Книговод

Письма В. H. Буниной к брату Д. Н. Муромцеву

Бунин Иван Алексеевич


   Тургеневский ежегодник 2021 года.
   Орёл: Картуш, 2022.
   

ПИСЬМА В. H. БУНИНОЙ К БРАТУ Д. Н. МУРОМЦЕВУ 1907-1936 гг.

(ИЗ КОЛЛЕКЦИИ ОРЛОВСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ЛИТЕРАТУРНОГО МУЗЕЯ И. С. ТУРГЕНЕВА)

Публикация, вступительная статья и комментарии Е. М. Шинковой

   В "Тургеневском ежегоднике 2016-2017 гг." {См.: Тургеневский ежегодник 2016-1017 гг. / Шинкова Е. М. К истории формирования личного фонда И. А. Бунина в коллекции Орловского объединенного государственного литературного музея. Орел, 2018. С. 329-351.} мы рассказали о формировании бунинского фонда в коллекции ОГЛМТ и о материалах Веры Николаевны Буниной (1881-1961), второй жены писателя, в его составе. В настоящем сборнике приступаем к публикации её писем к брату Дмитрию Николаевичу Муромцеву (1886-1937). Об адресате Веры Николаевны нам, к сожалению, известно немногое. Его имя не встречается среди сколько-нибудь значимых фигур российских или московских деятелей 1930-х годов. Некоторые факты биографии брата изложены Буниной в "Беседах с памятью" (М., 1989). Подчеркнём, что основной задачей автора этой книги было показать внутренний мир семьи Муромцевых, не конкретизируя личности каждого из её членов. Некоторый фактический материал о Дмитрии Николаевиче можно почерпнуть в письмах Буниной к И. А. Бунину {См.: ЛН. Т. 110 в 4-х кн. И. А. Бунин. Новые материалы и исследования. Кн. 1. Письма. Перепискам. А. Бунина с В. Н. Муромцевой-Буниной. 1906-1947 гг. С. 351-576.}. Знакомясь с ныне публикуемыми письмами Веры Николаевны, также можно сделать определенные выводы о служебной деятельности её брата, судя по всему, связанной с адвокатурой. Приходится констатировать, что больших успехов в служебных делах он не достиг, а тяжелая болезнь вовсе лишила его возможности чем-либо заниматься. Однако для сестры Дмитрий Николаевич на протяжении всей его жизни оставался уважаемым, значимым, нежно любимым, близким по духу человеком.
   Содержание публикуемых писем не может не тронуть читателя своей правдивостью и искренностью. Это неудивительно: адресат -- младший брат -- чуть ли не единственное звено, связывающее Бунину с Россией, с друзьями, с тем, что жило в её душе, было дорого и вызывало щемящее чувство тоски по навсегда утраченному. С ним, последним, оставшимся в живых членом семьи Муромцевых, она делилась самыми сокровенными переживаниями, ничего не утаивая и не приукрашивая. В то же время важно, что автор писем -- на протяжении почти пятидесяти лет самый близкий и преданный великому писателю и любимому мужу человек, поэтому из этих писем мы узнаём многие детали жизни Буниных в Грассе и Париже в 1930-е годы; порой становятся понятными скрытые от посторонних глаз причины тех или иных поступков их и их окружения.
   Еще один аспект писем Буниной, на который следует обратить внимание: рассказывая брату о встречах с разными, в основном русскими, людьми знакомыми и незнакомыми адресату, описывая, казалось бы, незначительные бытовые подробности повседневной жизни, Бунина, вольно или невольно, рисовала жизнь русской эмиграции, раскрывала нравственное состояние, материальное положение русских беженцев {Именно беженцами, вынужденно покинувшими Россию, а не эмигрантами, т.е. людьми, сознательно принявшими решение об отъезде за границу на постоянное жительство, называет русских, наводнивших Францию после Октябрьского переворота, Александр Александрович Кугушев, сын A.A. и А. М. Кугушевых, соседей и друзей Буниных в Грассе (см. коммент.8 к п. 5). А. А. Кугушев, издатель; после трагической смерти (самоубийства) отца жил вместе с матерью во Франции, Югославии, затем в Австрии. В 1945 г. попал в Швейцарию. В 1948 г. вместе с матерью уехал в Аргентину. В 1960 г. переехал в США. Написал книгу о матери: Kugushev A. Under the wheel of history: A woman's journey through the twentieth century (Кугушев А. Под колесом истории: путешествие женщины через двадцатый век) [Lexington, USA], 2011).
   Электронный ресурс: https://www.youtube.com/watch?v=G0kz8lF4Ekc
   http://www.kmay.ru/sample pers.phtml?n=1696
   Дата обращения: 22 января 2021 г.}, их попытки приспособиться к жизни в чужой стране, к чужой культуре, принять Францию в качестве второй родины.
   К сожалению, сохранилась лишь часть отправленных из Франции в Москву писем, и они представляют безусловный интерес для тех, кто любит и ценит творчество Бунина, хочет больше узнать о Бунине-человеке. Основная часть корреспонденции относится к началу и середине 1930-х годов, т.е. времени мирового признания литературных заслуг Бунина, которое выразилось в присуждении ему в 1933 году Нобелевской премии. Количественно корпус писем распределяется следующим образом:
   1907 г.-- 2 пп.; 1910 г.-- 2 пп.; 1933 г.-- 1 пп.; 1934 г.-- 62 пп.; 1935 г.-- 51 пп.; 1936 г.-- 39 пп.
   Письма, рукописные и машинописные, публикуются без купюр; орфография и пунктуация приведены в соответствие современным нормам; явные опечатки исправлены с комментариями или оставлены без изменений с пометой [так в тексте]; сохранены авторские подчеркивания слов и предложений.
   В тех случаях, когда письма написаны на иллюстрированных открытках (1907, 1910), специально выбранных Буниной с целью эмоционально дополнить её текст, изображения на лицевых сторонах комментируются.
   Вера Николаевна, в основном, датировала свои письма, иногда указывала и дату письма, на которое отвечает. Это давало возможность ей и Муромцеву контролировать переписку, выявлять неполученные, т.е. утраченные почтой корреспонденции. Установленные же нами по почтовым штемпелям, содержанию или по сопоставлению с другими письмами даты и места написания поставлены в косые скобки.
   Постоянная привычка Веры Николаевны делать приписки на полях, переворачивая в разные стороны лист, экономя тем самым бумагу, оговаривается в текстах.
   Часто встречающиеся имена комментируются при первом употреблении, в дальнейшем остаются без комментариев:
   "Ян" -- Иван Алексеевич Бунин (1870-1953)
   "Галя" -- Галина Николаевна Кузнецова (1900-1976)
   "Леня" -- Леонид Федорович Зуров (1902-1971)
   "Боря" -- Борис Константинович Зайцев (1881-1972)
   "Вера", "Верочка" -- Вера Алексеевна Зайцева (1878-1965)
   "Наташа" -- Наталья Борисовна Соллогуб (1912-2008)
   "Марга" -- Маргарита Августовна Степун (1895-1971)
   "Ника", "Пэка", "Капитан" -- домашние прозвища Николая Яковлевича Рощина (наст. фам. Рощин; 1895-1971)
   "Отец" -- Муромцев Николай Андреевич (1852-1933)
   "Мать" -- Муромцева Лидия Федоровна (1855-1923)
   Инициалы, имена, домашние прозвища родственников и общих знакомых Буниной и Муромцева, впервые встреченные и раскрытые нами, даются в косых скобках и комментируются, в дальнейшем -- раскрываются в косых скобках без ссылок на первый комментарий.
   Точки в сокращенных Буниной именах сохранены, наши добавления -- в косых скобках. Например: М.<ария> А.<лексеевна> <Ласкаржевская>.
   Имена и инициалы людей, сведения о которых нам найти не удалось, оставлены в текстах в авторском написании без каких-либо комментариев.
   Ценность писем В. Н. Буниной для литературоведов, историков, для заинтересованных читателей была, очевидно, понятна адресату. Судя по всему, Дмитрий Николаевич обсуждал возможность их опубликования с сестрой, и она не возражала. Во всяком случае, такой вывод позволяют сделать строки из письма от 10 июня 1935 г.: "Относительно моих писем, поступи как хочешь, они -- твои. Насчет "интимности" скажу одно, будут, конечно, нести всякий вздор, что, может быть, и не плохо в этом случае "выслушать мнение и моего современника". Если у тебя будет досуг и охота, то ты их проредактируешь. Что найдешь лишним, выкини. Остальное -- оставь".
   Муромцев давал пояснения к некоторым именам в текстах, очевидно, именно с целью возможной публикации. К сожалению, таких пояснений очень немного, они встречаются далеко не во всех текстах. Гораздо чаще встречаются технические пометы (обычно в верхнем левом углу л. 1), т.е. сведения о дате получения письма сестры и дате ответа на него; также присутствует нумерация полученных от В. Н. Буниной писем. Наличие таких пояснений и помет оговаривается в комментариях.
   

14. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

12 апреля 1907 г.
<Одесса>

   Дорогой Митя, чувствую себя довольно хорошо. Немного ошеломил воздух -- клонит ко сну. Одесса5 -- город очень приятный, да и южные кушанья недурны. Особенно понравилась мне фаршированная щука, отдай всё -- и мало... Уедем из Одессы, по всем вероятиям, 17, во вторник, таким образом, вы можете писать в Константинополь.

Целую Вера.

   

26. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

17 апреля <1907 г.>
<Константинополь>

   Дорогой Митя, через полчаса снимаемся. Идем в Афины. Ты не можешь себе представить, как хорош Константинополь. А какие здесь блюда и как дешево! Целую всех. А.И7. кланяется. Совсем нет времени писать письма. Так все интересно.

Вера

   [На лицевой стороне открытки приписка]: Это обелиск египетский, поставленный здесь Трояном.

В.М.

38. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

<1910 г., апреля 16(3) -- апреля 26(13)>
<Алжир, Бискра>

   Таких бедуинов встречаем мы часто, когда едем куда-нибудь из Иерусалима, правда, без копий. Бедуины -- совершенные анархисты. Любят больше всего свободу.
   

49. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

13(26) апреля <1910 г.>
<Алжир, Бискра>

   Мы в пустыне, дорогой Митя. Сегодня ездили к песчаным дюнам. Масса негров, арабов, около оазисов леса финиковых пальм и друг<их> деревьев. Жарко, да не очень.
   Целуем

Вера.

   [Приписка вверхнем левом углу].-- Пиши: Одесса. Петру Алекс.<андровичу> Нилусу10 и мне. Где З.<инаида> Н.<иколаевна> <Муромцева>11?
   

512. В. Н. Бунина -- Д. H. Муромцеву

   14/22 марта.

23 марта 1933 г.
<Грасс, Франция>

   Странички дневника.
   
   Драгоценный Митюша, все эти дни живем без солнца, зато временами идет дождь.
   Сегодня у меня день починки, ванна, приходила женщина, которая помогла мне в том и другом.
   Мне сегодня очень грустно: день Ангела Гали13. В прежние годы у нас бывал обед с гостями -- цветы, розы, шампанское, два года назад с появлением у нас радиоаппарата, танцы, а теперь из тех, кто бывали у нас, "иных уж нет, а те далеча [так в тексте]..."14. А виновница торжества тоже выпала из нашей жизни...15
   Ян16 сегодня приглашен в Ниццу к знакомым. Уехал после завтрака. Сейчас 9 часов. Его нет еще. Обедали вдвоем с Леней17: гороховый суп, рисовые котлеты и по яблоку.
   Тихая жизнь мне по вкусу. Я совсем не скучлива. Когда чувствую себя сносно, то одно дело сменяет другое занятие, и всегда чувство, что не исполнила я добрую половину назначенного.
   Не понимаю людей, играющих в карты. Откуда у них является время? Как они все успевают!
   Здесь мы опять много слушаем музыки. Хорошие концерты в той стране, где Галя18. Чудесные голоса. А у нас музыка очень на низком уровне, особенно оперное искусство. Впрочем, я за все эти годы ни разу не была в опере.
   

26 марта

   14 марта
   22 марта
   
   Дождь со вчерашнего дня. Ночью обрушилась стена, которая подпирает наш сад. Сегодня весь день стучала для Яна, напечатала 20 страниц да письмо Лене в две страницы! День и прошел.
   Вчера ездила в Канн в гости к belle fille [невестке -- франц.] Федора Ивановича19, хорошенькой бабенке. У нее девочка шести лет, очень талантливая и умненькая. Но солнца и там не было, гуляла под зонтом, пила шоколад в английской кофейне, полной стариками и неуловимого возраста женщинами и мужчинами.
   Были с Леней в воскресенье у соседей20. Все по-старому, он копается в земле, разводит кур, а она тоскует -- все надоело.
   Слушали Дон-Жуана Моцарта. И опять восхищение им. И как из него вышли все Верди!
   Я была в Зальцбурге и видела клавесин, на котором он создавал свои шедевры, видела и его череп, очень маленький и темный! Комната тоже маленькая, кажется, музей в его квартире. Давно это было, в одну из самых счастливых моих весен!
   Сегодня перестукала на машинке 22 страницы.
   Можно и отдохнуть.
   Перед сном гуляли. Чистое небо в звездах и клочья тумана.
   

27 марта

   Утро было чудесное: синее небо сквозило сквозь занавески, а сейчас опять серо, и только что стучал град по стеклам в крыше над нашей лестницей.
   Недаром итальянцы называют март сумасшедшим, безумцем!
   Получила письмо от 22 марта. Очень удивлена, что ты не получал 21 день от меня вестей. Этого не могло быть. Я не писать так долго не могла. Вероятно, одно мое письмо пропало... Я считаю долгим, если не пишу тебе неделю, дней десять. Я помню, что после отъезда Лени, а он уехал 5 марта, я писала тебе. Кроме того, писала и 4 марта после отъезда Яна, на что имею от тебя подтверждение в письме твоем от 9 марта. Значит, между моими письмами, тобою полученными, расхождение не в 21 день, а в десять. Меня, конечно, очень "обезвремил" Петр Александр.<ович> <Нилус>. В неделю ему я перепечатала 100 стран<иц>. Причем, он диктовал очень медленно. А это была последняя неделя в Париже. Нужно было, кроме всяких дел, убрать и чистить квартиру, для экономии мыла сама окна, зеркала. Убирала квартиру. Фам де méнage [так в тексте; надо: femme de ménage -- домработница (франц.) -- Е.Ш.] приглашалась, когда гости. Тут самое трудное -- помнить, память стала слабеть. Эта открытка лежала неделю на письменном столе, и только с дороги мне удалось ее послать тебе.
   Сейчас, не сглазить, живем дружно. Атмосфера легкая. Все работаем. Я много стучу на машинке. Но пока не для себя, а для Яна.
   Сейчас Ян зовет меня в город. Дождь перестал. У нас наверху прохладно -- топим печку с 5 ч.<асов> вечера, а внизу тепло.
   Обнимаю и целую нежно

Твоя

   Ян обнимает. Леня шлет горячий привет. Галя всегда кланяется и спрашивает о тебе.
   

621. В. H. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

26 апреля 1934 года.
<Грасс, Франция>

   Дорогой мой Митюша, очень была рада весточке от тебя, только я не совсем поняла дома ли ты, а потому адресую это письмо на Зою22.
   По тону чувствую, что тебе лучше. Передай твоему врачу, что я питаю к нему большую благодарность. Надеюсь, что и в дальнейшем ты будешь под её наблюдением. Если тебе не будет времени или охоты, то через кого-нибудь извещай меня о своем здоровье, иначе я буду беспокоиться.
   Мне тоже много лучше -- я уже пять недель не была у доктора, значит, ничего себе, хотя все же следует показаться. Сейчас у нас гостит Боря23, вероятно, пробудет около месяца. Дочь24 его с зятем25 в Каннах, а жена26 приедет через месяц, и они где-нибудь поселятся у моря. Он привез хорошую веселую погоду. В саду все цветет, Леня с Галей усиленно работают: он больше по овощам, а она по цветам. Сегодня купили вилы для земли.
   Ян опять страдает своей милой болезнью27. В дурном, тяжелом настроении. Ему хочется приобрести дом, где живет, а его домочадцам не очень28. Много неудобств. Нельзя подъехать к дому. Нет газа. Надоела и местность. Все прогулки в гору или с горы.
   Отъезд, вернее переезд29 А.<ндрея> Г.<еоргиевича>30, меня беспокоит. Может быть, физически ему будет там и лучше, но морально много хуже. Кто там у него близкие люди? Здесь все же ты, Н.<иколай> Дм.<митриевич>31, Рита, О. Хр., Маруся32, если даже и не с охотой большой, все же присматривает. А главное, меня страшит его переезд, хлопоты. Старому человеку лучше оставаться на месте. Вот мать Бори33 собиралась к сыну, хлопотала, а как все было готово -- так сердце и разорвалось. Конечно, Вам виднее. Но я на твоем месте ни на чем <бы> не настаивала. Мне кажется, что ему ехать не хочется. Но, может быть, я и ошибаюсь.
   Очень мне жаль и Кирочку34. Конечно, ей самое лучшее было бы взять посильное место. Жаль, что она не в Москве. Я не очень верю в её учение, хотя, пока можно, пусть учится, только пусть не переутомляется, при ее наследственности ей всегда нужно думать о здоровье. Пусть она напишет мне о себе, пришлет тебе письмо, а ты перешли его мне, как делал папа. Переслала ли ей З.<инаида> Н.<иколаевна> <Муромцева> мою фотографию с ее карточкой? Думаю еще ей послать через Торгсин35.
   Я очень часто тоскую по тебе. В письмах трудно передать обо всем, о том главном, чем я теперь живу. Скажу одно: я за эти годы очень изменилась. Сняла с себя все наносное.
   В ту ночь, когда мы в далекие наши дни бывали у Анны Петровны за Москвой-рекой, мы были дома и слушали все, что слушали у нее, по радио. Впечатление огромное. Я вспомнила всех нас тех времен, и то наше настроение было гораздо правильнее последующих. И как ясно я видела всех вас: и папу36 с сияющим праздничным лицом, чуть тронутом сединой, и маму37 в светлом шелковом платье, то со строгим, то со смеющимся лицом, и вас троих гордых и радостных в новых ролях и, в зависимости от возраста, то в шелковых рубашках, то в матросках, то в гимназической форме и из всех остались лишь мы с тобой... да Талек и Лена38.
   Будь здоров, благостен, милый мой, нежно целую тебя.
   [Приписка на лицевой стороне первой перевернутой страницы]: Галя, Ян, Боря и Леня шлют тебе привет и поклон. Все очень рады, что ты поправился.
   Обнимаю еще раз

Твоя В.

   

739. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

1 мая 1934 г.
<Грасс, Франция>

   Митюша, дорогой, как ты себя чувствуешь? Если самому лень, попроси кого-нибудь известить меня о своем здоровье.
   Я почти здорова. Сегодня утром даже работала, вернее, приступила к работе, если она выйдет, то это будет очень хорошо. Есть заказ.
   У нас Боря. Очень он приятен для жизни, как родной, не кажется гостем. Мы все довольны, что он у нас. Я с ним часто вспоминаю прошлое, и много смеемся. Верочка одна в Париже. Она получила письмо от своих родных, им плохо живется. Очень жаль Таню40. Ел.<ена> Д.<митриевна> <Орешникова>41 стала, пишут, худенькая и все пишет о муже42. А как он чудесно умирал! Верочка надеется приехать сюда. Им очень тяжело живется материально. В этом году помог хорошо им Ян43, а что будет дальше -- не знаю. Счастье, что Наташа сошла с рук. Она у нас была в воскресенье с мужем <Андреем Владимировичем Соллогубомх Он настоящий человек, молодой, но, не сглазить, хорошо зарабатывающий; его отец был приятелем Павла Фил., и сын пошел по его дороге. Они у нас обедали, это были именины Лени, был сосед-куровод44 и, конечно, танцевали; радио выручает во всех трудностях жизни.
   Я в первый раз после смерти папы надела серое платье и было странно чувствовать себя в светлом. Да, я вошла уже, увы, в лилово-серый возраст, теперь у меня четыре цвета: белый, черный, серый и лиловый, но в последних цветах столько оттенков, что, при желании, можно разнообразить, но все эти цвета идут к седым моим волосам.
   Я стараюсь теперь -- пора -- заботиться о наружности, хотя порой и забываю взглянуть на себя в зеркало и, о ужас, выйду к обеду взлохмаченной: тогда попадает и от Лени, и от Гали.
   "Жизнь только издали нарядна и красива"...45
   Желаю тебе, главное, бодрости духа. Как глупо, что никто не сообщил, что Зоин <Зои Евгеньевны Шрейдер> переулок переименовали. А я послала туда письмо. Целую тебя со всей нежностью

Твоя В.

   [Приписка на лицевой стороне перевернутого л. 1]: Ян, Боря, Галя, Леня шлют привет самый сердечный. Они все очень рады, что тебе лучше.
   

846. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

4 мая 1934 года.
<Грасс, Франция>

   Дорогой мой Митюша, наконец, узнала, что ты дома, и пишу прямо тебе. В письмах, которые я адресовала на имя кого-нибудь, так как больничного адреса твоего не знала, я нарочно писала то, что ты называешь, "лишнее", ибо уверена, что тот, кто получает, прочтет и при случае передаст кому нужно о том, что написано, например, о долге по отношению А.<ндрею> Г.<еоргиевичу> <Гусакову>.
   Мне кажется, что я издали очень правильно чувствую людей, и если бы мы с тобой могли говорить, то ты сам убедился, что я правильно все вижу. Тебя, вероятно, удивило бы мое отношение при этом видении, но оно зависит от той перемены, которая произошла во мне с тех пор, как мы расстались.
   Очень меня огорчает, что я не могу за тобой походить; мне все кажется, что в моих руках ты бы скоро поправился, и, если бы и не скоро, то более спокойно стал бы относиться к своему состоянию. Я понимаю, что тебя очень расстраивает, что ты не можешь по-прежнему работать, как ты привык. Но то, что ты пишешь о себе, испытываю и я; я тоже больше двух часов сряду не могу заниматься. Боря тоже на это жалуется, а доктор, который нас лечит, говорил, что больше одного часу он подряд не может работать. Наше поколение слишком переутомлено было нервно, и вот все расплачиваются. Если бы тебе можно было делать перерывы в занятиях -- поработал полтора часа, два, да и отдохнул -- двадцать минут, полчаса. Говорят, хорошо сидеть с закрытыми глазами, свободно опустив руки. Но я ведь не знаю условий твоей службы, а потому мой совет, может быть, и некстати. Мне кажется, при нервном переутомлении очень медленно восстанавливается работоспособность. Сужу по себе. Ты пишешь "два часа работы -- и отчаянно спать хочется", и нужно заснуть. [Начало предложения густо вымарано]; ...я тоже это всегда ощущаю. Ведь я живу почти как в санатории и почти ничего не могу делать. Может быть, тебе нужно еще отдохнуть, не в больнице, а в доме отдыха, может быть Е.<катерина> П.<авловна> <Пешкова>47 еще раз поможет тебе. Помни одно: болезнь входит пудами, а выходит золотниками.
   Очень хорошо показал мне ты А. Ш. Интересная натура. И от своей цельности она и не может понять до конца тебя. Как многого не понимает и Ян.
   Об Эльзе48 мне сообщал папа. Если увидишь ее, передай ей поклон. Она всегда мне нравилась. Мне всегда хотелось иметь ее в семье. Она нравилась и Яну.
   Кину49 я видела мельком в ноябре. Приходила с сыном Philipp'ом к Яну. Она вся в детях, очень офранцузилась, и интересов личных у нее почти нет. В январе я чувствовала себя слишком дурно в Париже и не зашла к ним. В ней осталось изящество и гибкость, и та женственность, что ее особенно красило. А Кира50 где-то в Сирии. Сужу по поздравлению, которое было прислано Яну к именинам. Почему-то она подписалась девичьей фамилией. Фамилии мужа среди них нет?.. Знаешь ли ты, что она познакомилась с Юлией Моисеевной? Кстати где она?
   Вот, представь, пишу и уже чувствую сильную усталость. А я после завтрака спала и почти ничего не делала, а сейчас 5 ч<асов> 25 м<инут> пополудни.
   Погода совсем осенняя, и только фиговые листья, смотрящие в окно, говорят о весне.
   Мне очень приятны твои письма, но я боюсь, что это тебя утомляет. Пиши лучше понемногу, несколько дней. Береги свои силы.
   Спасибо тебе за твои добрые слова ко мне. Издали все кажутся лучше. Не думай, чтобы и я не чувствовала одиночества. Всякий человек, думающий и чувствующий, одинок -- один родится, один страдает, один умирает -- особенно, если он сам себя ограничивает. Люди друг друга только отвлекают от чувства одиночества. Не одинок только тот, кто действительно ощущает мир, как папа, баба Саша51, я это очень теперь понимаю. Была бы рада, если бы и ты это понял и этим проникся. Хорошо, если бы ты читал те книги, которые читал папа. Я читаю их с большим вниманием и пользою. А вообще ты читаешь теперь что-нибудь? Я стала много меньше, быстро утомляюсь.
   Относительно Андрея Георгиевича <Гусакова> я согласна с тобой. Боюсь лишь его волнений при переезде52 да того, что он там будет очень скучать без тебя, Ник.<олая> Дм.<итриевича> <Зелинского> и Риты. Есть ли у него там кто-нибудь из знакомых? Я тоже почувствовала по его письму, что покидать насиженное место ему очень не хочется, а потому и не уговаривала. Ни от него, ни от М.Ф53. давно не имела вестей. Что у них "Война" или "Мир" Вспоминаю и немецкий язык. Читаю книги по специальным, отвлеченным вопросам, с выписками. Но все это в "идеальные дни".
   Из домашних дел -- утренний кофий. Уборка постели и своего кабинетика и белье. Раз в неделю приходит стирать и гладить [одно слово густо вымарано]. Слежу. Помогаю развешивать. Штопаю. Отдаю ей на дом класть большие заплаты. Раньше приходилось и самой стирать, как и готовить. После операции не советуют. Готовит у нас сосед89. Очень милый человек. Он же убирает комнаты Яна.
   Иногда ездим к морю, я реже всех. Ян чаще всех.
   Вот тебе кусочек моей жизни.

Обнимаю нежно
Твоя

   

1790. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

28 мая <1934 года>.
<Грасс, Франция>

   Дорогой мой Митюша, твое письмо от 19 мая получила как раз сегодня, вернувшись из Канн, где тебя вспоминала. Не помнишь ли ты, как ты чувствовал себя между 11 ч.<асами> и 12 ч.<асами> по нашему времени, значит, по Вашему между 1 ч.<асом> и 2, я так думаю. У нас летнее время час вперед перед солнцем. В это время были пущены сильные волны "радио" от меня к тебе. Помогал Пантелеймон91, к его помощи прибегла. Я очень верю в него как целителя. А оттуда пошла до автобуса (это было не в самых Каннах). И на автобусе доехала до Канн. Там пешком до Монопри -- магазин, где все дешево и можно есть, но стоя. Я поела на 4 fr. <франка> 15: телячья котлета с макаронами, графинчик вина и банан. Выпила за твое здоровье. Купила шляпу для вечерних прогулок за 3 фр.<анка>, туфли ночные и нечто вроде сандалий, и кофию. Потом около часа сидела перед морем. Было жарко. Я уже утомилась. Море синело. Клонило в сон. Я встала и поехала обратно домой.
   И еще больше пришла к заключению, что на жаркие месяцы я на твоем месте не поехала бы в Крым. Лучше отложить на осень. Солнце сильное на нас всех действует нервически. А тебе нужна спокойная обстановка. Но твоим докторам виднее. Кланяйся "твоему" доктору. Я вообще признаю только русских врачей, здешняя медицина меня отталкивает, и доктора не пленяют. В них мало человечности.
   Кирочкины <Всеволодовны Муромцевой> строчки развеселили. Рада, что она была на воздухе и загорела. Ей нужно быть в здоровой обстановке. А насчет учения -- не знаю. Пусть учится, пока учат. Где она служит? Я послала ей еще 100 фр.<анков>. Может шубу и справит. Только бы она зря замуж не вышла. А так она все же славная. В ней нет того надрыва, который был в Севе <Всеволоде Николаевиче Муромцеве>, особенно последние годы. Но она гораздо дефективнее отца. Севочка все-таки и доклады читывал в Женском клубе, а она едва ли на это взойдет.
   Напиши, что мог бы А.<ндрей> Г.<еоргиевич> <Гусаков> сделать для тебя. [Несколько слов густо вымараны]. У меня теперь выработался такой взгляд, если нужно, что сделать, я употреблю все силы, чтобы это сделать. Я буду писать от себя -- ты ничего не знаешь. Но только сообщи, чтобы я знала, что я должна ему писать. Я могу обратиться к Ник.<олаю> Дм.<итриевичу> <Зелинскому>. И ты в этом случае не мешай мне. [Несколько слов густо вымараны]. Если сам не хочешь писать, скажи Ан.<астасии> Ив.<ановне>. Она напишет мне. Я считаю, что потакать дурным чертам не следует; только все нужно делать спокойно и так, чтобы человеку самому захотелось бы сделать что-нибудь для другого. А.<ндрей> Г.<еоргиевич> <Гусаков>, как это бывает, кто далек, пишет мне письма прямо влюбленные; так пусть сделает для меня. Вот видишь, как я прямо обо всем тебе пишу, так как я считаю, что у тебя долг, прежде всего, думать о своем здоровье.
   Мне очень жаль, что ты ничего не написал об А.<настасии> Ив.<ановне> при жизни папы. Я постаралась бы многое сделать в этом направлении. Папа ведь абсолютно не понимал намеков. И из писем папы я никогда не могла выжать лирического отношения к З.<инаиде> Н.<иколаевне> <Муромцевой>, хотя он иногда и приоткрывался, писал мне, что я для него самая близкая в душевном отношении.
   Я считаю, что ты сделал большую себе муку, что отказался от одной квартиры с З.<инаидой> Н.<иколаевной>. Но, что сделано, то сделано, нужно думать даже не о будущем, а об настоящем.
   Когда ты перестанешь меня отождествлять "со всеми". Никогда ты мне не казался "ни холодным", "ни жестоким". Когда ты подправишься, я, если хочешь, напишу тебе, каким ты мне казался и кажешься. Ведь действительного человека не знает даже и он сам.
   Жаловаться и можно, но не стоит, всегда себе дороже.
   Очень мне приятно было читать перечисление вещей в твоей комнате, и почти каждая вызвала рой воспоминаний. Очень рада, что ты спишь на хорошей постели, при твоих недугах покойное лежание очень важно. Ведь эту кровать я выбрала и купила, когда у бедной мамы был воспален до волдырей нерв. Она осталась последней там, где я купила ее. Жаль, что лампа мамы -- это та, что висела в гостиной? -- не у тебя. Она ведь считалась моей, и мне было бы приятно, если бы она была у тебя. Но, конечно, пока об этом не стоит говорить. Все отстраняй от себя, что тебя может волновать.
   Если тебе приятно писать, то пиши обо всем, мне всякое письмо праздник, и я так мало знаю, что всё приятно узнавать, но только одно: не волнуйся.
   Сегодня даже Ян порадовался, сказал, улыбнувшись: "кажется ему гораздо лучше", он до меня вскрыл письмо твое.
   Завтра пошлю для тебя через Торгсин деньги, вероятно, 200 fr. Надеюсь, это тебе поможет делать, что нужно.
   Поговори с Сережей Вс.<еволодовичем> <Муромцевым> насчет дачи. Они где-то живут летом вне города. Он мне по письмам нравится больше всех из всей своей семьи. Кроме того, ты можешь его спросить, как лучше изучать язык, он преподает немецкий. И не только я, но и Верочка, прослушав его письмо, сказала: "какая прекрасная душа у него". Видимо, и ему много пришлось пережить. По правде сказать, я ни от него, ни от Миши за всю жизнь ничего не видела к себе, кроме ласки и привета, между тем, как от сестриц, да и от братцев их всего видала кроме, конечно, Коли, его я очень любила, и он меня тоже.
   Вчера ездили в Ниццу. Выступал Боря. Все сошло хорошо. Себя показали. Я была удачно одета: в светло-сером платье, манто и чулках, и белых туфлях, перчатках и шляпе. Так как нас много, то взяли машину, было приятно ехать. Я с ноября не была там. Но все же утомилась.
   
   29 мая. Не докончила письма. Сегодня получила от тебя от 23 м.<ая>. Огорчилась твоим нездоровьем. Надеюсь, это прошло. Головокружения бывают при кишечных явлениях, у мамы всегда это бывало. Помнишь? У тебя сильнее, так как ты сейчас нездоров. Но ты опять долбишь о склерозе мозга. Нет его у тебя. Здесь врачи смеются. Повторяю, что у тебя не органическое заболевание.
   Очень меня порадовала мысль о Таруссе. Это гораздо лучше всех южных курортов, "где родился, там годился", а ведь мы и калужские. Мне кажется, что ты там прямо ожил бы. Поверь, тебе не нужно ничего яркого. Обязательно клади теплое, даже горячее на желудок и живот, особенно после этой истории. Увидишь, как это тебе поможет.
   Не ясны мне Ваши отношения с Ан.<астасией> Ив.<ановной>. Чего Вам еще нужно? Мне чудится, что она любит тебя. Она одинока, почему же не жить Вам вместе, а все романы нужно оставить. Все одно и тоже. Мой афоризм: жизни мало для одной любви. И она, как аппетит, приходит с едою.
   Крепко и нежно целую

Твоя

   [Приписки на полях повернутых в разные стороны листов]:
   -- Не стесняйся и пиши мне все. Я так тебя знаю, что разберу, что действительно серьезно и что твое воображение. Но иногда полезно сдержаться не для меня, а для тебя самого.
   -- О маме ты пишешь очень верно, она всегда бывала на высоте в трудные минуты жизни. И отравляла и себе, и другим, когда все шло хорошо, ибо ей все хотелось, чтобы было еще лучше: этого нужно остерегаться.
   -- Кланяйся от меня милой Анне Гавриловне.

Еще раз обнимаю          Твоя

   

1892. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

1934 г. 1 июня.
<Грасс, Франция>

   Дорогой Митюша, третий день от тебя нет письма. Ты избаловал меня, и мне как-то скучно не иметь от тебя столько времени весточки. Главное, в последнем письме ты писал, что у тебя было нехорошо с желудком. Надеюсь, прошло, и ты начал свое лечение. Сообщи, как ты себя после ванн чувствуешь, иногда вначале они ослабляют. Ты не пугайся и первое время после них лежи.
   Все эти дни непрестанно думаю о тебе, даже, когда говорю о другом с другими. И очень жалею, что я не с тобой. Я уверена, если бы ты зажил простой семейной жизнью, то ты скоро поправился бы. У тебя "горе от ума". Ты все анализируешь, все хочешь того, чего не бывает на свете. А счастье лишь в самом простом, обыденном. И эту мудрость, такую простую, редко кто понимает. Ты напоминаешь мне Маню93. Она тоже все искала идеального мужчину, идеальных отношений и все готовилась жить, а не жила. И этим отпугивала от себя. Я уверена, что кроме распущенности, Гастоном94 руководило еще и желание будней, когда он завел себе другую семью. Маня же из своей квартиры сделала сплошную гостиную и все, как в гостиной, играла роль, философствовала, а не жила. У нее это доходило до странности. Приезжает, скажем, на юг. Ищет комнату, переберет все прежде, чем устроится, раза три переместится. Долго думает, из какой комнаты лучше вид, а, устроившись, ни разу к окну не подходила... Ибо все было устремлено на себя. Она очень меня любила, помогала мне материально, я ей душевно, она тоже. Но все же для нее весь свет был в ней, в ее переживаниях, этому она принесла в жертву и свой талант. Мне кажется, в этом и была ее ошибка. [Несколько слов густо вымараны]. Навело меня на мысли Ваши отношения с Наточкой. Что, собственно, Вам надо? Если бы каждый больше заботился о другом и меньше о себе, то вы отлично жили бы. У меня создается впечатление, что Вы друг друга любите, и что вся беда, что Вы вместе никогда не жили семейно, буднично; как нельзя есть всегда пирожное, а можно есть целый день черный хлеб, так в браке переносимы будни, а совершенно непереносим сплошной праздник, желание друг от друга вечной угодливости, ухаживания, выяснения отношений и т.<ому> под.<добных> вещей. В браке что должно быть: любовь, уважение к вкусам и склонностям друг друга, ответственность друг перед другом, желание жить общей жизнью, делить и горе, и радость, и все это есть у Вас налицо. Нужно, пожалуй, еще не только интересоваться своей душой, но и душой того или той, с кем делишь жизнь. Но это последнее встречается очень редко и только в истинно-счастливых сочетаниях. Я именно окружена людьми "со здоровым эгоизмом", которые совсем не интересуются моей душой, но это еще не причина, чтобы мне ломать свою жизнь в надежде встретить идеальную душу. Наточка пишет, что она везде "и днем, и ночью, и дома, и на службе думает о тебе, беспокоится", ты пишешь, что "считаешь ее своей женой", так в чем же дело? Почему Вам не зажить семейной жизнью? Но, конечно, уже по-настоящему, с оформлением своих отношений, с ответственностью друг перед другом. Насколько понимаю, Вы оба достаточно любили, и в настоящее время оба свободны. Так в чем же дело? Я понимаю, что ты щепетилен: болен, "не хочу обременять". Но ведь, если любишь, то "своя ноша не тянет". Впрочем, может быть, я и неправа. Я только хочу, чтобы Вы знали мое впечатление от Вас.
   Теперь о деле. Я отослала 200 фр.<анков> в Париж, чтобы переслали тебе через Торгсин. Надеюсь, что недели через две они будут в твоих руках. Извещай о получении. [Несколько слов густо вымараны].
   
   Сегодня 1 июня. Весна прошла. Она была прохладная, с дождями и хмурыми днями. Посмотрим, каково будет лето? Пугают, что много будет змей. Здесь есть и ядовитые.
   Я написала Сереже <Сергею Всеволодовичу Муромцеву>, чтобы он зашел к тебе и потом мне написал. Кстати, расспроси его, как легче усваивать язык. Он может рекомендовать тебе учебник. Кстати, не старайся запомнить больше пяти слов, а потом повторяй их и перед сном, и когда нечего делать -- то существительные, то прилагательные, то глаголы, но не утомляйся. Заходи иногда к Глебу на Поварской -- он очень успокаивает. Посиди, послушай, отдохни -- и домой.
   Сейчас хочу выйти в город на почту. Ян с молодыми дамами <Галиной Николаевной Кузнецовой и Маргаритой Августовной Степун> отправился к знакомым95, осевшим на землю. Он учился в Сосновке, а затем служил. Теперь же разводит фруктовые деревья, огород, всякие ягоды, есть и куры. Работает с женой -- все сами, без всякого наемного труда. Весел, бодр и доволен. Жена не очень. Скучно. Мы бываем друг у друга. Угощают по-сибирски. Она чудесная хозяйка и готовит очень вкусно. У нас здесь вблизи (они живут в 10 верстах) два дома знакомых -- они и дом племянницы дяди Миши96. Раза по три в год бываем друг у друга на обедах. Потом танцы, споры. Кроме того, заглядываем иной раз и днем. Вот и вся наша светская жизнь. Раньше зимою здесь, где мы живем, приезжали наши друзья97, тогда бывало иной раз оживленно -- эти люди нашего круга и интересов. Но в этом году жена заболела туберкулезом и до сих пор еще лежит в Швейцарии, в снегах. Все болезни, если они запущены, очень медленно оставляют свое насиженное место. Тут нужно одно: терпение. Многое зависит от духа человека. Чем выше настроена душа, тем все легче. Я испытала это во время операции, когда находилась в высоко напряженном состоянии, и все шло как по маслу, все удивлялись, а я нет, ибо знала, откуда это. После этого я очень во многом переменилась. И теперь ничего за себя не боюсь. Не понимаю порой, откуда силы являются. Так было и в этом декабре -- никому не приходило в голову, что я ночи проводила без сна, что каждая улыбка мне много стоила, и вид был отличный, без всякого подмолаживания. Вот если бы ты это обрел, не сомневаюсь, что выздоровел хотя бы отчасти, ну был бы, как я. Мы ведь похожи. И как ведь на все иначе смотришь, когда поймешь главное.
   Целую тебя со всей нежностью, милый мой голубчик. Крепись и спокойнее все принимай, скорее поправишься.

Твоя.

   [Приписка сверху на лицевой стороне перевернутого л. 1]: "Привет Наточке".
   

1998. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

3 июня 1934 года.
6 ч.<асов> 26 м.<инут>
<Грасс, Франция>

   Милый дорогой мой Митюшка, мне [так в тексте] теперь ежедневно тянет писать тебе. Я решила каждый день заносить что-нибудь о себе на листки, и когда он заполнится [так в тексте], отсылать. Это будет нечто, напоминающее дневник.
   Сегодня письмо от тебя помеченное 25 маем. Оно меня успокоило. Одно нехорошо, что ты вспоминаешь 11 мая. Забудь, мало ли что бывает. Важно, чтобы впредь не было.
   Порадовало, что мы так созвучны. Я уже писала, что после долгих размышлений я против Крыма, и в этом письме твои доводы очень разумны и совпадают с моими. А мы лучше понимаем наши натуры. Я, например, чувствую, что всякая сейчас поездка? даже со своими, мне была бы вредна. И я твердо заявила, что если все уедут отсюда на знойное время, то я останусь одна. А у меня лишь в слабой степени то, что у тебя. И через себя я как-то поняла, что тебе вредно. Сегодня настоящий летний день, С утра ходили тучи. А затем ветер разогнал их.
   
   4 июня. Вчера вечером звонок по телефону. Наши скандинавские друзья99 сообщили, что приедут к нам сегодня. Для хозяйки день неудобный: хлеб по понедельникам черствый, базара нет, рыба не привозится, а вчерашнюю брать небезопасно. Никакого мяса, кроме свиного, по понедельникам тоже не продают. А угостить надо хорошо. Они очень нас "принимали" этой зимой во время нашей северной экспедиции. Он "друг человека" и много сделал. А теперь друзей настоящих у нас поубавилось. К слову сказать, Талин100 муж101 оказался "врагом человека", поливает, где можно. Он ничего не понимает в этом деле, а берется судить, а как человек талантливый и даже блестящий может наносить вред. Вкус у него: Ив.<ан> Сер.<геевич> Ш.<мелёв>. Его он возносит до небес. Но это взаимно. Кукушка и петух. Друг другу кричат: "Ты гений!"
   Гости приедут на целый день. К завтраку: омлет, свиные котлеты с молод.<ым> картофелем, салат, спаржа, апельсины, кофе.
   К обеду: зеленые щи с яйцом и сметаной, жареные куры с картофелем соте, салат и клубника. Кофе.
   Днем чай с вишневым вареньем.
   А завтра остаемся мы с Яном à deux. "Девицы" <Галина Николаевна Кузнецова и Маргарита Августовна Степун> поедут в Ментон и Монте Карло на двое суток, а Леня -- в Ниццу, у него дружба с Верочкиной Наташей и ее мужем. Боюсь, Ян будет недоволен, что все сразу уехали. А я будущей тишине рада.
   Ты прав. Я тоже нахожу некоторое сходство с мамой, но клок волос на затылке после сна, когда я сплю без сетки, совершенно папин... Приехали гости. Схожу к ним вниз.
   
   5 июня. Одна дома, сейчас -- четверть пятого. Ян тоже уехал в Канн. Вчера по телефону Ол.<ьга> Лхеонардов-на>102<Еремеева> сказала, что приедет к нам с утра с Ек.<а-териной> Мих.<айловной> <Лопатиной>, но что-то не едет. Вероятно, напугал дождь.
   Гости вчера обедать не остались, значит, и сегодня будем есть курицу.
   Я сегодня с утра в работе: по вторникам к нам приходит на целый день поденщица -- стирает и гладит. Летом можно в один день, а сегодня перепадает дождичек. Вот я и исхитряюсь. Во всяком случае, мужские сорочки будут выглажены. Но без меня она не догадалась бы, как все высушить, да и едва ли стала бы стараться. Но я тут проявила и энергию и сообразительность. А ей хотелось и завтра на целый день придти, да не тут-то было. Зато ноги устали бегать. У нас белье сушится на второй террасе. В саду, который состоит из террас, их четыре.
   Посылаю тебе фотографию: я с Лидией Абрамовной103 <Каминской> у нас в саду. Она очень милая, славная. Ник.<олай> Абр.<амович> <Асс> почти в нищете, а был очень богат,-- замок имел! Кажется, и еще имеет, но нет возможности содержать его. Страсть к лошадям не прошла. А по виду моложав, но совсем лыс104.
   

20105. Инв. 3216/19 оф

5 июня <1934 г.>
Без четверти пять.
<Грасс, Франция>

   Сбегала в сад, там сейчас чудесно, как бывает после дождя. Розы уже отходят. Зато спеют черешни. В нашем саду два дерева их. Съела несколько штук. В этом году их мало, а в прошлом был большой урожай. Но пошел дождь, и после него обнаружились червяки в ягодах. Но все же наварили варенья, наготовили наливок.
   Теперь о деле. Удобно ли тебе получать через Торгсин в середине месяца? Я думаю, что идут деньги недели две. Я уже писала тебе, что послала 200 fr. за июнь, думаю, что если буду тебе посылать столько и следующие месяцы, ты будешь в состоянии жить, не отказывая себе в необходимом. Если ты в Крым не поедешь, то данные деньги Яном можно продлить и на зимние месяцы. Это, мне кажется, будет гораздо благоразумнее. Но если тебе понадобится экстренно некая сумма, чтобы прожить на воздухе где-нибудь под Москвой, то напиши, и я тебе пришлю нужное. О деньгах не думай. Думай лишь о здоровье своем. В этом году мы в состоянии кое-что сделать, а что будет дальше, никто не знает.
   [Нижняя часть листа оборвана, дальнейший текст утрачен].
   [Л. 1 об.]: ...система при той работе, которую ты нес и при нашей наследственности, у всех у нас быть может. С этим нужно бороться главным образом режимом и, насколько возможно, спокойной жизнью. [Несколько слов густо вымараны]. Будь я на твоем месте, со мной и не то было бы! У меня, собственно, по сравнению с тобой пустяки были, а я до сих пор все еще не владею собой, не могу заниматься, как хочется, устаю быстро и т.д., но я отношусь к этому со смирением и верю, что все одолею, как одолеешь и ты, только не теряй надежды. Надежда -- великая сила106.
   Был ли ты у Е.<катерины> П.<авловны> <Пешковой>? Как мне ее жаль!107 Жива ли ее мать?108 Кланяйся им.
   Будь здоров, мой миленький, пиши, но не утомляй себя.
   Когда у тебя будет свободное время, начни писать свое детство. Просто, как ты пишешь свои письма. Короткими фразами. Это может тебя очень отвлечь от своих дум. У меня уже много написано. Подряд лет до четырнадцати, а затем кусками. Со смертью папы я прервала эти записи -- было не до того. Теперь опять стремлюсь к ним <...>
   [Из-за обрыва нижней части листа дальнейший текст утрачен].
   

21109. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

6 июня 1934 г. 8 ч.<асов> 30 м.<инут> вечера.
<Грасс, Франция>

   Сегодня, дорогой мой, получила от тебя письмо. Спасибо, что пишешь. Я так истосковалась за годы твоего молчания, что теперь радуюсь всякий раз, как вижу конверты с твоим четким почерком.
   Меня удивляет, что ты не получаешь моих писем. Я пишу тебе часто. Может быть, опять кто-нибудь забыл опустить.
   У меня были камни в печени, что такое хильвестести-ном110, я не знаю. Камни происходят от того, что желчь не выделяется, а скапливается в желчном пузыре и образуются камни или же песок. Теперь я живу без желчного пузыря, а потому мне никак нельзя допускать задержки желчи и нужно следить. Желчь уничтожает запах кала, дает ему темный цвет. Первые годы после операции я два раза в год весной и осенью пила [одно слово -- нрзб] Grande Grille, но уже лет пять этого не делаю -- и ничего.
   Никакой диеты не держу, даже шведские закуски прошли незаметно, при случае пью даже <...>
   [Нижняя часть листа оборвана, дальнейший текст утрачен].
   [Л. 1 об.] :... На твоем месте я не стала бы сейчас лечиться водами, такое лечение даже дома очень нервирует и ослабляет, а тебе нужно укреплять нервы. Для печени вредно курение, сокращай его. Дома держи диету, то есть не ешь жирного, яиц, мясо лучше без масла: раскалить чистую сковородку, бросить кусок бифштекса или телятины, или еще чего и быстро поворачивать, чтобы даже не пригорело. Если можешь есть с кровью, то это минуты три и готово, потом посолить сначала с одной стороны, затем с другой и, если есть сливочное масло, положить маленький кусочек, сверху -- картофель, овощи отварные -- впрочем, все это тебе известно. Следи за действием желудка, для печени это необходимо.
   Пойди к гомеопату, иногда это лечение очень помогает, вреда же никогда не приносит.
   Я забыла: в гостях же, если весело, ешь все, перевариться должно все. Вообще за едой старайся думать о приятном.
   [Из-за обрыва нижней части листа дальнейший текст утрачен].
   
   [Приписка на лицевой стороне перевернутого листа]: Целую тебя крепко, Ян тоже. Мы все еще одни. Привет Наточке и Анне Гавриловне.
   8 мая 1934 года111.
   

22112. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

1934 года 11 июня.
<Грасс, Франция>

   Дорогой мой, милый Митюша, отвечаю тебе сразу на три письма от 30 мая и от 1 и 5 июня. Последнее письмо я только что прочла. Прочла твой перечень болезней и, как мама, воскликнула: "Лучше бы это было со мной!" И знаешь почему лучше, что я в другом плане живу, чем ты, и у меня было бы утешение, какого ты не имеешь.
   Помни одно, что всякая строка твоя мне дорога, что ты мне очень нужен, а потому напрасно пишешь, что твое "существование никому не нужно", помни, дорогой мой голубчик, что тебя никто мне заменить не может, всегда об этом помни, даже в самые тяжелые минуты твои, ты добрый, пожалей меня.
   Нахожу, что побыть тебе еще в Институте при таком хорошем враче очень-очень полезно.
   Понравилось мне и предложение Е.<катерины> П.<авловны> <Пешковой> пожить у ней на даче. Если она предлагает, то это она действительно делает от души. Она -- человек очень цельный. Я была бы покойна, если бы ты был у ней. Как мне жаль ее, я и сказать не могу. А какие у неё чувства к внучкам?113 Жива ли ее мать <Мария Александровна Волжина>? Если да, кланяйся ей от меня. Скажи ей, что с Яном часто ее вспоминаем. Ян тоже огорчен за Е.<катерину> П.<авловну>114, вспоминаем снимок, где М.<аксим> <Алексеевич Пешков> ребенком сидит у него на плечах.
   Вчера мы были на представлении "Женитьбы" -- играли подростки, молоденькие девушки, юноши. И я вспоминала ваш спектакль. Играли много хуже вас и не всю комедию, а лишь отрывки, женихов, кроме Подколесина, не было. Женские роли проведены были лучше, хотя Сережа в свахе мне больше нравился. Я забыла, кто играл Кочкарева и Подколесина тогда?
   О Фрейде я, конечно, знаю, несколько книг его прочла внимательно. Во многом он прав, но кое-чем злоупотребляет, может быть, и не он сам, а его последователи, да и все сводить к одному знаменателю нельзя. Относительно же высказываний правильно. Но до него, правда, не медики дошли до этого. Ведь кроме всего, исповедь всегда очень успокаивает. Потребность высказаться у людей огромная, этим объясняются и все вагонные рассказы о самом интимном. Конечно, полезно высказываться обо всем или своему врачу, или духовнику, особенно, если они умны и хорошие люди с добрым сердцем. Хорошо иметь и близкого человека, который умеет тебя понять до конца, но это всего реже встречается. Близкие люди зачастую бывают очень далекими. Чтобы понимать кого-нибудь, надо не только любить его присутствие, общение с ним, а иметь интерес к его душе и к его вкусам, к его самой подсознательной или интимной, скажем, жизни, а у кого такой интерес имеется?!! Ведь этот интерес самый бескорыстный. А бескорыстие у нас теперь не в моде. Врач телесный или духовный по профессии интересуется внутренней жизнью пришедшего к нему человека и профессионально, поэтому может помочь ему. Обычно человеку некогда думать о других и очень не хочется обременять себя тем, что так важно для другого человека. Ты пишешь: "тебя любят многие". Не знаю, может быть, но это не любовь. Я просто не раздражаю или раздражаю меньше, чем другие, а потому меня меньше бранят. Но любят, то есть интересуются мною, моим Я, очень немногие. Неужели это любовь, когда приглашают в гости, обижаются, если отказываешься в то время, когда быть с людьми, особенно мало знакомыми, тяжело. Такую любовь я особенно ощутила этой зимой в Париже, когда у меня не было сил отказываться. И я просиживала у более цепких людей долгие часы, мучась, что я не могу пойти, куда хочется, или просто отдохнуть дома. Любовь -- дар, который также редок, как и всякий талант. Я этим даром одарена. Одарен и ты, а затем еще можно назвать несколько имен. Остальные люди или любить умеют только себя -- это люди со здоровым эгоизмом -- или совсем никого не любят, а любовь у них заменяется честолюбием, у высоких натур -- науколюби-ем, народолюбием или искусстволюбием и т.д., а у низших -- любовью к удобствам жизни, к удовольствиям, словом, к тому, что Толстой называл "одурманиванием". Все это я пишу, чтобы понемногу ты понял меня и не придавал бы отдельным фразам, особенно если они наспех сказаны, большого значения. Я за годы нашей разлуки внутренне очень выросла, очень многое поняла до конца, много у меня было времени для размышления, а ведь это бывает не часто. Ты вот иногда, желая меня в чем-то убедить, призываешь авторитет Яна. А я при всем моем восхищении им в известных областях, я в кой чем его перешагнула, и что ему еще кажется важным, мне уже -- детским. Еще раз повторяю, не думай, что у меня много друзей, с большой буквы -- ни одного, пожалуй, ну а с маленькой... это -- общежитие... Теперь кое-что напишу о нашей жизни.
   Во-первых, мы живем не в захолустье: 17 к.<илометров> от Канн, туда и обратно 5 fr., и 34 -- от Ниццы, туда и обратно 12 fr. на автобусе, которые ходят каждые четверть часа. В нашем городке 3 кино, кафе, он тоже курорт. Конечно, если денег мало, то плохо, но при деньгах можно жить нескучно, кроме того, есть соседи, а в прежние годы месяца на четыре приезжали сюда наши друзья, у которых гостили часто интересные люди, значит, прогулки, обеды, споры, танцы -- все налицо.
   Во-вторых, и Галя и Леня живут на положении "детей", то есть членов семьи. Заработок их очень мал. И, если бы они не жили у нас, то им пришлось бы зарабатывать на жизнь тяжелым, может быть, и физическим трудом, а им обоим хочется заниматься искусством. Кроме того, они оба любят возиться в саду, и эта возня заполняет их досуг.
   В третьих, и у того, и у другой слабые легкие, а потому жить в тех условиях, в которых живут здесь для физического здоровья, все-таки полезно. Конечно, много есть "но". Им хочется города, общения со сверстниками, более самостоятельной жизни. Но где это взять? До ноября было тяжело материально. Сейчас легче115, но все же нелегко вполне, так как с каждым днем все труднее и труднее что-либо зарабатывать. Так Леня ждал, например, триста франков, ему прислали 200. Он написал: "ошиблись", "неверно подсчитали". Ответ: "теперь все равно, сколько бы ни было, больше не платим".
   Но конечно, ты спросишь, как они к нам попали? И почему именно они, а не другие. Об этом в следующий раз. Скажу одно: Леня -- сирота, очень талантлив и упорный, добьется своего. Много пережил. У Гали "две мамы" и "два пап'ов", и все не здесь, так что тоже, как сирота. Она была замужем. Талантлива, но нервна.

Целую. Твоя.

   

23116. В. H. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

12 июня 1934 года.
<Грасс, Франция>

   Вчера, дорогой мой, не отослала тебе письма, решила еще тебе приписать. Сегодня от тебя нет ничего, а есть от З.<инаиды> Н.<иколаевны> <Муромцевой> от 3 июня. Но я от тебя уже имела от 5 VI. Сообщает, что передала письмо тебе и разные печальные новости о родных и знакомых, и что Вовка опять женится. У всякого своя специальность! Ты знаешь, что Ян всегда любил, чтобы дом был полон. А потому сначала мы проводили лето, снимая совместно виллу117 с друзьями, затем сняли отдельно и стали приглашать к себе знакомых, и кто-кто не пользовался нашим гостеприимством. Два лета у нас было восемь спален к концу сезона, и только Маня <Мария Сергеевна Брюан> вносила свой пай, довольно щедрый. Я -- хозяйка легкая, Ян живет почти всегда своей жизнью, так что гости себя чувствовали, как дома.
   Потом мы стали снимать меньшую виллу118, где живем и поныне, но и в ней почти всегда все постели бывают заняты. Но все это были гости, иногда жившие у нас чуть ли не полгода. Вероятно, Яну хотелось иметь под рукой "Колю"119, и случай подвернулся. Познакомились с Галей. Он был в то лето в особом настроении, добром, щедром, каким я его никогда не видела, так подействовала его операция. И он принял в ней участие, пожалел ее, а, пожалев, вероятно, и увлекся чувством покровительства, за несколько лет перед этим он неожиданно стал вздыхать, что у него нет дочери "с толстой косой"... [Несколько слов густо вымарано].
   У Гали косы не было, но детскости и до сих пор хоть отбавляй. А история обычная. Выскочила рано замуж, ничего не понимая, разочаровалась в муже, ибо он -- terré à terré [предприимчивый (?) (франц.)], хотя и ловкий и добился потом, что бросил физический труд и теперь <стал> тем же, чем думал быть и даже был раньше -- адвокат! Но человек действительно к ней неподходящий. Она и раньше расставалась с ним, но нужда опять свела. Ян предложил поддержку, и она стала жить у нас. Отношения их для меня приемлемы -- у них разница около 30 лет. Много было неприятностей от людей, любящих вмешиваться в чужие дела, в которых они не умеют и не могут разобраться. С тех пор прошло восемь лет, семь лет она живет с нами. Отношения у меня с ней очень хорошие. Коля <Николай Алексеевич Пушешников> в свое время мне доставил своим бытием больше страданий120, но, конечно, сплетен было много.
   Леню мы выудили по его произведениям из Риги. Нашли их обещающими. Он в то время малярствовал. Пригласили на две недели, а он живет уже пятый год. Так что -- французская семья -- мальчик и девочка; девочку больше любит papa, a мальчика -- я.
   Меня он тоже очень любит, хотя характер вроде маминого, такая же кровь. Вот пока первый прием.
   С Галей они то ссорятся, то живут дружно à la cousines. Ko мне привязан. Со своими горями идет ко мне. И Галя, да и Ян, ревнуют меня к нему, уверяют, что я к нему пристрастна. Но это неверно, я глубже знаю его, чем они, и больше жалею. Он еще молодой, 32 года, от природы здоров, только сторона матери -- нервы -- она застрелилась. Матери не помнит, но относится к ней свято, всегда ее портрет на его столе. Она типа Серафимы. Из дому он ушел 16 лет, еще реалистом. Много перенес в возрасте 16-18 лет. Болел и тифом. Потом учился, но в городе, где учился, легко получить чахотку, и пришлось ему бросить свое архитектурное занятие, так как заболел плевритом, и врачи его оттуда услали. После этого работал и физическим, и интел.<лектуальным> трудом, пока не попал к нам. За это время он кое-что сделал, и сделанное одобряют, но денег зарабатывает очень мало. Он и здесь умудряется подхватить плеврит, а два года назад у него начался процесс в легком. Сейчас он здоров. В этом году -- хорошее питание, и есть возможность больше развлекаться, раньше он, хоть немного, но вносил за себя в общую кассу, а теперь Ян не берет. Я переписываю ему, когда нужно. Он очень поощряет меня работать. Сердится, что я бросила свои портреты.
   С Галей у меня отношения хорошие, но иные. Она ближе с Яном, даже не ближе, а вернее у нее больше тяга к Яну, чем ко мне. Впрочем, за последнее время и к Яну тяга поубавилась. Она увлекается как-то вся, так теперь увлечена своей новой подругой Маргой и, видно, что она готова хоть целый день быть с ней. Она была замужем. Вышла девчонкой. Муж был хороший121, но terré à terré [как двоюродные брат и сестра (франц.)], кроме того, ей противна супружеская жизнь.
   Одно время у них с Леней была дружба, хотя они и много ссорились. Но Марга захватила ее всю. Кроме того, она не из тех, кто может мириться с трудным характером. Лицом она напоминает мне Зою <Евгеньевну Шрейдер>: лоб, брови, глаза... Нервна, быстрая смена настроений -- возбужденная веселость, а затем печальные глаза à la Людмила. Много детскости. Настоящей доброты не очень много. Но есть кротость, если не очень против шерстки. В обращении мягкость есть, до тех пор, пока нравится, здоровый эгоизм и она имеет. Но все же много страдает. Весь мир сводит к себе.
   С Яном отношения у меня хорошие, только у него развивается скрытность относительно дел, в которых он ничего не понимает, и в то же время самолюбие перед домашними огромное. А, главное, передо мной, что я, как ты знаешь, способна разобраться в некоторых юридических делах, понимаю кое-что, а он совершенно и не понимает, и не может допустить, что я понимаю. Если бы ты знал, как он влипает!
   По-видимому, дачу приобрести -- это у него idée fixe. Но может быть это и к лучшему -- опять начнет работать.
   Вот в кратких чертах наша семья. И скажу тебе, что я не менее одинока, чем ты, только я живу не одна. У всех моих сожителей есть, как ты называешь, здоровый эгоизм. За них я рада. Но ими быть не хотела бы.
   Нежно целую. Твоя. Продолжение следует.
   

24122. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

13 июня 1934 года.
<Грасс, Франция>

   Начинаю свои занятия письмом к тебе, мой дорогой Митюша. Прошел почтальон, от тебя весточки не было. Кто это "Пет., который и заступится за тебя, если ты заведешь собаку"?
   Почему ты думаешь, что "Леня поймет, а я нет". Мне кажется, обратное. Я способна гораздо больше понять, чем он.
   Как это промывают желчный пузырь? И раз промывают, то значит, камней нет, тогда зачем операция? Головокружений у меня не было, но Ян страдал ими и особенно страдал и страдает ими один наш друг, а так он здоров, доктора не понимают. Иногда это бывает и от уха. Повидайся с Евг. Ник. (помнишь, поклонник Оли), тогда кланяйся.
   На жару на юг не езди. Очень прошу. Лучше в лес, холод. Как ты решил с Е.<катериной> П.<авловной> <Пешковой>?
   Я тоже думаю, что это-то врачи не понимают. Это ведь бывает, вспомни болезнь Мар.<ии> Ал.<лексеевны> <Ласкаржевской>. Все знаменитости -- и ей все хуже и хуже, а затем в Ефремове земский врач помог, а ведь ее умирать повезли, а она потом прожила 22 года! Ян думает -- ведь он считает себя самым лучшим врачом-диагностом,-- что у тебя главное -- печень, ты прав. Кладешь ли ты горячее после еды? Хорош и компресс на ночь. А склероз лучше всего йодом. Я очень с немногими людьми говорила о твоей болезни, да и то только тогда, когда думала, что у тебя "склероз мозга". Мне было надо знать, что это такое. И вот из двух мест по самофонам мне сообщили, что это ошибка, а люди эти очень опытные.
   У бедной Ек.<атерины> М.<ихайловны> <Лопатиной> брат123, не артист, а другой -- мы не знаем его -- заболел душевно, а ему за семьдесят лет!
   Наша жизнь течет по-прежнему. Галя в упоении от своего нового друга <Маргариты Августовны Степун> -- родственница, вернее свойственница того доктора, который тебе сказал о склерозе печени, она оперная певица в Германии.
   Леня работает за письменным столом и на огороде. Вчера посадил неженские огурчики и перец. Он пробудил во мне неиспользованные мои материнские чувства. Я после тебя и Яна, А.<ндрея> Г.<еоргиевича> <Гусакова> люблю его больше всех на свете, а так как он перед глазами, то и живу его повседневными интересами. Он очень любопытный человек. Но довольно трудный -- больная печень -- бывает раздражителен, характером мне напоминает маму, режет правду в лицо. Единственный человек, который никогда не льстит Яну, отчего теряет. Несмотря на то, что очень чтит Яна за его работу. Он из Псковской губернии, влюблен в свой край, понимает душу севера. Одарен, кроме художественно-поэтических способностей, еще чувством историчности. В характере есть упорство -- у него купецкая кровь со стороны отца. Домовит. Нам с Галей от него достается частенько за нашу бесхозяйственность. Вчера он приготовил семь бутылок наливок: земляничную, вишневую и клубничную. А в прошлом году насолил много помидоров и намариновал лук ...
   Насчет обливания теплой водой будь осторожен, я тоже не переношу холодной воды -- в прошлом году я получила люмбагу в августе месяце, когда обливалась именно теплой водой. Сильно мучилась физически, и не было возможности показаться врачу, делать массаж. Насчет этого поговори с твоим доктором, как и относительно гимнастики. Надо уметь правильно дышать и при малейшем утомлении бросать. Но это, если делать правильно,-- очень полезная вещь. Хорошо обтираться, но тоже очень медленно, не задыхаясь.
   Сегодня получила письмо от тетушки124. Она очень милая, она специалистка была по твоей болезни, теперь смирилась до массажа, правда, медицинского. Она прислала мне письмо сына её брата Сергея. Он с другим братом в Америке. Попали туда без гроша в 21-22 л.<ет>, выкарабкались. Теперь могут немного помогать дяде Саше, который очень бедствует.
   Ты интересуешься французским языком. Вернее, как мы им владеем. К сожалению, всегда говорим по-русски. По-французски -- только с тем, с кем имеем дела. Знакомых французов, с которыми мы общались бы часто, мы не имеем. Я говорю свободно, но не первоклассно, как, например, Маня <Мария Сергеевна Брюан>, читаю как по-русски, могу написать письмо. Но, конечно, языка не знаю, как, скажем, знают те, кто прошел здесь школу. Но у тех хромает русский Язык. (Опять вдруг обдало жаром, даже язык написала с большой буквы).
   Ян знает хуже меня язык. Он говорит правильно, но количество слов у него ограничено. Нет практики. Может написать деловое письмо. Читает книги. Конечно, мы все -- лентяи. Есть русские, которые так и не научились ни говорить, ни читать. Бывает и так: одни говорят, а другие читают, но мало кто умеет писать.
   Какой самоучитель ты нашел? Всякий хорош, если следовать упорно советам. Полезно читать вслух. Ян много читал вслух в прежние годы. Настоящего французского выговора у нас ни у кого нет. Но русский акцент приятен по сравнению с немецким или английским. По-английски я читаю. Одно время говорила, писала. Брала уроки. Затем по бедности бросила. И хоть языка не забыла, но произношение слов утратила, и понимать чужую речь трудно. Английский язык нужно изучать или с детства, или жить в стране с этим языком. Немецкий в прошлом году я вспомнила, а в этом -- все еще собираюсь. Читала на нем "Войну и мир". Хорошо по-французски говорит Ида, тетя Маня125, она живет у французов. Дочь Володи126 Таня127 забыла русский язык.
   [На этом текст обрывается. Письмо сохранилось не полностью.-- Е. Ш.].
   

25128. В. Н. Бунина -- Д. H. Муромцеву

17 июня 1934 года.
<Франция, Грасc>

   Только что прочла твое письмо от 11 июня, драгоценный мой Митюша. Рада, что получила его, а то все последние дни беспокоилась -- дней пять не получала. Когда же ты поедешь в Институт -- ведь 1 июля он закрывается? Тогда хоть кратко извести. Я буду знать, что ты там, не буду беспокоиться из-за отсутствия писем.
   Теперь поговорю с тобой кой о чем, что ты затрагиваешь в письме. Начну по порядку. В Мане <Марии Сергеевне Брюан> наряду с чертами матери было много черт и наших. И она была способна на благородство. Ты знаешь, когда она бывала печальна, она мне напоминала тетю Нюту, даже тетю Машу129 в лучшие её минуты. Она могла порой проявить самопожертвование. Многие плакали у ее гроба. Она была редкой дочерью. И уже то, что она любила меня, то есть ценила -- это вернее -- некоторые свойства моей души, доказывают, что она была близка нам. Но она была очень жадна до жизни, пожалуй, даже жаднее матери130, и это портило ей ее дни, ибо утолить эту жадность было нелегко. Кроме того, она была способна на страдания и не только от материальных причин, например, она очень страдала от отношения Оли131, которую особенно в детстве и отрочестве боготворила. Восторженно любила отца132. И с его смертью так и не примирилась. В то же время у нее была такая же трезвость, как и у тебя. Она все видела, и понимала, и зачастую все представляла в комическом виде. Мы иногда в самые драматические минуты очень смеялись. Она любила мать, но была далека с ней, ибо понимала ее, если не до конца, то все же правильно, а мое общество предпочитала. Я часто о ней грущу и за нее, и за себя. У нее была ценная черта, она понимала, что из кошки нельзя сделать собаку, если, конечно, она видела кто кошка, а кто собака. Мужа <Гастона Брюана>, например, она очень долго идеализировала, но это совсем другое. Я, например, сильно чувствовала сходство наше в чем-то настоящем, несмотря на полную противоположность наших натур.
   Уверена, если бы ты жил с ней в одном городе, вы дружили бы. Ни в Оле, ни в Тале, ни в Соне, ни даже в Лене133 я не замечала настоящей доброты, сердечности, какую порой могла проявить Маня, ее нужно было лишь чем-то задеть. Да если бы этого в ней не было, то она не могла бы так петь, как иногда пела, и даже когда пела мне одной. А избалована она была, как говорит Зоя <Евгеньевна Шрейдер>, средне. Это она хотела, чтобы все ее баловали, и все бы это видели. Маленький штрих. Когда она приехала в Грасс после того, как она решила разойтись с мужем, и это она переживала драматически [несколько строк густо вычеркнуто].
   Относительно А.<настасии> Ив.<ановны>, конечно, тебе виднее. В этих делах самая любящая душа может ошибаться. А разность пород в близких отношениях очень сказывается. Вот и муж Мани был из иной среды, чем она.
   Вырвал ли ты корни? Как это сошло?
   Моя жизнь теперь очень тихая. Я вся живу тобой. С Яном нахожусь в самых нежных отношениях и, пожалуй, в настоящее время живу ближе всего с ним. В семьях ведь всегда бывает: то живешь больше внутренне одним, то другим, то время больше проводишь с одним, то с другим.
   Галя сейчас вся захвачена своей новой дружбой и все время тратит, а если не тратит, то хочет тратить его на Маргу. Они ездили, как я тебе писала, и осматривали приморские городки, потом ночевали у каких-то куроводов, так что ее сейчас и не ощущаешь. Думаю, что Ян не так спокойно относится к этому как я, ему обидно.
   Леня тоже это время кой-куда ездил, четыре дня жил в Ницце. Он сейчас занят работой своей, затем огородом, наливками. Видаю его за едой, как "деушек" <Галину Николаевну Кузнецову и Маргариту Августовну Степун>. Были полосы, когда я много гуляла с Леней, мы обошли всю долину, расстилающуюся перед нашим городком, были периоды, когда мы делали большие прогулки втроем: Галя, Леня и я. Теперь у меня большая потребность быть одной, самое приятное -- писать тебе.
   Наш городок от нас в четверти часа ходьбы. Мы живем над ним, из окон верхнего второго этажа видны его черепичные крыши. По прямой линии море от нас в 15 км -- оно видно -- вид у нас первоклассный, выше похвал. Канн находится в 17 верстах, т.е. километрах, Ницца -- в 34.
   Обозначаю грубо134.
   Ехать одному тебе, даже по Волге, конечно, не следует. А что ты ничего не пишешь о предложении Е.<катерины> П.<авловны> <Пешковой>. Где она будет жить? Сегодня опять выступает Боря. Знаешь ли ты Веронику? Так ее муж будет председательствовать, мы не поедем, так как слышали его уже раз. Но сейчас звонила Наташа, зовет на пляж в 3 ч<аса>. Мы едем. А в прошлое воскресенье были на чествовании мужа Вероники, поднесла ему хорошенькая барышня лавровый венок -- лавров ведь у нас девать некуда. Вероника была в белом платье с черными кружочками [?] и (новая мода) -- маленькие рукавчики с голыми плечами. Ей поднесли два букета. Один -- из лилий. Ездили мы туда на автомобиле, так как нас пять человек, и это вышло немного дороже, чем на автобусе, а в воскресенье народу много, всегда бывает теснота непомерная, и мы все очень устали бы.
   Уроданил [так в тексте; возм., фурадонин?] тебе вышлем!
   Я чувствую себя крепче. Вчера вечером одна продрала по шоссе километра четыре. Была чудесная ночь. Золотой месяц одиноко стоял в небе. Я потрогала кольцо и сказала: "Месяц, месяц, тебе золотые рога, мне золотая казна..." На обратном пути встретилась с Галей, Маргой и Леней, они были на балу; здесь эти дни -- арабский праздник, все в фесках и бурнусах -- как во время карнавала, цель -- сбыть завалящийся товар. Возвращались парком с экзотическими растениями: пальмы, эвкалипты, кактусы -- было очень таинственно -- светящиеся мухи, соловьи, ароматы цветов... Мы почти всю дорогу молчали.
   У нас в саду цветет русский жасмин. Сейчас пора лилий и всяких гвоздик.
   Завтра напишу Кирочке <Всеволодовне Муромцевой>. Сейчас завтрак.
   Ян обнимает тебя. Я целую со всей нежностью. Крепись, дорогой мой. У всякого своя судьба. Дух человека познается в его несчастиях.

Твоя

   

26135. В. Н. Муромцева -- Д. Н. Муромцеву

22 июня 1934 года.
<Грасс, Франция>

   Сейчас, драгоценный Митюша, получила твое письмо от 13 июня. Несколько дней тебе не писала, так как была утомлена гостями: были, ночевали Верочка с семьей, и мне пришлось плохо спать две ночи, а это всегда отражается на моих поступках, то есть, главным образом, на моей работоспособности, которая теперь очень понижена. Вчера меня осматривал врач, нашел большое улучшение в сердце -- почти нормально, прописал прогулки, которые раньше запрещал; осталась лишь быстрая утомляемость, он надеется, что и это пройдет.
   [Несколько строк густо вымараны].
   Он считает твой случай тем трудный, что твои болезни находятся на границе нескольких специальностей. Он меня спрашивал, есть ли у тебя постоянный врач, который должен бы сноситься со всеми специалистами и совместно <бы> решал, что нужно делать. Он говорит, что часто одно средство не помогает, пробуют другое и получают хорошие результаты. Есть, например, лечение висмутом. Может быть, он и прав. Он говорил мне, что ему приходилось наблюдать, как под действием этого лечения уменьшается склероз, приходит в норму печень, перестает беспокоить аорта. [Слово нрзб] он очень одобрил. Я передаю тебе наш разговор, а Вам, конечно, виднее.
   Теперь: разница между нами не шесть лет, как ты пишешь, а четыре с половиной, и, конечно, как бы сказала Маня <Ма-рия Сергеевна Брюан>, ты старше меня; она рассказывала, что она моложе Вовки <Владимира Сергеевича Муромцева>... Это замечание к слову, я думаю, что между Наташей и Колей Гол. была приблизительно такая же разница. Дело не в годах, а то, что я после смерти Мани осталась одна, а вас было трое, и ещё то, что мама меня стала слишком рано брать всюду с собой. Я уже в 9 лет была на костюмированном вечере у тети Клавдии, а в десять лет на балу твоей гимназии. На шесть лет старше Павлика <Павла Николаевича Муромцевах
   Теперь о "Записках". Я совершенно не согласна с тобой. "Записки" каждого человека могут быть интересны с какой-нибудь точки зрения. Собственно, нет интересных и неинтересных жизней, есть только разница, тут ты прав, в талантливости рассказа, анализа, художественного удержания жизни. Важно одно в таких занятиях -- правдивость. Это единственное требование, которое человек должен поставить себе, и тогда ценность таких записей обеспечена для будущих историков, романистов, социологов и просто читателей, интересующихся минувшими годами.
   Нужна и индивидуализация с детства, уверяю тебя, уметь отказаться от чего-нибудь -- такой же талант, как и уметь спеть арию, наши взрослые очень обеднили нас, скрыв от нас очень большую область, которую многие так и не узнали и ушли в иной мир в сильном невежестве. Я за последние годы этот <пробел> пополнила, пополняю его до сих пор и буду пополнять до конца. У нас считалось завидным спеть, проплясать и т.д., а отказаться от удовольствия ради другого -- порицалось. Помнишь, я отдала Юле билет на Шаляпина, как мне досталось! А за что? за то, что я, видя, как ей хочется, и, поняв, что ей хочется больше, чем мне, дала ей возможность его послушать. Ведь понимать -- тоже талант. Ведь многие люди, если они не очень плохи, они делают дурное от непонимания, от отсутствия воображения. Помню, я представила вечер концерта и горе Юли в этот день, и дать ей радость, когда она уже потеряла всякую надежду на это удовольствие, мне дало такое удовлетворение, какое не дало бы пение Федора Ивановича. Но мама этого не поняла, да и не могла понять, так как была в этой области невежественна, и в каком-то ослеплении хотела сделать из меня то пианистку, то певицу, как раз к чему у меня нет никаких способностей, ни таланта.
   Ну, отвлеченных тем довольно.
   Мне кажется, что те черты, которые я приводила, у Мани от отца <Сергея Андреевича Муромцева>. От матери <Марии Николаевны Муромцевой-Климентовой> она взяла лишь внешние качества, да жад[н]ость, но они у ней были тоньше, чем у матери.
   Галю ты почувствовал верно, и действительно у нее есть общие черты с А.<настасией> Ив.<ановной>, хотя они и очень разные,-- кровь иная -- у Гали великорусская, и литовская, и татарская в малой доле. Когда я читала твою характеристику А.<настасии> И.<вановне> я думала о Гале. О Лёне в другой раз -- было бы то, что ты думаешь, если бы ни "трения" с Яном.
   Неужели не знаешь Вероники? Спроси у А.<ндрея> Г.<еоргиевича> <Гусакова>, он знает, туда я часто писала.
   Место, где некогда жила Наденька, меня очень прельщает, я много слышала о нем от Рери136, ее знает Е.<катерина> П.<авловна> <Пешкова>.
   Уродонал успела отменить.
   Печенкой болеют и молодые, режим же не признак старости. Береги ее и, главное, без волнений.
   Вот тут я поволновалась из-за Яна с Галей -- все никак не столкуются, а дело выеденного яйца не стоит, и сегодня желчь не выделяется... Кроме того, у него много и деловых неприятностей, он -- человек неделовой, и этим все кому не лень пользуются и бьют материально.
   Жару и я люблю и хорошо переносила по сравнению с другими -- и ем и сплю. Холод мне тяжелей.
   О Н.Х. ты писал.
   Зубы вставь обязательно. Хватит ли у тебя на это денег?
   Приветствую твое желание перемениться комнатами.
   Старайся не очень высоко, если нет лифта.
   Да, у меня бывает, что не заклею конверта, но зато твои письма приходят так заклеены, что иногда отрываешь часть [1 слово нрзб] на письме бумаги, а на последнем письме след от клея.
   Ян целует тебя. Он уехал сегодня к доктору. Нервы у него очень расстроились. Молодежь шлет привет. Я нежно целую.

Твоя

   

27137. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

24 июня 1934 года.
<Грасс, Франция>

   Вчера кончила тебе длинное письмо, дорогой мой Митюша, но утром никак не могла его найти и только когда написала первые слова, вспомнила, что я положила его в сумочку и сейчас же отправила.
   Лето уже наступило. Становится жарко, но все же еще сносно. Стали уже ходить в сандалиях на босу ногу.
   Сегодня с утра у нас гость. Один из мелких куроводов, очень милый и приятный человек. Леня пошел с ним на огород, а я пользуюсь свободной минутой, чтобы написать тебе несколько строк.
   
   25 июня. Вчера письмо окончить не удалось. После завтрака, когда гость уехал, я поспала, только что собралась опять продолжать, как слышу голоса -- муж с женой138 -- он учился в Сосновке. Сейчас разводит кур, занимается огородом, персиками. Тип любопытный, говорит он [отсутствует фрагмент бумаги с текстом].
   Интеллигентный человек, чего не скажешь о некоторых наших общих знакомых. Жена сибирячка, хорошая хозяйка, наблюдательна, умна, но без всяких интересов, очень terrée à terrée [приземленная (франц.)], с большим характером. Оба работают, не покладая рук, без всякого наемного труда. Когда они ушли, подошло время к обеду. В эти дни он у нас холодный. Меню: суп из молодого картофеля и шампиньонов (его, правда, разогрели), потом кролик жареный с салатом из зелени, довольно крупных бобов с огурцами, вместо пирожного -- персики. Фрукты здесь много хуже, чем в Крыму. Говорят, что Ривьера неблагоприятно расположена: или бы ей быть немного севернее, или немного южнее, а то для одних плодов она слишком тепла, для других -- слишком холодна; я никогда не ела здесь персиков таких, как в Гурзуфе, яблоки продаются здесь канадские. Здесь хорош лишь мускатный виноград и "framboise"139 -- черный. Но лечебных сортов тоже нет, никого здесь виноградом не лечат.
   Сейчас твое письмо от 17 июня. Конечно, очень обидно, что те, кого я просила передать тебе письма, так как не знала, где ты, так медлили. Ну, Зоя <Евгеньевна Шрейдер> хоть живет в другом квартале, но почему З.<инаида> Н.<иколаевна> <Муромцева> медлила, понять не могу? Рада, что теперь могу писать прямо тебе. Лучше пусть письмо полежит у тебя, если ты куда-нибудь уедешь, чем у других.
   Боюсь сказать, но мне сдается, что ты поправляешься. Вставь обязательно зубы. Принимай йод.
   Относительно камней. Они могут и прекратить образовываться, если желчь правильно выделяется. Нужно следить, я уже писала, за цветом кала, желчь дает окраску и уничтожает запах.
   В настоящее время у меня печень в хорошем состоянии, хотя особой диеты я не придерживаюсь.
   Это время я за тебя спокойнее, ты, видимо, в хороших руках [утрата фрагмента бумаги с текстом] ...чувствовать сильнее, вчера вечером мы с Леней прошли верст пять-шесть, и я совершенно не устала. Это очень важно, так как мне следует похудеть, я тоже пополнела от сидяче-лежачей жизни, а нам, при наших печенях, делать не следует этого.
   Помни еще одно, что самый лучший врач не может до конца знать человека, а потому все советы о жизни проверяй сам. Я, главное, что имею в виду, это как ты проведешь июль, август, не уезжай далеко от Москвы и живи так, чтобы были отвлечения, а не развлечения. Понимаешь? Я гораздо здоровей, но я веду почти санаторный образ жизни и, несмотря на это, очень медленно становлюсь нормальной. Нам сильные впечатления вредны, потом всегда приходится за них расплачиваться. Сколько вреда маме приносил иногда Крым, Брюссель. Помни, тебе нужен отдых, отдых и отдых!
   Ты пишешь: "Моя жизнь сложилась малоинтересно, однообразно, а главное, невесело". Я не согласна, что значит "малоинтересно"? Мы живем и жили в такую эпоху, когда все было интересно, ибо уходил навеки старый быт и нарождался новый. Самое ужасное, когда мемуарист думает, что он интересен или думает, что нужно писать только "интересное", ведь и авантюрный роман считается третьим сортом и является чтением вагонным, послеобеденным. А над "скучной" книгой, то есть книгой или о душе писателя или о том, что он видел, можно просидеть даже часы с большим интересом. Поверь, пожалуйста, папины, вероятно, сухие воспоминания, если будут обнародованы, послужат на пользу. Важно лишь одно, чтобы папа писал по-папиному, ты -- по-твоему, я -- по-моему. Если, например, ты не хочешь сейчас писать о себе, о своей душе, ты можешь правдиво набросать портреты лиц, с которыми ты встречался за свою жизнь. Если ты, например, дашь портрет своей учительницы Поз. той Августовной Степун> ездил на остров. Перед Каннами два маленьких островка, покрытых пиниями, там чудесно, особенно летом, когда весь воздух смолистого запаха и наполнен стрекотом цикад.
   Леня сейчас много работает. Ежедневно теперь он мне диктует свои записные книжки. Стучу ему ежедневно страниц 6-7. Это и меня вводит в работу. Я со смерти папы выбилась из колеи и по-настоящему все никак не могу приняться за прерванную работу, а следовало бы.
   Леня меня очень любит. Но достается мне от него часто и за то, что забываю взглянуть на себя в зеркало и причесаться, и за то, что никак не могу засесть плотно за работу, и особенно бывает недоволен [отсутствует фрагмент бумаги с текстом]. Он, кажется, хочет, чтобы я была совершенством. Да еще, тут уж обеим нам с Галей достается, что мы плохие хозяйки. Он вышел из очень хозяйственного дома, любит солить, делать наливки... Третьего дня он был у знакомых.
   Ему там дали огурцов. Вернулся в 11 ч.<асов> вечера. Слышу, что-то делает в кухне. Думаю: ест. Оказалось, посолил две банки огурцов -- скоро будем есть малосольные русские огурчики с укропом... Я уже легла. Он вошел проститься и принес мне пол-огурца с солью, и как это было вкусно!
   Галя продолжает наслаждаться дружбой с Маргой, которая у нас еще гостит, а потому ничего не делает это время. Но я считаю, что это полезно.
   Сегодня ждем так называемого "нашего племянника" Нику143 или Пэку, по полгода у нас живал, но это тип! Нас любит, но человек безответственный, эпилептик. Я ругаю его часто. Занятие то же, что и у Лени, только все легковесно и без всякого труда. Бьется, но сколько бы у него ни было денег, всегда будет биться... Он из того города, где жила Любочка с отцом Васи.
   Ты дал блестящую характеристику нашим кузенам и кузинам. Я под ней подписываюсь. Но у тебя, подобно Оле <Ольге Сергеевне Шавриной-Муромцевой> и Мане, отрицательное к ним отношение. У меня же ко всем хорошее чувство. Я каждого за что-то люблю, за что-то жалею. Я от природы наделена жалостью к людям, то есть даром становиться на их место и чувствовать то, что чувствуют они. Конечно, тех, кого я знаю с детства, те возбуждают во мне более нежные чувства. Но это не значит, что я ко всем отношусь одинаково, что все одинаково мне интересны. Я очень вижу людей, порой лучше Яна. Очень их чувствую, особенно остро теперь, когда почти все в ту или иную сторону [отсутствует фрагмент бумаги с текстом] .. .хотя я осталась все такая же, но мало кто это понимает. Сейчас меня люди не привлекают, хочется как можно меньше быть с ними, почти всегда испытываю скуку на сборищах, предпочитаю tête a tet'ы [так в тексте; надо: tête à tête], думаю, что, если поправлюсь, то у меня хватит воли быть почти всегда одной. Мало времени осталось жить, а многое не сделано, не увидено, не додумано.
   У меня (особенно раньше) большая переписка. Но по-настоящему я теперь переписываюсь, то есть открываюсь, лишь с тобой. А то пишу то, что каждому в данный момент может быть немного интересно. Посылаю несколько фотографий. На общей группе тебе неизвестен только муж племянницы дяди Миши144. Думаю, что тот снимок, который я посылаю Кире <Всеволодовне Муромцевой>, у папы имелся, а если нет, то я тебе пришлю. Я здесь очень худая: в августе и сентябре у меня было люмбаго, сентябрь и октябрь ушли на уход за Леней,-- у него был плеврит, затем сильное беспокойство за П145.; с октября я мало верила в выздоровление. Теперь я пополнела. Снимки этого года все никак не закажу.
   Галя и Леня шлют сердечный привет. Ян обнимает. Я нежно целую.

Твоя

   [Приписки вверху перевернутых лл. 1 и 2]:
   -- Мы тоже слушали "встречу челюскинцев"146, хотя летом на длинных волнах много треску. У нас очень хороший аппарат, последняя модель.
   -- Насчет чернильницы Ю.<лия> А.<лексеевича> <Бунина> ты прав. У меня есть письмо от П.<авла> Николаевича Муромцева>.
   

28147. В. Н. Бунина -- Д. H. Муромцеву

30 июня 1934 года.
<Грасс, Франция>

   Дорогой мой Митюша, пишу тебе на машинке, потому что немного устала, и рукой мне писать много труднее. Я сейчас работала с Леней.
   Сегодня получила твое письмо от 24 июня. По письмам видно, что тебе много лучше, только после Института старайся вести жизнь полезную для твоего здоровья. А главное -- избегать всего, что волнует и раздражает, избегай тех людей, которые тебе действуют на нервы. При болезни печени это главное -- жить в приятной обстановке, с покойными людьми. Поэтому я так обрадовалась приглашению Ек.<атерины> Павл.<овны> <Пешковой>. Может быть, если тебе не хочется жить у нее, ты мог бы поблизости снять комнату? Или же, если и у нее, то ведь ты не должен всегда сидеть с ее гостями. А все же, ты чувствовал бы, что поблизости тебя находится человек, который тебе очень приятен. Кроме того, я уверена, что она в случае, если ты будешь себя плохо чувствовать, всегда примет в тебе участие, Но, конечно, тебе виднее. Главное, ничем не переутомляйся: ни работой, ни развлечениями, ни разговорами, ни спорами. Хорошо, что ты много читаешь. У вас выходят интересные книги. Мы тоже следим за ними и много читаем. Особенно раньше. И вот, читая такие книги, письма, заметки, воспоминания, я поняла, как важно все записывать, и всего лучше и интересней, когда записи протокольны. Поэтому я и тебе советую это делать. Я вижу, что ты можешь это делать очень хорошо. И это может тебя увлечь и заполнить твои досуги. Только и тут не утомляйся. Пишу об этом настойчиво, потому что сама всегда утомляюсь, но у тебя больше выдержки и характера, чем у меня, да и я здоровей тебя и дел у меня меньше.
   Последние дни у нас шел дождь, впечатление было дачное во время плохой погоды. И наш племянник, Пэка, нарисовал карты, и мы вчера дулись в Акульку все, кроме Яна.
   В нашей жизни, конечно, есть трудности -- ведь все очень выраженные индивидуальности, но что хорошо, что у нас нет мелочности, я этого всегда очень боюсь. Все в своей основе порядочные люди, но довольно трудные для общежития, и все же живем и довольно тесно. Ровней всех со всеми я, остальные бывают в разных друг с другом отношениях. Часто портят друзья-приятели. Начинают охать и ахать, что молодым трудно жить в такой дали "от света". Но что делать, когда средств не было. Да и теперь, если начать разъезжать, то можно попасть в такое же положение, в каком мы были еще так недавно. Конечно, иногда сказывается разлад в возрастах, особенно между Яном и молодыми, но и то только потому, что каждый не хочет понять другого. Я всегда стараюсь все улаживать и -- ничего, "образуется". Галя, например, из страха, что ей будут мешать проводить время с ее подругой <Маргаритой Августовной Степун> стала перед ее приездом "эмансипироваться" неизвестно зачем, так как никто им не мешал и не мешает наслаждаться жизнью, а Ян даже несколько раз доставил им несколько дорогих удовольствий. Ссорятся иногда и Галя с Леней. Все не могут быть в простых, дружеских отношениях, в каких я, например, бывала со своими кузенами. Более близких отношений у них тоже не вышло, да и не нужно этого, ибо они очень неподходящие для этого люди. Хотя относятся друг к другу они хорошо, признают таланты друг друга. Ян изменился в некоторых отношениях, стал добрее, порой даже менее эгоистичен. Я хотя и ссорюсь иногда с ним (я порой бываю очень раздражительна), но, по существу, у нас с ним очень нежные и крепкие отношения. Он не может, например, видеть, если я расстроена. Правда, я очень редко бываю расстроенной на его глазах. [Предложение густо вымарано].
   Сегодня я послала в Париж тебе денег за июль немного больше. Думаю, что у тебя еще осталось из июньских, так что это хватит, если ты куда-нибудь поедешь, если же мало, напиши, я еще дошлю. Советую два слова написать Яну. Поблагодари его за торгсинский присыл, но цифры не выставляй. Помни наш уговор. Он очень радуется, что тебе лучше, как и все мои домочадцы, все шлют тебе сердечный привет. Ян и я целуем.

Твоя

   [Приписки на л. 1, 1 об.]:
   -- Повидайся с Сережей Всеволодовичем Муромцевым>. Он по письмам мне очень нравится. Он очень страдает равнодушным отношениям к себе сестер. Мне кажется, что у него "простое сердце". Почему Муся не может найти место? Ведь она способная!
   -- С зубом мудрости нужно быть осторожным, у меня была такая история два года тому назад -- тоже нагноение. Удалял зуб очень хороший врач148, которого знает Е.<катерина> П.<авловна> <Пешкова>. С его сестрой и мужем149 мы очень дружны. У нее в этом году опять проявился туберкулез, и она сейчас в Швейцарии.
   -- Александру Николаевну150 видела в ноябре, они были у нас. Кончаю, чтобы не очень устать. Нежно обнимаю. Твоя. Привет Е.<катерине> П.<авловне> <Пешковой> и М. Алекс151.
   

29152. В. Н. Бунина -- Д. H. Муромцеву

6 июля 1934 года.
<Грасс, Франция>

   Только что получила и прочла твое письмо, драгоценный мой Митюша, от 29 июня. Письмо от 8 июня я получила и не вполне понимаю, почему ты заключил, что оно пропало? Я кое-что на него отвечаю. Ты в нем блестяще охарактеризовал многое, но кое-что не совсем верно. Мне кажется, что кроме наследственности у человека играет роль и воспитание, и то напряжение духа, которое может победить многое. И вот главный наш недостаток, что почти ни у кого не было именно этого напряжения, которое очень многое преодолевает. Мало развилась у нас и воля, как и у очень одаренных, как Оля <Ольга Сергеевна Шаврина>, например, так и у малоспособных, а между тем каждый из нас достиг бы большего, чем ему отмерено было. Такая воля и терпение у Саши, и он сделал максимум. Тетя Клавдия помогала младшим детям развивать упорство, и ее младшие сыновья овладели языками, чего не могли сделать и их более способн. [Нижняя часть листа обрезана] .<...>
   [Густо вымараны несколько слов] <...>. А ведь настоящая радость дается после того, как что-нибудь достигнешь трудом. [Густо вымараны несколько слов]. Вспомни жизнь Бори старшего. Кроме того, у нас под влиянием тети Мани <Ма-рии Николаевны Муромцевой-Климентовой>, да и мамы, развивалось большое честолюбие у тех, кто верил в себя, и сильнейшее честолюбие у тех, кто видел, что без работы он ничего не может достичь, а как работать? не знал! Там, где научили работать, дети дали лучшие результаты: Таля <Наталья Николаевна Ильина>, Лена153, Петя, Саша. Я раз пришла перед экзаменами к Тале и застала ее за таким занятием: тетя Маша <Мария Андреевна Вокач> спрашивала по Марго154 ее слова, и она говорила по буквам, как они пишутся, если ошибалась, то слово записывалось, и по окончании всех слов повторялись записанные до тех пор, пока все слова она знала, как писать. Уверяю тебя, если и у нас могла бы быть такая жанровая картинка, то не только ты или Севочка <Всеволод Николаевич Муромцев>, но и Павлик <Павел Николаевич Муромцев> овладели бы орфографией, но для этого нужно было иметь терпение. Оля <Ольга Сергеевна Шаврина> и Маня <Мария Сергеевна Брюан> спасались своими способностями.
   [Нижняя часть листа обрезана, дальнейший текст утрачен]
   [Приписка в верхи, части перевернутого л. 1]: Подкладка конверта -- тон моих туалетов каждодневных этого лета.

Тв.

   

30155. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

<1934 г., между 6 и 18 июля>.
<Грасс, Франция>

   ...Еще два слова о записках -- их можно писать, не касаясь своей жизни, а в виде портретов, ты хорошо это делаешь в письмах и не нужно знать каждого человека до дна, чтобы оставить о нем след. Теперь даже и в художественной литературе "дают" людей, как в жизни, то есть без всякой характеристики до его появления на страницах романа. Важно ведь передать свое впечатление. Вот ты "дал" мне Сережу156 -- отлично, а ведь ты его жизнь не знаешь. Предложила я тебе это занятие потому, чтобы ты не чувствовал своей бесполезности. Ни один писатель не знает, во что у него может что развернуться. Хорошо выходит лишь то, что идет органически. "Развертывать картину" не нужно, это уж сделает будущий Толстой, важна лишь правдивость и протокольность. Я и папины записки считаю полезным делом, для будущего романиста, может быть, например, важно знать, сколько времени нужно было для пробега Опочка-Коростень, или описание их рыдвана. Важно лишь то, что папа не задавался на макароны157. Вернее, что нам, детям, обидно, что он многое не замечал, не мог заметить, ибо у нас души иные, чем его. Я с ней соприкасаюсь лишь в некоторых точках, и многое в ней мне непонятно.
   Но, конечно, первое условие что-либо писать -- это желать это делать.
   Кстати, с Колей158, братом Наташи, я видаюсь иногда. Он из неудачников. Немного смешон. Все такой же, переменил фамилию, женат на американке.
   Ты прав, что наше понимание и наш разум, и даже наша интуиция выше наших способностей -- этим мучился очень и Павлик <Павел Николаевич Муромцев>, он был до крайности собою недоволен, больше, чем ты, да это и понятно.
   Отчего ты не понимаешь, что можно писать портреты, опустив несколько черт, скажем, отрицательных черт, то есть их не подчеркивать. Если ты правдив и напишешь человека в хорошем освещении, то все равно его и отрицательные черты скажутся, если читатель или зритель, если это портрет, фотография, умеет читать, смотреть. Ведь, в конце концов, важно отношение к этому человеку. Я раз "дала" одного знакомого, дети его были в восторге, знакомые мне делали комплименты -- живой человек! А между тем, я не останавливалась на его дурных чертах, но вышло ясно, что он имел их, иначе он не казался бы "живым". Было неудобно -- пятилетие со дня смерти. Думаю, что будущий биограф кое-что возьмет и от меня. Если ты видишь, что превалируют дурные черты, указывай их, но, уверяю тебя, если ты правдив, сквозь них будут пробиваться и хорошие, если человек не на все сто процентов мерзавец. Разве ты не замечал, что и когда кто-нибудь кого хвалит, а ты чувствуешь за этими похвалами, что этот человек себе на уме, хитер или обратно тебе ругают человека, а ты чувствуешь, что в нем есть много и хорошего. Может быть, я пишу не вполне ясно, но чувствую я это очень ясно, что и подтверждают монтажи: "Пушкин в жизни"159, например, гораздо ценнее, чем всякая биография. Из отдельных фраз, воспоминаний вырисовывается человек.
   
   6 часов вечера. Весь день дует сирокко -- это горячий нервящий ветер, и я за весь день написала лишь это письмо, вернее, пишу.
   Галя уже уехала провожать Маргу до Марселя, где проводит вторые сутки. У них повышенная дружба. К нам приехал жить, как я называю, наш племянник по прозванию Пэка, вероятно, останется на несколько месяцев. Но это не утомительный гость. Я на него не обращаю внимания и, пожалуй, он -- страховка от более тяжелых гостей. Теперь все комнаты заняты, и жить у нас негде, можно лишь переночевать на диване в столовой, но это у нас не в обычае, так как диван лишь с этого года.
   Но продолжаю отвечать. Ты не кажешься лучше при первом знакомстве, ты кажешься иным -- вот в чем беда. Почему ты думаешь, что ты не мог нравиться, а, может, и теперь еще не можешь нравиться таким, какой ты есть. Но только не тем, кому ты по вкусу, когда притворяешься, а другим, более серьезным, более скромным, именно тем, кто теперь тебе нужен. Насчет виновности -- это вопрос очень тонкий и трудно о нем писать, особенно в жаркий день. Я думаю, что в этом мы не сговоримся, ибо пока говорим на разных языках.
   Насчет телефона наведу справки.
   Очень рада, что Леня тебе понравился. Ему у нас живется не очень легко. Он не умеет ни льстить, ни приспосабливаться к вкусам другим. В лицо говорит часто даже ненужную правду, а ведь это люди переносят с трудом. Но те, кто его поняли, очень ценят. Он талантлив, мне кажется, первый сорт. Очень самобытен и оригинален. Уже выделился. Плохо одно -- нажил болезнь печени, плохая нервная наследственность, задеты легкие... Он всегда очень интересуется твоим здоровьем на [так в тексте, очевидно, надо: "и"] состоянием духа и шлет тебе сердечный привет.
   Ты прав, что многих людей нужно сдерживать, но лучше всегда сначала пробовать сдерживать и лаской. От обеда М. Ф160. я не отказалась бы на твоем месте. Она готовит вкусно, а при болезни печени это очень важно. Порадовал ты меня, что у них с А.<ндреем> Г.<еоргиевичем> <Гусаковым> хорошо. Это меня очень успокаивает. Она, если хочет, конечно, может хорошо ухаживать. Школу прошла хорошую.
   Сережин <Сергея Всеволодовича Муромцева> портрет ты начертил очень талантливо. Я рада, что верно его почувствовала, он все же лучший из всей семьи и, может быть, самый благородный из них, правда, это не очень трудно.
   Мусе я цену знаю. И "реагировала" я потому, что у нее дети, да и Катю жаль. Если у меня будет возможность, как-нибудь порадую Катю. [Несколько строк густо вымараны] ...ведь почти всем, кроме тебя, которому посылает и Ян, я посылаю [слово вымарано] ...лишая себя того или иного удовольствия. О том, что я посылаю А.<ндрею> Г.<еоргиевичу> <Гусакову>, Ян знает, но это делается негромко. У Яна бывает страх нищеты, а затем расточительность, для меня лучше, если он не знает, кому сколько. Из бюджета я не выхожу, и долгов моих он не платит. Понемногу одеваюсь, и тут иной раз удается сорвать, но ведь мое счастье, что мне везет. Дешево куплю материю, нашла отличную портниху из первого дома, которая шьет дешево. Кроме того, жить мне надо тихо, и моя радость -- дать возможность зайти в Торгсин.
   Муся, по-видимому, настоящая истеричка. Да, карамазовщины в них во всех много.
   О своем здоровье и нездоровье напишу в следующий раз. Но меня как следует никто не исследовал. Ни один первоклассный врач, кроме хирурга, не осматривал меня, да и это было семь лет тому назад. У меня главная беда в кровотворе-нии и нервных явлениях, болевых. Здешних врачей я боюсь. Наши -- средние, кроме отца племянницы дяди Миши161, но и он без исследований ничего не может сказать, а здесь он бывает на отдыхе. У меня не болезнь, а недомогание, да я быстро оправляюсь, когда все вокруг хорошо. Но этого уже давно нет. Все же исполню твое желание и напишу подробно о себе. Ян целует. Я обнимаю нежно.

Твоя.

   

31162. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

18 июля 1934 года.
<Грасс, Франция>

   Отвечаю тебе, дорогой мой, на два твоих письма. Последнее только что прочла. Пишешь, что давно не имел от меня вестей. Надеюсь, что в этот промежуток получил от меня письма. В эту пору бывают очень жаркие дни, когда нет сил писать. Вообще работать приятно лишь утром и под вечер -- днем жарко, а вечером нельзя зажечь огня и сидеть с открытыми окнами из-за москитов, особенно, если в этой комнате и спишь -- заедят ночью. Вот и выкраиваю время для писем, чтения. Я все еще, собственно, ничего не делаю из того, что душе приятно, даже читаю сравнительно мало, переписку довела до минимум'а.
   Чувствую себя как будто совсем хорошо, но ведь уж очень я живу по-санаторски. Горячие волны прошли, как я стала делать массаж. Гостей я не зову -- знаешь мой обычай, они сами являются. Пока у нас все свои. Марга уехала. Галя ездила провожать ее в Марсель, где был ад от жары. И я выдумала загадку: "когда в аду бывает рай?" Ответ: "В Марселе при сирокко с Маргой"... Галя вернулась похудевшей, точно после болезни. Стала оправляться. Кажется, начала работать. По утрам сидит в комнате. Да, действительно у нее с Ан.<астасией> Ив.<ановной> есть общие черты, разница -- Галя более талантлива, чем умна, особенно в житейском отношении, мало и сдержанности, и скрытности, есть детскость, часто плачет, думаю, что Ан.<астасия> Ив.<ановна> -- нет.
   Относительно диеты скажу, если у тебя камни и задержка выделения желчи, то мясо, сжаренное без масла, иногда хорошо. Делается это так, если нет газа. Берут сковородку безупречно чистую, раскаляют ее и затем бросают кусочек мякоти -- говядины, телятины или баранины -- и быстро переворачивают, чтобы он не пригорел, до тех пор, пока он по вкусу съедобен, а затем, положив на него кусочек сливочного масла, едят. Я ела и без сливочного. Мне во время камней разрешали и суп из телятины. Но, как всегда повторяю, тебе виднее.
   П. Аф. и мне по письмам не очень нравится, хотя он к нам и настроен хорошо, но тоже не прочь попользоваться (это очень между нами). Всегда ноет, а, вероятно, живет много лучше других.
   Как делать, чтобы быть с дамой справа? Если на улице, то говори, что у тебя болит левая рука -- нервная боль, и ты боишься, что на улице тебя будут толкать прохожие, это даже интересно, то же и в экипаже. Кроме того, можешь каждый день говорить, что тебе она нравится именно с правой стороны, что ее профиль особенно красив и, поверь, каждая будет стараться, хоть ей и неудобно, быть именно с этой стороны.
   В зной радио гораздо хуже -- Москву почти не слышно -- треск невообразимый.
   Юлий Алексеевич <Бунин> родился 7/20 июля 1857 года. Он на тринадцать лет старше Яна. Папа мне ничего не писал, где они. Только после его смерти я узнала, что мама оказалась на старом кладбище. Было бы очень интересно узнать подробнее.
   Прервала письмо. Ян позвал составлять каталог по-немецки. Со словариками составили. Потом завтракали.
   Я с тобой согласна, что самое приятное жить с людьми одной культуры, то есть иметь общий язык. Но это и у меня не в полной мере, разность поколений тоже сказывается, нужно смиряться, если хочешь, чтобы был мир и лад. Насчет атофана163 уже написала в Париж, чтобы узнать, сколько это будет стоить. Жду ответа.
   Очень рада, что ты чувствуешь себя "сносно" -- это уже много. Чеснок, говорят, полезен, древние люди им спасались в жарких странах, но только будешь им пахнуть... Хорошо натереть им корочку черного хлеба.
   Не откладывай зубы. Хороший ли, ловкий врач будет тебе делать, это важно.
   Я тоже очень любила Москву летом, когда она пустела и становилась такой простой: идешь по переулку, и снизу, из подвала, запах клубничного варенья... Люблю я и Париж, когда он пустынен, жарок и можно ходить в одном платье. Вообще у меня есть вкус к несезонным местам.
   Поблагодари Эльзу <Михайловну Генкину> и В.В. за память и привет. Рада, что у нее муж хороший человек -- это очень важно, особенно, когда прошла первая молодость. Кланяйся им.
   Надеюсь, ты разрешил сомнение насчет Ан.<астасии> Ив.<ановны> Что с ней было?
   Лекарство для купирования острых приступов подагры.
   "Тихий Дон"164 я читала несколько лет тому назад.
   Когда поедешь к Е.<катерине> П.<авловне> <Пешковой>, кланяйся ей от меня.
   Как обошлась твоя поездка за 30 верст от Москвы?
   Мы сегодня приглашены на именины к племяннице дяди Миши165. Они куроводы -- поедим цыплят. Между прочим, цыплят во Франции не едят, запрещено. По слухам, будут и копченые утки -- подарок соседа. У них большая открытая терраса, на которой будут танцы и обед-ужин на маленьких столиках. Есть заговор оставить как можно дольше нас, для этого припасена какая-то особенно хорошая бутылка вина, которой будут угощать Яна в момент, когда он будет звать нас домой. Самые страстные танцоры: хозяйка дома Ася и Леня.
   Вероника мне жаловалась на забывчивость. Писала письмо Марусе166 и забыла поблагодарить за портреты, которые она получила. Я успокоила ее: брат при случае передаст ей, что все получено, с большой радостью и благодарностью.
   У меня немного побаливает ишиас при самом начале, из-за этого я и делаю себе массаж.
   У меня странный организм. При операции оказался желчный пузырь полон камней. 17 больших и 13 мелких, а я чувствовать их начала всего за пять месяцев! Хирург при вскрытии говорил: "Бедная, как она должна была страдать!" -- видя, в каком положении у меня кишки, а я никогда не страдала. Аппендикс был в ужасном состоянии, а он всего раза два дал о себе мне знать... Вообще я легко переносила и припадки, и послеоперационный период. Как и все детские болезни. Главное на что я могу жаловаться, на малую работоспособность, на неумение быстро переходить из одного плана в другой. На невозможность делать то, что хочется, я тоже когда-то надорвала свое здоровье, да и наследственность, конечно, играет роль. Наша беда, что мы недовольны собой, хочется быть выше, сильнее, чем мы. Другие на нашем месте благоденствовали от самовлюбленности, а мы недовольны и мучаемся -- это грех, гордыня. Маня <Мария Сергеевна Брюан> хотела быть красавицей и много сил на это ухлопала, а ничего не вышло, кроме тети Мани <Марии Николаевны Муромцевой-Климентовой> и одного старого француза167 никто в это не поверил. Все шлют привет.

Нежно целую. Тв.

   

32168. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

22 июля 1934 года.
<Грасс, Франция>

   Сейчас получила твое письмо от 17 июля, а перед тем было от 12 июля, кажется, не ошиблась.
   Я все эти дни немного пострадала: в слабой степени ишиас, это, вероятно, я простудилась на пиру именинном у племянницы дяди Миши <Анны Михайловны Кугушевой>. Ужинали на открытой террасе, то есть весь вечер сидели. Я была в легком белом платье, до пояса бархатная кофта, и вот простудилась, прошлое лето я тоже очень страдала. Теперь удалось сразу схватить, делала несколько дней сряду массаж, а в прошлом году потерпела недель шесть, если не два месяца. Вчера же ездила с Яном в Канн на исследование моей крови, лет семь не исследовали, а ведь у меня это самое слабое место. Сегодня боль есть, но в слабой степени.
   Очень рада, что ты стал себя чувствовать лучше. Только продолжай беречь себя. Ты ничего не сообщил мне о своей поездке за тридцать верст от Москвы, то есть, как тебе там понравилось? Хорошая ли эта местность? Рада, что ты перенес эту поездку легко. Я думала, что ты очень переутомлен, и, может быть, тебе нужен отдых очень длительный, и тогда ты опять можешь приняться за дело, но только не рвись к нему, а раньше отдохни. Много бед люди себе доставляют тем, что не долечиваются, не доотдыхают, если можно так выразиться.
   Прав ты, что лучше пока не переезжать. Все, что волнует, утомляет, отстраняй от себя, будь эгоистом хоть на время. Пиши, как захочется, я всегда счастлива получить от тебя письмо, на машинке мне писать совсем легко. Сегодня я к ней прибегаю потому, что Ольгин день не за горами, и мне нужно написать несколько поздравительных писем. Только что окончила Оль. Ил. Она там же, где и Сева. Все служит. Тоже была больна печенью, кажется, камни. Маня Петхунникова> <Брянская Мария Алексеевна> тоже живет теперь без желчного пузыря. Почта очень странная, иногда я получаю сразу два письма в один день, а иногда несколько дней ничего не получаю. Может быть, я и спутала в числах, когда я чем-нибудь расстроена, я могу быстро что-нибудь забыть. О письме от 8-го июня я несколько раз уже тебе писала, неужели пропали письма? Оно до меня дошло. Впрочем, может быть, ты ошибся, это не 8-го июня, а 8-9 июля, забыл поставить лишнюю палочку. Его я получила, но, вероятно, в один день со следующим письмом. Это, повторяю, бывает.
   У нас с тобой недоразумение. Я воспринимаю твои письма, как нужно, я отлично поняла, что ты даешь неполные характеристики. И сама не возражала на них, а вернее делилась и своими мнениями по поводу тех или других лиц, о которых ты писал. Не могла я и думать, что ты можешь утверждать, что кроме наследственности не играют в жизни человека и другие факторы... Нужно нам условиться: спорить на таком расстоянии очень трудно, тогда каждое письмо должно брать очень много времени, а можно лишь обмениваться взглядами, высказывать суждение по тому или иному вопросу, что, конечно, для каждого интересно, ибо за время нашей разлуки мы оба в некоторых отношениях изменились, приобрели опыт, испытали много страданий и стали несколько другими людьми. Человек никогда, вернее его душа, не остается на одном месте, она должна идти вперед или назад. И вот это и есть самое интересное при встрече с близкими людьми после долгой разлуки -- узнать, "куда направлен их путь". И это легче всего понять при высказывании тех или других суждений, понять тон жизни и т.д. и т.д. Я, когда писала тебе, я вовсе не хотела доказывать, что ты неправ, а просто сообщала кое-что о том, о чем ты писал, и все-таки, на мой слух, ты "не совсем верно"... Тут дело не в фактах, а в освещении их. Ты совершенно прав, если стоять на точке зрения, скажем, на которой я стояла в прежние времена. Но теперь для меня она невозможна. Что тут не понять: "что лучше, быть первым в деревне, чем вторым в городе или, как ты пишешь, последним...". Но сейчас для меня это не играет роли, последний, так последний, "а судьи кто?" И гордость, и самолюбие я считаю очень дурными свойствами человеческой души, приносящими очень большие страдания, прежде всего тому, кто ими обладает. У нас, у меня еще меньше, чем у других, эти качества были сильно развиты, и мы ими гордились, и вот в этом большая наша ошибка. И очень я жалею тебя, что ты по-прежнему "горд и самолюбив", я уже почти избавилась от этих свойств нашей души. Если бы ты пошел по моему пути, то ты бы теперь смеялся над тем, что Ник. Андр. Мих.-- человек очень пошлый и с маленькой душой, заставил тебя так страдать. Но уверяю тебя, что ты послушался его не потому, что что-то не одобрил он, а потому, что и тебе что-то не нравилось в этой профессии. И почему он оказался авторитетом для тебя даже тогда, по правде сказать, я понять не могу, ведь он принадлежал к тому типу, каким ты никогда не думал быть. Ведь у тебя и ум, и склад человека скорее такого, как был дядя Сережа <Сергей Андреевич Муромцев> и ему подобные. Это, конечно, была ошибка обратиться к Настиному мужу, человеку по натуре очень дурному. Да, по правде сказать, это не важно. Был бы тем или иным. Люди достигают того или другого только в том случае, если они этого хотят, любят это ремесло. Если бы ты любил что-нибудь больше себя или даже как себя, то, поверь, никто тебя отговорить не мог. У нас не способностей мало, а любви. Самая сильная пружина для человеческого духа -- это любовь в какой-либо области, это не было, и она творит то, что принято называть чудом. А для этого нужно любить что-нибудь выше себя, выше своего самолюбия, выше гордости, хотя бы честолюбие или славу. Вот Вася Сах.<новский>169 так любит театр и много достиг. Большинство же из нас занималось тем, что не любило. [Несколько строк густо вымарано]. Почему нужно всегда занимать первые места? Последними мы нигде бы не были, а нам именно хотелось быть на самом верху. Но пишу я это не для спору, а для того, чтобы ты понял, что я в некоторых отношениях изменилась.
   Относительного твоего сходства с Маней <Марией Сергеевной Брюан> настаиваю. Ты с ней легче бы сговорился, чем со мной. Уверяю тебя. Она тоже была и самолюбива, и горда и этим гордилась. Кроме того, это черты дяди Сережи <Сергея Андреевича Муромцева> увлекаться при устройстве себе комнаты или квартиры. Вспомни дачу в Царицыне. Устроил, а затем почти сам и не жил в ней. А тетя Маня <Мария Николаевна Муромцева-Климентова> совершенно иной человек (о ней как-нибудь на досуге напишу). Она раз устроит себе что-нибудь и живет уже своей светско-музыкальной жизнью, причем ей совершенно все равно, с кем жить, и с кем бы она ни жила, она всегда будет тех людей эксплуатировать, но в то же время дружить с ними, ей все равно, кто ее служитель, кто будет смеяться над ее шутками и рассказами. Тетя Маня о себе мало думает, как о себе, копанье в себе -- наша черта, а не ее. Оля <Ольга Сергеевна Шаврина> больше взяла от матери, чем Маня, как и Володя <Владимир Сергеевич Муромцев>. Маня <Мария Сергеевна Брюан> даже свой талант приписывает отцу, а не матери, и правда, тетя Маня рядом с ней была очень топорна и в суждениях, и во вкусе, и в исполнении, хотя самый голос у тети Мани был, вероятно, лучше Маниного. Но, конечно, Вы с ней очень разные люди, но есть и родственные черты, даже, если хочешь, артистичность, любовь к порядку, ясность, трезвость суждений в деловых отношениях и лиричность в личных, а главное -- искание "идеала" в любви, чего у меня, например, совершенно нет. Я знаю, что никакого идеала нет, а есть преображение во всякой любви, от этого и разочарование. Счастье, когда полюбишь порядочного человека, личность, и несчастье, когда оказывается предметом твоих чувств маленький пошлый человек. И самое трагичное, что человек долго боится в этом сознаться, и все делает глупость за глупостью, верит всякой чепухе, которую говорит тот, кому это нужно. Так было и с Маней. Ведь и погибла она потому, что пережила ужасную драму. Ты знаешь, у нее был мужской ум, а женского не было ни на йоту. Тут она была доверчива до жути. [Несколько строк густо вымараны]. Тетя же Маня в этом отношении совсем дите. А Маня жила этим, как много сил отдавал этому и ее отец. Ну, достаточно, "погуторила".
   Очень я расстроилась Андреем Георгиевичем <Гусаковым>. Бедный, какая тяжелая старость. Но все-таки, пожалуй, лучше, что он в Москве: хоть Рита, О. Хр., Н.<иколай> Д.<митриевич> <Зелинский>, ты, а там он был бы совсем один. Надо все сделать, чтобы М. Ф170. за ним ходила бы. Конечно, и ей нелегко: с чужим, стариком, как всякий старик, он, конечно, порой бывает очень не эстетичен. В таких случаях только возможна любовь. Но где ее взять? Еще хорошо, что М.Ф. по своей профессии ловко может делать некоторые вещи, а представь, если бы на ее месте была бы женщина, которая не умеет ходить за больными, то было бы хуже. С М.Ф. старайся быть ласковый. Делай комплименты, может, тогда она будет добрее к бедному А.<ндрею> Г.<еоргиевичу>. Я представляю, как он устал при своих недугах на этих завтраке и обеде, но, с другой стороны, и М.Ф. нельзя осуждать, эта суета дала ей возможность легче провести этот день. Повторяю, что она любила Павлика <Павла Николаевича Муромцева>. Это всегда говорит и Верочка, а потому ей хотелось провести этот день, как она считает наилучшим. Вот тут и сказываются разные полочки. Кроме того, она, несомненно, женщина, которая обладает "здоровым эгоизмом", а потому ей и в голову не пришло, что А.<ндрею> Г.<еоргиевичу> именно тяжелы все эти обеды в этот день, что он от них еще больше расстроился. Но не у всех есть талант перевоплощаться в другого человека. Люди со "здоровым эгоизмом" этого таланта не имеют. Ты очень хорошо написал А.<ндрея> Г.<еоргиевича>, я и не представляла, что он стал таким. Его следовало бы в этот день куда-нибудь увезти, но, конечно, некому было. Вообще, жаль его мне очень. Завтра настучу ему письмо. Он всегда очень радуется, когда я пишу ему, а это лето я пишу ему гораздо реже. Деньги я послала на этот раз на имя М. Ф. Об этом я уже А.<ндрею> Г.<еоргиевичу> сообщила, это выходит гораздо дешевле, да и где теперь А.<ндрею> Г.<еоргиевичу> ходить в Торгсин, когда он и по комнате едва передвигается. Шепни ему, что я всегда буду и тебе сообщать, когда буду посылать им денег, а то письмо может пропасть. Пусть он не беспокоится.
   Смеялась твоему юмору насчет "угнетенных" женщин, мы с Галей повеселились.
   [Несколько строк густо вымараны].
   Кирочка <Всеволодовна Муромцева> нас с Галей тоже сегодня повеселила, рассмешила своим письмом. В ней, как ни грустно, есть какой-то дефект в мышлении. Она не умеет вывести следствие из причины. А так в ней много милого. Жаль ее очень. Я чувствую в ней много родственного и поэтому ей, вероятно, очень трудно с ее родственниками. Одно хорошо, что в ней есть Севочкина <Всеволода Николаевича Муромцева> легкость, а так как ее меньше в детстве ломали, а вернее совсем не ломали, то в ней нет никакого озлобления, какое было в нем.
   Будь здоров, драгоценный мой. Главное, старайся на все смотреть философски. Я поставила последнюю карточку на стол, чтобы лучше представить, какой ты теперь. Посылаю тебе чаепитие в саду: Марта, Галя и Вероника. Леня снимал. Ствол пальмы. Ствол оливки, заборчик отделяет бассейн, где стирают белье.
   Сейчас дулась с Леней в дураки [так в тексте], он чаще меня оставляет, хотя находит, что я недурно играю в эту игру. Сегодня я весь день писала письма тебе и Ольгам. Галя и Леня шлют привет. Ян обнимает, а я нежно целую

Твоя.

   [Приписка на л. 3 об.]: Письмо вышло длинное. Обращай внимание на некоторую местами нелогичность. В жизни одной логики мало. Борис хорошо определил, что такое ум. Ум есть внеумное понимание и правильная оценка внеумных отношений. Это очень верно. Еще раз целую.
   

33171. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

1934 г. 8 августа.
<Грасс, Франция>

   Только что получила, дорогой Митюша, письмо о Кирочке <Всеволодовне Муромцевой>. По совести скажу, я не знаю, что посоветовать. Откуда ты взял, что я вижу "во всем и во всех только хорошее и то, что мне "нравится"". Вероятно, я очень плохо выражаю свои мысли, раз ты делаешь такие выводы. Обратно -- я вижу все, и дурное острей, за что мне частенько попадает от окружающих. Но борюсь я с этим дурным лишь тогда, когда верю, что это приведет к благим результатам. Конечно, иной раз срываюсь, порчу и себе нервы, и тем, кого хочу изменить, и ничего не получается.
   Я очень тебя понимаю: положение твое очень трудное. Ты почти также бессилен сделать что-нибудь для нее, как и я. И от этого бессилия ты обвиняешь меня, что я "ограничивалась пожеланиями, чтобы она не вышла замуж или рассуждениями похожа ли она на Севу <Всеволода Николаевича Муромцева>, лучше ли она его или хуже и восторгалась ее наивностью". Прежде всего, никакого восторга от её наивности я не испытываю. Я лишь отметила эту черту ее -- понятное желание найти в ней что-нибудь хорошее, так как ее отрицательные черты бьют в глаза. А что я могу, по чистой совести, посоветовать, не зная ни ее, ни ее теток, ни условий ее жизни ни дома, ни вне его. Могу для твоего осведомления сообщить о своем впечатлении, создавшемся на основании твоих и ее писем, может быть, мое впечатление и грешит многими погрешностями, хотя оно совпадает с твоими выводами.
   Думаю, что Кирочка полна недостатков для совместной жизни, дает повод быть собой недовольной, но тетка ее, вероятно, женщина бессердечная, узкая, не умеющая понять психику молодой, простенькой, но в то же время трудной девицы. Тут должна быть любовь матери. Очень неудачная дочь у Фанюры172, хуже во много раз Кирочки, но какие чудеса все же из нее делает мать. Конечно, помогают и средства. Но это к слову.
   Теперь о том, что, мне кажется, следовало бы ей или с ней поступить. Думаю, что у нее отношения с семьей ее матери едва ли улучшатся. Если по месяцам не разговаривают -- дело плохо. Жить при таких условиях очень тяжело и вредно для нее. Я думаю, что и ссоры происходят от взаимного непонимания, от разности кровей, от разности возрастов. Можно было бы вступить в переписку с тетками и узнать, в чем они обвиняют Кирочку и из-за чего все это происходит. Дать понять, что они старшие, более умные и от них зависит установить те или иные отношения, что мудро уступать молодым в пустяках, чем приобретается доверие, и руководить их в серьезных вопросах. Но я не знаю, поймут ли они это. Вот мы с тобой одних кровей, одной культуры, одного воспитания, но и то ты не понимаешь меня только от того, что я на некоторые вопросы смотрю иначе. В примирение Кирочки с ее родными я не верю, особенно, если тетки не питают к ней настоящей любви. Повторяю: для меня это уравнение со всеми неизвестными. Первая вариация -- примирение -- мало надежды. Вторая -- поселить Киру там же, но отдельно от родных. Но это опасно. Кто там за ней будет наблюдать... Сделает так -- ее дело. Но советовать ей... я не посоветовала бы. Третья -- взять тебе ее, на мой взгляд, ни в коем случае. Ты не здоров. Если бы она была не дефективной еще, то, м<ожет> б<ыть> она могла приносить тебе пользу, но такая, какая она есть, не думаю. Ты будешь иметь под рукой вечный повод для раздражения, что очень вредно тебе и совсем не полезно ей. Четвертая вариация: может быть, самая лучшая. Перевести ее в Москву, найти ей занятие, найти жилплощадь, дать ей среду более или менее подходящую и брать от нее отчеты в ее жизни, не чаще, чем раз в неделю, чтобы тебе не утомляться, не раздражаться зря. Но как я это могу советовать? Ведь я не знаю условий жизни, трудностей ее. Я могу обещать, что буду больше посылать ей, чем посылала, и только. Когда читала твое письмо, то у меня мелькнуло: обратиться к Е<катерине> П.<авловне> <Пешковой>? Она, если захочет, то может помочь тебе перевезти ее и найти место и жилплощадь. Попытайся. Раз она хорошо к тебе относится, то поймет, что для твоего спокойствия нужно помочь ей и приложить старания.
   Вот, дорогой мой, все, что мне приходит в голову. Горюю, что это очень мало тебя облегчит.
   В каких ты отношениях с Леной173? Может быть, и она приняла бы участие. В ней есть, если не ошибаюсь, доброта. Кира могла бы у нее бывать. м<ожет> б<ыть> П.П. мог бы помочь найти ей место. Мне кажется, что Петя, и Соня в память папы отнеслись бы к ней, как к родной, и помогли бы тебе в этом. Но опять я, может быть, ошибаюсь.
   Вон Коля <Николай Алексеевич Пушешников> и Митюшка174 как любили Ев.<гения> Ал.<ексеевича> <Бунина>175, а дали ему умереть с голода и даже не известили брата, что помощь необходима. Равнодушие теперь у многих чудовищное.
   Если бы у меня были средства, то я выписала бы ее сюда. Уверена, что справилась бы с ней без большого труда. Но на нет и суда нет.
   Ведь, если бы М.Ф176. была такой, какой она представлялась мне раньше из писем А.<ндрея> Г.<еоргиевича> <Гусакова> в прошлом году, то можно было бы под ее наблюдение Киру поместить -- ведь Кира уже взрослая, забот больших не должна оставлять, все может сама делать, только нужно наблюдать, чтобы она не сбилась с пути, но после твоей характеристики думаю, что это будет то же, если не хуже, чем с ее тетками: бессердечие, злобное молчание.
   Из всего вышенаписанного ты видишь, что когда дело касается серьезного, никакой идеализации у меня нет -- все вижу, все понимаю -- это, кажется, одно мое достоинство. Но я могу лишь правильно судить, если знаю досконально, хотя в моей жизни бывали случаи, что я угадывала по маленьким фактам большой. Но если меня неверно осведомляют, то, конечно, я делаю неверные выводы. Ошибаются все, "не ошибается только тот, кто ничего не делает"...
   Правда, у меня есть черта мирить, но только пока я верю, что мир возможен, и что людям в разлуке будет хуже. Но ведь ты сам помнишь, как я тебя 20 лет назад уговаривала начать жить одному... Я всегда стараюсь индивидуализировать каждый случай. Знаю, что и жизнь, и душа так сложны, что трудно сразу сделать вывод.
   Знаю тоже, что иногда дурные поступки еще не означают, что человек безнадежно дурен во всем, а потому боюсь быстро делать вывод. Тут я действительно предпочитаю оправдать виновного, чем обвинить невинного. Знаю, что в иных случаях лаской можно сделать гораздо больше, чем руганью, бранью. Важно, чтобы человеку стало стыдно, а ругань, брань, резкость раздражает, к кому это относится, и зачастую помнит лишь, что его чистили и забывает причину этой чистки. Так всегда было с мамой.
   Например, в Америке детей (я считаю это уж слишком) совсем не воспитывают, они ужасные, а когда вырастают, то понемногу приходят в норму -- это к слову.
   Написала письмо Кире. Перешли его и снимки. Не думаю, что мои строки на нее подействуют, написала на всякий случай.
   Ты не волнуйся. Как-нибудь "образуется". Только бы Кира не попала под чье-нибудь влияние. Ведь ей, кажется, уже 19 л<ет>.?
   Пришла портниха, и мы с Галей, пользуясь отсутствием наших деспотов177, вытащили все свои вещи, и пошли проекты.
   Галя шлет тебе привет, Ян и Леня в Каннах.
   Обнимаю, дорогой мой. Твоя
   

34178. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

1934 г. 10 августа.
<Грасс, Франция>

   Дорогой мой, драгоценный Митюша, получила сегодня утром оба твоих письма, таких милых и добрых. Спасибо. Я вполне тебя понимаю и понимаю твой страх за меня. Но уверяю тебя, что обойти меня трудно. Если я теперь живу далеко от людей, то были годы, когда я с ними жила тесно. Конечно, судьба моя легкая: в гуще жизни одна не жила, всегда была в привилегированном положении, люди приходили легко к нам на помощь, муж -- человек заботливый, предусмотрительный, а потому с мелочностью и жестокостью людей лично мне не доводилось сталкиваться, но видеть все это приходилось. И при моем воображении отлично понимаю, что в подобных случаях испытывала бы я. Людей я знаю и знаю, на что они бывают способны и в ту, и в другую сторону. Знаю даже, что порой можно добиться доброго поступка, играя на слабых струнах того или иного человека. Знаю, что людям нельзя позволять распускаться и, знаешь, умею не давать. Во мне порой просыпается мама. Но я вот что поняла, зато на земле есть люди, которые одарены желанием вносить прекрасное -- поэзию, музыку, живопись, скульптуру, науку и, наконец, то, что в самых начатках есть, может быть, и у меня. Когда мне приходится прочесть что-нибудь такое, то меня охватывает радость -- жила же в мире такая душа -- как радостно прочесть гениальное произведение, послушать Бетховена, увидеть Микель-Анджела [так в тексте] -- все это для среднего человека почти не нужно в повседневности, и только иногда он чувствует радость от всего этого. В нашем воспитании большой пробел: совершенно не воспитывали некоторые душевные свойства человека, а как можно воспитать и какие результаты! Как тело упражнениями можно сделать изумительным, так и душу.
   Ты спросишь, а зачем это нужно. А зачем нужен поэт? Ведь только маленькая кучка людей поистине наслаждается даже Гёте. Да и слушающие Бетховена разве умеют постичь до конца все, что хотел передать людям этот самый несчастный гений, когда-либо живший на земле. Но кроме больших гениев, больших мастеров, больших людей и больших душ родятся люди с меньшими способностями, но не с меньшим желанием сказать людям что-то свое хорошее. И уничтожить это желание, погасить его очень трудно. И эти потуги порой утешают людей. Какая-нибудь бездарная картина висит в мещанской квартире и радует людей, значит и тот, кто написал ее, внес свою лепту...
   Ты прав, с моей философией, как ты понимаешь ее, можно жить только в нашем углу. Отчасти я с тобой согласна: легче. Но и в гуще я, вероятно, жила бы почти также, конечно, мне было бы труднее, но все же возможно. Ведь я ничего не хочу проповедовать, я очень терпима, только я чаще испытывала бы страдание, волновалась бы порой, но зато там было бы больше единомышленников, хотя многие из них сильно ранили бы. Если бы мне пришлось бы служить, то я, конечно, старалась бы выбрать подходящую для своей натуры деятельность. Я почти не честолюбива, а потому всегда уступлю первое место -- так бывало, когда я занималась общественными делами и за десять лет ни с кем не поссорилась, хотя вокруг было немало ссор. При этом я иногда проявляла очень большую настойчивость, когда надо было вырвать для кого-нибудь лишнюю сотню. И никто никогда не мог заставить меня сделать то, что я считала ненужным. В деловом отношении у меня есть здравый смысл, гораздо больше, чем у Яна. Очень тут сложная штука, почему он перестал со мной советоваться. Именно в глубине души он понимает, что я права, и очень раздражается на это. Его в первую минуту объегорили по всем статьям, и, как это часто бывает, ему всего неприятнее передо мной. Но все же это так говорится, что он со мной не советуется, советуется, но не слушается и зачастую теряет. Но я не в претензии. Даже рада -- меньше мучений. Я в деловых вопросах всегда бы обратилась к понимающим людям, вникла бы в дела и, насколько возможно, вела бы их тихо. А Ян? он, правда, обращается, но не вникает, и потому ничего не понимает и легко попадает впросак. Так что обо мне не беспокойся. У меня есть, хоть и небольшая часть (но все же имеется), трезвости и здравого смысла.
   Я могу ошибаться на расстоянии, когда я не знаю человека, основываясь на показаниях, так сказать, свидетелей. Но каждому свидетелю, как ты знаешь, нужно верить осторожно. Вот мы живем впятером, и если бы каждый о каждом написал, то уверяю тебя, что ты развел руками -- были бы противоположные характеристики, особенно, если бы они были вполне искренни, а ведь давали бы люди, умеющие видеть и излагать свои мысли. Ты упрекаешь, что я не вполне верила А.<ндрею> Г.<еоргиевичу> <Гусакову>. Ну, а ты ему веришь вполне, когда он о ком-нибудь говорит? Он редко пристрастный человек, очень ревнивый, ты опять прав, его "интересует" больше всего он сам. В других он не вдумывается, если его не заставлять... Я прибавлю, что у него две краски: черная и белая... Ну как же ему верить вполне! Живи он с Зоей <Зоей Евгеньевной Шрейдер> -- было бы еще, м<ожет> б<ыть>, хуже, но я знаю, что у Зои есть качества, за которые я люблю ее, хоть жить бы с ней не хотела. [Несколько строк густо вымараны]. Мне издали казалось ясным <...> [Несколько строк густо вымараны]... Теперь еще одно недоразумение: ты пишешь, раз дядя Сережа <Сергей Андреевич Муромцев> сделал мерзость, то ты оправдываешь мерзости других. Ничего подобного. Я этим хотела сказать, что мерзости могут делать и не мерзавцы, что мерзость уживается и с благородными поступками и чувствами. Я много знаю и грехов и некрасивых поступков дяди Сережи, но знаю и другие. Ах, какие бывают пестрые люди! Важно, что перетягивает. Я живу в сливках... и если бы ты знал, что это такое! Поэтому я так легко мирюсь со своим уединением. Я уверена, если <бы> мы с тобой увиделись, то мы в пять минут договорились бы.
   Я сейчас живу с четырьмя эгоистами -- всякий, кто одарен творчеством, хоть в самой малой степени -- эгоист, здоровый эгоист! И только, мне кажется, с моей философией можно поддерживать "нэйтралитэт". Ведь каждый занят только собою и считает "свое" особенно важным. И каждому тяжело, и у каждого много дурных черт, есть, конечно, и хорошие. Тоже и искусство вытягивает из людей хорошие черты, развивает их, воспитывает, заглушает дурные. Это отчасти интересно. У меня, к сожалению, мало выдержки. Да и трудный народ они. Как-нибудь обо всем этом напишу подробнее.
   [Несколько слов густо вымараны] <...> Veroniqu Б. Ее положение хорошее. Если переживет мужа, то все будет ее,-- сделано распоряжение еще в 1918 году. А сейчас у них общность имущества. Так что половина всего принадлежит ей. И если бы ее муж влюбился, развелся, то она получила бы половину. Французские законы охраняют семью, конечно, до поры до времени.
   Так, дорогой мой, вся эта история пустяшная, не думай о ней. Я секунды не сердилась за нее. Только беспокоилась за тебя -- Галя, Леня свидетели. Будь здоров. Пиши. Нежно целую. Ян обнимает. Ника, Галя и Леня шлют дружеский привет. Твоя.
   [Приписка в верх, части перевернутого л. 1]: А лето в этом году здесь скверное! Такого еще не переживали. Еще раз целую.

Тв.

   

35179. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

12 августа 1934 года.
<Грасс, Франция>

   Дорогой мой Митюша, сегодня от тебя вестей не было, а потому хочу просто описать тебе нашу поездку, которую мы совершили на днях. Это, вероятно, и будет единственным нашим удовольствием за лето. Поездка носила полуделовой характер, предложили осмотреть кусок земли, который, как почти вся Ривьера, продается. Находится он от нас в километрах ста двадцати. Не на главной магистрали, а на веточке, соединяющей St. Raphael и Toulon [Сент-Рафаэль и Тулон], если ехать вдоль моря; главная же магистраль соединяет два эти города, идя все время по долине вдали от моря. И тут, у моря, конечно, больших городов не имеется, а много маленьких местечек. Берега изрезаны очаровательными бухточками, пляжи которых песчаные и покрытые соснами (запах смолы) и пробковым дубом. Недели две назад эти леса горели. Печальная картина: обгорелые стволы, желтые листья среди лета. По пути было много чудесного. Мы из дома, не доезжая до моря, прямо пересекли Эстерель, хребет, замыкающий нас с запада. Дорога живописна своими заросшими безднами, широкими волнистыми далями и почти полностью безлюдьем. На двадцатикилометровом пробеге попались два здания: отель для любителей дикой жизни и какой-то крестьянский дом. Выехали мы во Фрежюс, славный своими римскими останками. St. Raphael остался от нас влево. И мы быстро покатили по извилистым берегам. Зимой там пустынно, но весной, особенно летом и осенью, туда слетаются люди всяких национальностей, желающие на природе в полуголом состоянии проводить время. Много палаток -- детские, юношеские и девические лагеря. Много и дорогих отелей, вилл, много хижин.
   Выехали мы в 12 ч.<асов> 20 м.<инут>, позавтракав. Во Фрежюсе купили вина, арбуз, груш, хлеба, ветчина была с нами, и часа в три сделали привал. Выкупались. Хорошо было в машине переодеваться! А потом выпили, закусили. Немецкий юноша, писавший на берегу кому-то письмо, снял нас. Как этот снимок, так и другие постараюсь тебе прислать. Вода была чудесная, небольшая волна -- уже три года, как я плаваю недурно,-- научил Леня.
   В 4 ч.<аса> тронулись дальше. Мы ехали к дочери маминого приятеля юности, Сергея Яковлевича, она купила часть того куска, который предлагался нам.
   В этом местечке много русских, так и называется cité russe [русский город -- франц.]. У некоторых свои домики, дачки, которые здесь называются виллами, грязи и неряшества много. Большинство ходит почти голыми. У некоторых молодых человеков даже не штанишки, а лишь повязки величиною с фиговый лист, для листа они велики, но для покрытия очень мало. Прекрасный пол тоже не отстает. Спины голы, штанишки коротки, нагруднички крохотны. Заливчик чудесный, песок белый, цикады, запах смолы, много народу, прелесть! Но земля прямо у дороги, не возделана, без воды, словом, не для нас, да и лучший кусок уже отломан. Посидели в ресторанчике над морем, тоже нашем: выпили кофе с хлебом и маслом. Посмотрели на море, да и пора обратно. Конечно, снимались группой. Один здоровый парень руками поймал электрического ската; и Пэка, и Леня почувствовали сильный разряд, прикоснувшись к рыбе рукой. Словом, идиллия, все счастливы, веселы и довольны по виду, а в душе у каждого своя боль.
   Обратный путь был тоже приятен, особенно пока не стемнело. Купили вина, доедали колбасу, взятую Яном, где-то купили еще сыру. Пэка-Ника все время болтал, пил, пел, говорил об еде, а потом уверял, что ничего не ел, хотя до дому ничего не довезли. Леня сидел рядом с шофером и сосредоточенно взирал -- он по этим местам ехал впервые. Галя была не совсем здорова, а потому быстро утомлялась. Ян был в хорошем настроении, прикладывался то к водочке, то к коньяку, то к вину, и все на ходу -- облил вином рубашку и очень огорчился.
   Я много думала о тебе, жалела, что ты не с нами; хотя такое путешествие тебе было бы не по силам. Я к концу его совершенно замоталась. Не чаяла, как добраться до дому. Добрались к 11 часам. Галя тоже едва дышала. А Пэка, как огурчик! На столе ужин. Я повалилась на диван. Пульс едва слышен. У Яна лицо утомленное. Леня -- ничего, немного бледен. Но еда и вино подняли силы, и от бараньего плеча ничего не осталось, несмотря на то, что дорогой некоторые из нас часто подкреплялись...
   Спали разно, и мне, и Яну все казалось, что мы едем, а другие, кажется, спали крепко.
   Я очень рада, что проехалась -- увидала что-то новое. В тех местах я не была лет пять, а летом никогда.
   [Далее: схематичный набросок их маршрута с указанием населенных пунктов].
   Вот тебе схема. Обратно мы ехали все время вдоль моря по карнизу и свернули в долину лишь в Mondelieu [Мандельё-ла-Напуль]. От нас до Theoul'а [Теуль-сюр-Мер] мы все некогда прошли пешком. Есть в этом пути очарования, пустынные места, покрытые лесом, с маленькими, вымирающими городками. Дороги во Франции очень хороши. Ведь тут машин очень много и налог на них высокий. Но зато после каждого большого праздника, во время которого все города пустуют, очень много несчастных случаев, среди которых много и смертельных.
   Недавно в Грассе раздавили человека. Оказалось, что автомобилисты меньше месяца, как получили разрешение на управление машиной. И вот странность судьбы: оба ниццара180 жили рядом и случайно оба оказались в Грассе, чтобы один другого раздавил на гладком месте среди бела дня, на глазах публики, сидевшей в кафэ. Правда, помог этому и автобус, прибывший из Канн. Несчастный попал между ними. Было ему 26 л<ет>. Леня издали, спускаясь с горы, слышал крик присутствовавших. К счастью, пострадавшего унесли, когда он пришел на место катастрофы. У всякого своя судьба!
   Лето продолжает быть холодным. По вечерам нужно надевать пальто... Москитов тоже мало.
   Галя, Леня, Пэка шлют привет. Ян обнимает. Я нежно целую. Твоя
   [Приписка в верхней части перевернутого л. 2 об.]: Узнай при случае, получил ли А.<ндрей> Г.<еоргиевич> <Гусаков> деньги (сто фр.<анков>) через Торгсин, посланные в июле.
   

36181. В. Н. Бунина -- Д. Н. Муромцеву

7 VIII 13 августа 1934 года.
<Грасс, Франция>

   Дорогой мой Митюша, пишу тебе на новой бумаге, которую купила сегодня в Canne [Каннах], куда мы ездили с Галей за разными покупками. Главным образом, чтобы подобрать материю для ее платья. Я подарила ей свое кружевное платье -- у папы был снимок, стою в нем у буфета -- тогда носили платья узкие и до колен, а теперь мода для вечерних туалетов -- длинные платья и более воздушные, вот мы и подбирали легкую материю к этим кружевам и чехол. Все удалось. Кроме того, купили дюжину блюдечек для варенья, щипцы для завивания, кофе, бумагу для писем. Завтракали в кабачке -- кролик в соусе и сыр, вино. Мне, не сглазить, все сходит с рук. Я все-таки поправилась. Одно -- устаю. Вчера вынимала посуду с Никой и устала до странности. Уставала и сегодня несколько, хотя "пробеги" были не длинные. Мы еще сидели в Кафэ под платанами, перед глазами торт. На море смотрели мало -- больше на выставки в магазинах, не купались. День свежий, не похож на летний. Пишут, что климат на пятьдесят лет изменится, что-то происходит на солнце.
   Вернувшись домой, прочла твое письмо от 7 августа.
   Очень прошу тебя, забудь о своей вспышке. Меня она не волновала и волнует лишь поскольку это тебя возбуждает. Я так привыкла жить с людьми, которые вспыхивают по малейшему пустяку (Ян, Леня), да и сама, когда печень не в порядке, реагирую на все болезненно, что меня это не удивило. И будь ты "болен" как мы, то есть, собственно, здоров, то я не волновалась бы совсем. Но ты -- дело другое: тебе нельзя так волновать свою печень, ты ее взволнуешь, а она, взволновавши, начнет волновать тебя в десять раз сильнее. Знаю я эту прелесть. И тут одно: не позволять себе в самом начале волноваться. Конечно, легко советовать, а исполнять трудно. Теперь о деле. И в этом письме ты пишешь, что я что-то должна сделать и как-то оказать давление на М.Ф182., чтобы А.<ндрею> Г.<еоргиевичу> <Гусакову> было бы лучше. По чистой совести говорю: я не знаю как; ты упускаешь из виду, что я М.Ф. по-настоящему не чувствую живым человеком. Переписки у нас не вышло. Целыми годами сряду она мне не писала. П.<отом?> почти всегда писала мне на отвлеченные темы. О их жизни до приезда А.<нны> Г.<авриловны> к ним я ничего почти не знаю. Представь себе: тебе бы пришлось как-то влиять на Галю или Леню. Уверяю тебя, ты наделал бы много ошибок, мог добиться как раз противоположных результатов. Особенно, если нужно было "подействовать"...
   Как я, например, могу сказать М.Ф. ухаживайте за А.<ндреем> Г.<еоргиевичем>? Она меня может спросить, а, собственно, почему я должна за ним ухаживать? Если она это делала бы хорошо, то в память П. <Павла Дмитриевича Муромцева?>. Но при одном условии, если она П. любила, а если нет? Она может, конечно, сказать: прекрасно, Вы этого хотите, так платите мне за это. Располагай я средствами, я так и сделала бы. Но я не могу взять на себя никаких обязательств. И А.<ндрею> Г.<еоргиевичу>, и ей я посылаю, урывая от себя, а у меня есть еще на совести Кира <Всеволодовна Муромцева>. Как же тут быть? Мне с ней было легче, когда она казалась лучше, а теперь у меня мало надежды, если ты во всем прав. Не обижайся. Но все-таки ты ее знаешь не до конца. Может быть, с ней и можно было бы договориться. Помни, что и А.<ндрей> Г.<еоргиевич> -- человек нелегкий, а самое худшее, что между ними нет любви, а без любви трудно ухаживать за старым, больным, озлобленным человеком. Но повторяю, если ты мне скажешь: напиши ей, чтобы доктора бывали у А.<ндрея> Г.<еоргиевича>, чтобы она следила за его режимом, я напишу. Я много насмотрелась у Евг.<ения> Ал.<ексеевича> <Бунина>, когда умирала моя свекровь183. Н.К184.-- вот ты бы ее посудил: с одной стороны зверь, на всякую подлость способная, а с другой -- предана, и без нее, как без рук. Поглядел бы ты, как с ней и Ян и Юл.<ий> Ал.<ексеевич> <Бунин> обращались. А что делал сам Ев.<гений> Ал.<ексеевич> <Бунин> страшно вспомнить.
   [Приписка в верху перевернутого л.]: Следующее письмо напишу о нас. Один мой приятель всех почти людей называет сумасшедшими, кажется, недалеко от истины.
   

37185. В. Н. Бунина -- Д. H. Муромцеву

1934 г., августа 14.
<Грасс, Франция>

   Дорогой мой, милый Митюшка, крепко я думала ночью, заснула около трех, думала сегодня, и весь день о тебе, о А.<ндрее> Г.<еоргиевиче> <Гусакове> и о Кире <Всеволодовне> <Муромцевой>. Пришла к заключению, что ты должен minimum делать для других. Нельзя с одного вола двух шкур драть. Ты так много делал для других, был в твоей жизни и самопожертвованный героизм, например, Map. Серг., я и З.<инаиде> Н.<иколаевне> <Муромцевой> за нее много простила, и поэтому не только ты сам, но и я должна, прежде всего, думать о тебе. Я и думаю. А.<ндрею> Г.<еоргиевичу> могу немного помогать. В корень его положение изменить трудно, можно немного улучшить, устроить доктора, написать те или иные слова М.Ф186.-- вот и все. Но почему ты думаешь, что мои слова на М.Ф. подействовали [подействуют], особенно, если они будут в виде требования? Почему ты думаешь, что она ко мне относится хорошо? Вернее неплохо, так как я никаких ей, кажется, неприятностей не доставляла? А почему ты думаешь, если я доставлю их, то она превратится в овечку? Мне кажется, может быть, я и ошибаюсь, если я начну обременять ее заботами, то она просто перестанет отвечать мне на письма, и теперь-то она отвечает через месяц, через два. А Андрею Г.<еоргиевичу>, если у нее нет сердца, отомстит. Мой такт мне подсказывает, что ни в коем случае я не должна ей дать понять, что А.<ндрей> Г<еоргиевич> мне жаловался. Я могу одно написать: "сделайте то-то и то-то, приглашайте врача". Но и тут она может ответить: "нет денег". А я не могу больше им уделять, чем уделяла. И подумай, как А.<ндрею> Г.<еоргиевичу> ни плохо, он не захотел переходить в дом ученых. А ведь там, как ты пишешь, ему было бы лучше. Что его удерживает в Москве? Но из писем его было ясно: уехать не хотелось. Так вот одно н апиши же, что я должна написать М.Ф., чтобы я своим вмешательством не испортила бы дела, не принесла бы А.<ндрею> Г.<еоргиевичу> вреда. Прими во внимание, что при том положении, в каком находится он, он очень уязвим. Вообще, лицо, ведущее хозяйство, может много сделать неприятностей, если на то будет воля, и поймать невозможно. Узнай, кстати, получили ли они деньги (200 фр.<анков>), которые я послала им через Торгсин в июле.
   У меня был опыт в этом отношении с матерью Евг.<ения> Ал.<ексеевича> <Бунина>, Ан.<астасия> Карл.<овна> <Бунина> была фрукт в некотором отношении. И политика у ее beaux-frer'ов [beau-frère -- деверь (франц.)] была иная, чем ты предлагаешь. Они всегда делали вид, что не знают об ее проделках, ибо понимали: или нужно взять от них мать, или обходить ее, и многое достигали и лаской, и смехом, и просьбами. А она была в некоторых отношениях очень бессердечна и жестока. Ведь вообще там я насмотрелась на обнаженные натуры и поняла на всю жизнь, что человек необыкновенно пестр, поэтому, например, на Яна не произвели никакого впечатления, я уж не говорю, вызвали возмущение -- ни "последние слова П.", ни "чернильница". А он далек еще от моих "принципов"... Он чернильницы бы ни за что не отдал бы, но и возмущаться бы за желание ее приобрести не стал: "борьба за существование". Я циничнее тебя, ты гораздо принципиальнее, лучше меня и более идеально относишься к людям. Я очень чувствую людей изнутри, то есть так, как они чувствуют себя сами, как могут оправдать самих себя и поэтому-то часто и достигаю нужных результатов.
   Посылаю тебе письмо, написанное третьего дня на ту же тему, может быть, из двух вариаций поймешь меня лучше.
   Помни одно, дорогой мой, что главная забота должна быть о тебе самом. И А.<ндрей> Г.<еоргиевич>, и Кира <Всеволодовна Муромцева> о тебе думали, думают и будут думать не в ущерб себе, а вернее, совсем не думают. Французы говорят: "charité ordonnée commence par soi-même" [необходимая благотворительность начинается с себя -- франц.] -- это и есть здоровый эгоизм. Занимаешься ли языком?
   Скончался от воспаления легких Николай Иван., он некогда ценил брата Veroniqu'H, когда тот работал под его началом.
   Умирает М.Франц., ей уже 70 лет, кажется, я получила письмо от Мани. Уже прощалась. Она почти слепая. Гриша без места. На сегодня довольно. Порадуй меня, что ты чувствуешь себя сносно. Жаль, что ты не можешь хоть на неделю выехать в природу. М.<ожет> б.<ыть>, все-таки к Е.<катерине> П.<авловне> <Пешковой> езда стало спокойнее. Все стали много работать. Об Яне я уже писала. Леня тоже погрузился в свой труд. Я понемногу стала втягиваться. Мешают письма. К именинам я получила около пятидесяти, нужно всех поблагодарить, кого кратко, кого длинно. Обижаются теперь люди из-за всякого пустяка на нас. Как мне порой хочется уйти куда-нибудь подальше от всех людских претензий!..
   Относительно Парижа неизвестно. Квартиры пока не сняли. Дорого. Доходов стало очень мало. А Ян, сам знаешь, какой: то без толку тратит, то его охватывает ужас, что много истрачено. Живем, как всегда, без бюджета, без распределения денег. Наконец я добилась (года три), чтобы на стол давалась определенная сумма, а то раньше и этого не было. А здесь ему скучно. Особенно без его настоящей работы. А будет ли он работать ещё неизвестно, он ведь очень капризен в этом отношении, ты тоже знаешь.
   Как сегодня было хорошо утром у нас в саду и рассказать тебе не могу. Сегодня у нас к обеду фаршированные перцы, красного цвета с нашего огорода, делаем их по-русски, то есть со сметаной. У французов сметана совершенно не идет в кушанье, они едят с ней землянику, клубнику. Как нет у них в обиходе сливок. Я ходила и сама срывала их с гряд, они очень красиво висели, обычно Леня не позволяет, он очень ревнив к своему огороду, но пошел за ними наш Жо-зеф, и я этим воспользовалась. Как всегда в это время у нас много фиг, сырых винных ягод, но никто из нас их не любит, и много пропадает зря. А ты, любишь фиги
Ко всем произведениям автора К списку авторов