъ". Оно признаетъ только одинъ внутренній законъ,-- голосъ Божій въ душѣ самого человѣка, т. е. требованія совѣсти, просвѣщенной духовнымъ разумѣніемъ. И вотъ, это-то духовное разумѣніе указываетъ намъ, что истинный смыслъ нашей жизни состоитъ въ братствѣ и единеніи всѣхъ людей. Изъ этого естественно вытекаетъ необходимость поступать съ другими такъ, какъ желаешь, чтобы другіе поступали съ тобой. А изъ этого, въ свою очередь, неизбѣжно слѣдуетъ признаніе незаконности насилія надъ человѣкомъ. Нельзя любить человѣка, какъ самого себя, и вмѣстѣ съ тѣмъ стрѣлять въ него, или отдавать его подъ судъ, или сажать въ тюрьму, или, при помощи насильственныхъ государственныхъ законовъ, удерживать отъ него необходимыя ему средства пропитанія, или хотя бы предметы удовольствія потому только, что мы сами предпочитаемъ ими пользоваться. Все это не значитъ относиться къ человѣку по-братски и поступать съ нимъ такъ, какъ желаешь, чтобы поступали съ тобою. Всякое насиліе нарушаетъ то братское единеніе, въ которомъ одномъ, по христіанскому ученію, заключается смыслъ жизни. Такъ что человѣкъ истинно-христіанскаго сознанія отрицаетъ насиліе, не вслѣдствіе какого-либо внѣшняго предписанія, но -- потому, что насиліе нарушаетъ самую основу его религіознаго жизнепониманія {Мы, разумѣется, имѣемъ здѣсь въ виду сознаніе христіанина, т. е. то, что онъ считаетъ нравственно законнымъ и незаконнымъ Насколько тѣ или другія личности, раздѣляющія это жизнепониманіе, въ своей жизни дѣйствительно осуществляютъ требованія своего сознанія,-- это вопросъ другой, котораго мы здѣсь не касаемся. Само собою разумѣется, что неуспѣшное осуществленіе человѣкомъ на дѣлѣ требованій своего сознанія никакъ не должно побуждать его понижать свои принципы и идеалы до уровня того, что онъ въ данную минуту, при своихъ ограниченныхъ силахъ, способенъ привести въ исполненіе.}.

Во-вторыхъ, ошибаются тѣ, которые думаютъ, что, такъ какъ христіанинъ обращаетъ больше вниманія на нравственную чистоту своихъ поступковъ, чѣмъ на ихъ послѣдствія, то христіанскій анархизмъ можетъ, пожалуй, содѣйствовать личному совершенствованію, но безполезенъ, если даже не вреденъ, въ дѣлѣ служенія общественнымъ интересамъ. Такое сужденіе совершенно несостоятельно. Если бы человѣкъ, поощряя и развивая въ себѣ высшія свойства своей души и осуществляя ихъ въ своей жизни, тѣмъ самымъ становился бы менѣе пригоднымъ для служенія людямъ, то это значило бы, что общественную пользу могутъ приносить только люди болѣе или менѣе безнравственные. А это очевидная безсмыслица. Анархисты-матеріалисты думаютъ, что непосредственная природа человѣка сама по себѣ настолько хороша, что стоитъ уничтожить правительственную власть, и все общественное зло изчезнетъ. Но вѣдь зло государственной власти не съ неба упало. Оно выросло изъ человѣческихъ слабостей и невѣжества, а потому, если бы даже и возможно было внѣшнимъ образомъ уничтожить это зло, оно снова выросло бы изъ тѣхъ же корней, пока внутреннее человѣческое сознаніе оставалось бы на одномъ и томъ же уровнѣ развитія. Въ прошлой исторіи человѣчества мы видимъ, что самое большое вліяніе на улучшеніе взаимныхъ отношеній между людьми, а слѣдовательно -- и на улучшеніе общественной жизни, имѣли религіозные учителя и, такъ называемые, пророки. А эти люди всегда въ одинъ голосъ настаивали на томъ, что праведная жизнь есть первая и важнѣйшая задача человѣка. То же самое подтверждается и на примѣрѣ обыкновеннаго, средняго человѣка: чѣмъ его личная жизнь чище и лучше, тѣмъ благотворнѣе тотъ слѣдъ, который она оставляетъ за собой среди людей. Въ наше время наиболѣе вліятельнымъ, въ истинномъ смыслѣ этого слова, человѣкомъ среди людей несомнѣнно является Толстой. И нигдѣ лучше, нежели въ его писаніяхъ, не обнаружено, что христіанскій анархизмъ, основанный на совершенствованіи самого себя и предоставленіи другимъ полной свободы, есть самое могучее средство для улучшенія жизни всего человѣчества.

Наконецъ, въ-третьихъ, слѣдуетъ имѣть въ виду, что христіанскій анархизмъ далеко не исчерпываетъ христіанскаго жизнепониманія, а представляетъ только одну изъ его сторонъ, и притомъ -- отрицательную. Свободное христіанство можно назвать анархизмомъ лишь въ томъ смыслѣ, что оно между прочимъ отрицаетъ всякую власть, всякое подчиненіе между людьми. Но съ другой стороны, такъ же справедливо можно было бы назвать свободное христіанство и своего рода "монархизмомъ", такъ какъ оно признаетъ необходимость подчиненія высшему и единственному законодателю -- Богу. Жизнью человѣка должна управлять не его личная воля, а воля Божья, т. е. нравственныя требованія вѣчнаго закона добра и правды. Такъ что христіанское ученіе включаетъ въ себѣ мирный анархизмъ только косвеннымъ образомъ, какъ одно изъ многихъ неизбѣжныхъ проявленій своей внутренней сущности.

Вытекая изъ ученія религіознаго, христіанскій анархизмъ несравненно глубже и шире внѣшняго, политическаго анархизма. И когда, въ свое время, христіанскій анархизмъ будетъ осуществляться въ жизни человѣчества, хотя бы въ той степени, въ которой теперь осуществляются другія передовыя общественныя движенія,-- онъ приведетъ къ послѣдствіямъ гораздо болѣе существеннымъ и крайнимъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, устойчивымъ, нежели можетъ достичь недостаточно рѣшительный и недостаточно выдержанный анархизмъ политическій.

При всемъ томъ, повторяемъ, названіе "анархизмъ" слишкомъ узко для свободно-христіанскаго жизнепониманія. Вытекающій изъ христіанскаго ученія анархизмъ, отрицающій насиліе и власть, такъ же мало исчерпываетъ содержаніе этого ученія, какъ мало видимый нами дневной свѣтъ исчерпываетъ силу свѣта, содержащуюся въ солнцѣ.

В. Чертковъ.