Дюма Александр - Бернар

БЕРНАРЪ

Повѣсть для охотниковъ.

Александра Дюма.

То, что я хочу разсказать вамъ теперь, будетъ не романъ, не повѣсть, не драма, а просто воспоминаніе молодости, одно изъ происшествій, которыя встрѣчаются ежедневно. Если мой разсказъ немножко разукрасится, то это не отъ таланта романиста, не отъ искусства историка, а единственно отъ необыкновеннаго характера героя. Скажемъ прежде всего, что герой нашъ былъ простой лѣсничій.

Я родился въ странѣ прекрасной и полной дичи. Отецъ мой, страстный охотникъ, еще въ дѣтствѣ вложилъ мнѣ въ руки ружье, и я двѣнадцати лѣтъ былъ уже прекраснымъ браконьеромъ.

Говорю "браконьеромъ", потому-что долженъ былъ стрѣлять всегда исподтишка. Я былъ еще молодъ, и потому не могъ получить право носить оружіе, и не былъ столь важенъ, чтобъ получать приглашенія отъ людей, имѣющихъ это преимущество; наконецъ, инспекторъ лѣсовъ, въ Вилье-Коттрѣ человѣкъ превосходный, который былъ моимъ родственникомъ и котораго дружбу я никогда не забуду, нашелъ, что для моей будущности гораздо-полезнѣе изъяснять "Георгики" и "Viris", нежели убивать кроликовъ или стрѣлять куропатокъ, и потому строго запретилъ всѣмъ лѣсничимъ безъ особеннаго его позволенія пускать меня охотиться въ его участкахъ.

Однакожь, такія предосторожности не помѣшали мнѣ заниматься ремесломъ браконьера. Матушка, вполнѣ раздѣлявшая мнѣнія инспектора и боявшаяся безпрестанно всякаго несчастнаго случая, держала мое ружье взаперти и выносила его только въ торжественные дни, въ тѣ дни, когда самъ господинъ Шоленъ (такъ звали инспектора) приходилъ къ намъ и, какъ-бы въ награду за недѣльное прилежаніе, говорилъ мнѣ: "Пойдемъ, мой другъ Дюма, въ дорогу, но не забудь: это только сегодня, и то за хорошій отзывъ аббата". Ахъ! такіе дни были для меня великими праздниками... Я надѣвалъ тогда свои охотничьи сапоги, брюки и куртку, перекидывалъ черезъ плечо легкое одноствольное ружье моего отца и гордо бокъ-о-бокъ шелъ вдоль города съ охотниками, сопровождаемый лаемъ собакъ и желаніями нашихъ сосѣдей, которые провожали насъ взорами, стоя у дверей домовъ своихъ.

Но такое разрѣшеніе случалось не чаще, какъ разъ въ мѣсяцъ, и потому я, въ-продолженіе остальныхъ двадцати-девяти дней, находилъ иногда средство замѣнять свое ружье, бывшее взаперти, другимъ оружіемъ собственнаго изобрѣтенія. Это былъ длинный пистолетъ временъ Лудовика XIV, къ которому я придѣлалъ ложе. При наступленіи вечера, ложе клалъ я въ карманъ, а стволъ пряталъ подъ куртку. Взявъ потомъ, для устраненія всякаго подозрѣнія, въ руки серсо или воланъ, я невинно выходилъ на границу лѣса. Тамъ, бросивъ игрушки въ-какой-нибудь уголъ, забирался въ ровъ, ложился на брюхо, заряжалъ пистолетъ и дожидался...

Если кроликъ по неосторожности выходилъ на свободу и былъ отъ меня въ двадцати или тридцати шагахъ, то могъ навѣрное считать себя погибшимъ. Если, вмѣсто кролика, являлся заяцъ, съ нимъ случалось то же самое.

Разъ вышла дикая коза, и я подкараулилъ ее такъ же хорошо, какъ подкарауливалъ зайцевъ и кроликовъ.

Различнаго рода дичью дарилъ я своихъ пріятелей, а они, съ своей стороны, вѣроятно, желая, чтобъ подобные подарки продолжались, снабжали меня свинцомъ и порохомъ.

Сверхъ-того, нужно сказать, что почти всѣ стражи прежде охотились съ моимъ отцомъ и хорошо помнили его щедрость. Что же касается до другихъ, то они также служили подъ его вѣдомствомъ и по его протекціи попали въ лѣсничій.

Словомъ, всѣ эти люди, надѣявшіеся меня видѣть въ-послѣдствіи такимъ же великодушнымъ генераломъ (такъ звали батюшку), какъ и онъ, заключили со мною дружескій контрактъ и приглашали меня прогуливаться съ собою по участку; при первой стойкѣ собаки, они оглядывались кругомъ, чтобъ осмотрѣть, нѣтъ ли кого посторонняго, и потомъ давали ружье въ мое распоряженіе. Тогда я подкрадывался по кустарнику, гдѣ останавливался Касторъ, спугивалъ добычу, и обыкновенно случалось такъ, что кроликъ, проведшій ночь въ норкѣ, проводилъ слѣдующій за тѣмъ вечеръ въ кострюлѣ.

Однимъ изъ такихъ моихъ покровителей быль Бернаръ, жившій на суассонской дорогѣ не болѣе, какъ въ разстояніи полумили отъ Вилье-Коттрё, въ новомъ домѣ, выстроенномъ г. Віоленомь для его свиты. Этого лѣсничаго звали Бернаръ-Новый-Домъ. Въ тѣ времена, т. е. около 1818 и 1819 годовъ, онъ былъ лѣтъ тридцати-двухъ, съ открытымъ лицомъ, бѣлокурыми волосами и голубыми глазами. Густые бакенбарды окружали его веселое лицо, и Бернаръ, сверхъ-того, обладалъ силою Геркулеса, которою славился на три мили въ окружности.

Бернаръ былъ готовъ на все вездѣ и всегда, ночью и днемъ, утромъ и вечеромъ. Онъ зналъ, далеко ли находится отъ него звѣрь, ибо умѣлъ по цѣлымъ милямь замѣчать слѣдъ. Когда охота назначалась около Новаго Дома, и Бернаръ выгонялъ звѣря, уже напередъ знали, съ кѣмъ будутъ имѣть дѣло, и если съ кабаномъ, то именно столькихъ-то лѣтъ. Самая отдаленная берлога не скрывалась отъ него болѣе полугода. Все это въ особенности занимало пріѣзжавшихъ къ намъ парижскихъ охотниковъ; что же касается до насъ, то, получивъ подобное Бернару воспитаніе, мы не дивились такъ сильно, хотя сами не достигали такого совершенства.

Однакожъ и между нами Бернаръ занималъ какъ-бы мѣсто оракула.

Извѣстно, до какой степени присутствіе духа дѣлаетъ человѣка безстрашнымъ; Бернаръ же и не вѣдалъ, что такое страхъ. Онъ никогда не отступалъ ни отъ человѣка, ни отъ звѣря, всегда слѣдилъ кабана до самой его берлоги, всегда аттаковывалъ браконьера въ самомъ невыгодномъ для него положеніи. Правда, Бернаръ приходилъ иногда съ царапинами на рукахъ или ляжкахъ, но эти раны не мѣшали ему, онъ какъ-то особеино cкоро зaживлялъ иxъ. При подобныхъ обстоительствахъ, онъ выносилъ изъ погреба бутылки три бѣлаго вина, выпyскалъ своихъ собакъ, потомъ ложился на оленью шкуру и заставлялъ Рокадора и Фанкаро лизать свои pаны, между-тѣмъ, самъ, для вознагражденія за потерянную кровъ, выпивалъ то, что принесъ изъ погреба.

Въ тотъ самый вечеръ онъ не выходилъ уже болѣе; но за то на дрyгой день являлся совершенно-здоровымъ. Бернаръ очень любилъ меня, потомучто онъ еще ребенкомь охотился съ отцомъ моимъ; зато я платилъ. ему тѣмъ же; всегда съ удовольствіемъ слушалъ тысячи различныхъ происшеcтвій, случавшихся съ нимъ и его дядею, Беpтѣлиномъ, во времена генерала. И потомy праздникъ для меня удвоивался, когда охота, на которую меня приглашалъ Вiолeнъ, была назначена у Новаго-Дома. Тогда мы ѣхали, можно сказать, навѣрняка, и, своротивъ съ большой дороги въ просѣку, всегда встречали вдалекѣ Бернара съ рогомъ въ рукахъ; онъ привѣтливо намъ кланялся, желая выразить, что звѣрь готовъ, и чтобъ мы не плошали. Сверхъ-того, пять или шесть бутылокъ вина и бѣлый хлѣбъ дожидались насъ въ домѣ. Позавтракавъ и поблагодаривъ Бернара на хлѣбъ и за звѣря, отправлялись мы на охоту. Надобно замѣтить, что Бернаръ хотя и обожалъ жену свою, но за то иногда безъ причины былъ ревнивъ до невероятности. Его товарищи часто смѣялись надъ этимъ, но такія шутки оканчивались скоро, ибо Бернаръ становился блѣденъ какъ смерть, и тому, кто такъ неумѣстно задѣвалъ его живую рану, незалеченную собаками, говорилъ:

-- Совѣтую тебѣ замолчать, и замолчать тотчасъ же; иначе, я тебя заставлю молчать, и, повѣрь мнѣ, это будетъ хуже.

Тогда насмѣшникъ останавливался, и нужно еще прибавить, что раздраженіе этой единственной слабой струны столь мощнаго человека мало-помалу становилось рѣже, и, можно было надѣяться, въ скоромъ времени совершенно исчезнетъ.

Однажды въ субботу я давалъ ужинать двумъ ястребамъ, назначеннымъ мною для охоты за жаворонками. Въ это время мимо шелъ г. Віоленъ.

-- Ну что, милый, хорошо учился ты эту недѣлю? спросилъ онъ.

-- Я былъ вторымъ.

-- Да полно правда ли?

Вмѣсто отвѣта, я показалъ ему серебряный крестикъ, который носилъ на пуговицѣ, и который служилъ неоспоримымъ доказательствомъ.

-- Въ такомъ случаѣ, господинъ второй, я приглашаю васъ завтра травить вмѣстѣ съ нами кабана.

Я запрыгалъ отъ радости.

-- Но гдѣ же, дядюшка?

-- У Бернара, въ Новомъ-Домѣ.

-- О! тѣмъ лучше, тѣмъ лучше; намъ будетъ весело...

-- Надѣюсь...

-- Вотъ-какъ вы его балуете! перебила матушка, показавшись на порогѣ:-- вмѣсто того, чтобъ помочь мнѣ отучить его отъ страсти къ охотѣ, которая влечетъ за собою столько несчастій, вы еще болѣе его пристращаете. Послушайте, я отдаю вамъ его только съ условіемъ, чтобъ онъ отъ васъ не отлучался.

-- Будьте покойны: онъ будетъ подлѣ меня.

-- Ну такъ, еще! отвѣчала матушка, не умѣя отказать мнѣ въ чемъ-нибудь.-- Но если случится что-нибудь, помните, я умру съ печали, прибавила она тихо.

-- Не бойтесь ничего, отвѣчалъ г. Віоленъ:-- этотъ плутъ знаетъ свое ремесло, какъ свои пять пальцевъ. И такъ -- рѣшено. Слышишь, завтра въ шесть часовъ?

-- Благодарю, благодарю, дядюшка, я не заставлю себя дожидаться. Прощайте.

И, посадивъ ястребовъ на шестъ, я началъ приготовляться къ охотѣ.

Приготовленія состояли въ мытьѣ ружья, смазкѣ замка и литьѣ пуль.

Въ шесть часовъ утра, мы отправились. Въ-продолженіе дороги набирали мы стражей, дожидавшихся насъ почтительно, и потомъ, поворотивъ въ просѣку, замѣтили, наконецъ, издалека и Бернара съ рогомъ въ рукѣ.

Онъ трубилъ съ такимъ радостнымъ видомъ, что нельзя было сомнѣваться въ успѣхѣ съоты. Въ-самомъ-дѣлѣ, прибывъ въ Новый-Домъ, мы узнали, что Бернаръ досталъ съ сосѣднихъ горъ прекраснаго и совершенно-взрослаго кабана.

Тогда г. Віоленъ прочелъ всѣмъ письмо, полученное отъ главнаго правленія лѣсами герцога Орлеанскаго; письмо это содержало въ себѣ жалобы владѣльцевъ на кабановъ за порчу, какую они причиняютъ, и требованіе истребить этнъъ животныхъ до послѣдняго.

Подобныя приказанія всегда съ удовольствіемъ принимаются стражею. Кабанъ -- дичина чудесная, но за ней нельзя охотиться; а если по нечаянности кто и убьетъ кабана, то добычу отнимаютъ, и слѣдовательно, всякій выстрѣлъ приноситъ убытку по двѣнадцати су. Теперь же побѣдитель оставался полнымъ хозяиномъ,-- а такая прибавка, какъ кабанъ, довольно-значительна.

Итакъ, объявлено было о продолженіи охоты до-тѣхъ-поръ, пока всѣ кабаны сосѣднихъ лѣсовъ не истребятся. Что касается до меня, я радовался не менѣе стражей, потому-что вполнѣ надѣялся быть на одной изъ этихъ охотъ.

Мы отправились, но не ранѣе, какъ на-завтра и похваставъ хорошенько. Извините за выраженіе; но у охотниковъ оно въ большомъ употребленіи. Хотя каждый зналъ другъ друга такъ хорошо, что не могъ лгать передъ нимъ, однакожь, всѣ откровенно признавали того лучшимъ, кто считался искуснѣе всѣхъ. Самые сильнейшіе были Бертелинъ, дядя Бернара, Мона, у котораго за нѣсколько времени передъ тѣмъ оторвало кисть лѣвой руки, и который отъ этого началъ стрѣлять еще лучше, наконецъ Мильдетъ, дѣлавшій пулею непонятныя вещи.

Не нужно и говорить, что неловкіе подвиги были осмѣяны громко.

Къ числу послѣднихъ принадлежалъ Пикетъ (переименованный не знаю почему въ Бобино), который хотя и слылъ за умнаго человѣка (что было правда), но считался также и худшимъ стрѣлкомъ изъ всей труппы (что было тоже правда).

Итакъ, всѣ признавали геройство Бертелина, Мона и Мильдета, точно такъ же, какъ всѣ безжалостно смѣялись надъ Бобино.

На такія шутки Бобино отвѣчалъ самой ужасной нескладицей, которой его провинціальный выговоръ придавалъ еще болѣе занимательности.

Прибывъ на мѣсто, откуда выгоняли кабана, мы, по приказанію Бернара, затихли. Ни малѣйшаго шума не было слышно. Бернаръ разсказалъ свой планъ инспектору, и тотъ шопотомъ передавалъ всѣмъ приказанія.

Въ-слѣдъ за тѣмъ, мы расположились вокругъ самки, которую Бернаръ готовился спугнуть. Господинъ Віоленъ сдержалъ свое слово и поставилъ меня между собою и Мона, приказавъ строго не отходить отъ дуба, для того, чтобъ, въ случаѣ неудачнаго выстрѣла и нападенія кабана на меня, я могъ схватиться за сукъ, приподняться и пропустить кабана подъ собою.

Болѣе-искусные охотники хорошо знаютъ, какъ этотъ маневръ совершается въ такихъ случаяхъ. Спустя десять минутъ, всякій былъ на своемъ мѣстѣ. Сигналъ подали, и въ-слѣдъ за тѣмъ послышался перемежающійся лай собакъ Бернара, напавшихъ на слѣдъ и показывавшихъ этимъ свое приближеніе къ-звѣрю. Потомъ послышался трескъ деревьевъ.

Я видѣлъ, какъ промелькнуло мимо насъ что-то; но какъ я не смѣлъ тронуться съ мѣста, то это что-то и скрылось. Мона выстрѣлилъ на удачу, но пуля не попала въ звѣря, потому-что Мона наклонилъ голову и самъ сознался въ этомъ. Немножко-подалѣе раздался другой выстрѣлъ, еще далѣе третій, и наконецъ послышался голосъ Бобино. Всякій хотя и зналъ, кто зоветь, однакожь всѣ побѣжали къ мѣсту зова, боясь какой-либо оплошности съ своей стороны противъ общихъ правилъ травли.

Но къ всеобщему удивленію, всѣ нашли Бобино спокойно-сидящаго на кабанѣ и высѣкающаго огонь для трубки, которую онъ держалъ въ зубахъ.

Отъ его выстрѣла звѣрь свернулся какъ кроликъ и не тронулся съ мѣста.

Можно вообразить, какой потокъ поздравленій посыпался на побѣдителя, который, все еще важно сидя на трофеяхъ, надѣлялъ всѣхъ отвѣтами пополамъ съ табачнымъ дымомъ.

-- Вотъ-какъ мы отдѣлываемъ этихъ маленькихъ звѣрковъ, мы провинціалы!.. Въ-самомъ-дѣлѣ, выстрѣлъ былъ превосходный, пуля прошла позади уха.

Сами Мона, Бертелинъ и Мильдетъ не могли сдѣлать лучше.

Бернарь пришелъ послѣдній.

-- Что за чортъ, Бобино! кричалъ онъ еще издалека:-- говорятъ, кабанъ какъ сумасшедшій кинулся на тною пулю.

-- Да, кабанъ ли кинулся на пулю или пуля на кабана, не знаю, но бѣдный Бобино пріобрѣлъ запасъ на зиму, это вѣрно, и только тотъ будетъ приглашенъ покушать кабана, кто самъ можетъ мнѣ отплатить тѣмъ же. Что же касается до инспектора, прибавилъ Бобино, почтительно снимая фуражку: -- онъ сдѣлаетъ мнѣ большую честь, если пріидетъ отвѣдать произведеніе кухни Бобины.-- Такъ всегда Пикетъ называлъ свою жену, ибо весьма натурально, если онъ Бобино (Bobino), то жена его должна быть Бобина (Bobine).

-- Спасибо, Пикетъ, спасибо, я не откажусь, отвѣчалъ инспекторъ.

-- Pardieu, Бобино! сказалъ Бернаръ: -- такъ-какъ ты не всякій день стрѣляешь такъ удачно, то тебя нужно, съ позволенья инспектора, наградить.

-- Награди, мой другъ, награди; многіе заслуживающіе менѣе меня, были отличены. И Бобино хладнокровно продолжалъ курить трубку, междутѣмъ, какъ Бернарь вынулъ ножикъ и, подошедъ къ задней части убитаго животнаго, съ одного маха отрѣзалъ ему хвостъ.

Кабанъ испустилъ тяжелое хрипѣніе.

-- Это что еще? сказалъ Бобино въ то время, какъ Бернарь привязывалъ хвостъ къ пуговицѣ побѣдителя: -- это что еще? Кажется, ты, дружокъ былъ при послѣднемъ издыханіи.

Кабанъ захрипѣлъ въ другой разъ и пошевелилъ лапой.

-- Хорошо, дружокъ, мы тебѣ припомнимъ пулю, и это будетъ очень-забавно.

Едва Бобино кончилъ свою рѣчь, какъ очутился въ десяти шагахъ отъ кабана, съ запыленнымъ носомъ и изломанною трубкою.

Кабанъ, оглушенный, теперь отъ операціи Бернара снова возвратился къ жизни. Сбросивъ съ себя тяжесть, онъ всталъ на ноги, но все еще шатался.

-- А! pardieu! вскричалъ Віоленъ:-- это презабавно; оставьте-ка его на минутку, такъ онъ оживетъ снова.

-- Стрѣляйте по немъ, стрѣляйте! перебилъ Бернаръ, ища своего ружья, которое онъ для удобнѣйшей операціи отложилъ-было въ сторону.

Но уже было поздно: собаки, видя кабана, кинулись на него; однѣ схватили за уши, другія за ляжки и вскорѣ не стало ни одного виднаго мѣста, куда можно было бы попасть пулею. Между-тѣмъ, кабанъ, увлекая за собою всѣхъ собакъ, тихонько подошелъ ко рву, поворотилъ въ кустарникъ и наконецъ совершенно скрылся изъ вида, сопровождаемый Бобино, который, взбѣсившись отъ неудачи, хотѣлъ заслужить награду вторично.

-- Держи, держи, Бобино, его за хвостъ! кричалъ Бернаръ: -- держи, держи!

Всѣ захохотали.

Раздались два выстрѣла, и вскорѣ показался Бобино съ поникшею головою. Онъ далъ промахъ, и кабанъ въ сопровожденіи лаящихъ собакъ быстро удалялся.

Мы охотились за нимъ цѣлый день, ушли отъ мѣста на пять льё и возвратились уже вечеромъ, но все напрасно: кабанъ скрылся, и никто съ-тѣхъ-поръ не видалъ его. Бернаръ объявилъ сосѣдямъ, что если кто убьетъ нечаянно кабана безъ хвоста, и если пожелаетъ имѣть его цѣльнымъ, то можетъ получить хвостъ у Бобино,-- но и это не имѣло успѣха.

На этотъ разъ, если охота была и занимательнѣе обыкновеннаго, то покрайней-мѣрѣ она не исполнила предписанія, въ которомъ повелѣвалось убивать, а не англизировать кабановъ.

А потому, оставляя стражу, инспекторъ назначилъ слѣдующую охоту въ четверкъ, приказавъ притомъ постараться пригнать кабановъ какъ-можно-болѣе. Въ четверкъ былъ праздникъ, и я успѣлъ выпросить не только-что позволеніе г. Віолена на участіе въ слѣдующей охотѣ, но даже получилъ приглашеніе и на воскресенье.

На этотъ разъ, съѣздъ былъ назначенъ въ Регар-Сент-Юбёръ.

Мы явились на мѣсто съ г. Віоленомъ тогда, какъ уже всѣ собрались.

Три звѣря были приготовлены: одна самка и два самца.

Не нужно, я думаю, говорить, что всѣ спрашивали у Бобино вѣстей о его кабанѣ. Но, кромѣ хвоста, который онъ имѣлъ благоразуміе оставить у пуговицы, нѣ осталось никакого слѣда.

Изъ трехъ найденныхъ кабановъ къ нынѣшнему дню, одинъ находился въ участкѣ Бертелина, другой въ участкѣ Бернара, а третій въ участкѣ Мона.

Начали съ ближайшаго, т. е. съ самца, выставленнаго Бертелиномъ. Но прежде, нежели звѣрь вышелъ изъ засады, онъ былъ уже убитъ пулею Мильдета, которая попала ему прямо въ сердце. Перешли къ другому, и какъ этотъ другой былъ весьма-недалеко отъ перваго, т. е. въ округѣ Бернара, то мы сперва заѣхали въ Новый-Домъ, а потомъ уже, закусивъ виномъ и хлѣбомъ, отправились на травлю. Засаду расположили. Г. Віоленъ, исполняя свое обѣщаніе, помѣстилъ меня между собою и своимъ обыкновеннымъ спутникомъ, Франсуа. За Франсуа слѣдовалъ Мона; далѣе -- не знаю кто. На этотъ разъ, дѣло было съ самкою.

Бернаръ съ пикою въ рукахъ пошелъ къ берлогѣ, и, минуту спустя, кабанъ выпрыгнулъ, но обыкновенію стуча отъ злобы клыками. Г. Віоленъ, за которымъ была очередь, сначала выстрѣлилъ два раза, но не попалъ; за нимъ послѣдовалъ и я; но какъ въ кабана выстрѣлъ мой былъ еще первымъ, то не мудрено, что и я также промахнулся. Франсуа тоже выстрѣлилъ въ свое время, и его пуля попала въ туловище кабану. Кабанъ поворотилъ подъ прямымъ угломъ и съ быстротою молніи кинулся на виновника своей раны. Франсуа почти въ упоръ выстрѣлилъ другой разъ, но тутъ же охотникъ и кабанъ слились въ одну массу, и крикъ боли разнесся по воздуху. Франсуа, опрокинутый на спину, готовился къ ужасной смерти быть растерзану клыками разсвирѣпелаго животнаго. Мы всѣ бросились на помощь къ несчастному, по повелительный голосъ остановила насъ. "Не трогайтесь съ мѣста"! кричалъ голосъ. Мы увидѣли Мона, цѣлившагося въ ужасную группу. На одно мгновеніе стволъ ружья и охотникъ сдѣлались неподвижны какъ статуя, потомъ раздался выстрѣлъ, и животное, раненное въ плечо, шага на четыре откатилось отъ своей жертвы.

-- Спасибо, старикъ! сказалъ Франсуа, становясь на ноги: -- если ты когда-нибудь будешь во мнѣ нуждаться, я готовъ на жизнь и смерть.

-- Не стоитъ благодарности, отвѣчалъ Мона. Мы всѣ сбѣжались къ Франсуа; онъ былъ укушенъ въ руку, вотъ и все; но это ничто въ сравненіи съ тѣмъ, чему онъ подвергался. Увѣрившись въ маловажности раны, всѣ обратились съ поздравленіями къ Мона. Но такъ-какъ это случилось съ нимъ не въ первый разъ, то Мона принималъ поздравленія подобно человѣку, непонимающему, что находятъ не обыкновеннаго въ простомъ дѣлѣ, по его мнѣнію, столь легко исполнимомъ. Отъ людей мы перешли къ звѣрю. Въ самку попали двѣ пули Франсуа, одна изъ нихъ расплющилась о бедро, почти не пробивъ кожи, другая скользнула по ляжкѣ, проведя кровавую борозду.

Пуля же Мона, какъ мы сказали, попала въ плочо и убила ее наповалъ.

Раздѣливъ добычу собакамъ, всѣ отправились на охоту, какъ-будто ничего не случилось, или лучше, какъ-будто предчувствуя, что въ концѣ охоты случится происшествіе несравненно-важнѣе разсказаннаго нами.

Третье нападеніе долженствовало быть въ участкѣ Мона. По обыкновенію, приняты были всѣ предосторожности и, какъ дѣлалось въ прежнихъ бояхъ, сдѣлали облаву. На этотъ разъ, я былъ между г. Віоленомъ и Бертелиномъ.

Теперь Мона въ свою очередь вошелъ въ ограду, чтобъ спугнуть звѣря.

Спустя пять минутъ, лай собакъ возвѣстилъ, что кабанъ приближается. Раздался выстрѣлъ, и въ то же мгновеніе я увидѣлъ, какъ песчаникъ, лежащій въ сорока шагахъ отъ меня, разлетѣлся въ дребезги; потомъ послышался, по моему направленно, жалобный крикъ. Я обернулся и увидѣлъ Бертелина, держащагося одною рукою за вѣтвь дерева, а другою за бокъ.

Онъ мало-по-малу опускался, и наконецъ, испуская глубокіе вздохи, упалъ на землю.

-- На помощь! вскричалъ я:-- на помощь! Бертелинъ раненъ!

Я подбѣжалъ къ нему вмѣстѣ съ г. Віоленомъ, и вся цѣпь охотниковъ приближалась къ намъ.

Бертелинъ былъ безъ чувствъ; мы его подняли: кровь текла ручьемъ изъ раны, полученной въ лѣвую ляжку; пуля осталась въ тѣлѣ. Всѣ собрались вокругъ умирающаго и спрашивали взглядами, кто изъ насъ выстрѣлилъ такъ неудачно. Но вдругъ взорамъ всѣхъ представился Бернаръ, выходящій изъ лѣса безъ фуражки, блѣдный какъ привидѣніе, съ дымящимся карабиномъ въ рукахъ.

-- Раненъ? раненъ? кто говоритъ, что мой дядя раненъ? кричалъ онъ.

Никто не отвѣчалъ; но только всѣ показали ему на умирающаго, у котораго шла кровь горломъ.

Бернаръ съ пылающими глазами, съ влажнымъ лбомъ, съ всклоченными волосами, сначала приблизился къ раненному, потомъ испустилъ ужасный вопль и, сломавъ ложе своего карабина объ дерево, отбросилъ стволъ шаговъ на 50 въ сторону.

Немного спустя, Бернаръ упалъ на колѣни, прося прощенія у умирающаго; но тотъ уже закрылъ глаза, чтобъ никогда ихъ не открывать болѣе.

Немедленно связали носилки, и, положивъ на нихъ раненнаго, перевезли въ домъ Мона, который стоялъ отъ мѣста происшествія не далѣе 300 или 400 шаговъ.

Бернаръ шелъ возлѣ носилокъ, не говоря ни слова, не проливъ ни одной слезы. Въ это время, одинъ изъ стражей, сѣвъ на лошадь инспектора, поскакалъ искать доктора въ городъ. Докторъ прибыль спустя полчаса и утвердилъ то, что многіе уже подозрѣвали, т. е. что рана была смертельна.

Надобно было объявить это женѣ раненнаго. Инспекторъ взялся быть горестнымъ посланникомъ и вышелъ изъ комнаты. Тогда Бернаръ всталъ и, приблизясь къ нему, сказалъ:

-- Ахъ, г. Віоленъ! знайте, что пока Бернаръ живъ, онъ не пожалѣетъ ничего для вдовы и если она хочетъ жить у меня, то будетъ принята какъ моя мать.

-- Да, Бернаръ, да, сказалъ Віоленъ: -- я знаю, ты славный малый; но что же дѣлать? это не твоя ошибка.

-- О! о! господинъ инспекторъ, если вы скажете мнѣ еще нѣсколько такихъ словъ, я заплачу.

-- Плачь, другъ мой, плачь, отвѣчалъ г. Віоленъ: -- это тебѣ поможетъ.

-- О! Боже мой! Боже мой! вскричалъ наконецъ несчастный, зарыдавъ и падая въ кресла.

Ничто въ свѣтѣ не трогало меня еще такъ сильно, какъ эта мощная натура, сраженная горестью. Видъ этого же самаго умирающаго человѣка не взволновалъ бы меня такъ, какъ слезы Бернара.

Мы ушли одинъ послѣ другаго изъ комнаты умирающаго, гдѣ остались только докторъ, Бернаръ и Мона.

Ночью Бертелинъ умеръ.

Въ слѣдующее воскресенье, назначили еще охоту. Съѣздъ быль указанъ въ Волчьемъ-Кустарникѣ. Инспекторъ созвалъ всѣхъ, исключая Бернара; по тотъ, не смотря ни ни что, явился по должности. Онъ прибылъ вмѣстѣ съ другими, но только безъ ружья и карабина.

-- Зачѣмъ пришелъ ты? спросилъ Віоленъ.

-- За тѣмъ, что я начальникъ стражи, господинъ инспекторъ.

-- Но я не приглашалъ тебя.

-- Да! да, я понимаю и благодарю за это. Но служба стоитъ всего. Богъ свидѣтѣль, я далъ бы жизнь свою, чтобъ не случилось того, что было. О! одно только меня терзаетъ, г. Віоленъ: -- онъ умеръ не простивъ меня.

-- Какъ же хочешь ты, чтобъ онъ тебя простилъ? Онъ не зналъ даже, кто такъ несчастливо выстрѣлилъ.

-- Да, онъ не зналъ этого въ минуту своей смерти. Бѣдняжка! за то онъ узналъ все тамъ -- на небѣ. Говорятъ, мертвые знаютъ все...

-- Полно, Бернаръ, ободрись.

-- Бодрость у меня есть, г. Віоленъ. У меня она есть; но, видите ли, мнѣ бы хотѣлось, чтобъ онъ простилъ меня. Потомъ, наклонясь къ уху инспектора, Бернаръ сказалъ:

-- Посмотрите, со мною случится несчастіе именно потому, что я не прощенъ.

-- Ты бредишь, Бернаръ.

-- Можетъ-быть, но я такъ думаю.

-- Въ такомъ случаѣ молчи; а если хочешь говорить, то говори о другомъ. Зачѣмъ ты не взялъ ружья или карабина?

-- Потому-что во всю свою жизнь я не трону уже ни ружья, ни карабина.

-- Чѣмъ же ты убьешь кабана, если онъ не поддастся собакамъ?

-- Чѣмъ я его убью, сказалъ Бернаръ:-- чѣмъ?.. Я убью его вотъ этимъ,-- и онъ вытащилъ ножъ.

Г. Віоленъ пожалъ плечами.

-- Пожимайте плечами сколько угодно, г. Віоленъ, но это такъ будетъ. Причиною того, что я убилъ дядю, были проклятые кабаны. Хорошо же; ружьемъ я не чувствовалъ, какъ ихъ убивалъ, между-тѣмъ, какъ ножемъ будетъ иначе. Да притомъ, чѣмъ же рѣжутъ свиней? Ножемъ. Ну, а кабанъ та же свинья.

-- Если ты не хочешь ничего слушать, то дѣлай какъ знаешь.

-- Предоставьте всѣ на мою волю.

-- Впередъ, господа, впередъ! сказалъ инспекторъ.

Все началось, какъ обыкновенно; но въ этотъ разъ хотя и попало три или четыре пули, кабанъ обратился въ бѣгство и только по прошествіи пяти или шести часовъ началъ драться съ собаками.

Всѣ охотники отъ усталости не могли болѣе стоять на ногахъ; крики на минуту замолкли, ибо мы, ходя взадъ и впередъ, сдѣлалиболѣе 10 льё; но лишь только услышали мы лай собакъ, боровшихся съ кабаномъ, силы наши возобновились, и мы побѣжали къ опушкѣ лѣса, откуда слышался шумъ. Дѣло происходило въ молодомъ лѣсу, гдѣ деревья были не выше 12 футовъ; по-мѣрѣ-того, какъ мы приближались, шумъ удвоивался, и отъ времени до времени сверхъ вершинъ деревьевъ виднѣлись собаки, летящія лапами вверхъ и воющія съ отчаяніемъ. Лишьтолько падали онѣ на землю, какъ тотчасъ же вскакивали снова и бросались на кабана. Наконецъ, мы достигли прогалины; 25 или 30 собакъ напали вдругъ, 10 или 12 были ранены, у другихъ распороты животы; но эти благородныя животныя не чувствовали боли и возвращались въ борьбу, топча ногами свою внутренность; это зрѣлище было въ одно и то же время прекрасно и ужасно.

-- Ну Мона, сказалъ г. Віоленъ: -- кончимъ дѣло; стрѣляй въ этого шутника.

-- Что? что говорите вы, г. инспекторъ? вскричалъ Бернаръ, отводя дуло ружья, которое поднялъ Мона.-- Стрѣлять въ кабана? Да для него довольно одного удара ножомъ. Подождите немного, и вы увидите.

Бернаръ вытащилъ ножъ и кинулся къ кабану, растолкавъ всѣхъ собакъ.

Въ-продолженіе двухъ или трехъ секундъ, мы не могли ничего различить; наконецъ кабанъ сдѣлалъ отчаянное усиліе броситься; каждый изъ насъ невольно положилъ палецъ на скобку ружья, какъ вдругъ Бернаръ всталъ, держа животное за заднія ноги въ своихъ желѣзныхъ мышцахъ; между-тѣмъ, собаки, опять бросившись на него, покрыли его совершенно.

-- Идемъ, Дюма, сказалъ мнѣ г. Віоленъ.

Я приблизился къ кабану, который, увидѣвъ меня, удвоилъ свою ярость, ударяя челюстями и глядя на меня кровавыми глазами; но онъ попался въ капканъ, и не смотря на всѣ усилія, не могъ освободиться.

Я вложилъ стволъ ружья ему въ ухо и выстрѣлилъ. Сотрясеніе было столь сильно, что животное вырвалось изъ рукъ Бернара, и, откатившись шаговъ на пять, умерло. Весь зарядъ, пуля и пыжъ, вошелъ ему въ голову и раздробилъ мозгъ.

Бернаръ захохоталъ.

-- Идемъ, сказалъ онъ:-- я вижу, что на этомъ свѣтѣ есть еще удовольствіе!

-- Да, перебилъ инспекторъ:-- но если ты будешь такъ продолжать, то не долго позабавишься. Но что у тебя на рукѣ?

-- Ничего, царапина; у этого подлеца такая твердая кожа, что мой ножикъ закрылся.

-- И закрывшись онъ обрѣзалъ тебѣ палецъ? сказалъ г. Віоленъ.

-- Начисто, г. инспекторъ, начисто, и Бернаръ показалъ свою правую руку, на которой не доставало одного сустава большаго пальца.

Потомъ, послѣ молчанія, произведеннаго этимъ зрѣлищемъ, приблизясь къ инспектору, онъ продолжалъ:

-- Богъ справедливъ, г. Віоленъ: это палецъ, которымъ я убилъ дядю.

-- Но, Бернаръ, надобно осмотрѣть рану.

-- Осмотрѣть! вотъ еще! еслибъ былъ вѣтеръ, она давно бы засохла. И съ этими словами Бернаръ, открывъ свой пожъ, раздѣлилъ пищу, слѣдующую собакамъ, такъ спокойно, какъ-будто бы съ нимъ ничего не случилось.

Въ слѣдующую охоту, онъ пришелъ уже не съ ножомъ, но съ кинжаломъ въ родѣ штыка, который сдѣлалъ при немъ его брать, оружейникъ въ Вильё-Коттрё, и который не могъ ни согнуться, ни сломаться, ни закрыться.

Въ этотъ разъ, происшествіе, мною описанное, возобновилось снова, но только кабань теперь остался на мѣстѣ и былъ зарѣзанъ какъ свинья. Во всѣ остальныя охоты, Бернаръ поступаль одинаково, за что товарищи и прозвали это свинобоемъ.

Между-тѣмъ, смерть Бертелина не выходила у него изъ головы: онъ дѣлался болѣе и болѣе мраченъ и по-временамъ говорилъ инспектору:

-- Вотъ, увидите, г. Віоленъ, рано или поздно, меня постигнетъ несчастіе

Три или четыре года прошло послѣ происшествія, разсказаннаго мною; я оставлялъ Вилье-Коттрё и опять возвратился туда на нѣсколько дней; наступилъ декабрь, и земля покрывались снѣгомъ.

Обнявъ сначала мать свою, я побѣжалъ къ г. Віолену.

-- А! сказалъ онъ, увидѣвъ меня: -- ты какъ-разъ попалъ на волчью охоту.

Если сказать правду, при видѣ снѣга я подумывалъ о ней, и вполнѣ былъ восхищенъ тѣмъ, что не обманулся въ своемъ ожиданіи.

-- Даже уже трехъ или четырехъ штукъ видѣли, и какъ двое изъ нихъ находятся въ участкѣ Бернара, то я и приказалъ ихъ вчера выгнать, предувѣдомивъ, что мы будемъ у нихъ завтра рано утромъ.

-- Значить, охота, какъ обыкновенно, назначена въ Новомъ-Домѣ?

-- Да.

-- Но что сталось съ бѣднымъ Бернаромъ? Убиваетъ ли онъ кабановь однимъ ударомъ штыка?

-- О! кабаны истреблены отъ перваго до послѣдняго. Я думаю, не осталось ни одного въ лѣсу. Бернаръ ихъ всѣхъ перерѣзалъ.

-- И ихъ смерть не утѣшаетъ его?

-- Нѣтъ; онъ все еще ужасно пасмуренъ, и ты увидишь, какъ измѣнился. Я назначилъ вдовѣ пенсіонъ, но это не уменьшаетъ ея печали. Бернаръ, задѣтый за живое, ревнуетъ еще болѣе.

-- И такъ же несправедливо, какъ и прежде?

-- Иначе быть не можетъ, потомучто жена его сущій ангелъ.

-- Значитъ, онъ просто помѣшанъ; я думаю, однакожь, это не мѣшаетъ ему быть однимъ изъ лучшихъ вашихъ стражей, не правда ли?

-- Конечно.

-- И завтра онъ намъ не причинитъ напраснаго труда?

-- Ручаюсь.

-- На первый разъ, довольно и того; время докончитъ остальное.

-- Время только испортитъ, прибавилъ Віоленъ; -- и я начинаю думать, что съ нимъ случится какое-нибудь несчастіе.

-- Не-уже-ли?

-- Да; но я съ своей стороны сдѣлалъ все, что могъ, и не заслуживаю упрека.

-- А другіе каково поживаютъ?

-- Прекрасно.

-- Что дѣлаетъ Мильдетъ?

-- Прострѣливаетъ бѣлку на двое пулей.

-- А Мона?

-- Мы стрѣляли вчера вмѣстѣ въ болотахъ Кройль, и онъ убилъ мнѣ восьмнадцать куликовъ не давъ ни одного промаха.

-- А Бобино?

-- Велѣлъ сдѣлать свистокъ для собакъ изъ хвоста кабана, и говорить, что не будетъ покоенъ ни на томъ, ни на этомъ свѣтѣ до-тѣхъ-поръ, пока не наложить руки своей на остальную часть этого подлаго животнаго.

-- Стало-быть, исключая Бернара, всѣ хороши?

-- Рѣшительно всѣ.

-- Итакъ, завтра свиданіе?

-- Въ шесть часовь утра, въ концѣ большой аллеи.

-- Мы тамъ будемъ.

Я оставилъ г. Віолена, чтобъ поздороваться со всѣми своими старинными друзьями.

Однимъ изъ удовольствій въ этомъ мірѣ можетъ почесться рожденіе человѣка въ маленькомъ городкѣ, гдѣ всѣ жители знакомы между собою, и гдѣ всякій домъ оставляетъ по себѣ воспоминаніе. Я знаю, по-крайней-мѣрѣ, что когда воротился по случаю въ этотъ маленькій городокъ, мало-извѣстный другимъ, то вышелъ изъ кареты за пол-льё до мѣста прибытія, потомъ шелъ пѣшкомъ, узнавая деревья, растущія на дорогѣ, находя даже удовольствіе въ созерцаніи вещей нечувствительныхъ, предметовъ неживыхъ.

Я воображалъ себѣ тѣ праздничные дни, которые проводилъ я со всѣми меня окружавшими лицами, со всѣми моими родственниками.

И этотъ праздникъ для меня повторился теперь въ шесть часовъ утра. Я нашелъ всѣхъ своихъ старыхъ пріятелей съ замерзшими бакенбардами, ибо, такъ-какъ я уже сказалъ, вчера шелъ снѣгъ и было ужасно холодно. Возвративъ силу замерзшимъ пальцамъ, мы отправились въ Новый-Домъ. День еще не наступалъ.

Прибывъ на мѣсто Оленьяго-Скачка, -- называемое такъ потому-что, во время охоты герцога орлеанскаго, на этомъ мѣстѣ олень перескочилъ дорогу, пролегающую между двумя отлогостями,-- итакъ, прибывъ на это мѣсто, мы расположили все какъ-нельзя-лучше. Туманъ разсѣялся и насталъ день, совершенно соотвѣтствующій охотѣ. Снѣгъ не падалъ уже съ двѣнадцати часовъ, слѣды остались непокрыты, и еслибъ волки не ушли съ прежняго мѣста, то были бы навѣрно наши.

Мы сдѣлали еще пол-льё и остановились въ виду поворота, гдѣ Бернаръ обыкновенно ждалъ насъ.

Но на этотъ разъ въ просѣкѣ никого не было.

Такое нарушеніе привычекъ въ человѣкѣ столь аккуратномъ, какъ Бернаръ, начало насъ безпокоить.

Удвоивъ шаги, мы скоро пришли къ повороту, откуда виднѣлся Новый-Домъ почти на разстояніи километра.

Благодаря снѣжному покрывалу, разостлавшемуся по землѣ, всѣ предметы даже на довольно-далекомъ разстояніи были хорошо видимы. Глазамъ нашимъ представился маленькій домикъ въ половину закутанный деревьями, и труба камина, высовывавшаяся сверху. Поддѣ домика ходила лошадь безъ сѣдока, хотя совсѣмъ осѣдланная и взнузданная. Все было; не доставало только Бернара.

Общее молчаніе прерывалось жалобнымъ лаемъ собакъ.

Мы посмотрѣли другъ на друга, покачали головою и продолжали приближаться. Все оставалось неподвижнымъ, какъ прежде.

Не дошедъ шаговъ ста до дома, мы невольно начали идти тише. Предчувствіе какъ-бы говорило намъ о какомъ-то близкомъ несчастіи.

За пятьдесятъ шаговъ отъ дома, всѣ почти остановились.

-- Но нужно же знать наконецъ, что тамъ случилось! сказалъ инспекторъ.

И мы снова, съ трепещущимъ сердцемъ, въ молчаніи, начали приближаться; лошадь, увидавшая нашъ манёвръ, протянула шею и громко заржала. Собаки, силясь изломать рѣшетки конуры, кусали ихъ зубами.

Въ нѣкоторомъ разстояніи отъ дома была кровавая лужа и разряженный пистолетъ. Отъ лужи по направленію къ дому тянулись по снѣгу кровавые слѣды.

На наши крики никто не отвѣчалъ, и мы, по приглашенію инспектора, сами вошли въ домъ.

Въ комнатѣ мы нашли Бернара, распростертаго на полу подлѣ кровати и крутившаго покрывало въ своихъ дрожащихъ рукахъ. Въ изголовьѣ, на ночномъ столикѣ, стояли двѣ бутылки -- одна пустая, другая только-что печатая. У него на лѣвомъ боку была широкая рана, изъ которой текшую кровь лизала любимая его собака.

Бернаръ не остылъ еще совершенно, ибо умеръ не ранѣе, какъ за десять минуть до нашего прихода.

То, что случилось такъ неожиданно, мы узнали отъ фактора сосѣдней деревни, который быль почти свидѣтелемъ происшествія.

Бернаръ былъ ревнивъ, и хотя, какъ мы сказали, эта ревность ни на чемъ не основывалась, однакожь росла быстро. Однажды, пользуясь лунною ночью, онъ отправился за двумя волками, находившимися въ его участкѣ. Спустя часъ по его выходѣ, пришелъ посланный къ женѣ его съ извѣстіемъ, что отца ея ударилъ параличъ, и что онъ хочетъ предъ смертію видѣть дочь свою. Бѣдная женщина, хотя и отправилась, но не могла увѣдомить мужа куда ушла, потому-что ни она, ни посланный не были грамотны.

Возвратившись въ пять часовъ утра, Бернаръ нашелъ домъ опустѣвшимъ. Онъ осмотрѣлъ постель,-- постель была холодна; звалъ жену,-- но она скрылась.

-- Хорошо, сказалъ онъ: -- она воспользовалась моимъ отсутствіемъ, не думая, что я возвращусь такъ скоро. Она меня обманываетъ, и я долженъ убить ее.

Вслѣдъ за этимъ, Бернаръ отвязалъ свои пистолеты и положиль въ одинъ изъ нихъ четырнадцать дробинъ, въ другой семьнадцать; четырнадцать нашли въ томъ пистолетѣ, который остался заряженнымъ, а семьнадцать въ его тѣлѣ. Потомъ, осѣдлавъ лошадь, онъ вывелъ ее изъ конюшни и подвелъ къ дверямъ дома. Взявъ пистолеты, онъ началъ ихъ прятать. Лѣвая чушка была шире правой, и оружіе вошло свободно; что же касается до правой, то Бернаръ хотѣлъ затолкать туда другой пистолетъ насильно. Онъ взялъ чушку одной рукой, ложе пистолета другой. Сотрясеніе сообщилось пружинѣ, раздался выстрѣлъ. Такъ-какъ Бернаръ для большаго удобства держалъ чушку противъ себя, то весь зарядъ, попавъ ему въ лѣвый бокъ, разорвалъ его внутренности.

Факторъ, проходившій въ это время мимо, прибѣжалъ на выстрѣлъ.

-- Боже мой! что это такое, господинъ Бернаръ? спросилъ онъ.

-- То, что я предполагалъ, случилось, бѣдный мой Мортино! Я убилъ своего дядю изъ ружья, а себя изъ пистолета.

-- Вы убили себя? но у васъ ничего нѣтъ!

Бернаръ повернулся къ нему бокомъ: платье еще горѣло и кровь текла ручьемъ.

-- О! Боже мой! что же теперь дѣлать? Нехотите ли, я съищу доктора?

-- Доктора? что хочешь ты, чтобъ онъ сдѣлалъ. Развѣ докторъ спасъ дядю?

-- Но наконецъ, прикажите, что мнѣ дѣлать.

-- Принеси мнѣ изъ погреба двѣ бутылки травянаго настоя, и отвяжи Рокадора. Факторъ, часто пившій водку съ Бернаромъ, взялъ ключъ, сошелъ въ погребъ и, вынувъ двѣ бутылки, вошелъ въ комнату.

Онъ нашелъ Бернара пишущаго у стола.

-- Вотъ, сказалъ факторъ.

-- Хорошо, другъ мой, отвѣчалъ раненный:-- поставь обѣ бутылки на ночной столикъ и ступай куда тебѣ нужно.

-- Но, Бернаръ...

-- Ступай, говорятъ тебѣ.

-- Вы этого хотите?

-- Да.

-- До свиданія.

-- Прощай.

Факторъ побѣжалъ, надѣясь, что Бернаръ былъ не такъ опасно раненъ. Онъ думалъ, что человѣкъ, сохранившій такое хладнокрoвiе и спокойствіе, не можетъ быть близокъ къ смерти.

Все, что происходило по уходѣ фактора, никому неизвѣстно.

Вѣроятно, Бернаръ выпилъ вино, недостававшео въ бутылкахъ, потомъ хотѣлъ лечь на постель, но силы измѣнили ему: онъ упалъ на землю, и умеръ въ такомъ положеніи, какъ мы его застали.

Бумага лежала на столѣ.

На ней еще твердою рукой было написано:

"Вы найдете одного волка въ лѣсу Дюкенуа, другаго въ Деканне.

"Прощайте, г. Віоленъ. Я правду вамъ сказалъ, что со мною будетъ несчастіе.

"Вашъ покорный слуга
"Бернаръ,
начальникъ лѣсничихъ".

Я сказалъ вамъ правду, что разскажу ни повѣсть, ни драму, ни романъ, а просто несчастное приключеніе, которое, признаюсь, оставило въ моемъ сердцѣ неизгладимое воспоминаніе.

"Отечественныя Записки", No 10, 1846