Голицын-Муравлин Дмитрий Петрович - Голицын-Муравлин Д. П.: биографическая справка

МУРАВЛИН Дмитрий Петрович, князь (наст. фам. Голицын; 6.12.1860. Висбаден -- дек. 1928, Вышеград, Югославия), прозаик, драматург. Сын поручика кн. П. П. Голицына. Получил хорошее дом. образование. После окончания Александров. лицея по первому разряду (1881) поступил на службу в Гос. канцелярию. С 1893 помощник статс-секр. Гос. совета, в 1912--17 чл. Гос. совета. В 1903 в качестве чл. Совета министра нар. просвещения участвовал в преобразоват. работах мин-ва (на М., в частности, были возложены ревиз. командировки в уч. округа). С 1906 товарищ главноуправляющего, с 1910 главноуправляющий Собств. е.и.в. канцелярии по учреждениям имп. Марии.

Был также чл. Опекун. совета и товарищей председателя К-та попечительства дет. приютов ведомства имп. Марин. попечителем Екатеринин. ин-та благородных девиц (см. восп. Н. Л. Надеждиной. "Дворец, Фонтанкой отраженный" -- РГАЛИ, ф. 1337. оп. 5. No 31, л. 46--48). Поч. чл. Моск. публичного и Румянцев. музеев, чл. совета Об-ва ревнителей рус. ист. просвещения в память Александра III. дирекции Лит.-худож. об-ва. комиссии по пересмотру законов о театре и зрелищах, к-та Пушкинского лицейского об-ва.

Писать начал в лицее. Из ранних публ. известны стих. "Воспоминанье" и "Ночью" в "Живописном обозр." (1879, No 15); в этом ж-ле М. сотрудничал до 1884. Печатался также в газ.-ж. "Гражданин", ж. "Нива", "Рус. вест." (стихи, эскизные зарисовки, рассказы). Кн. "Убогие и нарядные. Очерки и наблюдения" (СПб., 1884) и ром. "Тенор" (СПб., 1885), посв. А. К. Шеллеру-Михайлову, руководившему первыми шагами М. в лит-ре (см. письмо М. к А. С. Суворину, 1888 г. -- РГАЛИ, ф. 459, оп. 1, No 957), вызвали в петерб. большом свете "известного рода сенсацию" узнаваемостью прототипов и обстоятельств "их интимной жизни" (РМ, 1885, No 6, Библ. отд., с. 3). Высший свет рос. аристократии предстал под пером неизв. писателя в виде скопища монстров и ничтожеств ("отцы -- поголовно выжившие из ума ... маменьки, или совсем сумасшедшие ... или негоднейшие бабы; сынки -- кутилы, пьяницы, моты, негодяи и даже просто воры; дочки -- дуры и развратницы" -- там же, с. 4; др. рец.: "Новь", 1884. No 2; 1885, No 10, 21; "Набл.", 1885, No 3). С выходом ром. "Баба" (СПб., 1885) псевд. "нового таланта" (А. М. Скабичевский -- PB, 1885, 8 мая) был раскрыт, и М. быстро приобрел репутацию одного из самыих плодовитых поставщиков беллетристики. Его произв. издавались до кон. 19 в. почти ежегодно отд. книгами (все -- СПб.): ром. "Хворь. Петерб. история", "Мрак" (оба -- 1886). "Около любви" (1887), "Рубеж" (1889), "Поэзия", "Будни" (оба -- 1895); "Повести и рассказы" (1886), рассказ "Не убий" (1890), полемизирующий с "Крейцеровой сонатой" Л. Н. Толстого, к-рую М. считал "лживой" (см. письмо И.Л. Леонтьеву-Щеглову -- РНБ. ф. 124, No 1226), сб-ки повестей и рассказов "Суд идет" (1891), "Дети" (1893), "В толпе" (1894), "В Петербурге" (1899) состоит из пов. "Режаниновы", "Королева", "Завет отца", "На севере", объединенных одними и теми же героями).

В центре внимания М., либо слабо-характерные вырожденцы, либо "нахальные баловни фортуны", цинично адаптирующиеся к новым условиям жизни, в к-рой властвуют лишь "всесильные рубли" (НВ, 1889, 16 нояб.); коллизии его произв. затрагивали все осн. житейские и социальные сферы жизни большого света. Но, по словам рецензента, М. не хватило "ни чутья, ни знания жизни на разумение, что все им описываемое не составляет исключит. признаков именно высшего общества" (РМ, 1885, No 6. Библ. отд., с. 5), а характерно в целом для рос. жизни пореформ. десятилетий. Найденный прием, давший в первых книгах нек-рый худож. эффект, -- соединение фактуры и достоверности "натуры", свойственных физиологич. очерку, со свободой вымысла -- М. механически эксплуатировал в продолжение всей своей писательской деятельности. С появлением каждой следующей книги критика укреплялась в мнении, что место, занимаемое М. в совр. лит-ре, -- "одно из тех средних мест", с к-рого нет никакой возможности "передвинуться вперед", но есть опасность "опуститься еше ниже", ибо он "повторяет самого себя" (РМ, 1889, No 5, Библ. отд., с. 184).

М. называли то великосветским бытописателем, то "беллетристом-фотографом", причем язвительно отмечалось, что его "фотографии" -- "плохие, выцветшие" (РМ, 1887, No 1, Библ. отд., с. 4). М. хотя и много знает "из жизни того круга, в к-ром он вращается", но при этом "никак не может справиться с массой своих наблюдений, потому что он наблюдал всегда, видимо, только внешнюю сторону жизни" (А. Кузин -- "Колосья". 1887. No 12. с. 310). Неоднократно отмечалось, что М. не психолог, потому что "мало обращает внимания на внутр. жизнь, на душевные побуждения тех личностей, к-рые проходили и проходят перед ним пестрою вереницей", у пего "есть только внешние образы", но нет характеров (РМ, 1886, No 2, Библ. отд.. с. 79). он художник "погребной" темы (СВ, 1886, No 2, с. 301), "дряблость натур" его героев не даст возможности "навести читателя на к.-л. серьезные размышления", даже если иной раз писатель и способен хотя бы внешне схватить "драм, моменты жизни" (НВ, 1889, 16 нояб.) и держать внимание читателя "интересом лиц и фактов" ("Колосья", 1887, No 12, с. 316) -- т. с. любопытством, к-рое проявляет большинство читателей к закрытому для них миру высшего света.

Если наблюдательности М. критика поначалу еще отдавала должное (см.: РМ, 1885, No 10, Библ. отд., с. 3; Скабичевский А. М., История рус. лит-ры, СПб., 1891, с 415), то во всем, что касается формы, его -- со временем все настойчивее -- упрекали в несамостоятельности (см.: СВ, 1886, No 2, с. 301; В. П. Буренин -- НВ, 1891. 29 нояб.). называя при этом в качестве образцов, к-рым он послушно следует. П. Д. Боборыхина и В. В. Крестовского. Отмечалось также, что романы М. строятся по типу европ. романа -- с его четко очерченной интригой и без к.-л. лирич. и филос. отступлений ("Новь". 1885. No 12. с. 112--13).

Гл. противоречие, к-рое долгое время приводило в недоумение современников М., заключалось в том, что, принадлежа к высшему об-ву, он дат в своих произв. "такую ужасающую картину разврата, низости, тупости, вырождения" аристократии, какой не сумел бы представить и "самый тенденциозный демократ" (Михайловский, VI, 639). Но это противоречие снималось четко обозначенной во всех соч. позицией автора: он блюститель чистоты кастовых устоев, непримирим к порокам, поразившим высшее об-во (как иронически замели анонимный рецензент ром. "Тенор", характеризуя гл. героя, к-рому М. дал фам. своей матери: "Ни в ком и нигде -- ни искры ума, чести, добра..., кроме Черткова..., то есть автора, возмущающегося подлостью приятелей" -- РМ, 1885, No 6, Библ. отд., с. 4), но сами эти пороки М. считал следствием растленного влияния внешних обстоятельств, в первую очередь, допущения инородцев (особенно евреев) к разным сферам рос. жизни. На противопоставлении сословно "своих" и сословно "чужих" обычно строилась интрига, к нему сводился писательский пафос М.; идея сохранения сословной чести постепенно перерождалась в идею сохранения нац. чистоты как единств, залога спасения "рус. начала".

На том же материале, что и проза, написаны пьесы "Кража" и "Вдова" (обе опубл.: "Артист", 1890, No 9, 10); последняя была пост, в Александрии, т-ре (1890). М. издал также сб-к пьес "Перепевы" (СПб., 1894). Свое "драм, писательство" он считал "полуписательством": "Драма -- это роман из разговоров, без описаний, с таким психич. анализом, какой дается среднему актеру. Одно тщеславие заставляет нас писать для сцены" (письмо И. Л. Леонтьеву-Щеглову -- РНБ, ф. 124, No 1226).

В 90-е гг. М. трижды побывал на Балканах; итогом путешествий по Черногории и Далмации стали путевые очерки, печатавшиеся в 1898 сначала в газ. "Рус. вед.", а затем в том же году выпушенные отд. кн. "У синя моря. Путевые очерки Черногории и Далматинского побережья" (СПб.; поч. отзыв при присуждении Пушкинской пр., 1899). М. ставил своей целью, с одной стороны, открыть рус. человеку эти "неведомые для большинства страны братьев-славян", красоту их природы, ист. пажитников, обычаев, с другой -- привлечь внимание к "вопросам славянства" (М., в частности, прогнозировал неизбежность распада Габсбургской монархии как искусств, образования и в связи с этим ставил вопрос о желательных для России перспективах самоопределения балканских славян). Одновременно проводилась идея зашиты "родовых и наследств, идеалов русских от "инородцев"": "Силою своей бытности среди нас они навязывают нам, так или иначе, идеалы ... чуждые нам" (с. 156).

В 1901 М. -- один из учредителей, а затем пред. (1906) и первый поч. чл. лит.-полит. клуба Рус. собрание (позднее черносотенно-монархич. орг-ция). М. принадлежала формулировка гл. задачи собрания, записанная в Уставе как содействие "укреплению в обществ, сознании и проведению в жизнь исконных творч. начал и бытовых особенностей рус. народа" (РНБ, ф. 152, он. 2, No 258). В нач. 1900-х гг. опубл. в "Рус. вестнике", редактировавшемся В. В. Комаровым и В. Л. Величко (к-рые также входили в число учредителей Рус. собрания), ряд романов, в к-рых идея нац. чистоты как спасения России стала определяющей в построении сюжета и обрисовке действующих лиц.

Фабула ром. "Вавилоняне" (PB, 1900, No 1--4; отд. изд. -- СПб., 1901), в заглавии к-рого обыгрывалась мысль о потере рус. об-вом "пути" ("Вавилоняне мы... эпохи смешения языков, забывшие откуда и с кем мы пришли -- куда нам следует идти" -- No 1, с. 10), строилась вокруг разоблачения чудовищного негодяя-чиновника: выкреста-вырожденца, с одной стороны, комплексующего по поводу своего евр. происхождения, с другой -- не брезгующего никакими предосудит. средствами в борьбе за существование. Одновременно в фабулу вплетаются тема адюльтера, идеи славянофильства, эскапады alter ego автора против немцев, поляков, финнов и особенно евреев, к-рые своим присутствием среди русских понижают их "уровень самосознания" и т. п., что дало одному из критиков основание увидеть в этом почти пародийной нагромождении сюжетных линий в "своем роле вавилонское столпотворение" (РМ, 1900, No 5, Библ. отд., с. 230). Антисемитизмом отмечены также ром. "От смутных дней" (PB, 1901, No 1--5; отд. изд. -- СПб., 1902). "На Руси" (PB, 1903, No 7--8), "На безлюдье" (СПб., 1902; 2-е изд. -- П., 1910). "Святыни" (PB, 1905, No 1--5).

Эти ром. вызвали неприятие критики: собрание "худож. несообразностей", с помощью к-рых автор лишь сию раз доказал свою "благонамеренность" (РМ, 1902, No 8, Библ. отд., с. 247--248). "бред расстроенного воображения", не имеющий "ничего общего с исквом" (В. <Л.> Львов<-Рогачевский> -- "Обр.". 1905. N: 6. отд. 11. с. 108). великий "грех", посеявший "проклятое семя ненависти", к-рое "всходит под треск и вопли кишиневских погромов" (А. А. Измайлов -- "Нов. илл.". 1905. Ns 12, с. 96). После переизд. "Святынь" (П., 1913) этот ром. был назван "книгой, написанной исключительно для того, чтобы лишний раз проповедовать идеи союза рус. народа", "полит, пасквилем... в тонах парижских бульварных романов" (А. Кратов <И.С. Книжник-Ветров> -- "Заветы", 1913, No 7, отд. II, с. 184).

"Рус. идея" остается в центре и драматургич. опытов М. 1900-х гг.: драма в стихах из жизни Моск. Руси "Максим Сумбулов" (СПб., 1900; первый прозаич. вариант -- СПб., 1884; успешная пост. Лит.-арт. кружка. 1899; отзыв А. Р. Кугеля: "занимательная интрига, искусно вплетенная в ист. хронику" -- ТнИ, 1899, No 51, с. 932, 933; др. рец. 1899: НВ, 14 дек.; СПбВед, 27 дек.; СО, 15 дек.; "Россия". 15 дек.); пьесы "Сон услады" (СПб., 1902) и "Кашей" (СПб., 1903; Суворин, т-р. 1903; разноречивые отклики 1903: пост. имела успех -- НВ. 6, 9, 10 окт.: шла в полупустом зале -- "Всемирный вест.". No 10, с. 201--03), использующие фольклорные образы и направленные против инородцев на Руси; три диалога-картины "Углическое действо" (СПб., 1912). где прослеживаются последствия для Руси убийства "невинного младенца" -- царевича Димитрия (в сюжете использована популярная в то время версия евр. происхождения Самозванца).

После 1905 выступал в периодике лишь эпизодически: сусальные рассказы о дет. психологии ("Жених" -- "Нева", 1903, No 12; "Свечи догорают" -- "Родная речь", 1909, No 50; "Дядя Артур" -- В его кн.; В толпе, СПб., 1894; и др.), мелодрам, стихи о детстве и старости ("Детям" -- "Вест. школы", 1914, No 1), стихи верноподданнич. настроений ("Гимн Царствующему дому Романовых" -- "Вест. Союза рус. народа", 1913, 12 марта; "Немцам" -- там же, 1914, 9 нояб.; "Два памятника" -- НВ, илл. прил., 1915, 3 янв.).

В 1910, когда отмечалось 25-летие лит. деятельности М., и спустя пять лет, в 30-лстннй юбилей, гл. чертой его "писательства" были названы "служение славянству" (РНЕ. ф. 152. оп. 1. No 188). "страстная нач. тенденция" и "аристократизм, как бережение кастового превосходства", пронизывающие все его творчество и обществ, деятельность ("Всемирная новь". 1915. No 51. с. 10). "Во внимание к лит. трудам" М. в 1912 ему было "высочайше позволено" присоединить к наст. фам. псевдоним и "именоваться впредь, с нисходящим потомством, князьями Голицыными-Муравлиными" (РГИА, ф. с).

После Окт. революции М. эмигрировал; о его жизни этого периода сведения не выявлены. В берлин. газ. "Руль" (1928, 19 дек.) сообщается о внезапной смерти "известного монархич. деятеля, публициста и писателя кн. Дм. Голицына-Муравлина".

Др. произв.: "Дон Жуан". Лирич. сцены (СПб., 1881), "Иоланда". Лирич. опера в 2 д. (СПб., 1893), "Серенада". Драматич. этюд в 1 д. (СПб., 1900).

Лит.: Чехов (ук.); Михайловский, VI (ук.); Скабичевский А. М., История новейшей рус. лит-ры (1848--1890). 7-е изд.. СПб., 1909: Левицкий В., Правые партии. -- В кн.: Обществ. движение в России в нач. XX в., т. 3. СПб., 1914. с. 358--59; Кугель А. Р., Листья с дерева. Л., 1926. с. 45. 76; Лит. процесс и журналистика (2; ук.); Богданович А. В., Три последних самодержца. Дневник. М., 1990. с. 496. + Афанасьев; Владиславлев: Добрыв; Брокгауз: НЭС; Гранат. Венгеров (Список; Ис-точ.): Мезьер: ИРДТ: Масанов (неверно указаны дата и место смерти М.).

Архивы: ИРЛИ, ф. 377; Р. I, оп. 5. No 72 (аттестат Александров. лицея и духовное завещание М.); РГИА, ф. 1162. оп. 6. л. 128 (ф. с. 1912 г., с доп. до 1917 г.); ГАРФ. ф. 102. 3 д-во. д. 316. ч. 270.

И. Е. Гитович.

Русские писатели. 1800--1917. Биографический словарь. Том 4. М., "Большая Российская энциклопедия", 1989