Чернышевская H. M. - К истории создания дома-музея Н. Г. Чернышевского

H. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы. Межвузовский научный сборник. Вып. 8.

Изд-во Сарат. ун-та, 1978.

H. M. ЧЕРНЫШЕВСКАЯ

К ИСТОРИИ СОЗДАНИЯ ДОМА-МУЗЕЯ Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО

(Сотрудничество В. А. Пыпиной в 1920--1930-е годы) *

* Статья была приготовлена к печати при жизни автора как продолжение серии публикаций в сборнике "Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы", вып. 3--7. (Примечание В. С. Чернышевской).

В истории литературного краеведения нашей страны известен ряд деятелей, посвятивших свою жизнь собиранию, хранению и изучению ценнейших материалов, посвященных жизни и творчеству своих выдающихся предков.

Одно из почетных мест среди них по праву занимает представительница семы: Пыпиных -- старшая дочь академика Александра Николаевича Пыпина -- Вера Александровна. Хранительница богатейшего архива своего отца, завещавшего ее заботам свои рукописи, библиографическую картотеку и переписку, Вера Александровна всю жизнь занималась приведением в порядок ценного литературного наследия выдающегося русского ученого, который, по словам проф. Н. К. Пиксанова, был плодовитейшим в мире деятелем науки и стоял в этом смысле на втором месте только после германского ученого Моммзена. "У Моммзена, -- говорил Пнксанов, -- было 2000 научных работ, а у Пыпина -- 1200" {Это сообщалось в лекции в один из памятных дней А. Н. Пыпина в 1920 г. в аудитории СГУ в присутствии автора этих строк.}.

Отмечая эту сторону деятельности Веры Александровны, автор очерка, как давний музейный работник, хотел бы особо выделить роль этой замечательной русской женщины в истории создания, становления и развития Государственного Дома-музея Н. Г. Чернышевского. С детских лет связанная с будущим основателем музея, младшим сыном Чернышевского, Михаилом Николаевичем, воспитывавшимся во время ссылки Николая Гавриловича в доме ее отца, Вера Александровна сумела стать его настоящим другом и помощницей в трудном деле основания музея в годы гражданской войны, голода и общей разрухи, и в деле изучения огромного эпистолярного наследия, оставшегося в архивах Чернышевско-Пыпинской семьи (13 тысяч писем более чем за сто лет). Кроме того, она была автором интереснейших мемуарных очерков и исследований.

Архивная и литературная работа Веры Александровны, которая велась в домузейный период вместе с M. H. Чернышевским, естественно перешла в сотрудничество с ним по созданию Дома-музея как очага социалистической культуры после Октябрьской революции в условиях, требовавших большого напряжения сил и исключительно самоотверженного труда.

Этот труд продолжался до конца жизни Веры Александровны и всегда сохранял воспитательное воздействие на работников музея после смерти его основателя.

Вера Александровна -- одна из замечательных женщин нашей страны -- с честью проявила себя и как потомок большого областного культурного гнезда, поддержав прекрасные традиции семьи Чернышевских и Пыпиных в деле служении Родине и народу.

* * *

Переписка В. А. Пыпиной с M. H. Чернышевским (40 писем с 5 мая 1919 по 23 апреля 1924 г.) заключает в себе подробный рассказ о многогранной совместной деятельности по созданию музея и первоначальной подготовке нового издания сочинений Н. Г. Чернышевского {Первоначально В. А. Пыпина работала в качестве сотрудницы у П. Е. Щеголева, которому было поручено руководство изданием.

После смерти M. H. Чернышевского при содействии Наркомпроса через Н, А. Алексеева огромная переписка Н. Г. Чернышевского была принята к печати (Н. Г. Чернышевский. -- "Лит. наследие", тт. I--III. M., 1928--1930), а полное собрание было осуществлено Гослитиздатом под руководством академика П. И. Лебедева-Полянского.}.

Одновременно Вера Александровна дополняла и переписывала с карточек библиографический указатель Михаила Николаевича о Чернышевском для 3-го издания (которое так и не состоялось) {См.: О Чернышевском, Библиография. 1939--1953. Составил M. H. Чернышевский. СПб, 1909; издание 2-е, СПб., 1911.}. Этот библиографический указатель M. H. Чернышевского был отправлен мною после его смерти в 1924 г. проф. Н. К. Пиксанову, который обещал содействовать его напечатанию. Пиксанов передал рукопись одному из заместителей Председателя Совета Народных Комиссаров {Мое письмо к Н. А. Алексееву от 23 сентября 1926 г. (Личный архив).}. Затем рукопись на много лет пропала из виду. Ее тщетно разыскивали М. В. Нечкина и Н. К. Пиксанов для подготовки к печати дополнительного библиографического тома избранных сочинений H, Г. Чернышевского, куда должна была войти и "Летопись жизни". Только недавно удалось узнать, что в настоящее время эта рукопись M. H. Чернышевского с моими рукописными дополнениями находится в ЦГАЛИ. В настоящее время она, конечно, устарела и нуждается в больших дополнениях. Но охваченный ею отрезок времени проработан тщательным образом М. Н. Чернышевским и В. А. Пыпиной.

16 марта 1923 г. Вера Александровна благодарит Михаила Николаевича за то, что он помог ей "определиться к Щеголеву" и извещает о начале работы над архивом Чернышевского периода пребывания его в крепости. Три раза в неделю она занимается в архиве. Вера Александровна, по ее словам, сделала подробнейшую опись всех рукописей Чернышевского -- порядковую, хронологическую и сравнительную (письмо от 12 октября 1923 г.).

Сводками, составленными Верой Александровной, вскоре широко воспользовался П. Е. Щеголев для своей книги, где даются подсчеты дней, проведенных Чернышевским в крепости, печатных листов, написанных им за это время, и приведен полный перечень всех работ {См.: Щеголев П. Е. Алексеевский равелин. М., 1929 г.}. Все это были предварительные кропотливые изыскания Веры Александровны.

В 1922 г. Веру Александровну увлекает мысль составить схему родословной Чернышевских и Пыпиных. Она обращается к Михаилу Николаевичу с просьбой прислать хронологическую таблицу (таких таблиц у него было много). Получив нужные сведения, Вера Александровна просит прибавить некоторые даты (письма от 8 февраля, 18 марта и 19 апреля).

Таким образом, общими усилиями Михаила Николаевича и Веры Александровны родословная, по ее словам, "вышла прелесть какая", и Вера Александровна предлагала сделать для будущей экспозиции музея ее графическое изображение. К сожалению, это не осуществилось, но родословная все же появилась в книжке Веры Александровны 1923 г., а затем была перепечатана в одном из томов "Литературного наследия" {См.: Пыпина В. А. Любовь в жизни Чернышевского, II г., 1923; Н. Г. Чернышевский, -- "Лит. наследство", т. II, М., 1928, с. 591.}. В настоящее время она трудами главного хранителя музея, В. С. Чернышевской, разрослась в подробнейшую многослойную картотеку. Но опыт Веры Александровны был первым, ею было положено начало, а хронологические записи M. H, Чернышевского, не использованные Верой Александровной, явились существенным дополнением к картотеке позднейшего времени.

Вера Александровна смогла побывать в Саратове только раз в своей жизни. Это было в 1885 году, когда она ездила на Кавказ познакомиться со своей будущей свекровью. Там в Боржоми у Беренштамов была своя дача.

Обратный путь домой в Петербург лежал через Саратов, Здесь Вера Александровна попала в родственные объятия Пыпиных, доживавших свой век в старом дедовском доме. Этот дом был запечатлен Верой Александровной на рисунке, который одно время экспонировался в Доме-музее Н. Г. Чернышевского и был оттуда похищен.

Вторым рисунком Веры Александровны является акварельное изображение дома Чернышевских в том виде, какой он имел в последние месяцы жизни Николая Гавриловича. Эта акварель была увезена Верой Александровной в Петербург и через несколько лет (в 1889 г.) вполне закончена. Вера Александровна подарила ее Михаилу Николаевичу, и рисунок долгие годы (до отъезда в Саратов) висел у него в кабинете. В настоящее время он находится в экспозиции музея.

Передача дома Чернышевских Михаилом Николаевичем в народное достояние для устройства музея тесно сблизила между собой Веру Александровну и основателя музея. По состоянию здоровья (у Веры Александровны было больное сердце) она не могла приехать в Саратов, особенно во время железнодорожной разрухи.

Отъезд нашей семьи в Саратов в 1918 г. Вера Александровна переживала по-своему. В ее жизнь мемуаристки вошло тоже что-то совсем новое и неожиданное. Вместо семейных писем, рукописей в личных своих воспоминании, по которым создавались в ее дневниках образы многочисленной чернышевско-пыпинской родни, эти образы должны были опять выйти на свет и ожить в рассказах единственной оставшейся в живых из старшего поколения -- Пыпиной Екатерины Николаевны, обитавшей в маленьком домике над Волгой,

-- Расспрашивай у нее обо всех и все, все записывай для меня, -- просила меня Вера Александровна перед разлукой.

И я исполнила ее желание. Бабушка Катя оказалась великолепной рассказчицей, беседовала очень охотно, а я писала, писала...

Подобно тому, как Вера Александровна писала для меня свои дневники, так я писала для нее "Рассказы бабушки Кати". В 1925 г. ей были посланы первые листы этой рукописи, ее переписывала чуть ли не вся наша семья. А потом опять шли рассказы и опять записи. И так до самой кончины бабушки Кати -- до февраля 1933 года.

Два человека особенно заинтересовались этой рукописью: профессор Н. К- Пиксанов и В. Д. Бонч-Бруевич. Оба мечтали о ее опубликовании. Уже была подготовлена к печати значительная часть под названием "Саратовские годы Чернышевского" для сборника "Звенья", но эти сборники прекратили свое существование, и рукопись была мне выслана обратно {Записи воспоминаний Ек. Ник. Пыпиной находятся не только в общей папке, отмеченной в "Описи" ЦГАЛИ (М. 1955), но и в моем личном архиве, н и моей работе "Старший сын Чернышевского". И а памяти еще удерживаются сцены общения Ек. Ник. Пыпиной с разными людьми и моими родными. Саратовская часть записей о доме и семье Чернышевских вошла в первый том сборника "Н. Г. Чернышевский в воспоминаниях современников" (Саратов, 1958).}.

В 1922 г. Вера Александровна переписывалась с Михаилом Николаевичем о музее. Она благодарит его за то, что он пишет о музейных делах; видит, что музей все-таки понемногу крепнет; радуется, что Михаилу Николаевичу удалось многое сделать для его прочного основания (письмо от 18 июля).

Вместе с Михаилом Николаевичем Вера Александровна обсуждает и вопрос будущего устройства территории музея. Она не советует помещать во дворе бюста А. Н. Пыпина, так как все бюсты, кроме бронзовых, приходят быстро в состояние порчи. Единственно, чего бы она хотела -- это на стене дома Пыпнных укрепить доску с надписью: "Здесь родился и жил А. Н. Пыпин". Бюст и барельеф для Николая Гавриловича Вера Александровна предлагает делать внутри здания, в зале музея.

Ограду для музейной территории Михаил Николаевич мечтал сделать по рисунку Федора Густавовича Беренштама, работавшего художником во дворцах-музеях. Но Вера Александровна заявила, что она и без помощи Федора Густавовича сделает чертеж, только просит прислать размер. Ограда рисовалась ей в стиле empire (письмо от 9 мая 1923 г.). Этого рисунка Вера Александровна не успела выполнить. По-видимому, Михаилу Николаевичу помешала обострившаяся болезнь и то, что он планировал распределить на несколько лет капитальный ремонт, оборудование и благоустройство усадьбы, приурочивая окончание этих работ к 100-летию отца и 1928 году. Уход его из жизни расстроил эти планы.

Смерть Михаила Николаевича тяжело переживалась Верой Александровной, и она посвятила ему некролог, в котором дала исчерпывающую характеристику его деятельности, посвященной увековечению памяти Н. Г, Чернышевского, "...одна мысль, мысль об отце навсегда залегла в его душу и роднила с близкими в общей сосредоточенной думе о великом изгнаннике, -- писала Вера Александровна. -- Это почитание отца легло в основу той громадной работы, которую за последние двадцать лет Михаил Николаевич единолично положил на собирание материалов к биографии и трудам отца. Те, кто близко видели эту работу, должны были дивиться изумительному любовному трудолюбию, планомерности и неустанности Михаила Николаевича. Он начал с изучения тщательно сбереженного А. Н. Пыпиным архива Николая Гавриловича. Михаил Николаевич описывал и регистрировал многочисленные семенные письма, расшифровывал дневники, написанные Николаем Гавриловичем индивидуальной стенограммой, разбирал рукописи и старые корректуры и все это приводил в исключительно систематизированный порядок".

Далее Вера Александровна пишет о Михаиле Николаевиче как об издателе сочинений отца, как о его библиографе и историке, перечисляя его статьи, напечатанные в "Былом" и подготовленные к печати после революции. Рассказывает Вера Александровна и о создании музея, "бедного с внешней стороны, но богатого по содержанию". В заключение выражается сожаление о том, что тяжелый недуг (воспаление печени и почек) свалил крепкую натуру, не дав довести до конца заветное дело {"Былое" 1924 No 25, с. 278--279. Памяти M. H. Чернышевского. Подписано: ред. Но автором была В. А. Пыпина.}.

Это заветное дело стала продолжать Вера Александровна рука об руку с новым руководителем музея, взяв на себя и отправку рукописей Чернышевского из Академии Наук в Саратов, и многое другое.

"По смерти М. Н. Чернышевского, -- пишет Вера Александровна, -- по поручению Дома-музея Чернышевского (я) продолжала работать над семейным архивом Чернышевских -- Пыпиных, имея на то официальное полномочие от Саратовского губернского отдела Народного образования" {Запись для Народного Комиссариата социального обеспечения 1925 г.}.

После передачи в мои руки заведывания музеем, я выхлопотала в Наркомпросе для Веры Александровны официальное удостоверение в том, что она является внештатным сотрудником нашего музея. Это облегчало ее хлопоты по разыскиванию материалов для наших фондов. Вопрос впервые был поднят в 1924 г., то есть в первый год после смерти основателя музея. Судя по записным книжкам, хлопоты об официальном посредничестве в делах музея и о сотрудничестве Веры Александровны в нем велись с 9 июля 1924 по 4 сентября 1925 г, и окончились положительно. Точного текста этого документа я не нашла в бумагах Веры Александровны. Но нашла черновик другого документа, подтверждающего роль Веры Александровны как помощника в создании музея Чернышевского. Текст черновика был внесен мной в записную книжку 1926 г. после разговора с директором Саратовского областного краеведческого музея, филиалом которого в то время был наш музей.

Вот этот текст:

"Я, нижеподписавшаяся, на основании удостоверения, выданного тем-то за No... передоверяю официальному посреднику по делам музея Чернышевского в Ленинграде В. А. Пыпиной произвести возложенную на меня работу по подбору в Государственном Книжном фонде книг и журналов для пополнения библиотеки музея имени Чернышевского в Саратове.

Зав. музеем Н. Чернышевская-Быстрова".

В этом Книжном фонде мы вместе с Верой Алексадровной сначала побывали у его заведующего Мих. Мих. Саранчина. Он обещал содействие, и оттуда через некоторое время были высланы книги и журналы. От этого времени сохранился "Список книг для музея Чернышевского", переданный Вере Александровне. Он написан мною и содержит в себе перечень ста тридцати трех книг и свыше четырехсот пятидесяти томов разных журналов и энциклопедий. Составлен этот список был по библиографическому указателю M. H. Чернышевского издания 1911 года. Разыскивали мы с Верой Александровной и "Современник" Чернышевского за 1850--1860-е годы. В 1927 г. вели переговоры об этом с академиком Платоновым, который очень любезно говорил с Верой Александровной. В 1928 г, я просила помочь в этом деле директора библиотеки Ленина В. И. Невского, который вышел ко мне, когда я осматривала там юбилейную книжную выставку о Николае Гавриловиче. В. И. Невский выразил искреннюю готовность помочь музею. Но и в том, и в другом случае ничего не вышло. Весь "Современник" Чернышевского мы совершенно неожиданно приобрели в Саратове у одной старушки-учительницы вскоре после войны.

В феврале 1925 г. я обратилась в Совет Народных Комиссаров с просьбой об ассигновании средств на капитальный ремонт и реставрацию здания музея. В связи с этим обращением последовал вызов в Москву на заседание Совнаркома в Кремле, на котором после двухминутного доклада было принято решение выделить на ремонт музея 10 тысяч рублей золотом.

Летом были проведены ремонтные и реставрационные работы. Семье писателя, проживавшей до этого времени в доме Чернышевских, было предоставлено помещение во флигеле сестер Пыпиных на соседнем с музеем усадебном участке, который еще при жизни Михаила Николаевича был объединен с участком Чернышевских.

Таким образом, были продолжены и проведены в жизнь практические планы, согласованные Михаилом Николаевичем Чернышевским с руководящими организациями Саратова и Москвы и прерванные уходом из жизни основателя музея.

Теперь можно было подумать о пополнении музейного архива, то есть об объединении всего литературного архива Н. Г. Чернышевского путем присоединения к саратовскому собранию и тех рукописей, которые по плану Михаила Николаевича должны были поступить в музей из рукописного отделения библиотеки Академии Наук.

Рукописный архив Николая Гавриловича хранился в Академии Наук с 1909 года. В 1917 г. Академия Наук эвакуировала в Саратов свои ценности, в том числе и уголок Чернышевского. Ящики с архивом писателя пролежали в саратовском университете вплоть до 1921 года, когда за ними приехал из Петрограда Всеволод Измаилович Срезневский, Впоследствии я прочитала, какое огромное значение придавал В. И. Ленин этой поездке В. И. Срезневского, как заботился, чтобы ему были предоставлены все возможные по тому времени удобства для перевозки академических ценностей {См. в сборнике "Ленин и книга" (М., 1964).}.

Из Саратова Всеволод Измаилович увез не весь архив Чернышевского: часть его по просьбе M. H. Чернышевского была оставлена для музея (ученические рукописи, дневники, собрание газетных вырезок, университетские лекции). Та к, над расшифровкой студенческих дневников шла интенсивная работа Михаила Николаевича именно в те годы, и он опасался, что не успеет закончить эту работу, если будет ждать лучших времен. Что же касается основного архива отца, ему не представлялось в Саратове достаточных гарантий для его сохранности. Поэтому архив периода "Современника", насчитывающий 240 рукописей, 121 корректуру и массу документального материала, Михаил Николаевич счел целесообразным оставить пока в Академии Наук. Об этом они договаривались со Срезневским.

Позже возник вопрос о поступлении всего архива Чернышевского в его Дом-музей.

В этом деле большая помощь была оказана Верой Александровной. Она указала нужные пути и ходы. Прежде всего мы написали заявление и пошли к профессору С. Ф. Платонову, возглавлявшему тогда конференцию Академии Наук. Сергей Федорович принял нас очень любезно, так как давно знал и уважал Веру Александровну как дочь А. Н. Пыпина и хранительницу семейного архива. Заявление мое он внимательно прочитал. В нем говорилось:

"В 1920 г., устраивая Музей имени Н. Г. Чернышевского в Саратове, M. H. Чернышевский обращался в Рукописное Отделение Академии Наук с просьбой о предоставлении ему части бумаг Чернышевского, переданных им Академии в 1909 г. (см. Отчет о деятельности Академии Наук за 1909 т., стр. 36). Академия любезно предоставила в распоряжение M. H. Чернышевского письма, книги, реликвии, часть рукописей и шкаф из уголка Чернышевского в Рукописном отд. Часть рукописей Чернышевского осталась в рукописном отделении библиотеки Академии Наук. Это 5 кардонок, заключающие в себе автографы статей Николая Гавриловича, напечатанных в "Современнике" 1853--1861 гг.

В течение 6-ти лет Музей Чернышевского употреблял огромные усилия по проведению капитального ремонта дома, и в настоящее время достиг того, что и внешний фасад его реставрирован в духе эпохи, и сейчас заканчивается внутренний ремонт. Теперь, когда Музей приступает к своему полному внутреннему оборудованию, имея в виду близкий юбилеи (100-летие со дня рождения Н. Г. Чернышевского в 1928 году), и когда под рукописи Чернышевского зав. Сар. ГубОНО тов. Ганжинским ему уже был предложен несгораемый шкаф, соединение двух вышеупомянутых разрозненных архивов Чернышевского в Доме-музее его памяти является положительно необходимым.

На основании всего вышеизложенного, убедительно прошу Академию Наук СССР о предоставлении Музею остальной части архива Чернышевского, хранящейся в рукописном отделении Библиотеки А. Н.

Зав. Домом-музеем имени Чернышевского
Н. Чернышевская-Быстрова"1.

9.V11I.1926.

1 Копия этого заявления сохраняется на бланке со штампом издательства "Огни" в Петербурге. Это был случайный лист белой бумаги, извлеченный В. А. Пыпиной из архива издательства, долго хранившегося в ее квартире на Надеждинской улице. У музея тогда никаких бланков не было.

С. Ф. Платонов согласился передать архив Чернышевского 1860-х гг. музею, причем оговорил эту передачу следующим образом: "Наведите справку у Ф. И. Покровского, внесены ли эти рукописи в инвентарь. Если нет, можете получить их для музея".

От Ф. И. Покровского мы с Верой Александровной узнали, что в инвентаре библиотеки рукописного отделения Академии Наук рукописи Николая Гавриловича, переданные туда по настоянию свыше в царское время M. H. Чернышевским, с 1909 по 1927 г. не были заинвентаризированы императорской Академией Наук. Следовательно, можно было их перевезти на родину писателя-революционера -- в музей, основанный по слову В. И. Ленина.

В конце июля -- начале августа 1926 г. я ездила в библиотеку Академии Наук разбирать архивные материалы, отданные на хранение Михаилом Николаевичем и Верой Александровной,

Заведовавший рукописным отделением Всеволод Измаилович Срезневский любезно принял нас с Верой Александров-нон, показал 5 кар донок с рукописями и ящик с корректурами, достал еще пакеты семейных писем и большую стопку рукописей старшего сына Чернышевского -- Александра Николаевича.

2 августа мы с Верой Александровной зашили в холст четыре посылки с документами и материалами для музея. Всеволод Измаилович, присутствовавший при этом, подарил мне 2 портрета своего отца, профессора Измаила Ивановича, учеником которого в петербургском университете был Чернышевский.

Архив Чернышевского был отправлен в Саратов из Академии Наук в течение 2-х лет: 1926 и 1927. Первая почта содержала в себе кардонки с рукописями, вторая -- ящик с корректурами {См.: Записные книжки H. М. Чернышевской 1926 г. -- Записи от 30 июля -- 2 августа (с. 94--96) и 1927 г. -- записи от 19, 20, 29 июни и 7--13 сентября (с. 108, 111, 135--137).

См. также мою недописанную статью "Новые документы и рукописи Н. Г. Чернышевского" ("Саратовские известия", 1927, No 22, 2 октября).}.

Дом-музей Чернышевского просуществовал как хранилище архива в течение двадцати одного года: с 1920 по 1941 г., когда в условиях военного времени был передан в Центральный Государственный архив литературы и искусства (ЦГАЛИ) в Москве.

Вопросам изучения архива и его опубликованию будет посвящена специальная глава очерка по истории музея, охватывающая 1930--1950-е гг. его деятельности {В личном архиве H. M. Чернышевской остались отдельные очерки к этой главе.-- Прим. В. С. Чернышевской.}.

Ко времени получения архива в Саратове работала комиссия по организации музейной экспозиции в составе профессоров университета. На заседаниях комиссии и подкомиссии я выступила с девятью докладами, после которых составлялись списки материалов, необходимых для экспозиции и библиотеки музея.

Поискам экспонатов были посвящены последовавшие за этим командировки, В этом оказала существенную помощь В. А. Пыпина, бывшая деятельным посредником музея в деле получения многих портретов и книг из Пушкинского Дома в первую очередь, а также лично от себя -- из архива А, Н. Пыпина.

Мы с Верой Александровной передали в Пушкинский Дом и библиотеку Академии Наук списки книг и журналов для музея, ходили по букинистическим магазинам на Литейном. Была я и в ленинградском университете, в его библиотеке, где беседовала о портретах и копиях документов. Портреты из альбома профессоров студенческих лет Чернышевского были присланы в Саратов в виде фотокопий {См.: Записные книжки Н. М. Чернышевской -- записи от 29 и 30 июля 1927 г. (с. 111--112).}.

После Книжного фонда мы с Верой Александровной посетили музей Революции, помещавшийся в Зимнем Дворце. Директор любезно согласился предоставить музею Чернышевского нужные экспонаты. Мы осмотрели экспозицию, и я составила нужный список. Говорила с заведующей отделом революционного движения, с заведующей отделом Каторги и Ссылки {Запись от 29 июля в записной книжке H. M, Чернышевской 1926 года.}. На другой же день к Вере Александровне на квартиру привезли несколько портретов.

Из музея Революции было прислано музею 12 снимков и в следующем году. Вообще связь с ленинградскими и московскими музеями Революции установилась у музея прочная {Записная книжка 1927 г. 16 января, с. 57.}.

Вера Александровна брала меня с собой в рукописное отделение библиотеки Академии Наук, где находился также обширный архив ее отца Александра Николаевича Пыпина. Архив его был расположен на длинном столе и поражал своими объемами. Стол был загружен ящиками с библиографической картотекой, стопами рукописей и книг. Все это Вера Александровна разбирала и приводила в порядок в течение всей своей жизни.

-- За этот архив, -- говорила она, -- борются три книгохранилища: библиотека Академии Наук, Публичная библиотека имени Салтыкова-Щедрина и Пушкинский Дом.

В библиотеке Академии Наук у Веры Александровны часто происходили встречи с се директором -- академиком Алексеем Александровичем Шахматовым, который обещал всяческую поддержку музею Чернышевского. Шахматов был большим другом А. Н. Пыпина, был его душеприказчиком, в присутствии которого Вера Александровна вскрывала запечатанный архив отца через год после его смерти и в его присутствии передавала М. Н. Чернышевскому рукописи Н. Г. Чернышевского {Крупный русский ученый академик А. А. Шахматов стал директором 1-го Русского отделения Академии Наук с 1899 года. В период его работы было создано рукописное отделение и значительно возрос книжным фонд. Шахматов был не только ученым, но н честным гражданином России. Подвергая себя риску, он хранил в библиотеке Академии Наук не только архив Н. Г. Чернышевского, но и рукописи В. И. Ленина. Принимая участие в судьбе В. Д. Бонч-Бруевича, Шахматов неоднократно спасал его от полицейских преследований. ("Русская литература" 1971, No 1, с. 222--223).}.

Разбирая при мне отцовские бумаги в Академии Наук и у себя дома, Вера Александровна передавала и нашему музею книги, портреты, гравюры. К ним она присоединяла и старинные прадедовские вещи. Так, я получила от нее кольцо нашего общего предка Г. И. Голубева (печатку) и его большой медный крест. (Перечень литературы остался в моих записных книжках).

А. Н. Пыпин завещал музею имени Радищева в Саратове письменный стол Н. Г. Чернышевского, который после ареста последнего взял к себе. В 1919 г. музей Н. Г. Чернышевского получил этот стол.

В течение 6 лет я всегда останавливалась у В. А. Пыпиной но время моих командировок в Ленинград по делам музея. Наши встречи сопровождались длительными беседами. Они касались свеженаписанных дневников и мемориальных очерков Веры Александровны, которые дожидались меня в виде машинописных листов.

Мысли наши вместе с тем постоянно возвращались к музею, который в ту пору нуждался буквально во всем. Вера Александровна оглядывала свои "антикварные" комнаты, сплошь заставленные мебелью красного дерева первой половины XIX века и рассказывала, что именно эти вещи составили бы мемориальный комплекс нашего музея. Ей очень хотелось "пристроить заранее", по ее выражению, каждую вещь так, чтобы она отошла в музей. При жизни, конечно, она не могла этого сделать. Но беседы с Верой Александровной крепко запали в память Полины Федоровны Калнынь, прожившей вместе с ней больше 10 лет и запомнившей волю Веры Александровны, которая была священной для этой самоотверженной женщины, не только ухаживающей за Верой Александровной, не только взявшей на себя все хозяйственные заботы, но и, после внезапной смерти Веры Александровны (не оставившей наследников), сумевшей в условиях ленинградской блокады военного времени -- сохранить и перед смертью передать музею Чернышевского часть старинной мебели и ее архив, согласно воле покойной Веры Александровны.

Мы с Верой Александровной всегда посещали Пушкинский Дом во время моих приездов в Ленинград.

Самые разнообразные участки деятельности Пушкинского Дома были открыты для меня, начиная с того времени, когда я была курсисткой Бестужевских курсов, когда в моем присутствии M. H, Чернышевский передал директору Пушкинского Дома Нестору Ал. Котляревскому подлинные портреты Н. Г. и О. С. Чернышевских. Это было в 1916 г., когда еще не могло быть и речи о создании музея Чернышевского. После основания нашего музея Пушкинский Дом был самой близкой и самой полезной базой для моей научной работы. В частности были использованы редкие издания для моих библиографических работ, оттуда были получены портреты деятелей литературы для музея, и в стенах Пушкинского Дума изучала я архив А. Н. Пыпина.

Но посещала я этот благословенный храм науки только с легкой руки Веры Александровны Пыпиной, личный архив которой заключал в себе еще более ценное наследие академика Пыппна. Это -- подлинный портрет Н. Г. Чернышевского, в настоящее время хранящийся в фондах музея Чернышевского и записные книжки Александра Николаевича с отметками о получении сибирских писем Чернышевского. До получения этих материалов приходилось иметь дело с копиями, снятыми рукою M. H. Чернышевского.

С большой любовью относилась Вера Александровна к споим обязанностям внештатного научного сотрудника музея Чернышевского. Она вела со мной беседы как настоящий музейный работник, за плечами которого стоял опыт работы в таком солидном учреждении, как Пушкинский Дом. Невольно думается, что и давние девичьи занятия в школе Общества поощрения Художеств, и оформление домашних молодежных вечеров, живых картин и поздравительных альбомов под руководством талантливого художника-мужа, и собственный вкус к изящному и красивому, -- все это слилось воедино, когда жизнь выдвинула перед Верой Александровной такую ответственную задачу, как оформление музеев... В Пушкинском Доме и в квартире Пушкина нашла применение художественная рука Веры Александровны.

И от нее услышала я, что надо делать для музея Чернышевского. Это были целые уроки: как делать надписи; как кантовать, как переплетать книги. Последнее кажется упрощением. Но нет, нужно было запомнить, как переплетал книги Александр Николаевич Пыпин: он заботился о том, чтобы вся книга вошла в переплет и чтобы вся она в нем сохранилась. Однажды проф. Н, К- Пнксанов с гордостью показал мне книгу из библиотеки Пыпина. и я увидела своими глазами, как следует переплетать книгу настоящему библиофилу. Вера Александровна была для меня воплощением живых традиций.

Временами, беседуя со мной о своей работе над архивом отца, Вера Александровна делилась воспоминаниями об отношении А. Н. Пыпина к некоторым ученым и писателям. Так, он считал П. А. Ровннского способным на самые героические поступки. Я ввела это суждение в работу о П. А. Ровинском {См.: Одна из попыток освобождения Н. Г. Чернышевского.-- "Каторга н ссылка", 1931, No 5 (78), с. 124--127.}. О Д. Л. Мордовцеве А. Н. Пыпин высказывался как о таком авторе исторических романов, который недостаточно знал историю. Вера Александровна подарила мне крошечные лапотки, привезенные А. Н. Пыпину славянскими "братушками". Эти лапотки сохранились до сих пор,

В 1927 г. я обратилась к исследователю Старого Петербурга П. Н. Столпянскому, с которым хотелось поговорить о возможности розыска тех домов, где жил Чернышевский. Столпянский откликнулся довольно скоро и приехал к нам на квартиру (к Вере Александровне). Мы побеседовали, он выразил готовность помочь, указал источники и посоветовал обратиться к фотографу Булле (бывшему придворному -- квалифицированному фотографу), чтобы были исполнены снимки памятных домов {См. запись от 22 нюня 1927 г. Записные книжки H. M. Чернышевской.}. К сожалению, переговоры с фотографом ни к чему не привели.

Только через 20 лет за это дело взялся проф. С. А. Рейсер и довел его до блестящего конца в своей книге {См.: Рейсер С. А. Революционные демократы в Петербурге. Л., 1957.}. Еще через 10 лет мне удалось вместе с С. А. Рейсером и директором Пушкинского Дома Василием Григорьевичем Базановым объехать все дома, где жил Николай Гаврилович в 1850--1860-е годы.

Когда я приехала в Ленинград после саратовских юбилейных дней 1928-го г. Вера Александровна сейчас же рассказала мне, что Пушкинский Дом пригласил К- А. Федина выступить у них о Чернышевском. Федин выступил оригинально и интересно.

-- Надо написать ему, -- говорила мне Вера Александровна, -- надо, чтобы не забылось такое блестящее выражение чувств настоящего писателя. Ты должна написать ему и попросить его прислать свое слово о Чернышевском, пока оно еще свежо в памяти или записано им.

И я написала Константину Александровичу. От него пришел ответ на Надеждинскую. Он опубликован мною в университетском сборнике {См. в кн.: Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы, вып. 5, Саратов, 1968.}. Этим письмом литературная общественность обязана мудрости дочери А. Н. Пыпина, без которой я бы не решилась обратиться к К. А. Федину, с которым тогда не была знакома лично. А письмо его было из сборника перепечатано еще в "Литературной газете" и стало достоянием миллионов людей {См.: "Литературная газета>, 1968, 21/VI1I, No 34.}.

Тогда же, в 1928 г. мы с Верой Александровной по обыкновению посетили Пушкинский Дом. На этот раз там была организована выставка, посвященная Чернышевскому. Она состояла почти сплошь из экспонатов, переданных дочерью М. А. Антоновича Ольгой Максимовной Мижуевой. В числе этих вещей обращала на себя внимание белая костяная ручка, к которой относилась надпись о том, что ею был написан роман "Что делать?" После я часто возвращалась мыслями к этой ручке, пока мы с С. А. Рейсером не сошлись на том, что это -- ошибка: в Петропавловской крепости были запрещены стальные перья. Они были заменены гусиными.

С О. М. Мижуевой я познакомилась в Пушкинском Доме тогда же.

Из литературных встреч в доме В. А. Пыпиной мне особенно запомнилась встреча с проф. Михаилом Александровичем Полиевктовым (он читал русскую историю на Бестужевских курсах в то время, когда я была их слушательницей). Это было в 1929 г. Я узнала от Михаила Александровича, что он -- муж Русудан Николаевны Николадзе, и что Русудан Николаевна -- дочь того самого Николая Яковлевича, который и студентом бывал в доме Н. Г. и О. С. Чернышевских, н позднее принимал участие в переговорах об освобождении Чернышевского из ссылки. Я, к слову, вспомнила о мемуарах Н. Я. Николадзе о шестидесятых годах. И тут мои собеседник пришел в хорошее настроен не m m без юмора дополнил эти мемуары неизданными рассказами, услышанными в семье своей жены и ее отца.

Иа людей, связанных многолетними узами дружбы с Чернышевскими и Пыпиными, я в доме В. А. Пыпиной встречалась несколько раз с потомками Павла Аполлоновича Ровин-ского, В 1928--1929 гг. его дочь Екатерина Павловна обратилась к Вере Александровне с просьбой помочь ей в деле получения пенсии после смерти Павла Аполлоновича. Вера Александровна хлопотала через Академию Наук. Сама она получала персон а л ьную пенсию тоже через Академию Наук, для чего обращалась в Москву с просьбой, подписанной пятью академиками.

Из саратовских ученых навестил Веру Александровну профессор Александр Павлович Скафтымов. С 1924 г. он начал заниматься в Доме-музее Н. Г. Чернышевского и писал свою первую статью о романе "Что делать?" для сборника, изданного потом Обществом Краеведения {См.: Скафтымов А. П. Роман "Что делать?" (Его идеологический состав и общественное воздействие). -- В кн.: Н. Г. Чернышевский. Саратов, 1926.}.

Разбирая письменный стол Михаила Николаевича, я нашла листок с его расшифровкой отрывка из "Что делать?" Вспомнилось, что Михаил Николаевич перед кончиной работал вместе с Верой Александровной и П. Е. Щеголевым над подготовкой неизданных текстов Чернышевского, Только Вера Александровна могла сообщить в то время, напечатан ли этот отрывок. Поэтому я посоветовала Александру Павловичу лично выяснить этот вопрос с Верой Александровной и дала ему рекомендательную записку к ней. А. П. Скафтымов получил командировку в Ленинград. Он был приятно поражен приемом, который был ему оказан Верой Александровной. Они сейчас же нашли общий язык и выяснили интересовавший Александра Павловича вопрос.

Когда А. П. Скафтымов стал заниматься подготовкой юбилейного сборника о Н. Г. Чернышевском 1928 г., он счел необходимым, чтобы Вера Александровна приняла в нем участие, и она прислала неизданный архивный материал, который был там опубликован {См.: Пыпина В. А. Чернышевский и Пыпин в годы детства и юности.}.

Что представлял собою музей к концу нашей совместной работы с Верой Александровной? Я имею в виду подготовку к большому памятному торжеству -- к 100-летию со дня рождения Николая Гавриловича Чернышевского.

Уже в 1927 г, была развернута вторая экспозиция, которую скорее можно назвать первой (поскольку первая представляла случайную развеску в одной комнате, как было при жизни Михаила Николаевича, с добавлением одной единственной новой витрины, стоявшей на сундуке).

За год до юбилея экспозиция занимала уже все комнаты музея и могла быть показана приехавшему в Саратов А. В. Луначарскому, который оказывал самую действенную поддержку Михаилу Николаевичу, а теперь обещал ее народившемуся музею. Я принимала Наркома не без робости и говорила тихим голосом. У него было задумчивое выражение лица.

В 1928 г. Нарком Просвещения посвятил Чернышевскому блестящее выступление в Колонном зале Дома Союзов.

Уже в первое десятилетие существования музея наметилось сотрудничество с соратниками В. И. Ленина, воспринявшими идею культурной революции и претворившими ее в большие дела {См.: в кн.: Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования в материалы, вып. 7. Изд-во Сарат. ун-та, 1975, с. 194--207.}.

В последний раз я приехала к Вере Александровне в мае 1930 года и не в командировку, а просто в отпуск. Мы много беседовали все о том же, -- как всегда, -- о чернышевско-пыпинской старине. Это было наше последнее свидание. Я прощалась с нею, охваченная чувством самой теплой благодарности за все то хорошее, что видела от нее в течение всех лет нашей совместной жизни и работы.

Если бы не активная помощь Веры Александровны как официального посредника и внештатного сотрудника Дома-музея Н. Г. Чернышевского и притом работавшего на общественных началах и всю душу вкладывавшего в свое дело, организация музея, его рост и развитие проходили бы в период культурного строительства первых пятилеток в условиях значительно большего напряжения сил и потери времени.