Книговод

Морские разбойники

Жаколио Луи


   Луи Жаколио

Морские разбойники

  

ГЛАВА I. Таверна "Висельник"

   Вечерело. Тяжелый густой туман, весь пропитанный черным дымом фабричных и заводских труб, висел над Лондоном. Было уже темно. На улицах стоял неопределенный гул, который производила толпа возвращавшихся из деловых центров города в свои жилища людей.
   В те времена Лондон по ночам не освещался; только у королевских дворцов и у домов знатных лордов зажигались фонари. Это обстоятельство как нельзя более благоприятствовало "ночным дельцам", беспрепятственно взимавшим дань с запоздалых прохожих.
   Правда, полицейские правила предписывали обывателям, под угрозой ограбления, по ночам выходить из домов только группами и обязательно с фонарями, но и это не смущало ночных джентльменов, действовавших целыми шайками. Они по-прежнему продолжали грабить и раздевать прохожих и нередко оставляли свои жертвы в костюме Адама. Поэтому по указу короля Георга III при всех полицейских постах были устроены склады одеял. Эта разумная мера имела своей целью пощадить стыдливость почтенных граждан.
   Мало-помалу шум в городе затих, и когда часы на Тауэре пробили восемь, на улицах не оставалось никого, кроме бездомных собак. Изредка проходил полицейский патруль, совершая свой случайный обход, нисколько, впрочем, не мешавший ночным джентльменам обделывать по соседству свои делишки.
   Та часть Лондона, которая теперь называется Сити (центр), в конце XVIII века пользовалась дурной славой. Это было место сборища самых разнообразных элементов преступного мира, находивших себе убежище в многочисленных кабаках и трактирах, торговавших всю ночь.
   В самом центре Сити, на улице Ред-Стрит, стоял один из таких притонов, носивший громкое название "Таверна Висельник". Это был излюбленный притон "Морских разбойников".
   Страшное братство "Морских разбойников" сделалось чрезвычайно опасным для общества в конце XVIII века, когда Европа, раздираемая продолжительными войнами, лишенная дорог и удобных сообщений, предоставляла право каждому гражданину самому заботиться о своей безопасности. Не было ни одной провинции, где бы не завелась собственная шайка разбойников, грабителей, убийц, смеявшихся над всеми усилиями полиции и грабивших подчас целые селения и города.
   Но ни одна из таких шаек не могла сравниться могуществом и размахом своих операций с грозными "Морскими разбойниками". У этого братства был свой флот, сухопутные шайки и сильные покровители во всех слоях общества, даже в верхней палате английского парламента и в коронном суде Англии.
   Ламаншский канал, Балтийское море, Северное море служили обычно ареной преступных подвигов этого братства, наводившего страх на берега Англии, Дании, Швеции, Норвегии, Голландии и Германии. Да и сам Лондон в течение около двадцати лет находился под ужасным террором "Морских разбойников".
   Дошло до того, что разбойники взимали подать со всех богатых негоциантов, банкиров и домовладельцев Сити. Этим лицам посылалось категорическое требование доставить в такой-то день и час в таверну "Висельник" такую-то сумму, которая исчислялась соразмерно богатству облагаемого этим незаконным побором лица. В письме обыкновенно упоминалось о прискорбных последствиях, которые неминуемо должен повлечь за собой отказ, и внизу ставилась подпись: "Морские разбойники".
   Первое время некоторые энергичные люди пробовали сопротивляться разбойникам, но они скоро бесследно исчезали. В конце концов никто больше не отваживался противодействовать дерзким бандитам.
   Несколько раз в таверне "Висельник" устраивались полицейские облавы и производились массовые аресты. Но скоро всех арестованных приходилось выпускать за неимением достаточных улик. Никто не решался свидетельствовать против них.
   Совершая налеты, разбойники обычно убивали свои жертвы и всех невольных свидетелей совершенного преступления. Железная дисциплина обеспечивала преступному братству повиновение всех членов, но зато и доля прибыли давала каждому из них возможность свободно предаваться каким угодно излишествам.

***

   В описываемый нами вечер в таверне "Висельник" вопреки обыкновению было очень мало народа. Лишь в глубине тускло освещенной залы сидели за столом два человека. Один из них, более молодой, был богатырского роста и телосложения. По сравнению с ним его товарищ казался ребенком, но лицо его отражало ум, и серые глаза глядели проницательно и решительно.
   Молодые люди оживленно беседовали и пили шотландское пиво, наливая его в стаканы прямо из дубового бочонка, стоявшего перед ними на столе, и казались совершенно спокойными.
   Но далеко не так спокоен был хозяин таверны мистер Боб. Он знал, что в скором времени в таверне должны были собраться "Морские разбойники", а эти ребята не терпели присутствия чужих на своих сборищах. С уважением поглядывая на внушительную фигуру одного из посетителей, трактирщик не без основания полагал, что дело может принять нежелательный и даже опасный оборот.
   -- Ну, дружище Боб, -- бормотал он про себя, опрокидывая в горло стаканчик крепкого джина для храбрости, -- у тебя непременно будут неприятности, если ты заранее не примешь меры.
   Порываясь что-то сказать незнакомым джентльменам, он несколько раз делал попытки обратить на себя их внимание легким покашливанием, но незнакомцы продолжали разговаривать на каком-то иностранном языке и не обращали на него ровно никакого внимания. Между тем стрелка часов коварно приближалась к десяти, приводя в ужас и трепет несчастного трактирщика, находившегося под влиянием алкоголя.
   Наконец, приняв отчаянное решение, он стал осторожно приближаться к столу, за которым сидели посетители.
   -- Гм!.. Кхе, кхе!.. -- произнес он, собравшись с духом. -- Почтенные джентльмены!.. Кхе, кхе!..
   -- Чего от нас нужно этому дураку, Гуттор? -- спросил старший из собеседников, обращаясь к гиганту. -- Посмотри, как он все время вертится вокруг нас, как колесо вокруг оси.
   -- Я только что хотел тебе сказать то же самое, Грундвиг, -- улыбнулся гигант.
   И, обернувшись к хозяину таверны, он вопросительно уставился на него.
   Мистер Боб окончательно смутился. Не мог же он без всякой видимой причины предложить незнакомцам заплатить за пиво и покинуть таверну.
   -- Гм!.. Гм!.. Я бы желал, почтенные джентльмены,.. -- начал он, запинаясь. -- Видите ли... гм!.. Я бы желал вам дать один добрый совет...
   И он замолчал, вытирая выступивший на лбу пот и с отчаянием поглядывая на безжалостные часы.
   -- Ну что же вы, почтенный хозяин, замолчали? -- спросил Грундвиг.
   Мистер Боб сделал над собой отчаянное усилие.
   -- Гм... вот именно,.. -- заговорил он, торопясь и захлебываясь. -- Сейчас видно, почтенные джентльмены, что вы не здешние... гм!.. Иначе бы вы знали, что по лондонским улицам небезопасно ходить в столь поздний час. На вашем месте я бы расплатился, как подобает порядочным людям, и отправился как можно скорее домой.
   -- Только-то! -- воскликнул Гуттор и громко расхохотался.
   Такая беспечность окончательно озадачила мистера Боба, и он в отчаянии выставил свой последний и самый веский аргумент.
   -- Стало быть, вы не знаете, где находитесь? Ни один констебль не решится сунуть сюда ночью свой нос. Ночные патрули и те боятся ходить по этой улице... Вы находитесь... в таверне "Морских разбойников"!
   Мистер Боб, несомненно, рассчитывал, что после этих слов оба его случайных посетителя вскочат и без оглядки бросятся вон из таверны, позабыв даже заплатить по счету. И он уже заранее приготовился к этой небольшой жертве со своей стороны. Тем более он был удивлен, когда посетители отнеслись совершенно равнодушно к его сообщению. А между тем Боб не преувеличивал, говоря об опасности, грозящей всякому, кто бы осмелился пробраться на собрание злодейской шайки. Сколько кровавых драм разыгралось здесь на его глазах! Сколько мужчин и женщин было сюда привезено для того, чтобы уже никогда не выйти отсюда!.. Только Боб один знал счет трупам, зарытым в подвалах и погребах трактира или брошенным в огромную цистерну для стока воды, находившуюся под домом.
   Эти картины и сейчас ярко вставали в его памяти. Однажды вечером к таверне подъехала закрытая карета, из которой вышла богато одетая молодая женщина с тремя маленькими детьми. Ей сообщили, что ее муж внезапно заболел на улице и был перенесен в этот дом. Вне себя от испуга приехала она, захватив с собой детей, прошла через залу трактира и стала спускаться по лестнице к комнате, где, как сказали ей, лежал ее муж. Вдруг раздался ужасный крик: ступени провалились под ногами несчастной, и она упала в грязную цистерну вместе с тремя невинными малютками. Час спустя приехал ее муж, вызванный тем же способом, и он тоже разделил их участь. Много подобных происшествий случилось в таверне "Висельник" за последние десять лет. Дяди отделывались таким образом от племянников и племянниц, опекуны от опекаемых, младшие братья от старших, мужья от жен. На образном языке разбойников эта нечистая клоака называлась "ямой наследств". Да не подумает читатель, что это вымысел: это -- исторический факт, проверенный во время разбирательства дела "Вайтчапельских убийц" в 1778 году.
   Пораженный тем, что его слова не произвели ожидаемого эффекта, мистер Боб удалился за стойку и там попытался утешить себя еще одним стаканом джина.
   А собеседники как ни в чем не бывало возобновили прерванный разговор.
   -- Я весь дрожу от бешенства и нетерпения при мысли, что сейчас увижу этого злодея и что, быть может, он на этот раз не минет наших рук, -- проговорил Гуттор и с такой силой ударил своим могучим кулаком по столу, что бочонок, стоявший на нем, подпрыгнул, а стаканы жалобно задребезжали.
   -- Я вполне разделяю твои чувства, -- подхватил Грундвиг. -- Как жаль, что мы не прикончили Надода еще ребенком, когда старый герцог приказал нам наказать его палками. И подумать только, что целых двадцать лет по милости этого негодяя мы считали Фредерика Биорна, старшего сына герцога Норрландского, погибшим. Ну и попало же от нас Надоду тогда: сто хороших ударов отсчитали мы ему. У него оказались разбитыми нос и челюсть и к тому же выбит один глаз. Удивительно, как только он остался жив.
   И, отпив глоток пива из своего стакана, Грундвиг продолжал:
   -- Да, негодяй живуч. Он поклялся тогда жестоко отомстить и чуть было не сдержал своего слова. Меня до сих пор охватывает ужас, когда я вспоминаю, что орудием своей мести он избрал Фредерика Биорна. Кто же мог подозревать в пирате Ингольфе старшего сына герцога Норрландского. Но всемогущий бог не допустил, чтобы сын убил отца. Ад мирал Коллингвуд...
   -- Это тот самый адмирал, который утопил своего старшего брата, его жену, прекрасную Элеонору, дочь покойного герцога, и их детей, чтобы занять его место в парламенте и наследовать его титулы?
   -- Да, да. Так оно и было. И он действовал через нотариуса Пеггама, который состоит членом парламента от Чичестера и является предводителем "Морских разбойников". Ну так вот, очевидно, пират Ингольф порядком досадил этому адмиралу, потому что он гонялся за ним по всему морю с целой эскадрой. И ему бы никогда не поймать нашего сокола, если бы тот не положился на гостеприимство старого герцога, -- герцог-то не признал в нем сразу сына. И вот, когда сын готовился напасть на отца...
   -- По настоянию Надода... Ведь он не посвящал Ингольфа в свои планы. Мошенник убедил его, что старик-герцог является изменником против короля, а за арест герцога ему был обещан патент на звание капитана 1-го ранга королевского флота. А Ингольф и не догадывался о том, что должно было произойти в последнюю минуту...
   -- Ну, еще бы! -- перебил богатыря старший собеседник. -- Сердце-то у него было благородное. Ведь и пиратом сделался он лишь потому, что после стольких услуг, оказанных им королю во время войны, его обошли назначением. Нет, никогда бы он не согласился на предательство. Другое дело, когда он нападал на корабли в открытом море. Там был честный бой, грудь с грудью, а не подлое убийство из-за угла.
   -- Да, англичане подоспели как раз вовремя, чтобы помешать гнусным замыслам Надода. И все же на этот раз адмирал просчитался: он-то думал, что ему удастся прикончить Ингольфа. Правда, ему удалось захватить без боя
   "Ральф" -- так, кажется, назывался корабль Ингольфа -- и его самого. Они судили нашего сокола военным судом, несмотря на то, что у него был королевский патент на звание капитана, и приговорили к повешению...
   -- И повесили бы, если бы старый слуга не спас его в последнюю минуту.
   -- Да, старик Розевель узнал своего господина по его сходству с покойной герцогиней.
   -- И он вывел его потайным ходом из башни, где тот ожидал казни, и открыл ему тайну его рождения. А тем временем ребята Ингольфа бежали с своего корабля, обманув английскую стражу, и захватили стоявший в Розольфской бухте на якоре английский фрегат.
   -- О, это были бравые ребята, они способны разнести по камням весь Розольфский замок, чтобы освободить своего капитана. И они сделали бы это, и не избежать бы кровопролития, если бы среди них не нашелся сподвижник Надода (сам Надод бежал, когда англичане захватили "Ральф"), присутствовавший при гибели маркизы Элеоноры.
   -- Да, он явился в замок и пригрозил адмиралу, что выдаст его, если тот не освободит их капитана. Но Ингольф и без того был свободен. Тогда адмирал поспешил ретироваться на свой корабль. А в это время явился сам Ингольф и показал старому герцогу знак на своей груди.
   -- Да, нет ни одного мужчины в роду Биорнов, у которого не был бы выжжен этот знак.
   -- Ты прав. После этого герцог уже не мог сомневаться. Вспомни только, как он плакал от радости.
   -- И на свою беду освободил Надода, которого мы с тобой захватили.
   -- А этот неблагодарный негодяй, взбешенный тем, что ему не удалось поживиться в замке, предательски убил старого герцога и его младшего сына Олафа.
   Поникнув головой, старый слуга смахнул с ресниц набежавшую слезу и, глубоко вздохнув, продолжал:
   -- Вот уже два года прошло с тех пор. А наши молодые господа Фредерик и Эдмунд Биорны, забыв обо всем на свете, горят жаждой мщения.
   -- О, они были бы недостойны носить имя Биорнов, -- воскликнул гигант, -- если бы не отомстили подлым убийцам!
   -- Да, да. Кровь Биорнов течет в их жилах, и эта кровь взывает о мести. И, я надеюсь, на этот раз месть близка.
   -- А уверен ли ты, что он придет сюда?
   -- Я ведь говорил тебе, что Надод встретил случайно Билля, который плавал с ним на "Ральфе", а теперь командует нашим судном. Надод предложил ему вступить в братство "Разбойников". Билль притворился, что ему это предложение подходит, и они условились встретиться сегодня здесь, чтобы окончательно договориться.
   -- Понимаю. Но, во всяком случае, с Надодом надо быть настороже. Уверен ли ты, что он не может нас узнать?
   -- Вполне уверен.
   -- Что касается тебя, Грундвиг, я нисколько не сомневаюсь. Ты сумел так изменить свою наружность, что я сам бы ошибся, не знай я наверное, что это ты. Но скажи по совести: не выдаст ли меня мой рост? Ведь Красноглазый Надод -- хитрая шельма...
   -- Это верно, но твои опасения напрасны. Скоро здесь соберется столько разного сброда, что навряд ли Надод узнает нас в этой толпе. К тому же ему и в голову не приходит, что мы в Лондоне.
   -- Послушай, Грундвиг, а что если этот злодей пронюхал, что Билль состоит у нас на службе? Ведь он способен в таком случае устроить ему здесь западню. Право же, мы недурно сделали, что пришли сюда. Быть может, мне еще придется расправиться со всеми этими бандитами, не исключая и самого Надода!.. Мне это будет не труднее сделать, чем выпить стакан пива.
   И, наполнив до краев свой стакан, гигант залпом осушил его.
  

ГЛАВА II. В ловушке

   Часы пробили десять. Бой часов, казалось, пробудил дремавшего за прилавком хозяина таверны. Заметив, что его посетители все еще сидят на своем месте, он побледнел от испуга.
   -- Да уходите же отсюда! -- воскликнул он. -- Неужели вы не поняли, что я вам говорил?
   -- Это публичное место, и каждый имеет право оставаться здесь, если только он платит за то, что берет, -- равнодушно отозвался Грундвиг. -- Что же касается ваших разбойников, то вы не беспокойтесь, почтеннейший: мы с ними не начнем ссоры, если только они сами...
   Он не успел договорить. С улицы послышались свистки, и лицо Боба исказилось от ужаса.
   -- Послушайте, хозяин, -- спросил Грундвиг, -- чего вы так боитесь?
   -- Они!.. Они!.. -- дрожащим голосом твердил Боб. -- Я погиб, и вы вместе со мной.
   Грундвиг и Гуттор не успели ответить: у входа в трактир раздались громкие голоса, и Боб стремительно бросился встречать гостей.
   Гуттор и Грундвиг поняли, к сожалению, слишком поздно, что они допустили большую неосторожность. В их намерения не входило вызывать разбойников на ссору и тем самым выдавать свое присутствие. По словам Билля, Надод стал совершенно неузнаваем. Искусный хирург уничтожил его уродство, вставив ему искусственный глаз и выправив нос и челюсть. Поэтому Гуттор и Грундвиг решили воспользоваться удобным случаем, чтобы увидеть преображенного Надода, проследить его до квартиры и, если окажется возможным, похитить. Теперь собственная неосторожность путала все их расчеты.
   Приятели не успели поделиться своими мыслями, как в таверну ввалилась толпа разбойников. Они вели какого-то человека, завернутого в одеяло, которого они отбили у констеблей, провожавших его домой. Само собой разумеется, что обобрали его не они, -- такими мелкими делами разбойники не занимались, -- а какие-то воришки.
   -- Ах, негодяи! Ах, разбойники! Ах, убийцы! -- кричал во все горло человек в одеяле. -- Они раздели меня донага, они украли мое платье. Ах, боже мой, что скажет миссис Ольдгам!..
   Услышав имя "Ольдгам", Гуттор и Грундвиг вздрогнули: судьба посылала им в руки еще одну путеводную нить: мистер Ольдгам был клерком нотариуса Пеггама.
   В эту минуту в трактир вошли еще два разбойника. Один из них нес под мышкой одежду Ольдгама. Увидев ее, клерк даже взвизгнул от радости. Разбойников боялись все жулики Сити, и потому выручить украденные вещи клерка их патрона им не стоило никакого труда. Покуда Ольдгам одевался, дверь снова с шумом распахнулась, и в залу, отбиваясь от державших его разбойников, вбежал молодой человек с раскрасневшимся лицом и сверкающими глазами.
   -- Говорят же вам, что меня ваш Сборг сюда пригласил! -- воскликнул он, выхватывая из-за пояса пистолет. -- Прочь от меня, а не то я размозжу голову первому, кто ко мне сунется!
   Это был Билль. Четыре разбойника, пытавшиеся его задержать, отступили в сторону, и один из них сказал:
   -- Ну хорошо. Если ты лжешь, тебе все равно несдобровать.
   -- Зачем бы я стал лгать? -- возразил молодой человек. -- Мне до вас нет дела, так же как и вам до меня. Вы не имеете права меня спрашивать, а я не желаю вам отвечать. Ведь я не спрашиваю вас, зачем вы здесь собрались. Так оставьте и вы меня в покое и не мешайте мне выпить бутылочку эля... Эй, трактирщик! Бутылку сюда! Да смотри, живее у меня!
   В толпе пробежал одобрительный ропот. Открытое, смелое обращение юноши понравилось всем. К тому же и имя Сборга подействовало магически.
   Билль спокойно прошел через всю залу и как бы случайно подошел к столу, за которым сидели Гуттор и Грундвиг, но сел на противоположном конце и вполоборота к ним. Тут только разбойники заметили посторонних. Но прежде чем они успели что-либо предпринять, дверь с улицы открылась и в залу величественно вошел Красноглазый.
   Все смолкли.
   Нахмурив брови, Надод пытливо обвел глазами залу. Увидев Билля, он злобно усмехнулся и направился к нему.
   -- Взять его! -- произнес повелительным тоном Красноглазый, указывая рукой на молодого человека.
   Человек двенадцать бросились исполнять приказание Сборга и вдруг остановились, как вкопанные.
   Билль встал, бледный и дрожащий от гнева, и приготовился стрелять из пистолета. Но в эту самую минуту Гуттор протянул руку, осторожно взял молодого человека за талию и переставил его по другую сторону стола, а сам медленно выпрямился во весь свой гигантский рост и произнес ровным и звучным голосом:
   -- Ну-ка, попробуйте, возьмите его!
   Грундвиг не удерживал своего товарища: он понимал, что нельзя оставить без помощи их молодого друга.
   В зале все притихло. Слышно было только дыхание нескольких десятков человек.
   При виде гиганта Надод, казалось, был поражен. Но затем ему сразу вспомнились богатырь Розольфского замка и его друг, и он, несмотря на переодевание, узнал их обоих.
   -- Гуттор! Грундвиг! -- воскликнул он. -- О! Это сам ад предает вас в мои руки!
   -- Да, мы -- Гуттор и Грундвиг, -- отвечал богатырь, видя, что ему больше уже нечего терять. -- И на этот раз тебе не избежать наших рук.
   В ответ Красноглазый презрительно рассмеялся.
   -- Ваш последний час пробил, -- злобно крикнул он. -- Ребята, пятьсот золотых крон тому, кто схватит этого хвастуна.
   Приближалась минута ужасной, беспощадной борьбы. Надод, пылая жаждой мести к людям, которые некогда исполнили над ним приговор старого герцога, не мог сдержать своей радости. Его воображение уже рисовало ему страшные пытки, которым он подвергнет своих врагов, прежде чем убьет. После этого он мог бы спокойно уехать в Америку, которая только что завоевала себе независимость и в где он надеялся найти забвение, счастье и покой.
   Как раз в этот самый вечер ему предстояло получить от адмирала Коллингвуда значительную сумму, которая вместе с прежде накопленными деньгами должна была обеспечить его благосостояние. На следующий день Надод собирался исчезнуть навсегда, скрыться от мести Фредерика Биорна в неизмеримых пустынях Нового Света.
   Хотя в окончательном исходе борьбы нельзя было сомневаться, однако исполнить приказ Надода было вовсе не так легко. Богатырь и его два товарища занимали очень удобную позицию: они стояли, прислонясь к стене и прикрываясь большим тяжелым столом. Напасть на них можно было только спереди. Кроме того, Гуттор нашел у себя под руками грозное оружие: вдоль стены была протянута толстая железная полоса в четыре метра длиною, вделанная концами в стену. На эту полосу ставились бочки с пивом, когда в трактире устраивалось большое пиршество. Гуттор схватил эту полосу, поднатужился и вырвал ее из стены. Два обыкновенных человека едва могли бы приподнять ее, но богатырь действовал ею свободно, как дубиной.
   При виде такой страшной силы разбойники, бросившиеся было исполнять приказ Надода, отхлынули прочь. Ропот удивления пробежал по всей зале. Физическая сила всегда производит большое впечатление на толпу.
   Надод закусил губы от злости. Он понял, что эта полоса в руках Гуттора стала грозным орудием.
   Разбойники были люди храбрые, способные пойти навстречу какой угодно опасности, но при условии, что кто-нибудь поведет их вперед, показывая пример. На этот раз Надод не хотел рисковать своей жизнью, хотя вообще он был далеко не трус.
   Нужно было, однако, решиться на что-нибудь. В зале стояла глубокая тишина. Разбойники с тревогой поглядывали на своего вождя.
   Теперь Гуттор имел полное право поиздеваться над разбойниками, но, не зная еще, какой оборот примет дело, он благоразумно воздержался от этого. В сущности, разбойникам стоило бы только броситься в атаку всей массой и пожертвовать десятком товарищей, и все было бы окончено в несколько минут. Но, как это всегда бывает, они ждали какого-нибудь повода, способного вызвать в них ярость.
   К счастью для Гуттора и Грундвига, разбойники не были вооружены: им строго воспрещалось ходить в таверну с оружием, так как прежде ни одна сходка не обходилась, по крайней мере, без одного убийства.
   Положение нескольких десятков разбойников, боявшихся начать нападение на трех человек, становилось, в конце концов, просто смешным. Надод понял это и в злобном отчаянии воскликнул:
   -- Разбойники! Отворяйте двери, снимайте шляпы и становитесь на колени! Дайте пройти этим людям, раз уж вы, будучи в числе пятидесяти против трех, все-таки не решаетесь с ними сразиться.
   Слова, сказанные презрительным тоном, вызвали долгожданную ярость. Толпа разбойников бросилась вперед, но сейчас же на нес несколько раз опустилась смертоносная железная полоса... Несколько человек было убито наповал. Бешенство разбойников росло, и они продолжали наступать на Гуттора. Шестеро из них ухватились за железную полосу, выждав момент, когда она опустилась, совершив свое страшное дело. Гуттор, показывая опять невероятный пример мускульной силы, поднял свое оружие вместе с уцепившимися за него разбойниками и при этом встряхнул его так, что разбойники посыпались прочь и разбились кто об стену, кто об пол. Но на этот раз железная полоса выпала из рук богатыря, и он оказался безоружным.
   Зала огласилась криком торжества, но затем произошло нечто уж совсем невероятное: богатырь повлек за собой облепивших его со всех сторон разбойников и, разбежавшись, ударился об стену. Затрещали кости, брызнули мозги из разбитых голов... Богатырь продолжал ударяться об стену, давя бандитов, как насекомых. Стоны, крики и вой стояли в зале.
   -- Неужели мы дадим ему перебить всех наших? -- кричал Надод вне себя от ярости.
   Собрав разбойников, еще не принимавших участия в битве, он приготовился броситься с ними на Гуттора, как вдруг ситуация изменилась: в залу ворвались человек двенадцать разбойников, вооруженных ружьями.
   В честь прибывшего подкрепления грянуло бешеное "ура". Курки щелкнули. Дула ружей направились на трех героев.
   Но Красноглазый, подняв руку, остановил своих подчиненных. Несколько человек еще боролись с Гуттором, и выстрелы могли их задеть.
   -- Все назад! -- скомандовал Надод громким голосом.
   Разбойники поспешили повиноваться. Еще несколько секунд -- и залп должен был грянуть. Вдруг позади розольфсцев бесшумно открылась дверь, скрытая за печкой, и в отверстии появился Боб. Бледный и безмолвный, он молча указал им жестом на дверь. Они бросились туда, и дверь за ними захлопнулась.
   -- Бегите по прямой линии, -- торопливо шепнул им Боб. -- В конце коридора выход в переулок. Там вы будете в безопасности.
   Три друга быстро побежали вперед в темноте. Но едва они сделали десяток шагов, как пол под их ногами опустился, и они упали в пустое пространство, не успев даже вскрикнуть.
   -- Трусы! -- кричал Надод, видя, что его враги скрылись за печкой. -- Вы боитесь взглянуть смерти прямо в глаза и прячетесь... За мной, ребята! Никому пощады!
   Разбойники кинулись вслед за Надодом... Пространство за печкой оказалось пустым.
   -- Измена! -- заревел Надод в бешенстве. -- Они убежали!
   Дверь за печкой снова отворилась, и в отверстии опять показалась фигура Боба.
   -- Успокойся, Сборг, -- сказал он, -- твои враги навсегда похоронены в "яме наследств".
   В ту же минуту снаружи раздался громкий крик:
   -- Спасайтесь!.. Солдаты!..
   В мгновение разбойники рассеялись по соседним переулкам, и когда в таверну "Висельник" вступила рота кэмбелевского горно-шотландского полка, расквартированного в Сити, в ней уже никого не было. Только в луже крови на полу валялись тридцать трупов. Никому бы и в голову не пришло, что это дело рук одного человека.
   Во время обыска солдаты нашли под столом бледного, дрожащего человека. Это был клерк Ольдгам, который забился туда от страха. Так как он был весь в крови, то его арестовали, приняв "за опасного убийцу, принадлежащего к преступной шайке".
   На другой день вышел королевский указ, повелевавший навсегда закрыть таверну "Висельник" по случаю целого ряда преступлений, совершенных в ней в последнее время. Самый дом, где помещался трактир, приказано было срыть до основания.
   Несчастному Ольдгаму как уличенному на месте преступления грозил приговор о смертной казни через повешение.
   -- Увы! -- говорил он, сидя под арестом. -- Недаром мой тесть, мистер Фортескью, всегда говорил, что в моем взгляде есть что-то роковое. Оказывается, мне на роду было написано сделаться жертвой судебной ошибки, и ото только потому, что я не послушался почтенной миссис Ольдгам и вышел из дому в столь позднее время.
   Однако его мрачным предчувствиям не суждено было сбыться. Его ожидала совсем иная участь.
  

ГЛАВА III. По горячим следам

   Когда фальшивый пол выскользнул из-под ног Гуттора и его товарищей, они упали в цистерну, которая долгое время служила приемником для стока воды. Глубина ее была метров шесть или семь, не более. После знаменитого процесса "Вайтчапельских убийц" нотариус Пеггам, желая уничтожить всякие вещественные доказательства, приказал в одну ночь очистить цистерну от человеческих костей. Он даже отвел от нес сточные трубы, чтобы кому-нибудь не пришло в голову еще раз воспользоваться ямой. Надод, вступивший в братство "Морских разбойников" после "вайтчапельского" дела, не знал, что механизм, с помощью которого опускался пол над ямой, еще существует. Знай это, он, разумеется, сам приказал бы Бобу своевременно употребить такое верное средство и тем самым спас бы жизнь трем десяткам самых энергичных бойцов из своей шайки.
   По необыкновенно счастливому случаю, Гуттор, упавший первым, принял на свою спину обоих товарищей, так что они сравнительно мало пострадали, сам же он отделался лишь незначительными ушибами. Встав на ноги и несколько опомнившись, все трое первым делом окликнули друг друга. Удостоверившись в том, что все живы, они принялись в полной темноте исследовать яму в поисках выхода из нес. Но все четыре стены цистерны оказались глухими. Только Биллю удалось в одной из стен нащупать квадратное отверстие.
   -- Во всяком случае, верх недалеко, -- заметил по этому поводу Грундвиг, -- потому что в цистернах такие отверстия делаются обыкновенно очень близко от верха.
   -- Это мы увидим, -- отвечал Гуттор. -- Я придумал... Богатырь вдруг умолк. Наверху, над головами заключенных, явственно послышались голоса.
   -- Ну, жалкий трус, показывай дорогу, -- говорил чей-то голос. -- Ведь в другой раз патруль в эту ночь не придет.
   Три друга вздрогнули, этот голос принадлежал Надоду Красноглазому.
   -- Я их не боюсь, Сборг, -- отвечал другой голос, в котором нетрудно было узнать голос трактирщика Боба. -- Я, если захочу, могу тут спрятаться на несколько месяцев и смело ручаюсь, что меня никто не найдет. Впрочем, кроме меня, никто не сумеет отворить двери из залы в коридор.
   -- Затворил ли ты се опять, болтун?
   -- Затворил, Сборг.
   -- Хорошо. Ну, зажигай свой фонарь!.. Дженкинс, Партеридж, вы тут?
   -- Здесь, господин.
   -- Брр... Как жутко было мне шагать через трупы убитых этим извергом Гуттором.
   -- Сам ты изверг! -- проворчал Гуттор. -- И если только ты попадешься когда-нибудь мне в руки...
   -- Тише! -- прошептал Грундвиг. -- Они направляются к нам. Ляжем на пол и прикинемся мертвыми.
   -- Вот сила-то необычайная! -- продолжал Надод, не скрывая своего восторга. -- Не подоспей к нам помощь, он нас уложил бы всех до одного. Ну, да теперь он уже, наверное, успокоился навсегда. По правде сказать, я бы не желал еще раз встретиться с таким противником.
   -- Но ты еще встретишься, негодяй, клянусь богом! -- проворчал Гуттор, лежа на спине поперек ямы.
   -- Уверен ли ты, что яма достаточно глубока и что они убились до смерти? -- спросил Надод.
   -- Четырнадцать локтей глубины, Сборг, -- ответил Боб. -- Не разбиться тут нельзя.
   -- Поторапливайся же, -- продолжал Надод. -- Свети сюда фонарем. Я хочу удостовериться.
   -- Осторожнее, Сборг, -- предостерег его Боб. -- Вы можете тут оступиться и упасть, как они. Позвольте, я поверну коромысло и открою люк.
   -- Открывай, да поскорей: мне до полуночи нужно поспеть в Вест-Энд.
   -- Мы слишком далеко лежим друг от друга, -- торопливо прошептал Грундвиг. -- Это может внушить подозрение.
   Ляжем так, как будто бы мы свалились один на другого, а Гуттор пусть ляжет сверху. Надод подумает, что богатырь окончательно нас задавил.
   Едва они успели переменить свое положение, как в яму упал свет от фонаря.
   Наклонившись над отверстием ямы, стояли четыре человека: трактирщик Боб, Надод и еще два разбойника. Все они с тревожным любопытством разглядывали Гуттора и его товарищей, лежавших без движения на дне ямы.
   -- Ну, я думаю, что дело кончено, -- сказал Надод со вздохом облегчения. -- Это нам дорого обошлось, но, во всяком случае, теперь они не смогут нам больше вредить.
   -- Они сразу же расшиблись насмерть, -- заметил Боб. -- Взгляните, гигант придавил собою тех двух, а сам ударился головой прямо о каменную стену.
   -- Хотелось бы мне удостовериться, не в обмороке ли он только, -- продолжал Красноглазый.
   -- Я думаю, в яму можно на чем-нибудь спуститься, -- заметил Дженкинс.
   Гуттор вздрогнул всем телом. Оба товарища, лежавшие под ним, задрожали от страха.
   -- Спуститься никак нельзя, -- сказал Боб, -- прежде для этого употреблялась лестница, но она уже давно никуда не годится.
   -- Дайте мне кто-нибудь свой пистолет, -- обратился Надод к своим товарищам.
   Опять Гуттор почувствовал ужас. Он знал, что бандит стреляет метко.
   Взяв поданный ему Дженкинсом пистолет, Надод тщательно осмотрел его.
   -- Свети мне, Боб, чтобы видна была голова гиганта. Вот увидите, как я снесу ему полчерепа.
   Он стал медленно прицеливаться.
   Руки богатыря, лежавшие на плечах Грундвига и Билля, тихо пожали эти плечи, и он произнес чуть слышно:
   -- Прощайте! Отомстите за меня. Грянул выстрел.
   Пуля, задев висок богатыря и ссадив на нем кожу, ударилась в камень на вершок от его лица. От камня брызнули мелкие осколки и оцарапали щеки Гуттора, но он не шевельнулся.
   -- Промазал! -- воскликнул Надод. -- Впрочем, так всегда бывает, когда стреляешь из непривычного оружия. Надобно было целиться на вершок выше: у этого пистолета слишком сильная отдача. Дженкинс, заряди опять! На этот раз я уже не промахнусь, только клади пороху поменьше. На таком коротком расстоянии достаточно половины заряда.
   Грундвиг и Билль переживали ужасные минуты, сознавая, что их товарищ осужден на смерть, но сам Гуттор был спокоен, примирившись с неизбежным.
   В эту решительную минуту вдруг начали медленно бить часы на дворце лондонского лорд-мэра. Надод принялся считать: раз, два, три...
   -- Одиннадцать! -- сказал он, когда часы окончили бить. -- Мы больше не можем терять времени. Впрочем, богатырь наш совершенно мертв, иначе выстрел заставил бы его очнуться. Спрячь свой пистолет, Дженкинс, а ты, Боб, уйди на минутку. Я должен поговорить с этими господами об очень важных вещах и не хочу, чтобы ты слышал наш разговор. Ступай на улицу и жди нас там, да не вздумай подслушивать, иначе я попробую вторично пистолет милорда Рочестера уже на тебе самом.
   Боб ушел ворча, а Надод продолжал, обращаясь к товарищам:
   -- Слушайте меня внимательно, потому что, когда мы выйдем на улицу, разговаривать будет уже неудобно. Вот в чем дело. Вы сами лично были очевидцами смерти лорда Эксмута и знаете, что мы в этом случае хлопотали для его брата, адмирала Коллингвуда. Сегодня вечером адмирал должен отдать нам плату за кровь своего брата. Ему уже дано знать, что я явлюсь к нему в дом незадолго до полуночи, чтобы получить условленную сумму в обмен на два документа, которые подписаны его рукой и которых вполне достаточно для того, чтобы отправить его на виселицу. Адмирал Коллингвуд -- человек, способный на всякую подлость. Я не сомневаюсь, что он захочет получить оба документа даром, без денег.
   -- Еще бы! -- заметил Дженкинс. -- Сто тысяч фунтов стерлингов -- сумма хорошая. Сохранить ее у себя всякому лестно.
   -- Поэтому я решил, чтобы вы пошли со мной. Документы я передам одному из вас, и вы будете ждать меня у дверей адмиральского дома. Таким образом, если лорд Коллингвуд захочет смошенничать, то бумаги будут спасены, и он вынужден будет пойти на сделку. Если же он согласится честно рассчитаться со мной, то я постучу в окно, и один из вас принесет мне документ, а другой останется у дверей. Надобно все предусмотреть. Если через четверть часа мы оба не возвратимся, то пусть тот из вас, который останется у дверей, пойдет и уведомит Тома Пирса, которому я заранее дал соответствующие приказания. Том Пирс явится во главе сотни вооруженных разбойников и возьмет штурмом дом герцога Эксмута, которому дорого придется заплатить за свою подлость. Поняли вы меня?
   -- Поняли, Сборг! -- ответили оба разбойника.
   -- Тогда идемте. Вот документы, Дженкинс. Возьми их себе, а ты, Партеридж, останешься караулить.
   -- Вы еще хотели что-то приказать Бобу, -- напомнил Партеридж.
   -- Да, позови его... Или нет, не нужно. Мы встретим его на улице.
   Бандиты вышли из коридора, не позаботившись закрыть яму. Ведь там лежали три трупа, о которых Боб должен был позаботиться сам. Надод очень торопился к лорду Коллингвуду.
   Если все произойдет так, как он надеется, то через несколько часов он будет уже на корабле, отходящем в Новый Орлеан, и скажет последнее "прости" старой Европе, которую он в течение двадцати лет держал в страхе.
   С тремя миллионами в кармане он рассчитывал начать честную жизнь и обзавестись семьей. Странный это был характер: совершая самые гнусные преступления, Надод не переставал надеяться окончить свои дни честным человеком. Но для того чтобы стать добродетельным и начать новую жизнь, ему необходимо было иметь много денег. И вот теперь деньги почти были в его руках.
   Шум в таверне смолк. Стук затворяемых дверей дал нашим пленникам знать, что теперь они могут подумать о своем спасении.
   -- Клянусь святым Рудольфом, моим патроном! -- заявил, вставая, Гуттор. -- Я в этот раз не на шутку за себя перепугался.
   -- Да, прескверное положение, -- заметил Грундвиг. -- Чувствовать, что в тебя прицеливается негодяй, каких мало, и каждую секунду ожидать смерти. Тут вполне простительно испугаться, и тебе, Гуттор, за свой страх не приходится краснеть.
   -- Во всяком случае, теперь мы можем позаботиться о том, чтобы выбраться из ямы, -- сказал Гуттор. -- Мне кажется, это будет не особенно трудно; у меня даже готов план...
   -- В чем же состоит твой план?
   -- Он очень прост. Мы встанем друг на друга, но только ты ставь ноги не на плечи мне, а на ладони вытянутых рук. Точно то же сделает Билль относительно тебя. Таким образом, Билль наверняка достанет руками до краев ямы. Подтянуться затем на руках и вылезть вон для моряка ничего не стоит. Выбравшись на волю, Билль принесет из коридора и спустит к нам в яму одну из тех длинных скамеек, которые стоят в зале у стены. По этой скамейке мы выберемся на волю.
   -- Браво, Гуттор! Невозможно лучше придумать.
   -- Только нужно спешить! Вы ведь слышали: Коллингвуд -- в Лондоне. Это чрезвычайно важная новость...
   -- Да, -- согласился Грундвиг, -- это значит, что и наш дорогой герцог, а ваш бывший капитан, мой милый Билль, находится тоже в Лондоне.
   -- Подумайте, как это было бы хорошо, -- продолжал Гуттор, -- если бы можно было Надода и Коллингвуда поймать в одну сеть. И мы сделаем это, если поспеем вовремя.
   -- Как это я сам об этом не подумал? -- сказал Грундвиг. -- Где была у меня голова?.. Верно, страх за тебя чуть не лишил меня рассудка... Ну, скорее за дело! Пора выбираться отсюда.
   Все произошло так, как предсказал богатырь, и через несколько минут три друга благополучно выбрались из ямы.
   Держась за стену, они стали пробираться к дверям, через которые их провел трактирщик. Вдруг в коридоре показался свет. То был Боб с фонарем. Он только что собирался исполнить приказание Надода, которое состояло в том, чтобы выбросить в секретную яму все тридцать трупов и закрыть отверстие наглухо. Солдаты, которые не замедлят явиться на следующее утро, не должны были ничего найти. Не говоря ни слова, как бы по молчаливому соглашению, друзья плотно прижались к стене.
   Боб шел пошатываясь, очевидно, он уже успел пропустить несколько стаканов джина и бормотал сквозь зубы:
   -- Черт бы взял этого Сборга с его нелепыми выдумками... Неужели он думает, что это легко -- перетаскать на себе...
   Он не договорил.
   Чья-то рука вырвала у него фонарь. Он остановился, окаменев от испуга, и крик застрял у него в горле: перед ним, лицом к лицу, стояли живые и невредимые те, которых он оставил мертвыми на дне "ямы наследств".
   -- Что это, мистер Боб? -- с деланным удивлением произнес Гуттор. -- Вы уж перестали узнавать старых друзей?
   Негодяй стоял ни жив ни мертв. Он хотел заговорить, но не смог.
   -- Я очень рад, мистер Боб, что нам довелось встретиться перед разлукой, -- продолжал богатырь. -- А чтобы с вами в наше отсутствие не случилось какой-нибудь неприятности, мы спрячем вас в такое место, где уж, разумеется, никто вас не побеспокоит.
   И, вполне довольный своей шуткой, Гуттор схватил негодяя за пояс, раскачал над отверстием ямы и бросил.
   Глухой стук и донесшийся снизу крик показали, что Гуттор достиг цели.
   -- Правосудие свершилось! -- воскликнул Грундвиг. -- Теперь нам нужно как можно скорее бежать в дом герцога Эксмута, если только мы хотим поспеть туда вовремя.
  

ГЛАВА IV. Секретарь адмирала

   Лорд Коллингвуд вернулся в Англию по вызову первого министра Вильяма Питта, который в это время старался провести в верхней палате свой знаменитый "Индийский билль" и для этой цели собирал необходимые голоса. Адмирал рассчитывал пробыть в Лондоне не больше месяца, хотя Адмиралтейство предоставило ему гораздо более продолжительный отпуск.
   Но дело в том, что Коллингвуд чувствовал себя на суше скверно. Ему казалось, что он находится в безопасности только в море, среди своей эскадры. Он предвидел, что рано или поздно наступит день, когда сыновья старого герцога Норрландского потребуют у него отчета о смерти своей сестры.
   Вследствие этого он распродал все имения и недвижимое имущество герцогов Эксмутских, за исключением неотчуждаемого майората, сопряженного с титулом, обратил в деньги акции Индийской компании, которых оказалось на десять миллионов, и вынул из Лондонского королевского банка двадцатипятимиллионный капитал, положенный туда прадедом адмирала еще при основании банка. Все эти суммы адмирал Коллингвуд перевел в Америку, рассчитывая бежать туда при малейшей опасности.
   Теперь его задерживали только тс два документа, которые ему должны были вручить "Морские разбойники" в обмен на сто тысяч фунтов стерлингов. Эту сумму он обязался уплатить в тот день, когда займет место в палате лордов. Как раз сегодня к нему должен был явиться поверенный чичестерского нотариуса Пеггама, Надод, за получением этих денег и передать ему компрометирующие его документы.
   Получив их, Коллингвуд рассчитывал вздохнуть, наконец, свободнее, так как до этих пор он опасался, что бесчестный Пеггам будет с помощью этих документов шантажировать его.
   И все-таки братоубийца уже понес тяжелую кару. Каждую ночь его посещали кошмары. Ему представлялось, что к нему сходятся все его несчастные жертвы и, испуская жалобные стоны, начинают плясать вокруг него, потом подхватывают его на руки и несут к Лафоденским островам, к тому месту, где погибла Элеонора Биорн со своим мужем и детьми... Иногда ему снилось, что он попадает в руки сыновей герцога Норрландского, которые запирают его в одно из подземелий Розольфского замка и бесчеловечно истязают. После таких кошмаров несчастный адмирал просыпался, весь дрожа и в холодном поту.
   Ночи для него стали пыткой. Он с ужасом встречал приближение темноты и зачастую совсем не ложился спать, расхаживая взад и вперед по палубе своего корабля в надежде, что физическое утомление поможет ему найти душевный покой. С приездом в Лондон положение не улучшилось. Он также бродил ночи напролет по улицам и ложился спать только на рассвете. Но ничто не помогало. Как только Коллингвуд закрывал глаза, его воображение рисовало ему все те же ужасные картины.
   Он решительно не в состоянии был выносить одиночество. Однажды -- это было в Ньюфаундленде -- ему пришло в голову, что, если при нем будет безотлучно находиться какой-нибудь человек, то ему будет легче. Воспользоваться для этой цели кем-нибудь из своих адъютантов адмирал считал неудобным. Тогда он решил пригласить к себе на службу частного секретаря.
   В одно прекрасное утро в канадских газетах появилось следующее объявление:
   "Герцог Эксмут Коллингвуд, командир английской эскадры в Атлантическом океане, приглашает к себе в частные секретари молодого человека благородного происхождения и хорошего воспитания, свободно говорящего по-английски и по-французски. Национальность безразлична".
   Несколько дней спустя в Монреаль прибыл молодой человек лет тридцати, высокий, стройный и очень представительный. Он отрекомендовался Коллингвуду маркизом Фредериком де Тревьер и объяснил, что его семейство давно поселилось в Канаде и что его отец служил под началом знаменитого Монкольма, защитника Канады. Коллингвуд был человек, легко поддающийся первому впечатлению. Наружность молодого человека ему понравилась. Черные, как смоль, волосы и такая же борода обрамляли тонкие, изящные черты лица молодого маркиза; глаза же его, по странной случайности, были светло-голубые. Документы молодого человека оказались в порядке, и на них значилась виза канадского генерал-губернатора лорда Кольсона. Коллингвуд не стал больше ничего спрашивать и тут же договорился с маркизом, не скрывая своего полного удовлетворения. Легкомысленный! Он не заметил, каким взглядом окинул его украдкой молодой секретарь и как при этом голубые глаза его засверкали неумолимой ненавистью.
   Адмиральские апартаменты на английских кораблях очень просторны: в них смело можно поместить до пятнадцати человек. Адмирал Коллингвуд отвел своему секретарю отдельную спальню, примыкавшую с одной стороны к небольшой гостиной, а с другой -- к его рабочему кабинету. Кроме того, адмирал объявил своему секретарю, что обедать они будут вместе и что прислуге приказано относиться к нему так же, как и к хозяину дома. Одним словом, маркиз должен был жить у адмирала на правах хорошего знакомого.
   В первую же ночь молодой человек был разбужен громкими криками и стонами, доносившимися из спальни Коллингвуда. Впрочем, адмирал еще с вечера предупредил своего секретаря, что подвержен нервным припадкам и спит по ночам беспокойно.
   -- Если вы когда-нибудь услышите ночью мои крики, -- сказал он, -- то, пожалуйста, разбудите. Этим вы избавите меня от жестоких страданий, которые вредно сказываются на моем здоровье.
   Поспешно набросив на себя халат, молодой человек побежал к адмиралу.
   Несчастный метался на своей постели. Лицо его было искажено до неузнаваемости, а на посиневших губах выступила пена. Он делал странные движения руками, словно отгонял от себя грозные призраки.
   Остановившись на пороге спальни, Фредерик де Тревьер скрестил на груди руки. На губах его играла зловещая улыбка.
   -- Час возмездия пробил, -- прошептал он. -- Кара уже начинается...
   Потом, тихо повернувшись, он вышел из комнаты.
   На другой день Коллингвуд спросил его:
   -- Вы ничего не слыхали ночью?
   -- Ничего, -- ответил Фредерик де Тревьер, твердо выдержав испытующий взгляд адмирала.
   И так продолжалось из ночи в ночь. Лишь только с адмиралом начинался припадок, Фредерик де Тревьер на цыпочках приходил в его комнату и молча наслаждался видом его мучений.
   Между тем адмирал Коллингвуд всей душой привязался к своему секретарю. Он почти не расставался с ним днем и по вечерам нарочно старался как можно дольше затянуть беседу, чтобы отдалить час сна. Когда его вызвали в Лондон, он не пожелал расстаться со своим секретарем и предложил маркизу сопровождать его в поездке.
   -- Я ни разу еще не выезжал из Канады, -- сказал маркиз, -- и с удовольствием побываю в Англии, а в особенности во Франции.

***

   В первый же день по приезде в Лондон Коллингвуд должен был отправиться с официальными визитами, причем, разумеется, секретаря с собой он не взял. Пользуясь этим, Фредерик де Тревьер тоже ушел из дома и с уверенностью, совершенно не свойственной человеку, в первый раз приехавшему в Лондон, углубился в лабиринт лондонских улиц.
   Ни у кого не спрашивая дороги, прошел он через Вест-- Энд, Сити, улицы Поль-Моль, Пиккадили, Оксфорд, Реджинт-Стрит, Стрэнд и спустился в Саутварк, ни разу не заплутавшись. До сих пор он шел очень быстро, но здесь замедлил шаги и направился вдоль берега Темзы, внимательно присматриваясь к кораблям, стоявшим на якоре в устье реки.
   Долго, по-видимому, он не находил того, что искал, потому что временами у него прорывались жесты нетерпения.
   -- Неужели мне придется спуститься до самого Гревезенда? -- бормотал он про себя.
   Поравнявшись с Бамбетом, он остановился и, приставив ладони к глазам, стал смотреть вдаль.
   Вдруг у него вырвалось радостное восклицание:
   -- Наконец-то!.. Это они. А я уже думал, что они забыли мой приказ.
   Взгляд его не мог оторваться от большого трехмачтового корабля, окрашенного в зеленый цвет -- любимый цвет жителей Севера. Своими огромными размерами корабль резко выделялся среди прочих судов.
   В ту же минуту молодой человек обратил внимание на другой корабль, точь-в-точь такой же, как и предыдущий: та же осанка, тот же размер, та же зеленая окраска, напоминающая отблеск норрландских глетчеров. Корабль этот, распустив паруса, шел вверх по Темзе. Приблизившись к своему двойнику, он сделал поворот и стал на якорь рядом с ним. Маневр исполнен был с такой ловкостью, что матросы соседних кораблей прервали на миг свои занятия и криками выразили свое восхищение капитану и экипажу неизвестного зеленого корабля.
   С новоприбывшего корабля на корабль-двойник перекинули мост, и матросы обоих экипажей смешались, радостно приветствуя друг друга. В это время молодой человек услыхал изумленное восклицание таможенного досмотрщика, который, скрестив руки на груди, расхаживал по набережной:
   -- Еще один!.. Да это целая эскадра!
   Третий корабль, как две капли воды похожий на предыдущие, подходил со стороны Бамбета, идя с еще большей скоростью, так как ветер успел посвежеть.
   -- Странно! -- пробормотал молодой человек. -- В один час, почти в одну минуту... чего не сделаешь с такими моряками!
   Вскоре новый корабль стал рядом с прежними двумя и был встречен такими же восторженными криками.
   -- Три брата! -- воскликнул таможенный досмотрщик, не перестававший наблюдать за столь любопытным зрелищем.
   Действительно, сходство между кораблями было поразительное. Очевидно было, что их строили по одному плану и на одной верфи.
   Таможенные досмотрщики, немедленно отправившиеся на борта двух новоприбывших кораблей, вернулись обратно с одинаковой отметкой для обоих: "без груза". Такая же отметка была сделана и десять месяцев тому назад относительно первого корабля. Это обстоятельство возбудило уже много толков в трактирах Бамбета и Саутварка.
   Молодой человек, постояв некоторое время в задумчивости, вдруг направился к тому месту, где находились лодки, и уже хотел окликнуть одну из них, но потом, как бы одумавшись, прошептал:
   -- Нет, лучше подожду до вечера. Не надо, чтобы кто-нибудь видел меня средь белого дня. Как знать?.. Осторожность никогда не мешает. Ведь дело идет о жизни и смерти.
   Когда он вернулся домой, время обеда давно уже прошло.
   Лорд Коллингвуд, напрасно прождав своего секретаря, отобедал без него и уехал в парламент, оставив ему записку следующего содержания:
   "Сегодня, между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи, ко мне явится один человек. Если заседание затянется и я к тому времени не вернусь, то попросите этого человека подождать и -- что очень важно -- не спускайте с него глаз до моего возвращения. Если вам необходимо будет за чем-нибудь выйти, то передайте надзор Мак-Грегору. Это единственный из моих слуг, которому вы можете безусловно доверять".
   Молодой человек наскоро пообедал и ушел опять, дав Мак-Грегору соответствующие инструкции. Вернулся он в одиннадцать часов, очень озабоченный и как будто раздосадованный чем-то.
   Нетерпеливо снимая перчатки, он разорвал их, бросил на стол и пробормотал:
   -- Все трое ушли с утра, и никто не знает, куда именно... Какая небрежность!.. Не сообщить мне ни слова! По их милости я теперь лишен возможности воспользоваться удобным случаем.
   Он закурил сигару и вышел на веранду с мраморными колоннами. Она шла вдоль первого этажа, придавая Эксмут-Гаузу вид греческой постройки. Прямо перед домом катила свои черные глубокие воды Темза, а на противоположном левом берегу смутно выделялись на темном фоне звездного неба контуры домов Сити.
   Городской шум затихал. Уличная жизнь мало-помалу замирала в этом большом человеческом улье, обитатели которого собирались ложиться спать, утомленные дневной суетой.
   Фредерику де Тревьеру было не по себе. Он угадывал, что наступают решительные события, и вместе с тем его волновало предчувствие близкой и грозящей ему опасности.
   Он стоял, задумчиво облокотясь на перила, и вздрогнул, когда часы пробили полночь. На веранде послышались шаги. Фредерик де Тревьер быстро обернулся. К нему подходил Мак-Грегор.
   -- Извините меня, сэр, что я нарушаю ваше уединение, -- сказал, низко кланяясь, верный шотландец. -- Но вот письмо, присланное с нарочным из Валиса. Я бы не стал вас беспокоить, если бы посланный не требовал немедленно ответа.
   Коллингвуд питал к своему секретарю такое доверие, что уполномочил его распечатывать всю свою корреспонденцию.
   Молодой человек вошел в гостиную, разорвал конверт и прочел:
   "Лорда Коллингвуда покорнейше просят повременить с выдачей ста тысяч фунтов стерлингов, которые он должен вручить сегодня нашему уполномоченному. Причины очень важные. Пеггам".
   Внизу стоял угрожающий постскриптум:
   "Вы погибнете, если заплатите деньги. Час спустя после приезда моего гонца я буду сам в Эксмут-Гаузе".
   По-видимому, Фредерик де Тревьер понял таинственный смысл этой записки, потому что вся кровь бросилась ему в лицо, и рука, державшая письмо, задрожала:
   -- Что прикажете отвечать, сэр? -- спросил Мак-Грегор. Молодому человеку с трудом удалось побороть волнение.
   Он понимал, что при этом шотландце, всей душой преданном своему господину, ни в коем случае нельзя выказывать истинных чувств. Но какой ответ мог он дать посланному, не переговорив с лордом Коллингвудом? Быть может, адмирал еще до отъезда в парламент уплатил ту сумму, о которой шла речь? Впрочем, вероятнее всего, что сто тысяч фунтов стерлингов должны были быть переданы ожидаемому гонцу. Остановившись на этом соображении, Фредерик де Тревьер перестал колебаться и сказал Мак-Грегору:
   -- Скажите посланному, что он приехал вовремя.
   Вернувшись на веранду, молодой человек затворил за собой дверь и только тогда дал волю охватившему его гневу.
   -- Сто тысяч фунтов стерлингов!.. Негодяй!.. -- бормотал он, в бешенстве сжимая кулаки. -- Это плата за пролитую кровь!.. Гнусный Пеггам! Он будет сейчас здесь, а я лишен возможности что-нибудь предпринять.
   Потом, через некоторое время, в течение которого он бегал из угла в угол веранды, он продолжал уже более спокойно:
   -- Навряд ли мне представится еще один такой удобный случай. Но все равно самое лучшее, что я могу сделать в моем положении, -- это остаться на месте и ждать. Что-то говорит мне, что в эту ночь должны произойти решающие события.
  

ГЛАВА V. Заговор

   Вошедший слуга вывел Фредерика де Тревьера из задумчивости.
   -- Сэр, -- сказал Мак-Грегор, -- пришел неизвестный человек, называющий себя Надодом и желающий видеть его светлость.
   Сначала щеки секретаря побледнели, потом кровь прилила к ним и они покрылись густой краской. Молодой человек почувствовал, как в горле у него сразу пересохло; перед глазами пошли круги. Некоторое время он не мог выговорить ни слова. К счастью, темнота помогла ему скрыть замешательство. Сделав над собой огромное усилие, он сказал деланно-равнодушным тоном:
   -- Это, должно быть, тот самый человек, о котором мне говорил адмирал. Проводи его в библиотеку и оставайся при нем. Смотри за ним так, чтобы ни один его жест от тебя не укрылся. Таков приказ адмирала. Я потом приду и сменю тебя.
   Едва Мак-Грегор успел выйти, как Фредерик де Тревьер бросился к перилам веранды и облокотился на них, подставляя свое пылающее лицо легкому дуновению веявшего с реки ветра.
   Молодому человеку было от чего потерять голову.
   Коллингвуд, Пеггам, Надод! Каждое из этих имен заставляло его сердце трепетать от ненависти. Коллингвуд, Пеггам, Надод! Три его злейших врага, месть которым он поставил целью своей жизни.
   Читатель, быть может, удивится и поинтересуется, какое отношение к трем вышеупомянутым именам имеет Фредерик де Тревьер, выходец из Канады. Ведь он никогда до сего времени не бывал в Европе, а следовательно, не имел возможности встретиться где бы то ни было раньше с обладателями этих имен. Возможно даже, что читателю не совсем ясна причина ненависти Фредерика де Тревьера к Коллингвуду, Пеггаму и Надоду?
   Что ж, в таком случае я должен сознаться, что ошибался, полагая, что читатель давно уже узнал в Фредерике де Тревьере сына покойного герцога Норрландского -- Фредерика Биорна.
   После трагической смерти отца, сделавшись герцогом Норрландским, Фредерик Биорн энергично принялся за дело отмщения убийцам. Корабли розольфской эскадры, под его началом и началом его брата Эдмунда, старательно выслеживали разбойников и особенно адмирала Коллингвуда. Но адмирал всегда плавал в сопровождении целой эскадры, и об открытом нападении на него нечего было и думать. Тогда Фредерик избрал другой путь для своего мщения, и это явилось причиной того, что мы видим его секретарем адмирала Коллингвуда. Теперь счастливый случай привел его встретиться со всеми тремя злодеями сразу. Но что мог поделать он один? Ах, если бы с ним рядом были его товарищи.
   Вдруг внимание молодого человека привлекла какая-то тень, мелькнувшая через улицу. Вглядевшись пристальнее, он заметил, что в подъезд дома, стоявшего против Эксмут-Гауза, пробрались три человека. Возможно, подумал он, они собирались наблюдать за домом адмирала.
   Заинтересованный этим, Фредерик де Тревьер притаился за колонной, продолжая наблюдать. Неожиданно одна из фигур выступила несколько вперед, и, увидев ее громадные размеры, Фредерик едва не вскрикнул от изумления и радости.
   -- Гуттор! -- прошептал он. -- Это они! Сам бог посылает их сюда.
   И, желая скорее убедиться в том, что он не ошибается, молодой человек издал протяжный, резкий крик норвежской снеговой совы.
   Не прошло и минуты, как до него донесся ответный зов: "киу-уи-вуи".
   Тогда, перегнувшись через балюстраду, Фредерик повторил еще раз тот же крик.
   Тотчас же один человек из стоявших напротив отделился от стены и перешел улицу.
   -- Кто здесь, в Лондоне, подражает крику северной птицы? -- тихо спросил он.
   -- Это я, Грундвиг, -- отвечал молодой человек, -- я, Фредерик Биорн.
   -- Герцог!.. Наш дорогой господин!.. Вы здесь?
   -- Да. Отойдите от дома. На той стороне есть глухой переулок. Мне нужно с вами переговорить.
   Позвонив Мак-Грегору, Фредерик сказал ему, что пойдет узнать, окончилось ли заседание парламента, так как продолжительное отсутствие адмирала беспокоит его. Уходя, он еще раз напомнил шотландцу, чтобы тот хорошенько следил за Надодом.
   Проводив секретаря, Мак-Грегор долго качал головой.
   -- Да, странные происходят здесь вещи, -- пробормотал он. -- Смотри в оба, Мак-Грегор... Этот секретарь не внушает мне доверия.
   Между тем герцог Норрландский в немногих словах познакомил верных слуг со своим планом. Через несколько минут все три злодея соберутся сюда, и тогда их очень легко будет захватить всех вместе. Для этого Грундвиг должен отправиться в Саутварк и привести с собой пятьдесят матросов, только без огнестрельного оружия, чтобы не возбудить подозрения полиции. Сам Фредерик брался провести их тайно в отель, и, таким образом, можно было надеяться овладеть злодеями без кровопролития.
   А на рассвете следовало поднять якоря и идти в Розольфс, где над преступниками должно было свершиться правосудие.
   -- Но экипаж "Олафа" насчитывает всего пятьдесят человек, -- возразил Грундвиг, -- а так как забрать всех с корабля невозможно, -- следовательно, предложение это невыполнимо.
   Тогда герцог рассказал им о прибытии еще двух розольфских кораблей -- "Гарольда" и "Магнуса-Биорна" под началом его брата Эдмунда.
   -- И ты передашь Эдмунду, чтобы он сам не съезжал на берег и чтобы вся эскадра была готова к отплытию, -- приказал Фредерик.
   Времени было мало. Наскоро рассказав герцогу о своих приключениях и о том, как они собирались похитить Надода по выходе его от адмирала вместе со ста тысячами фунтов стерлингов, Грундвиг сказал:
   -- Берегитесь, ваша светлость, берегитесь, как бы Красноглазый не узнал вас. Ведь вы не хуже меня знаете, как он хитер и на что способен.
   -- Я ничем не рискую, милый мой Грундвиг, -- ответил Фредерик. -- Я так удачно замаскирован, что нет никакой возможности меня узнать. Надод знал меня белокурым и без бороды, а теперь я брюнет и борода у меня, как у британского сапера.
   -- Вы не видели еще этого негодяя, ваша светлость?
   -- Нет, не видел. Я его оставил под надзором слуги адмирала.
   -- Как хорошо, что мы встретились с вами. Теперь мы можем вас предупредить. Негодяй совершенно изменил свою наружность. Вы знали Надода чудовищным уродом. Но доктор Петерсон, королевский хирург, сделал ему превосходный стеклянный глаз и выпрямил нос и челюсти. Все это он сам рассказал Биллю, когда пытался убедить его поступить к нему на службу. И, если бы он сам себя не выдал Биллю, мы бы его никогда не узнали.
   Пять минут спустя Грундвиг и его два товарища исчезли в лондонском тумане. Они спешили в Саутварк, а Фредерик Биорн подозвал кэб и поехал в Вестминстер, где заседала палата лордов.
   Заседание еще продолжалось. Вильям Питт говорил, возражая ораторам оппозиции. Вокруг здания парламента, несмотря на позднюю ночь, стояла громадная толпа, дожидавшаяся конца прений.
   Очевидно, адмирал Коллингвуд не мог скоро освободиться. Однако на посланную Фредериком записку он ответил, что вернется домой через четверть часа, так как окончательное голосование могло последовать не раньше завтрашнего дня.
   Вернувшись домой, Фредерик де Тревьер прошел в библиотеку, чтобы сменить Мак-Грегора. Он с волнением ожидал той минуты, когда увидит убийцу своего отца.
   Поднявшись навстречу молодому человеку, Надод приветствовал его низким поклоном, а тот ответил ему с видом холодного безразличия, с каким относятся к незнакомым людям. Но, желая получше разглядеть наружность злодея, Фредерик поднял голову и, пристально глядя на него, сказал:
   -- Вы дожидаетесь адмирала Коллингвуда и уже давно? Могу вас утешить, сударь, что он скоро вернется.
   Услышав голос Фредерика, Надод невольно вздрогнул, но сейчас же овладел собою.
   "Удивительно, я где-то слыхал этот голос и видел это лицо, -- подумал он. -- Но где? "
   В свою очередь молодой человек был удивлен переменой, происшедшей с Красноглазым. Куда девалось все его уродство? Перед ним сидел человек некрасивый, но с правильными чертами лица.
   А в это время Мак-Грегор, стоя у стола, исподлобья поглядывал на обоих.
   -- Можешь идти, -- сказал ему Фредерик. Шотландец удалился, не произнеся ни слова, но при этом бросил на Фредерика взгляд, исполненный самой жгучей ненависти.
   Этот взгляд не укрылся от Надода, который не преминул принять его к сведению.
  

ГЛАВА VI. Два негодяя

   Мак-Грегор питал к адмиралу Коллингвуду самую преданную любовь, доходившую до какого-то обожания. Когда ему не было еще двадцати лет, старый лорд Эксмут приставил его дядькой к своему восьмилетнему младшему сыну Чарльзу, с которым Мак-Грегор с того времени и был неразлучен. Говоря о своем хозяине, старый слуга нередко выражался следующим образом: "Когда мы были в Итопском коллегиуме" или: "Мы кончили вторыми морское училище".
   Со своей стороны, молодой лорд, как истинный англичанин, хотя и любил своего дядьку, но все-таки смотрел на него как на существо низшего порядка, в чем, впрочем, и сам Мак-Грегор был искренне убежден. Денежные затруднения своего хозяина старый дядька всегда принимал очень близко к сердцу и возненавидел всеми силами души его старшего брата за то, что к тому должны были со временем перейти титул и богатства герцогов Эксмутских...
   Знал ли Мак-Грегор об убийстве герцога Эксмута?.. Никто не мог этого сказать утвердительно, тем более, что старый слуга никогда не говорил о смерти старшего брата при своем господине и даже избегал малейшего намека на это обстоятельство. Но, во всяком случае, он скорее дал бы себя растерзать на мелкие куски, чем сказал бы хотя одно слово во вред адмиралу.
   Впрочем, один факт, случившийся вскоре после перехода Эксмут-Гауза в собственность адмирала, свидетельствовал о том, что шотландец кое-что знал об этом преступлении.
   Прежде чем поселиться в отеле, адмирал пожелал устранить все, что могло ему напоминать о брате. За переделками поручено было наблюдать Мак-Грегору.
   По окончании всех работ адмирал, приехавший осмотреть отель, был поражен тем, что увидел. Снаружи ничто не бросалось в глаза, но стоило нажать рукой в том или другом месте старинную дубовую резьбу -- и открывалась потайная дверь на какую-нибудь витую лестницу, которая вела сперва на верхний этаж, а оттуда в какое-нибудь подземелье. Каждая комната, каждый коридор, каждый закоулок были снабжены секретной дверью и секретной лестницей, через которые можно скрыться в один миг.
   Но это было еще не все. Благодаря особым тайным механизмам можно было в любой момент запереть все двери, окна и коридоры отеля с помощью опускных железных заслонов. Этим способом все комнаты можно было изолировать одну от другой, и находившиеся в них люди попали бы в мышеловку. Вместе с тем дом был роскошно отделан с самым строгим комфортом.
   Коллингвуд остался чрезвычайно доволен всем. Он понял, что старый слуга стремился всячески оградить его от покушений со стороны Биорнов. Но в таком случае Мак-Грегору должна была быть известна трагедия на Лафоденских островах? Адмирал решил проверить это и притворноравнодушным тоном спросил:
   -- К чему столько предосторожностей?
   -- Здешний квартал очень ненадежен, милорд, -- отвечал шотландец. -- К тому же совсем недавно "Морские разбойники", забравшись в дом лорда Лейчестера, вынесли из него все ценное до последней булавки и захватили в плен молодого сына лорда, отпустив его лишь за выкуп в сорок тысяч фунтов стерлингов.
   -- А! Так ты выдумал все это против разбойников?
   -- Против них и вообще против всех врагов вашей светлости.
   -- Какие же у меня еще враги? Разве ты еще кого-нибудь знаешь, Мак-Грегор?
   -- У человека в вашем положении, милорд, всегда много врагов, -- ответил слуга. -- Но, -- добавил он с мрачным видом, -- горе тем, которые вздумают тронуть хоть один волос у вас на голове!
   Таким образом, шотландец уклонился от прямого ответа, но зато сам воспользовался случаем, чтобы обратиться к своему лорду с просьбой, которая чрезвычайно удивила Коллингвуда.
   -- Милорд, -- сказал Мак-Грегор, -- у меня к вам есть очень большая просьба.
   -- Заранее исполню ее, если только смогу. В чем дело?
   -- Позвольте вас просить, милорд, чтобы секрет всего этого устройства знали только вы да я.
   -- Вижу, вижу, куда ты клонишь. Ты терпеть не можешь моего секретаря.
   -- Видите ли, милорд, ваш секретарь у нас в доме недавно, а Мак-Грегоры пятьсот лет служат герцогам Эксмутским, и я смотрю на себя, как на вашу собственность, на вашу вещь. Для меня нет ни короля, ни отечества; для меня существует только герцог Эксмут, как для собаки ее хозяин.
   -- Я это знаю, мой честный Мак-Грегор, -- сказал герцог, растроганный такой преданностью.
   -- Я не стану вам говорить, что ненавижу вашего секретаря и что он кажется мне подозрительным. Я вам скажу только, что ведь он не более как наемный секретарь и не вечно будет служить у вас. Сегодня он, завтра кто-нибудь другой. Что же будет, если каждому секретарю вы будете сообщать тайну отеля? Тайна только тогда тайна, когда она известна одному человеку и уж самое большое двум; если же она известна троим или четверым, то перестает быть тайной.
   -- С этой точки зрения я нахожу, что ты совершенно прав, -- сказал лорд после минутного размышления. -- Даю тебе слово, что маркиз де Тревьер не узнает ничего о тайных приспособлениях в отеле.
   Мак-Грегор возненавидел де Тревьера с первого же дня его поступления на службу к Коллингвуду. Причин для ненависти было много. Во-первых, Мак-Грегор ревновал адмирала к молодому секретарю. Во-вторых, ему порой казалось, что Фредерик кидает на лорда взгляды, исполненные ненависти. Наконец, однажды ночью шотландцу удалось подсмотреть, как молодой человек с улыбкой смотрел на страдания адмирала. Все это заставило Мак-Грегора предположить, что Фредерик де Тревьер поступил к Коллингвуду неспроста, что он -- шпион, действующий либо по собственному расчету, либо подосланный другими. Во всяком случае, его господину грозила опасность.
   Сначала он хотел рассказать все адмиралу, но потом раздумал, решив собрать побольше данных для изобличения коварного секретаря.
   С этого времени Мак-Грегор сделался второй тенью Фредерика де Тревьера, следя за его взглядами и жестами и истолковывая их по-своему. Частые отлучки секретаря по приезде в Лондон возбудили его подозрение. Шотландец заметил, что молодой человек знает столицу Англии как свои пять пальцев, хотя адмиралу говорил, будто ни разу в жизни в ней не был.
   Однако, несмотря на свою бдительность, Мак-Грегор до сих пор еще не открыл ничего определенного.
   Теперь понятно, почему шотландец взглянул с такой ненавистью на секретаря, когда тот велел ему уйти из библиотеки. Отношения между ними обоими были крайне натянутые, хотя Фредерик Биорн и не подозревал ничего об этом.
   Молодой человек едва успел обменяться с Надодом несколькими банальными фразами, как вошел лорд Коллингвуд, к великому удовольствию обоих собеседников, не знавших, о чем им говорить и как себя держать друг с другом.
   Фредерик де Тревьер вышел из библиотеки, и адмирал остался с Надодом наедине.
   -- Извините, что я заставил вас ждать, -- сказал Коллингвуд. -- Заседание палаты было очень бурное и затянулось... Мой секретарь говорил вам, какой у нас вышел досадный случай?
   -- У вас нет наличных денег? -- перебил его с тревогой в голосе Надод.
   -- Извините, Надод, -- возразил удивленный адмирал, -- деньги здесь, вся сумма полностью.
   И он указал ему на небольшую шкатулку черного дерева с перламутровой инкрустацией. Надод перевел дух.
   -- Так за чем же дело стало? -- спросил он.
   -- Вот прочитайте, -- ответил Коллингвуд, подавая ему письмо Пеггама.
   Надод взял письмо и, прочитав его, побледнел... На лбу у него выступил холодный пот. Итак, все мечты его разлетелись прахом!..
   Когда он поднял голову, то заметил, что Коллингвуд с любопытством глядит на него. Действительно, волнение бандита удивило адмирала.
   Чтобы хотя немного оправиться, Надод стал перечитывать письмо Пеггама и вдруг ударил себя по лбу.
   -- Это письмо подложное! -- вскричал он с обычной самоуверенностью. -- Подпись сделана не рукой главы братства "Морских разбойников".
   -- Вы вполне уверены в этом? -- спросил лорд Коллингвуд.
   -- Совершенно уверен! Это подделка и даже очень грубая.
   -- Боюсь, что вы ошибаетесь. Письмо, правда, написано на клочке бумаги, очевидно, наскоро, быть может, даже в темноте, но нет никаких данных для того, чтоб утверждать, что оно подложное.
   -- Поверьте, ото чей-нибудь фокус. Ну посудите сами: какая опасность может грозить вам оттого, что вы передадите эти деньги мне? Не все ли равно, через чьи руки пройдут они в кассу братства -- через мои или через самого Пеггама?
   -- Это верно, но так как тут есть какое-то сомнение, я и воздержусь до поры, до времени.
   -- Стало быть, вы отказываетесь заплатить сто тысяч фунтов стерлингов? -- гневно спросил Надод, вставая и выпрямляясь во весь рост.
   -- Не отказываюсь, а только откладываю уплату впредь до полного разъяснения дела. Впрочем, ждать придется недолго. Пеггам обещал явиться сюда сам через час после вашего прихода. Прошло уже больше часа, и ему давно пора быть здесь.
   -- Вот вам и доказательство, что все это вздор и что Пеггам не придет. Выслушайте меня внимательно, Коллингвуд, и вы увидите, в какое положение вы себя поставите, если не заплатите мне денег. Я уверен, что вашей гибели желает какой-нибудь ваш тайный враг, который, конечно, и написал это письмо.
   -- Объяснитесь. Я буду очень рад, если это дело выяснится.
   -- Сумма, которую я уполномочен от вас получить, имеет очень важное значение для "Морских разбойников". Я непременно должен иметь ее в руках, прежде чем взойдет солнце. Если я ее не получу, то братство, конечно, обойдется и без нее, но вам оно за это страшно отомстит.
   -- Я вас не понимаю.
   -- Удивляюсь, как вы этого не понимаете! Чтобы вас наказать, нам стоит только переслать в Адмиралтейство кое-какие бумаги, которые докажут, что "Морские разбойники" действуют иногда по указаниям некоторых пэров Англии...
   -- Негодяй!.. Ты смеешь!..
   -- Слушайте, Коллингвуд, давайте играть в открытую. Это будет выгодно и для вас, и для меня. Впрочем, для вас даже выгоднее, чем для меня.
   -- Говори.
   -- Во-первых, я бы вас попросил не говорить мне "ты". Такое обращение означает или известную близость между людьми, или презрение. В близких отношениях с лордом Эксмутом я не имею чести состоять, хотя мы и убивали вместе, а презрение переносить я тоже ни от кого не желаю. Поэтому, встречая ваше презрение, я буду платить вам тем же.
   -- О! Как тяжело быть в зависимости от подобного негодяя!
   -- Вот уже два раза, Коллингвуд, вы назвали меня негодяем, а между тем кто из нас двоих больший негодяй -- это еще вопрос. Правда, я убивал людей, но на моих руках нет крови брата, его жены и детей.
   Надод стал рассказывать про свою молодость. Коллингвуд внимательно слушал старого бандита, голос которого дышал дикой злобой.
   -- Так ты был дядькой молодого Биорна? -- спросил он Надода.
   -- Я был к нему приставлен для надзора, и ребенок очень меня любил. Это не помешало мне возненавидеть его, и я решил сыграть с ним злую шутку. Случай мне благоприятствовал...
   Коллингвуд с любопытством посмотрел на бандита. Надод продолжал:
   -- Мне страстно хотелось видеть этого мальчишку голодным, плохо одетым, подвергнутым дурному обращению. Однажды, катаясь с ним в лодке по Розольфскому фиорду, мы встретились с неизвестной яхтой. Притворившись, что я сирота-рыбак, без всяких средств к жизни и что этот мальчик -- мой братишка, я сочинил целую историю, растрогавшую незнакомцев. Они предложили мне отдать им на воспитание ребенка, и я согласился. Таким образом я похитил у герцога Норрландского его старшего сына и наследника. Адмирал вздрогнул и пролепетал:
   -- Сына герцога Норрландского!
   -- Да, ваша светлость. Вы видите, между мной и Биорнами не было родства, тогда как вы утопили в море своего родного брата со всей семьей. Как бледно мое преступление в сравнении с вашим!.. И за свое преступление я понес варварское наказание: меня избили, изуродовали, и не мудрено, если я поклялся в непримиримой ненависти ко всему роду Биорнов. Год тому назад я убил Черного герцога и одного из его сыновей, а сегодня ночью покончил в таверне "Висельник" с Гуттором...
   -- Розольфским богатырем?
   -- Да, с ним, а также и с Грундвигом, его товарищем... Так вот, ваша светлость, клятву свою я сдержал и врагам отомстил, наружность моя исправлена благодаря искусству доктора Петерсона, следовательно, я могу теперь жить по-человечески. Двадцать с лишком лет я злодействовал, и не было дня, чтобы я не желал сделаться честным человеком. Не смейтесь надо мной, я говорю это совершенно серьезно. И вот, лорд Коллингвуд, для меня пробил наконец желанный час. Поэтому я говорю вам: давайте играть в открытую. Мое предложение такого рода...
   -- Постойте минутку, Надод, -- перебил его адмирал. -- Ваш рассказ меня заинтересовал, и я с удовольствием готов выслушать вас, но скажите мне сначала, что сталось с молодым Биорном, которого вы отдали неизвестным людям?
   -- О, это такая романтическая история! Его взял к себе один богатый человек, и он сделался знаменитым капитаном Ингольфом.
   -- Как! Тем самым, который отличился в шведско-русскую войну и которого я чуть было не повесил в Розольфсе?
   -- Вот именно. И в ту минуту, когда вы его арестовали, он сам собирался арестовать герцога Норрландского и его сыновей, обвинявшихся в заговоре против короля.
   -- Стало быть, человек, которого я хотел повесить как пирата, как капитана Вельзевула...
   -- Этот самый человек -- в настоящее время герцог Норрландский.
   -- Странная, странная история!.. Скажите, Надод, вы разве не боитесь, что он станет мстить вам за смерть отца и брата?
   -- Не думаю, милорд. Но посмотрите, какая прочная связь между моими и вашими преступлениями: разве вы, в свою очередь, не опасаетесь, что он станет вам мстить за сестру и племянников?
   -- Этого можно было бы опасаться, если бы он знал всю правду о трагической катастрофе. Все Биорны поверили официальному сообщению о крушении корабля.
   -- А уверены ли вы, что не было свидетелей вашего преступления?
   -- Что значат слова одного-другого человека, когда сто свидетелей подтвердили на следствии факт крушения судна? Нет, я ничего не боюсь и в случае надобности сумею защититься... Однако продолжайте, пожалуйста. В чем состоит предложение, которое вы собираетесь мне сделать?
  

ГЛАВА VII. Неожиданный посетитель

   -- Я вам сказал, что желаю играть с вами в открытую, -- продолжал Надод, -- выслушайте же меня хорошенько. Я хочу порвать с "Морскими разбойниками" и удалиться в Америку. Я уже взял билет на корабль, который отплывает завтра утром, но для этого вы обязаны отдать мне сто тысяч фунтов стерлингов, которые вы должны нашему братству. Я уеду в Америку не для того, чтобы наживать себе состояние или работать на пользу разбойников. Там подобная деятельность опасна: старый судья Линч шутить не любит, и расправа у него бывает короткая. Нет, я хочу приехать в Америку богатым человеком и жить там в почете и уважении. Надеюсь, вы меня поняли, милорд? От вас одного зависит, чтобы бандит Надод перестал существовать и превратился в мистера Иогана Никольсена, -- моя мать была урожденная Никольсен -- дочь богатого плантатора из Нового Орлеана. Под этим именем я записался на корабле "Васп", который через несколько часов должен поднять якорь. За сто тысяч фунтов стерлингов, которые вы мне отдадите, взамен вы получите те два документа, которые вы выдали Пеггаму. А ведь вы сами знаете, милорд: любого из этих документов достаточно, чтобы отправить вас на виселицу.
   -- Разве они у вас? -- спросил Коллингвуд, в глазах которого вспыхнул мрачный огонь.
   -- Да, у меня... Но только вы, милорд, не замышляйте никакого обмана: все равно ничего не выйдет. Я все предусмотрел: западню, измену, убийство. Документы сейчас не при мне, поэтому вы напрасно будете пытаться овладеть ими. Но вы получите их через две минуты после того, как отдадите деньги. Надеюсь, что теперь вы не будете возражать. Если я затянул беседу с вами, то лишь для того, чтобы показать вам, что Пеггам не явится и что вы -- жертва обмана.
   -- А если я не соглашусь отдать деньги без новой записки от Пеггама?.. Что вы тогда сделаете?
   -- Клянусь памятью моей матери, что я вам жестоко отомщу! Если вы помешаете мне уехать из Англии и если через несколько часов бриг "Васп" уйдет без меня, унося мою последнюю надежду, то я в тот же день передам оба документа в Адмиралтейство, которое, разумеется, не замедлит дать делу законный ход. Я все сказал и жду вашего решения.
   На этот раз Коллингвуд не рассердился. Исповедь Красноглазого он выслушал с большим вниманием. Адмирал не сомневался, что бандит говорит искренне. И наконец что же необыкновенного было в желании Надода оставить ремесло, которое неминуемо привело бы его в конце концов на виселицу? Что касается самого Коллингвуда, то он ничем не рисковал, отдавая деньги Надоду. Для него важно было получить обратно компрометирующие его документы. После этого он не опасался уже гнева Пеггама.
   Надод с тревогой ждал ответа Коллингвуда.
   После некоторого размышления адмирал сказал:
   -- Я согласен передать деньги вам. Но знайте, Надод, что не ваши угрозы побуждают меня к этому. Я их не боюсь. Если бы вы донесли на меня в случае моего отказа, за меня заступились бы все "Морские разбойники" с самим Пеггамом во главе. Они помогли бы мне оправдаться. Мне бы стоило только сказать, что документы подделаны вами, и суд, не колеблясь, отдал бы предпочтение слову пэра Англии, чем показаниям бандита... Но ваш рассказ меня тронул и возбудил во мне сочувствие к вам. Так как мои личные интересы нисколько не идут вразрез с вашим желанием, то я согласен его исполнить и дать вам средства для того, чтобы вы смогли начать другую жизнь. Я дал слово уплатить деньги в день моего вступления в палату лордов, ранее, чем пробьет полночь. Так как для всякой перемены в условиях договора требуется согласие обеих сторон, то я имею право оставить письмо Пеггама без внимания и вручить деньги тому лицу, которое передаст мне документы. Ступайте же за документами, несите их сюда. В обмен на них я выдам вам сто тысяч фунтов стерлингов двадцатью векселями Английского банка на предъявителя, по пять тысяч стерлингов каждый.
   Надод нерешительно встал.
   -- Вы сомневаетесь в моем слове? -- спросил Коллингвуд, хмуря брови.
   -- Нет, нет, милорд, -- смущенно отвечал бандит. -- Через две минуты я возвращусь и буду к вашим услугам.
   И он направился к дверям. Но, едва открыв их, Надод с криком испуга отпрянул назад.
   В дверях стоял тощий, небольшого роста старикашка. Глаза его гневно сверкали. Это был Пеггам, сам грозный Пеггам. Впрочем, он походил скорее на призрак, чем на живого человека.
   -- А! Это вы, Пеггам, -- холодно произнес адмирал. Его спокойствие представляло резкий контраст с волнением Надода. -- Могу вас поздравить с тем, что вы сильно опоздали. Входите же, мы только что говорили о вас.
   -- Так вы говорили обо мне? -- насмешливо улыбаясь, заметил старикашка. -- Что же вы говорили о старике Пеггаме? Наверное, честили вовсю эту старую скотину!..
   -- Мы выражались о вас гораздо сдержаннее, чем вы сами, -- сказал Коллингвуд, раздосадованный внезапным появлением нотариуса. -- Но в следующий раз я бы попросил вас не забывать, что у меня есть лакей для того, чтобы докладывать о посетителях.
   -- Оставьте ваши упреки! -- желчно возразил старикашка. -- Я узнал все, чего желал. Все средства хороши для изобличения предателей.
   При этих словах он бросил на Надода один из тех грозных взглядов, перед которыми трепетали самые отчаянные разбойники.
   Но Красноглазый уже успел оправиться от испуга и ответил на этот взгляд вызывающим жестом, от которого раздражительный старик пришел в неописуемую ярость. Бледное, пергаментное лицо его позеленело.
   -- Берегись! -- прошипел он Надоду. -- Я ведь сумел укротить и не таких, как ты... Бывали и посмелее тебя...
   Надод нервно рассмеялся.
   -- Те, которых ты укрощал, были не моего закала. Но в это время адмирал поднялся со своего места.
   -- Я надеюсь, что вы не намерены здесь сводить личные счеты, -- высокомерно произнес он. -- Если я вам однажды поручил исполнить одно из тех гнусных дел, которые составляют вашу специальность, то это не значит, что вы имеете право забываться в моем присутствии!.. Так как вы встретились здесь оба, то не угодно ли вам прийти к соглашению друг с другом. Я приготовил сто тысяч фунтов стерлингов. Кому из вас прикажете их отдать?
   -- Я благодарен вам, сэр, -- с едкой иронией произнес Пеггам, -- за то, что вы напомнили мне разницу между соучастниками лафоденского дела. Королевский палач, вероятно, не признает между ними никакой разницы, но между пэром Англии и скромным нотариусом из Валлиса... Со своей стороны, я тоже буду помнить, что имею честь находиться в доме его светлости милорда Коллингвуда, который благодаря "Морским разбойникам" стал герцогом Эксмутским.
   Адмирал Коллингвуд счел ниже своего достоинства отвечать на эту дерзость. Он понимал, что для него лучше всего отделаться от Пеггама как можно скорее. Поэтому, взяв приготовленные банковые билеты, он выложил их на стол и, не скрывая своего отвращения, повторил:
   -- Кому прикажете заплатить цену крови?
   На бледном лице Пеггама появилась улыбка. Он хотел ответить, но вдруг насторожился весь, прислушиваясь к чему-то. Это продолжалось всего мгновение. Потом лицо его приняло прежнее насмешливое выражение.
   -- Это не они. Они еще не успели вернуться, -- прошептал он так тихо, что его никто не мог слышать.
   Между тем Коллингвуд, казалось, потерял терпение.
   -- Что же вы не отвечаете? -- воскликнул он. -- Покончим скорее с этим делом.
   -- Вы уж очень торопитесь от нас отделаться, -- каким-то странным тоном заметил Пеггам. -- Через минуту вы будете совсем другого мнения... Заплатите деньги Надоду, как было условлено. Мы с ним потом рассчитаемся. А теперь получите документы, которые вы так неосторожно выдали за своей подписью.
   И, обращаясь к Надоду, нотариус прибавил:
   -- Я их взял у Дженкинса, которому ты поручил их беречь.
   Несмотря на все свое самообладание, Надод был поражен такой неожиданной развязкой: а что если старик пронюхал про его замысел? Не грозит ли ему тогда гибель?..
   И все же, повинуясь молчаливому приказанию Пеггама, он принял от адмирала пачку банковых билетов и тщательно уложил их в свой бумажник, как будто не собирался расставаться с ними.
   В свою очередь лорд Коллингвуд взял у Пеггама два документа, тщательно рассмотрел их и, убедившись в подлинности, поднес их к свечке и с плохо скрываемой радостью смотрел, как огонь уничтожает бумагу.
   "Наконец-то! -- думал он, глядя на кучку темно-серого пепла, -- наконец-то уничтожена моя зависимость от этих негодяев".
   До самой последней минуты адмирал не верил в то, что разбойники удовлетворятся назначенной за возврат документов суммой. Ведь они могли легко вытянуть из него в несколько раз больше того, что получили. И он почувствовал, как нечто вроде благодарности шевельнулось в его сердце. Да, он был почти благодарен этим бандитам за их относительную честность.
   -- Вот мы и покончили с нашими счетами, -- сказал Коллингвуд голосом, который против его воли звучал значительно мягче, чем это ему хотелось. -- И так как уже довольно поздно, мне кажется, пора нам разойтись и лечь спать.
   -- Навряд ли вы, сэр, будете спать сегодня в своей постели, -- угрожающе проговорил Пеггам.
   -- Что вы хотите этим сказать? -- воскликнул адмирал, на которого слова старого бандита произвели сильное впечатление.
   -- Я хочу сказать, -- хладнокровно продолжал старик, -- что вы благоразумно поступили, прислушавшись к моему предостережению. Если бы вы уплатили Надоду в полночь условленную сумму, вы бы оба погибли. Вам и теперь продолжает угрожать опасность, и я пришел сюда, чтобы спасти час.
   -- Как спасти? Объяснитесь! -- воскликнули в один голос Красноглазый и адмирал.
   -- Вы, вероятно, думаете, что я пришел только для того, чтобы помешать Надоду бежать в Америку с деньгами, принадлежащими братству?
   -- Как!.. Вы это знаете!.. -- пролепетал Надод.
   -- Я все знаю. Никто и ничто не укроется от меня. -- И с злобным хихиканьем, не сводя пристального взгляда с Надода, старик продолжал. -- О, ради этого я бы не стал себя беспокоить. Корабль, на котором собирался уехать Надод, носит название "Васп". Это судно принадлежит нашему братству. Капитану его я сказал: "В самую последнюю минуту на ваш корабль явится Надод под вымышленным именем. С ним будут деньги. Два с половиной миллиона франков. Вот вам записка. Когда вы выйдете в открытое море, вы передадите ее Надоду. Записка подписана моим именем "Пеггам". В ней сказано: "По поручению братства закупите в Нью-Йорке четыре тысячи мест сахара и лично доставьте груз в Англию". Я не сомневался, что встречу беспрекословное повиновение. Как видите, милорд, наш корабль отправляется в Америку для закупки сахара, а между прочим, он доставит нам списки всех кораблей с богатым грузом. И эти корабли, поверьте, будут ограблены прежде, чем дойдут до Англии.
   -- Это сам дьявол в образе человека! -- прошептал Надод. -- Лучше бы мне никогда не иметь этих денег, чем навлечь на себя его гнев.
   Но Пеггам уже говорил, обращаясь к лорду Коллингвуду:
   -- Как! Вы убили отца, брата и сестру Фредерика Биорна и могли хотя бы на минуту усомниться в том, что этот человек будет следовать за вами по пятам, подстерегая каждое ваше движение, каждый ваш вздох!.. Неужели вы могли подумать, что он хоть на минуту оставит мысль о мести!.. Вы были непростительно беспечны!.. Да, вы спали, а я в это время бодрствовал. И вот я пришел вам сказать, что сегодня три его лазутчика убили в таверне "Висельник" тридцать наших лучших ребят...
   -- Возможно ли это? -- удивился адмирал.
   -- Спросите у Надода, он сам едва избежал той же участи.
   -- Правда, -- кивнул Надод. -- Все это сделал один великан по имени Гуттор. Но не беспокойтесь, больше он уже никогда не будет вредить нам.
   -- Как ты наивен, мой верный Надод, -- язвительно сказал Пеггам. -- Право же, ты скоро уже будешь ни на что не годен, и мне придется заменить тебя кем-нибудь другим. Слушай, глупец!.. Не успел ты выйти из таверны, как три норрландца уже пошли по твоим горячим следам, предварительно спрятав мистера Боба в ту самую яму, в которую он посадил было их. Я достал бедняжку оттуда еле живого.
   -- Но ведь это невозможно! -- воскликнул Красноглазый. -- Ведь я сам видел их мертвыми на дне ямы. Я даже выстрелил в этого верзилу, но никто из них не подал признаков жизни.
   -- Тебя провели, Надод. И это доказывает, что мы имеем дело с очень сильными людьми. Час спустя после бойни в трактире они уже стояли перед отелем милорда, собираясь похитить тебя с деньгами, как только ты выйдешь отсюда, и унести на один из своих кораблей. Следующим на очереди был адмирал Коллингвуд.
   -- Ну, что касается меня, -- рассмеялся адмирал, -- хотел бы я знать, кто это осмелится забраться ко мне в дом?
   -- Днем, пожалуй, никто, но ночью...
   -- Стало быть, вы утверждаете...
   -- Да, утверждаю, что, не будь меня, вас обоих похитили бы сегодня ночью.
   Это категорическое заявление поколебало уверенность адмирала и внушило ему некоторое беспокойство. Он молча и вопросительно взглянул на нотариуса.
   Тот бесстрастно продолжал:
   -- Как только я узнал об угрожающей вам опасности, я немедленно послал вам записку, и, как видите, она достигла своей цели. Я не мог сразу прийти, так как мне необходимо было закончить некоторые дела.
   -- И, приехав только сегодня вечером из Чичестера, вы уже успели так много узнать?
   -- Нет, я около года живу инкогнито в Лондоне и слежу за действиями наших врагов. Я говорю наших, потому что результатом моего письма явилось некоторое изменение в планах наших врагов: узнав, что я должен прийти в Эксмут-Гауз, они решили убить не двух, а целых трех зайцев одним ударом.
   -- Послушайте, Пеггам, -- перебил его Коллингвуд, -- но ведь это все совершенно неправдоподобно. Откуда, например, могли узнать наши враги о содержании присланной вами мне записки?
   -- Узнали, сэр. И вот об этом-то я и хотел вас спросить: как это могло случиться?
   -- Я отказываюсь понимать что бы то ни было, Пеггам. Уж не подозреваете ли вы мою прислугу?
   -- Не совсем так, но вы близки к разгадке, сэр... Прикажите позвать сюда Мак-Грегора.
   -- О, за него я ручаюсь, как за самого себя, -- проговорил адмирал, но все-таки протянул руку и позвонил в колокольчик.
  

ГЛАВА VIII. "Безымянный остров"

   Прошло немного времени, и в библиотеку вошел Мак-Грегор.
   -- Что делает секретарь его светлости, герцога Эксмута? -- спросил его Пеггам.
   -- А черт его знает, что он делает, -- ворчливым тоном ответил шотландец. -- Весь вечер он ходит взад и вперед по балкону и все время смотрит на улицу, как будто ждет кого-то, и при этом разговаривает сам с собой на непонятном мне языке. Я уже не раз говорил его светлости, что мне этот молодец не нравится и ему не следует доверять.
   -- Мак-Грегор, -- строго остановил его герцог, -- я тебе раз и навсегда запретил непочтительно отзываться о маркизе де Тревьер. Советую впредь этого не забывать... Это все, что вы хотели узнать, сударь?
   -- Да, сэр.
   -- Можешь идти, да не забудь, что я тебе приказал.
   -- Разве можно приказать сердцу, ваша светлость?
   -- Ну, ладно, сердце мы оставим в покос, а язык держи за зубами.
   Верный шотландец вышел.
   -- Этот Мак-Грегор терпеть не может французов, -- сказал Коллингвуд.
   Пеггам, которому был известен весь заговор розольфецев, несмотря на серьезность момента, не мог удержаться от смеха.
   -- Ха-ха-ха!.. Так, по-вашему, он француз! -- восклицал он в промежутках между приступами смеха. -- Так его фамилия де Тревьер!.. Ха-ха-ха!.. Славная история!..
   -- Что вы нашли тут смешного? -- возмутился герцог. -- Как смеете вы смеяться надо мной!..
   -- Сейчас, сейчас, сэр, не волнуйтесь только, и я вам все объясню. Хотя вы правы, здесь меньше смешного, чем печального. Скажите, пожалуйста, можно ли у вас откуда-нибудь видеть балкон, но так, чтобы самому оставаться незамеченным.
   -- Можно.
   -- Не будете ли вы так добры, сэр, проводить нас туда? Все еще недоумевая, Коллингвуд неохотно встал и прошел в сопровождении своих посетителей в угловой кабинет.
   Взглянув в окно, они увидели секретаря герцога. Он стоял, облокотясь на перила балкона.
   -- Это верный друг, Пеггам, что бы там не имел против него Мак-Грегор, -- убежденно проговорил адмирал и тяжело вздохнул.
   "И этот убийца невинных малюток способен на искреннее чувство? " -- подумал про себя Надод. -- "Или, быть может, это свойственное всем англичанам лицемерие... "
   Старый нотариус по-прежнему насмешливо улыбался.
   -- Минутку терпения, сэр, -- сказал он. -- Вы сейчас все увидите.
   И, обратившись к Надоду, он спросил:
   -- Ты, кажется, норрландец и, наверное, умеешь подражать крику снеговой совы, не так ли?
   -- О, еще бы! Сама сова способна будет впасть в обман.
   -- Ну так вот, крикни разок, подражая сове, но только потише, чтобы казалось, что крик идет издалека. А вы, милорд, будьте внимательны.
   Надод приставил к губам два пальца и тихо свистнул.
   -- Киу-уи-вуи! -- пронесся в вечерней тишине дрожащий призыв.
   Едва только раздался этот условный сигнал, как секретарь перевесился через балкон, вглядываясь в окружающую тьму, и ответил точно таким же криком.
   Коллингвуд почувствовал, как мороз пробежал у него по коже.
   -- Боже! -- воскликнул он. -- Это розольфский шпион! Но почему он не убил меня в то время, когда я спал? Ведь он мог это легко сделать в любую ночь.
   -- Эти люди, сэр, не убивают из-за угла. Они хотят взять вас живым и совершить над вами правосудие.
   -- Но кто же этот человек, вкравшийся так ловко ко мне в доверие? Его манеры и обхождение обнаруживают благородное происхождение. А смелость его замысла достойна удивления.
   -- Мне кажется, что я видел его где-то раньше, -- заметил Надод.
   -- Как вы оба наивны! И что было бы с вами, если бы не старик Пеггам!.. Приготовьтесь же выслушать, сэр... Я не сомневаюсь, что мое сообщение поразит вас обоих.
   -- Не беспокойтесь, самое худшее я уже узнал: полгода я жил под одной крышей с человеком, которому доверял и который оказался шпионом.
   -- Нет, -- возразил Пеггам, -- вы ошибаетесь, он не шпион, это -- сам Фредерик Биорн, герцог Норрландский!
   Коллингвуд и Надод не были бы больше поражены, если бы на них обрушился весь Эксмут-Гауз. Надод первым обрел дар речи.
   -- Не может быть! -- изумился он. -- Я жил с ним на "Ральфе" и непременно бы узнал его. У капитана Ингольфа были светлые волосы, и он не носил бороды.
   -- Мой бедный Надод! Ты, должно быть, лишился последних остатков своей проницательности. Или, быть может, ты думаешь, что трудно изменить свою наружность, отрастив бороду и выкрасив волосы?
   -- Мне его лицо сразу показалось знакомым, когда я увидел его сегодня, -- пробормотал Надод.
   -- Но как вам удалось все это узнать? -- спросил Коллингвуд.
   -- Очень просто. Я знал, что герцог Норрландский не оставит нас в покое, и отправил дюжину шпионов следить за ним, а потом и сам приехал в Лондон вместе со своим старшим клерком Ольдгамом. В течение года я неустанно следил за розольфсцами, и ни один их шаг от меня не укрылся. Сегодня, последовав за Гуттором и его спутниками к дому адмирала, я притаился в боковом переулке и, таким образом, стал свидетелем их заговора. Одним словом, если бы не ваш недостойный слуга, сэр, герцог Норрландский со своими людьми, которых он ожидает с минуты на минуту, вошел бы в Эксмут-Гауз и сказал нам: "Сдавайтесь или вы погибли! ".
   Коллингвуд вздрогнул, но сейчас же улыбнулся.
   -- Я тоже имею кое-что вам сообщить, когда вы окончите ваш рассказ.
   -- О, я только хочу посвятить вас в те маленькие предосторожности, которые я заблаговременно принял, чтобы отвратить грозящую нам опасность. Я отправил немедленно в Саутварк лучшего скорохода во всей Англии. Он должен сообщить мне, когда выступят розольфсцы, и опередить их минут на двадцать, так что у нас будет время приготовиться к их приходу. Кроме того, я собрал двадцать пять самых отчаянных головорезов и поместил их поблизости от вашего дома. По первому моему зову они будут здесь. Мак-Грегора нужно предупредить, чтобы он покрепче запер входную дверь, как только в нее пройдут герцог Норрландский и его люди. Таким образом, они очутятся в мышеловке... Вот и все, что я могу сообщить, сэр. Теперь позвольте узнать, что вы мне хотели сказать.
   -- Смотрите на дверь, Пеггам, -- сказал Коллингвуд и, протянув руку, надавил на деревянную панель.
   Раздался резкий металлический звук, и в тот же миг все окна и двери оказались закрытыми железными шторами.
   -- Великолепное изобретение! -- вскричал Пеггам и встал для того, чтобы убедиться в прочности запоров.
   Коллингвуд сделал опять движение рукой, и железных заслонов как не бывало.
   -- Я могу запереть таким образом весь дом, -- пояснил он, -- и, кроме того, каждую комнату в отдельности.
   -- А известна ли вашему секретарю тайна этого механизма?
   -- Нет, кроме меня и Мак-Грегора -- никому.
   -- Теперь у нас все козыри в руках, -- пробормотал старик. -- А, господин северный герцог! Вы задумали тягаться со стариком Пеггамом... Посмотрим, чья возьмет! Не удастся ли мне теперь осуществить мечту всей моей жизни!.. С того времени, когда я основал братство "Морских разбойников", я сделал все, чтобы упрочить его могущество. Наше братство располагает в данное время шестнадцатью корсарскими кораблями, экипажи которых состоят из восьмисот прекрасных матросов, и сухопутными шайками, насчитывающими тысячу двести "джентльменов". За время своего существования мы ограбили несколько сот купеческих кораблей и разрушили множество замков, завладев хранившимися в них сокровищами. Мы навели ужас на весь Лондон. Богатые коммерсанты и банкиры охотно платят нам регулярную дань, чтобы избежать полного разорения. Даже вам, милорд Коллингвуд, мы помогли сделаться герцогом Эксмутским и за это получили от вас два документа... Вам очень не хотелось подписывать их, но старый Пеггам умеет добиваться того, чего хочет. Теперь мы с вами квиты. Бумаги вам возвращены... гм... и уничтожены.
   -- Охота вам перечислять ваши преступления! -- недовольно заметил Коллингвуд.
   -- Что же тут такого? Эти преступления принесли нам много пользы. Благодаря им я смог создать надежное убежище на неизвестном острове, где живут жены и дети морских разбойников, где у нас лечат раненых и больных и призревают слабых. На этом острове я -- неограниченный властелин. Там у меня собраны несметные богатства: золото, серебро, драгоценные камни, роскошные ткани и произведения всевозможных искусств. Не было ничего невозможного для разбойников. И только один раз я потерпел неудачу...
   -- В чем именно? -- спросил Коллингвуд.
   -- Три раза снаряжал я экспедиции, имевшие своей целью овладеть Розольфским замком, и ни одна из них не удалась. Желание овладеть старым поместьем Биорнов не дает мне покоя, отравляет каждую минуту моей жизни... Сорок поколений Биорнов, дружинников Роллана, скандинавских викингов в течение десяти веков копили в этом замке сказочные сокровища. Корабли Биорнов бороздили моря во всех направлениях. В Розольфсе собраны китайские вазы и дорогие статуи времен династии Тзина, превосходные японские вещи из бронзы и слоновой кости, сделанные три тысячи лет назад, индийские идолы из чистого золота... Я сам видел...
   -- А разве вы были там?
   -- Да, к своему несчастью, и то, что я видел, привело меня в неистовый восторг. Я не могу забыть огромный бриллиант, который вдвое больше всех известных бриллиантов и изображает Аврору в виде прекрасной девушки, лежащей на лотосовом листке. Индийское предание говорит, что эту фигурку гранили четыре поколения в течение двух веков. Это чудо искусства лежит на золотом блюде, изображающем морские волны... Да что! Разве можно описать словами все, что там собрано! Представьте себе погребальных жуков времен Сезостриса, сделанных из цельных рубинов, скипетры и короны эфиопских царей первой расы, статуи лучших греческих мастеров, серебряные амфоры, золотые блюда и кубки ассирийских царей... Ни у одного короля нашего времени нет ничего подобного. Сам султан позавидовал бы этим неисчислимым богатствам. Все, что было лучшего, начиная с глубокой древности и кончая XVII веком, нашло себе место в громадных залах Розольфского замка. С большим трудом удалось мне проникнуть туда под видом секретаря в свите одного пэра. Но с тех пор, как из Розольфского музея пропало несколько вещей, двери его были безжалостно закрыты для всех. Биорны нарочно распространили слух, что сокровища увезены из замка и скрыты в различных местах. Можете себе представить мою радость, милорд, когда сама судьба предает в мои руки Фредерика Биорна и когда у меня есть все основания надеяться, что розольфские сокровища станут моим достоянием и я смогу перевезти их на свой остров.
   -- А о каком же острове вы все время упоминаете? -- полюбопытствовал Коллингвуд.
   -- О, это не имеет значения для вас, потому что вы все равно никогда не попадете туда. Этот остров не обозначен ни на одной географической карте и лежит в стороне от всех известных морских путей... Впрочем, я могу отчасти удовлетворить ваше любопытство: этот остров называется "Безымянный". Название это я сам придумал. Нужно в течение трех лет служить верой и правдой нашему братству, чтобы быть допущенным туда и пользоваться всеми преимуществами, которые дает звание гражданина острова. Получивший это звание год работает на суше и на море для пользы братства, а потом год отдыхает на острове. Остров дает своим гражданам все, что только может пожелать человек для своего счастья и наслаждения. Единственное условие ставится для принятого на остров -- обзавестись семьей. Этим мы гарантируем себя от измены, так как за изменников отвечают их семьи. Надод, например, никогда не будет допущен на остров, потому что, прослужив всего два года и занимая важный пост начальника лондонского отдела, собрался бежать с принадлежащими нам деньгами.
   -- О, я вовсе и не добиваюсь чести прожить с вами всю жизнь, мистер Пеггам, -- вставил Надод.
   -- Знаю, -- возразил старик. -- И, если бы ты сказал мне об этом прямо, я бы отдал тебе добровольно в награду за твою службу ту сумму, которую ты собирался похитить. Я и теперь готов обещать ее тебе с условием, что ты не уйдешь от нас до окончания новой экспедиции против Розольфского замка, каков бы ни был ее исход.
   -- Конечно, я принимаю это условие, -- воскликнул Надод, пораженный этим великодушием главы "Морских разбойников".
  

ГЛАВА IX. В руках злодеев

   В этот вечер старик-нотариус предстал перед адмиралом Коллингвудом совсем в другом свете. Это уже не был маленький старикашка, бандит и негодяй... Нет! Это был добрый и могущественный король, заботящийся о благе своих подданных...
   Только Коллингвуд собирался высказать Пеггаму все свое восхищение им, как дверь отворилась, и в комнату вошел Мак-Грегор в сопровождении посыльного.
   -- Что нового, Иоиль? -- торопливо спросил нотариус.
   -- Шестьдесят человек, взятые с трех кораблей, стоящих в Саутварке, быстрым шагом идут сюда. Я едва успел обогнать их на четверть часа.
   -- Кто ведет их?
   -- Эдмунд Биорн, которому не терпится поскорее увидеться со своим братом.
   -- Не заметил ли ты чего-нибудь особенно интересного?
   -- Нет, господин мой, ничего не заметил. Как только розольфсцы сошли с кораблей на землю, они разделились на два отряда и двинулись вдоль Темзы. Я побежал боковыми кварталами -- там дорога прямее -- и потому опередил их.
   -- Хорошо. Ты помнишь мои приказания?
   -- Помню, господин.
   -- Можешь идти. Гонец ушел.
   -- Господа, надо торопиться! -- сказал Пеггам, обращаясь к Коллингвуду и Надоду. -- Мы не должны терять ни одной минуты. Иди за мной, Надод, а вы, адмирал, постарайтесь задержать здесь своего секретаря, пока мы не впустим в дом своих людей.

***

   Войдя к адмиралу и не увидев обоих посетителей, Фредерик Биорн заподозрил неладное. Но адмирал успокоил его, сказав, что посетители просили разрешения переговорить друг с другом наедине в соседней комнате, прежде чем дать ему окончательный ответ.
   Молодой человек сидел, как на горячих угольях, и почти не слушал того, что говорил ему адмирал, иначе бы он заметил, что адмирал чем-то взволнован. Но успех сегодняшнего дня вскружил Фредерику голову, и он утратил свою обычную осторожность и наблюдательность.
   А тем временем отряд из двадцати пяти вооруженных морских разбойников тихо и незаметно вошел в Эксмут-Гауз.

***

   Когда Грундвиг и его товарищи пришли в Саутварк, было уже около полуночи и на борту всех трех кораблей люди давно спали.
   К счастью, в распоряжении Билля, когда он съезжал на берег, оставалась лодка, дежурившая у пристани день и ночь. В противном случае им не удалось бы так легко добраться до корабля, на котором находился Эдмунд Биорн.
   Выслушав их рассказ о приезде брата и о событиях последней ночи, Эдмунд не на шутку испугался и пожелал сам командовать отрядом, который должен был отправиться в Эксмут-Гауз.
   Он выбрал из своего экипажа шестьдесят человек и разделил их на два отряда; один -- под началом его самого и капитана Билля, а другой -- под командой Грундвига и Гуттора. Это были самые сильные и храбрые из розольфсцев, еще недавно получившие возможность доказать свою храбрость. Когда они шли на своем корабле в Англию, то подверглись нападению пиратов и после отчаянного абордажного боя истребили их всех до одного, а корабль пустили ко дну.
   Был второй час ночи, когда отряд розольфсцев выступил из Саутварка по направлению к Эксмут-Гаузу.
   Огромный город был погружен в глубокое молчание. Густой туман увеличивал ночную темноту, так что в двух шагах впереди не было ничего видно. И только Темза выступала, как темная извилистая лента, и по краям ее мелькали красные и зеленые фонари кораблей, зажженные на основании правил о морском и речном судоходстве.
   На улицах было пусто. Навстречу отряду попадались только собаки и изможденные голодом нищие и грязные бродяги. Погода была сырая и пасмурная. Тщетно старался
   Эдмунд подавить в себе страх и ободриться. Он не понимал, почему злодеи сами дали возможность так легко захватить себя! По всей вероятности, они приняли надежные меры для своей безопасности. План старшего брата казался Эдмунду фантастическим и несбыточным, Эдмунд боялся неудачи и даже почти предвидел се. Но он ничего не сказал Гуттору и Грундвигу, шагавшим рядом с ним, и постарался не поддаваться мрачным предчувствиям.
   Его размышления были прерваны голосом Грундвига, указавшего на блестящий фонарь Эксмут-Гауза.
   -- Господин мой, я полагаю, что мы должны обойти освещенную сторону отеля, чтобы нас не заметили раньше времени.
   -- Хорошо, -- отвечал молодой человек. -- Делай, как знаешь, мой добрый Грундвиг.
   Верный слуга велел повернуть налево, и вся колонна, стараясь ступать как можно тише, направилась в тот переулок, где Грундвиг и Гуттор встретились с Фредериком Биорном. Дойдя до отеля, розольфсцы остановились и расположились в тени у стен, а Грундвиг подошел к балкону и подал условный сигнал, на который сейчас же послышался ответ. Затем дверь бокового подъезда бесшумно отворилась, и на крыльце показался Фредерик Биорн.
   Братья крепко обнялись, и Фредерик тихо сказал на ухо Эдмунду:
   -- Скорее, скорее... Мне нужно человек двенадцать. Злодеи ничего не подозревают. Через пять минут они будут в наших руках.
   -- Я иду с тобой.
   -- Нет, милый Эдмунд, -- возразил Фредерик, -- возможно, что они будут защищаться, и тогда нам понадобится помощь главного отряда, нехорошо оставлять его без командира.
   -- Как хочешь, брат, но я пойду и разделю с тобой опасность. Гуттор и Грундвиг с успехом смогут заменить меня.
   -- Пусть будет по-твоему, -- неохотно согласился Фредерик. -- Однако нам надо спешить, если мы хотим захватить наших врагов врасплох.
   И, позвав Гуттора и Грундвига, он сказал им:
   -- Я возьму с собой только десять человек. Если мы благополучно доберемся до библиотеки, вы нам не понадобитесь. Но если кто-нибудь из слуг адмирала заметит нас и поднимет тревогу, нам придется вступить в борьбу с ними, и тогда врывайтесь в отель, не опасаясь поднять шум. Все должно быть кончено, прежде чем сюда прибудут солдаты с ближайшего поста. Итак, вперед, друзья!
   Сопровождаемый Эдмундом и десятью розольфсцами, Фредерик Биорн исчез в темном подъезде.
   Гуттор и Грундвиг остались снаружи. Вытянув шеи, они напряженно прислушивались, но ковры, которыми были устланы все полы в Эксмут-Гаузе, заглушали шаги вошедших.

***

   Вдруг Гуттору показалось, что открытая дверь подъезда слегка шевелится, как будто кто-то изнутри пытается ее незаметно закрыть. Быстро просунув руку в проем, он пошарил за дверью и, нащупав там чье-то тело, схватил его и, несмотря на сопротивление, вытащил наружу.
   Это оказался верный слуга лорда Коллингвуда, Мак-Грегор, пытавшийся запереть двери и отрезать вошедших во главе с Фредериком Биорном розольфсцев от их товарищей на улице.
   -- Что ты здесь делаешь? -- угрожающе спросил великан.
   -- А кто вы такие, чтобы я стал вам отвечать? -- дерзко проговорил Мак-Грегор. -- Проходите своей дорогой и прекратите нелепые шутки. С каких это пор честному слуге запрещается запирать двери дома своего господина?
   И, чтобы обмануть недоверие продолжавшего его держать гиганта, он добавил добродушным тоном:
   -- Наверное, это повар, выходя, оставил дверь открытой... Этакий пьяница! Вечно шатается в неурочные часы.
   -- Ты мне кажешься, приятель, не столько честным слугой, сколько самым бессовестным лгуном, -- сказал Гуттор, встряхивая шотландца.
   -- Берегись, ночной бродяга, -- возразил Мак-Грегор. -- Разве ты не знаешь, что я служу его светлости герцогу Эксмутскому?
   -- Наплевать мне на всех герцогов Англии! -- вскричал гигант, взбешенный тем, что его назвали бродягой. -- Я сам служу герцогу Норрландскому, а он не подчиняется даже королю.
   -- Не горячись, Гуттор, -- остановил товарища Грундвиг. -- Разве ты забыл, что нам строго запрещено шуметь? К тому же возможно, что этот человек и не врет.
   -- А все-таки я его не выпущу, и пусть сам герцог решит его участь. Подумаешь, что за птица -- слуга злодея Коллингвуда! Эй, вы, -- обратился он к двум матросам, стоявшим к нему ближе всех, -- возьмите этого негодяя и стерегите хорошенько, чтобы он не убежал.
   -- Не беспокойтесь, капитан, -- ответил один из матросов. -- Мы вам представим его по первому требованию в самом лучшем виде, если только он будет вести себя спокойно.
   Не успел матрос докончить свою шутку, как раздался громкий металлический лязг, и дверь подъезда оказалась закрыта широким железным заслоном, едва не задевшим Гуттора.
   На этот раз нельзя было сомневаться в том, что в доме что-то произошло.
   -- Измена! Измена! -- закричал Грундвиг. -- Наши попали в засаду!
   От волнения он на минуту задохнулся, а Гуттор заревел, как бешеный зверь.
   -- Вперед! -- крикнул он. -- За мной!
   И, разбежавшись, он всем телом бросился на металлический заслон. Сознание, что Фредерик и Эдмунд подвергаются страшной опасности, удесятерило его необыкновенную силу. Раздался ужасный треск, и заслон, выбитый из амбразуры, с грохотом и звоном обрушился внутрь, увлекая в своем падении гиганта.
   Впрочем, Гуттор сейчас же поднялся на ноги.
   -- Вперед! Вперед! -- гремел он. -- Горе тому, кто тронет хотя бы один волосок у них на голове!
   Он бросился на лестницу, за ним все остальные розольфсцы, за исключением двух матросов, оставшихся стеречь Мак-Грегора.
   На верху лестницы их ожидало новое препятствие: железный заслон, подобный первому, заграждал доступ во внутренние комнаты.
   -- Ура! Ура! Вперед! -- прохрипел гигант, бешено бросаясь на препятствия.
   И второй заслон, подобно первому, уступил его нечеловеческой силе. Гуттор ворвался в коридор, а за ним бросились его спутники.
   Отыскивая в темноте дверь, он кричал:
   -- Огня! Ради Бога, огня!.. Скорее!..
   -- Сейчас, -- воскликнул Грундвиг, -- сейчас я дам огонь, я захватил с собой фонарь.
   Наступила томительная тишина. Слышно было только, как бьются сердца нескольких десятков человек. Грундвиг высекал трут... Вдруг откуда-то до них донесся слабый крик:
   -- Грундвиг! Гуттор!.. Храбрецы мои!.. Помогите!.. Гуттор, с пеной у рта, кусал себе губы. Наконец фонарь зажгли и при свете его увидели справа дубовую дверь. От богатырского напора дверь сразу разлетелась вдребезги, и Гуттор очутился в квадратной комнате, имевшей три двери. Но -- увы! -- все эти двери были опять-таки закрыты железными заслонами...
   Не тратя времени на размышление, Гуттор бросился на среднюю дверь, но на этот раз заслон устоял, и гигант тяжело упал на землю. Поднявшись, он стоял разбитый и обессиленный, тяжело дыша, с налитыми кровью глазами.
   При виде того, что даже гигантская сила Гуттора не может им помочь, розольфсцы пришли в уныние.
   Но Гуттор так скоро не сдался. Мысль, что его господа находятся во власти бандитов, привела его в состояние бешенства и придала ему новые силы: он вскочил на ноги, твердо решившись добиться цели или разбиться самому. Заслон приходился между двумя каменными косяками двери, выступы которых представляли очень удобную точку опоры. Гуттор уперся в них ногами и, закрыв глаза, напряг все свои мускулы.
   Кровь бросилась ему в лицо и, казалось, вот-вот брызнет сквозь кожу. Шея гиганта вздулась так, что готова была лопнуть, легкие работали, как кузнечные мехи.
   Моряки, затаив дыхание, ожидали с минуты на минуту, что он, не выдержав страшного напряжения, свалится мертвым. Вдруг послышался легкий треск... Гуттор налег из последних сил, и заслон упал, а с ним вместе обрушилась и часть стены.
   Розольфсцы закричали от радости. Стоявшие ближе бросились к нему и помогли подняться. Гуттор чувствовал головокружение, губы его были покрыты пеной и кровью.
   -- Ничего, ничего, -- бормотал он. -- Обо мне не заботьтесь. Вперед! Вперед!
   Все, теснясь, вбежали в библиотеку. Она была пуста. В глубине комнаты находилась единственная дверь, но и та была закрыта железным заслоном. Между тем Гуттор был совершенно изнурен и не способен на новое усилие.
   Вдруг препятствие исчезло с быстротой молнии: заслон вдвинулся в стену.
   Произошло это благодаря тому, что один из матросов нечаянно нажал кнопку, приводящую в движение секретный механизм.
   В одну минуту розольфсцы наводнили весь дом. Затем отовсюду послышались возгласы удивления.
   Нигде не было и следа герцога и его спутников. Враги также исчезли.
   Раз двадцать осмотрели стены, тщательно исследовали снизу доверху все помещение и паркет, но ничего не нашли.
   Тогда Грундвиг решил, что под домом есть подземный ход, но отыскать его они не смогли, несмотря на все усилия. Попробовали допросить Мак-Грегора, но тот не мог или не пожелал дать никаких объяснений.
   -- Я ничего не знаю, -- говорил он. -- Я бедный шотландец и всего лишь два дня тому назад нанялся к лорду. Делайте со мной, что хотите.
   Гуттор предлагал разрушить весь отель до основания, но его насилу убедили, что этого никак нельзя сделать, потому что полиция не допустит.
   Время шло, а розольфсцы все еще не уходили из отеля в тщетной надежде найти какой-нибудь след похищенных. Жаль было видеть этих храбрых и мужественных моряков, многие из которых плакали от сознания своего бессилия. Даже Гуттор и Грундвиг не скрывали отчаяния. Несчастный гигант бил себя в грудь, обвиняя в том, что не смог уберечь своих господ.
   -- Ах, если бы я пошел с ними, -- восклицал он, -- я бы не дал им попасть в руки злодеев!..
   Грундвиг, несмотря на свое горе, сохранивший еще присутствие духа, попробовал его успокоить.
   -- Нет, -- говорил он, -- тебе не за что себя упрекать. Ты сделал все, что только мог, для спасения своего господина. Ну же, Гуттор, ободрись. Нельзя так предаваться отчаянию. Ведь ты мужчина. Мы должны прежде всего думать о мести. Как только мы захватим злодеев в свои руки...
   -- О! -- вскричал Гуттор, и глаза его вспыхнули мрачным огнем. -- Если только они когда-нибудь попадутся ко мне в руки!.. Нет такой ужасной пытки, которой я не придумаю для них...
  

ГЛАВА X. Находка

   Между тем Билль продолжал поиски.
   -- Какие-нибудь следы должны были остаться, -- упорно твердил он.
   Вернувшись в сотый раз в библиотеку, он принялся обшаривать все углы. Посредине комнаты стоял стол, накрытый длинной скатертью. Ползая на четвереньках по полу, Билль нечаянно задел и сдернул со стола скатерть, и тогда на пол медленно слетел клочок бумаги, по-видимому, вырванный из записной книжки.
   Билль поднял его и невольно вздрогнул: на бумажке было что-то написано, но так неразборчиво, что он ничего не понял. Одни буквы были непомерно велики, другие, наоборот, слишком малы. Несколько человек собрались вокруг него, но все их усилия разобрать что-либо были безуспешны.
   Привлеченный шумом, Грундвиг подошел к ним и сказал:
   -- Дайте мне сюда бумажку, Билль! Я посмотрю. Едва взглянув на таинственные каракули, Грундвиг пришел в такое волнение, что не сразу мог заговорить.
   -- Что такое? Что такое? -- посыпались на него со всех сторон вопросы.
   -- Слушайте! Слушайте! -- произнес он дрожащим голосом. -- Эта записка написана по-норвежски: стало быть, писал ее кто-то из наших и писал наспех, украдкой.
   -- Да в чем дело? Читайте, читайте скорее! -- послышались нетерпеливые голоса.
   Грундвиг прочитал:
   "Мы живы. Нас перевезут на "Безымянный остров" навсегда. Надежда на вас".
   -- В конце стоит одна буква "Э", -- прибавил Грундвиг. -- Вероятно, писавший начал какое-то слово и не успел его закончить.
   -- Буква "Э", -- повторил Билль. -- Так ведь это означает Эдмунд! Это подпись брата герцога.
   -- Господи, Боже мой! -- вскричал Гуттор, не веря своим ушам. -- Если они живы, мы спасем их!
   -- Да, да! Мы их спасем! -- дружно закричали розольфсцы.
   Но луч надежды, на миг показавшийся Грундвигу, опять потух.
   -- Каким же образом мы найдем этот остров? Ведь он известен только морским разбойникам.
   -- "Безымянный остров"!.. -- произнес в раздумье капитан Билль. -- Черт возьми! Где я слышал это название? От кого?
   Уверенность, что герцог и его брат живы, мало-помалу привела Грундвига и его друзей в более спокойное состояние.
   Тем временем в окна уже забрезжило туманное, холодное лондонское утро. Разбившись на группы, чтобы не возбудить подозрения полиции, норрландцы покинули Эксмут-Гауз.
   Гуттор, Грундвиг и Билль шли втроем по берегу Темзы. Вдруг они увидели отряд солдат, конвоировавший в Тауэр какого-то человека. За арестованным валила густая толпа народа.
   -- Смерть убийце! В воду его! -- раздавались крики. Солдаты с трудом сдерживали толпу, готовую растерзать несчастного.
   -- В чем состоит его преступление? -- спросил Билль у одного прохожего.
   -- Как! Вы разве не знаете? -- удивился тот. -- Сегодня ночью отряд солдат выдержал жаркую битву с сотней морских разбойников в таверне "Висельник". Победа осталась за храбрыми солдатами его величества -- да сохранит его Господь! Они убили шестьдесят человек бандитов, потеряв тридцать своих. Теперь они ведут в Тауэр самого отчаянного бандита, известного под кличкой "Красноглазый". Прежде чем его удалось схватить, он один убил двадцать солдат. Огромной железной полосой он крошил направо и налево... Дело его ясно.
   Друзья пошли тише, желая посмотреть, кого это арестовали под видом "Красноглазого". К сожалению, очи были уверены, что это не Надод.
   Каково же было их удивление, когда в арестованном грабителе они узнали чудака Ольдгама! Клерк Пеггама шел в кандалах, бледный, как мертвец, и, отчаянно жестикулируя, уверял всех в своей невиновности.
   При виде этой комичной фигуры Билль невольно улыбнулся.
   -- Когда его будут судить, -- сказал он, -- мы непременно должны выступить свидетелями в его пользу. Хотя он и служил у негодяя Пеггама, но не способен обидеть мухи.
   -- Разумеется, Билль, -- ответил Грундвиг, -- мы должны постараться спасти его от виселицы. Наша честь требует этого, тем более, что без нас он даже защититься, как следует, не сумеет. Ведь английские присяжные ужасно глупы.
   Вдруг Билль остановился и хлопнул себя по лбу, как человек, решивший задачу, которая долго ему не давалась.
   -- Что это с тобой? -- спросил Грундвиг. -- Уж не нашел ли ты способ попасть на "Безымянный остров"?
   -- Нет, но зато я вспомнил, кто мне говорил о нем.
   -- Кто же это?
   -- Это клерк Ольдгам, которого сейчас повели в Тауэр.
   -- О!.. -- воскликнул Гуттор. -- В таком случае, этого человека нужно спасти во что бы то ни стало.
  

ГЛАВА XI. Судебная ошибка

   Когда явившиеся в таверну "Висельник" солдаты не нашли там никого, кроме груды мертвых тел и забившегося под стол дрожащего от страха Ольдгама, начальнику отряда пришла в голову блестящая мысль. В своем докладе начальству он представил все происшествие в таверне как битву между солдатами и морскими разбойниками, из которой солдаты вышли победителями, при этом захватив Ольдгама -- страшного атамана бандитов.
   Этот доклад произвел целую сенсацию в обществе.
   Население британской столицы, раздраженное участившимися за последнее время грабежами и убийствами, не без основания приписывало их "Морским разбойникам" и возмущалось властями, которым не удалось еще поймать ни одного преступника из этой шайки.
   Немудрено поэтому, что все -- и полиция, и публика -- чрезвычайно обрадовались поимке одного бандита, да еще из главных.
   Англичане пришли в восторг. Всюду восхвалялось мужество солдат и офицера, который ими командовал. В их пользу была устроена подписка, давшая солидную сумму.
   Следствие, проведенное коронером на следующий день, подтвердило все обстоятельства дела, и мистер Ольдгам был передан уголовному суду лондонского Сити. Участь несчастного клерка Пеггама была предрешена заранее, и ничто, даже красноречие самого Демосфена, не в состоянии было бы спасти его.
   Через двадцать четыре часа после заключения в тюрьму ему было объявлено, что на следующее утро состоится суд. Правительство хотело действовать быстро и решительно и показать устрашающий пример "Морским разбойникам".
   -- Ваше дело ясно, -- любезно предупредил Ольдгама один из тюремных чиновников. -- Вы хорошо сделаете, если напишете своим родным, потому что послезавтра все будет кончено.
   Но мистер Ольдгам не оценил этой любезности, так как твердо верил в свою непричастность к каким бы то ни было преступлениям.
   Вечером заключенного посетил его тесть Фортескью. Он вошел важно, скрестив на груди руки, и с самым торжественным видом произнес:
   -- Я тебе предсказывал, Захария, что ты опозоришь обе наши семьи! На твоем лице я всегда видел неизгладимую печать роковой судьбы.
   -- Клянусь вам, что я являюсь жертвой судебной ошибки,
   -- возразил несчастный клерк.
   -- Не лги! -- строго остановил его почтенный Фортескью.
   -- Я все знаю.
   -- Если вы знаете все...
   -- Я читал геройский рапорт храбрых солдат его величества, которые сражались против разбойников, во главе которых стоял ты.
   -- Но это ужасно!.. Уверяю вас, что ничего подобного не было! Я все время сидел под столом, покуда происходила битва между разбойниками и какими-то неизвестными людьми, которых я не мог видеть, так как они находились в самой глубине залы. Что же касается королевских солдат, то они ни с кем не сражались и никого не убили, потому что пришли тогда, когда все уже было закончено.
   -- Бедная Бетси!.. Несчастная Бетси!.. Какого отца я выбрал для твоих детей! -- произнес Фортескью трагическим голосом, воздевая руки к небу. Потом прибавил плаксивым тоном. -- Захария, мы не можем так расстаться!
   -- Ну, теперь за нежности... Сцена примирения... Знаю я все это, раз двадцать испытал... Впрочем, я на вас нисколько не сержусь.
   -- Завтра я опять приду утешать тебя и ободрять, -- объявил на прощание мистер Фортескью и величественно удалился из камеры.
  

ГЛАВА XII. Прогулка по Темзе

   Как только ушел мистер Фортескью, в камеру вошел тюремщик Ольдгама и сообщил узнику, что его спрашивают десять адвокатов, предлагающих свои услуги для защиты его дела на суде.
   -- Я буду защищаться сам, -- ответил клерк Пеггама, знавший цену английским адвокатам.
   -- Это не разрешается, -- возразил тюремщик. -- Не хотите ли вы поручить мне переговоры? Это не будет вам стоить ни одного пенса.
   -- Ну, если так, другое дело. В таком случае, действуйте, как знаете.
   Десять минут спустя тюремщик привел в камеру какого-то рыжего джентльмена на жердеобразных ногах и с головой хищной птицы, отрекомендовав его мистером Джошуа Ватерпуфом.
   Ольдгам и адвокат просидели вместе часа два. О чем они беседовали -- осталось тайной, но после ухода адвоката мистер Одьдгам сделался гораздо спокойнее. Он был бы еще спокойнее за свою судьбу, если бы знал содержание записки, полученной в это утро мистером Джошуа.
   В записке говорилось:
   "Достопочтенный мистер Джошуа Ватерпуф получит пять тысяч фунтов стерлингов, если ему удастся оправдать тауэрского арестанта или устроить его побег.
   "Морские разбойники".
   Мистер Джошуа был человек продувной, и покровители Ольдгама не могли сделать лучшего выбора. Это был постоянный адвокат всех столичных мошенников и злодеев, знавший отлично всех служащих в тюрьмах и имевший самые точные сведения о том, кого и за сколько можно подкупить.
   Когда знаменитый адвокат вышел из тюрьмы, к нему подошел какой-то нищий и знаком пригласил следовать за собой. Бросив кругом быстрый взгляд и убедившись, что за ними никто не следит, мистер Джошуа свернул в глухой переулок и остановился.
   Нищий не замедлил подойти и сказал:
   -- Не правда ли, какая прекрасная погода, мистер Джошуа? Даже не по сезону.
   -- Действительно, -- отвечал адвокат, -- в Лондоне очень редко выдаются такие чудные дни.
   -- Не внушает ли вам это некоторого желания прокатиться по Темзе, мистер Джошуа? У меня наготове лодка с шестью гребцами... Превосходная лодка... Она сможет доставить вас, куда только вам заблагорассудится... Например, в Саутварк...
   -- В Саутварк?.. Да, там очень хорошо... Что же, я готов, благо, представляется удобный случай.
   -- Соглашайтесь, мистер Джошуа, вы не раскаетесь. Лодка стоит вот здесь, около моста.
   Нищий пошел впереди, Джошуа Ватерпуф последовал за ним. Они скоро дошли до того места, где стояла небольшая изящная шлюпка. Нищий предложил адвокату войти в нее. Усаживаясь, мистер Джошуа повернулся к нищему спиной на несколько секунд, а когда обернулся, был очень удивлен: вместо грязного нищего в лодке сидел молодой, элегантный флотский офицер с капитанскими нашивками. Борода и парик были небрежно брошены на скамью.
   -- Кажется, я имею честь говорить с адвокатом мистером Джошуа Ватерпуфом? -- спросил офицер.
   -- Совершенно верно, сэр.
   -- Пожалуйста, извините меня за это переодевание и вообще за странный способ знакомиться, но, так как я не знал вас в лицо, я боялся вместо вас обратиться к кому-нибудь из служащих тюрьмы. Подобная ошибка могла иметь для меня весьма прискорбные последствия.
   -- Я понимаю. Одним неосторожным словом можно было все погубить, тогда как прогулка по Темзе...
   -- Осталась бы прогулкой по Темзе -- и только, даже если бы вы оказались не мистером Джошуа Ватерпуфом, -- с улыбкой договорил офицер.
   -- Предположим, что я не мистер Джошуа Ватерпуф, -- сказал, игриво улыбаясь, адвокат. -- Что бы вы тогда сделали?
   -- Я бы выбросил вас в воду, проезжая под мостом, -- ответил офицер, улыбаясь не менее игриво.
   -- Ах, черт возьми! -- воскликнул адвокат. -- Только вы, пожалуйста, не думайте, что ошиблись: ошибки никакой нет.
   -- Но ведь я вам еще не сообщил ничего такого, чем бы вы могли злоупотребить, -- возразил офицер. -- Следовательно, вы ничем не рискуете... За весла, ребята! -- прибавил он, обращаясь к гребцам.
   "С этими людьми шутки плохи, -- подумал Джошуа. -- Вот никак не предполагал, что среди "Морских разбойников" есть офицеры флота".
   Подгоняемая шестью парами весел, лодка быстро скользила по Темзе.
   Офицер сел на скамейку рядом с адвокатом.
   -- Я вижу, мистер Джошуа, что запугать вас не так легко, -- начал он.
   -- Гм... Как вам сказать! В некоторых случаях, напротив, я бываю очень осторожен.
   -- В каких же это, например?
   -- Да вот хотя бы в данном случае. Ведь я не знаю даже, куда меня везут.
   -- Понимаю, к чему вы клоните, мистер Джошуа, но, к сожалению, я не могу удовлетворить ваше любопытство.
   -- Ах, Бог мой, да я вовсе и не желаю ничего знать. Вы просили меня привести вам пример, вот я и привел его. В конце концов, человек я терпеливый и умею ждать, когда нужно. Часом раньше, часом позже, не все ли равно.
   -- И опять я вынужден вас разочаровать, мистер Джошуа, -- возразил офицер. -- Вы ни через час, ни через полчаса, никогда не узнаете, куда вас везет эта лодка.
   -- Но ведь это низость! -- возмутился адвокат, вскакивая на ноги и ожесточенно размахивая руками. -- Это похищение!.. Это западня!.. Извольте меня сейчас же высадить на берег, иначе я начну против вас дело о незаконном похищении.
   -- Помолчите, мистер Джошуа, -- сказал офицер. И, вынув из-за пояса пистолет, он, как бы невзначай, направил его дуло на адвоката.
   Почтенный адвокат, по-видимому, питал неизмеримое уважение к огнестрельному оружию, так как сейчас же успокоился и, усевшись на свое место, замолчал.
   -- Так-то лучше, сэр, -- одобрительно заметил молодой человек, в котором читатель, наверное, узнал уже капитана
   Билля. -- Вы становитесь благоразумны. Да, по правде сказать, оно и стоит того. Ради пяти тысяч фунтов стерлингов можно потерпеть немножко. А теперь я вынужден буду завязать вам глаза, так как мы подъезжаем...
   -- Завязывайте, сэр, -- жалобно простонал адвокат, побледнев, как мертвец. -- Завязывайте, я всему покоряюсь.
   -- Подумайте, сэр, -- ласково проговорил Билль, -- если " вам обещают пять тысяч фунтов стерлингов, значит в ваших услугах нуждаются; поэтому вы можете быть совершенно спокойны за себя.
   С этими словами он достал из кармана платок и завязал им глаза Джошуа, который и не подумал оказать ни малейшего сопротивления.
   -- Я не злоупотреблю вашим терпением, сэр, -- продолжал Билль. -- Через пять минут повязка будет с вас снята.
   И он громким голосом отдал команду гребцам:
   -- Легче, легче! Не ударьтесь бортом! Причаливайте!
   Адвокат почувствовал, как лодка получила легкий толчок и остановилась. Где же они находились?
   Джошуа рассчитал по времени, что дальше Саутварка они не уехали, но этим ограничивались его догадки.
   Новый приказ, отданный капитаном, ясно подсказал ему, что лодка причалила к какому-то кораблю.
   -- Эриксон, -- крикнул капитан, -- бросьте нам веревку.
   -- Есть, капитан!
   -- Привяжите покрепче это кресло.
   -- Есть, капитан!
   "Очевидно, они не хотят, чтобы я видел и корабль, -- подумал Джошуа, -- и поднимают меня на борт со всеми почестями, на которые имеет право слепой".
   Почтенный адвокат не ошибся.
   Его усадили в приготовленное кресло и подняли на палубу. Там встретил его поднявшийся по трапу Билль и, взяв за руку, повел куда-то. Через несколько минут Джошуа почувствовал у себя под ногами мягкий ковер. Дверь затворилась за ним, и повязка, как бы по волшебству, слетела с его глаз.
  

ГЛАВА XIII. Пять тысяч фунтов стерлингов

   Джошуа увидел, что находится в большом салоне, в котором, казалось, были собраны все богатства пяти частей света: кашмирские ковры, китайские и японские вазы, саксонский и севрский фарфор, венецианские зеркала в рамах из слоновой кости, разноцветный богемский хрусталь, гобелены, лионский бархат, русская кожа, редкие картины... Все это делало комнату похожей на какой-то музей редкостей.
   Кроме адвоката и капитана Билля, в салоне сидели за большим столом, заваленным книгами и морскими картами, два наших старых знакомца -- Грундвиг и Гуттор.
   Со времени исчезновения герцога Норрландского и его брата они признали начальником экспедиции Билля. Несмотря на его крайнюю молодость, -- Биллю было всего двадцать два года, -- верные слуги Биорнов понимали, что его знания, ум и предприимчивость имеют перевес над их опытностью. И им не пришлось раскаяться в своем решении. Впрочем, Билль со своей стороны дал слово не предпринимать ничего важного без согласия своих старших друзей.
   -- Джентльмены, -- сказал Билль, -- имею честь представить вам достопочтенного Джошуа Ватерпуфа, одного из знаменитейших лондонских адвокатов, с которым вы пожелали познакомиться.
   Гуттор и Грундвиг молча поклонились.
   -- Мистер Джошуа, -- продолжал капитан, -- позвольте представить вам двух моих лучших друзей, имена которых разрешите пока сохранить в тайне.
   Адвокат кивнул в знак согласия головой и церемонно поклонился.
   -- Теперь разрешите объяснить вам, сэр, цель вашего вынужденного визита к нам, -- сказал Билль, предлагая адвокату стул.
   -- Нет, почему же вынужденного? -- с улыбкой запротестовал адвокат. -- Ведь я получил сегодня утром ваше письмо и после этого был готов следовать за вами хоть на край света и перенести любые неприятности, которые вы бы пожелали причинить мне из предосторожности.
   Друзья переглянулись с нескрываемым удивлением. К счастью, внимание Джошуа было отвлечено созерцанием чудес, наполнявших комнату, и он не заметил замешательства норрландцев.
   О каком это письме говорил адвокат? Не зная содержания письма, невозможно было продолжать разговор, иначе легко было попасть впросак и выдать себя. Эта мысль пришла в голову сразу всем троим розольфсцам.
   Бросив своим друзьям красноречивый взгляд, Билль ответил адвокату:
   -- Вы правы, но так как я вас знаю только понаслышке, то прежде чем вступить с вами в деловой разговор я хотел бы удостовериться в том, что вы подлинно являетесь тем, за кого себя выдаете. Ведь я совершенно случайно натолкнулся на вас и поверил вам просто на слово.
   -- Ваши сомнения легко рассеять, -- возразил адвокат. -- Вот письмо, которое я получил от вас.
   И, вытащив из кармана письмо, он бросил его на стол. С трудом подавив волнение, Билль взял записку и, быстро пробежав ее глазами, передал своим товарищам.
   -- Прочтите, -- сказал он. -- Я и забыл сообщить вам содержание этого письма, посланного мною господину адвокату.
   -- Ну, а теперь перейдем к делу, -- продолжал он, когда Грундвиг и Гуттор ознакомились с запиской. -- Нет сомнения, что перед нами действительно собственной персоной адвокат Джошуа Ватерпуф... Сэр, можете ли вы завтра на суде оправдать несчастного Ольдгама? Доклад солдат -- чистейшая выдумка от первого до последнего слова. Мы сами находились в то время в трактире "Висельник" и можем засвидетельствовать, что во время боя мистер Ольдгам сидел под столом ни жив ни мертв.
   -- Я-то знаю, -- ответил адвокат, -- я с ним беседовал сегодня целых два часа и вынес убеждение, что он -- совершенно безобидный и честный человек. Во всякое другое время этот процесс окончился бы среди взрывов всеобщего смеха. Но сейчас, когда умы всех возбуждены и выдумке солдат верят или, вернее, хотят верить, -- картина меняется. Слишком много лиц уже замешаны в этом деле, и оправдательный приговор поставил бы всех их в смешное положение. Поэтому я полагаю, что для мистера Ольдгама нет ни малейшей надежды. Он осужден заранее и бесповоротно. Из суда он выйдет прямо на эшафот. Три друга вздрогнули.
   -- Понимает ли он свое положение?
   -- До сегодняшнего утра он ничего не сознавал, но я ему разъяснил, и он стал плакать, как ребенок. Впрочем, мне удалось его успокоить, убедив его, что за него заступятся могущественные друзья.
   -- Теперь, сударь, я вам предложу второй вопрос. Можете ли вы устроить его побег и передать его из рук в руки одному из наших, который будет ждать его в лодке там, где вы укажете?
   -- И да, и нет. Я буду говорить откровенно... С самого утра я не переставал обдумывать способ спасти вашего товарища и пришел к выводу, что спасти его можно, если в мое распоряжение будет предоставлена достаточная сумма денег. В противном случае ничего нельзя сделать.
   -- Мы вам предложили пять тысяч фунтов стерлингов, считая эту цифру вполне приличным гонораром за защиту на суде, но денежный вопрос затруднить нас не может. Мы хотим во что бы то ни стало спасти Ольдгама и за деньгами не постоим.
   -- В таком случае его побег почти обеспечен, -- кивнул
   Джошуа.
   -- Какую же сумму вы считаете необходимой для этой цели?
   -- Позвольте вам заметить, что это дело произведет громадный шум на всю Англию. Полиция перевернет небо и землю, чтобы открыть виновников побега, да открыть их будет и не трудно: первым делом схватятся за смотрителя Торнбулля, который отопрет для узника дверь тюрьмы, и за адвоката Джошуа, который подкупит смотрителя. Оба они могут быть уверены, что их по головке не погладят, потому что, согласно специальному распоряжению, если какой-нибудь морской разбойник убежит из тюрьмы, вместо него будут повешены те, кто содействовал его побегу. Вы, конечно, понимаете, что мне и Торнбуллю придется бежать за границу, а для того чтобы жить там прилично, нужны деньги.
   -- Потрудитесь же назначить сумму.
   -- Для смотрителя, я полагаю, достаточно будет ста тысяч франков, потому что, согласитесь, ведь он рискует не только местом, но и жизнью.
   -- Хорошо, мы согласны. А сколько потребуется вам?
   -- Я один из самых известных лондонских адвокатов. Определите сами, сколько я могу стоить.
   -- Нет уж, определяйте, пожалуйста, вы, сэр. У нас для этого нет никаких данных.
   -- Я зарабатываю около полутораста тысяч франков в год. Кроме того, в этом деле я тоже рискую жизнью. Следовательно, миллион франков не будет слишком дорогою ценою...
   -- Мы согласны, -- сказал опять Билль, переглянувшись с товарищами.
   Могли ли они скупиться, когда от спасения Ольдгама зависела судьба их господ? Если бы Джошуа запросил не один миллион, а два, то они все равно согласились бы. Адвокат не знал, какая причина побуждает их быть щедрыми, и удивился той легкости, с какою они согласились на его требования.
   -- Это еще не все, -- продолжал, подумав с минуту, Джошуа, -- вы должны будете дать нам убежище на своем корабле и перевезти нас во Францию.
   -- С удовольствием исполним ваше желание.
   -- Прежде чем уйти отсюда и приступить к делу, позвольте мне спросить вас еще об одной вещи.
   -- Сколько угодно.
   -- Не можете ли вы дать мне в помощники самого сильного матроса с вашего корабля? Он будет очень полезен для выполнения того плана, который я наметил.
   -- Извольте, с удовольствием, -- отвечал Гуттор и кинул на товарищей взгляд, означавший: "матросом буду я".
   С минуту Билль сидел, глубоко задумавшись. Потом, обращаясь к адвокату, он сказал:
   -- Мистер Джошуа, если бы вам представился случай честно заработать еще четыре или пять миллионов и прибавить их к тому, который мы уже обязались вам выплатить, согласились ли бы вы воспользоваться этим случаем?
   -- Я был бы безумцем, если бы поступил иначе. Разумеется, представься мне подобный случай, я бы сейчас же схватил его за волосы.
   Гуттор и Грундвиг поглядели на капитана с таким выражением, как будто хотели спросить его, не сошел ли он с ума.
   Но Билль не обратил на них никакого внимания.
   -- Прекрасно, мистер Джошуа. Я хочу предложить вам именно такое дело, но прежде чем сообщить вам все подробности, я должен задать вам несколько вопросов, на которые попрошу вас отвечать с полною откровенностью.
   -- Даю вам слово быть откровенным.
   -- Хорошо. Скажите, пожалуйста, ведь вы, если не ошибаюсь, -- защищаете главным образом тех лиц, которые благодаря превратностям судьбы попадают на скамью подсудимых...
   -- Не бойтесь оскорбить меня. Скажем попросту: я -- присяжный адвокат всех воров, мошенников, разбойников и убийц, обреченных на виселицу. Видите, я нисколько не стесняюсь!
   -- Очень вам благодарен. Итак, я продолжаю. Случалось ли вам защищать кого-нибудь из членов братства "Морских разбойников"?
   -- Никогда, никого!.. Ведь вы действуете... то есть, эти джентльмены действуют так дружно, что правосудие никак не может справиться с ними. Если и случалось властям иной раз словить кого-нибудь из разбойников, то суд неизменно оправдывал подсудимых за недостатком улик... Несколько мелких дел, впрочем, было, и вел их почти всегда я.
   -- Но откуда же вы знаете, что вашими клиентами были члены братства?
   -- Потому, что гонорар за ведение этих дел каждый раз выплачивался мне через одного и того же человека, которого я имею основание считать одним из главарей братства.
   -- Как зовут этого человека?
   -- Не могу вам сказать.
   -- Почему?
   -- Это моя адвокатская тайна.
   -- Сколько вы за нее желаете?
   -- Я ее ни в коем случае не продам, а вам в особенности, потому что вы сами принадлежите к братству. Ведь может случиться, что вы действуете из мести или вам поручено произвести дознание о действиях этого человека.
   -- Вы ошибаетесь, -- возразил Билль и прибавил наобум. -- Пеггам никогда ничего во вред братству не делал, и советы, которые вы ему давали, приносили нам только пользу.
   -- Ну, вот видите!.. Я знал, что вам все известно. Вы хотели меня просто испытать, не способен ли я, выйдя от вас, донести обо всем властям.
   Билль несколько минут молчал.
   Он узнал, что ему хотелось.
   Джошуа был знаком с Пеггамом, который, конечно, не замедлит к нему прийти, чтобы посоветоваться насчет Ольдгама. Это вносило страшную путаницу во все его планы. Как теперь быть?
  

ГЛАВА XIV. Дерзкий план

   И вдруг в уме Билля промелькнул необыкновенно простой и дерзкий план. Он задумал похитить Пеггама из квартиры адвоката.
   Билль не сомневался, что бандит явится к адвокату один, так как он не любит действовать при свидетелях, и в сумерки, чтобы не попасть на глаза шпионам розольфсцев... А тогда все остальное с помощью гиганта Гуттора не представит особых затруднений.
   Его размышления прервал адвокат.
   -- Вы мне не отвечаете, -- сказал он. -- Сознайтесь, что вам хотелось только испытать мою адвокатскую честность. О, теперь вы можете быть уверены, что адвокат Джошуа Ватерпуф не выдаст доверенной ему тайны ни за какие миллионы. В этом честь нашей профессии, которая в противном случае не приносила бы нам никакого дохода, так как наши клиенты нередко вверяют нам не только все свое состояние, но и свое доброе имя. Секреты злодеев мы обязаны хранить так же свято, как и тайны честных людей.
   -- Ну, да, -- ответил Билль. -- Я действительно хотел вас немного испытать, потому что вы для нас были... Впрочем, не будем об этом говорить. Я вижу, что вы человек безусловно честный, и в доказательство моего доверия к вам я сейчас выдам вам чек на миллион сто тысяч франков. Деньги вам выплатит по первому требованию банкирская контора братьев Беринг. Это, как вам, конечно, известно, лучший банкирский дом в Сити.
   Адвокат наклонил голову и улыбнулся. Перспектива получить гонорар вперед была ему, очевидно, как нельзя более по душе.
   -- Ну, а в случае успеха, -- продолжал с лукавой улыбкой Билль, в то время как мистер Джошуа старательно прятал в бумажник драгоценный чек, -- ваш гонорар будет удвоен.
   Потом, видя полнейшее недоумение и растерянность на лицах Гуттора и Грундвига, Билль встал и попросил их следовать за собой.
   -- Извините, мистер Джошуа, если мы оставим вас одного минут на пять, -- сказал он адвокату. -- Мы должны обсудить одну незначительную подробность. Обещайте нам, что вы не будете открывать окон в каюте и стараться узнать, где вы находитесь.
   -- Даю вам слово.
   Друзья вышли. В нескольких словах молодой человек сообщил Гуттору и Грундвигу свой смелый план, исполнение которого намеревался поручить Гуттору. Два человека, говорил он, могут вызвать подозрение у адвоката, и, кроме того, они будут друг друга стеснять.
   Нужен один человек, сильный и ловкий.
   Предложение Билля было принято с восторгом. Решено было, что Гуттор отправится к адвокату и дождется там прихода нотариуса, а потом схватит его и доставит на борт "Олафа". Как это сделать -- нельзя было предугадать заранее; оставалось положиться на опытность и благоразумие розольфского богатыря.
   -- Вот почему я и пообещал Джошуа удвоить его гонорар, -- сказал в заключение Билль. -- Ведь он как-никак будет невольно содействовать нашему плану.
   -- Пусть только Пеггам явится к адвокату, -- сказал Гуттор. -- Уж ему от меня не уйти.
   Не прошло и пяти минут, как все трое вернулись в гостиную.
   -- Любезный мистер Джошуа, -- обратился Билль к адвокату. -- Мы долго искали для вас подходящего матроса, но не нашли. Ведь вам нужен человек не только сильный, но и толковый, а наши матросы хороши на море, на суше же неповоротливы и робки, если не выпьют водки; выпив же водки, они начинают бить стекла. Поэтому наш друг Гуттор решил оказать нам услугу и пойти с вами.
   -- Великолепно! -- поддержал его адвокат. -- Я только не решался высказать свою мысль вслух, но уже давно решил про себя, что только ему следовало бы поручить похищение Ольдгама из тюрьмы.
   -- Стало быть, вы довольны нашим выбором?
   -- Вполне доволен.
   -- Когда же вы думаете отправиться?
   -- Да хоть сейчас, если вы ничего не имеете против. Лодка, которая нас отвезет, должна остаться около моста Сити и ждать там нашего возвращения. Может быть, мы вернемся поздно ночью...
   -- Это ничего не значит. Распоряжение уже сделано. Наконец, с вами будет Гуттор, следовательно, со стороны матросов нечего опасаться неповиновения. Кстати, вот что еще: быть может, к вам придет Пеггам. Пожалуйста, не говорите ему ничего о нас; пусть он думает, что вы спасаете пленника исключительно по его просьбе. Если он пожелает прибавить вам еще сотенку тысяч -- принимайте, не возражая... Наше братство разделено на две группы: на сухопутную, начальником которой является Пеггам, и на морскую. Между обеими группами существует некоторое соперничество, и нам не хочется раздражать Пеггама. Мы им очень дорожим и не желали бы, чтобы он знал о нашем вмешательстве.
   -- Понимаю, -- сказал адвокат. -- И сделаю так, как вы того хотите.
   Со стороны Билля это был очень ловкий прием. Теперь можно было рассчитывать, что Пеггам ничего не узнает, какой бы оборот ни приняло дело.
   До сих пор обстоятельства складывались благоприятно для розольфсцев и все шло, как по маслу. Друзья были почти уверены в успехе. Наконец-то после стольких дней глубокой скорби и тревоги они почувствовали, как надежда зарождается в них.
   Доехав до Лондонского моста, Гуттор и Джошуа приказали старшему матросу дожидаться их с лодкой, а сами поспешно направились в Сити.
  

ГЛАВА XV. В затруднении

   Все прохожие оглядывались на богатырский рост норрландца. Случайно он встретился с проезжавшим мимо верхом на лошади гвардейцем и оказался выше того на целую голову. Собралась толпа и начала криками выражать свой восторг и удивление. Адвокату это не понравилось.
   -- Идите скорее, -- сказал он своему спутнику. -- Нам не следует обращать на себя так много внимания.
   К счастью, адвокат жил очень недалеко от Тауэра, где ему приходилось бывать по делам почти каждый день, поэтому они скоро избавились от назойливого любопытства сопровождавших их праздных гуляк.
   Джошуа провел Гуттора в небольшую комнату рядом с кабинетом, в которую посторонняя публика не допускалась.
   -- Вот здесь вы будете ждать, -- сказал он, -- пока я буду готовить побег вашего протеже. Вооружитесь терпением, потому что раньше ночи нам ничего нельзя будет предпринять: слишком уж ваша фигура бросается в глаза. Если услышите звонок -- не тревожьтесь. Посетителей впускает мой секретарь, и он знает, куда их провести. Пока до свидания!
   Джошуа на минуту зашел к себе в кабинет, и Гуттор услыхал голос секретаря, докладывавшего что-то своему патрону. Вдруг Гуттор вздрогнул и насторожился.
   -- Скажите всем, кто будет меня спрашивать, что я сегодня очень занят и никого не принимаю, -- говорил с нетерпением Джошуа.
   -- Как? Даже Пеггама? -- переспросил секретарь. -- Но ведь он сегодня должен зайти по известному вам делу.
   -- Пеггама можете пригласить в кабинет и посидеть с ним, -- ответил Джошуа более мягким голосом. -- Попросите его дождаться меня... Кстати, любезный Перси, на нынешний день я вас попрошу обуздать свое любопытство и не заглядывать в соседнюю комнату: там у меня один гость, он очень устал с дороги и отдыхает. Не беспокойте его ни под каким предлогом.
   -- Слушаю, сэр, -- отвечал клерк. -- Ваше желание будет исполнено.
   Затем Гуттор услышал шум удаляющихся шагов и стук входной двери. Джошуа ушел.
   Гуттор остался один.
   Радость его, когда он узнал, что к адвокату придет Пеггам, была велика. Он был уверен, что захватит бандита. Правда, в квартире оставался клерк, но что значит один человек для Гуттора? Как только появится Пеггам, он свяжет его, заткнет ему рот, завернет в ковер и отнесет в лодку. Если же адвокат вернется раньше назначенного времени и вместе с клерком попытается оказать сопротивление Гуттору, то богатырь сумеет справиться с ними обоими. Словом, Гуттор не признавал никаких препятствий, раз дело шло о том, чтобы спасти его молодых господ.
   Но когда прошел первый момент возбуждения, он взглянул на все это дело гораздо трезвее и понял, что столь поспешно выработанный им план действий в сущности никуда не годится. Квартира Джошуа была расположена на Оксфорд-Стрит, одной из самых людных улиц лондонского Сити. Достаточно было адвокату или его клерку крикнуть из окна, чтобы сейчас же к ним на помощь сбежалась толпа, которая, во всяком случае, оказалась бы сильнее Гуттора, несмотря на всю его богатырскую силу. Таким образом, норрландцу пришлось отказаться от своего первоначального смелого замысла.
   Успех был обеспечен ему только в случае отсутствия адвоката и его клерка.
   Что же теперь делать?
   Не попробовать ли подкупить адвоката?
   Об этом нечего было думать после того, как Джошуа утром изложил свой взгляд на сущность адвокатской практики. Очевидно, Джошуа считал Пеггама одним из своих клиентов и ни за какие миллионы не согласился бы предать его в руки врагов.
   С другой стороны, быть может, все это было сказано с целью увеличить себе цену? Может быть, адвокат не устоит, если ему добавить еще один миллион? А если он откажется? Тогда все дело будет испорчено.
   Несчастный Гуттор испытывал настоящее мучение. Он уже рассчитывал, что вот-вот освободит обоих Биорнов, -- и вдруг все его планы разлетелись прахом! На беду, ему и посоветоваться было не с кем.
   Неужели ему придется слышать на стеной голос Пеггама и не быть в состоянии ничего, решительно ничего предпринять? Нет, это было бы свыше его сил. Он не выдержал бы тогда и наделал бы массу глупостей.
   Время шло, а Гуттор ничего не мог придумать.
   Машинально встал он со стула, на котором сидел, и подошел к двери кабинета. Ему внезапно захотелось взглянуть, что за человек секретарь мистера Ватерпуфа. После минутного колебания он отворил дверь, за которою оказалась толстая портьера; осторожно раздвинув ее, Гуттор увидал клерка. Тот сидел за столом и писал... Это был мужчина лет сорока, с первого взгляда -- тип канцелярского чиновника, вроде Ольдгама. Но при более внимательном взгляде лицо клерка поражало выражением крайней жестокости. Что-то холодное, хищное и злобное светилось в его кошачьих глазах с зеленым отливом, а рот с огромными, выдающимися челюстями кривился в отвратительной улыбке... Но странно: в спокойном состоянии лицо клерка ничего не выражало, кроме беспечности и простоты, так что Джошуа, знавший Перси только под этой маской, часто говаривал про него:
   -- О, что касается Перси, то ему, бедненькому, пороха не выдумать.
   Но почтеннейший адвокат глубоко ошибался.
  

ГЛАВА XVI. Похищение

   Перси был вовсе не такой простак, каким его считал адвокат. Джошуа даже и не догадывался, что его клерк был правою рукою Пеггама, который нарочно устроил ему это место, чтобы иметь своего человека при адвокате. Пеггам очень любил Перси и не имел от него никаких тайн. Вообще, давно замечено, что самые закоренелые злодеи чувствуют настоятельную потребность делиться с кем-нибудь своими злодеяниями, быть может, для того, чтобы хотя некоторую долю нравственной ответственности переложить на другого.
   Перси исполнял в Лондоне должность начальника тайной полиции "Морских разбойников". В его обязанность входило следить за действиями полиции и немедленно доносить Пеггаму обо всех мерах, которые принимались против преступного братства. После всякого нового преступления высшая администрация рассылала строгие циркуляры; начинались обыски и выслеживания, и, в конце концов, кто-нибудь из морских разбойников непременно бы попался, если бы не Перси. Имея в качестве клерка Джошуа доступ во все канцелярии, он всегда вовремя узнавал обо всех секретных распоряжениях и давал о них знать кому следует. Таким образом, Перси оказывался главным виновником той безнаказанности, которою пользовалась злодейская шайка.
   Кроме того, если кто-нибудь из морских разбойников попадался из-за незначительного проступка, например драки или пьянства, и его сажали в тюрьму, то дело его поручалось вести тому же самому Перси. И он старался, чтобы преступник был как можно скорее освобожден из тюрьмы, пока еще не почувствовал прилива откровенности и не проболтался в чем-нибудь товарищам по заключению или тюремному начальству.
   Отношения между Пеггамом и Перси были какие-то странные. Пеггам любил Перси настолько, насколько был вообще способен кого-нибудь любить, и смотрел на него, как на сына. Перси, наоборот, не питал к нотариусу ни малейшей привязанности и смотрел на него исключительно как на человека, с помощью которого он может добиться собственного благополучия. Правда, Перси десять лет служил братству верой и правдой, не жалея ни времени, ни сил, но в то же время он постоянно думал о той минуте, когда ему выплатят хороший куш в награду за его услуги и он сможет распроститься с этой шайкой. Пеггам обещал заплатить клерку по истечении десяти лет сто тысяч фунтов стерлингов за его труды на благо братства. Эти десять лет уже прошли, и Перси потребовал от Пеггама условленную сумму. Но старый хитрец понимал, что, как только эта сумма будет выплачена, Перси сейчас же перестанет быть им полезным, между тем нотариусу не хотелось лишаться друга и незаменимого сотрудника. Поэтому предводитель "Морских разбойников" настойчиво предлагал Перси заключить новый контракт по крайней мере еще лет на пять. Но Перси стоял на своем и не шел ни на какие сделки.
   -- Вы сами эту сумму мне обещали, -- говорил он. -- И не можете утверждать, что она слишком велика. За десять лет своей службы я доставил вам более пятидесяти дел, которые принесли вам неисчислимые выгоды. Уже одно последнее дело, а именно операция с адмиралом Коллингвудом, доставило вам половину того, что я с вас требую. Можно даже считать, что за последнее дело вы получили дважды гонорар, так как благодаря мне вы узнали, что Надод собирается бежать с вашими деньгами в Америку.
   -- Я не о цифре говорю, -- сказал Пеггам. -- Мне только жаль с тобою расстаться. Ты мне разбиваешь сердце, Перси... Ведь я всегда любил тебя, как сына...
   -- Уговор дороже денег, -- холодно возразил клерк. -- Вы дали обязательство и должны его исполнить... Что же касается того, что я будто бы разбиваю вам сердце, то это, позвольте вам сказать, одни глупости. Как могу я разбить вам то, чего у вас нет? Когда вас после смерти выпотрошат, то в груди у вас вместо сердца окажется мешок с деньгами. Но довольно об этих пустяках. Десять лет прошло. Я свою обязанность исполнил, исполняйте же и вы свое обещание. Выкладывайте деньги.
   Грубый тон Перси нисколько не оскорбил Пеггама. Очевидно, клерк вымещал на нотариусе все неудобство своего подчиненного положения у Джошуа и все те выговоры, на которые не скупился почтенный адвокат. Перси ни за что не стал бы служить у Джошуа, если бы не та громадная выгода, которую извлекали из этой службы "Морские разбойники".
   -- Но послушай, мой милый, -- начал было Пеггам. -- Подожди еще пять лет. Это уж будет последний срок, и тогда я выплачу тебе двойную сумму.
   -- Нет, нет, старик, довольно с меня!.. Уж ты лучше и не проси. Мне хочется, наконец, пожить как следует, в полное свое удовольствие. Годы мои уходят, я не могу дольше ждать. Все, что я могу для тебя сделать...
   -- Что именно? -- спросил старик с новой надеждой в голосе.
   -- Это подождать двадцать четыре часа. Выражение печали и мрачной угрозы появилось на лице негодяя. Перси был единственным человеком, которого Пеггам любил, думая, что и тот ему платит взаимностью. Каково же было ему теперь убедиться в том, что этой взаимности нет и никогда не было!
   -- Ты все шутишь, -- сказал он с нехорошей усмешкой.
   -- Нисколько. Я веду переговоры о покупке в графстве Варвик одного большого имения. Предварительное условие уже подписано, и не позднее четырех часов завтрашнего дня я должен иметь в своих руках сто тысяч фунтов стерлингов, в противном случае...
   Клерк не договорил, но сделал угрожающий жест.
   -- Договаривай, -- сказал нотариус. -- Ты решился меня убить, не так ли?
   -- Нет, я до тебя пальцем не дотронусь, потому что вовсе не желаю за это попасть на виселицу. Но знай, что если завтра я не получу от тебя денег, то вынужден буду прибегнуть к различным способам для того, чтобы добыть их в другом месте.
   -- Могу узнать, какой это способ?
   -- Не способ, а способы. Их целых два. Какие они -- я тебе не скажу. Это не твое дело.
   С этими словами Перси и Пеггам расстались.
   В тот день, когда Гуттор отправился к адвокату, Перси ожидал Пеггама, обещавшего принести ему окончательный ответ. До прихода нотариуса оставалось всего полчаса.
   Внимательно рассмотрев клерка через щелку портьеры, Гуттор пришел к заключению, что этого человека легко будет подкупить деньгами, и машинально поднес руку к боковому карману, где у него лежала книжка чеков на банкирский дом братьев Беринг. Собственно говоря, это не были чеки в том смысле, в каком мы их теперь понимаем. До теперешних чековых книжек тогда еще не додумались. Это были просто векселя или квитанции на предъявителя, каждая стоимостью в определенную, обозначенную на нем сумму.
   Гуттор решился уже войти в кабинет и заговорить с клерком, как вдруг по всему дому прозвучал громкий и резкий звонок.
   "А что если это Пеггам! " -- подумал с ужасом гигант.
   -- Здравствуй, Перси, -- сказал вошедший разбитым, старческим голосом.
   -- Здравствуй, Пеггам, -- отозвался клерк. -- Ты пришел раньше, чем обещал.
   Гуттор почувствовал дрожь... Увы! Это действительно был Пеггам. Ах, если бы он успел раньше сговориться с клерком. Теперь же нечего было и думать о похищении.
   -- Боже, просвети меня! Боже, наставь меня, укажи, что мне делать! -- в отчаянии взмолился богатырь. -- Имею ли я право убивать ни в чем не повинного человека, чтобы захватить злодея?
   Войти в комнату, схватить Пеггама и ударом кулака уложить клерка было бы для Гуттора самым легким делом. В эту решительную минуту он ясно представил себе Фредерика и Эдмунда Биорнов закованными в цепи и рванулся было в кабинет.
   Но вдруг гигант услыхал странные слова, поразившие и взволновавшие его. Он остановился и прислушался.
   Пеггам нетерпеливым тоном возражал клерку:
   -- Ах, ты все о своем!.. Мне, право, некогда сегодня толковать об этом... И что ты беспокоишься? В конце концов, мы всегда с тобой сговоримся...
   Участь клерка была решена: Гуттор убедился, что он -- сообщник Пеггама, и уже собрался войти в кабинет, как вдруг до ушей его долетел ответ Перси.
   -- Напрасно ты, Пеггам, издеваешься надо мной, -- говорил клерк. -- Как бы тебе не пришлось раскаяться. Гляди, старик, вот часы: когда на них стрелка покажет пять минут после четырех -- будет уже поздно.
   -- Что мне до твоих дел! У меня есть заботы и поважнее. Ты разве не знаешь, что полиция арестовала моего клерка Ольдгама, без которого мне трудно обойтись?
   -- Ну, что ж такого? Джошуа устроит ему побег. Не ты ли сам писал сегодня об этом адвокату? Но это меня нисколько не касается. Я хочу закончить наше дело, а чтобы ты не говорил, что я поступаю предательски, потрудись узнать способы, какими я надеюсь получить полагающуюся мне сумму в случае, если ты откажешься уплатить мне ее сейчас. Вот мой первый способ: Совет ольдерменов и лордмэр обещали пятьдесят тысяч фунтов тому, кто выдаст властям предводителя "Морских разбойников", хотя бы доносчик и сам был соучастником преступного братства. Это только половина нужной мне суммы. Суперинтендант полиции обещал двадцать пять тысяч, а разные лондонские компании, в общей сложности, еще тридцать тысяч. Таким образом, я могу получить на целых пять тысяч больше, чем мне обещано вами.
   Пеггам бросился в кресло, откинулся на спинку его и громко захохотал.
   -- Ох, уморил!.. Так ты собрался на меня доносить? Нет, я в жизни своей не слыхал ничего смешнее. Ох, батюшки!..
   Он разом прекратил хохот, нервно встал и, нахмурив брови, посмотрел на Перси злобно и угрожающе.
   -- Дурак! Жалкий дурак! -- произнес он голосом, дрожавшим от гнева. -- Ты забываешь, что я держу в своих руках честь нескольких десятков знатных фамилий Англии, что как только ты раскроешь рот, на тебя наденут смирительную рубашку и посадят в Бедлам, где ты сгниешь. Ну, мой милый, каков же твой второй способ? -- продолжал Пеггам, меняя грозный тон на иронический. -- Интересно узнать. Если он так же остроумен, как и первый, то это делает честь твоему уму, твоей изобретательности.
   Легко себе представить, с каким интересом слушал Гуттор беседу двух негодяев.
   Перси позеленел. Лицо его приняло свирепое выражение.
   -- Ты молчишь? -- продолжал нотариус. -- Ну, так, стало быть, наш разговор окончен. Вот мое последнее слово: ты будешь служить нам еще пять лет и получишь обещанную тебе плату, после чего можешь уходить на все четыре стороны. И знай, что ничто в мире не заставит меня переменить это решение.
   -- Берегись, Пеггам! -- вскричал Перси. -- Берегись, не доводи меня до крайности! Выслушай меня в свою очередь: между твоими врагами есть такие, которым стоит мне только шепнуть словечко... Возьмем, к примеру, лорда Винчестера, отец которого был найден зарезанным в своей постели, или леди Лонгсдэйл, чей муж погиб столь трагическим образом! Как ты полагаешь, если бы я их спросил: "Не хотите ли вы отомстить убийцам вашего отца или вашего мужа... за сто тысяч фунтов стерлингов я вам выдам их", -- разве задумались бы они хоть на минуту?


   -- Это все? -- спросил Пеггам, все так же иронически улыбаясь.
   -- Нет, негодяй, не все, потому что есть люди, которые с удовольствием заплатят и еще дороже.
   Перси, сильно жестикулируя, встал между дверью и своим собеседником.
   -- И кто они? -- насмешливо спросил главарь "Морских разбойников". -- Уж не собираешься ли ты мне помешать выйти отсюда?
   -- Неужели ты думаешь, старый злодей, -- продолжал, не слушая его, Перси, -- неужели ты думаешь, что если я явлюсь к Эрику Биорну и скажу ему: "Хотите ли вы отомстить за смерть вашей сестры Элеоноры и ее детей, утопленных в море? Хотите освободить своих братьев из плена? Дайте мне двести тысяч монет, и я выдам вам виновника этих злодейств..."
   Перси не договорил.
   -- Принимаю! -- раздался вдруг за портьерой зычный голос.
   Портьера раздвинулась, и в дверях появилась внушительная фигура Гуттора.
   Из груди Пеггама вырвался хриплый крик ярости. Негодяй хотел было бежать, но гигант схватил его за горло и, обращаясь к Перси, который был поражен его появлением не менее нотариуса, сказал:
   -- Я даю вам двести тысяч фунтов стерлингов... Этот человек мой!
   -- Ваш... -- пролепетал почти бессознательно Перси.
   -- Негодяй! -- взревел Пеггам. -- Ты мне дорого за это заплатишь!
   Больше ему не дали произнести ни слова. Гуттор заткнул ему рот, завернул его в ковер и побежал вон из комнаты.
   В дверях он обернулся и торопливо бросил клерку, растерянно стоявшему посреди кабинета:
   -- Ровно через полчаса я вернусь и заплачу вам условленную сумму.
   Под покровом сгустившихся сумерек Гуттор благополучно добрался до своей лодки. Сняв с пленника ковер, он сунул его в люк под палубой и запер на замок.
   Потом богатырь спокойно вернулся в квартиру Джошуа, который еще не приходил.
  

ГЛАВА XVII. На свободе

   Гуттор застал Перси в самом мрачном настроении.
   Полученная за предательство награда не радовала клерка. Он предвидел, что Пеггам раньше или позже окажется на свободе и тогда не остановится ни перед чем, чтобы жестоко отомстить ему. Он даже не поручился бы, что ближайшую ночь проведет у себя в постели. Но что мог он предпринять сегодня? Контора братьев Беринг, несомненно, уже заперта, а завтра... Завтра, быть может, Пеггам примет меры, чтобы он не смог получить оттуда деньги по чеку и не покинул Англии.
   -- Вы будете отомщены, -- сказал клерк Гуттору, -- но я погиб!
   -- Погибли? -- удивился гигант.
   -- Ну, конечно. Ведь вы похитили Пеггама для того, чтобы потребовать у него освобождения герцога Норрландского и его брата в обмен на его собственную свободу.
   -- Это верно.
   -- Вот видите, значит, я прав, называя себя погибшим человеком. Как только злодей будет освобожден, он примется за меня, и тогда мне не избежать его мести.
   -- В таком случае бегите... Уезжайте немедленно из Англии, только не во Францию, а в Голландию. В Нидерландах вы легко разменяете наш чек.
   Перси показалось, что этот совет дает ему новую надежду на спасение.
   -- Благодарю вас! -- воскликнул он. -- Вы мне подали превосходную мысль... Как это мне раньше не пришло самому в голову. О, сударь, если я спасу свою жизнь, я буду этим обязан исключительно вам. Я уеду сейчас же, как только вернется мой патрон.
   Было уже очень поздно, когда пришел Джошуа. Он принес утешительные новости. Пять тысяч фунтов стерлингов сделали свое дело. Смотритель тюрьмы объявил, что готов закрыть глаза на все, что будет происходить в эту ночь. Но труднее всего было вывести Ольдгама незаметно из тюрьмы. Однако изобретательность знаменитого адвоката нашла выход и из этого положения. Он купил большую плетеную корзину и наполнил ее съестными продуктами. Эти продукты Гуттор должен был отнести в тюрьму Ольдгаму, а на обратном пути, опорожнив корзину, унести в ней узника.
   Все произошло так, как и было рассчитано. Явившись в камеру Ольдгама, Гуттор разложил перед ним все яства, а затем, прежде чем несчастный узник успел что-нибудь сообразить, запихнул его в корзину и взвалил на плечи.
   Благополучно миновав тюремные ворота, богатырь направился со своей ношей к берегу Темзы. Ожидавшая их там лодка доставила похитителя и похищенного на борт "Олафа".
   Нечего говорить, с каким восторгом и радостью они были встречены Грундвигом и Биллем.

***

   Перевалило уже за полночь, когда через Саутварк прошел отряд человек в пятьдесят и остановился на берегу около сходни N 38.
   -- Эй!.. Бриг "Олаф"!.. Эй!.. -- прозвучал в темноте чей-то громкий окрик и далеко разнесся над водой.
   -- Кто идет? -- раздалось с корабля, темный силуэт которого слабо вырисовывался в тумане в нескольких десятках ярдов от берега.
   -- Биорн и Норрланд! -- отвечал первый голос.
   От брига отделилась лодка. Послышался равномерный всплеск от ударов весел по воде.
   -- Причаливай! -- крикнул дрогнувшим голосом Билль. Спустя несколько секунд Грундвиг, Гуттор и молодой капитан покрывали поцелуями и слезами руки Фредерика и Эдмунда Биорнов, а те в свою очередь обнимали своих верных слуг и друзей.
   Немного поодаль стоял небольшой человек и, скрестив на груди руки, молча наблюдал происходившую сцену.
   Это был Пеггам, получивший свободу одновременно с Биорнами.
   Когда лодка, увозившая герцога Норрландского и его брата, отъехала от берега, человек, стоявший на берегу, крикнул:
   -- Берегись, Фредерик Биорн! Теперь между нами война не на жизнь, а на смерть.
   Герцог презрительным молчанием ответил на этот вызов, но пылкий Гуттор не выдержал.
   -- Мы принимаем твой вызов, Пеггам, -- ответил он, -- и не успокоимся до тех пор, пока не разрушим твоего проклятого гнезда, а твоим телом не накормим рыб!..
  

ГЛАВА XVIII. Заживо погребенный

   Прошло только два дня после описанных выше событий, а карающая рука зловещего Пеггама уже настигла изменника.
   В одном из подземелий дома на Блекфрайярсе собралось четыреста или пятьсот морских разбойников.
   Пеггам пригласил их сюда для суда над Перси. Посланные во все концы шпионы отыскали несчастного клерка в одной из гостиниц в Глазго. Ночью, во время сна, его схватили и привезли в Лондон.
   Напрасно валялся несчастный в ногах у своего бывшего друга и молил пощадить ему жизнь, -- нотариус был непреклонен.
   Его прежняя любовь к Перси уступила место жестокой ненависти.
   Несчастный клерк был приговорен к мучительной и медленной смерти, и приговор тут же был приведен в исполнение. Сначала ему вырвали раскаленными добела щипцами язык, а потом зарыли в землю по самые плечи и оставили одного в грязном и вонючем подземелье. Там он должен был умереть от голода и жажды.
   Несмотря на полученное жестокое увечье, несчастный клерк продолжал с упорством цепляться за свою жалкую жизнь. Он думал о тех миллионах, которых добивался всю жизнь и которые успел спрятать в надежное место. Неужели он умрет теперь, когда его мечта сбылась и все наслаждения жизни открыты для него!.. Умереть, обладая пятью миллионами франков! О, это было бы слишком ужасно!
   Перси прекрасно сознавал, что на этот раз его песенка спета. И все же где-то глубоко в его сердце таилась искра надежды. На что мог он надеяться? Он сам не знал этого. Но ведь случилось же так, что бандит, которому было поручено вырвать у него язык, оторвал всего только небольшой его кусочек. Благодаря этому кровотечение скоро остановилось, и рана уже почти затянулась. Нет, Перси не хотел умирать. Он останется жить и отомстит гнусному Пеггаму!..
   Внезапное возбуждение заставило его на время позабыть о боли. Когда Перси зарывали в яму, он инстинктивно прижал руки к груди. Это незначительное обстоятельство оказало ему огромную услугу. Если бы он держал руки опущенными вниз, он не смог бы теперь ими двигать. В таком же положении он сохранил около груди немного свободного места и, шевеля руками, понемногу увеличивал пространство. О, если бы ему удалось высвободить руки!.. Если бы ему удалось это!..
   Делая отчаянные усилия, он чувствовал, что земля разрыхляется кругом и понемногу поддается. Так прошло около часа, а может быть и больше. Вдруг до слуха Перси донесся смутный, отдаленный гул, как будто где-то что-то катилось. Гул приближался и становился слышнее. Казалось, он исходил из сточных труб, соединявших подземелье с другими клоаками Сити.
   Обеспокоенный клерк прислушался, и когда он понял, что означает этот шум, лицо его покрылось холодным потом и волосы на голове встали дыбом. Уже совсем близко был слышен тонкий писк и топот маленьких ног, как будто мчался отряд лилипутской кавалерии. Это были крысы подземных клоак Сити.
   И, наконец, с шумом, подобным водопаду, маленькие отвратительные животные ворвались в подземелье. Сперва они держались на некотором расстоянии от человеческой головы, но понемногу осмелели и стали приближаться ближе и даже обнюхивать ее. В воздухе распространился сильный, специфический запах, свойственный всем грызунам. Несчастный клерк ощущал на своем лице прикосновение мягких шкурок. Ужас, отвращение, страх быть съеденным заживо охватили Перси. В темноте сверкали тысячи маленьких светящихся точек, слышалось щелканье острых зубов.
   Перси напрягал последние силы, стараясь высвободить руки. Глаза его вышли из орбит, в висках стучало от страшного прилива крови... О, ужас, одна из крыс схватила его зубами за ухо... Несчастный не мог даже кричать.
   Но в этот момент земля уступила его усилиям и рассыпалась, освободив грудь и руки клерка. Испуганные крысы разбежались. Вытянув вперед руки, Перси шарил впотьмах вокруг себя, отыскивая что-нибудь, что могло бы облегчить ему работу. О, радость! Ему под руку попалась небольшая лопата, которая недавно еще послужила для того, чтобы похоронить его заживо. С ее помощью дело пошло быстрее. Держа лопату вертикально перед собой, он разрыхлял плотно утрамбованную землю. Вскоре уже он был в состоянии выбраться из ямы.
   Преисполненный самой жгучей ненависти и горя жаждой мщения, Перси медленно поднимался по лестнице, ведущей из подземелья на первый этаж дома. В руке он крепко сжимал железную лопату. Если бы Пеггам ночевал дома, он бы уже никогда больше не совершил ни одного преступления. Но, к счастью своему, злодей отсутствовал.
   Обежав босиком весь дом и удостоверившись, что в нем нет ни души, Перси рискнул зажечь лампу. При свете ее он увидел царивший в доме беспорядок. На своих местах оставалась только одна мебель. Видно было, что хозяева поспешно собрали все вещи и выехали отсюда.
   -- Должно быть, он уехал надолго, -- решил Перси. Он отправился в гостиную и, подойдя к одной из стен, открыл известную ему потайную нишу и достал оттуда сверток пергамента. На свертке было написано: "Морская карта Безымянного острова".
   -- Вот орудие моей мести, -- сказал он с кровожадной улыбкой.
   Никогда, даже в минуты наибольшего откровения, не проговорился бы Пеггам своему клерку про этот исключительно важный документ, без которого немыслимо было отыскать в Ледовитом море таинственное убежище морских разбойников. Воспользовавшись тем, что нотариус однажды вышел на минуту, забыв свой портфель, Перси похитил у него эту карту. Для чего он это сделал? Неужели у него уже тогда появилось предчувствие, что этот документ ему впоследствии пригодится?
   Старый Пеггам скорее пожертвовал бы всеми миллионами, чем секретом своего острова. Говорили, что это одно из величайших чудес мира. Ни один мореплаватель не подходил к острову. Сама природа позаботилась уберечь его, скрыть от посторонних глаз. Иногда Пеггам говорил:
   -- Этот остров по праву следовало бы назвать "Невидимым", а не "Безымянным".
   Один раз Перси выразил свое удивление тому обстоятельству, что существует невидимый остров среди открытого моря.
   На это старик раздраженно ответил:
   -- А разве звезды видны днем? Они теряются в более сильном свете солнца. Я не говорю, что то же самое происходит с моим островом, но природа -- при помощи одного феномена -- позаботилась сделать так, что тысячи кораблей проходят мимо острова, не замечая его. Напротив, все они в ужасе бегут подальше от тех вод, и разве только безумец или самоубийца рискнет пойти на верную смерть, в опасные водовороты, которые там клокочут.
   Сначала Перси подумал, что это -- бред сумасшедшего, но впоследствии из разговоров с капитанами, состоящими на службе у "Морских разбойников", он убедился, что невидимый остров все же существует и находится где-то среди туманов Севера. Теперь, обладая этой картой, Перси замыслил страшное дело, он решил отомстить Пеггаму, разрушив "Безымянный остров", а самого его подвергнуть тем же пыткам, каким был подвергнут он сам.
   Но для полного успеха задуманного предприятия нужно было заручиться поддержкой кого-нибудь из тех, кто уже бывал на "Безымянном острове" хотя бы один только раз. Тогда можно было бы явиться к герцогу Норрландскому и сказать ему:
   -- Давайте соединим наши силы и нашу ненависть для мести общему нашему врагу. Я доставлю вам возможность проникнуть в убежище подлеца Пеггама, чего вы никогда не достигли бы без моей помощи...
   Нужный человек имелся у Перси под рукой. Это был трактирщик Боб, который прежде служил в братстве "Морских разбойников" капитаном корабля, но был лишен этого звания за беспросыпное пьянство и получил в качестве вознаграждения за былые заслуги таверну "Висельник"... Но согласится ли Боб на измену Пеггаму? Можно было почти с уверенностью сказать, что нет.
   Пока Перси стоял в первом этаже дома и обдумывал все эти вопросы, стукнула дверь, выходившая на улицу. Это возвращался Пеггам. Осторожный старик, собиравшийся уехать из Англии на шести кораблях с шестьюстами бандитами, вдруг почувствовал странную тревогу и поспешил вернуться домой, чтобы узнать, умер ли Перси.
   Узнав походку нотариуса, Перси засмеялся; он находился в состоянии какой-то экзальтации. "Сам дьявол или бог посылает его сюда? " -- подумал он и с удовольствием взглянул на свои огромные мускулистые руки с костлявыми пальцами, похожими на крючья...
   Затем, не погасив даже лампы, стоящей на камине, бывший клерк адвоката Джошуа спрятался в маленькой уборной, оставив дверь туда открытой.
  

ГЛАВА XIX. Враги

   Еще подымаясь по лестнице, Пеггам увидел в доме свет. Это чрезвычайно удивило его.
   "Неужели я забыл погасить лампу? -- подумал он. -- Да нет же, я хорошо знаю, что погасил ее перед тем, как уйти... Впрочем, я, может быть, и ошибаюсь, потому что дверь заперта на ключ. Я сам ее запер и, очевидно, ее никто после меня не отпирал. К тому же в доме все тихо и не слышно ни малейшего шороха. Но почему так странно на меня действует эта тишина? Неужели я начинаю бояться? Но отчего же? Ах, какое ребячество! "
   И все-таки он в нерешимости остановился и не поднимался по лестнице. Как будто какое-то подсознательное чутье говорило ему об опасности.
   Что же побудило его сойти с корабля и вернуться в свое покинутое жилище? Хотелось ли ему полюбоваться на череп своего врага, обглоданный крысами, или послушать его предсмертные стоны?
   Он продолжал стоять, не двигаясь, и прислушивался к тишине, которая казалась ему томительной и угрожающей. Однако нужно было в конце концов на что-нибудь решиться. Положение становилось смешным. Чтобы рассеять охвативший его беспричинный страх, Пеггам крикнул громким, но слегка дрогнувшим голосом:
   -- Эй! Кто там есть?
   Ответа не последовало.
   Нотариус решительно поднялся по лестнице. Войдя в гостиную, он в изумлении остановился, увидав открытой нишу, которую Перси позабыл закрыть.
   "Кто-то здесь был! -- подумал он. -- Об этой нише я до сих пор и понятия не имел. Очевидно, сюда приходил кто-нибудь из моих домашних, потому что посторонний человек не стал бы тут прятать ничего".
   Он повысил голос, стараясь сделать его твердым, несмотря на внутреннее волнение:
   -- Пусть тот, кто спрятался здесь в доме, немедленно покажется мне на глаза. Только с этим условием я прощу ему его дерзкую выходку. Прятаться от меня все равно бесполезно. Я обыщу весь дом, и тогда спрятавшийся пусть уж пеняет на самого себя: я поступлю с ним, как с простым вором.
   Несмотря на эту угрозу, в доме продолжало царить полное безмолвие.
   Тогда Пеггам почувствовал, как ужас забирается в его душу. Впервые в своей жизни бесстрашный старик ощутил, как дрожат его ноги и руки. Тщетно боролся он с охватившей его слабостью. Его нервы, обычно такие крепкие, не повиновались усилиям воли. И все-таки было что-то такое в этом доме, в этой немой тишине, что разум его был бессилен объяснить, но инстинкт говорил: "Берегись! Берегись! " И он верил своему инстинкту. Он больше не сомневался: в доме была опасность, и нужно было отыскать ее и узнать, в чем она заключается.
   Пеггам направился к уборной. Эта комната была так мала, что обыскать ее не представляло никакого затруднения.
   Если бы кто-нибудь видел, какими робкими шагами крался нотариус Пеггам, то ни за что не поверил бы, что этот человек приводил в трепет не только Англию, но и все побережье Европы. Старик, не входя в комнату, просунул в дверь голову и заглянул.
   Но этого было достаточно.
   Кровь застыла у него в жилах, дыхание остановилось... Прямо перед ним с искривленным от бешенства лицом и горящими глазами стоял Перси.
   Пеггам невольно попятился назад, и Перси пошел на него, вытянув вперед свои длинные костлявые руки.
   Шаг за шагом отступал назад нотариус, и шаг за шагом наступал на него человек, с которым он поступил так жестоко. Пеггам понимал, что его единственный шанс на спасение заключался в бегстве, но он боялся повернуться спиной к своему врагу. Нотариус имел все основания бояться, так как перед ним находилось полубезумное существо. Время от времени Перси открывал рот, как бы приглашая Пеггама полюбоваться на дело своих рук, или щелкал зубами, как голодный зверь при виде добычи.
   Если бы главарь "Морских разбойников" бросился бежать, то непременно бы погиб, но он старался не поддаваться чувству страха. Он сообразил, что его противник, наверное, ослабел от потери крови и потому физически слабее его. Призвав на помощь всю свою энергию, Пеггам остановился и, прижавшись спиною к стене, приготовился к борьбе. Дорого бы дал он в эту минуту за то, чтобы иметь хоть какое-нибудь оружие... Но, к сожалению, он никогда не носил с собой даже ножа, так как не привык действовать сам, а только руководил другими.
   Видя, что его противник готов принять бой, Перси с хриплым криком бросился на Пеггама, но тот ловко увернулся, и Перси едва не потерял равновесия.
   В свою очередь нотариус с проворством, непостижимым для его лет, схватил Перси за волосы и повалил на пол.
   -- Что, приятель? -- вскричал он, наступая лежащему коленом на грудь. -- Разве старик Пеггам еще не в состоянии постоять за себя?
   Но лицо Перси не выражало ни малейшего испуга. Глаза его по-прежнему горели безумием и ненавистью, и он лежал совершенно спокойно, не пытаясь сопротивляться.
   Нотариус ошибочно понял эту неподвижность врага и самоуверенно продолжал:
   -- Ну, я ведь знал, что ты человек рассудительный. Всякая дальнейшая борьба бесполезна. Ты в моих руках. Но я докажу тебе, что я вовсе не так зол, как ты думаешь.
   Старый бандит совсем не был уверен в том, что говорил, но в его положении лучше всего было идти на мировую.
   -- Ты видишь, -- продолжал он, -- что мне ничего не стоит задушить тебя, как собаку.
   И он попытался схватить своего противника за горло. Для этого ему пришлось выпустить руки Перси. И в тот же миг он пожалел об этом, но было уже поздно.
   Длинные, цепкие руки схватили нотариуса за волосы. Старик попытался восстановить свою прежнюю позицию. Теперь оба врага держали друг друга за волосы, и можно было с уверенностью сказать, что победа достанется более сильному из двух, то есть Перси. Несмотря на потерю крови, безумие, овладевшее им, придавало ему силы. Пеггам это понял и затрепетал от страха за свою жизнь. Он даже не мог надеяться на чью-либо помощь, так как сам запретил своим подчиненным отлучаться с судна, и никто не знал, куда он ушел.
   -- А! -- сказал он своему противнику. -- Ты со мной поступил предательски. Ты воспользовался моим великодушием. Мне не следовало доверять тебе. Ну, хорошо. Допустим, что наши шансы пока равны, но через несколько минут сюда явятся мои люди, и тогда тебе придется плохо. Послушай, я готов признать свою вину: я поступил с тобой слишком жестоко, но разве ты не предал меня норрландцам? Однако я согласен забыть все прошлое и отпустить тебя на все четыре стороны, но при условии, что ты уедешь куда-нибудь далеко и оставишь меня в покое. У тебя есть большой капитал, и ты сможешь спокойно жить... Сделай мне знак головой, что ты согласен, и я выпущу тебя сейчас же. Даю тебе слово.
   Но Перси по-прежнему оставался совершенно равнодушным к его словам, и только злобный, горящий взор свидетельствовал о его чувствах.
   -- Что же ты молчишь? -- продолжал нотариус, уже не скрывая своего ужаса. -- Чего же ты еще хочешь? Мы оба виноваты друг перед другом. Я предлагаю справедливые условия... А, понимаю! Ты хочешь, чтобы я выплатил тебе обещанные сто тысяч?.. Но ведь я никогда и не отказывался платить, я только желал удержать тебя на службе еще пять лет... Ах, Перси, если бы ты знал, как я любил тебя!
   Тон его был плаксивый и жалобный, но Перси по-прежнему не шевелился. Тогда старый крокодил понял, что окончательно погиб.
   Холодная, неумолимая решимость, которую он читал в глазах своего врага, лишила его последнего мужества, и он замолчал.
   Вдруг он почувствовал, что Перси начинает медленно притягивать к себе его голову. На бледном, искаженном злобой лице горели дикие глаза. Распухший и окровавленный рот обнажал белые, острые и крепкие, как у волка, зубы. Из груди безумного вырывались какие-то странные звуки, похожие на змеиное шипение.
   Пеггам попробовал было сопротивляться, но скоро понял, что это бесполезно. Его руки беспомощно опустились. Он отчаянно застонал в смертельной тоске. Зубы Перси с неистовой жадностью вонзились в горло нотариуса...
  

ГЛАВА XX. Друг Фриц

   Адмирал Коллингвуд и Красноглазый провели тревожную ночь на палубе готового к отплытию корабля. Они никак не могли понять, почему так долго не приходит Пеггам.
   Узнав о готовившемся на него покушении, адмирал понял, что герцогу Норрландскому известно про его преступление и что герцог никогда не простит ему убийства сестры. Поэтому он охотно согласился помочь "Морским разбойникам" навсегда отделаться от их общего опасного врага.
   Отбросив всякую щепетильность, он вступил в братство "Морских разбойников" и выхлопотал себе продолжительный отпуск, чтобы непосредственно принять участие в пиратской экспедиции.
   Экспедиция эта готовилась против Розольфского замка. На лучших кораблях, принадлежащих братству, были собраны самые смелые и преданные бандиты. Было решено плыть как можно скорее, чтобы прибыть в Розольфс раньше герцога Норрландского. Разбойники знали, что в замке оставалась ничтожная горсть воинов во главе с молодым Эриком Биорном. Овладев замком, злодеи рассчитывали устроить в нем засаду и таким образом захватить Фредерика и его брата.
   Настало утро, взошло солнце. А между тем о Пеггаме не было ни слуху, ни духу.
   -- Должно быть, старая лиса попалась в капкан, -- высказал предположение Красноглазый. -- Ничем другим я не могу объяснить его отсутствие.
   -- Придется отправиться на поиски, -- ответил Коллингвуд. -- Я не могу дольше оставаться в состоянии этой томительной неизвестности. Мы должны спешить, если не хотим, чтобы норрландцы поспели в Розольфс раньше нас.
   Надод отправил отряд в двадцать человек на поиски Пеггама, а сам с Коллингвудом пошел в Блекфрайярс.
   Если бы адмирал и Красноглазый были внимательнее, они бы обратили внимание, проходя по набережной, на небольшую группу праздношатающихся, в центре которых стояли два цыгана с большим белым медведем на поводу. Но они были настолько погружены в собственные мысли, что не заметили даже того, как при виде их один из вожаков медведя отделился от своего товарища и, сделав тому знак, пустился за ними по пятам.
   Дойдя до дома Пеггама, они были удивлены, найдя дверь открытой.
   -- Плохой признак, -- сказал Надод.
   -- Надо узнать, что это значит, -- ответил Коллингвуд, входя в дом.
   В доме была полнейшая тишина.
   Надод и Коллингвуд окликнули раз и другой. Никто не отвечал. В нижнем этаже они не заметили ничего подозрительного.
   -- Посмотрим наверху, -- предложил адмирал.
   Войдя в первую комнату, они невольно остановились: несмотря на дневной свет, на камине стояла зажженная лампа.
   -- Это плохой признак, -- вновь повторил Надод. -- Должно быть, Пеггам после вчерашней казни опомнился и вернулся сюда.
   -- Вообще, он очень неосторожен, -- сказал Коллингвуд.
   -- Ну, разве можно оставлять врага, не удостоверившись в его смерти?
   -- Вот поэтому-то он, вероятно, и возвратился сюда, -- продолжал Надод. -- Разумеется, это он зажег лампу и потом позабыл ее погасить.
   -- Но чем же объяснить все-таки его отсутствие в данную минуту?
   -- Это верно, и я даже...
   Он вздрогнул и не договорил.
   -- Посмотрите! -- воскликнул он. -- Посмотрите вот сюда... около окна...
   И он указал на кровавое пятно на паркете.
   -- Кровь! -- прошептал адмирал в волнении.
   -- Очевидно, здесь происходила борьба, -- обеспокоено произнес Надод. -- И я боюсь, что наш старик попал в скверную историю.
   -- И вот доказательство того, что вы правы, -- сказал адмирал и, наклонившись, поднял с пола пучок рыжеватых с проседью волос. -- Если я не ошибаюсь, эти волосы принадлежат Пеггаму.
   -- Что же в таком случае здесь произошло? -- воскликнул Надод.
   -- Пойдемте в подвал. Выть может, там мы найдем объяснение.
   С замиранием сердца спустились злодеи в подземелье, где была совершена казнь над несчастным Перси.
   Войдя в подвал, Надод пошатнулся и едва не выронил из рук лампу.
   Вырытая накануне яма была зарыта и пуста, а клерк Джошуа куда-то исчез.
   -- Не может быть, чтобы он выбрался сам отсюда! -- пролепетал Надод. -- Кто-то помог ему.
   -- Слишком много народу здесь было вчера, -- заметил адмирал. -- Разве не мог среди них затесаться изменник?
   -- Я ручаюсь головой за бывших вчера здесь, -- возразил Красноглазый.
   Лицо адмирала покрылось мертвенной бледностью. .
   -- Но между тем ясно, что предатель не мог убежать сам.
   -- Во всяком случае, теперь мы можем догадаться о том, что здесь произошло: вернувшись сюда ночью, Пеггам зажег лампу и едва успел сделать это, как на него напали те, которые освободили Перси. Старик оказал сопротивление и был ранен. Но, судя по количеству крови, пролитой здесь, рана его была не опасна и он не умер... Следовательно, его унесли отсюда живым... Я уверен, что это дело рук норрландцев.
   При упоминании о его заклятых врагах по лицу адмирала пробежала тень тревоги.
   -- Скоро настанет наш черед? -- пробормотал он.
   -- Я нахожу, что вы правы, -- печально согласился Надод.
   Наступило длительное и тягостное молчание. Адмирал первый нарушил его.
   -- Вероятно, все произошло именно так, как вы представили, -- сказал он. -- Меня удивляет только одно: ведь он же знал, что его ожидает. Как мог Пеггам отдаться в руки врагов живым?
   -- Как бы то ни было, -- заметил Красноглазый, -- нам необходимо позаботиться о собственной безопасности, а для этого самое лучшее -- уехать немедленно из Лондона да, пожалуй, и из Англии...
   Этот разговор происходил в верхнем этаже, куда оба злодея вернулись, удостоверившись в побеге Перси.
   -- Я не разделяю вашего мнения, -- произнес задумчиво адмирал. -- Вы ведь знаете Фредерика Биорна: от него нам нечего ждать пощады ни в коем случае. Зачем же нам отказываться от нападения на Розольфс? Это можно сделать и без Пеггама. Если только вы уверены, что собранный вами отряд будет вам повиноваться...
   -- В этом я уверен, но прежде чем предпринять что-либо, я хотел бы подумать...
   В эту минуту в нижнем этаже дома раздался легкий стук, как будто ветер хлопнул незапертою дверью, но ни Надод, ни Коллингвуд не слыхали этого, поглощенные своим разговором.
   -- Как! Вы колеблетесь? -- сказал Коллингвуд. -- Неужели вы не чувствуете, до какой степени тяжело и невыносимо наше положение? Неужели вам не случалось ни разу задаваться вопросом: "А что со мною будет завтра? " Находиться в постоянном страхе, что тебя убьют, отравят или похитят... Не знаю, как вы на это смотрите, но мне надоело жить такой жизнью. Я не могу... Уж лучше смерть.
   -- Хорошо, пусть будет по-вашему. Мы отправимся в Розольфс, а так как кровь взывает о крови, то до тех пор, пока норрландцы не будут истреблены до последнего человека, мы не положим оружия...
   -- В добрый час! -- обрадовался адмирал. -- Вот это называется быть мужчиной.
   С этими словами он направился было к дверям, но Надод остановил его жестом.
   -- Обождите еще одну минуту. Я велел своим людям прийти сюда, чтобы доложить мне о результатах поисков Пеггама. Они скоро будут здесь, я уверен в их аккуратности... Слышите? По лестнице кто-то поднимается... Наверное, это они.
   В дверях показались два человека, смуглые и черноволосые, и остановились, низко и почтительно кланяясь.
   -- Кто вы такие? -- испуганно воскликнул Надод.
   -- Что вам нужно? Как вы смели войти сюда без позволения? -- спросил Коллингвуд.
   -- Сэр, -- отвечал один из цыган с таким ужасным акцентом, что адмирал с трудом понял его слова. -- Не извольте гневаться. Мы пришли сюда показать, как работает наш друг Фриц. Старый джентльмен хотел купить Фрица, чтобы забавлять экипаж...
   -- Кого купить, любезный? Какой такой друг Фриц? В Англии людей не покупают... Вот тебе полкроны и уходи отсюда, не мешай нам.
   -- Друг Фриц, ваше сиятельство, не человек. Мы сейчас покажем вашему сиятельству, что такое друг Фриц.
   Цыган потянул за веревку, которую держал в руках. Из-за двери показалась голова огромного белого медведя в наморднике.
   -- Ну, друг Фриц, поклонись джентльмену, -- сказал цыган.
   Медведь зарычал и начал кивать своей огромной головою направо и налево.
   -- Друг Фриц, поклонись теперь другому джентльмену. Медведь опять закивал головою.
   -- Друг Фриц у нас очень вежлив, сэр, -- заметил цыган. Надод и Коллингвуд рассмеялись. Страх их успел совершенно рассеяться.
   -- Итак, наш Пеггам собирался купить этого ужасного зверя? -- спросил Коллингвуд. -- Скажите, вы этому верите, Надод?
   -- Вполне, -- отвечал Красноглазый. -- Старику иногда приходили в голову самые нелепые фантазии; я помню, он говорил мне однажды, что собрал на своем острове коллекцию всевозможных животных со всех концов света. Очень возможно, что он встретил этих цыган, и медведь ему понравился. Зверь действительно великолепный...
   -- Именно так, сэр, -- подтвердил цыган. -- Старый джентльмен видел работу друга Фрица, остался очень доволен и пожелал его купить... Ну, друг Фриц, потанцуй для джентльменов, покажи, какой ты мастер.
   Медведь принялся танцевать на одном месте, оставаясь в дверях.
   -- Теперь, друг Фриц, потанцуй для другого джентльмена.
   Медведь повторил представление.
   Другой цыган стоял сзади на лестнице в задумчиво-ленивой позе, свойственной этому беспечному и беззаботному племени.
   -- Теперь друг Фриц проглотит голову своего хозяина, -- сказал вожак, -- а потом выпустит ее, как только хозяин ему прикажет. Это будет очень забавно.
   Цыган стал снимать с медведя намордник.
   -- Не смей снимать! -- заволновался Коллингвуд.
   Но уже было поздно: в один миг с медведя был снят не только намордник, но и ошейник. Почувствовав себя на свободе, медведь громко зарычал от радости и несколько раз раскрыл свою огромную пасть, как бы вознаграждая себя за долгое пребывание в наморднике.
   -- Ну, друг Фриц, позабавь джентльмена, проглоти голову своего хозяина.
   Цыган заставил медведя встать на колени и сунул свою голову ему в пасть.
   Голова поместилась там целиком.
   Вслед затем из пасти медведя послышался глухой голос вожака:
   -- Ну, друг Фриц, возврати голову твоему хозяину.
   И он вынул из пасти свою голову, мокрую от слюны зверя.
   Медведь занял свое прежнее место в дверях и начал тихонько приплясывать, топчась на одном месте и поматывая своей чудовищной головой.
   -- Ну, однако, довольно, -- раздраженно сказал Коллингвуд. -- Надевайте на медведя намордник и ошейник и уходите отсюда.
   И адмирал бросил цыганам золотой.
  

ГЛАВА XXI. Надод вспомнил

   Стоя в стороне, Надод силился припомнить, где он раньше слышал эту кличку: друг Фриц. Он напоминала ему что-то знакомое, но дальше этого его память не шла. Время от времени он бросал недоверчивый взгляд на цыгана, но ничего не мог прочесть на его бронзовом, спокойном лице.
   Цыгане, как видно, не собирались уходить.
   Адмирал, теряя терпение, повторил свой приказ. Тогда вожак нехотя взял намордник и стал надевать его на друга Фрица, но медведь заартачился и глухо зарычал.
   -- Что это значит? -- спросил адмирал, видя, что цыган собирается оставить медведя в покое.
   -- Друг Фриц не хочет намордника, а когда друг Фриц чего-нибудь не захочет, его трудно принудить.
   -- Так убирайтесь вы отсюда с вашим медведем! -- набросился на них Коллингвуд. -- Скорей!.. Живо!..
   -- Пойдем, друг Фриц, а то сеньор гневается, -- сказал цыган, стараясь говорить самым нежным голосом.
   Но друг Фриц даже ухом не повел.
   -- Друг Фриц не хочет уходить, -- печально произнес цыган, -- а когда друг Фриц чего-нибудь не хочет, его никак не заставишь.
   -- Убирайся к черту со своим другом, а не то я приму свои меры!..
   -- О, друг Фриц не боится никаких мер. Когда он заупрямится, то уж никого не послушает.
   -- Да ты что же? Смеешься что ли надо мной?..
   -- Я спрашивал друга Фрица, почему он не хочет уходить, и он ответил, что желает дождаться старого джентльмена.
   -- Нет, это уж слишком!.. Уберетесь вы отсюда или нет? -- закричал адмирал, подняв трость и подходя к цыгану.
   -- Если вы меня тронете, друг Фриц растерзает вас, -- сказал цыган.
   Решительный тон, каким были сказаны эти слова, подействовали на адмирала; Коллингвуд остановился.
   -- Прекрасно! -- заревел он вне себя от ярости. -- Оставайся тут со своим медведем хоть до скончания века, а мы уйдем. Пустите нас!
   Адмирал направился к двери, Надод за ним. Но медведь, сидя в дверях на задних лапах, злобно зарычал и щелкнул зубами.
   -- Уйми его и вели посторониться! -- приказал Коллингвуд цыгану.
   -- Друг Фриц очень любит вас, -- ответил цыган, -- а кого друг Фриц любит, того не отпускает от себя.
   -- Стало быть, ты не хочешь нас выпустить? -- возмутился Коллингвуд.
   -- Совсем нет, ваша светлость, но другу Фрицу хочется еще посидеть с вами.
   -- Наконец всякому терпению есть мера!.. Пропустишь ты нас или нет?..
   -- Вы не пройдете, -- произнес цыган, и в голосе его прозвучала легкая нотка раздражения, которую адмирал в своем гневе не расслышал, но которая поразила Надода.
   -- Не пройдем?.. Это почему?.. -- спросил адмирал, стараясь сдержать накипавшую в нем ярость.
   -- Потому что друг Фриц не хочет, -- по-прежнему твердым тоном ответил цыган.
   -- Постой же, негодяй!.. Я тебя научу, как смеяться над нами!..
   И прежде чем Надод успел его остановить, адмирал поднял трость и ударил ею цыгана по плечу.
   Кровь бросилась в голову цыгану. Он хрипло зарычал и схватился за кинжал, торчавший за поясом. Лезвие сверкнуло в воздухе, но цыган вовремя спохватился и, бросив на адмирала презрительный взгляд, спрятал кинжал за пояс.
   Товарищ его, неподвижно стоявший в стороне, тихо сказал по-норвежски:
   -- Отлично сделали, ваша светлость, что не замарали своих рук убийством этого негодяя.
   Надод вздрогнул и побледнел. Норвежский язык был его родным, и он понял все. Сразу же ему вспомнился и друг Фриц, и место, где он его видел: это было в Розольфсе, куда он проник, чтобы подготовить неудавшееся нападение на замок. Там встретил он этого ручного медведя, всеобщего любимца.
   Значит, они опять попали в руки своих непримиримых врагов. Он пошатнулся и упал бы, если бы адмирал его не поддержал.
   -- Пойдемте, -- сказал Коллингвуд Красноглазому, не подозревая истинной причины его полуобморочного состояния. -- На воздухе вам станет легче.
   Он не успел договорить.
   Надод с силой оттолкнул его и сказал:
   -- Взгляните!
   Коллингвуд обернулся и застыл от ужаса. В трех шагах от него стоял человек, которого он раньше принял за настоящего цыгана. Это был герцог Норрландский!
  

ГЛАВА XXII. На родину

   Розольфские корабли "Олаф", "Гаральд" и "Магнус" уже три недели тому назад покинули устье Темзы и на всех парусах шли по направлению к Розольфскому фиорду. Герцог Норрландский и его моряки горели нетерпением увидеть родные места. Жители суровых северных стран отличаются особенной любовью к своей родине, как будто тяжелая борьба за существование привязывает их к ней сильней.
   Норрландские моряки и сам герцог с удовольствием покидали лондонскую роскошь, готовясь променять ее на бури севера, на просторы снежных равнин, покрытых следами белых медведей и оленей.
   Корабли шли уже вдоль северных берегов Норвегии, и при виде ее угрюмых скал и фиордов сердца матросов бились сильней, а лица сияли радостью. Еще три дня, и корабль "Олаф" во главе всей эскадры первым вступит в Розольфский фиорд.
   Герцог и его брат также разделяли общее веселье. Им удалось сдержать свою клятву. Убийцы Элеоноры, ее семьи и старого герцога и Олафа были в их руках. А так как Норрландское герцогство было независимо и пользовалось правом самостоятельного суда, то Коллингвуда и Надода должны были судить там, где они совершили свои преступления.
   В Норрландии еще действовал старинный обычай, введенный Хаккином III Кривым. Этот обычай гласил: "Двадцать четыре обывателя из самых пожилых отцов семейств под председательством герцога произносят приговоры по всем уголовным делам. Исполнение приговора поручается, по жребию, одному из двадцати четырех самых младших обывателей, начиная с двадцатилетнего возраста, если кто-нибудь не вызовется сделать это добровольно".
   Уже более двух веков не созывался Совет старейшин. Честные и храбрые норрландские моряки пользовались у себя дома полным гражданским миром, и в их среде не было места не только уголовным преступлениям, но даже и простым тяжбам. Все земли обрабатывались сообща, и урожай, приплод скота и прочие хозяйственные доходы делились между всеми членами общины поровну. Остаток от деления обыкновенно вносился в казну герцога, который никогда не пользовался им для себя, а употреблял его на нужды своих подданных. В случае какого-нибудь бедствия, например пожара, наводнения, пострадавшие получали пособие от казны. Казна же выдавала молодым новобрачным деньги на первоначальное обзаведение и принимала на себя расходы по устройству свадеб. Преступления были настолько редки, что, как мы уже говорили, верховный Совет не собирался двести лет.
   Фредерик Биорн предполагал воспользоваться этим старинным обычаем, чтобы вынести приговоры над Коллингвудом и Надодом. Нужно было поскорее покончить с этими опасными злодеями. Но и после их казни Фредерик не мог быть спокоен, пока оставался в живых Пеггам.
   С той самой ночи, когда нотариус попался в руки клерку мистера Джошуа, оба они точно в воду канули.
   В самый разгар ожесточенной борьбы между Пеггамом и Перси выследивший их розольфский лазутчик поспешно вернулся к своим и доложил, что грозный главарь бандитов находится в Блэкфрайярсе. Туда тотчас же бросился герцог со своими слугами Гуттором и Грундвигом, но опоздал: в доме уже не было никого. Только кровавое пятно, замеченное впоследствии Коллингвудом и Надодом, свидетельствовало о происходившей здесь борьбе.
   Герцог Норрландский поднял на ноги своих лазутчиков, велел осмотреть все больницы и частные лечебницы. Поиски не дали никаких результатов: Перси и Пеггам исчезли бесследно.
   Казалось невозможным раскрыть тайну исчезновения главаря "Морских разбойников". А между тем от ответа на этот вопрос зависели дальнейшие действия Фредерика Биорна. Если Пеггам убит, то, следовательно, у герцога Норрландского развязаны руки и он может спокойно заняться своими делами. Лишенное своего главаря и вдохновителя братство "Морских разбойников" неминуемо должно было распасться, так как Пеггам никогда не имел помощников и предпочитал управлять всей организацией и вести дела братства единолично.
  

ГЛАВА XXIII. Тайна Пеггама

   Кажется, во всем мире не было еще ни разу такой идеальной организации, как братство "Морских разбойников". Ее конспирация была прямо поразительна.
   Так, например, дорогу на "Безымянный остров'" знали, кроме Пеггама, еще только два капитана, да и те не решились бы ехать туда без него.
   Это обстоятельство требует некоторого пояснения. К тому же нашим читателям пора подробно ознакомиться с таинственным островом, где должно разыграться последнее действие нашей книги.
   Лет за тридцать пять до описываемых событий, когда Пеггам только что получил от своего отца в наследство нотариальную контору в Чичестере, у берегов Англии разразилась страшнейшая буря. В одну из ночей на берег, близ Чичестера, была выброшена небольшая шхуна. Из семи человек ее экипажа спасся только один капитан. Он оказался, по жене, родственником Пеггаму, который и приютил его у себя в доме. Тогда капитан сообщил нотариусу, что он сделал одно совершенно невероятное открытие. Речь шла о каком-то острове, который, по странной игре природы, был со всех сторон закрыт от взоров.
   Описание острова казалось совершенно неправдоподобным. По словам капитана, на этом острове, находившемся среди Ледовитого океана, были мягкий, теплый климат и роскошная тропическая растительность. Дичь и плоды имелись на нем в таком изобилии, что капитан вместе со своим экипажем прожил там два года, купаясь, как сыр в масле. В заключение капитан предложил Пеггаму составить компанию для освоения этого чудесного острова.
   Первое время нотариуса только забавляли эти рассказы, но потом, слушая, как капитан изо дня в день твердит одно и то же, он начал склоняться к мысли, что во всей этой истории есть доля правды. В конце концов родственники условились отправиться к таинственному острову на небольшой лоцманской лодке, для управления которой достаточно было двоих человек. Пеггам не хотел брать с собой никого по следующим причинам: во-первых, чтобы не показаться смешным, если их постигнет неудача, а во-вторых, чтобы в случае успеха сохранить тайну.
   Запасшись провиантом на полгода, нотариус и капитан отплыли из Лондона и через две недели прибыли в те воды, где, по словам капитана, лежала обетованная земля.
   -- Кажется, мы приближаемся, -- сказал однажды вечером капитан, поглядев на морскую карту, где у него было отмечено положение острова.
   -- Может быть, но только я ничего не вижу, -- отвечал недоверчиво нотариус.
   -- Да ведь я вам говорил, что остров невидим!.. Впрочем, наступает ночь, и я боюсь подплывать ближе, чтобы не попасть в водоворот... Завтра, когда взойдет солнце, мы попробуем подойти к острову.
   -- Только попробуем? -- не без иронии заметил нотариус.
   -- Да, потому что приблизиться к острову можно лишь с опасностью для жизни. Но так как я уже раз был здесь, то надеюсь, что все обойдется благополучно.
   Скоро наступила ночь, темная и безлунная. Пеггам провел ее без сна и, нужно сказать правду, чувствовал себя довольно жутко. Море было какое-то зловещее; вдали слышался странный гул, похожий на извержения отдаленных вулканов. По временам темные глубины моря освещались полосами фосфорического света, потом снова наступала непроглядная тьма. Лишь под утро нотариус слегка вздремнул, но вскоре же был разбужен своим товарищем.
   -- Помогите мне повернуть лодку, -- кричал капитан. -- Иначе мы потонем.
   Пеггам бросился к рулю. Лодка прыгала среди бушующих волн, как пробка. Море сердито ревело, а между тем ветер был настолько слаб, что едва надувал паруса. Гул вдали не умолкал, и с той стороны, откуда он слышался, поднимался красноватый туман, похожий на огромную огненную завесу.
   Но это явление продолжалось недолго. Вскоре туман рассеялся и лодка поспешила покинуть опасное место.
   Когда Пеггам спросил капитана о причине его испуга, тот ответил:
   -- Я дал себя захватить врасплох. Мы неслись прямо на остров и едва не попали в водоворот... Но теперь опасность миновала... Можете спать спокойно.
   Эта ночь тянулась нескончаемо долго. И сонное воображение нотариуса рисовало ему кипящую пучину, которая вот-вот должна была поглотить его вместе с лодкой.
   Наконец стало светать.
   -- Ну, теперь мы поплывем к острову и постараемся попасть в течение, -- сказал капитан. -- Главное, не надо терять мужества.
   Пеггаму оставалось молча сидеть и внимательно следить за действиями своего товарища. Через полчаса нотариус закричал:
   -- Посмотрите! Посмотрите! Прямо на нас идет смерч! Поверните лодку, иначе он ее потопит!
   Капитан улыбнулся.
   -- Успокойтесь. Этот смерч на нас не пойдет. Мы сами пройдем сквозь него.
   -- Но ведь это безумие!
   -- Это дорога к острову.
   -- Стало быть, ваш остров находится за этим колоссальным столбом воды?
   -- Нет, не за ним, а в самой середине его. Этот столб имеет около тридцати миль в окружности. Теперь вы понимаете, почему мой остров невидим?
   Пеггам просто не мог поверить. Он стоял в лодке и таращил глаза на гигантский смерч.
   -- А как велика толщина этого водяного столба? -- спросил он.
   -- Около ста метров. Я понимаю, для чего вы об этом спрашиваете: вам хочется знать, может ли лодка пробиться через такую массу воды.
   -- Вот именно.
   -- Я могу вам объяснить этот феномен, так как вполне изучил его во время своего пребывания на острове.
   -- Как вы назвали свой остров?
   -- Никак.
   -- В таком случае, назовем его "Безымянным".
   -- Прекрасно... Слушайте же меня. Возле самого острова существует подводный вулкан, находящийся в постоянном действии. Извержения вулкана расходятся под водой в виде короны, нагревают окружающую воду и доводят ее до состояния кипения. Образующийся при этом пар сдавливается верхним слоем воды, а вам, конечно, известна сила пара, находящегося под давлением. Чтобы выбиться из-под этого пресса, он подбрасывает водяной столб вверх, а вода падает обратно вниз, рассыпаясь мелкими брызгами. Впрочем, вы это сейчас сами увидите. Действием подводного вулкана объясняется и тропический климат острова, находящегося в центре извержения.
   -- Удивительно! -- пролепетал нотариус. -- Непостижимо!
   -- Вовсе уж не так непостижимо, как это кажется сначала. Я думаю, что большинство островов вулканического происхождения были прежде точно такими же... По крайней мере, в тех случаях, когда извержение вулкана происходило в подобной форме. В сочинениях древних греков мы читаем, что многие мореплаватели того времени боялись вулканических извержений среди моря, считая эти подводные вулканы отдушинами ада.
   -- Я и не подозревал, что вы обладаете такими научными и литературными познаниями.
   -- О, ведь я учился в Кембридже, собираясь сделаться пастором, но потом променял это скучное ремесло на веселую жизнь моряка... Теперь мне осталось только объяснить вам способ, каким мы причалим к острову. Если бы уровень воды вокруг острова был везде одинаков, то к нему нельзя было бы подъехать, но этого нет и не может быть по причине вулканического происхождения острова. Поэтому около острова существует необычайно сильное течение, пробивающее в одном месте столб воды и пара. Отдавшись этому течению, можно и подойти к острову, и уйти от него.
   -- Теперь мне все ясно. Остается только проверить вашу прекрасную теорию на практике.
   -- Это нетрудно, но только вы должны мне помогать.
   -- С удовольствием. Говорите же, что нужно делать.
   -- Во первых, возьмите веревку и привяжите себя к мачте, чтобы не упасть от сильного толчка, который получит лодка, вступив в течение. Затем, как только я подам команду, свертывайте немедленно последний парус... Смотрите, как я действую рулем: нужно помешать лодке опрокинуться, так как течение давит на нее справа... Ну, вот. Через пять минут мы пролетим через водяную стену с быстротой стрелы.
   Пеггам молчал, устремив глаза на величественную водяную колонну, к которой они быстро приближались. Вдруг капитан закричал громовым голосом:
   -- Парус долой!
   Пеггам поспешил исполнить приказание. Последний парус упал, и лодка пошла вперед, отдавшись силе течения.
   Больше Пеггам ничего не видал. Он почувствовал, что его как бы погрузили с головой в теплую воду.
   Но это было только мгновенное ощущение. Водяной столб был уже за ними.
   У нотариуса вырвался невольный крик изумления: лодка вошла в канал, прорытый капитаном и его товарищами в первый их приезд на остров, и Пеггам увидел землю, покрытую густой растительностью. Было много цветов и все необыкновенно крупные, но без запаха. На самом берегу росла кокосовая пальма, вероятно, выросшая из семени, занесенного сюда бурей откуда-нибудь с юга.
   -- Да здесь настоящий рай! -- проговорил нотариус. -- Здесь можно развести растения и деревья всех видов, какие только встречаются во всем мире!
   Мистер Пеггам никогда не был доволен своим общественным положением. Его давно грызло честолюбие и желание быть богатым и властвовать. По своему характеру это был настоящий тиран, и окружающим приходилось порядком терпеть от его выходок.
   Несколько лет тому назад у него зародилась мысль воспользоваться для своих честолюбивых замыслов глухой враждой, раздиравшей почти все государства Европы и омрачившей конец XVIII века почти беспрерывными войнами.
   Открытие острова облекло в плоть и кровь его призрачные планы. На девственной почве нового острова положил он начало братству "Морских разбойников", которые в течение сорока лет наводили своими злодеяниями ужас на всю приморскую Европу.
   Пеггам был единственным главой этого братства, но предпочитал делать вид, будто подчиняется какому-то верховному тайному Совету. Свою хитрость он простирал до того, что сам иногда критиковал распоряжения этого мифического Совета и грозил "подать в отставку", но разбойники обыкновенно упрашивали его остаться. И никто, даже сам Надод, не подозревал, что хитрый нотариус просто играет добровольную роль и что никакого Совета в действительности не существует и всю власть в организации осуществляет один Пеггам.
   Таков был способ, с помощью которого нотариус поддерживал свою власть. Другой способ, обеспечивавший ему преданность всех бандитов, заключался, как мы уже знаем, в том, что он предоставлял морским разбойникам и их семьям убежище на своем острове. Не было такой роскоши и таких наслаждений, которые были бы не доступны населению "Безымянного острова".
   Вследствие этого бандиты всячески старались отличиться, чтобы только попасть на сказочный остров, и лезли из кожи вон, чтобы угодить Пеггаму.
   Как подойти к острову -- знал один атаман разбойников. Лишь только корабль приближался к водяной стене, Пеггам сейчас же запирал капитана в каюте и сам брался за руль. Так же поступал он и при отъезде с острова.
   Такая организация сообщала преступному братству огромную силу, но, с другой стороны, в случае исчезновения или смерти Пеггама братство было обречено на распад. К тому же живущие на острове не могли бы его покинуть и им пришлось бы довольствоваться местными ресурсами, которые, хотя и были значительны, но, при неизбежном размножении населения острова, оказались бы в конце концов недостаточными.
   Это обстоятельство заставляло Пеггама не раз серьезно задумываться. Прежде он рассчитывал принять какие-нибудь меры, когда сам состарится, но по мере приближения старости властолюбивый нотариус все крепче и крепче держался за свою власть и все ревнивее оберегал ее. Своему любимцу Перси он многое доверял, но ни об острове, ни о таинственном Совете братства "Разбойников" не сказал ничего. Быть может, Пеггам в конце концов решился бы сделать Перси своим помощником и назначить его преемником на случай смерти, но клерк мистера Джошуа пожелал избрать другой путь.
   Ежегодно нотариус проводил на острове от восьми до десяти месяцев, отдыхая и предаваясь наслаждениям. В то же время он обдумывал и подготавливал будущие экспедиции. Возвращаясь в Лондон, он принимал от своих шпионов самые подробные доклады и потом давал инструкции и распоряжения начальникам отделов, предоставляя им возможно больше свободы и инициативы в действиях.
   В Чичестере он ежегодно появлялся не более, чем на один месяц. Конторою управлял его родной брат вместе с почтенным Ольдгамом. В первое время такое отношение к своему прямому делу казалось публике крайне странным, но когда клиенты убедились, что Пеггам необыкновенно выгодно помещает их деньги и платит огромные проценты, то все примирились с чудачествами и странностями нотариуса, и в его конторе сосредоточились чуть ли не все капиталы графства Валлийского.
   Таковы были происхождение и организация удивительного братства "Морских разбойников".
   Пеггам был человек необыкновенно даровитый, он наделал бы чудес, если бы его деятельность была направлена на добро, а не на зло.
   Первым делом он позаботился обеспечить за собой исключительное право на обладание островом. Накануне прибытия в Лондон он хладнокровно и без малейшего колебания подошел к задремавшему у руля капитану и, приподняв его за ноги, сбросил в воду.
   Теперь нотариус безраздельно владел тайной чудесного острова.
  

ГЛАВА XXIV. Билль находит союзника

   Герцогу Норрландскому не хотелось уезжать из Лондона, не получив достоверных сведений об участи Пеггама. Грундвиг, волнуемый дурными предчувствиями, не одобрял медлительности герцога и настаивал на скорейшем отъезде домой.
   -- Подожди еще сутки, -- возражал ему герцог. -- Нам необходимо собрать справки о Пеггаме, ведь в Розольфсе мы не сможем этого сделать.
   -- Как знать! -- сквозь зубы пробормотал верный слуга. -- Там-то мы, быть может, и узнаем о нем скорее всего.
   Вслух он не решался высказать своих соображений, чувствуя всю их необоснованность, но в душе был уверен, что им не миновать беды.
   -- Знаешь, Грундвиг, это у тебя какая-то мания, -- говорил герцог. -- Ну для чего нам так торопиться с возвращением в Розольфс? Мне и самому хочется поскорее казнить злодеев, но если мы не оградим себя со стороны Пеггама, то навлечем на себя погибель. Впрочем, я, так и быть, даю тебе слово, что если и завтра мои розыски не приведут ни к чему, то мы уедем.
   Настойчивость Грундвига принесла свои плоды. На следующий день розольфская эскадра вышла из Лондона, а через две недели уже вступила в норрландские воды.
   Вечером того дня, когда показался Розольфский мыс, Грундвиг стоял, опираясь на борт "Олафа", и с чувством глубокого умиления смотрел на родные берега. Вместе с тем его сердце по-прежнему сжималось от дурного предчувствия, и он шептал про себя:
   -- Нет, право, какая-то беда носится в возд ухе. Да сохранит Бог герцога и его семью! Да отвратит он от них погибель!
   Уезжая из Лондона, герцог Норрландский оставил там своего доверенного человека в лице капитана Билля и снабдил его самыми широкими полномочиями для розысков Пеггама и Перси.
   Разумеется, от него никто не ожидал, что он захватит в свои руки начальника разбойников -- это было не по силам одному человеку, но ему было поручено, если только он разыщет бывшего клерка мистера Джошуа, вступить с ним в переговоры и привлечь на сторону норрландцев.
   Герцог мог дать Биллю лишь самые неясные указания относительно того, как действовать, но тем не менее молодой человек с радостью принял возложенное на него поручение. Он успел войти во вкус той тревожной жизни, полной приключений и опасностей, которую вел в Лондоне.
   Из всех розольфсцев Пеггам меньше всех знал именно Билля, и это обстоятельство, по мнению молодого человека, позволяло ему действовать решительнее кого-либо другого. Прежде всего он принялся за розыски Перси, который один мог указать местонахождение "Безымянного острова".
   На другой же день после отплытия эскадры Билль тщательно осмотрел все ночлежные дома, больницы и лечебницы. Не найдя там ничего, он отправился в Скотланд-Ярд и попросил позволения просмотреть список жертв несчастных случаев и убийств, происшедших за последнее время. Здесь он наткнулся на следующую заметку: "Эдуард Перси, клерк адвоката Джошуа Ватерпуфа, взят бригадиром Шау на улице, в припадке сумасшествия, и отведен в Бедлам".
   Эта удача привела Билля в восторг, но его радость омрачилась, когда он вспомнил, что Перси назван в заметке сумасшедшим.
   "Неужели он и вправду сошел с ума?.. -- подумал молодой человек. -- Тогда я от него ничего не добьюсь!.."
   Он отправился к бригадиру Шау, и полицейский надзиратель рассказал ему, что встретил несчастного Перси на улице в состоянии безумия, в растерзанной одежде, и что Перси кричал что-то дикое и бессвязное и махал руками. Тогда Билль, не теряя времени, отправился в Бедлам и спросил, не может ли он видеть сумасшедшего Эдуарда Перси.
   -- Этот человек совсем не сумасшедший, -- ответил ему чиновник, к которому он обратился, -- он тогда был просто в горячке, вызванной страшным увечьем, нанесенным ему разбойниками: они отрезали у него язык. Теперь рана зажила, и он скоро выйдет из больницы... Не угодно ли вам подождать в приемной, мы сейчас вызовем его.
   -- Я буду вам очень благодарен, -- отвечал Билль.
   Он не успел присесть, как чиновник вернулся и объявил:
   -- Вот ваш Перси.
   Билль встал навстречу клерку и увидел солидного и прекрасно одетого человека. Действительно, наружность Перси изменилась к лучшему. Искусный парикмахер остриг ему бороду и волосы, и одет он был изящно и по моде. В руке бывший клерк держал дощечку из слоновой кости и карандаш, с помощью которых объяснялся.
   Билль и Перси поклонились друг другу.
   -- Сэр, -- сказал Билль, -- меня послал к вам герцог Норрландский, только что уехавший из Лондона. Он поручил мне сделать вам одно предложение, для вас небезынтересное...
   При этих словах лицо Перси покрылось багровым румянцем. Не отвечая письменно, Перси указал своему собеседнику на дверь и жестами показал, что вне дома им будет удобнее говорить.
   Они вышли. У подъезда стоял роскошный экипаж. Немой знаком пригласил Билля садиться, потом сел сам.
   Чистокровные рысаки дружно взяли с места и понесли.
   -- Говорите скорей, без лишних слов, -- написал на дощечке Перси. -- Расскажите мне все, что знаете, потому что герцогу Норрландскому грозит опасность.
   Встревоженный Билль рассказал ему все, что знал сам и что знает читатель из предыдущих глав.
   Тем временем карета остановилась у прекрасного особняка, и клерк ввел Билля в богатый салон.
   -- Я весь к вашим услугам, -- написал он. -- Вам нечего больше прибавить к своему рассказу?
   -- Нечего. Я только повторяю, что герцог чрезвычайно дорожит союзом с вами.
   -- Я ваш союзник, -- скользнул карандаш по дощечке. -- И тем охотнее, что своим увечьем обязан Пеггаму.
   -- Не может быть!
   -- Да! -- ответил карандаш. -- Кроме того, он меня зарыл живого в землю и оставил на съедение крысам. Я спасся только каким-то чудом и теперь жажду отомстить ему.
   -- Стало быть, Пеггам жив.
   -- Жив, -- начертил карандаш. -- Он был в моей власти, но я его не убил. Я находился как будто в бреду. Помню только, что я укусил его зубами в шею или щеку, а потом убежал, охваченный безумием.
   На другой день я очнулся в Бедламе. Вызвав к себе своего слугу, который считал меня погибшим, я послал его в Блэкфрайярс узнать, что сталось с Пеггамом. Он принес известие, что в доме не было найдено никакого трупа и что корабль "Север" вышел накануне вечером в море. Из этого я заключил, что наш общий враг жив, так как на этом корабле находилось шестьсот морских разбойников из числа самых отчаянных, а сам корабль предназначался для решительной экспедиции против Розольфского замка.
   -- Боже мой! Неужели это правда?
   -- Сущая правда. Пеггам хотел воспользоваться отсутствием герцога Норрландского и нанести решительный удар неприступному гнезду Биорнов. Это ему, наверно, удалось, потому что, если розольфская эскадра, как вы говорите, вышла только вчера, то Пеггам, стало быть, опередил ее на целую неделю. Должен вам сказать, что главная цель Пеггама -- овладеть драгоценными коллекциями, хранящимися в замке. Поэтому вы можете быть уверены, что он ничего истреблять не будет, но заберет решительно все, -- написал Перси.
   -- Боже мой! Как бы этому помешать?.. Но нет, это невозможно!.. Шутка ли, на целую неделю!.. А что будет с Эриком, с младшим братом герцога?
   -- Пеггам никогда никого не щадит. Это не человек, а зверь. Правда, он говорил мне, бывало, нежные слова, но и то они предназначались в уплату за десятилетнюю службу.
   -- Какой удар будет для герцога, когда он вернется домой!
   -- Его можно предупредить и тем смягчить удар. Вдобавок его может утешить надежда на скорую месть, так как у меня есть карта "Безымянного острова", которую я вам передам. Я знаю очного пропойцу, служившего капитаном у морских разбойников и бывавшего не раз на "Безымянном острове". Этот человек соглашается нам помочь, причем ставит два условия: во-первых, чтобы ему было уплачено за труд двадцать тысяч стерлингов, а во-вторых, чтобы Пеггаму не давали пощады ни в коем случае.
   -- Можете смело соглашаться на все его условия.
   -- Я знал, что вы не будете возражать, и заранее дал согласие.
   -- Теперь мы должны подумать, как предупредить герцога, -- сказал Билль.
   -- Нет ничего легче, -- написал Перси. -- Мы найдем самое быстроходное судно во всем Лондоне и поручим его Бобу Торпенсу. На этого человека можно вполне положиться, когда он не пьет. Итак, идите, а завтра утром будьте готовы к отъезду.
  

ГЛАВА XXV. Гибель "Безымянного острова"

   После солнечного заката эскадра герцога Норрландского бросила якорь у входа в Розольфский фиорд. Ветер стих, и паруса бессильно повисли. Несмотря на все нетерпение поскорее достигнуть дома, розольфсцам приходилось ждать попутного ветра.
   Коллингвуд и Надод были заперты в одной из кают "Олафа". Пленников зорко стерегли день и ночь, так что всякая возможность бегства была для них отрезана. Несколько раз они заявляли о своем желании поговорить с герцогом, но он упорно отказывался сойти к ним. Вечером того дня, когда корабли стали на якорь в фиорде, они снова передали Фредерику Биорну, что хотят что-то сообщить ему. Герцог послал к ним Грундвига, но они ответили, что будут говорить только с самим герцогом.
   Тогда Фредерик спустился к узникам.
   -- Я пришел, -- сказал он сурово, -- но если вы рассчитываете обратиться к моему милосердию, то это будет напрасно.
   -- Мы и не помышляем об этом, -- ответил Коллингвуд. -- Я бы счел ниже своего достоинства умолять о своей жизни пирата, которого я едва не вздернул на виселицу.
   -- Что же, вы желали меня видеть только для того, чтобы оскорбить?
   -- Вы ошибаетесь, мы хотели предупредить вас и сделали бы это уже давно, если бы вы сами не отказывались нас выслушать. А теперь, по всей вероятности, уже слишком поздно. Слушайте! По возвращении домой вы найдете ваш замок разграбленным, а молодого Эрика и всех его слуг убитыми.
   -- Как вы смеете шутить со мной! -- закричал герцог.
   -- Это не шутка. В день нашего отъезда из Лондона мы заметили из окна каюты, как корабль "Север", принадлежащий морским разбойникам, на всех парусах выходил из устья Темзы. Мы еще раньше знали о готовящейся экспедиции против Розольфса и потому сразу догадались, куда идет корабль. Мы вызывали вас, чтобы сказать вам об этом, так как считаем, что уже довольно пролито крови с обеих сторон. Но вы не пожелали удостоить нас своим вниманием... Пусть же эта новая кровь падет на вашу голову!
   Гуттор и Грундвиг были ошеломлены этим известием, но они не растерялись, а, собрав все свое мужество, стали действовать.
   Решено было идти в Розольфс не медля, на веслах.
   Прошло очень немного времени, и в ночной тишине раздался мерный всплеск весел отъезжавших лодок.
   На каждом корабле было оставлено только по пять человек для охраны под командой Гаттора, бывшего начальника стражи при старом герцоге. Старый воин расхаживал на палубе, сожалея, что ему не придется участвовать в битве. Он знал, что тремстам норрландцев предстоит сразиться с шестью сотнями бандитов, и этого было для него достаточно, чтобы позавидовать товарищам.
   Храбрый Гаттор не знал, что бандиты опередили норрландцев на неделю и что от замка, по всей вероятности, оставались одни развалины.
   Ночь была очень темная, как все безлунные ночи в Северном море. Тишину се нарушали только отдаленный плеск волн да перекличка вахтенных. С берега, хотя он был недалеко, не доносилось ни малейшего звука.
   Гаттору надоело ходить взад и вперед: он облокотился о борт и стал глядеть в темное море. Вдруг ему показалось, что у входа в фиорд движутся какие-то пять или шесть точек. Тогда он подозвал к себе остальных четырех матросов, оставшихся на корабле, и спросил их, что они думают об этих точках.
   -- Не может быть, чтобы это были наши лодки, -- сказал он. -- Они не могли так рано вернуться.
   -- Разумеется, не могли, -- согласился один из матросов, -- потому что по времени они едва успели туда доехать.
   Точки между тем продолжали двигаться, незаметно приближаясь к кораблям.
   Розольфсцами овладела паника. Они были суеверны и верили в то, что джины, или души погибших моряков, блуждают по морям и топят корабли.
   -- Джины!.. Это джины! -- закричали матросы. Розольфский мыс считался местом, которое особенно охотно посещали джины.
   И в то время, как испуганные матросы в страхе жались около Гаттора, лодки бандитов -- это были они -- пристали к кораблю. В мгновение ока морские разбойники оказались на палубе "Олафа", и четыре матроса разом пали под их ударами. За ними упал и Гаттор, заколотый кинжалом.
   -- К нам! К нам! Помогите! -- закричали тогда из своей каюты Коллингвуд и Надод, догадавшись о том, что произошло.
   Под дружным напором нескольких человек запертая дверь распахнулась, и узники получили свободу.
   -- Кого мы должны благодарить? -- спросил Коллингвуд.
   -- Пеггам никогда не покидает своих друзей, -- отозвался голос человека, предводителя бандитов... -- А теперь, друзья, подложите огня в крюйт-камеру.
   Бандиты под началом десятника, захватив с собой фонарь, спустились в трюм, куда сейчас же был пропущен зажженный фитиль. Сделав это, бандиты поднялись на палубу.
   -- Эй, вы! -- крикнул главарь шайки, обращаясь к товарищам, хлопотавшим на остальных кораблях. -- Закончили вы?
   -- Закончили! -- отозвались те.
   -- Так по лодкам и отчаливайте скорее, если не хотите взлететь на воздух... Как жаль, что нет ветра, а то бы мы могли взять эти корабли с собой.
   Разбойники не заставили себя ждать и, покинув корабли, поспешно отплыли на лодках в сторону.
   Раздался взрыв. Розольфские корабли с ужасным треском один за другим взлетали на воздух.

***

   Герцог Норрландский со своими людьми уже подплывал к Розольфсу, когда до них донеслись раскаты взрыва.
   -- Они взорвали наши корабли! -- закричал герцог, не помня себя от горя. -- О, негодяи, негодяи!..
   И он в отчаянии упал на дно лодки. Итак, герцогство лишилось своего флота. В каком же положении находился замок? Наверное, Пеггам не пощадил и его. Удалось ли ему найти золото, хранящееся в подвалах замка? Гуттор и Грундвиг боялись даже подумать об этом. Если бы это случилось, Биорны были бы разорены; от всего богатства, накопленного веками, у них оставалось бы лишь несколько миллионов в банкирской конторе Беринг. Для Биорнов это равнялось нищете... А что сталось с Эриком?
   Сделав над собой усилие, Фредерик Биорн поднялся на ноги и оглянулся кругом.
   В глазах его засверкали молнии. Его подданные никогда не видали его в таком гневе, но старые матросы с "Ральфа" узнали в нем своего бывшего капитана.
   -- Да здравствует капитан Вельзевул! -- невольно приветствовали они его как один человек.
   -- В замок! -- крикнул Фредерик Биорн суровым голосом. -- Клянусь, что ни один из бандитов не уйдет от моего мщения.
   В замке разорение было велико, но не в такой степени, как этого боялся Грундвиг. Подвалы оказались нетронутыми, и заповедные сокровища Биорнов каким-то образом уцелели. Пеггам потратил слишком много времени на расхищение коллекций розольфского музея, а тем временем подоспели норрландцы и бандиты вынуждены были бежать, так как, несмотря на свое численное превосходство, они не решились бы вступить в бой с такими храбрыми и ожесточенными противниками.
   На замок бандиты напали ночью, Эрик в это время был на охоте. Привратник впустил бандитов, думая, что это вернулись охотники, а когда заметил ошибку, сейчас же поднял тревогу и дал знать в горы. Тем временем бандиты рассыпались по замку и принялись за грабеж. Эрик, получив страшное известие, немедленно созвал всех своих подданных и во главе ста пятидесяти всадников помчался в замок. За седлом у каждого всадника было посажено по одному пастуху. Таким образом, бандитам предстояло сразиться с тремя сотнями розольфсцев. Боясь быть осажденными в замке, они поспешно бросились к лодкам и ушли прочь. Остальное читателям уже известно.
   Радость Фредерика Биорна, узнавшего, что его брат жив, была лучшей наградой за все пережитые волнения.
   -- А теперь -- за мщение! -- воскликнул он.
   Голос его был такой уверенный, что все ободрились. Герцог решил ехать немедленно в Христианию, а оттуда в Лондон на наемном корабле. В Лондоне он намеревался собрать себе новый флот и с ним преследовать бандитов.
   Вдруг воин, взошедший в башню, радостно сообщил:
   -- Корабль в фиорде! Судно под норрландским флагом!
   То были капитан Билль с Перси и Бобом Торненсом... Их задержали в дороге встречный ветер, а потом штиль.
   Прибытие их было встречено с большой радостью.
   В тот же вечер шхуна вышла в Лондон, увозя сто двадцать человек норрландцев и пятьдесят миллионов денег. Герцог Фредерик задумал серьезную экспедицию против морских разбойников. Он на время снова превратился в грозного капитана Вельзевула.

***

   Самый большой из новых кораблей, снаряженных Фредериком Биорном в Лондоне, был назван "Ральфом". Это имя, начертанное золотыми буквами на черной доске, должно было напомнить всем старым матросам то время, когда они жили среди беспрестанных битв. Через две недели после отплытия из Лондона "Ральф" в сопровождении одиннадцати других кораблей приблизился к "Безымянному острову". Боб Торненс показал себя искусным моряком и блистательно подвел эскадру к берегам острова. В полной тишине была произведена высадка на берег. Жители острова ничего не подозревали. Они были слишком уверены в своей безопасности.
   Тогда капитан Вельзевул обнажил шпагу.
   -- Вперед, ребята! -- скомандовал он. -- И помните -- пощады никому!
   Началось ужасное кровопролитие.
   Жестокая бойня продолжалась всю ночь. А когда настало утро, ни один человек из населявших "Безымянный остров" не остался в живых. Среди убитых оказался и нотариус Пеггам.
   Так погиб этот человек, в течение сорока лет сеявший кругом себя смерть и разорение, а вместе с ним погибло и преступное братство "Морских разбойников".
  
  
  
   Гофман Ф.
   Г74 Морской разбойник: Роман. Жаколио Л. Морские разбойники: Повесть. Для сред. и ст. шк. возраста / Пер. с нем. -- Гродно: КЛФ "Сталкер"; Минск: "Юнацтва", 1994. -- 368 с: ил. -- (Б-ка приключений и фантастики).
   ISBN 5-8462-018-4
   ББК 84. 4
  
  
   OCR: Ustas PocketLib
   SpellCheck: Roland
   Форматирование: Ustas PocketLib
   Исходный электронный текст:
   http://www.pocketlib.ru/
   Частное собрание приключений
  
Ко всем произведениям автора К списку авторов