Письма 1877-1889 годов
да пойду с письмом на почту, отправлю в Москву кусок перевода.
Напиши, к какому числу будут нужны тебе деньги.
Целую детей и родных.
Будь здоровенькая, моя красавица Лялечка.
Мы все трое здоровы.
Крепко обнимаю и тысячи, тысячи раз целую тебя, моя миленькая голубочка.
Целую твои ручки и ножки. Твой Н. Ч.
Наши барышни принесли письмо. Влагаю его.
Сейчас принесли твое письмо от 20 июня. Благодарю за него. Милый дружочек, умоляю тебя, старайся меньше грустить. Понемногу устроимся все жить хорошо.
Целую тебя, моя радость. Будь здоровенькая. Твой Н. Ч.
По твоему письму от 20 июня я вижу, что ты очень сильно стосковалась по мне и своем домашнем быте. Как быть, тебя удерживает в Петербурге материнская обязанность; будем иметь терпение. Будем прежде всего другого желать, чтобы наша с тобою дочка сохранила свое здоровье нисколько не уменьшившимся. Твоя жизнь подле нее -- самое лучшее обеспечение этого наиболее важного из наших с тобой желаний.
О себе не будем думать, пока Леночка совершенно оправится.
Наши с тобою однофамилицы уехали третьего дня (т. е. в пятницу) вечером, на том пароходе, на котором приехали сюда и жили здесь. -- Ты велела мне взять для них ложу и подарить им фунт конфект от Шарлау. Отправившись провожать их, я купил фунт конфект (лучшего сорта, как ты велела; ценою в рубль). -- Брать ложу для них не понадобилось: из трех вечеров, которые пробыли они здесь, два провели они в театре (я писал тебе, что их знакомая, Жуковская, артистка находящейся теперь здесь труппы, встретила их с очень теплою любовью; и что, вероятно, она предоставляла им места даром; оказалось, что действительно даром, она дала б им ложу и на третий вечер, но они предпочли провести его у дамы, с которой познакомились на пароходе). Итак, назначенные тобою на ложу для них 5 рублей оставались не израсходованы; я вздумал купить голову сахару и фунт чаю для матери наших с тобою барышень; Марья Александровна сказала, что везти с собою голову сахару -- слишком тяжело. Потому я, когда отправился на пароход проводить их, заехал от Шарлау к Козловым взять три фунта чаю по 2 р.; -- Козловы отдают этот чай мне по 1 р. 90 к. -- Итак, пришлось заплатить 5 р. 70 к. -- Я сказал, что ты даришь по фунту каждой из них и Авдотье Ивановне. -- Отдал Марье Александровне один из трех присланных мне экземпляров книги Шрадера о языкознании (той книги, которую первую прислал мне Сашенька для перевода; мы жили тогда еще у Хачикова). -- Сколько я мог заметить, наши с тобою однофамилицы провели здесь время не скучая: кроме Виддиновых и Жуковской, у них нашлось здесь еще две дружбы, обе приобретенные на пароходе. Не понадобилось пособия их препровождению времени со стороны Мелькумовых: они имели приятельниц, которые показывали им Астрахань и болтали с ними каждый вечер до поздней ночи. -- Хорошие девушки обе они; а Марья Александровна совершенно такая, какою ты описывала ее мне: девушка достойная глубокого уважения.
Мы все трое здоровы, как только можем желать друг для друга. Матросенька беспрестанно вспрыгивает ко мне, когда я лежу "и читаю, ложится на грудь и лежит, пробуя читать газету или книгу, которая у меня в руках; я после некоторых попыток приподымать книгу или газету повыше, беру его передние лапки в руку; не имея возможности читать, ребенок через минуту погружается в сон. Матросенька не церемонится приласкаться, как только придет ему охота. Мурлышенька, очевидно, стесняется мыслью, не помешает ли он; вспрыгивает приласкаться раза два в день, и то лишь почти всегда по приглашению. Но я сам беру и кладу его с собою, -- и он обыкновенно очень рад этому. -- Рад, когда возьму; а сам очень редко вспрыгивает; кроме шуток, не очевидно ли, что стесняется мыслью помешать?-- У меня во все время не было ни одной ссоры ни с одним из моих -- серьезно: милых -- сожителей. Одну склонность приобрели они, которая заставляет меня быть несколько осторожным с ними: очень любят читать. Я сплю в столовой; и уходя на ночь из моей комнаты, затворяю дверь ее, чтоб они не прочли чего-нибудь, не предназначенного для чтения детям. Теперь я дал им старую газету, и у них идет с нею шумное занятие.
Целую детей и родных.
Крепко обнимаю и тысячи, тысячи раз целую тебя, моя миленькая красавица Лялечка.
Будь здоровенькая, моя миленькая голубочка.
Целую твои ручки и ножки. Твой Н. Ч.
Сейчас я получил твое письмо от 25 июня, в котором ты говоришь, что тебе понадобятся деньги к 11 июля.
Я написал просьбу о том, чтобы было прислано тебе (через Мишу) сколько будет возможно послать. Вероятно, просьба будет исполнена. Вероятно, будет послано не меньше 200 рублей; может быть, и побольше; не знаю. -- Просьбу эту посылаю заказным письмом. Несу его на почту, как допишу это письмо к тебе.
Пишу лишь несколько строк, сообразно тому, как ты велишь в письме от 25 июня.
Я совершенно здоров.
Целую детей и родных.
Крепко обнимаю, тысячи раз целую тебя, моя миленькая Лялечка. Будь здоровенькая. Целую твои ручки и ножки. Твой Н. Ч.
Прошу Вас извинить меня в том, что я снова беспокою Вас.
Если мне посланы Вами на-днях деньги, то следующая моя просьба уж исполнена Вами до ее получения.
Но если Вы не отправляли мне денег в эти дни (во второй половине июня; денежное письмо из Москвы идет сюда иногда целую неделю), то я прошу Вас, будьте добр, отправьте, сколько найдете возможным, в Петербург, для моей жены, которая теперь находится там. Адрес таков:
Петербург,
Правление Закавказской железной дороги, Казанская улица, дом No 54.
Михаилу Николаевичу Чернышевскому.
Мих. Ник. Ч-й -- мой сын. Мать живет у него. Он и передаст ей деньги.
Кроме тех денег, какие пришлете Вы ей через него, я просил бы Вас прислать собственно мне сюда сто рублей. Но я могу обойтись и без денег; я прошу Вас очень усердно лишь об отправлении денег моей жене. Они нужны ей к 10 июля.
Только на-днях, перебирая присланные мне Вами экземпляры перевода 2-го тома Вебера, я увидел на одном из них добрые слова милого приветствия Козьмы Терентьевича мне. Прошу Вас передать мою искреннюю благодарность за них и за его помощь мне.
Дня три тому назад я отправил на Ваше имя еще кусок перевода Вебера. Если время мое будет итти обыкновенным порядком, то я рассчитываю послать Вам окончание перевода 3-го тома Вебера около 20 июля.
С истинным уважением имею честь быть
Вашим покорнейшим слугою Н. Чернышевский.
Поздравляю тебя, моя голубочка, с наступающим днем твоего ангела. Желаю, чтоб он был радостный для тебя и детей.
Саша прислал мне свой деревенский адрес. Вот он:
Новгородская губерния, Боровицкий уезд, село Пашкове Ее Превосходительству Александре Александровне Ивановской.
Я пишу ныне Саше. Он говорит, что живет в Пашкове хорошо. Я отвечаю, что пока живет хорошо, пусть живет там; а когда вздумает приехать в Астрахань, то будет хорошо жить в Астрахани; что подробности о твоих и моих мыслях относительно его жизни в Астрахани я передаю ему в письме, которое послал ему через тебя и которое еще не было отправлено тобою ему, потому что ты не знала его адреса.
Мы все трое здоровы.
Пишу тебе, как ты велела, лишь несколько строк.
Целую детей и родных.
Крепко обнимаю и тысячи раз целую тебя, моя красавица Лялечка.
Целую твои ручки и ножки. Будь здоровенькая, моя радость. Твой Н. Ч.
Целую тебя.
Еще раз поздравляю тебя с днем твоего ангела. Желаю, чтоб он был радостен для тебя и детей.
Пишу, как ты велела, лишь несколько строк.
Мы все трое совершенно здоровы.
Время идет у меня почти так же, как при тебе, в том отношении, что я не утомляю себя работою, и она подвигается приблизительно в таком же размере, как при тебе.
Миленькая моя голубочка, красавица моя, будь здоровенькая.
Желаю здоровья Леночке. Целую ее и Мишу.
Целую родных. Твои барышни кланяются тебе. Я нередко захожу к ним, чтобы сказать поклон от тебя.
Крепко обнимаю и тысячи, тысячи раз целую тебя, моя Лялечка.
Будь здоровенькая.
Целую твои ручки и ножки. Твой Н. Ч.
Вчера вечером я получил твою телеграмму о том, что родился Володя и что все обошлось для Леночки и для него хорошо. Понятно, как обрадовался я этому твоему извещению. -- (На другом полу листике пишу два, три слова Леночке.) -- Я тотчас же по получении его послал телеграмму вам, с поздравлением вам и поклоном Володе.
Сейчас принесли твое письмо от 4 июля. Ты пишешь, что пролежала в постели пять дней. Я и полагал, что твоему здоровью будет тяжела эта жизнь на петербургской даче, при постоянном изнурении заботами о Леночке. Но -- ты исполняла свою обязанность и, без сомнения, ты была очень полезна Леночке.
Еще раз поздравляю тебя с днем твоего ангела. Надеюсь, ты провела его радостно, и надеюсь, что теперь, с выздоровлением Леночки, твое здоровье поправляется.
Пишу тебе, как ты велела, лишь несколько строк.
Мы все трое здесь поживаем хорошо и пользуемся превосходным здоровьем.
Целую детей и родных.
Крепко обнимаю и тысячи, тысячи раз целую тебя, моя миленькая радость.
Будь здоровенькая, моя голубочка.
Целую твои ручки и ножки, моя миленькая Лялечка. Будь здоровенькая. Твой Н. Ч.
Еще раз поздравляю тебя с приобретением внучонка; вероятно, твоя забота очень много содействовала тому, что он родился здоровым и что мать сохранила себя здоровою. Ты была изнурена заботою о них; но принесла им, не жалея себя, пользу.
Я получил твое письмо от 9 июля, приписку Миши, приписку Евгеньички. Отвечаю ему и ей на других полулистках.
Надеюсь, ты получила деньги из Москвы. Мне написано оттуда, что 7 июля тебе послано 400 р. Я просил, чтобы мне прислали 100 р.; вместо того мне прислали 200 р. Послать тебе часть их?
Пишу, как ты велишь, коротко.
Мы все трое здоровы. В день твоего ангела и по поводу рождения Володи я дал кухарке 2 р., сказав, что велела дать ты.
Целую детей и родных.
Крепко обнимаю и тысячи, тысячи раз целую тебя, моя красавица. Будь здоровенькая.
Целую твои ручки и ножки, моя Лялечка. Будь здоровенькая. Твой Н. Ч.
Благодарю тебя за твои заботы о Леночке и Володе; при тебе, конечно, шло несравненно лучше рождение Володи, нежели было бы без тебя. Оленька пишет, что она чувствует себя очень сильно благодарною за здоровье Леночки и малютки.
Передай, мой дружочек, Сереже, что я глубоко уважаю его; скажи ему и Виктории Ивановне, что люблю их.
Целую твои ручки, миленькая моя.
Будь здорова.
Целую тебя, Викторию, Сережу. Целую Поленьку. Благодарю и тебя и Поленьку за Сашу.
Целую и целую тебя. Твой Н. Ч.
Благодарю тебя за извещение о Леночке и Володе. Относительно Володи напрасно было бы толковать тебе и Леночке, как держать его; но о Леночке заботься, мой милый; молоденькие матери становятся существами, о которых надобно заботиться в десять раз больше, чем было достаточно для хорошего сохранения их здоровья в то время, когда они еще не были матерьми.
Целую Вас, милая Леночка, и прошу Вас долго держать себя осторожно, осторожно.
Целую тебя, Миша.
Будьте здоровы, мои милые друзья. Ваш Н. Ч.
Целую Вас, миленькая Леночка. Вероятно, Вы были до сих пор умницею, -- то есть очень осторожно берегли свое здоровье; в этом я ставлю ум -- и, вероятно, будете оставаться осторожна до совершенного Вашего выздоровления.
Поздравляю Вас. Поздравляю тебя, Миша.
Будьте здоровы. Целую Вас и Володю. Ваш Н. Ч.
Прошу Вас принять глубокую мою благодарность за доброе расположение, с каким исполнили Вы мою просьбу.
Я получил двести рублей (200 р.), посланные мне Вами при письме от 7 июля. Итак, Вы прислали мне больше, нежели я просил. Но особенно приятное одолжение мне сделали Вы тем, что в то же время послали четыреста рублей (400 р.) моей жене в Петербург. Душевно благодарю Вас.
Думаю, что послезавтра отправлю на Ваше имя конец перевода 3-го тома Вебера.
С истинным уважением имею честь быть Вашим покорнейшим слугою Н. Чернышевский.
P. S. Благодарю за присылку мне 10-го тома Вебера.
М. Г.! Имею честь покорнейше просить Ваше Пр-во отдать приказание о том; чтобы книги, оставленные мною в Вилюйске, были переданы в полную собственность живущему там Иордану, или, в случае выбытия оттуда, другому какому-либо лицу, которое живет или будет жить там на его месте. Исполнением этой моей покорнейшей просьбы Ваше Пр-во много обяжете г. Иордана и меня. С истинным уважением и совершенной преданностью имею честь быть Вашего Пр-ва покорнейшим слугою Н. Чернышевский.
Благодарю тебя за твои добрые желания мне. Кажется, сыночек Миши будет расти здоровым ребенком. Так надеется Оленька.
Из разговоров с нею я составил себе предположение, что Верочка и ее жених огорчаются медленностью, с какою подвигается дело о получении должности им; но он усердно трудится, потому надобно думать, что теперь их свадьба уж не за горами.
Саша (наш с тобою брат) показался Оленьке очень много поправившимся в здоровье, гораздо более бодрым, нежели каким был в прошлом году и раньше того, когда я видел его. -- Юленька, по словам Оленьки, здоровая женщина.
Виктория Ивановна оправляется от страшной печали, в которую впали она и Сережа по смерти бедняжки их сына. Сережа все еще остается тяжко угнетен горем. Какой добрый и благородный человек он!
Евгеньичке я писал о том, как благодарен ей за помощь Леночке.
Поленька остается прежнею; здоровье ее и мужа ее хорошо.
Мое всегда хорошо.
Каково-то здоровье дяденьки? Целую его, милого.
Будь здорова, добрый наш друг. Целую твои руки.
Целую Миночку. Благодарю ее за письмо ко мне.
Будь здорова. Целую тебя. Твой Н. Ч.
Вот, наконец, я собрался исполнить твой совет относительно твоего племянника Саши. Посылаю 75 рублей для передачи ему на приезд к нам. Он писал, что поедет сюда, как вернется в Петербург из деревни, а вернуться думает около 15 августа.
Ты говорил, чтобы я прислал деньги для него на имя Поленьки. Но я не знаю ее адреса, потому посылаю на твое имя. Ты передашь Саше сам или через Поленьку, как найдешь более удобным. Прилагаю записку к Поленьке.
Оленька говорит, что нашла тебя поправившимся в здоровье. Это хорошо.
Целую Юленьку и детей. Оленька целует вас всех.
Недосуг писать больше. На-днях, быть может, выберу время для более длинного письма.
Будьте все здоровы. Жму твою руку. Твой Н. Ч.
Благодарю тебя за то, что ты делала для твоего племянника Саши. Он писал мне, что, вернувшись (около 15 августа) из деревни в Петербург, поедет сюда. Посылаю ему на дорогу 75 рублей. -- Напиши Мише по городской почте, чтобы он связал, запечатал и отдал тебе те вещи, о которых говорил с Оленькою, что пришлет их ей, а ты отдашь их Саше, чтоб он привез их ей. Скажи ему, чтоб он сдал эту связку в багаж, а не таскал с собою по вагонам.
Прошу тебя, напиши, сколько он перебрал у тебя денег. Я, по мере возможности, буду возвращать тебе.
Будьте здоровы все. Оленька посылает Вам свои приветствия.
Кланяюсь Петру Петровичу.
Целую Ваших детей. Целую тебя, добрый друг, и благодарю за Сашу. Целую Евгеньичку, Сережу, Викторию Ивановну. Твой Н. Ч.
Ныне я послал на имя твоего дяди Александра Николаевича 75 р. для передачи (лично или через Поленьку) твоему брату Саше для проезда сюда. Саша писал мне, что поедет сюда, вернувшись из деревни в половине августа.
Мамаша твоя просит тебя собрать вещи, которые ты хотел послать ей; завязав, запечатав, отдай [Поленьке] (в квартире Поленьки, в городе; то есть, вероятно, не собственно ей -- она, вероятно, на даче, -- а Петеньке, живущему в ее городской квартире). Попроси Петеньку отдать их Саше.
Целую Леночку и тебя и Володю.
Будьте здоровы. Поцелуй от меня Петеньку.
Мамаша целует Вас.
Жму твою руку. Твой Н. Ч.
Ты хорошо сделал, что написал мне те два письма, которые относятся к дням, предшествовавшим отъезду твоей мамаши из Петербурга. Без твоего рассказа я не знал бы, как объяснить себе ее грустное настроение, которое теперь начинает проходить. -- Получив те твои письма, я хотел было потолковать с тобою о их содержании; но рассудил, что лучше будет сделать это когда-нибудь после, если тебе вздумается, что не мешает тебе узнать мои мысли о поездке твоей мамаши в Петербург нынешним летом.
Я полагаю, что она через несколько времени возобновит переписку с вами. А пока я советовал бы тебе и Леночке продолжать писать ей часто, не смущаясь тем, что еще не имеете писем от нее.
Она была довольна тем, что Вы причастили Володю. Она целует его.
Напиши, где Вы будете жить по переезде с дачи в город.
Напиши, передал ли Поленьке вещи, которые должен привезти сюда твой брат.
Целую Вас, милая Леночка.
Целую тебя, Миша. Целую Володю. Будьте здоровы. Ваш Н. Ч.
Прошу Вас принять искреннюю мою благодарность за деньги (восемьсот шестьдесят рублей), посланные Вами мне 20 августа. Они получены мною.
Благодарю Вас за присылку десяти экземпляров 3-го тома перевода Вебера.
Около 10 сентября отправлю на Ваше имя продолжение перевода 4-го тома.
С истинным уважением имею честь быть
Вашим покорнейшим слугою Н. Чернышевский.
Душевно благодарю Вас за Ваше истинно братское расположение ко мне.
Прошу Вас принять небольшие, но хорошие подарки, посылаемые мною Вам.
Желаю Вам доброго здоровья и прошу попрежнему не оставлять меня Вашим расположением.
Жму Вашу руку и целую Вас.
Истинно любящий и глубоко уважающий Вас, брат Ваш, Николай Чернышевский.
Подле Аткарска есть кусок земли, принадлежащий по наследству тебе и Саше; но вы еще не введены во владение им. Мой дядя (Николай Дмитриевич), бывши здесь, говорил мне, что надобно озаботиться этим делом и что он сделает это; теперь написал мне повторение своего совета. Потому, хоть и не нравится мне толковать об этом, я должен передать тебе совет моего дяди:
Пришли метрические свидетельства твое и Саши; пришлешь их сюда, на мое имя.
После надобно будет тебе и Саше подписать доверенность на продажу земли. Я пришлю тебе эту доверенность.
Целую Леночку и Володю.
Будьте здоровы, мои милые друзья (это двум им).
Жму твою руку; будь здоров и ты. Твой Н. Ч.
Посылаю Вам метрические свидетельства Саши и Миши. Саша уж послал Вам доверенность. Остается только прислать доверенность от Миши. Я писал ему, чтоб он выслал ее на мое или Ваше имя.
Благодарю Вас, милый дяденька, за Ваши заботы о наших делах.
Мне очень приятно было всматриваться в почерк Вашего письма и черновой доверенности: он так тверд и четок, что совершенно успокаивает относительно Вашего зрения: оно очень поправилось сравнительно с тем, каково было два года тому назад; по крайней мере так свидетельствует об этом сравнение нынешнего Вашего письма с прежними.
Мы все благодарим Вас, милый дяденька, за Ваши заботы о нас.
Оленька и я целуем Вас.
Будьте здоровы.
Ваш любящий и благодарный племянник Н. Чернышевский.
Целую тебя, милая Варенька. Целую твои руки. Твой Н. Ч.
Я получил девятьсот (900) рублей, посланные Вами мне от 6 октября. Душевно благодарю Вас за Вашу заботливость обо мне. Дня через три пошлю Вам конец перевода IV тома Вебера. С истинным уважением имею честь быть искренно благодарный Вам Н. Чернышевский.
Душевно благодарю Вас за хлопоты о земле.
Приговор обо мне состоялся в 1864 году; копию с него получить, вероятно, можно без затруднений, послав требование в Департамент государственной полиции. Сам я, как полагаю, не имею права писать этого требования; если неудобно Вам послать его, то я напишу Мише, чтобы вытребовал он и переслал Вам. -- Документ на проживание, выданный мне от здешней полиции, не годится для дела, о котором Вы заботитесь, потому что в этом документе не обозначено (ничего, кроме моего имени.
Посовето[ва]вшись с Оленькою, вижу, что могу не затруднять Вас просьбою о требовании Вами копии с приговора обо мне; мы сами напишем Мише, чтоб он получил этот документ и прислал Вам.
Письмо Ваше написано почерком, еще более красивым, чем писанное Вами два месяца тому назад; это очень радует меня, будучи доказательством того, что Ваше зрение улучшается.
Благодарю Вас, милый дяденька.
Будьте здоровы.
Целую Вас. Ваш Н. Чернышевский.
Целую твою руку, милый друг Варенька.
Попроси (в Департаменте государственной полиции), чтобы тебе дали копию с приговора, относящегося ко мне (он состоялся в 1864 году) и пришли эту копию мне сюда или прямо моему дяде, Николаю Дмитриевичу, в Саратов. Она необходима для скончания дела о земле, принадлежавшей моей матери.
Целую Леночку, Володю и тебя.
Будьте здоровы. Жму твою руку. Твой Н. Ч.
P. S. Поздравляю тебя, мой милый друг, с днем твоего ангела.
Посылаю тебе деньги для передачи твоему племяннику Саше. Через месяц пошлю опять на твое имя 40 р. ему. После устрою пересылку через тебя или через кого другого, как ты рассудишь.
Приезд Саши сюда был полезен в том отношении, что я убедился в его совершенной неспособности зарабатывать себе хлеб каким бы то ни было занятием.
Мы с Оленькой здоровы. Она целует Юленьку, тебя и ваших детей.
Я писал тебе, что приготовляю для тебя заметки о моем знакомстве с Добролюбовым. Начал писать -- и посылаю все, что написал: 37г странички разгонистого почерка! Не имею времени, не имею.
В письме твоем от 29 августа ты спрашиваешь, действительно ли стихотворение "Москва и Петербург" принадлежит Некрасову, а не Добролюбову. Действительно, да; оно принадлежит Некрасову. В издании сочинений Добр[олюбо]ва не оговорено это по моей вине; она несколько объясняется тем, что печатанье последних листов 4-го тома Соч[инен]ий Доб[ролюбо]ва шло уж без моего просмотра; при корректуре я, вероятно, не забыл бы сделать оговорку, не попавшую в текст, сданный (мною ли еще? или уж <не мною? не помню; вероятно, еще мной) в типографию.
Прилагаю по маленькой записке для моих сыновей.
Будь здоров, милый друг.
Целую Вашу ручку, Юленька. Целую Ваших детей.
Жму твою руку, мой милый. Будь здоров. Твой Н. Ч.
Наведи справки, могла ли б иметь успех просьба о моем переводе в Саратов. Дело в том, что на следующее лето должно опасаться проникновения холеры в Россию; а в Астрахани, гнилой и знойной, эта эпидемия будет сильнее, чем в других русских городах. Мне все равно, где жить. Но твоя маменька очень страшится быть во время холеры здесь.
Целую Леночку, Володю и тебя.
Будьте здоровы все. Ваш Н. Ч.
Благодарю тебя и дяденьку за Ваши поздравления.
Оленька на этой неделе пролежала дня три, не вставая. Теперь ходит. Каждая зима тяжело отзывается на ее здоровье.
Я совершенно здоров.
Саша писал нам из Петербурга.
Миша постоянно присылает письма. Он, вероятно, сумеет устроить свою жизнь хорошо.
Наш с тобою брат Сашенька прислал мне письмо недели две тому назад. Я ныне собрался, наконец, отвечать ему. По его словам, у него в семействе все идет хорошо.
Целую милого дяденьку. Благодарю его за хлопоты о нас.
Целую твои руки.
Будьте здоровы.
Скажи Егорушке, что я свидетельствую ему глубокое мое уважение, как старшему брату. Твой Н. Ч.
Благодарю -- вероятно, не тебя, а Юленьку -- за телеграмму с поздравлением мне, присланную вчера.
Извини, что долго не отвечал на твое письмо от 14 ноября. Хотел отвечать непременно с извещением, что пришлю тебе статью, которую вздумал написать. И вот только теперь могу сказать, что действительно напишу ее. Недели через три пришлю. Заглавие: "О разницах между группами людей". Написал первую главу. Ее заглавие "Общие понятия о разницах между группами однородных предметов". Дальше будет следовать о разницах между сословиями, племенами одного народа, народами, расами. -- Из этого ты видишь, что предмет сам по себе очень скучен. Безжизненное изложение делает статью еще более скучной, чем должно быть ей по самому предмету речи. Итак, я не буду ни в малейшей претензии, если окажется, что статья непригодна для "Вестника Европы".
Перехожу к ответам на твои вопросы.
Я полагаю, что ты рассудил справедливо, решив не присылать мне "Всеобщую историю" Ранке. Вероятно, она была бы непригодна служить материалом для статьи. -- Русских ученых книг не присылай мне. Не охотник я до русских философов, вроде Кареева (книга которого была у меня; читать ее невозможно).
Мое мнение о Петре Великом имеет некоторое сходство с мнением Костомарова о нем, разница та, что я отбрасываю уступки, которые Костомаров делает хвалителям Петра. И, разумеется, у меня нет заимствований из славянофильства, какие, вероятно, есть (не помню теперь, есть они или нет, но думаю, что есть) у Костомарова. Я смотрю на дело исключительно с точки зрения существенных интересов русского населения тогдашнего государства. Оно было бедно и невежественно. Ему было нужно облегчение лежавших на нем тяжестей. Петр увеличил их. Русским нужно было просвещение. Но было ли нужно принуждать их учиться у западных народов? Я полагаю, нет, потому что они сами имели, я полагаю, влечение к этому. О том свидетельствует еще Флетчер. Россию держали в положении, в каком до недавнего времени держали Японию. Только потому просвещение мало переходило с Запада в Россию. Достаточно было, чтоб снято было запрещение, и русские сами стали б учиться. Кто принуждал учиться турецких славян? Не обошлись ли они и без принуждений учиться? Отношение русских к просвещению было не иное, как отношение турецких сербов. Кто принуждает турецких армян учиться? Они стараются учиться. Меры, принимаемые Петром для так называемого "просвещения" народа, имели характер, отталкивавший русских от просвещения, возбуждали ненависть к просвещению. А то так называемое "просвещение", о "котором заботился он, было просто технической муштровкой специалистов по военной службе и другим официальным надобностям. Так "просвещал" Египет Мегмет-Али, так просвещал Пенджаб-Ранджит-Синг, а раньше того так просвещал гуннов Аттила. Это не деятели просвещения. Гумнам, вероятно, не могли повредить никакие меры Аттилы. Эти дикари по своим привычкам во всяком случае должны были погибнуть, погубив, насколько смогут, своих соседов. Прежде нежели могло случиться смягчение их нравов, они должны были уж погибнуть, потому что зашли в средину народов, грабить которых было ремеслом слишком прибыльным, по их сравнительному богатству. Так было потом с аварами, пришедшими в ту же землю. Когда пришли туда венгры, кругом была уж бедность; потому соблазн грабежа был менее велик, и венгры успели несколько образумиться, прежде чем дошло дело до полного их истребления грабимыми соседами; "велика ль добыча? а нас много убито в походе; посидим дома, пока оправимся", -- это спасло венгров. У гуннов и аваров не могло явиться такой мысли, потому что добыча была еще велика. Итак, за погибель значительной части -- быть может половины, быть может большинства -- гуннов в походах Аттилы я не виню Аттилу: это был народ с такими обычаями, в таком географическом положении, что дело было неизбежно. Потому я не считаю особенно повредившей гуннам "просветительную" деятельность Аттилы (он приглашал техников, других всяческих дельцов из цивилизованных стран; вероятно, хлопотал также, чтобы гунны учились у них). Правда, военные машины и другие вещи, которые приобрел Аттила этими заботами о "просвещении" гуннов, помогали ему проникать с гуннами дальше в глубину цивилизованных стран, чем могли бы проникать они без "просвещения", заведенного у них Аттилой; потому цивилизаторская деятельность Аттилы была вредна для соседов гуннов; но сами гунны -- на Рейне, а не на Марне, в Северной Италии, а не в Средней -- погибали б и без "просвещения" в таком же числе, как с ним, и для гуннов не было особенного вреда от забот Аттилы о их просвещении. Но пенджабцы времен Ранджит-Синга и египтяне времен Мегмет-Али были уж не бездушные и безумные дикари без всяких влечений к чему-нибудь, кроме грабежа и распутства. Потому Ранджита-Синга и Мегмет-Али я считаю людьми, делавшими вред пенджабцам и египтянам. Как турецким армянам теперь, как турецким сербам в начале нынешнего века -- русским времен Петра была нужна только свобода учиться; принуждение не было нужно. Приобрели ль они от Петра хотя маленькую свободу учиться?-- Нет; он знал во всем только муштровку; муштровка у него была и в школах такая же, как в казармах; и отправляемых за границу учиться он посылал лишь "муштроваться по его инструкциям. Свободы учиться он не допускал. Это видим из истории, бывшей с Татищевым. Палка за всякое движение, не предписанное регламентом, была одна я та же в ученом кабинете и на плац-параде. Россия была бедна; Петр разорил ее (это засвидетельствовано его помощниками, собравшимися на совещание о делах по его смерти). Русский народ имел уж влечение учиться; Петр, насколько мог, внушил ему ненависть к просвещению. Он не в сила" был искоренить влечение учиться; оно было уж привычно, хотя еще и слабо; и по географическому положению России неотвратимо должно было развиваться; подавляемое Петром (то есть характером забот Петра о муштровке), оно, хотя и ослабело, пережило Петра; при Екатерине I, Петре II, Елизавете дело пошло, как шло при Алексее, Федоре, Софии: муштровка велась, но вели ее спустя рукава, и благодаря слабости забот о ней влечение учиться оправилось от угнетения Петра, стало развиваться.
Однако пора мне перейти от беседы с тобою, мой милый друг, к работе. (Видишь, мой друг, что мои мысли о Петре неудобны для печати и притом не подходят к мыслям русских журналов, так что если б и были удобны для печати, то не годились бы для журналов.)
Будьте здоровы все. Целую Юленьку и ваших детей,
Оленька целует вас всех.
Передай моему Саше письмо, которое прилагаю.
Жму твою руку. Твой Н. Ч.
Благодарю за твои письма с дороги и из Петербурга.
Извини, что давно не писал тебе.
Мы живем попрежнему. Твоя мамаша пролежала на прошлой неделе три дня в постели. Теперь опять ходит. Она целует тебя.
Федосья Мелькумовна вышла замуж. Ее фамилия теперь Канжикская. Муж не поляк, как можно было бы предположить по фамилии, а чистейший армянин. Его профессия -- скрипач; он долго то странствовал с провинциальными труппами по всяческим "городам губернским и большим уездным, то жил в Москве. Потому совершенно усвоил себе русские обычаи. Говорят, что он хороший артист. Получает он довольно много. Теперь, например, рублей 150 в месяц (преподаванием музыки и участием в концертах). Его хорошо знает брат Федосьи Мелькумодены, Егор М-ч, живущий в Казани. (Канжинский много лет бывал там с труппой Медведева.) Осенью Егор М-ч приезжал сюда; через него Канжинский познакомился с семейством Мелькумовых, и по его совету Федосья Мелькумовна приняла предложение Канжинского. Свадьба была недели полторы тому назад. Можно надеяться, что жизнь Федосьи Мелькумовны будет итти хорошо.
На этих днях побывала у нас Зося, которую ты, кажется, не видел в свой приезд. Она стала полная, румяная, почти взрослая девушка.
Завтра или послезавтра побываю у Платоновых.
Мой приятель Аветов согласился с просьбами сестер, находящих, что ему вредно проводить время в магазине (он там простужается). К новому году он передает магазин. Своими коммерческими делами он с таким же удобством может заниматься в кабинете у себя (магазин служил ему собственно лишь конторой; а сам по себе был в убыток).
Рыб-ная торговля, от которой здесь зависит все, попрежнему очень плоха.
Константин Михайлович кланяется тебе. Хочет написать. Он имеет даровой вход в театр по знакомству с некоторыми артистами и не пропускает почти ни одного спектакля.
Целую тебя, мой милый друг.
Твоя мамаша целует тебя. Она в конце ноября отправила 40 р. Мише для передачи тебе.
Будь здоров. Жму твою руку. Твой Н. Ч.
Благодарю Вас и Мишу за поздравление. Но гораздо больше благодарю за то, что Вы аккуратно присылаете известия о себе. Получение каждого Вашего письма делает Оленьку радостной.
Берегите свое здоровье, Леночка. Не дозволяйте себе ничего, могущего повредить ему.
Целую Володю; но не вполне верю тому, что действительно он сам посылает нам любезности; думаю, что, может быть, вы говорите их от его имени без его положительного уполномочения на это.
Целую Вас и Володю.
Целую тебя, Миша. Будьте здоровы. Ваш Н. Ч.
Деньги, посланные Вами мне от 27 ноября (семьсот сорок рублей), я получил. Искренно благодарю Вас за Вашу добрую заботливость обо мне.
Благодарю также за любезность, с какою прислали Вы мне десять экземпляров 4-го тома Вебера.
Если не будет непредвиденных задержек, то около 15 числа отправляю на Ваше имя второй кусок перевода 5-го тома Вебера.
С истинным уважением имею честь быть Вашим покорнейшим слугою. Н. Чернышевский.
1028
О. С. ЧЕРНЫШЕВСКОЙ
Воскресенье. 29 июня 1886. Астрахань.
Миленький мой дружочек Оленька,
1029
О. С. ЧЕРНЫШЕВСКОЙ
Астрахань. 30 июня 1886.
Миленький мой дружочек Оленька,
1030
И. И. БАРЫШЕВУ
Астрахань. 30 июня 1886.
Милостивейший государь, Иван Ильич,
1031
О. С. ЧЕРНЫШЕВСКОЙ
3 июля 1886. Астрахань.
Миленький мой дружочек Оленька,
1032
О. С. ЧЕРНЫШЕВСКОЙ
Астрахань. 6 июля 1886.
Миленький мой дружочек Оленька,
1033
О. С. ЧЕРНЫШЕВСКОЙ
Астрахань. 10 июля 1886.
Милый мой дружочек Оленька,
1034
О. С. ЧЕРНЫШЕВСКОЙ
14 июля 1886. Астрахань.
Миленький мой дружочек Оленька,
1035
Е. Н. ПЫПИНОЙ
14 июля 1886. Астрахань.
Миленький дружочек Евгеньичка,
1036
М. Н. и Е. М. ЧЕРНЫШЕВСКИМ
Астрахань. 14 июля 1886.
Милый Миша,
1037
И. И. БАРЫШЕВУ
14 июля 1886. Астрахань.
Милостивейший государь, Иван Ильич,
1038
ЯКУТСКОМУ ГУБЕРНАТОРУ
Астрахань. 26 июля 1886.
1039
В. Н. ПЫПИНОЙ
Астрахань. 28 июля 1886.
Милый друг Варенька,
1040
А. Н. ПЫПИНУ
Астрахань. 1 августа 1386.
Милый Сашенька,
1041
П. Н. ФАН-ДЕР-ФЛИТ
Астрахань. 1 августа 1886.
Милый друг Поленька,
1042
M. H. ЧЕРНЫШЕВСКОМУ
1 августа 1886. Астрахань.
Милый Миша,
1043
M. H. и Е. М. ЧЕРНЫШЕВСКИМ
Астрахань. 19 августа 1886.
Милый друг Миша,
1044
И. И. БАРЫШЕВУ
Астрахань. 27 августа 1886.
Милостивейший государь, Иван Ильич,
1045
Г. Н. КОТЛЯРЕВСКОМУ
28 августа 1886.
Милостивейший государь,
любезнейший братец, Егор Николаевич,
1046
M. H. ЧЕРНЫШЕВСКОМУ
31 августа 1886. Астрахань.
Милый Миша,
1047
Н. Д. и В. Н. ПЫПИНЫМ
14 сентября 1886. Астрахань.
Милый дяденька,
1048
И. И. БАРЫШЕВУ
[Около 13 октября 1886.]
Милостивейший государь,
Иван Ильич,
1049
Н. Д. ПЫПИНУ
Астрахань, 19 октября 1886.
Милый дяденька,
1050
M. H. ЧЕРНЫШЕВСКОМУ
Астрахань. 25 окт[ября] 1886.
Милый Миша,
1051
А. Н. ПЫПИНУ
Астрахань. 1 ноября 1886.
Милый Сашенька,
1052
M. H. ЧЕРНЫШЕВСКОМУ
1 ноября 1886. Астрахань.
Милый Миша,
1053
В. Н. ПЫПИНОЙ
7 декабря 1886.
Милая Варенька,
1054
А. Н. ПЫПИНУ
7 декабря 1886. Астрахань.
Милый Сашенька,
1055
А. Н. ЧЕРНЫШЕВСКОМУ
7 декабря 1886.
Милый Саша,
1056
Е. М. ЧЕРНЫШЕВСКОЙ
7 декабря 1886.
Милая Леночка,
1057
И. И. БАРЫШЕВУ
Астрахань. 7 декабря 1886.
Милостивейший государь, Иван Ильич,