Левшин Василий Алексеевич - Басни

Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание

Л., "Советский писатель", 1977

Русская басня. XVIII--XIX ВЕКОВ

В. A. Левшин

150. Осел-стихотворец

151. Кузнец

152. Каменщик

153. Снегирь

154. Бессмертный автор

150. ОСЕЛ-СТИХОТВОРЕЦ

Случилось, что Осел

Когда-то захотел

Ступить в след славных дел.

Затеял не свою сварить Осел мой брагу!

Он перья навострил, марати стал бумагу,

Набрался пышных мер

И вздумал о себе, что будто он Гомер.

Осел мой нос вздирает,

Стихи без стоп марает

И мыслит тако он:

"Не лучше ведь меня писал и Аполлон.

За что ж ему во власть отдали Геликон?

Мне льзя с ним поделиться,

Лишь нужно потрудиться

И взъехать на Парнас;

Так будет двое нас".

Ему Феб отвечал: "С тобой нельзя мне спорить.

Коль можешь так спроворить,

Ступай ты на Парнас, а я долой уеду".

Готовою Осел считает уж победу

И гордо направлял к Парнасу свой полет;

Да та беда, что крыльев нет.

Однако он ползет,

Вздувается, ревет

И мнит, что он идет

С часу на час всё выше;

Осталося ему последний шаг шагнуть

И Феба вон толкнуть.

Но стой, Осел! потише!

Не полно ли уж врать?

Осмелюсь я сказать,

Немножечко поскучу:

Ты взшел не на Парнас, а на навозну кучу.

Читатель мой! Сего я не боюсь Осла,

Чтоб участь и меня туда ж не унесла.

Польстити я себе в трудах отнюдь не смею,

И хоть намеренье полезное имею,

Но, может быть, писать стихи я не умею.

<1787>

151. КУЗНЕЦ

Когда весна настанет,

Яснее солнце глянет

И травка прорастет;

Тут пахарь ладит соху;

А если оной нет,

Последню продаёт

Он кроху,

Чтоб соху нарядить,

Пахать исправну быть.

В деревне это знают,

И все там кузнецы,

Как будто бы купцы,

Из кожи лезут вон, потеют, работают

И сотни запасут и кос и сошников.

В деревне мастер был, не знаю, кто таков.

В огне железо жарил,

На наковальне бил,

Закаливал и парил,

На часточки рубил.

В весенню эту пору

Мнит быть доходу спору.

Взялся за сошники.

В полпуда шину он на уголье ворочал,

Тянул, корочал

И ловкие давал железу тумаки;

Однако сошников еще не видно следу,

Хотя и с двадцать раз в огне его морил.

Кузнец мой говорил:

"Ведь рано на дворе, исправлюся к обеду,

И тотчас докажу, работник я каков!"

Однак из шины той не вышло сошников;

Взялся он за труды без батюшкина спросу.

"Не вышло сошников, так сделаю я косу", --

Кузнец так рассуждал.

Опять железо он и жарил и ковал,

Водил его к допросу;

Но в бедственны часы

Не вышло и косы.

"Конечно на меня дурным взглянули глазом! --

Сказал кузнец. -- Теперь поправлюся я разом,

И выдет у меня совсем уже не то:

Скую я долото.

Недаром я тружуся,

До толку доберуся;

По-свойски дело я впоследок поверну

И молотом давну".

Он жарил, и сожег железо всё в горну;

Остался --

Золотник.

Кузнец с досады рвался,

Клещи он из горна с кусочком тем смыгнул

И в воду ткнул.

Пропала греза,

И из всего железа

Один лишь вышел пшик.

Не лучше ли, не знав, за дело нам не браться,

В убытке чтоб не быть, не стали чтоб смеяться?

<1787>

152. КАМЕНЩИК

Хотя себя от бед всяк тщится уберечь,

Но можно ли кому себя в том остеречь?

К сему я басню слажу,

В пример, не на продажу;

А к ней я приложу пословицу сию,

Чужую, не мою:

Хотя род-племя мило,

Но свой поближе рот.

Не знаю, где то было.

На верх больших ворот

Художник взгромоздился

И там трудился;

Высоко от земли гораздо он стоял,

Кирпичье ладил там и извязью поял;

Слететь долой наниз не чувствовал охоты,

Не птицей быть хотел и взлез лишь для работы.

Такой широкий шаг зачем ему шагнуть?

Он знал, что не всегда удастся вниз спрыгнуть

И можно оттого головку повихнуть.

Однако ведь дела не так идут, как хочешь,

И часто иногда и попусту хлопочешь.

Художник сей беды не чаял и не ждал,

Однако совершил нечаянно три дела:

Скользнулся, полетел и вниз с ворот упал.

Судьбина уморить его не похотела:

Он пал, но без вреда;

И вся его беда

Прохожему досталась,

Прохожей головы лишь жижица осталась;

Он так его давнул,

Что тот и не зевнул.

Народ к такому чуду

Сбегается отвсюду.

В народе меж других убитого сын был;

Увидел мертвый труп, "увы! увы!" завыл,

И в горе злом берет убийцу он за шею,

Кропочет

И виселицы хочет

Отцовскому злодею.

Невинный говорит: "Послушай ты, друг мой!

Пожалуй, так не вой.

Я гнев твой успокою:

Когда я казни стою,

Чрез сей убивства род

Убей и ты меня, скочивши с сих ворот".

Задумался тогда отцовой смерти мститель

И, может быть, так мнил: "Покорный я служитель!

С ворот я не прыгну, они хоть были б ниже:

Хоть мило племя-род,

Однако же свой рот

Поближе".

<1787>

153. СНЕГИРЬ

Расхвастался Снегирь своим приятным пеньем,

И в жаре он своем телегою скрыпит;

От пышности вся кровь в Снегирике кипит:

"Поспорил бы со мной кто пения уменьем?

Не должен ли хвалить меня за это свет?

Певал я над Невою,

Певал я над Москвою,

Да спорить и поднесь со мной там смелых нет!"

-- "Мой свет, --

Рек Чиж ему в ответ. --

В безлюдье и Кузьма бывает дворянином,

И нравятся иным все Кузины игрушки;

Себя ты не считай великим господином:

В небытность соловья -- крик громок у лягушки".

<1787>

154. БЕССМЕРТНЫЙ АВТОР

Прославился писец одиножды трудами;

На нашем то веку случилося междь нами,

И целый тюк он драм на свет издал.

Издать свои труды писателю забавно;

Узнали же, однак, хотя то и недавно,

Что древних он писцов чистенько обокрал.

С покойников давно писцы оброк сбирают,

Труды их обдирают

И в новой шубе их за свой плод выдают;

Усопши авторы греху сему причастны

И были не бесстрастны,

Хотя им и поднесь венки народы вьют.

Все грешны человеки,

И будет так вовеки,

И общая в том будет дань:

В чужие сундуки не всунув длань,

Не вдруг разбогатеешь,

Гораздо попотеешь;

И, может быть, сей пот

Отнюдь не будет тот,

Который потечет нермесского от жару:

Пойдет за грех

И будет он припадок

Бредливых лихорадок

Или народный смех.

Бессмертный автор мой годился б в эту пару.

Однако общество

Невежд его хвалило,

И, давши старшинство,

С Расином посадило;

Семирина творца, Росьядина забыло;

Преславный Молиер меньшой ему стал брат,

Хотя он сей родне не очень был бы рад.

Хвала его расти дотоле не престанет,

Поколь язык невежд болтати не устанет;

И, может быть, они и громче заревут,

Как умные чтецы возьмут его на суд

И правду скажут.

Но скромно умные везде себя ведут

И пальцем не укажут

На тех, которы врут.

Ликуйте, о врали! и множьте ваше племя:

За Фебовы грехи во всякий век вам время.

<1787>

ПРИМЕЧАНИЯ

Василий Алексеевич Левшин (1746--1826) известен прежде всего как прозаик, неутомимый переводчик и компилятор, многотомные сочинения, сборники и переводы которого исчисляются десятками названий. Его литературная деятельность началась в 1770-е годы, когда он после кратковременной военной службы поселился в Белеве и занялся усовершенствованием приемов ведения крепостного хозяйства. В связи с этим он активно сотрудничал в "Трудах Вольного экономического общества", а также близко познакомился со знаменитым агрономом и переводчиком А. Т. Болотовым. В 1780-е годы Левшин становится масоном, сближается с Н. И. Новиковым, а через него знакомится с кругом масонских литераторов тех лет -- Ф. П. Ключаревым, H. M. Карамзиным и др. Идеология масонства нашла отражение в филантропических проектах Левшина (с 1803 г. он, в частности, служил "по особым поручениям" при известном филантропе А. А. Витовтове); явно масонскими представлениями навеяны некоторые аллегорические и мистические мотивы в известных сборниках Левшина "Русские сказки" (1780--1783) и "Вечерние часы, или Древние сказки славян древлянских" (1787--1788). С общими моралистическими тенденциями масонской литературы связаны также "Нравоучительные басни и притчи Василия Левшина" (М., 1787), в значительной части представляющие переложения басен Геллерта. Наряду с этим Левшин использовал и некоторые фольклорные мотивы, подобно тому как он поступал при сочинении своих "сказок". В целом же басни Левшина представляют собой отход от традиции сатирической басни и скорее продолжают линию "нравоучительных" басен M. M. Хераскова, также не чуждых умеренной сатиры.

150. Нравоучительные басни, с. 1. Да та беда, что крыльев нет -- намек на Пегаса, крылатого коня, символ поэтического вдохновения.

151. Там же, с. 12. Сюжет восходит к народному анекдоту.

152. Там же, с. 23. Сюжет восходит к народному анекдоту; в русской версии он представлен сказками и повестью о суде Шемяки.

153. Там же, с. 28.

154. Там же, с. 51. Басня отражает полемику вокруг драматургии Я. Б. Княжнина, борьбу с которым вел кружок Н. П. Николева. По-видимому, связана с выходом в свет "Собрания сочинений" Княжнина (1787). "Переимчивого Княжнина" (А. С. Пушкин) неоднократно упрекали в заимствовании сюжетов и сюжетных ситуаций у его европейских предшественников. Пермесский жар -- поэтическое вдохновение (от реки Пермес, стекающей с Геликона, см. Словарь). Семирин творец -- А. П. Сумароков, автор трагедии "Семира". Творец Росьядин -- M. M. Херасков, автор эпической поэмы "Россиада"; был также известен и как драматург.