Гнедич Николай Иванович - О тактике ахеян и троян, о построении войск, о расположении и укреплении станов (лагерей) у Гомера

Н. И. Гнедич

О тактике ахеян и троян, о построении войск,
о расположении и укреплении станов (лагерей) у Гомера

(Из общих примечаний к переводу Илиады). {*}

Н. И. Гнедич. Стихотворения

Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание

Л., "Советский писатель" 1956

{* Названием общих примечаний переводчик предполагает отличить их от примечаний частных: последние обыкновенно изъясняют какое-либо слово, выражение или стих поэмы; но первые должны относиться к таким предметам, которые или входят в целый круг ее действия, например: военное искусство, мифология, восточность (ориентализм) нравов и обычаев у Гомера; или требуют особенных изысканий и объяснений, как щит Ахиллеса, скиптр Агамемнона и проч. Таким образом, замечания общие, долженствующие разливать ясность на всю поэму, не могут быть кратки, как примечания частные.}

Тактика

Гомер есть единственный поэт, которого история смеет призывать в свидетельство. Илиада, первая поэма, есть и первая история Греции. Полибий и другие древние писатели, рассуждавшие о военном искусстве, говорят, что первые основания тактики и расположения станов (лагерей) находятся у Гомера; они правы, особенно, когда вспомним, что всё, над чем великие умы в каком-либо искусстве трудились и что наконец усовершенствовали, произошло от начал малых и простых, которые точно можно найти в Гомере. Если начала тактики состоят том, чтоб тела движущиеся, имеющие известные силы, назначенные для известной цели, двигалися на известном пространстве, в известном направлении и порядке, то есть, стройно и красиво, следственно с удобностью и легкостью и притом с величайшею силой и быстротою, то самом деле начала военного искусства можно находить в Илиаде, которые рассеял Гомер с великой простотою, но с важностью наставника.

Тактика, однако ж, в пространном смысле, заключает более предметов, нежели сколько их здесь должно войти в рассмотрение. {Здесь они излагаются сколько нужно для объяснения поэмы.} Здесь она означает единственно тот способ, по которому войска, во времена героические, были составляемы, разделяемы и приводимы в боевой порядок и построение. Но как и сей способ требует, чтобы войска хорошо были разделяемы на части, чтоб определяемы были вожди, их долг и подчиненность, то надобно сказать, что во время войны Троянской предметов сих были известны одни начала.

В течение 9 лет брани под Троею, трояне держались в стенах; ахейцы же то опустошали смежные места, то покушались взойти на стены, {Песнь VI, ст. 435 и след.} то делали засады, чтобы произвесть какую-либо военную хитрость, не со всех, впрочем, сторон осаждая город и не совершенно заградив всякий выход для осажденных; однако ахейцы не сделали в войне никакого успеха. Между тем возгорелася вражда между Ахиллесом и Агамемноном; и когда первый, питая гнев, удерживал своих мирмидонов от брани, Агамемнон, из ненависти и презрения к нему, решился вывесть воинства {II, ст. 29 и след.} и без Ахиллеса взять город. В то же время и трояне, узнав о раздоре в стане врагов, решились выйти из города, на что прежде не осмеливались, {Песнь V, ст. 788, 799. IX, 351 и след. XIII, 101-5 и след.} удерживаемые советом старейшин, {XV, ст. 721-3 и след.} которые справедливо полагали, что ахейцы, истощив силы войною продолжительною, отступят, ничего не сделав. Полидамас, по довольно счастливом приближении к стану корабельному, еще убеждал троян последовать тому же совету; но Гектор, и гордостью побуждаемый и видя, что богатства троян истощались долговременною бранью, {XVIII, ст. 285 и след.} не хотел войск заключить в стены.

Построение войск

Но прежде чем говорить о боевом построении войск, должно нечто сказать о самых войсках. Трояне, кроме своих, имели войска союзные, собранные частью из самой Троады, частью из соседственных варварских народов. Воинство ахеев состояло из народов одного племени и происхождения, с некоторою, однако, разностью поколений, семейств, земель и жилищ, также нравов и оружия. Важнейшая сила воинства их заключалась в колесницах и воинах, тяжело вооруженных, которых, однако, число было, кажется, гораздо менее. Они большею частью были вооружены копьями метательными; отрядов, сражавшихся одними стрелами, если не обманываюсь, весьма немного, -- хотя, впрочем, луки составляли общее оружие воинств. Только локры употребляли единственно лук и пращу. {Песнь XIII, ст. 713.} Другие имели тяжелые доспехи, т. е. длинное копье, щит, шлем, поножи, как мирмидоняне, {XVI, ст. 211 и след.} абанты, {II, ст. 542 и след.} также аргосцы и лакедемоняне, которые все, как явствует, были ὁπλται -- тяжело вооруженные.

Такими же доспехами, но большей тяжести и веса, были вооружены те, которые находились на колесницах; они назывались ἱππετς -- конные; остальные же все, какой род оружия ни употребляли, -- пешие πρυλέες, как в песне V, ст. 743, хотя у грамматиков они обыкновенно называются πεζοὶ ὁπλιτᾶι. О самых начальниках, которые сражаются сойдя с колесницы, говорится, что они сражаются πρυλέες -- пешие. {Песнь XII, ст. 77. XI, ст. 49.} Предводитель пеших, πρυλέων, упомянут в одном только месте. {XV, ст. 517.}

Пешие, которые после нападений, начатых передовыми (promachi), вступают в бой, сражаются, как видно, почти толпами, отрядами, а не каким-либо правильным строем; неизвестно также, многие ли и какого рода ряды были в каждом отряде; стоящие позади первых рядов могли одними метательными копьями действовать, или стояли праздные. Первые ряды, по крайней мере в начале сражения, так были расположены, что сомкнутыми щитами составляли фалангу. Впрочем, в Илиаде нет ничего, что бы относилось к общему боевому порядку; но видно только, что отрядами, толпами то нападают, то отступают, то возобновляют сражение. Толпами также стараются то ворваться в толпы неприятельские, то сомкнутыми рядами отразить неприятелей; об этом свидетельствуют несколько мест, рачительно замеченных древними. {XIII, ст. 129 и след. XVI, ст. 211 и след.} Этот род построения называется πύργος -- башня, и сражаются πυργηδόν, построясь в виде башни, каждая толпа особенно.

Таким образом, первые основания тактики видимы в том, что толпы старались, по крайней мере, соблюдать известный порядок. Им также приписываются στίχες -- ряды, в общем некотором значении: о наших рядах нельзя еще думать; и без сомнения, эти слова ὄμιλος, στίχες, φάλαγγες -- толпа, ряды, фаланга -- не с такой точностью употребляются, чтобы можно было сказать что-нибудь определительное.

Начальники, находящиеся на колесницах, которые, как известно, были легки и столь низки, что на них удобно всходили сзади, сражаются не одинаким образом: иногда на колесницах, врывался в толпы пеших или близко их разъезжая, чтобы видеть, где можно разорвать ряды слабейшие; иногда с колесниц сходят и сражаются пешие, имея вблизи колесницу с возницею, ибо управлять конями, стоя в колеснице, было дело другого; сей назывался ἠνίοχος, а сражавшийся παραιβάζης. {Песнь XIII, ст. 192.} Колесница должна была находиться вблизи сражающегося, чтобы утомленный, или раненый, или утесняемый врагом, взойдя на нее, мог спасаться. На колеснице также полагали доспехи, с пораженных снятые, увозили тела убитых начальников. Начальники сии, ἀρῆξηες всегда находятся впереди, проходят между двух боевых линий и меж рядами; они по большей части называются πρόμαχοι -- впереди сражающиеся, передовые, хотя и не собранные в один отряд, но каждый пред своею толпою сражающиеся. Когда сойдутся в бой, толпы сначала раздражают неприятеля, бросая в него, наудачу, метательные копья; потом выбегают передовые и сражаются впереди рядов; таким образом, бой во многих местах распространяется. Обычай сражаться с колесницы долженствовал иметь особенную силу пред всяким обычаем и способом тогдашней войны; весь почти успех битвы зависел от сей части воинов; сей обычай доставлял великую пользу во многих отношениях: могли быстрее двигаться, на одних незапно нападать, другим легко помогать; находящиеся долго на колесницах могли живее сходить к пешему бою, или, боем утомленные, всходить в колесницу, ибо герои Гомеровы употребляли доспехи тяжелые и обременительные, под которыми они не могли не затрудняться в движениях; к тому же для ношения таких доспехов требовалось тело огромное, сила великая, изъяснением чего Гомер часто любит заниматься. Обычай и употребление передовых, вперед выбегающих, удивительно были способны для умножения и воспаления храбрости в каждом воине. Сей обычай передовых, выходящих на бой перед воинство, породил особенный род сражения: храбрейший вызывал от неприятеля храбрейшего, и нередко, по сделанному условию, успех и того и другого воинства и весь спор о деле должен был решиться таким единоборством, что и видим в Илиаде. {Песнь III, ст. 15 и след.} Этот же выход передовых перед воинство давал место и повод к тем речам, которые, вышедши к бою, между собой говорят герои Гомеровы; ополчения с той и другой стороны, увидев сходящихся двух передовых, стоят неподвижно. Таким образом, разговоры эти на поле битвы, несообразные с понятием нашим, суть не вымыслы поэта, но древний обычай народа, следы которого сохраняют и новейшие греки, что подтверждают многие писатели, нам современные, {Voutier: Memoires sur la guerre actuelle de Grecs. Fauriel: Chants popul. de la Grece moderne и другие.} личные свидетели подобных явлений -- в настоящую войну греков с турками.

Обнажать убитых также едва ли было можно иначе, как посредством передовых, из рядов выбегающих: каждого из них окружает своя дружина. Таким образом, для обнажения или похищения мертвого тела обыкновенно завязываются битвы, то частные, то общие, целыми толпами или множеством передовых, в одно время выбежавших. Большая часть стихов Гомеровых заключает в себе эти битвы, толпами производимые, особенно за тело Патрокла.

Здесь нельзя не заметить, что обычай не предавать тел убитых в жертву неприятелю, столь священный между воинами древности, сохранился греками до наших времен, и представил полковнику Вутье трогательные примеры патриотизма. Но вместе нельзя не подивиться древнему мнению, столько несообразному с нашим, о воинской славе и чести: убитого иногда обнажает другой, не убивший его, и это не почиталось бесчестным. {Песнь IV, ст. 463.} Легко понять, сколько сей обычай -- обнажать тела -- производил в сражениях беспорядков и остановок. Поэтому Агамемнон, в битве еще сомнительной, дает повеление, чтобы никто не обнажал тел и не делал остановки сражению. {VI, ст. 67.}

Из военачальников ахейских, знающих некоторое искусство тактическое, именуются двое: Менесфей, вождь афинский, {II, ст. 553 и след.} о коем, впрочем, кроме похвалы его знанию устраивать в бой коней (колесницы) и мужей щитоносных, ничего не встречается более, что бы подтвердило о нем сказанное, разве только то, что отборные афиняне -- προλολεγμένοι под предводительством Менесфея противопоставили нападающему Гектору отряд, крепко сомкнутый. {XIII, ст. 689.} Другой, Нестор, два раза предлагает род тактики. В первом месте, {II, ст. 362.} когда дает совет Агамемнону, чтобы он повелел воинству разделиться на φῦλα и φρήτρας -- племена и колена. Таким образом, кажется -- чему, впрочем, трудно верить, -- что до того времени сражались все вместе, без порядка, собирался в одну громаду для боя. Сим способом, продолжает Нестор, легко можно открыть, который из вождей и какой из отрядов оказывает храбрость; можно также узнать, от неразумения дела или от нерадения воинов война так долго продолжается. В другом месте {IV, ст. 297.} можно видеть построение воинства, какое он делает; он велит, чтобы конные поставлены были впереди, пешие, сколько есть храбрейших, сзади, а в средине слабые, на храбрость которых нельзя полагаться. Дело это, хотя не большой изобретательности, но заслуживает похвалу при начатках тактики. К этому присоединяет он другое повеление, {IV, ст. 297 и след.} до конных относящееся: чтобы конники удерживали коней, не делая смятения; чтоб стояли в рядах, не выезжая вперед, ни позади рядов не оставался; от этого сила их будет значительнее; наконец, когда сближатся с врагами так, что в колеснице стоящий может противника достать оружием, чтоб с колесницы его принимал копьем, а с нее бы не сходил и пеший не сражался. Пользу сего способа доказывает он примерами предков; почему и видим, что таким образом сражаются. {VIII, ст. 118 и след.}

Впрочем, как ни полезны предложенные Нестором наставления тактические, особенно последнее, чтобы войска слабейшие были помещаемы в средине, между первым и последним строем, но в Илиаде не видно точного исполнения оных. Похвалы, по большей части общие, приписываются ахейцам, аргивянам, данаям, или порознь -- то вождям, то народам; но каким образом составлялось боевое построение ахеян, поэт с точностью нигде не излагает; большая часть объясняется вождями, которых доблестию совершаются подвиги. И они-то суть те предметы, к которым гений Гомера быстро устремляется, употребляя или размышление, или чувство, когда спешит рассказать то, что может произвесть какое-либо впечатление в душе слушателя. Он хорошо разумеет, что на него не возлагается долг и обязанность историка; он не желает учить и, поучая, пленять, но хочет пленять и, пленяя, поучать. Поэт также хорошо понимает, что для достижения цели своей ему не должно останавливаться над общим изображением сражения, но должно заниматься доблестию каждого, ибо подвиги каждого в особенности, единственно выгодны для повествования поэтического; сим способом вид сражения может быть разнообразим до бесконечности. Таким образом, всё почти повествование в Илиаде относится или к передовым, или к отважным, или к отважным делам каждого героя.

Некоторый вид описания общего боевого строя можно, кажется, находить там, где повествуется об Агамемноне, обходящем ряды воинства, когда он и советами и угрозами воспламеняет души; в этом обходе сначала приходит он к отрядам критян, которые, нддобно думать, стояли от него ближайшие; {Песнь IV, ст. 251.} потом к ратям саламинян; далее пилосцев, афинян, кефалонян, которых Одиссей, и аргосцев, которых Диомед предводили. Здесь можно спросить, с кого начал и до кого дошел Агамемнон? Середину боевого строя, вероятно, составлял Агамемнон и Менелай с микенцами и лакедемонцами; Агамемнон же обходил отряды по левому крылу; такой однако ж порядок отрядов не довольно согласен с повествованием о самой битве: так, Аякс везде занимает крайнюю часть левого крыла. Далее неизвестно, какие народы стояли на правом крыле, которое в таком случае было бы обнажено, если Ахиллес, это место занимать долженствовавший, оставался в стане, ибо правую к Сигею сторону стана он занимал с мирмидонами. Разве одно сказать можно, что о средине строя между двумя крылами вовсе не должно думать, но что строй протяженный простирался от одного крыла к другому.

Выше замечено, что в устроении боевого порядка ничем не управляла и не располагала воля одного в целом воинстве, но что каждый из вождей, по собственному произволу, распоряжал своими воинами -- и это тотчас видно в начале первого сражения: когда пред ополчением Агамемнона и Менелая происходит бой между Парисом и Менелаем, и когда вскоре, по нарушении договора, оба противные воинства опять сходятся в битву -- кефалонцы и афиняне, смотря издали, ожидают не столько знака к сражению, сколько примера других ополчений, которые устремились бы на неприятелей. {Пес. IV, ст. 330.}

В первой сшибке, в которой сходятся сначала отряды щитоносцев (ὁπλιτῶν), {IV, ст. 447 и след.} вслед за ними видим сперва сражающегося Антилоха, следственно пилосцев, {IV, ст. 457.} Аякса, итак -- саламинцев, Одиссея с ификийцами, Диора {IV, ст. 517.} из Элиды, Фоаса этолийского; потом Диомеда, снискавшего отличную хвалу своею храбростью в сей битве. {V.} После бегства троян упоминаются Агамемнон, Идоменей с сподвижником Мерионом, Менелай, Мегес -- сей последний привел войско из Эхинад, -- Эврипил из Фессалии, Сфенел, сподвижник Диомедов. Не видно, чтобы они сохранили какой-либо порядок, по крайней мере поэт никакого не показывает или не примечает порядка ни в сражении, ни в сражающихся, так что из следующих за сим описаний битв нельзя составить понятия о расположении общего боевого строя.

Воинство троян устроено было с искусством, как кажется, гораздо грубейшим. Гектор хотя имел начальство, как видно из песни II, ст. 802, но его можно почитать предводителем своих только граждан; союзники Трои были народы стран различных, говорили языком различным, и оружием и образом битв различные и повиновавшиеся своим только воеводам; Гектор, кажется, управлял всею войною в том единственно отношении, что подавал знак к сражению.

Таким образом, в воинстве ахейском вообще видно более порядка, устройства и знания военного искусства; сим причинам соответствуют и действия. Ахеи идут в бой в большем устройстве; вожди отдают повеления, {Песнь IV, ст. 428.} ратники идут безмолвные, как бы люди, по выражению поэта, не имеющие голосу; глубокое молчание сохраняют они из почтения к вождям и чтобы слышать их повеления.

Таковы в самом деле существенные свойства военного устройства: порядок и тишина необходимы, чтобы повеление и исполнение были в согласии.

Трояне, напротив, в стане своем, по выражению поэта, подобны овцам в загоне, которые блеют непрестанно; {IV, ст. 433 и след.} смятенный крик раздается по широкому их стану.

Когда ахеяне, по голосу их вождей, строятся в битву, стройно и густо смыкаются ряды их: {XIII, ст. 131 и след., XVI, ст. 212.}

Словно как стену строитель из плотно слагаемых камней

В строимом доме смыкает, в отпору насильственных ветров,--

Так шишаки и щиты круговидные сомкнуты были,

Щит со щитом, шишак с шишаком, человек с человеком

Плотно спирались; шеломы, волнуясь, касались друг друга

Светлыми бляхами, -- так мирмидоны сомкнувшись стояли.

В сих стихах древние находят первые основания фаланги; и Полибий, после двух тысяч лет, еще удивляется (в стихах у Гомера) верности и живости сего изображения фаланги в действии.

Вот успех ее сражения: на фалангу, предводимую Аяксами, {XIII, ст. 136 и след.} напали трояне, предводимые Гектором:

...Пред троянами Гектор

Бурный летел, как в полете крушительный камень с утеса,

Если с вершины громаду осенние воды обрушат,

Ливнем-дождем разорвавши утеса жестокого связи;

Скачущий кверху, летит он; трещит, на лету им крушимый

Лес; беспрепонно и прямо летит он, пока на долину

Рухнет и, как ни стремителен, там не крушится он боле, -

Гектор таков! при начале грозился до самого моря

Быстро пройти меж судов и меж кущей, по трупам данаев;

Но едва лишь упал на сомкнувшиесь твердо фаланги.

Стал, как ни близко нагрянувший: дружно его аргивяне,

Встретя и острых мечей и дротов двуконечных ударом,

Прочь отразили. -

Здесь можно заметить, что сопротивление представлено поэтом как более достойное уважения, более славное, чем самое нападение. Сия мысль осталась навсегда утвержденною, освященною в военных мнениях греков: бесчестием всегда почиталося потерять щит, но не меч; таким мнением как бы воздавалось уважение тому началу нравственному, что война почтенна и священна тогда наиболее, когда защищаются, когда защищают отечество и сограждан.

Таким образом, в Илиаде мужество благоразумное, подкрепляемое искусством и вспомоществуемое порядком, впоследствии берет верх над силою и храбростью, не имеющею устройства и знания, и наконец составляет торжество образованности над варварством, Европы над Азиею.

<1826>