Грот Яков Карлович - Очерк биографии Пушкина

ТРУДЫ Я. К. ГРОTА

III.
ОЧЕРКИ
изъ
ИСТОРІИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
(1848--1893).

ОЧЕРКЪ БІОГРАФІИ ПУШКИНА.1)

1) Читанъ въ засѣданіи общаго собранія Императорскаго Русскаго Историческаго Общества 23-го февраля 1887 г.

Александръ Сергѣевичъ Пушкинъ родился въ Москвѣ 26-го мая 1799 года. Отецъ его, Сергѣй Львовичъ, принадлежалъ къ древнему дворянскому роду; въ молодости былъ онъ записанъ въ измайловскій полкъ, а потомъ, при императорѣ Павлѣ, служилъ въ гвардейскомъ егерскомъ; въ 1798 году онъ вышелъ въ отставку и поселился въ Москвѣ. Это былъ человѣкъ, который съ лоскомъ поверхностнаго французскаго образованія и свѣтскаго остроумія, соединялъ большое легкомысліе и отсутствіе строгихъ правилъ; но, не лишенный литературнаго таланта, онъ, вмѣстѣ съ братомъ своимъ, поэтомъ Василіемъ Львовичемъ, вращался въ кругу лучшихъ московскихъ писателей того времени. Жена его, Надежда Осиповна, происходила изъ семейства Ганнибаловъ, родоначальникомъ котораго былъ извѣстный арапъ Абрамъ Петровичъ, въ дѣтствѣ купленный для Петра Великаго въ Константинополѣ и награжденный при императрицѣ Елисаветѣ Петровнѣ нѣсколькими помѣстьями; однимъ изъ нихъ было село Михайловское (Зуёво) въ Псковской губерніи. Надежда Осиповна была женщина умная, но не обладала ни ровнымъ характеромъ, ни способностями доброй хозяйки. Дѣтство Александра Сергѣевича протекло частью въ Москвѣ, частью въ подмосковномъ имѣніи Захарьинѣ. Воспитателями его были иностранцы, но первыми уроками русскаго, языка былъ онъ обязанъ своей бабушкѣ со стороны матери, Марьѣ Алексѣевнѣ Ганнибалъ, и священнику Бѣликову. На ü-мъ году въ немъ начала развиваться страсть къ чтенію, находившая себѣ пищу въ богатой библіотекѣ отца его, состоявшей большею частью изъ французскихъ писателей 17-го и 18-го вѣка. Слухи о предстоявшемъ учрежденіи царскосельскаго лицея подали отцу поэта мысль отдать его въ это учебное заведеніе, и лѣтомъ 1811 г. даровитый мальчикъ былъ отвезенъ дядею въ Петербургъ и помѣщенъ въ лицей при содѣйствіи Александра Ивановича Тургенева. 19-го октября послѣдовало открытіе лицея. Вмѣстѣ съ Пушкинымъ принято было туда, по предварительному экзамену, 30 мальчиковъ, изъ которыхъ приблизительно треть получила приготовительное образованіе въ Московскомъ университетскомъ пансіонѣ, гдѣ въ концѣ прошлаго столѣтія воспитывался Жуковскій и гдѣ подъ его вліяніемъ сильно развита была любовь къ литературѣ. Это направленіе перешло и въ лицей: между воспитанниками его скоро образовалось литературное общество, въ которомъ самое видное мѣсто занялъ Пушкинъ. Молодые писатели не только въ стѣнахъ лицея издавали рукописные журналы, но и посылали труды свои въ Петербургъ и въ Москву къ журналистамъ, которые охотно ихъ печатали.

Такимъ образомъ Пушкинъ еще на лицейской скамьѣ пріобрѣлъ извѣстность своимъ блестящимъ талантомъ; тогда уже его оцѣнили Державинъ, Карамзинъ, Жуковскій, Батюшковъ и кн. Вяземскій. Почти всѣ они видѣли Пушкина мальчикомъ еще прежде въ Москвѣ, въ домѣ отца его. Вслѣдствіе случайныхъ обстоятельствъ, въ новооткрытомъ лицеѣ происходили частыя перемѣны въ составѣ начальства и наставниковъ. Оттого и преподаваніе шло вообще безпорядочно. Пушкинъ, при своей страсти къ поэзіи, мало занимался уроками, но много читалъ и быстро развивалъ свое дарованіе, какъ видно изъ множества написанныхъ имъ въ лицеѣ стихотвореній. Выпущенный въ 1817 году съ чиномъ 10-го класса, Пушкинъ поступилъ въ коллегію иностранныхъ дѣлъ. Славою своего таланта онъ уже обращалъ на себя общее вниманіе и примкнулъ къ кружку свѣтской молодежи, съ которою велъ разсѣянную жизнь, не ослабѣвая однакожъ нисколько въ своемъ поэтическомъ творчествѣ. Въ 1820 г. онъ кончилъ свою первую поэму Русланъ и Людмила, заимствованную изъ сказочнаго міра и начатую еще въ лицеѣ. По этому случаю Жуковскій подарилъ ему свой портретъ съ надписью: "Ученику отъ побѣжденнаго учителя". Между тѣмъ нѣкоторыми слишкомъ вольными стихотвореніями, которыя, какъ все, что писалъ Пушкинъ, распространялись въ обществѣ, онъ навлекъ на себя неудовольствіе высшаго правительства и едва не подвергся ссылкѣ въ Сибирь или заточенію въ Соловецкій монастырь. Только благодаря заступничеству Карамзина и статсъ-секретаря Каподистріи, императоръ Александръ Павловичъ согласился смягчить наказаніе. Оставленный на службѣ, Пушкинъ отправленъ былъ въ подвѣдомственное коллегіи иностранныхъ дѣлъ попечительство колонистовъ южнаго края, находившееся въ Екатеринославѣ подъ управленіемъ генерала Инзова. Къ счастію своему, Пушкинъ нашелъ въ немъ глубоко просвѣщеннаго и добраго начальника, вполнѣ понявшаго свою задачу сохранить Россіи ввѣренный его попеченію драгоцѣнный талантъ: въ порывахъ и шалостяхъ Пушкина онъ видѣлъ одни юношескія увлеченія и обращался съ нимъ отечески, снабжая его книгами, а за проступки наказывая его только домашнимъ арестомъ съ лишеніемъ сапоговъ. Когда, вскорѣ послѣ пріѣзда въ Екатеринославъ, заболѣвшему поэту представился случай съѣздить къ кавказскимъ водамъ съ семействомъ генерала Раевскаго, Инзовъ охотно отпустилъ Пушкина. Извѣстно, какъ плодотворно сдѣлалось для него это двухмѣсячное путешествіе,-- блестящимъ результатомъ котораго явилась поэма его Кавказскій плѣнникъ. На обратномъ пути съ Кавказа Пушкинъ провелъ три недѣли у Раевскихъ на южномъ берегу Крыма, въ прекрасномъ Юрзуфѣ, а потомъ короткое время въ имѣніи ихъ родныхъ (Давыдовыхъ) Каменкѣ, Кіевской губ., откуда онъ опять вынесъ неизгладимыя на всю жизнь впечатлѣнія.

Между тѣмъ Инзовъ, получивъ новый постъ временнаго намѣстника Бессарабской области, переѣхалъ на жительство въ Кишиневъ, куда переведено было и управленіе колоніями южнаго края, а потому тамъ долженъ былъ поселиться и Пушкинъ. Въ этомъ городѣ, посреди пестраго полуазіатскаго населенія и хаотическихъ элементовъ еще не устроившагося быта, онъ пробылъ около трехъ лѣтъ (съ послѣднихъ чиселъ сентября 1820 по іюнь 1823 г.), ведя разнузданную и разгульную жизнь въ обществѣ то молдаванъ и грековъ, которыхъ множество бѣжало сюда вслѣдствіе возстанія Греціи, то лицъ военнаго сословія, принадлежавшихъ къ расположенному здѣсь штабу. Этотъ безпорядочный образъ жизни и пылкія страсти, которымъ поэтъ предавался, не мѣшали ему однакожъ, въ часы уединенныхъ занятій, находить въ поэзіи источникъ нравственнаго очищенія и самоусовершенствованія: онъ попрежнему много читалъ, изучалъ иностранныя литературы, дѣлалъ выписки изъ книгъ, которыя самъ пріобрѣталъ на скудныя средства свои, велъ дневникъ и написалъ многія изъ. лучшихъ стихотвореній своихъ, между прочимъ свои превосходныя, свидѣтельствующія о возвышенномъ настроеніи, посланія: Чаадаеву и Овидію. Но важнѣйшими плодами его вдохновеній въ Кишиневѣ были его Братья разбойники и отзывающаяся сильнымъ вліяніемъ Байрона поэма Бахчисарайскій фонтанъ. Здѣсь же былъ уже задуманъ ЕвгенійОнѣгинъ и положено начало поэмѣ Цыганы. Поводомъ къ послѣдней послужило то обстоятельство, что за какую-то вину Пушкинъ былъ посланъ Инзовымъ въ Измаилъ; во время этой поѣздки онъ присоединился ко встрѣченному по дорогѣ цыганскому табору и кочевалъ съ. нимъ нѣсколько дней.

Въ маѣ 1823 г. новоучрежденная должность Новороссійскаго генералъ-губернатора замѣщена была графомъ М. С. Воронцовымъ; въ. его же вѣдѣніе отошла и Бессарабская область. Пушкинъ причисленъ былъ къ канцеляріи генералъ-губернатора и переѣхалъ въ Одессу, какъ центръ мѣстнаго управленія. Можно представить себѣ, какое обаяніе должна была имѣть для него, послѣ Кишинева, жизнь въ. этомъ, тогда уже богатомъ городѣ со всѣми прихотями европейской цивилизаціи, съ театромъ, итальянскою оперой, французскими ресторанами и живописнымъ видомъ въ море. Но положеніе Пушкина совершенно измѣнилось въ отношеніи къ новому его начальнику, хотя также просвѣщенному, но строгому въ соблюденіи формальной стороны служебныхъ требованій. "Онъ видитъ во мнѣ коллежскаго секретаря", писалъ Пушкинъ въ Петербургъ, "а я, признаюсь, думаю о себѣ что-то другое". Недоразумѣнія съ обѣихъ сторонъ были неизбѣжны; окончательный разрывъ между ними былъ вызванъ данною Пушкину командировкою для наблюденій надъ саранчою въ южныхъ степяхъ Новороссійскаго края. Графъ Воронцовъ имѣлъ при этомъ, весьма благородную цѣль дать Пушкину случай отличиться по службѣ, но поэту такое порученіе показалось оскорбительнымъ: онъ сталъ выражать свое неудовольствіе колкими выходками и эпиграммами, которыя жадная молва разносила по всему городу. Тогда графъ Воронцовъ рѣшился удалить Пушкина изъ Одессы и написалъ управлявшему министерствомъ иностранныхъ дѣлъ гр. Нессельроде письмо, въ. которомъ, сознавая, что поведеніе поэта во многомъ измѣнилось къ лучшему, представлялъ о необходимости перевести его на службу въ какую-нибудь другую губернію. Между тѣмъ въ Петербургѣ сдѣлалось извѣстнымъ письмо Пушкина къ одному пріятелю съ легкомысленною, но вовсе не серьезною фразою {"Школьническою шуткой", какъ впослѣдствіи выразился самъ поэтъ въ одномъ, письмѣ.}, подавшею поводъ къ обвиненію его въ безвѣріи. Послѣдствіемъ было, то, что въ іюлѣ 1824 года Нессельроде сообщилъ гр. Воронцову высочайшее повелѣніе уволить Пушкина изъ коллегіи иностранныхъ дѣлъ и отправить его въ псковское имѣніе родителей подъ надзоръ мѣстнаго начальства. Двухлѣтнее пребываніе его въ Михайловскомъ имѣло самое благотворное дѣйствіе на дальнѣйшее развитіе его характера и таланта. Уже въ Одессѣ онъ освободился отъ вліянія Байрона и принялся за изученіе Шекспира; тамъ окончилъ онъ поэму Цыганы и продолжалъ Евгенія Онѣгина, въ которомъ такъ ярко отразилось новое направленіе его поэзіи -- изображеніе русской жизни и русской природы. Въ сельскомъ уединеніи Михайловскаго онъ болѣе и болѣе знакомился съ произведеніями устной народной словесности, записывая пѣсни, сказки и пословицы которыя слышалъ, между прочимъ, отъ своей старой няни, столь знаменитой Арины Родіоновны. Въ то же время онъ углублялся въ изученіе отечественной исторіи, въ лѣтописи, и создалъ достойную Шекспира драму Борисъ Годуновъ, а вслѣдъ за нею исполненный веселости разсказъ Графъ Нулинъ.

Извѣстіе о событіяхъ 14-го декабря крайне взволновало Пушкина, тѣмъ болѣе, что онъ былъ въ дружескихъ отношеніяхъ съ главными изъ участниковъ заговора. Онъ считалъ долгомъ чести лично явиться въ Петербургъ и уже выѣхалъ было изъ Михайловскаго, но въ началѣ же дороги перемѣнилъ намѣреніе и вернулся. Воцареніе императора Николая оживило въ немъ надежды на прощеніе. Уже и прежде онъ просилъ о разрѣшеніи пріѣхать въ столицу для лѣченія мнимаго аневризма, но ему позволено было посѣщать только Псковъ. Теперь, съ перемѣною обстоятельствъ, онъ отправилъ, чрезъ псковского губернатора Адеркаса, всеподданнѣйшее прошеніе, въ которомъ, принося повинную, обѣщалъ ни въ чемъ не обнаруживать мыслей, противныхъ установленному порядку, представилъ и подписку въ томъ, что не принадлежалъ и не принадлежитъ ни къ какому тайному обществу. Въ концѣ августа мѣсяца, чрезъ нѣсколько дней послѣ коронаціи, на это прошеніе послѣдовала милостивая резолюція императора Николая привезти Пушкина, въ сопровожденіи фельдъегеря, въ Москву, при чемъ однакожъ было оговорено, что ему предоставляется ѣхать отдѣльно въ своемъ экипажѣ. 8-го сентября Пушкинъ прямо съ дороги привезенъ былъ въ Николаевскій дворецъ, гдѣ государь удостоилъ его милостиваго разговора и между прочимъ спросилъ, принялъ ли бы онъ участіе въ мятежѣ, еслибъ былъ въ Петербургѣ.-- "Непремѣнно, государь, отвѣчалъ Пушкинъ: въ заговорѣ были всѣ друзья мои: одно отсутствіе спасло меня, за что я благодарю Бога".-- Отпуская Пушкина, государь объявилъ ему свою волю, чтобы онъ впредь все написанное представлялъ на собственную цензуру его величества. Во всю остальную жизнь свою поэтъ съ непритворнымъ благоговѣніемъ вспоминалъ эту аудіэнцію.

Время, проведенное имъ послѣ того въ Москвѣ, было для него настоящимъ торжествомъ: не только въ кругу литераторовъ, но и въ знатныхъ домахъ его принимали съ почетомъ, слушали съ восторгомъ его Бориса Годунова. При его главномъ участіи основался тогда, же новый журналъ Московскій В123;стникъ, въ которомъ онъ сдѣлался однимъ изъ самыхъ дѣятельныхъ сотрудниковъ. Но исключительное отношеніе, въ какое онъ поставленъ былъ къ цензурѣ, при необходимости обращаться въ каждомъ случаѣ къ гр. Бенкендорфу, было сопряжено для Пушкина съ непредвидѣнными затрудненіями, тѣмъ болѣе, что и цензурное вѣдомство иногда предъявляло свои права на разсмотрѣніе его трудовъ. Первою испытанною имъ непріятностью было письменно выраженное ему шефомъ жандармовъ неудовольствіе за чтеніе Бориса Годунова въ обществахъ безъ предварительнаго на то разрѣшенія.

Въ маѣ 1827 года Пушкину позволено было жить въ Петербургѣ. Здѣсь начинается послѣднее десятилѣтіе его краткаго вѣка при совершенно новыхъ условіяхъ: на него обращены взоры не только всей Россіи, но и самого монарха, который, оцѣнивъ геніальнаго писателя, оказываетъ ему высокое благоволеніе. Въ полномъ сознаніи своихъ силъ, Пушкинъ развиваетъ отнынѣ дѣятельность, которая изумляетъ насъ какъ размѣрами своими, такъ и разнообразіемъ. За множествомъ мелкихъ его стихотвореній этой эпохи невозможно слѣдить въ краткомъ очеркѣ; можно указывать лишь на крупныя его произведенія. Въ 1828 г. онъ кончаетъ VII главу Евгенія Онѣгина и съ необыкновенной быстротой создаетъ Полтаву. Частыя перемѣны мѣстопребыванія и новыя обстоятельства жизни, не уменьшая его дѣятельности, служатъ ему только поводомъ къ новымъ твореніямъ.

Въ одну изъ своихъ поѣздокъ въ Москву, въ 1828 году, онъ пораженъ красотою дѣвицы Наталіи Николаевны Гончаровой и въ слѣдующемъ году проситъ ея руки. Неполный успѣхъ этого предложенія подаетъ ему мысль предпринять второе путешествіе на Кавказъ, откуда онъ отправляется на театръ турецкой войны, къ фельдмаршалу графу Паскевичу, и памятниками этого любопытнаго эпизода его жизни являются впослѣдствіи: замѣчательное описаніе Путешествія въ Арзрумъ въ прозѣ и неконченная поэма Галубъ въ стихахъ. Въ 1830 году, въ день Свѣтлаго Христова Воскресенья, онъ получаетъ согласіе Гончаровой, и 18-го февраля 1831 вѣнчается съ нею въ Москвѣ, въ церкви Стараго Вознесенья. По поводу предстоящей женитьбы, отецъ Пушкина выдѣлилъ ему свое родовое помѣстье Болдино (200 душъ) въ Нижегородской губерніи. Для вступленія во владѣніе этимъ имѣніемъ, поэтъ отправился туда осенью 1830 года, во время свирѣпствовавшей въ Москвѣ холеры. Эта поѣздка замѣчательна по множеству сочиненій въ стихахъ и въ прозѣ, которыя были написаны тамъ бъ короткое время. Къ числу ихъ принадлежали: нѣсколько драматическихъ трудовъ, Повѣсти Бѣлкина, Домикъ въ Коломнѣ, Лѣтопись Села Горохина, Моя родословная Тогда же окончена была послѣдняя глава Евгенія Онѣгина. Первое лѣто послѣ женитьбы проведено было въ дорогомъ Пушкину, по воспоминаніямъ, Царскомъ Селѣ. Вмѣстѣ съ Жуковскимъ, прибывшимъ туда же съ высочайшимъ Дворомъ, Пушкинъ обратился къ новому для нихъ обоихъ роду поэзіи и написалъ нѣсколько сказокъ въ народномъ духѣ. Въ это же время написаны имъ двѣ патріотическія пьесы Клеветникамъ Россіи и Бородинская годовщина. Болѣе и болѣе склоняясь къ историческимъ трудамъ, онъ тогда же возымѣлъ мысль приняться за исторію любимаго своего героя Петра Великаго, уже воспѣтаго имъ въ поэмѣ Полтава. Государь, одобривъ это предпріятіе, повелѣлъ открыть ему доступъ въ государственные архивы. Вслѣдъ за тѣмъ Пушкинъ снова былъ зачисленъ, по высочайшей волѣ, въ вѣдомство коллегіи иностранныхъ дѣлъ съ жалованьемъ по 5,000 руб. асс. въ годъ. Эта милость доставляла ему существенную помощь въ его экономическихъ затрудненіяхъ, естественно увеличившихся со времени его женитьбы, при лежавшихъ на немъ долгахъ и дороговизнѣ столичной жизни съ потребностями нѣкоторой роскоши, къ которымъ привыкла молодая жена. Для удовлетворенія ихъ, деньги, выручавшіяся съ продажи его сочиненій, были далеко не достаточны, хотя книгопродавцы и журналисты уже довольно щедро оплачивали его рукописи.

Къ 1832 и началу 1833 г. относится повѣсть Дубровскій; къ послѣднему, кромѣ того: Родословная моею героя, Мѣдный всадникъ, Русалка и Анджело.

Съ зимы 1832 Пушкинъ посвящаетъ большую часть своего времени занятіямъ въ архивахъ. Встрѣтивъ, при этомъ, матеріалы для исторіи Пугачевскаго бунта, еще никѣмъ не затронутой, Пушкинъ рѣшился прежде всего обработать ее въ видѣ отдѣльнаго этюда, а рядомъ съ этой работой, какъ дополненіе ея, написалъ бытовую повѣсть изъ эпохи Пугачевщины, подъ заглавіемъ Капитанская дочка. Чувствуя необходимость побывать на сценѣ дѣйствія, онъ осенью 1833 г. испросилъ отпускъ въ Казань и Оренбургъ, осматривалъ мѣстности, разспрашивалъ старожиловъ, и въ концѣ ноября, возвратясь въ Петербургъ, представилъ государю въ рукописи свою Исторію Пугачевскаго бунта. Въ послѣдній день того же года императоръ Николай повелѣлъ выдать ему заимообразно 20 т. р. на напечатаніе этого труда и въ то же время пожаловалъ автора въ камеръ-юнкеры. На покрытіе же издержекъ, сопряженныхъ съ жизнью при Дворѣ и въ высшемъ обществѣ, ему, въ 1835 г., даровано было въ ссуду 30 т. р. асс. безъ процентовъ, съ вычетомъ этого долга изъ его жалованья.

Въ 1836 г. къ прежнимъ занятіямъ и заботамъ Пушкина присоединились новыя. Низкій уровень, на которомъ находилась наша литература и особенно критика, давно уже внушалъ поэту и друзьямъ его мысль основать свой особый органъ для противодѣйствія людямъ, присвоившимъ себѣ вредную монополію въ журнальномъ дѣлѣ. Съ этою же цѣлію Пушкинъ, по снятіи съ него опалы, принялъ горячее участіе, сперва въ Московскомъ Телеграфѣ Полевого, затѣмъ въ Московскомъ Вѣстникѣ Погодина, а позднѣе въ Литературной Газетѣ барона Дельвига, въ которой, какъ прежде и въ Телеграфѣ, помѣщалъ колкія замѣтки противъ ложнаго направленія и меркантильнаго духа тогдашней журналистики. Къ этимъ соображеніямъ присоединялась и забота о матеріальныхъ выгодахъ, заставлявшая Пушкина мечтать объ изданіи политической и литературной газеты, для которой имъ уже была выработана и программа. Когда же этотъ планъ не удался, то онъ испросилъ разрѣшеніе издавать чисто литературный журналъ и основалъ трехмѣсячный Современникъ, котораго при жизни его, въ теченіе 1836 года, вышло четыре книги. Однакожъ это изданіе, по своему спокойному и умѣренному характеру, не имѣло большого успѣха и не поправило дѣлъ Пушкина.

Между тѣмъ зависть и вражда къ поэту не дремали, подстрекаемыя иногда съ его стороны язвительными выходками и стихами, отъ привычки къ которымъ онъ не могъ вполнѣ отрѣшиться. Одно изъ такихъ стихотвореній {На выздоровленіе Лукулла.} навлекло на него непримиримую ненависть графа С. С. Уварова. Другимъ заклятымъ врагомъ Пушкина была одна дама высшаго круга, салонъ которой служилъ сборнымъ мѣстомъ всего дипломатическаго корпуса. Злорѣчіе, давно направленное противъ семейной жизни поэта, разразилось наконецъ, въ ноябрѣ 1836 года, оскорбительными для Пушкина подметными письмами. Къ несчастію онъ, при всей возвышенности своихъ помысловъ, при глубокорелигіозномъ настроеніи, которое усвоилъ себѣ въ послѣдніе годы, не умѣлъ побѣдить мелкаго тщеславія и суетности, заставлявшихъ его приносить столько жертвъ большому свѣту, не умѣлъ отнестись къ клеветѣ съ мудрымъ презрѣніемъ и хладнокровіемъ. Адскій умыселъ, руководившій неизвѣстнымъ авторомъ подметныхъ писемъ, вполнѣ достигъ своей цѣли: кипя гнѣвомъ и ревностью, взволнованный до изступленія, Пушкинъ на оскорбленія отвѣчалъ оскорбленіями же и такимъ образомъ вынудилъ обвиняемаго имъ въ распространеніи тѣхъ писемъ иностранца Дантеса прислать ему вызовъ: несмотря на всѣ старанія друзей поэта, особенно Жуковскаго, предупредить кровавую развязку, дѣло кончилось дуэлью 27-го января 1837 года. Пушкинъ былъ смертельно раненъ въ правый бокъ пулею изъ пистолета и черезъ два дня скончался въ страшныхъ мученіяхъ. На смертномъ одрѣ онъ имѣлъ отраду испытать великодушное участіе государя, приславшаго къ нему лейбъ-медика Арендта и собственноручную записку, въ которой объявилъ ему милостивое прощеніе, совѣтовалъ умереть христіаниномъ и обѣщалъ свое покровительство его семейству. На погребеніе Пушкина выдано было 10,000 р. асс., съ его наслѣдниковъ сложенъ весь лежавшій на немъ долгъ и сверхъ того пожаловано 50 т. р. асс. на напечатаніе его сочиненій, съ продажи которыхъ выручка опредѣлена на составленіе отдѣльнаго капитала въ пользу дѣтей покойнаго. Въ то же время два сына его зачислены въ Пажескій корпусъ, и какъ имъ, такъ и вдовѣ, назначены пенсіи. Такъ проницательный монархъ умѣлъ оцѣнить заслуги русскому просвѣщенію великаго поэта, которому суждено было украсить его царствованіе.

Въ предыдущемъ изложеніи очерчены главнымъ образомъ внѣшнія обстоятельства жизни Пушкина. Обыкновенно біографіи писателей не представляютъ съ этой стороны большого разнообразія и интереса. Въ жизни Пушкина мы видимъ противное, благодаря его пылкой, страстной природѣ въ соединеніи съ геніальностью. Люди этого рода рѣдко уживаются со средою, въ которую они поставлены. Примѣромъ тому могутъ служить другіе два писателя: Ломоносовъ и Державинъ. Крутыя перемѣны въ жизни Пушкина были всякій разъ вызываемы его столкновеніями съ дѣйствительностью. Какъ удаленіе его на югъ было слѣдствіемъ своенравныхъ увлеченій его таланта, какъ послѣдующая ссылка его въ деревню имѣла причиною неправильное его отношеніе къ чуждому для него служебному поприщу, такъ и виною самой смерти его было его ненормальное положеніе въ большомъ свѣтѣ. Такимъ образомъ вся жизнь Пушкина, съ краткими промежутками успокоенія, можетъ назваться бурною. Въ горнилѣ страстей развивался съ необычайной быстротою его геній, требовавшій безпрерывной дѣятельности. Только этою неодолимою потребностью творчества объясняется его плодовитость, позволившая ему въ краткій 25-тилѣтій срокъ (начиная съ 13-тилѣтняго возраста) оставить потомству такое богатое литературное наслѣдіе, которое въ жизни менѣе сильнаго дарованія потребовало бы цѣлаго ряда десятилѣтій: многіе знаменитые писатели начали создавать важнѣйшія свои произведенія только съ того возраста, въ которомъ Пушкинъ кончилъ свое земное поприще. Слѣдя за развитіемъ этого мощнаго духа, мы не можемъ не замѣчать, какъ въ каждомъ изъ періодовъ его творчества, на которое жизнь его дѣлится самыми событіями, созданія его становятся все зрѣлѣе и глубже. Каждый изъ этихъ періодовъ характеризуется своими особыми чертами. Главныя изъ такихъ чертъ указаны выше, при описаніи его жизни. Въ послѣднемъ ея періодѣ геній его достигаетъ полной возмужалости и самостоятельности. Ложныя сужденія тогдашней близорукой и пристрастной критики уже не могутъ поколебать его сознанія въ своей исполинской мощи: онъ ищетъ одобренія въ одномъ собственномъ судѣ своемъ. Во всѣхъ родахъ литературы онъ является первостепеннымъ мастеромъ и неподражаемымъ художникомъ. Отъ лирической поэзіи онъ смѣло переходитъ къ эпосу и драмѣ на твердой національной почвѣ, и наконецъ останавливается почти исключительно на эпическомъ родѣ и на исторіи. Стихъ его, сохраняя прежнюю звучность и образность, пріобрѣтаетъ еще большую сжатость и изящную простоту. Такова и проза его, въ мужественной простотѣ своей достигающая небывалой прелести. Вмѣстѣ съ тѣмъ и душевное настроеніе его становится все возвышеннѣе и чище, и при сильномъ патріотическомъ одушевленіи принимаетъ глубоко-религіозный оттѣнокъ. Съ такими задатками совершенства чего нельзя было ожидать отъ поэта въ лучшую пору его жизни? Но не даромъ онъ, въ какомъ-то ясновидящемъ предчувствіи, лихорадочно спѣшилъ создавать; не даромъ мысль о смерти давно занимала его и все съ новой настойчивостью къ нему возвращалась. Судьба его была -- явиться въ мірѣ русской мысли яркимъ метеоромъ и навѣки обогатить русскій народъ дивными дарами своего генія.