Карамышев А. С. - Воспоминания о Н. Г. Чернышевском

H. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы. Межвузовский научный сборник. Вып. 8.

Изд-во Сарат. ун-та, 1978.

Г. В. КРАСНОВ

РАССКАЗЫ А. С. КАРАМЫШЕВА О ЧЕРНЫШЕВСКОМ

Астраханский период жизни Н. Г. Чернышевского (октябрь 1883 -- июнь 1889 гг.) не богат мемуарными источниками. Виною тому -- не столько относительная отдаленность места ссылки Чернышевского от политических и культурных центров России, его изоляция от друзей, единомышленников, сколько скупость, осторожность, невнимание к памяти писателя лиц, хорошо знавших его образ жизни, круг мыслей, быт, времяпрепровождение. К. М. Федоров в подцензурном издании {Федоров К. М. Н. Г. Чернышевский. Ашхабад. 1904; изд. 2-е, Ашхабад, 1905.} в большей степени пишет о своих занятиях, поручениях Чернышевского, чем о нем самом, В. Г. Короленко не оставил почти никаких свидетельств о своих астраханских встречах. Не сделали этого и сыновья Чернышевского. Естественно, что привлечение новых источников в круг материалов к биографии писателя-революционера, критическая их оценка не требуют особой аргументации.

Воспоминания (рассказы) Александра Степановича Карамышева, сына хозяина последней квартиры Чернышевского в Астрахани, были уже известны. Наиболее полно они воспроизведены Вас. Е. Чешихиным-Ветринским {Чешихин-Ветринский В. Е. Н. Г. Чернышевский. 1828--1889. II ч. 1923, с. 193--195.}, первоначально опубликованы в "Саратовском листке". Да и сами воспоминания Карамышева были написаны, видимо, по настоянию Чешихина-Ветринского. Однако Чешихин-Ветринекий опубликовал их в сокращенном виде, а напечатанное, в значительной степени, в своей переделке. После публикации Чешихина-Ветринского воспоминания Карамышева были надолго забыты. Очень небольшую их часть, не самую существенную (о том, как Чернышевского "очень любила кухня") цитирует К. Ерымовский {Ерымовский К. Чернышевский в Астрахани. 1952; изд. 2-е, 1964.}. В двухтомник воспоминаний о Чернышевском они не попали {См.: Н. Г. Чернышевский в воспоминаниях современников, т. II, Саратов, 1959.}.

Игнорирование воспоминаний Карамышева нетрудно объяснить; в полном виде они оказались вне поля зрения исследователей. Наряду с достоверными суждениями в них есть и явные измышления, свойственные детскому восприятию (см. примечания к публикации). Семья Карамышевых, по-видимому, не была в числе друзей Чернышевского. Деньги в долг Чернышевский брал у Мелькумовых, а не у хозяина дома. В то же время у Чернышевского к Карамышевым не было и неприязни. Готовясь к переезду в Саратов, Чернышевский советует жене снять там квартиру "не хуже той, какую мы занимали в доме Карамышева" {Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. в 16-ти тт., т. XV, с. 882.}.

Возвратиться к новой оценке воспоминаний А. С. Карамышева есть смысл. Их лучше назвать рассказами, в которых смешаны были и небылицы. Рассказывал их уже человек, получивший специальное инженерное образование, знакомый с политической литературой. А. С. Карамышев по его рассказам предстает человеком иногда наивных, но все-таки демократических убеждений. Прошлые впечатления, пропущенные через призму зрелых воззрений, укрепились и осложнились. Повествуя о Чернышевском, Карамышев открыл его для себя заново, чему содействовала и эпоха демократического подъема в России. Вместе с тем рассказ Карамышева основан на реальных фактах астраханского быта, перекликается с известными размышлениями Чернышевского конца 80-х гг. Например, в то время возник спор между Чернышевским и беллетристом И. И. Барышевым о том, как относиться к купеческому сословию. И. И. Барышев писал Чернышевскому 22 августа 1888 г.: "...идеализировать купца как "сословие" -- я не могу. Рядом с хорошими людьми буду рисовать и дурных, не давая перевеса ни тем, ни другим, хотя последних несравненно больше; но выставлять и раскрашивать одни только хорошие стороны, слегка упоминая о худых, -- воля Ваша, -- я не в состоянии <...> Всякий уважающий себя бытописатель не должен набрасывать покрывала на то, что составляет "суть" жизни этой массы, а -- брать людей так, как они есть, со всеми их хорошими и дурными сторонами" {Н. Г. Чернышевский,-- "Лит. наследие", т. 3, М.--Л., Гиз, 1930, с. 583.}, Чернышевский отвечал из Астрахани Барышеву 23 сентября 1888 г.: "Не отрицаю я и того, что в обычаях русского купечества есть очень много дурного. Я только полагаю, что оно в нравственном отношении не хуже русского чиновничества и лучше сословия, живущего в праздности на богатые доходы, получаемые без всякого труда", И далее: "...беллетристы вообще имеют дело с купечеством лишь как покупщики товаров или искатели денег взаем, знают купцов лишь как купцов, а не как людей <...> Думая о купечестве, порицая в своих мнениях дурные обычаи его, я помню, что купец не только купец, но и человек" {Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. в 16-ти тт., т. XV, с. 748.}. Диалоги Чернышевского, воспроизводимые Карамышевым, не противоречат этим рассуждениям.

Рассказы Карамышева подтверждают версию, что нельзя представлять Чернышевского в Астрахани как замкнувшегося в себе человека, некоего отшельника. Он, однако, тосковал по настоящей деятельности, вынужден был приноравливаться к обстоятельствам. Многозначительна автохарактеристика, данная Чернышевским в письме К- Т. Солдатенкову 26 декабря 1888 г.: "Этот кабинетный труженик знает жизнь, как немногие, н в серьезных случаях не смущается ничем, готов на все, и ловко ли не ловко ли, но успешно ведет дело, как надобно для любимых им людей; что он, по всей вероятности, человек крайних прогрессивных мнений, умеет любить честных богатых и знатных людей" {Там же, с 786.}. Это заявление также надо учитывать при чтении рассказов Карамышева. "Воспоминания А. С. Карамышева" печатаются по автографу, хранящемуся в ЦГАЛИ {ЦГАЛИ, ф. 553, оп. I, ед. хр. 201, лл. 1--18.} с исправлением описок в некоторых собственных именах.

Москва 24.1<19>07

НИКОЛАЙ ГАВРИЛОВИЧ ЧЕРНЫШЕВСКИЙ

Воспоминания Александра Степановича Карамышева

Н. Г. я помню очень хорошо, так как мне было в то время около 9-ти лет.

Как известно, после ссылки в Сибирь Н. Г. был сослан в г. Астрахань и там-то поселился в доме моего отца Степана Никаноровича Карамышева.

Кухни наших квартир отделялись маленьким коридором, и Н. Г. пользовался всяким удобным случаем, чтобы пройти к нам. Он никогда не стеснялся и являлся к нам в том, в чем был, в халате и туфлях.

Мы, дети, его очень любили, т. к. Н. Г. часто рассказывал нам сказки из 1001 ночи. Хорошо помню его рассказ: "Сезам, отворись"1. Во время рассказа мы, буквально, осаждали Н. Г., на что последний никогда не жаловался.

Иногда он рассказывал нам и сказки своего сочинения, в которых учил нас быть всегда добрыми и хорошими детьми и любить своих ближних.

Моя мать, немка из Гамбурга, получила высшее образование и в свободное время писала стихи (на немецком языке). Это узнал Н. Г. и при каждой почти встрече уговаривал писать и писать, также просматривал ее произв<едения> и давал указания, как более опытный в литературных делах.

Отец мой, русский, обладал поразит<ельной> памятью, много читал, и Н. Г. очень любил с ним разговаривать. В кабинете моего отца стоял шкаф с книгами: "История" Шлоссера, "Отечественные записки" за все года, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Некрасов, Ломоносов, Гейне, Достоевский и пр., и Н. Г. очень любил рыться в этой библиотеке. Очень часто у отца, бывшего в то время главн<ым> управляющим у Степана Мартыновича Лионозова2, были по делам купцы. Н. Г. являлся в кабинет, здоровался со всеми присутствующими, подходил к своим книгам н рылся в них иногда более часу. Почти всегда Н. Г. вступал с гостями и в разговор и удивлял слушателей своими познаниями и уменьем рассказывать.

Был такой случай. У отца сидел купец, кажется Беззубиков3. Это тот Без<зубнков>, который в один весенний улов рыбы запрудил неводом всю реку, для того, чтобы другим (более бедным) ловцам ничего не попалось.

Рыбы было поймано столько, что у Б<еззубикова> не хватило соли для засолки всей рыбы, и Б<еззубиков> приказал оставшуюся рыбу зарыть в землю, а не бросать обратно в воду. Таким образом было зарыто несколько миллионов рыбы и бедным ловцам ничего не досталось.

Благодаря тому, что рыба начала разлагаться и распространяла зловоние на огромное пространство, чуть было не явилась эмидемия. Эта история в свое время наделала много шуму.

И так этот кулак, под гнетом которого находилась масса народу, попался в лапы Н. Г. Сначала последний порылся в шкапу, затем подошел к купцу и стал с ним разговаривать. Узнав, что это тот купец, Н. Г. стал описывать жизнь загнанных, работающих под открытым небом и под палящими лучами солнца, рабочих и работниц. Н. Г. требовал, чтобы тот более внимательно относился к труженикам, чтобы и тот элемент, трудами которого увеличив<ались> капиталы купца, мог так же жить по-человечески.

Н. Г. так мастерски рассказывал, так живо и ярко описывал тяжелую жизнь бесправного русского пролетариата, что даже и этот бездушный кулак почувствовал, хотя только в этот момент, жалость к пасынкам режима и прослезился. По уходе Н. Г. купец сказал:

-- На вид плюгавенький, а поди-ж ты, какой молодчина, за словом в карман не полезет!"...

В Астрахани в то время умер один учитель от заражения крови, т. к. врачи произвели операцию грязным ножом, у несчастного распух язык, и он умер в страшных мучениях. Н. Г. ужасно волновался по этому поводу и ругал всех врачей, которые недостаточно внимательно относятся к своему труду.

Как на грех ему попался наш домашний врач (фам<илию> не помню -- могу узнать). Врач очень просил мою мать, чтобы та познакомила его с Н. Г.

-- Чем вы занимаетесь? -- был первый вопрос, который предложил Н. Г.

-- Я врач.

-- А, так Вы врач, да как Вы смеете... и пошел громить человека, кот<орый> даже не участвовал в злополучной операции. Врач хотел было защитить себя от каскада упреков, но не тут-то было. Н. Г. не давал говорить ему ни слова. Ток что врачу оставалось бежать, и он бежал.

Н. Г. был страшно рассеян, и когда у нас были гости, являлся часто без галстука, в туфлях и т. д. Общество Н. Г. очень любил; у нас же часто бывали гости, и тогда обязательно должен был присутствовать и Н. Г. Собиралась вокруг пего группа, и он весь вечер говорил без умолку. Конечно, ужни. чай и т. д. -- все отходило на задний план, и моим родителям все время приходилось напоминать о том, что чай остыл и т. под. Несмотря на все <это> содержимое тарелок оставалось нетронутым.

Завсегдатаем у нас был бывший в то время в Астрахани вице-губернатор фон-Бринкман, теперь умерший4. Этот господин очень любил, чтобы на него обращали внимание, много говорил, и с ним произошло на этой почве столкновение. Раньше явился г. Б<ринкман> и начал болтать. В самый разгар разговора является Н. Г., поздоровавшись садится и начинает говорить. Тотчас же вокруг него собирается толпа, а число слушателей г. Б<ринкмана> заметно уменьшается. Тогда г. Б<ринкман> начинает говорить все громче и громче и старается заглушить своего противника. Вдруг подымается Н. Г., поворачивает свой стул спиной к Б<ринкману> и, сев к нему спиной, невозмутимо продолжает свой разговор.

Этого Б<ринкман> уже не мог вынести и, как бомба, бросился из комнаты и стал моей матери жаловаться на поступок Н. Г. Конечно, этого бы не было, если бы рассказ г-на Б<ринкмана> был бы содержательнее. Болтовня Н. Г. очень не понравилась. Весь вечер Б<ринкман> не мог успокоиться.

Интересна история столкновения Н. Г. с самим губернатором. Как известно, Н. Г. в Астрахани был под надзором полиции и должен был время от времени являться к губернатору в канцелярию для того, чтобы полиция знала, что Н. Г. не сбежал. Первый раз пошел Н. Г., и ему заявили, что сам хочет его видеть. Н. Г. присел на стул и стал ждать. Открывается дверь и входит губернатор. Н. Г. продолжает сидеть. "Здравствуйте!" -- гов<орит> губерн<атор>, "Здравствуйте!" -- отвечает Н. Г. и продолжает сидеть. "Вы знаете, кто я?" "Нет", -- говорит Н. Г. совершенно невозмутимым голосом и продолжает сидеть. "Я губернатор..." "Очень приятно", -- заявляет Н. Г. и не думает встать. "Да Вы знаете, что нужно встать, когда с Вами говорит губернатор!" -- кричит последний. "Что же, можно и встать", -- говорит спокойным голосом Н. Г. и не спеша подымается со стула. Тут же негодованию губ<ерна-тора> не было границ, и он, если не ошибаюсь, выгнал Чернышевского. С тех пор Н. Г. приходилось иметь дело с чиновником губернат<орской> канцелярии, а не с губернатором5.

Н. Г. очень любила кухня, так как и туда заглядывал Н. Г. Ко времени его прихода собиралось много посторонней прислуги из других квартир и жадно внимали словам Н. Г. Его любили положительно все, с кем он только ни встречался.

К нашим именинам Н. Г. дарил нам подарки, за покупкой которых ходил сам и выбирая всегда что-то интересное: кра-сив<ые> картинки и т. п.

Помню случай, рассказанный моей матерью. Н. Г. <-ча> послала его супруга в подвал (жил он на 2-м этаже) за кореньями, картошкой и т. п. Нагруженный морковью, петрушкой и пр. выходит Н. Г. из подвала и видит двух дам -- мою мать и ее знакомую. Моментально прячет одну руку с кореньями за спину и просит дам подняться по лестнице первыми. Не тут-то было: дамы ни за что не хотели идти вперед., и Н. Г. пришлось идти первому. Поднимаясь по лестнице, он забыл, что рука с кореньями осталась за спиной и видна дамам, продолжал свой путь, держа коренья все время за спиной.

Н. Г. часто жаловался моей матери, что Тургенев был очень нехороший человек и, что, по всей вероятности, благодаря ему пришлось попасть в Сибирь6.

Примечания

1 Имеется в виду рассказ, известный под названием "Али-Баба и сорок разбойников". В 1886 г. вышло новое издание сказок "Тысяча а одна ночь" для юношества, а обработке А. Н. Энгельгард, куда был включен и упомянутый рассказ,

2 С. М. Лионозов -- крупный купец, почетный гражданин Астрахани.

3 Ошибка в имени или в излагаемом ниже событии. Выдвижение купцов В. В. и И. В. Беззубовых произошло позже, уже в 90-х гг.

4 А. Г. Бринкмап умер в 1900 г.

5 Весь эпизод вымышлен. С губернатором Л. Д. Вяземским у Чернышевского были относительно доверительные отношения.

6 Конечно, легенда, по с отголоском очерка Чернышевского "Воспоминания об отношениях Тургенева к Добролюбову и о разрыве дружбы между Тургеневым н Некрасовым" (1884), в котором дана не совсем объективная оценка Тургенева (см.: Н. А. Некрасов в воспоминаниях современников. М., 1971, с. 128).