Грот Яков Карлович - Д. Н. Блудов

ТРУДЫ Я. К. ГРОTА

III.
ОЧЕРКИ
изъ
ИСТОРІИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
(1848--1893).

Д. Н. БЛУДОВЪ1).

(НЕКРОЛОГЪ).

1864

1) Спб. Вѣд. 1864, No 43.

20-го февраля по всему Петербургу быстро распространилась вѣсть о кончинѣ графа Дмитрія Николаевича Блудова. Его не стало наканунѣ, въ 31/2 часа пополудни. Важность государственныхъ должностей, которыя занималъ покойный, придаетъ особенное значеніе этой утратѣ. Но наше скромное слово можетъ относиться только къ одной сторонѣ его дѣятельности: оно вызвано чувствомъ скорби, поразившей Академію Наукъ.

Едва похоронили мы славнаго сочлена {А. X. Востокова.}, какъ смерть похитила у насъ любимаго всѣми президента. Графъ Блудовъ состоялъ въ этомъ званіи нѣсколько болѣе 8-ми лѣтъ, съ 26-го ноября 1855 года. Всѣмъ намъ памятна еще рѣчь, которою онъ 23-го декабря открылъ первое засѣданіе по вступленіи своемъ въ новую должность: особенно говорилъ онъ тогда о желательномъ сліяніи интересовъ науки съ интересами литературы, о возможномъ распространеніи въ обществѣ круга дѣйствія науки посредствомъ литературы. Съ тѣхъ поръ заботливость о благѣ ввѣреннаго ему учрежденія не покидала графа Блудова посреди важнѣйшихъ государственныхъ обязанностей, и постоянно думалъ онъ о расширеніи какъ ученыхъ, такъ и матеріальныхъ средствъ Академіи. Уже въ мартѣ 1856 года ей поручено было пересмотрѣть свой уставъ и штатъ; цѣлый рядъ засѣданій, въ которыхъ самъ президентъ иногда принималъ участіе, привелъ къ составленію проекта новаго положенія. Но по тогдашнимъ обстоятельствамъ признано было нужнымъ отложить дальнѣйшій ходъ дѣла до болѣе удобнаго времени. Недавно мысль о томъ возобновлена графомъ, но ему не суждено было дожить до ея осуществленія. Другимъ важнымъ предположеніемъ, которое занимало нашего президента въ послѣднее время его жизни, было построеніе особой химической лабораторіи, такъ какъ нынѣшняя, находясь подъ азіатскимъ музеемъ, угрожаетъ его безопасности въ случаѣ пожара и притомъ, по тѣснотѣ своей, уже не соотвѣтствуетъ современному состоянію науки. Предположеніе это удостоено уже Высочайшаго утвержденія; приведеніе его въ дѣйствіе будетъ памятникомъ послѣднихъ попеченій покойнаго президента о пользахъ Академіи Наукъ.

Вся дѣятельность графа Блудова по Академіи и его отношенія къ намъ, ея членамъ, были запечатлѣны характеромъ довѣрія и любви къ ученому сословію. Покровительствовать наукѣ въ лицѣ ея дѣятелей, входить въ положеніе каждаго изъ нихъ было отрадою для его просвѣщеннаго ума и благоволящаго сердца. Будучи поставленъ во главѣ Академіи, онъ вполнѣ понималъ свое призваніе содѣйствовать трудамъ ея съ полнымъ уваженіемъ къ занятіямъ каждаго, съ предоставленіемъ имъ совершенно свободнаго теченія, опредѣляемаго единственно требованіями науки или предпринятаго дѣла. Но что болѣе всего привязывало академиковъ къ ихъ президенту, было его теплое, снисходительное благодушіе, проистекавшее изъ его высокаго образованія. Онъ не только былъ доступенъ для насъ во всякое время, не только былъ всегда радъ выслушать всякую мысль или предположеніе: для него было потребностью и привычкою видѣть насъ вокругъ себя, бесѣдовать съ каждымъ изъ насъ о предметахъ, занимавшихъ каждаго. Академики были обычными гостями, какъ за вседневной трапезой его, такъ и на блестящихъ вечерахъ, соединявшихъ въ его салонѣ высшее петербургское общество. Въ его оживленныхъ бесѣдахъ съ нами являлся другъ Карамзина и Жуковскаго, свидѣтель и участникъ незабвенной эпохи нашей литературы, сохранявшій въ памяти лучшія ея преданія. И какъ изумительна была до конца память графа Блудова! При рѣдкой начитанности, при необыкновенномъ обиліи и разнообразіи пріобрѣтенныхъ въ долгій вѣкъ свѣдѣній, онъ помнилъ все, что когда-либо читалъ или слышалъ; любилъ дѣлиться тѣмъ, что зналъ, любилъ воспоминать и разсказывать. Для того, кто желалъ ближе ознакомиться съ нашею прошлою общественною жизнію и литературою, бесѣда графа Блудова была источникомъ и новыхъ знаній, и истиннаго наслажденія.

Родившись въ 80-хъ годахъ прошлаго столѣтія, онъ испыталъ рѣдкій удѣлъ не знать почти до конца ни болѣзни, ни ослабленія душевныхъ и умственныхъ силъ. Еще наканунѣ смерти графа, имѣвъ счастливую возможность провести часть вечера съ нимъ, мы удивлялись бодрости духа и свѣжести памяти сидѣвшаго передъ нами въ креслахъ больного. Между прочимъ рѣчь зашла о Востоковѣ, по поводу смерти котораго графъ, уже прикованный къ одру болѣзни, подписалъ слабою рукою одну весьма важную бумагу. Президентъ нашъ со вниманіемъ слушалъ подробности о жизни Востокова, самъ разсказывалъ о немъ иное, читалъ наизусть стихи покойнаго и изъявлялъ радушное участіе къ судьбѣ оставленныхъ имъ...

Послѣ того не прошло и сутокъ, какъ самъ онъ послѣдовалъ за нашимъ маститымъ сочленомъ. Эти двѣ смерти, стоящія рядомъ въ лѣтописяхъ Академіи, достойны одна другой, не смотря на далекое разстояніе въ общественномъ положеніи обоихъ отшедшихъ. Смерть уравняла это различіе. Тяжелы двѣ такія утраты, почти вдругъ постигающія Академію. Безъ всякаго лицемѣрія она можетъ сказать, что оплакиваетъ искренно, съ глубокимъ сожалѣніемъ, своего добраго президента въ просвѣщенномъ сановникѣ, котораго не забудетъ Россія. Для оцѣнки его заслугъ передъ отечествомъ это свидѣтельство, смѣемъ думать, не безъ значенія.