Лейкин Николай Александрович - В деревне

Н. А. Лейкинъ.

НА ЛОНѢ ПРИРОДЫ
ЮМОРИСТИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ
ПОДГОРОДНОЙ ДЕРЕВЕНСКОЙ ДАЧНОЙ ЖИЗНИ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія Р. Голике, Троицкая улица, д. No. 18.

1893.

http://az.lib.ru/

ВЪ ДЕРЕВНѢ

Учитель Василій Романовичъ Клянчинъ и его супруга Марья Ивановна со чадами и домочадцами, состоящими изъ двухъ ребятишекъ, няньки и кухарки, только что пріѣхали на дачу въ подгородное село Капустино. Домъ, нанятый у мелочного лавочника и помѣщающійся на задахъ надъ рѣкой, былъ совершенно пустъ, хотя лавочникъ, сдавая его Клянчинымъ, и обѣщалъ приказать плотнику сколотить для нихъ къ переѣзду столы и скамейки. Село Капустино отстояло отъ Петербурга на шестьдесятъ верстъ. Клянчины хоть и захватили съ собой нѣсколько мебели, но эта мебель шла на возу возвращающагося изъ Петербурга въ Капустино, послѣ продажи сѣна, капустинскаго мужика и должна прибыть на дачу не иначе какъ завтра къ вечеру. Въ видѣ багажа прибыли съ Клянчиными по желѣзной дорогѣ только кой-какая посуда, бѣлье и платье въ сундукахъ, да подушки, а между тѣмъ нужно было на чемъ-нибудь пообѣдать, напиться чаю, присѣсть. Попросили у лавочника столъ и стульевъ, но лавочникъ не далъ.

-- У насъ только про себя мебель. Столы и скамейки завтра плотникъ для васъ дѣлать начнетъ, а ужъ теперь обойдитесь такъ какъ-нибудь. Не умрете за одинъ-то день безъ мебели, отвѣчалъ онъ.

Приходилось приспособляться и начать бивуачную жизнь. У лавочника вымолили только ящикъ изъ-подъ какого-то товара, но такъ какъ онъ былъ низокъ для стола, то поставили его на полѣнья и приготовились на немъ пить чай. Сундуки съ платьемъ и бѣльемъ замѣнили стулья. Кухарка и нянька просто пришли въ отчаянье отъ такого житья, роптали и критиковали дачу.

-- Ну, дача! Наняли господа дачу! Сюда за воровство людей ссылать, а не за свои деньги ѣхать, говорили онѣ вслухъ.

-- Завтра пріѣдутъ стулья, завтра привезутъ столы, плотникъ сколотитъ скамейки и въ лучшемъ видѣ устроимся, успокоивали ихъ хозяева, хотя и сами досадовали на неудобства.

-- А на чемъ же мы спать-то будемъ, сердечныя? спрашивала кухарка.-- Постелей нашихъ вы намъ взять не позволили съ собой на желѣзную дорогу и сдали на возъ мужику, а мужикъ, вонъ, говорятъ что завтра пріѣдетъ.

-- Да ужъ сегодня-то переночуйте какъ-нибудь. Можно будетъ у лавочника сѣна купить и на сѣнѣ отлично... отвѣчалъ Клянчинъ.-- Мы и сами сегодня на полу на сѣнѣ спать будемъ.

-- Ну, ужъ это вамъ отлично, потому -- вамъ въ охотку, вамъ забава, а я не привыкла по полу на сѣнѣ валяться, дерзко заявила кухарка.-- Гдѣ хотите, тамъ и сыщите мнѣ тюфякъ.

-- Странная ты какая! Да ежели нѣтъ, да ежели взять негдѣ...

-- Негдѣ взять, такъ нечего было и прислугу съ собой сманивать. Завезутъ въ трущобу, къ чорту на кулички, да и начнутъ надъ прислугой куражиться. Вѣдь вы говорили, что все здѣсь есть, что все отлично. Обманомъ живете, такъ отъ этого проку не будетъ.

-- Ну, довольно. Иди и затопляй плиту. Надо хоть молочный супъ сварить, что ли, да сдѣлать яичницу! разсерженно крикнулъ Клянчинъ на кухарку.

Явилась нянька.

-- Воля ваша, Василій Романычъ, а я на полу и въ повалку на сѣнѣ спать не привыкла. Я все по хорошимъ господамъ жила и тамъ этого допущенія не было, заявила она въ свою очередь.

-- Да вѣдь только ночь одну, а завтра пріѣдутъ ваши постели, плотникъ сколотитъ вамъ козлы, положите на нихъ доски и выйдутъ у васъ отличныя кровати.

-- Это, можетъ быть, для васъ отличныя, а для насъ совсѣмъ напротивъ. Помилуйте, гдѣ же это видано, чтобъ на козлахъ спать! Вѣдь это ни пошевелиться, ни повернуться, а то козлы разъѣдутся и лети внизъ да ломай себѣ спину.

-- Зачѣмъ же летѣть? Зачѣмъ же ломать спину? Доски будутъ прикрѣплены къ козламъ гвоздями.

-- Воля ваша, а я гдѣ ни жила, а на козлахъ не спала. Ежели не будетъ мнѣ настоящей кровати, то пожалуйте мнѣ расчетъ и отправьте меня обратно въ Петербургъ, потому, вы завезли меня сюда обманомъ. На козлахъ! Нѣтъ, я не согласна на козлахъ...

-- Какая ты дура, нянька, посмотрю я на тебя! Да вѣдь это, въ сущности, та же кровать, только козлами она называется, попробовала утѣшить няньку Клянчина.

Нянька фыркнула и сгрубила:

-- Вы умны очень. Для васъ это кровать, а для меня нѣтъ.

-- Ну, пошла вонъ! вспылила Клянчина.-- Не желаю я съ тобой больше разговаривать.

-- А не желаете разговаривать, такъ нечего было прислугу въ такое мѣсто завозить. Грязная деревня, кромѣ мужиковъ пьяныхъ да бабъ и людей-то нѣтъ. Давеча ѣхали по деревнѣ, такъ хоть бы одного господина увидѣла, бормотала нянька и, выйдя въ кухню къ кухаркѣ, громко прибавила:-- Нѣтъ, я, дѣвушка, здѣсь жить не намѣрена. Ты, тамъ, какъ хочешь, а. я наплюю на дѣтей, возьму паспортъ и расчетъ, да и была такова.

-- Да и я не усижу здѣсь. Помилуйте, какая это дача! Нешто такія дачи бываютъ! отвѣчала кухарка.-- Сюда къ тебѣ ни твоимъ знакомымъ людямъ въ гости пріѣхать, ни самой тебѣ не съ кѣмъ компанію раздѣлить. Сивые мужики одни.

-- Марфа! Ты, однако, стряпай да ставь самоваръ, а разговаривать-то ужъ будешь потомъ, на досугѣ! крикнулъ кухаркѣ Клянчинъ.

-- На чемъ стряпать-то, позвольте васъ спросить?

-- Тебѣ данъ ящикъ -- вотъ на немъ и можешь покуда разложиться.

-- Нѣтъ, баринъ, не слуга я вамъ. Увольте меня. Помилуйте, какая это дача! Это курамъ на смѣхъ, а не дача. Вотъ въ "Озеркахъ" дача, въ Новой Деревнѣ дача, въ Лѣсномъ дача, а это помойная яма какая-то.

-- И я не слуга, прибавила нянька,-- Пожалуйте расчетъ, а спать я на постоялый дворъ пойду.

Клянчины были поставлены втупикъ. Оставаться съ малыми дѣтьми безъ прислуги было невозможно. Поговоривъ другъ съ другомъ по-французски, они сказали прислугѣ:

-- Расчетъ вы получите черезъ три дня, а до тѣхъ поръ обязаны служить. На это законъ есть. Прислуга, ежели хочетъ оставить своихъ хозяевъ, то обязана предупредить ихъ за три дня.

-- А какой такой законъ есть, кто оную прислугу обманываетъ, господа ежели?.. выскочила кухарка и подбоченилась.-- Не сдавайся, Даша, обратилась она къ нянькѣ.-- На такую дачу кто везетъ прислугу, тотъ прибавляетъ прислугѣ жалованье.

-- Такъ вы прибавки хотите? Такъ бы и говорили, что вамъ прибавка на дачу нужна, сдался во имя необходимости Клянчинъ и сказалъ: -- Ну, что жъ, по рублю въ мѣсяцъ лишняго мы за дачное время прибавить можемъ.

-- Какой тутъ рубль! Въ такой тюрьмѣ жить, такъ ужъ все хоть по два рубля прибавки въ мѣсяцъ надо. По два рубля прибавляйте, а то, ей-ей, не расчетъ...

-- Марья Ивановна, какъ ты думаешь? отнесся Клянчинъ къ женѣ.

-- Надо дать. Не оставаться же намъ безъ прислуги, со вздохомъ отвѣчала та.

-- Да ужъ намъ чтобъ и козлы ваши эти самые покрѣпче сколотили, прибавила кухарка.-- Летать къ верху тормашками по ночамъ съ постели я вовсе не намѣрена.

-- Крѣпко, крѣпко будетъ. При тебѣ и плотникъ-то ихъ сдѣлаетъ.

Кухарка загремѣла трубой и начала ставить самоваръ, но въ кухнѣ все еще раздавались шушуканья съ нянькой, прерываемыя громкими возгласами:

-- Какая это дача! Это не дача, а тьфу! Да тутъ всякая полированная дѣвушка съ тоски помретъ. Захолустье какое-то, а не дача.

II.

Кухарка появилась съ самоваромъ.

-- Куда же самоваръ-то ставить? говорила она, презрительно улыбаясь.-- Ни столика, ни стульчика. Вотъ житье-то каторжное! На полу, что ли, сидя будете пить?

-- Зачѣмъ на полу? Мы разстелемъ вотъ тутъ на лужкѣ коверъ, на коврѣ и будемъ пить по-походному, отвѣчалъ Клянчинъ.-- Для разнообразія это даже пріятно.

-- Ну, ужъ хороша пріятность! Да солдаты въ лагеряхъ -- и тѣ лучше живутъ.

-- Приготовляй, приготовляй скорѣй, что слѣдуетъ. Разстели вонъ тамъ коверъ, на коверъ дощечку, на дощечку самоваръ... Вотъ дощечка валяется -- ее и подложи подъ самоваръ. Чайный приборъ вынесешь на подносѣ и тоже на коверъ поставишь: мы сядемъ около -- и отлично все будетъ. Вѣдь въ сущности такъ только до завтрашняго вечера придется намъ на бивуакахъ прожить, а завтра вечеромъ придетъ мебель на возу, лавочникъ велитъ плотникамъ сколотить столы и скамейки и будетъ все по-городскому.

Кухарка съ кислой миной исполнила то, что ей приказывали, и говорила:

-- Совсѣмъ я и не умѣю такъ-то служить. Вѣдь это надо чтобы съ молодости привыкнуть, а я съ дѣвчоночнаго положенія все по хорошимъ господамъ служила.

-- Какая мудрость -- коверъ на лугу разостлать и поставить на него самоваръ и посуду! улыбнулся Клянчинъ.

-- Конечно же, на все это нужно особую привычку имѣть, а кто безъ привычки...

-- Ну, ты не ворчи, а дѣлай дѣло. Надоѣло ужъ мнѣ васъ ублажать. Что это, въ самомъ дѣлѣ! Сладу съ вами нѣтъ! крикнулъ Клянчинъ, потерявъ терпѣніе.-- Наконецъ, мнѣ такъ нравится жить, хочу такъ жить. Тебѣ и нянькѣ ужъ прибавлено за дачное время къ жалованью -- ну, ты и должна исполнять наши требованія. Чѣмъ лучше съ людьми обращаться, тѣмъ хуже они сами дѣлаются, обратился онъ къ ясенѣ.

-- Совершенно вѣрно. Дай поблажку -- сядутъ на шею, отвѣчала та.

Вскорѣ Клянчины размѣстились на лугу, на коврѣ около самовара, рядомъ съ домомъ. Дѣти сѣли также съ ними. Началось чаепитіе. Поспѣлъ сваренный молочный супъ, явились наскоро изжаренные кусочки мяса, яйца. Кухарка и нянька хоть и прислуживали уже молча, но презрительная улыбка не сходила съ ихъ лицъ.

Изъ-за угла дома, какъ изъ земли выросъ, появился мужикъ, почесался, передвинулъ шапку со лба на затылокъ, что означало поклонъ, и сказалъ Клянчинымъ:

-- Съ новосельемъ, господа сосѣди... Чай да сахаръ. Съ улицы-то лавочникъ сюда не пускаетъ, боится, что покупателевъ отъ него отобьемъ, такъ я по задамъ къ вамъ, съ рѣки. Вамъ поросеночка не надо ли? Отличные у меня сосунчики есть. Яйца есть. Пожалуйте посмотрѣть. Въ лодкѣ у меня на рѣкѣ все это привезено.

-- А по чемъ яйца? спросила Клянчина.

-- Да по чемъ же съ васъ взять? замялся мужикъ.-- Вы по-сосѣдски не обидите. Вѣдь сосѣди. Черезъ четыре двора отъ васъ... По четвертаку за десятокъ не дадите?

-- Что ты, что ты! Это въ деревнѣ-то! Да я ужъ въ Петербургѣ покупала по двадцати копѣекъ. Если хорошія свѣжія яйца, то по пятіалтынному за десятокъ...

-- Что вы, помилуйте... Въ городъ свезти, такъ тамъ лавочники по рубль восемь гривенъ за сотню дадутъ, а вы господа...

-- Такъ вѣдь въ городъ-то везти нужно, а здѣсь на мѣстѣ, въ деревнѣ...

-- Ну, да, въ деревнѣ. За деревню и беремъ. Вѣдь мы господъ-то всю зиму ждали. Съ кого же и взять, какъ не съ господъ? На то вы и господа. Ну, да ладно, по двугривенному берите.

-- По пятіалтынному, такъ возьму.

-- Какъ возможно по пятіалтынному! Вотъ ужо господа охотники, которые ежели за дичью, станутъ послѣ Петрова дня къ намъ наѣзжать, такъ тѣ по два двугривенныхъ за десятокъ-то даютъ. Дашь ему свѣженькихъ, а онъ тебѣ два двугривенныхъ, да еще стаканчикомъ винца попотчуетъ. А я думалъ, что вы сосѣдей обижать не станете и по четвертаку дадите. Берите ужъ за двугривенный-то. Вѣдь ежели у лавочника взять, то онъ съ васъ дороже возьметъ.

-- Какъ же это онъ можетъ съ насъ взять, ежели не дадимъ.

-- За неволю дадите, ежели онъ сюда на дворъ никого допускать не будетъ. Вѣдь ужъ я сюда по задамъ пролѣзъ. Онъ и то мнѣ сказалъ: "поймаю, всѣ бока обломаю". Пріятно нешто на драку лѣзть? А я ужъ такъ, по сосѣдски, хорошимъ господамъ думалъ услужить. Вѣрьте совѣсти, онъ сюда никого до васъ не допуститъ. Теперь ужъ вы въ его власти.

-- Разсказывай, разсказывай! Что мы маленькія дѣти или арестанты, что ли? Ну, сюда не допуститъ, такъ мы сами на деревню будемъ ходить и тамъ покупать.

-- Развѣ ужъ что сами-то. А только нешто это господское дѣло, чтобъ крадучись!

-- Ну, ужъ это не твое дѣло разсуждать. Пятіалтынный бери вотъ за десятокъ яицъ.

-- Это, стало быть, и на пару пива не хватитъ? Нѣтъ, не расчетъ, покачалъ головой мужикъ.-- А я пособралъ у бабы двѣнадцать штукъ, да думаю, что мнѣ и на стаканчикъ, и на пару пива... Ну, а поросеночка возьмете?

-- Да вѣдь и за поросеночка будешь такъ же дорожиться, такъ съ какой же стати?..

Мужикъ помялся и отвѣчалъ:

-- Конечно, ужъ мы супротивъ города не можемъ... Вы вотъ все хотите, чтобъ дешевле, чѣмъ въ городѣ, а это намъ не сподручно.

-- Нарочно въ деревню и пріѣхали, чтобы жить было дешевле, чтобы покупать все дешевле.

-- Ну, этого вы не дождетесь. Въ городѣ бы, вонъ, за пятачокъ въ чайной-то лавкѣ можно чаю нашему брату напиться -- и въ лучшемъ видѣ подадутъ, а здѣсь лавочникъ на постояломъ дворѣ съ нашего брата гривенникъ беретъ. Прежде двоимъ на двѣнадцать копѣекъ чай собиралъ, а нынче -- нѣтъ, говоритъ, пятіалтынный: чай и сахаръ вздорожалъ. Въ городу или въ деревнѣ! Сравнили вы тоже... Да поросеночка-то мы давно бы ужъ въ городъ свезли и продали, а мы дачниковъ ждали, чтобъ отъ дачниковъ супротивъ города попользоваться. Посмотрите поросеночка-то... Поросенокъ поеный, что твои сливки...

-- Нѣтъ, нѣтъ... Мы прежде по деревнѣ походимъ, да прицѣнимся къ здѣшнимъ цѣнамъ. У кого найдемъ, что дешевле, у того и будемъ брать, сказала Клянчина.-- Мы пріѣхали сюда для экономіи, а не для транжирства.

-- Это ужъ будетъ не по-господски, а по-сквалыжнически. У насъ прасолы такъ-то прижимаютъ, а вы нешто прасолы? возвысилъ голосъ мужикъ.

-- Ну, ты такъ не разговаривай... Пошелъ вонъ? крикнулъ Клянчинъ.

-- Да какъ же съ вами разговаривать, коли вы сосѣдей тѣснить хотите!

-- Тебѣ сказано, чтобы ты проваливалъ!

-- Позвольте... Вамъ раковъ не надо ли?

-- Пошелъ вонъ! А нѣтъ, такъ я пошлю сейчасъ за лавочникомъ и ужъ онъ тогда съ тобой по-свойски расправится!

-- Вотъ те штука! Я пробрался къ господамъ по задамъ, чтобы супротивъ лавочника услужить, а господа сами... Ну, господа! И это называются господа! Фу, ты, пропасть! Мы разсчитывали, чтобы отъ нихъ пользоваться, а они сами отъ мужиковъ пользу ищутъ! Сосѣди тоже, черти оголтѣлые....

-- Вонъ отсюда! разсвирѣпѣлъ Клянчинъ.

-- Тише, тише, баринъ. Съ сердцовъ печенка лопнетъ. Да и не расчетъ вамъ съ нами ссориться, потому мы тутъ всегда около васъ, такъ какъ бы чего не вышло, проговорилъ мужикъ, пятясь.

-- Дарья! Сбѣгай за лавочникомъ и попроси его сюда!

Мужикъ, ругаясь, началъ уходить за избу.

-- Сосѣди тоже... улыбнулась Клянчина.-- Самъ толкуетъ о сосѣдствѣ, а это развѣ по-сосѣдски съ такими угрозами подступать?

Клянчинъ молчалъ.

III.

Съ рѣки повѣяло прохладой. На землю спускались сѣверныя іюньскія сѣролиловыя сумерки, замѣняющія собой ночь. Бивуачный обѣдъ-ужинъ на коврѣ подъ открытымъ небомъ былъ конченъ. Всѣ были уставши отъ треволненій переѣздки и приходилось помышлять о ночномъ успокоеніи въ совершенно пустомъ съ голыми стѣнами домѣ.

-- Самое лучшее постлать сѣно или солому, покрыть все это простынями, положить, разумѣется, подушки, да такъ и лечь, говорилъ Клянчинъ и послалъ кухарку къ лавочнику попросить куль сѣна или соломы.

Та выслушала все это съ усмѣшечками и отвѣчала:

-- А только, воля ваша, баринъ, а я сама сѣна не понесу. Никогда я его не таскала, да и теперь не понесу. Пускай лавочники сами несутъ. Мужицкими работами я и въ своемъ-то мѣстѣ не занималась. Я дѣвочкой въ Петербургъ привезена и сразу себя соблюдать стала.

-- Да, да... Ты попроси тамъ, чтобы принесли. У лавочника есть работники.

-- И на рѣку ужъ я больше за водой не пойду. Впередъ вамъ говорю, продолжала кухарка.-- Два ведра сегодня принесла -- и довольно.

-- Нѣтъ, нѣтъ, тебѣ не придется ходить за водой. Я нанялъ такъ, что за носку дровъ и воды буду платить лавочнику, чтобы доставляли его работники, успокоивалъ кухарку Клянчинъ.

-- Ну, то-то... Такъ вы и знайте. И ежели завтра утромъ вода не будетъ принесена, то я и самовара вамъ ставить не стану. Какъ, тамъ, хотите...

Кухарка отправилась къ лавочнику. Клянчинъ презрительно кивнулъ ей вслѣдъ, взглянулъ на жену и, пожимая плечами, сказалъ про кухарку:

-- Какой народъ! Вотъ ужъ народъ-то! Никакого снисхожденія. Каждый свой шагъ цѣнитъ, словно у ней золотая ступня.

-- И ненависть какая-то къ хозяевамъ, ненависть къ тому мѣсту, гдѣ пьетъ, ѣстъ и жалованье получаетъ, прибавила Клянчина.-- А только напрасно ты ей посулилъ давеча прибавку. Она все равно у насъ жить здѣсь не останется и придется намъ вмѣсто нея какую-нибудь бабу взять. Она сейчасъ вслухъ, не стѣсняясь, въ кухнѣ съ нянькой разговаривала. "Чихать, говоритъ, мнѣ на ихъ два рубля въ мѣсяцъ прибавки, я, говоритъ, въ городѣ отъ покупки провизіи въ три раза больше наживала, а здѣсь ни мясной лавки, ни зеленной, всѣ припасы у лавочника будутъ брать на книжку, а не на деньги, и за молоко даже не отъ кого благодарности получить, потому, и молоко отъ лавочника"...

-- Ну, чортъ съ ней!

-- Нянька тоже фыркаетъ и говоритъ, что здѣсь въ деревнѣ ни одного порядочнаго человѣка не увидишь и что придется омужичиться ей. Ужъ успѣла справиться: будутъ ли въ деревнѣ стоять солдаты, и когда узнала, что не будутъ, то рветъ и мечетъ. Но что нянькѣ и кухаркѣ ножъ острый, такъ это то, что ихъ гости къ нимъ сюда за дальностью пріѣзжать не могутъ.

Кухарка вернулась.

-- Сейчасъ принесутъ сѣно. А только лавочникъ говоритъ, что за куль сѣна дешевле рубля взять нельзя, потому -- нынче сѣно дорого, сказала она.

-- Это въ деревнѣ-то рубль! воскликнулъ Клянчинъ, всплескивая руками.

-- Ну ужъ, тамъ, какъ хотите, а только онъ велѣлъ сказать, что рубль въ книжку запишетъ.

-- Да вѣдь мы только на подержаніе, завтра мы ему можемъ отдать сѣно.

-- И я то же самое ему говорила, а онъ: "ужъ какое это, говоритъ, мятое сѣно! Его скотина ѣсть не будетъ".

Работникъ лавочника принесъ куль сѣна.

-- И не стыдно это вамъ за какіе-нибудь полтора пуда сѣна брать рубль! сказалъ ему Клянчинъ.

Работникъ ухмыльнулся и отвѣчалъ:

-- Оно конечно, что дорого, а вѣдь это только съ господъ. Что подѣлаете? Хозяинъ. Ужъ онъ дачниковъ не щадитъ. "Долженъ же, говоритъ, я отъ нихъ пользоваться". Также онъ вамъ велѣлъ сказать, что коли ежели куль не возвратите обратно, то двадцать копѣекъ, потому, намъ кули себѣ нужны.

-- Возвратимъ, возвратимъ. А про сѣно скажи ему, что это даже грѣхъ.

-- Сѣно-то у насъ, ваша милость, нынче подобралось. За зиму все въ Питеръ вывезли и продали, а теперь оно въ цѣнѣ.

Работникъ переминался съ ноги на ногу и улыбался.

-- Съ пріѣздомъ позвольте ваше здоровье поздравить. Я предоставленъ, чтобы воду и дрова вамъ носить. На чаекъ бы съ вашей милости, сказалъ онъ.

-- Такъ вотъ принеси съ вечера воды, чтобы намъ завтра утромъ на самоваръ не нуждаться! отвѣчалъ Клянчинъ, доставая пятіалтынный и подавая его работнику лавочника.

-- Это сколько угодно. Гдѣ у васъ кадка?

-- Да кадки у насъ нѣтъ. Кадка на возу... Завтра пріѣдетъ.

-- Такъ вы у нашего хозяина кадку купите. Правда, онъ сдеретъ, но кадки у насъ хорошія.

-- Нѣтъ, нѣтъ. Ты въ ведрѣ принеси. Принеси и оставь.

-- Да вѣдь и ведро-то наше. Онъ даже мнѣ сказалъ: "возьми, говоритъ, у нихъ ведро обратно, коли ежели они не хотятъ купить. Ведро новое".

-- Ну, ведро мы беремъ.

-- За ведро велѣлъ сказать, что тридцать пять копѣекъ. Мы и съ крестьянъ за эти деревянныя ведра меньше какъ по четвертаку не беремъ.

-- Ладно, ладно. Пусть запишетъ.

Изъ дома показалась въ отворенное окно Клянчина.

-- Вообрази, Василій Романычъ, въ домѣ ни одного запора! Придется съ отворенными дверями ночевать, сказала она мужу.

-- У насъ, сударыня, здѣсь тихо. Насчетъ этого будьте покойны. Шалостевъ нѣтъ, проговорилъ работникъ лавочника.

-- Однако, нельзя же спать не замкнувшись! воскликнулъ Клянчинъ.-- Даже и домъ-то нашъ не огороженъ ничѣмъ. Съ рѣки свободный входъ, дворъ у васъ проходной.

-- Золото разсыпьте -- никто не возьметъ. Народъ у насъ пьяный на деревнѣ, словъ нѣтъ, а только чтобы по домамъ шарить -- этого не бойтесь. Спите смѣло.

-- Нѣтъ, нѣтъ... Позови сюда своего хозяина.

Черезъ пять минутъ явился лавочникъ. Онъ былъ въ туфляхъ на босую ногу и въ халатѣ на распашку.

-- Помилуйте, хозяинъ, въ домѣ ни одного запора! встрѣтилъ его Клянчинъ.

-- Да не успѣли... Ладилъ я засовъ придѣлать съ душкой, а въ городъ-то ѣздивши и забылъ купить. Вы будьте безъ сумнѣнія. Послѣзавтра засовъ будетъ. Крюкъ также здоровый привезутъ, чтобы изнутри запираться.

-- Но чѣмъ же мы сегодня запремся? Чѣмъ же завтра? Вѣдь и у оконъ даже крючечковъ нѣтъ, прибавила Клянчина.

-- Да ужъ какъ-нибудь, сударыня. Вѣдь здѣсь деревня, здѣсь не въ городѣ, здѣсь тихо, отвѣчалъ лавочникъ.-- Вы возьмите вонъ у меня въ лавкѣ пяти-дюймовыхъ гвоздей къ дверямъ, да веревкой и опутайте ихъ. Крѣпко будетъ. А только у насъ здѣсь спокойно.

-- Но окна, окна... Вѣдь ни одно окно не запирается.

-- Не успѣли. Крючечки и петельки я дамъ. Какъ-нибудь приладите на ночь. Плотники-то у меня запьянствовали. Ну, да къ завтраму выходятся... Вина я имъ давать не буду... Придутъ, сколотятъ вамъ столы и скамейки, козлы для постелей сдѣлаютъ и все приладятъ.

-- Такъ пришлите гвоздей, веревокъ и крючки съ петлями.

-- Гвоздей фунтъ прикажете прислать, или больше? Веревки также у меня въ лавкѣ по фунтамъ...

-- Да неужели и за это деньги? Вѣдь это на время?

-- А то какъ же-съ? Торговля. Намъ тоже даромъ никто не даетъ.

-- Да вѣдь ваша вина, что у меня запоровъ нѣтъ.

-- Будутъ-съ, послѣзавтра будутъ. А ужъ за гвозди и веревки я запишу въ книжку. Дачу сдавали безъ гвоздей и веревокъ. Такъ фунтъ веревокъ прислать и два фунта гвоздей? крикнулъ, уходя, лавочникъ.

Клянчинъ не отвѣтилъ и только пожалъ плечами.

IV.

Ночь была проведена Клянчиными хоть и на полу, на сѣнѣ, но спокойно. Благодаря свѣжему воздуху и усталости, всѣ спали, какъ убитые. Только кухарка жаловалась на утро, что ее душилъ ночью домовой.

-- Какъ возможно въ новомъ домѣ жить, пока онъ не освященъ! Вѣдь ужъ новый домъ извѣстно, что такое, въ новомъ домѣ всякой нечисти достаточно, слышалось Клянчинымъ черезъ перегородку, отдѣляющую комнаты отъ кухни, когда они только еще проснулись и продолжали лежать на своихъ сѣнныхъ постеляхъ.

-- А ужъ святить -- пускай сами святятъ. Не мнѣ же святить для нихъ. Я и такъ дешево дачу сдалъ, отвѣчалъ мужской голосъ.-- Да тутъ, прежде чѣмъ святить надо домового-то самого удовлетворить, взять зарѣзать пѣтуха, кровь выпустить на голикъ и этимъ голикомъ вымести на всѣхъ порогахъ -- вотъ домовой и угомонится. Пусть у меня пѣтуха купятъ. Я пѣтуха въ лучшемъ видѣ за три четвертака продамъ.

-- Купятъ они, какъ же! Сквалыжники, а не господа. И ѣхали-то сюда къ вамъ въ деревню, чтобъ сквалыжничать и на обухѣ рожь молотить, отвѣчала кухарка.

-- Да вѣдь пѣтуха-то потомъ въ супѣ сварить можете, онъ не пропадетъ. Все-таки, ты поговори господамъ. Есть у меня захудалый пѣтушенко, забили его ужъ очень другіе пѣтухи. Купятъ, такъ гривенничекъ тебѣ на помаду.

-- Удивилъ гривенникомъ! А мы вотъ лучше уговоримся, какая мнѣ скидка будетъ съ заборной книжки. Вѣдь провизію-то хоть и на книжку, а все-таки буду покупать я въ лавкѣ.

-- Какая тутъ скидка! Здѣсь, умница, не городъ.

-- Ну, тогда смотри, тогда я за вѣсами буду смотрѣть у тебя въ оба, да и каждую вещь буду хаять. Пусть господа изъ города возятъ.

-- Да ужъ удовлетворимъ, удовлетворимъ немножко-то, ежели господа основательно всякую провизію покупать будутъ. На своемъ кофеѣ ужъ не будешь сидѣть, на этотъ счетъ будь покойна. А ты говоришь, сквалыжники господа-то?

-- И! За каждой полтиной гонятся съ дубиной.

-- Вотъ это не хорошо. Вѣдь я только изъ-за этого и дачу выстроилъ, чтобъ отъ дачниковъ по лавкѣ пользоваться. Гости-то у нихъ часто будутъ бывать? Угощеніе всякое въ достаточномъ количествѣ потребуется?

-- Какіе гости, какое угощеніе! Они сами норовятъ другихъ объѣстъ. У насъ и въ городѣ-то гостей не бывало, а ужъ здѣсь и подавно.

-- Въ городѣ дѣло другое, а на дачѣ гость иногда силой наѣзжаетъ, нахрапомъ.

-- Поди ты! Кто сюда поѣдетъ? Вѣдь сюда тоже больше рубля надо, чтобы доѣхать. Да обратно... Одно слово, тутъ у васъ дальнее захолустье, а они, идолы, нарочно въ это захолустье и пріѣхали, чтобъ ужъ ни одинъ гость до нихъ не добрался. Вотъ посмотри, какъ будутъ сквалыжничать!

-- Гм... За что же я имъ дачу-то дешево отдалъ? Кромѣ того, вѣдь обѣщалъ домъ палисадникомъ огородить. Вонъ плотникамъ придется поденщину платить. Коли такъ, то лѣсъ на палисадникъ мой, а поденщину пускай сами платятъ.

-- Да конечно же. Что имъ зубы-то глядѣть! Пусть платятъ.

-- Каковы у насъ домочадцы-то! сказалъ Клянчинъ женѣ, выслушавъ весь этотъ разговоръ, и крикнулъ кухаркѣ:-- Марфа! Приготовь воды для умыванья, да ставь самоваръ. Мы встаемъ.

-- Продрали ужъ зѣньки, проговорила кухарка.-- Иди и веди съ ними политичный разговоръ.

Когда Клянчинъ вышелъ на крыльцо, передъ нимъ стоялъ уже мелочной лавочникъ и кланялся. Это онъ былъ собесѣдникомъ кухарки.

-- А я ужъ второй разъ къ вашей милости навѣдываюсь, началъ онъ.-- Все думаю, что ужъ встали. Плотники выходились, я относительно ихъ... Имъ пора начать работать палисадникъ вокругъ дачи. Лѣсъ мой, а ужъ насчетъ поденщины потрудитесь сами съ ними уговориться.

-- Вздоръ! Вздоръ! Вы взялись мнѣ палисадникъ сдѣлать, включили это въ условіе найма дачи, а потому должны и за поденщину платить, сказалъ Клянчинъ.

-- Невозможно этому быть.

-- Какъ невозможно? У меня и росписка ваша есть. Тамъ прямо сказано: "обязуюсь огородить палисадникомъ"... Я заставлю огородить.

-- Промахнулся-съ, развелъ руками лавочникъ и почесалъ затылокъ.

-- А мнѣ какое дѣло!.. Въ условіи сказано, и чтобъ палисадникъ былъ...

-- Хорошо-съ, нашъ грѣхъ. Но тогда ужъ ни столовъ, ни скамеекъ, ни козелъ для кроватей отъ насъ не ждите. Плотники не станутъ вамъ сколачивать. Этого въ роспискѣ нѣтъ, насчетъ мебели тамъ ничего не сказано. Даже и лѣсу на столы и скамейки не дамъ.

-- То-есть какъ же это такъ? Вѣдь вы обѣщали.

-- Можетъ быть, на словахъ и обѣщалъ, а только на словахъ вѣдь не считается. Сами же вы по запискамъ да роспискамъ точка въ точку разсуждаете.

-- Однако, что же это такое! Какъ же намъ быть безъ столовъ и безъ кроватей! вспылилъ Клянчишь.-- Вы должны все это намъ дать.

-- Кабы вы для насъ, то и мы для васъ, спокойно отвѣчалъ лавочникъ.-- А на запискѣ про столы ничего не сказано.

-- Какъ это хорошо! А еще торговецъ! Торговецъ, а своего слова не держитъ. Гдѣ же ваше торговое слово?

Лавочникъ улыбнулся и отвѣчалъ:

-- Мы слово держимъ, коли съ нами по поступкамъ поступаютъ. Да чего вы насчетъ поденщины-то упираетесь? Вѣдь вся недолга, что двумъ плотникамъ по рублю съ гривенникомъ въ день. Больше одного дня вамъ палисадникъ не продѣлаютъ. Горбули у меня готовые припасены. Только столбы обтесать, планки набить, да горбули на нихъ наколотить. Тогда ужъ и столы со скамейками и съ козлами для постелей для вашей милости у меня явятся.

Пришлось согласиться. Клянчинъ пожалъ плечами и сказалъ:

-- Ну, хорошо.

-- Вотъ и отлично, опять улыбнулся лавочникъ.-- Лучше въ мирѣ жить, чѣмъ въ ссорѣ. А насчетъ поденщины я вамъ вотъ что скажу: будетъ лавкѣ отъ вашей милости хорошая польза, то и поденщину насчетъ работы за палисадникъ приму на свой счетъ. Вы къ намъ ласковы -- и мы къ вамъ ласковы. Такъ плотникамъ-то можно начинать палисадъ строить? Я давно бы послалъ ихъ сюда, да ваша милость все изволили почивать, такъ думалъ, что подъ окнами начнутъ стучать, такъ какъ бы не разбудили вашу милость.

-- Пусть работаютъ.

-- По рублю съ гривенникомъ? Такъ я отъ вашей чести съ плотниками и поряжусь.

-- Ладно, ладно.

-- Лошадь черезъ часъ на станцію сына повезетъ. Онъ въ городъ ѣдетъ. Не поѣдете ли вы, такъ и васъ по пути довезла бы?

-- Нѣтъ, я не поѣду.

-- Мясца не прикажете ли сыну изъ города привезть или какого другого товару? Закуски, къ примѣру... Супротивъ городскихъ цѣнъ плевую разницу возьмемъ.

-- Все есть, все изъ города вчера привезли съ собой.

-- Ну, вотъ изволите видѣть... Какъ съ вами ласкову-то быть? А вы дайте лавочнику отъ васъ попользоваться, вѣдь изъ-за этого и дачу выстроилъ, изъ-за этого сдаемъ ее.

Съ задовъ показалась баба съ кошелкой.

-- Яичекъ бы вашей милости, творожку... начала было она, но увидавъ лавочника, тотчасъ же умолкла и попятилась.

-- Пошла вонъ, подлая! Какую такую ты имѣешь свою собственную праву на нашъ дворъ съ товаромъ ходить и у насъ покупателей отбивать! крикнулъ на нее лавочникъ.-- Вонъ, ступай! Яйца по той же цѣнѣ будемъ съ васъ брать, что и на деревнѣ берутъ, прибавилъ онъ, обращаясь къ Клянчину.

Черезъ полчаса Клянчины, сидя на коврѣ, разостланномъ на травѣ, пили чай. Около дома стучали топорами плотники, сколачивая столы.

Къ вечеру на другой день послѣ переселенія Клянчиныхъ въ деревню, пришелъ, наконецъ, возъ съ ихъ мебелью. Крестьянская лошаденка еле втащила возъ на дворъ лавочника и остановилась у дома какъ вкопанная, понуря голову. Мебель была въ самомъ жалкомъ, поломанномъ видѣ. Мѣстный мужикъ, взявшійся доставить мебель изъ города въ деревню, сморкалъ заморившуюся отъ усталости лошадь, заставляя ее фыркать.

-- Батюшки! Да что же это такое! Вѣдь все переломано! восклицала Клянчина, ходя вокругъ воза.-- Столы и стулья безъ ножекъ. Какъ мы сидѣть-то будемъ?

-- Безъ ножекъ! Лошадь-то изъ-за васъ зарѣзалъ, чтобъ вамъ пусто было! отвѣчалъ мужикъ, распутывая на возу веревки.-- Вѣдь шестьдесятъ верстъ. Зналъ бы, что эдакое дѣло станется, ни въ жизнь бы не взялся перевозить, пропадите вы совсѣмъ и съ мебелью! Нешто наши лошади къ этому привычны?

-- Съ какой же стати, въ самомъ дѣлѣ, ты взялся, милый? говорилъ Клянчинъ.

-- Вы подбили. "Все равно тебѣ изъ города порожнемъ въ деревню ѣхать". А я, дуракъ, и послушался. Всю телѣгу изъ-за вашей проклятой мебели поломалъ, два раза въ дорогѣ чинился. Воля ваша, а ужъ починка телѣги на вашъ счетъ. Я по дорогѣ двумъ кузнецамъ полтора рубля отдалъ.

-- Зачѣмъ же ты ѣдешь въ плохой телѣгѣ? Это ужъ твоя вина.

-- Телѣга была крѣпкая, въ моей телѣгѣ хоть камни возить, а это ужъ изъ-за вашей мебели, чтобъ ей сгинуть, проклятой. То шкворень выпадетъ, то ободъ съ колеса долой... Помилуйте, гдѣ же это видано?! Какъ хотите, а полтора рубля при расчетѣ за починку телѣги пожалуйте.

-- Да вѣдь ты у насъ на пятнадцать рублей мебели поломалъ изъ-за твоей неисправной телѣги, и за починку телѣги съ насъ же хочешь.

-- Вольно жъ вамъ было приказывать на одинъ возъ столько грузить! Тутъ матеріалу на два воза, а вы изъ-за сквалыжничества на одинъ...

-- Ну, не разговаривай, не разговаривай. Я тебѣ показалъ мебель, ты сказалъ, что въ лучшемъ видѣ одинъ увезешь. Намъ съ тебя за поломанную мебель надо требовать, а не тебѣ съ насъ за поломанную телѣгу. Да и ломалась ли телѣга по дорогѣ -- это вопросъ.

-- Видите, ободъ на колесѣ заново... Вонъ и подушка подъ телѣгой новая.

-- Ну, разгружайся, разгружайся!

Мужикъ почесывался. Кромѣ усталости, онъ былъ изрядно пьянъ.

-- Гдѣ жъ мнѣ одному-то разгружаться? Грузились въ городѣ, такъ дворники помогали, а здѣсь вдругъ одному разгружаться! говорилъ онъ.

-- Ну, я помогу, кухарка поможетъ, суетился Клянчинъ.-- Марфа! Поможемъ ему диванъ снять съ воза.

-- Нѣтъ, баринъ, увольте. Я этими дѣлами никогда не занималась, чтобы возы разгружать. Завезли въ глушь, гдѣ и людей-то настоящихъ не видать, да еще возы вамъ разгружать! Я кухарка и свое дѣло правлю, фыркала кухарка.

-- Ну, прислуга! И не стыдно это тебѣ? воскликнулъ Клянчинъ.

-- Чего тутъ стыдиться! Вы же не постыдились завезти меня въ такое мѣсто, гдѣ всякая дѣвушка подохнетъ отъ скуки. Мы изъ своей деревни ушли, чтобъ намъ въ городу было весело и чтобъ жить можно было по полированному, а тутъ, наткось опять деревня, да еще хуже нашинской! У насъ въ нашей деревнѣ, по крайности, хоть свой домъ есть, сродственники имѣются, а здѣсь даже не съ кѣмъ путнаго слова перемолвить. Сами прислугу надули, да еще стыдиться ее заставляютъ.

Клянчинъ молчалъ и попробовалъ самъ снимать вмѣстѣ съ мужикомъ диванъ съ воза, но мужикъ былъ пьянъ и руки его дѣйствовали плохо. Диванъ зацѣпился ножкой за край телѣги и полетѣлъ съ воза.

-- Тише, тише! закричалъ Клянчинъ, но было уже поздно: диванъ лежалъ съ отломанной ногой на землѣ.

-- Воля ваша, а надо за мужиками послать на деревню, сказалъ мужикъ.-- Или семъ-ка я въ кабакъ сбѣгаю. Тамъ навѣрное наши сидятъ. За вино живо помогутъ. Пожалуйте, сударь, на сороковку...

-- Да ужъ на сороковку потомъ. Надо сначала разгрузиться.

-- Эхъ, баринъ! Долженъ же я мужиковъ чѣмъ-нибудь заманить. А то не повѣрятъ, подумаютъ, что задарма. Вы говорите: потомъ. Потомъ-то особь статья. Потомъ-то -- мы это знаемъ.

-- Да вѣдь ежели тебѣ дать на сороковку, ты и самъ пропадешь въ кабакѣ.

-- Зачѣмъ же пропадать? Я живо... Малость выпью съ устатку и сейчасъ же мужиковъ приведу. Будьте покойны.

Пришлось дать. Мужикъ отправился въ кабакъ и черезъ четверть часа явился съ пятью мужиками.

-- Куда же столько народа-то ты ведешь! кричалъ Клянчишь.-- Тутъ много что двоихъ нужно. А то вдругъ пятеро.

-- Ничего-съ... Они помогутъ. Они рады постараться для барина, далъ отвѣтъ мужикъ-возница.

-- Для барина въ лучшемъ видѣ... отвѣчали хоромъ мужики.-- Съ пріѣздомъ, ваша милость... Дай Богъ счастливо... Митрофанъ! Берись! Кузьма, залѣзай на возъ-то! Надо для барина постараться. Баринъ насъ въ лучшемъ видѣ попотчуетъ. Баринъ человѣкъ хорошій.

Возъ былъ разгруженъ, но мебель представляла изъ себя самый жалкій видъ. Ничего не стояло, ибо было все безъ ногъ.

-- Какъ тутъ жить! Все поломано... чуть не плакала Клянчина.

-- Да вѣдь ужъ переѣздка, сударыня... Переѣздка всегда... утѣшалъ ее мужикъ-возница.-- Сколотитесь и будетъ чудесно. Плотники запустятъ вамъ тутъ гвоздье хорошее, и будетъ еще крѣпче новаго.

-- Да что ты толкуешь! Какъ въ буковые гнутые стулья гвозди запускать!

-- Въ лучшемъ видѣ съумѣютъ. Не прикажете ли за ними сбѣгать? Они теперь на постояломъ ужинаютъ.

-- Ничего не надо, ничего. Мы сами... Вотъ тебѣ расчетъ и поѣзжай съ Богомъ...

Мужикъ-возница принялъ бумажку и сталъ ее вертѣть.

-- А за поломку телѣги? спросилъ онъ Клянчина.

-- Да что ты въ умѣ? Ты у меня всю мебель изувѣчилъ, и я съ тебя ничего не требую. Благодари Бога, что я за поломанную мебель ничего не вычитаю.

-- Какъ же это такъ, баринъ?.. Помилуйте... Вѣдь я по дорогѣ кузнецамъ въ двухъ мѣстахъ полтора рубля... Нѣтъ, ужъ вы какъ хотите, а хоть рубль подавайте...

-- Пошелъ вонъ -- вотъ мой сказъ!

-- Позвольте... Да нешто это возможно?.. Я судиться буду... Мировой отъ насъ въ пяти верстахъ...

-- Судись сколько хочешь. Ты про встрѣчный искъ слыхалъ? Ты на меня предъявишь искъ въ рубль за поломку телѣги, а я на тебя подамъ искъ въ пятнадцать рублей за поломку мебели, коли ужъ на то пошло.

-- Посмотримъ.

-- Поглядимъ.

-- Эхъ, господа! И это господа!

Мужикъ-возница принялся ругаться.

-- Ужъ захотѣлъ ты отъ нашихъ господъ... вмѣшалась было язвительно кухарка.

-- Ты еще чего? крикнулъ на нее Клянчинъ.-- Молчать! Смѣешь еще становиться на сторону подлецовъ! Хорошая прислуга, нечего сказать! Нѣтъ, я потерялъ съ тобой всякое терпѣніе. Завтра тебѣ паспортъ въ руки и расчетъ, и чортъ съ тобой. Поѣзжай въ городъ.

-- И безъ васъ бы ушла. Къ тому и гну. Хорошо, что сами догадались. Здѣсь жить, такъ съ одури подохнешь.

-- Довольно! А нѣтъ, сейчасъ убирайся вонъ и ночуй гдѣ хочешь! подскочилъ къ кухаркѣ съ сжатыми кулаками Клянчинъ.

-- Потише, потише, баринъ. Насчетъ оскорбленія личностевъ-то мировой судья есть. Потомъ и не расхлебаетесь, спокойно отвѣчала кухарка.-- Мужички почтенные будутъ свидѣтелями.

-- Надо же хоть на чай съ васъ! возгласилъ мужикъ-возница, все еще не трогаясь съ своимъ возомъ.

-- Да вѣдь я тебѣ только сейчасъ далъ на сороковку, проговорилъ Клянчинъ.

-- На сороковку вы дали для земляковъ, чтобы вотъ ихъ сюда на помощь привести. А на чай послѣ расчета это ужъ даже положеніе.

-- Гдѣ такое положеніе? Гдѣ? горячился Клянчинъ.-- Укажи мнѣ его.

-- Да какъ же? Даже законъ. Это ужъ не нами поставлено.

-- Вотъ тебѣ пятіалтынный -- и чтобъ живо съ глазъ моихъ долой.

-- Вы прежде земляковъ-то разсчитайте. Вѣдь они за что-нибудь да помогали же возъ разгружать, все еще не унимался мужикъ-возница.

Земляки стояли и переминались съ ноги на ногу. Клянчинъ и имъ протянулъ двугривенный.

-- Это на всѣхъ-то? недовѣрчиво спросилъ рыжій мужикъ съ лысой головой.

-- Конечно же, на всѣхъ.

-- Да полноте, баринъ, шутите. Вѣдь насъ пятеро. Прохоръ насъ за четверть сманилъ. Пойдемте, говоритъ, помогать мебель разгружать, баринъ четверть поставитъ.

-- Да что онъ въ умѣ, что ли? Или я ужъ самъ сошелъ съ ума?

-- Не знаю, но мы такъ и думали, что четверть. Иначе съ какой же стати?..

-- Ступайте вонъ...

У Клянчина отъ злости голосъ пересипъ и во рту показалась пѣна. Мужики не уходили.

-- Да какъ же итти-то? Вѣдь насъ пятеро, а вы вдругъ двугривенный... Помилуйте, присылаете звать и вдругъ обсчитывать! говорили они.-- Нешто это благородно? Нешто это по-господски? Дайте ужъ хоть на двѣ бутылки на пятерыхъ-то.

-- Вотъ еще двугривенный -- и чтобъ духу вашего больше здѣсь не было! бросилъ мужикамъ Клянчинъ деньги.

Тѣ деньги взяли, но не уходили и принялись ругаться. Кухарка стояла на крыльцѣ, подбоченившись, и съ злорадствомъ улыбалась на эту сцену. Клянчинъ, окончательно растерявшійся, не зналъ что дѣлать. Наконецъ онъ попробовалъ обратиться къ защитѣ мелочного лавочника и послалъ за нимъ няньку. Явившійся лавочникъ разогналъ мужиковъ.

-- И охота вамъ, сударь, вязаться съ нашей деревенской гольтепой! сказалъ онъ въ видѣ наставленія.-- Не безъ чего же я всю эту деревенскую шляющую команду со двора гоняю. Я вашу же милость берегу. Обращайтесь ко мнѣ въ лавку, коли вамъ что понадобится, и всякую вещу вамъ мои молодцы исполнятъ въ лучшемъ видѣ. Чуть что -- прямо въ лавку... А мы въ книжку запишемъ и потомъ при расчетѣ чудесно... И намъ-то пріятно, да и для васъ спокойнѣе.

Клянчинъ слушалъ и тяжело дышалъ. Онъ былъ взбѣшенъ.

VI.

Переночевали и вторую ночь Клянчины въ деревнѣ на дачѣ. Вторая ночь проведена была уже при нѣкоторой домашней обстановкѣ. Спали на тюфякахъ, положенныхъ на козлы съ досками, сколоченными плотниками. Прислугѣ также были сдѣланы кровати изъ козелъ и досокъ, такъ что на полу уже стлаться не пришлось. Не поражало и отсутствіе столовъ въ комнатахъ. Плотники сколотили столы и скамейки, сдѣлали даже табуреты для кухни. Утромъ на столы даже выданы были цвѣтныя скатерти, дабы прикрыть некрашенныя доски столовъ. На окнахъ Клянчинъ прибилъ кисейныя занавѣски. Комнаты постепенно приняли жилой видъ. Такъ какъ кухарка была отказана, то обѣдъ стряпала сама Клянчина. Оставшаяся прислугой одна только нянька сначала помогала Клянчинымъ въ устройствѣ дома и въ стряпнѣ, хоть то и дѣло фыркала и гримасничала, но къ полудню, сбѣгавъ въ лавочку, стала отказываться отъ работы и заявила:

-- У меня не десять рукъ. Не могу я занавѣски на окна вѣшать и гвозди въ стѣны вбивать. Да и не на это дѣло я приставлена. Я нянька. Меня наняли, чтобы за дѣтьми ходить. Дѣлайте какъ хотите.

-- Но вѣдь это же пока только мы еще не устроились, а послѣ никто отъ тебя не потребуетъ такой работы, отвѣчала ей Клянчина.-- И наконецъ, не будемъ же мы жить съ одной прислугой. Понятное дѣло, что мы возьмемъ кухарку.

-- Все равно. И устраиваться я не нанималась.

Клянчина не хотѣла отпускать отъ себя эту послѣднюю прислугу, а потому только замѣтила:

-- Какая ты, Даша, неснисходительная.

-- Вы очень снисходительны къ прислугѣ. Кухарку, вонъ, отказали и даже трехъ законныхъ дней не хотите послѣ отказа держать.

-- Да вѣдь она дерзничаетъ, грубитъ, смѣется надъ нами, вредитъ намъ, становится на сторону тѣхъ людей, которые противъ насъ. Вчера пьяные мужики начали насъ ругать, и она вмѣстѣ съ ними. А тебѣ-то было бы ужъ и совѣстно такъ итти противъ насъ. Ты дѣвушка молоденькая.

-- Молоденькая-то дѣвушка еще хуже подохнетъ отъ скуки въ такой глухой деревнѣ, куда меня завезли.

-- Ахъ, ты вотъ изъ-за чего! Ты общества ищешь.

-- Да конечно же. А главное, я черную работу работать не намѣрена. Взяли бы мужика въ подмогу, коли вамъ надо устраиваться.

-- Да вѣдь это только на сегодня. Какая ты, право... И наконецъ, вѣдь тебѣ за лѣто два рубля въ мѣсяцъ прибавлено жалованья.

-- Велики эти деньги, два рубля!

-- Такъ не десять же рублей тебѣ прибавить. За эти деньги я къ дѣтямъ ужъ бонну, гувернантку могу нанять.

-- Такъ вамъ и будетъ гувернантка занавѣски на окна вѣшать и гвозди въ стѣну вбивать!

-- Ты все съ занавѣсками... Но вѣдь занавѣски къ окнамъ вѣшалъ Василій Романычъ, а ты только ему помогала.

-- Ну, а теперь и помогать не намѣрена. Да вотъ что... Лучше ужъ намъ честь-честью разойтиться, по хорошему. Какъ сошлись, такъ и разойдемся. Отпустите меня, увольте. Здѣсь мнѣ не жизнь, а каторга.

Клянчина поморщилась. Приходилось остаться вовсе безъ прислуги.

-- Хорошо, но только ты должна дожить, пока я найду себѣ другую няньку. Завтра Василій Романычъ поѣдетъ въ Петербургъ и привезетъ новую прислугу.

-- Нѣтъ, ужъ, сударыня, пожалуйте мнѣ сегодня расчетъ и паспортъ. Тогда бы я вмѣстѣ съ кухаркой сегодня и уѣхала. Намъ и лошадь дешевле вмѣстѣ нанять до желѣзной дороги.

-- Но какъ же я тебя отпущу, оставшись рѣшительно одна? недоумѣвала Клянчина, смѣшавшись.

-- А ужъ это какъ хотите. Не слѣдовало завозить тогда въ такую глушь прислугу. Вѣдь вы сказали, что ѣдете на дачу. Я и думала, что это дача. А тутъ ни музыки, никакого даже сада и никакой публики. Вонъ мы въ прошломъ году въ Шуваловѣ жили...

-- Да зачѣмъ тебѣ музыка?

-- Какъ возможно! Все-таки пріятно около забора послушать музыку... Нѣтъ, ужъ отпустите меня.

-- Василій Романычъ! У насъ и нянька уходитъ и хочетъ сейчасъ насъ оставить, требуетъ паспортъ и расчетъ, обратилась Клянчина къ мужу, стучавшему молоткомъ въ другой комнатѣ.

-- Какъ уходитъ? Съ какой стати? откликнулся тотъ.

-- Не могу я, баринъ, здѣсь у васъ жить. Мочи моей нѣтъ, отвѣчала нянька.-- Пожалуйте расчетъ, и я сегодня съ кухаркой уѣду.

-- Не отпущу я тебя сейчасъ. Что это за глупости! Ты должна дожить до найма другой прислуги.

-- А кухарку вы оставили дожить до второй прислуги?

-- Кухарка дѣло другое, а тебя не отпущу.

-- Не отпустите, такъ вѣдь все равно я буду, сложа руки, сидѣть... Хоть вы, тамъ, что хотите, а я палецъ о палецъ не ударю, такъ какая же отъ меня будетъ польза?

-- Ну, убирайся къ чорту! вспылила Клянчина.-- Я пойду въ деревню и какую-нибудь здѣшнюю бабу найду себѣ въ подмогу.

-- Давно бы такъ и надо сдѣлать. Здѣшнія бабы къ здѣшней жизни привычны, а вы вдругъ везете сюда городскую прислугу. Вчера, вонъ, я вышла за ворота... Идетъ пьяный мужикъ и валится на меня. Я его оттолкнула и сказала ему политичнымъ манеромъ, а онъ мнѣ вдругъ такое слово сказалъ, что просто ужасти. Я не привыкла къ такимъ словамъ. Это въ будни, а что въ праздникъ-то здѣсь будетъ? Какъ здѣсь въ праздникъ-то въ новомъ платьѣ погулять на деревню выйти? Съ кѣмъ здѣсь компанію водить?

-- Ну, довольно, не разсуждай! Сдавай вещи, которыя тебѣ были даны, и убирайся вонъ! крикнула Клянчина.-- Василій Романычъ! Разсчитай ее и выбрось ей паспортъ. Я сейчасъ пойду въ деревню и отыщу себѣ бабу-поденщицу, а ты завтра поѣдешь въ Петербургъ и привезешь новую прислугу.

Нянька была разсчитана и удалилась. Работники лавочника потащили ея сундукъ и подушки со двора. Клянчины сѣли обѣдать и ужъ прислуживали себѣ сами.

-- Нѣтъ, какова наглость! говорила Клянчина про прислугу.

-- Не любитъ городская избалованная прислуга деревню. Ей мелочная лавочка нужна, трактиръ, портерная, сообщество сосѣдской прислуги, чтобъ было съ кѣмъ колоторить, сплетничать, ругать господъ. Что ей хорошаго на лонѣ природы?

-- Да ужъ и для насъ нѣтъ ничего хорошаго въ этомъ лонѣ природы. Помилуй, двое сутокъ, какъ пріѣхали сюда, и только и дѣлаемъ, что воюемъ съ кѣмъ-нибудь. И, какъ видится, этой войнѣ конца не будетъ.

Клянчинъ вздохнулъ и молчалъ. Онъ былъ согласенъ съ женой.

VII.

Клянчины остались безъ прислуги. Кухарка и нянька уѣхали. На рукахъ у Клянчиныхъ остались двое ребятъ. Положеніе было затруднительное.

-- Надо бабу какую-нибудь изъ деревни взять или дѣвушку. Такъ безъ прислуги и на одну ночь оставаться нельзя, говорила Клянчина.

-- А вотъ я сейчасъ пойду къ нашему лавочнику и попрошу его кого-нибудь рекомендовать. Навѣрное ужъ онъ здѣсь всѣхъ знаетъ, отвѣчалъ Клянчинъ и отправился.

Лавочника въ лавкѣ не было. За прилавкомъ стоялъ старшій сынъ его.

-- Нѣтъ дома самого-то? спросилъ Клянчинъ.

-- Вы про тятеньку? Дома-съ. На огородѣ чай кушаютъ. Пожалуйте... Они завсегда объ эту пору прохлаждаются.

Пришлось итти обратно на дворъ. Тамъ, на огородѣ, подъ большой развѣсистой вишнею, за столомъ, сидѣлъ около большого самовара лавочникъ. Онъ былъ въ одной красной рубахѣ, съ непокрытой головой и въ туфляхъ на босую ногу. Глаза его были заспаны. Очевидно, что онъ только-что проснулся отъ послѣобѣденнаго сна. Въ волосахъ и въ бородѣ торчали сѣно и солома.

-- А! Василій Романычъ! Добро пожаловать, сказалъ лавочникъ, почесывая грудь и подъ мышками, и протянулъ Клянчину руку.-- Къ самому, то-есть, пылу и къ жару потрафили. А я сейчасъ чай пить сбираюсь. Бабу на ледникъ за вареньемъ услалъ. Присаживайтесь, да хлобыстнемъ по пяточку чапорушекъ. Что скажете хорошенькаго?

-- Да вотъ къ вамъ съ визитомъ, улыбнулся Клянчинъ, садясь.-- Вы у меня были, а я у васъ еще не былъ. Сосѣди вѣдь теперь.

-- Ну, вотъ за это благодаримъ покорно. Извините только, что насъ въ такомъ видѣ застаете. Мы по домашнему. Знали бы да вѣдали, что гость будетъ, такъ попріодѣлись бы. Ужъ извините...

-- Ну, вотъ... Что за церемоніи!

-- Не порядокъ-съ. Гостей встрѣчаютъ честь честью. Вотъ и жена идетъ растрепанная. Вѣдь мы, по русскому обычаю отдыхаемъ послѣ обѣда, такъ въ хорошей-то одежѣ какъ будто бы оно и неловко.

Показалась лавочница, толстая пожилая женщина въ линючей ситцевой блузѣ и босикомъ. Она несла банку варенья и шла переваливаясь съ ноги на ногу.

-- Супруга-съ... отрекомендовалъ ее лавочникъ.-- Расхлябана она у меня на ноги и вся развинтившись, да что жъ подѣлаешь -- не на дрова же ее рубить, ежели ужъ трехъ сыновей и одну дѣвчонку мнѣ народила.

Лавочница поставила банку варенья на столъ, тоже протянула Клянчину руку и въ видѣ привѣтствія проговорила:

-- Все въ задъ васъ видѣла, хоть и по сосѣдству второй день живемъ. Въ ликъ-то въ первый разъ еще пришлось.

-- Наливай чай-то, наливай, да потчуй гостя, вареньица ему положи, сказалъ лавочникъ.-- Балованная она у меня, Василій Романычъ, хоть и старуха. Каждый день съ вареньемъ чай пьетъ, да вотъ и меня избаловала.

-- Я къ вамъ, Савелій Прокофьичъ, въ то же время и по дѣлу, или лучше сказать, съ просьбой... началъ Клянчинъ.-- Вѣдь вы знаете, что у меня обѣ прислуги ушли.

-- Какъ же-съ, какъ же-съ... Мой молодецъ и на желѣзную дорогу ихъ повезъ. Балованный народъ-съ. Бѣда нынче съ прислугой. Чуть что не потрафишь, сейчасъ она и въ контру. Вонъ у меня пекарь. Запьянствовалъ и пропилъ сапоги и спинжакъ... Да пропилъ-то въ чужомъ кабакѣ. Сталъ я ему выговаривать. Да ты бы, говорю, коли ужъ у тебя такая надобность пришла, въ своемъ мѣстѣ, въ нашемъ заведеніи, такъ все-таки хоть хозяину бы твоему польза была... Кажется, ужъ деликатно говорю... Не ругаю за то, что пьянствовалъ человѣкъ, а ругаю за то, что онъ въ чужомъ мѣстѣ... Ну, онъ сейчасъ на дыбы... "Пожалуйте, говоритъ, паспортъ". А гдѣ здѣсь другого пекаря сыщешь? Ну, насилу его утрамбовалъ. Пришлось рубль прибавить. Пекарь-то онъ хорошій и зашибаетъ только временемъ.

-- Прислугу, разумѣется, я себѣ изъ города привезу, продолжалъ Клянчинъ: -- но вѣдь нельзя же намъ быть вовсе безъ прислуги. Пока эта городская прислуга пріѣдетъ, такъ не можете ли вы намъ указать на кого-нибудь изъ мѣстныхъ бабъ или дѣвушекъ, которая бы могла помочь моей женѣ.

-- То-есть, въ работницы хотите? Поденно? спросилъ лавочникъ.

-- Да, поденно. Но ежели баба будетъ ловкая и окажется годной, то я могу ее и на все лѣто оставить, въ родѣ какъ бы въ кухаркахъ. Няньку я привезу изъ города, а здѣшняя баба могла бы остаться кухаркой и, вообще, для черной работы. Кухарить у насъ особенно нечего. Разносоловъ какихъ-нибудь вычурныхъ мы не ѣдимъ, а ежели бы что пришлось, то у меня жена мастерица стряпать. Просто работницу хотѣлъ я васъ просить рекомендовать намъ.

-- Понимаю-съ, понимаю-съ, кивнулъ лавочникъ и задумался.-- Бабъ-то только у насъ тутъ на деревнѣ такихъ нѣтъ подходящихъ, прибавилъ онъ.-- Которая ежели при мужѣ -- та не пойдетъ отъ своего хозяйства. То-есть, ходятъ онѣ, вонъ, къ охотникамъ на облаву поденно, да то особь статья. Вамъ бобыльку нужно или такъ дѣвушку, которыя, къ примѣру, лишній ротъ въ семьѣ.

-- Вотъ, вотъ... Пожалуйста, ужъ порекомендуйте кого-нибудь.

-- Вѣдь у насъ здѣсь въ подгородномъ мѣстѣ тоже народъ балованный. Мы, вотъ, коли ежели сѣнокосъ... Покосъ я тутъ въ двухъ мѣстахъ снимаю. Такъ вотъ, коли ежели сѣнокосъ, то мы дальнихъ бабъ беремъ, изъ другого уѣзда, нарочно за ними посылаемъ. А съ здѣшними не сообразишь.

-- Ну, на время, на два, на три дня порекомендуйте, а тамъ можно ее будетъ замѣнить работницей изъ другого уѣзда.

-- Вотъ, вотъ... Развѣ вотъ такъ-то...

-- Вѣдь изъ дальнихъ деревень къ вамъ все-таки заходятъ сюда.

-- Заходятъ, какъ не заходить. То и дѣло ходятъ и работы ищутъ. Теперь-то вотъ только нѣтъ. Позвольте, кого бы вамъ предоставить изъ нашей деревни?

-- Да пошли къ Караваевымъ. У нихъ три дѣвки зря глазами хлопаютъ и отцовскій хлѣбъ ѣдятъ, сказала лавочнику лавочница.

-- Двѣ теперь, а не три. Старшая на кирпичный заводъ въ обрѣзку ушла.

-- А двумъ-то что въ домѣ дѣлать?

-- Да, пожалуй, что къ Караваевымъ послать.

-- За Марьей Громихой можно послать. Что она съ ребенкомъ, такъ ребенка-то можетъ съ сестрой оставить.

-- Вдова? спросилъ Клянчинъ.

-- Нѣтъ, она не вдова, а дѣвушка, но все-таки при ребенкѣ. А только Марья теперь постирушками на дачниковъ занялась. Нѣтъ, Марья имъ не сподручна, Марья мѣстами запиваетъ.

-- Да хоть на время. Авось, три-четыре дня у насъ проработавши, и не запьетъ, сказалъ Клянчинъ.

-- Прежде за Караваевой пошлемъ. За отцомъ ейнымъ даже пошлемъ. Ежели онъ ее отпуститъ, то, значитъ, съ имъ и порядитесь... А когда Караваевъ не отпуститъ дочь, то мы вамъ Голубиху предоставимъ. Вотъ это вдова, но только бездѣтная. Забалуй она баба, подмигнулъ лавочникъ:-- ну, да вѣдь вамъ-то что же?.. Вамъ только работала бы. Да и не съ кѣмъ ей теперь баловать, охотники еще не наѣзжаютъ. Вотъ развѣ по осени... Но прежде всего мы пошлемъ къ Караваевымъ... Сережка! крикнулъ лавочникъ сынишкѣ, стрѣлявшему на дворѣ изъ самодѣльнаго самострѣла.-- Сбѣгай-ка ты къ Вавилѣ Караваеву, и ежели онъ дома, то пусть сюда придетъ.

Сынишка лавочника побѣжалъ за Караваевымъ.

VIII.

Вскорѣ явился Караваевъ, отрепанный, грязный рослый мужикъ въ опоркахъ на босую ногу и, не взирая на лѣтнюю пору, въ выѣденной молью мѣховой шапкѣ.

-- Чай да сахаръ... сказалъ онъ, кланяясь лавочнику, лавочницѣ и Клянчину.

-- Здравствуй, Караваевъ, отвѣчалъ лавочникъ.-- Вотъ я за тобой послалъ. У тебя Пелагея-то на заводъ въ обрѣзку ходитъ?

-- Въ обрѣзку, это точно.

-- А двѣ другія дочери даромъ дома хлѣбъ ѣдятъ?

-- Да что жъ подѣлаешь, кормить надо.

-- Такъ вотъ, не хочешь ли Варвару-то барину въ работницы отдать? Варварой, кажется, у тебя средняя-то дочь зовется?

-- Варварой.

-- Такъ вотъ, не хочешь ли? У барина прислуга городская сбѣжала, такъ вотъ до прислуги, пока онъ прислугу найметъ. Плата поденно.

-- Потомъ даже можно и не поденно, а на все лѣто оставить ее прислугой, ежели она дѣвушка работящая и скромная, прибавилъ Клянчинъ.

-- Дѣвка ломовая лошадь -- вотъ какъ я скажу, а насчетъ скромности -- овца, далъ отвѣтъ Караваевъ.

-- Такъ вотъ уговаривайтесь съ бариномъ насчетъ цѣны, да и присылай къ нему дочь сейчасъ же.

-- Сегодня-то ужъ не знаю какъ прислать. У насъ вѣдь праздникъ.

-- Какой праздникъ?

-- А девятая пятница. Старики еще наши дали зарокъ въ девятую пятницу послѣ Пасхи не работать. Развѣ завтра. Сегодня у насъ и Пелагея въ обрѣзку не пошла.

-- Ну, это что за праздникъ! А намъ безъ работницы сегодня нельзя. Мы вовсе безъ прислуги, проговорилъ Клянчинъ.-- Или сегодня, или будемъ другую искать.

-- Конечно же, тутъ праздника нѣтъ.

-- Зарокъ. Боюсь, какъ бы пятница-матушка не прогнѣвалась.

-- Не прогнѣвается, улыбнулся Клянчинъ.

-- Да вѣдь по-господски хоть въ Пасху работать -- вотъ какое у нихъ разсужденіе, а за грѣхи-то наши намъ отвѣчать, а не имъ.

-- Богъ труды любитъ.

-- Вы это, баринъ, оставьте. Насъ не сговоришь. У васъ свое, у насъ свое... серьезно замѣтилъ мужикъ.

-- Да вѣдь мы ее сегодня ни въ какую такую особенную работу не пошлемъ, а такъ по дому... Вотъ самоваръ намъ поставить, плиту къ ужину растопить. Эту-то работу, я думаю, она у васъ сегодня и дома будетъ дѣлать.

-- Развѣ ужъ что неволить не будете. А то вѣдь господа сейчасъ: "мой полы".

-- Не будемъ сегодня мыть полы.

-- А поденная плата сегодня за полдня будетъ считаться, или за цѣлый день?

-- Да пожалуй, хоть и за цѣлый день.

-- Ну, ладно, пришлю. А только коли ежели что -- грѣхъ на вашей душѣ, сказалъ мужикъ и сѣлъ.-- Надо торговаться, прибавилъ онъ.-- Какъ ваша цѣна?

-- Я не знаю, по чемъ у васъ здѣсь поденщина?

-- Да и мы не знаемъ. Мы этимъ дѣломъ не занимаемся. Дочерей въ услуженіе не отдавали. И такъ-то ужъ, думаю, не стали бы сосѣди смѣяться.. Харчи ваши?

-- Разумѣется, мои харчи.

-- По чемъ у тебя, Савелій Прокофьичъ, бабы огородъ полютъ? обратился мужикъ къ лавочнику.

-- Да на прошедшей недѣлѣ по три гривенника въ день пололи.

-- Ну, это дешево. Это дальнія бабы могутъ, а намъ не сподручно.

-- Такъ сколько же ты хочешь?

-- Да вы надолго ли берете-то?

Мужикъ очевидно боялся ошибиться цѣной.

-- Ну, четыре-пять дней поденно продержимъ. А можетъ она намъ вполнѣ замѣнить прислугу, да понравится ей и захочетъ она остаться, тогда жалованье помѣсячно.

-- А сколько жалованья помѣсячно положете?

-- Да вѣдь нужно сначала видѣть, годится ли твоя дочь для постоянной прислуги. Покуда давай рядиться поденно.

Мужикъ все еще колебался. Онъ сначала взглянулъ на лавочника, потомъ на Клянчина и спросилъ:

-- По рублю не дадите?

-- Что ты, что ты! Да вѣдь эту цѣну плотникъ получаетъ, а плотникъ спеціалистъ.

-- Плотники -- они ужъ на то пошли, а мы дѣло другое. Чай и сахаръ вашъ будетъ?

-- Все, все наше, все готовое.

-- Ну, три четвертака.

-- Да невозможно же вѣдь это. У насъ въ Петербургѣ поденщицы на стирку по пятидесяти копѣекъ.

-- То въ Петербургѣ. Тамъ ужъ она не у одного, такъ у другого, господъ много, а здѣсь дачники. Съ кого же и взять, какъ не съ дачника? Дачниковъ-то мы зиму ждемъ. Пелагея въ обрѣзку ходитъ на заводъ и задѣльно работаетъ, такъ и то разстарается, такъ три-то четвертака всегда домой принесетъ.

-- Да вѣдь на своихъ харчахъ, замѣтилъ лавочникъ. -- И наконецъ, тамъ одинъ день три четвертака, а другой день и три гривенника. Да и работа при обрѣзкѣ тяжелая. А здѣсь по домашеству.

-- Ну, шестьдесятъ пять. Тридцать копѣекъ ей, а тридцать пять мнѣ, проговорилъ мужикъ.

-- За что же тебѣ-то?

-- А за то, что изъ дома отпустилъ. Я отецъ, я воленъ въ ей. Такъ шестьдесятъ пять копѣекъ.

-- Странно... покачалъ головой Клянчинъ.-- Въ деревнѣ, и вдругъ хочешь дороже городскихъ цѣнъ.

-- Такъ вѣдь вы для чего же нибудь къ намъ въ деревню поѣхали -- вотъ мы и пользуемся. Ну, ладно, пятачокъ спущу. За шесть гривенъ берите.

-- Да ужъ полтинникъ, что ли...

-- Зачѣмъ баловать? Дачники-то сюда къ намъ только на три мѣсяца наѣзжаютъ. У насъ на облаву охотники дѣвокъ берутъ, полдня работы, такъ и то тридцать копѣекъ. Вы ужъ не скупитесь. Вѣдь въ девятую пятницу дѣвку на работу отпускаю, грѣхъ на душу беру.

-- Хорошо, но ты дѣлаешь то, что я потороплюсь ѣхать въ Петербургъ и поскорѣй оттуда себѣ прислугу привезу.

-- Это ваша воля. Такъ ежели согласны -- пожалуйте задатокъ!

-- За что? Нужно, чтобы твоя дочь сначала пришла къ намъ и поработала.

-- Не обманемъ. Сейчасъ вотъ схожу домой и пришлю ее. А только все же надо на спрыски-то. Безъ спрысокъ нельзя, коли дѣло сдѣлали.

-- Приведешь дочь -- рюмку водки поднесу. Водка у меня есть, отвѣчалъ Клянчинъ.

-- То особь статья, улыбнулся мужикъ.-- А вы вотъ сейчасъ пошлите къ Савелью Прокофьичу за сороковкой. Честь честью.

-- Не желаю. Хочешь, такъ приводи дочь такъ и у меня ужъ рюмку водки получишь.

-- Ну, пивка бутылочку. Что вамъ стоитъ за пивкомъ-то послать! Гривенникъ деньги не велики. Съ вами бы и выпили. Что вамъ стоитъ сосѣда-то потѣшить! Вѣдь сосѣди теперь.

-- Вотъ тебѣ гривенникъ, по дорогѣ зайди и выпей, а потомъ скорѣй приводи ко мнѣ дочь.

Клянчинъ сунулъ мужику монету. Мужикъ поднялся съ мѣста.

-- Такъ по шести гривенъ въ день? спросилъ онъ Клянчина.

-- Да, да, да...

-- Ладно, сейчасъ приведу. До свиданія.

-- Ты ужъ въ заведеніи-то долго не засиживайся, а веди дочь къ барину скорѣй! крикнулъ ему вслѣдъ лавочникъ.

-- Зачѣмъ засиживаться! Я живо... отвѣчалъ мужикъ и побѣжалъ, шлепая опорками.

IX.

-- Нанялъ тебѣ поденщицу, сказалъ женѣ Клянчинъ, вернувшись отъ лавочника.-- Дочь одного здѣшняго крестьянина. Сейчасъ отецъ приведетъ ее къ намъ. По шестидесяти копѣекъ въ день на нашихъ харчахъ и чтобы горячее наше: чай, сахаръ.

-- Какія цѣны! Дороже, чѣмъ въ Петербургѣ, проговорила Клянчина.

-- И за шестьдесятъ-то копѣекъ отецъ насилу согласился ее отпустить. Все толкуетъ, что съ дачника нужно брать дороже. Совсѣмъ походъ на дачника.

Вскорѣ явился Караваевъ съ дочерью. Онъ былъ уже полупьянъ. Гривенникъ, данный ему Клянчинымъ на пиво, онъ, очевидно, употребилъ на водку, да къ этому гривеннику своихъ еще денегъ прибавилъ. Дочь его была рослая, широкоплечая, краснощекая дѣвушка лѣтъ двадцати, одѣтая по праздничному въ шерстяное яркозеленое платье и въ розовый шелковый платокъ на головѣ. Она грызла подсолнухи.

-- Вотъ-съ, получайте работницу, пропихнулъ ее въ спину впередъ себя Караваевъ, обращаясь къ Клянчинымъ.-- Въ праздникъ привелъ, въ девятую пятницу -- вотъ какъ мы сосѣдей цѣнимъ! похвастался онъ.-- Смотри, Варвара, старайся, безъ спросу хозяйскаго добра не ѣшь, будь на руку чиста и потрафляй господамъ. Будешь потрафлять? спросилъ онъ дочь.

Та потупилась. Караваевъ продолжалъ:

-- А господа, видючи твое стараніе, и отцу за тебя всегда стаканчикъ поднесутъ.

Клянчинъ промолчалъ. Клянчина взглянула на дѣвушку и спросила ее:

-- Варварой звать?

-- Варварой-съ, сударыня, отвѣчала та.

-- Ну, ступай, Варварушка, въ кухню и поставь намъ самоварчикъ, а потомъ придется тебѣ въ лавочку за ситникомъ сходить. Также нужно перемыть посуду, оставшуюся у меня грязной послѣ обѣда. Пойдемъ, я тебя сведу въ кухню.

Дѣвушка послѣдовала было за Клянчиной, но сейчасъ же остановилась.

-- Позвольте, барыня, чтобы при отцѣ уговориться, сказала она.-- А какъ вы кофеемъ будете меня поить? По скольку разъ въ день?

-- То-есть, какъ это: по скольку разъ въ день?

-- А сколько, къ примѣру, разъ вы кофей въ день пьете?

-- Одинъ разъ. Мы пьемъ кофе за завтракомъ.

-- Ну, этого мало.

-- Какъ мало? За то утромъ чай, вечеромъ чай.

-- Чай само собой, а я про кофей... Неужто же вы сами-то только одинъ разъ въ день кофей пьете?

-- Ну, а ты сколько разъ дома пьешь?

-- Да что дома-то! Дома-то мы не въ услуженіи. Дома-то иной разъ и не каждый праздникъ пьемъ. А только ужъ ежели жить въ услуженіи, то жить всласть. Для этого и идутъ люди въ услуженіе.

-- Ну, ступай, Варвара, ступай, полно торговаться! перебилъ ее отецъ.-- Господа хорошіе, они пищей и питьемъ не обидятъ.

-- Конечно же, не обидимъ. Что за глупости! Сыта будешь до отвалу, сказала Клянчина, посмотрѣла на дѣвушку и прибавила:-- А вотъ съ какой стати ты въ хорошее-то платье вырядилась? Лучше бы надѣть попроще.

-- Нельзя-съ. Нонѣ у насъ праздникъ. Мы пятницу справляемъ.

-- Да вѣдь замараешься въ кухнѣ около печки.

-- Вечеромъ послѣ шабаша пойду домой ночевать, такъ на утро въ ситцевомъ къ вамъ приду.

-- Нѣтъ, ужъ, милая, ты ночуй у насъ, потому мы вовсе безъ прислуги. Какъ же это такъ ночевать домой? Мы нарочно и взяли тебя, чтобы при насъ была прислуга. Ты ляжешь вмѣстѣ съ дѣтьми.

Дѣвушка задумалась.

-- Нѣтъ, ужъ вы, барыня, послѣ шабаша меня сегодня отпустите на деревню. Мы ладимъ на завалинкѣ пѣсни пѣть. У насъ праздникъ.

-- Да какой такой шабашъ? О какомъ такомъ шабашѣ ты говоришь, милая? воскликнулъ Клянчишь.

-- А послѣ восьми часовъ.

-- Да вѣдь здѣсь не заводъ, не фабрика, не полевыя работы. Что такое восемь часовъ? Намъ и послѣ восьми часовъ нужна прислуга. Нужно постели постлать, дѣтей спать уложить. Вы, господа, совсѣмъ не понимаете вашихъ обязанностей. Неужели, Караваевъ, ты-то не знаешь, какъ служитъ домашняя прислуга? отнесся Клянчинъ къ мужику.

-- Ну, ступай, Варвара, ступай. Ужъ взялся за гужъ, то не говори что не дюжъ, потрафь господамъ, сказалъ тотъ дочери.

-- Да вѣдь парни, тятенька, придутъ къ воротамъ.

-- А я ихъ оглоблей отъ воротъ. Ступай. Матка тебѣ старое ситцевое платье принесетъ, ты и переодѣнешься для работы. Я ужо пришлю съ маткой.

Дѣвушка неохотно пошла въ кухню за Клянчиной. Клянчинъ тоже отошелъ отъ мужика. Мужикъ стоялъ и переминался.

-- Баринъ! А обѣщанное-то? крикнулъ онъ наконецъ.-- Обѣщали за приводъ Варвары стаканчикъ поднести.

-- Да вѣдь ужъ я далъ тебѣ давеча гривенникъ на выпивку.

-- То особь статья. А вы прямо сказали: приведешь дочь -- поднесу тебѣ.

Пришлось мужика угостить водкой.

-- Благодаримъ покорно, отвѣчалъ мужикъ, отирая губы, улыбнулся, почесалъ затылокъ и прибавилъ:-- Да что бы ужъ вамъ въ задатокъ-то за дочь дать мнѣ тридцать копѣекъ? Разбередилъ я себя теперь вашимъ поднесеніемъ, а наши въ заведеніи у Савелья Прокофьича гуляютъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ. На пьянство не дамъ. Ступай, съ Богомъ.

-- Вѣдь грѣхъ на душу взялъ, дочь родную на работу въ праздникъ привелъ.

-- Иди, иди...

-- Э, эхъ! крякнулъ мужикъ и лѣнивымъ шагомъ поплелся со двора.

Не прошло и четверти часа, какъ къ Клянчинымъ явилась баба.

-- Варварина мать, отрекомендовалась она.-- Посмотрѣть на дочку пришла, да вотъ кстати платьишко старенькое ей принесла.

-- Ну, вотъ и отлично. Ступай на кухню. Варвара тамъ.

-- Вы ужъ, барыня, работой-то ее не невольте. Она у меня балованная.

-- Да какъ же тутъ можно неволить? Вѣдь работа домашняя, отвѣчала Клянчина.-- Что нужно сдѣлать по дому, такъ развѣ это трудно!

-- Ну, то-то... Я мать... Вѣдь свое дите каждой матери мило.

Баба помолчала и прибавила:

-- Вы подлецу-то моему деньги за нее не давали? За Варвару, то-есть?

-- Нѣтъ, нѣтъ. Просилъ онъ, но мы не дали.

-- И не давайте. За деньгами мы вмѣстѣ съ нимъ будемъ приходить, тогда и отдавайте. А то вѣдь онъ пропьетъ. Вы ему ничего денегъ не давали?

-- Кажется, мой мужъ далъ ему на чай и стаканчикъ водки поднесъ.

-- То-то онъ пьянъ ужъ. Пришелъ домой и хватилъ меня по уху. "Неси, говоритъ, дура полосатая, старое платье Варварѣ". Обидно, что вы въ ночевку-то ее не будете къ намъ отпущать.

-- Пойми ты, что мы безъ прислуги.

-- Такъ. Это точно. Ну, Христосъ съ ней. Конечно, намъ тоже дѣвушку бы нужно вечеромъ послѣ шабаша мнѣ на подмогу, ну, да ужъ пущай. Вы барыня хорошая, вы и меня не обидите. Ходить буду сюда ее провѣдывать, такъ ужъ навѣрное кофейкомъ и пивкомъ всегда попотчуете.

Клянчина поморщилась.

-- Я, милая, вообще просила бы васъ всѣхъ порѣже сюда ходить, произнесла она.

-- То-есть, какъ это? Да вѣдь я къ дочери. Неужто же вы и сегодня меня не попотчуете? Вѣдь я поздравить пришла вашу милость.

-- Съ чѣмъ? Съ чѣмъ поздравить-то?

-- Да какъ же? Дочь, дочь взяли въ работу. Съ васъ спрыски. Безъ этого ужъ, милая барыня, нельзя. Честь имѣю поздравить васъ.

-- Спасибо. Ступай въ кухню. Вотъ сейчасъ будемъ чай пить, такъ и тебя съ Варварой напоимъ.

-- Вы, барыня, для праздничка рюмочку поднесите.

-- Ахъ! Да вѣдь это можетъ вконецъ надоѣсть! Давеча отецъ, теперь мать... вздохнула Клянчина и отправилась за водкой.

-- Мать-то важнѣе отца, сударыня. Дочь при матери, а не при отцѣ. Мать-то могла и не отпустить дочь, такъ должны же вы ей за отпущеніе... бормотала вслѣдъ Клянчиной баба.

Поднесли водки и бабѣ.

-- Вотъ благодаримъ покорно, сказала она, выпивъ, и отправилась къ дочери на кухню.

Уходя домой, баба, кромѣ того, выпросила у Клянчиныхъ пятіалтынный.

-- Вы ужо этотъ пятіалтынничекъ-то дочери въ счетъ не ставьте. Пусть это будетъ матери за отпускъ. Вѣдь, ей-ей, у себя руки урвала и вамъ отдала. Одна-то дома на работѣ надсадишься, сказала она и прибавила:-- Ну, до свиданія. Благодарствуемъ на ласкѣ.

Цѣлую недѣлю прожили уже Клянчины на дачѣ въ Капустинѣ, но все еще не могли устроиться для спокойной жизни, все еще не могли наладиться по части удобствъ. Клянчинъ съѣздилъ въ Петербургъ, привезъ изъ конторы найма прислуги новую кухарку, но и та, какъ только прошлась вечеромъ по деревнѣ, сейчасъ же запѣла ту же пѣсню, что и прежняя кухарка.

-- Хуже-то у жъ господа мѣста не нашли для дачи, какъ ваша деревня, жаловалась она капустинской дѣвушкѣ Варварѣ, которая теперь была пріурочена въ видѣ няньки къ дѣтямъ,-- Ни у васъ тутъ портерной хорошей, чтобъ зайти бутылочку пивца выпить... Лавочка мелочная только одно названіе, что лавочка, лавочники такіе неполитичные.

-- Нѣтъ, пиво у насъ здѣсь у Савелья Прокофьевича въ заведеніи отмѣнное. Всѣ одобряютъ, отвѣчала Варвара.-- Вонъ охотники пріѣзжаютъ -- ужъ на что народъ привередливый -- а и тѣ одобряютъ.

-- Да не про то я говорю. Можетъ статься, пиво у васъ тутъ и хорошее, да зайти-то въ вашъ кабакъ полированной дѣвушкѣ не ловко. Вонъ мы прошлымъ лѣтомъ жили съ господами въ Лѣсномъ, такъ тамъ дѣлаешь проминажъ по улицамъ, зашла въ портерную -- сейчасъ: "въ садикъ пожалуйте". Садики при портерныхъ, и тамъ ни пьяныхъ мужиковъ, ни ругательствъ этихъ самыхъ, а все политичные кавалеры, которые норовятъ тебя же угостить. А въ лавочкѣ... Гвоздичной помады даже въ здѣшней вашей лавочкѣ не нашла. Какая это лавочка!

Весь этотъ разговоръ Клянчинымъ удалось слышать черезъ перегородку. Стѣны были въ домѣ не оштукатурены, а потому, что говорилось въ кухнѣ, слышно было и въ другихъ комнатахъ.

-- Не прочна и эта кухарка. Не долго проживетъ, сказалъ Клянчинъ.

-- Да и отъ Варвары придется отдѣлаться, проговорила Клянчина.-- Отецъ и мать ея ходятъ каждый день раза по два, чтобы навѣстить ее, и все выпрашиваютъ водки. Надоѣли хуже горькой рѣдьки. Сегодня мать приходила и просила за дочь десять рублей впередъ. "На корову, говоритъ, намъ надо, а дочь заживетъ". Кромѣ того, вѣдь она никакихъ нашихъ кушаньевъ не ѣстъ, кромѣ вареной говядины изъ супа и ситника. Давеча форшмакъ у насъ былъ -- не ѣстъ. "Я, говоритъ, никогда такой пищи не ѣдала -- Богъ знаетъ, говоритъ, можетъ быть это и ѣсть не подобаетъ". Вчера былъ супъ съ вермишелью -- тоже не дотронулась. "Нешто, говоритъ, съ червяками можно ѣсть!" Зеленый супъ тоже не ѣла. "Вы, говоритъ, щавель по лугу насбирали и туда натюрили, такъ нешто это человѣчья пища!" Что же, говорю, по твоему, человѣчьей-то пищей называется? "Да ужъ по мѣстамъ жить, такъ, знамо дѣло, надо, говоритъ, чѣмъ-нибудь- хорошимъ пользоваться: ветчина, колбаса". Каши гречневой не ѣстъ. "Кашу-то, говоритъ, я и у насъ въ домѣ никогда не ѣла, потому это куриная ѣда". Ничего не ѣстъ. Подавай ей непремѣнно кофе и ситникъ съ масломъ. Отъ чернаго хлѣба мурло воротитъ. Не могу же я прислугу исключительно бѣлымъ хлѣбомъ питать.

Клянчинъ улыбнулся и произнесъ:

-- Да дома-то что она ѣла? Неужели на ситномъ хлѣбѣ сидѣла?

-- Вотъ и я говорю ей также, а у ней одинъ отвѣтъ: "такъ то, барыня, дома, а ужъ ежели въ людяхъ въ прислугахъ жить, такъ изъ-за чего и жить, ежели сладко не поѣсть?"

-- Не надо сдаваться, не надо обращать вниманіе на ея слова. Пусть ѣстъ то, что мы ѣдимъ, а не хочетъ -- скатертью дорога, пусть уходитъ.

-- Да и дорого ее поденно держать и каждый день ей шесть гривенъ платить, продолжала Клянчина,-- Вѣдь это восемнадцать рублей въ мѣсяцъ выйдетъ, это жалованье хорошаго лакея, а такой глупой неумѣлой прислугѣ четыре-пять рублей въ мѣсяцъ цѣна.

-- Такъ подрядись съ ней теперь помѣсячно. Ну, дай ей шесть рублей, что ли. Отца ея сегодня увидишь -- вотъ и скажи ему.

Отецъ Варвары не заставилъ себя долго ждать. Вечеромъ онъ опять притащился навѣщать дочь, былъ, по обыкновенію, полупьянъ и принесъ штукъ тридцать мелкихъ раковъ въ корзинкѣ.

-- Рачковъ, вотъ, для вашей милости принесъ. Плохо нынче ракъ ловится, сказалъ онъ, отыскавъ Клянчиныхъ и показывая имъ раки.

-- Мелочь. Тараканы, сказалъ Клянчинъ.

-- Нѣтъ нынче крупныхъ. Куда только они и дѣвались! Ну, да я не дорого возьму. Два двугривенныхъ дадите, такъ и ладно.

-- Играй назадъ. Не надо, мы третьяго дня у какого-то мальчишки полсотни такихъ за пятіалтынный купили.

-- Такъ вѣдь то мальчишка. Мальчишкѣ что! Мальчишка на пятачокъ себѣ пряниковъ купилъ -- вотъ съ него и довольно.

-- Продавай кому-нибудь другому. Не надо.

Мужикъ почесалъ затылокъ и сказалъ:

-- И что это вы за господа, что отъ васъ ничѣмъ нельзя настоящимъ манеромъ попользоваться! А я такъ прямо къ вамъ и несъ.

-- Какъ принесъ, такъ и унесешь назадъ, ежели за пятіалтынный не хочешь оставить, отвѣчала Клянчина.-- Да вотъ еще что: поденно твою дочь мы уже больше не будемъ держать. За пять дней но шести гривенъ мы ее разсчитаемъ, а теперь ежели она хочетъ остаться у насъ прислугой, то пусть остается за пять рублей въ мѣсяцъ.

-- Это съ шести-то гривенъ въ день? воскликнулъ мужикъ.-- Постой... Почемъ же это въ день придется? Пять рублей въ мѣсяцъ. Да вѣдь это и по двугривенному въ день не придется.

-- Такъ не разсчитываютъ. За то постоянное мѣсто.

Мужикъ покрутилъ головой.

-- Нѣтъ, за пять рублей невозможно. Изъ-за чего же тутъ, помилуйте?

-- Какъ хочешь. У меня за восемь рублей кухарка нанята, такъ та хорошія кушанья стряпать умѣетъ, а твоя ступить не знаетъ какъ. Я, вонъ, ей дала тонкое бѣлье постирать, а она на плоту валькомъ его вздумала бить и все изорвала. Ее учить надо. Она только къ осени сдѣлается хорошей-то прислугой. Такъ, вотъ, пять рублей и рубль ей на горячее отдѣльно, чтобъ ужъ я никакихъ кофеевъ и чаевъ не знала.

-- Зачѣмъ баловать, отрицательно покачалъ головой мужикъ.-- Мнѣ ее на кирпичный заводъ въ обрѣзку послать, такъ она бѣдно-бѣдно у меня десять-то рублей въ мѣсяцъ выработаетъ, да праздники при мнѣ... А вѣдь дѣвка при домѣ всегда нужна.

-- Да вѣдь на заводѣ-то десять рублей она выработаетъ, такъ должна на своихъ харчахъ быть, а тутъ кушанье наше.

-- Не обидимъ харчами. У насъ дома свои харчи есть. Тоже и печь каждый день топимъ, тоже и варево стряпаемъ, а гдѣ четверо ѣдятъ, тамъ и пятый сытъ. Развѣ что вотъ хлѣбъ, такъ за хлѣбъ-то она и праздникъ при насъ матери въ подмогу.

-- Ну, такъ вотъ получи расчетъ за пять дней и бери свою дочь.

-- Возьмемъ, возьмемъ. Помилуйте, что же это такое шесть рублей! Ужъ хоть бы двѣнадцать положили.

-- Да ты никакъ съ ума сошелъ! За двѣнадцать рублей въ мѣсяцъ у меня бонна при дѣтяхъ будетъ жить, такъ та настоящая прислуга.

-- Настоящая прислуга дѣло другое, настоящая прислуга ужъ на то пошла, чтобъ по мѣстамъ жить. Ей безъ мѣста куда дѣться? А у Варвары нашей всетаки отчій домъ есть. За шесть рублей, какъ возможно!

-- Такъ вотъ получай расчетъ.

-- Дайте хоть десять. Шесть гривенъ въ день дѣвка получала, и вдругъ... Да что въ ней за провинность такая стряслась?

-- Не строй дурака-то, не строй. Бери расчетъ, бери дочь и уходи.

Мужикъ взялъ деньги и въ раздумьи сказалъ:

-- Возьмите раковъ-то хоть за тридцать копѣекъ. Дайте хоть разъ съ васъ нажить!

-- Пошелъ вонъ! крикнулъ на него Клянчинъ.-- Даромъ будешь отдавать, и то теперь не возьму.

Попытка имѣть прислугу изъ мѣстныхъ крестьянъ кончилась.