Челпанов Георгий Иванович - К учению материализма

КЪ УЧЕНІЮ МАТЕРІАЛИЗМА.

Прив.-доц. Г. Челпанова.

(Окончаніе).

СТАТЬЯ ВТОРАЯ.

"Ссылаться на здравый человѣческій смыслъ -- это одно изъ тѣхъ остроумныхъ изобрѣтеній новѣйшихъ временъ, благодаря которымъ пустѣйшій болтунъ можетъ безопасно начинать и выдерживать споръ противъ человѣка съ самымъ основательнымъ умомъ. Если разсмотрѣть хорошенько, эта апелляція къ здравому смыслу есть не что иное, какъ ссылка на сужденіе толпы, отъ одобренія которой философъ краснѣетъ, а популярный болтунъ торжествуетъ". Кантъ.

Теперь мнѣ остается еще отвѣтить на возраженія, которыя были приведены въ статьѣ г. Кардануса, помѣщенной въ "Новостяхъ" за 1896 г., 26 апрѣля, и написанной съ спеціальной цѣлью опровергнуть все утверждаемое мною въ статьѣ "Мозгъ и мысль". Можетъ быть, читатели удивятся, что я такъ поздно отвѣчаю на возраженія г. Кардануса. Къ сожалѣнію, совокупность обстоятельствъ не позволила мнѣ этого сдѣлать раньше, но, я думаю, говорить о матеріализмѣ никогда не поздно. Вопросъ, который я разбиралъ въ своей статьѣ, не есть вопросъ дня: интересъ къ нему сохраняется всегда. Защитники матеріализма у насъ за годъ не перевелись; читатели, сочувствующіе взглядамъ г. Кардануса, тоже.

И я берусь за перо, чтобы отвѣтить ему, дѣлая это по слѣдующимъ соображеніямъ. Я хочу показать, какое у насъ въ концѣ XIX в. существуетъ отношеніе къ философіи не только у читающей, но и у пишущей публики.

Примѣръ г. Кардануса ясно показываетъ, что, по мнѣнію интеллигентной публики, философіи учиться не слѣдуетъ, о ней можетъ говорить всякій, кто никогда никакихъ философскихъ сочиненій не изучалъ. По мнѣнію большинства публики и, что хуже всего, по мнѣнію нѣкоторой части пишущей публики, философствовать можно на основаніи здраваго смысла, что собственно все то, что говорили Кантъ, Гегель, Спенсеръ, Милль и др. великіе мыслители, подлежитъ обсужденію просто на основаніи здраваго смысла. Если, вдобавокъ, разсуждающій -- натуралистъ, то уже это званіе совершенно его освобождаетъ отъ необходимости изучать какихъ бы то ни было философовъ; званіе натуралиста даетъ ему право разсуждать обо всѣхъ философскихъ вопросахъ, не справляясь о томъ, что говорили до него другіе философы-натуралисты. Несомнѣнно, конечно, такое отношеніе приводитъ къ весьма пагубнымъ послѣдствіямъ. Если къ философіи такъ относится писатель, то онъ способствуетъ широкому распространенію ложныхъ воззрѣній и дурной манеры философствованія.

Къ числу такихъ писателей я позволяю себѣ отнести и г. Кардануса. Статья его представляетъ интересъ еще и въ томъ отношеніи, что ясно показываетъ, какъ у насъ можно самымъ беззастѣнчивымъ образомъ возводить самыя грубыя обвиненія въ разсчетѣ, что немного найдется изъ публики липъ, которыя будутъ въ состояніи оцѣнить должнымъ образомъ достоинства такихъ обвиненій.

Г. Кардану съ рѣшилъ выступить съ обвиненіемъ всѣхъ русскихъ философовъ, въ томъ числѣ и меня, сторонника "удобнаго направленія", въ невѣжествѣ, но потомъ самъ устрашился. Въ самомъ дѣлѣ, нападать на кого-нибудь изъ сторонниковъ "удобнаго направленія", значитъ, самому быть сторонникомъ "неудобнаго направленія", почему онъ и спѣшитъ заявить, что онъ "собственно не то, чтобы матеріалистъ, но что онъ только противъ плохихъ противниковъ матеріализма" {Кавычки мои.}.

Почему же г. Карданусъ причисляетъ меня къ "удобному направленію"? Г. Карданусъ думаетъ, что если я матеріализмъ отвергаю, то значитъ я спиритуализмъ признаю, а это въ глазахъ г. Кардануса значитъ быть сторонникомъ философіи "съ постнымъ маслицемъ". Онъ огорчается, Что я въ борьбѣ съ матеріализмомъ беру въ союзники Шопенгауера, и замѣчаетъ по этому поводу, что Шопевгауеръ сознавалъ "недостаточность и спиритуализма".

Если бы г. Карданусъ что-нибудь зналъ изъ философіи, то онъ не подумалъ бы, что кто матеріализмъ отвергаетъ, тотъ спиритуализмъ признаетъ. На самомъ дѣлѣ большинство новѣйшихъ писателей, отвергавшихъ матеріализмъ, отвергали также и спиритуализмъ {См. Паульсенъ. "Введете въ философію", 365--370,132--136. Вундтъ. "Физіологическая психологія", 1.001. Вундтъ. "System d. Philosophie", стр. 302--311. Риль. "Теорія науки и метафизика", М. 1889, стр. 222. Гёфдинвъ. "Психологія", И. 1896, отд. II, 8, с. Спенсеръ. "Психологія", т. II, стр. 364: "Въ заключительныхъ параграфахъ "Основныхъ началъ" я уже сказалъ, что истина въ этомъ случаѣ не можетъ быть выражена ни матеріализмомъ, ни спиритуализмомъ". (Ср. "Основныя начала", Кіевъ, стр. 375).}. Напр., Паульсенъ, Вундтъ, Риль, Гёфдинѣ, Спенсеръ -- а это такіе писатели, которыхъ и защитнику матеріализма знать не мѣшаетъ.

Я утверждаю, что г. Карданусъ матеріалистъ, притомъ матеріалистъ низкой пробы. Какъ г. Карданусъ ни отпирайся, что онъ не матеріалистъ,-- всякій, кто мало-мальски что-нибудь въ философіи знаетъ, видитъ, что онъ матеріалистъ. Если кто-нибудь требуетъ, чтобы ему ^доказали, что мысль не протяженна", тотъ, конечно, страдаетъ тѣмъ дефектомъ, который мѣшаетъ ему различать психическое отъ физическаго; онъ, конечно, станетъ серьезно утверждать, "что мысль есть движеніе матеріальныхъ частицъ", онъ будетъ говорить, что "движеніе можетъ превращаться въ ощущеніе" и что это "одинъ изъ сильнѣйшихъ аргументовъ въ пользу матеріализма". Это ли не матеріализмъ? Зачѣмъ же г. Карданусу скрывать свои истинные взгляды?-- Скажите прямо, что вы матеріалистъ того же типа, что и Молешоттъ, и Бюхнеръ {Развѣ кто-нибудь, кромѣ матеріалиста станетъ утверждать, что Молешотть и Бюхнеръ несравнимые мыслители, какъ это дѣлаетъ г. Карданусъ. См. о нихъ отзывъ Шопенгауера ниже.}, тогда читатель, по крайней мѣрѣ, будетъ знать, съ кѣмъ имѣетъ дѣло. Впрочемъ, я спѣшу оговориться, можетъ быть, г. Карданусъ не "скрытый" матеріалистъ, какимъ я его считаю, а просто "наивный" матеріалистъ: онъ, можетъ быть, даже и не подозрѣваетъ, что онъ матеріалистъ.

Въ качествѣ истиннаго матеріалиста, г. Карданусъ изображаетъ дѣло такимъ образомъ, будто бы философскій матеріализмъ въ настоящее время можетъ быть защищаемъ какими-нибудь серьезными доводами, и что, будто бы, въ самомъ дѣлѣ есть въ настоящее время мало-мальски философски образованный натуралистъ, который могъ бы защищать бюхнеро-молешоттовскій матеріализмъ, и что я выступаю, будто бы, противъ "спора, продолжающагося цѣлые вѣка", который, конечно, имѣетъ самыхъ солидныхъ защитниковъ. Кто можетъ говорить такимъ языкомъ, какъ не матеріалистъ и совершенный профанъ въ философіи? Изображать дѣло такимъ образомъ, какъ будто бы бюхнеро-молешоттовскій матеріализмъ въ самомъ дѣлѣ есть серьезная философская доктрина, можетъ только или матеріалистъ, или человѣкъ, не имѣющій никакого отношенія къ современной философіи.

Г. Карданусъ поступаетъ весьма тактично; если бы, въ самомъ дѣлѣ, онъ призналъ, что то, что я говорю, есть вещь, въ наукѣ давнымъ-давно признанная всѣми лучшими современными мыслителями, что эти вещи нѣтъ надобности подтверждать новыми доказательствами, а самое большее только популяризировать, излагать въ доступной формѣ для начинающихъ интересоваться философскими вопросами; если бы, говорю я, все это призналъ г. Карданусъ, то онъ лишился бы повода писать статью "о доморощенныхъ философахъ", обвинять ихъ въ томъ, что они невѣжды, а также лишилъ бы міръ примѣра того, какъ можетъ натуралистъ философствовать, если онъ пожелаетъ философствовать "отъ ума", или на основаніи только "здраваго смысла".

Но если бы г. Карданусъ захотѣлъ добросовѣстно критиковать, то онъ долженъ былъ бы признать, что я выступилъ не съ моими личными рискованными взглядами, высказываемыми мною на свой собственный страхъ. Онъ долженъ былъ бы признать, что я преслѣдовалъ цѣль гораздо болѣе простую: я хотѣлъ читателей, стремящихся къ самообразованію, познакомить въ популярной, общедоступной формѣ съ тѣми взглядами, которые были высказаны классиками философіи: Вундтомъ, Паульсеномъ, Вэномъ, Спенсеромъ, а также и выдающимися натуралистами по вопросу объ отношеніи души къ тѣлу, объ отношеніи мозга и мысли. Кому неизвѣстно, что наиболѣе образованные натуралисты высказывались противъ матеріализма {См. Гельмгольцъ. "Vorträge u. Beden", 1884, В. II, стр. 187. "Das Denken in der Medicin" (имѣется русскій переводъ). Дю-Буа-Реймонъ. "Ueber die Grenzen des Naturerkennens. Die Sieben Welträthsel". 1891. (О Дю-Буа-Реймонѣ см "Міръ Божій", 1897, No 2). Тиндаль. Цитируется Тэномъ "Объ умѣ и познаніи", кн. IV, гл. II, I. Гризингеръ. "Pathologie u. Therapie der psychischen Krankheiten". 3 Aufl. § 15 цитир. у Liebmann's. "Analysis der Wirklichkeit 1880, 524--5. Тэтъ. "О новѣйшихъ успѣхахъ физическихъ знаній", 1877, стр. 23. См. также Цигенъ "Физ. Псих.", 1896, стр. 187.}. То, что я защищаю, есть стародавнее наслѣдіе научной философіи, которое я только старался сдѣлать доступнымъ для большинства публики. Если бы г. Карданусъ желалъ быть добросовѣстнымъ, то, конечно, противъ моей статьц долженъ былъ бы вести аттаку совсѣмъ въ иномъ видѣ; онъ долженъ былъ бы сказать, что онъ, г. Карданусъ, не согласенъ съ Вундтомъ, Паульееномъ, Спенсеромъ, Вэномъ и др.,-- а это, конечно, не совсѣмъ удобно. Впрочемъ, я, можетъ быть, напрасно упрекаю г. Кардануса въ недобросовѣстности. Можетъ быть, онъ даже и не подозрѣваетъ, что я только популяризирую воззрѣнія выше названныхъ философовъ, можетъ быть, мы въ данномъ случаѣ имѣемъ дѣло не съ недобросовѣстностью, а просто съ невѣдѣніемъ.

Вотъ образчики философіи г. Кардануса:

"Вѣдь г. Челпановъ свою статью писалъ для того, чтобы доказать, что ощущеніе не есть форма движенія". Не знаю, читалъ ли г. Карданусъ мою статью съ той степенью внимательности, какая нужна для добросовѣстнаго критика. Вѣроятно, нѣтъ, ибо вся страница 126-я моей статьи {"Міръ Божій", 1896, No 2.} посвящена разъясненію того положенія, что это истина непосредственно очевидная, такъ же очевидная, какъ то, что матерія протяженна. Ясно, слѣдовательно, что я не писалъ статьи для того, чтобы "доказать, что ощущеніе не есть форма движенія". Извѣстно ли г. Кардану су, что эту мысль утверждали очень выдающіеся писатели, не доказывая ее въ томъ смыслѣ, какъ этого желаетъ г. Карданусъ {См. Декартъ. "Meditationes" (VII). Фалькенбери. "Ист. Нов. Филос.", Спб., 1894, стр. 86--7. Юмъ. "Treatise of human nature". V. I, Part. IV, Sect V, Изд. Selby Bigge, стр. 234. См. выписку о немъ у Лопатина "Вопросы филос. и Психологіи", кн. 30-я, стр. 639--40 примѣч.; Бэнъ. "Психологія", Спб., 1887. Введеніе, гл. I. Его же: "Душа и тѣло", гл. VI. Спенсерѣ. "Психологія", т. I, § 56. Бонъ. ("Психологія", 1. с.) говоритъ: "Область объекта или внѣшняго міра специфически характеризуется свойствомъ протяженности. Облаетъ субъективнаго міра чужда этого свойства. Дерево, рѣка, очевидно, имѣютъ протяженность. Удовольствіе не имѣетъ ни длины, ни ширины, ни толщины: свойствъ, которыя мы усматриваемъ въ каждомъ предметѣ, имѣющемъ протяженность. Мысль или идея могутъ относиться къ протяженнымъ величинамъ, но нельзя говорить о протяженности ихъ самихъ. Никто не скажетъ, что актъ воли, желанія, вѣры измѣряются пространственно. Поэтому о всемъ, что входитъ въ область субъекта, говорятъ вообще какъ о непротяженномъ. Такимъ образомъ, если духъ, какъ это обыкновенно дѣлается, принять за цѣлую сумму внутреннихъ субъективныхъ состояній, мы можемъ опредѣлить его отрицательнымъ путемъ, какъ отсутствіе протяженности". (Ср. его же "The Senses and the Intellect", 1894, 4-е, стр. 1--2; а также Logic, I, стр. 255 и д.).}?

Г. Карданусъ упрекаетъ меня въ томъ, что я это утвержденіе "вдвинулъ" въ качествѣ аксіомы. Пусть г. Карданусъ потрудится доказать, что матерія протяженна: тогда онъ, можетъ быть, пойметъ, что въ наукѣ называется "доказательствомъ", а если онъ это пойметъ, то онъ, можетъ быть, пойметъ, что никому, даже натуралисту, не позволительно употреблять философскіе термины какъ попало. Натуралистъ, "философствующій какъ попало", думаетъ, что о философіи можно говорить, не зная классиковъ философіи. Я не говорю, что г. Карданусъ долженъ былъ бы знать Канта, Гегеля и иныхъ метафизиковъ, ему слѣдовало бы, по крайней мѣрѣ, знать хоть позитивистовъ, напр., Милля, Бэна, Спенсера, Льюиса и другихъ. А вѣдь о непосредственно очевидныхъ положеніяхъ говорится на первыхъ страницахъ "Логики" Милля, въ неправильномъ цитированіи котораго меня обвиняетъ г. Карданусъ {Д. С. Милль. "Система Логики", М. 1897. Введеніе § 4.

"Мы познаемъ истины двоякимъ путемъ: однѣ -- прямо, нѣкоторыя же -- не прямо, а посредствомъ другихъ истинъ. Первыя составляютъ содержаніе интуиціи или сознанія; послѣднія суть результатъ вывода. Истины, извѣстныя намъ при помощи интуиціи, служатъ первоначальными посылками, изъ которыхъ выводятся всѣ остальныя наши познанія. Такъ какъ наше согласіе съ заключеніемъ основывается всегда на истинности посылокъ, то мы вовсе не могли бы ничего познавать при помощи умозаключеній, если бы кое-что не было намъ извѣстно ранѣе всякаго умозаключенія.

Примѣрами истинъ, извѣстныхъ намъ изъ непосредственнаго сознанія, могутъ служить наши тѣлесныя ощущенія и душевныя чувствованія. Я знаю непосредственно по собственному сознанію, что вчера я былъ разсерженъ или что я сегодня голоденъ. Примѣрами истинъ, которыя мы узнаемъ лишь путемъ вывода, можно взять происшествія, случившіяся во время нашего отсутствія, событія, сообщаемыя въ исторіи, или теоремы математики. О двухъ первыхъ разрядахъ этихъ истинъ мы умозаключаемъ на основаніи свидѣтельствъ или же на основаніи слѣдовъ, сохранившихся отъ этихъ происшествій; истины же послѣдняго разряда выводятся изъ посылокъ, выставляемыхъ, напр., въ сочиненіяхъ по геометріи подъ названіемъ опредѣленій и аксіомъ, Все, что мы можемъ знать, должно относиться либо къ тому, либо къ другому классу истинъ,-- либо къ числу непосредственныхъ данныхъ знанія, либо къ числу заключеній изъ этихъ послѣднихъ".

(См. также выше указаніе на сочиненія другихъ авторовъ, говорившихъ о томъ же самомъ).}.

Затѣмъ у г. Кардануса имѣется рядъ замѣчаній, долженствующій показать его философскую эрудицію.

"Г. Челпановъ,-- говорить онъ,-- какъ приватъ-доцентъ университета, конечно, особенно будетъ обиженъ тѣмъ, что я укоряю его въ сомнительности приводимыхъ имъ цитатъ. Но между людьми науки, принято, во-1-хъ, цитировать по возможности изъ первыхъ рукъ, и цитировать авторовъ вполнѣ точно". Смыслъ этого замѣчанія очевиденъ.

Онъ думаетъ, что я пишу ученую диссертацію, посредствомъ которой для людей науки, я долженъ доказать вещь сомнительную. Для этой цѣли, конечно, нужно пустить въ ходъ весь ученый, аппаратъ, и подлиники, и цитаты, и т. п. Если бы г. Карданусъ зналъ то, о чемъ онъ берется говорить, то онъ этого не сказалъ бы. Я писалъ не ученый трактатъ, а популярную статью, я доказывалъ не вещь, въ которой сомнѣваются люди науки, а вещь, которая для людей науки давнымъ-давно несомнѣнна, я хотѣлъ только разъяснить, сдѣлать доступнымъ для публики то, что въ наукѣ давнымъ-давно доказано. Но хотя я смотрю на свою статью только какъ на популяризацію, тѣмъ не менѣе, я сдѣлалъ все, что требуется отъ человѣка науки: я цитировалъ изъ первыхъ рукъ и вполнѣ точно, какъ это я сейчасъ докажу.

"Онъ цитируетъ,-- говоритъ г. Карданусъ,-- авторовъ, которыхъ по своей спеціальности долженъ прекрасно знать, и не вѣрно, изъ вторыхъ рукъ. Такъ, напр., Шопенгауера онъ одинъ разъ цитируетъ по соч. Паульсена, "Введеніе въ философію", а другой разъ по переводу (не знаю какому), крайне неточному и невѣрному".

Если бы г. Карданусъ хотѣлъ быть добросовѣстнымъ, то, собираясь упрекать меня въ такомъ тяжкомъ для ученаго грѣхѣ, какъ невѣрное цитированіе, онъ обнаружилъ бы больше осторожности.

Г. Карданусъ говоритъ, что я цитирую по переводу, "не знаю по какому". Какъ г. Карданусъ не знаетъ по какому переводу, когда у меня въ выноскѣ стоить: "Міръ какъ представленіе и воля, М. 1888"? Это единственный переводъ Фета, какой существуетъ у насъ на русскомъ языкѣ. Если бы онъ далъ себѣ трудъ сличить то, что имѣется въ русскомъ переводѣ и у меня въ статьѣ, то онъ увидѣлъ бы, что между тѣмъ и другимъ есть разница. Это значитъ, что я сличалъ переводъ съ оригиналомъ и исправлялъ и видоизмѣнялъ его согласно тексту.

Чтобы доказать г. Карданусу, что я сличалъ съ текстомъ, я привожу русскій переводъ и то, что у меня находится въ статьѣ, и онъ увидитъ, какая имѣется разница {Курсивъ обозначаетъ мѣста, отличающіяся въ переводѣ и въ моей статьѣ, многоточіе обозначаетъ пропуски въ моей цитатѣ.}.

Въ русскомъ переводѣ:

Въ моей статьѣ:

"Матеріализмъ полагаетъ матерію, а съ нею время и пространство -- какъ несомнѣно существующее, и перепрыгиваетъ черезъ отношеніе къ субъекту, въ которомъ единственно это все и заключается. Далѣе онъ беретъ за путеводную нить законъ причинности, принимая его, при руководствѣ, за самъ по себѣ существующій неизмѣнный порядокъ вещей, veritas aeterna; слѣдовательно, перепрыгивая черезъ умъ, въ которомъ и для котораго единственно существуетъ причинность. Затѣмъ онъ старается найти первобытное, простѣйшее состояніе матеріи и развить изъ него всѣ послѣдующія, восходя отъ простого механизма къ химизму, къ полярности, растительности, животности. Если бы, предположимъ, это удалось, то послѣднимъ звеномъ цѣпи оказалась бы животная чувствительность, познаніе, которое, такимъ образомъ, явилось бы простымъ измѣненіемъ матеріи, состояніемъ, къ которому она приведена причинностью. Если бы мы, такимъ образомъ, слѣдовали за созерцательными представленіями матеріализма, то, достигнувъ его вершины, почувствовали бы неукротимый порывъ олимпическаго смѣха, увидавши вдругъ, какъ бы пробуждаясь отъ сна, что его послѣдній, столь трудно добытый результатъ, -- познаніе,-- уже предполагалось какъ неизбѣжное условіе при первѣйшей исходной точкѣ, -- простой матеріи, и хотя мы воображали, что посредствомъ его представляемъ себѣ матерію, но въ сущности обращались только къ представляющему себѣ матерію субъекту, къ видящему ее глазу, осязающей ее рукѣ и познающему ее уму. Такимъ образомъ, неожиданно открылась бы громадная petitio principii" и т. д.

"Матеріалисты полагаютъ матерію... какъ несомнѣнно существующее...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Затѣмъ они стараются найти первоначальное простѣйшее состояніе матеріи и развить изъ него всѣ послѣдующія, восходя отъ простого механизма, къ химизму... къ способности произрастанія, ощущенія. Если бы, предположимъ, это удалось, то послѣднимъ звеномъ цѣпи оказалась бы способность ощущенія, познанія которая...

явилась бы простымъ измѣненіемъ матеріи...

Если бы мы такимъ образомъ слѣдовали за разсужденіями матеріализма, то, достигнувъ его вершины, почувствовали бы.неукротимый порывъ олимпическаго смѣха, увидавши вдругъ, какъ бы пробуждаясь отъ сна, что его послѣдній, столь трудно добытый результатъ познаніе уже предполагалось какъ неизбѣжное условіе при... исходной точкѣ -- простой матеріи...

Такимъ образомъ, неожиданно открылось бы громадное petitio principii"...

Очевидно, шопенгауеровскій текстъ я имѣлъ передъ собою въ то время, когда писалъ статью; иначе, какъ я могъ бы дѣлать передѣлки, вполнѣ согласныя съ текстомъ, если бы я не имѣлъ передъ собою текста? Въ интересахъ удобопонятности для читателей, я исправлялъ переводъ, измѣнялъ текстъ по подлиннику, причемъ не допустилъ рѣшительно ни одного искаженія: цитировалъ же по русскому переводу, въ надеждѣ, что заинтересовавшійся читатель поищетъ и прочтетъ по русскому переводу скорѣе, чѣмъ по нѣмецкому подлинику. Оттого, цитируя другое мѣсто изъ 2-го тома Шопенгауера, я сослался на книгу Паульсена, на русскомъ языкѣ, въ надеждѣ, что, можетъ быть, заинтересовавшійся читатель пожелаетъ познакомиться съ этимъ аргументомъ въ большей полнотѣ, чѣмъ это находится у меня. Тогда онъ найдетъ его у Паульсена.

Отчего г. Карданусъ, такъ озабоченный точностью и вѣрностью перевода, не обратилъ вниманія на такое большое количество пропусковъ {Вѣдь пропуски -- это не то же, что ошибки. Если переводчикъ переводитъ плохо, то онъ неточно передаетъ отдѣльные термины или мысли, онъ можетъ пропустить одно или два слова, но какъ бы переводчикъ ни былъ плохъ, онъ едва ли станетъ пропускать 6--7 строчекъ.} въ моемъ переводѣ, долженъ же онъ былъ видѣть эти пропуски, когда онъ сличалъ текстъ съ переводомъ? Вѣдь г. Карданусъ, который взялся меня изобличить въ незнаніи Шопенгауеровскаго текста, и это могъ бы мнѣ поставить въ счетъ. Или же г. Карданусъ боялся указать на это потому, что въ такомъ случаѣ его изобличеніе моего невѣжества, моего незнанія шопенгауеровскаго текста, должны были бы совершенно утратить свою пикантность, потому что тогда всякій увидѣлъ бы, что съ моей стороны существовало умышленное измѣненіе текста, а не незнаніе текста? Конечно, г. Карданусъ долженъ былъ преднамѣренно не замѣчать передѣлокъ, дабы не потерять повода написать бранную статью о русскихъ философахъ, обнаруживъ при этомъ случаѣ замѣчательную ученость въ области философіи.

Далѣе г. Карданусъ обнаруживаетъ новую бездну учености въ слѣдующемъ замѣчаніи о неправильности моего перевода, который онъ называетъ искаженіемъ: "у Шопенгауера сказано,-- говоритъ онъ,-- Animalität, т. е. одушевленность, а въ переводѣ -- ощущеніе; у Шопенгауера сказано: thierische Sensibilität (животная чувствительность), а въ переводѣ -- ощущеніе". Г. Карданусъ ошибается, думая, что Animalität нужно переводить черезъ "одушевленность", и что thierische Sensibilität нужно переводить черезъ "животная чувствительность", и что всякій другой переводъ есть искаженіе. Я сейчасъ покажу, что такъ можетъ говорить только тотъ, кто къ философіи имѣетъ очень отдаленное отношеніе.

Возьмемъ прежде всего слово Animalität; это слово происходитъ отъ слова animal, что значитъ животное. По вульгарнымъ представленіямъ, у животныхъ есть душа, у растеній души нѣтъ; душа есть то, что отличаетъ животныхъ отъ растеній. По этимъ же представленіямъ выходитъ, что животныя одушевлены. По натурфилософіи г. Кардануса выходитъ точно такимъ же образомъ; вотъ почему онъ предлагаетъ переводить, Animalität посредствомъ слова "одушевленность". Шопенгауеръ такого вульгарнаго различія между животными и растеніями совсѣмъ не признавалъ; для него растенія такъ же одушевлены, какъ и животныя; между растеніями только та разница, что животныя обладаютъ способностью ощущенія, а потому Animalität переводить черезъ "одушевленность" нельзя, скорѣе, можно было бы перевести посредствомъ "животность", какъ это сдѣлалъ Фетъ, если бы этотъ терминъ не былъ такъ неуклюжъ {Растенія, напр., по Шопенгауеру (изд. Griesebach'а 3-й т.), обладаютъ волей, которая, по его мнѣнію, есть первичное психическое состояніе (den Willen haben sie (die Pflanzen) ganz unmittelbar). Какъ думаетъ г. Карданусъ,-- одушевлены растенія или же нѣтъ, разъ они обладаютъ волей, т. е. психической способностью?

Пойдемъ дальше. Шопенгауеръ хотѣлъ совершенно упразднить слово душа (Seele) или распространить его употребленіе на всѣ процессы, которые являются объективаціей воли. На стр. 410 изд. Griesebach'а говорится: "Наша вторая книга заканчивается вопросомъ о цѣли той воли, которая, какъ оказалось, есть сущность всѣхъ вещей въ мірѣ... названіе "міровой души" (Weltseele), посредствомъ котораго нѣкоторые философы обозначали ту внутреннюю сущность вещей, вмѣсто нея даетъ только лишь ens rationis, ибо душа обозначаетъ только лишь индивидуальное единство сознанія, которое, очевидно, той сущности не принадлежитъ, и вообще понятіе души, такъ какъ оно гипостазируетъ познаніе и волю въ неразрывной связи и при этомъ независимо отъ животнаго организма, не можетъ бытъ оправдано, а, слѣдовательно, и потребляемо (also nicht zn gebrauchen). Шопенгауеръ думалъ, что если понятіемъ души объяснять что-либо (В. II, стр. 202), то пищевареніе нужно было бы объяснять посредствомъ допущенія души въ желудкѣ, произростаніе (Vegetation) посредственъ души въ растеніяхъ, сродство посредствомъ души въ химическихъ элементамъ, паденіе камня посредствомъ души этого послѣдняго.

Шопенгауеръ, употребляя слова: химизмъ, полярность, свойство произростанія (Vegetabilität), способность ощущенія (Animalität), имѣлъ въ виду терминологію своей собственной натурфилософіи, которая отнюдь не допускала существованія различія между растеніями и животными, которое, по мнѣнію г. Кардануса, состоитъ въ одушевленности; различіе между ними только лишь и способности ощущенія. (См. "Ueber die vierfache Wurzel des Satzes vom Zureichenden Grunde". Изд. Frauenstädt'а. Lpz. 1875, стр. 47).}.

Что здѣсь Animalität значитъ "способность ощущенія", г. Карданусъ могъ бы видѣть изъ самого текста, если бы онъ читалъ тексты философовъ какъ слѣдуетъ. Вотъ слова Шопенгауера. Матеріалистъ "старается найти первоначальное, простѣйшее состояніе матеріи, чтобы затѣмъ изъ него развить всѣ остальныя, восходя отъ простого механизма къ химизму, къ полярности, къ способности произрастанія (Vegetation), къ Animalität". Стало быть, замѣтимъ, по Шопенгауеру, высшее состояніе матеріи есть Animalität. Теперь читаемъ дальше: "Если бы предположить, что это удалось, то послѣднимъ звеномъ цѣпи оказалось бы (thierische Sensibilität, Erkennen) способность ощущенія, познанія". Не очевидно ли, что Animalität соотвѣтствуетъ thierische Sensibilität, т. е. "способности ощущенія" {Schopenhauers Werke, изд. Griesebach'а В., I стр. 62.}? Вотъ почему я перевелъ Animalität посредствомъ "способность ощущенія", вполнѣ согласно съ мыслью Шопенгауера.

Далѣе г. Карданусъ находитъ, что thierische Sensibilität нужно было переводить посредствомъ "животная чувствительность" и что я извратилъ, переводилъ невѣрно; развѣ Sensibilität не значитъ "способность ощущенія", а такъ какъ способность ощущенія можетъ быть по Шопенгауеру только у животныхъ, то развѣ будетъ искаженіе, если я отброшу "животная"?

Я съ цѣлью остановился такъ долго на толкованіи шопенгауеровскаго текста, чтобы показать, что переводить такъ, какъ переводитъ г. Карданусъ, можетъ только тотъ, кто при переводѣ смотритъ въ лексиконъ и ищетъ тамъ значеніе слова, а человѣкъ науки обыкновенно старается уразумѣть смыслъ переводимаго мѣста и затѣмъ уже переводить на родной языкъ тѣмъ словомъ, которое наилучше выражаетъ переводимую мысль.

Г. Карданусъ далѣе замѣчаетъ: "приводя затѣмъ цитату изъ Шопенгауера, г. Челпановъ не потрудился заглянуть въ подлинникъ, изъ котораго онъ ясно увидѣлъ бы, что знаменитый германскій философъ говоритъ о матеріализмѣ вовсе не съ насмѣшкой". Г. Карданусу хотѣлось щегольнуть передъ читателемъ своими философскими познаніями и тѣмъ, что онъ видѣлъ Шопенгауера на нѣмецкомъ языкѣ въ изд. Фрауенштедта, и для этой цѣли дѣлаетъ только что приведенное замѣчаніе. Я долженъ ear мѣтить, что вовсе не имѣлъ въ виду опредѣлить, какъ вообще Шопенгауеръ относился къ матеріализму, сочувственно или совсѣмъ несочувственно. Постановка и рѣшеніе этого вопроса вовсе не входили въ мой планъ. Мнѣ нужно было показать, что матеріализмъ не состоятеленъ съ точки зрѣнія теоретико-познавательной {См. объ этомъ Гефдингъ. "Психологія" II, 8 с. Паульсенъ. "Введеніе", стр. 76--7. Вундтъ. "Психологія", 1.007--8. Рилъ. "Теорія науки и метафизика", 215,223--4. Ланге. "Ист. Мат." И, 144. Шопенгауеръ. "Міръ какъ представленіе и воля", М. 1888, стр. 33--5. Kurd Lasswitz "Die Lehre Kants-von der Idealität des Baumes u. d. Zeit im Zusammenhänge mit seiner Kritik des Erkennens allgemeinverständlich dargestellt". 1881. Cp. Цигенъ. "Фивіол. Псих." 1893, стр. 186 и д.}. Для иллюстраціи этой мысли, я нашелъ нужнымъ привести очень красивое мѣсто изъ Шопенгауера, въ которомъ онъ говоритъ о матеріализмѣ насмѣшливо, и въ самомъ дѣлѣ, можно ли сказать, что это мѣсто не показываетъ, что "Шопенгауеръ относился къ матеріализму насмѣшливо"? "Если бы,-- говорится у него,-- мы такимъ образомъ слѣдовали за разсужденіями матеріализма, то, достигнувъ его вершины, почувствовали бы неукротимый порывъ олимпійскаго смѣха". Неужели это не значить относиться къ матеріализму насмѣшливо?

Если же г. Карданусъ желаетъ знать, какъ Шопенгауеръ вообще относился къ матеріализму, то для этого нужно прочитать всѣ его сочиненія, а не одну страницу.

Какъ Шопенгауеръ относился къ матеріализму и къ матеріалистамъ бюхнеро-молешоттовскаго пошиба, г. Карданусъ можетъ видѣть изъ слѣдующихъ мѣстъ. Вотъ что Шопенгауеръ говоритъ о матеріалистѣ Молешоттѣ: "Не знай я,-- пишетъ онъ,-- что книгу написалъ знаменитый д-ръ Молешоттъ, я бы предположилъ, что она исходить даже не отъ студента, а отъ парикмахерскаго подмастерья, прослушавшаго анатомію и физіологію. До того это невѣжественная, грубая, неуклюжая, вообще лакейская вещь". "Изъ этой же школы новая книга д-ра Бюхнера о веществѣ и силѣ, я совершенно въ томъ же духѣ... Эти негодяи отравляютъ голову и сердце, и невѣжественны, какъ лакеи, глупы и дрянны... Его вещь не только въ высшей степени безнравственна, но и фальшива, нелѣпа и глупа, а корень лежитъ въ невѣжествѣ, которое дитя лѣности". "Такой человѣкъ, какъ Бюхнеръ, не учился ничему, развѣ только немножко своей клистирной спринцологіи, не занимался ни философіей, ни древними языками, и съ этимъ осмѣливается онъ нагло и дерзко говорить "о природѣ вещей и міра" {Эти мѣста можно найти въ книгѣ Куно Фишера "Артуръ Щопенгауеръ". М. 1896, стр. 97--8.}.

Г. Карданусъ, какъ истинный профанъ въ философіи, вычиталъ на одной страницѣ одну мысль изъ Шопенгауера {Въ указываемомъ мѣстѣ Шопенгауеръ говоритъ: "Тѣмъ не менѣе цѣль и идеалъ всякаго естествовѣдѣнія въ основѣ -- строго проведенный матеріализмъ". "Такимъ образомъ,-- замѣчаетъ, приводя это мѣсто, г. Карданусъ,-- если бы г. Челпановъ потрудился прочитать Шопенгауера въ подлинникѣ, а не въ искаженномъ переводѣ, онъ не сталъ бы утверждать, что Шопенгауера осмѣиваетъ матеріализмъ. Вѣдь осмѣивать то, что тутъ же ставится какъ идеалъ естествознанія, могутъ только наши доморощенные философы". Г. Карданусъ не обратилъ вниманія на то, что естествознаніе и философія для Шопенгауера двѣ вещи разныя, и то, что можетъ быть идеаломъ для естествознанія, можетъ быть совсѣмъ непригодно для философскаго пониманія міра.} объ относительномъ оправданіи матеріализма (въ области естествовѣдѣнія, а не философіи) и рѣшается на этомъ основаніи говорить вообще о Шопенгауерѣ. Если бы г. Карданусъ хоть сколько-нибудь былъ знакомъ съ современнымъ состояніемъ философской мысли, то онъ зналъ бы, что такой матеріализмъ, какой въ этомъ мѣстѣ признаетъ Шопенгауеръ, признавали всѣ противники, вульгарнаго матеріализма: Кантъ, Ланге, Вундтъ и Паульсенъ.

"Такія же странныя ошибки,-- говоритъ далѣе г. Карданусъ,-- г. Челпановъ допускаетъ и по отношенію къ другимъ своимъ цитатамъ. Говоря, напр., о методѣ самонаблюденія въ психологіи, г. Челпановъ заявляетъ, будто Д. С. Милль считаетъ, что для изслѣдованія психическихъ явленій существуетъ только методъ внутренняго опыта, т. е. методъ самонаблюденія, а методу тѣмъ, у Милля сказано: "послѣдовательность, существующая между психическими явленіями, не можетъ быть выводима изъ физіологическихъ законенъ нашей нервной организаціи; и всякаго дѣйствительнаго познанія нужно искать на долгое время, если не навсегда, въ прямомъ изученіи посредствомъ опыта и наблюденія (курсивъ г. Кардануса, а не Милля) послѣдовательности явленій въ самой душѣ". "Гдѣ же здѣсь рѣчь о самонаблюденіи?", спрашиваетъ г. Карданусъ. Едва ли можно обнаружить больше невѣжества.въ области самой элементарной психологіи, чѣмъ дѣлаетъ это г. Карданусъ на такомъ маломъ пространствѣ. Если онъ находитъ, что изучать Канта или Гегеля въ настоящее время совсѣмъ безполезно, то, мнѣ кажется, онъ не станетъ отрицать, что Милля-то не только философствующій натуралистъ, но и всякій мало-мальски образованный человѣкъ долженъ знать и понимать, между тѣмъ цитата, только-что вами приведенная, такъ дерзко меня обвиняющая, ясно показываетъ полное непониманіе Милля. Г. Карданусъ цитируетъ мѣсто изъ Милля и невидитъ того, что въ немъ заключается. Попробуемъ пояснить это мѣсто изъ Милля, изложивъ содержаніе того параграфа, въ которомъ оно заключается. Огюстъ Контъ, какъ извѣстно, возсталъ противъ такъ называемаго субъективнаго метода психологіи. Субъективный методъ психологіи называется еще иначе: самонаблюденіе, интроспекція, внутренній опытъ, внутреннее чувство, и есть не что иное, какъ "прямое изученіе посредствомъ опыта и наблюденія послѣдовательности явленій въ самой душѣ". (Слова Милля) {Напр., г. Карданусъ въ книжкѣ Бинэ "Введеніе въ экспериментальную психологію", Спб. 1896 г., стр. 22, могъ бы узнать слѣдующее: "Всѣмъ извѣстно, что означаетъ слово интроспекція (самонаблюденіе), имѣющее своими синонимами: внутреннее чувство, сознаніе и т. п. Это актъ, посредствомъ котораго мы непосредственно усматриваемъ то, что происходитъ внутри насъ, наши мысли, воспоминанія, эмоціи".}.

Огюстъ Контъ нашелъ, что этотъ методъ непригоденъ, не можетъ привести къ точнымъ научнымъ результатамъ, что вмѣсто него нужно примѣнять френологію или физіологическіе законы нашей нервной организаціи. Милль (въ цитируемомъ г. Карданусомъ параграфѣ) возражаетъ на это Огюсту Конту, что психологія по можетъ быть изучаема при помощи знанія законовъ нашей нервной организаціи, а "при помощи прямого опыта и наблюденія душевныхъ явленій", т. е. самонаблюденія. Вотъ гдѣ находится "самонаблюденіе" у Милля.

Г. Карданусъ, по наивности предполагая, что самонаблюденіе есть что-то противоположное опыту и наблюденію, нашелъ нужнымъ, мнѣ въ назиданіе, отмѣтить курсивомъ слова "опытъ и наблюденіе" въ цитатѣ Милля, гдѣ онъ говорить именно о самонаблюденіи. Произнося обвиненіе по адресу цѣлаго сословія, необходимо знать хоть азбуку философіи и знать, что такое самонаблюденіе, о которомъ говорится на первыхъ страницахъ всякаге учебникѣ психологіи.

Имѣя такой необыкновенно скудный запасъ свѣдѣній даже не элементарной психологіи,-- я уже не говорю о философіи,-- выступать съ обвиненіемъ всѣхъ русскихъ философовъ, уличать въ ложномъ цитированіи авторовъ, которыхъ долженъ знать не только университетскій преподаватель, но и всякій просто образованный человѣкъ,-- дерзость, во всякомъ случаѣ, характерная. Конечно, г. Карданусъ можетъ разсчитывать на сочувствіе какой-нибудь части публики, ибо кому неизвѣстно, что "публика любитъ въ книгахъ больше всего свои собственныя мысли". но какъ говоритъ этика относительно спекулированія на счетъ невѣжества публики?

Мнѣ остается сказать еще нѣсколько словъ г. Карданусу. Напрасно онъ такъ насмѣшливо относится къ тому, что "наши философы впряглись въ колесницу Канта". Если принять во вниманіе, какъ изучали Канта такіе выдающіеся натуралисты, какъ I. Мюллеръ, Гельмгольцъ и др., то, можетъ быть, изученіе Канта и для г. Кардануса было бы весьма благодѣтельно, и, можетъ быть, онъ не наговорилъ бы того вздора, которымъ онъ думаетъ поучать русскую публику. Что касается сѣтованій г. Кардануса на то, что нынѣ профессора философіи стали заниматься публицистикой, т. е. стараются популярно и общедоступно излагать философскія доктрины, то это замѣчаніе я считаю такою пошлостью, о которой и говорить не слѣдуетъ.

Въ "Новомъ Словѣ" (1896 г. сентябрь) {Слѣдовательно, при старой его редакціи, на что обращаемъ вниманіе читателей. Ред.}, въ отдѣлѣ "По поводу внутреннихъ вопросовъ", г. С. К. о современномъ состояніи философской мысли въ Россіи высказываетъ соображенія, которыя точно такимъ же образомъ показываютъ, съ какимъ скуднымъ запасомъ свѣдѣній наши критики смѣло пускаются поучать русскую публику.

Говорить объ обскурантизмѣ, который какъ въ этой статьѣ, такъ и во всѣхъ остальныхъ своихъ "произведеніяхъ" обнаруживаетъ г. С. К.,-- я не предполагаю. Объ этомъ говорилось до меня, и говорилось хорошо. Я хочу сказать только нѣсколько словъ pro domo sua, по вопросу о матеріализмѣ. Вотъ его слова: "...Къ числу повѣтрій принадлежитъ и изобиліе философскихъ упражненій (по психологіи, этикѣ, метафизикѣ, исторіи философіи и т. д.), въ каждомъ журналѣ можно найти статью. Въ одномъ журналѣ какой-нибудь смѣлый приватъ-доцентъ новой формаціи разносить всѣхъ матеріалистовъ... Нельзя не пожалѣть, что голоса тѣхъ немногихъ, дѣйствительно философски образованныхъ людей, которые, не претендуя на собственныя теоріи, знакомили насъ съ движеніемъ философской мысли на Западѣ... становятся все менѣе и менѣе слышны... они и теперь дѣлаютъ свое скромное полезное дѣло, но ихъ заглушаютъ голоса модныхъ философовъ и той философской ярмарки, на которой собираются и галдятъ любители".

Изъ этого отрывка легко видѣть, что тѣ "немногіе дѣйствительно философски образованные люди", которые знакомили г. С. К. "съ движеніемъ философской мыли на Западѣ" -- или очень плохо дѣлали свое дѣло ознакомленія съ западно-европейской мыслью, или ужъ г. 0. К. былъ необыкновенно плохъ въ усвоеніи того, съ чѣмъ его знакомили тѣ "немногіе дѣйствительно философски образованные люди", потому что не узналъ, что "смѣлый приватъдоцентъ" въ своей статьѣ не имѣлъ никакой претензіи высказать что-нибудь совершенно новое, а хотѣлъ только познакомить читателей "Міра Бсьяго" "съ движеніемъ философской мысли на Западѣ".

Г-нъ С. К. долженъ былъ бы знать, какъ публика относится у насъ къ печатному слову, и долженъ былъ бы осмотрительнѣе произносить свои сужденія о людяхъ. Онъ не исполнилъ самаго простого правила литературной морали, по которому требуется говорить только о томъ, о чемъ имѣешь вполнѣ достаточныя свѣдѣнія.

Г-нъ С. К. особенно недоволенъ тѣмъ, что критикуется матеріализмъ. Должно быть, оттого, что онъ въ этомъ чуетъ что-то "ретроградное", ему, должно быть, мерещится образъ спиритуалистическій метафизики и полная погибель позитивизма. Спѣшу успокоить г. С. К. Если бы уроки "тѣхъ немногихъ дѣйствительно философски образованныхъ людей", которые знакомили г. С. К. "съ философскимъ движеніемъ на Западѣ", пошли ему въ прокъ, то онъ зналъ бы, что и позитивисты отвергали матеріализмъ, напр., Льюисъ, Спенсеръ, Бэнъ, Риль и др. {См. Льюисъ "Вопросы о жизни и духѣ". T. II. Гл. "Движеніе какъ видъ чувствованія". Бэнъ "Душа и тѣло", стр. 215. Риль "Теорія науки и метафизики". Отд. II, гл. 2-я. Спенсерѣ "Основныя начала". Кіевъ, 1886. 54. "Психологія", т. II, гл. X (см. выше).}. Итакъ, очевидно, что или г. С. К. совсѣмъ статьи моей не читалъ, но счелъ возможнымъ выражаться обо мнѣ съ презрѣніемъ, или онъ говоритъ о вещахъ, о которыхъ не имѣетъ никакого понятія.

"Мы играемъ относительно Западной Европы роль кухарки, получающей отъ барыни по наслѣдству старомодныя шляпки. Въ то время какъ мы еще дѣлимся на матеріалистовъ и спиритуалистовъ, передовая западная мысль въ лицѣ Конта, Спенсера и проч. отрицаетъ и ту и другую систему". Это было сказано H. К. Михайловскимъ еще въ 70-хъ годахъ. Къ сожалѣнію, эту почетную роль мы продолжаемъ до сихъ поръ исполнятъ, и если будутъ у насъ такіе писатели, какъ г. Карданусъ, г. С. К. и tutti quanti, то это положеніе вещей продлится еще на много десятковъ лѣтъ.

"Міръ Божій", No 9, 1897