Книговод

Тысяча одна ночь

Тысяча_и_одна_ночь


Тысяча одна ночь.

Арабскія сказки Шехеразады. Съ иллюстраціями.

Полный переводъ съ позднѣйшаго исправленнаго и дополненнаго англійскаго изданія Л.  Шелгуновой.

Типографія Т-ва И. Д. Сытина, Пятницкая улица, свой домъ.
Москва.-- 1908.

   Находящіяся въ нѣкоторыхъ мѣстахъ текста мелкія цифры обозначаютъ ссылки на примѣчанія, помѣщенныя въ концѣ книги.
   

ОГЛАВЛЕНІЕ.

   Вступленіе
   ГЛАВА I. Начинается съ первой ночи и кончается въ половинѣ третьей ночи
   Купецъ и Шайтанъ
   Первый шейкъ и лань
   Второй шейкъ и двѣ черныя собаки
   Третій шейкъ и мулъ
   ГЛАВА II. Начинается въ половинѣ третьей ночи и кончается посреди девятой
   Рыбакъ
   Царь Юнанъ и мудрецъ Дубанъ
   Мужъ и попугай
   Завистливый визирь, царевичъ и вѣдьма
   Продолженіе сказки о царѣ Юнанѣ и мудрецѣ Дубанѣ
   Продолженіе сказки о рыбакѣ
   Молодой царь и черные острова
   ГЛАВА III. Начинается съ половины девятой ночи и кончается въ половинѣ восемнадцатой
   Носильщикъ, три багдадскихъ женщины, три царскихъ нищихъ и т. п.
   Первый царственный нищій
   Второй царственный нищій
   Завистникъ и тотъ, кому онъ завидовалъ
   Продолженіе сказки второго царственнаго нищаго
   Третій царственный нищій
   Продолженіе сказки багдадскихъ женщинъ и т. д.
   Первая изъ трехъ багдадскихъ женщинъ
   Вторая сестра изъ трехъ багдадскихъ женщинъ
   Заключеніе сказки о багдадскихъ женщинахъ
   ГЛАВА IV. Начинается въ половинѣ восемнадцатой ночи и кончается въ половинѣ двадцать четвертой
   Сказка о трехъ яблокахъ
   Нуръ-Эдъ-Динъ и его сынъ и Шемсъ-Эдъ-Динъ и его дочери
   ГЛАВА V. Начинается съ половины двадцать четвертой ночи и кончается на половинѣ тридцать второй
   Горбунъ
   Разсказъ христіанина-маклера
   Разсказъ надсмотрщика султана
   Разсказъ еврея-врача
   Исторія, разсказанная портнымъ
   Исторія цырюльника
   Разсказъ цырюльника о его первомъ братѣ
   Разсказъ цырюльника о его второмъ братѣ
   Разсказъ цырюльника о третьемъ братѣ
   Разсказъ цырюльника о его четвертомъ братѣ
   ГЛАВА VI. Разсказъ цырюльника о его пятомъ братѣ
   Разсказъ цырюльника о его шестомъ братѣ
   Продолженіе исторіи, разсказанной портнымъ
   Продолженіе исторіи горбуна.
   ГЛАВА VI. Начинается съ половины тридцать второй ночи и кончается на половинѣ тридцать шестой
   Исторія Нуръ-Эдъ-Дина и Энисъ-Эль-Джелисъ
   ГЛАВА VII. Начинается въ серединѣ тридцать шестой ночи и кончается въ серединѣ сорокъ четвертой
   Исторія Ганема, сына Эюба, по прозванію Раба любви
   Исторія раба Кафура
   Продолженіе исторіи Ганема, сына Эюба, по прозванію Раба любви
   ГЛАВА VIII. Начинается съ половины сто семнадцатой ночи и кончается въ половинѣ сто тридцать седьмой
   Исторія Таджъ-Эль-Мулука и султанши Дуніи
   Исторія Азиза и Азизехъ
   Продолженіе исторіи Таджъ-Эль-Мулука и султанши Дуніи
   ГЛАВА IX. Начинается со сто пятьдесятъ третьей ночи и кончается сто шестьдесятъ девятой
   Исторія Али, сына Беккара, и Шемсъ-Энъ-Нигара
   ГЛАВА X. Начинается со сто семидесятой ночи и кончается въ половинѣ двѣсти сорокъ девятой.
   Исторія царевича Камараль-Земана и царевны Бадуръ
   Исторія двухъ царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада
   Продолженіе исторіи двухъ царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада
   Продолженіе исторіи двухъ царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада
   Исторія Неамеха и Ноамъ
   Конецъ исторіи Эль-Амджада и Эль-Асада
   Примѣчанія
   

Вступленіе.

   Во имя преблагого и милостиваго Господа! 1)
   Слава Господу, милосердному Дарю, Создателю вселенной, поднявшему небеса безъ столбовъ и, какъ ложе, разсѣявшему землю 2). Да снизойдетъ благословеніе и миръ на царя апостоловъ, нашего господина и учителя Магомета и его семью, да снизойдутъ на него до дня страшнаго суда долгіе и прочные благословеніе и миръ.
   Приступаемъ къ разсказу: жизнь предыдущихъ поколѣній можетъ служить урокомъ для будущихъ. Замѣчательныя происшествія, случившіяся съ другимъ, могутъ служить человѣку предостереженіемъ, а исторія народа прежнихъ временъ и всего, что съ нимъ происходило, можетъ обуздать его. Да будетъ прославлено совершенство того, кто обратилъ исторію прежнихъ поколѣній въ урокъ послѣдующимъ. Тѣмъ же могутъ служить разсказы "Тысяча одной ночи", съ своими романтическими исторіями и сказками.
   Говорятъ 3), что въ былыя времена жилъ царь Индіи и Китая, владѣвшій многими войсками, тѣлохранителями, служителями и домашней прислугой; у него было два сына: старшій -- уже взрослый, а младшій -- еще юноша. Оба царевича были прекрасными наѣздниками, въ особенности старшій, наслѣдовавшій царство отца и правившій своими подданными съ такой справедливостью, что всѣ обитатели его царства и все населеніе любили его. Его звали царемъ Шахріаромъ 4), а младшаго брата звали Шахъ-Земаномъ 5), и онъ былъ царемъ Самарканда. Они правили своими государствами и царствовали надъ своими подданными въ теченіе двадцати лѣтъ благополучно и счастливо. По прошествіи этого времени, старшій царь почувствовалъ сильное желаніе видѣть своего брата и приказалъ своему визирю 6) отправиться къ нему и привести его,
   Посовѣтовавшись по этому поводу съ визиремъ, онъ тотчасъ же отдалъ приказъ приготовить хорошіе подарки, а именно: лошадей, украшенныхъ золотомъ и драгоцѣнными камнями, мамелюковъ, красивыхъ дѣвственницъ и дорогихъ тканей 7). Затѣмъ онъ написалъ брату письмо 8), въ которомъ выразилъ сильное желаніе видѣть его, и, запечатавъ, передалъ визирю вмѣстѣ съ вышеупомянутыми подарками, приказавъ своему министру напрячь всѣ свои силы и, подобравъ полы одежды, постараться вернуться обратно. Визирь, не теряя времени, отвѣчалъ: "Слышу и повинуюсь" и началъ готовиться къ отъѣзду: онъ уложилъ свои вещи, перевезъ грузъ и въ теченіе трехъ дней готовъ былъ къ выѣзду. На четвертый день онъ простился съ царемъ Шахріаромъ и направился по степямъ и пустынямъ. Онъ ѣхалъ и ночь и день, и каждый находившійся подъ главенствомъ царя Шахріара царь, черезъ столицу котораго онъ проѣзжалъ, выходилъ къ нему навстрѣчу 9) съ богатыми подношеніями и дарами изъ золота и серебра и угощалъ его въ теченіе трехъ дней 10), послѣ чего на четвертый день онъ въ теченіе цѣлаго дня сопровождалъ его и затѣмъ прощался. Такимъ образомъ визирь продолжалъ свой путь, пока не приблизился къ Самарканду, куда онъ послалъ нарочнаго, чтобы предупредить царя Шахъ-Земана о своемъ приближеніи. Нарочный вошелъ въ городъ, спросилъ, какъ пройти во дворецъ, и, войдя къ царю, поцѣловалъ прахъ у ногъ его 11) и сообщилъ ему о приближеніи визиря его брата, вслѣдствіе чего Шахъ-Земанъ приказалъ своимъ главнымъ царедворцамъ и сановникамъ своего государства выѣхать къ нему навстрѣчу. Они исполнили это приказаніе и, встрѣтивъ визиря, привѣтствовали его и вплоть до самаго города шли у его стремянъ. Визирь явился самъ къ царю Шахъ-Земану, высказалъ въ видѣ привѣтствія молитву о небесной къ нему милости, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и сообщилъ ему о желаніи брата видѣть его, послѣ чего онъ передалъ ему письмо. Царь взялъ письмо, прочелъ и понялъ его содержаніе 12) и отвѣчалъ, высказавъ готовность повиноваться приказанію брата.
   -- Но,-- сказалъ онъ, обращаясь къ визирю,-- я не поѣду, пока не угощу тебя въ продолженіе трехъ дней.
   Въ силу этого онъ помѣстилъ его во дворецъ, достойный его званія, размѣстилъ отрядъ его по палаткамъ и распорядился всѣмъ, касающимся ихъ ѣды и питья, и такимъ образомъ они Прожили три дня. На четвертый день онъ собрался въ путь, приготовилъ свои вещи и собралъ дорогіе подарки, соотвѣтствующіе достоинству его брата.
   Окончивъ эти сборы, онъ послалъ впередъ свои палатки, и верблюдовъ, и муловъ, и прислугу, и тѣлохранителей, назначилъ визиря правителемъ страны во время своего отсутствія, и выѣхалъ во владѣнія брата. Но въ полночь 13) онъ вспомнилъ, что оставилъ во дворцѣ вещь, которую ему надо было взять съ собою, и, вернувшись за нею, онъ засталъ свою жену, спящей на его постели вмѣстѣ съ рабомъ-негромъ, уснувшимъ рядомъ съ нею. При видѣ этого у него потемнѣло въ глазахъ, и онъ проговорилъ про себя: "Если такъ поступается въ то время, какъ я не успѣлъ еще выѣхать изъ города, то какъ же поведетъ себя эта подлая женщина, когда я буду гостить, у брата?" Онъ выдернулъ свой мечъ и въ постели же убилъ обоихъ, послѣ чего тотчасъ же вернулся, отдалъ приказъ къ выѣзду и направился въ столицу брата.
   Шахріаръ, обрадованный вѣстью о его приближеніи, сейчасъ же отправился къ нему навстрѣчу, привѣтствовалъ его и съ восторгомъ поздоровался съ нимъ. Онъ приказалъ по этому случаю разукрасить городъ 14) и старался веселымъ разговоромъ занять брата. Но мысли царя Шахъ-Земана были полны воспоминаніемъ о поведеніи его жены; имъ овладѣла страшная тоска; лицо его поблѣднѣло, а тѣло похудѣло. Братъ его замѣтилъ, какая произошла въ немъ перемѣна, и, думая, что причиною ея можетъ быть отсутствіе изъ дому, воздержался отъ разспросовъ, но по прошествіи нѣсколькихъ дней онъ, наконецъ, сказалъ ему:
   -- О, братъ мой, я вижу, что тѣло. твое худѣетъ, и лицо твое сдѣлалось блѣднымъ.
   -- О, братъ мой, -- отвѣчалъ онъ,-- у меня есть душевное горе. Но онъ не сообщилъ ему о поведеніи жены, чему онъ былъ свидѣтелемъ.
   -- Мнѣ хотѣлось бы, чтобы ты отправился со мною на охоту,-- предложилъ ему Шахріаръ,-- Можетъ-быть, она развлечетъ тебя.
   Но онъ отказался, и Шахріаръ отправился на охоту одинъ.
   Во дворцѣ царя нѣкоторыя окна выходили въ садъ; и въ то время, какъ царскій братъ смотрѣлъ въ одно изъ нихъ, дверь изъ дворца отворилась, и изъ нея вышло сначала двадцать рабынь, а потомъ двадцать рабовъ-негровъ, вслѣдъ за ними вышла жена царя, замѣчательная необыкновенной красотой и граціей 15); и всѣ они прошли къ фонтану, кругомъ, котораго и расположились. Царская жена затѣмъ крикнула: "О, Месудъ!" и вслѣдъ за тѣмъ къ ней подошелъ черный рабъ и поцѣловалъ ее; она сдѣлала то же самое. Точно такъ же дѣлали и другіе рабы и женщины; и всѣ они забавлялись такимъ образомъ до самаго вечера.Увидавъ это зрѣлище, ШахъЗеманъ подумалъ:
   "Клянусь Аллахомъ, мое несчастіе менѣе велико, чѣмъ это!"
   Его тоска и горе нѣсколько успокоились, и онъ не могъ болѣе отказываться отъ яствъ и питья.
   Когда братъ его вернулся съ охоты, и они поздоровались другъ съ другомъ, царь Шахріаръ замѣтилъ, что цвѣтъ лица брата его, Шахъ-Земана, поправился, и онъ пріобрѣлъ здоровый видъ, и что послѣ постояннаго воздержанія онъ сталъ ѣсть съ аппетитомъ. Царь очень удивился и сказалъ:
   -- О, братъ мой! Когда я видѣлъ тебя въ послѣдній разъ, лицо твое было блѣдно, а теперь оно посвѣжѣло; скажи мнѣ, что съ тобой?
   -- Я разскажу тебѣ о причинѣ блѣдности моего цвѣта лица,-- отвѣчалъ Шахъ-Земанъ, -- но извини меня, если я не сообщу тебѣ, почему свѣжесть снова вернулась ко мнѣ.
   -- Прежде всего,-- продолжалъ Шахріаръ,-- сообщи мнѣ причину твоей блѣдности и твоей болѣзненности. Говори же.
   -- Ну, такъ знай, о, братъ мой,-- отвѣчалъ онъ,-- что, когда ты послалъ своего визиря пригласить меня къ себѣ, я собрался въ дорогу и только что выѣхалъ изъ города, то вспомнилъ, что забылъ дома тотъ брильянтъ, который я привезъ тебѣ въ подарокъ, вслѣдствіе этого я вернулся за нимъ во дворецъ и нашелъ жену свою, спящей у меня на постели вмѣстѣ съ чернымъ рабомъ; я убилъ ихъ обоихъ и поѣхалъ къ тебѣ, но голова моя была постоянно занята мыслями объ этомъ дѣлѣ, и вотъ почему я былъ такъ блѣденъ и слабъ: причину же своего выздоровленія, прости меня, я разсказать тебѣ не могу.
   Услыхавъ разсказъ брата, царь сказалъ:
   -- Именемъ Аллаха умоляю тебя сообщить мнѣ причину твоего выздоровленія.
   И братъ разсказалъ царю все, что видѣлъ.
   -- Я хочу видѣть это своими собственными глазами,-- сказалъ Шахріаръ.
   -- Въ такомъ случаѣ, -- отвѣчалъ Шахъ-Земанъ,-- сдѣлай видъ, что снова отправляешься на охоту, и спрячься здѣсь со мною, и ты увидишь, что будетъ, и лично удостовѣришься во всемъ.
   Послѣ этого Шахріарѣ тотчасъ же далъ знать, что онъ имѣетъ намѣреніе поохотиться еще разъ. Войска его вышли изъ города съ палатками, и царь послѣдовалъ за ними и, отдохнувъ немного въ лагерѣ, сказалъ своей прислугѣ:
   -- Не допускайте ко мнѣ никого.
   Онъ переодѣлся и вернулся къ брату во дворецъ и сѣлъ у одного изъ оконъ, выходившихъ въ садъ; и послѣ того, какъ онъ пробылъ тамъ нѣкоторое время, женщины и госпожа ихъ вошли въ садъ вмѣстѣ съ черными рабами и начали то же самое, что разсказывалъ царскій братъ, и продолжали до самой вечерней молитвы.
   Когда царь Шахріаръ увидалъ все это, онъ совершенно потерялъ голову и сказалъ своему брату Шахъ-Земану:
   -- Вставай и пойдемъ, куда глаза глядятъ, и откажемся отъ нашихъ государствъ до тѣхъ поръ, пока мы не увидимъ, что подобное несчастіе постигло кого-нибудь еще, а не однихъ насъ; если же мы этого не увидимъ, то смерть лучше нашей жизни.
   Братъ его согласился на это предложеніе, и они вышли въ маленькую дворцовую дверь и шли постоянно дни и ночи, пока не пришли къ дереву, стоявшему посреди поляны на берегу ручья, неподалеку отъ морского берега. Они напились изъ ручья воды и сѣли отдохнуть; съ наступленіемъ полнаго дня, солнце точно затуманилось, и передъ ними выросъ черный столбъ, поднимавшійся къ небу и приближавшійся къ Лугу. Пораженные ужасомъ при этомъ зрѣлищѣ, они влѣзли на дерево, къ счастью, невысокое, и стали оттуда смотрѣть, что изъ этого выйдетъ, и увидали, что это былъ Шайтанъ 16), гигантскаго роста, широкоплечій и огромный, съ сундукомъ на головѣ.
   Онъ спустился на землю и подошелъ къ дереву, на которомъ сидѣли оба царя. Помѣстившись около него, онъ открылъ сундукъ, вынулъ изъ него ящикъ поменьше, который тоже открылъ, и изъ этого ящика вышла молодая женщина, миловидная и прекрасная, какъ ясное солнце. Шайтанъ, взглянувъ на нее, сказалъ: "О, женщина благороднаго происхожденія, которую я унесъ въ вечеръ ея свадьбы! Мнѣ хочется поспать немного". И, положивъ голову къ ней на колѣни, онъ заснулъ.
   Красавица подняла тутъ глаза и увидала на деревѣ двухъ царей; послѣ чего она тотчасъ же сняла голову Шайтана съ своихъ колѣнъ и, положивъ ее на землю, встала подъ деревомъ и стала дѣлать царямъ знаки, точно хотѣла сказать:
   -- Сходите и не бойтесь этого дьявола.
   Они ей отвѣчали:
   -- Ради самого Аллаха умоляемъ тебя извинить насъ въ этомъ отношеніи.
   -- Ради того же самаго прошу васъ спуститься,-- сказала она.-- Если же вы этого не сдѣлаете, то я разбужу Шайтана, и онъ предаётъ васъ лютой смерти.
   Испугавшись такихъ угрозъ, они сошли къ ней, пробыли съ нею, сколько она желала. Затѣмъ она достала изъ кармана мѣшечекъ, а изъ мѣшечка вынула шнурокъ съ нанизанными на немъ девяноста восемью перстнями и спросила ихъ:
   -- Знаете ли вы, что это такое?
   -- Нѣтъ, не знаемъ,-- отвѣчали они.
   -- Владѣтели этихъ перстней,-- сказала она,-- всѣ были допущены къ бесѣдѣ со мной, совершенно такой, къ какой вы сейчасъ были допущены, безъ вѣдома этого глупаго Шайтана; поэтому и вы, братья, дайте мнѣ по кольцу
   Они сняли для нея съ своихъ пальцевъ по кольцу, и затѣмъ она сказала имъ:
   -- Этотъ Шайтанъ похитилъ меня въ вечеръ моей свадьбы и заперъ меня въ ящикъ, а ящикъ поставилъ въ сундукъ, придѣлавъ къ нему семь замковъ, и, спрятавъ меня такими. образомъ, поставилъ сундукъ на дно бушующаго моря, подъ плещущія волны, не зная, что если кто-нибудь изъ нашего пола пожелаетъ что-нибудь сдѣлать, то никому не остановить ее. Въ подтвержденіе этого вотъ что говоритъ одинъ изъ поэтовъ:
   
   Не вѣрь ты женщины лживымъ обѣщаньямъ:
   Вѣдь вся любовь и ненависть у нихъ
   Однѣмъ страстямъ подчинена всегда,
   Любовь ихъ невѣрна; и ихъ одежды
   Скрываютъ подъ собою вѣроломство.
   Разсказъ мой про Юсуфа да послужитъ
   Тебѣ примѣромъ и спасетъ тебя
   Отъ ихъ искусно скрытаго коварства;
   Или тебѣ невѣдомо, что Иблиссъ,
   Изгналъ изъ рая за жену Адама,
   
   А другой поэтъ говоритъ:
   
   Да, женщинамъ опасно запрещать:
   Такой запретъ въ нихъ создаетъ влеченье
   Какъ разъ къ тому, что запрещаютъ имъ,
   И ихъ желанье превращаетъ въ страсть.
   Когда мнѣ знать такую страсть придется,
   То я, конечно, испытаю то же,
   Что испытали до меня другіе.
   Достоинъ удивленья тотъ, который
   Умѣлъ спастись отъ женщины сѣтей...
   Скажи тому, кто удрученъ несчастьемъ,
   Что вѣдь оно не вѣчно. Какъ минуетъ
   Блаженство, такъ минуетъ и несчастье 17).
   
   Когда цари услыхали отъ нея эти слова, они были поражены сильнѣйшимъ удивленіемъ, и одинъ сказалъ другому:
   -- Если даже Шайтанъ подвергнулся еще большему несчастно, чѣмъ подвергнулись мы, то это можетъ послужить намъ утѣшеніемъ.
   И они тотчасъ же ушли и вернулись въ городъ.
   Только что они вернулись во дворецъ, Шахріаръ приказалъ обезглавить свою жену, рабынь и черныхъ рабовъ, и послѣ этого онъ ввелъ обыкновеніе послѣ каждой ночи, проведенной съ дѣвственницей, убивать ее., Такимъ-образомъ онъ поступалъ въ продолженіе трехъ лѣтъ; и народъ заропталъ противъ него и бѣжалъ съ своими дочерьми: и въ городѣ не осталось ни одной дѣвушки, погодамъ годной для брака18). Въ такомъ, положеніи находились дѣла, когда царь приказалъ визирю привести ему дѣвушку, согласно его обыкновенію; и визиръ отправился на поиски и ни одной не нашелъ. Онъ вернулся домой въ ярости и досадѣ, боясь, что царь съ нимъ что-нибудь сдѣлаетъ.
   У визиря было двѣ дочери, старшую изъ которыхъ звали Шехеразадой, а младшую -- Дунеазадой. Старшая читала много историческихъ книгъ и жизнеописаній предшествовавшихъ царей и разсказовъ о прошлыхъ поколѣніяхъ. Говорятъ, будто у нея было собрано до тысячи книгъ по исторіи, разсказывающей о предшествовавшихъ поколѣніяхъ и царяхъ, и произведенія поэтовъ; и, увидавъ теперь отца, она сказала ему:
   -- Отчего это ты такъ, измѣнился и такъ молчаливъ и печаленъ?
   Одинъ изъ поэтовъ говоритъ:
   
   Скажи тому, кого гнететъ забота, что заботы не вѣчны.
   Какъ минуетъ счастье, такъ минуетъ и несчастье.
   
   Когда визирь услыхалъ слова дочери, онъ передалъ ей все, что случилось съ нимъ относительно приказанія царя, на что она отвѣчала ему:
   -- Клянусь Аллахомъ, о, мой отецъ, выдай меня замужъ за этого царя, или я умру и, слѣдовательно, послужу выкупомъ за дочь какого-нибудь мусульманина или я останусь жить и избавлю всѣхъ отъ него.
   -- "Аллахомъ заклинаю тебя, -- вскричалъ онъ,-- не подвергать себя такой опасности!
   Она же сказала:
   -- Такъ должно быть.
   -- Въ такомъ случаѣ, -- сказалъ онъ,-- я боюсь, чтобы съ тобой не случилось того же, что случилось въ разсказѣ объ ослѣ, о волѣ и о мужѣ.
   -- А что это такое, о, мой отецъ?-- спросила она.

   -- Знай, о, дочь моя, -- сказалъ визирь, -- что жилъ-былъ одинъ " богатый купецъ, имѣвшій скотъ, жену и дѣтей; и Господь, имя котораго онъ прославлялъ, даровалъ ему способность понимать языкъ животныхъ и птицъ. Купецъ этотъ жилъ въ деревнѣ, и въ домѣ у него были оселъ и волъ. Волъ, прійдя въ стойло, гдѣ былъ.привязанъ оселъ, увидалъ, что онъ вымытъ и вычищенъ, а въ ясляхъ у него насыпанъ ячмень и рѣзаная солома, и оселъ спокойно жевалъ; хозяинъ, обыкновенно выѣзжалъ на немъ по дѣламъ и скоро возвращался, и однажды купецъ слышалъ, какъ волъ говорилъ ослу: "Тебѣ кормъ пойдетъ впрокъ! Я совсѣмъ измученъ, а ты только отдыхаешь, ѣшь просѣянный ячмень, люди прислуживаютъ тебѣ, а хозяинъ лишь изрѣдка ѣздитъ на тебѣ и возвращается, тогда какъ я постоянно пашу и верчу мельничное колесо". Оселъ отвѣчалъ: "Когда ты пріидешь въ поле и на шею тебѣ надѣнутъ ярмо, лягь и не вставай, хотя бы тебя осыпали ударами, или же встань и лягъ во второй разъ; и когда тебя приведутъ обратно и поставятъ передъ тобой бобы, не ѣшь ихъ, какъ будто ты боленъ; не ѣшь и не пей день, или два дня, или три дня, и такимъ образомъ ты отдохнешь отъ тревоги и труда". Вслѣдствіе этого, когда работникъ пришелъ задать корма волу, онъ едва коснулся ѣды, а на слѣдующій день, когда работникъ пришелъ за нимъ, чтобы свести на пашню, онъ нашелъ его, невидимому; совершенно больнымъ. Такимъ образомъ купецъ сказалъ: "Возьми осла и паши на немъ цѣлый день". Работникъ такъ и сдѣлалъ, и, когда оселъ вернулся въ стойло вечеромъ, волъ поблагодарилъ его за сдѣланное ему одолженіе и за доставленную ему возможность отдохнуть цѣлый день, но оселъ ничего ему не отвѣтилъ, такъ какъ серьезно раскаивался. На слѣдующій день пришедшій пахарь опять взялъ осла и пахалъ на немъ до самаго вечера, и оселъ вернулся со стертой ярмомъ шеей и ослабѣвшимъ отъ усталости, а волъ, посмотрѣвъ на него, снова сталъ его благодарить и хвалить. Оселъ вскричалъ: "Какъ хорошо мнѣ жилось, и погубилъ я себя, вмѣшавшись въ чужія дѣла!" Затѣмъ онъ сказалъ волу: "Теперь ты знаешь, что я даю хорошіе совѣты: я слышалъ, какъ хозяинъ нашъ говорилъ работнику, что если волъ не встанетъ, то сведи его къ мяснику, чтобы заколоть, и изъ кожи сдѣлать хоть нату 19), поэтому я очень за тебя опасаюсь и предупреждаю тебя; да будетъ надъ тобою миръ". Волъ, услыхавъ это предостереженіе осла, поблагодарилъ его и сказалъ: "Завтра я вскочу какъ встрепанный". Онъ съѣлъ весь свой кормъ и даже облизалъ ясли. А хозяинъ подслушивалъ ихъ разговоръ.
   На слѣдующее утро купецъ и жена его пошли къ волу въ стойло и сѣли тамъ. Работникъ пришелъ и повелъ вола, а волъ, увидавъ хозяина, задралъ хвостъ и разными звуками и прыжками показалъ свою готовность служить и скакалъ такъ, что купецъ захохоталъ и отъ хохота опрокинулся назадъ. Жена его съ удивленіемъ спросила: "О чемъ ты смѣешься?" Онъ отвѣчалъ: "Я смѣюсь надъ тѣмъ, что видѣлъ и слышалъ, но не могу разсказать, а если бы разсказалъ, то умеръ бы". Она сказала: "Ты долженъ разсказать мнѣ о причинѣ твоего смѣха, если бы даже умеръ отъ этого".-- "Я не могу разсказать, -- сказалъ онъ: -- страхъ передъ смертью не дозволяетъ мнѣ".-- "Ты смѣялся только надо мною", сказала она и продолжала добиваться и мучить его до тѣхъ поръ, пока онъ совсѣмъ не изморился. Такимъ образомъ онъ собралъ своихъ дѣтей и послалъ за кадіемъ 20) и свидѣтелями, чтобы написать завѣщаніе и потомъ, открывъ женѣ тайну, умереть, такъ какъ онъ очень любилъ ее, тѣмъ болѣе, что она была дочерью его дяди и матерью его дѣтей, и онъ прожилъ съ него до ста двадцати лѣтъ. Собравъ свою семью и своихъ сосѣдей, онъ разсказалъ имъ свою исторію и прибавилъ, что долженъ умереть, лишь только откроетъ свою тайну; послѣ чего каждый изъ присутствующихъ обращался къ ней со словами: "Именемъ Аллаха умоляемъ тебя, чтобы ты бросила это дѣло и не допускала умереть твоего мужа и отца твоихъ дѣтей". Но она говорила: "Я не могу успокоиться, пока онъ не скажетъ мнѣ, хотя бы отъ этого ему пришлось умереть". Такимъ образомъ они перестали упрашивать ее, а купецъ оставилъ ихъ и отправился въ сарай, чтобы сдѣлать омовеніе и затѣмъ, вернувшись, сообщить тайну и умереть.
   У него былъ пѣтухъ и пятьдесятъ куръ, и. была собака; и онъ услыхалъ, какъ собака обратилась къ пѣтуху и съ упрекомъ сказала ему: "И ты можешь быть веселъ, когда хозяинъ нашъ готовится къ смерти?" -- "Какъ такъ?" спросилъ пѣтухъ. И собака разсказала ему всю исторію, въ отвѣтъ на что пѣтухъ вскричалъ: "Клянусь Аллахомъ! у нашего хозяина немного ума: у меня пятьдесятъ женъ да я одну утѣшу, другую побраню, а у него всего одна жена, и онъ не можетъ сладить съ нею. Отчего бы ему не взять нѣсколько прутьевъ тутоваго дерева и, войдя къ ней въ комнату, хлестать ее до тѣхъ поръ, пока она или умретъ или раскается? Послѣ этого она никогда не станетъ приставать къ нему съ разспросами". Купецъ, услыхавъ этотъ разговоръ собаки съ пѣтухомъ, одумался и рѣшился побить жену.
   -- А теперь,-- продолжалъ визирь, обращаясь къ своей дочери Шехеразадѣ, -- можетъ-быть, мнѣ лучше поступить съ тобой такъ, какъ купецъ поступилъ съ своей женой?
   -- А что же онъ сдѣлалъ?-- спросила она.
   -- Онъ срѣзалъ нѣсколько прутьевъ тутоваго дерева и спряталъ ихъ въ своей комнатѣ, а затѣмъ сказалъ женѣ: "Пойдемъ къ тебѣ въ комнату, и я скажу тебѣ тамъ тайну и, пока меня никто не видалъ, умру". А лишь только она вошла, онъ на ключъ заперъ дверь и билъ ее до тѣхъ поръ, пока она не лишилась почти чувствъ и не закричала: "Я раскаиваюсь". Она цѣловала ему руки и ноги и вышла съ нимъ изъ комнаты, и всѣ присутствующіе и вся семья очень радовались, и они до самой смерти счастливо прожили вмѣстѣ.
   Дочь визиря, выслушавъ разсказъ отца, сказала ему:
   -- А все-таки надо сдѣлать по-моему.
    Онъ приготовилъ ее и отправился къ царю Шахріару. А она стала учить сестру, сказавъ ей:
   -- Когда я уйду къ царю, я пошлю звать тебя къ себѣ, и, когда, ты пріидешь ко мнѣ и выберешь подходящее время, скажи: "О, сестра моя, разскажи мнѣ какую-нибудь исторію, чтобы скоротать время". И я начну разсказывать тебѣ исторію, которая, если угодно Богу, послужитъ средствомъ освобожденія.
   Отецъ ея, визирь, повелъ ее къ царю, который, увидавъ ее, обрадовался и сказалъ:
   -- Такъ ты привелъ мнѣ то, что я желалъ?
   -- Да,-- отвѣчалъ визирь.
   Когда царь познакомился съ ней, она заплакала.
   -- Что съ тобою?-- сказалъ онъ ей.
   -- О, царь,-- отвѣчала она, -- у меня есть младшая сестра., и мнѣ хотѣлось бы проститься съ нею.
   Царь послалъ за нею, и она пришла и, обнявъ сестру, сѣла на край постели и, выждавъ удобную минуту, сказала:
   -- Ради Аллаха, о, сестра моя, разскажи намъ какую-нибудь исторію, чтобы скоротать время.
   -- Охотно,-- отвѣчала Шехеразада, -- если добродѣтельный царь позволитъ мнѣ.
   А царь, услыхавъ эти слова и не чувствуя желанія спать, былъ доволенъ возможностью послушать исторію, и такимъ образомъ въ первую ночь изъ тысячи одной ночи Шехеразада начала свои разсказы.

ГЛАВА ПЕРВАЯ,
Начинается съ первой ночи и кончается въ половинѣ третьей ночи,

Купецъ и Шайтанъ.

   -- Мнѣ разсказывали, о, счастливый царь,-- сказала Шехеразада, -- что жилъ на свѣтѣ купецъ, обладавшій крупнымъ богатствомъ. Купецъ этотъ велъ крупную торговлю съ окрестными государствами, и однажды онъ сѣлъ на лошадь и поѣхалъ въ сосѣднюю страну собирать долги. Истомленный отъ зноя, онъ сѣлъ подъ деревомъ въ саду и, засунувъ руку въ мѣшокъ у своего сѣдла, досталъ кусочекъ хлѣба и финикъ, находившіеся у него между провизіей. Съѣвъ финикъ, онъ бросилъ косточку, и передъ нимъ тотчасъ же явился огромнаго оста Шайтанъ, который подошелъ къ нему съ поднятымъ огромнымъ мечомъ въ рукѣ и сказалъ:
   -- Вставай для того, чтобъ я могъ убить тебя, какъ ты убилъ моего сына. "
   -- Какъ я убилъ твоего сына?-- спросилъ купецъ.
   -- Когда ты ѣлъ финикъ, -- отвѣчалъ онъ,-- и бросилъ косточку, она попала моему сыну въ грудь и, по опредѣленію судьбы, онъ тотчасъ же умеръ.
   Купецъ, услыхавъ эти слова, вскричалъ:
   -- Поистинѣ мы принадлежимъ Господу и поистинѣ мы должны вернуться къ Нему! Силой и властью обладаетъ только Всевышній, Великій Господь! Если я убилъ его, то сдѣлалъ это неумышленно и совершенно не зная этого, и я вѣрю тебѣ, что ты тотчасъ же простишь мнѣ.
   -- Смерть твоя, -- отвѣчалъ Шайтанъ, -- неизбѣжна, такъ какъ ты убилъ моего сына.-- И, говоря такимъ образомъ, онъ схватилъ его, бросилъ на землю и поднялъ руку, чтобъ убить мечомъ.
   Тутъ купецъ горько заплакалъ и сказалъ Шайтану:
   -- Предоставляю судьбу свою Господу, такъ какъ никто не можетъ избѣжать того, что опредѣлено Имъ...-- И, продолжая свои сѣтованія, онъ повторилъ слѣдующіе стихи:
   
   За яснымъ днемъ дождливый день -- то время,
   А въ нашей жизни двѣ есть половины:
   Счастливая и полная страданій.
   Скажи тому, кто упрекнетъ тебя
   За всѣ твои несчастья и невзгоды;
   Да развѣ счастье лишь однимъ вельможамъ
   Дается Небомъ? Развѣ ты не видишь,
   Что трупы мертвыхъ плаваютъ по морю,
   А жемчугъ драгоцѣнный остается
   Сокрытымъ въ глубинахъ морского дна?
   Когда рука судьбы насъ поражаетъ,
   То вѣсть о томъ несчастій приноситъ
   Намъ медленный холодный поцѣлуй.
   На небѣ счета нѣтъ, горящимъ звѣздамъ;
   Но только ликъ луны и солнца меркнетъ,
   И въ мракъ затменье погружаетъ землю.
   Деревьямъ на землѣ нѣтъ счету тоже,
   Но только въ тѣ каменьями бросаютъ,
   Что носятъ на вѣтвяхъ своихъ плоды.
   Ты похвалами восхваляешь дни,
   Когда тебя рука ласкаетъ счастья,
   И не боишься ты несчастныхъ дней,
   Которые злой рокъ приноситъ людямъ.
   
   Когда онъ окончилъ читать стихи, Шайтанъ сказалъ ему:
   -- Не трать словъ попусту, смерть твоя неизбѣжна.
   -- Ну, такъ знай, Шайтанъ,-- отвѣчалъ купецъ,-- что у меня есть долги, которые надо заплатить, что у меня много имущества, есть дѣти, жена, есть заклады; и поэтому позволь мнѣ съѣздить домой и отдать всѣмъ, что слѣдуетъ, и затѣмъ я вернусь къ тебѣ; я обязуюсь клятвеннымъ обѣщаніемъ, что вернусь къ тебѣ, и ты сдѣлаешь со мною, что угодно. Самъ Богъ пустъ будетъ свидѣтелемъ моихъ словъ.
   Шайтанъ принялъ его условіе и отпустилъ его, взявъ обѣщаніе, что по прошествіи года онъ вернется.
   Купецъ послѣ этого вернулся въ свой городъ, сдѣлалъ все, что считалъ нужнымъ сдѣлать, заплатилъ каждому, что былъ долженъ, и сообщилъ женѣ и дѣтямъ о томъ, что съ нимъ случилось. Услыхавъ это, какъ они, такъ и его родные и женщины заплакали. Онъ назначилъ опекуна надъ дѣтьми и прожилъ съ своей семьей до конца года. Тогда онъ взялъ подъ мышку саванъ 1), простился съ своими домашними и сосѣдями, и со всѣми родными и противъ воли поѣхалъ, а семья его плакала, кричала и стонала.
   Онъ ѣхалъ, пока не добрался до вышеупомянутаго сада, что было въ первый день Новаго года, и въ то время, какъ онъ сидѣлъ, оплакивая несчастіе, обрушившееся на него, къ нему подошелъ уже старый шейкъ2), который велъ лань ша цѣпочкѣ, привязанной къ шеѣ. Шейкъ привѣтствовалъ купца пожеланіемъ ему долголѣтія и сказалъ:
   -- Что за причина, что "ты сидишь одинъ въ такомъ мѣстѣ, зная, что это притонъ Шайтана?
   Купецъ разсказалъ ему, что случилась за исторія между нимъ и Шайтаномъ, и о причинѣ его пребыванія здѣсь. Шейкъ, владѣтель лани, очень удивился и сказалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, о, братъ мой, твоя вѣрность велика и исторія твоя удивительна! Если бъ ее могли запомнить, то она послужила бы урокомъ всякому, кто захотѣлъ бы видѣть въ ней предостереженіе!
   И, опустившись подлѣ него, онъ сказалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, о, братъ мой! Я не покину этого мѣста до тѣхъ поръ, пока не увижу, что выйдетъ у тебя съ Шайтаномъ.
   Расположившись подлѣ него, онъ началъ бесѣдовать. А купецъ почти лишился чувствъ; ег.о охватили страхъ, ужасъ, страшное горе и ужасная тревога. Въ то время, какъ владѣтель лани сидѣлъ подлѣ него, вдругъ къ нимъ подошелъ второй шейкъ, съ двумя черными собаками и, поклонившись, спросилъ у нихъ: "Зачѣмъ сидятъ они въ такомъ мѣстѣ, которое считается притономъ Шайтана", и они разсказали ему всю исторію съ начала до конца.
   И лишь только онъ сѣлъ подлѣ нихъ, какъ подошелъ третій шейкъ съ пѣгимъ муломъ и задалъ имъ тотъ же вопросъ, на который былъ данъ тотъ же отвѣтъ.
   Вслѣдъ за этимъ поднялась пыль и закрутилась громаднымъ столбомъ, двигавшимся со стороны пустыни; затѣмъ пыль разсыпалась, и показался Шайтанъ съ обнаженнымъ мечомъ въ рукѣ и съ глазами, изъ которыхъ сыпались искры. Онъ приблизился къ нимъ и, вытащивъ отъ нихъ купца, сказалъ ему:
   -- Встань для того, чтобъ я могъ убить тебя, какъ ты убилъ моего сына, живого духа моего сердца.
   Купецъ зарыдалъ и заплакалъ, и три шейка точно такъ же выразили свое горе, плача и громко рыдая и сѣтуя. Но первый шейкъ, хозяинъ лани, пришелъ въ себя и, поцѣловавъ руку Шайтану, сказалъ ему:
   -- О, ты, Шайтанъ, вѣнецъ царей дьяволовъ! Если я разскажу тебѣ исторію какъ свою, такъ и этой лани, и ты найдешь ее занимательной и даже болѣе занимательной, чѣмъ исторія этого купца, то отдай мнѣ право на треть его крови?
   -- Хорошо,-- отвѣчалъ онъ.-- О, шейкъ, если ты разскажешь мнѣ исторію и я найду ее такой, какъ ты говоришь, то отдамъ тебѣ третью часть своего права на его кровь.
   

Первый шейкъ и лань.

   -- Ну, такъ знай же, о, Шайтанъ,-- сказалъ шейкъ,-- что эта лань -- дочь брата моего отца и одной со мной крови и плоти. Я взялъ ее себѣ въ жены, когда она была молода3), и прожилъ съ нею около тридцати лѣтъ; но дѣтей у насъ не было, и потому я взялъ себѣ въ наложницы рабыню4), и отъ нея у меня родился мальчикъ, красивый, какъ молодой мѣсяцъ, съ. прелестными глазами, съ тонкими бровями, съ статными ногами, и онъ, вырастая мало-по-малу, дожилъ до пятнадцати лѣтъ. Въ это время мнѣ неожиданно пришлось ѣхать въ другой городъ съ большимъ запасомъ товаровъ.
   Двоюродная сестра моя, вотъ эта лань, училась волшебству и гаданью съ юныхъ лѣтъ; и во время моего отсутствія она обратила вышеупомянутаго мальчика въ теленка, а мать его -- въ корову5) и отдала ихъ подъ надзоръ пастуха. Вернувшись послѣ долгаго отсутствія, я спросилъ, гдѣ мой сынъ и его мать, и она сказала:
   -- Рабыня твоя умерла, а сынъ твой бѣжалъ, но куда -- я не знаю.
   Услыхавъ это, я горевалъ цѣлый годъ и плакалъ до самаго празднества жертвоприношеній6), когда я послалъ къ пастуху и приказалъ ему выбрать для меня жирную корову. Онъ привелъ мнѣ корову, и она оказалась моей наложницей, обращенной этой ланью. Я загнулъ полы своего платья, заворотилъ рукава и, взявъ въ руку ножъ7), приготовился заколоть ее, но она такъ мычала и такъ стонала, что я ее оставилъ и при. казалъ пастуху заколоть ее и снять кожу; и онъ исполнилъ мое приказаніе, но въ ней не оказалось ни жиру ни мяса и ничего, кромѣ костей и кожи. Я раскаялся, что убилъ ее, но раскаяніе это было позднее, Вслѣдствіе этого я отдалъ ее пастуху и приказалъ привести мнѣ жирнаго теленка, и онъ привелъ мнѣ моего сына, обращеннаго въ теленка. Теленокъ, увидавъ меня, оборвалъ веревку, прибѣжалъ ко мнѣ и такъ ѣрыгалъ, такъ радовался и такъ кричалъ, что мнѣ его стало жаль, и я сказалъ пастуху:
   -- Приведи мнѣ корову, а этого...
   Тутъ Шехеразада увидала, что начало свѣтать, и не стала далѣе продолжать разсказъ. Сестра же сказала ей:
   -- Какая славная исторія! какая занимательная, веселая и пріятная!

   Но она отвѣчала:
   -- Что она значитъ въ сравненіи съ той, что я разскажу тебѣ въ завтрашнюю ночь, если я останусь жива, и царь пощадитъ меня.
   А царь сказалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, я не убью ея, пока не услышу конца исторіи.
   Послѣ этого они пріятно провели ночь до самаго утра, когда царь отправился въ залу суда, и визирь прошелъ туда же съ саваномъ подъ мышкой. Царь судилъ и производилъ допросы и смѣщалъ съ должностей до конца дня, не сказавъ визирю о томъ, что случилось. Министръ былъ очень удивленъ. Судъ былъ распущенъ, и царь вернулся къ себѣ во дворецъ,
   (На другую ночь и на всѣ послѣдующія ночи Шехеразада продолжала до такой степени заинтересовывать царя Шахріара своими разсказами, что онъ постоянно откладывалъ исполненіе надъ нею казни, въ ожиданіи, что запасъ ея занимательныхъ разсказовъ скоро кончится, и такъ какъ въ оригиналѣ каждая ночь заключалась всегда одними и тѣми же словами, то въ настоящемъ переводѣ мы выпустимъ эти повторенія).
   -- Когда шейкъ увидалъ,-- продолжала Шехеразада,-- слезы теленка, то въ сердцѣ своемъ онъ почувствовалъ жалость и сказалъ пастуху:
   -- Оставь теленка этого въ стадѣ.
   Джинни нравилась эта странная исторія, а хозяинъ лани продолжалъ:...
   -- О, господинъ царей дьяволовъ, въ то время, какъ это происходило, моя двоюродная сестра, вотъ эта лань, посмотрѣла на теленка и сказала: "Заколи этого теленка, потому что онъ жирный".
   Но я не могъ заколоть и приказалъ пастуху увести его, и онъ взялъ его и увелъ.
   На другой день я сидѣлъ у себя, когда онъ пришелъ ко мнѣ и сказалъ:
   -- О, хозяинъ! Я скажу тебѣ нѣчто, что тебѣ будетъ очень пріятно слышать, и тебѣ надо будетъ вознаградить меня за хорошую вѣсть8).
   -- Хорошо,-- отвѣчалъ я, и онъ продолжалъ.
   -- О, купецъ! У меня есть дочь, которая въ юности выучилась колдовству отъ одной старухи изъ нашей родни; и вчера я привелъ теленка, что. ты мнѣ далъ, къ ней, и она, взглянувъ на него, закрыла себѣ лицо и заплакала, а потомъ засмѣялась и сказала: "О, мой отецъ, неужели я такъ низко упала въ твоемъ мнѣніи, что ты приводишь ко мнѣ постороннихъ мужчинъ?"9) -- "Да гдѣ же,-- сказалъ я,-- тутъ посторонніе мужчины? и зачѣмъ ты плакала и смѣялась?" Она же отвѣчала: "Этотъ приведенный тобой теленокъ,-- сынъ нашаго хозяина, купца, жена котораго оборотила обоихъ, и его и мать его; и вотъ причина моего смѣха; а плакала я о его матери, такъ какъ его отецъ убилъ ее". Я до крайности этому удивился и, лишь только увидалъ, что начало свѣтать, какъ тотчасъ же поспѣшилъ увѣдомить тебя.
   Услыхавъ, о, Шайтанъ, эти слова пастуха, я отъ радости и неожиданнаго счастья охмелѣлъ безъ вина и отправился съ нимъ къ нему въ домъ, гдѣ дочь его привѣтствовала мейя и поцѣловала мнѣ руку, а теленокъ прибѣжалъ ко мнѣ и сталъ ласкаться,.
   -- Правда ли,-- сказала, я пастуховой дочери,-- то, что ты сказала объ этомъ теленкѣ?
   -- Правда, о, мой хозяинъ,-- отвѣчала она.-- Онъ -- дѣйствительно твой сынъ и родной духъ твоего сердца.
   -- Дѣвушка,-- сказалъ я,-- если ты обернешь его въ человѣка, то я дамъ тебѣ весь скотъ и все мое имущество, находящееся въ рукахъ твоего отца.
   Услыхавъ это, она улыбнулась и сказала:
   -- О, мой хозяинъ, я не желаю твоего имущества, и если возьму его, то только на двухъ условіяхъ: во-первыхъ, что ты выдашь-меня замужъ за твоего сына и, во-вторыхъ, что ты позволишь мнѣ околдовать ту, которая обратила его, а иначе я не могу быть обезпечена отъ ея чаръ.
   Услыхавъ, о, Шайтанъ, эти слова ея, я сказалъ:
   -- И ты получишь, кромѣ того, все имущество, находящееся на рукахъ твоего отца, а что касается до моей двоюродной сестры, то даже кровь ея по закону должна принадлежать тебѣ.
   Услыхавъ это, она взяла чашку, налила ее водой, пошептала надъ нею какое-то заклинаніе и, вспрыснувъ ею теленка, сказала:
   -- Если Господь создалъ тебя теленкомъ, то останься въ его образѣ и не мѣняйся; но если ты заколдованъ, то прими свой первоначальный образъ съ позволенія Божія, имя Котораго да будетъ прославлено!
   Послѣ этого онъ встряхнулся и сдѣлался человѣкомъ, а я бросился къ нему и сказалъ:
   -- Именемъ Аллаха умоляю тебя сказать мнѣ все, что двоюродная сестра моя сдѣлала съ тобою и съ твоей матерью.
   И онъ разсказалъ мнѣ все, что случилось съ ними обоими, на что я сказалъ ему.:
   -- О, сынъ мой, Господь послалъ тебѣ избавительницу и сожительницу,-- и я выдалъ за него пастухову дочь, послѣ чего она обратила мою двоюродную сестру въ лань. И такъ какъ мнѣ случилось проходить по этой дорогѣ, гдѣ я: увидалъ этого купца, то и спросилъ у него, что съ нимъ, случилось. Получивъ отъ него, отвѣтъ, я сѣлъ подлѣ него, чтобы дождаться, чѣмъ судьба его кончится. Вотъ и вся моя исторія.
   -- Удивительная исторія,-- сказалъ Шайтанъ,-- и я отдаю тебѣ свое право на треть его крови.
   Второй шейкъ, хозяинъ двухъ собакъ, подошелъ послѣ этого къ нему и сказалъ:
   -- Если я разскажу тебѣ свою исторію и исторію этихъ двухъ собакъ, и ты найдешь ее точно такъ же занимательной, то передашь ли ты мнѣ тоже третью часть твоего права на кровь этого купца?
   Шайтанъ отвѣчалъ, что передастъ,
   

Второй шейкъ и двѣ черныя собаки.

   Въ такомъ случаѣ знай же, царь царей дьяволовъ, что эти двѣ собаки -- мои братья, Отецъ нашъ умеръ и оставилъ намъ три тысячи червонцевъ: и я открылъ лавку10), покупки и продажи. Одинъ изъ моихъ братьевъ отправился путешествовать, взявъ запасъ товаровъ, и, цѣлый годъ пробродивъ съ караванами, вернулся неимущимъ.
   -- Развѣ я не отговаривалъ тебя отъ этого путешествія?-- сказалъ я.
   Онъ же заплакалъ и отвѣчалъ:
   -- О, братъ мой! Богъ, всемогущій и всеславный, предопредѣлилъ свершившееся, и говорить объ этомъ теперь безполезно: у меня ничего не осталось.
   Я взялъ его къ себѣ въ лавку, затѣмъ повелъ въ баню и одѣлъ въ дорогое платье, выбранное изъ моей собственной одежды; послѣ чего мы оба сѣли за обѣдъ, и я сказалъ ему:
   -- О, братъ мой! Вотъ я произведу расчетъ годовыхъ барышей моей лавки и, выключивъ основный капиталъ, раздѣлю ихъ пополамъ между мною и тобою.
   Я произвелъ расчетъ и нашелъ, что барышей у меня осталось двѣ тысячи червонцевъ, и, благословивъ Бога, всемогущаго и всеславнаго, я съ немалымъ удовольствіемъ раздѣлилъ барышъ на двѣ равныя части между мною и имъ. Послѣ этого второй мой братъ тоже отправился путешествовать и вернулся такимъ же неимущимъ, и я сдѣлалъ для него то же самое, что сдѣлалъ для перваго брата.
   Нѣкоторое время мы прожили вмѣстѣ, но затѣмъ братья мои опять пожелали путешествовать и стали звать меня съ собой, но я отказался.
   -- Что,-- сказалъ я,-- пріобрѣли вы во время вашихъ странствованій, и на какой барышъ могу я разсчитывать?
   Они надоѣдали мнѣ, по я не соглашался на ихъ требованія, и мы въ теченіе еще цѣлаго года продавали и покупали въ нашей лавкѣ. Но они продолжали уговаривать меня отправиться путешествовать, и я все-таки отказывался, пока, наконецъ, черезъ шесть лѣтъ я не согласился и не сказалъ имъ:
   -- О, братья мои! Намъ надо сосчитать, что мы имѣемъ.
   Мы, дѣйствительно, сосчитали, и у насъ оказалось шесть Тысячъ червонцевъ; и послѣ этого я сказалъ, имъ:
   -- Половину этого мы зароемъ въ землю для того, чтобы въ случаѣ неудачи у насъ было на что снова начать торговлю 11).
   -- Совѣтъ твой превосходенъ,-- сказали они.
   Такимъ образомъ я взялъ деньги и, раздѣливъ ихъ на двѣ равныя части, зарылъ три тысячи червонцевъ, а изъ оставшихся денегъ далъ каждому по тысячѣ. Послѣ того мы приготовили товары, наняли судно, нагрузили наши товары и отправились въ путь, продолжавшійся ровно мѣсяцъ, по прошествіи котораго мы прибыли въ городъ, гдѣ продали нашъ товаръ и на каждый червонецъ получили по десяти.
   И когда мы собирались уже пуститься въ обратный путь, то увидѣли на берегу дѣвушку, одѣтую въ лохмотья; дѣвушка поцѣловала мнѣ руку и сказала:
   -- О, хозяинъ мой! Обладаешь ли ты милосердіемъ и добротой? Если. обладаешь, то я буду благодарить тебя за нихъ.
   -- Добродѣтелями этими я обладаю,-- отвѣчалъ я,-- но тебѣ не зачѣмъ благодарить меня за нихъ.
   -- О, хозяинъ мой,-- сказала она,-- возьми меня въ свои жены и увези отсюда. Такъ какъ я сама отдаюсь тебѣ12), то будь ко мнѣ добръ; я заслуживаю, чтобы со мною обращались хорошо и ласково, и буду тебѣ за это благодарна. Не думай обо мнѣ дурно, видя меня въ настоящемъ положеніи.
   Услыхавъ это, я былъ тронутъ до глубины души и почувствовалъ къ ней нѣжность, въ силу исполненія предопредѣленія Всевышняго, которому мы приписываемъ могущество и славу. Я взялъ ее, одѣлъ, устроилъ ей очень хорошенькое помѣщеніе на суднѣ и сталъ ласково и внимательно обращаться съ нею.
   Мы подняли паруса, и я такъ привязался къ своей женѣ, что изъ-за нея пренебрегалъ обществомъ братьевъ, которые вслѣдствіе этого стали меня ревновать и даже завидовать моему богатству и обилію моихъ товаровъ, глядя завистливымъ окомъ на мое положеніе. Они сговорились убить меня и взять мое имущество, сказавъ:

   -- Убьемъ брата и возьмемъ себѣ все его состояніе.
   И дьяволъ представилъ имъ этотъ поступокъ въ хорошемъ видѣ. Они пришли ко мнѣ въ то время, какъ я спалъ рядомъ съ женой, и, взявъ насъ обоихъ, бросили въ море.
   Но лишь только жена моя очнулась, она ударилась и превратилась въ вѣдьму13) и тотчасъ же, ухвативъ меня, перенесла на островъ и на нѣкоторое время исчезла. Но утромъ она вернулась и сказала мнѣ:
   -- Я -- жена твоя, которая перенесла тебя и спасла отъ смерти съ позволенія Бога, да будетъ славно имя Его. Знай, что я -- вѣдьма: я увидала тебя и по милости Божьей полюбила, такъ какъ я вѣрю въ Бога и Его апостола, да спасетъ и прославитъ его Господь! Я явилась тебѣ въ томъ видѣ, въ которомъ ты меня видѣлъ и женился на мнѣ; и вотъ теперь я спасла тебя отъ смерти. Но я возмущена противъ твоихъ братьевъ и хочу убить ихъ.
   Услыхавъ ея разсказъ, я былъ удивленъ и поблагодарилъ ее за то, что она мнѣ сдѣлала.
   -- Что же касается до убіенія моихъ братьевъ,-- сказалъ я,-- то я этого вовсе не желаю.
   Послѣ этого я разсказалъ ей отъ начала до конца все, что произошло между мною и ими, и она, услыхавъ мой разсказъ, сказала, что на слѣдующую же ночь полетитъ къ нимъ, потопитъ судно и сгубитъ ихъ.
   -- Ради Аллаха,-- сказалъ я,-- умоляю тебя этого не дѣлать, Такъ какъ составитель поговорки говоритъ: "О, ты, благодѣтель человѣка, сдѣлавшаго зло, знай, что самое это зло есть достаточное для него наказаніе"... И, кромѣ того, они -- все-таки мои братья,
   -- Они должны быть убиты,-- продолжала она настаивать, а я продолжалъ умиротворять ее, и, наконецъ, она подняла меня, и полетѣла со мною, и поставила меня на крышу моего дома14).
   Отворивъ дверь, я выкопалъ то, что было зарыто у меня въ Землѣ, поздоровался съ сосѣдями и, купивъ товары, открылъ лавочку, На слѣдующій день, войдя къ себѣ въ домъ, я нашелъ этихъ двухъ собакъ привязанными. Увидѣвъ меня, онѣ бросились ко мнѣ, завыли и стали ласкаться; но я не зналъ, что случилось, пока не пришла ко мнѣ жена и не сказала мнѣ:
   -- Это -- твои братья.
   -- А кто же,-- вскричалъ я,-- обратилъ ихъ?-- Я посылала къ своей сестрѣ, -- отвѣчала она, -- и она это сдѣлала, и они не поправятся ранѣе, какъ черезъ десять лѣтъ.
   И вотъ теперь я шелъ къ той, которая должна была помочь имъ, такъ какъ десять лѣтъ уже миновали, какъ, увидавъ этого человѣка и услыхавъ, что съ нимъ случилось, я рѣшился не покидать этого мѣста до тѣхъ поръ, пока не увижу, что произойдетъ между тобой и имъ. Вотъ моя исторія.
   -- Дѣйствительно,-- отвѣчалъ Шайтанъ,-- исторія твоя занимательна, и я даю тебѣ третью часть на свое право падь нимъ, такъ какъ кровь его принадлежитъ мнѣ за нанесенное имъ мнѣ зло.
   Послѣ этого третій шейкъ, хозяинъ мула, сказалъ Шайтану:
   -- Что же касается до меня, то не огорчай меня, если я разскажу тебѣ слѣдующее:
   

Третій шейкъ и мулъ.

   Мулъ, котораго ты видишь, былъ моей женой: она влюбилась въ чернаго раба, и, когда я засталъ ее съ нимъ, она взяла кружку съ водой и, нашептавъ на нее, спрыснула меня и обратила въ собаку. Въ этомъ видѣ я побѣжалъ въ лавку къ мяснику, дочь котораго видѣла меня и, владѣя даромъ колдовства, возвратила мнѣ мой человѣческій образъ и научила меня обратить жену въ то, что ты видишь. И теперь я надѣюсь, что ты простишь ради меня и третью часть вины купца. Божественно былъ одаренъ тотъ, кто сказалъ:
   
   Сѣй доброе въ сердца, не разбирая
   Достойныхъ и нестоящихъ его:
   На всякой почвѣ дастъ оно ростокъ;
   
   Когда шейкъ досказалъ свою исторію, то Шайтанъ пришелъ въ восторгъ и передалъ послѣднюю треть своихъ правъ на кровь купца. Купецъ подошелъ къ шейкамъ и поблагодарилъ ихъ, а они поздравили его со спасеніемъ, и всѣ разошлись въ разныя стороны...;
   Но эта исторія,-- сказала Шахеразада,-- далеко; не такъ занимательна, какъ разсказъ о рыбакѣ.
   -- А что это за исторія о рыбакѣ?-- спросилъ царь,
   И она стала разсказывать слѣдующее:.
   

ГЛАВА ВТОРАЯ.
Начинается въ половинѣ третьей ночи и кончается посреди девятой.

Рыбакъ.

   Жилъ-былъ рыбакъ уже пожилыхъ лѣтъ, и у него была жена и трое дѣтей; и хотя человѣкъ онъ былъ неимущій, но имѣлъ обыкновеніе закидывать сѣти всего четыре раза въ день. Однажды онъ отправился въ полуденный часъ на морской берегъ и, поставивъ корзинку, закинулъ сѣть и сталъ ждать, пока она не опустится въ воду, тогда, взявъ веревку, онъ сталъ ее тянуть, но почувствовалъ, что сѣть страшно тяжела. Какъ онъ ни тянулъ, вытащить сѣти онъ не могъ. Вбивъ колышекъ въ землю, онъ привязалъ къ нему конецъ веревки. Затѣмъ раздѣлся и, ныряя, сталъ тащить сѣть, пока не сдвинулъ ея съ мѣста. Это его очень обрадовало и, накинувъ платье, онъ началъ осматривать, что въ сѣти, и увидалъ скелетъ осла. Огорченный онъ вскричалъ:
   
   У Бога, Властителя земли,
   Есть власть и сила. Страшная судьба!
   Во мракѣ ночи и въ опасномъ мѣстѣ
   Трудится человѣкъ изо всѣхъ силъ.
   Напрасно ты хлопочешь и трудишься,
   Вѣдь помощь Промысла не любитъ платы.
   
   Онѣ вынулъ изъ сѣти скелетъ осла и отбросилъ его; за тѣмъ, растянувъ сѣть, вошелъ въ море и со словами:
   -- Во имя Божье!-- снова забросилъ ее и сталъ ждать, пока, она не погрузится, и вода надъ нею не успокоится.
   Начавъ ее вытягивать, онъ нашелъ, что она еще тяжелѣе прежняго. Изъ этого онъ заключилъ, что она полна рыбы; поэтому привязалъ ее и раздѣвшись, сталъ нырять и поднимать сѣть, пока не поднялъ ея и не втащилъ на берегъ, Въ сѣти онъ нашелъ только огромный кувшинъ, полный песку и грязи. Увидавъ это, ему сдѣлалось досадно, и онъ повторилъ слѣдующія слова поэта:
   
   О, пощади, злой рокъ, гонитель мой!
   Но если ты пощады дать не хочешь.
   Остановись и мукъ моихъ не множь,
   Ни милости мнѣ счастье не дало,
   Ни пользы сильныхъ рукъ моихъ работа.
   Пришелъ сюда я, чтобъ искать работы
   И средствъ для жизни -- все напрасно было!
   Толпа невѣждъ живетъ въ довольствѣ полномъ,
   А мудрые -- во мракѣ и нуждѣ!
   
   Говоря такимъ образомъ, онъ отбросилъ въ сторону кувшинъ и встряхнулъ и вычистилъ сѣти. Попросивъ прощенія у Бога за свою досаду, онъ въ третій разъ вернулся къ морю, забросилъ сѣть и подождалъ, пока она не опустилась, и вода не успокоилась. Онъ вытянулъ ее и нашелъ въ ней множество обломковъ горшковъ и Кувшиновъ.
   Увидавъ это, онъ поднялъ голову къ небу и сказалъ;
   -- О, Господи! Тебѣ извѣстно, что я не забрасываю своей сѣти болѣе четырехъ разъ, а я бросалъ уже три раза!
   И затѣмъ прибавивъ:
   -- Во имя Господа!-- онъ бросилъ сѣть въ море и подождалъ, пока оно не успокоилось. Начавъ вытягивать ее, онъ ничего не могъ сдѣлать, потому что она ложилась на дно.
   -- Только Богъ обладаетъ силой и властью!-- вскричалъ онъ и снова раздѣлся, и сталъ нырять кругомъ сѣти, и тащить ее, пока не вытянулъ на берегъ. Развернувъ сѣть, онъ увидалъ въ ней большой мѣдный графинъ, чѣмъ-то наполненный, и закупоренный свинцовой пробкой, съ выдавленной печатью господина нашего Сулеймана, Увидавъ это, рыбакъ обрадовался и сказалъ:
   -- Это я продамъ мѣднику; за такой графинъ дадутъ десять червонцевъ.
   Онъ поднялъ его и нашелъ, что онъ тяжелъ.
   Надо открыть его,-- сказалъ онъ,-- и посмотрѣть, что въ немъ такое, и спрятать въ мѣшокъ, а потомъ:і продамъ его въ лавку мѣдника.
   Онъ досталъ ножъ и ковырялъ свинецъ до тѣхъ поръ, пока не вытащилъ его изъ горлышка. Затѣмъ положилъ графинъ на землю и встряхнулъ его для того, чтобы содержимое вылилось изъ него, но изъ графина пошелъ сначала паръ, поднявшійся до самыхъ небесъ и разостлавшійся по землѣ, что не мало удивило его. Спустя нѣкоторое время, паръ сталъ сгущаться, трепетать и обратился въ Шайтана, голова котораго касалась облаковъ, въ то время какъ ноги его еще стояли на землѣ. Голова его походила на куполъ, руки -- на вилы, а ноги -- на мачты. Ротъ его походилъ на пещеру, зубы были точно камни, ноздри какъ трубы, а глаза какъ лампы; волосы пыльнаго цвѣта висѣли распущенными.
   Рыбакъ, увидавъ этого Шайтана, весь затрясся, зубы у него застучали, во рту пересохло, и въ глазахъ потемнѣло. Шайтанъ, увидавъ его, вскричалъ:
   -- Нѣтъ божества, кромѣ Бога, Сулейманъ -- пророкъ его. О, Божій пророкъ, не убивай меня; я никогда не буду болѣе возставать противъ тебя ни словомъ ни дѣйствіемъ,
   -- О, Шайтанъ,-- сказалъ рыбакъ,-- ты говорилъ, что Сулейманъ Божій пророкъ? Да вѣдь Сулейманъ умеръ тысяча восемьсотъ лѣтъ тому назадъ, а мы теперь близки къ кряду вѣка. Что твоя за исторія, и что за происшествіе, и по какой причинѣ ты попалъ въ графинъ?
   Шайтанъ, услыхавъ эти слова рыбака, сказалъ: Нѣтъ другого Бога, кромѣ Бога! Слушай новости о рыбакѣ!
   -- Какія новости?-- спросилъ рыбакъ.
   -- О томъ, что ты тотчасъ же будешь предалъ самой жестокой смерти.

   -- За эти новости,-- вскричалъ рыбакъ,-- ты заслуживаешь, господинъ всѣхъ дьяволовъ, чтобы тебя лишили покровительства. О, ты, отщепенецъ! Зачѣмъ ты хочешь убивать меня и зачѣмъ понадобилось тебѣ убивать меня,-- когда я -- освободилъ тебя, вытащилъ со дна морского, и принесъ на сухой берегъ?
   -- Выбирай, какой смертью хочешь умирать,-- отвѣчалъ, волшебникъ,-- или какимъ, образомъ хочешь быть убитымъ.
   -- Какая же моя вина, если, такимъ образомъ хочешь ты вознаградить меня?
   -- А вотъ выслушай, мою исторію о рыбакѣ,-- отвѣчалъ Шайтанъ.
   -- Ну, такъ разсказывай, -- сказалъ рыбакъ; -- только, ты будь кратокъ въ словахъ, потому что у меня вся душа ушла въ пятки.
   -- Знай же,-- сказалъ онъ,-- что я -- одинъ изъ Шайтановъ еретиковъ; а возсталъ противъ Сулеймана, сына Доуда; я -- Сакръ-Шайтанъ 1), и онъ послалъ ко мнѣ своего визиря Асафа, сына Баркхіая, силою ворвавшагося ко мнѣ; онъ связалъ меня и привелъ къ нему. Увидавъ, меня, Сулейманъ прочелъ молитву, прося противъ меня покровительства, и потрбовалъ, чтобъ я принялъ его вѣру и подчинился его. власти, но я отказался; послѣ этого онъ велѣлъ принести этотъ графинъ и, засунувъ меня въ него... закупорилъ свинцовой пробкой и положилъ свою великую печать. Тутъ онъ позвалъ дьявола, который унесъ меня и бросилъ посреди моря. Тамъ я пролежалъ это лѣтъ и говорилъ въ душѣ: того, кто освободитъ меня, я обогащу на вето жизнь; но сто лѣтъ прошли, и меня никто не освободилъ. Съ началомъ, второго столѣтія, я сказалъ себѣ:, "тому, кто освободитъ меня, я открою всѣ сокровища земныя", но никто не освободилъ меня. Прошло еще четыреста лѣтъ, и я говорилъ: "тому, кто освободитъ меня, я исполню три желанія", но все-таки никто не освобождалъ меня. Послѣ этого я впалъ въ страшную ярость и говорилъ себѣ: "того, кто освободитъ меня, я убью и только позволю выбрать смерть, какой онъ желаетъ умереть". И вотъ ты освободилъ меня, и я дозволяю тебѣ выбрать, какой смертью желаешь ты умереть.
   Рыбакъ, услыхавъ разсказъ Шайтана, вскричалъ:
   -- О, Аллахъ! Лучше бы я не освобождалъ тебя теперь! Шайтанъ,-- прибавилъ онъ,-- прости меня и не убивай, и Богъ, можетъ-быть, проститъ тебя; и не убивай меня для того, чтобы Богъ не далъ кому-нибудь власти убить тебя.
   -- Я положительно долженъ убить тебя, -- отвѣчалъ Шайтанъ,-- и поэтому выбирай, какой смертью желаешь ты умереть
   Рыбакъ хотя и видѣлъ, что смерть его неизбѣжна, но снова началъ просить Шайтана, говоря:
   -- Прости меня хоть изъ благодарности, что я освободилъ тебя.
   -- Да вѣдь и убить-то я тебя, хочу,-- отвѣчалъ Шайтанъ,-- потому что ты освободилъ меня.
   -- О, шейкъ Шайтановъ,-- сказалъ рыбакъ,-- я поступилъ съ тобой хорошо, а ты такъ низко вознаграждаешь меня? Поговорка не вретъ, говоря:
   
   Насъ за добро благодарили зломъ;
   Всегда дурной и злой такъ поступаютъ.
   Творя добро неблагодарнымъ людямъ.
   Получишь ты такую же награду,
   Какъ асиндъ помощь оказалъ гіэнѣ,
   
   Услыхалъ это, Шайтанъ отвѣчалъ:
   -- Не проси за свою жизнь, потому что смерть твоя неизбѣжна.
   Рыбакъ, между тѣмъ, въ душѣ разсуждалъ такъ: "Онъ -- Шайтанъ, а я -- человѣкъ, и Богъ одарилъ меня здравымъ разумомъ; и потому, чтобъ уничтожить его, мнѣ надо прибѣгнуть къ искусству и уму, а не прибѣгать, подобно ему, къ уловкамъ и коварству".
   -- Такъ ты рѣшилъ убить меня?-- сказалъ онъ, обращаясь къ Шайтану.
   -- Да,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Въ такомъ случаѣ,-- продолжалъ рыбакъ.-- ради величайшаго имени, вырѣзаннаго на печати Сулеймана, я предложу тебѣ одинъ вопросъ; отвѣтишь ли ты мнѣ на него по правдѣ?
   Услыхавъ о величайшемъ имени, Шайтанъ смутился, затрепеталъ и отвѣчалъ;
   -- Отвѣчу, спрашивай, но торопись.
   -- Какимъ образомъ влѣзъ ты въ этотъ графинъ?-- спросилъ рыбакъ.-- Вѣдь въ него не взойдетъ ни рука ни нога твоя; какъ же вошло все тѣло?
   -- Развѣ ты не вѣришь, что я сидѣлъ въ немъ?-- сказалъ Шайтанъ.
   -- Ни за что не повѣрю, пока самъ не увижу тебя тамъ,-- отвѣчалъ рыбакъ.
   Шайтанъ встряхнулся и обратился въ паръ, поднявшійся къ небесамъ и, начавъ сгущаться, сталъ мало-по-малу вбираться въ графинъ, пока не вобрался весь. Тутъ рыбакъ быстро закупорилъ графинъ свинцовой пробкой и, придавивъ ею, крикнулъ Шайтану:
   -- Выбирай, какого рода смертью хочешь ты умереть. Я брошу тебя тутъ въ море и на этомъ самомъ мѣстѣ выстрою себѣ домъ, чтобы не позволять тутъ закидывать сѣти, и буду говорить: "Здѣсь лежитъ Шайтанъ, который за избавленіе свое предлагаетъ различнаго рода смерти и позволяетъ выбрать одну изъ нихъ".
   Услыхавъ эти слова рыбака, Шайтанъ хотѣлъ высвободиться, но не могъ преодолѣть печати Сулеймана и сидѣлъ, заключенный рыбакомъ, какъ самый дурной, коварный и злой дьяволъ. Рыбакъ понесъ графинъ къ морю.
   -- Нѣтъ! Нѣтъ!-- закричалъ Шайтанъ.
   -- Да, непремѣнно, непремѣнно!
   Шайтанъ заговорилъ съ нимъ нѣжнымъ голосомъ и покойнымъ тономъ.
   -- Что ты хочешь дѣлать со мною, о, рыбакъ?-- сказалъ онъ.
   -- Хочу бросить тебя въ море, -- отвѣчалъ рыбакъ, -- и если, ты пролежалъ тамъ тысячу восемьсотъ лѣтъ, то я постараюсь, чтобы ты пролежалъ до самаго Страшнаго суда. Развѣ я не говорилъ тебѣ, чтобы ты пощадилъ меня, и что Господь за это пощадитъ тебя? И не губилъ бы меня, чтобы Господь не погубилъ тебя? Но ты отвергнулъ мои просьбы и замышлялъ противъ меня дурное; поэтому Богъ отдалъ тебя мнѣ въ руки, и я обманулъ тебя.
   -- Выпусти меня,-- просилъ Шайтанъ,-- для того, чтобъ я могъ осыпать тебя благодѣяніями.
   -- Врешь, проклятый, -- отвѣчалъ рыбакъ.-- Мы съ тобою напоминаемъ визиря даря Юнана и мудреца Дубана.
   -- А что такое было съ визиремъ царя Юнана и мудрецомъ Дубаномъ,-- спросилъ Шайтанъ,-- и что ихъ за исторія?
   Рыбакъ отвѣчалъ слѣдующее:

Царь Юнанъ и мудрецъ Дубанъ.

   Знай, что въ былыя времена въ странѣ персіянъ жилъ-былъ царь, по имени Юнанъ, обладавшій большими богатствами и многочисленными храбрыми войсками самыхъ разнообразныхъ образцовъ. Но самъ онъ страдалъ проказою, которую не могли излѣчить ни врачи ни мудрецы; ни микстуры, ни порошки, ни мази не помогали ему, и никто изъ врачей не могъ вылѣчить его. Наконецъ въ столицу этого царя пріѣхалъ одинъ мудрецъ, уже пожилыхъ лѣтъ, по имени Дубанъ. Онъ читалъ какъ древнія греческія и персидскія книги, такъ и новѣйшія греческія, арабскія и сирійскія книги, былъ свѣдущъ въ медицинѣ и астрологіи, съ научной точки зрѣнія и по отношенію правилъ ихъ практическаго примѣненія, ради пользы и вреда; зналъ свойства растеній, сухихъ и свѣжихъ, и вредъ и пользу, отъ нихъ ему было близко знакомо философское ученіе., и вообще, онъ зналъ медицину и другія науки.
   Прибывъ въ городъ, онъ черезъ нѣсколько дней услыхалъ о несчастіи царя, котораго Богъ наказалъ проказой, и узналъ, что врачи и ученые не могутъ его вылѣчить. Услыхавъ объ этомъ, онъ провелъ цѣлую, ночь въ занятіяхъ, и съ наступленіемъ дня, разсѣявшаго тѣни, и съ восходомъ солнца, привѣтствовавшаго Украшеніе Добра, онъ одѣлся въ богатѣйшее платье и предсталъ передъ царемъ. Поцѣловавъ у ногъ его землю и прочитавъ молитву о продолженіи его могущества и счастья и поклонившись ему, насколько онъ умѣлъ кланяться, онъ сообщилъ, кто онъ такой, и сказалъ:
   -- О, царь, я слышалъ, какой недугъ коснулся твоей особы, и что многіе врачи не знаютъ средствъ противъ него; а я вылѣчу тебя, не давъ тебѣ никакого лѣкарства и никакого натиранья.
   Услыхавъ эти слова, царь удивился и отвѣчалъ:
   -- Какъ же, ты это сдѣлаешь? Клянусь Аллахомъ, если ты меня исцѣлишь, то я обогащу тебя и дѣтей твоихъ, и осыплю тебя милостями, и, что бы ты ни пожелалъ, все будетъ твоимъ, и ты сдѣлаешься моимъ товарищемъ и моимъ другомъ.-- Онъ подарилъ ему почетную одежду 2) и другія вещи и прибавилъ:-- Такъ ты хочешь исцѣлить меня безъ лѣкарства и мази?
   -- Да,-- отвѣчалъ онъ,-- я исцѣлю тебя, не доставивъ тебѣ никакого безпокойства.
   Царь былъ сильно удивленъ и спросилъ:
   -- Мудрецъ, въ какое время и въ какой день думаешь ты исполнить то, что предлагаешь? Поспѣши, о, сынъ мой!
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ мудрецъ.
   Выйдя отъ царя, онъ нанялъ домъ, въ который перенесъ свой книги, лѣкарства и травы. Устроившись, онъ взялъ травы и лѣкарства и сдѣлалъ палочку съ полой рукояткой, въ которую и вложилъ приготовленное лѣкарство; послѣ этого онъ сдѣлалъ очень красивый мячъ. На слѣдующій день послѣ окончанія приготовленій онъ снова пошелъ къ царю, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и приказалъ ему отправиться на бѣга и играть мячомъ, подбивая его палочкой. Царь въ сопровожденіи своихъ эмировъ, царедворцевъ и визирей отправился на бѣга. Лишь только онъ прибылъ на арену, какъ мудрецъ Дубанъ явился къ нему, и подалъ ему палочку и сказалъ:
   -- Возьми эту палочку, и держи ее такимъ образомъ, и скачи кругомъ арены, и подбивай мячъ изо всей мочи до тѣхъ поръ, пока твоя ладонь и все твое тѣло не покроются потомъ и пока лѣкарство, проникнувъ въ твою руку, не распространится по всему твоему тѣлу. Когда ты это сдѣлаешь, и лѣкарство въ тебѣ останется, вернись въ замокъ и сядь въ ванну, вымойся хорошенько и усни: ты встанешь здоровымъ, и да будетъ надъ тобою миръ.
   Царь Юнанъ взялъ отъ мудреца палочку, сжалъ ее въ рукѣ и сѣлъ на лошадь. Мячъ стали бросать передъ нимъ, и онъ скакалъ на лошади, чтобы догнать его и ударить изо всей мочи. Проигравъ въ мячъ, сколько было приказано, и выкупавшись и выспавшись, онъ посмотрѣлъ на свою кожу и увидалъ, что на ней не осталось и слѣдовъ проказы: она была чиста, какъ серебро. Это его страшно обрадовало; сердце его размякло, и онъ былъ необыкновенно счастливъ.
   На слѣдующее утро онъ вошелъ въ залу совѣта и сѣлъ на тронъ, а царедворцы и сановники явились къ нему. Мудрецъ Дубанъ тоже явился, и царь, увидавъ его, поспѣшно всталъ и посадилъ его подлѣ себя. Передъ нимъ были поставлены кушанья, и мудрецъ ѣлъ вмѣстѣ съ царемъ 3) и былъ его гостемъ въ теченіе всего дня, а съ наступленіемъ ночи царь далъ ему двѣ тысячи червонцевъ, почетную одежду и множество другихъ подарковъ и, посадивъ его на собственнаго коня своего, отправилъ домой. Царь былъ очень удивленъ его искусству, говоря:
   -- Этотъ человѣкъ вылѣчилъ меня безъ всякихъ наружныхъ

Тысяча и одна ночь.

Арабскія сказка Шехеразады.

Съ иллюстраціями.

Полный переводъ съ позднѣйшаго исправленнаго и дополненнаго англійскаго изданія Л. Шелгуновой.

Томъ II.

Типографія т-ва И. Д. Сытина, Пятницкая улица, свой домъ
Москва.-- 1909.

   

ОГЛАВЛЕНІЕ.

   ГЛАВА XI. Начинается съ половины двѣсти сорокъ девятой ночи и кончается въ половинѣ двѣсти шестьдесятъ девятой.
   Исторія Абу-Гасана Мота, или пробудившагося спящаго
   ГЛАВА XII. Начинается съ половины двѣсти семьдесятъ первой ночи и кончается на двѣсти восемьдесятъ пятой.
   Исторія Аладина Абу-Шамата
   ГЛАВА XIII. Начинается съ половины двѣсти восемьдесятъ пятой ночи и кончается въ половинѣ двѣсти девяносто четвертой.
   Исторія чудесной лошади.
   ГЛАВА XIV. Начинается съ половины двѣсти девяносто девятой ночи и кончается въ половинѣ триста пятой.
   Исторія Эсъ-Зиндибада Морского и Эсъ-Зиндибада Сухопутнаго.
   Первое путешествіе Эсъ Зиндибада Морского.
   Второе путешествіе Эсъ-Зиндибада Морского.
   Третье путешествіе Эсъ-Зиндибада Морского.
   Четвертое путешествіе Эсъ-Зиндибада Морского.
   Пятое путешествіе Эсъ-Зиндибада Морского.
   Шестое путешествіе Эсъ-Зиндибада Морского.
   Седьмое путешествіе Эсъ-Зиндибада Морского.
   Заключеніе исторіи Эсъ-Зипдибада Морского и Эсъ-Зиндибада Сухопутнаго.
   ГЛАВА XV. Начинается съ половины триста пятой ночи и кончается въ половинѣ триста девяносто четвертой.
   Исторія Магомета-Али ювелира или лже-калифа.
   ГЛАВА XVI. Начинается съ половины триста девяносто четвертой ночи и кончается на половинѣ четыреста пятой.
   Исторія Абу-Магомета Лѣниваго.
   ГЛАВА XVII. Начинается съ половины четыреста пятой ночи и кончается четыреста сорокъ пятой.
   Исторія Али-Шера и Зумуруды
   ГЛАВА XVIII. Начинается съ половины четыреста сорокъ пятой ночи и кончается въ половинѣ четыреста пятьдесятъ пятой.
   Исторія Ибнъ-Мансура, дѣвицы Будуры и Юбера, сына Омтра-Эшъ-Шейбани.
   ГЛАВА XIX. Начинается съ половины четыреста пятьдесятъ пятой ночи и кончается въ половинѣ пятьсотъ тридцать седьмой.
   Исторія Унеэль-ByДжуда и Эльварды-Фильакмамы.
   ГЛАВА XX. Начинается съ половины четыреста пятьдесятъ пятой ночи и кончается въ половинѣ пятьсотъ тридцать седьмой.
   Исторія Али Каирскаго.
   ГЛАВА XXI. Начинается съ половины пятьсотъ тридцать седьмой ночи и кончается въ половинѣ пятьсотъ шестьдесятъ шестой.
   Исторія Мѣднаго города.
   ГЛАВА XXII. Начинается съ половины пятьсотъ шестьдесятъ шестой ночи и кончается въ половинѣ пятьсотъ семьдесятъ восьмой.
   Исторія Джудара.
   ГЛАВА XXIII. Начинается съ половины пятьсотъ семьдесятъ восьмой ночи и кончается въ половинѣ шестьсотъ двадцать четвертой.
   Исторія Джулланары-Русалки.
   Исторія Бедръ-Базима и Джохарахъ.
   ГЛАВА XXIV. Начинается съ половины семьсотъ пятьдесятъ шестой ночи и кончается въ половинѣ семьсотъ семьдесятъ восьмой.
   Исторія Сейфъ-Эль-Мулука и Бедеи-Эль-Джемаль.
   ГЛАВА XXV. Начинается съ половины семьсотъ семьдесятъ восьмой ночи и кончается въ половинѣ восемьсотъ тридцать первой.
   Исторія Гасана изъ Эль-Башраха.
   ГЛАВА XXVI. Начинается съ половины восемьсотъ тридцать первой ночи и кончается въ половинѣ восемьсотъ сорокъ первой.
   Исторія Калифеха-рыбака.
   ГЛАВА XXVII. Начинается съ половины девятьсотъ тридцатой ночи и кончается въ половинѣ девятьсотъ сороковой.
   Исторія Абу-Сира и Абу-Кира.
   ГЛАВА XXVIII. Начинается съ половины девятьсотъ сорокъ первой ночи и кончается въ половинѣ девятьсотъ сорокъ шестой.
   Исторія Абдулъ-Аллаха Сухопутнаго и АбдулъАллаха Морского.
   ГЛАВА XXIX Начинается съ половины девятьсотъ пятьдесятъ второй ночи и кончается въ половинѣ девятьсотъ пятьдесятъ девятой ночи.
   Исторія Ибрагима и Джемилехи.
   ГЛАВА XXX. Начинается съ половины девятьсотъ восемьдесятъ девятой ночи и кончается на тысячѣ первой.
   Исторія Маруфа.
   

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ.
Начинается съ половины двѣсти сорокъ девятой ночи и кончается въ половинѣ двѣсти шестьдесятъ девятой.

Исторія Абу-Гасана Мота, или пробудившагося спящаго.

   Во время царствованія Гаруна Эръ-Рашида въ Багдадѣ жилъ-былъ купецъ, сына котораго звали Абу-Гасаномъ Мотомъ. Купецъ умеръ, оставивъ сыну своему очень большое состояніе, которое Абу-Гасанъ раздѣлилъ на двѣ равныхъ части. Одну часть онъ отложилъ, а другую сталъ проживать. У него постоянно бывали въ гостяхъ купеческіе сыновья и другіе знакомые, и онъ угощалъ и поилъ ихъ такъ обильно и такъ роскошно, что вскорѣ потратилъ деньги, назначенныя на прожитокъ. Проживъ все, онъ пошелъ по своимъ друзьямъ и знакомымъ, объясняя имъ, въ чемъ дѣло, но на слова его никто не обратилъ вниманія и словомъ не отвѣтилъ ему. Съ тяжелымъ сердцемъ вернулся онъ къ своей матери и разсказалъ ей, какъ обошлись съ нимъ его друзья, не пожелавшіе даже отвѣтить ему.
   -- О, Абу-Гасанъ, -- отвѣчала ему мать, -- нынѣшніе люди всѣ такіе: пока у человѣка есть что-нибудь, они всѣ льнутъ къ нему, а какъ ничего не станетъ, всѣ отвернутся.
   Она очень огорчилась за него и даже заплакала.
   Онъ же вскочилъ съ своего мѣста и пошелъ достать остальную часть спрятаннаго богатства и попрежнему сталъ весело жить. Но съ этого времени онъ далъ клятву не водиться съ своими прежними знакомыми, а приглашать на каждый вечеръ людей совершенно незнакомыхъ, и на другой день даже не кланяться съ ними и не узнавать ихъ. Для этого онъ каждый вечеръ садился на мостъ и приглашалъ прохожаго незнакомца попировать къ себѣ. Утромъ онъ прощался съ своимъ собутыльникомъ и при встрѣчѣ даже не кланялся.
   Такъ жилъ онъ въ продолженіе цѣлаго года. Однажды, сидя на мосту и поджидая какоготнибудь собутыльника, онъ увидалъ проходившаго переодѣтаго Эръ-Рашида и его прислугу. Калифъ, почувствовавъ въ этотъ день тоску, вышелъ, чтобы развлечься среди народа. Абу-Гасанъ остановилъ его и сказалъ ему:
   -- Слушай, господинъ мой, не хочешь ли ты поѣсть и выпитъ?
   Эръ Рашидъ принялъ его приглашеніе и сказалъ:
   -- Ну, такъ веди къ себѣ.
   Абу-Гасанъ не подозрѣвалъ, кого онъ привелъ въ свой домъ, и калифъ, войдя къ нему, увидалъ такую роскошно убранную пріемную, съ золотымъ бассейномъ посреди, какой никакъ не ожидалъ. Усадивъ гостя, Абу-Гасанъ позвалъ молоденькую рабыню, стройную, какъ восточная ива, и она, взявъ лютню, спѣла слѣдующее:
   
   О, ты, который пребываешь вѣчно
   Въ моей душѣ, зачѣмъ твое лицо
   Такъ далеко отъ взора моего?
   Мое ты сердце и, хотя его я
   Не вижу, но оно гораздо ближе
   Ко мнѣ находится, чѣмъ всѣ сердца
   Поблизости меня людей живущихъ.
   
   Эръ Рашидъ, услыхавъ эту пѣсню, сказалъ:
   -- Ты спѣла хорошо, да хранитъ тебя Господь.
   Ея пѣніе понравилось ему, и онъ не могъ надивиться гостепріимству, расточаемому Абу-Гасаномъ совершенно незнакомому человѣку.
   -- Кто ты такой, молодой человѣкъ?-- сказалъ онъ Гасану.-- И разскажи мнѣ свою исторію, для того, чтобы я могъ поблагодарить тебя за твое гостепріимство.
   -- О, господинъ мой, -- улыбаясь отвѣчалъ Абу-Гасанъ, -- не думаю, чтобы случившееся могло повториться, и чтобы мы еще когда-нибудь встрѣтились съ тобою!
   -- Это почему?-- вскричалъ калифъ.-- И почему ты не хочешь разсказать своей исторіи?
   Абу-Гасанъ разсказалъ ему, что съ нимъ случилось, и калифъ, выслушавъ его, сильно разсмѣялся и сказалъ:
   -- О, братъ мой, ты совершенно правъ.
   Передъ ними въ это время поставили жаренаго гуся и булку, и Абу-Гасанъ сталъ рѣзать жаркое и класть кусочки въ ротъ калифа, и они ѣли, пока не насытились. Послѣ ѣды имъ принесли тазъ и рукомойникъ и поташу, чтобы вымыть руки. Затѣмъ Абу-Гасанъ зажегъ для своего гостя три свѣчи и три лампы, постлалъ скатерть и принесъ чистаго, стараго душистаго вина, какъ мускусомъ надушившаго комнату. Наполнивъ первый кубокъ, онъ сказалъ:
   -- О, собутыльникъ мой, откинемъ съ твоего позволенія всякое стѣсненіе. Рабъ твой съ тобою, и да не обрушится на меня несчастіе лишиться когда-нибудь тебя!
   О:въ выпилъ вино и, наливъ второй кубокъ, подалъ его калифу, стоя въ положеніи слуги. Калифу очень полюбилось его обхожденіе и вѣжливый разговоръ, и онъ подумалъ:
   "Клянусь Аллахомъ, я вознагражу его за это!""
   Абу-Гасанъ, поцѣловавъ кубокъ, подалъ его калифу, а калифъ взялъ его изъ руки Абу, поцѣловалъ, выпилъ и подалъ обратно. Абу-Гасанъ продолжалъ служить ему. Онъ наливалъ и подавалъ кубки калифу и, поцѣловавъ кубокъ три рази, сказалъ слѣдующіе стихи:
   
   Большая честь твое къ намъ посѣщенье,
   И мы открыто это признаемъ!
   А если нѣтъ тебя въ кругу знакомыхъ,
   То для замѣны мѣста твоего
   Ни одного лица мы не находимъ!
   
   -- Выпей, -- прибавилъ онъ, -- и будь здоровъ и счастливъ.
   Они пили и пировали, такимъ образомъ, до самой полуночи. Послѣ этого калифъ сказалъ своему хозяину:
   -- Скажи мнѣ, Абу-Гасанъ, нѣтъ ли у тебя какого-нибудь желанія, которое я могъ бы исполнить?
   -- У насъ по сосѣдству есть мечеть, въ которой служитъ одинъ имамъ и четыре шейка; и всякій разъ, какъ они слышатъ музыку или смѣхъ, они насылаютъ на меня вали, и накладываютъ на меня штрафъ, и безпокоятъ меня, такъ что я страдаю изъ-за нихъ. Если біы они попались мнѣ въ руки, то я далъ бы каждому изъ нихъ по тысячѣ ударовъ и избавился бы отъ ихъ Приставаній.
   -- Пошли тебѣ Аллахъ исполненіе твоего желанія!-- отвѣчалъ ему калифъ.
   Незамѣтно отъ Абу калифъ прибавилъ въ вино бенджа и подалъ ему кубокъ. Лишь только вино съ зельемъ попало къ нему въ желудокъ, какъ онъ тотчасъ же уснулъ. Эръ-Рашидъ вышелъ въ дверь, гдѣ его ждали слуги, и приказалъ имъ перевезти Абу-Гасана на мулѣ во дворецъ. Абу-Гасанъ былъ все время совершенно безъ чувствъ.
   Отдохнувъ немного, калифъ призвалъ визиря Джафара и Абдула-Аллаха, сына Тагира, вали города Багдада и нѣсколько человѣкъ изъ своихъ приближенныхъ и всѣмъ имъ сказалъ:
   -- Когда вы увидите этого молодого человѣка (онъ указалъ на Абу-Гасана) сидящимъ на царскомъ ложѣ, то повинуйтесь ему и кланяйтесь, какъ калифу, и исполняйте всѣ его приказанія.
   Уйдя къ своимъ рабынямъ, онъ послалъ ихъ ухаживать за Абу-Гасаномъ и говорить съ нимъ, какъ съ царемъ правовѣрныхъ. Послѣ этого онъ ушелъ въ маленькую комнатку и, спустивъ занавѣски, легъ спать.
   Абу-Гасанъ проснулся на царскомъ ложѣ, съ царедворцами кругомъ, цѣлующими прахъ у ногъ его.
   -- Государь, -- сказала ему одна дѣвушка, -- теперь время молиться.
   Онъ засмѣялся и, осмотрѣвшись кругомъ, увидалъ, что онъ въ павильонѣ со стѣнами изъ золота и ультрамарина, съ куполомъ изъ чистаго червоннаго золота, окруженный комнатками съ вышитыми шелковыми занавѣсками передъ каждой дверью. Кромѣ того, онъ увидалъ золотую фарфоровую и хрустальную посуду и богатые ковры, зажженныя лампы и рабынь, евнуховъ и всевозможную прислугу, что совсѣмъ поразило его, и онъ проговорилъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, или я вижу это во снѣ или попалъ въ рай, въ мирный пріютъ.
   Онъ закрылъ глаза, и одинъ изъ евнуховъ сказалъ ему:
   -- Государь! мы такой привычки въ тебѣ не замѣчали, о, царь правовѣрныхъ!
   Эти слова его еще болѣе удивили, и онъ понурилъ голову и началъ понемногу открывать глаза и думать:
   "Что со мной дѣлается?"
   Укусивъ палецъ и почувствовавъ боль, онъ крикнулъ и разсердился. Затѣмъ, поднявъ голову, онъ подозвалъ одну изъ рабынь.
   -- Къ твоимъ услугамъ, о, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчала она.
   -- Какъ тебя зовутъ?-- спросилъ онъ.
   -- Шеджетъ Эдъ Дуръ, -- отвѣчала она.
   -- Знаешь ты, гдѣ я нахожусь и кто я такой?
   -- Ты царь правовѣрныхъ и сидишь на царскомъ ложѣ у себя во дворцѣ.
   -- Я ничего не понимаю, у меня помутилось въ головѣ, и мнѣ думается -- "не сплю ли я?" Что могу я предположить о своемъ вчерашнемъ гостѣ? Надо думать, что онъ дьяволъ или волшебникъ, околдовавшій меня.


   А калифъ все время смотрѣлъ на него, незамѣченный АбуГасаномъ, который, взглянувъ на старшаго евнуха, подозвалъ его. Евнухъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его и сказалъ:
   -- Что прикажешь, царь правовѣрныхъ?
   -- Кто же царь правовѣрныхъ?-- спросилъ Абу-Гасанъ.
   -- Ты, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Лжешь!-- вскричалъ Абу и, обратившись къ другому евнуху, сказалъ: -- Если ты вѣришь въ покровительство Аллаха, то скажи мнѣ, точно ли я царь правовѣрныхъ?
   -- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчалъ евнухъ, -- что въ настоящее время ты царь правовѣрныхъ и калифъ создателя всего живущаго.
   Пораженный Абу-Гасанъ шепталъ:
   -- Какимъ образомъ въ одну ночь могъ я сдѣлаться царемъ правовѣрныхъ? Вчера я былъ Абу-Гасаномъ, а сегодня я царь правовѣрныхъ?
   Онъ сидѣлъ въ полномъ недоумѣніи, пока къ нему не подошелъ евнухъ и не сказалъ ему:
   -- Да пошлетъ Аллахъ добраго утра царю правовѣрныхъ!
   Онъ подалъ ему пару туфлей изъ золотой парчи, украшенныхъ брильянтами и рубинами. Абу-Гасанъ, взявъ ихъ, долго разсматривалъ, и затѣмъ засунулъ въ рукавъ.
   -- Эти туфли носятъ на ногахъ, -- сказалъ евнухъ.
   -- Ты правъ, -- отвѣчалъ ему Абу-Гасанъ.-- Но я засунулъ ихъ въ рукавъ изъ страха, что онѣ испортятся.
   Онъ вынулъ ихъ и надѣлъ на ноги. Вслѣдъ за тѣмъ рабыня принесла ему золотой тазъ и серебряный рукомойникъ и подала ему мыться. Послѣ того, какъ онъ совершилъ омовеніе, ему постлали коврикъ для молитвы, и онъ сталъ молиться, но не зналъ какъ, и кланялся, въ двадцать разъ болѣе, чѣмъ слѣдовало, постоянно говоря въ душѣ: -- Неужели я въ самомъ дѣлѣ царь правовѣрныхъ? Или я вижу все это во снѣ?
   Онъ, наконецъ, твердо убѣдилъ себя, что онъ царь правовѣрныхъ, и, прекративъ поклоны, кончилъ молиться. Послѣ этого принесли великолѣпную одежду, и, глядя на себя, сидящаго на ложѣ, онъ прцшелъ къ тому убѣжденію, что все это ему кажется и что это наважденіе шайтана.
   Въ это самое время къ нему подошелъ мамелюкъ и сказалъ:
   -- О, царь правовѣрныхъ! царедворецъ твой стоитъ у дверей и проситъ позволенія войти.
   -- Пусть войдетъ, -- отвѣчалъ Абу-Гасанъ.
   Царедворецъ вошелъ, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, проговорилъ:
   -- Миръ надъ тобой, царь правовѣрныхъ!
   Абу-Гасанъ всталъ и сошелъ съ ложа, вслѣдствіе чего царедворецъ вскричалъ:
   -- Аллахъ! Аллахъ! О, царь правовѣрныхъ! Развѣ ты не знаешь, что всѣ люди твои слуги и находятся у тебя въ услуженіи, и что царю правовѣрныхъ не подобаетъ вставать передъ кѣмъ бы то ни было?
   Тутъ Абу-Гасану доложили, что визирь Джафаръ Эль-Бармеки и Абдулъ-Аллахъ, сынъ Тагира и начальникъ мамелюковъ, просятъ позволенія войти. Онъ далъ позволеніе. Всѣ они, войдя, поцѣловали прахъ у ногъ его, и привѣтствовали его, какъ царя правовѣрныхъ. Онъ былъ въ восторгѣ и отвѣтилъ на поклоны, послѣ чего подозвалъ къ себѣ вали, сказавшаго:
   -- Къ твоимъ услугамъ, царь правовѣрныхъ!
   -- Тотчасъ же отправляйся въ такую улицу, -- приказалъ ему Абу-Гасанъ, -- и отдай сто червонцевъ матери Абу-Гасана Мота и передай ей отъ моего имени привѣтствіе, затѣмъ возьми имама мечети и четырехъ шейковъ и дай имъ по тысячѣ розогъ каждому, и потомъ напиши бумагу, и заставь ихъ обязаться подъ присягой не жить въ этой улицѣ. Провели ихъ по всему городу, сидя на мулахъ, обернувшись лицомъ къ хвостамъ, и прикажи глашатому кричать: "Вотъ какъ наказываютъ людей, надоѣдающихъ своимъ сосѣдямъ!" Сохрани тебя Аллахъ не исполнить моего приказанія.
   Вали исполнилъ все, что ему было приказано. Абу-Гасанъ, просидѣвъ на царскомъ ложѣ до вечера, посмотрѣлъ на своихъ приближенныхъ и приказалъ имъ удалиться.
   Онъ послѣ этого подозвалъ къ себѣ евнуха и сказалъ ему:
   -- Я голоденъ и хотѣлъ бы чего-нибудь поѣсть.
   -- Слушаюсь и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ и повелъ его за руку въ сосѣднюю комнату, гдѣ слуги поставили передъ нимъ столъ съ множествомъ мясныхъ блюдъ, а десять полногрудыхъ дѣвушекъ-рабынь стали позади него. Абу-Гасанъ, посмотрѣвъ на одну изъ нихъ, сказалъ:
   -- Какъ тебя зовутъ?
   -- Кадибъ-Эль-Банъ, -- отвѣчала она.
   -- Скажи мнѣ, Кадибъ-Эль-Банъ, кто я такой?
   -- Ты царь правовѣрныхъ.
   -- Клянусь Аллахомъ, негодная, ты врешь! Вы, дѣвчонки, смѣетесь надо мною.
   -- Побойся Аллаха, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчала она,-- это твой дворецъ и всѣ рабыни твои.
   "Это наказаніе, ниспосланное на меня Господомъ", подумалъ онъ.
   Рабыни свели его" еще въ новую комнату, поразившую его своимъ великолѣпіемъ, и онъ продолжалъ думать:
   "Несомнѣнно, это наважденіе шайтана, и гость, бывшій вчера у меня, и есть главный шайтанъ, пожелавшій отблагодарить меня за угощеніе и приказавшій своимъ слугамъ называть меня царемъ правовѣрныхъ. Тутъ всѣ шайтаны. Аллахъ да избавитъ меня отъ нихъ!"
   И въ то время, какъ онъ размышлялъ такимъ образомъ, одна изъ рабынь налила ему кубокъ, и онъ, взявъ его, выпилъ; послѣ этого рабыни стали поить его, и одна изъ нихъ прибавила бенджа, принявъ который, онъ упалъ безъ чувствъ.
   Эръ-Рашидъ приказалъ свести его домой, и прислуга, препроводивъ его, уложила въ постель, въ совершенно безчувственномъ состояніи. Пробудившись отъ сна среди глубокой ночи въ темнотѣ, онъ крикнулъ:
   -- Кадибъ-Эль-Банъ! Шеджеретъ-Эдъ-Дуръ!..
   Но никто не отвѣтилъ ему. Мать же его, услыхавъ крикъ, встала и пришла къ нему.
   -- Что съ тобой, о, сынъ мой, -- сказала она, -- и что тебѣ надо? Не съ ума ли ты сошелъ?
   Услыхавъ слова матери, онъ крикнулъ:
   -- Кто ты такая, старая вѣщунья? И какъ смѣешь ты говоритъ такимъ образомъ съ царемъ правовѣрныхъ?
   -- Я мать твоя, -- отвѣчала она.
   -- Ты лжешь!-- вскричалъ онъ.-- Я царь правовѣрныхъ, калифъ здѣшней страны и народа.
   -- Молчи!-- крикнула она.-- Смотри, чтобы за это тебѣ не поплатиться жизнью!
   Старуха начала отчитывать его и сказала:
   -- Должно-быть, о, сынъ мой, все это ты видѣлъ во. снѣ, и тебя обошелъ нечистый. А я скажу тебѣ добрыя вѣсти, которыя обрадуютъ тебя.
   -- Что такое?-- спросилъ онъ.
   -- Вчера, -- отвѣчала она, -- калифъ приказалъ высѣчь имама и четырехъ шейковъ и заставилъ ихъ обязаться подъ присягой не вмѣшиваться въ дѣла сосѣдей, а мнѣ велѣлъ поклониться и прислалъ сто червонцевъ.
   Услыхавъ этотъ разсказъ матери, Абу-Гасанъ такъ громко крикнулъ, точно душа его разсталась съ тѣломъ, и проговорилъ:
   -- Да вѣдь это я отдалъ приказаніе высѣчь шейковъ и послалъ тебѣ сто червонцевъ! Я -- царь правовѣрныхъ!
   Сказавъ это, онъ бросился на мать и палкой избилъ ее, такъ, что она стала звать мусульманъ къ себѣ на помощь. А онъ не переставалъ наносить ей удары, пока сосѣди не услыхали ея криковъ и не прибѣжали къ ней на выручку. Продолжая бить, онъ говорилъ ей:
   -- Старая вѣщунья! Развѣ я не царь правовѣрныхъ? Ты околдовала меня!
   Народъ, услыхавъ его слова, замѣтилъ:
   -- Да этотъ человѣкъ сошелъ съ ума.
   II, не сомнѣваясь въ его сумасшествіи, они взяли его, связали ему назадъ руки и свели его въ сумасшедшій домъ, Тамъ его ежедневно били, поили отвратительнымъ лѣкарствомъ и истязали его до того, что онъ въ самомъ дѣлѣ сталъ сходить съ ума. Такимъ образомъ сталъ онъ жить, прикованный за шею цѣпью къ высокому окну, и прожилъ десять дней, послѣ чего мать его пришла навѣстить его, и онъ сталъ жаловаться ей на свое положеніе.
   -- О, сынъ мой!-- сказала она.-- Побойся Бога! Если бы ты былъ царемъ правовѣрныхъ, то не сидѣлъ бы здѣсь.
   -- Клянусь Аллахомъ, ты говоришь истинную правду, -- отвѣчалъ онъ ей.-- Повидимому, я заснулъ и видѣлъ во снѣ, что я калифъ, окруженный слугами и рабынями.
   -- О, сынъ мой, -- продолжала мать, -- сатана можетъ сдѣлать еще и не то.
   -- Ты говоришь правду, и я прошу у Господа прощенія за все, что мною сдѣлано.


   Его выпустили изъ дома умалишенныхъ, свели въ баню, и когда онъ немного пришелъ въ себя, то приготовилъ себѣ поѣсть и попить и началъ ѣсть. Но ѣсть одинъ онъ не любилъ и сказалъ матери:
   -- О, матушка, не люблю я ни жить ни ѣсть въ одиночествѣ.
   -- Если хочешь поступать попрежнему, то попадешь опять въ сумасшедшій домъ.
   Но, не обращая вниманія на ея слова, онъ пошелъ опять на мостъ, чтобы пригласить кого-нибудь къ себѣ въ гости. Въ это время случилось проходить Эръ-Рашиду въ одеждѣ купца. Калифъ ежедневно приходилъ на мостъ, но не находилъ Абу. Абу-Гасанъ, увидавъ Эръ-Рашида, обратился къ нему съ такими словами:
   -- Здравствуй, царь шайтановъ!
   -- Что я тебѣ сдѣлалъ?-- спросилъ калифъ.
   -- Да что же можно было сдѣлать хуже того, что ты сдѣлалъ со мною, лукавый шайтанъ? Сколько вынесъ я побоевъ, сидя въ сумасшедшемъ домѣ, гдѣ меня принимали за сумасшедшаго. И все это сдѣлалъ ты. Я привелъ тебя къ себѣ въ домъ, накормилъ тебя, и послѣ этого ты отдалъ меня въ руки своимъ шайтанамъ, чтобы они забавлялись надо мною. Уходи отъ меня и или своей дорогой.
   Калифъ улыбнулся и, занявъ подлѣ него мѣсто, сталъ ласково. говорить съ нимъ.
   -- О, братъ мой, -- сказалъ онъ, -- когда я въ тотъ вечеръ ушелъ отъ тебя, то нечаянно оставилъ дверь не закрытой, и шайтанъ, вѣроятно, забрался къ тебѣ.
   -- Не спрашивай лучше, что со мною случилось, -- продолжалъ Абу-Гасанъ. И зачѣмъ ты оставилъ дверь отворенной, такъ что дьяволъ могъ ко мнѣ забраться и сыграть со мною такую штуку?
   Онъ подробно разсказалъ Эръ-Рашиду, что съ нимъ случилось, и калифъ съ трудомъ могъ удержаться отъ смѣха, послѣ чего сказалъ ему:
   -- Ну, слава Богу, что всѣ бѣдствія твои кончились и что я вижу тебя прежнимъ.
   -- Я не хочу болѣе приглашать тебя къ себѣ, -- отвѣчалъ ему Абу-Гасанъ, -- потому что пословица говоритъ справедливо: "Кто обжегся на молокѣ, тотъ дуетъ и на воду". Теперь я не хочу болѣе пировать съ тобой, такъ какъ посѣщеніе твое, кромѣ несчастія, мнѣ ничего не принесло.
   -- Но вѣдь черезъ меня же исполнилось твое желаніе, -- сказалъ ему калифъ, -- и имамъ и шейки наказаны.
   -- Это правда, -- отвѣчалъ Абу-Гасанъ.
   -- Можетъ-быть, съ тобой случится что-нибудь еще болѣе пріятное.
   -- Но тебѣ-то что отъ меня надо?
   -- Мнѣ хочется быть сегодня вечеромъ твоимъ гостемъ.
   -- Я соглашусь на это, -- сказалъ, наконецъ, Абу-Гасанъ,-- только подъ тѣмъ условіемъ, чтобы ты поклялся мнѣ печатью Сулеймана, сына Давида, что ты не позволишь шайтану шутить со мной.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ Эръ-Рашидъ.
   Абу-Гасанъ повелъ его къ себѣ домой и поставилъ передъ нимъ и его спутниками угощеніе. Когда всѣ они насытились, слуги поставили передъ гостями вина и другіе напитки, и они продолжали пить и угощаться, пока хмель не бросился имъ въ голову. Тогда Абу-Гасанъ сказалъ калифу:
   -- О, собутыльникъ мой, говоря по правдѣ, я вовсе не понимаю, что въ тотъ разъ случилось со мной. Мнѣ казалось, что я былъ царемъ правовѣрныхъ и отдавалъ приказанія, а на самомъ-то дѣлѣ оказалось, что это было во снѣ.
   -- Это былъ тяжелый сонъ, -- отвѣчалъ калифъ и, незамѣтно положивъ въ кубокъ кусочекъ бенджа, прибавилъ: -- Выпей-ка этотъ кубокъ!
   -- Охотно выпью его изъ твоихъ рукъ, -- отвѣчалъ АбуГасанъ.
   Онъ взялъ кубокъ, и только что осушилъ его, какъ упалъ внизъ лицомъ. Калифъ тотчасъ же всталъ и приказалъ своимъ людямъ свести Абу-Гасана во дворецъ и положить его на царское ложе, а рабынямъ встать кругомъ. Самъ калифъ спрятался такъ, что его Абу-Гасанъ не могъ видѣть, а одной изъ рабынь онъ приказалъ взять лютню и ударить по струнамъ.
   Это было глубокой ночью, и Абу-Гасанъ, проснувшись и услыхавъ звуки лютни и пѣніе, закричалъ:
   -- Матушка! матушка!
   -- Къ твоимъ услугамъ, о, царь правовѣрныхъ!-- отвѣчали ему рабыни.
   Услыхавъ это, онъ вскричалъ:
   -- Сила и власть въ рукахъ Господа Всевышняго, Всемогущаго! Приди ко мнѣ на помощь, такъ какъ сегодняшняя ночь еще несчастнѣе прошлой!
   Онъ вспомнилъ о томъ, что было между нимъ и матерью, и какъ онъ побилъ ее, и какъ его посадили въ сумасшедшій домъ, и посмотрѣлъ на знаки, оставшіеся отъ побоевъ у него на тѣлѣ. Посмотрѣвъ на лица окружавшихъ его, онъ проговорилъ:
   -- Все это шайтаны, принявшіе образъ человѣческій! Аллахъ, заступись за меня!
   Онъ подозвалъ къ себѣ одного изъ мамелюковъ и приказалъ укусить его за ухо, чтобы онъ зналъ, спитъ онъ или нѣтъ.
   -- Какъ же я могу трогать твои уши, -- возразилъ ему мамелюкъ, -- вѣдь ты царь правовѣрныхъ?
   -- Дѣлай то, что тебѣ приказываютъ, или я снесу тебѣ голову!-- крикнулъ Абу-Гасанъ.
   Мамелюкъ прокусилъ ему ухо насквозь, такъ что Абу-Гасанъ громко закричалъ. Эръ-Рашидъ, сидѣвшій неподалеку, и всѣ присутствующіе попадали отъ смѣха и крикнули мамелюку:
   -- Не съ ума ли ты сошелъ, можно ли кусать такъ калифа?
   -- Развѣ несчастные шайтаны, -- крикнулъ имъ Гасанъ, -- мало вамъ того, что со мною случилось? Но вы-то не виноваты, а виноватъ вашъ старшій шайтанъ, превратившій васъ въ людей. Я прошу у Господа защиты противъ васъ!
   Услыхавъ это, калифъ крикнулъ изъ-за занавѣси:
   -- Т.ы убилъ насъ, Абу-Гасанъ!
   Абу-Гасанъ узналъ его и, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, обратился къ Господу съ просьбой усилить славу его и послать ему благоденствіе.
   Эръ-Рашидъ одѣлъ его въ богатое платье, далъ ему тысячу червонцевъ и назначилъ его своимъ главнымъ собутыльникомъ.
   Абу-Гасанъ сдѣлался любимцемъ калифа, такъ что обѣдалъ всегда съ нимъ и женою его, султаншей Зубейдехой, дочерью Эль-Казима, и женился на ея казначейшѣ Нушетъ Эль-Фуадъ. Онъ зажилъ съ своей женой и ѣлъ, пилъ и веселился до тѣхъ поръ, пока не промоталъ всѣхъ денегъ, послѣ чего онъ сказалъ женѣ:
   -- О, Нушетъ Эль-Фуадъ!
   -- Къ твоимъ услугамъ, -- отвѣчала она.
   -- Мнѣ хотѣлось бы подшутить надъ калифомъ, а ты подшути надъ султаншей, и мы сейчасъ же получимъ двѣсти червонцевъ и два куска шелковой матеріи.
   -- Поступай, какъ знаешь,-- отвѣчала она, -- и что же надо дѣлать?
   -- Надо намъ притвориться мертвыми. Я умру раньше тебя и лягу, а ты покрой меня шелковой салфеткой и разверни на меня чалму и завяжи ноги, а на животъ положи ножикъ и соли. Послѣ этого распусти волосы и или къ султаншѣ, и рви на себѣ платье, и бей себя по лицу, и кричи. Она спроситъ тебя: "Что съ тобой?" а ты отвѣчай: "Абу-Гасанъ Мотъ приказалъ тебѣ долго жить, -- скончался!" Она пожалѣетъ меня и заплачетъ и прикажетъ казначейшѣ выдать тебѣ сто червонцевъ и кусокъ шелковой матеріи и скажетъ тебѣ: "Иди, приготовь тѣло къ погребенію и похорони". Ты получишь отъ нея сто червонцевъ и кусокъ шелковой матеріи и приходи домой. Когда ты придешь, я встану, а ты ляжешь на. мое мѣсто, и я пойду къ калифу и скажу ему: "Нушетъ Эль-Фуадъ приказала тебѣ долго жить!" Я разорву на себѣ платье и дерну за бороду и ему станетъ жаль тебя, и онъ прикажетъ казначею дать мнѣ сто червонцевъ и кусокъ шелковой матеріи и скажетъ мнѣ: "Иди, приготовь тѣло къ погребенію и похорони его", и я вернусь домой.
   Нушетъ Эль-Фуадъ была очень довольна этой выдумкой и вскричала:
   -- Право, это отличная шутка!
   Она закрыла ему глаза, связала ноги, покрыла салфеткой и сдѣлала все, что онъ велѣлъ ей; послѣ этого она разорвала на себѣ платье, распустила волосы и пошла съ плачемъ и рыданіемъ къ султаншѣ Зубейдехѣ. Султанша, увидавъ ее въ такомъ видѣ сказала:
   -- Что это съ тобой? Что случилось? О чемъ ты плачешь?
   Нушедъ Эль-Фуадъ продолжала плакать и восклицать:
   -- О, госпожа моя, Абу-Гасанъ Мотъ приказалъ тебѣ долго жить. Онъ умеръ!
   Султанша Зубейдеха пожалѣла его, проговоривъ:
   -- Бѣдный Абу-Гасанъ Мотъ!
   Затѣмъ, поплакавъ немного, она приказала казначейшѣ выдать Нушетъ Эль-Фуадѣ сточервонцевъ и кусокъ шелковой матеріи и послала Нушетъ Эль-Фуаду приготовить тѣло къ погребенію и похоронить его. Взявъ сто червонцевъ и кусокъ шелковой матеріи, она вернулась домой очень довольная и, придя къ Абу-Гасану, разсказала ему все, что случилось. Онъ всталъ и опоясавшись на радостяхъ заплясалъ и, взявъ деньги и матерію, спряталъ ихъ.
   Послѣ этого онъ положилъ Нушетъ Эль-Фуадъ и сдѣлалъ съ нею то же самое, что она сдѣлала съ нимъ; затѣмъ разорвалъ на себѣ рубашку, растрепалъ бороду, распустилъ чалму и побѣжалъ къ калифу, засѣдавшему въ залѣ суда, куда прибѣжалъ, ударяя себя въ грудь.
   -- Что съ тобой, Абу-Гасанъ?-- сказалъ ему калифъ.
   -- Лучше бы твоему собутыльнику не родиться на свѣтъ Божій, -- рыдая, проговорилъ онъ.
   -- Говори же, что случилось?
   -- О, государь! Нушетъ Эль-Фуадъ приказала тебѣ долго жить!-- вскричалъ Абу-Гасанъ.
   -- Нѣтъ Бога, кромѣ Бога!-- проговорилъ калифъ, всплеснувъ руками.
   Онъ сталъ утѣшать Абу-Гасана и говорить ему:
   -- Не горюй, я дамъ тебѣ вмѣсто нея наложницу.
   Калифъ приказалъ казначею своему дать ему сто червонцевъ и кусокъ шелковой матеріи. Казначей немедленно исполнилъ приказаніе, а калифъ отпустилъ Абу-Гасана, сказавъ ему, чтобы онъ приготовилъ тѣло къ погребенію и похоронилъ его. Абу-Гасанъ, взявъ деньги и матерію, пошелъ домой и, подойдя къ мнимой покойницѣ, сказалъ ей:
   -- Вставай, желаніе наше исполнилось.
   Она встала, а онъ положилъ передъ нею деньги и матерію. Они ихъ спрятали и стали смѣяться и весело болтать.
   Послѣ ухода Абу-Гасана, отправившагося приготовлять тѣло къ погребенію, калифъ очень пожалѣлъ ее и, распустивъ совѣтъ, всталъ и, спираясь на Месрура-палача, пошелъ утѣшить Зубейдеху въ потерѣ ея рабыни. Онъ засталъ ее въ слезахъ и готовую утѣшать его въ потерѣ Абу-Гасана.
   -- А твоя рабыня Нушетъ Эль-Фуадъ, -- сказалъ калифъ, -- приказала тебѣ долго жить.
   -- О, государь мои, -- отвѣчала Зубейдеха, -- рабыня-то моя жива, а Абу-Гасанъ приказалъ тебѣ долго жить; вѣдь это онъ умеръ!
   Калифъ улыбнулся и сказалъ своему евнуху:
   -- О, Месруръ, какъ женщины безтолковы. Развѣ Абу-Гасанъ не былъ сейчасъ у меня?
   Султанша Зубейдеха сердито засмѣялась и проговорила:
   -- Что теперь за шутки? Развѣ тебѣ мало еще смерти Абу-Гасана, ты еще хочешь меня увѣрить, что умерла и моя рабыня, и обвиняешь меня въ безтолковости?
   -- Да въ самомъ же дѣлѣ Нушетъ Эль-Фуадъ умерла, -- сказалъ калифъ.
   -- Ты не могъ видѣть теперь Абу-Гасана и онъ быть у тебя не могъ, потому что сейчасъ у меня была Нушетъ Эльфуадъ. Она плакала и горевала и раздирала на себѣ одежду, а я утѣшала ее и дала ей сотню червонцевъ и кусокъ шелковой матеріи, а теперь я сидѣла и ждала тебя, желая тебя утѣшить въ потерѣ твоего любимаго собутыльника АбуГасана Мота, я даже хотѣла посылать за тобою.
   Услыхавъ это, калифъ засмѣялся и сказалъ:
   -- Умерла Нушетъ Элъ-Фуадъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, государь, -- возразила Зубейдеха, -- умеръ Абу-Гасанъ.
   Эти слова вывели калифа изъ себя, жила на лбу у него! надулась и онъ подозвалъ Месрура и сказалъ ему:
   -- Иди сейчасъ въ домъ. Абу-Гасана Мота и узнай, кто изъ нихъ умеръ.
   Месруръ пустился бѣжать бѣгомъ, а калифъ сказалъ султаншѣ:
   -- Хочешь побиться объ закладъ?
   -- Хочу, -- отвѣчала она, -- и стою на томъ, что умеръ Абу-Гасанъ.
   -- А я, -- сказалъ калифъ, -- предлагаю закладъ и говорю, что умерла Нушетъ Эль-Фуадъ, и побьемся мы вотъ на что: я ставлю "садъ восторговъ" противъ твоей "картинной бесѣдки".
   Они стали ждать Месрура.
   А Месруръ бѣжалъ, не останавливаясь, и завернулъ въ переулокъ, гдѣ стоялъ домъ Абу-Гасана Мота. Абу-Гасанъ синѣлъ, прислонившись къ окну, и издали увидалъ Месрура.
   -- Должно-быть, калифъ, -- сказалъ онъ женѣ, -- послѣ ітого, какъ я ушелъ отъ него, распустилъ дворъ и пошелъ утѣшать султаншу, а она при появленіи его встала и начала утѣшать его и сказала ему: "Абу-Гасанъ Мотъ приказалъ тебѣ долго жить!" -- На это калифъ отвѣчалъ ей: "Умерла Нушетъ Эль-Фуадъ. Она приказала тебѣ долго жить!" А Зубейдеха продолжала: "Нѣтъ, умерла не она, а Абу-Гасанъ Мотъ, твой собутыльникъ!" А онъ опять говорилъ ей: "Нѣтъ, умерла Нушетъ Эль-Фуадъ!" Такъ они поспорили и калифъ вышелъ изъ себя, побился съ нею объ закладъ и послалъ сюда Месрура, чтобы узнать, кто умеръ. Поэтому лечь теперь надобно тебѣ, для того, чтобы онъ видѣлъ тебя и пошелъ бы сказать объ этомъ калифу.
   Нушетъ Эль-Фуадъ легла, а Абу-Гасанъ прикрылъ ее изаромъ и сѣлъ у нея въ головахъ, заливаясь слезами. Въ это время евнухъ Месруръ вошелъ въ домъ, поклонился Абу-Гаёану и, увидавъ лежавшую Нушетъ Эль-Фуадъ, открылъ ея ницо и вскричалъ:
   -- Нѣтъ Бога, кромѣ Бога! Сестра наша Нушетъ Эль-Фуідъ умерла! Какъ быстро судьба ея свершилась! Аллахъ да помилуетъ ее и избавитъ тебя отъ отвѣтственности.
   Онъ ушелъ и разсказалъ калифу и Зубейдехѣ то, что видѣлъ, и при этомъ засмѣялся.
   -- Ахъ, ты, несчастный! Развѣ теперь до смѣха? Разскажи намъ хорошенько, кто же изъ нихъ умеръ?
   -- Клянусь Аллахомъ, о, государь мой, что Абу-Гасанъ живъ, а умерла Нушетъ Эль-Фуадъ и Абу-Гасанъ сидитъ у нея въ головахъ и плачетъ. Я открывалъ лицо Нушетъ ЭльРуадъ и видѣлъ, что оно распухло, и потому я сказалъ ему: "Похорони ее скорѣе для того, чтобы мы могли помолиться о ней", а онъ отвѣчалъ мнѣ: "Хорошо". Я оставилъ его приготовляющимъ тѣло къ погребенію.
   Калифъ засмѣялся и сказалъ:
   -- Ну, разскажи это еще разъ твоей безтолковой госпожѣ. Султанша Зубейдеха, услыхавъ разсказъ Месрура, вышла изъ себя и сказала:
   -- Безтолковъ тотъ, кто вѣритъ рабу.
   Она набросилась на Месрура, а калифъ принялся отъ души хохотать. Месруру это очень не понравилось и онъ сказалъ калифу:
   -- Справедливъ тотъ, кто сказалъ, что у женщинъ умъ коротокъ.
   -- О, царь правовѣрныхъ, -- вскричала Зубейдеха, -- ты смѣешься, а этотъ рабъ обманулъ меня, для того, чтобы угодить тебѣ, но я сама пошлю кого-нибудь, чтобы узнать, кто изъ нихъ умеръ.
   -- Посылай, -- отвѣчалъ калифъ.
   Султанша позвала старуху и сказала ей:
   -- Пойди поскорѣе въ домъ Нушетъ Эль-Фуадъ и посмотри, кто тамъ умеръ, и сейчасъ же вернись.
   Она дала ей денегъ и старуха тотчасъ же пошла и бѣжала вплоть до переулка, гдѣ Абу-Гасанъ увидалъ ее и сказалъ женѣ:
   -- О, Нушетъ Эль-Фуадъ, повидимому, султанша прислала посмотрѣть, кто изъ насъ умеръ, и не повѣрила тому, что Месруръ разсказывалъ, поэтому-то она и прислала сюда старуху. Теперь притвориться мертвымъ нужно мнѣ, для того, чтобы султанша не обвинила тебя во лжи.
   Абу-Гасанъ легъ, а Нушетъ Эль-Фуадъ закрыла его и связала ему ноги и глаза и сѣла плакать у него въ головахъ. Старуха вошла въ домъ и увидала Нушетъ Эль-Фуадъ въ слезахъ и перечисляющей всѣ достоинства покойника. Увидавъ старуху, Нушетъ Эль-Фуадъ зарыдала и сказала:
   -- Ты посмотри, что со мной случилось! Абу-Гасанъ умеръ и оставилъ меня одинокой!
   Она снова заплакала и разорвала на себѣ одежду.
   -- О, матушка, -- продолжала она, -- какой онъ былъ добрый!
   -- Тебѣ простительно горевать, -- отвѣчала старуха, -- вѣдь ты ужъ привыкла къ нему, а онъ привыкъ къ тебѣ.
   Подумавъ, какъ Месруръ навралъ калифу и султаншѣ Зубейдехѣ, она прибавила:
   -- А вѣдь Месруръ-то поссорилъ было калифа съ царицей.
   -- Изъ-за чего, матушка?
   -- Онъ пришелъ къ нимъ и разсказалъ, что умерла ты, а Абу-Гасанъ живъ и здоровъ.
   -- Ахъ, тетушка, я вѣдь только что была у царицы,, и она дала мнѣ сто червонцевъ и кусокъ шелковой матеріи, и я ей разсказала, какое несчастіе со мною случилось. Я совсѣмъ растерялась, и что я буду дѣлать одна-одинешенька? Лучше бы умереть мнѣ, а не ему!
   Она опятъ заплакала и старуха заплакала вмѣстѣ съ нею и, подойдя, открыла лицо Абу-Гасана и увидала перевязанные и распухшіе отъ тугой перевязки глаза. Она снова прикрыла его и сказала:
   -- Поистинѣ ты бѣдная, Нушетъ Эль-Фуадъ!
   Она принялась утѣшать ее и потомъ бѣгомъ пустилась обратно къ султаншѣ, которой разсказала все, что видѣла: Зубейдеха засмѣялась и сказала:
   -- Разскажи все этокалифу, назвавшему меня безтолковой и позволившему этому противному рабу говорить мнѣ дерзости.
   -- Увѣряю, что старуха эта лжетъ, -- сказалъ на это Месруръ, -- такъ какъ я самъ видѣлъ Абу-Гасана живымъ и здоровымъ, а Нушетъ Эль-Фуадъ лежала мертвая.
   -- Врешь ты, а не я, -- отвѣчала старуха, -- потому что ты хочешь поссорить царя съ царицей.
   -- Нѣтъ, врешь ты, злонамѣренная старуха, -- крикнулъ Месруръ,-- и царица вѣритъ тебѣ, потому что у нея голова не на мѣстѣ.


   Услыхавъ это, султанша Зубейдеха крикнула на него, разсердилась и заплакала.
   -- Я лгу, ты лжешь, мой евнухъ лжетъ, старуха твоя лжетъ, -- сказалъ, наконецъ, калифъ.-- И, по моему мнѣнію, мы сдѣлаемъ всего лучше, если всѣ четверо пойдемъ туда и узнаемъ, кто говоритъ правду.
   -- Ну, идемте же, -- сказалъ Месруръ, -- я докажу, какъ старуха эта вретъ и отдую ее за это.
   -- Ахъ, ты, дуракъ!-- крикнула старуха.-- Гдѣ тебѣ тягаться со мною. Вѣдь у тебя куриные мозги.
   Месруръ страшно обозлился и хотѣлъ избить ее, но султанша заступилась и, оттолкнувъ его, сказала:
   -- Вотъ сейчасъ правдивость ея будетъ доказана, какъ будетъ доказана твоя лживость.
   Всѣ четверо они встали, условились въ закладахъ и, выйдя изъ дворцовыхъ воротъ, прошли къ переулку, гдѣ жилъ Абу-Гасанъ Мотъ. Абу-Гасанъ, увидавъ ихъ, сказалъ женѣ:
   -- Видно, не всегда можно выйти сухимъ изъ воды, видно, повадился кувшинъ по воду ходить, такъ ему и голову сложить. Очевидно, что старуха разсказала своей госпожѣ то, что она видѣла, и сцѣпилась съ Месруромъ и всѣ они побились объ закладъ и всѣ четверо идутъ къ намъ.
   -- Что же намъ дѣлать?-- сказала Нушетъ Эль-Фуадъ.
   -- Намъ надо обоимъ притвориться мертвыми, лечь и затаить дыханіе.
   Оба они легли, связали себѣ ноги, закрыли глаза, затаили дыханіе и лежали спокойно, закрытые изаромъ. Тутъ въ домъ къ нимъ вошли калифъ и Зубейдеха, Месруръ и старуха и нашли хозяевъ вытянутыми, какъ мертвые. Султанша Зубейдеха, увидавъ ихъ, заплакала и сказала:
   -- Вы до того настаивали на томъ, что рабыня моя умерла, что она въ самомъ дѣлѣ умерла. Я увѣрена, что смерть мужа такъ огорчила ее, что она умерла вслѣдствіе нея.
   -- Не серди меня своей болтовней и предположеніями, -- сказалъ калифъ, -- потому что она умерла раньше Абу-Гасана, а иначе какъ могъ онъ приходить ко мнѣ, рвать на себѣ одежду и бить себя въ грудь, послѣ чего я далъ ему сто червонцевъ и кусокъ шелковой матеріи и сказалъ ему: "Иди, приготовь тѣло къ погребенію, а я дамъ тебѣ наложницу, которая займетъ ея мѣсто". И, повидимому, потеря жены такъ на него подѣйствовала, что онъ умеръ. Изъ этого слѣдуетъ, что я одержалъ верхъ и выигралъ закладъ.
   Султанша не оставила этого заявленія безъ отвѣта и между ними начался споръ.
   Калифъ сѣлъ въ головахъ мнимо-умершихъ супруговъ и сказалъ:
   -- Клянусь могилой апостола Аллаха (да помилуетъ и спасетъ его Господь) и могилой моихъ предковъ, что если кто-нибудь скажетъ мнѣ, кто изъ этихъ двухъ людей умеръ раньше, то я дамъ ему тысячу червонцевъ.
   Услыхавъ эти слова калифа, Абу-Гасанъ быстро поднялся и, вскочивъ на ноги, сказалъ:
   -- Первымъ умеръ я, царь правовѣрныхъ! Дай мнѣ тысячу червонцевъ и исполни данную тобою клятву.
   Послѣ этого приподнялась и Нушетъ Эль-Фуадъ и сѣла передъ калифомъ и царицей Зубейдехой, обрадовавшейся ихъ пробужденію, но, тѣмъ не менѣе, побранившей свою рабыню.
   Калифъ и Зубейдеха поздравили супруговъ и поняли, что они выкинули эту штуку для того, чтобы выманить денегъ.
   -- Ты лучше попросила бы у меня сколько тебѣ нужно,-- сказала султанша Нушетъ Эль-Фуадѣ, -- а не пускалась бы на такія штуки и не мучила бы меня.,
   -- Мнѣ было стыдно, госпожа моя, -- отвѣчала она.
   Что же касается до калифа, то онъ хохоталъ до безпамятства и сказалъ:
   -- О, Абу-Гасанъ, ты не отучился отъ мотовства, ради котораго готовъ на всякія штуки.
   -- О, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ Абу-Гасанъ, -- вѣдь я сыгралъ эту штуку, потому что промоталъ все, что получилъ отъ тебя, а просить еще посовѣстился. Когда я былъ одинъ, такъ не дорожилъ деньгами, а съ тѣхъ поръ, какъ женился на этой рабынѣ, мнѣ не хватитъ какого угодно состоянія. И, проживъ все, что у меня было, я и пошёлъ на выдумки, какъ бы получить отъ тебя сотню, другую червонцевъ и шелковую матерію. А теперь поторопись отдать мнѣ тысячу червонцевъ.
   Калифъ и султанша, выслушавъ его, оба захохотали и, вернувшись во дворецъ, калифъ далъ Абу-Гасану тысячу червонцевъ и сказалъ:
   -- Возьми ихъ въ видѣ награды за то, что ты остался живъ.
   Точно съ такими же словами и султанша дала Нушетъ Эль-Фуадѣ тысячу червонцевъ. Послѣ этого калифъ назначилъ Абу-Гасану крупное содержаніе и онъ зажилъ съ женою счастливо! (и весело, пока его не посѣтила разлучница съ счастьемъ -- смерть.


ГЛАВА ДВѢНАДЦАТАЯ.
Начинается съ половины двѣсти семьдесятъ первой ночи и кончается на двѣсти восемьдесятъ пятой.

Исторія Аладина Абу-Шамата.

   Мнѣ разсказывали, о, счастливый царь, что въ былыя времена въ Каирѣ жилъ купецъ по имени Шемсъ-Эдъ-Динъ. Онъ былъ самымъ лучшимъ и краснорѣчивымъ изъ всѣхъ купцовъ, и у него было много прислуги, служащихъ черныхъ рабовъ, рабынь и мамелюковъ. Шемсъ-Эдъ-Динъ, кромѣ того, былъ старшиною купечества и весьма богатымъ человѣкомъ. Съ нимъ жила жена, которую онъ очень любилъ и которая любила его; но онъ жилъ съ нею сорокъ лѣтъ, и у него не было ни дочерей ни сыновей. Сидя въ своей лавкѣ, онъ постоянно видѣлъ другихъ купцовъ, у каждаго изъ которыхъ былъ сынъ или два, и сыновья эти сидѣли въ лавкахъ, подобно своимъ отцамъ. Однажды, въ пятницу, старшина пошелъ въ баню, сдѣлалъ общее омовеніе и, взявъ зеркало, сталъ разсматривать свое лицо и проговорилъ:
   -- Я вѣрую, что нѣтъ Бога, кромѣ Бога, и что Магометъ пророкъ Его.
   Осмотрѣвъ свою бороду, онъ увидалъ просвѣчивавшуюся сѣдину и подумалъ, что сѣдина есть признакъ близости смерти.
   Жена его, зная время его обычнаго прихода; вымылась и приготовилась принять его и, встрѣтивъ, сказала:
   -- Добраго вечера!
   -- Ничего добраго я сегодня не встрѣтилъ,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Принеси ужинать, -- приказала жена рабынѣ.
   Рабыня подала ужинъ, а жена купца обратилась къ нему со словами:
   -- Поужинай, господинъ мой!
   -- Я ѣсть ничего не хочу, -- отвѣчалъ онъ и отвернулся отъ стола.
   -- Это почему? И кто тебя такъ огорчилъ?
   -- Ты причина моего горя.
   -- Какъ такъ?-- вскричала она.
   -- Когда я отворилъ сегодня свою лавку, я увидалъ, что у всѣхъ купцовъ есть по сыну или по два, и большая часть этихъ сыновей сидятъ, по примѣру отцовъ своихъ, въ лавкахъ. Я же, увидавъ это, въ душѣ проговорилъ: Тотъ, Кто взялъ моего отца, не оставитъ и меня. Когда я въ первый разъ, посѣтилъ тебя, -- продолжалъ онъ, -- ты взяла съ меня клятву, что я не возьму себѣ другой жены, и не возьму въ наложницы ни гречанки ни абиссинки и никакой другой рабыни, а между тѣмъ ты оказалась безплодной.
   Въ отвѣтъ на это жена его высказала ему упрекъ въ такихъ выраженіяхъ, что онъ, проснувшись утромъ, горько раскаивался въ своихъ словахъ, какъ она раскаивалась въ своемъ упрекѣ. Вскорѣ послѣ этого жена его сообщила ему, что желаніе его будетъ исполнено.
   Сынъ, дѣйствительно, родился, повитуха, для устраненія бѣдствій, прошептала ему на ухо имена Магомета и Али, прочла молитву и, завернувъ его, подала матери, которая накормила его грудью и онъ заснулъ. Повитуха пробыла съ родильницей три дня, послѣ чегона седьмой день было изготовлено для угощенья сладкое блюдо, и совершено обычное торжество посыпанія соли. Купецъ пришелъ къ женѣ, поздравилъ ее съ выздоровленіемъ и спросилъ:
   -- А гдѣ же Божья благодать?
   Родильница въ отвѣтъ на это представила ему поразительной красоты семидневнаго ребенка, котораго можно было принять за годовалаго. Купецъ, взглянувъ на него, увидалъ, что мальчикъ красивъ, какъ ясный мѣсяцъ, съ родинками на щекахъ.
   -- Какъ ты назвала его?-- спросилъ онъ у жены.
   -- Если бы это была дѣвочка, -- отвѣчала она, -- я сама могла бы дать ей имя, но вѣдь это мальчикъ и имя долженъ выбрать ты.
   Въ тѣ времена имена для дѣтей выбирались зачастую по какому-нибудь случайному указанію; такъ и тутъ: въ то время, какъ шелъ совѣтъ, какое бы дать мальчику имя, одинъ изъ купцовъ, обращаясь къ своему товарищу, сказалъ:
   -- О, господинъ мой Ал'адинъ.
   -- Мы назовемъ его Аладиномъ Абу-Шаматомъ, -- сказалъ купецъ своей женѣ.
   Онъ поручилъ ребенка нянькамъ, и мальчикъ два года сосалъ грудь, послѣ чего его отняли, и онъ подросъ и сталъ ходить. Когда ему минуло семь лѣтъ, его помѣстили въ подземную комнату, съ подъемной дверью. Родители его боялись для него дурного глаза, и отецъ его говорилъ:
   -- Этотъ мальчикъ не выйдётъ въ эту дверь, пока у него не вырастетъ борода.
   Старшина назначилъ для ухода за нимъ рабыню и чернаго раба. Рабыня подавала ему кушать, а черный рабъ приносилъ къ нему столъ. Послѣ обрѣзанія отецъ задалъ великолѣпный пиръ и затѣмъ привелъ къ нему законоучителя, и тотъ началъ обучать его всему, чему нужно.
   Но случилось, что однажды черный рабъ принесъ къ нему столъ и оставилъ по нечаянности подъемную дверь отворенной, вслѣдствіе чего Аладинъ вышелъ и прошелъ къ матери, гдѣ засталъ цѣлое общество знатныхъ дамъ, бесѣдовавшихъ юъ лею. Дамы, увидавъ его, предположили, что къ нимъ ворвался пьяный мамелюкъ, и всѣ, закрывъ лица, закричали его. матери:
   -- Аллахъ ладъ тобою, какъ могла ты пустить къ себѣ такого страннаго мамелюка? Развѣ ты не знаешь, что скромность есть одинъ изъ догматовъ вѣры?
   -- Аллахъ съ вами!-- отвѣчала мать.-- Вѣдь это сынъ мой, радость моей души, сынъ старшины купцовъ и зѣница нашего ока!
   -- Никогда въ жизни не видали мы такого сына, какъ твой, -- отвѣчали они.
   -- Отецъ боялся для него дурного глаза, -- продолжала мать, -- и потому помѣстилъ его въ подземную комнату подъ подъемной дверью, а рабъ, вѣроятно, нечаянно оставилъ дверь не закрытой, и онъ вошелъ въ нее; но мы не желали вообще, чтобы онъ выходилъ прежде, чѣмъ у него вырастетъ борода.
   Женщины поздравили ее съ такимъ сыномъ, а юноша прошелъ въ бесѣдку и сѣлъ тамъ. Въ это время рабы вошли во дворъ съ муломъ его отца, и Аладинъ сказалъ имъ:
   -- Куда водили, вы мула?
   -- Мы возили на немъ твоего отца въ лавку и привели его обратно.
   -- А чѣмъ торгуетъ мой отецъ?-- спросилъ онъ.
   -- Отецъ твой, -- отвѣчали они ему, -- старшина купечества въ Египтѣ.
   Аладинъ пошелъ къ своей матери и сказалъ ей:
   -- О, мать моя, чѣмъ торгуетъ мой отецъ?
   -- О, сынъ мой, отецъ твой купецъ и старшина всего египетскаго купечества. Рабы его не продаютъ безъ его спроса вещей цѣною свыше тысячи червонцевъ. Что же касается до вещей въ девятьсотъ червонцевъ или менѣе, они продаютъ безъ его вѣдома. И нѣтъ такихъ товаровъ мелкихъ или крупныхъ, которые не проходили бы черезъ его руки, и вся торговля находится подъ наблюденіемъ твоего отца. Господь (да святится имя Его) далъ твоему отцу такое богатство, какое и сосчитать нельзя.
   -- Ну, такъ, о, мать моя, -- сказалъ одъ ей, -- я благодарю Бога, что я сынъ старшдны купечества. Но зачѣмъ заставляете вы меня жить въ неволѣ въ подземной комнатѣ?
   -- О, сынъ мой, -- отвѣчала она, -- мы помѣстили тебя въ подземную комнату, боясь, чтобы тебя не сглазили, такъ какъ дурной глазъ, дѣйствительно, опасенъ.
   -- О, мать моя, -- сказалъ онъ ей, -- отъ судьбы развѣ уйти можно? Предосторожность не помѣшаетъ Провидѣнію исполнить свое рѣшеніе. Повѣрь, что Тотъ, Кто взялъ моего дѣда, не оставитъ моего отца; и если онъ живъ сегодня, то можетъ не быть живымъ завтра, а если бы отецъ мой умеръ, и я пошелъ бы и сказалъ: Аладинъ, сынъ купца Шемсъ-Эдъ-Дина, то никто не повѣрилъ бы мнѣ, и старики сказали бы: во всю свою жизнь мы никогда не видывали ни сына, ни дочери Шемсъ-Эдъ-Дина, и правительственные чиновники явились бы и взяли состояніе отца. Да помилуетъ Аллахъ того, кто сказалъ: "Послѣ смерти легкомысленнаго человѣка состояніе его пропадаетъ, и самые низкіе люди разбираютъ его женъ". Поэтому-то, мать моя, поговори съ отцомъ и попроси его взять меня съ собой на рынокъ, открыть мнѣ лавочку и выучить меня продавать и покупать, отдавать и получатъ.
   -- Когда отецъ твой, о, сынъ мой, -- отвѣчала мать, -- вернется домой, то я передамъ ему о твоемъ желаніи.
   Купецъ, вернувшись домой, нашелъ сына своего Аладина у матери.
   -- Зачѣмъ это, -- сказалъ онъ ей, -- вывела ты его изъ подземной комнаты?
   -- О, сынъ моего дяди!-- отвѣчала она ему.-- Я вовсе не выводила его; но прислуга по неосторожности оставила подъемную дверь не закрытой, и въ то время, какъ я сидѣла съ нѣсколькими гостями, онъ вдругъ вошелъ къ намъ.
   Тутъ она передала все, что сынъ ея говорилъ, вслѣдствіе чего отецъ обратился къ нему съ такими словами:
   -- О, сынъ мой, завтра, если на то будетъ воля Божья, я возьму тебя;съ собой на рынокъ. Но, сынъ мой, занятія на рынкѣ требуютъ во всякомъ случаѣ вѣжливаго и ловкаго обхожденія.
   Аладинъ пошелъ спать въ эту ночь совершенно довольный и осчастливленный словами отца, а утромъ отецъ взялъ его въ баню и одѣлъ въ богатое платье. Позавтракавъ и выпивъ шербета, купецъ сѣлъ на мула, сына посадилъ на другого, и они поѣхали на рынокъ. Купцы тотчасъ же увидали своего старшину въ сопровожденіи юноши, красиваго, какъ ясный мѣсяцъ. По обычаю того времени, когда старшина садился передъ своей лавкой, то одинъ изъ служащихъ рынка подходилъ къ купцамъ и читалъ молитвы, желая каждому добраго утра, послѣ чего всѣ расходились по своимъ лавкамъ. Но въ этотъ день, несмотря на обычай, купцы къ нему не собрались, хотя онъ уже сѣлъ передъ своей лавкой. Онъ подозвалъ къ себѣ служащаго, обязаннаго читать молитвы, человѣка весьма бѣднаго, по имени Магометъ Симсонъ, и спросилъ у него:
   -- Почему купцы не собрались, какъ всегда, около меня?
   А служащій отвѣчалъ ему, что купцы теперь спорятъ объ юношѣ, что пріѣхалъ съ нимъ, не зная, мамелюкъ онъ или родственникъ его жены?
   -- Это мой сынъ, -- сказалъ ему купеческій старшина.
   -- Но мы въ жизни не видали твоего сына.
   -- Изъ боязни дурного глаза, -- отвѣчалъ старшина,-- я воспитывалъ его въ подземельи и не хотѣлъ, чтобы онъ вышелъ оттуда прежде, чѣмъ обрастетъ бородой, но мать его на это не согласилась, и онъ просилъ меня открыть ему лавку, купить товаровъ и научить торговать.
   Служащій пошелъ къ купцамъ и сообщилъ имъ, въ чемъ дѣло, послѣ чего всѣ они встали и пошли къ старшинѣ вслѣдъ за служащимъ, который прочелъ молитвы. Купцы поздравили старшину съ сыномъ.
   -- Да сохранитъ Господь и стволъ и вѣтви!-- сказали они.-- А знаешь, -- прибавили купцы,-- если родится сынъ или дочь, то даже самые бѣдняки дѣлаютъ угощеніе и призываютъ своихъ знакомыхъ и родныхъ, а ты вѣдь этого не сдѣлалъ до сихъ поръ.
   -- Я угощу васъ, -- отвѣчалъ купецъ, -- и приглашу въ садъ.
   На слѣдующее же утро онъ послалъ убрать бесѣдку въ саду и бывшую тамъ же гостиную. Кромѣ того, онъ купилъ всякой провизіи, и баранины, и очищеннаго масла, и всего, что нужно для угощенія, и приготовилъ два стола: одинъ въ бесѣдкѣ, а другой въ гостиной. Затѣмъ купецъ опоясался, какъ опоясался и Аладинъ.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ отецъ, -- когда придутъ почтенные гости, то я встрѣчу ихъ и посажу въ бесѣдку, а когда придутъ безбородые юноши, то тебѣ надо встрѣтить ихъ и провести въ гостиную и усадить за приготовленный тамъ столъ.
   -- Зачѣмъ же это, о, отецъ мой?-- спросилъ Аладинъ.-- Зачѣмъ ты приготовилъ два стола: одинъ для взрослыхъ, а другой для безбородыхъ юношей?
   -- Развѣ ты не знаешь, что юношамъ неприлично ѣсть въ присутствіи зрѣлыхъ людей?
   Такимъ образомъ, когда пришли гости, то Шемсъ-Эдъ-Динъ встрѣтилъ почтенныхъ людей и усадилъ ихъ въ бесѣдку, а сынъ его провелъ юношей въ гостиную и усадилъ ихъ тамъ. Слуги поставили кушанья, и гости принялись ѣсть, пить, веселиться и прохлаждаться шербетомъ, а рабы постоянно курили духами, послѣ чего люди почтенные стали говорить объ искусствахъ и преданіяхъ.
   Юноши же усѣлись въ концѣ комнаты вмѣстѣ съ Аладиномъ, и одинъ изъ нихъ сказалъ своему товарищу:
   -- О, господинъ Гасанъ, разскажи мнѣ, какъ ты покупаешь и продаешь и какимъ образомъ этому выучился?
   -- Когда я выросъ, -- отвѣчалъ Гасанъ, -- то сказалъ своему отцу: "Дай мнѣ товару"; но онъ отвѣчалъ мнѣ: "Товару у меня нѣтъ; самъ научись пріобрѣтать на товаръ деньги и торгуй и учись продавать, покупать, отдавать и получать". Послѣ этого я отправился къ одному изъ купцовъ и занялъ у него тысячу червонцевъ. Купивъ на нихъ матерій, я поѣхалъ въ Сирію, гдѣ вернулъ деньги червонецъ на червонецъ. Купивъ товару въ Сиріи, я поѣхалъ съ нимъ въ Багдадъ, гдѣ его продалъ опять-таки вдвое дороже, и такимъ образомъ, я продолжалъ торговать, пока не пріобрѣлъ капитала въ десять тысячъ червонцевъ.
   Другіе юноши разсказывали про себя почти то же самое, пока не дошелъ чередъ до Аладина Абу-Шамата.
   -- Ну, разсказывай теперь ты, господинъ Аладинъ, -- сказали ему гости.
   -- Я воспитывался, -- отвѣчалъ онъ, -- въ подземной комнатѣ; и вышелъ оттуда только на этой недѣлѣ, и ѣздилъ въ лавку, и вернулся домой.
   -- Ты привыкъ, -- сказали они ему, -- сидѣть дома и не знаешь прелести путешествія, доступнаго только мужчинамъ.
   -- Я не чувствую потребности къ путешествію, -- отвѣчалъ іонъ, -- и думаю, что лучше покоя ничего быть не можетъ.
   -- Ты похожъ на рыбу, -- замѣтилъ одинъ изъ юношей:-- выскочивъ изъ воды, она умираетъ.
   -- О, Аладинъ!-- сказали ему гости.-- Доблесть купеческихъ сыновъ заключается въ путешествіи съ цѣлью пріобрѣтенія.
   Эти слова привели Аладина въ ярость, и онъ ушелъ тотчасъ же отъ своихъ юныхъ гостей и, сѣвъ на мула, поѣхалъ домой. Мать, увидавъ его въ слезахъ и внѣ себя отъ досады, сказала ему:
   -- О чемъ это ты плачешь, сынъ мой?
   -- Всѣ купеческіе сынки, -- отвѣчалъ онъ, -- упрекали меня и говорили мнѣ, что доблесть купеческихъ сыновъ заключается въ путешествіяхъ съ цѣлью пріобрѣтенія золотыхъ и серебряныхъ денегъ.
   -- О, сынъ мой, -- сказала ему мать, -- такъ ты хочешь путешествовать?
   -- Хочу, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Куда же ты хочешь ѣхать?
   -- Въ Багдадъ, потому что тамъ можно получить двойную цѣну на товары.
   -- О, сынъ мой!-- продолжала мать.-- Отецъ твой очень богатъ, но если онъ не купить тебѣ товаровъ на свои деньги, то я куплю тебѣ на свои.
   -- Тотъ подарокъ хорошъ, который дарится немедленно, и если ты желаешь оказать мнѣ вниманіе, то теперь оно будетъ какъ разъ кстати.
   Она позвала рабовъ и послала ихъ къ укладчикамъ товаровъ и, открывъ кладовыя, достала оттуда тканей, которыхъ навязали десять тюковъ.
   Между тѣмъ отецъ его, осмотрѣвшись и не видя сына въ саду, спросилъ у присутствующихъ, гдѣ онъ, и узналъ, что Аладинъ сѣлъ на мула и отправился домой; онъ тоже сѣлъ на мула и поѣхалъ за нимъ. Въѣхавъ во дворъ, онъ увидалъ уложенные вьюки и спросилъ, что это значитъ. Жена его разсказала ему о томъ, какъ купеческіе сыновья отнеслись къ ихъ Аладину, на что купецъ сказалъ Аладину:
   -- О, сынъ мой! Путешествіе въ чужіе края достойно проклятія, такъ какъ апостолъ сказалъ: счастливъ тотъ, кто не покидаетъ своей родины, и старики говорятъ: воздержись отъ поѣздокъ хотя бы за милю отъ дому. Неужели ты твердо рѣшился ѣхать и не откажешься отъ своего намѣренія?
   -- Я хочу ѣхать въ Багдадъ съ товарами, -- отвѣчалъ онъ, -- или же сниму свою одежду и одѣнусь дервишемъ, чтобы бродить изъ страны въ страну.
   -- Я не нахожусь ни въ нуждѣ ни въ опалѣ, -- отвѣчалъ ему отецъ, -- а напротивъ того, я человѣкъ очень богатый.-- Онъ показалъ ему цѣлыя груды товаровъ и прибавилъ: -- У меня имѣются и ткани и товары, годные для всякой страны.-- Онъ показалъ ему сорокъ тюковъ, и на каждомъ тюкѣ была обозначена цѣна въ тысячу червонцевъ.-- О, сынъ мой,-- продолжалъ онъ, -- возьми эти сорокъ тюковъ и десять тюковъ, подаренныхъ тебѣ твоей матерью, и отправляйся съ Богомъ! Только я боюсь на твоемъ пути одного лѣса, по названію Львинаго лѣса, долины, по названію Собачьей, такъ какъ въ этихъ двухъ мѣстахъ людей убиваютъ безъ сожалѣнія.
   -- Кто же убиваетъ, отецъ?-- спросилъ Аладинъ.
   -- Бедуинъ, -- отвѣчалъ отецъ, -- грабитель большихъ дорогъ, котораго зовутъ Эджланомъ.
   -- Спасти отъ всегоможетъ Господь, -- отвѣчалъ сынъ, -- если Онъ опредѣлилъ мнѣ остаться живымъ, то со мной ничего не случится.
   Они съ отцомъ сѣли на муловъ и поѣхали на торгъ вьючнаго скота, гдѣ какъ разъ слѣзалъ съ мула укладчикъ, который, поцѣловавъ руку купеческому старшинѣ, сказалъ ему:
   -- Клянусь Аллахомъ, о, господинъ мой, ты давно не доставлялъ мнѣ работы по твоимъ торговымъ дѣламъ.
   -- Всему свое время, -- отвѣчалъ ему старшина.-- Вотъ, укладчикъ, мой сынъ, и онъ желаетъ путешествовать.
   -- Господь сохранитъ его тебѣ, -- отвѣчалъ укладчикъ.
   Старшина условился съ укладчикомъ въ цѣнѣ и просилъ его быть отцомъ его сына.
   -- И отъ возьми себѣ сто червонцевъ, -- прибавилъ онъ, вручая укладчику деньги.
   Послѣ этого онъ купилъ шестьдесятъ муловъ и покровъ святому, погребенному въ Каирѣ и считающемуся покровителемъ путешественниковъ.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ онъ Аладину, -- въ мое отсутствіе укладчикъ этотъ будетъ занимать мѣсто отца твоего, и ты долженъ повиноваться ему.
   Онъ пришелъ вмѣстѣ съ мулами и молодыми погонщиками, и на слѣдующій вечеръ въ домѣ у нихъ былъ прочтешь Коранъ, а утромъ старшина далъ своему сыну тысячу червонцевъ, сказавъ:
   -- Когда ты будешь въ Багдадѣ, то продавай ткани, если за нихъ будутъ давать хорошую цѣну, а если требованія большіого на нихъ не будетъ, то живи на эти червонцы.
   Они нагрузили муловъ, простились, и путешественники выѣхали изъ города. Ѣхали они по доламъ и пустынямъ, пока не подъѣхали къ Дамаску, а изъ Дамаска стали пробираться въ Алеппо, и не останавливались до тѣхъ поръ, пока до Багдада не осталось всего одного дня пути. Но, тѣмъ не менѣе, они продолжали двигаться и спустились въ долину, гдѣ Аладинъ пожелалъ остановиться, но укладчикъ сказалъ ему:
   -- Здѣсь не останавливайся, а продолжай двигаться, и торопись добраться до мѣста: можетъ-быть, мы успѣемъ въѣхать въ Багдадъ, прежде чѣмъ запрутъ городскія ворота. Горожане отворяютъ ихъ не ранѣе солнечнаго восхода, боясь, чтобы еретики не взяли города и не побросали священныя книги въ Тигръ.
   -- О, отецъ мой, -- отвѣчалъ Аладинъ, -- я прибылъ въ этотъ городъ не съ торговыми цѣлями, а для того, чтобы повеселиться.
   -- О, сынъ мой, -- возразилъ ему укладчикъ, -- я боюсь арабовъ какъ за тебя, такъ и за твои товары.
   -- Скажи мнѣ, ты слуга или господинъ?-- крикнулъ ему Аладинъ.-- Я хочу войти въ Багдадъ утромъ для того, чтобы горожане могли видѣть мои товары и меня.
   -- Дѣлай, какъ знаешь, -- отвѣчалъ ему укладчикъ, и Аладинъ приказалъ развьючить муловъ, что и было исполнено. Имъ раскинули палатки, и они отдыхали до полуночи.
   Аладинъ, выйдя изъ палатки, увидалъ, что вдали что-то сверкаетъ.
   -- Скажи мнѣ, укладчикъ, -- спросилъ онъ, -- что это тамъ сверкаетъ?
   Укладчикъ внимательно посмотрѣлъ и увидалъ, что. на нѣкоторомъ разстояніи сверкали пики и мечи бедуиновъ. Это, дѣйствительно, оказались арабы подъ предводительствомъ шейка Эджлана Абу-Наиба. Приблизившись и увидавъ грузъ, они сказали:
   -- Какая удачная ночь!
   Услыхавъ этотъ возгласъ, укладчикъ крикнулъ:
   -- Убирайтесь, подлые арабы!
   Но Абу-Наибъ такъ ударилъ его пикой въ грудь, что конецъ ея: вышелъ у него изъ спины, отчего онъ упалъ у дверей палатки.
   -- Убирайтесь, подлые арабы!-- крикнулъ послѣ этого водоносецъ.
   Одинъ изъ арабовъ ударилъ его мечомъ по плечу и такъ сильно, что онъ упалъ пораженный. Все это совершилось въ глазахъ стоявшаго тутъ Аладина. Арабы окружили караванъ, убили прислугу Аладина, не пощадивъ; ни единаго человѣка, послѣ чего они навьючили муловъ и уѣхали. Аладинъ же подумалъ, что его мулъ и одежда могутъ его выдать и дать поводъ убить его, поэтому онъ снялъ съ себя все, оставивъ только рубашку и штаны, и положилъ одежду на мула. Затѣмъ, увидавъ въ дверяхъ палатки лужу крови, онъ обвалялся въ ней и такъ выпачкался, что его можно было принять за убитаго.
   Между тѣмъ атаманъ арабовъ, Эджланъ, говорилъ своимъ людямъ:
   -- Скажите мнѣ, арабы, шелъ ли этотъ караванъ изъ Египта или изъ Багдада?
   -- Онъ шелъ изъ Египта въ Багдадъ, -- отвѣчали ему.
   -- Ну, такъ вернитесь на мѣсто побоища, -- прибавилъ онъ, -- потому что мнѣ думается, что хозяина каравана мы не убили.
   Они вернулись на мѣсто побоища и стали добивать раненыхъ, пока не добрались до Аладина. Онъ лежалъ между убитыми, и арабы, подъѣхавъ къ нему, сказали:
   -- Ты притворяешься убитымъ!
   Одинъ изъ бедуиновъ поднялъ свою пику и хотѣлъ пронзить его, но Аладинъ проговорилъ:
   -- Спаси меня, чудотворецъ!-- и въ ту же минуту увидѣлъ, какъ чья-то рука отвела пику отъ его груди на грудь лежавшаго подлѣ убитаго укладчика, послѣ чего арабы погнали навьюченныхъ муловъ и удалились.


   Оглянувшись и увидавъ, что, хищныя птицы улетѣли съ своей добычей. Аладинъ всталъ и побѣжалъ. Но вдругъ бедуинъ Абу-Наибъ говорить своимъ товарищамъ:
   -- Я видѣлъ тамъ, вдали, точно что-то мелькнуло.
   Одинъ изъ арабовъ тотчасъ же вернулся и увидалъ бѣжавшаго Аладина, которому онъ крикнулъ:
   -- Не бѣги, мы все равно, догонимъ тебя.
   Арабъ кулакомъ ударилъ по своей лошади, и та прибавила шагу. Аладинъ видѣлъ передъ собою прудъ, и подлѣ него цистерну, и потому онъ тотчасъ же опустился туда и легъ у окна, какъ будто бы спящій.
   -- Покровитель, чудотворецъ, -- прошепталъ онъ, -- покрой меня своимъ неприкосновеннымъ покровомъ.
   Онъ слышалъ, какъ бедуинъ остановился у цистерны, и протянулъ руку въ окно, чтобы схватить его.
   -- Святая Нефизеха, спаси меня!-- взмолился Аладинъ.
   И вдругъ выползъ скорпіонъ и ужалилъ бедуина въ руку.
   -- Арабы, сюда!-- закричалъ бедуинъ.-- Меня ужалили!
   Онъ упалъ съ лошади, а подскакавшіе товарищи снова подсадили его и спросили:
   -- Что съ тобой случилось?
   -- Меня ужалилъ скорпіонъ.
   Послѣ этого арабы скрылись вмѣстѣ съ караваномъ.
   А Аладинъ выспался въ окнѣ цистерны. Затѣмъ всталъ и пошелъ въ Багдадъ. Когда онъ проходилъ по улицамъ, собаки лаяли на и, его, а вечеромъ, проходя мимо мечети, онъ увидалъ отворенную дверь и, войдя въ нее, спрятался. Вдругъ онъ замѣтилъ приближавшійся къ нему свѣтъ и, внимательно Посмотрѣвъ, ясно различилъ два фонаря въ рукахъ двухъ черныхъ рабовъ, которые шли передъ двумя купцами. Одинъ изъ купцовъ былъ пожилой человѣкъ, весьма пріятной наружности, а другой молодой человѣкъ, говорившій своему спутнику:
   -- Аллахомъ умоляю тебя, отдай мнѣ снова мою двоюродную сестру, твою дочь.
   -- Не предупреждалъ ли я тебя много разъ, -- отвѣчалъ старикъ, -- чтобы ты не-говорилъ безпрестанно о разводѣ.
   Въ это время старикъ посмотрѣлъ направо и увидалъ Аладина, выглянувшаго, какъ ясный мѣсяцъ.
   -- Миръ надъ тобою!-- сказалъ ему купецъ.
   Аладинъ отвѣтилъ на его привѣтствіе, а старикъ спросилъ у него, кто онъ такой?
   -- Я Аладинъ, сынъ Шемсъ-Эдъ-Дина, купеческаго старшины города Каира, -- отвѣчалъ онъ.-- Я просилъ отца моего дать мнѣ товаровъ, и онъ приготовилъ мнѣ пятьдесятъ тюковъ и далъ мнѣ средствъ, не натирая меня мазями; клянусь Аллахомъ, онъ необыкновенно искусенъ, и на мнѣ лежитъ обязанность осыпать его милостями и почестями и сдѣлать его своимъ близкимъ другомъ и товарищемъ на всю мою жизнь.
   Онъ провелъ веселую и счастливую ночь, радуясь своему выздоровленію, и, вставъ, снова вышелъ и сѣлъ на тронъ; царедворцы встали передъ нимъ, а эмиры и визири сѣли по его правую и лѣвую руку, и онъ послалъ за мудрецомъ Дубаномъ, который, явившись, поцѣловалъ прахъ у ногъ его. Царь всталъ и посадилъ его рядомъ съ собою, и ѣлъ съ нимъ, и осыпалъ его любезностями. Онъ одарилъ его почетнымъ платьемъ и другими вещами и, проговоривъ съ нимъ до наступленія ночи, приказалъ выдать еще пять почетныхъ одеждъ и тысячу червонцевъ, и мудрецъ откланялся и вернулся домой.
   На слѣдующій день, когда царь снова пришелъ въ залу суда, эмиры, визири и царедворцы окружили его. Между его визирями былъ одинъ очень дурной человѣкъ, злобный, скупой и завистливаго и лживаго характера. Этотъ визирь, увидавъ, что царь выказывалъ такое расположеніе мудрецу Дубану и осыпалъ его милостями, сталъ завидовать ему и затаилъ противъ него злобу согласно съ пословицей, говорящей, что на свѣтѣ пѣть людей безъ зависти или же: тиранія таится въ душѣ; власть проявляетъ ее, а слабость скрываетъ ее. Такимъ образомъ онъ подошелъ къ царю, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и сказалъ:
   -- О, царь вѣковъ, милости твои распространяются на всѣхъ людей, и мнѣ надо дать тебѣ одинъ очень важный совѣтъ. Если бы я скрылъ это отъ тебя, то былъ бы врожденнымъ негодяемъ; и потому, если ты прикажешь мнѣ говорить, то я скажу.
   Слова визиря обезпокоили царя, и онъ сказалъ:
   -- Какой это совѣтъ?
   -- Славный царь!-- отвѣчалъ онъ.-- Древніе говорятъ: человѣку, не усматривающему послѣдствій, судьба покровительствовать не станетъ. Тебя, царь, я видѣлъ на ложномъ пути, такъ какъ ты осыпалъ милостями своего врага,-- человѣка, который добивается разрушенія твоего государства. Ты обласкалъ его, и осыпалъ почестями, и допустилъ до короткости; поэтому-то, о, царь, я боюсь послѣдствій такого поведенія.
   Эти слова встревожили царя, и лицо его измѣнилось.
   -- Кого это ты считаешь моимъ врагомъ,-- спросилъ онъ,-- и кого я обласкалъ?
   -- О, царь,-- отвѣчалъ онъ,-- если ты спишь, то проснись! Я говорю о мудрецѣ Дубанѣ.
   -- Онъ -- мой ближайшій другъ,-- сказалъ царь,-- и человѣкъ наиболѣе мнѣ дорогой, потому что онъ вылѣчилъ меня вещью, которую я только держалъ въ рукѣ. Онъ исцѣлилъ меня отъ болѣзни, которую врачи не могли вылѣчить, и въ цѣломъ мірѣ, отъ востока до запада, не найти такого человѣка, какъ онъ. Зачѣмъ ты говоришь противъ него? Отнынѣ я хочу назначить ему постоянное содержаніе и жалованье и давать ему ежемѣсячно по тысячѣ червонцевъ; и если бы я раздѣлилъ съ нимъ государство, то и того было бы недостаточно. Я думаю, что ты сказалъ все это изъ одной только зависти. Если бы я сдѣлалъ то, что ты желаешь, то раскаялся бы потомъ, какъ раскаялся человѣкъ, убившій своего попугая.
   

Мужъ попугай.

   Жилъ-былъ одинъ купецъ, страшно ревнивый, у котораго была необыкновенной красоты жена, что мѣшало ему выходить изъ дома. Но случилось такъ, что ему необходимо было уѣхать по одному дѣлу, и, убѣдившись въ этой необходимости, онъ отправился на базаръ, гдѣ продавались птицы, и купилъ попугая, котораго принесъ домой, чтобъ онъ могъ исполнять обязанность шпіона и по возвращеніи его сообщалъ ему, что дѣлалось во время его отсутствія, такъ какъ этотъ попугай былъ ловкій и умный и помнилъ все, что слышалъ. Окончивъ путешествіе и свои дѣла, онъ вернулся и приказалъ принести къ себѣ попугая и спросилъ его о поведеніи своей жены.
   -- У твоей жены есть любовникъ,-- отвѣчалъ онъ, -- который въ твое отсутствіе приходилъ къ ней каждую ночь.
   Купецъ, услыхавъ это, пришелъ въ страшную ярость и, отправившись къ женѣ, избилъ ее.
   Жена вообразила, что кто-нибудь изъ ея рабынь сообщила ему о томъ, что происходило въ его отсутствіе между ею и ея возлюбленнымъ. Она призвала ихъ всѣхъ и заставила ихъ поклясться. Всѣ онѣ поклялись, что ничего не говорили хозяину, но признались, что слышали, какъ попугай сообщалъ ему о томъ, что происходило. Убѣдившись изъ показаній рабынь, что попугай разсказалъ ея мужу объ ея интригѣ, она приказала одной изъ своихъ рабынь стучать ручной мельницей подъ клѣткой, другой рабынѣ прыскать сверху водой, а третьей вертѣть со стороны въ сторону зеркаломъ въ продолженіе всей слѣдующей ночи, когда мужа ея не было дома. На слѣдующее утро мужъ, вернувшись изъ гостей, снова спросилъ у попугая, что происходило въ ночь его отсутствія, и птица отвѣчала:
   -- О, хозяинъ, я ничего не видѣлъ и не слышалъ, вслѣдствіе страшнаго мрака, грома, молніи и дождя.
   Такъ какъ это было лѣтомъ, то хозяинъ сказалъ ему:
   -- Ну, что за странныя вещи ты говоришь? Теперь лѣто, и ничего подобнаго, описаннаго тобою, не было.
   Попугай, однакоже, клялся всевышнимъ Аллахомъ, что говорилъ правду и что все такъ было. Купецъ, ничего не понимая и не зная заговора, такъ разсердился, что вытащилъ птицу изъ клѣтки и, сильно ударивъ ее объ полъ, убилъ ее.
   Но чрезъ нѣсколько дней одна изъ рабынь разсказала ему всю правду; онъ ей, однакоже, не повѣрилъ до тѣхъ поръ, пока не увидалъ самъ, какъ любовникъ его жены выскочилъ изъ его дома. Онъ обнажилъ мечъ и убилъ измѣнника, ударивъ его сзади по затылку. То же самое онъ сдѣлалъ и съ своей вѣроломной женой, и такимъ образомъ оба они унесли съ собой въ огонь тяжесть явнаго преступленія, и купецъ узналъ, что попугай сообщалъ ему вѣрно о томъ, что видѣлъ, и онъ очень горевалъ объ его потерѣ.
   Визирь, услыхавъ этотъ разсказъ царя Юнана, сказалъ:
   -- О, царь великодостойный, что сдѣлалъ мнѣ этотъ сильный мудрецъ, этотъ человѣкъ, отъ котораго можетъ произойти зло, чтобъ я сдѣлался его врагомъ и сталъ дурно говорить о немъ и старался бы погубить его? Если я сообщилъ тебѣ о немъ, то только изъ состраданія къ тебѣ и изъ опасенія, что ты сгубишь свое счастье, и, если я окажусь неправъ, то казни меня, какъ былъ казненъ визирь Эсъ-Синдибодомъ.
   -- Какъ это случилось?-- спросилъ царь.
   На это визирь отвѣчалъ такъ:
   

Завистливый визирь, царевичъ и вѣдьма.

   У вышеупомянутаго царя былъ сынъ, страстный любитель охоты4), и визирь, которому онъ поручилъ ни на шагъ не отходить отъ его сына. Однажды сынъ отправился на охоту, и визирь его отца отправился съ нимъ, и въ то время, какъ они ѣхали верхомъ рядомъ, они увидали громаднаго дикаго звѣря, и визирь крикнулъ царевичу:
   -- Скорѣе вдогонку за этимъ звѣремъ!
   Царевичъ скакалъ за нимъ до тѣхъ поръ, пока не скрылся изъ глазъ своей свиты, а звѣрь тоже скрылся въ пустынѣ изъ его глазъ. Разъѣзжая въ тревогѣ и сомнѣніи и не зная, куда направиться, онъ встрѣтилъ плачущую дѣвушку.
   -- Кто ты такая?-- спросилъ онъ ее.
   -- Я -- дочь одного изъ царей Индіи, -- отвѣчала она.-- Я ѣхала по пустынѣ и на меня напалъ сонъ. Въ безсознательномъ состояніи я упала съ лошади и, потерявъ изъ виду свою свиту, заблудилась.
   Царевичъ, услыхавъ объ этомъ, пожалѣлъ ее и посадилъ позади себя на лошадь, такъ они и поѣхали далѣе по дорогѣ, проходившей мимо развалинъ, у которыхъ дѣвушка сказала ему:
   -- Позволь мнѣ, царевичъ, зайти туда ненадолго.
   Царевичъ спустилъ ее съ лошади, но она такъ долго не возвращалась изъ развалинъ, что онъ, предположивъ, что съ нею случилось что-либо, вошелъ туда безъ ея вѣдома и увидалъ, что она вѣдьма.
   -- Дѣти мои, -- говорила она.-- Я привела вамъ сегодня жирнаго юношу.
   -- О матушка!-- вскричали дѣти.-- Приведи его къ намъ скорѣе для того, чтобы мясомъ его мы могли наполнить свои желудки.
   Услыхавъ эти слова, царевичъ понялъ, что пришелъ его конецъ; у него затряслось подъ жилками отъ страха, и онъ вышелъ.
   Вѣдьма вышла сейчасъ же къ нему и, увидавъ, что онъ взволнованъ, испуганъ и дрожитъ, сказала ему:
   -- Чего ты боишься?
   -- У меня есть врагъ, -- отвѣчалъ онъ, -- и я боюсь его.
   -- А вѣдь ты увѣрялъ, -- продолжала вѣдьма, -- что ты сынъ царя.
   -- Да, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Такъ отчего же ты не дашь денегъ этому врагу и не умиротворишь его такимъ образомъ?
   -- Его деньгами не успокоишь, -- отвѣчалъ онъ.-- А успокоишь только жизнію, и потому-то думаю, что я человѣкъ пропащій.
   -- Если ты пропащій человѣкъ, какъ ты говоришь, -- сказала она ему, -- то проси помощи Божіей противъ твоего преслѣдователя, и Онъ отстранитъ отъ тебя злокозненныя намѣренія твоего врага и всякаго другого, злоумышляющаго противъ тебя.
   Царевичъ тотчасъ же поднялъ взоръ къ небу и сказалъ:
   -- О, Ты, не оставляющій безъ вниманія того, кто молится Тебѣ, и уничтожающій всякое зло, помоги мнѣ и отгони отъ меня врага моего, такъ какъ Ты имѣешь власть дѣлать, что пожелаешь!
   Вѣдьма, услыхавъ эту молитву, тотчасъ же исчезла. Царевичъ же вернулся къ отцу и разсказалъ ему о поведеніи визиря, вслѣдствіе чего царь отдалъ приказъ предать визиря смерти.
   

Продолженіе сказки о царѣ Юнанѣ и мудрецѣ Дубанѣ.

   -- А если ты, о царь!-- продолжалъ визирь даря Юнана,-- довѣришься этому мудрецу, то онъ самымъ коварнымъ образомъ убьетъ тебя. Если ты попрежнему станешь оказывать ему милости и сдѣлаешь его своимъ близкимъ человѣкомъ, то онъ устроитъ твою погибель. Развѣ ты не видишь, что онъ вылѣчилъ тебя отъ болѣзни наружнымъ средствомъ, -- вещью, которую ты только держалъ въ рукѣ? Такъ развѣ не можетъ онъ убить тебя точно такъ же, давъ тебѣ что-нибудь въ руку?
   -- Ты говоришь правду, -- отвѣчалъ царь Юнанъ.-- Все было совершенно такъ, какъ ты говоришь, вѣрный визирь, очень можетъ быть, что мудрецъ пріѣхалъ сюда, какъ шпіонъ, злоумышляя противъ меня, и если онъ исцѣлилъ меня, давъ мнѣ подержать вещь, то развѣ онъ не можетъ погубить меня, давъ мнѣ понюхать что-нибудь? Ну, что же можно съ нимъ сдѣлать?
   -- Пошли сейчасъ же къ нему,-- сказалъ визирь, -- и прикажи ему явиться сюда, а когда онъ явится, то отруби ему голову, и такимъ образомъ ты лишишь его возможности исполнить злыя намѣренія и убережешься отъ него. Обмани его, пока онъ не обманулъ тебя.
   -- Ты правъ, -- отвѣчалъ царь.
   Онъ тотчасъ же послалъ за мудрецомъ, который явился веселымъ и беззаботнымъ, никакъ не подозрѣвая, какой ждетъ его приговоръ, и обратился съ слѣдующими словами поэта:
   
   О, если я когда-нибудь забуду
   Всю благодарность сердца моего,
   То ты напомни, для кого пишу я
   И прозой и стихами. Ты осыпалъ
   Меня горою милостей, хотя
   Я не просилъ объ этомъ. Какъ же мнѣ
   Не славить пѣсней всѣ твои заслуги
   И пѣть тебя и сердцемъ и словами?
   Я благодаренъ за твои дары.
   Слава легка, но ноша тяжела.
   
   -- Знаешь ли ты, -- сказалъ царь, -- зачѣмъ я призвалъ тебя сюда?
   -- Можно ли знать извѣстное только Богу, да будетъ славно имя Его!-- отвѣчалъ мудрецъ.
   -- Я призвалъ тебя за тѣмъ, чтобы лишить жизни.
   -- О царь!-- съ удивленіемъ вскричалъ мудрецъ.-- За что ты хочешь убить меня, и что я сдѣлалъ тебѣ?
   -- Мнѣ сказали, что ты шпіонъ,-- отвѣчалъ царь, -- и что ты прибылъ ко мнѣ для того, чтобъ убить меня; но я хочу предупредить тебя и убью тебя прежде.
   И, говоря такимъ образомъ, онъ позвалъ палача и сказалъ ему:
   -- Отруби голову этому измѣннику и избавь меня отъ его злодѣйствъ.
   -- Пощади меня!-- молилъ мудрецъ, -- и Господь пощадитъ тебя, и не губи меня, и Господь не погубитъ тебя.
   И мудрецъ повторялъ эти слова нѣсколько разъ, какъ повторялъ я: "О Шайтанъ! Но ты не слушалъ меня и непремѣнно хотѣлъ убить".
   -- Я не буду спокоенъ до тѣхъ поръ, пока не убью тебя,-- сказалъ царь Юнанъ мудрецу Дубану.-- Потому что ты вылѣчилъ меня вещью, которую я только держалъ въ рукахъ, и я не могу быть увѣренъ, что ты не лишишь меня жизни, давъ понюхать что-нибудь или же какимъ-нибудь другимъ способомъ.
   -- Такъ вотъ,-- сказалъ мудрецъ,-- какъ ты вознаграждаешь меня? Ты платишь зломъ за добро?
   -- Ты долженъ быть убитъ безъ замедленія!-- отвѣчалъ царь.
   Когда мудрецъ убѣдился, что царь дѣйствительно хочетъ предать его смерти, и что судьба его рѣшена, онъ сталъ жаловаться, что услужилъ недостойному. Подошедшій палачъ завязалъ ему глаза и, выдернувъ свой мечъ, сказалъ царю: "Дозволь!" Мудрецъ заплакалъ и снова проговорилъ:
   -- Пощади меня, и Господь пощадитъ тебя! Не губи меня, и Господь не погубитъ тебя! Неужели ты хочешь вознаградить меня, какъ хотѣлъ вознаградить крокодилъ5)?
   -- Что это за исторія крокодила?
   -- Могу ли я разсказывать, находясь въ такомъ положеніи,-- отвѣчалъ мудрецъ.-- Но умоляю тебя именемъ Аллаха пощадить меня, чтобы Господь пощадилъ тебя.
   Онъ такъ горько плакалъ, что одинъ изъ сановниковъ всталъ и сказалъ:
   -- О, царь, отдай мнѣ кровь этого мудреца, потому что мы не видали, чтобъ онъ сдѣлалъ тебѣ какое-нибудь зло, и видѣли только, что онъ вылѣчилъ тебя отъ болѣзни, поставивши втупикъ другихъ врачей и мудрецовъ.
   -- Вы не знаете причины, почему мнѣ хочется убить этого мудреца,-- сказалъ царь.-- Вѣдь если я позволю ему жить, то погибну самъ; если онъ вылѣчилъ меня отъ страшной болѣзни, давъ подержать вещь, то можетъ убить меня какимъ-нибудь запахомъ, и я боюсь, что онъ такъ и сдѣлаетъ и получитъ за это плату. Надо думать, что онъ шпіонъ, присланный сюда для того, чтобъ убить меня. Только убивъ его, я спасу себя.
   -- Пощади меня,-- снова сказалъ мудрецъ,-- чтобы Господь пощадилъ тебя, и не губи меня, чтобы Господь не погубилъ тебя.
   Но тутъ, о, Шайтанъ, онъ ясно убѣдился, что царь казнитъ его, и что спасенія ему нѣтъ.
   -- О, царь, -- сказалъ онъ.-- Если смерть моя неизбѣжна, то дай мнѣ отсрочку для того, чтобъ я могъ вернуться домой и исполнить свои обязанности и распорядиться, чтобы родственники мои похоронили мое тѣло, и завѣщать мои медицинскія книги. Между моими книгами есть одна особенно цѣнная, которую я отдаю тебѣ для того, чтобы ты помѣстилъ ее къ себѣ въ библіотеку.
   -- Что это за книга?-- спросилъ царь.
   -- Въ ней достоинства неисчислимыя,-- отвѣчалъ онъ.-- И, между прочимъ, я могу сказать тебѣ, что когда голова моя скатится, то ты можешь открыть эту книгу и, повернувъ три страницы, прочесть три строчки на лѣвой сторонѣ, и голова моя съ тобой заговоритъ и отвѣтитъ тебѣ на вопросъ.
   Царь былъ удивленъ до крайности и, задрожавъ отъ восторга, сказалъ ему:
   -- Какъ, мудрецъ, голова твоя заговоритъ уже послѣ того, какъ она будетъ отрублена?
   -- Да, царь,-- отвѣчалъ онъ,-- и въ этомъ-то и заключается все чудо.

   Царь подъ стражей пустилъ его домой, и мудрецъ въ этотъ же день распорядился всѣми своими дѣлами и на слѣдующій день явился во дворецъ. Тамъ уже собрались всѣ эмиры, визири и царедворцы и по пестротѣ своихъ одеждъ напоминали цвѣтникъ. Мудрецъ вошелъ и поклонился царю. Онъ принесъ съ собою старую книгу и маленькую банку съ порошкомъ. Онъ сѣлъ и велѣлъ подать себѣ подносъ. На принесенный подносъ онъ разсыпалъ порошокъ и затѣмъ сказалъ:
   -- Возьми, о, царь, эту книгу и не читай ея, пока голова моя не будетъ отрублена. Когда же она будетъ отрублена, то прикажи ее положить на этотъ подносъ и придавить къ порошку для того, чтобъ остановить кровь, тогда книгу открой.
   Лишь только мудрецъ проговорилъ это, какъ царь отдалъ приказъ отрубить ему голову, что и было сдѣлано. Царь затѣмъ развернулъ книгу и нашелъ, что листки слиплись; поэтому онъ помочилъ палецъ слюною и перевернулъ первую страницу, потомъ вторую и затѣмъ третью, но перевертывалъ съ большимъ трудомъ. Даже на шестой страничкѣ не оказалось ничего.
   -- О, мудрецъ, -- сказалъ онъ.-- Въ книгѣ нѣтъ ничего написаннаго.
   -- Перевертывай еще, -- отвѣчала ему голова.
   Царь продолжалъ перевертывать, и вскорѣ ядъ проникъ ему въ кровь, такъ какъ книга была отравлена, и царь, упавъ, вскричалъ;
   -- Ядъ проникъ въ меня!
   Голова же мудраго Дубана отвѣчала слѣдующими стихами:
   
   Когда ты былъ на тронѣ, поступалъ
   Съ жестокостью суровой ты, и скоро
   Лишился ты поэтому престола.
   Будь, справедливъ, тогда ты и съ тобою
   Другіе поступали бъ справедливо,
   Но ты сталъ угнетателемъ, и рокъ
   Тебя бѣдой и горемъ покорилъ.
   Ты самъ себя же осудилъ дѣлами,
   Возмездіе заслуженное ты
   Понесъ теперь за всѣ свои злодѣйства,
   И злой свой рокъ напрасно ты винишь.
   
   Только голова мудреца Дубана произнесла эти слова, какъ царь упалъ мертвымъ.
   

Продолженіе сказки о рыбакѣ.

   -- Такъ знай же, Шайтанъ,-- продолжалъ рыбакъ,-- что если бы царь Юнанъ пощадилъ мудреца Дубана, то Господь пощадилъ бы его; но онъ отказалъ и потребовалъ его смерти, поэтому и Господь не пощадилъ его. Если бы ты, Шайтанъ, пощадилъ меня, то тебя пощадилъ бы Богъ, пощадилъ бы я, но ты желалъ моей смерти, и потому я заключилъ тебя въ этотъ графинъ и брошу въ море.
   Шайтанъ услыхалъ это, закричалъ и взмолился:
   -- Именемъ Аллаха умоляю тебя, рыбакъ, не дѣлай этого! Пощади меня великодушно и не сердись на меня за то, что я сдѣлалъ: и если я поступилъ дурно, то отплати мнѣ добромъ, какъ говорится въ изреченіи: "Будь благодѣтелемъ сдѣлавшаго тебѣ зло; самъ поступокъ да послужитъ ему наказаніемъ". Не поступай со мной, какъ Умамехъ поступилъ съ Атикехомъ!
   -- А какъ онъ поступилъ?-- спросилъ рыбакъ.
   -- Время ли разсказывать сказки, -- отвѣчалъ Шайтанъ,-- сидя въ такомъ заключеніи. Но если ты выпустишь меня, то я разскажу тебѣ.
   -- Тебя надо бросить въ море,-- сказалъ рыбакъ,-- и ты отъ этого не увернешься; такъ какъ я умолялъ тебя и унижался передъ тобою и ты хотѣлъ все-таки погубить меня, хотя я ничѣмъ не заслужилъ этого и не только не сдѣлалъ тебѣ зла, а, напротивъ того, освободилъ тебя изъ заключенія, и изъ того, какъ ты хотѣлъ поступить со мною, я убѣдился, что ты совершенно испорченъ. Я желаю теперь, чтобы ты зналъ, что, когда я брошу тебя въ море, я всѣмъ буду разсказывать твою исторію и предупреждать противъ тебя для того, чтобы человѣкъ, случайно вытащившій тебя, бросилъ тебя обратно и чтобы ты оставался въ морѣ вѣки вѣчные и испытывалъ страданія.
   -- Освободи меня!-- сказалъ тогда Шайтанъ.-- Это доставитъ тебѣ возможность выказать человѣколюбіе; и я клянусь, что никогда не сдѣлаю тебѣ вреда, а, напротивъ того, окажу тебѣ услугу и обогащу тебя навѣки.
   Тутъ рыбакъ согласился на условіе, что Шайтанъ не только не сдѣлаетъ ему вреда, а сдѣлаетъ что-либо хорошее: и, заставивъ его дать обѣщаніе и клятву и поклясться величайшимъ именемъ Бога, онъ раскупорилъ графинъ; изъ него пошелъ паръ, затѣмъ сгустился, и, какъ прежде, изъ него вышелъ отвратительнаго вида Шайтанъ. Шайтанъ тотчасъ же бросилъ графинъ въ море. Рыбакъ, увидавъ это, испугался за себя и подумалъ, что это не очень хорошій признакъ, но затѣмъ собрался съ духомъ и сказалъ:
   -- О Шайтанъ! Господь, да прославится имя Его, сказалъ: "Исполняй завѣтъ, такъ какъ это спросится съ тебя". Ты далъ мнѣ завѣтъ и поклялся, что предательски не поступишь со мной; и если ты исполнишь свою клятву, то Господь вознаградитъ тебя, такъ какъ Онъ ревниво слѣдитъ за исполненіемъ данныхъ клятвъ, и помни, что я говорилъ тебѣ, какъ мудрый Дубанъ говорилъ царю Юнану: "Пощади меня, и Господь пощадитъ тебя".
   Шайтанъ засмѣялся и, подойдя къ нему, сказалъ:
   -- Ну, рыбакъ, или за мною.
   Рыбакъ пошелъ, не надѣясь, что ему удастся спастись. Они отошли отъ города, спустились съ горы и дошли до равнины, съ озеромъ посрединѣ. Тутъ Шайтанъ остановился и приказалъ рыбаку забросить сѣти, чтобы наловить рыбы. Рыбакъ, заглянувъ въ озеро, увидалъ тамъ рыбу различныхъ цвѣтовъ, бѣлую и красную, голубую и желтую, что не мало удивило его. Онъ забросилъ сѣть и, вытащивъ ее, нашелъ въ ней четыре рыбы, все разныхъ цвѣтовъ.
   -- Снеси эту рыбу къ султану,-- сказалъ ему Шайтанъ,-- и онъ тебя обогатитъ за нее. Теперь, ради Самого Бога, прими мои извиненія, такъ какъ я не вижу другого способа вознаградить тебя. Вѣдь я былъ въ морѣ тысячу восемьсотъ лѣтъ и съ тѣхъ поръ не видалъ земли. Но не лови рыбы изъ этого озера болѣе, какъ по разу въ день. А теперь оставайся съ Богомъ.
   Сказавъ это, онъ топнулъ по землѣ, и она разступилась и поглотила его.
   Рыбакъ вернулся въ городъ, раздумывая о томъ, что случилось съ нимъ и съ Шайтаномъ, и снесъ рыбу домой, гдѣ онъ взялъ глиняную чашку, налилъ ее водой и пустилъ въ нее рыбъ, которыя стали плескаться въ водѣ. Поставивъ чашку на голову, онъ отправился, какъ приказалъ ему Шайтанъ, ко Дворцу и поднесъ Царю рыбъ. Царь не йогъ надивиться, такъ какъ подобныхъ рыбъ не видалъ никогда въ жизни, и приказалъ отдать ихъ рабынѣ-кухаркѣ. Эта дѣвушка была прислана ему греческимъ царемъ за три дня передъ тѣмъ, и онъ еще не пробовалъ ея искусства. Визирь приказалъ ей зажарить и сказалъ:
   -- Дѣвушка! Царь говоритъ, что онъ вполнѣ полагается на твое искусство; сегодня покажи намъ себя. Эти рыбы принесены царю въ подарокъ.

   Передавъ рыбу, визирь вернулся къ царю, который приказалъ дать рыбаку четыреста червонцевъ. Рыбакъ, взявъ деньги, засунулъ ихъ за пазуху и вернулся домой къ женѣ, довольный и счастливый, купивъ все, что нужно было для семьи.
   Все это случилось съ рыбакомъ; теперь намъ надо разсказать, что случилось съ дѣвушкой. Она взяла рыбы, вычистила ихъ и уложила на сковороду и продержала на огнѣ, пока одна сторона ихъ не зажарилась, и тогда вдругъ стѣна въ кухнѣ раздвинулась, и появилась дѣвица высокаго роста, съ нѣжнымъ, очень правильнымъ лицомъ, съ подкрашенными глазами 6), красивая, съ широкими бедрами, съ куфьей 7), шитой голубымъ щелкомъ, на головѣ, съ серьгами въ ушахъ, браслетами на рукахъ и дорогими кольцами на пальцахъ. Въ рукахъ она держала палку изъ индійскаго тростника и, дотронувшись концомъ ея до жарившейся рыбы, сказала:
   -- Остались ли вы, рыбы, вѣрны своему завѣту?
   Повариха при видѣ этого лишилась чувствъ, а дѣвица и второй и третій разъ повторила свой вопросъ; послѣ чего рыбы приподняли головы со сковороды и отвѣчали, что вѣрны, и повторили слѣдующій стихъ;
   -- Мы вернемся, если ты вернешься, мы придемъ, если ты придешь, мы отступимся, если отступишься ты.
   Выслушавъ это, дѣвица опрокинула сковороду и исчезла тѣмъ же путемъ, которымъ явилась. Когда повариха встала, она увидала, что четыре рыбы сгорѣли углемъ, и вскричала:
   -- Для перваго раза такая неудача!
   Она стала горько сѣтовать, и тутъ какъ разъ вошелъ визирь.
   -- Неси рыбу къ царю,-- сказалъ онъ ей.
   Она заплакала и разсказала ему, что случилось 8).
   Визирь съ изумленіемъ выслушалъ ее и вскричалъ: "Какое, въ самомъ дѣлѣ, удивительное происшествіе!" Онъ послалъ за рыбакомъ, и, когда того привели, онъ сказалъ ему:
   -- Принеси намъ, о, рыбакъ, еще такихъ четыре рыбины, какія ты принесъ раньше.
   Рыбакъ, повинуясь приказанію визиря, направился къ озеру, закинулъ сѣть и, вытащивъ ее, увидалъ, что въ ней четыре рыбы, совершенно такихъ, какихъ онъ вытащилъ прежде. Онъ понесъ ихъ къ визирю, а визирь понесъ ихъ къ поварихѣ и сказалъ ей:
   -- Встань и изжарь ихъ въ моемъ присутствіи, чтобы я могъ видѣть то, что случится.
   Дѣвушка вычистила рыбы и положила ихъ на сковороду, гдѣ онѣ пролежали очень недолго, какъ стѣна разступилась, и появилась дѣвица, одѣтая попрежнему и съ палочкой въ рукѣ; дотронувшись концомъ палки до рыбъ, она сказала:
   -- Остались ли вы, рыбы, вѣрны своему завѣту?
   Рыбы подняли головы и отвѣчали попрежнему, а дѣвица повернула палочкой сковороду и, вернувшись къ стѣнѣ, скрылась за нею.
   -- Такого случая скрыть отъ царя нельзя, -- сказалъ визирь и, отправившись къ нему, разсказалъ все, что видѣлъ.
   -- Я хочу видѣть это своими собственными глазами, -- заявилъ царь.
   Онъ послалъ, вслѣдствіе этого, за рыбакомъ и приказалъ ему принести такія же четыре рыбы, какія онъ приносилъ ранѣе, давъ ему на это три дня срока. Рыбакъ сходилъ на озеро и принесъ царю рыбу, а царь приказалъ дать ему за нее четыреста червонцевъ, и затѣмъ, обращаясь къ визирю, сказалъ:
   -- Самъ изжарь эту рыбу при мнѣ.
   -- Слушаю и повинуюсь!-- отвѣчалъ визирь.
   Онъ принесъ сковороду и, вычистивъ рыбу, положилъ на нее; и лишь только онъ перевернулъ ее на другую сторону, какъ стѣна разступилась, и изъ нея тотчасъ же вышелъ огромный, какъ быкъ, негръ, держа въ рукахъ зеленую вѣтвь, и сказалъ яснымъ, но страшнымъ голосомъ:
   -- Остались ли вы вѣрны, рыбы, своему старому завѣту?
   Онѣ тотчасъ же подняли головы и, сказавъ, что вѣрны, прибавили: "Мы вернемся, если ты вернешься, мы придемъ, если ты придешь, мы отступимся, если отступишься ты".
   Негръ подошелъ къ сковородѣ, перевернулъ ее палкой, и рыбы тотчасъ же сгорѣли, а негръ скрылся тѣмъ же путемъ, какимъ и явился.
   Когда стѣна сомкнулась, царь сказалъ:
   -- Это такое происшествіе, которое нельзя оставить безъ вниманія, и съ этими рыбами связано что-нибудь удивительное.
   Онъ приказалъ привести къ себѣ рыбака, и, когда тотъ пришелъ, царь спросилъ у него, гдѣ онъ ловилъ этихъ рыбъ?
   -- Въ озерѣ, лежащемъ между четырьмя горами, за той горой, которая находится за городомъ.
   -- Сколько дней туда ѣзды? 9)
   -- Не болѣе получаса, государь.
   Султанъ очень удивился и приказалъ своимъ войскамъ тотчасъ же отправиться съ нимъ и съ рыбакомъ, который началъ проклинать Шайтана. Они спустились съ горы, по дикой пустынной дорогѣ, никогда въ жизни ими невиданной; и султанъ и войска его надивиться не могли при видѣ пустыни, огражденной четырьмя горами, и рыбъ четырехъ цвѣтовъ: краснаго, бѣлаго, желтаго и голубого. Царь остановился въ изумленіи и спросилъ у своихъ войскъ и у лицъ приближенныхъ; видѣлъ ли кто-нибудь изъ нихъ это озеро?-- и всѣ отвѣчали на это отрицательно.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- продолжалъ царь,-- я не вернусь къ себѣ въ столицу и не сяду на тронъ до тѣхъ поръ, пока не узнаю истинной исторіи этого озера и рыбъ.
   Онъ приказалъ войскамъ своимъ стать лагеремъ кругомъ озера, что они и сдѣлали. Затѣмъ позвалъ къ себѣ своего визиря, очень свѣдущаго, хорошаго, разумнаго и ученаго человѣка, и сказалъ ему:
   -- Мнѣ хочется сдѣлать одну вещь, но сдѣлать съ твоего вѣдома: я рѣшилъ уйти сегодня ночью одинъ и собрать свѣдѣнія объ этомъ озерѣ и его рыбахъ; поэтому я прошу тебя сѣсть у входа въ мою палатку и говорить моимъ эмирамъ, визирямъ и царедворцамъ, что султанъ боленъ и никого не приказалъ впускать къ нему. А о моемъ намѣреніи не говори никому.
   Визирь не смѣлъ возстать противъ такого желанія, и такимъ образомъ царь переодѣлся,опоясался мечомъ и ушелъ. Онъ шелъ всю ночь до самаго утра, пока зной не сдѣлался невыносимымъ. Отдохнувъ, онъ снова пустился въ путь и шелъ всю ночь до утра, пока вдали не увидалъ что-то темное. Онъ обрадовался, надѣясь, что встрѣтитъ кого-нибудь и спроситъ объ исторіи озера и рыбъ. Подойдя поближе, онъ увидалъ, что это дворецъ, выстроенный изъ чернаго камня и крытый чугуномъ. Одна изъ половинокъ дверей была открыта, а другая заперта. Царь остановился у дверей и тихонько постучался, но отвѣта не получилъ; онъ постучался во второй и въ третій разъ, но отвѣта снова не получилъ; тогда онъ постучался уже въ четвертый разъ и постучался очень сильно, но все-таки отвѣта никакого не получилъ. "Вѣрно никого нѣтъ",-- подумалъ онъ, и, собравшись съ духомъ, вошелъ въ сѣни и громко крикнулъ:
   -- Обитатели замка! Я чужестранецъ и путешественникъ, нельзя ли достать чего-нибудь поѣсть?
   Онъ повторялъ эти слова и два и три раза, но никакого отвѣта не получилъ. Царь рѣшился послѣ этого двинуться дальше и совсѣмъ вошелъ въ замокъ, но не встрѣтилъ никого, хотя видѣлъ, что замокъ жилой, и нашелъ посреди него фонтанъ съ четырьмя львами изъ червоннаго золота, выбрасывавшихъ изъ своихъ пастей воду какъ жемчугъ и брилліанты; кругомъ фонтана онъ увидалъ птицъ, а наверху замѣтилъ сѣть, растянутую для того, чтобы онѣ не улетѣли. Онъ дивился, глядя на все это, и опечалился, не встрѣтивъ кого-нибудь, чтобы получить свѣдѣнія объ озерѣ, рыбахъ, горахъ и дворцѣ. Царь сѣлъ у дверей 10), раздумывая о томъ, что видѣлъ, и вдругъ услыхалъ раздирающій душу жалобный голосъ, поющій слѣдующіе стихи:
   
   Злой рокъ, ты жалости ко мнѣ не знаешь
   И мнѣ свободы, счастья не даешь;
   Душа моя изныла отъ страданій
   И тяжкой скорби, гнета. Неужели,
   Жена моя, теперь не пожалѣешь
   Монарха ты, которому богатства
   Его помочь не могутъ, и который
   Такъ глубоко своей униженъ страстью.
   Я ревновалъ и вѣтерка дыханье,
   Которое твоихъ касалось устъ;
   Но человѣкъ свое теряетъ зрѣнье,
   Когда онъ безъ возврата осужденъ
   Небесъ далекихъ строгимъ приговоромъ.
   Что дѣлать воину въ минуту боя,
   Когда порвется тетива у лука,
   Съ котораго пустить стрѣлу онъ думалъ?
   Гдѣ сердце благородное, несчастья
   Разбитое рукой, себѣ найдетъ
   Пристанище отъ козней злого рока.
   
   Услыхавъ эти жалобы, султанъ вскочилъ на ноги и, идя по направленію голоса, дошелъ до двери, завѣшенной занавѣской. Отдернувъ занавѣску, онъ увидала? молодого человѣка, сидящаго на нѣсколько возвышенномъ диванѣ. Это былъ очень красивый, хорошо сложенный молодой человѣкъ, съ пріятнымъ голосомъ, съ яснымъ челомъ и розовыми щеками, но лишенными родинки. Царь очень обрадовался, увидавъ живое существо, и поклонился ему, а молодой человѣкъ, очевидно, очень огорченный, одѣтый въ шелковую рубашку, шитую золотомъ, не всталъ съ своего мѣста, а сидя отвѣтилъ на поклонъ, сказавъ:
   -- Прости, что не встаю.
   -- Юноша!-- отвѣчалъ ему царь, -- сообщи мнѣ что нибудь объ озерѣ, о рыбахъ различнаго цвѣта, объ этомъ дворцѣ, и почему ты тутъ одинъ и въ такомъ горѣ?

   При этихъ словахъ слезы потекли по щекамъ молодого человѣка, и онъ горько заплакалъ 11).
   -- О чемъ же ты плачешь, юноша?-- съ удивленіемъ спросилъ царь.
   -- Могу ли я удержаться отъ слезъ, находясь въ такомъ положеніи?-- отвѣчалъ юноша, протянувъ руку и поднявъ полу рубашки, при чемъ онъ показалъ, что вся нижняя часть его тѣла до самыхъ пятокъ превращена въ камень, а верхняя половина такая же, какъ и у всѣхъ людей.
   -- Узнай же, царь,-- сказалъ онъ тогда,-- что исторія этихъ рыбъ удивительная, и если бы человѣчество могло запомнить ее, то она могла бы послужить хорошимъ урокомъ,
   Онъ разсказалъ слѣдующее:
   

Молодой царь и Черные острова.

   Отецъ мой былъ царемъ города, находившагося на этомъ самомъ мѣстѣ. Звали его Махмудомъ, и онъ былъ царемъ Черныхъ острововъ и четырехъ горъ. Послѣ семидесятилѣтняго царствованія онъ умеръ, и я вступилъ на престолъ и женился на дочери своего дяди. Она такъ сильно любила меня, что если мнѣ случалось отлучаться куда-нибудь, то она до моего возвращенія ничего не ѣла и не пила. Пять лѣтъ была она моей женой. Послѣ этого она однажды отправилась въ баню, а я приказалъ приготовить ужинъ и пришелъ сюда во дворецъ, чтобы вздремнуть на своемъ постоянномъ мѣстѣ12). Двумъ дѣвушкамъ я приказалъ обмахивать себя 13), и одна изъ нихъ помѣстилась въ головахъ, а другая -- въ ногахъ. Но я не могъ заснуть, потому что жены моей не было со мной, и хотя глаза я закрылъ, но даже не дремалъ, и потому ясно слышалъ, какъ дѣвушка, сидѣвшая у моего изголовья, сказала другой:
   -- Какой царь нашъ, несмотря на свою молодость, несчастный, и какъ жаль, что наша дурная госпожа такъ проводитъ его.
   -- Проклятыя невѣрныя жены,-- отвѣчала другая дѣвушка,-- и нашъ царь, одаренный такими хорошими качествами, уже вовсе не пара такой порочной женщинѣ, ни одной ночи не проводящей дома.
   -- Напрасно царь нашъ такъ довѣряетъ ей и не прослѣдитъ ея.
   -- Да, что ты!-- сказала вторая дѣвушка;-- почему же онъ узнаетъ объ ея поведеніи, и развѣ она оставляетъ его такъ, безъ всякихъ предосторожностей. Развѣ ты не знаешь, что она усыпляетъ его виномъ 14), поднося ему кубокъ передъ сномъ, подмѣшавъ въ вино бендожъ 15). Вслѣдствіе этого онъ и спитъ такъ крѣпко и не знаетъ, что подлѣ него дѣлается; тутъ ли жена или уходитъ и куда уходитъ. Подавъ ему вина, она тотчасъ же одѣвается и уходитъ отъ него до самаго разсвѣта. Возвратившись, она даетъ ему что-то понюхать, и онъ просыпается.
   Когда я услыхалъ этотъ разговоръ, у меня потемнѣло въ глазахъ, и я не знаю, какъ прожилъ до вечера, когда жена моя вернулась изъ бани. Столъ былъ накрытъ, и мы сѣли ужинать, а послѣ ужина начали пить вино по обыкновенію. Я просилъ дать мнѣ передъ сномъ вина, и она подала мнѣ кубокъ; но я повернулся и, дѣлая видъ, что пью его, вылилъ все себѣ за пазуху, и тотчасъ же легъ.
   -- Спи, -- проговорила она,-- хотя бы ты заснулъ навѣки! Клянусь Аллахомъ, я ненавижу тебя! Ты мнѣ противенъ, и мнѣ тошно въ твоемъ присутствіи!

   Она встала и, надѣвъ лучшіе свои наряды, надушилась, опоясалась мечомъ и, отворивъ дверь дворца, вышла. Я тотчасъ же всталъ и пошелъ вслѣдъ за нею изъ дворца и по улицамъ города до самой заставы, гдѣ она произнесла какія-то непонятныя для меня слова, вслѣдствіе которыхъ замки свалились, и ворота отворились, и она вышла. Я же вышелъ за нею слѣдомъ, незамѣченный ею. Она прошла между насыпями15) къ большому зданію, съ Кеббехомъ 17) изъ битой глины, въ двери котораго и вошла. Я влѣзъ на крышу Кеббеха и сталъ смотрѣть въ щель. Я увидалъ, что она пришла къ рабу-негру съ такими толстыми губами, что одна находила на другую. Негръ лежалъ на тростникѣ, въ самомъ отвратительномъ растерзанномъ видѣ, касаясь губами до грязнаго каменнаго пола.
   Она поцѣловала полъ у нога раба, а онъ, поднявъ голову и увидавъ ее, сказалъ:
   -- Ахъ, ты несчастная! Зачѣмъ ты не приходила такъ долго? Всѣ негры пили тутъ вино и ушли со своими любовницами, а я, ради тебя, отказался отъ вина.
   -- О, владыко мой, -- отвѣчала она, -- возлюбленный души моей, развѣ ты не знаешь, что я замужемъ за своимъ двоюроднымъ братомъ, и что я ненавижу всѣхъ, кто имѣетъ съ нимъ сходство, и ненавижу себя за то, что бываю съ нимъ? Если бы я не боялась разгнѣвать тебя, то давно превратила бы городъ въ развалины, чтобы совы и вороны кричали въ немъ, а камни отъ него перенесла бы за Кафскую гору 18).
   -- Врешь, безстыдная женщина, -- отвѣчалъ рабъ, -- я клянусь великодушіемъ негровъ, а если я вру, то пусть мы будемъ не лучше бѣлыхъ, что если ты будешь медлить далѣе, то я не хочу болѣе знать тебя и не хочу видѣть тебя, безхарактерная женщина! Ты тревожишь меня только ради своего собственнаго удовольствія, сквернѣйшая и подлѣйшая изъ бѣлыхъ женщинъ!
   -- Когда я услыхалъ этотъ разговоръ,-- продолжалъ царь,-- и увидалъ, что происходило между ними, у меня потемнѣло въ глазахъ, и я не помнилъ, гдѣ я нахожусь. Жена же моя продолжала стоять и плакать передъ нимъ и унижалась, говоря:
   -- О, ты, мой возлюбленный, сокровище моего сердца, вѣдь тебя одного я люблю на свѣтѣ, и если оттолкнешь меня, то что же со много будетъ? Возлюбленный мой! Свѣтъ моихъ очей!
   Она продолжала плакать и унижаться передъ нимъ, пока, наконецъ, онъ не сталъ къ ней ласковѣе, тогда она обрадовалась, встала и, раздѣвшись, сказала:
   -- Скажи мнѣ, нѣтъ ли у тебя тутъ чего-нибудь поѣсть?
   -- Открой тамъ блюдо, -- отвѣчалъ онъ, -- и ты найдешь вареныя косточки крысъ 19). Можешь поглодать ихъ, а вотъ въ томъ глиняномъ горшкѣ есть бузахъ 2"). Можешь выпить его.
   Она встала, поѣла, попила и вымыла руки, послѣ чего легла подлѣ раба, на связку сахарнаго тростника, и закрылась его лохмотьями и рваной одеждой.
   Увидавъ это, я совсѣмъ обезумѣлъ и, спустившись съ крыши, вошелъ въ дверь и взялъ мечъ своей двоюродной сестры съ намѣреніемъ убить ихъ обоихъ. Раба я ударилъ сзади и думалъ, что убилъ его, но я только прорѣзалъ горло и тѣло; и въ ту самую минуту, какъ я ударилъ его, онъ громко захрапѣлъ, вслѣдствіе чего жена моя вскочила, и лишь только я ушелъ, она вложила мечъ въ ножны и вернулась въ городъ и во дворецъ, и легла ко мнѣ на постель, гдѣ и пролежала до утра.
   На слѣдующій день я увидалъ, что она обрѣзала себѣ волосы и одѣлась въ трауръ 21).
   -- Братъ мой!-- сказала она мнѣ,-- не порицай меня за то, что я дѣлаю, такъ какъ я получила извѣстіе, что мать моя умерла, и что отецъ убитъ на священной войнѣ, и что одинъ брать умеръ отъ ядовитаго укуса, а другой раздавленъ разрушившимся домомъ. Не естественно ли, что я плачу и горюю.
   Услышавъ это, я не сталъ возражать ей, и только сказалъ:
   -- Поступай, какъ знаешь, я возражать не стану.
   Вслѣдствіе этого она продолжала плакать, печалиться и горевать въ продолженіе цѣлаго года и затѣмъ сказала мнѣ:
   -- Мнѣ очень бы хотѣлось выстроить у тебя во дворцѣ Кеббехъ для того, чтобъ я могла одна уходить туда и предаваться своему горю. Я назову его домомъ стенаній 22).
   -- Дѣлай, что хочешь,-- отвѣчалъ я.
   Она выстроила себѣ домъ для уединенія, съ Неббехомъ посреди, въ родѣ могилы святого 23), послѣ чего она перенесла туда раба и поселила его тамъ. Онъ былъ совершенно больной и не могъ оказывать ей никакихъ услугъ, хотя пилъ вино; и съ того дня, какъ я ранилъ его, онъ не могъ болѣе говорить, но все-таки жилъ, потому что судьба не опредѣлила еще ему конца. Жена моя посѣщала его ежедневно и рано и поздно, и плакала, и горевала надъ нимъ, и носила ему вина и мяса. Такъ она прожила и второй годъ, и я все терпѣливо переносилъ, пока однажды не вошелъ нечаянно къ ней въ комнаты и не засталъ ее въ слезахъ. Она сидѣла, закрывъ лицо руками, и говорила слѣдующіе стихи:
   
   Съ тѣхъ поръ, какъ нѣтъ тебя, мнѣ перестала
   Быть жизнь на радость, такъ какъ ты одинъ
   Любовью сердца моего владѣешь.
   О, сжалься и возьми меня туда,
   Гдѣ ты лежишь больной и недвижимый,
   И схорони, когда умру, меня
   Вблизи тебя. И если надъ могилой
   Моей произнесешь мое ты имя,
   То трепетъ радостный моихъ костей
   Отвѣтитъ на призывъ отрадный твой.
   
   Лишь только она кончила свои жалобы, то я, выхвативъ мечъ, сказалъ ей:
   -- Такъ говорятъ только коварныя женщины, нарушающія обѣтъ вѣрности и законнаго сожительства.
   Я хотѣлъ ударить ее мечомъ и занесъ уже руку, когда она вскочила -- очевидно, что она знала, что раба ранилъ я -- и, стоя передо мною, произнесла какія-то непонятныя для меня слова и сказала:
   -- Обрати его, Господи, посредствомъ моихъ чаръ наполовину въ камень, а половину оставь человѣкомъ!
   Вслѣдъ за тѣмъ я лишился, какъ ты видишь, возможности шевелиться и сдѣлался ни мертвымъ ни живымъ. Покончивъ такимъ образомъ со мной, она околдовала городъ и рынки и поля. Жители нашего города раздѣлялись на четыре класса: на мусульманъ, христіанъ, евреевъ и маговъ, и она обратила ихъ въ рыбъ: бѣлыя рыбы, это -- мусульмане, красныя -- маги, голубыя -- христіане и желтыя -- евреи 24). Четыре острова она обратила въ четыре горы и окружила ими озеро; и съ этого времени она ежедневно терзаетъ меня, давая мнѣ сто ударовъ ременной плетью, пока изъ ранъ моихъ не потечетъ кровь; послѣ чего она надѣваетъ на меня власяницу, а сверху -- мою одежду.
   Сказавъ это, молодой человѣкъ заплакалъ и прочелъ слѣдующіе стихи:
   
   Даруй, Аллахъ, мнѣ силу и терпѣнье
   Удѣлъ, тобой ниспосланный, нести,
   Я все стерплю при помощи Твоей.
   Мрачна, судьба моя и безысходна
   Съ тѣхъ поръ, какъ я несчастья гнетъ тяжелый
   Влачу изъ года въ годъ, изнемогая,
   Но честный родъ блаженнаго Пророка
   Заступится за бѣднаго страдальца.
   
   Царь посмотрѣлъ на молодого человѣка и сказалъ ему:
   -- О, юноша, какъ мнѣ жаль тебя. А гдѣ же эта женщина?
   -- Она тамъ, въ Кеббехѣ, гдѣ лежитъ рабъ, -- отвѣчалъ онъ.-- И каждый день, прежде чѣмъ итти туда, она снимаетъ съ меня одежду и даетъ мнѣ сто ударовъ плетью, а я, не имѣя возможости пошевелиться, только плачу и кричу, пока не надоемъ ей. Измучивъ меня, она уходитъ къ рабу съ виномъ и ѣдой.
   -- Клянусь тебѣ Аллахомъ, юноша!-- вскричалъ царь, -- и сдѣлаю для тебя что-нибудь и постараюсь, чтобы ты меня помнилъ и чтобы историки упомянули о моемъ поступкѣ въ моей біографіи.
   Царь сѣлъ и проговорилъ съ нимъ до поздней ночи, послѣ чего, дождавшись разсвѣта, онъ снялъ свое платье, подпоясался мечомъ и пошелъ къ тому мѣсту, гдѣ лежалъ рабъ. Увидавъ лампы и свѣчи и замѣтивъ, какъ тамъ накурено духами и благовонными маслами, онъ подошелъ къ рабу и однимъ ударомъ покончилъ съ нимъ. Взваливъ его себѣ на спину, онъ снесъ его и бросилъ въ ручей, протекавшій у дворца, а самъ, вернувшись въ Кеббехъ, одѣлся въ платье раба и легъ, положивъ подлѣ себя мечъ. Вскорѣ послѣ этого подлая жена пришла къ своему двоюродному брату и, снявъ съ него платье, взяла плеть и стала бить его, а онъ закричалъ:
   -- Ахъ, довольно мнѣ быть въ такомъ положеніи! Сжалься же надо мною!..
   -- А ты имѣлъ ко мнѣ состраданіе,-- вскричала она,-- и пожалѣлъ моего любовника?
   Она надѣла на него власяницу и верхнее платье и направилась къ рабу съ кубкомъ вина и блюдомъ варенаго мяса. Войдя въ Кеббехъ, она заплакала и вскричала:
   -- О, возлюбленный мой. отвѣчай мнѣ! Заговори со мной!-- и затѣмъ она въ стихахъ закончила свои жалобы:
   
   Доколѣ отвращенье и суровость
   Продлятся эти, горестей избытокъ
   Мнѣ принесла моя больная страсть.
   
   -- О, мой возлюбленный,-- со слезами снова повторила она!-- Отвѣчай мнѣ! Скажи мнѣ что-нибудь!
   Царь заговорилъ тихимъ голосомъ и поддѣлываясь подъ произношеніе негровъ:
   -- Ахъ, ахъ! Только Господь и властенъ и могучъ!
   Услыхавъ эти слова, она крикнула отъ радости и упала въ обморокъ. Придя же въ себя, она вскричала:
   -- Такъ мой возлюбленный можетъ еще поправиться!
   -- Преступная злодѣйка,-- едва слышнымъ, какъ будто отъ слабости, голосомъ отвѣчалъ царь:-- ты не стоишь того, чтобъ я говорилъ съ тобой.
   -- Отчего?
   -- Оттого, что ты цѣлыми днями терзаешь своего мужа, оттого, что онъ стонетъ и призываетъ Бога на помощь, такъ что я не могу спать до самаго утра: твой мужъ безъ устали молится и призываетъ на тебя кару; и если бы онъ не желалъ моей смерти, то я навѣрное бы поправился; вотъ по этой-то причинѣ я никогда не хотѣлъ говорить съ тобой.
   -- Въ такомъ случаѣ съ твоего позволенія,-- отвѣчала она,-- я освобожу его отъ мученій.
   -- Освободи его, -- продолжалъ царь.-- дай ему полную свободу.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчала она,-- и, вставъ, тотчасъ же отправилась во дворецъ и, взявъ чашку, налила ее водою, надъ которой прошептала какія-то слова, послѣ чего вода закипѣла ключомъ. Этой водой она вспрыснула своего двоюроднаго брата, говоря:
   -- Въ силу словъ моихъ обратись изъ своего настоящаго положенія въ свое первобытное состояніе!
   Молодой человѣкъ встрепенулся и вскочилъ на ноги, очень довольный своимъ превращеніемъ.
   -- Нѣтъ Бога выше Бога, а Магометъ -- пророкъ его!-- вскричалъ онъ.-- Да благословитъ и спасетъ его Господь!
   -- Уходи,-- сказала она ему, -- и не возвращайся, а то я убью трбя.
   Онъ, конечно, тотчасъ же ушелъ, а она пошла въ Коббехъ.
   -- О, возлюбленный мой! скажи мнѣ что-нибудь.
   -- Что ты сдѣлала?-- слабымъ голосомъ спросилъ онъ.--ТЫ избавила меня отъ вѣтвей, но корни-то остались.
   -- О, возлюбленный мой, что называешь ты корнями?
   -- Населеніе города и четырехъ горъ, -- отвѣчалъ онъ.-- Каждый день, въ полночь, рабы поднимаютъ головы и призываютъ проклятіе на меня и на тебя, и это мѣшаетъ мнѣ поправиться; поэтому поди, освободи ихъ всѣхъ и потомъ вернись и подними меня. Я чувствую, что силы возвращаются ко мнѣ.
   Услыхавъ эти слова царя, котораго она принимала за раба, она радостно сказала ему:
   -- О, возлюбленный мой, владыка моей головы и моихъ глазъ. Во имя Господа иду исполнить твои приказанія.
   Она вскочила и совершенно довольная и счастливая поспѣшила къ озеру, изъ котораго зачерпнула немного воды и проговорила какія-то непонятныя слова. Отъ этихъ словъ рыбы заволновались, подняли головы и обратились въ прежнихъ людей. Чары были сняты съ обитателей города, возставшаго на прежнемъ мѣстѣ со всѣми его жителями и базарами, и всѣ занялись своимъ дѣломъ, горы тоже обратились въ прежніе острова. Злая женщина вернулась вслѣдъ за этимъ къ царю, котораго продолжала принимать за раба, и сказала ему:
   -- О, возлюбленный мой, протяни мнѣ твою руку, чтобъ я могла поцѣловать ее.
   -- Подойди ко мнѣ, -- тихо проговорилъ царь.
   Она подошла къ нему, а онъ, держа наготовѣ свой отточенный мечъ, воткнулъ его ей въ грудь, такъ что конецъ его вышелъ у нея на спинѣ. Затѣмъ онъ ударилъ ее еще разъ и разсѣкъ надвое.
   Заколдованнаго молодого человѣка онъ нашелъ дожидающимся его и поздравилъ съ освобожденіемъ. Юный же царь поцѣловалъ ему руку и поблагодарилъ его.
   -- Останешься ли ты здѣсь въ городѣ или отправишься со мной ко мнѣ въ столицу?-- спросилъ его царь.
   -- О, царь вѣковъ,-- отвѣчалъ ему молодой человѣкъ.-- Да знаешь ли ты, какое разстояніе отдѣляетъ тебя отъ твоей столицы?
   -- Два съ половиною дня, -- отвѣчалъ Царь.
   -- О царь!-- вскричалъ юноша.-- Если ты спишь, то проснись; тебя отдѣляетъ отъ твоей столицы разстояніе, которое можно пройти только въ цѣлый годъ, да и то если торопиться, а ты дошелъ въ два съ половиною дня лишь потому, что городъ былъ заколдованъ; но я, царь, ни за что въ мірѣ не покину тебя.
   Слова эти очень обрадовали царя.
   -- Слава Господу, по милосердію Своему даровавшему мнѣ тебя; ты -- мой сынъ. Во всю мою жизнь у меня не было сына.
   Они поцѣловали другъ друга и радовались отъ души. Они вошли вмѣстѣ во дворецъ, гдѣ юный царь объявилъ своимъ царедворцамъ, что онъ отправляется на богомолье, и поэтому они приготовили ему все, что нужно для путешествія, и онъ отправился съ султаномъ, раздумывая о своемъ городѣ, котораго цѣлый годъ не видалъ.
   Онъ выѣхалъ въ сопровожденіи пятидесяти мамелюковъ и со множествомъ подарковъ, и въ продолженіе цѣлаго года они ѣхали и ночь и день и, наконецъ, добрались до столицы султана. Визирь же и войска, потерявшіе надежду видѣть его, вышли къ нему навстрѣчу. Приблизившись къ нему, войска поцѣловали прахъ у ногъ его и поздравили его съ благополучнымъ возвращеніемъ. Султанъ вошелъ въ столицу и сѣлъ на престолъ. Онъ разсказалъ визирю все, что случилось съ юнымъ царемъ, и визирь поздравилъ молодого человѣка съ избавленіемъ, и когда все было приведено въ порядокъ, султанъ одарилъ своихъ приближенныхъ и приказалъ визирю позвать того рыбака, который приносилъ ему рыбу. Визирь тотчасъ же послалъ за рыбакомъ, послужившимъ причиною избавленія обитателей заколдованнаго города., и привелъ его къ царю; а царь одарилъ его почетной одеждой и разспросилъ объ его домашней жизни, и есть ли у него дѣти? Рыбакъ отвѣчалъ ему, что у него есть сынъ и двѣ дочери. На одной изъ дочерей женился царь, а на другой -- юный царевичъ25). Сыну же рыбака онъ далъ мѣсто казначея. Послѣ этого онъ послалъ визиря въ столицу Черныхъ острововъ и поручилъ ему управленіе ими. Вмѣстѣ съ нимъ онъ отправилъ и пятьдесятъ мамелюковъ, привезенныхъ оттуда съ многочисленными почетными одеждами для всѣхъ эмировъ. Поцѣловавъ руку султана, визирь пустился въ путь, а султанъ и царевичъ остались. Рыбакъ сдѣлался самымъ богатымъ человѣкомъ своего времени, а дочери до самой смерти остались женами царей.
   -- Но вѣдь это,-- прибавила Шехеразада,-- далеко не такъ удивительно, какъ то, что случилось съ носильщикомъ.
   

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
Начинается съ половины девятой ночи и кончается въ половинѣ восемнадцатой.

Носильщикъ, три багдадскихъ женщины, три царскихъ нищихъ и т. д.

   Въ городѣ Багдадѣ жилъ-былъ носильщикъ, человѣкъ холостой. Однажды онъ сидѣлъ на базарѣ, прислонившись къ своей плетеной корзинкѣ1), какъ къ нему подошла женщина, закутанная въ изаръ2), изъ ткацкихъ Эль-Мозиля3),-- изаръ, со стоящій изъ шелковой ткани, затканной золотомъ, съ золотымъ кружевомъ по обоимъ концамъ. Женщина, приподнявъ съ лица фату, показала чудные черные глаза съ длинными рѣсницами и замѣчательной красоты лицо
   -- Возьми корзинку и или за мной, -- мягкимъ голосомъ сказала она.
   Носильщикъ, услыхавъ это приказаніе, тотчасъ же взялъ корзинку и шелъ за нею, пока она не остановилась у какого-то дома и не постучала туда. Къ ней изъ дома вышелъ христіанинъ и она дала ему червонецъ и получила множество оливокъ и двѣ большихъ посудины съ виномъ4), которыя и уложила въ корзину носильщика.
   -- Неси за мною, -- сказала она.
   -- Вотъ сегодня такъ счастливый день!-- проговорилъ носильщикъ и, поднявъ корзину, пошелъ за нею
   Она остановилась у торговца фруктами и купила сирійскихъ яблоковъ, отманійской айвы, оманскихъ персиковъ, жасмина изъ Алеппо, дамасскихъ водяныхъ лилій, нильскихъ огурцовъ, египетскихъ и султанскихъ лимоновъ, пахучихъ миртъ вѣтокъ лавзоніи, ромашки, анемоновъ, фіалокъ, гранатовыхъ цвѣтовъ и душистаго шиповника. Все это она положила въ корзину носильщика и приказала нести за собой. Онъ поднялъ корзину и пошелъ за нею до лавки мясника, гдѣ она приказала отрѣзать ей десять фунтовъ мяса. Мясникъ отрѣзалъ мяса, и она, завернувъ его въ банановый листъ, уложила въ корзину.
   -- Неси за мной, -- сказала она носильщику.
   Онъ взялъ корзину и пошелъ вслѣдъ за нею. Она остановилась у лавки съ сухими плодами И, набравъ различныхъ сортовъ, пожелала, чтобы носилыц-икъ несъ ея покупки. Носильщикъ повиновался ей и пошелъ за нею, пока она не остановилась у продавца сластей, гдѣ она купила блюдо и наложила на него всевозможныхъ пирожныхъ. Когда она сложила все это въ корзину, то носильщикъ сказалъ ей:
   -- Если бы ты предупредила меня, то я взялъ бы мула, чтобъ онъ свезъ намъ все это.
   Женщина только улыбнулась, услыхавъ его замѣчаніе, и вслѣдъ затѣмъ остановилась у продавца духовъ, гдѣ купила десять сортовъ различныхъ душистыхъ водъ, розовой воды, померанцевой воды, ивовой воды5) и т. д., тутъ же она взяла сахару, бутылку для опрыскиванья6), розовой воды съ мускусомъ, ладану, дерева алоя, сѣрой амбры, мускуса и восковыхъ свѣчей. Сложивъ все это въ корзину, она приказала слѣдовать за нею. Онъ взялъ корзину и шелъ за нею, пока она не подошла къ хорошенькому дому съ большимъ дворомъ передъ нимъ. Зданіе было красивое, съ двустворчатой дверью изъ чернаго дерева, съ вдѣланными пластинками изъ червоннаго золота.

   Молодая женщина остановилась у двери и тихо стукнула, послѣ чего обѣ половинки распахнулись, и носильщикъ, взглянувъ, кто отворилъ ихъ, увидалъ молодую женщину высокаго роста, съ полной грудью, красивую, статную, съ челомъ, явнымъ, какъ мѣсяцъ, съ глазами лани, съ бровями, какъ нарождающійся серпъ Рамадана7), съ щеками, напоминающими анемоны, и съ устами, какъ печать Сулеймана8). Обликъ ея напоминалъ полную луну во всей ея красѣ, а грудь ея можно было сравнить съ двумя гранатами одинаковой величины. Глядя на нее, носильщикъ такъ растерялся, что чуть было не уронилъ корзины, и вскричалъ:
   -- Никогда въ жизни не выпадало мнѣ такого счастливаго дня, какъ сегодняшній!
   Дама-привратница, стоя въ дверяхъ, сказала покупательницѣ и носильщику:
   -- Милости просимъ!
   Они вошли и направились въ большую комнату9), разрисованную различными цвѣтами и прелестно отдѣланную рѣзнымъ деревомъ, съ фонтанами и уставленную разными скамейками. Углубленія, или ниши, въ видѣ отдѣльныхъ комнатокъ, отдѣлялись задернутыми занавѣсками. Въ концѣ комнаты виднѣлось алебастровое, отдѣланное жемчугомъ и брилліантами, ложе, завѣшанное пологомъ изъ пунцоваго атласа, за которымъ лежала молодая особа съ глазами, обладающими чарами Бабиля10), высокая и стройная, съ лицомъ, передъ которымъ могло покраснѣть даже солнце. Она походила на блестящую планету или на высокорожденную арабскую дѣвушку. Эта третья молодая особа, поднявшись съ своего ложа, легкой поступью вышла на середину гостиной, гдѣ уже стояли ея сестры, и сказала имъ:
   -- Что же вы стоите? Снимите же ношу ст головы бѣднаго носильщика.
   Вслѣдъ за этимъ покупательница встала передъ нимъ, привратница -- позади него, а третья сестра начала имъ помогать, и онѣ сняли съ головы его корзину. Выбравъ все изъ корзины и разложивъ по мѣстамъ, онѣ дали носильщику два червонца.
   -- Теперь, носильщикъ, можешь уходить, -- сказали онѣ.
   Но носильщикъ продолжалъ стоить и любоваться на ихъ красоту и миловидность, такъ какъ такихъ красавицъ онъ еще не видывалъ; замѣтивъ, что съ красавицами не было ни одного мужчины, и посмотрѣвъ на вино, фрукты и душистые цвѣты, онъ былъ такъ пораженъ, что не рѣшался итти, вслѣдствіе чего одна изъ дѣвушекъ сказала ему:
   -- Что же ты не уходишь? Или находишь, что недостаточно получилъ за свои труды? Дай ему еще червонецъ! прибавила она, обращаясь къ одной изъ сестеръ.
   -- Клянусь Аллахомъ, госпожи мои!-- вскричалъ носильщикъ.-- Труды мои стоятъ не болѣе двухъ половинъ диргемъ11), и я вовсе не думалъ о томъ, что вы дали мнѣ слишкомъ мало, но меня занимаетъ мысль о васъ и о вашемъ положеніи. Вы однѣ, и съ вами нѣтъ мужчинъ, которые могли бы занять васъ своимъ разговоромъ. Развѣ вы не знаете, что минаретъ12) стоитъ прочно только на четырехъ стѣнахъ, а у васъ четвертой стѣны нѣтъ, и женщины не могутъ веселиться по-настоящему безъ мужчинъ: васъ только трое, и вамъ нуженъ четвертый, нуженъ мужчина разумный, солидный и умѣющій хранить тайны.
   -- Мы -- дѣвушки,-- отвѣчали онѣ,-- и боимся довѣрять наши тайны людямъ, не умѣющимъ хранить ихъ, такъ какъ въ одной книгѣ мы читали такой стихъ:
   
   Храни свою ты тайну въ глубинѣ
   Своей души и никому ея
   Не открывай: свою открывшій тайну
   Ея лишится этимъ навсегда.
   
   -- Клянусь вашей жизнью!-- вскричалъ носильщикъ, -- что я человѣкъ благоразумный, и мнѣ можно довѣриться; я читалъ много книгъ и различныхъ исторій. Я могу разсказать забавное, скрыть шалости и поступать согласно слѣдующимъ стихамъ:
   
   Лишь мужи вѣрные и съ честнымъ сердцемъ
   Умѣютъ сохранять чужую тайну.
   Она во мнѣ, какъ въ замкнутомъ покоѣ,
   Пребудетъ полной тайной навсегда.
   
   Услыхавъ стихи и слова, съ которыми онъ къ нимъ обратился, онѣ сказали ему:
   -- Ты знаешь, что мы затратили порядочную сумму; развѣ ты хочешь вознаградить насъ? Но мы не хотимъ, чтобы ты принималъ участіе въ нашемъ пирѣ, если не внесешь за него своей части. Вѣдь ты хочешь сидѣть съ нами и угощаться и любоваться на наши хорошенькія лица?
   -- Если дружба не даетъ денегъ,-- сказала хозяйка дома,-- то но вѣсу она равняется только зернышку.
   -- Если у тебя нѣтъ ничего,-- прибавила привратница,-- то и уходи ни съ чѣмъ.
   -- Сестрица!-- вскричала покупательница.-- Оставимъ его, вѣдь въ самомъ дѣлѣ онъ сегодня хорошо послужилъ намъ; другой не былъ бы такъ снисходителенъ, поэтому я внесу за него его долю расходовъ.
   -- Клянусь Аллахомъ!-- вскричалъ обрадованный носильщикъ.-- Я получилъ свою единственную настоящую плату за труды сегодняшняго дня только отъ тебя одной.
   -- Садись, милости просимъ,-- проговорили другія сестры.
   Покупательница встала, подтянула кушакъ, поставила бутылки, нацѣдила вина и накрыла на столъ около фонтана. Она приготовила все, что нужно, принесла вино и сѣла рядомъ съ сестрами. Носильщикъ сѣлъ рядомъ съ ними, думая, что все это онъ видитъ во снѣ. Когда всѣ усѣлись, покупательница взяла кувшинъ и, наливъ изъ него кубокъ вина, выпила его, наливъ второй кубокъ, она подала одной сестрѣ, потомъ, наливъ третій кубокъ, подала другой сестрѣ, затѣмъ, наполнивъ его въ четвертый разъ, подала носильщику, который, принявъ отъ нея кубокъ, сказалъ слѣдующій стихъ:
   
   Я стану пить вино и наслаждаться
   Здоровьемъ: вѣдь напитокъ этотъ чудный
   Отъ всѣхъ недуговъ сразу исцѣлитъ.
   
   Кубокъ съ виномъ передавался изъ рукъ въ руки, и носильщикъ угощался, и плясалъ, и пѣлъ съ ними, и душился, и началъ обнимать и цѣловать ихъ, за что одна шлепала его, другая толкала, а третья била душистыми цвѣтами до тѣхъ поръ, пока вино не подѣйствовало на нихъ до такой степени, что онѣ забыли всякое приличіе и вели себя безцеремонно, точно тутъ не было мужчины 13).
   Такъ время прошло до сумерекъ, когда онѣ сказали:
   -- Уходи и покажи намъ, какъ широки твои плечи 14).
   -- Поистинѣ,-- отвѣчалъ онъ,-- легче душѣ моей разстаться съ тѣломъ, чѣмъ мнѣ покинуть ваше общество, поэтому позвольте мнѣ дождаться вмѣстѣ съ вами наступленія дня, и и тогда всѣ мы вернемся къ своимъ обычнымъ занятіямъ.
   Покупавшая угощеніе сестра снова замолвила за него слово.
   -- Прошу васъ,-- сказала она,-- дозволить ему провести съ нами ночь для того, чтобы мы могли посмѣяться надъ его шутками, такъ какъ онъ плутъ остроумный.
   -- Ну, хорошо,-- сказали онѣ ему,-- ты проведешь ночь съ нами, но только съ условіемъ, что ты подчинишься намъ и не станешь спрашивать объясненій того, что увидишь.
   -- Хорошо,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Ну, такъ вставай, и прочти то, что написано тутъ, на двери.
   Онъ подошелъ къ двери и прочелъ слѣдующую надпись, сдѣланную золотыми буквами: "Не говори о томъ, что до тебя не касается, а иначе тебѣ придется испытать для тебя нѣчто непріятное".
   -- Примите мое обѣщаніе, -- проговорилъ онъ, -- что я не стану говорить о томъ, что меня не касается.
   Покупательница встала и приготовила обѣдъ. Поѣвъ немного, она залегла свѣчи и покурила алоемъ. Сдѣлавъ это, всѣ снова сѣли за столъ и въ это время услыхали, что кто-то стучится; не прерывая обѣда, одна изъ нихъ встала и пошла къ двери.
   -- Сегодняшнее наше веселье можетъ быть полное, -- сказала она вернувшись, -- такъ какъ у дверей я нашла трехъ нищенствующихъ монаховъ 15) съ бритыми бородами, но всѣ они слѣпы на одинъ лѣвый глазъ, вѣроятно, по какой-нибудь странной случайности. Это недавно прибывшіе чужестранцы, очень смѣшные, такъ что мы можемъ посмѣяться надъ ними.
   Она продолжала говорить за новыхъ гостей до тѣхъ поръ, пока сестры ея не согласились и не велѣли впустить нищенствующую братію.
   -- Пусть идутъ, -- сказали онѣ; -- но только условься съ ними, чтобы они не говорили о томъ, что до нихъ не касается, а иначе имъ придется услыхать нѣчто, вовсе для нихъ непріятное.
   Сестра снова направилась къ двери и ввела трехъ мужчинъ, кривыхъ на одинъ глазъ, съ бритыми подбородками и съ тоненькими закрученными усиками. Какъ нищіе, они поклонились и встали въ сторонкѣ, но хозяйки встали и заставили ихъ сѣсть. Нищіе, посмотрѣвъ на носильщика и увидавъ, что онъ пьянъ, стали внимательнѣе вглядываться въ него и предположили, что онъ изъ ихъ же сословія.
   -- Онъ такой же бѣднякъ, какъ и мы,-- замѣтили они,-- и разговоръ его насъ позабавитъ.
   Носильщикъ же, услыхавъ это замѣчаніе, всталъ и, сверкнувъ глазами, вскричалъ:
   -- Сидите смирно и поудержитесь отъ дерзкихъ замѣчаній. Развѣ вы не читали надписи надъ дверьми?
   Сестры засмѣялись и замѣтили:
   -- Нищіе и носильщикъ позабавятъ насъ.
   Онѣ поставили передъ нищими ѣду, и тѣ поѣли и стали пить. Привратница подала имъ вина и сказала:
   -- Не позабавите ли вы насъ, братья, какимъ-нибудь анекдотомъ или веселымъ разсказомъ?
   Нищіе, разгоряченные виномъ, спросили, нѣтъ ли въ домѣ какого-нибудь музыкальнаго инструмента, и привратница принесла имъ бубны, лютню и персидскую арфу 16). Они встали, и одинъ взялъ бубны, другой -- лютню, а третій -- арфу и начали играть, а дѣвицы подъ ихъ игру громко запѣли. Во время этихъ музыкальныхъ упражненій кто-то постучалъ въ дверь. Привратница тотчасъ же встала и пошла посмотрѣть, кто тамъ. Стукъ же произошелъ вотъ вслѣдствіе чего.
   Калифъ 17) Гарунъ Эръ-Рашидъ вышелъ въ эту ночь, чтобы посмотрѣть и послушать, что дѣлается, и вышелъ въ сопровожденіи Джафара, своего визиря, и Месрура, своего палача 18). Онъ, обыкновенно, переодѣвался купцомъ; и въ эту ночь, проходя по городу, онъ случайно проходилъ мимо дома сестеръ и, услыхавъ звуки музыкальныхъ инструментовъ, сказалъ Джафару:
   -- Очень мнѣ хочется войти въ этотъ домъ и посмотрѣть, кто тамъ играетъ.
   -- Тамъ гости и, вѣроятно, пьяные,-- отвѣчалъ Джафаръ,-- и я боюсь, чтобы намъ не пришлось испытать какія-нибудь непріятности.
   -- Надо войти, -- продолжалъ калифъ, -- и потому выдумай какой-нибудь предлогъ, чтобы насъ пустили туда.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ Джафаръ и постучался въ дверь, а когда одна изъ сестеръ отворила ему, то онъ заявилъ ей слѣдующее: "Сударыня, мы купцы изъ Тиверія и десять дней пробыли въ Багдадѣ. Мы привезли съ собой товары и остановились въ Ханѣ 19). Насъ на сегодняшній вечеръ пригласилъ къ себѣ въ гости одинъ купецъ, вслѣдствіе чего мы и отправились къ нему, и онъ накормилъ и напоилъ насъ, послѣ чего далъ намъ позволеніе уйти 20), но на дворѣ такъ темно, и мы иностранцы и не могли найти дороги въ Ханъ: мы надѣемся поэтому, что вы будете такъ добры и позволите намъ переночевать у васъ въ домѣ, и за это позволеніе Господь вознаградитъ васъ".
   Привратница посмотрѣла на нихъ и, увидавъ, что они одѣты купцами, пошла посовѣтоваться съ своими сестрами и, получивъ ихъ согласіе, вернулась къ путешественникамъ и отворила имъ дверь.
   -- Можемъ мы войти съ твоего позволенія?-- спросили они.
   -- Входите,-- отвѣчала она.
   Послѣ этого калифъ вошелъ въ сопровожденіи Джафара и Месрура, и сестры, увидавъ ихъ, встали и стали ихъ угощать, говоря:
   -- Милости просимъ, будьте гостями, по только у насъ есть одно условіе: чтобы вы не говорили о томъ, что до васъ не касается, а иначе съ вами будетъ то, что вамъ не очень понравится.
   -- Хорошо,-- отвѣчали они и сѣли, чтобы выпить. Калифъ при видѣ трехъ нищихъ очень удивился, въ особенности, когда онъ увидалъ, что каждый изъ нихъ слѣпъ на одинъ глазъ, а посмотрѣвъ на дѣвушекъ, онъ поразился ихъ привлекательностью и красотой. Въ то время, какъ другіе уже давно угощались и болтали, дѣвушки подали вина и калифу, но тотъ отвѣчалъ имъ, что онъ пилигримъ, и отказался. Вслѣдствіе этого привратница разостлала передъ нимъ вышитое сукно и поставила китайскую бутылку, наливъ въ нее ивовой воды и прибавивъ кусокъ льду, и подсластила сахаромъ. Калифъ, поблагодаривъ ее, подумалъ:
   "Завтра я отблагодарю ее за это вниманіе".
   Общество продолжало пировать, и когда вино стало на нихъ дѣйствовать, хозяйка дома встала и, взявъ за руку сестру-покупательницу, сказала:
   -- Вставай, сестра! Намъ надо исполнить долгъ нашъ.
   -- Хорошо,-- отвѣчала та.
   Привратница встала и очистила всю середину комнаты, поставивъ нищихъ въ концѣ у дверей; послѣ чего хозяйки обратились къ носильщику, сказавъ:
   -- Хотя ты не старый нашъ другъ, но все-таки ты намъ не чужой, а знакомый.
   -- Что же вамъ угодно?-- спросилъ носильщикъ, вставая.
   -- Стой тамъ, гдѣ ты стоишь,-- отвѣчала одна изъ сестеръ,-- и помоги мнѣ.
   Онъ увидалъ двухъ черныхъ собакъ на цѣпочкѣ, которыхъ и вывелъ на середину комнаты. Хозяйка дома встала съ своего мѣста и, засучивъ рукава по локоть, взяла въ руку плоть и приказала носильщику подвести къ себѣ одну изъ собакъ. Собака завизжала и, глядя на хозяйку, замотала головой, но хозяйка, невзирая на это, стала ее бить до тѣхъ поръ, пока не устала и не отбросила плети. Послѣ этого она прижала ея голову къ своей груди, стерла слезы съ ея глазъ и поцѣловала ее въ голову...
   -- Отведи ее и приведи другую!-- сказала она носильщику.
   Съ другой с десять тысячъ червонцевъ; и я ѣхалъ, пока н'е добрался до Львинаго лѣса, гдѣ арабы напали на меня и отобрали у меня деньги и товары, и я вошелъ въ городъ, не зная, гдѣ мнѣ провести ночь, и, увидавъ мечеть, вошелъ сюда.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ ему старикъ, -- что скажешь ты, если я дамъ тебѣ тысячу червонцевъ и одежду, стоящую тоже тысячу червонцевъ?
   -- За что, -- спросилъ Аладинъ, -- хочешь ты мнѣ дать все это, дядюшка?
   -- Вотъ этотъ молодой человѣкъ, -- отвѣчалъ онъ, -- что идетъ со мною, сынъ моего брата, и у отца его нѣтъ другихъ сыновей, кромѣ него; а у меня нѣтъ никого, кромѣ дочери Зубейдехи Эль-Однехи. Она очень хороша собою и миловидна, и я выдалъ ее за него: Онъ ее любитъ, но она ненавидитъ его, онъ же сталъ грозить разводомъ, и жена его, услыхавъ это, тотчасъ же развелась съ нимъ. Зять засылалъ ко мнѣ всѣхъ знакомыхъ, прося меня вернуть ее къ нему, но я сказалъ ему, что это возможно только, если она выйдетъ за второго мужа, съ которымъ тоже разведется. Мы порѣшили подыскать ей второго мужа, чужестранца, для того, чтобы никто не могъ упрекнуть его въ такомъ бракѣ. Такъ какъ ты чужестранецъ, то идемъ съ нами составить свадебный контрактъ, а завтра ты съ нею разведешься, и мы дадимъ тебѣ обѣщанное.
   Аладинъ, выслушавъ его, подумалъ:
   "Лучше сдѣлать то, что онъ желаетъ, чѣмъ проводитъ ночи въ переулкахъ и сѣняхъ".
   Онъ пошелъ съ обоими купцами къ кади. Кади, увидавъ его, почувствовалъ къ нему состраданіе и сказалъ отцу молодой женщины:
   -- Вамъ что угодно?
   -- Мы хотимъ, -- отвѣчалъ старикъ, -- взять этого молодого человѣка въ подставные мужья дочери; но напишемъ условіе съ указаніемъ, что ему впередъ отдано приданое въ десять тысячъ червонцевъ; и если завтра утромъ онъ разведется съ,нею, то мы дадимъ ему одежду въ тысячу червонцевъ и мула въ такую же цѣну, и тысячу червонцевъ наличными, если же онъ не разведется, то заплатитъ мнѣ десять тысячъ червонцевъ.
   Такимъ образомъ они заключили условіе, и отецъ молодой жены взялъ расписку. Онъ одѣлъ Аладина въ хорошее платье и пошелъ съ нимъ жъ дому дочери, гдѣ поставилъ его у дверей, а самъ вошелъ въ домъ и сказалъ ей:
   -- Получи, расписку въ своемъ приданомъ, такъ какъ я выдалъ тебя замужъ за красиваго молодого человѣка, по имени Аладинъ Абу-Шаматъ, сегодня считай себя его женой.
   Онъ отдалъ ей расписку и ушелъ.
   У прежняго мужа Зубейдехи была няня, часто посѣщавшая ее. Няню эту онъ очень любилъ и обратился къ ней съ слѣдующей просьбой:
   -- Матушка, если Зубейдеха, дочь моего дяди, увидитъ этого красиваго молодого человѣка, то потомъ она не допуститъ меня къ себѣ, поэтому я прошу тебя употребить какое-нибудь средство и разлучить ихъ.
   -- Юностью твоей клянусь, -- отвѣчала она, -- я не допущу его до нея.
   Она подошла къ Аладину и сказала ему:
   -- О, сынъ мой, я хочу дать тебѣ совѣтъ. Ради самого Бога (да святится имя Его), послушайся меня, не ходи къ своей молодой женѣ, а оставь ее въ покоѣ одну.
   -- Это почему?-- спросилъ онъ.
   -- А потому, что все тѣло ея покрыто язвами, и я боюсь, что такой красавецъ, какъ ты, можетъ заразиться.
   -- Да мнѣ она и не нужна, -- сказалъ онъ.
   Затѣмъ она пошла къ молодой женщинѣ и обратилась къ ней съ такими же предостереженіями, съ какими обращалась къ Аладину, и Зубейдеха отвѣчала ей:
   -- Мнѣ онъ вовсе не нуженъ, и я не хочу съ нимъ видѣться, а утромъ онъ можетъ, итти своей дорогой.
   Она позвала рабыню и приказала ей снести молодому человѣку поужинать. Рабыня исполнила ея приказаніе и, поставивъ передъ Аладиномъ столъ, подала ему ужинъ. Онъ поѣлъ и потомъ прочелъ пріятнымъ голосомъ молитвы, а молодая жена, дослушавъ его, нашла, что такимъ голосомъ въ семьѣ Давида, вѣроятно, пѣлись псалмы.
   -- Да накажетъ Аллахъ, -- проговорила она, -- ту старуху, которая сказала мнѣ, что тѣло его покрыто язвами. Человѣкъ больной де можетъ такъ хорошо пѣть. Навѣрно, она наклеветала на него.
   Взявъ лютню индѣйской работы, она настроила ее и запѣла такимъ голосомъ, который могъ устыдить птицъ въ поднебесьѣ, слѣдующіе стихи:
   
   Влюбленъ я страстно въ молодую лань
   Со страстными и черными глазами:
   И вѣткамъ изъ завидно ей, когда
   Она подъ ихъ густой гуляетъ тѣнью.
   Меня покинулъ онъ и есть другая,
   Которая теперь развеселяетъ
   Его въ часы и дни хандры и скуки.
   И это даръ, даруемый Творцомъ,
   Его расположенье заслужившимъ.
   
   Услыхавъ пѣніе, онъ пропѣлъ въ отвѣтъ слѣдующее:
   
   Поклонъ мой скрытъ для формы подъ одеждой
   И подъ садами розъ ея ланитъ.
   
   И послѣ этого любовь Зубейдехи усилилась и она приподняла драпировку, а Аладинъ, увидавъ ее, сказалъ слѣдующіе стихи:
   
   Она явилась, какъ луна, склоняясь,
   Какъ ивы вѣтка, и распространила
   Повсюду ароматы сѣрой амбры,
   Глазами же глядѣла какъ газель!
   Какъ кажется, горючая тоска
   Мое вдругъ сердце страстно полюбила,
   И если бы уѣхала она,
   То властно мной она бы завладѣла.
   
   Она, граціозно раскачиваясь, подошла къ нему, но онъ сказалъ ей:
   -- Отойди отъ меня, а то заразишь.
   Она распахнула свою грудь и показала, что она бѣла, какъ серебро, но затѣмъ сказала:
   -- Ты отойди отъ меня, потому что ты въ проказѣ и можешь заразитъ меня.
   -- Кто это тебѣ сказалъ, что у меня проказа?-- спросилъ онъ.
   -- Мнѣ сказала это старуха, -- отвѣчала она.
   -- И мнѣ тоже сказала старуха, что ты вся въ язвахъ,-- проговорилъ Аладинъ и, засучивъ рукава, показалъ, что тѣло его было какъ чистое серебро.
   Послѣ этого она приняла его, какъ мужа.
   -- Увы!-- сказалъ онъ ей на слѣдующее утро, -- какъ счастіе недолговѣчно! Налетятъ вороны и унесутъ его.
   -- Что слова эти означаютъ?-- спросила она.
   -- О, госпожа моя, мнѣ остается пробыть съ тобою всего одинъ часъ.
   -- Это почему?
   -- Отецъ твой, -- продолжалъ онъ, -- написалъ на меня обязательство, въ силу котораго я долженъ выдать твое приданое въ десять тысячъ червонцевъ, и если я не достану его сегодня, то меня посадятъ въ домъ кади. Теперь я не въ состояніи отдать и полушки, а не только десять тысячъ, червонцевъ.
   -- О, господинъ мой, -- сказала ему жена, -- развѣ брачныя узы не у тебя въ рукахъ?
   -- У меня, -- отвѣчалъ онъ, -- но вѣдь у меня нѣтъ ничего за душой.
   -- Дѣло это уладить легко, и ничего не бойся, господинъ мой, а вотъ теперь возьми эти сто червонцевъ. Если бы у меня было больше, то я дала бы тебѣ сколько угодно. Но теперь я не могу дать ничего, потому что отецъ мой, изъ любви къ сыну своего брата, перевелъ на него все свое состояніе, отданное мнѣ, и взялъ даже всѣ мои драгоцѣнности. Когда же они пришлютъ къ тебѣ служителя кади, и отецъ мой вмѣстѣ съ кади скажутъ тебѣ, чтобы ты развелся, то ты отвѣчай имъ: по какимъ это законамъ человѣкъ,женившійся вечеромъ, долженъ разводиться утромъ? Послѣ этого, ты поцѣлуй руку у кади и дай ему денегъ и точно такъ же поцѣлуй руку у каждаго служителя и одари всѣхъ по десяти червонцевъ. И всѣ они будутъ за тебя, и если они тебя спросятъ, почему ты не хочешь развестись съ женою и получитъ тысячу червонцевъ и мула и одежду, согласно условія, то ты отвѣчай имъ: каждый волосокъ на головѣ ея дороже для меня тысячи червонцевъ и я никогда не разведусь съ нею, и не надо мнѣ ни одежды и ничего другого. Если же кади скажетъ тебѣ, чтобы ты выплатилъ. приданое, ты отвѣчай, что теперь выплатить ты не можешь. И повѣрь, что кади и служители его будутъ къ тебѣ милостивы и дадутъ тебѣ отсрочку.
   Какъ разъ во время этого разговора служитель кади постучался къ нимъ въ дверь. Аладинъ тотчасъ же вышелъ къ нему и служитель сказалъ:
   -- Тесть твой требуетъ тебя.
   Аладинъ: далъ ему пять червонцевъ, сказавъ:
   -- О, служитель, скажи мнѣ, nb какимъ законамъ человѣкъ, женившійся вечеромъ, долженъ разводиться утромъ?
   -- Мы ни въ какомъ случаѣ не одобряемъ этого, -- отвѣчалъ ему служитель,-- и если ты не свѣдущъ въ нашихъ законахъ, то я готовъ быть твоимъ защитникомъ.
   Они пошли въ судъ, а кади сказалъ Аладину:
   -- Почему ты не хочешь разводиться и получить обѣщаннаго тебѣ?
   Аладинъ Подошелъ къ кади, поцѣловалъ ему руку и вложилъ въ нее пятьдесятъ червонцевъ.
   -- Господинъ кади, -- сказалъ онъ ему, -- по какому закону человѣкъ, женившійся вечеромъ, долженъ разводиться, противъ своей воли, утромъ?
   -- Разводъ, противъ воли, -- отвѣчалъ кади, -- не допускается никакимъ мусульманскимъ закономъ..
   -- Если ты не дашь развода, -- замѣтилъ тесть его, -- то отдай мнѣ десять тысячъ червонцевъ.
   -- Дай мнѣ три дня сроку, -- сказалъ ему Аладинъ.
   -- Трехъ дней тебѣ будетъ мало, -- вмѣшался кади, -- тебѣ дадутъ десять дней.
   Оли на этомъ порѣшили, обязавъ его или отдать черезъ десять дней приданое или развестись.
   Выслушавъ это условіе, онъ ушелъ отъ нихъ и, купивъ мяса, рису, масла и другого съѣстного, вернулся домой и, пройдя къ женѣ, разсказалъ ей все, что съ нимъ случилось.
   -- Ночью случаются чудеса, -- отвѣчала она, -- и божественно одаренъ былъ тотъ, кто сказалъ:
   
   Будь кротокъ, если гнѣвъ тебя смущаетъ,
   И запасись терпѣніемъ тогда,
   Когда тебя несчастье посѣтитъ.
   Чреваты вѣдь событіями ночи
   И всякія рождаютъ чудеса.
   
   Она встала, приготовила кушанье, принесла столъ, и они поѣли, выпили и развеселились, послѣ чего Ададинъ просилъ ее сыграть ему что-нибудь. Она взяла лютню и заиграла такъ, что камень пошелъ бы танцевать.
   Въ то время, какъ они веселились такимъ образомъ, послышался стукъ въ дверь.
   -- Встань, -- сказала юна ему, -- и посмотри, кто тамъ.
   Онъ сошелъ внизъ и, отворивъ дверь, увидалъ четырехъ дервишей, стоявшихъ передъ дверью.
   -- Что вамъ надо?-- спросилъ онъ.
   -- Господинъ мой, -- отвѣчалъ одинъ изъ незнакомыхъ дервишей,-- пища, души нашей заключается въ музыкѣ и въ поэтическихъ наслажденіяхъ, и мы желали бы провести здѣсь эту ночь до самаго утра, а тебя наградитъ за это самъ Господь (да святится имя Его!). Мы страстно любимъ музыку и мы всѣ знаемъ наизусть цѣлыя оды и лирическія пѣсни.
   -- Мнѣ надо посовѣтоваться, -- отвѣчалъ Аладинъ.
   Онъ вошелъ въ домъ и сообщилъ все хозяйкѣ.
   -- Отвори имъ дверь, -- сказала она.


   Онъ отворилъ имъ дверь, принялъ ихъ, усадилъ и угостилъ. Но отъ угощенія они отказались и одинъ изъ дервишей сказалъ ему:
   -- О, господинъ нашъ, поистинѣ мы не столько желаемъ насытить свою плоть, сколько усладить свой слухъ пѣніемъ; и божественно одаренъ тотъ, кто сказалъ:
   
   Единственнымъ желаньемъ страстнымъ служатъ
   Общественныя развлеченья намъ;
   Ѣда же служитъ характернымъ знакомъ
   Для грубаго и злого человѣка.
   
   -- Мы только что слышали у тебя въ домѣ чудные звуки музыки, которые съ приходомъ нашимъ прекратились, и намъ хочется знать, играла ли это черная или бѣлая рабыня или сама госпожа?
   -- Это играла моя жена, -- отвѣчалъ Аладинъ.
   Онъ разсказалъ имъ все, что съ нимъ случилось, и прибавилъ:
   -- Тесть мой обязалъ меня заплатить десять тысячъ червонцевъ приданаго и сроку мнѣ дано десять дней.
   На это одинъ изъ дервишей отвѣчалъ ему:
   -- Не печалься и надѣйся на судьбу, я шейкъ дервишей и у меня подъ началомъ состоятъ сорокъ дервишей и я соберу для тебя десять тысячъ червонцевъ и ты отдашь приданое своему тестю. Попроси жену сыграть намъ какую-нибудь пьесу и повесели насъ, Музыка замѣняетъ нѣкоторымъ людямъ пищу, а иныхъ она излѣчиваетъ, а иныхъ охлаждаетъ.
   Подъ видомъ этихъ четырехъ дервишей по городу ходили калифъ-Гарунъ-Эръ-Рашидъ, визирь Джафаръ-Эль-Бармеки, Абу-Нувасъ-Эль-Гасанъ и Месруръ -- палачъ. Они вышли изъ дворца, потому что на калифа напала тоска, и онъ сказалъ визирю:
   -- О, визирь, мнѣ очень хочется пройтись по городу, такъ какъ меня одолѣваетъ тоска.
   Они одѣлись дервишами и пошли въ городъ, а проходя мимо дома Аладина, услыхали музыку и захотѣли войти. Ночь эту они провели весело и хорошо, разсказывая другъ другу различныя исторіи, а утромъ калифъ положилъ подъ коврикъ для молитвы сто червонцевъ и, простившись съ Аладиномъ, ушелъ съ своими товарищами во дворецъ.
   Когда молодая приподняла коврикъ и увидала червонцы, она сказала мужу
   -- Возьми эти деньги, найденныя мною подъ коврикомъ. Ихъ положили туда безъ нашего вѣдома дервиши.
   Аладинъ взялъ деньги и, отправившись на рынокъ, купилъ мяса, рису, масла и всего, что нужно. Вечеромъ онъ зажегъ свѣчи и сказалъ женѣ:
   -- А вѣдь дервиши не принесли обѣщанныхъ десяти тысячъ червонцевъ, но вѣдь они люди бѣдные.
   Какъ разъ во время этого разговора дервиши постучались въ дверь и жена сказала:
   -- Пойди и отвори имъ.
   Онъ отворилъ дверь, и когда они вошли, то спросилъ у нихъ, принесли ли они обѣщанныя десять тысячъ червонцевъ?
   -- Мы не могли достать такой суммы, -- отвѣчали они, -- но ты не бойся; если угодно будетъ Богу (да святится имя Его!), то завтра мы похлопочемъ о тебѣ, а теперь намъ хотѣлось бы усладить свои сердца хорошей музыкой; музыку мы очень любимъ.
   Зубейдеха сыграла имъ на лютнѣ такъ хорошо, что заставила бы запрыгать и камень. Они весело и хорошо провели эту ночь въ пріятныхъ разговорахъ. Когда наступило утро, калифъ снова положилъ сто червонцевъ подъ коверъ и, простившись съ Аладиномъ, ушелъ съ своими товарищами.
   Такимъ образомъ прошло, девять дней и калифъ каждую ночь клалъ подъ коверъ по сту червонцевъ, пока не наступила десятая ночь, и въ эту ночь они совсѣмъ не пришли и вотъ до какой причинѣ: калифъ послалъ сказать одному богатому купцу:
   -- Приготовь для меня пятьдесятъ тюковъ тканей такихъ, какія приходятъ изъ Каира, каждый тюкъ въ тысячу червонцевъ, и напиши на нихъ цѣну и достань мнѣ раба абиссинца.
   Купецъ приготовилъ для него все, что было имъ заказано, послѣ чего калифъ далъ рабу золотой тазъ и рукомойникъ и еще подарокъ и пятьдесятъ тюковъ и написалъ письмо какъ будто отъ имени Шемсъ-Эдъ-Дина, купеческаго старшинъ! города Каира, отца Аладина, и сказалъ рабу:
   -- Возьми эти тюки и вещи и отправляйся въ кварталъ, гдѣ находится домъ купеческаго старшины и спроси: гдѣ тутъ мой хозяинъ Аладинъ Абу-Шаматъ? Тогда тебѣ укажутъ его домъ.
   Рабъ взялъ тюки и вещи и пошелъ, какъ приказалъ ему калифъ.
   Между тѣмъ бывшій мужъ Зубейдехи пришелъ къ ея отцу и сказалъ ему:
   -- Идемъ къ Аладину и заставимъ его развестись съ твоей дочерью.
   Отецъ пошелъ съ нимъ къ Аладину, но, подойдя къ дому, они увидали пятьдесятъ муловъ, навьюченныхъ пятьюдесятью тюками съ тканями, подъ присмотромъ чернаго раба, пріѣхавшаго на мулѣ.
   -- Чьи это тюки?-- спросили они у него.
   -- Моего господина, Аладина Абу-Шамата, -- отвѣчалъ онъ.-- Отецъ его приготовилъ ему товары и послалъ его въ Багдадъ, но на него напали арабы и ограбили его совершенно. Вѣсть объ этомъ дошла до его отца и поэтому онъ послалъ меня къ нему съ новыми товарами. Кромѣ того, онъ послалъ со мною мула, нагруженнаго пятьюдесятью тысячами червонцевъ, и мѣшокъ съ одеждой, стоящей весьма. дорого, и, кромѣ тога; послалъ соболью шубу и золотой тазъ и рукомойникъ.
   Услыхавъ это, тесть Аладина сказалъ ему?
   -- Этотъ человѣкъ мой зять, и я покажу вамъ къ нему дорогу.
   И въ то время, какъ Аладинъ сидѣлъ въ страшномъ горѣ, онъ услыхалъ стукъ въ двери и сказалъ:
   -- О, Зубейдеха, Господь всевѣдущъ! Но, кажется, отецъ твой послалъ ко мнѣ служителя отъ кади или отъ вали.-- Спустись внизъ, -- отвѣчала она, -- и посмотри, кто тамъ.
   Онъ спустился и отворилъ дверь и увидалъ своего тестя, купеческаго старшину,-- отца своей жены, и тутъ же увидалъ чернаго раба верхомъ на мулѣ. Рабъ, спрыгнувъ съ мула, подошелъ и поцѣловалъ ему руку.
   -- Что тебѣ надо?-- спросилъ у него Аладинъ.
   -- Я рабъ моего господина, Аладина Абу-Шамата, сына Шемсъ-Эдъ-Дина, купеческаго старшины въ Египтѣ, -- отвѣчалъ рабъ, -- и отецъ его послалъ меня къ нему съ этими вещами и письмомъ.
   Онъ передалъ письмо и Аладинъ, развернувъ его, сталъ читать слѣдующее.
   Послѣ различныхъ привѣтствій, почтительныхъ поклоновъ отъ Шемсъ-Эдъ-Дина сыну его" Аладину Абу-Шамату, онъ писалъ: "Знай, о, сынъ мой, что вѣсть объ избіеніи твоихъ людей и о похищеніи всего твоего достоянія дошла до меня, и я посылаю тебѣ вмѣсто похищенныхъ вещей пятьдесятъ тюковъ египетскихъ товаровъ, одежду, соболью шубу и золотой тазъ и рукомойникъ. Ничего не бойся, потому что въ богатствѣ у тебя недостатка не будетъ, о, сынъ мой, и горе не коснется тебя. И мать твоя и всѣ домашніе здоровы и веселы и много тебѣ кланяются. Кромѣ того, до меня дошелъ слухъ, что тебя сдѣлали подставнымъ мужемъ госпожи Зубейдехи Эль-Удіехи и положили на тебя обязательство внести десять тысячъ червонцевъ приданаго. Вслѣдствіе этого я посылаю тебѣ пятьдесятъ тысячъ червонцевъ черезъ раба Селима".
   Лишь только Аладинъ прочелъ письмо, онъ тотчасъ же взялъ тюки и, взглянувъ на тестя, сказалъ:
   -- Батюшка, получи десять тысячъ червонцевъ, сумму приданаго твоей дочери Зубейдехи, возьми тоже тюки и продавай товары, а барыши бери себѣ, только верни мнѣ ихъ стоимость.
   -- Нѣтъ, клянусь Аллахомъ, я не возьму ничего, -- отвѣчалъ онъ, -- что же касается до приданаго дочери, то ты можешь условиться относительно его съ своей женой.
   Аладинъ и тесть его вошли въ домъ вслѣдъ за внесенными товарами.
   -- О, отецъ мой, -- вскричала Зубейдеха, -- кому же принадлежатъ эти товары?
   -- Аладину, твоему мужу, -- отвѣчалъ онъ; -- отецъ его послалъ ихъ ему вмѣсто тѣхъ, что у него отняли арабы; кромѣ того, онъ послалъ ему пятьдесятъ тысячъ червонцевъ, мѣшокъ, съ платьемъ, соболью шубу, мула и золотой тазъ и рукомойникъ. Относительно же своего приданаго ты можешь распорядиться сама, какъ знаешь.
   Аладинъ, открывъ сундукъ, вынулъ сумму ея приданаго.
   -- Дядюшка, -- вскричалъ бывшій мужъ Зубейдехи, -- заставь Аладина развестись съ женой.
   -- Нѣтъ, это теперь сдѣлать нельзя,-- отвѣчалъ старикъ,-- такъ какъ брачное условіе у него въ рукахъ.
   Услыхавъ это, племянникъ его ушелъ въ полномъ отчаяніи и, придя домой, легъ въ постель и умеръ.
   Аладинъ же, принявъ товары, пошелъ на рынокъ и, купивъ все, что нужно для ѣды и питья, какъ покупалъ въ предыдущіе дни, вернулся и сказалъ женѣ:
   -- А эти-то лгуны-дервиши дали обѣщаніе и нарушили его.
   -- Ты сынъ купеческаго старшины, -- отвѣчала она, -- да и то не могъ дать и полушки. Такъ можно ли обвинять бѣдныхъ дервишей?
   -- Господь (да святится имя Его!), -- замѣтилъ Аладинъ,-- далъ намъ возможность обойтись и безъ нихъ, и если они еще разъ придутъ къ намъ, то я не отворю имъ болѣе дверей.
   -- Тѣмъ не менѣе счастье явилось къ намъ только потому, что они насъ посѣтили. Развѣ они не оставляли намъкаждую ночь по сту червонцевъ? Ты непремѣнно долженъ отворить имъ дверь, лишь только они постучатся.
   Когда день сталъ клониться къ вечеру, уступая мѣсто сумеркамъ, они зажгли свѣчи, и Аладинъ сказалъ женѣ:
   -- Зубейдеха, встань и сыграй мнѣ что-нибудь.
   Какъ разъ въ эту минуту послышался стукъ въ дверь, и молодая женщина сказала мужу:
   -- Пойди, посмотри, кто тамъ!
   Онъ спустился съ лѣстницы, отворилъ дверь и, увидавъ дервишей, сказалъ:
   -- А! милости просимъ, обманщики! Входите!
   Они пошли вслѣдъ за нимъ, и онъ усадилъ ихъ и поставилъ! передъ ними столъ для ѣды. Всѣ они поѣли и были довольны и веселы.
   -- О, господинъ нашъ, -- сказали ему дервиши, -- поистинѣ "сердца наши болѣли О тебѣ. Ну, какъ ты сдѣлался съ своимъ тестемъ?
   -- Господь, -- отвѣчалъ онъ, -- вознаградилъ насъ свыше нашихъ ожиданій.
   -- Клянемся Аллахомъ, -- продолжали они, -- мы страшно за тебя опасались и если не приходили, то только потому, что не могли достать денегъ.
   -- Скорая помощь явилась отъ Господа, -- отвѣчалъ Аладинъ,-- и отъ отца моего, приславшаго мнѣ пятьдесятъ тысячъ червонцевъ, пятьдесятъ тюковъ съ товаромъ, мѣшокъ съ одеждой, соболью шубу, мула, раба и золотой тазъ съ рукомойникомъ. Мы съ тестемъ примирились, и жена моя сдѣлалась моей законной женой, за что я благодарю Господа!
   Калифъ, выслушавъ его, всталъ и ушелъ, а визирь Джафаръ, наклонившись къ Аладину, сказалъ ему:
   -- Веди себя какъ можно приличнѣе, такъ какъ ты находишься въ присутствіи царя правовѣрныхъ.
   -- Что же сдѣлалъ я неприличнаго въ присутствіи царя правовѣрныхъ, и который изъ васъ калифъ?
   -- Тотъ, который говорилъ съ тобою и который теперь вышелъ, и есть царь правовѣрныхъ Гарунъ-Эръ-Рашидъ, -- отвѣчалъ визирь, -- а я визирь егоДжафаръ, а это Месруръ, его палачъ, а это Абу-Нувасъ Эль-Гасанъ. А теперь, Аладинъ, подумай и сообрази, сколько нужно дней, чтобы проѣхать изъ Каира въ Багдадъ?
   -- Сорокъ пять дней, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Ограбленъ ты былъ только десять дней тому назадъ,-- продолжалъ Джафаръ, -- такъ какимъ же образомъ извѣстіе объ этомъ несчастій могло достигнуть твоего отца, и какъ могъ онъ уложить новые тюки для тебя и переслать ихъ сюда не івъ сорокъ пять дней, а въ десять?
   -- О, господинъ мой, -- вскричалъ Аладинъ, -- кто же прислалъ мнѣ все это?
   -- Калифъ, царь правовѣрныхъ, прислалъ все это тебѣ, шотому что ты ему понравился, -- отвѣчалъ визирь.
   Во время этого разговора къ нимъ подошелъ калифъ.
   Аладинъ тотчасъ же всталъ, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и сказалъ ему:
   -- Господь храни и помилуй тебя и продли твою жизнь, о, царь правовѣрныхъ! И да не лишитъ Онъ человѣчество твоихъ милостей и благодѣяній!
   -- Послушай, Аладинъ, -- отвѣчалъ ему калифъ, -- скажи Зубейдехѣ, чтобы она за твое спасеніе сыграла намъ что-нибудь.
   Зубейдеха сыграла на лютнѣ пьесу такъ хорошо, что даже камни могли закричать отъ восторга, и звуки лютни могли показаться пріятнѣе голоса самого Давида.
   Они провели эту ночь самымъ пріятнымъ образомъ, и когда наступило утро, то калифъ сказалъ Аладину:
   -- Завтра приходи во дворецъ.
   -- Слушаю и повинуюсь, о, царь правовѣрныхъ, если -на то будетъ воля Божья (да святится имя Его!), -- отвѣчалъ Аладинъ.
   Аладинъ взялъ десять подносовъ и положилъ на нихъ богатые подарки и съ этими подарками пошелъ на слѣдующій день во дворецъ. Калифъ сидѣлъ въ залѣ суда на тронѣ, когда Аладинъ вошелъ въ дверь и прочелъ такіе стихи:
   
   Да служатъ утро каждое тебѣ
   И благоденствіе и счастье, шумъ же
   Завистниковъ да разлетится прахомъ;
   И да не перестанутъ никогда
   Въ твоихъ владѣньяхъ дни покоя длиться
   И дни, когда враги всѣ почернѣютъ.
   
   -- Добро пожаловать, о, Аладинъ!-- сказалъ калифъ.
   -- О, царь правовѣрныхъ!-- проговорилъ Аладинъ.-- Поистинѣ пророкъ (Господь да благословитъ его) принималъ подарки, а эти десять подносовъ со всѣмъ, что на нихъ, мой подарокъ тебѣ.
   Царь правовѣрныхъ принялъ отъ него подарки и, приказавъ дать ему почетную одежду, назначилъ его купеческимъ старшиною и посадилъ въ совѣтъ. Въ то время, какъ онъ засѣдалъ въ совѣтѣ, его тесть, отецъ Зубейдехи, пришелъ туда же, и, увидавъ, что онъ занимаетъ его мѣсто и облаченъ въ почетную одежду, онъ обратился къ калифу съ такими словами:
   -- О, царь правовѣрныхъ, почему этотъ человѣкъ сидитъ на моемъ мѣстѣ и облаченъ въ почетную одежду?
   -- Я, -- отвѣчалъ калифъ, -- назначилъ его купеческимъ старшиной; и должность эта не наслѣдственная, и потому ты ея лишился.
   -- Онъ изъ нашей семьи и нашъ родственникъ, и лучшаго выбора ты сдѣлать не могъ, о, царь правовѣрныхъ! Дай, Господи, чтобы нашими дѣлами всегда руководили лучшіе изъ людей, а между тѣмъ сколько ничтожныхъ людей сдѣлались знатными!
   Калифъ написалъ Аладину жалованную грамоту и передалъ ее вали, а вали передалъ ее. для исполненія, и глашатай заявилъ въ совѣтѣ: "Теперь купеческій старшина не кто иной, какъ Аладинъ Абу-Шаманъ, и слово его должно служить приказомъ, и всѣ обязаны оказывать ему уваженіе!"
   Когда совѣтъ былъ распущенъ, вали вышелъ вмѣстѣ съ глашатаемъ ранѣе Аладина, и глашатай провозгласилъ: "Теперь купеческій старшина не кто иной, какъ господинъ мой Аладинъ Абу-Шаматъ!"
   Они пошли передъ Аладиномъ по всѣмъ улицамъ города, и глашатай все время провозглашалъ его.
   На слѣдующее утро Аладинъ открылъ лавку для своего раба и посадилъ его, чтобы продавать и покупать, а самъ отправился во дворецъ и занялъ мѣсто въ совѣтѣ калифа. Случилось такъ, что во время засѣданія одинъ изъ приближенныхъ сказалъ калифу:
   -- О, царь правовѣрныхъ! Твой любимый собутыльникъ приказалъ тебѣ долго жить.
   -- А гдѣ Аладинъ Абу-Шаматъ?-- спросилъ калифъ.
   Аладинъ тотчасъ же явился къ калифу, который подарилъ ему еще почетное платье, назначилъ своимъ собутыльникомъ и далъ ежемѣсячное жалованье въ тысячу червонцевъ. Аладинъ сдѣлался такимъ образомъ собутыльникомъ калифа. И вотъ юднажды случилось такъ, что во время засѣданія къ калифу явился эмиръ съ обнаженнымъ мечомъ и сказалъ:
   -- О, царь правовѣрныхъ! Старшій изъ султановъ приказалъ тебѣ долго жить! Сегодня онъ скончался.
   Калифъ приказалъ принести почетную одежду Аладину Абу-Шамагу и назначилъ его старшимъ султаномъ вмѣсто умершаго. У послѣдняго не было ни сына, ни дочери, ни жены, и Аладинъ долженъ былъ отправиться къ нему и получить все его состояніе.
   -- Похорони его, -- сказалъ ему калифъ, -- и возьми себѣ все, что осталось послѣ него изъ имущества, возьми рабовъ, рабынь и евнуховъ.
   Калифъ махнулъ платкомъ, и засѣданіе кончилось. Аладинъ отправился съ начальникомъ гвардіи калифа Мукадамомъ Ахмедомъ Эдъ-Денефомъ и около праваго стремени его шли сорокъ его служителей, а около лѣваго -- сорокъ человѣкъ тѣлохранителей калифа. Аладинъ посмотрѣлъ на начальника тѣлохранителей калифа Мукадама-Гассана-Шумана и просилъ его быть его ходатаемъ передъ Мукадамомъ Ахмедомъ Эдъ-Денефомъ, и просить, чтобы тотъ усыновилъего. Ахмедъ ЭдъДенефъ выразилъ согласіе усыновить его, и обѣщалъ ежедневно сопровождать его во дворецъ вмѣстѣ съ своими воинами.
   Послѣ этого Аладинъ продолжалъ служить калифу. Однажды, выйдя изъ дворца, онъ пошелъ домой и, отпустивъ своихъ тѣлохранителей, прошелъ къ своей женѣ. Зубейдеха, засвѣтивъ свѣчи, вышла въ другую комнату; вслѣдъ же за тѣмъ онъ услыхалъ громкій крикъ. Аладинъ тотчасъ же бросился узнать, кто это крикнулъ, и увидалъ жену свою Зубейдеху, навзничь лежащую на полу. Онъ приложилъ руку къ ея груди и почувствовалъ, что она умерла. Домъ ея отца стоялъ насупротивъ, и тамъ крикъ тоже былъ слышенъ.-- Старикъ прибѣжалъ и спросилъ у Аладина:
   -- Что случилось, господинъ Аладинъ?
   -- Дочь твоя Зубейдеха приказала тебѣ долго жить. Теперь, батюшка, намъ съ тобою надо похоронить ее.
   На слѣдующее утро они похоронили тѣло молодой женщины, и Аладинъ и тесть его стали утѣшать другъ друга. Аладинъ надѣлъ трауръ, пересталъ являться ко двору и продолжалъ плакать и горевать.
   -- О, визирь, -- сказалъ калифъ Джафару, -- почему это Аладина не видно при дворѣ?
   -- О, царь правовѣрныхъ,-- отвѣчалъ визирь, -- онъ горюетъ по своей женѣ Зубейдехѣ и принимаетъ знакомыхъ, являющихся къ нему съ соболѣзнованіемъ.
   -- Намъ тоже слѣдуетъ выразить свое соболѣзнованіе, -- сказалъ калифъ.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ визирь.
   Калифъ и визирь пошли въ сопровожденіи своихъ приближенныхъ внизъ, сѣли на муловъ и пріѣхали въ домъ Аладина. Аладинъ всталъ, чтобы встрѣтить ихъ, и поцѣловалъ прахъ у ногъ царя.
   -- Да пошлетъ тебѣ Господь счастье!-- сказалъ ему калифъ.
   -- Да продлитъ Господь дни твои, о, царь правовѣрныхъ!-- отвѣчалъ ему Аладинъ.
   -- О, Аладинъ, -- продолжалъ калифъ, -- что за причина, что ты не являлся ко двору?
   -- Не являлся потому, что горевалъ о Зубейдехѣ, моей женѣ, о, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ Аладинъ.
   -- Перестань тосковать, Аладинъ, -- продолжалъ калифъ, -- ее взялъ къ Себѣ Господь, чтобы осыпать Своими милостями, и тоскою ты ее не вернешь.
   -- Я не перестану горевать о ней до самой смерти, пока, меня не похоронятъ рядомъ съ нею.
   -- Все, что мы теряемъ, мы теряемъ по волѣ Божьей, и ни власть ни богатство не спасутъ человѣка отъ смерти. Справедливы слѣдующія слова:
   
   Любой сынъ женщины, хотя и долго
   Онъ сохранялся бы, но все же долженъ
   Прійти тотъ день, когда онъ на кладбище
   Подъ своды гроба будетъ отнесенъ;
   Такъ какъ же онъ, чьи щеки будутъ прахомъ,
   И развлеченія и наслажденья
   Въ земной сей жизни можетъ находить?
   
   Калифъ, употребивъ всѣ свои старанія, чтобы утѣшить его, взялъ въ заключеніе слово, что онъ снова появится ко Дворцу.
   Аладинъ провелъ эту ночь дома, а утромъ сѣлъ на мула, поѣхалъ во дворецъ и, явившись къ калифу, поцѣловалъ прахъ у ногъ его. Калифъ слегка приподнялся на тронѣ, ласково поздоровался съ нимъ и, указавъ ему на мѣсто подлѣ себя, сказалъ:
   -- Сегодня ты мой гость, Аладинъ.
   Калифъ повелъ его къ себѣ въ покои и, подозвавъ рабыню, по имени Кутъ Эль-Кулубъ, сказалъ ей:
   -- У Аладина была жена, Зубейдеха, умѣвшая развлекать и забавлять его, но она взята отъ него Господомъ (да святится имя Его!), и теперь я желаю, чтобы ты усладила слухъ его музыкой и заставила бы его забыть всякое горе.
   Рабыня сыграла чудную пьесу и спѣла.
   -- Ну, что скажешь ты, Аладинъ, насчетъ голоса этой рабыни?-- спросилъ калифъ.
   -- У Зубейдехи, -- отвѣчалъ онъ, -- голосъ лучше, чѣмъ у нея, но играетъ на лютнѣ она лучше, и игрой своей можетъ тронуть камень.
   -- Нравится она тебѣ?
   -- Да, она мнѣ нравится, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Клянусь своей головой, могилой моихъ отцовъ, -- сказалъ калифъ, -- что я дарю ее тебѣ, вмѣстѣ съ ея рабынями.
   Аладинъ такъ и думалъ, что калифъ шутитъ съ нимъ, но калифъ, вставъ утромъ, пошелъ къ своей рабынѣ, Кутъ Эль-Кулубъ, и сказалъ ей:
   -- Я подарилъ тебя Аладину.
   Она этому очень обрадовалась, потому что она видѣла Аладина и влюбилась въ него. Калифъ вышелъ изъ своего дворца въ залу совѣта и, подозвавъ носильщиковъ, приказалъ имъ перевезти имущество Кутъ Эль-Кулубъ, а ее посадить въ носилки и тоже переправить вмѣстѣ съ рабынями въ домъ Аладина. Они перевезли вещи и женщинъ въ бесѣдку, а калифъ просидѣлъ въ залѣ суда до вечера и, по закрытіи засѣданія, ушелъ во дворецъ.
   Кутъ Эль-Кулубъ же, войдя въ бесѣдку Аладина вмѣстѣ съ своими рабынями, которыхъ было сорокъ, обратилась къ своимъ евнухамъ съ такими словами:
   -- Одинъ изъ васъ сядетъ на стулъ по правую сторону двери, а другой, взявъ стулъ, сядетъ по лѣвую, и когда Алади-въ появится, то поцѣлуйте у него руки и скажите ему: "Госпожа наша Кутъ Эль-Кулубъ проситъ тебя Къ себѣ въ бесѣдку, потому что калифъ подарилъ ее тебѣ вмѣстѣ со всѣми ея рабынями".
   -- Слушаемъ и повинуемся, -- отвѣчали они и сѣли, какъ, она приказала имъ, и когда Аладинъ пришелъ домой, онъ нашелъ евнуховъ, сидѣвшихъ у дверей, и, не мало удивившись, подумалъ:
   "Ужъ въ свой ли домъ я пришелъ? Или у меня что-нибудь случилось?"
   А евнухи, увидавъ его, встали, поцѣловали ему руки и сказали:
   -- Мы слуги калифа и рабы Кутъ Эль-Кулубъ, которая; кланяется тебѣ и велитъ сказать, что калифъ подарилъ ре тебѣ, вмѣстѣ съ ея рабынями, и она проситъ тебя къ себѣ.
   -- Скажите ей, что Аладинъ привѣтствуетъ ее, но пока, она будетъ находиться подъ его кровомъ, онъ не войдетъ въ занятую ею бесѣдку; такъ какъ, по его мнѣнію, то, что принадлежало господину, не должно принадлежать слугѣ, и спросите у нея, много ли получала она отъ калифа ежедневнаго содержанія?
   Евнухи дошли къ ней и передали то, что имъ было сказано, а она отвѣчала, что получала ежедневно по сту червонцевъ.
   "Мнѣ вовсе не нужна эта подаренная мнѣ Кутъ Эль-Кулубъ, на которую приходится такъ тратиться, -- подумалъ Аладинъ, -- I но избавиться отъ нея я не могу".
   Она пробыла у него въ домѣ много дней, и онъ постоянно выдавалъ ей по сту червонцевъ содержанія, пока однажды не явился ко двору, вслѣдствіе чего калифъ сказалъ
   -- Визирь Джафаръ! Я подарилъ Кутъ Эль-Кулубъ Аладину для того, чтобы она развлекала его и не давала бы грустить по женѣ, но почему же онъ не явился къ намъ?
   -- О, царь правовѣрныхъ,-- отвѣчалъ визирь,-- правъ тотъ,-- кто сказалъ: "Человѣкъ, который нашелъ своихъ друзей, забываетъ своихъ знакомыхъ".
   -- Но, можетъ-быть, -- возразилъ калифъ, -- онъ не явился къ намъ по какой-нибудь очень уважительной причинѣ. Впрочемъ, мы сходимъ къ нему.
   За нѣсколько дней передъ этимъ Аладинъ говорилъ визирю:
   -- Я жаловался калифу, что скучаю по покойной женѣ, и онъ подарилъ мнѣ Кутъ Эль-Кулубъ.
   -- Если бы онъ не любилъ тебя, -- сказалъ визирь, -- то ле подарилъ бы ее тебѣ. А ты, Аладинъ, былъ ли у нея?
   -- Клянусь Аллахомъ, не былъ и не знаю, велика ли она и полна ли, -- отвѣчалъ Аладинъ.
   -- Это почему?
   -- Что прилично господину, то не подобаетъ, слугѣ, -- отвѣчалъ Аладинъ.
   Калифъ и Джафаръ переодѣлись и пошли, посѣтить Аладина, и шли, не останавливаясь, пока не пришли въ домъ. Аладинъ, узнавъ ихъ, тотчасъ же всталъ и поцѣловалъ руки калифа. Царь правовѣрныхъ, взглянувъ на него, замѣтилъ, какой онъ скучный, и сказалъ:
   -- О, Аладинъ, почему ты такой, скучный? Развѣ ты не посѣщаешь Кутъ Эль-Кулубъ?
   -- О, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ онъ, -- то, что прилично господину, не подобаетъ слугѣ; и, по правдѣ говоря, я до сихъ поръ не былъ у нея и не знаю, высока ли она или полна, и прошу тебя взять ее обратно.
   -- Я желалъ бы поговорить съ нею, -- сказалъ калифъ, -- и спросить у нея, какъ она поживаетъ?
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ Аладинъ.
   Калифъ пошелъ въ бесѣдку. Рабыня, увидавъ его, встала и поцѣловала прахъ у ногъ его.
   -- Былъ ли у тебя Аладинъ?-- спросилъ онъ.
   -- Нѣтъ, о, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчала она, -- онъ не былъ у меня, хотя я и приглашала его:
   Калифъ отдалъ приказаніе перевести ее обратно во дворецъ, а Аладину сказалъ:
   -- Не отдаляйся отъ насъ, -- и отправился домой.
   На слѣдующее утро Аладинъ сѣлъ на мула и занялъ въ залѣ суда свое мѣсто; калифъ приказалъ въ этотъ день выдать визирю Джафару десять тысячъ червонцевъ, послѣ чего калифъ сказалъ ему:
   -- Я желаю, чтобы ты отправился на торгъ рабынь и купилъ для Аладина рабыню-дѣвушку.
   Въ силу повелѣнія калифа, визирь взялъ съ собою Аладина и вмѣстѣ съ нимъ отправился на торгъ.
   Случилось такъ, что въ этотъ самый день багдадскій вали, эмиръ Калидъ, тоже отправился на торгъ съ цѣлью пріобрѣсти для своего сына рабыню, и вотъ вслѣдствіе чего: у него была жена Катунъ, отъ которой родился сынъ самаго дурковатаго вида, по имени Габазламъ-Базазахъ. Этотъ сынъ дожилъ до двадцати лѣтъ и не выучился даже ѣздить верхомъ, хотя отецъ у него былъ славный наѣздникъ. Однажды мать Базазаха сказала отцу:
   -- Хотѣлось бы мнѣ женить сына, такъ какъ ему уже двадцать лѣтъ.
   -- Но у него такой дурацкій видъ и отъ него такъ скверно пахнетъ, что врядъ ли какая-нибудь женщина пойдетъ за него, -- отвѣчалъ эмиръ.
   Случилось такъ, что эмиръ пошелъ на торгъ купить для сына рабыню въ тотъ же самый день, ръ который пришли и визирь съ Аладиномъ. На торгъ въ этотъ день была приведена и передана маклеру дѣвочка, удивительно красивая, миловидная и статная.
   -- Спроси, маклеръ, -- обратился къ нему визирь, -- не возьмутъ ли за нее тысячи червонцевъ?
   Но маклеръ подвелъ ее къ вали, и сынъ его Габазламъ-Базазахъ при видѣ ея сталъ вздыхать и по уши влюбился въ нее, и потому сказалъ отцу:
   -- О, отецъ! купи мнѣ эту рабыню.
   Вали подозвалъ къ себѣ маклера и спросилъ у дѣвушки, какъ ее зовутъ.
   -- Меня зовутъ Жасминой, -- отвѣчала она.
   -- Ну, сынъ мой, -- продолжалъ вали, -- если она тебѣ нравится, то прибавляй за нее цѣну.
   -- Сколько даютъ тебѣ за нее?-- спросилъ сынъ у маклера.
   -- Тысячу червонцевъ.
   -- Я прибавлю червонецъ и оставь ее за мною, -- сказалъ Габазламъ-Базазахъ.
   Маклеръ подошелъ къ Аладину и тотъ далъ за нее двѣ тысячи червонцевъ, и всякій разъ, какъ сынъ вали прибавлялъ по червонцу, Аладинъ прибавлялъ по тысячѣ. Сынъ вали выходилъ изъ себя и говорилъ:
   -- Зачѣмъ, маклеръ, набиваешь ты такъ цѣну?
   -- Визирь Джафаръ, -- отвѣчалъ маклеръ, -- желаетъ купитъ ее для Аладина Абу-Шамата.
   Наконецъ Аладинъ предложилъ за нее десять тысячъ червонцевъ, послѣ чего владѣлецъ рабыни далъ свое согласіе, получилъ деньги и вручилъ ее Аладину, сказавшему ей:
   -- Я освобождаю тебя ради Господа (да святится имя Его!).
   Онъ заключилъ съ нею брачный контрактъ и увелъ ее къ себѣ домой.
   Послѣ торга сынъ вали позвалъ къ себѣ маклера.
   -- Гдѣ рабыня?-- спросилъ онъ у него.
   -- Аладинъ купилъ ее за десять тысячъ червонцевъ, -- отвѣчалъ маклеръ,-- освободилъ ее отъ рабства и заключилъ съ нею брачный контрактъ.
   Молодой человѣкъ пришелъ въ совершенную ярость и вернулся домой, совершенно разстроенный любовью, и легъ въ постель. Онъ потерялъ аппетитъ и пришелъ въ такое состояніе, что мать его спросила:
   -- Да что съ тобой, сынъ мой? О чемъ ты такъ тоскуешь?
   -- Купи мнѣ, матушка, Жасмину, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Когда цвѣточникъ будетъ проходить съ цвѣтами, то я куплю тебѣ цѣлую корзину жасмину,-- отвѣчала мать.
   -- Я говорю не про душистые цвѣты, -- продолжалъ сынъ, -- а про рабыню, по имени Жасмина, которую отецъ не захотѣлъ купить мнѣ.
   -- Зачѣмъ ты не купилъ ему этой рабыни?-- спросила мать у мужа.
   -- Что прилично господину, то не подобаетъ слугѣ, -- отвѣчалъ онъ, -- да и могъ ли я купить ее, разъ что ее покупалъ Аладинъ Абу-Шаматъ.
   Вслѣдствіе этого болѣзненное состояніе молодого человѣка такъ усилилось, что онъ пересталъ и ѣсть и спать, и мать это въ знакъ горя обвязала себѣ голову платкомъ. Въ то время, какъ она сидѣла однажды и горевала о своемъ сынѣ, къ ней пришла одна старуха, мать Ахмеда-Камакима, самаго перваго вора, умѣвшаго пробираться сквозь стѣны, и воровать чуть-что не краску съ глазъ. Онъ отличался съ самой ранней молодости мошенническими способностями, былъ пойманъ въ кражѣ денегъ, и вали, схвативъ его, привелъ къ калифу, а калифъ приказалъ его казнить на лобномъ мѣстѣ. Но онъ обратился за помилованіемъ къ визирю, въ заступничествѣ котораго калифъ никогда не отказывалъ.
   -- Какъ можешь ты заступаться, -- сказалъ калифъ визирю,-- за такую гадину?
   -- О, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ ему визирь, -- посади его въ темницу. Человѣкъ, выстроившій первую темницу, навѣрное, былъ мудрецъ, разъ что въ нее можно погребать заживо и уничтожать враговъ человѣчества.
   Калифъ приказалъ заковать его, и на кандалахъ вырѣзать такую надпись: "Закованный досамой смерти въ кандалы, которые могутъ быть сняты только передъ обмываніемъ трупа". Такимъ образомъ его посадили въ темницу.
   Матъ его была вхожа въ домъ эмира Калида, вали, и также посѣщала своего сына, которому говорила:
   -- Не совѣтовала ли я тебѣ раскаяться въ своихъ грѣхахъ?
   -- Господь опредѣлилъ, -- отвѣчалъ онъ, -- чтобы грѣхи остались при мнѣ, но вѣдь ты ходишь къ женѣ вали, и потому проси ее вступиться за меня.
   Старуха, придя къ женѣ вали и видя, что она въ знакъ горя сидитъ съ повязанной головой, спросила:
   -- О чемъ это ты горюешь?
   -- О своемъ сынѣ Габазламѣ-Базазахѣ,-- отвѣчала она.
   -- Аллахъ да помилуетъ его, что съ нимъ случилось?
   Жена вали разсказала ей все, что произошло, а старуха спросила ее:
   -- А что скажешь ты о такомъ человѣкѣ, который измыслитъ средство спасти твоего сына?
   -- Что ты хочешь сказать?-- спросила жена вали.
   -- У меня есть сынъ, -- отвѣчала старуха, -- по имени Ахмедъ-Камакинъ, главный воръ, и онъ сидитъ закованный въ темницѣ, и на цѣпяхъ у него вырѣзано, что онъ долженъ сидѣть до самой смерти въ этихъ цѣпяхъ. Одѣнься хорошенько, надѣнь на себя всѣ украшенія и веселая и радостная отправляйся къ своему мужу и скажи ему: "Когда мужчина добивается чего-нибудь отъ женщины, то онъ не успокоится до тѣхъ поръ, пока не добьется своего". На это онъ спроситъ у тебя: "Чего тебѣ надо", а ты отвѣчай ему, что скажешь, когда мужъ поклянется тебѣ, что исполнитъ твое желаніе. Если же онъ поклянется тебѣ своей головой или Аллахомъ, то заставь поклясться разводомъ съ тобой. Когда же онъ поклянется и разводомъ, то ты скажи ему: "Въ тюрьмѣ у тебя сидитъ человѣкъ, по имени Ахмедъ-Камакимъ, у котораго есть мать-старуха, обратившаяся ко мнѣ за помощью и обѣщавшая мнѣ разныя милости для тебя. Она сказала мнѣ: "Попроси мужа похлопотать за сына передъ калифомъ, такъ какъ сынъ мой раскается, и мужъ твой будетъ вознагражденъ".
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчала жена вали.
   Когда вали пришелъ къ своей женѣ, она обратилась къ нему съ тѣми словами, которымъ научила ее старуха, и онъ поклялся ей разводомъ, что исполнитъ ея желаніе. На слѣдующій день послѣ утренней молитвы онъ отправился въ тюрьму и сказалъ:
   -- О, Ахмедъ-Камакимъ, воръ, не желаешь ли ты раскаяться въ своихъ преступленіяхъ?
   -- Я готовъ съ раскаяніемъ обратиться къ Господу, -- отвѣчалъ онъ, -- чтобы Онъ простилъ мои прегрѣшенія, о чемъ я и прошу Его.
   Вали освободилъ его изъ тюрьмы, и закованнымъ свелъ во дворецъ. Подойдя къ калифу, онъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его, и калифъ спросилъ у него:
   -- Что тебѣ надо, о, эмиръ Калидъ?


   Вали подвелъ къ нему Ахмеда-Камакима, потрясавшаго цѣпями. Калифъ же, взглянувъ на вора, сказалъ:
   -- Какъ, Камакимъ, ты развѣ, живъ?
   -- О, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ воръ, -- несчастные долго влачатъ свою жизнь.
   -- Зачѣмъ, эмиръ Калидъ, -- продолжалъ царь, -- привелъ ты его сюда?
   -- Затѣмъ, -- отвѣчалъ вали, -- что у него бѣдная, несчастная мать, у которой онъ единственный сынъ, и она обратилась къ твоему рабу, прося его исходатайствовать у тебя, о, царь правовѣрныхъ, позволеніе снять цѣпи, для того, чтобы онъ могъ сдѣлаться хорошимъ человѣкомъ и занять свое прежнее мѣсто смотрителя часовъ.
   -- Раскаиваешься ли ты въ своихъ прежнихъ грѣхахъ, Ахмедъ-Камакимъ?-- спросилъ его калифъ.
   -- Я раскаиваюсь передъ Богомъ, о, царь правовѣрныхъ,-- отвѣчалъ Ахмедъ.
   Калифъ послалъ за кузнецомъ, который снялъ цѣпи, а преступникъ былъ снова назначенъ смотрителемъ часовъ, и ему приказано было вести себя хорошо. Онъ поцѣловалъ руки калифу, и о назначеніи его было объявлено всему городу.
   Вскорѣ послѣ этого мать Ахмеда пошла къ женѣ вали, которая сказала ей:
   -- Слава Богу, освободившему твоего сына изъ тюрьмы. Носпрашивала ли ты его, какимъ образомъ онъ думаетъ похитить Жасмину для моего сына?
   -- А вотъ я поговорю съ нимъ, -- отвѣчала старуха.
   Она ушла изъ дома вали и пошла къ сыну, котораго нашла пьянымъ, и сказала ему:
   -- О, сынъ мой! Если ты избавился отъ тюрьмы, то только благодаря женѣ вали, и она желаетъ, чтобы ты какъ-нибудь убилъ Аладина Абу-Шамата и, похитивъ отъ него Жасмину, доставилъ бы ее ея сыну Гамазламу-Базазаху.
   -- Ничего не можетъ быть легче этого, -- отвѣчалъ онъ.-- Сегодня же ночью я подумаю объ этомъ.
   Наступающая ночь была какъ разъ первой ночью новаго мѣсяца, и калифъ проводилъ ее по обыкновенію у Зубейдехи, съ цѣлью освободить рабыню, или мамелюка или для чего-нибудь подобнаго. Въ этихъ случаяхъ онъ всегда снималъ царское облаченіе и оставлялъ четки, кинжалъ и печать на стулѣ въ пріемной комнатѣ. У калифа, кромѣ того, была золотая лампа, обвитая проволокой, продѣтой черезъ три драгоцѣнныхъ камня. Лампочкой этой калифъ очень дорожилъ и поручилъ своимъ евнухамъ беречь свое платье и вещи и лампочку и ушелъ самъ къ султаншѣ Зубейдехѣ. Ахмедъ-Камакимъ подождалъ до полуночи, когда Канопусъ загорѣлся, человѣчество заснуло, и Создатель закрылъ всѣхъ Своимъ покровомъ, и затѣмъ, обнаживъ свой мечъ, онъ взялъ веревочную лѣстницу и направился къ пріемной комнатѣ калифа. Закинувъ лѣстницу, онъ уцѣпился крючками за крышу и поднялся на чердакъ, откуда отворилъ подъемную дверь и спустился въ пріемную калифа, гдѣ нашелъ евнуховъ спящими, и, сунувъ имъ по куску усыпительнаго бейджа, онъ взялъ всѣ вещи калифа, и четки, и кинжалъ, и платокъ, и печать, и лампочку и ушелъ тѣмъ же путемъ, какимъ пришелъ. Послѣ этого онъ Явился въ домъ Аладина, праздновавшаго въ эту ночь свою свадьбу и находившагося въ покояхъ Жасмины. Ахмедъ-Камакимъ спустился въ пріемную комнату Аладина и, поднявъ мраморную половицу, вырылъ яму и зарылъ туда нѣкоторыя изъ украденныхъ имъ вещей, оставивъ остальныя у себя. Послѣ этого онъ гипсомъ замазалъ полъ и ушелъ тѣмъ же путемъ, какимъ пришелъ, думая самъ про себя: "Я сяду и, поставивъ передъ собою лампу, буду пить при ея свѣтѣ". Съ этими словами онъ ушелъ домой.
   Съ наступленіемъ утра калифъ вернулся къ себѣ въ пріемную комнату и нашелъ евнуховъ, усыпленныхъ бейджемъ. Онъ разбудилъ ихъ и, пошаривъ по стулу, не нашелъ ни своей одежды, ни печати, ни четокъ, ни кинжала, ни платка, ни лампочки. Это его до такой степени разсердило,что онъ надѣлъ платье негодованія, краснаго цвѣта, и пошелъ въ залу суда. Пришедшій визирь, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, сказалъ:
   -- Да отвратитъ Господь всякую бѣду отъ царя правовѣрныхъ!
   -- О, визирь, -- отвѣчалъ калифъ, -- бѣда приключилась ужасная.
   -- Что случилось?-- спросилъ визирь.
   Калифъ разсказалъ ему, что случилось, и какъ разъ въ это время пріѣхалъ вали съ Ахмедомъ-Камакиномъ, шедшимъ около его стремянъ, и нашелъ калифа въ страшномъ негодованіи. Увидавъ вали, калифъ сказалъ ему:
   -- О, эмиръ Калидъ! Что дѣлается въ Багдадѣ?
   -- Въ Багдадѣ все благополучно, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Ты врешь!-- вскричалъ калифъ.
   -- Какъ такъ, о, царь правовѣрныхъ?-- сказалъ вали, и калифъ объяснилъ ему все, что съ нимъ случилось.
   -- Я требую, -- прибавилъ онъ, -- чтобы ты нашелъ мнѣ всѣ вещи.
   -- О, царь правовѣрныхъ!-- сказалъ вали.-- Чужестранцевъ никогда не слѣдуетъ допускать во дворецъ.
   -- Если ты не принесешь мнѣ вещей, то я казню тебя.
   -- Прежде, чѣмъ казнить меня, -- отвѣчалъ вали, -- ты казни Ахмеда-Камакима, такъ какъ никто не знаетъ лучше его всѣхъ воровъ и мошенниковъ.
   -- Позволь мнѣ принятъ на себя заступничество за вали,-- сказалъ Ахмедъ, -- и я выищу тебѣ воровъ непремѣнно и не успокоюсь до тѣхъ поръ, пока не выслѣжу ихъ. Но только дай мнѣ двухъ служителей отъ кади и двухъ отъ вали, потому что лицо, совершившее эту кражу, не боится даже тебя, а не только что вали.
   -- Ты получишь то, что требуешь, -- отвѣчалъ калифъ, -- но мы сначала обыщемъ мой дворецъ, потомъ дворецъ визиря, а потомъ дворецъ Аладина.
   -- Ты совершенно правъ, о, царь правовѣрныхъ, -- сказалъ Ахмедъ-Камакимъ, -- очень можетъ быть, что человѣкъ, сдѣлавшій это дѣло, воспитывался во дворцѣ царя правовѣрныхъ или во дворцѣ какого-нибудь высокопоставленнаго лица.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- сказалъ калифъ, -- что я казню совершившаго это воровство, хотя бы онъ былъ мой родной сынъ.
   Ахмедъ-Камакимъ взялъ кого ему было нужно и получилъ написанное предписаніе, дающее ему право дѣлать обыски въ какихъ ему угодно домахъ. Онъ пошелъ, держа въ рукахъ, прутъ, треть котораго была бронзовая, другая треть -- мѣдная и третья -- чугунная, и обыскалъ дворецъ калифа и дворецъ визиря Джафара и дома другихъ царедворцевъ и, наконецъ, прошелъ въ домъ Аладина Абу-Шамата. Аладинъ, услыхавъ шумъ передъ своимъ домомъ, вышелъ отъ своей жены Жасмины и открылъ дверь и увидалъ пёредъ нею цѣлую толпу съ вали посреди нея.
   -- Что это значитъ, о, эмиръ Калидъ?
   Вали разсказалъ ему, въ чемъ дѣло, и Аладинъ отвѣчалъ на это:
   -- Входи въ мой домъ и обыскивай.
   -- Прости, господинъ мой, -- отвѣчалъ вали, -- но вѣдь ты носишь названіе вѣрнаго, и Господь, конечно, не допуститъ, чтобы вѣрный сдѣлался измѣнникомъ.
   -- Домъ мой долженъ быть обысканъ, -- настаивалъ Аладинъ.
   Вали, кадій и свидѣтели вошли въ домъ, а Ахмедъ-Камакимъ, подойдя къ половицѣ, подъ которою онъ зарылъ платье, уронилъ свою палку такъ сильно и такъ ловко, что мраморъ треснулъ и оттуда стали выглядывать вещи, вслѣдствіе чего Ахмедъ вскричалъ:
   -- Аллахъ! чудны дѣла твои, о, Аллахъ! Приходъ нашъ послужилъ на твою пользу, и у тебя открылся кладъ. Позволь мнѣ совсѣмъ поднять кусокъ пола и посмотрѣть, что тамъ такое?
   Кади и свидѣтели посмотрѣли подъ мраморъ и нашли тамъ украденныя вещи. Они написали протоколъ, что нашли вещи въ домѣ Аладина, и, приложивъ къ бумагѣ печати, приказали схватить Аладина, а онъ снялъ съ своей головы чалму и распорядился своимъ достояніемъ и богатствомъ.
   Послѣ этого Ахмедъ-Камакимъ взялъ Жасмину и передалъ ее своей матери, сказавъ ей:
   -- Сведи ее къ Катунѣ, женѣ вали.
   Старуха взяла Жасмину и пошла съ нею къ женѣ вали. При видѣ красавицы Габазламъ-Базазахъ почувствовалъ въ себѣ приливъ силы, и, быстро1 вскочивъ на ноги, обрадовался и подошелъ къ ней. Но она выхватила кинжалъ и крикнула:
   -- Прочь! Или я убью тебя, а потомъ себя!
   -- Ахъ, ты, наглая дрянь!-- крикнула въ отвѣтъ жена вали.-- Какъ ты смѣешь отказываться отъ чести сдѣлаться его женой!
   -- По какимъ это законамъ, грубая женщина, -- сказала Жасмина, -- допускается имѣть двухъ мужей; да и кто же пуститъ псовъ въ логовище льва?
   Такимъ образомъ страсть юноши усилилась, любовное томленіе лишило его силы, и онъ снова потерялъ аппетитъ и слегъ въ постель.
   -- Ахъ, ты, наглая дрянь!-- закричала мать его на Жасмину.-- Изъ-за тебя мнѣ приходится горевать о сынѣ? Ты будешь непремѣнно наказана, а Аладинъ повѣшенъ.
   -- Я лучше умру, любя его, -- отвѣчала Жасмина.
   Услыхавъ это, жена вали встала и, сбросивъ съ красавицы всѣ ея наряды и украшенія, одѣла ее въ грубыя шаровары и въ рубашку изъ волосяной матеріи и послала какъ самую послѣднюю рабыню на кухню, сказавъ:
   -- Въ наказаніе ты будешь рубить дрова, чистить лукъ и растоплять кухонную печь.
   -- Я предпочту какое угодно наказаніе, -- отвѣчала Жасмина, -- несчастію быть съ твоимъ сыномъ.
   Но Господь вселилъ въ сердца рабынь состраданіе, и онѣ исполняли за Жасмину всѣ работы. Такова была судьба молодой женщины.
   Аладина же взяли со всѣми вещами, принадлежавшими калифу, и провели прямо въ залу суда. Калифъ, увидавъ вошедшихъ, спросилъ:
   -- Гдѣ вы нашли вещи?
   -- Въ домѣ Аладина Абу-Шамата, -- отвѣчали ему.
   Калифъ страшно разсердился и взялъ вещи, но не нашелъ между ними лампы.
   -- А гдѣ же лампа, Аладинъ?-- сказалъ онъ.
   -- Я ничего не бралъ, ничего не видалъ и ничего не знаю, -- отвѣчалъ Аладинъ.
   -- Измѣнникъ!-- крикнулъ калифъ.-- Я приблизилъ тебя къ себѣ, а ты оттолкнулъ меня, я довѣрился тебѣ, а ты измѣнилъ мнѣ.
   Калифъ отдалъ приказъ повѣсить его. Вслѣдствіе этого вали сошелъ съ нимъ внизъ, и глашатай кричалъ, идя передъ нимъ: "Вотъ какъ награжденъ... достойно награжденъ человѣкъ, измѣнившій правовѣрному калифу". И народъ сбѣгался къ висѣлицамъ.
   Между тѣмъ начальникъ гвардіи, Ахмедъ Эдъ-Денефъ, усыновившій Аладина, сидѣлъ съ гостями въ саду. Они сидѣли, весело болтая, какъ вдругъ къ нимъ прибѣжалъ водоносецъ и, поцѣловавъ руку Ахмеда Эдъ-Денефа, вскричалъ:
   -- О, Ахмедъ Эдъ-Денефъ, ты сидишь тутъ около ручья и веселишься и не знаешь, что тамъ дѣлается!
   -- А что же случилось?-- спросилъ Ахмедъ Эдъ-Денефъ.
   -- Да знаешь ли ты, что твой Богомъ данный сынъ сведенъ на висѣлицу?
   -- Что намъ дѣлать, скажи, Гасанъ-Шуманъ?-- вскричалъ Ахмедъ Эдъ-Денефъ.
   -- Я увѣренъ, -- отвѣчалъ Гасанъ, -- что Аладинъ неповиненъ и что это устроены противъ него козни его врагами.
   -- Что же посовѣтуешь ты намъ дѣлать?-- спросилъ Ахмедъ Эдъ-Денефъ.
   -- Мы освободимъ его, если на то будетъ воля Божья,-- отвѣчалъ онъ.
   Послѣ этого Гасанъ-Шуманъ отправился въ тюрьму и сказалъ тюремщику:
   -- Дай-ка намъ человѣка, достойнаго смертной казни.
   Онъ далъ имъ одного изъ преступниковъ, станомъ немного похожаго на Аладина. Преступнику прикрыли голову, и Ахмедъ Эдъ-Денефъ повелъ его на лобное мѣсто, гдѣ долженъ былъ быть повѣшенъ Аладинъ. Ахмедъ Эдъ-Денефъ вышелъ впередъ и наступилъ на ногу палачу.
   -- Пропусти меня, -- сказалъ ему палачъ, -- мнѣ надо дѣлать свое дѣло.
   -- Несчастный, -- отвѣчалъ ему Ахмедъ Эдъ-Денефъ, -- возьми этого человѣка и повѣсь его вмѣсто Аладина Абу-Шамата, такъ какъ онъ обвиненъ несправедливо, и ты получишь за это хорошее вознагражденіе.
   Палачъ взялъ приведеннаго человѣка и повѣсилъ его вмѣсто Аладина.
   Ахмедъ Эдъ-Денефъ увелъ Аладина, сказавшаго ему:
   -- Да наградитъ тебя Господь, господинъ мой!
   -- Скажи мнѣ, Аладинъ,-- спросилъ Ахмедъ Эдъ-Денефъ,-- что такое ты надѣлалъ? Господь помилуетъ того, кто сказалъ: кто тебѣ довѣряется, тотъ не измѣнитъ тебѣ, хотя бы онъ ибылъ измѣнникомъ. Калифъ взялъ тебя къ себѣ во дворъ и прозвалъ тебя "вѣрнымъ". Какъ же могъ ты поступить съ нимъ такимъ образомъ и украсть у него вещи?
   -- Клянусь тебѣ Высочайшимъ именемъ, о, господинъ мой,-- отвѣчалъ Аладинъ, -- что сдѣлалъ это не я. Я не виновенъ и не знаю, кто это сдѣлалъ.
   -- Только заклятый врагъ могъ это сдѣлать, -- сказалъ Ахмедъ Эдъ-Денефъ, -- и ему придется когда-нибудь отвѣтить за это, но, тѣмъ не менѣе, Аладинъ, оставаться тебѣ въ Багдадѣ болѣе нельзя, такъ какъ цари измѣнять своихъ рѣшеній не любятъ, и человѣкъ, идущій противъ царской воли, подвергается большой опасности.
   -- Да куда же мнѣ отправиться, о, господинъ мой?
   -- Я провожу тебя въ Александрію, потому что это благословенное мѣсто, чудный, вѣчно зеленый садъ, и жить тамъ такъ пріятно.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ Аладинъ.
   -- Будь такъ добръ, -- сказалъ Ахмедъ Эдъ-Денефъ Гасанъ-Шуману,-- и скажи калифу, если онъ спроситъ обо мнѣ, что я уѣхалъ въ провинцію.
   Они вышли съ Аладиномъ изъ Багдада, и шли, не останавливаясь, до садовъ и виноградниковъ, гдѣ встрѣтили двухъ евреевъ, собирателей податей, ѣхавшихъ на мулахъ. Ахмедъ Эдъ-Денефъ убилъ ихъ и, взявъ деньги и муловъ, сѣлъ на нихъ съ Аладиномъ, и они поѣхали въ городъ Айясъ. Тамъ они поставили муловъ въ ханъ, гдѣ и сами переночевали, а утромъ Аладинъ продалъ своего мула, а мула Ахмедъ ЭдъДенефа отдалъ на храненіе привратнику. Затѣмъ они сѣли на судно и отплыли въ Александрію. Только что они причалили къ берегу и пошли по улицамъ, какъ услыхали маклера, кричавшаго о продажѣ лавки за девятьсотъ пятьдесятъ червонцевъ, на что Аладинъ сказалъ ему: "Уступай мнѣ за тысячу". Маклеръ согласился, такъ какъ лавка эта продавалась отъ казны, и передалъ ключи Аладину. Новый хозяинъ, отворивъ лавку, нашелъ позади нея цѣлый рядъ комнатъ, убранныхъ коврами и подушками. Кромѣ того, онъ нашелъ складъ всевозможныхъ товаровъ для мелочной торговли. Аладинъ сѣлъ въ лавку, а Ахмедъ Эдъ-Денефъ сказалъ ему:
   -- О, сынъ мой! И лавка, и комнаты, и товары -- принадлежатъ теперь тебѣ, покупай, продавай и живи спокойно, такъ какъ Господь благословилъ торговлю.
   О'въ пробылъ съ Аладиномъ три дня, а на четвертый простился съ нимъ, сказавъ:
   -- Живи здѣсь до тѣхъ поръ, пока я не вернусь, узнавъ, кто устроилъ эти козни противъ тебя.
   О:въ поѣхалъ въ Айясъ, гдѣ взялъ въ ханѣ мула, и, прибывъ въ Багдадъ, спросилъ у Гасана-Шумана, спрашивалъ ли о немъ калифъ.
   -- И не поминалъ о тебѣ, -- отвѣчалъ ему Гасанъ.
   Ахмедъ Эдъ-Денефъ продолжалъ служить калифу и старался разузнать, въ чемъ заключалось дѣло Аладина. Калифъоднажды сказалъ визирю Джафару:
   -- Какъ это Аладинъ поступилъ противъ меня!
   -- О, царь правовѣрныхъ!-- отвѣчалъ визирь.;-- Вѣдь ты и наказалъ его тѣмъ, что повѣсилъ.
   -- О, визирь, -- продолжалъ калифъ, -- мнѣ хочется пойти, и посмотрѣть его на висѣлицѣ.
   Ойи пошли съ визиремъ на лобное мѣсто, и калифъ, поднявъ глаза, увидалъ, что виситъ вовсе не тѣло Аладина.
   -- Это вѣдь не Аладинъ, -- сказалъ онъ визирю.
   -- Отчего ты думаешь, что это не онъ?-- спросилъ Джафаръ.
   -- Потому что Аладинъ былъ небольшого роста, а этотъ висѣльникъ длинный.
   -- Покойники всегда вытягиваются.
   -- Аладинъ былъ бѣлый, а этотъ черный.
   -- Смерть измѣняетъ цвѣтъ кожи, о, царь правовѣрныхъ Г Калифъ приказалъ снять тѣло съ висѣлицы и увидалъ напиткахъ выжженныя имена двухъ шейковъ, вслѣдствіе чего онъ убѣдился, что повѣшенный -- сектантъ, какимъ Аладинъ не былъ. Послѣ этого, по распоряженію калифа, тѣло было погребено.
   Что же касается до Габазлама-Базазаха, сына вали, то страсть и любовь такъ подѣйствовали на него, что онъ умеръ. А Жасмина черезъ девять мѣсяцевъ послѣ своего брака съ Аладиномъ родила мальчика, красиваго, какъ мѣсяцъ.
   -- Какъ же ты назовешь его?-- спрашивали у нея.
   -- Если бы отецъ его былъ живъ, то самъ далъ бы ему имя, а я назову его Азланомъ (Львомъ).
   Она кормила его цѣлыхъ два года и выняньчила. Однажды, занявшись стряпней, она потеряла мальчика изъ виду, и онъ, увидавъ лѣстницу, поднялся по ней. Эмиръ Калидъ, вали, сидѣлъ наверху, и, увидавъ мальчика, взялъ его и посадилъ къ себѣ на колѣни, дивясь красотѣ ребенка. Вглядѣвшись попристальнѣе, онъ увидалъ, какъ ребенокъ поразительно походилъ на Аладина Абу-Шамата. Между тѣмъ мать его, Жасмина хватилась его и не могла найти. Наконецъ, вбѣжавъ наверхъ, она увидала, что онъ на рукахъ вали и что эмиръ полюбилъ его. Ребенокъ, увидавъ мать, хотѣлъ броситься къ ней, но эмиръ Калидъ удержалъ его и спросилъ, чей это сынъ?
   -- Отецъ его былъ Аладинъ Абу-Шаматъ, -- отвѣчала. Жасмина, -- а теперь онъ твой сынъ.
   -- Аладинъ былъ измѣнникъ, -- замѣтилъ вали.
   -- "Вѣрный" не можетъ быть измѣнникомъ,-- сказала -Жасмина.
   -- Когда мальчикъ твой вырастетъ и спроситъ, чей онъ сынъ, -- сказалъ вали, -- то ты отвѣчай ему, что онъ сынъ эмира Калида, начальника полиціи.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчала она.
   Эмиръ тщательно воспиталъ мальчика и обучалъ его, а онъ называлъ его отцомъ. Вали обучалъ его также верховой ѣздѣ и когда ему минуло четырнадцать лѣтъ, то онъ былъ сдѣланъ -эмиромъ.
   Случилось однажды, что Азланъ встрѣтился съ Ахмедомъ Камакимомъ, главнымъ воромъ, и подружился съ нимъ и пришелъ къ нему въ гости. Дома Ахмедъ-Камакимъ взялъ украденную имъ у калифа лампу съ драгоцѣнными камнями и при свѣтѣ ея сталъ угощать Азлана виномъ.
   -- О,(Ахмедъ, подари мнѣ эту лампу, -- сказалъ ему Азланъ.
   -- Не могу ее тебѣ дать, -- отвѣчалъ опьянившійся Ахмедъ.
   -- Почему?
   -- Потому что изъ-за этой лампы человѣку былъ лишенъ жизни.
   -- Кто такой?
   -- Аладинъ Абу-Шаматъ умеръ изъ-за этой лампы. У тебя былъ братъ Габазламъ-Базазахъ, -- продолжалъ Ахмедъ, -- котораго отецъ хотѣлъ женить и потому отправился купить ему рабыню...
   Ахмедъ-Камакимъ подробно разсказалъ ему все, какъ было и какъ Аладинъ безвинно умеръ.
   "Надо полагать, -- подумалъ Азланъ, -- что Жасмина и есть моя мать, а Аладинъ -- мой отецъ".
   Азлапъ ушелъ отъ него опечаленный и встрѣтился съ начальникомъ гвардіи Ахмедомъ Эдъ-Денефомъ, который, увидавъ его, вскричалъ:
   -- Да святится имя создавшаго этого юношу!
   -- Чему это ты удивляешься?-- спросилъ его Гасанѣтуманъ.
   -- Я удивляюсь сходству этого юноши съ Аладиномъ АбуШаматомъ. Азланъ!-- крикнулъ онъ.-- Какъ зовутъ твою мать?
   -- Жасминой,-- отвѣчалъ Азланъ.
   -- О, Азланъ, -- сказалъ ему Ахмедъ Эдъ-Денефъ, -- возрадуйся, потому что отецъ твой былъ не кто иной, какъ. Аладинъ Абу-Шаматъ, но все-таки сходи къ своей матери и спроси у нея, кто твой отецъ.
   Онъ пошелъ къ матери и спросилъ ее, кто былъ его отцомъ, и она отвѣчала, что отецъ его эмиръ Калидъ.
   --; Нѣтъ, отецъ мой Аладинъ Абу-Шаматъ, -- твердо сказалъ онъ.
   -- Кто это сказалъ тебѣ?
   -- Мнѣ сказалъ объ этомъ Ахмедъ Эдъ-Денефъ, -- отвѣчалъ онъ.
   Мать разсказала ему всю правду и прибавила:
   -- А когда ты встрѣтишься съ Ахмедомъ Эдъ-Денефбмъ, то проси его отомстить за тебя тому, кто убилъ твоего отца Аладина Абу-Шамата.
   Послѣ этого онъ тотчасъ же пошелъ къ начальнику гвардіи и, поцѣловавъ ему руку, разсказалъ, что отецъ его, дѣйствительно, Аладинъ Абу-Шаматъ, и просилъ отомстить человѣку, .убившему его.
   -- Кто же убилъ твоего отца?-- спросилъ Акмедъ ЭдъДенефъ.
   -- Его убилъ воръ Ахмедъ-Камакимъ, -- отвѣчалъ Азланъ.
   -- Кто тебѣ это сказалъ?
   -- Я видѣлъ у него лампу, украшенную брильянтами, и просилъ ее подарить мнѣ, но онъ не согласился и сказалъ, что изъ-за этой лампы одинъ человѣкъ былъ лишенъ жизни, а затѣмъ прибавилъ, какъ онъ пробрался къ калифу и укралъ вещи и подсунулъ въ домъ моего отца.
   -- Когда эмиръ Калидъ, -- сказалъ ему на это Ахмедъ Эдъ-Денефъ, -- начнетъ собираться на военныя игры, просилъ, чтобы онъ взялъ тебя съ собой и отличись на играхъ такъ, чтобы калифъ спросилъ тебя, какую награду хочешь ты получить. "Я прошу, -- отвѣчай ты ему, -- отомстить за моегоотца человѣку, убившему его".-- "Да вѣдь отецъ твой эмиръ Калидъ живъ?" -- "Нѣтъ, -- скажи, -- отецъ мой не вали, а Аладинъ Абу-Шаматъ, а эмиръ Калидъ только воспиталъ меня". И затѣмъ разскажи калифу все, что ты слышалъ отъ Камакима, и проси сдѣлать распоряженіе обыскать его и обѣщай найти лампу.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ Азланъ.
   Онъ тотчасъ же пошелъ домой и просилъ своего пріемнаго отца свести его на военныя игры. Калифъ выѣхалъ за городъ, гдѣ раскинули палатки, и началась игра въ мячъ между всадниками. Между играющими былъ шпіонъ, который замышлялъ убить калифа, и пустилъ мячомъ ему прямо въ лицо, но Азланъ ловко подскакалъ и отстранилъ мячъ, а самъ ударилъ мячомъ шпіона въ спину такъ сильно, что тотъ свалился съ лошади.
   -- Да наградитъ тебя Господь, о, Азланъ!-- вскричалъ калифъ.
   Всѣ соскочили съ лошадей и сѣли около калифа, который приказалъ, привести къ себѣ злоумышленника, сознавшагося ему въ намѣреніи убить его, вслѣдствіе чего калифъ отдалъ приказаніе казнить его.
   -- А ты требуй отъ меня, что хочешь, -- сказалъ калифъ Азлану.
   -- Я прошу,-- отвѣчалъ онъ, -- чтобы ты отомстилъ за смерть моего отца тому, кто убилъ его.
   -- Да вѣдь отецъ твой на ногахъ, -- отвѣчалъ ему калифъ.
   -- Кто мой отецъ?
   -- Отецъ твой эмиръ Калидъ, вали.
   -- Нѣтъ, царь правовѣрныхъ, -- сказалъ Азланъ, -- онъ только воспитывалъ меня, а отецъ мой Аладинъ Абу-Шамагь.
   -- Отецъ твой былъ измѣнникомъ, -- сказалъ калифъ.
   -- Боже сохрани называть "вѣрнаго" измѣнникомъ, -- возразилъ ему Азланъ.-- И въ чемъ же онъ проявилъ свою измѣну?
   -- Онъ укралъ мое платье, -- отвѣчалъ калифъ, -- и всѣ вещи, которыя тамъ лежали.
   -- Нѣтъ, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ Азланъ, -- не называй отца моего измѣнникомъ! Платье тебѣ было возвращено, но была ли съ нимъ лампа?
   -- Нѣтъ, лампы мы не нашли, -- отвѣчалъ калифъ.
   -- Я видѣлъ эту лампу, -- сказалъ Азланъ,-- въ рукахъ Ахмеда-Камакима и просилъ ее у него; но онъ не далъ ее мнѣ, сказавъ, что изъ-за этой лампы человѣкъ былъ лишенъ жизни. Онъ тутъ разсказалъ мнѣ о болѣзни Габазлама-Базазаха, сына эмира Калида, и о его страсти къ Жасминѣ, и о томъ, какъ онъ укралъ вещи во дворцѣ и вмѣстѣ съ ними взялъ лампу. Отомсти, о, царь правовѣрныхъ, тому, кто убилъ моего отца.
   -- Схватите Ахмеда-Камакима!-- приказалъ калифъ.
   Когда Ахмедъ-Камакимъ былъ приведенъ къ калифу, онъ приказалъ Ахмеду Эдъ-Денефу обыскать Камакима и тотъ прежде всего вытащилъ у него изъ кармана золотую лампу.
   -- Подойди сюда, измѣнникъ!-- крикнулъ ему калифъ.-- Откуда ты взялъ эту лампу?
   -- Я купилъ ее, -- отвѣчалъ воръ, но когда его начали бить, то онъ признался во всемъ.
   Калифъ приказалъ схватить его и вали, но такъ какъ вали не зналъ ничего объ этихъ козняхъ, то просилъ Азлана заступиться за него, и Азланъ упросилъ калифа не наказывать невиннаго человѣка.
   -- А гдѣ же мать этого юноши?-- спросилъ царь правовѣрныхъ и, получивъ отвѣтъ, приказалъ вернуть всѣ ея вещи и водворить ее въ домѣ Аладина, состояніе котораго передать сыну.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ вали.
   -- А ты, Азланъ, требуй отъ меня, что хочешь, -- сказалъ ему калифъ.
   -- Я. прошу тебя, о, царь правовѣрныхъ, -- сказалъ Азланъ, -- соединить меня съ моимъ отцомъ.
   -- Отецъ твой, -- заплакавъ, сказалъ калифъ, -- былъ повѣшенъ и умеръ; но клянусь моими предками, что тому, кто принесетъ мнѣ вѣсть о томъ, что онъ живъ, я дамъ все, что онъ потребуетъ.
обакой она сдѣлала то же самое, что и съ первой. При видѣ этого калифъ пришелъ въ недоумѣніе, и сердце его сжалось. Онъ знакомъ приказалъ Джафару спросить, что это значитъ, но тотъ знакомъ же отвѣчалъ ему, что говорить не надо.
   Хозяйка дома, взглянувъ на привратницу, сказала:
   -- Вставай и дѣлай свое дѣло!
   -- Хорошо!-- отвѣчала она.
   Хозяйка же опустилась на алебастровое ложе, отдѣланное золотомъ и серебромъ.
   -- Теперь исполняйте вы вашъ долгъ, -- сказала она сестрамъ.
   Привратница сѣла подлѣ нея на ложе, а покупательница вошла въ нишу и принесла оттуда атласный мѣшокъ съ зелеными кистями и, вставъ передъ хозяйкой дома, она вынула изъ него лютню и, ударивъ по струнамъ, спѣла слѣдующіе стихи:
   
   О, возврати ты сонъ моимъ глазамъ,
   Который взятъ отъ нихъ, и объясни,
   Зачѣмъ мой разумъ вдругъ меня покинулъ.
   Когда я полюбила, то открыла,
   Что сонъ сталъ недругомъ моихъ очей.
   Мнѣ говорили: "Раньше ты была
   Веселой, но теперь перемѣнилась!" --
   "Ищи огня по дыму", отвѣчала
   На это я. И я ему прощаю
   И пролитую кровь мою. Сама я
   Гнѣвъ вызвала его и побудила
   На это преступленье. Отраженъ
   Навѣки образъ дорогой его
   На зеркалѣ моей тревожной мысли
   И въ пламени души моей больной.
   
   Услыхавъ эту пѣсню, привратница вскричала:
   -- Да восхвалитъ тебя Аллахъ!
   Она разорвала на себѣ одежду и въ обморокѣ упала на полъ, при чемъ грудь ея открылась, и калифъ увидалъ на ней слѣды ударовъ, какъ будто отъ микраховъ 21) и плетей, что его до крайности удивило. Покупательница тотчасъ же встала, вспрыспула ей лицо водой, затѣмъ принесла другое платье и переодѣла ее.
   -- Видишь эту женщину, со слѣдами побоевъ на груди?-- обратился калифъ къ Джафару.-- Я не могу оставить такъ этого дѣла и не могу быть покоенъ, пока не узнаю истинной исторіи этой дѣвушки и этихъ двухъ собакъ.
   -- Государь, -- отвѣчалъ ему Джафаръ, -- вѣдь онѣ поставили намъ условіемъ не говорить о томъ, что насъ не касается, а иначе мы можемъ услыхать нѣчто для насъ очень непріятное.
   Покупательница между тѣмъ снова взяла лютню и, прижавъ ее къ своей груди, ударила пальцами по струнамъ и пропѣла слѣдующее:
   
   Что можемъ говорить мы, если сердце
   Полно печальныхъ жалобъ на любовь?
   Какъ намъ найти отъ страсти избавленье.
   И отъ желаній страстныхъ не сгорать?
   И если бъ мы посла туда послали,
   То не сумѣлъ бы онъ тамъ передать
   Тоски и жалобъ любящихъ сердецъ.
   И пусть мы даже будемъ терпѣливы,
   Мы все-таки не сможемъ пережить
   Того, кого всѣмъ сердцемъ мы любили,--
   Утраты безвозвратной. Остаются
   Намъ только слезы, горе и страданья.
   О, ты, теперь очамъ моимъ незримый,
   Всегда твой образъ милый будетъ жить
   Въ душѣ моей. Но вѣренъ ли ты той,
   Которая тебя такъ страстно любитъ,
   Что ни за что на свѣтѣ не измѣнитъ?
   Иль въ дни разлуки позабылъ ужъ ту,
   Что ждетъ такъ долго твоего возврата?
   Когда придетъ день Страшнаго суда,
   У Господа одно просить я буду,
   Чтобъ Онъ тебя немедленно судилъ.
   
   Услыхавъ эти стихи, привратница снова разорвала свою одежду и съ крикомъ упала въ обморокъ на полъ, а покупательница, какъ прежде, принесла новое платье, предварительно прыснувъ воды ей на лицо.
   -- Лучше бы намъ не входить въ этотъ домъ и провести ночь подъ открытымъ небомъ,-- замѣтили нищіе,-- а то еще отъ такой ночи всѣ кости разболятся.
   Калифъ посмотрѣлъ на нищихъ и сказалъ:
   -- Это почему?
   -- А потому, что спокойно нельзя смотрѣть на такія вещи.
   -- А развѣ вы не здѣшніе?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчали нищіе,-- мы не знаемъ даже, чей это домъ; можетъ-быть, это домъ вотъ этого человѣка, что сидитъ тутъ съ нами.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ на это посильщикъ,-- я тоже вижу домъ этотъ въ первый разъ и предпочелъ бы провести ночь подъ открытымъ небомъ, только не здѣсь.
   -- Насъ тутъ семеро мужчинъ,-- сказали они другъ другу,-- а ихъ только три женщины, и потому мы можемъ спросить у нихъ ихъ исторію, и если онѣ не захотятъ разсказать ее. добровольно, то мы принудимъ ихъ къ этому.

   Всѣ, кромѣ Джафара, согласились на это.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ онъ,-- это несправедливо; оставьте ихъ въ покоѣ, мы ихъ гости, и онѣ поставили намъ условіе, которое мы и должны исполнитъ; ночь ужъ на исходѣ, и мы скоро всѣ разойдемся въ разныя стороны. До утра остается всего одинъ часъ,-- прибавилъ онъ, обращаясь къ калифу,-- а завтра мы приведемъ ихъ къ тебѣ, и ты спросишь у нихъ ихъ исторію.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ калифъ,-- мнѣ не терпится узнать ее теперь.
   Слово за слово, они договорились до того, что стали разбирать, кто могъ бы первый предложить вопросъ, и выборъ палъ на носильщика.,
   -- Господа!-- обратились къ нимъ сестры,-- о чемъ это вы толкуете?
   Услыхавъ этотъ вопросъ, носильщикъ подошелъ къ хозяйкѣ.
   -- Госпожа!-- сказалъ онъ,-- прошу тебя и умоляю ради Аллаха, разскажи намъ исторію этихъ двухъ собакъ и зачѣмъ ты била ихъ, и затѣмъ плакала и цѣловала ихъ и, кромѣ того, сообщи намъ, по какой причинѣ сестра твоя избита. Это мы желаемъ знать, и да будетъ надъ тобою миръ.
   -- Правду ли онъ говоритъ о васъ?-- спросила хозяйка, обращаясь ко всѣмъ мужчинамъ.
   -- Правда,-- отвѣчали всѣ, за исключеніемъ Джафара.
   -- Поистинѣ,-- сказала хозяйка, услыхавъ этотъ отвѣтъ,-- вы глубоко оскорбляете насъ, гости наши; развѣ мы не заключили съ вами условія, что вы не етапете вмѣшиваться не въ свои дѣла, чтобы не услыхать чего-либо для васъ весьма непріятнаго. Вамъ мало того, что мы приняли васъ къ себѣ въ домъ и угостили васъ? Но въ этомъ не столько виноваты вы, сколько виновата та, которая привела васъ сюда.
   Сказавъ это, она завернула кулакъ въ рукавъ и, ударивъ три раза въ полъ, крикнула: "Скорѣе сюда!"
   Дверь въ сосѣднюю комнату распахнулась, и изъ нея вышло семь черныхъ рабовъ съ обнаженными мечами въ рукахъ.
   -- Завяжите,-- сказала она имъ,-- назадъ руки этимъ болтунамъ и привяжите ихъ одного къ другому.
   Негры тотчасъ же исполнили ея приказаніе
   -- Добродѣтельная госпожа,-- сказали негры, -- не прикажешь ли отрубить имъ головы?
   -- Погодите,-- отвѣчала она,-- сначала они разскажутъ мнѣ свои исторіи, а потомъ можно будетъ ихъ обезглавить.
   -- Ради Аллаха, госпожа моя,-- взмолился носильщикъ,-- не убивай меня за вину другихъ. Всѣ они провинились передъ вами, кромѣ меня. Право, мы отлично провели бы ночь, не будь этихъ нищихъ, одного присутствія которыхъ было бы достаточно, чтобы превратить населенный городъ въ груду развалинъ.
   Послѣ этого онъ прочелъ слѣдующіе стихи:
   
   Всегда пріятно тѣхъ прощать, кто можетъ
   Возстать противу насъ. Еще пріятнѣй
   Прощать безпомощныхъ. О, не губи
   Ты ради нашей стародавней дружбы
   За преступленье одного другого.
   
   Услыхавъ эти слова, молодая женщина засмѣялась надъ своимъ гнѣвомъ. Затѣмъ, подойдя къ мужчинамъ, она сказала: .-- Разскажите мнѣ ваши біографіи, такъ какъ жить вамъ остается не болѣе часа. Если бы вы не были, повидимому, людьми высшаго сословія, то я ускорила бы ваше наказаніе.
   -- Горе тебѣ, Джафаръ,-- сказалъ калифъ,-- скажи ей скорѣе, кто мы такіе, а иначе она убьетъ насъ,
   -- И подѣломъ намъ, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Шутить въ такое серіозное время не приходится,-- продолжалъ калифъ,-- всему свое время.
   -- Вы братья?-- спросила хозяйка, подходя къ нищимъ.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчали они,-- мы только бѣдные чужестранцы.
   -- Ты родился кривымъ на одинъ глазъ?-- спросила она одного изъ нихъ.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ онъ,-- но я лишился глаза вслѣдствіе одного очень страннаго происшествія, и разсказъ объ этомъ могъ бы послужить урокомъ человѣку, обращающему вниманіе на предупрежденіе.
   Она обратилась съ тѣмъ же вопросомъ и ко второму и къ третьему нищему и получила отъ нихъ такой же отвѣтъ, какъ и отъ перваго.
   -- Всѣ мы,-- прибавили они,-- изъ разныхъ мѣстъ, и исторіи наши весьма замѣчательны.
   -- Каждый изъ васъ,-- продолжала она, глядя на нихъ,-- разскажетъ мнѣ свою исторію и причину его появленія здѣсь и затѣмъ очнется хорошенько и пойдетъ своей дорогой.
   Первымъ подошелъ носильщикъ и началъ такъ:
   -- Я -- носильщикъ, госпожа моя!-- и вотъ эта покупательница наняла меня и привела меня сюда, а то, что случилось здѣсь со мною, вы знаете очень хорошо. Вотъ и вся моя исторія, и да будетъ надъ вами миръ.
   -- Ну, такъ приди хорошенько въ себя и отправляйся.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ онъ,-- я не уйду до тѣхъ поръ, пока не выслушаю исторіи своихъ товарищей.
   Первый нищій подошелъ и разсказалъ слѣдующее.
   

Первый царственный нищій.

   Знай, госпожа моя, причину, почему я выбрилъ себѣ бороду и почему потерялъ одинъ глазъ. Отецъ мой былъ царемъ, и братъ у него былъ тоже царь, жившій въ другой столицѣ. Случилось такъ, что мать моя родила меня какъ разъ въ тотъ же самый день, когда родился сынъ у моего дяди; и прошло много лѣтъ и много дней до тѣхъ поръ, пока мы не сдѣлались взрослыми. Въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ я имѣлъ обыкновеніе ѣздить въ гости къ своему дядѣ и гостить у него по нѣскольку мѣсяцевъ; и въ одинъ изъ моихъ пріѣздовъ двоюродный братъ мой принялъ меня съ большимъ почетомъ; онъ закололъ для меня барана, нацѣдилъ вина, и мы сидѣли и распивали, а когда вино стало дѣйствовать на насъ, то онъ обратился ко мнѣ съ такими словами:
   -- О, сынъ моего дяди, мнѣ нужна твоя помощь въ дѣлѣ, для меня весьма важномъ, и, прошу тебя, не протестуй противъ того, что я хочу сдѣлать.
   -- Я совершенно къ твоимъ услугамъ.-- отвѣчалъ я; и онъ заставилъ меня дать ему страшную клятву, послѣ чего онъ на нѣкоторое время удалился, и затѣмъ вернулся съ женщиной, покрытой украшеніями, раздушенной и одѣтой чрезвычайно богато. Оставивъ женщину позади себя, онъ посмотрѣлъ на меня и сказалъ:
   -- Возьми эту женщину и отправляйся на кладбище,-- онъ разсказалъ мнѣ, гдѣ находилось это кладбище, и затѣмъ прибавилъ:-- войди туда и жди меня тамъ.
   Я не могъ возражать ему и не могъ не исполнить его требованія вслѣдствіе данной мною клятвы: поэтому я взялъ женщину и отправился съ нею на кладбище. Тамъ мы посидѣли немного, и вскорѣ пришелъ мой двоюродный братъ и принесъ съ собой чашку съ водой, мѣшокъ съ замазкой и небольшое долото. Онъ подошелъ къ могилѣ, находившейся посреди кладбища. и долотомъ разъединилъ камни, которые сложилъ въ сторону, затѣмъ, раскопавъ землю тѣмъ же долотомъ, онъ докопался до небольшого плоскаго камня и, поднявъ его, открылъ небольшую лѣстницу. Подозвавъ къ себѣ женщину, онъ сказалъ ей:
   -- Исполняй свое желаніе!
   Женщина спустилась съ лѣстницы, а онъ, взглянувъ на меня, сказалъ:
   -- О, сынъ моего дяди, доверши свое благодѣяніе и, когда я спущусь внизъ, заложи опять этотъ камень, засыпь землею, какъ было прежде, затѣмъ смѣшай эту замазку съ водой и замажь могильные камни въ томъ видѣ, въ какомъ они лежали первоначально, такъ, чтобы никто не заподозрилъ, что это недавно открывалось. Я цѣлый годъ готовился къ этому и, кромѣ Бога, никто этого не зналъ. Такъ вотъ чего я требую отъ тебя. Дай Богъ, чтобы друзья твои не были лишены твоего присутствія, о, сынъ моего дяди!-- прибавилъ онъ и съ этими словами опустился внизъ.
   Когда онъ исчезъ изъ моихъ глазъ, я заложилъ отверстіе плоскимъ камнемъ и сдѣлалъ все такъ, какъ онъ просилъ, и привелъ могилу въ ея прежнее положеніе; послѣ чего я вернулся въ домъ дяди, уѣзжавшаго на охоту. Проспавъ эту ночь, я. сталъ раздумывать утромъ о томъ, что произошло между мною и моимъ двоюроднымъ братомъ, и раскаялся въ томъ, что я сдѣлалъ для него, когда раскаяніе было уже безполезно. Отправившись на кладбище, я сталъ искать могилы, но найти ея не могъ. Искалъ я безъ-устали до самой глубокой ночи и, не найдя, вернулся во дворецъ. Не зная, что сталось съ моимъ братомъ, я пересталъ отъ тревоги и ѣсть и нить и впалъ въ страшную тоску. Горевалъ я всю ночь до утра и снова отира^ вился на кладбище, раздумывая о поступкѣ своего двоюроднаго брата и раскаиваясь, что я помогалъ ему. Я осматривалъ всѣ могилы, но той, которую я искалъ, не находилъ. Такимъ образомъ въ продолженіе семи дней искалъ я совершенно безполезно22).

   Тоска моя усиливалась до такой степени, что я чуть не сошелъ съ ума и, чтобъ успокоиться, поѣхалъ обратно къ отцу; но лишь только я подъѣхалъ къ заставѣ, какъ на меня бросились люди и связали меня. Я былъ тѣмъ болѣе пораженъ, что отецъ мой былъ султаномъ города, и связали меня наши дворцовые слуги. Въ душѣ я страшно испугался и подумалъ, что могло бы случиться съ моимъ отцомъ? У людей, связавшихъ меня, я спросилъ, что значитъ такое обращеніе со мной; но они мнѣ ничего не отвѣчали до тѣхъ поръ, пока одинъ изъ нихъ, служившій мнѣ лично, не сказалъ:
   -- Счастье измѣнило твоему отцу, войска его отъ него отступились, и визирь убилъ его; а мы поджидали здѣсь, чтобы схватить тебя.
   Они взяли меня, и я обмеръ, слыша что случилось съ моимъ отцомъ; и предсталъ передъ визиремъ, убившимъ его.
   Между мною и визиремъ давно существовала вражда, и ВОТЪ но какой причинѣ: я очень любилъ охотиться съ самострѣломъ, и однажды случилось такъ, что я стоялъ на крышѣ своего дворца и прицѣливался въ птицу, поднявшуюся надъ крышей дворца визиря. Въ птицу я не попалъ, а попалъ въ глазъ визиря и выкололъ его въ силу предопредѣленія рока, какъ говоритъ поэтъ:
   
   Идемъ путемъ мы предопредѣленнымъ,
   И по пути такому человѣкъ
   Итти впередъ съ покорностью обязанъ.
   Кому въ одной странѣ смерть суждена,
   Тотъ умереть въ другой странѣ не можетъ.
   
   Когда я выкололъ глазъ визирю, то онъ ничего не могъ сказать, потому что отецъ мой былъ царемъ. Вотъ почему онъ ненавидѣлъ меня; и когда я стоялъ передъ нимъ со связанными руками, то онъ приказалъ отрубить мнѣ голову.
   -- За что ты хочешь убить меня,-- сказалъ я,-- вѣдь я тебѣ ничего не сдѣлалъ?
   -- Какъ ничего не сдѣлалъ? Что же можетъ быть хуже этого?!-- вскричалъ онъ, указывая на свой глазъ, выколотый мною.
   -- Вѣдь я сдѣлалъ это нечаянно,-- сказалъ я.
   -- Нечаянно?-- отвѣчалъ онъ;-- ну такъ я сдѣлаю это тебѣ нарочно.
   Онъ приказалъ поставить меня передъ нимъ, и когда меня подвели, то Онъ ткнулъ пальцемъ и выкололъ мнѣ глазъ. И вотъ такимъ образомъ, какъ вы видите, я лишился глаза. Затѣмъ онъ приказалъ крѣпко связать меня и положить въ сундукъ.
   -- Возьми этого человѣка,-- сказалъ онъ палачу,-- и вынеси его за городъ, и тамъ убей его, и брось его на съѣденіе дикимъ звѣрямъ.
   Повинуясь этому приказанію, меня вынесли за городъ и, вынувъ тамъ изъ сундука, связали руки и ноги, и палачъ хотѣлъ уже завязать мнѣ глаза и убить меня, какъ я взмолился и закричалъ:
   
   Сколькихъ досталось защищать мнѣ братьевъ;
   И братья это были -- не враги.
   Но могъ ли думать я, что и
   они Пронзятъ мнѣ сердце острою стрѣлою.
   
   Палачъ, при отцѣ занимавшій эту же должность и нерѣдко пользовавшійся многими благодѣяніями, услыхавъ эти стихи, вскричалъ:
   -- О, господинъ мой! Что могу я сдѣлать, вѣдь я слуга и долженъ повиноваться? Но,-- прибавилъ онъ,-- я оставлю тебѣ жизнь твою, только не возвращайся болѣе въ эту страну, а то ты погибнешь и погубишь меня. Поэтъ говоритъ:
   
   Бѣги и жизнь свою спасай ты, если
   Боишься гнета: стѣны всѣмъ разскажутъ
   Про своего строителя судьбу.
   Взамѣнъ тобой покинутой страны
   Найдешь другую ты, но не найдешь
   Для сердца своего другой замѣны.
   
   Лишь только онъ сказалъ это, я поцѣловалъ ему руки, по повѣрилъ въ свое спасеніе лишь тогда, когда ушелъ отъ него. Потеря глаза казалась мнѣ ничтожной въ сравненіи съ тои опасностью, отъ которой я избавился. Я тотчасъ же направился въ столицу своего дяди и, придя къ нему, сообщилъ ему о томъ, что случилось съ отцомъ, и какимъ образомъ я лишился глаза. Онъ горько заплакалъ и проговорилъ:
   -- Своимъ разсказомъ ты еще болѣе усиливаешь мою тревогу и горе, такъ какъ двоюродный братъ твой пропалъ, и я не знаю, что съ нимъ сталось, и никто не можетъ сообщить мнѣ что-либо о немъ.
   Онъ снова заплакалъ и лишился чувствъ. Придя же въ себя, онъ сказалъ:
   -- О, сынъ мой! Потеря твоего глаза все же лучше потери жизни.
   , Послѣ этого я не могъ болѣе молчать о томъ, что зналъ о его сынѣ, и сообщилъ ему все, что произошло. Услыхавъ мой разсказъ, онъ очень обрадовался.
   -- Покажи мнѣ эту могилу,-- сказалъ онъ.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ я:-- я не знаю, гдѣ она, о, мой дядя! такъ какъ я много разъ ходилъ искать ее и не могъ узнать
   Послѣ этого мы пошли вмѣстѣ съ дядей и смотрѣли на кладбищѣ во всѣ стороны, наконецъ, могилу я нашелъ, что насъ обоихъ очень обрадовало. Мы вмѣстѣ съ нимъ сняли надгробные камни и землю и подняли плоскій камень, послѣ чего спустились съ пятидесяти ступеней. Внизу оказалась такая мгла, что у насъ заболѣли глаза. Дядя, чтобъ избавиться отъ страха, тотчасъ же проговорилъ:
   -- И сила и власть присущи только Всевышнему, великому Богу.
   Послѣ этихъ словъ мы пошли дальше и очутились въ комнатѣ, наполненной мукой, зерномъ и различными припасами; и тамъ же мы увидали ложе за задернутой занавѣской. На этомъ ложѣ лежали рядомъ сынъ дяди и женщина, спустившаяся вмѣстѣ съ нимъ, превращенные въ черный уголь, точно сгорѣвшіе отъ огня. Увидавъ это зрѣлище, дядя плюнулъ сыну въ лицо и вскричатъ:
   -- Ты заслужилъ это, несчастный! Это наказаніе въ этомъ мірѣ, а тебя еще ждетъ болѣе сильное наказаніе на томъ свѣтѣ,-- прибавилъ онъ, ткнувъ его ногой.
   Удивленный такимъ поступкомъ и сожалѣя брата и его спутницу, превращенныхъ въ уголь, я вскричалъ:
   -- Ради Аллаха, о, мой дядя! Умѣрь гнѣвъ въ твоемъ сердцѣ. Я пораженъ, видя, что случилось съ твоимъ сыномъ, и не могу понять, какимъ образомъ твой сынъ и эта женщина обратились въ уголь? Неужели тебѣ мало того, что видишь его въ такомъ положеніи, и ты еще толкаешь его ногой?
   -- О, сынъ моего брата!-- отвѣчалъ дядя.-- Мой сынъ съ раннихъ лѣтъ воспламенялся страстною любовью къ своей сводной сестрѣ23), и я запретилъ ему питать эту страсть, думая, при этомъ, что теперь они еще дѣти, а когда вырастутъ, то могутъ совершить грѣховное дѣло,-- и, дѣйствительно, я вскорѣ услыхалъ, что они преступны, но не вѣрилъ этому. Тѣмъ не менѣе я строго выговаривала? ему и просилъ, его поостеречься отъ поступка, на какой не рѣшался никто до него и не рѣшится послѣ него, а иначе, говорилъ я ему, "мы будемъ до конца дней нашихъ опозорены среди царей, и дурная слава наша разнесется съ караванами. Берегись подобнаго поступка, который заставитъ меня поднять на тебя руку и убить-тебя". Послѣ этого я разлучилъ его съ нею; но эта подлая женщина страстно любила его; и самъ дьяволъ завладѣлъ ими обоими. Сынъ мой, увидавъ, что я разлучилъ его съ сестрой, потихоньку устроилъ это подземелье и, перетащивъ сюда продовольствія, воспользовался моимъ отсутствіемъ, такъ какъ я уѣзжалъ на охоту, и переселился сюда, но Истинный24) -- да будетъ прославлено Его совершенство и да святится имя Его -- ревностно наблюдалъ за ними и спалилъ ихъ огнемъ, а наказаніе на томъ свѣтѣ будетъ страшнѣе и продолжительнѣе.
   Онъ заплакалъ, и я заплакалъ вмѣстѣ съ нимъ.
   -- Ты будешь моимъ сыномъ, вмѣсто него,-- сказалъ онъ мнѣ. Я же, подумавъ о жизни, со всѣми ея превратностями, объ убіеніи визиремъ моего отца, о захватѣ имъ его трона, о потерѣ глаза и о странной судьбѣ своего двоюроднаго брата, снова заплакалъ.
   Мы поднялись наверхъ и, положивъ плоскій камень и засыпавъ его землею и сложивъ попрежнему могилу, вернулись во дворецъ; но лишь только успѣли мы сѣсть, какъ услышали трескъ барабановъ, звуки трубъ, военные крики, топотъ скачущихъ лошадей и увидали столбы поднимавшейся пыли. Мы смутились, не зная, чему приписать этотъ шумъ, а на вопросъ царя послѣдовалъ такой отвѣтъ:
   -- Визирь твоего брата убилъ какъ его, такъ и его солдатъ и тѣлохранителей, и неожиданно явился сюда, въ городъ, съ своей арміей; а жители, не имѣя силъ сопротивляться, покорились ему.
   "Если я попаду къ нему въ руки,-- подумалъ я тутъ,-- то онъ убьетъ меня".
   Мнѣ стало горько, и, думая о бѣдствіи, обрушившемся на моего отца и мою мать, я не зналъ, что мнѣ дѣлать. Вѣдь если бы я показался въ городѣ, то меня жители тотчасъ же узнали бы, и войска моего отца лишили бы меня жизни. Я не нашелъ другого способа избавиться отъ опасности, какъ сбрить себѣ бороду25) и потому я сбрилъ ее и, перемѣнивъ одежду, ушелъ изъ города и пришелъ сюда, въ эту мирную обитель, въ полной надеждѣ, что кто-нибудь представитъ меня калифу для того, чтобъ я могъ разсказать ему свою исторію и все, что со мной случилось. Сюда, въ городъ, я пришелъ сегодня вечеромъ и, остановившись въ недоумѣніи, не зная, куда направить стопы, я увидалъ этого нищаго и, поклонившись ему, сказалъ, что я чужестранецъ.
   -- И я тоже чужестранецъ,-- отвѣчалъ онъ; и въ то время, какъ мы такимъ образомъ говорили съ нимъ, къ намъ подошелъ вотъ этотъ третій нашъ товарищъ и, поклонившись намъ, сказалъ, что онъ тоже чужестранецъ. Мы отвѣчали, что и мы чужестранцы. Такимъ образомъ мы пошли втроемъ и съ наступленіемъ ночи судьбою были занесены сюда, въ вашъ домъ.-- Это и была причина, почему я сбрилъ себѣ бороду и лишился одного глаза.
   -- Ну, такъ очнись,-- сказала ему хозяйка,-- и отправляйся; но онъ отвѣчалъ, что не пойдетъ до тѣхъ поръ, пока не выслушаетъ исторіи другихъ.
   Всѣ дивились его разсказу, а калифъ сказалъ Джафару:
   -- Право, я не слыхалъ ничего подобнаго этой исторіи, случившейся съ этимъ нищимъ.
   Тутъ выступилъ второй нищій и, поцѣловавъ прахъ, началъ свой разсказъ.
   

Второй царственный нищій.

   -- О, госпожа моя! Я родился не съ однимъ глазомъ, но исторія моя удивительна, и если ее написать, то она можетъ служить урокомъ всякому. Я царь и царскій сынъ, я могу читать Коранъ по семи различнымъ способамъ26); я занимался различными науками подъ руководствомъ разныхъ профессоровъ, учился наукѣ о звѣздахъ27) и поэзіи и такъ преуспѣвалъ во всѣхъ наукахъ, что далеко опередилъ людей нашего времени. Почеркъ мой считался образцовымъ, и слава Mort разнеслась по всѣмъ странамъ, а исторію мою узнали всѣ цари. Царь же Индіи, услыхавъ обо мнѣ, просилъ отца моего позволить мнѣ посѣтить его, пославъ ему при этомъ случаѣ различные подарки и дары, приличные царю. Вслѣдствіе этого отецъ мои приготовилъ шесть кораблей, и мы плыли моремъ почти цѣлый мѣсяцъ, послѣ чего высадились на берегъ и, снявъ съ кораблей привезенныхъ нами лошадей, мы нагрузили подарками десять верблюдовъ и пустились въ путь; но вдругъ поднялся столбъ пыли, разраставшійся передъ нами до такой степени, что вскорѣ онъ покрылъ передъ нами все, затѣмъ немного погодя, разсѣялся, и мы увидали шестьдесятъ всадниковъ, смѣлыхъ, какъ львы, и поняли, что это были арабскіе разбойники. Увидавъ насъ, съ небольшой горстью людей и съ десятью верблюдами, нагруженными подарками для индійскаго царя, они тотчасъ же поскакали на насъ, опустивъ пики. Мы пальцами поманили ихъ къ себѣ и сказали:
   -- Мы посланы къ достопочтенному царю Индіи, и потому не употребляйте съ нами насилія.
   -- Мы теперь не на его землѣ,-- отвѣчали они,-- и не подданные его.
   Они убили нѣсколькихъ молодыхъ людей, а остальные бѣжали, я тоже бѣжалъ, получивъ тяжелую рану; а арабы, несмотря на наше заявленіе, захватили всѣ сокровища и подарки, которые мы везли.
   Я шелъ, самъ не зная куда и ничего не помня, пока не дошелъ до вершины горы, гдѣ отдохнулъ въ пещерѣ до слѣдующаго дня. На другой день я опять пустился въ путь и пришелъ въ цвѣтущій городъ. Зима съ холодами миновала, и наступила цвѣтущая весна. Я очень былъ радъ, придя въ городъ, такъ какъ отъ ходьбы усталъ и поблѣднѣлъ. Наружность моя вслѣдствіе этого очень измѣнилась, но я не зналъ, куда направить свои стопы, и случайно пришелъ къ портному, сидѣвшему у своей лавки. Я поклонился ему, и онъ отвѣтилъ на мой поклонъ и привѣтствовалъ меня, пожелавъ мнѣ всего хорошаго, и спросилъ у меня, по какой причинѣ пришелъ я въ городъ? Вслѣдствіе этого я разсказалъ ему до мельчайшихъ подробностей все, что со мною случилось. Онъ пожалѣлъ меня и затѣмъ сказалъ:
   -- О, молодой человѣкъ! Не разсказывай о себѣ никому, такъ какъ я боюсь, что царь этого города сдѣлаетъ тебѣ что-нибудь: вѣдь онъ страшнѣйшій врагъ твоего отца и способенъ на кровавую месть.
   Онъ поставилъ передо мною ѣду и питье, и мы поѣли вмѣстѣ, и я проговорилъ съ нимъ до ночи, когда онъ положилъ меня спать въ каморкѣ у лавки, давъ мнѣ постель и одѣяло. Такимъ образомъ я прожилъ съ нимъ три дня.
   -- Не знаешь ли ты какого-нибудь ремесла,-- сказалъ онъ мнѣ,-- на которое ты могъ бы жить28)?
   -- Я знаю законы,-- отвѣчалъ я,-- разныя науки, умѣю писать и знаю ариѳметику.
   -- Твои знанія совершенно безполезны въ нашихъ мѣстахъ: у насъ въ городѣ никто понятія не имѣетъ о наукахъ и не умѣетъ писать; здѣсь умѣютъ только наживать деньги.
   -- Поистинѣ,-- отвѣчалъ я, -- я ничего другого дѣлать не умѣю.
   -- Ну такъ подпояшься,-- сказалъ онъ мнѣ,-- возьми топоръ и веревку и пойди рубить дрова и кормись на это, пока Господь не поможетъ тебѣ; но никому не разсказывай своей исторіи, чтобы тебя не убили.
   Онъ купилъ мнѣ топоръ и веревку и отправилъ меня съ партіей дровосѣковъ, поручивъ имъ меня. Такимъ образомъ я отправился съ ними и, нарубивъ дровъ, принесъ вязанку на головѣ и продалъ ее за полчервонца, часть котораго истратилъ на ѣду, а часть отложилъ въ сторону.

   Такъ продолжалъ я работать въ продолженіе цѣлаго года, послѣ чего однажды я пошелъ, по обыкновенію, рубить дрова и, увидавъ тропинку, около которой было много кустарника, годнаго для топлива, пошелъ по ней и пришелъ къ дереву, кругомъ котораго я началъ отрывать коренья. Вдругъ топоръ мой ударился о мѣдное кольцо. Я тотчасъ же расчистилъ кругомъ него землю и увидалъ, что оно придѣлано къ деревянной двери, которую я и поднялъ. Подъ этой дверью оказалась лѣстница, и я спустился съ нея. Внизу я нашелъ дверь во дворецъ, очень хорошо выстроенный и, войдя туда, встрѣтилъ женщину, прекрасную, какъ рѣдкая жемчужина, при видѣ которой исчезли изъ души моей всякое горе и забота. Взглянувъ на нее, я палъ ницъ передъ Создателемъ, создавшимъ такую прелесть и красоту въ лицѣ одного существа. Она же, взглянувъ на меня, спросила:
   -- Ты человѣкъ или шайтанъ?
   -- Человѣкъ,-- отвѣчалъ я.
   -- Кто же привелъ тебя сюда, гдѣ я прожила двадцать пять лѣтъ, не видавъ лица человѣческаго?
   Слова ея показались мнѣ очень ласковыми, и я отвѣчалъ ей:
   -- О, госпожа моя! Самъ Богъ привелъ меня къ тебѣ, и я надѣюсь, что Онъ когда-нибудь прекратитъ мое горе и страданіе;-- и я разсказалъ ей всю свою исторію подробно. Она очень жалѣла меня и, заплакавъ, сказала:
   -- Я тоже разскажу тебѣ свою исторію. Знай же, что я дочь царя изъ далекой части Индіи, властелина Черныхъ острововъ. Отецъ выдалъ меня за сына моего дяди, но въ вечеръ моей свадьбы, во время пиршества, шайтанъ, по имени Джарджарисъ, похитилъ меня и, пролетѣвъ со мною но воздуху, спустился въ это мѣсто, гдѣ все было приготовлено для меня: украшенія, одежда, бѣлье, обстановка, ѣда и питье; и онъ является ко мнѣ каждые десять дней по разу и проводитъ здѣсь ночь. Онъ сказалъ мнѣ, что въ случаѣ, если мнѣ будетъ что-нибудь нужно, то чтобы я рукою дотронулась до этихъ двухъ строчекъ, написанныхъ на Кеббехѣ 29) и, лишь только я прикасаюсь до нихъ рукою, онъ тотчасъ же является ко мнѣ. Прошло четыре дня съ тѣхъ поръ, какъ онъ въ послѣдній разъ былъ у меня, и, слѣдовательно, до его прихода остается еще шесть дней. Хочешь пробыть со мною эти пять дней и уйти за день до его прибытія?
   -- Хочу,-- отвѣчалъ я, очень довольный этимъ предложеніемъ, а она встала и, взявъ меня за руку, провела чрезъ дверь подъ аркой въ маленькую, изящную ванну, гдѣ я снялъ съ себя одежду, а она сѣла пока на матрацъ. Послѣ этого она посадила меня рядомъ съ собою и принесла мнѣ шербета съ сахаромъ и съ мускусомъ и дала мнѣ его выпить30); кромѣ того, она поставила передо мною кушанье и, послѣ того, какъ мы съ нею поѣли, она сказала мнѣ:-- ложись спать и отдохни, ты усталъ.
   Я заснулъ, о, госпожа моя! и забылъ все, что со мною приключилось, и, когда я проснулся, я увидалъ, что она чешетъ мнѣ ноги 31). Я окликнулъ ее, и она сѣла, подлѣ меня, и мы начали разговаривать.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- сказала она мнѣ,-- я изныла душою, живя здѣсь одна и но видя лица человѣческаго въ продолженіе двадцати пяти лѣтъ. Слава Господу, приславшему тебя ко мнѣ.
   Я поблагодарилъ ее за такія ласковыя выраженія, любовь проникла мнѣ въ душу, и я забылъ всѣ свои несчастія. Мы сѣли нить, и я пробылъ съ нею всю эту ночь, восхищаясь такой подругой, такъ какъ во всю свою жизнь я не видалъ женщины красивѣе ея, а утромъ, когда мы оба находились въ какомъ-то упоеньѣ, я спросилъ ее:
   -- Что же, взять мнѣ тебя изъ этого подземнаго дворца и освободить ота шайтана?
   Но она засмѣялась и отвѣчала:
   -- Будь доволенъ и сиди спокойно, такъ какъ изъ каждыхъ десяти дней одинъ будетъ принадлежать шайтану, а девять тебѣ.
   Но я, увлекаемый страстью, стоялъ на своемъ.
   -- Вотъ я сейчасъ разобью этотъ Кеббехъ съ надписью,-- говорилъ я;-- и когда шайтанъ появится, то я убью его, такъ какъ мнѣ предназначено убить шайтана.
   Она умоляла меня отказаться отъ моего намѣренія, но я не обращалъ вниманія на ея просьбы и съ силою толкнулъ Кеббехъ, а она тотчасъ же крикнула:
   -- А вотъ и шайтанъ! Развѣ я не предостерегала тебя? Ты навлекъ на меня несчастіе, но спасайся и уходи тою же дорогой, какой пришелъ.
   Страшно испугавшись, я забылъ свои сандаліи и топоръ и, поднявшись на двѣ ступеньки, обернулся, чтобы захватить ихъ, но увидалъ, что земля разверзлась, и изъ нея вышелъ шайтанъ самаго ужаснаго вида.
   -- Зачѣмъ ты обезпокоила и даже встревожила меня,-- сказалъ онъ;-- какая бѣда приключилась съ тобой?
   -- Никакой бѣды со мной не приключилось,-- отвѣчала она,-- мнѣ только сдѣлалось скучно, и я встала, чтобы достать вина, и нечаянно упала на Кеббехъ.
   -- Врешь, подлая женщина!-- крикнулъ онъ и, осмотрѣвшись кругомъ, увидалъ сандаліи и топоръ и сказалъ: -- эти вещи могутъ принадлежать только мужчинѣ. Кто былъ у тебя?
   -- Я до настоящей минуты не видала этихъ вещей,-- отвѣчала она,-- это, вѣрно, ты принесъ ихъ.
   -- Ты говоришь пустяки, и меня этимъ не убѣдишь, безстыдная женщина!-- сказалъ онъ, и, сдернувъ съ нея одежду, онъ привязалъ ее по вытянутымъ рукамъ и ногамъ къ четыремъ стойкамъ и началъ бить, приказывая признаться въ томъ, что случилось.
   Не въ силахъ будучи слышать ея раздирающіе крики, я съ ужасомъ поспѣшно поднялся на лѣстницу, положилъ на мѣсто деревянную дверь и засыпалъ землею, какъ было засыпано прежде. Я горько раскаивался въ своемъ поступкѣ и, раздумывая объ этой женщинѣ, о ея красотѣ и о томъ, какъ этотъ негодяй мучилъ ее послѣ того, что она прожила съ нимъ двадцать пять лѣтъ, и что мучилъ онъ ее только изъ-за меня, и раздумывая въ то же время объ отцѣ и его царствѣ, и какимъ образомъ я былъ доведенъ до того, что сдѣлался дровосѣкомъ, я проговорилъ слѣдующій стихъ:
   
   Когда судьба тебѣ приноситъ горе,
   То утѣшайся мыслью, что одинъ
   День полонъ счастья, а другой несчастья.
   
   Вернувшись къ своему сожителю-портному, я увидалъ, что онъ ждалъ меня съ такимъ нетерпѣніемъ, точно онъ сидѣлъ на горячихъ угольяхъ.
   -- Я провелъ сегодняшнюю ночь въ страшной о тебѣ тревогѣ,-- сказалъ онъ,-- боясь, что тебя растерзали дикіе звѣри или что съ тобою случилось какое-нибудь другое несчастіе. Слава Богу, что ты благополучно вернулся домой.
   Я поблагодарилъ его за душевное участіе и ушелъ къ себѣ въ комнату. Только сталъ я размышлять о томъ, что со мною случилось, и бранить себя, что я ткнулъ Кеббехъ, какъ въ комнату ко мнѣ вошелъ мой другъ портной.
   -- Тамъ, въ лавку,-- сказалъ онъ,-- пришелъ какой-то незнакомецъ и спрашиваетъ тебя. Онъ принесъ твои сандаліи и топоръ, съ которыми ходилъ къ дровосѣкамъ и говорилъ имъ, что, отправляясь на молитву, онъ нашелъ ихъ и желалъ бы знать, кому они принадлежатъ? Дровосѣки и послали его къ тебѣ. Онъ сидитъ тамъ, въ лавкѣ, и потому или къ нему, поблагодари его и возьми свои сандаліи и топоръ.
   Услыхавъ это, я поблѣднѣлъ и совершенно измѣнился въ лицѣ, а въ эту минуту полъ моей комнаты разверзся, и передо мною возсталъ шайтанъ; онъ жестоко билъ несчастную женщину, но та ни въ чемъ не созналась, поэтому онъ взялъ топоръ и сандаліи и сказалъ ей:
   -- Не будь я Джарджарисомъ, потомкомъ дьяволовъ, если я не приведу сюда хозяина этого топора и сандалій.
   Вслѣдствіе этого онъ, какъ было сказано выше, отправился къ дровосѣкамъ и появился у меня въ комнатѣ, не давъ мнѣ времени опомниться. Онъ схватилъ меня и понесся со мною къ тому мѣсту, гдѣ стоялъ подъ землею дворецъ, куда и принесъ меня.
   Тутъ я увидалъ прекрасную обнаженную женщину, съ плечъ которой текла кровь, и слезы закапали у меня изъ глазѣ, Шайтанъ же обратился къ ней и сказалъ;
   -- Вотъ твой любовникъ, низкая женщина:
   -- Я его не знаю,-- отвѣчала она, взглянувъ на меня,-- и до настоящей минуты никогда его не видала.
   -- Такъ, несмотря на всѣ мученія, ты не хочешь сознаться?-- вскричалъ шайтанъ.
   -- Никогда въ жизни, -- отвѣчала она;-- я прежде его не видала и считаю законнымъ передъ Богомъ сказать, что не могу ложно показывать противъ него 32).
   -- Въ такомъ случаѣ, если ты его не знаешь, -- сказалъ онъ,-- то возьми этотъ мечъ и отруби ему голову.
   Она взяла мечъ, подошла ко мнѣ и остановилась передо мною, но я сдѣлалъ ей знакъ бровями, въ то время какъ но щекамъ моимъ катились слезы. Она также безмолвно отвѣчала мнѣ: вѣдь это произошло все изъ-за тебя... Я тоже показалъ ей глазами, что въ такую тяжелую минуту можно меня и простить, и говорилъ это, выражаясь словами поэта:
   
   Глазами говоритъ любовь своими,
   И каждому разумному мужчинѣ
   Та рѣчь краснорѣчивая понятна.
   
   Понявъ меня, она тотчасъ же отбросила мечъ, а шайтанъ, подавъ его мнѣ, сказалъ:
   -- Отруби ей голову, и я освобожу тебя и ничего дурного тебѣ не сдѣлаю.
   -- Хорошо,-- отвѣчалъ я и, быстро подойдя къ ней, поднялъ мечъ, а она посмотрѣла на меня, точно глазами хотѣла сказать, что она ничего дурного мнѣ не сдѣлала. Глаза мои наполнились слезами, и, отбросивъ мечъ, я сказалъ:
   -- Могущественный шайтанъ и храбрый герой! Если женщина, существо несовершенное по смыслу и религіи 33), не считаетъ себя въ правѣ срубить мнѣ голову, то могу ли я лишить ее жизни, тѣмъ болѣе, что я никогда въ жизни не видывалъ ее? Я не сдѣлаю этого, хотя бы мнѣ пришлось испить чашу смерти и гибели.
   -- Такъ между вами существуетъ любовное соглашеніе!-- крикнулъ онъ и, схвативъ мечъ, отсѣкъ женщинѣ одну руку, потомъ другую руку, затѣмъ правую ногу и лѣвую ногу. Такимъ образомъ, четырьмя ударами онъ лишилъ ее оконечностей, а я глядѣлъ на него и ждалъ своей смерти. А она сдѣлала мнѣ знакъ глазами, и шайтанъ, замѣтивъ его, вскричалъ:-- Теперь ты провинилась своимъ окомъ!-- и онъ однимъ ударомъ меча отрубилъ ей голову и, обратившись ко мнѣ, продолжалъ:-- Нашимъ закономъ дозволяется убить жену, если она намъ невѣрна. Я похитилъ эту женщину въ день ея свадьбы, когда ей было двѣнадцать лѣтъ, и она не знала ни одного мужчины, кромѣ меня, и черезъ каждыя десять дней я проводилъ съ нею одну ночь подъ видомъ чужеземца и теперь, узнавъ достовѣрно, что она мнѣ невѣрна, я убилъ ее; что же касается тебя, то я не вполнѣ увѣренъ, что сообщникъ ея именно ты, хотя безнаказаннымъ оставить тебя я не могу. Выбирай, какой вредъ я могу нанести тебѣ.
   Услыхавъ это, о, госпожа моя, я страшно обрадовался и, желая добиться его прощенія, сказалъ ему:
   -- Что же могу я выбрать?
   -- Выбирай, во что хочешь ты быть обращеннымъ: въ собаку7, въ осла или въ обезьяну?
   -- Поистинѣ,-- отвѣчалъ я,-- желалъ во что бы то ни стало добиться прощенія; если ты простишь меня, то Господь проститъ тебя въ награду за то, что ты оказался милостивъ къ мусульманину, который ничего тебѣ дурного не сдѣлалъ.
   Я унижался передъ нимъ самымъ отвратительнымъ образомъ и говорилъ:
   -- Прости меня, какъ добродѣтельный человѣкъ простилъ завистнику.
   -- А какъ это было?-- спросилъ онъ.
   Я разсказалъ ему слѣдующую исторію.
   

Завистникъ и тотъ, кому онъ завидовалъ.

   -- Знай, господинъ мой, что жилъ-былъ одинъ человѣкъ, которому завидовалъ его сосѣдъ, и чѣмъ болѣе сосѣдъ завидовалъ ему, тѣмъ болѣе Господь посылалъ человѣку этому успѣха въ дѣлахъ. Такъ продолжалось много лѣтъ, и когда мелкія придирки завистника стали счастливцу нестерпимы, то онъ переѣхалъ въ другое мѣсто, гдѣ протекалъ ручей, и выстроилъ тамъ себѣ молельню, чтобы прославлять Господа. Кругомъ него собрались многочисленные факиры 34), и онъ пріобрѣлъ между ними большое значеніе, такъ что народъ со всѣхъ сторонъ стекался къ нему, уповая на его святость; и слава его достигла до слуха его завистливаго сосѣда, который, сѣвъ на лошадь, поѣхалъ навѣстить его. Благочестивый человѣкъ, увидавъ его, поклонился и былъ съ нимъ въ высшей степени вѣжливъ.
   -- Я пріѣхалъ сюда, чтобы сообщить тебѣ объ очень для тебя выгодномъ дѣлѣ, и за которое я получу награду на небесахъ.
   -- Да наградитъ тебя Господь за это,-- сказалъ ему благочестивый человѣкъ.
   -- Въ такомъ случаѣ,-- продолжалъ завистникъ,-- прикажи факирамъ удалиться по кельямъ, потому что я не могу при постороннихъ говорить тебѣ объ этомъ дѣлѣ.
   Факиры разошлись по кельямъ, а завистникъ просилъ его пойти съ нимъ, чтобы поговорить дорогой. Когда они подошли къ упомянутому ручью, завистникъ неожиданно спихнулъ туда своего сосѣда и ушелъ, думая, что онъ убилъ его.
   Но въ этомъ ручьѣ жили шайтаны, которые приняли его и невредимымъ посадили на камень. Сдѣлавъ это, они спросили другъ у друга:
   -- Знаете этого человѣка?
   -- Нѣтъ, не знаемъ.
   -- Это тотъ человѣкъ, который уѣхалъ отъ завистника и поселился въ здѣшнихъ мѣстахъ, въ сосѣдней молельнѣ, откуда до насъ доносятся его молитвы и чтеніе; когда же завистникъ услыхалъ о немъ, то пріѣхалъ къ нему и бросилъ его въ ручей. Слава этого человѣка достигла сегодня султана, и онъ предполагалъ завтра навѣстить его, чтобы поговорить о несчастій, обрушившемся на его дочь.
   -- А что случилось съ его дочерью?
   -- Она сошла съ ума,-- отвѣчалъ одинъ изъ шайтановъ,-- такъ какъ Меймунъ, сынъ Демдема, возгорѣлъ къ ней любовью, и вылѣчить ее очень легко.
   -- Какимъ образомъ?-- спросили его.
   -- У черной кошки, что живетъ съ нимъ въ молельнѣ,-- отвѣчалъ шайтанъ,-- есть на хвостѣ маленькое бѣлое пятно, въ родѣ серебряной монеты. Съ этого самаго мѣста надо взять семь волосковъ и этими волосками окурить больную, и шайтанъ вылетитъ изъ нея и не вернется болѣе, такъ что она сразу исцѣлится, а намъ надо непремѣнно спасти благочестиваго шейка.
   Съ наступленіемъ утра факиры увидали шейка, поднимавшагося изъ ручья, и въ глазахъ ихъ онъ пріобрѣлъ еще большее значеніе. Вернувшись въ молельню, онъ вытащилъ изъ кончика хвоста кошки семь волосковъ и положилъ ихъ себѣ въ бумажникъ. Съ восходомъ солнца къ нему явился султанъ, и шейкъ, увидавъ его, обратился къ нему съ такой рѣчью:
   -- О царь! Ты пришелъ ко мнѣ для того, чтобы я вылѣчилъ твою дочь.
   -- Да, добродѣтельный шейкъ,-- отвѣчалъ султанъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, -- сказалъ шейкъ, -- пошли за ней кого-нибудь; и я полагаюсь на Бога и съ Его помощью вылѣчу ее.
   Когда султанъ привелъ къ нему дочь, шейкъ принялъ ее, посадилъ, занавѣсилъ и, вынувъ волоски, окурилъ ее ими. Вслѣдъ за тѣмъ въ головѣ у нея закричалъ шайтанъ и вылетѣлъ изъ нея, послѣ чего дѣвушка тотчасъ же образумилась, и, закрывъ лицо, сказала своему отцу:
   -- Что это значить и зачѣмъ ты привелъ меня сюда?
   -- Тебѣ бояться нечего, -- отвѣчалъ обрадованный султанъ.
   Онъ поцѣловалъ руку шейку и, обращаясь къ бывшимъ съ нимъ царедворцамъ, спросилъ, чѣмъ можно вознаградить шейка за то, что онъ сдѣлалъ?
   -- Ты всего лучше вознаградишь, -- отвѣчали они, -- если выдашь за него твою дочь.
   -- Вы правы,-- отвѣчалъ царь и выдалъ за шейка свою дочь.
   И такимъ образомъ благочестивый человѣкъ породнился съ царемъ, который умеръ черезъ нѣсколько дней, и шейкъ былъ провозглашенъ царемъ вмѣсто нею.
   Случилось такъ, что однажды царь ѣхалъ съ своими войсками и увидалъ подходившаго къ нему завистника; встрѣтивъ его, онъ посадилъ его съ большимъ почетомъ на лошадь и, пріѣхавъ съ нимъ во дворецъ, далъ ему тысячу червонцевъ и богатую одежду, послѣ чего отправилъ его изъ города, приказавъ проводить до дому, и ни въ чемъ не упрекнулъ его. Прими въ соображеніе, шайтанъ, какъ благочестивый человѣкъ простилъ завистника и какъ онъ былъ къ нему милостивъ, несмотря на оскорбленія, нанесенныя ему35).
   

Продолженіе сказки второго царственнаго нищаго.

   Шайтанъ, выслушавъ эту исторію, отвѣчалъ:
   -- Не трать словъ попустому, но не бойся, я не убью тебя! Не надѣйся, однакоже, чтобъ я простилъ тебя, и тебѣ не избавиться отъ несчастія быть обращеннымъ во что-нибудь.
   Говоря такимъ образомъ, онъ прорвалъ землю и понесъ меня высоко подъ небесами на такую высоту, что міръ показался мнѣ пузыремъ, затѣмъ, поставивъ меня на гору, онъ взялъ немного земли и, сказавъ какія-то непонятныя слова, бросилъ ее въ меня, проговоривъ:
   -- Покинь этотъ образъ и прими образъ обезьяны.
   Въ ту же минуту я превратился въ столѣтнюю обезьяну.
   Увидавъ себя въ такомъ видѣ, я заплакалъ надъ собою, но рѣшилъ терпѣливо переносить удары судьбы, зная, что и она тоже непостоянна. Спустившись съ горы, я пробродилъ въ продолженіе цѣлаго мѣсяца и пришелъ, наконецъ, къ морскому берегу, гдѣ вскорѣ увидалъ на морѣ корабль, направлявшійся попутнымъ вѣтромъ къ берегу. Я спрятался на скалѣ, и, когда судно подошло близко, я соскочилъ прямо на палубу. Но лишь только лица, бывшія на кораблѣ, увидали меня, какъ кто-то крикнулъ:
   -- Долой съ корабля, противное животное!
   -- Убьемъ его!-- закричалъ другой.
   -- Вотъ я убью его этимъ мечомъ, -- проговорилъ третій.
   Но я ухватился за конецъ меча, и слезы полились изъ моихъ глазъ, при видѣ которыхъ капитанъ сжалился надо мною и сказалъ пассажирамъ:
   -- Купцы! Эта обезьяна обратилась ко мнѣ, прося защиты, и я защищу ее; теперь она находится подъ моимъ покровительствомъ, поэтому прошу не трогать ея.
   Онъ сталъ очень ласково обращаться со мною, и я понималъ все, что онъ говорилъ, и исполнялъ все, что онъ приказывалъ, какъ будто я слуга его.
   Мы шли по попутному вѣтру въ теченіе пятидесяти дней и бросили якорь въ большомъ городѣ, гдѣ было такъ много жителей, что только одинъ Богъ, да благословенно будетъ Его имя, могъ сосчитать ихъ! Лишь только корабль сталъ на якорь, какъ явилось нѣсколько мамелюковъ отъ имени царя и, высказавъ привѣтствіе и поздравивъ купцовъ съ благополучнымъ прибытіемъ, они сказали:
   -- Царь нашъ кланяется вамъ, радуясь, что вы благополучно прибыли, и посылаетъ вамъ вотъ этотъ свертокъ бумаги, прося, чтобы каждый изъ васъ написалъ на немъ хоть по одной строчкѣ. У царя былъ визирь, замѣчательный каллиграфъ, но онъ умеръ, и царь далъ клятву, что мѣсто его онъ дастъ только лицу, который будетъ писать такъ же хорошо, какъ покойный визирь.
   Хотя я былъ и обезьяной, но я всталъ и сталъ тянуть у нихъ изъ рукъ бумагу. На меня стали кричать, думая, что я хочу бросить бумагу въ море, и стали грозить мнѣ смертью, но я знаками показалъ, что хочу писать, и капитанъ сказалъ:
   -- Позвольте ему написать, и если онъ напачкаетъ, то мы его прогонимъ, а если онъ напишетъ хорошо, то я усыновлю его, такъ какъ я никогда въ жизни не видалъ болѣе умной обезьяны.
   Такимъ образомъ я взялъ перо, помочилъ въ чернила и красивымъ мелкимъ почеркомъ написалъ этотъ куплетъ:
   
   Поетъ стоустая молва повсюду
   Про добродѣтели иныхъ людей.
   Подай, Творецъ, чтобы людскому роду
   Такой отецъ былъ сохраненъ надолго,
   Вѣдь Ты всего хорошаго отецъ.
   
   И затѣмъ болѣе крупнымъ почеркомъ написалъ слѣдующіе стихи:
   
   Поэты умираютъ, но творенья
   Ихъ иногда вѣка переживаютъ.
   И ты твори такія только вещи,
   Которыя бы восхищали всѣхъ
   И съ наслажденьемъ стали бы читаться
   На небесахъ въ день Страшнаго суда.
   
   Написавъ все различными почерками, я вернулъ бумагу мамелюкамъ, и они снесли ее дарю. Ему понравился мой почеркъ болѣе всѣхъ другихъ, и потому онъ сказалъ своимъ слугамъ:
   -- Отправляйтесь къ тому, кто написалъ эти стихи, одѣньте его въ почетную одежду, посадите на мула и привезите его при звукахъ музыки ко мнѣ.
   Услыхавъ такой приказъ, царедворцы улыбнулись, а царь разсердился и вскричалъ:
   -- Что это значитъ? Я отдаю приказъ, а вы смѣетесь надо мною?
   -- О царь!-- отвѣчали они.-- Мы смѣемся не надъ тобою, а надъ тѣмъ, что стихи, эти писаны обезьяной, а не сыномъ Адама. Обезьяна эта прибыла на кораблѣ съ капитаномъ.
   Царь очень удивился, услыхавъ это; онъ задрожалъ отъ восторга и непремѣнно приказалъ пріобрѣсти обезьяну. Онъ послалъ на корабль своихъ слугъ съ муломъ и почетной одеждой, сказавъ имъ:
   -- Одѣньте ее въ почетную одежду, посадите на мула и привезите сюда.
   Они явились на корабль и, взявъ меня отъ капитана, одѣли въ почетную одежду, и народъ дивился, глядя на такое зрѣлище и Со смѣхомъ бѣжалъ сзади. Когда я былъ введенъ къ царю, я, увидавъ его, трижды поцѣловалъ прахъ у ногъ его, и, когда онъ приказалъ мнѣ сѣсть, я опустился на колѣни36); всѣ окружающіе дивились моимъ вѣжливымъ манерамъ, и въ особенности дивился царь, приказавшій всѣмъ царедворцамъ удалиться. Всѣ удалились, и остались только царь, евнухъ, мамелюкъ и я. Царь приказалъ подать ѣсть, и ему принесли такое вкусное мясное блюдо, что глаза разбѣгались. Онъ приказалъ мнѣ приступить къ ѣдѣ, вслѣдствіе чего я всталъ, семь разъ поцѣловалъ прахъ у ногь его и сѣлъ съ нимъ за столъ; когда же столъ былъ убранъ, то я вымылъ руки и, взявъ чернила, перо и бумагу, написалъ слѣдующіе стихи:
   
   Люблю тебя я, Кунафехъ 37), счастья
   Я безъ тебя не зналъ бы никогда.
   Я каждый день тебя бы ѣлъ охотно
   И не смягчалъ бы даже медомъ вкуса.
   
   Послѣ этого я всталъ и пересѣлъ на нѣкоторое разстояніе. Царь же, прочитавъ написанное мною, не мало удивился и вскричалъ:
   -- Можетъ ли обезьяна такъ чудно писать? Да вѣдь это чудеса изъ чудесъ!
   Послѣ этого султану подали шахматный столикъ, и царь сказалъ мнѣ....
   -- Хочешь сыграть?
   Движеніемъ головы я отвѣчалъ утвердительно и, подойдя, разставилъ шахматы по мѣстамъ38). Мы сыграли съ нимъ двѣ партіи, и оба раза я выигралъ.
   -- Будь это человѣкъ!-- вскричалъ пораженный царь,-- онъ превзошелъ бы всѣхъ людей своего времени. Иди къ своей госпожѣ, -- прибавилъ онъ, обращаясь къ евнуху,-- и скажи ей, чтобъ она явилась на зовъ царя и удовлетворила бы своему любопытству, взглянувъ на эту удивительную обезьяну.

   Евнухъ ушелъ и вернулся съ своей госпожой, дочерью царя, которая, увидавъ меня, тотчасъ же закрыла лицо и проговорила:
   -- О, отецъ мой, какъ же ты рѣшился послать за мною, и теперь чужой мужчина видитъ мое лицо?
   -- О, дочь моя,-- отвѣчалъ царь.-- Да вѣдь тутъ нѣтъ никого, кромѣ молодого мамелюка и евнуха, ходившаго за тобой, да этой обезьяны и твоего отца, передъ которымъ тебѣ не зачѣмъ закрывать лица.
   -- Эта обезьяна,-- сказала она,-- сынъ царя, отца его зовутъ Эймаромъ. Его околдовалъ шайтанъ Джадржарисъ, зарѣзавъ свою собственную жену, дочь царя Акнамуза. Эта предполагаемая обезьяна -- ученый и мудрый человѣкъ.
   Даря поразили слова дочери и, посмотрѣвъ на меня, окт. спросилъ:
   -- Правда ли то, что она сказала о тебѣ?
   Я утвердительно кивнулъ головой и заплакалъ.
   -- Какимъ же образомъ узнала ты, что онъ заколдованъ?-- спросилъ дочь свою царь.
   -- О, отецъ мой,-- отвѣчала она,-- когда я была еще дѣвочкой, при мнѣ жила старуха, замѣчательная колдунья, и она-то выучила меня колдовству; я запомнила всѣ ея наставленія, и знаю отлично сто семьдесятъ способовъ, посредствомъ которыхъ я могу перенести всѣ камни города за Кафскую гору, а зданія опустить на дно морское и обратить жителей въ рыбъ.
   -- Ради Аллаха, прошу тебя,-- сказалъ отецъ,-- исцѣли этого молодого человѣка для того, чтобъ я могъ сдѣлать его своимъ визиремъ. Можетъ ли быть, чтобы ты обладала такимъ искусствомъ, и я не зналъ объ этомъ? Исцѣли же его для того, чтобъ я могъ сдѣлать его своимъ визиремъ, такъ какъ онъ благовоспитанный и умный юноша.
   -- Съ удовольствіемъ,-- отвѣчала она и, взявъ ножъ съ вырѣзанными на немъ какими-то еврейскими именами, очертила посреди дворца кругъ, въ которомъ написала имена и талисманы, и стала произносить заклинанья и какія-то непонятныя слова; и вскорѣ вокругъ насъ распространился такой туманъ, что мы подумали, что весь міръ покрылся имъ. Вдругъ передъ нами явился самаго отвратительнаго вида шайтанъ, съ руками, похожими на вилы, съ ногами, точно мачты, и съ глазами, горящими, точно факелы, такъ что мы при видѣ его пришли въ ужасъ.
   -- Тебя привѣтствовать не стану!-- вскричала царская дочь.
   Шайтанъ тотчасъ же превратился во льва и отвѣчалъ:
   -- Ахъ ты измѣнница! Зачѣмъ ты нарушила клятву? Развѣ мы не поклялись, что никогда не будемъ дѣйствовать одинъ противъ другого.
   -- Ахъ ты негодяй!-- вскричала она,-- да когда же я давала клятву?
   -- Ну, такъ получи же то, что заслужила!-- крикнулъ шайтанъ, продолжая быть львомъ, и, разинувъ пасть, бросился на нее, но она въ одинъ мигъ выдернула изъ головы волосъ и, прошептавъ что-то, обратила его въ острый мечъ и ударила имъ льва, который, распавшись надвое отъ удара, тотчасъ же превратился въ скорпіона. Царская же дочь превратилась въ змѣю страшныхъ размѣровъ и поползла за отвратительнымъ скорпіономъ. Между ними началась страшная борьба, послѣ чего скорпіонъ превратился въ орла, а змѣя -- въ ястреба, который долгое время преслѣдовалъ орла. Наконецъ орелъ превратился въ черную кошку, а царская дочь сдѣлалась волкомъ, набросившимся на кошку, пока, наконецъ, кошка, увидавъ, что она не можетъ устоять, превратилась въ большой гранатъ, упавшій въ бассейнъ, но волкъ успѣлъ схватить гранатъ на лету и бросилъ его на полъ дворца, такъ что онъ разлетѣлся на куски, и зерна его разсыпались въ разныя стороны по всему дворцу. Волкъ тотчасъ же обратился въ пѣтуха и началъ клевать зерна, не желая оставить ни единаго; но, по опредѣленію судьбы, одно зернышко закатилось за край бассейна, такъ что его не было видно. Пѣтухъ сталъ кричать и хлопать своими крыльями и указывать намъ своимъ клювомъ, но мы не могли понять его. Тогда онъ издалъ страшный крикъ и началъ бѣгать во всѣ стороны, пока не увидалъ зерна, закатившагося за бассейнъ, гдѣ онъ ухватилъ его, но зерно вывалилось въ воду и обратилось въ рыбу, юркнувъ на дно. Вслѣдъ за тѣмъ пѣтухъ обратился также въ рыбу и поплылъ вслѣдъ за шайтаномъ. На нѣкоторое время рыбы скрылись изъ нашихъ глазъ, и затѣмъ мы услыхали крикъ, заставившій всѣхъ насъ вздрогнуть, послѣ чего шайтанъ появился въ видѣ пламени, выбрасывая цѣлые потоки огня изо рта, изъ глазъ и изъ ноздрей. Царская дочь тоже превратилась въ пламя, и мы всѣ готовы были броситься въ воду, чтобы не сгорѣть, но вдругъ шайтанъ закричалъ и бросился къ намъ на диванъ, бросая намъ въ лицо огненные языки. Но дѣвушка догнала его и начала бросать огнемъ въ его лицо. Отъ нихъ летѣли искры прямо на насъ. Ея искры не причиняли вреда, а отъ него искра попала мнѣ въ глазъ и спалила его, хотя я былъ еще въ образѣ обезьяны; другая его искра попала въ нижнюю часть лица царя и сожгла ему бороду и ротъ и выбила нижніе зубы; третья искра попала въ грудь евнуха и прожгла ее такъ, что онъ умеръ. Мы ждали общей гибели и потеряли надежду сохранить свою жизнь, но въ это самое время мы услыхали восклицаніе:
   -- Господь великъ! Господь великъ! Онъ побѣдилъ и помогъ побѣдить отступника отъ вѣры Магомета, главы человѣчества 39).
   Это послышался голосъ дочери царя, спалившей шайтана, и когда мы взглянули на него, то увидали, что отъ него осталась только кучка пепла.
   Послѣ этого царская дочь подошла къ намъ.
   -- Принесите мнѣ чашку съ водой,-- сказала она, и когда ей подали воду, то она произнесла какія-то непонятныя для насъ слова и, вспрыснувъ меня, прибавила: -- Во имя истиннаго и во имя величайшаго Бога прими свою первобытную форму.
   Послѣ этого я сдѣлался такимъ же человѣкомъ, какимъ былъ прежде, за исключеніемъ только того, что глазъ у меня остался одинъ. Тутъ она вдругъ закричала:
   -- Огонь! Огонь! О, отецъ мой, мнѣ осталось жить недолго, такъ какъ мнѣ суждено быть убитой. Будь это человѣкъ, я сразу бы убила его, да и теперь мнѣ не было трудно, пока не раскатились зерна отъ граната, которыя я всѣ подобрала, кромѣ того зерна, въ которомъ именно заключалась душа шайтана; если бы мнѣ удалось склевать его, онъ тотчасъ же бы умеръ; по я не видала его, какъ было суждено рокомъ, и вдругъ онъ бросился на меня, и подъ землею между нами произошла схватка, какъ произошла на воздухѣ и въ водѣ; и всякій разъ, какъ онъ являлся въ новомъ видѣ, я тоже принимала новый образъ, пока онъ, наконецъ, не сталъ дѣйствовать противъ меня огнемъ, а противъ огня очень мало кто можетъ устоять. Судьба, однакоже, встала на мою сторону, и я сожгла его первая; но предварительно я заставила его принять религію Эль-Ислама. Теперь я умираю и пошли, Господи, кого-нибудь, кто бы могъ замѣнить тебѣ меня.
   Сказавъ это, она, не переставая, молила избавить ее отъ огня, и вдругъ искра упала сначала къ ней на грудь, потомъ перешла на лицо; она заплакала и громко проговорила:
   -- Я вѣрю, что нѣтъ Бога, кромѣ Бога, и вѣрю, что Магометъ пророкъ его!
   Мы взглянули на нее и увидали, что она превратилась въ кучку пепла, лежавшаго рядомъ съ пепломъ шайтана.
   Горевали мы о ней очень сильно, и я предпочелъ бы быть на ея мѣстѣ скорѣе, чѣмъ видѣть это прелестное созданіе, сдѣлавшее мнѣ столько добра, обращеннымъ въ кучку пепла, но предопредѣленія Господа избѣжать нельзя. Царь, увидавъ пепелъ дочери, посыпалъ имъ себѣ бороду, смазалъ лицо и осыпалъ одежду; я сдѣлалъ то же самое, и оба мы горько плакали. Тутъ пришли царедворцы и придворные вельможи и, увидавъ царя, не помнящаго себя отъ горя, и двѣ кучки пеплу передъ нимъ, крайне удивились и молча ждали, чтобъ онъ пришелъ въ себя и могъ разсказать имъ, что случилось съ его дочерью и шайтаномъ. Царедворцы выразили свою печаль, а женщины и рабыни громко плакали и горевали въ теченіе семи дней. Царь приказалъ выстроить надъ прахомъ дочери могилу съ куполомъ и освѣщалъ ее свѣчами и лампами, а пепелъ шайтана приказалъ разсѣять по воздуху, предавая его проклятію Божьему. Царь заболѣлъ и прохворалъ цѣлый мѣсяцъ, когда же онъ поправился, то позвалъ меня къ себѣ и сказалъ:
   -- Молодой человѣкъ, мы проводили дни наши въ веселіи и радости, не заботясь о превратностяхъ судьбы до тѣхъ поръ, пока ты не явился къ намъ, и съ твоимъ приходомъ не начались бѣдствія. Лучше, если бы мы никогда не видали тебя и твоего страшнаго образа, изъ-за котораго случились всѣ наши несчастія, такъ какъ прежде всего я потерялъ свою дочь, стоящую дороже сотни людей, а затѣмъ я обжегся и лишился зубовъ, евнухъ у меня умеръ. Конечно, ты не могъ предупредить эти несчастія: воля Божія совершилась надъ нами и надъ тобою; и слава Богу, что дочери моей удалось исцѣлить тебя, хотя она и погибла сама. Но все-таки тебѣ слѣдуетъ, о, сынъ мой, уйти изъ нашего города. Довольно пострадали мы изъ-за тебя, хотя это и было суждено рокомъ.
   Такимъ образомъ я ушелъ, о, госпожа моя, но прежде, чѣмъ покинуть городъ, я вошелъ въ общественныя бани и сбрилъ себѣ бороду. Шелъ я по разнымъ землямъ и проходилъ я черезъ большіе города, направляя стопы свои къ Пріюту мира 40), Багдаду, въ надеждѣ увидаться съ царемъ правовѣрныхъ и разсказать ему обо всемъ, что со мною случилось.
   Послѣ этого выступилъ третій нищій и разсказалъ свою исторію.
   

Третій царственный нищій.

   О, знаменитая госпожа, моя исторія не похожа на только что разсказанныя исторіи и гораздо удивительнѣе: судьба поставила ихъ въ такія обстоятельства, противъ которыхъ они оказались безсильными, мнѣ же пришлось сбрить бороду и потерять глазъ потому, что я самъ накликалъ на себя бѣдствія, и вотъ какимъ образомъ это случилось.
   Я былъ царемъ и царскимъ сыномъ, и когда отецъ мой умеръ, я наслѣдовалъ послѣ него престолъ и правилъ своимъ народомъ справедливо и милостиво. Я очень любилъ морскія путешествія, и столица моя находилась на берегу очень большого моря и была окружена укрѣпленными островами, на которые я любилъ ѣздить.
   Однажды я вышелъ съ флотиліей въ десять кораблей и взялъ провизіи на цѣлый мѣсяцъ. Мы шли въ продолженіе двадцати дней, какъ вдругъ поднялся противный вѣтеръ, но съ разсвѣтомъ онъ прекратился, и наступило полнѣйшее затишье. Мы пристали къ острову, на который вышли, изготовили себѣ обѣдъ, поѣли и прожили на островѣ два дня. Послѣ этого мы пустились дальше и, проплававъ еще двадцать дней, очутились въ незнакомыхъ моряхъ, не извѣстныхъ капитану. Тамъ мы пожелали, чтобы вахтенный посмотрѣлъ съ верхушки мачты. Вахтенный взлѣзъ наверхъ и, спустившись на палубу, сказалъ капитану:
   -- Съ правой стороны я увидалъ рыбу, плавающую поверхъ воды, а вдали, посреди моря, я увидалъ, какъ бы въ туманѣ, что-то черное и что-то бѣлое.
   Услыхавъ это донесеніе вахтеннаго, капитанъ бросилъ чалму свою на палубу и, схвативъ себя за бороду, сказалъ окружающимъ его:
   -- Знайте, что это -- предостереженіе: никто изъ насъ не уйдетъ отъ судьбы своей, и всѣ мы погибнемъ!
   Сказавъ это, онъ заплакалъ, и всѣ мы точно такъ же начали горевать о своей судьбѣ. Я пожелалъ, чтобъ онъ сообщилъ, что намъ угрожаетъ.
   -- Знай же, о, государь, -- отвѣчалъ онъ: -- мы сбились съ пути съ того самаго дня, какъ подулъ противный вѣтеръ, послѣ котораго наступило затишье, и мы остановились надвое сутокъ. Съ тѣхъ поръ мы, въ продолженіе двадцати одного дня, плыли по ложному направленію, и мы не можемъ пойти обратно противъ вѣтра и летимъ навстрѣчу своему року. Завтра мы будемъ у скалы изъ чернаго камня, называемаго магнитомъ. Теперь насъ несетъ на него съ страшной силой, и корабль распадется на части, и каждый гвоздь понесется къ скалѣ и пристанетъ къ ней, такъ какъ Господь одарилъ магнитъ способностью притягивать металлъ. На этой скалѣ такая масса желѣза, что это извѣстно только одному Богу, да прославится имя Его, такъ какъ испоконъ вѣка корабли разбивались объ эту магнитную гору 41). На вершинѣ этой горы есть мѣдный куполъ, покоящійся на десяти колоннахъ, а на верху купола стоитъ мѣдная лошадь съ мѣднымъ всадникомъ, съ мѣднымъ копьемъ въ рукахъ. На груди у всадника виситъ свинцовая дощечка съ вырѣзанными на ней таинственными именами и талисманами. И пока, о, царь, всадникъ этотъ будетъ сидѣть на лошади, каждый корабль и всѣ плывущіе на немъ будутъ разбиваться о скалу, и каждый гвоздь будетъ притягиваться. Никто не будетъ въ безопасности до тѣхъ поръ, пока всадникъ будетъ сидѣть на лошади.
   Капитанъ горько заплакалъ. Мы твердо увѣровали, что гибель наша неизбѣжна, и всѣ стали прощаться другъ съ другомъ.

   На слѣдующее утро мы подошли къ горѣ, такъ какъ теченіе насъ страшно несло къ ней, а когда корабль приблизился къ горѣ, то разсыпался, и всѣ гвозди и все желѣзо полетѣли къ магниту. Къ концу дня корабля не стало. Нѣкоторые изъ насъ утонули, а нѣкоторые старались спастись; но потонуло большинство, изъ спасшихся же никто не зналъ о судьбѣ другого, такъ какъ волны и вѣтеръ были ужасны. Что же касается до меня, о, госпожа моя, то Господь, да будетъ прославлено имя Его, спасъ меня, чтобы подвергнуть тѣмъ бѣдствіямъ, которыя онъ предназначалъ мнѣ. Я ухватился за доску, а вѣтеръ и волны понесли меня къ берегу. Выйдя на твердую землю, я нашелъ протоптанную тропинку, поднимавшуюся на гору и на утесъ съ слегка выбитыми на немъ ступенями. Я благословилъ имя Всевышняго и, помолившись, сталъ подниматься наверхъ, крѣпко цѣпляясь за выступы. Господь, услыхавъ мою молитву, усмирилъ вѣтеръ и помогъ мнѣ взобраться на вершину. Радуясь своему избавленію, я вошелъ подъ куполъ и тотчасъ же прочелъ благодарственную молитву, послѣ чего заснулъ подъ куполомъ и услыхалъ голосъ, говорившій мнѣ: "О, сынъ Касиба, когда ты проснешься, начни рыть землю у ногъ своихъ, и ты найдешь мѣдный лукъ и три свинцовыя стрѣлы, на которыхъ вырѣзаны талисманы: возьми этотъ лукъ и стрѣлы и выстрѣли во всадника на куполѣ и освободи человѣчество отъ большого несчастія, потому что стоитъ тебѣ только пустить въ него стрѣлу, какъ онъ упадетъ въ море, лукъ тоже вывалится изъ твоихъ рукъ, и ты долженъ тотчасъ же на старомъ мѣстѣ зарыть его; и только что ты это сдѣлаешь, море начнетъ надуваться до тѣхъ поръ, пока не достигнетъ вершины горы, и на водѣ появится лодка съ человѣкомъ, не похожимъ на того котораго ты сбросишь въ море. Лодочникъ подъѣдетъ къ тебѣ, держа въ рукахъ весло; ты сядь къ нему въ лодку, но только не упоминай имени Господа; и лодочникъ благополучно довезетъ тебя въ десять дней до знакомаго моря, гдѣ ты встрѣтишь возможность добраться до города. Но все это совершится, если только ты не упомянешь имени Господа".
   Проснувшись, я вскочилъ и исполнилъ все, какъ мнѣ было сказано. Я выстрѣлилъ во всадника, и онъ упалъ въ море; лукъ выпалъ изъ моихъ рукъ, и я зарылъ его. Послѣ этого море всколыхнулось и начало надуваться, пока не достигло вершины, и вскорѣ я увидалъ приближавшуюся ко мнѣ лодку. Я поблагодарилъ Бога, да будетъ прославлено имя Его, и когда лодка подошла, то въ ней оказался мѣдный человѣкъ съ свинцовой дощечкой на груди, съ вырѣзанными на ней именами и талисманами. Не говоря ни слова, сѣлъ я въ лодку, и этотъ человѣкъ везъ меня въ продолженіе десяти дней, послѣ чего я увидалъ острова и въ порывѣ радости вскричалъ:
   -- Слава Богу! Нѣтъ Бога выше Бога!
   Не успѣлъ я этого произнести, какъ онъ выбросилъ меня изъ лодки и самъ ушелъ въ воду.
   Я умѣлъ плавать и плылъ до вечера, когда руки и плечи онѣмѣли у меня отъ усталости, и видя, что я гибну, я высказалъ свое твердое упованіе на Бога и отдалъ себя въ распоряженіе рока; но море вздулось, и волна, величиною съ большой дворецъ, подняла меня и выбросила на берегъ въ силу предопредѣленія Всевышняго. Я поднялся на берегъ и, снявъ одежду, растянулъ ее для просушки и заснулъ. Утромъ, проснувшись, я надѣлъ сухое платье и, осмотрѣвшись, увидалъ холмъ, покрытый деревьями. Обойдя кругомъ холма, я убѣдился, что попалъ на небольшой островъ, посреди моря, вслѣдствіе чего я подумалъ: "Всякій разъ, какъ я избавлюсь отъ одного несчастія, я попадаю въ другое". Пока я размышлялъ такимъ образомъ и желалъ даже смерти, я увидалъ судно и на немъ много людей. Я тотчасъ же всталъ и взобрался на дерево, а судію подошло къ берегу, и съ него спустились черные рабы съ топорами. Они прошли въ середину острова и, раскопавъ землю, подняли дверь, вослѣ чего вернулись на судно и сняли съ него хлѣбъ, муку, масло, медъ, баранину и вообще все продовольствіе, необходимое для людей, и стали переносить все это, переходя взадъ и впередъ отъ судна до двери въ подземелье, пока не выгрузили все. Послѣ этого они начали выгружать съ судна богатую одежду, неописанной роскоши, и затѣмъ на берегъ сошелъ престарѣлый шейкъ и свелъ за руку юношу, такого статнаго и такого красиваго, что онъ могъ бы войт    Тутъ подошелъ Ахмедъ Эдъ-Денефъ и, поцѣловавъ прахъ у ногъ калифа, сказалъ:
   -- Освободи меня отъ отвѣтственности, о, царь правовѣрныхъ!
   -- Освобождаю тебя отъ отвѣтственности, -- отвѣчалъ калифъ.
   -- Я могу сообщить тебѣ, что Аладинъ Абу-Шаматъ Вѣрный живъ и здоровъ. Я привелъ на лобное мѣсто подставного преступника, а Аладина переправилъ въ Александрію, гдѣ открылъ ему лавку съ мелочнымъ товаромъ.
   -- Я требую, чтобы ты привезъ его сюда, -- сказалъ калифъ.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ.
   Калифъ приказалъ дать ему десять тысячъ червонцевъ и онъ отправился въ Александрію.
   Что же касается до Аладина Абу-Шамата, то онъ продалъ все, что у него было въ лавкѣ, за исключеніемъ какихъ-то мелочей и кожанаго мѣшка. Когда онъ сталъ вытряхивать мѣшокъ, то изъ него выпалъ шарикъ съ ладонь величиною, придѣланный къ золотой цѣпочкѣ. Шарикъ этотъ былъ пятигранный, съ вырѣзанными на каждой сторонѣ именами и талисманами. Онъ потеръ всѣ пять сторонъ, но ни одна изъ нихъ не отвѣтила ему.
   "Этотъ шарикъ, вѣроятно, изъ оникса", подумалъ онъ, и повѣсилъ его у себя въ лавкѣ. Въ это время по улицѣ проходилъ какой-то богатый иностранецъ и, поднявъ глаза, онъ увидалъ висѣвшій шарикъ, вслѣдствіе чего сѣлъ рядомъ съ Аладиномъ, которому сказалъ:
   -- Что, это продажный шарикъ?
   -- Все, что у меня есть, я могу продать,-- отвѣчалъ Аладинъ.
   -- Я дамъ тебѣ за него восемьдесятъ тысячъ червонцевъ, -- сказалъ иностранецъ.
   -- Господь надъ тобою, -- отвѣчалъ ему Аладинъ.
   -- Ну, такъ я дамъ тебѣ сто тысячъ, -- продолжалъ иностранецъ.
   -- За сто тысячъ я отдамъ, -- сказалъ Аладинъ, -- только не иначе, какъ на наличныя деньги.
   -- Мнѣ такихъ денегъ не принести, тѣмъ болѣе, что здѣсь, въ Александріи, и воры и разбойники: поэтому пойдемъ со мною на мое судно и тамъ я отдамъ тебѣ деньги и подарю тюкъ ангорской шерсти, тюкъ атласу, тюкъ бархату и тюкъ сукна.
   Аладинъ заперъ лавку, предварительно вручивъ шарикъ; а ключи передалъ сосѣду, прося его поберечь ихъ, пока онъ не сходитъ на судно за деньгами.
   -- Но если, -- прибавилъ онъ, -- я долго не вернусь и въ мое отсутствіе придетъ Ахмедъ Эдъ-Денефъ, то отдай ему ключи и разскажи, куда я пошелъ.
   Онъ отправился съ иноземцемъ на судно и, войдя на на: лубу, сѣлъ на предложенный ему стулъ и просилъ принести ему деньги. Иностранецъ уплатилъ ему деньги и далъ четыре обѣщанныхъ тюка, послѣ чего сказалъ:
   -- О, господинъ мой, не покушаешь ли и не выпьешь ли у насъ чего-нибудь?
   -- Если у васъ есть вода, то дайте напиться, -- отвѣчалъ Аладинъ.
   Иностранецъ приказалъ подать шербетъ, въ который было прибавлено бенджа. Аладинъ, выпивъ, тотчасъ же упалъ. Его положили въ каюту, и матросы, распустивъ паруса, вышли въ море съ попутнымъ вѣтромъ. Капитанъ затѣмъ приказалъ принести его на палубу и далъ понюхать противоядія.
   -- Гдѣ это я?-- сказалъ Аладинъ, открывъ глаза.
   -- Ты у меня на суднѣ, -- отвѣчалъ капитанъ.
   -- А ты кто такой и чѣмъ занимаешься?
   -- Я -- капитанъ и везу тебя къ возлюбленной моего сердца.
   Во время этого разговора на горизонтѣ показался корабль съ сорока мусульманами на немъ. Капитанъ тотчасъ же на, палъ на нихъ, ограбилъ корабль и повелъ его за собою въ городъ Геную. Въ городѣ капитанъ, выйдя на берегъ, прошелъ ко дворцу, въ двери котораго онъ постучался. Къ нему тотчасъ же вышла дѣвушка съ закрытымъ лицомъ.
   -- Привезъ ты мнѣ, -- спросила она, -- шарикъ и хозяина его?
   -- Привезъ, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Ну, такъ давай мнѣ шарикъ.
   Шарикъ былъ ей переданъ, послѣ чего капитанъ вернулся на судно и выстрѣломъ дать знать о своемъ благополучномъ прибытіи, и царь, узнавъ о его появленіи, пришелъ къ нему поздороваться и спросилъ:
   -- Благополучно ли прокатился?
   -- Совершенно благополучно, -- отвѣчалъ капитанъ, -- и я захватилъ дорогой судно, на которомъ было сорокъ одинъ человѣкъ мусульманскихъ купцовъ.
   -- Приведи ихъ въ городъ,-- сказалъ царь.
   Капитанъ привелъ ихъ всѣхъ и Аладина вмѣстѣ съ ними, закованныхъ въ кандалы. Въ залъ совѣта были приведены всѣ плѣнники, и царь спросилъ у перваго изъ нихъ:
   -- Откуда ты, мусульманинъ?
   -- Изъ Александріи, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Палачъ, казни его!-- крикнулъ царь.
   Палачъ поднялъ сѣкиру и отсѣкъ ему голову. Съ остальными мусульманами повторилось то же самое. Аладинъ остался послѣднимъ и, вздыхая, шепталъ:
   -- О, Господи, помилуй раба твоего Аладина.
   -- А ты изъ какой страны?-- спросилъ царь Аладина,
   -- Изъ Александріи, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Палачъ!-- крикнулъ царь.-- Сѣки ему голову.
   Палачъ занесъ сѣкиру и хотѣлъ уже снести голову, какъ вдругъ прибѣжала старуха, передъ которой всталъ даже царь, и сказала:
   -- О, царь, я забыла сказать тебѣ, чтобы ты отдалъ одного или двухъ человѣкъ изъ плѣнниковъ, привезенныхъ на кораблѣ, на службу въ церковь.
   -- Жаль, матушка, -- отвѣчалъ царь,-- что ты не пришла раньше. Бери одного оставшагося.
   Аладинъ былъ переданъ старухѣ, которая свела его въ церковь и надавала столько работы, что никакой въ мірѣ человѣкъ не могъ ее исполнить. Когда Аладинъ сказалъ ей, что у него только двѣ руки, то старуха вскричала:
   -- Ахіъ, ты, глупый! глупый! Да кто же тебѣ велитъ работать. Возьми мѣдный посохъ съ крестомъ, наверху и выходи на большую дорогу. Если встрѣтишь вали или кого-нибудь другого, подойди къ нему и скажи: "Я призываю тебя на служеніе церкви", и никто не посмѣетъ отказаться и будетъ исполнять твою работу.
   Аладинъ такъ и сталъ поступать и прожилъ много лѣтъ. Однажды въ церкви къ нему подошла старуха и приказала ему выйти и ночь провести или въ харчевнѣ или у кого-нибудь изъ знакомыхъ, такъ какъ Гознъ-Маріама, царская дочь, хочетъ прійти въ церковь.
   Аладинъ пошелъ, какъ будто намѣреваясь исполнить этотъ приказъ, а самъ думалъ:
   "Хотѣлось бы мнѣ знать, красивѣе ли царская дочь нашрихъ женщинъ или нѣтъ? Я не уйду ли за что, а посмотрю на нее".
   Онъ спрятался въ чуланчикъ, окно изъ котораго выходило въ церковь. Вскорѣ въ церковь вошла дочь царя, и, взглянувъ на нее, онъ вздохнулъ нѣсколько разъ, такъ какъ она была удивительно хороша собой. Съ царской дочерью вошла тоже молодая женщина, которой она говорила:
   -- Ты развлекала меня разговоромъ, о, Зубейдеха.
   Аладинъ пристально посмотрѣлъ на другую молодую женщину и увидалъ, что это его жена, Зубейдеха Эль-Удееха, которая, какъ ему казалось, умерла, -- Сыграй-ка мнѣ что-нибудь на лютнѣ, -- сказала ей царская дочь.
   -- Я ничего не сыграю,-- отвѣчала Зубейдеха, -- пока ты де исполнишь моего желанія и твоего обѣщанія.
   -- Что я тебѣ обѣщала?
   -- Ты обѣщала доставить мнѣ возможность соединиться съ моимъ мужемъ, Аладиномъ Абу-Шаматомъ, добродѣтельнымъ и вѣрнымъ.
   -- О, Зубейдеха, -- отвѣчала ей царская дочь, -- будь такъ добра и сыграй намъ что-нибудь на лютнѣ, въ честь соединенія твоего съ мужемъ Аладиномъ.
   -- А гдѣ же онъ?-- спросила Зубейдеха.
   -- Онъ въ этомъ чуланчикѣ и слушаетъ, что мы говоримъ,-- отвѣчала царская дочь.
   Зубейдеха начала играть на лютнѣ такъ, что Аладинъ не могъ вытерпѣть и, выбѣжавъ изъ чуланчика, бросился къ своей женѣ и заключилъ ее въ свои объятія.
   Они обнялись и оба безъ чувствъ упали на полъ. Султанша Гознъ-Маріамъ спрыснула ихъ розовой водой и привела въ чувство.
   -- Наконецъ-то Господь соединилъ васъ, -- сказала она.
   -- Твоей милостью, госпожа наша, -- отвѣчалъ ей Аладинъ.-- Вѣдь ты скончалась, Зубейдеха, -- продолжалъ онъ, обращаясь къ женѣ,-- и мы похоронили тебя. Какимъ образомъ ты ожила и очутилась въ этомъ дворцѣ?
   -- О, господинъ мой, я вовсе не умирала, но одинъ изъ шайтановъ перенесъ меня сюда, а похоронили вы вѣдьму, принявшую мой образъ и притворившуюся мертвой. Когда вы ее похоронили, она вышла и явилась сюда, чтобы служить царевнѣ Гознъ-Маріамѣ. Я же, очнувшись, увидала, что я здѣсь около царевны и спросила ее, зачѣмъ меня перенесли къ ней, а она мнѣ отвѣчала, что ей Предопредѣлено выйти замужъ за моего мужа Аладина Абу-Шамата. "Согласишься ли ты, Зубейдеха, -- продолжала она, -- имѣть меня второй женой твоего мужа?" -- "Слушаю и повинуюсь", отвѣчала я, и затѣмъ спросила: гдѣ же мужъ? На это она сказала, что ему суждено, послѣ различныхъ странствій, пріѣхать сюда, и онъ непремѣнно пріѣдетъ. И вотъ, въ самомъ дѣлѣ, Господь-таки соединилъ насъ.
   -- О, господинъ мой, -- сказала царевна, -- согласенъ ли ты взять меня въ жены и сдѣлаться моимъ мужемъ?
   -- О, госпожа моя, -- отвѣчалъ ей Аладинъ, -- какъ же я могу жениться на тебѣ, вѣдь я мусульманинъ, а ты христіанка?
   -- Нѣтъ, я не невѣрная, -- отвѣчала царевна, -- я твердо держалась Эль-Ислама.
   -- О, госпожа моя, -- продолжалъ Аладинъ, -- какъ хотѣлось бы мнѣ вернуться на родину.
   -- Твоему желанію суждено исполниться, -- сказала царевна,-- да и, кромѣ того, я могу сообщить тебѣ радостную вѣсть, что у тебя есть сынъ Азланъ, живущій при дворѣ калифа. Царь правовѣрныхъ узналъ, кто истинный воръ его вещей, и заключилъ вора Камакима въ тюрьму. Я послала къ тебѣ этотъ шарикъ и послала капитана, чтобы привести тебя сюда. Капитанъ этотъ былъ въ меня влюбленъ, но я отвергла его любовь и я же послала старуху, чтобы спасти тебя.
   -- Въ чемъ же заключается достоинство этого шарика?-- спросилъ у нея Аладинъ.
   -- Въ немъ заключается пять достоинствъ, которыя со временемъ намъ придется узнать,-- отвѣчала царевна.-- Мать моего отца была волшебницей и достала этотъ шарикъ. Я же многому училась и въ четырнадцать лѣтъ сдѣлалась мусульманкой, и бабушка, заболѣвъ, подарила мнѣ этотъ шарикъ и сообщила мнѣ, какой онъ обладаетъ силой. Передъ смертью бабушки отецъ мой поручилъ ей сдѣлать вычисленіе и узнать, чѣмъ кончится его жизнь и какая будетъ моя судьба. Она предсказала, что онъ будетъ убитъ мусульманиномъ, который прибудетъ изъ Александріи. Вслѣдствіе этого отецъ мой поручаетъ капитану захватывать всѣхъ мусульманъ, которые плывутъ изъ Александріи, и всѣхъ ихъ убиваетъ. Послѣ смерти бабушки я сама сдѣлала вычисленіе о своей будущности и узнала, что мнѣ суждено выйти замужъ за Аладина Абу-Шамата.
   Аладинъ женился на ней и сказалъ ей:
   -- Я желалъ бы вернуться къ себѣ на родину.
   -- Если ты непремѣнно этого хочешь, то идемъ ко мнѣ,-- отвѣчала она.
   Она повела его во дворецъ и тамъ спрятала въ чуланъ, а сама прошла къ отцу.
   -- О, дочь моя,-- сказалъ ей отецъ,-- сегодня мнѣ страшно скучно, и потому мнѣ хотѣлось бы выпить съ тобою, чтобы опьяниться.
   Она сѣла съ нимъ за столъ и наливала ему вина до тѣхъ поръ, пока онъ не опьянился; она же подбавила въ вино бенджа, и онъ безъ чувствъ упалъ на полъ. Царевна тотчасъ же вывела Аладина изъ чулана и сказала:
   -- Иди, врагъ твой лежитъ безъ чувствъ, можешь дѣлать съ нимъ, что хочешь, такъ какъ я дала ему вина съ бенджемъ.
   Аладинъ связалъ царю назадъ руки и надѣлъ нашего кандалы, послѣ чего далъ ему противоядія, и когда онъ очнулся, то увидалъ, что на груди у него сидятъ дочь и Аладинъ.
   -- Такъ это ты, дочь моя,-- сказалъ онъ,-- поступила такъ со мной?
   -- Если ты хочешь, чтобы я была твоею дочерью,.-- отвѣчала она,-- то прими мусульманство, какъ приняла его я. Если ты сдѣлаешься мусульманиномъ, то я буду относиться къ тебѣ съ уваженіемъ и почтеніемъ, а иначе ты будешь убитъ.
   Аладинъ тоже сталъ убѣждать его, но онъ стоялъ на своемъ, и потому Аладинъ обнажилъ кинжалъ и перерѣзалъ ему горло, и, написавъ, какимъ образомъ это происходило, онъ положилъ эту записку ему на лобъ и затѣмъ, взявъ драгоцѣнности, ушелъ съ ними въ церковь. Царевна достала шарикъ и потерла ту сторону, на которой было вырѣзано изображеніе ложа, и, дѣйствительно, передъ ними появилось ложе. Она сѣла на это ложе съ Аладинымъ и женой его Зубейдехой и проговорила:
   -- Въ силу знаковъ, начерченныхъ на этомъ шарикѣ, неси насъ, ложе!
   Ложе поднялось съ ними въ поднебесье и перенесло ихъ въ голую долину. Царевна взяла шарикъ, потерла его, и въ долинѣ появились чудныя деревья. Всякій разъ, какъ царевна терла какую-нибудь сторону шарика, передъ ними являлось все, что имъ было нужно.
   Между тѣмъ сынъ царя пошелъ разбудить отца и нашелъ его убитымъ, и съ чела его взялъ бумажку, написанную Аладиномъ. Прочитавъ ее, онъ бросился искать сестру, но старуха сказала ему, что со вчерашняго дня не видала ее.
   Царевичъ обратился къ войску, сообщивъ ему о случившемся. Воины сѣли на коней и отправились вдогонку, и очень скоро подъѣхали къ бесѣдкѣ, въ которой въ то время сидѣлъ Аладинъ съ своими женами. Гознъ-Маріамъ, увидавъ приближавшіяся войска, потерла шарикъ, и съ неба спустился всадникъ, который убивалъ направо и налѣво, а Аладинъ со своими женами поднялся наверхъ и понесся вдаль.
   -- Куда хочешь ты отправляться въ Каиръ или въ Александрію?-- спросила его царевна.
   -- Въ Александрію,-- отвѣчалъ Аладинъ.
   Въ Александріи Аладинъ оставилъ своихъ женъ въ пещерѣ, а самъ пошелъ въ городъ и принесъ имъ одежду, послѣ чего онъ свелъ къ себѣ въ домъ и, водворивъ ихъ тамъ, пошелъ на рынокъ за провизіей. Дорогой онъ встрѣтилъ Ахмеда Эдъ-Денефа, только что прибывшаго изъ Багдада. Они крѣпко обнялись, и Ахмедъ разсказалъ ему о его сынѣ Азланѣ, а Аладинъ разсказалъ все, что случилось съ нимъ въ послѣдніе года. Эту ночь Ахмедъ провелъ у Аладина, а на слѣдующее утро Аладинъ продалъ свою лавку и отвѣчалъ Эдъ-Денефу, передавшему ему о желаніи калифа видѣть его въ Багдадѣ, что онъ хочетъ побывать на своей родинѣ въ Каирѣ.
   Они всѣ усѣлись на ложе и перелетѣли въ Каиръ.
   Повидавшись съ отцомъ, съ матерью и родными, Аладинъ выразилъ желаніе поѣхать въ Багдадъ.
   -- Сынъ мой, останься съ нами,-- сказалъ ему отецъ.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ ему Аладинъ,-- я хочу посмотрѣть на своего сына Азлана.
   Онъ взялъ своего отца и мать и со своей семьей отправился въ Багдадъ.
   Ахмедъ-Эдъ-Денефъ пошелъ къ калифу и сообщилъ ему о счастливомъ прибытіи Аладина. Калифъ тотчасъ же вышелъ къ нему навстрѣчу, взявъ съ собой Азлана. Онъ приказалъ позвать Ахмеда Камакима, и когда того привели, то обратился къ Аладину со словами:
   -- Можешь отмстить своему врагу.
   Аладинъ обнажилъ мечъ и снесъ злодѣю голову.
   Калифъ задалъ пиръ по случаю прибытія Аладина Абу-Шамата и отпраздновалъ его свадьбу съ Гознъ-Маріамой. Онъ осыпалъ и отца и сына своими милостями, и они счастливо прожили, пока къ нимъ не явилась разлучница съ счастьемъ жизни и друзьями.
   

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.
Начинается съ половины двѣсти восемьдесятъ пятой ночи и кончается въ половинѣ двѣсти девяносто четвертой.

Исторія чудесной лошади.

   Въ былыя времена въ персидской странѣ жилъ былъ могущественный царь, у котораго было три дочери, какъ ясныя звѣзды и цвѣтущіе сады, и, кромѣ того, у него былъ сынъ, какъ свѣтлый мѣсяцъ. Онъ праздновалъ два годовыхъ праздника: праздникъ новаго года и праздникъ осенняго равноденствія, и въ эти дни онъ отворялъ двери къ себѣ во дворецъ., дѣлалъ подарки, оказывалъ милости и собиралъ всѣхъ своихъ царедворцевъ. Подданные его являлись въ эти дни къ нему, поздравляли его съ праздникомъ и подносили ему дары. Царь этотъ очень любилъ философію и геометрію. Однажды, во время одного изъ этихъ праздниковъ, когда царь сидѣлъ на тронѣ, къ нему пришли три мудреца: одинъ изъ нихъ принесъ ему золотого павлина, другой -- мѣдную трубу, а третій -- лошадь изъ чернаго дерева и слоновой кости.
   -- Что это за вещи и какое ихъ употребленіе?-- спросилъ у нихъ царь.
   -- Павлинъ,-- отвѣчалъ хозяинъ павлина,-- можетъ каждый часъ дня и ночи ударить крыльями и прокричать.
   -- Если эту трубу положить у городскихъ воротъ, то она можетъ служите какъ защита,-- отвѣчалъ хозяинъ трубы,-- такъ какъ въ случаѣ появленія непріятеля труба эта сильно затрубитъ и врага можно арестовать.
   -- О, государь,-- отвѣчалъ владѣлецъ лошади,-- о своей лошади я могу сказать вотъ что: если на нее сядетъ человѣкъ, то она перенесетъ его куда ему нужно.
   -- Я не вознагражу васъ до тѣхъ поръ,-- сказалъ имъ царь,-- пока не испробую качествъ вашихъ подарковъ.
   Онъ сдѣлалъ опытъ надъ павлиномъ и увидалъ, что хозяинъ его былъ совершенно правъ; затѣмъ опытъ надъ трубой тоже вполнѣ удался, и царь убѣдился, что владѣлецъ ея говорилъ правду. Вслѣдствіе этого онъ сказалъ мудрецамъ (хозяевамъ павлина и трубы), что они могутъ требовать отъ него, что имъ угодно.
   -- Мы желаемъ, чтобы ты выдалъ за насъ твоихъ двухъ дочерей,-- отвѣчали они.
   Царь выдалъ за нихъ своихъ двухъ дочерей..
   Послѣ этого къ нему явился третій мудрецъ, хозяинъ лошади, и, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, сказалъ:
   -- О, царь вѣковъ, окажи мнѣ такую же милость, какую ты оказалъ моимъ товарищамъ.
   -- Но сначала мнѣ надо сдѣлать пробу надъ твоимъ подаркомъ,-- отвѣчалъ ему царь.
   -- Батюшка,-- заявилъ царевичъ,-- позволь мнѣ сѣсть на лошадь и сдѣлать надъ нею опытъ.
   -- Пробуй, если хочешь, сынъ мой,-- отвѣчалъ царь.
   Царевичъ поднялся съ своего мѣста, сѣлъ на лошадь и ударилъ ее ногами, но она не тронулась съ мѣста.
   -- Гдѣ же эта выхваляемая тобою быстрота движеній?-- спросилъ царевичъ у мудреца.
   Мудрецъ подошелъ къ нему и показалъ винтикъ, которымъ можно было приводить лошадь въ движеніе.
   -- Поверни только этотъ винтикъ, -- сказалъ онъ ему.
   Царевичъ повернулъ, и лошадь въ ту же минуту двинулась съ мѣста и поднялась съ нимъ наверхъ и летѣла до тѣхъ поръ, пока изъ глазъ его не скрылись люди, что страшно смутило царевича, и онъ раскаивался, что сѣлъ на лошадь.
   "Этотъ мудрецъ,-- думалъ онъ,-- хитростью заставилъ меня сдѣлать это для того, чтобы погубить; но всѣ мы въ рукахъ Божьихъ!"
   Онъ началъ внимательно осматривать лошадь, и на правомъ плечѣ увидалъ нѣчто въ родѣ пѣтушьей головки, и такую же головку увидалъ на лѣвомъ плечѣ, и порѣшилъ, что головки сдѣланы для того, чтобы управлять лошадью. Онъ повернулъ головку на правомъ плечѣ, и лошадь стала съ невообразимой быстротой подниматься наверхъ; онъ снялъ руку съ этой головки и повернулъ головку на лѣвомъ плечѣ, послѣ чего движеніе стало замедляться и лошадь перестала подниматься, а начала спускаться. Спускалась она очень медленно, а онъ въ это время изучалъ и другіе способы управлять ею и, изучивъ все, что ему было надо, очень былъ радъ и поблагодарилъ Господа за свое спасеніе. Въ теченіе всего этого дня онъ продолжалъ спускаться и повертывалъ лошадь въ какую ему было угодно сторону, и то поднимался, то спускался.
   Достигнувъ умѣнія управлять лошадью, онъ сталъ смотрѣть внизъ на незнакомые ему страны и города. Эти мѣста онъ никогда въ жизни не видывалъ. Между прочимъ, онъ увидалъ городъ, замѣчательно отстроенный, среди чудной мѣстности, покрытой деревнями и рѣками.
   "Жаль, что я не знаю названія этого города,-- думалъ царевичъ,-- и въ какой странѣ онъ находится?"
   Онъ облетѣлъ городъ кругомъ, направо и налѣво. День уже клонился къ вечеру, и солнце начинало садиться.


   "Лучшаго мѣста для ночлега и выдумать нельзя,-- подумалъ онъ,-- и потому; я переночую здѣсь, а утромъ вернусь домой къ родителямъ и сообщу отцу о томъ, что со мной случилось и что я видѣлъ собственными глазами".
   Онъ взоромъ сталъ выискивать мѣсто, гдѣ могъ бы спуститься безопасно для себя и для своей лошади, и гдѣ никто не видалъ бы его. Раздумывая такимъ образомъ, онъ увидалъ посреди города дворецъ, окруженный большой стѣной съ бойницами и подумалъ, что въ немъ-то ему и слѣдуетъ остановиться.
   Повернувъ пуговку, онъ началъ спускаться и спустился на плоскую крышу дворца, гдѣ сошелъ съ лошади и поблагодарилъ Бога за благополучное прибытіе. Онъ началъ ходить вокругъ лошади и Смотрѣть на нее, говоря:
   -- Клянусь Аллахомъ, человѣкъ, сдѣлавшій тебя, дѣйствительно, мудрецъ, и если Господь (да святится имя Его!) продлитъ мою жизнь и дастъ мнѣ возможность благополучно до-браться до родины и соединиться съ отцомъ, то я непремѣнно осыплю милостями этого мудреца, и облагодѣтельствую его.
   Онъ сѣлъ на крышу дворца, дожидаясь, когда обитатели его лягутъ спать. Голодъ и жажда давали ему себя знать, такъ какъ въ послѣдній разъ онъ ѣлъ еще дома. Теперь, сидя на крышѣ, онъ думалъ, что въ такомъ большомъ дворцѣ навѣрное нѣтъ недостатка въ яствахъ, и, оставивъ лошадь на крышѣ, самъ пошелъ искать ѣды. Увидавъ лѣстницу, онъ спустился внизъ и вышелъ на дворъ, мощеный мраморомъ. Царевичъ надивиться не могъ красотѣ постройки и роскоши отдѣлки; но только нигдѣ не было слышно ни звука ни голоса какого-нибудь обитателя. Онъ остановился въ полномъ недоумѣніи и смотрѣлъ то вправо, то влѣво, не зная, куда ему итти.


   "Всего лучше мнѣ,-- подумалъ онъ,-- вернуться наверхъ къ лошади и провести ночь тамъ, а утромъ сѣсть на нее и уѣхать".
   Но въ эту самую минуту онъ увидалъ приближавшійся къ нему свѣтъ и, вглядѣвшись попристальнѣе, разсмотрѣлъ, что къ тому мѣсту, гдѣ онъ стоялъ, шла толпа женщинъ и въ серединѣ ея чудной красоты дѣвица. Она была такъ хороша, что о ней можно было сказать словами поэта:
   
   Она пришла безъ всякаго приказа,
   Когда сгущались сумерки ночныя,
   Красивая какъ полная луна
   На потемнѣвшемъ горизонтѣ неба.
   О, стройная сложеніемъ своимъ,
   Нѣтъ никого среди земныхъ твореній,
   Кто могъ бы съ ней сравниться совершенствомъ
   Волшебной, несравненной красоты,
   Характера ея очарованьемъ.
   Когда глаза увидѣли мои
   Всю красоту ея и миловидность,
   То я воскликнулъ съ громкимъ восхищеньемъ:
   "Хвалу тебѣ и славу я пою,
   Творецъ земли и неба и людей!"
   Ее отъ всѣхъ другихъ я укрываю,
   Ища прибѣжища у властелина
   Людей земли и у Разсвѣта Дня!
   
   Это была дочь царя этого города; и отецъ ея любилъ ее до такой степени, что выстроилъ для нея этотъ дворецъ; и всякій разъ, какъ она начинала скучать, она уходила съ своими рабынями въ него на день, на два и даже болѣе, послѣ чего она возвращалась въ тотъ дворецъ, гдѣ она обыкновенно жила. Случилось, что въ этотъ вечеръ она пожелала развлечься, и пришла сюда въ сопровожденіи своихъ рабынь и евнуха съ мечомъ въ рукахъ. Прибывъ во дворецъ, они разостлали ковры и накурили духами и пошли гулять. Лишь. только они стали подходить къ царевичу, какъ онъ бросился на евнуха и, ударомъ руки положивъ его, отнялъ отъ него мечъ. Послѣ этого онъ разогналъ рабынь, окружавшихъ царевну, а царевна, увидавъ, какъ онъ красивъ, сказала ему:
   -- Можетъ-быть, ты и есть тотъ самый человѣкъ, что просилъ вчера моей руки и которому отецъ мой отказалъ подъ тѣмъ предлогомъ, что онъ очень безобразенъ. Но если онъ говорилъ это про тебя, то клянусь Аллахомъ, что это ложь, такъ какъ ты очень хорошъ собой.
   Руки ея просилъ сынъ индѣйскаго царя, но отецъ ея отказалъ ему подъ тѣмъ предлогомъ, что онъ некрасивъ собою. Царевича она приняла за сына индѣйскаго царя, потому подошла къ нему, обняла, поцѣловала и сѣла рядомъ съ нимъ.
   -- Это не тотъ человѣкъ, что просилъ твоей руки, царевна,-- сказали ей рабыни,-- тотъ былъ отвратителенъ, а этотъ красивъ, и тотъ не стоитъ быть даже слугою этого. Поистинѣ, госпожа наша, этотъ молодой человѣкъ высокаго происхожденія.
   Сказавъ это, рабыни побѣжали къ лежавшему евнуху и. подняли его. Онъ въ тревогѣ вскочилъ на ноги и, не видя въ рукѣ своей меча, сталъ искать его.
   -- Человѣкъ, повалившій тебя и выхватившій у тебя, мечъ,-- сказали ему рабыни,-- сидитъ теперь съ царевной.
   Царь поручилъ сохранять свою дочь этому евнуху, и потому онъ вскочилъ и подбѣжалъ къ занавѣскѣ, приподнявъ которую, онъ увидалъ царевну и царевича, сидѣвшихъ рядомъ и разговаривавшихъ.
   -- Скажи мнѣ, господинъ,-- обратился онъ къ царевичу,-- человѣкъ ты или шайтанъ?
   -- Горе тебѣ, отвратительный рабъ,-- отвѣчалъ ему царевичъ,-- какъ смѣешь ты принимать царскаго сына за невѣрующаго дьявола? Я -- зять вашего царя,-- прибавилъ онъ, схватившись за мечъ,-- который выдалъ за меня свою дочь и позволилъ мнѣ прійти сегодня къ ней.
   Услыхавъ это, евнухъ вскричалъ:
   -- О, господинъ мой! если ты человѣческаго рода, какъ ты говоришь, то вы пара, и стоите другъ друга.
   Послѣ этого евнухъ побѣжалъ къ царю и разорвалъ на себѣ платье и посыпалъ голову пепломъ. Царь, услыхавъ его крикъ, спросилъ:
   -- Что съ тобою случилось? Зачѣмъ ты такъ тревожишь меня?
   -- О, царь,-- отвѣчалъ онъ,-- или скорѣе на помощь своей дочери! Какой-то шайтанъ, обратившись въ человѣка и. даже въ царевича, овладѣлъ ею. Иди, схвати его.
   Услыхавъ это, царь хотѣлъ было убить его, но спросилъ:
   -- Чего же ты не смотрѣлъ за царевной и допустилъ до такой бѣды?
   Онъ сейчасъ же пошелъ во дворецъ къ дочери и, увидавъ рабынь, спросилъ:
   -- Что случилось съ моей дочерью?
   -- О, царь,-- отвѣчали онѣ,-- въ то время, какъ мы были съ нею, на насъ вдругъ бросился молодой человѣкъ, красивый, какъ ясный мѣсяцъ, и красивѣе котораго мы никогда никого" не видывали, бросился съ обнаженнымъ мечомъ въ рукахъ. На нашъ вопросъ, кто онъ такой, онъ отвѣчалъ намъ, что ты отдалъ за него твою дочь, и болѣе мы ничего не знаемъ; и не знаемъ, человѣкъ онъ или шайтанъ; но онъ скроменъ, благовоспитанъ и не способенъ ни на какую подлость.
   Услыхавъ это, царь нѣсколько успокоился. Онъ сталъ осторожно приподнимать занавѣсъ и увидалъ бесѣдовавшаго съ своей дочерью царевича, красиваго и яснаго какъ мѣсяцъ.
   Царь не могъ подавить въ себѣ ревности къ дочери и, поднявъ совсѣмъ занавѣсъ, вошелъ съ обнаженнымъ мечомъ въ рукахъ и, какъ голодный звѣрь, бросился на нихъ. Царевичъ, увидавъ его, спросилъ у царевны:
   -- Это отецъ твой?
   -- Да,-- отвѣчала она.
   Тутъ онъ вскочилъ на ноги и, схвативъ мечъ, бросился на:царя съ такимъ громкимъ крикомъ, что испугалъ его, и хотѣлъ ударить его мечомъ, но царь, видя, что молодой человѣкъ крѣпче его, спряталъ свой мечъ и вѣжливо обратился къ нему, сказавъ:
   -- Человѣкъ ты или шайтанъ?
   -- Если бы я не признавалъ твоего права и не дорожилъ честью твоей дочери,-- отвѣчалъ царевичъ,-- то пролилъ бы кровь твою. Съ какой стати принимаешь ты меня за дьявола, когда я сынъ такого царя, который могъ бы взять твое царство и лишить тебя не только сана, но и всего твоего достоянія?
   Царь испугался его словъ, но все-таки отвѣчалъ ему:
   -- Если ты царскій сынъ, какъ ты говоришь, то какимъ же образомъ ты вошелъ сюда во дворецъ безъ моего позволенія, опозорилъ меня и, прійдя къ моей дочери, сказалъ, что ты мужъ ея и что я выдалъ ее за тебя замужъ, когда я убивалъ и царей и царскихъ сыновей только за то, что они осмѣливались просить руки ея? И кто же спасетъ тебя отъ меня, разъ, что мнѣ стоитъ только крикнуть своихъ рабовъ и отроковъ и приказать имъ убить тебя, и ты будешь убитъ? Кто же тогда спасетъ тебя?
   Царевичъ, выслушавъ его, отвѣчалъ:
   -- Право, я удивляюсь на тебя, и дивлюсь твоему непониманію. Развѣ ты можешь желать для своей дочери лучшаго мужа, чѣмъ я? И зналъ ли ты человѣка болѣе меня твердаго, храбраго и достойнаго?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ царь,-- но только я желалъ, чтобы ты открыто просилъ ея руки, и я выдалъ бы ее за тебя. Если же ты женишься на ней втихомолку, то опозоришь меня такимъ бракомъ.
   -- Ты говоришь справедливо,-- замѣтилъ царевичъ: -- но если бы твои войска и рабы убили меня, то этимъ самымъ ты опозорилъ бы себя, и народъ назвалъ бы тебя лицемѣромъ. Я думаю, что тебѣ лучше бросить эту мысль, и сдѣлать то, что я посовѣтую тебѣ.
   -- Ну, говори, что ты хочешь посовѣтовать.
   -- Я посовѣтую тебѣ или выйти со мною на поединокъ, и оставшійся въ живыхъ будетъ править государствомъ, или оставивъ меня до утра, прислать ко мнѣ твоихъ солдатъ и войска и отроковъ, предварительно сказавъ мнѣ, много ли ихъ у тебя.
   -- У меня сорокъ тысячъ человѣкъ кавалеріи и столько-же рабовъ, свиты и отроковъ.
   -- Лишь только наступитъ день,-- продолжалъ царевичъ,-- то пошли ихъ ко мнѣ и скажи имъ, что я просилъ руки твоей дочери на томъ условіи, что выйду со всѣми ими на поединокъ и останусь побѣдителемъ. А ты предоставь меня имъ, и если, они убьютъ меня, то и тайна и честь твоя будутъ сохранены, если же я окажусь побѣдителемъ, то зачѣмъ же тебѣ желать лучшаго зятя?
   Выслушавъ его, царь вполнѣ одобрилъ его мнѣніе, хотя и не довѣрялъ ему и боялся дозволить ему выступить одному противъ цѣлой арміи. Послѣ этого они сѣли бесѣдовать.
   Царь, подозвавъ своего евнуха, приказалъ ему отправиться тотчасъ же къ визирю и велѣть ему собрать всѣ войска, въ полномъ вооруженіи и на коняхъ. Евнухъ пошелъ къ визирю и передалъ ему приказъ царя. Визирь созвалъ военачальниковъ и сановниковъ государства и приказалъ имъ вооружиться и сѣсть на коней.
   Царь между тѣмъ продолжалъ разговаривать съ молодымъ, человѣкомъ и находилъ его умнымъ и благовоспитаннымъ, и такъ они проговорили до утра. Царь всталъ и, направившись къ своему трону, приказалъ войскамъ сѣсть на коней, а царевичу привести самую свою лучшую лошадь и надѣть на нее богатое сѣдло и чапракъ. Но царевичъ сказалъ ему:
   -- Нѣтъ, царь, я не сяду до тѣхъ поръ, пока не осмотрю твоего войска.
   -- Это какъ тебѣ угодно,-- отвѣчалъ царь.
   Царь и царевичъ вышли на площадь, гдѣ стояли войска, и молодой человѣкъ внимательно осмотрѣлъ всѣхъ..
   -- Воины!-- громко проговорилъ царь.-- Вотъ этотъ молодой человѣкъ проситъ у меня руки моей дочери, и я никогда въ жизни не видывалъ человѣка красивѣе, умнѣе и отважнѣе его. Онъ, кромѣ того, утверждаетъ, что можетъ побѣдить васъ всѣхъ, и что никто изъ васъ, будь васъ хоть сто тысячъ, не сравнится съ нимъ. Когда онъ выступитъ противъ васъ, примите его остреемъ вашихъ копій и мечей, такъ какъ онъ слишкомъ много беретъ на себя.
   Послѣ этого онъ обратился къ царевичу:
   -- Ну, сынъ мой, поступай съ ними, какъ знаешь.
   -- О, царь,-- отвѣчалъ ему молодой человѣкъ,-- ты не совсѣмъ справедливъ ко мнѣ. Какъ же ты хочешь, чтобы я выступилъ противъ нихъ? Всѣ они на коняхъ, а я пѣшій!
   -- Вѣдь я давалъ тебѣ коня, а ты отказался отъ него? Теперь выбирай себѣ любую изъ лошадей.
   -- Мнѣ ни одна изъ твоихъ лошадей не нравится, и я сяду только на ту лошадь, на которой я пріѣхалъ.
   -- Да гдѣ же твоя лошадь?-- спросилъ его царь.
   -- На вершинѣ дворца,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Гдѣ же, въ какомъ мѣстѣ?
   -- На крышѣ дворца.
   Царь, услыхавъ такой отвѣтъ, вскричалъ:
   -- Теперь я вижу, что ты помѣшанный! Горе тебѣ. Какъ можетъ лошадь быть на крышѣ! Теперь лживость твоя будетъ очевидна! Отправляйся,-- прибавилъ царь, обращаясь къ одному изъ своихъ военачальниковъ,-- на крышу моего дворца, и принеси сюда все, что найдешь тамъ.
   Народъ дивился словамъ молодого человѣка и говорилъ:
   -- Какъ же лошадь-то спустится по лѣстницѣ? Поистинѣ это неслыханная вещь.
   Человѣкъ, посланный царемъ, поднялся на крышу дворца и увидалъ стоявшую тамъ замѣчательно красивую лошадь. Онъ подошелъ къ ней, осмотрѣлъ ее и увидалъ, что она сдѣлана изъ чернаго дерева и изъ слоновой кости. Кое-кто изъ военачальниковъ тоже поднялись на крышу и, увидавъ лошадь, посмѣялись, говоря:
   -- Неужели молодой человѣкъ говорилъ объ этой лошади? Онъ просто сумасшедшій, что, впрочемъ, мы скоро увидимъ. Но почемъ знать! Онъ, можетъ-быть, и замѣчательный человѣкъ.
   Они подняли лошадь и принесли ее къ царю и поставили передъ нимъ. Собравшійся народъ смотрѣлъ на лошадь и надивиться не могъ красотѣ ея и роскоши сѣдла и уздечки. Царь тоже любовался и удивлялся, глядя на нее.
   -- Это и есть твоя лошадь, молодой человѣкъ?-- спросилъ юнъ у царевича.
   -- Да, царь,-- отвѣчалъ онъ,-- это и есть моя лошадь, и вотъ ты увидишь, какая она удивительная.
   -- Ну, такъ садись на нее и поѣзжай,-- сказалъ ему царь.
   -- Я не могу сѣсть на нее, пока войска не отодвинутся немного,-- отвѣчалъ царевичъ.
   Царь приказалъ войскамъ отодвинуться болѣе чѣмъ на выстрѣлъ стрѣлы.
   -- О, царь,-- обратился къ нему молодой человѣкъ,-- теперь я сяду на свою лошадь и разгоню войска твои въ разныя стороны и поражу сердца ихъ ужасомъ.
   -- Поступай, какъ знаешь, и не жалѣй ихъ,-- отвѣчалъ царь,-- такъ какъ они не пожалѣютъ тебя.
   Царевичъ подошелъ къ лошади и сѣлъ на нее. Войска стояли передъ нимъ рядами и говорили:
   -- Когда молодой человѣкъ подъѣдетъ къ намъ, мы примемъ его копьями и мечами.
   -- Какое несчастіе, -- говорилъ одинъ изъ воиновъ, -- что намъ придется убить этого молодого человѣка съ такимъ красивымъ и пріятнымъ лицомъ? Клянусь Аллахомъ, это большое несчастіе.
   -- Повѣрь,-- отвѣчалъ ему другой,-- что мы ничего съ нимъ не сдѣлаемъ. Этотъ молодой человѣкъ несталъ бы хвастаться, если бы не былъ увѣренъ въ себѣ.
   Царевичъ между тѣмъ, помѣстившись на лошадь, повернулъ винтикъ, чтобы подняться. Взоры всѣхъ были обращены на него, и они увидали, что чудесная лошадь встрепенулась, наполнилась воздухомъ и начала дѣлать движенія. Затѣмъ при поднялась и полетѣла подъ небеса. Царь, увидавъ, что царевичъ понесся наверхъ, крикнулъ своимъ войскамъ:
   -- Что же вы! Хватайте его, чтобы онъ не скрылся отъ васъ!
   -- О, царь!-- отвѣчали ему визири и приближенные.-- Развѣ летящую птицу можно поймать? Вѣдь это просто волшебникъ. Господь спасъ тебя отъ него, и потому благодари Его, что ты избавился отъ бѣды!
   Царь вернулся къ себѣ во дворецъ послѣ всего, что онъ видѣлъ, и, пройдя къ дочери, передалъ ей все, что происходило на площади. Дочь его горько заплакала, сѣтуя на разлуку съ нимъ, и такъ захворала, что слегла въ постель. Отецъ ея, увидавъ ее въ такомъ положеніи, прижалъ ее къ своей груди, поцѣловалъ въ переносицу и сказалъ ей:
   -- О, дочь моя, поблагодари Господа, да святится имя Его, за то, что Онъ избавилъ насъ отъ такого страшнаго волшебника.
   Онъ снова разсказалъ ей, что сдѣлалъ передъ ихъ глазами царевичъ и какъ поднялся въ поднебесье. Но она и слушать не хотѣла отца и все сильнѣе и сильнѣе плакала и стонала и, наконецъ, внѣ себя закричала:
   -- Клянусь Аллахомъ, я не стану ни ѣсть ни пить до тѣхъ поръ, пока Господь не соединитъ меня съ нимъ.
   Отецъ ея страшно этимъ встревожился и, глядя на дочь, сталъ горевать; но всякій разъ, какъ онъ обращался къ ней съ словами утѣшенія, она только начинала еще сильнѣе тосковать о молодомъ человѣкѣ.
   Что же касается до царевича, то онъ, поднявшись подъ облака, сталъ думать о красотѣ и привлекательности царевны. Будучи во дворцѣ, онъ не забылъ спросить, какъ назывался городъ и какъ звали царя и царевну и помнилъ, что городъ назывался Саною. Онъ быстро понесся далѣе, направляя свою= удивительную лошадь къ городу отца, гдѣ и сошелъ на крышѣ дворца. Оставивъ тамъ лошадь, онъ пошелъ къ отцу и засталъ его въ сильномъ горѣ о немъ. Отецъ считалъ сына погибшимъ. Увидавъ сына, царь всталъ, обнялъ его, прижалъ къ своему сердцу и сильно обрадовался. А царевичъ спросилъ у отца, что дѣлаетъ мудрецъ, сдѣлавшій лошадь?
   -- Не въ добрый часъ пришелъ онъ къ намъ,-- отвѣчалъ царь,-- вѣдь изъ-за него мы лишились тебя, и. за это мы посадили его въ темницу.
   Онъ отдалъ приказъ освободить его и привести къ себѣ. Когда мудрецъ былъ приведенъ, царь пожаловалъ ему въ знакъ милости почетную одежду и обошелся съ нимъ весьма любезно, но дочери отдать за него не соглашался. Это страшно взбѣсило мудреца, и онъ раскаивался въ томъ, что подарилъ лошадь, и показалъ царевичу, какъ управлять ею.
   -- По моему мнѣнію,-- сказалъ царь своему сыну,-- тебѣ лучше не подходить къ этой лошади и отнынѣ не садиться на нее, такъ какъ ты не вполнѣ знакомъ съ ея особенностями и легко можешь быть обманутъ.
   Царевичъ разсказалъ отцу, что было между нимъ и царской дочерью, и что было между нимъ и царемъ того города, и отецъ отвѣчалъ ему:
   -- Если бы царь желалъ убить тебя, то онъ убилъ бы, но. Жизнь твоя была пощажена.
   Послѣ этого они принялись за ѣду, питье и веселье. У царя была молоденькая рабыня, умѣвшая играть на лютнѣ. Она взяла лютню и начала играть и пѣть передъ царемъ и царевичемъ о разлукѣ, и пропѣла слѣдующіе стихи:
   
   Не думай, что отсутствіе твое
   Заставило меня забыть тебя:
   Вѣдь если бы забыть тебя я могъ,
   То что мнѣ оставалось бы тогда,
   О чемъ я могъ бы вспоминать съ отрадой?
   Проходитъ время чередой своей,
   Но никогда, не будетъ знать конца
   Къ возлюбленной души моей любовь:
   Въ моей любви къ тебѣ и жаркой страсти
   Я буду умирать и воскресать!
   
   Эта пѣснь пробудила тревожныя мысли въ душѣ царевича, постоянно думавшаго о дочери царя города Саны, поэтому онъ всталъ и пошелъ къ лошади. Вскочивъ на нее, онъ повернулъ винтикъ, вслѣдствіе чего лошадь поднялась съ нимъ подъ небеса. Утромъ отецъ хватился его и, не найдя нигдѣ, пошелъ на крышу дворца и издали увидалъ сына своего высоко подъ небесами, что его сильно огорчило, и онъ пожалѣлъ, что не спряталъ лошади.
   "Клянусь Аллахомъ,-- думалъ онъ,-- если сынъ мой вернется ко мнѣ, то я не оставлю этой лошади и тогда сердце мое будетъ спокойно".
   Онъ горько заплакалъ и загоревалъ.
   А сынъ его между тѣмъ, не останавливаясь, летѣлъ до города Саны, гдѣ и спустился въ томъ же самомъ мѣстѣ, гдѣ спускался въ первый разъ. Соскочивъ съ лошади, онъ прямо прошелъ въ комнату къ царевнѣ, но не нашелъ ни ея рабынь ни евнуховъ и сильно этимъ огорчился. Послѣ этого онъ отправился искать ее по всему дворцу и, наконецъ, нашелъ совсѣмъ въ другой комнатѣ. Она лежала въ постели, окруженная рабынями и сидѣлками. Войдя въ комнату, онъ поклонился всѣмъ, а царевна, услыхавъ его голосъ, встала и обняла его, и начала его цѣловать и прижимать къ своей груди.


   -- О, госпожа моя,-- сказалъ онъ ей,-- какъ я скучалъ по тебѣ все это время.
   -- Скучала и я,-- отвѣчала она,-- и если бы отсутствіе твое продолжалось долѣе, то я, несомнѣнно бы, умерла.
   -- О, госпожа моя,-- продолжалъ онъ,-- а что ты скажешь насчетъ своего отца и его поступка со мной? Если бы я не любилъ тебя, соблазнительное созданье, я убилъ бы его въ примѣръ другимъ, но ради тебя я люблю его.
   -- Но какъ могъ ты удалиться отъ меня?-- сказала она ему.-- Развѣ могла я жить безъ тебя?
   -- Исполни теперь мое желаніе и выслушай меня.
   -- Говори, потому что я сдѣлаю все, что ты желаешь, и словомъ не возражу тебѣ.
   -- Ну, такъ поѣдемъ со мною ко мнѣ на родину и въ мое государство,-- сказалъ онъ ей.
   -- Охотно,-- отвѣчала она.
   Услыхавъ ея отвѣтъ, царевичъ очень обрадовался и, взявъ ее за руку, заставилъ ее поклясться Господомъ, что она сдѣлаетъ это. Послѣ этого онъ повелъ ее на крышу дворца, посадилъ позади себя на лошадь и, крѣпко привязавъ ее, повернулъ винтикъ, и лошадь поднялась съ ними въ поднебесье. Увидавъ это, рабыни громко закричали и. побѣжали разсказать ея отцу и матери, поспѣшно прибѣжавшимъ на крышу. Царь, взглянувъ наверхъ, увидалъ деревянную лошадь, поднимавшуюся съ юной четой, и пришелъ въ страшное волненіе.
   -- Царевичъ! Аллахомъ умоляю тебя,-- кричалъ онъ,-- сжалься надо мною и надъ моею женой и не разлучай насъ съ нашей дочерью!
   Но царевичъ ничего не отвѣчалъ имъ, а предполагая, что царевна раскаивается въ томъ, что согласилась уѣхать съ нимъ, онъ сказалъ ей.:
   -- О, обольстительное созданье, можетъ-быть, ты желаешь вернуться къ своей матери и. отцу?
   -- Клянусь Аллахомъ, о, господинъ, мой,-- отвѣчала она,-- что желанія этого я не имѣю; а желаю отправиться туда, куда отправишься ты, такъ какъ любовь моя къ тебѣ сильнѣе моей привязанности къ отцу и матери.
   Царевичъ очень обрадовался, услыхавъ это, и замедлилъ полетъ лошади для того, чтобы царевнѣ было спокойнѣе. Такимъ образомъ они летѣли, пока онъ не увидалъ чудной поляны съ протекавшимъ по ней ручейкомъ. Они спустились въ эту .поляну, поѣли, попили, потомъ царевичъ снова сѣлъ на лошадь, посадилъ ее позади себя и, боясь за нее, крѣпко привязалъ. Затѣмъ онъ опять поднялся и летѣлъ, не останавливаясь, до самаго города cöoero отца. Онъ былъ очень доволенъ и непремѣнно хотѣлъ показать царевнѣ, какъ велики владѣнія его отца, и что они значительно больше владѣній ея отца. Онъ съ этой цѣлью спустилъ ее въ одинъ изъ садовъ, гдѣ отецъ его любилъ прогуливаться, и помѣстилъ въ отдѣльную комнату, у дверей которой поставилъ лошадь, прося царевну поберечь ее.
   -- Посиди здѣсь,-- сказалъ онъ ей,-- пока я не пришлю за тобою кого-нибудь.; потому что я пойду къ отцу, чтобы приготовить тебѣ дворецъ и показать тебѣ все наше богатство.
   Царевна была очень довольна такими его рѣчами и отвѣчала:
   -- Поступай, какъ знаешь.
   И тутъ ей пришло въ голову, что особѣ царскаго рода дѣйствительно слѣдовало войти въ городъ съ торжествомъ.
   Такимъ образомъ царевичъ оставилъ ее и, придя въ городъ, прямо прошелъ къ отцу. Отецъ, увидавъ его, очень обрадовался, и весело привѣтствовалъ его.
   -- Знай,-- сказалъ царевичъ отцу,-- что я привезъ съ собой ту царскую дочь, о которой я говорилъ тебѣ, и оставилъ ее за городомъ въ одномъ изъ. садовъ, а самъ пришелъ, чтобы сообщить тебѣ о ея прибытіи, для того, чтобы ты могъ приготовить торжественную встрѣчу и самъ выйти къ ней съ своими войсками и тѣлохранителями.
   -- Охотно пойду,-- отвѣчалъ ему царь.
   Онъ тотчасъ же приказалъ жителямъ города хорошенько убрать городъ и выѣхалъ въ сопровожденіи своихъ войскъ и тѣлохранителей, и мамелюковъ, и рабовъ. Царевичъ тоже взялъ изъ царскаго хранилища разныя вещи и носилки, отдѣланныя зеленымъ, краснымъ и желтымъ штофомъ, и въ носилки посадилъ индѣйскихъ, абиссинскихъ и греческихъ рабынь, и всюду выставилъ невообразимую роскошь. Оставивъ носилки и всю женскую прислугу, самъ онъ пошелъ въ комнату, гдѣ оставилъ царевну, но тамъ ея не нашелъ, какъ не нашелъ и лошади. Онъ ударилъ себя руками по лицу и разорвалъ на себѣ одежду и началъ бѣгать кругомъ сада, совершенно не помня себя. Послѣ чего онъ немного опамятовался и подумалъ:
   "Она сама не могла узнать, какимъ образомъ управлять лошадью, и я ей этого не показывалъ? Можетъ-быть, персидскій мудрецъ, сдѣлавшій лошадь, нашелъ ее и взялъ въ отмщеніе за то, что отецъ сдѣлалъ съ нимъ?"
   Царевичъ позвалъ сторожей и спросилъ у нихъ, не проходилъ ли кто-нибудь въ садъ?
   -- Тутъ никто не проходилъ,-- отвѣчали они,-- кромѣ персидскаго мудреца, вошедшаго въ садъ для сбора цѣлебныхъ травъ.
   Услыхавъ ихъ отвѣтъ, онъ пришелъ къ убѣжденію, что мудрецъ похитилъ царевну.
   Судьбѣ угодно было, чтобы въ то самое время, когда царевичъ вышелъ отъ царевны, оставивъ ее въ комнатѣ, и пошелъ къ отцу, въ садъ вошелъ персидскій мудрецъ, чтобы собирать цѣлебныя травы. Онъ тотчасъ же услыхалъ запахъ мускуса и другихъ духовъ, которыми была надушена царевна. Мудрецъ пошелъ къ тому мѣсту, откуда распространялся запахъ, и пришелъ къ комнатѣ, у дверей которой нашелъ сдѣланную имъ лошадь. Онъ страшно обрадовался, увидавъ лошадь, такъ какъ сильно жалѣлъ о ней, и, подойдя къ ней, тщательно осмотрѣлъ и нашелъ ее не поврежденной. Но въ ту минуту, какъ онъ хотѣлъ уже сѣсть на нее, ему пришло въ голову посмотрѣть, не привезъ ли чего-нибудь съ собой царевичъ и не спряталъ ли вмѣстѣ съ лошадью? Вслѣдствіе этого онъ вошелъ въ комнату и увидалъ тамъ дѣвушку, красивую, какъ Божій день. Стоило ему только взглянуть на нее, чтобы убѣдиться, что она высокаго происхожденія и что царевичъ привезъ ее для себя на лошади и оставилъ тутъ, чтобы приготовить городъ къ торжественному пріему и ввезти ее съ почестями. Мудрецъ подошелъ къ ней и поцѣловалъ прахъ у ногъ ея. Царевна подняла на него глаза и увидала, какъ онъ безобразенъ и отвратителенъ.
   -- Кто ты такой?-- спросила она.
   -- О, госпожа моя,-- отвѣчалъ онъ,-- я посланъ къ тебѣ царевичемъ, приказавшимъ мнѣ перевезти тебя въ другой садъ, поближе къ городу.
   -- А гдѣ же царевичъ?-- выслушавъ его, спросила царевна:
   -- Въ городѣ у отца,-- отвѣчалъ онъ,-- и торжественно выйдетъ встрѣчать тебя.
   -- Неужели царевичъ не могъ найти кого-нибудь покрасивѣе тебя, чтобы послать ко мнѣ?-- сказала царевна.
   Мудрецъ усмѣхнулся и сказалъ ей:
   -- О, госпожа моя, не обращай вниманія на мое безобразное и непріятное лицо. Если бы ты знала меня такъ же хорошо, какъ знаетъ меня царевичъ, то ты не удивлялась бы, что онъ выбралъ меня. Кромѣ того, онъ выбралъ меня изъ ревности къ тебѣ, тѣмъ болѣе, что у него не мало мамелюковъ, черныхъ рабовъ, и разныхъ другихъ слугъ.
   Отвѣтъ этотъ успокоилъ царевну и, повѣривъ мудрецу, она встала, и пошла за нимъ, подавъ ему свою руку.
   -- На чемъ же, батюшка,-- сказала она,-- я поѣду?
   -- Лошадь, на которой ты ѣхала,-- отвѣчалъ онъ,-- и свезетъ тебя.
   -- Я одна не могу ѣхать на ней.
   Мудрецъ, услыхавъ этотъ отвѣтъ, улыбнулся, понимая, что теперь царевна у него въ рукахъ.
   -- Я самъ поѣду съ тобой, -- отвѣчалъ онъ.
   Онъ сѣлъ, посадивъ за собою, царевну, и крѣпко привязалъ ее къ себѣ. Послѣ этого онъ повернулъ винтикъ и лошадь стала надуваться и шевелиться, и съ такой быстротой поднялась наверхъ, что городъ въ одинъ мигъ исчезъ изъ виду.
   -- Это что такое!-- вскричала царевна,-- какъ же ты говоришь, что тебя прислалъ за мною царевичъ?
   -- Отстрани, Аллахъ, царевича отъ всего хорошаго, отвѣчалъ мудрецъ,-- такъ какъ онъ низкій и подлый человѣкъ!
   -- Ахъ, ты, проклятый!-- вскричала она.-- Какъ же смѣешь ты не слушаться своего господина?
   -- Онъ вовсе не господинъ мнѣ,-- отвѣчалъ онъ.-- Да знаешь ли ты, кто я такой?
   -- Я знаю о тебѣ только то, что ты самъ разсказывалъ.
   -- А я разсказывалъ тебѣ только для того, чтобы обмануть тебя и лучше повредить и тебѣ и царевичу,-- сказалъ онъ.-- Я постоянно горевалъ объ этой лошади, на которой мы сидимъ, потому что я самъ ее сдѣлалъ, а онъ ею завладѣлъ. Но теперь я завладѣлъ и ею и тобой и могу мучить его такъ, какъ онъ мучилъ меня, и ни то и ни другое никогда ему не достанутся. А ты будь весела. и довольна, вѣдь я принесу тебѣ болѣе пользы, чѣмъ онъ.
   Услыхавъ это, царевна закрыла лицо руками и закричала:
   -- О, горе мнѣ! Я лишилась своего возлюбленнаго и осталась безъ отца и матери.
   Она горько заплакала, убиваясь о томъ, что съ нею случилось, а мудрецъ летѣлъ между тѣмъ въ страну грековъ, пока не спустился въ чудную долину, гдѣ росли деревья и протекала рѣка.
   Эта долина тянулась близъ города, гдѣ царствовалъ могущественный царь, который въ этотъ день былъ на охотѣ, и, проѣзжая въ городъ, увидалъ мудреца съ лошадью и съ дѣвицей подлѣ него. Мудрецъ же не замѣчалъ охотниковъ до тѣхъ поръ, пока царскіе рабы не бросились на него и не схватили какъ его, такъ и царевну и лошадь и не привели къ царю. Царь, увидавъ, до чего безобразенъ мудрецъ и какъ красива и миловидна дѣвушка, сказалъ ей:
   -- О, госпожа моя, скажи мнѣ, кѣмъ приходится тебѣ этотъ шейкъ?
   -- Она жена моя и дочь моего дяди,-- поспѣшно отвѣтилъ за нее мудрецъ.
   Но царевна прямо сказала, что онъ лжетъ, и прибавила:
   -- Клянусь Аллахомъ, о, царь, что я не знаю его, и онъ не мужъ мой. Онъ обманомъ и хитростью похитилъ меня.
   Услыхавъ это, царь приказалъ бить мудреца, и его начали бить чуть что не до смерти. Послѣ этого царь приказалъ свести его въ городъ и посадить тамъ въ темницу, что и было исполнено. Царь взялъ себѣ дѣвицу и лошадь, но не зналъ особенностей этой лошади и не умѣлъ приводить ее въ движеніе. Такова была участь мудреца и царевны.


   Царевичъ же одѣлся по-дорожному и, взявъ съ собою сколько нужно денегъ, пустился въ путь, всюду ища бѣглецовъ. Онъ переходилъ изъ города въ городъ, изъ столицы въ столицу и всюду спрашивалъ о деревянной лошади и не мало удивлялъ этимъ вопросомъ. Такъ шелъ онъ довольно долго, но никто такой лошади не видалъ, какъ не видалъ и тѣхъ лицъ, которыхъ онъ искалъ. Онъ дошелъ и до столицы отца царевны, но и тамъ ничего о ней не узналъ, кромѣ того, что отецъ не переставалъ горевать о дочери. Онъ вернулся и прошелъ въ страну грековъ и снова началъ предлагать свои обычные вопросы. Случилось, что онъ остановился въ Канѣ, гдѣ сидѣли купцы и разговаривали. Онъ подсѣлъ къ нимъ и услыхалъ такой разговоръ:
   -- Да, господа, я видѣлъ удивительную вещь.
   -- Что такое?-- спросили его.
   -- Я былъ въ такомъ-то городѣ (и онъ назвалъ какъ разъ тотъ городъ, въ которомъ находилась царевна) и слышалъ, какъ обитатели его разсказывали, что царь поѣхалъ разъ на охоту со своей свитой, и, проѣзжая мимо зеленой долины, нашелъ тамъ какого-то человѣка и рядомъ съ нимъ женщину и лошадь изъ чернаго дерева. Мужчина былъ отвратительной наружности, а женщина оказалась въ полномъ смыслѣ слова красавицей, статной и миловидной. Лошадь же была удивительно хорошо сдѣлана изъ чернаго дерева.
   -- Что же царь съ ними сдѣлалъ?-- спросили другіе купцы.
   -- Царь спросилъ прежде всего у мужчины, въ как-омъ родствѣ находится онъ съ дѣвицей; и тотъ отвѣчалъ ему, что онъ ея мужъ и что она дочь его дяди. А дѣвица заявила, что онъ лжетъ. Царь взялъ ее отъ него, а его приказалъ избить и затѣмъ посадить въ тюрьму. Относительно же лошади я не знаю, что съ нею сдѣлали.
   Царевичъ, услыхавъ разсказъ, подошелъ къ разсказчику и вѣжливо сталъ разспрашивать его, пока тотъ не сообщилъ ему названія города и имени царя, и когда онъ все это узналъ, онъ заснулъ блаженнымъ сномъ, а утромъ отправился въ путь.
   Не переставая, шелъ онъ до тѣхъ поръ, пока не дошелъ до извѣстнаго ему города, но войти въ городъ свободно ему не удалось, потому что привратникъ взялъ его и хотѣлъ свести къ царю для того, чтобы тотъ могъ спросить его, кто онъ такой, зачѣмъ пришелъ въ городъ и какимъ ремесломъ или дѣломъ занимается. Царь имѣлъ обыкновеніе, такимъ образомъ, разспрашивать всѣхъ приходившихъ въ городъ. Но царевичъ пришелъ вечеромъ и потому не могъ говорить съ царемъ. Вслѣдствіе этого привратникъ повелъ его на время въ тюрьму. Но тюремщики, увидавъ, какъ онъ красивъ и миловиденъ, не могли рѣшиться запереть его, а посадили его съ собой внѣ стѣнъ тюрьмы, и когда имъ подали ужинъ, то они досыта накормили его, а потомъ сѣли бесѣдовать.
   -- Откуда ты пришелъ?-- спросили они у царевича.
   -- Я изъ Персіи,-- отвѣчалъ онъ,-- изъ страны царей.
   Услыхавъ его отвѣтъ, они засмѣялись, и одинъ изъ нихъ сказалъ:
   -- Изъ Персіи!.. слышали мы о странѣ царей, но я въ жизни не видывалъ такого лгуна, какъ персіянинъ, что сидитъ у насъ въ тюрьмѣ.
   -- Ну ужъ,-- прибавилъ другой,-- и такого безобразнаго и непріятнаго человѣка другого нѣтъ на землѣ.
   -- Что же онъ налгалъ вамъ?-- спросилъ царевичъ.
   -- Онъ увѣряетъ,-- отвѣчали тюремщики,-- что онъ мудрецъ. Царь былъ на охотѣ и нашелъ его и вмѣстѣ съ нимъ нашелъ дѣвицу невиданной красоты и лошадь очень красивую и сдѣланную изъ чернаго дерева. Дѣвица находится теперь у царя, который влюбленъ въ нее, но только она помѣшанная, и если бы этотъ человѣкъ, дѣйствительно, былъ мудрецомъ, то онъ вылѣчилъ бы ее. Лошадь стоитъ въ царской сокровищницѣ, а человѣкъ съ отвратительнымъ лицомъ сидитъ у насъ въ темницѣ и каждую ночь плачетъ и стонетъ и не даетъ намъ спать.
   Услыхавъ разсказъ тюремщиковъ, царевичъ выдумалъ, какимъ образомъ ему добиться своей цѣли и исполнить свое желаніе. Когда тюремщики отправились спать, они посадили его въ тюрьму и заперли за нимъ дверь, и онъ слышалъ, какъ персіянинъ плакалъ и стоналъ и какъ причиталъ, говоря:
   -- Подѣломъ мнѣ за то, что я поступилъ такъ несправедливо съ царевичемъ и съ царевной, которую мнѣ слѣдовало оставить. Все это произошло отъ излишней самоувѣренности, такъ какъ я протягивалъ руку къ тому, чего не заслужилъ, а пословица говоритъ: "Кто малымъ не доволенъ, тотъ большого не достоинъ".
   Царевичъ, услыхавъ сѣтованія мудреца, по-персидски отвѣчалъ ему:
   -- Долго ли ты будешь стонать и причитать? Не думаешь ли ты, что несчастіе обрушилось только на тебя одного?
   Мудрецъ, выслушавъ царевича, былъ радъ, что ему есть съ кѣмъ поговорить, и началъ ему жаловаться на свое несчастіе.
   Утромъ тюремщикъ пришелъ за царевичемъ и свелъ его къ царю, доложивъ ему, что въ городъ онъ пришелъ наканунѣ, но такъ поздно, что его нельзя было привести во дворецъ.
   Царь обратился къ царевичу съ такимъ вопросомъ:
   -- Откуда ты пришелъ, какъ тебя Зовутъ, чѣмъ ты занимаешься и зачѣмъ пришелъ къ намъ въ городъ?
   -- Зовутъ меня,-- отвѣчалъ царевичъ,-- по-персидски Гарджехомъ, а пришелъ я изъ Персіи. Занимаюсь я науками, и въ особенности врачеваніемъ, и врачую я больныхъ и помѣшанныхъ: и для этого я странствую по разнымъ мѣстамъ и городамъ и стараюсь пріобрѣсти еще болѣе познаній, а видя какого-нибудь больного, врачую его. Вотъ этимъ я и занимаюсь.
   Выслушавъ его, царь очень обрадовался и сказалъ ему:
   -- О, превосходный мудрецъ, вѣдь ты пришелъ къ намъ какъ разъ въ такое время, когда ты намъ нуженъ.-- Онъ разсказалъ ему о болѣзни царевны и прибавилъ: -- Если ты поправишь ее и вылѣчишь отъ помѣшательства, то получишь, отъ меня все, что ни пожелаешь.
   -- Поддержи, Господи, власть царя!-- отвѣчалъ ему царевичъ.-- Сообщи мнѣ малѣйшія подробности ея болѣзни и давно ли она сошла съ ума, и какимъ образомъ тебѣ достался мудрецъ, дѣвица и лошадь?
   Царь разсказалъ ему все, съ начала до конца, и прибавилъ, что мудрецъ сидитъ въ темницѣ.
   -- О, блаженный царь,-- сказалъ ему царевичъ,-- а что же ты сдѣлалъ съ лошадью?
   -- Лошадь у меня хранится въ отдѣльной комнатѣ,-- отвѣчалъ ему царь.
   "Мнѣ кажется,-- подумалъ царевичъ,-- что прежде всего мнѣ слѣдовало бы осмотрѣть лошадь, цѣла ли она и не случилось ли съ ней чего-нибудь. Если же она испорчена, то мнѣ надо изобрѣсти какое-нибудь средство спасти себя".
   Посмотрѣвъ на царя, онъ сказалъ ему:
   -- Прежде всего, о, царь, мнѣ надо бы посмотрѣть на ту лошадь, о которой ты говоришь. Можетъ-быть, въ ней я найду какое-нибудь указаніе къ исцѣленію дѣвицы.
   -- Охотно покажу ее тебѣ,-- отвѣчалъ царь и, вставъ, повелъ его за руку къ лошади.
   Царевичъ обошелъ лошадь кругомъ, осмотрѣлъ ее внимательно и нашелъ, что она не испорчена. Онъ очень этому обрадовался и сказалъ:
   -- Поддержи, Господи, власть царя I Теперь я желаю пройти къ больной дѣвицѣ и посмотрѣть, что она дѣлаетъ. Я молю Господа дать мнѣ возможность исцѣлить ее посредствомъ лошади, если на то будетъ воля Божія (да святится имя Его!)
   Онъ приказалъ беречь лошадь и пошелъ съ царемъ въ комнату дѣвицы. Царевичъ, войдя къ ней, увидалъ, что она сидитъ и бьетъ себя и падаетъ какъ бы безъ чувствъ, но, посмотрѣвъ на нее, онъ убѣдился, что она не помѣшана, а дѣлала это нарочно, чтобы никто не подошелъ къ ней.
   -- Ничего дурного съ тобой не будетъ, соблазнительное созданіе!-- сказалъ ей царевичъ.
   Послѣ этого онъ началъ говорить съ нею тихо и нѣжно, для того, чтобы она узнала его. Узнавъ его, она громко вскрикнула отъ чрезмѣрной радости, а царь вообразилъ, что она закричала отъ страха. Царевичъ же, наклонившись къ ней, сказалъ ей на ухо:
   -- Соблазнительное созданіе! Пощади и свою жизнь и мою и будь терпѣлива и тверда, потому что только терпѣніемъ; и ловкостью намъ удастся скрыться отъ этого страшнаго царя. Прежде всего я скажу ему, что ты больна, потому что въ тебя вселился шайтанъ, котораго надо изгнать, и пообѣщаю ему исцѣлить тебя. Я скажу ему, что могу исцѣлить тебя только подъ тѣмъ условіемъ, чтобы тебя освободили отъ оковъ. Если онъ придетъ къ тебѣ, ты скажи ему что-нибудь ласковое, для того, чтобы онъ могъ видѣть, что средства мои на тебя хорошо дѣйствуютъ, и тогда все, что мы задумали, исполнится.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчала она.
   Онъ ушелъ отъ нея и, съ веселымъ лицомъ вернувшись къ царю, сказалъ ему:
   -- Блаженный царь, къ твоему счастью, я нашелъ средство исцѣлить ее, и исцѣлю ее для тебя. Встань и сходи къ ней и ласково поговори съ нею и обѣщай ей что-нибудь, чтобы утѣшить ее, такъ какъ все, что ты пожелаешь, будетъ ею для тебя исполнено.
   Царь всталъ и пошелъ къ царевнѣ, а она, увидавъ его, встала, поцѣловала прахъ у ногъ его и поздоровалась съ нимъ, что его чрезвычайно обрадовало. Онъ приказалъ рабынямъ и евнухамъ прійти служить ей, свести ее въ баню и приготовить для нея наряды и уборы. Они явились къ ней, поклонились ей, и она ласково и вѣжливо отвѣтила имъ. Они одѣли ее въ царское платье, надѣли ей на шею ожерелье и, вымывъ ее въ банѣ, привели обратно, красивую, какъ Божій день. Придя къ царю, она поклонилась ему и поцѣловала прахъ у ногъ его.
   Царь былъ всѣмъ этимъ очень доволенъ и сказалъ царевичу:
   -- Всѣмъ этимъ я обязанъ тебѣ! Пошли, Господь, намъ свои, милости!
   -- О, царь!-- отвѣчалъ царевичъ.-- Ея совершенное исцѣленіе можетъ быть окончено только тогда, когда ты пойдешь съ своими солдатами и тѣлохранителями на то самое мѣсто, гдѣ ты нашелъ ее, и деревянную лошадь возьми тоже съ собой, для того, чтобы я могъ вселить въ нее изгнаннаго изъ дѣвушки дьявола и убить его, чтобы онъ никогда не вернулся.
   -- Охотно все сдѣлаю,-- отвѣчалъ ему царь.
   Онъ послалъ удивительную лошадь на ту долину, гдѣ нашелъ ее, а самъ, вскочивъ на коня, двинулся туда же во главѣ своихъ войскъ. Дѣвицу онъ взялъ тоже съ собой. Когда всѣ были на мѣстахъ, царевичъ, играя роль мудреца, приказалъ помѣстить лошадь и дѣвицу на такомъ разстояніи отъ зрителей, что ихъ едва было видно.
   -- Съ твоего позволенія,-- сказалъ онъ царю,-- я желалъ бы покурить духами и прочесть заклинаніе для того, чтобы дьяволъ не вздумалъ вернуться. Послѣ этого я сяду на лошадь, и дѣвицу посажу позади себя. Лошадь придетъ въ движеніе и двинется къ тебѣ. Тутъ дѣло будетъ кончено и ты можешь дѣлать съ дѣвицей все, что тебѣ угодно.
   Царь, услыхавъ это, не помнилъ себя отъ радости. Царевичъ между тѣмъ сѣлъ на лошадь и посадилъ царевну позади себя въ виду царя и всѣхъ его войскъ. Онъ прижалъ ее къ себѣ, крѣпко привязалъ и повернулъ винтикъ, послѣ чего лошадь поднялась наверхъ. Войска продолжали смотрѣть наверхъ, пока лошадь не скрылась изъ глазъ ихъ. А царь ждалъ возвращенія царевича цѣлыхъ полдня, но не дождался и очень огорчился потерею дѣвицы. Послѣ этого онъ съ войсками своими вернулся въ свою столицу.
   Что же касается до царевича, то онъ, довольный и счастливый, направился въ столицу своего отца и не останавливался, пока не спустился на крышу дворца, куда увелъ царевну, не боясь болѣе, что она исчезнетъ. Послѣ этого онъ пошелъ къ отцу своему и матери и, поклонившись имъ, разсказалъ о прибытіи царевны, чему они очень обрадовались.
   Между тѣмъ греческій царь, вернувшись въ свою столицу, заперся во дворцѣ и предался горю и отчаянію. Визири его приходили къ нему утѣшать его и говорили:
   -- Навѣрное, человѣкъ, похитившій дѣвицу, волшебникъ, и слава Богу, что ты избавился отъ колдовства и чаръ.
   Они уговаривали его до тѣхъ поръ, пока онъ не забылъ дѣвицы.
   Царевичъ же задавалъ великолѣпные пиры для народа и они продолжались цѣлый мѣсяцъ, послѣ чего онъ женился на царевнѣ и молодые супруги были очень счастливы. Отецъ царевича сломалъ деревянную лошадь для того, чтобы она не могла шевелиться. Царевичъ написалъ письмо своему тестю-царю, въ которомъ онъ увѣдомлялъ его, что женился на его дочери и что они очень счастливы. Онъ послалъ письмо съ нарочнымъ, который везъ подарки и рѣдкости, и когда нарочный прибылъ въ столицу, отца царевны, онъ передалъ письмо и подарки царю, который, прочитавъ письмо, остался очень доволенъ, принялъ подарки и оказалъ почести нарочному. Онъ приготовилъ роскошный подарокъ своему зятю-царевичу и послалъ его съ тѣмъ же возвращавшимся нарочнымъ и велѣлъ ему передать о своей радости при извѣстіи о счастьи дочери. Царевичъ былъ очень счастливъ и каждый годъ писалъ своему тестю и посылалъ ему новые дары.
   Такъ жили они, пока царь, отецъ царевича, не покинулъ этого міра и царевичъ не вступилъ на престолъ. Онъ правилъ своими подданными справедливо и велъ себя примѣрно. Народъ охотно повиновался ему и такъ онъ жилъ счастливо и благополучно, пока его не посѣтила смерть, разлучница съ радостями жизни и съ друзьями и опустошительница дворцовъ. Да прославится живущій, не знающій смерти, держащій во власти своей все видимое и невидимое.
   

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.
Начинается съ половины двѣсти девяносто девятой ночи и кончается въ половинѣ триста пятой.

Исторія Эсъ-Зиндибада Морского и Эсъ-Зиндибада Сухопутнаго.

   Во времена калифа, царя правовѣрныхъ, Гарунъ-Эръ-Рашида, въ Багдадѣ жилъ человѣкъ по имени Эсъ-Зиндибадъ-носильщикъ. Человѣкъ онъ былъ бѣдный и носилъ ноши на головѣ. Однажды ему пришлось нести очень-тяжелую ношу, а день былъ чрезвычайно знойный, такъ что онъ утомился и отъ тяжести и отъ нестерпимаго зноя. Въ такомъ истомленномъ состояніи онъ проходилъ мимо дверей одного купца, около которыхъ было очень чисто прибрано и выметено и за тѣнью не было такъ жарко. Около этихъ дверей стояла, широкая скамья. Носильщикъ сложилъ свою ношу на эту скамью, чтобы немного отдохнуть и подышать чистымъ воздухомъ. Изъ двери на него пахнуло пріятной прохладой и чуднымъ запахомъ, что привело носильщика въ совершенный восторгъ. Онъ сѣлъ на край скамьи и сталъ слушать игру на инструментахъ, между которыми слышались мелодичные звуки струнъ лютни и голоса, очевидно, декламирующіе различные стихи. Кромѣ того, до него доносилось пѣніе птицъ, щебетавшихъ на различные лады и прославлявшихъ Господа (да святится имя Его!). Щебетаніе это тронуло его до глубины души и привело его въ восторгъ. Онъ подошелъ къ двери и увидалъ во дворѣ большой садъ, въ которомъ мелькали мальчики, рабы и другая прислуга и виднѣлись такія вещи, какихъ не увидишь и въ царскихъ покояхъ. Изъ дверей на него пахнуло запахомъ, вкусныхъ чудныхъ мясныхъ блюдъ и душистыхъ винъ.
   Носильщикъ поднялъ глаза къ небу и вскричалъ:
   -- Слава Тебѣ, Создатель, посылающій наслажденія жизни! Ты награждаешь людей по своему выбору! Аллахъ! прошу у тебя прощенія грѣховъ своихъ и каюсь во всемъ, что сдѣлалъ дурного! О, Господи! Твой судъ и власть неоспоримы и Тебя нельзя вопрошать о Твоихъ дѣяніяхъ, такъ какъ и воля Твоя тоже неоспорима! Ты обогащаешь и повергаешь въ нищету по своему усмотрѣнію и повышаешь и унижаешь, кого пожелаешь. Нѣтъ Бога, кромѣ Бога! Велико Твое достоинство и громадны Твои владѣнія и власть Твоя! Среди людей Ты выбираешь избранныхъ, и хозяинъ этого дома живетъ въ свое удовольствіе и наслаждается чудными кушаньями и запахомъ духовъ. Изъ числа людей всегда есть избранные, и потому одни трудятся до поту лица, а другіе живутъ въ свое удовольствіе, одни богаты, а другіе, какъ я, живутъ въ нуждѣ и лишеніяхъ!
   И онъ прочелъ слѣдующіе стихи:
   
   Какъ много въ этой жизни лицъ несчастныхъ
   Лишаются совсѣмъ своихъ достатковъ.
   Но многіе и въ роскоши живутъ
   И отдыхаютъ въ сладостной тѣни.
   Я огорченнымъ нахожу себя
   Превыше всякой мѣры; крайне странно
   И состоянье духа моего
   И тяжела влекомая мной ноша.
   Другіе благоденствуютъ, свободны
   Отъ всякаго несчастья и бѣды
   И нѣтъ такого дня, когда бы знали
   Они тотъ гнетъ, который я несу.
   И отъ начала до конца сей жизни
   Они и непрерывнымъ и обильнымъ
   Благословеніемъ одарены,
   И счастливы они, и величавы,
   И пищу, и питье всегда имѣютъ.
   Всѣ люди, сотворенные Творцомъ,
   Похожи другъ на друга, и я тоже
   Имѣю сходство съ этимъ человѣкомъ,
   И онъ со мной имѣетъ также сходство.
   Но все-таки, за исключеньемъ сходства,
   Такъ между нами разница громадна,
   Какъ разница, которую находимъ
   Мы при сравненьи уксуса съ виномъ.
   Но этой рѣчью лжи не говорю я,
   Тебѣ, мой Повелитель, такъ какъ Ты
   И мудръ умомъ и справедливъ Твой судъ.
   
   Сказавъ эти стихи, Эсъ-Зиндибадъ-носильщикъ хотѣлъ взять свою ношу и итти дальше, но въ эту минуту изъ дверей вышелъ мальчикъ, очень красивый, привлекательн и въ поговорку. Его можно было сравнить съ свѣжей и тонкой вѣтвью, очаровывавшей всѣхъ своей привлекательностью. Шейкъ и юноша прошли въ подземелье и затѣмъ скрылись изъ нашихъ глазъ,
   Въ подземельѣ они пробыли часа два или даже болѣе, послѣ чего шейкъ и рабы вышли, но юноша остался тамъ, и рабы, засыпавъ дверь землею, вмѣстѣ съ шейкомъ сѣли на корабль и отплыли, поднявъ паруса. Вскорѣ послѣ этого я спустился съ дерева и направился къ подземелью. Снявъ землю и поднявъ дверь, я увидалъ деревянную лѣстницу, съ которой я и спустился, и внизу увидалъ хорошенькое помѣщеніе, убранное шелковыми коврами; и тамъ же на высокомъ матрацѣ сидѣлъ юноша, съ душистыми цвѣтами и плодами, поставленными передъ нимъ. Увидавъ меня, онъ поблѣднѣлъ, но я поклонился ему и сказалъ:
   -- Успокойся душою, господинъ мой! Тебѣ нечего бояться, восторгъ очей моихъ, потому что я человѣкъ и, подобно тебѣ, царскій сынъ. Судьба послала меня сюда, и я могу развлечь тебя въ твоемъ одиночествѣ.
   Юноша, услыхавъ то, что я сказалъ ему, и убѣдившись, что я такой же человѣкъ, какъ и онъ, очень обрадовался моему прибытію; лицо его приняло прежній оттѣнокъ, и онъ, подозвавъ меня къ себѣ поближе, сказалъ:
   -- О, братъ мой! Исторія моя удивительная: отецъ мой -- ювелиръ: у него имѣются рабы, которые всюду ѣздятъ по его приказанію по дѣламъ его торговли, и дѣла онъ ведетъ съ царями; но сыновей у него не было. Однажды онъ увидалъ сонъ, что у него будетъ сынъ, но что сынъ этотъ долго не будетъ жить, и онъ проснулся сильно опечаленный 42). Вскорѣ послѣ этого, въ силу предопредѣленія судьбы, мать моя сдѣлалась беременною, и въ надлежащій срокъ я явился на свѣтъ, и отецъ мой былъ очень доволенъ. Астрологи же сказали ему: "Сынъ твой проживетъ пятнадцать лѣтъ: судьба его связана съ судьбою магнитной горы, находящейся на морскомъ берегу. На этой горѣ стоитъ на конѣ мѣдный всадникъ со свинцовой дощечкой на груди; и когда всадникъ этотъ будетъ сброшенъ въ море, сынъ твой будетъ убитъ: человѣкъ, который сброситъ всадника и убьетъ твоего сына, это -- царь Аджибъ 43), сынъ царя Касиба". Отецъ мой былъ сильно огорченъ этимъ предсказаніемъ, и когда мнѣ минуло пятнадцать лѣтъ, къ отцу снова пришли астрологи и увѣдомили его, что всадникъ упалъ въ море, и что низвергнутъ онъ былъ царемъ Аджибомъ, сыномъ царя Касиба. Услыхавъ это, отецъ приготовилъ мнѣ это помѣщеніе и приказалъ мнѣ пробыть здѣсь до окончанія срока, до котораго остается теперь всего десять дней. Все это онъ сдѣлалъ изъ боязни, чтобы царь Аджибъ не убилъ меня.
   Услыхавъ это, я былъ до крайности пораженъ и подумалъ: "Вѣдь я царь Аджибъ, сынъ даря Касиба, и я низвергнулъ всадника; но клянусь Аллахомъ, что я никогда не убью его и не причиню ему никакого зла".
   -- Да будутъ далеки отъ тебя гибель и зло, -- сказалъ я юношѣ,-- хотя бы на то была воля Аллаха, да прославится имя его! Тебѣ бояться нечего. Я останусь съ тобой, чтобы служить тебѣ, и вмѣстѣ съ тобой отправлюсь къ твоему отцу и попрошу его отправить меня на мою родину, за что онъ получить вознагражденіе.
   Юноша очень обрадовался моимъ словамъ. Я проговорилъ съ нимъ до вечера и затѣмъ, оправивъ ему постель, прикрылъ его, и самъ легъ подлѣ него. А утромъ я принесъ ему воды, и онъ вымылъ лицо свое и сказалъ мнѣ:
   -- Аллахъ да благословитъ тебя. Если я спасусь отъ царя Аджиба, то я попрошу отца своего щедро вознаградить тебя.
   -- Да не наступитъ, никогда, -- отвѣчалъ я, -- рокового для тебя дня.
   Я поставилъ передъ нимъ ѣду, и мы, вмѣстѣ утоливъ нашъ голодъ, провели весь день, весело болтая.
   Такимъ образомъ продолжалъ я служить ему девять дней, и на десятый день юноша радовался, что онъ живъ, и сказалъ мнѣ:
   -- О, братъ мой! Какъ бы я хотѣлъ, чтобы ты нагрѣлъ мнѣ воды, для того, чтобъ я могъ вымыться и перемѣнить одежду, такъ какъ я начинаю надѣяться, что съ твоей помощью избавлюсь отъ смерти.
   -- Съ удовольствіемъ,-- отвѣчалъ я,-- и, вставъ, нагрѣлъ воды, послѣ чего онъ вошелъ за занавѣску, вымылся, перемѣнилъ одежду и легъ на матрацъ отдохнуть послѣ ванны. Послѣ этого онъ сказалъ мнѣ:
   -- Отрѣжь мнѣ, о, мой братъ, кусокъ арбуза и посыпь его сахаромъ.
   Я всталъ и, положивъ арбузъ на блюдо, принесъ ему:
   -- Не знаешь ли ты,-- спросилъ я,-- гдѣ лежитъ ножъ?
   -- А вотъ тутъ,-- отвѣчалъ онъ,-- на полкѣ, надо мною.
   Я подошелъ и взялъ ножъ съ полки, но при поворотѣ нога моя подвернулась, какъ повелѣлъ Аллахъ, и я упалъ на юношу, держа въ рукѣ ножъ, который вонзился въ его тѣло, и онъ мгновенно умеръ. Увидавъ, что онъ умеръ, и что я убилъ его, я громко закричалъ и, ударивъ себя по лицу и разодравъ на себѣ одежду, проговорилъ:
   -- Вотъ это поистинѣ несчастіе! И какое несчастіе! О Аллахъ! Я прошу у тебя прощенія и говорю тебѣ, что не повиненъ въ его смерти! Лучше бы мнѣ умереть прежде него! Долго ли я буду переходить отъ одной бѣды къ другой!
   Размышляя такимъ образомъ, я поднялся по лѣстницѣ и, опустивъ дверь, вернулся на берегъ и сталъ смотрѣть на море, гдѣ я увидалъ быстро приближающееся и разсѣкавшее волны судно. Увидавъ это, я подумалъ: "Когда люди сойдутъ на берегъ и увидятъ, что юноша убитъ, они зарѣжутъ меня". Послѣ этого я тотчасъ же взлѣзъ на дерево и спрятался въ зелени, и сидѣлъ тамъ до тѣхъ поръ, пока судно не бросило якоря и рабы не сошли на берегъ вмѣстѣ съ старымъ шейкомъ, отцомъ юноши, и, придя къ мѣсту, не срыли землю. Они очень удивились, найдя, что она только что нарыта, а спустившись внизъ, они нашли юношу лежавшимъ на спинѣ, съ прелестнымъ, хотя и мертвеннымъ лицомъ, одѣтымъ въ бѣлую и чистую одежду, и съ ножомъ въ груди. Всѣ они заплакали, а отецъ упалъ въ обморокъ, который длился такъ долго, что рабы стали думать, что онъ умеръ. Наконецъ онъ пришелъ въ себя и вышелъ съ рабами, завернувшими тѣло юноши въ его одѣяніе. Они выбрали изъ подземелья все, что тамъ было, и, сложивъ на судно, уѣхали.

   Я остался, госпожа моя, и днемъ прятался на деревѣ, а ночью бродилъ по берегу. Такимъ образомъ прожилъ я два мѣсяца и замѣтилъ, что на западной сторонѣ острова вода съ каждымъ днемъ убывала все болѣе и болѣе, и черезъ три мѣсяца земля съ этой стороны острова совершенно высохла. Обрадованный возможностью уйти съ острова, я рѣшился пуститься въ путь и пошелъ по вновь образовавшейся землѣ. Вскорѣ я увидѣлъ нѣчто красное въ родѣ огня и, подойдя поближе, разсмотрѣлъ, что это дворецъ, обшитый мѣдью, на которой отражалось солнце, и потому зданіе казалось точно огненнымъ. Когда я подошелъ довольно близко, я встрѣтилъ стараго шейка, въ сопровожденіи десяти молодыхъ людей, всѣхъ кривыхъ на одинъ глазъ, что меня до крайности удивило. Увидавъ меня, они мнѣ поклонились и просили разсказать имъ мою исторію, и я разсказалъ имъ все въ подробности и возбудилъ въ нихъ удивленіе. Послѣ этого они свели меня во дворецъ, гдѣ стояло десять скамеекъ съ матрацами, покрытыми голубой матеріей, и каждый изъ молодыхъ людей сѣлъ на отдѣльную скамейку, а шейкъ помѣстился на самую маленькую скамью.
   -- Садись, о, молодой человѣкъ,-- сказали они мнѣ,-- и не разспрашивай насъ ни о нашемъ поведеніи ни о томъ, что мы слѣпы на одинъ глазъ.
   Послѣ этого шейкъ всталъ и принесъ каждому изъ нихъ ѣду, какъ принесъ и мнѣ; а вслѣдъ затѣмъ принесъ каждому изъ насъ вина. Утоливъ нашъ голодъ, мы принялись за вино и пили до наступленія ночи, когда молодые люди сказали шейку:
   -- Принеси намъ все, что слѣдуетъ.
   Шейкъ тотчасъ же всталъ и, удалившись въ небольшую каморку, принесъ оттуда на головѣ десять прикрытыхъ подносиковъ. Поставивъ ихъ на полъ, онъ зажегъ десять восковыхъ свѣчей и приклеилъ по свѣчѣ къ каждому подносику и затѣмъ снялъ крышки, и подъ крышками оказался пепелъ, смѣшанный съ толченымъ углемъ. Молодые люди засучили рукава до локтей и начернили свои лица и намазали щеки и при этомъ приговаривали:
   -- Жили мы спокойно, но недостойное любопытство наше не давало намъ покоя.
   Такъ натирались они и причитали до самаго утра, когда шейкъ принесъ имъ горячей воды, и они вымыли свои лица и надѣли чистую одежду.
   Смотря на все это, я не зналъ, что подумать, и такъ взволновался, что забылъ свои собственныя несчастія и началъ разспрашивать ихъ о причинѣ такого страннаго поведенія.
   -- О, молодой человѣкъ, -- сказали они, посмотрѣвъ на меня.-- Не спрашивай о томъ, что до тебя не касается, но молчи, потому что молчаніе можетъ спасти тебя отъ ошибокъ.
   Я прожилъ съ ними цѣлый мѣсяцъ, въ продолженіе котораго каждую ночь они дѣлали то же самое, и, наконецъ, я сказалъ имъ:
   -- Ради Аллаха, умоляю васъ, успокойте вы меня и разскажите мнѣ, по какой причинѣ вы поступаете такимъ образомъ и почему постоянно восклицаете: "Жили мы спокойно, но недостойное любопытство наше не давало намъ покоя!" Если вы не объясните мнѣ этого, то я оставлю васъ и пойду, куда глаза глядятъ; пословица вѣдь правду говоритъ: "Съ глазъ долой и изъ ума вонъ".
   Выслушавъ меня, они отвѣчали:
   -- Если мы скрывали отъ тебя это дѣло, то только заботясь о твоемъ благополучіи, для того, чтобы ты не сдѣлался такимъ же, какъ мы, и чтобы несчастіе, обрушившееся на насъ, не обрушилось бы на тебя.
   -- Вы непремѣнно должны сказать мнѣ, -- продолжалъ я настаивать.
   -- Добрый совѣтъ даемъ мы тебѣ,-- говорили они.-- Прими его и не разспрашивай насъ о нашихъ дѣлахъ; а иначе ты такъ же, какъ и мы, ослѣпнешь на одинъ глазъ.
   Но я продолжалъ стоять на своемъ, на что они сказали мнѣ:
   -- О, молодой человѣкъ! Если это съ тобой случится, то знай, что ты будешь изгнанъ изъ нашего общества.
   Они всѣ встали и, взявъ барана, закололи его, содрали кожу и сказали:
   -- Возьми съ собой этотъ ножъ и влѣзай въ эту кожу, а мы зашьемъ ее на тебѣ, и уходи. Къ тебѣ подлетитъ птица рукхъ45) и ухватитъ тебя за пятки и унесетъ тебя на высокую гору. Тамъ разрѣжь этимъ ножомъ кожу и вылѣзай, а птица тотчасъ же улетитъ. Ты долженъ встать, лишь только она улетитъ, и итти полдня, и тогда ты увидишь передъ собою высокій дворецъ, обитый червоннымъ золотомъ, со вставленными драгоцѣнными камнями, какъ изумруды, рубины и т. д. Если ты войдешь въ этотъ дворецъ, то съ тобою случится то же, что случилось съ нами, такъ какъ мы Изъ-за этого лишились глаза, и если бы кто-нибудь изъ насъ вздумалъ разсказывать тебѣ о томъ, что съ нимъ случилось, то исторія его продолжалась бы такъ долго, что ты не захотѣлъ бы слушать.
   Они зашили меня въ баранью шкуру, и сами ушли во дворецъ, а вскорѣ затѣмъ прилетѣла громадная бѣлая птица, которая, схвативъ меня, улетѣла со мной и положила меня на гору. Я тотчасъ же разрѣзалъ шкуру и вылѣзъ, а птица, увидавъ меня, улетѣла. Я поспѣшно всталъ и направился ко дворцу, оказавшемуся совершенно такимъ, какимъ мнѣ его описывали, и, войдя въ него, я увидалъ въ концѣ залы сорокъ молодыхъ дѣвушекъ, красивыхъ, какъ мѣсяцъ, и великолѣпно одѣтыхъ. При видѣ меня онѣ всѣ закричали:
   -- Милости просимъ, добро пожаловать! О, господинъ и государь нашъ! Мы уже цѣлый мѣсяцъ ждемъ тебя. Слава Аллаху, пославшему намъ человѣка, достойнаго насъ, и котораго, мы достойны!
   Послѣ такого привѣтствія онѣ усадили меня на матрацъ.
   -- Отнынѣ, -- продолжали онѣ, -- ты нашъ повелитель и государь, и мы твои прислужницы и совершенно принадлежимъ тебѣ.
   Онѣ принесли мнѣ угощеніе, и, когда я поѣлъ и попилъ, онѣ, веселыя и счастливыя, сѣли кругомъ меня и начали болтать. Эти дѣвушки были такъ прекрасны, что даже самый благочестивый человѣкъ охотно предложилъ бы самъ свои услуги и исполнилъ бы всѣ ихъ желанія. Съ наступленіемъ ночи всѣ онѣ столпились кругомъ меня и поставили передо мною столъ со свѣжими и сухими фруктами и разными удивительными, неописанными лакомствами и винами. Одна изъ нихъ начала пѣть, а другая играть на лютнѣ. Кубки съ виномъ переходили изъ. рукъ въ руки, и мнѣ было такъ весело, что я забылъ всѣ свои житейскія невзгоды и вскричалъ:
   -- Вотъ это такъ чудная жизнь!
   Ночь я провелъ такъ, какъ не проводилъ никогда въ жизни, а утромъ сѣлъ въ ванну и, вымывшись, одѣлъ роскошную принесенную мнѣ новую одежду, и мы снова начали угощаться.
   Такимъ образомъ я прожилъ съ ними цѣлый годъ; но въ первый же день новаго года дѣвушки сѣли кругомъ меня и начали плакать и прощаться со мною, цѣпляясь за мою одежду.
   -- Что за несчастіе случилось съ вами?-- спросилъ я.-- Вѣдь вы надрываете мнѣ сердце.
   -- Лучше бы намъ никогда не знать тебя,-- отвѣчали онѣ.-- Мы имѣли дѣло со многими мужчинами, но такого, какъ ты, мы не знавали. Дай Богъ, чтобы мы не лишились тебя.
   Онѣ снова заплакали, а я просилъ ихъ сказать мнѣ причину ихъ слезъ.
   -- Ты причина ихъ,-- отвѣчали онѣ.-- Хотя, если ты обратишь вниманіе на то, что мы тебѣ скажемъ, мы можемъ и не разлучаться; но если ты поступишь противъ нашихъ указаній, то мы разстанемся навѣки. Сердце наше говоритъ, однакоже, что ты не послушаешься нашего предостереженія.
   -- Скажите мнѣ, въ чемъ дѣло, и я поступлю по вашему указанію.
   -- Сначала выслушай нашу исторію,-- отвѣчали онѣ.-- Мы -- царскія дочери и много лѣтъ имѣли обыкновеніе собираться сюда и удаляться отсюда ежегодно на сорокъ дней, затѣмъ, возвращаясь, мы позволяемъ себѣ пировать и пить въ продолженіе всего года. Такъ мы поступали обыкновенно, а теперь мы боимся, что во время нашего отсутствія ты преступишь наши указанія. Оставляемъ тебѣ ключи отъ дворца. Ихъ сто, и они отворяютъ сто комнатъ. Ты можешь входить въ эти комнаты, забавляться, ѣсть и пить и услаждаться, но только не отворяй двери изъ червоннаго золота, потому что, если ты отворишь ее, то мы навйки будемъ разлучены съ тобой. Умоляемъ тебя поэтому, обрати вниманіе на наши слова и воздержись на это короткое время.
   Услыхавъ это, я поклялся имъ, что никогда не открою запрещенной комнаты, и онѣ удалились, прося меня быть вѣрнымъ моему обѣщанію.

   Я остался во дворцѣ одинъ, и съ наступленіемъ вечера открылъ первую комнату и, войдя туда, увидалъ, что это настоящій рай земной, въ которомъ росли большія зеленыя деревья со спѣлыми плодами, пѣли различныя птицы, и били фонтаны. Зрѣлище это усладило мою душу, и я блуждалъ между деревьями, нюхалъ чудные пахучіе цвѣты и слушалъ пѣніе птицъ, громко прославлявшихъ всемогущаго Аллаха. Полюбовавшись на различныя яблоки, напоминавшія щечки любимой возлюбленной или пушистыя щечки скромнаго любовника, на пахучую айву, напоминающую запахъ мускуса и амбры, и на сливы, сверкавшія, какъ рубинъ, я вышелъ изъ этой комнаты и, заперевъ за собою дверь, отворилъ сосѣднюю, гдѣ оказалась большая, дорожка, обсаженная частыми пальмами и орошаемая рѣкой, пробѣгавшей среди розовыхъ деревьевъ, жасминовъ, маіорана, шиповника, нарциссовъ, левкоевъ, запахъ отъ которыхъ разносился вѣтромъ повсюду и приводилъ меня въ совершенный восторгъ.-Я отворилъ дверь въ третью комнату, затворивъ вторую. Тутъ, я нашелъ обширную гостиную съ поломъ, выложеннымъ мраморомъ различныхъ цвѣтовъ, съ дорогими цвѣтными каменьями. Въ этой гостиной стояли клѣтки изъ сандальнаго дерева и алоэ, съ поющими въ нихъ птицами, масса которыхъ сидѣла тоже и на деревьяхъ. Сердце мое было очаровано и, забывъ всѣ житейскія тревоги, я проспалъ въ этой комнатѣ до утра. На слѣдующій день я отворилъ четвертую комнату и нашелъ большое зданіе съ сорока комнатками, въ которыя всѣ двери стояли настежь; войдя въ нихъ, я нашелъ жемчугъ, рубины, хризолиты, изумруды и другіе драгоцѣнные камни, перечислить которые не достанетъ силъ человѣческихъ. Зрѣлище это привело меня въ полное недоумѣніе, и я проговорилъ:
   -- Такихъ драгоцѣнностей не найдешь и въ царскихъ хранилищахъ. Теперь я -- царь нашего времени, и, по милости Аллаха, всѣ эти драгоцѣнности принадлежатъ мнѣ, какъ принадлежатъ и сорокъ женщинъ мнѣ одному совершенно безраздѣльно.
   Такимъ образомъ я продолжалъ забавляться, переходя отъ одного мѣста къ другому, пока не прошло тридцати девяти дней, и я побывалъ во всѣхъ комнатахъ, кромѣ запрещенной. Сердце мое ныло отъ любопытства, и дьяволъ, толкая въ несчастіе, соблазнилъ меня отворить и эту сотую дверь. Удержаться я не могъ, хотя до конца срока оставался всего одинъ день, и вотъ я подошелъ къ комнатѣ и отворилъ дверь и, войдя туда, я почувствовалъ такой сильный одуряющій запахъ, что упалъ навзничь безъ чувствъ и въ такомъ положеніи пролежалъ нѣкоторое время, но затѣмъ, вставъ, я собрался съ духомъ и пошелъ далѣе. Полъ оказался усыпаннымъ шафраномъ, а комната освѣщена золотыми лампами и свѣчами, распространявшими запахъ мускуса и амбры, и ароматъ, походившій на запахъ меда, слышался повсюду. Кромѣ того, я увидалъ вороную лошадь, черную, какъ ночь, передъ, которой стояли ясли изъ чистаго хрусталя, наполненныя очищеннымъ кунжутомъ, а другія такія же ясли, наполненныя розовой водой съ примѣсью мускуса. Конь былъ взнузданъ и осѣдланъ, и сѣдло было изъ червоннаго золота. Съ удивленіемъ глядя на него, я подумалъ, что этотъ конь долженъ обладать удивительными достоинствами, и, соблазненный дьяволомъ;я вывелъ его и сѣлъ въ сѣдло; но онъ не трогался съ мѣста; я тронулъ его пятками, но онъ попрежнему не трогался съ мѣста; тогда я взялъ пальмовую трость и ударилъ его; лишь только онъ почувствовалъ ударъ, какъ издалъ звукъ въ родѣ грома и, распустивъ крылья, взвился со мной на воздухъ и затѣмъ спустился на какую-то крышу, гдѣ сбросилъ меня и такъ ударилъ хвостомъ но лицу, что вышибъ мнѣ глазъ, и улетѣлъ,
   Въ такомъ положеніи я сошелъ съ крыши и внизу нашелъ одноглазыхъ, вышеупомянутыхъ молодыхъ людей, которые, увидавъ меня, вскричали:
   -- Нѣтъ, мы не привѣтствуемъ тебя!
   -- Примите меня въ свое общество, -- сказалъ я.
   -- Клянемся Аллахомъ, ты не останешься съ нами, -- отвѣчали они.
   И такимъ образомъ я ушелъ отъ нихъ съ тяжелымъ сердцемъ и горькими слезами на глазахъ, и Аллахъ предопредѣлилъ, что я благополучно дойду сюда, и я, сбривъ бороду и обратившись въ нищаго, благополучно пришелъ въ Багдадъ 46).
   

Продолженіе сказки багдадскихъ женщинъ и т. д.

   Послѣ этого хозяйка дома посмотрѣла на калифа Джафара и Месрура и сказала имъ:
   -- Познакомьте меня съ вашими сказками.
   Джафаръ подошелъ къ ней и разсказалъ ей ту же самую сказку, которую онъ разсказывалъ привратницѣ, когда она отворяла ему двери, и хозяйка, услыхавъ его разсказъ, освободила ихъ. Выйдя на улицу, калифъ спросилъ у нищихъ, куда они идутъ, и они отвѣтили ему, что не. знаютъ, куда имъ итти; вслѣдствіе чего онъ предложилъ имъ итти. съ ними и затѣмъ обратился къ Джафару съ слѣдующими словами:
   -- Возьми ихъ къ себѣ, домой и завтра приведи ко мнѣ, и мы посмотримъ, что можно будетъ для нихъ сдѣлать.
   Джафаръ поступилъ такъ, какъ ему было приказано, и калифъ вернулся къ себѣ во. дворецъ, но не могъ уже спать въ эту ночь.
   На слѣдующій день онъ, сидя на тронѣ, принялъ своихъ царедворцевъ и отпустилъ всѣхъ, за исключеніемъ Джафара, которому сказалъ....
   -- Приведи ко мнѣ трехъ женщинъ, двухъ собакъ и трехънищихъ.:
   Джафаръ всталъ, привелъ всѣхъ и, поставивъ женщинъ за занавѣску, сказалъ имъ:
   Мы простили васъ за вашу прежнюю доброту къ намъ, тѣмъ болѣе, что вы не знали, кто мы такіе. Теперь же я могу сообщить вамъ, что вы находитесь въ присутствіи пятаго изъ сыновей Эль-Абаса, Гарунъ. Эръ-Рашида, поэтому ему говорить вы можете только одну правду.
   Когда женщины услыхали сказанное имъ отъ имени калифа, то старшая изъ нихъ выступила впередъ и такимъ образомъ передала свою исторію.
   

Первая изъ трехъ багдадскихъ женщинъ.

   О царь! исторія моя удивительна, такъ какъ эти двѣ собаки, это -- мои сестры отъ одного отца, но отъ разныхъ матерей, и я самая изъ нихъ младшая. Послѣ смерти отца, оставившаго намъ пять тысячъ червонцевъ, обѣ сестры мои вышли замужъ и, проживши нѣкоторое время съ мужьями, которые приготовили товары, взяли отъ женъ по тысячѣ червонцевъ каждый, и съ женами отправились въ путешествіе, оставивъ меня одну. Пробывъ въ отсутствіи четыре года, мужья моихъ сестеръ потеряли все, что имѣли, и бросили ихъ въ чужихъ краяхъ, такъ что онѣ вернулись ко мнѣ въ нищенскихъ лохмотьяхъ. Увидавъ ихъ въ этомъ видѣ, я сначала даже не узнала ихъ, а затѣмъ, узнавъ, вскричала:
   -- Какимъ образомъ очутились вы въ такомъ положеніи?
   -- О, сестра,-- отвѣчали онѣ,-- вопросъ твой безполезенъ; такъ было рѣшено судьбою.
   Я отправила ихъ вслѣдъ за тѣмъ въ баню и, одѣвъ ихъ въ новое платье, сказала имъ:
   -- О, сестры мои, вѣдь вы старше меня, а я младшая, и потому замѣните мнѣ отца и мать. Наслѣдство, которое я раздѣлила съ вами, по милости Аллаха, увеличилось, такъ какъ дѣла мои идутъ великолѣпно, и. я снова подѣлюсь съ вами.
   Я обращалась съ ними превосходно, и онѣ прожили со мною цѣлый годъ и разбогатѣли на тѣ деньги, что я имъ удѣлила, но по прошествіи года онѣ сказали:
   -- Намъ хотѣлось бы снова выйти замужъ, потому что такъ болѣе мы жить не можемъ.
   -- О, сестры мои,-- отвѣчала я, -- вѣдь въ замужествѣ счастья вы не нашли. Хорошихъ мужей по нынѣшнимъ временамъ найти трудно, и вы вѣдь испытали уже брачную жизнь.
   Но онѣ не обратили вниманія на мои слова и вышли замужъ помимо моего согласія. Несмотря, однакоже, на это, я на свои собственныя средства сдѣлала имъ приданое и продолжала покровительствовать имъ. Онѣ перебрались къ своимъ мужьямъ, а тѣ, отобравъ отъ нихъ все, что у нихъ было, и поживъ съ ними недолгое время, уѣхали куда-то, бросивъ ихъ. Такимъ образомъ онѣ снова вернулись ко мнѣ совершенно обнищавшими и просили прощенія, говоря:
   -- Не сердись на насъ; и хотя ты моложе насъ, но здраваго смысла у тебя больше, и мы обѣщаемъ тебѣ никогда не поднимать болѣе вопроса о бракѣ.
   -- Милости просимъ, сестры мои,-- отвѣчала я,-- вѣдь у меня никого нѣтъ ближе васъ.
   И я взяла ихъ къ себѣ, ласково обращалась съ ними, и въ теченіе цѣлаго года мы прожили счастливо.
   По прошествіи этого года я рѣшилась нагрузить судно товаромъ и сказала своимъ сестрамъ:
   -- Останетесь ли вы дома во время моего путешествія или отправитесь со мною?
   -- Мы поѣдемъ съ тобою,-- отвѣчали онѣ,-- такъ какъ не можемъ вынести разлуки съ тобой.
   Вслѣдствіе этого я взяла ихъ съ собою, и. мы пустились въ путь, но предварительно я раздѣлила свое имущество на двѣ равныя части, одну изъ которыхъ и спрятала, думая при этомъ, что корабль можетъ потерпѣть крушеніе, а мы можемъ спастись, и тогда состояніе это намъ пригодится. Мы плыли и дни и ночи, пока, наконецъ, не. сбились съ дороги, и капитанъ не зналъ, куда направить путь. Корабль вышелъ въ какое-то незнакомое море, но мы этого не замѣтили и въ продолженіе десяти дней шли попутнымъ вѣтромъ, и затѣмъ увидали передъ собою городъ. На вопросъ нашъ, что это за городъ, капитанъ отвѣчалъ:
   -- Не знаю; до сегодняшняго дня я никогда его не видѣлъ и никогда въ жизни не плавалъ по этому морю; но разъ что мы благополучно пришли сюда, то намъ ничего другого не остается, какъ войти въ городъ, выгрузить товары и продать ихъ, или же отдохнуть дня два и запастись свѣжею провизіей.
   Такимъ образомъ мы вошли въ городъ, и капитанъ сошелъ на берегъ и, немного погодя, вернулся назадъ и сказалъ:
   Идемте въ городъ, чтобы подивиться, что Аллахъ можетъ сотворить съ людьми, и помолиться, чтобъ онъ помиловалъ насъ отъ своего гнѣва.
   Войдя въ городъ, мы увидали, что всѣ обитатели его обращены въ черный камень. Зрѣлище это насъ поразило и, проходя по улицамъ и видя, что всѣ товары и золото и серебро осталось въ первоначальномъ видѣ, мы только дивились и говорили:
   -- Это сдѣлалось вслѣдствіе стеченія какихъ-то странныхъ обстоятельствъ.
   Мы разошлись по улицамъ, любуясь и восхищаясь богатствомъ и роскошью лавокъ.

   Что касается до меня, то я прошла во дворецъ, оказавшійся зданіемъ удивительной красоты, и, войдя въ него, нашла золотую и серебряную посуду по мѣстамъ и царя, сидящимъ посреди своихъ царедворцевъ и визирей въ одеждѣ замѣчательно богатой. Подойдя къ нему поближе, я увидѣла, что. онъ сидѣлъ на тронѣ, отдѣланномъ жемчугомъ и брилліантами, и каждая жемчужина горѣла, какъ звѣзда. Одежда его была вся вышита золотомъ, а кругомъ него стояло пятьдесятъ мамелюковъ, одѣтыхъ въ шелковыя цвѣтныя одежды, съ обнаженными мечами въ рукахъ. Пораженная этимъ зрѣлищемъ, я пошла далѣе и вошла въ главную комнату гарема, на стѣнахъ котораго висѣли шелковыя занавѣски; и тутъ я увидала царицу въ платье, вышитомъ жемчугомъ, и съ діадемой изъ драгоцѣнныхъ каменьевъ на головѣ и съ различными ожерельями на шеѣ. Вся ея одежда и украшенія сохранили первобытное состояніе, хотя она была обращена въ черный камень. Тутъ я увидала отворенную дверь и лѣстницу въ семь ступеней, по которой я поднялась въ комнату съ мраморнымъ поломъ; на полу лежали затканные золотомъ ковры, и стояло алебастровое ложе, отдѣланное жемчугомъ и брилліантами, но взоры мои прежде всего были привлечены мерцаніемъ свѣта, и, подойдя ближе, я увидала, что это блестѣлъ брилліантъ величиною со страусовое яйцо, поставленный на подставку и, какъ свѣча, распространявшій свѣтъ. Ложе было покрыто покрываломъ разноцвѣтныхъ шелковъ необыкновенной роскоши. Въ этой комнатѣ были тоже зажжены свѣчи, и мнѣ тотчасъ же пришло въ голову, что кто-нибудь долженъ же. былъ зажечь ихъ. Я прошла въ другую часть дворца и, осматривая комнаты, совершенно забыла обо всемъ, и когда стало уже смеркаться, я хотѣла выйти изъ дворца, но не могла найти выхода. Вслѣдствіе этого я вернулась въ комнату, освѣщенную свѣчами, и легла на ложе, повторяя нѣкоторыя изреченія изъ Корана, чтобы заснуть, но заснуть не могла. Такъ лежала я съ открытыми глазами, какъ вдругъ въ полночь я услыхала, что кто-то читалъ Коранъ нѣжнымъ и пріятнымъ голосомъ. Я тотчасъ же встала и увидала открытую дверь въ комнату, которая оказалась молельней, освѣщенной лампами, а на коврѣ, разостланномъ посреди, стоялъ молодой человѣкъ, очень красивый. Удивляясь, какимъ образомъ онъ избѣжалъ судьбы всѣхъ другихъ обитателей города, я поклонилась ему, а онъ, поднявъ глаза, отвѣтилъ на мой поклонъ.
   -- Умоляю тебя,-- сказала я ему,-- ради, той истины, о которой ты читаешь въ Коранѣ, отвѣчай мнѣ на вопросъ, который я предложу тебѣ.
   -- Сначала, -- улыбаясь отвѣчалъ онъ,-- объясни мнѣ причину твоего появленія здѣсь, и тогда я отвѣчу тебѣ на твой вопросъ.
   Я разсказала ему свою исторію и просила его сообщить мнѣ исторію этого города.
   -- Подождите немного, -- сказалъ онъ; и онъ закрылъ Коранъ и, положивъ его въ атласный мѣшокъ, сѣлъ подлѣ меня.
   Посмотрѣвъ теперь на его лицо, я нашла его прекраснымъ, какъ полный мѣсяцъ, а всю его фигуру -- такой изящной и привлекательной, что одинъ взглядъ на него вызвалъ у меня тысячи вздоховъ и зажегъ огонь въ моемъ сердцѣ. Я повторила свою просьбу объяснить мнѣ исторію города.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ и затѣмъ продолжалъ такъ:-- знай, что городъ этотъ принадлежалъ моему отцу и его роднымъ и подданнымъ; а онъ и есть тотъ царь, котораго ты видѣла обращеннымъ въ черный камень, а царица, которую ты видѣла, и есть моя мать. Они были магами и поклонялись огню и клялись огнемъ, свѣтомъ, тѣнью, зноемъ и вращающимся шаромъ. У отца моего не было сыновей, пока я не родился, когда онъ былъ уже въ преклонныхъ годахъ, и меня онъ воспитывалъ при себѣ. Къ счастью для меня, въ нашей семьѣ была одна старая женщина-мусульманка, искренно вѣровавшая въ Аллаха и въ апостола его, хотя для виду исполняла всѣ обряды той религіи, которую исповѣдовала царская семья. Отецъ очень довѣрялъ ей за ея вѣрность и скромность характера и оказывалъ ей милости, вполнѣ уповая, что она исповѣдуетъ одинаковую религію съ нимъ, и, вслѣдствіе этого, когда я вышелъ изъ дѣтскаго возраста, онъ отдалъ меня на ея попеченіе, говоря:
   -- Прими его, и воспитывай его, и научи его правиламъ нашей вѣры, и ходи за нимъ какъ можно лучше.
   Старуха взяла меня подъ свой надзоръ, но постаралась научить Эль-Исламу, посвятивъ меня въ законы очищенія и въ священныя правила омовенія, въ обряды и молитвы, послѣ чего она заставила меня выучить наизусть весь Коранъ. Она научила меня скрывать о своей вѣрѣ отъ отца, говоря, что онъ убьетъ меня, если узнаетъ. Вскорѣ затѣмъ старуха умерла. Жители же города становились все наглѣе и грѣховнѣе и не признавали истины. Однажды они услыхали громкій, какъ громъ, голосъ, который слышно было повсюду, проговорившій:
   -- Жители этого города, воздержитесь отъ поклоненія огню и поклонитесь всесильному Аллаху!
   Народъ былъ страшно пораженъ и бросился къ моему отцу, ихъ царю.
   -- Что это за страшный голосъ,-- сказали они ему,-- испугавшій насъ своимъ ужаснымъ звукомъ?
   -- Не устрашайтесь этого голоса, -- отвѣчалъ-онъ,-- и не уклоняйтесь отъ нашей вѣры.
   Слова царя успокоили ихъ, и они продолжали поклоняться огню весь этотъ годъ съ того времени, когда впервые услыхали страшный голосъ. Въ это время они услыхали его во второй разъ и еще черезъ годъ -- въ третій разъ; но они продолжали жить по-старому до тѣхъ поръ, пока не навлекли на себя кару небесную, и однажды утромъ, вскорѣ послѣ разсвѣта, всѣ, вмѣстѣ съ своими животными и скотиной, были обращены въ черный камень. Ни одинъ житель города не избавился отъ наказанія, кромѣ меня, и съ того самаго дня, какъ случилось это бѣдствіе, я былъ постоянно занятъ, какъ ты сама видѣла, молитвой, постомъ и чтеніемъ Корана; но я томился своимъ положеніемъ, не видя никого, съ кѣмъ бы могъ раздѣлить свое уединеніе.
   Услыхавъ это, я сказала ему:
   -- А не хочешь ли ты отправиться со мной въ городъ Багдадъ и посѣтить тамошнихъ ученыхъ, законовѣдовъ и увеличить твои познанія? Если хочешь, то я сдѣлаюсь твоей служанкой, хотя я стою во главѣ своей семьи и распоряжаюсь многими слугами. У меня тутъ стоить корабль, нагруженный товарами, и самъ рокъ занесъ насъ сюда въ городъ для того, чтобы мы узнали о судьбѣ его. Встрѣча наша не случайная.
   Я такимъ образомъ продолжала убѣждать его, и онъ, наконецъ, далъ свое согласіе. Эту ночь я провела у ногъ его, не помня себя отъ счастья, а утромъ мы встали и, войдя въ сокровищницу, взяли наиболѣе легкихъ и дорогихъ вещей и вышли изъ дворца въ городъ, гдѣ мы встрѣтили рабовъ и капитана, искавшихъ меня. Они очень обрадовались, увидавъ меня, а на ихъ вопросъ о причинѣ моего отсутствія я разсказала имъ обо всемъ, что видѣла, и передала исторію молодого человѣка и причину обращенія всѣхъ жителей города и обо всемъ, что съ ними случилось, что не мало удивило ихъ. Когда же сестры мои увидали меня съ молодымъ человѣкомъ, то начали мнѣ завидовать и злоумышлять противъ меня.
   Мы снова сѣли на корабль, и я была очень счастлива, главнымъ образомъ присутствіемъ молодого человѣка, и, выждавъ попутнаго вѣтра, мы распустили паруса и вышли. Сестры мои сидѣли со мною и молодымъ человѣкомъ и въ разговорѣ со мной спросили:
   -- Что ты думаешь дѣлать съ этимъ молодымъ человѣкомъ?
   -- Я хочу выйти за него замужъ,-- отвѣчала я и затѣмъ, подойдя къ нему, я прибавила: -- о, господинъ мой, я хочу сдѣлать тебѣ предложеніе и не возражай мнѣ.
   -- Я слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Этотъ молодой человѣкъ,-- сказала я сестрамъ, взглянувъ на нихъ,-- мнѣ кажется вполнѣ для меня подходящимъ, а все находящееся здѣсь богатство я предоставляю вамъ.
   -- Рѣшеніе твое превосходно, -- отвѣчали онѣ и тѣмъ не менѣе злоумышляли противъ меня.
   Мы продолжали итти по благопріятному вѣтру и, пройдя опасное море, вошли въ спокойныя воды, по которымъ и шли нѣсколько дней, пока не подошли къ городу Эль-Базраха, зданій котораго показались намъ съ наступленіемъ вечера. Но лишь только мы легли спать, какъ сестры мои взяли насъ обоихъ изъ нашихъ, постелей и бросили въ море. Юноша, не умѣя плавать, потонулъ, и Аллахъ, причислилъ его къ мученикамъ 47), въ то время какъ я причислена была къ тѣмъ, которымъ суждено было жить, и, вслѣдствіе этого, лишь Только я. пробудилась и увидала, что я въ водѣ, я тотчасъ же ухватилась за кусокъ дерева, посланный мнѣ Аллахомъ, и вмѣстѣ съ нимъ была выброшена волной на берегъ острова.
   Весь остатокъ ночи я проблуждала по этому острову, а къ утру увидала мысъ земли и на немъ слѣды человѣческихъ ногъ; этотъ мысъ, какъ оказалось, соединялся съ материкомъ земли. Съ восходомъ солнца я просушила свою одежду и пошла по открытой мною тропинкѣ и была уже близко отъ того мѣста, гдѣ стоялъ, городъ, какъ вдругъ замѣтила, что на меня ползетъ змѣя, преслѣдуемая другой змѣей. Языкъ первой змѣи висѣлъ на сторону вслѣдствіе страшной усталости, и мнѣ стало ея жаль, и я, взявъ камень, бросила, его въ голову второй змѣи, которая тотчасъ же умерла. Первая же змѣя распустила, крылья и взвилась на воздухъ, оставивъ меня въ совершенномъ-недоумѣніи. Я была, такъ утомлена, что легла и уснула,, но вскорѣ проснулась и увидала, что въ ногахъ у меня сидѣла дѣвушка и чесала мнѣ пятки, вслѣдствіе, чего я тотчасъ же вскочила, смутившись тѣмъ, что мнѣ оказывали такую услугу.
   -- Кто ты такая, -- сказала я ей, -- и что тебѣ надо? Какъ скоро ты забыла меня!-- вскричала она.-- Я та, которой ты только что оказала услугу, убивъ врага. Я -- та змѣя, которую ты спасла отъ другой змѣи; я -- вѣдьма, а другая змѣя была шайтанъ, врагъ мой, и ты меня избавила отъ него; поэтому, лишь только ты это сдѣлала, я полетѣла на твой корабль и перенесла все, что на немъ было, къ тебѣ въ домъ, а корабль потопила. Что же касается до твоихъ сестеръ, то я обратила, ихъ въ двухъ черныхъ собакъ, такъ какъ я знала, какъ онѣ поступили, съ тобой. Молодой же человѣкъ все-таки потонулъ.
   Сказавъ это, она взяла, меня перенесла вмѣстѣ съ двумя собаками на крышу моего дома, а-въ самомъ домѣ. я нашла всѣ, сокровища, бывшія на кораблѣ. Ничего но было потеряно.
   -- Я клянусь, печатью Сулеймана, -- затѣмъ сказала она мнѣ, -- что если ты не будешь давать ежедневно, по триста ударовъ каждой изъ этихъ собакъ, то я явлюсь и обращу тебя тоже въ собаку.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчала я,-- и съ тѣхъ поръ я наношу собакамъ удары, хотя и жалѣю ихъ.
   Калифъ съ удивленіемъ выслушалъ эту исторію и затѣмъ сказалъ второй женщинѣ:
   -- Вслѣдствіе чего произошли на груди твоей знаки отъ ударовъ?
   Она отвѣчала слѣдующее:
   

Вторая сестра изъ трехъ багдадскихъ женщинъ.

   -- О, великій царь! Отецъ мой послѣ смерти своей оставилъ мнѣ значительное состояніе, и вскорѣ послѣ этого я вышла замужъ за одного изъ богатѣйшихъ людей того времени. Я прожила съ нимъ годъ, и онъ умеръ, оставивъ мою законную часть, заключавшуюся въ восьмидесяти тысячахъ червонцевъ. Я тотчасъ же сдѣлала себѣ десять нарядныхъ золотыхъ нарядовъ, по тысячѣ червонцевъ. Сидя однажды у себя дома, я увидала пришедшую ко мнѣ старуху, отвратительно безобразную; старуха, поклонившись, сказала:
   -- У меня есть сиротка-дочь, свадьбу которой я сегодня справляю, и если бы ты пришла на ея празднество, то получила бы награду на небесахъ, такъ какъ у нея, бѣдной, нѣтъ никого близкихъ и родныхъ.
   Она плакала и цѣловала мнѣ ноги, и я, тронутая ея просьбой, согласилась. Она обѣщала прійти за мной, когда я одѣнусь, и, поцѣловавъ руку, ушла.
   Я тотчасъ же встала, нарядилась, и когда была совсѣмъ готова, то старуха пришла за мной.
   -- О, госпожа моя!-- сказала она мнѣ.-- Гости уже начали собираться и, узнавъ, что ты будешь, они ждутъ тебя съ нетерпѣніемъ.
   Такимъ образомъ я накинула верхнюю одежду и, взявъ съ собою рабынь, пошла за старухой, которая привела насъ въ улицу, гдѣ пріятно продувало вѣтромъ, и мы увидали ворота подъ мраморной аркой, чудно выстроенныя, и за ними дворецъ, возвышавшійся до самыхъ небесъ. Прибывъ туда, старуха постучалась въ дверь, и, когда намъ ее отворили, мы вошли въ коридоръ, покрытый ковромъ, освѣщенный свѣчами и лампами и украшенный камнями и драгоцѣнными металлами48). Чрезъ этотъ, коридоръ мы прошли въ гостиную, невѣроятно роскошную, съ матрацами, покрытыми шелковой матеріей, и освѣщенную висячими лампами и свѣчами. Въ концѣ этой гостиной стояло ложе изъ алебастра, съ жемчугомъ и брилліантами и съ атласными занавѣсками. Съ этого ложа поднялась женщина, красивая, какъ луна.
   -- Добро пожаловать,-- сказала она мнѣ.-- О, сестра моя, ты чаруешь меня и освѣжаешь мнѣ сердце своимъ присутствіемъ.
   Она снова сѣла и продолжала такъ:
   -- У меня, о, сестра моя, есть братъ, который видѣлъ тебя на одномъ празднествѣ; онъ еще молодой человѣкъ и красивѣе меня и пылаетъ къ тебѣ сильной любовью. Онъ упросилъ эту старуху сходить къ тебѣ и устроить ему какъ-нибудь свиданіе съ тобою. Ему очень хочется жениться на тебѣ но закону, предписанному Аллахомъ и апостоломъ его, а въ томъ, что законно, позора быть не можетъ.
   Услыхавъ эти слова и увидавъ, что я заперта въ домѣ такъ, что выйти не могу, я могла только отвѣтить:
   -- Слушаю и повинуюсь.
   Красавица очень обрадовалась, услыхавъ мое согласіе. Она захлопала въ ладоши и отворила дверь, въ которую вошелъ молодой человѣкъ до такой степени красивый, что сердце мое тотчасъ же склонилось къ нему. Лишь только онъ сѣлъ, какъ въ комнату вошелъ кадій и четыре свидѣтеля и, поклонившись намъ, они приступили къ совершенію брака между мною и молодымъ человѣкомъ. Послѣ ихъ ухода молодой человѣкъ посмотрѣлъ на меня и проговорилъ:
   -- Да будетъ ночь наша благословенна.
   Затѣмъ онъ пожелалъ заключить со мною условіе и, положивъ передо мною Коранъ, сказалъ:
   -- Поклянись, что ты никогда никого не предпочтешь мнѣ и никого не полюбишь, кромѣ меня.
   Услыхавъ мою клятву, онъ очень обрадовался, поцѣловалъ меня, и сердце мое воспылало любовью къ нему.
   Мы прожили цѣлый мѣсяцъ вполнѣ счастливо, и я стала просить, чтобъ онъ пустилъ меня на базаръ купить себѣ матеріи на платье. Получивъ его позволеніе, я отправилась въ сопровожденіи старухи и сѣла у лавки молодого купца, съ которымъ она была знакома, и отецъ котораго, какъ она сказала мнѣ, умеръ и оставилъ ему большое состояніе. Она велѣла ему показать мнѣ лучшія, имѣющіяся у него матеріи, и въ то время, какъ онъ раскладывалъ ихъ, она безъ устали восхваляла его самого.
   -- Мнѣ нѣтъ никакого дѣла до твоихъ похвалъ купцу, -- сказала я ей.-- Мы пришли сюда только для того, чтобы покупать и затѣмъ вернуться домой.
   Между тѣмъ онъ продалъ намъ желаемую матерію, и мы подали ему деньги, но онъ отказался принять ихъ, говоря:
   -- Я желаю сдѣлать вамъ подарокъ изъ чувства гостепріимства за ваше сегодняшнее посѣщеніе.
   -- Если онъ не хочетъ брать деньги, -- сказала я ста'рухѣ, -- то верни ему матерію.
   По онъ отказался взять ее обратно и вскричалъ....
   -- Клянусь Аллахомъ, я ничего отъ васъ не возьму! Все это я дарю вамъ за одинъ поцѣлуй, который я цѣню болѣе всей своей лавки.
   -- Ну, что тебѣ въ поцѣлуѣ?-- сказала ему старуха и затѣмъ, обратясь ко мнѣ, прибавила: -- Ты слышала, о, дочь моя, что сказалъ этотъ юноша? Никакой бѣды отъ поцѣлуя тебѣ не сдѣлается, а между тѣмъ ты возьмешь все, что тебѣ нравится.
   -- Развѣ ты не знаешь, -- отвѣчала я, -- какую я дала клятву?
   -- Пусть онъ безъ дальнѣйшихъ словъ поцѣлуетъ тебя, -- отвѣчала она.-- И тебѣ отъ этого ничего не будетъ, и деньги твои останутся при тебѣ.
   Она продолжала меня уговаривать до тѣхъ поръ, пока я, наконецъ, не согласилась, и, закрывъ глаза, я.приподняла свое покрывало такъ, чтобы прохожіе не могли видѣть меня, а онъ потянулся ко мнѣ и, вмѣсто того, чтобы поцѣловать, онъ страшно укусилъ мнѣ щеку. Отъ боли я упала въ обморокъ, и старуха держала мою голову у себя на колѣняхъ до тѣхъ поръ, по.ка я не пришла въ себя. Лавка уже была закрыта, а старуха, выражая сожалѣніе, говорила:
   -- Аллахъ избавилъ тебя отъ большого несчастія; отправимся домой; ты притворись больной, а я приду къ тебѣ и дамъ тебѣ средство, отъ котораго щека твоя скоро заживетъ.
   Отдохнувъ нѣкоторое время, я встала, чувствуя себя нехорошо, и со страхомъ и трепетомъ вернулась домой. Я сказалась больной, и мужъ мой сейчасъ же пришелъ ко мнѣ.
   -- Что съ тобой?-- сказалъ онъ.-- О, моя возлюбленная, что случилось во время твоей прогулки?
   -- Мнѣ нездоровится, -- отвѣчала я.
   -- А что это у тебя за рана на щекѣ и въ самомъ нѣжномъ мѣстѣ?-- продолжалъ онъ.
   -- Когда, спросивъ у тебя позволеніе,-- отвѣчала я,-- пошла сегодня утромъ купить матеріи на платье, то верблюдъ, нагруженный топливомъ, прошелъ мимо толпы, гдѣ я стояла, разорвалъ своимъ грузомъ мое покрывало и оцарапалъ, какъ ты видишь, мнѣ щеку. Ты знаешь вѣдь, какъ узки улицы въ нашемъ городѣ49).
   -- Въ такомъ случаѣ, завтра же!-- вскричалъ онъ,-- я отправлюсь къ губернатору, подамъ ему жалобу, и онъ повѣситъ всѣхъ продавцовъ топлива въ городѣ.
   -- Ради Аллаха, -- сказала я, -- не бери такого грѣха на душу и не поступай несправедливо, такъ, какъ я ѣхала на ослѣ, который испугался, и я свалилась и расцарапала себѣ лицо.
   -- Въ такомъ случаѣ.-- отвѣчалъ онъ, -- завтра же я на нравлюсь къ Джафару Эль-Бармеки и разскажу ему это происшествіе, и онъ прикажетъ казнить всѣхъ погонщиковъ ословъ въ городѣ.
   -- Неужели изъ-за меня, -- сказала я, -- ты хочешь убить всѣхъ этихъ людей, разъ что мнѣ суждено было Аллахомъ получить эту рану?
   -- Несомнѣнно!-- вскричалъ онъ и, схвативъ меня, онъ вскочилъ на ноги и громко крикнулъ.
   На крикъ его дверь отворилась, и изъ нея выбѣжали семь черныхъ рабовъ, которые стащили меня съ постели и приволокли на средину комнаты. Одному изъ рабовъ онъ приказалъ сѣсть мнѣ на голову и держать меня за плечи, а другому велѣлъ сѣсть на ноги и держать меня за ноги. Третій рабъ подошелъ съ мечомъ въ рукахъ.
   -- Повелитель мой, -- сказалъ онъ.-- Не прикажешь ли разрубить ее надвое мечомъ, чтобы потомъ снести по половинкѣ и бросить въ Тигръ на съѣденіе рыбамъ50), такъ какъ невѣрныхъ женъ обыкновенно наказываютъ такимъ образомъ?
   -- Ударь ее, о, Саадъ, -- отвѣчалъ мой мужъ.
   -- Повтори свои молитвы, -- сказалъ рабъ, держа обнаженный мечъ, -- и поразмысли о томъ, что тебѣ дѣлать и какія сдѣлать распоряженія, такъ какъ жизни твоей пришелъ конецъ.
   -- Добрый рабъ, -- сказала я, -- отпусти, меня на время для того, чтобъ я могла высказать свои распоряженія, и, поднявъ голову, я, рыдая, обратилась къ мужу своему съ слѣдующими стихами:
   
   Меня покинулъ ты и остаешься
   Спокойнымъ; ты мои глаза больные
   Безсонными ночами наказалъ.
             Твой образъ въ сердцѣ и въ глазахъ моихъ
   Живетъ, и сердце у меня не хочетъ
   Съ тобой разстаться, и мои рыданья
   Мнѣ страсть мою скрывать не позволяютъ.
   Ты заключилъ со мною договоръ,
   Что будешь вѣренъ мнѣ; когда жъ любовь
   Завоевалъ ты сердца моего,
   Ты обманулъ и измѣнилъ позорно,
   Не сжалишься ты развѣ надъ моей51)
   Любовью и рыданьями моими?
   Ты самъ не мало испыталъ несчастій
   Аллахомъ заклинаю я тебя,
   Когда умру я, на надгробномъ камнѣ
   Моемъ такое выбить изреченье:
   "Здѣсь вѣчнымъ сномъ любви рабыня спитъ".
   
   Услыхавъ эти стихи и увидавъ мои слезы, мужъ мой еще сильнѣе разсердился и отвѣчалъ мнѣ слѣдующимъ куплетомъ:
   
   Я не извергъ возлюбленной моей
   Изъ сердца моего по пресыщенью;
   Ея вина была тому причиной,
   Она сама желала, чтобъ другой
   Со мною раздѣлилъ любовь и ложе;
   Но чести сердца моего противно
   Такое совмѣстительство въ любви.
   
   Я продолжала плакать и, чтобы возбудить его сожалѣніе, думала:
   "Буду унижаться передъ нимъ и въ самыхъ нѣжныхъ словахъ умолять его, чтобъ онъ не убивалъ меня, а лучше бы взялъ все мое состояніе"...
   Но онъ кричалъ своему рабу:
   -- Разруби ее пополамъ, такъ такъ она потеряла всякую цѣну въ нашихъ глазахъ.
   Рабъ подошелъ ко мнѣ, и. я увидала, что спасенія мнѣ больше нѣтъ, и отдалась на волю Аллаха; но вдругъ въ. комнату вошла старуха и, бросившись къ ногамъ моего мужа и цѣлуя ихъ, вскричала:
   -- О, сынъ мой, ради моихъ услугъ, когда я няньчила тебя, умоляю тебя простить эту женщину, такъ какъ она не измѣнила тебѣ и не сдѣлала ничего заслуживающаго такого строгаго наказанія. Ты еще молодъ и страшись того обвиненія, которое она можетъ предъявить противъ тебя.
   Сказавъ это, старуха продолжала плакать и умоляла мужа моего до тѣхъ поръ, пока онъ, наконецъ, не сказалъ:
   -- Я прощаю ей, но долженъ сдѣлать на тѣлѣ ея такіе знаки, которые она носила бы въ продолженіе всей своей жизни.
   Сказавъ это, онъ приказалъ рабамъ сдернуть съ меня рубашку и, взявъ палку, сдѣланную изъ дерева айвы, онъ сталъ бить меня по спинѣ и по бокамъ до тѣхъ поръ, пока я не лишилась чувствъ и чуть не умерла. Онъ приказалъ рабамъ съ наступленіемъ ночи, снести меня, подъ присмотромъ старухи, въ тотъ домъ, гдѣ я жила прежде. Они въ точности исполнили приказаніе своего, господина, и, когда я осталась въ своемъ старомъ домѣ, я занялась исцѣленіемъ своихъ ранъ. Хотя я поправилась, но на бокахъ моихъ и на груди остались слѣды отъ палочныхъ ударовъ. Четыре мѣсяца я лѣчилась и, поправившись, пошла посмотрѣть на тотъ домъ, въ которомъ все это случилось, но домъ оказался разрушеннымъ, и вся улица -- превратившейся въ груды мусора.
   Вслѣдствіе этого я отправилась жить съ сестрой, одного со мной отца, у которой увидала я этихъ двухъ собакъ. Поклонившись ей, я разсказала все, что со мною случилось, на что она отвѣчала мнѣ:
   -- Кто избавленъ отъ ударовъ судьбы? Слава Аллаху, что ты осталась въ живыхъ! Она разсказала мнѣ свою исторію и исторію своихъ двухъ сестеръ, и я осталась съ нею, и никто изъ насъ не упоминалъ никогда о замужествѣ. Впослѣдствіи къ намъ присоединилась еще вотъ эта наша сестра, покупательница, которая уходитъ ежедневно и покупаетъ для насъ все, что намъ требуется.
   

Заключеніе сказки о багдадскихъ женщинахъ.

   Калифа очень заинтересовала эта исторія, и онъ приказалъ записать ее и поставить книгу съ этой исторіей къ себѣ въ библіотеку.
   -- Не знаешь ли ты,-- сказалъ онъ первой женщинѣ,-- гдѣ можно найти вѣдьму, обратившую твоихъ сестеръ?
   -- О, царь, -- отвѣчала она: -- она дала мнѣ прядь своихъ волосъ и сказала: "Если ты захочешь видѣть меня, то сожги нѣсколько волосковъ, и гдѣ бы я ни была, хотя за Кафскими горами, я тотчасъ же явлюсь къ тебѣ",
   -- Ну, такъ принеси мнѣ эти волосы,-- сказалъ калифъ.
   Волосы были тотчасъ же принесены, и калифъ сжетъ нѣсколько волосковъ. Лишь только распространился запахъ, какъ дворецъ весь вздрогнулъ, и загремѣлъ громъ, и вдругъ передъ ними явилась вѣдьма. Она была мусульманкой и потому привѣтствовала калифа словами:
   -- Миръ надъ тобою, калифъ, Аллаха!
   -- И надъ тобою да будетъ миръ,-- отвѣчалъ ей калифъ,-- и да будетъ милость и благословеніе Аллаха.
   -- Знай,-- продолжала она,-- что эта женщина оказала мнѣ услугу, за которую я не знаю, какъ и отблагодарить ее, такъ какъ она спасла меня отъ смерти, убивъ моего врага; а я, увидавъ, что сестры ея съ ней дѣлали, рѣшилась наказать ихъ, и потому я обратила ихъ въ собакъ. Сначала я хотѣла просто убить ихъ для того, чтобы онѣ не терзали ея болѣе, а теперь, государь, если ты желаешь ихъ помиловать, то я могу снова обратить ихъ, въ угоду тебѣ и ей, такъ какъ я истинная правовѣрная.
   -- Обрати ихъ,-- сказалъ калифъ,-- и потомъ мы разсмотримъ дѣло избитой женщины, и если все разсказанное ею окажется справедливымъ, то мы отомстимъ тому, кто такъ жестоко обращался съ нею.
   -- О, царь правовѣрныхъ, -- сказала ему вѣдьма, -- я могу указать тебѣ на лицо, которое поступило такъ жестоко съ этой женщиной и завладѣло ея состояніемъ: онъ твой весьма близкій родственникъ.-- Она взяла чашку съ водой и, пошептавъ надъ нею, окропила морды собакъ, говоря:-- Примите вашъ прежній образъ!-- Послѣ чего собаки обратились въ двухъ красивыхъ женщинъ.-- Да будетъ благословенъ Аллахъ, создавшій ихъ! О, царь правовѣрныхъ, -- продолжала затѣмъ вѣдьма,-- знай, что мужъ, бившій эту женщину, сынъ твой Эль-Эминъ, слыхавшій объ ея красотѣ и привлекательности.

   Вѣдьма разсказала, какъ сладилось все это дѣло. Калифъ былъ до крайности пораженъ и вскричалъ:
   -- Слава Аллаху, что мнѣ удалось способствовать превращенію этихъ двухъ собакъ!
   Онъ тотчасъ же приказалъ позвать къ себѣ своего сына Эль-Эмина и разспросилъ у него исторію его женитьбы и тотъ разсказалъ ему всю правду. Онъ послалъ за кадіемъ и свидѣтелями, и хозяйку того дома, гдѣ онъ былъ наканунѣ, и двухъ сестеръ ея, превращенныхъ изъ собакъ, онъ выдалъ замужъ за нищихъ, оказавшихся царскими сыновьями, и сдѣлалъ ихъ чинами своего дворца, снабдивъ ихъ всѣмъ, что нужно, и помѣстивъ ихъ у себя во дворцѣ. Женщину, избитую мужемъ, онъ возвратилъ своему сыну, давъ ей богатое приданое, и приказалъ отстроить домъ еще лучше, чѣмъ онъ былъ прежде. А покупательницу онъ взялъ къ себѣ въ жены и тотчасъ же увелъ къ себѣ въ покои, а на слѣдующій день отвелъ ей отдѣльное помѣщеніе и далъ рабынь для ея услугъ. Онъ ей тоже назначилъ постоянное содержаніе, а впослѣдствіи выстроилъ для нея дворецъ.
   

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
Начинается въ половинѣ восемнадцатой ночи и кончается въ половинѣ двадцать четвертой.

Сказка о трехъ яблокахъ.

   Однажды ночью, послѣ событій, только что нами описанныхъ, калифъ Гарунъ Эръ-Рашидъ сказалъ своему визирю Джафару:
   -- Сегодня ночью отправимся въ городъ и развѣдаемъ кое-что о должностныхъ лицахъ, и тѣхъ, противъ кого мы услышимъ жалобы, мы смѣстимъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ Джафаръ.
   Калифъ съ визиремъ и съ Месруромъ пошли по городу, по базарнымъ улицамъ, и вышли на небольшую долину, гдѣ увидали старика съ сѣтью и корзиной на головѣ и посохомъ въ рукѣ. Старикъ шелъ медленно и читалъ слѣдующіе стихи:
   
   Мнѣ говорятъ, что я среди людей
   Познаньями сіяю, какъ луна
   Намъ ночью свѣтитъ серебристымъ свѣтомъ.
   "Отъ этихъ словъ вы воздержитесь,-- молвилъ.
   На это я:-- вѣдь если бы меня
   Кто-либо вздумалъ заложить со всѣми
   Бумагами моими за одинъ прокормъ,
   Охотника бы не нашлось навѣрно".
   Жизнь бѣдняка полна заботъ тяжелыхъ.
   Себѣ онъ лѣтомъ добываетъ пищу,
   Зимой же грѣется вблизи жаровни 1),
   Набитой раскаленными углями.
   Собаки съ лаемъ слѣдуютъ за нимъ,
   Куда бы ни пошелъ онъ, и толпа
   Нахальниковъ, ругающихъ его,
   И онъ прогнать ихъ отъ себя безсиленъ.
   Но если бъ съ жалобой онъ обратился
   Къ суду и доказалъ бы оскорбленье,
   Что нанесли ему нахалы эти,
   Судьи ему бы въ искѣ отказали.
   Да, при подобной безотрадной жизни
   Одинъ пріютъ открытъ для бѣдняка,
   Гдѣ онъ найдетъ покой себѣ -- кладбище 2).
   
   Услыхавъ эти стихи, калифъ сказалъ Джафару:
   -- Понаблюди за этимъ бѣднякомъ и прими въ соображеніе его стихи, такъ какъ они обозначаютъ нужду.-- Затѣмъ, подойдя къ старику, онъ прибавилъ:-- Что это ты дѣлаешь, шейкъ?
   -- Я -- рыбакъ, господинъ мой, -- отвѣчалъ старикъ, -- и у меня на шеѣ большая семья. Изъ дому я ушелъ въ полдень и работалъ до сихъ поръ, но Аллахъ не послалъ мнѣ ничего для продовольствія семьи, и потому я возненавидѣлъ себя и пожелалъ себѣ смерти.
   -- Не хочешь ли вернуться съ нами къ рѣкѣ и, ставъ на берегъ Тигра, забросить сѣть на мое счастье? Если ты исполнишь мое желаніе, то я возьму у тебя твой уловъ за сто червонцевъ.
   Рыбакъ обрадовался, услыхавъ это, и сказалъ:
   -- Можешь распоряжаться моей головой. Я вернусь съ тобой.
   Такимъ образомъ онъ вернулся къ рѣкѣ и забросилъ свою сѣть, и, подождавъ, пока она опустилась внизъ, онъ потянулъ за веревки и, вытащивъ сѣть, увидѣлъ, что въ ней сундукъ, замкнутый и тяжелый. Калифъ, увидавъ его и попробовавъ, какой онъ тяжелый, далъ сто червонцевъ рыбаку, отправившемуся домой. А Мееруръ, съ помощью Джафара, подняли сундукъ и понесли его въ сопровожденіи калифа во дворецъ, гдѣ они зажгли свѣчи и поставили сундукъ передъ калифомъ. Джафаръ и Мееруръ, сломавъ замокъ, открыли его и нашли въ немъ корзину изъ пальмовыхъ листьевъ, перевязанную красной веревкой, и, перерѣзавъ веревку, нашли тамъ кусокъ ковра и, поднявъ коверъ, они увидали изаръ, а снявъ изаръ, нашли тамъ женщину, бѣлую, какъ серебро, и изрѣзанную на куски.
   Когда калифъ увидалъ это, слезы полились по его щекамъ и, взглянувъ на Джафара, онъ вскричалъ:
   -- Ахъ ты, собака, визирь! Неужели въ мое царствованіе будутъ убивать людей и бросать ихъ въ рѣку, взваливая такую тяжесть на мою отвѣтственность? Клянусь Аллахомъ, я отомщу за эту женщину, тому, кто убилъ ее. Клянусь тѣмъ, что я поистинѣ потомокъ калифовъ изъ сыновъ Эль-Аббаса,-- прибавилъ онъ,-- что если ты не приведешь ко мнѣ того, кто убилъ эту женщину, для того, чтобы я могъ отомстить ему, то я распну тебя на дверяхъ моего дворца вмѣстѣ съ сорока человѣками твоихъ родственниковъ.
   Калифъ былъ внѣ себя отъ ярости.
   -- Дай мнѣ три дня срока,-- сказалъ Джафаръ.
   -- Даю тебѣ три дня срока,-- отвѣчалъ калифъ.
   Джафаръ ушелъ отъ него и, печально проходя по улицѣ, говорилъ въ душѣ:
   -- Ну, какъ я найду того, кто убилъ эту женщину, и приведу его къ калифу? А если я представлю ему не настоящаго убійцу, такъ это вѣдь ляжетъ тяжестью на мою совѣсть. Не знаю, что мнѣ и дѣлать.
   Три дня онъ. сидѣлъ-дома, а на четвертый калифъ прислалъ за нимъ, и когда онъ явился къ нему, то калифъ сказалъ:
   -- Гдѣ же убійца женщины?
   -- О, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ Джафаръ, -- развѣ могу я знать вещи, тайныя для всѣхъ, и гдѣ мнѣ найти убійцу?
   Калифъ пришелъ въ ярость отъ этого отвѣта и приказалъ распять его у двери своего дворца и послалъ глашатаго объявить по улицамъ Багдада, что кто желаетъ позабавиться и посмотрѣть, какъ у дверей дворца будутъ распяты Джафаръ Эль-Бармеки, визирь калифа, и его родственники, то можетъ прійти къ дворцу калифа и любоваться этимъ зрѣлищемъ. Такимъ образомъ, народъ стекался со всѣхъ сторонъ, чтобы посмотрѣть на казнь Джафара и его родственниковъ, и не зналъ причины наказанія. Калифъ приказалъ поставить кресты. Кресты были воздвигнуты, и подъ ними были поставлены визирь и его родные и ждали приказанія калифа, чтобы быть казненными, Народъ оплакивалъ Джафара и его родственниковъ.
   Въ то время, какъ народъ ждалъ, сквозь толпу быстро пробрался молодой человѣкъ, красиво и мило одѣтый, и, подойдя къ визирю, сказалъ ему:
   ...-- Сохрани тебя Аллахъ отъ. такого приговора, о, глава эмировъ и убѣжище бѣдныхъ! Женщину, найденную вами въ ящикѣ, убилъ я, убейте меня за нее, и пусть смерть ея падетъ на меня.
   Услыхавъ эти слова, Джафаръ очень обрадовался своему избавленію и пожалѣлъ молодого человѣка, но въ ту минуту, какъ онъ говорилъ, вдругъ сквозь толпу быстро протолкался къ нему и къ молодому человѣку старый шейкъ и, поклонившись, сказалъ:
   -- О, визирь! Не вѣрь этому молодому человѣку, такъ какъ женщину эту убилъ я, поэтому въ смерти, ея можешь обвинить меня.
   -- О, визирь,-- сказалъ тутъ молодой человѣкъ,-- этотъ старикъ выжилъ отъ старости изъ ума; онъ самъ не знаетъ, что говоритъ; убилъ ее я, и потому отомстить можешь мнѣ.
   -- Сынъ мой,-- сказалъ шейкъ, -- ты еще молодъ, и жизнь должна привлекать тебя, а я старъ и насытился жизнью; я могу замѣнить тебя и визиря и его родственниковъ; и женщину эту убилъ я, клянусь Аллахомъ, и потому спѣшите наказать меня.
   Слыша этотъ разговоръ, визирь былъ удивленъ и повелъ молодого человѣка и шейка къ калифу.
   -- О, царь правовѣрныхъ,-- сказалъ онъ,-- убійца женщины явился.
   -- Гдѣ же онъ?-- спросилъ калифъ.
   -- Этотъ молодой человѣкъ,-- отвѣчалъ визирь,-- говоритъ, что убилъ онъ, а этотъ шейкъ обвиняемъ его во лжи и говоритъ, что убилъ онъ.
   Калифъ посмотрѣлъ на молодого человѣка и на шейка и спросилъ:
   -- Кто же изъ васъ убилъ молодую женщину?
   -- Ее убилъ только я,-- отвѣчалъ молодой человѣкъ.
   -- Ее убилъ только я,-- точно такъ же отвѣчалъ шейкъ.
   -- Возьми ихъ, Джафаръ, -- сказалъ шейкъ, -- и распни обоихъ.
   -- Если убилъ одинъ изъ нихъ, то казнить обоихъ несправедливо,-- отвѣчалъ Джафаръ.
   -- Клянусь тѣмъ, кто поднялъ небеса и разостлалъ землю, убилъ эту женщину я,-- сказалъ молодой человѣкъ и подробно разсказалъ, какъ это случилось, и въ какомъ видѣ калифъ долженъ былъ найти убитую.
   Калифъ убѣдился изъ его разсказа, что женщину убилъ молодой человѣкъ, и съ удивленіемъ спросилъ:
   -- По какой причинѣ убилъ ты эту женщину и сознался въ убійствѣ, не получивъ ударовъ 3), прямо говоря, что ты виновенъ въ ея смерти?...
   Молодой человѣкъ отвѣчалъ слѣдующимъ образомъ:
   -- Знай, о, царь правовѣрныхъ,-- что женщина эта была моя жена, и дочь моего дяди; этотъ шейкъ былъ ея отцомъ и моимъ дядей. Я женился на ней, когда она была молоденькой дѣвушкой, и Аллахъ послалъ намъ трехъ мальчиковъ-сыновей; и она любила меня, и ходила за мною, и ничего дурного я въ ней не видалъ. Въ началѣ мѣсяца она очень серьезно захворала, и я пригласилъ къ ней врачей, которые лѣчили ее и поправили, и я желалъ, чтобы они отправили ее полѣчиться ваннами.
   -- Прежде чѣмъ брать ванны,-- сказала она мнѣ,-- мнѣ очень хочется одной вещи.
   -- Что тебѣ хочется?-- спросилъ я.
   -- Мнѣ хочется яблока, -- сказала она, -- хоть бы только понюхать и откусить.
   Я тотчасъ же отправился въ городъ искать яблоковъ и купилъ бы, несмотря ни на какую цѣну, но нигдѣ яблоковъ найти не могъ. Всю ночь я провелъ въ раздумьѣ, а утромъ опять вышелъ изъ дому и пошелъ по всѣмъ садамъ, но ни въ одномъ изъ нихъ не нашелъ яблоковъ. Но тутъ я встрѣтилъ стараго садовника, у котораго я справился объ яблокахъ, и онъ сказалъ мнѣ:
   -- О, сынъ мой, яблоки здѣсь такая рѣдкость, что ихъ нигдѣ не найдешь, развѣ только въ саду даря правовѣрныхъ въ Эль-Башрахѣ, которыя хранятся тамъ для калифа.
   Я вернулся къ женѣ, и любовь моя къ ней была такъ сильна, что я собрался въ путь и проѣздилъ, пятнадцать дней, не останавливаясь ни днемъ ни ночью, и привезъ ей три яблока, которыя я досталъ отъ садовника въ Эль-Башрахѣ за три червонца, и, войдя въ комнату, я подалъ ихъ ей, но она была почему-то недовольна и оставила ихъ нетронутыми. Она страдала тогда сильной лихорадкой и прохворала еще въ продолженіе десяти дней.
   Лишь только она поправилась, я вышелъ изъ дому и отправился къ себѣ въ лавку, чтобы продавать и покупать 4). Въ полдень мимо меня прошелъ черный рабъ, держа въ рукахъ яблоко, съ которымъ онъ игралъ.
   -- Откуда это ты досталъ яблоко?-- спросилъ я у него.
   -- Отъ своей возлюбленной,-- засмѣявшись, отвѣчалъ онъ.-- Я былъ въ отсутствіи и, вернувшись, засталъ ее больной и нашелъ у нея три яблока, и она сказала мнѣ: "Мой легковѣрный мужъ, ѣздилъ за ними въ Эль-Башрахъ и заплатилъ за нихъ три червонца", и яблоко это я взялъ отъ нея.
   Отъ этихъ словъ у меня потемнѣло въ глазахъ, о, царь правовѣрныхъ, и я, заперевъ свою лавку, вернулся домой, не помня себя отъ страшнаго гнѣва. Третьяго яблока не оказалось, и я сказалъ женѣ:
   -- А гдѣ. же яблоко?
   -- Не знаю, куда оно дѣлось,-- отвѣчала она.
   Тутъ я убѣдился, что рабъ говорилъ правду, и, вставъ, я взялъ ножъ и, бросившись на и.ему, вонзилъ ножъ ей въ грудь; затѣмъ я отрѣзалъ ей голову, и руки, и ноги, и второпяхъ, сложивъ все въ корзину, я прикрылъ изаромъ, на который сложилъ еще кусокъ ковра. Корзину съ тѣломъ я положилъ въ сундукъ, замкнулъ его, свезъ на мулѣ и собственноручно бросилъ въ Тигръ.
   -- А теперь,-- продолжалъ молодой человѣкъ,-- ради Аллаха умоляю тебя, о, царь правовѣрныхъ, ускори смерть мою въ искупленіе убійства, такъ какъ въ противномъ случаѣ я боюсь, что убитая потребуетъ возмездія въ, день страшнаго суда 5), потому что, вернувшись домой, незамѣтно бросивъ тѣло въ Тигръ, я засталъ старшаго своего сына въ слезахъ, хотя онъ не могъ знать, что я сдѣлалъ съ его матерью.
   -- О чемъ ты плачешь?-- спросилъ я,
   -- Я взялъ у матери одно изъ яблоковъ,-- отвѣчалъ онъ,-- и побѣжалъ съ нимъ играть на улицу съ братьями, а какой-то высокій черный рабъ вырвалъ его у меня и спросилъ, откуда у меня такое яблоко? Я отвѣчалъ, что отецъ ѣздилъ за нимъ и привезъ его изъ Эль-Башраха для матери, потому что она больна, что онъ купилъ три яблока за три червонца, но онъ все-таки взялъ яблоко и прибилъ меня изъ-за него.

   Услыхавъ этотъ разсказъ сына, я понялъ, что рабъ налгалъ на дочь моего дяди, и что она была убита несправедливо, и въ то время, какъ я горько плакалъ о томъ, что я сдѣлалъ, ко мнѣ пришелъ дядя мой и ея отецъ; я разсказалъ ему, что случилось, а онъ сѣлъ и горько заплакалъ. Мы пять дней горевали и плакали и горюемъ до сегодняшняго дня. Ради чести твоихъ предковъ ускори мою смерть для того, чтобы я могъ искупить это убійство.
   Калифъ съ удивленіемъ выслушалъ разсказъ молодого человѣка.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- сказалъ онъ,-- что я не казню никого другого, какъ лживаго раба, такъ какъ молодого человѣка я могу оправдать. Приведи ко мнѣ, -- продолжалъ онъ, обращаясь къ Джафару,-- этого негоднаго раба, причину всего несчастія; а если ты не приведешь его, то будешь казненъ вмѣсто него.
   Визирь заплакалъ и пошелъ, говоря:
   -- Ну, откуда я возьму его? Не всегда же мнѣ удастся такъ счастливо отдѣлаться, какъ въ послѣдній разъ. Изъ этого дѣла не вывернешься, но если Аллахъ помогъ мнѣ въ первый разъ, то поможетъ и во второй. Клянусь Аллахомъ, я трое сутокъ не выйду изъ дому, и Истинный, да прославится имя Его, сдѣлаетъ то, что найдетъ нужнымъ!
   Такимъ образомъ онъ трое сутокъ пробылъ у себя дома, а на четвертыя позвалъ кадія и сдѣлалъ завѣщаніе и со слезами сталъ прощаться со своими дѣтьми, когда явился посланный калифа и сказалъ ему:
   -- Царь правовѣрныхъ страшно на тебя гнѣвается и послалъ меня за тобою. Онъ поклялся, что сегодняшній день не пройдетъ безъ того, чтобъ онъ не казнилъ тебя, если ты не приведешь къ нему раба.
   Услыхавъ это, Джафаръ заплакалъ, и дѣти его заплакали вмѣстѣ съ нимъ. Онъ простился со всѣми дѣтьми и затѣмъ сталъ прощаться послѣ всѣхъ съ своей любимой дочерью. Онъ любилъ ее болѣе другихъ дѣтей и, прижимая ее къ своей груди, онъ заплакалъ при мысли, что навѣки разстается съ нею. Прижимая ее къ себѣ, онъ почувствовалъ, что въ карманѣ у нея лежало что-то. круглое.
   -- Что это у тебя-въ карманѣ?-- спросилъ онъ.
   -- Яблоко, отецъ, -- отвѣчала она; -- нашъ рабъ Рейганъ принесъ его мнѣ, и я ношу его уже четыре дня; онъ не отдавалъ мнѣ его,пока я не дала ему двухъ червонцевъ.
   Услыхавъ разсказъ о; рабѣ и яблокѣ, Джафаръ страшно обрадовался и, поблагодаривъ Аллаха, приказалъ привести раба къ себѣ.
   Когда раба привели, онъ спросилъ:
   -- Откуда ты взялъ это яблоко?
   -- О, хозяинъ,-- отвѣчалъ онъ,-- пять дней тому назадъ я шелъ по городу и, проходя, по небольшой улицѣ, я увидалъ игравшихъ дѣтей, и у одного мальчика въ рукахъ, было это яблоко. Я отнялъ яблоко и ударилъ мальчика, а онъ заплакалъ и сказалъ: "Это яблоко моей матери, она больна и просила, чтобъ отецъ досталъ ей яблоковъ, а онъ ѣздилъ въ Башрахъ и привезъ ей три яблока, за которыя заплатилъ три червонца, а я утащилъ яблоко поиграть". Онъ снова заплакалъ, но я, не обращая на него вниманія, взялъ яблоко и принесъ сюда, а моя маленькая госпожа за два червонца купила его отъ меня.
   Услыхавъ это признаніе, Джафаръ не могъ надивиться, открывъ, что всѣ эти непріятности и убійство женщины причинены его рабомъ, и, взявъ раба съ собой, онъ отправился къ калифу, который приказалъ изложить всю эту исторію на бумагѣ и обнародовать ее.
   -- Не удивляйся, о, царь правовѣрныхъ, этой исторіи, -- сказалъ ему Джафаръ,-- такъ какъ она нисколько не удивительнѣе исторіи визиря Нуръ-Эръ-Дина и брата его Шемсъ-Эдъ-Дина.
   -- Можетъ ли быть,-- сказалъ калифъ,-- какая-нибудь исторія удивительнѣе этой?
   -- О, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ Джафаръ, -- я могу разсказать ее тебѣ только подъ тѣмъ условіемъ, что ты освободишь раба моег ый и нарядно одѣтый, и, взявъ за руку носильщика, сказалъ ему:
   -- Войди! Господинъ мой приглашаетъ тебя.
   Носильщику и не хотѣлось бы итти въ домъ, да онъ не могъ отказаться отъ приглашенія. Онъ оставилъ ношу свою за дверью у привратника и, войдя вслѣдъ за мальчикомъ, увидалъ, что домъ убранъ красиво и удобно. Въ большой комнатѣ онъ увидалъ знатныхъ людей и сановниковъ и тутъ же стояли всевозможные цвѣты и духи, сухіе и свѣжіе фрукты, множество различныхъ мясныхъ блюдъ и напитки, приготовленные изъ винограднаго сока. Тутъ же сидѣли рядами красивыя рабыни со всевозможными музыкальными инструментами въ рукахъ. Въ концѣ этой комнаты сидѣлъ высокій почтеннаго вида человѣкъ, съ просвѣчивавшеюся сѣдиной въ бородѣ. Онъ былъ красивъ лицомъ и держалъ себя съ большимъ достоинствомъ. При видѣ всей этой обстановки Эсъ-Зиндибадъ-носильщикъ сильно смутился и подумалъ:
   "Клянусь Аллахомъ! Я попалъ точно въ рай или въ царскій дворецъ султана!"
   Вставъ въ почтительномъ отдаленіи, онъ поклонился присутствующимъ, помолился за нихъ и поцѣловалъ прахъ у ногъ ихъ, послѣ чего всталъ, почтительно, и униженно наклонивъ голову. Хозяинъ дома далъ ему позволеніе сѣсть. Онъ сѣлъ, но хозяинъ дома приказалъ ему подвинуться къ себѣ поближе и началъ занимать его разговоромъ и милостиво говорить съ нимъ и велѣлъ поставить передъ нимъ превосходно приготовленнаго мяса. Эсъ-Зиндибадъ придвинулся и, сказавъ: "Во имя Господа всемогущаго и всемилостиваго"; сталъ ѣсть, пока, совершенно не насытился, затѣмъ онъ помолился, вымылъ-руки и поблагодарилъ хозяевъ за угощеніе.
   -- Милости просимъ,-- сказалъ ему хозяинъ,-- и Господь да благословитъ тебя. Скажи мнѣ, какъ тебя зовутъ и чѣмъ ты занимаешься?
   -- Зовутъ меня,-- отвѣчалъ носильщикъ,-- Эсъ-Зиндибадомъ-носильщикомъ, и я за плату ношу на головѣ товары для купцовъ.
   Хозяинъ дома улыбнулся и сказалъ ему:
   -- Знаешь, Эсъ-Зиндибадъ, что тебя зовутъ точно такъ же, какъ меня, такъ какъ я Эсъ-Зиндибадъ Морской. Мнѣ очень хотѣлось бы прослушать тѣ стихи, что ты декламировалъ передъ дверьми.
   Носильщикъ смутился и сказалъ:
   -- Аллахомъ умоляю тебя не сердиться на меня, потому что усталость и недостатокъ внушаютъ человѣку дурныя мысли и досаду.
   -- Не смущайся,-- сказалъ ему хозяинъ,-- ты теперь вѣдь мнѣ братъ; продекламируй намъ твои стихи, разъ что они мнѣ понравились и я уже слышалъ ихъ, когда ты говорилъ ихъ передъ моею дверью.
   Носильщикъ повторилъ ему стихи и онъ былъ не только доволенъ, но даже пришелъ въ восторгъ.
   -- О, носильщикъ,-- сказалъ онъ ему,-- знай, что моя исторія удивительная, и я разскажу тебѣ все, что со мною случилось, прежде чѣмъ я разбогатѣлъ и могъ жить въ такомъ домѣ, въ какомъ ты видишь меня теперь. Я достигъ благосостоянія и пріобрѣлъ этотъ домъ послѣ тяжкихъ трудовъ, сильныхъ тревогъ и ужасовъ. Сколько вынесъ я въ прежніе годы усталости и утомденія! Я сдѣлалъ семь путешествій, и каждое мое путешествіе представляетъ отдѣльное удивительное повѣствованіе. Все было послано мнѣ судьбою, потому что отъ своего рока не уйдешь.
   

Первое путешествіе Эсъ-Зиндибада Морского.

   Знайте, господа, мои благородные гости, что отецъ мой былъ купецъ, одинъ изъ первыхъ купцовъ и гражданъ, и человѣкъ, обладавшій очень крупнымъ состояніемъ. Онъ умеръ, когда я былъ еще ребенкомъ и оставилъ мнѣ и деньги, и дома, и земли. Когда же я выросъ и сталъ распоряжаться состояніемъ, то ѣлъ и пилъ хорошо, велъ знакомство съ молодыми людьми, наряжался, кутилъ съ пріятелями, вполнѣ увѣренный, что можно вѣчно вести такой образъ жизни. И, такимъ образомъ, я жилъ порядочно долго. Когда я одумался и пришелъ въ себя, то увидалъ, что все мое состояніе прожито и что я нахожусь совсѣмъ въ иномъ положеніи, не имѣя нисколько денегъ. Мнѣ сдѣлалось просто страшно и я вспомнилъ одну слышанную много сказку о Сулейманѣ, сынѣ Давида (миръ праху ихъ), который говорилъ: "Три вещи лучше трехъ вещей: день смерти лучше дня рожденія, живая собака лучше околѣвшаго льва и могила лучше дворца". Я всталъ, собралъ послѣднія свои вещи и продалъ ихъ. Послѣ этого я продалъ свой домъ и все, что у меня оставалось, и собралъ три тысячи серебряныхъ монетъ, и мнѣ вздумалось пуститься путешествовать, при этомъ я вспомнилъ слѣдующія слова поэта:
   
   Лишь въ соразмѣрности съ трудомъ возможно
   Возвыситься на свѣтѣ человѣку;
   И ищущій усердно возвышенья
   И равенства съ богатыми людьми,
   Проводитъ за своей работой ночи,
   Ни на мгновенье не смыкая глазъ.
   Искатель жемчуга живетъ у моря
   И въ немъ себѣ богатство добываетъ,
   Ныряя въ глубину морского дна,
   И достигаетъ сана тѣмъ вельможи
   И дѣлается крупнымъ богачомъ.
   Желающій возвыситься на свѣтѣ
   И виднымъ въ людяхъ сдѣлаться лицомъ,
   Но не трудящійся для достиженья...
   Своихъ желаній, тотъ теряетъ жизнь
   Свою въ погонѣ за надеждой тщетной.
   
   Тутъ я всталъ съ твердымъ рѣшеніемъ и купилъ себѣ кое-какихъ товаровъ и всего, что нужно для путешествія по морю. Сѣвъ на судно, прибывшее въ городъ Эль-Башрахъ съ нѣсколькими купцами, мы вышли въ море, гдѣ пробыли нѣсколько дней и ночей, переходя съ острова на островъ, съ моря на море, изъ страны въ страну; и всюду, гдѣ бы мы ни останавливались, мы продавали и покупали и мѣняли товары. Такимъ образомъ мы двигались впередъ, пока не высадились на островъ, прекрасный какъ рай, и около него капитанъ нашего корабля бросилъ якорь. Спустивъ якорь, онъ положилъ сходню, и всѣ бывшіе на кораблѣ сошли на берегъ. Путешественники развели огни и стали варить себѣ кушанья. Всѣ занялись чѣмъ-нибудь: кто стряпалъ, кто стиралъ, а кто и забавлялся на берегу. Я находился въ числѣ людей, забавлявшихся на берегу, а другіе ѣли, пили и отдыхали. Въ то время, какъ всѣ предавались какому-нибудь занятію, вдругъ капитанъ корабля громкимъ голосомъ закричалъ:
   -- Спаси васъ, Господи, господа! Бѣгите скорѣе на корабль, бросайте все и бѣгите скорѣе, спасайтесь скорѣе, такъ какъ вы стоите на мнимомъ островѣ; это не островъ, а громадная рыба, остановившаяся посреди моря; Песокъ нанесло ей на спину, и она стала походить на островъ, и деревья выросли на ней. Когда же вы развели костры, то она почувствовала жаръ и стала шевелиться и теперь она спустится вмѣстѣ съ вами на дно морское, и всѣ вы потонете. Спасайтесь скорѣе и бросьте ваши вещи!
   Путешественники, услыхавъ крикъ капитана корабля, бросились къ нему, оставивъ на островѣ всѣ свои вещи и кастрюли и горшки и нѣкоторые успѣли взбѣжать на палубу, а нѣкоторые нѣтъ. Островъ заколебался и сталъ опускаться внизъ со всѣмъ, что на немъ было; и море съ поднявшимися валами сомкнулось надъ нимъ.
   Я оказался въ числѣ оставшихся на островѣ и сталъ тонуть вмѣстѣ съ другими. Но Господь (да святится имя Его!) спасъ меня и не далъ потонуть, пославъ мнѣ корыто, въ которомъ кто-то изъ путешественниковъ мылъ бѣлье, и я, ухватившись, вскарабкался и сѣлъ на него и ногами, какъ веслами, сталъ грести, подбрасываемый волнами въ разныя стороны. Капитанъ корабля распустилъ паруса и полетѣлъ съ тѣми изъ путешественниковъ, которымъ удалось спастись, бросивъ насъ, погибающихъ, не спускавшихъ съ него глазъ, пока онъ совсѣмъ не скрылся изъ виду. Я былъ вполнѣ увѣренъ, что утону, но прошелъ день, прошла и ночь, и волны и вѣтеръ принесли меня къ высокому острову, деревья съ котораго спускались къ морю. Я ухватился за сучокъ и отчаянно цѣплялся за него, пока не добрался до суши. Но тутъ я увидалъ, что ноги у меня не дѣйствуютъ и что онѣ искусаны рыбами.


   Я упалъ на землю и лежалъ въ безсознательномъ положеніи, совершенно ничего не помня, и пролежалъ такъ до слѣдующаго дня. Поднявшееся солнце разбудило меня, и, проснувшись на островѣ, я увидалъ, что ноги у меня распухли и что я въ совершенно безпомощномъ состояніи. Сначала я принялъ сидячее положеніе, а потомъ повернулся на колѣни. На островѣ было множество фруктовъ и ключей съ прекрасной водой: поэтому я могъ утолить голодъ и затѣмъ нѣсколько дней оставался въ такомъ несчастномъ положеніи. Мало-помалу я сталъ приходить въ себя и могъ двигаться съ мѣста на мѣсто и ходить по берегу острова и любоваться на деревья, удивляясь Творцу, создавшему ихъ. Я сдѣлалъ себѣ палку, чтобы лучше ходить. Однажды, проходя по берегу острова, я увидалъ вдали какой-то неясный предметъ. Думая, что это хищный или какой-нибудь морской звѣрь, я направился къ нему, не спуская съ него глазъ, и вдругъ это оказалась лошадь, замѣчательно красивая, щипавшая траву на берегу около самаго моря. Я подошелъ къ ней, но она закричала, и закричала такъ громко, что я задрожалъ отъ страха и хотѣлъ уже уходить, какъ увидалъ человѣка, вышедшаго изъ-подъ земли, который побѣжалъ вслѣдъ за мною, крикнувъ мнѣ:
   -- Кто ты такой? Откуда ты и зачѣмъ пришелъ сюда?
   -- Господинъ мой,-- отвѣчалъ я,-- я иностранецъ и плылъ на кораблѣ и сталъ тонуть вмѣстѣ съ другими людьми, но Господь послалъ мнѣ деревянное корытце, и на немъ я приплылъ къ этому острову.
   Услыхавъ мой отвѣтъ, онъ взялъ меня за руку и сказалъ:
   -- Ну, такъ идемъ со мною.
   Я пошелъ съ нимъ, и онъ спустился со мною въ подземную пещеру и провелъ меня въ большую комнату и, посадивъ меня въ концѣ ея, принесъ мнѣ поѣсть. Я былъ очень голоденъ, и ѣлъ до тѣхъ поръ, пока не насытился и не повеселѣлъ. Послѣ этого онъ сталъ разспрашивать меня, что было со мною; и я все съ начала до конца разсказалъ ему и не мало удивилъ его.
   -- Аллахомъ умоляю тебя,-- прибавилъ я, кончивъ разсказъ,-- не сердись на меня, господинъ мой, я разсказалъ тебѣ все по правдѣ, что со мною случилось, а теперь я желалъ бы знать, кто ты такой и почему ты живешь въ подземной комнатѣ и почему ты пасешь эту лошадь на берегу.
   -- Насъ живетъ тутъ на островѣ нѣсколько человѣкъ,-- отвѣчалъ онъ,-- и мы, какъ служители царя Эль-Михраджа,... присматриваемъ за всѣми его лошадьми; и каждый мѣсяцъ въ новолуніе мы привозимъ сюда лошадей и, связавъ ноги, пускаемъ на островъ всѣхъ еще не жеребившихся кобылъ, для того, чтобы онѣ привлекали водяныхъ Коней. Теперь какъ разъ время выйти морскому коню, а потомъ, если будетъ угодно Богу (да святится имя Его!), я сведу тебя къ царю Эль-Михраджу и покажу тебѣ нашу страну. Знай, что если бы ты съ нами не встрѣтился, то умеръ бы отъ голода. Но я сохраню тебѣ жизнь и постараюсь доставить тебя на родину.
   Я помолился за него Богу и поблагодарилъ его за его доброту и снисходительность; и въ то время, какъ мы разговаривали съ нимъ, изъ морскихъ волнъ вышелъ конь. Вскорѣ появились и другіе конюхи, его товарищи, каждый со своей кобылой и, увидавъ меня, стали разспрашивать, кто я такой, и я имъ повторялъ то, что уже разсказывалъ ихъ товарищу. Они всѣ подошли ко мнѣ и, накрывъ на столъ, пригласили меня поѣсть съ ними. Когда мы поѣли, они всѣ встали, сѣли на лошадей, давъ и мнѣ лошадь, и взяли меня съ собой.
   Мы пустились въ путь и ѣхали, не останавливаясь, пока не прибыли въ столицу царя Эль-Михраджа, къ которому пошли конюхи и разсказали ему обо мнѣ. Онъ пожелалъ меня видѣть и меня привели къ нему. Я поклонился царю, отвѣтившему на мой поклонъ и принявшему меня очень ласково. Царь пожелалъ узнать обо всемъ, что со мною случилось.
   -- О, сынъ мой,-- сказалъ онъ мнѣ,-- клянусь Аллахомъ, что все, случившееся съ тобою, удивительно, и если бы судьбою не было тебѣ предназначено жить, тебѣ, конечно, не удалось бы избавиться отъ этихъ неудачъ. Но, слава Богу, что ты остался живъ!
   Онъ очень былъ ко мнѣ ласковъ, посадилъ рядомъ съ собой и сталъ занимать меня разговоромъ. Онъ сдѣлалъ меня надсмотрщикомъ морской пристани, и я осматривалъ всѣ приходившія суда. Кромѣ того, я велъ его дѣла, и онъ осыпалъ, меня своими милостями, подарилъ мнѣ богатую одежду, и я сдѣлался важнымъ лицомъ не только при его дворѣ, но и по дѣламъ всего населенія. Служилъ я у него долго; но, приходя на берегъ, я постоянно разспрашивалъ у пріѣзжавшихъ купцовъ, не знаютъ ли они, гдѣ находится городъ Багдадъ, для того, чтобы отправиться съ кѣмъ-нибудь изъ нихъ домой. Но никто изъ нихъ не зналъ и не слыхалъ о такомъ городѣ. Это меня очень огорчало, и въ концѣ-концовъ я сталъ сильно тосковать по родинѣ. Тоска эта долгое время преслѣдовала меня, и вотъ въ такомъ состояніи я отправился однажды къ царю Эль-Михраджу и засталъ у него нѣсколько человѣкъ индѣйцевъ. Я поклонился имъ, и они отвѣтили на мой поклонъ, и привѣтствовали меня, и стали спрашивать, откуда я родомъ, послѣ чего я, въ свою очередь, сталъ разспрашивать ихъ и узналъ, что они изъ разныхъ мѣстъ. Между ними были и индусы, благороднѣйшіе люди изъ своего племени, никого не угнетающіе и не обижающіе. Тутъ же были и брамины, никогда не пьющіе вина, хотя эти люди были живые и веселые и имѣющіе множество верблюдовъ, лошадей и скота. Они разсказали мнѣ, что индѣйцы раздѣляются на семьдесятъ два класса, и все это меня до крайности удивляло. Во владѣніяхъ же царя Эль-Михраджа есть одинъ островъ, на которомъ и день и ночь слышатся звуки бубенъ и бой барабановъ, и жители этого острова и путешественники сказали намъ, что островъ этотъ населенъ промышленнымъ народомъ. Въ морѣ, среди котораго находится этотъ островъ, я видѣлъ рыбу страшной величины, которую рыбаки очень боятся, и потому, приближаясь къ ней, они бьютъ по водѣ палками для того, чтобы она ушла, тамъ же я видѣлъ рыбу, лицомъ похожую на сову. Во время этого путешествія я вообще видѣлъ такъ много странныхъ вещей, что разсказывать о нихъ было бы слишкомъ долго.
   Я съ удовольствіемъ осматривалъ эти острова и все, что на нихъ было, и вотъ однажды, стоя по своему обыкновенію съ палкою въ рукахъ на берегу, я увидалъ подходившій большой корабль, на которомъ было нѣсколько купцовъ, и, подойдя къ пристани, хозяинъ приказалъ спустить паруса, кинулъ якорь и положилъ сходню; и матросы стали выгружать все, что было на кораблѣ. Въ то время, какъ товары выгружали и я переписывалъ ихъ, я обратился къ капитану и спросилъ его:
   -- Ты остаешься на кораблѣ?
   -- Да,-- отвѣчалъ онъ,-- потому что у меня на кораблѣ хранятся товары одного купца, который потонулъ около этихъ острововъ въ одну изъ нашихъ прежнихъ поѣздокъ, и товары его хранятся у меня. Теперь мнѣ хотѣлось бы продать ихъ и плату за нихъ свести его роднымъ въ городъ Багдадъ, Пріютъ міра.
   -- А какъ же звали этого человѣка -- хозяина товаровъ?-- спросилъ я капитана.
   -- Его звали,-- отвѣчалъ капитанъ, -- Эсъ-Зиндибадомъ Морскимъ, и онъ потонулъ, путешествуя съ нами въ этихъ мѣстахъ.
   Услыхавъ этотъ отвѣтъ, я внимательно посмотрѣлъ на него., и узналъ его и, громко вскрикнувъ, сказалъ:
   -- О, капитанъ! Вѣдь это я -- хозяинъ этихъ товаровъ, вѣдь это я Эсъ-Зиндибадъ Морской, вѣдь это я сошелъ съ корабля вмѣстѣ съ другими купцами на островъ, и когда рыба зашевелилась, и ты позвалъ насъ поскорѣе, то нѣкоторые успѣли взбѣжать, а нѣкоторые не успѣли, и я былъ въ числѣ послѣднихъ. Но Господь (да святится имя Его!) пощадилъ меня и не далъ утонуть, и я спасся въ корытѣ, въ которомъ путешественники мыли бѣлье. Я сѣлъ въ это корыто и сталъ бить ногами по водѣ, и вѣтеръ и волны прибили меня къ этому острову, и я вышелъ на берегъ, и Господь помогъ мнѣ, и я встрѣтилъ царскихъ конюховъ, которые взяли меня и привели въ столицу. Они представили меня царю, которому я разсказалъ свою исторію, и онъ осыпалъ меня своими милостями и назначилъ смотрителемъ пристани и, получивъ такую должность, я былъ совершенно обезпеченъ. Товары же, которые хранятся у тебя, принадлежатъ мнѣ.
   -- Сила и власть въ рукахъ Божьихъ,-- возразилъ мнѣ на это капитанъ.-- Въ людяхъ не стало болѣе ни стыда ни совѣсти.
   -- Зачѣмъ ты мнѣ это говоришь, развѣ я не разсказалъ тебѣ всей исторіи?
   -- Еще бы, -- отвѣтилъ онъ,-- вѣдь ты слышалъ отъ меня, что у меня хранятся товары, хозяинъ которыхъ утонулъ, поэтому-то ты и захотѣлъ получить все даромъ, и это съ твоей стороны безсовѣстно, потому что мы видѣли, какъ онъ потонулъ и какъ съ нимъ тонули другіе путешественники. Какъ же ты можешь утверждать, что ты хозяинъ этихъ товаровъ?
   -- Ну; такъ выслушай и поймай меня хорошенько,-- сказалъ я ему,-- и тогда ты убѣдишься, что я говорю правду, такъ какъ ложь присуща только лицемѣрамъ.
   Я разсказалъ ему все, что было съ той минуты, какъ мы вышли изъ Багдада и пришли къ тому острову, который ушелъ изъ-подъ насъ въ пучину, и напомнилъ ему все, что происходило между имъ и мною. Это убѣдило и капитана и другихъ купцовъ, что я говорю правду, и они узнали меня и, поздравивъ съ счастливымъ избавленіемъ, вскричали:
   -- Клянемся Аллахомъ, мы вѣдь думали, что ты потонулъ, а между тѣмъ Господь даровалъ тебѣ жизнь!
   Они отдали мнѣ мои товары, на которыхъ было написано мое имя, и все оказалось въ совершенной цѣлости. Я раскупорилъ тюки и вынулъ оттуда все самое цѣнное. Матросы перенесли товары, а я отправился къ царю, чтобы предложить ему подарокъ, и доложилъ ему о прибытіи корабля, на которомъ я былъ пассажиромъ. Я разсказалъ ему также, что всѣ мои товары пришли ко мнѣ въ цѣлости и что подарокъ былъ частью ихъ. Царь не могъ надивиться моему разсказу и, видя, что-я ни въ чемъ не лгалъ, онъ меня особенно полюбилъ и щедро одарилъ меня.
   Я продалъ свои тюки и другое свое имущество и получилъ большой барышъ и на полученныя деньги пріобрѣлъ мѣстныхъ товаровъ и вещей. Купцы съ прибывшаго корабля стали собираться въ обратный путь, я нагрузилъ все, что у меня было, на корабль и отправился къ царю, поблагодарилъ его за его доброту и милости, послѣ чего просилъ позволенія отправиться на родину къ своимъ роднымъ. Онъ пожелалъ мнѣ счастливаго пути и подарилъ мнѣ много вещей на прощанье. Простившись съ нимъ, я сѣлъ на корабль, и мы подняли паруса съ Божьей помощью (да святится имя Его!). Судьба и счастье намъ благопріятствовали, и, не останавливаясь ни днемъ ни ночью, мы благополучно дошли до города Эль-Башраха. Тамъ мы пристали къ берегу и остановились ненадолго, и вскорѣ я съ радостью добрался до Багдада, Пріютъ міра, куда привезъ многое множество тюковъ и товаровъ. Прійдя въ свой кварталъ, я вошелъ къ себѣ въ домъ, гдѣ меня встрѣтили всѣ мои домочадцы и знакомые. Я купилъ себѣ слугъ и служащихъ, мамелюковъ, наложницъ и черныхъ рабовъ, такъ что я завелъ большое хозяйство и купилъ домовъ и земель болѣе, чѣмъ у меня было прежде. Я весело зажилъ среди своихъ друзей и пріятелей, и зажилъ, совершенно забывъ свои прежнія страданія, отсутствіе изъ своей родины и всѣ ужасы пути. Я велъ веселую жизнь, сладко ѣлъ и пилъ и ни о чемъ не думалъ. Такимъ образомъ кончилось мое первое путешествіе, а завтра, если будетъ милость Божья (да святится имя Его!), я разскажу тебѣ второе путешествіе изъ семи моихъ поѣздокъ.
   Эсъ-Зиндибадъ Морской пригласилъ Эсъ-Зиндибада Сухопутнаго поужинать съ нимъ, послѣ чего приказалъ ему выдать сто червонцевъ и сказалъ:
   -- Присутствіемъ твоимъ ты доставилъ намъ сегодня удовольствіе.
   Носильщикъ поблагодарилъ его и, взявъ то, что ему было дано, пошелъ своей дорогой, размышляя о томъ, что бываетъ съ людьми. Эту ночь онъ провелъ дома, а утромъ пошелъ въ домъ Эсъ-Зиндибада Морского, который привѣтливо встрѣтилъ его и милостиво посадилъ подлѣ себя. Когда другіе гости собрались, то имъ всѣмъ подали ѣду и питье, и они развеселились и были очень довольны, а Эсъ-Зиндибадъ Морской началъ такимъ образомъ разсказъ свой:
   

Второе путешествіе Эсъ-Зиндибада Морского.

   Итакъ, друзья мои, я велъ самую веселую жизнь и былъ совершенно счастливъ, какъ говорилъ вамъ вчера, пока однажды мнѣ не пришло въ голову посмотрѣть другія земли и другихъ людей, и мнѣ захотѣлось заняться торговлей или чѣмъ-нибудь и вмѣстѣ съ удовольствіемъ посмотрѣть незнакомыя мѣста пріобрѣтать средства существованія. Поразмысливъ объ этомъ дѣлѣ, я взялъ изъ своего капитала крупную сумму и купилъ на нее товаровъ и всего, что нужно для путешествія, и все уложилъ. Отправившись на морской берегъ, я высмотрѣлъ красивый, новый корабль съ парусами и снастями и съ многочисленнымъ экипажемъ и нагрузилъ на него свои товары вмѣстѣ со многими другими купцами, и мы въ этотъ же день вышли въ море. Плаванье было очень пріятное, мы переходили изъ одного моря въ другое, съ одного острова на другой и всюду бросали якорь, и встрѣчали купцовъ и вельможъ, и продавали, и покупали, и мѣнялись товарами. Такимъ образомъ мы торговали, пока судьба не занесла насъ на чудный островъ, заросшій деревьями со спѣлыми плодами, съ пахучими, прелестными цвѣтами, съ весело чирикавшими птичками и свѣтлыми ручейками, но на островѣ не было ни единаго обитателя, и нигдѣ не было и слѣда дыма. Капитанъ бросилъ около этого острова якорь, и купцы и всѣ путешественники сошли съ корабля, чтобы полюбоваться на деревья и поблагодарить Господа, всемогущаго и единосущнаго. Я тоже вышелъ на. берегъ вмѣстѣ съ другими и сѣлъ въ тѣни деревьевъ у ручейка. У меня было взято съ собой съѣстное, и я сидѣлъ и ѣлъ и наслаждался чуднымъ воздухомъ, охлаждаемымъ легкимъ вѣтеркомъ. Прохлада подѣйствовала на меня такъ, что меня стало клонить ко сну, и я сладко и крѣпко заснулъ. Когда я проснулся, то на островѣ не оказалось ни единаго человѣка и даже ни одного шайтана. Корабль ушелъ со всѣми пассажирами, и никто изъ купцовъ и изъ матросовъ не вспомнилъ обо мнѣ, и я былъ оставленъ на островѣ.
   Долго смотрѣлъ я во, всѣ стороны, но никого, кромѣ себя, не видалъ. Мнѣ сдѣлалось до такой степени досадно, что у меня чуть не лопнулъ желчный пузырь отъ горя, тоски и утомленія. Со мной не было никакихъ вещей, какъ не было ни ѣды ни питья, и отъ тоски мнѣ жизнь показалась не мила.
   "Повадился кувшинъ по воду ходить, тутъ ему и голову сломить,-- подумалъ я,-- и если я спасся во время своего перваго путешествія и встрѣтилъ людей, взявшихъ меня съ собой въ обитаемую часть острова, то теперь врядъ ли мнѣ выпадетъ такая удача".
   Я началъ плакать и стонать и пришелъ въ совершенное отчаяніе; ни ругалъ себя за то, что сдѣлалъ, и за то, что поѣхалъ путешествовать и промѣнялъ свою спокойную, привольную жизнь среди близкихъ въ своемъ собственномъ долгѣ на утомительные переѣзды. Дома я ѣлъ и пилъ вдоволь и ни въ чемъ не нуждался, и денегъ и товаровъ у меня было совершенно вволю. Я страшно раскаивался, что уѣхалъ изъ города Багдада и пустился по морю послѣ всѣхъ невзгодъ, вытерпленныхъ мною во время моего перваго путешествія.
   -- Поистинѣ,-- проговорилъ я,-- мы принадлежимъ Господу и къ Нему вернемся!
   Мысли эти выводили меня изъ себя. Я всталъ и началъ ходить по острову по всѣмъ направленіямъ и ни минуты не могъ спокойно усидѣть на мѣстѣ. Послѣ этого я взобрался на высокое дерево и началъ смотрѣть во всѣ стороны, по кромѣ неба и воды, и деревьевъ, и птицъ, и острововъ, и песку ничего не видалъ, но, посмотрѣвъ еще разъ повнимательнѣе, я увидалъ на островѣ какой-то бѣлый предметъ страшныхъ размѣровъ. Я тотчасъ же сошелъ съ дерева и направился къ нему и шелъ, не останавливаясь, пока не подошелъ совсѣмъ близко и не увидалъ, что это нѣчто въ родѣ бѣлаго купола, очень высокаго и широкаго. Я подошелъ къ нему и сталъ обходить кругомъ, но никакихъ дверей нигдѣ не нашелъ, и взлѣзть на него я не могъ, такъ какъ онъ былъ слишкомъ гладокъ. Я поставилъ замѣтку на томъ мѣстѣ, гдѣ стоялъ, и пошелъ кругомъ купола и сосчиталъ пятьдесятъ крупныхъ шаговъ, послѣ чего я сталъ измышлять средство проникнуть въ середину этого купола.
   День клонился къ вечеру, и солнце было близко къ горизонту, но вдругъ оно закрылось, и небо потемнѣло. Я, конечно, предположилъ, что набѣжала туча, хотя въ настоящее лѣтнее время этого быть не могло, и потому я поднялъ голову и, посмотрѣвъ попристальнѣе, увидалъ, что птица, необыкновенно громадныхъ размѣровъ, съ толстымъ туловищемъ и громадными крыльями, летѣла по воздуху и заслонила отъ меня солнце, такъ что весь островъ оказался въ тѣни. Я очень удивился и вспомнилъ исторію, которую когда-то мнѣ разсказывали путешественники, что на какихъ-то островахъ живутъ птицы громадныхъ размѣровъ. Птицъ этихъ зовутъ рукгами, и маленькихъ своихъ они кормятъ слонами. Тутъ я убѣдился, что передо мною лежало яйцо рукга. Въ ту минуту, какъ я размышлялъ объ этомъ, птица эта спустилась на куполъ, сложила крылья и, вытянувъ ноги за яйцомъ по землѣ, уснула. Да святится Тотъ, Кто никогда не засыпаетъ! Я всталъ и, снявъ съ головы чалму, развернулъ ее и скрутилъ матерію въ видѣ веревки. Я крѣпко обвязался ею вокругъ таліи, а другой конецъ привязалъ къ ногѣ птицы, крѣпко затянувъ узелъ, думая про себя: можетъ-быть, птица эта перенесетъ меня въ такую страну, гдѣ много городовъ и жителей, что будетъ лучше пребыванія въ здѣшнихъ мѣстахъ.


   Въ эту ночь я не смыкалъ глазъ, боясь, чтобы она не потащила меня соннаго. На разсвѣтѣ птица проснулась и, испустивъ страшный крикъ, поднялась со мной подъ небеса. Она поднялась и летѣла такъ высоко, какъ можно только себѣ представить и затѣмъ стала спускаться на землю и сѣла на высокой горѣ. Только что я коснулся земли, я поспѣшно отвязалъ веревку отъ ея ноги, боясь ея, хотя присутствія моего она не замѣчала. Отвязавъ свою чалму и выправивъ ее, я поскорѣе отошелъ подальше. Птица же вцѣпилась во что-то когтями и поднялась. Посмотрѣвъ пристально, я увидалъ, что это была змѣя огромнѣйшей величины, которую она несла куда-то черезъ море.
   Я же продолжалъ итти, не останавливаясь, и вышелъ на выступъ; надъ этимъ выступомъ возвышалась высокая отвѣсная гора, вершину которой не было видно и достигнуть которую не было возможности, такъ какъ она была слишкомъ высока. Я же бранилъ себя за то, что сдѣлалъ, и говорилъ:
   -- Лучше бы мнѣ остаться на томъ островѣ. Тамъ все-таки лучше, чѣмъ здѣсь, въ пустынѣ; тамъ было много различныхъ плодовъ для ѣды, и рѣчная вода годилась для питья, а здѣсь нѣтъ ни деревьевъ, ни плодовъ, ни рѣкъ, и власть и могущество только въ рукахъ Бога всесильнаго, всемогущаго! Каждый разъ, что я избавляюсь отъ одной опасности, я попадаю въ другую, еще худшую!
   Я всталъ, собрался съ духомъ и пошелъ по выступу, тянувшемуся, какъ большая долина, и увидалъ, что вся почва на ней усыпана брильянтами, смѣшанными съ различными минералами и драгоцѣнными каменьями и ониксомъ, такимъ твердымъ, что его нельзя расколоть ни камнемъ ни желѣзомъ. Вся эта долина кишѣла, кромѣ того, змѣями, толстыми, какъ пальмовое дерево и такими громадными, что онѣ могли задушить слона. Эти змѣи появлялись ночью и прятались днемъ, боясь, чтобы ихъ не утащила рукга или ястребъ, предварительно разорвавъ на куски; другой причины этому я найти не могъ. Я бродилъ по этой долинѣ, раскаиваясь въ томъ, что пустился путешествовать, и въ душѣ говорилъ, что самъ виноватъ въ своей гибели. Вечеромъ я сталъ подыскивать себѣ мѣстечко для ночлега, боясь страшныхъ змѣй. Я забылъ ѣду и питье и думалъ только о томъ, чтобы остаться живымъ. Тутъ я дѣлъ пещеру и, подойдя къ ней, нашелъ узенькій входъ; вошелъ въ нее и, высмотрѣвъ большой камень у входа; сдвинулъ его и заслонилъ входъ въ пещеру, оставшись въ ней.
   "Тутъ я, по крайней мѣрѣ, въ безопасности,-- думалъ я при этомъ,-- лишь только встанетъ солнышко, я выйду, и будь, что будетъ".
   Когда я сталъ осматривать пещеру, я увидалъ громадную змѣю, спавшую на яйцахъ. Мурашки пробѣжали у меня по тѣлу, и, поднявъ голову, я отдалъ судьбу свою въ руки Божьи и не сомкнулъ глазъ всю ночь, пока не появилась заря, и я, сдвинувъ камень отъ входа въ пещеру, вышелъ оттуда шатаясь, какъ пьяный, отъ безсонницы, голода и страха.
   Я пошелъ по долинѣ и вдругъ передо мною упалъ большой убитый звѣрь, хотя около меня никого не было. Удивленію моему не было конца; но въ то же время я вспомнилъ разсказъ, слышанный мною отъ одного купца-путешественника, что въ горахъ, гдѣ находятся брильянты, люди подвергаются страшнымъ опасностямъ и что доступъ къ брильянтамъ дается только хитростью людямъ знающимъ. Люди эти берутъ барана, убиваютъ его, сдираютъ кожу, а куски мяса бросаютъ въ долину и къ нимъ зачастую пристаютъ драгоцѣнные камни, а затѣмъ ждутъ до полудня, и орлы и ястребы спускаются въ долину и уносятъ эти куски мяса и летятъ съ ними на вершину горы, гдѣ искатели брильянтовъ криками отгоняютъ ихъ, и они улетаютъ, оставляя добычу, къ которой тотчасъ же подходятъ люди и осматриваютъ, не пристало ли гдѣ-нибудь камней. Мясо они оставляютъ птицамъ и хищнымъ звѣрямъ, а съ добычей уходятъ. И только такимъ способомъ брильянты и можно было добывать. Увидавъ убитое животное и вспомнивъ эту исторію, я тотчасъ же подошелъ къ животному и началъ собирать брильянты и въ карманы, и за поясъ, и въ платье, и въ чалму, и всюду, куда только могъ засунуть. Въ то время, какъ я собиралъ, сверху упалъ еще большой кусокъ мяса. Я привязалъ себя къ нему, снявъ ткань съ чалмы, и растянулся на спину такъ, что приманка возвышалась у меня на груди. Вскорѣ къ этому куску спустился орелъ и запустилъ въ мясо когти и поднялся высоко въ воздухѣ, поднявъ меня вмѣстѣ съ мясомъ. Онъ летѣлъ до самой вершины, гдѣ остановился со своей добычей, и только что хотѣлъ приняться рвать ее, какъ вдругъ раздался крикъ и удары палки о камни, и испуганный орелъ, бросивъ добычу, поднялся въ поднебесье.
   Я тотчасъ же отвязался отъ мяса и всталъ весь вымазанный кровью убитаго животнаго. Человѣкъ, спугнувшій орла, подошелъ къ приманкѣ и увидалъ меня около нея. Онъ былъ такъ пораженъ, что не сказалъ ни слова, но все-таки подошелъ къ убитому животному и началъ перевертывать его во всѣ стороны, но, не найдя ничего, громко закричалъ и проговорилъ:
   -- Экое горе! Но Господь одинъ властенъ! Онъ только и можетъ спасти насъ отъ сатаны! Экое горе!-- повторилъ онъ, всплеснувъ руками.-- Что это значитъ?
   Когда я подошелъ къ нему, онъ спросилъ у меня: кто я такой и зачѣмъ пришелъ?
   -- Не бойся и не тревожься,-- отвѣчалъ я ему,-- потому что я человѣкъ, и не изъ злыхъ. Я былъ купцомъ, и со мною случилось необыкновенное происшествіе, и исторія моего1 появленія здѣсь болѣе чѣмъ удивительна. Не бойся, потому что ты получишь отъ меня то, что тебя очень обрадуетъ. Я принесъ съ собой много брильянтовъ, изъ которыхъ я дамъ тебѣ такое количество, которое удовлетворитъ тебя, и каждый, имѣющійся у меня брильянтъ лучше тѣхъ, которые ты досталъ бы какимѣлибо выдуманнымъ тобою средствомъ, поэтому не тревожься и не бойся.
   Незнакомецъ поблагодарилъ меня, помолился за меня и сталъ со мною разговаривать. Товарищи его, услыхавъ наши голоса, подошли къ намъ. Каждый изъ этихъ искателей-купцовъ бросилъ внизъ по убитому животному. Подойдя къ намъ, они поклонились мнѣ, поздравили меня со спасеніемъ и позвали меня итти съ собою. Я разсказалъ имъ всю свою жизнь и какъ страшно было мое путешествіе и какимъ образомъ попалъ я въ эту долину.
   Хозяина убитаго животнаго, съ которымъ я поднялся, я щедро вознаградилъ частью принесенныхъ мною брильянтовъ, что его привело въ совершенный восторгъ, и онъ сталъ молиться, за меня и благодарить меня.
   -- Клянемся Аллахомъ,-- сказали мнѣ другіе купцы,-- вѣдь ты точно родился во второй разъ, такъ какъ оттуда никто еще не возвращался и никто не оставался цѣлъ. За твое спасеніе надо благодарить Господа!
   Мы переночевали въ пріятномъ, безопасномъ мѣстечкѣ, и я спалъ съ ними, очень довольный своей долей и своимъ избавленіемъ отъ змѣй.
   Съ наступленіемъ дня мы встали и перешли черезъ высокую гору, господствующую надъ долиною со змѣями, и, продолжая путь, мы вышли въ садъ на большомъ и красивомъ островѣ, съ камфарными деревьями, подъ тѣнью каждаго изъ которыхъ могло помѣститься сто человѣкъ. Когда кому-нибудь нужно было добыть камфары, то онъ протыкалъ кору какой-нибудь длинной палкой въ верхней части дерева и собиралъ жидкость, стекавшую въ родѣ смолы. Это вытекалъ сокъ изъ дерева, послѣ чего дерево засыхало, и его рубили на топливо. На этомъ островѣ водятся страшные звѣри, которыхъ зовутъ носорогами, Эти носороги пасутся, какъ въ нашихъ мѣстахъ пасутся быки и буйволы; но носороги туловищемъ крупнѣе верблюдовъ и ѣдятъ они молодые листья деревьевъ. Животное это огромное, толстое и съ однимъ рогомъ на носу. Кромѣ того, на этомъ островѣ были еще животныя въ родѣ быковъ. Мореплаватели же и путешественники и лица, странствовавшія по горамъ и долинамъ, разсказывали намъ, что животныя, называемыя носорогами, могутъ поднять на своемъ рогѣ слона, съ которымъ они ходятъ, какъ будто не чувствуя тяжести. Слонъ, конечно, умираетъ и отъ зноя сало изъ него начинаетъ топиться и заливаетъ голову и глаза носорога, такъ что тотъ становится слѣпымъ. Послѣ этого онъ ложится на морской берегъ, куда прилетаетъ рукга и, вцѣпившись въ него когтями, уноситъ его вмѣстѣ со слономъ, надѣтымъ на рогъ, и кормитъ своихъ птенцовъ. На этомъ островѣ, кромѣ того, я видѣлъ множество такихъ буйволовъ, какихъ у насъ не существуетъ.
   Въ долинѣ, о которой я говорилъ, было много брильянтовъ, и часть ихъ я унесъ съ собою въ карманахъ. Въ промѣнъ за эти брильянты мнѣ дали товаровъ и множество вещей и денегъ. Мы проѣзжали различные страны, долины, города и всюду продавали и покупали, пока не добрались, наконецъ, до Эль-Башраха. Въ Эль-Башрахѣ мы пробыли нѣсколько дней, и оттуда я проѣхалъ въ Багдадъ, Пріютъ мира, и прошелъ въ свой кварталъ и вернулся къ себѣ домой со множествомъ брильянтовъ, денегъ, товаровъ и вещей. Я свидѣлся со своей семьей и родными и. одарилъ всѣхъ домашнихъ и знакомыхъ и сталъ сладко ѣсть и пить и хорошо одѣваться. Въ обществѣ пріятелей и знакомыхъ я скоро забылъ все, что выстрадалъ, и зажилъ весело и вполнѣ наслаждался радостями жизни. Всѣ, слышавшіе о моемъ пріѣздѣ, приходили ко мнѣ и разспрашивали меня о моихъ путевыхъ приключеніяхъ и о томъ, что я видѣлъ въ иностранныхъ государствахъ. Я всѣмъ разсказывалъ, что испыталъ и что выстрадалъ, и всѣ не мало удивлялись и поздравляли меня съ счастливымъ избавленіемъ отъ опасности. Этимъ кончилось мое второе путешествіе, а завтра съ помощью Божіей (да святится имя Его!) я разскажу тебѣ о приключеніяхъ моего третьяго путешествія.
   Выслушавъ разсказъ Эсъ-Зиндибада Морского, всѣ присутствующіе не мало удивились. Гости отужинали съ хозяиномъ, приказавшимъ выдать Эсъ-Зиндибаду Сухопутному сто червонцевъ. Носильщикъ взялъ ихъ и пошелъ домой, раздумывая о томъ, какъ много Эсъ-Зиндибадъ выстрадалъ. Онъ благодарилъ и молился за него, придя домой, а съ наступленіемъ утра всталъ, прочелъ утреннія молитвы и отправился въ домъ Эсъ-Зиндибада Морского, исполняя его желаніе. Войдя къ нему, онъ пожелалъ ему добраго утра, и Эсъ-Зиндибадъ Морской любезно встрѣтилъ его и посадилъ возлѣ себя въ ожиданіи прихода остальныхъ гостей и пріятелей; и затѣмъ они поѣли, попили, отдохнули, поболтали, и Эсъ-Зиндибадъ Морской началъ такимъ образомъ.
   

Третье путешествіе Эсъ-Зиндибада Морского.

   Знайте, братья мои, и выслушайте разсказъ о третьемъ путешествіи, гораздо болѣе любопытномъ, чѣмъ были предыдущія. Ну, такъ знайте, что я, вернувшись домой послѣ второго путешествія, зажилъ необыкновенно весело и счастливо, очень довольный, что избавился отъ опасности и пріобрѣлъ большое состояніе, какъ я разсказывалъ вамъ вчера, такъ какъ Господь вознаградилъ меня за все, что я потерялъ, и я долгое время прожилъ въ Багдадѣ въ довольствѣ и. счастіи. Но затѣмъ меня стало опять тянуть отправиться путешествовать и развлечься, и мнѣ захотѣлось торговать и наживаться: человѣкъ склоненъ къ дурному. Итакъ, я раздумывалъ объ этомъ и купилъ товаровъ и все, что нужно для морского путешествія, и, уложивъ вещи, отправился изъ Багдада въ Эль-Башрахъ. Придя тамъ на берегъ, я увидалъ большой корабль, на которомъ уже сидѣло много купцовъ и другихъ путешественниковъ, все людей зажиточныхъ и порядочныхъ, добрыхъ, честныхъ и богобоязненныхъ. Я сѣлъ съ ними на корабль, и мы отправились съ Божіей помощью, уповая на счастіе и безопасность. Мы переходили изъ одного моря въ другое, съ одного острова на другой, изъ одного города въ другой, и вездѣ, гдѣ мы останавливались, мы продавали, покупали, веселились и благоденствовали. Такъ мы жили, пока, однажды, насъ не застала посреди одного моря буря, и капитанъ корабля, стоя у борта, долго смотрѣлъ на море и затѣмъ ударилъ себя по лицу, спустилъ паруса, бросилъ якоря, сталъ рвать себѣ бороду и платье и громко закричалъ.
   -- Что случилось, хозяинъ?-- спросили мы.
   -- Сохрани и спаси насъ Господи, господа путешественники!-- отвѣчалъ онъ.-- Вѣдь вѣтеръ снесъ насъ на самую средину моря, и судьба забросила насъ, несчастныхъ, къ горѣ обезьянъ. Никто еще, прибывшій къ этимъ мѣстамъ, не возвращался отсюда, и сердце у меня замираетъ отъ страха передъ погибелью нашей.
   Не успѣлъ еще капитанъ договорить этихъ словъ, какъ насъ со всѣхъ сторонъ окружили обезьяны и, какъ насѣкомыя, разбѣжались по нашему кораблю. Мы боялись ударить или убить которую-нибудь изъ нихъ, такъ какъ другія непремѣнно умертвили бы насъ, потому что ихъ было слишкомъ много, а количество еще важнѣе смѣлости. Но, вмѣстѣ съ тѣмъ, мы боялись, чтобы онѣ не растащили нашихъ товаровъ и нашего имущества. Эти животныя, покрытыя черною шерстью, отвратительны и ужасны на видъ. Языка ихъ мы не понимали; у нихъ желтые глаза, черныя лица и роста они небольшого. Они взлѣзли на снасти и перегрызли ихъ зубами, какъ перегрызли всѣ бывшія на кораблѣ веревки. Корабль понесло вѣтромъ и прибило къ горѣ на ихъ берегу. Затѣмъ, схвативъ всѣхъ купцовъ и всѣхъ путешественниковъ, они высадили ихъ на берегъ, а сами уплыли съ кораблемъ.
   Выйдя на берегъ, мы потеряли корабль изъ виду и не знали, куда они увели его. Нѣкоторое время мы пробыли на этомъ островѣ, питаясь плодами, травою и запивая водою изъ протекавшихъ тамъ рѣкъ, и затѣмъ усмотрѣли посреди него жилой домъ. Мы тотчасъ направились къ нему и увидали, что это павильонъ, очень высокій, съ дверями, открытыми настежь. Двери были сдѣланы изъ чернаго дерева. Войдя въ павильонъ, мы увидали, что громадными размѣрами онъ походилъ скорѣе на дворъ, окруженный многими, высокими дверями, а въ углубленіи стояла большая и очень высокая скамья. Надъ очагомъ висѣла разная кухонная утварь, а кругомъ валялись кости. Но никого въ павильонѣ мы не видали и этому не мало удивлялись. Немного посидѣвъ въ громадномъ павильонѣ, мы заснули и проспали до вечера. Вдругъ земля подъ нами затряслась, и мы услыхали надъ собою шумъ, и съ крыши павильона къ намъ сошло какое-то чудовище человѣческаго образа, но страшнаго роста, съ чернымъ цвѣтомъ лица. Онъ былъ толстъ и великъ, какъ пальмовое дерево. У него было два глаза, сверкавшіе, какъ уголья, и клыки, какъ клыки свиньи, громадный ротъ, какъ устье рѣки, и губы, какъ губы верблюда, свѣсившіяся на грудь, уши, въ родѣ пушекъ, висѣли у него на плечахъ, а ногти на рукахъ походили на львиные когти. Увидавъ его, мы совершенно замерли и почувствовали невообразимый ужасъ, такъ что совершенно обезумѣли. Спустившись на землю, онъ сѣлъ на скамью. Затѣмъ всталъ и подошелъ къ намъ и, выхвативъ меня за руки изъ кучки людей, онъ взялъ меня за руку и, поднявъ, сталъ вертѣть, какъ кусокъ хлѣба. Онъ ощупывалъ меня со всѣхъ сторонъ, какъ мясникъ ощупываетъ барана, котораго собирается заколоть; но, кажется, нашелъ, что я отъ утомленія слишкомъ худъ и недостаточно мясистъ, поэтому онъ выпустилъ меня и взялъ другого человѣка и сталъ его вертѣть и ощупывать точно такъ же, какъ вертѣлъ и ощупывалъ меня, и тоже отпустилъ. Онъ перебралъ всѣхъ насъ по очереди, пока не дошелъ до хозяина корабля, жирнаго, высокаго, широкоплечаго мужчины. Очевидно, тотъ понравился ему, и онъ, схвативъ его, какъ мясникъ беретъ животное для убоя, бросилъ на землю и, придавивъ ногой, убилъ. Послѣ этого онъ принесъ длинный желѣзный прутъ и проткнулъ его вдоль. Растопивъ очагъ, онъ началъ жарить нашего хозяина, поворачивая прутъ. Онъ вертѣлъ его на горячихъ угольяхъ до тѣхъ поръ, пока тотъ весь не зажарился, послѣ чего онъ снялъ его съ огня и, положивъ передъ собою, началъ раздѣлять кости, какъ мы дѣлимъ цыпленка, и ногтями отдирая мясо, съѣдалъ его. Такъ продолжалъ онъ поступать, пока не съѣлъ всего мяса и не разгрызъ костей, а оставшіяся кости выбросилъ за павильонъ. Послѣ этого онъ посидѣлъ, потомъ растянулся на скамьѣ и заснулъ. Онъ храпѣлъ такъ громко, какъ быкъ или баранъ въ рукахъ мясника, и проспалъ такимъ образомъ до утра, когда всталъ и ушелъ.


   Убѣдившись, что онъ далеко, мы начали говорить и горевать о своей несчастной долѣ.
   -- Лучше бы намъ потонуть въ морѣ,-- говорили мы,-- или быть съѣденными обезьянами, все это было бы лучше, чѣмъ жариться на горячихъ угольяхъ! Что можетъ быть хуже такой смерти? Но если Богу такъ угодно, то на то Его святая воля. Власть въ рукахъ Бога великаго, всемогущаго! Намъ придется умереть, и никто о насъ знать не будетъ и спасенья нѣтъ никакого!
   Мы встали и пошли ходить по острову и искать мѣстечка, гдѣ бы мы могли спрятаться или скрыться; насъ страшила не столько смерть, сколько отвращеніе быть такимъ образомъ изжаренными. Но мѣстечка, гдѣ бы мы могли спрятаться, мы не нашли, а между тѣмъ наступилъ уже вечеръ. Мы вернулись къ павильону отъ чрезмѣрнаго страха и сѣли тамъ. Вскорѣ мы почувствовали, что земля подъ нами задрожала, и черный человѣкъ, подойдя къ намъ, началъ перебирать насъ одного за другимъ, пока одинъ изъ насъ не удовлетворилъ его, вслѣдствіе чего онъ схватилъ его и поступилъ точно такъ же, какъ поступилъ наканунѣ съ капитаномъ. Онъ зажарилъ его, съѣлъ и заснулъ на скамьѣ, всю ночь не переставая храпѣть, какъ дикій звѣрь; а съ наступленіемъ утра онъ всталъ и ушелъ, по обыкновенію оставивъ насъ. Послѣ этого мы собрались въ кучку и стали говорить другъ другу:
   -- Право, броситься въ море и потонуть все-таки лучше, чѣмъ умереть на огнѣ. Быть изжареннымъ -- ужасно!
   -- Выслушайте, что я вамъ скажу!-- вскричалъ одинъ изъ насъ.-- Мы вѣдь можемъ изобрѣсти противъ него какую-нибудь хитрость и убить его и тѣмъ избавить мусульманъ отъ его гнета и тиранства.
   -- Слушайте, братья,-- сказалъ тутъ я,-- если уже мы рѣшили убить его, то прежде всего намъ надо перенести на берегъ его топливо и связать изъ бревенъ плоты, такъ чтобы на каждомъ плоту помѣститься по три человѣка; послѣ этого мы попытаемся убить его и сядемъ на плоты и пустимся въ море на волю Божію; или же останемся на островѣ и будемъ ждать, не пройдетъ ли мимо какой-нибудь корабль, на который мы могли бы сѣсть. А если же убить его намъ не удастся, то намъ все-таки лучше пуститься на плотахъ въ море, и если мы потонемъ, то избавимся отъ смерти на огнѣ. Спасемся, такъ спасемся, а потонемъ, такъ умремъ мучениками.
   -- Клянемся Аллахомъ,-- отвѣчали мнѣ всѣ на это,-- что мнѣніе это справедливо и совѣтъ весьма умный.
   Мы согласились и начали работу. Изъ павильона мы наносили бревенъ и устроили плоты, привязали ихъ у берега и наносили на нихъ съѣстного, послѣ чего вернулись въ павильонъ.
   Съ наступленіемъ вечера земля задрожала, и черное чудовище явилось къ намъ какъ бѣшеная собака. Онъ поднималъ насъ, переворачивалъ и ощупывалъ и, выбравъ одного изъ насъ, сдѣлалъ съ нимъ то же самое, что сдѣлалъ раньше съ двумя другими. Онъ съѣлъ его и заснулъ на скамьѣ, съ храпомъ въ родѣ грома. Мы тутъ встали, взяли два желѣзныхъ прута и, положивъ ихъ въ огонь, раскалили докрасна; затѣмъ мы ухватили ихъ и подошли съ ними къ спящему чудовищу и, приложивъ къ глазамъ, всѣ общими силами надавили ихъ. Глаза сразу были выжжены, и онъ закричалъ такъ, что у насъ душа ушла въ пятки. Чудовище вскочило со скамьи и начало искать насъ, а мы разбѣжались отъ него въ разныя стороны, и онъ насъ видѣть не могъ, такъ какъ былъ слѣпъ; но мы все-таки страшно боялись его и думали, что онъ непремѣнно убьетъ насъ. Онъ ощупью нашелъ дверь и вышелъ, испуская такіе крики, что мы приходили отъ нихъ въ совершенный ужасъ, тѣмъ болѣе, что отъ сотрясенія подъ нами дрожала земля. Когда онъ вышелъ изъ павильона, мы пошли вслѣдъ за нимъ, а онъ шелъ, постоянно отыскивая насъ. Вскорѣ онъ вернулся въ сопровожденіи женщины, еще болѣе страшной, чѣмъ онъ, и, увидавъ его вмѣстѣ съ женщиной-страшилищемъ, мы еще болѣе испугались. Лишь только страшная женщина увидала насъ, мы поспѣшно отвязали наши плоты и, вскочивъ на нихъ, стали отпихиваться въ море. Но у каждаго изъ нихъ подъ рукою было много громадныхъ камней, и они стали бросать ими въ насъ и убили почти всѣхъ людей. Изъ насъ всѣхъ уцѣлѣлъ только я и двое моихъ товарищей и мы доплыли на плоту до другого острова.
   Выйдя на берегъ, мы пустились въ путь и шли до вечера, и когда наступила ночь, мы уснули немножко, а проснувшись, вдругъ увидали страшной величины змѣю, съ толстымъ туловищемъ и громадною пастью. Змѣя подползла къ одному изъ насъ и проглотила его до плечъ, а потомъ глотнула и остальное, и мы слышали, какъ кости его трещали у нея въ пасти, послѣ чего она уползла. Мы и удивились и еще болѣе огорчились несчастію нашего товарища, да и, кромѣ того, стали бояться за себя, говоря:
   -- Право, это удивительно! Одна смерть страшнѣе другой! Мы радовались, что избавились отъ чернаго чудовища, но радоваться было нечему! Всѣ мы въ рукахъ Божіихъ! Мы избавились отъ чернаго чудовища и отъ морской пучины, но избавились ли отъ змѣи?
   Мы встали и пошли по острову, питаясь плодами и утоляя жажду водою изъ рѣкъ и, не останавливаясь, шли до утра, когда нашли высокое дерево. Мы взлѣзли на него и заснули. Я взлѣзъ на самую вершину. Съ наступленіемъ ночи, когда стало совершенно темно, змѣя подползла и стала смотрѣть направо и налѣво и, приблизившись къ дереву, на которомъ мы сидѣли, она поднялась къ моему товарищу и проглотила его до самыхъ плечъ, обвившись кругомъ дерева, а затѣмъ проглотила и совсѣмъ, и я слышалъ, какъ въ пасти у нея трещали кости. Послѣ этого она спустилась съ дерева и уползла. Я просидѣлъ на деревѣ до утра, и когда стало свѣтать, то чуть живой спустился внизъ и отъ страха и ужаса готовъ былъ броситься въ море, чтобы уже заодно кончить всѣ страданія, но привязанность къ жизни оказалась сильнѣе, и я не бросился, а привязалъ два большихъ шеста къ ногамъ крестообразно, къ лѣвому боку и къ правому я тоже привязалъ по толстому шесту, такой же шестъ я привязалъ вдоль тѣла и на голову привязалъ два шеста крестообразно, точно такъ же, какъ на ногахъ. Такимъ образомъ я находился посреди этихъ шестовъ какъ въ клѣткѣ. Съ наступленіемъ вечера змѣя, конечно, приползла ко мнѣ, и хотя ползала кругомъ, но проглотить не могла, такъ какъ шесты мѣшали ей. Она возилась со мной до самаго разсвѣта и уползла въ совершенной ярости, когда встало солнце. Послѣ этого я вытянулъ руки и отвязалъ шесты и чуть живой двинулся послѣ такой ужасной, ночи.
   Я тотчасъ же всталъ и пошелъ по острову, на самый конецъ его, гдѣ, взглянувъ на море, я увидалъ на. нѣкоторомъ разстояніи корабль. Схвативъ большой сукъ, я началъ махать и кричцть изо всей мочи. Путешественники, увидавъ меня, сказали:
   -- Не мѣшало бы посмотрѣть, что это такое. Можетъ-быть, это человѣкъ.
   Они приблизились ко мнѣ и, услыхавъ крики, подошли къ берегу и взяли меня къ себѣ на корабль и начали разспрашивать меня обо всемъ, и. я разсказалъ имъ все, что со. мною произошло съ самаго начала до конца и какъ сильно я страдалъ, и они не могли надивиться, слушая меня. Они дали мнѣ одѣть свое платье, чтобы придать мнѣ приличный видъ, и потомъ дали мнѣ поѣсть, и я ѣлъ, пока не насытился. Кромѣ того, мнѣ дали пить холодной и сладкой воды, и я ожилъ, повеселѣлъ и сталъ доволенъ судьбой. Господь (да святится имя Его!) воскресилъ меня послѣ смерти, и я горячо благодарилъ его за милость. Бодрость моего духа вернулась ко мнѣ, и мнѣ казалось, что я видѣлъ тяжелый сонъ, послѣ котораго пробудился. Мы продолжали итти, и вѣтеръ намъ дулъ попутный, и дошли, такимъ образомъ, до острова, называвшагося островомъ Эсъ-Селагитомъ, гдѣ росло много сандальнаго дерева, и тамъ хозяинъ корабля бросилъ якорь, и купцы и другіе путешественники вышли на берегъ и, выгрузивъ свои товары, стали продавать и покупать. Хозяинъ корабля, посмотрѣвъ на меня, сказалъ мнѣ:
   -- Выслушай-ка меня. Ты чужестранецъ и бѣднякъ и разсказывалъ намъ, какъ много ты выстрадалъ, и поэтому мнѣ хотѣлось бы сдѣлать для тебя что-нибудь, чтобы помочь тебѣ добраться до родины и уплатить мнѣ.
   -- Если ты это сдѣлаешь, то я помолюсь за тебя,-- отвѣчалъ я.
   -- Ну, такъ знай,-- продолжалъ хозяинъ,-- что у насъ на кораблѣ ѣхалъ однажды одинъ путешественникъ, котораго мы потеряли и не знаемъ, живъ онъ или нѣтъ, такъ какъ не имѣли о немъ никакихъ извѣстій. Я желалъ бы отдать тебѣ его тюки для того, чтобы ты продалъ ихъ на. этомъ островѣ. Ты будешь продавать ихъ, и мы тебѣ заплатимъ за твои труды, а выручку мы свеземъ въ Багдадъ, гдѣ наведемъ справку о хозяинѣ товаровъ и отдадимъ деньги его семьѣ. Хочешь ли ты взяться за это дѣло и продавать товары купцамъ?
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я,-- и могу сказать, что ты добрый и милостивый человѣкъ.
   Я помолился за него и поблагодарилъ его.
   Онъ приказалъ матросамъ и носильщикамъ снести товары на островъ и передать мнѣ. А корабельный конторщикъ спросилъ у хозяина: подъ какимъ именемъ слѣдуетъ вписать эти товары и какъ помѣтить ихъ?
   -- Напиши на нихъ,-- отвѣчалъ хозяинъ,-- имя Эсъ-Зиндибада Морского, который шелъ съ нами на кораблѣ и потонулъ или былъ оставленъ на островѣ Рукгъ и о которомъ мы ничего болѣе не слыхали. Вслѣдствіе этого мы желаемъ, чтобы этотъ чужестранецъ занялся продажею ихъ, а мы заплатимъ ему что-нибудь за труды. Остатки и выручку мы свеземъ въ Багдадъ и если найдемъ хозяина, то отдадимъ ему, а не найдемъ, такъ отдадимъ его семьѣ.
   -- И доводы и намѣренія твои превосходны,-- отвѣчалъ ему конторщикъ.
   Я же, услыхавъ, что на тюкахъ будетъ написана моя фамилія, подумалъ, что я и есть Эсъ-Зиндибадъ Морской. Но я промолчалъ, и когда купцы сошли на берегъ и собрались, чтобы поговорить и посовѣтоваться насчетъ продажи и покупки, я подошелъ къ хозяину корабля и сказалъ ему:
   -- Знаешь ли ты, кто былъ владѣтелемъ тюковъ, которые ты поручаешь мнѣ продать?
   -- Я не знаю, кто онъ такой,:-- отвѣчалъ хозяинъ,-- а знаю только, что онъ изъ Багдада и звали его Эсъ-Зиидибадомъ Морскимъ, и мы бросили якорь у одного изъ острововъ, гдѣ и потеряли его, и до сихъ поръ ничего о немъ не слыхали.
   Я громко вскрикнулъ и сказалъ ему:
   -- Хозяинъ, да хранитъ тебя Господь! Знай, что я и есть Эсъ-Зиндибадъ Морской. Я не потонулъ, а когда вы бросили якорь, и купцы и другіе пассажиры вышли на берегъ, я вышелъ вмѣстѣ съ ними, взявъ съ собой ѣды. Меня одолѣлъ сонъ, и я крѣпко заснулъ, а когда проснулся и всталъ, то ни корабля ни людей не оказалось. Поэтому оставленное имущество принадлежитъ мнѣ и товары эти мои. Всѣ искатели брильянтовъ видѣли меня, когда я былъ на брильянтовой горѣ, и засвидѣтельствуютъ, что я и есть Эсъ-Зиндибадъ Морской, потому что я разсказывалъ имъ, какая случилась со мною исторія на кораблѣ. Я имъ разсказывалъ, что заснулъ и что вы оставили меня на островѣ и что, проснувшись, я никого не нашелъ и потому со мной случилось то, что случилось.
   Купцы и другіе, пассажиры, услыхавъ мои слова, подошли ко мнѣ; изъ нихъ нѣкоторые вѣрили мнѣ, а нѣкоторые не вѣрили. Во время нашего разговора одинъ изъ купцовъ, услыхавъ, что я упомянулъ о брильянтовой горѣ, всталъ и, подойдя ко мнѣ, сказалъ, присутствующимъ:
   -- Выслушайте меня, господа. Когда я разсказывалъ вамъ о тѣхъ удивительныхъ вещахъ, которыя мнѣ. привелось видѣть во время моего путешествія, я, между прочимъ, говорилъ, чтоя бросилъ въ долину убитое животное и что вмѣстѣ съ нимъ наверхъ былъ принесенъ человѣкъ, и вы мнѣ не повѣрили и обвинили во враньѣ.
   -- Да, ты разсказывалъ намъ это, и мы тебѣ не повѣрили,-- отвѣчали они.
   -- Вотъ этотъ самый человѣкъ и былъ принесенъ съ убитымъ животнымъ, -- продолжалъ купецъ, -- и онъ далъ мнѣ брильянтовъ очень высокой цѣны, какихъ мы и не видывали, въ вознагражденіе за то, что я могъ бы найти на убитой приманкѣ, и я взялъ его съ собой въ качествѣ товарища, пока мы не доѣхали до города Эль-Башраха, откуда онъ направился къ себѣ домой, простившись съ нами, и мы тоже разъѣхались по домамъ. Это онъ и есть и онъ говорилъ намъ, что зовутъ его Эсъ-Зиндибадомъ Морскимъ. Онъ разсказывалъ намъ о т|онъ, что его оставили на островѣ. Вы можете повѣрить тому, что я говорю, и всѣ эти товары, дѣйствительно, его собственность, потому что онъ, встрѣтившись съ нами, разсказывалъ намъ о нихъ и истина въ его словахъ очевидна.
   Хозяинъ, выслушавъ этого купца, подошелъ ко мнѣ и, пристально посмотрѣвъ на меня, спросилъ:
   -- А какъ помѣчены твои тюки?
   Я сообщилъ ему, какъ были помѣчены мои тюки и, кромѣ того, разсказалъ ему одно обстоятельство, случившееся между мною и имъ, когда я сѣлъ на корабль въ Эль-Башрахѣ. Онъ тотчасъ же убѣдился, что я дѣйствительно Эсъ-Зиндибадъ Морской и, обнявъ меня, поздравилъ со счастливымъ избавленіемъ отъ опасности.
   -- Клянусь Аллахомъ!-- вскричалъ онъ.-- Исторія твоя удивительная и необыкновенная! Ну, слава Богу, что мы встрѣтились съ тобой и могли возвратить тебѣ твои товары и имущество.
   Я распорядился своими товарами, какъ умѣлъ, и они принесли мнѣ во время этой поѣздки большіе барыши, что меня очень радовало, и я поздравлялъ себя съ избавленіемъ отъ опасности и съ пріобрѣтеніемъ имущества. Мы, не переставая, продавали и покупали, пока не прибыли въ страну Эсъ-Зинда, гдѣ точно такъ же продавали и покупали. Въ Индѣйскомъ морѣ мнѣ привелось видѣть много удивительныхъ вещей, какихъ себѣ и представить нельзя. Между прочимъ, я видѣлъ рыбу въ родѣ коровы и какое-то животное въ родѣ осла, и я видѣлъ птицу, которая выходитъ изъ раковины и кладетъ и высиживаетъ яйца на поверхности воды и никогда не бываетъ на землѣ. Послѣ этого мы, по милости Божіей (да святится имя Его!), благополучно и весело продолжали наше плаваніе и съ попутнымъ вѣтромъ дошли до Эль-Башраха, гдѣ я пробылъ нѣсколько дней. Затѣмъ я пріѣхалъ въ Багдадъ и, направившись къ себѣ въ кварталъ, прошелъ домой, гдѣ поздоровался съ семьей, друзьями и знакомыми. Я зажилъ счастливо и весело, сладко ѣлъ и пилъ и проводилъ время съ знакомыми, такъ что забылъ всѣ случившіеся со мною невзгоды и ужасы. Я пріобрѣлъ въ эту поѣздку такъ много, что сосчитать не могъ. Таковы были удивительныя событія во время этого путешествія, а завтра, если на то будетъ воля Божія (да святится имя Его!), ты придешь, Эсъ-Зиндибадъ Сухопутный, и я разскажу тебѣ исторію четвертаго путешествія, которое я считаю болѣе интереснымъ, чѣмъ предыдущія.
   Эсъ-Зиндибадъ Морской приказалъ выдать носильщику сто червонцевъ и накрыть на столъ. Столъ былъ накрытъ, и всѣ сѣли ужинать, удивляясь тому, что только что слышали, и послѣ ужина всѣ разошлись по домамъ.
   Эсъ-Зиндибадъ носильщикъ взялъ данное ему золото и пошелъ домой, раздумывая о томъ, что слышалъ, и, переночевавъ, онъ всталъ утромъ, прочелъ молитвы и направился въ домъ Эсъ-Зиндибада Морского. Онъ пришелъ къ нему и поклонился, а Эсъ-Зиндибадъ радушно принялъ его, посадилъ подлѣ себя, пока не собрались другіе гости, и тогда прислуга принесла кушанье и гости поѣли, попили и стали весело болтать. Послѣ этого Эсъ-Зиндибадъ обратился къ присутствующимъ съ слѣдующимъ разсказомъ.
   

Четвертое путешествіе Эсъ-Зиндибада Морского.

   Знайте, братья, что когда я вернулся въ городъ Багдадъ и свидѣлся съ своими домочадцами и друзьями и пріятелями, я зажилъ очень весело и забылъ все, что я испыталъ, и помнилъ только, какъ много я пріобрѣлъ. Но, несмотря на спокойствіе и веселую жизнь, безпокойный характеръ мой началъ меня мучить, и мнѣ захотѣлось посмотрѣть на новыя земли и новыхъ людей и захотѣлось торговать. Поэтому я рѣшился отправиться и, купивъ дорогихъ товаровъ, пригодныхъ для морского путешествія, и укупоривъ большее количество тюковъ, чѣмъ обыкновенно, я отправился изъ Багдада въ Эль-Башрахъ, гдѣ нагрузилъ свои тюки на корабль и, присоединившись къ другимъ путешественникамъ, пустился въ плаваніе. Уповая на милость Божію (да святится имя Его!), мы шли по волнамъ, и путешествіе было въ высшей степени пріятное и длилось оно много дней и ночей, и переходили мы изъ одного моря въ другое, съ одного острова на другой, пока однажды не поднялся сильный противный вѣтеръ. Хозяинъ тотчасъ же бросилъ якорь посреди моря, хотя опасался, что онъ утянетъ судно въ пучину. И въ то время, какъ мы находились въ такомъ положеніи, прося Господа Бога (да святится имя Его!) спасти и помиловать насъ, вдругъ поднялась страшная буря, которая оборвала у насъ паруса и снасти, и мы всѣ пошли ко дну съ нашими тюками и богатствами. Я также очутился въ водъ вмѣстѣ съ другими, но долго держался на поверхности, пока Господь (да святится имя Его!) не сподобилъ меня уцѣпиться за одну изъ досокъ, отломившихся отъ корабля, и мы вмѣстѣ съ нѣсколькими купцами сѣли на нее. Сидя на доскѣ, мы били ногами по водѣ, и волны и вѣтеръ помогали намъ, хотя мы пробыли въ такомъ положеніи цѣлыя сутки. На слѣдующій день до полудня поднялся вѣтеръ, море надулось, и насъ выбросило на землю, и мы упали, какъ мертвые, отъ усталости, голода, жажды и страха.
   Направившись по берегу острова, мы нашли густую траву, которую поѣли и немного оживились и подкрѣпились и проспали ночь на островѣ. Съ наступленіемъ утра, когда солнце встало, мы тоже встали и пошли дальше и увидали зданіе Въ нѣкоторомъ отдаленіи. Мы тотчасъ же направились къ этому строенію и шли, пока не остановились у дверей. Не успѣли мы подойти, какъ изъ дверей выбѣжало нѣсколько голыхъ человѣкъ и, не говоря ни слова, бросились на насъ, схватили насъ и свели къ своему царю, который приказалъ намъ сѣсть. Мы сѣли, и намъ принесли ѣду, совершенно намъ незнакомую и такую, какую мы никогда въ жизни не ѣдали. Желудокъ мой не принялъ этой пищи, и я не сталъ ее ѣсть, а товарищи мои ѣли. Вслѣдствіе своей воздержанности, я сижу теперь съ вами. Когда товарищи мои поѣли этой пищи, они точно обезумѣли и стали ѣсть, какъ помѣшанные, и совершенно измѣнились. Голые люди принесли имъ масла какао и дали имъ его пить и намазали ихъ имъ. Когда товарищи мои напились этого масла, у нихъ выкатились глаза, и они начали пожирать эту невозможную ѣду. Я понять не могъ, что съ ними сдѣлалось, и началъ сильно безпокоиться о нихъ, да и о себѣ. Пристально вглядѣвшись въ нагихъ людей, я увидалъ, что это маги, и царь ихъ былъ людоѣдомъ. Всякаго, кто являлся къ нимъ въ страну или кого они встрѣчали на большой дорогѣ, они приводили къ своему царю и кормили его ужасной пищей и поили масломъ и натирали для того, чтобы онъ ѣлъ больше и становился совершеннымъ идіотомъ. Они кормили людей для того, чтобы они жирѣли, и потомъ убивали, жарили и кормили своего царя. Приближенные же царя ѣли человѣческое мясо сырое. Увидавъ это, я пришелъ въ страшную тревогу и за себя и за своихъ товарищей. Товарищи мои вслѣдствіе отупѣнія не понимали своего положенія и были поручены надсмотрщику, который ежедневно уводилъ ихъ, какъ скотину, на пастбища.


   Я же отъ страха и тревоги совершенно изсохъ и ослабѣлъ, и у меня остались только кожа да кости. Увидавъ меня въ такомъ положеніи, маги оставили меня въ покоѣ и. совершенно забыли меня и вспоминали обо мнѣ только тогда, когда я. ушелъ и прошелъ довольно далеко отъ строенія. Тамъ я увидалъ человѣка, сидѣвшаго на возвышеніи, какъ пастухъ, и, подойдя ближе, я удостовѣрился, что это сидѣлъ человѣкъ, которому былъ порученъ надзоръ за моими несчастными товарищами и другими такими же несчастными людьми, какъ и они. Человѣкъ этотъ, увидавъ меня, тотчасъ же понялъ, что я въ своемъ умѣ и что я не нахожусь въ такомъ положеніи, какъ они. Онъ издали знакомъ показалъ мнѣ, говоря:
   -- Поверни назадъ и иди по дорогѣ, что будетъ по правую руку, и ты дойдешь до царской большой дороги.
   Я тотчасъ же повернулъ назадъ, какъ сказалъ мнѣ этотъ человѣкъ, и по правую руку увидалъ дорогу, по которой и пошелъ, не только не останавливаясь, но иногда даже бѣгомъ, боясь, чтобы меня не поймали. Я шелъ такимъ образомъ, пока не скрылся изъ глазъ человѣка, указавшаго мнѣ путь. Солнце сѣло и наступила ночь, вслѣдствіе чего я легъ отдохнуть, но уснуть не могъ отъ страха, голода и усталости. Въ полночь я всталъ и пошелъ далѣе и шелъ до самаго свѣта, когда-выкатившееся изъ-за горъ солнце освѣтило холмы и долины. Я былъ утомленъ и мнѣ хотѣлось ѣсть и пить.; а потому я началъ ѣсть траву и овощи и ѣлъ, пока не насытился, и нѣсколько успокоился, послѣ чего я снова всталъ и пошелъ дальше по острову; и такимъ образомъ я шелъ, не останавливаясь, и день и ночь, утоляя голодъ травою.
   Такъ шелъ я въ продолженіе семи сутокъ, а утромъ въ восьмой день я увидалъ вдали какой-то предметъ. Я тотчасъ же направился къ нему и, не переставая, шелъ, пока послѣ заката солнца не дошелъ до него.. Пристально вглядѣвшись, я увидалъ, что это люди, собирающіе перецъ. Увидавъ, меня, они тотчасъ же подошли ко мнѣ и, окруживъ, стали спрашивать, кто я такой и откуда пришёлъ?
   -- Я бѣдный иноземецъ,-- отвѣчалъ я и разсказалъ имъ, какіе я испыталъ ужасы и несчастія и сколько выстрадалъ.
   -- Какъ это все удивительно!-- горячо воскликнули они.-- Но какъ это ты спасся отъ голыхъ людей и ушелъ отъ нихъ? Вѣдь ихъ здѣсь, на островѣ, очень много, они ѣдятъ людей и вырваться отъ нихъ трудно.
   Я имъ разсказалъ, что случилось съ моими товарищами и какъ они кормили меня своей пищей, которую душа моя не принимала. Они посадили меня съ собою и когда кончили работу, то очень хорошо накормили меня. Я поѣлъ и отдохнулъ, послѣ чего они взяли меня съ собою на судно и мы отправились на островъ, гдѣ они жили. Прибывъ на островъ, они свели меня къ своему царю, которому я поклонился, а онъ принялъ меня ласково и просилъ разсказать о томъ, что со мною было. Такимъ образомъ я передалъ ему обо всемъ, что со мною случилось съ того самаго дня, какъ я выѣхалъ изъ Багдада, и до той минуты, какъ я явился къ нему. Царь надивиться не могъ, слушая меня, какъ не могли надивиться и окружающіе его. Послѣ этого онъ приказалъ мнѣ сѣсть. Я сѣлъ и царь приказалъ подать мнѣ поѣсть, я поѣлъ досыта, вымылъ руки и помолился Богу (да святится имя Его!) и поблагодарилъ его. Послѣ этого я ушелъ и направился осматривать городъ. Городъ былъ очень хорошій, очень населенный и богатый. Въ рынкѣ было множество продавцовъ и покупщиковъ.
   Я очень былъ радъ, что попалъ въ такой городъ и сдружился съ обитателями его, которые почтительно относились ко мнѣ. Царь же ихъ и вельможи ласкали, меня. Я видѣлъ, что всѣ знатные люди и простой народъ ѣздили на превосходныхъ лошадяхъ безъ сѣделъ, что меня не мало удивляло, и я сказалъ царю:
   -- Почему это, государь, ты не ѣздишь на сѣдлѣ? На сѣдлѣ гораздо удобнѣе для ѣздока и онъ твердо сидитъ.
   -- Что это за сѣдло?-- спросилъ царь.-- Мы никогда въ жизни не видывали сѣделъ и не ѣзжали на нихъ.
   -- Не позволишь ли ты мнѣ,-- продолжалъ я,-- сдѣлать тебѣ сѣдло, чтобы ты попробовалъ удовольствіе проѣхаться на немъ?
   -- Сдѣлай,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Прикажи дать мнѣ дерева, -- сказалъ я, и царь отдалъ приказъ доставить мнѣ все, что нужно.
   Я велѣлъ прислать себѣ хорошаго столяра и научилъ его, какъ сдѣлать сѣдло, объяснивъ, что такое сѣдло. Взявъ шерсти, я обилъ его и, спросивъ кожи, покрылъ его кожей и отполировалъ. Послѣ этого я сдѣлалъ подпругу и ремни для стремянъ, а стремена заказалъ кузнецу, объяснивъ ему, что это такое, и онъ сдѣлалъ мнѣ чудныя стремена и я вычистилъ и вылудилъ ихъ, а сѣдло убралъ шелковой бахромой и, кончивъ работу, выбралъ лучшую лошадь на царской конюшнѣ, надѣлъ на нее сѣдло, подправилъ стремена, взнуздалъ ее и привелъ къ царю. Сѣдло ему очень понравилось, и онъ былъ имъ очень доволенъ и, поблагодаривъ меня, сѣлъ на лошадь и съ удовольствіемъ прокатился. Меня онъ отблагодарилъ очень щедро, а визирь его, увидавъ мою работу, заказалъ мнѣ другое сѣдло для себя. Я сдѣлалъ и ему сѣдло, послѣ чего и вельможи и богачи тоже захотѣли имѣть по сѣдлу, и я дѣлалъ и имъ. Я обучилъ и столяра и кузнеца сѣдельному ремеслу, и мы начали ихъ дѣлать и продавали за большія деньги. Этой продажей я скопилъ себѣ хорошее состояніе и пріобрѣлъ вѣсъ и уваженіе горожанъ.
   Такимъ образомъ, занимая высокое положеніе между приближенными царя, я жилъ довольно долгое время, пока, сидя однажды у царя и благодушно разговаривая съ нимъ, я не услыхалъ такія его слова:
   -- Ты пріобрѣлъ наше расположеніе и почетное положе о отъ смертной казни.
   -- Дарю тебѣ его кровь,-- отвѣчалъ калифъ.
   И Джафаръ началъ свой разсказъ такимъ образомъ.
   

Нуръ=Эдъ-Динъ и его сынъ и Шемсъ-Эдъ-Динъ и его дочери.

   -- Знай, о, царь правовѣрныхъ, что въ Каирѣ 6) былъ султанъ 7) справедливый и милостивый, у котораго былъ умный и образованный визирь, отлично знавшій дѣла и умѣвшій управлять страною. У визиря, человѣка уже престарѣлаго, было два сына, какъ два ясныхъ мѣсяца. Старшаго звали Шемсъ-Эдъ-Диномъ, а младшаго -- Нуръ-Эдъ-Диномъ, но послѣдній превосходилъ перваго своей красотой и миловидностью. Красивѣе его человѣка въ то время не было, и слава объ его красотѣ разнеслась по всѣмъ окрестнымъ мѣстностямъ, такъ что многіе пріѣзжали издали только для того, чтобы взглянуть на него. Случилось такъ, что отецъ ихъ умеръ, и султанъ горюя о немъ, увидалъ его двухъ сыновей, полюбилъ ихъ, одарилъ почетной одеждой и сказалъ имъ, что они будутъ занимать положеніе отца. Они очень обрадовались и: поцѣловали прахъ у ногъ султана. Окончивъ церемоніи откланиванія 8), продолжавшіяся цѣлый мѣсяцъ, они вступили въ должность визирей, условившись понедѣльно, по очереди,-занимать этотъ постъ. Когда же султанъ отправлялся путешествовать, то онъ бралъ одного изъ братьевъ съ собой.
   Одинъ разъ вечеромъ султанъ заявилъ, что на слѣдующій день онъ желаетъ ѣхать путешествовать, и на этотъ разъ съ нимъ долженъ былъ отправиться старшій братъ. Всю эту ночь братья проговорили.
   -- Какъ мнѣ хотѣлось бы, о, братъ мой, -- сказалъ старшій, -- чтобы мы могли жениться въ одинъ и тотъ же день.
   -- Поступай, какъ знаешь, о, братъ мой, -- отвѣчалъ младшій,-- и я соглашусь со всѣмъ, что ты пожелаешь.
   Такимъ образомъ они условились.
   -- Если Аллахъ, -- сказалъ старшій, -- постановитъ, что мы женимся въ одно время, и жены наши родятъ въ одинъ день, и у твоей, жены будетъ сынъ, а у моей -- дочь, и мы женимъ ихъ, такъ какъ они будутъ двоюродными братомъ и сестрой.
   -- А что же, о, братъ мой,-- сказалъ Нуръ-Эдъ-Динъ,-- потребуешь ты отъ моего сына въ приданое твоей дочери?
   -- Я потребую отъ твоего сына,-- отвѣчалъ онъ,-- въ приданое моей дочери три тысячи червонцевъ, три сада и три фермы, и если молодой человѣкъ захочетъ сдѣлать другое условіе, то это не будетъ достойно его.
   -- Какъ,-- вскричалъ Нуръ-Эдъ-Динъ, услыхавъ это требованіе,-- ты требуешь такого приданаго отъ моего сына? Да развѣ мы не братья, оба не визири и не облечены въ одно и то же достоинство? Тебѣ слѣдовало бы предложить дочь свою моему сыну безъ всякаго вознагражденія, такъ какъ тебѣ должно быть извѣстно, что мужчина выше женщины, а мое дитя -- мальчикъ, и, слѣдовательно, отъ него будетъ продолжаться нашъ родъ, а не отъ твоей дочери.
   -- Что ты говоришь о ней?-- спросилъ братъ.
   -- Что не отъ нея будетъ продолжаться нашъ благородный родъ, -- отвѣчалъ Нуръ-Эдъ-Динъ.-- По ты, кажется, -- продолжалъ онъ, -- хочешь поступать со мною, какъ поступаютъ съ покупателями, отъ которыхъ хотятъ отвязаться. Чтобы отвязаться отъ покупателя, купцу слѣдуетъ запросить слишкомъ высокую цѣну.
   -- Я вижу теперь,-- сказалъ Шемсъ-Эдъ-Динъ,-- какъ ты поступаешь нехорошо, возвеличивая своего сына передъ моей дочерью. Ты лишенъ, несомнѣнно, здраваго смысла и добрыхъ намѣреній, если рѣшаешься упоминать, что мы оба облечены въ одно и то же достоинство, точно ты не знаешь, что я изъ сожалѣнія къ тебѣ пригласилъ тебя раздѣлять со мною обязанности визиря для того, чтобы ты помогалъ мнѣ? Но говори, что хочешь, разъ что ты выразился такъ, то, клянусь Аллахомъ, я не выдамъ своей дочери за твоего сына, хотя бы ты предлагалъ мнѣ за нее вѣсъ ея золотомъ.
   Услыхавъ это заявленіе брата, Нуръ-Эдъ-Динъ пришелъ въ ярость и сказалъ:
   -- Я не женю своего сына на твоей дочери.
   -- А я не возьму его въ мужья для нея,-- отвѣчалъ Шемсъ-Эдъ-Динъ,-- и если бы я не отправлялся теперь въ путешествіе, то сдѣлалъ бы съ тобою такую вещь, которая послужила бы предостереженіемъ для другихъ, но вотъ когда я вернусь, то Аллахъ поступитъ по своему усмотрѣнію.
   Услыхавъ это, Нуръ-Эдъ-Динъ страшно разсердился, и жизнь ему стала не въ жизнь, но онъ скрылъ свои чувства, и оба брата провели остатокъ ночи порознь; а на слѣдующее утро султанъ отправился въ путешествіе и двинулся въ сопровожденіи визиря Шемсъ-Эдъ-Дина къ странѣ Пирамидъ.
   Нуръ-Эдъ-Динъ провелъ эту ночь въ состояніи страшной ярости и съ наступленіемъ утра, вставъ и прочитавъ утреннія молитвы, отправился въ свою комнатку, взялъ оттуда два мѣшка и наполнилъ ихъ золотомъ. Думая о словахъ брата и объ его презрѣніи и гордости, выказанной имъ, онъ повторилъ такіе стихи:
   
   Сбирайся въ путь-дорогу, ты найдешь
   Въ томъ городѣ, куда пріѣдешь, друга.
   Работай неустанно и въ награду
   Всѣ жизни радости узнаешь ты.
   Для мудреца ученаго нѣтъ славы
   Жить постоянно въ городѣ одномъ.
   Покинь его теперь и отправляйся
   Въ край чужіе -- тамъ успѣхъ и слава.
   Стоячая вода гніетъ, ты знаешь,
   Но свѣжи и свѣтлы потока воды.
   Когда бъ луна всегда была на небѣ,
   То никому бы не казалось чудомъ.
   Левъ, если не пойдетъ изъ чащи лѣса,
   Себѣ своей добычи не найдетъ,
   Какъ и стрѣла, не пущенная съ лука,
   Не можетъ никогда достигнуть цѣли.
   Крупинки золота совсѣмъ не видны
   И глазу чистымъ кажутся пескомъ.
   Алойный корень, если разрастется,
   Топливо превосходно замѣняетъ;
   При вызовѣ жъ въ края чужіе, онъ
   Большого спроса тамъ предметомъ служитъ,
   А если нѣтъ, ничѣмъ не выдается.
   
   Онъ приказалъ одному изъ молодыхъ людей осѣдлать ему пѣгаго мула, большого и рысистаго. Мула осѣдлали въ золотое сѣдло, съ стременами изъ индѣйской стали, и покрыли его богатымъ бархатнымъ чепракомъ, и разряженный мулъ сталъ походить на нарядную невѣсту. Кромѣ того, онъ приказалъ положить на сѣдло шелковый коверъ и коврикъ для молитвы 9), а подъ ковры положить мѣшки съ деньгами. Когда все было готово, онъ сказалъ молодому человѣку и своимъ рабамъ:
   -- Мнѣ хочется проѣхать для своего удовольствія за городъ, къ провинціи Кашюбъ, и я буду отсутствовать двое сутокъ. Никто изъ васъ со мною не поѣдетъ, такъ какъ у меня на душѣ тяжело.
   Сказавъ это, онъ поспѣшно сѣлъ на мула и, взявъ съ собой небольшой запасъ съѣстного, выѣхалъ за городъ и поѣхалъ по направленію къ равнинѣ. Въ полдень онъ въѣхалъ въ городъ Бильбейсъ, гдѣ онъ остановился, чтобы отдохнуть и дать отдыхъ мулу и покормить его. Онъ пріобрѣлъ въ городѣ себѣ съѣстного на дальнѣйшій путь и взялъ корму для мула и, уложивъ все, отправился далѣе, и въ полдень слѣдующаго дня въѣхалъ въ Іерусалимъ. Тутъ онъ снова остановился, чтобы отдохнуть самому и дать отдохнуть мулу и покормить его. Онъ снялъ мѣшки и, разостлавъ коверъ, положилъ ихъ себѣ подъ голову и заснулъ, не переставая сердиться. Проспавъ всю ночь, онъ утромъ снова сѣлъ на мула и погонялъ его до тѣхъ поръ, пока, не пріѣхалъ въ Алеппо, гдѣ остановился въ ханѣ, и пробылъ тамъ три дня, чтобы дать отдыхъ какъ самому себѣ, такъ и своему мулу, и подышать чуднымъ воздухомъ этой мѣстности. Пробывъ три дня, онъ снова сѣлъ на мула и поѣхалъ далѣе, пока не пріѣхалъ въ городъ Эль-Башрахъ. Лишь только онъ увидалъ, что начинаетъ смеркаться, онъ тотчасъ же сошелъ въ ханъ, гдѣ снялъ свои мѣшки съ мула и разостлалъ коверъ для молитвы, поручивъ мула вмѣстѣ съ сѣдломъ привратнику и приказавъ ему провести мула. Привратникъ сталъ водить мула, и случилось, что визирь Эль-Башраха сидѣлъ у окна своего дворца и, увидавъ мула и его богатую сбрую и сѣдло, подумалъ, что это животное непремѣнно должно принадлежать какому-нибудь визирю или царю. Посмотрѣвъ еще разъ внимательно на мула, онъ очень удивился и приказалъ одному изъ своихъ пажей привести привратника. Такимъ образомъ пажъ вышелъ и привелъ привратника, который поцѣловалъ прахъ у ногъ его. Визирь, человѣкъ уже преклонныхъ лѣтъ, сказалъ ему:
   -- Кто хозяинъ этого мула и каковъ онъ на видъ?
   -- О, господинъ мой!-- отвѣчалъ привратникъ,-- хозяинъ его молодой человѣкъ изящной наружности, въ родѣ купеческаго сына, самаго достойнаго и солиднаго вида.
   Услыхавъ это, визирь всталъ и, сѣвъ на лошадь 10), поѣхалъ въ ханъ, гдѣ представился молодому человѣку, который, увидавъ его, тотчасъ же всталъ и, выйдя къ нему, обнялъ его. Визирь, сойдя съ лошади, поклонился ему и привѣтствовалъ его и, посадивъ его подлѣ себя, сказалъ ему:
   -- Зачѣмъ, о, сынъ мой, прибылъ къ намъ въ городъ?
   -- Господинъ мой,-- отвѣчалъ Нуръ-Эдъ-Динъ,-- я пріѣхалъ изъ Каира, гдѣ отецъ мой былъ визиремъ, и отошелъ въ лучшую жизнь,-- и онъ сообщилъ ему все, что съ нимъ произошло до самыхъ малѣйшихъ подробностей, прибавивъ:-- Я рѣшился, что не вернусь до тѣхъ поръ, пока не увижу всѣ города и страны свѣта.
   -- О. сынъ мой,-- отвѣчалъ визирь,-- не слѣдуй своей прихоти, чтобы не подвергать жизнь свою опасности, такъ какъ страны обширны, и я боюсь за тебя.
   Сказавъ это, онъ приказалъ положить мѣшки опять на мула, какъ приказалъ положить и коверъ для молитвы и шелковый коверъ, и взялъ Нуръ-Эдъ-Дина съ собой къ себѣ домой, гдѣ помѣстилъ его въ парадныя комнаты и обращался съ нимъ, съ почетомъ и добротой и, почувствовавъ къ нему сильное расположеніе, сказалъ:
   -- О, сынъ мой, я сталъ старикомъ, а сыновей, у меня не было, но Аллахъ благословилъ меня дочерью, которая не уступаетъ тебѣ въ красотѣ. Я отказывалъ всѣмъ просившимъ ея руки, но теперь я такъ полюбилъ тебя, что спрашиваю:: не хочешь ли ты взять дочь мою къ себѣ въ услуженіе и сдѣлаться ея мужемъ? Если ты на это согласишься, то я съѣзжу къ султану Эль-Башраха и скажу ему: "Это сынъ моего брата".. И я представлю тебя ему для того, чтобы ты сдѣлался визиремъ послѣ меня, а я буду жить у тебя дома, такъ какъ я старъ.

   Нуръ-Эдъ-Динъ, услыхавъ это предложеніе визиря Эль-Башраха, опустилъ голову и затѣмъ отвѣчалъ:
   -- Слушаю и повинуюсь.
   Визирь порадовался его согласію и приказалъ слугамъ приготовить парадный обѣдъ и убрать большую пріемную комнату 11), предназначенную для пріемовъ высокихъ гостей и эмировъ. Затѣмъ онъ собралъ своихъ друзей, пригласилъ первыхъ сановниковъ и купцовъ Эль-Башраха, и, когда они всѣ собрались, онъ сказалъ имъ:
   -- У меня былъ братъ, визирь въ Египетской странѣ, и Аллахъ благословилъ его двумя сыновьями, а меня, какъ вамъ извѣстно, онъ благословилъ дочерью; теперь братъ мой желаетъ, чтобы я выдалъ дочь свою за одного изъ его сыновей, и на это я выразилъ свое согласіе, и когда она достигла необходимымъ для брака лѣтъ, онъ прислалъ ко мнѣ одного изъ своихъ сыновей, вотъ этого молодого человѣка. Онъ только что пріѣхалъ, и я желаю заключить брачное условіе между нимъ и моей дочерью для того, чтобы они познакомились у меня въ домѣ.
   -- Ты поступаешь отлично!-- отвѣчали они.
   Послѣ этого они выпили сахарнаго шербета, и пажи опрыскали вездѣ розовой водой, и гости разошлись. Затѣмъ визирь приказалъ своимъ слугамъ проводить Нуръ-Эдъ-Дина въ баню, далъ ему свою лучшую одежду 12) и послалъ ему простыню, чашку, посуду съ духами и все, что ему нужно. Выйдя изъ ванны, онъ одѣлся и сталъ красивъ, какъ ясный мѣсяцъ. Сѣвъ на своего мула и вернувшись во дворецъ, онъ явился къ визирю и поцѣловалъ его руку. Визирь же привѣтствовалъ его, сказавъ:
   -- Вставай и или на сегодняшнюю же ночь къ своей женѣ, а завтра я отправлюсь съ тобой къ султану, и да пошлетъ тебѣ Аллахъ всякую радость и счастье.
   Послѣ этого Нуръ-Эдъ-Динъ всталъ и пошелъ къ своей женѣ, дочери визиря.
   Все это случилось съ Нуръ-Эдъ-Диномъ.
   Что же касается до его брата, то онъ попутешествовалъ нѣкоторое время съ султаномъ, и, вернувшись и не найдя брата, спросилъ: у слугъ, которые ему сказали:
   -- Въ день твоего отъѣзда съ султаномъ онъ сѣлъ на мула, осѣдланнаго и разукрашеннаго, какъ для парадной процессіи, и сказалъ: "я ѣду въ провинцію Каліюбъ и буду въ отсутствіи дня три, такъ какъ на душѣ у меня тяжело, и потому не слѣдуйте за мною". И съ тѣхъ поръ до настоящаго дня мы ничего о немъ не слышали.
   При этомъ извѣстіи сердце Шемсъ-Эдъ-Дина заныло; ему стало жаль брата, разлука съ нимъ трогала его до глубины души.
   "Причину его отъѣзда, -- думалъ онъ, -- можно приписать только тому, что я такъ рѣзко говорилъ съ нимъ въ послѣднюю ночь передъ моимъ отъѣздомъ съ султаномъ и надо думать, что это его разстроило до такой степени, что онъ отправился путешествовать. Надо будетъ послать разыскивать его".
   Онъ пошелъ къ султану и доложилъ ему объ этомъ, а тотъ написалъ письма и разослалъ ихъ начальникамъ всѣхъ провинцій, но Нуръ-Эдъ-Динъ, во время поѣздки своего брата съ султаномъ, проѣхалъ уже очень далеко, поэтому нарочные, разосланные съ письмами, вернулись, не получивъ никакихъ свѣдѣній.
   Разлученный съ своимъ братомъ Шемсь-Эдъ-Динъ проговорилъ:
   -- Я разсердилъ брата тѣмъ, что говорилъ ему относительно брака нашихъ дѣтей. Какъ даль, что это такъ случилось, это вышло вслѣдствіе моего безразсудна.
   И вскорѣ послѣ этого онъ просилъ руки дочери одного купца въ Каирѣ, и брачное условіе между нимъ и ею было заключено, и онъ отправился къ ней. Это случилось въ ту же самую ночь, когда Нуръ-Эдъ-Динъ ночевалъ въ первый разъ у дочери визиря Эль-Башраха. Такъ рѣшено было Господомъ, да прославится имя Его, и воля Его совершилась относительно этихъ людей.
   Все это сдѣлалось такъ, какъ братья предполагали сами: обѣ жены зачали, и жена Шемсъ-Эдъ-Дина, визиря Египта, родила дочь, красивѣе которой никого въ Египтѣ не было, а жена Нуръ-Эдъ-Дина родила сына, такого красавца, какого въ то время и не существовало, какъ говоритъ поэтъ:
   
   Богиня красоты, сошедшая на землю,
   Чтобъ на его красу полюбоваться,
   Стыдливо бы головку опустила.
   И если бъ и тогда спросили:
   "Богиня красоты, когда видала
   Ты равнаго ему?" -- она бъ сказала
   Въ отвѣтъ: "Во всемъ моемъ обширномъ царствѣ
   Нѣтъ никого, кто могъ бы съ нимъ сравниться".
   
   Сына этого назвали Гассаномъ. На седьмой день его рожденія было устроено угощеніе и пиршество, какъ устраиваютъ послѣ рожденія царскихъ дѣтей 13), послѣ чего визирь Эль-Башраха, взявъ съ собой Нуръ-Эдъ-Дина, отправился съ нимъ къ султану. Представъ передъ султаномъ, онъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его, а Нуръ-Эдъ-Динъ, отличаясь краснорѣчіемъ и будучи человѣкомъ пріятнымъ по наружности и манерамъ, сказалъ слѣдующіе стихи поэта:
   
   То онъ, чьему державному суду
   Подвластны всѣ народы, чьи походы
   Всѣ государства міра покорили
   Его престолу. Будь же благодаренъ
   Ему ты за его благодѣянья,
   Вѣдь то благодѣянья не простыя,
   А нитки жемчуга, что подарилъ
   Онъ подданнымъ своимъ. И поцѣлуемъ
   Прильни къ его рукѣ: то не рука,
   А ключъ, чтобъ помощь Промысла достать.
   
   Султанъ съ почетомъ принялъ ихъ обоихъ и, поблагодаривъ Нуръ-Эдъ-Дина за привѣтствіе, спросилъ у визиря:
   -- Кто этотъ молодой человѣкъ?
   Визирь поэтому разсказалъ ему исторію съ начала до конца и прибавилъ:
   -- Это сынъ моего брата.
   -- Какъ же это,-- сказалъ визирь,-- это сынъ твоего брата, и мы до сихъ поръ не слыхали о немъ?
   -- Государь нашъ, султанъ!-- отвѣчалъ визирь.-- У меня былъ братъ, визирь въ странѣ Египетской, который умеръ, оставивъ двухъ сыновей: старшій наслѣдовалъ должность отца, какъ визиря, а младшій пріѣхалъ ко мнѣ, и я поклялся, что ни за кого, кромѣ него, не выдамъ своей дочери; такимъ образомъ, когда онъ пріѣхалъ, я тотчасъ же поженилъ ихъ. Онъ -- молодой человѣкъ, а я теперь уже старикъ; слухъ мой притупился, а способности ослабѣли, и поэтому я желаю, чтобы государь нашъ, султанъ, назначилъ его на мое мѣсто, въ виду того, что онъ сынъ моего брата и мужъ моей дочери, и лицо, вполнѣ достойное званія визиря, такъ какъ онъ человѣкъ знающій и разумный.
   Султанъ посмотрѣлъ на Нуръ-Эдъ-Дина и, оставшись совершенно доволенъ, одобрилъ предложеніе визиря назначить его на его мѣсто. Такимъ образомъ. онъ назначилъ молодого человѣка визиремъ, приказалъ дать ему почетную роскошную одежду и лучшаго мула, на которомъ онъ ѣздилъ самъ, и назначилъ ему содержаніе и жалованье. Нуръ-Эдъ-Динъ поцѣловалъ руку султана и отправился съ своимъ тестемъ домой, оба совершенно довольные.
   -- Поистинѣ,-- говорили они,-- рожденіе этого ребенка принесло счастье.
   На слѣдующій день Нуръ-Эдъ-Динъ снова отправился къ султану и поцѣловалъ прахъ у его ногъ, а султанъ приказалъ ему сѣсть на мѣсто визиря. И Нуръ-Эдъ-Динъ сталъ заниматься дѣлами по своей должности и разсматривать прошенія народа, согласно съ обычаемъ визирей. Султанъ же, наблюдая за нимъ, былъ очень удивленъ его разсудительностью и быстрымъ соображеніемъ, онъ внимательно слѣдилъ за нимъ и полюбилъ и осыпалъ своими милостями. Когда дворъ былъ распущенъ. Нуръ-Эдъ-Динъ вернулся домой и сообщилъ обо всемъ случившемся своему тестю, оставшемуся очень этимъ довольнымъ.
   Старый визирь наблюдалъ за воспитаніемъ ребенка, названнаго Гассаномъ, въ продолженіе нѣсколькихъ дней, такъ какъ Нуръ-Эдъ-Динъ постоянно занимался дѣлами по своей должности, не оставляя султана ни днемъ ни ночью; и царь увеличилъ его жалованье и содержаніе, которыя стали болѣе чѣмъ достаточными; онъ пріобрѣлъ корабли, ходившіе по его указанію съ товарами, основалъ множество деревень и дѣлалъ водяныя колеса 14), устраивалъ и сады. Когда Гассану минуло четыре года, старый визирь, отецъ его жены, умеръ, и онъ торжественно похоронилъ его, а затѣмъ самъ принялся за воспитаніе сына. Когда же мальчикъ вошелъ въ силу, онъ нанялъ ему воспитателя, поселившагося у него въ домѣ, и поручилъ ему воспитаніе и образованіе его. Такимъ образомъ воспитатель, выучивъ его Корану, сталъ заниматься съ нимъ другими полезными науками. А Гассанъ, между тѣмъ, становился все красивѣе и привлекательнѣе. Воспитатель продолжалъ жить во дворцѣ его отца и не выѣзжалъ изъ него, пока мальчикъ не сдѣлался отрокомъ. Тогда отецъ, одѣвъ его въ богатое платье, посадилъ на одного изъ своихъ лучшихъ муловъ и, поѣхавъ съ нимъ во дворецъ, представилъ султану. Султанъ, увидавъ Гассана, сына Нуръ-Эдъ-Дина, поразился его красотой, миловидностью и статностью его фигуры. Онъ тотчасъ же полюбилъ его и осыпалъ милостями, сказавъ отцу его-:
   -- О, визирь, приводи его ко мнѣ каждый день.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ визирь и вернулся съ сыномъ домой.
   Съ этого времени онъ каждый день водилъ мальчика во дворецъ, пока ему не минуло пятнадцати лѣтъ.
   Тогда отецъ его, Нуръ-Эдъ-Динъ, захворалъ и, призвавъ его къ себѣ, сказалъ ему:
   -- О, сынъ мой! Знай, что этотъ свѣтъ -- наше временное убѣжище, а будущій свѣтъ -- убѣжище вѣчное. Мнѣ хотѣлось бы сдѣлать тебѣ нѣкоторыя наставленія, чтобы ты понялъ ихъ и отъ всей души проникся ими. И онъ началъ давать ему разные совѣты, какъ ему жить и какъ вести себя въ обществѣ, и какъ распоряжаться своими дѣлами. Сказавъ все, что было нужно, онъ сталъ думать о своемъ братѣ, своей родинѣ и своемъ домѣ и заплакалъ при мысли о тѣхъ, кого когда-то онъ любилъ. Слезы текли по его щекамъ, когда онъ говорилъ: "О, сынъ мой, выслушай меня. Въ Каирѣ у меня есть братъ, котораго я бросилъ и ушелъ отъ него помимо его воли".
   Взявъ листъ бумаги, онъ написалъ на немъ все, что съ нимъ случилось, отъ начала до конца, обозначилъ число того дня, когда онъ женился, и когда въ первый разъ пришелъ къ дочери визиря, и число того дня, когда пріѣхалъ въ Эль-Башрахъ, и его свиданія съ визиремъ, и, прибавивъ строгое наставленіе, онъ сказалъ своему сыну:
   -- Возьми это посланіе, такъ какъ на этой бумагѣ я написалъ исторію твоего происхожденія, родства и званія, и если съ тобой случится какое-нибудь бѣдствіе, то отправляйся въ Каиръ, разузнай, гдѣ живетъ твой дядя, поклонись ему и скажи, что я умеръ въ чужой сторонѣ, страстно желая его видѣть.
   Гассанъ взялъ бумагу, сложилъ ее, завернулъ въ клеенку 15) и зашилъ между подкладкой и покрышкой своей ермолки, проливая слезы о томъ, что ему приходится въ такихъ молодыхъ годахъ разстаться съ отцомъ.
   -- Прошу тебя, -- сказалъ умирающій своему сыну,-- не дружись ни съ кѣмъ, потому что вдали отъ людей ты только и можешь быть въ безопасности. Божественно одаренъ былъ поэтъ, сказавшій:
   
   Теперь нѣтъ никого, чьей дружбы ты
   Желать бы могъ себѣ. Кто разорился,
   Друзей тотъ вѣрныхъ не имѣетъ больше.
   Живи теперь одинъ съ самимъ собою
   И позабудь, что ты имѣлъ друзей.
   Вотъ мой совѣтъ, я лучшаго не знаю.
   
   Пріучившись къ молчанію, занимайся своими собственными дѣлами и не говори лишнихъ словъ, потому что поэтъ говоритъ:
   
   Прекрасна въ человѣкѣ молчаливость,
   Залогъ же безопасности -- молчанье;
   Поэтому, когда ты говоришь,
   То избѣгай излишней болтовни.
   
   Остерегайся пить вино, потому что въ немъ заключается источникъ всѣхъ бѣдствій. Поэтъ говоритъ поэтому:
   
   Я бросилъ пить вино и все, что люди
   Зовутъ напитками, и другомъ сталъ
   Всѣхъ тѣхъ, что строго пьянство осуждаютъ.
   Вино съ дороги честности сгоняетъ.
   И настежь открываетъ двери злу.
   
   Не презирай и не угнетай никого, потому что угнетать человѣка низко. Поэтъ говоритъ:
   
   Не угнетай, хотя тебѣ дана
   На это власть: ты кончишь тѣмъ, что самъ же
   Раскаешься въ жестокости своей.
   Твои глаза сомкнутся сномъ, а тѣ,
   Что отъ тебя страдали, между тѣмъ
   Къ отмщенью призываютъ весь народъ.
   И око Бога никогда не спитъ.
   
   Презирай свое богатство, но не самого себя; не расточай своего богатства на человѣка недостойнаго. Если ты будешь., беречь его, то и оно будетъ беречь тебя, но если ты расточишь его, то и оно разоритъ тебя, и тогда тебѣ придется прибѣгнуть къ помощи людей. Поэтъ сказалъ:
   
   Когда я разорился совершенно,
   То ни одинъ изъ всѣхъ былыхъ друзей
   Ничѣмъ мнѣ не помогъ. А между тѣмъ,
   Когда владѣлъ богатствомъ и въ избыткѣ,
   Всѣ эти люди были мнѣ друзьями.
   Мои враги, и тѣ изъ-за богатства
   Бывали часто въ домѣ у меня.
   Теперь же, въ часъ нужды, меня покинулъ
   И компаньонъ мой даже да дѣламъ.
   
   Онъ-продолжалъ такимъ образомъ наставлять своего сына, пока душа его не отлетѣла, а въ домѣ не поднялся плачъ. Султанъ и эмиръ жалѣли визиря и похоронили его съ честью. Оплакиваніе продолжалось два мѣсяца, и сынъ Нуръ-Эдъ-Дина не выѣзжалъ никуда изъ дома и не являлся ко двору султана, а царь назначилъ на его мѣсто другого царедворца, а на мѣсто отца его посадилъ новаго визиря, которому приказалъ опечатать домъ Нуръ-Эдъ-Дина, и все его состояніе, и всѣ его другія владѣнія16). Такимъ образомъ визирь и новый царедворецъ отправились въ домъ Нуръ-Эдъ-Дина, чтобъ опечатать его домъ и арестовать его сына Гассана для того, чтобы привести его къ султану и выслушать его приговоръ. Въ числѣ стражниковъ находился одинъ изъ мамелюковъ покойнаго визиря, Нуръ-Эдъ-Дина, и ему не хотѣлось, чтобы съ сыномъ его бывшаго господина было поступлено такъ. Онъ пошелъ къ Гассану, котораго нашелъ сидящимъ съ поникнутой головой, и сообщилъ ему о томъ, что случилось. Гассанъ спросилъ у него, успѣетъ ли онъ войти въ домъ и взять что-нибудь изъ драгоцѣнностей. Но мамелюкъ отвѣчалъ:
   -- Спасайся только самъ!
   Услыхавъ эти слова, Гассанъ одеждой своей закрылъ себѣ голову и, выйдя изъ дома, скрылся изъ города, проходя по которому, онъ слышалъ, какъ народъ говорилъ:
   -- Султанъ послалъ новаго визиря опечатать домъ стараго визиря и арестовать сына его, Гассана, и привести его къ себѣ, чтобы казнить.
   И народъ горевалъ о немъ и жалѣлъ такого красиваго юношу. Услыхавъ это, онъ прибавилъ шагу и, не зная, куда направиться, пошелъ, куда глаза глядятъ. Судьба привела его къ могилѣ отца.
   Выйдя на кладбище, онъ пробрался между могилами и пришелъ къ памятнику отца, гдѣ и открылъ свою голову. Въ то время, какъ онъ сидѣлъ тамъ, къ нему подошелъ еврей изъ Эль-Башраха.
   -- Отчего это, господинъ, -- сказалъ онъ, -- ты такъ измѣнился?
   Я только что заснулъ, -- отвѣчалъ Гассанъ, -- и видѣлъ во Снѣ отца, который упрекалъ меня въ томъ, что я не посѣтилъ его могилы, поэтому я вскочилъ въ страшномъ испугѣ и, боясь, чтобы не стемнѣло, побѣжалъ схода. Оттого я такъ и перемѣнился.
   -- О, господинъ мой, -- сказалъ ему еврей.-- Отецъ твой посылалъ корабли съ товарами, и нѣкоторые изъ нихъ уже вернулись, и мнѣ хотѣлось бы получить отъ тебя грузъ каждаго прибывшаго корабля за тысячу червонцевъ.
   Онъ досталъ мѣшокъ и отсчиталъ тысячу червонцевъ, которые и подалъ Гассану, сыну визиря, сказавъ ему:
   -- Напиши мнѣ расписку и положи печать.
   Гассанъ взялъ бумагу и написалъ на ней слѣдующее:
   "Нижеподписавшійся Гассанъ, Бедръ-Эдъ-Динъ, сынъ визиря Нуръ-Эдъ-Дина, продалъ еврею грузъ всѣхъ кораблей, вернувшихся съ плаванія, за тысячу червонцевъ и плату получилъ впередъ".
   Снявъ съ расписки копію, еврей ушелъ съ документомъ, а Гассанъ заплакалъ, подумавъ, въ какомъ независимомъ положеніи онъ находился прежде. Наконецъ стало совершенно темно; юноша заснулъ на могилѣ отца, и голова его, освѣщенная полной луной, скатилась съ плиты, и онъ, лежа навзничь, спалъ крѣпкимъ сномъ.
   На этомъ кладбищѣ жилъ вѣрующій шайтанъ, и прилетѣвшая къ нему вѣдьма увидала лицо спящаго Гассана и, вглядѣвшись въ него, была поражена его красотой и миловидностью и вскричала:
   -- Да прославится искусство Аллаха! Вѣдь этотъ юноша хорошъ, какъ райская дѣва!
   Она улетѣла далѣе, намѣреваясь облетѣть все, что надо, какъ встрѣтила шайтана, тоже летѣвшаго куда-то. Она поклонилась ему, и онъ отвѣтилъ на ея поклонъ.
   -- Откуда ты теперь?-- спросила она.
   -- Изъ Каира, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Хочешь отправиться со мною, -- сказала она, -- чтобы посмотрѣть красавца-юношу, уснувшаго на кладбищѣ?
   -- Хочу, -- отвѣчалъ онъ.
   Они полетѣли вмѣстѣ и, спустившись къ могилѣ, она спросила у шайтана:
   -- Видалъ ли ты когда-нибудь въ жизни такое лицо?
   Шайтанъ посмотрѣлъ на юношу и вскричалъ:
   -- Да прославится искусство того, съ кѣмъ никто не можетъ сравниться! Но, сестра моя, если ты хочешь, то я разскажу тебѣ о томъ, что я видѣлъ.
   -- Разскажи, -- отвѣчала она.
   -- Я видѣлъ въ Египтѣ одно лицо, похожее на лицо этого юноши. Это -- дочь тамошняго визиря. Султанъ, услыхавъ объ ея: красотѣ, просилъ ея руки у отца, визиря Шемсъ-Эдъ-Дина, но онъ отвѣчалъ ему:
   -- О, государь нашъ, султанъ, прими мое извиненіе и пойми мое горе. Ты знаешь, что братъ мой, Нуръ-Эдъ-Динъ, уѣхалъ отъ насъ, и мы не знаемъ, гдѣ онъ находится. Ты, конечно, помнишь, что онъ раздѣлялъ со мною обязанности визиря. Причиной его отъѣзда былъ его слѣдующій разговоръ со мною. Мы говорили съ нимъ о бракѣ, и онъ разсердился на меня и такъ въ гнѣвѣ и ушелъ, и онъ передалъ дарю все, что произошло между ними, прибавивъ: это была причина его гнѣва, а я далъ клятву, что ни за кого не выдамъ своей дочери, кромѣ сына моего брата, и клятву эту я далъ въ ту минуту, какъ дочь моя увидала свѣтъ, пятнадцать лѣтъ тому назадъ. Недавно жъ я услыхалъ, что братъ мой женился , на дочери визиря Эль-Башраха, и у него родился сынъ, и я, въ память брата, не выдамъ дочери ни за кого, кромѣ какъ за него. Принявъ въ соображеніе день свадьбы и рожденіе этой дочери, я. предназначилъ ее сыну брата, а для тебя другихъ дѣвушекъ здѣсь не мало.
   Султанъ, услыхавъ это заявленіе своего визиря, пришелъ въ неописанную ярость и сказалъ:;
   -- Можно ли допустить, чтобы такой человѣкъ, какъ я, просилъ руки дочери подобнаго человѣка, какъ ты, и подъ такимъ глупымъ предлогомъ получилъ отказъ? Клянусь головой своей, что я выдамъ ее, назло твоей гордости, за человѣка пониже себя.
   У султана былъ конюхъ-уродъ, съ горбомъ, сзади и съ горбомъ спереди, и онъ велѣлъ позвать его и, просватавъ его съ дочерью визиря, приказалъ ему итти съ торжественной, процессіей сегодня же ночью къ молодой женѣ. Я оставилъ его посреди мамелюковъ султана, окружавшихъ горбуна ..съ зажженными свѣчами въ рукахъ и смѣявшихся надъ-нимъ и дразнившихъ его у дверей бани въ то время, какъ дочь визиря плакала, сидя посреди красильщицъ 17) и чесальщицъ 18). Она очень похожа на этого юношу. Отцу запрещено входить къ ней, и я никогда не видалъ, о, сестра моя, болѣе безобразнаго урода, какъ этотъ конюхъ. Дѣвушка же красивѣе этого юноши.
   На этотъ разсказъ шайтана вѣдьма отвѣчала:
   -- Ты лжешь, потому что нѣтъ человѣка его лѣтъ красивѣе этого юноши. -- Клянусь Аллахомъ, о, сестра моя,-- отвѣчалъ шайтанъ,-- что дѣвушка еще красивѣе его. Они -- настоящая пара и, вѣроятно, братья или двоюродные братъ и сестра, а между тѣмъ ее хотятъ отдать горбуну.
   -- О, братъ мой, -- отвѣчала на это вѣдьма.-- Встанемъ позади этого юноши, и ты возьми его и снеси его къ, той. дѣвушкѣ, о которой ты говорилъ. Мы посмотримъ,-- кто изъ нихъ красивѣе.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ шайтанъ.-- Предложеніе твое имѣетъ основаніе. Надо исполнить его, и потому я понесу юношу.
   Онъ поднялъ юношу и поднялся подъ небеса, а вѣдьма летѣла подлѣ него до тѣхъ поръ, пока они не опустились въ городъ Каиръ, гдѣ онъ положилъ Гассана на мастабахъ19) и разбудилъ его20).
   Проснувшись, онъ увидалъ, что онъ не на могилѣ отца въ Эль-Башрахѣ, и, осмотрѣвшись, понялъ, что и не въ городѣ Эль-Башрахѣ. Гассанъ хотѣлъ закричать, но шайтанъ подмигнулъ ему и зажегъ ему свѣчу.
   -- Знай,-- сказалъ онъ ему,-- что я перенесъ тебя сюда и, ради Аллаха, хочу оказать тебѣ услугу. Возьми поэтому эту свѣчу и или въ баню, гдѣ смѣшайся съ народомъ и или съ нимъ до самыхъ покоевъ невѣсты. Иди впередъ, войди въ гостиную и никого не бойся. Когда же войдешь, то стань по правую сторону жениха, и когда чесальщицы, красильщицы и пѣвицы будутъ подходить къ тебѣ, ты только засунь руку къ себѣ въ карманъ и найдешь его полнымъ золота. Давай всѣмъ, кому надо, не скупясь, и ничего не бойся. Надѣйся на Аллаха, потому что все, что свершится, сдѣлается не вслѣдствіе твоей силы и власти, а вслѣдствіе его воли.
   Услыхавъ эти слова шайтана, Гассанъ проговорилъ:
   -- Что это за исторія, и что это за услуга?
   Взявъ свѣчу, онъ отправился въ баню, гдѣ увидалъ горбуна верхомъ на лошади. Онъ присоединился къ народу въ томъ самомъ платьѣ, въ которомъ прилетѣлъ, и такой-же миловидный, какъ всегда. На немъ былъ надѣтъ тарбушъ21) и чалма и фараджеехъ22), затканный золотомъ. Онъ пошелъ съ парадной процессіей, и всякій разъ, какъ къ народу подходили пѣвицы и просили денегъ, онъ совалъ руку въ карманъ, наполненный золотомъ, и цѣлыми горстями бросалъ его въ бубны23), такъ что пѣвицы и красильщицы Наполнили всѣ бубны золотыми и серебряными монетами. Пѣвицы не могли этому надивиться, а народъ любовался его красотой и миловидностью. Онъ бросалъ такимъ образомъ деньги, пока они не пришли въ домъ визиря, гдѣ прислуга стала разгонять лишній народъ и не пускать его въ домъ, но пѣвицы и красильщицы вскричали:
   -- Клянемся Аллахомъ, мы не пойдемъ, если юноша этотъ не пойдетъ съ нами. Онъ осыпалъ насъ своими щедротами, и невѣста, вѣроятно, будетъ очень довольна взглянуть на него.
   Онѣ вошли вмѣстѣ съ юношей въ пріемную комнату и посадили его, несмотря на сопротивленіе шаферовъ горбуна. Жены эмировъ, визирей и царедворцевъ стояли въ два ряда, держа по зажженной свѣчѣ и съ покрывалами, опущенными на ихъ лица; онѣ стояли двумя рядами по правую и по лѣвую сторону ложа невѣсты, начиная отъ ногъ его до двери, въ которую невѣста должна была выйти изъ смежной комнаты. Когда присутствующія дамы увидали Гассана, блиставшаго своей красотой и привлекательностью, какъ ясный мѣсяцъ, то сердца всѣхъ расположились къ нему, а пѣвицы сказали всѣмъ присутствующимъ:
   -- Знайте, что этотъ прелестный юноша давалъ намъ только чистое червонное золото, и потому служите ему хорошенько и исполняйте всѣ его желанія.
   Женщины собрались кругомъ него и любовались имъ и дивились на его красоту, и каждая изъ нихъ желала побыть его возлюбленной хоть одинъ годъ или мѣсяцъ или хоть одинъ часъ; онѣ откинули покрывала съ своихъ лицъ и съ восторгомъ восклицали:
   -- Да возрадуется тотъ, кому принадлежитъ этотъ юноша, или тѣ, надъ которыми онъ властвуетъ!
   Онѣ стали призывать горе на голову горбуна и того, кто устроилъ бракъ его съ прелестной дѣвушкой; призывая благословеніе на голову Гассана, онѣ въ то же время предавали проклятію горбуна.
   Пѣвицы ударили въ бубны, а красильщицы вывели дочь визиря на средину комнаты. Онѣ надушили ее чудными духами и нарядили ее и украсили волосы и шею различными украшеніями, облачивъ ее въ одежду, какую носили только древніе персидскіе цари. Между прочимъ на ней была надѣта сверху всего широкая одежда съ вышитыми на ней червоннымъ золотомъ фигурами хищныхъ звѣрей и птицъ. На шеѣ же у нея было надѣто ожерелье, стоящее тысячи и сдѣланное изъ брильянтовъ, какихъ не носилъ ни царь Эль-Іемена и никакой цезарь. Она походила на луну, сіявшую во время полнолунія, и, приблизившись, напомнила своимъ видомъ Гурію 24) Да прославится создавшій такое совершенство! Женщины окружили ее и походили на звѣзды, а она среди нихъ -- на луну, выкатившуюся изъ-за тучъ. Между тѣмъ Гассанъ Бедръ-Эдъ-Динъ сидѣлъ попрежнему, привлекая всеобщее вниманіе. Когда невѣста приблизилась гордой, тихой поступью, горбатый женихъ всталъ и подошелъ къ ней, чтобы поцѣловать ее, но она отвернулась отъ него и остановилась передъ Гассаномъ, сыномъ своего дяди. Всѣ присутствующіе захохотали и, увидавъ, что она остановилась передъ Гассаномъ Бедръ-Эдъ-Диномъ, и что онъ, сунувъ руку въ карманъ и вынувъ горсть золота, бросилъ его въ бубны, пѣвицы были въ восторгѣ и вскричали:
   -- Хорошо, если бы эта невѣста была твоей.
   Гассанъ улыбнулся. Все это время горбатый женихъ сидѣлъ совершенно одинъ, напоминая своимъ видомъ обезьяну; и всякій разъ, какъ онъ зажигалъ свѣчу, она гасла, и онъ въ смущеніи сидѣлъ въ потемкахъ, негодуя въ душѣ на всѣхъ окружающихъ его, Въ это время свѣчи освѣщали невиданную красоту, такъ что, глядя на нее, каждый приходилъ въ восторгъ. Невѣста же, поднявъ руки вверхъ, проговорила:
   -- О, Аллахъ! Дай мнѣ въ мужья этого человѣка и избавь меня отъ горбатаго жениха!
   Рисовальщицы начали одѣвать невѣсту въ различные наряды и перемѣнили семь различныхъ туалетовъ, подводя ее къ Гассану Бедръ-Эдъ-Дину изъ Эль-Башраха. А горбунъ продолжалъ сидѣть одинъ. Окончивъ эту церемонію, онѣ дали позволеніе гостямъ разойтись. Всѣ присутствующіе, и женщины и дѣти ушли, за исключеніемъ Гассана Бедръ-Эдъ-Дина и горбатаго жениха, послѣ чего красильщицы увели невѣсту во внутренніе покои, чтобы снять съ нея украшенія и платье и приготовить ее къ приходу жениха.
   Тутъ горбатый женихъ подошелъ къ Гассану и сказалъ ему:
   -- Господинъ мой! Ты осчастливилъ насъ сегодня вечеромъ своимъ присутствіемъ и осыпалъ насъ своими милостями, но почему же теперь ты не встаешь и не уходишь домой по добру, по здорову?
   -- Во имя Аллаха,-- отвѣчалъ онъ и, вставъ, направился къ двери, но шайтанъ встрѣтилъ его и сказалъ:
   -- Погоди! О, Бедръ-Эдъ-Динъ, когда горбунъ уйдетъ къ себѣ.въ уборную, ты пойди въ спальню невѣсты, и, когда невѣста выйдетъ къ тебѣ, ты скажи ей: я --:твой мужъ! И царь прибѣгнулъ къ этой уловкѣ только потому, что боялся для тебя дурного глаза 25), а горбунъ -- это одинъ изъ нашихъ конюховъ; тогда ты подойди къ ней, открой ея лицо, и не бойся никого.
   Въ то время, какъ Гассанъ разговаривалъ съ шайтаномъ, горбунъ вошелъ въ уборную и сѣлъ. Вдругъ изъ рукомойника, стоявшаго, въ уборной 26), шайтанъ показался въ видѣ мыши и крикнулъ:: "Зыкъ! Зыкъ!"
   -- Зачѣмъ ты пришла сюда?-- спросилъ горбунъ.
   Мышь вдругъ стала расти и сдѣлалась въ родѣ кошки, а потомъ выросла еще и сдѣлалась собакой и залаяла: "Гамъ! Гамъ!"
   Увидавъ это, горбунъ пришелъ въ совершенный ужасъ и закричалъ:
   -- Уходи отсюда, несчастный 27)!
   А собака все увеличивалась и превратилась въ осла, который разинулъ ротъ передъ лицомъ горбуна и закричалъ:
   -- О-у! О-у-у!
   Женихъ такъ перепугался, что закричалъ;
   -- Идите ко мнѣ на помощь! Эй, прислуга!..
   Но вдругъ оселъ сталъ расти, сдѣлался буйволомъ и, вставъ передъ горбуномъ, заговорилъ какъ человѣкъ и сказалъ:
   -- Горе тебѣ, горбунъ, отвратительнѣйшій изъ жениховъ.
   Съ женихомъ, между тѣмъ, сдѣлались судороги, ноги отказались держать его, а зубы застучали. Шайтанъ сказалъ ему:
   -- Развѣ свѣтъ сошелся для тебя клиномъ, что тебѣ непремѣнно захотѣлось жениться на моей возлюбленной?
   Но горбунъ молчалъ.
   -- Отвѣчай же мнѣ что-нибудь, -- крикнулъ шайтанъ,-- или я сотру тебя въ прахъ!
   -- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ горбунъ,-- я тутъ ни въ чемъ не виноватъ, такъ какъ жениться меня заставили, и я вовсе не зналъ, что у нея былъ любовникъ изъ буйволовъ, а теперь я раскаиваюсь передъ Аллахомъ и передъ тобой.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- сказалъ шайтанъ, -- что если ты выйдешь изъ этой комнаты или до восхода солнца произнесешь хоть одно слово, то я убью тебя; а когда солнышко взойдетъ, то уходи своей дорогой и никогда не возвращайся въ этотъ домъ.

   Онъ схватилъ горбуна и поставилъ его внизъ головою и вверхъ ногами на скамью.
   -- Стой такъ,-- сказалъ онъ,-- а я до солнечнаго восхода побуду тутъ.
   Все это случилось съ горбуномъ.
   Гассанъ же изъ Эль-Башраха, во время переговоровъ шайтана съ горбуномъ, вошелъ снова въ домъ и сѣлъ въ комнатѣ невѣсты. Вскорѣ явилась въ сопровожденіи старухи невѣста. Старуха остановилась у дверей и сказала:
   -- Женихъ! Вставай и прими свою невѣсту и благослови васъ Аллахъ.
   Старуха ушла, а невѣста, которую звали Ситъ-Эль-Газнъ, прошла въ конецъ комнаты. Сердце у нея замирало, и она говорила въ душѣ:
   -- Клянусь Аллахомъ, я не позволю ему приласкать себя, хотя бы мнѣ пришлось умереть отъ этого.
   Но, пройдя въ конецъ комнаты, она увидѣла Бедръ-ЭдъДина и сказала:
   -- Милый, какимъ образомъ остался ты до сихъ поръ? Мнѣ пришло въ голову, неужели вы съ горбуномъ хотите дѣлить меня?
   -- Съ какой стати,-- возразилъ онъ,-- горбунъ будетъ имѣть къ тебѣ доступъ, и почему я могу раздѣлять съ нимъ тебя?
   -- Такъ кто же мой мужъ,-- спросила она:-- ты или онъ?
   -- О, возлюбленная моя,-- отвѣчалъ Гассанъ,-- вѣдь все это сдѣлано ему насмѣхъ и для того, чтобы посмѣяться надъ нимъ. Когда красильщицы и пѣвицы увидали, какъ ты хороша собою, Онѣ побоялись дурного глаза, и отецъ твой нанялъ его за десять червонцевъ, для того, чтобы онъ отвлекъ отъ насъ всеобщее вниманіе, и теперь онъ ушелъ.
   Услыхавъ это отъ Гассана, Ситъ-Эль-Газнъ улыбнулась и звонко засмѣялась.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- сказала она,-- ты успокоилъ мой гнѣвъ. Бери меня, прошу тебя, и прижми меня къ своему сердцу.
   И они поцѣловались.
   Вскорѣ послѣ этого шайтанъ сказалъ вѣдьмѣ:
   -- Вставай и встань за юношей и снесемъ его обратно до наступленія утра, такъ какъ теперь до утра недолго
   Вѣдьма направилась къ юношѣ и, взявъ его, полетѣла съ нимъ, спящимъ, въ одной рубашкѣ, какъ онъ лежалъ въ постели. Шайтанъ летѣлъ рядомъ съ нею. Но Господь далъ позволеніе одному изъ Своихъ ангеловъ бросить въ шайтана одну изъ падучихъ звѣздъ, и онъ сгорѣлъ отъ нея. Вѣдьма же счастливо улетѣла, и положила Гассана подъ тѣмъ же самымъ мѣстомъ, гдѣ шайтанъ погибъ отъ звѣзды. Пролетѣть это мѣсто ей не хотѣлось изъ боязни за свою безопасность. Судьбѣ угодно было, чтобы это совершилось какъ разъ надъ Дамаскомъ, и она, положивъ Гассана на одну изъ улицъ города, сама улетѣла.
   На разсвѣтѣ отворили городскія ворота, и вышедшій народъ увидалъ прежде всего красавца-юношу въ одной рубашкѣ и въ ночномъ колпакѣ вмѣсто чалмы. Онъ долго не спалъ съ вечера и потому теперь спалъ очень крѣпко. При видѣ его прохожіе говорили:
   -- Лучше бы онъ сначала одѣлся, а потомъ ужъ высыпался
   -- Какъ жалки дѣти знатныхъ людей!
   -- Юноша этотъ, вѣроятно, только что ушелъ съ попойки по какимъ-нибудь дѣламъ и охмелѣлъ такъ, что блуждалъ съ мѣста на мѣсто, пока не пришелъ къ городскимъ воротамъ и, найдя ихъ запертыми, заснулъ
   Всякій высказывалъ свое мнѣніе, и всѣ дѣлали разныя предположенія, когда Бедръ-Эдъ-Динъ проснулся. Увидавъ, что онъ лежитъ у городскихъ воротъ, окруженный людьми, онъ крайне испугался и сказалъ:
   -- Гдѣ это я, добрые люди? И почему вы собрались кругомъ меня? Что случилось?
   -- Мы нашли тебя раннимъ утромъ,-- отвѣчали ему,-- лежащимъ въ глубокомъ снѣ у этихъ воротъ, и болѣе о тебѣ ничего не знаемъ. Гдѣ ты спалъ послѣднюю ночь?
   -- Клянусь Аллахомъ, добрые люди, -- отвѣчалъ онъ,-- что послѣднюю ночь я спалъ въ Каирѣ
   -- Не употребляешь ли ты гашиша 28)?-- услыхавъ его отвѣтъ, сказалъ ему кто-то.
   -- Ты съ ума сошелъ, -- замѣтилъ другой.-- Какъ могъ ты заснуть въ Капрѣ, а проснуться въ Дамаскѣ?
   -- Клянусь вамъ Аллахомъ, добрые люди,-- отвѣчалъ онъ,-- что я пе лгу вамъ: вчера я былъ въ Каирѣ, а третьяго дня -- въ Эль-Башрахѣ.
   -- Что за диво!-- сказалъ кто-то.
   -- Да этотъ юноша сумасшедшій,-- замѣтилъ другой.
   Народъ подъѣхалъ и, говоря другъ съ другомъ, только дивился.
   -- Бѣдный юноша. Нечего говорить, что онъ помѣшанъ!
   -- Опомнись! Приди въ себя,-- сказалъ ему кто-то.
   -- Вчера я женился въ Египтѣ,-- настаивалъ Гассанъ.
   -- Вѣрно, ты видѣлъ все это во снѣ, -- говорили ему, -- и разсказываешь намъ про свой сонъ.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ смущенный Гассанъ,-- это было не во снѣ. А гдѣ же горбунъ, что сидѣлъ съ нами, и мой кошелекъ съ золотомъ? И гдѣ же моя одежда и мои штаны?
   Онъ всталъ и пошелъ въ городъ. Миновавъ главную улицу И базарную улицу, онъ увидалъ, что народъ толпится около него, и онъ вошелъ въ пирожную лавку. Пирожникъ былъ когда-то. разбойникомъ, котораго Аллахъ сподобилъ раскаяться въ своихъ беззаконныхъ поступкахъ, и онъ открылъ пирожную лавку, но всѣ жители Дамаска боялись его за свирѣпость, и потому, когда юноша вошелъ въ лавку, они испугались и ушли.
   Пирожникъ, увидавъ Гассана Бедръ-Эдъ-Дина и замѣтивъ, какъ онъ красивъ и привлекателенъ, почувствовалъ къ нему сильное расположеніе и сказалъ:
   -- Кто ты такой, о, молодой человѣкъ? Разскажи мнѣ свою исторію, потому что ты сталъ мнѣ дороже моей собственной души.
   Такимъ образомъ Гассанъ разсказалъ ему все, съ самаго начала до конца.
   -- О, мой господинъ, Бедръ-Эдъ-Динъ! Это удивительное происшествіе и удивительная исторія; но, сынъ мой, успокойся и останься пока со мною. У меня нѣтъ сына, и я усыновлю тебя.
   -- Пусть будетъ по-твоему, о, дядя!-- отвѣчалъ Бедръ-Эдъ-Динъ.
   Пирожникъ тотчасъ же пошелъ на базаръ, купилъ Гассану богатую одежду и одѣлъ его, а затѣмъ направился къ Кадію и заявилъ, что онъ желаетъ взять себѣ пріемнаго сына 29); такимъ образомъ Гассанъ Бедръ-Эдъ-Динъ сдѣлался извѣстенъ въ Дамаскѣ, какъ пріемный сынъ пирожника, и сидѣлъ у него въ.лавкѣ, какъ кассиръ, и жилъ съ нимъ. А Ситъ-Эль-Газнъ проснулась съ разсвѣтомъ и не нашла подлѣ себя Гассана. Думая, что онъ скоро вернется, она сѣла въ ожиданіи его; вдругъ къ ней вошелъ отецъ, страшно встревоженный тѣмъ, что султанъ разсердился на него, и тѣмъ, что ему пришлось силой выдать дочь замужъ за горбатаго конюха.
   "Я убью дочь, -- думалъ онъ, -- если только она позволила ласкать себя этому уроду".
   Подойдя къ двери, онъ крикнулъ: "Ситъ-Эль-Газнъ!"
   -- Я здѣсь, -- отвѣчала она и съ веселымъ видомъ вышла къ нему навстрѣчу и поцѣловала прахъ у ногъ его.
   Увидавъ ее такой счастливой и сіяющей, отецъ вскричалъ:
   -- Ахъ ты, низкая женщина! Неужели ты довольна твоимъ мужемъ?
   Услыхавъ такой вопросъ отца, Ситъ-Эль-Газнъ улыбнулась и отвѣчала:
   -- Клянусь Аллахомъ! Развѣ недостаточно того, что ты сдѣлалъ со мной и поставилъ на ряду съ подобными, конюхомъ, не. стоящимъ даже моего ногтя? Что же касается моего мужа, то клянусь тебѣ Аллахомъ, что никогда въ жизни не проводила я такой блаженной ночи, какую провела съ нимъ, и поэтому не дразни меня, напоминая мнѣ о горбунѣ.
   Выслушавъ ее, отецъ пришелъ въ страшную ярость, глаза у него закатились такъ, что видны были только бѣлки, и онъ закричалъ:
   -- Проклятіе! Что такое ты говоришь? Вѣдь ты провела ночь съ горбуномъ?
   -- Аллахомъ прошу тебя,-- отвѣчала она,-- не упоминай мнѣ о немъ. Да погубитъ-Аллахъ какъ его, такъ и отца его. Перестань дразнить меня, упоминая о немъ, такъ какъ горбунъ былъ нанятъ за десять червонцевъ и, взявъ деньги, ушелъ. Когда я вышла въ гостиную, я увидала тамъ своего супруга, а пѣвицы поставили меня передъ нимъ, и онъ бросалъ имъ столько золота, что обогатилъ ихъ всѣхъ. Я была счастлива на груди своего прелестнаго мужа съ черными глазами и съ густыми бровями.
   Отъ всего того, что она говорила, у отца ея потемнѣло въ глазахъ, и онъ крикнулъ:
   -- Ахъ ты, несчастная! Что ты это говоришь? Не сошла ли ты съ ума?
   -- О, отецъ мой!-- вскричала она,-- ты разбилъ мнѣ сердце на куски! Зачѣмъ ты не вѣришь мнѣ? Тотъ, о комъ я говорю, мой мужъ, и онъ ушелъ въ уборную.
   Отецъ пошелъ въ уборную въ совершенномъ недоумѣніи и, войдя туда, увидалъ горбуна, стоявшаго внизъ головою и ногами наверхъ. Визирь въ удивленіи спросилъ:
   -- Развѣ ты не горбунъ?
   Горбунъ же, думая, что съ нимъ говоритъ шайтанъ, ничего не отвѣчалъ. Визирь громко закричалъ на него.
   -- Говори,-- сказалъ онъ,-- или я отрублю тебѣ вотъ этимъ мечомъ голову!
   -- Ради Аллаха, шейкъ шайтановъ, -- проговорилъ ему на это горбунъ.-- Съ тѣхъ поръ, какъ ты поставилъ меня здѣсь вверхъ ногами, я не шевелился. Умоляю тебя сжалиться надо мною!
   Визирь, выслушавъ его, сказалъ:
   -- Да что ты говоришь? Я -- отецъ невѣсты, а вовсе не шайтанъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, -- отвѣчалъ горбунъ, -- жизнь моя не у тебя въ рукахъ, и ты не властенъ надъ моей душой, и поэтому или своей дорогой, пока не появился тотъ, кто поставилъ меня вверхъ ногами. Вы хотѣли женить меня на любовницѣ буйвола и шайтана. Да поразитъ Аллахъ того, кто женилъ меня на ней, и того, что причиной этого.
   Послѣ этого горбунъ помолчалъ немного, а потомъ опять обратился къ визирю съ такими словами:
   -- Да разразитъ Аллахъ того, кто причина этого!
   -- Вставай, -- сказалъ ему визирь, -- и уходи отсюда.
   -- Я еще съ ума не сошелъ, -- отвѣчалъ горбунъ, -- чтобы мнѣ итти безъ позволенія шайтана, такъ какъ онъ сказалъ мнѣ, что я могу итти тогда, когда встанетъ солнце. Встало ли солнышко или нѣтъ? Я не смѣю тронуться съ мѣста, пока оно не встанетъ.
   -- Кто привелъ тебя сюда?-- спросилъ его визирь.
   -- Вчера я только что вошелъ сюда, какъ изъ кувшина поднялась пыль и послышался крикъ, и эта пыль превращалась въ буйвола, и буйволъ сказалъ мнѣ нѣчто такое, что я никогда не забуду. Поэтому оставь меня и уходи. Да разразитъ Аллахъ невѣсту и того, кто женилъ меня на ней!
   Визирь подошелъ къ нему и стащилъ его съ мѣста. Горбунъ побѣжалъ, хотя не былъ увѣренъ, что солнышко взошло. Онъ прямо прошелъ къ султану и сообщилъ ему обо всемъ, что случилось между нимъ и шайтаномъ.
   Визирь же, отецъ невѣсты, совершенно недоумѣвая, вернулся къ дочери и сказалъ ей:
   -- О, дочь моя, разскажи мнѣ свою исторію.
   -- Красивый юноша, передъ которымъ меня выставляли, остался со мной, и если ты мнѣ не вѣришь, то посмотри, вотъ его чалма, положенная на стулъ30), и вотъ его штаны подъ постелью и въ нихъ какой-то свертокъ, но съ чѣмъ, я не знаю.
   Услыхавъ это, отецъ вошелъ въ спальню и нашелъ чалму Гассана Бедръ-Эдъ-Дина, сына своего брата, и, поднявъ и повернувъ ее, сказалъ:
   -- Такія чалмы носятъ визири.
   Замѣтивъ въ красной ермолкѣ что-то зашитое, онъ распоролъ ее. Въ штанахъ онъ нашелъ кошелекъ и тысячу червонцевъ и съ ними вмѣстѣ копію съ расписки, которую онъ далъ еврею, подписавъ ее именемъ Гассана Бедръ-Эдъ-Дина, сына Нуръ-Эдъ-Дина изъ Каира. Прочитавъ эту бумагу, визирь громко заплакалъ и упалъ въ обморокъ. Когда же онъ пришелъ въ себя и понялъ все дѣло, то былъ пораженъ и вскричалъ:
   -- Нѣтъ Бога, выше Бога, и только Онъ можетъ исполнять такимъ образомъ волю Свою! О, дочь моя, -- прибавила, онъ, -- знаешь ли ты, кто сдѣлался твоимъ мужемъ?
   -- Нѣтъ, не знаю, -- отвѣчала она.
   -- Это сынъ моего брата.-- сказалъ онъ, -- и сынъ твоего дяди, а эта тысяча червонцевъ принесена тебѣ въ приданое, да прославится совершенство Аллаха! Хотѣлось бы мнѣ знать, какъ все это случилось!
   Послѣ этого онъ вынулъ бумагу, зашитую въ ермолку, и увидалъ, что она написана рукою его брата Нуръ-Эдъ-Дина изъ Каира, отца Бедръ-Эдъ-Дина. Увидавъ почеркъ своего брата, онъ повторилъ слѣдующій куплетъ:
   
   Я здѣсь слѣды ихъ вижу и сгораю
   Отъ страсти пламенной, и тѣ мѣста.
   Гдѣ ихъ нога ступала, оглашаю
   Я громкими рыданьями своими
   И умоляю Бога, испытанье
   Пославшаго мнѣ это, о пощадѣ
   И о блаженствѣ новаго свиданья.
   
   Говоря такимъ образомъ, онъ прочелъ бумагу и нашелъ въ ней число дня брака дочери визиря Эль-Башраха и сообщеніе, сколько-ему было лѣтъ, когда онъ умеръ и когда родился его сынъ Гассанъ Бедръ-Эдъ-Динъ. Онъ дрожалъ отъ восторга и не могъ надивиться. Сравнивая свою жизнь съ жизнью брата, онъ видѣлъ ясно, что все произошло такъ, какъ они говорили. Бракъ его и брата его совершился въ одинъ и тотъ же день, какъ въ одинъ и тотъ же день родились сынъ Нуръ-Эдъ-Дина, Гассанъ, и дочь его, Ситъ-Эль-Газнъ. Онъ взялъ обѣ-бумаги и,придя съ ними къ султану, сообщилъ ему все, что случилось, съ начала до конца. Царь не могъ надивиться и тотчасъ же приказалъ записать всю эту исторію. Визирь сталъ ждать сына своего брата, но о немъ не было ни слуху ни духу.
   --- Клянусь Аллахомъ,-- сказалъ онъ наконецъ,-- я сдѣлаю то, что до сихъ поръ никто еще не дѣлалъ.
   Онъ взялъ чернильницу и перо и переписалъ всѣ вещи, бывшія въ его домѣ, съ указаніемъ мѣстъ, на которыхъ онѣ стояли. Переписавъ все, онъ сложилъ бумагу и приказалъ спрятать всю обстановку. Чалму же съ тарбушомъ, фараджеехъ и кошелекъ онъ спряталъ самъ.
   Въ свое время дочь визиря родила сына, красиваго, какъ ясный мѣсяцъ, и похожаго на отца по красотѣ, статности и миловидности. Его приняли отъ матери, вычернили ему вѣки глазъ31) и, передавъ его нянькамъ, назвали Аджибомъ. Прошелъ мѣсяцъ, прошелъ и другой, прошелъ и годъ, и когда прошло семь лѣтъ, то дѣдъ отдалъ его въ школу, поручивъ учителю заботу о немъ. Онъ пробылъ въ школѣ четыре года, дрался съ своими товарищами и, обижая ихъ, говорилъ:
   -- Вы мнѣ не равны. Я -- сынъ каирскаго визиря!
   Мальчики собрались и пошли жаловаться на Аджиба учителю, а учитель сказалъ имъ:
   -- Я научу васъ, что сказать ему, когда онъ придетъ, и онъ пожалѣетъ даже, что поступилъ въ школу. Завтра, когда онъ придетъ, сядьте всѣ кругомъ него и говорите другъ другу: "Клянемся Аллахомъ, что въ эту игру никто не будетъ играть съ нами, кромѣ тѣхъ, кто можетъ сказать намъ имя своей матери и своего отца; а тотъ, кто не знаетъ имени своей матери и своего отца, незаконнорожденный, и потому не будетъ играть съ нами!"
   На слѣдующее утро они пришли въ школу, и Аджибъ былъ уже тамъ. Мальчики окружили его и сказали то, чему учитель научилъ ихъ. Одинъ изъ нихъ сказалъ: "Меня зовутъ Маджидомъ, а мать мою -- Алави, а отца -- Эзъ-Эдъ-Динъ", другой мальчикъ отвѣчалъ точно такъ же, и третій, и четвертый и т. д. до тѣхъ поръ, пока очередь не дошла до Аджиба.
   -- Меня зовутъ Адинбомъ,-- сказалъ онъ имъ,-- а мать мою Ситъ-Эль-Газнъ, а отецъ мой Шемсъ-Эдъ-Динъ, визирь Каира.
   -- Клянемся Аллахомъ, визирь не отецъ тебѣ, -- отвѣчали ему.
   -- Визирь мой отецъ, -- настаивалъ Аджибъ, но мальчики захохотали, захлопали въ ладоши и закричали:
   -- Ты не знаешь, кто твой отецъ, и поэтому уходи отъ насъ, такъ какъ съ нами не можетъ играть тотъ, кто не знаетъ своего отца.
   Мальчики тотчасъ же убѣжали отъ него и начали надъ нимъ подсмѣиваться. Это такъ его обидѣло, что онъ чуть не задохся отъ рыданій, а учитель сказалъ ему:
   -- Да неужели ты, въ самомъ дѣлѣ, считаешь своимъ отцомъ своего дѣдушку, визиря, отца твоей матери Ситъ-Эль-Газнъ? Своего отца ты не знаешь, и мы его не знаемъ, потому что султанъ выдалъ твою мать за горбатаго конюха, а шайтанъ пришелъ и предупредилъ его. И разъ, что ты не знаешь своего отца, тебя и считаютъ незаконнорожденнымъ. Развѣ самъ ты не видишь, что сынъ женщины, законной жены, знаетъ своего отца? Каирскій визирь дѣдъ твой, а что же касается твоего отца, то мы его не знаемъ, какъ не знаешь и ты, и поэтому нечего тебѣ плакать и сердиться.
   Послѣ этого Аджибъ тотчасъ же отправился къ своей матери Ситъ-Эль-Газнъ, и жалуясь ей, плакалъ, и плакалъ такъ, что толкомъ ничего не могъ сказать. Когда же мать, наконецъ, пожелала узнать, въ чемъ дѣло, ей стало жаль сына, и она сказала ему:
   -- Разскажи, о, сынъ мой, о чемъ ты плачешь? Разскажи, что было?
   Онъ разсказалъ ей все, что слышалъ отъ мальчиковъ и отъ учителя, и прибавилъ:
   -- О, мать моя, кто же мой отецъ?
   -- Твой отецъ визирь Каира, -- отвѣчала она.
   -- Онъ не отецъ мой, -- сказалъ онъ.-- Не говори мнѣ неправды, такъ какъ визирь твой отецъ, а не мой; кто же мой отецъ? Если ты не скажешь мнѣ всей правды, то я заколюсь вотъ этимъ кинжаломъ.

   Мать, услыхавъ его вопросъ объ отцѣ, заплакала при воспоминаніи о сынѣ ея дяди и, подумавъ о миломъ Гассанѣ Бедръ-Эдъ-Динѣ изъ Эль-Башраха и о томъ, что случилось съ нею и съ нимъ, она прочла оду, начинавшуюся такъ:
   
   Они зажгли любовь въ душѣ моей
   И всѣ затѣмъ за тридевять земель
   Уѣхали, чтобъ поселиться тамъ.
   И съ: ихъ отъѣздомъ умъ мой помутился,
   Отрады сна не знаютъ больше очи,
   И укоряю я велѣнья рока.
   
   Въ то время, какъ она плакала и рыдала, и сынъ ея плакалъ вмѣстѣ съ нею, къ нимъ вошелъ визирь. Сердце у нея заныло при видѣ ихъ горя, и онъ спросилъ:
   -- О чемъ вы плачете:
   Дочь разсказала ему, какому оскорбленію сынъ ея подвергся въ школѣ отъ другихъ мальчиковъ, и онъ тоже заплакалъ и, припомнивъ, что случилось съ братомъ, съ нимъ самимъ и его дочерью, онъ никакъ не могъ понять всего этого запутаннаго дѣла. Потомъ онъ вдругъ поднялся и, направившись въ комнату совѣта, явился къ султану и, разсказавъ ему всю исторію, просилъ его позволенія поѣхать на Востокъ, въ городъ Эль-Башрахъ для того, чтобы навести справки о сынѣ своего брата, и въ то же время онъ просилъ дать ему письма во всѣ страны, чрезъ которыя ему придется проѣзжать для того, чтобъ онъ могъ увезти сына своего брата, если найдетъ его. Онъ такъ плакалъ передъ султаномъ, что тронулъ его сердце, и тотъ написалъ ему письма во всѣ страны и города. Визирь былъ этому очень радъ и, поблагодаривъ султана, простился съ нимъ.
   Онъ тотчасъ же отправился домой, чтобы приготовиться къ путешествію и, взявъ съ собой все, что нужно, онъ выѣхалъ вмѣстѣ съ своей дочерью и ея сыномъ Аджибомъ и ѣхалъ первый день, и второй, и третій, пока не прибылъ въ городъ Дамаскъ и не увидалъ его; украшеннаго деревьями и рѣками, прославленными поэтами. Онъ остановился на полянѣ, называвшейся Мейданъ-Эль-Гасба и, раскинувъ палатки, сказалъ своей прислугѣ, что они будутъ тутъ отдыхать двое сутокъ. Прислуга отправилась въ городъ по своимъ надобностямъ. Кто пошелъ купить, кто продать, третій пошелъ въ баню, четвертый -- въ мечеть Бени-Умеехъ, подобной которой нѣтъ во всемъ свѣтѣ. Аджибъ, въ сопровожденіи евнуха, тоже пошелъ въ городъ позабавиться.. Евнухъ шелъ сзади мальчика съ плетью въ рукахъ, чтобы въ случаѣ нужды отогнать верблюда. Обитатели Дамаска, увидавъ Аджиба съ его строго изящнымъ лицомъ поразительной красоты и замѣтивъ, что, кромѣ того, онъ миловиденъ и пріятенъ въ обращеніи, какъ сѣверный вѣтерокъ, какъ вода для жаждущаго, что онъ привлекательнѣе, чѣмъ здоровье для больного, они послѣдовали за нимъ и толпой бѣжали но его стопамъ, а многіе даже сѣли на улицѣ въ ожиданіи его прохода. Судьбѣ угодно было, чтобы рабъ-евнухъ остановился какъ разъ передъ лавкой отца Аджиба, Гассана Бедръ-Эдъ-Дина, гдѣ пирожникъ, принявшій его въ присутствіи кадія и свидѣтелей своимъ пріемнымъ сыномъ, устроилъ его. Пирожникъ этотъ ужъ умеръ и оставилъ Гассану все свое состояніе и лавку.
   Когда рабъ остановился передъ лавкой, любопытные тоже остановились, и Гассанъ Бедръ-Эдъ-Динъ, увидавъ своего сына и замѣтивъ, какъ онъ красивъ, былъ очарованъ имъ; душа его, по инстинктивной симпатіи, стремилась къ нему, и онъ сразу полюбилъ его всѣмъ сердцемъ
   Онъ только что приготовилъ яблочное варенье на сахарѣ и, желая чѣмъ-нибудь выразить свое расположеніе, съ восторгомъ вскричалъ
   -- О, господинъ мой, завладѣвшій душой моей и сердцемъ и завоевавшій мою привязанность, не войдешь ли ты ко мнѣ и не удостоишь ли меня чести отвѣдать у меня чего-нибудь?
   При этихъ словахъ глаза его наполнились слезами, и онъ невольно мысленно сравнилъ свое прежнее положеніе съ настоящимъ. Аджибъ, услыхавъ приглашеніе отца, также почувствовалъ къ нему влеченіе и, посмотрѣвъ на евнуха, сказалъ:
   -- Право, я сразу полюбилъ этого пирожника; онъ, должно-быть, только что потерялъ сына; войдемъ къ нему, доставимъ ему удовольствіе и воспользуемся его гостепріимствомъ. Ради нашего снисхожденія Аллахъ, можетъ-быть, устроитъ наше соединеніе съ отцомъ.
   -- Клянусь Аллахомъ, о, господинъ мой,-- отвѣчалъ евнухъ,-- это не годится. Можно ли намъ, принадлежа къ семьѣ визиря, заходить ѣсть къ пирожнику? Но, во всякомъ случаѣ, я отгоню отъ тебя любопытныхъ, чтобы они тебя не видали, а иначе тебѣ невозможно будетъ войти въ лавку.
   Услыхавъ этотъ отвѣтъ евнуха, Бедръ-Эдъ-Динъ очень удивился, и, взглянувъ на мальчика, онъ сказалъ со слезами на глазахъ:
   -- Господинъ мой, отчего не хочешь ты успокоить мое сердце и зайти ко мнѣ? О, ты, наружность котораго черна, какъ грязь, а сердце бѣло! О, ты, заслуживающій такъ много похвалъ!
   Евнухъ засмѣялся и сказалъ:
   -- Что хочешь ты сказать? Говори скорѣе!
   И Бедръ-Эдъ-Динъ прочелъ слѣдующій куплетъ:
   
   Когда бъ самимъ онъ не былъ совершенствомъ
   И честностью, достойной восхищенья,
   Конечно, никогда бъ въ дворцѣ царей онъ
   Не получилъ отвѣтственнаго мѣста.
   Что онъ за превосходный стражъ гарема
   За красоту его съ высотъ небесныхъ
   Нерѣдко ангелы къ нему нисходятъ.
   
   Эти стихи такъ понравились евнуху, что онъ, взявъ за руку Аджиба, вошелъ-съ нимъ въ лавку; и Бедръ-Эдъ-Динъ наложилъ полный соусникъ яблочнаго варенья, приготовленнаго съ миндалемъ и сахаромъ, и мальчикъ и евнухъ полакомились имъ.
   -- Вы обрадовали меня вашимъ приходомъ, -- сказалъ имъ Бедръ-Эдъ-Динъ, -- кушайте на здоровье!
   -- Садись и кушай съ нами, -- сказалъ Аджибъ своему отцу, -- и, можетъ-быть, Господь соединитъ насъ съ тѣмъ, кого мы ищемъ.
   -- О, сынъ мой,-- сказалъ ему Бедръ-Эдъ-Динъ,-- неужели ты имѣлъ несчастіе испытать разлуку съ тѣми, кого ты любишь?
   -- Да, дядя,-- отвѣчалъ Аджибъ, -- сердце мое изнываетъ отъ тоски вслѣдствіе отсутствія того, кто мнѣ дорогъ я лишенъ отца, и мы съ дѣдушкой ѣдемъ искать его по всему свѣту, и какъ страстно желаю я соединиться съ нимъ!
   Онъ горько заплакалъ, а отецъ его, тронутый его слезами, тоже заплакалъ съ нимъ, раздумывая о своемъ печальномъ положеніи, разлученный съ тѣми, кого онъ любилъ, лишенный отца, и вдалекѣ отъ матери. Евнухъ тоже былъ тронутъ ихъ слезами.
   Всѣ они поѣли вмѣстѣ и насытились, послѣ чего мальчикъ и юноша встали и вышли изъ лавки Бедръ-Эдъ-Дина, который почувствовалъ, словно душа его разсталась съ тѣломъ. Онъ ни на одинъ мигъ не могъ перенести разлуки и, заперевъ свою давку, пошелъ вслѣдъ за ними, хотя не зналъ, что юноша его сынъ, и шелъ поспѣшнымъ шагомъ, пока не догналъ ихъ у городскихъ воротъ; евнухъ же, оглянувшись, сказалъ ему:
   -- Что тебѣ надо, пирожникъ?
   -- Когда вы ушли отъ меня,-- отвѣчалъ Бедръ-Эдъ-Динъ,-- то я почувствовалъ, что душа моя словно вылетѣла изъ тѣла, имѣя кое-какія дѣла въ предмѣстьѣ, я и пошелъ вслѣдъ за вами, чтобы заодно проводить васъ, а потомъ и вернуться.
   Но евнухъ разсердился и сказалъ Аджибу:
   -- Поистинѣ, въ несчастную минуту зашли мы къ нему; теперь онъ надоѣстъ намъ; смотри, вѣдь онъ слѣдуетъ за нами.
   Аджибъ, обернувшись и увидавъ пирожника, пришелъ въ ярость, и лицо его вспыхнуло, но онъ сказалъ евнуху:
   -- Пусть онъ идетъ за нами по большой улицѣ, но если мы свернемъ съ нея къ нашимъ палаткамъ, и онъ свернетъ вслѣдъ за нами, то мы прогонимъ его.
   Онъ понурилъ голову и пошелъ далѣе съ евнухомъ позади себя. Бедръ-Эдъ-Динъ прошелъ съ ними до Мейдана-Эль-Гасба, и когда они повернули къ палаткамъ, то обернулись, и, увидавъ пирожника, Аджибъ страшно разсердился, боясь, что евнухъ пожалуется дѣдушкѣ, и тогда сдѣлается извѣстнымъ, что они входили въ пирожную, и что пирожникъ слѣдовалъ за ними. Онъ смотрѣлъ на сильно огорченнаго отца до тѣхъ поръ, пока не встрѣтился съ нимъ глазами, и ему показалось, что человѣкъ этотъ слишкомъ загнанъ, и онъ подумалъ: ужъ не рабъ ли онъ? Онъ закипѣлъ еще большимъ негодованіемъ и, схвативъ камень, пустилъ его въ своего отца и пробилъ ему лобъ такъ, что тотъ упалъ безъ чувствъ, и все лицо его облилось кровью. Аджибъ ушелъ съ евнухомъ въ палатку, а Гассанъ Бедръ-Эдъ-Динъ, придя въ себя, вытеръ съ лица кровь и, сорвавъ съ чалмы кусокъ полотна, завязалъ себѣ голову и обвинялъ себя, говоря:
   -- Я напрасно испугалъ мальчика, заперевъ лавку и преслѣдуя его. Вѣдь онъ принялъ меня за обманщика Вернувшись къ себѣ въ лавку, онъ занялся продажею пирожковъ и сталъ скучать по своей матери въ Эль-Башрахѣ.
   Визирь, дядя его, пробылъ въ Дамаскѣ три дня и затѣмъ отправился въ Гемсъ и, побывъ въ городѣ, поѣхалъ дальше, всюду наводя справки. Проѣхавъ такимъ образомъ мимо Маридина и Эль-Мазиля и Діадъ-Бекра, онъ продолжалъ двигаться, пока не доѣхалъ до города Эдь-Башраха, въѣхавъ въ который и взявъ себѣ помѣщеніе, онъ тотчасъ же представился султану, который принялъ его съ должнымъ уваженіемъ и почетомъ и спросилъ его о причинѣ его пріѣзда. Такимъ образомъ визирь разсказалъ ему свою исторію и сообщилъ, что Али Нуръ-Эдъ-Динъ былъ его братомъ.
   -- Аллахъ, помилуй насъ!-- вскричалъ султанъ и прибавилъ:-- О, Саибъ, вѣдь онъ былъ моимъ визиремъ, и я очень любилъ его, но онъ много лѣтъ тому назадъ умеръ, оставивъ сына. Но сына его мы потеряли изъ виду и ничего о немъ не слыхали. Мать же его съ нами, такъ какъ она дочь нашего прежняго визиря.

   Услыхавъ отъ султана, что мать его племянника жива, визирь Шемсъ-Эдъ-Динъ очень обрадовался и выразилъ желаніе повидаться съ нею. Султанъ далъ ему позволеніе посѣтить ее въ домѣ его брата. Такимъ образомъ, прибывъ туда и поцѣловавъ порогъ дома, онъ вошелъ въ открытый дворъ и увидалъ дверь съ каменною аркою и отдѣланною различнаго цвѣта мраморомъ. Пройдя вдоль стѣнъ дома, онъ замѣтилъ имя своего брата Нуръ-Эдъ-Дина, написанное золотыми буквами. Подойдя къ имени, онъ поцѣловалъ его и заплакалъ. Послѣ этого онъ прошелъ въ пріемную комнату жены своего брата, матери Гассана Бедръ-Эдъ-Дина изъ Эль-Башраха. Все время отсутствія ея сына она предавалась слезамъ и стенаніямъ и ночью и днемъ. Изстрадавшись отъ разлуки, она устроила мраморный памятникъ сыну, который поставила посреди комнаты. Дни и ночи она плакала надъ нимъ, тутъ же и спала. Шемсъ-Эдъ-Динъ, войдя въ комнату, услыхалъ, какъ она причитала на памятникѣ. Онъ поклонился ей и сообщилъ ей, что онъ братъ ея мужа, и передалъ ей обо всемъ, что случилось, и какія странности встрѣчались въ этой исторіи. Онъ разсказалъ ей, что сынъ ея, Гассанъ Бедръ-Эдъ-Динъ, провелъ цѣлую ночь съ его дочерью и утромъ исчезнулъ, и что дочь его родила ему сына, котораго онъ привезъ съ собой. Услыхавъ такое извѣстіе о своемъ сынѣ и о томъ, что онъ, можетъ-быть, живъ, и посмотрѣвъ на брата своего мужа, она упала къ его ногамъ и, цѣлуя ихъ, проговорила слѣдующее стихотвореніе: ніе, и намъ трудно было бы разстаться съ тобой и позволить тебѣ уѣхать изъ нашего города; почему мнѣ хочется, чтобы ты согласился со мною въ одномъ вопросѣ и исполнилъ бы наше желаніе.
   -- А что это за желаніе, государь?-- спросилъ я.-- Я ни въ какомъ случаѣ не откажусь исполнить его, разъ, что ты былъ ко мнѣ такъ добръ и милостивъ и, благодаря Бога, я сдѣлался однимъ изъ твоихъ слугъ.
   -- Я желалъ бы,-- продолжалъ царь,-- женить тебя на красивой, прелестной женщинѣ, обладающей большимъ состояніемъ, для того, чтобы ты поселился у насъ; я дамъ тебѣ помѣщеніе во дворцѣ и потому не противорѣчь и не отказывайся отъ моего предложенія.
   Слова царя страшно меня смутили, и я молчалъ и ничего не отвѣчалъ вслѣдствіе своего смущенія.
   -- Почему ты мнѣ ничего не отвѣчаешь, сынъ мой?-- сказалъ онъ.
   -- Государь, ты можешь приказывать,-- отвѣчалъ я.
   Онъ тотчасъ же послалъ за кадіемъ и свидѣтелями и женилъ меня на женщинѣ высокаго положенія, обладавшей большимъ состояніемъ и очень красивой и привлекательной наружностью. Послѣ этого онъ далъ мнѣ большой домъ-особнякъ, снабдилъ прислугою и назначилъ большое содержаніе. Такимъ образомъ я могъ жить счастливо и въ полномъ довольствѣ, забывъ всѣ тревоги и бѣдствія, и думалъ:
   "Когда я поѣду домой, то возьму жену съ собой".
   Но будущее никому неизвѣстно, и судьба человѣка неминуемо должна совершиться. Я любилъ ее и она тоже очень любила меня, мы жили душа въ душу и были очень счастливы, и жили въ хорошемъ домѣ съ полнымъ удобствомъ.
   Господь (да святится имя Его!) взялъ въ это время къ себѣ жену моего сосѣда и моего пріятеля. Я пошелъ къ нему, чтобы утѣшить его въ потерѣ жены, и засталъ его въ самомъ печальномъ положеніи, встревоженнаго и разстроеннаго. Я сталъ утѣшать его и говорилъ:
   -- Полно, не горюй о своей женѣ. Господь помилуетъ тебя и дастъ тебѣ другую, еще лучшую жену и ты проживешь еще долго.
   Онъ же горько заплакалъ и сказалъ:
   -- Какъ же могу я, товарищъ мой, жениться на другой послѣ нея и какъ же Господь пошлетъ мнѣ другую, еще лучшую жену, когда жить мнѣ остается всего одинъ день?
   -- Опомнись, братъ,-- сказалъ я ему,-- и не говори о своей смерти, такъ какъ ты бодръ и здоровъ.
   -- Клянусь твоей жизнью, товарищъ мой,-- сказалъ онъ мнѣ,-- что завтра вы лишитесь меня и никогда въ жизни не увидите.
   -- Какъ такъ?-- спросилъ я.
   -- Завтра похоронятъ мою жену и меня похоронятъ въ одной могилѣ съ нею, такъ какъ таковъ обычай у насъ въ странѣ, когда жена умретъ, съ нею вмѣстѣ хоронятъ мужа, а когда умретъ мужъ, съ нимъ вмѣстѣ заживо хоронятъ жену, для того, чтобы никто не пользовался жизнью другъ безъ друга.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- вскричалъ я,-- это отвратительный обычай и его допускать не слѣдуетъ!
   Во время нашего разговора пришли знакомые и стали утѣшать моего товарища въ потерѣ жены и его жизни. Они начали готовить тѣло къ погребенію, по своему обычаю, принесли гробъ и положили въ него покойницу со всѣми ея драгоцѣнностями и богатствомъ. Покойницу понесли за городъ, взявъ туда же и мужа, и несли далеко къ горѣ, около моря. Подойдя къ извѣстному мѣсту, они сдвинули большой камень и подъ нимъ оказалось круглое отверстіе въ родѣ большого колодца. Въ этотъ колодецъ они бросили покойницу, затѣмъ привели мужа, перевязали его веревкой подъ мышки и спустили внизъ. Вмѣстѣ съ нимъ спустили и большой кувшинъ съ водой и семь хлѣбовъ; и когда все было, спущено, отверстіе заложили большимъ камнемъ, всѣ разошлись, оставивъ товарища моего съ его покойницей въ могилѣ.
   "Клянусь Аллахомъ,-- подумалъ я,-- такая смерть хуже естественной смерти!"
   Я пошелъ къ царю и оказалъ ему:
   -- Государь, зачѣмъ это вы хороните живыхъ вмѣстѣ съ покойниками?
   -- Это обычай въ нашей странѣ,-- отвѣчалъ онъ:-- когда умираетъ мужъ, мы хоронимъ съ нимъ и жену, а когда умираетъ жена, мы хоронимъ и мужа заживо, чтобы и смертью не разлучать ихъ. Этотъ обычай введенъ еще нашими прародителями.
   -- О, государь,-- продолжалъ я,-- и неужели, если у меня, какъ у чужеземца, умретъ жена, вы сдѣлаете со мною то же самое?
   -- Да, чужестранца,-- отвѣчалъ царь,-- мы похоронимъ точно такъ же съ женой, какъ тебѣ привелось видѣть.
   Услыхавъ это, я свѣта не взвидѣлъ отъ горя и досады и съ этой минуты я сталъ бояться, чтобы у меня не умерла жена, и меня не похоронили вмѣстѣ съ нею. Но потомъ я успокоился и думалъ:
   "Вѣдь, можетъ-быть, я умру раньше ея, и почемъ знать, кто изъ насъ сколько проживетъ".
   Но очень скоро послѣ этого разговора жена моя заболѣла и, прохворавъ нѣсколько дней, умерла. Утѣшать меня собралось множество знакомыхъ. Ко мнѣ пришелъ и царь, онъ тоже, соблюдая обычай, утѣшалъ меня въ потерѣ жены.
   Пришла женщина, чтобы обмыть покойницу, и ее вымыли и одѣли въ самое богатое платье и въ лучшія украшенія, въ золото и брильянты. Когда жена моя была одѣта, уложена въ гробъ и снесена къ могилѣ и опущена, въ нее,-- всѣ мои знакомые и родные моей жены подошли ко мнѣ, чтобы проститься со мною, и утѣшить меня въ предстоящей смерти. Я же кричалъ имъ:
   -- Да вѣдь я чужестранецъ и не хочу исполнять вашего обычая'!
   Но они не слушали меня и не обращали вниманія на мои слова, а схватили меня, силой связали, привязавъ ко мнѣ кувшинъ съ водою и семь хлѣбовъ, согласно съ ихъ обычаемъ, и спустили меня въ яму. Это была громадная пещера подъ горой. Мнѣ приказали отвязать веревки, но я не отвязалъ, и поэтому они бросили въ яму и веревки, надвинули на отверстіе камень и разошлись. Я нашелъ въ пещерѣ множество труповъ, и запахъ отъ нихъ былъ ужасенъ и невыносимъ, и я бранилъ себя за то, что сдѣлалъ, говоря: "Клянусь Аллахомъ, я заслужилъ все это!" Дня отъ ночи отличить я не могъ и ѣлъ я очень мало, только для того, чтобы поддержать жизнь, и пилъ только тогда, когда жажда дѣлалась нестерпимой, боясь, чтобы ѣда и питье у меня не вышли.
   -- Сила и власть въ рукахъ Божьихъ! И что могло заставить меня жениться въ этомъ городѣ? И всякій разъ, избѣгая одной опасности, я попадаю въ другую, гораздо худшую! Что можетъ быть ужаснѣе такой насильственной смерти? Лучше бы мнѣ потонуть или умереть на горѣ. Все, было бы лучше такого отвратительнаго конца!
   Я постоянно бранилъ себя такимъ образомъ, и легъ спать на человѣческія кости, прося помощи у Бога (да святится имя Его!), и желалъ смерти, но не находилъ ее и страдалъ невыносимо. Въ такомъ положеніи я оставался, пока у меня не заболѣло подъ ложечкой отъ голода и не зажгло отъ жажды. Тутъ я сѣлъ, ощупалъ хлѣбъ и поѣлъ немного, а потомъ запилъ водою. Послѣ этого я всталъ и сталъ обходить пещеру по краямъ и нашелъ, что она громадныхъ размѣровъ и съ множествомъ углубленій, но по краямъ лежало множество труповъ и голыхъ костей, вѣроятно, отъ очень давнихъ покойниковъ. Я очистилъ себѣ уголокъ, гдѣ не было недавнихъ покойниковъ, и тамъ улегся.
   Наконецъ запасъ мой сталъ очень малъ, хотя я ѣлъ всего по одному разу въ день и очень мало, какъ и пилъ мало, боясь, чтобы мнѣ не пришлось умереть голодной смертью. Однажды я сидѣлъ, раздумывая о своей судьбѣ и о томъ, что я стану дѣлать, когда ѣда и питье мое истощатся, какъ вдругъ камень наверху зашевелился и пещера освѣтилась.


   "Что это могло означать?" подумалъ я и тотчасъ же увидалъ народъ, стоявшій наверху и спустившій трупъ мужа и съ нимъ его живую жену. Женщина плакала и кричала, не желая умирать. Вмѣстѣ съ нею спустился огромный кувшинъ воды и большое количество съѣстного. Я видѣлъ женщину, но она меня не видала, а люди закрыли отверстіе и разошлись. Я всталъ и, взявъ длинную человѣческую кость, подошелъ къ женщинѣ и ударилъ ее по головѣ, вслѣдствіе чего она упала безъ чувствъ, а я ударилъ ее и второй и третій разъ, послѣ чего она и умерла. Я взялъ ея хлѣбъ и другіе припасы и нашелъ на ней множество драгоцѣнностей и ожерелій и другихъ брильянтовыхъ вещей. Взявъ и съѣстное и воду, я отнесъ ихъ въ то, углубленіе, которое расчистилъ для себя, и поѣлъ немного, только для того, чтобы поддержать жизнь и не умереть отъ голода и жажды.
   Въ этой пещерѣ я пробылъ долгое время, и всякій разъ, какъ хоронили кого-нибудь, я убивалъ живыхъ и бралъ ихъ ѣду и питье. Однажды я былъ пробужденъ отъ сна какимъ-то шорохомъ въ концѣ пещеры. "Что бы это могло быть?" подумалъ я и, вставъ и взявъ съ собой длинную кость, пошелъ туда, откуда слышался шорохъ. При моемъ приближеніи отъ меня что-то побѣжало, и я увидалъ, что это дикій звѣрь, за которымъ я и пошелъ и увидалъ яркую точку свѣта. Точка эта, какъ звѣздочка, иногда пропадала, а иногда снова появлялась. И, увидавъ ее, я прямо пошелъ на нее, и чѣмъ ближе я подходилъ, тѣмъ свѣтъ болѣе увеличивался. Тутъ я убѣдился, что въ пещерѣ было отверстіе, выходившее въ открытое мѣсто, и подумалъ: что этому должна быть какая-нибудь причина; или имѣется наверху еще такое же отверстіе, въ какое спускали покойниковъ, или въ скалѣ была трещина. Я пораз, мыслилъ немного и пошелъ къ свѣту; это оказалось отверстіе, продѣланное хищными звѣрями съ другой стороны горы, и черезъ которое они приходили и поѣдали трупы и снова уходили. Увидавъ это, я совершенно успокоился, и на сердцѣ у меня стало легко, и я сталъ надѣяться, что останусь живъ, и смерть представлялась мнѣ какъ сонъ. Я сталъ пробираться въ отверстіе и выбрался на широкій берегъ на высокой горѣ, которая образовывала барьеръ между моремъ съ одной стороны и городомъ съ другой и на которую никто взобраться не могъ. Я помолился Богу (да святится имя Его!), поблагодарилъ Его и былъ страшно радъ, такъ что совсѣмъ пріободрился. Черезъ это самое отверстіе я вернулся въ пещеру и взялъ оттуда оставшееся тамъ съѣстное. Кромѣ того, я взялъ платье отъ покойниковъ и самъ одѣлся въ него, не снимая своего платья, и взялъ множество драгоцѣнностей, надѣтыхъ на покойникахъ, и серебряныхъ, золотыхъ и брильянтовыхъ вещей и, завернувъ ихъ въ платье, взятое отъ покойниковъ, вынесъ все на морской берегъ. Каждый день я входилъ въ пещеру и осматривалъ ее, и когда находилъ тамъ живого человѣка, то убивалъ погребеннаго заживо, бралъ ѣду и воду и затѣмъ снова выходилъ въ отверстіе и садился на морской берегъ въ ожиданіи спасенія, то-есть корабля. Я перенесъ изъ этой пещеры всѣ драгоцѣнности и перевязалъ ихъ въ платья покойниковъ.
   Въ такомъ положеніи я пробылъ довольно долго, и затѣмъ, сидя однажды на берегу и раздумывая о своей судьбѣ, я вдругъ увидалъ проходившій посреди высокихъ морскихъ волнъ корабль. Я схватилъ что-то бѣлое изъ одежды покойниковъ и, привязавъ къ палкѣ, побѣжалъ вдоль берега, махая сидѣвшимъ на кораблѣ, пока они, дѣйствительно, не замѣтили меня и вскорѣ не услыхали моихъ криковъ и не послали ко мнѣ лодку съ нѣсколькими матросами. Матросы, подъѣхавъ ко мнѣ, сказали:
   -- Кто ты такой и почему ты тутъ сидишь и какимъ образомъ попалъ ты на эту сторону горы, гдѣ мы никогда цъ жизни никого не видывали?
   -- Я купецъ,-- отвѣчалъ я имъ.-- Корабль, на которомъ я плылъ, разбился, и я попалъ на доску, и на нее же сложилъ свои вещи, а Господь принесъ меня на этотъ островъ вмѣстѣ съ моими вещами.
   Они посадили меня къ себѣ въ лодку и взяли все, что я вынесъ изъ пещеры, завернутое въ саваны, и свезли меня на корабль и привели къ хозяину.
   -- Какъ это ты попалъ въ такое мѣсто, заслоненное отъ острова и отъ города скалою?-- спросилъ хозяинъ.-- Всю свою жизнь плаваю я на этомъ морѣ, мимо этой горы, но, кромѣ хищныхъ звѣрей и птицъ, я тутъ никогда никого не видалъ.
   -- Я купецъ,-- отвѣчалъ я,-- я шелъ на большомъ кораблѣ, потерпѣвшемъ крушеніе со всѣмъ грузомъ, и тоже сталъ тонуть вотъ съ этими вещами, что ты видишь, но попалъ на широкую и большую доску и съ помощью судьбы добрался до этой горы, гдѣ и ждалъ, чтобы меня приняло какое-нибудь судно.
   Я не сталъ разсказывать имъ того, что со мною было въ городѣ и въ пещерѣ, боясь, чтобы между пассажирами не случилось кого-нибудь изъ этихъ мѣстъ. Послѣ этого я досталъ кое-что изъ вещей и поднесъ ихъ въ видѣ подарка хозяину корабля, сказавъ ему:
   -- Ты, хозяинъ, далъ мнѣ возможность спастись съ этой горы, и потому прошу тебя принять отъ меня благодарность.
   Но хозяинъ подарка отъ меня не взялъ и сказалъ:
   -- Мы не беремъ подарковъ отъ такихъ людей, какъ ты, и если видимъ въ морѣ или на берегу человѣка, потерпѣвшаго крушеніе, то беремъ его, кормимъ и поимъ, и если онъ нагъ, то одѣваемъ его, а благополучно достигнувъ мѣста своего назначенія, мы даемъ ему что-нибудь отъ себя и обходимся съ нимъ ласково, ради милости Божьей!
   Выслушавъ его, я просилъ Господа послать ему всего хорошаго.
   Не останавливаясь, переходили мы съ одного острова на другой, изъ одного моря въ другое. Я надѣялся, что избавился отъ опасности и радовался этому; но всякій разъ, какъ я вспоминалъ о своей жизни въ пещерѣ, я становился въ родѣ помѣшаннаго. Мы продолжали итти, пока не дошли до острова Беллы, откуда прошли въ шесть дней на островъ Келла. Государство Келла находится, рядомъ съ Индіей; въ немъ разрабатываютъ свинцовую руду, тамъ же растетъ индѣйскій тростникъ и имѣется превосходная камфара. Царь у нихъ очень могущественный и владѣнія его тянутся по всему острову Келлы. Кругомъ столицы острова, называемой тоже Келлой, не обойти въ два дня. Наконецъ съ Божьей помощью мы благополучно прибыли въ Эль-Башрахъ, гдѣ я высадился и пробылъ нѣсколько дней, послѣ чего поѣхалъ въ Багдадъ, въ свой кварталъ, и вошелъ къ себѣ въ домъ, гдѣ былъ встрѣченъ своими домочадцами и знакомыми, которые всѣ радовались при видѣ меня и поздравили съ благополучнымъ возвращеніемъ. Я сложилъ всѣ привезенныя мною вещи въ магазины и роздалъ много денегъ бѣднымъ, и одарилъ, и одѣлъ много сиротъ и вдовъ, и зажилъ счастливо и хорошо, и попрежнему проводилъ время съ своими добрыми пріятелями,-- задавалъ пиры и веселья. Всѣ эти удивительныя приключенія, случились со мною въ мою четвертую поѣздку. Братъ мой, Эсъ-Зиндибадъ Сухопутный, поужинай со мной и, какъ всегда, приди ко мнѣ завтра и я разскажу тебѣ, что случилось со мною во время моего пятаго путешествія, такъ какъ это путешествіе удивительнѣе предыдущихъ.
   Онъ приказалъ выдать носильщику сто червонцевъ; столъ былъ накрытъ и всѣ стали ужинать; послѣ чего разошлись по домамъ, не переставая дивиться разсказу. Эсъ-Зиндибадъ-носильщикъ тоже ушелъ домой, гдѣ спокойно провелъ ночь; а утромъ, когда совершенно разсвѣло, онъ всталъ, прочелъ утреннія молитвы и направился къ дому Эсъ-Зиндибада, которому пожелалъ добраго утра. Эсъ-Зиндибадъ Морской привѣтливо встрѣтилъ его и приказалъ сѣсть въ ожиданіи другихъ гостей. Они поѣли, попили и стали весело болтать. Тутъ Эсъ-Зиндибадъ Морской началъ разсказъ свой такимъ образомъ:


Пятое путешествіе Эсъ-Зиндибада Морского.

   Знайте, братья мои, что когда я вернулся послѣ своего четвертаго путешествія и зажилъ счастливо и весело, и забылъ всѣ претерпѣнныя мною невзгоды, и радовался только тому, какое большое я привезъ состояніе, я вдругъ началъ опять скучать и захотѣлъ посмотрѣть незнакомыя мнѣ страны и невѣдомыхъ людей и острова. Я всталъ и, раздумывая, какъ мнѣ поступить, купилъ дорогихъ товаровъ, пригодныхъ для морского путешествія. Уложивъ тюки, я выѣхалъ изъ Багдада въ Эль-Башрахъ и, идя вдоль берега рѣки, увидалъ большой высокій корабль, который мнѣ такъ понравился, что я тотчасъ же купилъ его. Корабль былъ совершенно новый, и я нанялъ для него капитана и матросовъ, въ видѣ надсмотрщиковъ, надъ которыми я поставилъ своихъ черныхъ рабовъ и мальчиковъ, и нагрузилъ его своими тюками. Ко мнѣ явилось нѣсколько человѣкъ купцовъ и тоже нагрузили. свои товары, заплативъ мнѣ за это. Мы вышли въ море совершенно довольные и счастливые и переходили отъ одного острова къ другому, изъ одного моря въ другое, осматривая города и продавая въ нихъ товары и покупая новые. Такъ мы плыли, пока не дошли однажды до большого острова, на которомъ вовсе не было обитателей. На островѣ не оказалось ни единаго человѣка, и онъ былъ настоящей пустыней; но посреди него возвышался большой бѣлый куполъ. Мы вышли на берегъ, чтобы посмотрѣть, что это такое, и увидали, что это яйцо рукга. Купцы, вышедшіе на берегъ, не знали, что это яйцо рукга, и стали бить его каменьями и разбили, вслѣдствіе чего изъ него потекла какая-то жидкость и, вмѣстѣ съ нею, показался маленькій рукгъ. Они вытащили его, очистили и убили, радуясь, что въ немъ-такъ много мяса. Я былъ въ это время на кораблѣ и ничего не зналъ, и они ничего мнѣ объ этомъ не сказали. Только одинъ изъ пассажировъ обратился ко мнѣ съ такими словами:
   -- Ну, пойдемъ на берегъ посмотрѣть, какое тамъ яйцо, которое мы приняли за куполъ.
   Я пошелъ, чтобы посмотрѣть, что это такое, и увидалъ, что купцы разбили яйцо рукга. Я тотчасъ же закричалъ имъ:
   -- Что вы сдѣлали! Вѣдь рукгъ прилетитъ и уничтожитъ и разрушитъ нашъ корабль.
   Но они и вниманія не обращали на слова мои.
   Какъ разъ въ это самое время вдругъ солнце отъ насъ скрылось и стало совсѣмъ темно, какъ будто бы налетѣла грозная туча. Мы подняли головы, чтобы посмотрѣть, что это такое, и увидали, что рукгъ заслонилъ своими крыльями и солнце и небо. Когда рукгъ прилетѣлъ и увидалъ яйцо свое сломаннымъ, онъ закричалъ на насъ, потомъ призвалъ свою подругу-самку и они оба начали дѣлать круги надъ кораблемъ, крича такимъ голосомъ, какимъ не могъ бы гремѣть громъ. Я призвалъ капитана и матросовъ и приказалъ имъ отчаливать скорѣе и искать спасенія въ морѣ. Капитанъ отчалилъ очень скоро, послѣ того какъ всѣ купцы сѣли, и мы отошли отъ острова. Рукги, увидавъ, что мы уходимъ въ море, улетѣли отъ насъ на нѣкоторое время. Мы шли, какъ могли скоро, стараясь скрыться отъ нихъ и отойти подальше отъ ихъ острова, но они вдругъ снова появились съ громадными обломками скалъ въ когтяхъ. Самецъ бросилъ на корабль кусокъ, который онъ принесъ, но капитану удалось направить корабль въ другую сторону, и камень упалъ въ море у самаго борта. Разумѣется, паденіе такой массы взволновало море, и корабль нашъ закачало въ разныя стороны. Самка же бросила свой обломокъ какъ разъ на корму корабля, чѣмъ разбила его въ мелкія дребезги и онъ пошелъ ко дну, и мы вмѣстѣ съ нимъ.
   Никому не хочется разставаться съ жизнью, и я всѣми силами старался какъ-нибудь выплыть, и Господь (да святится имя Его!) предоставилъ мнѣ возможность ухватиться за доску, и, поплывъ съ нею, я началъ бить ногами, и вѣтеръ и волны вынесли меня на островъ, около котораго разбился корабль. Я вышелъ на берегъ, едва помня себя, и чуть живой отъ утомленія, испуга и голода. Я упалъ на землю и нѣкоторое время лежалъ тамъ, пока не отдохнулъ и не успокоился. Вставъ, я пошелъ по острову и увидалъ, что это настоящій рай земной. На деревьяхъ висѣли спѣлые плоды, а птицы благословляли Того, Кто создалъ все это На островѣ было множество деревьевъ и плодовъ, и разныхъ цвѣтовъ. Я поѣлъ фруктовъ, пока не насытился и утолилъ жажду водою изъ рѣки, а затѣмъ поблагодарилъ Бога (да святится имя Его!). Послѣ этого я просидѣлъ на островѣ до вечера, а когда всталъ, то походилъ на полумертваго. На островѣ не слышно было голоса человѣческаго, и никого не было видно.
   Я проспалъ тамъ до самаго утра и, вставъ, пошелъ бродить, и между деревьями увидалъ ручеекъ, а около него сидѣвшаго старика, довольно благообразной наружности. Тѣло его, начиная отъ пояса и ниже, было прикрыто одеждой, сдѣланной изъ листьевъ.
   "Можетъ-быть, этотъ старичокъ,-- думалъ я,-- тоже потерпѣлъ крушеніе и попалъ сюда на островъ".
   Я подошелъ къ нему и поклонился ему, а онъ знакомъ отвѣтилъ на мой поклонъ и ни слова не сказалъ.
   -- Шейкъ, почему это ты сидишь тутъ?-- спросилъ я у него.
   Онъ покачалъ головой и рукой сдѣлалъ мнѣ такой знакъ, какъ будто бы хотѣлъ сказать: "Посади меня къ себѣ на спину и перенеси на другую сторону ручейка".
   "Надо быть снисходительнымъ къ такому человѣку,-- подумалъ я,-- и перенести его туда, куда онъ хочетъ, можетъ-быть, за это меня наградитъ Господь на небесахъ".
   Я подошелъ къ нему, посадилъ его себѣ на плечи и перенесъ его туда, куда онъ указалъ, и затѣмъ сказалъ ему:
   -- Ну, сходи же.
   Но онъ не сошелъ, а обвилъ шею мою своими ногами, и я, посмотрѣвъ на нихъ, увидалъ, что на ногахъ у него буйволовы копыта и что онѣ черныя и жесткія. Я испугался и хотѣлъ сбросить его съ плечъ, но онъ сжалъ мнѣ шею ногами такъ, что у меня потемнѣло въ глазахъ, и я, потерявъ сознаніе, упалъ замертво на землю. Онъ же приподнялъ ноги и сталъ сильно бить меня ими по спинѣ и плечамъ; послѣ чего я поднялся съ нимъ. Онъ не сходилъ съ моихъ плечъ и знакомъ показалъ мнѣ, чтобы я подошелъ къ деревьямъ, на которыхъ висѣли спѣлые плоды. Стоило мнѣ ослушаться его, и онъ билъ меня ногами гораздо больнѣе, чѣмъ билъ бы бичомъ, и безъустали указывалъ мнѣ рукою, куда итти, и я покорно шелъ по его указанію. Если я останавливался или умѣрялъ шагъ, онъ тотчасъ же начиналъ бить меня, и, такимъ образомъ, я сдѣлался совсѣмъ его рабомъ. Мы прошли въ середину острова между деревьями, и онъ не сходилъ съ моихъ плечъ ни днемъ ни ночью; когда онъ хотѣлъ спать, онъ обвивалъ мою шею ногами и спалъ, а затѣмъ просыпался и начиналъ бить меня, вслѣдствіе чего я вставалъ и мы снова отправлялись бродить. Ослушаться его я не смѣлъ, потому что онъ черезчуръ больно билъ меня. Такимъ образомъ таскалъ я его долгое время и страшно уставалъ, такъ что зачастую думалъ, что хотѣлъ сдѣлать этому человѣку добро, и какое сдѣлалъ себѣ зло, и клялся Аллахомъ, что, пока живъ, ничего хорошаго никому не сдѣлаю. Я просилъ Господа (да святится имя Его!), чтобы Онъ поскорѣе послалъ мнѣ смерть, что по моему мнѣнію было лучше утомленія и моихъ страданій.
   Такъ жилъ я долгое время, пока однажды мы не забрели въ такое мѣсто, гдѣ было множество тыквъ; нѣкоторыя изъ нихъ были сухія. Я взялъ одну большую сухую тыкву и, проломавъ въ ней отверстіе, вычистилъ ее внутри, послѣ чего, подойдя къ виноградной лозѣ, наполнилъ ее винограднымъ сокомъ. Закрывъ отверстіе, я положилъ тыкву на солнце; оставилъ ее на нѣсколько дней, пока изъ сока не образовалось чистое вино; и затѣмъ каждый день сталъ пить, чтобы придать себѣ силы таскать этого упрямаго дьявола. Стоило мнѣ только напиться, чтобы не чувствовать усталости. Увидавъ однажды, что я пью, онъ сдѣлалъ мнѣ рукою такой знакъ, точно хотѣлъ спросить: что это такое?
   -- Уто нѣчто очень пріятное,-- отвѣчалъ я ему,-- нѣчто веселящее сердце, и душу.
   Я побѣжалъ съ нимъ и сталъ плясать между деревьями. Вино опьяняло меня и я билъ въ ладоши, пѣлъ и хохоталъ. Увидавъ, въ какомъ я состояніи, онъ рукою показалъ мнѣ, чтобы я подалъ ему тыкву, изъ которой, онъ хотѣлъ попить; я боялся его и потому подалъ тыкву. Онъ выпилъ все вино,-- которое въ ней было, и бросилъ ее на землю и, повеселѣвъ, началъ подпрыгивать у меня на плечахъ. Онъ совершенно опьянѣлъ, и ноги и руки у него ослабли и онъ закачался съ одного бока на другой. Когда я убѣдился, что онъ пьянъ и ничего уже не помнитъ, я взялъ его за ноги, рознялъ ихъ, затѣмъ сѣлъ и сбросилъ его съ себя на землю, едва вѣря, что я свободенъ и избавился отъ ноши. Боясь, чтобы онъ не всталъ и снова не сталъ терзать меня, я взялъ подъ деревомъ большой камень и, подойдя къ нему, бросилъ камень ему прямо въ голову, пока онъ спалъ, такъ что мясо его смѣшалось съ кровью и онъ былъ убитъ. Да не помилуетъ его Господь.
   Послѣ этого я пошелъ бродить по острову и спокойно пришелъ къ тому мѣсту, гдѣ присталъ на берегу. Такимъ образомъ я остался на этомъ островѣ одинъ, питаясь плодами и утоляя жажду рѣчной водой и поджидая какого-нибудь корабля. Сидя однажды и размышляя о своей судьбѣ, я проговорилъ: "Не знаю, спасетъ ли меня Господь, и вернусь ли я домой и увижу ли своихъ домочадцевъ и пріятелей". И вдругъ я увидалъ корабль посреди морскихъ волнъ. Корабль шелъ прямо къ острову, у котораго и бросилъ якорь, и на берегъ вышли съ него люди. Я тотчасъ же подошелъ къ нимъ и они, увидавъ меня, окружили и стали спрашивать, кто я такой и какъ попалъ сюда на островъ? Я разсказалъ имъ все, а что со мною случилось, и они не мало удивлялись, слушая меня.
   -- Человѣка, что ѣздилъ на тебѣ, -- сказали они мнѣ,-- звали морскимъ старикомъ, и никто, попадавшій подъ него, не ушелъ еще отъ него, кромѣ тебя, и тебѣ надо благодарить Бога за твое спасеніе!
   Они принесли мнѣ поѣсть, чтобы я утолилъ голодъ, и принесли мнѣ платье, чтобы я могъ принять болѣе приличный видъ. Послѣ этого они взяли меня съ собой на корабль; и послѣ плаванія, продолжавшагося нѣсколько дней, мы прибыли въ городъ съ очень высокими домами, окна которыхъ всѣ выходили на море. Этотъ городъ назывался городомъ обезьянъ, и съ наступленіемъ ночи всѣ жители выходили изъ дверей въ открытое море и ночевали на судахъ и на корабляхъ изъ страха передъ обезьянами, которыя сходили по ночамъ съ горъ.
   Я вышелъ позабавиться въ городъ, и корабль ушелъ безъ моего вѣдома. Я очень раскаивался, что вышелъ, вспомнивъ о своихъ товарищахъ и о томъ, какъ мы пострадали отъ обезьянъ, и, опустившись на землю, сталъ плакать и горевать. Въ это время одинъ изъ жителей города подошелъ ко мнѣ и сказалъ:
   -- Кажется, ты, господинъ, чужестранецъ?
   -- Да, я чужестранецъ,-- отвѣчалъ я,-- и бѣднякъ. Я плылъ на кораблѣ, который приставалъ сюда къ острову, и я вышелъ, чтобы посмотрѣть на городъ, а когда вернулся, то корабля уже не было.
   -- Ну, вставай и идемъ съ нами на лодку,-- сказалъ онъ.-- Если ты останешься тутъ на ночь, то обезьяны убьютъ тебя.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я и, вставъ, сѣдъ вмѣстѣ съ народомъ въ лодку, которую тотчасъ же оттолкнули и остановили только тогда, когда она отошла отъ берега на цѣлую версту. Тамъ же переночевали, и когда разсвѣло, то вернулись къ берегу и всѣ пошли заниматься своимъ дѣломъ. Такъ уходили они на каждую ночь, и если кому-нибудь случалось на ночь оставаться въ городѣ, то обезьяны приходили и убивали его. Днемъ^ обезьяны уходили и ѣли плоды въ садахъ и сдали въ горахъ до вечера, когда возвращались въ городъ.
   Этотъ городъ стоялъ въ странѣ негровъ. Тутъ со мною случилось такое событіе. Одинъ изъ людей, съ которыми я ночевалъ на суднѣ, сказалъ мнѣ:
   -- Послушай-ка, господинъ мой, ты вѣдь чужестранецъ. Не знаешь ли ты какого-нибудь ремесла?
   -- Нѣтъ, братъ мой,-- отвѣчалъ я,-- я не знаю никакого ремесла и ничего не умѣю дѣлать, Я былъ купцомъ, богатымъ, обезпеченнымъ человѣкомъ, имѣлъ свой собственный корабль, нагруженный дорогими товарами, но онъ потерпѣлъ крушеніе въ морѣ, и все, что на немъ было, пошло ко дну, Господь спасъ только меня одного, давъ мнѣ возможность уцѣпиться за доску, на которую я взобрался и, такимъ образомъ, не утонулъ.
   Выслушавъ меня, человѣкъ этотъ пошелъ и принесъ мнѣ мѣшокъ и, подавая его, сказалъ:
   -- Возьми этотъ мѣшокъ и наполни его камешками, и пойди вслѣдъ за толпой горожанъ. Я познакомлю тебя съ ними и поручу имъ тебя, а ты дѣлай то, что они будутъ дѣлать. Можетъ-быть, тебѣ удастся пріобрѣсти средства на дорогу къ себѣ на родину.
   Этотъ человѣкъ вывелъ меня за городъ, гдѣ я набралъ въ мѣшокъ небольшихъ камешковъ. Вскорѣ изъ города вышла цѣлая толпа людей, съ которыми меня познакомили, и доброжелатель мой сказалъ имъ, что я чужестранецъ, и просилъ ихъ взять меня съ собой и выучить меня своему ремеслу, которымъ я могъ бы добывать себѣ средства существованія.
   -- Слушаемъ и повинуемся,-- отвѣчали они и повели меня съ собой. У всѣхъ у. нихъ было по такому же мѣшку, какъ у меня, набитому камешками; и мы шли, не останавливаясь, пока не дошли до большой долины, гдѣ росло много высокихъ деревьевъ, на которыя нельзя было взобраться. Въ этой долинѣ было, кромѣ того, много обезьянъ, которыя, увидавъ насъ, бросились бѣжать и взобрались на эти деревья. Пришедшіе со мною люди стали бросать въ нихъ камешками изъ своихъ мѣшковъ, а обезьяны начали обрывать плоды съ деревьевъ и бросаться ими. Посмотрѣвъ, что обезьяны бросали, я увидалъ, что то были орѣхи какао. Увидавъ, что дѣлали мои товарищи, я выбралъ большое дерево, на которомъ сидѣло много обезьянъ, и сталъ бросать въ нихъ камешками, а онѣ стали обрывать орѣхи и бросать мнѣ ихъ. Я вобралъ эти орѣхи и наполнилъ ими мѣшокъ, не успѣвъ еще истратить всѣхъ камешковъ. Когда всѣ камешки были выброшены, товарищи мои собрали орѣхи и всякій понесъ въ городъ столько, сколько онъ былъ въ силахъ унести. Мы вернулись къ вечеру домой, и я пошелъ къ своему пріятелю, который научилъ меня этой работѣ, и отдалъ ему все, что я собралъ, поблагодаривъ его за его доброту.
   -- Возьми эти орѣхи,-- сказалъ онъ мнѣ,-- продай ихъ и деньги употреби на свои нужды.
   Онъ далъ мнѣ ключъ отъ чулана въ его домѣ и прибавилъ:
   -- Сложи туда орѣхи, которые ты принесъ, и каждый день ходи съ народомъ на эту работу; и изъ принесенныхъ орѣховъ выбирай дурные и продавай ихъ, чтобы тебѣ было чѣмъ жить, а остатки складывай сюда. Можетъ-быть, ты сберешь столько, что тебѣ достанетъ на оплату дороги домой.
   -- Господь (да святится имя Его!),-- сказалъ я ему, -- наградитъ тебя за это.
   Я поступалъ по его указанію и ежедневно наполнялъ мѣшокъ камешками и ходилъ съ товарищами на работу. Они учили меня и указывали мнѣ на хорошія деревья; я довольно долгое время велъ такую жизнь и накопилъ большое количество орѣховъ, изъ которыхъ и продалъ много и получилъ порядочныя деньги. Я покупалъ разныя вещи, привлекавшія меня, и счастье такъ повезло мнѣ, что я разбогатѣлъ.
   Такъ я прожилъ довольно долго. Стоя однажды на берегу, я увидалъ корабль, который, подойдя къ городу, бросилъ якорь. На кораблѣ прибыли купцы съ товарами и начали продавать, и покупать, и мѣнять свои товары на какао и другія вещи. Я отправился къ своему пріятелю, сообщилъ ему о прибытіи корабля и сказалъ, что желалъ бы отправиться на родину.
   -- Это твое дѣло,-- отвѣчалъ онъ мнѣ.
   Я простился съ нимъ и поблагодарилъ за его доброту ко мнѣ, а затѣмъ пошелъ на корабль и условился съ хозяиномъ насчетъ моего переѣзда, нагрузивъ на корабль собранное мною какао и другія вещи, и въ тотъ же день корабль вышелъ въ море. Мы переходили отъ одного острова на другой, изъ одного моря въ другое и всюду, гдѣ мы бросали якорь, я продавалъ свое какао или мѣнялъ на какой-нибудь товаръ, и Господь послалъ мнѣ барышей болѣе того, что я имѣлъ и потерялъ. Мы проходили мимо такого острова, гдѣ росла корица и перецъ, и намъ сказали, что на каждой вѣткѣ перечнаго дерева росъ такой большой листъ, который заслонялъ плодъ отъ солнца и прикрывалъ отъ дождя; когда же дождь прекращался, то листъ свертывался и свѣшивался. Съ этого острова я взялъ съ собой большое количество перца и корицы въ промѣнъ на какао. Мы проходили тоже мимо острова Эль-Азирата, гдѣ растетъ дерево алоэ, а затѣмъ были на островѣ, перейти который можно только въ пять дней и гдѣ растетъ дерево алоэ еще лучшаго качества, но только жители этого острова не такой хорошій народъ,-- они пьютъ вино и никогда не молятся, да и не знаютъ, что такое молитва. Послѣ этого мы дошли до искателей жемчуга, которымъ я далъ какао, и сказалъ имъ:
   -- Закиньте сѣти на мое счастье.
   Они закинули въ небольшомъ заливчикѣ и принесли мнѣ множество большихъ и прекрасныхъ жемчужинъ.
   -- Клянемся аллахомъ,-- сказали они мнѣ,-- ты необыкновенно счастливъ!
   Я взялъ на корабль все, что мнѣ было принесено, и мы пошли дальше, уповая на Бога (да святится имя Его!), и шли, не останавливаясь, до Эль-Башраха, гдѣ я вышелъ, но оставался недолго и отправился въ Багдадъ, проѣхалъ въ свои кварталъ и вошелъ къ себѣ въ домъ и поздоровался съ своими домочадцами и пріятелями, поздравившими меня съ благополучнымъ возвращеніемъ. Я сложилъ всѣ привезенные мною товары и вещи, одѣлъ сиротъ и вдовъ, одарилъ и помогъ бѣднымъ и осыпалъ подарками своихъ домашнихъ и знакомыхъ. Господь послалъ мнѣ вчетверо больше того, что я потерялъ, и я забылъ о томъ, что вытерпѣлъ, и забылъ, все, что было со мною дурного, вслѣдствіе большихъ барышей, и зажилъ весело и привольно. Таковы были приключенія во время моего пятаго путешествія. Теперь поужинайте, а завтра приходите опять и я вамъ разскажу, какъ я путешествовалъ шестой разъ, такъ какъ это путешествіе еще удивительнѣе предыдущихъ.
   Прислуга накрыла на столъ и всѣ сѣли ужинать, а по окончаніи ужина Эсъ-Зиндибадъ Морской приказалъ выдать Эсъ-Зиндибаду-носильщику сто червонцевъ, и онъ, взявъ ихъ, ушелъ, дивясь слышанному. Ночь онъ провелъ у себя дома, а утромъ всталъ, прочелъ молитвы и потомъ пошелъ къ Эсъ-Зиндибаду Морскому и пожелалъ ему добраго утра, а Эсъ-Зиндибадъ приказалъ ему сѣсть. Онъ сѣлъ и бесѣдовалъ, пока прислуга не накрыла стола, и собравшіеся гости сѣли обѣдать, пить и веселиться. Затѣмъ Эсъ-Зиндибадъ Морской началъ разсказъ о своемъ шестомъ путешествіи такимъ образомъ:


Шестое путешествіе Эсъ-Зиндибада Морского.

   Итакъ, братья и друзья мои, когда я вернулся изъ своего пятаго путешествія и, веселясь и забавляясь, забылъ уже о томъ, сколько я выстрадалъ, я сидѣлъ однажды и раздумывалъ, какъ ко мнѣ пришли нѣсколько человѣкъ купцовъ, одѣтыхъ уже по-дорожпому. Увидавъ ихъ, я вспомнилъ о днѣ своего возвращенія и о радости свиданія съ домашними и съ друзьями, и душа моя затрепетала отъ желанія снова отправиться путешествовать и приняться торговать. Я рѣшилъ отправиться и потому купилъ дорогихъ хорошихъ товаровъ, пригодныхъ къ морскому путешествію, уложилъ все въ тюки и выѣхалъ изъ Багдада въ Эль-Башрахъ, гдѣ увидалъ большой корабль, на которомъ уже сидѣли купцы и знатные люди съ дорогими товарами. Я уложилъ свои тюки на корабль, и мы выѣхали благополучно изъ города Эль-Башраха и переправлялись изъ стороны въ сторону и изъ города въ городъ, всюду продавая и покупая и забавляясь разными новыми странами. Счастье намъ благопріятствовало, мы получили барыши и плыли благополучно, пока однажды вдругъ капитанъ корабля закричалъ, сбросивъ съ головы чалму, ударилъ себя по лицу, схватился за бороду и упалъ на палубу отъ отчаянія и досады. Всѣ купцы и другіе пассажиры подошли къ нему и спросили:!
   -- Что такое случилось, капитанъ?
   -- Ахъ, господа,-- отвѣчалъ онъ,-- вѣдь мы сбились съ пути и вошли въ совершенно неизвѣстное намъ море, и если Господь не дастъ намъ возможности выбраться изъ этого моря, то мы погибнемъ; а потому просите Бога, чтобы онъ помогъ намъ.
   Капитанъ всталъ и полѣзъ на мачту, чтобы спустить паруса, но поднявшимся вѣтромъ корабль понесло назадъ, и онъ ударился кормой о высокую гору; вслѣдствіе чего капитанъ спустился съ мачты и сказалъ:
   -- Сила и власть въ рукахъ Бога Всемогущаго! Отъ своей судьбы никто не уйдетъ! Клянусь Аллахомъ, мы попали въ страшную бѣду и спасенія намъ нѣтъ никакого!
   Всѣ пассажиры заплакали и стали прощаться другъ съ другомъ, не надѣясь на спасеніе.
   Корабль, наскочивъ на скалу, разбился въ куски, доски разсыпались и все, что въ немъ было, пошло ко дну; купцы попадали въ воду и нѣкоторые потонули, а нѣкоторые спаслись, ухватившись за скалу, и вышли на берегъ.
   Я былъ въ числѣ послѣднихъ и вышелъ на берегъ острова, оказавшагося весьма большимъ. Около берега было много обломковъ кораблей, и по берегу валялось много тюковъ съ товарами и вещей потонувшихъ мореплавателей. Тутъ было такъ много вещей, что становилось страшно за множество людей, находящихъ смерть въ пучинѣ. Я поднялся на высокій берегъ острова и пошелъ дальше и вскорѣ дошелъ до потока вкусной воды, протекавшаго подъ горой; истоки его были на противоположной сторонѣ долины. Всѣ пассажиры разбрелись по острову и надивиться не могли тому, что видѣли. Они точно обезумѣли при видѣ вещей и богатствъ, лежавшихъ по морскому берегу. Въ вышеупомянутомъ потокѣ я увидалъ на днѣ множество чудныхъ брильянтовъ и такой крупный жемчугъ, какой встрѣчается только у царей. Они лежали, какъ простые камни, по дну струившагося потока, и все дно было ими такъ покрыто, что ярко сверкало. На этомъ островѣ билъ настоящій фонтанъ изъ сѣрой амбры, которая, вслѣдствіе черезчуръ сильнаго солнечнаго жара, текла, какъ воскъ, и растекалась по берегу, на который выходили морскія чудовища и глотали ее, но въ водѣ она начинала жечь имъ внутренности и они ее выплевывали, и она всплывала наверхъ. Вслѣдствіе этого, однакоже, цвѣтъ и качество амбры измѣнялись, и волнами ее прибивало къ берегамъ, гдѣ торговцы собирали ее и пускали въ продажу. Что же касается до амбры, которая вытекала изъ источника и растекалась и застывала на землѣ, то она, растапливаясь на солнцѣ, распространяла по всей долинѣ такой чудный запахъ, какъ запахъ мускуса. Когда же солнце закатывалось, она снова становилась твердою. Но на мѣсто, гдѣ находится эта амбра, никто попасть не можетъ, потому что островъ окруженъ скалами.
   Мы продолжали блуждать по острову, любуясь на прекрасныя растенія и все-таки чувствуя за себя страхъ. На берегу мы собрали немного съѣстныхъ припасовъ и ѣли ежедневно очень понемногу и только по одному разу, боясь, что они истощатся и мы умремъ съ голоду. Тѣхъ, кто умиралъ изъ насъ, мы обмывали и завертывали въ какую-нибудь одежду, выброшенную изъ моря на берегъ; и такъ мы поступали, пока большая часть изъ насъ не умерла; подъ конецъ насъ осталось весьма немного, и всѣ страдали болью въ желудкѣ. Всѣ мои товарищи умерли одинъ вслѣдъ за другимъ и всѣ были похоронены. Наконецъ я остался одинъ и у меня осталось немного съѣстного. Я оплакивалъ себя и говорилъ:
   -- Лучше бы мнѣ умереть раньше своихъ товарищей; они, по крайней мѣрѣ, обмыты и погребены! Сила и власть въ рукахъ Божьихъ!
   Я посидѣлъ въ раздумьѣ, затѣмъ всталъ и вырылъ для себя на берегу моря глубокую яму, думая, что, когда я захвораю и буду чувствовать, что смерть приближается ко мнѣ, я лягу въ эту яму и умру, а вѣтеръ засыпетъ меня пескомъ; такимъ образомъ и я буду погребенъ. Я бранилъ себя за глупость и за то, что уѣхалъ со своей родины, изъ своего города, и поѣхалъ странствовать по чужимъ краямъ, послѣ всего того, что я испыталъ во время своего перваго, второго, третьяго, четвертаго и пятаго путешествій и послѣ того, что я ни разу не путешествовалъ, не испытывая всевозможныхъ ужасовъ. Я не думалъ, что спасусь на этотъ разъ, и раскаивался, что поѣхалъ моремъ и захотѣлъ торговать, имѣя такія большія средства и. возможность прожить всю жизнь въ полномъ довольствѣ.
   Послѣ этого я сталъ размышлять такимъ образомъ:
   -- Вѣдь у этого потока должны быть и начало и конецъ, и онъ, можетъ-быть, проходитъ по населенной странѣ. Мнѣ слѣдуетъ выстроить себѣ маленькій плотъ, спустить его въ рѣчку и поѣхать на немъ. Если я найду выходъ, то буду спасенъ, а если выхода не найду, то не все ли равно умирать на рѣкѣ или здѣсь?
   Я вздохнулъ и, вставъ, пошелъ собирать лѣсу для плота. Я собралъ китайскаго дерева и алоэ и, связавъ ихъ веревками отъ лежавшихъ на берегу снастей, положилъ на нихъ доски отъ сломанныхъ кораблей. Я сдѣлалъ плотъ немногимъ поуже потока или рѣчки, крѣпко связалъ его и, взявъ съ собою брильянтовъ и крупнаго жемчуга и товаровъ, лежавшихъ на берегу, и сѣрой амбры, уложилъ все на плотъ, на который положилъ также остатки съѣстныхъ запасовъ. Послѣ этого я пустилъ плотъ по рѣкѣ, сдѣлавъ изъ досокъ два весла, я поступилъ, какъ говоритъ поэтъ:
   
   Ты уѣзжай изъ мѣста прочь того,
   Гдѣ угнетеніе царитъ и правитъ,
   И дому предоставь вести разсказъ
   Ты про его строителя судьбу;
   Найдется для тебя страна другая,
   Взамѣнъ страны, что покидаешь ты,
   Но не найдется ни одной души,
   Что замѣнить твою могла бы душу.
   Не огорчайся бѣдами ночными,
   Такъ какъ всѣ огорченія и скорби...
   Когда-нибудь имѣютъ свой конецъ.
   И человѣкъ, чья смерть въ одной странѣ
   Была бы постановлена судомъ,
   Въ другой странѣ спокойно можетъ жить.
   Не посылай гонца ты своего,
   Когда имѣетъ важность порученье
   Твое, такъ какъ душа для порученій
   Другого исполнителя не можетъ
   Имѣть, который былъ бы вѣренъ ей;
   Но полагаться только на себя
   Является ея священнымъ долгомъ.
   
   Я поплылъ на плоту вдоль рѣчки, раздумывая о томъ, чѣмъ кончится моя поѣздка, и подъѣхалъ къ тому мѣсту, гдѣ рѣка протекала подъ гору. Протолкнувъ плотъ въ отверстіе, я очутился въ совершенномъ мракѣ, но плотъ продолжалъ плыть подъ горою. Края плота доставали до береговъ; а я рукою касался до каменнаго потолка, подъ которымъ плылъ. Bepнуться было уже невозможно, и я порицалъ себя-за то, что сдѣлалъ, и думалъ, что если рѣчка сдѣлается еще уже, то плотъ не пройдетъ и вернуться тоже возможности не будетъ. И такъ мнѣ суждено неминуемо погибнуть въ этомъ мѣстѣ! Я упалъ лицомъ на плотъ и лежалъ такъ, продолжая плыть и не отличая дня отъ ночи, такъ какъ подъ горой былъ полнѣйшій мракъ; и такъ я проводилъ время, замирая отъ страха за свою жизнь. Иногда рѣчка становилась шире, а иногда совершенно суживалась, но мракъ не прекращался и наконецъ я такъ утомился отъ волненія и отъ всего другого, что заснулъ. Такимъ образомъ, лежалъ я лицомъ на плоту, который уносилъ меня во время сна, и я не зналъ, долго или не долго я плылъ.
   Наконецъ я проснулся и оказался подъ яснымъ небомъ; открывъ глаза, я увидалъ протоптанную дорогу, и плотъ мой -- привязаннымъ на берегу острова, гдѣ было много индѣйцевъ, похожихъ на абиссинцевъ. Когда они увидали, что я проснулся, они подошли ко мнѣ и заговорили со мною посвоему; но я ихъ не понималъ и думалъ, что я вижу все это во снѣ и, можетъ-быть, отъ слабости брежу. Когда они заговорили со мною, и я ничего не отвѣтилъ имъ, потому что не понималъ ихъ, то одинъ изъ индѣйцевъ подошелъ ко мнѣ ближе и сказалъ мнѣ по-арабски:
   -- Да будетъ надъ тобою миръ, братъ нашъ! Кто ты такой и откуда ты пришелъ? И зачѣмъ пришелъ сюда? Мы же землепашцы и пришли сюда, чтобы полить наши луга и посѣвы, и нашли тебя на плоту, поэтому мы поймали его и привязали въ ожиданіи, что ты проснешься. Разскажи намъ, почему ты прибылъ сюда?
   -- Прежде всего Аллахомъ умоляю тебя,-- отвѣчалъ я,-- дай мнѣ чего-нибудь поѣсть, такъ какъ я голоденъ; а послѣ этого спрашивай меня все, что хочешь.
   Онъ тотчасъ же пошелъ и принесъ мнѣ поѣсть, и я поѣлъ и сталъ доволенъ, успокоился и точно переродился. Прежде всего я поблагодарилъ Бога (да святится имя Его!) за все случившееся и за то, что я благополучно пробрался по этой рѣкѣ и натолкнулся на людей, которымъ я разсказалъ съ начала до конца все, что со мною случилось и что я испыталъ во время плаванія по рѣкѣ. Они послѣ этого поговорили другъ съ другомъ и прибавили:
   -- Намъ надо взять его съ собой къ своему царю для того, чтобы онъ разсказалъ ему все, что случилось съ нимъ.
   Вслѣдствіе этого они взяли меня съ собою и отправили вмѣстѣ со мною плотъ и все, что на немъ было изъ богатствъ, брильянтовъ, драгоцѣнныхъ камней и золота. Царя ихъ звали Сарандибомъ, и они ему разсказали обо мнѣ, вслѣдствіе чего онъ привѣтливо поклонился мнѣ и спросилъ меня, кто я такой и что со мной случилось. Я съ начала до конца разсказалъ ему все, что со мною случилось, и царь, подивившись моему разсказу, поздравилъ меня съ счастливымъ избавленіемъ. Послѣ этого я выбралъ изъ своего имущества, бывшаго на плоту, золотыхъ и брильянтовыхъ вещей, и дерева алоэ, и амбры и поднесъ царю, принявшему отъ меня этотъ подарокъ и помѣстившему меня въ своемъ дворцѣ. Я познакомился съ его приближенными, обходившимися со мною очень вѣжливо, и продолжалъ жить во дворцѣ.
   Островъ Сарандибъ находится подъ экваторомъ, и ночи на немъ длятся двѣнадцать часовъ, какъ и въ днѣ тоже двѣнадцать часовъ. Длиною онъ восемьдесятъ миль, а шириною тридцать, и идетъ большой длиной между высокими горами. Эти горы видны дня за три пути, и заключаютъ въ себѣ различные минералы. На немъ растутъ всевозможныя деревья, по дну рѣкъ находятся брильянты, а по долинамъ -- жемчугъ. Я взобрался на вершину горы и любовался невыразимыми красотами окрестностей, а послѣ этого пошелъ къ царю и просилъ его дозволить мнѣ вернуться къ себѣ на родину. Онъ далъ мнѣ позволеніе только послѣ долгихъ просьбъ, и послѣ этого велѣлъ принести богатый подарокъ и запечатанное письмо, сказавъ мнѣ:
   -- Свези это калифу Гарунъ-Эръ-Рашиду и передай ему вмѣстѣ съ этимъ письмомъ мой низкій поклонъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я.
   Послѣ этого онъ подалъ мнѣ письмо, написанное ультрамариномъ на кожѣ животнаго хали, болѣе тонкой чѣмъ пергаментъ и желтаго цвѣта. Содержаніе его было слѣдующее:
   "Да будетъ миръ надъ тобою! Отъ царя Индіи, обладателя Тысячи слоновъ и дворца, украшеннаго тысячью брильянтами. Читай дальше: мы посылаемъ тебѣ незначительный подарокъ и просимъ принять его отъ насъ. Ты намъ братъ и искренній другъ, и мы чувствуемъ къ тебѣ глубокое уваженіе и просимъ сдѣлать намъ честь и прислать отвѣтъ. Хотя подарокъ и не достоинъ тебя, но мы просимъ тебя, братъ нашъ, милостиво принять его. И да будетъ надъ тобою миръ!"
   Подарокъ заключался въ чашѣ изъ рубина, внутренность которой была отдѣлана брильянтами, въ ложѣ, покрытомъ кожею змѣи, которая глотаетъ слоновъ. Кожа эта вся въ пятнахъ золотого цвѣта, и кто сидитъ на ней, тотъ никогда не хвораетъ, въ нѣсколькихъ сотняхъ тысячъ связокъ дерева алоэ, и въ рабынѣ, красивой какъ свѣтлая луна. Послѣ этого онъ, простился со мною и поручилъ меня купцамъ и хозяину корабля.
   Такимъ образомъ я отправился, и мы переходили съ острова на островъ и изъ страны въ страну, пока не прибыли въ Багдадъ, гдѣ я вошелъ къ себѣ въ домъ и увидалъ своихъ домочадцевъ и пріятелей, послѣ чего я взялъ подарки вмѣстѣ съ даромъ отъ себя и пошелъ къ калифу. Явившись къ нему, я поцѣловалъ у него руку и, положивъ передъ нимъ подарки, подалъ письмо. Онъ прочелъ письмо, взялъ подарки, которыми остался очень доволенъ, и обошелся со мной съ большимъ почетомъ. Затѣмъ онъ сказалъ мнѣ:
   -- Правда ли, Зиндибадъ, то, о чемъ пишетъ въ этомъ письмѣ царь?
   -- Государь,-- отвѣчалъ я, поцѣловавъ прахъ у ногъ его,-- я видѣлъ еще болѣе, чѣмъ онъ упоминаетъ въ этомъ письмѣ. Во время его торжественныхъ выходовъ тронъ его ставится на очень высокаго слона и онъ сидитъ на немъ, вмѣстѣ съ своими главными приближенными, мальчиками и гостями, которые стоятъ по правую и по лѣвую руку. Передъ нимъ стоитъ человѣкъ съ золотымъ дротикомъ въ рукахъ, а позади него -- другой человѣкъ, который держитъ въ рукахъ кусокъ золота, и на немъ огромный, въ палецъ толщиною, изумрудъ. А когда онъ выѣзжаетъ верхомъ, то его сопровождаютъ тысячи всадниковъ, одѣтыхъ въ золото и серебро. Когда царь ѣдетъ, то передъ нимъ глашатай кричитъ такъ: "Вотъ ѣдетъ царь достойный и высокопоставленный!" Онъ восхваляетъ его, но я не помню, въ какихъ выраженіяхъ, а въ заключеніе говоритъ: "Это царь, обладатель короны, подобной которой не было ни у Сулеймана ни у Михраджа". Затѣмъ глашатай умолкаетъ, а человѣкъ, который идетъ за нимъ, говоритъ: "Онъ умретъ! Повторяю: онъ умретъ! Повторяю: онъ умретъ!" А первый отвѣчаетъ: "Да, слава Тому, Кто никогда не умираетъ!" Кромѣ того, вслѣдствіе его безупречной справедливости, у него въ городѣ нѣтъ кадія, и всѣ его подданные сами отличаютъ хорошее отъ дурного.
   Калифъ удивлялся, слушая меня, и сказалъ:
   -- Великъ же этотъ царь! Да и по письму его я это видѣлъ. Что же касается до объема его владѣній, то вѣдь ты самъ ихъ видѣлъ. Клянусь Аллахомъ, онъ одаренъ богатствомъ и умомъ!
   Калифъ осыпалъ меня своими милостями и далъ позволеніе удалиться домой. Такимъ образомъ я вернулся домой, роздалъ милости и продолжалъ жить, какъ жилъ прежде и какъ живу теперь. Я забылъ всѣ претерпѣнныя мною невзгоды и утомленіе пути и принялся ѣсть, пить и веселиться.
   Выслушавъ исторію Эсъ-Зиндибада Морского, всѣ выразили свое удивленіе. Онъ же приказалъ казначею своему выдать Эсъ-Зиндибаду Сухопутному сто червонцевъ и позволилъ ему уйти домой, съ тѣмъ, чтобы онъ вернулся на другой день, чтобы выслушать разсказъ о его седьмомъ путешествіи. Такимъ образомъ носильщикъ ушелъ домой, а на слѣдующее утро явился вмѣстѣ съ другими гостями. Они, какъ всегда, сѣли, поѣли, попили, поболтали до вечера, а вечеромъ Эсъ-Зиндибадъ началъ разсказывать о своемъ седьмомъ путешествіи такъ:


Седьмое путешествіе Эсъ-Зиндибада Морского.

   Когда я отдохнулъ отъ дороги и устроилъ свои торговыя дѣла, я въ душѣ подумалъ:
   "Довольно того, что со мною случилось. Я весело и хорошо провелъ свою жизнь".
   Но однажды ко мнѣ въ дверь кто-то постучался, и когда привратникъ отворилъ, то вошелъ мальчикъ отъ калифа и сказалъ, что калифъ зоветъ меня. Вслѣдствіе этого я тотчасъ же отправился къ его величеству и, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, поклонился ему. А онъ принялъ меня очень милостиво и сказалъ мнѣ:
   -- О, Зиндибадъ, я имѣю къ тебѣ порученіе. Исполнишь ли ты его?
   -- Государь,-- отвѣчалъ я, поцѣловавъ его руку,-- что прикажетъ господинъ своему рабу?
   -- Я желаю, чтобы ты отправился къ царю Сарандибу, -- отвѣчалъ онъ,-- и свезъ ему наше письмо и нашъ подарокъ, такъ какъ и онъ прислалъ намъ письмо и подарокъ.
   -- Клянусь великимъ Аллахомъ, государь,-- задрожавъ весь, отвѣчалъ я,-- я ненавижу путешествія, и когда при мнѣ говорятъ о плаваніи по морю или о какомъ-нибудь другомъ путешествіи, я весь дрожу, невольно вспоминая всѣ тѣ ужасы, которые я испыталъ, и болѣе путешествовать я не хочу и далъ себѣ клятву не трогаться болѣе изъ Багдада.
   Тутъ я разсказалъ калифу все, что случилось со мною, и онъ очень удивлялся и сказалъ:
   -- Клянусь великимъ Аллахомъ, съ тобой случились неслыханныя вещи, и совершенно понятно, что ты слышать не можешь о путешествіи. Но на этотъ разъ ты поѣдешь для меня, свезешь нашъ подарокъ и письмо къ царю Сарандибу и, съ Божьей помощью, сейчасъ же вернешься, отдавъ нашъ долгъ чести и вѣжливости царю.
   Я отвѣчалъ, что слушаюсь и повинуюсь, такъ какъ отказать ему не смѣлъ. Онъ далъ мнѣ подарокъ, письмо и денегъ на дорогу, а я поцѣловалъ ему руку и ушелъ.
   Изъ Багдада я проѣхалъ къ морю, сѣлъ на корабль, и мы шли и день и ночь, и съ Божьей помощью прибыли на островъ Сарандибъ, и съ нами прибыло много другихъ купцовъ. Причаливъ къ берегу, мы направились въ городъ, и я, взявъ подарокъ и письмо, пошелъ къ царю и поцѣловалъ прахъ у ногъ его. Увидавъ меня, онъ вскричалъ:
   -- Милости просимъ, о Зиндибадъ! Клянемся Аллахомъ великимъ, мы желали видѣть тебя, и слава Господу, давшему намъ возможность еще разъ взглянуть на твое лицо!
   Онъ взялъ меня за руку и посадилъ подлѣ себя, радуясь моему прибытію и ласково обращаясь со мною. Онъ началъ разговаривать со мной и любезно сказалъ мнѣ:
   -- По какой же причинѣ пріѣхалъ, ты къ намъ о, Зиндибадъ?
   Я поцѣловалъ ему руку, поблагодарилъ его и отвѣчалъ:
   -- Государь, я привезъ тебѣ подарокъ и письмо отъ моего калифа Гарунъ-Эръ-Рашида.
   Я подалъ ему подарокъ и письмо, и онъ, прочитавъ его, остался очень доволенъ. Въ подарокъ была приведена лошадь, стоящая десять тысячъ червонцевъ, съ сѣдломъ, отдѣланнымъ золотомъ и брильянтами, книга, богатая одежда, сто кусковъ различныхъ бѣлыхъ египетскихъ суконъ и шелковыхъ тканей изъ Эсъ-Суеца, Эль-Куфеха и Александріи, греческіе ковры, множество шелка, льна, замѣчательная хрустальная чаша, въ серединѣ которой была изображена фигура льва и передъ нимъ человѣкъ, стоящій на колѣняхъ и изо всей мочи натягивающій лукъ, и столъ Сулеймана, сына Давида. А въ письмѣ было написано слѣдующее: "Привѣтъ счастливому султану отъ царя Гарунъ-Эръ-Рашида, поддерживаемаго Господомъ, давшимъ его предкамъ и ему санъ съ громкой славой. Письмо твое было намъ доставлено, и очень насъ обрадовало. Посылаемъ тебѣ книгу, озаглавленную: "Наслажденіе ума" и "Рѣдкій подарокъ друзьямъ" вмѣстѣ съ разными вещицами, изъ царскихъ рѣдкостей, и потому сдѣлай намъ честь и прими ихъ отъ насъ. Миръ да будетъ надъ тобой!"
   Царь одарилъ меня богатыми подарками и съ большимъ почетомъ обошелся со мной. Я помолился за него и поблагодарилъ за его милости, а черезъ нѣсколько дней просилъ его отпустить меня; но онъ очень неохотно разстался со мною. Я простился съ нимъ и тотчасъ же выѣхалъ изъ его столицы въ обратный путь вмѣстѣ съ купцами и другими товарищами, не желая ни торговать ни заниматься какими-нибудь другими дѣлами.
   Мы плыли мимо очень многихъ острововъ, но въ половинѣ пути къ намъ навстрѣчу выѣхало множество лодокъ, окружившихъ насъ со всѣхъ сторонъ. Въ лодкахъ оказались люди, злые, какъ дьяволы, съ кинжалами въ рукахъ, въ кольчугахъ и въ полномъ вооруженіи. Они напали на насъ и убивали тѣхъ, кто сопротивлялся имъ и, захвативъ корабль со всѣмъ, что на немъ было, привели насъ на островъ, гдѣ продали насъ, какъ рабовъ, за самую ничтожную цѣну. Меня купилъ богатый человѣкъ и взялъ меня къ себѣ въ домъ. Онъ кормилъ меня, поилъ, одѣвалъ и обходился со мною очень хорошо, такъ что душой я былъ покоенъ и не тревожился.
   -- Не знаешь ли ты какого-нибудь ремесла или какого-нибудь дѣла?-- спросилъ онъ у меня однажды.
   -- Господинъ мой,-- отвѣчалъ я,-- вѣдь я купецъ и умѣю только торговать.
   -- А, можетъ-быть, ты умѣешь охотиться съ лукомъ или стрѣлою?-- продолжалъ онъ.
   -- Да, охотиться я умѣю,-- отвѣчалъ я.
   Онъ принесъ мнѣ лукъ и стрѣлы и посадилъ меня позади себя на слона и въ началѣ ночи поѣхалъ въ густую рощу; подъѣхавъ къ большому высокому дереву, приказалъ мнѣ взобраться на него и, вручивъ мнѣ лукъ и стрѣлы, сказалъ:
   -- Сиди тутъ, и когда на зарѣ сюда придутъ слоны, то стрѣляй въ нихъ изъ этого лука: можетъ-быть, тебѣ и удастся убить котораго-нибудь изъ нихъ, и въ такомъ случаѣ ты спустись и приходи ко мнѣ.
   Сказавъ это, онъ ушелъ, оставивъ меня въ ужасномъ страхѣ. До восхода солнца я сидѣлъ спрятавшись; когда же вышли слоны, то я, не переставая, пускалъ стрѣлы, пока не убилъ одного изъ нихъ. Послѣ чего, подъ вечеръ; я слѣзъ съ дерева и пошелъ сказать объ этомъ хозяину, который былъ въ восторгѣ и обошелся со мною съ большимъ уваженіемъ. Убитаго слона онъ увезъ.
   Такимъ образомъ я продолжалъ стрѣлять, убивая по слону, которыхъ бралъ себѣ хозяинъ; но однажды, сидя на деревѣ, я вдругъ услыхалъ страшный топотъ и ревъ и увидалъ такое множество слоновъ, какое я себѣ и представить не могъ. Они бѣжали такъ, что земля дрожала подъ ними, и окружили дерево, на которомъ я сидѣлъ. Самый же большой слонъ подошелъ къ дереву и, обвивъ его хоботомъ, дернулъ и повалилъ на землю. Я упалъ безъ чувствъ среди слоновъ, а большой слонъ подошелъ ко мнѣ, обвилъ меня хоботомъ и, положивъ меня къ себѣ на спину, пошелъ со мною въ лѣсъ, въ сопровожденіи всѣхъ другихъ слоновъ. Все время, что я былъ безъ чувствъ, онъ шелъ не останавливаясь; наконецъ онъ сбросилъ меня и ушелъ въ сопровожденіи всѣхъ своихъ товарищей. Отдохнувъ немного и придя въ себя, я успокоился, увидавъ, что лежу между костьми погибшихъ уже слоновъ. Я понялъ, что это ихъ кладбище и что слонъ снесъ меня туда, какъ трупъ.
   Я всталъ и шелъ въ продолженіе всего дня и ночи, пока не пришелъ къ дому хозяина, совершенно осунувшись и измѣнившись въ лицѣ отъ страха и голода. Онъ очень обрадовался моему возвращенію.
   -- Слава Аллаху!-- сказалъ онъ.-- Какъ ты огорчилъ меня! Я ходилъ туда на мѣсто и нашелъ дерево вырваннымъ и думалъ, что слоны убили тебя. Ну разскажи, что съ тобою было?
   Я разсказалъ ему все, что случилось со мной, и онъ очень этому дивился и радовался.
   -- А ты отыщешь это мѣсто?-- спросилъ онъ.
   -- Отыщу,-- отвѣчалъ я.
   Онъ сѣлъ со мною на слона и мы отправились къ тому мѣсту, гдѣ лежали кости слоновъ, и когда хозяинъ увидалъ массу слоновыхъ клыковъ, онъ очень обрадовался и увезъ ихъ сколько могъ, и мы вернулись домой. Послѣ этого онъ еще лучше сталъ обращаться со мною.
   -- О, сынъ мой,-- сказалъ онъ мнѣ,-- ты далъ мнѣ возможность разбогатѣть. Да наградитъ тебя за это Господь! Я даю тебѣ свободу ради Господа (да святится имя Его!) Эти слоны убивали многихъ искателей клыковъ, но Господь избавилъ тебя отъ этой опасности и указалъ тебѣ источникъ костей.
   -- Господь да спасетъ тебя отъ гіенны огненной, хозяинъ, -- отвѣчалъ я ему.-- Ау тебя я попрошу позволенія отправиться на родину.
   -- Позволеніе это ты получишь,-- отвѣчалъ онъ.-- У насъ бываетъ ярмарка, на которую съѣзжаются купцы, покупающіе слоновую кость. Время ярмарки близко, и когда купцы пріѣдутъ, я отправлю тебя съ ними и дамъ тебѣ средства добраться до родины.
   Я помолился за него и поблагодарилъ его и продолжалъ съ нимъ жить и пользоваться уваженіемъ и лаской.
   Черезъ нѣсколько дней пріѣхали купцы и начали продавать, покупать и мѣнять, а когда стали собираться домой, то хозяинъ сказалъ мнѣ:
   -- Купцы собираются уѣзжать, и ты можешь отправиться съ ними на родину.
   Я сталъ собираться съ ними. Они купили много слоновой кости и, уложивъ ее, нагрузили корабль, и хозяинъ отправилъ меня вмѣстѣ съ ними. Онъ заплатилъ за мое мѣсто на кораблѣ и далъ денегъ на мое содержаніе и подарилъ, кромѣ того, товаровъ. И мы переѣзжали съ острова на островъ, пока не перешли моря и не высадились на берегъ, гдѣ купцы выгрузили свой товаръ и продали его. Я тоже продалъ свой товаръ за очень высокую плату и купилъ очень хорошихъ, вещей, годныхъ для подарковъ, и купилъ разныхъ рѣдкостей и бездѣлушекъ. Кромѣ того, я купилъ себѣ верблюдовъ, и мы поѣхали черезъ пустыню изъ страны въ страну, пока не добрались до Багдада, гдѣ я явился къ калифу и, поклонившись, поцѣловалъ у него руку и передалъ ему все, что со мною случилось. Онъ очень радовался моему избавленію и благодарилъ за него Господа (да святится имя Его!) и приказалъ записать разсказъ мой золотыми буквами. Я пришелъ къ себѣ домой и поздоровался съ своими домочадцами и родными. Этимъ кончились всѣ мои путешествія и слава Единому, Создателю и Богу!


Заключеніе исторіи Эсъ-Зиндибада Морского и Эсъ-Зиндибада Сухопутнаго.

   Когда Эсъ-Зиндибадъ Морсксй досказалъ свою исторію, онъ приказалъ казначею своему выдать Эсъ-Зиндибаду Сухопутному сто червонцевъ.
   -- Ну, какъ же мы будемъ теперь, брать мой?-- сказалъ онъ.-- Слыхалъ ли ты когда-нибудь о подобныхъ страданіяхъ и страшныхъ приключеніяхъ? и случались ли подобныя неудачи съ кѣмъ-нибудь раньше? Настоящая моя жизнь есть вознагражденіе за всѣ испытанныя мною невзгоды.
   Эсъ-Зиндибадъ Сухопутный подошелъ къ нему и, поцѣловавъ ему руку, сказалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, господинъ мой, ты испыталъ большія несчастія и заслужилъ настоящую спокойную жизнь. Живи же въ счастьѣ и довольствѣ, разъ Господь отстранилъ отъ тебя всѣ превратности судьбы, и дай Богъ, чтобы жизнь твоя до конца не омрачалась.
   Эсъ-Зиндибадъ Морской осыпалъ носильщика милостями и сдѣлалъ его своимъ собутыльникомъ, и онъ ни днемъ ни ночью не покидалъ его, пока оба они не скончались.
   Слава Тебѣ, Господи, Великій, Единосущный, Создатель неба и земли, суши и морей!


ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ.
Начинается съ половины триста пятой ночи и кончается въ половинѣ триста девяносто четвертой.

Исторія Магомета-Али ювелира или лже-калифа.

   Говорятъ, что калифъ Гарунъ-Эръ-Рашидъ однажды вечеромъ почувствовалъ такую тоску, что позвалъ къ себѣ своего визиря Джафара Эль-Бармеки и сказалъ ему:
   -- У меня сжимается сердце отъ тоски и мнѣ хотѣлось бы развлечься по улицамъ Багдада и посмотрѣть, что дѣлаетъ народъ; но только хорошенько переодѣнемся купцами, такъ чтобы никто насъ не узналъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ визирь.
   Они поднялись и, снявъ свое богатое платье, одѣлись купцами. Они пошли втроемъ: калифъ, Джафаръ и Месруръ-палачъ.
   Шли они отъ одного мѣста къ другому, пока не дошли до Тигра, гдѣ увидали въ лодкѣ старичка и, подойдя къ нему, поклонились и сказали ему:
   -- О, шейкъ, намъ хотѣлось бы прокатиться въ твоей лодкѣ, и вотъ тебѣ за труды червонецъ.
   -- Да кому же можетъ прійти на умъ кататься теперь?-- отвѣчалъ имъ старикъ.-- Вѣдь калифъ Гарунъ-Эръ-Рашидъ ѣздитъ каждый вечеръ по Тигру на маленькомъ суднѣ, съ глашатаемъ, который кричитъ: "Всякаго, молодого и стараго, богатаго и бѣднаго, кто вздумаетъ переправляться черезъ Тигръ, я обезглавлю и повѣшу на мачту!" Теперь мы непремѣнно встрѣтимъ его лодку, такъ какъ онъ уже близко.
   -- О, шейкъ!-- сказали калифъ и визирь.-- Возьми вотъ эти два червонца и свези насъ куда-нибудь въ укромное мѣстечко, чтобы мы могли подождать, пока проѣдетъ лодка калифа.
   -- Давайте деньги,-- отвѣчалъ шейкъ,-- и будемъ уповать на Бога.
   Онъ взялъ золото и, отчаливъ отъ берега, поплылъ по теченію, и какъ разъ навстрѣчу имъ показалось судно, освѣщенное фонарями и душистыми факелами.
   -- Не говорилъ ли я вамъ,-- сказалъ шейкъ,-- что калифъ проѣзжаетъ тутъ каждый вечеръ? Покровитель небесный!-- взмолился онъ.-- Защити насъ своимъ покровомъ!
   Онъ поставилъ лодку въ укромное мѣстечко и прикрылъ купцовъ своей одеждой, изъ-подъ которой они могли видѣть то, что происходило передъ ихъ глазами. На носу судна они увидали человѣка, державшаго въ рукахъ золотой факелъ, въ который было вложено горѣвшее алойное дерево. Онъ былъ одѣтъ въ красный атласный кафтанъ, съ плащомъ изъ желтой парчи, наброшеннымъ на одно плечо, и съ бѣлой кисейной чалмой на головѣ. На другомъ плечѣ у него висѣлъ мѣшокъ изъ зеленой шелковой матеріи, наполненный деревомъ алоэ, которое онъ жегъ въ факелѣ вмѣсто простого дерева. На кормѣ судна стоялъ другой человѣкъ, одѣтый точно такъ же, какъ и первый, и держалъ въ рукахъ такой же факелъ. По правому и лѣвому борту судна стояло двѣсти мамелюковъ, а посреди, на тронѣ изъ червоннаго золота, сидѣлъ красивый, какъ мѣсяцъ, молодой человѣкъ, одѣтый въ черное платье, вышитое чистымъ золотомъ. Передъ нимъ сидѣлъ человѣкъ, похожій на визиря Джафара, а позади него стоялъ евнухъ, похожій на Месрура, съ обнаженнымъ мечомъ въ рукѣ. Кромѣ этого, тутъ же сидѣло двадцать собутыльниковъ.
   Увидавъ это, калифъ сказалъ:
   -- Кто это, Джафаръ?
   -- Не знаю,-- отвѣчалъ визирь.
   -- Должно-быть, это кто-нибудь изъ моихъ сыновей, или Эль-Мамунъ или Эль-Эминъ.
   Онъ посмотрѣлъ на молодого человѣка, сидѣвшаго на тронѣ, и увидалъ, что онъ поразительной красоты и полонъ изящества.
   -- Визирь!-- сказалъ онъ.
   -- Къ твоимъ услугамъ,-- отвѣчалъ Джафаръ.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- продолжалъ калифъ,-- что этотъ человѣкъ, сидящій на тронѣ, обладаетъ всѣми качествами, нужными для калифа, а тотъ, что сидитъ передъ нимъ, похожъ на тебя, о, Джафаръ, а евнухъ -- точно самъ Месруръ, а собутыльники ничѣмъ не отличаются отъ моихъ собутыльниковъ. Я въ этомъ дѣлѣ ничего не понимаю и надивиться не могу, о, Джафаръ!
   -- И я точно такъ же, клянусь Аллахомъ, о, царь правовѣрныхъ!-- отвѣчалъ визирь.
   Судно между тѣмъ прошло мимо и исчезло изъ ихъ глазъ, вслѣдствіе, чего шейкъ вышелъ на средину рѣки и сказалъ:
   -- Слава Богу, что мы остались цѣлы и что они прошли, не замѣтивъ насъ!
   -- Скажи мнѣ, шейкъ,-- спросилъ калифъ,-- неужели калифъ проѣзжаетъ тутъ каждый вечеръ?
   -- Да, господинъ,-- отвѣчалъ лодочникъ,-- онъ вотъ ужъ цѣлый годъ, какъ проѣзжаетъ тутъ ежедневно.
   -- Мы желали бы отъ тебя вотъ какой услуги, шейкъ,-- сказалъ ему калифъ.-- Хорошо, если бы ты подождалъ насъ завтрашній вечеръ, за это мы дадимъ тебѣ пять червонцевъ. Мы чужестранцы и намъ хотѣлось бы позабавиться, а живемъ мы въ кварталѣ Эль-Хандека.
   -- Я совершенно къ вашимъ услугамъ,-- отвѣчалъ шейкъ.
   Калифъ, Джафаръ и Месруръ вернулись во дворецъ и, снявъ съ себя купеческое одѣяніе, одѣлись въ свое обычное платье и отправились по своимъ мѣстамъ. На совѣтъ собрались эмиры, визири и царедворцы, и засѣданіе открылось, а вечеромъ, когда всѣ разошлись, калифъ Гарунъ-Эръ-Рашидъ сказалъ:
   -- О, Джафаръ, идемъ полюбоваться на новаго калифа. Джафаръ dd>   
   Самимъ Творцомъ, конечно, вдохновленъ
   Былъ тотъ, который мнѣ сказалъ о скоромъ
   Пріѣздѣ васъ, возлюбленныхъ моихъ,
   То самое пріятное извѣстье,
   Какое лишь могла услышать я.
   И если бы онъ былъ доволенъ тѣмъ,
   Ему я подарила бъ въ часъ прощанья
   Мое разбитое разлукой сердце.
   
   Визирь послалъ за Аджибомъ, и когда онъ пришелъ, его бабушка подошла къ нему, обняла его и заплакала, но ШемсъЭдъ-Динъ сказалъ ей:
   -- Теперь не время плакать, а скорѣе надо собраться въ путь, чтобы ѣхать съ нами обратно въ Египетъ: и, можетъ-быть,-- Аллахъ соединитъ насъ съ твоимъ сыномъ и моимъ племянникомъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчала она. и, вставъ, тотчасъ стала собирать свои вещи и драгоцѣнности и своихъ рабынь и приготовилась къ путешествію. Послѣ этого визирь Шемсъ-Эдъ-Динъ снова пошелъ къ султану Эль-Вашраха и простился съ нимъ, а, султанъ послалъ съ ними разныя рѣдкости въ даръ египетскому царю.
   Визирь выѣхалъ немедленно въ сопровожденіи жены своего брата и ѣхалъ безостановочно до. города Дамаска, гдѣ онъ снова остановился, раскинулъ палатки и сказалъ своимъ слугамъ:
   -- Въ Дамаскѣ мы пробудемъ цѣлую недѣлю, чтобы купить для султана подарки и рѣдкости.
   -- Знаешь, парень, -- сказалъ Аджибъ евнуху, -- мнѣ хочется немного развлечься. Пойдемъ-ка на базаръ и посмотримъ, что тамъ дѣлается, и что подѣлываетъ пирожникъ, у котораго мы угощались и чью разбили голову. Онъ такъ радушно принялъ насъ, а мы такъ дурно обошлись съ нимъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ евнухъ.
   Аджибъ вышелъ съ нимъ изъ палатки, такъ какъ инстинктъ тянулъ его къ отцу. Они вошли въ городъ и прошли къ пирожнику, стоявшему у дверей своей лавки. Это было около времени послѣобѣденной молитвы, и случилось какъ разъ, что у него снова было сварено яблочное варенье. При видѣ Гассана сердце Аджиба такъ и забилось, и онъ увидалъ шрамъ, сдѣланный брошеннымъ имъ камнемъ.
   -- Миръ надъ тобою!-- сказалъ онъ ему.-- Знай, что сердце мое съ тобой.
   Бедръ-Эдъ-Динъ, увидавъ мальчика, тоже почувствовалъ къ нему сильное влеченіе; сердце его замерло, и онъ поникъ головою, желая сказать что-нибудь, но не имѣлъ силы произнести ни слова. Наконецъ, поднявъ голову и взглянувъ на мальчика, нерѣшительно проговорилъ слѣдующіе стихи:
   
   Свиданія съ возлюбленнымъ моимъ
   Я жаждалъ, но когда его увидѣлъ,
   То такъ смутился, что не могъ ни слова
   Сказать языкъ мой, и туманомъ очи
   Окутались; я головой поникъ,
   Почтенья, уваженья преисполненъ.
   Желалъ я тщетно чувства скрыть мой,
   Я все-таки скрывать ихъ былъ не въ силахъ.
   Я приготовилъ жалобъ цѣлый рядъ,
   Но при свиданьи все забылъ до слова.
   
   Послѣ этого онъ сказалъ имъ:
   -- Усладите мое сердце и покушайте моего угощенія; клянусь Аллахомъ, что лишь только я увидалъ тебя, какъ сердце мое рванулось къ тебѣ, и я пошелъ вслѣдъ за тобой, совершенно потерявъ голову.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ Аджибъ,-- ты, вѣроятно, въ самомъ дѣлѣ любишь меня, и мы съ тобой вмѣстѣ ѣли, но все-таки, если ты пойдешь вслѣдъ за нами и будешь позорить насъ, то мы не станемъ ѣсть у тебя. Поклянись намъ, что ты не пойдешь за нами слѣдомъ. Иначе мы къ тебѣ больше не придемъ, хотя останемся здѣсь, въ городѣ, цѣлую недѣлю, такъ какъ дѣдушка мой будетъ покупать подарки для султана.
   -- Обязуюсь,-- отвѣчалъ Педръ-Эдъ-Динъ,-- исполнить ваше желаніе.
   Евнухъ и Аджибъ вошли въ лавку, и Бедръ-Эдъ-Динъ по ставилъ передъ ними соусникъ съ яблочнымъ вареньемъ,
   -- Садись ѣсть съ нами,-- сказалъ ему Аджибъ,-- и да разсѣетъ Аллахъ наше горе.
   Бедръ-Эдъ-Динъ былъ въ восторгѣ и угощался съ ними, не спуская глазъ съ юноши, такъ какъ и сердце его и умъ были заняты только имъ однимъ. Замѣтивъ это, Аджибъ сказалъ ему:
   -- Ты точно влюбленъ въ меня? Довольно! Перестань смотрѣть на меня.
   Бедръ-Эдъ-Динъ извинился и сталъ предлагать лакомые кусочки Аджибу и евнуху. Послѣ этого онъ полилъ воды имъ на руки, снялъ съ плеча своего шелковое полотенце и вытеръ ихъ имъ. Затѣмъ обрызгалъ ихъ розовой водой изъ бутылки, стоявшей у него въ лавкѣ, и, выйдя, вернулся съ двумя чашками шербета, приготовленнаго съ розовой водой и мускусомъ. Поставивъ шербетъ передъ ними, сказалъ:
   -- Довершите ваши милости.
   Аджибъ, взявъ одну чашку выпилъ, а другую Гассанъ подалъ евнуху; и оба напились такъ, что желудки ихъ были совершенно полны,-- они насытились болѣе обыкновеннаго.
   Послѣ этого они поспѣшили вернуться къ себѣ въ палатки, и Аджибъ пошелъ къ своей бабушкѣ, матери своего отца Гассана Бедръ-Эдъ-Дина. Она поцѣловала его и спросила:
   -- Гдѣ же ты былъ?
   -- Въ городѣ,-- отвѣчалъ онъ.
   Она встала и принесла соусникъ съ яблочнымъ вареньемъ, которое случайно было недостаточно сладко, и сказала внуку:
   -- Садись съ своимъ господиномъ.
   "Клянусь Аллахомъ, -- подумалъ евнухъ, -- мы ѣсть больше не можемъ".
   Но онъ все-таки сѣлъ, какъ сѣлъ и Аджибъ. Хотя мальчикъ былъ сытъ по горло, но все-таки взялъ кусочки хлѣба и сталъ макать въ варенье и принялся ѣсть. На сытый желудокъ варенье показалось ему очень невкуснымъ, и онъ сказалъ:
   -- Какое противное варенье!
   -- Какъ, дитя мое, -- возразила бабушка, -- ты находишь стряпшо мою невкусной? Вѣдь это варила я сама и за исключеніемъ твоего отца Гассана Бедръ-Эдъ-Дина никто не умѣетъ варить его такъ, какъ я.
   -- Клянусь Аллахомъ, госпожа моя,-- возразилъ Аджибъ,-- это варенье вовсе не хорошо сварено: мы только что видѣли въ городѣ пирожника, у котораго сварено такое варенье, что отъ одного запаха возбуждается желаніе поѣсть его; твое же варенье въ сравненіи съ тѣмъ ничего не стоитъ.
   Бабушка его, услыхавъ это, пришла въ страшную ярость и, повернувшись къ евнуху, сказала ему:
   -- Горе тебѣ! Ты совратилъ моего ребенка! Ты водилъ его въ лавку пирожника!
   Евнухъ испугался и сталъ отрицать, говоря:
   -- Мы не входили въ лавку, а только проходили мимо.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- сказалъ Аджибъ, -- мы вошли и поѣли, и то, что мы ѣли, было гораздо вкуснѣе твоего варенья.
   Услыхавъ это, бабушка встала и пошла высказать брату своего мужа жалобу на евнуха; Рабъ былъ призванъ къ визирю, который сказалъ ему:
   -- Зачѣмъ ты водилъ ребенка нашего въ лавку пирожника?
   Испуганный евнухъ снова сказалъ:
   -- Мы не входили.
   -- Нѣтъ, входили,-- сказалъ Аджибъ,-- и ѣли яблочное варенье до тѣхъ поръ, пока не насытились, и пирожникъ далъ намъ пить шербета со льдомъ и съ сахаромъ.
   Визирь еще болѣе разсердился на евнуха и снова спросилъ его, но тотъ опять сталъ отрицать.
   -- Если ты говоришь правду, -- сказалъ тогда визирь, -- то садись передо мною и ѣшь.
   Евнухъ подошелъ и хотѣлъ приняться ѣсть, но не могъ и, положивъ взятый имъ кусокъ, сказалъ:
   -- О, господинъ мой, я сытъ еще со вчерашняго дня.
   Визирь понялъ, что евнухъ былъ въ пирожной лавкѣ, и тотчасъ сталъ наносить ему удары. Рабъ кричалъ и просилъ пощадить его, но все-таки говорилъ, что у пирожника не былъ и что сытъ со вчерашняго дня. Визирь, прекративъ наказаніе, сказалъ ему:
   -- Ну, говори правду!
   -- Ну, такъ вотъ что, -- сказалъ, наконецъ, евнухъ: -- мы, дѣйствительно, ходили въ пирожную лавку. Въ то время пирожникъ только что сварилъ яблочное варенье и угостилъ насъ имъ и, клянусь Аллахомъ, я никогда въ жизни не ѣдалъ ничего подобнаго, или, лучше сказать, я никогда не видалъ болѣе противнаго варенья, какъ то, что теперь намъ подали.
   Мать Бедръ-Эдъ-Дина страшно разсердилась и сказала:
   -- Сходи къ пирожнику, принеси намъ отъ него соусникъ варенья и подай, его твоему хозяину для того, чтобы онъ рѣшилъ, которое изъ двухъ вкуснѣе.
   -- Хорошо,-- отвѣчалъ евнухъ и, взявъ отъ него соусникъ и полчервонца, онъ направился къ пирожнику и сказалъ ему:-- Въ палаткѣ моего господина вышелъ споръ изъ-за твоего варенья и того, что сварили дома; и потому дай намъ на эти полчервонца твоего самаго лучшаго варенья, тѣмъ болѣе, что меня уже изъ-за тебя побили.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- смѣясь отвѣчалъ Бедръ-Эдъ-Динъ,-- никто лучше меня и моей матери не варитъ этого варенья, а она далеко отсюда.
   Онъ наложилъ полный соусникъ и подправилъ варенье мускусомъ и розовой водой. Евнухъ поспѣшно понесъ его домой, и мать Гассана, взявъ его и попробовавъ, тотчасъ же угадала, кто варилъ это чудное варенье, и, громко крикнувъ, упала въ обморокъ. Это происшествіе поразило визиря. Безчувственную мать Гассана опрыснули розовой водой, и она, придя въ себя, сказала:
   -- Если сынъ мой находится еще на этомъ свѣтѣ, то только онъ могъ сварить подобное варенье. Это сынъ мой Гассамъ Бедръ-Эдъ-Динъ, я не сомнѣваюсь. Такъ варить никто не умѣетъ, кромѣ его и меня, а его выучила этому я!
   Визирь, услыхавъ эти слова, страшно обрадовался.
   -- О, какъ жажду я найти сына моего брата!-- вскричалъ онъ.-- Неужели судьба, наконецъ, соединитъ насъ? Въ этомъ случаѣ я уповаю только на одного Бога, да прославится имя Его!
   Онъ тотчасъ же всталъ и, позвавъ свою мужскую прислугу, сказалъ:
   -- Двадцать человѣкъ изъ васъ должны тотчасъ же отправиться въ лавку пирожника и разрушить ее, а самому пирожнику связать, назадъ руки его чалмой и силой привести его сюда, но не причиняя ему ни малѣйшаго вреда.
   -- Хорошо,-- отвѣчали они.
   Визирь тотчасъ же поѣхалъ во дворецъ намѣстника. Дамаска и, представившись ему, показалъ письмо султана. Начальникъ, поцѣловавъ грамоты и приложивъ ихъ ко лбу, спросилъ:
   -- Кто обидчикъ твой?
   -- Человѣкъ, по ремеслу пирожникъ,-- отвѣчалъ визирь.
   Намѣстникъ тотчасъ же приказалъ своимъ приближеннымъ отправиться къ пирожнику, но они нашли лавку уже разрушенной, такъ какъ слуги уже исполнили приказаніе визиря и ждали возвращенія своего господина изъ дворца.
   "Что могли они найти въ вареньѣ?-- думалъ, между тѣмъ, Бедръ-Эдъ-Динъ,-- чтобы изъ-за этого подвергнуть меня. такому наказанію?"
   Визирь, вернувшись отъ намѣстника, отъ котораго онъ получилъ позволеніе взять обидчика своего и увести его, велѣлъ позвать къ себѣ пирожника. Вслѣдствіе этого его привели съ завязанными назадъ руками, и Гассанъ, увидавъ своего дядю, горько заплакалъ и сказалъ:
   -- О, господинъ мой! Какое сдѣлалъ я, преступленіе?
   -- Это ты самъ варилъ яблочное варенье?-- спросилъ его визирь.
   -- Самъ,-- отвѣчалъ онъ.-- И неужели вы нашли его настолько дурнымъ, что хотите изъ-за него отрубить человѣку голову?
   -- Это еще самое слабое наказаніе,-- отвѣчалъ, визирь.
   -- Неужели я не узнаю, въ какомъ преступленіи меня обвиняютъ?-- спросилъ Гассанъ.
   -- Я вотъ сейчасъ узнаешь,-- отвѣчалъ визирь и крикнулъ своей прислугѣ:-- Подведите верблюдовъ.

   Гассана тотчасъ же взяли, положили въ сундукъ и, замкнувъ его, отправились съ нимъ въ. путь. Ѣхали не останавливаясь до самой ночи. Снявъ Бедръ-Эдъ-Дина, прислуга покормила его, и всѣ отдохнули, послѣ чего его заперли опять въ ящикъ и повезли до слѣдующей станціи. Тутъ его опять сняли, и визирь сказалъ ему:
   -- Это ты самъ варилъ яблочное варенье?
   -- Самъ, господинъ мой!
   -- Надѣньте колодки на его ноги,-- распорядился визирь.
   Ему надѣли на ноги колодки, снова уложили его въ сундукъ и направились въ Каиръ. Прибывъ въ кварталъ, называвшійся Эръ Рейданеехомъ, визирь приказалъ вынуть Бедръ-Эдъ-Дина изъ сундука и, призвавъ плотника, сказалъ ему:
   -- Сколоти для этого человѣка позорный столбъ.
   -- Что хочешь ты дѣлать со столбомъ?-- спросилъ БедръЭдъ-Динъ.
   -- Я хочу пригвоздить тебя къ нему,-- отвѣчалъ визирь,-- и, приколотивъ гвоздями, провести тебя по всему городу.
   -- Да за что же хочешь ты поступить такъ со мной?
   -- За твое дурное приготовленіе яблочнаго варенья. Зачѣмъ не кладешь ты въ него перца?
   -- И за то, что я не кладу перца,-- вскричалъ Бедръ-Эдъ-Динъ,-- ты хочешь казнить меня? Развѣ не довольно тебѣ того, что ты заключилъ меня въ сундукъ и кормилъ кое-какъ?
   -- За то, что ты не положилъ перцу,-- отвѣтилъ визирь,-- ты поплатишься не болѣе и не менѣе, какъ своею жизнью.
   Услыхавъ это, Бедръ-Эдъ-Динъ былъ страшно пораженъ. Проклиная судьбу свою, онъ погрузился въ глубокое раздумье.
   -- О чемъ ты задумался?-- спросилъ его визирь.
   -- Глупый человѣкъ,-- отвѣчалъ онъ,-- неужели, если бы ты былъ поумнѣе, ты поступилъ бы такъ со мною, только изъ-за того, что я не положилъ перцу?
   -- Мы обязаны наказать тебя,-- отвѣчалъ визирь,-- для того, чтобы ты не сдѣлалъ этого во второй разъ.
   -- Да ничтожной части того, что вы сдѣлали, было бы совершенно достаточно.
   -- Смерть твоя неизбѣжна,-- отвѣчалъ визирь.
   Разговоръ этотъ происходилъ въ то время, какъ столяръ сколачивалъ крестъ, и Гассанъ смотрѣлъ на него
   Между тѣмъ наступила ночь, и визирь, положивъ Гассана снова, въ сундукъ, сказалъ:
   -- Завтра тебя пригвоздятъ къ столбу.
   Визирь ждалъ до тѣхъ поръ, пока Гассанъ не заснулъ, тогда онъ велѣлъ везти его къ себѣ домой и, прибывъ туда, сказалъ своей дочери Ситъ-Эль-Газнъ:
   -- Слава Аллаху, возвратившему тебѣ сына твоего дяди! Иди и прикажи уставить домъ совершенно такъ, какъ онъ былъ уставленъ въ день твоей свадьбы!
   Она тотчасъ же приказала своимъ рабынямъ уставлять вещи. Рабыни зажгли свѣчи, а визирь принесъ бумагу, на которой было написано, на какомъ мѣстѣ какая стояла вещь, и онѣ поставили все такъ, какъ было написано, и убрали домъ такъ, какъ онъ былъ убранъ въ день свадьбы. Визирь приказалъ положить и чалму Бедръ-Эдъ-Дина на то самое мѣсто, на которое онъ положилъ въ день своего брака, какъ положили и штаны и кошелекъ подъ матрацъ, и дочери приказалъ одѣться совершенно такъ же, какъ она была одѣта въ день своей свадьбы, и прійти въ спальню.
   -- Когда сынъ твоего дяди,-- сказалъ онъ ей,-- войдетъ въ эту комнату, то скажи ему: "Однако же надолго уходилъ ты сегодня ночью отъ меня", и потребуй, чтобы онъ вернулся къ тебѣ, и пробылъ бы съ тобой до утра.
   Устроивъ все какъ слѣдуетъ, визирь вынулъ Гассана Бедръ-Эдъ-Дина изъ сундука, велѣлъ снять съ него колодки и, снявъ съ него верхнюю одежду, оставилъ его въ одной рубашкѣ.
   Все это сдѣлалось въ то время, какъ онъ спалъ и, слѣдовательно, ничего не слыхалъ. Проснулся же онъ въ ярко освѣщенной комнатѣ.
   -- Вижу ли я это во снѣ или наяву?-- проговорилъ онъ.
   Онъ всталъ и, подойдя къ двери, заглянулъ въ нее и увидалъ, что это та самая комната, въ которой ему показывали невѣсту. Онъ тотчасъ же нашелъ спальню и увидалъ свою чалму, и постель, и штаны. Смущенный всѣмъ этимъ, онъ ходилъ то туда, то сюда и повторялъ:
   -- Сплю я или не сплю?-- Онъ потеръ себѣ лобъ, и постоянно съ удивленіемъ повторялъ: -- Клянусь Аллахомъ, это та самая комната, гдѣ была моя невѣста, а, между тѣмъ, меня только что заперли въ сундукъ.
   Въ то время, какъ онъ говорилъ самъ съ собой, Ситъ-Эль-Газнъ приподняла край полога и сказала:
   -- О, господинъ мой! Что же ты не идешь ко мнѣ? Какъ давно ты ушелъ отъ меня сегодня ночью.
   Услыхавъ это, онъ взглянулъ на ея лицо и, засмѣявшись, сказалъ:
   -- Поистинѣ я въ этой комнатѣ точно во снѣ!
   Онъ подошелъ къ постели, не переставая думать о томъ, что съ нимъ случилось, ко какъ ни размышлялъ онъ, ничего не могъ понять. Наконецъ, взглянувъ на свою чалму, штаны и кошелекъ съ тысячью червонцевъ, онъ вскричалъ:
   -- Аллахъ всевѣдущій! Право, мнѣ кажется, что все это я вижу во снѣ!
   И онъ совершенно терялся отъ удивленія. Но тутъ Ситъ-Эль-Газнъ сказала ему:
   -- Отчего ты такъ удивленъ? Въ началѣ ночи ты былъ совсѣмъ не такимъ.
   Онъ же засмѣялся и спросилъ ее:
   -- Сколько лѣтъ былъ я въ отсутствіи?
   -- Спаси тебя Аллахъ!-- вскричала она.-- Ты только уходилъ въ сосѣднюю комнату. Что съ тобой?
   Услыхавъ это, онъ улыбнулся и отвѣчалъ:
   -- Ты права, но когда я ушелъ отъ тебя, на меня напалъ сонъ, и я видѣлъ во снѣ, что я въ Дамаскѣ и прожилъ тамъ 12 лѣтъ, и будто ко мнѣ пришелъ мальчикъ знатныхъ родителей съ евнухомъ,-- и тутъ онъ разсказалъ все, что съ нимъ случилось вслѣдствіе этого посѣщенія, затѣмъ, поднявъ руку ко лбу, онъ ощупалъ шрамъ.-- Клянусь Аллахомъ,-- вскричалъ онъ,-- о, госпожа моя, вѣдь это правда, такъ какъ онъ пустилъ въ меня камень и пробилъ мнѣ лобъ; но, право, кажется, все это случилось наяву. Можетъ-быть, впрочемъ, я видѣлъ этотъ сонъ, когда мы съ тобою спали. Во снѣ мнѣ казалось, будто я очутился въ Дамаскѣ безъ тарбуша, и чалмы, и штановъ, и сдѣлался тамъ пирожникомъ.-- Онъ снова задумался и совершенно смутился.-- Клянусь Аллахомъ,-- продолжалъ онъ,-- мнѣ кажется, что я варилъ яблочное варенье, но не положилъ въ него перцу. Дѣйствительно, должно-быть, я заснулъ, и все это видѣлъ во снѣ.
   -- Аллахомъ прошу тебя,-- сказала Ситъ-Эль-Газнъ,-- скажи мнѣ, что ты видѣлъ еще?
   И онъ разсказалъ ей всю исторію и прибавилъ:
   -- Не проснись я, меня пригвоздили бы къ столбу.
   -- За что же?-- спросила она.
   -- Только за то, что я не положилъ въ яблочное варенье перцу, -- отвѣчалъ онъ.-- И мнѣ кажется, лавку мою разрушили, всю посуду мою перебили, меня посадили въ сундукъ и призвали плотника, чтобы пригвоздить меня къ столбу. Слава Богу, что все это случилось со мною только во снѣ, а не наяву!
   Ситъ-Эль-Газнъ засмѣялась и прижала его къ груди, своей, а онъ поцѣловалъ ее. Потомъ, подумавъ немного, онъ снова сказалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, мнѣ кажется, что все это случилось наяву; но я только не могъ понять, что со мною дѣлается.
   Онъ старался заснуть, повторяя снова: "Все это было во снѣ", а другой разъ говоря: "Нѣтъ, все это я пережилъ въ самомъ дѣлѣ".
   Такъ время прошло до утра, когда дядя его, визирь Шемсъ-Эдъ-Динъ, пришелъ и поклонился ему, а Бедръ-Эдъ-Динъ, увидавъ его, вскричалъ:
   -- Ради Аллаха, умоляю тебя, скажи мнѣ, не ты ли отдалъ приказъ связать мнѣ назади руки и разрушить мою лавку только потому, что въ моемъ яблочномъ вареньѣ не было перцу?
   -- Знай, о, сынъ мой, -- отвѣчалъ визирь, -- что теперь истина открылась, и все, что было необъяснимо, объяснилось. Ты -- сынъ моего брата, и я хотѣлъ только удостовѣриться, ты ли былъ у моей дочери въ ночь свадьбы. Увидавъ же, что тебѣ извѣстно расположеніе нашего дома, что ты узналъ и свою чалму, и свои штаны, и кошелекъ, -- я въ этомъ убѣдился. Ты тоже знаешь обѣ бумаги: одну, написанную тобою, а другую -- твоимъ отцомъ, моимъ братомъ. Вѣдь я прежде никогда тебя не видалъ и потому не зналъ тебя. Что же касается до твоей матери, то я привезъ ее съ собою изъ Эль-Башраха.
   Сказавъ это, онъ бросился къ нему и заплакалъ, а Бедръ-Эдъ-Динъ, изумленный словами своего дяди, поцѣловалъ его и отъ радости заплакалъ.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ ему тогда визирь.-- Причиной всему было то, что произошло между мною и твоимъ отцомъ.
   И онъ разсказалъ ему всѣ подробности ихъ ссоры, и почему отецъ его уѣхалъ въ Эль-Башрахъ. Послѣ этого онъ послалъ за Аджибомъ, и когда отецъ мальчика увидалъ его, то закричалъ:
   -- Такъ вѣдь это онъ-то и бросилъ въ меня камнемъ!
   -- Это твой сынъ, -- сказалъ ему визирь.
   Бедръ-Эдъ-Динъ бросился къ мальчику и прочелъ слѣдующіе стихи:
   
   Я долго плакалъ отъ разлуки нашей,
   Изъ глазъ моихъ текли ручьями слезы.
   Я далъ обѣтъ, что если Промыслъ Бога
   Даруетъ намъ свиданія блаженство, и словомъ я не помяну разлуки.
   Теперь такъ сильно мной владѣетъ радость,
   Что отъ ея избытка плачу я.
   Мои къ рыданьямъ такъ привыкли очи,
   Что плачу я отъ счастья, какъ отъ горя.
   
   Лишь только онъ кончилъ говорить, какъ мать, бросилась къ нему и прочла слѣдующій куплетъ:
   
   Рокъ, кажется, связалъ себя обѣтомъ
   Обречь меня на вѣчныя мученья,
   Но эта клятва оказалась ложью.
   Вернулось счастье, и ко мнѣ принесъ
   Возлюбленный мой радость утѣшенья.
   Спѣши скорѣе къ вѣстнику ты пира.
   
   Послѣ этого она разсказала ему все, что съ ней случилось, и онъ тоже разсказалъ, какъ онъ страдалъ, и они поблагодарили Аллаха за свое соединеніе. Визирь отправился къ султану и увѣдомилъ его обо всѣхъ этихъ событіяхъ. Султанъ былъ такъ удивленъ, что приказалъ записать всю эту исторію для того, чтобъ она сохранилась для потомства. Визирь поселился съ сыномъ своего брата, съ своею дочерью и ея сыномъ и съ вдовою брата. Они проводили жизнь свою счастливо и спокойно, пока не пасту пилъ конецъ ихъ радостямъ и не наступила разлука.
   -- Таковы, царь правовѣрныхъ, -- сказалъ Джафаръ, -- событія, случившіяся съ визиремъ Шемсъ-Эдъ-Диномъ и съ братомъ его Нуръ-Эдъ-Диномъ.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- вскричалъ калифъ Гарунъ-Эръ-Рашидъ, -- это удивительная исторія!
   Онъ отдалъ одну изъ своихъ собственныхъ наложницъ молодому человѣку, убившему жену свою, назначилъ ему жалованье, и молодой человѣкъ сдѣлался его постояннымъ застольнымъ товарищемъ.
   

ГЛАВА ПЯТАЯ.
Начинается съ половины двадцать четвертой ночи и кончается на половинѣ тридцать второй,

Горбунъ.

   Когда-то въ былыя времена въ городѣ Эль-Башрахѣ жилѣбылъ портной, человѣкъ весьма зажиточный и любившій гулять и веселиться. Онъ имѣлъ обыкновеніе ходить съ женой и развлекаться разными странными и забавными зрѣлищами. Однажды они вышли послѣ полудня и, возвращаясь въ вечеру домой, встрѣтили горбуна, при видѣ котораго даже сердитый могъ расхохотаться, а несчастный -- развлечься. Они остановились и стали смотрѣть на него, а затѣмъ пригласили его къ себѣ въ домъ, чтобъ угоститься.
   Онъ согласился на ихъ предложеніе и пошелъ къ нимъ, а портной пошелъ на рынокъ, такъ какъ начинало уже смеркаться. Онъ принесъ сухой рыбы, хлѣба, лимоновъ и сластей и, вернувшись, поставилъ рыбу передъ горбуномъ. Они всѣ сѣли за ѣду. Жена портного, взявъ большой кусокъ рыбы и засунувъ его въ ротъ горбуна, зажала ему ротъ рукой, говоря:
   -- Клянусь Аллахомъ, ты долженъ будешь проглотить его сразу, такъ какъ я не дамъ тебѣ времени прожевать.
   Горбунъ проглотилъ, но въ рыбѣ оказалась большая и острая кость, которая воткнулась ему въ горло, и судьбѣ угодно было, чтобъ онъ скончался.
   -- Силы небесныя!-- вскричалъ портной.-- И пришлось же несчастному умереть такимъ образомъ на нашихъ рукахъ!
   -- Зачѣмъ безполезно тратишь слова?-- сказала жена
   -- А что же мнѣ дѣлать?-- спросилъ мужъ.
   Возьми его на руки, -- отвѣчала она, -- и прикрой шелковой салфеткой. Я пойду впередъ, а ты или за мною и говори: "Это сынъ мой, а это его мать, и мы несемъ его къ врачу, чтобъ онъ далъ ему какого-нибудь лѣкарства.
   Выслушавъ этотъ совѣтъ жены, портной всталъ и взялъ горбуна на руки. А жена, идя вслѣдъ за нимъ, восклицала:
   -- О, дитя мое! Да сохранить тебя Аллахъ! Скажи, что у тебя болитъ? И какъ это ты заполучилъ оспу?
   Всѣ встрѣченные, слыша ея причитанія, говорили:
   -- Она несетъ ребенка, захворавшаго оспой.

   Такимъ образомъ портной и жена его шли и спрашивали о мѣстѣ жительства врача, и народъ указалъ имъ на домъ, занимаемый врачомъ-евреемъ. Они постучались въ дверь, къ нимъ вышла черная дѣвочка-рабыня.
   -- Что вамъ надо?-- спросила она.
   -- Мы принесли ребенка, -- отвѣчала жена портного, -- и желаемъ, чтобы врачъ взглянулъ на него. Вотъ возьми четверть червонца и отдай его твоему хозяину и проси его сойти внизъ и взглянуть на моего сына, потому что онъ боленъ.
   Дѣвочка побѣжала наверхъ, а жена портного, войдя въ сѣни, сказала своему мужу:
   -- Оставь здѣсь горбуна и уйдемъ скорѣе сами!
   Портной, прислонивъ горбуна къ стѣнѣ, вышелъ съ женой.
   Дѣвочка-рабыня между тѣмъ пошла къ еврею и сказала ему:
   -- Тамъ внизу ждетъ больной, котораго принесли мужчина и женщина; они дали мнѣ для тебя четверть червонца для того, чтобы ты прописалъ имъ, что нужно.
   Увидавъ золото, еврей очень обрадовался и, вставъ второпяхъ, сталъ спускаться внизъ; здѣсь впотьмахъ онъ задѣлъ за горбуна.
   -- Эздра!-- вскричалъ онъ.-- О, небо и десять заповѣдей! О, Ааронъ и Іисусъ, сынъ Навина! Кажется, я толкнулъ больнего, и онъ, свалившись съ лѣстницы, умеръ! Какъ мнѣ выйти теперь изъ дома съ убитымъ человѣкомъ? О, оселъ Эздры!
   Онъ поднялъ горбуна и снесъ его къ своей женѣ и разсказалъ ей, что съ нимъ случилось.
   -- И зачѣмъ ты тратишь время попустому,-- сказала она.-- Вѣдь если ты просидишь до утра, то конецъ намъ. Бросимъ-ка лучше тѣло его въ домъ нашего сосѣда-мусульманина. Онъ -- надсмотрщикъ кухни султана и часто кормитъ кошекъ1) и мышей разными остатками. Если тѣло пролежитъ тамъ ночь, то собаки, собирающіяся туда, навѣрное, съѣдятъ его всего 2).
   Такимъ образомъ еврей и жена его снесли горбуна наверхъ и спустили его на землю, прислонивъ къ стѣнѣ.. Послѣ этого они сошли внизъ.
   Только что успѣли они это сдѣлать, какъ надсмотрщикъ вернулся домой, отворилъ дверь, вышелъ со свѣчой во дворъ и, увидавъ человѣка, стоявшаго въ углу у самой кухни, вскричалъ:
   -- Это что такое? Клянусь Аллахомъ, что провизію у меня воруетъ сынъ Адама, хоть я и прячу ее отъ кошекъ и собакъ. И если бъ я убилъ всѣхъ кошекъ и собакъ нашего квартала, это не помогло бы нисколько, потому что онѣ соскакиваютъ съ террасъ.
   Говоря такимъ -- образомъ, онъ взялъ большую колотушку и. подойдя, къ горбуну, ударилъ его изо всей мочи, а затѣмъ нанесъ, еще второй ударъ по шеѣ, послѣ чего горбунъ упалъ, и надсмотрщикъ увидалъ, что онъ мертвый. Это сильно огорчило его.
   -- Только Господь и властенъ и всемогущъ!-- вскричалъ онъ.-- Да будутъ прокляты и сало и мясо, изъ-за которыхъ человѣкъ этотъ погибъ отъ моей руки.
   Взглянувъ затѣмъ на покойника и увидавъ, что онъ горбунъ, онъ проговорилъ:
   -- Мало тебѣ еще, что ты горбунъ, еще надо быть грабителемъ и искать и сало и мясо? О, Покровитель, прими меня подъ сѣнь Твою!
   Онъ взялъ покойника, поднялъ его и, спустившись на улицу, пошелъ, съ нимъ по базарной улицѣ и поставилъ его на ноги у лавки около узенькаго прохода.
   Вскорѣ послѣ этого султанскому маклеру, сильно выпившему, захотѣлось пойти въ баню. Онъ шелъ, шатаясь, пока не дошелъ до горбуна, и, повернувъ къ нему глаза, увидалъ, что у стѣны кто-то стоитъ. Надо сказать, что въ началѣ ночи кто-то стащилъ съ него чалму3). Увидавъ стоявшаго горбуна, онъ вообразилъ, что тотъ намѣревается учинить такое же воровство, и изо всей мочи ударилъ его кулакомъ по головѣ. Горбунъ тотчасъ же свалился къ ногамъ христіанина, а тотъ крикнулъ сторожа4), продолжая, подъ вліяніемъ винныхъ паровъ, колотить упавшее тѣло. Сторожъ подошелъ и, увидавъ, что христіанинъ5) бьетъ мусульманина, сказалъ:
   -- Поднимись и оставь его!
   Онъ всталъ, а сторожъ, подойдя къ горбуну и увидавъ, что тотъ мертвъ, вскричалъ:
   -- Какъ смѣлъ христіанинъ убить мусульманина?
   Схвативъ христіанина, онъ завязалъ ему назадъ руки и повелъ его къ дому вали 6), а въ это время христіанинъ говорилъ въ душѣ:
   -- О, Господи! О, Дѣва Святая! Какъ это я убилъ этого, человѣка? И какъ скоро онъ умеръ отъ одного только удара кулака.
   Хмель у него совершенно прошелъ, и онъ пришелъ въ себя.
   Горбунъ и христіанинъ провели остатокъ этой ночи въ домѣ вали, который приказалъ палачу громко обнародовать преступленіе христіанина и поставить его около висѣлицы. Послѣ этого явившійся палачъ закинулъ ему на шею веревку и только что хотѣлъ вздернуть его, какъ вдругъ сквозь толпу протолкался надсмотрщикъ и закричалъ:
   -- Не вѣшай его, потому что убійца не онъ, а я.
   -- Какъ же ты убилъ?-- спросилъ вали.
   -- Сегодня ночью,-- отвѣчалъ онъ, -- я пришелъ домой и увидалъ, что человѣкъ спустился съ террасы, чтобы украсть мое добро; я ударилъ его колотушкой по затылку, и онъ умеръ, и я вынесъ его на базарную улицу, гдѣ и поставилъ у самаго входа въ узкій проходъ. Развѣ мало того, что я убилъ мусульманина? Я не хочу, чтобы изъ-за меня убивали еще христіанина. Не вѣшай никого, кромѣ меня.
   Вали, услыхавъ эти слова, освободилъ христіанскаго маклера и сказалъ палачу:
   -- Повѣсь вотъ этого человѣка на основаніи его собственнаго сознанія.
   Палачъ снялъ веревку съ шеи христіанина и накинулъ ее на шею надсмотрщика и поставилъ его подъ висѣлицей; но только что хотѣлъ повѣсить, какъ сквозь толпу пробрался врачъ-еврей и крикнулъ палачу:
   -- Не вѣшай, потому что убилъ не онъ, а я, и вотъ какимъ образомъ: несчастный пришелъ ко мнѣ, чтобы вылѣчиться отъ какой-то болѣзни, а и, сходя къ нему по лѣстницѣ, наткнулся на него, и онъ умеръ, и поэтому не казните надсмотрщика, а казните меня.
   Такимъ образомъ вали далъ приказъ повѣсить еврея-врача, и палачъ, снявъ петлю съ шеи надсмотрщика, накинулъ ее на шею еврея. Но вдругъ явился портной и, пробравшись сквозь толпу, сказалъ палачу:
   -- Не вѣшай, потому что сдѣлалъ это не кто иной, какъ я, и вотъ какимъ образомъ это случилось: я ходилъ днемъ веселиться и, возвращаясь въ сумерки, встрѣтилъ этого горбуна, нѣсколько подъ хмелькомъ, съ бубнами въ рукахъ и весело распѣвающаго; я остановился позабавиться имъ и пригласилъ его къ себѣ въ домъ. Я купилъ рыбы, и мы сѣли поѣсть, а жена моя взяла кусокъ рыбы и кусочекъ хлѣба и засунула ихъ ему въ ротъ, а онъ подавился и умеръ. Послѣ этого мы съ женой снесли его въ домъ еврея. Къ намъ сбѣжала дѣвочка-негритянка, чтобы отворить дверь. Въ то время, какъ она побѣжала наверхъ, я поставилъ горбуна у лѣстницы, и мы съ женой ушли. Такимъ образомъ еврей сошелъ внизъ и наткнулся на горбуна и вообразилъ, что онъ убилъ его. Правда ли это?-- прибавилъ онъ, обращаясь къ еврею.
   -- Правда,-- отвѣчалъ тотъ.
   Портной, посмотрѣвъ на вали, сказалъ ему:
   -- Освободи еврея и повѣсъ меня.
   Услыхавъ это, вали былъ, сильно удивленъ и проговорилъ:
   -- Поистинѣ это такое происшествіе, которое слѣдовало бы занести въ книгу! Освободи еврея!-- прибавилъ онъ, обращаясь къ палачу, и повѣсь портного въ силу его собственнаго сознанія.
   Такимъ образомъ палачъ освободилъ еврея, сказавъ:
   -- То возьми этого, то отпусти того!.. Да неужели мы никого не повѣсимъ?
   И онъ накинулъ петлю на шею портного.
   Между тѣмъ горбунъ этотъ оказался шутомъ султана, который жить безъ него не могъ, и такъ какъ наканунѣ вечеромъ горбунъ загулялъ и не являлся домой, то султанъ послалъ о немъ справиться, и ему отвѣчали:
   -- О, государь, вали нашелъ его мертвымъ и приказалъ повѣсить убійцу, но тутъ къ нему пришли и одинъ, и другой, и третій человѣкъ и сказали: не тѣ убили его, а мы, и каждый изъ нихъ разсказалъ, какъ онъ убилъ.
   Султанъ, услыхавъ это, крикнулъ одному изъ своихъ приближенныхъ:
   -- Иди къ вали и приведи ихъ всѣхъ ко мнѣ.
   Царедворецъ пошелъ къ вали и засталъ палача въ ту минуту, когда тотъ собирался вздернуть портного, и онъ разсказалъ вали, что султану уже доложено объ этомъ дѣлѣ.
   Царедворецъ взялъ съ собой вали и горбуна и приказалъ итти и портному, и еврею, и христіанину, и надсмотрщику къ султану. Вали, придя къ царю, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и сообщилъ ему все, что произошло. Султанъ не только удивился, но и разсмѣялся, услыхавъ его разсказъ, и приказалъ записать его золотыми буквами.
   -- Слышали ли вы что-либо подобное этой исторіи горбуна?-- сказалъ онъ, обращаясь къ присутствующимъ.
   Христіанинъ, подойдя къ султану, сказалъ:
   -- О, царь вѣковъ, если ты позволишь, то я разскажу тебѣ случившееся со мною событіе, болѣе странное и забавное, чѣмъ исторія горбуна.
   -- Ну такъ разсказывай свою исторію,-- сказалъ султанъ.
   И христіанинъ разсказалъ слѣдующее:

Разсказъ христіанина-маклера.

   -- Знай, о, царь вѣковъ, что я прибылъ въ твою страну съ товарами, и судьба задержала меня среди твоего народа. Родился я въ Каирѣ отъ коптовъ и тамъ выросъ. Отецъ мой былъ маклеромъ. Когда я возмужалъ, онъ умеръ, и я занялся его дѣломъ. Однажды ко мнѣ явился молодой человѣкъ, очень красивый и одѣтый въ высшей степени богато. Онъ пріѣхалъ на ослѣ и, увидавъ меня, поклонился. Я всталъ, чтобы съ должнымъ уваженіемъ принять его, а онъ, вынувъ платокъ, съ завернутымъ въ него кунджутомъ, сказалъ:
   -- Что стоитъ ардебъ 7) этого товара?
   -- Сто серебряныхъ монетъ,-- отвѣчалъ я ему.
   -- Возьми носильщиковъ и людей для промѣра,-- сказалъ онъ,-- и приходи въ Ханъ Эль-Джавали 8), въ округъ БабъЭнъ-Назръ 9) и тамъ ты меня найдешь.
   Онъ ушелъ отъ меня, оставивъ мнѣ платокъ съ кунджутомъ. Я отправился къ купцамъ, цѣна за каждый ардебъ оказалась сто двадцать серебряныхъ монетъ, и, взявъ съ со; ой четырехъ носильщиковъ, я отправился къ нему. Онъ уже ждалъ меня и, увидавъ, всталъ и отперъ кладовую, и мы вымѣрили пятьдесятъ ардебовъ.
   -- За каждый ардебъ,-- сказалъ тогда молодой человѣкъ,-- ты получишь за маклерство по десяти серебряныхъ монетъ. Получи за меня деньги и жди моего пріѣзда. Всей суммы будетъ пять тысячъ, а твоей части пятьсотъ, такимъ образомъ, мнѣ останется четыре тысячи пятьсотъ; и когда я кончу продажу всего имѣющагося въ моихъ складахъ товара, я приду къ тебѣ и возьму деньги.
   Все будетъ сдѣлано но твоему желанію,-- отвѣчалъ я и поцѣловалъ его руку.
   Такимъ образомъ въ этотъ же день я получилъ тысячу серебряныхъ монетъ и плату.за мое маклерство.
   Онъ находился въ отсутствіи цѣлый мѣсяцъ, по прошествіи котораго пришелъ ко мнѣ и спросилъ:
   -- А гдѣ деньги?
   -- Здѣсь, къ твоимъ услугамъ,-- отвѣчалъ я.
   -- Сохрани ихъ до тѣхъ поръ, пока я не приду за ними.
   Деньги остались у меня въ ожиданіи его. Цѣлый мѣсяцъ онъ не показывался, а затѣмъ снова явился и спросилъ:
   -- Гдѣ деньги?
   Я всталъ, поклонился ему и сказалъ:
   -- Не откушаешь ли чего-нибудь съ нами?
   Но онъ отказался и сказалъ:
   -- Сохрани деньги, пока я не съѣзжу, а затѣмъ, когда я вернусь, то возьму ихъ отъ тебя.
   Онъ ушелъ, а я приготовилъ ему деньги, сталъ его ждать, но онъ не возвращался опять цѣлый мѣсяцъ и затѣмъ, придя ко мнѣ, сказалъ:
   -- Ну, завтра я возьму отъ тебя деньги.
   Онъ ушелъ, а я приготовилъ деньги и сѣлъ въ ожиданіи его.
   Онъ снова не являлся цѣлый мѣсяцъ, а я говорилъ въ душѣ:
   "Поистинѣ этотъ молодой человѣкъ черезчуръ щедръ".
   Чрезъ мѣсяцъ онъ пришелъ въ богатой одеждѣ, красивый, какъ ясный мѣсяцъ, точно онъ только что выкупался, съ румяными щеками, чистымъ челомъ и съ родинкой, напоминающей шарикъ сѣрой амбры. Увидавъ его, я поцѣловалъ его руку и призвалъ на него благословеніе Аллаха.
   -- О, господинъ мой!-- сказалъ я ему, -- неужели не возьмешь ты свои деньги?
   -- Потерпи немного,-- отвѣчалъ онъ,-- пока я не окончу всѣхъ своихъ дѣлъ, послѣ чего я и возьму ихъ.
   Сказавъ это, онъ ушелъ, а я подумалъ:
   "Клянусь Аллахомъ, когда онъ придетъ, я хорошенько угощу его за ту выгоду, которую онъ доставилъ мнѣ своими деньгами, такъ какъ я получилъ на нихъ крупные барыши".
   Въ концѣ года онъ вернулся, одѣтый еще богаче прежняго, и я заклиналъ его, чтобы онъ пришелъ ко мнѣ въ гости.
   -- Приду только на томъ условіи, -- отвѣчалъ онъ, -- чтобы ты ничего не тратилъ изъ моихъ денегъ, доставшихся тебѣ.
   -- Хорошо,-- сказалъ я и, посадивъ его, подалъ дорогихъ яствъ и напитковъ и другого угощенія и, поставивъ все передъ нимъ, сказалъ:-- во имя Аллаха!
   Онъ подвинулся къ столу и, протянувъ лѣвую руку, сталъ ѣсть со мною, чему я не мало былъ удивленъ 10).
   Окончивъ ѣду, онъ вымылъ руку, и я подалъ ему полотенце, чтобы вытереться. Мы сѣли бесѣдовать, и я сказалъ ему:
   -- О, господинъ мой, разрѣши мое сомнѣніе. Почему ты ѣшь лѣвой рукой? Вѣроятно, у тебя болитъ правая рука?
   Выслушавъ меня, онъ высвободилъ руки изъ рукава 11) и я увидалъ... что кисти руки у него нѣтъ. Это меня очень удивило.
   -- Не удивляйся,-- сказалъ онъ,-- и не думай, что я ѣлъ съ тобой лѣвой рукой изъ кичливости. Лучше подивись причинѣ, изъ-за которой я лишился руки.
   -- А что это была за причина?-- сказалъ я.
   Онъ отвѣчалъ мнѣ такъ:
   -- Знай, что я изъ Багдада; мой отецъ былъ однимъ изъ важнѣйшихъ людей города; и когда я достигнулъ зрѣлыхъ лѣтъ, я слышалъ, какъ путешественники и купцы разговаривали объ Египтѣ, и слова ихъ глубоко запали мнѣ въ душу. Когда отецъ мой умеръ, я взялъ значительную сумму денегъ и приготовилъ товаровъ, состоявшихъ изъ багдадскихъ и эль-мазильскихъ тканей и тому подобныхъ дорогихъ вещей, и, уложивъ ихъ, выѣхалъ изъ Багдада, и Господь сохранилъ меня до тѣхъ поръ, пока я не прибылъ сюда въ городъ.
   Сказавъ это, онъ заплакалъ и повторилъ слѣдующіе стихи:
   
   Слѣпой удачно обошелъ колодецъ,
   Въ который, зрячій, идучи, свалился,
   И человѣкъ безъ всякихъ знаній можетъ
   Поставить словомъ мудреца втупикъ.
   Лишь скудное добудетъ пропитанье
   Тотъ, чья душа полна глубокой вѣры,--
   Въ то время, какъ безвѣрный нечестивецъ
   Всеобщимъ покровительствомъ владѣетъ.
   Лишь Всемогущій Богъ опредѣляетъ
   Тотъ трудъ, которымъ человѣку
   Даруется свобода отъ нужды.
   
   -- Я въѣхалъ въ Каиръ,-- продолжалъ молодой человѣкъ,-- и сложилъ товары въ Месрурскій ханъ 12) и, распаковавъ свои ткани, я разложилъ ихъ по кладовымъ, затѣмъ далъ денегъ слугѣ, приказавъ ему купить намъ что-нибудь поѣсть, послѣ чего я немного вздремнулъ и, вставъ, отправился въ БейнъЭль-Казрамъ 13). Вернувшись домой, я легъ спать, а на слѣдующее утро развернулъ кусокъ ткани и подумалъ: "Я пойду по базарнымъ улицамъ и посмотрю, что тутъ за торговля". Взявъ нѣсколько кусковъ матеріи, я приказалъ своимъ слугамъ нести ихъ и шелъ до тѣхъ поръ, пока не добрался до Кейзареехъ Джахаркоса 14), гдѣ ко мнѣ подошли маклеры, уже слыхавшіе о моемъ прибытіи, и, взявъ отъ меня матеріи, пустили ихъ въ продажу, но за нихъ предлагали меньше, чѣмъ онѣ стоили первоначально. Послѣ этого старшій маклеръ сказалъ мнѣ:
   -- Я знаю, о, господинъ мой, какимъ образомъ ты можешь устроить выгодное дѣло. Тебѣ будетъ выгоднѣе, если ты сдѣлаешь, какъ другіе купцы, и отдашь товары свои въ кредитъ на извѣстные сроки, заключивъ условіе при денежномъ маклерѣ, свидѣтелѣ-мѣнялѣ, и будешь получать частями каждый отвергъ и понедѣльникъ. Такимъ образомъ, ты наживешь на каждую серебряную монету по такой же монетѣ и, кромѣ того, ты будешь имѣть возможность насладиться удовольствіями Египта и Нила.
   -- Совѣтъ этотъ хорошъ, -- отвѣчалъ я и, взявъ съ собою въ ханъ маклеровъ, при ихъ посредствѣ я отправилъ матеріи въ Кейзареехъ, гдѣ и продалъ ихъ купцамъ, написавъ расписки и передавъ ихъ мѣнялѣ, который, въ свою очередь, далъ мнѣ расписку. Вернувшись въ ханъ, я пробылъ тамъ нѣсколько дней и ежедневно выпивалъ за завтракомъ чарку вина и ѣлъ баранину и какое-нибудь сладкое блюдо, приготовленное для меня, пока не прошелъ мѣсяцъ и, по условію, я не получилъ право брать деньги за свои товары. Каждый четвергъ и понедѣльникъ я садился въ лавки купцовъ, а денежный маклеръ и мѣняла приносили мнѣ деньги.
   Однажды я отправился въ баню и, вернувшись въ ханъ, пошелъ къ себѣ въ комнату и, выпивъ чарку вина, заснулъ. Проснувшись, я съѣлъ курццу 15), и, надушившись духами, пошелъ въ лавку купца, по имени Бедръ-Эдъ-Динъ-Садовникъ16), который, увидавъ меня, поклонился мнѣ, и мы сѣли у него въ лавкѣ и стали бесѣдовать. Во время нашей бесѣды явилась какая-то женщина и сѣла подлѣ меня. У нея былъ на головѣ платокъ, надѣтый немного набекрень, и запахъ тонкихъ духовъ распространялся отъ нея.
   Когда она приподняла свой изаръ и показала мнѣ свои черные глаза, то красота ея и привлекательность свели меня съ ума. Она поклонилась Бедръ-Эдъ-Дину, и онъ, отвѣтивъ на ея поклонъ, сталъ говорить съ нею; услыхавъ ея голосъ, я окончательно влюбился въ нее.
   -- Нѣтъ ли у тебя матеріи,-- сказала она тогда Бедръ-ЭдъДину,-- затканной чистыми золотыми нитками?
   Онъ досталъ ей кусокъ, а она сказала:
   -- Могу я взять его и потомъ прислать тебѣ деньги?
   -- Нѣтъ, нельзя, о, госпожа моя,-- отвѣчалъ онъ,-- потому что вотъ хозяинъ матеріи, и деньги за нее я долженъ отдать ему.
   -- Ахъ ты, несчастный!-- вскричала она.-- Точно я много разъ не брала отъ тебя товаровъ и не присылала тебѣ потомъ денегъ, сколько ты за нихъ требовалъ.
   -- Это вѣрно, -- отвѣчалъ онъ, -- но сегодня мнѣ деньги нужны.
   Она схватила кусокъ матеріи и швырнула его ему прямо въ грудь, сказавъ:
   -- Поистинѣ подобные вамъ люди не умѣютъ уважать порядочныхъ людей.
   Она встала и пошла изъ лавки, а я почувствовалъ, что вмѣстѣ съ нею отлетала моя душа, и вскочивъ на ноги, сказалъ:
   -- О, госпожа моя! Брось на меня милостивый взоръ и останови благородныя стопы твои.
   Она вернулась, улыбнулась и сказала:
   -- Возвращаюсь ради тебя.
   Она сѣла насупротивъ меня на скамью лавки.
   -- Какую цѣну,-- сказалъ я Бедръ-Эдъ-Дину,-- полагаешь ты возможнымъ дать за эту матерію?
   -- Тысячу сто серебряныхъ монетъ,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Слѣдовательно, на твою долю,-- сказалъ я ему,-- придется сто серебряныхъ монетъ. Ну такъ дай мнѣ бумаги, и я напишу тебѣ записку на эти деньги.
   Я взялъ отъ него матерію и собственноручно написалъ ему расписку, а матерію передалъ незнакомкѣ, сказавъ ей:
   -- Возьми ее и уходи. Плату за нее, если хочешь, можешь принести мнѣ сюда въ лавку или если хочешь, то прими ее отъ меня въ подарокъ.
   -- Да наградитъ тебя Господь,-- отвѣчала она,-- и благословитъ тебя за твое добро и пошлетъ мнѣ тебя въ мужья, если услышитъ мою молитву!
   -- О, госпожа моя, -- сказалъ я, -- прими этотъ кусокъ матеріи и еще другой, только позволь мнѣ взглянуть на твое лицо.
   Она подняла свое покрывало, и когда я увидалъ ея лицо, то въ глазахъ у меня потемнѣло, и любовь до такой степени овладѣла моимъ сердцемъ, что я лишился разсудка.
   Она еще разъ приподняла покрывало и, взявъ матерію, сказала:
   -- О, господинъ мой, не приводи меня въ отчаяніе.
   Такимъ образомъ она удалилась, а я продолжалъ сидѣть на базарной улицѣ, пока не миновалъ часъ послѣ полуденной молитвы и все никакъ не могъ прійти въ себя отъ любви. Не помня себя отъ страсти и прежде чѣмъ отправиться домой, я спросилъ у купца, кто эта женщина?
   -- Она очень богатая особа, дочь одного умершаго эмира, оставившаго ей крупное состояніе.
   Простившись съ нимъ, я вернулся къ себѣ въ ханъ, гдѣ предо мною поставили ужинъ, но, думая о незнакомкѣ, я ничего не могъ ѣсть! Когда я легъ спать, сонъ бѣжалъ отъ меня, и я пролежалъ до самаго утра. Утромъ я всталъ и надѣлъ одежду, по не ту, въ которой ходилъ наканунѣ. Выпивъ чашу вина и позавтракавъ немного, я пошелъ снова въ лавку купца и, поздоровавшись, снова сѣлъ съ нимъ. Незнакомка скоро появилась, одѣтая гораздо наряднѣе прежняго и въ сопровожденіи дѣвочки рабыни; опустившись на скамью, она поклонилась мнѣ, а не Бедръ-Эдъ-Дину, и заговорила такимъ голосомъ, слаще котораго я ничего въ жизни не слыхивалъ.
   -- Пошли ко мнѣ кого-нибудь,-- сказала она,-- чтобы получить тысячу двѣсти серебряныхъ монетъ, плату за матерію.
   -- Къ чему такъ спѣшить?-- сказалъ я.
   -- Я не хочу лишиться тебя,-- отвѣчала она.
   Она подала мнѣ деньги, и мы продолжали сидѣть и разговаривать. Я знакомъ выразилъ ей свое желаніе посѣтить ее. Она поняла меня и торопливо встала, выказывая этимъ, что недовольна моимъ намекомъ. Сердце мое заныло, и я пошелъ вслѣдъ за нею но базарной улицѣ. Вдругъ ко мнѣ подошла какая-то дѣвочка-рабыня и сказала:
   -- О, господинъ мой, не пойдешь ли ты но приглашенію моей госпожи?
   Я очень удивился и отвѣчалъ:
   -- Зачѣмъ мнѣ итти? Здѣсь меня никто не знаетъ.
   -- Какъ, однакоже, скоро, -- сказала она, -- ты забылъ ее. Моя госпожа и есть та особа, которая была сегодня въ лавкѣ Бедръ-Эдъ-Дина.
   Я пошелъ вслѣдъ за дѣвочкой, пока мы не пришли къ мѣняламъ и тамъ встрѣтились съ ея госпожой. Увидавъ меня, она подозвала къ себѣ и сказала:
   -- О, возлюбленный мой, ты ранилъ мое сердце, и оно воспламенилось любовью къ тебѣ. Съ тѣхъ поръ, какъ я въ первый разъ увидала тебя, я не могу ни спать, ни ѣсть, ни.пить.
   -- Я чувствую и страдаю точно такъ же, какъ и ты, и стоитъ на меня взглянуть, чтобы убѣдиться въ справедливости моихъ словъ.
   -- Позволишь ли ты мнѣ, возлюбленный мой, -- спросила она,-- посѣтить тебя, или ты придешь ко мнѣ, такъ какъ бракъ нашъ долженъ быть тайнымъ?
   -- Я -- пріѣзжій и помѣщенія своего у меня здѣсь нѣтъ,-- отвѣчалъ я,-- такъ какъ я остановился просто въ ханѣ. Если ты позволишь мнѣ пойти къ тебѣ, то я буду вполнѣ счастливъ.
   -- Хорошо, -- отвѣчала она,-- но вѣдь сегодня канунъ пятницы и до завтра предпринимать мы ничего не будемъ. Завтра же, послѣ молитвы, садись на своего осла и спроси, какъ тебѣ проѣхать въ Габбанаехъ, а пріѣхавъ туда, спроси домъ, называемый Каахомъ 17) Вакарата Пакиба 18), по прозвищу Абу-Шамехъ. Въ томъ домѣ я живу; и не медли, потому что я нетерпѣливо буду ждать тебя.
   Услыхавъ это, я страшно обрадовался, и мы разстались. Я вернулся въ ханъ, гдѣ остановился. Всю ночь я глазъ не могъ сомкнуть и всталъ, лишь только стало смеркаться, перемѣнилъ одежду и, надушившись водами и тонкими духами, я завернулъ въ платокъ пятьдесятъ червонцевъ и прошелъ изъ хана въ Бабъ-Зувейлехъ 19), гдѣ я сѣлъ на осла и сказалъ погонщику:
   -- Пойдемъ со мною въ Габбанаехъ.
   Онъ въ тотъ же мигъ пустился въ путь и очень скоро остановился у переулка Дарбъ Эль-Мунакери.
   -- Войди въ этотъ переулокъ, -- сказалъ я ему, -- и узнай, гдѣ тутъ Каахъ Накиба.
   Его отсутствіе продолжалось очень недолго и, затѣмъ вернувшись, онъ сказалъ:
   -- Вставай!
   -- Ну, такъ веди меня въ Каахъ,-- сказалъ я.
   И онъ повелъ меня къ дому, гдѣ я сказалъ ему:
   -- Завтра пріѣзжай за мной, чтобы отвезти меня обратно.
   -- Во имя Аллаха, -- отвѣчалъ онъ и, получивъ отъ меня монету, ушелъ.
   Я постучался въ дверь, и ко мнѣ вышли двѣ молоденькія дѣвочки служанки.
   -- Входи, -- сказали онѣ мнѣ, -- такъ какъ наша госпожа ждетъ тебя и отъ чрезмѣрной любви къ тебѣ она не спала всю ночь.
   Я вошелъ въ пріемную съ семью дверями; кругомъ окна со ставнями выходили въ садъ, гдѣ росли всевозможные фрукты, пѣли птицы и журчали ручейки. Садъ былъ выложенъ царскимъ гипсомъ, гладкимъ, какъ зеркало 20). Потолокъ пріемной былъ расписанъ золотомъ, и кругомъ него шли надписи золотыми буквами по ультрамариновому фону. Все было такъ красиво, что бросалось въ глаза. Посреди пола изъ разноцвѣтнаго мрамора билъ фонтанъ, съ четырьмя змѣями изъ червоннаго золота, выбрасывавшими по угламъ бассейна изо рта струи чистой воды. Часть гостиной была покрыта шелковыми коврами и матрацами.
   Только что я сѣлъ, какъ вошла хозяйка дома и подошла ко мнѣ. На головѣ у нея была надѣта корона съ жемчугомъ и брильянтами 21), ноги и руки ея были выкрашены, а на груди красовались золотыя украшенія. Увидавъ меня, она улыбнулась, обняла меня и сказала:
   -- Такъ ты, въ самомъ дѣлѣ, пришелъ-таки ко мнѣ. Такъ это не сонъ?
   -- Я -- рабъ твой,-- отвѣчалъ я.
   -- Милости просимъ,-- сказала она.-- Поистинѣ съ той минуты, какъ я увидала тебя впервые, я лишилась сна и аппетита.
   -- И я точно такъ же,-- отвѣчалъ я.
   -- Мы сѣли бесѣдовать, и я отъ застѣнчивости сидѣлъ; наклонивъ голову до земли, но вскорѣ передъ нами поставили обѣдъ, состоявшій изъ превосходныхъ кушаній, изъ разныхъ соусовъ и рубленаго мяса и фаршированной птицы. Я ѣлъ съ нею до тѣхъ поръ, пока не насытился. Послѣ этого намъ принесли тазъ и рукомойникъ, и я вымылъ себѣ руки, и мы надушились розовой водой съ мускусомъ, и снова сѣли бесѣдовать и говорить другъ съ другомъ о любви, и любовь къ ней такъ охватила меня, что все мое богатство казалось мнѣ ничтожествомъ въ сравненіи съ нею. Такимъ образомъ проводили мы время, пока не стало смеркаться, и рабыни не принесли намъ ужинъ и вина, и мы пили до полуночи. Никогда въ жизни не проводилъ я подобной ночи. Съ наступленіемъ утра, я всталъ и, бросивъ ей платокъ съ пятьюдесятью червонцами 22), простился съ ней и пошелъ, а она заплакала и сказала:
   -- О, господинъ мой, когда же увижу я твое милое лицо?
   -- Въ началѣ сегодняшней ночи я буду съ тобой,-- отвѣчалъ я.
   Выйдя изъ дому, я увидалъ, что хозяинъ осла, который привезъ меня наканунѣ, дожидался меня у двефей. Я сѣлъ на осла и вернулся въ Месрурскій ханъ, гдѣ я сошелъ, и, давъ ему получервонецъ, сказалъ:
   -- Къ солнечному закату будь здѣсь.
   -- Какъ прикажешь,-- отвѣчалъ онъ.
   Я вошелъ въ ханъ и позавтракалъ, а затѣмъ пошелъ собирать деньги за свои товары, послѣ чего вернулся. Для жены своей я приготовилъ жаренаго барана и купилъ сластей. Позвавъ носильщика, я описалъ ему, какъ найти домъ, и заплатилъ за труды. Послѣ этого я вплоть до заката солнца занимался своими дѣлами, и когда явился погонщикѣ съ осломъ, я взялъ пятьдесятъ червонцевъ и завернулъ ихъ въ платокъ. Войдя въ домъ, я увидалъ, что мраморъ вымытъ, а вся посуда вычищена какъ желѣзная, такъ и мѣдная, лампы заправлены, и свѣчи зажжены, ужинъ поданъ, и вино налито. Жена, увидавъ меня, обняла меня и сказала:
   -- Твоимъ отсутствіемъ ты привелъ меня въ отчаяніе!

   Столы были поставлены передъ нами, и мы поѣли, пока не насытились, и маленькія рабыни унесли первый столъ и поставили передъ нами столъ съ виномъ, и мы стали пить вино и угощаться сухими фруктами и весело болтали до полуночи. Проспавъ до утра, я всталъ и, отдавъ ей, какъ прежде, пятьдесятъ червонцевъ, оставилъ ее.
   Такимъ образомъ жилъ я долгое время, пока, проснувшись однажды, я не оказался не только безъ единой золотой монеты, но и безъ серебряной, и подумалъ въ душѣ:
   "Это дѣло дьявола", и повторилъ такіе стихи:
   
   Лишаетъ бѣдность человѣка блеска,
   Бываетъ желтымъ солнце въ часъ заката..
   Когда уходитъ онъ, то никто
   Отсутствія его не замѣчаетъ;
   Когда онъ возвращается, онъ доли
   Въ различныхъ развлеченьяхъ не имѣетъ.
   Идя порой по улицамъ базара,
   Старается пройти онъ незамѣтно,
   А въ улицахъ пустынныхъ льетъ онъ слезы.
   Клянусь Аллахомъ, всякій человѣкъ,
   Который нищетою зараженъ,
   И для родныхъ своихъ совсѣмъ чужой.
   
   Размышляя такимъ образомъ, я прошелъ сначала въ Бейнъ-Эль-Казреинъ, а потомъ прошелъ въ Бабъ-Зувайлехъ, гдѣ стояла цѣлая толпа народа, такъ что въ ворота не было прохода, и судьбѣ угодно было, чтобъ я увидалъ кавалериста и, неумышленно столкнувшись съ нимъ, я ощупалъ его карманъ и увидалъ, что въ немъ лежалъ кошелекъ, который я и вынулъ. Но кавалеристъ тотчасъ же почувствовалъ, что кошелька у него не стало, и, сунувъ руку въ карманъ, удостовѣрился въ его исчезновеніи. Онъ тотчасъ же взглянулъ на меня, поднялъ руку Съ булавой23) и ударилъ меня ею по головѣ. Я тутъ же упалъ, а народъ окружилъ насъ и схватилъ лошадь кавалериста подъ уздцы.
   -- На основаніи чего ударилъ ты этого молодого человѣка?-- спросили его.
   -- Онъ -- грабитель!-- крикнулъ онъ имъ въ отвѣтъ.
   -- Это очень приличный молодой человѣкъ, -- возразили ему, -- и не можетъ быть грабителемъ.
   Одни ему повѣрили, а другіе не повѣрили, и все-таки послѣ кое-какихъ переговоровъ меня потащили, чтобы выпустить, но судьбѣ угодно было, чтобы въ это самое время появился вали, окруженный своими помощниками и, увидавъ, что я окруженъ народомъ, онъ спросилъ:
   -- Это что такое?
   -- Клянусь Аллахомъ, о, эмиръ,-- отвѣчалъ кавалеристъ,-- этотъ человѣкъ грабитель; у меня въ карманѣ былъ кошелекъ съ двадцатью червонцами, и онъ вытащилъ его у меня во время толкотни.
   -- Съ тобою былъ еще кто-нибудь?-- спросилъ вали.
   -- Никого, -- отвѣчалъ кавалеристъ.
   Вали крикнулъ одному изъ своихъ служителей:
   -- Возьмите его и обыщите!
   Меня схватили и лишили возможности оправдываться, а вали продолжалъ:
   -- Вынимай все, что у него найдешь въ карманахъ.
   Послѣ этого у меня тотчасъ же нашли кошелекъ, и вали, взявъ его, сосчиталъ деньги и увидѣлъ, что въ немъ ровно двадцать червонцевъ, какъ показывалъ кавалеристъ. Взбѣшенный вали крикнулъ своимъ помощникамъ:
   -- Ведите его сюда!
   Меня подвели къ нему.
   -- О, молодой человѣкъ, скажи мнѣ правду, -- сказалъ онъ мнѣ,-- ты укралъ этотъ кошелекъ?
   Я же опустилъ голову до земли, думая въ это время: "Если я скажу, что не укралъ, то это будетъ совершенно безполезно, такъ какъ кошелекъ вынутъ у меня изъ кармана, а если я сознаюсь, то попаду въ бѣду". Я поднялъ голову и проговорилъ:
   -- Да, я укралъ его.
   Вали не мало удивился, услыхавъ мое сознаніе, и тотчасъ же созвалъ свидѣтелей, удостовѣрившихъ, что я точно сознался. Все это случилось въ Бабъ-Зувайлехѣ. Вали приказалъ палачу отрубить мнѣ правую руку24), и тотъ отрубилъ мнѣ ее. Кавалеристъ же сжалился надо мною, и меня не казнили только по его просьбѣ25). Вали оставилъ насъ и прослѣдовалъ дальше. Народъ же продолжалъ тутъ толпиться и далъ мнѣ выпить вина, а кавалеристъ отдалъ мнѣ кошелекъ, говоря:
   -- Ты такой приличный юноша, что тебѣ не подобаетъ быть воромъ.
   Я взялъ отъ него кошелекъ и сказалъ ему слѣдующіе стихи:
   
   Клянусь Аллахомъ, господинъ мой добрый,
   Что не былъ я разбойникомъ, что воромъ
   Я тоже не былъ, лучшій изъ людей.
   Рѣшенье злого рока погубило
   Меня и отдало меня во власть
   Заботъ, тревогъ и нищеты глубокой.
   Не я, а Богъ пустилъ стрѣлу изъ лука,
   Которая на головѣ моей
   Вмигъ раздробила царскій мой вѣнецъ.
   
   Отдавъ мнѣ кошелекъ, кавалеристъ тоже уѣхалъ. Я же прежде всего завернулъ въ тряпку отрубленную руку26) и положилъ ее себѣ за пазуху. Лицо у меня осунулось и щеки поблѣднѣли вслѣдствіе страданій. Придя въ Каахъ и не помня себя, я бросился на постель. Жена, замѣтивъ, какъ я измѣнился въ лицѣ, сказала мнѣ:
   -- Что съ тобой? Отчего ты такъ перемѣнился?
   -- У меня голова болитъ, и мнѣ нездоровится,-- отвѣчалъ я.
   Услыхавъ это, она испугалась и, тревожась за меня, сказала:
   -- Ахъ, не терзай ты моего сердца, о, мой господинъ! Сядь! Подними голову и скажи мнѣ, что случилось сегодня съ тобой. По твоему лицу я читаю, что что-то произошло.
   -- Лучше не говори со мной, -- отвѣчалъ я.
   Она заплакала.
   -- Кажется, что я надоѣла уже тебѣ,-- сказала она,-- такъ какъ я вижу, что сегодня ты сталъ совсѣмъ другимъ.
   Она еще сильнѣе заплакала и продолжала разспрашивать меня, но я ничего не отвѣчалъ, пока не начало смеркаться, и она поставила передо мною ужинъ, но я не сталъ ѣсть его изъ боязни, что она увидитъ, что я ѣмъ лѣвой рукой, и отвѣчалъ ей, что я не хочу ѣсть.
   -- Ну, скажи мнѣ,-- снова начала она просить меня, -- что съ тобою случилось сегодня, и почему ты такой блѣдный и разстроенный?
   -- Я когда-нибудь разскажу тебѣ, -- отвѣчалъ я.
   -- Выпей, -- сказала она, пододвигая ко мнѣ вино.-- Вино подкрѣпитъ тебя, и разскажи мнѣ свою исторію.
   -- Если ужъ этому суждено быть, -- отвѣчалъ я, -- то дай мнѣ выпить твоими руками.
   Она наполнила чашу и выпила и затѣмъ снова наполнила и подала мнѣ, а я, взявъ чашу лѣвой рукой, со слезами на глазахъ сказалъ слѣдующіе стихи:
   
   Когда Творецъ желаетъ человѣку,
   Который слухомъ одаренъ и зрѣньемъ,
   И разумомъ, путь правый указать,
   Онъ разумъ, слухъ и зрѣнье отнимаетъ
   На время у него для указанья
   Невѣрности судьбы, затѣм
    Онъ возвращаетъ прежній видъ ему;
   Должно то испытанье послужить
   Ему урокомъ для дальнѣйшей жизни.
   
   Сказавъ это, я снова заплакалъ, а она, услыхавъ, громко вскрикнула и сказала
   -- О чемъ ты плачешь? Ты сжигаешь мнѣ сердце! И зачѣмъ взялъ ты чашу лѣвой рукой?
   -- На правой рукѣ у меня чирей,-- отвѣчалъ я.
   -- Ну, покажи мнѣ, -- продолжала она, -- я проколю его.
   -- Еще теперь рано прокалывать его,-- отвѣчалъ я,-- и не разспрашивай меня, потому что я его не покажу.
   Я выпилъ чашу, а она снова наполнила ее и продолжала подливать вина до тѣхъ поръ, пока я не опьянился и не заснулъ на томъ же мѣстѣ, на которомъ сидѣлъ, вслѣдствіе чего она увидала, что у меня нѣтъ кисти правой руки, а обыскавъ меня, она нашла кошелекъ съ двадцатью червонцами.
   Трудно выразить, какъ она огорчилась, увидавъ все это; всю ночь провела она въ страшной тревогѣ. Утромъ, проснувшись, я увидалъ, что она приготовила мнѣ кушанье изъ четырехъ куръ, которое и поставила передо мною. Послѣ этого она дала мнѣ выпить вина. Я же, поѣвъ и выпивъ, положилъ кошелекъ и хотѣлъ уйти, но она сказала мнѣ:
   -- Куда ты хочешь уходить?
   -- Туда, гдѣ я могъ бы успокоить тревогу, гнетущую мое сердце, -- отвѣчалъ я.
   -- Не уходи, а лучше сядь.
   Я сѣлъ, а она сказала мнѣ:
   -- Неужели любовь твоя ко мнѣ была такъ сильна, что ты потратилъ на меня все свое состояніе и потерялъ даже руку? Поэтому я беру тебя въ свидѣтели противъ себя, и пусть Самъ Богъ будетъ свидѣтелемъ, что я никогда не брошу тебя, и ты увидишь, какъ я сумѣю быть вѣрна своему слову.
   Вслѣдъ за этимъ она послала за свидѣтелями, которымъ и сказала:
   -- Напишите контрактъ моего брака съ этимъ молодымъ человѣкомъ и включите въ него, что приданое мною получено.
   Они исполнили ея желаніе, послѣ чего она сказала:
   -- Будьте свидѣтелями, что все мое богатство, находящееся въ этомъ сундукѣ, и всѣ мои мамелюки и рабыни принадлежатъ этому молодому человѣку.
   Вслѣдствіе этого они заявили, что свидѣтельствуютъ объ ея желаніи, а я принялъ имущество, и они ушли, получивъ плату за свои труды. Она же, взявъ меня за руку, повела въ кладовую, гдѣ, открывъ большой сундукъ, сказала:
   -- Посмотри, что въ этомъ сундукѣ!
   Я заглянулъ въ сундукъ и увидалъ, что онъ полонъ платковъ.
   -- Это твоя собственность, -- сказала она.-- Все это я получила отъ тебя. Каждый разъ, какъ ты оставлялъ мнѣ платокъ съ завернутыми пятьюдесятью червонцами, я развертывала ихъ и бросала въ этотъ сундукъ. Бери свою собственность, потому что Господь возвратилъ ее тебѣ, и ты теперь богатый человѣкъ. Судьба нанесла тебѣ ударъ, лишивъ тебя правой руки, и въ этомъ я не могу помочь тебѣ. Если бъ я даже пожертвовала для тебя своею жизнью, то все-таки твое великодушіе превзошло бы мое. Такъ прими же свое достояніе, -- прибавила она,
   Я принялъ сундукъ съ своими деньгами, къ которымъ она прибавила деньги и изъ своего сундука. Сердце мое возликовало, всякая тревога успокоилась, и я, подойдя, поцѣловалъ ее, а чтобы развеселиться, выпилъ съ ней вина.
   -- Ты пожертвовалъ всѣмъ своимъ богатствомъ и своей правой рукой изъ-за любви ко мнѣ,-- сказала она,-- какъ же мнѣ вознаградить тебя? Клянусь Аллахомъ, если бъ я отдала за тебя жизнь свою, то это было бы слишкомъ мало, и ты не былъ бы удовлетворенъ.
   Послѣ этого она написала бумагу, которой передавала мнѣ все свое имущество: драгоцѣнности, дома, земли, мамелюковъ и рабынь, и всю ночь горевала обо мнѣ, узнавъ, какимъ образомъ я потерялъ руку.
   Послѣ этого мы прожили менѣе мѣсяца, въ продолженіе котораго она начала прихварывать все сильнѣе и сильнѣе и, наконецъ, совсѣмъ заболѣла, а по прошествіи пятидесяти дней переселилась въ иной міръ. Я сдѣлалъ похороны и предалъ тѣло ея землѣ и, нанявъ читальщиковъ для чтенія Корана и раздавъ значительную сумму бѣднымъ, я вернулся съ кладбища и нашелъ, что жена моя была очень богата. У нея были дома, земли и, между прочимъ, склады кунджута, часть котораго я продалъ тебѣ, и до сихъ поръ не могъ свести съ тобой счетовъ только потому, что былъ занятъ продажею оставшагося у меня остального кунджута, плату за который я до сихъ поръ еще не получилъ. Теперь же мнѣ хочется, чтобы ты не возражалъ мнѣ противъ того, что я скажу тебѣ. Я ѣлъ у тебя и оставляю тебѣ деньги, полученныя за кунджутъ, бывшія до сихъ поръ у тебя въ рукахъ. Такъ вотъ почему и ѣмъ я лѣвой рукой.
   -- Ты отнесся ко мнѣ милостиво и великодушно, -- отвѣчалъ я.
   -- Ѣдемъ со мною ко мнѣ на родину, -- сказалъ онъ мнѣ тогда, -- такъ какъ я накупилъ товара въ Каирѣ и Александріи. Хочешь отправиться со мною?
   -- Хочу, -- отвѣчалъ я, и обѣщалъ ему быть готовымъ къ первому дню слѣдующаго мѣсяца.
   Такимъ образомъ я продалъ все, что имѣлъ, и, купивъ на вырученныя деньги товары, отправился съ молодымъ человѣкомъ мода, гдѣ онъ продалъ свои товары и вмѣсто нихъ купилъ другіе, послѣ чего онъ вернулся въ Египетъ. Мнѣ же судьбой было рѣшено остаться здѣсь и испытать то, что случилось со мной сегодня ночью, вдалекѣ отъ моей родины. Ну, скажи же, о, царь вѣковъ, развѣ эта исторія не удивительнѣе исторіи горбуна?
   -- Всѣхъ васъ надо повѣсить, -- отвѣчалъ султанъ.
   Послѣ этого къ султану приблизился надсмотрщикъ и сказалъ:
   -- Если позволишь, то я разскажу тебѣ исторію, которую мнѣ случилось услыхать какъ разъ передъ тѣмъ, какъ я нашелъ этого горбуна, и если она покажется тебѣ болѣе любопытной, чѣмъ событія, относящіяся къ нему, то даруй намъ нашу жизнь.
   -- Разсказывай твою исторію, -- отвѣчалъ султанъ.
   И онъ разсказалъ слѣдующее:
   

Разсказъ надсмотрщика султана.

   -- Вчерашній вечеръ я провелъ въ обществѣ, которое праздновало чтеніе Корана 27), для чего были собраны профессора богословія и законовѣдѣнія, и когда чтеніе было окончено, то прислуга накрыла на столъ и между другими кушаньями былъ поданъ зирбаехъ 28). Мы подошли, чтобы приступить къ зирбаеху, но одинъ изъ гостей отступилъ назадъ и отказался отвѣдать его. Мы стали уговаривать его, но онъ отвѣчалъ намъ:
   -- Не уговаривайте меня, я достаточно натерпѣлся изъ-за этого кушанья.
   Поѣвъ зирбаеха, мы обратились къ нему съ такими словами;
   -- Ради Аллаха, разскажи намъ, почему ты не хочешь ѣсть этого кушанья?
   -- Потому что,-- отвѣчалъ онъ, -- я не могу ѣсть его, не вымывъ сорокъ разъ руки щелокомъ, сорокъ разъ кипарисомъ и сорокъ разъ мыломъ, т.-е. сто двадцать разъ.
   Услыхавъ это, хозяинъ дома приказалъ своимъ слугамъ принести воды и всего, что, нужно, и онъ вымылъ руки условленное число разъ и сѣлъ къ столу съ очевиднымъ отвращеніемъ. Онъ съ нѣкоторою боязнью протянулъ руку и, взявъ зирбаеху, принялся его ѣсть, а мы всѣ съ удивленіемъ смотрѣли на него. Рука его дрожала, и когда онъ протянулъ ее, то мы увидали, что большой палецъ его руки былъ отрубленъ, и онъ ѣлъ четырьмя пальцами.
   -- Аллахомъ умоляемъ тебя,-- сказали мы ему,-- разскажи намъ, куда дѣвались твои пальцы. Созданъ ли ты такъ Богомъ или съ тобой случилось какое-нибудь несчастіе?
   -- О, братья мои, -- отвѣчалъ онъ, -- я не только лишился большого пальца правой руки, но и большого пальца лѣвой руки, и по пальцу съ каждой ноги. Вотъ смотрите, -- прибавилъ онъ, показывая намъ другую руку, которая оказалась тоже безъ пальца, какъ оказались и ноги.
   При видѣ этого мы сильно удивились и сказали ему:
   -- Нетерпѣливо желаемъ услышать твою исторію и твое объясненіе, какимъ образомъ ты лишился пальцевъ и почему ты моешь сто двадцать разъ руки?
   Онъ началъ такъ:
   -- Знайте, что отецъ мой былъ крупнымъ купцомъ города Багдада во времена калифа Гарунъ-Эръ-Рашида, но онъ имѣлъ несчастную слабость къ вину и къ игрѣ на лютнѣ и послѣ своей смерти не оставилъ ничего. Я похоронилъ его и нанялъ чтецовъ, чтобы они читали послѣ него Коранъ и, проплакавъ о немъ нѣсколько дней и ночей, я открылъ лавку и нашелъ, что въ лавкѣ очень мало товаровъ, и что долговъ у него много. Я уговорилъ кредиторовъ повременить и сталъ ревностно продавать и покупать недѣля за недѣлей и уплачивать кредиторамъ 29).
   Такъ я велъ дѣла до тѣхъ поръ, пока не заплатилъ всѣ долги и не увеличилъ своего капитала. Однажды, сидя у себя въ лавкѣ, я увидалъ такую красивую молодую особу, какой никогда въ жизни не видывалъ. Она ѣхала на мулѣ, одѣтая въ очень богатое платье. Одинъ рабъ шелъ передъ нею, а другой -- позади. У входа на базаръ она останови и Месруръ засмѣялись.
   Они снова нарядились купцами и пришли въ самомъ веселомъ расположеніи духа въ городъ, выйдя изъ дворца въ небольшую калитку. Прійдя.къ Тигру, они нашли дожидавшагося ихъ лодочника. Только что они сѣли въ лодку и отчалили, какъ появилось судно лже-калифа. Пристально посмотрѣвъ на него, они увидали двѣсти мамелюковъ, но не тѣхъ, что были въ предыдущій вечеръ, и двухъ глашатаевъ съ факелами.
   -- Это такое дѣло,-- сказалъ калифъ,-- что я не повѣрилъ бы ему, если бы не видалъ своими собственными глазами. Вотъ тебѣ, шейкъ,-- прибавилъ онъ, обращаясь къ лодочнику,-- десять червонцевъ, подвези насъ къ нимъ; вѣдь они освѣщены, а мы въ темнотѣ, и потому ясно увидимъ ихъ, а они насъ не увидятъ.
   Шейкъ взялъ деньги и, направивъ лодку по рѣкѣ, подъѣхалъ къ судну, но такъ, чтобы не быть замѣченнымъ, и плылъ вслѣдъ за лже-калифомъ, пока всѣ они не подошли къ саду, окруженному высокой каменной стѣной. Судно лже-калифа стало на якорь около людей, стоявшихъ на берегу съ осѣдланнымъ муломъ. Лже-калифъ, выйдя на берегъ, сѣлъ на этого мула и поѣхалъ, окруженный своей свитой, хлопотавшей около него.
   Послѣ этого и Гарунъ-Эръ-Ращидъ тихо вышелъ на берегъ вмѣстѣ съ Джафаромъ и Месруромъ и, протискавшись сквозь толпу мамелюковъ, пошли передъ ними. Но факельщики, увидавъ купцовъ, повидимому, имъ вовсе незнакомыхъ, остались этимъ очень недовольны и приказали привести незнакомцевъ къ лже-калифу, который, увидавъ ихъ, сказалъ:
   -- Какъ вы попали сюда и зачѣмъ пришли?
   -- Мы, государь,-- отвѣчали они,-- иностранные купцы, пріѣхали только сегодня и, отправившись прогуляться, были схвачены твоими людьми и приведены сюда. Вотъ и все.
   -- Ничего дурного съ вами не приключится,-- отвѣчалъ имъ лже-калифъ,-- такъ какъ вы иностранцы; но будь вы изъ Багдада, я отрубилъ бы вамъ головы!-- Затѣмъ, взглянувъ на своего визиря, онъ сказалъ ему:
   -- Возьми съ собой этихъ людей, пусть они будутъ нашими гостями на сегодняшній вечера,.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ визирь.
   Послѣ этого лже-калифъ поѣхалъ далѣе и всѣ двинулись за нимъ, пока не прибыли въ большой, высокій дворецъ, такъ крѣпко выстроенный, какого не бывало и у султана. Дверь въ немъ была изъ индѣйскаго дерева съ украшеніями изъ чистаго золота; въ эту дверь всѣ прошли въ большую пріемную съ возвышеніемъ и съ фонтаномъ посрединѣ. Возвышеніе было покрыто коврами, подушками, обитыми штофной матеріей, и маленькими подушечками и длинными матрацами. Оно было убрано такъ, что поражало своей роскошью, а надъ дверями красовалась слѣдующая надпись:
   
   Судьба одѣла красотою этотъ
   Дворецъ. Да будетъ съ нимъ благословенье
   И миръ! Чудесъ и рѣдкостей онъ полонъ
   До степени такой, что затрудняетъ
   Перо людей при описаньи ихъ.
   
   Лже-калифъ пошелъ въ пріемную и сѣлъ на тронъ, отдѣланный золотомъ и устланный желтымъ шелковымъ ковромъ. Когда собутыльники заняли свои мѣста, и евнухъ сталъ позади трона, прислуга накрыла столы, и всѣ принялись за ѣду. Затѣмъ блюда были сняты, руки вымыты, и слуги принесли вино. Бутылки и кубки были поставлены въ рядъ, и вино передавалось изъ рукъ въ руки, пока не дошло до калифа Гарунъ-Эръ-Рашида, который отказался отъ него, вслѣдствіе чего лже-калифъ спросилъ у Джафара:
   -- Почему товарищъ твой не пьетъ?
   -- О, государь,-- отвѣчалъ визирь,-- онъ давно уже не пьетъ вина.
   -- У насъ есть и другіе напитки,-- сказалъ лже-калифъ,-- есть нѣчто похожее на квасъ.
   Онъ приказалъ подать питье, которое тотчасъ же и принесли, и лже-калифъ, подойдя къ Гарунъ-Эръ-Рашиду и стоя передъ нимъ, сказалъ:
   -- Когда чередъ выпить дойдетъ до тебя, то пей этого напитка.
   Они пили до того, что хмель ударилъ имъ въ голову.
   -- О, Джафаръ,-- сказалъ Гарунъ-Эръ-Рашидъ своему визирю,-- у насъ нѣтъ такой посуды, какъ здѣсь. Какъ бы мнѣ хотѣлось узнать исторію этого молодого человѣка.
   Въ то время, какъ они потихоньку говорили другъ съ другомъ, молодой человѣкъ взглянулъ на нихъ и, увидавъ, что визирь что-то шепчетъ калифу, сказалъ:
   -- Шептаться невѣжливо.
   -- Мы невѣжливости не хотимъ себѣ позволять,-- отвѣчалъ визирь,-- а товарищъ мой говорилъ, что онъ объѣздилъ много странъ и пировалъ со многими царями и великими полководцами, но такихъ пировъ не видывалъ и такого веселаго вечера, какъ сегодня, не проводилъ, за исключеніемъ только того, какъ говорятъ въ Багдадѣ: отъ вина безъ музыки голова болитъ.
   Услыхавъ эти слова, лже-калифъ улыбнулся и разсмѣялся. Онъ держалъ въ рукахъ палку, которой и хлопнулъ по круглой подушкѣ; вслѣдъ за тѣмъ отворилась дверь и изъ нея вышелъ сначала евнухъ съ трономъ изъ слоновой кости и золота въ рукахъ; за нимъ вышла дѣвица удивительной красоты и изящества. Евнухъ поставилъ тронъ, на который сѣла дѣвица, напоминающая красное солнышко на ясномъ небѣ. Въ рукахъ у нея была лютня индѣйской работы и, положивъ ее къ себѣ на колѣни и наклонившись къ ней, какъ кормящая мать къ своему ребенку, она начала пѣть. Но сначала она просто сыграла двадцать четыре пѣсни такъ хорошо, что поразила своихъ слушателей. Затѣмъ, заигравъ снова первую пѣсню, она пропѣла слѣдующіе стихи:
   
   Языкъ любви въ моемъ сокрытомъ сердцѣ
   Съ тобою говоритъ и сообщаетъ,
   Что я къ тебѣ горю могучей страстью,
   И доказательства того даю я
   Моимъ терзаемымъ любовью сердцемъ,
   Израненными вѣками моими
   И постояннымъ токомъ горькихъ слезъ.
   Любви не знала я до той поры,
   Когда тебя всѣмъ сердцемъ полюбила:
   Но властное постановленье Бога
   Рѣшаетъ поразить его созданье.
   
   И когда лже-калифъ услыхалъ эту пѣсню, то. онъ громко крикнулъ и разорвалъ на себѣ одежду; послѣ чего, передъ нимъ тотчасъ же спустили занавѣску, и приближенные принесли ему другое платье, болѣе красивое, чѣмъ, прежнее, и онъ, надѣлъ его.
   Всѣ сѣли попрежнему, и когда кубокъ дошелъ до него, то онъ снова ударилъ палкой по круглой подушкѣ, и вслѣдъ за тѣмъ отворилась дверь, и изъ нея евнухъ вынесъ золотой тронъ, а вслѣдъ за нимъ вышла дѣвица еще болѣе красивая, чѣмъ прежняя. Она сѣла на тронъ, держа въ рукахъ такую лютню, которая могла смягчить сердца завистниковъ, и пропѣла слѣдующіе стихи:
   
   Могу я развѣ терпѣливой быть,
   Съ огнемъ любви въ моемъ горячемъ сердцѣ,
   Съ ручьями слезъ, текущихъ изъ очей?
   Клянусь Аллахомъ, никакой отрады
   Нѣтъ въ жизни, чтобъ обрадовать меня.
   И можетъ ли быть счастлива душа,
   Наполненная нестерпимой мукой?
   
   Молодой человѣкъ, услыхавъ эти стихи, снова громко крикнулъ и разорвалъ на себѣ одежду, бывшую поверхъ рубашки; занавѣсъ опять спустили, и ему принесли другую одежду, которую онъ и надѣлъ.
   Затѣмъ, занявъ свое прежнее мѣсто, онъ попрежнему вступилъ въ оживленную бесѣду; и когда кубокъ дошелъ до него, онъ палкой ударилъ по круглой подушкѣ, и евнухъ вошелъ въ сопровожденіи дѣвицы, болѣе красивой, чѣмъ та, что выходила передъ нею. Евнухъ принесъ съ собою тронъ, на который дѣвица сѣла, съ лютней въ рукахъ, и пропѣла слѣдующіе стихи:
   
   О, прекрати разлуку, наконецъ,
   И умертви твоей души жестокость,
   Такъ какъ моя душа -- существованьемъ
   Твоимъ клянусь я въ этомъ!-- никогда
   Не покидала мысли о тебѣ!
   О, пожалѣй болѣзнь, печаль и мрачность
   Влюбленнаго, который полонъ страсти,
   Которая его поработила!
   Его все тѣло страшно исхудало
   Отъ страстнаго, желанія свиданья,
   И онъ согласья молитъ божества!
   О, полная луна, которой мѣсто
   Въ моей душѣ, возможно развѣ то,
   Чтобъ промѣнялъ на смертную тебя я?
   
   И снова, услыхавъ эту пѣсню, молодой человѣкъ громко крикнулъ, разорвалъ на себѣ одежду, и опять его прикрыли опущенной занавѣской и принесли ему другое платье.


   Послѣ этого онъ занялъ свое прежнее мѣсто посреди своихъ собутыльниковъ, и кубокъ снова началъ ходить кругомъ. Когда же онъ дошелъ до него, то онъ попрежнему ударилъ по круглой подушкѣ, послѣ чего дверь отворилась, и изъ нея вышелъ сначала пажъ съ трономъ, а за нимъ дѣвица. Онъ поставилъ для нея тронъ, и она, опустившись на него и взявъ лютшо, настроила ее и пропѣла слѣдующее:
   
   Когда же прекратится, наконецъ,
   Разъединенье, ненависть межъ нами,
   И радости, которыя минули.
   Ко мнѣ опять обратно возвратятся?
   Вчера мы были вмѣстѣ въ нашемъ домѣ,
   Въ блаженной близости, и намъ казалось,
   Что безъ головъ завистники всѣ наши.
   Но обманула насъ, разъединила
   Судьбы враждебной воля нашъ союзъ
   И сдѣлала нашъ прежній домъ пустыней.
   О, не оставишь ли ты мнѣ, судья,
   Возлюбленнаго моего? Душа.
   Не хочетъ подчиниться приговору,
   Сурово изреченному судьей!
   Поэтому ты прекрати упреки
   И предоставь мнѣ жить съ моею страстью!
   Вѣдь умъ мой никогда не позабудетъ
   Мечтаній о возлюбленномъ моемъ.
   Властитель перемѣнчивый, невѣрный,
   Не думай, что мое забудетъ сердце
   Тебя, хоть ты чуждаешься меня.
   
   Услыхавъ эту пѣсню, лже-калифъ слова громко крикнулъ, разорвалъ надѣтую на себѣ одежду и упалъ въ обморокъ, послѣ чего прислуга попрежнему хотѣла прикрыть его, опустивъ занавѣсъ, но шнурки запутались, и Гарунъ-Эръ-Рашидъ, взглянувъ на молодого человѣка, увидалъ на тѣлѣ его знаки отъ палочныхъ ударовъ. Внимательно вглядѣвшись и убѣдившись въ справедливости своихъ предположеній, онъ сказалъ визирю:
   -- О, Джафаръ, клянусь Аллахомъ, онъ очень красивый молодой человѣкъ, но должно быть преступникъ.
   -- Откуда ты это узналъ, царь правовѣрныхъ?-- спросилъ визирь.
   -- Да развѣ ты не замѣтилъ слѣды отъ палочныхъ ударовъ у него на бокахъ?-- сказалъ калифъ.
   Прислугѣ удалось все-таки спустить занавѣску, они принесли ему новую одежду, и когда онъ одѣлъ-ее и пришелъ въ себя, то сѣлъ попрежнему съ своими собутыльниками, но взглянувъ на калифа и Джафара и увидавъ, что-они говорятъ между собою, сказалъ имъ:
   -- О чемъ вы говорите?
   -- Надо тебѣ сказать,-- отвѣчалъ Джафаръ,-- что товарищъ мой, купецъ, побывалъ во всѣхъ большихъ городахъ и странахъ свѣта и водилъ знакомство съ царями и другими высокопоставленными людьми; онъ говоритъ мнѣ, что находитъ весьма страннымъ сегодняшнее поведеніе нашего государя калифа и что ничего подобнаго онъ нигдѣ не видалъ; онъ удивляется, что ты въ одинъ вечеръ разорвалъ столько одеждъ, стоящихъ по тысячѣ червонцевъ.
   -- Ну, что за важность!-- отвѣчалъ лже-калифъ.-- И деньги мои собственныя и ткани тоже мои. Это лучшій способъ дарить приближеннымъ одежду; вѣдь каждую разорванную одежду я даю кому-нибудь изъ своихъ собесѣдниковъ и съ каждой разорванной одеждой я даю ему по пятисотъ червонцевъ.
   -- Ты поступаешь отлично, государь,-- сказалъ ему визирь и прочелъ слѣдующее стихотвореніе:
   
   Всѣ добродѣтели свое жилище
   Воздвигли на руки твоей срединѣ,
   И ты богатство дѣлаешь свое
   Всѣхъ человѣковъ общимъ достояньемъ.
   И если добродѣтели твои
   Когда-нибудь свои закроютъ двери,
   То руки будутъ тѣмъ ключомъ твои,
   Который у дверей замокъ откроетъ.
   
   Молодой человѣкъ, услыхавъ эти стихи, приказалъ выдать визирю Джафару тысячу червонцевъ и богатую одежду.
   Кубки снова стали переходить изъ рукъ въ руки, и вино всѣмъ казалось вкуснымъ.
   -- О, Джафаръ,-- сказалъ калифъ своему визирю,-- спроси у него, почему у него знаки на бокахъ, и мы послушаемъ, что онъ намъ отвѣтитъ.
   -- Не торопись, государь,-- отвѣчалъ Джафаръ: -- терпѣніемъ всегда больше возьмешь.
   -- Клянусь своей головой и могилой моихъ предковъ,-- сказалъ ему калифъ,-- что если ты его не спросишь, то я задушу тебя.
   Въ это время молодой человѣкъ посмотрѣлъ на нихъ и сказалъ:
   -- О чемъ это вы говорите и шепчетесь? Разскажите мнѣ, въ чемъ дѣло?
   -- Хорошо,-- отвѣчалъ Джафаръ.
   -- Я умоляю васъ,-- продолжалъ лже-калифъ,-- разскажите мнѣ, о чемъ вы шептались, ничего отъ меня не скрывая.
   -- Дѣло въ томъ,-- отвѣчалъ визирь,-- что товарищъ мой, увидавъ на твоихъ бокахъ слѣды отъ палочныхъ ударовъ,-- что его до крайности удивило, -- сказалъ: какимъ это образомъ калифъ могъ подвергаться побоямъ? Ему очень-хочется знать причину побоевъ.
   Услыхавъ этотъ вопросъ, молодой человѣкъ улыбнулся и сказалъ:
   -- Исторія моя удивительна и можетъ служить для всякаго поученіемъ.
   Онъ вздохнулъ со стономъ и продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Моя исторія весьма странна,
   И чудеса она всѣ превосходитъ.
   Клянусь любовью, что моя стезя
   Теперь меня, чрезмѣрно затрудняетъ.
   Поэтому, когда угодно вамъ
   Разсказъ услышать мой, то вы внемлите,
   И да никто въ собраньѣ этомъ вашемъ
   Молчанья своего не нарушаетъ.
   Внимательно моимъ словамъ внимайте
   Затѣмъ, что знаменательны они,
   И рѣчь моя правдива, не ложна.
   Я жертва горя и палящей страсти,
   И та, которая меня убила,
   Всѣхъ полногрудыхъ женщинъ превосходитъ.
   Ея глаза, глубоко-черные, подобны
   Индійскому мечу, и оба лука
   Ея бровей свои пускаютъ стрѣлы.
   Теперь я чувствую моей душою,
   Что между вами здѣсь стоитъ Имамъ,
   Калифъ сего столѣтья, славный родомъ,
   И что второй есть визирь Джаафаръ,
   Сахебъ и сынъ Лахеба благородный,
   А третій между вами есть Месруръ,
   Его палачъ. И если утвержденье
   Мое не ложно, то достигъ предѣла
   Я всѣхъ моихъ желаній этой встрѣчей,
   И наполняетъ мое сердце радость!
   
   Услыхавъ эти стихи, Джафаръ сказалъ ему, что это неправда, что они вовсе не то, за что онъ ихъ принимаетъ. Молодой человѣкъ засмѣялся и сказалъ:
   -- Знайте, господа, что я вовсе не царь правовѣрныхъ, и назвалъ себя такимъ образомъ для того, чтобы добиться отъ жителей Багдада того, что мнѣ нужно. Меня въ сущности зовутъ Магометомъ-Али, сыномъ Али ювелира. Отецъ мой былъ человѣкомъ высшаго свѣта и оставилъ мнѣ большое состояніе золотомъ и серебромъ, жемчугомъ и кораллами, рубинами и брильянтами, землями, садами, лавками, заводами, черными рабами, рабынями и пажами. Однажды, когда я сидѣлъ у себя въ лавкѣ, окруженный приказчиками и слугами, къ намъ подъѣхала на конѣ дѣвица, красивая, какъ полная луна. Подъѣхавъ ко мнѣ, она сошла съ коня и, сѣвъ въ лавкѣ, спросила:
   -- Ты Магометъ ювелиръ?
   -- Я,-- отвѣчалъ я,-- твой мамелюкъ и рабъ.
   -- Нѣтъ ли у тебя ожерелья,-- спросила она,-- годнаго для меня?
   -- Госпожа моя,-- отвѣчалъ я,-- я покажу тебѣ все, что у меня имѣется, и если тебѣ что-нибудь понравится, то мамелюкъ твой будетъ очень доволенъ, а если ничего не понравится, то будетъ огорченъ.


   У меня было до ста ожерелій, которыя я всѣ показалъ ей, но ни одно изъ нихъ ей не понравилось, и она сказала, что желала бы получить что-нибудь получше. У меня было маленькое ожерелье, купленное моимъ отцомъ за сто тысячъ червонцевъ, подобнаго которому не было и у султановъ, и потому я сказалъ ей, что у меня есть ожерелье изъ брильянтовъ и драгоцѣнныхъ камней, какого нѣтъ ни у кого въ мірѣ. Она велѣла мнѣ показать его и, увидавъ ожерелье, сказала, что именно такое ожерелье она и желала имѣть.
   -- А какая ему цѣна?-- спросила она.
   -- Отецъ мой,-- отвѣчалъ я,-- далъ за него сто тысячъ червонцевъ.
   -- И, кромѣ того, ты получишь пять тысячъ червонцевъ барыша,-- сказала она.
   -- О, госпожа моя,-- отвѣчалъ я,-- и ожерелье и хозяинъ его къ твоимъ услугамъ, и возражать я не буду.
   -- Барышъ тебѣ получить слѣдуетъ,-- сказала она,-- и, кромѣ того, ты получишь благодарность.
   Она тотчасъ же встала, быстро сѣла на коня и прибавила:
   -- Ради Аллаха, прошу тебя, о, господинъ мой, пойдемъ съ нами, чтобы получить плату за ожерелье.
   Я всталъ и, заперевъ лавку, пошелъ съ покупщицей до самаго ея дома, оказавшагося весьма богатымъ, съ дверями, украшенными золотомъ, серебромъ и ультрамариномъ, съ слѣдующей надъ ними надписью:
   
   О, домъ, да никогда не посѣщаютъ
   Тебя ни огорченье ни судьбы
   Коварные поступки и дѣла,
   А также и владѣльца твоего.
   Ты превосходный и роскошный домъ
   Для гостя каждаго, когда другія
   Мѣста его значительно тѣснѣе.
   
   Дѣвица сошла съ коня и вошла въ домъ, приказавъ мнѣ подождать у дверей, пока не придетъ мѣняла. Такимъ образомъ я сѣлъ у дверей, но вскорѣ ко мнѣ вышла прислужница и сказала: "Войди, господинъ, въ сѣни, такъ какъ сидѣть тебѣ у дверей не пристало". Я всталъ и вошелъ въ сѣни, гдѣ сѣлъ на деревянную скамью, и въ то время, какъ я сидѣлъ тамъ, ко мнѣ вышла еще прислужница и сказала: "Госпожа моя приказала тебѣ сказать, чтобы ты сѣлъ у дверей пріемной, чтобы получить деньги". Я всталъ и вошелъ въ домъ и не пробылъ на мѣстѣ и минуты, какъ увидалъ золотой тронъ, съ шелковой передъ нимъ занавѣской. Занавѣска поднялась и за нею я увидалъ ту самую дѣвицу, которая купила у меня ожерелье. Она сидѣла, красивая, какъ луна, и на шеѣ у нея было одѣто ожерелье. У меня закружилась голова и помутилось въ глазахъ при видѣ ея красоты и миловидности. А она, увидавъ меня, поднялась съ своего трона и подошла ко мнѣ, сказавъ:
   -- О, свѣтъ очей моихъ, неужели люди такіе красивые, какъ ты, могутъ не сочувствовать влюбленнымъ?
   -- О, госпожа моя,-- отвѣчалъ я,-- ты заключаешь въ себѣ все, что есть прекраснаго.
   -- О, ювелиръ,-- продолжала она,-- знай, что я люблю тебя и едва вѣрю, что мнѣ удалось привести тебя къ себѣ въ домъ.
   Она наклонилась ко мнѣ, и я поцѣловалъ ее, а она поцѣловала меня; послѣ чего она сказала мнѣ:
   -- Я дѣвушка, еще не знавшая ни одного мужчины, и въ городѣ я лицо не безызвѣстное. Знаешь, кто я такая?
   -- Нѣтъ;-- отвѣчалъ я,-- клянусь Аллахомъ, что я не знаю.
   -- Я Дуніа,-- сказала она,-- дочь Іахіи, сына Калида-ЭльБармеки; братъ мой Джафаръ -- визирь калифа.
   Услыхавъ это, я отшатнулся отъ нея, сказавъ ей:
   -- О, госпожа моя, не я первый подошелъ къ тебѣ. Ты вызвала мою любовь.
   -- Ничего дурного съ тобою не случится,-- отвѣчала она,-- и желанія своего ты достигнешь законнымъ путемъ, такъ какъ я властна распоряжаться собою, и кади заключитъ условія нашего брака. Я желаю быть твоей женой и взять тебя въ мужья.
   Она позвала кади и свидѣтелей и стала готовиться къ браку. Когда они пришли, она сказала имъ:
   -- Магометъ-Али, сынъ Али ювелира, проситъ моей руки и далъ мнѣ въ приданое вотъ это ожерелье; я согласилась на его просьбу и готова итти за него.
   Бракъ нашъ былъ заключенъ, она стала моей женой, и послѣ этого приказала принести вина, и кубки стали ходить по рукамъ.. Когда вино бросилось въ голову, она приказала пѣвицѣ съ лютней въ рукахъ пропѣть. Она спѣла, какъ спѣли и другія девять пѣвицъ одна послѣ другой. Затѣмъ Дуніа взяла лютню и чуднымъ голосомъ пропѣла слѣдующее:
   
   Клянусь я гибкостью твоей фигуры,
   Изяществомъ ея движеній плавныхъ,
   Что муки я испытываю ада
   Отъ продолжительной съ тобой разлуки.
   О сжалься ты надъ сердцемъ, гдѣ горитъ
   Огонь любви и страсти, освѣти,
   Какъ полная луна, ты яркимъ свѣтомъ
   Мракъ непроглядный этой грустной ночи.
   
   Когда же она окончила, я взялъ отъ нея лютню и пропѣлъ слѣдующее:
   
   Хвала и слава совершенству Бога,
   Что далъ тебѣ всю роскошь красоты,
   И тѣмъ меня заставилъ превратиться
   Въ раба и плѣнника твоихъ очей!
   О ты, глаза которой въ сладкій плѣнъ
   Берутъ все человѣчество, проси,
   Чтобъ уцѣлѣлъ отъ стрѣлъ я, что ты мечешь.
   Услыхавъ эту пѣсню, она осталась очень довольна.
   
   Такимъ образомъ я прожилъ съ нею цѣлый мѣсяцъ, забросивъ свою лавку, домъ и семью.
   -- О, свѣтъ моихъ очей, -- сказала она мнѣ однажды,-- о, господинъ мой, Магометъ, я хочу сходить сегодня въ баню, а ты посиди здѣсь на ложѣ и не трогайся съ мѣста, пока я не вернусь.
   Она умоляла меня исполнить ея желаніе, и я сказалъ ей: -- Слушаю и повинуюсь.


   Она заставила меня дать клятву, что я не тронусь съ мѣста, и, взявъ съ собою рабынь, пошла въ баню, и клянусь Аллахомъ,-- о, братья мои, не успѣла она дойти до конца улицы, какъ дверь отворилась, и въ нее вошла старуха, сказавшая мнѣ:
   -- Господинъ Магометъ! Султанша Зубейдеха требуетъ тебя, такъ какъ она слышала о твоихъ совершенствахъ и о твоемъ чудномъ пѣніи.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ я,-- что я съ мѣста не тронусь, пока не вернется Дуніа.
   -- О, господинъ мой,-- продолжала старуха,-- зачѣмъ хочешь ты разсердить султаншу Зубейдеху и сдѣлать ее врагомъ твоимъ? Вставай, исполни ея желаніе и возвращайся на свое мѣсто. Я всталъ и вслѣдъ за старухой пошелъ къ султаншѣ Зубейдехѣ, которая обратилась ко мнѣ такъ:
   -- О, свѣтъ очей моихъ, такъ это ты возлюбленный Дуніи?
   -- Я твой мамелюкъ и рабъ твой,-- отвѣчалъ я.
   -- Правы, описывавшіе твою удивительную красоту, благовоспитанность и очаровательность. Теперь спой мнѣ и дай послушать тебя.
   -- Слушаюсь и повинуюсь,-- отвѣчалъ я и, взявъ отъ нея лютню, спѣлъ ей слѣдующіе стихи:
   
   Изнурена влюбленнаго душа,
   А тѣло достается на добычу
   Болѣзнямъ и страданіямъ различнымъ.
   Среди людей, сидящихъ на верблюдахъ,
   Сидитъ и юноша влюбленный, чья
   Возлюбленная ѣдетъ въ караванѣ.
   Я поручаю попеченью Бога
   Красавицу, подобную лунѣ,
   Живущую въ одномъ шатрѣ у васъ,
   Къ которой грудь моя горитъ любовью,
   Хотя она и скрыта подъ фатою
   Отъ жаждущаго взора моего.
   Она то соглашается, то злится;
   Въ притворной скромности она прекрасна;
   Вѣдь всѣ возлюбленной поступки славны.
   
   По окончаніи пѣсни она сказала мнѣ:
   -- Да ниспошлетъ Аллахъ здоровье тѣлу твоему и сладость твоему голосу! Ты совершенство по красотѣ, благовоспитанности и пѣнію. А теперь вставай и или домой, пока жена твоя не вернулась, а то, не найдя тебя, она разгнѣвается.
   Я поцѣловалъ прахъ у ногъ ея и ушелъ вслѣдъ за старухой, которая вывела меня на улицу. Прійдя домой и подойдя къ ложу, я нашелъ Дунію вернувшейся изъ бани и заснувшей на немъ. Я сѣлъ у ногъ ея и сжалъ ихъ въ своихъ рукахъ, отчего она проснулась, открыла глаза и, увидавъ меня, протянула ноги и пнула меня.
   -- Обманщикъ!-- закричала она.-- Ты нарушилъ свое обѣщаніе и свою клятву. Ты обѣщалъ мнѣ не. трогаться съ этого мѣста, а самъ пошелъ къ султаншѣ Зубейдехѣ. Клянусь Аллахомъ, если бы я не боялась опозориться, я обрушила бы на ея голову ея дворецъ! Савабъ!-- крикнула она рабу своему,-- или сюда! Сруби голову этому лгуну и измѣннику, такъ какъ онъ болѣе намъ не нуженъ.
   Рабъ подошелъ и, вынувъ платокъ, завязалъ мнѣ глаза и хотѣлъ срубить мнѣ голову, но всѣ рабыни, и молодыя и старыя, подошли къ ней и сказали:
   -- О, госпожа наша, не онъ первый, не онъ послѣдній грѣшенъ, да и характеръ твой ему былъ не знакомъ. Развѣ за такую вину можно убивать человѣка?
   -- Ну, все равно, -- сказала она, -- клянусь Аллахомъ, я оставлю ему жизнь, но хочу оставить на немъ слѣды моего гнѣва.
   Она отдала приказаніе бить меня, вслѣдствіе чего на бокахъ моихъ и остались слѣды. Послѣ этого она приказала выгнать меня, и меня выбросили на порядочно далекое разстояніе отъ дома.
   Я поднялся и, еле передвигая ноги, добрался до дому и позвалъ врача, которому показалъ раны, нанесенныя мнѣ рабами Дуніи. Онъ внимательно осмотрѣлъ меня и сталъ лѣчить; а когда я поправился, сходилъ въ башо и совсѣмъ отдохнулъ, то пошелъ къ себѣ, въ лавку, продалъ товары и купилъ себѣ четыреста такихъ мамелюковъ, какихъ не бывало и у царей, и ежедневно бралъ двѣсти изъ нихъ на прогулку. Я выстроилъ это судно, употребивъ на него пять тысячъ червонцевъ, и назвалъ себя калифомъ, давъ каждому изъ своихъ приближенныхъ мѣсто, соотвѣтствующее мѣстамъ при дворѣ, калифа, одѣлъ ихъ въ такое платье, въ какое одѣваются во дворцѣ, и приказалъ глашатымъ кричать, что срублю голову тѣмъ, кого встрѣчу на Тигрѣ. Такъ прожилъ я цѣлый годъ, но не получалъ никакихъ извѣстій о своей женѣ.
   Молодой человѣкъ громко зарыдалъ и продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Клянусь Аллахомъ я, что никогда
   Ее не позабуду и сближаться
   Я только съ тѣми женщинами стану,
   Которыя сумѣютъ мнѣ доставить:
   Возлюбленную сердца моего!
   Наружностью она напоминаетъ
   На небѣ ночи полную луну.
   Хвала ея Творца всесовершенству!
   Хвала ея Создателю, хвала!
   Она наполнила меня тоскою,
   Безсонницею и болѣзнью страсти
   И чарами мнѣ сердце сокрушила.
   
   Гарунъ-Эръ-Рашидъ, выслушавъ его и увидавъ, какъ онъ несчастливъ въ любви, очень пожалѣлъ его и сказалъ:
   -- Да, славенъ Господь, ничего не дѣлающій безъ причины. Послѣ этого они попросили у молодого человѣка позволенія откланяться и ушли. Гарунъ-Эръ-Рашидъ твердо рѣшился оказать ему справедливость и поступить съ нимъ великодушно.
   Они прошли во дворецъ и, посидѣвъ немного и отдохнувъ, переодѣлись въ придворное платье, и калифъ сказалъ Джафару:
   -- Приведи ко мнѣ, визирь, того молодого человѣка, у котораго мы были вчера вечеромъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ визирь, и отправившись къ молодому человѣку, онъ поклонился ему и сказалъ:
   -- Тебя зоветъ къ себѣ царь правовѣрныхъ, Гарунъ-Эръ-Рашидъ.
   Молодой человѣкъ отправился съ нимъ во дворецъ, съ сильно бьющимся отъ тревоги сердцемъ; войдя къ калифу, онъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его, помолился за его благоденствіе и за исполненіе его желаній и устраненіе отъ него всякаго зла, и, вѣжливо поклонившись, сказалъ:
   -- Миръ надъ тобою, о, царь правовѣрныхъ и покровитель вѣрующихъ!
   И затѣмъ онъ сказалъ слѣдующіе стихи:
   
   Да никогда не перестанетъ дверь
   Твоя соперничать съ Каабы дверью,
   И да отмѣтитъ лучше прахъ ея
   Стекающихся головы людей!
   Да будетъ провозглашено открыто
   Во всѣхъ земной юдоли нашей странахъ,
   Что это есть Макомъ, а ты, отецъ,
   Есть Ибрагимъ въ святомъ святыхъ Каабы.
   
   Калифъ улыбнулся ему, отвѣтилъ на поклонъ и, ласково посмотрѣвъ на него, приказалъ подойти и сѣсть передъ нимъ.
   -- О, Магометъ-Али!-- сказалъ онъ.-- Я желаю, чтобы ты разсказалъ мнѣ о томъ, что случилось съ тобой вчера вечеромъ, такъ какъ съ тобой случилось нѣчто удивительное.
   Прости, о, царь правовѣрныхъ!-- отвѣчалъ молодой человѣкъ.-- Будь ко мнѣ милостивъ и успокой страхъ, щемящій душу мою.
   -- Бояться и огорчаться тебѣ нечего,-- сказалъ калифъ. Молодой человѣкъ въ подробности сталъ разсказывать ему, что съ нимъ случилось. А калифъ, зная, что молодой человѣкъ былъ влюбленъ и разлученъ съ предметомъ своей страсти, сказалъ ему:
   -- Хочешь, чтобы я вернулъ ее тебѣ?
   -- Это будетъ верхъ милости царя правовѣрныхъ,-- отвѣчалъ молодой человѣкъ.
   Калифъ посмотрѣлъ на Джафара и сказалъ ему:
   -- Послушай, Джафаръ, приведи ко мнѣ твою сестру Дунію, дочь визиря Іахія, сына Калида.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ визирь.
   Онъ тотчасъ же привелъ сестру, и когда она подошла къ калифу, то Гарунъ-Эръ-Рашидъ спросилъ ее:
   -- Знаешь ты этого человѣка?
   -- О, царь правовѣрныхъ!-- отвѣчала она,-- откуда же женщинѣ знать мужчинъ?
   Калифъ улыбнулся и сказалъ:
   -- О, Дуніа, вѣдь это твой возлюбленный Магометъ-Али, сынъ ювелира; мы знаемъ всю твою исторію отъ начала до конца и поняли то, что открыто, и то, что скрыто.
   -- О, царь правовѣрныхъ,-- сказала она,-- все это было написано въ книгѣ судебъ (по волѣ Божьей) и я прошу у Господа прощенія въ томъ, что я сдѣлала, и прошу, чтобы и ты по милости своей простилъ меня.
   Калифъ засмѣялся и, призвавъ кади и свидѣтелей, возобновилъ брачное условіе Дуніи и Магомета-Али и вернулъ имъ счастье, досадившее завистникамъ. Калифъ назначилъ молодого человѣка своимъ собутыльникомъ, и онъ жилъ съ своей женой счастливо и благополучно, пока ихъ не посѣтила прекратительница счастья и разлучница съ жизнью.
   

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ.
Начинается съ половины триста девяносто четвертой ночи и кончается на по/повинѣ четыреста пятой.

Исторія Абу-Магомета Лѣниваго.

   Гарунъ-Эръ-Рашидъ сидѣлъ однажды на царскомъ тронѣ, какъ къ нему подошелъ молодой евнухъ, съ короной изъ червоннаго золота, съ жемчугомъ, брильянтами и разными драгоцѣнными каменьями въ рукахъ. Евнухъ поцѣловалъ прахъ у ногъ калифа и сказалъ:
   -- О, царь правовѣрныхъ, царица Зубейдеха цѣлуетъ прахъ у ногъ твоихъ и приказываетъ сказать тебѣ, что, какъ тебѣ извѣстно, она сдѣлала себѣ корону, въ серединѣ которой недостаетъ большого брильянта. Она искала въ сокровищницѣ такого брильянта, но найти не могла.
   Калифъ обратился къ своимъ приближеннымъ съ такими словами:
   -- Поищите такой большой брильянтъ, какой нуженъ Зубейдехѣ.
   Они стали искать, но не нашли ничего подходящаго и доложили объ этомъ калифу, вслѣдствіе чего онъ разсердился и крикнулъ:
   -- На что это похоже, что я, калифъ, царь всѣхъ земныхъ царей, не могъ достать брильянта! Горе вамъ. Пойдите, спросите у купцовъ.
   Приближенные обратились къ купцамъ, но они отвѣчали, что калифъ ни у кого не найдетъ такого брильянта, какъ развѣ у одного жителя Эль-Башраха, по имени Абу-Магометъ Лѣнивый. Калифу это было доложено, и онъ приказалъ своему визирю, Джафару, послать эмиру Магомету Эсъ-Зубейди, губернатору Эль-Башраха, приказъ, найти Абу-Магомета Лѣниваго и представить его царю правовѣрныхъ. Визирь написалъ приказъ и послалъ его съ Месруромъ.
   Месруръ, прибывъ въ городъ Эль-Башрахъ, понесъ приказъ эмиру Магомету Эсъ-Зубейди, очень ему обрадовавшемуся и принявшему его съ большимъ почетомъ. Месруръ прочелъ ему приказъ царя правовѣрныхъ, Гарупа-Эръ-Рашида, и тотъ отвѣчалъ:
   -- Слушаю и повинуюсь.
   Онъ далъ нѣсколько человѣкъ провожатыхъ Месруру, и они отправились въ домъ Абу-Магомета Лѣниваго, гдѣ и постучались въ дверь. На стукъ ихъ къ нимъ вышелъ одинъ изъ мальчиковъ, и Месруръ сказалъ ему:
   -- Скажи твоему господину, что его требуетъ къ себѣ царь правовѣрныхъ.
   Мальчикъ ушелъ и сообщилъ хозяину, въ чемъ дѣло. Абу-Магометъ вышелъ и, увидавъ Месрура, приближеннаго калифа, въ сопровожденіи провожатыхъ эмира Магомета Эсъ-Зубейди, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и сказалъ:
   -- Слушаю и повинуюсь повелѣнію царя правовѣрныхъ, но прошу войти ко мнѣ въ домъ.
   -- Мы можемъ войти только весьма не надолго, -- отвѣчали они,-- такъ какъ царь правовѣрныхъ ждетъ твоего скораго пріѣзда.
   -- Потерпите немного,-- сказалъ онъ,-- мнѣ надо собраться.
   Они вошли къ нему въ домъ, и въ сѣняхъ увидали занавѣски изъ голубого штофа, вышитаго червоннымъ золотомъ. Абу-Магометъ-Лѣнивый приказалъ одному изъ своихъ мальчиковъ свести Месрура въ баню, бывшую въ домѣ, и онъ повелъ туда евнуха. Месруръ надивиться не могъ на удивительную отдѣлку стѣнъ и чудный мраморный полъ. Ваня была отдѣлана золотомъ и серебромъ, а вода смѣшана съ розовой водой. Мальчики съ необыкновеннымъ вниманіемъ ухаживали за Месруромъ и его провожатыми и, вымывъ ихъ, одѣли въ почетную одежду изъ парчи, затканной золотомъ; послѣ чего Месруръ и провожатые его вошли къ Абу-Магомету, сидѣвшему въ бесѣдкѣ. Надъ головой его висѣла занавѣска изъ штофа, вышитая золотомъ, жемчугомъ и брильянтами. А бесѣдка была обложена подушками, шитыми золотомъ, и самъ онъ сидѣлъ на матрацѣ, положенномъ на ложѣ, отдѣланномъ брильянтами. При входѣ Месрура онъ привсталъ, поздоровался съ нимъ и, посадивъ его подлѣ себя, отдалъ приказаніе подавать кушанья. Увидавъ столъ, Месруръ вскричалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, я не видалъ ничего подобнаго даже во дворцѣ калифа!
   Кушанья всевозможныхъ сортовъ были разставлены на китайскихъ блюдахъ съ позолотой.
   -- Мы ѣли,-- разсказывалъ послѣ Месруръ,-- пили и веселились до самаго вечера, когда онъ далъ каждому изъ насъ по пяти тысячъ червонцевъ. А на слѣдующій день насъ одѣли въ почетное зеленое платье, шитое золотомъ, и относились къ намъ съ большимъ почетомъ.
   -- Долѣе этого мы оставаться не можемъ,-- сказалъ Месруръ Абу-Магомету,-- потому что боимся разгнѣвать калифа.
   -- Потерпи только до завтрашняго дня,-- отвѣчалъ ему Абу-Магометъ-Лѣнивый.-- Завтра мы будемъ готовы и выѣдемъ съ вами.
   Они остались еще на день до слѣдующаго утра, когда мальчики подвели Абу-Магомету мула съ золотымъ сѣдломъ, убраннаго жемчугомъ и брильянтами.
   "Если Абу-Магометъ,-- подумалъ Месруръ.-- Явится къ калифу въ такомъ великолѣпіи, то тотъ непремѣнно спроситъ, его, откуда онъ взялъ столько денегъ".
   Послѣ этого они простились съ Магометомъ-Эсъ-Зубейди и, выѣхавъ изъ Эль-Башраха, ѣхали, не останавливаясь, до Багдада. Пріѣхавъ въ городъ, они тотчасъ же явились къ калифу, и тотъ приказалъ Абу-Магомету сѣсть. Онъ сѣлъ и, почтительно обращаясь къ калифу, сказалъ:
   -- О, царь правовѣрныхъ, я привезъ тебѣ, какъ подобаетъ, подарокъ. Не позволишь ли ты мнѣ принести его?
   -- Отчего же, принеси,-- отвѣчалъ калифъ.
   Абу-Магометъ приказалъ принести сундукъ, который онъ открылъ и досталъ изъ него разныя рѣдкости и, между прочимъ, золотыя деревья, листья которыхъ были сдѣланы изъ бѣлыхъ изумрудовъ, а плоды -- изъ краснаго яхонта и жемчуга, что привело калифа въ немалое изумленіе. Послѣ этого принесенъ былъ второй сундукъ, изъ котораго онъ вынулъ палатку изъ парчи, убранную жемчугомъ и яхонтами, изумрудами и хризолитами и всевозможными брильянтами; на парчѣ были вытканы всевозможные звѣри и птицы и осыпаны разноцвѣтными драгоцѣнными каменьями.
   Все это очень понравилось калифу.
   -- О, царь правовѣрныхъ, -- сказалъ Абу-Магометъ-Лѣнивый,-- не думай, что я привезъ тебѣ все это потому, что боюсь, чего-нибудь или хочу" что-нибудь скрыть; но, говоря по правдѣ, я человѣкъ изъ простого званія, и мнѣ неприлично имѣть вещи, пригодныя только царю правовѣрныхъ; кромѣ того, съ твоего позволенія, я позабавлю тебя фокусами, какіе я умѣю дѣлать.
   -- Ну, дай, я посмотрю, что ты умѣешь дѣлать,-- отвѣчалъ ему калифъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- сказалъ Абу-Магометъ, и затѣмъ, пожевавъ губами, онъ подмигнулъ украшеніямъ дворца, и всѣ они наклонились къ нему; потомъ, по его знаку, снова заняли свои прежнія мѣста. Послѣ этого онъ опять подмигнулъ, и передъ зрителями явились комнатки съ закрытыми дверями, и когда онъ обратился къ нимъ съ какими-то словами, то ему отвѣчали птицы своими голосами. Эръ-Рашидъ очень этому удивлялся и спросилъ у него:
   -- Какимъ образомъ пріобрѣлъ ты такую силу, о которой никто не знаетъ, хотя тебя зовутъ просто Абу-Магометомъ-Лѣнивымъ, и отецъ твои былъ просто брадобреемъ въ общественныхъ баняхъ и не оставилъ тебѣ ничего?
   -- О, царь правовѣрныхъ,-- отвѣчалъ онъ,-- выслушай мою исторію, такъ какъ она замѣчательна. Будь она написана, она могла бы послужить урокомъ для людей.
   -- Ну, разскажи мнѣ свою исторію,-- сказалъ калифъ.
   Абу-Магометъ началъ такъ:
   -- Зн^й же, о, царь правовѣрныхъ (да пошлетъ тебѣ Господь славу и власть), что въ народѣ я извѣстенъ подъ прозвищемъ Лѣниваго и что отецъ мой не оставилъ мнѣ никакого состоянія; отецъ мой, какъ ты справедливо сказалъ, былъ цырюльникомъ въ общественныхъ баняхъ. Въ юности я былъ такъ лѣнивъ, какъ никто въ мірѣ. Я былъ такъ лѣнивъ, что, уснувъ на солнцѣ, я, несмотря ни на какой зной, лѣнился перейти въ тѣнь. Такимъ образомъ я прожилъ до пятнадцати лѣтъ, когда отецъ мой былъ взятъ Господомъ (да святится имя Его!) и ничего не оставилъ мнѣ. Но мать моя ходила въ услуженіе, кормила и поила меня, а я лежалъ на боку. Однажды мать моя пришла ко мнѣ, принесла мнѣ пять серебряныхъ монетъ и сказала мнѣ:
   -- О, сынъ мой, я слышала, что шейкъ Абулъ-Музафаръ рѣшился ѣхать въ Китай.
   Шейкъ этотъ любилъ бѣдныхъ и былъ человѣкъ добродѣтельный.
   -- Возьми эти шесть серебряныхъ монетъ, о, сынъ мой,-- прибавила она,-- пойдемъ съ ними къ нему, и попросимъ его купить на нихъ для тебя что-нибудь въ Китаѣ; можетъ-быть, ты получишь какой-нибудь барышъ на купленное..
   Но мнѣ было лѣнь встать и итти съ нею; послѣ чего она Аллахомъ поклялась, что если я оне встану и не пойду съ нею, то она не будетъ ни кормить ни поить меня, а дастъ мнѣ умереть съ голоду и жажды. Услыхавъ это, о, царь правовѣрныхъ, я былъ увѣренъ, что она исполнитъ свою клятву, зная, до какой степени я лѣнивъ.
   -- Посади меня,-- сказалъ я ей.
   Она посадила меня, а я заплакалъ.
   -- Принеси мои башмаки,-- сказалъ я.
   Она принесла, а я прибавилъ:
   -- Надѣнь мнѣ ихъ.
   Она надѣла, а я приказалъ ей поднять меня съ пола. Она подняла, и я велѣлъ ей поддерживать меня, чтобы я могъ итти. Спотыкаясь и путаясь въ одеждѣ, дошелъ я до берега рѣки, гдѣ поклонился шейку и сказалъ ему:
   -- Ты Эль-Музафаръ, дядюшка?
   -- Къ твоимъ услугамъ,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Возьми,-- продолжалъ я,-- эти пять серебряныхъ монетъ и купи мнѣ на нихъ что-нибудь въ Китаѣ: можетъ-быть, Господь пошлетъ мнѣ на это какой-нибудь барышъ.
   -- Знаете вы этого молодого человѣка?-- спросилъ шейкъ Абулъ-Музафаръ своихъ товарищей.
   -- Знаемъ, -- отвѣчали они, -- это Абу-Магометъ-Лѣнивый, мы никогда не видали, чтобы онъ зачѣмъ-нибудь выходилъ изъ своего дома.
   -- О, сынъ мой,-- сказалъ шейкъ Абулъ-Музафаръ,-- давай деньги, и да пошлетъ тебѣ Господь на нихъ счастье.
   Онъ взялъ у меня деньги, и мы съ матерью вернулись домой.
   Шейкъ Абулъ-Музафаръ отправился въ путь вмѣстѣ съ нѣсколькими купцами. Они ѣхали, не останавливаясь, до самаго Китая, гдѣ шейкъ и продавалъ, и покупалъ, и мѣнялъ, какъ дѣлали и другіе купцы, и затѣмъ всѣ они отправились въ обратный путь.
   Проплывъ уже три дня, вдругъ шейкъ закричалъ своимъ товарищамъ:
   -- Надо остановить корабль!
   -- Что ты! Зачѣмъ?-- сказали другіе купцы.
   -- Я забылъ исполнить порученіе Абу-Магомета-Лѣниваго,-- отвѣчалъ онъ.-- Надо вернуться, чтобы купить ему что-нибудь повыгоднѣе.
   -- Аллахомъ умоляемъ тебя,-- взмолились купцы,-- не вози насъ обратно,-- мы проѣхали уже такое большое разстояніе и испытали столько страха и тревоги.
   -- Но, тѣмъ не менѣе, вернуться намъ слѣдуетъ,-- повторялъ онъ.
   -- Возьми съ насъ сколько хочешь процентовъ на эти шесть монетъ,-- говорили они,-- только не вози насъ обратно.
   Онъ согласился на ихъ предложеніе, и они собрали для меня порядочную сумму денегъ.
   Затѣмъ они продолжали свой путь, пока не подошли къ. острову, весьма населенному, и бросили около него якорь. Купцы сошли на берегъ, чтобы купить товаровъ, состоящихъ изъ брильянтовъ, жемчуга и другихъ вещей. Абулъ-Музафаръ увидалъ сидѣвшаго человѣка съ нѣсколькими обезьянами передъ нимъ, и тутъ же была обезьяна съ обрѣзанными на головѣ волосами. Другія обезьяны били этого своего несчастнаго стриженаго товарища и толкали на хозяина, вслѣдствіе чего тотъ вскакивалъ и начиналъ бить и терзать ихъ, а обезьяны выходили изъ себя и, въ свою очередь, били несчастную. Увидавъ эту обезьяну, Абулъ-Музафаръ очень пожалѣлъ ее и обратился къ ея хозяину съ такимъ вопросомъ:
   -- Не продашь ли ты мнѣ этой обезьяны?
   -- Покупай,-- отвѣчалъ хозяинъ.
   -- У меня взято съ собой,-- продолжалъ шейкъ,-- шесть серебряныхъ монетъ отъ одного бѣднаго сироты. Не продашь ли ты мнѣ обезьяны за эти деньги?
   -- Продамъ,-- отвѣчалъ хозяинъ,-- и Господь съ тобой.
   Шейкъ взялъ обезьяну и заплатилъ за нее деньги, а прислуга его привязала, ее на палубѣ.
   Послѣ этого они подняли паруса и пошли къ другому острову, гдѣ бросили якорь. Къ кораблю подошли искатели жемчуга и драгоцѣнныхъ камней. Купцы наняли ихъ искать для нихъ жемчугъ и камни, а обезьяна, увидавъ это, отвязалась, спрыгнула съ корабля и тоже начала искать, а Абулъ-Музафаръ вскричалъ:
   -- Ахъ ты, Боже всемогущій, обезьяна-то у насъ пропала, и съ нею счастье бѣднаго сироты!
   Купцы погоревали объ обезьянѣ, но когда искатели жемчуга пришли съ своей добычей, то съ ними пришла и обезьяна, держа въ рукахъ чудные брильянты, которые она и бросила къ ногамъ Абулъ-Музафара.
   -- Поистинѣ, эта обезьяна какая-то таинственная,-- сказалъ шейкъ.
   Мореплаватели подняли паруса и пошли на другой островъ, населенный неграми-людоѣдами. Негры, увидавъ ихъ, подошли въ лодкахъ, взяли всѣхъ людей, завязали имъ назадъ руки и свели ихъ къ своему царю, который приказалъ убить нѣсколькихъ купцовъ. Убитые были тотчасъ же съѣдены. Остальные же купцы провели ночь, находясь въ самомъ ужасномъ", положеніи, но посреди ночи къ Абулъ-Музафару пришла обезьяна и сняла съ него кандалы. Другіе купцы, увидавъ Абулъ-Музафара освобожденнымъ, сказали:
   -- Абулъ-Музафаръ, должно-быть, Богу угодно, чтобы своимъ освобожденіемъ мы были обязаны тебѣ.
   -- По волѣ Божьей (да святится имя Его!), -- отвѣчалъ онъ,-- меня освободила вотъ эта обезьяна; и за свободу свою я заплачу ей тысячу червонцевъ.
   -- Мы точно такъ же,-- сказали купцы,-- дадимъ ей по тысячѣ червонцевъ, если она освободитъ насъ.
   Обезьяна тотчасъ же встала, подошла къ нимъ и начала снимать оковы со всѣхъ по очереди. Освобожденные купцы направились къ кораблю, на которомъ нашли все въ цѣлости.
   Они тотчасъ же подняли паруса и пошли далѣе.
   -- Ну, господа купцы,-- сказалъ Абулъ-Музафаръ,-- исполните обѣщаніе, данное вами обезьянѣ.
   -- Слушаемъ и повинуемся,-- отвѣчали они.
   И всѣ купцы заплатили по тысячѣ червонцевъ. Абулъ-Музафаръ тоже внесъ тысячу червонцевъ, такъ что передъ обезьяной образовалась цѣлая груда золота.-- Они продолжали плыть, пока не дошли до города Эль-Башраха, гдѣ друзья вышли къ нимъ навстрѣчу. Выйдя же на берегъ, Абулъ-Музафаръ спросилъ:
   -- А гдѣ же Абу-Магометъ-Лѣнивый?
   Извѣстіе о прибытіи купцовъ дошло до моей матери, и въ то время, какъ я спалъ, она пришла ко мнѣ и сказала:
   -- О, сынъ мой, шейкъ Абулъ-Музафаръ вернулся и прибылъ въ городъ: вставай и идемъ къ нему спросить, что онъ купилъ для тебя. Господь, можетъ-быть, благословитъ тебя чѣмъ-нибудь.
   -- Подними меня съ пола,-- отвѣчалъ я,-- и поддержи, чтобы я могъ дойти до берега.
   Я пошелъ, спотыкаясь и путаясь въ полахъ своего платья, пока не дошелъ до шейка Абула-Музафара, который, увидѣвъ меня, сказалъ:
   -- Привѣтствую того, чьи деньги освободили какъ меня, такъ вотъ и этихъ купцовъ по милости Божьей (да святится имя ЕгоІ). Возьми эту обезьяну, -- прибавилъ онъ, -- такъ какъ я купилъ ее для тебя, отправляйся съ нею домой и жди меня.
   Я повелъ обезьяну, думая про себя:
   -- Клянусь Аллахомъ -- славный товаръ, нечего сказать!
   Прійдя домой, я сказалъ матери:
   -- Всякій разъ, какъ я начинаю засыпать, ты приказываешь мнѣ встать, чтобы торговать; ну такъ посмотри своими собственными глазами на этотъ товаръ.
   Я сѣлъ и какъ разъ въ это время ко мнѣ подошли рабы Абулъ-Музафара и спросили:
   -- Не ты ли Абу-Магометъ-Лѣнивый?
   -- Я самъ,-- отвѣчалъ я и въ это время увидалъ подходившаго Абулъ-Музафара.
   Я всталъ, поцѣловалъ у него руку, и онъ сказалъ мнѣ:
   -- Идемъ ко мнѣ въ домъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я и пошелъ къ нему вмѣстѣ съ нимъ, а онъ приказалъ рабамъ принести деньги.
   -- О, сынъ мой,-- сказалъ онъ, указывая на деньги,-- Господь благословилъ тебя вотъ этимъ богатствомъ, полученнымъ на твои шесть монетъ.
   Рабы понесли сундуки на головахъ, а онъ вручилъ мнѣ отъ нихъ ключи, сказавъ:
   -- Веди ихъкъ себѣ домой, всѣ эти деньги твои.
   Я пошелъ къ матери, которая очень этому обрадовалась и сказала мнѣ:
   -- О, сынъ мой! Господь благословилъ тебя большимъ богатствомъ; такъ брось ты свою лѣнь и отправляйся на рынокъ торговать.
   Я, дѣйствительно, бросилъ свои лѣнивыя замашки и открылъ на рынкѣ лавку, гдѣ обезьяна сидѣла рядомъ со мною на матрацѣ. Когда я ѣлъ, и она ѣла, когда я пилъ, и она пила со мною, и ежедневно она уходила отъ меня съ утра и -возвращалась въ полдень съ кошелькомъ, наполненнымъ тысячью червонцами, и клала его подлѣ меня, послѣ чего садилась. Она поступала такъ, пока не составила очень большого состоянія, на которое, о, царь правовѣрныхъ, я купилъ домъ, земли, садъ, мамелюковъ и черныхъ рабовъ и рабынь.
   Однажды, когда мы съ обезьяной сидѣли на нашемъ матрацѣ, она начала смотрѣть направо и_ налѣво, а я сказалъ ей:
   -- Что это съ тобой, обезьяна?
   И Господь сподобилъ обезьяну заговорить человѣческимъ языкомъ.
   -- Абу-Магометъ!-- сказала она.
   Услыхавъ голосъ, я страшно испугался, но она продолжала:
   -- Не бойся! Я тебѣ разскажу, кто я такая. Я глава шайтановъ; я пришелъ къ тебѣ, потому что ты былъ очень бѣденъ, а теперь богатство твое необъятно, и мнѣ хочется еще сдѣлать для тебя что-нибудь.
   -- Что же?-- спросилъ я.
   -- Мнѣ хочется женить тебя на дѣвушкѣ прекрасной, какъ луна.
   -- Какъ же это сдѣлать?
   -- Завтра,-- отвѣчалъ онъ,-- одѣнься въ лучшее свое платье, сядь на мула съ золотымъ сѣдломъ и отправляйся на Сѣнную площадь и спроси тамъ шерифа. Подсядь къ нему и скажи: "Я пришелъ къ тебѣ свататься за твою дочь". Если же онъ скажетъ тебѣ, что у тебя нѣтъ ни состоянія ни званія, то дай ему тысячу червонцевъ, а если онъ спроситъ еще, то дай еще и возбуди въ немъ жадность къ деньгамъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я,-- завтра я все это сдѣлаю, если на то будетъ воля Божья (да святится имя Его!).
   Вставъ утромъ, я одѣлся въ свое самое богатое платье, сѣлъ на мула съ золотымъ сѣдломъ и, отправившись на Сѣнную площадь, спросилъ, гдѣ тутъ лавка шерифа, и нашелъ его въ лавкѣ. Я соскочилъ съ мула, поклонился ему и сѣлъ съ нимъ. Со мною было десять черныхъ рабовъ и мамелюковъ. Шерифъ сказалъ мнѣ:
   -- Ты, можетъ-быть, пришелъ ко мнѣ по дѣламъ, которыя я съ удовольствіемъ готовъ для тебя исполнить.
   -- Да, у меня есть до тебя дѣло,-- отвѣчалъ я.
   -- Какое же?
   -- Я пріѣхалъ просить руки твоей дочери,-- отвѣчалъ я.
   -- У тебя нѣтъ ни состоянія, ни положенія, ни происхожденія.
   Въ отвѣтъ на это я подалъ ему кошелекъ съ тысячью червонцами и сказалъ:
   -- Вотъ мое положеніе и происхожденіе. Какой-то благоразумный человѣкъ сказалъ: богатство есть лучшее положеніе; И какъ на этотъ счетъ хорошо сказалъ поэтъ:
   
   Владѣлецъ двухъ двухдечныхъ кораблей
   Владѣетъ нѣсколькими языками,
   Которые онъ примѣняетъ къ дѣлу.
   Къ нему приходятъ братья и внимаютъ
   Словамъ его, и ты его надменнымъ
   Теперь передъ людьми простыми видишь,
   Но если не имѣлъ бы денегъ онъ,
   Которыми онъ чванится предъ всѣми,
   То былъ бы онъ негоднымъ человѣкомъ.
   Когда богачъ неправду говоритъ,
   Ему всѣ отвѣчаютъ: "Это правда,
   И твой языкъ не произноситъ лжи!"
   Но если правду говоритъ бѣднякъ,
   Ему всѣ отвѣчаютъ: "Ты солгалъ!" --
   И отвергаютъ то, что утверждалъ онъ.
   Поистинѣ, въ жилищѣ всякомъ деньги
   Достоинствами и красоты одеждой
   Всегда людей богатыхъ облекаютъ.
   Языкъ того, кто быть краснорѣчивымъ
   Желалъ бы горячо и страстно, -- деньги;
   Они же есть того вооруженье.
   Кто пожелалъ бы объявить войну.
   
   Шерифъ, услыхавъ эти слова и понявъ ихъ значеніе, наклонилъ голову къ самой землѣ, послѣ чего онъ приподнялся и сказалъ мнѣ:
   -- Если ужъ этому суждено быть, то я желаю получить, кромѣ того, три тысячи червонцевъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я и тотчасъ же послалъ одного изъ мамелюковъ домой, и онъ привезъ мнѣ деньги, требуемыя шерифомъ; а когда шерифъ увидалъ деньги, онъ вышелъ изъ лавки и приказалъ своимъ приказчикамъ запереть ее. Затѣмъ пригласилъ своихъ сосѣдей по рынку къ себѣ и, заключивъ мой свадебный контрактъ съ его дочерью, сказалъ мнѣ:
   -- Черезъ десять дней я тебя пущу къ ней.
   Я съ радостью въ душѣ вернулся домой и тотчасъ же разсказалъ обо всемъ обезьянѣ, на что она отвѣчала мнѣ:
   -- Ты сдѣлалъ все превосходно.
   Когда наступило время, назначенное шерифомъ, обезьяна сказала мнѣ:
   -- У меня есть еще одно желаніе, и если ты исполнишь его, то можешь требовать отъ меня чего тебѣ угодно.
   -- Что это за желаніе?-- спросилъ я.
   -- Въ концѣ комнаты, гдѣ ты въ первый разъ увидишь свою жену, есть комнатка, у дверей которой вдѣлано мѣдное кольцо, а ключи находятся подъ кольцомъ. Возьми ключи и отвори дверь. Въ комнаткѣ найдешь желѣзный сундукъ, съ четырьмя талисманами въ видѣ флаговъ по угламъ, въ серединѣ бассейнъ, наполненный деньгами, а кругомъ одиннадцать змѣй. Къ бассейну привязанъ бѣлый пѣтухъ съ гребнемъ, а подлѣ сундука -- ножъ. Возьми ножъ, убей имъ пѣтуха, разорви въ клочья флаги, опорожни сундукъ и послѣ этого или къ молодой. Этого отъ тебя требую.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я.
   Войдя въ домъ шерифа, я тотчасъ же посмотрѣлъ на комнатку, описанную мнѣ обезьяной, и, оставшись глазъ на глазъ съ молодой, я полюбовался красавицей-женой и былъ очень доволенъ и счастливъ; а когда наступила полночь и молодая уснула, я всталъ, взялъ ключи, отворилъ комнату и, взявъ ножъ, убилъ пѣтуха, разорвалъ флаги и опрокинулъ сундукъ, вслѣдствіе чего молодая проснулась и, увидавъ комнатку отворенной и пѣтуха убитымъ, она закричала:
   -- Сила и власть въ рукахъ Господа Всемогущаго, Великаго! Шайтанъ тащитъ меня.
   Едва она проговорила это, какъ въ домъ влетѣлъ шайтанъ и похитилъ молодую. Шумъ произошелъ такой, что шерифъ прибѣжалъ и, всплеснувъ руками, вскричалъ:
   -- Ахъ, Абу-Магометъ, что это ты съ нами сдѣлалъ? Такъ вотъ какъ ты насъ отблагодарилъ? Я устроилъ этотъ талисманъ въ комнатѣ, боясь проклятаго шайтана ради дочери, такъ какъ онъ уже шесть лѣтъ грозилъ похитить ее, да никакъ не могъ. Теперь оставаться тебѣ съ нами нельзя. Уходи, куда знаешь.
   Я ушелъ изъ дома шерифа и, вернувшись домой, сталъ искать обезьяны, но нигдѣ не нашелъ ея,-- она пропала безслѣдно. Изъ этого я понялъ, что обезьяна-то и была шайтаномъ, похитившимъ мою жену, и что онъ сыгралъ со мною всю эту штуку, чтобы я разрушилъ талисманъ, мѣшавшій ему похитить дѣвушку. Я раскаивался, рвалъ на себѣ одежду, плакалъ и билъ себя въ лицо. Я нигдѣ не находилъ мѣста и пошелъ въ пустыню и шелъ вплоть до вечера, не зная, куда бы мнѣ броситься. Въ ту минуту, какъ я остановился, ко мнѣ подползли двѣ змѣи, одна сѣрая, а другая бѣлая. Змѣи дрались одна съ другой. Я поднялъ камень и бросилъ его въ сѣрую змѣю, такъ какъ она обижала бѣлую, и убилъ ее. Бѣлая змѣя тотчасъ же уползла, но спустя нѣкоторое время, вернулась въ сопровожденіи десяти другихъ змѣй, которыя разорвали въ клочья убитую сѣрую змѣю, такъ что оставили только одну голову, и затѣмъ уползли.
   Я отъ утомленія растянулся на этомъ же самомъ мѣстѣ, и въ то время, какъ я лежалъ и размышлялъ о случившемся, я, никого не видя, услыхалъ голосъ, говорившій слѣдующее:
   
   Да мчится рокъ, поводья опуская,
   А ночь не проводи ты беззаботно.
   Вѣдь отъ закрытья до открытья глазъ
   Своею властью производитъ Богъ
   Всѣ перемѣны въ положеньи дѣлъ.
   
   Услыхавъ это, о, царь правовѣрныхъ, я былъ не только удивленъ, но и сильно встревоженъ; и тотчасъ же услыхалъ за собою снова голосъ, сказавшій:
   
   О мусульманинъ, чей руководитель
   Коранъ, его ты чтеньемъ наслаждайся,
   Такъ какъ къ тебѣ явилась безопасность.
   Не бойся наущеній сатаны,
   Вѣдь мы народъ, который обладаетъ
   Единой правой вѣрой на землѣ.
   
   -- Ради твоей вѣры,-- сказалъ я таинственному голосу,-- скажи мнѣ, кто ты такой?
   Невидимое говорившее существо приняло образъ человѣческій и отвѣчало:
   -- Ничего не бойся, потому что твой великодушный поступокъ намъ теперь извѣстенъ, а мы принадлежимъ къ вѣрующимъ волшебникамъ. Если у тебя есть какое-нибудь желаніе, то сообщи намъ, для того, чтобы мы съ удовольствіемъ исполнили его.
   -- У меня есть очень большое желаніе,-- сказалъ я ему,-- такъ какъ на меня обрушилось страшное несчастіе. И я не знаю, кто причиною моей бѣды.
   -- Ты, можетъ-быть, Абу-Магометъ-Лѣнивый?-- сказалъ онъ.
   -- Да,-- отвѣчалъ я.
   -- О, Абу-Магометъ, я братъ бѣлой змѣи, врага которой ты убилъ. Насъ четыре брата отъ одного отца и одной матери, и всѣ мы благодарны тебѣ за твою доброту. Знай, что принявшій на себя образъ обезьяны и сыгравшій съ тобой такую штуку -- глава шайтановъ; если бы онъ не научилъ тебя такъ сдѣлать, то никогда не могъ бы похитить твоей жены, такъ какъ онъ давно имѣлъ на нее виды, но удерживалъ его только талисманъ. Если бы талисманъ не былъ уничтоженъ, то онъ не похитилъ бы твоей жены. Но ты ничего не бойся, мы проводимъ тебя къ ней и убьемъ шайтана. Твой добрый поступокъ никогда не будетъ забытъ.
   Онъ закричалъ страшнымъ голосомъ, и передъ нимъ явилось цѣлое войско, у котораго онъ сталъ спрашивать объ обезьянѣ; одинъ изъ явившихся отвѣчалъ, что мѣсто жительства обезьяны ему извѣстно.
   -- А гдѣ же она живетъ?-- спросилъ человѣкъ.
   -- Въ Мѣдномъ городѣ, надъ которымъ не встаетъ солнышко,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Возьми, Абу-Магометъ,-- сказалъ человѣкъ,-- кого-нибудь изъ нашихъ рабовъ, онъ снесетъ тебя на своихъ плечахъ и научитъ тебя, какъ похитить твою жену. Но знай, что рабъ этотъ -- одинъ изъ шайтановъ, и въ то время, какъ онъ понесетъ тебя, не произноси имени Господа, потому что если ты произнесешь его, то онъ улетитъ отъ тебя, а ты упадешь и разобьешься.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я.
   Я выбралъ одного изъ его рабовъ, и онъ всталъ для того, чтобы я сѣлъ на него. Я сѣлъ. Рабъ поднялся со мной въ поднебесье, такъ что земля скрылась изъ нашихъ глазъ, и я увидалъ звѣзды, похожія на скалы, и услышалъ ангеловъ, прославляющихъ Господа. Все это время шайтанъ разговаривалъ, со мной и забавлялъ меня, чтобы я не произнесъ имени Бога. Но вдругъ ко мнѣ приблизилось какое-то существо, одѣтое въ зеленое платье, съ длинными вьющимися волосами и съ мечомъ, отъ котораго сыпались искры, въ рукахъ.
   -- Абу-Магометъ,-- сказалъ онъ мнѣ,-- повтори, что нѣтъ Бога, кромѣ Бога, и Магометъ -- пророкъ Его, или я поражу тебя этимъ мечомъ. Сердце мое замерло отъ невозможности упомянуть имя Божіе, но я все-таки проговорилъ: "Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, и Магометъ -- пророкъ Его". Въ ту же минуту существо это поразило шайтана мечомъ, вслѣдствіе чего онъ исчезъ и превратился въ прахъ, а я упалъ и летѣлъ на землю, пока не опустился въ волнующееся море.
   Но на морѣ шла лодка съ пятью моряками; увидавъ меня, они направились ко мнѣ, взяли къ себѣ въ лодку и стали говорить на непонятномъ мнѣ языкѣ. Я знакомъ показалъ имъ, что не понимаю ихъ, и они пошли далѣе вплоть до вечера, когда бросили сѣть и, поймавъ большую рыбу, сварили ее и дали мнѣ поѣсть. Они продолжали плыть, пока не дошли до своего города, гдѣ свели меня къ своему царю. Я поцѣловалъ прахъ у ногъ его,-- а онъ подарилъ мнѣ почетное платье. Этотъ царь зналъ арабскій языкъ и сказалъ мнѣ:
   -- Я назначаю тебя въ свои тѣлохранители.
   -- А какъ зовутъ этотъ городъ?-- спросилъ я.
   -- Генадомъ, и онъ находится въ Китаѣ,-- отвѣчалъ царь..
   Послѣ этого царь передалъ меня визирю и приказалъ ему показать мнѣ городъ. Жители этого города были сначала не вѣрными, вслѣдствіе чего Господь (да святится имя Его!)-обратилъ ихъ въ камень. Я съ большимъ удовольствіемъ осмотрѣлъ городъ и нигдѣ не видывалъ такого количества деревьевъ и плодовъ, какъ въ немъ.
   Въ этомъ городѣ я пробылъ цѣлый мѣсяцъ. Однажды, отправившись къ рѣкѣі, я сѣлъ на берегу, и въ это время ко мнѣ подъѣхалъ всадникъ и спросилъ:
   -- Не ты ли Абу-Магометъ-Лѣнивый?
   -- Я,-- отвѣчалъ я.
   -- Ничего не бойся,-- продолжалъ онъ,-- потому что мы узнали о твоемъ великодушномъ поступкѣ.
   -- А ты кто такой?-- спросилъ я.
   -- Я -- братъ змѣи. Знай, что ты очень близко отъ того мѣста, гдѣ живетъ твоя жена.
   Онъ снялъ съ себя платье и, одѣвъ меня въ него, сказалъ:
   -- Не бойся, потому что рабъ, погибшій подъ тобою, былъ однимъ изъ нашихъ рабовъ.
   Послѣ этого всадникъ посадилъ меня позади себя и свезъ въ пустыню, гдѣ сказалъ:
   -- Сойди теперь съ лошади и или между этихъ двухъ горъ, пока не увидишь Мѣднаго города; когда увидишь, остановись на нѣкоторомъ разстояніи и не трогайся съ мѣста до тѣхъ поръ, пока я не приду и не научу тебя, какъ поступать далѣе.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я.
   Я соскочилъ съ лошади и шелъ до тѣхъ поръ, пока не дошелъ до города, гдѣ увидалъ, что стѣны города сдѣланы изъ мѣди. Я обошелъ кругомъ, надѣясь увидать ворота, но воротъ я не нашелъ. Въ то время, какъ я обходилъ городъ, братъ змѣи подъѣхалъ ко мнѣ и далъ мнѣ талисманъ, въ видѣ меча, который могъ дѣлать меня невидимкой. Послѣ этого онъ уѣхалъ, вскорѣ затѣмъ послышались крики, и я увидалъ людей, глаза у которыхъ были на груди; замѣтивъ меня, они закричали:
   -- Кто ты такой и зачѣмъ ты пришелъ сюда?
   Я сообщилъ имъ, что мнѣ нужно, а они отвѣчали, что дѣвица, о которой я спрашиваю, находится съ шайтаномъ въ этомъ городѣ, но они не знаютъ, что онъ съ ней дѣлаетъ. Это были братья змѣи, которые затѣмъ прибавили:
   -- Иди къ этому ручью, замѣть, какимъ русломъ течетъ вода, и войди вмѣстѣ съ нею въ городъ.
   Я такъ и сдѣлалъ. Я вошелъ вмѣстѣ съ водой въ пещеру подъ землей и, поднявшись оттуда, очутился посреди города и увидалъ свою жену, сидѣвшую на штофномъ диванѣ, а кругомъ дивана увидалъ садъ съ золотыми деревьями и съ плодами изъ брильянтовъ и драгоцѣнныхъ камней, жемчуга и коралловъ. Жена тотчасъ же узнала меня и, поклонившись, спросила:
   -- О, господинъ мой, кто же привелъ тебя сюда?
   Я разсказалъ ей все, что со мной случилось, а она сказала мнѣ:
   -- Знаешь, этотъ проклятый негодяй, изъ чрезмѣрной любви ко мнѣ, разсказалъ мнѣ, чѣмъ можно погубить его и чѣмъ можно спасти, и сообщилъ мнѣ, что здѣсь, въ городѣ, существуетъ талисманъ, которымъ онъ можетъ разрушить весь городъ и заставить повиноваться себѣ всѣхъ шайтановъ; талисманъ этотъ лежитъ на столбѣ.
   -- А гдѣ же столбъ?-- спросилъ я.
   Она сказала, гдѣ находится столбъ.
   -- И что это за талисманъ?-- спросилъ я.
   -- Онъ представляетъ,-- отвѣчала она,-- изображеніе орла, надъ которымъ сдѣлана неизвѣстная мнѣ надпись. Этого орла поставь передъ собою, затѣмъ возьми курильницу съ горячими угольями и бросай на нихъ мускусъ, дымъ отъ котораго привлечетъ всѣхъ шайтановъ. Если ты сдѣлаешь все это, то они всѣ соберутся къ тебѣ и станутъ повиноваться тебѣ, такъ что сдѣлаютъ все, что ты имъ прикажешь. Ну, вставай и исполни все, что я тебѣ сказала, и да поможетъ тебѣ Господь.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я.
   Я всталъ, пошелъ къ столбу и сдѣлалъ все, что она мнѣ приказала; тотчасъ же всѣ шайтаны собрались ко мнѣ, и каждый изъ нихъ проговорилъ:
   -- Къ твоимъ услугамъ, повелитель! Все, что ты прикажешь, мы сдѣлаемъ.
   -- Я приказываю вамъ заковать въ кандалы того главнаго шайтана, который принесъ сюда чужую жену.
   -- Слушаемъ и повинуемся,-- отвѣчали они.
   Они тотчасъ же отправились къ указанному шайтану и заковали его въ цѣпи и, вернувшись ко мнѣ, сказали, что исполнили мое приказаніе, послѣ чего я распустилъ ихъ и, отправившись къ женѣ, сказалъ ей все, что сдѣлано.
   -- Хочешь итти со мною?-- спросилъ я.
   -- Хочу,-- отвѣчала она.
   Мы пришли съ нею въ подземную пещеру, черезъ которую я пробрался въ городъ, и дошли до волшебниковъ, ожидавшихъ меня.
   -- Укажите мнѣ путь на родину,-- сказалъ я имъ.


   Они довели насъ до морского берега и посадили на корабль, и мы дошли при попутномъ вѣтрѣ до Эль-Башраха. Жена моя пошла въ домъ своего отца, и всѣ домашніе, увидавъ ее, очень обрадовались. Я же снова обкурилъ орла мускусомъ, собравшіеся ко мнѣ со всѣхъ сторонъ шайтаны сказали мнѣ:
   -- Къ твоимъ услугамъ! Что желаешь ты отъ насъ?
   Я приказалъ имъ перевезти ко мнѣ изъ Мѣднаго города всѣ находившіяся тамъ сокровища, какъ деньги, такъ и драгоцѣнные камни. И они все перенесли. Послѣ этого я при
   !!!!!!!!!!!Пропуск 181-188
   А дѣвушка, увидавъ, что онъ наклонилъ такъ голову, сказала маклеру:
   -- Возьми меня за руку и подведи къ нему, для того, чтобы онъ хорошенько разсмотрѣлъ меня и захотѣлъ пріобрѣсти. Никому другому, я не желаю быть проданной.
   Маклеръ взялъ ее за руку и, поставивъ ее передъ Али-Шеромъ, сказалъ ему:
   -- Что скажешь, господинъ мой?
   Но Али-Шеръ ничего не отвѣчалъ.


   -- О, господинъ мой,-- сказала тогда дѣвушка,-- о, возлюбленный моего сердца! Почему не хочешь ты купить меня? Купи меня за сколько тебѣ угодно, и я принесу тебѣ счастье.
   -- Развѣ можно заставить силой купить что-нибудь?-- сказалъ онъ, поднявъ глаза.-- Вѣдь за тебя просятъ тысячу червонцевъ.
   -- О, господинъ мой,-- отвѣчала дѣвушка,-- возьми меня за девятьсотъ.
   -- Не могу,-- отвѣчалъ онъ.
   -- За восемьсотъ.
   -- Не могу.
   Она, не переставая, понижала цѣну, пока не дошла до ста червонцевъ.
   -- У меня и ста червонцевъ нѣтъ,-- отвѣчалъ онъ.
   Она же разсмѣялась и сказала ему:
   -- Сколько же у тебя недостаетъ до ста?
   -- До ста недостаетъ всей сотни,-- отвѣчалъ онъ.-- И потому поищи себѣ другого покупателя.
   Когда она поняла, что у него, дѣйствительно, нѣтъ ничего, она сказала ему:
   -- Возьми меня за руку, какъ будто хочешь хорошенько разсмотрѣть.
   Онъ исполнилъ ея желаніе, а она достала изъ кармана кошелекъ съ тысячью червонцами и прибавила:
   -- Отдѣли отъ нихъ девятьсотъ въ уплату за меня, а остальные сто оставь у себя, такъ какъ они намъ пригодятся.
   Онъ исполнилъ все по ея указанію и, купивъ ее за девятьсотъ червонцевъ, уплатилъ изъ ея кошелька и отправился съ нею домой. Прійдя къ нему въ домъ, она увидала, что у него совсѣмъ пусто: нѣтъ ни обстановки ни утвари -- однѣ голыя стѣны. Вслѣдствіе этого она дала ему еще тысячу червонцевъ и сказала:
   -- Отправляйся на рынокъ и на триста червонцевъ купи намъ убранства и необходимой утвари.
   Онъ пошелъ и купилъ что было нужно.
   -- А на три червонца купи намъ ѣды и питья.
   Онъ пошелъ и купилъ.
   -- А теперь, -- сказала она, -- купи шелковой матеріи столько, сколько нужно на занавѣску, и золотыхъ, серебряныхъ и шелковыхъ нитокъ семи различныхъ цвѣтовъ.
   Онъ купилъ и это все.
   Послѣ этого она разставила по дому вещи, зажгла свѣчи и сѣла ѣсть и пить съ хозяиномъ, послѣ чего они поцѣловались и представили зрѣлище, описанное поэтомъ:
   
   Глазамъ еще не удавалось видѣть
   Картины, красотой превосходящей
   Вѣдь двухъ возлюбленныхъ, сидящихъ рядомъ,
   Другъ друга обнимающихъ, носящихъ
   Одежды радости, любви блаженства,
   Поддерживающихъ рукой другъ друга.
   Когда сердца любовь соединяетъ,
   То критики въ холодное желѣзо
   Бьютъ съ грохотомъ своими молотками.
   О, ты, который упрекаетъ строго
   Влюбленныхъ за ихъ страсть, ты развѣ можешь
   Испорченное сердце исцѣлить?
   И если въ жизни есть твоей особа,
   Которая тебя въ восторгъ приводитъ,
   То поселись тогда ты съ нею вмѣстѣ!
   
   Любовь другъ къ другу твердо укрѣпилась въ ихъ сердцахъ, и на слѣдующее утро дѣвушка взяла занавѣсъ, вышила ее разноцвѣтными шелками и отдѣлала золотомъ и серебромъ. Она вышила на каймѣ изображеніе птицъ, а кругомъ -- дикихъ звѣрей, и не было на свѣтѣ такого звѣря, котораго она не вышила бы на занавѣси. Работала она восемь дней, и когда работа была окончена, она обрѣзала ее, выгладила и, вручивъ хозяину, сказала:
   -- Иди на рынокъ и продай ее за пятьдесятъ червонцевъ купцу, но смотри, не продавай ея какому-нибудь незнакомому прохожему, такъ какъ это послужитъ причиной нашей съ тобой разлуки. У насъ есть в ла мула и пошла въ сопровожденіи евнуха, сказавшаго ей:
   -- Входи, госпожа моя, только, смотри, никому не говори, кто ты такая, для того, чтобы не возбуждать противъ насъ негодованія.
   Евнухъ продолжалъ предостерегать ее, а она начала осматривать лавки; моя лавка понравилась ей болѣе другихъ и поэтому, подойдя къ ней, въ сопровожденіи евнуха, она сѣла на. скамейку и поклонилась мнѣ. Я же въ жизни не слыхалъ такихъ сладкихъ рѣчей и голоса болѣе пріятнаго, чѣмъ у нея. Когда она откинула покрывало съ своего лица, я устремилъ на поо свой взоръ и невольно вздохнулъ. Сердце мое преисполнилось любовью къ ней, и я, не спуская съ нея глазъ, прочелъ слѣдующіе стихи:
   
   Внемли, красавица, съ вуалемъ сизымъ,
   Что смерть зову и, чтобъ не знать страданій,
   Которыми обязанъ я тебѣ.
   Ты мнѣ даришь блаженство посѣщеньемъ;
   Ты видишь, я протягиваю руку,
   Чтобы принять ей даръ твоихъ щедротъ.
   
   Услыхавъ мои слова, она отвѣчала мнѣ такъ:
   
   Пусть сердце вырвутъ у меня въ тотъ часъ,
   Когда любить тебя могучей страстью
   То сердце перестанетъ. Одного
   Тебя я, милый, всей душой люблю,
   И если глазъ мой взглянетъ на другого,
   Пусть отъ меня отнимется блаженство
   И радости свиданія съ тобою,
   Когда забыта мука дней разлуки.
   
   -- О, юноша,-- сказала она послѣ этого,-- нѣтъ ли у тебя хорошенькихъ матерій?
   -- О, госпожа моя,-- отвѣчалъ я,-- рабъ твой человѣкъ бѣдный; но подожди, пока другіе купцы не откроютъ свои лавки, и тогда я принесу все, что ты пожелаешь.
   Такимъ образомъ я бесѣдовалъ съ нею, потопая въ морѣ любви и сходя съ ума отъ страсти. Когда другіе купцы отворили свои лавки, я всталъ и принесъ ей всякаго товара и матерій на пять тысячъ серебряныхъ монетъ. Всѣ эти матеріи она передала евнуху, и они пошли прочь; а у входа на рынокъ рабы подали ей ея мула, и она сѣла на него, не сказавъ мнѣ, кто она такая, а я постыдился спросить у нея, и-такимъ образомъ я сдѣлался отвѣтственнымъ лицомъ за всѣ эти матеріи, стоящія пять тысячъ серебряныхъ монетъ.
   Домой я пошелъ совершенно охмелѣвшій отъ любви, и изъ поставленнаго передо мною ужина я съѣлъ только кусочекъ, такъ какъ, думая о красотѣ незнакомки, не могъ ѣсть болѣе. Спать мнѣ хотѣлось, но сонъ бѣжалъ отъ моихъ глазъ, и въ такомъ положеніи пробылъ я цѣлую недѣлю. По прошествіи же этой недѣли незнакомка снова пріѣхала на мулѣ въ сопровожденіи евнуха и двухъ рабовъ. Поклонившись мнѣ, она сказала:
   -- О, господинъ мой, мы немного опоздали съ уплатою тебь за матерію. Призови мѣнялу и прими деньги 30).
   Такимъ образомъ явился мѣняла, и евнухъ передалъ ему деньги. Принявъ деньги, я сѣлъ бесѣдовать съ нею до тѣхъ поръ, пока не собрались купцы и не открыли своихъ лавокъ.
   -- Достань мнѣ такихъ-то и такихъ товаровъ, -- сказала она.
   Я досталъ ей всего, что она требовала, и она, взявъ покупки, отправилась съ ними, ничего не сказавъ мнѣ объ уплатѣ. Когда она уѣхала, я очень раскаялся въ томъ, что сдѣлалъ, такъ какъ товаровъ ей я доставилъ на тысячу червонцевъ, и лишь только я потерялъ ее изъ виду, какъ въ душѣ подумалъ:
   "Что это за любовь? Она принесла мнѣ пятьсотъ серебряныхъ монетъ, а взяла товару на тысячу червонцевъ!"
   Я боялся, что изъ-за этого сдѣлаюсь банкротомъ и лишу другихъ купцовъ ихъ товаровъ, и думалъ:
   "Вѣдь купцы знаютъ только меня, а эта женщина, вѣроятно, Обманщица, очаровавшая меня своей красотой и миловидностью; видя, что я такъ молодъ, она просто посмѣялась надо мною, а я не спросилъ у нея, гдѣ она живетъ".
   Я страшно тревожился все это время, а она не появлялась болѣе мѣсяца. Между тѣмъ купцы требовали съ меня свои деньги и такъ наступали, что мнѣ пришлось предложить въ уплату мое имущество, вслѣдствіе чего я очутился на краю разоренія. Однажды сидѣлъ я, погруженный въ мрачныя думы, въ своей лавкѣ, какъ увидалъ подъѣхавшую и остановившуюся у воротъ рынка незнакомку, которая затѣмъ подошла ко мнѣ. Увидавъ ее, я забылъ всѣ свои бѣдствія. Она подошла и, обращаясь ко мнѣ, сказала:
   -- Достань вѣсы и свѣшай деньги.
   Она отдала мнѣ плату за товары и даже съ нѣкоторой надбавкой, послѣ чего стала просто болтать со мной, такъ что я чуть не умеръ отъ радости и счастья.
   -- Есть у тебя жена?-- спросила она наконецъ.
   -- Нѣтъ, я не знакомъ ни съ какой женщиной, -- отвѣчалъ я и заплакалъ.
   -- О чемъ же ты плачешь?-- спросила она.
   -- Я плачу потому, что мнѣ запала въ голову одна мысль.
   Я взялъ нѣсколько червонцевъ и далъ ихъ евнуху, прося его содѣйствія въ этомъ дѣлѣ, въ отвѣтъ на что онъ засмѣялся и сказалъ:
   -- Да она влюблена въ тебя гораздо болѣе, чѣмъ ты въ нее. Никакихъ матерій ей не надо, и она приходила за ними только изъ любви къ тебѣ: сдѣлай ей предложеніе, и ты увидишь, что она на него согласится.
   Незнакомка же, увидавъ, что я далъ евнуху денегъ, вернулась и опять сѣла на скамейку, а я сказалъ ей:
   -- Будь милостива къ рабу твоему и прости мнѣ то, что я скажу тебѣ.
   Я передалъ ей о чувствахъ своего сердца, признаніе мое понравилось ей, и, согласившись на мое предложеніе, она сказала:
   -- Этотъ евнухъ придетъ къ тебѣ съ моимъ письмомъ; исполни то, что онъ скажетъ тебѣ.
   Она встала и ушла.
   Я тотчасъ же пошелъ къ купцамъ и отдалъ имъ полученныя деньги, и всѣ, за исключеніемъ меня, получили барышъ. Разставшись съ нею, я горевалъ отъ разлуки и всю ночь не могъ заснуть. Черезъ нѣсколько дней, однакоже, евнухъ ея пришелъ ко мнѣ; я принялъ его съ почетомъ и спросилъ, что дѣлаетъ госпожа?
   -- Она нездорова,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Разскажи мнѣ, кто такая она?-- сказалъ я.
   -- Султанша Зубейдехъ,-- отвѣчалъ онъ,-- жена Гарунъ Эръ-Рашида, воспитала эту дѣвушку. Она одна изъ ея рабынь. Она выпросила у госпожи своей позволеніе выходить и возвращаться, когда ей угодно. Такое позволеніе она получила и пользовалась имъ. Послѣ этого она стала разсказывать госпожѣ своей о тебѣ и просила позволенія выйти за тебя замужъ, но госпожа ея сказала ей, что не согласится до тѣхъ поръ, пока не увидитъ сама молодого человѣка, и если онъ, дѣйствительно, желаетъ жениться, тогда она дастъ согласіе. Вслѣдствіе этого мы рѣшили тотчасъ же ввести тебя во дворецъ, и если тебѣ удастся войти туда никѣмъ не замѣченнымъ, то бракъ твой съ нею можетъ быть заключенъ. Если же заговоръ этотъ будетъ открытъ, то тебѣ не снести своей головы. Что же ты скажешь на это?
   -- Хорошо,-- отвѣчалъ я,-- я пойду съ тобой и тамъ буду ждать судьбы своей.
   -- Лишь только завтра станетъ смеркаться, -- продолжалъ евнухъ, -- приди въ мечеть, выстроенную Зубейдехою на берегахъ Тигра, и тамъ, читая молитвы, провели ночь 31).
   -- Охотно, -- отвѣчалъ я.

   Когда наступили сумерки, я отправился въ мечеть и, читая молитвы, провелъ ночь, и лишь только начало свѣтать, я увидалъ двухъ евнуховъ, приближавшихся въ лодкѣ, нагруженной пустыми сундуками, которые они привезли въ мечеть. Одинъ изъ нихъ ушелъ, а другой остался, и въ этомъ другомъ я узналъ того, съ кѣмъ я велъ всѣ переговоры. Вскорѣ къ намъ присоединилась моя незнакомка. Я всталъ при ея приближеніи и обнялъ ее, а она поцѣловала меня и заплакала. Послѣ того, какъ мы немного поговорили, она посадила меня въ сундукъ и заперла. Рабы принесли множество кусковъ матеріи и наполнили другіе сундуки, заперли ихъ и поставили на лодку вмѣстѣ съ тѣмъ сундукомъ, въ которомъ сидѣлъ я. Незнакомка сѣла тоже въ лодку, и гребцы, ударивъ веслами, свезли насъ во дворецъ султанши Зубейдехъ. Хмель отъ любви теперь изъ меня вылетѣла, я началъ размышлять и раскаиваться въ томъ что сдѣлалъ, и молить Бога избавить меня отъ опасности.
   Между тѣмъ лодка подошла къ. воротамъ дворца, и изъ нея стали выгружать сундуки и переносить ихъ во дворецъ, но начальникъ стражи, спавшій въ то время, какъ лодка причаливала, проснулся отъ криковъ носильщиковъ и крикнулъ моей возлюбленной:
   -- Надо открыть сундуки для того, чтобы я могъ осмотрѣть ихъ.
   Онъ всталъ и хлопнулъ рукой по тому сундуку, въ которомъ я находился. Я потерялъ отъ страха голову, душа ушла въ пятки, и ноги затряслись, а незнакомка сказала:
   -- Это сундуки султанши Зубейдехъ, и если ты откроешь ихъ и дотронешься до вещей, то она разсердится на тебя, и мы всѣ погибнемъ. Въ нихъ нѣтъ ничего, кромѣ матерій, выкрашенныхъ въ различные цвѣта, а въ томъ сундукѣ, на которомъ лежитъ твоя рука, кромѣ того, положено нѣсколько бутылокъ съ земземовой водой 32), и если вода разольется, то испортитъ матеріи. Я предупредила тебя, а ты рѣшай самъ, что тебѣ дѣлать.
   Услыхавъ ея объясненіе, онъ сказалъ:
   -- Берите сундуки и проходите!
   Евнухи тотчасъ же взяли ихъ и понесли въ сопровожденіи незнакомки во дворецъ, но въ ту же минуту я услыхалъ крикъ:
   -- Калифъ! Калифъ!.
   Окончательно потерявъ голову, я почувствовалъ отъ страха спазмы и чуть не умеръ, ноги мои тряслись. Калифъ окликную мою незнакомку и сказалъ ей:
   -- Что это за сундуки?
   -- О, государь мой!-- Да хранитъ Господь власть твою!-- въ этихъ сундукахъ матеріи для госпожи моей Зубейдехи.
   -- Открой ихъ, -- сказалъ калифъ,-- я хочу посмотрѣть матеріи.
   Услыхавъ это, я простился съ жизнью. Рабыня не смѣла ослушаться этого приказанія и только отвѣчала:
   -- О, государь правовѣрныхъ! Въ этихъ сундукахъ нѣтъ ничего, кромѣ нарядовъ моей госпожи, и она не приказывала мнѣ отворять ихъ.
   -- Сундуки должны быть открыты, -- сказалъ калифъ,-- для того, чтобы я посмотрѣлъ, что въ нихъ.
   Онъ тотчасъ же приказалъ евнухамъ принести сундуки къ нему. Поэтому-то я простился совсѣмъ со своей жизнью. Евнухи стали подносить къ нему одинъ сундукъ вслѣдъ за другимъ, отворяли ихъ передъ нимъ, и онъ осматривалъ содержимое. Когда же къ нему поднесли сундукъ, въ которомъ находился я, то я приготовился къ смерти, но рабыня въ это время проговорила:
   -- Царь правовѣрныхъ! Въ этомъ сундукѣ находятся вещи чисто женскія, и было бы приличнѣе не открывать его безъ госпожи Зубейдехи.
   Услыхавъ это, калифъ приказалъ евнухамъ нести всѣ сундуки во дворецъ. Рабыня поспѣшила впередъ и приказала двумъ евнухамъ нести сундукъ, въ которомъ я былъ заключенъ, во внутреннюю комнату, и они, поставивъ его туда, тотчасъ же удалились. Дѣвушка же открыла его и знакомъ приказала мнѣ выйти. Я вышелъ и: прошелъ въ чуланъ, а она заперла за мною дверь и закрыла сундукъ. Когда же евнухи принесли всѣ сундуки и ушли совсѣмъ, она отворила дверь въ чуланъ.
   -- Тебѣ бояться нечего,-- сказала она.-- Да просвѣтитъ Господь очи твои! Теперь или за мною для того, чтобы ты могъ поцѣловать прахъ у ногъ Зубейдехи.
   Я пошелъ съ нею и увидѣлъ двадцать другихъ рабынь, высокогрудыхъ дѣвственницъ и между ними султаншу Зубейдеху, едва двигавшуюся отъ тяжести своей одежды и украшеній, навѣшанныхъ на нее. При ея приближеніи рабыни разступились передъ нею, а я выступилъ и поцѣловалъ прахъ у ногъ ея. Она знакомъ приказала мнѣ сѣсть. Я сѣлъ передъ нею, а она начала предлагать мнѣ вопросы касательно моихъ занятій и родства, на которые я давалъ отвѣты, вполнѣ удовлетворявшіе ее.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- сказала она,-- мы не даромъ заботились о воспитаніи этой дѣвушки. Знай, что мы любимъ ее не менѣе, чѣмъ любили бы дочь, и она Самимъ Богомъ отдана подъ наше попеченіе.
   Я снова поцѣловалъ прахъ у ногъ султанши, очень довольный, что могу жениться на рабынѣ, послѣ чего она приказала мнѣ остаться съ ними десять дней. Я остался тутъ, но не зналъ, что дѣлается съ моею невѣстой. Обѣдъ же и ужинъ мнѣ приносили другія дѣвушки. Послѣ этого султанша просила у супруга своего, царя правовѣрныхъ, выдать замужъ свою рабыню. Калифъ далъ разрѣшеніе и приказалъ выдать въ приданое десять тысячъ червонцевъ.
   Султанша Зубейдехъ послала за кади и свидѣтелями, они написали контрактъ моего брака съ дѣвицей, и рабыни приготовили сласти и превосходныя кушанья и разнесли ихъ по всѣмъ покоямъ. Такъ онѣ угощали еще въ продолженіе десяти дней, а по прошествіи двадцати дней свели невѣсту въ баню и приготовили ее для пріема меня, какъ своего мужа. Мнѣ они принесли блюдо зирбаеха, подслащеннаго сахаромъ и подправленнаго розовой водой съ мускусомъ и смѣшаннаго съ курицей и другими различными вещами. Клянусь Аллахомъ, увидавъ это блюдо зирбаеха, я тотчасъ же принялся ѣсть его и ѣлъ его до тѣхъ поръ, пока вполнѣ не насытился, затѣмъ вытеръ руки, но вымыть ихъ забылъ. Я продолжалъ сидѣть, а передъ мною пѣвицы били въ бубны, и дѣвушки, засвѣтивъ свѣчи, стали раздѣвать невѣсту и давать ей въ подарокъ золотыя вещи, для чего онѣ провели ее по всему дворцу. Когда онѣ привели ее ко. мнѣ, то сняли съ нея и платье и оставили насъ однихъ. Тутъ я обнялъ ее, едва вѣря своему счастью; но лишь только я обвилъ ее своими руками, какъ она услыхала запахъ зирбаеха и тотчасъ же громко крикнула, вслѣдствіе чего рабыни прибѣжали со всѣхъ сторонъ.
   Я страшно взволновался, не понимая причины, а рабыни, сбѣжавшіяся на ея крикъ, спрашивали:
   -- Что съ тобой случилось, о сестра?
   -- Уведите отъ меня,-- говорила она имъ,-- этого безумца, котораго я считала человѣкомъ разумнымъ.
   -- Изъ чего ты вывела заключеніе, что я не въ своемъ умѣ?-- спросилъ я.
   -- Ты сумасшедшій!-- сказала она, -- а иначе, поѣвъ зирбаеха, ты не всталъ бы, не вымывъ рукъ. Клянусь Аллахомъ, я не хочу имѣть мужа безтолковаго и неумѣющаго вести себя!
   И, говоря _такимъ образомъ, она сняла висѣвшую у нея на поясѣ плеть33) и стала бить меня ею по спинѣ до тѣхъ поръ, пока я не лишился чувствъ, затѣмъ она сказала другимъ дѣвушкамъ:
   -- Уведите его къ начальнику городской полиціи для того, чтобы онъ отрубилъ ему руку за то, что, поѣвъ зирбаеха, онъ не вымылъ ея.
   -- Услыхавъ это, я вскричалъ:
   -- Сила и власть въ рукахъ Божіихъ! Неужели ты хочешь отрубить мнѣ руку только изъ-за того, что я, поѣвъ зирбаеха, забылъ вымыть ее?
   Присутствующіе дѣвушки стали пробить со, говоря:
   -- О, сестра наша, не сердись на него за то, что оит, теперь сдѣлалъ.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- продолжала она,-- мнѣ надо отрѣзать ему что-нибудь изъ конечностей!
   Она ушла отъ меня, и въ продолженіе десяти дней я ея не видалъ. Затѣмъ, вернувшись ко мнѣ, она сказала:
   -- Ахъ ты черномазый! Неужели я не стою тебя? Такъ какъ же ты смѣлъ, поѣвъ зирбаеха, не вымыть рукъ?
   Она крикнула дѣвушекъ, которые завязали мнѣ назадъ руки, она же, взявъ бритву, отрѣзала большіе пальцы, какъ на рукахъ, такъ и на ногахъ, и я упалъ въ обморокъ. Послѣ этого на пораненныя мѣста она насыпала какого-то порошка, чтобы остановить кровь, а я сказалъ, что не буду ѣсть зирбаеха всю свою жизнь, если не вымою рукъ сорокъ разъ щелокомъ, сорокъ разъ кипарисомъ и сорокъ разъ мыломъ, и она взяла съ меня клятву, что я не буду ѣсть, зирбаеха, если не вымою рукъ, какъ сказалъ вамъ. Вотъ поэтому-то, когда принесли этотъ зирбаехъ, я измѣнился въ лицѣ и подумалъ: "Вотъ причина тому, что я лишился большихъ пальцевъ на рукахъ и на ногахъ. Когда же вы стали уговаривать меня, мнѣ пришлось исполнить данную клятву".
   -- Тутъ я сказалъ ему,-- продолжалъ надсмотрщикъ.-- А что же было съ тобою потомъ?
   -- Когда я далъ ей клятву, -- отвѣчалъ онъ,-- то она успокоилась, милостиво допустила меня къ себѣ, и мы счастливо прожили съ нею нѣкоторое время.
   -- А вѣдь обитатели калифова дворца не знаютъ, что ты живешь здѣсь,-- сказала она мнѣ,-- и никто не видалъ, какъ ты попалъ сюда и попалъ ты безъ помощи султанши Зубейдехъ. Возьми вотъ эти червонцы,-- прибавила она, подавая мнѣ пять тысячъ золотыхъ,-- и купи на нихъ хорошій просторный домъ.
   Я ушелъ и купилъ просторный хорошій домъ, а она перевезла въ него все свое имущество, и всѣ свои сокровища, и одежду, и рѣдкости. Вотъ почему я лишенъ пальцевъ на рукахъ и на ногахъ.
   Султанъ же сказалъ:
   -- Это не такъ занимательно, какъ исторія горбуна. Нѣтъ, исторія горбуна занимательнѣе всѣхъ вашихъ исторій, и потому всѣ вы будете распяты.
   Но тутъ впередъ выступилъ еврей и, поцѣловавъ прахъ, сказалъ:
   -- О, царь вѣковъ! Я разскажу, тебѣ исторію, болѣе удивительную, чѣмъ исторія горбуна.
   -- Ну, разсказывай,-- проговорилъ царь.
   И онъ началъ такимъ образомъ:
   

Разсказъ еврея-врача.

   Вотъ какая удивительная исторія случилась со мною, когда я былъ молодъ. Я жилъ въ Дамаскѣ, гдѣ учился и потомъ практиковалъ. Однажды за мною явился изъ дома губернатора мамелюкъ. Я тотчасъ же пошелъ съ нимъ до самаго губернаторскаго дома. Войдя въ пріемную, я увидалъ въ концѣ ея алебастровое ложе, отдѣланное золотомъ, и на немъ больного человѣка: онъ былъ еще молодъ, и мнѣ не приходилось видѣть такого привлекательнаго больного. Опустившись около его ложа, я прочелъ молитву о его выздоровленіи 34), онъ же глазами сдѣлалъ мнѣ знакъ.
   -- Прежде всего, о, господинъ мой,-- сказалъ я ему,-- протяни мнѣ руку.
   Онъ тотчасъ же протянулъ мнѣ лѣвую руку, что меня не мало удивило, и я подумалъ: что за самомнѣніе! Прописавъ ему лѣкарство, я продолжалъ десять дней посѣщать его, пока онъ не окрѣпъ. Затѣмъ онъ взялъ ванну, вымылся и выздоровѣлъ. Губернаторъ же подарилъ мнѣ прекрасную почетную одежду и назначилъ меня главнымъ смотрителемъ дамасскаго госпиталя 35). Но когда я пошелъ съ нимъ въ баню, очищенную отъ другихъ посѣтителей только для насъ однихъ, и слуги принесли простыни и сняли тѣ, которыми онъ былъ обернутъ, то я увидалъ, что у него была отнята правая рука. Я не только удивился, но и пожалѣлъ его и, посмотрѣвъ на его тѣло, увидалъ на немъ знаки отъ палочныхъ ударовъ, что тоже не мало удивило меня. Молодой же человѣкъ, обернувшись ко мнѣ, сказалъ:
   -- О, врачъ, не удивляйся тому, что ты видишь! Когда мы выйдемъ изъ бани, я разскажу тебѣ мою исторію.
   Когда мы вернулись домой, и онъ немного поѣлъ и отдохнулъ, то сказалъ мнѣ:
   -- Хочешь немного развлечься во время ужина?
   -- Хочу, -- отвѣчалъ я.
   Онъ тотчасъ же приказалъ рабамъ перенести въ столовую мебель, изжарить барашка и подать фруктовъ. Рабы въ точности исполнили его приказаніе, и когда они принесли фрукты, и мы поѣли ихъ, я сказалъ:
   -- Ну, такъ разсказывай же свою исторію.
   -- Ну, такъ слушай, о, врачъ, -- отвѣчалъ онъ, -- разсказъ о томъ, что со мною случилось. Я -- одинъ изъ уроженцевъ Эль-Мозиля. Мой дѣдъ съ отцовской стороны оставилъ послѣ себя десять человѣкъ сыновей, старшимъ изъ которыхъ былъ мой отецъ. Всѣ они выросли и женились, и у отца моего родился я, а у другихъ девяти братьевъ ни у кого не было дѣтей. Такимъ образомъ я росъ среди своихъ дядей, сильно ко мнѣ привязанныхъ. Однажды уже взрослымъ я отправился съ отцомъ въ мечеть Эль-Мозиля. Это была пятница, и мы читали праздничныя молитвы, затѣмъ народъ вышелъ изъ мечети, и въ ней остались только мой отецъ и дяди, сидѣвшіе и разговаривавшіе о чудесахъ различныхъ странъ и чудныхъ по виду городовъ, пока кто-то не упомянулъ Египта.
   -- Путешественники увѣряютъ,-- сказалъ одинъ изъ моихъ дядей, -- что нѣтъ на свѣтѣ прелестнѣе страны Египта съ его Ниломъ.
   -- Кто не видалъ Каира,-- прибавилъ мой отецъ,-- тотъ не видалъ свѣта. Почва въ немъ -- чистое золото, Нилъ -- чудеса, а женщины подобны черноглазымъ райскимъ дѣвамъ. Дома въ немъ -- настоящіе дворцы, воздухъ умѣренный, ароматъ превосходитъ запахъ дерева алея и услаждаетъ сердце. Да и можетъ ли быть иначе, когда Каиръ есть метрополь всего свѣта36). Если бы вы видѣли по вечерамъ его сады,-- продолжалъ онъ,-- и косую тѣнь, падающую отъ нихъ, вы согласились бы, что это дѣйствительно чудо, и пришли бы въ восторгъ.

   Когда я услыхалъ это описаніе Египта, я сталъ думать только о немъ, и послѣ ухода по домамъ братьевъ отца я провелъ безсонную ночь, тоскуя по этой странѣ, и не могъ ни ѣсть ни пить. Чрезъ нѣсколько дней мои дяди стали собираться въ путь сюда, и я со слезами просилъ отца отпустить меня съ ними; онъ согласился, приготовилъ мнѣ товаровъ, и я выѣхалъ; передъ отъѣздомъ онъ сказалъ имъ:
   -- Не позволяйте ему вступать въ Египетъ, а оставьте его въ Дамаскѣ, чтобъ онъ продалъ тамъ свои товары.
   Я простился съ отцомъ, и мы выѣхали изъ Эль-Мозиля, и поѣхали, не останавливаясь, до Алеппо, гдѣ остановились на нѣсколько дней, чтобъ отдохнуть, потомъ двинулись въ Дамаскъ, оказавшійся чуднымъ городомъ съ деревьями, рѣками, птицами, точно рай земной со всевозможными фруктами. Мы остановились въ одномъ изъ хановъ, и дяди мои пробыли тутъ до тѣхъ поръ, пока они не продали товаровъ и не купили новыхъ. Они тоже продали и мои товары, получивъ на каждую серебряную монету по пяти. Я очень радовался, получивъ такой барышъ. Оставивъ меня, дяди отправились въ Египетъ, а я переѣхалъ въ такой хорошенькій каахъ, какой не описать и словомъ, и платилъ за него по два червонца въ мѣсяцъ37).
   Тутъ я сталъ хорошо и ѣсть и пить, бросая деньги, вырученныя за мои товары. Въ то время, какъ я сидѣлъ однажды у дверей моего кааха, ко мнѣ подошла дѣвица въ такомъ богатомъ платьѣ, какого мнѣ не случалось еще видѣть, и я пригласилъ ее войти. Она, не колеблясь, тотчасъ же вошла; мнѣ очень понравилась ея уступчивость, и я тотчасъ же заперъ за нами обоими дверь. Она откинула покрывало, сняла изаръ, и я нашелъ ее до такой степени красивой, что сердце мое затрепетало отъ любви; я тотчасъ же пошелъ и принесъ обѣдъ, состоявшій изъ разнаго рода мяса, фруктъ и всякаго другого угощенія; мы ѣли и забавлялись, а потомъ стали пить до тѣхъ поръ, пока не опьянялись и легли спать. Утромъ я подалъ ей десять червонцевъ, по она отказалась принять ихъ и сказала:
   -- Чрезъ три дня, возлюбленный мой, леди меня опять. Съ закатомъ солнца я буду у тебя, и на это золото ты можешь приготовить такое же угощеніе, какое у насъ только что было.
   Она дала мнѣ десять червонцевъ, простилась со мной и ушла, взявъ съ собой и все мое благоразуміе.
   Чрезъ три дня она вернулась, одѣтая въ дорогое вышитое платье и гораздо наряднѣе, чѣмъ была одѣта въ первый разъ. Я приготовилъ къ ея приходу все, что требовалось, и мы поѣли, попили и легли спать какъ прежде. Утромъ она снова дала мнѣ десять червонцевъ, обѣщая прійти опять чрезъ три дня. Я приготовилъ все, что было нужно; чрезъ три дня она пришла въ платьѣ гораздо болѣе роскошномъ, чѣмъ была въ первый и во второй разъ, и сказала мнѣ:
   -- О, господинъ мой, развѣ я нехороша собой?
   -- Хороша, -- отвѣчалъ я.
   -- Не позволишь ли мнѣ,-- продолжала она,-- привести съ собой дѣвицу еще болѣе красивую, чѣмъ я, и еще болѣе молодую для того, чтобъ она могла побыть съ нами, а мы бы позабавились съ ней? Она просила, меня взять ее съ собой. Ей хотѣлось бы пошалить съ нами.

   Сказавъ это, она дала мнѣ двадцать червонцевъ на приготовленіе болѣе пышнаго обѣда въ честь той дѣвицы, которая должна была прійти съ нею. Послѣ этого она простилась со мною и ушла.
   Согласно условію, на четвертый день я приготовилъ все, что было нужно, и вскорѣ послѣ солнечнаго заката она пришла въ сопровожденіи дѣвицы, закутанной въ изаръ. Онѣ обѣ вошли и сѣли. Я былъ очень радъ, зажегъ свѣчи и съ радостью и восторгомъ привѣтствовалъ ихъ. Онѣ скинули верхнюю одежду, и когда новая дѣвица открыла лицо, я увидалъ, что она хороша, какъ полная луна; я въ жизни не видывалъ кого-либо красивѣе ея. Я тотчасъ же всталъ и поставилъ передъ ними ѣду и питье. Мы ѣли и пили, и я, не. переставая, ласкалъ новую дѣвицу, подливалъ ей вина и пилъ съ нею, а первая дѣвица, очевидно, мучилась тайной ревностью.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- говорила она, -- эта дѣвушка красивѣе меня.
   -- Да, красивѣе, -- отвѣчалъ я.
   Вскорѣ послѣ этого я заснулъ, и когда утромъ проснулся, то увидалъ, что руки у меня въ крови. Открывъ глаза, я убѣдился, что солнце уже встало. Я сталъ будить дѣвицу, мою новую подругу. Но, о ужасъ! Голова ея отдѣлилась отъ туловища. Другой дѣвицы не оказалось уже тутъ, изъ чего я заключилъ, что она это сдѣлала изъ ревности. Поразмысливъ немного, я всталъ, раздѣлся и вырылъ яму въ каахѣ, куда и положилъ дѣвицу, закрывъ ее землей. Послѣ этого я одѣлся и, взявъ свои оставшіяся деньги, пошелъ къ хозяину кааха и заплатилъ ему за годъ впередъ за каахъ, сказавъ ему, что уѣзжаю въ Египетъ къ дядьямъ.
   Такимъ образомъ я уѣхалъ въ Египетъ, гдѣ встрѣтился съ дядьями, которые были очень рады видѣть меня. Я узналъ, что товары свои они уже продали. Они спросили меня:
   -- Зачѣмъ ты пріѣхалъ?
   -- Мнѣ очень хотѣлось видѣться съ вами, -- отвѣчалъ я,-- да, кромѣ того, я боялся, что мнѣ не достанетъ денегъ.
   Цѣлый годъ пробылъ я съ ними, наслаждаясь жизнью въ Египтѣ. Я, не скупясь, черпалъ свои деньги и тратилъ ихъ на ѣду и на питье почти до самаго дня отъѣзда моихъ дядюшекъ, когда я бѣжалъ отъ нихъ.
   -- Онъ, вѣроятно, поѣхалъ впередъ,:-- говорили они, -- и вернулся въ Дамаскъ.
   Они тоже отправились. А я вернулся въ Каиръ и прожилъ тамъ еще три года, проживая свои деньги. Скоро у меня почти ничего не осталось. Но плату за домъ я посылалъ каждый годъ хозяину кааха. Прошло три года. Я сталъ скучать, тѣмъ болѣе, что въ карманѣ у-меня осталась только годовая плата за наемъ кааха.
   Пріѣхавъ обратно въ Дамаскъ, я поселился въ каахѣ. Хозяинъ очень обрадовался, увидавъ меня, а я, войдя въ домъ, сталъ отмывать слѣды крови убитой дѣвицы. Отодвинувъ подушку, я нашелъ подъ ней ожерелье, которое было надѣто на ней въ ту ночь. Я взялъ его, сталъ разсматривать и заплакалъ. Въ теченіе двухъ дней не выходилъ я изъ дома, а на третій сходилъ въ баню и перемѣнилъ одежду. Денегъ у меня тогда совсѣмъ уже не было, я пошелъ на рынокъ (самъ дьяволъ толкнулъ меня на это, чтобъ исполнить мой злой рокъ) и подалъ брилліантовое ожерелье маклеру. Маклеръ всталъ и, подойдя ко мнѣ поближе, сѣлъ подлѣ меня, затѣмъ, дождавшись полнаго сбора торговцевъ, онъ потихоньку, безъ моего вѣдома, пустилъ драгоцѣнность въ продажу. За ожерелье дали двѣ тысячи червонцевъ, а онъ пришелъ ко мнѣ и сказалъ:
   -- Это ожерелье изъ мѣди, поддѣлка франковъ, и цѣна ему не выше тысячи серебряныхъ монетъ.
   -- Мы дѣлали это ожерелье для женщины, -- сказалъ я, -- чтобы посмѣяться, а потомъ оно досталось моей женѣ. Пойди и принеси мнѣ тысячу серебряныхъ монетъ.
   Маклеръ, услыхавъ это, увидалъ, что это дѣло подозрительное и отдалъ ожерелье начальнику торговли, который снесъ его къ вали и сказалъ ему:
   -- Это ожерелье было украдено у меня, и мы нашли вора, одѣтаго купеческимъ сыномъ.
   Полицейскіе окружили. меня, прежде чѣмъ я узналъ, въ чемъ дѣло, и свели, къ вали, который сталъ допрашивать, откуда я взялъ это ожерелье. Я сказалъ ему то же самое, что говорилъ и маклеру; но вали засмѣялся и сказалъ:
   -- Это неправда.
   Въ ту же минуту меня окружили, сдернули съ меня верхнюю одежду и начали бить но всему тѣлу палками. Отъ боли я закричалъ, что укралъ ожерелье. Я думалъ, что мнѣ гораздо лучше сказать, что я укралъ его, чѣмъ признаться, что въ домѣ у меня была, убита женщина. За женщину меня могли казнить. Лишь только я признался въ воровствѣ, какъ мнѣ тотчасъ же отрубили руку и обмакнули пораненное мѣсто въ кипящее масло38), послѣ чего я тотчасъ же лишился чувствъ. Тутъ дали мнѣ выпить вина, отъ котораго я пришелъ въ себя. Взявъ затѣмъ отрубленную руку, я вернулся къ себѣ въ каахъ, но хозяинъ его сказалъ мнѣ:
   -- Послѣ того, что съ тобой случилось, тебѣ придется оставить каахъ и искать себѣ другого помѣщенія.-- О, господинъ мой,-- отвѣчалъ я,-- дай мнѣ два или три дня срока для того, чтобъ я могъ подыскать себѣ жилище.
   Онъ согласился на это и ушелъ отъ меня. Я же, оставшись одинъ, сѣлъ и, горько плача, подумалъ:
   "Какъ мнѣ вернуться домой съ отрѣзанной рукой? Тотъ, кто отрѣзалъ мнѣ ее, не зналъ, что я не виноватъ; можетъ-быть, Господь пошлетъ что-нибудь для моего успокоенія".
   Я плакалъ очень горько, и когда хозяинъ кааха ушелъ отъ меня, то я былъ такъ огорченъ, что прохворалъ два дня, Вдругъ на третій день ко мнѣ пришелъ хозяинъ кааха съ полицейскими и снова сталъ обвинять меня въ кражѣ ожерелья, Я вышелъ къ нимъ и сказалъ.
   -- Это еще что за новости?
   Въ отвѣть на это мнѣ привязали назадъ руку и, надѣвъ цѣпь на шею, сказали:
   -- Ожерелье, которое ты продавалъ, оказалось принадлежащимъ губернатору, визирю и правителю Дамаска. Три года тому назадъ оно исчезло у него изъ дому вмѣстѣ съ его дочерью.
   Услыхавъ это извѣстіе, я весь задрожалъ и подумалъ:
   "Меня убьютъ! Смерть моя неизбѣжна! Клянусь Аллахомъ! Всего лучше мнѣ самому разсказать всю исторію губернатору, и онъ можетъ убить меня, можетъ и помиловать".
   Когда мы пришли въ домъ губернатора и меня поставили передъ нимъ, онъ спросилъ меня:
   -- Это ты укралъ ожерелье и пошелъ продавать его? А вѣдь руку-то тебѣ отрубили напрасно.
   Онъ приказалъ арестовать начальника рынка и сказалъ ему:
   -- Дай этому человѣку вознагражденіе за потерю руки 39) или я повѣшу тебя и возьму все твое имущество.
   Тутъ онъ позвалъ своихъ служителей, которые схватили начальника рынка и увели.
   Я остался съ губернаторомъ глазъ на глазъ, послѣ того, какъ съ его разрѣшенія съ меня сняли оковы и развязали мнѣ руку. Губернаторъ посмотрѣлъ на меня и сказалъ:
   -- О, сынъ мой! Разскажи мнѣ свою исторію и говори правду. Какимъ образомъ ожерелье это попало къ тебѣ?
   -- О, господинъ мой!-- отвѣчалъ я, -- я скажу тебѣ всю правду.
   Я разсказалъ ему все, что случилось со мной, какъ одна дѣвица привела мнѣ другую и изъ ревности убила ее.
   Услыхавъ это, онъ покачалъ головою и, закрывъ лицо платкомъ, заплакалъ. Затѣмъ, взглянувъ на меня, онъ продолжалъ:
   -- О, сынъ мой, знай, что старшая дѣвица была моя дочь: я держалъ ее взаперти, и когда она достигла такихъ лѣтъ, что ей можно было выйти замужъ, то я выдалъ ее за сына ея дяди въ Каиръ; но онъ умеръ, и она вернулась ко мнѣ, перенявъ развратныя привычки этого города *°). Такимъ образомъ она была у тебя три раза и на четвертый привела свою младшую сестру. Онѣ были родныя сестры отъ одной и той же матери и очень любили другъ друга, и когда то, что ты разсказываешь случилось съ старшей сестрой, она передала свою тайну младшей, которая спросила у меня позволеніе пойти съ нею, послѣ чего старшая сестра вернулась одна, и когда я сталъ допрашивать ее, то она только плакала и говорила, что ничего о ней не знаетъ, но потомъ она разсказала свою тайну матери и сообщила о томъ, какъ она совершила убійство, а мать передала мнѣ. Она же постоянно плакала о ней и говорила: "Клянусь Аллахомъ, я не перестану до самой смерти плакать о ней". Твой разсказъ, о, сынъ мой, совершенно вѣренъ, и все это дѣло я зналъ прежде, чѣмъ ты разсказалъ мнѣ его. Вотъ видишь, сынъ мой, что вслѣдствіе этого случилось. Теперь я попрошу тебя не противиться моему желанію, и вотъ какому именно: я хочу женить тебя на своей младшей дочери, родившейся не отъ матери первыхъ двухъ 41). Она еще дѣвушка, приданаго мнѣ отъ тебя не нужно, я даже назначу тебѣ содержаніе, и ты будешь мнѣ вмѣсто родного сына.
   -- Пусть будетъ по-твоему, господинъ мой,-- отвѣчалъ я.-- И могъ ли я надѣяться на такое счастье?
   Губернаторъ тотчасъ же послалъ нарочнаго, чтобы привезти имущество, оставленное мнѣ отцомъ (такъ какъ послѣ моего отъѣзда онъ умеръ), и теперь я живу въ довольствѣ.
   -- Я очень удивился, услыхавъ эту исторію, -- продолжалъ еврей, -- и, пробывъ съ нимъ три дня, я получилъ отъ него крупную сумму денегъ и поѣхалъ путешествовать. Прибывъ "ода, я нашелъ, что здѣсь очень хорошо, и остался жить, пока не случилась со мною исторія съ горбуномъ.
   Царь, услыхавъ эту исторію, сказалъ:
   -- Нѣтъ, разсказъ твой менѣе занимателенъ, чѣмъ исторія горбуна, и всѣ вы должны быть повѣшены, а въ особенности портной, причина всего несчастія. О портной!-- прибавилъ онъ затѣмъ,-- если ты разскажешь мнѣ что-либо болѣе занимательное, чѣмъ исторія горбуна, то я прощу вамъ всѣмъ.
   Послѣ этого портной выступилъ впередъ и такимъ образомъ началъ свой разсказъ:
   

Исторія, разсказанная портнымъ.

   Знай, о, царь вѣковъ, что событіе, случившееся со мной, гораздо удивительнѣе всего того, что случилось съ другими. До встрѣчи моей съ горбуномъ я былъ рано утромъ въ гостяхъ на пиршествѣ, данномъ нѣкоторымъ мнѣ знакомымъ купцомъ. На этомъ пиршествѣ были и портные, и продавцы полотенъ, и плотники, и другіе. Съ восходомъ солнца намъ подали угощеніе, и къ намъ вошелъ хозяинъ дома въ сопровожденіи незнакомаго красиваго молодого человѣка, уроженца Багдада. Онъ былъ одѣтъ въ платье, необычайной красоты, и самъ обладалъ привлекательной наружностью, но былъ только хромъ. Когда онъ вошелъ и поклонился намъ, мы всѣ встали. Онъ же, собираясь сѣсть, замѣтилъ между нами цырюльника и сѣсть отказался, выразивъ желаніе уйти отъ насъ. Но какъ мы, такъ и хозяинъ дома остановили его и заставили занять мѣсто. Хозяинъ же обратился къ нему съ такими словами:
   -- Почему это ты не успѣлъ прійти и ужъ собираешься уйти?
   -- Ради Аллаха, господинъ мой,-- отвѣчалъ онъ,-- не удерживай меня, потому что уйти я хочу изъ-за цырюльника, что сидитъ съ вами.
   Хозяинъ, услыхавъ это, очень удивился и-сказалъ:
   -- Какъ же это можетъ быть, что этотъ молодой человѣкъ, уроженецъ Багдада, такъ смущенъ присутствіемъ цырюльника?
   Всѣ мы взглянули на него и сказали:
   -- Скажи намъ причину твоего неудовольствія этимъ цирюльникомъ.
   -- Господа,-- отвѣчалъ молодой человѣкъ.-- Въ Багдадѣ случилось со мной и съ этимъ цырюльникомъ необыкновенное происшествіе, и онъ -- причина моей хромоты и того, что у меня сломана нога. И я поклялся, что не сяду въ томъ мѣстѣ, гдѣ будетъ онъ, и не стану жить въ одномъ съ нимъ городѣ. Я покинулъ Багдадъ и поселился здѣсь, въ городѣ, но сегодня же, не дождавшись ночи, уѣду отсюда.
   -- Умоляемъ тебя,-- сказали мы ему всѣ,-- ради Аллаха, разскажи намъ твою исторію съ нимъ.
   Цырюльникъ поблѣднѣлъ, услыхавъ, о чемъ мы просимъ молодого человѣка. А молодой человѣкъ разсказалъ слѣдующее:
   -- Знайте, добрые люди, что отецъ мой былъ однимъ изъ первыхъ купцовъ Багдада, и Господь (да прославится имя Его) не далъ ему другихъ сыновей, кромѣ меня; и когда я выросъ и достигнулъ зрѣлаго возраста, Господь призвалъ отца моего къ себѣ, и я остался съ своимъ богатствомъ, слугами и служащими. Я началъ ѣсть очень хорошо и одѣвался роскошно. Господь (да прославится совершенство Его) создалъ меня ненавистникомъ женщинъ; и такимъ образомъ я жилъ, пока однажды, прогуливаясь по улицамъ Багдада, я былъ остановленъ толпой женщинъ, отъ которой я тотчасъ же бѣжалъ въ боковой глухой переулокъ и сѣлъ въ концѣ его на мастабахъ. Только что успѣлъ я сѣсть, какъ отворилось окно на противоположной сторонѣ улицы, и изъ него выглянула дѣвушка, прекрасная, какъ полная луна, и такая, какой мнѣ никогда не приводилось видѣть. За окномъ у нея стояли цвѣты и она высунулась политъ ихъ, потомъ посмотрѣла направо и налѣво, и затѣмъ, заперевъ окно, ушла. Сердце мое воспламенилось, и мысли мои всѣ были заняты только ею. Ненависть къ женщинамъ обратилась въ любовь, и я просидѣлъ на томъ же мѣстѣ до солнечнаго заката, ничего не видя и не помня отъ страсти, какъ вдругъ появился кади, ѣхавшій по переулку съ рабами и слугами передъ нимъ и позади него. Кади остановился и вошелъ какъ разъ въ тотъ домъ, изъ котораго выглянула дѣвушка; такимъ образомъ я догадался, что онъ былъ ея отцомъ.
   Опечаленный вернулся я домой и упалъ на постель, озабоченный мыслями; мои рабыни пришли ко мнѣ и сѣли около меня, не зная, что со мною, а я не говорилъ имъ ничего и не отвѣчалъ имъ на ихъ вопросы, и тоска моя только усиливалась. Сосѣди стали приходить ко мнѣ и развлекать своими посѣщеніями; въ числѣ посѣтителей была одна старуха, которая только взглянула на меня и тотчасъ же догадалась, что со мною дѣлалось; поэтому она подсѣла къ моему изголовью и, ласково обращаясь ко мнѣ, сказала:
   -- О, сынъ мой! Скажи мнѣ, что съ тобой?
   Я разсказалъ ей все, что было, и она отвѣчала мнѣ':
   -- О, сынъ мой! Это дочь багдадскаго кади, и ее держатъ взаперти. Ты видѣлъ ее въ окнѣ ея комнаты, а отецъ ея занимаетъ большую комнату подъ нею. Она же живетъ въ комнатѣ одна, и я часто посѣщаю ее. Только чрезъ меня можешь ты добиться свиданія съ нею и потому успокойся.
   Выслушавъ ее, я нѣсколько пріободрился и успокоился душой, чему родные мои очень обрадовались. Я всталъ совершенно бодрымъ, въ надеждѣ на полное выздоровленіе, а старуха ушла, но скоро вернулась съ совершенно измѣнившимся лицомъ и сказала:
   -- О, сынъ мой! Не спрашивай меня, что она сдѣлала, когда я ей сказала о твоей любви. Она отвѣчала мнѣ: "Если ты не замолчишь, вздорная старуха, и не перестанешь говорить пустяковъ, то я поступлю съ тобой, какъ ты того заслуживаешь". Но все-таки я схожу къ ней еще разъ.
   Услыхавъ это, я опять страшно разстроился, но черезъ нѣсколько дней старуха опять пришла и сказала;
   -- О, сынъ мой! На этотъ разъ я желаю получить вознагражденіе за добрыя вѣсти.
   При этихъ словахъ душа моя успокоилась, и я отвѣчалъ:
   -- Ты получишь отъ меня все, что тебѣ угодно.
   -- Вчера я отправилась къ дѣвицѣ,-- сказала она мнѣ,-- и она, увидавъ меня огорченною и съ заплаканными глазами, сказала мнѣ: "Ахъ, тетушка, отчего ты такая разстроенная?" Въ отвѣтъ на это я заплакала и отвѣчала: "О, дочь моя и госпожа, вчера я приходила къ тебѣ, посѣтивъ одного юношу, который любитъ тебя и умираетъ отъ любви къ тебѣ". Сердце ея Тронулось сожалѣніемъ, и она спросила: "А кто этотъ юноша, о которомъ ты говоришь?" -- "Это мой сынъ, -- отвѣчала я,-- дорогое дитя моего сердца. Нѣсколько дней тому назадъ онъ видѣлъ тебя въ окнѣ, когда ты поливала цвѣты; и, увидавъ твое лицо, онъ разгорѣлся любовью къ тебѣ. Я передала ему о томъ разговорѣ, что мы съ тобой имѣли въ первый разъ; и это такъ разстроило его, что онъ слегъ: теперь онъ умираетъ, и судьба его рѣшена". Она поблѣднѣла и сказала: "И это изъ-за меня?" -- "Клянусь Аллахомъ, изъ-за тебя,-- отвѣчала я,-- и что же прикажешь ты мнѣ теперь дѣлать?" -- "Иди къ нему",-- сказала она,-- поклонись ему отъ меня и скажи ему, что моя любовь сильнѣе его любви; въ слѣдующую пятницу, передъ общей молитвой, пусть онъ придетъ сюда: я прикажу открыть для него дверь, поговорю съ нимъ немного, и онъ успѣетъ уйти до прихода отца съ молитвы".
   Услыхавъ эти слова старухи, я пересталъ томиться: сердце мое успокоилось, и я отдалъ ей одежду, которая была тогда на мнѣ; она пошла отъ меня, говоря:
   -- Успокой сердце свое!
   -- Да я не безпокоюсь болѣе,-- отвѣчалъ я.
   Всѣ мои домашніе и мои знакомые разсказывали другъ другу о моемъ благополучномъ выздоровленіи; и я дожилъ, наконецъ, до пятницы, когда старуха пришла ко мнѣ и спросила меня, какъ я поживаю, на что я отвѣчалъ ей, что я счастливъ и здоровъ. Я одѣлся, надушился и сталъ ждать, когда народъ пойдетъ на молитву, чтобы мнѣ итти къ дѣвицѣ, но старуха сказала мнѣ:
   -- Времени у тебя еще довольно, и было бы лучше, если бы ты отправился въ баню и выбрился, для того, чтобы уничтожить слѣды твоей бывшей болѣзни.
   -- Это добрый совѣтъ, -- отвѣчалъ я, -- но я сначала выбреюсь, а потомъ пойду въ баню.
   Такимъ образомъ, я послалъ за цырюльникомъ, чтобы выбрить себѣ голову, сказавъ мальчику;
   -- Иди на рынокъ и приведи мнѣ цырюльника, человѣка порядочнаго, не дерзкаго, чтобы отъ болтовни его у меня не заболѣла голова.
   Мальчикъ мой пошелъ и привелъ, вотъ этого шейка, который, войдя, раскланялся и, когда я отвѣтилъ ему на его поклонъ, сказалъ мнѣ:
   -- Да разсѣетъ Господь твое горе и твою заботу, и несчастія, и страданія!
   -- Да услышитъ Господь молитвы твои!-- отвѣчалъ я.
   -- Развеселись, господинъ мой!-- сказалъ онъ,-- такъ какъ здоровье возвратилось къ тебѣ. Желаешь ты, чтобы я выбрилъ тебя или пустилъ тебѣ. кровь?.. Такъ какъ, но увѣренію Ибнъ-Аббаса 42), пророкъ сказалъ: кто стрижется по пятницамъ, того Господъ избавитъ отъ семидесяти болѣзней. И тотъ же самый Ибнъ-Аббасъ говоритъ, будто пророкъ сказалъ: кто ставитъ себѣ по пятницамъ рожки, тотъ не обезпеченъ отъ слѣпоты и отъ частыхъ болѣзней.
   -- Воздержись,-- сказалъ я,-- отъ безполезныхъ разговоровъ и выбрей мнѣ скорѣе голову, такъ какъ я еще слабъ.
   Онъ всталъ, протянулъ руку, досталъ платокъ и развернулъ его. Въ платкѣ оказалась астролябія съ семью пластинками 43), Взявъ ее, онъ вышелъ съ нею на середину двора, гдѣ, поднявъ голову къ солнцу, довольно долго смотрѣлъ и затѣмъ сказалъ мнѣ:
   -- Знай, что сегодня, въ пятницу, въ десятый день Сафара 44) въ 263 году послѣ бѣгства Магомета -- да будетъ надъ нимъ миръ и благословеніе!-- и звѣздой Марсомъ, оказывающей вліяніе, прошло семь градусовъ и шесть минутъ, и случилось такъ, что Меркурій встрѣтился съ этой планетой, и все это доказываетъ, что теперь самое удобное время для бритья волосъ. Кромѣ Того, мнѣ указано, что ты желаешь оказать кому-то благодѣяніе,-- счастливый тотъ человѣкъ! Кромѣ того, мнѣ указано, Что тутъ идетъ дѣло о предметѣ, о которомъ я не хочу говорить съ тобой.
   -- Клянусь Аллахомъ!-- вскричалъ я, -- ты утомилъ меня своими предсказаніями такъ, что у меня заболѣла голова, въ то время, какъ я позвалъ тебя только для того, чтобы выбрить мнѣ ее. Ну, встань и начни брить и не разсуждай больше.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ онъ,-- если бы ты зналъ сущность этого дѣла, то ты просилъ бы меня объяснить его тебѣ, и я совѣтую тебѣ поступать сегодня по моему указанію, извлеченному мною изъ астрономическихъ выводовъ, Тебѣ слѣдуетъ прославить Господа и не возражать мнѣ, потому что я даю тебѣ добрый совѣтъ и смотрю на тебя съ состраданіемъ. Желалъ бы я находиться въ твоемъ услуженіи цѣлый годъ для того, чтобы ты могъ воздать мнѣ справедливость, и за это я не потребую отъ тебя никакой платы.
   Выслушавъ это, я сказалъ ему:
   -- Право, ты убиваешь меня сегодня, и я не. знаю, какъ избавиться отъ тебя.
   -- О, господинъ мой,-- отвѣчалъ онъ,-- народъ зоветъ меня
   Эль-Самитомъ 45) за то, что я такъ мало говорю, и этимъ я отличаюсь отъ своихъ братьевъ: старшаго брата моего зовутъ Эль-Бакбукомъ, второго -- Эль-Геддаромъ, третьяго -- Бакбакомъ, четвертаго -- Эль-Кузъ-Эль-Асвани, пятаго -- Эльфещшаромъ, шестого -- Щакаликомъ, а седьмого, т.-е. меня Эль-Самитомъ.
   Слушая, какъ цырюльникъ этотъ осыпалъ меня своей болтовней, я почувствовалъ, что желчный пузырь мой лопается, и сказалъ мальчику:
   -- Дай ему четверть червонца, и ради самого Аллаха выпроводи его, такъ какъ брить головы я болѣе не желаю.
   Цырюльникъ же, услыхавъ то, что я сказалъ мальчику, вскричалъ:
   -- Что это такое сказалъ ты, о, господинъ мой! Клянусь Аллахомъ, я не хочу брать отъ тебя платы до тѣхъ поръ, пока не услужу тебѣ, а услужить тебѣ я долженъ,-- моя обязанность исполнить твое желаніе, и мнѣ все равно, получу ли я плату. Если ты не знаешь мнѣ цѣны, то зато я знаю цѣну тебѣ; и отецъ твой -- да помилуетъ его Аллахъ!-- милостиво обращался съ нами, потому что онъ былъ человѣкъ великодушный. Клянусь Аллахомъ, однажды отецъ твой послалъ за мной, вотъ какъ ты въ сегодняшній благословенный день, и когда я пошелъ къ нему, то у него было нѣсколько человѣкъ гостей, онъ сказалъ мнѣ: "Пусти мнѣ кровь!" Я взялъ астролябію, сдѣлалъ для него наблюденіе и нашелъ, что время для кровопусканія неблагопріятно, и что оно будетъ сопровождаться неудачею. Вслѣдствіе этого я тотчасъ же сообщилъ ему объ этомъ, и онъ исполнилъ мое желаніе и выждалъ благопріятнаго времени, и тогда я пустилъ ему кровь. Онъ не возражалъ, а, напротивъ того, поблагодарилъ меня, какъ поблагодарили и всѣ присутствующіе гости. Отецъ твой далъ мнѣ сто червонцевъ за услуги по кровопусканію.
   -- Лиши, Господи,-- сказалъ я,-- Своей милости моего отца, за то, что онъ знался съ такимъ человѣкомъ, какъ ты!
   -- Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, -- смѣясь вскричалъ цырюльникъ, а Магометъ пророкъ его! Да прославится совершенство того, кто мѣняетъ другихъ, но самъ не можетъ быть измѣняемъ! Я считалъ тебя человѣкомъ разумнымъ, но вслѣдствіе своей болѣзни ты говорилъ пустяки. Въ своей чудной-книгѣ Господь упоминалъ о людяхъ, умѣющихъ сдерживать гнѣвъ свой и прощать людямъ, но ты не принадлежишь къ ихъ разряду. Мнѣ неизвѣстна причина твоей поспѣшности, а ты знаешь, что отецъ твой ничего не предпринималъ, не посовѣтовавшись со мной; извѣстно, что можно довѣрять человѣку, который пользуется чьимъ-либо довѣріемъ; ты не найдешь никого на свѣтѣ, ближе меня знакомаго съ житейскими дѣлами, и я стою здѣсь, готовый къ твоимъ услугамъ. Я не недоволенъ тобою, и какъ же ты можешь быть недоволенъ мною? Но я все перетерплю отъ тебя ради тѣхъ милостей, которыми я пользовался отъ твоего отца.
   -- Клянусь Аллахомъ!-- вскричалъ я, -- ты надоѣлъ мнѣ своей болтовней и отуманилъ меня своими разговорами. Я желаю только, чтобы ты выбрилъ мнѣ голову и убирался отъ меня.
   Я совершенно вышелъ изъ себя и хотѣлъ вскочить, хотя онъ уже смочилъ мнѣ голову..
   -- Я знаю,-- сказалъ онъ,-- что ты сердишься на меня, но я на тебя не сержусь, потому что ты слабоуменъ и молодъ. Давно ли я носилъ тебя на плечахъ своихъ 46) и водилъ тебя бъ школу.

   -- О, братъ мой,-- возразилъ я ему на это,-- Аллахомъ умоляю тебя, уходи отъ меня для того, чтобы я могъ заняться своимъ дѣломъ.
   Я разорвалъ свою одежду, и онъ, увидавъ это, взялъ бритву и сталъ ее точить и точилъ до тѣхъ поръ, пока душа моя чуть не простилась съ тѣломъ, затѣмъ, пододвинувшись къ моей головѣ, Онъ выбрилъ незначительную часть ея, послѣ чего поднялъ голову и сказалъ:
   -- О, господинъ мой, торопливость исходитъ отъ дьявола. Послѣ этого онъ прочелъ слѣдующую строфу;
   
   Обдумай основательно свой планъ
   И не спѣши его ты исполненьемъ.
   Будь милосердъ ко всѣмъ, и ты найдешь
   Того, кто милосердъ. У человѣка
   Нѣтъ власти никакой и не бывало,
   Весь родъ людской стоитъ подъ властью Бога.
   
   -- О, господинъ мой,-- продолжалъ онъ, -- я не думаю, чтобы тебѣ извѣстно было мое положеніе въ обществѣ, такъ какъ рука моя ходитъ по головамъ царей и эмировъ, и визирей, и мудрецовъ, и ученыхъ; а о такомъ человѣкѣ, какъ я, поэтъ сказалъ:
   
   Товары крайне сходны съ ожерельемъ
   Изъ жемчуга, въ которомъ самой крупной
   Жемчужиной является цырюльникъ,
   Который превосходитъ всѣхъ другихъ
   Своимъ искусствомъ и умѣньемъ брить,
   И во дворцы является всегда,
   Чтобъ чисто выбрить головы царей.
   
   -- Не говори о томъ, что до тебя не касается!-- сказалъ я, -- Ты истомилъ мою душу и разстроилъ меня!
   -- Мнѣ кажется, что ты торопишься, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Тороплюсь! Да! Да!-- отвѣчалъ я.
   -- Дѣлай всё медленно,-- сказалъ онъ,-- потому что поспѣшность исходитъ отъ дьявола и служитъ причиною раскаянія и неудовольствія, и Магометъ, да будетъ надъ нимъ благословеніе и миръ, сказалъ: "Самое лучшее дѣло есть то, которое начато по размышленію", А я готовъ поклясться Аллахомъ, что твое дѣло начато не такъ, и вотъ поэтому-то мнѣ хочется, чтобы ты сообщилъ мнѣ, куда ты такъ спѣшишь. Я желаю, чтобы ты спѣшилъ на что-нибудь хорошее, хотя боюсь, что это не такъ.
   До назначеннаго времени оставалось еще три часа, и онъ въ-сердцахъ отбросилъ бритву и, взявъ астролябію, снова пошелъ смотрѣть на солнце. Пробывъ на дворѣ довольно долго, вернулся и сказалъ:
   -- До общей молитвы остается ни болѣе ни менѣе какъ три часа.
   -- Ради самого Аллаха, -- сказалъ я, -- замолчи, такъ какъ ты истомилъ всю мою душу.
   Послѣ этого онъ взялъ бритву и такъ же долго, какъ и въ первый разъ, точилъ ее и затѣмъ выбрилъ мнѣ еще кусочекъ головы. Выбривъ, онъ остановился и сказалъ:
   -- Очень меня безпокоитъ твоя поспѣшность! Если бы ты сказалъ мнѣ причину ея, то это было бы лучше для тебя, такъ какъ ты знаешь, что отецъ твой ничего не дѣлалъ, не посовѣтовавшись со мной.
   Теперь я увидѣлъ, что не могъ отъ него избавиться, и подумалъ:
   "Время общей молитвы наступило, и мнѣ слѣдуетъ выйти, прежде чѣмъ народъ пойдетъ изъ мечети; если я промѣшкаю еще немного, то мнѣ къ ней не попасть".
   Вслѣдствіе этого я громко сказалъ ему:
   -- Поспѣши! Прекрати эту болтовню и назойливость, такъ какъ мнѣ надо итти въ гости.
   Услыхавъ о томъ, что я иду въ гости, онъ вскричалъ:
   -- Сегодняшній день, счастливый для меня день! Вчера я пригласилъ къ себѣ знакомыхъ и забылъ приготовить имъ угощеніе и вспомнилъ только теперь. Я боюсь подумать о томъ, какъ они будутъ мною недовольны!
   -- Не безпокойся объ этомъ,-- сказалъ я ему,-- ты знаешь, что сегодня я отправляюсь въ гости, и потому все, что у меня имѣется изъ ѣды и питья, я могу отдать тебѣ, если только ты услужишь мнѣ и поспѣшишь кончить.
   -- Да ниспошлетъ Господь на тебя Свое благословеніе!-- вскричалъ онъ.-- Скажи мнѣ, что можешь ты дать для моихъ гостей, для того, чтобы мнѣ узнать въ точности.
   -- У меня есть,-- отвѣчалъ я,-- пять мясныхъ кушаній, десять вареныхъ куръ и жареный барашекъ.
   -- Прикажи принести все это для того, чтобы я могъ видѣть.
   Я велѣлъ все это показать ему, и онъ вскричалъ:
   -- Ты одаренъ божественными качествами! И какъ ты великодушенъ! Но только жаль, что нѣтъ курительнаго порошка и духовъ.
   Я тотчасъ же принесъ ему ящичекъ съ неддомъ 47) и деревомъ алоя, и амбры, и мускуса, цѣною въ пятьдесятъ червонцевъ. Время было позднее, и сердце у меня ныло.
   -- Ну, бери все это,-- сказалъ я ему,-- и жизнью Магомета, да благословитъ и спасетъ его Господь, умоляю тебя, добрей мнѣ поскорѣе голову!
   -- Клянусь Аллахомъ!-- отвѣчалъ онъ,-- я не возьму ничего, пока не посмотрю всего.
   Вслѣдствіе этого я приказалъ мальчику открыть ему ящикъ. Цырюльникъ бросилъ астролябію и, усѣвшись на землю, сталъ перебирать и духи и курительный порошокъ до тѣхъ поръ, пока душа моя чуть было не разсталась съ тѣломъ.
   Послѣ этого онъ подошелъ ко мнѣ, взялъ бритву и выбрилъ еще небольшой кусочекъ головы.
   -- Клянусь Аллахомъ, о, сынъ мой,-- сказалъ онъ,-- право, я не знаю, кого мнѣ благодарить, тебя или твоего отца, такъ какъ я обязанъ своимъ сегодняшнимъ угощеніемъ чисто твоей добротѣ и милости, и у меня нѣтъ, даже знакомыхъ, стоящихъ такого угощенія, такъ какъ я пригласилъ Зейтона, содержателя бань, Селеа, продавца пшеницы, Аукаля продавца бобовъ, Аркешеха, лавочника, Гомейда, мусорщика, и Акариша, молочника. Каждый изъ этихъ приглашенныхъ умѣетъ танцовать какой-нибудь особенный танецъ и читать какіе-нибудь особенные стихи, лучшими ихъ достоинствами можно назвать то, что они похожи на того мамелюка, что стоитъ передъ тобою, а я, твой рабъ, не обладаю ни болтливостью ни дерзостью. Что же касается до содержателя бань, то онъ говоритъ, что если я не явлюсь на празднество, то онъ придетъ ко мнѣ въ домъ. Что же касается до мусорщика, то онъ острякъ и шалунъ и часто подплясывая говоритъ: "Съ моей женой новости не сохранишь и въ сундукѣ!" и у каждаго изъ моихъ пріятелей есть что-нибудь, чего нѣтъ у другихъ. Но описанія ничего не значатъ, надо самому посмотрѣть. Если бы ты согласился прійти къ намъ, это было бы пріятнѣе какъ для тебя, такъ и для насъ. Откажись поэтому отъ посѣщенія тѣхъ знакомыхъ, о которыхъ ты мнѣ говорилъ, тѣмъ болѣе, что на лицѣ твоемъ остались еще слѣды твоей болѣзни, и ты, вѣроятно, собираешься пойти къ людямъ болтливымъ, которые будутъ говорить съ тобой о томъ, что до нихъ не касается, или можешь встрѣтить у нихъ кого-нибудь дерзкаго на языкъ, а ты еще не совсѣмъ поправился.
   -- Если угодно будетъ Богу,-- отвѣчалъ я, -- то я приду къ тебѣ когда-нибудь въ другой разъ.
   -- Было бы гораздо лучше,-- сказалъ онъ, -- чтобы ты сейчасъ же присоединился къ нашему обществу и насладился бы его бесѣдою и остроуміемъ. Поступи согласно съ словами поэта:
   
   Не отлагай ты развлеченій, если
   Имѣть ихъ можешь: вѣдь судьба нерѣдко
   Всѣ планы нашей жизни разрушаетъ.
   
   Я засмѣялся, хотя въ душѣ негодовалъ, и сказалъ ему:
   -- Дѣлай то, что я требую для того, чтобы я могъ отправиться съ Богомъ, да прославится имя Его, и или къ своимъ друзьямъ, которые давно ждутъ тебя.
   -- Я ничего такъ не желаю,-- отвѣчалъ онъ, -- какъ познакомить тебя съ ними, потому что эти люди принадлежатъ къ тому сословію, среди котораго нѣтъ дерзкихъ; и если ты разъ познакомишься съ ними, то бросишь всѣ другія знакомства.
   -- Дай Богъ, -- сказалъ я, -- чтобы ты весело провелъ съ ними время. Когда-нибудь я приглашу ихъ всѣхъ сюда.
   -- Если ты, дѣйствительно, этого желаешь, -- отвѣчалъ онъ, -- и непремѣнно хочешь отправиться къ своимъ знакомымъ, то подожди, я снесу все, что ты далъ мнѣ сегодня, къ. себѣ домой, и поставлю все передъ своими друзьями для того, чтобы они, не дожидаясь меня, могли ѣсть и пить, и затѣмъ я вернусь къ тебѣ и отправлюсь съ тобой къ твоимъ знакомымъ, такъ какъ между мною и моими друзьями не можетъ быть ложныхъ церемоній, изъ-за которыхъ я не могъ бы оставить ихъ однихъ. Итакъ, я скоро вернусь къ тебѣ и отправлюсь къ твоимъ знакомымъ.
   -- Сила и власть только въ рукахъ Бога, великаго и всемогущаго!-- вскричалъ я.-- Иди къ своимъ знакомымъ и услади сердце свое бесѣдой съ ними, а мнѣ предоставь итти, куда я хочу, и остаться съ ними сегодняшній день, тѣмъ болѣе, что они ждутъ меня.
   -- Нѣтъ, -- сказалъ онъ, -- я не пущу тебя одного.
   -- Туда, куда я иду, -- отвѣчалъ я, -- никто, кромѣ меня, войти не можетъ.
   -- Ну, такъ я предполагаю,-- продолжалъ онъ,-- что у тебя назначено свиданіе съ какой-нибудь женщиной, а иначе ты взялъ бы меня съ собой. Я самый для тебя подходящій человѣкъ и помогу тебѣ достигнуть твоихъ желаній. Я боюсь, чтобы ты не пошелъ на свиданіе къ какой-нибудь неизвѣстной женщинѣ, за что ты можешь поплатиться жизнью, такъ какъ здѣсь, въ Багдадѣ, нельзя дѣлать что-либо подобное, въ особенности въ настоящее время, когда багдадскій вали такой серьезный и страшный человѣкъ.
   -- Убирайся ты отъ меня, противный старикъ!-- вскричалъ я.-- О чемъ это ты вздумалъ говорить со мной?
   Онъ слова не сказалъ въ отвѣтъ на это. Между тѣмъ время для молитвы наступило, и Кутбехъ48) уже былъ близокъ къ тому времени, какъ онъ кончилъ брить мою голову.
   -- Ну, иди,-- сказалъ я ему,-- съ этой ѣдой и питьемъ къ твоимъ друзьямъ, а я подожду, пока ты не вернешься, чтобъ итти со мной.
   Я продолжалъ обманывать его для того, чтобъ онъ поскорѣе ушелъ, но онъ сказалъ мнѣ:
   -- Я вѣдь вижу, что ты обманываешь меня и хочешь уйти одинъ и кинуться въ какую-нибудь бѣду, изъ которой не выберешься. Аллахомъ умоляю тебя, не уходи изъ дома, пока я не вернусь къ тебѣ, чтобы сопровождать тебя и знать, чѣмъ кончится твое дѣло.
   -- Хорошо,-- отвѣчалъ я.-- Только не задержи меня.
   Онъ взялъ ѣду и питье и все остальное, что я далъ ему, но отдалъ ихъ носильщику, приказавъ нести къ нему въ домъ, а самъ спрятался въ переулокъ. Я тотчасъ же всталъ. Муэдзины на минаретахъ уже пропѣли пятничный ламъ49), я одѣлся и пошелъ поскорѣе. Придя къ переулку, остановился у того дома, гдѣ видѣлъ прелестную дѣвицу. Цырюльникъ же стоялъ за мною, и я этого не зналъ. Увидавъ, что дверь не заперта, я вошелъ; но вслѣдъ затѣмъ съ молитвы вернулся хозяинъ дома и заперъ за собою дверь, и я подумалъ въ душѣ:
   "Какимъ образомъ дьяволъ этотъ открылъ меня?"
   Въ это самое время Господу угодно было разорвать передо мною покрывало его покровительства. Одна изъ рабынь, принадлежавшихъ хозяину дома, провинилась въ чемъ-то; онъ сталъ ее бить и кричать. На этотъ крикъ прибѣжалъ рабъ, который сталъ отнимать ее, а хозяинъ сталъ бить и его; рабъ началъ тоже кричать. Цырюльникъ же, вообразивъ, что бьютъ меня, сталъ кричать, рвать на себѣ одежду, землей посыпать себѣ голову и звать на помощь. Его тотчасъ же окружилъ народъ, и онъ сказалъ ему:
   -- Моего хозяина убили въ домѣ кади!
   Послѣ этого онъ побѣжалъ въ сопровожденіи всей толпы къ моему дому, крича все время, и принесъ это извѣстіе моему семейству. Не знаю уже, что онъ дѣлалъ, когда всѣ они прибѣжали, крича:
   -- О, горе, что сталось съ нашимъ хозяиномъ!
   Цырюльникъ бѣжалъ впереди, разрывая свою одежду, съ нимъ бѣжалъ и народъ. Они кричали точно такъ же, какъ кричалъ цырюльникъ.
   -- Увы! Онъ убитъ!
   Вся эта толпа приблизилась къ дому, гдѣ я былъ спрятанъ. Кади, услыхавъ это, очень смутился. Онъ всталъ, отворилъ дверь и, увидавъ народъ, съ удивленіемъ сказалъ:
   -- Что это значитъ, господа?
   -- Ты убилъ нашего господина, -- отвѣчали ему слуги.
   -- Что же сдѣлалъ мнѣ вашъ господинъ, чтобъ я сталъ убивать его, и зачѣмъ съ вами этотъ цырюльникъ?
   -- Ты только что билъ его палкой, -- отвѣчалъ цырюльникъ, -- и я слышалъ, какъ онъ кричалъ.
   -- Что жъ онъ сдѣлалъ, чтобъ я убилъ его?-- повторилъ кади,-- и зачѣмъ онъ могъ прійти и куда могъ пройти?
   -- Не будь такимъ злокозненнымъ старикомъ!-- вскричалъ цырюльникъ, -- такъ какъ я хорошо знаю всю исторію. Дочь твоя влюблена въ него, и онъ влюбленъ въ нее. Ты узналъ, что онъ вошелъ къ тебѣ въ домъ, и приказалъ своимъ слугамъ бить его. Клянусь Аллахомъ, между нами и тобой судьей можетъ быть только калифъ, но прежде всего ты долженъ выдать намъ нашего хозяина для того, чтобы домашніе могли его взять. Не заставляй меня войти и взятъ его отъ тебя; поспѣшилъ самъ выпустить его.

   Кади онѣмѣлъ отъ изумленія и совершенно растерялся при видѣ такой толпы; но, наконецъ, обратился къ цырюльнику съ такими словами:
   -- Если ты говоришь правду, то входи самъ и уведи его.
   Цырюльникъ тотчасъ же вошелъ въ домъ, а я, увидавъ это, только и думалъ о томъ, какъ бы мнѣ убѣжать отъ него; но, осмотрѣвшись кругомъ, я не увидалъ нигдѣ выхода и сѣлъ въ большой сундукъ, почему-то стоявшій тутъ въ комнатѣ. Засѣвъ въ сундукъ, я закрылъ его и сидѣлъ, притаивъ дыханіе. Вслѣдъ за тѣмъ въ эту самую комнату вбѣжалъ цырюльникъ; не глядя никуда, онъ прямо направился къ сундуку, въ которомъ я сидѣлъ. Затѣмъ онъ осмотрѣлся и, видя, что въ комнатѣ никого нѣтъ, поднялъ сундукъ себѣ на голову, при чемъ я совершенно обезумѣлъ. Цырюльникъ быстро сбѣжалъ съ сундукомъ: тутъ я убѣдился, что онъ ни за что не отстанетъ отъ меня и, отворивъ сундукъ, выскочилъ изъ него на землю. Отъ этого прыжка у меня переломилась нога. Приблизившись кое-какъ къ дверямъ, я нашелъ тамъ цѣлую толпу народа. Никогда въ жизни не видывалъ я такой толпы, какая собралась въ этотъ день. Чтобы развлечь ее, я бросилъ въ нее горсть золота, и пока народъ подбиралъ червонцы, я проскользнулъ въ другія улицы Багдада, преслѣдуемый цирюльникомъ, и куда бы я ни заходилъ, онъ заходилъ вслѣдъ за мною и кричалъ,
   -- Какъ огорченъ я за своего господина! Да прославится Господь, оказавшій мнѣ помощь при освобожденіи его. О,хозяинъ мой, зачѣмъ ты непремѣнно хотѣлъ исполнить свое желаніе, и вотъ поэтому-то ты и накликалъ на себя бѣду, и если бы Господь не послалъ меня къ тебѣ на помощь, то ты не избавился бы отъ несчастія, на которое самъ напросился, и съ тобой случилась бы бѣда, изъ которой нѣтъ выхода. Поэтому моли Господа, чтобъ Онъ сохранилъ меня для того, чтобъ и впредь я могъ заботиться о тебѣ. Клянусь Аллахомъ, ты страшно разстраивалъ меня своими дурными наклонностями и своимъ желаніемъ пойти непремѣнно одному. Но я не стану сердиться на тебя за твое невѣдѣніе, такъ какъ разума у тебя мало, а торопливости много.
   -- Неужели тебѣ еще мало, -- отвѣчалъ я, -- того, что ты надѣлалъ, и ты хочешь еще преслѣдовать меня по всѣмъ улицамъ?
   Мнѣ до-смерти хотѣлось избавиться отъ него, но я не могъ найти средствъ, и въ порывѣ ярости бросился бѣжать отъ него. Войдя посреди рынка въ лавку, я просилъ покровительства у хозяина ея, и онъ отогналъ отъ меня цырюльника.
   Сидя въ магазинѣ, принадлежавшемъ этому хозяину, я думалъ, что теперь мнѣ не избавиться отъ этого цырюльника; онъ будетъ мнѣ надоѣдать и днемъ и ночью, а между тѣмъ я видѣть его не могъ. Вслѣдствіе этого я тотчасъ же созвалъ свидѣтелей и написалъ документъ, въ силу котораго раздѣлялъ свое имущество между своими домашними, назначивъ опекуна. Опекуну я поручилъ продать домъ и все свое движимое имущество и взять подъ свою опеку и старыхъ и молодыхъ, а самъ тотчасъ же отправился путешествовать, чтобы только избавиться отъ этого несчастнаго. Прибывъ въ вашу страну, я нанялъ домъ и прожилъ тутъ довольно долго. Вы пригласили меня къ себѣ, я пришелъ и увидалъ между вами этого противнаго негодяя, сидѣвшаго въ концѣ комнаты. Какъ заныло мое сердце при видѣ его, и могъ ли я спокойно и весело провести съ вами время вмѣстѣ съ человѣкомъ, который былъ причиною моихъ несчастій и того, что я сломалъ ногу?
   Молодой человѣкъ упорно отказывался остаться съ нами, а мы, выслушавъ его исторію, сказали цырюльнику:
   -- Правда ли то, что молодой человѣкъ разсказывалъ о тебѣ?
   -- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчалъ онъ, -- благоразуміе заставляло меня такъ поступать съ нимъ; не сдѣлай я этого, онъ непремѣнно бы погибъ: только я и избавилъ его отъ бѣды, и Господь, по милосердію Своему, чрезъ меня наказалъ его только тѣмъ, что онъ сломалъ ногу, вмѣсто того, чтобы лишить его жизни. Будь я человѣкомъ болтливымъ, я не сдѣлалъ бы ему этого одолженія; а теперь я разскажу вамъ событіе, приключившееся со мною для того, чтобы вы убѣдились, что я не разговорчивъ и не такой нахалъ, какъ мои братья. Слушайте.

Исторія цырюльника.

   Въ царствованіе царя правовѣрныхъ Эль-Мунта-Зира-би-аллаха50), любившаго бѣдныхъ и убогихъ и дружившаго съ людьми учеными и добродѣтельными, я жилъ въ Багдадѣ.
   Случилось такъ, что царь прогнѣвался однажды на десять человѣкъ, которыхъ онъ приказалъ главному начальнику города. Багдада привезти къ нему въ лодкѣ. Увидавъ ихъ, я подумалъ: "Эти люди собрались, конечно, для того, чтобы весело провести время, и,-- вѣроятно, катаясь, будутъ ѣсть и пить, и мнѣ въ ихъ обществѣ, конечно, будетъ хорошо".
   Такимъ образомъ я тоже сѣлъ на лодку и смѣшался съ ними. Когда же лодка причалила на другую сторону, къ намъ подошли служители вали съ цѣпями и надѣли ихъ всѣмъ на шеи и мнѣ тоже.
   Всѣхъ насъ, закованныхъ въ цѣпи, повели и поставили передъ Эль-Мунта-Зиръ-би-аллахомъ, царемъ правовѣрныхъ, послѣ чего онъ отдалъ приказъ отрубить головы десяти человѣкамъ. Палачъ отрубилъ головы десятерымъ, а я остался. Калифъ же, повернувъ голову и увидавъ меня, сказалъ палачу:
   -- Почему не срубилъ ты головы всѣмъ десяти человѣкамъ?
   -- Я срубилъ уже десять головъ, -- отвѣчалъ палачъ.
   -- А я думаю, что ты срубилъ только девять головъ, а голова этого человѣка, что стоитъ передо мною,-- десятая.
   -- Клянусь твоею милостью, ихъ десять,-- отвѣчалъ палачъ.
   -- Сосчитай, -- сказалъ калифъ.
   Головы сосчитали, и ихъ оказалось десять. Калифъ, взглянувъ на меня, сказалъ:
   -- Что же заставило тебя молчать въ такомъ случаѣ, и почему ты попалъ въ число убійцъ?
   Услыхавъ такой вопросъ царя правовѣрныхъ, я сказалъ ему:
   -- Знай, царь правовѣрныхъ, что я шейкъ Эсъ-Самитъ (молчаливый). Я -- человѣкъ ученый, а сила моего соображенія, -- быстрота, пониманіе и воздержанность въ рѣчахъ безграничны. Я -- цырюльникъ по ремеслу; вчера рано утромъ я видѣлъ, какъ эти десять человѣкъ сѣли въ лодку, и я присоединился къ нимъ, думая, что всѣ они отправляются въ гости; но вскорѣ оказалось, что они преступники, и солдаты пришли къ нимъ и заковали ихъ въ цѣпи и мнѣ надѣли на шею тоже цѣпь. Я же молчалъ и ничего не говорилъ изъ великодушія; я молчалъ въ настоящемъ случаѣ только изъ великодушія. Насъ повели и поставили передъ тобою, и ты приказалъ отрубить головы десяти человѣкамъ, а я остался передъ палачомъ и ни слова не говорилъ о себѣ. Развѣ не великодушно было съ моей стороны итти вмѣстѣ съ ними на казнь? И вотъ всю свою жизнь я поступалъ такимъ образомъ.
   Когда калифъ выслушалъ раги, зорко слѣдящіе за нами.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ.
   Онъ пошелъ съ вышивкой на рынокъ и продалъ ее купцу, послѣ чего купилъ новый кусокъ шелковой матеріи и разноцвѣтнаго шелка, золота и серебра, какъ въ первый разъ, и все, что имъ надо было для ѣды, и, возвратившись съ покупками домой; онъ вручилъ ей остальныя деньги.
   И каждую недѣлю она вышивала по занавѣси, а онъ продавалъ ее за пятьдесятъ червонцевъ.
   Такъ прожили они цѣлый годъ. И но прошествіи года онъ пошелъ по обыкновенію на рынокъ продавать занавѣсъ, и отдалъ ее маклеру; но тутъ съ нимъ встрѣтился христіанинъ, предложившій ему за нее шестьдесятъ червонцевъ. Онъ не согласился продать ее ему, но христіанинъ продолжалъ поднимать цѣну, пока не дошелъ до ста червонцевъ, и маклеру надбавилъ еще сверхъ того десять червонцевъ. Маклеръ вернулся къ Али-Шеру и, сообщивъ ему, какую даютъ за занавѣсъ цѣну, сталъ уговаривать продать вышивку христіанину, говоря:
   -- Полно, господинъ мой, не бойся ты христіанина, ничего дурного онъ тебѣ не сдѣлаетъ.
   Всѣ бывшіе тутъ купцы тоже стали уговаривать его.
   Онъ продалъ вышивку христіанину, хотя сердце у него замирало отъ тревоги, и, получивъ деньги, онъ пошелъ домой. Но христіанинъ, какъ онъ замѣтилъ, шелъ за нимъ.
   -- Христіанинъ,-- сказалъ онъ,-- зачѣмъ ты идешь за мною?
   -- О, господинъ мой,-- отвѣчалъ христіанинъ,-- я иду по дѣлу въ конецъ этой улицы: сохрани тебя Господь отъ такихъ дѣлъ.
   Али-Шеръ пришелъ домой, но и христіанинъ пришелъ вмѣстѣ съ нимъ.
   -- Ахъ, ты проклятый!-- сказалъ онъ ему.-- Зачѣмъ ты преслѣдуешь меня?
   -- О, господинъ мой,-- отвѣчалъ христіанинъ,-- дай ты мнѣ глотокъ воды, такъ какъ меня томитъ жажда, и да наградитъ тебя за это Господь.
   Али-Шеръ подумалъ, что христіанинъ этотъ такой же гражданинъ, какъ и онъ, и проситъ всего лишь глотокъ воды; поэтому отказывать ему въ этомъ нельзя.
   Онъ вошелъ въ домъ, взялъ кружку съ водой, а его рабыня Зумуруда, увидавъ его, сказала:
   -- Что, мой возлюбленный, продалъ ты занавѣску?
   -- Продалъ,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Продалъ купцу или прохожему?-- продолжала она.-- У меня сердце предчувствуетъ разлуку.
   -- Я продалъ купцу,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Говори правду,-- сказала она,-- для того, чтобы я могла принять мѣры. И зачѣмъ ты берешь кружку съ водой?
   -- Чтобы дать напиться маклеру,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Сила и власть въ рукахъ Бога Всемогущаго!-- вскричала она и продекламировала слѣдующіе стихи:
   
   О, ты, который, пожелавъ разлуки,
   Такъ опрометчиво могъ поступить,
   Не дозволяй возлюбленной твоей
   Объятіямъ обманывать тебя!
   Поступокъ твой былъ крайне опрометчивъ,
   И окончаньемъ нашего союза
   Являются разлука и разрывъ.
   
   Онъ ушелъ съ кружкой и нашелъ христіанина въ сѣняхъ.
   -- Такъ ты вошелъ-таки въ домъ, собака? Какъ смѣлъ ты войти безъ моего позволенія?
   -- О, господинъ мой, -- отвѣчалъ христіанинъ,-- велика ли разница между дверью и сѣнями; а отсюда я двинусь только къ выходу. Благодарю тебя за твою доброту и снисходительность.
   Онъ взялъ кружку съ водой и напился, послѣ чего передалъ кружку Али-Шеру, который выжидалъ, когда онъ встанетъ и уйдетъ; но христіанинъ не вставалъ.
   -- Что же ты не встаешь и не уходишь?-- сказалъ ему Али-Шеръ.
   -- О, господинъ мой!-- отвѣчалъ христіанинъ,-- не будь такимъ человѣкомъ, который дѣлаетъ одолженіе и потомъ начинаетъ упрекать имъ, или такимъ, о которомъ говоритъ поэтъ:
   
   Они отправились туда отсюда,
   Гдѣ, если бъ ты у тѣхъ дверей стоялъ,
   То на твое прошеніе поддержку;
   Тебѣ тамъ оказали бъ благородно.
   И если бы стоялъ ты послѣ нихъ
   У двери, то съ упрекомъ бы они
   Тебѣ глотокъ воды холодной дали.
   
   -- О, господинъ мой,-- прибавилъ онъ,-- я напился, но теперь я попросилъ бы тебя дать мнѣ поѣсть чего-нибудь, что найдется у тебя въ домѣ; чего бы ни было: кусочекъ хлѣба, сухаря или луковицу.
   -- Вставай безъ возраженій!-- крикнулъ Али-Шеръ.-- У меня въ домѣ ничего нѣтъ.
   -- О, господинъ мой,-- продолжалъ христіанинъ,-- если у тебя нѣтъ ничего въ домѣ, такъ вотъ возьми эту сотню червонцевъ и принеси чего-нибудь поѣсть съ рынка, хотя бы только хлѣба, для того, чтобы мы могли раздѣлить съ тобой хлѣбъ-соль.
   "Поистинѣ, этотъ христіанинъ совсѣмъ сумасшедшій!-- подумалъ Али-Шеръ.-- Но я возьму отъ него сто червонцевъ и принесу ему чего-нибудь на двѣ серебряныя монеты и посмѣюсь надъ нимъ".
   -- О, господинъ мой,-- сказалъ христіанинъ,-- я желаю только чѣмъ-нибудь утолить голодъ, хотя бы кускомъ хлѣба и луковицей; лучшая ѣда та, что утоляетъ голодъ, а не роскошныя яства, и какъ справедливо говоритъ поэтъ:
   
   И хлѣба черстваго кусокъ прогонитъ
   Мой голодъ. Почему тогда мои
   И горе и смущенье велики?
   Вполнѣ смерть справедливо поступаетъ
   Съ калифомъ и съ послѣднимъ бѣднякомъ.
   
   -- Подожди,-- сказалъ ему Али-Шеръ,-- пока я запру свои комнаты и принесу чего-нибудь съ рынка.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ христіанинъ.
   Али-Шеръ пошелъ и заперъ висячимъ замкомъ комнаты и, взявъ съ собой ключъ, пошелъ на рынокъ и купилъ сыру, меду, банановъ и хлѣба и принесъ купленное къ христіанину. Христіанинъ, увидавъ его, сказалъ:
   -- О, господинъ мой, ты купилъ столько, что тутъ достанетъ на десять человѣкъ, а я одинъ. Можетъ-быть, ты покушаешь со мной?
   -- Ѣшь одинъ,-- отвѣчалъ Али-Шеръ,-- потому что я сытъ.
   -- О, господинъ мой,-- продолжалъ христіанинъ,-- мудрецы говорятъ: если хозяинъ не ѣстъ со своимъ гостемъ, то онъ человѣкъ неблагородный.
   Али-Шеръ, услыхавъ эти слова, сѣлъ и сталъ ѣсть съ христіаниномъ, и только что хотѣлъ закончить, какъ христіанинъ взялъ бананъ, очистилъ его, разрѣзалъ пополамъ и въ одну изъ половинокъ засунулъ кусочекъ бенджа, смѣшаннаго съ опіумомъ, часть котораго могла свалить слона. Затѣмъ онъ обмакнулъ эту половину въ медъ и сказалъ Али-Шеру:
   -- О, господинъ мой, ради вѣры твоей, прошу тебя съѣсть это!
   Али-Шеръ посовѣстился не исполнить такой просьбы и, взявъ бананъ, съѣлъ его, и лишь только бенджъ проникъ ему въ желудокъ, какъ онъ упалъ лицомъ внизъ и заснулъ крѣпкимъ сномъ.
   Христіанинъ, увидавъ это, какъ жадный волкъ вскочилъ на ноги, взялъ ключъ отъ комнаты и, оставивъ Али-Шера на полу, бѣгомъ бросился къ своему брату и разсказалъ ему все, что случилось. Сдѣлалъ же онъ это вотъ зачѣмъ. Братъ этого христіанина и былъ тотъ дрянный старикъ, который желалъ купить Зумуруду за тысячу червонцевъ и котораго она отвергла и осмѣяла въ стихахъ. Въ душѣ онъ былъ невѣрный, а открыто выдавалъ себя за мусульманина; звали его РашидъЭдъДиномъ. Когда Зумуруда отказалась итти къ нему просмѣяла его въ стихахъ, онъ пожаловался на нее своему брату-христіанину, а братъ его хитростью постарался похитить ее отъ Али-Шера.
   -- Не горюй,-- сказалъ брату христіанинъ, по имени Барзумъ,-- я устрою такъ, что, не заплативъ ничего, доставлю тебѣ эту рабыню.
   Барзумъ былъ хитрый и ловкій злодѣй; онъ слѣдилъ за Али-Шеромъ, пока ему не удалось войти къ нему въ домъ. Взявъ ключи, онъ прибѣжалъ къ брату и разсказалъ ему обо всемъ.
   Рашидъ-Эдъ-Динъ тотчасъ же сѣлъ на мула, взялъ съ собою прислугу и отправился съ братомъ къ Али-Шеру, захвативъ съ собой кошелекъ съ тысячью червонцами, для того, чтобы при встрѣчѣ съ вали, онъ могъ умилостивить его. Онъ открылъ комнатку, и прислуга его, бросившись на Зумуруду, силой потащила ее, грозя убить, если она вздумаетъ кричать. Домъ же они оставили въ такомъ видѣ, въ какомъ нашли, не взявъ изъ него рѣшительно ничего, и Али-Шера оставили лежащимъ въ сѣняхъ. Дверь въ комнаты они заперли и ключъ положили подлѣ него. Христіанинъ же Рашидъ-Эдъ-Динъ взялъ рабыню къ себѣ въ бесѣдку и помѣстилъ ее съ своими рабынями и наложницами.
   -- Ахъ, ты несчастная негодница,-- сказалъ онъ ей,-- я тотъ шейкъ, котораго ты не желала имѣть господиномъ и котораго ты осмѣяла. Теперь ты мнѣ досталась даромъ.
   -- Господь тебя накажетъ за это,-- заливаясь слезами, сказала она,-- что ты, противный старикашка, разлучилъ меня съ моимъ милымъ.
   -- Ахъ, ты негодная дрянь!-- вскричалъ онъ.-- Такъ оказывается, что ты еще и влюблена! Вотъ ты увидишь, что я съ тобой сдѣлаю. Клянусь, что если ты не исполнишь моего приказанія и не примешь мою вѣру, то я замучаю тебя!
   -- Если ты разрѣжешь меня на части,-- возразила она,-- то я все-таки не отрекусь отъ эль-ислама, и, можетъ-быть, Господь (да святится имя Его!) пошлетъ мнѣ избавленье. Онъ можетъ сдѣлать все, что захочетъ, и мудрецы справедливо говорятъ: лучше имѣть язву на тѣлѣ, чѣмъ въ вѣрѣ.
   Шейкъ крикнулъ евнуховъ и рабынь и приказалъ имъ бросить ее на землю, что они и сдѣлали. Онъ же началъ наносить ей жестокіе удары; она кричала и звала на помощь, но никто на помощь къ ней не приходилъ. Наконецъ она перестала кричать и только повторяла: "Господь Всемогущій, Господь Милостивый!" Наконецъ голосъ у нея замеръ, и слова стали непонятными. Когда же шейкъ натѣшился побоями, то сказалъ евнухамъ:
   -- Тащите ее за ноги, бросьте въ кухню и ничего не давайте ей ѣсть.
   Несчастная женщина провела ночь въ ужасномъ положеніи, а на слѣдующее утро онъ приказалъ ее опять привести къ себѣ и снова началъ бить. Натѣшившись вдоволь, онъ опять приказалъ евнухамъ вытащить ее, что они и сдѣлали. Когда же боль отъ побоевъ немного утихла, она проговорила:
   -- Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, а Магометъ -- пророкъ Его! Господь мой заступникъ и не оставитъ меня безъ защиты.
   Послѣ этого она стала молиться Магомету и такимъ образомъ проводила время.
   Али-Шеръ между тѣмъ проспалъ до слѣдующаго дня, когда дѣйствіе зелья кончилось, и, открывъ глаза, крикнулъ: "Зумуруда!" -- но никакого отвѣта не получилъ. Войдя въ комнату, онъ увидалъ безпорядокъ и нашелъ ее пустою, вслѣдствіе чего сразу понялъ, что все это сдѣлалъ съ нимъ христіанинъ. Онъ застоналъ, заплакалъ, сталъ причитать и раскаиваться, когда раскаяніе ни къ чему не могло уже привести. Взявъ съ собой два камня, онъ пошелъ по городу, и, ударяя ими себя въ грудь, онъ кричалъ: "Зумуруда! Зумуруда!" Ребятишки бѣжали за нимъ и говорили: "Сумасшедшій! Сумасшедшій!" Всѣ, знавшіе его, плакали отъ жалости къ нему и говорили: "Что такое могло съ нимъ случиться?" Такъ онъ бродилъ до самаго вечера, затѣмъ уснулъ въ какомъ-то переулкѣ и проспалъ до утра. А на слѣдующій день точно такъ же онъ пошелъ блуждать по городу и къ ночи вернулся домой, гдѣ и переночевалъ.
   Одна изъ его сосѣдокъ, старуха, весьма добродѣтельная женщина, сказала ему:
   -- О, сынъ мой, да спасетъ тебя Господь! Когда это ты сошелъ съ ума?


   А онъ слѣдующими стихами отвѣчалъ ей:
   
   Они сказали: Сходишь ты съ ума.
   И я отвѣтилъ:-- "Только для безумцевъ
   И существуютъ радости сей жизни.
   Убей предметъ безумья моего,
   И приведи ко мнѣ сюда ты ту,
   Которая свела меня съ ума.
   И если сумасшествіе мое
   Ей исцѣлить удастся, то меня
   За это больше вы не укоряйте".
   
   Изъ этого сосѣдка его увидала, что онъ томится отъ разлуки съ милой, и сказала:
   -- Сила и власть только въ рукахъ Бога Великаго, Всемогущаго! О, сынъ мой, мнѣ хотѣлось бы выслушать отъ тебя исторію твоего несчастія. Можетъ-быть, Господь дастъ мнѣ возможность помочь тебѣ.
   Онъ разсказалъ ей, что было между нимъ и Барзумомъ-христіаниномъ, братомъ мага, прозывающимся Рашидъ-Эдъ-Диномъ; выслушавъ его, она сказала:
   -- О, сынъ мой, но правдѣ говоря, тебѣ можно извинить, Ода заплакала и проговорила слѣдующіе стихи;
   
   Достаточно терзаній для влюбленныхъ
   Есть въ этомъ мірѣ! Я клянусь Аллахомъ,
   Что адъ не будетъ больше мучить ихъ
   Послѣ такихъ перенесенныхъ мукъ.
   Они отъ страсти бурной погибали
   И цѣломудренно ее скрывали,
   И то, что эта правда, подтверждаютъ
   Свидѣтельства, дошедшія до насъ.
   
   Въ заключеніе она прибавила:
   -- Ну, сынъ мой, вставай и или купить такой лотокъ, съ какими ходятъ золотыхъ дѣлъ мастера, и купи браслетокъ, серегъ, перстеньковъ и всякихъ другихъ украшеній, и не скупись на деньги. Все это уложи на лотокъ и приходи домой, а я возьму лотокъ къ себѣ на голову и пойду торговать по домамъ. Господь, можетъ-быть, поможетъ мнѣ найти твою жену.
   Али-Шера слова эти очень обрадовали. Онъ тотчасъ же пошелъ и принесъ все, что было нужно; а когда все было готово, старуха закрылась изаромъ и, поднявъ на голову лотокъ и взявъ въ руки посохъ, пошла изъ дома въ домъ, изъ квартала въ кварталъ, изъ переулка въ переулокъ, пока Господь (да святится имя Его!) не привелъ ее въ бесѣдку проклятаго Рашидъ-Эдъ-Дина, христіанина, гдѣ она услыхала стоны. Старуха постучала въ дверь, ей отворила рабыня и впустила, поклонившись ей.
   -- Я продаю бездѣлушки,-- сказала ей старуха,-- не купитъ ли кто-нибудь ихъ у меня?
   -- Можетъ-быть, и купятъ,-- отвѣчала дѣвушка и, впустивъ въ домъ, просила ее сѣсть. Рабыни усѣлись кругомъ нея, и каждая изъ нихъ купила у нея что-нибудь, а старуха особенно была съ ними любезна и уступала имъ всѣ товары, такъ что онѣ были очарованы и ею и ея рѣчами. Она же между тѣмъ зорко смотрѣла всюду, желая узнать, кто стонетъ въ этой бесѣдкѣ, и, наконецъ, увидала Зумуруду, лежавшую на полу. Старуха тотчасъ же узнала ее, заплакала и сказала:
   -- О, дѣти мои, что это дѣлается съ этой рабыней?
   Рабыни разсказали ей все, что сами знали, и прибавили:
   -- Въ этомъ дѣлѣ мы нисколько не причастны и исполняемъ только приказаніе нашего господина, который находится теперь въ отлучкѣ.
   -- Дѣти мои,-- сказала имъ старуха,-- сдѣлайте вы мнѣ одно одолженіе, развяжите эту дѣвушку и дайте ей вздохнуть до пріѣзда вашего господина. А тогда опять свяжете ее, и Господь васъ наградитъ за это.
   -- Слушаемъ и повинуемся,-- отвѣчали онѣ.
   Онѣ развязали Зумуруду, накормили и напоили ее.
   -- Лучше бы мнѣ сломать себѣ ноги и не входить къ вамъ въ домъ!-- проговорила старуха.
   Послѣ этого она подошла къ Зумурудѣ и сказала ей:
   -- Господь да помилуетъ тебя, о, дочь моя! Да прекратится твое горе!
   Она передала ей, что пришла къ ней отъ ея бывшаго господина Али-Шера, и условилась, чтобы въ слѣдующую ночь Зумуруда прислушивалась, такъ какъ Али-Шеръ придетъ подъ окно и свистнетъ, чтобы она спустилась по веревкѣ внизъ, гдѣ хозяинъ ее приметъ и уведетъ. Рабыня отъ души поблагодарила ее за это.
   Старуха ушла и, вернувшись къ Али-Шеру, разсказала ему, что она сдѣлала, и прибавила,:
   -- Сегодня въ полночь или въ такой-то кварталъ, такъ какъ домъ проклятаго стоитъ тамъ-то вотъ въ такомъ-то мѣстѣ. Стань подъ окнами бесѣдки и свистни. Она спустится къ тебѣ, и ты можешь взять ее.
   Онъ очень благодарилъ ее за это и, дождавшись ночи и назначеннаго часа, пошелъ въ указанное мѣсто и тотчасъ же узналъ бесѣдку, подъ окнами которой онъ сѣлъ на каменную скамью; но сонъ одолѣлъ его, и онъ заснулъ. Въ послѣднее время онъ не спалъ отъ горя, и теперь не могъ превозмочь себя.
   Въ то время, какъ онъ спалъ, къ нему подошелъ разбойникъ, тайно пробравшійся въ городъ, съ цѣлью украсть что-нибудь; судьба привела его къ бесѣдкѣ христіанина. Онъ обошелъ ее кругомъ, пока не нашелъ входа, и остановился у скамейки, гдѣ спалъ Али-Шеръ. Онъ снялъ съ него чалму; какъ разъ въ эту минуту выглянула Зумуруда и, видя въ темнотѣ стоящаго человѣка, приняла его за своего хозяина и свистнула ему, въ отвѣтъ на что свистнулъ и разбойникъ. Она спустилась къ нему по веревкѣ съ двумя мѣшками, набитыми золотомъ. Разбойникъ, увидавъ мѣшки, подумалъ:
   "Ну, это такія чудеса, какихъ я понять не могу".
   Онъ взялъ мѣшки, а Зумуруду посадилъ къ себѣ на плечи и пошелъ съ быстротою молніи.
   -- Какъ же это старуха сказала мнѣ,-- обратилась къ нему рабыня,-- что ты сильно ослабѣлъ, тоскуя обо мнѣ; но ты оказываешься сильнѣе, чѣмъ прежде.
   На это онъ не отвѣтилъ ей ни слова. Она же, ощупавъ его лицо, увидала, что у него борода жесткая какъ мочалка, и, страшно испугавшись, вскричала:
   -- Кто ты такой?
   -- Ахъ, ты, негодница,-- отвѣчалъ онъ,-- я Джаванъ-Курдъ изъ шайки Ахмеда-Эдъ-Денефа; насъ сорокъ разбойниковъ, и всѣ мы побываемъ у тебя сегодня ночью.
   Услыхавъ это, она заплакала и закрыла лицо руками, зная, что теперь вся надежда ея была только на Бога. Она терпѣливо отдалась своей судьбѣ и проговорила:
   -- Нѣтъ Бога, кромѣ Бога! Одна бѣда проходитъ, а другая приходитъ.
   А Джаванъ появился около бесѣдки вотъ по какой причинѣ:
   -- Я былъ въ этомъ городѣ прежде,-- сказалъ онъ своему атаману,-- и знаю тутъ, за городомъ, одну пещеру, въ которую могутъ помѣститься сорокъ человѣкъ. Я пойду впередъ и помѣщу туда свою мать. А затѣмъ вернусь въ городъ и на счастье попробую украсть что-нибудь, чтобы по прибытіи угостить всѣхъ васъ.
   -- Хорошо, иди,-- отвѣчалъ ему атаманъ.
   Вслѣдствіе этого онъ ушелъ впередъ и помѣстилъ мать свою въ пещерѣ, а выйдя изъ пещеры, увидалъ заснувшаго подлѣ своей лошади солдата. Солдата онъ убилъ, а платье его, лошадь и оружіе спряталъ въ пещеру, гдѣ сидѣла его мать. Послѣ этого онъ вернулся въ городъ и блуждалъ тамъ, пока не набрелъ на бесѣдку.
   Онъ бѣжалъ съ рабыней до тѣхъ поръ, пока не донесъ ее до матери.
   -- Постереги ее до утра,-- сказалъ онъ ей,-- а утромъ я вернусь.
   Онъ ушелъ. Зумуруда же думала себѣ:
   "Нельзя ли мнѣ какимъ-нибудь способомъ избавиться? Не ждать же мнѣ прихода этихъ сорока разбойниковъ?.."
   Она посмотрѣла на старуху, мать Джавана-Курда, и сказала ей:
   -- Не хочешь ли ты, тетушка, выйти со мною изъ пещеры для того, чтобы я могла вычесать тебя на солнышкѣ?
   -- Очень хочу, о, дочь моя,-- отвѣчала старуха,-- я давно уже не была въ банѣ, такъ какъ меня постоянно переводятъ съ мѣста на мѣсто.
   Зумуруда вышла съ нею изъ пещеры и чесала ее до тѣхъ поръ, пока старуха не заснула; послѣ чего Зумуруда встала, надѣла на себя платье солдата, спрятанное въ пещерѣ, взяла оружіе, подвязала шашку, надѣла чалму, сѣла по-мужски на лошадь, захвативъ съ собой мѣшки съ золотомъ, и помолилась такъ:
   -- О, Господи, спаси меня! Молю Тебя добродѣтелями Магомета, да спасетъ и помилуетъ его Господь!..
   Затѣмъ она стала въ умѣ размышлять такимъ образомъ: "Если я поѣду въ городъ, то кто-нибудь изъ нашихъ солдатъ можетъ увидѣть меня, и хорошаго изъ этого ничего не выйдетъ".
   Она повернула къ пустынѣ и ѣхала, питаясь той же самой травой, какой питалась и ея лошадь, и утоляя жажду рѣчной водой.
   На одиннадцатый день она подъѣхала къ красивому и прекрасно выстроенному городу, очевидно, весьма богатому. Зима, съ холодами только что покинула его, и весна одѣла все цвѣтами и розами. Цвѣты отличались яркостью красокъ, рѣки быстро бѣжали, а птицы звонко распѣвали. Подъѣхавъ къ воротамъ города, она встрѣтила войска, эмировъ и именитыхъ жителей города и очень этому удивилась, подумавъ:
   "Жители этого города собрались тутъ, конечно, не безъ причины".
   Она смѣло поѣхала впередъ и, когда подъѣхала вплоть, то воины, выступивъ, соскочили съ лошадей и поцѣловали прахъ у ногъ ея, сказавъ:
   -- Господь надъ тобой, нашъ господинъ султанъ!
   Начальники выстроились передъ нею въ рядъ и вскричали:-- Помоги тебѣ Господи! и пошли черезъ тебя благословеніе мусульманамъ, султанъ всего живущаго! Господь послалъ намъ тебя, царь вѣковъ, несравненный султанъ.
   -- Въ чемъ дѣло, граждане, разскажите мнѣ? спросила у нихъ Зумуруда.
   -- Господь, щедрый на милости,-- отвѣчалъ ей одинъ изъ царедворцевъ,-- послалъ тебя къ намъ и сдѣлалъ тебя султаномъ этого города и государемъ всѣхъ жителей его. Знай, что у насъ существуетъ такое обыкновеніе: въ случаѣ смерти царя, не -оставившаго сына, войска выходятъ за городъ и стоятъ тамъ трое сутокъ, и перваго появившагося человѣка избираютъ султаномъ. Слава тебѣ, Господи, что судьба послала намъ человѣка изъ турокъ и такого красиваго. Но кто бы къ намъ ни появился, онъ былъ бы избранъ султаномъ.
   Зумуруда была особа разумная и весьма осмотрительная.
   -- Не думайте,-- сказала она,-- что я человѣкъ изъ простого званія, нѣтъ, я сынъ турецкаго вельможи; но разссорился съ своими родными и уѣхалъ отъ нихъ. Вотъ посмотрите, какіе я привезъ съ собою два мѣшка съ золотомъ, для того, чтобы подавать милостыню тѣмъ, кого я встрѣчу по дорогѣ.
   Услыхавъ это, народъ сталъ о ней молиться, и очень радовался ея пріѣзду, и Зумуруда тоже осталась всѣми довольна.
   "Разъ я достигла этого,-- думала она,-- можетъ-быть, мнѣ удастся соединиться здѣсь съ и чімъ возлюбленнымъ, такъ какъ Господь можетъ сдѣлать все, что Ему угодно".
   Она двинулась впередъ и, въ сопровожденіи войскъ, въѣхала въ городъ, гдѣ всѣ сошли съ лошадей и провели ее во дворецъ. У дворца она сошла съ лошади, царедворцы подъ руки повели ее въ комнаты и посадили на тронъ, послѣ чего всѣ поцѣловали прахъ у ногъ ея. Сѣвъ на тронъ, она приказала открыть казну, и когда казна была открыта, она одарила войска, за что тѣ стали молить Аллаха послать ей здравіе и продолжительное царствованіе, и народъ и всѣ провинціи признали ея власть.
   Она начала управлять страною и расположила къ себѣ сердца всѣхъ своихъ подданныхъ своею справедливостью и воздержанностью отъ всего дурного. Она уничтожила таможенный сборъ, освободила заключенныхъ изъ темницъ и удовлетворяла всѣмъ нуждамъ своихъ подданныхъ, такъ что народъ обожалъ ее. Но всякій разъ, какъ она вспоминала о своемъ господинѣ, она начинала плакать и молить. Господа соединить ее съ нимъ. Думая однажды о немъ и о прошлыхъ дняхъ, проведенныхъ съ нимъ, она залилась слезами и проговорила слѣдующіе стихи:
   
   Моей души стремленіе къ тебѣ
   Хотя и долго длится, но свѣжо.
   Изранены глаза мои слезами,
   Которыя струятся изобильно,
   Такъ какъ разлука для души влюбленной
   Является тяжелымъ огорченьемъ.
   
   Окончивъ эти стихи, она снова залилась горючими слезами и ушла въ павильонъ. Послѣ этого она прошла въ гаремъ и приказала дать рабынямъ и наложницамъ отдѣльныя помѣщенія и назначила имъ содержаніе, заявивъ, что желаетъ остаться одна и предаться молитвѣ, и, дѣйствительно, постилась и молилась, такъ что эмиры говорили:
   -- Какой султанъ у насъ набожный.
   Изъ евнуховъ она оставила для своихъ услугъ только двоихъ.
   Цѣлый годъ царствовала она въ этомъ городѣ и не получала никакихъ извѣстій о своемъ господинѣ и совсѣмъ потеряла его слѣдъ. Это ее страшно безпокоило, и когда тревога стала ей невыносима, она призвала къ себѣ царедворцевъ и приказала имъ привести къ себѣ архитекторовъ и строителей и велѣла имъ устроить передъ дворцомъ громадную площадь. Площадь была устроена, въ одномъ концѣ ея былъ выстроенъ для нея громадный павильонъ, а въ немъ поставлены тронъ и стулья для ея эмировъ. На площади же она приказала поставить длинный столъ и уставить его всевозможными кушаньями. Когда приказаніе ея было исполнено, она пригласила къ обѣду всѣхъ сановниковъ, когда же сановники пообѣдали, она заявила имъ о такомъ своемъ желаніи:
   -- Я желаю,-- сказала она,-- чтобы въ первый день каждаго новаго мѣсяца никто не отворялъ лавокъ, а чтобы весь народъ приходилъ поѣсть за царскій столъ; о чемъ я прошу васъ всенародно объявить. Если же кто-нибудь осмѣлится не исполнить этого моего желанія, тотъ будетъ повѣшенъ.
   Когда начался новый мѣсяцъ, приказъ ея былъ исполненъ, какъ исполнялся и каждый мѣсяцъ въ теченіе цѣлаго года. Въ первый мѣсяцъ второго года Зумуруда вышла на площадь, а глашатай кричалъ:
   -- Господа! Кто откроетъ сегодня свою лавку или домъ, тотъ будетъ повѣшенъ, такъ какъ царь требуетъ, чтобы сегодня всѣ обѣдали у него!
   Столы были приготовлены, народъ сталъ сходиться толпами, и царь приказалъ всѣмъ сѣсть по мѣстамъ и ѣсть все, что стояло на столахъ. Всѣ усѣлись и принялись ѣсть, какъ имъ было приказано; а Зумуруда сидѣла на тронѣ и смотрѣла на. нихъ, и каждый изъ гостей думалъ: "А царь-то смотритъ на меня". Всѣ ѣли охотно, а эмиры говорили: "Кушайте, не стѣсняйтесь, царь любитъ, когда у него ѣдятъ". Поэтому народъ ѣлъ охотно и, кончивъ ѣду, молился за царя; нѣкоторые изъ гостей при этомъ говорили:
   -- Въ жизни своей мы не видали такого любящаго бѣдныхъ султана.
   Они молились о долголѣтіи своего султана, а Зумуруда возвратилась къ себѣ во дворецъ, радуясь выдуманному ею плану, и думала:
   "Если будетъ милость Божія, то этимъ способомъ я услышу что-нибудь о своемъ возлюбленномъ Али-Шерѣ".
   Въ началѣ второго мѣсяца она поступила точно такъ же, какъ и всегда. Столъ былъ поставленъ, и Зумуруда, помѣстившись на тронъ, приказала народу сѣсть и ѣсть. Въ то время, какъ она сидѣла на своемъ тронѣ въ концѣ стола, а народъ толпами разсаживался по мѣстамъ, взоръ ея упалъ на Барзума-христіанина, купившаго занавѣсъ у ея хозяина, и она узнала его и подумала:
   "Горе мое приходитъ къ концу, и желаніе мое скоро исполнится".
   Барзумъ подошелъ и сѣлъ между обѣдающими и уставилъ глаза на вареный и посыпанный сахаромъ рисъ; по рисъ стоялъ далеко отъ него, поэтому онъ потянулся, протянулъ руку и поставилъ его передъ собою.
   -- Зачѣмъ ты не ѣшь того, что стоитъ передъ тобою?-- сказалъ ему сосѣдъ.-- Развѣ ты находишь это низкимъ для себя? Съ какой стати ты протягиваешь руку къ кушанью, которое отъ тебя такъ далеко? Какъ тебѣ не стыдно!
   -- Я ничего не хочу, кромѣ этого сладкаго риса,-- отвѣчалъ Барзумъ.
   -- Ну, такъ ѣшь,-- сказалъ сосѣдъ,-- и пошли тебѣ Господи удовольствіе.
   -- Пусть онъ ѣстъ,-- прибавилъ другой сосѣдъ,-- я тоже поѣмъ съ нимъ.
   Первый же сосѣдъ продолжалъ:
   -- Ахъ, вы негодные, не стоите вы такого кушанья, приготовленнаго для эмировъ, а вовсе не для васъ! Оставьте его лучше для тѣхъ, кому оно предназначено.
   Но Барзумъ и слушать его не хотѣлъ: онъ взялъ горсточку, положилъ ее въ ротъ и потянулся за второй, когда Зумуруда, замѣтивъ его, подозвала къ себѣ нѣсколько солдатъ и сказала имъ;
   -- Приведите ко мнѣ того человѣка, передъ которымъ стоитъ блюдо съ рисомъ, и не давайте ему проглотить того, что у него въ рукѣ, а заставьте его выбросить.
   Четыре солдата тотчасъ же подошли къ нему и, выхвативъ у него рисъ, хватили его по лицу и притащили къ царю. Увидавъ это, народъ бросилъ ѣсть, и одинъ изъ гостей сказалъ другому:
   -- Клянусь Аллахомъ, онъ поступилъ дурно, не пожелавъ ѣсть того, что стояло передъ нимъ.
   -- Я былъ доволенъ,-- проговорилъ другой,-- тѣмъ кушаньемъ, что стояло передо мною.
   -- Слава тебѣ, Господи,-- замѣтилъ второй сосѣдъ Барзума,-- что мнѣ не удалось поѣсть этого кушанья изъ сладкаго риса; а вѣдь я только что хотѣлъ взять его!
   -- Посмотримъ, что-то съ нимъ будетъ,-- говорили всѣ.
   Когда христіанина подвели къ Зумурудѣ, она сказала ему:
   -- Горе тебѣ, бѣлоглазый! Какъ тебя зовутъ и зачѣмъ ты пришелъ къ намъ въ городъ?
   Негодяй не захотѣлъ сказать своего настоящаго имени, и такъ какъ на немъ была надѣта бѣлая чалма, то онъ отвѣчалъ:
   -- О, царь! Зовутъ меня Али, я ткачъ по ремеслу, и пришелъ сюда въ городъ искать работы.
   -- Принесите ко мнѣ таблицы и мѣдное перо,-- сказала Зумуруда.
   Ей принесли таблицы и перо, и, взявъ ихъ, она начала дѣлать вычисленіе, и перомъ нарисовала фигуру въ родѣ обезьяны; послѣ чего подняла голову, пристально и долго смотрѣла на Барзума и сказала:
   -- Какъ смѣешь ты, собака, лгать царю? Развѣ ты не христіанинъ и зовутъ тебя не Барзумомъ, и пришелъ ты не съ цѣлью поискать кого-то? Говори мнѣ сейчасъ правду, или, клянусь Богомъ, я велю отрубить тебѣ голову!
   Христіанинъ смутился, а эмиры и царедворцы проговорили:
   -- Царь нашъ свѣдущъ въ наукахъ. Слава Господу, даровавшему ему такія познанія!
   -- Ну, говори же мнѣ правду, -- крикнула она христіанину, -- или я убью тебя!
   -- Прости, царь вѣковъ!-- отвѣчалъ христіанинъ.-- Ты угадалъ совершенно вѣрно: я -- христіанинъ.
   Эмиры и другіе царедворцы надивиться не могли, какъ царь ихъ хорошо все разгадалъ.
   -- Царь нашъ такой астрологъ, какихъ свѣтъ не производилъ,-- говорили они.
   Царь приказалъ снять съ христіанина кожу и, набивъ ее соломой, повѣсить на городскія ворота, а за городомъ вырыть яму, сжечь въ ней мясо и кости и прахъ его засыпать мусоромъ.
   -- Слушаемъ и повинуемся,-- отвѣчали ей/и приказаніе ея исполнили.
   Когда народъ увидалъ, что случилось съ христіаниномъ, то сталъ говорить:
   -- Подѣломъ ему! И надо же было ему попробовать этого несчастнаго кушанья!
   -- Будь я проклятъ,-- замѣтилъ кто-то,-- если когда-нибудь въ жизни попробую этого кушанья!
   -- Слава Богу,-- повторилъ второй сосѣдъ Барзума,-- что мнѣ не удалось поѣсть этого риса, а то со мною случилось бы то же самое, что случилось съ этимъ человѣкомъ.
   Послѣ этого народъ разошелся по домамъ и впредь сталъ опасаться мѣста, передъ которымъ ставили блюдо съ сладкимъ рисомъ.
   Съ наступленіемъ третьяго мѣсяца столъ былъ снова накрытъ, а на немъ поставлены кушанья; царица Зумуруда сѣла на тронъ, окруженная войсками, теперь трепетавшими передъ нею. Горожане появились, какъ имъ было приказано и, обходя столъ, остерегались сѣсть около кушанья изъ сладкаго риса. Одинъ изъ гостей крикнулъ другому:
   -- Ей, Колафъ!
   -- Что тебѣ, Калидъ?-- отвѣчалъ ему товарищъ.
   -- Смотри, берегись того мѣста, гдѣ стоитъ рисъ. Не забудь, что тотъ, кто поѣстъ его, будетъ повѣшенъ.
   Всѣ сѣли кругомъ стола обѣдать; царица Зумуруда сидѣла на тронѣ и смотрѣла на обѣдающихъ; вдругъ взоръ ея упалъ на человѣка, поспѣшно пришедшаго на площадь. Вглядѣвшись внимательно въ него, она узнала Джавана-Курда, разбойника, убившаго солдата. Пришелъ же онъ въ этотъ городъ вотъ почему. Онъ оставилъ въ пещерѣ мать и отправился къ своимъ товарищамъ, которымъ заявилъ:
   -- Вчера мнѣ досталась отличная добыча: я убилъ солдата и взялъ его лошадь; въ эту же самую ночь мнѣ досталось два мѣшка съ золотомъ и дѣвица, стоящая дороже этихъ мѣшковъ; и все это я сложилъ въ пещеру, гдѣ моя мать.
   Всѣ они были очень рады и къ вечеру пришли къ пещерѣ. Джаванъ-Курдъ вошелъ первымъ, и они пошли за нимъ, но. онъ оставленныхъ вещей найти не могъ. Спросивъ у матери, что это значитъ, онъ узналъ истину и, всплеснувъ отъ отчаянія руками, вскричалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, я найду эту безстыдную тварь, хотя бы она забилась въ орѣховую скорлупу! И ужъ вымещу же на ней свою досаду!
   Онъ отправился искать ее и ходилъ по всѣмъ окрестнымъ мѣстамъ, пока не пришелъ въ городъ Зумуруды. Войдя въ городъ, онъ не нашелъ въ немъ ни единаго мужчины и спросилъ у женщинъ, выглядывавшихъ въ окна, что это значитъ. Женщины сказали ему, что султанъ задаетъ пиръ перваго числа каждаго мѣсяца и что всѣ мужчины на площади. Женщины же указали ему, гдѣ находилась эта площадь.
   Онъ поспѣшно подошелъ къ столу и, не находя нигдѣ свободнаго мѣста, направился къ роковому кушанью изъ риса и, помѣстившись тамъ, тотчасъ же протянулъ руку къ лакомому блюду.
   -- Братецъ, что ты дѣлаешь?-- крикнули ему со всѣхъ сторонъ.
   -- Хочу досыта наѣсться этого блюда,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Если ты поѣшь его, то будешь повѣшенъ.
   -- Молчите и не говорите такихъ страшныхъ словъ!-- сказалъ онъ, отдергивая руку.
   Второй сосѣдъ Барзума, сидѣвшій теперь подлѣ Джавана, увидавъ, что онъ подвинулъ къ себѣ рисъ, тотчасъ же всталъ съ своего мѣста и отошелъ подальше, говоря:
   -- Я этого кушанья не трону.
   Джаванъ-Курдъ протянулъ къ рису руку, похожую на лапу коршуна, и захватилъ ею цѣлую пригоршню, вслѣдствіе чего рука его стала походить на ногу верблюда. Рисъ онъ сжалъ въ видѣ шара или большого апельсина, который бросилъ себѣ въ ротъ и оттуда его съ грохотомъ пропустилъ въ горло, а въ томъ мѣстѣ, гдѣ рука его брала, на блюдѣ показалось дно. Человѣкъ, сидѣвшій рядомъ съ нимъ, проговорилъ:
   -- Слава Богу, что я не стою въ видѣ кушанья передъ тобою, такъ какъ ты однимъ глоткомъ чуть-что не опустошилъ всего блюда!
   -- Пусть онъ ѣстъ,-- замѣтилъ другой сосѣдъ,-- онъ ужъ теперь похожъ на повѣшеннаго. Ѣшь, ѣшь!-- прибавилъ онъ, обращаясь къ Джавану.-- Радости большой не наѣшь!
   А Джаванъ опять протянулъ руку къ рису, и только что сталъ комкать его въ шаръ, подобно первому глотку, какъ царица подозвала солдатъ и сказала имъ:
   -- Приведите мнѣ поскорѣе этого человѣка и не позволяйте ему проглотить то, что у него скомкано въ рукѣ.
   Солдаты бросились къ нему въ ту минуту, какъ онъ наклонился надъ блюдомъ, и, взявъ его, подвели къ царицѣ. Народъ, увидавъ это, говорилъ другъ другу:
   -- Поистинѣ онъ этого стоитъ! Вѣдь мы предупреждали его, а онъ и слушать насъ не хотѣлъ. Это мѣсто ужъ такое, что съ него всякій идетъ прямо на висѣлицу, и этотъ рисъ погубитъ всякаго, кто его поѣстъ!
   -- Какъ тебя зовутъ?-- спросила его Зумуруда.-- И чѣмъ ты занимаешься и зачѣмъ пришелъ къ. намъ въ городъ?
   -- Государь нашъ султанъ,-- отвѣчалъ онъ,-- зовутъ меня Османомъ, по занятіямъ я садовникъ, а пришелъ сюда въ городъ поискать потерянную мною вещь.
   -- Принесите-ка мнѣ таблицы,-- сказала Зумуруда.
   Таблицы ей были принесены; взявъ перо, она сдѣлала вычисленіе, посидѣла нѣкоторое время въ раздумьѣ, потомъ подняла голову и сказала:
   -- Горе тебѣ, лживый негодяй! Какъ смѣешь ты лгать царю? По вычисленію на этихъ таблицахъ, я узнала, что зовутъ тебя Джаваномъ-Курдомъ, занимаешься ты разбоемъ и насиліемъ, отнимаешь отъ людей ихъ собственность и убиваешь людей противъ заповѣди Божьей. Говори мнѣ истинную правду, или я снесу тебѣ голову!
   Услыхавъ эти слова, онъ поблѣднѣлъ какъ мертвецъ, зубы у него застучали, и, думая, что, сознавшись во всемъ, онъ спасетъ себя, онъ сказалъ:
   -- Ты сказалъ совершенную правду, о царь! Но я во всемъ раскаиваюсь, и отнынѣ обращусь къ Господу, да святится имя Его!
   Царица же сказала ему:
   -- Я не считаю возможнымъ оставить змѣю на пути у мусульманъ. Возьмите его и сдерите съ него кожу,-- прибавила она, обращаясь къ своимъ приближеннымъ,-- и сдѣлайте съ нимъ то же самое, что вы сдѣлали прошлый мѣсяцъ.
   Приближенные исполнили ея приказаніе. А второй сосѣдъ Барзума, увидавъ казнь, повернулся къ рису спиной и проговорилъ:
   -- И глядѣть-то на него даже страшно!
   Окончивъ обѣдъ, весь народъ разошелся и направился по домамъ. Царица также удалилась въ свои покои и распустила мамелюковъ.
   Въ началѣ четвертаго мѣсяца всѣ по обыкновенію собрались на площадь, и народъ ждалъ позволенія сѣсть за столъ. Явившаяся царица сѣла на тронъ и стала смотрѣть на всѣхъ; она увидала, что то мѣсто, гдѣ стоялъ рисъ, пусто, такъ что на немъ можно было бы помѣстить четырехъ человѣкъ; и въ то время, какъ она дивилась этому, она увидала вошедшаго на площадь человѣка. Человѣкъ этотъ шелъ поспѣшнымъ шагомъ и остановился только, подойдя къ столу, гдѣ оказалось мѣсто только около блюда съ рисомъ. Онъ сѣлъ на это свободное мѣсто, а она, вглядѣвшись въ него пристальнѣе, узнала, что это -- христіанинъ, называвшій себя Рашидъ-Эдъ-Диномъ, вслѣдствіе чего она подумала: "Какъ удаченъ мой обѣдъ, привлекшій этого невѣрнаго!"
   Причина появленія Рашидъ-Эдъ-Дина была такая: когда онъ вернулся изъ путешествія домой, его домашніе сообщили ему объ исчезновеніи Зумуруды и о пропажѣ двухъ мѣшковъ съ червонцами. Услыхавъ это, онъ разорвалъ на себѣ одежду и схватился за бороду. Сначала онъ послалъ своего брата. Барзума искать рабыню по окрестностямъ, но, не дождавшись его, онъ пошелъ искать самъ и брата и рабыню, и случай занесъ его въ городъ Зумуруды. Онъ вошелъ въ этотъ городъ какъ разъ перваго числа и нашелъ его совершенно безлюднымъ, лавки запертыми, а въ окна выглядывали только женщины. Онъ обратился къ нимъ съ вопросомъ и узналъ, что царь давалъ обѣдъ каждое первое число и всѣхъ угощалъ этимъ обѣдомъ, такъ что въ лавкахъ никто не сидѣлъ. Женщины указали ему, куда итти, и онъ прошелъ на площадь, гдѣ нашелъ уже весь народъ за обѣдомъ, и всѣ мѣста занятыми, кромѣ мѣста у кушанья съ рисомъ.
   Онъ сѣлъ на это мѣсто и протянулъ руку къ рису, чтобы поѣсть его, когда царица Зумуруда позвала своихъ солдатъ и приказала имъ привести къ себѣ человѣка, который сѣлъ около кушанья изъ риса. Солдаты по прежнимъ примѣрамъ взяли его и привели къ царицѣ, крикнувшей ему:
   -- Горе тебѣ! Какъ тебя зовутъ, чѣмъ занимаешься и зачѣмъ пришелъ къ намъ въ городъ?
   -- О, царь вѣковъ, -- отвѣчалъ онъ,-- зовутъ меня Рустумомъ, а занимаюсь я ничѣмъ, такъ какъ я бѣдный дервишъ.
   -- Принесите-ка мнѣ таблицы,-- сказала она своимъ приближеннымъ,-- и мѣдное перо.
   Ей принесли и то и другое, и она, взявъ перо, стала дѣлать вычисленія и долго сидѣла въ раздумьѣ, затѣмъ подняла голову и, взглянувъ на него, сказала':
   -- Собака! какъ смѣешь ты лгать царю? Зовутъ тебя Рашидъ-Эдъ-Диномъ и занимаешься ты обманомъ и плутнями, посредствомъ которыхъ ты воруешь рабынь у мусульманъ; въ душѣ ты христіанинъ, а выдаешь себя за мусульманина. Говори правду, а если не скажешь, то я снесу тебѣ голову!
   Онъ сначала замялся, а потомъ сказалъ:
   -- Ты говоришь правду, о, царь вѣковъ!
   Она приказала разложить его на землѣ и дать по сту ударовъ по пятамъ каждой ноги и тысячу ударовъ по его тѣлу, а послѣ этого приказала содрать съ него кожу, набить ее паклей, затѣмъ вырыть яму за городомъ, сжечь въ ней тѣло и завалить нечистотами.
   Приказаніе ея было исполнено.
   Послѣ этого она дала народу позволеніе докончить обѣдъ и разойтись по домамъ. Сама она тоже ушла во дворецъ и говорила:
   -- Господь успокоилъ сердце мое, давъ мнѣ возможность наказать моихъ враговъ.
   Тутъ она стала думать о своемъ господинѣ Али-ПІерѣ и залилась горючими слезами, а затѣмъ успокоилась и подумала:
   "Можетъ-быть, Господь, давъ мнѣ власть надъ моими врагами, вернетъ ко мнѣ моего милаго".
   Она стала просить у Господа прощеніе и шептала:
   -- Можетъ-быть, Господь скоро соединитъ меня съ моимъ возлюбленнымъ Али-Шеромъ, такъ какъ все находится въ Его власти, и онъ знаетъ, что нужно Его рабамъ.
   Она снова начала восхвалять Бога и просить у Него прошеніе, увѣренная, что всякому несчастію придетъ когда-нибудь конецъ, и прочла слѣдующіе стихи:
   Переноси свое ты положенье
   Съ умомъ веселымъ, такъ какъ держитъ Богъ Въ своей рукѣ земныхъ вещей удѣлъ. Того, на чемъ лежитъ запретъ, тебѣ Достигнуть не удастся никогда, И то, чему погибнуть суждено, Въ рукѣ твоей не будетъ никогда.
   Весь этотъ мѣсяцъ она по обыкновенію провела въ занятіяхъ, судила, рядила, приказывала, распоряжалась, а по ночамъ плакала и горевала о своемъ возлюбленномъ Али-Шерѣ. Въ началѣ слѣдующаго мѣсяца она, какъ всегда, велѣла накрыть на площади столъ и сама сѣла на тронъ. Всѣ ждали позволенія начать обѣдать; мѣсто передъ блюдомъ съ рисомъ было пусто. Она глазъ не спускала съ входа на площадь, думая про себя:
   "О, Господи, ты возвратилъ Іосифа Іакову и успокоилъ горе Эюбаі Верни мнѣ моего возлюбленнаго Али-Шера, такъ какъ Ты можешь сдѣлать все, что захочешь! О Господи! Выслушай мою молитву! Пошли мнѣ утѣшенье".
   Она не успѣла еще кончить своихъ моленій, какъ въ концѣ площади показался человѣкъ, статностью своею напоминавшій восточную иву; но только онъ былъ невообразимо худъ и блѣденъ, хотя отличался красотою и миловидностью. Войдя на площадь, онъ не могъ найти свободнаго мѣста, кромѣ того, Передъ которымъ стояло кушанье съ рисомъ; онъ сѣлъ на него. У Зумуруды при видѣ его забилось сердце, она пристально посмотрѣла на него и убѣдилась, что это ея господинъ Али-Шеръ. Ей захотѣлось закричать отъ радости, и она не закричала только потому, что не хотѣла опозориться передъ всѣмъ народомъ. Грудь у нея высоко поднималась, а сердце такъ и трепетало, но она скрыла свои чувства. А Али-Шеръ явился вотъ почему;
   Послѣ того, какъ онъ заснулъ подъ окнами бесѣдки, а Джаванъ-Курдъ похитилъ Зумуруду, онъ проснулся и почувствовалъ, что съ головы у него снята чалма, и понялъ, что около него былъ злодѣй, обокравшій его.
   Онъ проговорилъ: "Мы рабы Господа, и къ Господу вернемся", и затѣмъ пошелъ къ старухѣ, разыскавшей ему Зумуруду, и постучался къ ней въ дверь. Она тотчасъ же къ нему вышла, и онъ, заплакавъ, упалъ передъ нею въ обморокъ. Прійдя въ себя, онъ разсказалъ ей обо всемъ, что съ нимъ случилось, а она, выслушавъ его, строго побранила за то, что онъ сдѣлалъ, и прибавила:
   -- Поистинѣ, ты самъ виноватъ въ своихъ бѣдствіяхъ и несчастіяхъ.
   Она продолжала бранить его до тѣхъ поръ, пока у него не пошла изъ носу кровь; онъ снова лишился чувствъ. Прійдя же въ себя, онъ увидалъ, что старуха плакала, жалѣя о немъ, и онъ продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Какъ горестна разлука для влюбленныхъ,
   И какъ отрады полонъ изъ союзъ!
   Да, всѣхъ влюбленныхъ Богъ соединитъ
   И отъ утраты охранитъ меня,
   Такъ какъ принадлежу я къ ихъ числу.
   
   Старуха, горюя о немъ, сказала ему:
   -- Подожди здѣсь, я узнаю, что тамъ дѣлается, и сейчасъ же вернусь.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ.
   Она пошла и, вернувшись къ нему въ полдень, сказала:
   -- О Али! Кажется, тебѣ придется умереть отъ горя, такъ какъ тебѣ никогда уже не видать твоей возлюбленной. Обитатели бесѣдки, проснувшись сегодня утромъ, увидали, что окно открыто и Зумуруды нѣтъ, и, кромѣ того, нѣтъ двухъ мѣшковъ съ золотомъ, принадлежавшихъ христіанину. Прійдя туда, я застала тамъ вали и полицейскихъ. Сила и власть въ рукахъ Божіихъ!
   Отъ этого разсказа у Али-Шера потемнѣло въ глазахъ, и онъ пришелъ въ такое отчаяніе, что призывалъ смерть и лишился чувствъ. Очнувшись отъ обморока, онъ такъ сильно заболѣлъ, что не могъ выходить, изъ дому, Старуха привела къ нему врачей, давала ему лѣкарства, варила ему кушанья, и ухаживала за нимъ въ продолженіе цѣлаго года, пока онъ... нѣсколько не поправился. Въ началѣ второго года старуха сказала ему:
   -- О, сынъ мой, сѣтованіемъ и тоской ты не вернешь себѣ своей милой! Вставай лучше, соберись съ духомъ и отправляйся искать ее по всѣмъ окрестнымъ городамъ; можетъ-быть, ты и найдешь ея слѣдъ.
   Она, не переставая, уговаривала его и поддерживала, водила его въ баню, кормила и поила его. Такъ она подкрѣпляла его въ продолженіе цѣлаго мѣсяца, пока онъ не собрался съ силами и не отправился на поиски. Не переставая, бродилъ онъ по разнымъ городамъ, пока не пришелъ въ городъ Зумуруды.
   Войдя на площадь, онъ сѣлъ за столъ и протянулъ руку къ ѣдѣ. Обѣдающимъ стало жаль его, и они сказали ему:
   -- Молодой человѣкъ, не ѣшь этого кушанья, такъ какъ оно приноситъ несчастіе.
   -- Позвольте мнѣ поѣсть его,-- отвѣчалъ онъ,-- и пусть со мной дѣлаютъ что угодно, можетъ-быть, меня избавятъ отъ тяжелой моей жизни.
   Онъ съѣлъ первую горсть, и Зумуруда хотѣла приказать привести его къ себѣ, но ей пришло въ голову, что онъ можетъ быть голоденъ, и она рѣшила дать ему время поѣсть. Онъ продолжалъ ѣсть, а народъ съ любопытствомъ смотрѣлъ, что изъ этого выйдетъ. Когда Али-Шеръ совершенно насытился, Зумуруда сказала своимъ евнухамъ:
   -- Пойдите къ этому молодому человѣку, что ѣлъ рисъ, и вѣжливо скажите ему, чтобы онъ пришелъ къ царю отвѣтить на нѣкоторые вопросы.
   -- Слушаемъ и повинуемся,-- отвѣчали они и, подойдя къ молодому человѣку, просили его не бояться и подойти къ ихъ царю.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ и пошелъ съ евнухами; а народъ между тѣмъ говорилъ другъ-другу:
   -- Сила, и власть въ рукахъ Божіихъ! Что-то царь сдѣлаетъ съ этимъ человѣкомъ?
   -- Ничего, дурного онъ съ нимъ не сдѣлаетъ,-- говорили другіе: -- вѣдь онъ далъ ему наѣсться досыта.
   Али-Шеръ, подойдя къ Зумурудѣ, поклонился ей и поцѣловалъ прахъ у йогъ ея, а она отвѣтила ему на его поклонъ и почетно приняла его.
   -- Какъ тебя зовутъ?-- спросила она.-- Чѣмъ ты занимаешься и зачѣмъ пришелъ къ намъ въ городъ?
   -- Зовутъ меня, о царь, Али-Шеромъ,-- отвѣчалъ онъ,-- я купеческій сынъ изъ Курсана; пришелъ сюда, отыскивая свою рабыню, которая, была для меня дороже слуха и зрѣнія, и вмѣстѣ съ которой я потерялъ свою душу. Вотъ и вся моя исторія.
   Онъ заплакалъ такъ, что лишился чувствъ, вслѣдствіе чего она приказала спрыснуть его розовой водой, отчего онъ пришелъ въ себя.
   -- Принесите мнѣ таблицы и мѣдное перо,-- сказала царица. Когда и то и другое было ей принесено, она взяла перо, сдѣлала вычисленіе, задумалась немного и затѣмъ сказала:
   -- Ты говоришь правду. Господь скоро соединитъ тебя съ нею, и поэтому успокойся.
   Она приказала царедворцамъ свести его въ баню, одѣть въ парадную царскую одежду, посадить на лучшую царскую лошадь и къ вечеру привести во дворецъ.
   -- Слушаемъ и повинуемся,-- отвѣчали они и увели ег.о отъ нея; а народъ говорилъ:
   -- Почему это царь такъ любезно обошелся съ этимъ молодымъ человѣкомъ?
   -- Вѣдь говорилъ я вамъ,-- замѣтилъ кто-то,-- что онъ ничего дурного съ нимъ не сдѣлаетъ, такъ какъ этотъ молодой человѣкъ очень пріятной наружности, и царь не помѣшалъ ему ѣсть.
   Всѣ высказывали разныя замѣчанія и потомъ разошлись.
   Зумуруда едва вѣрила, что вечеръ приближается и она останется глазъ на глазъ съ своимъ возлюбленнымъ. И лишь только стемнѣло, она ушла въ свои покои и послала за своимъ господиномъ Али-Шеромъ. Войдя въ комнату, онъ поцѣловалъ прахъ у йогъ ея и помолился за нее, а она въ это время замышляла пошутить надъ нимъ и сказала ему:
   -- Ходилъ ли ты въ баню, Али-Шеръ?
   -- Ходилъ, государь,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Встань, поѣшь мяса и дичи и выпей этого сладкаго шербета и вина, такъ какъ ты усталъ, а послѣ этого пріиди ко мнѣ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ и пошелъ исполнять ея приказаніе.
   -- Ну, или ко мнѣ,-- сказала она, когда онъ кончилъ ѣсть и пить,-- и потри мнѣ ноги.
   Онъ началъ тереть ей ноги, находя, что онѣ глаже любой шелковой матеріи. И послѣ различныхъ съ ея стороны шуточекъ, она, наконецъ, сказала:
   -- О, господинъ мой, какъ это случилось, что ты не узнаешь меня?
   -- Да кто же ты такой, о царь?-- спросилъ. онъ.
   -- Да вѣдь я -- твоя рабыня Зумуруда!-- отвѣчала она.
   Узнавъ ее, онъ поцѣловалъ ее, обнялъ и бросился на нее, какъ левъ на овцу.
   На слѣдующее утро Зумуруда собрала всѣ свои войска и всѣхъ царедворцевъ и сказала имъ:
   -- Я желаю отправиться въ родной городъ этого молодого человѣка. Выберите себѣ намѣстника и пусть онъ правитъ вами до моего возвращенія.
   -- Слушаемъ и повинуемся,-- отвѣчали всѣ.
   Она пошла приготовиться къ поѣздкѣ и, взявъ съ собой продовольствія и денегъ, и вещей, и рѣдкостей, и верблюдовъ, и муловъ, выѣхала изъ города; и они ѣхали, не останавливаясь, до родного города Али-Шера, гдѣ онъ поселился въ своемъ прежнемъ домѣ и дѣлалъ подарки и подавалъ милостыню. Богъ благословилъ ихъ дѣтьми, и они жили очень счастливо, пока ихъ не посѣтила разлучница съ радостями жизни. Слава Всевышнему и да прославится Господь во всѣхъ своихъ дѣяніяхъ!
   

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ.
Начинается съ половины четыреста сорокъ пятой ночи и кончается въ половинѣ четыреста пятьдесятъ пятой.

Исторія Ибнъ-Мансура, дѣвицы Будуры и Юбера, сына Омера-Эшъ-Шейбани.

   Говорятъ, что царь правовѣрныхъ, Гарунъ-Эръ-Рашидъ, никакъ однажды ночью не могъ заснуть и мучительно вертѣлся съ боку на бокъ. Утомившись отъ безсонницы, онъ позвалъ къ себѣ Месрура и сказалъ ему:
   -- О, Месруръ, выдумай что-нибудь, чтобы развлечь меня!
   -- Не хочешь ли, государь,-- отвѣчалъ ему Месруръ,-- выйти въ дворцовый садъ и полюбоваться на цвѣты и на звѣзды, какъ онѣ красиво разбросаны по небу и какъ луна отражается въ водѣ?
   -- Нѣтъ, душа моя не лежитъ къ этому, Месруръ.
   -- У тебя, государь, имѣется триста наложницъ во дворцѣ, и у каждой есть отдѣльное помѣщеніе. Прикажи всѣмъ имъ удалиться по своимъ комнатамъ и, не предупредивъ ихъ, подойди посмотрѣть, какъ онѣ живутъ.
   -- Нѣтъ, Месруръ,-- отвѣчалъ калифъ,-- дворецъ принадлежитъ мнѣ, и наложницы тоже, но душа моя не лежитъ къ такому развлеченію.
   -- Ну, такъ прикажи, государь, явиться къ тебѣ ученымъ и поэтамъ и начать ученыя пренія, декламировать стихи и разсказывать тебѣ различныя исторіи.
   -- Душа моя не лежитъ къ этому,-- отвѣчалъ калифъ.
   -- О, государь,-- продолжалъ Месруръ,-- прикажи пажамъ, собутыльникамъ и царедворцамъ явиться къ тебѣ и развлечь тебя разговорами.
   -- Нѣтъ, Месруръ,-- отвѣчалъ калифъ,-- ничего и этого не хочу.
   -- Въ такомъ случаѣ,-- сказалъ Месруръ,-- сруби мнѣ голову; можетъ-быть, послѣ этого ты перестанешь скучать.
   Эръ-Рашидъ засмѣялся и сказалъ ему:
   -- Пойди, посмотри, Месруръ, нѣтъ ли за дверью кого-нибудь изъ придворныхъ.
   Месруръ вышелъ и, тотчасъ же вернувшись, сказалъ:
   -- За дверью, государь, стоитъ Али, сынъ Мансура Смѣлаго изъ Дамаска.
   -- Приведи его ко мнѣ,-- сказалъ калифъ.
   Месруръ вышелъ и привелъ Ибнъ-Мансура, сказавшаго:
   -- Миръ тебѣ, царь правовѣрныхъ!
   Калифъ отвѣтилъ на его поклонъ и сказалъ ему:
   -- О, Ибнъ-Мансуръ, разскажи мнѣ что-нибудь.
   -- Прикажешь ли мнѣ, царь правовѣрныхъ, разсказать тебѣ что-либо, что я видѣлъ самъ, или что слышалъ отъ другихъ?
   -- Если ты видѣлъ что-нибудь необыкновенное,-- отвѣчалъ царь правовѣрныхъ,-- то разскажи мнѣ, такъ какъ слышать отъ другихъ что-нибудь -- далеко не то, что видѣть самому.
   -- Ну, такъ слушай меня внимательно, о, царь правовѣрныхъ,-- сказалъ Ибнъ-Мансуръ.
   -- Слушаю всѣмъ слухомъ, гляжу всѣми глазами и внимаю всѣмъ пониманіемъ,-- отвѣчалъ Эръ-Рашидъ.
   Ибнъ-Мансуръ началъ такъ:
   -- О, царь правовѣрныхъ, надо тебѣ сказать, чтоя ежегодно получаю пенсію отъ Магомета, сына Сулеймана Эль Гашими, султана Эль-Башраха. Однажды я поѣхалъ къ нему, какъ обыкновенно, въ опредѣленный срокъ, но нашелъ его собирающимся на охоту. Я поклонился ему, и онъ, отвѣтивъ мнѣ на поклонъ, сказалъ:
   -- О, Ибнъ-Мансуръ, садись на коня и ѣдемъ съ нами на охоту.
   -- Государь,-- отвѣчалъ я,-- я плохой всадникъ, и потому оставь меня лучше дома и прикажи лучше-своимъ царедворцамъ накормить и напоить меня.
   Онъ отдалъ приказаніе, а самъ уѣхалъ на охоту. Меня приняли очень хорошо и отлично угостили.
   "Какъ это странно,-- думалъ я,-- что я такъ часто пріѣзжалъ изъ Багдада въ Эль-Башрахъ, и вовсе не знаю города, а гулялъ только по дворцовымъ садамъ? Такого удобнаго случая осмотрѣть городъ, пожалуй, и не встрѣтится еще. И поэтому я сейчасъ же. встану и пойду погулять послѣ такого сытнаго угощенія".
   Я надѣлъ свое лучшее платье и пошелъ въ городъ. Какъ тебѣ извѣстно, царь правовѣрныхъ, въ городѣ семьдесятъ улицъ невообразимой длины. Я заблудился въ переулочкахъ, и мнѣ ужасно захотѣлось пить. Продолжая подвигаться впередъ, я увидалъ большую дверь съ двумя мѣдными кольцами и съ занавѣской изъ краснаго штофа. По обѣ стороны двери стояли скамьи и надъ ними рѣшетки, покрытыя виноградникомъ, украшавшимъ всю дверь. Я остановился посмотрѣть на домъ, и въ то время, какъ я стоялъ, я услыхалъ печальный, заунывный голосъ, грустно напѣвавшій слѣдующіе стихи:
   
   Болѣзней и мученій мѣстомъ жизни
   Мое теперь еще все служитъ тѣло.
   Тому причиной молодая лань,
   Которой домъ и родина далеко.
   О вы, пустыни два зефира, вы
   Въ душѣ моей тревогу возбудили!
   Клянусь Аллахомъ, господинъ вашъ въ сердце
   Жилища моего да возвратится
   И упрекнетъ его: упрекъ, быть-можетъ,
   Измѣнитъ поведеніе его.
   
   За этимъ куплетомъ было спѣто еще пять куплетовъ, а я стоялъ и думалъ:
   "Если пѣвица эта хороша собою, то красота, значитъ, идетъ рука объ руку съ чуднымъ голосомъ".
   Я подошелъ къ двери и началъ потихоньку приподнимать занавѣску и увидалъ дѣвушку, прелестную, какъ луна въ четырнадцатую ночь, съ крутыми бровями, съ тонкими алыми губками, ротикомъ, какъ печать Сулеймана, и съ зубами, которые красотой своей могли бы свести съ ума писателя и поэта. Въ ней соединялись всѣ прелести, и она могла смутить и мужчинъ и женщинъ. Я не могъ наглядѣться на нее и готовъ былъ сказать вмѣстѣ съ поэтомъ:
   
   Когда приблизится, то убиваетъ
   Она, когда спиною повернется,
   Она въ себя влюбляетъ всѣхъ людей!
   Она вѣдь полная луна и солнце!
   Но гнета нѣтъ и отвращенья тоже
   Въ ея природѣ. Открываетъ рай
   Она при появленіи своемъ,
   И полная луна сіяетъ ярко
   Надъ завитками шеи у нея.
   
   Въ то время, какъ я смотрѣлъ, приподнявъ занавѣсъ, она взглянула, и увидала, что я стою въ дверяхъ; вслѣдствіе чего она сказала своей рабынѣ:
   -- Посмотри, кто тамъ у дверей.
   Рабыня встала и, подойдя ко мнѣ, сказала:
   -- О, шейкъ, какой ты нескромный! Можно ли позволять себѣ такую дерзость!
   -- О, госпожа моя,-- отвѣчалъ я,-- право, я не вижу дерзости въ своемъ поступкѣ.
   -- Неужели не дерзко,-- вмѣшалась сама хозяйка,-- заходить въ домъ, тебѣ не принадлежащій, и заглядывать въ чужой гаремъ?
   -- О, госпожа моя,-- отвѣчалъ я,-- у меня есть на то уважительная причина.
   -- А что это за причина?-- спросила она.
   -- Я, чужеземецъ,-- отвѣчалъ я,-- и захотѣлъ пить. Я почти умираю отъ жажды.
   -- Эту причину мы принимаемъ,-- отвѣчала она и, позвавъ, одну изъ своихъ рабынь, сказала: -- дай ему напиться изъ золотого кувшина.
   Рабыня принесла кувшинъ, отдѣланный брильянтами и жемчугомъ, наполненный водой съ сильнымъ мускуснымъ-запахомъ и прикрытый зеленой шелковой салфеткой. Я началъ пить и пилъ. долго, все время засматриваясь на дѣвицу. Напившись, я отдалъ, кувшинъ рабынѣ, но не трогался съ мѣста.
   -- Шейкъ, -- сказала, наконецъ, хозяйка,-- иди своей дорогой.
   -- О, госпожа моя,-- отвѣчалъ я,-- я слишкомъ встревоженъ.
   -- Чѣмъ?-- спросила она.
   -- Превратностями судьбы,-- отвѣчалъ я.
   -- Я согласна съ тобой,-- отвѣчала она: -- судьбу не разгадаешь. Но почему, заговорилъ ты о судьбѣ?
   -- Потому что я вспомнилъ хозяина этого дома,-- отвѣчалъ я.-- Когда-то онъ былъ моимъ большимъ пріятелемъ.
   -- А какъ его звали?-- спросила она.
   -- Магометомъ, сыномъ Али-Ювелира; онъ былъ человѣкъ очень богатый. Остались ли послѣ него дѣти?
   -- Да,-- отвѣчала она,-- у него осталась дочь, по имени Будура; она получила въ наслѣдство всѣ его богатства.
   -- Должно-быть, ты его дочь?-- спросилъ я.
   -- Да, -- отвѣчала она и засмѣялась.-- Ну, шейкъ, -- продолжала она, -- ты заговорился слишкомъ долго, и потому уходи.
   -- Приходится уходить,-- отвѣчалъ я.-- Но я вижу, что у тебя есть какое-то горе на душѣ; разскажи мнѣ. Я, можетъ-быть, сумѣю помочь тебѣ.
   -- О, шейкъ,-- сказала она,-- если ты принадлежишь къ числу людей, умѣющихъ хранить тайны, то я сообщу тебѣ нашу тайну. Скажи мнѣ, кто ты такой, для того, чтобы я могла знать, достоинъ ли ты выслушать тайну, такъ какъ поэтъ говоритъ:
   
   Никто не скроетъ тайны, лишь одно
   Достойное довѣрія лицо.
   Но въ лучшихъ представителяхъ земли
   Она всегда сокрытой остается.
   Я тайну сохранилъ свою, какъ домъ
   Съ задвижкой, такъ какъ ключъ дверной потерянъ,
   И на дверяхъ наложена печать.
   
   -- О, госпожа моя,-- сказалъ я ей на это,-- если тебѣ угодно знать, кто я такой, то знай, что я Али, сынъ Мансура Смѣлаго изъ Дамаска, собутыльникъ царя правовѣрныхъ Гарунъ-Эръ-Рашида.
   Услыхавъ мое имя, она сошла со своего стула и, поклонившись мнѣ, сказала:
   -- Милости просимъ, о, Ибнъ-Мансуръ. Теперь я разскажу тебѣ про себя, сообщу тебѣ свою тайну. Я несчастная влюбленная.
   -- О, госпожа моя,-- сказалъ я,-- ты привлекательна и ничего дурного любить не можешь. Кого же ты любишь?
   -- Я люблю,-- отвѣчала она,-- Юбера, сына Омера-Эшъ-Шейбани, эмира Бени-Шейбана.
   И она описала мнѣ молодого человѣка, такого красиваго, подобнаго которому не было въ Эль-Башрахѣ.
   -- О, госпожа моя,-- сказалъ я ей,-- видѣлись ли вы съ нимъ, или только переписывались?
   -- Видѣлись,-- отвѣчала она,-- но любили другъ друга только на словахъ, такъ какъ онъ не исполнилъ предложеннаго мною условія.
   -- И что была за причина вашего разрыва?-- спросилъ я.
   -- Вотъ какая была причина,-- отвѣчала она.-- Однажды я сидѣла, а рабыня моя причесывала мнѣ волосы; причесавъ, она заплела ихъ въ косы, уложила и пришла въ такой отъ меня восторгъ, что поцѣловала меня въ щеку; какъ разъ въ эту минуту онъ вошелъ въ комнату и, увидавъ, что рабыня цѣлуетъ меня въ щеку, онъ тотчасъ повернулся въ негодованіи, съ тѣмъ, чтобы разойтись со мною, и сказалъ слѣдующіе стихи:
   
   Когда другой имѣетъ часть въ предметѣ
   Моей любви, то покидаю я
   Мою возлюбленную и живу
   Наединѣ съ собою. Потеряла
   Возлюбленная цѣну для меня,
   Когда у ней желанія явились,
   Которыхъ я одобрить не могу.
   
   И со времени его разрыва со мной до настоящей минуты мы не получали отъ него ни письма ни отвѣта.
   -- И что же ты желаешь?-- спросилъ я.
   -- Я желаю черезъ тебя послать ему письмо,-- отвѣчала она,-- и если ты принесешь мнѣ отъ него отвѣтъ, то получишь пятьсотъ червонцевъ, а если отвѣта не принесешь, то получишь за свои труды награду въ сто червонцевъ.
   -- Поступай, какъ считаешь нужнымъ,-- отвѣчалъ я.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- сказала она, и затѣмъ, позвавъ одну изъ своихъ рабынь, она приказала ей принести чернильницу и перо, и когда и то и другое было принесено, она написала слѣдующіе стихи:
   
   О мой возлюбленный, зачѣмъ все это
   Разъединеніе и ненависть твоя?
   Когда же мнѣ даровано тобою
   Прощеніе и снисхожденье будетъ?
   Зачѣмъ меня одну теперь оставилъ
   Ты съ отвращеньемъ? И твое лицо --
   Не то лицо, которое я знала.
   Клеветники обманно исказили
   Мои слова, и ты повѣрилъ сразу
   Ихъ клеветѣ, и стали всѣ они
   Усиливать до крайняго предѣла
   Свой ложный и придуманный разсказъ.
   Но если ты повѣрилъ сказкѣ ихъ,
   То Богъ да убѣдитъ тебя Всесильный
   Впередъ не продолжать такъ поступать,
   Но, впрочемъ, ты про это лучше знаешь.
   Тебя твоей я жизнью заклинаю,
   О слышанномъ тобою извѣстить
   Меня, въ виду того, что знаешь ты
   Все то, что говорилось про меня,
   И этимъ ты поступишь справедливо,
   И если же, дѣйствительно, сказала
   Я про тебя подобныя слова,
   Которыя собою представляютъ
   Вполнѣ дозволенное объясненье
   И измѣненье жизни всей моей, --
   То можешь сдѣлать ты предположенье,
   Что тѣ слова мнѣ Богомъ внушены:
   Вѣдь пятикнижье исказилъ народъ.
   А сколько ложныхъ слуховъ разглашалось
   Про лица тѣ, что жили раньше насъ?
   И даже былъ безвинно оклеветанъ
   Въ присутствіи Іакова Юсуфъ.
   И для меня, и для клеветниковъ,
   И для тебя, для всѣхъ насъ совокупно
   Когда-нибудь настанетъ грозный день,
   День страшнаго суда и наказанья.
   
   Она запечатала письмо и подала его мнѣ; а я, взявъ его, пошелъ въ домъ Юбера, сына Омера-Эшъ-Шейбани. Онъ былъ тоже на охотѣ, и въ ожиданіи его я сѣлъ у входа. Вскорѣ онъ появился верхомъ на лошади, и при видѣ его, о. царь правовѣрныхъ, я былъ ошеломленъ его красотой. Увидавъ меня у дверей дома, онъ соскочилъ съ лошади и, подойдя ко мнѣ, обнялъ и поклонился, и мнѣ показалось, что я держу въ своихъ объятіяхъ весь міръ со всѣмъ его твореньемъ. Послѣ этого онъ свелъ меня въ домъ и посадилъ на свое ложе и приказалъ принести столъ. Прислуга принесли столъ изъ курасанскаго дерева, съ золотыми ножками, уставленный всевозможными мясными блюдами, вареными и жареными.
   -- Протяни руку,-- сказалъ мнѣ Юберъ, сынъ Омера,-- и покушай нашего приготовленья.
   Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ я,-- я нё прикоснусь къ твоей ѣдѣ до тѣхъ поръ, пока ты не исполнишь моего желанья.
   -- А какое твое желанье?-- спросилъ онъ.
   Я подалъ ему письмо, и когда онъ прочелъ, и понялъ его содержаніе, то разорвалъ его въ клочья и бросилъ на полъ, сказавъ:
   О, Ибнъ-Мансуръ, какое бы желаніе ты ни имѣлъ, мы исполнили бы его, кромѣ желанія, касающагося той, кто писалъ это письмо, такъ какъ этой особѣ я отвѣчать не намѣренъ.
   Я съ негодованіемъ вскочилъ, по онъ схватилъ меня за платье и проговорилъ:
   -- О, Ибнъ-Мансуръ, я скажу тебѣ все, что она тебѣ говорила, хотя меня тамъ и не было.
   -- Ну, что же она говорила мнѣ?-- спросилъ я.
   -- Развѣ писавшая эти строки не сказала тебѣ, что если ты принесешь ей отвѣтъ, то получишь пятьсотъ червонцевъ, а если отвѣта не принесешь, то получишь сто червонцевъ за труды?
   -- Сказала,-- отвѣчалъ я.
   -- Ну, садись со мной,-- продолжалъ онъ,-- ѣшь, пей и веселись и получи пятьсотъ червонцевъ.
   Я сѣлъ съ нимъ,ѣлъ, пилъ, веселился и занималъ его пріятными разговорами, и затѣмъ сказалъ:
   -- О, господинъ мой, отчего нѣтъ у тебя въ домѣ музыки?
   -- Это правда, что мы пили безъ музыки. Шеджеретъ-Эдѣдуръ!-- крикнулъ онъ рабыню.
   На этотъ зовъ ему отвѣчалъ изъ внутреннихъ комнатъ женскій голосъ, и молодая рабыня вышла, держа въ рукахъ индѣйскую лютню въ шелковомъ чехлѣ. Она сѣла и, положивъ себѣ на колѣни лютню, сыграла двадцать одну пѣсню и затѣмъ, начавъ снова съ первой, пропѣла слѣдующіе стихи:
   
   Кто сладостей и горестей любви
   Еще не испыталъ, тотъ никогда
   Возлюбленной присутствія и даже
   Отсутствія не различаетъ вовсе.
   И тотъ, который уклонился прочь
   Съ прямой стези любви, не различаетъ
   Ни сладости ни жесткости пути!
   Я не переставалъ вести борьбу
   Съ приверженцами страсти и любви,
   Пока не испыталъ ея всю сладость
   И горечь. Чашу горечи я пилъ
   До той поры, когда я униженья
   Не испыталъ раба и человѣка
   Свободнаго въ одно и то же время.
   И сколько я ночей блаженныхъ жилъ
   Съ возлюбленной моей за пированьемъ
   И милъ напитокъ сладкій съ устъ ея.
   Какъ коротки казались намъ тѣ ночи!
   Ихъ сумерки смѣнялъ разсвѣтъ мгновенно!
   Судьба дала обѣтъ разъединить насъ,
   И вотъ теперь исполнила обѣтъ!
   Рѣшеніе судьбы несокрушимо!
   Кто можетъ оказать сопротивленье желанію
   Творца земли и неба?
   
   Не успѣла рабыня кончить этой пѣсни, какъ хозяинъ громко воскликнулъ и упалъ въ обморокъ, на что рабыня вскричала:
   -- Ну, не накажи тебя Господь, о, шейкъ! Мы давно уже пьемъ безъ музыки, боясь за нашего хозяина, такъ какъ ему всегда дѣлается дурно. Отправляйся въ отведенную тебѣ комнату и спи тамъ.
   Я пошелъ въ отведенную мнѣ комнату и проспалъ тамъ до утра, когда ко мнѣ явился мальчикъ съ пятьюстами червонцевъ въ кошелькѣ.
   -- Вотъ деньги, обѣщанныя тебѣ хозяиномъ,-- сказалъ онъ,-- но только не возвращайся къ дѣвицѣ, пославшей тебя, и забудь это дѣло, какъ будто ты о немъ ничего не слыхалъ, и мы ничего не слыхали.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я.
   Я взялъ кошелекъ и ушелъ, но дорогою разсуждалъ такъ:
   -- Вѣдь дѣвушка ждетъ меня со вчерашняго дня. Клянусь Аллахомъ, мнѣ слѣдуетъ вернуться къ ней и передать ей о нашемъ разговорѣ. Если же я не вернусь къ ней, то она будетъ презирать всѣхъ моихъ соотечественниковъ.
   Поразмысливъ такимъ образомъ, я дошелъ къ ней и засталъ ее дожидающейся меня въ дверяхъ.
   -- О, Ибнъ-Мансуръ!-- вскричала она, увидавъ меня,-- ты ничего не сдѣлалъ для меня!
   -- Кто тебѣ сказалъ?
   -- О, Ибнъ-Мансуръ,-- продолжала она,-- я знаю гораздо больше. Я знаю, что когда ты подалъ ему письмо, то онъ разорвалъ его на мелкіе клочки и бросилъ ихъ, сказавъ тебѣ: "О, Ибнъ-Мансуръ, какое бы желаніе ты ни имѣлъ, мы исполнили бы его, кромѣ желанія, касающагося той, кто писалъ это письмо, такъ какъ этой особѣ я отвѣчать не намѣренъ". Ты вскочилъ съ своего мѣста, но онъ удержалъ тебя за полу платья и сказалъ тебѣ: "О, Ибнъ-Мансуръ, садись со мною, такъ какъ на сегодня ты мой гость, ѣшь, пей и веселись, и получи пятьсотъ червонцевъ". Ты сѣлъ съ нимъ за столъ, ѣлъ, пилъ и веселился, и весь вечеръ занималъ его разговорами, а рабыня пришла и спѣла такую-то пѣсню, послѣ чего онъ упалъ безъ чувствъ.
   Послѣ этого, о, царь правовѣрныхъ, я спросилъ ее: "Развѣ ты была съ нами?"
   -- О, Ибнъ-Мансуръ,-- отвѣчала она,-- неужели тебѣ не знакомы слова поэта:
   
   Да, всѣ сердца влюбленныхъ обладаютъ
   Всегда такими зоркими глазами,
   Что видятъ совершенно ясно то,
   Чего простые зрители не видятъ.
   
   -- Но, Ибнъ-Мансуръ,-- продолжала она,-- ночь и день не смѣняется безъ того, чт меня и узналъ, какой я велико душный человѣкъ и какъ не люблю многословить и вовсе не наглецъ, какъ увѣряетъ этотъ спасенный мною отъ несчастія молодой человѣкъ, онъ спросилъ
   -- А есть у тебя братья?
   -- Есть шесть братьевъ, -- отвѣчалъ я.
   -- Отличаются ли эти шесть братьевъ, подобно тебѣ, познаніями въ наукахъ и умѣренностью въ рѣчахъ?
   -- Они воспитывались не такъ, чтобы походить на меня,-- отвѣчалъ я.-- Ты обидѣлъ меня твоимъ предположеніемъ, о, царь правовѣрныхъ, и тебѣ не слѣдовало бы сравнивать меня съ моими братьями, такъ какъ вслѣдствіе ихъ болтливости и недостатка великодушныхъ чувствъ, каждый изъ нихъ понесъ какой-нибудь ущербъ; первый былъ хромой, второй лишился: нѣсколькихъ зубовъ, третій ослѣпъ, четвертый окривѣлъ на одинъ глазъ, пятому были отрѣзаны уши, а шестому отрѣзаны обѣ губы, и не думай, царь правовѣрныхъ, что я болтливый человѣкъ. Нѣтъ, я долженъ доказать тебѣ, что я великодушнѣе ихъ, и что каждый изъ нихъ вслѣдствіе какой-нибудь особенной случайности потерпѣлъ ущербъ. Если угодно, то я разскажу тебѣ ихъ исторіи.
   

Разсказъ цырюльника о его первомъ братѣ.

   -- Знай, о, царь правовѣрныхъ, что мой первый братъ, по имени Эль-Бакбукъ, былъ хромой. Онъ жилъ въ Багдадѣ и былъ портнымъ. Онъ нанималъ мастерскую у человѣка весьма богатаго, жившаго надъ его лавкой и имѣвшаго мельницу въ самомъ низу дома. Однажды, когда мой хромой братъ сидѣлъ у себя въ лавкѣ и шилъ, онъ поднялъ голову и увидалъ женщину, прекрасную, какъ выкатившаяся полная луна. Она сидѣла у выступавшаго окна и смотрѣла на проходившій народъ. При видѣ ея въ сердцѣ у него вспыхнула любовь. Онъ провелъ цѣлый день до вечера въ томъ, что смотрѣлъ на нее и ничего не дѣлалъ; а на слѣдующее утро онъ открылъ свою лавку и сѣлъ за шитье; но при каждомъ стежкѣ онъ поднималъ наверхъ глаза, и такъ онъ провелъ весь день, не заработавъ даже серебряной монеты.
   На третій день онъ сѣлъ снова на свое мѣсто и опять сталъ смотрѣть на женщину, которая увидала его, и, видя, что онъ совсѣмъ одурѣлъ отъ любви къ ней, засмѣялась ему прямо въ лицо, а онъ точно такъ же засмѣялся прямо ей въ лицо. Она отошла отъ окна и послала къ нему дѣвочку-рабыню съ завернутымъ кускомъ цвѣтной шелковой матеріи. Дѣвочка, придя къ нему, сказала:
   -- Госпожа моя кланяется тебѣ и проситъ, чтобы ты опытной рукой выкроилъ ей изъ этой матеріи рубашку и постарался бы ее хорошенько сшить.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ.
   Онъ скроилъ рубашку и въ этотъ же день сшилъ ее, а на слѣдующій день къ нему опять пришла дѣвочка-рабыня и сказала:
   -- Госпожа моя кланяется тебѣ и спрашиваетъ у тебя: какъ ты провелъ послѣднюю ночь?.. Потому что она не можетъ спать отъ своей любви къ тебѣ.
   Она положила передъ нимъ кусокъ желтаго атласа и сказала:
   -- Госпожа моя желаетъ, чтобы ты выкроилъ ей изъ этого атласа двѣ пары шароваръ и сегодня же сшилъ ихъ.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ.-- Кланяйся ей много и скажи ей, что рабъ ея готовъ повиноваться ея приказаніямъ, и что она можетъ распоряжаться имъ какъ ей угодно.
   Онъ занялся кройкою шароваръ и употребилъ всѣ свои силы, чтобы сшить обѣ пары; а женщина смотрѣла на него изъ окна и знаками посылала ему привѣтствія, то опуская глаза, то улыбаясь, такъ что онъ вообразилъ, что скоро будетъ обладать ею. Послѣ этого она исчезла, а къ нему пришла дѣвочка-рабыня, которой онъ передалъ двѣ пары шароваръ. Съ наступленіемъ ночи онъ бросился на постель, но всю ночь провертѣлся и не могъ заснуть до утра.
   На слѣдующій день къ моему брату пришелъ хозяинъ съ кускомъ полотна и сказалъ:
   -- Выкрой и сшей мнѣ рубашки.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ,-- ш не оставлялъ работы до тѣхъ поръ, пока до ночи, ничего не съѣвъ, онъ не выкроилъ двадцати рубашекъ.
   -- Сколько желаешь ты получить за работу?-- спросилъ хозяинъ, но братъ мой ничего не отвѣчалъ, красавица же знаками показывала ему, чтобы онъ не бралъ ничего, хотя онъ нуждался такъ, что радъ былъ бы всякой монетѣ. Три дня онъ жилъ такимъ образомъ, не имѣя ни воды ни питья, и все время спѣшилъ работать. Окончивъ работу, онъ понесъ рубашки.
   Молодая женщина сообщила своему мужу о чувствахъ моего брата, о чемъ братъ мой, конечно, не зналъ; она сговорилась съ своимъ мужемъ заставить его шить безъ-устали, и въ это время позабавиться надъ нимъ. Такимъ образомъ когда онъ окончилъ свою работу, которую они ему дали, они составили противъ него заговоръ и женили его на своей дѣвочкѣ-рабынѣ, и въ ту ночь, когда онъ предполагалъ пойти къ ней, они сказали ему:
   -- Провели эту ночь на мельницѣ, а завтра ты будешь счастливъ.
   Братъ мой, не подозрѣвая ихъ злыхъ намѣреній, провелъ ночь одинъ на мельницѣ. Между тѣмъ, мужъ молодой женщины пошелъ къ мельнику и знаками показалъ ему, чтобы онъ заставилъ брата вертѣть мельницу. Мельникъ пошелъ къ брату въ полночь и началъ восклицать:
   -- Какъ волъ-то лѣнивъ! И какъ разъ когда у меня столько пшеницы, и Хозяева спрашиваютъ муку! Я сейчасъ впрягу его на мельницѣ, для того, чтобы онъ кончилъ молоть муку.
   Онъ впрягъ моего брата и заставилъ его работать до утра, когда пришелъ хозяинъ и увидалъ, что онъ вертитъ мельничное колесо, а мельникъ бьетъ его плетью, и онъ оставилъ его и ушелъ. Послѣ этого дѣвочка-рабыня, на которой его женили, пришла къ нему рано поутру и, высвободивъ его изъ ярма, сказала ему:
   -- Мы обѣ съ госпожой моей были очень огорчены тѣмъ, что съ тобой случилось, и сознаемся, что виноваты въ твоихъ бѣдствіяхъ.
   Но онъ до того былъ избитъ, что не могъ даже отвѣчать ей. Лишь только вернулся онъ домой, какъ шейкъ, совершавшій его брачный договоръ, пришелъ къ нему и, поклонившись, сказалъ:
   -- Да продлитъ Господь жизнь твою! Да будетъ благословенъ твой бракъ.
   -- Покарай Господь лжеца!-- отвѣчалъ мой братъ,-- тысячекратный негодяй! Клянусь Аллахомъ, мнѣ пришлось вертѣть мельничное колесо до утра.
   -- Разскажи мнѣ твою исторію,-- сказалъ ему шейкъ.
   Братъ мой разсказалъ шейку, что случилось съ нимъ, и шейкъ отвѣчалъ ему:
   -- Твоя звѣзда не совпадаетъ съ ея звѣздой, но если, ты хочешь, чтобы я измѣнилъ для тебя условіе договора, я измѣню на болѣе удобный, для того, чтобы твоя звѣзда совпадала съ ея звѣздой 61).
   -- Смотри,-- отвѣчалъ мой братъ,-- не подведи меня еще разъ.
   Братъ мой разстался съ нимъ и ушелъ къ себѣ въ лавку, въ надеждѣ, что кто-нибудь дастъ ему работу, на плату за которую онъ могъ бы купить себѣ ѣды, и въ это время къ нему пришла дѣвочка-рабыня. Она условилась съ своей госпожой еще сыграть съ нимъ штуку и сказала ему:
   -- Право, госпожа моя скучаетъ по тебѣ и теперь пошла къ окну, чтобы посмотрѣть на тебя.
   Лишь только она сказала это моему брату, какъ хозяйка выглянула изъ окна и со слезами сказала:
   -- Зачѣмъ ты такъ внезапно прервалъ знакомство между нами и тобою?
   Но онъ ничего не отвѣтилъ ей, и.она поклялась ему, что все случившееся на мельницѣ случилось безъ ея вѣдома, а при видѣ ея красоты и миловидности все непріятное изгладилось изъ воспоминанія брата моего, и онъ, выслушавъ ея оправданіе, наслаждался при видѣ ея. Онъ поклонился ей и, поговоривъ съ нею, снова принялся за работу, послѣ чего къ нему пришла дѣвочка-рабыня и сказала: -- Госпожа моя кланяется тебѣ и извѣщаетъ тебя, что мужъ ея рѣшился провести слѣдующую ночь въ домѣ своихъ близкихъ знакомыхъ, и поэтому, когда онъ отправится туда, ты приходи къ ней.
   Мужъ же молодой женщины сказалъ ей:
   -- Какъ мы устроимся, чтобъ я могъ захватить его у тебя и стащить къ вали?
   -- Позволь мнѣ сыграть съ нимъ штуку,-- отвѣчала она,-- и втянуть его въ такое дѣло, за которое его провезли бы но всему городу въ видѣ примѣра для другихъ.: --
   Брать мой и не подозрѣвалъ, какъ женщины коварны. Вечеромъ къ нему пришла дѣвочка-рабыня и, взявъ его за руку, вернулась съ нимъ къ своей госпожѣ, которая сказала ему:
   -- Право, господинъ мой, я жаждала видѣть тебя.
   -- Ну, такъ прежде всего, -- сказалъ онъ, -- поцѣлуй меня.
   Но не успѣлъ онъ договорить, какъ вошелъ мужъ молодой женщины, вернувшійся отъ сосѣдей и, схвативъ моего брата, вскричалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, что не выпущу тебя иначе, какъ въ присутствіи начальника полиціи.
   Братъ мой униженно просилъ его, но тотъ, не слушая его, потащилъ въ домъ вали, который избилъ его плетью и, посадивъ его на верблюда, велѣлъ везти но всему городу, а народъ кричалъ:
   -- Вотъ какъ вознаграждаютъ человѣка, врывающагося въ чужой гаремъ!
   Братъ свалился съ верблюда и сломалъ себѣ ногу, отчего и сдѣлался хромымъ. Вали выгналъ его изъ города, и онъ вышелъ, самъ не зная, куда ему итти; но я, хотя и негодовалъ на него, все-таки вернулъ его и до настоящаго времени содержу его.
   Калифъ посмѣялся надъ моимъ разсказомъ и вскричалъ:
   -- Ты славно говоришь!
   -- Я не хочу, -- отвѣчалъ я, -- пользоваться честью твоихъ похвалъ, пока ты не выслушаешь моихъ разсказовъ о томъ, что сталось съ остальными моими братьями. Не думай, что я болтунъ.
   -- Ну, разскажи мнѣ, -- сказалъ калифъ, -- что случилось со всѣми твоими братьями, и услади слухъ мой милыми подробностями. Прошу тебя не щадить словъ при передачѣ твоихъ интересныхъ повѣствованій.
   

Разсказъ цырюльника объ его второмъ братѣ.

   Такимъ образомъ я продолжалъ:
   О, царь правовѣрныхъ, знай, что второй братъ мой, по имени Эль-Геддаръ, пошелъ однажды по какимъ-то.дѣламъ и встрѣтилъ старуху, сказавшую ему:
   -- Остановись немного для того, чтобъ я предложила тебѣ одну вещь, которую, если пожелаешь, ты можешь сдѣлать для меня.
   Братъ мой остановился, а старуха продолжала:
   Я приводу тебя къ одной вещи и научу тебя пріобрѣсти ее только подъ тѣмъ условіемъ, если ты не будешь говорить.
   -- Ну, говори, что хочешь ты сообщить мнѣ,-- сказалъ онъ.
   -- Что скажешь ты о хорошенькомъ домѣ съ проточной водой, о плодахъ и винѣ, о хорошенькомъ личикѣ, на которое можно смотрѣть, о гладкой щекѣ, которую можно цѣловать, о прелестномъ станѣ, готовомъ для объятій, и обо всѣхъ наслажденіяхъ, готовыхъ для тебя? Если ты можешь выполнить предложенное мною условіе, то будешь обезпеченъ.
   Братъ мой, выслушавъ ее, сказалъ:
   -- О, госпожа моя, почему же ты выбрала для этого дѣла меня предпочтительно передъ всѣми другими людьми, и что во мнѣ могло понравиться тебѣ?
   -- Развѣ я не сказала тебѣ,-- отвѣчала она,-- что главное ты не долженъ говорить? Поэтому молчи и или за мною.
   Старуха пошла своей дорогой, а братъ мой послѣдовалъ за ней, страстно желая воспользоваться обѣщанными ею удовольствіями. Они вошли въ громадный домъ, старуха поднялась въ сопровожденіи брата въ верхній этажъ. Братъ мой увидалъ, что это прелестный дворецъ, и тамъ онъ замѣтилъ четырехъ дѣвицъ, красивѣе которыхъ онъ въ жизни никого не видывалъ; дѣвицы эти пѣли голосомъ, способнымъ очаровать сердце, нечувствительное, какъ камень. Одна изъ этихъ дѣвицъ выпила чашу вина, а братъ мой сказалъ ей:
   -- Могу я пожелать здоровья и бодрости?
   Онъ подошелъ къ ней, но она не позволила дотронуться до себя, а дала ему выпить чашу вина, и лишь только онъ выпилъ, какъ она ударила его по спинѣ. Увидавъ подобное обращеніе, онъ разсердился и вышелъ изъ комнаты, наговоривъ много чего. Старуха же вышла вслѣдъ за нимъ и подмигнула ему, показывая, чтобъ онъ вернулся. Онъ вернулся и молча сѣлъ; послѣ этого дѣвица начала его бить по спинѣ такъ, что онъ лишился чувствъ. Придя въ себя, онъ снова ушелъ. Но старуха опять догнала его и сказала:
   -- Подожди немного, и ты достигнешь твоихъ желаній.
   -- Долго ли мнѣ придется терпѣть, прежде чѣмъ достигнуть чего-либо? сказалъ онъ.
   -- Когда она опьянѣетъ, -- отвѣчала старуха, -- тогда ты и получишь ея милости.
   Онъ вернулся и снова сѣлъ на прежнее мѣсто. Тутъ всѣ четыре дѣвицы встали, и старуха приказала имъ снять съ него верхнюю одежду и окропить лицо розовой водой, и когда это было сдѣлано, самая красивая изъ дѣвицъ сказала ему:
   -- Да воздастъ тебѣ Аллахъ почесть! Ты. вошелъ въ мой домъ, и если у тебя достанетъ терпѣнія подчиниться моимъ требованіямъ, то желанія твои будутъ достигнуты..
   -- О, госпожа моя,-- отвѣчалъ онъ,-- я -- рабъ твой и нахожусь въ твоей власти.
   -- Ну, такъ знай же,-- сказала она,-- что я ужасно люблю шалости, и человѣкъ, исполняющій мои причуды, всегда пользуется моими милостями.
   Она приказала дѣвицамъ пѣть, и онѣ спѣли такъ, что привели слушателей въ восторгъ. Послѣ этого главная дѣвица сказала одной изъ другихъ:
   -- Бери твоего господина и дѣлай, что надо, и затѣмъ тотчасъ же приведи его назадъ.
   Дѣвица повела моего брата, не подозрѣвавшаго, что хотятъ съ нимъ дѣлать, а старуха пришла къ нему и сказала:
   -- Потерпи, теперь ужъ недолго.-- Братъ повернулся къ дѣвицѣ, а старуха прибавила:-- потерпи, ты уже почти достигъ своихъ желаній, и теперь остается только сдѣлать съ тобою одно, а именно, выбрить тебѣ бороду.
   -- Какъ!-- вскричалъ онъ,-- чтобы я позволилъ обратить себя въ посмѣшище людей?
   -- Она этого желаетъ,-- отвѣчала старуха,-- только для того, чтобы сдѣлать тебя похожимъ на безбородаго юношу, для того, чтобы ты своимъ лицомъ не могъ уколоть ее, такъ какъ она пылаетъ къ тебѣ сильной любовью. Поэтому потерпи, и ты достигнешь своихъ желаній.--
   Такимъ образомъ братъ мой терпѣливо подчинился требованіямъ дѣвицы, и ему выбрили бороду и усы и брови, а лицо выкрасили красной краской и затѣмъ привели обратно къ главной дѣвицѣ, которая, увидавъ его, сначала испугалась, а затѣмъ хохотала до того, что опрокинулась навзничь и вскричала::
   -- О, господинъ мой, ты своей уступчивостью тронулъ меня!
   Она ради жизни своей умоляла его встать и поплясать передъ нею, что онъ и исполнилъ, и въ комнатѣ не осталось ни единой подушки, которая бы не полетѣла на него. Другія дѣвицы бросали всякіе предметы, апельсины, лимоны прямо въ него до тѣхъ поръ, пока онъ не упалъ безъ чувствъ, а они стали бить его по спинѣ и бросать все въ лицо. Наконецъ старуха сказала ему:
   -- Теперь ты достигнутъ своихъ желаній. Теперь тебя бить болѣе не будутъ, и тебѣ остается только одно, и вотъ что именно: она имѣетъ привычку подъ вліяніемъ хмеля не подпускать никого къ себѣ до тѣхъ поръ, пока она Не сниметъ верхняго платья. Ты же тоже безъ верхняго платья долженъ будешь бѣжать за нею, а она побѣжитъ передъ тобою, какъ бы улетая отъ тебя, но ты бѣги за нею изъ комнаты въ комнату, пока не поймаешь ея.
   Онъ всталъ и поступилъ по указанію старухи. Дѣвица побѣжала отъ него, а онъ побѣжалъ за нею, изъ комнаты въ комнату. Наконецъ онъ услыхалъ, что она какъ-то особенно крикнула и продолжала бѣжать, а онъ -- за ней, и вдругъ какими-то судьбами онъ очутился на улицѣ.
   Эта улица выходила на рынокъ, гдѣ былъ кожевенный рядъ, и торговцы выкрикивали о продажѣ кожъ; собравшійся народъ, увидавъ брата моего въ такомъ видѣ, почти голаго съ выбритыми бородой, усами и бровями и съ лицомъ, вымазаннымъ красной краской, закричалъ и захохоталъ, а торговцы стали хлестать его кожами до тѣхъ поръ, пока онъ не лишился чувствъ. Послѣ этого они посадили его на осла и повезли къ вали.
   -- Что это такое?-- вскричалъ вали.
   -- Этотъ человѣкъ, -- отвѣчали они, -- вышелъ къ намъ въ такомъ видѣ изъ дома визиря.
   Вали далъ ему сто ударовъ и выгналъ его изъ города, но я пошелъ вслѣдъ за нимъ, потихоньку привелъ его обратно въ городъ и сталъ его содержать. Не будь я такимъ великодушнымъ -- не сталъ бы и связываться съ такимъ человѣкомъ.
   

Разсказъ цырюльника о третьемъ братѣ.

   Судьба привела однажды моего третьяго брата, слѣпого Бакбака, прозваннаго Куффехомъ 52), къ большому дому, у дверей котораго онъ постучалъ въ надеждѣ, что хозяинъ откликнется и дастъ ему какую-нибудь бездѣлицу.
   -- Кто тамъ?-- крикнулъ хозяинъ.
   Но братъ мой не отвѣчалъ и затѣмъ услыхалъ, что хозяинъ крикнулъ болѣе громкимъ голосомъ:
   -- Кто тамъ?
   Но братъ мой все-таки не отвѣтилъ и, наконецъ, услыхалъ приближавшіеся шаги, и человѣкъ, подошедшій къ двери, спросилъ:
   -- Что тебѣ надо?
   -- Подайте что-нибудь, -- отвѣчалъ братъ, -- ради Бога, да святится имя Его!
   -- Ты слѣпой?-- спросилъ его хозяинъ.
   -- Да, -- отвѣчалъ мой братъ.
   -- Ну, такъ дай мнѣ руку, -- сказалъ хозяинъ.
   Братъ мой протянулъ ему руку, и хозяинъ ввелъ его въ домъ и провелъ по нѣсколькимъ лѣстницамъ до самаго верха, до плоской крыши. Братъ мой шёлъ, думая, что онъ дастъ ему или ѣды или денегъ; но когда они вышли на крышу, хозяинъ спросилъ:
   -- Что тебѣ надо, слѣпецъ?
   -- Ради Господа, да святится имя Его,-- отвѣчалъ братъ,-- подайте мнѣ что-нибудь!
   -- Иди съ Богомъ, куда знаешь, -- проговорилъ хозяинъ.
   -- Что это значитъ?-- вскричалъ мой братъ,-- развѣ не могъ ты мнѣ сказать этого, когда я былъ внизу?
   -- Ахъ, ты, негодный негодяй! Зачѣмъ же не просилъ ты у меня милостыни, когда постучался въ первый разъ и услыхалъ мой голосъ?
   -- Что же ты хотѣлъ со мной сдѣлать?
   -- Мнѣ нечего тебѣ дать, -- отвѣчалъ хозяинъ.
   -- Ну, такъ сведи меня внизъ съ лѣстницы.
   -- Иди, я тебя не держу.
   Такимъ образомъ братъ мой сталъ спускаться ощупью, пока между нимъ и дверью не осталось двадцати шаговъ; тутъ онъ запнулся и, скатившись внизъ, проломилъ себѣ голову 53).
   Онъ пошелъ, самъ не зная куда, и встрѣтился съ двумя слѣпцами, своими товарищами; они спросили его:
   -- Что случилось съ тобой сегодня?
   Братъ мой разсказалъ имъ, что съ нимъ случилось, и затѣмъ прибавилъ:
   -- О, братья мои, мнѣ надо взять часть денегъ, имѣющихся у насъ, и истратить ихъ на свои потребности.
   Хозяинъ дома, въ который онъ только что входилъ, слѣдовалъ за нимъ незамѣтно отъ него, чтобы узнать, что онъ будетъ дѣлать, и точно такъ же безъ его вѣдома вошелъ къ нему въ домъ. Братъ мой сѣлъ въ ожиданіи своихъ товарищей, и, когда они пришли, онъ сказалъ имъ:
   -- Заприте дверь и обыщите комнату, не зашелъ ли сюда кто-нибудь чужой. Хозяинъ дома, услыхавъ это, всталъ и уцѣпился за веревку, висѣвшую съ потолка, а слѣпые, обшаривъ всю комнату и не найдя никого, вернулись на свои мѣста и сѣли около моего брата, притащивъ предварительно деньги и сосчитавъ ихъ. Денегъ оказалось болѣе десяти тысячъ серебряныхъ монетъ. Сосчитавъ ихъ, они сложили въ уголъ комнаты, и каждый изъ нихъ взялъ изъ лишнихъ, сколько ему было надо, а десять тысячъ зарыли въ землю; послѣ чего поставили передъ собою ѣду и поѣли. Но братъ мой услыхалъ въ комнатѣ непривычный звукъ.
   -- Нѣтъ ли тутъ кого-нибудь чужого?-- сказалъ онъ.
   Затѣмъ, протянувъ руку, онъ ухватилъ хозяина за руку и, крикнувъ своимъ товарищамъ, сказалъ:
   -- Тутъ есть чужой!

   Хозяина всѣ трое начали бить, били его до тѣхъ поръ, пока не устали, при чемъ кричали:
   -- О, мусульмане 54), къ намъ забрался воръ и хочетъ украсть наше добро!
   Вслѣдъ затѣмъ къ нимъ немедленно прибѣжали нѣсколько человѣкъ, а хозяинъ, котораго они обвиняли въ воровствѣ, закрылъ глаза и сдѣлалъ видъ, что онъ такой же слѣпой, какъ и они, такъ что никто изъ тѣхъ, кто его видѣлъ, не усомнился въ этомъ.
   -- О, мусульмане, я прошу покровительства Аллаха и султана!-- кричалъ онъ.-- Я прошу покровительства Аллаха и вали!
   Прошу покровительства Аллаха и эмира, такъ какъ я могу дать важныя свѣдѣнія эмиру!
   И не успѣли они собраться съ мыслями, какъ служители вали окружили ихъ и повели всѣхъ и моего брата тоже къ своему начальнику.
   -- Что у васъ за исторія?-- спросилъ вали.
   -- Выслушай меня, о вали,-- сказалъ мнимый слѣпой.-- Ты не узнаешь правды, если не пустишь въ дѣло побои 55) и если хочешь, то начни прямо съ меня.
   Вали, услыхавъ это, сказалъ:
   -- Разложите этого человѣка и начните бить его плетью.
   Мнимаго слѣпого разложили и начали бить, и когда удары показались ему невыносимыми, то онъ открылъ одинъ глазъ; а послѣ того, какъ его били еще въ продолженіе нѣкотораго времени, онъ открылъ и другой глазъ. Увидавъ это, вали закричалъ:
   -- Что это значитъ, негодяй ты этакій?
   -- Дай мнѣ вознагражденіе,-- отвѣчалъ человѣкъ,-- и я разскажу тебѣ.
   Когда вали исполнилъ его желаніе, онъ сказалъ:
   -- Мы всѣ четверо представляемся слѣпыми и пристаемъ къ другимъ людямъ, входимъ къ нимъ въ домъ; видимъ ихъ женъ и стараемся всякими уловками совратить ихъ и получить отъ нихъ денегъ. Такимъ способомъ мы совершенно легко получили сумму, доходящую до десяти тысячъ серебряныхъ монетъ, и я сказалъ своимъ товарищамъ: отдайте мнѣ мою часть, двѣ тысячи пятьсотъ монетъ, а они возстали противъ меня, прибили меня и завладѣли моей собственностью. Поэтому-то я прошу покровительства отъ Аллаха и отъ тебя. Ужъ я скорѣе отдамъ свою долю тебѣ, чѣмъ имъ. Если хочешь узнать, правда ли то, что я сказалъ тебѣ, то прикажи бить каждаго изъ моихъ товарищей сильнѣе, чѣмъ били меня, и они откроютъ глаза.
   Такимъ образомъ, вали тотчасъ же приказалъ сѣчь слѣпыхъ, и первымъ изъ нихъ пострадалъ мой братъ. Его били до того, что онъ чуть было не умеръ, а вали говорилъ имъ:
   -- Ахъ, вы негодяи, такъ вы отрекаетесь отъ милости Божіей и притворяетесь слѣпыми?
   -- Аллахъ! Аллахъ! Аллахъ!-- вскричалъ мой братъ,-- между нами нѣтъ зрячаго!
   Его снова бросили на землю и били до тѣхъ поръ, пока онъ не потерялъ всякое сознаніе.
   -- Оставьте его,-- сказалъ тутъ вали;-- пусть онъ придетъ въ себя, и тогда начните бить его въ третій разъ.
   А пока онъ приказалъ бить другихъ слѣпыхъ, и тѣмъ дали болѣе трехсотъ ударовъ каждому, въ то время какъ мнимый слѣпой говорилъ имъ:
   -- Откройте же глаза, а не то васъ будутъ бить еще, -- затѣмъ онъ обратился къ вали и сказалъ: -- пошли со мной кого-нибудь, чтобы принести тебѣ деньги, такъ какъ эти люди не откроютъ глазъ изъ боязни уронить себя въ глазахъ народа.
   Вали послалъ съ нимъ человѣка, и они принесли деньги, которыя вали взялъ и отдѣлилъ изъ нихъ двѣ тысячи пятьсотъ монетъ доказчику, согласно съ его требованіемъ и несмотря на протестъ слѣпцовъ. Остальное жъ онъ взялъ себѣ и выгналъ изъ города моего брата и его двухъ товарищей. Но я, царь правовѣрныхъ, тотчасъ же догналъ брата и разспросилъ его, что съ нимъ произошло, а онъ сообщилъ мнѣ то, что я тебѣ сейчасъ разсказалъ. Я потихоньку привелъ его обратно въ городъ и кормилъ, и поилъ его до. самой смерти.
   Калифъ хохоталъ надъ моей исторіей и сказалъ:
   -- Дайте ему какое-нибудь вознагражденіе, и пусть онъ уходитъ.
   -- Ничего и брать не хочу, -- отвѣчалъ я,.-- пока не разскажу дарю правовѣрныхъ, что сталось съ остальными моими братьями, и не докажу ему, что я далеко не болтливый человѣкъ.
   -- Ну, такъ терзай наши уши,-- отвѣчалъ на это калифъ,-- твоими смѣшными исторіями и продолжай открывать намъ пороки и бѣдствія.
   Такимъ образомъ я продолжалъ:
   

Разсказъ цырюльника объ его четвертомъ братѣ.

   -- Четвертый братъ мой, о, царь правовѣрныхъ, былъ кривъ на одинъ глазъ и звали его Эль-Кузъ Эль-Асвани. Онъ былъ мясникомъ въ Багдадѣ и продавалъ мясо и разводилъ барановъ.-И вельможи и богачи -- всѣ покупали у него мясо, такъ что онъ получалъ много денегъ и пріобрѣлъ много скота и много домовъ. Такъ жилъ онъ долгое время. Однажды, когда онъ сидѣлъ въ своей лавкѣ, къ нему подошелъ старикъ съ длинной бородой и, отдавая ему деньги, сказалъ:
   -- Дай мнѣ на нихъ мяса.
   Братъ взялъ деньги, далъ ему мяса, и, когда старикъ ушелъ, онъ взглянулъ на данную ему монету и, увидавъ, что она необыкновенно блестящая и бѣлая, отложилъ ее въ сторону. Этотъ старикъ приходилъ къ нему въ продолженіе пяти мѣсяцевъ, и братъ мой всегда бросалъ его деньги въ особый ящикъ. По прошествіи этого времени, ему захотѣлось взять ихъ, чтобы купить барана; но, отворивъ ящикъ, онъ увидалъ, что деньги обратились въ свернутыя трубочкой бумажки. Закрывъ лицо, братъ мой громко закричалъ; на крикъ его сбѣжался народъ, которому онъ разсказалъ, что съ нимъ случилось, и народъ не мало удивлялся этому.
   Послѣ этого онъ, по обыкновенію, пошелъ къ себѣ въ лавку и, заколовъ барана, повѣсилъ тушу его въ лавкѣ, а часть его, вырѣзавъ, повѣсилъ за дверьми, думая:
   "Теперь, можетъ-быть, старикъ придетъ опять, и тогда я схвачу его".
   И дѣйствительно, вскорѣ старикъ подошелъ съ своей монетой.-- Братъ мой, вскочивъ, схватилъ его и сталъ кричать:
   -- Мусульмане! Идите ко мнѣ и узнайте, что этотъ негодяй сдѣлалъ со мною!
   Старикъ, услыхавъ эти крики, сказалъ ему:
   -- Что будетъ выгоднѣе для тебя: не позорить меня, или чтобъ я опозорилъ тебя передъ всѣмъ народомъ?
   -- Чѣмъ это ты меня опозоришь?-- сказалъ мой братъ.
   -- А тѣмъ, -- отвѣчалъ старикъ, -- что ты продаешь вмѣсто баранины человѣческое мясо.
   -- Ты врешь, проклятый!-- крикнулъ мой братъ.
   -- Проклятый тотъ,-- отвѣчалъ старикъ,-- у кого въ лавкѣ виситъ убитый человѣкъ.
   -- Если это такъ -- продолжалъ мой братъ, -- то все мое имущество и жизнь моя принадлежатъ тебѣ.
   Старикъ тотчасъ же началъ кричать:
   -- Эй, люди, собирайтесь сюда! Этотъ мясникъ убиваетъ людей и продаетъ мертвое тѣло вмѣсто баранины, и если вы не вѣрите мнѣ, то сами войдите въ лавку!
   Народъ ворвался къ нему въ лавку и увидалъ висѣвшаго барана, превратившагося въ человѣка. Брата моего схватили съ крикомъ:
   -- Ахъ ты, невѣрный! Ахъ ты, негодяй!
   И самые близкіе друзья его не только отвернулись отъ него, но стали наносить ему удары. Старикъ же такъ ударилъ его, что вышибъ ему глазъ. Народъ потащилъ трупъ и брата моего вмѣстѣ съ нимъ къ начальнику полиціи, которому старикъ сказалъ:
   -- О эмиръ! Этотъ человѣкъ, убивалъ людей и трупы ихъ продавалъ вмѣсто баранины, и мы поэтому привели его къ тебѣ, чтобы ты поступилъ съ нимъ по требованію Божьему, да прославится имя Его!
   Услыхавъ это, начальникъ полиціи оттолкнулъ отъ себя моего брата и, лишивъ его возможности сказать что-либо въ свое оправданіе, приказалъ дать ему пятьсотъ ударовъ палкой и взялъ себѣ все его имущество. Не будь братъ мой такъ богатъ, онъ, вѣроятно, казнилъ бы его 56). Затѣмъ онъ изгналъ его изъ города.
   Братъ мой, ничего не соображая, пошелъ, куда глядятъ глаза, и шелъ до тѣхъ поръ, пока не пришелъ въ большой городъ, гдѣ сдѣлался башмачникомъ, открылъ лавку и сталъ работать ради насущнаго хлѣба. Однажды онъ пошелъ по какому-то дѣлу и, услыхавъ лошадиный топотъ, онъ спросилъ о причинѣ его и узналъ, что царь отправляется на охоту, вслѣдствіе чего онъ пошелъ полюбоваться на зрѣлище. Царю случилось повернуться, и глаза его встрѣтились съ глазомъ моего брата, и онъ тотчасъ же поникъ головой и вскричалъ:
   -- Господи, спаси меня отъ бѣдствій сегодняшняго дня!
   Онъ повернулъ свою лошадь и поѣхалъ обратно, и вся свита его поѣхала вслѣдъ за нимъ, послѣ чего онъ приказалъ своимъ пажамъ бѣжать за моимъ братомъ и избить его. Пажи, исполняя приказаніе, избили брата моего такъ, что онъ чуть было не умеръ, но не зналъ, за что его били. Онъ вернулся домой въ самомъ жалкомъ положеніи и послѣ этого пошелъ и разсказалъ о своемъ несчастій одному изъ приближенныхъ царя, который, слушая его, такъ хохоталъ, что опрокинулся навзничь.
   -- О, братъ мой,-- сказалъ онъ ему, -- царь выносить не можетъ зрѣлища кривого человѣка, и въ особенности, если онъ кривъ на лѣвый глазъ 57). Въ такихъ случаяхъ онъ иногда приказываетъ даже казнить кривого.
   Услыхавъ это, братъ мой рѣшился бѣжать изъ этого то рода и дѣйствительно ушелъ и перебрался въ городъ, гдѣ не было царя. Тамъ онъ прожилъ довольно долго. Однажды, раздумывая о своихъ прежнихъ несчастіяхъ, онъ вышелъ изъ дома, чтобы немного развлечься, и снова услыхалъ за собою лошадиный топотъ, вслѣдствіе чего онъ вскричалъ:
   -- Приговоръ Господа исполняется!
   Онъ бросился бѣжать, отыскивая мѣстечко, куда бъ онъ могъ укрыться, но никакъ не находилъ, пока не нашелъ двери, припертой снаружи. Отстранивъ запоръ, онъ отворилъ ее и вошелъ въ сѣни, гдѣ увидалъ длинный коридоръ, по которому онъ и пошелъ. Но вдругъ его схватили два человѣка.
   -- Слава Господу, давшему намъ возможность схватить тебя!-- вскричали они.-- Ахъ ты, врагъ Божескій. Три ночи заставилъ ты насъ страдать, лишивъ насъ покоя и сна. Да. ты заставилъ насъ предвкусить смерть!
   -- Господа!-- вскричалъ мой брать, -- что такое съ вами случилось?
   -- Ты сторожилъ насъ, -- отвѣчали они ему, -- и хотѣлъ погубить какъ насъ, такъ и хозяина дома! Тебѣ мало того, что ты довелъ и его и товарищей его до бѣдности? Вынимай же ножъ, которымъ ты каждую ночь грозилъ намъ.
   Говоря такимъ образомъ, они начали обыскивать его и нашли ножъ, которымъ онъ рѣзалъ кожи для башмаковъ.
   -- О люди!-- вскричалъ онъ.-- Побойтесь Бога за то, какъ вы со мною обращаетесь, и знайте, что моя исторія удивительна.
   -- Что твоя за исторія?-- спросили они.
   Онъ разсказалъ имъ все, что съ нимъ случилось, въ надеждѣ, что они освободятъ его, но они не повѣрили его словамъ, и вмѣсто того, чтобъ отпустить его, стали его бить и разорвали его одежду; обнаживъ его тѣло, они тотчасъ же замѣтили на немъ слѣды отъ палочныхъ ударовъ и вскричали:
   -- Ахъ ты, негодяй! Вотъ и слѣды тноихъ провинностей!
   Затѣмъ они свели его къ вали, а онъ дорогой шепталъ:
   -- За грѣхи свои я страдаю, и спасти меня можетъ только одинъ Богъ, да просвятится имя Его!
   Когда онъ былъ приведенъ къ вали, тотъ сказалъ ему:
   -- Ахъ ты, негодяй! Удары палками должны были быть тебѣ даны только за крупную вину.
   И онъ приказалъ дать ему сто ударовъ, послѣ чего его посадили на верблюда и кричали:
   -- Вотъ какъ наказываютъ человѣка, который врывается въ чужой домъ!
   Но я уже слышалъ объ его несчастіяхъ и тотчасъ же пошелъ за нимъ; проводилъ его но всему городу и выждалъ, когда онъ остался одинъ. Тогда я взялъ его и потихоньку привелъ въ Багдадъ, гдѣ и сталъ содержать его.
   

Разсказъ цырюльника объ его пятомъ братѣ.

   -- Мой пятый братъ, Эль-Кешшаръ, былъ лишенъ ушей, о, царь правовѣрныхъ. Онъ былъ нищимъ и по ночамъ просилъ милостыню и жилъ только на то, что ему подавали. Отецъ нашъ былъ очень старъ, и, заболѣвъ, онъ умеръ, оставивъ семьсотъ серебряныхъ монетъ, изъ которыхъ всякій взялъ себѣ свою часть въ сто монетъ. Пятый братъ мой, получивъ свою часть, пришелъ въ недоумѣніе и но зналъ, что ему на нее дѣлать. Въ это время ему пришло въ голову купить на эти деньги различныхъ стеклянныхъ вещей и продать ихъ съ барышомъ. Такимъ образомъ на сто серебряныхъ монетъ онъ купилъ стекла и, поставивъ все на большой подносъ, сѣлъ, чтобы продавать, на довольно возвышенное мѣсто, а спиною прислонился къ стѣнѣ. Сидя такимъ образомъ, онъ сталъ раздумывать и въ душѣ говорилъ:
   -- Теперь всѣ мои товары состоятъ изъ этой стеклянной посуды, которую я иродамъ за двѣсти серебряныхъ монетъ; на эти двѣсти монетъ я куплю другого стекла, которое я продамъ за четыреста и такимъ образомъ я буду продавать и покупать, пока не пріобрѣту большого состоянія. На это состояніе я куплю всевозможныхъ товаровъ и духовъ и драгоцѣнныхъ камней и заработаю крупный барышъ. Послѣ этого я куплю хорошенькій домъ, и мамелюковъ, и лошадей, и золотыя сѣдла, и буду ѣсть и пить, и не оставлю въ городѣ ни единой пѣвицы, чтобы не пригласить ее къ себѣ въ домъ и не послушать ея пѣсенъ.
   Онъ производилъ этотъ расчетъ съ подносомъ передъ собой.
   -- Затѣмъ,-- продолжалъ онъ,-- я пошлю всѣхъ городскихъ свахъ сватать за меня дочерей царей и визирей и попрошу руки дочери главнаго визиря58), такъ какъ я слышалъ, что она поразительно хороша собой и миловидна, и въ приданое ей я дамъ тысячу червонцевъ. Если отецъ ея дастъ согласіе, то желаніе мое будетъ исполнено, а если не дастъ, то я возьму ее силой. Вернувшись домой, я куплю десять молодыхъ евнуховъ и пріобрѣту обстановку султановъ и царей и закажу себѣ золотое сѣдло, усыпанное брилліантами. Каждый день я буду кататься верхомъ на лошади съ рабами позади меня и спереди 59) и гулять для своего удовольствія по улицамъ и по рынкамъ, а народъ будетъ кланяться мнѣ и молиться за меня60). Послѣ этого я отправлюсь съ визитомъ къ визирю, отцу дѣвушки, съ мамелюками сзади меня и передо мною, и по правую и по лѣвую руку. Увидавъ меня, онъ почтительно встанетъ и посадитъ меня на свое мѣсто, а самъ сядетъ пониже меня, потому что я зять его. Я велю тутъ одному изъ слугъ принести кошелекъ, въ которомъ червонцы, приготовленные для приданаго, и онъ положитъ кошелекъ передъ визиремъ, и я прибавлю къ этому второй кошелекъ для того, чтобъ онъ зналъ, какъ я щедръ и великодушенъ и какъ все на свѣтѣ я презираю. И когда онъ обратится ко мнѣ съ десятью словами, я отвѣчу ему только двумя. Послѣ этого я вернусь домой, и если кто-нибудь придетъ ко мнѣ изъ дома визиря, я одарю его богатой одеждой; но если кто-нибудь придетъ ко мнѣ съ подаркомъ, я верну его. Подарка я ни въ какомъ случаѣ не приму6]). Затѣмъ въ вечеръ свадьбы я одѣнусь въ самую дорогую одежду и сяду на матрацъ, обтянутый шелковой матеріей, и когда жена моя придетъ ко мнѣ, прекрасная, какъ полная лупа, покрытая одеждою и украшеніями, я прикажу ей скромно и покорно стоять передо мною, и я не стану смотрѣть на нее изъ гордости и изъ сознанія своей мудрости, такъ что дѣвушки скажутъ мнѣ:
   -- О, господинъ и повелитель нашъ, мы готовы къ твоимъ услугамъ! Вотъ это жена твоя или, лучше сказать, служанка твоя, ждетъ твоего милостиваго взора и стоитъ передъ тобою. Взгляни на нее, такъ какъ стоять ей тяжело 62). Послѣ этого я подниму голову и брошу на нее взоръ, и снова опущу голову. И такимъ образомъ я буду сидѣть, пока не кончится вся церемонія; послѣ чего ее проведутъ въ спальню; а я встану и пойду въ другую комнату, и надѣну ночную одежду, и пройду въ ту комнату, гдѣ она сидитъ, и гдѣ я сяду на диванъ, но смотрѣть на нее не стану. Служанки будутъ просить меня подойти къ ней; но я не стану слушать ихъ, а прикажу кому-нибудь изъ своихъ приближенныхъ принести кошелекъ съ пятью стами червонцевъ дли нихъ и затѣмъ прикажу имъ удалиться. Когда онѣ уйдутъ, я сяду на диванъ подлѣ невѣсты, но съ презрительнымъ выраженіемъ лица для того, чтобъ она могла сказать: "Дѣйствительно, этотъ человѣкъ чувствуетъ свое достоинство". Послѣ этого ко мнѣ придетъ ея мать, поцѣлуетъ мнѣ руку и скажетъ мнѣ:
   -- О, господинъ мой! Взгляни милостиво на твою служанку, которая такъ покорно стоитъ передъ тобою.
   Но я ничего не отвѣчу ей. И она начнетъ цѣловать мнѣ ноги и снова скажетъ:
   -- О, господинъ мой! Дочь моя молода и, кромѣ тебя, не видала еще мужчинъ, и если отъ тебя она увидитъ только одно пренебреженіе, то это разобьетъ ея сердце: обрати на нее вниманіе, поговори съ нею, успокой ее.
   Послѣ этого я искоса посмотрю на нее и прикажу ей попрежнему стоять передо мною, для того, чтобы она вкусила удовольствіе унижаться передо мною и поняла бы, что я повелитель ея. Тутъ мать ея скажетъ мнѣ:
   -- О, господинъ мой! Она служанка твоя, сжалься надъ нею. и будь къ ней милостивъ.
   Она прикажетъ дочери налить кубокъ вина и поднести къ моему рту, а дочь ея отвѣтитъ:
   -- О, господинъ мой! Аллахомъ умоляю тебя, не отвергай кубка отъ рабыни твоей, такъ какъ я, дѣйствительно, рабыня твоя.
   Но я ничего не отвѣчу ей. а она будетъ упрашивать меня взять кубокъ и просить, чтобы я выпилъ вино, и поднесетъ его къ моему рту, а я на это погрожу кулакомъ передъ самымъ ея лицомъ и толкну ее ногой вотъ такъ!
   Говоря такимъ образомъ, онъ толкнулъ подносъ со стекломъ, стоявшій на нѣкоторомъ возвышеніи надъ землею. Подносъ упалъ, и вся посуда разбилась въ мелкіе дребезги, такъ что не уцѣлѣло ни одной вещи.
   -- Вотъ послѣдствія моей гордости!-- вскричалъ онъ, закрывъ лицо руками, и сталъ рвать на себѣ одежду и плакать. А прохожіе останавливались и смотрѣли на него въ то время, какъ онъ восклицалъ:
   -- О горе! Горе!
   Въ это время народъ шелъ въ мечеть молиться, такъ какъ была пятница; иные смотрѣли на него, а другіе и вниманія на него не обращали. Но въ то время, какъ онъ сидѣлъ такимъ образомъ и плакалъ надъ своей горькой долей, лишенный всѣхъ своихъ средствъ, къ нему подъѣхала какая-то женщина, отправлявшаяся въ мечеть. Она была замѣчательно хороша собою, и запахъ мускуса распространялся отъ нея. Она ѣхала на мулѣ, сѣдло на которомъ было покрыто шелковой попоной, вышитой золотомъ. Увидавъ разбитую посуду и отчаяніе и слезы моего брата, она сжалилась надъ нимъ и спросила, что съ нимъ случилось. Онъ отвѣчалъ ей, что у него былъ подносъ со стекломъ, продажею котораго онъ думалъ пріобрѣсти средства къ жизни, но что посуда вся разбилась, какъ она видитъ, и это такъ огорчаетъ его. Женщина тотчасъ же подозвала одного изъ своихъ слугъ и сказала:

   -- Дай то, что есть съ тобой, этому бѣдняку.
   Слуга далъ ему кошелекъ, открывъ который братъ мой нашелъ въ немъ пятьсотъ червонцевъ и чуть было не умеръ отъ радости и сталъ молиться за свою благодѣтельницу.
   Онъ вернулся домой богатымъ человѣкомъ и сталъ размышлять, какъ вдругъ въ это время кто-то постучался къ нему. Отворивъ дверь, онъ увидалъ незнакомую ему старуху, сказавшую ему:
   -- О, сынъ мой! Время молитвы почти уже миновало, а я не успѣла сдѣлать омовенія, и потому я прошу пустить меня къ тебѣ въ домъ, чтобы я могла это сдѣлать.
   -- Войди и соверши, что заповѣдалъ пророкъ, -- отвѣчалъ онъ, и далъ ей позволеніе войти, продолжая радоваться тому, что онъ получилъ столько золота.
   Окончивъ омовеніе, она подошла къ тому мѣсту, гдѣ онъ сидѣлъ, и стала молиться. Она помолилась потомъ и за моего брата; онъ поблагодарилъ ее и далъ ей два червонца. Увидавъ золото, она вскричала:
   -- Да прославится милость Господня! Удивляюсь я той женщинѣ, которая могла влюбиться въ такого нищаго, какъ ты! Возьми обратно свои червонцы, и если они тебѣ не нужны, то верни ихъ той, которая дала ихъ тебѣ, когда ты разбилъ свою посуду.
   -- О матушка!-- сказалъ онъ.-- Могу ли я надѣяться получить доступъ къ ней?
   -- О, сынъ мой,-- отвѣчала старуха,-- она влюблена въ тебя; но она жена одного вліятельнаго человѣка, и потому возьми съ собой всѣ свои деньги и, когда увидишь ее, не скупись на деньги и на сладкія слова; этимъ способомъ ты добьешься ея милостей и затѣмъ будешь брать отъ нея средствъ, сколько тебѣ потребуется.
   Братъ мой, взявъ все золото, всталъ и пошелъ со старухой, не смѣя вѣрить тому, что она говорила ему. А старуха шла въ сопровожденіи моего брата, пока они не дошли до большихъ дверей, въ которыя она постучалась. На стукъ явилась гречанка и отворила дверь. Старуха вошла и приказала брату моему слѣдовать за нею. Онъ пошелъ и очутился въ очень хорошо меблированной комнатѣ съ занавѣсками и, сѣвъ тамъ, онъ положилъ золото подлѣ себя, а чалму къ себѣ на колѣни 63), и тотчасъ же вслѣдъ за этимъ къ нему вышла такая красивая дѣвица, какой ему не приводилось и видѣть, одѣтая очень роскошно.. При ея появленіи братъ мой всталъ, а она, увидавъ его, улыбнулась ему и выразила удовольствіе, что видитъ его. Затѣмъ, подойдя къ двери, она заперла ее на замокъ, послѣ чего вернулась къ брату, взяла его за руку, и оба они прошли въ смежную комнату, обитую разноцвѣтной шелковой матеріей; тамъ братъ мой сѣлъ и она сѣла подлѣ него, и они забавлялись нѣкоторое время. Затѣмъ она встала, сказавъ ему:
   -- Не трогайся съ этого мѣста, пока я не вернусь къ тебѣ.
   Вскорѣ послѣ того, какъ она ушла, а братъ мой остался въ ожиданіи ея, къ нему пришелъ черный рабъ громаднаго роста, съ обнаженнымъ мечомъ, ослѣплявшимъ своимъ блескомъ, и вскричалъ:
   -- Горе тебѣ! Кто привелъ тебя сюда? Ахъ, ты, негодяи! Низкій мошенникъ, грязная дрянь!
   Братъ мой не нашелся даже что и отвѣчать; языкъ у него прилипъ къ гортани, а рабъ схватилъ его, встряхнулъ и нанесъ ему болѣе восьмидесяти ударовъ плашмя мечомъ, пока онъ не упалъ на полъ, послѣ чего рабъ отошелъ отъ него, предполагая, что братъ мой умеръ, и крикнулъ такъ громко, что земля затряслась:
   -- Гдѣ Эль-Мелихахъ?
   Вслѣдъ за этимъ вышла дѣвочка, держа въ рукахъ хорошенькій подносъ, наполненный солью. Она посыпала этой солью на язвы, образовавшіяся отъ побоевъ на тѣлѣ брата, такъ что изъ нихъ потекла кровь, но онъ не шевельнулся, боясь, что рабъ откроетъ, что онъ еще живъ, и добьетъ его. Послѣ этого дѣвочка ушла, а рабъ снова также крикнулъ, какъ въ первый разъ, и къ брату моему подошла старуха, стащила его за ноги подъ какой-то темный сводъ и бросила его на груду нечистотъ 64).
   Тутъ онъ пролежалъ цѣлыхъ два дня. и Господь, по премудрости Своей, обратилъ соль въ средство, которое сохранило ему жизнь, такъ какъ соль остановила кровоизліяніе. Такимъ образомъ, когда онъ очнулся и собрался съ силами, онъ всталъ и, отворивъ ставлю, бывшую въ стѣнѣ, онъ выбрался изъ ужаснаго мѣста, и Господь, всесильный и всемогущій, оказалъ ему Свое покровительство. Онъ прошелъ въ темный коридоръ, гдѣ просидѣлъ до слѣдующаго утра, когда старуха отправилась искать новую жертву; братъ мой незамѣтно вышелъ вслѣдъ за нею и вернулся домой.
   Тутъ онъ занялся залѣчиваніемъ своихъ ранъ, пока не понравился совсѣмъ; онъ постоянно слѣдилъ за старухой и видѣлъ, какъ она набирала новыя жертвы и уводила ихъ къ себѣ домой. Но онъ никому не говорилъ ни слова, и, когда здоровье его поправилось, и силы совершенно вернулись, онъ взялъ тряпку, сдѣлалъ изъ нея мѣшокъ и наполнилъ его битымъ стекломъ. Привязавъ мѣшокъ къ своему поясу, онъ переодѣлся такъ, что никто узнать его не могъ, и сталъ походить на иностранца. Подъ одежду онъ спряталъ мечъ и, увидавъ старуху, сказалъ ей, коверкая по иностранному слова:
   -- Старушка, нѣтъ ли у тебя вѣсовъ, чтобы свѣсить девятьсотъ червонцевъ?
   -- У меня есть сынъ, -- отвѣчала старуха,-- онъ -- мѣняла, и у него имѣются всевозможные вѣсы, и потому пойдемъ къ. нему, пока онъ не ушелъ куда-нибудь. Онъ свѣшаетъ тебѣ твое золото.
   -- Ну, или впередъ,-- сказалъ братъ мой.
   Она пошла впередъ, а братъ мой вслѣдъ за нею, пока она не подошла къ двери, въ которую постучалась. На стукъ вышла дѣвушка и засмѣялась ему въ лицо.
   -- Я сегодня привела вамъ жирный кусочекъ,
   Дѣвушка взяла брата моего за руку и привела его въ тотъ домъ, въ которомъ онъ уже былъ ранѣе, и, посидѣвъ съ нимъ нѣкоторое время, она сказала, вставая:
   -- Не уходи отсюда, пока я не вернусь къ тебѣ.
   Она вышла, и брату моему пришлось ждать очень недолго; къ нему вышелъ рабъ съ обнаженнымъ мечомъ и сказалъ ему:
   -- Вставай, несчастный!
   Братъ мой всталъ, и въ то время, какъ негръ шелъ передъ нимъ, онъ вынулъ изъ-подъ платья спрятанный мечъ и, ударивъ имъ раба, отрубилъ ему голову; послѣ чего онъ стащилъ его за ноги подъ сводъ и крикнулъ:
   -- А гдѣ Эль-Мелихахъ?
   Рабыня тотчасъ же пришла, держа въ рукахъ подносъ съ солью; но, когда она увидала брата моего съ мечомъ въ рукахъ, она повернулась и побѣжала, но братъ мой догналъ се и отрубилъ ей голову. Затѣмъ онъ закричалъ:
   -- Гдѣ старуха?
   Старуха пришла, и онъ сказалъ ей:
   -- Узнаешь ты меня, мерзкая вѣдьма?
   -- Нѣтъ, не узнаю, господинъ мой.
   -- Я тотъ самый человѣкъ, у котораго было золото, въ чьемъ домѣ ты дѣлала омовеніе и молилась и потомъ обманомъ заманила сюда въ домъ.
   -- Побойся Бога,-- вскричала старуха,-- что ты хочешь со мной дѣлать?
   Но братъ мой, обернувшись къ ней, ударилъ ее мечомъ и разрубилъ пополамъ. Затѣмъ онъ пошелъ искать дѣвицу, и она, увидавъ его, совсѣмъ обезумѣла отъ страха и начала просить у него прощеніе. Онъ не убилъ ея и сказалъ:
   -- Какимъ образомъ попала ты въ руки этого негра?
   -- Я была рабыней одного изъ купцовъ, а эта старуха обыкновенно посѣщала меня и однажды она сказала мнѣ: "Мы задаемъ пиръ такой, какого тебѣ не приходилось видѣть, и мнѣ очень бы хотѣлось, чтобы ты присутствовала на немъ".
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчала я и, вставъ, одѣлась въ свое лучшее платье и, взявъ съ собою кошелекъ съ сотню червонцевъ 65), пошла за нею въ ея домъ, гдѣ вдругъ меня схватилъ негръ, съ которымъ я, по милости старухи, прожила три года.
   -- Есть тутъ въ домѣ какое-нибудь имущество?-- спросилъ у нея мой братъ.
   -- Очень много,-- отвѣчала она,-- и если ты можешь перенести его, то неси.
   Онъ всталъ и пошелъ за нею, а она открыла ему сундуки и показала столько кошельковъ, что онъ совсѣмъ поразился.
   -- Я пока останусь тутъ, -- сказала она ему,-- а ты иди и приведи кого-нибудь, чтобы перенести твое имущество.
   Онъ пошелъ и, нанявъ десять человѣкъ, вернулся, но, подойдя къ дому, увидалъ, что дверь открыта, и въ домѣ не оказалось-ни дѣвицы ни кошельковъ. Но онъ все-таки нашелъ немного денегъ и куски матерій. Тутъ онъ увидалъ, что она обманула его, и онъ взялъ деньги и, отворивъ чуланы, выбралъ изъ нихъ всѣ куски ткани.
   Онъ провелъ весь тотъ день въ полномъ счастьѣ; но когда наступило слѣдующее утро, то у дверей его дома оказалось двадцать солдатъ, которые, увидавъ его. схватили и свели къ вали.
   -- Откуда взялъ ты эти ткани?-- спросилъ у него вали.
   -- Вознагради меня,-- сказалъ мой братъ.
   Вали далъ ему въ обезпеченіе платокъ 66), и братъ мой разсказалъ ему все, что случилось съ нимъ и со старухой съ начала до конца и разсказалъ, какъ бѣжала дѣвица, прибавивъ:
   -- Изъ того, что я взялъ, ты можешь выбрать, что тебѣ угодно, а мнѣ оставь только чѣмъ жить.
   Вали хотѣлъ взять всѣ деньги и всѣ ткани, но боясь, чтобы султанъ не узналъ о такой его продѣлкѣ, взялъ только часть, а остальное отдалъ моему брату, сказавъ ему:
   -- Уѣзжай изъ этого города или я тебя повѣшу.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ братъ мой и отправился въ одинъ изъ ближайшихъ городовъ.
   Но на него напали разбойники, ограбили и избили его и обрѣзали ему уши; а я, услыхавъ о его положеніи, пошелъ тотчасъ же къ нему, захвативъ съ собой одежду, и потихоньку привелъ его обратно въ городъ, гдѣ сталъ и кормить и поить его.
   

Разсказъ цырюльника объ его шестомъ братѣ.

   -- У моего шестого брата Шакалика, о, царь правовѣрныхъ, были отрѣзаны губы. Онъ былъ страшно бѣденъ и лишенъ всѣхъ благъ нашего тлѣннаго міра. Однажды онъ вышелъ, чтобы достать что-либо для поддержанія своего существованія. Дорогою онъ увидалъ красивый домъ съ обширными и высокими сѣнями, въ дверяхъ которыхъ стояли слуги. Онъ обратился къ одному изъ слугъ съ вопросомъ, на который получилъ отвѣтъ, Что домъ этотъ принадлежитъ человѣку изъ рода Бармеки 67). Братъ мой поэтому подошелъ къ привратникамъ и попросилъ дать ему что-нибудь.
   -- Входи въ двери дома,-- сказали они ему.-- и отъ хозяина ты получишь то, что тебѣ надо.
   Онъ вошелъ въ сѣни и, пройдя ихъ, вошелъ въ очень красивый и изящный домикъ съ садомъ посреди, превосходящій по красотѣ все, что можно было себѣ представить въ этомъ родѣ; полъ въ домѣ былъ мраморный, и стѣны кругомъ были, украшены занавѣсками. Онъ не зналъ, въ какую сторону ему направиться, но пошелъ прямо и увидалъ человѣка съ очень красивымъ лицомъ и бородой, который, замѣтивъ моего брата, тотчасъ же всталъ, привѣтствовалъ его и спросилъ, что ему угодно. Братъ мой отвѣчалъ, что находится въ нуждѣ, и хозяинъ дома, услыхавъ объ этомъ, выразилъ большое сожалѣніе и, схвативъ свою одежду, разорвалъ ее и вскричалъ:
   -- И я живу въ городѣ, въ которомъ ты живешь въ нуждѣ! Этого я вынести не могу.
   Онъ наобѣщалъ ему всякой всячины и затѣмъ сказалъ:
   -- Ты долженъ остаться и раздѣлить со мной хлѣбъ-соль.
   -- О, господинъ мой,-- отвѣчалъ братъ мой,-- ждать у меня не достанетъ терпѣнія, такъ какъ я страшно голоденъ.
   Услыхавъ это, хозяинъ дома крикнулъ:
   -- Мальчикъ, принеси сюда тазъ и рукомойникъ! Гость мой,-- прибавилъ онъ,-- подойди и_вымой руки.
   Самъ онъ сдѣлалъ видъ, будто моетъ руки, и затѣмъ закричалъ прислугѣ, чтобы они подавали столъ; послѣ чего слуги начали ходить взадъ и впередъ, какъ будто накрывая на столъ, а хозяинъ дома взялъ моего брата и сѣлъ съ нимъ за воображаемый столъ и началъ двигать руками и ртомъ, будто онъ ѣстъ и при этомъ говорилъ брату:
   -- Ѣшь, не стѣсняйся, вѣдь ты голоденъ,-и я знаю, какъ ты страдаешь отъ голода.
   Братъ мой сталъ дѣлать тѣ же движенія, какъ будто онъ ѣстъ, въ то время, какъ хозяинъ говорилъ ему:
   -- Ѣшь и полюбуйся, до какой степени бѣлъ этотъ хлѣбъ.
   Брать мой ни слова не сказалъ въ отвѣтъ на это, а только подумалъ:
   "Человѣкъ этотъ любитъ вышучивать другихъ", и затѣмъ прибавилъ вслухъ:
   -- О, господинъ мой, въ жизни своей не видалъ я хлѣба лучше и бѣлѣе этого и не ѣдалъ ничего слаще этого.
   -- Его...пекла,-- отвѣчалъ на это хозяинъ,-- рабыня, купленная мною за пятьсотъ червонцевъ. Мальчикъ!-- крикнулъ онъ, -- принеси намъ сикбай 68), подобнаго которому не найдешь и за столомъ султана. Ѣшь!-- прибавилъ онъ, обращаясь къ брату, -- о, гость мой, вѣдь ты голоденъ, страшно голоденъ и ужасно хочешь ѣсть!
   Братъ мой началъ тоже причмокивать губами и дѣлать видъ, что онъ ѣстъ. Хозяинъ же дома продолжалъ спрашивать различныя кушанья, одно вслѣдъ за другимъ, и хотя ничего имъ не приносили, но онъ попрежнему угощалъ моего брата. Затѣмъ онъ крикнулъ:
   -- Эй, мальчикъ, поставь передъ нами цыплятъ, начиненныхъ фисташками. Ну, поѣшь же, -- прибавилъ онъ, обращаясь къ гостю,-- вѣдь ты никогда не ѣдалъ ничего подобнаго.
   -- О, хозяинъ мой,-- отвѣчалъ мой братъ,-- поистинѣ ничто не можетъ сравниться по вкусу съ этимъ кушаньемъ!
   Хозяинъ началъ прикладывать свою руку ко рту моего брата, дѣлая видъ, что онъ кормитъ его кусочками, и продолжалъ перечислять ему различныя мясныя блюда и выхвалять ихъ достоинства, въ то время какъ голодъ моего брата до такой степени усилился, что онъ былъ бы радъ простому хлѣбу. Хозяинъ дома наконецъ сказалъ ему:
   -- Ѣлъ ли ты когда-нибудь такія вкусныя кушанья, какъ эти?
   -- Никогда, хозяинъ, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Ну, такъ поѣшь еще, не церемонься,
   -- Я ужъ наѣлся мяса достаточно, -- отвѣчалъ гость.
   Хозяинъ приказалъ слугамъ нести сладкое, и они зашевелили руками по воздуху, какъ будто несли что-то; послѣ чего хозяинъ сказалъ моему брату:
   -- Поѣшь-ка этого кушанья, потому что оно превосходно, а что это за катаифъ 6в), клянусь жизнью! Ты взгляни только, какой онъ сочный.
   -- Ужъ я не прозѣваю, возьму, хозяинъ мой!-- вскричалъ братъ и началъ разспрашивать: много ли положено въ катаифъ мускусу.
   -- У меня его всегда приготовляютъ такимъ образомъ, -- отвѣчалъ хозяинъ,-- и кладутъ въ катаифъ цѣлый миткаль 70) мускусу и полмиткаля амбры.
   Все это время братъ мой качалъ головой, шевелилъ губами и ворочалъ языкомъ во рту, какъ дѣлаютъ, когда ѣдятъ что-нибудь очень сладкое. Послѣ этого хозяинъ крикнулъ своей прислугѣ:
   -- Принесите сухіе плоды!
   И слуги снова замахали руками, какъ будто несутъ то, что приказано, а хозяинъ говорилъ брату:
   -- Поѣшь этого миндаля и орѣховъ и изюму...
   И онъ продолжалъ перечислять небывалые фрукты и затѣмъ снова прибавилъ:
   -- Ну, поѣшь же, не церемонься.
   -- Нѣтъ, хозяинъ,-- отвѣчалъ братъ мой,-- съ меня уже довольно, я больше ѣсть ничего не могу,
   -- Но если тебѣ, дорогой гость мой,-- возразилъ хозяинъ,-- угодно поѣсть еще и насладиться чудными яствами, то Аллахъ надъ тобой, кушай, не останься голоднымъ.
   Братъ мой, раздумывая о своемъ положеніи и о томъ, какъ этотъ человѣкъ подшучивалъ надъ нимъ, говорилъ въ душѣ:
   "Клянусь Аллахомъ, я сдѣлаю съ нимъ такую штуку, что онъ горько раскается въ своихъ продѣлкахъ".
   Хозяинъ между тѣмъ крикнулъ:
   -- Принесите вина!
   И слуги точно такъ же, какъ и прежде, стали размахивать руками, какъ бы исполняя приказаніе, послѣ чего онъ, какъ бы подавая чарку вина брату, говорилъ:
   -- Выпей эту чарку, ты будешь въ восторгѣ.
   -- О, господинъ мой,-- отвѣчалъ гость,-- какъ ты добръ!
   И братъ мой сдѣлалъ движеніе рукою, будто онъ выпиваетъ вино.
   -- Нравится тебѣ?-- спросилъ хозяинъ.
   -- Ахъ, господинъ мой,-- отвѣчалъ братъ, -- никогда въ жизни не пивалъ я ничего подобнаго!
   -- Ну, такъ пей же на здоровье, -- продолжалъ хозяинъ и самъ дѣлалъ видъ, что пьетъ, и налилъ вторую воображаемую чарку гостю, который сдѣлалъ видъ, будто выпилъ и опьянѣлъ; послѣ чего онъ, неожиданно схвативъ хозяина и обнаживъ свою руку, нанесъ ему по шеѣ такой ударъ, который раздался по всей комнатѣ; послѣ перваго удара онъ нанесъ и второй.
   -- Что это значитъ, негодяй?-- крикнулъ хозяинъ.
   -- О, господинъ мой,-- отвѣчалъ мой братъ,-- я рабъ твой, котораго ты милостиво принялъ къ себѣ въ домъ и накормилъ его изысканными яствами и напоилъ старымъ виномъ, такъ что онъ охмелѣлъ и во хмелю дерзко обошелся съ тобой, но ты человѣкъ слишкомъ порядочный, чтобы не простить такого невѣжественнаго человѣка, какъ я.
   Хозяинъ дома, услыхавъ эти слова моего брата, громко захохоталъ и сказалъ ему:
   -- Давно я подшучиваю такимъ образомъ надъ людьми, привыкшими къ шуткамъ и грубостямъ, но не встрѣчалъ никого между ними, терпѣливо переносившаго мои насмѣшки и исполнявшаго всѣ мои прихоти, кромѣ тебя. Поэтому я прощаю тебя и прошу быть моимъ дѣйствительнымъ товарищемъ и никогда не покидать меня.
   Онъ приказалъ принести кушанья, о которыхъ прежде только упоминалъ, и они съ братомъ моимъ поѣли, сколько имъ хотѣлось; затѣмъ, чтобы выпить, перешли въ другую комнату, гдѣ рабыни, какъ ясные мѣсяцы, пѣли имъ всевозможныя пѣсни и играли на разныхъ инструментахъ. Они пили тамъ, пока не опьянѣли; хозяинъ относился къ моему брату, какъ къ близкому человѣку, очень привязался къ нему и одѣлъ его въ богатое платье, а на слѣдующее утро они снова начали пировать и пить. Такимъ образомъ они прожили двадцать лѣтъ. Хозяинъ затѣмъ умеръ, а султанъ завладѣлъ всѣмъ его состояніемъ.
   Братъ мой, какъ бродяга, пошелъ изъ города, но по дорогѣ на него напала цѣлая толпа арабовъ 71). Они захватили его, а человѣкъ, взявшій его, и мучилъ и билъ его, говоря:
   -- Откупись отъ меня деньгами или я убью тебя.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- со слезами отвѣчалъ мой братъ,-- у меня нѣтъ ничего, о, шейкъ арабовъ, да кромѣ того, я ничѣмъ не умѣю зарабатывать деньги. Я -- твой плѣнникъ, дѣлай со мной, что хочешь, такъ какъ я попалъ къ тебѣ въ руки.
   А мучитель-бедуинъ тотчасъ же выдернулъ такой громадный и широкій ножъ, что имъ можно бы то бы проткнуть насквозь шею верблюда, и, взявъ его въ правую руку, подошелъ къ моему брату и отрѣзалъ ему губы, все время повторяя свое требованіе. У этого бедуина была хорошенькая жена, которая, въ отсутствіе мужа, выражала сильную склонность къ моему брату, хотя онъ отстранялся отъ нея, боясь Господа, да святится имя Его! Однажды случилось такъ, что она позвала его и посадила съ собой. Но въ то время, какъ они сидѣли такимъ образомъ съ нею, вдругъ появился мужъ и, увидавъ моего брата, вскричалъ:
   -- Горе тебѣ, несчастный негодяй! Теперь ты вздумалъ еще развращать мою жену!
   Вытащивъ ножъ, онъ нанесъ ему жестокую рану, послѣ чего, посадивъ его на верблюда и поднявшись на гору, бросилъ его тамъ, а самъ ушелъ. Но мимо него прошли путешественники и, увидавъ его, дали ему поѣсть и попить и дали мнѣ о немъ извѣстіе: такимъ образомъ я отправился къ нему, привелъ его обратно въ городъ и снабдилъ его содержаніемъ.
   Теперь, о, царь правовѣрныхъ,-- продолжалъ цырюльникъ,-- я пришелъ къ тебѣ и боюсь вернуться домой, не сообщивъ тебѣ этихъ фактовъ, такъ какъ не сообщить ихъ было бы несправедливо. Изъ этого ты можешь видѣть, что, несмотря на то, что у меня шесть подобныхъ братьевъ, я обладаю большимъ благородствомъ, чѣмъ они.
   Царь правовѣрныхъ, услыхавъ мою исторію и все, что я разсказывалъ ему о своихъ братьяхъ, засмѣялся и сказалъ;
   -- Ты правъ, о, самимъ (молчаливый), не любишь тратить лишнихъ словъ и не обладаешь наглостью, но все-таки уходи изъ этого города и ищи себѣ мѣсто жительства въ другомъ,
   Такимъ образомъ онъ изгналъ меня изъ Багдада, и я прошелъ по различнымъ странамъ и различнымъ областямъ, пока не услыхалъ объ его смерти и о вступленіи на престолъ другого калифа. Вернувшись въ свой родной городъ, я встрѣтился съ этимъ молодымъ человѣкомъ, для котораго сдѣлалъ большое одолженіе и который безъ меня непремѣнно былъ бы убитъ: тѣмъ не менѣе, онъ обвинилъ меня въ томъ, чего у меня нѣтъ и въ характерѣ, такъ какъ все, что онъ сообщилъ обо мнѣ относительно наглости, болтливости и неделикатности, несправедливо, господа!
   

Продолженіе исторіи, разсказанной портнымъ.

   Портной продолжалъ такимъ образомъ: когда мы услыхали исторію цырюльника и убѣдились въ его наглости и неделикатности и въ томъ, какъ онъ скверно поступилъ съ молодымъ человѣкомъ, мы схватили его и посадили въ заключеніе, а сами въ это время занялись ѣдой и питьемъ; празднество наше кончилось самымъ пріятнымъ образомъ. Мы просидѣли до послѣполуденной молитвы, и я вернулся домой, но жена была мною недовольна и сказала:
   -- Ты весь день веселился, а я проскучала, сидя дома, и теперь, если ты не пойдешь со мной, чтобы намъ весело провести остатокъ дня, то отказъ твой послужитъ причиной нашего развода. Такимъ образомъ я пошелъ съ нею, и мы прогуляли до. сумерекъ, когда, на возвратномъ пути домой, мы встрѣтили этого горбуна пьянаго и декламирующаго стихи. Я пригласилъ его къ намъ, онъ согласился Я пошелъ купить сушеной рыбы и, купивъ ее, вернулся, и мы сѣли ѣсть. Жена моя взяла кусокъ хлѣба и кусокъ рыбы, засунула ихъ ему въ ротъ и зажала ротъ, отчего онъ и умеръ; послѣ чего я взялъ и его и попытался бросить въ домъ врача, а врачъ бросилъ его въ домъ надсмотрщика, а надсмотрщику удалось оставить его на дорогѣ маклера. Вотъ все это случилось со мною вчера. Развѣ эта исторія не удивительнѣе исторіи горбуна?
   

Продолженіе исторіи горбуна

   Когда царь услыхалъ эту исторію, то приказалъ кое-кому изъ своихъ приближенныхъ пойти съ портнымъ и привести цырюльника, сказавъ имъ:
   -- Присутствіе его необходимо для того, чтобы я самъ могъ послушать его я вслѣдствіе этого, можетъ-быть, освободить васъ всѣхъ. Затѣмъ мы прилично похоронимъ этого горбуна, такъ какъ онъ умеръ вѣдь еще вчера, и поставимъ ему на могилѣ памятникъ за то, что онъ послужилъ причиною нашего знакомства съ такими удивительными исторіями.
   Царедворцы и портной, сходивъ въ мѣсто заключенія, очень скоро вернулись вмѣстѣ съ цырюльникомъ, котораго поставили предъ царемъ. Царь, посмотрѣвъ на него, увидалъ, что онъ совсѣмъ старикъ, лѣтъ за девяносто, съ темнымъ лицомъ, съ сѣдой бородой и бровями, съ маленькими ушами, длиннымъ носомъ и гордымъ видомъ. Царь засмѣялся и сказалъ ему:
   -- Ахъ, ты, молчаливый человѣкъ! Я желаю, чтобы ты разсказалъ мнѣ какую-нибудь изъ твоихъ исторій.
   -- О, царь вѣковъ,-- отвѣчалъ цырюльникъ,-- по какому это случаю тутъ присутствуютъ этотъ христіанинъ и этотъ еврей, и этотъ мусульманинъ, и горбунъ, что лежитъ тутъ между вами мертвый? И почему вы всѣ тутъ собрались?
   -- Зачѣмъ ты это спрашиваешь?-- спросилъ царь.
   -- Я спрашиваю это затѣмъ,-- отвѣчалъ цырюльникъ,-- чтобы царь не счелъ меня наглецомъ или человѣкомъ, который суется въ дѣло, до него не касающееся, и чтобы доказать, что я не склоненъ къ болтовнѣ, въ которой меня обвиняютъ, такъ какъ не даромъ же меня прозвали молчаливымъ, и какъ поэтъ говоритъ:
   
   Да, люди съ прозвищами крайне рѣдки,
   Но если приглядѣться къ нимъ, то ясно,
   Что такъ характеръ ихъ опредѣляетъ.
   
   -- Объясните, -- сказалъ царь, -- цырюльнику исторію горбуна и то, что съ нимъ случилось вчера вечеромъ, и разскажите ему, что намъ говорили христіанинъ, и еврей, и надсмотрщикъ, и портной.
   Цырюльникъ покачалъ головой и проговорилъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, это удивительная вещь! Откройте-ка мнѣ этого горбуна, чтобы я хорошенько посмотрѣлъ на него.
   Горбуна открыли. Цырюльникъ сѣлъ у его головы и, поднявъ ее, положилъ къ себѣ на колѣни. Когда онъ посмотрѣлъ въ лицо горбуну, то сталъ такъ хохотать, что опрокинулся навзничь, вскричавъ:
   -- Есть всегда какая-нибудь причина смерти, а тутъ смерть произошла такъ странно, что объ этомъ случаѣ надо написать для поученія потомства!
   Царь крайне удивился этимъ словамъ и сказалъ:
   -- О, молчаливый, объясни намъ, почему ты говоришь такимъ образомъ?...
   -- О царь!-- отвѣчалъ цирюльникъ,-- милосердіемъ твоимъ клянусь, что горбунъ этотъ еще живъ.
   Онъ вынулъ изъ-за пазухи банку съ какой-то мазью и началъ мазать ею шею горбуна; послѣ чего онъ прикрылъ ее для того, чтобы она пропотѣла; затѣмъ взялъ желѣзные щипцы, засунулъ ихъ ему въ горло и вытащилъ оттуда кусокъ рыбы съ костью, что видѣли всѣ присутствующіе. Горбунъ вскочилъ на ноги, чихнулъ, пришелъ въ себя и, закрывъ лицо руками, вскричалъ:
   -- Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, а Магометъ пророкъ Его! Спаси и сохрани Его, Господи!
   Всѣ присутствующіе были поражены этимъ зрѣлищемъ, а царь хохоталъ до того, что лишился чувствъ. Точно такъ же хохотали и всѣ стоявшіе тутъ.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- вскричалъ царь,-- это удивительное происшествіе! Я никогда не видывалъ ничего подобнаго. О мусульмане!-- прибавилъ онъ;-- о, солдаты мои! Видѣли ли вы когда-нибудь, чтобы человѣкъ умеръ и потомъ воскресъ? Если бы Господь не послалъ ему этого цырюльника, то горбунъ переселился бы сегодня на тотъ свѣтъ; вѣдь къ жизни вызвалъ его цирюльникъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ это удивительная вещь!-- отвѣчали всѣ присутствующіе.
   Царь приказалъ записать этотъ случай; и когда онъ былъ записанъ, онъ помѣстилъ этотъ разсказъ въ царскую библіотеку. Еврею же, христіанину и надсмотрщику онъ даровалъ дорогія одежды; портного назначилъ быть царскимъ портнымъ, на постоянномъ жалованьѣ. Горбуну онъ подарилъ богатую и красивую одежду, назначивъ ему постоянное жалованье и сдѣлавъ его своимъ собутыльникомъ. Цирюльника онъ осыпалъ тѣми же милостями, подарилъ ему богатую почетную одежду и назначилъ постоянное содержаніе и жалованье. Онъ сдѣлалъ его царскимъ цирюльникомъ и своимъ собутыльникомъ. Такимъ образомъ всѣ они жили совсѣмъ счастливо до тѣхъ поръ, пока ихъ не, посѣтила прекратительница счастья и разлучница друзей.
   

ГЛАВА ШЕСТАЯ.
Начинается съ половины тридцать второй ночи и кончается на половинѣ тридцать шестой.

Исторія Нуръ-Эдъ-Дина и Энисъ-Эль-Джелисъ.

   Въ Эль Батрахѣ жилъ царь, очень любившій бѣдныхъ и несчастныхъ и милостиво относившійся къ своимъ подданнымъ Онъ подавалъ милостыню лицамъ, вѣрившимъ въ Магомета (да благословитъ и сохранитъ его Господь!), и былъ такимъ, какимъ одинъ изъ поэтовъ писалъ его:
   
   Свои онъ копья примѣнялъ, какъ перья;
   Сердца, его враговъ бумагой были,
   А кровь ему чернилами служила.
   Съ тѣхъ поръ копью давали наши предки
   Старинное названіе Каттейехъ1).
   
   Царя этого звали Магомедомъ, онъ былъ сыномъ Сулеймана Эсъ-Зейни; и у него было два визиря: одного изъ нихъ звали Эль-Мо'иномъ 2), сынъ Савія, а другого Эль-Фадломъ, сынъ Какана. Эль-Фадлъ, сынъ Накана, былъ великодушнѣйшимъ человѣкомъ своего времени, прямой въ обращеніи, такъ что всѣ его любили, мудрецы обращались къ нему за совѣтомъ, и весь народъ молился о продленіи жизни его, такъ какъ онъ былъ человѣкомъ благопріятнаго вида 3) и предупреждалъ зло и несчастіе. Но визирь Эль-Мо'инъ, сынъ Савія, всѣхъ ненавидѣлъ и не любилъ хорошее; онъ былъ человѣкомъ неблагопріятнаго вида, и настолько, насколько народъ любилъ Фадлъ-Эдъ-Дина, онъ ненавидѣлъ Эль-Мо'ина, сына Савія, согласно предопредѣленію Всевышняго.
   Царь Магомедъ, сынъ Сулеймана-Эсъ-Зейни, сидѣлъ однажды на своемъ тронѣ, окруженный чинами своего двора, и, обратившись къ своему визирю Эль-Фадлу, сыну Какана, сказалъ ему:
   -- Мнѣ нужна рабыня, которая превосходила бы красотою всѣхъ женщинъ настоящаго времени, и, кромѣ того, чтобы она была миловидна, отличалась правильными чертами лица и обладала бы всевозможными хорошими качествами.
   -- Такой рабыни, -- замѣтили его приближенные, -- менѣе чѣмъ за десять ты обы не принести какой-нибудь перемѣны. О Господь, которому я молюсь!-- прибавила она, поднявъ глаза къ небу.-- Какъ Ты вселилъ въ меня любовь къ Юберу, сыну Омера, такъ всели въ него любовь ко мнѣ и перенеси чувство изъ моего сердца въ его сердце!
   Послѣ этого она дала мнѣ сто червонцевъ за труды; я, взявъ ихъ, пошелъ къ султану Эль-Башраха, вернувшемуся уже съ охоты, и, получивъ отъ него пенсію, возвратился въ Багдадъ.
   На слѣдующій годъ я снова отправился за полученіемъ пенсіи въ Эль-Башрахъ, и султанъ уплатилъ ее мнѣ. Собравшись ужъ въ обратный путь, я вспомнилъ о дѣвицѣ Будурѣ и подумалъ, что мнѣ слѣдовало бы сходить къ ней и узнать, что было между нею и ея возлюбленнымъ. Подойдя къ дому, я увидалъ, что передъ нимъ все чисто выметено и прибрано, всюду стоитъ прислуга. Я подумалъ, что дѣвушка, вѣроятно, умерла отъ безнадежной любви, и кто-нибудь изъ эмировъ поселился у нея въ домѣ. Вслѣдствіе этого я, не входя въ домъ, отправился къ Юберу, сыну Омера-Эшъ-Шейбани, и нашелъ скамьи передъ его домомъ разрушенными, и у дверей не встрѣтилъ никого изъ прислуги. Вѣроятно, онъ умеръ, подумалъ я, и, остановившись у дверей дома, я заплакалъ и въ слѣдующихъ стихахъ высказалъ свое горе:
   
   О, господинъ и повелитель мой,
   Который прочь уѣхалъ отъ меня,
   Вернись ко мнѣ обратно, чтобы снова
   Возобновились праздники мои!
   Стою я въ горѣ предъ твоимъ жилищемъ,
   Оплакивая горькими слезами
   Твою мнѣ недоступную теперь обитель,
   Мучительной мои глаза больные
   Теперь страдаютъ судорожной дрожью.
   У дома, гдѣ пріютъ останковъ скорбныхъ,
   Съ глубокой грустью спрашиваю я:
   "Гдѣ милостей и всѣхъ благодѣяній
   Могу я раздавателя найти?" --
   "Иди твоей дорогой, -- отвѣчалъ онъ,--
   Вѣдь всѣ друзья покинули его,
   И здѣсь внизу лишь похороненъ прахъ!"
   Да не лишитъ насъ созерцанья Богъ
   Всѣхъ ихъ заслугъ въ полномъ протяженьи,
   И да не будетъ скрыта никогда
   Та добродѣтель, что ихъ украшаетъ!
   
   Въ то время, какъ я обращался къ дому въ этихъ стихахъ, о, царь правовѣрныхъ, ко мнѣ вышелъ черный рабъ и сказалъ:
   -- Замолчи, шейкъ! Зачѣмъ ты обращаешься къ этому дому съ такими стихами?
   -- Это было жилище моего закадычнаго друга.
   -- Кого?-- спросилъ онъ.
   -- Юбера, сына Омера-Эшъ-Шейбани.
   -- Да что же съ нимъ могло случиться?-- продолжалъ онъ.-- Слава Богу, онъ еще пользуется своимъ состояніемъ и богатствомъ, но только Господь наказалъ его любовью къ дѣвицѣ Будурѣ, и онъ такъ страдаетъ отъ этой любви, что походитъ на опрокинутый большой утесъ. Когда ему хочется ѣсть, то онъ не спрашиваетъ у прислуги ѣсть, а когда его томитъ жажда, то онъ не проситъ пить.
   -- Спроси у него для меня позволеніе войти къ нему.
   -- Что же, господинъ мой,-- отвѣчалъ рабъ,-- спрашивать позволеніе у человѣка, который ничего не понимаетъ?
   -- Все равно,-- сказалъ я,-- мнѣ надо повидаться съ нимъ.


   Рабъ вошелъ въ домъ и затѣмъ вернулся за мною. Я вошелъ къ нему и увидалъ его, какъ опрокинутый утесъ, не понимающаго ни словъ ни знаковъ. На мои слова онъ ничего не отвѣчалъ, но кто-то изъ прислуги его сказалъ мнѣ:
   -- О, господинъ мой, если ты знаешь какіе-нибудь стихи, то прочти ему, только громкимъ голосомъ, и тогда онъ приподнимется.;
   
   Вслѣдствіе этого я прочелъ слѣдующіе стихи:
   Почувствовалъ ли ты теперь любовь къ Будурѣ,
   Или попрежнему ты непреклоненъ?
   Проводишь ли безсонныя ты ночи,
   Или твои глаза прекрасно спятъ?
   И если постоянно по щекамъ
   Твоимъ текутъ потоки слезъ горючихъ,
   То знай, что время вѣчности твоей
   Ты будешь проводить подъ сѣнью рая.
   Услыхавъ эти стихи, онъ открылъ глаза.
   
   -- Здравствуй о, Ибнъ-Мансуръ,-- сказалъ онъ.-- Я очень страдаю.
   -- О, господинъ мой,-- сказалъ я ему,-- не могу ли я сдѣлать чего-нибудь для твоего облегченія?
   -- Можешь,-- отвѣчалъ онъ: -- я желалъ бы написать ей письмо и послать его черезъ тебя. Если ты принесешь мнѣ отъ нея отвѣтъ, то получишь отъ меня тысячу червонцевъ, а если отвѣта не принесешь, то за труды свои получишь двѣсти червонцевъ.
   -- Поступай, какъ знаешь,-- отвѣчалъ я.
   Онъ позвалъ рабыню и приказалъ ей принести чернильницу и бумаги. Она принесла и то и другое, и онъ написалъ слѣдующіе стихи:
   
   Тебя Аллахомъ заклинаю я,
   О, госпожа моя, я умоляю
   Съ любезностью со мною обходиться.
   Того прошу я, такъ какъ пламя страсти
   Къ тебѣ теперь ума меня лишило.
   Порабощенъ я страстію моею,
   И одѣянье худобы покрыло
   Мое томимое желаньемъ тѣло
   И сдѣлало презрѣннымъ человѣкомъ
   Меня. Но передъ этимъ относился
   Я легкомысленно къ любовной страсти,
   И погляди на это, госпожа
   Моя, какъ на предметъ, который легокъ.
   Когда же это показали мнѣ
   Тѣ волны моря синяго ея,
   То подчинился Божьему суду я
   И человѣка огорченнаго простилъ,
   О пожелай быть милосердой снова
   И подари меня свиданья счастьемъ!
   И если ты убить меня желаешь,
   То незабудь мнѣ милость оказать.
   
   Онъ запечаталъ письмо и подалъ мнѣ, а я взявъ его, понесъ къ Будурѣ. Я началъ попрежнему потихоньку поднимать занавѣсъ и увидалъ десять красивыхъ полногрудыхъ рабынь, сидѣвшихъ вокругъ дѣвицы Будуры, походившей на луну среди звѣздъ или на солнце, не затемненное тучами. Будура, повидимому, была совершенно весела и довольна. Въ то время, какъ я смотрѣлъ на нее и любовался на ея красоту, она обернулась въ мою сторону и увидала меня въ дверяхъ.
   -- Дружески привѣтствую тебя, о, Ибнъ-Мансуръ!-- сказала она мнѣ.-- Входи!
   Я вошелъ и, поклонившись ей, подалъ письмо. Когда она прочла его и поняла содержаніе, она засмѣялась и сказала:
   -- О, Ибнъ-Мансуръ, поэтъ не солгалъ, сказавъ:
   
   Съ рѣшимостью я буду выносить
   Свою любовь къ тебѣ, пока посолъ,
   Тобою посланный, не посѣтитъ
   Съ твоимъ письмомъ жилища моего.
   
   -- Я напишу отвѣтъ, о, Ибнъ-Мансуръ,-- прибавила она,-- для того, чтобы онъ далъ тебѣ обѣщанное.
   -- Да вознаградитъ тебя Господь!-- отвѣчалъ я.
   Она позвала рабыню и приказала принести чернильницу и бумагу. И когда ей подали и то и другое, она написала рѣзкіе стихи.
   -- Клянусь Аллахомъ, о, госпожа моя,-- сказалъ я,-- если онъ прочтетъ эти стихи, то, конечно, тотчасъ же умретъ.
   Я разорвалъ письмо и прибавилъ:
   -- Напиши ему что-нибудь другое.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчала она, но написала другіе, еще болѣе рѣзкіе стихи.
   -- О, госпожа моя,-- сказалъ я ей,-- клянусь Аллахомъ, что, прочитавъ эти стихи, онъ живымъ не останется.
   -- О, Ибнъ-Мансуръ, мое негодованіе дошло до того, что иначе я съ нимъ говорить не могу.
   -- Если бы ты насказала ему гораздо болѣе того, то оно было бы понятно,-- возразилъ я: -- но великодушіе заключается въ прощеніи.
   Услыхавъ это, она заплакала и написала ему другую записку... Клянусь Аллахомъ, о, царь правовѣрныхъ, что среди твоихъ придворныхъ нѣтъ никого, кто сумѣлъ бы написать такъ. Она написала стихами:
   
   Доколѣ будетъ продолжаться эта
   Болѣзнь твоя и это отвращенье?
   Доставилъ удовлетворенье злобѣ
   Ты той, которую ко мнѣ питаютъ
   Завистники и недруги мои.
   Быть-можетъ, что я неправа была,
   Но этого сама не замѣчала:
   Поэтому пришли мнѣ извѣщенье
   Про то, что говорилъ ты про меня.
   Возлюбленный моей души, горю я
   Желаніемъ привѣтствовать тебя,
   Какъ я привѣтствую моихъ очей
   Отрадный и животворящій сонъ!
   И съ той поры, какъ пилъ ты чистый кубокъ
   Любви отрадной, если ты увидишь
   Меня моею страстью упоенной,
   То ты меня не порицай за это!
   
   Написавъ это письмо и запечатавъ его, она подала мнѣ.
   -- Поистинѣ, госпожа моя,-- сказалъ я ей,-- это письмо можетъ излѣчить больного и напоить жаждущаго.
   Я взялъ письмо и пошелъ, но она вернула меня и прибавила:
   -- Скажи ему, о, Ибнъ-Мансуръ: "Сегодня вечеромъ она придетъ къ тебѣ".
   Я очень этому обрадовался и пошелъ съ письмомъ къ Юберу, сыну Омера, котораго засталъ въ тревожномъ ожиданіи. Взявъ письмо, онъ развернулъ его и прочелъ. Понявъ его содержаніе, онъ громко крикнулъ и упалъ въ обморокъ.
   -- О, Ибнъ-Мансуръ,-- сказалъ онъ, придя въ себя,-- своей ли рукой она. написала это письмо и касалась ли до него своими пальчиками?
   -- Развѣ, господинъ мой, люди пишутъ ногами?-- возразилъ я.
   И клянусь Аллахомъ, о, царь правовѣрныхъ, не успѣлъ я проговорить этихъ словъ, какъ шаги ея послышались въ сѣняхъ, и она вошла въ комнату. Увидавъ ее, онъ всталъ на ноги, точно никогда и боленъ не былъ, и крѣпко поцѣловалъ ее. Послѣ этого онъ сѣлъ, но она продолжала стоять.
   -- О, госпожа моя,-- сказалъ я ей,-- почему ты не садишься?
   -- Я сяду, Ибнъ-Мансуръ,-- отвѣчала она,-- только на условіи, заключенномъ между нами.
   -- А что это за условіе?-- спросилъ я.
   -- Развѣ можно знать тайны влюбленныхъ?-- отвѣчала она и, приложивъ губы къ его уху, прошептала ему что-то.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ и, вставъ, шепнулъ что-то одному изъ своихъ рабовъ, послѣ чего рабъ удалился и вскорѣ вернулся въ сопровожденіи кади и двухъ свидѣтелей.
   Юберъ всталъ, принесъ кошелекъ съ сотней тысячъ червонцевъ и обратился къ кадію съ просьбой составить свадебный контрактъ съ присутствующей тутъ дѣвицей, приданое которой онъ представляетъ.
   -- Скажи, что ты согласна,-- обратился къ ней кади.
   Она сказала, и бракъ былъ заключенъ, послѣ чего молодая развязала кошелекъ и, доставъ изъ него горсть золота, дала кадію и свидѣтелямъ. Остальное она отдала Юберу. Послѣ чего кадій и свидѣтели ушли.
   Я сидѣлъ съ ними весь вечеръ и затѣмъ подумалъ:
   "Эти люди влюблены другъ въ друга и долгое время были въ разлукѣ, поэтому мнѣ надо уйти сейчасъ, лечь спать въ какой-нибудь отдѣльной комнаткѣ и оставить ихъ глазъ на глазъ".
   Я всталъ, но молодая ухватила меня за полу платья и сказала:
   -- Что это ты выдумалъ?
   Я сказалъ ей, что я разсудилъ.
   -- Полно, садись,-- продолжала она: -- когда мы пожелаемъ, чтобы ты ушелъ, мы скажемъ тебѣ.
   Я просидѣлъ съ ними до самаго разсвѣта, когда она сказала мнѣ:
   -- Иди, Ибнъ-Мансуръ, теперь къ себѣ въ комнату, которую мы тебѣ приготовили.
   Я ушелъ и спалъ тамъ до утра. Утромъ же ко мнѣ пришелъ мальчикъ съ тазомъ и рукомойникомъ и подалъ мнѣ мыться. Послѣ омовенія я помолился и сѣлъ.
   Вскорѣ явились изъ бани, бывшей тутъ же въ домѣ, Юберъ и жена его и стали расчесывать волосы. Я поздоровался съ ними, поздравилъ ихъ съ бракомъ и сказалъ Юберу:
   -- Хорошо то, что кончается хорошо.
   -- Ты говоришь правду,-- отвѣчалъ онъ,-- и стоишь хорошей награды.
   Онъ позвалъ своего казначея и приказалъ принести кошелекъ съ тремя тысячами червонцевъ. Когда деньги были принесены, Юберъ обратился ко мнѣ съ такими словами:
   -- Сдѣлай намъ честь и прими это.
   -- Я не приму,-- отвѣчалъ я,-- до тѣхъ поръ, пока ты не сообщишь мнѣ, какимъ образомъ ея любовь перешла къ тебѣ, послѣ такого положительнаго отвращенія.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ.-- Ты, конечно, знаешь, что мы празднуемъ Новый годъ, когда народъ катается по рѣкѣ въ лодкахъ. Я тоже отправился съ товарищами и увидалъ лодку, въ которой сидѣло десять луно-подобныхъ рабынь, и посреди нихъ сидѣла Будура, съ лютней въ рукахъ. Она сыграла одиннадцать напѣвовъ и, вернувшись къ первому, пропѣла слѣдующіе стихи:
   
   Огонь не такъ горячъ, какъ горячо
        Въ моей груди пылающее пламя,
   И твердость скалъ гранитныхъ все же мягче,
   Чѣмъ сердце господина моего.
   Поистинѣ полна я удивленья
   Передъ природой странною его:
        Вѣдь сердце у него въ груди скала,
        А тѣло его мягко, какъ вода.
   
   А я сказалъ ей: -- повтори-ка эти стихи. Но она повторить не захотѣла, и потому я приказалъ гребцамъ бросать въ нее апельсинными корками. Они стали бросать такъ сильно и такъ много, что чуть не опрокинули лодки. Она отъ насъ ушла, и это было причиною перехода любви изъ ея сердца въ мое.
   -- Вслѣдствіе этого я,-- продолжалъ Ибнъ-Мансуръ,-- поздравилъ ихъ съ бракомъ, взялъ кошелекъ и отправился въ Багдадъ.
   Разсказъ этотъ развлекъ калифа, и тоска перестала томить его.
   

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ.
Начинается съ половины четыреста пятьдесятъ пятой ночи и кончается въ половинѣ пятьсотъ тридцать седьмой,

Исторія Унеэль-Вуджуда и Эльварды-Фильакмамы.

   Въ былыя времена жилъ-былъ могущественный царь, у котораго былъ визирь Ибрагимъ. У этого визиря была дочь, замѣчательная не только по красотѣ и миловидности, по и по изяществу, по уму и способностямъ на все. Но только она любила пиры, вино, красивыя лица, хорошіе стихи и чудесныя исторіи. Привлекательность ея сводила мужчинъ съ ума. Ее звали Эльвардой-Фильакмамъ, что означаетъ розу, и названа она была такъ за ея необыкновенную красоту и изящество. Царь очень любилъ пировать съ нею вслѣдствіе ея хорошаго обращенія.
   Этотъ царь имѣлъ обыкновеніе собирать ежегодно начальниковъ подвластныхъ ему округовъ и играть въ мячъ. Въ эти дни дочь визиря садилась у окна и смотрѣла на играющихъ. Во время такой игры она увидала однажды между солдатами молодого человѣка, красивѣе и миловиднѣе котораго ничего нельзя было себѣ представить. Онъ былъ высокъ, статенъ, широкоплечъ и съ замѣчательно красивыми зубами. Она нѣсколько разъ посмотрѣла на него, но этого ей было мало, и она сказала своей нянѣ:
   -- Какъ зовутъ этого молодого человѣка, очень красиваго, что стоитъ тамъ между солдатами?
   -- Дочь моя,-- отвѣчала ей няня,-- всѣ они очень красивы. Который же изъ нихъ?
   -- Подожди,-- продолжала дѣвушка,-- я укажу его тебѣ. Она взяла яблоко и бросила имъ въ него. Онъ поднялъ голову и увидалъ въ окнѣ дочь визиря, напоминавшую полную луну на темномъ небѣ. Онъ не спускалъ съ нея глазъ до тѣхъ поръ, пока любовь не завладѣла его сердцемъ, и онъ прочелъ слѣдующіе стихи:
   
   Стрѣлокъ ли застрѣлилъ меня изъ лука,
   Или твои то сдѣлали глаза?
   Разстроила влюбленнаго въ тебя
   Больное сердце ты, когда глядитъ
   Онъ, глазъ не опуская, на тебя.
   Была ли пущена въ меня стрѣла
   Зазубренная изъ средины войска,
   Иль пущена изъ одного окна?


   Когда, игра кончилась, дѣвица сказала своей нянѣ:
   -- Какъ зовутъ этого молодого человѣка, что я показала тебѣ?
   -- Его зовутъ Унеэль-Вуджудомъ 1),-- отвѣчала няня.
   Дочь визиря покачала головою и растянулась на матрацѣ Воображеніе ея разгорѣлось, и, вздыхая, она продекламировала слѣдующіе стихи:
   
   Не чувствовалъ лишенья никакого
   Тотъ человѣкъ, который носитъ имя
   Въ своемъ народѣ Наслажденье Міра.
   О ты, что всѣмъ своимъ даруешь людямъ
   И щедрости дары и наслажденье!
   О ты, чей стройный станъ имѣетъ сходство
   Съ луною полною и чье лицо
   Сіяніемъ своимъ осіяваетъ
   Всѣхъ сотворенныхъ на землѣ людей.
   Никто тебѣ не равенъ между всѣми
   Людьми земными, всѣхъ ты затмеваешь,
   О, самодержецъ красоты волшебной,
   И я могу все это доказать
   При помощи свидѣтелей моихъ.
   Твои со стройнымъ Нуномъ брови сходство
   Имѣютъ и твои глаза какъ садъ,
   Являются твореніемъ прекраснымъ
   Владыки благосклоннаго земли.
   И очертанья тѣла твоего
   Со свѣжею и стройной вѣтвью сходны.
   И если кто-нибудь себѣ попроситъ
   Чего-нибудь отъ милости твоей,
   То ты его желанье исполняешь,
   Даруя то ему рукою щедрой.
   Ты превосходишь всадниковъ вселенной
   Своимъ стремленьемъ, и даримымъ людямъ
   Тобою наслажденьемъ и отрадой,
   И красотой твоею несравненной,
   И щедростью, не знающей предѣла.
   
   Она написала эти стихи на бумажкѣ, которую завернула въ шелковый лоскутокъ, вышитый золотомъ, и положила подъ подушку. Одна изъ ея нянекъ видѣла, что она положила бумажку подъ подушку и, подойдя къ ней, стала разсказывать ей что-то, отъ чего дѣвушка уснула, а няня взяла бумажку и прочла ее. Изъ прочитаннаго она увидала, что госпожа ея пылаетъ сильной страстью къ Унеэль-Вуджуду, и затѣмъ она опять положила бумажку на мѣсто. Когда дѣвица проснулась, няня сказала ей:
   -- О, госпожа моя, я могу быть тебѣ совѣтницей, такъ какъ я жалѣю тебя. Знай, что любовь -- вещь тяжелая; скрывая ее, можно растопить чугунъ и причинить всякую болѣзнь. Человѣка, который открываетъ свою любовь, упрекнуть нельзя.
   -- О, няня,-- отвѣчала ей Эльвардъ-Фильакмамъ,-- есть ли средства противъ желаній?
   -- Средство заключается въ свиданіи.
   -- А какъ можно устроить свиданіе?-- спросила она.
   -- О, госпожа моя, -- отвѣчала няня, -- свиданье можно устроить письмами или переговорами или знаками и поклонами; только такимъ способомъ можно соединить влюбленныхъ и трудное можно сдѣлать легкимъ. Если тебѣ надо что-нибудь сдѣлать, то я умѣю хранить тайны, исполнять порученія и передавать письма.
   Эльвардъ-Фильакмамъ, услыхавъ ея слова, обезумѣла отъ, радости, но ничего не отвѣтила, желая обдумать хорошенько свое положеніе; она разсуждала такъ:
   ~ Я никому не говорила о своемъ чувствѣ, и не довѣрюсь ей до тѣхъ поръ, пока не испытаю ее.
   -- О, госпожа моя!-- сказала ей няня.-- Я видѣла сегодня во снѣ, что ко мнѣ пришелъ какой-то мужчина и сказалъ мнѣ: твоя госпожа, и Унеэль-Вуджудъ любятъ другъ друга, а потому помоги имъ, передай письма и исполни ихъ желанія и сохрани ихъ тайны; за это ты будешь счастлива. Ну, теперь я разсказала тебѣ, какой я видѣла сонъ, и ты сама можешь рѣшить, что дѣлать..
   -- Такъ ты готова хранить тайну?-- сказала Эльвардъ-Фильакмамъ своей нянѣ, выслушавъ отъ нея разсказъ о снѣ, который она будто бы видѣла.
   -- Какъ же мнѣ не хранить тайны, если она мнѣ довѣрена?-- отвѣчала няня.
   Послѣ этого дѣвушка вынула изъ-подъ подушки бумажку, на которой были написаны стихи, и сказала:
   -- Пойди съ этой запиской къ Унеэль-Вуджуду и прийеси мнѣ отвѣтъ.
   Она пошла къ нему, поцѣловала у него руку, насказала ему много всякихъ льстивыхъ похвалъ и отдала бумажку. Прочитавъ посланіе и понявъ его содержаніе, онъ написалъ на обратной сторонѣ бумаги слѣдующіе стихи:
   
   Питаю я надежду въ моемъ сердцѣ
   На страсть мою и на ея успѣхъ,
   Ее ревниво я отъ всѣхъ скрываю,
   Но состоянье духа моего
   Показываетъ всѣмъ и объясняетъ
   Любви моей сердечной глубину.
   Когда моихъ очей струятся слезы,
   То говорю я: да, мои глаза
   Ужъ слишкомъ поддаются впечатлѣньямъ!
   Пусть судія посмотритъ и пойметъ
   Всю трудность положенья моего.
   Я прежде былъ свободенъ отъ заботы
   И про любовь совсѣмъ еще не зналъ,
   Но сталъ теперь влюбленнымъ страстно я
   И сердце я свое поработилъ.
   Я подвергаю бѣдствіе мое
   На усмотрѣніе твое вполнѣ
   И жалуюсь на страсть и на безумье
   Въ надеждѣ, что ты будешь милосерда
   И мнѣ прощенье выкажешь свое.
   Писалъ я это глазъ моихъ слезами,
   Что, можетъ-быть, тебѣ и объяснитъ
   Любовь, которую въ меня влила ты.
   Да сохранитъ благой Господь лицо.
   Что покрываетъ красота фатою.
   И полная луна ея рабыня,
   И звѣзды ей прислужницами служатъ,
   По красотѣ не видѣлъ я ей равной,
   И по ея движеньямъ легкимъ вѣтви
   Своимъ движеньямъ научиться могутъ.
   Тебя я попрошу, не налагая
   Смущенья на тебя моею просьбой,
   Чтобъ заплатила мнѣ ты посѣщеньемъ:
   Вѣдь я цѣню цѣной высокой это.
   Дарю тебѣ я сердце все мое,
   Быть-можетъ, согласишься ты принять
   Подарокъ этотъ, такъ какъ для меня
   Союзъ съ тобою былъ бы счастьемъ рая,
   А отвращеніе -- мученьемъ ада.
   
   Онъ сложилъ письмо, поцѣловалъ его и подалъ нянѣ, сказавъ:
   -- О, няня, моли милости у твоей госпожи!
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчала она.
   Она взяла письмо и, вернувшись къ своей госпожѣ, отдала его ей. Дѣвушка поцѣловала письмо, приложила его къ головѣ своей, затѣмъ развернула, прочла и, понявъ его содержаніе, написала подъ нимъ слѣдующіе стихи:
   
   О ты, чья влюблена душа въ мою
   Невидѣнную красоту, имѣй
   Терпѣніе въ твоей любви ко мнѣ,
   И, можетъ-быть, меня получишь ты.
   И если бы я знала, что та страсть,
   Что сердце у меня томитъ тоскою,
   Томитъ тоскою такъ же и тебя,
   То даровала бы тебѣ союзъ,
   Тобой желаемый, и даже больше;
   Но помѣшали царедворцы мнѣ.
   Когда ночами сумракъ наступаетъ,
   То отъ избытка страсти и любви
   Огонь пылаетъ у меня въ груди.
   И сонъ давно мое покинулъ ложе,
   И тѣло у меня бываетъ часто
   Угнетено моей горячей страстью.
   Въ любви является закономъ властнымъ
   Храненье тайны, и завѣсу ту,
   Которая опущена надъ нами,
   Не подымай рукою дерзновенной!
   И грудь моя полна любви газели!..
   О, если бы онъ не былъ никогда
   Такъ далеко отъ моего жилища!
   
   Написавъ эти стихи, она завернула бумажку и передала нянѣ, которая взяла ее и понесла, но на дорогѣ встрѣтила домоправителя, спросившаго у нея, куда она идетъ.
   -- Въ баню,-- отвѣчала она, при чемъ такъ испугалась, что записка выпала у нея изъ рукъ, и одинъ изъ евнуховъ, увидавъ ее, поднялъ.
   Въ то время, какъ визирь сидѣлъ на своемъ ложѣ, къ нему подошелъ этотъ же самый евнухъ съ запиской въ рукахъ:
   -- Господинъ мой,-- сказалъ онъ ему,-- я нашелъ эту записку на полу въ домѣ и взялъ ее.
   Визирь развернулъ бумажку и увидалъ написанные стихи. Онъ прочелъ ихъ и тотчасъ же понялъ смыслъ; вглядѣвшись внимательно, онъ узналъ почеркъ дочери и тотчасъ же пошелъ къ женѣ, проливая такія обильныя слезы, что борода его вся смокла.
   -- О чемъ это ты плачешь такъ, о, господинъ мой?-- спросила его жена.
   -- Возьми эту бумажку,-- отвѣчалъ онъ,-- и посмотри, что въ ней написано.
   Она взяла бумажку, прочла ее и увидала, что это письмо написано ея дочерью Эльвардъ-Фильакмамъ къ Унеэль-Вуджуду, отчего ей тоже хотѣлось плакать, но она одумалась, проглотила слезы и сказала визирю:
   -- О, господинъ мой, плакать теперь безполезно. Намъ надо обдумать, какъ бы спасти честь и сохранить тайну нашей дочери.
   Она стала утѣшать и уговаривать его.
   -- Право,-- сказалъ онъ,-- я боюсь за нашу влюбившуюся дочь. Вѣдь ты знаешь, султанъ сильно привязанъ къ Унеэль-Вуджуду. Болѣе всего я боюсь за себя: вѣдь она все же дочь моя, а во-вторыхъ, боюсь и за султана, такъ какъ Унеэль-Вуджудъ его любимецъ, и изъ этого-можетъ возродиться крупная непріятность. Что, по твоему мнѣнію, надо намъ теперь дѣлать?
   -- Потерпи немного, пока я не помолюсь,-- отвѣчала жена.
   Она начала молиться и просить Аллаха указать ей, какъ поступить въ настоящемъ случаѣ. Прочитавъ молитвы, она сказала своему мужу:
   -- Посреди моря стоитъ гора, по имени "Горюющая Мать", къ этой горѣ никто не можетъ подъѣхать безъ особенныхъ затрудненій. Построй тамъ для нея дворецъ.
   Визирь согласился на предложеніе жены выстроить неприступный дворецъ и помѣстить въ него дочь, снабдивъ продовольствіемъ на цѣлый годъ, и помѣстить съ нею тамъ всю ея прислугу. Онъ созвалъ плотниковъ, каменщиковъ и архитекторовъ и послалъ ихъ на гору, гдѣ они и выстроили неприступный замокъ. Затѣмъ онъ приготовилъ продовольствіе для путешествія и караванъ. Войдя къ дочери ночью, онъ приказалъ ей собраться въ путь. Сердце ея замерло, предчувствуя разлуку, и когда она вышла и увидала приготовленія къ путешествію, она горько заплакала и написала нѣсколько словъ на воротахъ, чтобы сообщить Унеэль-Вуджуду о чувствахъ, которыми она терзалась и которыя могли заставить трепетать кого угодно, размягчить утесъ и вызвать у него слезы. Вотъ что она написала:
   
   Аллахомъ заклинаю я тебя,
   О домъ, моимъ жилищемъ бывшій, если
   Пройдетъ возлюбленный мой утромъ мимо
   Тебя, мнѣ посылая свой привѣтъ
   Сигналами обычными влюбленныхъ,
   То передай ему благоуханный
   И чистый мой привѣтъ: вѣдь онъ не знаетъ,
   Гдѣ провожу я вечера свои.
   И я не знаю, какъ онъ могъ бы съ нами
   Отправиться въ далекій вмѣстѣ путь,
   Впередъ шагая быстрыми шагами,
   Легко снабженный всѣмъ необходимымъ.
   И по ночамъ, когда всѣ птицы рощи
   Сидятъ на вѣткахъ, плачетъ обо мнѣ
   Онъ горькими страданія слезами
   И возвѣщаетъ, мнѣ мою судьбу!
   И, состоянья духа своего
   Онъ голосомъ печальнымъ говоритъ:
   "Увы, насильственной разлукѣ двухъ
   Разъединенныхъ любящихъ сердецъ!
   И, если бъ я узрѣлъ разлуки кубки
   Съ виномъ, и рокъ меня заставилъ ихъ
   Не разведенными водою пить,
   То я развелъ бы ихъ благоразумнымъ
   Терпѣніемъ, чтобъ извинить себя!
   Но и терпѣніе не можетъ дать
   Мнѣ утѣшенія въ твоей утратѣ!"
   
   Окончивъ эти стихи, она сѣла на мула, и караванъ двинулся въ пустыни и долины, пока не дошелъ до морского берега, гдѣ путешественники раскинули палатки и выстроили большое судно, на которомъ свезли ее и ея прислугу. Визирь приказалъ имъ, пріѣхавъ на гору и помѣстивъ дочь его и ея прислугу въ замкѣ, вернуться обратно на суднѣ и, выйдя на берегъ, уничтожить судно. Они сдѣлали все, какъ имъ было приказано, и вернулись, проливая слезы о всемъ, что случилось.
   Что же касается Унеэль-Вуджуда, то, проснувшись и прочитавъ утреннія молитвы, онъ сѣлъ на коня съ тѣмъ, чтобы отправиться къ султану. Проѣзжая по своему обыкновенію мимо дверей дома визиря въ надеждѣ увидать кого-нибудь изъ его прислуги, онъ взглянулъ на дверь и тотчасъ же замѣтилъ написанное въ нихъ стихотвореніе. Прочитавъ стихи, онъ не взвидѣлъ свѣта, голова у него закружилась, и онъ вернулся домой. Онъ никакъ не могъ успокоиться, не могъ усидѣть на мѣстѣ и едва дождался наступленія ночи. А ночью онъ вышелъ изъ дома и пошелъ, куда глаза глядятъ. Онъ шелъ, не останавливаясь, цѣлую ночь и все утро до полуденнаго зноя, когда солнце раскалило горы и жажда стала томить его. Тутъ онъ увидалъ деревцо и струившійся ручеекъ. Онъ подошелъ къ дереву и сѣлъ подъ его тѣнью на берегу ручья. Несмотря на жажду, онъ не могъ пить, такъ какъ вода показалась ему невкусной. Онъ совсѣмъ осунулся, поблѣднѣлъ, и ноги у него распухли отъ ходьбы и утомленія. Онъ горько плакалъ и, проливая слезы, продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Влюбленный упоенъ своею страстью,
   Когда же возрастаетъ страсть его,
   То возвращается къ нему здоровье.
   Подавленный, горячій, одичалый
   Отъ сердца своего могучей страсти,
   Онъ не находитъ никакого дома
   И кушанья по вкусу своему.
   Какъ можетъ жизнь пріятною казаться,
   Влюбленному, который разлученъ
   Съ предметомъ cтрасти и любви своей:
   И если бы иначе это было,...
   То было бъ то достойно удивленья.
   Худѣю я, когда неугасимой
   Горю къ ней страстью всей души моей,
   И по щекамъ моимъ глубоко блѣднымъ
   Текутъ горючихъ слезъ потоки бурно.
   О, суждено ли мнѣ ее увидѣть
   Или другого даже человѣка,
   Который изъ ея пришелъ бы дома,
   Чтобъ сердце огорченное мое
   Своимъ ко мнѣ приходомъ исцѣлить.
   
   И, досказавъ эти стихи, онъ такъ горько заплакалъ, что промочилъ всю почву около себя. Послѣ этого онъ всталъ и снова пустился въ путь по пустынямъ и долинамъ, гдѣ къ нему навстрѣчу вышелъ левъ съ гривой, покрывавшей всю его шею, съ громадной, какъ куполъ, головой, съ пастью, какъ раскрытая дверь, и съ зубами въ родѣ слоновыхъ клыковъ. Увидавъ его, Унеэль-Вуджудъ простился съ жизнью и, повернувшись лицомъ къ востоку, прочиталъ два символа вѣры и приготовился къ смерти. Въ какихъ-то книгахъ онъ читалъ, что льва можно умилостивить ласковыми словами и лестью, и потому онъ заговорилъ съ нимъ такъ:
   -- О, левъ лѣсовъ и долинъ! Храбрый левъ! Отецъ великодушія! Султанъ хищныхъ звѣрей! Я несчастный влюбленный, лишившійся разсудка, погибающій отъ страсти и отъ потери своей возлюбленной: выслушай меня и пожалѣй страстно влюбленнаго человѣка!
   Левъ, выслушавъ его слова, отступилъ назадъ и сѣлъ на заднія лапы; затѣмъ, повернувшись къ нему лицомъ, онъ ласково махнулъ хвостомъ и подвинулся къ нему. Унеэль-Вуджудъ при видѣ этого прочелъ такіе стихи:
   
   О, левъ пустыни, почему ты раньше,
   Чѣмъ встрѣтился съ красавицей я той,
   Которая меня поработила,
   Не умертвилъ меня ударомъ лапы?
   Я не игрушка и не слабъ мой умъ.
   Возлюбленной моей души утрата
   Мое совсѣмъ опустошила тѣло,
   Ея же отправленье въ край далекій
   Меня съ такою сокрушило силой,
   Что сдѣлался похожимъ я на призракъ,
   Одѣтый въ бѣлый саванъ гробовой!
   О ты, Абулъ Гаритъ 2), о, левъ боренья,
   Не позволяй хулителямъ моимъ,
   Мои страданья видя, ликовать!
   Пылаю и горю я отъ любви,
   Тону въ потокахъ слезъ моихъ горючихъ,
   И вся тоска и горе отъ разлуки
   Съ возлюбленной красавицей моей
   Мои смущаютъ и терзаютъ мысли.
   И думы про нее во мракѣ ночи
   Заставили меня совсѣмъ забыть
   И потерять сознаніе того,
   Что я еще живое существо!
   
   Не успѣлъ онъ еще кончить стиховъ, какъ левъ всталъ и подошелъ къ нему съ глазами, полными слезъ. Подойдя, онъ сталъ лизать у Унеэль-Вуджуду руки и затѣмъ пошелъ впередъ, дѣлая ему знакъ, чтобы онъ слѣдовалъ за нимъ, и какъ бы говоря: или за мной. Унеэль-Вуджудъ пошелъ, а левъ шелъ впереди и привелъ его на вершину горы. Когда онъ спустился съ этой горы, Унеэль-Вуджудъ увидалъ проѣзжую дорогу черезъ пустыню и сообразилъ, что по этой дорогѣ ѣхали люди, провожавшіе Эльвардъ-Фильакмамъ. Онъ пошелъ по ней, и левъ, увидавъ это и убѣдившись, что онъ догадался, гдѣ везли его возлюбленную, вернулся и ушелъ отъ него.
   Унеэль-Вуджудъ шелъ по этой дорогѣ и дни и ночи, пока не подошелъ къ бушующему морю, покрытому волнами. Дорога доходила до самаго берега и тамъ кончалась. Онъ понялъ, что тутъ путники сѣли на корабль и продолжали путь свой водой, вслѣдствіе этого надежда его найти свою возлюбленную разлетѣлась, и онъ залился, слезами и продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Далеко отъ меня лежитъ то мѣсто,
   Которое отыскиваю я.
   Мое терпѣнье измѣнило мнѣ!
   Могу ли я приблизиться теперь
   Чрезъ бездну озера большого къ ней?
   И какъ могу я терпѣливымъ быть,
   Когда всѣ внутренности у меня
   Любовью жаркой къ ней поглощены,
   И промѣнялъ я прежній крѣпкій сонъ
   На рядъ ночей безсонныхъ и тяжелыхъ?
   Со дня, когда уѣхала она,
   Чтобъ поселиться въ городѣ далекомъ,
   То сердце мое пламенемъ могучимъ
   Все вспыхнуло отъ тяжкихъ мукъ разлуки.
   Равны Лисарту, Онсу и Евфрату
   Изъ глазъ моихъ струящіяся слезы;
   Онѣ такую рѣку образуютъ,
   Которая богаче слезъ водою
   Всемірнаго потока и дождя.
   Глаза мои отъ непрерывныхъ слезъ
   Покрылись всюду ранами кругомъ,
   И сердце переноситъ у меня
   Терзанія огня и яркихъ молній.
   
   Продекламировавъ еще нѣсколько стиховъ, онъ упалъ въ обморокъ и долгое время пролежалъ безъ чувствъ. Затѣмъ, придя въ себя, онъ посмотрѣлъ направо и. налѣво и, кромѣ пустыни, ничего не увидалъ и испугался, чтобы, его не съѣли хищные звѣри.
   Онъ поднялся на высокую гору и, стоя на ней, услыхалъ человѣческій голосъ, говорившій въ пещерѣ. Онъ началъ прислушиваться и догадался, что тутъ былъ отшельникъ, отрекшійся отъ міра и предающійся одной молитвѣ. Онъ трижды постучался въ дверь пещеры, но отшельникъ не отвѣтилъ и не вышелъ къ нему, вслѣдствіе чего онъ застоналъ и сказалъ слѣдующіе стихи:
   
   Могу ли я найти такое средство,
   Чтобы исполнилось мое желанье
   И чтобы могъ найти я избавленье
   Отъ мукъ тоски, томленья и истомы?
   Всѣ ужасы соединились дружно,
   Чтобъ у меня въ дни юности моей
   И сердце все и голову состарить!
   И помощи нигдѣ не нахожу
   Для страсти и любви моей глубокой,
   И друга не имѣю я, который
   Мнѣ могъ бы облегченье даровать
   Въ упадкѣ силъ и въ страсти изступленной
   Какъ были муки тѣ неизмѣримы,
   Что приходилось мнѣ переносить!
   Какъ кажется, судьба теперь рѣшила
   Со мною постоянно враждовать.
   Прости терзаемаго жаркой страстью
   Влюбленнаго, что былъ обязанъ пить
   Изъ кубка разлученья и сиротства.
   Въ его груди пылаетъ пламя страсти,
   А въ сердцѣ разрушеніе царитъ.
   И страшная ея отъѣзда мука
   Меня безумцемъ сдѣлала теперь.
   О, какъ ужасенъ былъ тотъ день, когда
   Пришелъ къ ея я дому и на двери
   Тамъ роковыя прочиталъ слова!
   Въ моей тоскѣ я плакалъ до тѣхъ поръ,
   Пока не увлажилъ земли слезами.
   Но я свое страданіе скрывалъ
   Отъ близкихъ и далекихъ мнѣ людей.
   И ты, благочестивый, мудрый старецъ,
   Сидишь безъ дѣла здѣсь, въ своей пещерѣ.
   Какъ будто насладился ты любовью
   И плѣнъ ея пріятный испыталъ!
   Когда терзанья мукъ невыносимыхъ
   Я несъ покорно, если бы теперь
   Мнѣ даровали цѣль моихъ желаній,
   То никогда не вспоминалъ бы больше
   Страданій и упадка силы я.
   
   Лишь только досказалъ онъ эти стихи, какъ дверь пещеры отворилась и онъ услыхалъ фразу:
   -- Прости, Господи!
   Онъ вошелъ въ пещеру и поклонился отшельнику, отвѣтившему ему на его поклонъ и спросившему его:
   -- Какъ тебя зовутъ?
   -- Меня зовутъ Унеэль-Вуджудомъ.
   -- По какой причинѣ пришелъ ты сюда?-- продолжалъ разспрашивать отшельникъ.
   Онъ разсказалъ ему всю свою исторію съ начала до конца со всѣми подробностями. Отшельникъ, слушая его, плакалъ.
   -- О, Унеэль-Вуджудъ,-- сказалъ онъ,-- двадцать лѣтъ я нахожусь уже здѣсь и не видѣлъ никого до самаго послѣдняго времени, когда я услыхалъ плачъ и стоны и, выйдя изъ пещеры, увидалъ толпу людей и раскинутыя на морскомъ берегу палатки. Люди начали строить судно, на которое часть ихъ сѣла и отправилась по озеру. Затѣмъ, спустя немного времени, нѣкоторые изъ уѣхавшихъ вернулись, сломали судно и отправились прежней дорогой. Я думаю, что ты отыскиваешь именно тѣхъ людей, что были увезены на суднѣ. Въ такомъ случаѣ, о, Унеэль-Вуджудъ, горе твое должно быть велико и извинительно. Но на свѣтѣ нѣтъ влюбленныхъ, которые не испытывали бы горя.
   Затѣмъ отшельникъ продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Унеэль-Вуджудъ, не думаешь ли ты,
   Что я вполнѣ свободенъ отъ заботы,
   Когда желаньемъ и порывомъ страсти
   Я убиваемъ былъ и воскрешаемъ?
   Съ младенчества я зналъ любовь и страсть,
   Когда я былъ еще ребенкомъ, пившимъ
   Изъ материнской груди молоко,
   Боролся я съ любовной страстью долго,
   И этимъ сдѣлался вездѣ извѣстнымъ:
   И если про меня ты будешь всѣмъ
   Вопросы предлагать, то убѣдишься,
   Что я повсюду хорошо извѣстенъ.
   Совсѣмъ больной и чахнущій, я пилъ
   Изъ кубка страсти и совсѣмъ былъ близокъ
   Къ погибели отъ худобы жестокой
   И истощенья тѣла моего.
   Я былъ силенъ, но сила улетѣла
   И всѣ войска терпѣнья моего
   Очей мечами перебиты были.
   Нѣтъ, не питай надежды на союзъ
   Съ возлюбленной твоей ты безъ мученій.
   Любовь рѣшила противъ всѣхъ обѣтовъ,
   Что разлученье любящихъ сердецъ
   Запрещено, какъ пагубная ересь.
   
   Отшельникъ всталъ и, подойдя къ Унеэль-Вуджуду, обнялъ его, и оба они заплакали такъ громко, что вопли ихъ раздались по горамъ. Они, не переставая, рыдали до тѣхъ поръ, пока не упали безъ чувствъ. Очнувшись, они дали другъ, другу клятву быть братьями во Господѣ (да святится имя Его!); послѣ чего отшельникъ сказалъ своему другу:
   -- Сегодня ночью я буду молиться и просить Господа указать намъ путь, по которому намъ надо слѣдовать.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ Унеэль-Вуджудъ.
   Когда Эльвардъ-Фильакмамъ была привезена на гору, то ее привели въ замокъ, и она, осмотрѣвъ его, заплакала и сказала:
   -- Клянусь Аллахомъ, тутъ мѣсто красивое, но для того, чтобы можно было жить тутъ, необходимо присутствіе милаго.
   Увидавъ летавшихъ птицъ, она приказала одному изъ своихъ прислужниковъ сплести сѣти и ловить ихъ для того, чтобы сажать въ клѣтки и приносить во дворецъ. Приказаніе ея было исполнено. Сидя у окна замка, она раздумывала о томъ, что съ нею случилось; ея страсть, желанія и тоска усилились, и, проливая слезы, она проговорила:
   
   Къ кому я съ жалобою обращусь
   На страстное желаніе мое,
   Что душу у меня томитъ и мучитъ,
   И на тоску, и горести разлуки
   Съ возлюбленнымъ души моей любящей,
   И на бушующее пламя груди;
   Чего я не показываю людямъ
   Изъ страха женщины, забывшей сонъ?
   Столь тонкой стала я, какъ зубочистка,
   Отъ мукъ разлуки съ нимъ, горячей страсти
   Моей души и жалобъ непрерывныхъ!
   О, гдѣ возлюбленнаго моего
   Находятся глаза, чтобъ видѣть сразу,
   Что состоянье духа моего
   На полное безуміе походитъ?
   Они какъ лиходѣи поступили,
   Когда меня въ такой далекій замокъ
   Отправили на долгіе года,
   Въ который не придетъ онъ никогда.
   Тебя молю я, солнце, въ часъ восхода,
   Также и въ часъ заката, передать
   Несмѣтное число моихъ привѣтовъ
   Тому, кого люблю я всей душою,
   Кто посрамляетъ красотой своею.
   И полную луну на небесахъ,
   Чей стройный и изящный станъ далеко
   Всѣ стройныя деревья превосходитъ.
   И если съ розой сравниваютъ люди
   Румянецъ алый щекъ его красивыхъ,
   То отвѣчаю я на это розѣ:
   "Но на него нимало не похожа
   Ты, роза, такъ какъ высоты желаній
   Моихъ достигнуть ты никакъ не можешь!"
   Вѣдь влажность устъ его вина милѣе
   И охладила бы огонь, горящій
   Въ моемъ порабощенномъ страстью сердцѣ!
   Могу ли отказаться отъ него я,
   Который для меня дороже груди,
   И сердца драгоцѣннѣй моего
   Онъ, мукъ и худобы моей виновникъ,
   Но все-таки возлюбленный онъ мой
   И врачъ, мнѣ исцѣленье приносящій.
   
   Когда же ночной мракъ спустился на землю, желанія ея еще болѣе усилились, и, раздумывая о прошломъ, она проговорила такіе стихи:
   
   Стемнѣло, и душа возбуждена
   Моя разлуки мукой и болѣзнью,
   И страстное желаніе свиданья
   Обычныя страданія въ душѣ
   Моей, смятенья полной, вызываетъ!
   И пытка разлученья постоянно
   Въ моемъ усталомъ сердцѣ обитаетъ,
   И безпокойство моего ума
   То сдѣлало, что я всего лишилась.
   
   Между тѣмъ отшельникъ говорилъ въ это время Унеэль-Вуджуду:
   -- Сойди въ долину и принеси мнѣ волоконъ отъ пальмовыхъ деревьевъ.
   Онъ сейчасъ же спустился въ долину и принесъ волоконъ. Отшельникъ взялъ ихъ, скрутилъ и сплелъ изъ нихъ сѣть, въ родѣ тѣхъ сѣтей, въ которыхъ носятъ сѣно.
   -- Послушай, Унеэль-Вуджудъ,-- сказалъ онъ затѣмъ.-- Тамъ, посреди долины, растетъ тыква, высохшая на корняхъ: пойди туда, наложи этихъ сухихъ тыквъ въ сѣть, завяжи ее и брось въ озеро. Самъ садись на сѣть и выплывай на средину озера. Можетъ-быть, ты достигнешь своихъ желаній, потому что смѣлымъ Богъ владѣетъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ на это Унеэль-Вуджудъ.
   Онъ простился съ нимъ и пошелъ исполнить его совѣтъ, а отшельникъ сталъ молиться за него. Не останавливаясь, шелъ онъ по долинѣ и все сдѣлалъ по указанію старика. Выѣхалъ онъ, сидя на сѣти, на средину озера, тамъ подулъ вѣтеръ и понесъ его такъ скоро, что отшельникъ тотчасъ же потерялъ его изъ виду. Онъ несся по морю, перекидываемый съ одной волны на другую и испытывая всѣ ужасы мореплавателя во время бури, пока судьба не занесла его черезъ три дня на островъ "Горюющей Матери". Онъ вышелъ на берегъ, какъ утомленная молодая птичка, томимая голодомъ и жаждой. На островѣ онъ нашелъ свѣтлыя быстрыя рѣчки и деревья со всевозможными плодами. Онъ поѣлъ плодовъ и попилъ воды.
   Послѣ этого Унеэль-Вуджудъ всталъ и пошелъ и, увидавъ вдали что-то бѣлое, направился туда. Это оказался неприступный замокъ, къ воротамъ котораго онъ подошелъ. Ворота оказались запертыми, и онъ просидѣлъ около нихъ въ продолженіе трехъ дней; наконецъ изъ нихъ вышелъ евнухъ и, увидавъ Унеэль-Вуджуда, сказалъ ему:
   -- Откуда ты пришелъ сюда, и кто перевезъ тебя?
   -- Я изъ Испагани,-- отвѣчалъ онъ,-- ѣхалъ съ товарами на кораблѣ, но потерпѣлъ крушеніе, и волны выбросили меня на этотъ островъ.
   Евнухъ заплакалъ, обнялъ его и сказалъ:
   -- Спаси тебя Господи, начальникъ друзей моихъ! Испагань -- моя родина, и тамъ осталась у меня двоюродная сестра, дочь моего дяди съ отцовской стороны, которую я любилъ въ юности и страстно былъ къ ней привязанъ; но, болѣе сильный, чѣмъ мы, народъ двинулся на насъ войной и, взявъ меня, еще юношей, продалъ меня; и вотъ изъ меня сдѣлали то, что я теперь -- евнуха.
   Онъ поклонился Унеэль-Вуджуду и, пожелавъ ему много лѣтъ здравствовать, повелъ во дворъ замка, гдѣ молодой человѣкъ увидалъ большой прудъ, окруженный раскидистыми деревьями, на сучьяхъ которыхъ висѣли серебряныя клѣтки съ птицами, весело распѣвавшими и прославлявшими Господа. Взглянувъ на одну изъ птичекъ, онъ увидалъ, что это горлица, которая при видѣ его громко запѣла. Унеэль-Вуджудъ, услыхавъ пѣніе, упалъ въ обморокъ, а очнувшись, застоналъ и проговорилъ слѣдующее:
   
   О, горлица, не влюблена ли ты
   Подобно мнѣ? Моли тогда ты Бога
   И, благосклонная, свою пой пѣсню!
   Твой этотъ крикъ не радостью ли вызванъ,
   Или желаньемъ страстнымъ, что живетъ
   Въ твоемъ любовью опьянѣнномъ сердцѣ?
   Рыдаешь ли ты отъ утраты? Если
   Ты на порывы жалуешься страсти,
   И если ты утратила, какъ я,
   Возлюбленнаго своего, который
   Прочь улетѣлъ, тебя покинувъ здѣсь
   На горе и отчаянія муки,
   И если потеряла ты, какъ я,
   Предметъ своей любви и жаркой страсти,
   То выраженьемъ долгаго разрыва
   Должна служить твоя разлука съ нимъ.
   О, да хранитъ Аллахъ влюбленныхъ всѣхъ.
   Всегда своей любви предмету вѣрныхъ!
   Я не разстанусь съ мыслію о немъ.
   Пока мои всѣ кости не сгніютъ!
   
   Досказавъ эти стихи, онъ плакалъ до тѣхъ поръ, пока не упалъ въ обморокъ, а прійдя въ себя, сталъ осматривать другія клѣтки и увидалъ соловья и лѣсного голубка, которые запѣли ему, Точно говоря:
   
   О ты, влюбленный, разбудилъ ты снова
   Въ моемъ воспоминаніи то время,
   Когда моя былая строгость пала
   И сдѣлалась моей любовью та,
   Въ чью красоту я страстно былъ влюбленъ.
   Она была богата красотою
   Невиданной и искушенья полной;
   И голосокъ ея, когда сидѣла
   Она на вѣткѣ дерева, собою
   Песчаный украшающаго холмъ,
   Звучалъ, какъ музыка, такъ что забылъ я
   Любимые мной прежде звуки флейты.
   Разставилъ сѣти для нея охотникъ
   За птицами, и изловилъ ее,
   Такъ какъ она кричала постоянно:
   "О, да оставитъ онъ меня свободно!"
   Я уповалъ, что выкажетъ себя онъ
   Состраданья полнымъ человѣкомъ,
   Когда увидитъ, что ее люблю я.
   Но Богъ убилъ его, что такъ жестоко
   Лишилъ меня возлюбленной моей.
   Моя тоска по ней была безмѣрна,
   И сердце у меня въ груди терзалъ
   Огонь палючій разлученья.
   О, да хранитъ влюбленнаго Аллахъ,
   Который поборолъ меня любовью
   И знаетъ про тоску мою и горе!
   
   Онъ посмотрѣлъ на своего знакомца, уроженца Испагани, и спросилъ у него:
   -- Что это за замокъ и кто его выстроилъ?
   Человѣкъ отвѣчалъ, что его выстроилъ такой-то царскій визирь для своей дочери, боясь, чтобы съ нею не случилось несчастія, и помѣстилъ ее въ замкѣ, вмѣстѣ съ ея прислугою, и что замокъ этотъ открывается только разъ въ годъ, когда въ него привозятъ продовольствіе.
   "Желаніе мое исполнилось,-- подумалъ молодой человѣкъ,-- но ждать придется только долго".
   Эльвардъ-Фильакмамъ между тѣмъ не могла ни пить, ни ѣсть, ни спать. Ея желанія и любовное томленіе страшно усилились, и она бродила по замку, но не находила выхода и, проливая слезы, говорила слѣдующіе стихи:
   
   Они меня жестоко удалили
   Отъ моего возлюбленнаго сердца,,
   И пить въ моей тюрьмѣ страданья чашу
   Теперь они заставили меня!
   Они мою всю душу истерзали,
   Когда меня далеко увезли,
   Чтобъ разлучить съ возлюбленнымъ моимъ.
   Дворецъ роскошный долженъ былъ служить
   Тюрьмой для заключенья моего.
   Но если тѣмъ они хотятъ заставить
   Меня забыть его, то ихъ желанья
   Всегда останутся неисполнимы
   По той причинѣ, что моя любовь
   Къ нему теперь еще сильнѣе стала.
   Могу ли я предать его забвенью,
   Когда единственной причиной служитъ
   Всего того, что выстрадала я,
   То, что его лицо я увидала?
   Всѣ дни мои я провожу въ печали,
   И провожу безсонныя я ночи
   Въ неутомимыхъ думахъ про него.
   И въ одинокой жизни веселитъ
   Меня воспоминаніе о немъ,
   Такъ какъ теперь я чувствую всегда
   Себя присутствія его лишенной.
   О, если бы я знала, что потомъ
   Рокъ послѣ столькихъ тяжкихъ испытаній,
   Которыя переносила я,
   До сихъ поръ постоянно мнѣ враждебный,
   Изъявитъ мнѣ согласіе свое
   На исполненье моего желанья!
   
   Она вышла затѣмъ на крышу замка и, взявъ кусокъ матеріи, обвязала имъ себя и спустилась внизъ на землю. Дѣвушка была чрезвычайно роскошно одѣта; на шеѣ у нея было брильянтовое ожерелье. Она шла по пустынѣ и долинамъ и дошла до морского берега, гдѣ увидала рыбака въ лодкѣ. Вѣтромъ его прибило къ острову, гдѣ онъ замѣтилъ Эльвардъ-Фильакмамъ, но, взглянувъ на нее попристальнѣе, испугался ея и сталъ отчаливать. Она стала звать его, махать и читать стихи, чтобы показать ему, что она женщина, а не вѣдьма, за которую онъ ее принималъ, и разсказывала ему, какъ она сюда попала. Выслушавъ ее, рыбакъ заплакалъ, припоминая, что было съ нимъ въ дни юности, когда онъ любилъ и страсти одолѣвали его. Онъ отвѣчалъ ей стихами, разсказывая, какъ самъ онъ влюбился въ дни юности. Онъ подвелъ лодку къ берегу и сказалъ ей:
   -- Садись ко мнѣ, я свезу тебя, куда тебѣ угодно.
   Она вошла въ лодку, и онъ отчалилъ отъ берега и, проѣхавъ немного, попалъ подъ вѣтеръ, почему лодка пошла такъ быстро, что земля очень скоро исчезла изъ ихъ глазъ. Рыбакъ не зналъ, куда ему направиться, а вѣтеръ въ продолженіе трехъ дней дулъ съ страшной силой; затѣмъ лодку прибило къ берегу, гдѣ стоялъ городъ, и рыбакъ причалилъ къ нему.
   Надъ этимъ городомъ царствовалъ царь, очень могущественный; звали его Дирбасомъ. Въ это время онъ сидѣлъ съ своимъ сыномъ во дворцѣ и смотрѣлъ изъ окна на озеро, гдѣ и увидалъ лодку; вглядѣвшись попристальнѣе, онъ разсмотрѣлъ въ лодкѣ красивую, какъ ясная луна на небѣ, дѣвицу, съ дорогими рубиновыми серьгами въ ушахъ и съ брильянтовымъ ожерельемъ на шеѣ. Царь догадался, что это дочь какого-нибудь вельможи или даже царя, и, выйдя изъ дворца, пошелъ къ калиткѣ, выходившей на морской берегъ, гдѣ и увидалъ, какъ причалила лодка. Дѣвица спала въ то время, какъ рыбакъ привязывалъ лодку. Царь разбудилъ ее, и она проснулась со слезами.
   -- Откуда ты и чья ты дочь?-- спросилъ у нея царь.-- И зачѣмъ ты пріѣхала сюда?
   -- Я дочь Ибрагима,-- отвѣчала она,-- визиря царя Шамика; причина моего появленія здѣсь удивительная и поразительная.
   И она разсказала ему всю свою исторію съ начала до конца, не скрывъ отъ него ничего; послѣ чего она заплакала, зарыдала и продекламировала стихи, изъ чего царь увидалъ, какъ она сильно страдала отъ любви, и почувствовалъ къ ней глубокое сожалѣніе.
   -- Тебѣ бояться нечего,-- сказалъ онъ ей.-- Ты достигла своего желанія, такъ какъ я сдѣлаю для тебя все, что ты хочешь, и отыщу то, что ты желаешь; и вотъ что я скажу тебѣ.
   И онъ прочелъ ей слѣдующіе стихи:
   
   Дочь знатнаго вельможи, заслужила
   Ты, чтобъ твое, исполнилось желанье,
   Сегодня же я соберу богатство
   Я къ Шамику немедленно пошлю
   Его съ отрядомъ всадниковъ и знати.
   Пошлю парчу и мускуса мѣшки,
   И бѣлое я также серебро,
   И золото пошлю ему въ подарокъ.
   То правда-истина, и я письмомъ
   Ему мое желаніе открою
   Съ нимъ обоюдный заключить союзъ.
   Сегодня же я помощь окажу
   Тебѣ, чтобы ускорить исполненье
   Твоихъ открытыхъ мнѣ теперь желаній.
   Любовью долго наслаждался я
   И зналъ ее, и извиняю той,
   Я дѣвушкѣ, которой безъ вины
   Судьба судила пить изъ той же чаши.
   
   Сказавъ эти стихи, онъ пошелъ къ своимъ войскамъ и, призвавъ своего визиря, приказалъ уложить сокровища и отправиться съ ними къ царю Шамику, сказавъ ему:
   -- Ты долженъ непремѣнно привезти мнѣ одного человѣка, по имени Унеэль-Вуджуда, живущаго съ нимъ, и скажи Шамику, что царь желаетъ заключить съ нимъ союзъ и выдать Дочь свою замужъ за его приближеннаго Унеэль-Вуджуда; для этого проситъ, чтобы молодого человѣка отправили съ тобой для заключенія брака его въ государствѣ отца невѣсты.
   Царь Дирбасъ написалъ письмо къ царю Шамику и передалъ его визирю, строго наказавъ ему привезти Унеэль-Вуджуда и прибавивъ:
   -- Если ты не привезешь его ко мнѣ, то будешь лишенъ должности.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ ему визирь и отправился съ подарками къ царю Шамику.
   Пріѣхавъ къ нему, онъ прежде всего передалъ поклоны царя Дирбаса и вручилъ письмо и привезенные имъ подарки. Но когда царь Шамикъ, принявъ подарки, прочелъ письмо и увидалъ имя Унеэль-Вуджуда, то онъ горько заплакалъ и сказалъ присланному къ нему визирю:
   -- А гдѣ Унеэль-Вуджудъ? Онъ ушелъ, но мы не знаемъ куда. Приведи его ко мнѣ, и я дамъ тебѣ вдвое болѣе того, что ты привезъ мнѣ.
   Онъ заплакалъ, зарыдалъ и, проливая слезы, сказалъ слѣдующіе стихи:
   
   Ты возврати мнѣ моего любимца!
   Богатствомъ обладаю я большимъ,
   И не нуждаюсь въ жемчугѣ и перлахъ.
   Я положилъ, когда родился онъ,
   Его на ложе нѣжности моей,
   И, правду говоря, слезами горя
   Оплакиваю я его утрату
   И потерялъ изъ-за него разсудокъ.
   
   Послѣ этого онъ взглянулъ на визиря, прибывшаго съ подарками и съ письмомъ, и сказалъ ему:
   -- Отправляйся къ своему государю и скажи ему, что Унеэль-Вуджудъ скрылся куда-то уже годъ тому назадъ, и что царь его не знаетъ, куда онъ дѣлся, и не имѣетъ о немъ никакихъ извѣстій.
   -- О, государь мой,-- отвѣчалъ ему визирь,-- вѣдь царь мой сказалъ мнѣ, что если я не привезу его къ нему, то лишусь своей должности визиря и не буду имѣть права войти въ городъ. Какъ же мнѣ возвращаться безъ него?
   -- Ну, такъ отправляйся съ нимъ,-- сказалъ царь своему визирю Ибрагиму,-- возьми съ собой людей и ищите Унеэль-Вуджуда вездѣ.
   -- Слушаю и повинуюсь!-- отвѣчалъ визирь.
   Вслѣдствіе этого визирь Ибрагимъ взялъ людей и въ сопровожденіи визиря царя Дирбаса отправился на поиски Унеэль-Вуджуда. И кого бы они ни встрѣчали, гдѣ бы они ни проходили, они вездѣ наводили справки объ Унеэль-Вуджудѣ такимъ образомъ:
   -- Ни проходилъ ли тутъ человѣкъ такого-то вида, котораго зовутъ такъ-то?
   Но имъ всюду отвѣчали: "Такого человѣка мы не видали". Они безъ-у стали разспрашивали и въ городахъ, и въ деревняхъ, и по долинамъ, и по дорогамъ, и по пустынямъ, и по лугамъ, пока не дошли до морского берега, гдѣ они достали судно и, сѣвъ на него, поплыли къ горѣ "Горюющей Матери".
   -- Почему гора эта носитъ такое названіе?-- спросилъ визирь царя Дирбаса у Ибрагима.
   -- Вотъ почему,-- отвѣчалъ ему Ибрагимъ,-- въ былыя времена на этой горѣ жила вѣдьма изъ вѣдьмъ Китая. Она любила одного мужчину и страстно привязалась къ нему, но боялась другихъ вѣдьмъ, и когда любовь стала ей невыносима, она полетѣла по бѣлому свѣту искать такого мѣста, куда она могла бы спрятать своего возлюбленнаго, и нашла, что эта гора такъ отрѣзана отъ всякаго жилья, что не только люди, но даже и вѣдьмы не найдутъ ее. Она перенесла своего возлюбленнаго и помѣстила его тутъ, а сама жила съ своими родными и только посѣщала его втайнѣ. Она жила съ нимъ такимъ образомъ очень долго и родила ему нѣсколько человѣкъ дѣтей на этой горѣ. Купцы, проходившіе на корабляхъ мимо этого острова, слышали обыкновенно плачъ этихъ дѣтей, похожій на плачъ матери, горюющей о своихъ дѣтяхъ, вслѣдствіе чего они говорили: "Нѣтъ ли тутъ, на островѣ, горюющей матери?"
   Визирь царя Дирбаса остался совершенно доволенъ этимъ объясненіемъ.
   Они пришли къ замку и постучались въ ворота. Къ нимъ вышелъ евнухъ и, узнавъ визиря царя Шамика, поцѣловалъ ему руку. Визирь Ибрагимъ вошелъ въ ворота и, увидавъ во дворѣ среди своей прислуги нищаго, извѣстнаго намъ Унеэль-Вуджуда, спросилъ:
   -- Откуда взялся этотъ человѣкъ?
   -- Онъ купецъ,-- отвѣчали ему,-- товары его погибли въ морѣ, а самъ онъ спасся и отрекся отъ міра.
   Визирь удовлетворился этимъ отвѣтомъ и вошелъ въ замокъ, но не нашелъ и слѣда своей дочери. На его вопросъ, обращенный къ женщинамъ-рабынямъ, гдѣ его дочь, онѣ отвѣтили ему:
   -- Мы не знаемъ, какимъ образомъ могла она бѣжать; съ нами прожила она весьма недолго.
   Услыхавъ это, онъ заплакалъ и продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   О ты, обитель, гдѣ поетъ хоръ птицъ,
   И твой порогъ благословеннымъ былъ,
   Пока влюбленный не пришелъ къ тебѣ,
   Чтобы оплакивать свои желанья,
   И увидалъ открытыми всѣ двери!
   О, если бы я зналъ, куда ушла
   Моя душа: случилось то недавно
   Въ домѣ, чья хозяйка далека!
   Онъ былъ великолѣпно разукрашенъ,
   И бывшіе въ немъ царедворцы были
   И счастливы и благородны родомъ.
   Они парчою одѣли стѣны.
   Куда жъ уѣхала его хозяйка?!
   
   Онъ заплакалъ, зарыдалъ и сказалъ:
   -- Противъ воли Божьей итти нельзя, и отъ своей судьбы никто не уйдетъ!
   Онъ взошелъ на крышу замка и нашелъ тамъ привязанную матерію, по которой спустилась его дочь. Изъ этого онъ понялъ, что она ушла изъ замка, и страшно огорчился. Посмотрѣвъ кругомъ себя, онъ увидалъ ворона и сову, двухъ птицъ, предвѣстницъ бѣдствій, и, заплакавъ, онъ сказалъ слѣдующіе стихи:
   
   Пришелъ я въ домъ возлюбленной моей
   Съ надеждой, что свиданье съ нею дастъ
   Мнѣ облегченіе въ порывахъ страсти
   И въ огорченіи моемъ глубокомъ.
   Но въ немъ я больше не нашелъ ея
   И ничего я не нашелъ здѣсь, кромѣ
   Зловѣщихъ вороновъ и совъ ночныхъ.
   И это зрѣлище мнѣ говорило:
   Ты поступилъ жестоко, разлучая
   Двухъ страстно любящихъ влюбленныхъ,
   Такъ испытай тоску и всѣ мученья,
   Которыя они перестрадали,
   И проводи теперь ты жизнь свою
   Сжигаемый огнемъ горячей страсти,
   И проливай потоки слезъ горючихъ.
   
   Рыдая, спустился онъ съ крыши замка и приказалъ прислугѣ обойти весь островъ и искать его дочь. Островъ былъ обысканъ, но прислуга не нашла своей госпожи.
   Между тѣмъ Унеэль-Вуджудъ, убѣдившись, что Эльвардъ-Фильакмамъ исчезла, громко закричалъ и упалъ въ обморокъ, отъ котораго долго не могъ очнуться; окружающіе его думали, что онъ совсѣмъ не придетъ въ себя и переселился въ лучшій міръ.
   Въ то время, какъ никто уже не надѣялся сохранить Унеэль-Вуджуда живымъ, и визирь Ибрагимъ былъ до крайности огорченъ потерею своей дочери Эльвардъ, визирь царя Дирбаса пожелалъ вернуться домой, хотя и не могъ исполнить даннаго ему порученія. Визирь Ибрагимъ простился съ нимъ, а визирь царя Дирбаса сказалъ ему:
   -- Мнѣ хотѣлось бы взять этого нищаго съ собой. Можетъ-быть, Господь (да святится имя Его!) смягчитъ сердце царя моего, и онъ смилостивится надо мною. Вѣдь этотъ нищій -- богобоязненный человѣкъ; а послѣ этого я отправлю его въ Испагань, такъ какъ это отъ насъ недалеко.
   -- Поступай, какъ знаешь,-- отвѣчалъ ему визирь Ибрагимъ.
   Оба визиря отправились къ себѣ по домамъ. Визирь царя Дирбаса взялъ съ собой Унеэль-Вуджуда, все еще не пришедшаго въ себя, и ѣхалъ съ нимъ въ продолженіе трехъ дней, положивъ его въ безчувственномъ состояніи на мула. Прійдя, наконецъ, въ себя, молодой человѣкъ спросилъ, гдѣ онъ.
   -- Ты ѣдешь съ визиремъ царя Дирбаса,-- отвѣчали ему. Визирю тотчасъ же было доложено, что нищій пришелъ въ себя, вслѣдствіе чего онъ послалъ ему розовой воды и сладкаго шербета, напившись котораго, нищій совершенно опомнился. Путешественники снова отправились въ путь и приблизились къ столицѣ царя Дирбаса. А царь, увидавъ ихъ, послалъ сказать визирю, чтобы онъ не смѣлъ показываться ему, если не привелъ съ собою Унеэль-Вуджуда.
   Визирь, узнавъ такое заявленіе царя, очень огорчился. Онъ вѣдь не зналъ, что Эльвардъ-Фильакмамъ находилась при царѣ, не зналъ, по какой причинѣ царь посылалъ его за Унеэль-Вуджудомъ и зачѣмъ онъ желалъ союза съ нимъ; а Унеэль-Вуджудъ не зналъ, куда его везли и что визирь искалъ его, такъ же, какъ визирь не зналъ, что везетъ съ собой Унеэль-Вуджуда. Визирь же, увидавъ, что онъ пришелъ въ себя, сказалъ ему:
   -- Знаешь, царь посылалъ меня по одному дѣлу, которое я не могъ исполнить, и когда онъ услыхалъ о моемъ приближеніи, онъ приказалъ передать мнѣ, что если я не исполнилъ его порученія, то не долженъ входить въ столицу.
   -- А что поручилъ тебѣ царь?-- спросилъ его Унеэль-Вуджудъ.
   Визирь разсказалъ ему всю исторію, и Унеэль-Вуджудъ сказалъ ему:
   -- Ничего не бойся, а отправляйся къ царю и возьми меня съ собой; я ручаюсь тебѣ, что Унеэль-Вуджудъ явится.
   Визирь очень этому обрадовался и сказалъ:
   -- Да правду ли ты говоришь?
   -- Правду,-- отвѣчалъ онъ.
   Визирь сѣлъ на коня, взялъ съ собой и привелъ къ царю, который, увидавъ визиря, тотчасъ же спросилъ у него:
   -- А гдѣ же Унеэль-Вуджудъ?
   -- О царь, -- отвѣчалъ Унеэль-Вуджудъ, -- я знаю, гдѣ онъ находится.
   Царь подозвалъ его къ себѣ и сказалъ:
   -- А гдѣ же онъ?
   -- Очень близко,-- отвѣчалъ онъ,-- но ты мнѣ скажи напередъ, что тебѣ отъ него надо, и тогда я приведу его къ тебѣ.
   -- Охотно,-- отвѣчалъ царь,-- только это дѣло требуетъ тайны.
   Онъ приказалъ присутствующимъ удалиться и, отойдя съ нимъ въ сторону, разсказалъ ему всю исторію, послѣ чего Унеэль-Вуджудъ сказалъ ему:
   -- Дай мнѣ богатое платье и прикажи одѣть меня въ него, и я сейчасъ же приведу къ тебѣ Унеэль-Вуджуда.
   Царь далъ ему богатую одежду, которую онъ одѣлъ и сказалъ:
   -- Я и есть Унеэль-Вуджудъ, которому всякій можетъ позавидовать.
   Онъ плѣнилъ всѣхъ бывшихъ тутъ своею красотою и сказалъ слѣдующіе стихи:
   
   Возлюбленной моей упоминанье
   Меня въ одинъ развеселило мигъ.
   Въ моемъ уединеньи и въ моей
   Душѣ тоску насильственной разлуки
   Развѣяло безслѣдно. Водомета,
   Такою мощной бьющаго струею,
   Какъ у меня потоки слезъ горючихъ,
   Которые, струясь изъ глазъ моихъ,
   Моей души тревогу облегчали,
   Я никогда не видѣлъ до сихъ поръ.
   Ничто и никогда съ могучей страстью
   Моей души по силѣ не сравнится.
   Исторія моей любви и страсти
   Полна чудесъ. Я по глазамъ не знаю,
   Что значитъ сонъ, и не смыкаю глазъ,
   И узнаю я въ страсти треволненьяхъ
   И муки ада и блаженство рая.
   Терпѣньемъ обладалъ я надлежащимъ,
   Но потерялъ его: любовь даетъ
   Мнѣ только огорченія свои.
   Я изнуренъ разлуки съ нею мукой
   И внѣшній видъ мой измѣнила страсть;
   Мои же вѣки въ ранахъ всѣ отъ слезъ,
   Но ихъ теченью не имѣю силы
   Я помѣшать. И силы прежнихъ дней
   Не стало у меня, и потерялъ
   Свое я сердце. А какихъ несчастій
   Не претерпѣлъ я только. Голова
   И сердце у меня равно страдали
   При мысли о мучительной утратѣ
   Владычицы души моей больной,
   Предъ несравненной красотой которой
   Блѣднѣютъ всѣ владычицы другія,
   Наперекоръ ей, насъ разъединили.
   И въ ней теперь одно горитъ желанье:
   Найти меня и встрѣтиться со мной.
   Не дастъ ли мнѣ судьба изъ сожалѣнья,
   Теперь, когда провелъ я на чужбинѣ
   Рядъ безконечно долгихъ лѣтъ, блаженство
   Союза, мной желаннаго давно,
   Съ возлюбленной моею? Разрѣшитъ ли
   Судьба закрыть ту удаленья книгу,
   Которая пока еще открыта,
   И замѣнить теперь мои тревоги
   Свиданья счастьемъ? Разрѣшитъ ли рокъ
   Моей возлюбленной отнынѣ быть
   Участницей моей трапезы пышной
   И всю мою кручину прежнихъ дней
   Въ рядъ чистыхъ наслажденій измѣнить?
   
   Когда онъ кончилъ эти стихи, царь обратился къ нему съ такими словами:
   -- Клянусь Аллахомъ, оба вы полны любовью; по красотѣ вы похожи на сіяющія звѣзды, и исторія ваша очень удивительна.
   -- А гдѣ же, государь, Эльвардъ-Фильакмамъ?-- спросилъ Унеэль-Вуджудъ.
   -- Она у меня,-- отвѣчалъ царь.
   Онъ приказалъ призвать кади и свидѣтелей, устроилъ свадьбу и оказывалъ молодымъ ласку и почетъ. Вслѣдъ за тѣмъ онъ послалъ къ царю Шамику съ увѣдомленіемъ обо всемъ, что случилось съ Унеэль-Вуджудомъ и Эльвардъ-Фильакмамой.
   Царь Шамикъ очень обрадовался, услыхавъ объ этомъ, и послалъ къ царю Дирбасу письмо такого содержанія: "Разъ, что церемонія бракосочетанія происходила въ твоей столицѣ, то празднествамъ и пирамъ надлежитъ происходить у меня здѣсь". Онъ приготовилъ верблюдовъ, лошадей и людей и послалъ ихъ за ними; и когда письмо его было принесено къ царю Дирбасу, онъ подарилъ молодымъ крупную сумму денегъ и послалъ отрядъ солдатъ, чтобы проводить ихъ до самой столицы. День ихъ пріѣзда былъ замѣчательнымъ днемъ, царь Шамикъ собралъ всѣхъ музыкантовъ и задалъ пиръ, который длился цѣлую недѣлю. Царь ежедневно давалъ почетныя одежды и оказывалъ всѣмъ, разныя милости. Послѣ всего этого Унеэль-Вуджудъ пришелъ къ Эльвардъ-Фильакмамъ и обнялъ ее; они заплакали отъ чрезмѣрной радости и счастья, а Эльвардъ-Фильакмамъ продекламировала слѣдующіе стихи:
   
   Теперь къ намъ снова возвратилось счастье,
   Заботу прогоняя и тоску.
   Соединились снова мы и всѣхъ
   Завистниковъ мы нашихъ умертвили.
   Подулъ зефиръ союза ароматный
   И оживилъ въ насъ сердце, грудь и тѣло.
   И наслажденья красота явилась
   Съ благоуханьями, и въ барабаны
   Счастливыхъ новостей вокругъ насъ били.
   Не думай ты, что мы отъ горя плачемъ.
   Нѣтъ, наши слезы льются отъ блаженства.
   А сколько ужасовъ переносили
   Съ тобою мы! Теперь они минули,
   Хоть мы нашу тоску несли съ терпѣньемъ.
   Но часъ союза моего съ тобою
   Меня забыть заставилъ все, что насъ
   Состарило отъ ужасовъ избытка.
   
   Они поцѣловали другъ друга и продолжали цѣловаться, пока отъ блаженства не лишились чувствъ. Когда же они пришли въ себя, то Унеэль-Вуджудъ продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Какой полны отрады и блаженства
   Всѣ ночи исполненья обѣщанья,
   Когда вѣрна возлюбленная мнѣ,
   Когда союзъ съ тобою неразрывный
   Мы заключили, и пришелъ конецъ
   Всей нашей продолжительной разлукѣ.
   Да, благосклонность возвратила намъ
   Свою вполнѣ враждебная судьба.
   И счастіе все время осыпало
   Своими милостями насъ тогда,
   Послѣ того, какъ быстро отвернулось
   Оно отъ насъ съ глубокимъ отвращеньемъ!
   Благополучія свои штандарты
   Надъ нами развернуло, и мы пили
   Имъ поданную чашу наслажденья.
   При нашей встрѣчѣ радостной другъ другу
   Мы жаловались на печали наши,
   И на тѣ ночи, что мы проводили
   Безъ сна подъ гнетомъ скорби и страданья!
   Но мы теперь забыли наше горе,
   Владычица моя, и да проститъ
   Намъ Сострадательный то, что минуло!
   Какъ наслажденій наша жизнь полна!
   И какъ она отрадна! Нашъ союзъ
   Въ моей душѣ могучей сдѣлалъ страсть!
   
   Послѣ этого они снова упали въ объятія другъ друга и продолжали наслаждаться и декламировать стихи и разсказывать другъ другу разныя исторіи, пока совсѣмъ не утонули въ морѣ наслажденій. Въ продол сячъ червонцевъ не достать.
   Услыхавъ это, султанъ сказалъ своему казначею:
   -- Снеси десять тысячъ червонцевъ въ домъ Эль-Фадла, сына Какана.
   Казначей исполнилъ приказъ, а визирь удалился, выслушавъ приказаніе ежедневно ходить на рынокъ и дать маклерамъ порученіе достать ему то, что требуется. Султанъ, кромѣ того, отдалъ приказъ, чтобы ни одна рабыня, стоящая болѣе тысячи червонцевъ, не продавалась безъ того, чтобы ее не показать визирю.
   Маклеры по этому не продавали рабынь, предварительно не показавъ ихъ визирю, и визирь, повинуясь приказанію царя, осматривалъ всѣхъ въ продолженіе значительнаго времени, но ни одна изъ рабынь не нравилась ему. Однажды одинъ изъ маклеровъ пришелъ въ домъ визиря Эль-Фадла и засталъ его садившимся на лошадь, чтобы ѣхать во дворецъ султана. Удерживая его за стремена, онъ сказалъ ему слѣдующіе стихи;
   
   О, ты, который оживилъ все то,
   Что было гнило въ нашемъ государствѣ,
   Ты былъ всегда тѣмъ визиремъ, который
   Отъ силъ небесныхъ помощь получалъ.
   Ты воскресилъ въ народѣ развращенномъ
   Все то хорошее, что было въ немъ
   И что потомъ въ немъ умерло безслѣдно.
   Да будутъ же всегда твои дѣла
   Стоять подъ покровительствомъ Творца!
   
   -- О, господинъ мой, рабыня, о пріобрѣтеніи которой получено высочайшее повелѣніе, наконецъ, появилась.
   -- Приведи ее сюда ко мнѣ,-- сказалъ визиръ.
   Маклеръ ушелъ и вернулся, спустя нѣкоторое время, въ сопровожденіи дѣвицы съ изящной фигурой, высокой грудью, черными рѣсницами, нѣжными щечками, тонкой тальей, широкими бедрами и одѣтой въ нарядное платье. Мягкія уста ея были слаще меду; фигура ея могла посрамить гибкую восточную иву; а рѣчь ея звучала нѣжнѣе вѣтерка, проносящагося надъ цвѣтами сада, какъ выразился о ней одинъ изъ поэтовъ:
   
   Нѣжнѣе шелка тѣло у нея,
   И рѣчь ея, какъ музыка, звучитъ;
   Ни лишнихъ, ни неясныхъ словъ въ ней нѣтъ.
   Глаза ея, которые сердца
   Мужскія опьяняютъ, какъ вино,--
   Творца земли ей воля даровала.
   Да будетъ горячѣе съ каждой ночью
   Моя любовь къ возлюбленной моей
   И да живетъ она въ моей душѣ
   До страшнаго суда, неугасимо.
   Черна, какъ ночь, дуга ея бровей,
   Головка жъ бѣлокурая ея
   Сіяетъ свѣтомъ утренней зари.
   
   Визирь, посмотрѣвъ на нее, остался очень доволенъ и, взглянувъ на маклера, сказалъ ему:
   -- Какая цѣна этой дѣвицы?
   -- За нее давали десять тысячъ червонцевъ, -- отвѣчалъ маклеръ,-- а владѣтель ея клянется, что сумма эта не покроетъ даже платы за тѣхъ цыплятъ, которые она съѣла, и даже платы за одежду ея учителей, такъ какъ она училась письму, грамматикѣ и лексикологіи; она умѣетъ толковать Коранъ и знаетъ основанія закона, религіи, медицины и счисленія календаря. Кромѣ того, она играетъ на различныхъ инструментахъ.
   -- Ну, такъ приведи ко мнѣ ея хозяина,-- сказалъ визирь.
   Маклеръ тотчасъ же привелъ хозяина, оказавшагося иностранцемъ, такимъ старымъ, что на немъ остались только кожа да кости, въ родѣ того, какъ поэтъ говоритъ:
   
   Дрожалъ отъ страха я, когда про время
   Мнѣ въ голову закрадывалась мысль,--
   Судъ времени могущественъ и страшенъ.
   Любилъ прогулки я, когда онѣ
   Меня не утомляли, но теперь
   Я утомился и гулять не въ силахъ.
   
   -- Будешь ли ты доволенъ,-- сказалъ ему визирь,-- если получишь за эту дѣвицу десять тысячъ червонцевъ отъ султана Магомеда, сына Сулеймана-Эсъ-Зейни?
   -- Такъ какъ она предназначается султану,-- отвѣчалъ иностранецъ,-- то мнѣ неприлично отдать ее въ видѣ подарка, не получивъ цѣны 4).
   Визирь приказалъ тогда принести деньги и свѣсилъ для иностранца десять тысячъ червонцевъ; послѣ чего маклеръ обратился къ визирю съ такими словами:
   -- Съ твоего позволенія, господинъ мой визирь, я буду говорить.
   -- Говори, что хотѣлъ ты сказать, -- отвѣчалъ визирь.
   -- Мое мнѣніе такое,-- продолжалъ маклеръ, -- что тебѣ, не слѣдуетъ вести сегодня же эту дѣвицу къ султану, такъ какъ она только что пріѣхала издалека, и перемѣна климата подѣйствовала на нее, какъ подѣйствовало и утомленіе отъ дороги. Оставь ее у себя дней на десять для того, чтобъ она отдохнула, и тогда она еще болѣе похорошѣетъ, затѣмъ пошли ее въ баню, одѣнь въ хорошее платье и отправляйся съ нею къ султану. Если сдѣлаешь такъ, то будешь имѣть большій успѣхъ.
   Визирь, поразмысливъ о совѣтѣ маклера, нашелъ, что онъ хорошъ. Онъ взялъ ее къ себѣ во дворецъ, далъ ей отдѣльное помѣщеніе и посылалъ ей ежедневно и ѣду, и питье, и все, что надо, и она жила такимъ образомъ нѣкоторое время.
   У визиря Эль-Фадла былъ сынъ, красивый, какъ мѣсяцъ, съ чуднымъ цвѣтомъ лица, красными щеками и съ родинкой въ родѣ шарика сѣрой амбры. Юноша ничего не зналъ о вновь прибывшей дѣвицѣ, а отецъ предупредилъ ее, сказавъ:
   -- Знай, что я купилъ тебя для царя Магомеда, сына Сулеймана-Эсъ-Зейни, и что у меня есть сынъ, который не оставилъ въ покоѣ ни одной дѣвушки въ кварталѣ, не признавшись ей въ любви; поэтому прячься отъ него, не показывай ему своего лица и смотри, чтобъ онъ не услыхалъ даже твоего голоса.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчала дѣвица, и визирь ушелъ отъ нея.
   Судьбѣ угодно было, чтобъ она пошла однажды въ баню, которая была тутъ же въ домѣ, и послѣ того, какъ женщины вымыли ее, она надѣла нарядное платье и стала еще красивѣе и прелестнѣе. Послѣ этого она пошла къ женѣ визиря и поцѣловала ей руку.
   -- На здоровье 5), о, Энисъ-Эль-Джелисъ!-- сказала ей жена визиря.-- Понравилась ли тебѣ наша баня?
   -- О, госпожа моя,-- отвѣчала она,-- я жалѣла только, что тебя тамъ не было со мною.
   На это жена визиря сказала своимъ рабынямъ:
   -- Ну, вставайте и пойдемте въ баню.
   Рабыни встали и пошли вслѣдъ за своей госпожой, которая предварительно поручила двумъ дѣвочкамъ-рабынямъ сторожить у дверей комнатъ Энисъ-Эль-Джелисъ, сказавъ имъ:
   -- Не позволяйте никому входить въ комнаты этой дѣвицы.
   -- Слушаемъ и повинуемся, -- отвѣчали онѣ.
   Но въ то время, какъ Энисъ-Эль-Джелисъ сидѣла у себя, явился сынъ визиря, котораго звали Али Нуръ-Эдъ-Диномъ, и спросилъ, гдѣ мать и вся семья?
   -- Онѣ ушли въ баню, -- отвѣчали дѣвочки.
   Энисъ-Эль-Джелисъ, сидя у себя въ комнатѣ, услыхала разговоръ Али Нуръ-Эдъ-Дина и подумала:
   "Хотѣлось бы мнѣ знать, каковъ на видъ этотъ юноша, о которомъ визирь говорилъ, что онъ не оставляетъ въ покоѣ ни одной дѣвушки въ кварталѣ, не признавшись ей въ любви. Клянусь Аллахомъ, мнѣ очень хотѣлось бы взглянуть на него".
   Она встала, освѣжившись послѣ бани, и, подойдя къ дверямъ своей комнаты, посмотрѣла на Али Нуръ-Эдъ-Дина и увидала, что онъ -- юноша прекрасный, какъ молодой мѣсяцъ. При видѣ его она вздохнула разъ тысячу, а юноша, взглянувъ на нея, точно такъ же былъ пораженъ. Оба они сразу влюбились другъ въ друга, и юноша, подойдя къ дѣвочкамъ, крикнулъ на нихъ. Послѣ чего онѣ отбѣжали и остановились на нѣкоторомъ разстояніи, чтобы посмотрѣть, что онъ будетъ дѣлать. Юноша подошелъ къ двери, открылъ ее, вошелъ въ комнату и сказалъ дѣвушкѣ:
   -- Такъ это тебя-то отецъ мой пріобрѣлъ для меня?
   -- Да, -- отвѣчала она.
   И послѣ этого юноша, немного выпившій, подошелъ къ ней и обнялъ ее, а она, съ своей стороны, обвила его руками вокругъ шеи и поцѣловала. Но дѣвочки-рабыни, видя, что молодой господинъ прошелъ въ комнату Энисъ-Эль-Джелисъ, стали кричать. Вслѣдствіе этого юноша, испугавшись, бѣжалъ, боясь за свою безопасность, и когда жена визиря услыхала крики двухъ дѣвочекъ, она вышла изъ бани и вскричала:
   -- Что это вы кричите на весь домъ!
   Она подошла къ нимъ поближе и прибавила:
   -- Говорите же, что случилось?
   -- Нашъ хозяинъ, Али Нуръ-Эдъ-Динъ, подошелъ къ намъ и прибилъ насъ,-- отвѣчали онѣ,-- и самъ пошелъ въ комнату Энисъ-Эль-Джелисъ, а когда мы закричали тебя, то онъ бѣжалъ.
   Хозяйка дома отправилась къ Энисъ-Эль-Джелисъ и сказала ей:
   -- Это еще что за новости?
   -- О, госпожа моя, -- отвѣчала она, -- въ то время, какъ я сидѣла здѣсь, юноша, очень красивый, пришелъ ко мнѣ и сказалъ: "Такъ это тебя-то отецъ мой пріобрѣлъ для меня?" А я отвѣчала: "Да". Клянусь Аллахомъ, госпожа моя, я думала, что онъ говорилъ правду, и онъ вошелъ ко мнѣ и обнялъ меня и три раза поцѣловалъ и ушелъ отъ меня, оставивъ меня переполненной любовью къ нему.
   Услыхавъ это, хозяйка дома заплакала, закрывъ лицо руками, и рабыни ея сдѣлали то же самое, боясь за Али НуръЭдъ-Дина, котораго отецъ могъ убить за это. Въ это самое время пришелъ визирь и спросилъ, что случилось.
   -- Поклянись,-- сказала ему его жена,-- что ты выслушаешь то, что я скажу тебѣ.
   -- Хорошо, клянусь, -- отвѣчалъ онъ.
   Она сообщила ему о томъ, что сынъ ихъ сдѣлалъ, и онъ пришелъ въ такое отчаяніе, что разодралъ свою одежду, билъ себя въ лицо и рвалъ свою бороду.
   -- Не убивайся такъ.-- сказала ему тутъ жена.-- Я изъ своихъ собственныхъ средствъ дамъ тебѣ десять тысячъ червонцевъ, которые она стоитъ.
   Но визирь поднялъ тутъ къ ней лицо и сказалъ:
   -- Горе тебѣ! Не нужно мнѣ и денегъ за нее, такъ какъ я боюсь, что это будетъ стоить мнѣ жизни и всего моего состоянія.
   -- Это почему, о, господинъ мой?-- спросила она.
   -- Развѣ ты не знаешь, -- сказалъ онъ, -- что у насъ есть врагъ, этотъ Эль-Мо'инъ, сынъ Савія? Когда онъ услышитъ объ этомъ происшествіи, то пойдетъ къ султану и скажетъ ему: "Ты думаешь, что твой визирь очень тебя любитъ, а онъ, получивъ отъ тебя десять тысячъ червонцевъ, пріобрѣлъ на нихъ такую рабыню, какой и свѣтъ не видывалъ, и когда она понравилась ему, то онъ сказалъ своему сыну: "Бери ее, потому что ты стоишь ее болѣе, чѣмъ стоитъ султанъ", и онъ взялъ ее, и дѣвица теперь находится съ нимъ". На это царь скажетъ ему: "Ты лжешь". А онъ отвѣтитъ царю: "Съ твоего позволенья я неожиданно ворвусь къ нему и приведу ее къ тебѣ". И царь дастъ ему позволенье сдѣлать такъ, и поэтому онъ внезапно ворвется въ домъ, возьметъ дѣвушку и сведетъ ее къ султану; тотъ будетъ спрашивать ее, а она не въ силахъ будетъ опровергнуть это. Врагъ мой тогда скажетъ: "О, государь, я даю тебѣ добрые совѣты, но я у тебя не въ милости". И султанъ покажетъ на мнѣ примѣръ; весь народъ будетъ смотрѣть на меня, и конецъ мнѣ тогда будетъ.
   -- Не разсказывай никому объ этомъ,-- сказала ему жена.-- Все это случилось у насъ въ семьѣ, и потому предоставь это дѣло на волю Божію.
   Отъ этихъ словъ сердце визиря немного улеглось, и онъ успокоился.
   Въ такомъ положеніи находился визирь. Что же касается до Нуръ-Эдъ-Дина, то онъ боялся послѣдствій своего поступка и проводилъ цѣлые дни въ саду, возвращаясь къ матери только къ ночи, и, переночевавъ у нея въ комнатѣ, до свѣта уходилъ такъ, чтобъ его никто не видалъ. Такъ жилъ онъ въ продолженіе цѣлаго мѣсяца,-- не видя отца въ лицо; наконецъ мать его сказала визирю:
   -- О, господинъ мой, неужели ты хочешь лишиться и дѣвицы и своего дѣтища? Если ему придется еще долго: жить такъ, то вѣдь онъ убѣжитъ изъ дома.
   -- Да что же надо дѣлать?-- спросилъ онъ.
   -- Посиди сегодня ночью, -- отвѣчала она, -- и когда онъ придетъ, схвати его и помирись съ нимъ; отдай ему дѣвушку, потому что она любитъ его, а онъ любитъ ее, а я выплачу тебѣ за нее то, что она стоитъ.
   Такимъ образомъ визирь сѣлъ на эту ночь, и когда сынъ его пришелъ, онъ схватилъ его и перерѣзалъ бы ему горло6), если бы мать не прибѣжала къ нему на помощь; она сказала своему мужу:
   Что хочешь ты съ нимъ сдѣлать?
   -- Убить его,-- отвѣчалъ мужъ.
   -- Неужели я такъ мало имѣю цѣны въ твоихъ глазахъ?-- спросилъ его юноша.
   Глаза отца наполнились слезами, и онъ сказалъ сыну:
   -- А неужели, о, сынъ мой, моя жизнь и потеря всего моего состоянія имѣютъ такъ мало цѣны въ твоихъ глазахъ?
   -- Выслушай меня, отецъ,-- возразилъ юноша и станъ просить прощенія.
   Визирь, отодвигаясь отъ сына, почувствовалъ состраданіе, а юноша всталъ и поцѣловалъ руку отца.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ визирь, -- если бъ я зналъ, что ты будешь вѣренъ Энисъ-Эль-Джелисъ, я отдалъ бы ее тебѣ.
   -- О, отецъ мой, -- отвѣчалъ юноша, -- почему я не буду вѣренъ ей?.
   -- Я обязую тебя, о, сынъ мой, -- сказалъ ему отецъ, -- не брать другой жены, которая могла бы занять ея мѣсто, никогда не обращаться съ нею дурно и не продавать ея.
   -- Клянусь тебѣ, о, отецъ мой,-- отвѣчалъ сынъ,-- что никогда не возьму на ея мѣсто другой жены и никогда не продамъ ея.
   Онъ далъ клятву поступать такъ, какъ обѣщалъ, и занялъ съ молодой женой отдѣльное помѣщеніе и прожилъ съ нею годъ. И Господь, да святится имя Его, устроилъ такъ, что султанъ забылъ объ этомъ дѣлѣ; но оно стало извѣстно Эль-Мо'ину, сыну Савія; только онъ не смѣлъ говорить о немъ, потому что другой визирь пользовался большимъ уваженіемъ султана.
   По прошествіи этого года визирь Фадлъ-Эдъ-Динъ, сынъ Какана, пошелъ въ баню и вышелъ оттуда въ страшномъ поту, вслѣдствіе чего его продуло; онъ слегъ въ постель и долго страдалъ безсонницей; болѣзнь его затянулась на очень продолжительное время. Онъ позвалъ къ себѣ своего сына Али Нуръ-Эдъ-Дина, и когда сынъ пришелъ къ нему, то сказалъ ему:
   -- О, сынъ мой, поистинѣ срокъ нашей жизни ограниченъ, и конецъ ея опредѣленъ; каждый человѣкъ долженъ выпить чашу смерти. Мнѣ остается только просить тебя жить въ страхѣ Божіемъ и думать о томъ, что выйдетъ изъ твоихъ дѣйствій. Прошу тебя быть ласковымъ съ Энисъ-Эль-Джелисъ.
   -- О, отецъ мой, -- сказалъ юноша, -- людей, подобныхъ тебѣ, нѣтъ. Тебя прославляли съ каѳедры и за тебя молился народъ.
   -- О, сынъ мой, -- проговорилъ больной.-- Я надѣюсь не милость Господа, да святится имя Его!
   Послѣ этого онъ прочелъ два символа вѣры 7), тяжело перевелъ духъ и переселился въ лучшій міръ. Дворецъ послѣ этого наполнился стенаніями. Вѣсть объ его смерти дошла до слуха султана, и не только жители города, узнавъ о смерти Эль-Фадла, сына Какана, плакали, но о немъ плакали даже и мальчики въ школахъ. Сынъ его, Али Нуръ-Эдъ-Динъ, позаботился объ его погребеніи; на похоронахъ были и эмиры, и визири, и другіе сановники; между ними былъ визирь Эль-Мо'инъ, сынъ Савія; а когда процессія выходила изъ дома, одинъ изъ провожатыхъ сказалъ слѣдующіе стихи:
   
   Тому промолвилъ я, что былъ назначенъ
   Обмыть покойника; желалъ бы я,
   Чтобъ моимъ ты слѣдовалъ совѣтамъ:
   Возьми ты воду прочь и мой его
   Ты въ знакъ почета лишь слезами тѣхъ,
   Которые здѣсь плакали навзрыдъ
   При похоронномъ плачѣ. Прочь возьми
   Тѣ мази благовонныя, что были
   Для тѣла собираемы его,
   И надуши духами славословій.
   И благороднымъ ангеламъ скажи,
   Чтобы тѣло погребли они съ почетомъ.
   Не заставляй людей ты тратить силы
   И гробъ его на кладбище нести,
   Они и такъ несутъ большую тяжесть
   Его благодѣяній неизсчетныхъ 8).
   
   Али Нуръ-Эдъ-Динъ долгое время находился въ страшномъ горѣ по поводу смерти отца. Однажды, въ то время, какъ онъ сидѣлъ въ домѣ отца, къ нему кто-то постучался. Нуръ-Эдъ-Динъ всталъ и, отворивъ дверь, увидалъ, что стучался одинъ изъ близкихъ пріятелей его отца. Пришедшій поцѣловалъ у молодого человѣка руку и сказалъ ему:
   -- О, господинъ мой, тотъ, кто оставилъ послѣ себя та, кого сына, какъ ты, не умеръ. Такъ говорилъ намъ пророкъ. О, господинъ мой, успокой свое сердце и перестань горевать!
   Послѣ такого увѣщаванія Нуръ-Эдъ-Динъ всталъ и, выйдя въ гостиную, поставилъ туда все, что надо, и гости его пришли туда вслѣдъ за нимъ, а онъ опять взялъ къ себѣ; свою рабыню. Десять купеческихъ сыновей сдѣлались его постоянными собесѣдниками, и онъ сталъ задавать одинъ пиръ за другимъ и осыпать всѣхъ подарками. Вслѣдствіе этого къ нему явился его управляющій и сказалъ:
   -- О, господинъ мой, Нуръ-Эдъ-Динъ, развѣ ты не слыхалъ, какъ люди говорятъ: "Друзья да пиры доведутъ до сумы". Твоя расточительность доведетъ тебя до сумы.
   Нуръ-Эдъ-Динъ, выслушавъ своего управляющаго, посмотрѣлъ на него и отвѣчалъ:
   -- Изъ всего, что ты сказалъ мнѣ, я ни одному слову вѣрить не хочу. Какъ хорошо говоритъ поэтъ:
   
   О, если бъ я богатствомъ обладалъ
   И не дарилъ бы щедрою рукою
   Его тѣмъ людямъ, что живутъ въ нуждѣ,
   То пусть и руки у меня и ноги
   Остались бы безъ всякаго движенья.
   Вѣдь есть скупцы, которые достигли
   Своею скупостью безсмертной славы,
   И щедрые, которымъ щедрость ихъ
   Причиной смерти только послужила.
   
   -- Знай же, о, управляющій мой, -- продолжалъ онъ, -- что если у тебя въ рукахъ останутся деньги, достаточныя мнѣ для обѣда, то ты не станешь отягощать меня ужиномъ.
   Такимъ образомъ управляющій ушелъ отъ него, а Али Нуръ-Эдъ-Динъ продолжалъ вести роскошную жизнь. Стоило кому-нибудь изъ его знакомыхъ сказать:
   -- Какая милая вещица!
   -- Дарю ее тебѣ!-- отвѣчалъ онъ на это.
   Если бы кто-нибудь сказалъ: "Какъ хорошъ твой домъ", онъ навѣрное бы сказалъ: "Дарю его тебѣ".
   Онъ, не переставая, задавалъ пиршества съ самаго утра и прожилъ такимъ образомъ цѣлый годъ. Послѣ чего, сидя однажды съ своими гостями, онъ услыхалъ, какъ рабыня его декламировала слѣдующіе стихи:
   
   Ты радости исполненъ былъ въ тѣ дни,
   Которые текли такъ безмятежно;
   Твои полны покоя были ночи,
   Но ты жестоко былъ обманутъ ими:
   Ихъ яркій блескъ смѣнился мракомъ ночи.
   
   И вслѣдъ за тѣмъ къ нему кто-то постучался въ комнату. Нуръ-Эдъ-Динъ всталъ, и одинъ изъ его гостей пошелъ вслѣдъ за нимъ, незамѣтно отъ него. Отворивъ дверь, онъ увидѣлъ своего управляющаго.
   -- Что скажешь новаго?-- спросилъ онъ.
   -- О, господинъ мой, то, чего я такъ боялся, случилось съ тобой!-- отвѣчалъ управляющій.
   -- Что случилось?-- спросилъ Нуръ-Эдъ-Динъ.
   -- Знай,-- отвѣчалъ управляющій,-- что изъ твоего состоянія у меня не осталось ничего, не осталось даже серебряной монеты,-- менѣе серебряной монеты! Вотъ каковъ результатъ твоей широкой жизни, вотъ какъ погибло твое состояніе!
   Услыхавъ это извѣстіе, Нуръ-Эдъ-Динъ поникъ головой до земли и вскричалъ:
   -- Только Господь и силенъ и властенъ!
   Гость же, потихоньку выходившій за нимъ, чтобы узнать, что у него за дѣла, услыхавъ слова управляющаго, вернулся къ другимъ гостямъ и сказалъ.
   -- Разсудите, что дѣлать, такъ какъ Али Нуръ-Эдъ-Динъ разорился.
   Такимъ образомъ, когда Нуръ-Эдъ-Динъ вернулся къ гостямъ, они тотчасъ же замѣтили, какъ онъ огорченъ; одинъ изъ нихъ всталъ и, взглянувъ на хозяина, сказаль:
   -- О, господинъ мой, прошу тебя позволить мнѣ уйти.
   -- Зачѣмъ ты уходишь?-- спросилъ Нуръ-Эдъ-Динъ.
   -- Жена моя должна родить сегодня, -- отвѣчалъ гость,-- и мнѣ невозможно не быть дома. Поэтому-то я желаю пойти къ ней.
   Нуръ-Эдъ-Динъ отпустилъ его. Послѣ этого поднялся другой гость и сказалъ:
   -- О, господинъ мой, Нуръ-Эдъ-Динъ, я желаю пойти къ моему брату, такъ какъ онъ празднуетъ сегодня обрѣзаніе своего сына.
   Такимъ образомъ каждый гость подъ какимъ-нибудь благовиднымъ предлогомъ уходилъ отъ него, пока они всѣ не разошлись.
   Нуръ-Эдъ-Динъ остался одинъ и, позвавъ свою рабыню, сказалъ ей:
   -- О, Энисъ-Эль-Джелисъ, развѣ ты не видишь, что со мною случилось?
   И онъ разсказалъ ей то, что управляющій сообщилъ ему.
   -- О, господинъ мой, -- отвѣчала она,-- нѣсколько ночей тому назадъ я не смѣла говорить съ тобой объ этомъ, но и слышала, какъ ты продекламировалъ эти стихи:
   
   Когда судьба щедра къ тебѣ, и ты
   Будь щедръ ко всѣмъ другимъ, пока она.
   Изъ рукъ твоихъ не ускользнетъ: вѣдь щедрость
   Богатству твоему не повредитъ,
   Какъ скупость не спасетъ отъ разоренья.
   
   Когда я услыхала эти слова, я умолкла и не могла сдѣлать тебѣ замѣчанія.
   -- О, Энисъ-Эль-Джелисъ, -- продолжалъ онъ, -- вѣдь ты знаешь, что я потратилъ свое состояніе на друзей, и не думаю, чтобы они оставили меня безъ поддержки.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- сказала она,-- они ничего для тебя не сдѣлаютъ.
   -- Я сейчасъ же встану, -- сказалъ онъ, -- пойду къ нимъ и постучу къ нимъ въ дверь. Можетъ-быть. я соберу небольшой капиталъ, на который начну торговлю и брошу пиры и потѣхи.
   Онъ тотчасъ же поднялся и прошелъ въ сосѣднюю улицу, гдѣ жило десять его пріятелей. Онъ подошелъ къ первой двери и постучалъ. На стукъ его къ нему вышла дѣвочка-рабыня и спросила:
   -- Кто ты такой?
   -- Скажи своему господину,-- отвѣчалъ онъ,-- что Али Муръ-Эдъ-Динъ стоитъ у его дверей и проситъ передать, что онъ цѣлуетъ его руки и ждетъ отъ него какой-нибудь милости.
   Дѣвочка пошла и передала порученіе своему господину, который сказалъ ей въ отвѣтъ:
   -- Пойди и скажи ему, что господина твоего нѣтъ дома.
   Дѣвочка вернулась къ Нуръ-Эдъ-Дину и сказала:
   -- Господина моего, сударь, дома нѣтъ.
   Онъ пошелъ, думая про себя:
   "Это -- рабъ, онъ по-рабски и поступаетъ: не всѣ такіе".
   Подойдя къ слѣдующей двери, онъ послалъ сказать то же самое и получилъ отказъ, послѣ чего Нуръ-Эдъ-Динъ вскричалъ:
   
   Уѣхали въ далекіе края
   Всѣ тѣ, которые, когда бъ стоялъ ты
   У ихъ дверей, осыпали бъ тебя
   Щедротами, которыхъ ты желаешь.
   
   -- Клянусь Аллахомъ, -- прибавилъ онъ, -- я испытаю ихъ всѣхъ; можетъ-быть, кто-нибудь одинъ замѣнитъ мнѣ ихъ всѣхъ.
   И онъ пошелъ поочередно ко всѣмъ десяти. Но никто изъ нихъ не только не принялъ его и не показался самъ, но не выслалъ даже куска хлѣба, и онъ сказалъ слѣдующіе стихи:
   
   Счастливый человѣкъ напоминаетъ.
   То дерево, съ котораго народъ
   Плоды, срываетъ до тѣхъ поръ, пока
   Не оборветъ послѣдняго плода.
   Тогда народъ уходитъ прочь оттуда,
   Чтобы другого дерева искать.
   Будь прокляты всѣ люди нашихъ дней,
   Среди которыхъ нѣтъ ни одного
   Незаряженнаго корыстью низкой!
   
   Нуръ-Эдъ-Динъ вернулся къ своей рабынѣ. Тревога его усилилась, но она сказала ему:
   -- Не говорила ли я тебѣ, о, господинъ мой, что они ничего для тебя не сдѣлаютъ.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ онъ,-- никто изъ нихъ не показался даже мнѣ.
   -- О, мой хозяинъ, -- продолжала она,-- продай всю обстановку, которая имѣется у тебя въ домѣ, и живи на вырученныя деньги.
   Онъ послушался ея совѣта и продалъ все, что у него было, и, проживъ все, онъ снова пришелъ къ Энисъ-Эль-Джелисъ.
   -- Ну, что же намъ дѣлать теперь?-- сказалъ онъ.
   -- Вотъ мой совѣтъ, о, господинъ мой, -- отвѣчала она, -- отправляйся сейчасъ же на рынокъ и возьми меня съ собой, чтобы продать; вѣдь ты знаешь, что отецъ твой купилъ меня за десять тысячъ червонцевъ. Можетъ-быть, Господь сподобитъ тебя продать меня хотя за часть этой цѣны. Если намъ суждено жить вмѣстѣ, то мы непремѣнно встрѣтимся.
   -- О, Энисъ-Эль-Джелисъ,-- отвѣчалъ онъ, -- мнѣ трудно разстаться съ тобой даже на одинъ часъ.
   -- И мнѣ это тоже не легко,-- отвѣчала она,-- но нужда не ждетъ.
   Онъ взялъ Энисъ-Эль-Джелисъ и со слезами, струившимися по щекамъ его, повелъ ее на рынокъ, гдѣ и передалъ маклеру, сказавъ:
   -- Знай цѣну той, которую ты пустишь въ продажу.
   -- О, господинъ мой, Нуръ-Эдъ-Динъ, -- отвѣчалъ маклеръ.-- такой товаръ не забывается. Вѣдь это Энисъ-Эль-Джелисъ, которую отецъ твой купилъ за десять тысячъ червонцевъ?
   -- Да, это она, -- отвѣчалъ Нуръ-Эдъ-Динъ.
   Маклеръ пошелъ къ купцамъ, но увидалъ, что они еще не всѣ собрались. Онъ подождалъ полнаго сбора, и когда торгъ былъ полонъ продающимися рабынями,-- турчанками, гречанками, черкешенками, грузинками и абиссинками, и всѣ купцы были въ сборѣ, онъ всталъ и закричалъ:
   -- О, купцы, о, богачи, все, что вы видите, ровно ничего не стоитъ! Не все продолговатое -- бананъ, не все красное -- мясо, не все бѣлое -- жиръ, не все красноватое -- вино, не все бурое -- финикъ! О, купцы, это драгоцѣнная жемчужина, ей нѣтъ цѣны, но все же скажите, что можете вы предложить за нее.
   Одинъ изъ купцовъ отвѣчалъ:
   -- Могу предложить четыре тысячи пятьсотъ червонцевъ 9).
   Случилось, что на этомъ рынкѣ былъ визирь Эль-Мо'инъ, сынъ Савія; увидавъ стоявшаго тутъ Нуръ-Эдъ-Дина, онъ подумалъ:
   "Что ему тутъ надо, если ему не на что купить рабыню?"
   Онъ осмотрѣлся кругомъ и, выслушавъ выкрикиваніе маклера, продолжалъ размышлять такъ:
   "Надо думать, что онъ разорился и пришелъ продавать свою рабыню. Если это такъ, то я болѣе, чѣмъ доволенъ!"
   Онъ позвалъ маклера, который, подойдя къ нему, поцѣловалъ прахъ у ногъ его,").
   -- Я желаю пріобрѣсти ту рабыню, которую ты только что восхвалялъ, -- сказалъ визирь.
   Маклеръ, не смѣя противорѣчить ему, привелъ рабыню и поставилъ ее передъ нимъ, а визирь, увидавъ ее и замѣтивъ, какъ она статна и изящна и какъ нѣжно говоритъ, былъ отъ нея въ восторгѣ и сказалъ маклеру:
   -- До чего дошла сумма, предлагаемая за нее?
   -- До четырехъ тысячъ пятисотъ червонцевъ, -- отвѣчалъ маклеръ.
   Купцы, услыхавъ разговоръ, не осмѣливались предлагать что-либо выше этой суммы, а всѣ отступили, зная, какой жестокій человѣкъ былъ визирь. Эль-Мо'инъ, сынъ Савія, взглянувъ на маклера, сказалъ ему:
   -- Что же ты стоишь? Отведи эту дѣвушку въ сторону, я беру ее за четыре тысячи пятьсотъ червонцевъ и дамъ еще пятьсотъ въ твою пользу.
   Маклеръ подошелъ къ Али Нуръ-Эдъ-Дину.
   -- О, милый господинъ, -- сказалъ онъ ему, -- рабыни этой ты лишился даромъ.
   -- Отчего?-- спросилъ Нуръ-Эдъ-Динъ.
   -- Мы открыли торгъ на нее,-- отвѣчалъ маклеръ,-- съ четырехъ тысячъ пятисотъ червонцевъ, но тиранъ Эль-Мо'инъ, сынъ Савія, явился на торгъ и, увидавъ дѣвицу, плѣнился ею и сказалъ мнѣ: "Спроси у хозяина ея, согласенъ ли онъ отдать ее за четыре тысячи пятьсотъ червонцевъ и пятьсотъ червонцевъ тебѣ". Я увѣренъ, что онъ догадался, что рабыня принадлежитъ тебѣ; и если онъ дастъ тебѣ плату за нее сейчасъ же, то это будетъ особенная милость Господня. Но я его знаю и думаю, что онъ напишетъ тебѣ записку къ какому-нибудь изъ своихъ агентовъ и скажетъ имъ, чтобы они не платили тебѣ ничего; почему всякій разъ, какъ ты будешь приходить за деньгами, они будутъ говорить тебѣ: "Завтра мы заплатимъ". Такимъ образомъ они будутъ тянуть и, несмотря на свою гордость, откладывать со дня на день. Когда же ты очень надоѣшь имъ, то они скажутъ тебѣ: "Покажи намъ твою записку", и лишь только возьмутъ въ руки бумагу, какъ тотчасъ же разорвутъ ее въ мелкіе клочья. Такъ ты и лишишься платы за твою рабыню.
   Услыхавъ эти слова маклера, Нуръ-Эдъ-Динъ сказалъ ему:
   -- Что же мнѣ дѣлать?
   -- Я дамъ тебѣ совѣтъ, -- отвѣчалъ маклеръ, -- и если ты послушаешь его, то тебѣ будетъ лучше.
   -- Что же это такое?-- спросилъ Нуръ-Эдъ-Динъ.
   -- Приходи ко мнѣ сейчасъ же,-- отвѣчалъ маклеръ,-- пока я стою посреди рынка, возьми отъ меня рабыню и дай ей пощечину, сказавъ при этомъ: "Вотъ тебѣ! Я исполнилъ данную мною клятву и привелъ тебя на торгъ, чтобы маклеръ объявилъ о продажѣ тебя". Если ты такъ скажешь, то, можетъ-быть, обманешь этимъ и его и народъ, и всѣ повѣрятъ, что ты пустилъ ее въ продажу только для того, чтобы исполнить клятву.
   -- Это добрый совѣтъ,-- сказалъ Нуръ-Эдъ-Динъ.
   Такимъ образомъ маклеръ вернулся на свое мѣсто и, взявъ за руку рабыню, сдѣлалъ знакъ визирю Эль-Мо'ину, сыну Савія, сказавъ:
   -- Вотъ сейчасъ пришелъ ея владѣлецъ!
   Али Нуръ-Эдъ-Динъ, подойди къ маклеру, вырвалъ отъ него рабыню и, ударивъ ее по щекѣ, сказалъ:
   -- Вотъ тебѣ! Я привелъ тебя на продажу, чтобы исполнить свою клятву. Иди домой и впередъ слушайся меня. Мнѣ не надо за тебя денегъ, и продавать тебя я не намѣренъ; если я продалъ свою обстановку, продалъ все, что у меня было, то все это ничто передъ той цѣной, какую ты стоишь.
   Когда визирь Эль-Мо'инъ, сынъ Савія. увидѣлъ Нуръ-Эдъ-Дина, онъ крикнулъ ему:
   -- Вотъ я тебя! Развѣ у тебя осталось что-нибудь для продажи или для купли?
   И онъ бросился къ нему, чтобы наложить на него руки. Всѣ купцы обратились къ Нуръ-Эдъ-Дину, котораго они любили, а онъ сказалъ имъ:
   -- Я таковъ, какимъ стою передъ вами, а его жестокость всѣ знаютъ.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- вскричалъ визирь,-- что не будь васъ, я убилъ бы его.
   Всѣ купцы знаками и глазами показали другъ другу свои намѣренія и сказали:
   -- Мы не станемъ вмѣшиваться въ ваши дѣла.
   Послѣ этого Али Нуръ-Эдъ-Динъ тотчасъ же подошелъ къ визирю, сыну Савія (а Нуръ-Эдъ-Динъ былъ человѣкъ храбрый), и, сдернувъ ею съ лошади, бросилъ на землю. Въ этомъ мѣстѣ мяли глину 11), и визирь упалъ какъ разъ въ нее, а Нуръ-Эдъ-Динъ сталъ бить его кулакомъ и попалъ въ зубы, вслѣдствіе чего борода его окрасилась кровью. Съ визиремъ было десять мамелюковъ; когда они увидали, что Нуръ-Эдъ-Динъ дѣлалъ съ ихъ господиномъ, они всѣ схватились за ефесы своихъ мечей и готовы были броситься на него и изрубить его въ куски, но народъ сказалъ имъ:
   -- Это визирь, а это сынъ визиря, и, можетъ-быть, они помирятся другъ съ другомъ, а вы возбудите неудовольствіе и того и другого; или какъ-нибудь нечаянно ударите вашего господина и за то подвергнетесь самой позорной смерти; поэтому всего лучше не вмѣшивайтесь въ это дѣло.
   Али Нуръ-Эдъ-Динъ, переставъ бить визиря, взялъ свою рабыню и вернулся домой..
   Визирь, сынъ Савія, тотчасъ же всталъ, и одежда его, бывшая прежде бѣлаго цвѣта, теперь окрасилась въ три цвѣта: въ цвѣтъ грязи, въ цвѣтъ крови и въ цвѣтъ золы. Увидавъ себя въ такомъ видѣ, онъ взялъ круглую цыновку 12) и навѣсилъ ее себѣ на спину, а въ руку взялъ два пучка грубой травы 13) и пошелъ Къ дворцу султана, гдѣ остановился и сталъ кричать:
   -- О, царь вѣковъ, меня обижаютъ!
   Его привели къ царю, который, внимательно посмотрѣвъ на него, увидалъ, что это его визирь, Эль-Мо'инъ, сынъ Савія.
   -- Кто тебя обижаетъ?-- спросилъ онъ.
   Визирь сталъ кричать и стонать и проговорилъ слѣдующіе стихи:
   
   Должна ли угнетать меня судьба,
   Пока ты существуешь, и собаки
   Моимъ питаться мясомъ, если левъ ты?
   Должны ли жаждущіе люди пить;
   Изъ водоемовъ воду ключевую?
   Меня же мучитъ жажда у тебя.
   О, если бъ былъ дождемъ ты благодатнымъ!
   
   -- О, государь, -- продолжалъ онъ,-- всякія несчастія обрушиваются на меня, твоего служителя, сильно тебя любящаго.
   -- Кто же обидѣлъ тебя?-- снова спросилъ царь.
   -- Знай, о, царь,-- отвѣчалъ визирь,-- что сегодня я отправился на торгъ рабынь, желая пріобрѣсти себѣ кухарку, и увидалъ тамъ рабыню, такую красавицу, какой не видывалъ никогда въ жизни, а маклеръ сказалъ мнѣ, что она принадлежитъ Али Нуръ-Эдъ-Дину. Государь нашъ, султанъ, далъ отцу его десять тысячъ червонцевъ на покупку рабыни, и онъ купилъ эту дѣвушку, но она понравилась ему, и онъ отдалъ ее своему сыну. Когда отецъ его умеръ, сынъ началъ вести роскошную жизнь и дошелъ до того, что продалъ дома, сады и вещи; когда же совсѣмъ разорился, и у него ничего не осталось, онъ свелъ рабыню на рынокъ, чтобы продать ее, и отдалъ ее маклеру. Маклеръ сталъ выкрикивать объ ея продажѣ, а купцы стали дѣлать предложенія, пока не подняли цѣны до четырехъ тысячъ червонцевъ, при чемъ я подумалъ, что куплю ее для своего государя султана, такъ какъ первоначально она была куплена для него. Поэтому я сказалъ Али Нуръ-Эдъ-Дину: "О, сынъ мой, получи за нее плату четыре тысячи червонцевъ". Но когда онъ услыхалъ мои слова, то сказалъ: "О, злонамѣренный старикъ! Я скорѣе продамъ ее евреямъ или христіанамъ, чѣмъ тебѣ".-- "Вѣдь я покупаю ее,-- возразилъ я,-- не для себя, а для государя султана, нашего благодѣтеля". Лишь только онъ услыхалъ эти слова, какъ пришелъ въ страшную ярость, стащилъ меня съ лошади, несмотря на мой преклонный возрастъ, и началъ бить меня, пока не довелъ до того состоянія, въ которомъ ты меня видишь теперь. Вотъ чему я подвергся только изъ-за того, что пошелъ купить для твоего величества рабыню.
   Визирь упалъ на полъ и лежалъ, плача и дрожа всѣмъ тѣломъ....
   При видѣ того, въ какомъ положеніи находился визирь, у переносицы султана надулась жила отъ негодованія, и онъ взглянулъ на стоявшихъ около него царедворцевъ. Въ первомъ ряду стояло сорокъ вооруженныхъ людей, которымъ онъ и сказалъ:
   -- Отправляйтесь сейчасъ же въ домъ Али, сына Эль-Фадла сына Какана, ограбьте и разрушьте его; а самого Али и еге рабыню приведите сюда съ завязанными назадъ руками; дорогою тащите ихъ лицомъ по грязи и приведите сюда!
   -- Слушаемъ и повинуемся,-- отвѣчали они и отправились въ домъ Нуръ-Эдъ-Дина.
   При дворѣ султана былъ одинъ царедворецъ, по имени Аламъ-Эдъ-Динъ-Сенджаръ, бывшій прежде мамелюкомъ Эльфадла, сына Какана, отца Али Нуръ-Эдъ-Дина. Царедворецъ этотъ, услыхавъ приказаніе султана и видя, что враги хотятъ, уничтожить сына его бывшаго господина, не могъ допустить этого и, вскочивъ на коня, поскакалъ къ дому Али Нуръ-Эдъ-Дина и постучался къ нему въ дверь. Нуръ-Эдъ-Динъ вышелъ къ нему и, узнавъ его, поклонился ему.
   -- О, господинъ мой, -- сказалъ ему царедворецъ,-- теперь некогда ни кланяться ни разговаривать!
   -- Что случилось, о, Аламъ-Эдъ-Дшгь?-- спросилъ НуръЭдъ-Динъ.
   -- Спасайся бѣгствомъ,-- отвѣчалъ ему царедворецъ,-- спасайся и ты и рабыня твоя, потому что Эль-Мо'инъ, сынъ Савія, накликалъ на тебя бѣду. Если ты попадешься къ нему въ руки, то тебѣ не сдобровать. Султанъ послалъ за тобою сорокъ человѣкъ воиновъ; совѣтую тебѣ бѣжать прежде ихъ появленія.
   Сенджаръ протянулъ Нуръ-Эдъ-Дину руку, въ которой оказалось сорокъ червонцевъ, когда сосчиталъ ихъ НуръЭдъ-Динъ.
   -- Прими ихъ отъ меня, о, господинъ мой,-- сказалъ онъ,-- и если бы у меня было съ собою болѣе этого, то я бы далъ тебѣ. Но разговаривать теперь не время.
   Нуръ-Эдъ-Динъ пошелъ послѣ этого къ своей рабынѣ и сообщилъ ей обо всемъ, и это сильно огорчило ее.
   Оба они тотчасъ же вышли изъ города, Господь опустилъ на нихъ завѣсу своего покровительства, и они прошли къ берегу рѣки, гдѣ нашли судно, готовое распустить паруса. Хозяинъ стоялъ посреди судна и говорилъ:
   -- Кому надо проститься, или купить съѣстного, или сбѣгать за забытой вещью, то пусть торопятся, такъ какъ мы отчаливаемъ.
   -- Мы готовы,-- отвѣчали всѣ.
   Послѣ этого хозяинъ крикнулъ:
   -- Ну, скорѣй развязывай конецъ и продѣвай въ мачту! ")
   -- Куда направляетесь, хозяинъ?-- спросилъ Нуръ-Эдъ-Динъ.
   -- Въ обитель мира, въ Багдадъ,-- отвѣчалъ судохозяинъ.
   Нуръ-Эдъ-Динъ и рабыня его сѣли на судно, которое отчалило и пошло, распустивъ паруса,-- полетѣло по вѣтру, какъ птица, распустившая крылья.
   Между тѣмъ сорокъ воиновъ, которыхъ султанъ послалъ въ домъ Нуръ-Эдъ-Дина, выломали дверь и, войдя, обыскали весь домъ, но безъ всякаго успѣха. Разрушивъ домъ, они вернулись и сообщили о своей неудачѣ султану, который сказалъ:
   -- Ищите ихъ вездѣ, гдѣ только можно.
   -- Слушаемъ и повинуемся.-- отвѣчали они.

   Визирь Эль-Мо'инъ, сынъ Савія, ушелъ къ себѣ домой, получивъ отъ султана почетную одежду.
   -- Я самъ отомщу за тебя,-- сказалъ ему султанъ.
   Онъ прочелъ молитву за султана, и сердце его успокоилось.
   А султанъ приказалъ выкрикивать по городу слѣдующее:
   -- Народъ! Нашъ государь султанъ приказалъ, чтобы тотъ, кто встрѣтитъ Али Нурдъ-Эдъ-Дина, привелъ его къ султану, за что получитъ почетную одежду и тысячу червонцевъ. Тотъ же, кто спрячетъ его, или же, зная о его мѣстонахожденіи, не дастъ о немъ свѣдѣній, будетъ наказанъ примѣрнымъ образомъ!
   Такимъ образомъ народъ началъ искать его, но не могъ найти и слѣда. Въ такомъ положеніи находились дѣла въ этомъ городѣ.
   Али же Нуръ-Эдъ-Динъ и рабыня его благополучно прибыли въ Багдадъ, и хозяинъ судна сказалъ имъ:
   -- Ну, вотъ и Багдадъ, городъ безопасности: зима съ своими холодами миновала, а весна съ своими розами появилась, деревья распустились, и воды побѣжали.
   Али Нуръ-Эдъ-Динъ съ рабыней своей сошелъ на берегъ и отдалъ за проѣздъ пять червонцевъ. Шли они, разговаривая, и судьба привела ихъ въ чудные сады, и тамъ они дошли до мѣстечка со множествомъ длинныхъ скамеекъ, подъ рѣшетчатой крышей, съ которой спускались вазы съ водою. Въ концѣ этого мѣстечка шелъ заборъ съ калиткой, которая, однакоже, оказалась запертой.
   -- Клянусь Аллахомъ, это чудное мѣстечко!-- вскричалъ Нуръ-Эдъ-Динъ.
   -- Посидимъ, о, господинъ мой, на этихъ скамейкахъ.
   Они сѣли, вымыли лицо и руки и, наслаждаясь журчаньемъ воды и прохладой отъ вѣтерка, заснули.
   Садъ этотъ былъ названъ садомъ Восторговъ, а дворецъ назывался Увеселительнымъ дворцомъ и принадлежалъ калифу Гарунъ-Аль-Рашиду. Калифъ приходилъ отдыхать отъ заботъ въ эти сады и во дворецъ. Окна во дворцѣ были высокія, створчатыя, зала освѣщалась восемьюдесятью лампами, висѣвшими кругомъ, а посрединѣ стоялъ высокій золотой канделябръ. Входя во дворецъ, калифъ приказывалъ своимъ рабынямъ открыть окна, а своему собутыльнику Исъ-Гаку приказывалъ пѣть съ рабынями, чтобы размягчить его сердце и успокоить его тревоги. За садомъ смотрѣлъ старичокъ по имени шейкъ Ибрагимъ. Случилось однажды такъ, что онъ вышелъ по какимъ-то дѣламъ и нашелъ въ саду незнакомыхъ мужчинъ, проводившихъ время съ подозрительными женщинами. Онъ страшно взбѣсился на это и, дождавшись прихода калифа, сообщилъ ему объ этомъ событіи.
   -- Кого бы ты ни засталъ въ саду,-- сказалъ ему калифъ,-- ты можешь сдѣлать съ нимъ, что тебѣ угодно.
   Въ этотъ день, о которомъ идетъ рѣчь, шейкъ тоже вышелъ по какимъ-то дѣламъ и нашелъ на скамейкѣ, около входа въ садъ, двухъ уснувшихъ людей, прикрытыхъ однимъ изаромъ, и проговорилъ:
   -- Да знаютъ ли эти люди, что калифъ далъ мнѣ позволеніе убивать всѣхъ, кого я найду здѣсь? Этихъ людей я только немного поколочу для того, чтобы другіе не приходили сюда.
   Онъ срѣзалъ тоненькую пальмовую палку и, засучивъ рукава такъ, что обнажилъ всю кисть руки, онъ хотѣлъ начать наносить удары, но подумалъ и сказалъ въ душѣ:
    О, Ибрагимъ, какъ же можно бить людей, не зная ихъ обстоятельствъ? Они, можетъ-быть, иностранцы или дѣти дороги 15), которыхъ случай привелъ сюда. Поэтому, мнѣ лучше открыть ихъ лица и посмотрѣть на нихъ.
   Онъ тихонько приподнялъ изаръ и, открывъ ихъ лица, посмотрѣлъ на нихъ.
   "Какіе они красивые,-- подумалъ Ибрагимъ.-- Бить ихъ не годится".
   Онъ снова закрылъ ихъ изаромъ и, подойдя къ ногамъ Али Нуръ-Эдъ-Дина, началъ тихо почесывать ихъ, вслѣдствіе чего Нуръ-Эдъ-Динъ открылъ глаза и, увидавъ, что ноги ему чешетъ старикъ, онъ покраснѣлъ, отдернулъ ноги и, сѣвъ, взялъ руку шейка и поцѣловалъ ее.
   -- О, сынъ мой, откуда ты?-- спросилъ его шейкъ.
   -- Господинъ мой,-- отвѣчалъ Нуръ-Эдъ-Динъ, -- мы иностранцы.
   По щекамъ Нуръ-Эдъ-Дина потекли слезы.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ, ему тогда шейкъ Ибрагимъ.-- Знай, что пророкъ (Господь да благословитъ и да спасетъ его) всегда выказывалъ великодушіе иноземцамъ. Если хочешь, то встань, входи въ садъ и развлеки себя.
   -- О, господинъ мой,-- сказалъ Нуръ-Эдъ-Динъ,-- кому же принадлежитъ этотъ садъ?
   -- Садъ этотъ я наслѣдовалъ отъ своихъ родныхъ, -- отвѣчалъ ему шейкъ.
   Онъ сказалъ такъ только для того, чтобы незнакомцы, не смущаясь, вошли въ садъ. Нуръ-Эдъ-Динъ, выслушавъ его, поблагодарилъ и всталъ вмѣстѣ съ своей рабыней, а шейкъ Ибрагимъ провелъ ихъ въ садъ.
   Калитка находилась подъ сводомъ, обвитымъ виноградными лозами различныхъ цвѣтовъ: красныхъ, какъ рубины, и черныхъ, какъ черное дерево. Они вошли въ крытую аллею, обсаженную всевозможными фруктовыми деревьями и кустами, гдѣ сидѣли на вѣткахъ различныя птицы. Соловьи заливались на различные лады, а воркованье горлицъ разносилось по воздуху, черный дроздъ пѣніемъ своимъ напоминалъ человѣческій голосъ, а дикій голубь точно передразнивалъ пьянаго. Плоды всевозможныхъ сортовъ уже созрѣли. Каждаго сорта было по два дерева: было два дерева камфарныхъ абрикосовъ, миндальныхъ абрикосовъ и куразанскихъ абрикосовъ, сливы цвѣта нѣжнаго тѣла, вишни могли привести всякаго въ восторгъ, а фиги отливали чуднымъ краснымъ, бѣлымъ и зеленымъ цвѣтами. Цвѣты сіяли, словно жемчугъ и кораллы, розы соперничали своимъ цвѣтомъ со щечками красавицъ; тамъ были фіалки, мирты, левкои, лавенда, анемоны, и лепестки цвѣтовъ были покрыты слезами росы. Ромашка улыбалась, показывая свои зубы, а нарциссы засматривались своими темными глазами на розы; апельсины напоминали круглыя чашки, а лимоны-золотые шары. По землѣ пестрѣли цвѣты всевозможныхъ оттѣнковъ и всюду пахло весною. Рѣка журчала подъ пѣніе птицъ, а вѣтерокъ шелестилъ листьями. Жара была умѣренная, а вѣтерокъ нѣжно лобызалъ.
   Шейкъ Ибрагимъ провелъ ихъ въ возвышенную гостиную 16); они были очарованы ея прелестью и необыкновеннымъ изяществомъ и сѣли у окна. Нуръ-Эдъ-Динъ, раздумывая о своей прежней жизни, вскричалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, тутъ превосходно! Это мѣсто Напомнило мнѣ прошлое и возбудило во мнѣ жаръ, словно пламя отъ гхады 17).
   Шейкъ Ибрагимъ принесъ имъ угощенія, и они, вымывъ руки, поѣли досыта; послѣ чего Нуръ-Эдъ-Динъ, помѣстившись снова у окна, позвалъ свою рабыню, которая подошла къ нему, и они оба,-сидя, любовались на деревья, покрытыя плодами. Послѣ этого Нуръ-Эдъ-Динъ посмотрѣлъ на шейка и сказалъ ему:
   -- О, шейкъ, нѣтъ ли у тебя чего-нибудь напиться? Такъ какъ всѣ пьютъ послѣ ѣды.
   Шейкъ Ибрагимъ принесъ имъ сладкой холодной воды, а Нуръ-Эдъ-Динъ сказалъ ему:
   -- Мнѣ хотѣлось бы не такого питья.
   -- Ты хочешь вина?-- спросилъ его шейкъ.
   -- Да, -- отвѣчалъ Нуръ-Эдъ-Динъ.
   -- Спаси меня отъ него, Аллахъ!-- вскричалъ шейкъ.-- Тринадцать лѣтъ я не пробовалъ вина, такъ какъ пророкъ (благослови и спаси его, Господи) проклялъ и тѣхъ, кто пьетъ, и тѣхъ, кто дѣлаетъ его.
   -- Послушай, я скажу тебѣ два слова,-- продолжалъ НуръЭдъ-Динъ.
   -- Говори, что хочешь.
   -- Если ты не будешь ни дѣлать вино, ни пить его, ны приносить, то развѣ проклятіе можетъ коснуться тебя?
   -- Не можетъ, -- отвѣчалъ шейкъ.
   -- Въ такомъ случаѣ возьми этотъ червонецъ, -- сказалъ Нуръ-Эдъ-Динъ, -- и эти двѣ серебряныя монеты, садись на осла и поѣзжай, пока не встрѣтишь подходящаго человѣка, который могъ бы купить вина. Подзови его и, давъ ему двѣ серебряныя монеты, скажи ему: "Вотъ на этотъ червонецъ купи мнѣ вина и положи его на осла". Такимъ образомъ ты не принесешь вина, не сдѣлаешь его и не купишь, и съ тобою не случится ничего, что можетъ случиться съ другими.
   Шейкъ Ибрагимъ, посмѣявшись на его слова, отвѣчалъ;
   -- Клянусь Аллахомъ, я не встрѣчалъ человѣка остроумнѣе тебя и не слыхивалъ болѣе сладкихъ рѣчей.
   -- Мы зависимъ отъ тебя, -- сказалъ Нуръ-Эдъ-Динъ, -- и тебѣ надо исполнить наше желаніе; поэтому принеси намъ то, что мы просимъ.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ шейкъ.-- Кладовая моя тутъ передъ тобою (это была кладовая съ припасами, приготовленными для царя правовѣрныхъ), войди въ нее и возьми, что тебѣ нужно.
   Нуръ-Эдъ-Динъ вошелъ въ кладовую и увидалъ. серебряную и золотую, осыпанную драгоцѣнными каменьями посуду. Онъ налилъ изъ глиняныхъ кувшиновъ и изъ стеклянныхъ бутылокъ вина во взятую имъ посуду и началъ пить вмѣстѣ съ рабыней, дивясь великолѣпію принесенныхъ имъ изъ кладовой вещей.-- Шейкъ принесъ имъ душистыхъ цвѣтовъ и сѣлъ на нѣкоторомъ разстояніи отъ нихъ. Они же-съ наслажденіемъ продолжали пить, пока вино не стало на нихъ дѣйствовать. Щеки у нихъ раскраснѣлись, глаза разгорѣлись, какъ глаза лани, а волосы растрепались18); послѣ чего шейкъ Ибрагимъ сказалъ:
   -- Съ какой стати сижу я такъ отъ нихъ далеко? Почему бы мнѣ не подсѣсть къ нимъ? И скоро ли мнѣ случится быть въ обществѣ такихъ двухъ ясныхъ мѣсяцевъ?
   Онъ подошелъ и сѣлъ около нихъ на полъ, а Нуръ-Эдъ-Динъ сказалъ ему:
   -- О, господинъ мой, жизнью своею умоляю тебя, пододвинься и присоединись къ намъ.
   Онъ пододвинулся еще ближе, а Нуръ-Эдъ-Динъ налилъ кубокъ вина и, глядя на шейка, сказалъ:
   -- Выпей, чтобъ узнать, какъ хорошо, и ароматично вино.
   Но шейкъ Ибрагимъ вскричалъ:
   -- Сохрани меня отъ этого, Аллахъ! Тринадцать лѣтъ я ничего подобнаго не дѣлалъ...
   А Нуръ-Эдъ-Динъ, какъ будто не обращая вниманія на его слова, выпилъ вино и бросился на землю, словно совершенно пьяный....
   Послѣ этого Энисъ-Эль-Джелисъ посмотрѣла на шейка и сказала ему:
   -- О, шейкъ-Ибрагимъ! Ты видишь, какъ этотъ человѣкъ обращается со мною?
   -- О, госпожа моя, что такое съ. нимъ?-- спросилъ онъ.
   -- Онъ всегда обращается такъ со мною,-- отвѣчала она.-- Онъ пьетъ, потомъ уснетъ, а. я должна, сидѣть одна и пить мнѣ не съ кѣмъ. Если бъ я захотѣла выпить, то некому на полнить мнѣ кубокъ. А если бъ я захотѣла попѣть, то некому и слушать меня,
   Слова эти тронули шейка, и онъ отвѣчалъ:
   -- Да, такой товарищъ тебѣ не годится.
   Рабыня налила кубокъ и, глядя на шейка Ибрагима, сказала ему:
   -- Жизнью своею умоляю тебя, возьми кубокъ и выпей; не отказывайся, а возьми и выпей.
   Онъ протянулъ руку и, взявъ кубокъ, выпилъ его, а она наполнила для него кубокъ во второй разъ и, подавая его, сказала:
   -- О, господинъ мой! Это для тебя.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ онъ,-- я не могу больше пить. Съ меня довольно того, что я выпилъ.
   -- Клянусь, это необходимо, -- сказала она.
   И онъ, взявъ кубокъ, осушилъ его.
   Послѣ этого она подала ему третій кубокъ, и онъ взялъ его и тоже-хотѣлъ выпить, какъ вдругъ Нуръ-Эдъ-Динъ поднялся и сказалъ:
   -- О, шейкъ Ибрагимъ, какъ же это такъ? Развѣ я не упрашивалъ тебя выпить, а ты отказывался и говорилъ, что тринадцать лѣтъ ты не пилъ?
   Шейкъ Ибрагимъ смутился и отвѣчалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, я тутъ не виноватъ, это она заставила меня.
   Нуръ-Эдъ-Динъ засмѣялся, и они продолжали пировать, а рабыня, взглянувъ на своего господина, сказала ему:
   -- О, господинъ мой, пей лучше ты самъ и не заставляй пить шейка Ибрагима. Мы лучше такъ полюбуемся имъ.
   Она начала наполнять кубки и подавать своему господину, который, въ свою очередь, тоже наполнялъ ихъ и подавалъ ей, и такъ они дѣлали отъ времени до времени, пока, наконецъ, шейкъ Ибрагимъ смотрѣлъ-смотрѣлъ на нихъ да и сказалъ:
   -- Да что жъ это такое? Это что за попойка? Зачѣмъ же не наливаете вы мнѣ вина, разъ что я пью вмѣстѣ съ вами?
   Они оба засмѣялись и хохотали чуть не до безчувствія. Потомъ они выпили сами, налили вина ему и продолжали кутить такимъ образомъ, пока не миновала треть ночи.
   -- О, шейкъ Ибрагимъ,-- сказала тогда рабыня.-- Позволь мнѣ встать и зажечь одну изъ вставленныхъ свѣчей.
   -- Встань,-- отвѣчалъ онъ,-- но болѣе одной свѣчи не зажигай.
   Но она, вскочивъ, зажгла сначала одну свѣчу, затѣмъ -- другую и кончила тѣмъ, что зажгла всѣ восемьдесятъ. Послѣ этого она сѣла, а Нуръ-Эдъ-Динъ сказалъ:
   -- О, шейкѣ Ибрагимъ, неужели ты не сдѣлаешь мнѣ одолженія и не позволишь мнѣ зажечь хоть одну лампу?
   -- Встань и одну лампу зажги,-- отвѣчалъ ему шейкъ,-- и не надоѣдай мнѣ больше.
   Онъ всталъ и, начиная съ первой лампы, зажегъ всѣ восемьдесятъ, и зала освѣтилась, какъ для танцевъ. Шейкъ Ибрагимъ, сильно опьянѣвши, сказалъ:
   -- Да, вы любите повеселиться еще болѣе меня.
   Онъ вскочилъ и раскрылъ всѣ окна, послѣ чего снова сѣлъ съ ними; они продолжали пить и декламировать стихи; ихъ веселые голоса громко разносились но комнатѣ.
   Всевидящій и всезнающій Господь, опредѣляющій причину всего, предрѣшилъ, чтобы калифъ сидѣлъ въ эту лунную ночь у окна, которое выходило на Тигръ. Глядя на рѣку, онъ. увидалъ на поверхности воды отраженіе, свѣта отъ лампъ и свѣчей и вскричалъ:
   -- Приведите ко мнѣ Джафара-Эль-Бармеки!
   Въ мгновеніе ока Джафаръ предсталъ передъ царемъ правовѣрныхъ, и калифъ сказалъ ему:
   -- Ахъ ты, собака визирь! Такъ вотъ какъ ты служишь мнѣ! Ты не доносишь мнѣ о томъ, что дѣлается въ городѣ Багдадѣ!
   -- Что значатъ эти слова?-- спросилъ Джафаръ.
   -- Если бы городъ Багдадъ не былъ отнятъ отъ меня, -- отвѣчалъ калифъ,-- то увеселительный дворецъ не былъ бы освѣщенъ свѣчами и лампами, и окна въ немъ не были бы открыты. Горе тебѣ! Кто могъ это сдѣлать, разъ я не лишенъ сана калифа?
   -- Кто же,-- спросилъ Джафаръ, у котораго тряслось подъ жилками отъ страха,-- могъ сообщить тебѣ, что свѣчи и лампы зажжены въ увеселительномъ дворцѣ, и что окна въ немъ открыты?-.
   -- Подойди сюда и посмотри, -- отвѣчалъ ему калифъ..
   Джафаръ подошелъ къ калифу и, взглянувъ въ окно, увидалъ, что дворецъ сіялъ огнями и свѣтомъ своимъ превосходилъ свѣтъ луны. Прежде всего ему хотѣлось оправдать какъ-нибудь шейка Ибрагима и,-- думая, что все это произошло вслѣдствіе имъ же, визиремъ, даннаго позволенія, онъ сказалъ:
   -- О, царь правовѣрныхъ, на прошлой недѣлѣ шейкъ Ибрагимъ сказалъ мнѣ: "О, господинъ мой Джафаръ, мнѣ хотѣлось бы пригласить повеселиться моихъ дѣтей, пока я живъ и живъ калифъ".-- "Зачѣмъ говоришь ты мнѣ это?" -- спросилъ Я.:-- "Затѣмъ, чтобы ты спросилъ у калифа позволеніе, -- сказалъ онъ, -- и я могъ бы отпраздновать обрѣзаніе своего сына во дворцѣ".-- "Ну, такъ празднуй обрѣзаніе, твоего сына,-- отвѣчалъ я.-- И если Господь сподобитъ меня увидать калифа, то я доложу ему объ этомъ". И онъ ушелъ отъ меня съ этимъ, а я забылъ доложить тебѣ.
   -- О, Джафаръ, -- сказалъ калифъ, -- ты былъ виновенъ передо мною въ одной вещи, а теперь провинился въ двухъ, а именно; во-первыхъ, ты не доложилъ мнѣ объ этомъ, а во-вторыхъ, не исполнилъ желанія шейка Ибрагима, потому что если онъ приходилъ къ тебѣ и говорилъ такимъ образомъ, такъ только изъ желанія намекнуть тебѣ, что ему хотѣлось бы получить нѣкоторое вспомоществованіе, а ты не только ничего ему не далъ, но даже не сообщилъ ничего объ этомъ мнѣ.
   -- О, царь правовѣрныхъ, отвѣчалъ онъ,-- я забылъ.
   -- Клянусь своими предками,-- сказалъ калифъ,-- что остатокъ ночи я проведу съ нимъ, такъ какъ онъ человѣкъ правдивый, знающійся съ шейками19), помогающій бѣднымъ и поддерживающій несчастныхъ. Надо полагать, что сегодня собрались къ нему всѣ его знакомые, и я непремѣнно хочу быть тамъ; можетъ-быть, кто-нибудь изъ его гостей прочтетъ хорошую молитву за нашу настоящую и будущую жизнь, и присутствіе мое, можетъ-быть, принесетъ кому-нибудь пользу, а ему -- удовольствіе.
   -- О, царь правовѣрныхъ,-- возразилъ Джафаръ.-- Вѣдь ночь почти уже прошла, и гости, вѣроятно, скоро разойдутся.
   Но калифъ сказалъ:
   -- Идемъ туда.
   Джафаръ замолчалъ и такъ былъ смущенъ, что не зналъ, что ему дѣлать. Калифъ же всталъ, и Джафаръ пошелъ вслѣдъ за нимъ, какъ пошелъ и евнухъ Месруръ. Они втроемъ молча вышли изъ дворца и, одѣтые купцами, пошли по улицамъ, пока не пришли къ калиткѣ вышеупомянутаго сада. Калифъ, подойдя, нашелъ калитку отворенной, что его удивило, и онъ сказалъ:
   -- Посмотри, о, Джафаръ, шейкъ Ибрагимъ до такого поздняго часа оставилъ калитку отворенной, что вовсе на него не похоже.
   Они вошли и прошли въ конецъ сада, гдѣ остановились около дворца, и калифъ сказалъ:
   -- О, Джафаръ, мнѣ хотѣлось бы незамѣтнымъ образомъ взглянуть на нихъ, прежде чѣмъ пойти къ нимъ, чтобы увидать, какъ шейки проводятъ время и употребляютъ свои способности. Эти люди обладаютъ качествами, которыми отличаются какъ въ частной, такъ и въ общественнощжизни. Но мы не слышимъ ихъ голосовъ, и ничто не говоритъ намъ о ихъ присутствіи.
   Сказавъ это, калифъ осмотрѣлся кругомъ и, увидавъ толстое орѣховое дерево, прибавилъ:
   -- О, Джафаръ, хотѣлось бы мнѣ взобраться на это дерево, такъ какъ сучья его достигаютъ оконъ, и посмотрѣть туда.
   Онъ полѣзъ на дерево и, перебираясь съ сучка на сучокъ, остановился передъ однимъ изъ оконъ, сѣлъ тамъ и сталъ смотрѣть въ комнату дворца, гдѣ увидалъ, дѣвицу и молодого человѣка, красивыхъ какъ ясные мѣсяцы (слава Тому, Кто создалъ ихъ); кромѣ того, онъ увидалъ сидящаго съ ними съ кубкомъ въ рукѣ шейка Ибрагима.
   -- О, царица красоты!-- говорилъ онъ,-- пить и не слышать веселыхъ пѣсенъ непріятно. Развѣ ты не знаешь, что сказалъ поэтъ:
   
   Большой и малый кубокъ пусть обходятъ
   Весь кругъ гостей; примите эти кубки
   Отъ пьяницы, котораго лицо
   Вамъ свѣтлый ликъ луны напоминаетъ.
   И пить нельзя вамъ безъ веселыхъ пѣсенъ,
   Вѣдь лошади пьютъ воду подъ свистокъ.
   
   Когда калифъ увидалъ, какъ велъ себя старый Ибрагимъ, у него отъ негодованія надулась на лбу жила, и, сойдя съ дерева, онъ сказалъ:
   -- О Джафаръ! Никогда въ жизни не видалъ я такого чудеснаго превращенія праведника, какое привелось мнѣ видѣть сегодня. Поднимись ты самъ на это дерево и увидишь, если только благословеніе праведника снизойдетъ и на тебя 20).
   Услыхавъ слова калифа, Джафаръ былъ нѣсколько удивленъ и, поднявшись на дерево, сталъ смотрѣть въ комнату, гдѣ увидалъ Нуръ-Эдъ-Дина, шейка Ибрагима и рабыню, и въ рукахъ шейка Ибрагима увидалъ кубокъ. Увидавъ это зрѣлище, онъ пришелъ къ убѣжденію, что конецъ будетъ печальный, и, сойдя внизъ, всталъ передъ калифомъ.
   -- О, Джафаръ,-- сказалъ царь правовѣрныхъ,-- слава Богу, что мы не принадлежимъ къ числу людей, которые только для виду исполняютъ святой законъ и не причастны грѣху какъ лицемѣры!
   Отъ сильнаго смущенія Джафаръ не нашелся даже, что отвѣтить. Калифъ посмотрѣлъ на него и спросилъ:
   -- Кто могъ привести этихъ людей сюда и впустить ихъ во дворецъ? Но только такихъ красивыхъ, статныхъ и привлекательныхъ людей, какъ этотъ молодой человѣкъ и эта дѣвушка, мнѣ въ жизни не приводилось видѣть.
   Джафаръ, надѣясь, что калифъ можетъ быть смилуется, поспѣшно отвѣчалъ:
   -- Ты совершенно правъ, о, царь правовѣрныхъ!
   -- О, Джафаръ; -- сказалъ калифъ; -- полѣзай съ нами на тотъ сукъ насупротивъ окна, и мы позабавимся, глядя на нихъ.
   Они взлѣзли на дерево и, сидя тамъ, слышали, какъ шейкъ сказалъ:
   -- О, госпожа моя, я преступилъ приличіе, принявъ участіе въ вашей попойкѣ, но удовольствіе получилъ не полное, такъ какъ не слышу веселыхъ пѣсенъ и бряцанія струнъ.
   -- О, шейкъ Ибрагимъ, -- отвѣчала Энисъ-Эль-Джелисъ,-- клянусь Аллахомъ, если бы у насъ былъ какой-нибудь музыкальный инструментъ, то мы могли бы быть совсѣмъ довольны.
   Шейкъ Ибрагимъ, услыхавъ ея слова, всталъ.
   -- Куда это онъ идетъ?-- сказалъ калифъ Джафару.
   -- Не знаю,-- отвѣчалъ Джафаръ.
   Шейкъ вышелъ, но вскорѣ вернулся съ лютнею въ рукахъ, и калифъ, пристально посмотрѣвъ, увидалъ, что это лютня Исъ-Гака, его собутыльника.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- сказалъ онъ,-- если эта дѣвица поетъ дурно, то я распну всѣхъ васъ.
   -- О Аллахъ!-- проговорилъ Джафаръ,-- не допусти ея пѣть хорошо.
   -- Почему?-- спросилъ калифъ.
   -- Для того, чтобы ты распялъ насъ всѣхъ, -- отвѣчалъ Джафаръ,-- и мы могли бы забавлять другъ друга разговорами.
   Калифъ засмѣялся, а дѣвушка, взявъ лютню и рукой пробѣжавъ по струнамъ, заиграла такъ, что игрой своей могла заставить расплавиться даже желѣзо и придать ума дураку; вслѣдъ за тѣмъ она запѣла такимъ голосомъ, что калифъ вскричалъ:
   -- Знаешь, Джафаръ, я никогда въ жизни не слыхалъ такого чуднаго голоса!
   -- Можетъ-быть,-- сказалъ Джафаръ,-- гнѣвъ калифа прекратился?
   -- Да,-- сказалъ онъ,-- его не стало.
   Онъ спустился съ Джафаромъ съ дерева и, посмотрѣвъ на него, сказалъ:
   -- Мнѣ очень хочется пойти къ нимъ, посидѣть съ ними и послушать пѣніе этой дѣвушки.
   -- О, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ Джафаръ; -- если ты пойдешь къ нимъ, то они, вѣроятно, сильно смутятся твоимъ присутствіемъ, а шейкъ Ибрагимъ можетъ даже умереть отъ страха.
   -- О, Джафаръ, -- возразилъ на это калифъ,-- ты долженъ выдумать мнѣ какой-нибудь способъ для того, чтобы я могъ узнать всю правду, не показавъ имъ, что я знаю все.
   Калифъ и Джафаръ пошли къ Тигру, разсуждая объ этомъ предметѣ, и подъ окнами дворца увидали рыбака, закидывавшаго сѣть въ надеждѣ поймать что-нибудь себѣ на насущный хлѣбъ.
   Однажды когда-то калифъ спросилъ у шейка Ибрагима:
   -- Что это за шумъ я слышалъ подъ окнами дворца?
   -- Это говорятъ рыбаки, -- отвѣчалъ шейкъ,-- которые ловятъ рыбу.
   -- Ну, такъ поди и запрети имъ ходить сюда.
   -- Послѣ этого рыбакамъ не позволялось ходить туда; но въ эту ночь пришелъ рыбакъ, по имени Керимъ, и, видя, что калитка въ садъ открыта, онъ подумалъ:
   "Воспользуюсь такой оплошностью и, можетъ-быть, мнѣ посчастливится поймать что-нибудь".

   Онъ взялъ сѣти и, забросивъ ихъ въ воду, продекламировалъ стихотвореніе, дѣлая сравненіе между положеніемъ рыбака, работающаго всю ночь, и владѣтеля замка, который сладко засыпаетъ, а, проснувшись, видитъ только низкопоклонство. Только успѣлъ онъ кончить стихотвореніе, какъ вдругъ калифъ нечаянно очутился около него. Калифъ зналъ его и вскричалъ:
   -- Это ты, Керимъ?
   Рыбакъ, услыхавъ свое имя, обернулся и увидалъ калифа.
   Отъ страха у него затряслось подъ жилками.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- вскричалъ онъ, -- я это сдѣлалъ, царь правовѣрныхъ, не въ насмѣшку твоего приказа, но бѣдность и семья заставили меня поступить противозаконно.!
   -- Ну, закинь сѣти на мое счастье,-- отвѣчалъ калифъ.
   Обрадованный рыбакъ тотчасъ же пошелъ и бросилъ сѣть; подождавъ, пока она опустилась, и вода успокоилась, онъ вытянулъ ее и выловилъ безчисленное множество всевозможной рыбы.
   Калифъ былъ очень доволенъ и сказалъ:
   -- О, Керимъ, сними съ себя одежду.
   Рыбакъ исполнилъ приказаніе. На немъ былъ надѣтъ джуббехъ 21) съ сотней заплатъ изъ грубой шерстяной ткани и полный отвратительныхъ насѣкомыхъ; между прочимъ, въ немъ было столько блохъ, что онѣ могли бы перенести его по поверхности всей земли. Калифъ снялъ съ головы его чалму, которую Керимъ не перевивалъ уже въ продолженіе трехъ лѣтъ, а найдя какой-нибудь лоскутокъ называлъ его сверху. Взявъ джуббехъ и чалму, калифъ снялъ съ себя двѣ рубахи изъ александрійской и баалабекской шелковой матеріи и мелватахъ 22) и фараджеехъ и сказалъ рыбаку:
   -- Возьми все это и надѣнь на себя.
   Калифъ надѣлъ на себя джуббехъ и чалму рыбака и, надвинувъ на лицо литчамъ 23), сказалъ рыбаку:
   -- Иди по своимъ дѣламъ.
   Рыбакъ, поцѣловавъ ноги калифа и поблагодаривъ его, продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Ты одарилъ меня превыше, мѣры
   Въ знакъ милости твоей высокой; мнѣ
   Тебѣ отвѣтить тѣмъ же не по силамъ.
   Поэтому я благодаренъ буду
   Тебѣ все время жизни нашей здѣсь,.
   Когда же смерть сведетъ меня въ могилу,
   То прахъ моихъ костей изъ гроба будетъ
   Попрежнему благодарить тебя.
   
   Но не успѣлъ онъ кончить этихъ, стиховъ, какъ по особѣ калифа, поползли и поскакали насѣкомыя, и онъ началъ ловить ихъ у себя на шеѣ то правой, то лѣвой рукой и бросать ихъ, при этомъ восклицалъ:
   -- О, горе тебѣ, рыбакъ! Сколько насѣкомыхъ въ твоемъ джуббехѣ!
   -- О, государь, -- отвѣчалъ онъ,-- это они безпокоятъ тебя только съ перваго раза, а черезъ недѣлю ты такъ къ нимъ привыкнешь, что не почувствуешь, какъ они будутъ бѣгать по тебѣ.,,
   Калифъ. засмѣялся. и сказалъ ему:
   -- Неужели же я стану ходить въ этомъ джуббехѣ?
   -- Мнѣ хотѣлось бы сказать тебѣ: кое-что,-- отвѣчалъ рыбакъ,-- но мнѣ стыдно, несмотря на мой страхъ передъ тобою.
   -- Ну, говори, что хотѣлъ ты сказать мнѣ!-- вскричалъ калифъ,
   -- Мнѣ пришло въ голову,-- продолжалъ рыбакъ, -- что ты хочешь поучиться ловить рыбу, о, царь правовѣрныхъ, для того, чтобы стать во главѣ торговли, которая можетъ принести тебѣ выгоду; и если это такъ, то этотъ джуббехъ пригодится тебѣ.
   Рыбакъ засмѣялся, а калифъ взялъ корзину съ рыбой и, нарвавъ въ нее немного травы, направился съ нею къ Джафару и остановился передъ нимъ. Джафаръ же, думая, что передъ нимъ стоитъ рыбакъ Керимъ и боясь за него, сказалъ:
   -- О, Керимъ, зачѣмъ ты пришелъ сюда? Уходи скорѣе, вѣдь сегодня здѣсь калифъ.
   Калифъ же, услыхавъ эти слова Джафара, такъ захохоталъ, что упалъ отъ хохота навзничь.
   -- Да ты не нашъ ли царь правовѣрныхъ?-- сказалъ ему Джафаръ.
   -- Да, Джафаръ,-- отвѣчалъ калифъ,-- а ты мой визирь, и мы пришли сюда съ тобою вмѣстѣ, но ты меня не узналъ. Такъ какъ же узнаетъ меня шейкъ Ибрагимъ, который вдобавокъ еще пьянъ? Оставайся тутъ до тѣхъ поръ, пока я не вернусь.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ Джафаръ, а калифъ подошелъ къ двери дворца и постучался:
   Шейкъ Ибрагимъ всталъ и спросилъ:
   -- Кто тамъ за дверью?
    Это я, шейкъ Ибрагимъ,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Кто ты?-- спросилъ шейкъ.
   -- Я -- Керимъ, рыбакъ, -- отвѣчалъ калифъ.-- Я слышалъ, что у тебя гости, и потому принесъ рыбы, такъ какъ она превосходна.
   Нуръ-Эдъ-Динъ и рабыня его очень любили рыбу и, услыхавъ о томъ, что рыбакъ принесъ рыбу, они очень обрадовались и сказали:
   -- О, господинъ нашъ, открой ему, и пусть онъ принесетъ свою рыбу.
   Шейкъ Ибрагимъ отворилъ дверь, и калифъ, переодѣтый рыбакомъ, вошелъ и началъ кланяться, а шейкъ Ибрагимъ сказалъ ему:
   -- Ну, что же, добро пожаловать, разбойникъ, воръ, грабитель! Войди и покажи намъ рыбу, которую принесъ.
   Онъ показалъ имъ рыбу, которая еще трепетала и билась, а рабыня вскричала:
   -- Клянусь Аллахомъ, о, господинъ мой, что за чудная рыба, Ахъ, если бы она была жареная!
   -- Клянусь Аллахомъ, вскричалъ шейкъ Ибрагимъ, -- ты совершенно права! Рыбакъ, -- прибавилъ онъ, обращаясь къ калифу,-- хорошо бы, если бы ты принесъ намъ жареной рыбы. Иди изжарь ее и принеси намъ.
   -- Слушаю твоего приказанія,-- отвѣчалъ калифъ,-- я сегодня же изжарю ее и принесу.
   -- Ну, такъ скорѣе!-- сказали они.
   Калифъ всталъ и пошелъ къ Джафару.
   -- Джафаръ,-- сказалъ онъ,-- они хотятъ, чтобы рыба была изжарена.
   -- Дай мнѣ ее, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ тотъ,-- и я изжарю ее.
   -- Клянусь могилою моихъ предковъ,-- возразилъ калифъ,-- я самъ изжарю ее, своими собственными руками я изжарю ее.
   Онъ направился въ хижину смотрителя и, поискавъ въ ней, нашелъ все, что ему было нужно, какъ-то: сковороду, соль и даже дикій маіоранъ и все другое. Онъ подошелъ къ очагу, поставилъ на него сковороду и изжарилъ рыбу отлично. Когда рыба была совсѣмъ готова, онъ сложилъ ее на банановый листъ, и, сорвавъ въ саду нѣсколько лимоновъ, отправился съ рыбой во дворецъ и поставилъ ее передъ пирующими. Молодой человѣкъ и рабыня и шейкъ Ибрагимъ пододвинулись къ рыбѣ и стали ѣсть. Поѣвъ, они вымыли себѣ руки, а Нуръ-Эдъ-Динъ сказалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, рыбакъ, ты оказалъ намъ сегодня большое одолженіе!
   Затѣмъ, засунувъ руку въ карманъ, онъ вынулъ три червонца изъ тѣхъ, что Сенджаръ далъ ему на дорогу, и сказалъ:
   -- О, рыбакъ, извини меня. Клянусь Аллахомъ, что если бы я зналъ тебя передъ несчастіемъ, обрушившимся на меня, я избавилъ бы тебя отъ гнетущей бѣдности. Теперь же, прими отъ меня то, что я по своимъ обстоятельствамъ могу удѣлить тебѣ.
   Говоря такимъ образомъ, онъ бросилъ червонцы калифу, который, взявъ ихъ, поцѣловалъ 24) и положилъ къ себѣ въ карманъ. Все это калифъ дѣлалъ для того, чтобы послушать пѣніе.
   -- Ты ласково обошелся со мною,-- сказалъ онъ,-- и щедро наградилъ меня, но я все-таки попрошу у тебя еще одной милости: мнѣ хотѣлось бы послушать пѣніе этой дѣвицы.
   -- Энисъ-Эль-Джелисъ!-- сказалъ на это Нуръ-Эдъ-Динъ.
   -- Что прикажешь?-- спросила она,
   -- Ради моей жизни, спой что-нибудь въ награду этому рыбаку, такъ какъ ему хочется послушать тебя.
   Услыхавъ приказаніе своего господина, она взяла лютню и, пробѣжавъ рукою по струнамъ и завернувъ нѣкоторыя колки, пропѣла слѣдующіе стихи:
   
   Когда на лютнѣ дѣва молодая
   И стройная, какъ молодая лань,
   Играетъ, то чаруетъ, всѣ сердца
   Своей игрою дивною. А голосъ
   Ея заставить могъ бы и глухого
   Услышать пѣнье чудное ея.
   Нѣмой бы тоже получилъ даръ слова
   И передъ ней воскликнулъ бы въ восторгѣ:
   "Ты превосходишь всѣхъ другихъ пѣвицъ
   Божественной игрой своей и пѣньемъ!"
   
   Затѣмъ снова заиграла такъ, что могла очаровать кого угодно и потомъ запѣла:
   
   Намъ лестно, что нашъ д женіе семи дней они не различали дней отъ ночей и все время наслаждались и веселились. Эти семь дней пролетѣли для нихъ, какъ одинъ день, и они узнали, что наступилъ седьмой день только потому, что къ нимъ явились музыканты. Тутъ они вышли изъ своей комнаты и стали дарить деньги и платья. Они жили очень счастливо, пока къ нимъ не явилась разлучница друзей -- смерть. Да прославится Тотъ, Кто не измѣняется, не прекращается и къ Кому все возвращается.


ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ.
Начинается съ половины четыреста пятьдесятъ пятой ночи и кончается въ половинѣ пятьсотъ тридцать седьмой,

Исторія Али Каирскаго.

   Въ городѣ Каирѣ жилъ-былъ купецъ, очень богатый не только деньгами, но и брильянтами и несмѣтными имѣніями; звали его Гасаномъ, багдадскимъ ювелиромъ. Господь благословилъ его сыномъ, очень красивой наружности, стройнаго станомъ, румянаго и миловиднаго; звали его Али Каирскимъ. Онъ обучался чтенію Корана, и искусствамъ, и литературѣ, и разнымъ другимъ наукамъ, и торговалъ вмѣстѣ съ отцомъ.
   Но отецъ вдругъ захворалъ; болѣзнь его настолько усилилась, что онъ почувствовалъ приближеніе смерти. Призвавъ своего сына, онъ сказалъ ему:
   -- О, сынъ мой, на землѣ мы пребываемъ временно и всѣ перейдемъ въ міръ вѣчный; всѣ мы должны умереть. И я, сынъ мой, чувствуя приближеніе смерти, желалъ бы оставить тебѣ завѣщаніе. Если ты будешь жить по моему указанію, то проживешь счастливо и благополучно, пока Господь (да святится имя Его!) не возьметъ тебя къ себѣ; но если ты не станешь жить по моему указанію, то несчастіе обрушится на тебя, и ты пожалѣешь, что не послушался меня.
   -- О, отецъ мой,-- отвѣчалъ ему Али,-- какъ смѣю я не послушаться тебя и не поступать по твоему завѣщанію, разъ что я обязанъ повиноваться тебѣ и жить по твоему указанію.
   -- Сынъ мой, -- продолжалъ отецъ, -- я оставляю тебѣ несмѣтное количество усадебъ, домовъ, земель и денегъ, такъ что если ты ежедневно будешь тратить по пятисотъ червонцевъ, то и тогда не проживешь своего состоянія. Но, сынъ мой, помни страхъ Божій и повиновеніе Ему и помни ученіе пророка (да спасетъ его Господь) и все, что онъ дозволяетъ и что онъ запрещаетъ своимъ закономъ. Старайся оказывать благодѣянія и быть всегда добрымъ; дружись съ добрыми, справедливыми и учеными людьми и помни, что такіе люди заботятся о бѣдныхъ и нуждающихся, избѣгаютъ скупости и жадности и не знаются съ дурными и подозрительными личностями. Съ прислугой, съ домашними и въ особенности съ женой будь ласковъ, такъ какъ жена твоя изъ знатнаго рода, твоя помощница; съ Божьей помощью она подаритъ тебя добрымъ потомствомъ.


   Онъ, не переставая, поучалъ его и плакалъ и говорилъ:
   -- О, сынъ мой, я прошу у Господа, Царя небеснаго, чтобы Онъ спасъ тебя отъ всякой напасти и отстранилъ отъ всякаго зла!
   -- О, отецъ мой,-- горько плача, говорилъ сынъ,-- клянусь Аллахомъ, что слова твои глубоко запали мнѣ въ душу, и ты говоришь точно рѣчами самого Господа.
   -- Я чувствую, сынъ мой,-- продолжалъ отецъ,-- приближеніе своей смерти и прошу тебя не забыть моего завѣщанія.
   Старикъ началъ послѣ этого молиться и читать Коранъ, пока не ослабѣлъ еще болѣе; тогда онъ приказалъ сыну подойти къ нему поближе.
   Когда сынъ подошелъ, онъ поцѣловалъ его и, тяжело вздохнувъ, отдалъ Богу душу, и былъ взятъ Господомъ (да святится имя Его!).
   Сынъ его былъ страшно огорченъ; въ домѣ у нихъ слышались громкіе вопли, и товарищи и пріятели отца всѣ пришли утѣшать его. Онъ приготовилъ тѣло къ погребенію и сдѣлалъ, богатыя похороны. Тѣло снесли въ молельню и молились о немъ, послѣ чего перенесли на кладбище, похоронили и стали читать надъ нимъ Коранъ. Послѣ этого всѣ вернулись домой и стали утѣшать сына покойнаго; затѣмъ разошлись по домамъ, а сынъ въ продолженіе сорока дней приказывалъ читать на могилѣ Коранъ. Самъ онъ никуда не выходилъ изъ дому за исключеніемъ кладбища, на которое ходилъ каждую пятницу.
   Долгое время онъ постоянно молился и читалъ Коранъ, пока, наконецъ, къ нему не пришли его пріятели, купеческіе сыновья, и, поздоровавшись съ нимъ, не сказали ему:
   -- Долго ли ты будешь еще горевать и пренебрегать своими занятіями, торговлей и знакомствами? Вѣдь это тебѣ надоѣстъ и, пожалуй, доведетъ тебя до болѣзни.
   Вмѣстѣ съ ними къ нему въ домъ пробрался и дьяволъ, нашептывавшій имъ дурныя мысли. Поэтому они неустанно уговаривали его пойти съ ними на рынокъ, а дьяволъ подстрекалъ его исполнить ихъ желаніе, такъ что, наконецъ, онъ согласился и пошелъ съ ними, чтобы исполнить то, что было предопредѣлено его судьбою.
   -- Ну, садись на мула,-- сказали ему товарищи,-- и поѣзжай въ такой-то садъ для того, чтобы повеселиться съ нами и размыкать твое горе.
   Онъ сѣлъ на мула и, взявъ съ собой раба, поѣхалъ съ пріятелями въ садъ. По прибытіи туда одинъ изъ нихъ занялся приготовленіемъ обѣда, который имъ вскорѣ и былъ поданъ. Они ѣли, веселились и бесѣдовали до самаго вечера, когда сѣли на муловъ и отправились по домамъ. На слѣдующее утро пріятели снова пришли къ нему.
   -- Ну, ѣдемъ же съ нами!-- сказали они.
   -- Куда?
   -- Въ садъ,-- отвѣчали они,-- только въ другой, потому что онъ лучше того, въ которомъ мы были; въ немъ будетъ веселѣе.
   Онъ сѣлъ на мула и поѣхалъ съ пріятелями въ садъ. По пріѣздѣ туда одинъ изъ нихъ приготовилъ обѣдъ, принесъ его въ садъ и вмѣстѣ съ нимъ принесъ вина, и всѣ сѣли угощаться. Когда вино было подано, Али спросилъ:
   -- Это что же такое?
   -- Это то, что разгоняетъ тоску и дѣлаетъ человѣка счастливымъ,-- отвѣчали ему пріятели.
   Они, не переставая, уговаривали его, пока не уговорили, и онъ началъ пить съ ними. Они ѣли, пили и болтали вплоть до вечера, когда разъѣхались по домамъ. На Али Каирскаго вино сильно подѣйствовало, онъ опьянѣлъ и въ такомъ состояніи пришелъ къ женѣ.
   -- Что это, какой ты странный?-- сказала она ему.
   -- Сегодня мы забавлялись и веселились,-- отвѣчалъ онъ,-- одинъ изъ насъ принесъ вина, всѣ стали пить, и я съ ними, вотъ оттого-то я такой и вышелъ.
   -- О, господинъ мой,-- сказала ему на это жена,-- развѣ ты забылъ завѣщаніе отца, что поступаешь противъ его воли, заводя дружбу съ подозрительными людьми?
   -- Это купеческіе сыновья,-- отвѣчалъ онъ,-- а вовсе не подозрительные люди, они только любятъ повеселиться.
   Онъ продолжалъ ежедневно кутить съ пріятелями. Они ѣздили по разнымъ садамъ, ѣли, пили и, наконецъ, пріятели сказали ему:
   -- Нашъ чередъ кончился, теперь наступилъ твой.
   -- Очень радъ,-- отвѣчалъ онъ,-- добро пожаловать!
   И, вставъ утромъ, онъ приготовилъ все, что было нужно для кутежа, какъ ѣду, такъ и питье, въ гораздо большемъ изобиліи, чѣмъ бывало приготовлено у его друзей, и взялъ съ собой поваровъ, и судомоекъ, и приготовителей кофе 1) и отправился на Эръ-Родахъ и Нилометеръ 2). Тамъ они прожили цѣлый мѣсяцъ, ѣли, пили, слушали музыку и кутили, а по прошествіи этого мѣсяца Али увидалъ, что онъ истратилъ довольно крупную сумму денегъ, но дьяволъ обманулъ его и шепнулъ ему:
   -- Если ты ежедневно будешь тратить такую сумму, какую ты теперь истратилъ, то и въ такомъ случаѣ состояніе твое не убавится.
   Вслѣдствіе этого онъ не сталъ безпокоиться о средствахъ и прожилъ такимъ образомъ три года. Жена его постоянно упрекала его и напоминала о завѣщаніи отца, но онъ не слушалъ ея, до тѣхъ поръ, пока наличныхъ денегъ у него не оказалось. Тутъ онъ началъ брать драгоцѣнныя вещи и продавать ихъ и жилъ на ихъ стоимость, пока не продалъ ихъ всѣхъ. Послѣ этого онъ принялся продавать дома и другое недвижимое имущество, пока не распродалъ всего, какъ распродалъ поля, сады, и у него не осталось ничего, кромѣ того дома, въ которомъ онъ жилъ. Онъ вынулъ изъ него и продалъ сначала мраморъ, потомъ деревянную рѣзьбу, затѣмъ продалъ и самый домъ и прокутилъ деньги, такъ что продавать ему болѣе уже не осталось ничего. Человѣкъ, купившій у него домъ, пришелъ и сказалъ ему, чтобы онъ выбирался куда-нибудь, такъ какъ домъ ему нуженъ.
   Онъ подумалъ, что теперь ему нужно нанять помѣщеніе для жены, которая родила ему сына и дочь и была лишена даже прислуги; онъ нанялъ уголъ гдѣ-то на дворѣ и сталъ тамъ жить, несмотря на привычку жить роскошно въ большихъ хоромахъ, со множествомъ прислуги,-- и едва могъ прокормиться.


   -- Вотъ этого-то я и боялась,-- сказала ему жена,-- поэтому-то я и напоминала тебѣ о завѣщаніи отца. Но ты не слушалъ меня, и теперь намъ остается уповать только на милость Божью. Чѣмъ мы будемъ кормить дѣтей? Ну, вставай и обойди своихъ друзей, купеческихъ сынковъ. Можетъ-быть, они подадутъ тебѣ чего-нибудь и мы поѣдимъ сегодня.
   Онъ всталъ и пошелъ къ своимъ друзьямъ поочередно; но всѣ они прятались отъ него, высказывали ему такія горькія истины, что онъ приходилъ въ ужасъ, и ни одинъ изъ нихъ не помогъ ему. Такъ онъ вернулся къ женѣ и сказалъ ей что ему никто ничего не далъ. Послѣ этого встала жена и пошла къ сосѣдямъ попросить чего-нибудь поѣсть. Она пришла прежде всего къ женщинѣ, знавшей ее въ былые дни, и когда та увидала, въ какомъ она находилась положеніи, то тотчасъ же встала и ласково, даже со слезами на глазахъ, приняла ее и спросила, что съ ней случилось.
   Она разсказала сосѣдкѣ все, что мужъ ея сдѣлалъ, и сосѣдка отвѣчала ей:
   -- Всегда отъ души рада тебя видѣть! Все, что тебѣ надо, я дамъ тебѣ безъ всякаго вознагражденія.
   -- Да наградитъ тебя Господь,-- сказала ей жена Али.
   Сосѣдка дала ей припасовъ такое количество, какое хватило бы для нея и для всей семьи ея на цѣлый мѣсяцъ. Взявъ эти припасы, она вернулась домой. Мужъ, увидавъ ее, заплакалъ и спросилъ:
   -- Откуда ты все это достала?
   -- Отъ такой-то женщины,-- отвѣчала она.-- Когда я ей сказала, что со мной случилось, она не только не отвернулась отъ меня, но еще сказала: все, что тебѣ надо, я дамъ тебѣ.
   -- Разъ, что у тебя есть чѣмъ жить,-- сказалъ ей на это мужъ,-- то я отправлюсь туда, куда мнѣ давно хотѣлось пойти. Можетъ-быть, Господь (да святится имя Его!) избавитъ насъ отъ несчастія.
   Онъ простился съ нею, поцѣловалъ дѣтей и ушелъ, самъ не зная куда. Не останавливаясь, шелъ онъ, пока не пришелъ въ Булакъ, гдѣ увидалъ судно, отходившее въ Диміатъ; а одинъ человѣкъ, товарищъ его отца, увидавъ его, спросилъ:
   -- Ты куда хочешь отправиться?
   -- Въ Диміатъ,-- отвѣчалъ онъ,-- тамъ у меня есть товарищи, которыхъ мнѣ хотѣлось бы навѣстить; а затѣмъ я вернусь.
   Человѣкъ этотъ повелъ его къ себѣ въ домъ, почетно принялъ его, заготовилъ ему продовольствія на дорогу и, давъ ему нѣсколько червонцевъ, посадилъ на судно, отходившее въ Диміатъ. Прибывъ на мѣсто, онъ вышелъ на берегъ, но не зналъ, куда ему итти. Въ то время, какъ онъ блуждалъ съ мѣста на мѣсто, одинъ изъ купцовъ увидалъ его и, сжалившись надъ нимъ, взялъ его къ себѣ домой. Онъ прожилъ у него нѣкоторое время, а затѣмъ мысленно спросилъ себя:
   -- Долго ли же я буду жить въ домѣ чужихъ людей?
   Онъ ушелъ отъ этого купца и увидалъ корабль, готовый къ отплытію въ Сирію; купецъ, пріютившій его, приготовилъ ему всего на дорогу и посадилъ его на этотъ корабль, и онъ отправился съ другими путешественниками къ берегамъ Сиріи. Али Каирскій сошелъ тамъ съ корабля и прослѣдовалъ въ Дамаскъ, гдѣ его увидѣлъ одинъ благодѣтель проходившимъ по главной улицѣ и взялъ къ себѣ въ домъ, гдѣ онъ и прожилъ нѣкоторое время. Когда онъ ушелъ отъ этого благодѣтеля, то встрѣтилъ караванъ, направлявшійся въ Багдадъ, вслѣдствіе чего ему пришло въ голову отправиться съ этимъ караваномъ. Онъ вернулся къ купцу, у котораго только что жилъ, простился съ нимъ и примкнулъ къ каравану. Господь (да святится имя Его!) вселилъ въ сердце одного изъ купцовъ расположеніе къ нему, и онъ взялъ его къ себѣ въ качествѣ гостя, кормилъ и поилъ его до тѣхъ поръ, пока до Багдада не осталось только одного дня пути. Тутъ на караванъ напала шайка разбойниковъ, грабившихъ по большимъ дорогамъ, и захватила все, что было у нихъ. Изъ людей очень немногіе спаслись.
   Разбѣжавшіеся путешественники разошлись по разнымъ мѣстамъ, а Али прошелъ въ Багдадъ и вошелъ въ городъ около., солнечнаго заката; но добраться до городскихъ воротъ не успѣлъ и увидалъ, что привратники запирали ихъ.
   -- Впустите меня, пожалуйста,-- сказалъ онъ имъ.
   Они впустили его и стали разспрашивать:
   -- Откуда ты и куда идешь?
   -- Я -- уроженецъ города Каира,-- отвѣчалъ онъ,-- и привезъ съ собою товаровъ, муловъ и разныхъ вещей, а также рабовъ и мальчиковъ, и отправился впередъ, чтобы присмотрѣть для себя помѣщеніе. Поѣхавъ впередъ на мулѣ, я встрѣтилъ шайку разбойниковъ, которые отняли у меня и мула и все, что у меня было, и я самъ едва только ушелъ отъ нихъ.
   Къ нему стали относиться всѣ съ большимъ почтеніемъ; привратники сказали ему:
   -- Оставайся у насъ на ночь, а утромъ мы подыщемъ тебѣ приличное помѣщеніе.
   Онъ пошарилъ у себя въ карманѣ и нашелъ еще червонецъ изъ тѣхъ, что далъ ему купецъ въ Булакѣ, и, вручивъ этотъ червонецъ одному изъ привратниковъ, онъ сказалъ ему:
   -- Размѣняй этотъ золотой и принеси намъ чего-нибудь поѣсть.
   Привратникъ взялъ золотой, пошелъ на рынокъ и размѣнялъ его; затѣмъ купилъ и принесъ Али хлѣба и жаренаго мяса; онъ поѣлъ съ ними со всѣми и проспалъ у нихъ до утра.
   Послѣ этого одинъ изъ привратниковъ свелъ его къ одному багдадскому купцу, которому онъ разсказалъ свою исторію; тотъ повѣрилъ ему, думая, что онъ, дѣйствительно, купецъ и привезъ съ собой товары. Онъ пригласилъ его къ себѣ въ лавку, почтительно обошелся съ нимъ, послалъ къ себѣ на домъ съ приказаніемъ принести роскошную одежду и. свелъ его въ баню.
   -- Я пошелъ съ нимъ,-- разсказывалъ Али Каирскій,-- и когда мы вышли оттуда, онъ провелъ меня къ себѣ домой, и намъ подали обѣдать; мы поѣли и повеселились. Послѣ этого онъ сказалъ одному изъ своихъ рабовъ: "Поди, Месудъ, покажи этому господину два нашихъ дома, и отъ того, который ему понравится, дай ему ключи и потомъ возвращайся". Я пошелъ съ рабомъ, и мы вошли въ переулокъ, гдѣ стояло два дома рядомъ. Рабъ открылъ первый домъ, и я осмотрѣлъ его; потомъ онъ отворилъ второй домъ, который я тоже осмотрѣлъ. "Отъ котораго изъ этихъ домовъ желаешь ты получить ключи?" -- А чей это большой домъ?-- спросилъ я его.-- "Нашъ", отвѣчалъ онъ.-- Такъ отвори его, я хочу посмотрѣть,-- сказалъ я.-- "Нѣтъ, его нельзя смотрѣть", отвѣчалъ онъ.-- Отчего?-- "Потому, что въ немъ шалитъ домовой, и кто бы ни ночевалъ тамъ, умиралъ къ утру. Возьми который-нибудь изъ этихъ двухъ домовъ, а тотъ домъ хозяинъ не хочетъ отдавать внаймы".-- Отвори мнѣ тотъ домъ,-- настаивалъ я,-- я хочу взглянуть на него. Въ душѣ я думалъ, что это вещь какъ разъ для меня подходящая, и что если я, проспавъ ночь, къ утру буду трупомъ, то избавлюсь отъ своей настоящей несчастной жизни. Онъ открылъ домъ, а я, войдя въ него, увидалъ, что домъ великолѣпный, какого лучше и желать нельзя, и потому я сказалъ рабу: -- Я выбираю этотъ домъ и никакой другой; поэтому прошу отдать мнѣ ключи.-- "Я не могу безъ спроса хозяина отдать тебѣ ключи", отвѣчалъ онъ.
   Онъ пошелъ къ своему господину и сказалъ ему, что каирскій купецъ не хочетъ нанимать другого дома, кромѣ большого. Хозяинъ пришелъ къ Али Каирскому и сказалъ ему:
   -- Господинъ мой, не бери этого дома.
   -- Въ другомъ домѣ я жить не буду,-- отвѣчалъ Али,-- и не боюсь никакихъ домовыхъ и пустыхъ разсказовъ!
   -- Ну, такъ напиши условіе, заключенное между тобою и мною,-- продолжалъ хозяинъ,-- что я не отвѣчаю, если что-нибудь съ тобою случится.
   -- Изволь,-- отвѣчалъ Али.
   Купецъ принесъ отъ кади бумагу, и они написали на ней условіе, которое онъ спряталъ къ себѣ, послѣ чего далъ Али ключъ. Али взялъ ключъ и пошелъ въ домъ, куда купецъ послалъ ему необходимыя вещи съ рабомъ, который, положивъ все на наружную скамейку, вернулся.
   Али Каирскій, войдя въ нанятый имъ домъ, .увидалъ въ дворѣ фонтанъ съ опрокинутымъ на него ведромъ. Онъ зачерпнулъ ведромъ воды, сдѣлалъ омовеніе и прочиталъ молитвы. Затѣмъ онъ посидѣлъ немного, и вскорѣ рабъ принесъ ему ужинъ изъ дому своего господина, принесъ лампу, свѣчу, рукомойникъ, тазъ и графинъ и, оставивъ его одного, вернулся въ домъ хозяина своего. Али зажегъ свѣчу, поужиналъ, посидѣлъ и прочелъ вечернія молитвы. Послѣ этого онъ мысленно проговорилъ такъ: "Ну, Али, пойди возьми постель и снеси ее наверхъ, тебѣ лучше спать наверху, чѣмъ внизу". Онъ взялъ постель и понесъ ее наверхъ, гдѣ увидалъ роскошную комнату съ вызолоченными карнизами, съ полами и стѣнами, выложенными разноцвѣтнымъ мраморомъ. Онъ разложилъ постель и сѣлъ, читая наизусть Коранъ". Вдругъ онъ услыхалъ голосъ, крикнувшій ему:
   -- Али, сынъ Гасана! Не осыпать ли тебя золотомъ?
   -- А гдѣ жъ золото, которымъ ты хочешь осыпать меня?-- спросилъ Али. И не успѣлъ онъ договорить этихъ словъ, какъ на него посыпалось фонтаномъ золото и сыпалось, пока не наполнило всей комнаты. Когда же золото перестало сыпаться, то тотъ же голосъ сказалъ:
   -- Освободи меня для того, чтобы я могъ уйти, такъ какъ моя служба кончилась.
   -- Аллахомъ умоляю тебя,-- возразилъ ему на это Али Каирскій,-- разсказать мнѣ, по какой причинѣ сыпалось здѣсь это золото.
   -- Это золото,-- отвѣчалъ голосъ,-- какъ талисманъ, хранилось для тебя съ давнишнихъ временъ. Всѣхъ, входившихъ въ этотъ домъ, мы обыкновенно спрашивали: "Али, сынъ Гасана, не осыпать ли тебя золотомъ?" Люди обыкновенно пугались этого вопроса и начинали кричать, а мы подходили, убивали ихъ и удалялись. Когда же пришелъ ты, и мы крикнули тебя по имени и сказали тебѣ: Не осыпать ли тебя золотомъ?-- ты сказалъ: "А гдѣ же золото?" Изъ этого мы увидали, что ты хозяинъ этого золота, и послали его тебѣ. У тебя есть, кромѣ того, сокровище въ странѣ Эль-Іеменъ и для тебя было бы лучше отправиться туда, взять его и перенести сюда. А я прошу тебя освободить меня для того, чтобы я могъ уйти, куда хочу.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- сказалъ ему Али,-- что я не выпущу тебя до тѣхъ поръ, пока ты не принесешь мнѣ того, что есть для меня въ странѣ Эль-Іеменъ.
   -- А если я тебѣ принесу оттуда все, что надо, -- сказалъ онъ,-- то освободишь ли ты меня и освободишь ли ты сторожа, хранившаго то сокровище?
   -- Освобожу,-- отвѣчалъ Али.
   -- Ну, такъ поклянись мнѣ.
   Али поклялся, но тотчасъ же прибавилъ:
   -- Я просилъ бы оказать мнѣ еще одну услугу.
   -- Какую?
   -- Въ Каирѣ у меня остались жена и дѣти вотъ въ такомъ-то мѣстѣ, и мнѣ хотѣлось бы, чтобы они были принесены сюда скоро и осторожно.
   -- Я принесу ихъ сюда,-- отвѣчалъ голосъ,-- торжественно въ носилкахъ и окруженныхъ прислугою и служителями вмѣстѣ съ сокровищемъ, которое мы понесемъ изъ страны Эль-Іеменъ, если на то будетъ воля Божья, да святится имя Его.
   Онъ просилъ его дать ему три дня сроку, по прошествіи которыхъ обѣщалъ, что все обѣщанное будетъ ему доставлено,-- и исчезъ.
   Утромъ Алисталъ искать мѣсто, куда бы ему положить золото, и въ стѣнѣ увидалъ мраморную плиту съ винтикомъ. Лишь только онъ повернулъ винтикъ, плита повернулась, а подъ нею оказалась дверь. Отворивъ дверь, онъ вошелъ и увидалъ громадную кладовую, наполненную полотняными мѣшками. Онъ взялъ мѣшки и, наполнивъ ихъ золотомъ, сталъ ставить ихъ въ кладовую и такимъ образомъ перенесъ туда все золото, заперъ дверь и, заслонивъ мраморной плитой, повернулъ винтикъ. Послѣ этого онъ сошелъ внизъ и сѣлъ на скамью за дверьми дома. Въ то время, какъ онъ сидѣлъ, кто-то постучался въ дверь. Онъ всталъ, отворилъ дверь и увидалъ, что стучался рабъ хозяина дома, который, увидавъ его, побѣжалъ къ хозяину, чтобы сообщить ему хорошія вѣсти. Прибѣжавъ домой, онъ сказалъ:
   -- Знаешь, хозяинъ, что купецъ, нанявшій домъ съ домовыми, цѣлъ и невредимъ; онъ сидитъ на лавкѣ за дверью.
   Хозяинъ всталъ, очень этимъ довольный, и, взявъ съ собой завтракъ, пошелъ навѣстить Али, котораго обнялъ и поцѣловалъ.
   -- Какъ Господь спасъ тебя?-- спросилъ онъ.-- Какъ поживаешь?
   -- Хорошо, -- отвѣчалъ Али, -- спалъ я наверху въ комнатѣ, отдѣланной мраморомъ.
   -- Являлся къ тебѣ кто-нибудь или ты слышалъ что-нибудь?-- продолжалъ разспрашивать купецъ.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Али,-- я только старался все время читать Коранъ и, заснувъ, проспалъ до утра, а утромъ всталъ, сдѣлалъ омовеніе, помолился и, сойдя внизъ, сѣлъ на лавку.
   -- Надо благодарить Господа за твое спасеніе!-- сказалъ купецъ.
   Онъ всталъ и отправился домой, откуда послалъ ему черныхъ рабовъ, мамелюковъ, рабынь и обстановку, и они вымели домъ съ верху до низу и великолѣпно убрали его; при немъ осталось три черныхъ раба и четыре рабыни для услугъ, а остальные вернулись въ домъ своего хозяина. Купцы, услыхавъ объ Али Каирскомъ, послали ему великолѣпные подарки, съѣстного, напитковъ и одежды и взяли его съ собой на рынокъ, спросивъ его:
   -- А когда прибудутъ твои товары?
   -- Они придутъ черезъ три дня, -- отвѣчалъ онъ.
   По прошествіи трехъ дней служитель перваго клада, осыпавшій его золотомъ, явился къ нему и сказалъ:
   -- Вставай и или встрѣтить сокровища, привезенныя мною изъ Эль-Іемена, и твой гаремъ, съ которымъ посылается часть твоихъ сокровищъ въ видѣ роскошныхъ товаровъ, муловъ, лошадей, верблюдовъ, слугъ и мамелюковъ, снабженныхъ шайтаномъ.
   Этотъ самый служитель явился въ Каиръ, гдѣ онъ нашелъ жену Али и его дѣтей, которыя къ этому времени дошли до ужаснѣйшей нищеты и голода, и онъ въ носилкахъ переправилъ ихъ въ центръ Каира и одѣлъ ихъ въ роскошныя одежды и украшенія, доставленныя изъ Эль-Іемена. Когда онъ пришелъ къ Али съ извѣстіемъ о ихъ приближеніи, Али тотчасъ же всталъ и пошелъ къ купцамъ.
   -- Пойдемте,-- сказалъ онъ имъ,-- за городъ, навстрѣчу каравану, съ которымъ идутъ мои товары; сдѣлайте намъ честь, выйдите съ вашими гаремами встрѣтить нашъ гаремъ.
   -- Слушаемъ и повинуемся, -- отвѣчали они.
   Они послали за своими гаремами и, выйдя всѣ вмѣстѣ за городъ, остановились въ одномъ изъ садовъ и сѣли тамъ бесѣдовать. Въ это время въ пустынѣ показалось облако пыли. Всѣ встали, чтобы посмотрѣть, откуда появилось такое облако, и когда оно улеглось, то они увидали муловъ, прислугу и людей съ фонарями, приближавшихся съ пѣснями и пляской. Наконецъ начальникъ каравана подошелъ къ Али Каирскому и, поцѣловавъ ему руку, сказалъ:
   -- Мы немного позамѣшкались, хозяинъ, хотѣли прибыть вчера, но побоялись разбойниковъ и потому четыре дня выжидали на стоянкѣ, пока Господь (да святится имя Его!) не разсѣялъ ихъ.
   Купцы всѣ встали, сѣли на своихъ муловъ и отправились съ караваномъ, оставивъ свои гаремы съ гаремомъ Али Каирскаго, слѣдовавшаго торжественнымъ шествіемъ. Купцы дивились, глядя на муловъ, навьюченныхъ сундуками, а жены купцовъ налюбоваться не могли на роскошныя украшенія жены купца Али и дѣтей его. Да и надо правду сказать, такихъ украшеній не было и у царя багдадскаго и его сановниковъ.
   Шествіе двигалось, не останавливаясь, мужчины -- впереди съ Али Каирскимъ, а женщины -- съ гаремомъ, пока не дошло до дома, гдѣ всѣ вышли, а муловъ съ грузомъ привели во дворъ. Грузъ съ муловъ былъ снятъ и уложенъ по лавкамъ, а гаремы вошли съ гаремомъ Али въ пріемную комнату, отдѣланную роскошной матеріей. Они сѣли и весело болтали до самаго полудня, когда имъ принесли обѣдъ, состоявшій изъ различныхъ мясныхъ и сладкихъ блюдъ; они всѣ поѣли и выпили вкуснаго шербета, затѣмъ надушились розовой водой и духами. Послѣ этого всѣ, и мужчины и женщины, простились съ хозяевами и отправились по домамъ. Купцы, вернувшись домой, послали Али Каирскому подарки, кто что могъ. Гаремы ихъ тоже послали подарки гарему его, и такимъ образомъ у нихъ набралось множество рабынь, черныхъ рабовъ и мамелюковъ и всевозможныхъ вещей, зерна, сахару и всего въ несмѣтномъ количествѣ. Что же касается до багдадскаго купца, хозяина дома, въ которомъ жилъ Али, то онъ постоянно былъ съ нимъ и не отходилъ отъ него.
   Однажды онъ сказалъ Али:
   -- Прикажи рабамъ и слугамъ взять муловъ и другихъ животныхъ и отправиться въ какой-нибудь домъ, чтобы отдохнуть.
   -- Они отправятся сегодня ночью въ путь,-- отвѣчалъ ему Али.
   Онъ далъ имъ позволеніе итти изъ города и отправляться съ наступленіемъ ночи, куда имъ угодно, чему они едва вѣрили; когда онъ, дѣйствительно, распустилъ ихъ, они всѣ разлетѣлись по домамъ.
   Купецъ Али сидѣлъ съ хозяиномъ дома до конца третьихъ сутокъ; тутъ они простились, и хозяинъ ушелъ къ себѣ домой. Послѣ этого купецъ Али пошелъ въ свой гаремъ и, поздоровавшись, спросилъ:
   -- Ну, какъ вы жили послѣ моего ухода все это время?
   Жена его разсказала ему, какъ они страдали отъ нужды и голода.
   -- Ну, слава Богу, что вы остались живы!-- сказалъ онъ.-- А какъ вы попали сюда?
   -- Я спала съ дѣтьми,-- отвѣчала его жена,-- и вдругъ насъ кто-то поднялъ и понесъ по воздуху; но ничего дурного съ нами не сдѣлали; мы летѣли, пока не спустились на мѣсто, напоминающее арабское поселеніе, гдѣ увидали нагруженныхъ муловъ, носилки, привязанныя къ двумъ большимъ муламъ и окруженныя прислугою -- мальчиками и мужчинами. Я спросила у нихъ, кто они такіе, что это за кладь и гдѣ мы находимся, и они отвѣчали мнѣ, что они слуги купца Али Каирскаго, сына купца Гасана ювелира, и что онъ послалъ ихъ, чтобы взять насъ и привезти въ городъ Багдадъ. А я спросила у нихъ: далеко ли отсюда до Багдада. На это они отвѣчали намъ, что вовсе недалеко и мы доѣдемъ въ одну ночь. Они посадили насъ въ носилки, и до наступленія утра мы благополучно были привезены къ тебѣ.
   -- А кто жъ далъ тебѣ эти украшенія?-- спросилъ Али.
   -- Начальникъ каравана,-- отвѣчала она,-- открылъ одинъ, изъ сундуковъ, навьюченныхъ на муловъ, досталъ эти вещи и одежду и, затѣмъ заперевъ, отдалъ мнѣ ключъ и сказалъ, чтобы я передала его тебѣ. Вотъ возьми его.
   Она передала ключъ Али.
   -- А ты узнаешь этотъ сундукъ?-- спросилъ онъ.
   -- Узнаю,-- отвѣчала она.
   Онъ спустился съ нею въ магазинъ и показалъ ей сундуки.
   -- Вотъ изъ этого сундука, -- сказала она ему, -- бралъ онъ вещи.
   Онъ взялъ ключъ, вложилъ его въ замокъ и открылъ сундукъ. Въ сундукѣ была уложена одежда и ключи отъ всѣхъ другихъ сундуковъ. Онъ взялъ ключи и сталъ открывать сундуки одинъ вслѣдъ за другимъ, чтобы полюбоваться тѣмъ, что въ нихъ уложено. Въ сундукахъ оказались брильянты и драгоцѣнные камни, какихъ не было и у царей.
   Заперевъ сундуки и взявъ ключи, онъ пошелъ съ женою наверхъ, въ комнаты, сказавъ ей:
   -- Все это досталось намъ по милости Божьей, да святится имя Его!
   Послѣ этого онъ провелъ ее къ мраморной плитѣ, гдѣ былъ винтикъ, и, отвернувъ его, отворилъ двери въ свою сокровищницу, вошелъ туда съ нею и показалъ ей спрятанное имъ золото.
   -- Откуда ты досталъ это?-- спросила она.
   -- И это мнѣ досталось по милости Божьей.
   И онъ разсказалъ ей все, что съ нимъ случилось до мельчайшихъ подробностей.
   -- О, господинъ мой,-- сказала она, выслушавъ его,-- все это дано тебѣ вслѣдствіе молитвъ твоего отца, молившагося передъ смертью въ такихъ выраженіяхъ: "Прошу Господа не повергать сына въ несчастіе, не протянувъ руки помощи". Надо благодарить Господа за то, что Господь протянулъ тебѣ руку помощи и далъ тебѣ больше, чѣмъ ты потерялъ. Аллахомъ прошу тебя, господинъ мои, не возвращайся къ своимъ прежнимъ привычкамъ и не заводи дружбы съ подозрительными людьми. Старайся быть богобоязненнымъ, какъ въ душѣ, такъ и открыто!


   Она продолжала читать ему нравоученія, и онъ отвѣчалъ ей:
   -- Я исполню твой завѣтъ и прошу Господа (да святится имя Его!) не посылать мнѣ дурныхъ людей и научить меня повиноваться предписаніямъ пророка, да благословитъ его Господь!
   Онъ спокойно жилъ со своей женой и дѣтьми, завелъ себѣ лавку на рынкѣ и самъ сидѣлъ въ ней и продавалъ брильянты и драгоцѣнные камни. Онъ сидѣлъ вмѣстѣ съ дѣтьми и мамелюками и сдѣлался однимъ изъ крупнѣйшихъ купцовъ Багдада. Царь багдадскій, услыхавъ о немъ, послалъ за нимъ, чтобы поговорить съ нимъ; посланный, прійдя къ нему, сказалъ:
   -- Иди къ царю, который желаетъ тебя видѣть.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ Али и приготовилъ царю подарокъ.
   Онъ взялъ четыре подноса червоннаго золота и наложилъ на нихъ брильянтовъ и драгоцѣнныхъ камней, какихъ не бывало и у царя, и, взявъ подносы, пошелъ съ ними во дворецъ. Прійдя къ царю, онъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его и прочелъ молитву о его благоденствіи, обращаясь къ царю самымъ почтительнымъ образомъ.
   -- О, купецъ,-- сказалъ ему царь: -- ты присутствіемъ своимъ осчастливилъ нашу землю!
   -- О, царь вѣковъ,-- отвѣчалъ ему Али,-- рабъ твои принесъ тебѣ подарки и надѣется, что ты окажешь ему милость и примешь ихъ!
   Онъ поставилъ четыре подноса передъ нимъ, и царь, открывъ ихъ, началъ смотрѣть и увидалъ, что на нихъ наложены такіе брильянты, какихъ у него не было, стоящіе каждый цѣлаго крупнаго состоянія.
   -- Подарокъ твой принятъ,-- сказалъ онъ ему,-- и если на то будетъ воля Божья (да святится имя Его!), мы отблагодаримъ тебя точно такъ же.
   Али, поцѣловавъ руку царя, откланялся. Послѣ этого царь созвалъ своихъ сановниковъ и обратился къ нимъ такъ:
   -- Сколько царей просили руки моей дочери?
   -- Очень много,-- отвѣчали они ему.
   -- А подносилъ ли мнѣ кто-нибудь изъ нихъ,-- продолжалъ онъ,-- подобные подарки?
   -- Никто, да ни у кого и нѣтъ подобныхъ богатствъ.
   -- Ну, такъ я прошу у Господа (да святится имя Его!) даровать мнѣ счастье выдать замужъ за этого купца мою дочь. Что вы скажете на это?
   -- Пусть будетъ такъ, какъ тебѣ угодно,-- отвѣчали ему его сановники.
   Онъ приказалъ евнухамъ унести во внутреннія комнаты четыре подаренные ему подноса. Затѣмъ онъ поговорилъ со своей женой и поставилъ передъ нею подносы; а та, открывъ ихъ, увидала, что они полны такихъ вещей, какихъ и у нея не было..
   -- Откуда ты, царь, получилъ все это?-- спросила она.-- Вѣроятно, отъ какого-нибудь изъ царей, просившихъ руки нашей дочери?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ онъ.-- Это мнѣ принесъ каирскій купецъ, переселившійся къ намъ въ городъ, и я, услыхавъ о его пріѣздѣ, послалъ за нимъ, желая съ нимъ познакомиться и купить отъ него для нашей дочери какихъ-нибудь драгоцѣнныхъ камней, какихъ у насъ не имѣется. Онъ тотчасъ же явился и принесъ намъ эти четыре подноса съ драгоцѣнностями и предложилъ ихъ въ подарокъ; взглянувъ на него, я увидалъ, что онъ человѣкъ не старый, держитъ себя съ достоинствомъ, умный, благовоспитанный, точно царскій сынъ. Увидавъ его, я почувствовалъ къ нему расположеніе и пожелалъ выдать за него свою дочь. Я показалъ подарки своимъ сановникамъ и спросилъ у нихъ: "Много ли царей просили руки моей дочери?" Они отвѣчали мнѣ, что очень много. "А подносилъ ли кто-нибудь изъ нихъ мнѣ подобные подарки?" продолжалъ я ихъ спрашивать. "Никто, -- отвѣчали. они мнѣ: -- да ни у кого и нѣтъ подобныхъ богатствъ". А я имъ сказалъ на это, что прошу Господа даровать мнѣ счастье выдать замужъ за этого купца мою дочь. Что вы скажете на это? "Пусть будетъ такъ, какъ тебѣ угодно", отвѣчали они. Ну, а ты что скажешь?
   -- Это какъ угодно Богу и тебѣ,-- отвѣчала она,-- и что Господь рѣшилъ, то и будетъ.
   -- Если мы поступимъ, какъ угодно Богу (да святится имя Его!),-- сказалъ царь,-- то отдадимъ дочь нашу-за этого купца.
   Онъ легъ спать, а на слѣдующее утро отправился въ пріемный залъ и приказалъ призвать къ себѣ Али Каирскаго и всѣхъ багдадскихъ купцовъ. Всѣ они явились и поклонились царю; послѣ чего онъ приказалъ имъ сѣсть, и всѣ они сѣли.
   -- Приведите придворнаго кади!-- вскричалъ царь.
   Кади явился, и царь сказалъ ему:
   -- Кади, напиши брачное условіе между моей дочерью и купцомъ Али Каирскимъ.
   -- Позволь,-- возразилъ ему на это Али Каирскій,-- государь нашъ султанъ. Развѣ прилично такому купцу, какъ я, быть зятемъ царя?
   -- Я оказываю тебѣ,-- отвѣчалъ ему царь,-- какъ эту честь, такъ и честь, даруя тебѣ должность визиря.
   Онъ тотчасъ же далъ ему почетную одежду, послѣ чего Али сѣлъ на визирское мѣсто.
   -- О, царь вѣковъ,-- сказалъ онъ,-- ты даровалъ мнѣ эту честь, и я тронутъ твоею милостью; но выслушай, что я скажу тебѣ.
   -- Говори, и не бойся,-- отвѣчалъ царь.
   -- Разъ ты рѣшился выдать твою дочь,-- сказалъ ему Али,-- то гораздо приличнѣе выдать ее за моего сына.
   -- А развѣ у тебя есть сынъ?-- спросилъ царь.
   -- Есть,-- отвѣчалъ Али.
   -- Ну, такъ сейчасъ же пошли за нимъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ Али и, пославъ за своимъ сыномъ одного изъ своихъ мамелюковъ, приказалъ привести его.
   Молодой человѣкъ, явившись къ царю, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и всталъ въ почтительномъ положеніи. А царь, посмотрѣвъ на него, увидалъ, что онъ гораздо красивѣе его дочери, и статнѣе и миловиднѣе.
   -- Какъ тебя зовутъ, о, сынъ мой?-- спросилъ у него царь.
   -- Зовутъ меня Гасаномъ, государь,-- отвѣчалъ онъ.
   Ему въ это время было четырнадцать лѣтъ.
   -- Напиши условіе брака,-- сказалъ султанъ кадію,-- между моей дочерью Гоэнъ-Эль-Вуджудъ и Гасаномъ, сыномъ визиря Али Каирскаго.
   Кади написалъ условіе брака, и это дѣло было улажено самымъ полюбовнымъ образомъ, послѣ чего всѣ царедворцы разошлись по домамъ, а купцы пошли вслѣдъ за визиремъ Али Каирскимъ, прямо къ нему, чтобы поздравить его съ новой должностью, и потомъ разошлись. Али прошелъ въ покои къ своей женѣ, которая, увидавъ его въ одеждѣ визиря, спросила:
   -- Что это значитъ?
   О, въ разсказалъ ей все съ начала до конца и прибавилъ, что царь выдалъ замужъ свою дочь за ихъ сына Гасана, чему она очень обрадовалась.
   Переночевавъ эту ночь, Али Каирскій отправился утромъ ко двору; царь любезно встрѣтилъ его и посадилъ подлѣ себя, оказывая ему этимъ особенный почетъ.
   -- О визирь,-- сказалъ онъ ему,-- мы хотѣли бы отпраздновать свадьбу и познакомить твоего сына съ моей дочерью.
   -- Это какъ тебѣ будетъ угодно, государь нашъ султанъ,-- отвѣчалъ Али.
   Царь отдалъ приказаніе торжественно отпраздновать свадьбу. Городъ былъ убранъ, и празднества длились тридцать дней. Гасанъ, сынъ визиря Али Каирскаго, сдѣлался мужемъ царской дочери и былъ въ восторгѣ отъ ея красоты и миловидности. Жена царя, увидавъ мужа своей дочери, очень полюбила его и точно такъ же осталась очень довольна его матерью. Послѣ этого царь отдалъ приказъ выстроить дворецъ для Гасана, сына Али визиря. Дворецъ былъ очень скоро отстроенъ и Гасанъ переѣхалъ въ него. Мать его подолгу гостила у него и, нагостившись, отправлялась домой. Вслѣдствіе этого царица сказала однажды своему мужу:
   -- Знаешь, мать Гасана не можетъ жить съ своимъ сыномъ и бросить визиря, и не можетъ жить съ визиремъ и бросить сына.
   -- Ты говоришь совершенно справедливо,-- отвѣчалъ онъ и приказалъ выстроить третій дворецъ рядомъ съ дворцомъ Гасана, сына визиря.
   Второй дворецъ былъ выстроенъ въ нѣсколько дней; послѣ чего царь приказалъ перевезти имущество визиря въ новый дворецъ. Имущество было перевезено, и визирь поселился въ немъ. Всѣ три дворца соединялись одинъ съ другимъ такимъ образомъ, что когда царь хотѣлъ говорить съ визиремъ, то вечеромъ шелъ къ нему или посылалъ за нимъ. Точно такъ же поступалъ и Гасанъ, когда хотѣлъ видѣть свою мать или отца. Они жили всѣ очень дружно и прожили такъ очень долго.
   Прежде другихъ заболѣлъ царь и, чувствуя себя все хуже и хуже, собралъ сановниковъ и сказалъ имъ:
   -- Мнѣ очень нехорошо, и я боюсь, чтобы мнѣ не пришлось умереть; а потому я созвалъ васъ, чтобы посовѣтоваться съ вами объ одномъ дѣлѣ, и прошу васъ дать мнѣ добрый совѣтъ.
   -- О чемъ же ты хочешь посовѣтоваться съ нами, о царь?-- спросили они.
   -- Я уже старъ и хворъ,-- отвѣчалъ онъ,-- и опасаюсь, чтобы государство мое послѣ моей смерти не попало въ руки враговъ; поэтому я желаю выбрать царя еще при своей жизни для того, чтобы вы всѣ были покойны.
   На это всѣ они отвѣчали:
   -- Мы всѣ желали бы выбрать мужа твоей дочери, Гасана, сына визиря Али, такъ какъ онъ человѣкъ, какъ мы замѣтили, разумный и хорошій, прекрасно понимаетъ положеніе, какъ богачей, такъ и бѣдняковъ.
   -- Такъ вы одобряете этотъ выборъ?-- спросилъ царь.
   -- Одобряемъ,-- отвѣчали они.
   -- Можетъ-быть, вы говорите это только изъ угодливости мнѣ,-- сказалъ онъ имъ,-- а за спиной заговорите другое?
   -- Клянемся Аллахомъ,-- проговорили они,-- что мы говоримъ въ глаза то же самое, что и за глаза. Мы отъ всей души стоимъ за этотъ выборъ.
   -- Если это такъ,-- сказалъ имъ царь,-- то приведите мнѣ завтра кади-законовѣда и всѣхъ чиновъ государства, и мы полюбовно кончимъ это дѣло.
   -- Слушаемъ и повинуемся,-- отвѣчали они.
   Они ушли отъ него и собрали всѣхъ ученыхъ законовѣдовъ и всѣхъ чиновъ государства и главныхъ эмировъ, и съ наступленіемъ утра всѣ пришли во дворецъ и послали просить позволеніе у царя явиться къ нему. Позволеніе было дано, они вошли и, поклонившись царю, сказали:
   -- Всѣ мы пришли къ тебѣ.
   -- Эмиры багдадскіе,-- сказалъ имъ царь,-- кого хотите вы имѣть царемъ послѣ меня? скажите мнѣ это для того, чтобы я могъ при жизни и въ присутствіи васъ всѣхъ его назначить.
   -- Мы всѣ согласны назначить Гасана, сына визиря Али и мужа твоей дочери,-- отвѣчали ему эмиры.
   -- Если это такъ,-- сказалъ царь,-- то вставайте и приведите его сюда.
   Они всѣ встали и, войдя къ Гасану во дворецъ, сказали:
   -- Идемъ съ нами къ царю.
   -- Зачѣмъ?-- спросилъ онъ.
   -- По дѣлу, выгодному для тебя и для насъ,-- отвѣчали они ему.
   Онъ всталъ и пошелъ съ ними къ царю, у ногъ котораго Гасанъ поцѣловалъ прахъ.
   -- Садись, сынъ мой!-- сказалъ ему царь.
   Гасанъ сѣлъ, царь продолжалъ:
   -- О Гасанъ, всѣ эмиры подали голоса въ твою пользу и согласились избрать тебя царемъ, а я желалъ бы при жизни узаконить это дѣло и кончить его.
   Гасанъ всталъ и, поцѣловавъ прахъ у ногъ царя, сказалъ ему:
   -- Государь, между эмирами много людей постарше меня; мы съ отцомъ имъ равны, и намъ не зачѣмъ выдаваться передъ ними.
   -- Я соглашаюсь,-- отвѣчалъ его отецъ,-- съ тѣмъ, что рѣшили эмиры, которые избрали тебя, и поэтому тебѣ нечего возставать противъ желанія царя и воли эмировъ.
   Гасанъ до земли наклонилъ голову, выражая почтеніе къ царю и къ своему отцу.
   -- Такъ вы выбираете его?-- спросилъ царь.
   -- Да выбираемъ,-- отвѣчали они.
   И всѣ они прочли въ удостовѣреніе этого первую статью Корана.
   -- Кади,-- сказалъ послѣ этого царь,-- напиши законный актъ, удостовѣряющій, что эмиры эти признаютъ законнымъ султаномъ Гасана, мужа моей дочери, и что онъ будетъ царствовать надъ ними!
   Кади составилъ актъ и, послѣ того, какъ всѣ провозгласили Гасана царемъ, онъ подписалъ его. Царь тоже подписался подъ актомъ и приказалъ Гасану сѣсть на царскій тронъ. Всѣ встали и поцѣловали руку царя Гасана, сына визиря, и поклонились ему.
   Онъ превосходно сталъ царствовать и даровалъ почетныя одежды многимъ сановникамъ государства.
   Дворъ разошелся, а Гасанъ подошелъ къ отцу своей жены и поцѣловалъ ему руку.
   -- О, Гасанъ,-- сказалъ ему царь,-- помни Господа и будь милостивъ къ твоимъ подданнымъ!
   -- Твоими молитвами,-- отвѣчалъ ему Гасанъ,-- Господь будетъ ко мнѣ милостивъ!
   Когда онъ вошелъ къ себѣ во дворецъ, ему навстрѣчу вышли его жена и мать въ сопровожденіи прислуги и, поцѣловавъ его руку, сказали ему:
   -- Господь да благословитъ тебя!
   Они всѣ поздравили его съ царскимъ достоинствомъ. Послѣ этого изъ своего дворца онъ прошелъ во дворецъ своего, отца визиря, и они радовались Божьей милости, даровавшей ему царское достоинство. Отецъ его совѣтовалъ ему не забывать Бога и заботиться о своихъ подданныхъ.
   Онъ весело и счастливо провелъ этотъ вечеръ, а утромъ прочелъ молитвы и пошелъ въ пріемный залъ, передъ которымъ собрались всѣ войска и садовники. Гасанъ разбиралъ дѣла своего народа, совѣтуя имъ не ссориться и не быть несправедливыми другъ къ другу. Онъ произносилъ чрезвычайно разумные приговоры, и когда засѣданіе кончилось, то всѣ разошлись совершенно довольные другъ другомъ. Распустивъ дворъ, Гасанъ пошелъ во дворецъ и увидалъ, что болѣзнь его тестя очень усилилась, такъ что онъ проговорилъ:
   -- Пошли тебѣ, Господи, добраго здоровья!
   -- Гасанъ!-- сказалъ царь, открывъ глаза.
   -- Къ твоимъ услугамъ, государь,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Мнѣ кажется, что конецъ мой близокъ,-- продолжалъ старый царь,-- и поэтому прошу тебя, береги свою жену и ея мать, живи въ страхѣ Божіемъ и въ повиновеніи родителямъ, помни, что ты царь и что Господь приказываетъ быть справедливымъ и добрымъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ царь Гасанъ.
   Старый царь прожилъ послѣ этого еще три дня и затѣмъ былъ взятъ Господомъ (да святится имя Его!). Тѣло его было приготовлено къ погребенію и надъ нимъ въ продолженіе сорока дней читался Коранъ и, такимъ образомъ, царь Гасанъ, сынъ визиря Али, сдѣлался полновластнымъ монархомъ. Подданные его были совершенно имъ довольны, и онъ всю жизнь былъ очень счастливъ; отецъ его, визирь, былъ его правой рукой, а въ качествѣ лѣвой руки онъ взялъ еще визиря. Дѣла его шли очень хорошо, и онъ долгое время царствовалъ въ Багдадѣ. Господь благословилъ бракъ его, и отъ дочери стараго царя у него родились три сына, которые получили послѣ него въ наслѣдство все государство. Всѣ они жили счастливо и хорошо, пока ихъ не посѣтила разлучница друзей -- смерть. Да прославится мудрость Превѣчнаго, держащаго въ своихъ рукахъ и жизнь и смерть.
   

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ.
Начинается съ половины пятьсотъ тридцать седьмой ночи и кончается въ половинѣ пятьсотъ шестьдесятъ шестой.

Исторія Мѣднаго города.

   Въ очень давнишнія времена въ Сиріи, въ Дамаскѣ, жилѣбылъ царь, одинъ изъ калифовъ, по имени Абдулъ-Эль-Меликъ, сынъ Марвана. Однажды, когда онъ сидѣлъ въ обществѣ, съ вельможами своего государства, съ царями и султанами, у нихъ зашла рѣчь о разныхъ преданіяхъ бывшихъ народовъ. Они начали припоминать исторію Сулеймана, сына Давида, и власть, данную ему Богомъ какъ надъ людьми, такъ и надъ шайтанами, надъ птицами, хищными звѣрями и другими вещами.
   -- Мы слышали отъ старыхъ людей,-- сказалъ кто-то изъ нихъ,-- что Господь одарилъ Сулеймана такъ, какъ никого изъ людей, и что онъ пріобрѣлъ власть надъ шайтанами, дьяволами, могъ заключать ихъ въ мѣдные кувшины, заливать отверстія свинцомъ и запечатывать своей собственной печатью.
   Тутъ Талибъ, сынъ Сала, сталъ разсказывать, что одинъ человѣкъ сѣлъ на корабль вмѣстѣ съ своими товарищами, и они поѣхали на островъ Цицилію; они продолжали спокойно путь, пока не поднялся страшный вѣтеръ, который понесъ ихъ къ какой-то невѣдомой странѣ. Это случилось темной ночью, а когда разсвѣло, то изъ пещеръ въ этой странѣ къ нимъ вышли черные нагіе люди, въ родѣ дикихъ звѣрей, не понимающіе языка человѣческаго. У нихъ былъ царь изъ ихъ же племени, и только онъ одинъ зналъ арабскій языкъ. Увидавъ корабль и бывшихъ на немъ людей, онъ тотчасъ же вышелъ къ нимъ въ сопровожденіи своей свиты, поклонился и, сказавъ привѣтствіе, спросилъ: какую они исповѣдуютъ религію. Они отвѣчали ему на всѣ вопросы, и онъ сказалъ имъ, что ничего дурного съ ними не будетъ. Когда онъ спросилъ пріѣзжихъ о вѣроисповѣданіи, то прибавилъ, что до настоящаго дня къ нимъ не пріѣзжалъ еще никто изъ сыновъ Адама. Онъ задалъ для нихъ пиръ и угощалъ мясомъ птицъ, хищныхъ звѣрей и рыбъ, такъ какъ другого ничего эти люди не ѣли. Послѣ этого путешественники пошли осмотрѣть городъ и увидали рыбака, закинувшаго въ море сѣти и вытягивавшаго ихъ. Въ сѣтяхъ оказался мѣдный кувшинъ, залитый свинцомъ, съ печатью Сулеймана, сына Давида. Рыбакъ, доставъ кувшинъ, сломалъ печать; изъ горлышка пошелъ голубоватый паръ, клубами облаковъ поднявшійся къ небу, и затѣмъ послышался страшный голосъ, кричавшій: "Раскаяніе! Раскаяніе! О, пророкъ Бога!" Изъ пара стала образовываться фигура ужаснаго вида, голова которой превышала высокую гору, и которая скрылась у нихъ изъ глазъ. Путешественники совершенно оцѣпенѣли отъ ужаса, но черные люди не обращали на это ни малѣйшаго вниманія. Одинъ изъ путешественниковъ пошелъ къ царю и спросилъ его, что это значитъ; а царь отвѣчалъ ему такъ:
   -- Это кто-нибудь изъ шайтановъ, котораго Сулейманъ, разгнѣванный на что-нибудь, посадилъ въ мѣдный кувшинъ, залилъ свинцомъ и бросилъ въ море. Когда рыбаки закидываютъ сѣти, они обыкновенно часто выуживаютъ такіе кувшины, и когда послѣдніе открываютъ, изъ нихъ тотчасъ же вылетаютъ шайтаны, воображающіе, что Сулейманъ еще живъ. Поэтому они и повторяютъ: "Раскаяніе! Раскаяніе! О, пророкъ Бога!"
   Царь правовѣрныхъ, Абдулъ-Эль-Меликъ, сынъ Марвана, много удивлялся этому разсказу и сказалъ:
   -- Слава Создателю! Сулейманъ былъ одаренъ необыкновенной властью!
   Въ числѣ присутствующихъ при этомъ разсказѣ находился Энъ-Набигхахъ-Эдъ-Дгубіансъ, который сказалъ:
   -- А вѣдь Талибъ совершенно правъ, и въ доказательство, что онъ говоритъ правду, я приведу слова мудреца:
   
   Прими въ соображенье Сулеймана,
   Когда ему сказалъ самъ Богъ:
   "Ты исполняй обязанность калифа
   И управляй со всѣмъ твоимъ стараньемъ.
   Того, кто повинуется тебѣ,
   Почти за то, что такъ онъ поступаетъ;
   А всѣхъ ослушниковъ твоихъ велѣній
   Карай ты вѣчнымъ заключеньемъ ихъ".
   
   Такихъ людей онъ обыкновенно заключалъ въ мѣдные кувшины и бросалъ въ море.
   Царь правовѣрныхъ, выслушавъ его, сказалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, мнѣ очень бы хотѣлось взглянуть на такой кувшинъ!
   -- Тебѣ не мудрено исполнить свое желаніе,-- сказалъ ему на это Талибъ, сынъ Сала,-- даже не трогаясь съ мѣста. Пошли къ твоему брату Абдулъ-Эль-Азису, сыну Марвана, приказаніе, чтобы онъ доставилъ тебѣ кувшинъ изъ восточныхъ странъ. Пусть онъ прикажетъ Музѣ отправиться на востокъ, на ту гору, о которой мы говорили, и привезти тебѣ этихъ кувшиновъ.
   Царь правовѣрныхъ одобрилъ этотъ совѣтъ.
   -- О Талибъ,-- сказалъ онъ,-- ты совершенно правъ, и я желаю, чтобы ты самъ поѣхалъ къ Музѣ, сыну Нузера, съ этимъ самымъ порученіемъ, которое мы напишемъ тебѣ на бумагѣ. Въ награду за это ты получишь что тебѣ угодно; а во время твоего отсутствія я позабочусь о твоей семьѣ.
   -- Охотно поѣду, царь правовѣрныхъ,-- отвѣчалъ на это Талибъ.
   -- Ну, такъ съ Божьей помощью отправляйся.
   Онъ приказалъ для него написать письмо брату своему Абдулъ-Эль-Азису, царскому намѣстнику въ Египтѣ, и другое письмо Музѣ, его намѣстнику на Востокѣ, съ приказаніемъ отправиться самому отыскивать кувшины Сулеймана, а сына своего оставить править страною за себя; взять съ собою проводниковъ, денегъ и людей, и ни подъ какимъ предлогомъ не отказываться отъ этого порученія. Онъ запечаталъ оба письма и далъ ихъ Талибу, сыну Сала, приказавъ ему спѣшить. Онъ далъ ему денегъ, конныхъ и пѣшихъ проводниковъ и отдалъ приказъ доставлять его домочадцамъ все необходимое.
   Такимъ образомъ Талибъ отправился въ Египетъ. Онъ проѣхалъ по Сиріи, и въ городѣ Мирзѣ былъ встрѣченъ губернаторомъ Египта, который и помѣстилъ его у себя и относился къ нему съ большимъ почетомъ. Затѣмъ онъ далъ ему проводника, проводившаго его въ Верхній Египетъ, къ эмиру Музѣ, сыну Нузера. Муза, услыхавъ о его приближеніи, выѣхалъ къ нему навстрѣчу и радовался его прибытію. Талибъ тотчасъ же вручилъ ему письмо. Онъ взялъ его, прочелъ, понялъ содержаніе и, приложивъ его къ головѣ, сказалъ:
   -- Слушаю и повинуюсь приказанію царя правовѣрныхъ.
   Онъ приказалъ собрать своихъ сановниковъ, которые тотчасъ же собрались, и онъ сталъ съ ними совѣтоваться насчетъ того порученія, о которомъ было написано въ письмѣ.
   -- Эмиръ,-- отвѣчали они,-- если тебѣ нуженъ туда проводникъ, то обратись къ шейку Абдулъ-Эсъ-Самаду, такъ какъ онъ человѣкъ знающій, много путешествовалъ и знакомъ съ пустынями и морями, съ разными народами и разными странами. Обратись къ нему, и онъ приведетъ тебя туда, куда тебѣ надо.
   Вслѣдствіе этого онъ приказалъ привести шейка къ нему, и шейкъ явился. Это оказался старикъ, уже очень дряхлый. Эмиръ Муза поклонился ему и сказалъ:


   -- Шейкъ Абдулъ-Эсъ-Самадъ, государь нашъ, царь правовѣрныхъ Абдулъ-Эль-Меликъ, сынъ Марвана, приказалъ намъ то-то и то-то; но я плохо знаю страну, а мнѣ сказали, что ты знаешь хорошо и страны и дороги. Не желаешь ли ты исполнить приказаніе калифа?
   -- Знай, эмиръ,-- отвѣчалъ шейкъ,-- что дорога эта дальняя и очень трудная.
   -- Сколько потребуется времени, чтобы доѣхать туда?-- спросилъ эмиръ.
   -- Года два съ нѣсколькими мѣсяцами, чтобы проѣхать туда,-- отвѣчалъ шейкъ,-- и столько же, чтобы вернуться. А имѣй еще въ виду случайности въ пути. Кромѣ того, ты воинъ, защитникъ нашей вѣры, а мы окружены врагам и такъ что во время твоего отсутствія могутъ прійти христіане; и потому необходимо, чтобы ты оставилъ тутъ кого-нибудь за себя.
   -- Хорошо, -- отвѣчалъ онъ, и оставилъ сына своего Гаруна управлять вмѣсто себя страною, взявъ съ него клятву въ вѣрности и приказавъ войскамъ не сопротивляться ему, а исполнять всѣ его приказанія.
   Войска выслушали его и подчинились новому правителю. Гарунъ былъ очень храбрымъ человѣкомъ, извѣстнымъ удальцомъ и смѣлымъ воиномъ. Шейкъ Абдулъ-Эсъ-Самадъ сказалъ послѣ этого Музѣ, что тѣ вещи, которыя желаетъ имѣть калифъ, можно достать на морскомъ берегу, что до этого, берега не болѣе четырехъ мѣсяцевъ пути и что по всей этой дорогѣ устроены станціи съ источниками прекрасной воды и съ пастбищами.
   -- Господь,-- продолжалъ онъ,-- навѣрное облегчитъ намъ этотъ путь по Своей милости къ тебѣ, намѣстникъ царя правовѣрныхъ.
   -- Не знаешь ли ты,-- спросилъ его эмиръ Муза,-- не проходилъ ли уже по этой дорогѣ до насъ какой-нибудь, царь?
   -- Да, эмиръ, проходилъ,-- отвѣчалъ онъ: -- эта страна принадлежитъ царю Александріи, Дарію Греку.
   Послѣ этого они выѣхали и ѣхали, не останавливаясь, пока не увидали дворца.
   -- Идемте въ этотъ дворецъ,-- сказалъ имъ шейкъ,-- такъ какъ онъ можетъ служить хорошимъ урокомъ тому, кто готовъ слушать поученія.
   Эмиръ Муза и товарищи его пошли вслѣдъ за шейкомъ и, найдя двери открытыми, поднялись на широкую лѣстницу изъ цвѣтного мрамора, подобнаго которому они въ жизни не видывали. Потолокъ и стѣны были отдѣланы золотомъ, серебромъ и драгоцѣнными каменьями, а надъ дверьми красовалась доска съ надписью на древне-греческомъ языкѣ, и шейкъ Абдулъ-Эсъ-Самадъ спросилъ:
   -- Хочешь, эмиръ, чтобы я прочелъ тебѣ ее?
   -- Подойди и прочти,-- отвѣчалъ эмиръ.
   -- Да. благословитъ тебя Господь, такъ какъ ничего не случилось съ нами во время этого продолжительнаго пути, и я приписываю это милости Божьей къ тебѣ, эмиръ,-- сказалъ шейкъ, и, подойдя, прочелъ слѣдующую надпись:
   
   Здѣсь обиталъ одинъ народъ, который
   Трудами пріобрѣлъ большія средства:
   Его ты могъ бы видѣть сокрушеннымъ
   И льющимъ слезы о земель утратѣ.
   И во дворцѣ роскошномъ этомъ есть
   Послѣднее извѣстье о вельможахъ,
   Которые всѣ собраны во прахѣ.
   Смерть воцарилась въ городѣ у нихъ
   И принесла погибель и раздоры,
   И въ прахѣ потеряли всѣ они
   Все то, что заработали трудомъ;
   Какъ будто бы они слагали бремя,
   Чтобы потомъ имѣть отдохновенье,
   И быстро всѣ пошли навстрѣчу смерти.
   
   Эмиръ Муза заплакалъ такъ, что лишился чувствъ, и сказалъ:
   -- Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, Вездѣсущаго и Превѣчнаго!
   Онъ вошелъ во дворецъ и былъ пораженъ его красотой и постройкой и сталъ смотрѣть на статуи и картины. На второй двери оказалась надпись тоже въ стихахъ.
   -- Подойди и прочти, шейкъ,-- сказалъ эмиръ Муза.
   Шейкъ подошелъ и прочелъ слѣдующее:
   
   И сколько всадниковъ по вечерамъ
   Съ коней сходили, чтобы спать въ шатрахъ --
   То было въ старину -- и умирали.
   Поэтому прими въ соображенье
   Ты то, что сдѣлали съ людьми другими
   Дѣла, судьбы когда она рѣшила
   Ихъ покарать жестокимъ нападеньемъ.
   Они соединили тѣ богатства,
   Которыя трудами собирали,
   Но лишь недолго наслаждались ими,
   Ихъ скоро приняла въ объятья смерть.
   Какія наслажденія имѣли
   Они и кушанья какія ѣли, --
   Теперь самихъ ихъ пожираютъ черви.
   
   Эмиръ Муза снова горько заплакалъ такъ, что у него потемнѣло въ глазахъ.
   -- Мы созданы для великой цѣли,-- сказалъ онъ.
   Они внимательно стали осматривать дворецъ; но обитателей во дворцѣ не нашли никого. Дворы были пусты, и помѣщенія не заняты; а посреди дворца они увидали комнату съ высокимъ куполомъ, и кругомъ нея они нашли четыреста могилъ. Эмиръ Муза подошелъ къ этимъ могиламъ и увидалъ среди нихъ мраморный памятникъ съ слѣдующей надписью:
   
   Какъ часто я стоялъ въ кровавыхъ битвахъ
   И какъ я часто убивалъ враговъ!
   И сколькихъ дѣлъ я очевидцемъ былъ.
   И какъ я часто ѣлъ! Какъ часто пилъ!
   Какъ часто налагалъ я запрещенья!
   И много неприступныхъ крѣпостей
   Я побѣдилъ и предалъ разграбленью,
   И бралъ наряды и уборы я
   Тамъ женскіе, красивые, съ собой!
   Въ невѣдѣньи моемъ желалъ такихъ я
   Вещей, что оказались, наконецъ,
   Совсѣмъ негодными къ употребленью!
   Поэтому внимательно изслѣдуй
   Твой случай ты и сдѣлай измѣненья,
   Что ты необходимыми найдешь.
   Пока еще не пьешь изъ кубка смерти.
   Вѣдь въ скоромъ времени ты будешь взятъ
   Отъ насъ, живыхъ, и превратишься въ прахъ;
   Безжизненнымъ ты трупомъ скоро будешь.
   
   И эмиръ Муза и всѣ бывшіе съ нимъ заплакали. Послѣ этого онъ сталъ осматривать комнату съ куполомъ и увидалъ, что въ ней восемь дверей изъ сандальнаго дерева съ золотыми гвоздями, украшенныя звѣздами изъ серебра съ различными драгоцѣнными камнями. И надъ первою дверью были написаны слѣдующіе стихи:
   
   Что я оставилъ, то оставилъ я
   Не изъ великодушія, но только
   По правилу и по постановленью,
   Которому покоренъ человѣкъ.
   Я долгое жилъ время и былъ счастливъ
   И разъяренъ, свой защищая домъ,
   Какъ бѣшеный и кровожадный левъ.
   Я никогда спокойствія не зналъ
   И не далъ бы горчичнаго зерна
   Я никому по скупости своей.
   Такъ поступалъ я до тѣхъ поръ, пока
   Не былъ разбитъ постановленьемъ
   Бога, Творца и Міроздателя, совсѣмъ я.
   Мои войска не помогали мнѣ,
   И ни одинъ изъ всѣхъ моихъ друзей
   Не оказалъ мнѣ никакой поддержки,
   Ни мой сосѣдъ; хотя все время жизни
   Моей я путешествіемъ ко гробу
   Моимъ нерѣдко утомленъ бывалъ
   И при препятствіяхъ и при довольствѣ.
   Такимъ-то образомъ, когда твои
   Всѣ будутъ кошельки нагружены,
   То накоплять обязанъ продолжать
   Динаръ ты за динаромъ; все свершится
   То до разсвѣта завтрашняго дня,
   И приведутъ они къ тебѣ въ твой домъ
   Гробовщика и вожака верблюдовъ.
   И въ день Суда предстанешь передъ Богомъ
   Ты одинокимъ и обремененнымъ
   Грѣхами, преступленьями и грузомъ
   Тяжелыхъ всѣхъ твоихъ дурныхъ дѣяній.
   Поэтому не позволяй себя
   Обманывать ты красотою міра,
   Но посмотри, что сдѣлалъ этотъ міръ
   Для твоего семейства и сосѣда.
   
   Когда эмиръ Муза услыхалъ эти стихи, то снова заплакалъ такъ сильно, что потерялъ сознаніе, а придя въ себя, онъ увидалъ въ комнатѣ съ куполомъ продолговатую могилу мрачнаго вида и на ней дощечку изъ китайскаго чугуна. Шейкъ подошелъ къ ней и прочиталъ написанную на ней слѣдующую надпись:
   "Во имя Господа Превѣчнаго, во имя Господа не рождающаго и не рожденнаго, и Которому нѣтъ никого подобнаго; во имя Господа Всемогущаго и Всесильнаго; во имя живущаго и никогда не кончающагося!-- О ты, читающій эти строки, поучайся, глядя на бѣдствія и несчастія, и не обманывайся свѣтомъ и его привлекательными сторонами, такъ какъ стороны эти обманчивы и предательски поступятъ съ тобой. Все хорошее въ немъ берется взаймы, и онъ, какъ заимодавецъ, даромъ ничего не даетъ: радости этой жизни пролетаютъ, какъ сонъ, какъ миражъ въ пустынѣ, пропадающій при приближеніи, и дьяволъ обманываетъ людей вплоть до ихъ смерти. Не вѣрь же свѣту, онъ обманетъ тебя. У меня стояли четыре тысячи лошадей на конюшнѣ; женатъ я былъ на тысячѣ дѣвушекъ, прекрасныхъ, какъ свѣтлая луна; у меня было тысяча дѣтей, крѣпкихъ, какъ львы; я долго жилъ счастливо и весело, и богатства у меня были такія, какихъ не бывало и у царей, и я думалъ, что проживу такъ вѣчно. Но я и не зналъ, что между нами поселилась прекратительница счастья и разлучница друзей, опустошительница хижинъ и дворцовъ, поражающая взрослыхъ, дѣтей и матерей. Мы жили спокойно въ этомъ дворцѣ, пока по волѣ Божьей не стали умирать ежедневно человѣка по два и болѣе. Когда я увидалъ, какой посланъ на насъ моръ, я позвалъ писца и приказалъ ему написать то, что ты теперь читаешь, и вырѣзать стихи надъ дверями и могилами. У меня были несмѣтныя полчища вооруженныхъ людей. И когда начался моръ, я спросилъ у нихъ, могутъ ли они своимъ оружіемъ остановить то, что ниспослалъ Всевышній. Но солдаты отвѣчали мнѣ, что противъ воли Божьей итти никто не можетъ. Я приказалъ имъ принести мои сокровища,-- а у меня тысячи колодцевъ были набиты золотомъ и драгоцѣнными каменьями,-- и когда все было принесено, я спросилъ ихъ: могутъ ли они купить мнѣ на эти сокровища хотя одинъ лишній день жизни. Но сдѣлать этого они не могли, и я покорился волѣ Божьей и терпѣливо ждалъ своего конца. И если тебѣ хочется знать мое имя, то знай, что я Кушъ, сынъ Шеддаха, сына Ада Великаго".
   На той же дощечкѣ, кромѣ того, были написаны слѣдующіе стихи:
   
   Обязанъ былъ думать про меня
   Ты послѣ продолжительности жизни
   Моей и перемѣнъ то обстоятельствъ,
   То дней. Я сынъ Шеддаха, что правилъ всѣми
   Народами и областями міра.
   Всѣ постоянныя войска вселенной
   Мнѣ стали омерзительны и гадки,
   И Сирія и земли отъ Египта
   И до Аравіи Измаэлитовъ.
   Царилъ я въ славѣ, тѣхъ царей смиряя,
   И вызвалъ страхъ во всѣхъ народахъ міра,
   И удержалъ во власти я своей
   Ихъ племена и всѣ дружины ихъ.
   И видѣлъ я, что страны всей вселенной
   И обитатели тѣхъ странъ произносили
   Всѣ съ ужасомъ глубокимъ мое имя.
   Когда садился я на моего
   Коня, то замѣчалъ, что всѣ войска
   Мои достигли милліона уздъ
   На издающихъ ржанье лошадяхъ.
   Мое богатство такъ громадно было,
   Что совершенно невозможно было
   Пересчитать его во всемъ объемѣ.
   Его хранилъ въ сокровищницѣ я
   На случай всякихъ бѣдствій и невзгодъ,
   Постановивъ употребить его
   Для цѣли продолженья моей жизни.
   Но божество не пожелало знать
   Той цѣли исполненья, и разлука
   Мнѣ съ братьями моими суждена.
   Смерть, всѣхъ людей разлучница, пришла
   Ко мнѣ, и съ высоты моей я былъ
   Перенесенъ въ презрѣнія обитель.
   И тамъ нашелъ свою награду я
   За всѣ мои прошедшія дѣла,
   Такъ какъ вся жизнь моя была грѣховна.
   Поэтому ты ободри себя,
   Чтобъ не имѣть конца; и охраняй
   Себя отъ бѣдъ! Да поведетъ тебя
   Прямая въ жизни сей дорога!
   
   Эмиръ Муза снова заплакалъ такъ, что лишился чувствъ, сожалѣя о судьбахъ народовъ. Они пошли далѣе осматривать дворецъ; глядя внимательно, проходили по всѣмъ комнатамъ и заламъ и увидали столъ на четырехъ алебастровыхъ ножкахъ, на которомъ была такая надпись:
   "На этомъ столѣ обѣдали тысяча одноглазыхъ царей и тысяча двуглазыхъ. Всѣ они покинули этотъ міръ и успокоились на кладбищѣ въ могилахъ".
   Эмиръ Муза все это записалъ и ничего не взялъ изъ того дворца, кромѣ этого стола.
   Солдаты съ шейкомъ Абдулъ-Эсъ-Самадомъ во главѣ двигались впереди, указывая путь, пока не прошелъ первый день, затѣмъ второй и третій. Послѣ этого они подошли къ высокой горѣ, взглянувъ на вершину которой они увидали мѣднаго всадника. На копьѣ этого всадника красовался большой, ослѣпительно блестящій шаръ съ такой надписью: "Если ты, прохожій, не знаешь дороги въ Мѣдный городъ, то потри руку всаднику, и онъ повернется и остановится въ томъ направленіи, куда тебѣ надо итти. Иди, не бойся и придешь въ Мѣдный городъ". Эмиръ Муза потеръ всаднику руку, и онъ съ быстротой молніи повернулся совсѣмъ не въ ту сторону, въ которую они шли.
   Вслѣдствіе чего путешественники тотчасъ же повернулись и пошли по настоящей дорогѣ. Они шли весь день и всю ночь и прошли значительный кусокъ земли. Такъ они шли нѣкоторое время, пока не дошли до высокаго столба изъ чернаго камня, въ который до самыхъ рукъ былъ опущенъ человѣкъ съ двумя крыльями и четырьмя руками; двѣ руки его были человѣческія, а двѣ -- львиныя лапы съ когтями. На головѣ у него были волосы, какъ лошадиные хвосты, два глаза горѣли у него, какъ уголья, а третій глазъ на лбу сверкалъ, какъ глазъ рыси, такъ что изъ него сыпались даже искры. Онъ былъ черенъ и великъ и кричалъ: "Слава Господу, наложившему на меня это строгое наказаніе и тяжелую пытку до дня воскресенія!" Когда путешественники увидали его, они страшно испугались и, разсмотрѣвъ его хорошенько, вздумали было обратиться въ бѣгство. А эмиръ Муза спросилъ у шейка Абдулъ-Эсъ-Самада, что это такое.
   -- Не знаю,-- отвѣчалъ шейкъ.
   -- Подойди къ нему,-- отвѣчалъ эмиръ,-- и спроси, кто онъ такой: можетъ-быть, онъ скажетъ тебѣ, и тогда мы все про него узнаемъ.
   -- Да хранитъ тебя Господь, эмиръ!-- отвѣчалъ шейкъ.-- Но только я боюсь его.
   -- Чего же бояться!-- сказалъ эмиръ.-- Ты видишь, въ своемъ настоящемъ положеніи онъ никому не можетъ причинить зла.
   Шейкъ подошелъ къ столбу и сказалъ:
   -- Скажи намъ, какъ тебя зовутъ, кто ты и какимъ образомъ попалъ сюда въ такое положеніе?
   -- Я шайтанъ,-- отвѣчалъ онъ,-- зовутъ меня Дагишемъ, сыномъ Эль-Амаша; я нахожусь здѣсь по волѣ Господа и буду мучиться, сколько Ему будетъ угодно мучить меня!
   -- Спроси его, шейкъ,-- продолжалъ эмиръ,-- за что посаженъ онъ въ этотъ столбъ.
   Шейкъ спросилъ у него, и шайтанъ отвѣчалъ:
   -- Поистинѣ исторія моя замѣчательна, и вотъ она: Одному изъ сыновей шайтана Старшаго былъ данъ идолъ изъ краснаго сердолика, а я былъ назначенъ стражемъ его. Этому идолу поклонялся одинъ изъ морскихъ царей, весьма знаменитый и имѣвшій въ средѣ своего войска шайтановъ, которые являлись къ нему по его требованію. Шайтаны, воевавшіе за него, находились у меня подъ начальствомъ и слушались меня. Всѣ они находились въ непріязненныхъ отношеніяхъ съ Сулейманомъ, сыномъ Давида. Я же имѣлъ обыкновеніе вселяться въ идола и отдавать имъ приказанія. Дочь царя зачастую приходила на поклонъ этому идолу, а красивѣй ея ничего нельзя было себѣ представить. Я описывалъ ея привлекательность и миловидность Сулейману, да будетъ надъ нимъ миръ! Вслѣдствіе этого онъ послалъ къ ея отцу и велѣлъ сказать ему:
   -- Выдай за меня твою дочь, разбей свой сердоликовый идолъ и убѣдись, что нѣтъ Бога кромѣ Бога, а Сулейманъ пророкъ Его. Если ты сдѣлаешь это, то мы примемъ на себя твои обязательства и долги. Но если ты откажешься, то я выведу противъ тебя такія силы, противъ которыхъ тебѣ не устоять. Поэтому приготовь мнѣ отвѣтъ и заранѣе надѣнь саванъ, потому что я приду къ тебѣ съ полчищами, и ты погибнешь, какъ погибъ вчерашній день.
   Когда посолъ Сулеймана явился къ нему, царь говорилъ съ нимъ дерзко и нагло и кичился передъ нимъ.
   -- Что скажете вы о Сулейманѣ, сынѣ Давида?-- сказалъ царь своимъ визирямъ.-- Онъ проситъ руки моей дочери, приказываетъ мнѣ разбить сердоликоваго идола и принять его вѣру.
   -- Великій государь!-- отвѣчали они,-- развѣ Сулейманъ можетъ сдѣлать съ тобой что-нибудь? и развѣ ты не находишься посреди моря? Если бъ онъ и пришелъ къ тебѣ, то ничего бы не сдѣлалъ, разъ что шайтаны будутъ сражаться за тебя. И если ты попросишь помощи противъ него у своего идола, то онъ, навѣрное, заступится за тебя. Прежде всего тебѣ надо спросить совѣта у того, кому ты поклоняешься, и выслушать его отвѣтъ: если онъ посовѣтуетъ тебѣ сражаться -- сражайся, а не посовѣтуетъ -- не дѣлай.
   Выслушавъ это, царь тотчасъ же отправился къ своему идолу и принесъ ему въ жертву убитое животное, затѣмъ распростерся ницъ и, заплакавъ, сказалъ такіе стихи:
   
   О, боже мой, дѣйствительно я знаю
   Достоинство твое; и вотъ тебя
   Разрушить хочетъ гордый Сулейманъ.
   О, боже мой, дѣйствительно, стараюсь
   Я защитить тебя! Дай твой приказъ
   Поэтому, такъ какъ приказу я
   Повиноваться буду твоему.
   
   Шайтанъ, сидѣвшій въ столбѣ, продолжалъ разсказывать своимъ слушателямъ такъ: А я, войдя въ идола, по своему невѣжеству и по злости къ Сулейману, отвѣтилъ такими стихами:
   
   Нисколько я его не опасаюсь,
   Такъ какъ привычны мнѣ дѣла людскія.
   И если онъ вести войну со мною
   Желаетъ, то уйду я не надолго
   И сердце вырву у него изъ груди.
   
   Царь, услыхавъ мой отвѣтъ, пріободрился и рѣшился начать войну съ Сулейманомъ, Божьимъ пророкомъ, и выступить противъ него. Вслѣдствіе этого онъ жестоко избилъ посла Сулеймана, далъ ему насмѣшливый отвѣтъ и съ угрозою послалъ сказать Сулейману:
   "Твое воображеніе возбудило въ тебѣ желанія, и ты вздумалъ грозить мнѣ пустыми словами. Приходи или ты ко мнѣ, или я приду къ тебѣ".
   Посолъ вернулся къ Сулейману и передалъ ему обо всемъ, что съ нимъ случилось. И когда Божій пророкъ Сулейманъ услыхалъ это, то совершенно вышелъ изъ себя и сталъ готовиться къ войнѣ, собравъ шайтановъ, людей, дикихъ звѣрей, птицъ и гадовъ. Онъ приказалъ своему визирю Эдъ-Димиріату, царю шайтанову, кликнуть отовсюду свои войска, и тотъ собралъ для него шестьсотъ милліоновъ чертей. Другому своему визирю Азафу, сыну Баркхія, начальнику надъ людьми, онъ приказалъ собрать солдатъ, и тотъ ему набралъ болѣе милліона. Вооруживъ всѣхъ и посадивъ на коней, онъ сѣлъ съ шайтанами и людьми на коверъ. Птицы летѣли у него надъ головою, а хищные звѣри неслись подъ ковромъ до тѣхъ поръ, пока они не спустились на берегъ острова и пока всего берега не наводнили его войсками. Тутъ онъ послалъ сказать нашему царю слѣдующее: "Я явился; поэтому пеняй на себя за то, что теперь случится, или же подчинись сейчасъ же и признай мою власть,-- разбей своего идола, поклонись единому Богу, выдай законнымъ образомъ дочь свою за меня замужъ и скажи, что нѣтъ Бога, кромѣ Бога, а Сулейманъ пророкъ Его. Если ты это скажешь, то обѣщаю тебѣ миръ и безопасность. Но если ты отказываешься сказать, то никакая защита не спасетъ тебя отъ меня на этомъ островѣ, такъ какъ по волѣ Божьей (да святится имя Его!) я властвую надъ вѣтрами и прикажу имъ перенести меня къ тебѣ на коврѣ, и на тебѣ я покажу тогда примѣръ строгости".
   Посолъ прибылъ къ нашему царю и передалъ ему посланіе Божьяго пророка Сулеймана. Но царь отвѣчалъ ему:
   -- Я никакъ не могу исполнить того, что онъ отъ меня требуетъ, поэтому передай ему, что я иду къ нему навстрѣчу.
   Посолъ вернулся къ Сулейману и передалъ ему этотъ отвѣтъ. Царь же нашъ кликнулъ кличъ своему народу и собралъ милліонное войско изъ шайтановъ и изъ людей, и къ этому войску прибавилъ еще горныхъ, лѣсныхъ и водяныхъ шайтановъ, послѣ этого онъ открылъ свои оружейни и роздалъ оружіе. Что же касается до пророка Сулеймана, то онъ размѣстилъ свои войска, приказавъ дикимъ звѣрямъ раздѣлиться на двѣ части по правую руку и по. лѣвую отъ людей, а птицамъ велѣлъ летѣть на острова и когда начнутся военныя дѣйствія, то выкалывать непріятелю глаза и хлопать крыльями въ лицо; хищнымъ же звѣрямъ приказалъ бросаться на лошадей и рвать ихъ на части.
   -- Слушаемъ и повинуемся,-- отвѣчали всѣ.
   Послѣ этого Сулейманъ, Божій пророкъ, приказалъ подать себѣ алебастровое ложе, украшенное брильянтами и золотыми пластинками, посадилъ своего визиря Азафа, сына Баркхія, по свою правую руку, а визиря Эдъ-Димиріата -- по лѣвую руку, и царей надъ народами -- по правую руку, а царей надъ шайтанами -- по лѣвую руку, а дикихъ звѣрей, гадовъ и змѣй -- передъ собою.
   Послѣ этого они всѣ двинулись на насъ; въ продолженіе двухъ дней мы держались противъ него, но на третій день намъ не повезло, и Господь выказалъ намъ. свой гнѣвъ. Я первымъ выступилъ противъ Сулеймана и сказалъ своимъ войскамъ:
   -- Держитесь твердо своихъ мѣстъ, а я выступлю впередъ и нападу на Эдъ-Димиріата.
   Но онъ раньше меня выступилъ впередъ, какъ громадная гора, извергая огонь и дымъ; онъ, приблизившись ко мнѣ, опалилъ меня своимъ огнемъ, и я съ своимъ огнемъ ничего не могъ сдѣлать противъ его стрѣлъ. Онъ закричалъ на меня такъ громко, что мнѣ показалось, что и небо и земля обрушились на меня и горы потряслись отъ его голоса. Онъ отдалъ приказъ своимъ воинамъ,-- они сразу всѣ бросились на насъ; мы тоже бросились на нихъ и тоже закричали: огонь засверкалъ, дымъ поднялся, и началась ожесточенная битва. Птицы насъ клевали, дикіе звѣри бросались на насъ; а я сцѣпился съ Эдъ-Димиріатомъ, и мы дрались до того, что онъ утомилъ меня, а я утомилъ его; когда я ослабѣлъ, войска мои тотчасъ же лишились энергіи и стали поддаваться. Божій пророкъ Сулейманъ закричалъ:
   -- Берите этого тирана, нечестиваго злодѣя!
   Люди бросились на людей, шайтаны -- на шайтановъ; царь нашъ оказался побѣжденнымъ, и мы превратились въ игрушку въ рукахъ Сулеймана. Его войска бросились на насъ, справа и слѣва насъ кусали хищные звѣри, а сверху насъ одолѣвали птицы, хлопая крыльями въ лицо и выклевывая глаза. Это длилось до тѣхъ поръ, пока большая часть изъ насъ не легла на мѣстѣ пластомъ. Что же касается до меня, то я бѣжалъ отъ Эдъ-Димиріата, но онъ въ продолженіе трехъ мѣсяцевъ преслѣдовалъ меня и, наконецъ, догналъ, потому что я упалъ отъ усталости; а онъ, бросившись на меня, взялъ меня въ плѣнъ.
   -- Именемъ Того, Кто возвысилъ тебя и унизилъ,-- сказалъ я ему,-- пожалѣй меня и сведи къ Сулейману (да будетъ надъ нимъ миръ!).
   Но когда я явился къ Сулейману, то онъ встрѣтилъ меня самымъ непривѣтливымъ образомъ и, приказавъ поставить этотъ столбъ и выдолбить его, онъ пожелалъ посадить меня въ него и запечатать своей печатью; послѣ чего меня заковали, Эдъ-Димиріатъ свелъ меня сюда и посадилъ въ этотъ столбъ, и я сижу съ тѣхъ поръ и буду сидѣть до дня прощенія. Онъ поручилъ великому шайтану стеречь меня, и вотъ съ тѣхъ поръ я мучаюсь тутъ.
   Присутствующіе очень пожалѣли его, а эмиръ Муза проговорилъ:
   -- Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, а Сулейману была дана страшная власть!
   -- Шайтанъ!-- сказалъ ему шейкъ Эсъ-Самадъ,-- согласишься ли ты мнѣ отвѣтить на одинъ вопросъ?
   -- Спрашивай, о чемъ хочешь,-- отвѣчалъ ему шайтанъ.
   -- Нѣтъ ли въ этихъ мѣстахъ,-- продолжалъ шейкъ,-- шайтановъ, посаженныхъ въ мѣдные кувшины со временъ Сулеймана (да будетъ надъ нимъ миръ)?
   -- Есть,-- отвѣчалъ шайтанъ,-- въ морѣ Эль-Каркаръ, около котораго живутъ потомки Ноя (да будетъ надъ нимъ миръ), страну которыхъ не заливало потопомъ. Они совершенно отдѣлены тамъ отъ другихъ людей.
   -- А гдѣ идетъ дорога въ Мѣдный городъ,-- сказалъ шейкъ,-- и гдѣ эти кувшины? Далеко ли отъ этого города до нихъ?
   -- Очень близко,-- отвѣчалъ шайтанъ.
   Путники отправились далѣе и вскорѣ увидали какой-то большой черный предметъ, съ двумя огненными возвышеніями.
   -- Что это за черный предметъ,-- спросилъ эмиръ у шейка,-- и что это за огни на немъ?
   -- Радуйся, эмиръ,-- отвѣчалъ ему шейкъ,-- такъ какъ это Мѣдный городъ, и онъ описанъ совершенно такимъ въ книгѣ Скрытыхъ Сокровищъ. Стѣны у него изъ чернаго камня, а въ разныхъ концахъ возвышаются двѣ башни изъ желтой мѣди, которыя издали кажутся двумя огнями, и поэтому городъ называютъ Мѣднымъ.
   Они двигались, не останавливаясь, пока не дошли до города, высокаго, хорошо укрѣпленнаго и неприступнаго; въ одной очень высокой стѣнѣ было двадцать пять воротъ, каждыя изъ которыхъ отворялись самымъ хитрымъ способомъ, и ни одинъ замокъ не походилъ на другой. Архитектура и устройство города были замѣчательно хороши. Путешественники остановились передъ стѣною и стали искать ворота, но никакъ найти не могли.
   -- Послушай, шейкъ,-- сказалъ эмиръ Муза,-- гдѣ же ворота въ этотъ городъ, я ихъ не вижу?
   -- Въ книгѣ Скрытыхъ Сокровищъ говорится,-- отвѣчалъ шейкъ,-- что въ этой стѣнѣ двадцать пять воротъ, и что всѣ эти ворота отворяются только изъ города.
   -- А какъ же намъ войти въ городъ,-- продолжалъ эмиръ,-- и полюбоваться на его сокровища?
   Эмиръ Муза приказалъ одному молодому человѣку сѣсть на верблюда и объѣхать кругомъ города, чтобы посмотрѣть, не найдется ли гдѣ-нибудь входа, или не окажется ли гдѣ нибудь стѣна пониже, чѣмъ та, передъ которой они стояли. Одинъ изъ юношей сѣлъ на верблюда и въ продолженіе двухъ дней и двухъ ночей ѣхалъ кругомъ, нисколько не отдыхая и не останавливаясь, и только на третій день онъ увидалъ своихъ товарищей и выразилъ имъ свое удивленіе, разсказывая о. городѣ.
   -- О эмиръ,-- сказалъ онъ,-- доступнѣе того мѣста, на которомъ ты находишься, нѣтъ!
   Вслѣдствіе этого эмиръ Муза взялъ Талиба, сына Сала" и шейка Абдула Эсъ Самада; они поднялись на близлежавшую и господствовавшую надъ городомъ гору и съ нея увидали громаднѣйшій городъ. Павильоны въ городѣ были высокіе, куполы блестящіе, дома крѣпкіе, рѣки быстрыя. Деревья были осыпаны фруктами, а сады -- овощами. Это былъ городъ съ неотворяющимися воротами, совершенно пустой, въ коіторомъ не слышно было никакого голоса или веселаго звука, а кричали только совы и кружились птицы, да вороны каркали по широкимъ прямымъ улицамъ, какъ бы сожалѣя о тѣхъ, кто ходитъ по нимъ. Эмиръ Муза стоялъ, раздумывая о томъ, что городъ лишенъ обитателей, и проговорилъ;
   -- Слава Тому, кто никогда не мѣняется! Слава Творцу всего міра!
   Въ то самое время, какъ онъ говорилъ эти слова, онъ случайно взглянулъ въ сторону и увидалъ семь мраморныхъ дощечекъ, бѣлѣвшихъ издали. Онъ подошелъ къ нимъ и, разсмотрѣвъ, что на нихъ вырѣзаны какія-то слова, приказалъ прочесть надпись. Шейкъ Абдулъ-Эсъ-Самадъ подошелъ и прочелъ и увидалъ, что это нравоученіе, написанное въ поученіе людямъ. На первой дощечкѣ было написано старогреческими буквами слѣдующее:
   "Сынъ Адама! Зачѣмъ ты оставляешь безъ вниманія то, что было съ твоимъ предшественникомъ? Развѣ ты не знаешь, что чаша смерти будетъ наполнена и для тебя и что тебѣ скоро придется испить ее? Прежде чѣмъ спуститься въ могилу, обрати на себя вниманіе. Гдѣ люди, владѣвшіе государствами и унижавшіе Божьихъ слугъ? Смерть взяла ихъ; Господь прекращаетъ всѣ радости жизни и разлучаетъ людей съ ихъ друзьями и цвѣтущими обителями. Господь перенесъ этихъ людей изъ роскошныхъ дворцовъ въ мрачныя могилы".
   А ниже на дощечкѣ были слѣдующіе стихи:
   
   Гдѣ тѣ цари съ народами земли
   Находятся теперь? Они все то,
   Что строили и населяли здѣсь,
   Покинули и скрылись навсегда.
   Они за всѣ свои дѣла былыя
   Всѣ были преданы во власть гробовъ,
   И послѣ разрушенія ихъ жизни
   Они въ гнилые трупы превратились.
   Гдѣ ихъ войска? Они не отражали
   Враговъ и выгодъ не имѣли вовсе.
   И гдѣ производился ихъ наборъ?
   И гдѣ лежало мѣсто сбора ихъ?
   Постановленье Бога на престолѣ
   Врасплохъ ихъ захватило. Богатства
   И всѣ убѣжища и всѣ пріюты
   Ихъ не могли отъ этого спасти.
   
   Эмиръ Муза лишился чувствъ. Слезы такъ и текли у него по щекамъ.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- сказалъ онъ,-- всего лучше быть равнодушнымъ къ свѣту.
   Онъ приказалъ принести рогъ съ чернилами и бумаги, списалъ надписи со всѣхъ дощечекъ и затѣмъ сошелъ съ горы.
   Вернувшись къ своему отряду, они цѣлый день измышляли средство, какимъ образомъ войти въ городъ; эмиръ Муза сказалъ своему визирю Талибу, сыну Сала, и окружавшимъ его сановникамъ:
   -- Какимъ образомъ, думаете вы, удастся намъ войти въ городъ, чтобы увидать всѣ сокровища его? Можетъ-быть, мы найдемъ въ немъ что-нибудь, чѣмъ можемъ услужить нашему царю.
   -- Пошли Господи здоровья эмиру,-- сказалъ Талибъ, сынъ Сала.-- Возьмите лѣстницу и поднимемся по ней; а тамъ, можетъ-быть, изнутри найдемъ ворота.
   -- Объ этомъ я тоже думалъ,-- отвѣчалъ эмиръ,-- и совѣтъ твой, по-моему, превосходенъ.
   Онъ позвалъ плотниковъ и кузнецовъ и приказалъ имъ сдѣлать большую лѣстницу и оковать ее желѣзомъ. Они сдѣлали очень прочную лѣстницу, но на это пошло цѣлый мѣсяцъ времени. Лѣстницу они плотно приставили къ стѣнѣ, и она оказалась до самаго верха, какъ будто они вымѣрили стѣну. Эмиръ этому очень удивился.
   -- Господь помогъ вамъ,-- сказалъ эмиръ Муза.-- Точно вы смѣрили стѣну. Кто изъ васъ,-- обратился онъ къ своему отряду,-- хочетъ подняться на лѣстницу, затѣмъ спуститься въ городъ и посмотрѣть, какъ можно отворить ворота?
   -- Я полѣзу,-- отвѣчалъ одинъ изъ людей отряда,-- спущусь въ городъ и отворю ворота, эмиръ.
   -- Ну, влѣзай,-- сказалъ эмиръ,-- и Господь съ тобой!
   Человѣкъ полѣзъ на лѣстницу, пока не добрался до верху; тамъ онъ остановился и сталъ смотрѣть на городъ, затѣмъ всплеснулъ руками и громкимъ голосомъ закричалъ:
   -- Какъ это хорошо!
   Съ этими словами онъ бросился внизъ въ городъ и разбился такъ, что кости его смѣшались съ мясомъ.
   -- Такъ поступилъ разумный человѣкъ,-- сказалъ эмиръ Муза,-- какъ же долженъ поступить дуракъ? Если весь нашъ отрядъ сдѣлаетъ то же самое, то вѣдь у насъ никого не останется, и мы лишимся возможности исполнить порученіе царя правовѣрныхъ. Уйдемте. Намъ нечего дѣлать въ этомъ городѣ.
   -- Но, можетъ-быть, другіе будутъ благоразумнѣе,-- замѣтилъ кто-то.
   Послѣ этого наверхъ полѣзъ второй человѣкъ, потомъ третій, четвертый и пятый; всѣ влѣзали наверхъ по лѣстницѣ, одинъ вслѣдъ за другимъ, и такимъ образомъ влѣзло двѣнадцать человѣкъ, и всѣ погибли такъ же, какъ погибъ первый человѣкъ. Послѣ этого Абдулъ-Эсъ-Самадъ сказалъ:
   -- На это дѣло слѣдуетъ отправиться мнѣ; человѣкъ опытный лучше человѣка неопытнаго.
   -- Нѣтъ, тебѣ не слѣдуетъ этого дѣлать,-- сказалъ ему эмиръ Муза,-- и я не позволю тебѣ подняться наверхъ. Вѣдь если ты умрешь, то изъ-за этого мы всѣ погибнемъ, и никто изъ насъ не уцѣлѣетъ. Вѣдь ты проводникъ нашъ.
   -- Можетъ-быть, я и достигну цѣли,-- отвѣчалъ шейкъ,-- если на то будетъ воля Божья, да святится имя Его!
   И всѣ присутствующіе согласились съ его мнѣніемъ. Шейкъ всталъ и, сказавъ: "во имя Господа Милосерднаго", сталъ подниматься по лѣстницѣ, не переставая поминать Господа и молиться Ему. Поднявшись на стѣну, онъ всплеснулъ руками и сталъ пристально смотрѣть на городъ. Стоявшіе внизу стали громко кричать ему:
   -- Шейкъ Абдулъ-Эсъ-Самадъ, не дѣлай этого, не бросайся внизъ! Поистинѣ мы принадлежимъ Господу и къ нему вернемся. Если шейкъ бросится, то мы всѣ погибнемъ!
   Шейкъ громко захохоталъ и долгое время молился и читалъ Коранъ, послѣ чего онъ энергично выпрямился и громкимъ голосомъ сказалъ:
   -- Эмиръ! Ничего дурного съ вами не случится, такъ какъ Господь спасъ меня отъ наважденія дьявольскаго, вслѣдствіе того, что я постоянно молился Милосердному Господу.
   -- Что же ты видѣлъ, шейкъ?-- спросилъ у него эмиръ.
   -- Когда я добрался до вершины стѣны, я увидалъ десять дѣвушекъ, красавицъ, манившихъ меня руками. А у самыхъ ногъ моихъ мнѣ представлялась вода, море или рѣка, такъ что мнѣ ужасно захотѣлось броситься туда, какъ бросились наши товарищи; но я видѣлъ ихъ разбитые трупы и воздержался, а сталъ читать слова святой книги; вслѣдствіе чего Господь разсѣялъ наважденіе, красавицы исчезли; я не бросился внизъ, и очарованіе ихъ на меня не подѣйствовало. Несомнѣнно, что обитатели этого города, не желая, чтобы кто-нибудь входилъ къ нимъ, посылаютъ подобное наважденіе, погубившее нашихъ товарищей.
   Онъ пошелъ вдоль стѣны до двухъ мѣдныхъ башенъ, въ которыхъ оказались золотыя двери, безъ какихъ-либо замковъ, такъ что открыть ихъ не представлялось возможности. Вслѣдствіе этого шейкъ на нѣкоторое время остановился и, внимательно посмотрѣвъ, увидалъ посреди двери изображеніе всадника, указывавшаго протянутой рукой на надпись, которую шейкъ и прочиталъ; надпись эта заключалась въ слѣдующихъ словахъ: "Поверни винтикъ, что посреди тѣла всадника, двѣнадцать разъ, и дверь отворится". Онъ осмотрѣлъ всадника и въ серединѣ его, дѣйствительно, увидалъ винтикъ, крѣпко вдѣланный, который онъ и повернулъ двѣнадцать разъ; двери тотчасъ же отворились съ шумомъ, похожимъ на громъ, и и шейкъ Абдулъ-Эсъ-Самадъ вошелъ. Онъ былъ человѣкъ ученый, знакомый со всѣми языками и буквами. Онъ шелъ по длинному коридору и, спустившись по небольшой лѣстницѣ, вышелъ въ комнату съ красивыми деревянными скамейками, на которыхъ сидѣли мертвые люди, а надъ головами ихъ красовались красивые щиты, острые мечи, крѣпкіе луки и заостренныя стрѣлы. И у слѣдующихъ воротъ оказались желѣзные запоры, деревянныя заставки и тонкой работы замки, очевидно, очень крѣпкіе. Увидавъ все это, шейкъ подумалъ, что ключи отъ этихъ замковъ, вѣроятно, у этихъ людей. Онъ осмотрѣлся и понялъ, что одинъ изъ покойниковъ, несомнѣнно, старшій и потому сидѣлъ на болѣе высокой скамьѣ.
   -- Надо думать,-- проговорилъ Абдулъ-Эсъ-Самадъ,-- что ключи отъ города находятся у этого шейка. Очень можетъ быть, что онъ былъ главнымъ привратникомъ.
   Онъ подошелъ къ нему и, поднявъ его одежду, увидалъ, что ключи висѣли у него на поясѣ. Это очень обрадовало шейка,-- такъ обрадовало, что онъ себя не помнилъ. Взявъ ключи, онъ подошелъ къ воротамъ, отомкнулъ замокъ, отодвинулъ деревянныя заставки и другіе запоры, и ворота раскрылись, гремя, какъ громъ, вслѣдствіе своихъ громадныхъ размѣровъ.
   -- Великъ Господь!-- вскричалъ шейкъ, и весь отрядъ повторилъ этотъ возгласъ за нимъ, радуясь, что цѣль достигнута. Эмиръ Муза тоже былъ очень радъ, увидавъ, что шейкъ Абдулъ-Эсъ-Самадъ живъ и открылъ городъ. Отрядъ благодарилъ шейка за его успѣхъ, и всѣ поспѣшили войти въ городъ. Но эмиръ Муза остановилъ ихъ, сказавъ:
   -- Если всѣ мы войдемъ, то нельзя будетъ ручаться за нашу безопасность. Половина насъ войдетъ, а половина пусть останется за стѣной.
   Эмиръ Муза вошелъ съ половиною вооруженнаго по-военному отряда. Увидавъ своихъ убившихся товарищей, они прежде всего похоронили ихъ. Привратниковъ и другую прислугу они увидали лежавшими на скамьяхъ, покрытыхъ шелковой матеріей; всѣ они оказались скелетами. Они прошли на рынокъ и увидали большія высокія зданія, всѣ одинаковаго размѣра: лавки были открыты, вѣсы повѣшены и мѣдные приборы убраны въ порядкѣ, а кладовыя полны товарами. Въ лавкахъ сидѣли умершіе купцы, кожа которыхъ высохла на костяхъ, и фигуры которыхъ могли служить поучительнымъ нравоученіемъ людямъ. Путешественники нашли въ городѣ четыре рынка съ лавками, набитыми богатыми товарами. На рынкѣ шелковыми товарами они увидали шелковыя разноцвѣтныя ткани и парчи, затканныя червоннымъ золотомъ и бѣлымъ серебромъ; хозяева лежали на кожахъ мертвыми въ такихъ положеніяхъ, какъ будто бы хотѣли говорить. Изъ этого рынка они прошли на рынокъ драгоцѣнныхъ камней, брильянтовъ и жемчуга и, осмотрѣвъ его, пошли въ лавки мѣнялъ, которыхъ всѣхъ нашли тоже умершими, а лавки ихъ -- наполненными золотомъ и серебромъ. Выйдя отъ нихъ, они пришли на рынокъ душистыхъ товаровъ съ лавками, полными мѣшками съ мускусомъ, амброю, алоемъ, камфарою и т. д.; и здѣсь хозяева сидѣли всѣ мертвые. Около этого рынка они увидали хорошо выстроенный красивый домъ и, войдя въ него, нашли тамъ свернутыя знамена, мечи, луки, щиты и вызолоченные шлемы. Въ коридорахъ этого дворца стояли скамьи изъ слоновой кости, отдѣланныя золотомъ и обитыя шелковой тканью; на этихъ скамьяхъ сидѣли высохшіе трупы, которые можно было принять за спящихъ людей; но они умерли отъ недостатка пищи и перешли въ вѣчность. Эмиръ Муза остановился и, восхваливъ Господа, сталъ любоваться прелестнымъ зданіемъ, его чудной архитектурой и прочной постройкой и отдѣлкой изъ ляписъ-лазури. Во дворцѣ они нашли такую надпись:
   
   Прими въ соображенье то, что видѣлъ
   Ты, о человѣкъ, и будь на стражѣ
   Своей, пока кончина далека!
   И приготовь хорошіе припасы
   Ты для того, чтобъ ими наслаждаться.
   Вѣдь каждый изъ живущихъ въ этомъ домѣ
   Когда-нибудь, а долженъ умереть.
   Подумай про людей, что украшали
   Свои дома, -- во прахѣ всѣ они,
   Отвѣтили за данный имъ залогъ.
   Они себѣ строенья воздвигали,
   Но пользы имъ они не принесли;
   Сокровища Они себѣ копили,
   Но въ ихъ богатствѣ не было спасенья,
   Когда истекъ законный срокъ ихъ жизни.
   Какъ часто уповали всѣ они
   На то, о чемъ, ихъ ради, никогда
   Судьба не дѣлала постановленья!
   Но перешли они въ свои гроба,
   И ихъ надежда имъ не помогла.
   И изъ высокаго ихъ положенья
   И славы ихъ они унесены
   Всѣ были въ тѣсноту и полный мракъ
   Гробницъ великолѣпныхъ на кладбищѣ.
   Дурное помѣщенье имъ дано!
   Затѣмъ пришелъ къ гробницамъ ихъ глашатай,
   Когда они погребены ужъ были,
   И говоритъ: "Гдѣ троны и короны
   И всѣ роскошныя одежды ихъ,
   Гдѣ скрытыя фатою лица ихъ
   И красота роскошная ихъ лицъ,
   Служившая предметомъ поговорокъ?"
   И изъ гробницы жалобный отвѣтъ
   Послышался: "Теперь всѣ щеки наши
   Лишились свѣжаго румянца ихъ!"
   Все долгое теченье жизни ихъ
   Они прекрасно кушали и пили,
   Теперь же черви пожираютъ ихъ.
   
   Эмиръ Муза такъ заплакалъ, что лишился чувствъ, и затѣмъ, приказавъ переписать эти стихи, онъ. пошелъ осматривать внутренніе покои дворца. Онъ увидалъ громадный залъ и четыре большія высокія комнаты, одну противъ другой, украшенныя золотомъ, серебромъ и различными цвѣтами. Посреди залы находился громадный алебастровый фонтанъ подъ парчевымъ балдахиномъ; въ каждой изъ четырехъ комнатъ было по убранному бассейну, съ водопроводомъ, выложеннымъ мраморомъ; по этимъ камальчикамъ текла вода, и четыре источника соединялись въ бассейнъ, выложенный разноцвѣтнымъ мраморомъ.
   -- Идемъ въ эти комнаты съ нами,-- сказалъ эмиръ Муза шейку Абдулу-Эсъ-Самаду.
   Они вошли въ первую комнату и нашли, что она наполнена золотомъ, серебромъ, жемчугомъ, брильянтами и другими драгоцѣнными минералами. Тамъ же они нашли сундуки, набитые краснымъ, желтымъ и бѣлымъ штофомъ. Войдя во вторую комнату, они увидали каморку, дверь въ которую отворили, и нашли оружіе, вызолоченные щиты, кольчуги, индійскіе мечи, копья, пики и другое военное оружіе. Послѣ этого они прошли въ третью комнату, гдѣ двери въ кладовыя были заперты замками и занавѣшаны вышитыми тканями. Открывъ дверь въ одну изъ кладовыхъ, они нашли ее наполненной оружіемъ, отдѣланнымъ драгоцѣнными камнями. Придя въ четвертую комнату и отворивъ одну изъ кладовыхъ, выходившихъ въ нее, они нашли ее наполненной разной золотой и серебряной посудой, хрустальными, отдѣланными жемчугомъ кубками и сердоликовыми вещами. Они стали брать, что имъ наиболѣе нравилось, и каждый солдатъ понесъ, сколько былъ въ состояніи снести. Уже собираясь выйти изъ этихъ комнатъ, они увидали удивительную дверь, отдѣланную слоновой костью, чернымъ деревомъ и золотомъ. Дверь была занавѣшена шелковой занавѣсью съ различными вышивками и заперта серебрянымъ замкомъ, причудливо отворявшимся безъ ключей. Шейкъ Абдулъ-Эсъ-Самадъ подошелъ къ нему и отворилъ, отгадавъ секретъ. Всѣ вошли въ коридоръ съ мраморнымъ поломъ и со стѣнами, завѣшанными занавѣсками, на которыхъ были изображены различные дикіе звѣри и птицы, вытканные золотомъ и серебромъ, съ глазами изъ жемчуга и яхонтовъ. Коридоръ привелъ въ комнату, при видѣ которой эмиръ Муза пришелъ въ полное изумленіе.


   Комната эта, или гостиная, была изъ полированнаго мрамора съ вставленными брильянтами. Пришедшимъ показалось, что они ступаютъ по водѣ, ноги у нихъ такъ и разъѣзжались, вслѣдствіе чего эмиръ Муза приказалъ. шейку постлать что-нибудь, чтобы пройти. Въ комнатѣ они увидали большой куполъ изъ червоннаго золота. Путешественники никогда въ жизни не видывали ничего подобнаго по красотѣ. А подъ этимъ большимъ куполомъ былъ небольшой алебастровый куполъ, кругомъ завѣшанный занавѣсками и весь убранный такими изумрудами, какихъ не бываетъ и у царей. Подъ этимъ куполомъ стояла парчевая палатка на колонкахъ изъ червоннаго золота, и въ ней сидѣли птицы съ ногами изъ изумруда, а подъ каждой изъ птицъ тянулась сѣть изъ жемчуга, растянутая надъ фонтаномъ, около котораго стояло ложе изъ жемчуга, брильянтовъ и яхонтовъ; на этомъ ложѣ сидѣла дѣвица, прекрасная, какъ свѣтлое солнышко. Красивѣе, ея ничего нельзя было себѣ представить. На ней было платье всё изъ жемчуга, а на головѣ золотая корона, прикрытая брильянтовой сѣткой; на шеѣ было ожерелье изъ брильянтовъ, а на лбу два такихъ брильянта, которые сверкали, какъ солнце. Эта красавица точно смотрѣла на каждаго изъ пришедшихъ. Эмиръ Муза налюбоваться не могъ на красоту, этой дѣвицы и очень смутился, что на щекахъ у нея игралъ румянецъ, а волосы были совершенно черные. Ее можно было принять за живую, а не за мертвую.
   -- Миръ надъ тобою, дѣвушка,-- сказалъ онъ ей.
   -- Господь съ тобою!-- сказалъ Талибъ, сынъ Сала, эмиру.-- Точно ты не видишь, что она не живая, а мертвая! Развѣ она можетъ отвѣчать на твое привѣтствіе? Она очень хорошо набальзамирована, а глаза послѣ смерти у нея были вынуты, налиты ртутью и затѣмъ вставлены на старыя мѣста; поэтому они и блестятъ; когда является небольшой вѣтерокъ, они точно бѣгаютъ, и она точно моргаетъ глазами, хотя и давно умерла.
   -- Слава совершенству Господа, посылающаго смерть!-- проговорилъ эмиръ Муза.
   Къ ложу, на которомъ сидѣла дѣвица, вели ступени, на ступеняхъ сидѣли два раба: одинъ бѣлый, другой черный. Одинъ держалъ въ рукахъ стальное оружіе, а другой -- брильянтовое, блескомъ своимъ ослѣплявшее зрѣніе. Передъ рабами лежала золотая дощечка, на которой было написано слѣдующее:
   "Во имя Господа Всемогущаго и Милостиваго! Сынъ Адама! Ни въ какой надеждѣ ты не можешь быть увѣренъ и не можешь знать, когда тебѣ назначено умереть! Ты не знаешь, когда смерть подойдетъ къ тебѣ, чтобы взять твою душу. Будь готовъ къ пути, такъ какъ скоро придется тебѣ покинуть этотъ свѣтъ. Гдѣ Адамъ, отецъ человѣчества? Гдѣ Ной и потомство его? Гдѣ всѣ цезари, цари Индіи и Эль-Арака? Дворцы не прикрываютъ ихъ болѣе, и они покинули своихъ домочадцевъ и свои очаги. Всѣ умерли, и кости ихъ истлѣли. Были ли они готовы къ дню страшнаго суда и къ отвѣту Господу? Если ты не знаешь меня, человѣкъ, то я скажу тебѣ, кто я. Я -- Тедмура, дочь царя амалекитовъ, правившаго своимъ народомъ съ полною справедливостью. Я была богаче всякихъ царей въ мірѣ и правила своимъ народомъ справедливо и безпристрастно. Такимъ образомъ я жила, пока смерть не пришла за мною. У насъ шли семь лѣтъ подъ рядъ проливные дожди, такъ что даже трава перестала расти. Мы ѣли бывшіе у насъ запасы, а потомъ съѣли свой скотъ, такъ что послѣ этого ѣсть намъ было уже нечего. Вслѣдствіе этого я приказала принести свои сокровища, смѣрила ихъ и послала съ довѣренными людьми по всѣмъ окрестнымъ городамъ искать продовольствія. Но они ничего не нашли и вернулись сюда съ сокровищами, послѣ чего мы достали и положили на видъ наши сокровища, закрыли ворота въ нашъ городъ и отдали себя въ руки Всемогущаго Господа, и умерли всѣ, оставивъ то, что мы выстроили, и что скопили. Вотъ вся наша исторія".
   Посмотрѣвъ нижнюю часть дощечки, они увидали слѣдующіе стихи:
   
   Дитя Адама, ты не позволяй
   Злымъ людямъ надъ тобою издѣваться;
   И отъ всего, что двѣ руки твои
   Насобирали денегъ и камней,
   Когда-нибудь ты будешь отстраненъ.
   Твою любовь ко свѣту и къ его
   Очарованьямъ вижу я отлично.
   И прежнія всѣ поколѣнья шли
   Всю жизнь свою дорогой той же самой.
   Себѣ они тогда пріобрѣтали
   Богатства какъ законно, такъ преступно,
   Но не могло оно прогнать судьбы,
   Когда положенный имъ срокъ истекъ.
   И многочисленной толпой служащихъ
   Руководили всѣ они всю жизнь,
   И въ общества вступали съ богачами;
   Затѣмъ они покинули богатства
   Свои, и всѣ строенія свои
   И умерли, и были отданы
   Гробамъ, въ которыхъ было мало мѣста,
   И подъ землею превратились въ прахъ.
   И тамъ они остались въ наказанье
   За незаконные поступки ихъ.
   Какъ будто путешественниковъ группа
   Сложила свой багажъ въ харчевнѣ, гдѣ
   Провизіи не находилось, чтобы
   Гостей своихъ порядкомъ накормить.
   Ея хозяинъ имъ сказалъ затѣмъ:
   "О люди, у меня нѣтъ помѣщенья
   Такого, гдѣ я могъ бы васъ принять!"
   Итакъ, они всѣ вещи уложили
   Опять и нагрузили ими муловъ.
   Они всѣ испугались и сробѣли
   Отъ этого; ни остановки ихъ
   Ни путешествія не были вовсе
   Пріятными при случаяхъ такихъ.
   Поэтому приготовляй всегда
   Хорошую провизію себѣ,
   Когда ты отправляешься въ дорогу,
   Чтобъ утромъ радовать тебя могла
   Она своимъ присутствіемъ желаннымъ,
   И ты не поступай теперь иначе,
   Какъ лишь согласно съ страхомъ передъ Богомъ.
   
   Кромѣ того, на, той же дощечкѣ были написаны слова: "Тотъ, кого Господь допустилъ войти къ намъ въ городъ, можетъ взять изъ сокровищъ все, что хочетъ, но не долженъ трогать того, что надѣто на мнѣ, такъ какъ этимъ прикрыто мое тѣло и въ такомъ видѣ я должна остаться навсегда. Побойся Бога и не трогай ничего, иначе погибнешь самъ. Я говорю это въ предостереженіе. Миръ надъ тобою! Да спасетъ тебя Господь отъ зла и болѣзни!"
   Эмиръ Муза, услыхавъ эти слова, снова горько заплакалъ, такъ что лишился чувствъ; а прійдя въ себя, онъ написалъ все, что видѣлъ, и извлекъ изъ всего этого поучительный примѣръ.
   -- Принесите мѣшки,-- сказалъ онъ своимъ товарищамъ,-- и наполните ихъ частью этихъ сокровищъ, посуды, рѣдкостей и брильянтовъ.
   -- О эмиръ,-- отвѣчалъ ему на это Талибъ, сынъ Сала,-- неужели мы оставимъ вещи на этой дѣвицѣ? Вѣдь подобныхъ богатствъ нѣтъ на свѣтѣ; они дороже всего, что мы взяли, и были бы лучшимъ подаркомъ царю правовѣрныхъ.
   -- Да развѣ ты не слыхалъ,-- отвѣчалъ ему эмиръ,-- что завѣщала эта дѣвица, и что написано на этой дощечкѣ! Развѣ, можно не исполнить такого завѣщанія!
   -- И только на основаніи такихъ словъ,-- продолжалъ Талибъ,-- ты хочешь оставить такія цѣнныя вещи? Вѣдь она уже умерла, что же ей дѣлать съ такими вещами, вѣдь это свѣтскія украшенія, годныя только для живущихъ. Покойницу надо покрыть бумажной тканью, и мы достойнѣе владѣть этими вещами, чѣмъ она.
   Сказавъ это, онъ сталъ спускаться со ступеней и дошелъ до того мѣста, гдѣ сидѣли два упомянутыхъ нами раба. Вдругъ одинъ изъ нихъ ударилъ его въ спину, а другой однимъ взмахомъ срубилъ ему голову.
   -- Да не помилуетъ Господь,-- сказалъ эмиръ Муза,-- этого мѣста смерти! Жадность все-таки позоритъ человѣка, проявляющаго ее.
   Онъ приказалъ войти въ городъ своему отряду; люди нагрузили верблюдовъ сокровищами и камнями, послѣ чего эмиръ Муза приказалъ затворить ворота совершенно такъ, какъ они были закрыты передъ этимъ.
   Послѣ этого они двинулись по морскому берегу и шли до высокой горы, господствующей надъ моремъ. Въ этой горѣ было множество пещеръ; въ нихъ жилъ народъ чернаго цвѣта, прикрытый кожами, и въ кожаныхъ бурнусахъ на головахъ. Но языкъ ихъ былъ имъ неизвѣстенъ. Увидавъ отрядъ, люди эти побѣжали отъ пришельцевъ и попрятались въ пещеры, а женщины и дѣти встали у входовъ.
   -- Что это за народъ, шейкъ Абдулъ-Эсъ-Самадъ?-- спросилъ эмиръ Муза.
   -- Это тотъ народъ, который нуженъ царю правовѣрныхъ,-- отвѣчалъ шейкъ.
   Отрядъ остановился, раскинулъ палатки и снялъ съ верблюдовъ сокровища; они еще не успѣли отдохнуть, какъ царь черныхъ людей сошелъ съ горы и подошелъ къ отряду. Онъ умѣлъ говорить по-арабски и, подойдя къ эмиру, поклонился ему. Эмиръ отвѣтилъ ему на поклонъ и почетно принялъ его.
   -- Люди вы или изъ шайтановъ?-- спросилъ у эмира черный царь.
   -- Мы-то -- люди,-- отвѣчалъ ему эмиръ,-- а вотъ вы такъ, безъ сомнѣнія, изъ шайтановъ, и потому вы живете въ горахъ, вдалекѣ отъ всѣхъ и росту вы болѣе обыкновеннаго.
   -- Нѣтъ, мы люди,-- отвѣчалъ черный царь,-- мы потомки Хама, сына Ноя, миръ праху его! А море наше называется Эль-Каркаромъ.
   -- Откуда же вы все это узнали,-- спросилъ его эмиръ Муза,-- разъ, что сюда никогда не заходилъ божественно вдохновленный пророкъ?
   -- Знай, о эмиръ,-- отвѣчалъ онъ,-- что по этому морю къ намъ приходилъ человѣкъ, распространявшій такой свѣтъ, что всѣ окрестности были освѣщены, и онъ говорилъ намъ такимъ громкимъ голосомъ, что онъ всюду былъ слышенъ, слѣдующее:
   -- Потомки Хама, преклонитесь передъ Тѣмъ, Кто видитъ все, но Самъ невидимъ, и скажите: нѣтъ Бога, кромѣ Бога, а Магометъ пророкъ Его. А я Абулъ-Аббасъ-Эль-Кидръ. Прежде мы поклонялись другъ другу, а онъ выучилъ насъ поклоняться Богу. Кромѣ того, онъ выучилъ насъ еще нѣкоторымъ изреченіямъ.
   -- А какимъ?-- спросилъ эмиръ.
   -- Вотъ какимъ,-- отвѣчалъ черный царь: -- нѣтъ Бога, кромѣ единаго Бога; равнаго Ему нѣтъ никого: Ему принадлежитъ все; Онъ можетъ карать и миловать; Онъ даетъ и беретъ жизнь и можетъ дѣлать все. И мы только этими простыми словами и можемъ обращаться къ Богу, другихъ же словъ мы не знаемъ. Каждую пятницу вечеромъ мы видимъ свѣтъ и слышимъ голосъ, который говоритъ: "Слава! Святъ! Господь ангеловъ и Духа Святаго! На все, что творится на землѣ, Онъ даетъ свое разрѣшеніе или запрещеніе! Все хорошее Онъ даетъ какъ милость, и сила и власть только въ рукахъ Бога Великаго, Всемогущаго!"
   -- Мы, подданные царя Эль-Ислама, Абдулъ-Эль-Мелика, сына Марвана,-- отвѣчалъ эмиръ Муза,-- пріѣхали сюда за мѣдными кувшинами, которые находятся у васъ въ морѣ, и въ которыхъ заключены шайтаны со времени Сулеймана, сына Давида. Онъ приказалъ намъ привезти такихъ кувшиновъ, чтобы посмотрѣть и полюбоваться на нихъ.
   -- Охотно это устроимъ,-- отвѣчалъ черный царь.
   Послѣ этого онъ угостилъ ихъ рыбой и приказалъ принести съ моря нѣсколько кувшиновъ Сулеймана; подданные его тотчасъ же принесли двѣнадцать кувшиновъ, чѣмъ эмиръ Муза былъ очень доволенъ, какъ былъ доволенъ и шейкъ Абдулъ-Эсъ-Самадъ, и всѣ солдаты, потому что этимъ исполнялось порученіе царя правовѣрныхъ. Эмиръ Муза далъ черному царю много подарковъ и щедро заплатилъ ему. Точно такъ же и туземный царь сдѣлалъ эмиру Музѣ подарокъ, состоявшій въ различныхъ чудесахъ моря, похожихъ по виду на людей, и сказалъ:
   -- Эти три дня я буду угощать васъ такими рыбами.
   Эмиръ Муза отвѣчалъ ему, что желалъ бы взять этихъ рѣдкостей съ собою для того, чтобы на нихъ могъ полюбоваться царь правовѣрныхъ.
   Послѣ этого путешественники простились съ нимъ и отправились назадъ. Прибывъ въ Сирію, они явились къ царю правовѣрныхъ, которому эмиръ Муза, сообщилъ обо всемъ, что они видѣли, и все, что съ ними случилось, и какимъ образомъ погибъ Талибъ, сынъ Сала.
   -- Какъ жаль, что меня не было съ вами,-- сказалъ ему царь правовѣрныхъ; -- и что я не видалъ того, что видѣли вы!
   Онъ взялъ кувшины и приказалъ открыть одинъ вслѣдъ за другимъ, и изъ всѣхъ изъ нихъ вылетали дьяволы, кричавшіе: "Раскаяніе! Пророкъ Божій! Болѣе поступать попрежнему мы не будемъ!"
   Абдулъ-Эль-Меликъ, сынъ Марвана, очень этому дивился, Что же касается до рыбъ, похожихъ на людей или, лучше сказать, на русалокъ, которыми черный царь угощалъ эмира, то для нихъ онъ приказалъ сдѣлать деревянные чаны и помѣстилъ ихъ въ нихъ. Но эти русалки, несмотря на воду, умерли отъ жары. Послѣ этого царь правовѣрныхъ приказалъ принести ему сокровища и раздѣлилъ ихъ между мусульманами.
   -- Господь,-- сказалъ онъ,-- никому не даровалъ того, что Онъ даровалъ Сулейману, сыну Давида.
   Послѣ этого эмиръ Муза просилъ царя назначить на его мѣсто губернаторомъ провинціи его сына, для того, чтобы самъ онъ могъ отправиться въ Іерусалимъ и поклониться Господу. Царь правовѣрныхъ назначилъ его сына губернаторомъ провинціи, а онъ отправился въ Іерусалимъ и умеръ тамъ.
   Кромѣ этого, до насъ не дошло ничего о Мѣдномъ городѣ. Только одинъ Господь всевѣдущъ.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ.
Начинается съ половины пятьсотъ шестьдесятъ шестой ночи и кончается въ половинѣ пятьсотъ семьдесятъ восьмой.

Исторія Джудара.

   У купца, по имени Омаръ, было три сына, одного изъ которыхъ звали Салимомъ, младшаго -- Джударомъ, а средняго -- Селимомъ. Онъ воспитывалъ ихъ дома, пока они не возмужали, но Джудара любилъ болѣе чѣмъ другихъ двухъ сыновей, и когда братья убѣдились, что онъ любитъ его болѣе, чѣмъ ихъ, они стали завидовать и возненавидѣли Джудара, что тотчасъ же замѣтилъ отецъ. Омаръ былъ очень преклонныхъ лѣтъ и боялся, что послѣ его смерти Джударъ будетъ имѣть отъ братьевъ непріятности; поэтому онъ собралъ своихъ родныхъ, кадія и ученыхъ и приказалъ принести свое имущество и товары. Когда все было принесено, онъ сказалъ:
   -- Господа, раздѣлите все это имущество на четыре равныя части, какъ слѣдуетъ по закону.
   Имущество все было раздѣлено, и онъ далъ каждому брату по части и себѣ также взялъ часть, сказавъ:
   -- Все это принадлежало мнѣ, но я одѣлилъ всѣхъ, и теперь имъ нечего требовать что-либо другъ отъ друга и отъ меня. Такимъ образомъ, когда я умру, между ними не будетъ ссоръ, такъ какъ наслѣдство свое я раздѣлилъ между ними при жизни, а моя доля останется моей женѣ, ихъ матери; на нее она будетъ жить.
   Вскорѣ отецъ ихъ умеръ. Но ни одинъ изъ завистливыхъ братьевъ не былъ доволенъ тѣмъ, что сдѣлалъ ихъ отецъ Омаръ; напротивъ того, братья требовали отъ Джудара имущества и говорили ему, что отецъ отдалъ ему все свое имущество. Джударъ передалъ вопросъ этотъ на обсужденіе суда; лица, присутствовавшія при раздѣлѣ, явились и показали то, что они знали, и судья запретилъ братьямъ поднимать раздоры. Джударъ на этомъ дѣлѣ лишился большой суммы денегъ, и братья его, давая взятки, потеряли тоже не мало и на время оставили его въ покоѣ. Затѣмъ они вторично начали приставать къ нему и обратились въ судъ и снова потеряли значительную сумму денегъ на подкупъ. Послѣ этого они постоянно тягались съ нимъ, обращаясь то къ одному судьѣ, то къ другому, вслѣдствіе чего и Джударъ терялъ и они теряли, и кончили тѣмъ, что убили на тяжбы все свое состояніе, и всѣ трое сдѣлались нищими. Затѣмъ братья Джудара пришли къ матери и, выманивъ у нея деньги, прибили ее и выгнали. Она же, отправившись къ Джудару, сказала ему, что братья его съ ней сдѣлали и какъ выманили деньги, и начала проклинать ихъ.
   -- Не проклинай ихъ, матушка,-- сказалъ Джударъ,-- такъ какъ Господь накажетъ ихъ обоихъ за то, что они сдѣлали. Я, матушка, обѣднѣлъ, и братья мои тоже обѣднѣли, мы потеряли все, потому что тягались. Я тягался съ ними передъ судомъ, и это ни къ чему не повело, а напротивъ того, мы всего лишились, и народъ только порицалъ насъ за то, что мы показывали одинъ противъ другого. Неужели же и теперь мнѣ опять начинать тяжбу изъ-за тебя? Нѣтъ, этого дѣлать намъ не слѣдуетъ. Живи со мною, и я раздѣлю съ тобой свой кусокъ хлѣба. Молись за меня, и Господь пошлетъ мнѣ средства прокормить тебя; а ихъ обоихъ предоставь на судъ Божій за ихъ поступокъ и утѣшься тѣмъ, что говоритъ поэтъ:
   
   Когда тебя жестоко угнетаетъ
   Совсѣмъ необразованный невѣжда,
   То удались ты отъ него подальше,
   Надежды на отмщенье не теряя.
   Но разоренье приносящихъ тяжбъ
   Обѣимъ сторонамъ ты избѣгай.
   Вѣдь если бы возможно было то,
   Что враждовала бы одна гора
   Съ другой горой, ей равной, то она
   Купила бы свою надъ ней побѣду
   Цѣною распаденья на куски.
   
   Онъ продолжалъ успокоивать мать свою до тѣхъ поръ, пока она не согласилась съ нимъ и не осталась у него.
   Послѣ этого онъ пріобрѣлъ себѣ сѣть и сталъ ходить на рѣку и на озера и всюду, гдѣ только имѣлась вода: каждый день онъ закидывалъ сѣть и пріобрѣталъ то десять, то двадцать, то тридцать песфовъ или монетъ, на которые покупалъ запасовъ, и они пили и ѣли очень хорошо. Братья же его не работали и не Торговали и, проживъ то, что отняли у матери, они сдѣлались нищими, почти голыми. Иногда они приходили къ матери и униженно просили у нея поѣсть, жалуясь, что они голодны; а извѣстно, что сердце матери не камень,-- она давала имъ хлѣба и, если оставалось что-нибудь изъ кушаньевъ, она тоже давала имъ поѣсть, говоря:
   -- Ѣшьте только поскорѣе и уходите, пока не пришелъ вашъ братъ. Ему это не понравится, и онъ, пожалуй, разсердится на меня.
   Вслѣдствіе этого они торопливо съѣдали и уходили. Но однажды, когда они пришли къ матери и она поставила передъ ними варенаго мяса и хлѣба, которые они начали ѣсть, вдругъ вошелъ ихъ братъ Джударъ. Мать очень смутилась и растерялась при видѣ его, боясь, что онъ на нее разсердится, и чуть не до земли наклонила голову передъ сыномъ. А онъ, улыбаясь, посмотрѣлъ на братьевъ и сказалъ:
   -- Милости просимъ, братцы! Какой счастливый день. Что случилось, почему вы пришли ко мнѣ?
   Онъ обнялъ ихъ, поцѣловалъ и прибавилъ:
   -- Я никакъ не желалъ, чтобы вы позабыли меня и не приходили ни ко мнѣ ни къ матери.
   -- Клянемся Аллахомъ, братецъ,-- отвѣчали они,-- что мы очень желали прійти къ тебѣ и только не смѣли вслѣдствіе того, что происходило между нами и тобою, но мы очень раскаялись. Это насъ дьяволъ попуталъ (да накажетъ его Господь!), а вѣдь у насъ на свѣтѣ только и кровныхъ, что ты да мать.
   -- У меня нѣтъ кровныхъ, кромѣ васъ,-- отвѣчалъ Джударъ.
   -- О, сынъ мой,-- вскричала мать,-- да благословитъ тебя Господь и пошлетъ тебѣ удачи! Ты -- великодушный человѣкъ, сынъ мой!
   -- Милости просимъ, братья,-- продолжалъ Джударъ.-- Оставайтесь у меня. Господь милостивъ, и у насъ всего довольно.
   Онъ совершенно помирился съ ними, они остались у него ночевать, поужинали съ нимъ и на слѣдующее утро позавтракали съ нимъ; послѣ чего Джударъ взялъ сѣть и вышелъ, уповая на судьбу. Братья его тоже вышли и вернулись домой только къ полудню; мать ихъ поставила имъ обѣдать, а къ вечеру пришелъ младшій братъ и принесъ мяса и овощей. Такимъ образомъ, они прожили цѣлый мѣсяцъ; Джударъ ловилъ рыбу и продавалъ ее, а деньги приносилъ матери и братьямъ, которыя они проѣдали, насмѣхаясь надъ братомъ.
   Однажды Джударъ закинулъ сѣть въ рѣку и, вынувъ ее, увидалъ, что въ нее не попало ничего; онъ закинулъ второй разъ, и опять не вытащилъ ничего. "Вѣрно, тутъ нѣтъ рыбъ", подумалъ онъ и перешелъ въ другое мѣсто и тамъ закинулъ сѣть, но въ ней снова ничего не оказалось. Онъ переходилъ съ мѣста на мѣсто и закидывалъ сѣть и все-таки не выловилъ ни единой рыбешки.
   "Удивительно,-- подумалъ онъ, -- неужели всѣ рыбы ушли изъ рѣки, и что этому за причина?"
   Онъ взвалилъ сѣть себѣ на спину и пошелъ крайне недовольный, тревожась за братьевъ и за мать и не зная, что дать имъ на ужинъ. Проходя мимо пекарни, онъ увидалъ толпу, пришедшую за хлѣбомъ, съ деньгами въ рукахъ, но хлѣбопекъ мало обращалъ на нихъ вниманія. Джударъ тоже остановился и тяжело вздохнулъ, а пекарь сказалъ ему:
   -- Милости просимъ, Джударъ. Тебѣ надо хлѣба?
   Рыбакъ молчалъ, а пекарь продолжалъ:
   -- Если у тебя нѣтъ съ собою денегъ, такъ бери, что тебѣ надо, а заплатишь потомъ.
   -- Ну, такъ дай мнѣ хлѣба на десять несфовъ,-- сказалъ Джударъ.
   Пекарь далъ ему хлѣба и сказалъ:
   -- Да вотъ возьми, кромѣ того, десять несфовъ деньгами, а завтра принесешь на двацать несфовъ рыбы.
   -- Непремѣнно,-- отвѣчалъ Джударъ и, взявъ хлѣбъ и деньги, онъ купилъ на нихъ мяса и овощей, думая, что завтра Господь пошлетъ ему заработокъ.
   Онъ принесъ все домой; мать его приготовила кушанья, и они поужинали и легли спать, а на слѣдующій день, вставъ, онъ взялъ сѣть.
   -- А что же завтракать?-- сказала мать.
   -- Завтракайте вы съ братьями, -- отвѣчалъ онъ и, отправившись къ рѣкѣ, бросилъ сѣть и въ первый разъ, и во второй, и въ третій; мѣнялъ мѣста и работалъ, не переставая, до самаго вечера; но ему не попадало ничего; тогда онъ собралъ сѣть и съ досадой пошелъ домой. Иначе пройти домой, какъ мимо пекарни, онъ не могъ, и пекарь, замѣтивъ его, далъ ему хлѣба и денегъ и сказалъ:
   -- Бери и или съ Богомъ. Если сегодня ничего не попало, то попадетъ завтра.
   Когда же Джударъ хотѣлъ извиниться, то пекарь сказалъ ему:
   -- Чего тутъ извиняться. Если бы ты поймалъ что-нибудь, то принесъ бы съ собой; а когда я увидалъ тебя съ пустыми руками, то тотчасъ же понялъ, что ты ничего не поймалъ. Если тебѣ и завтра ничего не попадется, то не стѣсняйся, приходи за хлѣбомъ. Уплаты я подожду.
   На третій день онъ переходилъ изъ одного озера въ другое до самаго вечера, но ничего не поймалъ. Такимъ образомъ, онъ пошелъ къ булочнику и взялъ у него хлѣба и деньги; такъ онъ дѣлалъ въ продолженіе семи дней.
   Это его начало тревожить, и онъ рѣшилъ пойти на озеро Карунъ. Прійдя къ озеру, онъ только что хотѣлъ закинуть сѣть, какъ вдругъ къ нему незамѣтно подъѣхалъ верхомъ на мулѣ маграбій, очень богато одѣтый. Къ сѣдлу его было привязано два вышитыхъ мѣшка, и все, что было на мулѣ, все было вышито. Маграбій сошелъ съ мула и сказалъ:
   -- Да будетъ надъ тобою миръ, Джударъ, сынъ Омара!
   -- И надъ тобою да будетъ миръ, о, господинъ мой!-- отвѣчалъ Джударъ.
   -- О, Джударъ,-- продолжалъ пріѣзжій,-- у меня есть до тебя дѣло, и если ты исполнишь мое желаніе, то счастье тебѣ повезетъ: будь поэтому мнѣ другомъ и исполни мою просьбу.
   -- Скажи мнѣ, господинъ мой,-- сказалъ Джударъ,-- что тебѣ надо, и я исполню. Я не стану возражать тебѣ.
   -- Прочти молитву,-- сказалъ ему маграбій.
   Они вмѣстѣ прочли молитву, послѣ чего маграбій далъ ему шелковый шнурокъ и прибавилъ:
   -- Завяжи мнѣ назадъ руки, только завяжи покрѣпче, и брось меня въ озеро; затѣмъ немного подожди и, если увидишь изъ воды мои руки прежде, чѣмъ мое тѣло, то скорѣй закидывай сѣть и тащи меня, но если увидишь ноги, то знай, что я погибъ. Въ такомъ случаѣ оставь меня, возьми мула и мѣшки при сѣдлѣ и отправляйся на купеческій рынокъ, гдѣ ты найдешь еврея, по имени Шумеяхъ. Отдай ему мула, а онъ дастъ тебѣ сто червонцевъ. Возьми ихъ и сохрани тайну и уходи.
   Джударъ крѣпко связалъ ему руки назадъ, и маграбій приказалъ ему толкать себя въ воду и затѣмъ бросить. Онъ толкалъ его, какъ тотъ приказывалъ; послѣ чего тотъ ушелъ подъ воду, а Джударъ сталъ поджидать его и ждалъ его до тѣхъ поръ, пока не показались ноги. Тутъ Джударъ понялъ, что маграбій погибъ, и, взявъ мула, онъ отправился на купеческій рынокъ, гдѣ увидалъ еврея, сидѣвшаго на стулѣ у дверей магазина. Увидавъ мула, еврей сказалъ:
   -- Несомнѣнно, человѣкъ этотъ погибъ изъ корыстолюбія.
   Онъ взялъ отъ Джудара мула и далъ ему сто червонцевъ, прося его хранить тайну. Рыбакъ взялъ деньги, и пошелъ въ пекарню, гдѣ взялъ хлѣба, сколько ему требовалось, и далъ червонецъ. Пекарь взялъ деньги и, сосчитавъ долгъ Джудара, сказалъ ему, что онъ можетъ еще три дня брать ÿ него хлѣбѣ; Затѣмъ Джударъ пошелъ къ мяснику, которому далъ второй червонецъ и приказалъ сдачу оставить у себя на будущее время. Онъ купилъ также овощей и, прійдя домой, засталъ братьевъ, просившихъ у матери ѣсть, а мать говорила имъ:
   -- Подождите, когда придетъ братъ, потому что у меня нѣтъ ничего.
   -- Вотъ возьмите и кушайте,-- сказалъ онъ, войдя.
   Они, какъ звѣри, набросились на хлѣбъ, а Джударъ оставшіяся деньги отдалъ матери.
   -- Возьми, матушка,-- сказалъ онъ,-- и когда братья будутъ просить у тебя ѣсть, давай имъ денегъ, чтобы они покупали себѣ съѣстного.
   Проспавъ эту ночь, онъ утромъ взялъ сѣти и пошелъ на озеро Карунъ и, остановившись у берега, только что хотѣлъ забросить сѣти, какъ въ эту самую минуту къ нему подъѣхалъ другой маграбій, еще наряднѣе одѣтый, чѣмъ первый, и то же верхомъ на мулѣ. У него у сѣдла висѣло по мѣшку съ каждой стороны, и въ каждомъ мѣшкѣ было по небольшому ящичку.
   -- Миръ надъ тобою, о Джударъ!-- сказалъ онъ.
   -- Да будетъ и надъ тобою миръ, господинъ мой!-- отвѣчалъ ему Джударъ.
   -- Не подъѣзжалъ ли къ тебѣ вчера, -- продолжалъ пріѣзжій,-- маграбій на такомъ же мулѣ, какъ вотъ этотъ?
   Джуардъ испугался и сталъ отнѣкиваться, говоря, что онъ никого не видалъ. Онъ боялся, чтобы онъ не спросилъ, куда тотъ поѣхалъ. Вѣдь если онъ скажетъ ему, что вчерашній маграбій утонулъ, то этотъ могъ обвинить его, что онъ его утопилъ. Вслѣдствіе этого онъ упорно отрицалъ и говорилъ, что онъ никого не видалъ.
   -- Ахъ, рыбакъ, вѣдь это былъ мой братъ, -- сказалъ ему маграбій, -- и онъ умеръ раньше меня.
   -- Я ничего не знаю о немъ, -- отвѣчалъ Джударъ.
   -- Развѣ ты не завязалъ ему назадъ руки, -- продолжалъ маграбій, -- и не бросилъ его въ озеро? И развѣ онъ не сказалъ тебѣ, что если изъ воды покажутся его руки, то чтобы ты закинулъ сѣть и вытащилъ его, а если покажутся ноги, то чтобы взялъ его мула и отдалъ его еврею Шумеяху, который дастъ тебѣ за это сто червонцевъ?.. И развѣ ноги его не показались изъ воды и ты не взялъ мула, и не отдалъ его еврею, и тотъ не далъ тебѣ сто червонцевъ?
   -- Разъ ты все такъ хорошо знаешь, -- сказалъ ему на это Джударъ, -- то зачѣмъ же ты у меня спрашиваешь?
   -- Я спрашиваю потому, -- продолжалъ маграбій, -- что желаю, чтобы ты продѣлалъ то же самое со мною, что ты сдѣлалъ съ моимъ братомъ.
   Онъ досталъ шелковый шнурокъ и подалъ ему, прибавивъ:
   -- Завяжи мнѣ назадъ руки и столкни меня въ озеро, и если со мною будетъ то же самое, что случилось съ моимъ братомъ, то возьми моего мула, отдай его еврею и получи отъ него сто червонцевъ. Ну, завязывай.
   Джударъ завязалъ ему назадъ фуки и толкнулъ его. Маграбій ушелъ на дно; а рыбакъ, стоя на берегу, увидалъ его ноги'.
   -- И этотъ потонулъ, -- проговорилъ онъ; -- если, по милости Божіей, ко мнѣ ежедневно будутъ являться маграбій, я буду завязывать имъ руки и они будутъ тонуть, а я за каждаго потонувшаго буду получать по сту червонцевъ, то мнѣ будетъ выгодно.
   Онъ взялъ мула и отправился на рынокъ, а еврей, увидавъ его, сказалъ:
   -- Такъ и другой умеръ?
   -- Да, онъ приказалъ тебѣ долго жить,-- отвѣчалъ Джударъ.
   -- Это онъ наказанъ за жадность,-- сказалъ еврей и, взявъ мула, выдалъ рыбаку сто червонцевъ.
   Джударъ, взявъ деньги, отправился къ матери и отдалъ ихъ ей, на что она сказала:
   -- Откуда это ты досталъ, сынъ мой?
   Онъ разсказалъ ей все, какъ было.
   -- Не ходи болѣе на озеро Карунъ. Я боюсь, чтобы изъ-за этихъ маграбіевъ съ тобой чего-нибудь не случилось.
   -- Нѣтъ, матушка, -- отвѣчалъ онъ, -- вѣдь я бросаю ихъ съ ихъ же согласія; да и какъ могъ я поступить иначе? Вѣдь это такое дѣло, которое даетъ намъ по сту червонцевъ каждый разъ; и я теперь пойду и скорешенько вернусь и буду ходить, пока что-нибудь изъ этого не выйдетъ.
   На третій день онъ пошелъ къ озеру и остановился на берегу, и вдругъ увидалъ, что къ нему подъѣзжаетъ верхомъ на мулѣ маграбій, съ двумя мѣшками у сѣдла. Этотъ былъ одѣтъ еще лучше двухъ предшествующихъ маграбіевъ.
   -- Миръ тебѣ, о, Джударъ, сынъ Омара?-- сказалъ онъ.
   -- Почему всѣ они меня знаютъ?-- мысленно спросилъ себя Джударъ и отвѣтилъ на поклонъ.
   -- Не пріѣзжали ли сюда маграбій?-- спросилъ пріѣзжій.
   -- Здѣсь было ихъ двое, -- отвѣчалъ Джударъ.
   -- А куда они отправились?
   -- Я завязалъ имъ назадъ руки и столкнулъ ихъ въ озеро, гдѣ они и потонули, и точно такъ же вѣрно потонешь и ты,-- отвѣчалъ Джударъ.
   Маграбій засмѣялся и проговорилъ:
   -- Ахъ, ты, бѣдняга! Никто отъ судьбы своей не уйдетъ. Дѣлай же со мною то же, что ты сдѣлалъ и съ тѣми двумя,-- прибавилъ онъ, слѣзая съ мула и подавая ему шелковый шнурокъ.
   -- Ну, повернись,-- сказалъ ему Джударъ,-- для того, чтобы я могъ завязать тебѣ руки, потому что мнѣ некогда.
   Онъ повернулся спиною къ Джу дару и тотъ завязалъ ему руки и толкнулъ его такъ, что тотъ упалъ въ озеро. Джударъ, стоя на берегу, сталъ ждать его, и вдругъ маграбій высунулъ сначала руки и крикнулъ, чтобы Джударъ закидывалъ скорѣе сѣть. Джударъ закинулъ сѣть, вытянулъ ее и увидалъ, что у маграбія въ рукахъ по двѣ рыбы краснаго какъ кораллъ цвѣта.
   -- Открой оба ящичка, -- сказалъ онъ Джу дару.
   Джударъ открылъ ящички!, а маграбій въ каждый изъ нихъ положилъ по рыбкѣ и закрылъ крышками. Послѣ этого онъ заключилъ Джудара въ объятія и, поцѣловавъ его въ обѣ щеки, сказалъ:
   -- Отстрани отъ тебя Господь всякія непріятности! Клянусь Аллахомъ, если бы ты не закинулъ сѣти и но вытащилъ меня, то я все-таки не выпустилъ бы этихъ двухъ рыбъ, хотя бы мнѣ пришлось умереть подъ водою.
   -- О, господинъ мой!-- сказалъ ему Джударъ.-- Аллахомъ умоляю тебя, разскажи мнѣ исторію тѣхъ двухъ людей, утонувшихъ прежде, и исторію этихъ двухъ рыбъ и еврея.
   Маграбій отвѣчалъ на это:
   -- Ну, такъ знай, Джударъ, что двое утонувшихъ были мои братья. Одного изъ нихъ звали Абдулъ-Эсъ-Селамомъ, другого -- Абдулъ-Эль-Ахадомъ, а меня зовутъ Абдулъ-Эсъ-Самадомъ; еврей тоже братъ нашъ. Его зовутъ Абдулъ-Эръ-Рахимомъ, и онъ вовсе не еврей, а мусульманинъ. Нашъ отецъ научилъ насъ отгадывать тайны. и открывать скрытыя сокровища; мы добились того, что намъ стали служить разные шайтаны. Насъ было четыре брата, отца нашего звали Абдулъ-Эль-Вадумомъ. Отецъ, умирая, оставилъ намъ хорошее состояніе, которое мы раздѣлили между собою и раздѣлили даже книги.. Но между нами вышли недоразумѣнія по поводу одной книги, называвшейся "Исторіей Древнихъ". Подобной книги нѣтъ на свѣтѣ и купить ее нельзя ни на деньги ни на брильянты, такъ какъ изъ нея можно узнать, гдѣ спрятаны сокровища. Отецъ нашъ всегда прибѣгалъ къ этой книгѣ, а мы помнили изъ нея кое-что наизусть, и каждый изъ насъ хотѣлъ получить ее для того, чтобы знать ея содержаніе. Въ то время, какъ мы спорили объ этой книгѣ, тутъ присутствовалъ одинъ шейкъ, который училъ колдовству нашего отца, и онъ приказалъ намъ принести ее. Мы принесли.
   -- Вы дѣти одного отца, -- сказалъ онъ намъ, -- и потому я никакъ не могу обидѣть кого-нибудь изъ васъ. Пусть тотъ, кто хочетъ получить эту книгу, постарается открыть кладъ Эшъ-Шамардаля и принесетъ мнѣ небесное полушаріе, банку съ краской, перстень съ печатью и мечъ, такъ какъ всѣмъ этимъ владѣетъ шайтанъ, по имени Эръ-Раадъ-Эль-Казифъ. Противъ владѣтеля этого перстня никто ничего сдѣлать не можетъ, и если бы онъ захотѣлъ" обладать всей вселенной, то получилъ бы ее. Мечъ же этотъ можетъ однимъ взмахомъ уничтожить цѣлую, армію. Тому, кто держитъ его въ рукахъ? стоитъ только сказать ему, чтобы онъ уничтожилъ армію, и онъ засверкаетъ огнемъ и убьетъ всѣхъ. Что же касается до небеснаго полушарія;, то тотъ, кто завладѣетъ имъ, получитъ всѣ страны отъ запада до востока и, сидя на мѣстѣ, можетъ обозрѣвать ихъ; ему стоитъ только повернуть къ себѣ тѣмъ мѣстомъ полушаріе, и онъ увидитъ и страну и обитателей ея. Кромѣ того, если онъ сердить на какой-нибудь городъ, то ему стоить повернуть полушаріе къ солнцу, съ желаніемъ спалить этотъ городъ, и тотъ тотчасъ же сгоритъ. Относительно же банки съ краской я могу сказать, что кто краску эту приложить къ глазамъ, тотъ увидитъ всякій кладъ. Но я поставлю вамъ такое условіе, что тотъ изъ васъ, кто не въ состояніи будетъ Открыть этого клада, откажется отъ своихъ правъ на эту книгу, аі тотъ, кто найдетъ его и принесетъ мнѣ эти четыре вещи, тотъ получитъ книгу.
   И мы всѣ согласились на это условіе.
   -- Дѣти мои, -- сказалъ онъ, -- знайте, что кладъ Эшъ-Шамардаля находится подъ властью сыновей краснаго царя; отецъ вашъ говорилъ мнѣ, что онъ пытался открыть этотъ кладъ, но не могъ; но что сыновья краснаго царя бѣжали отъ него въ Египетъ, въ озеро Карунъ, гдѣ они установили его могущество; онъ преслѣдовавъ ихъ до Каира, но не могъ ничего сдѣлать, потому что они спустились въ озеро, оберегаемое талисманомъ. Онъ вернулся совершенно истомленнымъ и не могъ изъ-за сыновей краснаго царя добыть клада Эшъ-Шамардаля. Когда отецъ вашъ не могъ справиться съ ними, то онъ пришелъ ко мнѣ съ жалобой. Я сдѣлалъ для него астрологическое вычисленіе и увидалъ, что кладъ этотъ можетъ быть открытъ только при посредствѣ молодого человѣка изъ Каира, по имени Джудара, сына Омара, такъ какъ только при его помощи можно будетъ поймать сыновей краснаго царя. Я узналъ, что вышеупомянутый молодой человѣкъ -- рыбакъ, что встрѣча съ нимъ произойдетъ у озера Карунъ, и что чары прекратятся только тогда, если Джударъ завяжетъ назадъ руки того человѣка, которому суждено найти кладъ, и броситъ его въ озеро, гдѣ онъ встрѣтится съ сыновьями краснаго Царя, и кому суждено исполнить. это, тотъ поймаетъ ихъ. Онъ видѣлъ, что тотъ, кому это не удастся, погибнетъ, и изъ воды покажутся его ноги; а у того, кто останется побѣдителемъ, покажутся сначала руки, и тогда надо, чтобы Джударъ закинулъ сѣти и вытащилъ его изъ озера.
   Послѣ этого двое изъ моихъ братьевъ сказали, что они пойдутъ на это; я тоже пожелалъ пойти, а тотъ братъ, что одѣтъ евреемъ, пойти не пожелалъ. Поэтому мы условились, что онъ пріѣдетъ въ Каиръ, переодѣтый евреемъ-купцомъ, для того, что если бы кто-нибудь изъ насъ умеръ, то онъ могъ бы получить мула и мѣшки съ сѣдломъ отъ Джудара и дать ему сто червонцевъ. Когда первый братъ пришелъ къ тебѣ, то его убили сыновья краснаго царя; второго брата они тоже убили; по со мною совладать они не могли, и я поймалъ ихъ.
   -- А гдѣ же пойманные тобою?-- спросилъ Джударъ.
   -- Да развѣ ты ихъ не видалъ? Вѣдь я посадилъ ихъ въ ящики.
   -- Ты положилъ рыбы.
   -- Нѣтъ, это не рыбы, -- отвѣчалъ маграбій, -- это шайтаны въ образѣ рыбы. Но знай, Джударъ, что только при твоемъ счастьѣ можетъ быть найденъ кладъ. Согласенъ ли ты исполнить мое желаніе и отправиться со мною въ городъ Фазъ, и Микназъ и помочь найти кладъ? Если согласенъ, то я дамъ тебѣ за это все, что ты пожелаешь. Ты сдѣлался передъ лицомъ Бога моимъ братомъ, и вернешься домой совершенно довольнымъ судьбой.
   -- О, господинъ мой, -- отвѣчалъ ему Джударъ, -- у меня есть мать и братья, которыхъ я содержу; если я отправлюсь съ тобой, кто дастъ имъ средства?
   -- Это пустой предлогъ, -- отвѣчалъ маграбій.-- Если ты безпокоишься о деньгахъ на ихъ содержаніе, то мы дадимъ тебѣ тысячу червонцевъ, которые ты передашь матери, и она проживетъ до твоего возвращенія домой. Если ты отправишься со мною, то черезъ четыре мѣсяца вернешься непремѣнно.
   Джударъ, услыхавъ, что ему хотятъ дать тысячу червонцевъ, сказалъ:
   -- Дай мнѣ, господинъ, тысячу червонцевъ, и я оставлю ихъ матери, а самъ отправлюсь съ тобой.
   Маграбій далъ ему золото, и онъ, взявъ его, пошелъ къ матери и разсказалъ ей о томъ, что случилось между нимъ и маграбіемъ.
   -- Возьми эти червонцы, -- прибавилъ онъ, -- и трать ихъ на себя и на братьевъ, пока я буду ѣздить съ маграбіемъ на западъ. Въ отсутствіи я пробуду четыре мѣсяца и надѣюсь, что разбогатѣю. Молись обо мнѣ, матушка.
   -- О, сынъ мой, -- отвѣчала мать, -- какъ мнѣ тяжело и какъ я боюсь за тебя!
   -- Полно, матушка, съ человѣкомъ, котораго хранитъ Господь, ничего дурного не случится, да и маграбій -- человѣкъ хорошій.
   Онъ началъ расхваливать его ей.
   -- Ну, дай Богъ, чтобы онъ полюбилъ тебя, -- отвѣчала она.-- Въ такомъ случаѣ отправляйся съ нимъ, сынъ мой. Можетъ-быть, онъ дастъ тебѣ-за это что-нибудь.
   Онъ простился съ матерью и пошелъ къ маграбію; тотъ спросилъ его:
   -- Ты совѣтовался Съ матерью?
   -- Совѣтовался, и она молится обо мнѣ.
   -- Ну, такъ садись позади меня.
   Джударъ сѣлъ позади него на мула, и они отправились въ путь и ѣхали до самаго вечера. Джударъ сильно проголодался, но у маграбія не видѣлъ никакихъ съѣстныхъ припасовъ, вслѣдствіе чего онъ сказалъ ему:
   -- О, господинъ мой, неужели ты забылъ взять съ собою на дорогу какой-нибудь ѣды?
   -- А развѣ ты голоденъ?-- спросилъ его маграбій.
   -- Голоденъ.
   Маграбій сошелъ съ мула вмѣстѣ съ Джударомъ и сказалъ:
   -- Сними съ сѣдла мѣшки.
   Джударъ снялъ мѣшки.
   -- Чего бы тебѣ хотѣлось поѣсть?-- спросилъ его маграбій.
   -- Чего-нибудь, всё равно, -- отвѣчалъ Джударъ.
   -- Нѣтъ, пожалуйста, Аллахомъ прошу тебя сказать мнѣ, чего бы ты желалъ поѣсть!
   -- Хлѣба и сыру, -- отвѣчалъ рыбакъ.
   -- Ахъ ты, бѣдняга, прилично ли тебѣ ѣсть хлѣбъ и сыръ: проси чего-нибудь получше!
   -- По моему мнѣнію, -- продолжалъ Джударъ, -- теперь все хорошо.
   -- Хочешь жареныхъ цыплятъ?
   -- Хочу.
   -- А любишь ты рисъ съ медомъ?
   -- Люблю.
   Маграбій спросилъ его еще о нѣсколькихъ кушаньяхъ, и Джударъ сталъ сомнѣваться, не сумасшедшій ли онъ.
   "Откуда, -- думалъ онъ, -- возьметъ онъ мнѣ кушанья, о которыхъ спрашиваетъ, когда тутъ нѣтъ ни кухни ни стряпухи? Но я все-таки скажу ему, что всего этого будете" съ меня довольно".-- Всего этого довольно, -- вслухъ прибавилъ онъ.-- И зачѣмъ ты возбудилъ во мнѣ желаніе поѣсть всего этого, разъ что получить ничего не придется?
   -- Милости просимъ, Джударъ, -- отвѣчала" ему маграбій и, засунувъ руку въ мѣшокъ, досталъ оттуда золотое блюдо съ двумя хорошо зажаренными горячими цыплятами. Засунувъ руку во второй разъ, онъ досталъ золотое блюдо, и на немъ лежала баранина. И такимъ образомъ онъ безъ-устали доставалъ изъ мѣшка всевозможныя кушанья, такъ что вытащилъ двадцать четыре блюда, что совершенно смутило Джудара.
   -- Кушай же, бѣдняга, -- сказалъ онъ ему.
   -- О, господинъ мой, -- сказалъ ему Джударъ, -- какъ это ты засунулъ въ этотъ мѣшокъ цѣлую кухню и стряпухъ?
   Маграбій засмѣялся и отвѣчалъ:
   -- Это колдовство. У меня имѣется такой слуга, отъ котораго я могу потребовать хотя тысячу кушаньевъ, и онъ всѣ ихъ принесетъ тотчасъ же!
   -- Отличные эти мѣшки, -- сказалъ Джударъ.
   Они поѣли, сколько хотѣли, а остатки бросили на землю; послѣ чего маграбій сложилъ пустыя блюда опять въ мѣшокъ и, засунувъ въ него руку, онъ вынулъ ведро воды, и они напились, сдѣлали омовеніе, прочли молитвы и положили ведро въ мѣшокъ. Маграбій положилъ оба ящичка въ тѣ же мѣшки, привязалъ ихъ къ сѣдлу и, сѣвъ на мула, сказалъ:
   -- Садись и поѣдемъ. Знаешь ли ты, Джударъ, сколько мы отъѣхали отъ Каира?
   -- Нѣтъ, не знаю.
   -- Мы проѣхали такое разстояніе, которое нужно было бы ѣхать цѣлый мѣсяцъ.
   -- Какъ же это?-- спросилъ Джударъ.
   -- Знай, что мулъ, на которомъ ты сидишь, -- одинъ изъ шайтановъ, который въ одинъ день можетъ пройти то, что другіе не пройдутъ и въ годъ, но теперь ради тебя онъ шелъ потихоньку.
   Они ѣхали до самаго солнечнаго заката и, когда вечеромъ остановились, маграбій вынулъ изъ мѣшка ужинъ, а утромъ вынулъ завтракъ. Такимъ образомъ они ѣхали четыре дня, останавливаясь по вечерамъ на ночлегъ и выѣзжая рано утромъ, и все, что Джудару хотѣлось, маграбій доставалъ ему изъ мѣшковъ. На пятый день они пріѣхали въ Фазъ и Микназъ.


   Въ городѣ всѣ встрѣчные кланялись маграбію и цѣловали ему руку. Такъ они ѣхали, пока не добрались до двери, въ которую онъ постучалъ, и она тотчасъ же отворилась; ихъ встрѣтила дѣвушка, красивая какъ ясная луна:
   -- О, Рахмеха, дочь моя,-- сказалъ маграбій,-- отвори намъ павильонъ.
   -- Сейчасъ, батюшка, -- отвѣчала она.
   И она пошла развалистой походкой, отъ которой у Джудара закружилась голова, и онъ сказалъ:
   -- Это, вѣроятно, царская дочь!
   Дѣвица открыла павильонъ; маграбій, снявъ съ мула мѣшки, сказалъ ему:
   -- Ну, можешь отправляться, Господь съ тобой!
   Земля тотчасъ же разступилась, и мулъ бросился въ отверстіе, послѣ чего все опять сравнялось.
   -- Славный конь!-- сказалъ Джударъ.-- Слава Тому, Кто далъ возможность ѣздить да такомъ животномъ!
   -- Не удивляйся, -- сказалъ ему маграбій, -- вѣдь я сказалъ тебѣ, что это шайтанъ. Лучше идемъ въ павильонъ.
   Войдя въ павильонъ, Джударъ былъ пораженъ изобиліемъ бога омъ ты посѣтила,
   Сіяніемъ своимъ разсѣивая
   Глубокій мракъ безлунной этой ночи.
   Поэтому мой долгъ распорядиться,
   Чтобы повсюду въ домѣ у меня
   И мускусомъ, и камфарой пахучей,
   И розовой водою надушили.
   
   Это пѣніе произвело глубокое впечатлѣніе на калифа, и онъ пришелъ въ такой восторгъ, что не могъ удержаться, чтобы не выразить его:
   -- Аллахъ надъ тобою! Аллахъ надъ тобою! Аллахъ надъ тобою!
   Нуръ-Эдъ-Динъ сказалъ:
   -- Такъ тебѣ, рыбакъ, понравились игра и пѣніе этой дѣвицы?
   -- Понравились, клянусь Аллахомъ!-- вскричалъ рыбакъ.
   Нуръ-Эдъ-Динъ тотчасъ же прибавилъ;
   -- Получи ее въ подарокъ отъ меня, въ подарокъ отъ щедраго человѣка, который не потребуетъ дара своего обратно.
   Онъ всталъ и, взявъ мелватахъ, набросилъ его на калифа, переодѣтаго рыбакомъ, приказавъ ему увести съ собою дѣвицу. Рабыня же посмотрѣла на Нуръ-Эдъ-Дина и сказала:
   -- О, господинъ мой, неужели ты разстанешься со мною, даже не простившись? Если намъ суждено разлучиться, то подожди, чтобъ я простилась съ тобою.
   
   И она сказала слѣдующую строфу:
   Когда ты отъ меня уѣдешь прочь,
   Всегда жить будетъ домъ твой въ сердцѣ
   Моемъ и въ тайникѣ моей груди.
   Молю я Милосердаго, чтобъ Онъ
   На нашъ союзъ съ тобою согласился,
   Такъ какъ блаженствомъ этимъ одаряетъ
   Онъ только тѣхъ, кого Онъ пожелаетъ,
   
   На это Нуръ-Эдъ-Динъ отвѣчалъ ей:
   
   Она со мной простилась въ день разлуки
   И заливалась горькими слезами
   Отъ причиненнаго разлукой горя,
   И молвила: "Что будешь дѣлать ты,
   Когда уѣду я?" -- "Спроси того,
   Кто можетъ пережить твою утрату!"
   Отвѣтилъ я на сдѣланный вопросъ.
   
   Калифъ, услыхавъ это, смутился при мысли, что онъ можетъ бытъ причиною ихъ разлуки и, взглянувъ на молодого человѣка, сказалъ ему:
   -- О, господинъ мой, боишься ли ты за себя, потому что совершилъ какое-нибудь преступленіе, или ты долженъ кому-нибудь?
   -- Клянусь Аллахомъ, о, рыбакъ, -- отвѣчалъ Нуръ-Эдъ-Динъ, -- со мною и съ этой дѣвицей случилось удивительное и странное событіе, и если бъ его передали потомству, то оно могло бы служить поученіемъ тѣмъ, кто пожелаетъ.
   -- Не разскажешь ли намъ, -- сказалъ калифъ, -- своей исторіи и не познакомишь ли насъ съ этимъ событіемъ? Можетъ-быть, разсказъ твой послужитъ тебѣ на пользу и утѣшеніе, такъ какъ утѣшеніе находится въ рукахъ Божіихъ.
   На это Нуръ-Эдъ-Динъ отвѣчалъ такимъ вопросомъ:
   -- Хочешь выслушать исторію мою прозой или стихами?
   -- Проза, -- отвѣчалъ калифъ, -- для насъ яснѣе, а. стихи можно сравнить со словами, нанизанными, какъ жемчугъ.
   Нуръ-Эдъ-Динъ, поникнувъ до земли головою, передалъ, однакоже, свою исторію Стихами, но когда онъ кончилъ, калифъ просилъ его объясниться поподробнѣе, вслѣдствіе чего онъ разсказалъ ему всю свою исторію съ начала до конца, и калифъ, сообразивъ всѣ обстоятельства его дѣла, спросилъ его:
   -- Куда же ты пойдешь теперь?
   -- Божій міръ широкъ, -- отвѣчалъ ему Нуръ-Эдъ-Динъ.
   -- Я напишу тебѣ письмо,-- сказалъ тогда калифъ,-- которое ты можешь снести къ султану Магомету, сыну Сулеймана Эсъ-Зейни, и когда онъ прочтетъ его, то ничего дурного тебѣ не сдѣлаетъ.
   -- Да развѣ существуетъ на свѣтѣ такой рыбакъ!-- вскричалъ Нуръ-Эдъ-Динъ,-- который состоялъ бы въ перепискѣ съ царями? Вѣдь этого быть не можетъ!
   -- Ты совершенно нравъ,-- возразилъ калифъ,-- но причину этого я могу сообщить тебѣ. Знай, что я учился съ нимъ въ одной школѣ, у одного и того же учителя, и былъ его наставникомъ. Послѣ этого счастье ему повезло, и онъ сдѣлался султаномъ, а меня Господь сдѣлалъ рыбакомъ. Но я никогда ничего еще не просилъ отъ него, хотя онъ тотчасъ же исполнилъ бы мою просьбу, даже если бъ я просилъ у него ежедневно тысячи вещей.
   Нуръ-Эдъ-Динъ, услыхавъ эти слова, сказалъ ему
   -- Напиши, чтобъ я видѣлъ.

   Онъ взялъ рожокъ съ чернилами и перо и написалъ послѣ обычной фразы: "Во имя Господа Милостиваго и Милосердаго", слѣдующее: "Письмо это отъ Гарунъ-Аль-Рашида, сына Эль-Магдія, его величеству Магомету, сыну Сулеймана Эсъ-Зейни, осчастливеннаго моею милостью и назначеннаго мною намѣстникомъ надъ частью моихъ владѣній. Увѣдомляю тебя, что податель этого письма, Нуръ-Эдъ-Динъ, сынъ Эль-Фадла, сына Какана, визиря, котораго ты долженъ водворить въ его настоящее положеніе на свое мѣсто, такъ какъ я назначаю его на занимаемую тобою должность. Не вздумай ослушаться моего повелѣнія, и миръ да будетъ надъ тобою".
   Онъ передалъ это письмо Нуръ-Эдъ-Дину, который взялъ его, поцѣловалъ и приложилъ къ своей чалмѣ и тотчасъ же отправился въ путь.
   Шейкъ же Ибрагимъ, посмотрѣвъ на калифа, переодѣтаго рыбакомъ, сказалъ ему:
   -- Ахъ ты, презрѣннѣйшій рыбакъ, ты принесъ намъ рыбы не больше, какъ на двадцать полудиргемовъ, а получилъ три червонца, да еще хочешь взять съ собою рабыню.
   Калифъ, услыхавъ эти слова, крикнулъ на него и сдѣлалъ знакъ Мосруру, который, тотчасъ же, открывъ свое лицо, вбѣжалъ въ комнату. Джафаръ между тѣмъ послалъ одного изъ садовниковъ къ дворцовому привратнику съ приказаніемъ, чтобы для царя правовѣрныхъ съ сановникомъ прислали одежду. Сановникъ сбѣгалъ во дворецъ и, вернувшись съ одеждой, поцѣловалъ прахъ передъ калифомъ, который снялъ все, что было на него надѣто, и одѣлъ свое платье. Шейкъ Ибрагимъ, сѣлъ на стулъ, а калифъ всталъ передъ нимъ,-чтобы посмотрѣть, что съ нимъ будетъ. Шейкъ пришелъ въ страшное смущеніе и, кусая себѣ пальцы, говорилъ:
   -- Сплю я или бодрствую?
   -- О, шейкъ Ибрагимъ,-- сказалъ тогда калифъ, посмотрѣвъ на него.-- Въ какомъ состояніи ты находишься?
   При этихъ словахъ весь хмель его прошелъ и, бросившись на колѣни, онъ сталъ просить прощенія. Калифъ простилъ его, послѣ чего отдалъ приказаніе отвести дѣвицу къ себѣ во дворецъ, гдѣ. отвелъ ей отдѣльное помѣщеніе и назначилъ женщинъ, чтобы служить ей.
   -- Знай,-- сказалъ онъ ей,-- что господина твоего я отправилъ султаномъ Эль-Башраха, и если Богу будетъ угодно, то я пошлю къ нему почетную одежду и тебя вмѣстѣ съ нею.
   Что же касается до Нуръ-Эдъ-Дина, то онъ шелъ до самаго Эль-Башраха и, войдя въ городъ, прямо направился ко дворцу султана, гдѣ такъ громко закричалъ, Что султанъ пожелалъ его видѣть. Представъ передъ царемъ, онъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его и, доставъ письмо, подалъ ему. Султанъ, увидавъ подпись калифа, тотчасъ же всталъ и, поцѣловавъ письмо трижды, сказалъ:
   -- Я слышу и повинуюсь Господу, да святится имя Его, и царю правовѣрныхъ.
   Онъ призвалъ четырехъ кади и эмировъ и хотѣлъ уже сложить съ себя царское достоинство, но къ нему явился визирь Эль-Ма'имъ, сынъ Савія, и султанъ подалъ ему письмо царя правовѣрныхъ. Увидавъ письмо, визирь разорвалъ его въ мелкіе клочья и, положивъ себѣ въ ротъ, разжевалъ и выплюнулъ. Султанъ въ гнѣвѣ закричалъ;
   -- Горе тебѣ! Съ какой стати ты поступилъ такъ?
   -- Этотъ человѣкъ,-- отвѣчалъ визирь,-- вовсе не видалъ ни калифа ни визиря его; онъ -- негодяй, дьявольскій плутъ, который случайно увидавъ письмо калифа, поддѣлался подъ его руку и написалъ, что захотѣлъ. Съ какой стати ты сложилъ съ себя царское достоинство, разъ что калифъ не послалъ тебѣ посла съ своей царской грамотой? Вѣдь если бъ, это дѣло было правое, то калифъ послалъ бы съ нимъ какого-нибудь царедворца или визиря, но онъ пришелъ одинъ.
   -- Что же намъ дѣлать?-- спросилъ султанъ.
   -- Отошли этого молодого человѣка со мною, -- отвѣчалъ визирь,-- и я отправлю его съ нарочнымъ въ городъ Багдадъ, и если все это вѣрно, то онъ привезетъ намъ царскій приказъ и грамоту объ его назначеніи, а если неправда, то калифъ пришлетъ намъ его обратно съ царедворцемъ, и тогда я отомщу моему обидчику!
   Султану понравилось то, что сказалъ ему визирь, и онъ взялъ Нуръ-Эдъ-Дина и крикнулъ пажей, которые, опрокинувъ его на полъ, били до тѣхъ поръ, пока онъ не лишился чувствъ. Послѣ этого онъ приказалъ надѣть колодки ему на ноги и позвалъ тюремщика. Тюремщикъ, придя къ нему, поцѣловалъ прахъ у ногъ его. Тюремщика звали Кувейтомъ25), и визирь сказалъ ему:
   -- О Кутейтъ! Я желаю, чтобы ты взялъ этого человѣка и, посадивъ его въ самую темную келью твоей темницы, пыталъ бы его и день и ночь.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ тюремщикъ.
   Онъ посадилъ Нуръ-Эдъ-Дина въ темницу и заперъ за нимъ дверь; по послѣ этого отдалъ приказъ снести туда скамейку, цыновку и подушку. Онъ посадилъ Нуръ-Эдъ-Дина на скамейку, снялъ съ него оковы и ласково обращался съ нимъ. Визирь ежедневно присылалъ къ нему приказъ бить Нуръ-Эдъ-Дина, и тюремщикъ посылалъ сказать, что приказъ исполняетъ, тогда какъ, напротивъ, онъ обращался съ нимъ очень хорошо.
   Такимъ образомъ онъ поступалъ сорокъ дней, а на сорокъ первый отъ калифа былъ присланъ подарокъ, и султану подарокъ этотъ очень понравился, и, онъ сталъ совѣтоваться объ этомъ съ визирихмъ.
   -- Можетъ-быть, этотъ подарокъ предназначался для новаго султана, -- сказалъ кто-то.
   Въ отвѣтъ на это замѣчаніе, визирь Эль-Мо'инъ, сынъ Савія, сказалъ:
   -- Было бы гораздо лучше, если бы мы убили его, лишь только онъ пріѣхалъ.
   -- Ты напомнилъ мнѣ о немъ!-- вскричалъ султанъ.-- Сходи за нимъ, приведи его сюда, я отрублю ему голову.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ визирь и, вставъ, прибавилъ: -- Мнѣ хотѣлось бы сдѣлать по всему городу такое заявленіе: "Кто хочетъ посмотрѣть на казнь Нуръ-Эдъ-Дина Али, сына Эль-Фадла, сына Накана, тотъ можетъ прійти къ дворцу". Пусть всѣ придутъ посмотрѣть, и сердце мое успокоится, и я разсержу своихъ завистниковъ.
   -- Поступай, какъ знаешь, -- отвѣчалъ султанъ.
   Визирь, довольный и счастливый, отправился къ вали и приказалъ сдѣлать объявленіе по всему городу. Когда народъ услыхалъ глашатая, онъ огорчился и плакалъ. Плакали даже мальчишки въ школахъ и купцы въ лавкахъ. Множество народа пошло занять мѣста, съ которыхъ было бы видно зрѣлище, а другіе направились въ тюрьму, чтобы проводить Али. Визирь въ сопровожденіи десяти мамелюковъ пошелъ въ тюрьму, и Кутейтъ, тюремщикъ, сказалъ ему:
   -- Что тебѣ угодно, господинъ нашъ, визирь?
   -- Сейчасъ же приведи ко мнѣ,-- сказалъ визирь,-- молодого негодяя.....
   -- Онъ въ страшномъ положеніи,-- отвѣчалъ тюремщикъ,-- отъ дурного обращенія и отъ побоевъ.
   Тюремщикъ вошелъ и засталъ его декламирующимъ слѣдующіе стихи:
   
   Кто можетъ мнѣ помочь въ моей тоскѣ?
   Мои невыносимы стали муки,
   А средство исцѣленія отъ нихъ
   Лишь крайне рѣдко можно доставать.
   
   Тюремщикъ снялъ съ него чистую одежду и, надѣвъ на него все грязное, повелъ къ визирю. Нуръ-Эдъ-Динъ взглянулъ на него и увидалъ, что онъ стоитъ передъ врагомъ, постоянно желавшимъ погубить его. Узнавъ его, онъ заплакалъ и сказалъ ему:
   -- Развѣ ты обезпеченъ отъ несчастія? Развѣ не помнишь слова поэта:
   
   Они здѣсь, злоупотребляя властью,
   Съ жестокостью нещадной управляли,
   И сдѣлалась та власть такою скоро,
   Какъ будто никогда и не бывала.
   
   -- О визирь! знай, что Господь, да прославится имя Его, можетъ сдѣлать съ тобою все, что Ему будетъ угодно.
   -- Не думаешь ли ты, Али,-- возразилъ визирь,-- испугать меня этими словами? Вотъ я сейчасъ, несмотря на всѣхъ жителей Эль-Башраха, отрублю тебѣ голову и не посмотрю на твой совѣтъ; я скорѣе поступлю, какъ говоритъ вотъ этотъ поэтъ:
   
   Судьбѣ ты предоставь свободу дѣйствій
   И съ радостнымъ умомъ переноси
   Державныя судьбы опредѣленья.
   
   Но какъ тоже хороши слова другого поэта:
   
   Тотъ, кто по смерти недруга живетъ
   Хотя бы день единый, достигаетъ
   Предѣла всѣхъ души своей желаній.
   
   Визирь приказалъ пажамъ посадить Нуръ-Эдъ-Дина на мула, но они съ горя, что имъ приходится повиноваться, сказали несчастному:
   -- Позволь намъ побить его каменьями и разорвать на куски, хотя за это намъ придется поплатиться жизнью.
   -- Не дѣлайте этого,-- отвѣчалъ Али,-- Развѣ вы не знаете, что говоритъ поэтъ:
   
   Назначенный мнѣ срокъ есть неизбѣжный
   Мой жребій, и какъ только дни его
   Окончатся, я долженъ умереть.
   И если бъ львы меня стащили въ лѣсъ,
   То не могли бъ они покончить съ нимъ,
   Затѣмъ, что отъ назначеннаго срока
   Теперь не остается ничего.
   
   Они пошли передъ несчастнымъ Нуръ-Эдъ-ли юмъ, выкрикивая:
   -- Ботъ награда тому, кто поддѣлываетъ письмо, калифа къ султану!
   Они торжественно провели его по улицамъ Эль-Башраха и поставили подъ окнами дворца на кровавомъ мѣстѣ26), гдѣ подошелъ къ нему палачъ и сказалъ:
   -- Я радъ и долженъ повиноваться, и если ты имѣешь какое-нибудь желаніе, то скажи мнѣ, я исполню его, такъ какъ тебѣ остается жить до тѣхъ поръ, пока султанъ не выглянетъ въ окно.
   Послѣ этого Нуръ-Эдъ-Динъ посмотрѣлъ направо и налѣво и продекламировалъ слѣдующее:
   
   О, есть ли между вами другъ, который,
   Исполненъ состраданья, мнѣ поможетъ?.
   Я заклинаю васъ Аллахомъ всѣхъ.
   На мой вопросъ отвѣтить! Жизнь уходитъ.
   А смерть близка! Здѣсь есть ли кто-нибудь,
   Кто пожалѣетъ бѣднаго меня,
   Чтобъ получить награду отъ меня,
   Упадокъ духа моего понять
   И облегчить мой страхъ глоткомъ воды,
   Который уменьшитъ мои страданья.
   
   Народъ плакалъ, а палачъ принесъ ему воды и подалъ, но визирь всталъ съ своего мѣста и, выбивъ изъ его рукъ куллехъ27) съ водой, который и разбился, крикнулъ палачу, чтобъ онъ отрубилъ голову Нуръ-Эдъ-Дину, послѣ чего тому завязали глаза. Народъ же продолжалъ кричать противъ визиря, сильно возвышая голосъ, и между ними началась настоящая перебранка. Вдругъ въ это самое время по большой дорогѣ къ небу поднялось цѣлое облако пыли, и султанъ, увидавъ его изъ своего дворца, сказалъ своимъ приближеннымъ:
   -- Посмотрите, что это за извѣстіе везутъ?
   -- Узнаемъ послѣ того, какъ отрубятъ этому человѣку голову,-- сказалъ визирь.
   -- Нѣтъ, подожди,-- отвѣчалъ султанъ,-- пока мы не узнаемъ, что это такое.
   Облако пыли поднималъ Джафаръ, визирь калифа, и свита его; и прибыли они вотъ почему: прошло уже тридцать дней, и калифъ не вспомнилъ о дѣлѣ Али, сына Эль-Фадла, сына Какана, и никто съ нимъ не говорилъ о немъ, пока однажды онъ не зашелъ въ помѣщеніе Энисъ-Эль-Джелисъ и не услыхалъ ея стенаній и ея чуднаго голоса, декламирующаго изреченіе поэта:
   
   Твой образъ все стоитъ передо мною,
   Далекъ ли ты иль близокъ отъ меня,
   И мой языкъ всегда упоминаетъ
   Тебя и никогда не перестанетъ.
   
   Стенанія ея усилились, и вдругъ дверь отворилась и въ комнату ея вошелъ калифъ и увидалъ Энисъ-Эль-Джелисъ въ слезахъ. Увидавъ калифа, она упала на колѣни и, трижды поцѣловавъ его ноги, сказала слѣдующіе стихи:
   
   Ты, чистый кровью и своимъ рожденьемъ
   Отъ зрѣлой и отъ плодовитой вѣтви
   Такой семьи, въ которой нѣтъ пятна,
   Дозволь же мнѣ напомнить обѣщанье,
   Мнѣ данное тобою, благодѣтель,
   Чтобъ не было оно тобой забыто.
   
   -- Ты кто такая?-- спросилъ ее калифъ.
   -- Я подарена тебѣ Али, сыномъ Эль-Фадла, сына Какана,-- отвѣчала она,-- и требую исполненія обѣщанія, даннаго мнѣ тобою, что ты пошлешь меня къ нему вмѣстѣ съ почетнымъ подаркомъ, такъ какъ я прожила здѣсь тридцать дней и глазъ не смыкала.
   Калифъ вслѣдствіе этого позвалъ къ себѣ Джафара и сказалъ ему:
   -- Тридцать дней не получалъ я извѣстій объ Али, сынѣ Эль-Фадла, сына Какана, и мнѣ остается только предположить, что султанъ убилъ его. Но клянусь головой своей, могилой своихъ предковъ, что если такое несчастіе случилось съ молодымъ человѣкомъ, то я уничтожу человѣка, убившаго его, хотя бы онъ былъ близокъ моему сердцу! Вслѣдствіе этого я желаю, чтобы ты тотчасъ же отправился въ Эль-Башрахъ и принесъ мнѣ извѣстіе о томъ, что царь Магометъ, сынъ Сулеймана Эсъ-Зейни, сдѣлалъ съ Али, сыномъ Эль-Фадла, сына Какана.
   Такимъ образомъ, Джафаръ, повинуясь еВо приказанію, тотчасъ же отправился въ путь и, подъѣхавъ къ городу и увидавъ толпы народа на улицѣ, спросилъ:
   -- По какой причинѣ такъ толпится народъ?
   Ему тотчасъ же сообщили, въ какомъ положеніи находился Нуръ-Эдъ Динъ, и, услыхавъ это, онъ поспѣшилъ къ султану и, поклонившись ему, сообщилъ, зачѣмъ пріѣхалъ, и прибавилъ, что если съ Али Нуръ-Эдъ-Диномъ что-нибудь случилось, то калифъ казнитъ его, султана, какъ причину несчастій. Онъ взялъ султана подъ стражу, какъ взялъ и визиря Эль-Мо'ина, сына Савія, а Али Нуръ-Эдъ-Дина велѣлъ освободить и посадилъ его на престолъ султана, вмѣсто Магомета, сына Сулеймана Эсъ-Зейни. Послѣ этого онъ пробылъ въ Эль-Башрахѣ трое сутокъ, обычное время угощенія, а утромъ, на четвертый день, Али Нуръ-Эдъ-Динъ сказалъ Джафару:
   -- Какъ мнѣ хотѣлось бы повидать царя правовѣрныхъ.
   Джафаръ сказалъ царю Магомету, сыну Сулеймана:
   -- Приготовься въ путь, потому что послѣ утренней молитвы мы поѣдемъ въ Багдадъ.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ.
   Они прочли утреннія молитвы, и всѣ сѣли на коней вмѣстѣ съ визиремъ Эль-Мо'иномъ, сыномъ Савія, который раскаивался теперь въ томъ, что онъ сдѣлалъ. Что же касается до НуръЭдъ-Дина, то онъ ѣхалъ рядомъ съ Джафаромъ, и они продолжали такимъ образомъ путь, пока не прибыли въ Багдадъ, пріютъ мира.
   Тамъ они явились къ калифу и разсказали ему, что случилось съ Нуръ-Эдъ-Диномъ.
   -- Возьми этотъ мечъ,-- сказалъ ему калифъ,-- и отруби имъ голову твоему врагу.
   Нуръ-Эдъ-Динъ взялъ мечъ и подошелъ къ Эль-Мо'ину, сыну Савія, но тотъ посмотрѣлъ на него и сказалъ ему:
   -- Я поступалъ по своему характеру, а ты поступай по своему.
   Нуръ-Эдъ-Динъ отбросилъ отъ себя мечъ и, взглянувъ на калифа, сказалъ:
   -- Онъ обезоружилъ меня, о, царь правовѣрныхъ!
   -- Ну, такъ оставь его,-- отвѣчалъ калифъ и, обратившись къ Месруру, прибавилъ:-- о, Месруръ, подойди ты и отруби ему голову.
   Месруръ исполнилъ приказаніе; послѣ этого калифъ обратился къ Али, сыну Эль-Фадла, сына Какана, съ такими словами:
   -- Требуй отъ меня, чего желаешь!
   -- О, государь мой, -- отвѣчалъ Али, -- я вовсе не желаю быть султаномъ Эль-Башраха, а хотѣлъ бы служить тебѣ.
   -- Съ удовольствіемъ согласенъ,-- сказалъ калифъ и велѣлъ привести рабыню.
   Калифъ осыпалъ милостями Нуръ-Эдъ-Дина и рабыню его, подарилъ имъ дворецъ въ Багдадѣ, назначилъ содержаніе и сдѣлалъ Нуръ-Эдъ-Дина своимъ застольнымъ товарищемъ, и такъ они прожили до самой смерти.
   

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
Начинается въ серединъ тридцать шестой ночи и кончается въ серединѣ сорокъ четвертой.

Исторія Ганема, сына Эюба, по прозванію Раба любви.

   -- Мнѣ разсказывали, о, счастливый царь,-- продолжала Шахеразада, -- что въ былыя времена въ Дамаскѣ жилъ-былъ одинъ купецъ, весьма зажиточный, и у этого купца былъ сынъ, красивый, какъ ясный мѣсяцъ, и краснорѣчивый, по имени Ганемъ, сынъ Эюба, по прозванію Рабъ любви 1), и у этого сына была сестра, называвшаяся Фитнехъ 2) вслѣдствіе ея необыкновенной красоты и миловидности. Отецъ ихъ умеръ, оставивъ имъ большое состояніе и, между прочимъ, сто грузовъ 3) шелковыхъ и парчевыхъ матерій и цѣлые, мѣшки мускуса. На этихъ мѣшкахъ было написано: "Это предназначено въ Багдадъ", такъ какъ онъ предполагалъ ѣхать въ этотъ городъ.
   Такимъ образомъ, Господь, да прославится имя Его, взялъ его душу; спустя нѣкоторое время, сынъ его, захвативъ этотъ грузъ, отправился съ нимъ въ Багдадъ. Это было во времена Гарунъ-Эръ Рашида. Передъ своимъ отъѣздомъ онъ простился съ своей матерью, родными и жителями города и отправился, уповая на Бога, да прославится имя Его, и Господь уберегъ его; онъ благополучно добрался до Багдада вмѣстѣ съ цѣлой партіей купцовъ. Онъ нанялъ себѣ хорошенькій домикъ, и, устлавъ полъ коврами и подушками и повѣсивъ занавѣски, сложилъ въ него свои товары, помѣстилъ муловъ и верблюдовъ и пробылъ тамъ, пока не отдохнулъ и пока купцы и вельможи багдадскіе не пришли къ нему съ поклономъ. Онъ взялъ тюкъ съ десятью кусками дорогой матеріи, съ цѣною, написанною на тюкѣ, и отправился съ нимъ на рынокъ къ купцамъ, которые встрѣтили его, поклонились ему, обошлись съ нимъ вѣжливо и съ почетомъ и посадили его въ лавку шейка рынка; онъ продалъ матеріи, получивъ на каждый червонецъ; но два. Ганемъ обрадовался и мало-до-малу сталъ продавать свои товары и продавалъ такимъ образомъ въ продолженіе цѣлаго года.
   Послѣ этого, въ первый же день слѣдующаго года, онъ пришелъ на тотъ же рынокъ, но нашелъ его запертымъ и, спросивъ о причинѣ, услыхалъ такой отвѣтъ:
   -- Одинъ изъ купцовъ умеръ, а всѣ другіе отправились къ нему на похороны. Если ты хочешь,-- прибавилъ этотъ человѣкъ,-- получить награду, то или съ ними 4).
   -- Хорошо, -- отвѣчалъ онъ и спросилъ, гдѣ его хоронятъ.
   Его направили къ мѣсту погребенія, и онъ, совершивъ омовеніе, отправился вмѣстѣ съ другими купцами къ мѣсту молитвы, гдѣ всѣ помолились о покойникѣ. Купцы пошли всѣ вмѣстѣ передъ гробомъ къ могилѣ, и Ганемъ пошелъ съ ними, пока процессія не дошла до кладбища за городомъ и, пробравшись мимо памятниковъ, донесли гробъ до приготовленной могилы. Семья покойнаго раскинула надъ могилой палатку и освѣтила ее лампами и свѣчами. Послѣ того, какъ покойникъ былъ зарытъ въ землю, чтецы сѣли на могилу читать Коранъ. Купцы сѣли съ ними, и Ганемъ, сынъ Эюба, сѣлъ тутъ же; вскорѣ на него напалъ страхъ, но онъ думалъ про себя:
   "Не, могу же я уйти отъ нихъ, не простившись съ ними".
   Всѣ сидѣли и слушали Коранъ до наступленія ночи, когда слуги поставили передъ ними ужинъ и сласти, и они ѣли, пока не насытились и, вымывъ руки, снова заняли свои мѣста.
   Сердце Ганема было неспокойно, и онъ все думалъ о своихъ товарахъ и боялся воровъ, говоря въ душѣ:
   "Вѣдь я чужестранецъ; меня всѣ считаютъ очень богатымъ человѣкомъ, и если на ночь я не вернусь домой, то воры украдутъ и деньги и товары.
   Такимъ образомъ, опасаясь за свое достояніе, онъ всталъ и, подойдя къ присутствующимъ, просилъ позволенія уйти ради неотложныхъ дѣлъ. Онъ пошелъ по дорогѣ до самыхъ городскихъ воротъ. Но такъ какъ полночь уже наступила, то городскія ворота оказались запертыми. Никто болѣе не входилъ и не выходилъ, лаяли только собаки да выли гдѣ-то волки.
   -- Сила и власть только въ рукахъ Господа! Я боялся за свое имущество и пошелъ поэтому въ городъ, но нашелъ ворота запертыми; теперь я уже боюсь за свою жизнь.
   Онъ вернулся и сталъ искать мѣсто, гдѣ бы ему переночевать. Вскорѣ онъ нашелъ частное кладбище, окруженное четырьмя стѣнами, съ пальмовымъ деревомъ внутри его и съ воротами, которыя оказались отворенными. Онъ вошелъ на кладбище съ намѣреніемъ уснуть, но сонъ бѣжалъ отъ него.
   Ему стало страшно и жутко лежать между могилами, и онъ вскочилъ на ноги и, отворивъ ворота, увидалъ огонекъ со стороны города, около городскихъ воротъ. Выступивъ на нѣсколько шаговъ, онъ увидалъ, что свѣтъ двигался по дорогѣ къ кладбищу, на которомъ онъ спрятался. Ганемъ испугался за себя и поспѣшно закрылъ ворота, взлѣзъ на пальмовое дерево и спрятался между листьями. Свѣтъ продолжалъ потихоньку подвигаться, пока совсѣмъ не приблизился; посмотрѣвъ попристальнѣе, онъ увидалъ трехъ черныхъ рабовъ, двое изъ которыхъ несли сундукъ, а у третьяго въ рукахъ былъ заступъ и фонарь. Когда же они подошли совсѣмъ близко, одинъ изъ рабовъ, несшихъ сундукъ, сказалъ:
   -- Что съ тобою, о, Савабъ?
   -- А что съ тобою, о, Кафуръ?-- отвѣчалъ одинъ изъ двухъ другихъ.
   -- Развѣ не бывали мы тутъ въ ночное время, -- продолжалъ первый, -- и не оставляли воротъ отворенными?
   -- Да,-- отвѣчалъ второй,-- ты совершенно правъ.
   -- Ты посмотри,-- снова сказалъ первый,-- ворота заперты и заложены.
   Въ отвѣтъ на это третій рабъ съ заступомъ и съ фонаремъ, по имени Бакхитъ, сказалъ:
   -- Какіе вы глупые! Точно вы не знаете, что хозяева садовъ ходятъ изъ Багдада сюда, и когда ночь застаетъ ихъ здѣсь, то они входятъ на это кладбище и запираютъ за собою ворота, боясь, чтобы негры, подобные намъ, не схватили ихъ и, изжаривъ, не съѣли 5).
   -- Ты совершенно правъ,-- отвѣчали другіе, хотя ты и глупѣе насъ обоихъ,
   -- Вы не вѣрите мнѣ, отвѣчалъ онъ, -- а вотъ повѣрите, когда мы войдемъ на кладбище и кого-нибудь найдемъ тамъ, а я вамъ скажу, что если кто-нибудь тамъ былъ, то, увидавъ фонарь, онъ, навѣрное, забрался на вершину пальмоваго дерева.
   Ганемъ, услыхавъ эти слова раба, подумалъ:
   "Какой догадливый этотъ рабъ! Накажи Аллахъ негровъ за ихъ хитрость и низость! Сила и власть только въ рукахъ Бога всемогущаго, всесильнаго! Что избавитъ меня отъ этой опасности?"
   Негры, которые несли ящикъ, сказали негру съ заступомъ:
   -- О, Бакхитъ, перелѣзь черезъ стѣну и отвори намъ ворота, такъ какъ мы устали, тащивши этотъ ящикъ, и если ты отворишь намъ ворота, то мы дадимъ тебѣ одного изъ захваченныхъ нами людей и превосходно зажаримъ его для тебя, такъ что изъ него не пропадетъ ни одна капля жира.
   -- Я боюсь всего для меня непонятнаго, -- отвѣчалъ негръ съ заступомъ,-- поэтому намъ нужно бросить ящикъ за ворота, такъ какъ сюда намъ велѣно принести его.

   -- Если мы его бросимъ, то онъ расколется,-- отвѣчали ему другіе негры.
   -- Боюсь, -- проговорилъ онъ,-- чтобы за стѣною не оказалось разбойниковъ, которые убиваютъ людей и берутъ ихъ имущество. Награбивъ, они, вѣроятно, заходятъ сюда и затѣмъ дѣлятъ между собою награбленное.
   -- Ахъ, ты,-дуракъ!-- вскричали другіе.-- Да развѣ они могутъ, войти сюда?
   Они поставили ящикъ и, переправившись черезъ заборъ, отворили ворота, въ то время, какъ третій рабъ Бакхитъ ждалъ ихъ съ фонаремъ въ рукѣ и съ корзинкой, въ которой лежалъ гипсъ. Послѣ этого они, приперевъ ворота, сѣли, и одинъ изъ нихъ сказалъ:
   -- О, братья мои, мы устали отъ ходьбы, отъ ноши, отъ отпиранья и запиранья воротъ и оттого, что теперь уже полночь. Тяжело будетъ намъ рыть могилу и закапывать этотъ сундукъ; поэтому присядемте тутъ часа на три и отдохнемте, а затѣмъ встанемъ и примемся за дѣло. А пока каждый изъ насъ долженъ разсказать какую-нибудь исторію или то, что съ нимъ случилось, отъ начала до конца.
   Такимъ образомъ негръ съ фонаремъ началъ первый разсказывать свою исторію, но эта исторія оказалась такой, что повторить ее здѣсь невозможно 7), послѣ чего второй рабъ разсказалъ слѣдующее:
   

Исторія раба Кафура 8)

   -- Знайте, о, братья мои, что я началъ себя помнить, когда мнѣ было восемь лѣтъ; я имѣлъ обыкновеніе говорить рабовладѣльцамъ одну ложь въ годъ, вслѣдствіе чего они поссорились, и хозяинъ мой, разсердившись на меня, отдалъ меня маклеру для того, чтобы онъ выкрикивалъ:
   -- Кто хочетъ купить этого раба съ его недостаткомъ?
   -- Что же у него за недостатокъ?-- спрашивали у него,
   -- Онъ говоритъ одну ложь въ годъ,-- отвѣчалъ онъ.
   Одинъ купецъ подошелъ къ маклеру и сказалъ ему:
   -- Сколько предлагаютъ за этого раба съ недостаткомъ?
   -- За него предлагаютъ пятьсотъ серебряныхъ монетъ.
   -- Себѣ можешь взять изъ платы двадцать монетъ, -- отвѣчалъ купецъ.
   Маклеръ свелъ его съ рабовладѣльцемъ, которому онъ вручилъ плату, а меня тотъ же маклеръ проводилъ въ домъ купца, гдѣ получилъ свою условленную плату.
   Меня одѣли въ приличную одежду и я прожилъ у него благополучно остатокъ года, до начала новаго года. Годъ былъ отличный, плодородный, и купцы начали задавать поочередно пиры, Наконецъ наступилъ чередъ и моего хозяина, и онъ задалъ пиръ въ загородномъ саду. Какъ онъ, такъ и другіе купцы, отправились туда, и хозяинъ взялъ все, что ему было нужно изъ съѣстного и вина, и они ѣли, пили и веселились до полудня, когда хозяину моему что-то понадобилось у дому и онъ крикнулъ:
   -- Эй, ты, рабъ! Садись на мула и привези мнѣ отъ хозяйки такую-то вещь,: только скорѣе.
   Я тотчасъ же повиновался и отправился въ домъ; но, подъѣзжая къ дому, я сталъ кричать, проливать слезы, вслѣдствіе чего обитатели квартала, старые и молодые, собрались около меня. Жена моего хозяина и дочери его, услыхавъ мои крики, отворили двери и стали спрашивать, что со мною.
   -- Хозяинъ мой,-- отвѣчалъ я,-- сидѣлъ вмѣстѣ съ своими пріятелями подъ старой стѣной, которая на нихъ обрушилась; и когда я увидалъ, что съ ними случилось, я тотчасъ же вскочилъ на мула и прискакалъ сюда, чтобы сообщить о несчастій.
   Жена и дѣти, услыхавъ объ этомъ, закричали, разорвали на себѣ одежду, стали бить себя по лицу, такъ что всѣ сосѣди сбѣжались къ нимъ. Хозяйка же перевернула всю домашнюю обстановку вверхъ дномъ, сбросила полки, разбила ставни, окна и вымазала стѣны краской индиго и сказала мнѣ:
   -- Горе тебѣ, о, Кафуръ! Иди сюда и пологи мнѣ разбить этотъ шкапъ и выбросить китайскій фарфоръ.
   Я подбѣжалъ къ ней и вмѣстѣ съ нею ломалъ полки, шкапы и разбивалъ все, что на нихъ стояло пробѣгалъ по террасамъ и бросалъ все, пока въ домѣ не осталось ничего цѣлаго, и все время кричалъ:
   О, хозяинъ мой!
   Хозяйка вышла съ открытымъ лицомъ, въ сопровожденіи мальчиковъ и дѣвочекъ и, подойдя ко мнѣ, сказала:
   -- Иди, о, Кафуръ, впередъ и покажи намъ то мѣсто, гдѣ погибъ твой хозяинъ подъ стѣной, для того, чтобы мы могли достать его тѣло и, положивъ его въ гробъ, перенести домой и приличнымъ образомъ похоронить.
   Я пошелъ впередъ, крича: "О, хозяинъ мой!" а они всѣ пошли за мною съ открытыми лицами и головами 9) и кричали:
   -- О, несчастіе наше! О, горе наше!
   И въ цѣломъ кварталѣ не осталось ни единаго мужчины, ни единой женщины, ни дѣтей, ни дѣвушекъ, ни старухъ, которые не послѣдовали бы за націи и не приняли бы участія въ нашемъ горѣ. Такимъ образомъ прошелъ я съ ними по всему городу, и на вопросы встрѣчныхъ они отвѣчали имъ то, что слышали отъ меня, и народъ восклицалъ:
   -- Сила и власть въ рукахъ Бога всемогущаго, всесильнаго! Мы пойдемъ къ вали и сообщимъ ему о случившемся.
   Когда вали сообщили печальное извѣстіе, онъ тотчасъ же сѣлъ на мула и взялъ съ собою работниковъ съ топорами и корзинами и всѣ толпою двинулись за мною.
   Я шелъ во главѣ, рыдая, крича и посыпая пыль себѣ на голову и ударяя себя по лицу. Подойдя къ пирующимъ въ саду и увидавъ своего хозяина, я закрылъ лицо руками и за кричалъ:
   -- О, госпожа моя! Кто пожалѣетъ меня послѣ того, какъ ея не стало! Лучше бы мнѣ погибнуть вмѣсти нея.
   Когда хозяинъ мой увидалъ меня, онъ страшно смутился и поблѣднѣлъ.
   -- Что съ тобой, о, Кафуръ?-- сказалъ онъ,-- и что это за стенанье? Что скажешь ты намъ?
   -- Когда ты послалъ меня домой, -- отвѣчалъ я,-- чтобы взять то, что тебѣ нужно, я отправился, а войдя въ домъ, увидалъ, что стѣна гостиной обрушилась, и вся комната рухнула на хозяйку и ея дѣтей.
   -- И неужели хозяйка не спаслась?-- спросилъ онъ.
   -- Никто не спасся,-- отвѣчалъ я,-- и прежде всѣхъ кончилась старшая дочка.
   -- А младшая дочка спаслась?-- спросилъ онъ.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ я.
   -- А что же сталось съ муломъ, на которомъ я ѣздилъ?-- вскричалъ онъ:-- уцѣлѣлъ ли онъ?
   -- Нѣтъ, хозяинъ, -- отвѣчалъ я,-- такъ какъ стѣны дома и стѣны конюшни погребли все, что жило въ домѣ, погребли даже овецъ, козъ и куръ, и всѣ онѣ превратились въ окровавленныя массы подъ развалинами, никто, никто не спасся!
   -- А старшій сынъ мой?-- спросилъ онъ тогда.
   -- Никто не спасся,-- отвѣчалъ я ему.-- На мѣстѣ не осталось ни дома ни обитателей его и никакихъ слѣдовъ ихъ; что же касается до овецъ, козъ и куръ, то кошки и собаки, вѣроятно, теперь съѣли ихъ.
   Когда хозяинъ выслушалъ меня, у него потемнѣло въ глазахъ и онъ потерялъ всякое сознаніе и не могъ-держаться на ногахъ: силы измѣнили ему, и спина согнулась; онъ разорвалъ свои одежды, сталъ рвать себѣ бороду и бить себя въ лицо, сбросилъ съ головы своей чалму и билъ себя по щекамъ до тѣхъ поръ, пока не пошла кровь.
   -- О, дѣти мои!-- кричалъ онъ.-- О, жена моя! Охъ! О несчастіе! Съ кѣмъ еще могло случиться подобное тому, что случилось со мною!?
   Купцы, его товарищи, стали горевать вмѣстѣ съ нимъ и очень сожалѣли его и рвали на себѣ одежды. Хозяинъ же мой вышелъ изъ саду, продолжая бить себя вслѣдствіе несчастія, но его мнѣнію, случившагося съ нимъ, и приходилъ въ такое отчаяніе, что сталъ походить на пьянаго.
   Когда пирующіе вышли изъ сада, они увидали густую пыль, услыхали крики и, посмотрѣвъ въ ту сторону, поняли, что по направленію къ нимъ двигается толпа. Это шелъ вали съ народомъ, желавшимъ удостовѣриться въ страшномъ несчастій, а сзади нихъ шла огорченная семья мнимо-умершаго купца, рыдавшая и кричавшая отъ горя. Къ хозяину моему прежде всѣхъ подошла его жена и дѣти. Увидавъ ихъ, онъ совершенно растерялся, захохоталъ и сказалъ:
   -- Такъ это вы! Что же случилось съ домомъ и что случилось съ вами?
   А они, увидавъ его, вскричали:
   -- Слава Богу, что ты спасся!
   Всѣ они бросились къ нему, а дѣти вцѣпились въ него.
   -- Слава Богу,-- кричали дѣти,-- отецъ нашъ спасенъ! Ахъ, отецъ нашъ!
   -- Слава Богу,-- говорила его жена,-- что мы видимъ тебя!
   Она такъ была поражена, что, казалось, лишилась разсудка.
   -- Какимъ же образомъ,-- продолжала она,.наконецъ,-- спасся ты съ своими друзьями?
   -- А съ вами-то что случилось въ домѣ?-- спросилъ онъ.
   -- Съ нами ничего не случилось,-- отвѣчали они,-- мы были совершенно здоровы.и все въ домѣ было благополучно, пока не пришелъ рабъ твой Кафуръ съ открытой головой и разорванными одеждами и не сталъ кричать: "О, хозяинъ мой! О, хоз лилъ мой!" Мы спросили у него, что съ нимъ, а онъ отвѣчалъ: "Хозяинъ мой сидѣлъ подъ стѣной, въ. саду, которая упала на него, и онъ умеръ".
   -- А ко мнѣ онъ пришелъ сейчасъ -- сказалъ купецъ и закричалъ: "О, госпожа моя! О, дѣти моей госпожи!" и прибавилъ: "Госпожа моя и дѣти ея умерли!"
   Онъ оглянулся и, увидавъ меня съ падавшей съ меня чалмой въ то время, какъ я плакалъ и кричалъ и посыпалъ голову свою землей, позвалъ меня. Я подошелъ къ нему, а онъ сказалъ:
   -- Горе тебѣ, злонамѣренный рабъ! Отвратительный негодяй! Проклятое отродье! Какую бѣду ты надѣлалъ! Клянусь Аллахомъ, я сдеру съ тебя всю шкуру и мясо срѣжу съ костей.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ я,-- ты не смѣешь сдѣлать со мною что-нибудь, потому что ты купилъ меня съ моимъ недостаткомъ: а въ томъ, что ты купилъ меня съ моимъ недостаткомъ, могутъ удостовѣрить свидѣтели, и ты зналъ, что я имѣю привычку говорить одну ложь въ годъ. Это же только половина лжи; въ концѣ года я скажу другую половину, и тогда выйдетъ цѣлая ложь.
   -- Ахъ, ты, проклятый рабъ!-- крикнулъ онъ послѣ этого на меня,-- такъ это только половина лжи? Какое страшное наказаніе! Лучше уходи отъ меня. Ты свободенъ 10).
   -- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ я, -- если ты освободишь меня, то я не освобожу тебя отъ себя, пока не кончится годъ, и я не скажу тебѣ остальной половины лжи. Когда я сдѣлаю это, ты можешь взять меня, свести на рынокъ и продать меня такъ же, какъ и ты купилъ меня,-- съ моимъ недостаткомъ, но никакъ не освобождать меня до срока. Я не знаю никакого ремесла и ничѣмъ не могу зарабатывать себѣ насущнаго хлѣба. Я тебѣ дѣлаю законное предложеніе, изложенное законниками въ главѣ объ освобожденіи 11).
   Пока мы говорили такимъ образомъ, толпа подошла къ намъ, какъ подошли и обитатели нашего квартала, мужчины и женщины и вали съ своими служителями. Хозяинъ мой и другіе купцы подошли къ вали, разсказали ему обо всемъ дѣлѣ и сообщили, что это была только половина лжи; а когда стоявшій тутъ народъ услыхалъ это, то онъ былъ крайне пораженъ и началъ ругать и проклинать меня, а я стоялъ, смѣясь, и говорилъ:
   -- Какъ же можетъ хозяинъ убить меня, разъ онъ купилъ меня съ такимъ недостаткомъ?
   Хозяинъ, прійдя домой, нашелъ его въ положеніи полнаго разоренія (я собственноручно разорилъ его, я и разбилъ въ немъ вещи, которыя стоили крупныхъ денегъ), и жена его сказала ему:
   -- Посуду и китайскій фарфоръ разбилъ Кафуръ!
   Онъ страшно разсердился и вскричалъ:
    Клянусь Аллахомъ, въ жизни своей никогда не видалъ такого отвратительнаго негодяя, какъ этотъ рабъ! И онъ еще называетъ это половиною лжи! Что же было бы, если бы это была цѣлая ложь! Тогда онъ разрушилъ бы цѣлый городъ или два города!
   Въ порывѣ ярости онъ отправился къ вали, который строго наказалъ меня, такъ что я лишился чувствъ и упалъ въ обморокъ; послѣ чего хозяину моему удалось продать меня за довольно высокую цѣну, и я не переставалъ производить непріятности въ тѣхъ мѣстахъ, куда меня продавали. И такимъ образомъ отъ одного эмира я переходилъ къ другому; вельможи продавали и покупали меня, пока я не попалъ во дворецъ къ царю правовѣрныхъ. Теперь я уже ослабѣлъ и силы меня покинули.
   

Продолженіе исторіи Ганема, сына Эюба, по прозванію Раба любви.

   Другіе рабы, выслушавъ его исторію, принялись хохотать и сказали ему:
   -- По правдѣ говоря, вѣдь ты -- негодяй и сынъ негодяя: вѣдь ты сказалъ отвратительную ложь.
   Первый и второй рабъ сказали тутъ третьему:
   -- Разсказывай намъ твою исторію.
   -- О, дѣти моего дяди,-- отвѣчалъ онъ,-- все, что разсказывалось теперь, ничто въ сравненіи съ моей исторіей; но моя исторія длинна, и теперь разсказывать ее нѣтъ времени: утро, дѣти моего дяди, близко; кто-нибудь можетъ застигнуть насъ съ нашимъ ящикомъ, и мы будемъ опозорены, пожалуй, даже убиты; поспѣшимте окончить дѣло, и когда-все будетъ сдѣлано, мы вернемся домой, и я разскажу вамъ свою исторію.
   Они поставили на землю фонарь и стали рыть между могилами яму, величиною въ принесенный ими ящикъ. Кафуръ рылъ, а Савабъ относилъ землю корзинкой, пока не вырыли нужной глубины, тогда они опустили ящикъ въ яму, покрыли его землей и, выйдя съ кладбища, заперли за собою ворота и исчезли изъ глазъ Ганема, сына Эюба.
   Когда они оставили это мѣсто, и Ганем увѣрился, что онъ совершенно одинъ, онъ началъ тревожиться относительно того, что могъ заключать въ себѣ зарытый сундукъ, и подумалъ:
   "Что можетъ быть въ этомъ сундукѣ?"
   Дождавшись разсвѣта, онъ спустился съ дерева и руками сбросилъ нарытую на ящикъ землю, пока не открылъ его и не высвободилъ. Затѣмъ камнемъ онъ сбилъ замокъ и, поднявъ крышку, заглянулъ въ сундукъ и увидалъ тамъ спящую отъ бенджа 12), только потерявшую сознаніе дѣвушку, но еще живую. Дѣвушка была очень красивая и на ней было надѣто столько драгоцѣнностей, что трудно было опредѣлить ихъ цѣну. Ганемъ, посмотрѣвъ на нее, тотчасъ же понялъ, что она сдѣлалась жертвою заговора и сталъ ее поднимать, пока, наконецъ, ему не удалось вынуть ее изъ сундука и положить на спину. Лишь только на нее подулъ свѣжій воздухъ и вошелъ ей въ ноздри, въ ротъ и въ горло, она чихнула, потомъ стала кашлять и кашляла до тѣхъ поръ, пока изъ горла у нея не выскочилъ кусокъ бенджа, такой величины, что могъ усыпить слона на нѣсколько ночей. Послѣ этого она открыла глаза и, осмотрѣвшись кругомъ, пѣвучимъ голосомъ проговорила:
   -- Противный вѣтеръ! Ты не утолишь жажды и не усладишь того, кто пить не хочетъ! Да гдѣ же Заръ-Эль-Бустанъ?
   Но никто не отвѣчалъ ей и, посмотрѣвъ въ сторону, она крикнула:
   -- Сабигахъ! Шеджеретъ Эдъ-Дуръ! Нуръ-Эль-Гуда! Неджметъ-Эсъ-Субхъ! Спите вы, что ли? Нусгехъ! Гульвехъ! Зарифехъ! Говорите же!
   Но никто не отвѣчалъ ей, и она, еще разъ осмотрѣвшись, вскричала:
   -- О, горе мнѣ! Вѣдь меня принесли на кладбище! О, Ты, знающій всѣ тайны души и вознаграждающій въ день страшнаго суда, вѣдь это Ты перенесъ меня сюда и положилъ между могилами.
   Пока она говорила все это, Ганемъ стоялъ спокойно, но тутъ онъ сказалъ ей:
   -- О, госпожа моя! Тутъ нѣтъ для тебя ни покрывалъ, ни дворцовъ, ни могилъ: тутъ стоитъ только твой рабъ Ганемъ, сынъ Эюба, котораго Царь небесный, разоблачающій тайны, случайно привелъ сюда для того, чтобы онъ могъ избавить тебя отъ несчастія и исполнить всѣ малѣйшія твои желанія.
   Онъ замолчалъ, а когда она увидала, въ чемъ дѣло, то вскричала;
   -- Я вѣрую, что нѣтъ Бога, кромѣ Бога, и вѣрую, что Магометъ пророкъ Его!
   Затѣмъ, посмотрѣвъ на Ганема, она приложила руки къ груди своей и сладкимъ голосомъ сказала ему:
   -- О, благопріятный юноша, скажи, кто принесъ меня сюда, такъ какъ теперь я пришла въ себя?
   -- О, госпожа,-- отвѣчалъ онъ, -- сундукъ этотъ принесли три евнуха.
   И онъ разсказалъ все, что съ нимъ случилось, какъ ночь застала его и какъ онъ случайно сдѣлался ея спасителемъ, а иначе ей бы пришлось задохнуться и умереть такимъ образомъ.
   -- О, юноша,-- вскричала она,-- слава Богу, что я попала въ руки такого человѣка, какъ ты! Вставай, положи меня опять въ сундукъ, а самъ или на большую дорогу и лишь только увидишь погонщика осла или какого-нибудь другого животнаго или мула, найми его, чтобы перевезти этотъ сундукъ, и отправь меня къ себѣ домой. Когда я буду у тебя въ домѣ, я успокоюсь и разскажу тебѣ свою исторію, а когда ты узнаешь о моей жизни, ты достигнешь черезъ меня своего благополучія.
   Ганемъ былъ очень доволенъ и вышелъ на дорогу.
   День только что начинался, и солнце великолѣпно всходило, а народъ началъ уже кое-гдѣ показываться. Ганемъ нанялъ человѣка съ муломъ и привелъ его на кладбище. Затѣмъ онъ поднялъ ящикъ, послѣ того, какъ положилъ въ него красавицу, къ которой воспылалъ любовью, и повезъ ее, очень довольный, такъ какъ она стоила не менѣе десяти тысячъ червонцевъ, и, кромѣ того, была покрыта весьма цѣнными вещами. Прибывъ къ себѣ домой, онъ поставилъ сундукъ на полъ, открылъ его и вынулъ оттуда красавицу, которая осмотрѣлась и осталась довольна, такъ какъ помѣщеніе было убрано дорогими коврами яркихъ цвѣтовъ, и она увидала матеріи и тюки съ товарами и всякое другое имущество и узнала, что находится въ домѣ весьма богатаго купца. Она открыла тутъ свое лицо и, посмотрѣвъ на него, увидала, что онъ красивый молодой человѣкъ, и влюбилась въ него.
   -- Принеси намъ что-нибудь поѣсть,-- сказала она ему.
   -- Радъ исполнить твое приказаніе, -- отвѣчалъ онъ и пошелъ на рынокъ, гдѣ купилъ жаренаго барашка, лакомствъ, сухихъ фруктовъ, свѣчей, вина и цѣлый сборъ духовъ.
   Затѣмъ,вернувшись домой, онъ разложилъ все это, и красавица, увидавъ его, засмѣялась, поцѣловала его, обняла и начала его ласкать, такъ что любовь его усилилась и совершенно овладѣла имъ. Они ѣли и пили до наступленія ночи, и любовь у нихъ была обоюдною, такъ какъ оба они были однихъ лѣтъ и одинаково красивы. Когда смерклось, Рабъ любви Ганемъ, сынъ Эюба, всталъ и зажегъ свѣчи и лампы, и въ комнатѣ все засіяло. Послѣ этого онъ принесъ вина и столъ и сѣлъ съ нею. Онъ наливалъ кубки ей, а она наливала кубки ему; они пили, смѣялись и декламировали стихи. И чѣмъ болѣе они веселились, тѣмъ сильнѣе влюблялись другъ въ друга.
   Да прославится совершенство Того, Кто соединяетъ сердца.

   Такимъ образомъ они продолжали пировать вплоть до свѣту и когда имъ захотѣлось спать, то легли порознь и проспали до полнаго дня.
   Ганемъ, сынъ Эюба, проснувшись, всталъ и пошелъ прежде всего на рынокъ, гдѣ купилъ отборныхъ овощей, мяса, вина и другой провизіи и принесъ все домой; они снова принялись за ѣду и ѣли, пока не насытились; послѣ чего онъ принесъ вина, и они начали пить и шалить такъ, что щеки у нихъ раскраснѣлись, а глаза разгорѣлись 13). Ганемъ сказалъ:
   -- О, госпожа моя, сжалься надъ Рабомъ любви, надъ человѣкомъ, пораженнымъ твоими очами. Я никого еще не любилъ, кромѣ тебя.
   Онъ заплакалъ, а она отвѣчала;
   -- О, господинъ мой, свѣтъ очей моихъ! Клянусь Аллахомъ, я люблю тебя и вѣрю тебѣ, но я знаю, что мы не можемъ принадлежать другъ другу.
   -- Что же можетъ мѣшать этому?-- спросилъ онъ.
   -- Сегодня же ночью, -- отвѣчала она, -- я разскажу тебѣ свою исторію, для того, чтобы ты понялъ причину.
   Но и въ эту ночь она ничего не разсказала, и они прожили такъ еще цѣлый мѣсяцъ. Однажды ночью, когда Ганемъ особенно сильно жаловался ей на свою страсть, она, наконецъ, сказала ему:
   -- Ну, теперь я объясню тебѣ въ чемъ дѣло, для того, чтобы ты узналъ, кто я такая, узналъ бы мою тайну и убѣдился, какъ я права.
   -- Хорошо,-- отвѣчалъ онъ.
   Она достала ленту, прикрытую одеждой, и сказала ему:
   -- О, господинъ мой, прочти, что написано на каймѣ.
   Онъ взялъ въ руки кайму и увидалъ вытисненныя золотомъ слова: "Я твоя и ты мой, я потомокъ дяди пророка!" 14). Прочитавъ это, онъ выпустилъ изъ рукъ ленту и сказалъ ей:
   -- Разскажи мнѣ свою исторію.
   -- Хорошо, -- отвѣчала она, и начала такъ: -- Знай, что я любимая рабыня царя правовѣрныхъ и зовутъ меня Кутъ-Эль-Кулубъ. Царь правовѣрныхъ воспиталъ меня у себя во дворцѣ, гдѣ я и выросла, обратилъ вниманіе на мои достоинства, красоту и миловидность, которыми одарилъ меня Господь, и влюбился въ меня. Онъ взялъ меня и помѣстилъ въ отдѣльныя, комнаты, назначилъ мнѣ въ услуженіе десять рабынь и подарилъ мнѣ драгоцѣнности, которыя ты видишь на мнѣ. Послѣ этого калифъ уѣхалъ однажды въ одну изъ ближайшихъ провинцій, а султанша Зубейдехъ пришла къ одной изъ рабынь, служившихъ мнѣ, и сказала ей: "Когда госпожа твоя КутъЭль-Кулубъ будетъ спать, то засунь ей въ носъ и подсыпь въ питье вотъ этотъ кусокъ бенджа, и ты получишь отъ меня такую сумму денегъ, которая удовлетворитъ тебя".-- "Охотно сдѣлаю это", отвѣчала рабыня и, получивъ бейджъ, радовалась, что получитъ деньги, такъ какъ первоначально она была рабыней султанши Зубейдехи. Она напоила меня бейджемъ, вслѣдствіе чего я упала на полъ, и голова моя отъ корчей касалась ногъ, и мнѣ казалось, что я переселилась на тотъ свѣтъ. И когда ей нечего было со мной дѣлать, то она положила меня въ сундукъ, позвала черныхъ рабовъ и, одаривъ ихъ и привратниковъ, послала меня съ ними въ ту самую ночь, когда ты сидѣлъ на вершинѣ пальмоваго дерева; и они сдѣлали со мною то, что ты видѣлъ, и спасъ меня только ты. Затѣмъ, ты принесъ меня сюда и великодушно относился ко мнѣ. Вотъ и вся моя исторія. Что дѣлаетъ калифъ безъ меня, я не знаю. Теперь ты знаешь, кто я такая, и будь снисходителенъ къ моему положенію.
   Ганемъ, сынъ Эюба, услыхавъ разсказъ Кутъ-Эль-Кулубъ и узнавъ, что она любимица калифа, отступилъ изъ страха къ царю правовѣрныхъ и сѣлъ одинъ въ концѣ комнаты, порицая себя и раздумывая о своемъ положеніи, пылалъ любовью къ той, съ которой не могъ быть соединеннымъ. Онъ плакалъ отъ силы своихъ желаній и пыла своей страсти и любви и началъ жаловаться на несправедливость судьбы своей.
   -- Да прославится совершенство Того, Кто смущаетъ сердца великодушныхъ людей любовью и при этомъ не надѣляетъ ихъ ни малѣйшимъ зерномъ, чтобы насытить ихъ.
   Кутъ-Эль-Кулубъ, услыхавъ это, встала, подошла къ нему, обняла его и поцѣловала, и такъ какъ сердце ея было переполнено любовью, то она открыла ему, какъ сильна скрываемая ею любовь къ нему. Обвивъ его шею руками, она снова поцѣловала его, но онъ уклонился отъ ея объятіи изъ страха передъ калифомъ. Послѣ этого они начали разговаривать, утопая въ морѣ взаимной любви, и проговорили до разсвѣта, когда Ганемъ всталъ и пошелъ по обыкновенію на рынокъ купить, что нужно, и, вернувшись домой, засталъ Кугь-Эль-Кулубъ въ слезахъ, но, увидавъ его, она тотчасъ же осушила свои слезы, улыбнулась и сказала ему:
   -- Отсутствіемъ своимъ ты привелъ меня въ отчаяніе, о, возлюбленный души моей! Клянусь Аллахомъ, что этотъ часъ твоего отсутствія показался мнѣ цѣлымъ годомъ, такъ какъ разлуки съ тобой я выносить не могу; ты видишь, что отъ полноты своей страсти я не могу таиться отъ тебя. Подойди ко мнѣ и, чтобы ни случилось, бери меня, какъ свою жену.
   -- Сохрани меня, Аллахъ!-- отвѣчалъ онъ.-- Этого быть не должно. Можетъ ли собака занимать мѣсто льва? То, что принадлежитъ моему государю, должно быть недоступно для меня.
   Онъ вырвался отъ нея и сѣлъ отдѣльно, а она, вслѣдствіе отказа его, полюбила его еще сильнѣе. Въ такомъ положеніи прожили они еще три долгихъ мѣсяца, и всякій разъ, какъ она начинала ласкать его, онъ устранялся отъ нея и говорилъ:
   -- То, что принадлежитъ моему государю, должно быть недоступно для меня.
   Такова была жизнь Ганема, сына Эюба, по прозванію Раба любви.
   Между тѣмъ султанша Зубейдехъ, поступивъ во время отсутствія калифа такимъ образомъ съ Кутъ-Эль-Кулубъ, начала тревожиться, говоря въ душѣ:
   -- Что скажу я калифу, когда онъ пріѣдетъ и начнетъ спрашивать у меня о ней, что я отвѣчу ему?
   Она позвала къ себѣ одну жившую при ней старуху и, разсказавъ ей свою тайну; прибавила.
   -- Что мнѣ дѣлать теперь, когда Кутъ-Эль-Кулубъ не стало?
   Старуха, сообразивъ, въ чемъ дѣло, сказала:
   -- О, госпожа мои, знай, что срокъ возвращенія калифа близокъ, но я пошлю къ плотнику и. закажу ему деревянную куклу въ родѣ трупа, и мы прикажемъ вырыть яму, а ты прикажи зажечь свѣчи и лампы кругомъ могилы и распорядись, чтобы всѣ во дворцѣ одѣлись въ черное 15), а когда узнаешь, что калифъ приближается, то вели всѣмъ женщинамъ и евнухамъ громко плакать въ сѣняхъ, а когда калифъ спроситъ, что это значитъ, пусть ему отвѣтятъ: "Кутъ-Эль-Кулубъ умерла и да утѣшитъ тебя Аллахъ въ утратѣ ея. Султанша наша, зная твою привязанность къ покойницѣ, приказала по1 хоронить ее у себя во дворцѣ". Услыхавъ объ этомъ, онъ, конечно, заплачетъ и будетъ Огорченъ. Онъ найметъ читальщиковъ, которые по ночамъ будутъ читать на могилѣ Коранъ. Но если въ душѣ онъ подумаетъ: "Навѣрное, дочь моего дяди изъ ревности погубила Кутъ-Эль-Кулубъ" или же горе его будетъ до такой степени невыносимо, что онъ прикажетъ отрыть могилу, то не бойся этого, потому что дорывшись до гроба съ изображеніемъ человѣческой фигуры, завернутой въ дорогія ткани, Калифъ если и захочетъ осмотрѣть на покойницу, то ты можешь остановить его, да и страхъ передъ будущей жизнью удержитъ его, а ты скажешь, что открывать лица усопшихъ грѣшно. Онъ повѣритъ въ ея смерть и снова велитъ похоронить ее и поблагодаритъ еще тебя зато, что ты сдѣлала, и съ помощью Божіей ты избавишься отъ затрудненій.
   Султанша Зубейдехъ, выслушавъ старуху, согласилась съ нею, подарила ей почетную одежду и, давъ ей значительную сумму денегъ, приказала устроить все, какъ она говорила. Старуха тотчасъ же принялась за дѣло,-- заказала плотнику деревянное изображеніе покойника, и когда оно было сдѣлано, она принесла его къ султаншѣ, а та завернула его, похоронила и залегла свѣчи и лампы на могилѣ, обложивъ всю ее коврами. Сама одѣлась въ черное и рабынямъ приказала тоже одѣться въ черное, и разнеслось на всему дворцу извѣстіе, что Кутъ-Эль-Кулубъ умерла.
   Спустя нѣкоторое время калифъ вернулся изъ поѣздки и прибылъ къ себѣ во дворецъ. Всѣ мысли его были заняты одной Кутъ-Эль-Кулубъ; при видѣ пажей, евнуховъ и рабынь, одѣтыхъ въ черныя одежды, сердце его сжалось. Когда же онъ, войдя во дворецъ султанши, увидалъ, что и она вся въ черномъ, онъ тотчасъ же спросилъ, что это значитъ, и ему сообщили о смерти Кутъ-Эль-Кулубъ. Услыхавъ это, онъ упалъ въ обморокъ и, придя въ себя, спросилъ, гдѣ ея могила, а султанша Зубейдехъ отвѣчала:
   -- Знай, о, царь правовѣрныхъ, что вслѣдствіе моего уваженія къ ней, я похоронила ее у себя во дворцѣ.

   Такимъ образомъ калифъ, войдя во дворецъ въ своемъ дорожномъ платьѣ, прямо прошелъ къ могилѣ Куть-Эль-Кулубъ и увидалъ, что она застлана коврами и что свѣчи и лампы
   зажжены. Увидавъ это, онъ поблагодарилъ ее за такую предупредительность. Но потомъ онъ сталъ безпокоиться, и подозрѣніе начало закрадываться ему въ душу, вслѣдствіе этого онъ велѣлъ открыть могилу и вынуть покойницу. Увидавъ покровъ на гробу, онъ хотѣлъ уже снять его, чтобы взглянуть на свою возлюбленную, какъ вдругъ испугался гнѣва Господня (да прославится имя Его), и въ ту же минуту старуха сказала ему:
   -- Оставь ее въ покоѣ!
   Калифъ тотчасъ же приказалъ позвать законовѣдовъ и служителей религіи для того, чтобъ они прочли на могилѣ весь Коранъ, а онъ въ это время сидѣлъ и плакалъ, пока не лишился чувствъ.
   Въ продолженіе цѣлаго мѣсяца онъ продолжалъ посѣщать могилу, а затѣмъ случайно вошелъ въ гаремъ послѣ того, какъ эмиры и визири разошлись отъ него но домамъ и легъ тамъ спать. Одна рабыня сидѣла у него въ головахъ, а другая -- въ ногахъ. Вздремнувъ немного, онъ проснулся и, открывъ глаза, слышалъ, какъ рабыня, сидѣвшая въ головахъ, говорила рабынѣ, сидѣвшей въ ногахъ:
   -- Какое несчастіе, о Кейзуранъ!
   -- А что, о Кадибъ?-- спросила другая.
   -- Вѣдь государь нашъ,-- продолжала первая,-- совсѣмъ не знаетъ, что тутъ случилось, и сидитъ по цѣлымъ ночамъ у могилы, гдѣ похороненъ истуканъ, сдѣланный плотникомъ.
   -- А что же сталось съ Кутъ-Эль-Кулубъ?
   -- Такъ знай,-- отвѣчала ея подруга,-- что султанша наша Зубейдехъ послала съ рабыней бенджа, и та дала ей выпить, а когда бенджъ подѣйствовалъ, то ее положили въ сундукъ и отправили съ Саваномъ и Кафуромъ, приказавъ имъ похоронить ее.
   -- Какое несчастіе, о Кадибъ!-- проговорила Кейзуранъ.-- Такъ развѣ Кутъ-Эль-Кулубъ не умерла?
   -- Избави ее Богъ отъ смерти, -- отвѣчала Кадибъ.-- Я слышала, какъ султанша Зубейдехъ говорила, будто Кутъ-ЭльКулубъ живетъ у молодого купца, по имени Ганемъ, изъ Дамаска, и что прожила она у него уже четыре мѣсяца, а нашъ государь плачетъ и не спитъ по цѣлымъ ночамъ на могилѣ, въ которой нѣтъ покойницы.
   Такимъ образомъ онѣ разговаривали, а калифъ слышалъ все, что онѣ говорили до послѣдняго слова, и когда онѣ кончили и онъ узналъ, что плачетъ надъ пустой могилой и что Кутъ-Эль-Кулубъ въ продолженіе четырехъ мѣсяцевъ жила у Ганема, сына Эюба, онъ пришелъ въ страшную ярость и, вскочивъ, приказалъ позвать къ себѣ эмировъ. Визирь Джафаръ Эль-Вармеки тотчасъ же явился и поцѣловалъ прахъ у ногъ его, а калифъ въ гнѣвѣ сказалъ ему:
   -- Возьми, о, Джафаръ, съ собою людей и отправляйся къ дому Ганема, сына Эюба, внезапно напади на него и приведи его сюда съ моей рабыней Кутъ-Эль-Кулубъ. Я хочу предать его страшной пыткѣ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ Джафаръ и тотчасъ же пошелъ съ своими людьми въ сопровожденіи вали къ дому Ганема.
   Ганемъ только что выходилъ и принесъ горшокъ съ говядиной и сѣлъ, чтобы начать ѣсть съ Кутъ-Эль-Кулубъ, которая, выглянувъ, увидала, что домъ окруженъ со всѣхъ сторонъ и что визири и вали, воины и мамелюки стоятъ съ обнаженными мечами. Изъ этого она тотчасъ же увидала, что до калифа дошли слухи объ ея существованіи и поняла, что ей грозитъ бѣда. Она страшно поблѣднѣла и измѣнилась и, взглянувъ на Ганема, сказала ему:
   -- О, возлюбленный мой, спасайся!
   -- Какъ же мнѣ спасаться и куда бѣжать,-- сказалъ онъ,-- когда все мое состояніе и всѣ средства моего существованія находятся здѣсь въ домѣ?
   -- Не мѣшкай, -- отвѣчала она, -- а иначе ты погибнешь и богатство твое тоже погибнетъ.
   -- О, госпожа моя, о, свѣтъ очей моихъ, -- продолжалъ онъ, -- какъ же мнѣ уйти, когда домъ нашъ окруженъ.
   -- Не бойся ничего,-- отвѣчала она и, поспѣшно стащивъ съ него одежду, она одѣла его въ старое, разорванное платье и, взявъ, горшокъ съ говядиной, поставила его ему на голову и сунувъ туда же хлѣбъ и соусникъ съ другимъ кушаньемъ, сказала ему:
   -- Уходи; при помощи этой хитрости, можетъ-быть, тебѣ это и удастся. За меня же не бойся, потому что я знаю, что могу сдѣлать съ калифомъ.
   Ганемъ, послушавъ совѣта Кутъ-Эль-Кулубъ, пошелъ мимо народа съ горшкомъ на головѣ, и Провидѣніе оказало ему покровительство: онъ избавился отъ сѣтей и пытки, грозившихъ ему, и ушелъ съ чистою совѣстью.
   Когда Джафаръ прибылъ къ дому, онъ сошелъ съ лошади и, войдя, посмотрѣлъ на Кутъ-Эль-Кулубъ, которая нарядилась и наложила сундукъ золотомъ, драгоцѣнностями и рѣдкостями высокой цѣны, но удобными для переноски; когда Джафаръ подошелъ къ ней, то она поцѣловала прахъ у ногъ его и сказала ему:
   -- О, господинъ мой! то, что написано перомъ, опредѣлено Господомъ.
   На это Джафаръ отвѣчалъ ей:
   -- Клянусь Аллахомъ, госпожа моя, мнѣ приказано только арестовать Ганема, сына Эюба.
   -- Ну, такъ знай,-- отвѣчала она,-- что онъ уложилъ свои товары и отправился съ ними въ Дамаскъ, и я болѣе этого, ничего не знаю. Прошу тебя взять для меня этотъ сундукъ и перенести его во дворецъ царя правовѣрныхъ.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ Джафаръ.
   И, взявъ сундукъ, онъ приказалъ отнести его вмѣстѣ съ Кутъ-Эль-Кулубъ во дворецъ царя правовѣрныхъ и обращаться съ нею съ почетомъ и уваженіемъ. Это и было сдѣлано послѣ того, какъ домъ обыскали и ограбили.
   Прибывъ къ калифу, Джафаръ сообщилъ ему все, что случилось, послѣ чего калифъ приказалъ посадить Кутъ-Эль-Кулубъ въ темную комнату и назначилъ старуху ей въ прислужницы, такъ какъ онъ думалъ, что Ганемъ обезчестилъ ее.
   Послѣ этого онъ написалъ къ эмиру Магомеду, сыну Сулеймана Эсъ-Зейни, намѣстнику въ Дамаскѣ, письмо слѣдующаго содержанія: "Лишь только ты получишь это письмо, то арестуй Ганема, сына Эюба, и пришли его ко мнѣ". Когда письмо это было вручено намѣстнику, онъ поцѣловалъ его, приложилъ къ головѣ и приказалъ обнародовать по всему городу, приглашая желающихъ грабить домъ Ганема, сына Эюба. Грабители явились въ домъ и увидали, что мать Ганема и сестра его сдѣлали могилу, сидѣли около нея и плакали. Ихъ схватили и домъ разграбили, а мать и сестра не знали, по какой причинѣ это дѣлалось. Когда ихъ привели къ султану, то онъ освѣдомился у нихъ о Ганемѣ, сынѣ Эюба, и онѣ "отвѣчали:
   -- Цѣлый годъ мы не имѣемъ о немъ извѣстій.
   Послѣ этого ихъ отпустили16).
   Между тѣмъ Ганемъ, сынъ Эюба, но прозванію Рабъ любви, потерявъ все свое состояніе, былъ такъ пораженъ, что началъ плакать и шелъ, не останавливаясь, до самаго вечера, мучаясь и голодомъ и усталостью, пока не пришелъ въ деревню, гдѣ вошелъ въ мечеть и сѣлъ на круглую цыновісу; прислонившись къ стѣнѣ, онъ лишился чувствъ отъ голода и усталости. Тутъ юнъ пробылъ до утра, страдая отъ голода. Насѣкомыя покрыли его тѣло, дыханіе у него задерживалось, и онъ страшно измѣнился, Жители этого селенія, явившись исполнить обрядъ утреннихъ молитвъ, нашли его безпомощно лежавшимъ отъ недостатка пищи, но съ ясными признаками прежней роскошной жизни и, подойдя къ нему, увидали, что онъ похолодѣлъ отъ голода. Его одѣли въ старую одежду съ изодранными рукавами и спросили у него:
   -- Откуда ты, иностранецъ, и какая причина твоей болѣзни?
   Ганемъ, открывъ глаза, посмотрѣлъ на всѣхъ и заплакалъ,
   но ничего отвѣтить не могъ. Одинъ изъ присутствующихъ, понявъ, что онъ долженъ быть голоденъ, пошелъ и принесъ ему чашку меда и два хлѣбца, и онъ поѣлъ въ то время, какъ народъ сидѣлъ вокругъ него въ ожиданіи восхода солнца, и затѣмъ всѣ разошлись по разнымъ дѣламъ. Въ такомъ положеніи онъ пробылъ тутъ около мѣсяца; его. слабость и болѣзненность усилились, такъ что народъ, глядя на него, сталъ поговаривать о томъ, не лучше ли перевезти его въ госпиталь въ Багдадъ.
   Въ то время, какъ объ этомъ шли переговоры, вдругъ къ нему подошли двѣ женщины-нищія. Это были его мать и сестра. Увидавъ нищихъ, онъ подалъ имъ хлѣбъ, лежавшій около него, и онѣ тутъ же около и переночевали, но онъ ихъ не узналъ. На слѣдующій день обитатели деревни пришли къ нему и привели верблюда.
   -- Посади этого больного,-- сказали они хозяину верблюда,-- на твоего верблюда и, пріѣхавъ въ Багдадъ, оставь его у дверей госпиталя. Можетъ-быть, онъ поправится, и тогда ты получишь вознагражденіе.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ.

   Они тотчасъ же вынесли Ганема, сына Эюба, изъ мечети и вмѣстѣ съ цыновкой, на которой онъ спалъ, его подняли на
   верблюда, и мать и сестра его стояли тугъ же въ народѣ и не узнали его. Затѣмъ, пристально посмотрѣвъ на него, онѣ "казали только:
   -- Какъ онъ похожъ на нашего Ганема! Неужели этотъ больной онъ и есть?
   Ганемъ же проснулся, уже лежа на верблюдѣ, и началъ плакать и стонать; обитатели деревни видѣли, какъ мать и сестра плакали вмѣстѣ съ нимъ, хотя не узнали его. Послѣ этого мать и сестра пошли дальше къ Багдаду, и хозяинъ верблюда ѣхалъ туда безъ остановки, пока не положилъ Ганема къ дверямъ госпиталя, откуда онъ и вернулся домой, Ганемъ пролежалъ тамъ до утра, и только когда народъ сталъ выходить изъ домовъ, то его замѣтили. Онъ исхудалъ до того, что фигура его напоминала зубочистку; а народъ глазѣлъ на него до тѣхъ поръ, пока не явился шейкъ рынка и не отогналъ отъ него любопытныхъ.
   -- Я пріобрѣту царствіе небесное,-- проговорилъ онъ,-- если приму участіе въ этомъ несчастномъ; въ городскомъ же госпиталѣ его убьютъ въ одинъ день.
   Онъ приказалъ своимъ парнямъ поднять его, и Ганема перенесли къ нему въ домъ, гдѣ онъ поставилъ для него новую постель, положилъ новую подушку и сказалъ своей женѣ:
   -- Ходи за нимъ хорошенько!
   -- Хорошо, -- отвѣчала она.
   И, засучивъ рукава, нагрѣла воды, вымыла ему руки, ноги и все тѣло и надѣла на него рубашку одной изъ своихъ рабынь. Затѣмъ она дала ему выпить кубокъ вина и окропила его розовой водой; послѣ чего онъ пришелъ въ себя и, вспомнивъ о своей возлюбленной Кутъ-Эль-Кулубъ, сдѣлался еще несчастнѣе.
   Въ такомъ положеніи находился Ганемъ.
   Теперь посмотримъ, что дѣлалось съ Кутъ-Эль-Кулубъ. Послѣ того, какъ разгнѣванный калифъ помѣстилъ ее въ темной комнатѣ, она прожила въ одномъ и томъ же положеніи восемьдесятъ дней. Однажды калифъ случайно проходилъ мимо ея комнаты и услыхалъ, что она декламировала стихи. Кончивъ декламировать, она громко проговорила:
   -- О, мой возлюбленный! О, Ганемъ мой! Какъ ты добръ! И какъ ты былъ цѣломудренъ! Какъ ты великодушно поступилъ съ тѣмъ,кто оказался къ тебѣ такимъ жестокимъ, ты сохранилъ его честь, а онъ погубилъ твою. Ты не коснулся его гарема, а онъ взялъ въ рабство и тебя и твою семью, но ты станешь рядомъ съ царемъ правовѣрныхъ на страшномъ судѣ и добьешься противъ него правосудія въ тотъ день, когда судьей будетъ Господь, а свидѣтелями -- ангелы!
   Калифъ, услыхавъ ея слова и понявъ ихъ значеніе, понялъ, съ кѣмъ поступилъ несправедливо. Придя во дворецъ, онъ послалъ къ ней евнуха; она, придя къ нему, опустила свою голову съ заплаканными глазами; сердце ея замирало отъ тоски.
   -- О, Кутъ-Эль-Кулубъ,-- сказалъ онъ ей,-- я вижу, что ты жалуешься на мою жестокость, обвиняешь меня въ тиранствѣ и думаешь, что я поступилъ несправедливо съ тѣмъ, кто поступилъ со мною благородно. Кто сохранилъ мою честь въ то время, какъ я погубилъ его честь, кто не коснулся моего гарема въ то время, какъ я взялъ въ рабство его гаремъ17)?
   -- Ганемъ, сынъ Эюба, -- отвѣчала она, -- потому что онъ не дѣлалъ никакихъ безчестныхъ попытокъ относительно меня изъ уваженія къ тебѣ, о, царь правовѣрныхъ!
   -- Сила и власть въ рукахъ Божіихъ!-- вскричалъ калифъ.-- А ты, Кутъ-Эль-Кулубъ,-- прибавилъ онъ,-- требуй отъ меня, что хочешь, и я исполню твое желаніе.
   -- Я желаю отъ тебя, -- отвѣчала она, -- моего возлюбленнаго Ганема, сына Эюба.
   Услыхавъ ея слова, онъ сказалъ ей:
   -- Я прикажу привести его сюда, если на то будетъ воля Божія.
   -- О, царь правовѣрныхъ,-- продолжала она,-- если ты прикажешь привести его сюда, то подаришь ли ты меня ему?
   -- Если его приведутъ сюда,-- отвѣчалъ онъ,-- то я подарю тебя ему, и честный человѣкъ подарковъ своихъ не требуетъ назадъ.
   -- О, царь правовѣрныхъ,-- сказала она ему на это,-- позволь мнѣ въ такомъ случаѣ поискать его? Можетъ-быть, Господь сведетъ насъ.
   -- Поступай, какъ знаешь,-- отвѣчалъ онъ.
   Она очень обрадовалась и, взявъ съ собой тысячу червонцевъ, тотчасъ же пошла посѣтить шейковъ, ради Ганема 18), а на слѣдующій день пошла на рынокъ и шейку рынка дала денегъ, говоря ему:
   -- Раздай эту м тства и всякихъ рѣдкостей, брильянтовъ и минераловъ. Когда они сѣли, маграбій позвалъ дѣвицу и сказалъ ей:
   -- Принеси узелъ, Рахмеха.
   Она пошла и принесла узелъ, который положила передъ отцомъ, а онъ, развязавъ его, вынулъ оттуда платье, цѣною въ тысячу червонцевъ, и сказалъ, чтобы Джударъ надѣлъ его. Джударъ исполнилъ его желаніе и сталъ походить на Западнаго царя, послѣ чего маграбій положилъ передъ нимъ мѣшокъ, запустилъ туда руку и сталъ вынимать одно кушанье вслѣдъ за другимъ, пока не составилось обѣда въ сорокъ блюдъ.
   -- Ну, господинъ мой, -- сказалъ одъ Джудару, -- пододвигайся и кушай и не будь нами недоволенъ. Мы не знаемъ, какого мяса ты желалъ бы поѣсть, а потому скажи намъ, и оно сейчасъ же явится.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчалъ Джударъ, -- что я люблю всякое мясо, и потому не спрашивай у меня объ этомъ, а давай все, что тебѣ придетъ въ голову, чтобы мнѣ оставалось только ѣсть.
   Онъ прожилъ тутъ двадцать дней. Маграбій ежедневно одѣвалъ его въ новое платье и кормилъ изъ привезенныхъ мѣшковъ, ничего не покупая, ни мяса ни хлѣба, и ничего не стряпая. Онъ все бралъ изъ мѣшка и оттуда же доставалъ различные фрукты.
   На двадцать первый день маграбій сказалъ:
   -- Ну, Джударъ, пойдемъ со мною, такъ какъ сегодня назначено открыть кладъ Эшъ-Шамардаля.
   Онъ пошелъ съ нимъ и они пришли къ концу города, вышли за черту города, и тамъ маграбій сѣлъ на мула, и Джударъ тоже сѣлъ на мула; они ѣхали до полудня и пріѣхали къ быстро текущей рѣчкѣ. Маграбій сошелъ съ мула и приказалъ сойти и Джудару.
   -- Скорѣе!-- сказалъ ему маграбій и знакомъ приказалъ двумъ рабамъ, бывшимъ съ ними, взять муловъ, и каждый изъ рабовъ пошелъ по отдѣльной дорогѣ и затѣмъ одинъ изъ нихъ вернулся съ палаткой, которую онъ и раскинулъ, а другой рабъ принесъ матрацъ и, разложивъ его, обложилъ кругомъ подушками. Послѣ этого одинъ изъ рабовъ принесъ два ящичка, въ которыхъ лежали красныя рыбки, а другой принесъ мѣшки съ сѣдла.
   -- Ну, идемъ, Джударъ, -- сказалъ маграбій.
   Джударъ подошелъ и сѣлъ подлѣ него, а маграбій, вынувъ изъ мѣшка мясныя кушанья, сталъ обѣдать вмѣстѣ съ нимъ; послѣ чего онъ произнесъ какое-то заклинанье надъ ящичками, и сидѣвшія въ нихъ рыбы начали говорить:
   -- Мы къ твоимъ услугамъ! Сжалься надъ нами!
   Они молили его о помощи въ то время, какъ онъ произносилъ надъ ними заклинанье, но онъ не умолкалъ до тѣхъ поръ, пока ящички не разбились въ мелкія дребезги; изъ нихъ вышли два человѣка съ завязанными назадъ руками.
   -- Пощади!-- проговорили они.-- Что желаешь ты отъ насъ?
   -- Я желаю, -- отвѣчалъ маграбій,-- или сжечь васъ, или взять съ васъ обѣщаніе открыть мнѣ кладъ Эшъ-Шамардаля.
   -- Даемъ тебѣ обѣщаніе открыть этотъ кладъ, -- отвѣчали они, -- но только подъ тѣмъ условіемъ, чтобы ты привелъ сюда Джудара-рыбака, такъ какъ кладъ можетъ быть открытъ только его счастьемъ, и никто не можетъ войти туда, кромѣ Джудара, сына Омара.
   -- Того," о комъ вы говорите, я привезъ съ собою, -- отвѣчалъ маграбій: -- онъ стоитъ тутъ, слушаетъ васъ и видитъ васъ.
   Послѣ этого они обѣщали ему открыть кладъ, и онъ ихъ развязалъ. Затѣмъ онъ взялъ трубочку и нѣсколько дощечекъ изъ краснаго сердолика, которыя положилъ на трубочку, потомъ взялъ курильницу, положилъ въ нее углей, раздулъ ихъ и, приготовивъ духи, сказалъ:
   -- О, Джудара"! Я буду заговаривать и бросать ладанъ, когда я начну колдовать, то говорить болѣе не могу, такъ какъ иначе всѣ чары уничтожатся, и потому я лучше скажу тебѣ теперь, что надо будетъ дѣлать, чтобы достигнуть твоего желанія.
   -- Ну, говори, -- сказалъ Джударъ.
   -- Знай же, -- продолжалъ маграбій, -- что когда я произнесу заговоръ и брошу ладанъ, то вся вода пропадетъ изъ рѣки, дно останется сухимъ, и тутъ ты увидишь золотую дверь, въ родѣ городскихъ ворота", и два металлическихъ кольца. Сойди къ двери, потихоньку постучись и немного подожди. Затѣмъ постучись второй разъ посильнѣе, чѣмъ въ первый; а потомъ, стукни три раза подъ рядъ. Тутъ ты услышишь голосъ, который тебѣ скажетъ: "Кто стучитъ въ дверь кладовъ, не зная, какъ открывать тайны?" На это ты отвѣтишь: "Я -- Джударъ, рыбакъ, сынъ Омара". Дверь тебѣ отопрутъ, къ тебѣ (выйдетъ человѣкъ съ мечомъ въ рукахъ и скажетъ тебѣ: "Если ты, дѣйствительно, это лицо, то вытяни шею, для того, чтобы я могъ отрубить тебѣ голову". Ты тотчасъ же протяни голову, а онъ въ ту минуту, какъ замахнется на тебя, тутъ же упадетъ и вскорѣ умретъ, а ты не испытаешь никакой боли отъ удара и ничего съ тобой не будетъ. Если же ты будешь противиться; то онъ убьетъ тебя. Послѣ того, какъ ты своимъ послушаніемъ уничтожишь талисманъ, входи и увидишь другую, дверь, въ которую также постучись. Къ тебѣ выѣдетъ всадникъ верхомъ на лошади и съ копьемъ на плечѣ. "Зачѣмъ, -- спроситъ онъ, -- пришелъ ты въ такое мѣсто, въ которое никто не входитъ, ни люди ни шайтаны?" Онъ взмахнетъ на тебя копьемъ, а ты открой ему грудь, и онъ, замахнувшись на тебя, упадетъ мертвымъ къ твоимъ ногамъ. Если же ты станешь сопротивляться, то онъ убьетъ тебя. Послѣ этого подойди къ третьей двери. Къ тебѣ выйдетъ сынъ Адама съ лукомъ и стрѣлами въ рукахъ и натянетъ лукъ, чтобы стрѣлять въ тебя, а ты открой ему свою грудь, и онъ тотчасъ же бездыханнымъ трупомъ упадетъ передъ тобою. Если же ты будешь сопротивляться, то онъ убьетъ тебя. Затѣмъ или въ четвертую дверь; къ тебѣ выйдетъ громадный левъ, который, разинувъ пасть, бросится на тебя, съ очевиднымъ намѣреніемъ разорвать тебя; но ты не бойся его и не бѣги отъ него; а когда онъ приблизится къ тебѣ, то дай ему руку, и когда онъ схватитъ твою руку, то мертвымъ упадетъ къ твоимъ йогамъ, и съ тобою ничего не случится. Вслѣдъ за тѣмъ или къ пятой двери, изъ которой къ тебѣ выйдетъ черный рабъ и спроситъ тебя: "Кто ты такой?" Отвѣчай ему, что ты Джударъ; на это онъ тебѣ скажетъ, что если ты, дѣйствительно, Джударъ, то ты можешь войти въ шестую дверь. Ты или къ этой двери и скажи: "О Эза, прикажи Музѣ отворить эту дверь". Дверь отворится, и ты можешь войти. Тамъ ты увидишь двухъ змѣй: одну по правую сторону, а другую по лѣвую. Каждая изъ змѣй разинетъ пасть, чтобы броситься на тебя, но ты протяни обѣ руки, и обѣ укусятъ тебя въ руки: если ты будешь противиться, то онѣ убьютъ тебя. Потомъ подойди къ седьмой двери и постучи. Къ тебѣ выйдетъ особа въ образѣ твоей матери и скажетъ тебѣ: "Добро пожаловать, сынъ мой! Подходи, чтобы я могла поздороваться съ тобой". Но ты отвѣчай ей: "Отойди отъ меня и сбрось съ себя личину". На это она тебѣ скажетъ: "О, сынъ мой, я вѣдь мать твоя и имѣю на тебя право, потому что вскормила и воспитала тебя. Какъ же ты хочешь лишить меня моего образа?" -- "Если ты не сбросишь съ себя своей личины, -- скажи ты ей, -- то я убью тебя". И посмотри направо: на стѣнѣ ты увидишь мечъ. Возьми его, обнажи и бросься на нее, говоря: "Сбрось личину!" Она начнетъ просить тебя, унижаться передъ тобою, но не жалѣй ея; а на всѣ ея просьбы говори только: "Сбрось личину!" И не переставай до тѣхъ поръ, пока она не сниметъ съ себя всего и:не упадетъ передъ тобою. Послѣ, этого всѣ таинственныя чары прекратятся, талисманъ исчезнетъ и никакой опасности тебѣ болѣе грозить не будетъ. Входи, и ты увидишь груды золота, но не обращай на него никакого вниманія. Въ концѣ ты увидишь комнатку, завѣшанную занавѣской. Отдерни занавѣску и ты найдешь волшебника Эшъ-Шамардаля на золотомъ ложѣ, на головѣ у него увидишь. нѣчто круглое, блестящее какъ луна; это и есть небесное полушаріе. Мечъ у него будетъ висѣть съ боку, на пальцѣ найдешь перстень съ печатью, а на шеѣ -- цѣпочку, на которой будетъ висѣть баночка съ краской. Возьми всѣ эти четыре вещи, по, смотри, не забудь чего-либо изъ нихъ и не сдѣлай чего-нибудь противъ моихъ указаніи, потому что. ты раскаешься въ этомъ и будешь страшно напуганъ.
   Онъ повторилъ ему эти указанія и во второй, и въ третій, и въ четвертый разъ, пока, наконецъ, Джударъ не сказалъ ему:
   -- Я хорошо все запомнилъ. Но въ состояніи ли человѣкъ испытать все, что ты сказалъ мнѣ, и вынести всѣ эти ужасы?
   -- Не бойся, Джударъ, -- отвѣчалъ ему маграбій, все это -- тѣла бездушныя.
   Онъ началъ успокоивать его и, наконецъ, Джударъ сказалъ ему:
   -- Я буду уповать на Господа!
   Послѣ этого маграбій Абдулъ-Эсъ Самадъ бросилъ ладанъ и началъ произносить заклинанья; дѣйствительно, вода ушла и на сухомъ днѣ рѣки показалась дверь. Джударъ спустился къ двери, постучался и услыхалъ голосъ, сказавшій ему:
   -- Кто стучитъ въ дверь кладовъ, не зная, какъ открывать тайны?
   -- Я, Джударъ, сынъ Омара, -- отвѣчалъ онъ.
   Дверь отворилась и къ нему вышелъ человѣкъ и, выхвативъ мечъ, сказалъ:
   -- Протяни голову!
   Онъ протянулъ голову, а человѣкъ, замахнувшійся на него, упалъ мертвый. То же самое Джударъ продѣлалъ и у второй двери и исполнялъ все, что приказалъ маграбій, пока не уничтожилъ всѣ шесть талисмановъ у семи дверей. Затѣмъ къ нему явилась личина его матери и поздоровалась съ нимъ, а онъ отвѣчалъ такъ, какъ его научилъ маграбій; но послѣ продолжительныхъ съ его стороны просьбъ и всѣхъ его возраженій она, наконецъ, сказала ему:
   -- О, сынъ мой, неужели сердце у тебя каменное? Вѣдь это совершенно противоестественно.
   -- Ты говоришь правду, -- отвѣчалъ онъ.
   Лишь только онъ произнесъ это, какъ она закричала:
   -- Онъ ошибся, бейте его.
   И на Джудара посыпались удары, какъ градъ, слуги клада собрались кругомъ него и такъ начали бить его, что онъ всю жизнь не могъ забыть этого. Затѣмъ они стали толкать его и выбросили за двери, вслѣдъ зачѣмъ всѣ двери разомъ заперлись, какъ онѣ были были заперты первоначально. Когда онъ былъ выброшенъ за дверь, маграбій поспѣшно схватилъ его, и рѣка тотчасъ же покрылась водою. Абдулъ-Эсъ-Самадъ прочелъ надъ Джударомъ заговоръ, и онъ пришелъ въ себя.
   -- Что ты, бѣдняга, надѣлалъ?-- спросилъ онъ рыбака, и Джударъ разсказалъ ему все, что съ нимъ случилось.
   -- Развѣ я не предупреждалъ тебя, что нельзя поступать противъ моихъ указаній?-- продолжалъ маграбій.-- Вѣдь ты повредилъ и мнѣ и себѣ. Теперь тебѣ придется остаться со мною цѣлый годъ, чтобы ждать сегодняшняго числа.
   Онъ тотчасъ же позвалъ двухъ рабовъ, которые сняли его палатку и унесли ее, затѣмъ, спустя нѣкоторое время, вернулись съ двумя мулами, и маграбій и Джударъ сѣли на нихъ и вернулись въ городъ Фазъ.
   Джударъ жилъ у маграбія, ѣлъ и пилъ хорошо и богато одѣвался, пока не миновалъ годъ и не наступилъ назначенный день.
   -- Ну, вотъ, наступило нужное намъ время, -- сказалъ маграбій,-- и намъ надо отправляться.
   -- Ѣдемъ, -- отвѣчала! Джударъ.
   Маграбій вышелъ съ нимъ за городъ, гдѣ они увидали двухъ рабовъ съ мулами, на которыхъ они сѣли и ѣхали до тѣхъ поръ, пока не добрались до рѣки, гдѣ рабы, раскинули имъ палатку, убрали ее, и маграбій, вынувъ мясныя кушанья, поставилъ ихъ на столъ, и они принялись обѣдать. Послѣ этого маграбій взялъ трубочку и дощечки, какъ бралъ и въ первый разъ, раздулъ уголья, приготовилъ ладанъ и сказалъ:
   -- Ну, теперь, Джударъ, я начну поучать тебя.
   -- Господинъ мой, -- отвѣчалъ Джударъ, -- если я не забылъ побоевъ, то не забылъ и твоихъ поученій.
   -- Такъ ты, дѣйствительно, все помнишь?
   -- Помню.
   -- Сохраняй самообладаніе и помни, что матери твоей тутъ нѣтъ, а что эта особа только принявшая образъ твоей матери для того, чтобы обмануть тебя. На первый разъ ты вышелъ оттуда живымъ, но во второй разъ они убьютъ тебя.
   -- Если я забудусь и на этотъ разъ, то и подѣломъ!-- сказалъ Джударъ.
   Маграбій бросилъ ладанъ и началъ произносить заклинанья, и ложе рѣки высохло. Джударъ подошелъ къ двери и постучался, вслѣдствіе чего она открылась; онъ вошелъ и уничтожилъ всѣ талисманы, пока не дошелъ до личины своей матери, которая сказала ему: "Добро пожаловать, сынъ мой!."
   -- Могу ли я быть твоимъ сыномъ, проклятая вѣдьма?-- отвѣчалъ онъ.-- Сними личину!
   Она начала упрашивать его, по онъ стоялъ на своемъ и, когда исполнилъ все, что ему было предписано, она упала передъ нимъ мертвая. Онъ вошелъ и увидалъ груды золота, но не обратилъ на него вниманія. Послѣ этого онъ прошелъ въ отдѣльную комнату и увидалъ чародѣя Эшъ-Шамардаля, лежавшаго съ обнаженнымъ мечомъ и съ перстнемъ на пальцѣ, съ баночкой на груди и съ небеснымъ полушаріемъ на головѣ. Джударъ подошелъ къ нему, снялъ мечъ, взялъ перстень, полушаріе и баночку съ краской и пошелъ обратно. Онъ услыхалъ звуки музыки, игравшей въ честь его, и слуги клада восклицали:
   -- Пользуйся тѣмъ, что та пріобрѣлъ, о Джударъ!
   Музыка не прекращалась до тѣхъ поръ, пока онъ не вышелъ изъ сокровищницы и не вернулся къ маграбію, который при его появленіи пересталъ говорить заклинанія и курить, а всталъ, прижалъ его къ своей груди и поклонился ему. Джударъ отдалъ ему четыре принесенныхъ предмета. Маграбій взялъ ихъ и позвалъ двухъ рабовъ, которые сняли палатку и сложили ее, послѣ чего они вернулись съ двумя мулами, и маграбій и Джударъ сѣли на нихъ и пріѣхали въ городъ Фазъ. Маграбій тотчасъ же взялъ мѣшки и досталъ изъ нихъ столько мясныхъ блюдъ, что заставилъ ими цѣлый столъ.
   -- Ну, кушай, братъ мой, Джударъ, -- сказалъ онъ.
   Джударъ сѣлъ за столъ и ѣлъ, пока не насытился, а маграбій свалилъ остатки кушаній въ другія блюда, а пустыя блюда сложилъ обратно въ мѣшокъ.
   -- О, Джударъ, -- сказалъ ему маграбій Абдулъ-Эсъ-Самадъ, -- вѣдь ты ради насъ покинулъ свою родину и домъ и исполнилъ наше желаніе; поэтому ты имѣешь право потребовать отъ насъ то, что ты желаешь; теперь можешь требовать, и Господь (да святится имя Его!) все дастъ тебѣ черезъ насъ. Требуй же отъ насъ, чего ты желаешь, не стѣсняйся, такъ какъ ты въ самомъ дѣлѣ все заслужилъ!
   -- О, господинъ мой, -- отвѣчалъ онъ на это,-- я желаю получить отъ Бога и отъ оггь тебя твои два мѣшка.
   -- Принеси сюда мѣшки, -- сказалъ маграбій своему рабу.
   Когда рабъ принесъ мѣшки, то маграбій передалъ ихъ Джудару.
   -- Возьми ихъ, -- сказалъ онъ, -- ты ихъ заслужилъ, и если бы ты пожелалъ еще что-нибудь другое, то мы дали бы тебѣ. Но, бѣдняга, мѣшки эти дадутъ тебѣ только пищу; ты утомился, живя у насъ, и мы обѣщали доставить тебя благополучно до дому. Ѣсть ты будешь изъ этихъ мѣшковъ, а мы дадимъ тебѣ еще два мѣшка, полные золота и брильянтовъ, и проводимъ тебя до твоего дома. Такимъ образомъ ты сдѣлаешься богатымъ купцомъ, одѣнешь себя и своихъ домашнихъ и не будешь нуждаться въ деньгахъ. Ѣсть со всей семьей изъ этихъ мѣшковъ и доставать изъ нихъ надо слѣдующими образомъ: засунувъ въ нихъ руку, надо произнести такія слова: "О, слуга этихъ двухъ мѣшковъ, принеси мнѣ такое-то кушанье". И тебѣ будутъ доставлены кушанья, которыя ты спрашиваешь, хотя бы требовалъ до тысячи блюдъ.
   Онъ приказалъ рабу привести Джудару мула и наполнилъ одинъ мѣшокъ золотомъ, а другой -- брильянтами и драгоцѣнными каменьями и сказалъ:
   -- Садись на этого мула, а рабъ пойдетъ передъ тобою, для того, чтобы указывать тебѣ дорогу, и проводитъ тебя до дому; пріѣхавъ домой, ты сними мѣшки и отдай ему мула для того, чтобы онъ привелъ его домой. Но тайны своей никому не разсказывай. А теперь Господь съ тобою!
   -- Пошли Господи тебѣ благополучія!-- отвѣчалъ ему Джударъ.
   Онъ положилъ полученные четыре мѣшка на спину мула и самъ сѣлъ на него, а рабъ пошелъ передъ нимъ. Мулъ шелъ за рабомъ весь этотъ день и ночь, на слѣдующій день, рано утромъ, онъ вошелъ въ Бабъ-Энъ-Назръ и увидалъ мать свою. Она сидѣла и говорила: "Подайте что-нибудь Бога ради!" У него помутилось въ головѣ, и, соскочивъ съ мула, онъ бросился къ ней. Увидавъ его, она заплакала. Онъ посадилъ ее на мула, а самъ пошелъ подлѣ, и такимъ образомъ они дошли до дому, гдѣ онъ снялъ мать и свои мѣшки и передалъ мула рабу, который взялъ его и ушелъ къ своему господину: и рабъ и мулъ оба были дьяволы.
   Что же касается до Джудара, то онъ очень огорчился, узнавъ, что мать его просить милостыню, и, прійдя домой, онъ сказалъ ей:
   -- О, матушка, здоровы ли оба. брата?
   -- Здоровы, -- отвѣчала она.
   -- Да почему же ты просишь милостыню?
   -- Потому что я голодна, -- отвѣчала она.
   -- Но вѣдь я далъ тебѣ сначала сто червонцевъ, потомъ опять сто червонцевъ, а въ день отъѣзда я далъ тебѣ тысячу червонцевъ!


   -- О, сынъ мой, -- отвѣчала она, -- они обманули меня и взяли отъ меня деньги, сказавъ, что желаютъ купить на нихъ товаровъ. Деньги они взяли, а меня прогнали; и я пошла просить милостыню на большую дорогу, такъ какъ сильно голодала.
   -- Матушка, -- сказалъ онъ, -- теперь я пріѣхалъ, и тебѣ хорошо теперь будетъ, потому что бояться тебѣ нечего. Вотъ эти два мѣшка полны золота, брильянтовъ и разныхъ другихъ вещей.
   -- Какой ты счастливецъ, сынъ мой!-- сказала она.-- Пошли тебѣ Господи всякія милости! Я теперь, сынъ мой, пойди и купи мнѣ хлѣба; я сегодня всю ночь проголодала и легла безъ ужина.
   Онъ засмѣялся и сказалъ:
   -- Ну, милости просимъ, матушка! Спрашивай, что тебѣ угодно поѣсть, и я сейчасъ же подамъ тебѣ. Мнѣ не надо итти на рынокъ и не надо никакихъ стряпухъ.
   -- О, сынъ мой, -- отвѣчала она, -- но я ничего при тебѣ не вижу.
   -- У меня въ мѣшкахъ есть всевозможныя кушанья.
   -- Давай, что есть, чтобы утолить мой голодъ.
   -- Это правда, что голодъ можно утолить чѣмъ угодно, и чѣмъ менѣе у человѣка прихотей, тѣмъ лучше; но разъ, что имѣешь подъ рукою все, что тебѣ угодно, то отчего же не спросить, чего хочется.
   -- О, сынъ мой, -- сказала мать, -- мнѣ хотѣлось бы горячаго хлѣба и кусокъ сыра.
   -- Полно, матушка, -- отвѣчалъ ей сынъ,-- это совсѣмъ не годится при твоемъ положеніи.
   -- Если ты знаешь мое положеніе въ жизни, -- сказала ему мать, -- то дай мнѣ поѣсть, чего хочешь.
   -- Я нахожу, что по твоему положенію тебѣ слѣдуетъ покушать жаренаго мяса и цыплятъ и варенаго риса съ масломъ, солью и перцемъ; теперь тебѣ надо ѣсть соусы, начиненныя тыквы, баранину и пирожныя съ толченымъ миндалемъ, орѣхами, сахаромъ и медомъ.
   Мать его думала, что онъ смѣется надъ нею и шутитъ.
   -- Ой, ой!-- сказала она, -- что это съ тобой? Ты бредишь или сошелъ съ ума?
   -- Почему ты думаешь, что я. сошелъ съ ума?
   -- Потому что ты говоришь мнѣ о разныхъ превосходныхъ кушаньяхъ; а развѣ ты не знаешь, что они стоятъ, и кто же сумѣетъ состряпать ихъ?
   -- Клянусь своей жизнью, -- отвѣчалъ онъ, -- что я подамъ тебѣ тѣ кушанья, о которыхъ говорилъ.
   -- Я все-таки ничего не вижу, -- сказала она.
   -- Принеси-ка мнѣ тѣ два мѣшка, что были на сѣдлѣ.
   Она принесла ему мѣшки, ощупавъ которые, она увидала, что они пусты, и положила ихъ передъ нимъ. Онъ же всунулъ, туда руку и началъ вынимать оттуда разныя кушанья, пока не вынулъ все, что онъ упоминалъ.
   -- О, сынъ мой, -- сказала ему мать, -- вѣдь мѣшки совсѣмъ маленькіе, да и къ тому же они были пустые. Между тѣмъ ты вынулъ оттуда столько ѣды. Гдѣ же были всѣ эти блюда?
   -- О, матушка, -- отвѣчалъ онъ, -- мѣшки эти мнѣ подарилъ маграбій; они заколдованы, и у нихъ есть слуга: если человѣкъ желаетъ получитъ что-нибудь, то говоритъ такъ: "О, слуга этихъ двухъ мѣшковъ, принеси мнѣ такое-то кушанье!" и онъ принесетъ. Но мать его сказала ему:
   -- А если я засуну руку и спрошу?
   -- Засунь руку.
   Она всунула въ мѣшокъ руку и сказала:
   -- Именемъ тѣхъ, кто можетъ повелѣвать тобою, о, слуга этихъ двухъ мѣшковъ, принеси мнѣ начиненный бараній бокъ!
   Она ощупала, что блюдо было въ мѣшкѣ и, вынувъ его, увидала превосходно приготовленную баранину. Послѣ этого она спросила хлѣба и начала спрашивать различныя мясныя блюда.
   -- Но, матушка, -- сказалъ ей сынъ, -- послѣ того, какъ ты кончишь ѣсть, вывали остатки кушаній въ какую-нибудь другую посуду, а пустыя блюда сложи обратно въ мѣшки, такъ какъ колдовство происходитъ только при этомъ условіи, и береги эти мѣшки.
   Она унесла мѣшки и спрятала ихъ.
   -- Смотри, матушка, -- продолжалъ онъ, -- храни эту тайну; если ты захочешь поѣсть чего-нибудь, то бери изъ мѣшковъ, подавай милостыню и корми братьевъ при мнѣ или безъ меня -- все равно.
   Послѣ этого они сѣли съ нею обѣдать и какъ разъ въ это время пришли его два брата. Кто-то изъ жителей этого квартала сказалъ имъ:
   -- Братъ вашъ пріѣхалъ верхомъ на мулѣ, съ рабомъ впереди, и въ такой одеждѣ, какой мы и не видывали.
   -- Жаль, что мы обидѣли мать, -- сказали они другъ другу.-- Она непремѣнно разскажетъ ему, какъ мы съ нею поступили. Какъ онъ разсердится на насъ!
   -- Мать наша мягкосердна, -- замѣтилъ одинъ изъ нихъ,.-- а братъ нашъ привязанъ къ намъ еще болѣе, чѣмъ она, и если попросить у него прощенія, то онъ все намъ простить.
   Они подошли къ нему, а онъ, увидавъ ихъ, всталъ и очень ласково поздоровался съ ними и просилъ ихъ сѣсть и поѣсть. Они сѣли и принялись ѣсть; такъ какъ отъ голода они очень ослабѣли, то ѣли до тѣхъ поръ, пока не насытились.
   -- Братья мои, -- сказалъ имъ Джударъ, -- возьмите остатки нашего обѣда и раздайте ихъ бѣднымъ.
   -- О, брать нашъ, -- отвѣчали они, -- позволь намъ взять ихъ себѣ на ужинъ.
   -- Когда придетъ время ужинать, -- отвѣчалъ онъ,-- то вамъ дадутъ болѣе, чѣмъ было подано теперь.
   Они ваяли остатки и, встрѣчая бѣдныхъ, раздавали ихъ. Затѣмъ они принесли обратно блюда, и Джударъ велѣлъ матери сложить ихъ въ мѣшки. Вечеромъ онъ пришелъ въ комнату и досталъ на ужинъ сорокъ различныхъ кушаній. Послѣ этого онъ перешелъ въ другую комнату, гдѣ сѣлъ съ братьями за столъ.
   -- Принеси-ка намъ ужинать, -- сказалъ онъ матери.
   Войдя въ сосѣднюю комнату, она увидала тамъ кушанья и, накрывъ на столъ, стала приносить одно кушанье вслѣдъ за другимъ, пока не подала всѣ сорокъ блюдъ. Они поужинали, а послѣ ужина Джударъ сказалъ братьямъ, чтобы они взяли остатки и роздали бѣднымъ. Вслѣдствіе чего они взяли остатки и роздали ихъ. А послѣ этого Джударъ досталъ имъ сладкаго, чего они тоже поѣли, а остальное отдали по приказанію Джудара, сосѣдямъ. На слѣдующій день они точно такъ же позавтракали, и ѣли такимъ образомъ въ продолженіе десяти дней.
   Послѣ этого Салимъ сказалъ Селиму:
   -- Что это значитъ, что братъ нашъ задаетъ намъ ежедневно пиръ и по утрамъ, и въ полдень, и послѣ полудня, и послѣ заката, а сладкое и все, что остается, онъ раздаетъ бѣднымъ? Такъ живутъ только султаны. Откуда у него такое изобиліе? Никогда онъ ничего не покупаетъ, никогда не разводятъ очага и никогда не стряпаетъ. Намъ надо дознаться, откуда онъ беретъ все это мясо и сладкія кушанья.
   -- Клянусь Аллахомъ, я не знаю!-- отвѣчалъ его братъ.-- Но кто же можетъ разъяснить намъ?
   -- Никто, кромѣ матери, -- сказалъ Салимъ.
   Они тотчасъ же условились и, прійдя въ отсутствіе брата къ матери, сказали ей:
   -- Матушка, намъ хочется ѣсть.
   -- Очень этому рада, -- сказала она и, пройдя въ другую комнату, спросила у служителя мѣшковъ горячаго мяса, которое и подала.
   -- Матушка, -- сказали братья, -- кушанье это горячее, какъ же ты состряпала его безъ огня?
   -- Я взяла его изъ мѣшковъ, -- отвѣчала она.
   -- Что это за мѣшки?-- спросили они.
   -- Это заколдованные мѣшки; у нихъ можно спрашивать, что хочешь, -- отвѣчала она и затѣмъ разсказала имъ все, что знала сама.-- Храните только эту тайну, -- прибавила она.
   -- Сохранимъ, не безпокойся, матушка, -- сказали они,-- научи насъ только, какъ можно доставать изъ мѣшка.
   Она научила ихъ, и они сами доставали изъ мѣшковъ все, что хотѣли, а братъ ихъ не зналъ объ этомъ. Когда они узнали объ удивительномъ свойствѣ мѣшковъ, Салимъ сказалъ Селиму:
   -- Долго ли мы, братъ, будемъ жить, какъ слуги, у Джудара и ѣсть у него изъ милости? Не лучше ли намъ сыграть съ нимъ штуку и взять у него эти мѣшки?
   -- Какую же сыграемъ мы съ нимъ штуку?
   -- А мы продадимъ его,-- отвѣчалъ Салимъ, -- капитану изъ Эсъ-Сувейскаго моря.
   -- Да какъ же мы продадимъ его?
   -- Мы пойдемъ съ тобой къ капитану, -- отвѣчалъ Салимъ, -- и пригласимъ его къ себѣ въ гости съ двумя товарищами, и то, что я буду говорить въ это время Джудару, ты долженъ подтвердить; а къ концу вечера ты увидишь, что я сдѣлаю.
   Такимъ образомъ они сговорились продать брата. Прійдя къ дому капитана, они оба вошли къ нему и сказали:
   -- Капитанъ, мы пришли къ тебѣ по одному дѣлу, которое очень тебя обрадуетъ.
   -- Хорошо, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Мы братья,-- продолжали они,:-- и у насъ есть еще третій брать -- шалопай, никуда негодный. Отецъ нашъ умеръ, оставивъ намъ состояніе. Мы раздѣлили наслѣдство; онъ взялъ свою долю и всѣ деньги прокутилъ; и когда мы обѣднѣли, онъ возсталъ противъ насъ, подалъ на насъ жалобу и вздумалъ говорить намъ, что мы взяли болѣе, чѣмъ были наши части отцовскаго достоянія; онъ обратился въ судъ и разорился. Послѣ этого онъ немного подождалъ и затѣмъ второй разъ пожаловался на насъ въ судъ, такъ что мы совсѣмъ обѣднѣли, а онъ продолжалъ надоѣдать намъ, вслѣдствіе чего мы потеряли всякое терпѣніе и желаемъ, чтобы ты купилъ его отъ насъ.
   -- А вы можете ли захватить его, -- спросилъ ихъ капитанъ,-- и привести его ко мнѣ? Если можете, то я сейчасъ же отправлю его въ море.
   -- Привести его сюда мы не можемъ, -- отвѣчали они, -- но ты приходи къ намъ въ гости и приведи съ собой двухъ товарищей; больше не надо. Когда онъ уснетъ, мы пятеро справимся съ нимъ и схватимъ его, засунувъ ему что-нибудь въ ротъ; а ночью перенесемъ его къ морю. Послѣ этого ты возьмешь его къ себѣ и можешь дѣлать съ нимъ, что тебѣ угодно.
   -- Слушаюсь и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ, -- отдадите ли вы. мнѣ его за сорокъ червонцевъ?
   -- Отдадимъ,-- отвѣчали они.-- Послѣ вечерней молитвы приходи въ такой-то кварталъ, гдѣ мы тебя будемъ ждать.
   -- Хорошо, -- отвѣтилъ онъ.
   Они послѣ этого направилась къ Джудару и, подождавъ немного, Салимъ подошелъ къ нему и поцѣловалъ ему руку.
   -- Что тебѣ надо, братъ?-- опросилъ Джударъ.
   -- У меня есть пріятель, -- отвѣчалъ ему брата, -- который, много разъ приглашалъ меня къ себѣ въ гости во время твоего отсутствія и всегда оказывалъ мнѣ вниманіе. Сегодня я его встрѣтилъ, и онъ позвалъ меня къ себѣ, но я ему сказалъ, что не могу бросить брата. "Такъ, приведи его съ собой", сказалъ онъ мнѣ; но я отвѣчалъ, что ты на это не согласишься, и что было бы лучше, если бы онъ и братья его согласились быть моими гостями, такъ какъ братья его сидѣли у него, и потому я пригласилъ ихъ, думая, что они не согласятся на мое приглашеніе. Но лишь только я пригласилъ его и его братьевъ, какъ онъ согласился и сказалъ, чтобы я дожидался его у Завіехскихъ воротъ, и что онъ придетъ съ братьями. Теперь я боюсь, что онъ придетъ, и мнѣ совѣстно передъ тобою. Не успокоишь ли ты меня и не примешь ли ты ихъ сегодня? Угощенія у тебя довольно, братъ мой. Если же ты не согласенъ, то позволь мнѣ принять ихъ въ сосѣднемъ домѣ.
   -- Зачѣмъ же приглашать ихъ тебѣ въ сосѣдній домъ? Развѣ нашъ домъ слишкомъ малъ, или намъ нечѣмъ угостить ихъ? Какъ тебѣ не стыдно говорить мнѣ объ этомъ! Тебѣ остается только потребовать разныхъ мясныхъ блюдъ и сластей, сколько пожелаешь; и если къ тебѣ придутъ гости, а меня не будетъ дома, то обратись къ матери, -- она достанетъ тебѣ кушаній болѣе, чѣмъ тебѣ надо. Иди и приводи гостей. У насъ всего довольно.
   Салимъ поцѣловалъ его руку и пошелъ къ Завіехскимъ воротамъ, гдѣ сѣлъ ждать гостей, которые вскорѣ и появились. Онъ привелъ ихъ къ себѣ домой, и Джударъ, увидавъ ихъ, привѣтливо встрѣтилъ ихъ, усадилъ и ласково говорилъ съ ними, никакъ не подозрѣвая, что противъ него замышлялось. Послѣ этого онъ приказалъ матери подать ужинъ; она начала вынимать кушанья изъ мѣшковъ въ то время, какъ онъ говорилъ, какое кушанье принести, пока она не поставила на столъ сорокъ блюдъ. Гости ѣли, пока не насытились, послѣ чего столъ унесли. Моряки воображали, что угощалъ ихъ такъ хорошо Селимъ. Въ концѣ вечера Джударъ распорядился, чтобы были поданы сласти, и ихъ сталъ подавать Салимъ, а Селимъ и Джударъ сѣли въ сторонѣ и затѣмъ захотѣли спать. Джударъ всталъ и легъ, какъ легли и всѣ другіе, пока не убѣдились, что онъ заснулъ; тутъ они всѣ встали, подошли къ нему, и онъ проснулся только тогда, когда ротъ былъ у него заткнутъ. Руки они завязали ему назадъ и вынесли его изъ павильона подъ прикрытіемъ ночи, и онъ былъ переправленъ въ Эсъ-Сувейсъ, гдѣ ему надѣли на ноги колодки. Онъ сталъ молча работать и цѣлый годъ служилъ, какъ служатъ рабы. Такимъ образомъ жилъ Джударъ.
   Что же касается до его двухъ братьевъ, то утромъ, проснувшись, они пошли къ Матери и сказали ей:
   -- Матушка, развѣ братъ нашъ, Джударъ, не проснулся?
   -- Такъ разбуди его, -- отвѣчала мать.
   -- А гдѣ же онъ спитъ?
   -- Съ гостями.
   -- Вѣрно, онъ ушелъ съ ними въ то время, какъ мы спали, Матушка. Ему, вѣрно, понравилось жить вдалекѣ отъ родины и искать скрытые клады, потому что мы слышали, какъ онъ разговаривалъ съ маграбіями, и они говорили ему, что возьмутъ его съ собой и откроютъ ему кладъ.
   -- Развѣ онъ видѣлся съ маграбіями?
   Да вѣдь въ гостяхъ у насъ и были маграбій, -- отвѣчали братья.
   -- Вѣроятно, онъ ушелъ съ ними, -- сказала она, -- но Господь направить его на истинный путь. Я увѣрена, что, отправившись съ такими людьми, онъ вернется богатымъ человѣкомъ, она заплакала, такъ какъ разлука съ сыномъ огорчала ее.
   -- Проклятая!-- крикнули ей сыновья, -- такъ ты вотъ какъ любишь Джудара! Вѣдь когда мы уходимъ отъ тебя, ты не скучаешь по насъ и не радуешься, видя насъ. Развѣ мы тебѣ не такіе же сыновья, какъ Джударъ?
   -- Да, -- отвѣчала она, -- вы тоже мои сыновья, но только вы -- дурные люди, и потому я не могу любить васъ. Вѣдь со дня смерти вашего отца я не видала отъ васъ радости, а Джударъ заботился обо мнѣ, утѣшалъ меня и почиталъ, вотъ поэтому-то я и плачу о немъ. Онъ былъ добръ ко мнѣ и къ вамъ.
   Услыхавъ это, они набросились на нее и прибили ее; затѣмъ, войдя въ домъ, начали вездѣ шарить, пока не нашли мѣшковъ. Они вынули изъ мѣшковъ золото и брилліанты, а заколдованные мѣшки взяли себѣ.
   -- Это осталось послѣ отца, -- сказали они.
   -- Клянусь Аллахомъ, нѣтъ, -- отвѣчала она, -- это принадлежитъ брату вашему Джудару, который привезъ все это изъ города маграбіевъ.
   -- Врешь, -- сказали они, -- все это осталось послѣ отца, и мы имѣемъ на это право.
   Они раздѣлили золото и каменья между собою; но тотчасъ же заспорили о мѣшкахъ съ продовольствіемъ.
   -- Я возьму ихъ!-- сказалъ Селимъ.
   -- Нѣтъ, я возьму!-- отвѣчалъ Салимъ.
   -- Дѣти мои,-- сказала имъ мать, -- мѣшки, въ которыхъ лежало золото и брилліанты, раздѣлить можно, и вы ихъ раздѣлили, но эти мѣшки раздѣлить нельзя и оцѣнить ихъ тоже нельзя, и если вы отрѣжете одинъ мѣшокъ отъ другого, то всѣ чары кончатся. Лучше оставьте ихъ у меня, и я буду доставать изъ нихъ кушанья, когда вамъ будетъ угодно. Я буду довольна, если вы мнѣ дадите какой-нибудь кусочекъ, а если вы станете еще и одѣвать меня, то я почту это за милость; и каждый изъ васъ можетъ завести торговлю. Вы -- мои дѣти, и я -- мать ваша; останемся жить попрежнему до возвращенія вашего брата для того, чтобы не вышло какихъ-нибудь непріятностей.
   Но предложенія ея они не приняли. Они проспорили цѣлую ночь, и человѣкъ изъ царской гвардіи, жившій рядомъ въ домѣ, слышалъ споръ ихъ въ открытое окно. Онъ высунулся въ окно и слышалъ весь разговоръ отъ слова до слова. Утромъ онъ отправился къ царю, по имени Шемсъ-Эдъ-Долехъ, царствовавшему въ то время надъ Египтомъ, и сообщилъ ему о томъ, что слышалъ. Царь послалъ къ братьямъ Джудара и велѣлъ ихъ пытать. Они сознались во всемъ, и онъ взялъ отъ нихъ мѣшки, а ихъ посадилъ въ темницу. Матери Джудара онъ велѣлъ давать все, что нужно на ея содержаніе. Такимъ образомъ жили братья Джудара.
   Что же касается до Джудара, то онъ прослужилъ цѣлый годъ въ Эсъ-Сувейсѣ, а въ началѣ второго года они шли куда-то на кораблѣ; когда поднялся вѣтеръ, который погналъ корабль на утесъ, онъ разбился вдребезги, и всѣ пошли ко дну. До берега доплылъ только одинъ Джударъ, а всѣ остальные, потонули. Выйдя на берегъ, онъ пошелъ вдоль него, пока неі дошелъ до лагеря арабовъ, которые тотчасъ же стали разспрашивать его, кто онъ такой; онъ отвѣчалъ имъ, что онъ матросъ съ корабля, и разсказалъ всю свою исторію. Между этими арабами былъ одинъ купецъ изъ окрестностей Мекки; онъ пожалѣлъ его и спросилъ:
   -- Не хочешь ли поступить къ намъ въ услуженье, уроженецъ Каира? Если хочешь, то я одѣну тебя и возьму тебя съ собой въ Юддехъ.
   Онъ поступилъ къ нему и вмѣстѣ съ нимъ отправился въ Юддехъ; купецъ очень хорошо обращался съ нимъ и, отправившись на богомолье въ Мекку, взялъ его съ собой. Войдя туда, Джударъ направился въ храмъ помолиться и встрѣтилъ тамъ тоже молящагося друга своего, маграбій Абдула-Эсъ-Самада. Маграбій, увидавъ его, поздоровался съ нимъ и началъ разспрашивать, какъ онъ поживаетъ. Онъ заплакалъ и разсказалъ ему все, что съ нимъ случилось. Маграбій увелъ его къ себѣ въ домъ, гдѣ почетно принялъ его и одѣлъ его въ такое платье, лучше котораго ничего себѣ и представить нельзя
   -- Теперь, -- сказалъ онъ ему, -- всѣ неудачи покинули тебя, Джударъ.
   Онъ тотчасъ же загадалъ на его двухъ братьевъ и увидалъ, что съ ними произошло.
   -- Знай, Джударъ, -- сказалъ онъ, -- что то-то и то-то случилось съ твоими братьями: они сидятъ въ тюрьмѣ у царя египетскаго, но тебѣ слѣдуетъ погостить у меня, пока ты не исполнишь обрядовъ жертвоприношенія; тебѣ предстоитъ счастливая жизнь.
   -- О, господинъ мой, -- сказалъ Джударъ, -- подожди, пока я схожу къ купцу, съ которымъ я жилъ, и прощусь съ нимъ, потомъ я къ тебѣ вернусь.
   -- Не долженъ ли та ему?-- спросилъ маграбій.
   -- Нѣтъ, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Ну, такъ иди, простись съ нимъ, -- продолжалъ маграбій, -- и тотчасъ же вернись. Тебѣ, дѣйствительно, надо поблагодарить его за хлѣбъ, за соль.
   Онъ пошелъ къ купцу и, прощаясь съ нимъ, сказалъ:
   -- Я встрѣтилъ своего брата.
   -- Ну, такъ пойди и приведи его сюда, мы его угостимъ,-- отвѣчалъ купецъ.
   -- Это безполезно, -- сказалъ Джударъ: -- онъ значительный человѣкъ, и у него множество прислуги.
   -- Ну, такъ вотъ тебѣ за труды, --: сказалъ купецъ, подавая ему двадцать червонцевъ.
   Джударъ простился съ нимъ и, встрѣтивъ дорогою бѣднаго человѣка, отдалъ ему всѣ двадцать червонцевъ.
   Онъ пришелъ къ Абдулу-Эсъ-Самаду, маграбію, и прожилъ у него, пока они не исполнили всѣхъ обрядовъ жертвоприношеній и молитвъ; послѣ чего маграбій далъ ему перстень съ печатью, который онъ досталъ въ Эшъ-Шамардальскомъ кладѣ.
   -- Возьми этотъ перстень, -- сказалъ онъ, -- онъ дастъ тебѣ возможность достигнуть твоихъ желаній, такъ какъ, слуга его -- Эръ-Раадъ-Эль-Казифъ. Лишь только тебѣ чего-нибудь захочется, потри перстень и слуга его къ тебѣ явится и принесетъ тебѣ, что нужно.
   Въ подтвержденіе своихъ словъ онъ потеръ перстень при немъ, и къ нему тотчасъ же явился слуга.
   -- Къ твоимъ услугамъ, господинъ мой!-- вскричалъ онъ.-- Что тебѣ угодно? Все тебѣ будетъ сейчасъ принесено. Хочешь превратить какой-нибудь разоренный городъ въ цвѣтущій? Или разорить цвѣтущій городъ, или убить царя, или уничтожить цѣлую армію?
   -- Вотъ твой новый господинъ, о Раадъ,-- отвѣчалъ маграбій,-- и ты долженъ повиноваться ему.
   Послѣ этого онъ отпустилъ его и сказалъ Джудару:
   -- Потри перстень, и слуга его явится къ тебѣ; ты дашь ему какое тебѣ угодно приказаніе, и онъ не ослушается тебя. Отправляйся къ себѣ на родину и * береги перстень, такъ какъ онъ поможетъ тебѣ покорить твоихъ враговъ. Помни, какая сила заключается въ этомъ перстнѣ.
   -- О,-господинъ мой,.-- отвѣчалъ ему Джударъ, -- съ твоего позволенія я отправлюсь къ себѣ на родину.
   -- Ну, такъ потри перстень, -- сказалъ маграбій, -- и слуга явится къ тебѣ, посадитъ тебя къ себѣ на. спину,-- несли ты прикажешь перенести тебя на родину, онъ исполнитъ твое приказаніе.
   Джударъ простился съ Абдулъ-Эсъ-Самадомъ, потеръ перстень, и передъ нимъ явился Эръ-Раадъ-Эль-Казифъ.
   -- Къ твоимъ услугамъ!-- сказалъ онъ.-- Приказывай и приказаніе твое будетъ исполнено!
   -- Переправь меня сегодня же въ Каиръ, -- сказалъ Джударъ.
   -- Будетъ исполнено, -- отвѣчалъ онъ и, посадивъ его къ себѣ на плечи, полетѣлъ съ нимъ и къ полуночи поставилъ его на дворъ дома его матери, и самъ исчезъ. Джударъ вошелъ, къ матери, и она,; увидавъ его, встала, заплакала и поклонилась ему; потомъ разсказала, какъ царь наказывалъ и билъ его братьевъ, и какъ отнялъ заколдованные мѣшки и оба мѣшка съ золотомъ и брилліантами. Джударъ, выслушавъ этотъ разсказъ, пожалѣлъ своихъ братьевъ, а матери сказалъ:
   -- Полно, матушка, не горюй о томъ, чего ты лишилась, потому что ты сейчасъ увидишь, что я сдѣлаю, и братьевъ я сейчасъ освобожу.
   Онъ потеръ перстень, слуга, явившись къ нему, сказалъ:
   -- Къ твоимъ услугамъ: требуй, и все будетъ исполнено.
   -- Я приказываю тебѣ, -- сказалъ онъ ему, -- вывести моихъ братьевъ изъ царской тюрьмы.
   Слуга ушелъ въ землю и затѣмъ вылѣзъ посреди тюрьмы. Салимъ и Селимъ находились въ самомъ страшномъ горѣ и очень страдали отъ заключенія, такъ что хотѣли умереть; одинъ изъ нихъ говорилъ другому:
   -- Право, братъ, наше бѣдствіе становится невыносимымъ. Долго ли мы пробудемъ. еще въ тюрьмѣ? Смерть была бы легче.
   Въ это самое время земля раздвинулась и Эръ-Раадъ-ЭльКазифъ вышелъ къ нимъ и, взявъ ихъ обоихъ, ушелъ въ землю. Они отъ чрезмѣрнаго страха лишились чувствъ и, придя въ себя, увидали, что они дома, и увидали своего брата, сидѣвшаго съ матерью.
   -- Здравствуйте, братья!-- сказалъ онъ имъ.-- Очень радъ вашему присутствію.
   Они наклонились къ самой землѣ и начали плакать.
   -- Не плачьте, -- сказалъ онъ имъ, -- такъ какъ дьяволъ и жадность заставили васъ поступитъ такъ. Какъ могли вы продать меня? Но я утѣшай себя, мыслью о Іосифѣ, съ нимъ братья поступили еще хуже,-- чѣмъ вы поступили со мною, такъ какъ они бросили его въ колодецъ. Но обратитесь съ раскаяніемъ къ Богу и просите у Него прощенія, и Онъ, можетъ-быть, проститъ васъ, такъ какъ Онъ милосердъ. Я же простилъ васъ, охотно приму васъ, и ничего дурного съ вами не будетъ.
   Онъ продолжалъ ихъ утѣшать до тѣхъ поръ, пока они совсѣмъ не успокоились; онъ разсказалъ имъ обо всемъ, что онъ выстрадалъ въ Эсъ-Сувейсѣ и потомъ до тѣхъ поръ, пока не встрѣтился съ шейкомъ Абдулъ-Эсъ-Самадомъ и не получилъ перстня.
   -- О, братъ нашъ, -- сказали они, -- не сердись на насъ на этотъ разъ. Если мы начнемъ поступать по-старому; то дѣлай съ нами, что-хочешь.
   -- Не бойтесь, -- отвѣчалъ онъ,-- а разскажите мнѣ лучше, что дѣлалъ съ вами царь.
   -- Онъ билъ, насъ и грозилъ намъ и отнялъ у насъ всѣ мѣшки.
   -- Такъ вотъ какъ онъ поступилъ!-- проговорилъ Джударъ и потеръ перстень; къ нему тотчасъ же явился слуга. Братья его, увидавъ слугу, перепугались и вообразили, что Джударъ прикажетъ убить ихъ. Они тотчасъ же пошли къ матери и начали говорить ей:
   -- Матушка, мы надѣемся на твое великодушіе! Заступись за насъ!
   -- Помните, дѣти мои, -- отвѣчала она, -- ничего не бойтесь. А Джударъ между тѣмъ говорилъ слугѣ:
   -- Приказываю тебѣ принести мнѣ всѣ сокровища, брилліанты и другія вещи изъ сокровищницы царя и, кромѣ того, принести мнѣ заколдованные мѣшки и два другихъ мѣшка съ брилліантами и золотомъ, которые царь отнялъ у моихъ братьевъ.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ слуга перстня.
   Онъ тотчасъ же исчезъ и, собравъ всѣ сокровища и мѣшки, принесъ къ Джудару и положилъ у ногъ его, говоря:
   -- Господинъ мой, въ сокровищницѣ я не оставилъ ничего. Послѣ этого Джударъ приказалъ своей матери беречь мѣшки съ золотомъ и брилліантами, а заколдованные мѣшки положилъ передъ собою и сказалъ слугѣ:
   -- Приказываю тебѣ выстроить мнѣ въ эту ночь высокій дворецъ, отдѣлать его литымъ золотомъ и отлично обставить, и чтобы къ утру все было готово!
   -- Все будетъ сдѣлано, -- отвѣчалъ слуга и ушелъ въ землю.
   Джударъ досталъ изъ мѣшка мясныхъ. кушаній; они поѣли, поболтали и легли спать.
   Слуга же собралъ всѣхъ подвластныхъ ему духовъ и приказалъ строить дворецъ. Они начали собирать камни, строить, штукатуритъ, красить и уставлять мебель, такъ -что до свѣту все уже было готово, -- явился чудный дворецъ. Слуга направился къ Джудару и сказалъ ему:
   -- Господинъ мой, дворецъ готовъ и въ совершенномъ порядкѣ. Не пойдешь ли ты и не посмотришь ли на него?
   Джударъ пошелъ съ матерью и съ братьями и увидалъ такой дворецъ, подобнаго которому другого не было на свѣтѣ. Онъ поражалъ своей красотой и соразмѣрностью. Джударъ былъ въ совершенномъ восторгѣ, что, ничего не истративъ, пріобрѣлъ такое зданіе.
   -- Хочешь жить въ этомъ дворцѣ?-- спросилъ онъ у матери.
   -- Да, сынъ мой, хочу, -- отвѣчала она.
   Она стала молиться о немъ, а онъ потеръ перстень, и явившійся слуга спросилъ:
   -- Что угодно? Я къ твоимъ услугамъ.
   -- Приказываю тебѣ, -- продолжалъ Джударъ, -- доставить сюда сорокъ бѣлыхъ красивыхъ рабынь, сорокъ черныхъ рабынь, сорокъ мамелюковъ и сорокъ черныхъ рабовъ.
   -- Все будетъ исполнено, -- отвѣчалъ слуга и улетѣлъ въ сопровожденіи сорока духовъ въ Индію, Эсъ-Зиндъ и Персію. И гдѣ бы они ни встрѣчали красивую дѣвушку, они похищали ее, точно такъ же, если видѣли красиваго молодого человѣка, то похищали его. Онъ послалъ еще сорокъ духовъ за красивыми черными рабынями, а еще сорокъ духовъ принесли сорокъ черныхъ рабовъ. Всѣ они были доставлены во дворецъ Джудара и помѣстились въ немъ, Слуга представилъ ихъ Джудару, и онъ остался доволенъ.
   -- Достань всѣмъ имъ по богатой одеждѣ, -- сказалъ онъ.
   -- Сейчасъ, -- отвѣчалъ слуга.
   -- И матери моей принеси одежду, и мнѣ тоже.
   Все было принесено, и рабыни были одѣты.
   -- Вотъ ваша госпожа, -- сказалъ, имъ слуга., ~ поцѣлуйте у нея руку, слушайте ея и всѣ вы, бѣлые и черные, служите ей.
   Мамелюки тоже одѣлись и поцѣловали руку у Джудара; его оба брата тоже одѣлись, и Джударъ сдѣлался точно царь, а его братья -- визирями. Домъ у него опустѣлъ, но Салима и его рабынь онъ помѣстилъ въ одной части своего прежняго) дома, а Селима и его рабынь -- въ другой, а самъ перебрался съ матерью въ новый дворецъ, и они зажили, какъ цари.


   Что же касается до царскаго казначея, то ему понадобились разъ какія-то вещи, онъ вошелъ въ сокровищницу и увидалъ, что она пуста, какъ говоритъ поэтъ:
   
   На хорошо снабженный медомъ улей
   Рядъ этихъ комнатъ прежде походилъ;
   Когда же улетѣлъ пчелиный рой,
   То стали эти комнаты пустыми.
   Онъ громко крикнулъ и лишился чувствъ, а когда пришелъ въ себя, то выбѣжалъ изъ сокровищницы, оставивъ дверь настежь, и прямо бросился къ царю.
   -- О, царь правовѣрныхъ!-- вскричалъ онъ; -- я долженъ сказать тебѣ, что сегодня въ ночь наша сокровищница опустѣла!
   -- Что-же ты сдѣлалъ со всѣми богатствами, бывшими у меня въ сокровищницѣ?-- спросилъ царь.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчалъ казначей, -- что я ничего не бралъ и не знаю, куда все пропало! Вчера я былъ въ сокровищницѣ, и она была полна; а войдя сегодня, я увидалъ, что она пуста, и ничего въ ней нѣтъ; но двери были и остались заперты, задвижки и замки всѣ цѣлы, и по всему видно, что воры туда не входили.
   -- А мѣшки тоже пропали?-- спросилъ царь.
   -- Пропали, -- отвѣчалъ казначей.
   Царь совершенно растерялся и, вскочивъ на ноги, сказалъ казначею:
   -- Иди передо мною!
   Казначей пошелъ впередъ, а царь за нимъ, и они прошли въ сокровищницу, совершенно опустѣвшую. Царь страшно разсердился и вскричалъ:
   -- Кто это смѣлъ забраться ко мнѣ въ сокровищницу и не побоялся меня!
   Въ страшномъ негодованіи онъ собралъ весь свои дворъ, и каждый позванный сановникъ шелъ во дворецъ, думая, что царь разсердился именно на него.
   -- Знайте, господа, -- сказалъ царь, -- что сегодня ночью ко мнѣ забрались въ сокровищницу воры и вынесли изъ нея рѣшительно все, не боясь моего гнѣва.
   -- Какъ же это случилось?-- спросили сановники.
   -- Спрашивайте у казначея, -- отвѣчалъ онъ.
   Всѣ обратились къ казначею, и онъ отвѣчалъ такъ:
   -- Вчера сокровищница была полна, а сегодня я вошелъ туда и нашелъ ее пустою, хотя замки не сломаны и двери точно такъ же всѣ цѣлы.
   Всѣ присутствующіе удивились и ничего на это сказать не могли; но въ это время тотъ самый человѣкъ изъ царской гвардіи, который выдалъ царю Селима и Салима, подошелъ къ царю и сказалъ ему:
   -- Царь вѣковъ! Сегодня всю ночь я занимался тѣмъ, что смотрѣлъ, какъ строители строили зданіе; а къ свѣту уже стоялъ такой дворецъ, какого я въ жизни не видывалъ. На мой вопросъ мнѣ отвѣчали, что Джударъ возвратился и выстроилъ этотъ дворецъ;. съ нимъ пріѣхали мамелюки и черные рабы, и онъ привезъ множество сокровищъ, освободилъ своихъ двухъ братьевъ изъ тюрьмы и, какъ султанъ, поселился во дворцѣ.
   -- Осмотрите тюрьму, -- сказалъ царь.
   Тюрьма была осмотрѣна, но Селима и Салима нигдѣ не оказалось. Царю было объ этомъ доложено, и тотъ замѣтилъ:
   -- Преступникъ теперь найденъ, такъ какъ тотъ, кто освободилъ Салима и Селима изъ заключенія и взялъ мѣшки, и есть воръ, обворовавшій меня.
   -- Да кто же это, государь?-- спросилъ визирь.
   -- Братъ ихъ Джударъ, -- отвѣчалъ царь.-- Послушай, визирь, пошли къ нему эмира съ пятьюдесятью человѣками и прикажи схватить его и его братьевъ и, опечатавъ все. его имущество, привести ихъ ко мнѣ для того, чтобы я могъ ихъ повѣсить. Скорѣе,-- внѣ себя отъ ярости, прибавилъ онъ,-- посылай къ нимъ эмира, чтобы я могъ казнить ихъ!
   -- Будь милостивъ, какъ милостивъ Господь!-- сказалъ ему визирь.-- Онъ не торопится наказывать слугъ своихъ, когда они не слушаются его. Человѣкъ, который въ одну ночь выстроилъ дворецъ, какъ разсказываютъ, легко въ руки не дастся, и я боюсь, чтобы съ эмиромъ не случилось чего-нибудь непріятнаго отъ Джудара. Поэтому потерпи, чтобы я выдумалъ какую-нибудь уловку или подожди до тѣхъ поръ, пока все дѣло не выяснится. Повѣрь мнѣ, что ты достигнешь того, чего желаешь, государь.
   -- Ну, такъ выдумай мнѣ какую-нибудь уловку, визирь,-- сказалъ царь.
   -- Пошли къ нему эмира и пригласи его къ себѣ въ. гости, -- отвѣчалъ ему визирь.-- А я буду къ нему внимателенъ и ласковъ и разспрошу у него обо всемъ. Послѣ этого ты увидишь, если онъ храбрый человѣкъ, то мы возьмемъ его хитростью, а если онъ не храбръ, то ты просто возьмешь его и сдѣлаешь съ нимъ что тебѣ угодно.
   -- Ну, такъ пошли пригласить его, -- сказалъ царь.
   Онъ приказалъ эмиру Осману отправиться къ Джудару и пригласить его, сказавъ, что царь проситъ его къ себѣ въ гости.
   -- Смотри, не возвращайся безъ него, -- прибавилъ царь.
   Эмиръ этотъ былъ глупъ и кичливъ; подъѣхавъ ко дворцу Джудара, онъ увидалъ передъ дверьми сидѣвшаго евнуха. Когда эмиръ подъѣхалъ, евнухъ не всталъ передъ нимъ, а сидѣлъ, не обращая вниманія, точно никто къ нему и не подъѣхалъ. Съ эмиромъ пришло пятьдесятъ человѣкъ.
   -- Гдѣ, рабъ, твой господинъ?-- спросилъ у него эмиръ.
   -- Во дворцѣ, -- отвѣчалъ онъ и продолжалъ сидѣть развалившись.
   Эмиръ Османъ страшно разсердился и сказалъ ему:
   -- Ахъ, та, негодный рабъ! Какъ смѣешь та разговаривать со мною развалившись?
   -- Ну, проѣзжай мимо, -- отвѣчалъ евнухъ.-- Нечего придираться.
   Услыхавъ такой отвѣтъ, эмиръ вышелъ изъ себя и, взмахнувъ булавой, хотѣлъ ударить евнуха, не подозрѣвая, что онъ дьяволъ. Но евнухъ, увидавъ, что онъ замахнулся, всталъ и, бросившись на него, вырвалъ у него булаву и нанесъ ему четыре удара. Отрядъ же его, увидавъ это, остался этимъ очень недоволенъ. Всѣ люди обнажили мечи, чтобы наброситься на раба.
   -- Къ чему вы, собаки, обнажили мечи?-- крикнулъ онъ имъ и, бросившись на нихъ, началъ бить ихъ всѣхъ булавой, такъ что кровь полилась ручьемъ.
   Такимъ образомъ онъ всѣхъ ихъ переколотилъ и обратилъ въ бѣгство, послѣ чего спокойно вернулся и сѣлъ у дверей, не обращая ни на кого вниманія. Эмиръ же Османъ и отрядъ его вернулись избитые къ царю Шемсъ-Эдъ-Долеху и стали разсказывать ему, что съ ними случилось:
   -- О, царь вѣковъ!-- сказалъ эмиръ Османъ:-- пріѣхавъ ко дворцу, я увидалъ евнуха, важно сидѣвшаго у дверей на золотомъ креслѣ. Увидавъ меня, онъ развалился и презрительно не обращалъ на меня вниманія и не привсталъ. Когда я заговорилъ съ нимъ, то онъ не пошевелившись отвѣчалъ мнѣ. Я страшно разсердился и поднялъ булаву, чтобы ударить его; а онъ вырвалъ ее у меня и избилъ меня, какъ избилъ и весь отрядъ мой, проломавъ людямъ головы такъ, что мы всѣ обратились въ бѣгство.
   Царь разсердился и приказалъ послать туда сто человѣкъ. Люди отправились къ евнуху, но онъ, увидавъ ихъ, всталъ и бросился на нихъ съ булавой и билъ ихъ до тѣхъ поръ, пока всѣ они не обратились въ бѣгство. Сотенный отрядъ (вернулся и, прійдя къ царю, доложилъ ему, что бѣжалъ передъ однимъ евнухомъ. Царь приказалъ послать двѣсти человѣкъ. Двухсотенный отрядъ отправился къ нему, но евнухъ разбилъ и его, и онъ вернулся также ни съ чѣмъ. Царь обратился къ визирю съ такимъ приказаніемъ:
   -- О, визирь, отправляйся съ отрядомъ въ пятьсотъ человѣкъ и сейчасъ же приведи мнѣ евнуха, вмѣстѣ съ его господиномъ Джударомъ и его двумя братьями!
   -- О, царь вѣковъ!-- отвѣчалъ онъ, -- мнѣ солдатъ не надо: я пойду къ нему одинъ и безъ всякаго оружія.
   -- Иди, -- сказалъ царь, -- и поступай, какъ найдешь нужнымъ.
   Визирь снялъ оружіе, одѣлся въ бѣлую одежду и, взявъ въ руки веревочку, пошелъ одинъ безъ провожатаго къ дворцу Джудара, гдѣ увидалъ сидѣвшаго раба. Увидавъ его, онъ подошелъ къ нему и вѣжливо сѣлъ подлѣ него.
   -- Миръ надъ тобою!-- сказалъ онъ ему.
   -- И надъ тобою, человѣкъ, также, -- отвѣчалъ онъ ему. Что тебѣ надо?
   Когда визирь услыхалъ, что онъ назвалъ его человѣкомъ, онъ тотчасъ же сообразилъ, что видитъ передъ собою шайтана и, задрожавъ отъ страха, сказалъ:
   -- Господинъ твой Джударъ дома?
   -- Да, онъ во дворцѣ.
   -- Сходи, пожалуйста, къ нему, -- продолжалъ визирь, -- и скажи, что царь Шемсъ-Эдъ-Долехъ приглашаетъ его къ себѣ въ гости и желаетъ угостить его и познакомиться съ нимъ.
   -- Подожди здѣсь, пока я не вернусь.
   Визирь почтительно сталъ ждать, а шайтанъ ушелъ во дворецъ и сказалъ Джудару:
   -- Господинъ мой, царь присылалъ за тобой эмира, но я прибилъ его и прогналъ бывшихъ съ нимъ пятьдесятъ человѣкъ. Затѣмъ онъ послалъ сто человѣкъ, и ихъ я тоже разбилъ. Послѣ этого онъ послалъ двѣсти человѣкъ, и ихъ я тоже побѣдилъ. Теперь онъ прислалъ къ тебѣ визиря, невооруженнаго, и проситъ тебя къ себѣ въ гости, попировать у него. Что ты на это скажешь?
   -- Иди, -- отвѣчалъ Джударъ, -- и приведи визиря сюда.
   Шайтанъ сошелъ внизъ и сказалъ визирю:
   -- О, визирь, иди, хозяинъ приглашаетъ тебя.
   -- Сейчасъ!-- отвѣчалъ визирь и, поднявшись къ Джудару, увидалъ, что онъ важнѣе всякаго царя и сидитъ на такой мебели, какой не было и у его государя. Роскошь дворца совершенно поразила его, а глядя на живопись и обстановку, визирь показался самъ себѣ какимъ-то нищимъ. Онъ поцѣловалъ прахъ у ногъ Джудара и помолился за него.
   -- Что прикажешь, визирь?-- спросилъ у него Джударъ.
   -- Господинъ мой, -- отвѣчалъ визирь, -- царь Шемсъ-Эдъ-Долехъ, твой другъ, велѣлъ тебѣ кланяться и очень желалъ бы видѣть тебя и угостить. Желаешь ли ты исполнить его волю?
   -- Разъ что онъ мнѣ другъ, -- отвѣчалъ Джударъ, -- то поклонись ему и скажи, что я прошу его къ себѣ.
   -- Сейчасъ передамъ ему, -- отвѣчалъ визирь.
   Джударъ въ это время потеръ перстень и сказалъ появившемуся слугѣ, чтобы онъ принесъ самую лучшую одежду, и когда одежда была принесена, то онъ отдалъ ее визирю, тотъ надѣлъ ее,
   -- Теперь отправляйся, -- сказалъ Джударъ, -- и передай царю мое приглашеніе.
   Визирь пошелъ въ новой одеждѣ, подобной которой онъ еще никогда? не носилъ, и, войдя къ царю, сообщилъ ему, что такое Джударъ, расхвалилъ дворецъ и всю обстановку и прибавилъ:
   -- Джударъ приглашаетъ тебя къ себѣ.
   -- Вставайте, солдаты!-- крикнулъ царь, и солдаты всѣ вскочили на ноги.-- Садитесь на коней, -- продолжалъ онъ,-- и приведите мнѣ моего коня, для того, чтобы мы могли отправиться къ Джудару.
   Царь сѣлъ на коня, и въ сопровожденіи своего отряда поѣхалъ ко дворцу Джудара.
   Джударъ же сказалъ шайтану, что желаетъ, чтобы онъ привелъ разныхъ шайтановъ, подъ видомъ людей и солдатъ, и уставилъ ихъ на дворѣ такъ, чтобы царь видѣлъ ихъ и испугался бы, сознавъ, что онъ сильнѣе его. Шайтанъ привелъ двѣсти солдатъ, превосходно вооруженныхъ, сильныхъ и высокихъ. Когда царь, пріѣхавъ, увидалъ такихъ сильныхъ солдатъ, то задрожалъ отъ страха. Послѣ этого онъ вошелъ во дворецъ и, увидавъ Джудара, окруженнаго такой невиданной роскошью, какой не бывало и у султановъ, онъ поклонился ему и поднялъ даже руки къ головѣ. Но Джударъ не привсталъ, не оказалъ почета и не просилъ его даже сѣсть. Царь стоялъ передъ нимъ, пока страхъ не охватилъ его, и онъ лишился возможности сидѣть, стоять и двигаться.
   "Если бы человѣкъ этотъ меня боялся, -- думалъ онъ,-- то онъ не заставилъ бы меня стоять. Онъ, вѣроятно, чѣмъ-нибудь. меня накажетъ за то, что я сдѣлалъ съ его братьями".
   -- О, царь вѣковъ!-- сказалъ, наконецъ, Джударъ,-- развѣ хорошо съ твоей стороны мучить людей и отнимать у нихъ ихъ собственность?
   -- Не порицай меня, господинъ мой, -- отвѣчалъ царь:-- жадность заставила меня поступить такъ, а судьба распорядилась иначе, и я думаю, что поступокъ мой слѣдуетъ простить.
   Онъ продолжалъ извиняться въ томъ, что сдѣлалъ, и просить прощенія.
   Онъ унижался передъ Джу даромъ до тѣхъ поръ, пока тотъ не сказалъ ему:
   -- Ну, Богъ тебя простите!
   Затѣмъ онъ попросилъ его сѣсть. Царь сѣлъ, а Джударъ въ знакъ прощенія подарилъ ему парадную одежду и приказалъ братьямъ своимъ накрыть на столъ. Когда они всѣ поѣли, онъ одѣлилъ весь царскій отрядъ и послѣ этого приказалъ царю удалиться.
   Царь ушелъ изъ дворца Джудара и затѣмъ каждый день приходилъ къ нему и собиралъ своихъ придворныхъ только въ домѣ Джудара, они очень сошлись и подружились и жили такимъ образомъ нѣкоторое время. Но послѣ этого царь однажды увидался съ визиремъ и сказалъ ему:
   -- О, визирь, я боюсь, чтобы Джударъ не убилъ меня и не отнялъ бы отъ меня моего государства.
   -- О, царь вѣковъ, -- отвѣчалъ ему визирь, -- что касается до твоего государства, то бояться тебѣ, нечего, потому что положеніе Джудара лучше положенія всякаго царя, и отнимать твое государство ему вовсе не зачѣмъ. Если же ты боишься, чтобы онъ не убилъ тебя, то вѣдь у тебя есть дочь: выдай ее за него, и вы будете, съ нимъ совершенно равны.
   -- О, визирь,-- сказалъ царь,-- будь же посредникомъ между мною и имъ!
   -- Пригласи его къ себѣ во дворецъ, -- отвѣчалъ на это визирь: -- мы сядемъ въ гостиной, а ты прикажи своей дочери нарядиться и пройти милю. Ему стоитъ только увидать ее, чтобы влюбиться; когда же мы увидимъ, какое она произвела на. него впечатлѣніе, то я скажу ему, что она твоя дочь, и поговорю съ нимъ такъ, какъ будто ты ничего не подозрѣваешь; онъ, навѣрное, станетъ просить у тебя ея руки. Когда же ты выдашь за него свою дочь, то вы будете съ нимъ близкіе люди, и тебѣ нечего будетъ бояться его; а если онъ умретъ, то ты получишь послѣ него крупное наслѣдство.
   -- Ты говоришь совершенную правду, визирь, =--отвѣчалъ царь и сталъ готовить угощеніе и пригласилъ Джудара.
   Джударъ пришелъ въ царскій дворецъ; они сидѣли и весело болтали въ гостиной до самаго поздняго вечера. Царь послалъ своей женѣ приказъ одѣть дочь какъ можно наряднѣе и пройти съ нею мимо дверей гостиной. Жена сдѣлала все такъ, какъ ей было приказано. Она прошла съ дочерью, и Джударъ видѣлъ ее. Царевна была удивительно хороша и мила. Посмотрѣвъ на нее, Джударъ вскрикнулъ и весь затрясся отъ страсти и желаній. Визирь, замѣтивъ это, сказалъ ему:
   -- Бѣды изъ этого никакой не выйдетъ, господинъ мой. Отчего ты такъ измѣнился въ лицѣ?
   -- О, визирь, -- отвѣчалъ ему Джударъ, -- скажи мнѣ, чья дочь эта дѣвушка? Она поразила меня и свела меня съ ума.
   -- Это дочь друга твоего, царя, -- отвѣчалъ онъ.-- И если она тебѣ нравится, то я поговорю съ царемъ, чтобы онъ выдалъ ее за тебя.
   -- О, визирь,-- сказалъ онъ, -- поговори съ нимъ. Клянусь Аллахомъ, что я дамъ тебѣ за это все, чего бы ты ни пожелалъ, и царю дамъ, какое онъ потребуетъ, приданое, и мы сдѣлаемся съ нимъ друзьями и родственниками.
   -- Желаніе твое будетъ исполнено, -- отвѣчалъ ему визирь.
   Визирь поговорилъ съ царемъ частнымъ образомъ и сказалъ ему:
   -- О, царь вѣковъ, Джударъ -- твой другъ и желаетъ тебѣ добра; онъ черезъ меня проситъ у тебя руки твоей дочери, царевны Азіехи: поэтому не ставь меня въ неловкое положеніе и прими мое посредничество; а онъ дастъ тебѣ въ приданое за нее все, что бы ты ни потребовалъ.
   -- Приданое я все равно, что получилъ, -- отвѣчалъ ему царь, -- и дочь моя, какъ рабыня, къ его услугамъ: я выдамъ ее за него, и* онъ дѣлаетъ мнѣ честь, беря ее.
   На слѣдующее утро царь, вставъ, собралъ свой дворъ въ полномъ составѣ, такъ что ко двору пришелъ и шейкъ, столичный муфтій. Джударъ въ присутствіи всѣхъ просилъ руки царевны, и царь заявилъ, что приданое имъ уже получено. Церемонія подписи брачнаго условія была совершена, и Джударъ послалъ за своими мѣшками съ брилліантами и золотомъ и подарилъ ихъ царю, какъ приданое за его дочь. Барабаны забили, а флейты засвистали, свадьба была сыграна, и Джударъ увелъ царевну, какъ свою жену.
   Такимъ образомъ они сблизились съ царемъ и долгое время жили, какъ родные. Затѣмъ царь умеръ; войска пожелали, чтобы Джударъ сдѣлался ихъ. султаномъ, упрашивали его до тѣхъ поръ, пока онъ, наконецъ, не далъ своего согласія. Его провозгласили султаномъ, и онъ отдалъ приказаніе выстроить общественную мечеть надъ прахомъ царя Шемсъ-Эдъ-Долеха, въ округѣ Эль-Бундуканіенъ. Домъ же Джудара стоялъ въ кварталѣ Эль-Іеманіеха. Когда Джударъ сдѣлался султаномъ, онъ воздвигнулъ зданія и общественную мечеть, и кварталъ былъ названъ въ честь его кварталомъ Эль-Джудареехомъ. Онъ процарствовалъ нѣкоторое время и сдѣлалъ визирями двухъ своихъ братьевъ: Салима -- визиремъ правой руки, а Селима -- визиремъ лѣвой руки, и они занимали эту должность въ продолженіе цѣлаго года.
   Послѣ этого Салимъ сказалъ Селиму:
   -- О, братъ мой, долго ли мы будемъ жить такъ? Неужели мы всю жизнь будемъ служить Джудару и не будемъ властвовать, пока онъ живъ?
   -- Да какъ же намъ убить его, -- спросилъ Селимъ, -- и взять отъ него перстень и мѣшки? Ты умнѣе меня, и потому выдумай способъ убить его.
   -- Если я выдумаю средство убить его, -- отвѣчалъ Салимъ,-- то согласишься ли ты, чтобы я сдѣлался султаномъ, а ты -- визиремъ правой руки, и чтобы перстень достался мнѣ, а мѣшки тебѣ?
   -- Согласенъ, -- отвѣчалъ Селимъ.
   Такимъ образомъ они условились убитъ Джудара изъ желанія получше жить и господствовать. Селимъ и Салимъ поступили съ Джударомъ такимъ образомъ.
   -- Братъ нашъ, -- сказали они ему, -- мы просимъ тебя сдѣлать намъ честь, -- пожаловать къ намъ въ домъ откушать и тѣмъ доставить намъ большое удовольствіе.
   Они продолжали упрашивать его откушать у нихъ до тѣхъ поръ, пока онъ не согласился.
   -- Въ чьемъ же домѣ будетъ упущеніе?-- спросилъ онъ.
   -- У меня въ домѣ, -- отвѣчалъ Салимъ, -- а откушавъ у меня, ты пойдешь потомъ къ брату.
   -- Хорошо, -- сказалъ онъ и пошелъ съ Салимомъ къ нему въ домъ.


   Братъ поставилъ передъ нимъ кушанье, подсыпавъ въ него яду; и лишь только онъ поѣлъ, какъ тѣло стало у него валиться съ костей отъ разложенія. Салимъ всталъ, чтобы снять перстень у него съ пальца, но перстень не снимался, вслѣдствіе чего ему пришлось ножомъ обрубить пальцы. Послѣ этого онъ потеръ перстень, а шайтанъ, явившись къ нему, сказалъ:
   -- Къ твоимъ услугамъ. Требуй, что тебѣ угодно.
   -- Схвати моего брата, -- сказалъ онъ ему,-- и убей его и возьми, какъ убитаго, такъ и отравленнаго, и брось ихъ передъ войсками.
   Шайтанъ убилъ, Селима и, взявъ обоихъ, бросилъ ихъ передъ начальниками арміи. Они сидѣли за столомъ на большомъ балконѣ и кушали. Увидавъ Джудара и Селима убитыми, они подняли руки и, страшно испугавшись, спросили:
   -- Кто это убилъ царя и визиря?
   -- Братъ ихъ Салимъ, -- отвѣчалъ шайтанъ.
   Въ это время Салимъ подошелъ къ нимъ и сказалъ:
   -- Воины, кушайте и наслаждайтесь, такъ какъ я пріобрѣлъ перстень отъ моего брата Джудара, а этотъ шайтанъ, слуга этого перстня, стоитъ теперь передъ вами. Я приказалъ ему убить моего брата Селима для того, чтобы онъ не спорилъ со мною о власти. Онъ былъ человѣкъ невѣрный, и я боялся, чтобы онъ не измѣнилъ мнѣ. Теперь, когда Джударъ убитъ, султаномъ вашимъ буду я. Согласны ли вы, или хотите, чтобы я потеръ перстень и приказалъ слугѣ убить васъ всѣхъ отъ мала до велика?
   -- Мы признаемъ тебя царемъ и султаномъ,-- отвѣчали они..
   Онъ приказалъ похоронить братьевъ и собралъ дворъ; часть народа была на похоронахъ, а часть пошла ко двору, вмѣстѣ съ царемъ въ процессіи. Салимъ, прійдя во дворецъ, сѣлъ на тронъ, и всѣ принесли ему присягу, какъ царю, послѣ чего онъ сказалъ:
   -- Я желаю заключить брачное условіе съ женой моего брата.
   -- Подожди, когда срокъ ея вдовства минуетъ, -- отвѣчали ему.
   -- Ничего не хочу я ждать, -- вскричалъ онъ, -- а сегодня же желаю жениться на ней.
   Брачное условіе было заключено, о чемъ было послано сказать дочери Шемсъ-Эдъ-Долеха.
   -- Пригласите его ко мнѣ, -- отвѣчала она.
   Когда онъ явился къ ней, она приняла его очень любезно и радушно. Но въ воду, поданную ему, положила яду, чѣмъ и отравила его. Послѣ этого она взяла перстень и уничтожила его для того, чтобы никто болѣе не владѣлъ имъ и разорвала заколдованные мѣшки. Затѣмъ она послала сказать визирямъ и народу о томъ, что. случилось, посовѣтовавъ имъ выбрать себѣ царя, чтобы онъ былъ надъ ними султаномъ.
   Вотъ въ такомъ видѣ дошла до насъ полная исторія Джудара.
   

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.
Начинается съ половины пятьсотъ семьдесятъ восьмой ночи и кончается въ половинѣ шестьсотъ двадцать четвертой.

Исторія Джулланары-Русалки.

   Въ давно прошедшія времена въ странѣ персіянъ жилъ-былъ царь по имени Шахъ-Земанъ; столица его находилась въ Курасанѣ. У него было сто наложницъ, но въ продолженіе всей его жизни у него не было ни сыновей ни дочерей. Онъ раздумывалъ объ этомъ и очень горевалъ, что у него не было сына, который наслѣдовалъ бы послѣ него царство, какъ онъ наслѣдовалъ отъ своего отца и своихъ предковъ. Это его очень сильно огорчало.
   Однажды къ нему пришелъ мамелюкъ и сказалъ ему:
   -- Государь, у воротъ стоитъ рабыня съ купцомъ; красивѣе ея ничего себѣ представить нельзя.
   -- Приведи ко мнѣ купца и рабыню,-- отвѣчалъ онъ.
   Купецъ и дѣвушка вошли къ нему, и когда онъ увидалъ ее, то былъ пораженъ. Она была закрыта шелковымъ вышитомъ золотомъ изаромъ, и когда купецъ открылъ ее, то все кругомъ озарилось ея красотой, и со лба у нея упало семь прядей волосъ, коснувшихся до полу, какъ хвосты лошади. Глаза у нея были подведены краской, бока у нея были крутые, а талія тонкая. Она была такък хороша, что могла излѣчить больного, утолить жажду умирающаго отъ нея и была, какъ говоритъ поэтъ:
   
   Полна моя душа любовью къ ней:
   Она всесовершенной красотою
   Одарена и совершенна тоже
   Величіемъ и важностью своей.
   Она не высока и не низка,
   Но бедра у нея такъ широки,
   Что слишкомъ узокъ и изаръ для нихъ.
   А станъ ея собою представляетъ
   Средину межъ большимъ и малымъ ростомъ,
   И невозможно порицать ее
   За высоту и за ничтожность роста.
   Волна волосъ спускается до пятъ,
   Какъ ночь безлунная, черны они,
   Но день сіяетъ на ея лицѣ.
   
   Царь пришелъ въ недоумѣніе, увидавъ ее, такъ она была хороша и миловидна и такъ фигура ея была изящна.
   -- О, шейкъ, -- сказалъ о илостыню чужестранцамъ.
   На слѣдующей недѣлѣ она опять взяла съ собой тысячу червонцевъ и, прійдя въ ряды кузнецовъ и золотыхъ дѣлъ мастеровъ, она позвала къ себѣ управляющаго рынкомъ, а, когда онъ пришелъ, она дала ему тысячу червонцевъ и сказала ему:
   -- Раздай ихъ чужестранцамъ.
   На это шейкъ, который и былъ вышеупомянутый шейкъ, сказалъ ей:
   -- Не пойдешь ли ты со мной ко мнѣ въ домъ, чтобы взглянуть на молодого чужестранца и полюбоваться, какой онъ изящный и какой очаровательный? Можетъ-быть, онъ и есть Ганемъ, сынъ Эюба, по прозванію Рабъ любви.
   Шейкъ рынка не зналъ, что это за Ганемъ, и думалъ, что это какой-нибудь бѣднякъ, запутанный въ долгахъ и потерявшій свое состояніе, или возлюбленный, разлученный съ своей подругой. Услыхавъ его предположеніе, она почувствовала, что сердце у нея забилось и любовь вспыхнула съ большей силой.
   -- Пошли со мной кого-нибудь, чтобы проводить меня къ твоему дому,-- сказала она.
   Онъ послалъ съ нею мальчика, который проводилъ ее до дому, гдѣ былъ помѣщенъ чужестранецъ, и она поблагодарила его за это. Она вошла въ домъ и поклонилась женѣ шейка, которая, узнавъ ее, поцѣловала прахъ у ногъ ея. Кутъ-ЭльКулубъ сказала ей:
   -- А гдѣ тотъ больной, что живетъ у васъ въ домѣ?
   -- Вотъ онъ, о, госпожа моя,-- отвѣчала, хозяйка и заплакала,-- онъ изъ порядочной семьи, и видно, что прежде жилъ въ довольствѣ.
   Кутъ-Эль-Кулубъ посмотрѣла на постель въ надеждѣ увидать на ней Ганема, но наружность его такъ измѣнилась и онъ такъ похудѣлъ, что сталъ походить на зубочистку; а потому она не узнала его и не приняла за того, кого искала, но больной показался ей такимъ жалкимъ, что она заплакала я вскричала:
   -- Въ самомъ дѣлѣ, какъ жалки чужестранцы, хотя дома они, можетъ-быть, занимаютъ положеніе эмировъ.
   Она приказала принести ему кушаній, вина и лѣкарствъ и, посидѣвъ у его изголовья, сѣла на мула и отправилась во дворецъ. Такимъ образомъ она ѣздила по всѣмъ рынкамъ и продолжала искать Ганема.
   Вскорѣ послѣ этого старшина рынка привелъ мать Ганема и сестру его Фитнеху и отправился съ ними къ Кутъ-ЭльКулубъ и сказалъ ей:
   -- О, благотворительная госпожа! Къ намъ въ городъ пришли женщина и дѣвушка благороднаго происхожденія, очевидно, жившія прежде въ довольствѣ, но онѣ одѣты въ лохмотья изъ волосяной матеріи; у каждой изъ нихъ на шеѣ виситъ котомка; онѣ плачутъ и горюютъ. Я привелъ ихъ къ тебѣ для того, чтобы ты ихъ пріютила и избавила бы ихъ отъ бѣдствій нищеты, такъ какъ онѣ рождены не для того, чтобы просить подаянія у прохожихъ, и, если Господу будетъ угодно, то мы черезъ нихъ попадемъ въ царствіе небесное.
   -- Клянусь Аллахомъ, о, господинъ мой!-- отвѣчала она,-- ты возбудилъ во мнѣ желаніе пріютить ихъ! Гдѣ онѣ? Прикажи имъ войти.
   Такимъ образомъ Фитнеха и мать ея попали къ Кутъ-Эль Кулубъ, которая, увидавъ ихъ и замѣтивъ, какъ онѣ обѣ красивы, заплакала о нихъ и сказала:
   -- Клянусь Аллахомъ, эти женщины изъ зажиточной семьи, и видно, что онѣ привыкли къ довольству.
   -- О, госпожа моя!-- отвѣчалъ старшина.-- Мы любимъ бѣдныхъ и несчастныхъ ради будущей награды 19) и, вѣроятно, грабители обидѣли этихъ двухъ женщинъ, отняли у нихъ имущество и разорили ихъ дома.
   Обѣ женщины горько заплакали, а когда онѣ вспомнили Ганема, сына Эюба, по прозванію Раба любви, горе ихъ усилилось, и Кутъ Эль-Кулубъ заплакала вмѣстѣ съ ними.
   -- О, Господи,-- вскричала мать Гапема,-- соедини насъ съ тѣмъ, кого мы ищемъ! А ищемъ мы моего сына, Ганема, сына Эюба.
   Услыхавъ эти слова, Кутъ-Эль-Кулубъ поняла, что она видитъ передъ собою мать своего возлюбленнаго и что дѣвушка -- сестра, его. Она плакала до того, что упала въ обморокъ. Придя въ себя, она подошла къ нимъ и сказала имъ:
   -- Вамъ бояться нечего, потому что съ сегодняшняго дня дѣла ваши поправятся и бѣдствія ваши прекратятся; поэтому перестаньте горевать.

   Старшинѣ рынка она приказала взять ихъ къ себѣ въ домъ, попросить жену свою свести ихъ въ баню, одѣть ихъ въ хорошее платье; заботиться о нихъ и обращаться съ ними почтительно. Сказавъ это, она дала ему для нихъ денегъ.
   На слѣдующій день Кутъ-Эль-Кулубъ снова сѣла на мула и поѣхала къ дому шейка рынка, желая посѣтить его жену, которая, вставъ, поцѣловала прахъ у ногъ ея и поблагодарила ее за ея милости. Она увидала, что жена шейка водила мать Ганема и сестру его въ баню и сняла съ нихъ лохмотья; теперь привычки ихъ къ порядочности стали еще замѣтнѣе. Она посидѣла съ ними и поговорила, а потомъ спросила у жены шейка, какъ поживаетъ тотъ больной, что лежитъ у нихъ въ домѣ.
   -- Онъ все въ одинаковомъ положеніи,-- отвѣчала она.
   -- Ну, такъ встань,-- сказала Кутъ-Эль-Кулубъ,-- и проводи насъ къ нему.
   Онѣ встали обѣ, какъ встали и мать Ганема и его сестра, и, придя къ нему, сѣли около него; и когда Ганемъ, сынъ Эюба, по прозванію Рабъ любви, услыхалъ, какъ кто-то упомянулъ имя Кутъ-Эль-Кулубъ, несмотря на свою душевную и тѣлесную слабость, онъ пришелъ въ себя и, поднявъ голову съ подушки, воскликнулъ:
   -- Кутъ-Эль-Кулубъ!
   Она тотчасъ же посмотрѣла на него, узнала его и закричала:
   -- Это я, возлюбленный мой!
   -- Подойди ко мнѣ поближе!-- сказалъ онъ ей.
   -- Такъ ты Ганемъ, сынъ Эюба, по прозванію Рабъ любви?-- спросила она его.
   -- Да, это я,-- отвѣчалъ онъ.
   Услыхавъ это, она упала въ обморокъ, а когда его сестра и мать услыхали ихъ разговоръ, онѣ также воскликнули:
   -- О, радость!
   Затѣмъ онѣ точно такъ же упали въ обморокъ.
   Когда онѣ пришли въ себя, Кутъ-Эль-Кулубъ сказала Ганему:
   -- Слава Господу, соединившему насъ съ тобой и съ твоей матерью и сестрой!
   Подойдя къ нему, она передала ему все, что случилось съ нею и съ калифомъ, прибавивъ:
   -- Я сказала ему: о, царь правовѣрныхъ, я сказала тебѣ всю правду! И онъ повѣрилъ мнѣ, похвалилъ тебя и теперь хочетъ повидать тебя.
   Это извѣстіе очень обрадовало его, и Кутъ-Эль-Кулубъ сказала имъ:
   -- Не уходите отсюда, пока я не вернусь.
   Она поспѣшно встала и. отправилась во дворецъ и, открывъ " сундукъ, который она привезла отъ Гапема, достала нѣсколько червонцевъ, которые отдала шейку рынка, сказавъ ему:
   -- Возьми эти деньги и купи всѣмъ имъ по четыре полныхъ костюма изъ хорошей матеріи, по двадцати платковъ и все, что имъ будетъ нужно.
   Послѣ этого она свела ихъ въ баню, и приказала вымыть лхъ, приготовила имъ варенаго мяса и яблочнаго чая, чтобы они поѣли послѣ бани и одѣлись. Три дня пробыла она съ ними, угощая ихъ дичью и мясомъ и шербетомъ изъ очищеннаго сахара; черезъ три дня они совершенно пришли въ себя, оправились. Послѣ чего она снова отправила ихъ въ баню, и когда они вышли, она перемѣнила имъ одежду и, оставивъ ихъ въ домѣ шейка рынка, отправилась къ калифу и, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, разсказала ему всю исторію, прибавивъ, что Ганемъ, сынъ Эюба, по прозванію Рабъ любви, явился и что его мать и сестра также прибыли. Услыхавъ это отъ Кутъ-Эль-Кулубъ, калифъ сказалъ своимъ евнухамъ:
   -- Приведите ко мнѣ Ганема.
   И Джафаръ отправился за нимъ вмѣстѣ съ евнухами, но Кутъ-Эль-Кулубъ опередила его и, прійдя къ Ганему, сказала ему:
   -- Калифъ прислалъ къ тебѣ, чтобы привести тебя къ нему; постарайся говорить хорошо, краснорѣчиво и не робѣй. Она одѣла его въ великолѣпную одежду и дала золота въ изобиліи, сказавъ ему:
   -- Щедро дари прислугу калифа, когда войдешь во дворецъ.
   Въ эту минуту Джафаръ приблизился къ нему верхомъ на мулѣ, а Ганемъ вышелъ, чтобы встрѣтить его и привѣтствовалъ его молитвой о его долгоденствіи, поцѣловавъ прахъ у ногъ его.
   Планета его благосостоянія появилась, и звѣзда его снова засіяла. Джафаръ взялъ его съ собой, и они прошли во дворецъ царя правовѣрныхъ. Ганемъ, подойдя къ калифу и увидавъ визирей и эмировъ, и царедворцевъ, и другихъ придворныхъ чиновъ и воиновъ, и обладая даромъ слова и умѣньемъ дерзать себя, поникъ головой, и, прикоснувшись ею къ землѣ, онъ взглянулъ на калифа и обратился къ нему съ привѣтствіемъ въ стихахъ. Когда онъ окончилъ это привѣтствіе, калифъ пришелъ въ восторгъ отъ его внѣшности, отъ его краснорѣчія и пріятнаго голоса, и сказалъ ему:
   -- Подойди ко мнѣ поближе.
   Ганемъ подошелъ.
   -- Разскажи мнѣ свою исторію, -- сказалъ ему калифъ,-- и сообщи мнѣ все по истинной правдѣ.
   Ганемъ сѣлъ и разсказалъ калифу отъ начала до конца все, что съ нимъ случилось, и калифъ, увидавъ, что онъ говоритъ правду, подарилъ ему почетную одежду и сказалъ ему:
   -- Сними съ меня всякую отвѣтственность.
   -- О, царь правовѣрныхъ,-- отвѣчалъ ему Ганемъ,-- рабъ и все, что онъ имѣетъ, принадлежитъ своему господину.
   Калифъ остался доволенъ и отдалъ приказаніе отвести Ганему отдѣльный дворецъ, назначилъ ему большое жалованье и передалъ ему мать и сестру. Калифъ, услыхавъ, что сестра его Фитнеха была соблазнительно хороша собой, просилъ ея руки.
   -- Она твоя служанка, а я твой мамелюкъ, -- отвѣчалъ на это Ганемъ.
   Калифъ поблагодарилъ его, далъ ему тысячу червонцевъ 2") и, позвавъ кади и свидѣтелей, заключилъ брачный контрактъ. Какъ онъ, такъ и Канемъ посѣтили своихъ женъ въ одинъ и тотъ же день: калифъ направился къ Фитнехѣ, а Ганемъ, сынъ Эюба, къ Кутъ-Эль-Кулубъ, и на слѣдующее утро калифъ приказалъ, чтобы все случившееся съ Ганемомъ сначала до конца было написано для того, чтобы потомство могло читать и удивляться превратностямъ судьбы и ночью и днемъ полагаться на милость Божію 21).
   

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
Начинается съ половины сто семнадцатой ночи 1) и кончается въ половинѣ сто тридцать седьмой

Исторія Таджъ-Эль-Мулука и султанши Дуніи.

   Въ былыя времена, въ горахъ Испагани, стоялъ городъ, подъ названіемъ Эль-Мединехъ-Яль-Кадра, и въ немъ жилъ царь, называвшійся царемъ Сулейманомъ. Это былъ добрый, благодѣтельный, справедливый и щедрый человѣкъ, великодушнаго и уступчиваго характера; путешественники стекались къ нему со всѣхъ сторонъ, и слава о немъ распространилась по всѣмъ странамъ и областямъ. Онъ долго царствовалъ славно и благополучно, но у него не было ни дѣтей ни ясенъ.
   У него былъ визирь, походившій на него по великодушію и другимъ хорошимъ качествамъ, и случилось такъ, что, позвавъ къ себѣ однажды визиря, онъ сказалъ ему:
   -- О, визирь, сердце мое изныло, терпѣніе лопнуло, и силъ моихъ не хватаетъ, потому что у меня нѣтъ ни жены ни ребенка, что вовсе не годится для царя, царствующаго надъ вельможами и бѣдняками. Они счастливы тѣмъ, что оставляютъ дѣтей и посредствомъ ихъ размножаютъ свое потомство, и пророкъ (да хранитъ и спасетъ его Господь!) сказалъ: "Женитесь между собою и производите потомство для того, чтобы размножаться, такъ какъ въ день страшнаго суда, я буду стоять за ваше преимущество передъ другими народами". Какой же дашь ты мнѣ совѣтъ, о визирь? Скаяси мнѣ, какъ слѣдуетъ поступить?
   Услыхавъ это, визирь заплакалъ и отвѣчалъ:
   -- Я далекъ отъ того, о, царь вѣковъ, чтобы говорить о дѣлѣ, которое можетъ рѣшить только Милосердый. Неужели ты хочешь, чтобы я сгорѣлъ на адскомъ огнѣ, возбудивъ гнѣвъ Всевышняго Царя?
   -- Ну, такъ знай, о, визирь,-- возразилъ ему царь,-- что царь можетъ достать рабыню неизвѣстнаго сословія и происхожденія, но онъ не станетъ разспрашивать ее о прошломъ, а просто отвернется отъ нея и, несмотря на благородную внѣшность и красоту, не возьметъ ее себѣ въ подруги, потому что въ противномъ случаѣ она можетъ родить ему сына, изъ котораго выйдетъ лицемѣръ, тиранъ, кровопійца, который будетъ походить на болотистую почву, произведенія которой никуда не годятся и совершенствоваться не могутъ. Дитя ея можетъ сдѣлаться достойнымъ негодованія Господа, не исполняя Его волю и поступая противъ Его указаній. Я не хочу подвергаться такимъ случайностямъ и взять себѣ. рабыню. Поэтому-то я хочу, чтобы ты просилъ для меня руки одной изъ дочерей царя, извѣстнаго происхожденія и знаменитой по красотѣ. Если ты укажешь мнѣ на дѣвушку хорошаго происхожденія и религіи, изъ дочерей мусульманскихъ царей, то я буду просить ея руки и женюсь на ней, въ присутствіи свидѣтелей, для того, чтобы пріобрѣсти одобреніе Царя вселенной.
   -- Поистинѣ Господь исполняетъ твое желаніе,-- отвѣчалъ визирь,-- и даетъ тебѣ то, что ты просишь!
   -- Какъ такъ?-- спросилъ царь.

   -- Знай же, о, царь, -- отвѣчалъ визирь, -- что, какъ мнѣ говорили, у царя Заръ-Шаха, царствующаго въ странѣ Эль-Ардъ-Эль-Байда, есть дочь такой поразительной красоты, какой не описать словами, и подобной красавицы въ настоящее время другой не существуетъ, такъ какъ она не только лицомъ красива, но и статна, съ черными глазами, длинными волосами, тонкимъ станомъ, широкими бедрами. Подойдя къ человѣку, она очаровываетъ его, а поворачиваясь спиною, она убиваетъ его, отнимая у него сердце. Поэтому-то, о, царь, я думаю, что тебѣ слѣдуетъ послать къ ея отцу толковаго посла, знающаго, опытнаго въ подобныхъ дѣлахъ человѣка, для того, чтобы онъ вѣжливо и прилично могъ просить ея руки у отца ея для тебя, такъ какъ дѣвушки, подобной ей, нѣтъ въ цѣломъ мірѣ. Такимъ образомъ ты будешь наслаждаться ея красотой, и Богъ одобритъ твое поведеніе, разъ что пророкъ, да благословитъ и спасетъ его Господь, сказалъ: исламъ не допускаетъ монашества.
   Это привело царя въ совершенный восторгъ; грудь его поднималась отъ радости, и тревоги и горести отлетѣли отъ него. Обращаясь къ визирю, онъ сказалъ ему:
   -- Знай, о, визирь, что съ такимъ порученіемъ я могу послать только тебя, зная твою замѣчательную мудрость и вѣжливость. Отправляйся поэтому домой и сдѣлай все, что тебѣ надо, и къ завтрашнему дню будь готовъ. Проси отъ моего имени руки той дѣвушки, описаніемъ которой ты заставилъ биться мое сердце, и безъ нея не возвращайся ко мнѣ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ визирь и тотчасъ же отправился домой и приказалъ принести подарки, приличные для царей, заключавшіеся въ драгоцѣнныхъ камняхъ и другихъ рѣдкостяхъ, которые, несмотря на свою высокую цѣнность, легко было перевозить. Кромѣ того, онъ взялъ съ собой арабскихъ коней, Давыдовыхъ кольчугъ 2) и такихъ роскошныхъ ящиковъ, какіе только можно себѣ представить. Все это было нагружено на муловъ и верблюдовъ, и визирь выѣхалъ въ сопровожденіи сотни мамелюковъ, сотни черныхъ рабовъ и сотни рабынь съ флагами и знаменами, развѣвавшимися надъ его головой. Царь приказалъ ему вернуться какъ можно скорѣе, а послѣ его отъѣзда онъ возгорѣлся желаніемъ и любовью къ султаншѣ, думая о ней и день и ночь. Между тѣмъ визирь, не останавливаясь ни днемъ ни ночью, ѣхалъ черезъ пустыни и степи, пока между нимъ и городомъ -- цѣлью его странствованій, не осталось одного дня пути; тогда онъ остановился на берегу рѣки и, позвавъ къ себѣ одного изъ своихъ высшихъ сановниковъ, приказалъ ему поспѣшно отправиться къ царю Зару-Шаху и извѣстить его о своемъ прибытіи.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ сановникъ и поспѣшно отправился въ городъ.
   Когда онъ подъѣзжалъ къ городу, случилось такъ, что у городскихъ воротъ сидѣлъ самъ царь Заръ-Шахъ, отдыхая на одной изъ площадокъ. Онъ тотчасъ же замѣтилъ, что въ городъ направлялся чужестранецъ, и подозвалъ его къ себѣ. Отъ этого нарочнаго царь узналъ о приближеніи визиря верховнаго царя, Сулеймана-Шаха, владѣтеля Эль-Мединехъ-Яль. Кадра и горъ Испагани; Заръ-Шахъ очень обрадовался и привѣтствовалъ нарочнаго и, пригласивъ его къ себѣ во дворецъ, сказалъ ему:
   -- Гдѣ ты оставилъ визиря?
   -- Я оставилъ его утромъ на берегу рѣки; завтра онъ прибудетъ сюда и посѣтитъ тебя, да будетъ надъ тобою милость Божія, и да хранитъ Господь твоихъ близкихъ!
   Заръ-Шахъ приказалъ своему визирю взять съ собою сановниковъ, воиновъ, царедворцевъ и, въ честь царя Сулейманъ-Шаха, владѣнія котораго проходили по его странѣ, выѣхать навстрѣчу его визирю.
   Между тѣмъ визирь Сулейманъ-Шаха пробылъ на мѣстѣ своей остановки до полуночи и затѣмъ двинулся къ городу; и когда стало свѣтать, и выкатившееся солнце озарило холмы и долины, визирь царя Зара-Шаха съ громадной свитой выѣхалъ къ нему навстрѣчу и присоединился къ нему за нѣсколько миль отъ города. Такимъ образомъ визирь Сулеймана-Шаха не сомнѣвался, что посольство его будетъ имѣть успѣхъ, и привѣтствовалъ лицъ, выѣхавшихъ къ нему навстрѣчу, а визирь Шаха проводилъ его до дворца царя и прошелъ передъ нимъ въ сѣдьмыя сѣни. Въ это мѣсто никто не въѣзжалъ на лошади, потому что оно было слишкомъ близко къ царю, но, тѣмъ не менѣе, визирь только тутъ сошелъ съ лошади и отсюда уже прошелъ пѣшкомъ въ высокій залъ, въ крайнемъ концѣ котораго стояло бѣлое алебастровое ложе, отдѣланное драгоцѣнными камнями и жемчугомъ, съ слоновыми клыками вмѣсто ножекъ. На этомъ ложѣ лежалъ матрацъ, покрытый зеленымъ атласомъ, вышитымъ золотомъ, а надъ нимъ возвышался балдахинъ, отдѣланный жемчугомъ и брилліантами. На этомъ мѣстѣ сидѣлъ царь Заръ-Шахъ, окруженный своими царедворцами. Визирь подошелъ къ нему, остановился передъ нимъ, и, собравшись съ духомъ, далъ волю своему языку, и, съ обычнымъ умѣніемъ визирей говорить краснорѣчиво, онъ обратился къ царю и любезно продекламировалъ цѣлый рядъ привѣтственныхъ стиховъ. По окончаніи ихъ, царь подозвалъ его къ себѣ поближе, почтительно обошелся съ нимъ, посадилъ его около себя, улыбнулся ему прямо въ лицо и удостоилъ его милостиваго отвѣта. Послѣ этого прислужники принесли въ эту залу столъ, и они поѣли, пока не насытились, а затѣмъ столъ вынесли, и всѣ вышли изъ залы за исключеніемъ главныхъ сановниковъ. Визирь, увидавъ, что всѣ вышли изъ залы, всталъ на ноги и, поклонившись дарю, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и сказалъ:
   -- О, великій царь и славный государь, я пріѣхалъ къ тебѣ и явился сюда по дѣлу, которое принесетъ, миръ, благоденствіе и счастье, и именно вотъ по какому: я прибылъ къ тебѣ, какъ посолъ, просить руки твоей дочери, извѣстной своимъ происхожденіемъ и красотой, отъ имени царя Сулеймана-Шаха, одареннаго добродѣтелями справедливости и милосердія, царя Эль-Мединехъ-Яль-Кадра и горъ Иснагани; онъ прислалъ тебѣ много подарковъ и множество рѣдкостей въ знакъ желанія своего войти съ тобой въ союзъ. Желаешь ли ты заключить съ нимъ союзъ?
   Онъ замолчалъ въ ожиданіи отвѣта; и когда царь Зарѣшахъ услыхалъ эти слова, онъ всталъ и скромно поцѣловалъ прахъ, всѣ присутствующіе удивились покорности ихъ царя передъ посломъ и стояли въ недоумѣніи. Царь высказалъ восхваленіе тому, кто всеславенъ и всемилостивъ, и все еще стоя, сказалъ:
   -- О, всеславный визирь знаменитаго государя, выслушай, что я скажу тебѣ: мы находимся подъ властью царя Сулеймана-Шаха, считаемся въ числѣ его подданныхъ и осчастливлены его вниманіемъ: мы цѣнимъ его милость и отвѣчаемъ, что дочь моя -- его служанка. Я желаю болѣе всего на свѣтѣ, чтобы онъ явился для меня поддержкой и покровительствовалъ бы мнѣ.
   Онъ призвалъ кади и свидѣтелей, и они написали документъ., что царь Сулейманъ-Шахъ прислалъ своего визиря, чтобы заключить бракъ, и царь Заръ-Шахъ съ радостью далъ свое согласіе на бракъ своей дочери. Такимъ образомъ брачный контрактъ былъ заключенъ, и кади вмѣстѣ съ свидѣтелями помолились за., счастіе и благоденствіе обѣихъ сторонъ; послѣ чего визирь всталъ и, доставъ дары и драгоцѣнныя рѣдкости и все, что онъ привезъ, поднесъ ихъ царю Заръ-Шаху.
   Царь послѣ этого занялся приданымъ для своей дочери и сталъ устраивать празднества въ честь визиря. На пирахъ своихъ онъ угощалъ и знатныхъ и простыхъ людей въ продолженіе двухъ мѣсяцевъ, не жалѣя ничего, что могло бы веселить сердце и глазъ 3). И когда все, что нужно для невѣсты, было окончено, царь приказалъ отправить прежде всего палатки, и онѣ были раскинуты за городомъ. Куски матерій были уложены въ сундуки, и рабыни гречанки и турчанки собрались въ путь. Дарь снабдилъ невѣсту драгоцѣнностями и дорогими брилліантами и сдѣлалъ для нея носилки 4) изъ червоннаго золота, осыпаннаго жемчугомъ и брилліантами. Носилки походили на маленькую комнату, а сидѣвшая въ нихъ -- на гурію, подъ балдахиномъ, напоминавшимъ одну изъ бесѣдокъ рая. Вещи и драгоцѣнности были уложены и нагружены на муловъ и верблюдовъ; самъ царь Заръ-Шахъ проводилъ ихъ за три мили, и затѣмъ, простившись съ своей дочерью, визиремъ и его свитой, весело и благополучно вернулся домой.
   Визирь отправился съ дочерью царя далѣе, и они, слѣдуя пустыннымъ путемъ, ѣхали и день и ночь, не останавливаясь, пока между ними и городомъ -- цѣлью ихъ поѣздки, не осталось всего разстоянія на три дня пути.
   Тутъ визирь послалъ гонца царю Сулейману-Шаху, чтобы увѣдомить его о приближеніи невѣсты. Царь такъ обрадовался, что даровалъ гонцу почетную одежду и приказалъ войскамъ своимъ двинуться торжественнымъ маршемъ навстрѣчу невѣстѣ и ея почетной свитѣ, одѣться въ парадныя одежды и распустить знамена. Приказаніе его было исполнено, и, кромѣ того, глашатай провозгласилъ по всему городу, чтобы всѣ дѣвушки, женщины и старухи непремѣнно двинулись навстрѣчу невѣстѣ. Такимъ образомъ встрѣчать невѣсту вышелъ весь городъ. Было рѣшено, что ночью ее привезутъ во дворецъ царя, и главные сановники двора распорядились, чтобы всѣ улицы были украшены, и по нимъ стояли бы евнухи и рабыни, между которыми она должна была пройти въ платьѣ, подаренномъ ей ея отцомъ. Войска при ея приближеніи окружили ее и выстроились по обѣимъ сторонамъ, а носилки съ нею несли до самаго дворца; во всемъ городѣ не было человѣка, который не выбѣжалъ бы посмотрѣть на нее. Барабаны били, копья поднимались вверхъ, трубы трубили, духи распространяли кругомъ пріятный запахъ, знамена развевались, а лошади гарцовали, пока не подъѣхали къ воротамъ дворца. Пажи на рукахъ несли носилки къ самымъ дверямъ гарема. Дворецъ, при яркомъ освѣщеніи, такъ и сіялъ своимъ великолѣпіемъ, а стѣны его сверкали блестящими украшеніями. Евнухи отворили двери во внутренніе покои и стояли у входа въ нихъ. Невѣста вышла среди своихъ рабынь, сіяя своей красотой, какъ луна среди звѣздъ, какъ крупная жемчужина среди мелкаго жемчуга. Она вошла въ комнату, гдѣ для нея было поставлено алебастровое ложе, украшенное брилліантами и жемчугомъ. Она сѣла на это ложе, и царь явился посѣтить ее, и Господь вселилъ въ душу его любовь къ ней, такъ что вся его тревога и безпокойство кончились.

   Онъ пробылъ съ нею цѣлый мѣсяцъ, послѣ чего вышелъ изъ гарема и, сѣвъ на тронъ, сталъ чинить судъ и расправу надъ своими подданными, и спустя девять мѣсяцевъ съ утренней зарей жена подарила ему мальчика самой благопріятной наружности. Царь, услыхавъ объ этомъ, страшно обрадовался и подарилъ крупную сумму денегъ тому, кто первый принесъ ему это извѣстіе. Несказанно довольный и счастливый, онъ отправился къ своему ребенку и поцѣловалъ его въ переносицу, дивясь его необычайной красотѣ. Повитухи взяли ребенка, выкрасили ему черной краской рѣсницы и назвали его Таджъ-Эль-Мулукомъ-Караномъ. Таджъ-Эль-Мулукъ воспитывался въ правилахъ снисходительности, въ роскоши и нѣгѣ проходили его дни и годы, и онъ достигнулъ семилѣтняго возраста. Тогда царь Сулейманъ-Шахъ пригласилъ ученыхъ и знающихъ людей и приказалъ имъ учить своего сына, письму, искусствамъ и литературѣ, и они въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ учили его, пока онъ не выучился всему, чему надо, а когда онъ познакомился со всѣмъ, что нужно знать царю, отецъ позволилъ ему прекратить занятія и нанялъ ему учителя верховой ѣзды, который училъ его до четырнадцатилѣтняго возраста.
   Куда бъ юноша ни отправлялся по своимъ дѣламъ, всюду люди поражались его красотой; сочиняли въ честь его стихи, и даже добродѣтельныя женщины влюблялись въ него, вслѣдствіе его поразительной красоты. Когда ему минуло восемнадцать лѣтъ, на родинкѣ его появился сѣрый пушокъ, какъ появилась на розовой щекѣ еще другая родинка, прибавившая ему новую привлекательность. Онъ сталъ еще красивѣе, когда возмужалъ. У него появились товарищи и друзья, и каждый изъ нихъ желалъ, чтобы Таджъ-Эль-Мулукъ сдѣлался султаномъ послѣ смерти своего отца и сдѣлалъ бы его своимъ эмиромъ.
   Таджъ-Эль-Мулукъ страшно пристрастился къ охотѣ и часа не хотѣлъ прожить безъ нея. Царь, его отецъ, хотѣлъ запретить ему охотиться, боясь опасности отъ пустыни и дикихъ звѣрей; но онъ и слышать не хотѣлъ его предупрежденій.
   Однажды онъ приказалъ слугамъ своимъ взять продовольствія на десять дней. Слуги исполнили его приказаніе, и когда онъ уѣхалъ съ товарищами на охоту, то они дня четыре ѣхали по пустынѣ, пока не достигнули лѣсочка со множествомъ хищныхъ звѣрей, съ деревьями, полными зрѣлыхъ плодовъ и съ журчащими ручейками. Тогда онъ сказалъ своей свитѣ:
   -- Разставьте здѣсь сѣти и станьте широкимъ кругомъ, а сойдемся мы на срединѣ въ такомъ-то мѣстѣ.
   Приказаніе его исполнили; прислуга разставила сѣти, стала большимъ кругомъ и загнала огромное количество различныхъ звѣрей и ланей. Звѣрей было до такой степени много, что они бросались прямо на лошадей. А онъ науськивалъ на нихъ собакъ, рысей6) и соколовъ. Охотники стрѣляли въ хищныхъ звѣрей стрѣлами, цѣлясь въ самыя нѣжныя мѣста и, попадая въ цѣль, убивали множество штукъ, остальные же разбѣгались. Таджъ-Эль-Мулукъ остановился у ручейка, приказавъ принести къ себѣ всю дичь, которую онъ тутъ же и раздѣлилъ; лучшую часть дичи онъ отдѣлилъ для отца и тотчасъ же отправилъ ее къ нему, а остальное раздѣлилъ между своими спутниками и придворными.
   Ночь они провели въ этомъ лѣсочкѣ, а утромъ къ нимъ подошелъ большой караванъ, состоявшій изъ черныхъ рабовъ, слугъ и купцовъ. Караванъ остановился въ зеленомъ лѣсочкѣ у ручья, когда Таджъ-Эль-Мулукъ увидалъ его, то оказалъ одному изъ своихъ приближенныхъ:
   -- Узнай у этихъ людей, зачѣмъ они остановились въ этомъ мѣстѣ.
   Посланный подошелъ къ каравану и спросилъ:
   -- Сообщите намъ, кто вы такіе? Отвѣтъ дайте поскорѣе, такъ какъ онъ нуженъ Таджъ-Эль-Мулуку, сыну даря Сулейманъ-Шаха.
   -- Мы -- купцы, -- отвѣчали они.-- Такъ какъ слѣдующая остановка далеко отсюда, то мы и остановились въ этомъ мѣстѣ, потому что хотимъ спокойно отдохнуть подъ покровительствомъ даря Сулеймана-Шаха. Мы знаемъ, что каждый человѣкъ, находящійся въ его владѣніяхъ, пользуется полной безопасностью, а намъ это необходимо, потому что мы веземъ дорогія ткани для сына его Таджъ-Эль-Мулука.
   Посланный вернулся къ сыну царя и сообщилъ ему то, что услышалъ отъ купцовъ; на это сынъ царя сказалъ:
   -- Если у нихъ есть что-либо привезенное для меня, то я не вернусь въ городъ и не тронусь съ этого мѣста, пока не посмотрю ихъ товары.
   Послѣ этого онъ вскочилъ на коня и въ сопровожденіи своихъ мамелюковъ поѣхалъ къ каравану. Купцы встали, чтобы привѣтствовать его, и прочли молитву о небесной помощи и милости, которую они призывали на него. Для него была раскинута красная шелковая палатка, вышитая жемчугомъ и брилліантами, надъ шелковымъ, чисто царскимъ ковромъ, крайній конецъ котораго былъ украшенъ изумрудами. Таджъ-ЭльМулукъ сѣлъ, а мамелюки стали кругомъ него, и къ купцамъ тотчасъ же было послано приказаніе принести на показъ всѣ товары, имѣвшіеся съ ними. Такимъ образомъ товары были принесены и разложены передъ нимъ, и онъ, выбравъ то, что ему нравилось, далъ требуемую цѣну.
   Послѣ этого онъ сѣлъ на лошадь и хотѣлъ уже уѣхать, какъ, окинувъ взоромъ караванъ, онъ увидалъ молодого человѣка, привлекательнаго вида, одѣтаго очень чисто и изящно, съ высокимъ яснымъ челомъ. Юноша казался печальнымъ, и лицо его было блѣдно, очевидно, вслѣдствіе разлуки съ предметомъ его любви. Онъ былъ чѣмъ-то сильно огорченъ, и со слезами, струившимися по лицу его, говорилъ слѣдующіе стихи;
   
   Долга разлука наша безконечно,
   И страхъ меня терзаетъ и тревога,
   И слезы изъ очей моихъ бѣгутъ.
   Сказалъ "прости" я сердцу моему
   Въ день моего отъѣзда изъ отчизны.
   Теперь я въ одиночествѣ живу,
   Лишившійся и сердца и надежды.
   Мой другъ, побудь со мною, такъ какъ я
   Навѣкъ простился съ той, которой голосъ
   Болѣзнь мою и слабость исцѣлилъ бы.
   
   Сказавъ это, онъ поплакалъ и затѣмъ упалъ въ обморокъ, въ то время какъ Таджъ-Эль-Мулукъ смотрѣлъ на него и дивился. Очнувшись, онъ въ недоумѣніи осмотрѣлся и снова началъ говорить стихи, начинавшіеся такимъ образомъ:
   
   Бѣги ты глазъ чарующихъ ея,
   Нѣтъ никому спасенія отъ страсти,
   Кто только взглядъ ея случайно встрѣтитъ.
   
   Послѣ этого онъ тяжело вздохнулъ и во второй разъ упалъ въ обморокъ. Царевичъ, увидавъ его въ этомъ положеніи, былъ совершенно пораженъ и подошелъ къ нему. Молодой человѣкъ, придя въ себя, увидалъ стоявшаго подлѣ себя царевича, вслѣдствіе чего онъ всталъ и поцѣловалъ прахъ у ногъ его.
   -- Почему ты не показалъ намъ твоихъ товаровъ?-- спросилъ его Таджъ-Эль-Мулукъ.
   -- О, государь,-- отвѣчалъ онъ,-- у меня нѣтъ достойныхъ твоего высочества товаровъ.
   -- Все-таки,-- сказалъ ему царевичъ,-- ты непремѣнно долженъ показать мнѣ все, что у тебя есть. Разскажи мнѣ, что съ тобой случилось, такъ какъ я вижу, что глаза твои полны слезъ, а сердце тоскуетъ; и если ты чѣмъ-нибудь огорченъ, то мы постараемся смягчить твое горе; если тебя тревожатъ долги, то долги эти мы уплатимъ. Съ тѣхъ поръ, какъ я увидалъ тебя, сердце мое болитъ о тебѣ.
   Таджъ-Эль-Мулукъ приказалъ поставить стулъ и ему поставили стулъ изъ чернаго дерева и слоновой кости, отдѣланный золотомъ и шелкомъ, и разостлали шелковый коверъ. Царевичъ сѣлъ на стулъ и, приказавъ молодому человѣку сѣсть на коверъ, сказалъ ему:
   -- Ну, раскладывай свои товары.
   -- О, государь, -- отвѣчалъ молодой человѣкъ, -- не требуй того, потому что товары мои не достойны тебя.
   Но Таджъ-Эль-Мулукъ сказалъ ему:
   -- Раскладывай!
   И приказалъ пажамъ своимъ принести тюки, которые тотчасъ же и были принесены, а молодой человѣкъ, увидавъ ихъ, не могъ удержаться отъ слезъ и началъ рыдать и вздыхать. Затѣмъ, снова прочитавъ нѣсколько стиховъ, онъ развернулъ тюки и разложилъ передъ царевичемъ свои товары, кусокъ за кускомъ, вынувъ предварительно изъ нихъ кусокъ атласа, затканнаго золотомъ, цѣною въ двѣ тысячи червонцевъ. Когда онъ его развернулъ, изъ него вывалился кусочекъ полотна, который молодой человѣкъ быстро схватилъ и положилъ йодлѣ себя. Онъ растерялся и проговорилъ смущенно:
   
   Когда же принесешь ты исцѣленье
   Душѣ моей измученной, когда?
   Созвѣздіе Плеяды не такъ далеко,
   Какъ отъ меня теперь ты далека.
   
   Таджъ-Эль-Мулука сильно поразили эти слова, причина которыхъ ему была неизвѣстна, и когда молодой человѣкъ, вынувъ полотно, положилъ его около себя, царевичъ сказалъ ему:
   -- Что это за полотно?
   -- О, государь,-- отвѣчалъ онъ,-- это не можетъ интересовать тебя.
   -- Покажи его мнѣ,-- сказалъ на это царевичъ.
   -- О, государь мой,-- возразилъ молодой человѣкъ,-- вѣдь я отказывался показать тебѣ свои товары только изъ-за этого полотна, которое я не могу показать тебѣ.
   Таджъ-Эль-Мулукъ настаивалъ, сказавъ: "Я хочу видѣть его", и даже разсердился.
   Молодой человѣкъ досталъ изъ-подъ колѣна полотно и сталъ плакать, стонать и рыдать.
   -- Судя по твоему поведенію,-- сказалъ ему царевичъ,-- я вижу, что ты разстроенъ, а потому разскажи мнѣ, о чемъ ты плачешь и почему дорожишь этимъ полотномъ.
   Молодой человѣкъ при упоминаніи о значеніи для него этого полотна снова сталъ вздыхать и сказалъ:
   -- О, государь мой, исторія моя удивительна, и судьба моя имѣетъ отношеніе къ этому кусочку полотна и къ той, которой онъ принадлежалъ, а также къ той, что вышила эти фигуры и эмблемы.
   Онъ развернулъ кусочекъ полотна и показалъ изображеніе лани, вышитой шелкомъ и окаймленной золотомъ, насупротивъ этой лани стояла другая лань, вышитая серебромъ, на спинѣ у нея было кольцо червоннаго золота и три казабеха 6) изъ хризолита. Царевичъ, увидавъ эту вещь и разсмотрѣвъ, какъ искусно была сдѣлана ея вышивка, вскричалъ:
   -- Да прославится совершенство Господа, давшаго человѣку возможность выучиться тому, чего онъ прежде не зналъ!
   Онъ страстно захотѣлъ услыхать исторію молодого человѣка и сказалъ ему:
   -- Ну, разскажи мнѣ исторію какъ твою, такъ и той, кому принадлежали эти лани.
   Вслѣдствіе этого, молодой человѣкъ началъ такъ:
   

Исторія Азиза и Азизехъ.

   Знай, о, государь, что отецъ мой былъ крупный купецъ; дѣтей у него, кромѣ меня, никого не было. У меня была двоюродная сестра, дочь моего дяди, съ которой я воспитывался въ домѣ моего отца, такъ какъ ея отецъ умеръ, но передъ смертью онъ условился съ моимъ отцомъ выдать дочь свою за меня. Такимъ образомъ, когда мы съ нею и выросли, насъ не разлучали. Отецъ мой обратился къ моей матери и сказалъ ей:
   -- Въ нынѣшнемъ году намъ надо заключить брачное условіе между Азизомъ и Азизехъ.
   Сговорившись съ матерью, онъ сталъ готовиться къ пиршествамъ.
   Все это дѣлалось, когда мы жили съ сестрой безъ всякаго стѣсненія и ничего не подозрѣвая. Но она была умнѣе и опытнѣе меня. И когда отецъ мой приготовилъ все къ празднествамъ, и оставалось только заключить условіе моего брака съ двоюродной сестрой, отецъ предложилъ назначить свадьбу послѣ пятничныхъ молитвъ. Онъ пошелъ къ своимъ пріятелямъ-купцамъ и къ другимъ знакомымъ и сообщилъ имъ о своемъ намѣреніи. Къ назначенному дню пріемная комната была вымыта для гостей, мраморный полъ былъ вычищенъ, ковры разостланы, и весь домъ былъ убранъ какъ слѣдуетъ, и стѣны завѣшаны тканями, сотканными съ золотомъ. Гости должны были собраться въ пятницу послѣ молитвы. Отецъ мой пошелъ и заказалъ сладкихъ кушаній и лакомствъ; оставалось только заключить условіе. Мать моя отправила меня въ баню и послала мнѣ туда платье въ высшей степени богатое. Выйдя изъ бани, я надѣлъ новую одежду, сильно надушенную, и въ то время, какъ я ее надѣвалъ, кругомъ меня распространился чудный запахъ.

   Теперь мнѣ слѣдовало отправиться въ мечеть; но, вспомнивъ объ одномъ своемъ пріятелѣ, я вернулся поискать его и просить его присутствовать на церемоніи подписанія условія, думая: "Я займусь этимъ, пока не наступило время молитвъ". Для этого я вошелъ въ переулокъ, въ которомъ еще никогда не бывалъ до тѣхъ поръ. Отъ бани и отъ новой одежды меня прошибъ потъ, вслѣдствіе этого запахъ духовъ распространился отъ меня еще сильнѣе. Дойдя до конца переулка, я сѣлъ тамъ на скамейку, положивъ подъ себя бывшій со мной вышитый платокъ. Жаръ былъ нестерпимый; со лба моего капали капли пота, но я не могъ стереть его, потому что платокъ лежалъ подо мною. Только что собирался я вытереть лицо полою своего фараджееха, какъ вдругъ сверху ко мнѣ упалъ бѣлый платокъ. Платокъ этотъ былъ легче вѣтерка, и человѣку взглянуть на него было пріятнѣе, чѣмъ больному почувствовать облегченіе. Я взялъ его и поднялъ голову, чтобы посмотрѣть, откуда онъ упалъ. Глаза мои встрѣтились съ глазами женщины, которой принадлежали эти лани: она выглядывала въ окно съ мѣдной рамой. Такой красивой женщины я никогда не видывалъ: красота ея была неподдающаяся никакому описанію. Увидавъ, что я смотрю на нее, она приложила палецъ къ губамъ и, соединивъ средній палецъ съ большимъ, приложила ихъ къ своей груди. Послѣ этого она отодвинулась отъ окна и закрыла его. Въ сердце мое упала искра и разгорѣлась пламенемъ. Образъ ея вызвалъ у меня тысячу вздоховъ, и я пришелъ въ полнѣйшее смущеніе, ничего не слыша, отъ нея и не понимая того, что она подразумѣвала подъ своими знаками. Взглянувъ снова на окно, я увидалъ, что оно закрыто, и сталъ ждать солнечнаго заката, но ничего не услышалъ и никого не видѣлъ. Не надѣясь болѣе увидѣть ее, я всталъ съ своего мѣста и взялъ съ собою платокъ. Развернувъ его, я почувствовалъ запахъ мускуса; запахъ этотъ такъ очаровалъ меня, что, казалось, я находился въ раю. Когда я совершенно развернулъ платокъ, то изъ него выпала тонкая бумажка, также сильно надушенная роскошными духами, и съ написанными на ней слѣдующими стихами:
   
   Ему письмо послала я сегодня,
   Въ немъ жаловалась я на муки страсти,
   Которая въ моемъ бушуетъ сердцѣ.
   И почеркъ мой не ясенъ былъ и мелокъ:
   Вѣдь почерки различные бываютъ.
   Поэтому возлюбленный мой молвилъ:
   "Но почему твой почеркъ такъ неясенъ
   И мелокъ такъ, что виденъ лишь съ трудомъ?"
   Я отвѣчала: "Это потому,
   Что ослабѣла я и исхудала:
   Таковъ и долженъ быть влюбленныхъ почеркъ".
   
   Послѣ этого я взглянулъ на платокъ и увидалъ, какъ онъ хорошъ, и прочелъ любовное стихотвореніе на одномъ изъ его концовъ 7), и точно такое же стихотвореніе на другомъ концѣ.
   Прочитавъ стихи на платкѣ, я почувствовалъ, что въ сердцѣ у меня запылала любовь, и желаніе мое и смущеніе усилились; взявъ платокъ и бумажку, я отправился съ ними домой, не зная, какимъ образомъ добиться исполненія своихъ желаній, и какъ поступать по отношенію къ своей любви. Домой я пришелъ уже въ половинѣ ночи и засталъ сестру свою въ слезахъ, но, увидавъ меня, она тотчасъ же вытерла глаза и, подойдя ко мнѣ, сняла съ меня верхнее платье и спросила о причинѣ моего отсутствія. Она разсказала мнѣ, что въ домъ къ намъ собрались гости: эмиры, вельможи, купцы и другіе, что приходилъ кади со свидѣтелями и, пообѣдавъ, всѣ сидѣли въ ожиданіи меня, чтобы заключить. брачное условіе, а когда убѣдились, что меня не дождутся, они откланялись и пошли по домамъ.
   -- Отецъ твой,-- сказала она,-- страшно на это разсердился и поклялся, что не обвѣнчаетъ насъ раньше, какъ чрезъ годъ, такъ какъ затратилъ на сегодняшній день крупную сумму денегъ. Что такое случилось съ тобой сегодня,-- прибавила она,-- что могло задержать тебя до сихъ поръ? И что за причина твоего отсутствія?
   -- Я объяснилъ ей, что со мной случилось, и показалъ ей платокъ, разсказавъ ей все съ начала до конца. Она взяла записку и платокъ и прочла все, что было написано; слезы полились у нея по щекамъ, и она спросила у меня:
   -- Что она тебѣ говорила и какіе дѣлала тебѣ знаки?
   -- Она слова не сказала,-- отвѣчалъ я,-- но только приложила палецъ къ губамъ и затѣмъ, сложивъ средній палецъ съ большимъ, приложила ихъ къ груди, потомъ указала на землю и послѣ того она отодвинулась и закрыла окно, и болѣе я уже не видалъ ея. Она унесла съ собой мое сердце, я сидѣлъ до заката солнца и ждалъ, не выглянетъ ли она еще изъ окна, но она не показывалась; не надѣясь болѣе увидѣть ее, я всталъ и ушелъ. Вотъ и вся моя исторія; я прошу тебя помочь мнѣ въ этомъ случаѣ.
   Выслушавъ меня, она подняла голову и сказала:
   -- О, сынъ моего дяди, если бы ты потребовалъ моего глаза, то я вырвала бы его и подала тебѣ. Я считаю своимъ долгомъ помочь тебѣ въ исполненіи твоего желанія, какъ желаю помочь и ей, такъ какъ она любить тебя такъ же, какъ и ты любишь ее.
   -- Какъ же объясняешь ты знаки, которые она подала мнѣ?
   -- Приложивъ палецъ ко рту,-- отвѣчала сестра,-- она хотѣла сказать, что любитъ тебя, какъ свою душу, и что жаждетъ соединиться съ тобой; что же касается до платка, то онъ служить знакомъ привѣтствія влюбленной предмету своей страсти; записка же доказываетъ, что душа ея плѣнена тобою; приложивъ пальцы къ груди, она говорила тебѣ: чрезъ два дня приходи сюда, для того, чтобы тоска моя разлетѣлась при видѣ тебя 8). Знай же, сынъ моего дяди, что она любить тебя и уповаетъ на тебя. Вотъ какъ объясняю я ея знаки, и если бы я могла выходить и дѣйствовать самостоятельно, то я очень скоро соединила бы васъ и прикрыла бы васъ своей одеждой.
   -- Услыхавъ то, что она говорила мнѣ,-- продолжалъ молодой человѣкъ,-- я поблагодарилъ ее за то, что она сказала мнѣ, и подумалъ, что буду ждать два дня. Два дня просидѣлъ я дома никуда не выходя, ничего не ѣлъ и не пилъ. Я положилъ голову на грудь своей двоюродной сестры, и она утѣшала меня своимъ разговоромъ и говорила мнѣ:
   -- Развеселись и успокойся, а въ назначенный день, одѣвшись, или къ ней.
   Она встала, одѣла меня и вспрыснула духами. Я же, собравшись съ духомъ и съ силами, пошелъ и, войдя въ переулокъ, сѣлъ на скамейку; послѣ, чего вскорѣ отворилось окно. Взглянувъ наверхъ и увидавъ дѣвицу, я упалъ въ обморокъ; затѣмъ, очнувшись ті собравшись съ духомъ, я второй разъ посмотрѣлъ на нее и снова лишился чувствъ. Прійдя же въ себя, я увидалъ у нея въ рукахъ зеркало и красный платокъ. Замѣтивъ меня, она засучила рукава, а открывъ всѣ пять пальцевъ, ударила ими и ладонью себя по груди; затѣмъ она подняла руки и убрала сначала зеркало, и потомъ взяла красный платокъ и ушла съ нимъ Она вскорѣ вернулась и опустила его три раза изъ окошка, навертывая его на руку и помахивая имъ и повертывая кругомъ головы; затѣмъ она втянула его въ комнату, заперла окно и ушла, не сказавъ ни слова, оставивъ меня въ совершенномъ недоумѣніи и непониманіи, на что она намекаетъ. Я просидѣлъ тамъ до ночи и въ полночь вернулся домой.
   Двоюродную сестру свою я засталъ сидѣвшей, опершись щекою на руку, и со слезами, бѣжавшими по щекамъ. Увидавъ это, я встревожился и огорчился и упалъ въ другомъ углѣ комнаты. Но она вскочила, подняла меня и, снявъ съ меня верхнюю одежду, рукавомъ своимъ вытерла мнѣ лицо и спросила, что со мной случилось. Я разсказалъ ей обо всемъ, что дѣлала дѣвушка; на что она сказала мнѣ:
   -- О, сынъ моего дяди, ея знакъ пятью пальцами и рукою я могу объяснить тебѣ такъ: приходи сюда чрезъ пять дней; что же касается до зеркала и того, что она высунула голову въ окошко и вертѣла краснымъ платкомъ 9), то это означаетъ: сядь у лавки красильщика и жди, пока не придетъ мой посланный.
   Услыхавъ ея слова, я почувствовалъ, какъ огонь вспыхнулъ у меня въ сердцѣ, и я отвѣчалъ ей:
   -- Клянусь Аллахомъ, о, дочь моего дяди, ты вѣрно передаешь значеніе ея знаковъ, такъ какъ въ этомъ же переулкѣ я видѣлъ еврейскую красильную лавку.
   Я заплакалъ, а сестра сказала мнѣ:
   -- Будь же твердъ и рѣшителенъ; вѣдь другіе цѣлые года мучатся любовью и довольствуются только однимъ своимъ чувствомъ, а тебѣ надо потерпѣть только недѣлю. Не погибнешь же ты отъ нетерпѣнія.
   Она продолжала утѣшать меня своими разговорами и принесла мнѣ поѣсть. Я взялъ кусочекъ и хотѣлъ съѣсть, но не могъ. Я отказался отъ питья и ѣды и отъ сладости сна; лицо у меня поблѣднѣло, и я сильно измѣнился, такъ какъ я до сихъ поръ не зналъ, что значитъ любовь, и не испытывалъ сильныхъ страстей. Я сталъ совсѣмъ боленъ, и сестра моя, глядя на меня, тоже заболѣла. Она разсказывала мнѣ о страданіяхъ влюбленныхъ для того, чтобы придать мнѣ бодрости и усыпить меня. Когда я просыпался, то находилъ ее бодрствующей и со слезами на глазахъ. Такъ провелъ я данный мнѣ срокъ въ пять дней, когда сестра моя нагрѣла мнѣ воды, вымыла меня, одѣла и сказала:
   -- Иди къ ней, и да исполнитъ Аллахъ твое желаніе и даруетъ тебѣ счастье съ твоей возлюбленной.
   Такимъ образомъ я вышелъ изъ дома и прошелъ въ переулокъ, а такъ какъ это была суббота, то лавка красильщика была закрыта, и я просидѣлъ около нея до послѣполуденныхъ молитвъ. Солнце пожелтѣло; по городу раздался призывъ къ вечернимъ молитвамъ. Наконецъ наступила ночь, но я не видалъ ея, не слышалъ ея голоса и не получилъ никакого посланія. Я испугался за себя, сидя тутъ въ одиночествѣ, и, вставъ, пошелъ, какъ пьяный, и пришелъ домой.
   Войдя въ комнату, я увидалъ сестру свою Азизехъ, державшуюся одной рукой за вбитый въ стѣну гвоздь, а другая ея рука была прижата къ груди, и при этомъ она стонала и декламировала стихи. Закончивъ стихотвореніе, она обернулась ко мнѣ и увидала меня, послѣ чего тотчасъ же вытерла рукавомъ какъ свои слезы, такъ и мои, и, улыбнувшись мнѣ, сказала:
   -- О, сынъ моего дяди, да ниспошлетъ Аллахъ тебѣ наслажденіе тѣмъ, что онъ даровалъ тебѣ! Почему ты не остался ночевать у своей возлюбленной?
   Услыхавъ то, что она сказала, я ткнулъ ее ногой въ грудь, и она, падая, попала на гвоздь и поранила себѣ лобъ. Взглянувъ на нее, я увидалъ, что лобъ у нея разсѣченъ, и что кровь сочится изъ раны, но она молчала и не произносила ни слова; потомъ она встала, сожгла тряпку и, приложивъ пепелъ къ ранѣ, перевязала себѣ голову и вытерла кровь, набѣжавшую на коверъ, какъ будто ничего особеннаго съ нею не случилось. Затѣмъ она подошла ко мнѣ и, улыбнувшись мнѣ ласково, сказала:
   -- Клянусь Аллахомъ, о, сынъ моего дяди, я сказала .это вовсе не для того, чтобы подшутить надъ тобой или надъ ней. У меня сильно болѣла голова, и я была занята уничтоженіемъ кровяныхъ слѣдовъ; но теперь голова прошла, и лобъ больше не болитъ, а потому скажи мнѣ, что случилось съ тобой сегодня.
   Я разсказалъ ей все, что сдѣлала со мною въ этотъ день моя красивая незнакомка, и, сказавъ это, я заплакалъ, но она сказала мнѣ:
   -- Радуйся, потому что желанія твои осуществятся и ожиданія твои исполнятся. Поистинѣ она выражаетъ тебѣ свое согласіе и только хочетъ испытать тебя и посмотрѣть, терпѣливъ ты или нѣтъ, и искренно ли ты любишь или нѣтъ. Завтра отправляйся къ ней и, ставъ на самомъ видномъ мѣстѣ, посмотри, какіе знаки она будетъ тебѣ дѣлать, такъ какъ счастье твое близко, и горе твое миновало.
   Она продолжала утѣшать меня, но я не успокоивался и горевалъ попрежнему. Она поставила передо мною ѣду, но я оттолкнулъ ее ногою и розлилъ все, что было поставлено, и сказалъ:
   -- Всѣ влюбленные больны и теряютъ охоту къ ѣдѣ и желаніе спать.
   -- Клянусь Аллахомъ, о, сынъ моего дяди,-- сказала она.-- Это вѣрные признаки любви.
   Слезы ея вновь потекли, и она, собравъ, что было розлито изъ кушаній, сѣла подлѣ меня и стала развлекать меня въ то время, какъ я молилъ Бога, чтобы поскорѣе наступило утро.

   И лишь только наступило утро и стало совершенно свѣтло, я отправился къ своей дѣвицѣ; быстро войдя въ переулокъ, я сѣлъ на вышеупомянутую скамейку, и скоро окошечко отворилось, и она, высунувъ свою головку, засмѣялась. Затѣмъ она ушла и вернулась съ зеркаломъ, съ мѣшкомъ и съ горшкомъ, въ которомъ росло зеленое растеніе; кромѣ того, въ рукахъ у нея была лампа. Прежде всего она взяла зеркало, положила его въ мѣшокъ и, завязавъ мѣшокъ, отбросила его назадъ въ комнату. Послѣ этого она спустила волосы себѣ на лицо и поставила лампу на минуту на зеленое растеніе; затѣмъ, захвативъ съ собой всѣ эти вещи, она ушла съ ними и закрыла окно. Сердце мое сжалось отъ ея тайныхъ знаковъ и таинственныхъ намековъ, такъ какъ она не сказала мнѣ ни слова, и страсть моя возросла и волненіе усилилось.
   Я пошелъ со слезами на глазахъ и съ печалью въ сердцѣ и, придя домой, засталъ сестру, сидѣвшую, обернувшись лицомъ къ стѣнѣ; сердце ея изнывало отъ тревоги, горя и ревности, но привязанность ея ко мнѣ не допускала ее сознаться въ страсти и въ мученіяхъ, которыя она испытывала, видя мою сильную любовь и безуміе. Снова взглянувъ на нее, я увидалъ, что голова у нея была перевязана двумя повязками: одной была завязана рана на лбу, сдѣланная по моей винѣ, а другой былъ завязанъ глазъ, разболѣвшійся у нея вслѣдствіе ея постоянныхъ слезъ. Она находилась въ самомъ жалкомъ положеніи, плакала и говорила слѣдующіе стихи:
   
   Гдѣ бъ ни былъ ты, да будешь безопасенъ,
   О, ты, уѣхавшій, живешь, какъ прежде
   Въ моемъ неизгладимо сердцѣ ты.
   Да будетъ Богъ всегда вблизи тебя,
   Куда бъ ты ни пошелъ, чтобъ охранять
   Тебя отъ горя и судьбы измѣны.
   Уѣхалъ ты, и по ночамъ не знаю
   Я больше радостей все это время,
   Покуда нѣтъ тебя, и градомъ слезы
   Изъ глазъ моихъ заплаканныхъ текутъ.
   
   Окончивъ стихи, она взглянула на меня и, увидавъ меня сквозь слезы, вытерла глаза и встала; но отъ чрезмѣрной любви она не могла говорить и молчала въ продолженіе нѣкотораго времени, послѣ чего обратилась ко мнѣ съ такими словами:
   -- О, сынъ моего дяди, скажи, что съ тобою сегодня произошло.
   Я сказалъ ей все, что, со мною случилось, и она отвѣчала мнѣ:
   -- Потерпи, такъ какъ время твоего счастья близко и ты достигъ предмета твоихъ надеждъ. Что же касается до знаковъ, которые, она дѣлала тебѣ зеркаломъ, и затѣмъ положила его въ мѣшокъ, то этимъ она сказала тебѣ: подожди, пока солнце не накатится. Тѣмъ же, что она опустила волосы на лицо, она сказала тебѣ: когда наступитъ ночь;и темныя тѣни ея опустятся на все, что озарялъ дневной свѣтъ, приди сюда; знакъ же, который она тебѣ сдѣлала горшкомъ съ зеленымъ растеніемъ, означаетъ слѣдующія слова: когда ты придешь, то войди въ садъ, который выходитъ въ переулокъ; а знакъ лампой означаетъ слѣдующее: когда войдешь въ садъ, то или туда, гдѣ увидишь свѣтъ лампы, сядь тамъ и жди меня, такъ какъ любовь къ тебѣ сводитъ меня съ ума.
   Услыхавъ это объясненіе сестры, я заплакалъ отъ полноты страсти и сказалъ:
   -- Сколько разъ ты обѣщала мнѣ, что я буду имѣть успѣхъ; я ходилъ къ ней, но ничего изъ этого не выходило, и объясненія твои оказывались невѣрными.
   Сестра засмѣялась и отвѣчала:
   -- Тебѣ остается только потерпѣть до конца дня, до сумерекъ и до тѣхъ поръ, пока не спустится мракъ ночи; тогда ты насладишься любовью, и надежды твои осуществятся, а слова мои окажутся вѣрными безъ тѣни обмана,
   Она подошла ко мнѣ и начала утѣшать меня ласковыми словами, но. не смѣла болѣе предложить мнѣ ѣды, боясь, что я. разсержусь на нее; въ надеждѣ, что я буду къ ней милостивъ, она только подошла ко мнѣ и сняла съ меня верхнюю одежду, послѣ чего сказала мнѣ:
   -- О, сынъ моего дяди, посиди-со мною, чтобъ я могла съ тобою поговорить и занять тебя до вечера, и если будетъ милость Божія, то ночь не пройдетъ безъ того, чтобы ты не соединился съ твоей возлюбленной.
   Но я не обратилъ-на нее вниманія, ожидая ночи и. говоря:
   -- О, Аллахъ, пошли скорѣе ночь!
   Когда стало смеркаться, двоюродная сестра моя горько заплакала и, подавая мнѣ горошину мускуса, сказала:
   -- О, сынъ моего дяди, положи это зернышко въ ротъ, а когда ты встрѣтишь твою возлюбленную и она приметъ твою любовь, скажи ей слѣдующіе стихи:
   
   О, вы, влюбленные, я заклинаю
   Аллахомъ васъ сказать открыто,
   Что долженъ дѣлать юноша тогда,
   Когда любовь огнемъ въ душѣ горитъ.
   
   Послѣ этого она поцѣловала меня и взяла съ меня клятву, что стихи, эти я скажу лишь тогда, когда буду уходить.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ я.
   Я пошелъ, когда совсѣмъ стемнѣло, и шелъ, пока не нашелъ сада. Калитка оказалась отворенной; войдя въ нее, я увидалъ вдали свѣтъ, къ которому и направился, а подойдя къ нему, нашелъ большой макадъ10), съ куполомъ изъ слоновой кости и чернаго дерева, посрединѣ подъ куполомъ висѣла лампа. Въ макадѣ лежали шелковые ковры, вышитые золотомъ и серебромъ, а подъ лампой стоялъ большой золотой подсвѣчникъ съ горѣвшей большой свѣчой. Посреди комнаты находился фонтанъ, отдѣланный различными рисунками 11) и рядомъ съ нимъ стоялъ столъ, уставленный мясными блюдами и покрытый шелковой салфеткой. Рядомъ со столомъ стояла большая китайская бутыль съ виномъ и хрустальный кубокъ въ золотой оправѣ; тутъ же стоялъ большой покрытый серебряный подносъ.. Я открылъ, его и увидалъ множество фруктовъ, какъ фиги, гранаты, виноградъ, апельсины, различныхъ сортовъ лимоны, перемѣшанные съ цвѣтами: розами, жасминами, миртами, нарциссами и разными душистыми травами. Меня, все это поразило и восхитило, тревога моя и горе миновали,-- но въ этомъ пріютѣ я не нашелъ, ни единаго созданія Божьяго (да прославится имя Его), не видалъ даже ни единаго раба или рабыни, ни лица, приготовившаго все это.
   Я сѣлъ въ этой комнатѣ въ ожиданіи прихода возлюбленной души моей, и жаждалъ, пока не миновалъ первый часъ ночи, затѣмъ второй и третій, но она не появлялась. Меня началъ мучить голодъ, такъ какъ вслѣдствіе сильной страсти я уже давно ничего не ѣлъ. Теперь же, придя въ садъ и убѣдившись, что двоюродная сестра моя совершенно правильно объясняла мнѣ знаки, подаваемые моей возлюбленной, я совершенно успокоился и почувствовалъ голодъ, въ особенности дававшій себя знать вслѣдствіе запаха кушаній, стоявшихъ на столѣ. Предвидя, что исполненіе моихъ желаній близко, и желая съѣсть что-нибудь, я подошелъ къ столу и, поднявъ салфетку-; увидалъ посреди стола фарфоровое блюдо и на немъ четыре жареныя и заправленныя пряностями птицы, окруженныя четырьмя соусниками, въ одномъ изъ которыхъ было сладкое кушанье, въ другомъ -- гранатовыя зерна, въ третьемъ -- баклавехъ12), а въ четвертомъ -- катаифъ; такимъ образомъ въ этихъ соусникахъ было и сладкое и кислое. Я поѣлъ катаифа, съѣлъ кусочекъ мяса и, протянувъ руку къ баклавеху, наѣлся имъ досыта, затѣмъ обратился къ варенью и съѣлъ его ложку, двѣ, три, четыре. Кромѣ того, я взялъ кусокъ дичи и кусокъ другого кушанья и, съѣвъ все, я почувствовалъ, что желудокъ у меня наполнился, и я весь ослабъ, такъ что не могъ болѣе сидѣть и, вымывъ руки, я положилъ голову на подушку и заснулъ, не помня, что со мною. Я проснулся отъ палящихъ лучей солнца (такъ какъ я не спалъ уже нѣсколько дней); очнувшись совсѣмъ, я нашелъ у себя на животѣ кучку соли и углей и, встряхнувъ свою одежду, всталъ и осмотрѣлся кругомъ, но ничего не увидалъ. Тутъ я замѣтилъ, что спалъ на голомъ мраморномъ полу, ничего не подостлавъ подъ себя. Это меня сильно смутило и я такъ огорчился, что слезы потекли у меня по щекамъ и мнѣ стало жаль самого себя.
   Я направился домой и, вернувшись, засталъ свою двоюродную сестру, ударяющую себя въ грудь рукой и заливающуюся слезами, какъ дождемъ изъ грозовой тучи. Но, увидавъ меня, она быстро встала и, вытеревъ глаза, заговорила со мной нѣжнымъ голосомъ; она сказала:
   -- О, сынъ моего дяди, Аллахъ оказалъ тебѣ милости, свое покровительство твоей страсти; особа, которую ты любишь, любитъ тебя взаимно, въ то время, какъ я сижу тутъ, плачу и горюю о разлукѣ съ тобой, такъ какъ ты отвергаешь меня. Молю Господа, чтобъ Онъ не наказалъ тебя за меня!
   Она улыбнулась улыбкой человѣка разгнѣваннаго и приласкала меня и, снявъ съ меня верхнюю одежду и повѣсивъ ее, сказала:
   -- Клянусь Аллахомъ, отъ тебя не пахнетъ, какъ отъ человѣка, проводившаго время съ своей возлюбленной. Скажи мнѣ, что съ тобою случилось, о, сынъ моего дяди?
   И я разсказалъ ей все, что со мною случилось, послѣ чего она второй разъ улыбнулась улыбкой разгнѣваннаго человѣка и сказала:
   -- По правдѣ говоря, мнѣ жаль тебя. Да погибнетъ та, что огорчаетъ тебя. Однако женщина эта не дается тебѣ. Клянусь Аллахомъ, о, сынъ моего дяди, я боюсь, чтобъ она тебѣ чего-нибудь не сдѣлала. Знаешь, что соль означаетъ слѣдующее: ты погруженъ въ сонъ и имѣешь такой глупый видъ, что душа смотритъ на тебя съ проклятіемъ, и ты стоишь быть посоленнымъ для того, чтобы желудокъ не выбросилъ тебя. Ты претендуешь числиться среди влюбленныхъ; но влюбленные спать не должны, и твоя претензія на любовь фальшивая. Это она хотѣла тебѣ сказать; но я скажу, что ея любовь фальшивая, потому что, увидавъ тебя спящимъ, она не разбудила тебя; если бъ ея любовь къ тебѣ была искренней, то она разбудила бы. Что же касается до угля, то этимъ она хотѣла сказать тебѣ: "Пусть Господь начернитъ тебѣ лицо13) за то, что ты говоришь о любви, а самъ еще дитя, думающій только объ ѣдѣ, питьѣ и спаньѣ". Вотъ какъ объясняю я ея знаки, и да спасетъ тебя Аллахъ (да святится имя его) отъ нея.
   Услыхавъ то, что она говорила, я ударилъ себя въ грудь и вскричалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, это правда, потому что я заснулъ, а влюбленные не спятъ! Такимъ образомъ я опозорилъ самого себя. Что могло быть недостойнѣе съ моей стороны, какъ ѣсть и спать? Что же теперь дѣлать?
   Я страшно заплакалъ и сказалъ сестрѣ:
   -- Научи меня, что мнѣ дѣлать, и пожалѣй меня, для того, чтобы Господь Пожалѣлъ тебя, а иначе я умру.
   Сестра моя, сильно ко мнѣ привязанная, отвѣчала мнѣ:
   -- Клянусь зѣницей своего ока! Сколько разъ говорила я тебѣ, о, сынъ моего дяди, что если бы я могла свободно выходить и дѣлать, что хочу, то я очень скоро соединила бы тебя съ нею, и прикрыла бы васъ своей одеждой; и сдѣлала бы все это только для того, чтобы заслужить твое одобреніе. Съ Божьей помощью, я все-таки соединю васъ, только слушай меня и исполняй, что я скажу тебѣ: отправляйся въ то же самое мѣсто и сядь тамъ, а когда наступитъ ночь, то сядь на прежнее мѣсто и ничего не ѣшь, потому что послѣ ѣды всегда хочется спать; старайся не уснуть, потому что она придетъ туда только по прошествіи четверти ночи и да отстранитъ отъ тебя Господь ея злобу!
   Услыхавъ то, что она говоритъ, я обрадовался и просилъ Господа послать скорѣе ночь, съ наступленіемъ которой я.сталъ собираться итти. Сестра моя сказала мнѣ:
   -- Если ты встрѣтишься съ нею, то скажи ей вышеупомянутые стихи, когда будешь уходить..
   -- Непремѣнно,-- отвѣчалъ я.
   Прійдя въ садъ, я увидалъ, что все было.приготовлено точно такъ же, какъ наканунѣ, и тамъ стояли въ изобиліи и кушанья, и вина, и сухіе фрукты, и душистыя травы, и все другое. Войдя въ макадъ и услыхавъ запахъ яствъ, я. захотѣлъ ѣсть. Долго я удерживался, но, наконецъ, не могъ устоять и, вставъ, подошелъ къ столу, поднялъ салфетку и увидалъ блюдо дичи и кругомъ четыре соусника съ различными приправами. Я поѣлъ всего понемногу, и сладкаго и мяса, выпилъ, немного зардеха 15), и, найдя его очень вкуснымъ, я сталъ пить его полными ложками, пока не напился досыта. Послѣ этого глаза мои стали слипаться, я заснулъ и проснулся, когда солнце уже встало, и нашелъ у себя на животѣ игральную кость, табъ-стикъ 15), финиковую косточку и зерно рожковаго дерева; а въ комнатѣ не оказалось ничего изъ вещей, стоявшихъ наканунѣ.
   Я всталъ, сбросивъ все, что на мнѣ лежало, и въ ярости тотчасъ же ушелъ.. Прійдя домой, я засталъ сестру въ стенаніяхъ; я обругалъ ее и толкнулъ, вслѣдствіе чего она заплакала, а затѣмъ, вытеревъ слезы, подошла ко мнѣ, поцѣловала меня и прижала къ своей груди; но я отшатнулся отъ нея, недовольный собой..
   -- О, сынъ моего дяди,-- сказала она мнѣ:-- ты, кажется, опять проспалъ эту ночь!
   -- Да, -- отвѣчалъ я, -- а, проснувшись, нашелъ у себя на животѣ игральную кость, табъ-стикъ, финиковую косточку и зерно рожковаго дерева; не знаю, зачѣмъ она это сдѣлала.
   Я заплакалъ и, подойдя къ ней, прибавилъ:
   -- Объясни мнѣ значеніе этихъ вещей, и научи, какъ мнѣ поступать, помоги мнѣ въ моей нуждѣ....
   -- Къ., твоимъ услугамъ, -- отвѣчала она.-- Табъ-стикъ и игральная кость, положенная къ тебѣ на животъ, обозначаютъ, что, по ея мнѣнію, ты пришелъ туда, думая о другомъ. Она хотѣла сказать тебѣ: любви у тебя мало, и потому не ставь себя въ разрядъ влюбленныхъ 16), финиковой косточкой она говоритъ тебѣ, если бы ты былъ влюбленъ, то сердце твое горѣло бы страстью, и ты не сталъ бы наслаждаться сномъ, такъ какъ сладость любви, какъ финикъ, можетъ спалить сердце огнемъ. Зерно же рожковаго дерева значитъ, что сердце влюбленнаго утомилось, и она говоритъ тебѣ: перенеси разлуку нашу съ терпѣніемъ 17) Іова.
   Отъ этихъ словъ сердце у меня запылало, и горе усилилось до такой степени, что я зарыдалъ и вскричалъ:
   -- Господь опредѣлилъ, что я буду засыпать, и въ этомъ будетъ заключаться мое несчастіе. О, дочь моего дяди,-- прибавилъ я,-- жизнью своей заклинаю тебя, употреби какое-нибудь, средство, для того, чтобы я могъ увидѣться съ нею!.
   Сказавъ это, я заплакалъ.
   -- О, Азизъ, о, сынъ моего дяди!-- отвѣчала она,-- право, я думаю объ этомъ, но ничего еще сказать не могу.. Иди сегодня опять туда, но смотри, не усни, и ты достигнешь своихъ желаній. Это я совѣтую тебѣ, и да будетъ надъ тобою миръ.
   -- Если Богу будетъ угодно, то я не усну,-- отвѣчалъ я:-- но я сдѣлаю все, что ты посовѣтуешь мнѣ.
   Сестра встала и принесла мнѣ ѣды и сказала:
   -- Поѣшь теперь досыта, для того, чтобы тебѣ не захотѣлось ѣсть потомъ.
   Я наѣлся досыта, и, когда смерклось, двоюродная сестра моя принесла мнѣ очень хорошую одежду, одѣла меня, умоляла меня повторить моей возлюбленной вышеупомянутые стихи и предупреждала меня противъ сна.
   Я ушелъ отъ нея, и, войдя въ садъ, прошелъ прямо въ макадъ и сталъ смотрѣть въ. садъ; я пальцами распяливалъ себѣ глаза и качалъ головой, по мѣрѣ того, какъ ночь становилась темнѣе.. Но, сидя тамъ, я проголодался, запахъ кушаній раздражалъ меня и усиливалъ голодъ, поэтому я пошелъ къ столу и, приподнявъ салфетку, съѣлъ по кусочку, всего, что тамъ стояло, и подошелъ къ бутылкѣ съ виномъ, думая про себя: я выпью одинъ кубокъ -- и выпилъ его, а затѣмъ выпилъ второй и, третій и такъ далѣе до десяти, и обезсиленный уже любовью я опьянѣлъ и упалъ на полъ, какъ убитый. Въ такомъ положеніи я остался до полнаго дня и, проснувшись, увидалъ, что я лежу въ саду, съ громаднымъ, острымъ ножомъ на животѣ, и тутъ же лежалъ мѣдный диргемъ 18). Задрожавъ отъ страха, я взялъ и то и другое и пошелъ, домой.
   Сестру свою я засталъ въ ту минуту, какъ она говорила:
   -- Въ этомъ домѣ мнѣ тяжело и скучно, и остается, только плакать.
   Войдя, я бросился на полъ.внизъ лицомъ, отбросивъ ножъ и монету, и лишился чувствъ. Прійдя въ себя, я сообщилъ ей, что со мной случилось, и сказалъ:
   -- Нѣтъ, мнѣ не достигнуть своихъ желаній.
   Она очень опечалилась при видѣ моихъ слезъ, моего отчаянія и сказала мнѣ:
   -- Я не могла уговорить тебя постараться не спать; совѣтовъ моихъ ты не слушаешь, и слова свои я трачу попустому.
   -- Ради Аллаха, умоляю тебя, -- отвѣчалъ я ей, -- объясни мнѣ значеніе ножа и мѣднаго диргема.
   -- Диргемомъ,-- сказала сестра,-- она говорила тебѣ о своемъ правомъ глазѣ 19) и клялась тебѣ такимъ образомъ: клянусь Создателемъ всего живущаго и своимъ правымъ глазомъ20), что если ты придешь опять и заснешь; то я убью тебя этимъ ножомъ! Я боюсь за тебя, о, сынъ моего дяди, я боюсь ея злобы, и сердце мое такъ болигь за тебя, что я не могу говорить. Если ты увѣренъ въ себѣ, то-есть, если ты, прійдя туда, не уснешь, то иди; но смотри, не засни, и тогда ты достигнешь твоихъ желаній; но если ты пойдешь къ ней и какъ-нибудь заснешь, то она убьетъ тебя.
   -- Что же мнѣ дѣлать? О, дочь моего дяди,-- сказалъ я.-- Аллахомъ умоляю тебя, помоги мнѣ въ этомъ горѣ!
   -- Охотно,-- отвѣчала она,-- и если ты послушаешься словъ и будешь слѣдовать моимъ указаніямъ, то достигнешь цѣли.
   -- Все сдѣлаю,-- сказалъ я.
   -- Когда время твоего ухода наступитъ, я скажу тебѣ, что дѣлать,-- отвѣчала она и, прижавъ меня къ своей груди, она уложила меня спать и тихо поглаживала меня по ногамъ до тѣхъ поръ, пока я не уснулъ 21). Послѣ чего она взяла вѣеръ и, помѣстившись у меня въ изголовьѣ, обмахивала меня до наступленія вечера и затѣмъ осторожно разбудила меня. Проснувшись, я увидалъ, что она сидитъ съ вѣеромъ въ рукахъ и плачетъ такъ, что слезами было смочено все ея платье. Замѣтивъ, что я проснулся, она вытерла слезы и принесла мнѣ поѣсть. Я отказался отъ ѣды, по она сказала мнѣ:
   -- Развѣ я не сказала тебѣ, что ты долженъ слѣдовать моимъ указаніямъ, и поэтому ѣшь.
   Я не сталъ противиться и принялся за ѣду. Она клала кусочки мнѣ прямо въ ротъ, и мнѣ оставалось только жевать. Когда я совсѣмъ насытился, она дала мнѣ напиться джуджубоваго настоя 22) съ сахаромъ; вымыла мнѣ руки, вытерла ихъ полотенцемъ и спрыснула меня розовой водой. Послѣ этого я пріободрился, и когда наступила ночь, она одѣла меня и сказала:
   -- О, сынъ моего дяди, бодрствуй всю ночь и не засыпай; потому что сегодня она не придетъ къ тебѣ ранѣе конца ночи, и если Господу угодно, то сегодня вы съ нею увидитесь, но не забудь моего порученія.
   Она заплакала; мнѣ стало жаль ее; видя ея горючіе слезы, я спросилъ ее:
   -- А какое дала ты мнѣ порученіе?
   -- Когда ты будешь уходить отъ нея, то повтори ей тѣ стихи, которые я тебѣ сказала.
   Я съ легкимъ сердцемъ ушелъ отъ нея, прошелъ въ садъ, и прямо пробрался въ макадъ, чувствуя себя совершенно сытымъ. Четверть ночи провелъ я безъ сна, и ночь эта казалась мнѣ безконечнымъ годомъ; я продолжалъ бодрствовать двѣ трети ночи и услыхалъ, что пѣтухи уже запѣли. Тутъ я страшно проголодался отъ продолжительнаго ожиданія и, подойдя къ столу, сталъ ѣсть, пока не наѣлс нъ купцу,-- за сколько продаешь ты эту дѣвушку?
   -- Я купилъ ее, государь, за двѣ тысячи червонцевъ отъ купца, владѣвшаго ею до меня, и въ продолженіе трехъ лѣтъ я путешествовалъ съ нею; она мнѣ стоила до настоящаго дня три тысячи червонцевъ, и теперь я дарю ее тебѣ.
   Царь подарилъ ему великолѣпное почетное платье и приказалъ выдать десять тысячъ червонцевъ. Купецъ взялъ ихъ и въ благодарность поцѣловалъ ему руку и ушелъ. Царь же передалъ рабыню прислужницамъ.
   -- Уберите эту дѣвицу,-- сказалъ онъ имъ, -- одѣньте ее и помѣстите въ отдѣльную комнату.
   Царедворцамъ же своимъ онъ отдалъ приказъ, чтобы ей давалось все, что бы она ни пожелала. Столица, въ которой Онъ жилъ, стояла на берегу моря. Дѣвицу свели въ отдѣльную комнату, окнами выходившую на море, и царь приказалъ, снабдивъ ее всѣмъ, что она пожелаетъ, запереть всѣ двери.
   Царь пришелъ навѣстить свою новую рабыню, но она не встала при его приходѣ и не обратила на него ни малѣйшаго вниманія.
   -- Кажется, -- сказалъ царь, -- она жила съ такими людьми, которые не научили ее хорошему обращенію.
   Посмотрѣвъ попристальнѣе на рабыню, онъ увидалъ, что она замѣчательно хороша собою и удивительно стройна. Лицо ея походило на полную луну или на солнышко на ясномъ небѣ, и, любуясь на совершенство формъ красавицы, онъ удивлялся Творцу. Затѣмъ царь подошелъ къ дѣвушкѣ, сѣлъ подлѣ нея, прижалъ ее къ своей груди, посадилъ къ себѣ на колѣни и поцѣловалъ въ уста, которыя показались ему слаще меду. Послѣ этого онъ приказалъ принести столы и мясныя блюда и всякія другія кушанья, и сталъ самъ ѣсть и класть кусочки ей въ ротъ, пока она не насытилась; но она не говорила съ нимъ ни слова. Царь обращался къ ней съ разговоромъ, спрашивалъ ее, какъ ее зовутъ, но она не произнесла ни слова, ничего ему не отвѣтила и сидѣла, низко опустивъ голову, и царь не разсердился на нее только потому, что она была ужъ очень хороша собою.
   "Слава Всевышнему, создавшему такое совершенство!-- думалъ онъ про себя.-- Какъ она удивительно хороша! Жаль только, что она ничего не говоритъ. Слава создавшему такое совершенство!"
   Царь спросилъ у прислужницъ, говорила ли рабыня съ ними что-нибудь.
   -- Со времени ея прихода, -- отвѣчали онѣ ему, -- и до настоящей минуты она не произнесла ни слова, и мы не слыхали ея голоса.
   Царь приказалъ нѣкоторымъ изъ рабынь и изъ своихъ наложницъ прійти попѣть ей и повеселить ее, думая, что тогда, можетъ-быть, она заговоритъ. Вслѣдствіе этого рабыни и наложницы начали играть передъ нею на всевозможныхъ инструментахъ и танцовали и пѣли такъ, что привели въ восторгъ всѣхъ присутствующихъ; только она одна смотрѣла на нихъ и молчала, не смѣялась и не говорила. Царь былъ очень огорченъ. Онъ чувствовалъ къ ней сильное расположеніе и не обращалъ никакого вниманія на своихъ другихъ наложницъ.
   Онъ прожилъ съ нею цѣлый годъ, показавшійся ему за одинъ день, а она все-таки не говорила ни слова. Однажды, когда любовь и страсть къ ней стали чрезмѣрны, онъ сказалъ ей:
   -- О, жажда души моей, поистинѣ любовь моя къ тебѣ такъ велика, что я для тебя забросилъ всѣхъ своихъ рабынь и наложницъ и любимыхъ женъ, и весь міръ нашелъ въ тебѣ, и терзался цѣлый годъ. Молю Господа (да святится имя Его!), чтобы онъ смягчилъ твое сердце и заставилъ бы тебя говорить со мною. А если ты нѣмая, то сообщи мнѣ это какимъ-нибудь знакомъ, для того, чтобы я отказался уже отъ всякой надежды на твою рѣчь. Я, кромѣ того, прошу Господа, чтобы Онъ благословилъ меня сыномъ отъ тебя для того, чтобы онъ могъ наслѣдовать послѣ меня мое царство. Вѣдь я совершенно одинокъ, и наслѣдника у меня нѣтъ, а года мои большіе. Аллахомъ умоляю тебя отвѣтить мнѣ, если ты чувствуешь какую-нибудь любовь!
   Услыхавъ это, рабыня наклонила голову и сидѣла въ раздумьѣ. Затѣмъ она подняла голову и улыбнулась царю, вслѣдствіе чего ему показалось, что вся комната вдругъ освѣтилась.
   -- О, великій царь и храбрый левъ, -- сказала она, -- Господь услыхалъ твою молитву, такъ какъ я готовлюсь сдѣлаться матерью и очень скоро, но не знаю, родится ли у меня сынъ, или дочь. И не будь я въ такомъ положеніи, я не произнесла бы ни слова.
   Царь, выслушавъ ее, просіялъ отъ радости и счастья, и отъ восторга цѣловалъ ее въ голову и цѣловалъ ей руки и постоянно говорилъ:
   -- Слава Тебѣ, Господи, даровавшему мнѣ то, что я желалъ: во-первыхъ, твою рѣчь, а во-вторыхъ, извѣстіе, что ты находишься въ такомъ положеніи.
   Царь всталъ и, выйдя отъ нея, сѣлъ на тронъ, не помня себя отъ радости. Визирю своему онъ приказалъ раздать бѣднымъ, вдовамъ и сиротамъ сто тысячъ червонцевъ и велѣлъ служить молебны Господу (да святится имя Его!). Визирь исполнилъ всѣ его приказанія; послѣ этого царь отправился къ своей возлюбленной и, сѣвъ подлѣ нея, обнялъ ее и поцѣловалъ.
   -- О, госпожа моя!-- сказалъ онъ.-- Скажи мнѣ, почему ты, проживъ со мной и дни и ночи въ продолженіе цѣлаго года, все-таки до сегодняшняго дня ничего не говорила? Что была за причина твоего молчанія?
   -- Выслушай меня, о, царь вѣковъ, -- отвѣчала она, -- и знай, что я бѣдная чужестранка съ разбитымъ сердцемъ: меня разлучили съ матерью, семьей и братьями.


   Услыхавъ это и узнавъ, въ чемъ заключается ея желаніе, царь отвѣчалъ ей:
   -- Что касается до твоей бѣдности, то говорить тебѣ объ этомъ нечего, такъ какъ все мое царство и всѣ мои сокровища и владѣнія къ твоимъ услугамъ, и я самъ сдѣлался твоимъ мамелюкомъ; а если, какъ ты говоришь, ты разлучена съ твоей матерью, родными и братьями, то скажи мнѣ только, гдѣ они, и я тотчасъ же пошлю за ними, и ихъ приведутъ сюда къ тебѣ.
   -- О, царь, о, счастливый царь!-- сказала она.-- Зовутъ меня Джулланарой-Русалкой. Отецъ мой былъ однимъ изъ морскихъ царей и, умирая, оставилъ намъ свое царство. Но въ то время, какъ мы благополучно царствовали, одинъ изъ царей, пришелъ къ намъ и отнялъ у насъ наши владѣнія. У меня, есть братъ, по имени Салехъ, и мать моя тоже изъ морскихъ-женщинъ. Я же поссорилась съ своимъ братомъ и поклялась ему, что брошусь на шею къ человѣку изъ жителей земли. Вслѣдствіе этого я вышла изъ моря и сѣла на берегъ острова, въ ясную лунную ночь; а какой-то человѣкъ, проходя мимо меня, взялъ меня и увелъ къ себѣ домой, желая сдѣлать меня, своей наложницей; но я ударила его по головѣ, такъ что онъ чуть было не умеръ; тогда онъ пошелъ и продалъ меня тому купцу, у котораго ты меня купилъ. Купецъ этотъ былъ очень хорошій, благочестивый и богобоязненный человѣкъ. Но если, бы ты не полюбилъ меня и не предпочелъ бы всѣмъ твоимъ наложницамъ, то я и часу не осталась бы съ тобой, а бросилась бы въ море изъ этого окна и ушла бы къ матери и къ своимъ. Но прійти къ нимъ въ моемъ настоящемъ положеніи: мнѣ было стыдно, такъ какъ они стали бы дурно обо мнѣ думать и не повѣрили бы, несмотря на мою клятву, что меня, на свои деньги купилъ царь и удостоилъ меня сравнять съ собой, и предпочелъ меня своимъ женамъ и всѣмъ своимъ близкимъ. Вотъ и вся моя исторія, и миръ надъ тобою!
   Выслушавъ ее, онъ поблагодарилъ ее и поцѣловалъ въ переносицу.
   -- Клянусь Аллахомъ, госпожа моя, -- сказалъ онъ,-- свѣтъ, очей моихъ, что мнѣ не вынести разлуки съ тобой даже на одинъ часъ! Если ты оставишь меня, я тотчасъ же умру.. Какъ же намъ устроиться?
   -- О, господинъ мой, -- отвѣчала она, -- время родовъ близко, и родные должны прибыть ко мнѣ.
   -- А какъ же, -- спросилъ царь, -- пойдутъ они по морю и не замокнутъ?
   -- Мы ходимъ по морю, какъ вы ходите по сушѣ, вслѣдствіе дѣйствія именъ, вырѣзанныхъ на печати Сулеймана, сына Давида. Но, о царь, когда мои родные и мои братья придутъ, то я должна буду сказать имъ, что ты купилъ меня на свои деньги и ласково обращался со мною, и тебѣ придется подтвердить мои слова. Они увидятъ твою обстановку своими собственными глазами и поймутъ, что ты -- царь и царскій сынъ.
   -- О, возлюбленная моя, -- сказалъ на это царь, -- поступай, какъ найдешь за лучшее, и я исполню всѣ твои желанія.
   -- Знай, о, царь вѣковъ, что мы ходимъ въ морѣ съ открытыми глазами и видимъ все, что въ немъ есть; видимъ и солнце, и мѣсяцъ, и звѣзды на небѣ, какъ на поверхности земли, и. это намъ нисколько не непріятно. Знай, кромѣ того, что въ морѣ живутъ многіе народы, гораздо разнообразнѣе тѣхъ, что живутъ на землѣ,-- говорила Джулланара, и царь очень дивился ея словамъ.
   Русалка взяла два кусочка дерева алоэ, которое она носила на шеѣ, и, отломивъ отъ нихъ понемногу, раздула огонь въ курильницѣ, бросила туда крошечку этого дерева и, свистнувъ, начала произносить никому непонятныя слова, послѣ чего поднялся густой дымъ. Все это видѣлъ царь.
   -- Государь, -- сказала она царю, -- встань и спрячься въ комнатку для того, чтобы я могла показать тебѣ своего брата, мать и родню, а тебя они бы не видѣли. Я хочу призвать ихъ, и ты сейчасъ увидишь чудо и будешь дивиться, какъ разнообразны творенія Божьи (да святится имя Его!).
   Царь тотчасъ же всталъ, ушелъ въ комнатку и сталъ смотрѣть, что она дѣлаетъ. Она же продолжала курить и произносить заклинанія; море вдругъ вспѣнилось, заволновалось, и изъ него вышелъ молодой человѣкъ, привлекательной наружности, съ лицомъ прекраснымъ, какъ полная луна, съ сіяющимъ челомъ, красными щеками и волосами, похожими на жемчугъ и брильянты. Онъ поразительно походилъ на свою сестру, и про него можно было сказать такими стихами:
   
   Луна вполнѣ бываетъ совершенной
   Во всякомъ мѣсяцѣ единый разъ,
   Но красота твоя и миловидность
   Полна всесовершенства каждый день.
   Она нашла себѣ жилище въ сердцѣ
   У одного воспоминанья нынѣ,
   Зато твое находится жилище
   Во всѣхъ сердцахъ въ одно и то же время.
   
   Послѣ этого изъ моря вышла женщина съ просѣдью и съ:нею нѣсколько дѣвицъ, похожихъ на. луну и имѣвшихъ сходство съ Джулланарой. Царь увидалъ молодого человѣка и старуху и дѣвицъ, какъ они шли по поверхности воды, пока они не вышли къ Джулланарѣ. Когда они подошли къ окну, то царица встала и поздоровалась съ ними, веселая и довольная. Увидавъ ее, они ее узнали, подошли къ ней и съ горькимъ плачемъ поцѣловали ее.
   -- О Джулланара, -- сказали они, -- какъ это случилось, что въ продолженіе четырехъ лѣтъ ты скрывалась отъ насъ, и мы не знали, гдѣ ты находишься? Право, намъ и свѣтъ сталъ не милъ, -- такъ мы огорчались разлукою съ тобой, и ни единаго дня мы не поѣли и не попили съ удовольствіемъ; плакали и день и ночь изъ желанія видѣть тебя.
   Царица прежде всего поцѣловала руку своего брата и руку матери и руки дочерей ея дяди; затѣмъ всѣ они усѣлись съ нею и стали разспрашивать, какъ она поживаетъ, что съ нею было и что она дѣлаетъ теперь.
   -- Ну, такъ знайте, -- отвѣчала она, -- что, когда я васъ покинула и вышла изъ моря, я сѣла на берегъ, гдѣ меня взялъ какой-то мужчина и продалъ меня купцу, а купецъ привезъ меня сюда въ городъ и продалъ меня здѣшнему царю за десять тысячъ червонцевъ. Царь обращался со мною очень хорошо, ради меня отказался отъ своихъ наложницъ и другихъ женщинъ и изъ любви ко мнѣ не обращалъ ни на что вниманія во всемъ городѣ.
   -- Слава Богу, -- сказалъ ей братъ, -- соединившему насъ съ тобою! Теперь, сестра моя, я желалъ бы, чтобы ты тотчасъ же встала и отправилась съ нами домой, къ нашимъ роднымъ.


   При этихъ словахъ у царя помутилось въ головѣ отъ страха, что его возлюбленная приметъ предложеніе брата, и что онъ, несмотря на всю свою любовь къ ней, не въ состояніи будетъ удержать ее, и поэтому, изъ боязни разлуки, онъ пришелъ въ совершенное отчаяніе. Что же касается до Джулланары, то она, выслушавъ своего брата, отвѣчала ему:
   -- Клянусь Аллахомъ, о, братъ мой, что человѣкъ, купившій меня, -- царь этого города и царь великій, человѣкъ мудрый, великодушный и въ высшей степени щедрый. Онъ оказывалъ мнѣ почетъ, но, несмотря на свою доброту и богатство, у него не было ни сыновей ни дочерей. Онъ выказывалъ мнѣ. предпочтеніе и всегда былъ ко мнѣ добръ. Съ перваго дня моей, жизни съ нимъ и до настоящей минуты я не слыхала отъ него дурного слова, которое огорчило бы. меня. Онъ постоянно былъ со мною ласковъ, не предпринималъ ничего безъ моего совѣта, я живу съ нимъ отлично и совершенно счастлива. Кромѣ того, если бы я покинула его, онъ погибъ бы безъ меня, потому что онъ часу не можетъ пробыть безъ меня. И я сама, если бы покинула его, то непремѣнно бы умерла вслѣдствіе моей сильной любви къ нему за его хорошія ко мнѣ отношенія вовремя моего пребыванія здѣсь. Вѣдь если бы отецъ мой былъ живъ, я не пользовалась бы такимъ значеніемъ; живя съ нимъ, какимъ пользуюсь теперь, живя съ великимъ, славнымъ царемъ. Кромѣ того, вы видите, что я готовлюсь сдѣлаться матерью, и слава Господу, создавшему меня дочерью морского царя, а моего мужа -- величайшимъ царемъ земли! Господь (да святится имя Его!) не наказалъ меня, а, напротивъ того, далъ мнѣ счастье; и такъ какъ у царя нѣтъ ни сына ни дочери, то я молю Господа (да святится имя Его!) дать мнѣ сына для того, чтобы ребенокъ мой могъ наслѣдовать отъ великаго царя всѣ его зданія, дворцы и государство.
   Когда ея братъ и дочери ея дяди выслушали ее, глаза у нихъ разгорѣлись, и они весело отвѣчали:
   -- О, Джулланара, ты знаешь, какое мѣсто ты занимаешь въ нашемъ сердцѣ, и знаешь, какъ мы любимъ тебя, и что ты самая дорогая для насъ особа, и увѣрена, что мы желаемъ тебѣ счастья и полнаго спокойствія. Поэтому, повторяемъ тебѣ, что если тебѣ не вполнѣ хорошо, то идемъ съ нами домой, къ нашему семейству; но если тебѣ хорошо здѣсь и ты счастлива, то мы этому очень рады, такъ какъ болѣе всего мы желаемъ тебѣ счастья.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- сказала Джулланара, -- мнѣ здѣсь хорошо, и я совершенно счастлива и пользуюсь почетомъ.
   Услыхавъ эти ея рѣчи, царь очень обрадовался, и на сердцѣ у него стало спокойно, и онъ былъ благодаренъ ей за нихъ. Любовь его къ ней усилилась и проникла до мозга костей; теперь онъ зналъ, что она любитъ его такъ же, какъ онъ любитъ ее, и что она желаетъ остаться съ нимъ, чтобы увидать ребенка, котораго родитъ ему.
   Послѣ этого разсказа Джулланара приказала своимъ, рабынямъ принести столы и всевозможныя мясныя кушанья и сама присматривала за стряпней. Такимъ образомъ рабыни принесли имъ мясо и сласти и плоды, и Джулланара сѣла пообѣдать съ своими родными.
   -- Послушай, Джулланара, -- сказали они потомъ, -- вѣдь мужъ твой намъ совершенно чужой, а мы пришли къ нему въ домъ безъ его позволенія и безъ его вѣдома, а ты намъ его такъ нахвалила и угостила насъ его продовольствіемъ, и мы поѣли, не познакомившись съ нимъ, не посмотрѣвъ на него и не показавъ себя. Онъ не пришелъ сюда раздѣлить съ нами хлѣбъ-соль.
   Всѣ они бросили ѣсть и такъ на нее разсердились, что изо рта у нихъ пахнуло пламя. Увидавъ это, царь растерялся отъ сильнаго страха передъ ними. А Джулланара встала и стала ихъ успокаивать, затѣмъ пошла въ маленькую комнату, гдѣ сидѣлъ царь.
   -- О, государь мой, -- сказала она ему, -- ты вѣдь видѣлъ и слышалъ, какъ я тебѣ благодарна, и какъ я расхваливала тебя моимъ роднымъ, и ты слышалъ, что они говорили мнѣ, что желаютъ взять меня къ себѣ домой, въ свою семью?
   -- И слышалъ и видѣлъ все, -- отвѣчалъ царь.-- Господь да наградить тебя за все. Клянусь Аллахомъ, что до настоящей блаженной минуты я не зналъ, что ты меня такъ любишь.
   -- О, государь мой, -- сказала она, -- развѣ за добро не надо платить добромъ же? Ты хорошо обращаешься со мною и осыпалъ меня милостями, и я вижу, что ты любишь меня отъ всего сердца, и что ты отдалъ мнѣ преимущество передъ всѣми. Какъ же могла бы я покинуть тебя, разстаться съ тобой, разъ ты такъ ко мнѣ милостивъ? Теперь я прошу тебя выйти и познакомиться съ моими родными, показать имъ себя и посмотрѣть на нихъ и сойтись съ ними по-пріятельски. Знай, царь вѣковъ, что мой братъ и моя мать и дочери моего дяди почувствовали къ тебѣ сильное расположеніе вслѣдствіе моихъ похвалъ и сказали мнѣ, что не уйдутъ домой до тѣхъ поръ, пока не увидятся съ тобою и не поклонятся тебѣ. Они очень желаютъ видѣть тебя и познакомиться съ тобою.
   -- Слушаю и повинуюсь, такъ какъ я самъ этого желаю,-- сказалъ царь и, вставъ, вышелъ къ гостямъ и низко поклонился имъ.
   Всѣ встали при его приходѣ и очень вѣжливо привѣтствовали его; а онъ сѣлъ съ ними, поѣлъ, и они прогостили у него тридцать дней. Послѣ этого они пожелали вернуться къ себѣ домой на родину. Простившись съ царемъ и съ царицей Джулланарой-Русалкой, они отправились, и царь почетно проводилъ ихъ.
   Послѣ этого Джулланара, доходивъ до срока, родила мальчика, похожаго на ясный мѣсяцъ. Царь былъ внѣ себя отъ радости, такъ какъ у него не было ни сыновей ни дочерей въ продолженіе всей его жизни. Въ продолженіе семи дней городъ былъ украшенъ, и всѣ выражали удовольствіе и радость; а на седьмой день мать царицы Джулланары, братъ ея и дочери ея дяди, узнавъ, что она родила сына, пришли къ лей. Царь встрѣтилъ ихъ, радуясь ихъ прибытію, и сказалъ имъ:
   -- Я порѣшилъ, что не дамъ имени своему сыну, пока вы не придете, и что вы сами по своему усмотрѣнію назовете его.


   Они назвали его Бедръ-Базимомъ, что означало Улыбающаяся Полная Луна, и всѣ остались довольны этимъ именемъ. Послѣ этого мальчика принесли его дядѣ Салеху, который (взялъ его на руки и, выйдя съ нимъ, прошелъ по всему дворцу, потомъ вышелъ изъ дворца, спустился къ морю и шелъ по морю, пока не скрылся изъ глазъ. Когда царь увидалъ, что онъ унесъ у него сына и скрылся изъ глазъ его въ морскихъ волнахъ, онъ началъ плакать и стонать. Царица же, увидавъ его въ такомъ горѣ, сказала ему:
   -- Полно, государь, не горюй о своемъ сынѣ; вѣдь я люблю своего ребенка больше, чѣмъ ты, но вѣдь сынъ нашъ съ моимъ братомъ, и потому не бойся моря, и не бойся, что онъ утонетъ. Если бы мой братъ ожидалъ, что маленькому грозить какая-нибудь опасность, то онъ бы этого не сдѣлалъ, и вотъ увидишь, онъ скоро принесетъ сына, если на то будетъ воля Господа (да святится имя Его!).


   И вотъ прошло очень немного времени, какъ море вспѣнилось, надулось, и дядя съ младенцемъ на рукахъ показался изъ него. Затѣмъ дядя, посмотрѣвъ на царя, сказалъ ему:
   -- Ты, можетъ-быть, боялся за твоего сына, когда я спустился съ нимъ въ море?
   -- Да, господинъ мой,-- отвѣчалъ царь, -- я боялся за него и никакъ не думалъ, что онъ выйдетъ благополучно изъ моря.
   -- О, царь земной, -- сказалъ ему Салехъ, -- мы приложили къ глазамъ его примочду и произнесли надъ нимъ слова, вырѣзанныя на печати Сулеймана, сына Давида (да будетъ надъ ними обоими миръ), такъ какъ съ дѣтьми, которыя родятся у насъ, мы дѣлаемъ то же самое. Поэтому не бойся, что онъ утонетъ или захлебнется, въ какое бы море онъ ни спустился. Какъ вы ходите на землѣ, такъ и мы ходимъ въ морѣ.
   Послѣ этого онъ досталъ запечатанную шкатулку съ надшисью и, разломавъ печать, высыпалъ все, что въ ней было. Тамъ оказались брильянты, яхонты и другіе камни вмѣстѣ съ тремястами продолговатыхъ изумрудовъ и съ тремястами
   брильянтовъ, величиною въ страусовое яйцо, которые сіяли ярче" солнца и луны.
   -- Эти брильянты и яхонты,-- сказалъ онъ,-- я дарю тебѣ, о, царь вѣковъ! Мы прежде не приносили тебѣ подарковъ, потому что не знали мѣста жительства нашей Джулланары и вообще совершенно потеряли ея слѣдъ. Когда же узнали, что ты женился на ней, и что мы всѣ породнились, мы принесли тебѣ этотъ подарокъ; и теперь, черезъ каждые нѣсколько дней мы будемъ тебѣ приноситъ такой же подарокъ, если на то будетъ воля Господня (да святится имя Его!). У насъ такихъ камней и яхонтовъ такъ же много, какъ у васъ галекъ и мы умѣемъ отобрать хорошіе отъ дурныхъ и знаемъ, какъ ихъ находить, -- намъ это очень легко.
   Царь, посмотрѣвъ на эти брильянты и яхонты, совершенно растерялся.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- сказалъ онъ, -- вѣдь все мое государство можно купить на одинъ такой камень!
   Царь поблагодарилъ Салеха Морского за его великодушіе и, взглянувъ на царицу Джулланару, сказалъ ей:
   -- Братъ твой меня смутилъ, такъ какъ онъ былъ настолько любезенъ, что сдѣлалъ мнѣ такой роскошный подарокъ, какого на землѣ никакъ не сыскать.
   Царица тоже поблагодарила брата своего за подарокъ.
   -- О, царь, -- сказалъ на это Салехъ, -- ты имѣешь большое преимущество передъ нами, и мы должны быть тебѣ благодарны, такъ какъ ты великодушно поступилъ съ нашей сестрой; мы пришли къ тебѣ въ домъ и ѣли твою хлѣбъ-соль. Если бы мы служили тебѣ тысячу лѣтъ, мы не разсчитались бы съ тобой, и наша служба казалась бы ничтожной вещью въ сравненіи съ твоимъ поступкомъ.
   Царь краснорѣчиво поблагодарилъ его. Послѣ этого Салехъ, мать его и дочери его дяди пробыли у, царя сорокъ дней, и затѣмъ молодой человѣкъ поцѣловалъ прахъ у ногъ царя, мужа своей сестры.
   -- Что тебѣ надо, Салехъ?-- спросилъ у него царь.
   -- О, царь вѣковъ, -- отвѣчалъ онъ, -- ты осыпалъ насъ своими милостями, и теперь мы просимъ, чтобы ты далъ намъ; позволеніе отправиться къ себѣ, такъ какъ намъ хочется увидѣтъ нашу семью, домъ и всѣхъ родныхъ. Но мы не хотимъ отказаться отъ службы тебѣ, нашей сестрѣ и ея сыну. Но, клянусь Аллахомъ, царь вѣковъ, что мнѣ тяжело покинуть васъ, но что же намъ дѣлать: вѣдь мы выросли въ морѣ и жить на землѣ не можемъ.


   Выслушавъ его, царь всталъ и простился съ Салехомъ Морскимъ, его матерью и дочерьми его дяди, и всѣ они плакали, прощаясь.
   -- Въ скоромъ времени мы снова будемъ у тебя,-- сказали они царю, -- и никогда не откажемся отъ васъ, а будемъ являться въ извѣстные сроки.
   Сказавъ это, они полетѣли къ морю, спустились къ водѣ и исчезли.
   Царь попрежнему хорошо обращался съ Джулланарой; уважалъ ее; а мальчикъ росъ. Дядя его и бабушка и дочери дяди по матери являлись очень часто въ столицу царя и гостили по мѣсяцу и по два мѣсяца, а потомъ возвращались къ себѣ домой. Мальчикъ съ годами становился все красивѣе и красивѣе и миловиднѣе и, достигнувъ пятнадцатилѣтняго возраста, представлялъ несравненный образецъ красоты и изящества. Его учили читать и писать, исторіи, грамматикѣ, философіи и археологіи. Онъ умѣлъ владѣть копьемъ и хорошо ѣздилъ верхомъ, что непремѣнно требовалось для царскихъ сыновей. Изъ жителей столицы не было никого -- ни женщины ни мужчины, кто не говорилъ бы о привлекательности этого молодого человѣка. Царь очень сильно любилъ его. Однажды онъ собралъ своихъ визирей, эмировъ, государственныхъ сановниковъ и именитыхъ людей и заставилъ ихъ принести клятву, что послѣ смерти царя-отца они провозгласятъ царемъ Бедръ-Базима. Всѣ охотно дали такую клятву, и царь, довольный этимъ, выразилъ свое благоволеніе народу и въ краснорѣчивыхъ словахъ высказалъ свое желаніе быть полезнымъ народу. На слѣдующій день царь сѣлъ на коня вмѣстѣ съ своими сановниками и эмирами, и въ сопровожденіи всѣхъ солдатъ они проѣхали по городу и вернулись ко дворцу, гдѣ царь соскочилъ съ лошади, чтобы проводитъ своего сына, и всѣ сановники и самъ царь понесли гаміехи (родъ шитыхъ чепраковъ), и такимъ образомъ двинулись въ сѣни дворца, куда царевичъ въѣхалъ на конѣ. Тамъ онъ соскочилъ съ коня; отецъ его и всѣ эмиры обняли его и посадили на тронъ, а отецъ его и весь дворъ стоялъ передъ нимъ. Бедръ-Базимъ произносилъ судъ надъ народомъ, обвинялъ виновныхъ и оправдывалъ невинныхъ; онъ просидѣлъ на тронѣ до полудня, когда поднялся и пошелъ къ своей матери Джулланарѣ-Русалкѣ, съ короной на головѣ и красивый, какъ полная луна. Мать, увидавъ его и царя вмѣстѣ съ нимъ, встала, поцѣловала его, поздравила съ саномъ султана и прочла молитву за благоденствіе и долголѣтіе, какъ его, такъ и отца его, и за побѣду ихъ надъ врагами. Онъ сѣлъ съ матерью и отдохнулъ; а когда наступило время вечерней молитвы, то онъ сѣлъ на коня и въ сопровожденіи эмировъ поѣхалъ на бѣга, гдѣ упражнялся въ военномъ искусствѣ, съ отцомъ и эмирами до самаго вечера, когда вернулся домой, предшествуемый всѣмъ народомъ. Онъ ежедневно ѣздилъ на бѣга, а возвращаясь, садился съ визирями и эмирами и судилъ народъ. Такъ царствовалъ онъ цѣлый годъ, ѣздилъ на охоту и объѣзжалъ города и деревни, находившіеся подъ его управленіемъ, и вездѣ издавалъ милостивые манифесты, какъ дѣлаютъ обыкновенные цари. Среди людей своихъ лѣтъ онъ былъ исключеніемъ по уму, храбрости и справедливости.
   Однажды случилось такъ, что старый царь, отецъ Бедръ-Базима, захворалъ и съ горечью почувствовалъ, что скоро переселится въ иной міръ. Болѣзнь его усилилась и сдѣлалась смертельной. Онъ призвалъ сына и завѣщалъ ему заботиться о своихъ подданныхъ, о матери, о сановникахъ и обо всѣхъ подвластныхъ ему. Съ царедворцевъ своихъ онъ взялъ клятву и условился съ ними, что они будутъ повиноваться его сыну, и повѣрилъ ихъ клятвѣ. Послѣ этого онъ прожилъ нѣсколько дней и взятъ былъ Господомъ (да святится имя Его!). Его сынъ Бедръ-Базимъ, его жена Джулланара, эмиры, визири и всѣ сановники горевали о немъ, сдѣлали ему могилу, похоронили его и цѣлый мѣсяцъ продолжали плакать о немъ. Селимъ, братъ царицы, мать ея и дочери ея дяди пришли утѣшать царицу въ потерѣ царя.
   -- Полно, Джулланара, -- говорили они, -- вѣдь если царь и умеръ, то вѣдь онъ оставилъ тебѣ прекраснаго юношу, а тотъ, кто оставляетъ такого сына, не можетъ считаться умершимъ. Нѣтъ людей, подобныхъ твоему сыну,-- вѣдь онъ храбрый левъ и чудный мѣсяцъ.
   Всѣ сановники государства и именитые люди явились къ царю Бедръ-Базиму и сказали ему:
   -- О, царь, конечно, горевать о царѣ можно, но горевать прилично только женщинамъ; поэтому не разстраивай ни себя ни насъ, тоскуя о своемъ отцѣ; онъ умеръ, оставивъ тебя, а тотъ, кто оставляетъ такого человѣка, какъ ты, не умираетъ.
   Они продолжали уговаривать и утѣшать его и потомъ свели въ баню; а когда онъ вышелъ изъ бани, то надѣлъ роскошное платье, затканное золотомъ и отдѣланное брильянтами и яхонтами, а на голову возложилъ царскую корону и сѣлъ на царскій тронъ, чтобы заняться государственными дѣлами, судить споры между сильными и слабыми и защищать бѣдняковъ, за что народъ очень любилъ его. Такъ онъ процарствовалъ цѣлый годъ, и родные его постоянно приходили его навѣщать, такъ что жизнь онъ велъ счастливую и веселую; и жилъ такимъ образомъ довольно долго.


Исторія Бедръ-Базима и Джохарахи.

   Послѣ всего этого случилось такъ, что однажды вечеромъ къ Джулланарѣ пришелъ ея братъ и поклонился ей; она встала, обняла его и посадила подлѣ себя.
   -- О, братъ мой, -- сказала она, -- какъ ты поживаешь и какъ поживаютъ моя мать и дочери дяди?
   -- Всѣ здоровы, -- отвѣчалъ братъ, -- и счастливы, недостаетъ имъ только тебя.
   Она велѣла подать кушать, и онъ поѣлъ; послѣ этого начался разговоръ и перешелъ на царя Бедръ-Базима, на его красоту и привлекательность, на его образованіе, ловкость въ верховой ѣздѣ и умъ. Царь Бедръ-Базимъ въ это время дремалъ, но когда услыхалъ, что разговоръ идетъ между матерью и дядей о немъ, то онъ притворился спящимъ и сталъ прислушиваться.
   -- Сыну твоему уже семнадцать лѣтъ, -- говорилъ Салехъ своей сестрѣ, -- и онъ до сихъ поръ не женатъ; мы боимся, чтобы съ нимъ чего-нибудь не случилось и чтобы онъ не остался безъ потомства. Мнѣ поэтому хочется женить его на одной изъ царевенъ-русалокъ, которая равнялась бы съ нимъ красотою и миловидностью.
   -- Ну, назови мнѣ этихъ царевенъ, -- сказала Джулланара,-- вѣдь я всѣхъ ихъ знаю.
   Онъ началъ называть ей всѣхъ царевенъ, одну за другой, а она только говорила:
   -- Нѣтъ, эту я для своего сына не хочу. Я хочу женить его только на такой, которая была бы равна ему по красотѣ и миловидности, по уму, вѣроисповѣданію, образованію, добротѣ и происхожденію.
   -- Болѣе, кромѣ тѣхъ царевенъ, которыхъ я тебѣ назвалъ, я не знаю, -- сказалъ Салехъ, -- а назвалъ я тебѣ ихъ до сотни, и ни одна изъ нихъ тебѣ не понравилась. Посмотри-ка, сестра, спитъ твой сынъ, или нѣтъ.
   Царица дотронулась до сына и увидала, что онъ спитъ.
   -- Спитъ, -- отвѣчала она, -- что же хочешь ты мнѣ сказать? Зачѣмъ тебѣ знать, спитъ онъ, или нѣтъ?
   -- Знай, сестра, -- отвѣчалъ онъ, -- что я вспомнилъ объ одной дѣвицѣ-русалкѣ, пригодной для твоего сына, но я боюсь говорить о ней, если сынъ твой не спитъ, потому что онъ можетъ въ нее влюбиться; но какъ знать, мы, можетъ-быть, не получимъ согласія на бракъ съ нею. Это всѣмъ намъ будетъ до крайности непріятно. Поэтъ сказалъ:
   
   Любовь въ своемъ зачатіи подобна
   Слюнѣ текущей. Но когда она
   Пріобрѣтетъ вліяніе и власть,
   Она громадна, какъ большое море.
   
   Сестра его, услыхавъ эти слова, отвѣчала:
   -- Скажи мнѣ, кто такая эта дѣвица, и какъ ее зовутъ, такъ какъ, я знаю всѣхъ русалокъ, дочерей царей и всѣхъ другихъ; если я найду, что она невѣста для моего сына подходящая, я буду просить руки ея, хотя бы для этого мнѣ пришлось истратить все, что я имѣю. Скажи же мнѣ, кто она такая, и ничего не бойся, такъ какъ сынъ мой спитъ.
   -- Я боюсь, что онъ не спитъ, -- отвѣчалъ онъ, -- а вѣдь поэтъ говоритъ:
   
   Я полюбилъ ее, когда мнѣ были
   Описаны достоинства ея;
   Случается нерѣдко то, что ухо
   Полюбитъ раньше, чѣмъ увидитъ глазъ.
   
   -- Ну, говори и поскорѣе, -- сказала ему на это Джулланара, -- и ничего не бойся, братъ.
   -- Клянусь Аллахомъ, сестра, -- отвѣчалъ онъ ей, -- для сына твоего не найдешь лучшей невѣсты, какъ царевна Джохараха, дочь царя Эсъ-Семенделя, -- по красотѣ, миловидности и изяществу она равна твоему сыну. Ни въ морѣ ни на землѣ не существуетъ особы красивѣе ея. Она красива, мила, статна, съ розовыми щечками, яснымъ челомъ, блестящими, какъ брильянты волосами, большими черными глазами, широкими бедрами и тонкой тальей и чудной улыбкой. Когда она устремляетъ взоръ, то можетъ устыдить газель, а походкѣ ея можетъ поза, видовать гибкая ива; когда же она поднимаетъ свое личико, то смутитъ солнце и луну и очаруетъ всякаго. Она хорошо говоритъ и ласкова.
   -- Ты правъ, -- сказала сестра, выслушавъ его.-- Клянусь Аллахомъ, я много разъ видѣла ее и играла съ нею, когда мы были дѣтьми, но потомъ мы потеряли другъ друга изъ виду, и я не видала ее уже восемнадцать лѣтъ. Да, невѣсты болѣе подходящей для моего сына, какъ она, быть не можетъ.
   Бедръ-Базимъ, выслуш'авъ ихъ разговоръ и понявъ съ начала до конца описаніе царевны, высказанное Салехомъ, заочно влюбился въ Джохараху, дочь царя Эсъ-Семенделя, по продолжалъ притворяться спящимъ. Пламя страсти загорѣлось у него въ сердцѣ, и онъ потонулъ въ безпредѣльномъ морѣ любви, береговъ котораго не было видно.
   Салехъ же, посмотрѣвъ на сестру, сказалъ ей:
   -- Клянусь Аллахомъ, сестра моя, что между морскими царями нѣтъ человѣка глупѣе ея отца, и нѣтъ никого могущественнѣе его; поэтому не говори твоему сыну объ этой царевнѣ, пока мы не попросимъ руки ея у отца, и если онъ благосклонно выслушаетъ нашу просьбу, то мы поблагодаримъ Господа (да святится имя Его!); а если не согласится отдать дочь за твоего сына, то мы спокойно женимъ его на другой.
   -- Совѣтъ твой превосходенъ, -- сказала царица, выслушавъ брата, и затѣмъ они прекратили разговоръ и легли спать.
   Въ сердцѣ Бедръ-Базима разгорался огонь страсти его къ царевнѣ Джохарахѣ, но онъ скрывалъ это отъ всѣхъ и не говорилъ ни матери ни дядѣ, хотя страдалъ отъ любви, точно сидѣлъ на горячихъ угольяхъ. И когда на слѣдующее утро они встали, то царь и дядя его отправились въ баню и вымылись; послѣ этого они выпили вина, и прислуга подала имъ ѣсть. Царь Бедръ-Базимъ, мать его и дядя сѣли за столъ и ѣли, пока не насытились, послѣ чего вымыли руки. Затѣмъ Салехъ всталъ и сказалъ сестрѣ и царю:
   -- Съ вашего позволенія, я отправлюсь къ своей матери, такъ какъ у васъ я уже погостилъ, а домашніе мои, навѣрное, тревожатся обо мнѣ и ждутъ меня.
   Но царь Бедръ-Базимъ сказалъ дядѣ:
   -- Останься съ нами еще на сегодняшній день.
   И онъ согласился на его приглашеніе.
   -- Идемъ, дядя, со мною въ садъ.
   Они пошли въ садъ и стали прогуливаться и забавляться; затѣмъ царь сѣлъ подъ дерево, чтобы отдохнуть и уснутъ; но онъ вспомнилъ, что дядя его говорилъ, описывая царевну, ея красоту и миловидность, и, заплакавъ, продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Но если бы въ тѣ дни, когда въ груди
   Моей горѣлъ огонь горячій страсти,
   Вопросъ знакомые мнѣ предложили:
   "Чего желаешь ты? Свиданья ль съ ними,
   Или глотка воды прозрачно-чистой?--
   То я отвѣтилъ бы: "Свиданья съ ними".
   
   Послѣ этого онъ громко застоналъ, заплакалъ и сказалъ такіе стихи:
   
   О, кто спасетъ меня отъ жаркой страсти
   Къ очаровательной газели той,
   Лицо которой солнце затмеваетъ?
   Нѣтъ, право, болѣе она прекрасна!
   Моя душа спокойна и свободна
   Была отъ страстнаго стремленья къ ней;
   Теперь душа горитъ горячей страстью
   Къ прекрасной дочери Эсъ-Семенделя.
   
   Когда дядя услыхалъ то, что онъ сказалъ, то онъ всплеснулъ руками и вскричалъ:
   -- Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, и Магометъ пророкъ Его! Сила и власть въ рукахъ Бога Всемогущаго, Всесильнаго! Развѣ ты слышалъ, о, сынъ мои, что мы говорили съ твоей матерью о царевнѣ Джохарахѣ и о ея достоинствахъ?
   -- Да, слышалъ, -- отвѣчалъ Бедръ-Базимъ, -- и заочно влюбился въ нее, услыхавъ твой отзывъ. Сердце мое полно ею, и я не могу болѣе жить безъ нея.
   -- О царь, -- сказалъ ему на это Салехъ, -- идемъ къ твоей матери и разскажемъ ей все; я попрошу у нея позволеніе взять тебя съ собой, чтобы просить руки царевны Джохарахъ. Послѣ этого мы простимся съ нею, и я вернусь съ тобой. Я боюсь, что если я возьму тебя безъ ея позволенія, то она на меня разсердится и будетъ совершенно права, такъ какъ изъ-за меня она ушла изъ дому. Городъ тоже останется безъ царя и народомъ некому будетъ управлять, какъ некому будетъ судить его; а это можетъ кончиться тѣмъ, что ты лишишься престола.
   -- Знай, дядя, -- отвѣчалъ Салеху Бедръ-Базимъ, -- что если мы вернемся къ матери, чтобы посовѣтоваться съ нею насчетъ этого предмета, то она меня не пуститъ, поэтому я не пойду къ ней за совѣтомъ.-- Онъ началъ плакать и прибавилъ: -- Я отправлюсь съ тобой, не говоря ей ничего, и потомъ вернусь.
   Когда Салехъ услыхалъ это, то сильно смутился.
   -- Прошу помощи Божьей, -- сказалъ онъ, -- въ такомъ затруднительномъ случаѣ.
   Салехъ, видя племянника въ такомъ положеніи и зная, что онъ не хочетъ итти къ матери, а хочетъ итти съ нимъ, снялъ съ пальца перстень, на которомъ были вырѣзаны какія-то божественныя имена, и передалъ его царю Бедръ-Базиму, сказавъ ему:
   -- Надѣнь этотъ перстень на палецъ и ты никогда не потонешь, не случится съ тобой никакой бѣды и тебя не тронуть никакія морскія животныя и громадныя рыбы.
   Царь Бедръ-Базимъ взялъ отъ своего дяди Салеха перстень и надѣлъ его себѣ на палецъ, послѣ чего они ушли въ воду и шли до тѣхъ поръ, пока не дошли до дворца Салеха; войдя въ него, увидали мать царицы Джулланары, сидѣвшую оо всѣми ея родными. Всѣ поцѣловали имъ руки, а бабушка, увидавъ Бедръ-Базима, встала, обняла его, поцѣловала въ переносицу и сказала:
   -- Очень рада твоему приходу, о, сынъ мой! Какъ же ты оставилъ мать свою Джулланару?
   -- Она здорова и весела, -- отвѣчалъ онъ, -- и кланяется тебѣ и дочерямъ своего дяди.
   Тутъ Салехъ сообщилъ своей матери обо всемъ, что было между ними и его сестрой Джулланарой, и что царь БедръБазимъ заочно влюбился, въ царевну. Джохараху, дочь царя Эсъ-Семенделя. Онъ разсказалъ ей все съ начала до конца и прибавилъ:


   -- А онъ пришелъ сюда съ намѣреніемъ просить ея руку у ея отца и жениться на ней.
   Бабушка царя Бедръ-Базима, услыхавъ это, страшно разсердилась на Салеха и въ негодованіи сказала ему:
   -- О, сынъ мой! Ты сдѣлалъ страшную ошибку, разсказывая о царевнѣ Джохарахѣ, дочери царя Эсъ-Семенделя, при сынѣ твоей сестры; вѣдь ты знаешь, какъ царь Эсъ-Семендель глупъ, заносчивъ, безтолковъ, но силенъ, и какъ онъ обращается со всѣми, кто проситъ руки его дочери. Вѣдь всѣ морскіе цари сватались къ ней, и онъ всѣмъ отказалъ и всѣмъ говорилъ, что они не равны съ нею ни по красотѣ, ни по миловидности, ни по другимъ качествамъ. И теперь страшно просить руки ея у него, потому что онъ откажетъ намъ, какъ отказалъ другимъ, а мы люди чувствительные, -- это огорчитъ насъ.
   -- Что же, матушка, намъ дѣлать?-- выслушавъ ее, отвѣчалъ Салехъ.-- Вѣдь царь Бедръ-Базимъ такъ влюбился въ эту царевну, когда я разсказывалъ о ней сестрѣ, что сказалъ мнѣ: "Идемъ къ ея отцу просить руки ея, хотя бы это стоило мнѣ моего царства". И онъ прибавилъ, что если не женится на ней, то умретъ отъ любви и желанія. Ты прими въ соображеніе, матушка, что сынъ сестры красивѣе и миловиднѣе ея, и что отецъ его былъ царемъ всего персидскаго народа, а послѣ него царемъ теперь онъ, и Джохарахъ ему совершенно подходящая невѣста. Я рѣшилъ принести ея отцу брильянтовъ, яхонтовъ и другихъ драгоцѣнныхъ камней, пригодныхъ для подарка, и затѣмъ просить ея руки. Если онъ вздумаетъ возразить намъ, что онъ царь, то вѣдь и Бедръ-Базимъ тоже царь и сынъ царя. Если онъ скажетъ, что она слишкомъ хороша собой, то вѣдь онъ еще красивѣе ея. Если же онъ возразитъ намъ, что у него большое государство, то вѣдь у царя Бедръ-Базима государство обширнѣе, чѣмъ у него и у нея, и войскъ и тѣлохранителей у него больше, такъ какъ земли у него больше, чѣмъ у ея отца. Я долженъ окончить дѣло сына моей сестры, хотя бы за это мнѣ пришлось поплатиться жизнью, такъ какъ причиною всему этому я, и такъ какъ я погрузилъ его въ море любви, то и долженъ помочь ему жениться, и Господь (да святится имя Его!) да поможетъ мнѣ въ этомъ дѣлѣ!
   -- Ну, поступай какъ знаешь, -- отвѣчала ему мать, -- но только смотри, если онъ будетъ говоритъ съ тобой, то не отвѣчай ему дерзко. Ты вѣдь знаешь, какъ онъ глупъ и вмѣстѣ съ тѣмъ какъ онъ могущественъ, и я боюсь, чтобы онъ не набросился на тебя, такъ какъ онъ не признаетъ ничьихъ правъ.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ Салехъ.
   Онъ поднялся съ мѣста и взялъ два кожаныхъ мѣшка, наполненныхъ брильянтами, яхонтами, продолговатыми изумрудами и разными драгоцѣнными каменьями. Мѣшки эти понесли мальчики, а онъ съ сыномъ своей сестры пошелъ вслѣдъ за ними ко дворцу Эсъ-Семенделя и попросилъ позволенія войти во дворецъ. Позволеніе это ему было дано, и, войдя къ царю, іонъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его и низко поклонился. А царь Эсъ-Семендель, увидавъ его, всталъ и почетно принялъ его и просилъ сѣсть. Они сѣли и, посидѣвъ немного, царь спросилъ у него:
   -- Очень радъ твоему приходу, отсутствіе твое меня очень огорчало, о, Салехъ! По какому дѣлу ты ко мнѣ ^пожаловалъ? Скажи мнѣ твое желаніе для того, чтобы я могъ исполнить его.
   Салехъ всталъ и еще разъ поцѣловалъ прахъ у ногъ царя.
   -- Царь вѣковъ!-- сказалъ онъ, -- мое желаніе касается Бога и великодушнаго царя, смѣлаго льва, о доблестяхъ котораго караваны разнесли вѣсти повсюду, и слава котораго гремитъ по областямъ и городамъ за его щедрость; добродѣтель, великодушіе и милосердіе.
   Послѣ этого онъ развязалъ оба кожаныхъ мѣшка, вынулъ, изъ нихъ брильянты и другія вещи и разсыпалъ ихъ передъ царемъ Эсъ-Семенделемъ.
   -- О, царь вѣковъ, -- продолжалъ онъ, -- можетъ-быть, ты примешь мой подарокъ, будешь ко мнѣ благосклоненъ и успокоишь мое сердце, принявъ его.
   -- По какой причинѣ, -- сказалъ ему на это царь Эсъ-Семендель,-- дѣлаешь ты мнѣ этотъ подарокъ? Скажи мнѣ, какое у тебя дѣло, и что ты хочешь отъ меня; если это будетъ возможно, то я тотчасъ же исполню твое желаніе, а если будетъ невозможно, то и Господь не потребуетъ, чтобы человѣкъ дѣлалъ то, чего не можетъ сдѣлать.
   Салехъ опять всталъ и трижды поцѣловалъ прахъ у ногъ его.
   -- Ца-рь вѣковъ,-- сказалъ онъ,-- поистинѣ то, что я прошу у тебя, ты можешь исполнить, -- оно въ твоей власти и въ твоихъ рукахъ. Могу ли я утруждать царя, да и не сумасшедшій же я, что буду просить у царя того, чего онъ дать мнѣ не можетъ. Не даромъ же кто-то изъ мудрецовъ говорилъ, что если ты хочешь, чтобы просьба твоя была исполнена, то проси того, что возможно. То, что я хочу просить у тебя, царь, ты исполнить можешь.
   -- Ну, говори же, что тебѣ нужно, -- сказалъ царь, -- и объяснись мнѣ.
   -- О, царь вѣковъ, -- отвѣчалъ ему Салехъ, -- знай, что я пришелъ къ тебѣ свататься на единственной жемчужинѣ, на скрытомъ брильянтѣ, на царевнѣ Джохарахѣ, дочери нашего государя; не огорчай же просящаго тебя.
   Когда царь выслушалъ Салеха, то онъ такъ захохоталъ, что покатился назадъ отъ негодованія и отвѣчалъ:
   -- О, Салехъ, я считалъ тебя разумнымъ и порядочнымъ молодымъ человѣкомъ, стремящимся только къ тому, что достижимо. Не съ ума ли ты сошелъ, рѣшившись на такую невообразимую вещь, на такую опасность, прося руки дочери царя и владѣтеля областей и городовъ! Развѣ ты по своему положенію такъ высоко стоишь, что рѣшаешься на такую наглость, обращаясь ко мнѣ съ подобными рѣчами?
   -- Да хранитъ Господь царскій санъ!-- сказалъ Салехъ.-- Вѣдь я прошу ея руки вовсе не для себя; да хоть бы я просилъ и для себя, то я все-таки равенъ ей и ничуть не ниже ея; такъ какъ тебѣ очень хорошо извѣстно, что отецъ мой былъ однимъ изъ морскихъ царей, хотя теперь нашъ царь и ты. Я просилъ ея руки для царя Бедръ-Базима, государя Персидской области, отецъ котораго былъ царемъ Шахъ-Земаномъ, могущество котораго тебѣ хорошо извѣстно. Если ты говоришь, что ты великій царь, то царь Бедръ-Базимъ болѣе тебя великій царь, а если ты возразишь, что дочь твоя хороша собою, то царь Бедръ-Базимъ болѣе красивъ, чѣмъ она, и болѣе статенъ и выше по происхожденію, онъ -- лучшій наѣздникъ нынѣшняго времени. Такимъ образомъ, если ты, государь, согласишься принять сдѣланное тебѣ предложеніе, то вовсе не унизишься, а если ты отнесешься къ намъ гордо и высокомѣрно, то съ твоей стороны это будетъ несправедливо. Ты долженъ же понять, что царевнѣ Джохарахѣ надо когда-нибудь выйти замужъ: мудрецъ говоритъ: дѣвушка должна или выйти замужъ, или умереть. Если ты желаешь вообще выдать ее замужъ, то болѣе подходящаго жениха, какъ сына моей сестры, ты не найдешь.
   Когда царь Эсъ-Семендель выслушалъ царя Салеха, онъ страшно разсердился, такъ что совершенно обезумѣлъ и чуть было не задохнулся.
   -- Ахъ, ты, собака!-- закричалъ онъ.-- Какъ смѣешь ты говорить такъ со мною, смѣешь утверждать, что сынъ твоей сестры Джулланары равенъ моей дочери? Да кто вы такіе? Кто твоя сестра? Кто ея сынъ и кто былъ его отецъ, что ты смѣешь говорить такъ со мною? Развѣ вы въ сравненіи съ нею не собаки? Эй, мальчики, -- крикнулъ онъ, -- снесите голову этому безумцу!
   Мальчики выхватили мечи и. кинулись на Салеха, но онъ бросился бѣжать, прямо въ дворцовыя ворота; выбѣжавъ въ нихъ, онъ увидалъ сыновей своего дяди, ихъ родственниковъ и цѣлую толпу молодыхъ людей, болѣе чѣмъ въ тысячу всадниковъ, въ кольчугахъ и со щитами, съ копьями и мечами. Увидавъ Салеха, они крикнули:
   -- Что это значитъ?
   Онъ разсказалъ имъ, что съ нимъ случилось. А мать его прислала ихъ на всякій случай къ нему на помощь. Услыхавъ его разсказъ, они поняли, какъ глупъ царь Эсъ:Семендель, и, соскочивъ съ коней, выхватили мечи и направились во дворецъ. Они нашли его сидѣвшимъ на тронѣ и негодующимъ на Салеха. Его тѣлохранители были вовсе не подготовлены къ нападенію; царь, увидавъ вооруженныхъ людей, сталъ звать свою охрану и кричать имъ, чтобы они схватили этихъ собакъ. Но тѣло хранители и охрана царя были разбиты въ нѣсколько минутъ и обращены въ бѣгство, а Салехъ и родственники его схватили царя Эсъ-Семенделя и завязали ему назадъ руки.


   Джохараха же, пробудившись отъ сна, услыхала, что отецъ ея взятъ въ плѣнъ и тѣлохранители его обращены въ бѣгство. Она выбѣжала изъ дворца и понеслась на одинъ изъ острововъ, гдѣ взобралась на высокое дерево и тамъ спряталась. Когда часть родственниковъ Салеха бросилась во дворецъ, нѣсколько человѣкъ изъ охраны царя Эсъ-Семенделя обратились въ бѣгство, а Бедръ-Базимъ, увидавъ ихъ, сталъ разспрашивать, что случилось во дворцѣ, и они ему разсказали. Услыхавъ, что царь Эсъ-Семендель взятъ въ плѣнъ, онъ такъ испугался за себя, что обратился въ бѣгство.
   "Такъ какъ все это произошло изъ за меня, -- думалъ онъ,-- то, конечно, прежде всего схватятъ меня".
   Онъ побѣжалъ самъ не зная куда, но судьба, управляющая всѣмъ, направила стопы его какъ разъ на тотъ островъ, гдѣ спряталась царевна, дочь царя Эсъ-Семенделя. Бедръ-Базимъ, подойдя къ дереву, опустился подъ нимъ, чтобы отдохнуть, никакъ не подозрѣвая, что человѣкъ, за которымъ могутъ гнаться, отдыхать не долженъ. Но человѣкъ не знаетъ, что ему опредѣлено судьбой. Въ то время, какъ онъ лежалъ подъ деревомъ, онъ посмотрѣлъ наверхъ и глазами встрѣтился съ Джохарахой. Онъ только взглянулъ на нее и увидалъ, что она хороша, какъ свѣтлая луна.
   -- Слава Создателю, -- вскричалъ онъ, -- создавшему такое совершенство! Слава Всевышнему Создателю всего прекраснаго! Клянусь Аллахомъ, если воображеніе мое не обманываетъ меня, то это должна быть Джохараха, дочь царя ЭсъСеменделя. Надо думать, что она, услыхавъ о ссорѣ, происшедшей во дворцѣ, убѣжала на этотъ островъ и спряталась на деревѣ; но если это не царевна Джохараха, то она еще красивѣе ея.-- Онъ продолжалъ размышлять объ этомъ и думалъ такъ: "Я встану, схвачу ее и спрошу у нея, кто она такая, и если это она, то я сдѣлаю ей предложеніе, -- что самое главное".
   Онъ поднялся на ноги и сказалъ царевнѣ:
   -- О, предметъ моихъ желаній, кто ты такая и кто привелъ тебя сюда?
   А Джохараха, посмотрѣвъ на Бедръ-Базима, тотчасъ же замѣтила, что онъ хорошъ собою какъ ясный мѣсяцъ, выкатившійся изъ-за темныхъ тучъ, что онъ статенъ и прелестно улыбается.
   -- О, человѣкъ, одаренный такой наружностью, -- сказала она ему, -- я царевна Джохараха, дочь царя Эсъ-Семенделя, и бѣжала я сюда, потому что Салехъ и отрядъ его захватилъ моего отца и разбилъ его тѣлохранителей. Я бѣжала изъ страха за себя, и теперь не знаю, что сталось съ моимъ отцомъ.
   Бедръ-Базимъ, выслушавъ ее, надивиться не могъ странной случайности и подумалъ, что, захвативъ отца, онъ, конечно, достигнетъ исполненія своихъ желаній. Онъ внимательно посмотрѣлъ на нее и сказалъ: -- Ну, сходи внизъ, возлюбленная моя, такъ какъ я -- жертва, любви къ тебѣ, и очи твои поработили меня. Всѣ эти непріятности произошли изъ-за тебя низъ-за меня. Я -- царь Бедръ-Базимъ, государь Персіи, а Салехъ -- мой дядя со стороны матери; онъ приходилъ къ твоему отцу и просилъ твоей руки. Я изъ-за тебя бросилъ свое государство, и встрѣча наша съ тобой произошла совершенно случайно. Спустись же ко мнѣ, для того, чтобы намъ пойти во дворецъ твоего отца и просить дядю Салеха отпустить тебя и законнымъ образомъ обвѣнчать насъ.
   Джохараха же, услыхавъ то, что говорилъ Бедръ-Базимъ, подумала:
   "Такъ изъ-за этого подлаго молодого негодяя случилось все это несчастіе, отецъ мой лишенъ свободы, царедворцы его убиты и я должна была бѣжать изъ дворца и изъ своихъ родныхъ мѣстъ на какой-то островъ. Если и теперь не употреблю какой-нибудь уловки, чтобы отдѣлаться отъ него, то онъ завладѣетъ мною и достигнетъ своихъ желаній, такъ какъ онъ влюбленъ, а влюбленному все прощается".
   Поразмысливъ такимъ образомъ, она начала успокоивать его ласковыми и нѣжными словами, а онъ и не подозрѣвалъ, что она противъ него замышляла.
   -- О, господинъ мой, -- говорила она, -- о, свѣтъ очей моихъ, такъ ты -- царь Бедръ-Базимъ, сынъ царицы Джулланары?
   -- Да, возлюбленная моя, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Да разразитъ Господь моего отца, -- продолжала она,-- и лишитъ его царства и растерзаетъ его сердце! Неужели ты для него недостаточно хорошъ и недостаточно одаренъ талантами? Клянусь Аллахомъ, въ немъ мало смысла! Но, царь вѣковъ,-- продолжала она, -- не порицай отца моего за то, что онъ сдѣлалъ. Если ты любишь меня на кружку, то я люблю тебя на цѣлый кувшинъ. Я попала въ сѣти твоей любви и сдѣлалась ея жертвой. Твоя любовь перешла ко мнѣ, и въ тебѣ осталась только десятая часть того, что я чувствую къ тебѣ!
   Она спустилась съ дерева и подошла къ нему, обняла его, прижала къ своей груди и начала его цѣловать. Царь Бедръ-Базимъ, увидавъ это, влюбился еще сильнѣе, и желаніе его стало мучительнымъ. Онъ вообразилъ, что она влюбилась въ него, и повѣрилъ ей и продолжалъ обнимать ее и цѣловать.
   -- О, царевна, -- говорилъ онъ, -- Аллахомъ клянусь, что дядя мой Салехъ не описывалъ и десятой части твоихъ достоинствъ и красоты!
   Тутъ Джохараха прижала его къ своей груди и произнесла какія-то непонятныя слова, послѣ чего она плюнула ему въ лицо и сказала:
   -- Измѣни образъ человѣческій на образъ птицы, самой красивой изъ всѣхъ птицъ, съ бѣлыми перьями и краснымъ клювомъ и ногами.
   И не успѣла она договорить этихъ словъ, какъ царь Бедръ-Базимъ превратился въ птицу, самую красивую, какая только можетъ быть на свѣтѣ; онъ встрепенулся и остановился передъ Джохарахой. Съ царевной была одна изъ ея рабынь, по имени Марсинеха, и Джохараха, глядя на нее, сказала:
   -- Клянусь Аллахомъ, если бы я не боялась, что отецъ мой попалъ въ руки къ его дядѣ, то я убила бы его, Господь да накажетъ его! Какое несчастіе принесъ онъ намъ, вѣдь все произошло изъ-за него! Послушай, рабыня! Возьми его и перенеси его на островъ Жажды, чтобы онъ умеръ тамъ отъ недостатка воды.
   Рабыня взяла его и принесла на островъ Жажды и хотѣла уже оставить его тамъ, но подумала:
   "Нѣтъ, особа, одаренная такими качествами и такой красотой, не должна умирать отъ жажды".
   Она взяла его съ острова Жажды и перенесла на островъ, гдѣ было множество деревьевъ, плодовъ и рѣкъ; оставивъ его тамъ, она вернулась къ своей госпожѣ, и сказала ей, что оставила его на островѣ Жажды. Такова была, судьба БедръБазима.
   Что же касается до Салеха, дяди царя Бедръ-Базима, то онъ, завладѣвъ царемъ Эсъ-Семенделемъ и убивъ его тѣлохранителей, сталъ искать Джохараху, дочь царя, но не нашелъ ея и вернулся къ себѣ во дворецъ, къ матери.
   -- О, матушка, -- сказалъ онъ, -- а гдѣ же сынъ сестры, царь Бедръ-Базимъ?
   -- 0, сынъ мой, -- отвѣчала она, -- клянусь Аллахомъ, что я не знаю, гдѣ онъ, и не знаю, куда онъ отправился, та"къ какъ онъ, услыхавъ, что ты вступилъ въ бой съ царемъ Эсъ-Семенделемъ, и что бой жаркій, страшно испугался и побѣжалъ.
   Салехъ, выслушавъ мать, очень огорчился за сына своей сестры и сказалъ:
   -- Ахъ, матушка! Клянусь Аллахомъ, что мы поступили очень неосмотрительно съ царемъ Бедръ-Базимомъ, и я боюсь, что онъ погибнетъ или что кто-нибудь изъ солдатъ Эсъ-Семенделя нападетъ на него или нападетъ на него дочь царя, царевна Джохараха, -- и намъ стыдно будетъ передъ его матерью, и она разсердится на насъ, такъ какъ я взялъ его безъ ея позволенія.
   Онъ тотчасъ же разослалъ своихъ людей искать царя по всѣмъ направленіямъ, но они не могли найти и слѣдовъ его; вслѣдствіе чего они вернулись и донесли объ этомъ царю Салеху; онъ страшно встревожился, и сердце у него заныло о царѣ Бедръ-Базимѣ.
   Что же касается до матери Бедръ-Базима, Джулланары-Русалки, то она долго ждала своего сына послѣ того, какъ онъ ушелъ въ море съ Салехомъ; но дождаться не могла, такъ какъ онъ къ ней не приходилъ. Такимъ образомъ она прождала его нѣсколько дней; послѣ чего встала и пошла въ море, къ своей матери. Мать, увидавъ ее, встала, поцѣловала ее и обняла, что сдѣлали то же и дочери ея дяди. Послѣ этого она спросила свою мать о Бедръ-Базимѣ; мать отвѣчала ей:
   -- О, дочь, моя, онъ пришелъ сюда съ твоимъ братомъ, и дядя его, взявъ брильянтовъ и яхонтовъ, пошелъ съ ними къ царю Эсъ-Семенделю просить руки его дочери, но царь не согласился на его предложеніе и грубо обошелся съ твоимъ бракомъ. Я же послала вслѣдъ за Салехомъ тысячу всадниковъ, и между ними и царемъ Эсъ-Семенделемъ дѣло дошло до схватки. Господь принялъ сторону твоего брата, и онъ, перебивъ тѣлохранителей, взялъ въ плѣнъ царя Эсъ-Семенделя. Когда вѣсть объ этомъ дошла до твоего сына, то онъ, вѣроятно, испугался за себя, убѣжалъ безъ нашего вѣдома и болѣе къ намъ не возвращался, и мы болѣе о немъ не слыхали.
   Послѣ этого Джулланара стала спрашивать у нея о братѣ Салехѣ, и мать отвѣчала ей:
   -- Онъ сидитъ на тронѣ вмѣсто царя Эсъ-Семенделя и послалъ повсюду гонцовъ разыскивать твоего сына и царевну Джохараху.
   Услыхавъ этотъ отвѣтъ, Джулланара очень огорчилась за своего сына и сильно разсердилась на своего брата Салеха за то, что онъ взялъ ея сына и ушелъ съ нимъ въ море безъ ея позволенія.
   -- О, мать моя, -- сказала она, -- право, я боюсь за наше царство, вѣдь я пошла къ вамъ, не сказавъ объ этомъ никому; я боюсь, что если долго не вернусь домой, то государство наше будетъ отъ насъ отнято и власть выскользнетъ у насъ изъ рукъ. Всего лучше, если я вернусь домой и буду управлять дѣлами до тѣхъ поръ, пока Господь не возвратитъ мнѣ сына. Но вы не должны забывать моего сына и не пренебрегать возможностью найти его, потому что если съ нимъ случится бѣда, то я этого не переживу, такъ какъ всѣ радости моей жизни и вся жизнь моя заключаются въ немъ.
   -- Я вполнѣ тебѣ сочувствую, о, дочь моя!-- отвѣчала мать.-- И не спрашивай насъ, какъ мы страдаемъ отъ разлуки съ нимъ и отъ его отсутствія.
   Мать ея снова послала искать внука, а мать Бедръ-Базима вернулась домой съ тяжелымъ сердцемъ и со слезами на глазахъ.. Свѣтъ ей сталъ не милъ, и сердце у нея болѣло, она была несчастна.


   А царь Бедръ-Базимъ, превращенный царевной Джохарахой въ птицу и отправленный ею съ рабыней на островъ Жажды для того, чтобы онъ тамъ умеръ, былъ перенесенъ на чудный зеленый островъ, полный плодовыхъ деревьевъ и рѣкъ. Онъ принялся ѣсть плоды и пить воду и прожилъ тамъ много дней и ночей, какъ птица, не зная, куда итти и не умѣя летать. Однажды на островъ этотъ пришелъ птицеловъ, чтобы поймать что-нибудь себѣ на ѣду, и увидалъ Бедръ-Базима птицей съ бѣлыми перьями и краснымъ клювомъ и ногами, -- птицей поразительной красоты. Птицеловъ посмотрѣлъ на него и былъ пораженъ и подумалъ: "Что за чудная птица! Никогда ничего подобнаго я не видалъ". Онъ закинулъ сѣть и поймалъ его, и пошелъ съ нимъ въ городъ, думая: "Продамъ птицу и получу деньги". Кто-то изъ горожанъ, встрѣтилъ его и спросилъ:
   -- Что хочешь за эту птицу, птицеловъ?
   -- Если ты купишь ее, -- отвѣчалъ птицеловъ, -- то тебѣ нечего будетъ съ нею дѣлать.
   -- Я заколю ее и съѣмъ, -- отвѣчалъ горожанинъ.
   -- У кого достанетъ духу заколоть такую птицу и съѣсть ее?-- возразилъ птицеловъ.-- Я хочу подарить ее царю; онъ дастъ мнѣ за нее гораздо болѣе того, что могутъ датъ другіе, и не заколетъ ее, а будетъ забавляться, любуясь на ея красоту. Во всю свою жизнь, съ тѣхъ поръ, какъ я ловлю птицъ, я не видывалъ подобной птицы ни на-морѣ ни на землѣ. Если ты, дѣйствительно, желаешь пріобрѣсти ее, то вѣдь болѣе серебряной монеты не дашь, а я, клянусь Аллахомъ, не продамъ ее за это.
   Птицеловъ пошелъ съ нею во дворецъ, и когда царь увидалъ птицу, то красота и привлекательность ея поразили его, какъ поразили его красный клювъ и ноги. Онъ выслалъ къ птицелову евнуха, чтобы купить птицу, и евнухъ, выйдя къ нему, спросилъ:
   -- За сколько хочешь ты продать эту птицу?
   -- Нѣтъ, я принесъ ее царю въ подарокъ.
   Евнухъ взялъ птицу, снесъ ее къ царю и передалъ ему слова птицелова; послѣ чего царь взялъ птицу и далъ птицелову десять червонцевъ. Получивъ деньги, птицеловъ поцѣловалъ прахъ у ногъ царя и ушелъ. Евнухъ же принесъ птицу въ павильонъ царя, посадилъ ее въ красивую клѣтку, повѣсилъ клѣтку и далъ птицѣ ѣды и питья. А царь, выйдя изъ дворца, спросилъ у евнуха:
   -- А гдѣ же птица? Принеси мнѣ ее полюбоваться. Клянусь Аллахомъ, она удивительно хороша!
   Евнухъ принесъ птицу и поставилъ ее передъ царемъ, который увидалъ, что она не дотрогивалась до положеннаго ей корма.
   -- Право, не знаю,-- сказалъ царь,-- что она ѣстъ и чѣмъ кормить ее.
   Послѣ этого онъ приказалъ подавать себѣ обѣдать, и птица, увидавъ мясныя и другія кушанья и сласти и плоды, принялась ѣсть все, что стояло передъ царемъ. Царь былъ совершенно пораженъ и очень удивлялся, какъ удивлялись и всѣ присутствующіе. Царь, глядя на это, сказалъ окружавшимъ его евнухамъ и мамелюкамъ:
   -- Въ жизни не видывалъ птицы, которая бы ѣла такъ, какъ эта птица.
   Царь приказалъ позвать жену полюбоваться на птицу. Евнухъ отправился къ царицѣ и, увидавъ ее, сказалъ:
   -- Государыня, царь желаетъ, чтобы ты пришла къ нему полюбоваться на купленную имъ птицу. Когда ему былъ поданъ обѣдъ, то она вылетѣла изъ клѣтки и, помѣстившись на столъ, стала ѣсть все, что на немъ стояло. Вставай, государыня, и или посмотрѣть на птицу, она необыкновенной красоты и чудо изъ чудесъ.
   Выслушавъ евнуха, царица тотчасъ же пошла; но лишь только она взглянула на птицу, какъ закрылась фатой и пошла назадъ. Царь всталъ и направился за нею.
   -- Зачѣмъ ты закрыла себѣ лицо?-- сказалъ онъ.-- Вѣдь тутъ нѣтъ никого, кромѣ рабынь и евнуховъ, которые служатъ тебѣ и мнѣ.
   -- О, царь!-- отвѣчала она.-- Увѣряю тебя, что это не птица, а такой же мужчина, какъ ты.
   Выслушавъ ее, царь проговорилъ:
   -- Ну, ты говоришь вздоръ! Или просто шутишь! Что же можетъ быть это какъ не птица?
   -- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчала она, -- что я съ тобою не шучу и говорю тебѣ только одну правду. Эта птица -- царь Бедръ-Базимъ, сынъ царя Шахъ-Земана, государя Персіи, а мать его Джулланара-Русалка.
   -- Какимъ же образомъ, -- спросилъ царь, -- превратился онъ въ птицу?
   -- Царевна Джохараха, дочь царя Эсъ-Семенделя, -- отвѣчала она; -- обратила его въ птицу.
   И тутъ она разсказала ему съ начала до конца все, что случилось съ нимъ: какъ онъ просилъ руки Джохарахи у отца ея, какъ царь отказалъ ему и какъ его дядя Салехъ вступилъ съ. царемъ Эсъ-Семенделемъ въ бой и, побѣдивъ его, взялъ въ плѣнъ.
   Царь только удивлялся, слушая свою жену. Жена его была настоящая волшебница того времени, и поэтому царь сказалъ ей:
   -- Жизнью своей прошу тебя, освободи его отъ чаръ и не оставляй въ такомъ мучительномъ положеніи. Да снесетъ Господь (да святится имя Его!) голову этой Джохарахѣ! Какая она негодная, какая безбожница и какая ловкая!
   -- Прикажи Бедръ-Базиму, -- отвѣчала жена, -- войти въ маленькую комнату.
   Царь приказалъ Бедръ-Базиму войти въ комнатку; Бедръ-Базимъ, выслушавъ приказаніе, тотчасъ же исполнилъ его. Затѣмъ жена царя встала и, не открывая лица, взяла чашку съ водой и вошла въ комнатку. Она начала нашептывать на воду и затѣмъ, прыснувъ на птицу водою, сказала:
   -- Ради великихъ именъ и чудныхъ стиховъ Корана, и власти Господа (да святится имя Его!) Создателя неба и земли, воскресающаго мертвыхъ, дарующаго жизнь и смерть, покинь образъ, который теперь носишь, и вернись къ своему естественному состоянію и образу, данному тебѣ Господомъ!
   И не успѣла она досказать этихъ словъ, какъ птица сильно встрепенулась и обратилась въ свой первоначальный видъ, и царь увидалъ такого красавца, какихъ и свѣтъ не производилъ.
   Когда царь Бедръ-Базимъ сталъ опять человѣкомъ, онъ проговорилъ:
   -- Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, а Магометъ пророкъ его! Слава Создателю всего живущаго и Властелину надъ жизнью и смертью!
   Сказавъ это, онъ поцѣловалъ руки царя и помолился о его долголѣтіи. Царь поцѣловалъ его въ голову и сказалъ:
   -- О, Бедръ-Базимъ, разскажи мнѣ свою исторію съ начала до конца.
   Онъ разсказалъ ему все, ничего не скрывая, и царь не мало этому удивлялся.
   -- О, Бедръ-Базимъ, -- сказалъ онъ, -- самъ Богъ спасъ тебя отъ чаръ. Что же ты хочешь теперь дѣлать?
   -- О, царь вѣковъ, -- отвѣчалъ онъ ему, -- я желаю, чтобы ты былъ настолько милостивъ, что приготовилъ бы мнѣ корабль, прислугу и все, что мнѣ нужно, потому что я долгое время былъ въ отсутствіи и боюсь, что лишусь государства. Кромѣ того, я думаю, что мать моя не переживетъ разлуки со мною. Мнѣ думается, что она можетъ умереть, тоскуя-обо мнѣ. Вѣдь она не знаетъ, что со мною случилось, живъ я или нѣтъ. Поэтому я прошу тебя, о, государь, доверши свои благо дѣянія и сдѣлай для меня то, что я прошу.
   Царь любовался его красотой и съ удовольствіемъ слушалъ его краснорѣчивыя слова, затѣмъ, изъявивъ свое согласіе, онъ велѣлъ приготовить для него корабль и перенести на него все, что нужно, и отправить съ нимъ нѣсколько человѣкъ прислуги. Бедръ-Базимъ, простившись съ царемъ, сѣлъ на корабль, и они вышли въ море.
   Вѣтеръ дулъ попутный, и они десять дней шли благополучно, но на одиннадцатый день море вздулось, поднялись страшныя волны, и мореплаватели не могли справиться съ кораблемъ. Они пошли на произволъ судьбы, уносимые волнами, которые бросили ихъ на скалу, корабль разбило въ мелкіе дребезги, и всѣ плывшіе на немъ потонули, за исключеніемъ царя Бедръ-Базима, который взобрался на доску и поплылъ на щей. Онъ носился по морю, сидя на доскѣ и не имѣя возможности направить ее въ опредѣленную сторону. Такимъ образомъ его носило въ продолженіе трехъ дней, а на четвертый день выбросило вмѣстѣ съ доскою на берегъ; онъ увидалъ городъ, бѣлый, какъ бѣлый голубь, выстроенный на островѣ, на самомъ берегу, -- городъ съ высокими зданіями, чудно выстроенными, съ высокими стѣнами, у подножія которыхъ пѣнилось море. Когда царь Бедръ-Базимъ увидалъ островъ, съ городомъ на немъ то очень обрадовался, тѣмъ болѣе, что онъ умиралъ отъ голода и жажды. Онъ всталъ и хотѣлъ итти туда, но вдругъ на него стали наступать мулы, ослы и лошади въ неимовѣрномъ количествѣ. Они начали бить его и не пропускать въ городъ. Онъ поплылъ кругомъ и вышелъ на, берегъ за городомъ, гдѣ никого не было.
   "Кому же можетъ принадлежать этотъ городъ, -- съ удивленіемъ подумалъ онъ, -- такъ какъ не видно ни царя ни людей, и чьи могутъ быть эти мулы, ослы и лошади?"


   Онъ постоянно думалъ объ этомъ, направляясь куда глаза глядятъ.
   Вскорѣ онъ увидалъ шейка, мелочнаго лавочника, и поклонился ему. Шейкъ отвѣтилъ на поклонъ и, посмотрѣвъ на него, увидалъ, что онъ красивъ, и сказалъ ему:
   -- О, молодой человѣкъ, откуда ты явился и что привело тебя сюда въ городъ?
   Бедръ-Базимъ съ начала до конца разсказалъ ему всю свою исторію, и шейкъ, удивляясь, спросилъ его:
   -- Не встрѣтилъ ли ты кого-нибудь, идя сюда, о, сынъ мой?
   -- Я только удивлялся, батюшка, -- отвѣчалъ онъ, -- что въ этомъ городѣ нѣтъ народа.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ ему шейкъ, -- войди скорѣе въ лавку, иначе ты пропалъ.
   Бедръ-Базимъ вошелъ въ лавку и сѣлъ, а шейкъ всталъ, принесъ ему поѣсть и сказалъ:
   -- Войди лучше въ комнату. Слава Творцу, укрывшему тебя отъ чертовки.
   Слова эти испугали Бедръ-Базима. Онъ поѣлъ принесенныхъ кушаній, пока не насытился, потомъ вымылъ руки и, посмотрѣвъ на шейка, сказалъ:
   -- Господинъ, мой, объясни мнѣ значеніе твоихъ словъ. Ты напугалъ меня этимъ городомъ и обитателями его.
   -- О, сынъ мой,-- отвѣчалъ е я досыта; послѣ чего голова моя отяжелѣла, и я захотѣлъ спать, но вдругъ вдали услыхалъ шорохъ и, вскочивъ, вымылъ руки и ротъ и пріободрился. Вскорѣ она явилась въ сопровожденіи десяти рабынь, какъ полная луна среди планетъ. Она была одѣта въ зеленое атласное платье, вышитое золотомъ; увидавъ меня, она засмѣялась и сказала:
   -- Какъ это случилось, что ты бодрствуешь и сонъ не преодолѣлъ тебя? Теперь послѣ того, что ты провелъ безсонную ночь, я вѣрю, что ты влюбленъ, такъ какъ влюбленные отличаются именно способностью не спать ночи отъ полноты своихъ желаній.
   Обернувшись къ своимъ рабынямъ, она сдѣлала имъ знакъ, послѣ чего онѣ всѣ вышли, а она подошла ко мнѣ, прижала меня къ своей груди и поцѣловала. Мы проговорили съ нею до утра, когда я собрался уходить, но она удержала меня, сказавъ:
   -- Подожди, я хочу нѣчто показать тебѣ и поговорить съ тобой.
   Я остался, а она, развернувъ платокъ, достала оттуда кусокъ этого полотна и подала его мнѣ; тутъ я увидалъ этихъ самыхъ ланей, на которыхъ ты смотришь теперь, и, полюбовавшись ими, взялъ ихъ, давъ ей обѣщаніе приходить въ садъ каждую ночь, и простился съ _ нею совершенно счастливый. Отъ радости я забылъ исполнить порученіе сестры.
   Отдавъ мнѣ кусокъ полотна съ вышитыми на немъ ланями, она сказала мнѣ:
   -- Это работа моей сестры.
   -- А какъ зовутъ твою сестру?-- спросилъ я.
   -- Зовутъ ее Нуръ-Эль-Гуда,-- отвѣчала она. Пожалуйста береги эту вышивку.
   Послѣ этого я простился съ нею и ушелъ, довольный своей судьбой. Вернувшись, я прошелъ къ своей двоюродной сестрѣ и засталъ ее лежащей. Увидавъ меня, она встала и, обливаясь слезами, подошла ко мнѣ и, поцѣловавъ меня въ грудь, сказала:
   -- Сказалъ ли ты тѣ стихи, что я поручила тебѣ сказать?
   -- Забылъ, -- отвѣчалъ я, -- и забылъ, думая объ этихъ даняхъ.
   И я разложилъ передъ нею этотъ кусокъ полотна. Она встала, потомъ опять сѣла и, проливая слезы отъ нетерпѣнія, сказала:
   -- О, сынъ моего дяди, подари мнѣ этотъ кусокъ полотна: Я отдалъ ей вышивку, а она, взявъ ее, растянула и стала
   смотрѣть. Когда стало темнѣть, она сказала мнѣ:
   -- Отправляйся, и да спасетъ тебя Аллахъ! Но, уходя оттуда, скажи ей стихи, которымъ я выучила тебя, и которые ты забылъ.
   -- Ну, такъ повтори ихъ мнѣ,-- сказалъ я.
   Она повторила, и я отправился.
   Войдя въ садъ, я прошелъ прямо въ макадъ и нашелъ возлюбленную свою уже тамъ ожидающей меня. Увидавъ меня, она встала, поцѣловала меня и посадила; мы поѣли и выпили, а утромъ я сказалъ ей стихи:
   
   О, вы, влюбленные, я заклинаю
   Аллахомъ васъ сказать открыто,
   Что долженъ дѣлать юноша тогда,
   Когда любовь огнемъ въ душѣ горитъ.
   
   Выслушавъ ихъ, она съ глазами, полными слезъ, отвѣчала мнѣ:
   
   Свою любовь скрывать онъ долженъ свято
   И тайны никому не открывать,
   И долженъ быть во всякую минуту
   Терпѣнья и покорности примѣромъ.
   
   Я запомнилъ эти стихи, очень довольный, что исполнилъ порученіе сестры, и, простившись, вернулся къ ней. Я нашелъ ее лежащей, а мать моя сидѣла у нея.въ головахъ, и плакала о ней. Когда я. вошелъ въ комнату, мать моя сказала мнѣ:
   -- Хорошъ двоюродный брата! Можно, ли оставлять такъ больную дочь своего дяди и не* спросить даже о ея здоровьѣ!
   Сестра же, услыхавъ, меня, подняла голову, сѣла и сказала:
   -- О, Азизъ, сказалъ ли ты ей тѣ стихи, которые я прочла тебѣ?
   -- Да,-- отвѣчалъ, я, и, услыхавъ ихъ, она заплакала и отвѣчала мнѣ тоже, стихами, которые я и запомнилъ.
   -- Скажи мнѣ ихъ,-- сказала сестра.
   Услыхавъ отвѣтные стихи, она. горько заплакала и продекламировала новые стихи:
   
   Старался онъ терпѣнье сохранить;
   Но все-таки не могъ спасти онъ-сердце,
   Горячимъ опьяненное желаньемъ.
   
   Послѣ этого она сказала мнѣ:
   -- Когда ты снова пойдешь къ ней, то повтори ей эти стихи, которые я только что сказала тебѣ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я.
   По своему обыкновенію, я пошелъ въ садъ, и передъ уходомъ, я сказалъ своей возлюбленной эти стихи. Она выслушала ихъ, изъ глазъ ея полились слезы, и она отвѣчала такъ:
   
   А если не имѣетъ онъ терпѣнья
   Молчать про тайну сердца своего,
   То я не знаю лучшаго исхода
   Изъ положенья этого, чѣмъ смерть.
   
   Запомнивъ эти стихи, я вернулся домой; и, войдя къ сестрѣ, нашелъ ее въ безчувственномъ состояніи, а мать моя сидѣла у ея изголовья. Услыхавъ мой голосъ, сестра пришла въ себя, открыла глаза и сказала:
   -- О, Азизъ, сказалъ ли ты ей стихи?
   -- Сказалъ,-- отвѣчалъ я.
   Выслушавъ отвѣтные стихи, она заплакала и продекламировала мнѣ новое стихотвореніе. Я повторилъ сказанное ею; выслушавъ меня, она опять лишилась чувствъ и, очнувшись, повторила мнѣ это стихотвореніе:
   
   Мы слышимъ и спѣшимъ повиноваться
   И умираемъ съ пламенемъ въ душѣ.
   Ты передай привѣтъ мой той, которой
   Стараньями былъ нашъ союзъ разстроенъ 23).
   
   Съ приближеніемъ ночи я по обыкновенію пошелъ въ садъ и увидалъ, что возлюбленная уже ждала меня. Мы поѣли и попили, а утромъ передъ уходомъ я повторилъ то, что велѣла сказать сестра. Выслушавъ стихи, она громко крикнула и въ страшномъ волненіи проговорила:
   -- Клянусь Аллахомъ, что говорившая эти стихи умерла!-- Она заплакала и прибавила:-- Горе тебѣ! Не родственница ли та, что посылала съ тобой стихи?
   -- Она дочь моего дяди со стороны отца,-- отвѣчалъ я.
   -- Не можетъ быть, -- отвѣчала она.-- Клянусь Аллахомъ, если бы она была дочерью твоего дяди, то ты любилъ бы ее такъ же, какъ она любитъ тебя. Ты погубилъ ее, и Господь погубитъ тебя такъ же, какъ ты погубилъ ее! Клянусь Аллахомъ, если бы ты сказалъ мнѣ, что у тебя есть двоюродная сестра, я никогда не сошлась бы съ тобой.
   -- Говорю тебѣ по правдѣ, -- отвѣчалъ я, -- что она моя двоюродная сестра, и что она и объясняла мнѣ всѣ знаки, которые ты мнѣ дѣлала, и она-то научила меня, какъ поступать съ тобою: твоей взаимности я добился только благодаря ей.
   -- И она знаетъ о нашихъ отношеніяхъ?-- спросила она.
   -- Знаетъ,-- отвѣчалъ я.
   -- Да пошлетъ тебѣ Аллахъ,-- вскричала она,-- столько же горя, сколько ты причинилъ ей! Иди навѣстить ее, -- прибавила она.
   Я пошелъ отъ нея въ страшной тревогѣ и не останавливался до нашей улицы, гдѣ услыхалъ плачъ, и, спросивъ, что это значитъ, получилъ такой отвѣтъ: "Мы нашли Азизехъ мертвою за дверью".
   Я вошелъ къ себѣ въ домъ, и мать моя, увидавъ меня, вскричала:
   -- Смерть ея на твоей душѣ, и Господь не проститъ тебѣ ея крови. Что ты за двоюродный братъ!
   Когда пришелъ мой отецъ, мы приготовили тѣло ея къ погребенію и похоронили, исполнивъ всѣ обычныя церемоніи, наняли читальщиковъ для прочтенія всего Корана на ея могилѣ и пробыли на могилѣ три дня, послѣ чего я вернулся домой, горюя о ней. Мать моя обратилась ко мнѣ, сказавъ:
   -- Я хочу узнать, что ты сдѣлалъ ей, и чѣмъ разбилъ ея сердце. Я постоянно спрашивала ее, о, сынъ мой, о причинѣ ея болѣзни, но она не хотѣла сообщить мнѣ. Аллахомъ умоляю тебя, скажи мнѣ, что ты съ нею сдѣлалъ, изъ-за чего она умерла?
   -- Ничего я не сдѣлалъ,-- отвѣчалъ я.
   -- Пусть Господь накажетъ тебя за нее, -- продолжала мать,-- потому что она ничего не сказала мнѣ и скрыла причину своего несчастія до самой смерти, постоянно сохраняя свою любовь къ тебѣ. Когда же она стала уже кончаться, она открыла глаза и сказала мнѣ:
   "-- О, жена моего дяди, дай Богъ, чтобы сынъ твой не былъ обвиненъ за мою кровь и не былъ бы наказанъ за то, что онъ сдѣлалъ со мной. Меня же Господь переноситъ изъ этого тлѣннаго міра въ вѣчность.
   "-- О, дочь моя, -- отвѣчала я,-- Господь сохранитъ тебя и спасетъ твою юность!
   "И я спросила ее о причинѣ ея болѣзни, но она ничего не отвѣчала мнѣ. Затѣмъ она улыбнулась и сказала мнѣ:
   "-- О, жена моего дяди, если сынъ твой пойдетъ туда, куда онъ теперь ходитъ, то попроси его, уходя оттуда, сказать эти двѣ фразы: "Вѣрность хороша, а предательство низко". Я желаю этого изъ состраданія къ нему. Какъ была я ему полезна въ жизни, такъ желаю быть полезной и послѣ смерти.
   "Послѣ этого она дала мнѣ одну вещь для тебя и взяла съ меня клятву, что эту вещь я отдамъ тебѣ только тогда, когда увижу, что ты плачешь и жалѣешь о ней. Эта вещь находится у меня, и когда я увижу тебя въ такомъ состояніи, то дамъ ее тебѣ.
   -- Покажи ее мнѣ,-- сказалъ я.
   Но мать моя не согласилась.
   Тутъ я предался удовольствію и забылъ о смерти сестры, такъ какъ голова у меня была не на мѣстѣ и я желалъ проводить цѣлые дни и ночи съ своей возлюбленной. Едва только начало смеркаться, какъ я уже появился въ саду. Тамъ я засталъ свою возлюбленную, нетерпѣливо меня ожидавшую. При видѣ меня она бросилась ко мнѣ, обняла меня и спросила о сестрѣ.
   -- Она умерла, -- отвѣчалъ я, -- и мы уже совершили цикръ 24) и прочли Коранъ. Сегодня уже пятая ночь съ ея смерти.
   Услыхавъ это, она заплакала и сказала:
   -- Развѣ не говорила я тебѣ, что ты убилъ ее? Если бы ты разсказалъ мнѣ о ней передъ ея смертью, я поблагодарила бы ее за ея доброту ко мнѣ: вѣдь она оказала мнѣ услугу, уступивъ тебя мнѣ. Не будь ее, мнѣ бы съ тобой не свидѣться, и я боюсь, чтобъ изъ-за нея тебя не постигло какое-нибудь несчастье.
   -- Она простила меня передъ смертью, -- сказалъ я и разсказалъ ей все, что узналъ отъ матери.
   -- Ради Аллаха, умоляю тебя,-- вскричала она,-- узнай отъ своей матери, что такое она оставила тебѣ.
   -- Моя мать сказала мнѣ, -- продолжалъ я, -- что, умирая, она поручила передать мнѣ слѣдующее: если сынъ твой пойдетъ туда, куда онъ теперь ходитъ, то попроси его, уходя оттуда, сказать эти двѣ фразы: "Вѣрность хороша, а предательство низко".
   Возлюбленная моя, услыхавъ это, вскричала:
   -- Милость Господня (да прославится имя Его) да будетъ надъ нею, потому что она спасла тебя отъ меня! Я замышляла противъ тебя недоброе, но теперь я ничего противъ тебя несдѣлаю и не побезпокою тебя.
   -- Я очень удивился ея словамъ и спросилъ ее:
   -- Что же ты хотѣла сдѣлать со мною послѣ нашей взаимной любви и всего, что произошло между нами?
   -- Ты любишь меня, но ты молодъ, не научился еще обманывать и не знаешь нашего коварства и лжи. Если бы она была жива, она помогла бы тебѣ, такъ какъ она спасла тебя отъ погибели. Теперь я прошу тебя не говорить ни съ одной женщиной и не отвѣчать никому изъ нашего пола ни старой ни молодой. Берегись, берегись, потому что ты не знаешь коварства женщинъ и лживости ихъ: та, которая объясняла тебѣ мои знаки, умерла, и я боюсь, чтобы ты не попалъ въ какую-нибудь западню, изъ которой некому будетъ выручить тебя послѣ смерти твоей сестры. Какъ я жалѣю дочь твоего дяди! Мнѣ досадно, что я не знала ее передъ смертью и не поблагодарила ее за то, что она для меня сдѣлала! Милость Божья (да прославится имя Его) да будетъ надъ нею, такъ какъ она скрывала свою тайну, а не высказала того, что чувствовала, и не будь ея, ты не сошелся бы со мною. Теперь же я хочу просить, чтобы ты сдѣлалъ мнѣ одолженіе.
   -- Что такое?-- сказалъ я.
   -- Проводи меня,-- отвѣчала она,-- на ея могилу для того, чтобъ я поклонилась ей и написала бы на ней стихи.
   -- Завтра,-- отвѣчалъ я,-- если угодно будетъ Господу, да святится имя Его.
   Я провелъ эту ночь съ нею, и она нѣсколько разъ повторяла мнѣ:
   -- Какъ жаль, что ты не говорилъ мнѣ о своей сестрѣ до ея смерти!
   -- Что означаютъ,-- спросилъ я,-- сказанныя ею слова: "Вѣрность хороша, а коварство низко?"
   Но она не отвѣчала мнѣ на это.
   Утромъ она встала и, взявъ кошелекъ съ нѣсколькими червонцами, сказала:
   -- Вставай и покажи мнѣ могилу; я хочу посѣтить ее, написать на ней стихи и выстроить надъ ней куполъ; хочу также просить о ниспосланіи на нее милости, и раздать эти деньги бѣднымъ, чтобъ они молились о душѣ ея.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я.
   Я пошелъ впередъ, а она шла за мною и раздавала милостыню, а подавая, всякій разъ говорила:
   -- Это за упокоеніе души Азизехъ, которая таила свою тайну., пока не испила чашу смерти, и все-таки не открыла своей любви.
   . Она продолжала подавать такимъ образомъ, говоря: "за душу Азизехъ", пока мы не пришли къ могилѣ и кошелекъ ея не опустѣлъ. Увидавъ могилу, она упала на нее и горько заплакала. Затѣмъ она взяла тоненькую стамезку и молотокъ и высѣкла на могильной плитѣ слѣдующіе стихи:
   
   Я проходила посрединѣ сада...
   Вблизи могилы бѣдной, на которой
   Лежали семь цвѣточковъ анемона,
   И я спросила: "Чья могила эта?"
   Земля отвѣтила: "Смотри съ почтеніемъ
   На это мѣсто, вѣдь оно скрываетъ
   Любившую любовью безнадежной"'.
   И я тогда сказала надъ могилой:
   "Да будетъ Богъ съ тобою, жертва страсти,
   И да найдешь ты миръ въ селеньяхъ рая!".
   Среди твореній Бога крайне жалки
   Влюбленныя, когда даже могила
   У нихъ одной землей только прикрыта.
   О, если бы могла я и умѣла, --
   Я въ нѣжный садъ тебя бы превратила
   И каждый день тебя бы поливала
   Ручьями слезъ сочувственныхъ моихъ.
   
   Послѣ этого она сильно заплакала и встала; я всталъ вслѣдъ за нею, и когда мы вернулись въ садъ, она сказала мнѣ:
   -- Аллахомъ умоляю тебя, никогда не покидать меня.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я.
   Такимъ образомъ я продолжалъ попрежнему посѣщать ее; она относилась ко мнѣ ласково и хорошо и часто спрашивала меня о двухъ фразахъ, сказанныхъ "встрою передъ смертью моей матери, и я повторялъ ихъ ей. Я попрежнему ѣлъ, пилъ, бесѣдовалъ и одѣвался въ разнообразныя нарядныя одежды, такъ что сдѣлался плотнымъ и жирнымъ и, не испытывая ни горя ни досады, совершенно забылъ свою двоюродную сестру.
   Я наслаждался такъ въ продолженіе цѣлаго года. Въ началѣ новаго года, отправившись однажды въ баню, я освѣжился и надѣлъ чистую одежду, а выйдя изъ бани, я выпилъ кубокъ вина и потянулъ воздухъ, пропитанный духами, распространявшимися отъ моего платья. На сердцѣ у меня ощущалось предчувствіе какой-нибудь бѣды или несчастья, но съ наступленіемъ ночи я все же намѣревался пойти къ своей красавицѣ. Отправившись къ ней опьяненный, я заблудился и зашелъ въ улицу Накибъ и пошелъ вдоль нея. Вскорѣ я встрѣтилъ тамъ старуху, которая несла въ одной рукѣ зажженную свѣчу, а въ другой -- сложенное письмо. Когда я подошелъ къ ней, она со слезами на глазахъ сказала мнѣ:
   -- О, сынъ мой, не умѣешь ли ты читать?
   -- Умѣю, тетушка,-- отвѣчалъ я.
   -- Возьми это письмо, -- продолжала она, -- и прочти его мнѣ.
   Она протянула мнѣ письмо, я взялъ его, развернулъ и, прочитавъ его содержаніе, сказалъ ей, что это письмо отъ влюбленнаго къ своей возлюбленной. Услыхавъ это, она очень обрадовалась и, прочитавъ за меня молитву, сказала:
   -- Да разсѣетъ Господь твои тревоги и заботы, какъ ты разсѣялъ мои!
   Она взяла письмо и ушла отъ меня, но скоро вернулась и, поцѣловавъ мнѣ руку, сказала:
   -- О, господинъ мой, пошли Господи (да святится имя Его) счастливую тебѣ молодость и не накажи тебя. Прошу тебя пройти со мною нѣсколько шаговъ до этой двери, потому что онѣ тамъ не вѣрятъ, что написано въ письмѣ; пройди со мною и за этой дверью прочти письмо, а затѣмъ прими мои молитвы за тебя.
   -- А что за исторія этого письма?-- спросилъ я.
   -- О, сынъ мой,-- отвѣчала она,-- письмо отъ моего сына, который уѣхалъ десять лѣтъ тому назадъ. Онъ уѣхалъ съ товарами и все это время пробылъ на чужбинѣ, такъ что мы потеряли надежду на его возвращеніе, думая, что онъ умеръ. Вдругъ отъ него" пришло письмо, а у него есть сестра, которая и день и ночь плакала о немъ. Когда же я ей сказала, что онъ здоровъ и преуспѣваетъ въ своихъ дѣлахъ, то она мнѣ не повѣрила и сказала: приведи мнѣ кого-нибудь, чтобы прочесть мнѣ это письмо, для того, чтобы сердце мое успокоилось. Ты знаешь, о, сынъ мой, что всѣ, кто любятъ, склонны подозрѣвать все дурное, и потому будь такъ добръ, прочти это письмо, стоя за занавѣской, а сестра его будетъ стоять за дверью, и ты получишь награду за то, что исполнишь просьбу твоихъ единовѣрцевъ и успокоишь ихъ, вѣдь апостолъ Господа (да благословитъ и спасетъ его Богъ!) сказалъ: кто успокоиваетъ огорченнаго человѣка въ его несчастій, того успокоитъ Самъ Господь въ его несчастій, а въ другомъ мѣстѣ говорится: кто сниметъ съ души ближняго одну тревогу міра сего, съ души того человѣка Господь сниметъ въ день страшнаго суда семьдесятъ двѣ тревоги. Я высказала тебѣ просьбу, не откажи мнѣ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ я, и мы пошли.
   Она шла передо мною, я пошелъ за нею, пока мы недошли до большой двери, окованной мѣдью. Она остановилась у этой двери и крикнула по-персидски, и къ намъ тотчасъ же легкой и красивой походкой вышла дѣвушка. Панталоны ея были засучены до колѣнъ, и я увидѣлъ ноги, которыя могли съ ума свести своей красотой. Онѣ казались точно вылитыми изъ алебастра, и на щиколоткахъ у нихъ красовались запястья изъ золота и брилліантовъ. Подолъ своего верхняго платья она держала приподнятымъ на рукѣ съ засученными рукавами. Взглянувъ на ея чудныя руки, я увидалъ по два браслета на каждой, а въ ушахъ у нея были жемчужныя серьги, на шеѣ очень дорогое брилліантовое ожерелье, а на головѣ куфеехъ, совершенно новый,осыпанный драгоцѣнными камнями. Нижняя юбка у нея была подоткнута, какъ будто бы она была занята какой-то работой. Увидавъ меня, она проговорила такимъ звучнымъ и мягкимъ голосомъ, какого я въ жизни не слыхивалъ:
   -- О, матушка, такъ это онъ пришелъ прочесть письмо?
   -- Да,-- отвѣчала старуха.
   Дѣвушка протянула мнѣ письмо. Между ею и дверью было разстояніе не болѣе какъ въ полрода 25); я протянулъ руку, чтобы взять письмо, и для того высунулъ голову и плечи за дверь, но не успѣлъ я опомниться, какъ старуха приложила голову свою къ моей спинѣ и толкнула меня впередъ, и я, взявъ письмо, очутился въ сѣняхъ. Старуха съ быстротою молніи вошла вслѣдъ за мною и прежде всего захлопнула дверь, а дѣвушка, увидавъ, что я уже въ сѣняхъ, подошла ко мнѣ и обняла меня, приживъ къ своей груди; затѣмъ, не выпуская меня изъ объятій, повела въ сопровожденіи старухи со свѣчою въ рукахъ черезъ семь сѣней и затѣмъ вывела въ большую гостиную съ четырьмя диванами, въ которой всадникъ могъ бы играть въ мячъ 26). Она посадила меня и сказала:
   -- Открой глаза и осмотрись.
   Я осмотрѣлся, совершенно ошеломленный тѣмъ, что со мной сдѣлали, и увидалъ, что нахожусь въ роскошно-убранной съ алебастровыми стѣнами гостиной, съ матрацами, подушками и всѣмъ другимъ изъ парчи. Въ ней были двѣ бронзовыя скамьи и золотое, усыпанное брилліантами и жемчугомъ ложе, годное развѣ только царевичу.
   Послѣ этого она сказала мнѣ:
   -- О, Азизъ, скажи мнѣ, что для тебя будетъ пріятнѣе: жить или умереть?
   -- Жить!-- отвѣчалъ я ей.
   -- Если тебѣ пріятнѣе жить,-- продолжала она,-- то ты долженъ жениться на мнѣ.
   -- Я не хочу, -- отвѣчалъ я, -- жениться на такой особѣ, какъ ты.
   -- Если ты женишься на мнѣ, -- возразила она, -- то спасешься отъ дочери ловкаго Делилеха 27).
   -- А кто это дочь Делилеха?-- спросилъ я.
   -- Какимъ это образомъ, -- засмѣявшись сказала она,-- ты ея не знаешь, видаясь съ нею въ продолженіе цѣлаго года и четырехъ мѣсяцевъ? Да погубитъ ее Аллахъ (да святится имя его)! На свѣтѣ нѣтъ женщины коварнѣе ея. Сколько людей убила она до тебя, и какія дѣла она дѣлаетъ! И какъ это ты избавился отъ нея, что она еще не убила и не замучила тебя?
   Услыхавъ это, я очень удивился и сказалъ ей:
   -- О, госпожа моя, какимъ образомъ ты ее знаешь?
   -- Я знаю ее такъ же хорошо, какъ старость знаетъ свои надежды, но мнѣ хотѣлось бы узнать отъ тебя все, что произошло между вами, для того, чтобы я могла объяснить, почему ты остался дѣлъ.
   Я разсказалъ ей все, что случилось со мною и съ Азизехъ, и дѣвушка вскричала:
   -- Да помилуетъ ее Аллахъ!
   Глаза ея наполнились слезами, и, услыхавъ о смерти Азизехъ она всплеснула руками и проговорила:
   -- Да вознаградитъ тебя Аллахъ за потерю ея, о, Азизъ, такъ какъ она спасла тебя отъ дочери хитраго Делилеха, и не будь ея, ты навѣрное бы погибъ 28). О, мать моя, -- прибавила она, ударивъ въ ладоши,-- приведи кого надо.
   Старуха появилась съ четырьмя законными свидѣтелями и зажгла четыре свѣчи. Вошедшіе свидѣтели поклонились мнѣ и сѣли, а дѣвица закрылась изаромъ и поручила одному изъ свидѣтелей заключить за нее условіе. Брачное условіе было заключено, и она заявила, что приданое дополучено сполна, и что она, съ своей стороны, должна мнѣ сумму въ десять тысячъ серебряныхъ монетъ, послѣ чего, она заплатила свидѣтелямъ, и они ушли.
   На слѣдующій день мнѣ захотѣлось выйти, но она, смѣясь, подошла ко мнѣ и сказала:
   -- Ты, можетъ-быть, думаешь, что войти въ баню такъ же легко, какъ и выйти изъ нея 29). Неужели ты принимаешь меня за такую особу какъ дочь Делилеха? Оставь такія мысли. Ты мнѣ мужъ по Корану и по закону, и если ты находишься во хмелю, то очнись. Домъ, въ которомъ ты находишься, открывается только одинъ разъ въ годъ. Подойди къ выходной двери и посмотри.
   Я пошелъ къ двери и увидалъ, что она не только заперта, но и заколочена, и вернувшись сказалъ ей это.
   -- О, Азизъ,-- сказала она мнѣ,-- у насъ достанетъ хлѣба, муки, фруктовъ, гранатъ, сахару, мяса, барановъ, птицъ и другой провизіи на много лѣтъ и съ прошедшей ночи у насъ теперь дверь отворится ровно чрезъ годъ.
   -- Сила и власть въ рукахъ Божіихъ!-- вскричалъ я.
   Она засмѣялась, какъ засмѣялся и я, исполняя ея желаніе, я пробылъ съ нею, пока не прошли всѣ двѣнадцать мѣсяцевъ этого года и у меня не родился сынъ. На первый же день слѣдующаго года я слышалъ, какъ отворилась дверь и люди стали вносить хлѣбъ, муку и сахаръ, а я выразилъ желаніе выйти, но она сказала мнѣ:
   -- Подожди до вечера и выйди въ тотъ же часъ, въ который и вошелъ.
   Я подождалъ до вечера и только что собрался выйти въ страхѣ и трепетѣ, какъ она сказала мнѣ:
   -- Клянусь Аллахомъ, я не выпущу тебя до тѣхъ поръ, пока ты не поклянешься мнѣ, что вернешься сегодня же ночью, прежде чѣмъ запрутъ дверь.
   Я обѣщалъ ей исполнить ея желаніе, но она заставила меня дать клятву надъ мечомъ и Кораномъ и приказала поклясться разводомъ, что я вернусь къ ней 30).

   Я пошелъ тотчасъ же изъ дому и появился въ саду. Садъ я нашелъ отвореннымъ, какъ обыкновенно, и очень разсердился, думая:
   "Цѣлый годъ я былъ въ отсутствіи и, прійдя теперь нечаянно, нахожу, по обыкновенію, садъ отвореннымъ. Но мнѣ хочется посмотрѣть, тутъ ли моя возлюбленная, а уже потомъ я пойду къ матери.
   Когда я вошелъ въ садъ, уже начало смеркаться и, пройдя въ макадъ, я нашелъ дочь Делилеха сидѣвшей съ головой, (опущенной на колѣни, и подперевъ щеку рукой. Лицо у нея очень осунулось и глаза ввалились. Увидавъ меня, она вскричала:
   -- Слава Богу, ты живъ!
   Она хотѣла встать, но отъ радости снова упала. Я смутился при видѣ ея и опустилъ голову, но затѣмъ подошелъ къ ней, поцѣловалъ ее и сказалъ:
   -- Почемъ ты знала, что я приду къ тебѣ въ это время?
   -- Я не знала,-- отвѣчала она.-- Клянусь тебѣ Аллахомъ, я цѣлый годъ не знала сна и просиживала каждую ночь въ ожиданіи тебя; такимъ образомъ я прожила все время съ того самаго дня, какъ ты ушелъ отъ меня, я дала тебѣ новое счастье и ты обѣщалъ вернуться ко мнѣ. Я ждала тебя, но ты не пришелъ ни въ первую ночь, ни во вторую, ни въ третью; такъ я ждала все время, какъ ждутъ влюбленныя; теперь я желаю, чтобы ты разсказалъ мнѣ, но какой причинѣ ты не приходилъ ко мнѣ весь этотъ годъ. Я все разсказалъ ей, и когда она услыхала, что я женился, то страшно поблѣднѣла.
   -- Я пришелъ къ тебѣ сегодня вечеромъ,-- сказалъ я ей,-- но ночью долженъ уйти.
   -- Ей еще мало,-- вскричала она,-- что она женила тебя на себѣ, обманомъ завлекла къ себѣ, держала въ заключеніи цѣлый годъ, она еще заставила тебя дать клятву, что ты вернешься къ ней до утра, и не хочетъ позволить тебѣ побыть съ матерью и со мной и дать тебѣ возможность провести съ нами ночь! Въ какомъ же положеніи должна была находиться та особа, отъ которой ты былъ отнятъ на цѣлый годъ, хотя я знала тебя раньше, чѣмъ знала она! Помилуй Аллахъ Азизехъ, такъ какъ она выстрадала то, что другимъ не подъ силу выстрадать, переносила все терпѣливо и умерла отъ твоего безсердечія! Она охраняла тебя отъ меня. Я надѣялась, что ты вернешься, и дала тебѣ свободу, хотя могла запереть тебя и убить.
   Сказавъ это, она заплакала, пришла въ ярость и съ ненавистью посмотрѣла на меня. Когда я увидалъ, въ какомъ она настроеніи, у меня затряслось подъ жилками, и я испугался ея и съежился, какъ бобъ на огнѣ. Она вдругъ закричала, и на крикъ ея прибѣжало десять женщинъ. Набросившись на меня, онѣ опрокинули меня на землю; и когда я упалъ, то она встала и, схвативъ ножъ, сказала:
   -- Я зарѣжу тебя, какъ рѣжутъ козла, и это тебѣ будетъ послѣдней наградой за то, что ты сдѣлалъ съ своей сестрой.
   Почувствовавъ себя подъ рабынями, касаясь щекою земли и увидавъ ножъ у нея въ рукахъ, я счелъ смерть свою неизбѣжной и сталъ просить ея пощады; но она только все болѣе и болѣе выходила изъ себя и приказала рабынямъ завязать мнѣ назадъ руки; онѣ, исполнивъ ея приказаніе повалили меня на спину и, сѣвъ на меня, стали держать мнѣ голову. Затѣмъ, двѣ изъ нихъ схватили меня за пятки, а двѣ другихъ сѣли на ноги; послѣ чего госпожа ихъ встала съ двумя другими рабынями, которымъ она приказала бить меня, вслѣдствіе чего онѣ били меня до того, что я лишился чувствъ и не могъ говорить. Прійдя въ себя, я подумалъ, что легче быть зарѣзаннымъ, чѣмъ такимъ образомъ битымъ! Тутъ я вспомнилъ слова Азизехъ, говорившей: "Избавь тебя, Боже, отъ ея злобы!" Я плакалъ и рыдалъ до тѣхъ поръ, пока не охрипъ. Она же стала точить ножъ и сказала своимъ рабынямъ:
   -- Откройте его шею!
   Но Господь вдохновилъ меня, и я повторилъ двѣ фразы, которыя говорила мнѣ Азизехъ, а именно: вѣрность хороша, а коварство низко. Услыхавъ эти слова, она заплакала и сказала:
   -- Да спасетъ тебя Аллахъ! О Азизехъ! Какъ жаль, что ты погибла въ такихъ молодыхъ годахъ! Ты приносила брату своему пользу при жизни и послѣ твоей смерти. Клянусь Аллахомъ!-- сказала она, обращаясь ко мнѣ,-- ты спасъ себя этими двумя фразами; но все-таки я хочу оставить на тебѣ знакъ моего негодованія.
   Говоря такимъ образомъ, она нанесла мнѣ тяжелую рану и я лишился чувствъ, но когда я пришелъ въ себя, кровь уже болѣе не шла, и она, давъ мнѣ выпить вина, оттолкнула меня ногой.
   Я всталъ, но итти сначала не могъ; а затѣмъ, двигаясь понемногу, добрелъ до дверей дома моей жены. Я нашелъ дверь отворенной и, не помня себя, вошелъ въ нее. Навстрѣчу мнѣ вышла жена моя, которая провела меня въ гостиную, гдѣ я впалъ въ глубокій сонъ, но, проснувшись, я оказался положеннымъ у дверей сада.
   Я всталъ въ страхѣ и пошелъ къ себѣ домой, гдѣ засталъ мать горюющей обо мнѣ.
   -- Хоть бы мнѣ знать, гдѣ ты теперь, о сынъ мой!-- восклицала она.
   Я подошелъ къ ней и бросился къ ея ногамъ, а она, посмотрѣвъ на меня, тотчасъ же увидала, что я нездоровъ. Лицо у меня было желтое и темное; вспомнивъ о двоюродной сестрѣ и о ея добротѣ ко мнѣ, я убѣдился, что она любила меня. Я заплакалъ о ней, и мать моя тоже заплакала и сказала мнѣ:
   -- О, сынъ мой, отецъ твой умеръ.
   Услыхавъ это, я пришелъ въ ярость и плакалъ до того, что лишился чувствъ; прійдя же въ себя, я посмотрѣлъ на то мѣсто, гдѣ Азизехъ имѣла обыкновеніе сидѣть, и снова сталъ плакать, пока не упалъ въ обморокъ отъ избытка своихъ стенаній. Плакать и стонать я не пересталъ до полуночи, когда мать моя сказала мнѣ:
   -- Отецъ твой умеръ десять дней тому назадъ.
   -- Я горюю только о своей двоюродной сестрѣ,-- отвѣчалъ я ей,-- потому что я заслужилъ то, что со мной случилось, такъ какъ я пренебрегалъ ею, тогда какъ она любила меня!
   -- А что же съ тобой случилось?-- спросила мать.
   Я разсказалъ ей все, что со мною случилось, на что она отвѣчала мнѣ:
   -- Слава Богу еще, что дѣло кончилось только этимъ, и что она не убила тебя!
   Послѣ этого она стала лѣчить мою рану, и я сталъ поправляться и набираться силъ. Она же сказала мнѣ:
   -- О, сынъ мой, теперь я дамъ тебѣ то, что сестра твоя вручила мнѣ, потому что вещь эта твоя, но она взяла съ меня клятву, что я отдамъ ее тебѣ только тогда, когда я увижу, что ты помнишь ее, горюешь о ней, и что любовь твоя къ другой кончилась; теперь мнѣ кажется, что все это такъ и есть.
   Она встала и, открывъ сундукъ, достала оттуда кусокъ полотна съ вышитыми на немъ ланями, который я когда-то далъ ей. Взявъ его, я нашелъ написанные на немъ стихи, въ которыхъ она жаловалась на свою несчастную любовь ко мнѣ, и изъ платка выпала бумажка съ словами утѣшенія и совѣтовъ.
   Прочитавъ и понявъ написанное, я снова заплакалъ, мать моя -- также, а я продолжалъ смотрѣть на вышивку и плакать до самой глубокой ночи. Въ такомъ положеніи я прожилъ цѣлый годъ; послѣ чего нѣсколько купцовъ нашего города, вотъ эти самые, съ которыми я ѣду теперь, стали готовиться въ путь, и мать моя посовѣтовала мнѣ собраться съ ними.
   -- Можетъ-быть, путешествіе,-- сказала она,-- разсѣетъ твою тоску; ты будешь отсутствовать годъ, а можетъ-быть, и два и три, пока караванъ не вернется, и сердце твое успокоится.
   Она продолжала такимъ образомъ уговаривать меня, такъ что я приготовилъ товаровъ и отправился съ купцами, но слезы мои не высыхали въ продолженіе всей дороги, такъ какъ на каждой остановкѣ я раскладывалъ передъ собою этотъ кусочекъ полотна и смотрѣлъ на вышивку, думалъ о своей двоюродной сестрѣ и плакалъ о ней, какъ ты самъ видишь, потому что она любила меня и умерла вслѣдствіе моей холодности. Я сдѣлалъ ей зло, а она, кромѣ добра, ничего мнѣ не сдѣлала. Теперь купцы возвращаются домой, и я вернусь съ ними; отсутствіе мое продолжалось ровно годъ. Тѣмъ не менѣе, горе мое не уменьшилось, а, напротивъ, усилилось вслѣдствіе того, что я былъ на Камфорскихъ островахъ и въ хрустальномъ дворцѣ.
   Этихъ острововъ семь и царствуетъ надъ ними султанъ, но имени Шахъ-Земанъ. У него есть дочь Дунія, и мнѣ сказали, что она-то и вышивала этихъ ланей. Узнавъ это, я непремѣнно захотѣлъ видѣть ее, и потому, лишь только караванъ вошелъ въ страну, я тотчасъ же отправился въ садъ, густо засаженный деревьями. Смотрителемъ сада былъ пожилой шейкъ, и я обратился къ нему съ такими словами:
   -- О, шейкъ, кому принадлежитъ этотъ садъ?
   -- Дочери царя, султаншѣ Дуніи; мы находимся около ея дворца, и если хочешь позабавиться, то открой эту калитку и можешь полюбоваться растеніями и цвѣтами.
   -- Будь такъ добръ,-- сказалъ я ему,-- позволь мнѣ посидѣть въ саду, пока она не придетъ, чтобы я могъ взглянуть на нее.
   -- Не вижу ничего дурного въ этомъ,-- отвѣчалъ шейкъ.

   Когда онъ это сказалъ, я все-таки далъ ему денегъ, сказавъ:
   -- Купи-ка намъ чего-нибудь поѣсть.
   Онъ очень обрадовался деньгамъ и, отворивъ калитку, провелъ меня въ садъ; мы прошли съ нимъ въ очень пріятное мѣстечко, куда онъ принесъ чудныхъ плодовъ и сказалъ мнѣ-:
   -- Посиди тутъ, пока я не вернусь.
   Онъ оставилъ меня, а самъ ушелъ и, спустя нѣкоторое время, вернулся съ жаренымъ барашкомъ, и мы наѣлись имъ досыта. Сердце мое жаждало видѣть султаншу и въ то время, какъ мы сидѣли, калитка вдругъ распахнулась и шейкъ сказалъ мнѣ:
   -- Встань и спрячься.
   Я тотчасъ же всталъ и спрятался, а черный евнухъ, высунувъ голову, сказалъ:
   -- О, шейкъ, нѣтъ ли тутъ кого-нибудь посторонняго?
   -- Нѣтъ никого,-- отвѣчалъ шейкъ.
   -- Въ такомъ случаѣ затвори выходныя ворота, -- продолжалъ евнухъ.
   Шейкъ затворилъ ворота и изъ дворца вышла султанша Дунія. При видѣ ея мнѣ показалось, что луна опустилась на землю. Я смутился и почувствовалъ такое же влечете къ ней, какое жаждущій чувствуетъ къ водѣ; спустя нѣкоторое время, она ушла, и дверь за нею закрылась. Тутъ я ушелъ изъ сада и пришелъ домой, сознавая очень хорошо, что она для меня недоступна. Когда товарищи мои собрались въ путь, я тоже собрался съ ними и мы направились къ твоему городу и здѣсь встрѣтились съ тобою... Вотъ вся моя исторія, и все это случилось со мною, и, да будетъ надъ тобою миръ.
   

Продолженіе исторіи Таджъ-Эль-Мулука и султанши Дуніи.

   Когда Таджъ-Эль-Мулукъ услыхалъ эту исторію, сердце его смутилось любовью къ султаншѣ Дуніи. Вскочивъ на лошадь и взявъ съ собою Азиза, онъ вернулся въ городъ къ отцу, гдѣ далъ ему домъ и снабдилъ его всѣмъ, чѣмъ нужно, послѣ чего отправился къ себѣ во дворецъ. Слезы текли у него по щекамъ (такъ какъ разсказъ можетъ возбуждать такую же любовь, какъ и свиданіе), и въ этомъ положеніи онъ пробылъ до тѣхъ поръ, пока отецъ его не пришелъ къ нему и, увидавъ перемѣну въ его лицѣ, понялъ, что его что-то безпокоитъ.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ онъ ему, -- разскажи мнѣ, что съ тобою случилось и отчего ты такъ перемѣнился?
   Царевичъ разсказалъ ему все, что онъ слышалъ о султаншѣ Дуніи, и какъ влюбился въ нее по слуху, даже не видя ея, на что отецъ его замѣтилъ ему:
   -- О, сынъ мой, вѣдь отецъ ея султанъ, и страна его лежитъ далеко отъ насъ; брось поэтому эту мысль и или во дворецъ къ твоей матери, такъ какъ въ немъ имѣется пятьсотъ рабынь, одна красивѣе другой, и которая бы изъ нихъ ни понравилась тебѣ, ты можешь взять ее; но если ни одна изъ нихъ не понравится, то мы будемъ просить для тебя руки одной изъ царскихъ дочерей, болѣе красивой, чѣмъ султанша Дунія.
   -- О, отецъ мой,-- отвѣчалъ онъ.-- Я никого не хочу, кромѣ нея; вѣдь это она вышивала ланей, которыхъ я видѣлъ, и я хочу непремѣнно жениться на ней, или же убѣгу въ пустыню и убью себя отъ любви.
   -- Ну, потерпи, сынъ мой, -- сказалъ ему на это отецъ,-- чтобъ я могъ послать къ ея отцу просить у него ея руки и исполнить твое желаніе, какъ было исполнено мое желаніе, когда я женился на твоей матери, и если онъ не дастъ согласія, то я пошлю на него такое войско, что хвостъ его еще будетъ около меня въ то время, какъ голова его будетъ ужъ около него, и разорю все его царство.
   Онъ позвалъ къ себѣ молодого человѣка Азиза и сказалъ ему:
   -- О, сынъ мой, знаешь ли ты туда дорогу?
   -- Знаю, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Въ такомъ случаѣ,-- продолжалъ царь,-- я желаю, чтобы ты отправился съ моимъ визиремъ.
   -- Слушаю и повинуюсь, царь вѣковъ,-- отвѣчалъ Азизъ.
   Царь позвалъ своего визиря и сказалъ ему:
   -- Устрой, какъ умѣешь, дѣло моего сына, и для того отправляйся на Камфорскіе острова просить руки дочери султана.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ.
   Таджъ-Эль-Мулукъ вернулся въ свои покои; болѣзнь и нетерпѣніе его усилились и, упавъ въ обморокъ, онъ очнулся только къ утру. Утромъ же къ нему пришелъ отецъ и, увидавъ, какъ онъ измѣнился въ лицѣ и какъ осунулся, онъ просилъ его потерпѣть и обѣщалъ устроить его бракъ.
   Царь снарядилъ Азиза съ визиремъ и далъ имъ съ собою подарки.
   Они отправились, и ѣхали день и ночь, пока не увидали Камфорскихъ острововъ, гдѣ остановились на берегу рѣки, и визирь послалъ къ царю гонца съ увѣдомленіемъ о своемъ приближеніи. Черезъ полдня послѣ отъѣзда гонца они вдругъ увидали царедворцевъ и эмировъ, вышедшихъ къ нимъ навстрѣчу. Они явились къ визирю и проводили его къ султану, передъ которымъ визирь разложилъ подарки и остался въ продолженіе четырехъ дней во дворцѣ, а на пятый онъ всталъ и направился къ султану и, стоя передъ нимъ, сообщилъ ему о причинѣ своего прибытія; но султанъ не зналъ, какъ отвѣчать послу, потому что дочь его и слышать не хотѣла о бракѣ, и онъ нѣкоторое время просидѣлъ, опустивъ голову внизъ; затѣмъ, поднявъ ее, взглянулъ на одного изъ евнуховъ и сказалъ ему:
   -- Отправляйся къ своей госпожѣ и доложи ей обо всемъ, что ты слышалъ, и о причинѣ прибытія визиря.
   Евнухъ ушелъ, но вскорѣ вернулся и сказалъ султану:
   -- О, царь вѣковъ, когда я пришелъ къ царевнѣ Дуніи и передалъ ей то, что слышалъ, то она страшно разгнѣвалась, и бросилась на меня съ палкой, чтобы разбить мнѣ голову, но я отбѣжалъ отъ нея, а она сказала мнѣ: "Если отецъ мой заставитъ меня выйти замужъ, то я убью того, за кого меня выдадутъ"..
   Послѣ этого султанъ сказалъ визирю и Азизу:
   -- Кланяйтесь вашему царю и скажите ему, что дочь моя не хочетъ и слышать о бракѣ.
   Вслѣдствіе этого визирь и спутники его вернулись, не исполнивъ порученія, и, прибывъ къ царю, сообщили ему о томъ, что случилось. Услыхавъ такой отвѣтъ, царь велѣлъ военачальникамъ собрать войско и послать ихъ войною, но визирь сказалъ ему:
   -- Не дѣлай этого, потому что султанъ не виноватъ; отказала его дочь, которая, услыхавъ о предложеніи, послала сказать: "Если отецъ мой заставитъ меня выйти замужъ, то я убью того, за кого меня выдадутъ, а потомъ убьюсь сама".
   Услыхавъ разсказъ визиря, царь испугался за своего сына Таджъ-Эль-Мулука и сказалъ:
   -- Если я пойду войною противъ ея отца и захвачу ее, то она убьется.
   Онъ сообщилъ сыну все, что произошло, и царевичъ, выслушавъ его, сказалъ:
   -- О, отецъ мой, я не могу жить безъ нея, и потому отправлюсь къ ней и буду искать возможности познакомиться съ нею, хотя бы мнѣ пришлось умереть отъ этого. И это я непремѣнно сдѣлаю.
   -- Какъ же ты отправишься къ ней?-- спросилъ отецъ.
   -- Я отправлюсь, переодѣвшись купцомъ, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Ну, если уже ты непремѣнно этого хочешь,-- продолжалъ царь, -- то возьми съ собою визиря и Азиза.
   Онъ взялъ изъ казначейства для царевича денегъ, купилъ ему товаровъ на сто тысячъ червонцевъ и условился съ нимъ, какъ ему поступать. Съ наступленіемъ вечера царевичъ пошелъ въ домъ Азиза и провелъ тамъ ночь. Но сердце царевича было такъ полно любовью, что ни ѣда ни сонъ не шли ему на умъ, и онъ все время провелъ въ раздумьѣ. Мечтая о своей возлюбленной, онъ плакалъ горькими слезами, и Азизъ, вспоминая о своей сестрѣ, плакалъ вмѣстѣ съ нимъ. Такъ они просидѣли до утра, когда Таджъ-Эль-Мулукъ всталъ и пошелъ къ своей матери. Онъ былъ готовъ къ поѣздкѣ, и мать спросила его, что съ нимъ? Онъ разсказалъ ей все, что случилось, а она, давъ ему пятьдесятъ тысячъ червонцевъ, простилась съ нимъ и, когда онъ ушелъ, стала молиться объ его безопасности и благополучномъ соединеніи съ своей возлюбленной. Царевичъ прошелъ затѣмъ къ отцу и просилъ его позволенія тронуться въ путь; царь далъ ему это позволеніе и, кромѣ того, далъ пятьдесятъ тысячъ червонцевъ и приказалъ раскинуть за городомъ палатку.
   Для царевича была раскинута громадная палатка; пробывъ въ ней два дня, Таджъ-Эль-Мулукъ пустился въ путь. Онъ ласково обращался съ Азизомъ и сказалъ ему:
   -- О, братъ мой, я не могу разстаться съ тобою.
   -- И я точно такъ же,-- отвѣчалъ ему Азизъ,-- и желалъ бы умереть у твоихъ ногъ, только меня тревожатъ мысли о моей матери.
   -- Когда мы достигнемъ нашихъ желаній, -- отвѣчалъ ему царевичъ, -- то все будетъ хорошо.
   Визирь совѣтовалъ царевичу запастись терпѣніемъ, а Азизъ развлекалъ его, декламируя ему стихи и разсказывая ему исторіи и сказки, и они продолжали ѣхать и день и ночь въ продолженіе двухъ мѣсяцевъ. Такой долгій путь началъ утомлять царевича, а сила его желаній и страсти все увеличивались, такъ что когда они подъѣхали къ городу, онъ былъ очень радъ, и его тревога и горе прекратились.
   Въ городъ они въѣхали въ одеждѣ купцовъ, такъ же былъ одѣтъ и царевичъ; подъѣхавъ къ помѣщенію купцовъ, обширному хану, Таджъ-Эль-Мулукъ сказалъ Азизу:
   -- Такъ это жилище купцовъ?
   -- Да,-- отвѣчалъ Азизъ,-- только это не тотъ ханъ, въ которомъ я останавливался, когда ѣхалъ съ караваномъ; этотъ лучше, чѣмъ тотъ.
   Они заставили верблюдовъ своихъ лечь и, сложивъ товары по магазинамъ, отдыхали четыре дня. Визирь научилъ ихъ нанять большой домъ, и они, слушая его совѣта, наняли такой большой домъ, что въ немъ можно было задавать пиры. Они переѣхали въ этотъ домъ, и визирь съ Азизомъ стали измышлять, что бъ имъ сдѣлать для царевича, который мѣста не находилъ отъ бездѣйствія. Визирь прежде всего порѣшилъ, что имъ надо открыть лавку и начать торговлю дорогими тканями, вслѣдствіе этого онъ обратился къ царевичу и Азизу со слѣдующими словами:
   -- Если мы будемъ такъ жить, то, конечно, не достигнемъ цѣли; но мнѣ пришла въ голову очень хорошая мысль, если будетъ угодно Господу....
   -- Поступай, какъ знаешь,-- отвѣчали они,-- такъ какъ люди въ твои года разумны, въ особенности въ такихъ дѣлахъ. Ты взялся руководить нами, и говори, что выдумалъ.
   -- По моему мнѣнію,-- сказалъ визирь, обращаясь къ Таджъ-Эль-Мулуку,-- намъ надо нанять для тебя лавку на рынкѣ, гдѣ продаются ткани, и что тебѣ слѣдуетъ сѣсть въ лавку и продавать, такъ какъ матеріи нужны какъ простому народу, такъ и знатнымъ людямъ, и когда ты сядешь въ лавку, то дѣло уладится само собою, если на то будетъ воля Божія (да святится имя Его), въ особенности принимая въ соображеніе твою миловидность. Азизъ же будетъ твоимъ вѣрнымъ приказчикомъ, и будетъ сидѣть съ тобою и подавать тебѣ товары.
   Таджъ-Эль-Мулукъ, услыхавъ это предложеніе, сказалъ:
   -- Это хорошая мысль!
   И, тотчасъ же одѣвшись въ купеческій нарядъ, онъ всталъ и пошелъ къ своимъ слугамъ, давъ одному изъ нихъ тысячу червонцевъ для найма лавки.
   Они всѣ пошли на рынокъ, и когда купцы увидали Таджъ-Эль-Мулука и разглядѣли, какъ онъ красивъ и миловиденъ, они изумились и начали говорить:
   -- Неужели Рыдванъ31), открывъ двери, рая, оставилъ ихъ безъ присмотра, такъ что этотъ юноша поразительной красоты могъ выйти оттуда?
   -- Это, вѣрно, кто-нибудь изъ ангеловъ, -- прибавилъ еще кто-то.
   Когда они подошли къ купцамъ, то спросили, гдѣ находится старшина рынка. Купцы повели ихъ къ старшинѣ, сидѣвшему тоже съ купцами. При видѣ приближавшихся незнакомцевъ всѣ они встали и приняли ихъ, и въ особенности старшаго визиря, съ почетомъ, найдя, что онъ достойный почтенный старикъ. При видѣ Таджъ-Эль-Мулука и Азиза, они замѣтили:
   -- Шейкъ Амотъ, вѣроятно, отецъ этихъ молодыхъ людей.
   -- Кто между вами старшина рынка?-- спросилъ визирь.
   -- Вотъ онъ, -- отвѣчали ему.
   И визирь, внимательно посмотрѣвъ на него, увидалъ, что онъ старый человѣкъ, солидной и почтенной наружности, окруженный приказчиками и мальчиками. Старшина рынка любезно привѣтствовалъ пришедшихъ и, посадивъ ихъ подлѣ себя, сказалъ:
   -- Можетъ-быть, у васъ есть какое-нибудь дѣло, которое мнѣ удастся устроить?
   -- Есть,-- отвѣчалъ визирь,-- Я старикъ уже преклонныхъ лѣтъ, а эти молодые люди -- мои дѣти. Я проѣхалъ съ ними много странъ и земель и не пропускалъ города, не проживъ въ немъ цѣлаго года для того, чтобъ они могли посмотрѣть его и познакомиться съ обитателями. Теперь я прибылъ въ вашъ городъ съ намѣреніемъ пожить въ немъ, и поэтому я желаю нанять самую лучшую лавку, чтобы начать торговать, и чтобы молодые люди осмотрѣли городъ и выучились отъ здѣшнихъ жителей общежитію и умѣнью торговать.
   -- Вы не останетесь въ убыткѣ,-- сказалъ на это старшина и, посмотрѣвъ на молодыхъ людей, пришелъ въ восторгъ и (Всталъ передъ ними, какъ слуга.
   Послѣ этого онъ пошелъ приготовить лавку, которая оказалась посреди рынка, самая красивая и большая, съ отличной обстановкой и съ полками изъ слоновой кости и чернаго дерева. Затѣмъ онъ вручилъ ключи визирю, одѣтому тоже купцомъ, и сказалъ:
   -- Да благословитъ Господь твоихъ обоихъ сыновей32).
   Визирь, принявъ ключи отъ лавки, вошелъ въ нее съ своими слугами, которые принесли товары, и приказалъ переносить въ лавки все, что они привезли съ собой. Товаровъ у нихъ было на цѣлое крупное состояніе, всѣ ихъ перенесли въ лавку. Проспавъ эту ночь, визирь повелъ молодыхъ людей утромъ въ баню, гдѣ они вымылись и вволю насладились, послѣ чего вернулись къ себѣ домой, чтобъ отдохнуть, поѣсть и попить, а слѣдующую ночь они совершенно спокойно провели дома. На утро они встали это сна и, сдѣлавъ омовеніе, прочитавъ молитвы, и выпивъ утреннее питье33), они дождались того времени дня, когда открывались лавки, и, появившись на рынкѣ, тоже открыли лавку. Слуги убрали лавку самымъ прелестнымъ образомъ, устлали ее шелковыми коврами и положили на нихъ два матраца, стоившихъ каждый по тысячѣ червонцевъ, и на каждый матрацъ они положили по обшитой золотой бахромой кожѣ, на какихъ сидятъ только цари. Таджъ-Эль-Мулукъ сѣлъ на одинъ матрацъ, Азизъ -- на другой, а визирь сѣлъ посреди лавки въ то время, какъ слуги стояли передъ ними. Народъ услыхалъ о нихъ и толпился около лавки, а они продавали свои товары. Слава Таджъ-Эль-Мулука разнеслась по всему городу, и слухи объ его красотѣ и привлекательности распространились повсюду. Такъ прошло нѣсколько дней, и народъ продолжалъ къ нимъ стекаться, а визирь уговаривалъ царевича ждать терпѣливо и, поручивъ Азизу смотрѣть за нимъ, пошелъ домой обдумать планъ дѣйствій, который могъ бы принести имъ пользу. Между тѣмъ молодые люди сидѣли и разговаривали, и царевичъ замѣтилъ:
   -- Можетъ-быть, кто-нибудь придетъ къ намъ отъ султанши?
   Таджъ-Эль-Мулукъ лишился совсѣмъ сна и, томимый страстью, страшно худѣлъ, тѣмъ болѣе, что онъ не могъ ни ѣсть ни пить. Но все-таки онъ былъ красивъ, какъ ясный мѣсяцъ. Сидя однажды въ лавкѣ, онъ вдругъ увидалъ старуху, подошедшую къ нему въ сопровожденіи двухъ рабынь и остановившуюся у его лавки. Залюбовавшись его стройной фигурой и его красивымъ и миловиднымъ лицомъ, она пришла въ восторгъ и сказала:
   -- Слава мудрости Того, Кто создалъ тебя! Слава мудрости Того, Кто сдѣлалъ тебя соблазномъ для всѣхъ! Ты, должно быть, не смертный,-- не переставая смотрѣть на него, продолжала она:-- ты, вѣроятно, благородный ангелъ!-- Затѣмъ, подойдя къ нему, она поклонилась и онъ поклонился ей въ отвѣтъ и, вставъ, остановился передъ нею 34) и улыбнулся ей. Все это онъ сдѣлалъ по указанію Азиза; послѣ чего онъ посадилъ ее подлѣ себя и обмахивалъ ее вѣеромъ, пока она не отдохнула:
   -- О, сынъ мой!-- сказала она ему.-- Ты -- совершенство красоты и изящества! Здѣшній ты или нѣтъ?
   Таджъ-Эль-Мулукъ пріятнымъ, мягкимъ голосомъ отвѣчалъ ей:
   -- Клянусь Аллахомъ, о, госпожа моя, я въ жизни ни разу не былъ въ этой странѣ и пріѣхалъ сюда только для того, чтобы повеселиться.
   Она, пожелавъ ему успѣха и счастья, сказала:
   -- А какого рода ткани привезъ ты съ собою? Покажи мнѣ что-нибудь хорошее, потому что прекрасное должно и носить прекрасное.
   Сердце царевича затрепетало при этихъ словахъ; но значеніе ихъ онъ не понялъ и, увидавъ знаки, которые ему дѣлалъ Азизъ, онъ сказалъ старухѣ:
   -- У меня есть всевозможныя превосходныя ткани, достойныя царей и царскихъ дочерей. Для кого хочешь ты купить, скажи мнѣ, для того, чтобы я могъ показать тебѣ подходящія вещи?
   Этимъ вопросомъ онъ хотѣлъ узнать, что подразумѣвала она подъ своими послѣдними словами.
   -- Я желаю ткани, которая бы годилась для царевны Дуніи, дочери султана Шаха-Земана.
   Услыхавъ, что дѣло идетъ о его возлюбленной, царевичъ страшно обрадовался и сказалъ Азизу:
   -- Принеси самую лучшую имѣющуюся у насъ ткань.
   Азизъ подалъ ему кусокъ, который и началъ развертывать.
   -- Выбирай, что подойдетъ для нея, -- сказалъ ей царевичъ:-- такихъ товаровъ, какъ у насъ, въ другомъ мѣстѣ не найдешь.
   Старуха выбрала матерію цѣною въ тысячу червонцевъ.
    -- Какая цѣна этой ткани?-- спросила она.
   -- Что?-- сказалъ онъ.-- Да развѣ я стану торговаться съ тобой изъ-за такого пустяка! Слава Богу, Который привелъ тебя ко мнѣ.
   -- Призываю на твое чудное лицо благословенія царя вселенной,-- отвѣчала старуха, -- потому что ты, дѣйствительно, привлекателенъ и великодушенъ. Счастлива будетъ та, которую ты полюбилъ, въ особенности, если она будетъ такъ же хороша, какъ и ты.
   Царевичъ такъ расхохотался, что упалъ навзничь и подумалъ:
   "Черезъ эту старуху могутъ исполниться мои желанія!"
   -- О, сынъ мой, какъ тебя зовутъ?-- спросила она.
   -- Меня зовутъ Таджъ-Эль-Мулукомъ,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Вѣдь это царское имя,-- сказала она,-- а ты между тѣмъ одѣтъ купцомъ.
   -- Родные его, -- отвѣчалъ Азизъ,-- дали ему такое имя изъ любви къ нему и потому, что придавали ему большую цѣну.
   -- Можетъ-быть, -- замѣтила старуха.-- Отстрани, Господи, отъ тебя завистливые взоры, хотя красотой своей ты можешь погубить многихъ.
   Взявъ ткань, она ушла, смущенная его миловидностью, любезностью и статностью и, придя къ султаншѣ Дуніи, она сказала ей:
   -- О, госпожа моя, какой чудной ткани я тебѣ принесла.
   -- Покажи,-- отвѣчала царевна.
   -- Вотъ она, госпожа моя,-- отвѣчала старуха,-- поверни и разсмотри ее хорошенько.
   Царевна стала смотрѣть ее и вскричала.
   -- Поистинѣ, о, няня моя, это чудная ткань, и у насъ въ городѣ такихъ не дѣлаютъ!
   -- О, госпожа моя,-- отвѣчала старуха,-- а продавецъ превосходитъ ее красотой. Можно предположить, что Рыдванъ, открывъ двери рая, забылъ ихъ запереть, и продавецъ этой матеріи вышелъ изъ ихъ. Желала бы я, чтобы онъ повидался съ тобой, потому что онъ можетъ вскружить голову всякой, кто только посмотритъ на него. Онъ пріѣхалъ къ намъ въ городъ съ этими тканями ради развлеченія.
   При этихъ словахъ старухи царевна засмѣялась,
   -- Аллахъ накажетъ тебя, старая хрычевка, -- сказала Дунія,-- за тѣ глупости, что ты говоришь. Ты точно съ ума сошла. Подай-ка мнѣ сюда матерію, -- прибавила она, -- я хочу хорошенько разсмотрѣть ее.

   Старуха подала покупку, и царевна, осматривая ее, нашла, что ея очень мало и что она дорога. Но все-таки она не могла на нее налюбоваться, такъ какъ никогда въ жизни не видала ничего подобнаго. А старуха сказала ей:
   -- О, госпожа моя, если бы ты видѣла хозяина этой ткани, то согласилась бы, что красивѣе его нѣтъ человѣка на свѣтѣ.
   -- Спросила, ли ты у него,-- сказала ей Дунія,-- нѣтъ ли у него какого-нибудь желанія, которое мы могли бы исполнить, и ты исполнила, бы его за насъ?
   -- Аллахъ да благословитъ твою догадливость,-- качая голевою, отвѣчала старуха; -- развѣ могутъ быть люди безъ желаній!
   -- Такъ, пойди къ нему, -- сказала царевна Дунія,-- поклонись ему и скажи, что я польщена его прибытіемъ въ городъ, и что готова исполнить его желаніе, если таковое у него есть.
   Старуха тотчасъ же отправилась къ Таджъ-Эль-Мулуку, сердце котораго при видѣ ея затрепетало отъ радости, и онъ, поднявшись съ своего мѣста, подошелъ къ ней и, взявъ ее за руку, посадилъ подлѣ себя. Отдохнувъ, она передала ему порученіе царевны. Выслушавъ порученіе, онъ страшно обрадовался; грудь его поднялась, и онъ подумалъ, что желаніе его исполняется.
   -- Можетъ-быть, -- сказалъ онъ старухѣ,-- ты согласишься передать ей письмо отъ меня и принести мнѣ отвѣтъ?
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчала она.
   Услыхавъ ея отвѣтъ, онъ сказалъ Азизу:
   -- Принеси мнѣ рожокъ съ чернилами, бумаги и мѣдное перо.
   Азизъ исполнилъ его приказаніе, и царевичъ написалъ слѣдующіе стихи:
   
   Тебѣ письмо пишу, моя богиня,
   И говорю я въ немъ про муки ада,
   Въ которыхъ лишь разлука виновата,
   Въ письмѣ этомъ тебѣ я сообщаю
   Про пламя страстное души моей;
   А, во-вторыхъ, горячее желанье
   Мое и нетерпѣнья пытку; въ-третьихъ,
   Конецъ моей и жизни и терпѣнья;
   Въ-четвертыхъ, что вся бурность остается
   Моей любви; а въ-пятыхъ, вопрошаю,
   Когда тебя увижу я? Въ-шестыхъ,
   Когда союза нашего наступитъ день?
   
   Внизу же онъ прибавилъ: "Это письмо отъ плѣнника желаній, заключеннаго въ темницу, откуда можетъ освободить его только свиданіе, хотя бы съ призракомъ предмета его надеждъ, такъ какъ онъ терпитъ невыразимыя страданія отъ разлуки съ возлюбленной". Тутъ у него полились слезы, и онъ прибавилъ еще слѣдующіе стихи:
   
   Пишу тебѣ я, проливая слезы,
   И слезы катятся изъ глазъ моихъ
   Струею непрерывною теперь.
   Но уповаю я на милость Бога,
   Что часъ придетъ, когда на заключенье
   Союза нашего Онъ согласится.
   
   Затѣмъ онъ сложилъ письмо, запечаталъ его и передалъ старухѣ, сказавъ:
   -- Отдай это султаншѣ Дуніи.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчала она,
   -- А это тебѣ отъ меня подарокъ,-- сказалъ царевичъ, вручая ей тысячу червонцевъ.
   Старуха взяла золото и пошла, благословляя его.
   Она шла не останавливаясь, пока не прешла къ султаншѣ Дуніи, которая, увидавъ ее, сказала.-- Ну что, няня, просилъ онъ сдѣлать для него?
   -- Вотъ, о, госпожа моя,-- отвѣчала старуха,-- письмо отъ него къ тебѣ, а что онъ пишетъ -- я не знаю.
   Она подала царевнѣ письмо, и та, взявъ его, стала читать и, понявъ, вскричала:
   -- Кто онъ такой, и что у него за надежды, что, будучи купцомъ, онъ осмѣливается вступать со мною въ переписку? Если бы у меня не было страха Божьяго,-- закрывъ лицо руками, прибавила она,-- то я велѣла бы его распять надъ его же лавкой.
   -- Что же написано въ этомъ письмѣ,-- спросила ее старуха,-- что такъ могло разсердить тебя? Жалуется ли онъ въ немъ на притѣсненіе, или же спрашиваетъ плату за ткань?
   -- Горе тебѣ!-- вскричала царевна.-- Онъ пишетъ все не объ этомъ, а говоритъ о.своей любви и привязанности, и въ этомъ виновата ты. Если бы это было не такъ, то какъ осмѣлился бы этотъ дьяволъ произносить подобныя слова?
   -- О, госпожа моя,-- отвѣчала старуха,-- ты живешь въ такомъ высокомъ дворцѣ, что до тебя не добраться даже летающей птицѣ. Аллахъ да спасетъ тебя отъ порицанія и злословія. Чего тебѣ бояться лая собакъ? Не сердись на меня за то, что я принесла, тебѣ письмо, не зная его содержанія, но все-таки я думаю, что тебѣ слѣдуетъ написать ему отвѣтъ, и погрозить ему; смертью, и запретить ему обращаться къ тебѣ съ. подобными словами, и онъ будетъ бояться и впередъ поступать такъ не будетъ..
   -- Я боюсь писать ему, -- сказала Дунія, -- чтобы не дать повода еще обращаться ко мнѣ.
   -- Когда онъ услышитъ угрозу,-- отвѣчала старуха,-- и обѣщаніе предать его наказанію, онъ броситъ свою блажь.
   -- Ну, такъ принеси мнѣ чернила, бумаги и мѣдное перо,-- сказала она,-- и, когда все было принесено, она написала слѣдующіе стихи:
   
   Любви,ночей безъ сна, тяжелыхъ мукъ
   И чувствъ горячихъ страсти и тревоги
   Искатель. Неужели все желаешь
   Свиданія съ луною ты, безумецъ?
   Никто не можетъ отъ луны добиться,
   Чтобы она назначила свиданье.
   Совѣтую тебѣ я отказаться
   Отъ своего намѣренья теперь;
   Имѣй терпѣнье, такъ какъ угрожаетъ
   Тебѣ опасность. Если снова ты
   Употребишь, подобныя слова,
   То я явлюсь къ тебѣ для наказанья,
   И въ высшей мѣрѣ строгаго притомъ.
   Клянусь я тѣмъ, кто создалъ человѣка
   Съ горячей кровью, свѣтъ луны и солнца,
   Что если повторишь ты предложенье,
   То разопну тебя я непремѣнно
   На первомъ встрѣчномъ дерева стволѣ.
   
   Затѣмъ она сложила письмо и отдала его старухѣ, сказавъ ей:
   -- Отдай ему это письмо и скажи ему, чтобы онъ воздержался отъ этихъ словъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчала она.
   Она взяла письмо, довольная своей судьбой, и отправилась къ себѣ домой, гдѣ провела ночь, а утромъ пошла къ лавкѣ, гдѣ Таджъ-Эль-Мудукъ уже ждалъ ее. Увидавъ ее, онъ чуть не подпрыгнулъ отъ радости, и когда она приблизилась, то всталъ, подошелъ къ ней и посадилъ ее подлѣ себя. Она же подала ему-письмо, сказавъ:
   -- Прочти,-- и затѣмъ прибавила: -- когда султанша Дунія прочла твое письмо, то она пришла въ негодованіе; но я начала ее уговаривать и шутить съ нею, пока не заставила ее засмѣяться, и она сжалилась надъ тобою и отвѣтила тебѣ.
   Царевичъ поблагодарилъ ее за это и, приказавъ Азизу дать ей тысячу червонцевъ, прочелъ письмо и понялъ его. Онъ такъ горько заплакалъ, что старухѣ стало его жаль, и слезы его тронули ее.
   -- О, сынъ мой!-- сказала она ему.-- Что такое она написала тебѣ, что ты такъ плачешь?
   -- Она грозитъ, что убьетъ меня и разопнетъ, -- отвѣчалъ онъ,-- и запрещаетъ мнѣ писать ей; но если я не стану писать, то смерть предпочту жизни; поэтому возьми отвѣтъ на ея письмо и пусть она поступаетъ, какъ знаетъ.
   -- Ради твоей юности, -- отвѣчала старуха,-- я рискну для тебя своей жизнью и помогу тебѣ достигнуть твоего желанія и сдѣлаю для тебя то, чего тебѣ хочется.
   -- Что бы ты ни сдѣлала,-- сказалъ Таджъ-Эль-Мулукъ,-- я за все былъ бы тебѣ благодаренъ; и судьбу мою рѣшишь ты, потому что въ такихъ дѣлахъ ты опытна и къ интригамъ ты привыкла, такъ что все трудное тебѣ будетъ легко, а Господь можетъ сдѣлать все.
   
   Онъ взялъ бумагу и написалъ такіе стихи:
   Она грозитъ мнѣ казнью. Что за радость!
   Вѣдь казнь мнѣ будетъ только облегченьемъ,
   Отрадой -- смерть. Смерть лучше долгой жизни
   Безрадостной и угнетенной мукой
   И жгучимъ пламенемъ любви къ тебѣ.
   Молю тебя Аллахомъ посѣтить
   Любящаго любовью безнадежной;
   Вѣдь я твой рабъ, а рабъ всегда въ плѣну.
   Владычица моя, хоть сожалѣнье
   Имѣй ты къ страсти пламенной моей.
   Вѣдь тотъ, который чистыхъ сердцемъ любитъ,
   Вполнѣ достоинъ сожалѣнья всѣхъ.
   
   Написавъ письмо, онъ тяжело вздохнулъ и заплакалъ такъ, что старуха заплакала съ нимъ же, послѣ чего она взяла письмо и сказала ему:
   -- Будь счастливъ и веселъ, такъ какъ твое желаніе я для тебя исполню.
   Она встала и оставила его, какъ на горячихъ угольяхъ, и прошла къ царевнѣ Дуніи, которую нашла съ мрачнымъ лицомъ и негодующей на первое письмо Таджъ-Эль-Мулука. Когда она подала ей второе письмо, негодованіе ея усилилось, и она сказала старухѣ:
   -- Не говорила ли я тебѣ, что онъ станетъ насъ безпокоить?
   -- Неужели какая-нибудь собака,-- возразила старуха,-- можетъ надѣяться на твое вниманіе?
   -- Иди къ нему,-- сказала султанша Дунія,-- и скажи ему: если ты еще разъ напишешь ей, то она срубитъ тебѣ голову.
   -- Напиши лучше это ему въ письмѣ, -- сказала её старуха,-- а я снесу его, для того, чтобы онъ еще сильнѣе испугался.
   Она взяла бумагу и написала слѣдующіе стихи:
   
   О ты, который потерялъ отъ ряда
   Бѣдъ голову и не имѣетъ силы
   Союзъ тобой желаемый устроить.
   Безумецъ, неужели думать можешь
   Достигнуть ты Эссухи, если даже
   Ты на луну никакъ попасть не можешь?
   Какъ можешь ты дерзать имѣть надежду
   На нашъ союзъ, и стройный какъ копье
   Мой станъ держать въ объятьяхъ? Этотъ планъ
   Оставить навсегда обязанъ ты
   Подъ страхомъ предъ моей тебѣ угрозой
   Про день несчастія, когда твои
   Всѣ волосы мгновенно посѣдѣютъ.
   
   Завернувъ это письмо, она подала его старухѣ, которая, взявъ его, отправилась съ нимъ къ Таджъ-Эль-Мулуку. При видѣ ея онъ всталъ и сказалъ:
   -- Молю Бога Никогда не лишать меня счастья твоего появленія.
   -- Получи отвѣтъ на твое письмо,-- отвѣчала старуха.
   Онъ взялъ бумагу и прочелъ ее и, горько заплакавъ, сказалъ:
   -- Теперь я желаю, чтобы кто-нибудь убилъ меня, потому что смерть легче моего настоящаго состоянія.
   Онъ взялъ чернила, перо и бумагу и написалъ письмо въ такихъ стихахъ:
   
   О, ты, моя надежда, не упорствуй
   Въ презрѣніи и злобѣ, но блаженство
   Свиданья дай влюбленному, который
   Весь поглощенъ своей горячей страстью.
   Не думай, что я въ силахъ пережить
   Твое сопротивленье, что душа
   Моя не разорвется отъ утраты
   Мучительной возлюбленной моей.
   
   Онъ завернулъ письмо и подалъ его старухѣ, сказавъ:
   -- Я понапрасну утомилъ тебя.-- И, снова приказавъ Азизу дать ей тысячу червонцевъ, онъ прибавилъ: -- О, мать моя, послѣ этого письма долженъ послѣдовать или союзъ или полный разрывъ.
   -- О, сынъ мой,-- отвѣчала старуха, -- клянусь Аллахомъ, что я желаю для тебя только счастья, и желаю, чтобъ она сошлась съ тобою, потому что ты -- ясный мѣсяцъ, а она -- восходящее солнце, и если я не соединю васъ, то жизнь я прожила напрасно. Всю жизнь я хитрила и обманывала и такимъ образомъ дожила до девятидесятаго года, такъ неужели теперь мнѣ не удастся соединить васъ двоихъ?
   Пожелавъ ему всего хорошаго и успокоивъ его, она ушла и, не останавливаясь, дошла до султанши Дуніи, но записку она спрятала къ себѣ въ волосы и, поговоривъ со своей госпожой, она почесала въ головѣ и сказала:
   -- О, госпожа моя, не причешешь ли ты мнѣ голову, потому что я давно не была въ банѣ.
   Султанша Дунія засучила себѣ рукава до локтей и распустила волосы старухи, изъ которыхъ тотчасъ же вывалилась бумажка. Султанша Дунія, увидавъ ее, сказала:
   -- Что это за бумажка?
   -- Вѣроятно,-- отвѣчала старуха,-- когда я сидѣла въ лавкѣ, то ко мнѣ пристала эта бумажка. Дай-ка мнѣ ее, я верну ее туда.
   Но султанша Дунія уже развернула ее и прочла и, понявъ ея содержаніе, вскричала:
   -- Это твои штуки, и если бы ты не вынянчила меня, я сама расправилась бы теперь съ тобой. Господь наказалъ меня чрезъ этого купца, и все, что я испытала отъ него, устроила ты. Я не знаю, изъ какой страны явился этотъ человѣкъ. Никто другой, кромѣ него, не позволилъ бы себѣ такой со мной дерзости. Я боюсь, что это происшествіе, случившееся со мной, какъ-нибудь откроется, и окажется, что молодой человѣкъ не изъ нашихъ родственниковъ, и даже не равный мнѣ по происхожденію.
   -- Нѣтъ,-- возразила ей старуха,-- никто противъ тебя слова не скажетъ изъ боязни передъ тобою и передъ властью твоего отца и если ты отвѣтишь ему, ничего дурного изъ этого не выйдетъ.
   -- Ахъ, няня, -- отвѣчала царевна, -- вѣдь онъ настоящій дьяволъ. Какъ смѣлъ онъ писать такимъ образомъ и не побоялся власти султана? Это меня просто ужасаетъ, вѣдь если онъ дастъ приказъ убить его, это будетъ ужасно, а если я оставлю его безъ наказанія, то онъ станетъ еще наглѣе.
   -- Напиши ему письмо,-- отвѣчала старуха,-- и это, можетъ-быть, остановитъ его.
   Царевна велѣла подать себѣ бумаги, чернилъ и перо и написала. ему слѣдующіе стихи:
   
   Хотя тебя не разъ я упрекала,
   Но все еще большое заблужденье
   Тебя одушевляетъ. Сколько разъ
   Должна моя рука писать стихами,
   Чтобъ переписку запретить тебѣ?
   Но при препонѣ каждой у тебя
   Все вырастаетъ жарче пламя страсти.
   Позволю я тебѣ скрывать свою
   Глубоку тайну. И свою любовь
   Скрывай въ душѣ и больше никогда
   Ее высказывать не думай, такъ какъ,
   Когда ты выскажешь, то и взглядомъ
   Тебя не удостою. Если ты
   Рѣшишься повторить, что говорилъ,
   То ворономъ разлуки возвѣщенъ
   Удѣлъ твой будетъ. Скоро смерть тебя
   Возьметъ съ собою и покоя мѣсто
   Найдешь ты подъ землей. Семью твою,
   Обманутый, оставишь ты въ печали,
   Когда мечи любви здѣсь не допустятъ
   Побѣга и тебя удержатъ здѣсь.
   
   Сложивъ письмо, она отдала его старухѣ, которая, взявъ его, пошла съ нимъ къ Таджъ-Эль-Мулуку и вручила ему, и онъ, прочитавъ посланіе, убѣдился, что она жестокосердная, и что ему не добиться свиданія съ нею. Онъ разсказалъ о своемъ горѣ визирю и просилъ его совѣта.
   -- Тебѣ остается только одинъ исходъ,-- отвѣчалъ визирь,-- а именно: ты долженъ написать еще письмо, въ которомъ просить Бога наказать ее.
   -- Братъ мой, Азизъ, -- сказалъ тогда царевичъ, -- напиши вмѣсто меня, какъ умѣешь.
   Азизъ взялъ бумаги и написалъ слѣдующіе стихи:
   
   Я главными святыми заклинаю
   Тебя, о, Господи, спаси меня;
   Перенеси ты всѣ мои страданья
   На ту, которая ихъ причинила.
   Ты знаешь, какъ мои жестоки муки
   Отъ пламени, которымъ я горю.
   Возлюбленной моей сурово сердце,
   И мнѣ сопротивляется она,
   И не имѣетъ жалости ко мнѣ.
   Доколѣ будетъ жить въ моей душѣ,
   Наполненной печали, та страсть?
   Доколѣ издѣваться она будетъ
   Надъ слабостью моею? Приближаюсь
   Къ концу страданій и нигдѣ не вижу
   Я помощи въ бѣдѣ моей, о, Боже!
   
   Азизъ сложилъ письмо и подалъ его Таджъ-Эль-Мулуку, который прочелъ его, нашелъ его хорошимъ и передалъ, старухѣ.
    му шейкъ, -- знай, что этотъ городъ есть столица волшебницы, въ немъ царствуетъ волшебница злая, какъ чертовка: она очень ловкая чародѣйка и чрезвычайно коварна. Всѣ эти мулы, ослы и лошади, которыхъ ты видѣлъ, все такіе, же, какъ мы съ тобою, люди, но все чужестранцы; всѣхъ являющихся въ этотъ городъ такихъ молодыхъ людей, какъ ты, эта чертовка беретъ къ себѣ, держитъ у себя сорокъ дней, а черезъ сорокъ дней превращаетъ ихъ въ мула или въ осла или въ лошадь, -- однимъ словомъ, въ тѣхъ животныхъ, которыхъ ты видѣлъ на морскомъ берегу. Когда ты хотѣлъ выйти на берегъ, они боялись, чтобы ты'не былъ обращенъ, подобно имъ, и знаками показывали тебѣ, изъ сожалѣнія къ тебѣ, чтобы ты не приставалъ къ берегу, для того, чтобы волшебница не увидала тебя и не сдѣлала бы съ тобою того же, что и съ ними. Она колдовствомъ пріобрѣла этотъ городъ, зовутъ ее царицей Лабъ, что по-арабски означаетъ Солнце.
   Царь Бедръ-Базимъ, услыхавъ слова эти отъ шейка, сильно испугался и началъ трястись, какъ тростникъ отъ осенняго вѣтра.
   -- Я не думалъ, -- сказалъ онъ, -- что избавлюсь отъ бѣды, въ которую попалъ изъ-за колдовства; а теперь попалъ еще) въ худшую бѣду!
   Онъ продолжалъ раздумывать о своемъ горѣ и о томъ, что съ нимъ случилось, и шейкъ, взглянувъ на него, увидалъ, какъ юноша испуганъ.
   -- Ну, встань, сынъ мой, -- сказалъ онъ ему, -- сядь на порогѣ моей лавки и смотри на несчастныхъ, обращенныхъ въ разныхъ животныхъ; но не бойся, потому что царица и всѣ жители города любятъ меня, уважаютъ и не захотятъ сдѣлать мнѣ непріятность.
   Царь Бедръ-Базимъ, выслушавъ шейка, пошелъ и сѣлъ у дверей лавки, вглядываясь въ проходившихъ мимо него различныхъ людей и животныхъ. Проходившій народъ, видя его, спрашивалъ у шейка:
   -- Это твой плѣнникъ, шейкъ? Откуда ты добылъ его?
   -- Нѣтъ, это сынъ моего брата, -- отвѣчалъ онъ.-- Я слышалъ, что отецъ его умеръ, и потому я послалъ за нимъ и велѣлъ ему прійти ко мнѣ, чтобы я могъ пожить съ нимъ.
   -- Это очень красивый юноша, -- говорили прохожіе, -- но только ему надо опасаться царицы Лабъ. Смотри, чтобы она какой-нибудь хитростью не похитила его у тебя. Она любитъ красивыхъ молодыхъ людей.
   -- Царица не захочетъ оскорблять меня, -- отвѣчалъ имъ шейкъ: -- она благосклонна ко мнѣ и любитъ меня; когда она узнаетъ, что онъ сынъ моего брата, то не станетъ огорчать меня.
   Царь Бедръ-Базимъ цѣлые мѣсяцы прожилъ съ шейкомъ, ѣлъ и пилъ у него, и шейкъ его очень любилъ.
   Но вотъ однажды Бедръ-Базимъ по своему обыкновенію сидѣлъ у дверей лавки и увидалъ до тысячи евнуховъ, съ обнаженными мечами въ рукахъ, одѣтыхъ въ нарядные костюмы и опоясанныхъ кушаками, убранными брильянтами. Всѣ они были вооружены пиками, а посреди нихъ ѣхала на арабскомъ конѣ, въ сѣдлѣ изъ золота и брильянтовъ, женщина. Они не останавливались, пока не. подошли къ лавкѣ шейка, которому поклонились и прошли мимо. Но когда къ лавкѣ, посреди евнуховъ, подъѣхала царица Лабъ, то она увидала царя Бедръ-Базима. Замѣтивъ его, она была поражена его красотой и привлекательностью и съ перваго взгляда влюбилась въ него. Подъѣхавъ къ лавкѣ, она сошла съ коня и сѣла подлѣ царя Бедръ-Базима.
   -- Откуда ты взялъ такого красиваго молодого человѣка?-- спросила она у шейка.
   -- Это сынъ моего брата, онъ недавно пріѣхалъ ко мнѣ,-- отвѣчалъ шейкъ.
   -- Пришли его ко мнѣ сегодня вечеромъ, -- продолжала она, -- я хочу познакомиться съ нимъ.
   -- Но если ты возьмешь его отъ меня, то не обратишь его во что-нибудь?-- сказалъ шейкъ.
   -- Нѣтъ, не обращу, -- отвѣчала она.
   -- Поклянись.
   Она поклялась шейку, что не сдѣлаетъ ему ничего дурного и не обратитъ его ни во что. Послѣ этого она отдала приказъ привести хорошаго коня, осѣдланнаго и взнузданнаго золотой уздой и убраннаго золотомъ и брильянтами. А шейку она дала тысячу червонцевъ и сказала:
   -- Развлекись на эти деньги.
   Послѣ этого царица Лабъ взяла царя Бедръ-Базима и уѣхала съ нимъ, а онъ былъ красивъ какъ луна въ четырнадцатую ночь. Она ѣхала съ нимъ, а народъ, глядя на него и видя, какъ онъ хорошъ собою, жалѣлъ его и говорилъ:
   -- Право, этотъ молодой человѣкъ слишкомъ хорошъ, чтобы эта проклятая женщина обратила его во что-нибудь!
   А царь Бедръ-Базимъ слышалъ, что кругомъ него говорилось, но молчалъ и отдалъ себя на милость Божію.
   Онъ продолжалъ ѣхать съ царицей Лабъ и ея приближенными, пока не подъѣхали къ воротамъ дворца, гдѣ эмиры, евнухи, и сановники соскочили съ коней. Она приказала всѣмъ бывшимъ при ней удалиться, и всѣ, поцѣловавъ прахъ у ногъ ея, разошлись. А царица съ евнухами и рабынями вошла во дворецъ. Бедръ-Базимъ, посмотрѣвъ на дворецъ, увидалъ, что подобнаго великолѣпія онъ въ жизни не видывалъ. Стѣны были всѣ золотыя, а посреди дворца былъ большой бассейнъ съ водой и чудный садъ. Взглянувъ въ садъ, Бедръ-Базимъ увидалъ, что въ немъ множество птицъ, щебетавшихъ на различные голоса, печальные и заунывные. Всѣ эти птицы были различныхъ цвѣтовъ. Царь Бедръ-Базимъ почувствовалъ благоговѣніе и проговорилъ:
   -- Слава Господу, милостивому и милосердному! Онъ поддержитъ человѣка, поклоняющагося Ему одному!
   Царица сѣла у окна, выходившаго въ садъ. Она помѣстилась на ложѣ изъ чернаго дерева, обитаго роскошной матеріей, а царь Бедръ-Базимъ сѣлъ рядомъ съ нею, и она его начала цѣловать и прижимать къ своей груди. Затѣмъ она приказала рабынямъ принести столъ, и онѣ принесли столъ изъ червоннаго золота, отдѣланный брильянтами и жемчугомъ и установленный роскошнѣйшими яствами. Они принялись за ѣду и ѣли, пока не насытились, а потомъ вымыли руки. Рабыни послѣ этого принесли золотую, серебряную и хрустальную посуду и всевозможные цвѣты и блюда съ сухими плодами. Царица приказала привести пѣвицъ, и въ комнату вошло десять, красивыхъ, какъ луна, дѣвицъ, съ различными музыкальными инструментами въ рукахъ. Царица наполнила кубокъ виномъ и выпила его и, наполнивъ другой, подала его царю Бедръ-Базиму, принявшему кубокъ и опорожнившему его. Они продолжали пить такимъ образомъ, пока не утолили жажды, и тогда царица приказала пѣвицамъ начать нѣтъ. Онѣ пѣли различныя пѣсни, и царю Бедръ Базиму казалось, что весь дворецъ трепещетъ отъ чудныхъ звуковъ. Голова у него закружилась, дыханье занялось, и онъ забылъ всю свою непріязнь къ этимъ мѣстамъ.
   -- Поистинѣ,-- сказалъ онъ,-- эта царица чудная женщина. Я никогда не покину ее, такъ какъ ея царство обширнѣе моего и она лучше царевны Джохарахи!
   Онъ продолжалъ пить съ царицей, пока не смерклось и не зажгли свѣчей и лампъ и пока прислуга не явилась съ курильницами. Они и тутъ продолжали пить, пока оба не опьянились. А пѣвицы продолжали пѣть. Когда царица Лабъ совсѣмъ опьянилась, она встала съ своего мѣста и легла спать, приказавъ рабынямъ удалиться, а царю Бедръ-Базиму лечь подлѣ себя. Затѣмъ на слѣдующее утро она пошла въ дворцовую баню, и онъ точно такъ же, и когда они вышли изъ бани, она приказала одѣть его въ лучшую одежду и принести посуду для питья. Рабыни принесли, что надо, и они начали пить; послѣ чего царица встала и, взявъ Бедръ-Базима за руку, сѣла съ нимъ на тронъ и приказала принести поѣсть; поѣвъ, они вымыли руки. Рабыни послѣ этого принесли вина, свѣжихъ плодовъ и цвѣтовъ и сухихъ плодовъ; и они продолжали ѣсть и пить, подъ чудное пѣніе рабынь вплоть до вечера.
   Такъ прожили они цѣлыхъ сорокъ дней, послѣ чего она сказала ему:
   -- О, Бедръ-Базимъ, скажи мнѣ, гдѣ тебѣ лучше: тутъ, у меня, или въ лавкѣ твоего дяди?
   -- Клянусь Аллахомъ, царица, здѣсь мнѣ лучше, -- отвѣчалъ онъ, -- вѣдь дядя мой человѣкъ бѣдный, торгующій бобами.
   Она засмѣялась и потомъ они легли спать, но утромъ царь Бедръ-Базимъ проснулся и не нашелъ подлѣ себя царицы: "Куда бы она могла уйти?" подумалъ онъ, и ему стало грустно и безпокойно. Прошло много времени, а она все не возвращалась; тогда онъ, продолжая думать такъ: "Куда могла бы она уйти?" и, надѣвъ платье, пошелъ искать ее, но нигдѣ не находилъ и, предположивъ, что она пошла въ садъ, онъ прошелъ въ садъ и тамъ увидалъ быстрый ручей, на берегу котораго сидѣла бѣлая птица и тутъ же стояло дерево, занятое птицами различныхъ цвѣтовъ. Онъ смотрѣлъ на птицъ, но птицы его не видали, и вдругъ къ бѣлой птицѣ подлетѣла черная птица и начала изъ клюва кормитъ ее, какъ кормятъ голуби, послѣ этого бѣлая птица вдругъ превратилась въ человѣка; взглянувъ на рее попристальнѣе, онъ узналъ царицу Лабъ. Тутъ онъ понялъ, что черная птица была обращенный человѣкъ, котораго царица любила и ради него сама превращалась въ птицу. Ревность закипѣла у него въ груди, и онъ разсердился на царицу Лабъ изъ-за черной птицы. Послѣ этого онъ вернулся во дворецъ и легъ на постель, куда вскорѣ вернулась и царица. и начала его цѣловать и заигрывать съ нимъ; но онъ страшно разозлился на нее и все время молчалъ. Она поняла, что онъ ощущалъ и что онъ видѣлъ ее птицей. Она ничего ему не сказала и скрыла свои ощущенія.
   -- О, царица,-- сказалъ онъ ей послѣ этого, -- позволь мнѣ сходить въ лавку къ моему дядѣ; мнѣ очень хотѣлось бы побывать у него; вѣдь я не видалъ его уже сорокъ дней.
   -- Отправляйся къ нему, -- отвѣчала она, -- но не оставайся тамъ долго. Я не могу разлучаться съ тобою и часу не вынесу безъ тебя.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ и, сѣвъ на коня, отправился въ лавку шейка, который привѣтствовалъ его и, вставъ, обнялъ его и спросилъ:
   -- Ну, какъ ты поживаешь съ этой коварной женщиной?
   -- Я жилъ хорошо и пріятно, -- отвѣчалъ онъ, -- но сегодня ночью она спала подлѣ меня; а когда я проснулся, то ея не оказалось. Я одѣлся и пошелъ ее искать.
   И онъ разсказалъ ему обо всемъ, что видѣлъ, и о ручьѣ, и о птицахъ на деревѣ. Шейкъ, выслушавъ его, сказалъ:
   -- Берегись ея и знай, что птицы были всѣ молодыми людьми, иноземцами, которыхъ она любила, а потомъ обратила въ птицъ; а черная птица это былъ ея мамелюкъ. Она очень сильно любила его, но онъ засматривался на одну изъ рабынь, и она обратила его въ черную птицу; всякій разъ, какъ она. Желаетъ посѣтитъ его, сама обращается въ птицу, такъ какъ она сильно любитъ его. И теперь, догадавшись, что ты узналъ ея тайну, она замышляетъ противъ тебя что-нибудь дурное. Тебя она искренно не любитъ. Но только ты не пострадаешь отъ. нея до тѣхъ поръ, пока я буду о тебѣ заботиться; поэтому не бойся. Вѣдь я мусульманинъ, зовутъ меня Абдуломъ-Аллахомъ;:на свѣтѣ нѣтъ такого искуснаго волшебника, какъ я, но я никого не обращаю безъ крайней надобности. Нерѣдко я уничтожаю чары этой проклятой женщины и избавляю отъ нея людей. Я мало обращаю на нее вниманія, такъ какъ повредить мнѣ она ничѣмъ не можетъ; напротивъ, она боится меня, какъ боятся и всѣ въ городѣ,кто умѣетъ обращать людей такъ, какъ обращаетъ она. Всѣ они боятся меня, всѣ поклоняются огню и не вѣруютъ во Всевышняго. Завтра приходи ко мнѣ опять и сообщи мнѣ все, что она будетъ съ тобою дѣлать, потому что сегодня ночью она попытается погубить тебя, и я скажу тебѣ, что надо дѣлать съ нею, чтобы избавиться отъ ея происковъ.
   Тутъ Бедръ-Базимъ простился съ шейкомъ и, вернувшись къ ней, увидалъ, что она ждетъ его. Увидавъ его, она встала, поздоровалась съ нимъ и, усадивъ его, принесла ему поѣсть и попить. Они поѣли, пока не насытились, и затѣмъ вымыли руки; послѣ чего она приказала принести вина. Вино было принесено, и они пили до полуночи; она постоянно подливала ему и заигрывала съ нимъ, пока онъ не опьянѣлъ до потери сознанія. Увидавъ же его въ такомъ положеніи, она сказала ему:
   -- Заклинаю тебя Аллахомъ и тѣмъ, въ кого ты вѣруешь, отвѣтить мнѣ на одинъ вопросъ, но отвѣтить по правдѣ. Скажи: отвѣтишь ли ты мнѣ?
   -- Отвѣчу, возлюбленная моя, -- сказалъ ей пьяный.
   -- О, господинъ мой, о, свѣтъ очей моихъ, -- продолжала она, -- скажи мнѣ, искалъ ли ты меня, когда, проснувшись, не нашелъ около себя, а прійдя въ садъ, видѣлъ ли ты черную птицу? Я разскажу тебѣ всю истинную правду о черной птицѣ. Это былъ одинъ изъ моихъ мамелюковъ; я очень любила его, но онъ сталъ заглядываться на одну изъ моихъ рабынь, и я изъ ревности превратила его въ черную птицу. А рабыню свою я убила. Но теперь я ни на одинъ часъ не могу разлучиться съ нимъ и когда хочу видѣть его, то превращаюсь въ птицу и ухожу къ нему. Ты, вѣрно, сердишься на меня за это, хотя клянусь тебѣ огнемъ и свѣтомъ, и тѣнью, и зноемъ, что люблю тебя болѣе всего на свѣтѣ!


   -- Да, это правда, -- отвѣчалъ Бедръ-Базимъ, совершенно еще пьяный, -- я очень на тебя разсердился и сержусь только на это.
   Она обняла его и поцѣловала и выражала ему свою любовь, послѣ чего заснула, и онъ заснулъ подлѣ нея. Въ полночь же она встала съ постели, и царь Бедръ-Базимъ тоже проснулся, но виду не показалъ, что онъ не спитъ, и сталъ потихоньку смотрѣть на то, что она дѣлаетъ. Онъ увидалъ, что она взяла что-то красное изъ краснаго мѣшка и положила это посреди внутренняго двора, изъ этого побѣжала быстрая рѣчка. Послѣ того она взяла пригоршню ячменя, разсыпала его на землю и смочила его этой водой; вслѣдствіе чего онъ началъ расти и колоситься, она собрала зерно, смолола въ муку и, собравъ въ одно мѣсто, вернулась и до утра проспала рядомъ съ Бедръ-Базимомъ.
   Когда наступило утро, царь Бедръ-Базимъ всталъ и, вымывъ лицо, просилъ позволенія у царицы пойти къ шейку; позволеніе это она ему дала. Онъ отправился къ шейку и сообщилъ ему обо всемъ, что она дѣлала и что онъ видѣлъ, а шейкъ, "выслушавъ его, засмѣялся и сказалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, эта коварная волшебница составляетъ противъ тебя отвратительный планъ; но только не бойся.
   Онъ досталъ ему съ фунтъ савика (родъ каши) и сказалъ:
   -- Возьми это съ собой и знай, что когда она это увидитъ, то спроситъ у тебя, что это такое и что хочешь ты съ этимъ дѣлать. А ты отвѣчай ей: "Хорошаго никогда много не бываетъ". И поѣшь савика. Послѣ этого она достанетъ свой савикъ и предложитъ тебѣ поѣсть его; ты сдѣлай видъ, что ѣшь, но не ѣшь; не ѣшь изъ него ни крошки; потому что если ты хоть каплю съѣшь его, волшебство ея будетъ имѣть силу, и она обратитъ тебя, сказавъ: "Покинь человѣческій образъ". Ты покинешь свой образъ и сдѣлаешься тѣмъ, чѣмъ ей угодно будетъ сдѣлать тебя. Но если ты ничего не поѣшь, то чары ея не будутъ имѣть силы, и съ тобою ничего не случится; это смутитъ ее до крайности, и она тебѣ скажетъ, что только пошутила съ тобой. И послѣ этого она начнетъ говорить тебѣ и выражать свою любовь, но все это будетъ ложь и притворство. Ты же показывай ей, что любишь ее, и говори ей: "О, возлюбленная моя, о, свѣтъ очей моихъ, поѣшь моего савика, посмотри, какъ онъ вкусенъ". И когда она попробуетъ его, хотя бы одно зернышко, то возьми въ горсточку воды, плесни ей въ лицо и скажи: "Покинь свой человѣческій образъ" -- и прикажи ей принять какой бы то ни было образъ. Послѣ этого оставь ее и приходи ко мнѣ для того, чтобы я могъ научить тебя, какъ поступать далѣе.
   Бедръ-Базимъ простился съ нимъ, пошелъ во дворецъ и явился къ царицѣ.
   -- Добро пожаловать!-- сказала она, увидавъ его, и затѣмъ вставъ, поцѣловала и прибавила: -- Своимъ долгимъ отсутствіемъ ты огорчилъ меня.
   -- Я былъ у дяди,-- отвѣчалъ онъ и, увидавъ у нея савикъ, прибавилъ:-- и дядя далъ мнѣ поѣсть своего савика; его савикъ получше твоего.
   Она положила его савикъ на одно блюдо, а свой на другое и сказала ему:
   -- Поѣшь-ка моего, онъ получше твоего.
   Онъ сдѣлалъ видъ, что ѣстъ, а она, увидавъ это и повѣривъ, что онъ, дѣйствительно, съѣлъ, взяла въ пригоршню воды и, плеснувъ ему въ лицо, сказала:
   -- Покинь свой образъ, молодой безумецъ, и обратись въ одноглазаго мула самаго отвратительнаго вида.
   Но онъ не измѣнялся, а она, увидавъ, что онъ остается въ прежнемъ видѣ, встала, поцѣловала его въ переносицу и сказала ему:
   -- О, мой возлюбленный, вѣдь я пошутила съ тобой, и потому не сердись на меня за это.
   -- Клянусь Аллахомъ, возлюбленная моя,-- отвѣчалъ онъ,-- я вовсе не сержусь, такъ какъ я увѣренъ, что ты любишь меня. Поѣшь же моего савика.
   Она взяла кусочекъ и съѣла его, и лишь только она проглотила его, какъ ей стало неловко, а царь Бедръ-Базимъ, взявъ въ пригоршню воды, прыснулъ ей въ лицо и сказалъ:
   -- Покинь человѣческій образъ и обратись въ пѣгаго коня!
   Въ ту же минуту она обратилась въ коня, изъ глазъ ея потекли слезы, и она стала обтирать ихъ о ногу. Онъ подошелъ, чтобы надѣть ей узду, но она не позволила надѣтъ на себя узды, поэтому онъ оставилъ ее и пошелъ къ шейку и разсказалъ ему обо всемъ, что съ нимъ случилось. Шейкъ, выслушавъ его, всталъ и досталъ узду, сказавъ:
   -- Возьми эту узду и надѣнь на нее.
   Бедръ-Базимъ. взялъ узду и пошелъ къ ней, а она, увидавъ его, подошла и сама протянула морду, чтобы онъ взнуздалъ ее. Онъ взнуздалъ и, сѣвъ на коня, выѣхалъ изъ дворца и пріѣхалъ къ шейку, который, увидавъ обращенную царицу, всталъ и сказалъ ей:
   -- Да накажетъ тебя Господь, проклятая женщина! А теперь,-- прибавилъ онъ, обращаясь къ Бедръ-Базиму, -- сынъ мой, тебѣ не слѣдуетъ оставаться здѣсь, въ городѣ, и поэтому садись на этого коня-царица и поѣзжай на немъ куда хочешь, но берегись передавать кому-нибудь эту узду.
   Царь Бедръ-Базимъ поблагодарилъ его и, простившись, уѣхалъ.
   Онъ ѣхалъ, не останавливаясь, три дня; послѣ чего подъѣхалъ къ какому-то городу и тамъ встрѣтилъ шейка, весьма привлекательной наружности.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ онъ ему, -- откуда ты?
   -- Изъ города волшебницы, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Будь же сегодня на ночь моимъ гостемъ,-- сказалъ шейкъ.
   Бедръ-Базимъ согласился, и они пошли по дорогѣ, гдѣ встрѣтили старуху, которая, увидѣвъ коня, заплакала и проговорила:
   -- Нѣтъ Бога, кромѣ Бога! Какъ конь этотъ похожъ на коня моего сына, павшаго у него, и теперь у меня заныло сердце. Аллахомъ умоляю тебя, сынъ мой, продай мнѣ этого коня.
   -- Клянусь Аллахомъ, матушка, -- отвѣчалъ онъ, -- я не могу тебѣ продать его.
   -- Прошу тебя, -- продолжала она, -- исполни мою просьбу! Вѣдь если я не куплю этого копя, то сынъ мой непремѣнно, умретъ.
   Она продолжала умолять его, и онъ сказалъ ей, наконецъ, что менѣе какъ за тысячу червонцевъ онъ коня продать не можетъ, думая при этомъ, что гдѣ же такой старухѣ достать тысячу червонцевъ, но она тотчасъ же достала изъ своего пояса тысячу червонцевъ. Увидавъ это, царь Бедръ-Базимъ сказалъ:
   -- Полно, матушка, вѣдь я только пошутилъ, но продать коня не могу.
   Шейкъ посмотрѣлъ на него и сказалъ:
   -- О, сынъ мой, здѣсь въ городѣ никто не имѣетъ права лгать, такъ какъ за ложь здѣсь убиваютъ.
   Царь Бедръ-Базимъ вслѣдствіе этого сошелъ съ коня и передалъ его старухѣ, которая тотчасъ же сняла узду и, захвативъ пригоршней воды, спрыснула ею коня и сказала:
   -- О, дочь моя, покинь этотъ образъ и прими свой прежній.
   И конь тотчасъ же превратился и сдѣлался царицей; обѣ женщины подошли другъ къ другу и обнялись.
   Тутъ царь Бедръ-Базимъ узналъ, что эта старуха была матерью царицы, и что эта уловка была употреблена противъ него, и ему захотѣлось бѣжать. Но старуха громко свистнула, и передъ нею явился шайтанъ, большой какъ гора, и царь Бедръ-Базимъ испугался и остановился. А старуха сѣла къ шайтану на спину, посадила дочь позади себя, а царя Бедръ-Базима передъ собою. Шайтанъ полетѣлъ съ ними и болѣе чѣмъ скоро опустился во дворецъ царицы Лабъ, послѣ чего она сѣла на тронъ и, посмотрѣвъ на Бедръ-Базима, сказала:
   -- Ахъ ты, молодой безумецъ, я прибыла къ себѣ домой и достигнула своего желанія, и вотъ я тебѣ покажу, что сдѣлаю съ тобой и съ шейкомъ-лавочникомъ. Сколько благодѣяній я оказала ему, а онъ замыслилъ противъ меня такое зло! И ты только при его помощи исполнилъ свое желаніе.
   Она взяла пригоршню воды и, спрыснувъ его, сказала:
   -- Покинь свой настоящій образъ и превратись въ птицу отвратительнаго вида, въ самую безобразную птицу!
   Онъ тотчасъ же обратился въ птицу самаго отвратительнаго вида; послѣ чего она посадила его въ клѣтку и не дала ему ни ѣды ни питья.
   Но рабыня, посмотрѣвъ на него, сжалилась и, безъ вѣдома царицы, накормила и напоила его. Однажды рабынѣ этой удалось уйти, и она отправилась къ шейку и сообщила ему обо всемъ, сказавъ:
   -- Царица Лабъ непремѣнно порѣшила погубить сына твоего брата.
   Шейкъ поблагодарилъ ее и сказалъ:
   -- Мнѣ надо будетъ отнять отъ нея городъ и сдѣлать вмѣсто нея царицей тебя.
   Онъ громко свистнулъ, къ нему явился шайтанъ съ четырьмя крыльями, и шейкъ сказалъ ему:
   -- Возьми эту рабыню и снеси ее въ столицу Джулланары-Русалки, къ ея матери Фарашехѣ, такъ какъ онѣ обѣ такъ искусно умѣютъ обращать, какъ никто на землѣ. А когда ты прибудешь туда,-- прибавилъ онъ, обращаясь къ рабынѣ,-- скажи имъ, что Бедръ-Базимъ находится въ рукахъ царицы Лабъ.
   Шайтанъ тотчасъ же взялъ ее и полетѣлъ съ нею и очень скоро принесъ ее во дворецъ царицы Джулланары. Рабыня спустилась съ крыши дворца и, подойдя къ царицѣ, поцѣловала прахъ у ногъ ея и въ подробности разсказала ей все, что случилось съ ея сыномъ. Джулланара встала, осыпала ее почестями и поблагодарила ее. Барабаны забили по всему городу, сообщая народу и сановникамъ добрыя вѣсти, что царь Бедръ-Базимъ найденъ.
   Послѣ этого Джулланара-Русалка, мать ея Фарашеха и братъ Салехъ созвали всѣхъ шайтановъ и всѣ морскія войска, такъ какъ царь шайтановъ послѣ захвата царя Эсъ-Семенделя повиновался имъ. Всѣ они полетѣли и опустились въ городъ царицы Лабъ, разграбили дворецъ и убили всѣхъ его обитателей. Они въ одинъ мигъ разграбили также весь городъ и убили всѣхъ невѣрныхъ.
   -- А гдѣ же мой сынъ?-- спросила Джулланара у рабыни.
   Рабыня взяла клѣтку и принесла ей и, указывая на птицу, сказала:
   -- Вотъ твой сынъ!
   Джулланара вынула его изъ клѣтки и, взявъ горсть воды, вспрыснула его, сказавъ:
   -- Сбрось этотъ образъ и прими свой обычный!
   И не успѣла она договорить этихъ словъ, какъ онъ сдѣлался прежнимъ человѣкомъ, и мать, увидавъ своего сына, встала и, обняла его, а онъ горько заплакалъ, какъ заплакалъ и дядя его Салехъ, и бабушка Фарашеха, и дочери его дяди, и начали цѣловать его ноги и руки. Послѣ этого Джулланара послала за шейкомъ Абдулъ-Аллахомъ и поблагодарила его за его добрыя отношенія къ ея сыну; она женила шейка на рабынѣ, которую онъ посылалъ къ ней съ извѣстіемъ о сынѣ. Такимъ образомъ онъ взялъ ее себѣ въ жены, и Джулланара посадила его царемъ надъ этимъ городомъ. Она собрала мусульманъ, оставшихся въ живыхъ жителей города, и заставила ихъ принести присягу въ вѣрности шейку Абдулъ-Аллаху, и всѣ они сказали, что будутъ слушаться и повиноваться ему.
   
   Послѣ этого всѣ они простились съ шейкомъ Абдулъ-Аллахомъ и отправились въ свою столицу; при появленіи ихъ во дворецъ народъ встрѣтилъ ихъ съ барабаннымъ боемъ и съ радостью. Городъ былъ убранъ по-праздничному въ продолженіе трехъ дней по случаю радостнаго возвращенія царя БедръБазима, которому всѣ очень радовались. И послѣ этого царь Бедръ-Базимъ сказалъ своей матери:
   -- Теперь, матушка, мнѣ остается только жениться, и тогда мы заживемъ всѣ вмѣстѣ.
   -- О, сынъ мой,-- отвѣчала она,-- какую вѣрную мысль ты мнѣ сказалъ; но только сначала намъ надо навести справки насчетъ царскихъ дочерей.
   И его бабушка Фарашеха, и дочери его дяди, и его дядя, всѣ сказали ему на это:
   -- О, Бедръ-Базимъ, мы всѣ сейчасъ же поможемъ тебѣ достигнуть того, что ты желаешь.
   Каждая изъ его родственницъ встала и направилась искать по всѣмъ странамъ, а Джулланара-Русалка послала рабынь, посадивъ ихъ на шеи шайтановъ, и сказавъ имъ:
   -- Не оставляйте ни единаго города ни единаго дворца, не высмотрѣвъ хорошенько всѣхъ дѣвушекъ.
   Но когда царь Бедръ-Базимъ увидалъ, сколько прилагается ими стараній, то обратился къ своей матери съ такими словами:
   -- Оставь всѣ эти хлопоты, матушка, такъ какъ я не полюблю никого, кромѣ Джохарахи, дочери царя Эсъ-Семенделя, потому что она лучшая жемчужина.
   -- Теперь я знаю твое желаніе, -- отвѣчала ему мать, и немедленно послала за царемъ Эсъ-Семенделемъ, который тотчасъ же и явился. Послѣ этого она послала извѣстить объ этомъ сына. Царь Бедръ-Базимъ пришелъ, и Эсъ-Семендель, увидавъ его, всталъ, поклонился ему и высказалъ привѣтствіе. Царь Бедръ-Базимъ сталъ просить у него руки его дочери Джохарахи, и Эсъ-Семендель отвѣчалъ:
   -- Она къ твоимъ услугамъ, она -- рабыня твоя, и ты можешь распоряжаться ею.
   Онъ послалъ одного изъ своихъ приближенныхъ къ себѣ домой, приказавъ ему привести царевну Джохараху, которая, увидавъ отца, тотчасъ же подошла къ нему и обняла его.
   -- О, дочь моя,-- сказалъ царь, посмотрѣвъ на нее.-- Я выдалъ тебя замужъ за этого могущественнаго царя и храбраго льва Бедръ-Базима, сына царицы Джулланары-Русалки; онъ красивѣйшій изъ мужчинъ нынѣшняго времени и самый привлекательный, достойный и высокорожденный; онъ тебѣ самый подходящій женихъ, какъ и ты ему самая подходящая невѣста.
   -- Батюшка,-- отвѣчала она,-- я не могу противиться твоей волѣ, поэтому поступай какъ знаешь, такъ какъ боязнь и непріязнь прекратились, и я -- его служанка.
   Они призвали кадіевъ и, свидѣтелей и исполнили церемонію заключенія брака между царемъ Бедръ-Базимомъ, сыномъ Джулланары-Русалки, и царевной Джохарахой. Народъ убралъ городъ, разославъ заявленіе о хорошей вѣсти, и освободилъ всѣхъ, сидѣвшихъ по тюрьмамъ, а царь снабдилъ одеждой вдовъ и сиротъ и даровалъ почетныя платья своимъ сановникамъ и эмирамъ. Послѣ этого начались большія празднества, и пиры длились въ продолженіе десяти дней; царевну во время празднествъ переодѣвали девять разъ. Послѣ этого царь БедръБазимъ даровалъ царю Эсъ-Семенделю почетную одежду, вернулъ его въ его городъ и семью, и всѣ они зажили очень хорошо, ѣли, пили и веселились, пока ихъ не посѣтила разлучница съ друзьями и съ жизнью.
   Такъ кончилась ихъ исторія. Да будетъ надъ ними милость Божья!


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
Начинается съ половины семьсотъ пятьдесятъ шестой ночи и кончается въ половинѣ семьсотъ семьдесятъ восьмой.

Исторія Сейфъ-Эль-Мулука и Беден-Эль-Джемаль.

   Въ былыя времена, очень давно, въ Египтѣ жилъ-былъ царь по имени Азимъ, сынъ Сафвана. Онъ былъ щедрый, хорошій царь, достойный всякаго уваженія. Онъ владѣлъ многими государствами, замками, крѣпостями, войсками и солдатами, и у него былъ визирь по имени Фарисъ, сынъ Салеха, и всѣ они поклонялись солнцу и огню, а не всемогущему Богу. Когда царь этотъ состарѣлся, то началъ хворать и терять силы: тѣмъ болѣе, что ему уже было сто восемьдесятъ лѣта, а сына у него не было, какъ не было и дочери, что его тревожило и день и ночь. Если, къ царю приходилъ кто-нибудь изъ его приближенныхъ, имѣвшихъ одного или двухъ сыновей, царь всегда чувствовалъ зависть и думалъ про себя:
   -- Всѣ счастливы и находятъ радости въ дѣтяхъ, а у меня нѣтъ сына, и если я завтра умру и оставлю свое государство, и тронъ, и мои богатства, и сокровища,-- все возьмутъ отъ меня чужіе люди, и даже не вспомнитъ никто обо мнѣ: я буду забытъ всѣми.
   Случилось такъ, что онъ сидѣлъ однажды на тронѣ, окруженный эмирами, визирями, сановниками и военачальниками, и погрузился въ такія печальныя думы и такъ загрустилъ, что заплакалъ и, сойдя съ трона, сѣлъ на полъ и наклонилъ голову. Когда царедворцы и сановники увидали, въ какомъ онъ находится положеніи, то они обратились къ народу и сказали ему, чтобы онъ расходился по домамъ и не приходилъ бы, пока царь находится въ такомъ состояніи.
   Всѣ разошлись, и царь остался только съ визиремъ, и когда царь пришелъ немного въ себя и поднялъ голову, визирь поцѣловалъ прахъ у ногъ его и сказалъ:
   -- О, царь вѣковъ, о чемъ это ты плачешь? Скажи мнѣ, кто изъ царей или изъ владѣтелей замковъ или изъ эмировъ и сановниковъ сдѣлался твоимъ врагомъ, и скажи мнѣ, кто возсталъ противъ тебя, о царь, для того, чтобы мы могли броситься на него и вырвать у него изъ груди душу.
   Но царь не говорилъ ни слова и не поднималъ головы. Тогда визирь во второй разъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его и сказалъ:
   -- О, царь вѣковъ, вѣдь меня ты можешь считать за своего сына и раба, или гораздо болѣе того: вѣдь я воспиталъ тебя и теперь я не знаю причины твоего горя и того отчаяннаго положенія, въ которомъ ты находишься. Кто же, кромѣ меня, можетъ лучше знать тебя и утѣшить? Сообщи же мнѣ, почему ты плачешь и скучаешь?
   Но царь не говорилъ ни слова, не открывалъ рта, не поднималъ головы и не переставалъ плакать и, наконецъ, сталъ громко рыдать и стонать и охать. Визирь продолжалъ смотрѣть на него терпѣливо и, наконецъ, сказалъ ему:
   -- Если ты не скажешь мнѣ причины своего горя, то я сейчасъ же на твоихъ глазахъ убью себя, что мнѣ будетъ легче, чѣмъ смотрѣть на твою печаль.
   Послѣ этого царь Азимъ поднялъ голову, вытеръ слезы и сказалъ:
   -- О, вѣрный мой визирь, оставь меня въ моемъ горѣ и несчастій! Сердце у меня полно отчаяніемъ.
   -- Но, скажи мнѣ, о царь,-- продолжалъ визирь,-- о чемъ ты такъ плачешь: можетъ-быть, Господь черезъ меня пошлетъ тебѣ облегченіе?
   -- О, мой визирь,-- отвѣчалъ царь,-- плачу я не отъ недостатка богатствъ или лошадей или чего-нибудь въ этомъ родѣ, а плачу я потому, что дожилъ до такихъ преклонныхъ лѣтъ -- вѣдь мнѣ сто восьмидесятый годъ -- и у меня не было ни сына ни дочери; такъ что, когда я умру, меня похоронятъ, и я исчезну безслѣдно, и даже имя мое забудется; чужіе завладѣютъ моей короной и государствомъ, и никто даже не вспомнитъ обо мнѣ.
   -- О, царь вѣковъ!-- отвѣчалъ на это визирь.-- Вѣдь я на сто лѣтъ старѣе тебя, и у меня тоже никогда не было дѣтей, и я тоже горюю объ этомъ и день и ночь. Но что же намъ съ тобою дѣлать? Я слышалъ о славѣ Сулеймана, сына Давида, слышалъ, что онъ обладаетъ такой силой, что можетъ сдѣлать все, что захочетъ, хорошо было бы мнѣ отправиться къ нему съ подаркомъ и попросить его обратиться къ Господу: можетъ-быть, Всемогущій дастъ намъ обоимъ по ребенку.
   Царь согласился.
   Визирь приготовился къ путешествію, взялъ съ собой роскошный подарокъ и явился съ нимъ къ Сулейману, сыну Давида.
   Что же касается до Сулеймана, сына Давидова (да будетъ миръ надъ ними обоими), то Господь открылся ему и сказалъ:
   -- О, Сулейманъ, царь египетскій послалъ къ тебѣ своего главнаго визиря съ подарками и рѣдкостями вотъ такими-то и такими-то. Пошли къ нему навстрѣчу твоего визиря Асафа, сына Бархіа, съ продовольствіемъ на мѣста стоянки, и когда онъ явится къ тебѣ, скажи ему: "Царь послалъ тебя ко мнѣ, чтобы спросить то-то и то-то, и твое дѣло вотъ какое. И предложи ему принять истинную вѣру".
   Сулейманъ тотчасъ же приказалъ своему визирю Асафу взять съ собой подчиненныхъ и прислугу и встрѣтить гостя съ должнымъ почетомъ и уваженіемъ, и снабдить продовольствіемъ мѣста стоянокъ. Приготовивъ все, что нужно, Асафъ выѣхалъ навстрѣчу и ѣхалъ, пока не встрѣтилъ Фариса, визиря египетскаго царя. Онъ встрѣтилъ его, поклонился ему и обошелся съ нимъ и съ его спутниками съ должнымъ почетомъ, кормилъ ихъ въ мѣстахъ остановокъ своимъ продовольствіемъ и обратился къ визирю съ такой рѣчью:
   -- Милости просимъ, господа дорогіе гости! Можете радоваться, что желаніе ваше будетъ исполнено. Да возрадуется ваше сердце и да возвеселятся очи ваши!
   Визирь же подумалъ про себя: "Кто же могъ сказать имъ объ этомъ?" и затѣмъ сказалъ визирю Асафу:
   -- А кто же разсказалъ вамъ о насъ и о нашихъ желаніяхъ, господинъ мой?
   -- Сулейманъ, сынъ Давида, сообщилъ намъ.
   -- А кто же,-- продолжалъ визирь Фарисъ,-- разсказалъ Сулейману?
   -- Царь небесный и земной и Создатель всего живущаго сказалъ нашему царю Сулейману.
   -- Богъ вашъ,-- замѣтилъ Фарисъ,-- должно-быть, могущественный Богъ!
   А Асафъ, сынъ Бархіа, сказалъ ему:
   -- Да развѣ вы не вѣруете въ Него?
   -- Мы поклоняемся солнцу,-- отвѣчалъ Фарисъ, визирь царя египетскаго.
   -- О, визирь Фарисъ,-- отвѣчалъ ему Асафъ,-- солнце есть звѣзда изъ числа звѣздъ, созданныхъ Господомъ (слава его совершенству) и вовсе не Богъ, потому что солнце является на время и скрывается, а Господь нашъ всегда вездѣсущъ и никогда нигдѣ не отсутствуетъ. Для Него все возможно.
   Они двинулись въ путь и ѣхали потихоньку, пока не подъѣхали къ столицѣ Сулеймана, сына Давида, и тутъ Сулейманъ приказалъ своимъ войскамъ, людямъ и шайтанамъ и животнымъ стать въ ряды. Такимъ образомъ дикіе морскіе звѣри и слоны, и леопарды, и рыси, всѣ встали по обѣ стороны дороги. Каждые звѣри стали отдѣльными кучками, какъ стали отдѣльно и шайтаны, пугая своей страшной наружностью. Всѣ шайтаны стояли двумя рядами, а птицы, щебеча на разные лады, распростерли свои крылья, такъ что многіе стояли точно въ тѣни. Когда египтяне приблизились къ нимъ, то испугались и не рѣшились двигаться далѣе, но Асафъ сказалъ имъ:
   -- Идите и проходите мимо нихъ, и не бойтесь ихъ,-- все это подданные Сулеймана, и никто васъ не тронетъ.
   Асафъ первый пошелъ мимо звѣрей, и всѣ двинулись вслѣдъ за нимъ, въ томъ числѣ и визирь царя египетскаго со своими провожатыми, которые все-таки чувствовали страхъ. Такъ они дошли до города, гдѣ ихъ помѣстили въ домѣ для пріема гостей и обращались съ ними съ большимъ почетомъ, и задавали имъ пиры въ продолженіе трехъ дней.
   Послѣ этого ихъ привели къ Сулейману, Божьему пророку (миръ праху его!), и визирь, войдя къ нему со своей свитой, пожелалъ поцѣловать прахъ у ногъ его, но Сулейманъ не допустилъ его до этого и сказалъ:
   -- Человѣкъ долженъ кланяться только одному Богу (да, святится имя Его!), Создателю неба и земли и всего другого, и тотъ, кто изъ васъ желаетъ стоять -- пусть стоитъ, но стоять передо мною не долженъ никто.
   Вслѣдствіе этого визирь Фарисъ сѣлъ, какъ сѣли и нѣкоторые изъ его служителей; но нѣсколько человѣкъ остались стоять. Прислуга тотчасъ же начала накрывать столы, и всѣ присутствующіе стали ѣсть и ѣли, пока не насытились. Послѣ этого Сулейманъ приказалъ визирю Фарису сообщить,-- что ему нужно, для-того, чтобы онъ могъ исполнить его желаніе.
   -- Говори,-- сказалъ онъ ему,-- и не скрывай ничего изъ причинъ, заставившихъ тебя прійти ко мнѣ. Вѣдь ты пришелъ ко мнѣ съ просьбой, и я могу даже сказать тебѣ, какой. Вотъ въ чемъ дѣло: царя египетскаго, пославшаго тебя, зовутъ Азимомъ, и онъ очень уже состарился и сталъ хворать, а Господь (да святится имя Его!) не далъ ему ни сыновей ни дочерей. Это его огорчаетъ такъ, что онъ не имѣетъ покоя ни днемъ ни ночью и дошелъ до того, что однажды, сидя на тронѣ, онъ увидалъ, что у одного изъ явившихся къ нему царедворцевъ было два сына, а у другого -- одинъ сынъ, а у третьяго -- три; онъ сталъ раздумывать, что послѣ смерти ему некому передать царства и что на его престолъ вступитъ совсѣмъ чужой для него человѣкъ и онъ будетъ совершенно забытъ. Онъ впалъ въ уныніе и сидѣлъ, погрузившись въ думы, пока глаза его не наполнились слезами, и онъ, закрывъ лицо платкомъ, горько зарыдалъ. Затѣмъ онъ всталъ съ своего трона и, опустившись на полъ, сталъ вздыхать и плакать, и никто, кромѣ Господа Бога, не зналъ, что происходило у него въ душѣ, въ то время, какъ онъ сидѣлъ на полу.
   Когда Божій пророкъ Сулейманъ, сынъ Давида (миръ праху ихъі), разсказалъ визирю Фарису о горѣ и слезахъ царя и передалъ ему обо всемъ, что было между нимъ и его визиремъ, онъ спросилъ у Фариса:
   -- Ну, что же, визирь, такъ ли я говорю?
   -- О, Божій пророкъ,-- отвѣчалъ ему Фарисъ,-- все, что ты сказалъ, совершенно вѣрно; но вѣдь въ то время, какъ я говорилъ съ царемъ, не было съ нами никого и никто не слышалъ нашего разговора. Кто же разсказалъ тебѣ объ этомъ?
   -- Мнѣ передалъ это Господь, Который видитъ все и знаетъ даже всѣ помыслы людскіе,-- отвѣчалъ Сулейманъ.
   -- О, пророкъ,-- сказалъ на это Фарисъ,-- какой это долженъ быть могущественный и сильный Богъ, если онъ знаетъ даже все то, что думаютъ.
   Послѣ этого визирь Фарисъ принялъ эль-исламъ, какъ приняли его и люди, прибывшіе съ нимъ.
   -- Визирь,-- сказалъ ему тогда Сулейманъ,-- ты привезъ съ собою такія-то вещи и рѣдкости.
   -- Совершенно такъ,-- отвѣчалъ визирь.
   -- Я принимаю отъ тебя всѣ эти подарки,-- сказалъ Сулейманъ,-- и затѣмъ дарю ихъ съ своей стороны тебѣ. А теперь отдохните и ты и твои провожатые въ помѣщеніи, отведенномъ вамъ, чтобы отдохнуть и поправиться послѣ поѣздки, а завтра, если Богу будетъ угодно, дѣло твое будетъ улажено совершенно по волѣ Всевышняго, Творца неба и земли и всего живущаго.
   Послѣ этого Фарисъ отправился въ тотъ домъ, гдѣ остановился, и на слѣдующее утро пришелъ къ Сулейману.
   -- Когда ты вернешься къ царю Азиму, сыну Сафвана,-- сказалъ ему Сулейманъ, -- и поговоришь съ нимъ, взлѣзайте оба на дерево и тихо сидите на немъ, а когда наступитъ время между двумя молитвами и полуденный жаръ спадетъ, сойдите съ дерева и осмотритесь. Вы увидите двухъ большихъ змѣй, одну съ головой обезьяны, другую съ головою шайтана. Увидавъ ихъ, пустите въ нихъ стрѣлы и убейте ихъ; затѣмъ отрубите головы и отбросьте ихъ, отрубите и хвосты, а оставшееся мясо сварите хорошенько и дайте поѣсть вашимъ женамъ, и, съ Божьей милостью, у васъ родятся отъ нихъ сыновья.
   Послѣ этого Сулейманъ приказалъ принести перстень, мечъ и мѣшокъ, въ которомъ былъ уложенъ плащъ, вышитый брильянтами.
   -- О, визирь Фарисъ,-- сказалъ онъ,-- когда ваши сыновья вырастутъ и достигнутъ возмужалости, дайте каждому изъ нихъ по одной изъ этихъ вещей. Дай Богъ, -- прибавилъ онъ,-- чтобы дѣло твое устроилось! А теперь тебѣ остается только пуститься въ обратный путь и уповать на Господа, такъ какъ царь и дни и ночи ждетъ твоего возвращенія и глазъ не сводитъ съ дороги.
   Выслушавъ это, визирь Фарисъ подошелъ къ Божьему пророку Сулейману, сыну Давидову (миръ праху ихъ обоихъ!), и, простившись съ нимъ и поцѣловавъ у него руку, ушелъ отъ него.
   Онъ въ этотъ же день отправился въ обратный путь совершенно довольный и увѣренный, что дѣло его будетъ исполнено, и ѣхалъ, не останавливаясь ни. днемъ ни ночью, пока не добрался до Египта, когда послалъ впередъ одного изъ своихъ слугъ, чтобы предупредить царя Азима о своемъ приближеніи. Когда царь Азимъ услыхалъ о его прибытіи и о счастливомъ исполненіи порученія, онъ очень обрадовался, какъ обрадовались его сановники и царедворцы, а всѣ войска его обрадовались, главнымъ образомъ, благополучному возвращенію визиря Фариса. Когда визирь и царь встрѣтились, то визирь сошелъ съ коня и, поцѣловавъ прахъ у ногъ царя, сообщилъ ему добрую вѣсть о благополучномъ исполненіи ихъ желанія, послѣ чего онъ предложилъ ему принять истинную вѣру. Царь Азимъ и всѣ его подданные приняли эль-исламъ, а визирю Фарису онъ сказалъ:
   -- Иди домой и сегодня ночью отдохни, или лучше отдохни цѣлую недѣлю; сходи въ баню и послѣ этого приходи ко мнѣ для того, чтобы намъ обсудить, какъ намъ поступить.
   Визирь поцѣловалъ прахъ у ногъ его и ушелъ вмѣстѣ съ своими провожатыми, своими мальчиками, своими слугами, домой и отдыхалъ цѣлую недѣлю. Послѣ этого онъ явился къ царю и сообщилъ ему все, что происходило между нимъ и Сулейманомъ, сыномъ Давида (миръ праху ихъ обоихъ!).
   -- Пойдемъ,-- сказалъ онъ царю,-- намъ надо быть только вдвоемъ.
   Они взяли луки, стрѣлы, взобрались на дерево и сидѣли смирно, пока не миновалъ полуденный жаръ. Они спустились ко времени вечерней молитвы и, осмотрѣвшись, увидали двухъ змѣй, выползавшихъ изъ-подъ дерева. Царь посмотрѣлъ на нихъ, и онѣ ему очень понравились и возбудили даже восторгъ своими золотыми ожерельями.
   -- О визирь,-- сказалъ онъ,-- ты посмотри, у этихъ змѣй золотыя ожерелья! Клянусь Аллахомъ, это нѣчто удивительное! Изловимъ ихъ и посадимъ въ клѣтку и будемъ любоваться.
   -- Господь создалъ ихъ,-- отвѣчалъ визирь,-- чтобы принести пользу: поэтому ты пусти стрѣлу въ одну змѣю, а я пущу въ другую.
   Они оба выстрѣлили и убили ихъ, и отрѣзали головы и хвосты, и выбросили ихъ. Съ туловищами же отправились во дворецъ, потребовали повара и, вручивъ ему мясо змѣй, сказали:
   -- Приготовь это мясо хорошенько съ луковымъ соусомъ и разными приправами и разложи ихъ въ два блюда и принеси сюда въ такое-то время и въ такой-то часъ, и не мѣшкай.
   Поваръ взялъ змѣиное мясо и пошелъ съ нимъ въ кухню, и изготовилъ его отлично съ луковымъ соусомъ, послѣ чего разложилъ на два блюда и принесъ ихъ къ царю и визирю. Царь взялъ одно блюдо, а визирь -- другое; они дали поѣсть своимъ женамъ, и, по милости Божіей и по Его святой волѣ, случилось все, какъ сказалъ Божій пророкъ Сулейманъ.
   Три мѣсяца послѣ этого царь все-таки тревожился, думая про себя:
   -- Не знаю, правда ли это, или неправда?
   Но вотъ однажды жена его почувствовала вѣрные признаки своего будущаго материнства: она начала прихварывать и измѣнилась въ лицѣ. Она позвала одного изъ своихъ евнуховъ, самаго главнаго, и сказала:
   -- Пойди, найди царя и скажи ему: о, царь вѣковъ, я принесъ тебѣ добрую вѣсть: госпожа наша почувствовала, что она будетъ матерью.
   Евнухъ поспѣшно пошелъ., полный радости, и засталъ царя, который сидѣлъ пригорюнившись и подперевъ щеку рукою, постоянно думая объ одномъ и томъ же. Евнухъ подошелъ къ нему и, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, сообщилъ ему радостную вѣсть. Услыхавъ слова евнуха, онъ всталъ и отъ радости поцѣловалъ руку евнуха, потомъ поцѣловалъ его въ голову и, снявъ съ себя платье, отдалъ его евнуху.
   -- Кто меня любитъ,-- сказалъ онъ окружающимъ,-- тотъ осыпетъ этого человѣка милостями.
   Вслѣдствіе этого евнуху надавали денегъ, брильянтовъ, яхонтовъ, лошадей, муловъ и садовъ такое множество, что и сосчитать было нельзя. Въ это самое время къ царю пришелъ визирь и сказалъ ему:
   -- О, царь вѣковъ, я теперь сидѣлъ одинъ дома и сомнѣвался, раздумывая о положеніи своей жены, постоянно спрашивая себя: правда ли это, точно ли Катунъ родитъ мнѣ ребенка или нѣтъ, какъ вдругъ ко мнѣ подошелъ евнухъ и принесъ мнѣ извѣстіе, что жена моя Катунъ почувствовала признаки беременности и что она измѣнилась въ лицѣ. Съ радости я снялъ съ себя платье и отдалъ его евнуху и, кромѣ того, далъ ему тысячу червонцевъ и сдѣлалъ его главнымъ евнухомъ.
   -- О визирь,-- сказалъ царь Азимъ,-- поистинѣ Господь (да святится имя Его!) оказалъ намъ милость и, указавъ намъ истинную вѣру, вывелъ насъ изъ мрака къ свѣту; я желаю, вслѣдствіе этого, повеселить народъ.
   -- Поступай какъ знаешь,-- отвѣчалъ визирь.
   -- Пойди, визирь, сейчасъ же,-- сказалъ царь,-- и выпусти всѣхъ заключенныхъ изъ тюремъ, какъ преступниковъ, такъ и должниковъ, а кто провинится послѣ этого, того мы накажемъ, какъ онъ заслуживаетъ. Кромѣ того, мы простимъ народу подати за три года, а кругомъ города у стѣны прикажи устроить кухни и прикажи поварамъ развѣсить котлы и изготовить разнаго рода мясныя блюда и продолжать стряпать и день и ночь; всѣ обитатели города, ближнихъ и дальнихъ окружныхъ деревень могутъ ѣсть и пить и уносить ѣду домой. Прикажи всѣмъ пировать и украсить городъ на семь дней и не закрывать лавокъ ни днемъ ни ночью.
   Визирь тотчасъ же отправился и исполнилъ приказаніе царя Азима. Городъ убрали, какъ убрали замокъ и башни, самымъ отличнымъ образомъ, а народъ нарядился и сталъ ѣсть, пить, веселиться и забавляться до тѣхъ поръ, пока не наступило время родовъ царицы, которая въ опредѣленный срокъ родила мальчика, красиваго, какъ полный мѣсяцъ, и царь назвалъ его Сейфъ-Эль-Мулукомъ. Жена визиря тоже родила мальчика, красиваго, какъ свѣтъ, и назвали его Саэдомъ. Они стали подрастать и учиться Корану, и царь Азимъ не нарадовался на нихъ; когда же мальчикамъ минуло двадцать лѣтъ, то царь призвалъ визиря Фариса на совѣщаніе и сказалъ ему:
   -- О визирь, мнѣ пришла въ голову одна мысль и мнѣ хотѣлось бы исполнить ее, но сначала я желаю посовѣтоваться съ тобою.
   -- То, что пришло тебѣ въ голову,-- отвѣчалъ визирь,-- тебѣ слѣдуетъ исполнить, такъ какъ ты человѣкъ разумный.
   -- О визирь,-- сказалъ царь,-- я сталъ очень старъ и слабъ; вѣдь ты знаешь, какъ мнѣ много лѣтъ, и мнѣ хотѣлось бы поселиться въ Савіэхъ, чтобы молиться Богу (да святится имя Его!) и передать мой престолъ и царство своему сыну Сейфъ-Эль-Мулуку, такъ какъ теперь онъ уже молодой человѣкъ, отличный наѣздникъ, умный, образованный и будетъ хорошимъ правителемъ. Что ты на это скажешь, о визирь?


   -- Мысль твою я нахожу превосходной,-- отвѣчалъ визирь.-- Это хорошая и счастливая мысль. И если ты выполнишь ее, то и я поступлю по-твоему, и сынъ мой Саэдъ будетъ у него визиремъ, такъ какъ онъ хорошій молодой человѣкъ, образованный и разсудительный. Оба они будутъ неразлучны, а мы будемъ руководить ими и не будемъ оставлять ихъ безъ призора, а направимъ ихъ на истинный путь.
   -- Ну, такъ напиши письма,-- сказалъ царь Азимъ визирю,-- и съ нарочными разошли ихъ по всѣмъ областямъ и округамъ, крѣпостямъ и замкамъ, подвластнымъ намъ, и прикажи начальникамъ ихъ явиться въ такой-то мѣсяцъ на бѣгъ слоновъ.
   Визирь Фарисъ тотчасъ же отправился и написалъ всѣмъ губернаторамъ и начальникамъ крѣпостей и другимъ подвластнымъ лицамъ, приказавъ имъ собраться къ извѣстному сроку и, вмѣстѣ съ тѣмъ, созвать весь народъ, какъ высшій, классъ, такъ и простой.
   По прошествіи нѣкотораго времени царь Азимъ приказалъ раскинуть палатки на мѣстѣ бѣговъ, убрать ихъ какъ можно лучше и поставить большой тронъ, на который цари садились только въ самыхъ торжественныхъ случаяхъ. Все, приказанное имъ, было тотчасъ же исполнено: тронъ былъ поставленъ, и всѣ сановники, эмиры и царедворцы окружили его. Царь тоже отправился на мѣсто бѣговъ, приказавъ глашатаямъ кричать: "Во имя Господа собирайтесь на мѣсто бѣговъ!" Вслѣдствіе этого всѣ губернаторы, визири, эмиры, областные начальники и именитые люди собрались туда и встали вокругъ, трона.. Когда весь народъ собрался, царь приказалъ накрывать столы. Столы были накрыты, всѣ поѣли, попили и помолились за царя. Послѣ этого царь отдалъ приказъ объявить народу, чтобы онъ не расходился. Народу было объявлено такимъ образомъ: "Никто изъ васъ не долженъ уходить, не выслушавъ, царя!" Занавѣси отъ трона были подняты, и царь началъ такъ:
   -- Кто любитъ меня, тотъ останется, чтобы выслушать то, что я скажу.
   Весь народъ, вначалѣ испуганный, спокойно сѣлъ. А царь поднялся съ трона и взялъ со всѣхъ клятву, что они не будутъ вставать съ своихъ мѣстъ, и продолжалъ такъ:
   -- О, эмиры и визири, сановники крупные и незначительные и весь честной народъ! Вы знаете, что царство свое я получилъ по наслѣдству отъ своего отца и предковъ?
   -- Да, государь,-- отвѣчали ему присутствующіе,-- все это мы очень хорошо знаемъ.
   -- И я и всѣ вы,-- продолжалъ царь,-- поклонялись солнцу и мѣсяцу, а Господь (да святится имя Его!) благословилъ насъ истинной вѣрой, вывелъ изъ мрака къ свѣту, открылъ намъ религію эль-ислама. Вы видите, что я сталъ очень старъ и слабъ, и желаю перебраться въ Савіэхъ, чтобы тамъ молиться. Богу (да святится имя Его!) и просить прощенія въ своихъ старыхъ грѣхахъ; а вмѣсто меня пусть царствуетъ сынъ мой Сейфъ-Эль-Мулукъ. Вы знаете, какой онъ хорошій молодой человѣкъ, краснорѣчивый, образованный, знающій, умный и справедливый. Поэтому я желаю теперь же передать ему государство, сдѣлать его царемъ надъ вами вмѣсто меня и посадить его султаномъ. Такимъ образомъ я удаляюсь на богомолье, а сынъ мой Сейфъ-Эль-Мулукъ приметъ бразды правленія и будетъ судить васъ. Что всѣ вы скажете на это?
   Выслушавъ царя, всѣ встали и, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, отвѣчали:
   -- Слушаемъ и повинуемся, царь нашъ и повелитель! Если бы ты посадилъ надъ нами одного изъ твоихъ рабовъ, мы стали бы повиноваться ему и исполнили бы твое желаніе и послушались бы тебя: какъ же можемъ мы поступить иначе, когда вопросъ идетъ о твоемъ сынѣ Сейфъ-Эль-Мулукѣ! Мы безпрекословно принимаемъ его и одобряемъ твой выборъ.
   Царь Азимъ, сынъ Сафвана, всталъ, сошелъ съ трона и посадилъ на него своего сына, потомъ, снявъ съ своей головы корону, возложилъ ее на голову сына и опоясалъ его царскимъ поясомъ. Самъ же онъ сѣлъ на тронъ рядомъ съ сыномъ; и всѣ эмиры, и визири, и именитые государственные люди, и весь народъ встали и, поцѣловавъ прахъ у ногъ царя, говорили другъ другу: "Онъ стоитъ того, чтобы править, онъ достойнѣе всякаго".
   Народъ сталъ молиться за его долгоденствіе и за ниспосланіе ему побѣдъ, а Сейфъ-Эль-Мулукъ осыпалъ всѣхъ золотомъ и раздавалъ почетныя одежды. Спустя нѣсколько минутъ, всталъ визирь Фарисъ и, поцѣловавъ прахъ, сказалъ:
   -- О, эмиры, о, государственные сановники! всѣ вы знаете, что я -- эмиръ и что должность эмира занимаю очень давно, еще прежде чѣмъ царь Азимъ, сынъ Сафвана, вступилъ на престолъ, тотъ самый царь, который отказывается теперь отъ своего царства въ пользу сына!
   -- Да,-- отвѣчали они,-- всѣ мы знаемъ, что должность визиря досталась тебѣ по наслѣдству отъ твоего отца и твоихъ предковъ.
   -- А теперь,-- продолжалъ онъ,-- я отказываюсь отъ нея въ пользу моего сына Саэда, такъ какъ онъ уменъ, благоразуменъ и образованъ. Что вы на это скажете?
   -- Нѣтъ человѣка,-- отвѣчали всѣ,-- болѣе подходящаго для мѣста визиря при царѣ Сейфъ-Эль-Мулукѣ, какъ сынъ твой -- Саэдъ.
   Вслѣдствіе этого визирь Фарисъ всталъ, снялъ свою визирскую чалму и надѣлъ ее на голову своего сына Саэда и поставилъ передъ нимъ свою визирскую чернильницу.
   -- Поистинѣ,-- сказали сановники и эмиры,-- онъ достоинъ этой должности.
   Тутъ царь Азимъ и визирь Фарисъ встали и, открывъ сокровищницу, стали раздавать дорогія почетныя одежды эмирамъ, визирямъ, сановникамъ и всему народу и давать дарственныя грамоты, подписанныя уже Сейфъ-Эль-Мулукомъ и визиремъ Саадомъ, сыномъ визиря Фариса, и народъ пробылъ въ столицѣ цѣлую недѣлю, послѣ чего разошелся по своимъ деревнямъ и городамъ.
   Царь Азимъ, взявъ сына своего Сейфъ-Эль-Мулука и Саэда, сына стараго визиря, отправился въ городъ, къ себѣ во дворецъ, гдѣ призвалъ казначея, приказалъ ему принести перстень, мечъ и мѣшокъ и сказалъ:
   -- Послушайте, сыновья мои: каждый изъ васъ долженъ выбрать что-нибудь изъ этихъ вещей.
   Сейфъ-Эль-Мулукъ первымъ протянулъ руку и взялъ мѣшокъ и перстень, а Саэдъ взялъ мечъ, послѣ чего они поцѣловали руки стараго царя и отправились къ себѣ домой. Сейфъ-Эль-Мулукъ, взявъ мѣшокъ, не открылъ его и не посмотрѣлъ, что въ немъ, а бросилъ его подъ постель, на которой спалъ ночью съ своимъ визиремъ Саэдомъ, такъ какъ они всегда спали вмѣстѣ. Разложивъ свою постель, они оба легли. Свѣтъ отъ свѣчей падалъ на ихъ лица, и такъ они проспали до полуночи. Тутъ Сейфъ-Эль-Мулукъ проснулся и, увидавъ мѣшокъ, сталъ раздумывать, что бы могло быть въ мѣшкѣ, хранившемся въ числѣ царскихъ рѣдкостей. Онъ взялъ его и одну изъ свѣчей и, спустившись съ постели, на которой продолжалъ спать Саэдъ, онъ вошелъ въ другую комнату и, развязавъ мѣшокъ, увидалъ въ немъ плащъ работы шайтановъ. Развернувъ плащъ, онъ увидѣлъ, что на матеріи былъ нарисованъ портретъ дѣвицы и обдѣланъ въ золото. Красоты эта дѣвица была поразительной. Увидавъ портретъ, онъ потерялъ голову и обезумѣлъ отъ любви такъ, что упалъ безъ чувствъ и началъ плакать и стонать, и ударять себя въ лицо, и цѣловать портретъ. Затѣмъ онъ прочиталъ слѣдующіе стихи:
   
   Любви рожденіе напоминаетъ
   Текущую слюну. Судьба приноситъ
   И возбуждаетъ страсть въ душѣ мужчины.
   Когда ныряетъ юноша въ пучину
   Любви, то представляются ему
   Событія великія такія,
   Что ихъ съ трудомъ онъ только переноситъ.
   
   Онъ не переставалъ плакать и стонать и бить себя въ лицо и въ грудь, пока визирь Саэдъ не проснулся и, взглянувъ на постель, не увидалъ, что Сейфъ-Эль-Мулука нѣтъ. Замѣтивъ, что свѣчка унесена, онъ подумалъ: куда бы Сейфъ-Эль-Мулукъ могъ уйти? Взявъ свѣчу, онъ пошелъ искать его по всему дворцу, пока не дошелъ до комнатки, въ которой былъ Сейфъ-Эль-Мулукъ, и увидалъ, что онъ горько плакалъ и стоналъ.
   -- О, братъ мой,-- сказалъ онъ ему,-- да о чемъ же ты плачешь? Что съ тобой случилось? Скажи мнѣ и разскажи, что съ тобою?
   Но Сейфъ-Эль-Мулукъ ни слова не говорилъ и не поднималъ головы, а продолжалъ плакать, стонать и бить себя въ грудь. Саэдъ, увидавъ его въ такомъ положеніи, сказалъ:
   -- Послушай! Вѣдь я твой визирь и твой братъ, выросъ вмѣстѣ съ тобою. Если ты мнѣ не скажешь, что съ тобою случилось, не откроешь мнѣ своей тайны, то кому же можешь ты открыть ее и съ кѣмъ подѣлиться?
   Саэдъ не переставалъ умолять его и цѣловать прахъ у ногъ его, тогда какъ Сейфъ-Эль-Мулукъ не смотрѣлъ на него и не говорилъ съ нимъ ни слова, а продолжалъ плакать. А когда Саэду надоѣло смотрѣть на него и онъ сталъ уже безпокоиться, онъ взялъ мечъ и, войдя въ комнатку къ Сейфъ Эль-Мулуку, приложилъ конецъ меча къ своей груди и сказалъ Сейфъ-Эль-Мулуку:
   -- Слушай, братъ мой! Если ты не скажешь мнѣ; что съ тобою случилось, то я предпочитаю лучше убить себя, чѣмъ видѣть тебя въ этомъ положеніи.
   Услыхавъ это, Сейфъ-Эль-Мулукъ поднялъ голову и, взглянувъ на визиря Саэда, сказалъ:
   -- О, братъ мой, мнѣ стыдно сказать тебѣ, что со мною "случилось!
   -- Аллахомъ умоляю тебя,-- просилъ Саэдъ,-- ради всевышняго Создателя, причины причинъ, скажи мнѣ, что съ тобою случилось, и не стыдись меня, потому что я твой рабъ, твой?визирь и совѣтникъ во всѣхъ дѣлахъ.
   -- Ну, хорошо,-- отвѣчалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- вотъ подсмотри на этотъ портретъ.
   Саэдъ, увидавъ портретъ, долго любовался на него и замѣтилъ надъ головою вышитую жемчугомъ надпись: "Это портретъ Бедеи-Эль-Джемаль, дочери Шахіала, сына Шарука, одного изъ царей вѣрующихъ шайтановъ, живущаго въ городѣ Бабилѣ въ саду Ирема, сына Адъ-Создателя". Прочитавъ это, визирь Саэдъ сказалъ царю Сейфъ-Эль-Мулуку:
   -- О, братъ мой! Знаешь ли ты, кто эта женщина, нарисованная на портретѣ, для того, чтобы мы могли найти ее?
   -- Нѣтъ, братъ мой, не знаю,-- отвѣчалъ Сейфъ-Эль-Му.лукъ.-- Я не знаю оригинала этого, портрета.
   -- Такъ ты прочти эту надпись.
   Сейфъ-Эль-Мулукъ подвинулся и прочелъ надпись на коронѣ и понялъ ее, вслѣдствіе чего онъ громко вскрикнулъ и заохалъ.
   -- Полно, братъ мой,-- сказалъ ему Саэдъ,-- если оригиналъ этого портрета существуетъ, зовутъ ее Бедея-Эль-Джемалъ и живетъ она на землѣ, то я поспѣшу тотчасъ же отправиться искать ее, для того, чтобы ты могъ удовлетворить свое желаніе. Аллахомъ умоляю тебя, перестань плакать и обратись ты къ своему народу. Завтра, съ наступленіемъ утра, собери купцовъ и бѣдныхъ богомольцевъ, и путешественниковъ, и нищихъ странниковъ, и спроси у нихъ, что это за городъ. Можетъ-быть, кто-нибудь изъ нихъ, по милости Божьей (да святится имя Его!) и при помощи Его, укажетъ намъ, гдѣ этотъ садъ Ирема.
   Вслѣдствіе этого, когда наступило утро, Сейфъ-Эль-Мулукъ всталъ и вошелъ на тронъ, взявъ съ собою плащъ, такъ какъ съ этого времени онъ никогда не вставалъ, не ложился и не засыпалъ безъ этого плаща. Такимъ образомъ эмиры и визири, и воины, и сановники явились къ нему. Когда весь дворъ собрался и сталъ въ порядокъ, царь Сейфъ-Эль-Мулукъ сказалъ своему визирю Саэду:
   -- Выйди къ нимъ и скажи имъ, что царь почувствовалъ себя не хорошо и отъ болѣзни не спалъ всю ночь.
   Визирь Саэдъ тотчасъ пошелъ къ царедворцамъ и сообщилъ имъ, что царь нездоровъ и провелъ ночь въ страданіяхъ. Когда царь Азимъ услыхалъ, что случилось съ его сыномъ, то очень огорчился и собралъ мудрецовъ и астрологовъ и съ ними отправился къ сыну. Мудрецы осмотрѣли его и прописали ему питье, и онъ въ продолженіе трехъ мѣсяцевъ не выходилъ изъ комнаты. Царь Азимъ, не видя улучшенія, очень обозлился на мудрецовъ и сказалъ имъ:
   -- Ахъ вы, собаки этакія! Какъ это вы не можете вылѣчить моего сына! Если вы сейчасъ же не вылѣчите его, то я васъ всѣхъ убью!
   -- О, царь вѣковъ, -- отвѣчалъ главный мудрецъ,-- вѣдь мы знаемъ, что это твой сынъ, и ты знаешь, что мы лѣчимъ даже незнакомцевъ очень тщательно, такъ будемъ ли мы небрежно лѣчить твоего сына? Но у него трудная болѣзнь и если ты хочешь знать, что у него за болѣзнь, то мы можемъ сказать тебѣ.
   -- Что же за болѣзнь у моего сына?-- спросилъ царь Азимъ.
   -- О, царь вѣковъ,-- отвѣчалъ главный мудрецъ,-- сынъ твой влюбленъ и любитъ особу, съ которой не можетъ быть соединенъ бракомъ.
   Это страшно взбѣсило царя Азима, и онъ вскричалъ:
   -- Кто это сказалъ вамъ, что сынъ мой влюбленъ, и какъ онъ могъ влюбиться!
   -- А вотъ спроси у его брата и визиря Саэда, такъ какъ онъ долженъ все это знать, -- отвѣчали ему:
   Царь Азимъ всталъ и, войдя въ небольшую комнатку, позвалъ туда Саэда и сказалъ ему:
   -- Скажи мнѣ всю правду о болѣзни сына.
   -- Я не знаю ничего о его болѣзни,-- отвѣчалъ Саэдъ.
   -- Возьми Саэда,-- сказалъ царь палачу,-- завяжи ему глаза и отруби голову!
   -- О, царь вѣковъ,-- вскричалъ Саэдъ, испугавшись за себя,-- обѣщай только не выдавать меня.
   -- Говори, и я ручаюсь за твою безопасность.
   -- Это точно правда, сынъ твой влюбленъ,-- сказалъ Саэдъ.
   -- Въ кого же онъ влюбленъ?
   -- Въ дочь одного изъ царей шайтановъ, портретъ которой онъ видѣлъ на плащѣ, лежавшемъ въ мѣшкѣ, который Сулейманъ-пророкъ далъ тебѣ.
   Выслушавъ, Саэда, царь Азимъ пошелъ къ своему сыну Сейфъ-Эль-Мулуку и сказалъ ему:
   -- О, сынъ мой, что это съ тобой случилось и что это за портретъ, въ который ты влюбился, и почему ты не разсказалъ мнѣ этого?
   -- О, батюшка,-- отвѣчалъ сынъ,-- мнѣ стыдно было тебя, я не могъ разсказать тебѣ этого, да и никому не сталъ бы разсказывать. Теперь же, зная, что со мною, подумай, какъ бы мнѣ помочь.
   -- Что же намъ теперь дѣлать?-- сказалъ отецъ.-- Будь это дочь кого-нибудь изъ людей, мы постарались бы отыскать ее и познакомиться; но она дочь одного изъ царей шайтановъ и кто же можетъ найти ее, кромѣ Сулеймана, сына Давидова. Онъ одинъ можетъ это устроить. Но все-таки, сынъ мой, встань, ободрись, сядь на лошадь и поѣзжай на охоту и рысистые бѣга; постарайся ѣсть, пить и выкинуть тревогу изъ души. Я приведу тебѣ сотню царскихъ дочерей и тебѣ не понадобится дочь шайтана, надъ которымъ мы не имѣемъ власти и который не принадлежитъ къ людскому роду.
   -- Нѣтъ, я не откажусь отъ нея, -- отвѣчалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- и не надо мнѣ никого другого.
   -- Но что же намъ дѣлать, о, сынъ мой?-- сказалъ отецъ.
   -- Призови,-- отвѣчалъ сынъ,-- всѣхъ купцовъ и путешественниковъ и бѣдныхъ странниковъ со всего государства для того, чтобы мы могли спросить у нихъ, гдѣ находится то мѣсто. Можетъ-быть, Господь укажетъ намъ, гдѣ садъ Ирема и городъ Бабиль.
   Вслѣдствіе этого царь Азимъ приказалъ всѣмъ купцамъ города, иностранцамъ и морскимъ капитанамъ явиться къ нему, и когда, всѣ они явились, то онъ сталъ разспрашивать ихъ о городѣ Бабилѣ и округѣ его и о садѣ Ирема. Но никто изъ нихъ не слыхивалъ объ этихъ мѣстахъ и не могъ сообщить никакихъ свѣдѣній. Когда же всѣ стали расходиться, одинъ изъ присутствующихъ сказалъ:
   -- О, царь вѣковъ! Если ты желаешь узнать что-нибудь, то отправься въ китайскую страну, такъ какъ тауѣ есть большой городъ и, можетъ-быть, кто-нибудь изъ обитателей его направитъ тебя туда, куда ты желаешь.
   -- О, батюшка, -- сказалъ отцу Сейфъ-Эль-Мулукъ, -- снаряди корабль для того, чтобы я могъ отправиться въ китайскую страну.
   -- О, сынъ мой,-- отвѣчалъ ему отецъ,-- сиди ты на тронѣ своего царства и правь народомъ, а я поѣду въ китайское Царство и устрою все это дѣло.
   -- Нѣтъ, батюшка,-- сказалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- это дѣло касается меня, и никто не исполнитъ его такъ, какъ исполню я; что бы тамъ ни случилось, если ты позволишь мнѣ отправиться, то я отправлюсь и буду нѣкоторое время въ отсутствій. Если я найду какіе-нибудь слѣды ея, то желаніе мое исполнится, а если не найду, то путешествіе развлечетъ меня, и на сердцѣ у меня станетъ легче, и если я останусь живъ, то вернусь къ тебѣ.
   Царь посмотрѣлъ на своего сына и увидалъ, что ему ничего не остается дѣлать, какъ исполнить его желаніе. Онъ далъ ему позволеніе ѣхать и снарядилъ. для него сорокъ кораблей и далъ тысячу мамелюковъ, кромѣ слугъ, и снабдилъ его деньгами, богатствами и всѣмъ, что нужно для войны.
   -- Отправляйся въ путь,-- сказалъ онъ сыну,-- и возвращайся веселымъ, здоровымъ и счастливымъ. Поручаю тебя Тому, на Кого можно положиться.
   Послѣ этого отецъ и мать простились съ нимъ, корабли были снабжены водой, продовольствіемъ, оружіемъ и солдатами, и путешественники вышли въ море. Они шли не останавливаясь, пока не достигли столицы Китая. Жители китайской столицы, услыхавъ, что къ городу подошло сорокъ кораблей, полныхъ народомъ и оружіемъ, конечно, тотчасъ же предположили, что это пришелъ непріятель, чтобы осадить ихъ и завоевать, поэтому они закрыли ворота и приготовились обороняться. Царь же Сейфъ-Эль-Мулукъ, услыхавъ объ этомъ, послалъ въ городъ двухъ своихъ любимыхъ мамелюковъ и сказалъ имъ:
   -- Отправляйтесь къ китайскому царю и скажите ему, что Сейфъ-Эль-Мулукъ, сынъ царя Азима, пріѣхалъ на корабляхъ, какъ гость, чтобы полюбоваться въ продолженіе нѣкотораго времени на Китай, а вовсе не для того, чтобы осаждать городъ и воевать: если онъ согласится принять меня, то. скажите ему, что я высажусь, а если не захочетъ принять, то я уйду обратно и не буду безпокоить ни его ни жителей города.


   Вслѣдствіе этого мамелюки, прибывъ въ городъ, сказали жителямъ, что они посланы царемъ Сейфъ-Эль-Мулукомъ, и потому ворога имъ отворили, и стража пошла вслѣдъ за ними и привела ихъ къ царю. Царя ихъ звали Фахфуръ-Шахомъ и въ прежнія времена между нимъ и царемъ Азимомъ существовало знакомство. Услыхавъ, что къ нему прибылъ Сейфъ-Эль-Мулукъ, сынъ царя Азима, онъ одарилъ почетными одеждами посланцовъ и приказалъ отворить ворота. Онъ, кромѣ того, приготовилъ подарки гостепріимства и самъ вышелъ съ своими любимыми царедворцами навстрѣчу Сейфъ-Эль-Мулуку, и оба царя обнялись.
   -- Милости просимъ,-- сказалъ онъ,-- добро пожаловать! Я твой мамелюкъ, какъ былъ мамелюкомъ твоего отца! Городъ мои къ твоимъ услугамъ и. все, что бы ты ни потребовалъ, будетъ принесено тебѣ.
   Онъ поднесъ ему дары гостепріимства и угощеніе ему и его спутникамъ. Царь Сейфъ-Эль-Мулукъ и визирь его Саэдъ и любимые его приближенные сѣли на коней и двинулись вдоль морского берега, пока не доѣхали до города, гдѣ звучали литавры и били барабаны, возвѣщая о счастливомъ событій. Они пробыли въ городѣ сорокъ дней и пользовались щедрымъ угощеніемъ.
   Послѣ этого китайскій царь сказалъ Сейфъ-Эль-Мулуку:
   -- О, сынъ моего брата, какъ ты себя чувствуешь? Понравилось ли тебѣ мое государство?
   -- Дай, Господи (да святится имя Его!), -- отвѣчалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- чтобы оно всегда находилось подъ твоимъ управленіемъ, о царь!
   -- Вѣдь ты сюда прибылъ,-- продолжалъ царь Фахфуръ,-- непремѣнно по какому-нибудь Дѣлу, и все, что тебѣ надо, я готовъ сдѣлать для тебя.
   -- Поистинѣ, о царь,-- отвѣчалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- дѣло мое удивительное и заключается оно вотъ въ чемъ: я влюбился въ портретъ Бедеи-Эль-Джемаль.
   Услыхавъ это, царь китайскій заплакалъ изъ состраданія къ нему и сказалъ:
   -- И чего же ты хочешь теперь, о Сейфъ-Эль-Мулукъ?
   -- Я хотѣлъ бы,-- отвѣчалъ ему Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- чтобы ты. призвалъ ко мнѣ всѣхъ путешественниковъ, странниковъ и всѣхъ разъѣзжающихъ по разнымъ странамъ, для того, чтобы я могъ разспросить у нихъ объ оригиналѣ этого портрета. Почемъ знать, можетъ-быть, кто-нибудь изъ нихъ дастъ мнѣ необходимыя, свѣдѣнія.
   Вслѣдствіе этого царь Фахфуръ-Шахъ разослалъ своихъ царедворцевъ и приказалъ имъ привести всѣхъ путешественниковъ и странниковъ, бывшихъ въ Китаѣ. Такихъ людей собрали. Ихъ оказалось очень много, и всѣ они явились къ царю Фахфуръ-Шаху. Царь Сейфъ-Эль-Мулукъ сталъ разспрашивать ихъ о городѣ Бабилѣ и о садѣ Ирема, но никто не могъ отвѣтить ему на это, что очень смутило царя Сейфъ-Эль-Мулука. Наконецъ одинъ изъ капитановъ кораблей сказалъ:
   -- О царь, если тебѣ хочется узнать объ этомъ городѣ и о садѣ Ирема, то спроси на островахъ, принадлежащихъ Индіи.
   Сейфъ-Эль-Мулукъ приказалъ готовить корабли къ плаванію, и ихъ снабдили Старуха и;яла письмо и снесла царевнѣ. Царевна, прочитавъ и понявъ его значеніе, пришла въ страшное негодованіе и вскричала:
   -- Все, что случилось со мною, случилось изъ-за этой злонамѣренной женщины!
   Она позвала своихъ рабынь и евнуховъ и сказала:
   -- Схватите эту лукавую старуху и бейте ее своими туфлями,
   Всѣ бросились бить ее туфлями и били, пока она не лишилась чувствъ. Когда же она пришла въ себя, то султанша Дунія сказала ей:
   -- Ахъ ты, скверная старуха, не будь во мнѣ страха Божьяго (да святится имя Его), я убила бы тебя! Бейте ее еще,-- сказала она, обращаясь къ своей прислугѣ.
   И старуху стали бить снова до тѣхъ поръ, пока она не лишилась чувствъ; послѣ чего она приказала выбросить, ее за двери, и ее потащили внизъ лицомъ и вытащили ее за дверь.
   Когда старуха пришла въ себя, она встала и, едва передвигая ноги, добралась до своего дома. Подождавъ до утра, она встала и отправилась къ Таджъ-Эль-Мулуку, которому разсказала все, что съ нею случилось. Это его очень смутило, и онъ сказалъ ей:
   -- Мы очень огорчены, о, мать моя, тѣмъ, что съ тобой случилось, но все дѣлается такъ, какъ рѣшено судьбой.
   -- Будь счастливъ и благополученъ, -- отвѣчала она, -- потому что я не сложу рукъ до тѣхъ поръ, пока не доставлю тебѣ съ нею свиданія и пока не добьюсь, чтобы тебя приняла эта злая женщина, измучившая меня побоями.
   -- Скажи мнѣ,-- сказалъ ей царевичъ,-- по какой причинѣ она ненавидитъ мужчинъ?
   -- Она ненавидитъ,-- отвѣчала старуха, -- послѣ того сна, который она видѣла.
   -- А что это былъ за сонъ?-- спросилъ онъ.
   -- Заснувъ однажды,-- отвѣчала она,-- она увидала птицелова, разставлявшаго сѣти и разсыпавшаго кругомъ пшено и усѣвшагося тутъ же неподалеку. Всѣ летавшія кругомъ птицы подлетали къ этимъ сѣтямъ. Между прочими птицами были голубокъ и голубка, и вдругъ ножка голубка запуталась въ сѣть, и онъ началъ биться. Всѣ другія птицы въ страхѣ разлетѣлись, но голубка вернулась къ голубку и стала летать кругомъ него, и, спустившись на сѣть, клювомъ расширила петлю, и въ то время, какъ птицеловъ не смотрѣлъ на раскинутую сѣть, она освободила ногу голубка, и они оба улетѣли. Послѣ этого птицеловъ поправилъ сѣть и сѣлъ на нѣкоторомъ разстояніи. Вскорѣ птицы прилетѣли снова, и въ сѣти попалась голубка; послѣ чего.всѣ птицы разлетѣлись, и голубокъ улетѣлъ тоже и не вернулся болѣе къ своей подругѣ; птицеловъ пришелъ и, вынувъ голубку, убилъ ее. А султанша Дунія проснулась въ сильномъ страхѣ и сказала: "Всѣ мужчины похожи на такого голубка и не умѣютъ любить женщинъ".
   Когда старуха окончила разсказъ, царевичъ сказалъ ей:
   -- О, мать моя, какъ бы мнѣ хотѣлось хоть разокъ взглянуть на нее, хотя бы для этого мнѣ пришлось рисковать своею жизнью: выдумай что-нибудь, чтобы показать ее мнѣ.
   -- Ну, такъ знай,-- отвѣчала старуха,-- что у нея есть садъ, примыкающій къ ея дворцу, и она каждый мѣсяцъ на десять дней переселяется въ этотъ садъ. Теперь наступило время ея переселенія, и когда она соберется въ садъ, я приду къ тебѣ увѣдомить тебя, для того, чтобы ты могъ пойти туда и увидать ее, но изъ сада не уходи, потому что очень можетъ быть, что, увидавъ твое красивое и пріятное лицо, сердце ея тронется, и она почувствуетъ любовь.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ и, вставъ, они вмѣстѣ съ Азизомъ покинули лавку и, взявъ съ собой старуху, отправились домой и показали ей свое мѣсто жительства.
   -- О, братъ мой,-- сказалъ царевичъ Азизу,-- теперь лавка мнѣ болѣе не нужна, такъ какъ я достигнулъ цѣли, ради которой завелъ ее и дарю ее тебѣ со всѣмъ, что въ ней есть, потому что ты поѣхалъ со мной въ чужіе края и бросилъ свою родину.
   Азизъ принялъ этотъ подарокъ, и они сѣли бесѣдовать: Таджъ-Эль-Мулукъ спрашивалъ, что онъ думаетъ насчетъ всѣхъ этихъ обстоятельствъ, а Азизъ разсказывалъ ему о томъ, что случилось съ нимъ. Затѣмъ, обращаясь къ визирю, они сообщили ему о намѣреніи царевича и спросили его, что тутъ дѣлать.
   -- Пойдемте въ садъ,-- отвѣчалъ онъ.
   Всѣ они одѣлись въ богатое платье и пошли въ сопровожденіи трехъ мамелюковъ прямо въ садъ. Садъ былъ засаженъ деревьями и въ немъ протекали ручейки, а, у воротъ сидѣлъ смотритель. Они ему поклонились, и онъ отвѣтилъ на поклонъ, а визирь подалъ ему сто червонцевъ, сказавъ:
   -- Прошу тебя принять эти деньги и купить намъ чего-нибудь поѣсть, потому что мы чужестранцы и вотъ со мною юноши, которыхъ мнѣ хотѣлось бы позабавить.
   Смотритель сада взялъ деньги и отвѣчалъ:
   -- Войдите и позабавьтесь, какъ будто бы садъ этотъ принадлежитъ вамъ, и присядьте, пока я не принесу вамъ чего-нибудь поѣсть.
   Онъ отправился на рынокъ, а визирь и Таджъ-Эль-Мулукъ и Азизъ вошли въ садъ, послѣ того какъ смотритель пошелъ на рынокъ. Вскорѣ, однакоже, онъ вернулся и принесъ жареннаго барашка, котораго и поставилъ передъ ними. Они поѣли, вымыли руки, и сѣли бесѣдовать.
   -- Скажи мнѣ,-- сказалъ визирь,-- принадлежитъ ли этотъ садъ тебѣ, или ты арендуешь его?
   -- Нѣтъ, онъ мнѣ не принадлежитъ,-- отвѣчалъ шейкъ,-- а это садъ царской дочери, султанши Дуніи.
   -- А сколько,-- спросилъ визирь,-- получаешь ты жалованья въ мѣсяцъ?
   -- Только по одному червонцу,-- отвѣчалъ шейкъ.
   Визирь, осмотрѣвъ садъ, увидалъ въ немъ старую, но высокую бесѣдку и сказалъ:
   -- О, шейкъ, мнѣ хотѣлось бы сдѣлать тутъ что-нибудь хорошее тебѣ на память.
   -- Что же хорошее хочешь ты сдѣлать?-- спросилъ шейкъ.
   -- Возьми вотъ эти триста червонцевъ, -- сказалъ ему визирь.
   Смотритель, услыхавъ о деньгахъ, отвѣчалъ:
   -- О, господинъ мой, дѣлай все, что тебѣ угодно.
   Онъ взялъ деньги, а визирь сказалъ ему:
   -- Если Господу (да святится имя Его) будетъ угодно, то мы сдѣлаемъ тутъ хорошее дѣло.
   Они пошли отъ него и вернулись домой, и провели ночь дома, а на слѣдующее утро визирь призвалъ маляра и живописца и хорошаго золотильщика и, снабдивъ ихъ матеріаломъ, привелъ ихъ въ садъ и приказалъ имъ выкрасить павильонъ и хорошенько разрисовать его. Послѣ этого онъ приказалъ принести позолоту и ультрамаринъ и сказалъ живописцу:
   -- Изобрази тутъ наверху фигуру птицелова, только что разставившаго сѣти, и голубку, попавшую въ нихъ и запутавшуюся въ петлѣ.
   Когда живописецъ кончилъ эту картину, визирь сказалъ ему:
   -- Теперь въ другомъ мѣстѣ изобрази, что птицеловъ взялъ голубку и прикладываетъ ножъ къ ея горлу, а съ другой стороны нарисуй громадную хищную птицу, схватившую голубка, и держащую его въ своихъ когтяхъ.
   Живописецъ все это нарисовалъ, и когда рисунки эти были окончены, они простились со смотрителемъ и вернулись домой.
   Дома они сидѣли и бесѣдовали, и царевичъ сказалъ Азизу:
   -- О, братъ мой, продекламируй мнѣ стихи, можотъ-быть, это успокоитъ меня, разсѣетъ мои мысли, и утишитъ пламя, пожирающее мое сердце.
   Азизъ пріятнымъ голосомъ продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Ибнъ-Зина увѣрялъ, что исцѣленье
   Влюбленныхъ слухъ ласкающее пѣнье,
   И что затѣмъ другая есть отрада
   Въ винѣ, въ сластяхъ и въ ароматахъ сада.
   Не ты, другой придетъ по слову зова
   Для исцѣленья моего, и снова
   Мнѣ рокъ и случай помощь оказали.
   Въ любви, какъ мои мысли угадали,
   Болѣзни смертной той ядро таилось,
   И потому-то средство не годилось.
   
   Между тѣмъ старуха сидѣла одна дома, а царевнѣ Дуніи очень хотѣлось развлечься въ саду, но она любила ходить туда только со старухой, поэтому она послала за нею, помирилась съ ней, успокоила ее и сказала:
   -- Мнѣ хочется пойти въ садъ, полюбоваться на деревья и плоды и насладиться цвѣтами.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчала старуха, -- но сначала мнѣ надо пойти домой и одѣться, и затѣмъ я приду къ тебѣ.
   -- Ну, такъ или домой, -- отвѣчала царевна Дунія, -- но только не засиживайся долго.
   Старуха ушла, и, прійдя къ Таджъ-Эль-Мулуку, сказала ему:
   -- Собирайся и одѣнься въ самое богатое платье и отправляйся въ садъ къ смотрителю, поклонись ему хорошенько и спрячься въ садъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ онъ.
   Она условилась съ нимъ относительно знака, какой подастъ ему, послѣ чего вернулась къ султаншѣ Дуніи. Послѣ ея ухода, визирь всталъ, одѣлъ Таджъ-Эль-Мулука въ самую роскошную царскую одежду, стоящую не менѣе пяти тысячъ червонцевъ, и, подпоясавъ его золотымъ кушакомъ, осыпаннымъ брилліантами, вмѣстѣ съ нимъ отправился въ садъ. У воротъ сада они нашли смотрителя, который, увидавъ Таджъ-Эль-Мулука, всталъ передъ нимъ, и съ почтеніемъ и уваженіемъ отворилъ передъ нимъ ворота, и при этомъ сказалъ:
   -- Входи и повеселись въ саду.
   Смотритель не зналъ, что царевна выйдетъ въ садъ въ тотъ самый день. Таджъ-Эль-Мулукъ вошелъ въ садъ и вскорѣ услыхалъ какой-то шумъ и не успѣлъ опомниться, какъ изъ дворцовой двери вышли евнухи и рабыни. Смотритель, увидавъ ихъ, тотчасъ же пошелъ предупредить Таджъ-Эль-Мулука и сказалъ ему:
   -- О, государь мой, что же намъ теперь дѣлать? Вѣдь пода идетъ царская дочь, султанша Дунія?
   -- Ничего дурного съ нею не будетъ, -- отвѣчалъ онъ, -- такъ какъ я спрячусь гдѣ-нибудь въ саду.
   Смотритель просилъ его спрятаться хорошенько и ушелъ.
   Когда царская дочь вошла въ садъ съ своими рабынями и няней, старуха подумала такъ: "Если евнухи будутъ съ нами, то цѣли своей мы не достигнемъ", поэтому она сказала царской дочери:
   -- Знаешь, госпожа моя, я предложила бы тебѣ одну вещь, для тебя пріятную.
   -- Предлагай,-- отвѣчала ей царевна.
   -- Зачѣмъ тебѣ, госпожа моя, эти евнухи? Въ ихъ присутствіи ты по-настоящему веселиться не будешь. Отошли ихъ.
   -- Ты права,-- сказала султанша Дунія и отослала евнуховъ.
   Вслѣдъ за тѣмъ она пошла со старухой по саду, и Таджъ-Эль-Мулукъ увидалъ ее и смотрѣлъ на нее безъ ея вѣдома. Всякій разъ, какъ онъ смотрѣлъ на нее, онъ отъ волненія лишался чувствъ, видя, какъ она хороша собою. Старуха, Между тѣмъ, разговаривая съ нею, провела ее въ ту бесѣдку, которую визирь велѣлъ разрисовать, и султанша Дунія, взглянувъ на рисунки, увидала птицъ, птицелова и голубей и вскричала:
   -- Да святится Создатель! Да вѣдь тутъ изображено то, что я видѣла во снѣ!
   Она продолжала смотрѣть на птицъ, птицелова и Сѣть и съ удивленіемъ говорила:
   -- Ахъ, няня, я всегда обвиняла мужчинъ и ненавидѣла ихъ, но взгляни, вотъ птицеловъ убилъ голубку, а ускользнувшій голубокъ хотѣлъ прилетѣть къ ней на помощь, но хищная птица изловила его.
   Старуха же дѣлала видъ, что ничего не понимаетъ, и продолжала, болтая, увлекать ее далѣе къ тому мѣсту, гдѣ былъ спрятанъ Таджъ-Эль-Мулукъ, которому она знакамъ приказала пройтись подъ окнами бесѣдки. Царевна Дунія стояла у окна и, увидавъ его и замѣтивъ, какъ онъ красивъ, сказала О, няня, кто этотъ красивый юноша?
   -- Я его не знаю,-- отвѣчала старуха,-- но надо думать, что онъ сынъ какого-нибудь даря, потому что онъ и красивъ г миловиденъ.
   Султанша Дунія сильно въ него влюбилась. Предразсудокъ, связывающій ее, уничтожился, и все ея благоразуміе разлетѣлась при видѣ его красоты и изящной фигуры, и она почувствовала сильную любовь.
   -- Ахъ, няня,-- сказала она старухѣ,-- какъ хорошъ этотъ юноша!
   -- Ты права, госпожа моя, -- отвѣчала старуха, и знакомъ приказала царевичу уйти.
   Огонь страсти пожиралъ его, и отъ любви онъ совсѣмъ потерялъ голову, но все-таки, простившись съ смотрителемъ, повинуясь старухѣ, онъ ушелъ домой и объяснилъ визирю и Азизу, что старуха отослала его. Оба они совѣтовали ему быть терпѣливымъ, говоря:
   -- Если бы старуха не думала, что своимъ уходомъ ты добьешься чего-нибудь, то она не дѣлала бы тебѣ знака.
   Теперь вернемся къ султаншѣ Дуніи.
   Желанія стали ее мучить, любовь стала усиливаться, и она сказала старухѣ:
   -- Свиданіе съ этимъ молодымъ человѣкомъ можешь устроить только ты.
   -- Избави меня, Аллахъ, отъ искусителя!-- вскричала старуха.-- Вѣдь ты не любишь мужчинъ: такъ какимъ же образомъ могла ты не испугаться любви къ нему? Хотя, клянусь Аллахомъ, никто не подойдетъ къ тебѣ такъ, какъ этотъ юноша.
   -- Ахъ, няня,-- отвѣчала царевна.-- Устрой мнѣ какъ-нибудь свиданіе съ нимъ, и ты получишь отъ меня тысячу червонцевъ, и одежду въ такую же цѣну. Если же ты не поможешь мнѣ, то я непремѣнно умру.
   -- Иди во дворецъ,-- отвѣчала старуха,-- а я выдумаю что-нибудь, чтобы доставить вамъ свиданіе, и жизни своей не пожалѣю, чтобъ обоихъ васъ успокоить.
   Султанша Дунія вернулась во дворецъ, а старуха пошла къ Таджъ-Эль-Мулуку, и онъ, увидавъ ее, всталъ и, стоя, почтительно встрѣтилъ, а затѣмъ посадилъ подлѣ себя.
   Уловка наша удалась, -- сказала она ему и разсказала все, что произошло между нею и султаншею Душей.
   -- Когда же будетъ свиданіе?-- спросилъ онъ.
   -- Завтра, -- отвѣчала она.
   Онъ далъ ей тысячу червонцевъ и въ такую же цѣну платье, и она, взявъ подарки, пошла съ ними прямо къ султаншѣ Дуніи.
   -- Ахъ, няня!-- вскричала Дунія.-- Какія принесла ты мнѣ извѣстія о моемъ возлюбленномъ?
   -- Я узнала, гдѣ онъ живетъ, -- отвѣчала она, -- и завтра приведу его къ тебѣ.
   Султанша Дунія такъ обрадовалась, услыхавъ это, что дала ей тысячу червонцевъ и одежду въ такую же цѣну и, взявъ все это, старуха вернулась къ себѣ домой.
   Переночевавъ, утромъ она пришла къ Таджъ-Эль-Мулуку и, одѣвъ его въ женское платье, сказала ему:
   -- Иди сзади меня и переваливайся съ боку на бокъ35), не торопись и вниманія не обращай, если кто-нибудь заговоритъ съ тобою
   Сдѣлавъ ему подобное наставленіе, она пошла впередъ, а. онъ, въ видѣ женщины, сзади нея, и дорогою она продолжала учить его для того, чтобъ онъ не боялся. Такимъ образомъ они шли до самыхъ дверей дворца, куда вошла она, и царевичъ вслѣдъ за нею. Они шли по различнымъ комнатамъ и пришли, наконецъ, къ седьмымъ дверямъ. У этихъ седьмыхъ, дверей она сказала Таджъ-Эль-Мулуку:
   -- Будь твердъ духомъ, и когда я скажу: "Рабыня, войди", не медли и или поспѣшнымъ шагомъ и, войдя въ комнату, взгляни налѣво и увидишь гостиную съ семью дверьми; отсчитай пять дверей и войди въ шестыя, гдѣ и увидишься съ предметомъ твоихъ желаніи.
   -- А ты-то куда идешь?-- спросилъ Таджъ-Эль-Мулукъ.
   -- Мнѣ туда итти не слѣдуетъ,-- отвѣчала она.-- Но только я подожду, пока тебя не пропуститъ старшій евнухъ.
   Она пошла въ сопровожденіи царевича къ двери, у которой сидѣлъ старшій евнухъ. Взглянувъ на Таджъ-Эль-Мулука въ-женскомъ платьѣ, евнухъ сказалъ:
   -- Что надо этой рабынѣ?
   -- Султанша Дунія,-- отвѣчала старуха,-- слышала, что эта рабыня большая рукодѣльница и хотѣла купить ее.
   -- Я не знаю этой рабыни,-- отвѣчалъ евнухъ.-- И пройти, безъ моего осмотра я не позволю. Таковъ приказъ царя.
   Старуха, очевидно, разгнѣвалась и сказала ему:
   -- Я всегда считала тебя разумнымъ и вѣжливымъ человѣкомъ, и если ты измѣнился, то я доложу объ этомъ султаншѣ скажу, что ты не пустилъ къ ней рабыню.
   Она крикнула Таджъ-Эль-Мулуку, сказавъ:
   -- Иди, рабыня!
   Царевичъ тотчасъ же вошелъ, и евнухъ замолчалъ и не протестовалъ болѣе. А Таджъ-Эль-Мулукъ отсчиталъ пять дверей и, войдя въ шестыя, нашелъ султаншу Дунію, ожидавшую его.
   Увидавъ его, она тотчасъ же его узнала и прижала его къ своей груди, а онъ поцѣловалъ ее; старуха же, войдя туда, подъ какимъ-то предлогомъ отпустила всѣхъ рабынь.
   Послѣ этого султанша Дунія сказала ей:
   -- Охраняй двери.
   Она осталась одна съ Таджъ-Эль-Мулукомъ, и они провели всю ночь въ невинномъ развлеченіи36). На слѣдующее утро она заперла двери за нимъ и за старухой и, войдя въ другую комнату, сѣла тамъ по своему обыкновенію, а къ ней пришли ея рабыни, и она стала болтать съ ними, и затѣмъ сказала имъ:
   -- Теперь уходите отъ меня, такъ какъ мнѣ хочется побыть одной.
   Рабыни ушли, а она вернулась къ Таджъ-Эль-Мулуку и старухѣ, взявъ съ собою для нихъ ѣды и, такимъ образомъ, юна прожила цѣлый мѣсяцъ.
   Визирь же и Азизъ послѣ ухода царевича во дворецъ царской дочери, откуда онъ не вернулся, порѣшили, что онъ никогда не вернется, и что онъ безвозвратно погибъ, и Азизъ сказалъ визирю:
   -- О, отецъ мой, что станемъ мы дѣлать!
   -- О, сынъ мой,-- отвѣчалъ визирь,-- Это дѣло трудное, и если мы не вернемся къ его отцу, чтобы сказать ему объ этомъ, то онъ обвинитъ насъ въ нерадѣніи.
   Они тотчасъ же собрались и поѣхали въ столицу царя Сулеймана-Шаха и доложили ему о томъ, что случилось съ-его сыномъ,-и что они не получали о немъ извѣстій съ тѣхъ поръ, какъ онъ вошелъ во дворецъ царской дочери. Услыхавъ это, царь точно явился на страшный судъ; горе его было ужасно, и онъ приказалъ по всей странѣ объявить о своемъ намѣреніи начать войну. Послѣ этого онъ выслалъ войско-за городъ и приказалъ стать лагеремъ и ждать, пока другія войска не соберутся со всѣхъ концовъ царства. Подданные его любили за его справедливость и доброту, и онъ отправился съ арміей, растянувшейся на громадное разстояніе, чтобы потребовать сына своего Таджъ-Эль-Мулука.
   Между тѣмъ Таджъ-Эль-Мулукъ и султанша Дунія продолжали цѣлыхъ полгода жить такимъ образомъ, я любовь ихъ съ каждымъ днемъ усиливалась, и царевичъ такъ привязался жъ султаншѣ, что не могъ болѣе таиться отъ нея, и сказалъ ей:
   -- Знаешь, возлюбленная моя, чѣмъ ближе я узнаю тебя, тѣмъ сильнѣе влюбляюсь и тѣмъ болѣе стремлюсь исполнить свое желаніе.
   -- А что это за желаніе?-- спросила она,-- свѣтъ глазѣ моихъ, радость души моей!
   -- Я желаю разсказать тебѣ по правдѣ всю свою исторію,-- отвѣчалъ онъ, -- вѣдь я вовсе не купеческій сынъ, а сынъ царя, верховнаго царя Сулеймана-Шаха, который присылалъ своего визиря посломъ къ отцу твоему, чтобы просить твоей руки. Но ты отказала ему.
   Онъ разсказалъ ей всю свою исторію съ начала, до конца и прибавилъ:
   -- Я желалъ бы вернуться къ своему отцу для того, чтобы онъ снова послалъ посла просить твоей руки, чтобы мы могли жить спокойно.
   Услыхавъ это, она очень обрадовалась, и они провели ночь въ разговорахъ.
   Но судьбѣ угодно было, чтобы сонъ преодолѣлъ ихъ въ эту ночь, и они спали, когда уже солнце взошло. Царь Шахъ-Земанъ сидѣлъ на тронѣ, окруженный эмирами, и къ нему явился главный золотыхъ дѣлъ мастеръ и принесъ большую круглую шкатулку. Подойдя къ царю, онъ открылъ шкатулку и вынулъ оттуда изящный ящичекъ, стоящій до тысячи червонцевъ, вслѣдствіе заключавшихся въ немъ брилліантовъ, изумрудовъ и яхонтовъ. Царь, увидавъ ящичекъ, залюбовался имъ и, взглянувъ на старшаго евнуха, сказалъ:
   -- Возьми, Кафуръ, этотъ ящичекъ и снеси его къ царевнѣ Дуніи.
   Евнухъ взялъ ящичекъ и пошелъ въ комнату царской дочери и нашелъ двери запертыми и увидалъ спящую на порогѣ старуху.
   -- Какъ это ты спишь до такого часа?
   Старуха, услыхавъ его возгласъ, проснулась, и, испугавшись, сказала:
   -- Подожди, я принесу ключъ.
   Она поспѣшно соскочила и побѣжала, а евнухъ, замѣтивъ, какъ она испугалась, снялъ двери 37) и вошелъ въ комнату, гдѣ спали царевна Дунія и Таджъ-Эль-Мулукъ. Увидавъ это, онъ былъ такъ пораженъ, что тотчасъ же хотѣлъ вернуться къ царю, но въ это время царевна Дунія проснулась и увидала его. Она смутилась, поблѣднѣла и сказала ему:
   -- Скрой, Кафуръ, то, что скрылъ Господь!
   -- Я не могу ничего утаивать отъ султана, -- отвѣчалъ евнухъ.
   Онъ заперъ за собою двери и вернулся къ царю.
   -- Отдалъ ты ящичекъ своей госпожѣ?-- спросилъ его царь.
   -- Возьми ящичекъ, вотъ онъ, -- отвѣчалъ ему евнухъ,-- Л не могу ничего утаивать отъ тебя. Я засталъ царевну Дунію спящею въ одной комнатѣ съ молодымъ человѣкомъ.
   Царь приказалъ привести ихъ обоихъ къ себѣ и, когда они явились, онъ сказалъ имъ:
   -- Это что за штуки?
   Царь въ ярости схватилъ кинжалъ и хотѣлъ ударить имъ Таджъ-Эль-Мулука, а царевна загородила его собою и сказала:
   -- Сначала убей меня.
   Но царь оттолкнулъ ее и приказалъ увести обратно въ ея комнату. Затѣмъ, посмотрѣвъ на Таджъ-Эль-Мулука, онъ сказалъ:
   -- Горе тебѣ! Откуда ты, и кто твой отецъ, и какъ ты смѣлъ поступать такъ съ моей дочерью?
   -- Знай, царь,-- отвѣчалъ Таджъ-Эль-Мулукъ,-- что если ты предашь меня смерти, то погибнешь, и какъ ты, такъ и всѣ твои подданные горько въ этомъ раскаетесь.
   -- Это почему?-- спросилъ царь.
   -- Потому что я сынъ царя Сулеймана-Шаха, -- отвѣчалъ онъ,-- и ты отвѣтишь, когда онъ подойдетъ со своей конницей и пѣхотой.
   Услыхавъ это, царь Шахъ-Земанъ не сталъ убивать его, а велѣлъ посадить въ темницу, чтобы посмотрѣть, правду ли онъ, говоритъ, но визирь его сказалъ ему:
   -- О, царь вѣковъ, я посовѣтовалъ бы тебѣ поспѣшить казнью этого юнаго обманщика, разъ что онъ виноватъ передъ твоею дочерью.
   -- Ну, такъ руби ему голову, -- сказалъ царь, -- онъ измѣнникъ.
   Палачъ взялъ царевича и крѣпко связалъ его и, поднявъ руку, ждалъ приказанія отъ эмировъ, стараясь по возможности оттянуть казнь, такъ что царь закричалъ ему:
   -- Чего же ты ждешь? Если ты будешь медлить еще, то я срублю голову тебѣ.
   Палачъ поднялъ руку такъ, что она обнажилась, и только что хотѣлъ рубить голову, какъ послышались крики, и всѣ купцы начали запирать лавки.
   -- Не торопись, -- сказалъ тогда царь, и послалъ гонца узнать о причинѣ криковъ. Гонецъ скоро вернулся и доложилъ, что къ городу ихъ движется войско, словно волнующееся море. Лошади гарцуютъ, и вся земля дрожитъ подъ ними. Царь испугался, что его хотятъ свергнуть съ престола, и сказалъ своему визирю:
   -- Развѣ войска наши не вышли навстрѣчу этой арміи?
   Но не успѣлъ онъ кончить этой фразы, какъ къ нему вошли послы отъ приближавшагося царя, и съ ними визирь, пріѣзжавшій съ Таджъ-Эль-Мулукомъ. Онъ началъ съ поклоновъ и царь всталъ, чтобы принять его, и, подойдя къ нему, спросилъ о причинѣ ихъ прибытія; въ отвѣтъ на что визирь выступилъ впередъ и сказалъ:
   -- Знай, что человѣкъ, двинувшійся въ твою страну,-- царь,; но не такой царь, какіе приходили до него, и не такой султанъ, какіе были въ прежнія времена.
   -- А кто же онъ такой?-- спросилъ Шахъ-Земанъ.
   -- Онъ владыка правосудія и безопасности,-- отвѣчалъ визирь,-- слава и величіе котораго разносятся всѣми караванами, онъ -- султанъ Сулейманъ-Шахъ, владѣтель Эль-Арда-Эль-Кадра, и Эль-Амудейна и горъ Испагана, ненавидящій гнетъ и тиранію. Султанъ велѣлъ тебѣ сказать, что сынъ его находится у тебя въ странѣ, и, если онъ найдетъ его здравымъ и невредимымъ, то вы будете вознаграждены, если же съ нимъ случилась какая-нибудь бѣда, то вся ваша земля будетъ разрушена и разбита и обратится въ пустыню, въ которой будутъ каркать только вороны. Я передалъ тебѣ, и да будетъ надъ тобою миръ.
   Шахъ-Земанъ, услыхавъ эти слова, смутился и испугался за свой престолъ. Онъ созвалъ весь дворъ и сказалъ царедворцамъ:
   -- Горе вамъ! Идите и приведите этого молодого человѣка.
   Царевичъ находился въ рукахъ палача и отъ страха лицо его сильно измѣнилось. Визирь, увидавъ царевича на кровавой колеѣ 38), тотчасъ же узналъ его и бросился къ нему, какъ бросились и другіе послы. Они развязали его и стали цѣловать ему руки и ноги. Таджъ-Эль-Мулукъ, открывъ глаза и узнавъ визиря и друга своего Азиза, отъ радости упалъ въ обморокъ.
   Царь Шахъ-Земанъ и смутился и испугался, открывъ, что армія пришла по поводу молодого человѣка, и, вставъ, онъ подошелъ къ царевичу й, поцѣловавъ его въ голову, со слезами на глазахъ сказалъ:
   -- О, сынъ мой, не сердись на меня, а сжалься надъ моей сѣдиной и не дозволяй опустошать мои владѣнія.
   Таджъ-Эль-Мулукъ подошелъ къ нему и, поцѣловавъ его руку, сказалъ:
   -- Ничего дурного съ тобой не случится, потому что я почитаю тебя, какъ своего отца, но смотри, чтобы чего-нибудь не случилось съ моей возлюбленной султаншей Дуніей.
   -- О, государь мой, не бойся за нее,-- отвѣчалъ царь,-- такъ какъ ее, кромѣ счастья, не ждетъ ничего.
   Онъ сталъ извиняться передъ нимъ и задабривать визиря, обѣщая ему крупную сумму денегъ, если онъ скроетъ отъ Сулеймана-Шаха то, что видѣлъ. Послѣ этого онъ приказалъ своимъ сановникамъ свести Таджъ-Эль-Мулука въ баню, одѣть его въ богатое царское платье и поспѣшно привести обратно. Все это они исполнили, и когда царевичъ, вернувшись, вошелъ къ царю, то Шахъ-Земанъ и весь дворъ встали и, стоя, приняли его. Послѣ этого Таджъ-Эль-Мулукъ сѣлъ съ визиремъ своего отца и съ Азизомъ и сталъ разсказывать, что съ нимъ случилось, а они отвѣчали ему:
   -- А мы въ это время отправились къ твоему отцу и передали ему, что ты вошелъ во дворецъ царской дочери, и не выходилъ оттуда, что показалось намъ сомнительнымъ. Услыхавъ это, онъ собралъ войска и пришелъ сюда, и теперь очень радъ и счастливъ.
   Царь же въ это время пошелъ къ своей дочери, царевнѣ Дуніи, и засталъ ее плачущей о Таджъ-Эль-Мулукѣ. Она взяла мечъ и, поставивъ его эфесомъ къ полу, приложила остреемъ къ своей груди и, нагнувшись къ мечу, сказала:
   -- Я убью себя, потому что не хочу жить послѣ своего возлюбленнаго.
   Отецъ ея, увидавъ ее въ такомъ положеніи, подошелъ къ ней.
   -- О, лучшая изъ царскихъ дочерей, не дѣлай этого, по сжалься надъ своимъ отцомъ и его подданными! Умоляю тебя,-- прибавилъ онъ,-- не дѣлай этого, чтобы не навлечь несчастія на твоего отца.
   Онъ разсказалъ ей, что ея возлюбленный, сынъ Сулеймана-Шаха, желаетъ жениться на ней и ждетъ ея отвѣта. Она улыбнулась и сказала:
   -- Развѣ я не говорила тебѣ,-- что онъ сынъ султана? Вотъ я попрошу его распять тебя.
   -- Аллахомъ умоляю тебя, -- сказалъ онъ, -- сжалься надъ твоимъ отцомъ.
   -- Ну, такъ или къ нему и приведи его ко мнѣ,-- отвѣчала она.
   -- Не замедлю, -- проговорилъ онъ, и тотчасъ же пошелъ къ Таджъ-Эль-Мулуку и обрадовалъ его своимъ приглашеніемъ. Царевичъ всталъ и вмѣстѣ съ царемъ прошелъ къ Дуніи. Увидавъ царевича, она въ присутствіи отца обняла его и сказала ему:
   -- Отсутствіемъ твоимъ ты привелъ меня въ отчаяніе. Затѣмъ, взглянувъ на отца, она прибавила: можно ли поступать несправедливо съ такимъ красивымъ юношей, да еще вдобавокъ съ царскимъ сыномъ?
   Царь Шахъ-Земанъ вышелъ и заперъ за собою дверь и, явившись къ визирю и другимъ посламъ, приказалъ имъ увѣдомить султана Сулеймана-Шаха, что сынъ его здравствуетъ и благоденствуетъ и пользуется радостями жизни. Кромѣ того, онъ приказалъ доставить войскамъ продовольствія и денегъ, и когда все это было отправлено, онъ послалъ Сулейману-Шаху въ подарокъ сто коней, сто верблюдовъ, сто мамелюковъ, сто рабынь-красавицъ, сто черныхъ рабовъ и сто рабынь-прислужницъ.
   Послѣ этого онъ отправился къ султану вмѣстѣ съ своей свитой, и когда они вышли за городъ, то Сулейманъ-Шахъ всталъ, чтобы встрѣтить ихъ. Визирь и Азизъ уже сообщили ему пріятную новость, и онъ съ радостью вскричалъ:
   -- Слава Богу, исполнившему желаніе моего сына!
   Онъ обнялъ царя Шахъ-Земана и посадилъ его рядомъ съ собою на ложе, и они стали бесѣдовать, послѣ чего прислуга поставила передъ ними съѣстное, и когда они наѣлись, имъ подали лакомства. Вскорѣ послѣ этого въ"лагерь въ богатой и роскошной одеждѣ пришелъ Таджъ-Эль-Мулукъ, и отецъ, увидавъ его, всталъ и поцѣловалъ; всѣ присутствующіе тоже встали, и послѣ того, какъ всѣ они бесѣдовали, царь Сулейманъ-Шахъ сказалъ:
   -- Я желалъ бы заключить брачный контрактъ моего сына съ твоей дочерью въ присутствіи свидѣтелей.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ Шахъ-Земанъ.
   Онъ позвалъ кади и свидѣтелей, которые, прійдя, и написали свадебный контрактъ, и войска громко выразили свою радость. Царь же Шахъ-Земанъ началъ снаряжать свою дочь.
   -- Поистинѣ какой Азизъ великодушный человѣкъ, -- сказалъ Таджъ-Эль-Мулукъ своему отцу,-- какую оказалъ онъ мнѣ услугу, и утомлялся, и ѣздилъ со мной, и помогъ мнѣ достигнуть цѣли, и цѣлыхъ два года не видалъ своей родины. Поэтому мнѣ хотѣлось бы дать ему возможность купить товары, такъ какъ родная страна его близка.
   -- Мысль твоя превосходна,-- отвѣчалъ ему отецъ.
   Такимъ образомъ, они приготовили ему тюки съ самыми дорогими тканями, и царевичъ простился съ нимъ, сказавъ ему:
   -- Братъ мой, прими отъ меня этотъ подарокъ.
   Онъ принялъ его и поцѣловалъ прахъ у ногъ его отца и у его ногъ. Таджъ-Эль-Мулукъ вскочилъ на лошадь и проводилъ Азиза за три мили; послѣ чего Азизъ умолялъ его вернуться.
   -- Не будь у меня матери, -- сказалъ онъ ему,-- я не вынесть бы разлуки съ тобой. Аллахомъ умоляю тебя, постоянно увѣдомлять меня о себѣ.
   Сказавъ это, онъ простился съ нимъ и поѣхалъ далѣе. Онъ увидалъ, что мать его воздвигнула ему могилу посреди дома а постоянно посѣщала ее; и когда онъ вошелъ въ домъ, то засталъ ее съ распущенными волосами и со слезами на глазахъ декламирующей слѣдующіе стихи:
   
   Клянусь Аллахомъ, что могила эта
   Утратила всю прелесть для меня.
   Ни садомъ и ни небомъ ты была,
   Забытая могила; какъ въ тебѣ
   Могли тогда соединяться вмѣстѣ
   Луны свѣтъ полной и уборъ цвѣтовъ?
   
   Затѣмъ она застонала и прочла еще новые стихи; но не успѣла она кончить, какъ Азизъ подошелъ къ ней и она, увидавъ его, вскочила и обняла его, и спросила его о причинѣ его долгаго отсутствія. Такимъ образомъ онъ сообщилъ ей ѣсе, что съ нимъ случилось, и разсказалъ, какой богатый получилъ онъ подарокъ отъ Таджъ-Эль-Мулука, чему она очень обрадовалась. Такова была исторія Азиза.
   Что же касается до Таджъ-Эль-Мулука, то онъ вернулся къ своей возлюбленной царевнѣ, и царь Шахъ-Земанъ снарядилъ, ее, чтобы отправить въ дорогу вмѣстѣ съ ея мужемъ и свекромъ: онъ послалъ имъ продовольствія и подарковъ, и рѣдкостей, и они нагрузили свой вьючный скотъ и отправились,-- а царь Шахъ-Земанъ провожалъ ихъ до трехъ дней пути и затѣмъ простился съ ними. Царь Сулейманъ-Шахъ умолялъ его вернуться, и онъ вернулся, а царевичъ, жена его и отецъ продолжали свой путь и день и ночь, пока не увидали своего города. Городъ былъ для нихъ убранъ, и они въѣхали въ него, и царь Сулейманъ-Шахъ сѣлъ на свой тронъ рядомъ со своимъ сыномъ Таджъ-Эль-Мулукомъ и роздалъ подарки, и освободилъ людей, сидѣвшихъ по тюрьмамъ; послѣ чего онъ справилъ во второй разъ свадьбу своего сына. Цѣлый мѣсяцъ раздавалось пѣніе и игра на инструментахъ, и красильщицы окру, жали султаншу Дунію, и всѣ любовались на нее. Таджъ-Эль-Мулукъ, переговоривъ съ отцомъ и матерью, занялъ съ женою отдѣльный домъ, и они зажили припѣваючи.
   

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
Начинается со сто пятьдесятъ третьей ночи1) и кончается сто шестьдесятъ девятой.

Исторія Али, сына Беккара, и Шемсъ-Энъ-Нагара.

   Въ былыя времена, въ царствованіе калифа Гарунъ-Эръ-Рашида, жилъ былъ купецъ, у котораго былъ сынъ по имени Абулъ-Гасанъ Али, сынъ Тагира, человѣкъ очень богатый и такой красивый, что всѣ его любили. Онъ входилъ во дворецъ калифа, не спрашивая позволенія, и всѣ наложницы калифа и его другія рабыни любили его, и онъ зачастую бесѣдовалъ съ царемъ, декламировалъ ему стихи и разсказывалъ странныя приключенія. Но, тѣмъ не менѣе, онъ торговалъ вмѣстѣ съ другими купцами и въ лавкѣ у него сидѣлъ молодой человѣкъ изъ сыновей персидскаго царя, котораго звали Али, сынъ Беккара.
   Этотъ молодой человѣкъ былъ очень красивъ собою: статенъ, изященъ, съ румянцемъ на щекахъ, съ бровями, сходившимися вмѣстѣ, съ пріятнымъ голосомъ и улыбающимися устами, онъ былъ образцомъ радости и веселья. Случилось такъ, что однажды они сидѣли вмѣстѣ, смѣясь и болтая, какъ вдругъ появилось десять рабынь, подобныхъ лунѣ, все статныхъ красавицъ; и среди нихъ ѣхала на мулѣ, на вышитомъ сѣдлѣ, съ золотыми стременами женщина, прикрытая изаромъ изъ самой тонкой ткани и опоясанная шелковымъ, шитымъ золотомъ кушакомъ. Подъѣхавъ къ лавкѣ Абулъ-Гасана, она сошла съ мула и сѣвъ въ лавкѣ, поклонилась ему, и онъ отвѣтилъ на поклонъ. Когда Али, сынъ Беккара, увидалъ ее, въ головѣ у него помутилось, и онъ хотѣлъ встать, но она сказала ему:
   -- Сиди. Зачѣмъ хочешь ты уйти при нашемъ появленіи? Это нехорошо съ твоей стороны.
   -- Клянусь Аллахомъ, о, госпожа моя, -- отвѣчалъ онъ, -- что я бѣгу отъ того, что увидалъ. И какъ хорошо сказалъ объ этомъ поэтъ:
   
   Она вѣдь солнце красное, и мѣсто
   Ея на небесахъ. Свое ты сердце
   Старайся укрѣпить пріобрѣтеньемъ
   Терпѣнья, такъ какъ ты никакъ не можешь
   Подняться до нея, какъ и она
   Не можетъ опуститься до тебя.
   
   Услыхавъ такой отвѣтъ, она обратилась къ Абулъ-Гасану:
   -- Какъ зовутъ этого молодого человѣка, и откуда онъ?-- спросила она.
   -- Онъ чужестранецъ, -- отвѣчалъ онъ, -- и зовутъ его Али, сынъ Беккара, онъ изъ сыновей персидскаго царя.
   -- Когда рабыня моя придетъ къ тебѣ, -- сказала она, -- то приведи его ко мнѣ.
   -- Слушаю, -- отвѣчалъ Абулъ-Гасанъ.
   Послѣ этого она встала и уѣхала домой.
   Али, сынъ Беккара, пришелъ въ такое состояніе, что не могъ слова вымолвить, а черезъ нѣкоторое время къ Абулъ-Гасану пришла рабыня и сказала ему:
   -- Госпожа моя зоветъ тебя съ твоимъ товарищемъ.
   Абулъ-Гасанъ всталъ и, взявъ съ собою Али, сына Беккара, пошелъ съ нимъ во дворецъ Гарунъ-Эръ-Рашида. Рабыня провела ихъ въ отдѣльную комнату и тамъ посадила за поставленные передъ ними столы, и они поѣли и вымыли руки. Послѣ этого она принесла имъ вина, и они, выпивъ его, развеселились, и по ея приглашенію встали и прошли въ другую комнату, потолокъ у которой поддерживался четырьмя колоннами. Зала эта была убрана съ такой роскошью, съ какой, вѣроятно, могли быть убраны дворцы рая, такъ что они были поражены, глядя на всѣ рѣдкости. Въ то время, какъ они любовались обстановкой, вдругъ къ нимъ приблизились легкой и изящной поступью десять рабынь, напоминавшихъ луну и поражавшихъ своею прелестью. Онѣ стали рядомъ, какъ черноокія дѣвы рая; и вслѣдъ за ними вышли еще десять рабынь съ лютнями и другими музыкальными инструментами въ рукахъ. Ноклопившись двумъ гостямъ, они заиграли на лютняхъ и запѣли. Каждая изъ этихъ рабынь представляла изъ себя соблазнъ для слугъ Господа. Вслѣдъ за этими рабынями явилось еще десять рабынь, съ высокой грудью, съ черными глазами, съ розовыми щеками, съ сросшимися бровями и темными взорами, одѣтыя въ разноцвѣтныя шелковыя ткани. Онѣ остановились у дверей, и вслѣдъ за ними пришли еще десять болѣе красивыхъ рабынь и тоже встали у дверей.

   Наконецъ изъ дверей вышло двадцать рабынь и среди нихъ Шемсъ-Энъ-Нигаръ какъ мѣсяцъ среди звѣздъ. Густые кудри, какъ ожерелье, лежали у нея кругомъ шеи, а одѣта она была въ голубые панталоны, шелковый, шитый золотомъ изаръ и подпоясана кушакомъ, осыпаннымъ драгоцѣнными каменьями. Она съ достоинствомъ прошла въ залъ и опустилась на ложе, а Али, сынъ Беккара, увидавъ ее, продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Поистинѣ, одна она причина
   Моей болѣзни, моего восторга
   И страсти продолжительной моей!
   Когда въ присутствіи ея бываю
   Я, то всегда испытываю пытку,
   И сердце разрывается въ груди,
   И кости ноютъ у меня повсюду
   Отъ жаркаго огня падючей страсти.

   -- Хорошо ли ты поступилъ относительно меня, -- сказалъ онъ, обращаясь къ Абулъ-Гасану: -- вѣдь ты не предупредилъ меня о томъ, что я здѣсь увижу, для того, чтобы я могъ укрѣпиться духомъ и терпѣливо перенести обрушившееся на меня несчастіе?
   Онъ заплакалъ и застоналъ, а Абулъ-Гасапъ сказалъ ему.
   -- О братъ мой, я желалъ тебѣ только добра; но я боялся предупредить " тебя объ этомъ, думая, что это извѣстіе такъ повліяетъ на тебя, что ты не въ (состояніи будешь прійти и помѣшаешь мнѣ соединить тебя съ нею. Развеселись и будь счастливъ, потому что она сулитъ тебѣ благополучіе, и благосклонно смотритъ на тебя.
   -- А какъ зовутъ эту дѣвицу?-- спросилъ Али, сынъ Беккара.
   -- Ее зовутъ Шемсъ-Энъ-Нигаръ, -- отвѣчалъ Абулъ-Гасанъ, -- и она одна изъ наложницъ царя правовѣрныхъ Гаруна-Эръ-Рашида, и находимся мы во дворцѣ калифа.
   Шемсъ-Энъ-Нигаръ сидѣла и любовалась красотою Али, сына Беккара, а онъ смотрѣлъ на нее, и въ нихъ разгоралась взаимная любовь. Рабынямъ своимъ она отдала приказъ сѣсть по мѣстамъ, и когда всѣ онѣ размѣстились у окна, она приказала начать пѣніе, и одна изъ нихъ, взявъ лютню, запѣла:
   
   Ты во второй разъ повтори посланье
   И на него отвѣтъ получишь мой.
   Къ тебѣ, царь одаренныхъ красотою,
   Желала съ жалобой я обратиться
   На положенье грустное мое.
   О, господинъ мой! Дорогой, какъ сердце
   И драгоцѣнный для меня, какъ жизнь!
   Дай мнѣ блаженство поцѣлуя ты,
   Какъ даръ, иль въ долгъ, который уплачу
   (Да будетъ долгой жизнь твоя!) такимъ же,
   Какой и получила, поцѣлуемъ.
   И если ты желаешь продолженья,
   То получи его и будь доволенъ.
   О, ты, который на меня надѣлъ
   Болѣзни сердца моего одежду,
   Да будешь ты одеждою здоровья
   Всегда въ сей жизни нашей наслаждаться.
   
   Али, сынъ Беккара, былъ очарованъ и сказалъ ей:
   -- Спой мнѣ еще что-нибудь въ этомъ родѣ.
   Она ударила по струнамъ и запѣла слѣдующее:
   
   О, мой возлюбленный, твоимъ упорнымъ,
   Отсутствіемъ заставилъ ты меня
   Лить слезъ потоки изъ моихъ очей.
   О, наслажденіе моихъ очей
   И страсть, и цѣль желаній всѣхъ моихъ,
   И обожанья моего, имѣй
   Ты сожалѣнье къ той, которой очи
   Все время утопаютъ въ морѣ слезъ,
   Тоски и муки женщины влюбленной.
   
   Шемсъ-Энъ-Нигаръ приказала пѣть другой рабынѣ, и затѣмъ еще другой; а затѣмъ Али, сынъ Беккара, пожелалъ послушать рабыню, сидѣвшую рядомъ съ нимъ, и когда она окончила свою пѣсню, то онъ вздохнулъ и горько заплакалъ. Шемсъ-Энъ-Нигаръ, увидавъ его слезы и услыхавъ его стенанія, пришла въ страшно раздраженное состояніе, воспылала отъ чрезмѣрной любви и страсти. Она встала съ своего ложа и подошла къ двери, а Али, сынъ Беккара, тоже всталъ и подошелъ къ ней. Они обнялись и упали въ обморокъ у самой двери. Рабыни подбѣжали къ нимъ и, поднявъ ихъ, принесли обратно въ залъ и спрыснули розовой водой. Когда они пришли въ себя, Абулѣтасана въ залѣ не оказалось, потому что онъ спрятался за ложе, и Шемсъ-Энъ-Пигаръ спросила:
   -- А гдѣ же Абулъ-Гасанъ?

   Онъ вышелъ изъ-за кушетки, и она, поклонившись ему, продолжала:
   -- Прошу Господа дать мнѣ возможность отблагодарить тебя за твою доброту! О, господинъ мой!-- прибавила она, обращаясь къ Али, сыну Беккара, -- если твоя любовь сильна, то вѣдь и моя тоже сильна, и намъ остается только терпѣливо переносить свою участь.
   -- Клянусь Аллахомъ, госпожа моя, -- отвѣчалъ Али, сынъ Беккара, -- моя встрѣча съ тобой не можетъ удовлетворить меня, и пламя, влекущее меня къ тебѣ, не можетъ быть потушено. Любовь же къ тебѣ, охватившая мое сердце, покинетъ меня только тогда, когда покинетъ меня душа!
   Сказавъ это, онъ заплакалъ и слезы, какъ дождь, полились по его щекамъ, а Шемсъ-Энъ-Нигаръ, увидавъ это, заплакала вмѣстѣ съ нимъ, вслѣдствіе чего Абулъ-Гасанъ сказалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, я надивиться на васъ не могу; вы находитесь въ особенномъ благопріятномъ положеніи! Если вы плачете, находясь вмѣстѣ, то что же будетъ, когда вы разлучитесь! Теперь не время плакать и стонать, а надо радоваться и веселиться.
   Шемсъ-Энъ-Нигаръ сдѣлала знакъ рабынѣ, которая встала и вернулась со служанками. Служанки эти внесли столъ, покрытый серебряными блюдами, съ различными мясными кушаньями. Рабыни поставили столъ передъ ними, и Шемсъ-Энъ-Нигаръ начала ѣсть и кормить Али, сына Беккара, и они ѣли, пока не насытились. Когда столъ унесли, они вымыли руки, послѣ чего имъ принесли различные снаряды для куренья и бутылочки для вспрыскиванья розовой водой, и ихъ надушили и обкурили, и затѣмъ имъ подали сосуды изъ тисненаго золота, съ различными питьями и свѣжими и сухими плодами, какіе только можетъ пожелать человѣкъ, и въ коицѣ-копцозъ рабыня принесла цѣлый кувшинъ съ виномъ. Шемсъ-Энъ-Нигаръ выбрала десять дѣвушекъ, чтобы оставить ихъ при себѣ, и десять рабынь-пѣвицъ, а всѣхъ остальныхъ рабынь отослала во внутренніе покои, оставшимся же приказала играть на лютнѣ. Приказаніе ея было исполнено. Одна изъ рабынь начала пѣть, и когда пѣніе ея кончилось, Шемсъ-Энъ-Нигаръ наполнила кубокъ, выпила его, снова наполнила и подала его Али, сыну Беккара, приказавъ пѣть другой рабынѣ, послѣ чего Али, сынъ Беккара, выпилъ свой кубокъ и вернулъ его Шемсъ-Энъ-Нигаръ, которая, наполнивъ его, подала Абулъ-Гасану, и затѣмъ, взявъ лютню, сказала:
   -- Я сама теперь спою!
   Она натянула струны и спѣла слѣдующіе стихи:
   
   Наполнены красивые глаза
   Его слезами отъ избытка счастья,
   И потому, что пламя жгучей страсти
   Горитъ въ его груди, блаженства полной.
   Когда его возлюбленная съ нимъ
   Бываетъ вмѣстѣ, онъ, порою, плачетъ,
   Боясь разлуки. Близко иль далеко
   Онъ отъ возлюбленной своей, всегда
   Онъ изобильно слезы проливаетъ.
   
   Послѣ этого она пропѣла еще слѣдующіе стихи:
   
   Да будетъ выкупомъ вся наша жизнь
   Тебѣ, о, кравчій нашъ, что красотою
   Украшенъ съ бритой головы до ногъ!
   Отъ рукъ твоихъ лучи походятъ солнца,
   Изъ устъ твоихъ плеяды свѣтятъ намъ,
   И, какъ вѣнецъ всего, на головѣ
   Твоей смѣется полная луна.
   Поистинѣ, опьянили насъ тѣ кубки,
   Которые ты раздаешь глазами.
   Не чудо ли, что полная луна ты,
   Когда не ты въ объемѣ убываешь,
   Но только мы, влюбленные въ тебя?
   Не Богъ ли ты, сошедшій къ намъ на землю.
   Что убиваешь ты и воскрешаешь,
   Беря лишь ту, которую желаешь,
   И избѣгая всѣхъ другихъ влюбленныхъ?
   Тебя Господь взялъ образцомъ, когда
   Онъ сотворилъ богиню красоты,
   И твой характеръ взялъ, чтобы ароматный
   Зефиръ создать на услажденье людямъ.
   Ты не такой, какъ мы, земныя чада,
   Но ангелъ ты, ниспосланный Творцомъ.
   
   Али, сынъ Беккара, и Абулъ-Гасанъ и всѣ остальные присутствующіе, услыхавъ пѣніе Шемсъ-Энъ-Нигаръ, привскочили отъ восторга и стали болтать и смѣяться, какъ вдругъ прибѣжала* дрожавшая отъ страха рабыня и вскричала:
   -- О, госпожа моя! къ тебѣ идетъ царь правовѣрныхъ, и онъ уже у дверей съ Афпфомъ, Месруромъ и другими. Пирующіе, услыхавъ это извѣстіе, готовы были умереть отъ страха, но Шемсъ-Энъ-Нигаръ засмѣялась и сказала:
   -- Ничего не боитесь. А ты, -- прибавила она, обращаясь къ рабынѣ, -- или туда съ отвѣтомъ, пока мы будемъ переходить въ другое мѣсто.
   Она приказала затворить двери въ ея покояхъ и спустить всѣ занавѣси и, оставивъ гостей на мѣстѣ, она заперла двери и въ смежную комнату, а сама прошла въ садъ и, помѣстившись на скамейкѣ, приказала рабынѣ тереть себѣ ноги. Остальныхъ рабынь она отправила въ комнаты, а оставшейся съ нею дѣвушкѣ приказала отворить дверь въ садъ, для того, чтобы калифъ могъ войти. Въ садъ вскорѣ вошелъ Месруръ съ двадцатью провожатыми съ обнаженными мечами. Они поклонились Шемсъ-Энъ-Нигаръ.
   -- Зачѣмъ вы пришли?-- спросила она.
   -- Царь правовѣрныхъ кланяется тебѣ, -- отвѣчали они.-- Онъ соскучился, долго тебя не видя, и приказалъ сказать тебѣ, (что сегодня ему выдался счастливый день, и что онъ хочетъ докончить его съ тобой. Хочешь ли ты прійти къ нему, или ему прійти къ тебѣ?
   Она встала и, поцѣловавъ прахъ, сказала:
   -- Слушаю и повинуюсь приказанію царя правовѣрныхъ.
   Она приказала позвать своихъ главныхъ прислужницъ и другихъ рабынь и, когда онѣ пришли, она сообщила имъ, что намѣрена исполнить желаніе калифа.
   Хотя комнаты были вполнѣ готовы, но она сказала евнухамъ:
   -- Идите къ царю правовѣрныхъ и доложите ему, что я буду ждать его, когда приготовлю комнаты, убравъ ихъ коврами и другими вещами.
   Евнухи отправились къ калифу, а Шемсъ-Энъ-Нигаръ встала и пошла къ своему возлюбленному Али, сыну Беккара, и, прижавъ его къ своей груди, простилась съ нимъ. Онъ жё горько заплакалъ и сказалъ:
   -- О, госпожа моя! продли это прощаніе: можетъ-быть, это ускоритъ конецъ моей жизни отъ любви къ тебѣ. Я же прошу Всевышняго послать мнѣ терпѣніе переносить страсть, посланную имъ мнѣ.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчала Шемсъ-Энъ-Нагаръ, -- что никому не тяжело такъ, какъ тяжело мнѣ. Ты пойдешь на рынокъ и будешь тамъ весело разговаривать съ знакомыми, и будешь находиться въ безопасности, тая свою страсть. Что же касается меня, то какъ сильно буду я тревожиться, находясь въ присутствіи калифа, и какой страшной опасности я подвергаюсь вслѣдствіе своихъ желаній, любви и страсти къ тебѣ, и горя отъ разлуки съ тобой. Какъ мнѣ пѣть, и гдѣ найти силы предстать передъ калифомъ, какъ говорить съ царемъ правовѣрныхъ, и какъ смотрѣть на то мѣсто, гдѣ ты теперь сидишь, и какъ быть въ обществѣ, гдѣ тебя нѣтъ, и какъ пить вино, не дѣля его съ тобой?
   -- Не отчаивайся такъ, -- сказалъ ей Абулъ-Гасанъ, -- а терпи; старайся занимать разговорами сегодня ночью царя правовѣрныхъ и не выказывай ему невниманія.
   Въ то время, какъ они бесѣдовали такимъ образомъ, къ нимъ прибѣжала рабыня и сказала:
   -- О, госпожа моя, пажи царя правовѣрныхъ уже появились.
   Шемсъ-Энъ-Нигаръ встала и сказала рабынѣ:
   -- Сведи Абулъ-Гасана и товарища его въ верхнюю комнату, окно которой выходитъ въ садъ и оставь ихъ тамъ до тѣхъ поръ, пока не стемнѣетъ, а потомъ постарайся ихъ вывести оттуда.
   Рабыня свела ихъ наверхъ и, заперевъ ихъ тамъ, ушла, а они стали смотрѣть въ садъ, куда вышелъ калифъ, предшествуемый сотнею евнуховъ съ мечами въ рукахъ, и окруженный двадцатью луноподобными рабынями, одѣтыми въ богатое платье, съ коронами, осыпанными рубинами и брильянтами на головѣ, и съ зажженными свѣчами въ рукахъ. Калифъ шелъ посреди нихъ, окруженный ими со всѣхъ сторонъ, а Месруръ, Афифъ и Васифъ шли передъ нимъ. Калифъ двигался посреди нихъ медленнымъ шагомъ 2). Шемсъ-Энъ-Нигаръ и всѣ бывшія съ нею рабыни встали, чтобы встрѣтить его въ дверяхъ сада, и, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, провели его до ложа, на которое онъ опустился, а всѣ рабыни и евнухи, бывшіе въ саду, стали кругомъ него, съ зажженными свѣчами, и музыка гремѣла до тѣхъ поръ, пока онъ не приказалъ свитѣ своей разойтись и сѣсть, послѣ чего и Шемсъ-Энъ-Нигаръ сѣла около ложа калифа и начала разговаривать съ нимъ.
   Все это время Абулъ-Гасанъ и Али, сынъ Беккара, смотрѣли и слушали, не будучи замѣченными калифомъ. А калифъ сталъ особенно любезенъ съ Шемсъ-Энъ-Нигаръ и приказалъ открыть ея покои. Двери и окна всѣ были открыты и свѣчи зажжены, такъ что дворецъ сіялъ во мракѣ, какъ дневное свѣтило; послѣ чего евнухи принесли сосуды съ виномъ. При видѣ этого Абулъ-Гасанъ вскричалъ:
   -- Поистинѣ я никогда не видалъ такихъ сосудовъ, такихъ напитковъ и такихъ рѣдкостей, какъ не видѣлъ и такого разнообразія драгоцѣнныхъ камней! Я точно брежу! Умъ мой смутился, а сердце трепещетъ.
   Что же касается до Али, сына Беккара, то, разставшись съ Шемсъ-Энъ-Нигаръ, онъ отъ излишка страсти лежалъ нѣкоторое время на полу и очнувшись началъ смотрѣть на удивительное зрѣлище, и сказалъ Абулъ-Гасану:
   -- О, братъ мой, я боюсь, чтобы калифъ не увидалъ насъ или не узналъ о нашемъ присутствіи, и боюсь я только за тебя, потому что про себя я могу сказать, что принадлежу къ числу людей, обреченныхъ на погибель, и погибну я отъ любви и желаній и черезчуръ сильной страсти, да я и прошу Господа избавить меня отъ претерпѣваемыхъ мною страданій.
   Али, сынъ Беккара, и Абулъ-Гасанъ продолжали смотрѣть изъ окна на калифа и на все, что дѣлалось кругомъ него, пока все не устроилось для начала торжества. Взглянувъ на одну изъ рабынь, калифъ сказалъ ей:
   -- Спой-ка намъ, Ганамъ, одну изъ твоихъ чудныхъ пѣсенъ.
   Она запѣла прелестнымъ голосомъ слѣдующіе стихи:
   
   Томленье аравитянки пустыни,
   Чья далеко уѣхала семья,
   И что Геджаза иву получаетъ
   И лавръ его, чья страсть пылаетъ жарко,
   И слезы градомъ льются изъ очей,
   Когда ей представляется, что видитъ
   Она тѣхъ путешественниковъ группу,
   Какъ для ихъ ужина огонь и воду;
   Не больше обожанья моего
   Къ возлюбленному моему, который
   Мою любовь считаетъ преступленьемъ.
   
   Шемсъ-Энъ-Нигаръ, услыхавъ эту пѣсню, упала въ обморокъ съ ложа, на которомъ сидѣла, и лишилась чувствъ. Рабыни встали и подняли ее, а Али, сынъ Беккара, лишь только увидалъ это изъ окна, тотчасъ же упалъ тоже въ обморокъ, а Абулъ-Гасанъ вскричалъ:
   -- Поистинѣ судьба раздѣлила желанія между вами поровну!
   Въ это самое время появилась рабыня, что привела ихъ въ эту комнату, и сказала:
   -- О, Абулъ-Гасанъ, вставайте съ вашимъ товарищемъ и идемъ внизъ, потому что подъ ногами у насъ не твердо и я боюсь, какъ бы насъ не открыли; идемте скорѣе иди, пожалуй, придется умереть.
   -- Да какъ же этому молодому человѣку встать?-- отвѣчалъ Абулъ-Гасанъ.-- Вѣдь самъ онъ стать не можетъ.

   Рабыня начала прыскать ему въ лицо розовой воды, пока онъ не очнулся, и затѣмъ она и Абулъ-Гасанъ подняли его и снесли внизъ, гдѣ рабыня открыла небольшую чугунную калитку и посадила Абулъ-Гасана и товарища его на скамейку за заборомъ. Послѣ этого она хлопнула въ ладоши, и іна зовъ ея подошла небольшая лодка съ однимъ гребцомъ, и она, усадивъ мужчинъ, сказала гребцу:
   -- Перевези насъ на тотъ берегъ.
   Лишь только лодка отчалила отъ берега, Али, сынъ Беккара, посмотрѣлъ на дворецъ и на садъ и слѣдующими стихами простился съ ними:
   
   Пожалъ тебѣ я руку при прощаньи.
   Другую руку прижимая къ сердцу,
   Горящему огнемъ глубокой страсти.
   О, да не будетъ это разставанье
   Концомъ союза нашихъ двухъ сердецъ,
   И да не будетъ бывшее свиданье
   Послѣднимъ для меня, который
   Ихъ принимаетъ съ полнымъ наслажденьемъ.
   
   -- Поспѣши, -- сказала рабыня лодочнику, вслѣдствіе чего онъ налегъ на весла и сталъ спѣшить.
   Рабыня проѣхала съ ними на другой берегъ и, высадивъ гостей, сказала имъ:
   -- Мнѣ не хотѣлось бы разставаться съ вами, но ѣхать далѣе я не могу.
   Послѣ этого она вернулась во дворецъ.
   Али, сынъ Беккара, лежалъ передъ Абулъ-Гасаномъ, не въ силахъ будучи подняться.
   -- Тутъ не безопасное мѣсто,-- сказалъ ему Абулъ-Гасанъ,-- и тутъ намъ можно опасаться за нашу жизнь отъ рукъ разбойниковъ и дурныхъ людей.
   Али, сынъ Беккара, всталъ и прошелъ немного, но итти далѣе не могъ. У Абулъ-Гасана были въ этомъ предмѣстьѣ знакомые, и онъ направился къ одному изъ нихъ, человѣку, заслуживающему довѣрія, и постучался въ дверь. Хозяинъ тотчасъ же вышелъ къ нему, и, увидавъ его и спутника его, онъ поклонился имъ и привелъ къ себѣ въ домъ, гдѣ усадилъ ихъ, сталъ разговаривать и спросилъ, гдѣ они были.
   -- Мы пошли сегодня вечеромъ, -- отвѣчалъ ему Абулъ-Гасанъ, -- къ одному человѣку, съ которымъ у меня денежныя дѣла, тѣмъ болѣе, что я слышалъ, будто онъ хочетъ уѣхать, не заплативъ мнѣ. Такимъ образомъ, я пошелъ сегодня къ нему и на всякій случай захватилъ съ собой товарища Али, сына Беккара. Я надѣялся видѣть его, но онъ отъ насъ спрятался. Такъ, мы вернулись ни съ чѣмъ и, опасаясь итти въ такое время въ городъ и не видя другого пристанища, кромѣ твоего дома, мы обратились къ те)бѣ, разсчитывая на твою доброту.
   Хозяинъ дома любезно принялъ ихъ, и они остались у него переночевать и съ наступленіемъ утра вышли и не останавливаясь шли до города, въ который и вошли. Проходя мимо дома Абулъ-Гасана, онъ сталъ упрашивать своего спутника Али, сына Беккара, войти къ нему, и тотъ вошелъ. Они легли еще немного поспать, послѣ чего встали, и хозяинъ приказалъ своимъ слугамъ убрать хорошенько домъ, что они и сдѣлали.
   -- Мнѣ надо забавлять этого молодого человѣка и развлекать его, такъ какъ положеніе его мнѣ извѣстно.
   Когда Али, сынъ Беккара, всталъ, онъ спросилъ себѣ воды, которой ему и принесли, и онъ, совершивъ омовеніе, прочелъ обычныя молитвы и началъ развлекать себя разговоромъ. Абулъ-Гасанъ, увидавъ это, подошелъ къ нему и сказалъ:
   -- Господинъ мой Али, въ твоемъ настоящемъ положеніи было бы гораздо лучше, если бы ты провелъ и эту ночь здѣсь у меня, для того, чтобы сердце твое успокоилось и страданія отъ испытываемыхъ тобою желаній уменьшились и, ты могъ бы находить отраду въ разговорахъ съ нами.
   -- Поступай, какъ найдешь нужнымъ, потому что я ни въ какомъ случаѣ не избавлюсь отъ того, что обрушилось на меня. Поступай, какъ знаешь.
   Абулъ-Гасанъ всталъ, призвалъ прислугу, пригласилъ знакомыхъ и послалъ за пѣвцами и музыкантами. Они ѣли, пили и веселились весь этотъ день, а вечеромъ зажигали свѣчи и, передавая другъ другу кубки съ виномъ, превесело провели время. Затѣмъ пѣвица взяла лютню и спѣла слѣдующую пѣсню:
   
   Судьба очей стрѣлою поразила
   Меня, и я упала, а затѣмъ
   Разсталась я съ возлюбленнымъ моимъ.
   Судьба всегда была враждебна мнѣ,
   И у меня терпѣть не стало мота,
   Но дожидалась я того мгновенья,
   Когда со мною это совершится.
   
   Али, сынъ Беккара, услыхавъ эти слова, упалъ въ обморокъ и остался въ такомъ положеніи до разсвѣта, такъ что Абулъ-Гасанъ сталъ приходить въ отчаяніе. Но съ разсвѣтомъ онъ пришелъ въ себя и пожелалъ вернуться домой. Абулъ-Гасанъ не могъ уговорить его, и, боясь за него, онъ приказалъ прислугѣ своей привести мула и, посадивъ на него Али, проводилъ его до дому, и благополучно доставилъ до мѣста. Абулъ-Гасанъ благодарилъ Бога., избавившаго ихъ отъ такой страшной опасности, и началъ утѣшать Али, но тотъ отъ полноты страсти не могъ совладать съ собою. На прощаньи Али сказалъ Абулъ-Гасану:
   -- О, братъ мой! не откажи сообщать мнѣ все, что ты узнаешь.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ тотъ.
   Абулъ-Гасанъ всталъ и пошелъ отъ него къ себѣ въ лавку и, отворивъ ее, сталъ ждать извѣстій отъ Шемсъ-Энъ-Нигаръ, но никакихъ извѣстій не получилъ. Слѣдующую ночь онъ провелъ у себя дома, но вставъ отправился къ Али, сыну Беккара, и нашелъ его въ постели окруженнымъ друзьями и врачами, прописывавшими ему лѣкарства и щупавшими пульсъ. Абулъ-Гасанъ вошелъ къ нему и онъ, увидавъ его, улыбнулся. Абулъ-Гасанъ поздоровался съ нимъ и спросилъ о его здоровьѣ, послѣ чего остался у него, хотя всѣ знакомые разошлись.
   -- Что съ тобой?-- спросилъ его Абулъ-Гасанъ.
   -- Сосѣди услыхали, что я нездоровъ, -- отвѣчалъ Али, -- а я не могъ встать и доказать противное, и какъ видишь, лежалъ врастяжку въ то время, какъ друзья приходили навѣстить меня. О, братъ мой, скажи мнѣ, не видалъ ли ты рабыни, или не слыхалъ ли чего-нибудь о ней?
   -- Она не приходила ко мнѣ съ тѣхъ поръ, какъ оставила насъ на берегу Тигра, -- отвѣчалъ Абулъ-Гасанъ.-- О, братъ мой, -- прибавилъ онъ, -- берегись слабости и перестань плакать.
   Но Али, сынъ Беккара, возразилъ ему:
   -- О, братъ мой, я не могу совладать съ собой!-- онъ сталъ вздыхать и декламировать стихи и прибавилъ: -- я страдаю болѣзнью, отъ которой до сихъ поръ былъ избавленъ, и только надежда на смерть можетъ успокоить меня.
   -- Господь, можетъ быть, исцѣлитъ тебя, -- проговорилъ Абулъ-Гасанъ.
   Онъ простился съ нимъ и ушелъ къ себѣ въ лавку, которую открылъ, и куда вскорѣ пришла рабыня и поклонилась ему; онъ отвѣтилъ на ея поклонъ и, посмотрѣвъ на нее, увидѣлѣ, что у нея тяжело на душѣ, и что она опечалена.
   -- Добро пожаловать, -- сказалъ онъ ей.-- Ну, какъ поживаетъ Шемсъ-Энъ-Нигаръ?
   -- Я сейчасъ разскажу тебѣ, какъ она поживаетъ, -- отвѣчала она и тотчасъ же спросила: -- а что дѣлаетъ Али, сынъ Беккара?
   Абулъ-Гасанъ разсказалъ ей все, что съ тѣмъ было, и она стала жалѣть, вздыхать и удивляться.
   -- Положеніе моей госпожи, -- сказала она, -- еще удивительнѣе, и когда вы ушли, я вернулась къ ней съ сердцемъ, замиравшимъ отъ тревоги, едва вѣря, что вы спаслись, и нашла ее лежавшей въ своей комнатѣ, ничего не говорившей и никому не отвѣчавшей. Царь правовѣрныхъ сидѣлъ у ея изголовья, не умѣя объяснить себѣ ея болѣзни, и не зная, какъ она страдаетъ, а она до полуночи пролежала въ обморочномъ состояніи, и когда очнулась, то калифъ спросилъ ее:
   -- Что съ тобой, Шемсъ-Энъ-Нигаръ, что приключилось съ тобой?
   Услыхавъ вопросъ калифа, она поцѣловала его ноги и отвѣчала:
   -- О, царь правовѣрныхъ, пусть Господь накажетъ меня! отъ разстройства желудка у меня заболѣла голова, и сдѣлался жаръ во всемъ тѣлѣ, такъ что отъ боли я упала въ обморокъ, и что было со мной -- я не знаю.
   Вслѣдствіе этого калифъ спросилъ ее:
   -- Да что же ты ѣла сегодня?
   -- Мнѣ подали на завтракъ, -- отвѣчала она, кушанье, которое до сихъ поръ я никогда не ѣдала.
   Она сдѣлала видъ, что совсѣмъ оправилась и, приказавъ принести вина, выпила его, и просила царя правовѣрныхъ продолжать развлекаться. Онъ расположился въ комнатѣ, и когда я подошла къ ней, то она спросила у меня о тебѣ и о твоемъ спутникѣ, и я разсказала ей, что сдѣлала съ вами, и передала ей стихи, продекламированные Али, сыномъ Беккара, на что она не отвѣтила ни слова. Калифъ же приказалъ той же пѣвицѣ пѣть, и она запѣла слѣдующіе стихи:
   
   Не зналъ я никакой отрады послѣ
   Отъѣзда твоего. Я знать теперь
   Желалъ бы, какъ ты проводила время
   Когда я оставался безъ тебя?
   Священнымъ долгомъ было бы моимъ
   Потоки слезъ кровавыхъ проливать,
   Когда бы зналъ, что ты тосковала;
   И плакала горючими слезами,
   Томимая разлукою со мною.
   
   Услыхавъ эти слова, Шемсъ-Энъ-Нигаръ снова упала въ обморокъ, и я, взявъ ее за руку, спрыснула розовой воды ей въ лицо, она пришла въ себя, послѣ чего я сказала ей: "О, госпожа моя, не выставляй себя такъ передъ тѣми, кто находится во дворцѣ! Жизнью твоего возлюбленнаго умоляю тебя потерпѣть! "
   -- Но развѣ что-нибудь хуже смерти можетъ со мной случиться?-- отвѣчала она.-- А я желаю смерти, потому что она принесетъ мнѣ успокоеніе.
   И въ то время, какъ мы такимъ образомъ разговаривали, рабыня запѣла слѣдующія слова поэта:
   
   Они твердятъ, что за терпѣньемъ могутъ
   Послѣдовать и радости опять.
   Но развѣ можно находить терпѣнье
   Въ разлукѣ съ нимъ тяжелой? Заключилъ
   Со мной тогда, когда онъ цѣловалъ
   Меня, особый договоръ, чтобъ я
   Терпѣнья струны смѣло разрывала.
   
   Не успѣла она еще кончить, какъ Шемсъ-Энъ-Нигаръ снова упала въ обморокъ. Калифъ, увидавъ ее, быстро подошелъ къ ней, велѣлъ тотчасъ же убрать вино и всѣмъ рабынямъ уйти по своимъ комнатамъ. Онъ просидѣлъ около нея до самаго утра, когда созвалъ врачей и потребовалъ, чтобы они помогли ей, не подозрѣвая, что она страдаетъ отъ любви и желаній. Я осталась при ней, пока она совсѣмъ не поправилась, и потому-то не могла прійти къ тебѣ. Я оставила при ней нѣсколько горничныхъ, когда она приказала мнѣ пойти къ тебѣ и узнать, что дѣлаетъ Али, сынъ Беккара, и потомъ вернуться къ ней.
   АбуЛъ-Гасанъ, выслушавъ ее, не могъ надивиться и сказалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, я все разсказалъ тебѣ о немъ. Вернись къ твоей госпожѣ, поклонись ей и посовѣтуй быть терпѣливой и скажи ей, чтобы она скрывала свою тайну, что я, зная ее, понимаю, какъ ей трудно, и какъ осторожно ей надо дѣйствовать.
   Рабыня поблагодарила его и, простившись, вернулась къ своей госпожѣ.
   Абулъ-Гасанъ пробылъ въ своей лавкѣ до вечера и затѣмъ вставъ заперъ ее и направился къ дому Али, сыну Беккара, и постучался въ дверь. На стукъ его вышелъ одинъ изъ слугъ и провелъ его въ комнаты. Увидавъ своего друга, Али улыбнулся и, обрадовавшись его приходу, сказалъ:
   -- О, Абулъ-Гасанъ, въ какое горе ты меня повергъ, не показываясь цѣлый день; душа моя тоскуетъ по тебѣ.
   -- Перестань, -- отвѣчалъ Абулъ-Гасанъ, -- если бы я могъ искупить тебя, то жизни не пожалѣлъ бы для этого. Сегодня рабыня Шемсъ-Энъ-Нигаръ пришла ко мнѣ и сказала мнѣ, что не приходила только потому, что калифъ сидѣлъ у ея госпожи, и разсказала мнѣ все, что съ нею случилось.
   И онъ передалъ ему все, что слышалъ отъ рабыни, и вызвалъ громкія стенанія Али, сына Беккара, который горько заплакалъ и, взглянувъ на Абулъ-Гасана, сказалъ:
   -- Аллахомъ прошу тебя помочь мнѣ въ моемъ горѣ, и скажи мнѣ, что теперь дѣлать? Кромѣ того, прошу тебя, останься у меня ночевать и развлеки своимъ разговоромъ.
   Абулъ-Гасанъ исполнилъ его желаніе и отвѣчалъ, что останется у него ночевать. Они ночью говорили до тѣхъ поръ, пока Али, сынъ Беккара, послѣ рыданій и горючихъ слезъ не сталъ декламировать стихи, и затѣмъ, упалъ въ обморокъ. Абулъ-Гасапъ думалъ, что онъ отдалъ Богу душу, такъ какъ въ обморокѣ онъ пролежалъ до разсвѣта, когда очнувшись снова сталъ говорить съ Абулъ-Гасаномъ, который просидѣлъ у него чуть что не до полудня.
   Послѣ этого онъ ушелъ и, прійдя къ своей лавкѣ, открылъ ее, и вслѣдъ за тѣмъ появилась рабыня, остановившаяся передъ нимъ, и когда онъ взглянулъ на нее, то она сдѣлала ему поклонъ, и послѣ его отвѣтнаго привѣтствія, она, передавъ поклонъ отъ госпожи своей, сказала:
   -- А что дѣлаетъ Али, сынъ Беккара?
   -- О, дѣвушка-рабыня, -- отвѣчалъ онъ,-- и не спрашивай о немъ и объ испытываемыхъ имъ любовныхъ страданіяхъ, такъ какъ по ночамъ онъ не спитъ и днемъ не находитъ покоя, и находится онъ въ такомъ положеніи, что больно смотрѣть на него.
   -- Госпожа моя, -- сказала она ему, -- кланяется тебѣ и ему, и она написала ему письмо и находится въ положеніи еще худшемъ, чѣмъ онъ. Она поручила мнѣ письмо, сказавъ: "Не возвращайся ко мнѣ безъ отвѣта и поступай, какъ я тебѣ приказываю". Вотъ и письмо... Такъ не пойдешь ли ты со мною къ Али, сыну Беккара, для того, чтобы получить отъ него отвѣтъ?
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ Абулъ-Гасанъ и, заперевъ свою лавку, пошелъ вмѣстѣ съ рабыней, но не обыкновеннымъ путемъ, а другимъ, и пришелъ въ домъ Али, сына Беккара, у дверей котораго оставилъ рабыню, а самъ вошелъ. Али, сынъ Беккара, увидавъ его, очень обрадовался, а Абулъ-Гасанъ сказалъ ему:
   -- Я пришелъ, потому что одинъ человѣкъ послалъ къ тебѣ рабыню съ запиской, въ которой онъ свидѣтельствуетъ тебѣ свое почтеніе и говоритъ, что не посѣтилъ тебя по случаю одного обстоятельства, помѣшавшаго ему. Рабыня стоитъ у двери. Позволишь ты ей войти?
   -- Приведи ее, -- отвѣчалъ Али.
   Абулъ-Гасанъ знакомъ объяснилъ ему, что это рабыня Шемсъ-Энъ-Нигаръ, и онъ сразу понялъ его и, увидавъ рабыню, пришелъ въ волненіе, обрадовался и, подмигнувъ ей, сказалъ:
   -- Ну, какъ поживаетъ господинъ твой? Да пошлетъ ему Господь всякихъ благъ и здоровья.
   -- Хорошо, -- отвѣчала она и подала ему письмо.
   Онъ взялъ письмо, поцѣловалъ его и прочелъ, а затѣмъ передалъ Абулъ-Гасану, который прочелъ слѣдующее:
   
   Посолъ мой этотъ все тебѣ разскажетъ
   Про новости моей бездольной жизни:
   Довольствуйся ты тѣми новостями
   Взамѣнъ свиданья твоего со мной.
   Свою возлюбленную ты оставилъ
   Въ мучительной кручинѣ по тебѣ,
   И сна мои глаза не знаютъ больше.
   Терпѣнья пыткою страдаю я
   Въ моемъ отчаяньи, такъ какъ нѣтъ.
   Такого человѣка на землѣ,
   Что могъ бы отразить удары рока.
   
   Затѣмъ слѣдовало: "я написала тебѣ письмо, не владѣя руками, и говорю съ тобой, не владѣя языкомъ, и состояніе свое я могу объяснить такъ: безсонница не покидаетъ моихъ глазъ, а тревога не оставляетъ моего сердца; и я точно никогда не знала здоровья и счастья, точно никогда не была хороша собою и никогда не проводила весело время. Мнѣ кажется, что вся я соткана изъ страсти, изъ мученій отъ любви и тоски. Болѣзнь не покидаетъ меня, а желанія постоянно разрастаются. Молю Бога ускорить нашъ союзъ, для того, чтобы тревога души моей прекратилась. Я желала бы получить въ отвѣтъ отъ тебя нѣсколько словъ, для того, чтобы они меня развеселили; а тебя я прошу потерпѣть, пока Господь не пошлетъ исцѣленіе. И миръ да будетъ надъ тобой! "
   Когда Али, сынъ Беккара, прочелъ письмо это съ начала до конца, то онъ сказалъ: ч
   -- Какой рукой стану я писать, и какими словами стану выражать свои мольбы и стенанія?
   Онъ съ трудомъ приподнялся и сѣлъ и, взявъ бумагу, написалъ слѣдующее:
   "Во имя Господ водою, продовольствіемъ и всѣмъ, что надо. Послѣ чего Сейфъ-Эль-Мулукъ, простившись съ Фахфуръ-Шахомъ, сѣлъ съ визиремъ Саэдомъ на корабль, и они вышли въ море и плыли благополучно въ продолженіе четырехъ мѣсяцевъ. Но однажды поднялся вѣтеръ, волны понеслись на нихъ со всѣхъ сторонъ, дождь полилъ какъ изъ ведра, и море разсвирѣпѣло. Корабли разбивались одинъ о другой и разбились всѣ, какъ разбились и мелкія суда, за исключеніемъ одного, на которомъ плылъ Сейфъ-Эль-Мулукъ съ нѣсколькими изъ своихъ мамелюковъ. Затѣмъ Господь (да святится имя Его!) успокоилъ вѣтеръ, солнце взошло, и Сейфъ-Эль-Мулукъ, открывъ глаза, увидалъ, что на морѣ нѣтъ ни единаго корабля и что, кромѣ неба и воды и ихъ маленькаго судна, ничего кругомъ нѣтъ.
   -- Да гдѣ же корабли и суда и гдѣ же братъ мой Саэдъ?-- вскричалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ.
   -- О, царь вѣковъ!-- отвѣчали ему мамелюки; -- нѣтъ ни кораблей ни людей, плывшихъ на нихъ. Всѣ потонули и послужили пищею для рыбъ.
   Сейфъ-Эль-Мулукъ вскричалъ:
   -- Сила и власть въ рукахъ Бога Великаго, Всемогущаго! Онъ сталъ бить себя въ лицо и отъ отчаянія хотѣлъ броситься въ море, но мамелюки удержали его.
   -- Полно, царь,-- говорили они,-- что же изъ этого вышло бы хорошаго? Ты самъ захотѣлъ отправиться, а если бы послушался отца, то ничего бы и не было. Но все, что случилось, было опредѣлено судьбою, и отъ нея никто не уйдетъ. Вѣдь астрологи при твоемъ рожденіи сказали твоему отцу, что все это случится, и теперь намъ надо только запастись терпѣніемъ и ждать, когда Господь избавитъ насъ отъ бѣдствія.
   -- Сила и власть въ рукахъ Бога великаго, всемогущаго!-- повторилъ Сейфъ-Эль-Мулукъ.-- Отъ того, что опредѣлено Господомъ (да святится имя Его!), человѣку никуда не уйти.
   Онъ вздохнулъ и прочелъ слѣдующіе стихи:
   
   Смущенъ я, Сострадательнымъ клянусь,
   Тѣмъ, безъ сомнѣнія, что приключилось.
   Вѣдь безпокойство овладѣло мною,
   Которое изъ неизвѣстныхъ мнѣ
   Источниковъ здѣсь появилось.
   Я буду терпѣливъ, чтобъ знали люди,
   Что выношу съ терпѣньемъ я страданья,
   Которыхъ горечь выше всякой мѣры,
   Алоэ горечь даже превосходитъ.
   Алоэ горечь не имѣетъ сходства
   Съ громадностью терпѣнья моего,
   Такъ какъ я выносилъ спокойно муки,
   Которыя гораздо горячѣе
   Жаровни съ раскаленными углями.
   И не имѣю никакой поддержки
   При настоящемъ положеньи я.
   Но всѣ дѣла мои я поручаю
   Событій Раздавателю всѣмъ людямъ.
   
   Онъ погрузился въ пучину горя, и слезы, какъ потоки отъ дождя, текли по его щекамъ. Послѣ этого онъ заснулъ и, проснувшись, попросилъ поѣсть. Когда онъ насытился, кушанья были убраны, а судно между тѣмъ шло, но куда -- они сами не знали. Такъ вѣтеръ я волны несли ихъ долгое время и, наконецъ, у нихъ не стало ни провизіи ни воды, и они терпѣли и голодъ, и жажду, и страшную тревогу. Но вдругъ издали они увидали островъ, на который ихъ несло вѣтромъ. Приставъ къ берегу, они привязали свое судно и, оставивъ на немъ одного человѣка, сами всѣ вышли. На островѣ они нашли всевозможные плоды и потому сейчасъ же утолили свой голодъ.. Вскорѣ они увидали между деревьями какого-то человѣка, весьма странной наружности, съ продолговатымъ лицомъ, бѣлой бородой и бѣлымъ тѣломъ. Человѣкъ этотъ окрикнулъ одного изъ мамелюковъ по имени и сказалъ ему:
   -- Не ѣшь этихъ плодовъ, потому что они не зрѣлые. Подойди ко мнѣ, я дамъ тебѣ хорошихъ.
   Мамелюкъ посмотрѣлъ на него и, думая, что онъ изъ числа людей, потерпѣвшихъ крушеніе и случайно попавшихъ на этотъ островъ, очень обрадовался и прямо пошелъ къ нему. Мамелюкъ, конечно, не зналъ то, что ему было написано на роду, и подошелъ къ странному человѣку, оказавшемуся шайтаномъ. Шайтанъ вскочилъ къ нему на плечи, обвилъ одной ногой вокругъ шеи, а другую повѣсилъ вдоль спины и крикнулъ:
   -- Ну, иди! Теперь ты отъ меня не увернешься; теперь ты. сдѣлался моимъ осломъ.
   Мамелюкъ началъ кричать своимъ товарищамъ и плакать.
   -- Бѣгите, господа!-- взывалъ онъ.-- Спасайтесь! Уходите изъ лѣсу, такъ какъ одинъ изъ обитателей его сѣлъ ко мнѣ на спину, а другіе будутъ хватать васъ и садиться къ вамъ на спины.
   Услыхавъ эти крики мамелюка, всѣ пустились бѣжать и сѣли на судно, а обитатели острова бросились за ними и кричали:
   -- Зачѣмъ вы уѣзжаете? Идите къ намъ для того, чтобы мы могли покататься на васъ. За это мы будемъ кормить и поить васъ, нашихъ ословъ.
   Услыхавъ такой призывъ, путешественники поспѣшили выйти въ море и шли, пока не скрылись у нихъ изъ виду, и все время возносили молитвы Господу.
   Такимъ образомъ шли они въ продолженіе цѣлаго мѣсяца, пока не увидали новаго острова, на который вышли, и нашли множество плодовъ, самыхъ разнообразныхъ.
   Въ то время, какъ они ѣли плоды, они увидали въ нѣкоторомъ разстояніи какой-то предметъ на землѣ. Подойдя поближе, они разсмотрѣли, что это какое-то существо самаго отвратительнаго вида, лежавшее какъ столбъ. Одинъ изъ мамелюковъ ударилъ его ногою и увидалъ, что у него длинные глаза и расщепленная, какъ копыто, голова, спрятанная подъ ухомъ. Ложась спать, онъ клалъ голову на одно ухо, а другимъ прикрывалъ ее. Существо это схватило мамелюка, ударившаго его, и пошло съ нимъ въ глубь острова, и несчастный увидалъ, что островъ занятъ шайтанами, поѣдавшими людей. Въ ужасѣ онъ закричалъ своимъ товарищамъ:
   -- Спасайтесь! Это островъ шайтановъ-людоѣдовъ, поѣдающихъ людей, и они собираются зарѣзать меня и съѣсть.
   Услыхавъ это, путешественники бросились бѣжать и спустились съ берега въ лодку, не набравъ даже плодовъ.


   Они плыли нѣсколько дней, и случилось такъ, что увидали, наконецъ, еще островъ. На этомъ островѣ была очень высокая гора, на которую они и взобрались и вошли тамъ въ рощицу, а такъ какъ они были очень голодны, то начали ѣсть плоды. Но, прійдя въ рощу, они и не замѣтили, что между деревьями сидѣли существа самаго ужаснаго вида и громаднаго роста: съ зубами, торчавшими у нихъ изо рта какъ клыки у слоновъ. На громадномъ черномъ утесѣ сидѣло такое существо, а кругомъ него стояли и прислуживали ему эѳіопы. Эти эѳіопы подбѣжали къ Сейфъ-Эль-Мулуку и схватили его и его товарищей и, представивъ ихъ своему царю, сказали, что нашли этихъ птичекъ въ лѣсу. Царь ихъ былъ голоденъ и, взявъ двухъ мамелюковъ, убилъ ихъ и съѣлъ.
   Сейфъ-Эль-Мулукъ, увидавъ это, очень испугался и, заплакавъ, продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Съ моей душой несчастья подружились,
   И съ ними подружился тоже я,
   Но до сихъ поръ ихъ избѣгалъ удачно.
   Обыкновенно намъ великодушный
   Бываетъ крайне близокъ человѣкъ.
   Но муки всѣ, испытанныя мною,
   Никакъ не поддаются описанью:
   Я тысячью владѣю этихъ мукъ
   И полною страданія душою.
   Затѣмъ онъ вздохнулъ и сказалъ еще стихи:
   Судьба меня глубоко поразила
   Бѣдой тяжелой, такъ что нынѣ стала
   Вся стрѣлами душа моя покрыта.
   Теперь, когда еще другія стрѣлы
   Пускаются въ меня, ихъ острея
   Ломаются во внутренности сердца.
   
   Царь-великанъ, услыхавъ его стенанья, сказалъ:
   -- Какой пріятный голосъ и напѣвъ у этихъ птицъ, какъ мнѣ понравилось ихъ пѣніе. Посадите-ка ихъ въ клѣтки.
   Вслѣдствіе этого путешественниковъ разсадили по клѣткамъ и клѣтки повѣсили надъ головою царя, для того, чтобы онъ могъ наслаждаться ихъ пѣніемъ. Такимъ образомъ Сейфъ-Эль-Мулукъ и его мамелюки были заключены въ клѣтки, а эѳіопы ихъ кормили и поили. Они то плакали, то смѣялись, то разговаривали, то молчали, но царь и эѳіопы восхищались ихъ пѣніемъ, и они довольно долго оставались въ такомъ положеніи.
   У этого людоѣда-царя была замужняя дочь на другомъ островѣ; она, узнавъ, что у ея отца имѣются какія-то птицы съ. чудными голосами, послала своихъ слугъ просить у него нѣсколько птичекъ. Отецъ послалъ къ ней съ присланными ею слугами Сейфъ-Эль-Мулука и трехъ его мамелюковъ въ четырехъ клѣткахъ. Птицы очень ей понравились и она велѣла повѣсить ихъ надъ своею головою. Сейфъ-Эль-Мулукъ, раздумывая о томъ, что съ нимъ случилось, и о томъ, какъ онъ хорошо и счастливо жилъ прежде, началъ плакать о своей судьбѣ, и мамелюки тоже заплакали о себѣ; а царская дочь думала все время, что они поютъ. Царская дочь имѣла обыкновеніе дѣлать своими любимцами людей, попадавшихся ей въ руки и почему-нибудь нравившихся ей. Сейфъ-Эль-Мулукъ очень ей понравился и она приказала обращаться съ нимъ и съ мамелюками какъ можно лучше и нерѣдко ласкала его, но онъ выказывалъ ей отвращеніе, что страшно бѣсило ее, и она такъ вознегодовала на него и его мамелюковъ, что приказала имъ служить ей и носить воду и дрова. Четыре года работали они у нея такимъ образомъ и это такъ утомило Сейфъ-Эль-Мулука, что онъ послалъ просить царицу сжалиться надъ ними и отпустить ихъ на всѣ четыре стороны; но она отказала ему въ этомъ; Сейфъ-Эль-Мулукъ и мамелюки его остались при ней въ прежнемъ положеніи. Жители острова знали, что это птицы царской дочери, я поэтому никто изъ нихъ не смѣлъ сдѣлать имъ что-либо; и царица была совершенно спокойна, зная, что убѣжать съ острова они никуда не могли. Они уходили отъ нея дня на два, на три, и по пустымъ мѣстамъ собирали лѣсъ для топлива и приносили его къ ней на кухню. Такъ прожили они и пятый годъ.
   Случилось, что однажды Сейфъ-Эль-Мулукъ сидѣлъ со своими мамелюками на-берегу морскомъ и разговаривалъ о томъ, что съ ними случилось, и Сейфъ-Эль-Мулукъ, вспомнивъ о своемъ отцѣ, матери и братѣ Саэдѣ и о своей прежней привольной жизни, заплакалъ, заохалъ, какъ заплакали и мамелюки.
   -- О, царь вѣковъ!-- сказали ему тутъ мамелюки.-- Долго ли будемъ мы плакать? Слезами мы не поможемъ. Все, что случилось съ нами, было намъ народу написано; Господь (да святится имя Его!) наложилъ на насъ это наказаніе и намъ остается только терпѣть. Можетъ-быть, Господь, наславшій на насъ это испытаніе, и разсѣетъ его.
   -- О, братья мои!-- вскричалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ.-- Какъ бы намъ устроить бѣгство отъ этой проклятой женщины? Я не знаю, какъ намъ поступить, развѣ только Господь Богъ поможетъ намъ. Все-таки мнѣ кажется, что мы могли бы бѣжать и избавиться отъ этого тяжкаго труда.
   -- Но, куда же мы, о царь,-- возразили они ему,-- пойдемъ отсюда, вѣдь островъ этотъ занятъ людоѣдами и насъ сейчасъ же съѣдятъ. Они вездѣ выищутъ насъ и съѣдятъ или захватятъ насъ и приведутъ обратно къ царской дочери и та страшно разсердится на насъ.
   -- Я выдумаю что-нибудь,-- отвѣчалъ Сейфъ Эль-Мулукъ, -- и, можетъ-быть, Господь (да святится имя Его!) поможетъ намъ освободиться и мы уйдемъ съ этого острова.
   -- Что же ты намѣренъ дѣлать?-- спросили они.
   -- Мы нарубимъ бревенъ,-- отвѣчалъ онъ,-- а изъ коры совьемъ веревокъ, свяжемъ ихъ и сдѣлаемъ плотъ, который спустимъ въ море, нагрузимъ на него плодовъ, сдѣлаемъ весла и поплывемъ. Можетъ-быть, Господь дастъ намъ возможность спастись на немъ, такъ какъ все находится въ Его власти, Онъ можетъ послать намъ попутный вѣтеръ, который принесетъ насъ къ берегамъ Индіи, и мы избавимся отъ этой проклятой женщины.
   -- Эта мысль хорошая,-- сказали мамелюки, и всѣ были очень рады.
   Они тотчасъ же принялись рубить бревна, чтобы строить плотъ. Затѣмъ они навили веревокъ и на этой работѣ пробыли цѣлый, мѣсяцъ. Каждый день вечеромъ они брали дровъ и уносили на кухню царицы, а весь день работали надъ плотомъ, пока совершенно не выстроили его. Окончивъ плотъ, они спустили его въ море, нагрузили плодами и къ вечеру сами собрались, никому не сказавъ о своемъ намѣреніи. Сѣвъ на плотъ, они четыре мѣсяца плыли на немъ, совершенно не зная, куда они направляются. Запасы ихъ истощились, и они терпѣли страшный голодъ и жажду, какъ вдругъ однажды море вспѣнилось, надулось и изъ волнъ показался громаднѣйшій крокодилъ, который высунулъ четыре лапы, схватилъ одного изъ мамелюковъ и проглотилъ его. Сейфъ-Эль-Мулукъ, увидавъ, что сталось съ мамелюкомъ, горько заплакалъ. Онъ остался на плоту съ двумя оставшимися мамелюками, и они со страхомъ поспѣшили отойти отъ того мѣста, гдѣ былъ крокодилъ. Они продолжали плыть въ страхѣ до тѣхъ поръ, пока не увидали страшно высокой горы, поднимавшейся до самыхъ небесъ. Горѣ этой они очень обрадовались, и она оказалась на островѣ. Они поналегли на весла и поспѣшили къ этому острову. Въ это самое время море вспѣнилось, поднялось и все измѣнилось. Затѣмъ показалась голова крокодила, который высунулъ лапы и, схвативъ двухъ мамелюковъ, проглотилъ ихъ и скрылся.
   Такимъ образомъ Сейфъ-Эль-Мулукъ одинъ прибылъ на островъ и не успокоился до тѣхъ поръ, пока не поднялся на гору, гдѣ вошелъ въ лѣсъ и сталъ ѣсть плоды. Тутъ онъ вдругъ увидалъ болѣе двадцати обезьянъ, величиною съ мула, спускавшихся съ деревьевъ. Сейфъ-Эль-Мулукъ, увидавъ обезьянъ, сильно испугался, а обезьяны, спустившись съ деревьевъ, окружили его и повели. Они шли всѣ довольно долго, пока, наконецъ, не пришли къ высокому, прелестно отстроенному замку. Обезьяны вошли въ замокъ, Сейфъ-Эль-Мулукъ вошелъ вслѣдъ за ними и увидалъ замѣчательныя рѣдкости и такіе брильянты и драгоцѣнные каменья, какихъ и не описать. Въ этомъ замкѣ онъ встрѣтилъ молодого человѣка, у котораго еще не начинала расти борода; но онъ былъ очень высокъ ростомъ. Увидавъ этого молодого человѣка, Сейфъ-Эль-Мулукъ очень обрадовался, тѣмъ болѣе, что въ замкѣ никого, кромѣ него не было. Молодой человѣкъ, при видѣ Сейфъ-Эль-Мулука, тоже былъ несказанно радъ.
   -- Какъ тебя зовутъ?-- спросилъ онъ.-- И откуда ты и какимъ образомъ попалъ сюда? Разскажи мнѣ всѣ свои приключенія, ничего отъ меня не скрывай.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ на это Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- что я попалъ сюда не по своей волѣ и вовсе сюда не стремился и не желаю быть здѣсь, не достигнувъ того, къ чему стремлюсь.
   -- А чего же ты желаешь достигнуть?-- спросилъ молодой человѣкъ.
   -- Я изъ Египта, -- отвѣчалъ ему Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- зовутъ меня Сейфъ-Эль-Мулукомъ и я сынъ царя Азима, сына Сафвана.
   Онъ разсказалъ ему все въ подробности, что съ нимъ случилось, и молодой человѣкъ, выслушавъ его, поклонился ему и сказалъ:
   -- О, царь вѣковъ, я былъ въ Египтѣ и слышалъ, что ты отправился въ Китай, а какъ мы далеко до Китая! Что это за удивительный и странный случай!
   -- Ты говоришь правду,-- отвѣчалъ ему Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- но изъ Китая я отправился въ Индію и противъ насъ поднялся вѣтеръ, море вздулось и всѣ корабли, бывшіе со мною, пошли ко дну.-- И онъ разсказалъ ему все, что съ нимъ случилось до тѣхъ поръ, пока онъ не попалъ въ этотъ замокъ.
   -- О, царскій сынъ!-- сказалъ ему молодой человѣкъ.-- Какъ много ты испыталъ, уѣхавъ изъ своей родины, и сколько бѣдствій пришлось тебѣ пережить! Слава Богу, что ты попалъ сюда! Оставайся со мною, чтобы я могъ весело прожить до дня своей смерти, послѣ чего ты можешь царствовать надъ этой страной, границъ которой я не знаю. Обезьяны мои очень во всемъ искусны и все, что бы ты ни спросилъ, онѣ тебѣ доставятъ.
   -- О, братъ мой,-- отвѣчалъ ему на это Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- я не могу остаться гдѣ-нибудь, пока не кончу своего дѣла, хотя бы мнѣ пришлось объѣхать весь свѣтъ кругомъ, отыскивая предметъ своихъ желаній. Можетъ-быть, Господь поможетъ мнѣ достигнуть своей цѣли и направитъ меня туда, куда мнѣ суждено прибыть и кончить жизнь.
   Молодой человѣкъ посмотрѣлъ на обезьяну и сдѣлалъ ей знакъ, вслѣдствіе чего обезьяна на нѣкоторое время удалилась и затѣмъ вернулась въ сопровожденіи обезьянъ, обвязанныхъ по поясъ шелковыми салфетками. Обезьяны принесли столъ и, поставивъ на него множество мясныхъ кушаній на золотыхъ и серебряныхъ блюдахъ, встали кругомъ, какъ лакеи. Царь знакомъ приказалъ нѣкоторымъ изъ нихъ сѣсть и онѣ сѣли, а остальныя продолжали стоять. Всѣ поѣли, пока не насытились, затѣмъ принесены были тазы и рукомойники, и обѣдавшіе вымыли руки послѣ того, какъ столы были унесены. Послѣ обѣда тѣ же обезьяны принесли сорокъ посудинъ съ виномъ, все различнаго сорта, и царь съ своимъ гостемъ выпили и повеселѣли, а обезьяны принялись танцовать и играть. Сейфъ-Эль-Мулукъ надивиться не могъ такой жизни и, наблюдая ее, забылъ даже свое горе и бѣдствія. Съ наступленіемъ вечера обезьяны зажгли свѣчи, вставивъ ихъ въ золотые и серебряные подсвѣчники, и подали блюда съ сухими и свѣжими плодами, а съ наступленіемъ ночи постлали постели, и всѣ легли спать. Утромъ молодой человѣкъ всталъ въ свое обычное время и разбудилъ Сейфъ-Эль-Мулука.
   -- Высунь голову изъ окна,-- сказалъ онъ Сейфъ-Эль-Мулуку,-- и посмотри, кто стоитъ за окномъ.
   Сейфъ-Эль-Мулукъ высунулся и увидалъ, что вся площадь передъ домомъ и вся дорога полны обезьянъ, которымъ не было счету.
   -- Сколько обезьянъ!-- вскричалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ.-- Зачѣмъ же онѣ тутъ собрались въ такое время дня?
   -- Это, ихъ обыкновеніе,-- отвѣчалъ ему молодой человѣкъ,-- всѣ обитатели острова приходятъ сюда, и многіе приходятъ очень издалека, дня за два, за три пути; собираются онѣ сюда по субботамъ и стоятъ тутъ, пока я не проснусь и не высуну головы въ окно. При моемъ появленіи они цѣлуютъ прахъ и затѣмъ расходятся по своимъ мѣстамъ и занятіямъ.
   Онъ высунулся въ окно для того, чтобы его видѣли, и обезьяны, посмотрѣвъ на него, поцѣловали прахъ и разошлись.
   Сейфъ-Эль-Мулукъ прожилъ съ молодымъ человѣкомъ цѣлый мѣсяцъ и послѣ этого простился съ нимъ и ушелъ. Молодой человѣкъ приказалъ сотнѣ обезьянъ пойти проводить его, и они семь дней сопровождали Сейфъ-Эль-Мулука и провели его до конца своего государства, гдѣ простились съ нимъ и вернулись обратно. Послѣ этого Сейфъ-Эль-Мулукъ пошелъ одинъ по горамъ и холмамъ, долинамъ и пустынямъ, и шелъ такимъ образомъ четыре мѣсяца, то питаясь травой, то плодами, иной день шелъ голодный, иной сытый. Онъ уже началъ раскаиваться въ томъ, что ушелъ отъ молодого человѣка, и желалъ бы вернуться. Но вдали онъ сталъ замѣчать какой-то темный предметъ и подумалъ:
   "Не черный ли это городъ или что-нибудь другое? Но я не вернусь, пока не узнаю, что это такое".
   Подойдя поближе, онъ увидалъ, что это очень высокій замокъ. Выстроилъ его Іафетъ,-- сынъ Ноя; это былъ тотъ самый замокъ, о которомъ упоминалось въ святой книгѣ такъ: "Тамъ былъ покинутый источникъ и высокій замокъ". Сейфъ-Эль-Мудукъ сѣлъ у дверей замка и думалъ:
   "Хотѣлось бы мнѣ знать, что въ этомъ замкѣ и кто тутъ царь? Кто разскажетъ мнѣ все объ этомъ мѣстѣ и живутъ-ли тутъ люди или шайтаны?"
   Онъ сидѣлъ нѣкоторое время въ раздумьѣ, но никто не входилъ и не выходилъ изъ замка. Вслѣдствіе этого онъ всталъ и пошелъ въ него, уповая на Господа. Онъ прошелъ семь сѣней, но не видѣлъ ни одной двери и, наконецъ, по правую руку показались три двери, изъ которыхъ одна была завѣшена занавѣской. Онъ подошелъ къ этой двери и, отдернувъ занавѣску, вошелъ въ комнату. Въ этой комнатѣ былъ большой диванъ, устланный шелковымъ ковромъ, и въ концѣ дивана помѣщалось золотое ложе, на которомъ сидѣла дѣвица, красивая, какъ луна, и одѣтая съ царской роскошью, какъ невѣста въ день свадьбы. Когда Сейфъ-Эль-Мулукъ увидалъ ее, то подошелъ и поклонился; она отвѣтила на его поклонъ, и спросила:
   -- Ты изъ людей или изъ шайтановъ?
   -- Изъ самыхъ настоящихъ людей,-- отвѣчалъ онъ,-- такъ какъ я царь и царскій сынъ.
   -- Что же тебѣ угодно? Покушай сначала, а потомъ разскажи мнѣ свою исторію и какъ ты сюда попалъ.
   Сейфъ-Эль-Мулукъ сѣлъ за столъ, уставленный роскошными мясными кушаньями на золотыхъ и серебряныхъ блюдахъ, и, снявъ съ блюда покрышку, поѣлъ, пока не насытился, и вымылъ руки; послѣ этого онъ подошелъ къ ложу и сѣлъ подлѣ дѣвицы, которая продолжала разспрашивать его:
   -- Кто ты такой? Какъ тебя зовутъ, откуда ты и кто привелъ тебя сюда и что тебѣ надо?
   -- Сначала ты разскажи мнѣ, кто ты такая,-- возразилъ онъ ой,-- и какъ тебя зовутъ, и какъ ты сюда попала, и почему живешь тутъ совершенно одна?
   -- Зовутъ меня, -- отвѣтила дѣвица, -- Долетъ-Катунъ, я дочь царя Индіи; отецъ мой живетъ въ городѣ Сарандибѣ 1). У него прелестный, громадный садъ: во всей Индіи и кругомъ нея нѣтъ подобнаго сада. Посреди этого сада устроенъ большой прудъ. Однажды я пошла въ этотъ садъ съ своими рабынями; мы спустились къ пруду, играли и забавлялись. Я вовсе не замѣчала налѣтавшей на насъ тучи, которая вырвала меня изъ среды моихъ рабынь и унесла въ поднебесье, говоря:
   -- Долетъ-Катунъ, не бойся и будь совершенно покойна. Меня несло такъ нѣкоторое время, и затѣмъ я была принесена въ этотъ замокъ, гдѣ туча тотчасъ же обратилась въ красиваго молодого человѣка, весьма пріятнаго вида, который спросилъ меня:
   -- Знаешь меня?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчала я.
   -- Я сынъ Синяго царя шайтановъ; отецъ мой живетъ въ замкѣ Эль-Кулзумъ 2) и подъ его начальствомъ находится шестьсотъ тысячъ летающихъ и ныряющихъ шайтановъ. Мнѣ мимоходомъ случилось увидѣть тебя и влюбиться, и потому я спустился и, выхвативъ тебя, принесъ сюда въ свой высокій замокъ. Сюда никогда никто не заходитъ: ни шайтаны ни люди, и путь изъ Индіи сюда можно сдѣлать въ сто двадцать лѣтъ,-- поэтому ты можешь быть увѣрена, что никогда не увидишь ни отца ни матери. Живи же здѣсь со мной съ спокойнымъ сердцемъ, и я принесу тебѣ все, что тебѣ нужно.-- Онъ обнялъ меня, поцѣловалъ и прибавилъ: "живи-же здѣсь и ничего не бойся".
   Онъ исчезъ и нѣкоторое время былъ въ отсутствіи, послѣ чего явился вотъ съ этими столами, коврами и обстановкой. Онъ прилетаетъ ко мнѣ каждый вторникъ и остается со мною три дня, а въ пятницу послѣ полудня онъ улетаетъ, и я не вижу его до вторника, когда онъ снова является ко мнѣ, остается на три дня и такъ далѣе. Прилетая ко мнѣ, онъ пьетъ и ѣстъ со мною, обнимаетъ. и цѣлуетъ меня, но не требуетъ, чтобы я сдѣлалась его женой. Отца моего зовутъ Таджъ-Эль-Мулукомъ; онъ ничего обо мнѣ не знаетъ и потерялъ всякій, слѣдъ.-- Вотъ и вся моя исторія; теперь ты разсказывай про себя.
   На это Сейфъ-Эль-Мулукъ отвѣчалъ ей:
   -- Право, исторія моя очень длинна, и я боюсь, что,.пока я буду ее тебѣ разсказывать, пройдетъ такъ много времени, что шайтанъ твой прилетитъ.
   -- Онъ только что передъ твоимъ приходомъ улетѣлъ,-- отвѣчала она,-- и ранѣе вторника не будетъ, поэтому оставайся и будь покоенъ, не тревожься и разскажи мнѣ все подробно, что съ тобою случилось.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ. Онъ началъ разсказывать свою исторію и разсказалъ все съ начала до конца. Когда онъ упомянулъ о Бедеѣ-Эль-Джемаль, то глаза ея наполнились слезами, и она сказала:
   -- Могла ли я думать! О, Бедея-Эль-Джемаль, какъ судьба распоряжается всѣмъ! О, Бедея-Эль-Джемаль, неужели ты забыла меня и не спрашиваешь: куда же дѣлась сестра моя Долетъ-Катунъ?
   Она горько заплакала о томъ, что Бедея-Эль-Джемаль забыла о ней.
   -- О, Долетъ-Катунъ,-- сказалъ ей тутъ Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- вѣдь ты изъ человѣческаго рода, а она изъ шайтановъ, такъ какъ же она можетъ быть твоей сестрой?
   -- Она моя сводная сестра,-- отвѣчала Долетъ-Катунъ,-- и вотъ какимъ образомъ это случилось: мать моя отправилась въ садъ развлечься и, почувствовавъ себя дурно, родила меня; въ этомъ же самомъ саду была въ то время и мать Бедея-Эль-Джемаль съ своими прислужницами; она тоже родила на одной изъ дорожекъ. Она послала одну изъ своихъ рабынь къ моей матери, прося ее прислать ей ѣды и необходимаго бѣлья, и мать моя послала ей все, что надо, и пригласила ее къ себѣ. Она встала и, взявъ съ собою Бедею-Эль-Джемаль, пришла къ моей матери, и мать моя дала грудь ея дѣвочкѣ. Послѣ чего наши матери прожили вмѣстѣ цѣлыхъ два мѣсяца, послѣ чего мать Бедеи-Эль-Джемаль съ дочерью отправилась домой и на прощанье дала моей матери одну вещицу, сказавъ ей:
   -- Когда я тебѣ понадоблюсь, то явлюсь къ тебѣ въ садъ.
   Бедея-Эль-Джемаль являлась обыкновенно со своею матерью ежегодно и нѣкоторое время гостила у насъ, потомъ возвращалась домой, и если бы я была еще у своей матери; о, Сейфъ-Эль-Мулукъ, и встрѣтила тебя у себя на родинѣ, то я употребила бы какую-нибудь уловку противъ Бедеи-Эль-Джемаль для того, чтобы ты достигнулъ своихъ желаній; но я теперь здѣсь, и никто обо мнѣ ничего не знаетъ. Если бы они знали, гдѣ я, то могли бы какъ-нибудь освободить меня. Но все въ рукахъ Божьихъ, и я ничего сдѣлать не могу.
   -- Послушай,-- сказалъ ей Сейфъ-Эль-Мулукъ: -- идемъ со мной мы можемъ бѣжать и отправиться, куда Господь понесетъ насъ.
   -- Нѣтъ, это невозможно,-- отвѣчала она.-- Клянусь Аллахомъ, если бы мы убѣжали на цѣлый годъ пути, то этотъ проклятый злодѣй вернулъ бы насъ и убилъ бы.
   -- Я спрячусь гдѣ-нибудь,-- сказалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- и когда онъ будетъ проходить мимо, я брошусь на него и убью его мечомъ.
   -- Ты не убьешь его,-- отвѣчала она,-- не убивъ его души.
   -- А гдѣ же находится его душа?
   -- Я много разъ спрашивала его объ этомъ, но онъ никакъ не хотѣлъ сказать мнѣ этого. Но разъ я такъ пристала къ нему, что онъ разсердился на меня и крикнулъ:
   -- Что это ты безпрестанно разспрашиваешь меня о моей душѣ? Что тебѣ за дѣло до нея?
   -- О, Гашимъ, -- отвѣчала я,-- вѣдь у меня, кромѣ тебя, никого нѣтъ на свѣтѣ, и пока я жива, я буду покоить твою душу у себя на сердцѣ, и если я не буду беречь твоей души, какъ зѣницу своего ока, такъ какъ же мнѣ и жить послѣ этого? Когда я буду знать, гдѣ твоя душа, я и буду хранить ее.
   -- Когда я родился,-- отвѣчалъ онъ мнѣ на это,-- то астрологи сказали мнѣ, что душа моя погибнетъ отъ руки одного изъ царскихъ сыновей. Поэтому я взялъ свою душу и положилъ ее въ туловище воробья, а воробья положилъ въ маленькую шкатулку, и эту шкатулку положилъ въ другую шкатулку, а другую -- въ третью и, такимъ образомъ, я уложилъ ее въ семь шкатулокъ и эти семь шкатулокъ спряталъ въ мраморный ящикъ, который спустилъ на дно морское, въ такое мѣсто, гдѣ никогда никто изъ людей не бываетъ. Теперь я тебѣ все разсказалъ, но ты не должна никому говорить объ этомъ, чтобы это осталось тайною между тобою и мною.
   -- Да кому же я могу разсказывать,-- сказала я ему.-- Вѣдь, кромѣ тебя, я никого не вижу. Клянусь Аллахомъ, душу свою ты такъ спряталъ, что, конечно, никакой человѣкъ не доберется до нея. Вѣдь никто изъ людей никогда не достанетъ ее, какъ же астрологи могли предсказать невозможную вещь?
   -- Почемъ знать,-- сказалъ онъ мнѣ,-- можетъ-быть, у кого-нибудь изъ людей будетъ на рукѣ перстень Сулеймана, сына г Давидова (миръ надъ ними обоими!) и онъ, попавъ сюда, протянетъ руку надъ водой и скажетъ: "Въ силу этихъ именъ, душа такого-то поднимись наверхъ!" Ящикъ всплыветъ, и онъ разобьетъ его, какъ разобьетъ и всѣ шкатулки, вынетъ воробья и задушитъ его, и я умру.
   -- Царскій сынъ этотъ я и есть,-- отвѣчалъ ей Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- и перстень Сулеймана я ношу на пальцѣ. Ну, вставай же и идемъ со мной на морской берегъ, чтобы посмотрѣть, правду ли онъ говорилъ, или нѣтъ.
   Они встали оба и пошли къ морскому берегу. Долетъ-Катунъ осталась на берегу, а Сейфъ-Эль-Мулукъ вошелъ по поясъ въ воду и сказалъ:
   -- Въ силу именъ и талисмановъ, вырѣзанныхъ на перстнѣ, и власти Сулеймана, пусть душа сына Синяго царя, шайтана, всплыветъ наверхъ!
   Море тотчасъ же вспѣнилось, и ящикъ всплылъ наверхъ. Сейфъ-Эль-Мулукъ взялъ его и разбилъ объ утесъ, затѣмъ разбилъ всѣ шкатулки и вынулъ воробья. Послѣ этого они вернулись во дворецъ и сѣли на ложе, и вдругъ поднялся страшный туманъ и прилетѣло какое-то громадное существо.
   -- Пощади меня, царевичъ, не убивай,-- сказало оно,-- обрати меня лучше въ своего раба, и я дамъ тебѣ возможность достигнуть твоихъ желаній.
   -- Шайтанъ явился!-- крикнула Долетъ-Катунъ.-- Убей скорѣе воробья! Если этотъ проклятый злодѣй войдетъ во дворецъ, онъ отниметъ его у тебя и убьетъ и тебя и меня.
   Сейфъ-Эль-Мулукъ тотчасъ же задушилъ воробья, и шайтанъ упалъ на землю и умеръ, и послѣ него осталась кучка пеплу.
   -- Мы избавились отъ проклятаго злодѣя,-- сказала Долетъ-Катунъ,-- но что же мы будемъ дѣлать теперь?
   -- Обратимся за помощью къ Богу,-- отвѣчалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- и Господъ (да святится имя Его!) устроитъ наше дѣло -- поможетъ намъ освободиться.
   Онъ всталъ и пошелъ по дворцу, двери, въ которомъ были всѣ изъ дерева алоэ и изъ сандала съ золотыми и серебряными гвоздями, взялъ веревки, выплетенныя изъ чистаго шелку, и, снявъ штукъ десять дверей, связалъ ихъ веревками. Они вмѣстѣ съ Долетъ-Катунъ перенесли ихъ на морской берегъ и, устроивъ настоящій плотъ, привязали его къ берегу. Вернувшись во дворецъ, они перенесли на плотъ золотую и серебряную посуду, брильянты и яхонты и все, что можно было перенести, и, сложивъ все на плотъ, вошли на него, уповая на Господа, всегда помогающаго тому, кто надѣется на Него. Они сдѣлали себѣ два весла и, отвязавъ веревки, пустились въ море. Такъ они плыли цѣлыхъ четыре мѣсяца, пока у нихъ не вышли всѣ ихъ съѣстные припасы и они не стали страдать отъ голода и не впали въ тяжелое отчаяніе. Они горячо просили Господа послать имъ какое-нибудь избавленіе. Во время ихъ плаванія Сейфъ-Эль-Мулукъ, ложась спать, клалъ обыкновенно Долетъ-Катунъ у себя за спиною, а когда перевертывался, то не снималъ меча, лежавшаго между ними. Однажды ночью случилось такъ, что Сейфъ-Эль-Мулукъ крѣпко спалъ, а Долетъ-Катунъ проснулась и увидала, что плотъ прибиваетъ къ берегу, въ гавани, гдѣ стояли корабли. Долетъ-Катунъ увидѣла корабли и услыхала, что какой-то человѣкъ разговаривалъ съ матросами; человѣкъ этотъ былъ старшимъ капитаномъ. Услыхавъ голосъ капитана, она поняла, что они приплыли въ гавань какого-то города и были, слѣдовательно, близко отъ людского жилья. Она сильно обрадовалась и, разбудивъ СейфъЭль-Мулука, сказала ему:
   -- Вставай и спроси у капитана, что это-за городъ и что за гавань.
   Сейфъ-Эль-Мулукъ весело вскочилъ и крикнулъ:
   -- О, братъ мой! Какъ зовутъ этотъ городъ и что это за гавань, и кто тутъ царствуетъ?
   -- Ахъ ты, врунъ!-- отвѣчалъ ему капитанъ.-- Ахъ ты, болванъ! Если бы ты не зналъ, что это за гавань, то какимъ же образомъ ты приплылъ бы сюда?
   -- Я чужестранецъ,-- отвѣчалъ ему Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- и плылъ на кораблѣ, который потерпѣлъ крушеніе и потонулъ со всѣми бывшими на немъ товарами; я же спасся на плоту и приплылъ сюда. Я задалъ тебѣ вопросъ, въ которомъ нѣтъ ничего дерзкаго.
   -- Городъ этотъ называется Эмареехомъ,-- отвѣчалъ капитанъ,-- а гавань зовутъ гаванью Кеминъ-Эль-Барейнъ.
   Когда Долетъ-Катунъ услыхала этотъ отвѣтъ, то она страшно обрадовалась и вскричала:
   -- Слава тебѣ, Господи!
   -- Что такое?-- спросилъ Сейфъ-Эль-Мулукъ.
   -- О, Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- отвѣчала она,-- радуйся, скоро всѣ бѣдствія наши кончатся; вѣдь царь этого города -- мой дядя, братъ моего отца, и зовутъ его Алилъ-Мулукомъ. Спроси-ка у капитана, не Алилъ-Мулукъ ли султанъ этого города?
   Сейфъ-Эль-Мулукъ спросилъ это у капитана, а тотъ разсердился на него и крикнулъ:
   -- Вѣдь ты говорилъ, что никогда въ жизни не бывалъ здѣсь, что ты чужестранецъ... Такъ кто же сказалъ тебѣ, какъ зовутъ здѣшняго султана?
   Долетъ-Катунъ была внѣ себя отъ радости и, кромѣ того, она узнала капитана; его звали Моинъ-Эдъ-Динъ, и онъ служилъ у ея отца: онъ ѣхалъ искать ее, когда она потерялась, но не могъ найти и теперь продолжалъ свои поиски, съ этой цѣлью онъ прибылъ теперь въ городъ ея дяди.
   Затѣмъ она сказала Сейфъ-Эль-Мулуку:
   -- Скажи этому человѣку такъ: "Послушай, капитанъ Мопнъ-Эдъ-Динъ, тебя зоветъ твоя госпожа".
   Онъ громко крикнулъ такъ, какъ она ему приказала, и капитанъ, услыхавъ его, страшно разсердился и отвѣчалъ:
   -- Ахъ ты, собака! Кто ты такой и почему ты меня знаешь? Подайте-ка мнѣ, ребята,-- прибавилъ онъ, обращаясь къ матросамъ,-- шестъ, чтобы мнѣ было чѣмъ разбить голову этому нечестивцу.
   Онъ, схвативъ шестъ, побѣжалъ къ Сейфъ-Эль-Мулуку и увидалъ плотъ, а на плоту такую красавицу, что былъ совершенно пораженъ; вглядѣвшись попристальнѣе, онъ увидалъ, что это сидѣла Долетъ-Катунъ, прекрасная, какъ луна.
   -- Кто это съ тобой?-- вскричалъ онъ.
   -- Со мною дѣвица по имени Долетъ-Катунъ,-- отвѣчалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ.
   Капитанъ, услыхавъ этотъ отвѣтъ, упалъ въ обморокъ. Онъ лишился чувствъ при одномъ ея имени и сознаніи, что это его госпожа и дочь его царя. Лишь только онъ очнулся, онъ тотчасъ же соскочилъ съ плота и побѣжалъ въ городъ, во дворецъ царя, и просилъ позволенія войти къ нему. Приближенный царя пошелъ къ нему и доложилъ:
   -- Капитанъ Мойнъ пришелъ къ тебѣ съ добрыми вѣстями.
   Царь приказалъ впустить его, и капитанъ, войдя, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и сказалъ:
   -- О царь! Тебѣ остается только одарить меня за добрыя вѣсти, такъ -какъ дочь твоего брата Долетъ-Катунъ прибыла въ городъ. Она жива, и здорова -и находится на плоту вмѣстѣ съ молодымъ человѣкомъ, красивымъ, какъ ясный мѣсяцъ.
   Царь, услыхавъ о прибытіи дочери своего брата, страшно обрадовался и одарилъ капитана богатой, почетной одеждой. Онъ тотчасъ же приказалъ убрать городъ въ честь спасенія дочери брата, и послалъ за нею, чтобы ее привели къ нему вмѣстѣ съ Сейфъ-Эль-Мулукомъ, и, поклонившись имъ, поздравилъ ихъ съ благополучнымъ прибытіемъ. Вслѣдъ за тѣмъ онъ послалъ къ брату нарочнаго съ извѣстіемъ, что дочь его нашлась и что она у него. Когда нарочный прибылъ къ нему, Таджъ-Эль-Мулукъ, отецъ Долетъ-Катунъ, тотчасъ же собрался самъ и собралъ войска свои и отправился къ брату, гдѣ встрѣтился съ дочерью, и всѣ были необыкновенно довольны и счастливы.
   Таджъ-Эль-Мулукъ пробылъ у брата цѣлую недѣлю, послѣ чего онъ взялъ дочь и Сейфъ-Эль-Мулука и всѣ они отправились въ Сарандибъ, столицу царя, гдѣ Долетъ-Катунъ встрѣтилась съ своей матерью, и всѣ очень радовались ея избавленію и задавали по этому поводу празднества и пиры на славу.
   Царь почетно принялъ Сейфъ-Эль-Мулука и сказалъ ему:
   -- О, Сейфъ-Эль-Мулукъ, ты сдѣлалъ большое благодѣяніе моей дочери и мнѣ, я не знаю, чѣмъ мнѣ отблагодарить тебя. Наградить тебя за это можетъ только одинъ Господь Богъ. Я желалъ бы уступить тебѣ свой престолъ, для того чтобы ты правилъ всей Индіей, потому что я дарю тебѣ и свое царство, и тронъ, и богатство, и слугъ.
   Сейфъ-Эль-Мулукъ всталъ, и, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, поблагодарилъ его и сказалъ:
   -- О, царь вѣковъ, я принимаю отъ тебя все, что ты даришь мнѣ, и съ своей стороны дарю все это обратно, потому что я, о, царь вѣковъ, не желаю ни царства ни престола, а желаю только, чтобы Господь (да святится имя Его!) помогъ мнѣ достигнуть своей цѣли!
   -- Сокровища мои къ твоимъ услугамъ,-- сказалъ на это ему царь,-- бери изъ нихъ сколько тебѣ надо, не спрашивая меня, и Господь наградитъ тебя за то, что ты для меня сдѣлалъ!
   -- Пошли Господь тебѣ силы, о царь!-- отвѣчалъ ему Сейфъ-Эль-Мулукъ.-- Не хочу я и, и царства ни богатства, пока не достигну своего желанія. А теперь мнѣ хотѣлось бы осмотрѣть городъ и проѣхаться по улицамъ и по рынкамъ.
   Таджъ-Эль-Мулукъ приказалъ привести ему хорошаго коня, и ему привели чудную осѣдланную лошадь: онъ сѣлъ и поѣхалъ сначала на рынокъ, а потомъ по улицамъ города. Осматриваясь по сторонамъ, онъ увидалъ вдругъ молодого человѣка, продававшаго рубашку и кричавшаго, что она стоитъ пятнадцать червонцевъ. Посмотрѣвъ на этого молодого человѣка, Сейфъ-Эль-Мулукъ нашелъ, что онъ походитъ на его брата Саэда; въ дѣйствительности это и былъ самъ Саэдъ, но такъ измѣнившійся отъ лишеній и тяжелаго пути, что его трудно было узнать, Сейфъ-Эль-Мулукъ обратился къ своимъ провожатымъ исказалъ имъ:
   -- Приведите ко мнѣ этого молодого человѣка, я хочу поразспросить его.
   Когда молодой человѣкъ былъ приведенъ къ нему, то онъ сказалъ:
   -- Возьмите его и сведите въ тотъ дворецъ, гдѣ я живу, и пусть онъ подождетъ, пока я не вернусь.
   Провожатые же его вообразили, что онъ приказалъ имъ взять его и свести въ тюрьму, объясняя такъ, что, это, вѣроятно, бѣжавшій отъ него мамелюкъ.
   Они взяли Саэда, свели въ тюрьму и, заковавъ, оставили тамъ. Сейфъ-Эль-Мулукъ вернулся съ прогулки, вошелъ во дворецъ и совершенно забылъ брата своего Саэда, и никто не напомнилъ ему о немъ. Такимъ образомъ Саэдъ сидѣлъ въ тюрьмѣ, и когда заключенныхъ выводили на постройки и другія различныя работы, то и Саэда тоже выводили съ ними, и онъ работалъ и еще болѣе покрывался грязью. Въ такомъ положеніи онъ прожилъ цѣлый мѣсяцъ, постоянно раздумывая о томъ, что съ нимъ случилось, и спрашивая себя: за что. его посадили въ тюрьму.
   А Сейфъ-Эль-Мулукъ все это время жилъ весело и забавлялся. Но все-таки, сидя однажды, онъ вспомнилъ о своемъ братѣ Саэдѣ и спросилъ у мамелюковъ, прислуживавшихъ ему:
   -- А гдѣ тотъ мамелюкъ, котораго я намедни велѣлъ привести сюда?
   -- Да вѣдь ты приказалъ намъ свести его въ тюрьму,-- отвѣчалъ мамелюкъ.
   -- Ничего подобнаго я вамъ не говорилъ. Я велѣлъ привести его во дворецъ.
   Онъ тотчасъ же послалъ за Саэдомъ, и его привели закованнаго, но тотчасъ же сняли колодки и ввели къ СейфъЭль-Мулуку, который спросилъ у него:
   -- Скажи мнѣ, молодой человѣкъ, откуда ты?
   -- Я изъ Египта и зовутъ меня Саэдомъ, сыномъ визиря Фариса.
   Когда Сейфъ-Эль-Мулукъ услыхалъ этотъ отвѣтъ, онъ вскочилъ съ своего мѣста и, бросившись къ Саэду, обнялъ его и отъ радости заплакалъ.
   -- О, братъ мой, Саэдъ,-- сказалъ онъ,-- слава Богу, что ты живъ и что я встрѣтился съ тобой. Вѣдь я братъ твои Сейфъ-Эль-Мулукъ, сынъ царя Азима.
   Саэдъ, выслушавъ его, узналъ его иЛ обрадовавшись, бросился обнимать, и они оба заплакали на удивленіе окружающимъ ихъ лицамъ. Сейфъ-Эль-Мулукъ тотчасъ же распорядился, чтобы Саэда свели въ баню. Его повели въ баню и по выходѣ оттуда одѣли въ богатое платье и снова привели къ Сейфъ-Эль-Мулуку въ комнату,-- а онъ посадилъ его рядомъ съ собою. Царь Таджъ-Эль-Мулукъ, услыхавъ объ этой встрѣчѣ, очень обрадовался и пришелъ къ братьямъ, съ которыми сѣлъ и сталъ разговаривать и разспрашивать, что было съ молодымъ человѣкомъ.
   -- О, братъ мой, о, Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- разсказывалъ Саэдъ,-- когда корабль пошелъ ко дну и мамелюки пошли ко дну вмѣстѣ съ нимъ, я и еще. нѣсколько мамелюковъ попали на доску, и мы плавали на ней по морю цѣлый мѣсяцъ, послѣ чего по милости Божіей (да святится имя Его!) насъ выбросило на островъ. Мы вышли на берегъ, и такъ какъ были очень голодны, то тотчасъ же принялись ѣсть плоды, снимая ихъ съ дерева. Утоливъ голодъ, мы и не замѣтили, что къ намъ подошли какіе-то шайтаны, которые, схвативъ насъ, сѣли къ намъ на плечи и крикнули:
   -- Ну, идите, теперь вы наши ослы.
   -- Ты кто такой и зачѣмъ сѣлъ на меня?-- сказалъ я шайтану, ухватившему меня.
   Услыхавъ мой вопросъ, онъ обвилъ меня ногою вокругъ шеи такъ крѣпко, что я чуть было не задохнулся, а другой ногой сталъ колотить по спинѣ такъ, что у меня кости затрещали. Я упалъ ничкомъ и отъ голода и жажды не имѣлъ силы подняться. Когда я упалъ, онъ понялъ, что я голоденъ, и, поднявъ меня за руку, привелъ къ персиковому дереву, обсыпанному фруктами, и сказалъ, чтобы я поѣлъ ихъ. Я наѣлся досыта и затѣмъ пошелъ дальше, но не прошелъ и нѣкихъ шаговъ, какъ шайтанъ снова вскочилъ ко мнѣ на спину. Я то шелъ тихо, то бѣжалъ, то прыгалъ, а шайтанъ, сидя у меня на плечахъ, хохоталъ и говорилъ:
   -- Въ жизни не видывалъ такого осла, какъ ты!
   Случилось, что мы собрали нѣсколько вѣтокъ винограда и, сложивъ его въ ямку, растоптали, такъ что яма эта сдѣлалась цѣлой лужей. Спустя нѣкоторое время, мы пришли къ лужѣ и увидали, что солнце нагрѣло виноградный сокъ такъ, что онъ перебродилъ, и изъ него сдѣлалось вино. Послѣ этого мы стали пить его и, охмелѣвъ, краснѣли и начинали пѣть и плясать, а шайтаны спрашивали у насъ:
   -- Отчего это вы такъ краснѣете и начинаете пѣть и плясать?
   -- Не спрашивайте насъ объ этомъ,-- отвѣчали мы,-- вамъ не зачѣмъ знать это.
   -- Нѣтъ, скажите намъ, мы хотимъ знать,-- говорили они.
   -- Это,-- отвѣчали мы,-- на насъ дѣйствуетъ такъ виноградный сокъ.
   Послѣ этого они свели насъ въ долину, конца и края которой не было видно, и вся эта долина была покрыта виноградными лозами съ громадными кистями зрѣлаго винограда.
   -- Собирайте тутъ,-- сказали они намъ, и мы начали собирать и наложили большую яму и растоптали виноградъ ногами. Изъ сока вышло отличное вино.
   -- Чѣмъ же вы станете пить?-- спросили мы у шайтановъ.
   -- У насъ были прежде,-- отвѣчали они,-- такіе же ослы, какъ и вы, но мы ихъ съѣли, а головы ихъ остались, и потому мы можемъ пить изъ ихъ череповъ.
   Мы подали имъ вино въ черепахъ и они напились допьяна и легли, а всѣхъ ихъ было до двухсотъ шайтановъ.
   -- Не довольно того, что мы возимъ ихъ на себѣ,-- сказали мы другъ другу,-- они еще и съѣдятъ насъ. Власть и сила въ рукахъ Божьихъ! Самое лучшее, напоить намъ ихъ допьяна и убить, и затѣмъ бѣжать отсюда.
   Вслѣдствіе этого мы разбудили ихъ и стали подносить имъ черепа съ виномъ и поить ихъ.
   -- Какое горькое вино,-- сказали они намъ.
   -- Отчего оно кажется вамъ горькимъ?-- замѣтили мы.-- Всякій, кто это сказалъ, непремѣнно умретъ сегодня же, если не выпьетъ вина десять разъ.
   Изъ страха смерти они стали пить до тѣхъ поръ, пока не выпили всего вина и не опьянѣли совершенно. Мы стащили всѣхъ въ одну кучу и кругомъ и на нихъ наложили сухихъ виноградныхъ лозъ, послѣ этого подожгли этотъ валежникъ и отошли въ сторону, чтобы посмотрѣть, что изъ этого будетъ. Только когда все уже сгорѣло и отъ шайтановъ осталась лишь куча пеплу, мы подошли ближе.
   Поблагодаривъ Господа за свое спасенье, мы пошли къ морскому берегу, чтобы уѣхать. Но я, вмѣстѣ съ двумя мамелюками, зашелъ сначала въ густой лѣсъ, чтобы поѣсть, и вдругъ увидали огромнаго роста человѣка съ длинной бородой, длинными ушами и глазами, горѣвшими, какъ факелы. Онъ насъ цѣлое стадо овецъ, и съ ними было нѣсколько человѣкъ точно такихъ же, какъ онъ. Увидавъ насъ, онъ очень обрадовался.
   -- Добро пожаловать!-- вскричалъ онъ.-- Пойдемте ко мнѣ въ домъ, я заколю для васъ овцу, изжарю ее и угощу васъ.
   -- А гдѣ же твой домъ?-- спросили мы.
   -- Неподалеку отъ этой горы,-- отвѣчалъ онъ.-- Идите, по этой дорогѣ, пока не увидите пещеры; въ нее и входите, тамъ ужъ много такихъ гостей, какъ и вы. Идите и сядьте, А я приготовлю для васъ угощеніе.
   Мы повѣрили ему и отправились по его указанію и вошли въ пещеру, но увидали, что всѣ люди, бывшіе тамъ, слѣпы. Когда мы вошли къ нимъ, то одинъ изъ нихъ проговорилъ: "Какъ мнѣ тошно", а другой сказалъ: "И мнѣ недужится".
   -- Что вы это говорите?-- спросили мы.-- Почему вамъ нездоровится?
   -- А вы кто такіе?
   -- Мы гости,-- отвѣчали мы.
   -- Что могло заставить васъ броситься въ руки этого злодѣя?-- спросили они.-- Власть и сила въ рукахъ Божіихъ. Вѣдь это людоѣдъ, пожирающій людей; онъ ослѣпилъ насъ, чтобы потомъ съѣсть!
   -- Какъ же этотъ людоѣдъ ослѣпилъ васъ?-- спросили мы.
   -- Вѣроятно, и васъ онъ ослѣпитъ точно такъ же,-- отвѣчали они.
   -- Но какъ же онъ ослѣпитъ насъ?
   -- Онъ принесетъ вамъ въ чашкахъ молока и скажетъ вамъ, что вы, вѣрно, утомились отъ долгаго пути, и потому возьмите это молоко и попейте его. И лишь только вьт выпьете его, какъ ослѣпнете, какъ и мы.
   "Значитъ, спастись можно только уловкой", подумалъ я и вырылъ въ землѣ ямку и сѣлъ надъ нею. Вскорѣ проклятый людоѣдъ пришелъ въ пещеру и принесъ чапіки съ молокомъ. Онъ подалъ одну изъ чашекъ мнѣ, а другія чашки подалъ мамелюкамъ, сказавъ:
   -- Вы пришли изъ пустыннаго мѣста, возьмите вотъ, это молоко и попейте его, пока я приготовлю вамъ жаркое.
   Я взялъ чашку и, приложилъ ее къ губамъ, вылилъ въ яму, послѣ чего закричалъ:
   -- Ай, я ничего не вижу! Ай, я ослѣпъ!
   И, закрывъ глаза руками, я началъ плакать и кричать, а онъ хохоталъ и говорилъ:
   -- Полно, не бойся!
   Товарищи же мои выпили молоко и, дѣйствительно, ослѣпли. Послѣ этого проклятый всталъ, заперъ дверь и, подойдя ко мнѣ, ощупалъ меня, но нашелъ, что я худъ, затѣмъ онъ взялъ одного изъ мамелюковъ и очень обрадовался, увидавъ, что онъ довольно плотенъ. Онъ убилъ три овцы, содралъ съ нихъ кожу и, взявъ желѣзные пруты, прокололъ ими овецъ и сталъ ихъ жарить. Изжаривъ,-- омъ принесъ мяса моимъ двумъ товарищамъ, далъ имъ поѣсть и самъ ѣлъ съ ними; потомъ онъ принесъ кожаную бутыль вина и выпилъ ее и, растянувшись на полу, захрапѣлъ.
   "Теперь онъ спитъ,-- подумалъ я,-- и мнѣ надо покончить съ нимъ"..
   Я взялъ два желѣзныхъ прута и положилъ ихъ въ огонь. Когда они раскалились докрасна, я опоясался, всталъ и, взявъ оба прута въ руки, подошелъ къ проклятому и всадилъ прутья ему въ глаза, надавивъ ихъ изо всей силы. Опасаясь за свою жизнь, онъ вскочилъ на ноги и, несмотря на свою слѣпоту, хотѣлъ схватить меня. Но я убѣжалъ отъ него въ самый конецъ пещеры и сказалъ слѣпымъ, бывшимъ тамъ:
   -- Что намъ дѣлать съ этимъ проклятымъ?
   -- О, Саэдъ,-- сказалъ одинъ изъ нихъ,-- поднимись къ углубленію и тамъ ты найдешь гладкій мечъ; возьми его и приходи ко мнѣ скорѣе, я скажу тебѣ, что дѣлать.
   Я поднялся къ углубленію, взялъ мечъ и вернулся къ этому человѣку, а онъ сказалъ мнѣ:
   -- Этимъ мечомъ ударь его по бедрамъ, и онъ тотчасъ же умретъ.
   Я тотчасъ же побѣжалъ къ проклятому, который со злости уже хотѣлъ убивать слѣпыхъ, и ударилъ его по бедрамъ, отчего онъ раздѣлился на двѣ части.
   -- Если ты, человѣкъ,-- закричалъ онъ,-- рѣшился убить меня, то ударь во второй разъ.
   Я уже замахнулся, чтобы ударитъ его во второй разъ, но человѣкъ, научившій меня, крикнулъ:
   -- Не наноси второго удара, потому что онъ не умретъ, а оживетъ отъ него и убьетъ насъ!
   Я послушался этого человѣка и не ударилъ его, и проклятый умеръ.
   -- Ну, теперь,-- сказалъ человѣкъ, учившій меня всему,-- открой пещеру и прежде всего выведи насъ всѣхъ отсюда. Можетъ-быть, Господь поможетъ намъ спастись.
   -- Теперь намъ не грозитъ никакой бѣды,-- возразилъ я ему,-- и потому не лучше ли намъ отдохнуть, заколоть барана, попить его вина, такъ какъ путь намъ предстоитъ далекій.
   И мы прожили въ этой пещерѣ два мѣсяца, питаясь бараниной и плодами. Послѣ этого мы сидѣли однажды на морскомъ берегу, и я увидалъ вдали корабль: мы стали махать и кричать. Но мореплаватели боялись людоѣда, пожиравшаго людей на этомъ островѣ, и не хотѣли подойти. Мы же, развязавъ наши чалмы, стали ими махать и продолжали кричать, и одинъ изъ пассажировъ, отличавшійся хорошимъ, зрѣніемъ, сказалъ:
   -- Знаете, господа, вѣдь это такіе же люди, какъ и мы, а вовсе не людоѣды. Я вижу совершенно ясно.
   Они потихоньку стали подходить къ намъ, и когда убѣдились, что мы люди, то стали намъ кланяться, и мы отвѣчали на ихъ поклоны; мы сообщили, имъ, что людоѣдъ убитъ, за что они очень благодарили насъ. Мы запаслись на островѣ плодами и сѣли на корабль и шли съ хорошимъ попутнымъ вѣтромъ въ продолженіе трехъ дней. Но послѣ этого подулъ противный вѣтеръ, небо потемнѣло и не прошло часа, какъ корабль налетѣлъ на скалу, разбился и весь разсыпался. Господу угодно было послать мнѣ доску, я сѣлъ на нее и плылъ два Дня. Вѣтеръ дулъ довольно сильный, и я, сидя на доскѣ, гребъ ногами и, наконецъ, добрался до берега и вышелъ здѣсь, въ городѣ. Я былъ тутъ одинъ, чужой, и не зналъ, что мнѣ дѣлать; голодъ же и безпокойство терзали меня. Я спрятался, снялъ съ себя рубашку и вышелъ на рынокъ, думая, что я продамъ ее и на эти деньги поддержу свое существованіе. И вотъ, братъ мой, въ то время, какъ я предлагалъ купить мою рубашку, ты пришелъ и увидѣлъ меня и приказалъ отправить меня во дворецъ, а меня отправили въ тюрьму; ты обо мнѣ забылъ и вотъ только теперь вспомнилъ и велѣлъ привести къ себѣ. Ну вотъ теперь я разсказалъ тебѣ все, что со мною случилось, и благодарю Господа за нашу встрѣчу.
   Сейфъ-Эль-Мулукъ и Таджъ-Эль-Мулукъ, отецъ Долетъ-Катунъ, выслушавъ исторію Саэда, очень дивились. ТаджъЭль-Мулукъ отвелъ Сейфъ-Эль-Мулуку и брату его очень хорошее помѣщеніе, и Долетъ-Катунъ приходила къ Сейфъ-Эль-Мулуку и бесѣдовала съ нимъ въ благодарность за его хорошее къ ней отношеніе.
   -- О, царевна,-- сказалъ ей однажды Саэдъ,-- мнѣ очень хотѣлось бы исполнить при твоей помощи его желаніе.
   -- Я употреблю всѣ свои силы,-- сказала она,-- чтобы устроить его дѣло, если на то будетъ воля Господня. Развеселись,-- прибавила она, глядя на Сейфъ-Эль-Мулука,-- и пріободрись.
   Таково было положеніе дѣлъ Сейфъ-Эль-Мулука и визиря его Саэда. А царевна Бедея-Эль-Джемаль въ это время услыхала, что сестра ея Долетъ-Катунъ вернулась къ отцу домой.
   -- Надо мнѣ,-- сказала она,-- побывать у нея, поздравить ее и сдѣлать ей какой-нибудь хорошенькій подарокъ.
   Она отправилась къ сестрѣ, и Долетъ-Катунъ, узнавъ о ея прибытіи, вышла къ ней навстрѣчу, обняла ее и поцѣловала въ переносицу, а царевна Бедея-Эль-Джемаль поздравила ее съ благополучнымъ возвращеніемъ. Онѣ сѣли разговаривать, и Бедея-Эль-Джемаль сказала Долетъ-Катунъ:
   -- Что было съ тобою во время твоего отсутствія изъ дому?
   -- О, сестра моя,-- отвѣчала Долетъ-Катунъ,-- не спрашивай меня объ этомъ. Какія несчастія могутъ обрушиться на человѣка!
   -- Какъ такъ?-- спросила Бедея-Эль-Джемаль.
   -- О, сестра моя,-- отвѣчала она,-- я жила въ высокомъ замкѣ, у сына Синяго царя.
   И она разсказала ей свою исторію съ самаго начала до конца и всю исторію Сейфъ-Эль-Мулука, все, что случилось съ нимъ во дворцѣ, и несчастія, пережитыя имъ до встрѣчи съ нею: какъ онъ убилъ сына Синяго царя, связалъ двери и сдѣлалъ плотъ и весла и какъ они прибыли въ городъ. Слушая ее, Бедея-Эль-Джемаль надивиться не могла.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- сказала Долетъ-Катунъ,-- что исторія Сейфъ-Эль-Мулука -- самая необыкновенная исторія, и мнѣ хотѣлось бы разсказать ее тебѣ, о, сестра моя, но только мнѣ совѣстно.
   -- Чего же тебѣ совѣстно?-- спросила ее Бедея-Эль-Джемаль.-- Развѣ я не подруга и не сестра твоя, и точно не знаю, что ничего, кромѣ хорошаго, ты мнѣ не желаешь? Чего же тебѣ совѣститься! Разскажи мнѣ, что знаешь, не стыдись и ничего не скрывай отъ меня.
   -- Дѣло въ томъ,-- продолжала Долетъ-Катунъ,-- что онъ видѣлъ твой портретъ на плащѣ, который отецъ твой послалъ Сулейману, сыну Давида, да будетъ надъ ними обоими миръ! Сулейманъ плаща не развертывалъ и послалъ его, какъ онъ былъ, въ мѣшкѣ Азиму, сыну Сафвана, царю египетскому, а царь Азимъ отдалъ его Сейфъ-Эль-Мулуку, тоже не развертывая. Сейфъ-Эль-Мулукъ, получивъ его, развернулъ и, увидавъ портретъ, влюбился въ него и вслѣдствіе этого отправился искать тебя, и ради тебя терпѣлъ всѣ эти несчастія.
   Бедея-Эль-Джемаль вспыхнула и сказала:
   -- Но вѣдь этого никогда быть не можетъ! Развѣ люди могута вступать въ союзъ съ шайтанами?
   А Долетъ-Катунъ продолжала описывать ей Сейфъ-Эль-Мулука и его красоту, и его душевныя качества, и его умѣніе ѣздить верхомъ; очень она хвалила его и въ довершеніе прибавила:
   -- Ради Самого Бога (да святится имя Его!) и ради меня, о, сестра моя, поговори съ., нимъ, хотя бы скажи только одно" слово!
   -- Право,-- отвѣчала ей Бедея-Эль-Джемаль,-- я не хочу и слушать тебя и не желаю исполнить -того, что ты говоришь.
   Она. дѣлала видъ, что не слушаетъ ее и что любовь къ прекрасному и благородному Сейфъ-Эль-Мулуку вовсе не проникла ей въ сердце. А Долетъ-Катунъ продолжала ее умолять и цѣловала ей ноги и говорила:
   -- Молокомъ, которое мы вмѣстѣ съ тобою сосали, и печатью Сулеймана умоляю тебя, выслушай меня: вѣдь вѣзамкѣ еще я обязалась передъ нимъ/ что покажу ему твое лицо! Аллахомъ умоляю тебя, хоть только показаться ему и посмотрѣть на него!
   Она продолжала плакать и умолять ее и цѣловать ей руки и ноги, пока та не согласилась и не сказала:
   -- Для тебя только, одинъ разъ покажу я ему свое лицо.
   Сердце Долетъ-Катунъ успокоилось. Она поцѣловала ея руки и ноги и пошла въ большой дворецъ, стоявшій въ саду, приказала рабынямъ убрать его, поставить золотое ложе и посуду для вина. Послѣ этого она отправилась къ Сейфъ-ЭльМулуку и Саэду, его визирю, сидѣвшимъ дома, и сообщила Сейфъ-Эль-Мулуку, что желаніе его скоро исполнится.
   -- Приходите вмѣстѣ съ братомъ въ садъ и, войдя во дворецъ,-- продолжала она,-- спрячьтесь такъ, чтобы никто изъ обитателей его не видалъ васъ, пока мы съ Бедеей-Эль-Джемаль не придемъ.
   Вслѣдствіе этого Сейфъ-Эль-Мулукъ и Саэдъ отправились по указанію царевны и увидали тамъ золотое ложе съ подушками на немъ и на столѣ мясныя кушанья и вина. Они сѣли. Сейфъ-Эль-Мулукъ сталъ размышлять о своей возлюбленной, и сердце у него сжалось отъ любви и желаній, и онъ всталъ и началъ ходить, пока не вышелъ изъ дворца. Братъ его Саэдъ слѣдовалъ за нимъ, но онъ сказалъ ему;
   -- О, братъ мой, сядь и не ходи за мной, пока я самъ не вернусь къ тебѣ.
   Саэдъ сѣлъ, а Сейфъ-Эль-Мулукъ вышелъ въ садъ, отуманенный желаніемъ и пыломъ страсти. Любовь взволновала его, и онъ прочелъ слѣдующіе стихи:
   
   О, Бедея-Эль-Джемаль, нѣтъ никого
   Вѣдь у меня, кромѣ тебя одной!
   Поэтому имѣй ты сожалѣнье
   Къ плѣненному къ тебѣ любовью жаркой.
   Предметомъ служишь ты моихъ исканій,
   И ты мое желаніе и радость.
   И мое сердце отказалось вовсе
   Любить другую женщину, но любитъ
   Одну тебя всѣмъ пыломъ жаркой страсти.
   Желалъ бы знать я, знаешь ли ты то,
   Что я рыдаю цѣлыми ночами
   И что мои глаза не знаютъ сна?
   Ты прикажи сну снова поселиться
   Въ моихъ глазахъ и, можетъ-быть, тогда
   Я встрѣчу милый образъ твой во снѣ:
   Будь благосклонна ты къ тому, который
   Сошелъ съ ума отъ пламенной любви.
   Спаси отъ разрушительныхъ послѣдствій
   Жестокости и отчужденья твоего
   Ты юношу, влюбленнаго въ тебя.
   Да увеличитъ красоту твою и счастье
   Богъ и да будутъ всѣ твои враги
   Служить лишь выкупомъ мнѣ за тебя!
   Да будутъ всѣ влюбленные мужчины
   Стоять вокругъ штандарта моего
   И всѣ красавицы вокругъ тебя
   Въ день воскресенія людей изъ мёртвыхъ!
   
   Онъ заплакалъ и сказалъ еще другіе стихи и такъ продолжалъ то декламировать стихи, то плакать, пока Саэдъ, соскучившись ждать его, не вышелъ изъ дворца и не пошелъ искать по саду, гдѣ нашелъ его декламирующимъ стихи. Братья, встрѣтившись, пошли погулять по саду и поѣсть плодовъ.
   Что же касается до Долетъ-Катунъ, то она вошла съ Бедеей-Эль-Джемаль во дворецъ, предварительно убранный евнухами и уставленный разной мебелью для того, чтобы на ней можно было сидѣть. Бедея-Эль-Джемаль, увидавъ золотое ложе, сѣла на него и стала смотрѣть въ окошко, выходившее въ садъ. Евнухи принесли различныя мясныя кушанья, и Долетъ-Катунъ клала кусочки въ ротъ своей гостьи, пока та не насытилась. Послѣ этого она приказала принести лакомства и евнухи тотчасъ же исполнили ея приказаніе, и дѣвушки, поѣвъ, вымыли руки. Долетъ-Катунъ приготовила вино и кубки, начала наполнять ихъ и подавать Бедеѣ-Эль-Джемаль, которая любовалась изъ окна фруктовыми деревьями и случайно увидала Сейфъ-Эль-Мулука, ходившаго съ своимъ, визиремъ Саэдомъ и декламировавшаго стихи, проливая, при этомъ горькія-слезы. Увидавъ его, она нѣсколько разъ вздохнула. Затѣмъ, взглянувъ на Долетъ-Катунъ, она, подъ вліяніемъ вина, спросила у нея: -- Скажи мнѣ, сестра моя, кто этотъ молодой человѣкъ тамъ въ саду, такой печальный и унылый?
   -- Позволь ему прійти къ намъ, -- сказала Долетъ-Катунъ,-- для того, чтобы мы могли посмотрѣть на него.
   -- Если ты можешь позвать его, то зови,-- отвѣчала она. Долетъ-Катунъ тотчасъ же стала звать его такъ:
   -- О, царскій сынъ! Прійди къ намъ и покажи намъ, какъ ты милъ и привлекателенъ.
   Сейфъ-Эль-Мулукъ, зная голосъ Долетъ-Катунъ, направился во дворецъ и, увидавъ Бедею-Эль-Джемаль, упалъ въ обморокъ. Долетъ-Катунъ прыснула на него розовой водой, и онъ пришелъ въ себя. Послѣ этого онъ всталъ и поцѣловалъ прахъ у ногъ Бедеи-Эль-Джемаль, смутившейся при видѣ его красоты и привлекательности.
   -- Знай, царевна,-- сказала ей Долетъ-Катунъ,-- что это Сейфъ-Эль-Мулукъ, которому я обязана своимъ спасеніемъ, по милости Божьей (да святится имя Его!), и который изъ-за тебя испыталъ всевозможныя бѣдствія; поэтому я прошу тебя быть къ нему благосклонной.
   Бедея-Эль-Джемаль засмѣялась и сказала:
   -- А кто мнѣ поручится, что этотъ молодой человѣкъ исполнитъ свои обѣты? Мужчины любить не умѣютъ.
   -- О, царевна, -- отвѣчалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ, -- увѣряю тебя, что я не способенъ на измѣну. Вѣдь не всѣ одинаковы. Онъ заплакалъ и продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   О Бедея-Эль-Джемаль, будь благосклонна Къ скорбящему мужчинѣ, что теперь Разбита, ранена моя душа Очаровательнымъ, жестокимъ глазомъ. И сочетаніе цвѣтовъ красивыхъ На темнорозовыхъ и бѣлыхъ щечкахъ Твоихъ имѣетъ сходство съ анемономъ. О, не наказывай разлукой горькой Ты человѣка, который постоянныхъ Страданій полонъ, такъ какъ мое тѣло Изнурено столь долгимъ отчужденьемъ. Моимъ желаніемъ и высшимъ благомъ, Котораго души моей надежда желаетъ страстно, является союзъ Съ тобою, если ты его желаешь!
   Онъ горько заплакалъ и продекламировалъ еще другіе стихи и, закончивъ ихъ, снова заплакалъ.
   -- О, царскій сынъ, -- сказала ему на это Бедея-Эль-Джемаль,-- право, я боюсь совершенно отдать себя въ твои руки, не испытавъ ни твоей привязанности ни твоей любви. Какъ часто въ мужчинахъ оказывается болѣе коварства, чѣмъ достоинствъ. Припомни, что даже Сулейманъ, сынъ Давида, взялъ Билькизу по любви, а когда увидалъ женщину красивѣе ея, то измѣнилъ ей.
   -- О, око мое и душа моя,-- отвѣчалъ ей на это Сейфъ-Эль-Мулукъ.-- Господь создалъ не всѣхъ мужчинъ одинаковыми, и я, если на то будетъ воля Божья, исполню свой обѣтъ и умру у ногъ твоихъ. Ты увидишь, что я исполню все, что говорю, и Господь мнѣ въ этомъ поможетъ.
   -- Ну, сядь и успокойся,-- сказала ему на это Бедея-Эль-Джемаль.-- Поклянись мнѣ твоей вѣрой, дадимъ обѣтъ никогда не измѣнять другъ другу, и да накажетъ Господь того, кто окажется невѣрнымъ этому обѣту!
   Выслушавъ ее, Сейфъ-Эль-Мулукъ сѣлъ и, взявъ другъ друга за руки, они поклялись, что никогда не предпочтутъ кого-либо другъ другу. Они обнялись и заплакали отъ излишка счастья. Послѣ клятвы, данной другъ другу, Сейфъ-Эль-Мулукъ всталъ, чтобы пройтись прогуляться, и Бедея-Эль-Джемаль тоже встала, чтобы пойти, и взяла съ собой рабыню, которая несла ѣду и бутылку вина. Когда Бедея-Эль-Джемаль сѣла, рабйня поставила передъ нею ѣду и вино, но вскорѣ къ ней подошелъ Сейфъ-Эль-Мулукъ, она привѣтливо встрѣтила его и они обнялись.
   Но счастье ихъ было не полно, такъ какъ Бедея-Эль-Джемаль не могла стать женой Сейфъ-Эль-Мулука безъ разрѣшенія ея отца и бабушки. Поэтому, когда они поѣли и выпили, Бедея-Эль-Джемаль сказала Сейфъ-Эль-Мулуку:
   -- О, сынъ царя! Тебѣ слѣдуетъ отправиться въ садъ Крема въ городъ Бабиль. Когда ты войдешь въ садъ Ирема, ты увидишь большую палату изъ краснаго атласа, подбитаго зеленой шелковой матеріей. Войди въ палату и соберись съ духомъ. Ты увидишь тамъ старуху на ложѣ изъ червоннаго золота, отдѣланномъ крупнымъ жемчугомъ и брильянтами. Войдя, ты вѣжливо поклонись ей, и посмотри на ложе, подъ которымъ ты увидишь туфли, затканныя золотомъ и осыпанныя драгоцѣнными камнями. Возьми эти туфли, поцѣлуй ихъ и приложи къ своей головѣ, затѣмъ положи ихъ себѣ подъ правую мышку и стань передъ старухой, почтительно наклонивъ голову. Когда же она скажетъ тебѣ: откуда ты пришелъ, и какъ попалъ сюда, и кто тебѣ разсказалъ объ этомъ садѣ, и зачѣмъ взялъ туфли, ты молчи, пока не войдетъ рабыня и не начнетъ говорить съ нею, которая станетъ склонять ее въ твою пользу. Можетъ-быть, Господь расположитъ ея сердце къ тебѣ, и она согласится исполнить твое желаніе.
   Она позвала рабыню, по имени Маринеха, и сказала ей:
   -- Ради любви твоей ко мнѣ, исполни это порученіе сегодня же, и не полѣнись. Если ты сдѣлаешь все, какъ слѣдуетъ, то будешь свободна, кромѣ того, получишь хорошее вознагражденіе, и я буду очень цѣнить тебя: только тебѣ я буду повѣрять свои тайны.
   -- О, госпожа моя,-- отвѣчала она,-- о, свѣтъ очей моихъ! Скажи мнѣ, что тебѣ надо для того, чтобы я могла тотчасъ же сдѣлать все для тебя.
   -- Снеси этого человѣка на своихъ плечахъ въ садъ Ирема къ моей бабушкѣ, матери моего отца, введи его въ ея палатку и позаботься о немъ, и когда войдешь съ нимъ въ палатку и увидишь, что онъ взялъ туфли и цѣлуетъ ихъ, а бабушка спрашиваетъ его, откуда онъ и какъ попалъ къ ней и зачѣмъ взялъ туфли, и что ему отъ нея нужно, ты поскорѣе подойди къ ней и скажи: "О, госпожа моя, это я принесла его сюда; онъ -- сынъ египетскаго царя, и, это онъ убилъ сына Синяго царя. Онъ освободилъ изъ высокаго замка царевну Долетъ-Катунъ и въ сохранности доставилъ ее къ ея отцу. Я привела его сюда для того, чтобы онъ сообщилъ тебѣ о ней добрыя вѣсти, поэтому будь къ нему благосклонна". Послѣ этого ты прибавь: "Аллахомъ умоляю тебя, скажи, развѣ этотъ молодой человѣкъ не красивъ?" И она отвѣтитъ тебѣ: "Да, красивъ". А ты ей скажи: "Право, онъ замѣчательно честный и великодушный человѣкъ; онъ царь египетскій и обладаетъ всевозможными прекрасными качествами". Когда же она спроситъ тебя: "Что-же надо?" Ты тотчасъ же отвѣчай: "Госпожа моя кланяется тебѣ и спрашиваетъ у тебя: долго ли-она будетъ еще сидѣть въ дѣвушкахъ и не выйдетъ замужъ? Это вѣдь ей ужъ и надоѣло. Развѣ ты не намѣрена выдавать ее замужъ и неужели не хочешь ее выдать, пока жива ты и жива ея мать?" А если она у тебя спроситъ: "Да какъ же намъ выдать ее? Если она познакомилась съ кѣмъ-нибудь и если ей кто-нибудь понравился, пусть она сообщитъ намъ объ этомъ, и мы похлопочемъ о ней". На это ты ей отвѣть: "Госпожа моя, внучка твоя велѣла тебѣ сказать, что вы хотѣли выдать ее за Сулеймана, и для этого на плащѣ нарисовали ея портретъ. Но судьба устроила иначе: плащъ этотъ онъ послалъ къ царю египетскому, который отдалъ его сыну; тотъ, увидавъ портретъ, влюбился въ него и бросилъ свое государство, отца, мать и поѣхалъ, не взирая ни на что, отыскивать ее".
   Рабыня взяла Сейфъ-Эль-Мулука и приказала ему закрыть глаза, что онъ и сдѣлалъ; она полетѣла съ нимъ въ поднебесье; спустя нѣкоторое время, она сказала ему, чтобы онъ открылъ глаза. Открывъ глаза, онъ увидалъ садъ -- садъ Ирема, и рабыня Маринеха приказала ему войти въ палатку. Сейфъ-Эль-Мулукъ, призвавъ Господа на помощь, вошелъ, и, осмотрѣвшись, увидалъ сидѣвшую на ложѣ старуху, окруженную рабынями. Онъ почтительно и вѣжливо подошелъ къ ней, взялъ туфли и поцѣловалъ ихъ, и сдѣлалъ все, какъ приказывала ему Бедея-Эль-Джемаль. Старуха сказала ему:
   -- Кто ты такой и откуда ты пришелъ, и изъ какой страны ты родомъ, и кто привелъ тебя, и зачѣмъ взялъ эти туфли и цѣлуешь ихъ, и развѣ ты высказывалъ мнѣ свое желаніе, и я не выполняла его?
   Тутъ вошла рабыня Маринеха, вѣжливо поклонилась ей и проговорила все, что Бедея-Эль-Джемаль ей приказала.
   Старуха, выслушавъ ее, закричала на нее и разсердилась.
   -- Точно между людьми и шайтанами можетъ быть соглашеніе?-- сказа'ла она.
   -- Я подчинюсь тебѣ,-- отвѣчалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- буду твоимъ слугою, умру, любя тебя, сдержу свой обѣтъ, и ты увидишь мою правдивость и вѣрность, и мое великодушіе, если на то будетъ воля Божья!
   Старуха задумалась, низко опустивъ голову, затѣмъ, поднявъ ее, сказала:
   -- О, красивый юноша, такъ ты исполнишь свой обѣтъ?
   -- Клянусь тебѣ Тѣмъ, Кто создалъ міръ и разсѣялъ земли,-- отвѣчалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- что я исполню свое обѣщаніе!
   -- А я,-- сказала старуха,-- постараюсь похлопотать о тебѣ, если на то будетъ воля Божія. А теперь пойди въ садъ, поразвлекись и поѣшь плодовъ, подобныхъ которымъ не существуетъ въ цѣломъ мірѣ, а я между тѣмъ пошлю къ своему сыну Шахіалу, и когда онъ придетъ ко мнѣ, я поговорю съ нимъ о твоемъ желаніи, и все устроится хорошо, если на то будетъ воля Божія! Сынъ мой, конечно, не станетъ противорѣчіе мнѣ. Я выдамъ за тебя его дочь Бедею-Эль-Джемаль, и потому успокойся: она будетъ твоей женой.
   Выслушавъ ее, онъ поблагодарилъ и, поцѣловавъ ей руки и ноги, отправился въ садъ. Старуха же приказала рабынѣ, чтобы она отыскала ея сына Шахіала и привела его къ ней.
   Между тѣмъ Сейфъ-Эль-Мулукъ развлекался въ саду, гдѣ пять шайтановъ, подданныхъ Синяго царя, видѣли его.
   -- Что это за человѣкъ,-- говорили own между собою,-- и кто привелъ его сюда? Можетъ-быть, это онъ-то и убилъ сына Синяго царя? Не подойти ли намъ къ нему и не начать ли разспрашивать?
   Они стали ловко подкрадываться, подошли къ Сейфъ-Эль-Мулуку и сѣли около него.
   -- Однако, прекрасный молодой человѣкъ,-- сказали они,-- ловко же ты убилъ сына Синяго царя и освободилъ Долетъ-Катунъ! Онъ былъ негодный песъ и укралъ ее, и если бы Господь не послалъ тебя къ ней, она никогда не избавилась бы отъ него. Но какъ это тебѣ удалось убить его?
а милосерднаго и сострадательнаго.-- Письмо твое, о, госпожа моя, получено и подѣйствовало успокоительно на душу, утомленную страданіями и желаніями, и рабъ твой понялъ всѣ ласковыя слова, заключавшіяся въ немъ. Я клянусь твоей головой, госпожа моя, что нахожусь въ положеніи, описанномъ поэтомъ:
   
   Душа страдаетъ и растетъ забота,
   И больше сна мои не знаютъ очи.
   Мой организмъ лишился силъ; терпѣнье
   Покинуло меня; разлука же наша
   Все длится безъ конца; мой умъ разстроенъ,
   И сердце у меня въ груди разбилось.
   
   И знай, что жалоба не тушитъ пламя огорченья, но она успокоиваетъ человѣка, разстроеннаго желаніемъ и разлукой, и я буду довольствоваться словомъ "соединеніе" и какъ хорошо выразился поэтъ:
   
   Да, если бы любовь существовала
   Безъ недовольства и довольства, гдѣ
   Была бы сладость писемъ и записокъ?
   
   Когда Абулъ-Гасанъ прочелъ это письмо, то сильно огорчился и передалъ его рабынѣ, которой Али, сынъ Беккара, сказалъ:
   -- Передай госпожѣ твоей мой поклонъ и разскажи ей о моей страсти и желаніяхъ и какъ любовь съѣдаетъ мою плоть и мои кости, и скажи ей, что я желалъ бы, чтобы кто-нибудь избавилъ меня отъ отчаянія и отъ моего несчастнаго положенія.
   Онъ заплакалъ и рабыня заплакала вмѣстѣ съ нимъ и, простившись, ушла отъ него.
   Абулъ-Гасанъ тоже пошелъ и, простившись съ нею, прошелъ къ себѣ въ лавку. Сердце у него ныло и грудь сжималась, когда онъ думалъ объ этомъ дѣлѣ. Цѣлый день и всю ночь мысли эти не давали ему покоя и на слѣдующій день онъ пошелъ къ Али, сыну Беккара, и, выждавъ, пока другіе посѣтители отъ него ушли, онъ спросилъ о состояніи его здоровья. Али сталъ жаловаться на любовь и мученія и продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   И до меня вѣдь жаловались люди
   На муки страсти, и живой и мертвый
   Страдали отъ извѣстья про разлуку.
   Такъ глубоки и такъ могучи чувства
   Моей души, порабощенной страстью,
   Что нѣтъ нигдѣ такого человѣка,
   Который могъ бы чувствовать такъ сильно.
   
   -- Никогда не видывалъ и не слыхивалъ о подобныхъ, какъ ты, влюбленныхъ, -- сказалъ ему Абулъ-Гасанъ.-- Къ чему такое отчаяніе и страданіе и волненіе, разъ что ты любишь особу, отвѣчающую тебѣ взаимностью? А что бы было, если бы ты любилъ особу, которая чувствовала бы къ тебѣ презрѣніе и отвращеніе? Ты Али, сынъ Беккара, долженъ согласиться съ моими словами и поблагодарить меня за нихъ.
   У Абулъ-Гасана былъ пріятель, близко знавшій его дѣла и слыхавшій о приключеніи Али, сына Беккара, и о томъ, что онъ близокъ съ Абулъ-Гасаномъ. Онъ часто приходилъ къ Абулу и справлялся о здоровьѣ Али и однажды спросилъ, что же дѣлаетъ Шемсъ-Энъ-Нигаръ.
   -- Она пригласила его къ себѣ разъ, -- отвѣчалъ Абулъ-Гасанъ,-- и ничего между ними и быть не можетъ. Я же, съ своей стороны, составилъ планъ, который желалъ бы сообщить тебѣ.
   -- Что это за планъ?-- спросилъ пріятель Абула.
   -- Я человѣкъ, имѣющій много дѣлъ, -- отвѣчалъ Абулъ-Гасанъ,-- и боюсь, чтобы исторія этихъ влюбленныхъ не разгласилась, вслѣдствіе чего я могу погибнуть и потерять все свое состояніе и погубить свое семейство. Мнѣ думается, что мнѣ слѣдуетъ собрать деньги и переѣхать въ городъ Эль-Башрахъ и остаться тамъ до тѣхъ поръ, пока исторія эта чѣмъ-нибудь не разыграется, такъ какъ любовь совершенно лишила ихъ разсудка и между ними началась переписка. Посредницей имъ служитъ рабыня, которая пока хранитъ ихъ тайну, но я боюсь, что она струситъ и кому-нибудь о нихъ разскажетъ, и вѣсть о связи ихъ разнесется, и я непремѣнно погибну, такъ какъ оправдываться мнѣ будетъ нечѣмъ.
    Ты разсказалъ мнѣ объ опасномъ дѣлѣ, -- отвѣчалъ его другъ: -- о дѣлѣ, котораго нельзя не бояться. Спаси тебя, Господи, отъ бѣдствія и отъ исхода, котораго ты опасаешься! Твое рѣшеніе вполнѣ основательно.
   Абулъ-Гасанъ пошелъ домой и сталъ устраивать свои дѣла и готовиться къ отъѣзду въ Эль-Башрахъ, и не прошло трехъ дней, какъ онъ привелъ все въ порядокъ и уѣхалъ.
   Черезъ три дня другъ его пріѣхалъ навѣстить его и, не найдя его, спросилъ о немъ у сосѣдей, и ему отвѣчали:
   -- Три дня тому назадъ онъ уѣхалъ въ Эль-Башрахъ, гдѣ ему надо произвести денежные расчеты съ купцами города, и онъ поѣхалъ собрать деньги и затѣмъ вернется.
   Пріятель его былъ сильно удивленъ и, уходя, проговорилъ:
   -- Жаль, что приходится разстаться съ Абулъ-Гасаномъ. Онъ выдумалъ предлогъ познакомиться съ Али, сыномъ Беккара, и, явившись къ нему въ домъ, сказалъ одному изъ мальчиковъ:
   -- Спроси у своего господина, не позволитъ ли онъ мнѣ войти къ нему и поклониться ему?
   Слуга вошелъ и, передавъ своему господину просьбу, вернулся къ посѣтителю и проводилъ его. Посѣтитель нашелъ Али сидящимъ на подушкахъ и поклонился ему. Али, сынъ Беккара, отвѣтилъ на его поклонъ и высказалъ ему привѣтствіе. На это посѣтитель высказалъ сожалѣніе, что не навѣстилъ его во время болѣзни, и сказалъ:
   -- О, господинъ мой, между мною и Абулъ-Гасаномъ существовала тѣсная дружба, и я не имѣлъ ютъ него никакихъ тайнъ и постоянно былъ съ нимъ; но тутъ мнѣ пришлось отлучиться по дѣламъ на три дня и, вернувшись, я нашелъ лавку его запертой и, спросивъ о немъ у сосѣдей, я узналъ, что онъ уѣхалъ въ Эль-Башрахъ. Ты былъ его самымъ близкимъ другомъ и прошу тебя, ради Аллаха, сказки мнѣ, что это значитъ?
   Али, сынъ Беккара, услыхавъ это извѣстіе, измѣнился въ лицѣ и въ волненіи отвѣчалъ:
   -- Я до настоящей минуты не слыхалъ о его отъѣздѣ. И если это дѣйствительно такъ, то на меня обрушилась большая бѣда.
   Онъ заплакалъ и продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Припоминалъ я съ горькими слезами
   Тѣ радости, которыя минули
   И канули во мракъ забвенья, такъ какъ
   Еще друзья мои въ то время были
   Со мною неразлучными. Теперь же
   Злосчастіе мое насъ разлучило,
   И долженъ я поэтому слезами
   Друзей невѣрныхъ этихъ помянуть.
   
   Онъ опустилъ голову до самой земли и задумался, затѣмъ, спустя нѣкоторое время, онъ поднялъ глаза и, взглянувъ на одного изъ своихъ слугъ, сказалъ ему:
   -- Сходи въ домъ Абулъ-Гасана и спроси, дома ли онъ, или уѣхалъ куда-нибудь и, если тебѣ скажутъ, что уѣхалъ, то спроси -- куда?

   Слуга ушелъ и, вернувшись очень скоро, отвѣчалъ:
   -- Я спросилъ объ Абулъ-Гасанѣ, и прислуга его сказала мнѣ, что онъ уѣхалъ въ Эль-Башрахъ; но у дверей его я засталъ рабыню, ожидавшую его. Хотя я и не знаю, но она узнала меня и спросила: Вѣдь ты слуга Али, сына "Беккара? Я отвѣчалъ ей, что да. У меня есть къ нему письмо!отъ самаго дорогого его друга, сказала она. Она пришла со мной и стоитъ у дверей.
   -- Приведи ее ко мнѣ, -- отвѣчалъ на это Али, сынъ Беккара.
   Слуга ушелъ за нею и привелъ ее, а человѣкъ, сидѣвшій въ это время у него въ гостяхъ, посмотрѣлъ на нее и увидалъ, что рабыня это особа не простая.
   Рабыня, между тѣмъ, подошла къ сыну Беккара и поклонилась ему и шопотомъ заговорила съ нимъ и во время разговора онъ давалъ клятвы и божился, что не говорилъ того, въ чемъ она его обвиняла; послѣ этого она простилась и ушла.
   Посѣтитель, другъ Абулъ-Гасана, былъ ювелиръ; и когда рабыня ушла, онъ снова заговорилъ и сказалъ Али, сыну Беккара:
   -- Несомнѣнно, что во дворцѣ калифа интересуются тобою, и что ты имѣешь знакомства между дворцовыми женщинами.
   -- Кто могъ сказать тебѣ это?-- спросилъ Али, сынъ Беккара:
   -- Я угадалъ,-- отвѣчалъ ювелиръ, увидавъ эту рабыню,-- Вѣдь это рабыня Шемсъ-Энъ-Нигаръ. Она недавно приходила ко мнѣ съ запиской, въ которой та просила сдѣлать ей брильянтовое ожерелье, и я послалъ ей богатое ожерелье.
   Али, сынъ Беккара, услыхавъ эти слова, пришелъ въ такое волненіе, что ювелиръ испугался за него; но потомъ онъ пришелъ въ себя и сказалъ:
   -- О, братъ: мой, Аллахомъ умоляю тебя, разскажи мнѣ, какимъ образомъ ты ее знаешь?
   -- Удержись отъ разспросовъ, -- сказалъ ему ювелиръ.
   -- Нѣтъ, я не перестану спрашивать тебя, -- продолжалъ Али, -- пока не добьюсь отъ тебя правды.
   -- Хорошо, я все разскажу тебѣ, -- сказалъ ювелиръ, -- для того, чтобы ты не заподозрилъ меня въ чемъ-нибудь. Я все разскажу тебѣ, не утаивъ рѣшительно ничего, только на одномъ условіи, чтобы ты разъяснилъ мнѣ по правдѣ причину твоей болѣзни.
   Вслѣдствіе этого Али разсказалъ ему свою исторію и прибавилъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, вѣдь если я скрываю это дѣло, то только потому, что боюсь злобы людской.
   -- А я желалъ свиданія съ тобой, -- возразилъ ему ювелиръ,-- только потому, что чувствовалъ къ тебѣ сильное расположеніе и сочувствовалъ твоимъ жестокимъ страданіямъ, неизбѣжнымъ при разлукѣ. Можетъ-быть, я замѣню тебѣ друга моего Абулъ-Гасана на время его отсутствія. Будь же счастливъ и развеселись.
   Али, сынъ Беккара, поблагодарилъ его за эти слова и продекламировалъ стихи:
   
   Да, если бы сказалъ я, что разлуку
   Съ нимъ терпѣливо я переносилъ,
   То жалобы мои и слезы горя
   Меня во лжи бы уличили сразу.
   Но развѣ я могу скрывать тѣ слезы,
   Что вызываетъ на глаза разлука
   Съ моимъ неоцѣненнымъ, лучшимъ другомъ.
   
   Затѣмъ онъ на нѣкоторое время умолкъ и послѣ этого сказалъ ювелиру:
   -- А знаешь, что рабыня потихоньку говорила мнѣ?
   -- Клянусь Аллахомъ, о, господинъ мой, не знаю, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Она высказала предположеніе, -- продолжалъ Али, сынъ Беккара,-- что я посовѣтовалъ Абулъ-Гасану поѣхать въ Эль-Башрахъ, и что я выдумалъ эту уловку для того, чтобы прекратить между нами всякія сношенія; и я клялся ей, что я не виновенъ въ этомъ, но она мнѣ не повѣрила, и съ этимъ убѣжденіемъ вернулась къ своей госпожѣ, такъ какъ она очень расположена къ Абулъ-Гасану.
   -- О, братъ мой, -- отвѣчалъ ювелиръ, -- по лицу рабыни я угадалъ, въ чемъ дѣло; но если на то будетъ воля Божія (да святится имя Его), я помогу тебѣ достигнуть твоего желанія.
   -- А какимъ же образомъ, -- сказалъ Али, -- поступишь ты, если она испугается, какъ дикій звѣрь пустыни?
   -- Я употреблю всѣ свои старанія, чтобы помочь тебѣ, -- отвѣчалъ ювелиръ, -- и устрою знакомство съ нею, не подвергаясь опасности и бѣдствію.
   Послѣ этого онъ просилъ позволенія откланяться, и Али, сынъ Беккара, сказалъ ему:
   -- О, братъ мой, старайся сохранить мою тайну.
   И, взглянувъ на него, Али заплакалъ.
   Ювелиръ простился съ нимъ и пошелъ, самъ не зная, какъ бы ему устроить дѣло Али, сына Беккара, и шелъ обдумывая, какъ ему поступить, какъ вдругъ на улицѣ увидалъ бумажку; онъ тотчасъ же поднялъ ее и, посмотрѣвъ на адресъ, прочелъ: "Отъ наипокорнѣйшаго друга къ лучшему предмету его преданности". Развернувъ бумажку, онъ прочелъ слѣдующее:
   
   Посолъ ко мнѣ вернулся отъ тебя,
   Чтобъ дать мнѣ на союзъ съ тобой надежду,
   Но я скорѣй подумала, что онъ
   Тутъ непремѣнно что-нибудь напуталъ..
   Поэтому не радовалась я,
   А только горе возросло мое,
   И потому что знала я, что твой
   Посолъ отвѣтъ передалъ невѣрно.
   
   Затѣмъ шло письмо такого содержанія: "Знай, о, господинъ мой, что мнѣ извѣстно, по какой причинѣ прекратилась переписка между тобой и мной; но если жестокимъ оказался ты, то я отвѣчу тебѣ вѣрностью, и если твоя любовь прекратилась, то моя сохранится, несмотря на разлуку, такъ какъ я хочу поступить съ тобой, какъ говоритъ поэтъ.
   
   Надменный, я все перенесу:
   Гнетъ и мученья; я буду терпѣлива;
   Потребуй смѣло -- я покорна буду;
   Назначь отъѣздъ -- я подойду къ тебѣ;
   Скажи ты слово, и услышу я;
   Приказывай -- приказъ исполню я.
   
   Только что онъ прочелъ это, какъ къ нему подошла рабыня, которая смотрѣла во всѣ стороны, и, увидавъ у него въ рукѣ бумажку, она сказала ему:
   -- О, господинъ мой, эта бумажка вывалилась отъ меня.

   Но онъ ничего не отвѣтилъ ей, а пошелъ дальше, и рабыня пошла за нимъ, пока онъ не вошелъ въ домъ.
   -- О, господинъ мой, -- сказала она ему тогда, -- отдай мнѣ эту бумажку, потому что обронила ее я.
   -- Не бойся, рабыня, -- сказалъ онъ, взглянувъ на нее, -- и не огорчайся, а разскажи мнѣ лучше все по правдѣ, потому что тайны я беречь умѣю, и умоляю тебя, не скрывай отъ меня ничего о дѣлахъ твоей госпожи. Можетъ-быть, Господь поможетъ мнѣ исполнить ея желаніе и облегчить то, что представляется теперь такимъ труднымъ.
   Услыхавъ это, рабыня отвѣчала:
   -- О, господинъ мой, тайна не будетъ потеряна, если будетъ вручена тебѣ, и дѣло не потерпитъ неудачи, если за него возьмешься ты. Знай, что ты расположилъ меня къ себѣ, и я разскажу тебѣ все по правдѣ, только ты отдай мнѣ письмо.
   Она разсказала ему все и прибавила:
   -- Богъ свидѣтель, что я говорила тебѣ правду.
   -- Да, ты говорила правду, -- отвѣчалъ онъ, -- потому что я знаю главную сущность этого дѣла.
   Онъ разсказалъ ей, какимъ образомъ онъ узналъ все дѣло Али, сына Беккара, и разсказалъ ей, въ какомъ настроеніи онъ находился. Послѣ этого онъ далъ ей письмо и она, запечатавъ его, какъ оно было запечатано прежде, сказала:
   -- Моя госпожа Шемсъ-Энъ-Нигаръ дала мнѣ письмо запечатаннымъ; и когда онъ прочтетъ его и напишетъ отвѣтъ, я принесу тебѣ отвѣтъ.
   Рабыня простилась съ нимъ и отправилась къ Али, сыну Беккара, который ждалъ ее, и она отдала ему письмо и онъ прочелъ его и, написавъ отвѣтъ, отдалъ его ей. Взявъ отвѣтъ, она, какъ обѣщала, принесла его ювелиру, и онъ, сломавъ печать, прочелъ слѣдующее:
   
   Поистинѣ посолъ, принесшій тайно
   Твое письмо ко мнѣ, въ большомъ проступкѣ
   Виновенъ, что онъ вызвалъ недовольство
   Въ тебѣ. Поэтому пришли посла,
   Достойнаго довѣрія вполнѣ,
   Изъ слугъ твоихъ, который говоритъ
   Всегда правдиво и не знаетъ лжи.
   
   Далѣе въ письмѣ писалось: "Жестокость проявилась не съ моей стороны, точно такъ же и вѣрность нарушена не мною и любить пересталъ не я, какъ не я пересталъ грустить, и развлекаться послѣ разлуки, и любить кого-нибудь другого. Всевѣдущему Богу извѣстно, что я желаю только соединиться съ той, кого люблю, и скрыть свои чувства отъ постороннихъ. Вотъ въ какомъ состояніи я нахожусь, и миръ да будетъ надъ тобой!"
   Ювелиръ, прочитавъ это письмо и понявъ его содержаніе, громко заплакалъ. Рабыня же сказала ему:
   -- Не уходи отсюда, пока я не вернусь къ тебѣ; такъ какъ онъ высказалъ противъ меня обвиненіе, за которое я его простила, то мнѣ непремѣнно хочется устроить свиданіе между тобой и моей госпожой Шемсъ-Энъ-Нигаръ, къ какимъ бы мнѣ ни пришлось прибѣгнуть для этого хитростямъ. Я оставила ее въ самомъ жалкомъ положеніи въ ожиданіи отвѣта.
   Рабыня ушла къ своей госпожѣ, а ювелиръ провелъ ночь въ сильной тревогѣ, а съ наступленіемъ утра онъ прочелъ обычныя молитвы и сѣлъ въ ожиданіи ея и, дѣйствительно, она вскорѣ появилась и весело подошла къ нему.
   -- Что новаго, рабыня?-- спросилъ онъ.
   -- Отъ тебя я прошла прямо къ своей госпожѣ, -- отвѣчала она, -- и отдала ей письмо, написанное Али, сыномъ Беккара, и, когда она прочла и поняла его, то совершенно смутилась, а я сказала ей; "О, госпожа моя, не бойся, чтобы отсутствіе Абулъ-Гасана помѣшало твоимъ дѣламъ, такъ какъ я нашла человѣка, выразившаго готовность занять его мѣсто, человѣка болѣе достойнаго, чѣмъ онъ, болѣе высокаго положенія и умѣющаго хранить тайны". Послѣ этого я разсказала ей, что произошло между ею и Абулъ-Гасаномъ, и какимъ образомъ ты добился довѣрія Али, сына Беккара, и какъ я обронила записку и ты ее поднялъ, и затѣмъ я передала ей, на чемъ мы.съ тобой порѣшили.
   Ювелиръ очень удивился, а рабыня прибавила:
   -- Она хочетъ сама поговорить съ тобой для того, чтобы отъ тебя услыхать, какое произошло соглашеніе между тобою и имъ, и потому приготовься, чтобы итти со мной къ ней.
   Но ювелиръ, услыхавъ это, сообразилъ, что ему въ высшей степени опасно пойти во дворецъ по такому дѣлу, и отвѣчалъ:
   -- О, сестра моя! я принадлежу къ простому званію, не то, что Абулъ-Гасанъ. Абулъ-Гасанъ выше меня по рожденію и человѣкъ извѣстный, привыкшій ходить во дворецъ калифа, потому что обитателямъ дворца требовались его товары; я же безъ трепета не смѣлъ даже говорить съ Абулъ-Гасаномъ. Если твоей госпожѣ угодно говорить со мной, то мы можемъ устроить это въ другомъ мѣстѣ, но никакъ не во дворцѣ калифа, и подальше отъ мѣста жительства царя правовѣрныхъ. У меня недостанетъ духа исполнить твое требованіе.
   Такимъ образомъ, онъ отказался пойти съ нею. Она же увѣряла его, что ручается за его безопасность, и просила не бояться, но онъ дрожалъ всѣмъ тѣломъ, такъ что рабыня сказала ему:
   -- Если тебѣ тяжело пойти во дворецъ калифа и ты не хочешь слѣдовать за мною, то я уговорю ее прійти къ тебѣ, Поэтому не уходи изъ дому, пока я не вернусь къ тебѣ съ ною.
   Она ушла, но вернулась очень скоро и сказала ювелиру:
   -- Нѣтъ ли тутъ съ тобою рабыни или слуги?
   -- Со мною тутъ только старая рабыня-негритянка, которая прислуживаетъ мнѣ, -- отвѣчалъ онъ.
   Рабыня встала и заперла дверь между прислугой ювелира и имъ самимъ, а мальчиковъ его выслала изъ дома.
   Послѣ этого она вышла и тотчасъ же вернулась съ женщиной, при появленіи которой по дому ювелира распространился чудный запахъ. Ювелиръ, увидавъ ее, всталъ, подложилъ ей подушку и потомъ сѣлъ передъ нею. Нѣкоторое время она молчала, пока не отдохнула, а затѣмъ открыла лицо, и ювелиру показалось, что домъ его освѣтился солнцемъ.
   -- Это тотъ человѣкъ, о которомъ ты мнѣ говорила? спросила она у своей рабыни.
   -- Да, -- отвѣчала дѣвушка.
   Шемсъ-Энъ-Нигаръ посмотрѣла на ювелира и сказала:
   -- Какъ поживаешь?
   -- Помаленьку, -- отвѣчалъ онъ, -- живу твоими молитвами.
   -- Ты заставилъ насъ, -- продолжала она, -- прійти къ тебѣ, и повѣдать тебѣ нашу тайну.
   Она стала разспрашивать его о семьѣ, о дѣтяхъ, и онъ, отвѣтивъ ей, сказалъ:
   -- Кромѣ этого дома, у меня есть еще домъ неподалеку, въ которомъ я имѣю обыкновеніе принимать друзей и знакомыхъ.
   Послѣ этого она спросила его, какимъ образомъ онъ узналъ ихъ исторію, и онъ разсказалъ ей все подробно отъ начала до конца, вслѣдствіе чего она вздохнула, подумавъ объ Абулъ-Гасанѣ, и сказала:
   -- Да, такой человѣкъ, какъ онъ, понималъ, какъ люди могутъ страдать отъ желаній и нуждаться въ помощи ближнихъ. Онъ зналъ, что дѣло безъ словъ не обдѣлать, что желаніе можетъ исполниться усиліемъ, что отдыхъ нуженъ послѣ утомленія, и успѣхъ можетъ быть отъ усердія великодушныхъ людей. И теперь ты знаешь обстоятельства нашего дѣла и можешь выдать насъ или помочь намъ; но, зная твое великодушіе, я ничего болѣе говорить не буду. Тебѣ уже извѣстно, что эта рабыня скрываетъ мою тайну, и вслѣдствіе этого занимаетъ при мнѣ высокое положеніе, и я выбрала ее посредницей своихъ дѣлъ. Считай ее достойной своего довѣрія и сообщай ей о томъ, что ты намѣренъ будешь дѣлать. Имѣя дѣло съ нами, ты можешь быть совершенно увѣренъ въ своей безопасности, и то, что будетъ закрыто тобой, то только одинъ ты и будешь отворять, и ты одинъ будешь посредникомъ между Али, сыномъ Беккара, и мною.
   Шемсъ-Энъ-Нигаръ встала и, едва держась на ногахъ, отправилась домой въ сопровожденіи ювелира, который проводилъ ее до дворца, послѣ чего онъ вернулся домой и, опустившись на подушку, сталъ удивляться ея красотѣ, разбирать все сказанное ею и восторгаться ея вѣжливостью и изяществомъ. Долго сидѣлъ онъ въ подобномъ раздумьѣ, и когда совершенно успокоился, то потребовалъ себѣ ѣды и наѣлся вволю. Затѣмъ онъ переодѣлся и, выйдя изъ дому, направился къ Али, сыну Беккара, гдѣ былъ встрѣченъ прислугою, которая ввела его къ хозяину. Али лежалъ на постели, и, увидавъ ювелира, сказалъ:
   -- Ты не поспѣшилъ прійти ко мнѣ и страшно встревожилъ меня.
   Сказавъ это, онъ отпустилъ своихъ слугъ и, приказавъ удеретъ всѣ двери, продолжалъ, обращаясь къ ювелиру:
   -- Съ тѣхъ поръ, какъ ты ушелъ отъ меня, я глазъ не смыкалъ, такъ какъ рабыня приходила вчера, и принесла мнѣ запечатанное письмо отъ своей госпожи Шемсъ-Энъ-Нигаръ. Онъ разсказалъ все, что произошло между имъ и ею, послѣ чего прибавилъ: Я совсѣмъ теперь растерялся, и терпѣнія у меня не стало, такъ какъ Абулъ-Гасанъ былъ дорогимъ для меня собесѣдникомъ и зналъ рабыню.
   Ювелиръ, выслушавъ его, засмѣялся.
   -- Надъ чѣмъ же ты смѣешься?-- спросилъ его Али, сынъ Беккара;-- а я такъ радовался твоему приходу и надѣялся, что ты прекратишь мои страданія.
   Онъ заплакалъ и продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Есть люди, что смѣются надъ моими
   Слезами на глазахъ, меня встрѣчая,
   Но если бы они узнали сами
   То, что я выстрадалъ, то это ихъ
   Заставило бы плакать. Не имѣетъ
   Никто въ тоскѣ другого сожалѣнья
   За всѣ переносимыя имъ муки.
   Но лишь одно лицо полно тревоги,
   Чье горе слишкомъ долго продолжалось.
   Все восхищенье, все мое стремленье,
   Всѣ вздохи, думы и томленье духа
   Принадлежатъ лишь другу моему,
   Который въ тайникахъ моей души
   Живетъ и въ нихъ нашелъ себѣ пріютъ,
   И никогда не покидаетъ ихъ.
   Пока могу я рѣдко наслаждаться
   Свиданьемъ съ нимъ. Я не имѣю
   Ни одного такого человѣка,
   Который былъ бы мнѣ настолько близокъ,
   Чтобы занять въ моей душѣ то мѣсто,
   Которое принадлежитъ ему.
   Я не избралъ себѣ ни одного
   Другого друга, онъ мой другъ единый.
   
   И ювелиръ, услыхавъ эти слова и понявъ ихъ значеніе, заплакалъ, и разсказалъ ему все, что случилось съ нимъ и съ рабыней съ тѣхъ поръ, какъ онъ разстался съ нимъ. Слушая его слова, Али, сынъ Беккара, то краснѣлъ, то блѣднѣлъ, то пріободрялся, то совсѣмъ ослабѣвалъ, а къ концу его, разсказа заплакалъ и сказалъ:
   -- О, братъ мой, я во всякомъ случаѣ погибаю и желалъ бы, чтобы конецъ этотъ былъ близокъ! И тебя прошу быть со мною поласковѣе до тѣхъ поръ, пока Богу угодно будетъ распорядиться моей судьбой, и ни въ чемъ не стану я тебѣ противорѣчить.
   -- Ничто не потушитъ въ тебѣ этого огня, -- отвѣчалъ ювелиръ,-- кромѣ свиданія съ особою, въ которую ты влюбленъ. Свиданіе же должно происходить гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ, а не здѣсь, такъ какъ здѣсь не безопасно. Неподалеку отсюда у меня есть еще домъ. Рабыня приходила туда съ своей госпожой и выбрала для себя тотъ домъ. Тамъ устрою я ваше свиданіе, и гамъ вы выскажете другъ другу все, что вы выстрадали въ разлукѣ.
   -- Поступай, какъ хочешь и какъ найдешь нужнымъ, -- отвѣчалъ Али, сынъ Беккара.
   -- Я пробылъ съ нимъ, -- разсказывалъ потомъ ювелиръ,-- всю ночь и проговорилъ до утра, когда, прочитавъ молитвы, ушелъ отъ него домой. Мнѣ пришлось ждать весьма недолго, когда появилась рабыня и поздоровалась со мною. Отвѣтивъ на ея привѣтствіе, я сообщилъ ей о планѣ, составленномъ между мною и Али, сыномъ Беккара, на что она отвѣчала мнѣ:
   -- Знай, что калифъ ушелъ отъ насъ, и что у насъ, въ домѣ не осталось никого изъ постороннихъ, и потому у насъ совершенно безопасно, и для насъ это будетъ безопаснѣе и лучше.
   -- Можетъ-быть, это и такъ, -- отвѣчалъ я, -- но въ моемъ домѣ все-таки это будетъ лучше и безопаснѣе для насъ и удобнѣе.
   -- Пусть будетъ по-твоему, -- отвѣчала рабыня, -- а я пойду къ своей госпожѣ и сообщу ей о томъ, что ты мнѣ сказалъ, и передамъ ей твое предложеніе.
   Она ушла къ своей госпожѣ и сдѣлала ей предложеніе, и, вернувшись ко мнѣ, отвѣчала:
   -- Госпожа моя приказала тебѣ кланяться и сказать, чтобы ты взялъ эти деньги и купилъ все, что намъ требуется.
   Но я побожился, что не возьму отъ нея ничего, и рабыня, взявъ обратно деньги, вернулась къ своей госпожѣ и сказала ей, что я денегъ не взялъ и вернулъ ей обратно. Послѣ ухода рабыни я пошелъ въ свой другой домъ и велѣлъ перенести туда мебель и посуду, и все, что нужно, и серебро, и китайскій фарфоръ, и приготовилъ все, что нужно, изъ ѣды и питья, и когда рабыня пришла снова и увидала, какъ я все приготовилъ, она осталась довольна и приказала мнѣ привести Али, сына Беккара, на что я отвѣчалъ:
   -- Нѣтъ, ужъ приведи его сама.
   Вслѣдствіе этого она пошла къ нему и привела его одѣтаго въ богатѣйшую одежду, съ сіяющимъ лицомъ, а я, встрѣтивъ, привѣтствовалъ его, и посадилъ на матрацъ, достойный его званія, и поставилъ предъ нимъ пахучіе цвѣты въ вазахъ изъ китайскаго фарфора и хрусталя, и въ продолженіе цѣлаго часа проговорилъ съ нимъ, послѣ чего рабыня ушла и вернулась только послѣ солнечнаго заката, въ сопровожденіи Шемсъ-Энъ-Нигаръ съ двумя прислужницами. Лишь только она увидала Али, сына Беккара, а онъ увидалъ ее, они оба безъ чувствъ упали на полъ и пролежали такимъ образомъ цѣлый часъ. Очнувшись, они подошли другъ къ другу и стали разговаривать, и, надушившись, стали благодарить меня за мою доброту.
   -- Не желаете ли вы покушать?-- спросилъ я ихъ.
   -- Желаемъ, -- отвѣчали они.
   Я принесъ поэтому имъ поѣсть, и они ѣли до тѣхъ поръ, пока не насытились, и потомъ вымыли руки, а я провелъ ихъ въ другую комнату, куда принесъ имъ вина. Выпивъ вина, они оживились и Шемсъ-Энъ-Нигаръ сказала мнѣ:
   -- О, господинъ мой, доверши свою доброту и принеси намъ лютню или другой какой-нибудь музыкальный инструментъ, чтобы мы могли позабавиться.
   -- Сейчасъ, -- отвѣчалъ я.
   Я всталъ и принесъ лютню, которую она взяла и, положивъ къ себѣ на колѣни, прелестно заиграла и пропѣла стихи:
   
   Мои глаза совсѣмъ не знали сна,
   И мнѣ казалось даже, что люблю я
   Безсонницу. И такъ изнурена я
   Была моей болѣзнью, что она
   Мнѣ составною частію казалась
   Природы организма моего.
   И слезы по моимъ текли щекамъ,
   Ихъ обжигая. О, когда бъ я знала,
   Увидимся ли мы когда-нибудь
   Съ тобою послѣ дня разлуки нашей.
   
   Она продолжала пѣть такъ хорошо, что у слушателей помутилось въ головѣ и они пришли въ полный восторгъ. Послѣ этого кубокъ съ виномъ обошелъ насъ нѣсколько разъ, и Шемсъ-Энъ-Нигаръ снова чудно пропѣла слѣдующее:
   
   Возлюбленный мнѣ обѣщалъ явиться
   Въ назначенное время на свиданье,
   И обѣщанье выполнилъ свое
   Въ ту ночь, которую всегда я буду
   Считать моею самой драгоцѣнной
   И полной высшаго блаженства ночью.
   
   Послѣ этого я оставилъ ихъ въ этомъ домѣ и ушелъ къ себѣ, и они провели тамъ ночь. Утромъ же я прочелъ молитвы, выпилъ вина и сидѣлъ, раздумывая: не пойти ли мнѣ къ нимъ, какъ въ это самое время ко мнѣ пришелъ одинъ изъ моихъ сосѣдей и въ ужасѣ сказалъ мнѣ:
   -- О, братъ мой! не легко мнѣ было видѣть то, что случилось вчера съ тобою въ другомъ домѣ.
   -- А что случилось, о, братъ мой?-- спросилъ я его.-- Разскажи мнѣ, что случилось въ другомъ домѣ?
   -- Разбойники, -- отвѣчалъ онъ, -- явившіеся вчера въ наше сосѣдство и убившіе кое-кого, видѣли, какъ ты переносилъ вчера въ свой другой домъ различныя вещи, и, явившись туда ночью, они разграбили все и убили твоихъ гостей.
   Я тотчасъ же всталъ, и мы съ сосѣдомъ пошли въ домъ и нашли его пустымъ. Разбойники не оставили рѣшительно ничего. Это обстоятельство сильно поразило меня.
   -- Что касается до вещей, -- сказалъ я, -- то потеря ихъ меня не очень огорчаетъ, и если взятые мною отъ пріятелей предметы и пропали, то въ этомъ еще большого несчастія нѣтъ, такъ какъ имъ станетъ извѣстно, что вещи у меня украдены, но я боюсь, что исчезновеніе Али, сына Бекісара, и наложницы царя правовѣрныхъ возбудитъ толки, и за это дѣло я поплачусь жизнью.
   Сказавъ это, ювелиръ посмотрѣлъ на своего собесѣдника и сказалъ ему:
   -- Ты мой братъ и сосѣдъ, и сохранишь мою тайну. Посовѣтуй, что мнѣ теперь дѣлать?
   -- Прежде всего, -- отвѣчалъ ему сосѣдъ, -- я совѣтую тебѣ быть насторожѣ, такъ какъ разбойники, ограбившіе сегодня ночью твой домъ, убили нѣсколько весьма значительныхъ лицъ во дворцѣ калифа, и нѣсколько человѣкъ изъ высшей полиціи, и потому придворная стража ищетъ ихъ повсюду, и, можетъ-быть, найдетъ, и твое сомнѣніе само собой прекратится.
   Услыхавъ это, ювелиръ вернулся домой, раздумывая:
   "А вѣдь со мною случилось то, чего такъ боялся Абулъ-Гасанъ, и ради чего онъ уѣхалъ въ Эль-Башрахъ, а я какъ разъ впутался въ это дѣло".
   О томъ, что домъ ювелира разграбленъ, сдѣлалось извѣстнымъ всѣмъ, и знакомые являлись къ нему съ разспросами. Нѣкоторые изъ нихъ жалѣли его, а другіе злорадствовали, замѣчая, съ какой тревогой онъ разсказывалъ объ этомъ несчастій, и не могъ ни ѣсть ни пить. Въ то время, какъ юнъ сидѣлъ и раскаивался, къ нему явился слуга и сказалъ:
   -- Тамъ, у дверей, стоитъ неизвѣстный мнѣ человѣкъ.
   Ювелиръ тотчасъ же пошелъ къ нему, поклонился и увидалъ, что стоялъ совершенно незнакомый ему человѣкъ.
   -- Мнѣ надо поговорить съ тобой, -- сказалъ ему незнакомецъ.
   Ювелиръ ввелъ его въ домъ и спросилъ:
   -- Что тебѣ нужно сказать мнѣ?
   -- Идемъ со мной въ другой твой домъ, -- отвѣчалъ незнакомецъ.
   -- А развѣ ты знаешь мой другой домъ?-- спросилъ ювелиръ.
   -- Да, мнѣ извѣстно все твое дѣло, -- отвѣчалъ онъ, -- и я могу съ помощью Божьей успокоить тебя.
   -- Тутъ я подумалъ, -- продолжалъ ювелиръ, -- что пойду съ нимъ туда, куда онъ желаетъ, и пошелъ съ нимъ въ ограбленный домъ.
   -- Въ этомъ домѣ нѣтъ привратника, -- сказалъ мнѣ незнакомецъ, -- и я не могу сидѣть въ немъ: идемъ поэтому въ другой домъ.
   Незнакомецъ переходилъ съ мѣста на мѣсто, и я переходилъ за нимъ до тѣхъ поръ, пока совсѣмъ не смерклось, и я ни о чемъ не спрашивалъ его. Онъ не останавливался, и я тоже не останавливался, пока мы не вышли за городъ, гдѣ онъ сказалъ мнѣ:
   -- Иди за мною.
   Онъ прибавилъ шагу, и я поспѣшилъ вслѣдъ за нимъ, пока, мы не дошли до рѣки, гдѣ сѣли въ лодку и переѣхали на другой берегъ. Выйдя изъ лодки, онъ взялъ меня за руку и повелъ въ такую улицу, въ какой я никогда въ жизни не бывалъ, и не зналъ, въ какомъ она мѣстѣ. Онъ затѣмъ остановился въ дверяхъ дома и, отворивъ ихъ, вошелъ вмѣстѣ со мною. Мы прошли длиннымъ коридоромъ и вошли въ комнату, гдѣ сидѣло десять человѣкъ, десять братьевъ всѣ на одно лицо.
   Проводникъ мой поклонился имъ, и они отвѣтили на его поклонъ, а мнѣ приказали сѣсть. Я сѣлъ, ослабѣвъ отъ утомленья, и мнѣ принесли розовой воды и спрыснули мнѣ лицо и дали мнѣ выпить вина и доставили передо мной ѣды. Я подумалъ, что если бы въ ѣдѣ было что-нибудь ядовитое, то они не стали бы ѣсть со мною. Когда всѣ вымыли руки, то братья сѣли по мѣстамъ.
   -- Знаешь ты насъ?-- спросили они.
   -- Нѣтъ, -- отвѣчалъ я, -- никогда въ жизни не бывалъ я въ вашемъ домѣ. Точно такъ же не знаю я и того, кто привелъ меня сюда.
   -- Разскажи намъ всю исторію твою, -- сказали они, -- но не лги.
   -- Исторія моя удивительна, -- отвѣчалъ я.-- А развѣ вы знаете что-нибудь обо мнѣ?-- прибавилъ я.
   -- Знаемъ, -- отвѣчали они.-- Мы взяли твои вещи прошлой ночью, и увели твоихъ знакомыхъ и ту, что пѣла.
   -- Да отпуститъ Господь надъ вами завѣсу своего покровительства, -- сказалъ я.-- А гдѣ же друзья мои, и та, что поетъ?
   Они рукою указали мнѣ въ одну сторону и отвѣчали:
   -- Тутъ; но клянемся Аллахомъ, о, братъ нашъ, никто изъ насъ не добивался ихъ тайны и съ тѣхъ поръ, какъ мы привели ихъ, мы съ ними не говорили и не спрашивали ихъ, что они за люди, а вслѣдствіе ихъ видимой порядочности мы не убили ихъ. Поэтому разскажи намъ ихъ настоящую исторію и можешь быть увѣренъ какъ въ своей, такъ и въ ихъ безопасности.
   Услыхавъ эти слова, -- продолжалъ ювелиръ, -- я чуть не умеръ отъ страха и ужаса и сказалъ имъ:
   -- Знайте, что если великодушіе исчезло, то можетъ еще быть найдено только у васъ, и если у меня есть тайна, которую я боюсь открыть, то она можетъ быть сохранена только у васъ въ груди.
   Я продолжалъ говорить такимъ образомъ и нашелъ, что откровенностью выиграю съ ними гораздо больше, чѣмъ скрытностью, и я разсказалъ имъ все, что случилось со мною съ самаго начала до конца. Выслушавъ меня, они сказали:
   -- И этотъ молодой человѣкъ и есть Али, сынъ Беккара, а женщина Шемсъ-Энъ-Нигаръ?
   Они извинились передъ ними обоими и затѣмъ сказали мнѣ:
   -- Изъ того, что мы взяли у тебя въ домѣ, часть вещей уже исчезла, а вотъ это осталось у насъ.
   Они вернули мнѣ нѣкоторыя вещи и обѣщали доставить на старое мѣсто въ домъ, говоря, что со временемъ отдадутъ и остальное; но тутъ братья разошлись во мнѣніяхъ, и половина стояла на моей сторонѣ, а половина была противъ. Послѣ этого мы вышли изъ этого дома. Что же касается до Али, сына Беккара, и Шемсъ-Энъ-Нигаръ, то они чуть не умерли отъ страха. Я подошелъ къ нимъ, поклонился имъ и спросилъ:
   -- А что сдѣлалось съ рабыней и двумя служанками, и куда онѣ дѣлись?
   -- Мы не знаемъ, гдѣ онѣ, -- отвѣчали они.
   Мы продолжали итти, пока не дошли до берега, гдѣ стояла лодка, въ которую насъ и посадили; лодка оказалась тою же самою, въ которой мы переѣзжали наканунѣ. Лодочникъ взялся за весла и перевезъ насъ на ту сторону, гдѣ и высадилъ. Но лишь только мы успѣли сѣсть на берегъ, какъ вдругъ къ намъ подъѣхалъ конный отрядъ и окружилъ насъ со всѣхъ сторонъ. Люди, провожавшіе насъ, мигомъ вскочили и разлетѣлись, какъ орлы, и, вскочивъ въ подошедшую къ нимъ лодку, они переѣхали на другую сторону, бросивъ меня вмѣстѣ съ Али, сыномъ Беккара, и Шемсъ-Энъ-Нигаръ на берегу, гдѣ мы не смѣли тронуться съ мѣста.
   -- Откуда вы?-- спросили насъ всадники.
   Что отвѣчать имъ, мы не знали, и затѣмъ я сказалъ:
   -- Тѣхъ, что убѣжали отсюда, мы совсѣмъ не знаемъ и увидали ихъ только здѣсь, и что касается до насъ, то мы пѣвцы, и они хотѣли взять насъ съ собою для того, чтобы мы пѣли имъ, и избавились мы отъ нихъ только хитростью и просьбами; и поэтому отпустите насъ, такъ какъ вы знаете, кто мы такіе.
   Всадники, однакоже, посмотрѣли на Шемсъ-Энъ-Нигаръ и на Али, сына Беіскара, и сказали мнѣ:
   -- Ты сказалъ неправду; и если ты человѣкъ порядочный, то скажи лучше: кто вы такіе, откуда вы, и гдѣ въ городѣ живете?

   На это я не зналъ, что ему отвѣчать, но Шемсъ-Энъ-Нигаръ встала и, подойдя къ начальнику отряда, начала тихо говорить съ нимъ, послѣ чего онъ спрыгнулъ съ лошади и посадилъ ее вмѣсто себя и, взявъ лошадь подъ уздцы, повелъ ее. Точно такъ же онъ посадилъ на лошадей и меня и Али, сына Беіскара. Начальникъ отряда направился съ нами далѣе и, спустившись на берегъ рѣки, онъ крикнулъ на своемъ иностранномъ языкѣ 3), послѣ чего къ намъ подошло много народа и насъ посадили на одну лодку съ начальникомъ, а спутники его сѣли въ другую лодку, и мы двинулись по направленію ко дворцу калифа, не помня себя отъ страха. Шемсъ-Энъ-Нигаръ была тамъ высажена, а насъ повезли дальше до того мѣста, гдѣ начинался нашъ кварталъ. Тутъ насъ высадили, и мы пошли въ сопровожденіи всадниковъ, пока не дошли до дому Али, сына Беккара, гдѣ проводники простились съ нами и ушли.
   Войдя въ домъ, мы не могли тронуться съ мѣста, не умѣя отличить дня отъ ночи, и пробыли такъ до утра. Къ концу дня Али, сынъ Беккара, упалъ въ обморокъ, и мужчины и женщины стали оплакивать его. Въ то время, какъ онъ лежалъ безъ движенія, семейные его обратились ко мнѣ съ вопросомъ:
   -- Скажи намъ, что сдѣлалось съ нашимъ сыномъ, и объясни намъ, почему онъ находится въ такомъ положеніи?
   -- Слушайте меня, господа, и не сердитесь на меня, но потерпите, пока онъ не очнется, и тогда онъ самъ все вамъ разскажетъ.
   Я убѣждалъ ихъ не сердиться на меня, и въ то время, какъ я говорилъ, Али, сынъ Беккара, пошевелился на постели, и всѣ его родные обрадовались, чужіе разошлись, а свои просили меня остаться при немъ. Въ лицо ему прыснули розовой воды и, когда онъ пришелъ въ себя и сталъ дышать, окружающіе начали разспрашивать его, что съ нимъ; но языкъ плохо повиновался ему, и онъ почти не могъ говорить и только знаками приказалъ отпустить меня домой.
   Меня отпустили, и я пошелъ, едва вѣря своему избавленію, и явился къ своему семейству съ двумя провожатыми. Домашніе мои, увидавъ, въ какомъ я нахожусь положеніи, въ отчаяніи схватились за головы, но я знакомъ приказалъ имъ успокоиться, и они замолчали. Провожатые мои ушли, а я повалился на постель и проспалъ до поздняго дня, когда, проснувшись, увидалъ около себя всѣхъ моихъ домашнихъ.
   -- Кто накликалъ на тебя такое несчастіе, и чья злоба сгубила тебя?-- говорили они.
   -- Принесите мнѣ вина, -- сказалъ я имъ.
   Вина мнѣ принесли и я, выпивъ его, сказалъ имъ:
   -- То, что случилось, случилось.
   Домашніе оставили меня въ покоѣ, а я, отдохнувъ, сталъ спрашивать: не принесли ли что-нибудь изъ украденныхъ вещей?
   -- Часть вещей вернули, -- отвѣчали мнѣ, -- какой-то человѣкъ всунулъ ихъ въ дверь, но мы этого человѣка не видали.
   Я немного успокоился, но все-таки въ продолженіе двухъ дней не могъ встать съ мѣста. Поправившись, я прежде всего отправился въ баню, тревожась въ душѣ объ Али, сынѣ Беккара, и о Шемсъ-Энъ-Пигаръ, такъ какъ въ эти дни я не получалъ о нихъ никакихъ извѣстій и самъ не могъ сходитъ къ Али, сыну Беккара, и отъ страха за себя нигдѣ мѣста не находилъ. Я раскаивался передъ Господомъ (да святится имя Его) за то, что сдѣлалъ, я благодарилъ Его за свое спасеніе.
   Спустя нѣкоторое время, однакоже, я порѣшилъ сходить къ дому Али и тотчасъ же вернуться. Только что я вышелъ, какъ увидалъ стоявшую на улицѣ женщину и, вглядѣвшись хорошенько, узналъ рабыню Шемсъ-Энъ-Нигаръ. Узнавъ ее, я ускорилъ шагъ, но она пошла за мною, а я, дрожа отъ страха, старался уйти отъ нея.
   -- Остановись, -- слѣдуя за мною, сказала она, -- мнѣ надо сказать тебѣ кое-что.
   Но я шелъ, не обращая на нее вниманія, и остановился только подойдя къ мечети, въ которой никого не было.
   -- Войди въ эту мечеть, -- продолжала она, -- потому что мнѣ надо поговорить съ тобой, и ничего не бойся.
   Она такъ упрашивала меня, что я вошелъ въ мечеть, прочелъ молитвы и потомъ подошелъ къ ней.
   -- Что тебѣ надо?-- спросилъ я у нея.
   Въ отвѣтъ на это она спросила меня о моемъ здоровьѣ и я разсказалъ ей все, что случилось со мною и съ Али, сыномъ Беккара.
   -- А съ вами что случилось?-- спросилъ я ее.
   -- Когда я увидала, -- отвѣчала она, -- что разбойники выломали дверь въ твоемъ домѣ и вошли туда, то страшно испугалась, думая, что это люди, посланные калифомъ, которые схватятъ госпожу мою и меня и тотчасъ же предадутъ насъ смерти, и съ обѣими дѣвушками я бросилась бѣжать черезъ террасы и, прячась, добралась до дворца калифа. Мы никому, конечно, не говорили и жили точно на горячихъ угольяхъ до вчерашней ночи, когда я, открывъ калитку, кликнула лодочника, перевозившаго насъ въ тотъ вечеръ. "Мы не знаемъ, что сталось съ нашей госпожой, -- сказала я ему, -- и потому провези меня вдоль рѣки, я посмотрю, нѣтъ ли ея гдѣ-нибудь по берегамъ". Онъ посадилъ меня въ лодку и мы катались съ нимъ по рѣкѣ до самой полуночи, когда я увидала приближавшуюся лодку съ нѣсколькими мужчинами и лежавшей въ ней женщиной. Когда женщину высадили на берегъ, то, вглядѣвшись въ нее, я узнала Шемсъ-Энъ-Нигаръ. Причаливъ къ берегу, я подошла къ ней, не помня себя отъ радости, что она вернулась. Она приказала мнѣ дать человѣку, проводившему ее, тысячу червонцевъ, и, исполнивъ ея приказаніе, мы съ двумя дѣвушками перенесли ее и уложили въ постель, и всю эту ночь она пробыла въ страшномъ положеніи, а съ наступленіемъ утра запретила рабынямъ и евнухамъ входить къ себѣ. Но на слѣдующій день она немного оправилась, хотя видомъ своимъ напоминала покойницу. Я спрыснула ее розовой водой, перемѣнила ее платье, вымыла ей руки и ноги и уговаривала ее до тѣхъ поръ, пока она не выразила желанія поѣсть чего-нибудь.
   Когда же она освѣжилась и набралась силъ, то я сказала ей: "О, госпожа моя, да ты пожалѣй себя, вѣдь ты довольно настрадалась и чуть было не погибла".-- "Добрая дѣвушка,-- отвѣчала она мнѣ, -- смерть легче того, что я испытываю теперь; я думала, что буду убита, и что никакими судьбами не спасусь. Разбойники, захватившіе насъ въ домѣ ювелира, спросили: "Кто вы такіе и изъ какого сословія?" -- "Я -- пѣвица!" отвѣчала я и они мнѣ повѣрили, и потомъ спросили у Али, сына Беккара: "А ты кто такой и изъ какого сословія?" -- "Я изъ простонародья", отвѣчалъ онъ. Они взяли насъ съ собою къ себѣ въ домъ и, несмотря на испугъ, мы шли-за ними, но. дома, взглянувъ на меня и увидавъ на мнѣ ожерелье и другія драгоцѣнности, они не повѣрили мнѣ и сказали: "Такое ожерелье не можетъ быть у пѣвицы! Будь же правдива и скажи намъ правду: кто ты такая?" Но я ничего не отвѣчала имъ, думая про себя: "Теперь они убьютъ меня для того, чтобы завладѣть вещами моими". Они посмотрѣли на Али, сына Беккара, и сказали ему: "А ты кто такой? потому что ты не изъ простонародья!" Но онъ не говорилъ ни слова. Мы скрывали наши дѣла и плакали, а Господь расположилъ къ намъ сердца разбойниковъ. "А кому принадлежитъ домъ, въ которомъ мы васъ нашли?" Мы отвѣчали имъ: "Хозяинъ -- ювелиръ такой-то". На что одинъ изъ нихъ отвѣчалъ: "Я отлично его знаю и знаю, что онъ живетъ въ другомъ домѣ, и сейчасъ схожу за нимъ и приведу его сюда". Разбойники порѣшили запереть меня въ отдѣльную комнату, а Али, сына Беккара, въ другую, и сказали намъ: "Не бойтесь, что тайна ваша будетъ открыта, вы у насъ въ безопасности". Одинъ изъ нихъ пошелъ къ ювелиру и привелъ его. Ювелиръ разсказалъ имъ наше дѣло, и мы отправились съ нимъ, послѣ чего намъ достали лодку, въ которую насъ посадили, и, переправивъ на другую сторону, высадили насъ тамъ. Къ намъ подъѣхалъ конный отрядъ стражниковъ и спросилъ, кто мы такіе. Я же подошла къ начальнику отряда и сказала ему, что я Шемсъ-Энъ-Нигаръ, наложница калифа, что, выпивъ вина, отправилась въ гости къ женамъ визирей, что на меня напали разбойники и увели меня сюда, но, увидавъ васъ, разбѣжались, и что я могу вознаградить его. Начальникъ отряда, услыхавъ мои слова и узнавъ меня, сошелъ съ лошади и посадилъ меня вмѣсто себя и точно такъ же посадилъ Али, сына Беккара, и ювелира, Теперь у меня вся душа изныла, тревожась о нихъ, въ особенности о ювелирѣ, спутникѣ сына Беккара, и потому отправляйся къ нему, передай мой поклонъ и спроси у него, что дѣлаетъ Али, сынъ Беккара?"
   Я порицала ее за то, что она сдѣлала, -- продолжала рабыня,-- и сказала ей: "О, госпожа моя, берегись за себя!" но она крикнула на меня и разсердилась. Я же встала и пошла къ тебѣ, но тебя не нашла, а къ сыну Беккара я итти побоялась и потому стояла и поджидала тебя, чтобы спросить, не знаешь ли ты, въ какомъ состояніи онъ находится? Кромѣ того, я прошу тебя принять отъ меня деньги, такъ какъ нѣкоторыя вещи ты взялъ отъ своихъ друзей и ихъ украли, и тебѣ придется заплатить за нихъ.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- сказалъ я, продолжалъ ювелиръ.
   Я пошелъ съ нею до своего дома, но, не доходя, она сказала мнѣ: "Постой, пока я не вернусь". Она ушла и вернулась съ деньгами, которыя дала мнѣ, сказавъ:
   -- О, господинъ мой! гдѣ встрѣтимся мы съ тобой?
   -- Я пойду домой сейчасъ же,-- отвѣчалъ я,-- и употреблю всѣ свои силы, чтобы доставить тебѣ возможность пройти къ нему, что теперь вовсе не легко.
   Послѣ этого она простилась со мной и ушла, а я, прійдя домой, сосчиталъ деньги и нашелъ; что мнѣ дали пять тысячъ червонцевъ, часть изъ которыхъ я оставилъ своей семьѣ, и вознаградилъ изъ нихъ всѣхъ, кому былъ чѣмъ-нибудь обязанъ. Послѣ этого я взялъ своихъ мальчиковъ и отправился въ тотъ домъ, изъ котораго пропали вещи, и пригласилъ плотниковъ и каменщиковъ отстроить все постарому. Въ этотъ домъ я помѣстилъ своихъ рабынь и забылъ о томъ, что тамъ произошло. Послѣ этого я направился въ домъ Али, сына Беккара, гдѣ ко мнѣ обратились рабы, и одинъ изъ нихъ сказалъ мнѣ:
   -- Рабы нашего господина искали тебя и день и ночь, вѣдь онъ обѣщалъ отпустить на волю того, который приведетъ тебя, поэтому тебя ищутъ и найти не могутъ. Господинъ нашъ начинаетъ приходить въ себя, но постоянно спрашиваетъ тебя и говоритъ, чтобы мы хотя на минуту привели тебя къ нему.
   Я пошелъ съ слугою къ его господину и нашелъ, что отъ слабости онъ говорить не можетъ. Я сѣлъ у него въ головахъ, и онъ открылъ глаза и, увидавъ меня, заплакалъ и проговорилъ, что радъ меня видѣть.
   Я приподнялъ его, посадилъ и прижалъ къ своей груди.
   -- Знай, о, братъ мой, -- сказалъ онъ, -- что съ тѣхъ поръ, какъ я легъ, я не привставалъ до настоящей минуты, и слава. Богу, что я увидалъ тебя!
   -- Я продолжалъ поднимать его, -- говорилъ ювелиръ, -- пока не поставилъ на ноги и не провелъ его немного, затѣмъ я перемѣнилъ на немъ одежду и далъ выпить вина. Увидавъ, что онъ приходитъ въ себя, я сообщилъ ему, что случилось съ рабыней, и потомъ прибавилъ:
   -- Пріободрись, я, вѣдь, знаю, какъ ты страдаешь. Я буду говорить тебѣ все для тебя пріятное, -- продолжалъ я послѣ того, какъ онъ улыбнулся,.-- и что исцѣлитъ тебя.
   Али, сынъ Беккара, распорядился, чтобы намъ подали ѣсть, и знакомъ приказалъ прислугѣ удалиться.
   По его желанію, я разсказалъ ему все, что было со мною за послѣднее время. Онъ выразилъ удивленіе и, крикнувъ прислугу, приказалъ принести такія-то и такія вещи, и. ему принесли богатыя ткани и золотыя и серебряныя вещи, гораздо лучшія, чѣмъ тѣ, которыя у меня украли. Все это онъ далъ мнѣ, а я послалъ къ себѣ, а на ночь остался у него.
   -- Знай, что всему бываетъ конецъ, -- сказалъ онъ мнѣ утромъ, -- и любовь должна кончаться или смертью или союзомъ; а я очень близокъ къ смерти и жалѣю, что не умеръ ранѣе того, что со мною случилось! Теперь я не знаю, что можетъ избавить меня отъ моихъ настоящихъ мученій. Если бы не страхъ Божій, то я самъ ускорилъ бы свой конецъ. Знай, о, братъ мой, что я точно птичка въ клѣткѣ, и жизнь моя отлетаетъ отъ меня, хотя ранѣе опредѣленнаго конца мнѣ не суждено умереть.
   Онъ заплакалъ, а я сказалъ ему:
   -- Мнѣ хотѣлось бы, господинъ мой, отправиться домой, потому что рабыня могла прійти ко мнѣ съ какими-нибудь извѣстіями.
   -- Это тебѣ и слѣдуетъ сдѣлать, -- отвѣчалъ онъ, -- только возвращайся поскорѣе.
   Я простился съ нимъ и ушелъ домой, и только что успѣлъ сѣсть, какъ увидалъ рабыню, съ плачемъ приблизившуюся ко мнѣ.
   -- Что это значитъ? -- спросилъ я.
   -- О, господинъ мой, -- отвѣчала она, -- съ нами случилось событіе, котораго мы не можемъ не бояться. Вчера, вернувшись отъ тебя, я застала свою госпожу въ страшномъ гнѣвѣ на одну изъ тѣхъ двухъ дѣвушекъ, которыя были съ нами въ ту ночь, послѣ чего она приказала наказать ее. Дѣвушка испугалась и убѣжала, а привратникъ поймалъ ее и хотѣлъ отправить обратно къ ея госпожѣ. Она не разсказала ему все, что знала, и извѣстіе это тотчасъ же дошло до калифа, и царь правовѣрныхъ приказалъ тотчасъ же перевести Шемсъ-Энъ-Нигаръ и всѣ ея вещи къ себѣ во дворецъ и назначилъ двадцать евнуховъ сторожить ее. Я не могла повидаться съ нею и передать ей что-нибудь. Теперь я начинаю бояться за себя и не знаю, что намъ дѣлать, такъ какъ около нея не осталось никого, кому она могла бы довѣриться. Пойди, о, господинъ, мой, къ Али, сыну Беккара, и предупреди его объ этомъ, для того, чтобы онъ былъ готовъ, и если дѣло наше разоблачится, то мы какъ-нибудь скроемся.
   -- Услыхавъ это, -- продолжалъ ювелиръ, -- я страшно встревожился, и у меня помутилось въ глазахъ. Когда она стала собираться уходить, я спросилъ у нея:
   -- А ты что посовѣтуешь намъ дѣлать?
   -- Прежде всего я посовѣтую тебѣ, -- отвѣчала она, -- поспѣшить къ Али, сыну Беккара, если онъ -- другъ твой, и если ты желаешь спасти его. Твое дѣло поскорѣе предупредить его, а мое дѣло сообщать тебѣ тотчасъ же обо всемъ, что я узнаю.
   Сказавъ это, она ушла, а я вслѣдъ за этимъ всталъ и пошелъ къ Али, сыну Беккара. Я засталъ его утѣшающимъ себя мыслью о союзѣ и мечтающимъ о.вещахъ, совершенно невѣроятныхъ. Увидавъ, что я такъ скоро вернулся къ нему, онъ выразилъ свое удивленіе.
   -- Перестань, -- сказалъ я, -- думать о своей любви и надѣяться на успѣхъ, такъ какъ случилось нѣчто, угрожающее тебѣ смертью и потерей твоего состоянія.
   Услышавъ это, онъ измѣнился въ лицѣ, взволновался и вскричалъ:
   -- О, братъ мой, разскажи мнѣ, что случилось?
   -- О, господинъ мой, -- отвѣчалъ я, -- знай, что случилось то-то и то-то, и если ты останешься у себя дома до ночи, то неминуемо погибнешь.
   Али, сынъ Беккара, такъ смутилсія, что чуть было не отдалъ Богу душу, и вскричалъ:
   -- Поистинѣ мы принадлежимъ Господу и къ Господу же и вернемся! Что же мнѣ дѣлать, братъ мой, и какой дашь ты мнѣ совѣтъ?
   -- Я посовѣтую тебѣ, -- отвѣчалъ я, -- взять съ собой сколько будешь въ силахъ твоего имущества и людей, достойныхъ довѣрія, и сегодня же отправиться въ другую страну,
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ.
   Затѣмъ онъ всталъ и отъ волненія то ходилъ, то падалъ, но началъ собирать вещи, оставивъ распоряженіе своему семейству и, нагрузивъ трехъ верблюдовъ, онъ сѣлъ на лошадь. Я сдѣлалъ то же самое и мы потихоньку, уѣхали и ѣхали, не останавливаясь, цѣлый день и ночь, когда развьючили нашихъ верблюдовъ, стреножили ихъ и отъ излишняго утомленія крѣпко заснули. Ночью же насъ окружили разбойники, взяли все наше достояніе и убили нашу прислугу, пытавшуюся защитить насъ. Захвативъ все наше достояніе съ собой, они оставили насъ въ самомъ жалкомъ положеніи, и мы двинулись пѣшкомъ и, дойдя до города, прошли въ мечеть, едва прикрытые одеждой.

   И вечеръ и ночь мы провели въ углу мечети безъ ѣды и питья, а утромъ, прочитавъ молитвы, снова сѣли. Вскорѣ въ мечеть вошелъ какой-то человѣкъ и, помолившись, взглянулъ на насъ.
   -- Должно-быть, вы чужеземцы?-- сказалъ онъ.
   -- Да, -- отвѣчали мы, -- разбойники ограбили насъ, и мы вошли въ этотъ городъ, гдѣ никого не знаемъ, и потому остановиться намъ не у кого.
   -- Ну, такъ вставайте, -- сказалъ намъ этотъ человѣкъ, -- и идите за мною ко мнѣ въ домъ.
   -- Вставай же, -- сказалъ я Али, сыну Беккара, -- и идемъ съ нимъ, чѣмъ избавимся отъ двухъ бѣдствій: во-первыхъ, кто-нибудь можетъ прійти за нами въ мечеть и погубить насъ, а, во-вторыхъ, мы чужестранцы и пристанища у насъ нѣтъ.
   -- Дѣлай, что хочешь, -- отвѣчалъ Али, сынъ Беккара.
   -- Бѣдные люди, -- вторично обратился къ нимъ незнакомецъ, -- исполните мое желаніе и идите ко мнѣ въ домъ.
   -- Слушаемъ и повинуемся, -- отвѣчалъ я.
   Незнакомецъ снялъ съ себя часть своей одежды, чтобы прикрыть насъ, и ласково обходился съ нами, а мы встали и пошли за нимъ къ его дому, у дверей котораго онъ постучался. Въ домъ мы вошли вслѣдъ за хозяиномъ, который приказалъ своимъ слугамъ принести сундукъ съ одеждою и кусками кисеи для чалмы. Онъ далъ намъ по двѣ одежды и два куска кисеи, изъ которой мы сдѣлали себѣ по чалмѣ, и сѣли. Послѣ этого къ намъ пришла рабыня и поставила передъ нами столъ, и мы немного закусили. Затѣмъ столъ былъ убранъ и хозяинъ просидѣлъ съ нами до вечера.
   Али, сынъ Беккара, потомъ вздохнулъ и сказалъ мнѣ:
   -- О, братъ мой, я чувствую, что умираю и желаю оставить тебѣ порученіе, вотъ какое: когда я умру, отправляйся къ моей матери и скажи ей, чтобы она пріѣхала сюда для того, чтобы присутствовать при обмываніи моего тѣла и при моемъ погребеніи, и проси ее мужественно перенести потерю меня.
   Онъ упалъ въ обморокъ, а когда очнулся, то услышалъ вдали женское пѣніе и декламированіе стиховъ. Али сталъ вслушиваться въ слова, временами теряя сознаніе и плача о томъ, что съ нимъ случилось. Женщина чудными переливами пѣла слѣдующіе стихи:
   
   Разрывъ явился быстро между нами
   На смѣну близкихъ отношеній нашихъ,
   Согласія и самой полной дружбы.
   Превратности судьбы разъединили
   Съ тобою насъ. Дай Богъ, чтобъ знала я,
   Когда придетъ часъ новаго свиданья!
   Какъ намъ горька разлука, что явилась
   На смѣну нашего съ тобой союза.
   Дай Богъ, чтобъ не существовало больше
   У любящихъ другъ друга никогда
   Ихъ души угнетающихъ страданій.
   Недолго длятся страхъ и муки смерти,
   Что намъ несутъ конецъ земныхъ страданій.
   
   Услыхавъ эту пѣсню, Али, сынъ Беккара, застоналъ и отдалъ Богу душу.
   -- Когда я увидалъ, что онъ умеръ, -- продолжалъ ювелиръ, -- я поручилъ его хозяину дома, сказавъ:
   -- А я отправлюсь въ Багдадъ, чтобы увѣдомить его мать и его другихъ родственниковъ, для того, чтобы они пріѣхали похоронить его.
   Вернувшись въ Багдадъ, я пошелъ къ себѣ въ домъ, перемѣнилъ одежду и затѣмъ прошелъ въ домъ Али, сына Беккара. Когда слуги его увидали меня, то подошли и стали разспрашивать о немъ; а я просилъ позволенія повидаться съ его матерью, и позволеніе это получилъ. Войдя, я поклонился.
   -- Поистинѣ, -- сказалъ я, -- когда Господь предопредѣлилъ что-нибудь, то предопредѣленное должно совершиться и душа разстается съ тѣломъ по желанію Господа.
   Изъ этихъ словъ мать Али, сына Беккара, поняла, что сынъ ея умеръ и, горько заплакавъ, сказала мнѣ:
   -- Аллахомъ заклинаю тебя сказать мнѣ, какимъ образомъ сынъ мой умеръ?
   Но я отъ горя ничего не могъ сказать ей; и, увидавъ, какъ я самъ огорченъ, она залилась слезами и упала въ обморокъ, но очнувшись, опять спросила:
   -- Какъ умеръ мой сынъ?
   -- Да утѣшитъ тебя Господь въ его потерѣ!-- отвѣчалъ я, и затѣмъ сообщилъ ей все, что случилось.
   -- Далъ онъ тебѣ какое-нибудь порученіе?-- спросила она.
   -- Да, -- отвѣчалъ я и передалъ ей о желаніи ея сына, прибавивъ: -- поспѣши похоронами.
   Услыхавъ это, она снова упала въ обморокъ, но очнувшись, рѣшилась тотчасъ же исполнить желаніе сына.
   Я пошелъ домой, раздумывая о красотѣ погибшаго юноши, какъ вдругъ кто-то взялъ меня за руку и, вглядѣвшись, я увидалъ, что это рабыня Шемсъ-Энъ-Нигаръ. Узнавъ другъ друга, мы горько заплакали и такъ въ слезахъ дошли до дому, гдѣ я сказалъ ей:
   -- Ты слышала, что случилось съ Али, сыномъ Беккара?
   -- Клянусь Аллахомъ, не слыхала, -- отвѣчала она.
   Я сообщилъ ей, что сталось съ Али, сыномъ Беккара, и затѣмъ спросилъ у нея:
   -- А въ какомъ положеніи находится твоя госпожа?
   -- Царь правовѣрныхъ, -- отвѣчала она, -- не повѣрилъ тому, что противъ нея говорили, вслѣдствіе своей чрезмѣрной любви къ ней; но всѣ поступки ея объяснилъ въ хорошую сторону, и сказалъ ей: "О, Шемсъ-Энъ-Нигаръ, ты дорога моему сердцу и я не оттолкну тебя, несмотря на всѣхъ твоихъ враговъ". Онъ отдалъ приказъ убрать вызолоченную гостиную и роскошную спальню, и она вслѣдствіе этого событія пріобрѣла еще большую силу. Случилось такъ, что онъ сидѣлъ за своимъ обычнымъ кубкомъ вина въ присутствіи своихъ наложницъ, которымъ онъ приказалъ сѣсть по мѣстамъ, а Шемсъ-Энъ-Нигаръ онъ посадилъ подлѣ себя. Она находилась въ ужасномъ состояніи духа, и онъ приказалъ одной изъ рабынь спѣть. Рабыня взяла лютню, ударила по струнамъ и запѣла слѣдующее:
   
   Есть люди, что любви моей желали,
   И я желанья исполняла ихъ;
   И слезы на моихъ щекахъ рисуютъ
   Картину восхищенья моего.
   Какъ будто капли на глазахъ знакомы
   Съ дѣлами нашими и открываютъ
   Все то, что я скрывала, и скрываютъ
   Все то, что открывала я для всѣхъ.
   Такъ почему же, если это такъ,
   Желаю я имѣть мою любовь
   Секретною и тайною, когда
   Безумная страсть сердца моего
   Показываетъ ясно чувства тѣ,
   Которыя живутъ въ моей душѣ.
   Смерть для меня теперь отрадой стала,
   Когда возлюбленнаго моего
   Смерть унесла. Дай Богъ, чтобъ знала я,
   Кто послѣ мной желанной моей смерти
   Поправится поклонникамъ моимъ.
   
   Когда Шемсъ-Энъ-Нигаръ услыхала это пѣніе, она не могла усидѣть на мѣстѣ и упала въ обморокъ. Калифъ бросилъ кубокъ и привлекъ ее къ себѣ и закричалъ, и рабыни тоже подняли крикъ, а царь правовѣрныхъ, приподнявъ ее, увидалъ, что она умерла. Онъ сталъ горевать о ней и приказалъ разбить музыкальные инструменты, находившіеся въ комнатѣ, а затѣмъ перенесъ ее въ спальню и до утра просидѣлъ у трупа 4), а когда стало свѣтать, то приказалъ готовить похороны, обмыть и убрать ее и горевалъ о ней очень, не спрашивая о ея поведеніи. Аллахомъ прошу тебя, -- прибавила рабыня, -- сообщи намъ, когда начнется погребальная процессія Али, сына Беккара, и позволь мнѣ быть у него на похоронахъ.
   -- Что касается до меня, -- отвѣчалъ я, -- то ты можешь найти меня, гдѣ сама укажешь, но вѣдь за тобой я не могу прійти туда, гдѣ ты живешь.
   -- Когда Шемсъ-Энъ-Нигаръ умерла, -- отвѣчала она, -- то калифъ освободилъ ея рабынь и меня въ томъ числѣ, и мы находимся у ея могилы, въ такомъ-то мѣстѣ 5).
   Я всталъ и пошелъ и, прійдя на кладбище, посѣтилъ могилу Шемсъ-Энъ-Нигаръ и затѣмъ уйдя сталъ ждать погребальной процессіи Али, сына Беккара, и когда жители Багдада направились примкнуть къ ней, то и я пошелъ съ ними. Среди женщинъ я увидалъ рабыню, плакавшую громче другихъ, и никогда не видывалъ я въ Багдадѣ болѣе пышныхъ похоронъ. Мы шли плотной толпой за гробомъ, пока не дошли до его могилы, куда и похоронили его, и я постоянно посѣщалъ какъ его могилу, такъ и могилу Шемсъ-Энъ-Нигаръ.
   

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
Начинается со сто семидесятой ночи и кончается въ половинѣ двѣсти сорокъ девятой.

Исторія царевича Камараль-Земана и царевны Бадуръ.

   Жилъ-былъ въ давнишнія времена царь, по имени Шахъ-Земанъ, у котораго было очень много войска и царедворцевъ и тѣлохранителей. Онъ жилъ на Калиданскихъ островахъ, неподалеку отъ Персіи, и былъ женатъ на четырехъ царскихъ дочеряхъ и, кромѣ того, у него было шестьдесятъ наложницъ. Но года у него уже были не молодые, и онъ не отличался бодростью, и во всю его жизнь у него не было сына: это его очень огорчало и тревожило и, говоря съ однимъ изъ своихъ визирей, онъ жаловался ему:
   -- Я боюсь, что послѣ моей смерти царство мое погибнетъ, такъ какъ у меня нѣтъ наслѣдника.
   -- Можетъ-быть, Господь, -- отвѣчалъ визирь, -- устроитъ все въ твою пользу. Надѣйся на Бога, о царь, и, сдѣлавъ омовенія, прочти молитвы. Я совѣтую тебѣ задать пиръ и пригласить на него бѣдныхъ и неимущихъ и угостить ихъ и просить помолиться-Богу (да святится имя Его), чтобы Онъ благословилъ тебя сыномъ. Можетъ-быть, между бѣдняками найдется такая чистая душа, молитвы которой будутъ услышаны. Послѣ этого, вѣроятно, желаніе твое исполнится.
   Царь согласился на этотъ совѣтъ, и жена его сдѣлалась беременна и въ урочный срокъ родила ему мальчика красиваго, какъ ясный мѣсяцъ на безоблачномъ небѣ, и царь назвалъ его Камараль-Земаномъ. Онъ ужасно радовался рожденію сына, и городъ былъ убранъ въ продолженіе цѣлой недѣли, барабаны били, а глашатаи громко возвѣщали о счастливомъ событіи; кормилицы и няньки ухаживали за нимъ, и онъ росъ, окруженный любовью и заботами до пятнадцатилѣтняго возраста.
   Онъ былъ поразительно хорошъ и миловиденъ и отличался правильностью формъ. Отецъ его до такой степени былъ къ нему привязанъ, что ни ночью ни днемъ не могъ жить безъ него и однажды обратился къ одному изъ своихъ визирей съ такими словами:
   -- О визирь, я боюсь за своего сына Камараль-Земана и желалъ бы при жизни своей женить его.
   -- Знай, о царь,-- отвѣчалъ ему визирь,-- что бракъ -- вещь похвальная и нѣтъ ничего дурного въ твоемъ желаніи женить сына при жизни.
   -- Ну, такъ приведи сюда моего сына Камараль-Земана,-- сказалъ царь.
   Царевичъ пришелъ и скромно поклонился отцу до земли.
   -- О, Камараль-Земанъ, -- сказалъ ему отецъ, -- знай, что я желаю женить тебя и при жизни порадоваться на тебя.
   -- Знай, отецъ мой, -- отвѣчалъ царевичъ, -- что жениться я не хочу, и никакой склонности къ женщинамъ не имѣю, такъ какъ читалъ много книгъ о ихъ болтливости, вѣроломствѣ и превращеніяхъ, совершаемыхъ ими по злобѣ. Поэтъ говоритъ:
   
   Ну, если знать желаете мое вы
   Про женщинъ мнѣніе, то я скажу
   Вамъ въ качествѣ врага, который
   Прекрасно знаетъ женскія дѣла.
   Когда у мужа волосы сѣдѣютъ,
   Или его богатство убываетъ,
   То ихъ любовь проходитъ безъ слѣда.
   
   А другой поэтъ сказалъ:
   
   Не отдавайся женщинамъ во власть,
   Окажешь этимъ ты повиновенье
   Завѣту Бога, какъ то надлежитъ.
   Съ тѣхъ поръ, какъ юность больше не желаетъ
   Преуспѣвать, то кто направить можетъ
   Ее на настоящую дорогу.
   Желаетъ воспрепятствовать кругъ женщинъ
   Ему вполнѣ достигнуть совершенства
   Въ прекрасныхъ качествахъ его души,
   Хотя провелъ тысячелѣтье онъ
   За изученьемъ суммы всѣхъ наукъ.
   
   Прочитавъ эти стихи, онъ прибавилъ:
   -- О, отецъ мой, я никогда не соглашусь на бракъ, хотя бы изъ-за этого мнѣ пришлось испить чашу гибели.
   Когда царь Шахъ-Земанъ услыхалъ эти слова своего сына, у него потемнѣло въ глазахъ, и онъ сильно огорчился недостаткомъ послушанія со стороны своего сына Камараль-Земана, но онъ такъ любилъ его, что не повторилъ своихъ словъ, чтобы не сердить его, а напротивъ того, былъ къ нему внимателенъ и сердечно ласковъ.

   Между тѣмъ Камараль-Земанъ съ каждымъ днемъ становился красивѣе и миловиднѣе и изящнѣе въ обращеніи. Царь Шахъ-Земанъ терпѣливо выждалъ цѣлый годъ, когда сынъ его пріобрѣлъ и знанія и умѣніе говорить, и восхищалъ собою рѣшительно всѣхъ. Лицо его было такъ красиво, что могло пристыдить ясный мѣсяцъ, а статнымъ и гибкимъ станомъ, своимъ онъ походилъ на вѣтвь восточной ивы или на индѣйскій тростникъ, а щеки его напоминали анемонъ, какъ вся фигура напоминала ивовую вѣтвь. Онъ былъ изященъ, какъ, говорилъ поэтъ, описывая его:
   
   Явился онъ, и молвили они:
   Благословеніе Аллаху, слава
   Ему, что сотворилъ и одарилъ
   Его онъ высшимъ совершенствомъ.
   Онъ царь красавцевъ всей вселенной, такъ какъ
   Его другіе подданными стали.
   И влажность устъ его подобна меду,
   И зубы у него подобны перламъ.
   Всѣ чары въ немъ одномъ соединились,
   И красота его плѣняетъ всѣхъ.
   И на щекахъ его Богиня Красоты
   Такое изреченье написала:
   Я признаю, что никого не знаю,
   Кто могъ бы съ нимъ сравняться красотою.
   
   По прошествіи года отецъ призвалъ его и сказалъ:
   -- О, сынъ мой, внемли моимъ словамъ.
   Камараль-Земанъ упалъ на колѣни передъ отцомъ отъ страха и стыда и отвѣчалъ:
   -- О, отецъ мой, развѣ я могу не слушать словъ твоихъ. Разъ что Господь постановилъ повиноваться тебѣ и не противиться тебѣ?
   -- Ну, такъ знай, о, сынъ мой, -- продолжалъ царь Шахъ-Земанъ, -- что я желаю женить тебя, порадоваться на тебя, пока я живъ, и при жизни своей сдѣлать тебя султаномъ надъ своими владѣніями.
   Камараль-Земанъ, выслушавъ отца, повѣсилъ на нѣкоторое время голову, а затѣмъ, поднявъ ее, онъ отвѣчалъ:
   -- О, отецъ мой, я этого никогда не сдѣлаю, хотя бы мнѣ пришлось испить чашу погибели. Я знаю, что Господь повелѣваетъ мнѣ повиноваться тебѣ, но умоляю тебя, не принуждай меня жениться и не думай, чтобы когда-нибудь въ жизни я женился: такъ какъ я изучилъ какъ старыя, такъ и новыя книги, и знаю, какія бѣдствія и несчастія бываютъ изъ-за женщинъ и изъ-за ихъ безконечныхъ происковъ. Какъ хорошо говоритъ поэтъ:
   
   Тотъ, кто попалъ въ безстыдныхъ женщинъ руки,
   Не можетъ ожидать освобожденья,
   Хотя бъ онъ тысячу построилъ замковъ
   И съ крышами, покрытыми свинцомъ,
   И построенье будетъ безполезно,
   И крѣпости не принесутъ имъ пользы.
   Дѣйствительно, всѣ женщины земли
   Съ далекими и близкими мужами
   Обходятся съ полнѣйшимъ вѣроломствомъ.
   Ихъ пальцами, окрашенными охрой.
   Ихъ волосами въ мелкихъ завиткахъ
   И начерненными бровями ихъ
   Онѣ даютъ ему пить чашу скорби.
   
   Когда царь Шахъ-Земанъ услыхалъ такой отвѣтъ своего сына и понялъ стихи, онъ ничего не отвѣтилъ ему отъ сильнаго огорченія, но попрежнему сдѣлался съ нимъ ласковъ.
   Послѣ ухода сына царь Шахъ-Земанъ призвалъ визиря и глазъ на глазъ сказалъ ему:
   -- О визирь, скажи, что мнѣ дѣлать съ своимъ сыномъ Камараль-Земаномъ? Я уже совѣтовался съ    Сейфъ-Эль-Мулукъ посмотрѣлъ на нихъ и отвѣчалъ:
   -- Я убилъ его посредствомъ вотъ этого перстня, что ношу на пальцѣ.
   Изъ этого они увидали ясно, что сына царя убилъ онъ; вслѣдствіе этого двое изъ нихъ схватили его за руки, двое за ноги, пятый шайтанъ зажалъ ему ротъ, чтобы онъ не закричалъ и чтобы приближенные царя Шахіа-ла, услыхавъ ег-о крикъ, не пришли освободить его. Оци полетѣли съ нимъ и не останавливались, пока не принесли и не поставили его передъ царемъ.
   -- Царь вѣковъ,-- сказали они ему,-- мы принесли тебѣ человѣка, убившаго твоего сына.
   -- Гдѣ же онъ?-- спросилъ царь.
   -- Онъ стоитъ передъ тобою.
   -- Такъ это ты убилъ моего сына?-- крикнулъ на него Синій царь.-- Убилъ жизнь моего сердца, свѣтъ моихъ очей, убилъ напрасно, безъ всякой вины съ его стороны!
   -- Да, я убилъ его,-- отвѣчалъ ему Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- за его тиранство и несправедливость, такъ какъ онъ кралъ царскихъ дѣтей и переносилъ ихъ къ Покинутому источнику въ высокій замокъ, разлучалъ ихъ съ родными и мучилъ ихъ. Я убилъ его посредствомъ перстня, который ношу на пальцѣ, и Господь предалъ душу его огню и мукамъ.
   Синему царю было совершенно ясно, что передъ нимъ стоялъ человѣкъ, убившій его сына, и поэтому онъ позвалъ своего визиря и сказалъ ему:
   -- Вотъ человѣкъ, убившій моего сына. Что совѣтуешь ты мнѣ сдѣлать съ нимъ? Убить ли мнѣ его самымъ безпощаднымъ образомъ, или предать жестокой пыткѣ? Что посовѣтуешь ты мігѣ въ настоящемъ случаѣ?
   -- Отруби ему какой-нибудь изъ его членовъ,-- отвѣчалъ ему визирь.
   -- Жестоко бей его ежедневно,-- посовѣтовалъ ему другой царедворецъ.
   -- Переруби пополамъ,-- сказалъ третій.
   -- Отруби всѣ пальцы и сожги ихъ.
   -- Разопни его.
   И каждый изъ царедворцевъ совѣтовалъ что-нибудь.
   Но у Синяго царя былъ одинъ эмиръ, весьма умный и опытный во всѣхъ житейскихъ дѣлахъ шайтанъ; онъ обратился къ царю съ слѣдующими словами:
   -- О, царь вѣковъ, позволь мнѣ кое-что сказать тебѣ, а ужъ тамъ ты самъ разсудишь, послушаться ли моего совѣта, или нѣтъ.
   Онъ былъ его главнымъ совѣтникомъ и старшимъ полководцемъ, и царь обыкновенно выслушивалъ его и дѣйствовалъ по его указаніямъ и никогда ни въ чемъ не перечилъ. Эмиръ поднялся съ своего мѣста, поцѣловалъ прахъ у ногъ царя и сказалъ:
   -- О, царь, въ этомъ дѣлѣ я могу дать тебѣ совѣтъ. Ты можешь послѣдовать ему, но не заставляй меня быть отвѣтственнымъ въ немъ.
   -- Выскажи мнѣ свое мнѣніе,-- отвѣчалъ ему царь,-- и за себя не бойся.
   -- О, царь, -- сказалъ эмиръ, -- если ты не послушаешься меня, убьешь этого человѣка, то поступишь крайне несправедливо, такъ какъ онъ находится въ твоей власти, подъ твоимъ кровомъ; онъ твой плѣнникъ,-- слѣдовательно, онъ всегда будетъ у тебя подъ руками, и ты можешь дѣлать съ нимъ, что хочешь. Повремени же, о царь вѣковъ! Вѣдь этотъ человѣкъ былъ въ саду Ирема и женится на Бедеѣ-Эль-Джемаль, дочери царя Шахіала, твои люди схватили его и принесли къ тебѣ, а онъ не скрывался отъ тебя. Если ты убьешь его, то царь Шахіалъ спроситъ у тебя отчета, будетъ очень недоволенъ и, ради своей дочери, двинется противъ тебя съ своими войсками, и тебѣ не справиться съ нимъ.
   Царь послушался его совѣта и отдалъ приказъ посадить Сейфъ-Эль-Мулука въ тюрьму, что и было исполнено.
   Мать Бедеи-Эль-Джемаль, встрѣтившись съ царемъ Шахіаломъ, послала рабыню въ садъ за Сейфъ-Эль-Мулукомъ, но та не нашла его и, вернувшись, сказала, что въ саду его нѣтъ. Спрошенные по этому поводу садовники отвѣчали, что видѣли его сидѣвшимъ подъ деревомъ и что къ нему подошли пять человѣкъ изъ людей Синяго царя и начали говорить съ нимъ, потомъ схватили его, зажали ему ротъ и улетѣли съ нимъ. Услыхавъ это, царица свѣту не взвидѣла и, въ ярости вскочивъ на ноги, сказала царю:
   -- Что же что такое? Ты -- царь, а люди Синяго царя хватаютъ въ нашемъ саду нашихъ гостей и въ нашемъ присутствіи уносятъ ихъ!
   Мать его точно такъ же стала говорить ему:
   -- Нѣтъ, ужъ это вовсе не годится, чтобы съ нами такъ поступали!
   -- Матушка,-- отвѣчалъ онъ,-- вѣдь этотъ человѣкъ убилъ сына Синяго царя, шайтана, и Господь отдалъ его ему въ руки; какъ же могу я отправиться къ нему и враждовать съ нимъ изъ-за человѣка?
   -- Отправляйся къ нему,-- настаивала его мать,-- и потребуй отъ него нашего гостя, и, если онъ живъ и будетъ тебѣ отданъ, то возьми его и возвращайся обратно, а если они убили его, то схвати Синяго царя живого, его дѣтей, гаремъ, и всѣхъ его приближенныхъ, и всѣхъ приведи ко мнѣ для того, чтобы я могла убить ихъ своими собственными руками. Разрушь мѣсто его жительства. Если ты не сдѣлаешь того, что я приказываю тебѣ, то я не буду считать тебя своимъ законнымъ сыномъ.
   Царь Шахіалъ тотчасъ же приказалъ собраться своимъ войскамъ и, ради своей матери и ради любви и уваженія къ ней, онъ исполнилъ ея желаніе.
   Шахіалъ вышелъ со своими войсками, и они шли не останавливаясь, пока не пришли къ Синему царю, и обѣ арміи столкнулись. Синій царь былъ разбитъ, и побѣдители схватили его дѣтей, и большихъ и малыхъ, и его царедворцевъ и приближенныхъ, связали ихъ и привели къ царю Шахіалу.
   -- Синій царь,-- сказалъ онъ побѣжденному,-- гдѣ СейфъЭль-Мулукъ -- человѣкъ, бывшій моимъ гостемъ?
   -- О, Шахіалъ!-- отвѣчалъ ему Синій царь,-- ты шайтанъ и я шайтанъ, и изъ-за человѣка, убившаго моего сына, ты дѣлаешь такія вещи! Вѣдь онъ -- убійца моего сына, жизненной искры моей души, а ты надѣлалъ столько бѣдъ и пролилъ кровь тысячи шайтановъ!
   -- Перестань болтать,-- сказалъ ему Шахіалъ,-- и если онъ живъ, то приведи его, и я освобожу тебя и отпущу всѣхъ твоихъ дѣтей; но если ты убилъ его, то я убью и тебя и твоихъ дѣтей.
   -- О, царь, -- возразилъ ему Синій царь, -- неужели онъ тебѣ дороже моего сына?
   -- Сынъ твой,-- отвѣчалъ ему Шахіалъ,-- былъ тираномъ, потому что онъ похищалъ дѣтей у людей и царскихъ дочерей, заключалъ ихъ въ высокій замокъ у Покинутаго источника и безсовѣстно поступалъ съ ними.
   -- Онъ у меня,-- отвѣчалъ ему Синій царь,--но постарайся примирить его со мною.
   Царь примирилъ ихъ и, одаривъ почетными одеждами, написалъ мировую, заключенную между Синимъ царемъ и СейфъЭль-Мулукомъ, предавъ забвенію дѣло относительно убійства сына перваго изъ нихъ; послѣ этого царь Шахіалъ познакомился съ Сейфъ-Эль-Мулукомъ и ласково обошелся съ нимъ. Черезъ три дня Шахіалъ взялъ Сейфъ-Эль-Мулука и увезъ его къ своей матери, очень обрадовавшейся при видѣ его. Царь приходилъ въ восторгъ отъ красоты и привлекательности молодого человѣка. Сейфъ-Эль-Мулукъ разсказалъ ему всю свою исторію съ начала до конца и передалъ, какъ онъ познакомился съ Бедеей-Эль-Джемаль и что между ними было.
   -- О, мать моя,-- сказалъ Шахіалъ,-- разъ, что ты выразила на это согласіе, то мнѣ остается только повиноваться тебѣ, и поэтому возьми его, отправляйся съ нимъ въ Сараидибъ и сыграйте тамъ великолѣпную свадьбу, такъ какъ онъ -- привлекательный молодой человѣкъ и изъ-за нея претерпѣлъ много бѣдствій.
   Она вслѣдствіе этого отправилась со своими рабынями и явилась въ садъ матери Долетъ-Катунъ. Бедея увидалась съ Сейфъ-Эль-Мулукомъ въ палаткѣ, и бабушка разсказала, какъ онъ попалъ къ Синему царю и какъ чуть было не лишился жизни и заключенъ былъ въ тюрьму. Послѣ этого царь ТаджъЭль-Мулукъ, отецъ Долетъ-Катунъ, собралъ именитыхъ людей своего государства и въ присутствіи ихъ заключилъ брачное условіе между Бедеей-Эль-Джемаль и Сейфъ-Эль-Мулукомъ. Послѣ совершенія церемоніи глашатаи кричали:
   -- Да будетъ онъ счастливъ! Онъ заслужилъ это!
   Голову Сейфъ-Эль-Мулука осыпали золотомъ и серебромъ и по случаю свадьбы было подарено много почетныхъ одеждъ и начались празднества.
   -- Прости меня, о, царь, -- сказалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ Таджъ-Эль-Мулуку,-- но я хочу просить у тебя одной вещи, боюсь лишь, что ты мнѣ откажешь.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчалъ ему Таджъ-Эль Мулукъ,-- что если бы ты попросилъ у меня моей души, то я не отказалъ бы тебѣ, вслѣдствіе добра, сдѣланнаго тобою.
   -- Я прошу тебя,-- сказалъ Сейфъ-Эль-Мулукъ,-- выдать дочь твою Долетъ-Катунъ за моего брата Саэда для того, чтобы мы оба могли быть твоими слугами.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ Таджъ-Эль-Мулукъ.
   Онъ снова собралъ именитыхъ людей и заключилъ брачное условіе между своею дочерью Долетъ-Катунъ и Саэдомъ, и когда церемонія была окончена и золото и серебро разсыпано, царь приказалъ убрать городъ. Послѣ этого начались свадебныя пиршества и Сейфъ-Эль-Мулукъ сдѣлался мужемъ Беденэль-Джемаль въ ту же самую ночь, когда и Саэдъ сдѣлался мужемъ Долетъ-Катунъ. Сейфъ-Эль-Мулукъ въ продолженіе сорока дней не выходилъ отъ своей жены.
   Однажды она сказала ему:
   -- О, царскій сынъ, не раскаиваешься ли ты въ чемъ-нибудь?
   -- Боже сохрани,-- отвѣчалъ онъ.-- Вѣдь я достигъ своего желанія, и въ чемъ же я могу раскаиваться? Но мнѣ хотѣлось бы уѣхать въ Египетъ къ отцу и матери и посмотрѣть, какъ они поживаютъ.
   Она тотчасъ же приказала своимъ слугамъ перенести его и Саэда въ Египетъ, и Сейфъ-Эль-Мулукъ увидался со своимъ отцомъ и матерью, какъ увидался и Саэдъ, и они прожили съ ними цѣлую недѣлю. Затѣмъ оба они простились съ родителями и уѣхали въ городъ Сарандибъ. Послѣ чего всякій разъ, какъ они изъявляли желаніе повидаться съ родными, они отправлялись къ нимъ и возвращались. Такимъ образомъ Сейфъ-Эль-Мулукъ жилъ съ Бедеей-Эль-Джемаль счастливо и хорошо, точно такъ же жилъ хорошо и Саэдъ съ Долетъ Катунъ, пока ихъ не посѣтила разлучница со счастьемъ и друзьями. Слава совершенству никогда не умирающаго Господа, Создателя всего живущаго и не имѣющаго ни начала ни конца!
   

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ.
Начинается съ половины семьсотъ семьдесятъ восьмой ночи и кончается въ половинѣ восемьсотъ тридцать первой.

Исторія Гасана изъ Эль-Башраха.

   Въ давно прошедшія времена въ Эль-Башрахѣ жилъ одинъ купецъ, у котораго было два сына и очень крупное состояніе. Случилось такъ, что Господь взялъ купца, и состояніе его осталось. Оба сына его устроили похороны и послѣ погребенія раздѣлили состояніе на двѣ равныя части, и каждый открылъ себѣ по лавкѣ. Одинъ изъ нихъ торговалъ желѣзнымъ товаромъ, а другой былъ золотыхъ дѣлъ мастеромъ.
   Однажды, когда золотыхъ дѣлъ мастеръ сидѣлъ въ своей лавкѣ, по рыночной улицѣ вмѣстѣ съ другими прохожими шелъ какой-то персіянинъ, который остановился у лавки и внимательно посмотрѣлъ на золотыя вещи; работа ему понравилась. Молодого мастера звали Гасаномъ.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- качая головою, сказалъ персіянинъ,-- ты мастеръ хорошій!
   Персіянинъ продолжалъ любоваться на его издѣлія, а молодой человѣкъ смотрѣлъ въ это время въ старую книгу, которую держалъ въ рукахъ; народъ же любовался на его красоту, миловидность и статность. Съ наступленіемъ послѣобѣденной молитвы народъ разошелся, и персіянинъ обратился къ Гасану такъ:
   -- О, сынъ мой, какой ты красивый молодой человѣкъ! Что это у тебя за книга? У меня нѣтъ сына, а между тѣмъ я знаю одно ремесло, выгоднѣе котораго ничего на свѣтѣ не можетъ быть. Многіе просили меня научить ему, но я никого не хочу учить, а теперь мнѣ хотѣлось бы передать свое ремесло тебѣ и, усыновивъ тебя, поставить предѣлъ между тобою и бѣдностью. Тебѣ придется только оставить свое дѣло и взяться за молотъ, угли и огонь.
   -- Господинъ мой, -- сказалъ ему Гасанъ, -- когда же ты начнешь меня учить?
   -- Завтра я пріѣду къ тебѣ,-- отвѣчалъ онъ,-- и при тебѣ обращу желѣзо въ чистѣйшее золото.
   Гасанъ очень обрадовался и, простившись съ персіяниномъ, отправился къ своей матери. Придя домой, онъ пообѣдалъ съ нею, но былъ разсѣянъ и точно самъ не свой, такъ что мать сказала ему:
   -- Что это съ тобою, сынъ мой? Остерегайся людскихъ наговоровъ, въ особенности не совѣтую тебѣ слушать персіянъ и исполнять ихъ совѣты, такъ какъ они большіе обманщики, любятъ заниматься алхиміей и надуваютъ народъ, обираютъ его и губятъ.
   -- О, матушка, -- отвѣчалъ онъ, -- мы вовсе не такіе богачи, чтобы возбуждать зависть и желаніе обмануть насъ! Ко мнѣ приходилъ одинъ персіянинъ, но онъ -- почтенный шейкъ, очевидно, порядочный человѣкъ, и Господь вселилъ въ его душу расположеніе ко мнѣ.
   Мать его замолчала, но негодованіе кипѣло у нея въ душѣ, а сынъ ея находился въ такой тревогѣ, что въ эту ночь не могъ спать отъ радости, при воспоминаніи о томъ, что персіянинъ говорилъ ему. Съ наступленіемъ утра онъ всталъ, взялъ ключи и отворилъ лавку и въ ту же минуту увидалъ подходившаго персіянина. Онъ всталъ и хотѣлъ поцѣловать у него руку, но персіянинъ не допустилъ его до этого.
   -- Ну, Гасанъ,-- сказалъ персіянинъ,-- приготовь плавильникъ и мѣха.
   Гасанъ приготовилъ то, что велѣлъ ему персіянинъ, и раздулъ угли.
   -- Нѣтъ ли у тебя желѣза, сынъ мой?-- спросилъ у него персіянинъ.
   -- У меня есть сломанный подносъ,-- отвѣчалъ Гасанъ.
   Персіянинъ приказалъ разрѣзать подносъ на мелкіе куски, бросилъ ихъ въ плавильникъ и раздувалъ подъ плавильникомъ угли до тѣхъ поръ, пока желѣзо не расплавилось. Послѣ этого персіянинъ досталъ изъ своей чалмы сложенную бумажку, которую онъ развернулъ и высыпалъ изъ нея не болѣе драхмы какого-то порошка въ плавильникъ. Порошокъ былъ желтаго цвѣта. Гасану онъ велѣлъ раздувать мѣха, что тотъ и дѣлалъ. Скоро масса въ плавильникѣ обратилась въ слитокъ золота. Увидавъ это, Гасанъ былъ страшно пораженъ и отъ радости потерялъ даже голову. Онъ взялъ слитокъ и сталъ вертѣть его въ разныя стороны, сталъ пробовать его и увидалъ, что это очень хорошаго достоинства золото. У него голова закружилась отъ радости, и онъ наклонился жъ рукѣ персіянина, чтобы поцѣловать ее.
   -- Возьми этотъ слитокъ, -- сказалъ ему персіянинъ,-- пойди съ нимъ на рынокъ и, ни слова не говоря, поспѣши продать его.
   Гасанъ отправился на рынокъ и передалъ слитокъ маклеру, который, взявъ его, попробовалъ и нашелъ, что это чистѣйшее золото. Слитокъ пустили въ продажу, назначивъ за него десять тысячъ серебряныхъ монетъ, но купцы цѣну надбавили, и онъ пошелъ за пятнадцать тысячъ серебряныхъ монетъ.
   Получивъ деньги, Гасанъ пошелъ домой и разсказалъ матери все, что онъ дѣлалъ, прибавивъ:
   -- О, матушка, вѣдь я выучился этому ремеслу 1
   Но мать его засмѣялась и сказала:
   -- Сила и власть только въ рукахъ Бога Великаго Всемогущаго.
   Она замолчала, хотя негодованіе кипѣло у нея въ сердцѣ. А Гасанъ, въ невинности своей души, взялъ мѣдный пестъ и, придя къ персіянину въ лавку, положилъ его передъ нимъ.
   -- О, сынъ мой,-- сказалъ ему персіянинъ,-- что хочешь ты дѣлать съ этимъ пестомъ?
   -- Хочу расплавить его,-- отвѣчалъ Гасанъ,-- и получить слитокъ золота.
   -- О, сынъ мой,-- засмѣявшись, сказалъ персіянинъ,-- ты, вѣрно, съ ума сошелъ, пожелавъ пойти на рынокъ въ одинъ и тотъ же день съ двумя слитками? Развѣ ты не знаешь, что насъ стали бы подозрѣвать, и мы можемъ погибнуть? О, сынъ мой, когда я выучу тебя этому ремеслу, ты не примѣняй его къ дѣлу болѣе, чѣмъ одинъ разъ въ годъ, такъ какъ этого для тебя будетъ совершенно достаточно.
   -- Ты совершенно правъ, учитель мой,-- отвѣчалъ Гасанъ.
   Онъ сѣлъ у себя въ лавкѣ и, поставивъ плавильникъ, подложилъ углей въ огонь.
   -- Что ты хочешь дѣлать?-- спросилъ его персіянинъ.
   -- Выучи же меня своему ремеслу,-- отвѣчалъ Гасанъ.
   -- О, Господи! сила и власть въ твоихъ рукахъ,-- засмѣявшись, сказалъ шейкъ.-- Ты, Гасанъ, совсѣмъ ничего не соображаешь и вовсе не годишься для такого дѣла. Развѣ такому ремеслу можно учиться на улицѣ, да вдобавокъ еще и на рынкѣ? Вѣдь если мы займемся этимъ здѣсь, то народъ будетъ говорить, что мы занимаемся алхиміей, судьи узнаютъ о насъ -- и тогда мы пропали. Если ты хочешь выучиться этому ремеслу, то пойдемъ ко мнѣ домой.
   Гасанъ тотчасъ же закрылъ свою лавку и отправился съ персіяниномъ, но дорогой онъ вспомнилъ слова своей матери и сталъ раздумывать и, остановившись, низко наклонилъ голову, вслѣдствіе чего персіянинъ, посмотрѣвъ на него, сказалъ:
   -- Да что ты съ ума сошелъ? Я отъ всего сердца предлагаю сдѣлать тебѣ доброе дѣло, а ты воображаешь, что я замышляю что-то противъ тебя! Если ты боишься итти ко мнѣ въ домъ, то я охотно пойду къ тебѣ и научу тебя тамъ.
   -- Это будетъ лучше, дядюшка,-- отвѣчалъ Гасанъ.
   -- Ну, такъ или впередъ,-- сказалъ ему персіянинъ.
   Гасанъ пошелъ впередъ, а персіянинъ пошелъ вслѣдъ за нимъ и Гасанъ, придя къ матери, сказалъ ей, что персіянинъ пришелъ вмѣстѣ съ нимъ и стоитъ у дверей. Она убрала для нихъ комнату и, поставивъ все на мѣсто, сама ушла изъ дому. Гасанъ позвалъ персіянина, и тотъ вошелъ; Гасанъ же, взявъ подносъ, пошелъ на рынокъ купить чего-нибудь поѣсть. Купивъ, что надо, онъ поставилъ передъ гостемъ, сказавъ:
   -- Ну, кушай, хозяинъ, для того, чтобы хлѣбомъ-солью намъ скрѣпить узы, и да накажетъ Господь (да святится имя Его!) того, кто измѣнитъ узамъ хлѣба-соли?
   -- Ты сказалъ истинную правду, о, сынъ мой!-- отвѣчалъ ему персіянинъ.-- Кто знаетъ,-- улыбаясь, прибавилъ онъ,-- истинное значеніе хлѣба-соли.
   Они сѣли ѣсть, и персіянинъ ѣлъ, пока не насытился.
   -- Теперь, сынъ мой,-- сказалъ онъ,-- принеси чего-нибудь полакомиться.
   Гасанъ тотчасъ же побѣжалъ на рынокъ и принесъ сластей; онъ былъ очень доволенъ своимъ гостемъ и поѣлъ съ нимъ лакомства.
   -- Да наградитъ тебя Господь, о, сынъ мой!-- сказалъ персіянинъ.-- Съ такими людьми, какъ ты, пріятно имѣть дѣло и пріятно передать тебѣ свою тайну, чтобы ты извлекъ изъ нея пользу. Теперь принеси все, что требуется.
   Гасанъ едва вѣрилъ своимъ ушамъ и побѣжалъ къ себѣ въ лавку за плавильникомъ и мѣхами, которые тотчасъ же и принесъ. Персіянинъ же взялъ бумажку и сказалъ:
   -- О, Гасанъ, клянусь хлѣбомъ и солью, что, если бы ты не былъ мнѣ дороже родного сына, я никогда не научилъ бы тебя этому ремеслу. Этого снадобья у меня имѣется только то, что завернуто вотъ въ этой бумажкѣ. А теперь помни хорошенько, что я тебѣ скажу, и наблюдай, какую я буду дѣлать смѣсь. На каждые десять фунтовъ желѣза надо положить полдрахмы порошка, который у меня въ этой бумажкѣ, и всѣ десять фунтовъ сдѣлаются чистѣйшимъ золотомъ. Въ этой бумажкѣ еще три унція порошка, а когда порошокъ этотъ ты истратишь, то я сдѣлаю тебѣ новый.
   Взявъ бумажку, Гасанъ увидѣлъ въ ней тончайшій желтый порошокъ.
   -- О, господинъ мой,-- сказалъ онъ,-- какъ называется этотъ порошокъ, гдѣ его можно достать и изъ чего онъ дѣлается?
   Персіянинъ засмѣялся и, потрепавъ Гасана по плечу, сказалъ ему:
   -- Зачѣмъ ты спрашиваешь? Работай и молчи.
   Онъ взялъ желѣзную чашку, разрѣзалъ ее и бросилъ въ плавильникъ, въ который всыпалъ немного порошка изъ бумажки, послѣ чего въ плавильникѣ оказался слитокъ чистѣйшаго золота. Увидавъ это, Гасанъ безконечно обрадовался и совершенно потерялъ голову, размышляя о томъ, что только что видѣлъ.
   А персіянинъ поспѣшно, украдкой досталъ изъ своей чалмы маленькій пакетикъ, вынулъ изъ него что-то и засунулъ въ лакомство.
   -- О, Гасанъ,-- сказалъ онъ,-- теперь ты совершенно мой сынъ и дороже мнѣ моей души и моего богатства. У меня есть дочь, которую мнѣ хочется выдать за тебя.
   -- Я -- слуга твой,-- отвѣчалъ Гасанъ,-- и, что бы ты со мной ни дѣлалъ, я отдаюсь тебѣ въ руки.
   -- О, сынъ мой,-- сказалъ персіянинъ,-- потерпи только, и будешь счастливъ.
   Онъ подалъ ему лакомство, и Гасанъ, взявъ его, поцѣловалъ руку и положилъ лакомство въ ротъ, не подозрѣвая, что къ нему примѣшано. Не успѣлъ онъ проглотить, какъ голова его поникла и онъ упалъ безъ чувствъ. Персіянинъ, увидавъ его въ такомъ положеніи, очень обрадовался и, вскочивъ, сказалъ:
   -- Попалъ ко мнѣ въ сѣти, юный дуракъ. Собака-арабъ! Много лѣтъ я искалъ тебя, наконецъ-то ты мнѣ попался.
   Онъ опоясался, затянулъ руки Гасана назадъ и ноги притянулъ къ рукамъ; послѣ этого онъ взялъ сундукъ, выбралъ;изъ него всѣ вещи, положилъ въ него Гасана и заперъ на ключъ. Кромѣ того, онъ опорожнилъ еще сундукъ и положилъ въ него всѣ дорогія вещи, которыя нашелъ въ домѣ Гасана, и сдѣланный имъ слитокъ золота и, заперевъ его, побѣжалъ на рынокъ и привелъ носильщиковъ, которые снесли ему эти сундуки на пристань къ кораблю. Корабль былъ нанятъ персіяниномъ, и капитанъ ждалъ его; увидавъ персіянина, матросы приняли сундуки и перенесли ихъ на корабль. Персіянинъ крикнулъ капитану и матросамъ:
   -- Скорѣе! Дѣло кончено -- и желаніе наше исполнено.
   -- Поднимайте якорь,-- крикнулъ капитанъ матросамъ,-- и распускайте паруса.
   И корабль вышелъ въ море при попутномъ вѣтрѣ. Такимъ образомъ персіянинъ увезъ Гасана.
   Мать же Гасана ждала его вплоть до ночи и не могла дождаться. Она пришла домой и увидала, что дверь открыта, и не нашла никого и увидала, что сундуки и вещи всѣ вынесены. Тутъ она поняла, что сынъ ея погибъ и что судьба его свершилась. Она ударила себя по лицу, разорвала на себѣ одежды, заплакала, застонала и начала говорить:
   -- О, сынъ мой! о, радость души моей!
   И она продекламировала слѣдующіе стихи:
   
   Мое терпѣнье измѣнило мнѣ
   И мое безпокойство безпредѣльно
   И безпредѣльны жалобы мои
   На долгое отсутствіе твое
   И на меня терзавшую болѣзнь!
   Клянусь Аллахомъ, никакого я
   Теперь терпѣнья больше не имѣю
   Съ тѣхъ поръ, какъ ты покинулъ здѣсь меня!
   Могу ли я переносить разлуку
   Съ предметомъ упованій всѣхъ моихъ?
   И при любимца моего утратѣ
   Могу ли я имѣть отраду сна?
   И гдѣ того находится жилище,
   Который лишь присутствіемъ своимъ
   Развеселилъ бы мой упадокъ духа?
   Ты удалился, сдѣлавши нашъ домъ
   И все семейство наше безутѣшнымъ,
   И сдѣлалъ мутными мои напитки,
   Что были такъ прозрачны при тебѣ!
   Ты помощь расточилъ мою во всякомъ
   Несчастій твоемъ, и мой почетъ,
   И мою славу, и мою надежду
   Среди живущихъ на землѣ людей!
   Да будетъ вычеркнутъ тотъ день, когда
   Ты уведенъ былъ прочь отъ глазъ моихъ
   До дня того, когда ко мнѣ ты возвратишься!
   
   Она продолжала плакать и рыдать вплоть до утра, и когда къ ней пришли сосѣди и спросили ее о сынѣ, она разсказала имъ, что происходило между нимъ и персіяниномъ. Она была увѣрена, что никогда больше не увидитъ его, и, рыдая, ходила по дому, и въ это время увидала какую-то надпись на стѣнѣ. Она тотчасъ же привела Факіеха, и тотъ прочиталъ ей слѣдующее:
   
   Милый призракъ ночью мнѣ явился,
   Когда мной завладѣлъ глубокій сонъ,
   Въ часъ утренній, когда мои друзья
   Всѣ спали на пескѣ пустыни жаркой;
   Когда при видѣ призрака того
   Я пробудился, то увидѣлъ воздухъ
   Совсѣмъ пустымъ и мѣсто посѣщенья
   Весьма далеко было отъ меня.
   
   Услыхавъ эти стихи, мать Гасана вскричала:
   -- О, сынъ мой, вѣдь домъ мой опустѣлъ безъ тебя!
   Сосѣди съ нею простились, посовѣтовавъ ей терпѣливо выжидать и надѣяться на скорое свиданіе. Но мать Гасана неустанно плакала и дни и ночи и устроила посреди дома памятникъ, надъ которымъ вырѣзала имя Гасана и день его исчезновенія. Она не отходила отъ этого могильнаго памятника и такъ жила со дня разлуки съ сыномъ.
   А что же дѣлалъ въ это время Гасанъ? Персіянинъ этотъ былъ магъ, ненавидѣлъ мусульманъ и не пропускалъ случая, губить ихъ. Онъ былъ злой, коварный алхимикъ, про котораго можно было сказать словами поэта:
   
   Собака онъ, и сынъ собаки, даже
   Умершій дѣдъ его собакой былъ.
   Нѣтъ ничего хорошаго въ собакѣ
   И въ кобелѣ, родившемся отъ суки.
   
   Звали этого подлеца Баграмомъ-магомъ. Онъ ежегодно похищалъ какого-нибудь мусульманина и убивалъ его надъ скрытымъ кладомъ. Когда уловка его противъ Гасана удалась, и онъ плылъ съ нимъ на кораблѣ уже цѣлый день, то приказалъ матросамъ принести ему сундукъ, въ которомъ, находился мусульманинъ. Сундукъ былъ принесенъ, онъ открылъ его и вынулъ оттуда Гасана. Приложивъ ему къ носу уксусу, онъ вдунулъ въ ноздри какой-то порошокъ, отчего Гасанъ чихнулъ, выплюнулъ кусокъ бейджа и, открывъ глаза, осмотрѣлся и увидалъ, что онъ плыветъ на кораблѣ посреди моря, а персіянинъ сидитъ подлѣ него. Тутъ онъ понялъ, какую съ нимъ сыграли штуку, что все это сдѣлалъ проклятый персіянинъ-магъ и что на него обрушилось несчастіе, противъ котораго мать предостерегала его. Чтобы не упасть духомъ, онъ проговорилъ:
   -- И власть и сила въ рукахъ Бога великаго, всемогущаго! Отъ Него мы исходимъ и къ Нему вернемся! Аллахъ, будь ко мнѣ милостивъ, дай мнѣ терпѣніе перенести свое несчастіе!
   Онъ посмотрѣлъ на персіянина и кротко сказалъ ему:
   -- Послушай, батюшка, зачѣмъ ты такъ поступаешь со мною? Гдѣ же твое уваженіе къ хлѣбу и соли? Такъ-то ты держишь свою клятву, данную мнѣ!
   -- Ахъ ты, собака!-- крикнулъ на него магъ.-- Что мнѣ значитъ твоя хлѣбъ-соль! Я убилъ уже тысячу такихъ юношей, какъ ты, и для полной тысячи мнѣ недоставало только одного тебя.
   Тутъ онъ страшно закричалъ на него, и Гасанъ замолчалъ, зная, что стрѣла судьбы попала въ него.
   Проклятый магъ приказалъ развязать Гасана, послѣ чего ему дали пить, а магъ, посмотрѣвъ на него, захохоталъ.
   -- Право,-- сказалъ онъ,-- я никакъ не думалъ, что ты такъ легко попадешь ко мнѣ въ сѣти, клянусь въ этомъ огнемъ и свѣтомъ, и тѣнью, и зноемъ! Огонь придалъ мнѣ силы и помогъ завладѣть тобою для того, чтобы я могъ принести ему тебя въ жертву.
   -- Ты измѣнилъ обязательства хлѣба и соли,-- отвѣчалъ ему Гасанъ.
   Въ отвѣтъ на это магъ поднялъ руку и ударилъ его такъ, что Гасанъ упалъ прямо лицомъ на палубу; слезы полились по его щекамъ, и онъ лишился чувствъ. Послѣ этого магъ приказалъ развести огонь.
   -- Что ты хочешь дѣлать?-- спросилъ его Гасанъ.
   -- Огонь даетъ свѣтъ и искры,-- отвѣчалъ магъ,-- ему я поклоняюсь; если ты согласишься тоже поклониться ему, то я дамъ тебѣ половину своего состоянія и выдамъ за тебя свою дочь.
   Но Гасанъ закричалъ на него:
   -- Ахъ, ты проклятый! Ахъ, ты невѣрный магъ; ты поклоняешься огню вмѣсто того, чтобы поклониться всемогущему Богу, Создателю и свѣта и тьмы. Вѣдь хуже этой вѣры на свѣтѣ нѣтъ.
   -- Такъ ты не хочешь принять мою вѣру, собака арабъ?-- въ ярости кричалъ магъ.
   Но Гасанъ отказался отъ его требованія, а проклятый магъ всталъ и сталъ поклоняться огню, послѣ чего онъ приказалъ своимъ мальчикамъ положить Гасана на палубу ницъ и сталъ наносить ему удары плоской плетью, такъ что испещрилъ всѣ его бока. Гасанъ кричалъ, просилъ кого-нибудь помочь ему и заступиться за него, но никто не заступился за него, и онъ, поднявъ очи къ Карающему, просилъ Его взять его, несчастнаго, къ себѣ. Онъ потерялъ терпѣніе, слезы текли у него по щекамъ, какъ дождевые потоки, и онъ продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Съ терпѣніемъ переносить я буду
   Велѣнія твои, о мой Творецъ!
   Я буду терпѣливымъ, если тѣмъ
   Могу пріобрѣсти я одобренье Твое.
   Они меня совсѣмъ жестоко
   Тиранили и подавляли властью
   И отдавали приказанья мнѣ.
   Быть-можетъ, благодѣтельность Твоя
   Проститъ мнѣ то, что все теперь минуло.
   
   Потомъ магъ приказалъ рабамъ посадить его и дать ему поѣсть и попить. Они исполнили приказаніе, но Тасанъ не сталъ ни ѣсть ни пить. Въ продолженіе всего пути магъ мучилъ его и день и ночь. Гасанъ терпѣливо выносилъ эти пытки и отдавался на волю Божію, что выводило мага изъ себя.
   Они, не останавливаясь, плыли цѣлыхъ три мѣсяца, и все время магъ мучилъ Гасана. Въ концѣ третьяго мѣсяца Господь (да святится имя Его!) послалъ страшный вѣтеръ; море почернѣло и начало бросать корабль съ волны на волну.
   -- Клянемся Аллахомъ,-- сказали капитанъ и матросы,-- все это происходитъ вслѣдствіе того, что тутъ дѣлается съ молодымъ человѣкомъ, котораго магъ терзаетъ цѣлыхъ три мѣсяца; а такихъ мукъ всемогущій Богъ допустить не можетъ.
   Всѣ они возстали противъ мага, убили его мальчиковъ и всю его прислугу. Магъ, увидавъ, что всѣ его люди убиты, испугался за себя и вслѣдствіе этого тотчасъ же развязалъ Гасана, снялъ съ него изорванное платье, одѣлъ его въ другое и примирился съ нимъ, давъ ему обѣщаніе, что онъ выучитъ его своему ремеслу и отвезетъ обратно на родину.
   -- О, сынъ мой,-- сказалъ онъ ему,-- не порицай меня за то, что я съ тобой сдѣлалъ.
   -- Да развѣ послѣ этого я могу вѣрить тебѣ!-- возразилъ ему Гасанъ.
   -- О, сынъ мой,-- продолжалъ магъ,-- что можетъ быть выше прощенья! Если я мучилъ тебя, то только для того, чтобы испытать твое терпѣніе; вѣдь самъ же ты хорошо знаешь, что всѣ мы въ рукахъ Божіихъ.
   Матросы и капитанъ очень радовались его избавленію, и Гасанъ помолился о нихъ и благодарилъ Господа. Вѣтеръ стихъ, небо разъяснилось, и они спокойно поплыли далѣе.
   -- Куда мы плывемъ, персіянинъ?-- спросилъ Гасанъ.
   -- О, сынъ мой,-- отвѣчалъ онъ,-- мы плывемъ къ горѣ Тучъ, гдѣ находится снадобье, необходимое для алхиміи.
   Магъ и огнемъ и свѣтомъ клялся, что не замышляетъ болѣе ничего противъ Гасана. Поэтому Гасанъ успокоился и сталъ даже вмѣстѣ съ магомъ ѣсть, пить и спать. Одѣвалъ его магъ?.ъ свое собственное платье.
   Такимъ образомъ они плыли еще три мѣсяца, послѣ чего корабль пошелъ вдоль берега, усѣяннаго разноцвѣтными камнями. Когда же якорь былъ брошенъ, персіянинъ сказалъ:
   -- Ну, Гасанъ, идемъ на берегъ. Мы достигли мѣста нашихъ желаній.


   Гасанъ вышелъ на берегъ вмѣстѣ съ магомъ, который поруилъ капитану свое имущество. Они шли, пока совершенно не скрылись изъ глазъ бывшихъ на кораблѣ людей; тутъ магъ сѣлъ и вынулъ изъ кармана маленькій мѣдный барабанъ и маленькую палочку, обвитую кожей, съ вытисненными на ней талисманами, и этой палочкой онъ ударилъ по барабанчику, вслѣдствіе чего вдали показалась пыль. Гасанъ удивился этому и даже испугался такъ, что измѣнился въ лицѣ и раскаялся, что спустился съ магомъ на берегъ. Магъ, взглянувъ на него и замѣтивъ это, спросилъ:
   -- Что съ тобою, сынъ мой? Клянусь огнемъ и свѣтомъ, тебѣ нечего меня бояться; и если бы я могъ сдѣлать свое дѣло безъ твоей помощи, я не взялъ бы тебя съ корабля. Радуйся предстоящему тебѣ счастью. Пыль эта поднята животными, на которыхъ мы поѣдемъ и которыя проведутъ насъ черезъ пустыню.
   Вскорѣ пыль улеглась, и они увидали трехъ чудныхъ верблюдовъ. Персіянинъ сѣлъ на одного изъ нихъ, Гасанъ -- на другого, а на третьяго они положили свои съѣстные припасы и ѣхали такимъ образомъ семь дней, выѣхали на большую дорогу и вскорѣ увидѣли куполъ, стоявшій на четырехъ колоннахъ изъ червоннаго золота. Спустившись съ верблюдовъ, они вошли подъ куполъ, поѣли, попили и отдохнули. Взглянувъ въ сторону, Гасанъ увидалъ что-то высокое.
   -- Что это такое, дядюшка?-- спросилъ онъ у мага.
   -- Это дворецъ,-- отвѣчалъ магъ.
   -- Войдемъ же въ него, осмотримъ его и отдохнемъ,-- сказалъ Гасанъ.
   Но магъ отошелъ прочь и сказалъ:
   -- Не говори ты мнѣ объ этомъ замкѣ; въ немъ живетъ мой врагъ, и у меня вышла тутъ съ нимъ такая исторія, о которой теперь не время упоминать.
   Онъ ударилъ въ барабанчикъ, и верблюды подошли къ нему. Они сѣли на нихъ и ѣхали еще семь дней, а на восьмой день магъ спросилъ:
   -- О, Гасанъ, скажи мнѣ, что ты видишь?
   -- Я вижу,-- отвѣчалъ Гасанъ,-- тучи и туманъ между западомъ и востокомъ.
   -- Это не тучи и не туманъ,-- отвѣчалъ магъ,-- а большая, высокая гора, раздѣляющая облака; она такъ высока, что тучи не могутъ быть надъ нею. Эта гора и есть предметъ моихъ желаній: на ней-то и находится то, что я ищу. Для этого я привезъ тебя сюда, и мое желаніе можетъ быть исполнено только тобою.
   Гасанъ пришелъ въ отчаяніе, опасаясь за свою жизнь.
   -- Молю тебя предметомъ твоего поклоненія,-- сказалъ онъ магу,-- молю тебя твоей вѣрой, скажи мнѣ: зачѣмъ ты привезъ меня сюда?
   -- Алхимія не можетъ имѣть успѣха безъ одной травы, которая растетъ тамъ, наверху, въ облакахъ, на этой самой горѣ. И когда мы добудемъ эту траву, то я покажу тебѣ свое ремесло.
   -- Хорошо, хозяинъ,-- не помня себя отъ страха, отвѣчалъ Гасанъ.
   Онъ не надѣялся остаться въ живыхъ и заплакалъ при мысли о разлукѣ съ матерью, съ родными и съ своимъ домомъ; раскаиваясь, что не послушался матери, и продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Прими въ соображеніе дѣла
   Ты Бога Твоего, когда придетъ
   Къ тебѣ былое счастіе опять
   И быстрое даруетъ облегченье.
   Не приходи въ отчаянье, когда
   Страдаешь ты глубокимъ огорченьемъ, --
   Вѣдь много милостей волшебно-чудныхъ
   Даруетъ огорченному судьба.
   
   Они продолжали двигаться впередъ, пока не подъѣхали къ горѣ и не остановились у подножія ея. На горѣ Гасанъ увидалъ замокъ и спросилъ у мага, что это за замокъ.
   -- Въ немъ живутъ,-- отвѣчалъ магъ,-- шайтаны, людоѣды и дьяволы.
   Они сошли съ верблюдовъ, и магъ, подойдя къ Гасану, поцѣловалъ его въ голову и сказалъ ему:
   -- Не порицай меня за то, что я съ тобой сдѣлалъ. Я поберегу тебя теперь, когда ты поднимешься на гору, а ты честнымъ образомъ доставь мнѣ сверху, что мнѣ нужно, и я раздѣлю все съ тобою пополамъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ Гасанъ. Персіянинъ открылъ кожаный мѣшокъ, вынулъ изъ него мельницу и немного пшеницы, которую и смололъ; послѣ этого онъ сдѣлалъ тѣсто, свалялъ три лепешки, развелъ огонь и испекъ ихъ. Когда лепешки были готовы, магъ ударилъ въ барабанчикъ и тотчасъ же явились верблюды. Выбравъ одного изъ нихъ, онъ убилъ его и содралъ кожу. Затѣмъ, посмотрѣвъ на Гасана, онъ сказалъ ему:
   -- Послушай, мой сынъ Гасанъ, и пойми, что я хочу отъ тебя.
   -- Слушаю,-- отвѣчалъ Гасанъ.
   -- Влѣзай въ эту кожу, и я зашью ее на тебѣ и положу тебя на землю. Къ тебѣ тотчасъ же прилетитъ Рукгъ и, схвативъ тебя, унесетъ на вершину этой горы. Возьми съ собой этотъ ножъ, и когда птица уже положитъ тебя на гору, разрѣжь кожу и вылѣзай. Птица тебя испугается и улетитъ, а ты посмотри на меня съ верху горы: и я скажу, что тебѣ надо дѣлать.
   Онъ завернулъ ему три лепешки и кожаную фляжку съ водой и положилъ въ кожу, послѣ чего онъ зашилъ ее на немъ и отошелъ на нѣкоторое разстояніе. Рукгъ, дѣйствительно, прилетѣла, схватила его и снесла на вершину горы, гдѣ и положила. Когда Гасанъ почувствовалъ, что онъ уже на горѣ, онъ разрѣзалъ кожу, вылѣзъ изъ нея и началъ говорить съ магомъ, который, услыхавъ его то носъ, такъ обрадовался, что заплясалъ, и крикнулъ ему:
   -- Пойди по тому направленію, которое позади твоей спины, и затѣмъ приди разсказать мнѣ, что ты увидишь.
   Гасанъ пошелъ, какъ приказалъ ему магъ, и увидалъ объѣденныя кости и деревья, о чемъ и сообщилъ магу.
   -- Это-то и есть то, къ чему я стремлюсь,-- отвѣчалъ ему магъ.-- Возьми шесть кусковъ этого дерева и брось ихъ ко мнѣ, такъ какъ алхимическіе опыты производятся съ этимъ деревомъ.
   Гасанъ бросилъ внизъ шесть кусковъ дерева, и магъ, получивъ ихъ, сказалъ:
   -- Ахъ, ты глупый юноша! То, что мнѣ было отъ тебя надо, ты исполнилъ, и теперь, если хочешь, можешь оставаться на горѣ или броситься оттуда внизъ я разбиться.
   Сказавъ это, магъ ушелъ, а Гасанъ только вскричалъ:
   -- Сила и власть въ рукахъ Бога всемогущаго, великаго t Эта собака обманула меня!
   Онъ сѣлъ въ страшномъ горѣ и продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   Когда желаетъ Богъ, чтобъ случай сдѣлалъ
   Свое на человѣка нападенье, Который одаренъ умомъ и слухомъ И зрѣньемъ, то его лишаетъ слуха, И душу дѣлаетъ его слѣпой, И отнимаетъ умъ его до капли, Потомъ, свое намѣренье исполни. Ему онъ снова возвращаетъ разумъ, И слухъ и зрѣнье, чтобы онъ впередъ Былъ осторожнѣе въ своихъ поступкахъ. Поэтому они и говорятъ Про бывшее событіе: "Но какъ Могло случиться это?" Вѣдь въ мірѣ все Отъ участи и рока истекаетъ.
   Онъ сталъ осматриваться во всѣ стороны и пошелъ вдоль горы по вершинѣ. Надежду на избавленіе онъ потерялъ и шелъ, пока не пришелъ на другой край горы, гдѣ увидалъ у подножія синее бушующее море съ валами, поднимавшимися, какъ горы. Онъ сѣлъ и прочелъ молитву изъ Корана и просилъ Господа успокоить его, пославъ ему или смерть или избавленіе. Прочитавъ еще молитву, онъ бросился прямо въ море. Волны приняли его и, не давъ ушибиться, вынесли на берегъ. Онъ обрадовался и прежде всего поблагодарилъ Господа.
   Послѣ этого онъ пошелъ по берегу, отыскивая что-нибудь поѣсть, и пришелъ какъ разъ къ тому мѣсту, гдѣ былъ съ Баграмомъ-магомъ. Пройдя дальше, онъ увидалъ высокій дворецъ и, приблизившись къ нему, узналъ, что это и есть тотъ замокъ, въ которомъ, по словамъ мага, жили дьяволы.
   "Въ этотъ замокъ мнѣ непремѣнно слѣдуетъ пойти, -- подумалъ онъ.-- Тутъ-то мнѣ, можетъ-быть, и помогутъ".
   Подойдя, онъ нашелъ дверь отворенной и въ сѣняхъ увидалъ скамейку, на которой сидѣли двѣ очень красивыхъ дѣвицы и играли въ шахматы. Одна изъ нихъ, поднявъ голову и увидавъ его, закричала отъ радости.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- проговорила она, -- вѣдь это человѣкъ! И надо думать, что его въ нынѣшнемъ году привезъ Баграмъ-магъ.
   Гасанъ, услыхавъ то, что она сказала, бросился передъ нею на колѣни и, горько заплакавъ, сказалъ:
   -- О, госпожа моя, -- дѣйствительно, онъ меня сюда привезъ.
   -- Слушай, сестра, и будь свидѣтельницей, -- сказала младшая дѣвица старшей, -- что, передъ Богомъ, я принимаю этого человѣка, какъ своего брата, что умру за него и буду жить для него, радоваться его радостями и горевать его горемъ!
   Она встала, подошла къ нему и, обнявъ его, поцѣловала. Затѣмъ взяла за руку и повела во дворецъ, въ сопровожденіи сестры. Снявъ съ него разорванное платье, она принесла ему царскую одежду и велѣла одѣться; послѣ чего принесла ему мясныхъ кушаньевъ и вмѣстѣ съ сестрой сѣла обѣдать съ нимъ.
   -- Теперь, -- сказала она, пообѣдавъ, -- разскажи намъ всю свою исторію съ проклятой собакой, колдуномъ Баграмомъ, разскажи, что съ тобой было съ той минусы, какъ ты попалъ къ нему въ руки, и какимъ образомъ ты избавился отъ него. А потомъ мы въ подробности разскажемъ тебѣ, что было между нами и имъ, для того, чтобы ты поостерегся на тотъ случай, если когда-нибудь встрѣтишься съ нимъ.
   Услыхавъ эти слова и видя, какъ дѣвушка относится къ нему, Гасанъ совершенно успокоился, одумался и сталъ разсказывать имъ все, что было между нимъ и магомъ.
   -- А ты спрашивалъ его о нашемъ замкѣ?-- сказали ему сестры.
   -- Да спрашивалъ, -- отвѣчалъ онъ, -- и онъ сказалъ мнѣ, что не любитъ говорить объ эт.онъ, потому что въ этомъ дворцѣ живутъ людоѣды и дьяволы.
   Дѣвицы страшно разгнѣвались и вскричали:
   -- Такъ этотъ невѣрный назвалъ насъ дьяволами?
   -- Назвалъ, -- отвѣчалъ Гасанъ.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- сказала сестра Гасану, -- я убью его самымъ жестокимъ образомъ и избавлю свѣтъ отъ него.
   -- Какимъ же образомъ, -- спросилъ Гасанъ, -- та встрѣтишься съ нимъ и убьешь его?
   -- Онъ находится теперь въ саду Эль-Мешида, и я скоро покончу съ нимъ.
   -- Гасанъ говорилъ истинную правду, -- замѣтила старшая сестра,-- и все высказанное имъ объ этой собакѣ справедливо. Разскажи ему нашу исторію для того, чтобы она осталась у него въ памяти.
   -- Знай же, о, братъ мой,-- начала младшая сестра, -- что мы царскія дочери. Нашъ отецъ -- очень могущественный царь шайтановъ, и у него имѣются войска, слуги и тѣлохранители изъ шайтановъ. Господь (да святится имя Его!) далъ ему семь дочерей отъ одной и той же жены. Но онъ до такой степени гордъ и ревнивъ, что не выдалъ замужъ ни одну изъ насъ. Онъ собралъ своихъ эмировъ и визирей и сказалъ имъ: "Не знаете ли вы на землѣ такого мѣста, въ которое не ходили бы ни люди ни шайтаны, но въ которомъ роили бы) плодовыя деревья и протекали рѣчки?" -- "А зачѣмъ тебѣ такое мѣсто?" спросили они его. "Я хочу, -- отвѣчалъ онъ, -- поселить туда своихъ дочерей". На это они отвѣчали ему такъ: "О царь, замокъ на торѣ Тучъ, выстроенный шайтаномъ, возмутившимся противъ Сулеймана, необитаемъ послѣ его смерти. Этотъ замокъ будетъ совершенно подходящимъ мѣстомъ, такъ какъ отдѣленъ отъ всего міра. Туда достигнуть никто не можетъ, и на немъ растутъ деревья и протекаютъ рѣки, съ водою, сладкою, какъ медъ, и холодною, какъ снѣгъ. Всякому, страдающему проказой или слоновой болѣзнью, стоитъ только напиться этой воды, чтобы исцѣлиться". Когда отецъ нашъ услыхалъ это, то онъ тотчасъ же послалъ насъ въ этотъ дворецъ и послалъ войска и солдатъ проводить насъ и собралъ намъ все, что нужно. Когда ему хочется поѣхать куда-нибудь, онъ ударяетъ въ барабанъ, и къ нему собираются всѣ войска; онъ выбираетъ тѣхъ, съ кѣмъ хочетъ ѣхать, а остальныхъ отпускаетъ. А когда онъ хочетъ видѣть насъ, онъ приказываетъ своимъ подчиненнымъ шайтанамъ привести насъ, и они прилетаютъ за нами и переносятъ къ нему, для того, чтобы онъ насладился нашимъ присутствіемъ, и мы повидались бы съ нимъ, и затѣмъ отправляетъ насъ опять сюда. У насъ пять сестеръ, которыя отправились въ пустыню охотиться, такъ какъ тамъ несмѣтное множество дикихъ звѣрей. Двѣ изъ насъ по очереди остаются дома, чтобы готовить кушанья; такимъ образомъ на этотъ разъ пришелъ чередъ нашъ съ сестрой, и потому мы остались стряпать, и, слава Богу, что Онъ послалъ намъ человѣка, чтобы намъ не было такъ скучно. Я рада, что ты попалъ къ намъ; потому будь спокоенъ и веселъ, ничего дурного съ тобой не случится.
   -- Слава Богу, -- сказалъ очень довольный Гасанъ, -- что я попалъ на путь спасенія и нашелъ сострадательныя сердца.
   Сестра его взяла его за руку и привела въ отдѣльную комнату, куда принесла бѣлье и необыкновенно роскошную обстановку. Вскорѣ вернулись съ охоты и остальныя сестры; имъ разсказали о Гасанѣ, и онѣ были очень рады его приходу и, прійдя къ нему въ его комнату, поздоровались съ нимъ и поздравили его со спасеніемъ. Онъ остался у нихъ въ замкѣ, и они вели самую пріятную и спокойную жизнь; Гасанъ ѣздилъ съ ними на охоту и убивалъ дичь. Онъ привыкъ къ этой жизни и жилъ съ сестрами, пока совсѣмъ не окрѣпъ тѣломъ. Онъ возмужалъ и растолстѣлъ, вслѣдствіе беззаботной и привольной жизни, которую тутъ велъ. Онъ забавлялся въ этомъ богато-обставленномъ замкѣ и въ садахъ и цвѣтникахъ его. Дѣвушки ласково и дружески обходились съ нимъ и развлекали его разговорами такъ, что онъ пересталъ скучать. Сами же дѣвицы радовались его обществу еще болѣе, чѣмъ онъ радовался, живя съ ними. Младшая сестра разсказывала своимъ сестрамъ исторію Баграма-мага и прибавила, что онъ называлъ ихъ дьяволами и людоѣдами, вслѣдствіе чего всѣ онѣ поклялись, что онъ будетъ убитъ.
   На слѣдующій годъ проклятый магъ привезъ съ собой удивительной красоты молодого мусульманина; онъ былъ въ колодкахъ и страшно истерзанъ; магъ вышелъ съ нимъ около дворца, гдѣ Гасанъ жилъ у дѣвицъ. Гасанъ сидѣлъ на берегу рѣки подъ деревомъ и, увидавъ мага, измѣнился въ лицѣ и, всплеснувъ руками, сказалъ сестрамъ:
   -- Аллахомъ умоляю васъ, сестрицы, помогите мнѣ убить этого проклятаго мага! Онъ теперь находится въ нашей власти. Съ нимъ прибылъ молодой мусульманинъ, очевидно, сынъ какого-нибудь вельможи, весь безпощаднымъ образомъ истерзанный. Я непремѣнно хочу убитъ его и успокоить душу свою местью и возможностью освободить этого молодого человѣка отъ страданій и быть вознагражденнымъ Господомъ, доставивъ юношѣ вернуться къ себѣ домой и соединиться съ своими родителями и родными. Этимъ поступкомъ вы, какъ подаяніемъ, угодите Господу.
   -- Слушаемъ и повинуемся, -- отвѣчали дѣвицы и, закрывъ чадрами лица, онѣ надѣли полное вооруженіе и повязали мечи, для Гасана привели превосходнаго коня и вооружили его превосходнымъ оружіемъ. Окончивъ сборы, они выѣхали всѣ вмѣстѣ и застали мага, который, убивъ верблюда и содравъ съ него кожу, теперь мучилъ юношу.
   -- Влѣзай въ эту кожу!-- говорилъ онъ ему.
   Гасанъ подъѣхалъ къ магу сзади, такъ что тотъ не видалъ его, и крикомъ своимъ совершенно смутилъ его.
   -- Остановись, проклятый!-- прибавилъ онъ, подскакивая къ нему.-- Ахъ, ты, врагъ Божій и врагъ мусульманъ! Собака, коварный предатель! Злодѣй, поклоняющійся огню и свѣту!
   Магъ оглянулся и, увидавъ Гасана, сказалъ ему:
   -- О, сынъ мой, какимъ это образомъ тебѣ удалось спастись и кто же спустилъ тебя на землю?
   -- Меня спасъ Богъ, -- отвѣчалъ ему Гасанъ, -- Богъ, опредѣлившій твою смерть отъ руки твоихъ враговъ. Когда ты мучилъ меня, проклятый злодѣй, ты самъ говорилъ, что Господь да накажетъ того, кто измѣняетъ узамъ, закрѣпленнымъ хлѣбомъ-солью. Такъ вотъ теперь ничто не спасетъ тебя отъ наказанья. Самъ Господь отдалъ тебя мнѣ въ руки, и ты отъ меня не вырвешься.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- сказалъ ему магъ, -- ты дороже мнѣ, о, сынъ мой, моей собственной души и свѣта моихъ очей!
   Но Гасанъ поспѣшно подскакалъ къ нему и ударилъ его мечомъ, такъ что пересѣкъ его чуть не пополамъ, и душа нечестивца отправилась прямо въ адъ. Затѣмъ Гасанъ взялъ его кожаный мѣшокъ, раскрылъ его и, вынувъ оттуда барабанчикъ и палочку, забилъ въ него, вслѣдствіе чего къ нему съ быстротой молніи принеслись верблюды; онъ, развязавъ молодого человѣка, посадилъ его на верблюда, на котораго нагрузилъ остатки ѣды и воду, и сказалъ ему, что онъ можетъ ѣхать, куда хочетъ. Мусульманинъ, избавленный Гасаномъ, тотчасъ же уѣхалъ, а дѣвицы, увидавъ, что Гасанъ убилъ мага, очень обрадовались и, поздравивъ его, сказали: -- О Гасанъ, ты этимъ дѣломъ исцѣлилъ больного и угодилъ славному Царю.
   Послѣ этого они вернулись въ замокъ и снова принялись Ѣсть, пить и веселиться. Ему такъ было весело жить тутъ, что онъ совсѣмъ забылъ свою матъ.
   Въ то время, какъ они вели такую беззаботную жизнь, со стороны пустыни показалось облако пыли, такъ что оно затемнило небо.
   -- Послушай, Гасанъ, -- сказали ему дѣвицы, -- уходи въ свою комнату и спрячься, или же выйди въ садъ и спрячься между деревьями и виноградникомъ, -- тамъ ты будешь въ безопасности.
   Онъ всталъ и спрятался въ своей комнатѣ, заперевъ за собою дверь. Вскорѣ пыль разсѣялась, и показалось цѣлое войско, приближавшееся, какъ бушующее море. Это явилось войско отъ царя, отца дѣвицъ, которыя очень хорошо ихъ приняли и въ продолженіе трехъ дней угощали; послѣ чего сестры спросили у нихъ, зачѣмъ они прибыли.
   -- Мы присланы царемъ за вами, -- отвѣчали они.
   -- А что же царю угодно отъ насъ?-- спросили дѣвицы.
   -- Одинъ изъ царей, -- отвѣчалъ одинъ изъ воиновъ, -- празднуетъ свою свадьбу, и вашъ отецъ желаетъ, чтобы вы повеселились.
   -- А надолго ли мы должны будемъ уѣхать изъ нашего замка?
   -- Мѣсяца на два.
   Дѣвицы встали, пошли въ замокъ къ Гасану и сообщили ему о случившемся.
   -- Домъ нашъ =-- твой домъ, -- сказали онѣ ему, -- и поэтому будь покоенъ, ничего не бойся и не скучай. Знай, что сюда никто не имѣетъ доступа. Не скучай и спокойно жди нашего возвращенія. Вотъ эти ключи отъ нашихъ комнатъ мы оставляемъ тебѣ; но, братъ нашъ, нашими братскими отношеніями просимъ мы тебя не отворять вотъ этой двери, -- прибавила сестра его, указывая на одну изъ дверей, -- такъ какъ отворять ее тебѣ не зачѣмъ.
   Онѣ простились съ нимъ и отправились въ сопровожденіи войскъ.
   Такимъ образомъ Гасанъ остался въ замкѣ одинъ. Сердце у него ныло, и онъ страшно скучалъ вслѣдствіе разлуки съ сестрами. Замокъ, несмотря на свою громадность, казался ему тѣсенъ, и, скучая и думая о своихъ хозяйкахъ, онъ декламировалъ такіе стихи:
   
   Вся сдѣлалась долина тѣсно сжатой
   Въ глазахъ, и сердце у меня
   Приводитъ въ безпокойство видъ ея.
   Когда моей любви предметы прочь
   Уѣхали, и радость вся моя
   Покинула меня, и градомъ слезы
   Изъ глазъ моихъ струятся непрерывно.
   Мои глаза покинулъ прежній сонъ
   Изъ-за разлуки съ ними, и лишился
   Всего я моего разсудка прежнихъ дней!
   Соединитъ ли снова насъ судьба
   И буду ль наслажденья я исполненъ
   Отъ задушевныхъ наслажденій съ ними
   И отъ бесѣды съ ними по ночамъ?
   
   Охотиться онъ ѣздилъ одинъ и, возвращаясь съ дичью, приготовлялъ ее и ѣлъ одинъ. Наконецъ одиночество стало ему нестерпимо, и вотъ однажды онъ пошелъ по замку и сталъ все въ немъ осматривать; онъ прошелъ по комнатамъ дѣвицъ, гдѣ увидалъ такія богатства, какихъ въ жизни не видывалъ. Но и это не развлекало его, -- такъ ему скучно было безъ дѣвицъ, и ему очень хотѣлось открыть запертую дверь, даже подходить къ которой сестра его запретила ему.
   -- Вѣдь сестра моя, -- разсуждалъ онъ, -- не позволила мнѣ входитъ въ эту дверь, потому что за нею находится что-то такое, что она не желаетъ кому-либо показывать. Клянусь Аллахомъ, я отворю ее и посмотрю, что тамъ такое, хотя бы за это я поплатился жизнью.
   Онъ взялъ ключъ, отворилъ дверь, но особенныхъ богатствъ не нашелъ, а увидалъ отдѣланную драгоцѣнными камнями лѣстницу, которая вела въ другой конецъ замка, на крышу. Онъ сталъ подниматься по лѣстницѣ и вышелъ на крышу, думая, что сестра его именно этого-то и не желала. Посмотрѣвъ, онъ увидалъ засѣянныя поля, сады, цвѣты, животныхъ и птицъ, громко распѣвавшихъ. Вдали виднѣлось бушующее море. Гасанъ, обходя кругомъ замка, дошелъ до бесѣдки на четырехъ колоннахъ съ удивительнымъ бассейномъ посреди, выложеннымъ изъ изумрудовъ, брильянтовъ и яхонтовъ. Бесѣдка была устроена изъ кирпичиковъ золотыхъ, серебряныхъ, изумрудныхъ и яхонтовыхъ. Надъ бассейномъ, полнымъ воды, было устроено нѣчто въ родѣ рѣзной бесѣдки изъ сандальнаго и алойнаго дерева съ золотыми и изумрудными палочками и съ жемчужинами, величиною въ голубиное яйцо. Подлѣ бассейна стояло ложе, осыпанное брильянтами, яхонтами и другими драгоцѣнными каменьями. Кругомъ порхали птички и на разные голоса прославляли благость Божію. Гасанъ былъ совершенно пораженъ роскошью, окружавшей его, и только сидѣлъ и смотрѣлъ.
   Въ то время, какъ, онъ сидѣлъ, любуясь на удивительную постройку и блескъ драгоцѣнныхъ камней, глядя на поля, слушая чудное пѣніе птичекъ и думая, какимъ образомъ Господь помогъ выстроить и сдѣлать такія удивительныя вещи, вдругъ онъ увидалъ десять птицъ, летѣвшихъ изъ пустыни. Гасанъ тотчасъ же понялъ, что онѣ летѣли къ бассейну, и потому спрятался, боясь, что, увидавъ его, онѣ улетятъ. Онѣ спустились на большое прелестное дерево и потомъ стали ходить кругомъ него. Одна изъ птицъ была больше и красивѣе другихъ, и птицы прислуживали ей, что не мало удивляло Гасана. Эта птица даже клевала другихъ и обращалась съ ними очень гордо. Гасанъ издали наблюдалъ за всѣмъ этимъ. Послѣ того всѣ онѣ сѣли на ложе и начали пятками стаскивать съ себя кожу и вылѣзли изъ нея. Это оказалась одежда изъ перьевъ. Гасанъ увидалъ десять дѣвицъ, которыя красотой своей могли смутить луну. Раздѣвшись, онѣ спустились въ бассейнъ и начали мыться, плескаться и шалить. Главная птица шутила надъ другими дѣвицами, а тѣ, очевидно, не смѣли шутить съ нею. При видѣ этой дѣвицы Гасанъ совершенно потерялъ голову и понялъ, что сестра именно изъ-за этого не позволяла ему отворять дверей. Онъ безумно влюбился въ нее и не могъ отвести глазъ отъ ея чуднаго облика и изящнаго стана въ то время, какъ она играла и плескалась въ водѣ. Онъ стоялъ и вздыхалъ о томъ, что не могъ подойти къ ней, и чувствовалъ, что все сильнѣе и сильнѣе запутывается въ сѣти любви къ ней и что въ груди его горѣлъ огонь страсти. Онъ заплакалъ отъ желанія обладать этой красавицей.
   Послѣ этого дѣвицы вышли изъ бассейна, а Гасанъ все стоялъ и смотрѣлъ на нихъ, но онѣ его не видали, -- и дивился на ихъ красоту и статность. Выйдя изъ воды, всѣ дѣвицы одѣлись. Главная дѣвица надѣла зеленое платье, и красивѣе ея трудно было что-либо себѣ представитъ; лицо ея могло затемнить свѣтъ луны; гибкостью своей она превосходила любую вѣтвь, а миловидностью могла свести съ ума. Дѣвицы сѣли и стали болтать, а Гасанъ продолжалъ смотрѣть, утопая въ морѣ страсти и думая:
   "Клянусь Аллахомъ, сестра моя не велѣла мнѣ открывать этой двери именно изъ боязни, чтобы я не влюбился въ эту дѣвицу".
   Онъ продолжалъ любоваться на самую главную дѣвицу, которая въ сущности была и самая красивая. Уста у нея были, какъ печать Сулеймана; волосы -- темнѣе ночи разлуки съ возлюбленной, чело -- какъ народившійся мѣсяцъ, глаза -- какъ у газели, тоненькій прямой носъ, щеки -- какъ анемоны, губы -- что кораллъ, зубы -- какъ нанизанный на золотое ожерелье жемчугъ, а станъ, -- какъ ивовая вѣтвь. Дѣвицы продолжали смѣяться и шутить, а Гасанъ стоялъ, забывъ и пищу и питье, пока не наступило время вечерней молитвы.
   -- О, царевны, -- сказала тутъ главная дѣвица своимъ подругамъ, -- ужъ становится поздно, а до дому намъ далеко и вѣдь, играя здѣсь, мы устали. Пора щамъ отправляться.
   Всѣ онѣ встали, накинули на себя; одежду изъ перьевъ и сдѣлались птицами, какъ были прежде, и всѣ улетѣли, окруживъ главную дѣвицу.
   Гасанъ пришелъ въ совершенное отчаяніе; онъ хотѣлъ встать и пойти внизъ, но не могъ. Слезы такъ и текли по его щекамъ, желаніе его сдѣлалось нестерпимымъ, и онъ продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Да запретитъ Аллахъ мнѣ исполненье
   Обѣта, если знаю сна отраду
   Я за все время пребыванья васъ
   Въ отсутствіи, далеко отъ меня.
   И да не будутъ у меня глаза
   Со дня разлуки съ вами закрываться.
   И никакой отрады мнѣ не знать
   Съ тѣхъ поръ, какъ эти птицы улетѣли.
   И если бы казалось мнѣ, какъ будто
   Я вижу васъ во снѣ; и если бъ грезы
   Въ дѣйствительность всѣ превратились эти!
   Люблю я спать, хотя въ томъ не нуждаюсь,
   Но можетъ быть даровано бы было
   Мнѣ счастье лицезрѣнья васъ во снѣ.
   
   Онъ тихо спустился внизъ и чуть не ползкомъ добрался до своей комнаты, а войдя въ нее, закрылъ за собою дверь. Тутъ онъ легъ и почувствовалъ себя такъ дурно, что не могъ ни ѣсть ни пить. Онъ погрузился въ море отчаянія, плакалъ и стоналъ до самаго утра, когда продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Какъ птицы улетѣли прочь, онѣ
   Разъ вечеромъ и громко закричали.
   И умирающій отъ страсти вовсе
   Не виноватъ, что погибаетъ онъ.
   Любовь мою таить я буду, если
   Смогу, но если побѣдитъ меня
   Жестокое желанье, то не въ силахъ
   Скрывать я буду и открою все.
   Пришелъ разъ ночью призракъ, чье лицо
   Подобно утру послѣ ночи; ночь
   Моихъ желаній страстныхъ безразсвѣтна.
   Я плачу потому, что сонъ ея
   Свободенъ отъ любви, и что вѣтры
   Желанья страстнаго лишь издѣвались
   Надъ всей моей любовью; щедрымъ былъ
   На слезы, на богатство я, на душу,
   На разумъ и на сердце я всегда.
   Вѣдь щедрость -- выигрышъ; изъ золъ, терзаній
   Вѣдь злѣйшее вражда, что противъ насъ
   Красивыя дѣвицы проявляютъ.
   Красавицамъ, -- такъ говорятъ онѣ, --
   Нельзя показывать любви мужчинамъ;
   И проливать влюбленныхъ кровь -- законно,
   И жертвовать душой влюбленный долженъ,
   И щедро дать ее въ залогъ любви,
   Что пустяки. Кричу я, горемычный,
   Въ пылу моемъ къ возлюбленной, и лью,
   Разсѣянный любовью, слезы градомъ.
   
   Лишь только взошло солнышко, онъ тотчасъ же открылъ дверь изъ своей комнаты, поднялся наверхъ и просидѣлъ около бесѣдки вплоть до ночи, но ни одна изъ птицъ въ этотъ день не прилетѣла. Онъ такъ горько заплакалъ, что лишился чувствъ и навзничь опрокинулся на землю. Прійдя же въ себя, онъ ползкомъ спустился внизъ до своей комнаты. Наступила ночь, но ему было до этого все равно; онъ, не переставая плакалъ, пока взошедшее солнышко не освѣтило окрестностей. Онъ не ѣлъ, не пилъ, не спалъ и не зналъ покоя. Днемъ не находилъ мѣста отъ тоски, а ночью не зналъ, что съ собою дѣлать, и только декламировалъ стихи.
   Въ то время, какъ онъ находился въ такомъ безвыходномъ положеніи, онъ увидалъ вдругъ вдали облако пыли, поднимавшееся надъ пустыней. Онъ тотчасъ же всталъ и побѣжалъ, чтобы спрятаться. Онъ зналъ, что это ѣдутъ хозяйки замка, и, дѣйствительно, вскорѣ показались войска и окружили замокъ. Семь сестеръ соскочили съ лошадей и, войдя въ замокъ, сняли оружіе и все вооруженіе. Не снимала только младшая сестра, а прямо прошла въ комнату Гасана, но тамъ его не нашла. Она начала искать и нашла его слабаго и больного. Онъ былъ худъ, блѣденъ, съ впавшими глазами, оттого, что слишкомъ мало ѣлъ и постоянно плакалъ отъ своей страсти къ дѣвицѣ. Когда сестра увидала его въ такомъ положеніи, она очень смутилась и потеряла голову. Она тотчасъ же начала разспрашивать его, что съ нимъ случилось и почему онъ такъ похудѣлъ.
   -- О, братъ мой, -- говорила она, -- скажи мнѣ, что съ тобой, для того, чтобы я выдумала что нибудь, чтобы успокоить тебя?
   Онъ же заплакалъ и продекламировалъ:
   
   Когда съ возлюбленной своей въ разлукѣ
   Живетъ ее любящій человѣкъ,
   Влюбленный не имѣетъ ничего,
   За исключеньемъ горя и страданья:
   Внутри его -- болѣзнь, снаружи -- пламя.
   Воспоминанье есть его начало,
   Его конецъ есть мука безпокойства.
   
   Когда сестра его услыхала эти слова, она удивилась его краснорѣчію, умѣнью выражаться и отвѣчать стихами, и сказала ему:
   -- О, братъ мой, какъ это ты впалъ въ подобное положеніе, и когда это случилось съ тобой? слышу стихи, вижу твои слезы и умоляю тебя Аллахомъ, ради священныхъ дружескихъ узъ, связывающихъ насъ, скажи мнѣ, что съ тобою, повѣдай мнѣ свою тайну и, не скрывая, передай мнѣ, что случилось съ тобой во время нашего отсутствія? Сердце мое сжимается, и мнѣ свѣтъ сталъ не милъ, глядя на тебя!
   Онъ вздохнулъ, залился горькими слезами и отвѣчалъ:
   -- Я боюсь, сестра моя, что хотя я и разскажу тебѣ, но ты не поможешь мнѣ достигнуть моихъ желаній, а оставишь меня умереть съ горя и тоски.
   -- Нѣтъ, клянусь Аллахомъ, братъ мой, -- отвѣчала она,-- я не покину тебя, хотя бы мнѣ пришлось поплатиться жизнью.
   Онъ разсказалъ ей все, что съ нимъ случилось и что онъ видѣлъ, отворивъ запертую дверь, и прибавилъ, что причина его несчастія и тоски -- его любовь къ красавицѣ, которую онъ видѣлъ, и его привязанность къ ней, вслѣдствіе чего онъ уже десять дней не могъ ни ѣсть ни пить. Затѣмъ онъ горько заплакалъ и продекламировалъ такіе стихи:
   
   О, возврати мнѣ прежнюю ты душу,
   Которая была въ моей груди,
   И разрѣши ты снова сонъ моимъ
   Глазамъ, и послѣ этого забудь меня.
   Какъ можешь полагать ты, что всѣ ночи
   Обѣтъ мной данный измѣнить могли?
   Да перестанетъ жить тотъ человѣкъ,
   Который измѣняетъ своей милой!
   
   Глядя на него, и сестра его заплакала, сожалѣя его и горюя, что онъ вдали отъ своей родины.
   -- О, братъ мой, -- сказала она ему, -- успокойся и развеселись, потому что я готова погибнуть вмѣстѣ съ тобою и пожертвовать за тебя жизнью. Я изобрѣту что-нибудь, чтобы доставить тебѣ счастье, хотя бы изъ-за этого я лишилась души, и дѣло твое будетъ устроено, если на то будетъ воля Божья! Но прошу тебя, о братъ, сохранить эту тайну отъ сестеръ. Смотри, никому не разсказывай о томъ, что съ тобою случилось, а -иначе мы оба съ тобой можемъ лишиться жизни. Если онѣ спросятъ тебя: не отворялъ ли ты дверей, скажи, что не отворялъ, но что ты скучалъ по насъ и боялся, что никогда болѣе съ нами не увидишься.
   -- Хорошо, -- отвѣчалъ онъ, -- я все исполню, какъ ты велишь.
   Онъ поцѣловалъ ее въ голову, и на сердцѣ у него стало легче. Онъ боялся сестры, за то, что онъ отворилъ дверь, а теперь успокоился.
   Онъ попросилъ дать ему что-нибудь поѣсть, и она встала и пошла, а затѣмъ пришла къ сестрамъ и стала плакать и горевать. Сестры начали разспрашивать ее, что съ нею, и она разсказала имъ, что ее тревожитъ и какъ она боится за своего брата, который нездоровъ и десять дней уже ничего не ѣлъ и не пилъ. Онѣ начали разспрашивать ее, что съ нимъ, и она отвѣтила имъ:
   -- Причина его болѣзни -- наше отсутствіе, такъ какъ эти дни одиночества показались ему тысячью годами, что совершенно понятно, потому что онъ чужеземецъ, одинокъ и остался одинъ. Вѣдь онъ еще юноша и, вѣроятно, вспоминалъ о своихъ родныхъ и матери, уже старухѣ. Онъ, повидимому, подумалъ, что она плачетъ о немъ. Мы развлекали его своимъ обществомъ.
   Выслушавъ ее, сестры заплакали изъ сожалѣнія къ нему и замѣтили:
   -- Право, съ его стороны это извинительно.
   Послѣ этого онѣ вышли къ войскамъ и распустили ихъ, а затѣмъ пришли къ Гасану, чтобы поздороваться съ нимъ. Тутъ онѣ увидали, какъ онъ измѣнился и какъ похудѣлъ и ослабѣлъ. Онѣ заплакали отъ жалости къ нему и стали развлекать его разговоромъ и разсказами о тѣхъ чудесахъ, которыя имъ пришлось видѣть, и о томъ, что случилось съ женихомъ и невѣстой. Дѣвицы пробыли съ нимъ цѣлый мѣсяцъ, развлекая и лаская его; но онъ съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе расхварывался. Онѣ, видя это, только плакали о немъ, въ особенности же горько плакала младшая сестра.
   По прошествіи мѣсяца дѣвицамъ захотѣлось отправиться на охоту, и онѣ стали звать съ собою и младшую сестру, но она отвѣчала имъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, сестрицы, я не могу ѣхать съ вами и оставить брата своего въ такомъ положеніи, пока онъ не выздоровѣетъ и не успокоится послѣ тревоги. Я лучше побуду съ нимъ и постараюсь успокоить его.
   Выслушавъ ее, онѣ похвалили ее за доброту.
   -- Что бы ты ни дѣлала съ этимъ чужестранцемъ, -- сказали онѣ ей,-- ты будешь вознаграждена за это.
   Онѣ оставили его въ замкѣ, а сами сѣли на коней, взявъ съ собою продовольствія на двадцать дней. Когда онѣ скрылись изъ виду, и сестра ихъ выждала, пока онѣ отъѣхали болѣе или менѣе далеко, она пришла къ Гасану и сказала:
   -- Ну, вставай, братъ, и покажи мнѣ то мѣсто, гдѣ ты видѣлъ красавицъ.
   -- Сейчасъ укажу, -- отвѣчалъ онъ, радуясь ея словамъ и видя, что она, дѣйствительно, хочетъ что-то сдѣлать для него.
   Онъ хотѣлъ встать и пойти съ нею, чтобы показать ей это мѣсто, но отъ безсилія не могъ подняться, почему она взяла его на руки и понесла на крышу замка, гдѣ онъ указалъ ей и бесѣдку и бассейнъ.
   -- Опиши мнѣ, о, брать мой, -- сказала она ему, -- ея наружность и какимъ образомъ всѣ онѣ явились.
   Онъ описалъ все, что замѣтилъ, и особенно тщательно описалъ ту дѣвицу, въ которую влюбился; а сестра... выслушавъ его, узнала ее по описанію, и лицо у нея поблѣднѣло и осунулось.
   -- О, сестра моя, -- сказалъ онъ ей, -- какъ ты поблѣднѣла и осунулась въ лицѣ.
   -- Знаешь ли ты, братъ мой,-- отвѣчала она ему, -- что это дочь одного изъ могущественныхъ царей шайтановъ. Отецъ ея властвуетъ надъ людьми, шайтанами, волшебниками, и надъ множествомъ народовъ и городовъ; онъ страшно богать. Онъ назначилъ своимъ дочерямъ, -- вотъ тѣмъ, которыхъ ты видѣлъ тутъ, -- пространство, пройти которое можно только въ цѣлый годъ, да прибавилъ еще къ этому громаднѣйшую рѣку, такъ что къ нимъ не могутъ пробраться ни люди ни шайтаны. У него имѣется армія изъ дѣвицъ, въ двадцать пять тысячъ особъ, вооруженныхъ мечами и копьями, и каждая изъ этихъ дѣвицъ можетъ побѣдить, сидя на своемъ конѣ, тысячу храбрыхъ всадниковъ; кромѣ того, у него семь дочерей, не уступающихъ въ храбрости никому. Надъ пространствомъ, о которомъ я говорила тебѣ, онъ предоставилъ царствовать своей старшей дочери, отличающейся храбростью, наѣздничествомъ и волшебной силой, посредствомъ которой она господствуетъ надъ народами и странами. А дѣвицы, что были съ нею, занимаютъ главныя должности въ ея государствѣ и служатъ ея тѣлохранителями. Одежда же изъ перьевъ, въ которой онѣ летаютъ, сдѣлана самыми ловкими шайтанами. Если ты желаешь обладать этой царевной, жениться на ней, то сядь здѣсь и жди ее, такъ какъ онѣ прилетаютъ сюда перваго числа каждаго мѣсяца, а когда ты завидишь ихъ, то спрячься и, смотри, не показывайся, потому что за это мы всѣ поплатимся жизнью. Слушай хорошенько, что я говорю тебѣ, и запомни. Сядь такъ, чтобы быть поближе къ нимъ и чтобы видѣть ихъ, а самому не быть ими замѣченному, а когда онѣ снимутъ свои одежды изъ перьевъ, то замѣть хорошенько одежду главной дѣвицы и возьми ее, но, кромѣ ея одежды, ничего не бери, такъ какъ только въ одеждѣ изъ перьевъ она можетъ вернуться домой. Если ты овладѣешь одеждой, то овладѣешь и царевной. Но смотри, чтобы она не уговорила тебя, потому что она будетъ говорить тебѣ: "Отдай мнѣ мое платье, я останусь съ тобой и буду принадлежать тебѣ". Если ты отдашь ей одежду, то она тотчасъ же убьетъ тебя, разрушитъ надъ нами нашъ замокъ и убьетъ нашего отца. Такъ знай же это и согласно съ этимъ дѣйствуй. Когда сестры увидятъ, что одежда ея украдена, то всѣ улетятъ и оставятъ ее одну. Послѣ этого подойди къ ней, ухвати ее за волосы и тащи; когда ты притащишь ее къ себѣ, она будетъ въ твоей власти. Послѣ этого береги одежду изъ перьевъ, потому что она будетъ у тебя, такъ какъ безъ нея она не можетъ улетѣть къ себѣ домой. Когда тобой, такъ какъ, прежде чѣмъ сдѣлать его султаномъ, я хотѣлъ женить его, к по твоему совѣту я говорилъ съ нимъ объ этомъ, но онъ отказался повиноваться мнѣ. Скажи же мнѣ теперь, что мнѣ дѣлать?
   -- Я посовѣтовалъ бы тебѣ, о царь,-- отвѣчалъ визирь,-- подождать еще годъ, и когда ты пожелаешь говорить съ нимъ, о бракѣ, то говорить не глазъ на глазъ, а открыто въ торжественный день при всѣхъ визиряхъ, эмирахъ, сановникахъ и царедворцахъ и всѣхъ войскахъ. Когда всѣ будутъ въ сборѣ, то пошли за твоимъ сыномъ Камараль-Земаномъ и прикажи ему явиться къ тебѣ; и когда онъ придетъ, то, въ присутствіи всѣхъ эмировъ и визирей и сановниковъ государства и всего храбраго воинства, ты предложи ему жениться; онъ. смутится и не осмѣлится возразить, тебѣ.
   Выслушавъ визиря, царь Шахъ-Земанъ обрадовался, одобрилъ совѣтъ его и подарилъ ему богатую, почетную одежду"
   Царь Шахъ-Земанъ терпѣливо выждалъ еще цѣлый годъ" Сынъ его Камараль-Земанъ съ каждымъ днемъ становился все красивѣе и привлекательнѣе и достигнулъ уже двадцатилѣтняго возраста. Господь даровалъ ему привлекательность: глаза его пронизывали взоромъ своимъ, какъ острый мечъ, чело, какъ луна, сіяло бѣлизною, а черные волосы напоминали темную ночь. Царь Шахъ-Земанъ, слушая совѣта своего визиря, дождался торжественнаго дня, когда весь дворъ собрался къ нему во дворецъ, и послалъ за своимъ сыномъ Камараль-Земаномъ, который, явившись къ отцу, поцѣловалъ, прахъ у ногъ его три раза и, закинувъ назадъ руки, остановился передъ нимъ 1).
   -- Знай, о, сынъ мой, -- сказалъ ему отецъ, -- что я призвалъ тебя въ присутствіи всего двора и всѣхъ войскъ для того, чтобы отдать тебѣ приказъ, и не вздумай воспротивиться тому, что я скажу тебѣ. Надо, чтобы ты женился, и женить, тебя я желаю на дочери кого-нибудь изъ царей, и порадоваться на тебя при жизни.
   Услыхавъ такое приказаніе отца, Камараль-Земанъ понурилъ голову чуть не до земли, и затѣмъ поднялъ глаза къ. отцу и съ юношескимъ задоромъ и смѣлостью сказалъ:
   -- Что касается до меня, то я никогда не женюсь, хотя бы вслѣдствіе этого мнѣ пришлось испить чашу погибели; про. тебя же я могу сказать, что ты человѣкъ преклонныхъ лѣтъ, но не большого ума. Развѣ ты не предлагалъ мнѣ уже два. раза жениться, и я не отказался отъ этого предложенія?
   Затѣмъ Камараль-Земанъ сердито махнулъ руками, засучивъ рукава передъ лицомъ отца.
   Царь былъ пораженъ и сконфуженъ, такъ какъ все это случилось передъ его царедворцами и храбрыми воинами; но затѣмъ энергія вернулась къ нему, и онъ такъ крикнулъ на сына, что навелъ на него ужасъ, затѣмъ, позвавъ своихъ мамелюковъ, приказалъ схватить сына. Царевича схватили и, по приказанію царя, завязали ему назадъ руки и подвели къ отцу. Отъ страха и смущенія онъ опустилъ голову, на лбу у него появился холодный потъ, а царь, внѣ себя, кричалъ на него:
   -- Ахъ, ты, проклятый, нечистый выродокъ! Какъ смѣлъ ты отвѣтить мнѣ такимъ образомъ передъ всѣмъ дворомъ и войскомъ? Еще тебя никто не наказывалъ. Неужели ты не понимаешь, что если бы такъ поступилъ даже кто-нибудь изъ простого народа, то былъ бы наказанъ смертью?
   Онъ приказалъ мамелюкамъ развязать ему руки и посадить въ заключеніе въ одну изъ башенъ дворца. Вслѣдствіе этого фарами 2) тотчасъ же отправились въ комнату башни, вымели и вымыли ее и поставили въ ней кушетку для Камараль-Земана, на которую послали матрацъ и кожаную покрышку, положили ему подушку и поставили большой фонарь и свѣчку, такъ какъ въ башнѣ и днемъ было темно. Затѣмъ мамелюки привели въ эту комнату царевича, а у двери посадили евнуха. Камараль-Земанъ, разстроенный и огорченный, легъ на кушетку. Онъ порицалъ себя и раскаивался въ своемъ недостойномъ поведеніи относительно отца, но раскаяніе теперь ни къ чему не приводило, и онъ вскричалъ:
   -- Будь онѣ прокляты, эти женщины и невѣсты! Впрочемъ, мнѣ слѣдовало бы послушаться отца и жениться. Если бы я женился, то не пришлось бы сидѣть въ темницѣ!
   Такъ разсуждалъ Камараль-Земанъ.
   Что же касается до его отца, то онъ просидѣлъ на тронѣ цѣлый день до самаго вечера, когда удалился съ визиремъ, которому сказалъ:
   -- О визирь! вѣдь это ты виноватъ во всемъ, что случилось между мною и моимъ сыномъ, такъ какъ это ты далъ такой совѣтъ. Что же посовѣтуешь ты мнѣ теперь?
   -- О царь!-- отвѣчалъ визирь.-- Оставь твоего сына недѣли на двѣ въ тюрьмѣ, потомъ позови его къ себѣ и прикажи жениться, тогда онъ уже навѣрное не откажется.
   Царь выслушалъ совѣтъ визиря и не могъ спокойно заснуть въ эту ночь: все тревожился о своемъ сынѣ, такъ какъ онъ. очень сильно любилъ его, не имѣя другихъ сыновей, кромѣ него. Царь Шахъ-Земанъ никогда не могъ заснуть ночью, не положивъ руки подъ шею Камараль-Земана, и только тогда засыпалъ. Такимъ образомъ, онъ провелъ эту ночь въ страшной тревогѣ и вертѣлся съ боку на бокъ, точно лежалъ въ аду на каменныхъ угольяхъ; ему было страшно тяжело, безсонница истомила его; глаза его были полны слезъ, и онъ повторялъ слова поэта:
   
   Мной проведенная сегодня ночь
   Полна глубокой скуки. Вѣдь довольно
   Того, что сердце у меня въ груди
   Сжимается отъ ужаса разлуки.
   Я сдѣлалъ восклицанье, потому что
   Мою давило душу безпокойство.
   О, ясный утра свѣтъ, души отрада,
   Ты развѣ не желаешь возвратиться.
   
   А Камараль-Земанъ проводилъ время такъ: съ наступленіемъ ночи евнухъ поставилъ передъ нимъ фонарь, зажегъ свѣчу, вставленную въ подсвѣчникъ, послѣ чего принесъ ужинъ. Поѣвъ немного, царевичъ снова сталъ раздумывать о томъ, какъ дурно поступилъ съ отцомъ, царемъ Шахъ-Земаномъ, и говорилъ въ душѣ: "Сынъ Адама зависитъ отъ своего языка, а языкъ можетъ довести до бѣды". Онъ такъ бранилъ себя, что началъ плакать и страшно терзался и раскаивался, что отвѣтилъ такъ отцу. Окончивъ ѣду, онъ попросилъ воды и тщательно отмылъ отъ рукъ все, что пристало къ нимъ съѣстного. Затѣмъ онъ сдѣлалъ омовеніе, прочелъ вечернія молитвы и, сѣвъ на кушетку, прочелъ Коранъ. Исполнивъ все это, онъ легъ на матрацъ, обтянутый атласомъ и набитый страусовыми перьями, затѣмъ, почувствовавъ желаніе спать, онъ снялъ верхнее платье и заснулъ въ тонкой рубашкѣ и голубомъ платкѣ на головѣ, красивый какъ полный мѣсяцъ. Закрывшись шелковымъ покрываломъ, онъ заснулъ съ фонаремъ въ ногахъ и со свѣчой въ изголовьѣ. Такимъ образомъ онъ проспалъ треть ночи, не подозрѣвая, что ожидало его, и что Господь, знающій всѣ тайны, опредѣлилъ сдѣлать съ нимъ.
   Башня эта была очень старая и давно уже заброшенная, въ ней былъ римскій ручеекъ, обитаемый вѣдьмой, изъ потомства проклятаго Иблиса. Вѣдьму эту звали Меймунехъ. Въ то время какъ Камараль-Земанъ спалъ, она вышла изъ ручья, чтобы летѣть къ небесамъ, какъ вдругъ увидала въ башнѣ свѣтъ, чего вообще никогда не бывало. Она давно жила въ этомъ мѣстѣ и подумала, что прежде никогда ничего подобнаго не бывало, и что, вѣроятно, случилось что-либо необыкновенное. Она направилась къ этому свѣту и увидала, что онъ выходилъ изъ комнаты въ башнѣ, у дверей которой спалъ евнухъ. Войдя въ комнату, она увидала кушетку и спящаго на ней человѣка съ зажженной свѣчой въ головахъ я зажженнымъ фонаремъ въ ногахъ, что ее не мало удивило. Вѣдьма стала тихо Подходить, сложивъ свои крылья, и, остановившись у постели, приподняла покрывало съ лица спящаго и посмотрѣла на него. Цѣлый часъ, стоя неподвижно, любовалась она на его красоту и привлекательность и нашла, что лицо его сіяло прелестью, лучше всякой свѣчи, глаза напоминали глаза газели своимъ чернымъ цвѣтомъ, щеки были яркаго розоваго цвѣта, брови дугою и пахло отъ него чуднымъ запахомъ мускуса. При видѣ такой красоты Меймунехъ воздала хвалу Господу и вскричала:
   -- Слава Аллаху, лучшему изъ создателей!

   Эта вѣдьма была изъ вѣрующихъ. Глядя на лицо царевича, она восклицала: "Нѣтъ Бога, кромѣ Бога!.." и при этомъ, не чувствуя зависти, желала походить лицомъ на этого красавца.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- говорила она въ душѣ, -- я не сдѣлаю ему никакого зла и не позволю никому сдѣлать ему зло и постараюсь избавить его отъ непріятности, потому что на его красоту можно только любоваться и восхвалять Господа, создавшаго его! Но какимъ образомъ родные могли покинуть его въ такомъ заброшенномъ мѣстѣ! Если кто-нибудь изъ нашихъ шайтановъ завернетъ сюда, то, навѣрное, погубитъ его!...
   Вѣдьма наклонилась къ нему и поцѣловала его между бровями, послѣ него она опустила покрывало и прикрыла его.
   Сдѣлавъ это, она распустила крылья и полетѣла къ небесамъ. Она поднималась съ башни прямо и уже долетѣла до перваго неба, какъ услыхала взмахи крыльевъ. Вѣдьма тотчасъ же полетѣла на эти звуки и, приблизившись, увидала, что это летѣлъ шайтанъ, по имени Дахнашъ, вслѣдствіе чего она, какъ коршунъ, понеслась на него. Дахнашъ, увидавъ ее, испугался, потому что узналъ, что это Меймунехъ, дочь царя шайтановъ. У него затряслось подъ жилками и онъ взмолился ей, сказавъ:
   -- Величайшимъ именемъ и благороднѣйшимъ талисманомъ, вытисненнымъ на печати Сулеймана, умоляю тебя быть ко мнѣ милостивою и не сгубить меня!
   Меймунехъ, услыхавъ эти мольбы Дахнаша, была тронута и сказала ему:
   -- Хотя ты просишь меня именемъ великимъ, но все-таки совсѣмъ отпустить тебя я не могу, пока ты не скажешь мнѣ, откуда ты летишь.
   -- О, госпожа моя, -- отвѣчалъ онъ, -- знай, что я лечу изъ далекаго конца Китая и острововъ и разскажу тебѣ о чудѣ, которое мнѣ пришлось видѣть сегодня; и если ты найдешь, что я говорю правду, то дозволь мнѣ продолжать мой путь и собственноручно напиши мнѣ документъ съ удостовѣреніемъ, что я твой освобожденный рабъ, такъ чтобы никто изъ шайтановъ, ни изъ высшихъ, ни изъ низшихъ, ни изъ водяныхъ, не задерживалъ меня.
   -- А что же ты видѣлъ сегодня ночью?-- спросила его Меймунехъ.-- Разскажи мнѣ, но только не ври, изъ желанія избавиться отъ меня, потому что я, клянусь надписью, вырѣзанною на камнѣ печати Сулеймана, сына Дауда (да будетъ миръ надъ прахомъ ихъ обоихъ), что если ты скажешь мнѣ неправду, я собственными руками выщиплю тебѣ всѣ перья и сдеру съ тебя шкуру и переломаю всѣ кости.
   -- Если въ словахъ моихъ будетъ неправда, -- отвѣчалъ ей на это шайтанъ, -- то дѣлай со мной, что хочешь, о, госпожа моя. Сегодня ночью, -- продолжалъ онъ, -- я прилетѣлъ изъ внутреннихъ острововъ Китайской области въ государство царя Эль-Гаюра, монарха острововъ, морей и семи дворцовъ, и видѣлъ тамъ дочь царя, которой нѣтъ на свѣтѣ равной по красотѣ. Не знаю, какъ и описать ее тебѣ, такъ какъ языкъ отказывается отъ описанія, но я укажу тебѣ только на нѣкоторыя изъ ея особенностей. Волосы ея темны какъ ночь блужданій и разлуки, а лицо ея какъ день свиданья. Хорошо сказалъ поэтъ, описывая ее:
   
   Она три локона волосъ своихъ
   Разъ ночью расплела и повторяла
   Четыре ночи то. Ея глаза
   Все на луну на небесахъ глядѣли.
   Она тогда мнѣ показала ясно
   Въ одно и то же время двѣ луны.
   
   Носъ у нея напоминаетъ острее отточеннаго меча, а щеки какъ красный виноградъ или анемоны, уста что кораллъ и карминъ, и слаще всякаго вина. Языкъ ея говоритъ разумно и не задерживаетъ отвѣтъ. Грудь ея можетъ привести въ упоеніе всякаго, кто увидитъ ее... Да прославится тотъ, кто создалъ такое совершенство! Руки ея круглы и бѣлы, и какъ поэтъ сказалъ:
   
   Да, талія ея тонка, а тазъ,
   Который примыкаетъ къ ней, широкъ.
   Они мои про нихъ смущаютъ мысли,
   И ихъ тогда на землю повергаютъ,
   Когда онѣ желали бы подняться!
   
   Другія достоинства ея я знать не могу, но видѣлъ чудныя ножки, поддерживающія прелестное созданіе Творца, и я даже удивлялся, какъ такія маленькія ноги могутъ держать человѣка. О другихъ качествахъ я умалчиваю, потому что словами ихъ не опишешь и не дашь вѣрнаго понятія.
   -- Отецъ этой царевны, -- продолжалъ шайтанъ, -- могущественный царь и смѣлый наѣздникъ, переправляющійся черезъ моря и не знающій страха ни передъ смертью ни передъ врагомъ, такъ какъ онъ суровый человѣкъ и страшный побѣдитель. Зовутъ его царемъ Эль-Гаюромъ, и онъ царствуетъ надъ островами и морями и семью дворцами. Онъ любилъ свою дочь, которую я описалъ тебѣ, до такой степени сильно, что собралъ деньги со всѣхъ царей и выстроилъ ей семь дворцовъ, все изъ различныхъ матеріаловъ. Одинъ изъ хрусталя, другой изъ мрамора, третій изъ китайскаго чугуна, четвертый изъ оникса и другихъ драгоцѣнныхъ камней, пятый изъ серебра, шестой изъ золота, а седьмой изъ брильянтовъ. Онъ роскошно обставилъ всевозможными рѣдкостями всѣ эти семь дворцовъ, снабдилъ ихъ серебряной и золотой посудой и приказалъ дочери жить извѣстные сроки по нѣскольку лѣтъ въ каждомъ дворцѣ и затѣмъ переѣзжать изъ одного въ другой. Ее зовутъ царевной Бадуръ. Когда красота ея сдѣлалась извѣстной и молва о ней разнеслась по всему свѣту, то всѣ цари послали къ отцу ея просить руки дочери, и отецъ сталъ говорить ей о замужествѣ, но это ей не понравилось, и она отвѣчала:
   -- Нѣтъ, отецъ, я не хочу выходить замужъ, потому что я -- княжна и царевна, царствующая надъ людьми, и не желаю, чтобы надо мной господствовалъ мужчина.
   Чѣмъ болѣе отказывалась она отъ брака, тѣмъ сильнѣе приставали къ ней съ сватовствомъ. Всѣ цари окрестныхъ странъ привозили отцу ея подарки и рѣдкости, прося ея руки, и онъ Много разъ повторялъ ей ихъ просьбы, но она не исполняла его желанія, сердилась на него и говорила ему:
   -- Если ты будешь еще говорить мнѣ о бракѣ, то я возьму мечъ и, прислонивъ рукояткой къ полу, приложу остреемъ къ груди и опущусь на него, такъ чтобы конецъ вышелъ въ спину, и такимъ образомъ убью себя.
   Отецъ ея, услыхавъ эти слова, огорчился такъ, что у него потемнѣло въ глазахъ, тѣмъ болѣе, что онъ дѣйствительно боялся, чтобы она не убила себя. Онъ тревожился и о ней и о царяхъ, просившихъ ея руки, и сказалъ ей:
   -- Если ты рѣшилась не выходить замужъ, то откажись отъ выходовъ изъ своего дворца.
   Онъ провелъ ее въ комнату и поручилъ одной изъ придворныхъ женщинъ охранять ее, запретивъ ей жить въ семи дворцахъ. Онъ сильно разсердился на нее, а царямъ разослалъ письма съ увѣдомленіемъ, что царевна нѣсколько помѣшана и въ продолженіе года будетъ сидѣть взаперти.
   Шайтанъ Дахнашъ, разсказавъ все это вѣдьмѣ, прибавилъ:
   -- Я летаю къ ней каждую ночь и смотрю на нее и любуюсь ея красотой, затѣмъ во время сна цѣлую ее между бровями, но любовью своею я не оскорбляю ее, такъ какъ красота ея превосходитъ все, что можно себѣ представить. Умоляю тебя, о госпожа, отправься со мною и посмотри на ея красоту и привлекательность и на правильность ея очертаній, и потомъ, если ты захочешь наказать меня, то я въ твоей власти.
   Шайтанъ Дахнашъ наклонилъ голову и сложилъ крылья. Но Меймунехъ, захохотавъ надъ нимъ и плюнувъ ему въ лицо, сказала:
   -- Ну что стоитъ эта царевна, о которой ты разсказываешь? Не больше осколковъ сломаннаго горшка! Что бы ты сказалъ, если бы увидалъ моего любимца? Клянусь Аллахомъ, я думала, что ты мнѣ разскажешь какую-нибудь удивительную исторію. Ахъ, ты презрѣнный! Я видѣла сегодня ночью молодого человѣка такой красоты, что ты окаменѣлъ бы, если бы увидалъ его во снѣ.
   -- А что же это за молодой человѣкъ?-- спросилъ шайтанъ.
   -- Ну, такъ знай, о шайтанъ,-- отвѣчала Меймунехъ,-- что этотъ молодой человѣкъ пережилъ нѣчто похожее на то, что пережила твоя царевна. Его отецъ нѣсколько разъ приказывалъ ему жениться, но онъ отказывался, за что царь такъ разгнѣвался на него, что посадилъ его въ башню, гдѣ онъ теперь сидитъ, и сегодня, вылетѣвъ изъ дому, я увидала его.
   -- О, госпожа моя, -- отвѣчалъ Дахнашъ, -- покажи мнѣ этого молодого человѣка для того, чтобы я могъ судить, красивѣе ли онъ моей возлюбленной царевны Бадуръ, или нѣтъ, такъ какъ я представить не могу себѣ ничего красивѣе ея,
   -- Лжешь, несчастный!-- отвѣчала вѣдьма.-- Самый презрѣнный и проклятый изъ шайтановъ! Я увѣрена, что красивѣе моего возлюбленнаго на свѣтѣ ничего быть не можетъ. Ты съ ума сошелъ, сравнивая свою любимицу съ моимъ!
   -- Аллахомъ умоляю тебя, о, госпожа моя, -- продолжалъ Дахнашъ,-- отправимся со мною посмотрѣть на мою возлюбленную и затѣмъ мы съ тобою вернёмся и посмотримъ на твоего,
   -- Пусть будетъ но-твоему, несчастный, -- сказала Меймунехъ:-- ты настоящій презрѣнный дьяволъ, но только я отправлюсь съ тобой, развѣ только подъ однимъ условіемъ, что мы побьемся объ закладъ: если твоя любимица окажется красивѣе моего возлюбленнаго, то закладъ выигралъ ты, а если мой возлюбленный красивѣе твоей, то выиграла я.
   -- На это условіе я охотно соглашаюсь, -- отвѣчалъ шайтанъ, -- отправляемся на острова.
   -- Мѣсто, гдѣ живетъ мой возлюбленный, -- возразила Меймунехъ, -- ближе: оно подъ нами, и потому спустимся сначала къ нему, а потомъ я отправлюсь съ тобой.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ Дахнашъ.
   Они спустились въ башню, и Меймупехъ, поставивъ шайтана у ложа, протянула руку и приподняла покрывало съ лица царевича, сына Шахъ-Земана, освѣтившаго красотой своей все кругомъ. Меймунехъ посмотрѣла на него, и затѣмъ, повернувшись къ Дахнашу, сказала ему:
   -- Посмотри, презрѣнный, и не говори послѣ этого глупости, потому что я, дѣвушка, и то очарована имъ.
   Шайтанъ смотрѣлъ нѣкоторое время на царевича и затѣмъ, покачавъ головой, сказалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, о, госпожа моя, я понимаю тебя, и могу только сказать, что трудно сравнивать мужчину съ женщиной. Клянусь Аллахомъ, что твой возлюбленный изъ всѣхъ людей въ мірѣ болѣе всѣхъ похожъ на мою красавицу, оба они могутъ служить образцами красоты.
   При этихъ словахъ шайтана у вѣдьмы потемнѣло въ глазахъ, и она ударила его крыломъ по головѣ такъ, что онъ чуть не умеръ отъ этого удара, и сказала ему:
   -- Клянусь этимъ свѣтлымъ образомъ, что ты сейчасъ же отправишься и принесешь свою возлюбленную сюда, для того, чтобы мы могли положить ихъ рядомъ и посмотрѣть на нихъ, пока они будутъ спать, и тогда намъ будетъ ясно видно, кто изъ нихъ красивѣе. Если ты сейчасъ же не исполнишь моего приказанія, несчастный, то я сожгу тебя, бросивъ въ тебя искру свою, изомну тебя и разорву на части и разбросаю но пустынѣ для примѣра другимъ.
   -- О, госпожа моя, -- отвѣчалъ шайтанъ, -- приказаніе твое будетъ исполнено; но я знаю, что моя возлюбленная красивѣе и миловиднѣе.
   Шайтанъ тотчасъ же улетѣлъ, а Меймунехъ полетѣла вслѣдъ за нимъ, чтобы оберегать его, и, пробывъ въ отсутствіи цѣлый часъ, они вернулись съ царевной, одѣтой въ рубашку изъ венеціанской матеріи, съ двумя каймами, чудно вышитыми золотомъ.
   Шайтанъ и вѣдьма спустились съ царевной и положили ее рядомъ съ молодымъ человѣкомъ и, открывъ ихъ лица, увидали, какъ они похожи одинъ на другого, точно близнецы или братъ съ сестрою, и какъ они оба соблазнительны. Дахнашъ и Меймунехъ долго смотрѣли на нихъ, и, наконецъ, шайтанъ сказалъ:
   -- А вѣдь моя-то любимица красивѣе.
   -- Ахъ ты, проклятый Дахнашъ! Развѣ ты слѣпъ? и не видишь настоящей красоты и миловидности? и правильности формъ? Слушай, что я скажу о своемъ возлюбленномъ, и если ты дѣйствительно влюбленъ въ эту царевну, то скалки о ней то же, что я скажу о своемъ возлюбленномъ.
   Она нѣсколько разъ поцѣловала Камараль-Земана и продекламировала ему похвальную оду. Дахнашъ, выслушавъ оду, былъ очень доволенъ и пришелъ въ восторгъ.
   -- Ты продекламировала эти стихи въ честь твоего возлюбленнаго, потому что увлечена имъ, -- сказалъ онъ.-- Теперь я попробую продекламировать тоже что-нибудь очень хорошее.
   Онъ подошелъ къ своей возлюбленной царевнѣ и, поцѣловавъ ее между глазъ, взглянулъ на вѣдьму и на свою любимицу и продекламировалъ оду, не помня себя отъ восторга. Когда онъ кончилъ, Меймунехъ сказала ему:
   -- Ты продекламировалъ отлично, о, Дахнашъ, но все-таки, кто изъ нихъ красивѣе?
   -- Моя возлюбленная Бадуръ, -- отвѣчалъ онъ, -- красивѣе твоего любимца.
   -- Лжешь, несчастный!-- отвѣчала она.-- Потому что мой любимецъ красивѣе твоей.
   Они начали спорить, пока Меймунехъ не закричала на Дахнаша и погрозила наложитъ на него руки, но онъ сталъ униженно просить ее и мягкимъ голосомъ сказалъ ей:
   -- Не отрицай истины и забудь то, что мы говорили, потому что мы оба говорили въ пользу того, что намъ нравилось. Поищемъ другого судью и подчинимся его мнѣнію.
   -- Хорошо, -- отвѣчала Меймунехъ.

   Она топнула ногою объ полъ и изъ-подъ него поднялся шайтанъ, слѣпой на одинъ глазъ, съ больной, нечистой кожей, разрѣзъ глазъ у него шелъ стоймя, а на головѣ было семь рогъ, и четыре локона волосъ висѣли до самаго пола. На рукахъ у него были когти какъ у льва, а ноги походили на ноги слона съ ослиными копытами. Лишь только шайтанъ этотъ появился и увидалъ Меймунехъ, онъ поцѣловалъ прахъ у ногъ ея и, закинувъ руку за спину, сказалъ ей:
   -- Что тебѣ угодно, о, госпожа моя, царская дочь?
   -- О, Кашрашъ,-- отвѣчала она,-- я: желаю, чтобы ты былъ судьей между мною и этимъ проклятымъ Дахна-шемъ.
   Она подробно разсказала ему, въ чемъ дѣло, и, выслушавъ ее, Кашрашъ посмотрѣлъ на лицо молодого человѣка и царевны, которые во снѣ обнялись и лежали, такъ поражая своей красотой и сходствомъ. Шайтанъ Кашрашъ долго смотрѣлъ на нихъ и любовался, а затѣмъ, взглянувъ на Меймунехъ и Дахнаша, продекламировалъ стихи, а затѣмъ прибавилъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, и тотъ и другая одинаково хороши и удивительно похожи другъ на друга, рѣшить же, кто изъ нихъ лучше, довольно трудно, такъ какъ они разныхъ половъ. Но рѣшить этотъ вопросъ я предложу вамъ вотъ какимъ образомъ: разбудите каждаго изъ нихъ безъ вѣдома другого и тотъ, кто изъ нихъ сильнѣе и скорѣе влюбится, можетъ считаться менѣе красивымъ.
   -- Ты далъ отличный совѣтъ, -- сказала Меймунехъ, -- и я вполнѣ его одобряю.
   -- И я тоже одобряю его, -- сказалъ Дахнашъ.
   Вслѣдъ за этимъ Дахнашъ обратился въ блоху и укусилъ Камараль-Земана въ шею, въ самомъ нѣжномъ мѣстѣ; Камараль-Земанъ схватился рукой и почесалъ укушенное мѣсто и, повернувшись на другой бокъ, увидалъ, что подлѣ него лежало что-то и распространяло чудный запахъ и было мягко какъ масло. Камараль-Земанъ очень этому удивился и тотчасъ же всталъ. Взглянувъ на особу, лежавшую подлѣ него, онъ увидѣлъ, что это дѣвушка, какъ драгоцѣнная жемчужина или какъ ясное солнышко, еще съ невполнѣ развившимися формами, но съ высокой грудью и розовыми щечками. Когда Камараль-Земанъ увидалъ царевну Бадуръ, дочь царя Эль-Гаюра и разглядѣлъ, какъ она хороша и привлекательна въ рубашкѣ изъ венеціанской ткани, со скуфьей изъ золотой парчи и каменьевъ на головѣ и съ ожерельемъ изъ чудныхъ брильянтовъ на шеѣ, то онъ совершенно смутился и подумалъ:
   "То, что Господу угодно, то и должно случиться, а то, чего Ему не угодно -- не будетъ!"
   Онъ повернулъ ее къ себѣ и сталъ ее будить, но она не просыпалась, потому что шайтанъ крѣпко усыпила, ее, хотя Камараль-Земанъ гладилъ ее и толкалъ, говоря:
   -- Проснись, возлюбленная, и посмотри на меня. Я -- Камараль-Земанъ.
   Но она не проснулась и не повернула головы, и онъ цѣлый часъ сидѣлъ и въ недоумѣніи смотрѣлъ на нее и думалъ:
   "Если предположенія мои справедливы, то это и есть та невѣста, на которой отецъ хотѣлъ женить меня и въ продолженіе трехъ лѣтъ я отказывался отъ этого, но теперь, съ Божьей милостью, я завтра же сказку отцу: жени меня на ней! и я дня не хочу ждать, а желаю поскорѣе, обладать ею и наслаждаться ея красотой".
   Онъ наклонился къ царевнѣ, чтобы поцѣловать ее, что заставило Меймунехъ задрожать и смутиться, а шайтана Дахнаша чуть не подпрыгнуть отъ радости. Тогда Камараль-Земанъ наклонялся къ царевнѣ, чтобы поцѣловать ее, но, побоявшись Бога, отвернулся, подумавъ:
   "Мнѣ лучше потерпѣть, потому что отецъ мой, разсердившись на меня и заключивъ меня въ эту башню, привелъ сюда эту невѣсту и приказалъ ей лечь спать подлѣ меня и притвориться спящей, несмотря на мое стараніе разбудить ее, и сказалъ ей: "Что бы Камараль-Земанъ ни дѣлалъ съ тобой, разскажи мнѣ". Можетъ-быть, даже отецъ тутъ спрятался гдѣ-нибудь и смотритъ, что я буду дѣлать, а утромъ станетъ упрекать меня и скажетъ: "Какъ же это ты говорилъ, что не хочешь жениться, а между тѣмъ цѣловалъ и обнималъ эту дѣвушку!" Такъ мнѣ лучше воздержаться, чтобы не слушать упрековъ отца. Я не трону этой дѣвушки и не буду смотрѣть на нее; но возьму только отъ нея что-нибудь въ видѣ залога между нами и на память отъ нея, чтобы мы могли узнать другъ друга".
   Камараль-Земанъ поднялъ руку царевны и съ мизинца у нея снялъ кольцо. Кольцо было очень дорогое, съ чуднымъ брильянтомъ, а кругомъ были вырѣзаны слѣдующіе стихи:
   
   Но думай, что твое то обѣщанье
   Я позабыла; несмотря на то,
   Но слишкомъ скоро намъ пришлось разстаться.
   О, господинъ мой, будь великодушенъ
   И благосклоненъ. Можетъ-быть, могу я
   Тебя поцѣловать въ уста и щеки.
   Клянусь святымъ Аллахомъ, что съ тобою
   Я никогда не буду разставаться,
   Хотя бы ты и разорвалъ со мною
   Священныя любви и страсти узы.
   
   Камараль-Земанъ, снявъ кольцо съ руки царевны, надѣлъ себѣ на мизинецъ, повернулся и уснулъ.
   Вѣдьма Меймунехъ, увидавъ это, очень обрадовалась и сказала Дахнашу и Кашрашу:
   -- Видѣли вы, какъ мой возлюбленный Камараль-Земанъ отвернулся отъ царевны? Вотъ это вполнѣ доказываетъ его превосходство. Хотя онъ и замѣтилъ царевну и любовался ея красотой и миловидностью, но не обнялъ ее, а повернулся къ ней спиною и заснулъ.
   -- Да, мы были свидѣтелями его благороднаго поведенія,-- отвѣчали шайтаны.
   Меймунехъ обратилась въ блоху и, забравшись подъ одежду царевны Бадуръ, любимицы Дахнаша, укусила ее, вслѣдствіе чего она открыла глаза, сѣла и увидала спящаго подлѣ себя молодого человѣка и храпѣвшаго во снѣ. У юноши щеки можно было сравнить съ анемонами, глаза могли устыдить глаза гурій, а уста напоминали печать Сулеймана. Посмотрѣвъ на него, царевна почувствовала, волненіе любви и желаній и подумала:
   "Этотъ молодой человѣкъ мнѣ совсѣмъ чужой, и я его не знаю, и зачѣмъ онъ лежитъ рядомъ со мной на одной и той же постели? "
   Затѣмъ она внимательно посмотрѣла на него и не могла не замѣтить, какъ онъ изященъ и привлекателенъ.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- проговорила она, -- этотъ юноша красивъ какъ ясный мѣсяцъ, и сердце мое бьется отъ любви къ нему и миловидность его зажгла страсть въ груди моей! Но какъ я имъ опозорена! Аллахомъ клянусь, что если бы я знала, что руки моей у отца просилъ этотъ юноша, я не отказала бы ему и вышла бы за него и наслаждалась бы его красотой!
   Царевна Бадуръ прямо посмотрѣла въ лицо Камараль-Земану и сказала ему:
   -- О, господинъ мой! о, возлюбленный сердца моего, свѣтъ очей моихъ! проснись отъ сна твоего!
   И она начала толкать его, но Меймунехъ, не желая будить его, прикрыла лицо его крыломъ, такъ что онъ не проснулся. Царевна Бадуръ снова стала толкать его и сказала:
   -- Жизнью своею умоляю тебя, исполни мое желаніе и проснись. Встань, о, господинъ мой, и не спи болѣе!
   Но Камараль-Земанъ ничего не отвѣчалъ ей и ни слова не говорилъ съ ней, а продолжалъ храпѣть. Царевна же Бадуръ продолжала:
   -- Неужели ты такой гордый при такой красотѣ, миловидности и привлекательности? Вѣдь если ты хорошъ собою, то вѣдь и я тоже хороша. Неужели тебѣ приказано выказывать мнѣ отвращеніе? и неужели отецъ твой, противный старикъ, запретилъ тебѣ говорить со мною?
   Камараль-Земанъ открылъ глаза, вслѣдствіе чего ея любовь къ нему еще болѣе усилилась. Она смотрѣла на него и вздыхала и говорила:
   -- О, господинъ мой, о, возлюбленный мой, поговори со мной! О, предметъ моей страсти, отвѣчай мнѣ! Скажи мнѣ, какъ тебя зовутъ, потому что ты завладѣлъ моей душой.
   Но Камараль-Земанъ спалъ и ничего не отвѣчалъ, а царевна Бадуръ толкала его, уговаривала и, взявъ за руку, увидала у него на мизинцѣ свое кольцо.
   -- Увы! увы!-- съ удивленьемъ и восторгомъ проговорила она, -- ты мой возлюбленный и выказываешь мнѣ отвращеніе, хотя самъ же пришелъ ко мнѣ, въ то время, какъ я спала. Но я не возьму отъ тебя своего кольца.
   Она сняла съ его пальца другое колечко и надѣла себѣ, послѣ чего поцѣловала его въ уста и, обнявъ его, заснула рядомъ съ нимъ.
   Увидавъ это, Меймунехъ очень обрадовалась и сказала:
   -- Видѣлъ, проклятый Дахнашъ, какъ возлюбленная твоя влюбилась въ моего любимца? и какъ онъ гордо отвернулся отъ нея? Теперь не можетъ быть и сомнѣнія, что онъ красивѣе ея; но я охотно прощаю тебя.
   Она написала ему отпускную и, взглянувъ на Кашраша, сказала ему:
   -- Отправляйся съ нимъ и помоги ему перенести его возлюбленную на старое мѣсто, такъ какъ ночь проходитъ, и я не успѣю исполнить своего намѣренія.
   Дахнашъ и Кашрашъ приблизились къ царевнѣ Бадуръ и, взявъ ее, понесли ее обратно, уложили на постель, а въ это время Меймунехъ стояла передъ Камараль-Земаномъ и смотрѣла на него, спящаго, и затѣмъ отправилась къ себѣ.
   Съ разсвѣтомъ Камараль-Земанъ пробудился и, осмотрѣвшись кругомъ, не нашелъ подлѣ себя царевны.
   -- Что это значитъ?-- прошепталъ онъ.-- Кажется, отецъ хотѣлъ возбудить во мнѣ желаніе жениться на той дѣвушкѣ, что была сейчасъ здѣсь, и потихоньку увелъ ее отсюда для того, чтобы усилить во мнѣ желаніе.
   Онъ позвалъ евнуха, спавшаго около двери, и сказалъ ему:
   -- Вставай, несчастный!
   Евнухъ вскочилъ, не въ силахъ будучи очнуться, и принесъ ему тазъ и. рукомойникъ. Камараль-Земанъ всталъ и, сдѣлавъ омовеніе и прочитавъ утреннія молитвы, опустился на свое ложе, продолжая молиться. Затѣмъ, взглянувъ на евнуха, стоявшаго въ ожиданіи приказаній у двери, онъ сказалъ ему:
   -- О, Савабъ! кто приходилъ сюда и увелъ отъ меня въ то время, какъ я спалъ, дѣвушку, лежавшую подлѣ меня?
   -- Какую дѣвушку, о, господинъ мой?-- спросилъ евнухъ.
   -- Дѣвушку, которая спала тутъ сегодня ночью, -- отвѣчалъ Камараль-Земанъ.
   Евнухъ смутился отъ этихъ словъ и отвѣчалъ:
   -- Съ тобой не было ни дѣвушки и никого другого, да и какъ могла войти дѣвушка, когда я спалъ у дверей, и дверь была заперта? Клянусь Аллахомъ, господинъ мой, къ тебѣ никто не входилъ.
   -- Ты лжешь, негодный рабъ!-- вскричалъ Камараль-Земанъ.-- Развѣ ты равенъ мнѣ, что осмѣливаешься обманывать меня и не хочешь сказать, куда дѣлась дѣвушка, что была тутъ ночью?
   -- Клянусь Аллахомъ, -- въ волненіи отвѣчалъ евнухъ, -- я не видалъ ни дѣвушки ни мужчины.
   Камараль-Земанъ совершенно вышелъ изъ себя и крикнулъ:
   -- Такъ тебѣ, несчастный, приказали обмануть меня. Ну, такъ подойди ко мнѣ!
   Евнухъ подошелъ къ нему, а Камараль-Земанъ ухватилъ его за шиворотъ, бросилъ на полъ и, прижавъ колѣнкой, билъ его и душилъ, пока онъ не лишился чувствъ. А послѣ этого онъ привязалъ его на веревку и опустилъ внизъ въ ручей. Время же было зимнее и холодное. Окунувъ евнуха въ воду, онъ вытащилъ его, поднялъ и затѣмъ опять опустилъ въ воду и повторилъ такъ нѣсколько разъ. Все это время евнухъ кричалъ и звалъ на помощь, а Камараль-Земанъ только отвѣчалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, несчастный, я не вытащу тебя изъ ручья до тѣхъ поръ, пока ты не скажешь мнѣ правды, куда дѣвалась дѣвушка, что была здѣсь.
   -- Вытащи меня изъ ручья, о, господинъ мой, и я разскажу тебѣ всю правду.
   Камараль-Земанъ вытащилъ его и поставилъ на ноги, дрожащаго отъ холода и испуга. Онъ дрожалъ, какъ тростникъ во время сильнаго вѣтра, и зубы его стучали, а съ одежды капала вода. Вставъ на ноги, онъ сказалъ:
   -- Позволь мнѣ, господинъ мой, пойти снять платье, выжать его и развѣшать и надѣть другое; затѣмъ я тотчасъ же вернусь къ тебѣ и разскажу исторію этой дѣвицы.
   -- Клянусь Аллахомъ, несчастный рабъ! Ты не признался бы ни въ чемъ, если бы не испугался смерти! Иди, сдѣлай, что тебѣ надо, и вернись сюда скорѣе разсказать исторію дѣвицы.
   Евнухъ, едва вѣря въ свое спасеніе, побѣжалъ къ царю Шахъ-Земану, у котораго въ это время былъ визирь, и они разговаривали съ царемъ о Камараль-Земанѣ.
   -- Всю эту ночь, -- говорилъ царь, -- я глазъ не смыкалъ, думая и тревожась о сынѣ, что съ нимъ случится что-нибудь нехорошее въ этой старой башнѣ.
   -- Ничего не бойся, -- отвѣчалъ ему визирь, -- что можетъ съ нимъ тамъ случиться? Оставь его тамъ на мѣсяцъ, и онъ навѣрное укротится.
   Въ то время, какъ они такимъ образомъ разговаривали, къ Нимъ прибѣжалъ евнухъ въ самомъ ужасномъ видѣ и сказалъ царю:
   -- О, государь нашъ султанъ! Сынъ твой сошелъ съ ума и вотъ что онъ сдѣлалъ со мною, сказавъ мнѣ, что ночью у него была дѣвица и потихоньку ушла, и потребовалъ, чтобы я ему разсказалъ ея исторію. Но вѣдь я ничего не знаю объ этой дѣвицѣ.
   Царь Шахъ-Земанъ, услыхавъ о своемъ сынѣ, закричалъ:
   -- О, сынъ мой!-- И, страшно разсердившись на визиря за причину этого несчастія, сказалъ ему: -- Иди и удостовѣрься въ положеніи моего сына.
   Визирь пошелъ, наступая отъ страха на полы своего платья, и вмѣстѣ съ евнухомъ вошелъ въ башню. Солнце уже взошло, и визирь, войдя къ Камараль-Земану, засталъ его сидящимъ на ложѣ, и, сѣвъ подлѣ него, онъ сказалъ ему:
   -- О, господинъ нашъ, этотъ несчастный рабъ принесъ о тебѣ ужасное извѣстіе, сильно встревожившее и поразившее царя.
   -- Что же могъ онъ сказать обо мнѣ, что такъ встревожило отца?-- спросилъ царевичъ.
   -- Онъ пришелъ къ намъ, -- отвѣчалъ визирь, -- въ самомъ растерзанномъ видѣ и сообщилъ намъ одну вещь... Сохрани тебя отъ этого, Господи!.. Онъ сказалъ такую ложь, которую не слѣдуетъ даже повторять. Да спасетъ Аллахъ твой разумъ и сохранитъ тебя отъ недостойнаго поступка.
   -- Что же этотъ несчастный рабъ сказалъ про меня?-- спросилъ Камараль-Земанъ.
   -- Онъ сообщилъ намъ, -- отвѣчалъ визирь, -- что ты сошелъ съ ума и сказалъ ему, что у тебя ночью была дѣвица. Правда ли, что ты говорилъ это евнуху?
   Услыхавъ это, Камараль-Земанъ пришелъ въ неописанную ярость и сказалъ визирю:
   -- Я вижу ясно, что вы подучили, евнуха поступать со мною такъ, какъ онъ поступилъ, и запретили ему разсказывать мнѣ о дѣвицѣ, которая провела здѣсь ночь! Но ты, визирь, человѣкъ болѣе разумный, чѣмъ евнухъ, скажи мнѣ поэтому, куда дѣвалась дѣвушка, спавшая у меня на груди въ эту ночь? Вѣдь это вы привели ее ко мнѣ и положили подлѣ меня, а утромъ, когда я проснулся, ее уже не оказалось. Скажи, гдѣ она?
   -- О, государь мой Камараль-Земанъ, -- отвѣчалъ визирь,-- да хранитъ тебя Аллахъ. Именемъ Аллаха увѣряю тебя, что мы никого не посылали тебѣ ночью, и что ты спалъ одинъ, и дверь была заперта на замокъ, и евнухъ спалъ за нею, и никто не приходилъ къ тебѣ. Образумься и не терзай себя болѣе.
   Камараль-Земанъ пришелъ въ негодованіе, услыхавъ это, и вскричалъ:
   -- Знай, визирь, что эта дѣвица -- моя возлюбленная, и что красивѣе ея на свѣтѣ никого-нѣтъ.
   Визирь удивился и спросилъ:
   -- Ты видѣлъ эту дѣвицу своими собственными глазами во снѣ или наяву?
   -- Ахъ, ты, несчастный старикашка!-- вскричалъ царевичъ.-- Не. воображаешь ли ты, что я видѣлъ ее ушами? Нѣтъ, я видѣлъ ее глазами и наяву, и не спалъ ночью, любуясь на нее. Но вы приказали ей ре отвѣчать мнѣ, и она притворялась, что спитъ, и я уснулъ, а проснувшись, не нашелъ ея около себя.
   -- О, государь мой, Камараль-Земанъ, -- отвѣчалъ визирь, -- можетъ-быть, ты видѣлъ все это во снѣ, а сны видѣлъ отъ какого-нибудь особеннаго кушанья или же тобой овладѣлъ злой духъ.
   -- Ахъ, ты, несчастный старикашка, -- вскричалъ Камараль-Земанъ, -- съ какой стати ты подшучиваешь надо мною и говоришь, что я видѣлъ это во снѣ, такъ какъ евнухъ сознался мнѣ, что дѣвица была здѣсь, и обѣщалъ тотчасъ же вернуться и разсказать мнѣ все?

   Онъ вскочилъ и, подбѣжавъ къ визирю, схватилъ его за бороду. Борода у визиря была длинная, и Камараль-Земанъ, дважды обернувъ ее на руку, дернулъ такъ, что визирь слетѣлъ на полъ и боялся, что отдастъ Богу душу. КамаральЗеманъ пиналъ визиря ногами, билъ его по спинѣ и по чему попало, такъ, что готовъ былъ убить.
   "Если рабъ-евнухъ, -- подумалъ визирь, -- спасся тѣмъ, что солгалъ этому юношѣ, то и мнѣ слѣдуетъ спастись ложью, а иначе онъ убьетъ меня. Теперь я солгу и тѣмъ спасу свою жизнь. Онъ -- сумасшедшій, и въ этомъ нѣтъ болѣе никакого сомнѣнія".
   Визирь посмотрѣлъ на царевича и сказалъ ему:
   -- О, господинъ мой! Не сердись на меня, такъ какъ отецъ твой поручилъ мнѣ скрыть отъ тебя исторію этой дѣвицы; но теперь я ослабѣлъ отъ твоихъ побоевъ, такъ какъ я старъ и слабъ. Дай мнѣ вздохнуть для того, чтобы я могъ разсказать тебѣ о ней.
   Царевичъ пересталъ бить его и сказалъ:
   -- Зачѣмъ же ты согласился разсказать мнѣ о ней только послѣ побоевъ? Ну, вставай, несчастный старикашка, и разсказывай мнѣ ея исторію.
   -- Такъ ты хочешь знать исторію дѣвицы съ чуднымъ личикомъ и изящными формами?-- спросилъ визирь.
   -- Да, -- сказалъ Камараль-Земанъ, -- скажи мнѣ, кто привелъ ее ко мнѣ и положилъ ко мнѣ на постель, и гдѣ она теперь, для того, чтобы я могъ пойти къ ней. И если отецъ мой, царь Шахъ-Земанъ, сдѣлалъ это для того, чтобы испытать меня, то скажи ему, что я готовъ жениться на этой дѣвицѣ. Онъ возбудилъ во мнѣ любовь къ ней, а потомъ разлучилъ ее со мной, только потому, что я не хотѣлъ жениться. Но вѣдь теперь я согласенъ жениться, повторяю, что я согласенъ жениться. И потому передай это отцу, визирь, и посовѣтуй ему женить меня на этой дѣвицѣ, такъ какъ другой я не хочу и сердце мое увлечено ею. Ну, такъ поспѣши къ моему отцу и скажи ему, чтобы онъ поспѣшилъ женить меня и скорѣе вернись ко мнѣ.
   Визирь едва вѣрилъ, что избавился отъ Камараль-Земана, и поскорѣе выбѣжалъ изъ башни и побѣжалъ къ царю.
   -- О визирь,-- сказалъ ему царь,-- отчего это ты въ такомъ смущеніи и точно перепуганъ?
   -- Я принесъ тебѣ извѣстіе, -- отвѣчалъ визирь.
   -- Какое?
   -- Знай, что сынъ твой дѣйствительно сошелъ съ ума, -- продолжалъ визирь.
   У царя при этихъ словахъ потемнѣло въ глазахъ, и онъ сказалъ:
   -- О визирь, объясни мнѣ, что свело его съ ума?
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ визирь и разсказалъ царю все, что онъ зналъ, и что дѣлалъ его сынъ.
   -- Ну, такъ знай, -- сказалъ на это царь, -- что за извѣстіе о сумасшествіи моего сына я срублю тебѣ голову и лишу тебя своихъ милостей, ахъ, ты, злосчастнѣйшій изъ визирей и подлѣйшій изъ эмировъ! Вѣдь я знаю, что ты виновникъ помѣшательства моего сына, такъ какъ ты далъ мнѣ отвратительный совѣтъ. Клянусь Аллахомъ, что если съ сыномъ моимъ случится какое-нибудь несчастіе, то я разопну тебя.
   Царь всталъ и, взявъ съ собою визиря, пошелъ въ башню, гдѣ сидѣлъ Камараль-Земанъ; и когда они пришли къ нему, то, увидавъ отца, онъ поспѣшно вскочилъ и поцѣловалъ руку его, отступилъ на шагъ и, наклонивъ голову и заложивъ назадъ руки, остановился передъ нимъ. Постоявъ такимъ образомъ, онъ поднялъ голову и, глядя на отца со слезами на глазахъ, сказалъ слѣдующіе стихи:
   
   Но если былъ я предъ тобой виновенъ
   Въ проступкѣ и въ дѣяніи постыдномъ
   И въ томъ, что оскорбить тебя дерзнулъ я,
   Я полонъ весь раскаянья теперь.
   Но милосердіе твое прострется
   На злого юношу, который проситъ
   Тебя отъ всей души простить ему.
   
   Царь обнялъ своего сына Камараль-Земана, поцѣловалъ его между глазъ и посадилъ подлѣ себя на кушетку. Затѣмъ гнѣвно посмотрѣвъ на визиря, онъ сказалъ ему:
   -- Ахъ, ты, собака-визирь, зачѣмъ это ты говоришь о моемъ сынѣ подобныя вещи и только пугаешь меня? О, сынъ мой, -- продолжалъ онъ, обращаясь къ царевичу, -- скажи намъ, какой у насъ сегодня день?
   -- Сегодня, отецъ мой, -- отвѣчалъ царевичъ, -- суббота, а завтра будетъ воскресенье, а послѣзавтра понедѣльникъ, а потомъ вторникъ, среда, четвергъ и затѣмъ пятница.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ ему царь, -- молю Бога о твоемъ здоровьѣ. А какъ называется по-арабски мѣсяцъ, что идетъ теперь?
   -- Онъ называется, -- отвѣчалъ царевичъ, -- Зуль-Кедехомъ, а за нимъ пойдетъ Зуль-Геехъ и Магарамъ и такъ далѣе.
   Царь остался доволенъ этимъ отвѣтомъ и плюнулъ въ лицо визирю, сказавъ ему:
   -- Ахъ, ты, злобный старикъ, какъ же ты говорилъ, что сынъ мой Камараль-Земанъ сошелъ съ ума, тогда какъ сошелъ съ ума, должно-быть, ты?
   Визирь покачалъ головой и хотѣлъ заговорить, но подумалъ, что ему лучше подождать немного и посмотрѣть, что будетъ.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ тогда царь, -- что же ты говорилъ евнуху и визирю о томъ, что ты спалъ съ красивой дѣвушкой въ прошедшую ночь? И что это за дѣвица, о которой ты упоминалъ?
   Камараль-Земанъ засмѣялся и отвѣчалъ ему:
   -- О, отецъ мой, право, мнѣ не до шутокъ; и потому не говори болѣе, потому что я и безъ того раздраженъ тѣмъ, что ты со мной сдѣлалъ. Знай, отецъ, что я согласенъ жениться, но только на томъ условіи, что ты женишь меня на той дѣвушкѣ, что спала сегодня со мною, такъ какъ я убѣжденъ, что послалъ ее ко мнѣ ты и заставилъ меня влюбиться въ нее, и что утромъ ты послалъ за нею и взялъ ее отъ меня.
   -- Да сохранитъ тебя Аллахъ, о, сынъ мой!-- вскричалъ царь.-- И да образумитъ онъ тебя! Что это за дѣвушка, которую я, по твоему мнѣнію, послалъ къ тебѣ и къ утру взялъ отъ тебя? Клянусь Аллахомъ, о, сынъ мой, я не знаю объ этомъ дѣлѣ. Умоляю тебя, разскажи мнѣ, что это такое? Не видѣлъ ли ты все это во снѣ послѣ сытнаго ужина? Тѣмъ болѣе, что сегодня ты уснулъ послѣ тревожно проведеннаго дня. Будь проклятъ и тотъ, кто посовѣтовалъ мнѣ женить тебя! Я увѣренъ, что всѣ эти непріятности такъ разстроили тебя, что тебѣ во снѣ и приснилась красивая дѣвица! Повѣрь, сынъ мой, что ты видѣлъ ее во снѣ.
   -- Не говори этого, -- сказалъ ему Камараль-Земанъ, -- а поклянись мнѣ Аллахомъ, что ты ничего не знаешь объ этой дѣвушкѣ и не знаешь, гдѣ она живетъ!
   -- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчалъ царь, -- что я ничего не знаю о той, о которой ты говоришь, и думаю, что ты видѣлъ ее во снѣ.
   -- Я предложу тебѣ вотъ какой вопросъ, -- сказалъ тогда царевичъ, -- чтобы доказать тебѣ, что я видѣлъ все не во снѣ, а наяву. Скажи, пожалуйста, что ты отвѣтишь человѣку, который видѣлъ во снѣ, будто онъ воюетъ, а проснувшись находитъ у себя въ рукахъ окровавленный мечъ?
   -- Позволь, сынъ мой, -- отвѣчалъ отецъ, -- вѣдь подобная вещь не можетъ случиться.
   -- Ну, такъ теперь, -- продолжалъ Камараль-Земанъ, -- я разскажу тебѣ то, что случилось со мной. Около полуночи я пробудился отъ сна и увидалъ, что подлѣ меня спитъ дѣвушка, очень похожая на меня. Я обнялъ ее и старался разбудить, а затѣмъ, снявъ съ ея руки кольцо, надѣлъ себѣ, а она потомъ сняла съ моего пальца другое кольцо и надѣла себѣ. Я съ боязнью смотрѣлъ на нее, думая, что ты прислалъ ее ко мнѣ и, гдѣ-нибудь спрятавшись, наблюдаешь за мною. Я побоялся поцѣловать ее въ уста, воображая, что ты хотѣлъ соблазнить меня ею и заставить жениться. Съ разсвѣтомъ я совсѣмъ проснулся и не нашелъ дѣвушки подлѣ себя и все, что случилось между мною и евнухомъ и визиремъ, произошло вслѣдствіе этого,-- Чѣмъ же ты объяснишь фактъ появленія кольца? Не будь этого кольца, я самъ подумалъ бы, что видѣлъ все во снѣ, но кольцо вотъ тутъ у меня на мизинцѣ. Посмотри, какъ оно хорошо.
   Камараль-Земанъ подалъ кольцо отцу, который, повернувъ его, взглянулъ потомъ на сына и сказалъ:
   -- Поистинѣ объяснить все можно только этимъ кольцомъ, и то, ито случилось ночью съ тобой и съ этой дѣвицей, дѣло весьма таинственное. Я не знаю, какимъ образомъ могла пройти къ тебѣ эта особа, и во всемъ обвиняю визиря. Аллахомъ умоляю тебя, сынъ мой, потерпѣть: вѣроятно, Господь избавитъ тебя отъ этого горя и пошлетъ тебѣ утѣшеніе, какъ говоритъ поэтъ:
   
   Какъ кажется, намѣрена судьба
   Поворотить бразды свои обратно,
   И прежнимъ счастьемъ наградить меня.
   Вѣдь крайне перемѣнчива судьба.
   Да сбудутся моей души желанья,
   Да устранятся нужды всѣ мои,
   И да придетъ несчастіямъ на смѣну
   Счастливая и радостная жизнь!
   
   Теперь я убѣдился, что ты не сумасшедшій, но только одинъ Господь можетъ разъяснить это дѣло.
   -- Аллахомъ умоляю тебя, отецъ мой, -- отвѣчалъ Камараль-Земанъ, -- отыщи эту дѣвушку или я умру отъ горя.
   Онъ съ восторгомъ продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Да, если сдѣланное обѣщанье
   Тобою свидѣться со мною ложно,
   То посѣти меня хотя во снѣ.
   Но какъ -- онѣ мнѣ возразили -- можетъ
   Во снѣ явиться юношѣ видѣнье,
   Котораго глаза не знаютъ сна?
   
   -- У меня недостаетъ терпѣнія ждать даже одного часа, -- прибавилъ онъ.
   -- Сила и власть только въ рукахъ Божіихъ!-- всплеснувъ руками, вскричалъ царь.-- Въ этомъ дѣлѣ хитростью ничего не сдѣлаешь!
   Взявъ за руку сына, онъ повелъ его во дворецъ, гдѣ Камараль-Земанъ слегъ въ постель, а отецъ сѣлъ въ изголовьяхъ и, оплакивая сына, не отходилъ отъ него ни днемъ ни ночью.
   Наконецъ визирь сказалъ царю:
   -- О, царь вѣковъ, долго ли ты будешь сидѣть взаперти и скрываться отъ войскъ съ твоимъ сыномъ Камараль-Земаномъ? Въ отсутствіе государя могутъ начаться безпорядки. Я совѣтую тебѣ перевести своего сына въ павильонъ, что стоитъ на морскомъ берегу, и проводить время съ сыномъ тамъ, посвящая два дня въ недѣлю управленію дѣлами государства. Въ эти два дня къ тебѣ могутъ являться со своими дѣлами и сановники, и воины, и всѣ, кому надо, а остальные дни въ недѣлѣ ты можешь проводить съ сыномъ, пока Господь не пошлетъ ему исцѣленіе.
   Царь, выслушавъ визиря, одобрилъ его слова и, боясь, чтобы въ народѣ, дѣйствительно, не начались безпорядки, онъ тотчасъ же всталъ и отдалъ приказъ перенести сына въ павильонъ на морской берегъ. Окна изъ этого павильона выходили на море, полъ былъ сдѣланъ изъ разноцвѣтнаго мрамора, а стѣны!, самыхъ чудныхъ цвѣтовъ были украшены золотомъ и ультрамариномъ. Для Камараль-Земана положили ковры, увѣшали стѣны парчою и повѣсили Занавѣси, вышитыя драгоцѣнными каменьями. Камараль-Земанъ до такой степени страдалъ отъ любви, что поблѣднѣлъ, похудѣлъ и ослабъ. Отецъ его сидѣлъ около него и постоянно горевалъ, а два дня въ недѣлю къ нему въ этотъ павильонъ могли приходить и царедворцы, и воины, и всѣ, кто имѣлъ до него надобность. Въ эти дни къ нему являлся весь дворъ и обдѣлывалъ всѣ дѣла, а вечеромъ онъ уже возвращался къ больному сыну.
   Такъ жилъ Камараль-Земанъ.
   Теперь разскажемъ, что дѣлала въ это время царевна Бадуръ, дочь царя Эль-Гаюра, государя острововъ и семи дворцовъ. Когда шайтанъ принесъ ее обратно и положилъ снова въ постель, ночного времени оставалось не болѣе трехъ часовъ. Съ разсвѣтомъ она проснулась, сѣла и осмотрѣлась кругомъ, по возлюбленнаго, лежавшаго подлѣ нея ночью, не оказалось. Она взволновалась, и, обезумѣвъ, громко вскрикнула. Всѣ ея рабыни и няньки проснулись и прибѣжали къ ней, и главная изъ ея прислужницъ сказала:
   -- Что съ тобой, о, госпожа моя?
   -- Ахъ, ты, противная старуха, -- отвѣчала царевна, -- гдѣ чудный юноша, что спалъ въ моихъ объятіяхъ сегодня ночью? Говори, куда онъ дѣлся?
   При этихъ словахъ у старшей няни потемнѣло въ глазахъ и, испугавшись за себя, она сказала:
   -- О, царевна Бадуръ! Что значатъ эти обидныя слова,?
   -- Ахъ, ты, противная, проклятая старуха!-- закричала царевна. Гдѣ мой возлюбленный, чудный юноша съ прелестнымъ лицомъ, черными глазами и соединяющимися бровями, что пробылъ со мною чуть не до разсвѣта?
   -- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчала старуха, -- я не видала ни молодого человѣка и никого другого и Аллахомъ умоляю тебя, царевна, не шутить такимъ образомъ, такъ какъ подобная шутка можетъ быть услышана твоимъ отцомъ, и мы поплатимся жизнью.
   -- Говорю тебѣ, -- отвѣчала царевна, -- что ночью здѣсь былъ молодой человѣкъ чудной наружности.
   -- Господь да сохранитъ твой разумъ!-- вскричала няня,-- никого не было у тебя ночью.
   Царевна, Бадуръ взглянула на свою руку и увидала на своемъ пальцѣ кольцо Камараль-Земана, а ея кольца не оказалось.
   -- Проклятая обманщица!-- крикнула она на няню.-- Не вздумаешь ли ты въ самомъ дѣлѣ увѣрять, что тутъ никого! не было, и клясться мнѣ?
   -- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчала няня, -- что я не лгала тебѣ и не клялась ложно.
   Царевна Бадуръ страшно разозлилась и, выхвативъ мечъ, бросилась на няню и хотѣла ее убить, но евнухъ и рабыни закричали и, бросившись къ отцу царевны, сообщили ему о ея состояніи.
   Царь тотчасъ же пришелъ къ дочери и сказалъ ей:
   -- О, дочь моя, что это съ тобой?
   -- Отецъ мой, -- отвѣчала она, -- гдѣ тотъ молодой человѣкъ, что спалъ подлѣ меня сегодня ночью?
   Разумъ покинулъ ее и, озираясь по всѣмъ сторонамъ, она стала рвать на себѣ рубашку. Отецъ ея, увидавъ это, приказалъ евнухамъ и рабынямъ схватить ее. Царевну схватили и, надѣвъ на шею желѣзный обручъ съ цѣпью, приковали ее къ окну. Послѣ этого отцу ея и свѣтъ Божій не сталъ милъ, такъ какъ онъ любилъ дочь, и положеніе ея огорчало его. Онъ созвалъ къ себѣ ученыхъ, астрологовъ и маговъ и сказалъ имъ:
   -- Кто бы ни вылѣчилъ дочь мою отъ ея настоящей болѣзни, я отдамъ тому ее въ жены и въ приданое дамъ половину своего царства; а тому, кому не. удастся вылѣчить ее, я срублю голову и вывѣшу ее надъ дверями дворца.
   И такимъ образомъ онъ поступалъ, пока не срубилъ сорока головъ. Онъ обращался ко всѣмъ мудрецамъ, но всѣ отказывались отъ лѣченія, зная, что поправить ее нельзя.
   Болѣзнь ея приводила въ недоумѣніе ученыхъ людей и даже, мудрецовъ.
   Царевна Бадуръ прожила въ такомъ положеніи цѣлыхъ три года.
   У нея былъ сводный братъ, по имени Марзаванъ, бывшій все это время въ путешествіи по различнымъ странамъ. Онъ любилъ ее болѣе, чѣмъ вообще любятъ братья, и, вернувшись, пошелъ къ своей матери и спросилъ у нея о сестрѣ своей, царевнѣ Бадуръ.
   -- О, мой сынъ, -- отвѣчала она, -- сестра твоя лишилась разсудка и вотъ уже три года, какъ находится въ такомъ положеніи съ желѣзнымъ обручемъ на шеѣ, и ни одинъ врачъ не можетъ вылѣчить ее.
   Услыхавъ это, Марзаванъ сказалъ:
   -- Мнѣ надо сходить къ ней, можетъ-быть, я открою причину ея болѣзни и помогу ей.
   -- Конечно, тебѣ слѣдуетъ побывать у нея, -- отвѣчала мать, -- но только подожди до завтрашняго дня, для того, чтобы я выдумала какую-нибудь хитрость, чтобы провести тебя туда.
   Она пошла, во дворецъ царевны Бадуръ, и, давъ денегъ евнуху, сидѣвшему у дверей, сказала ему:
   -- Моя дочь воспитывалась вмѣстѣ съ царевной Бадуръ и теперь вышла замужъ, но страшно тревожится о твоей госпожѣ. Поэтому я хочу просить тебя позволить моей дочери посѣтить царевну на весьма короткое время и затѣмъ уйти никѣмъ не замѣченной.
   -- Это совершенно невозможно,-- отвѣчалъ евнухъ,-- развѣ только ночью, когда султанъ выйдетъ отъ царевны. Тогда, пожалуй, приходи съ твоей дочерью.
   Старуха поцѣловала руку евнуха и отправилась домой, а въ началѣ ночи она одѣла сына своего Марзавана въ женское платье и провела его во дворецъ. Когда султанъ ушелъ отъ царевны, старуха подошла къ евнуху.
   -- Проходите, -- сказалъ онъ пришедшимъ, -- только не засиживайтесь тамъ долго.
   Сынъ старухи, Марзаванъ, войдя къ царевнѣ, увидалъ, въ какомъ она находилась положеніи и, снявъ съ себя женское платье, поклонился ей, а затѣмъ зажегъ свѣчи.
   Царевна Бадуръ, посмотрѣвъ на него, узнала его и сказала:
   -- О, братъ мой, ты такъ долго путешествовалъ, что навѣрное не слыхалъ о томъ, что здѣсь дѣлалось.
   -- Это правда, -- отвѣчалъ онъ, -- но Господь дозволилъ мнѣ благополучно вернуться домой, и я желалъ тотчасъ же опять пуститься въ дальнѣйшій путь, но остановило меня только извѣстіе, полученное о тебѣ. Я пришелъ къ тебѣ въ надеждѣ, что узнаю причину твоего разстройства и буду въ состояніи помочь тебѣ.
   -- О, братъ мой, -- отвѣчала она, -- не воображаешь ли ты, что я сошла съ ума?
   
   Они сказали: сходишь ты съ ума
   По томъ, котораго ты обожаешь!
   И имъ отвѣтила на это я:
   Всѣ жизни радости принадлежатъ
   По праву только сумасшедшимъ людямъ.
   Да, я сошла съ ума; такъ приведите
   Ко мнѣ того, кто свелъ меня съ ума.
   И если сумасшествіе мое
   Онъ исцѣлитъ присутствіемъ своимъ,
   То вы меня за то не упрекайте!
   
   Изъ этого Марзаванъ заключилъ, что она влюблена, и оказалъ ей:
   -- Разскажи мнѣ свою исторію и все, что случилось съ тобой, и, можетъ-быть, Господь поможетъ мнѣ облегчить тебя.
   -- О, братъ мой, -- отвѣчала царевна Бадуръ, -- ну, такъ выслушай мою исторію. Вотъ въ чемъ она заключается. Однажды ночью я пробудилась отъ сна и, привставъ, увидѣла около себя молодого человѣка неописанной красоты, подобнаго восточной мнѣ или индѣйскому тростнику. Я думала, что отецъ мой приказалъ ему дѣйствовать такимъ образомъ и соблазнить меня своей красотой, потому что онъ хотѣлъ выдать меня замужъ, но я отказалась. Я боялась поцѣловать его, думая, что онъ разскажетъ объ этомъ отцу. Проснувшись утромъ, я увидала у себя на пальцѣ его кольцо вмѣсто моего. Вотъ и вся моя исторія и, о, братъ мой, съ тѣхъ поръ, какъ я видѣла его, я отдала ему свое сердце, лишилась сна и только плачу и декламирую стихи. Подумай, о, братъ мой, какъ можешь ты помочь моему горю?
   Марзаванъ чуть не до земли опустилъ голову, обдумывая, что ему дѣлать. Затѣмъ онъ поднялся и сказалъ ей:
   -- Все, что съ тобой случилось, должно быть совершенно справедливо, но я не могу понять этой исторіи съ молодымъ человѣкомъ. Обѣщаю тебѣ объѣздить разныя страны и искать его. Можетъ-быть, черезъ меня Господь все это устроитъ. Потерпи и успокойся.
   Сказавъ это, онъ простился съ нею и, еще разъ посовѣтовавъ ей ждать терпѣливо, ушелъ.
   Вернувшись въ домъ матери, онъ переночевалъ и утромъ приготовился въ путь. Такимъ образомъ онъ переѣзжалъ изъ города въ городъ, изъ страны въ страну въ продолженіе цѣлаго мѣсяца, когда онъ въѣхалъ въ городъ Этъ-Тарфъ и сталъ говорить съ народомъ, стараясь найти что-нибудь для царевны Бадуръ. Куда бы онъ ни появлялся, ему въ каждомъ городѣ говорили, что царевна Бадуръ, дочь царя Эль-Гаюра, сошла съ ума, и онъ прекратилъ разспросы, пока не пріѣхалъ въ Этъ-Тарфъ, гдѣ ему сообщили, что Камаралъ-Земанъ, сынъ царя Шахъ-Земана, нездоровъ и страдаетъ помѣшательствомъ. Когда Марзаванъ услыхалъ эту исторію, онъ сталъ разспрашивать, далеко ли до столицы, и кое-кто изъ горожанъ отвѣчали ему, что моремъ до Калиданскихъ острововъ путешествіе это можно сдѣлать въ мѣсяцъ, а сухимъ путемъ въ шесть мѣсяцевъ.
   Марзаванъ сѣлъ на корабль, отправлявшійся на Калиданскіе острова. Корабль былъ хорошій и при попутномъ вѣтрѣ дошелъ туда въ мѣсяцъ, но, когда городъ былъ уже ясно виденъ и почти у самаго берега, вдругъ поднялся страшный вѣтеръ, сорвавшій всю оснастку и переопрокинувшій корабль со всѣми пассажирами. Всякій сталъ спасаться, какъ можетъ, а Марзавана волнами отнесло къ тому самому мѣсту берега, гдѣ находился павильонъ царевича. Судьбѣ угодно было, чтобы въ то время около царевича находились визири и эмиры и царь Шахъ-Земанъ сидѣлъ, положивъ голову сына своего къ себѣ на грудь, и евнухи отмахивали отъ него мухъ. Камараль-Земадъ уже въ продолженіе двухъ дней ничего не ѣлъ и не пилъ и не говорилъ ни слова. Визирь, стоявшій около его ногъ у окна, взглянувъ увидалъ Марзавана, уже выбившагося изъ силъ, и, пожалѣвъ его, онъ подошелъ къ султану и, наклонивъ голову, сказалъ:
   -- Позволь мнѣ спуститься внизъ и отворить дверь на морской берегъ, чтобы спасти утопающаго человѣка и превратить горе его въ радость. Можетъ-быть, Господь за это избавитъ сына твоего отъ несчастья.
   -- Все, что случилось съ моимъ сыномъ, -- отвѣчалъ султанъ, -- случилось изъ-за тебя, и очень можетъ быть, что, если ты спасешь этого утопающаго, онъ принесетъ сыну моему облегченіе. Но я клянусь Аллахомъ, что если этотъ утопающій увидитъ моего сына и затѣмъ, уйдя отъ насъ, разоблачитъ нашу тайну, то я отрублю тебѣ голову, такъ какъ ты, визирь, виноватъ во всемъ, что съ нами случилось. Ну, теперь поступай, какъ знаешь.

   Визирь спустился внизъ, отворилъ дверь и вышелъ на берегъ и спасъ Марзавана, уже близкаго къ смерти, протянувъ ему руку и ухвативъ его за волосы. Марзаванъ уже былъ безъ чувствъ и съ закрытыми глазами. Визирь привелъ его въ чувство, снялъ съ него мокрую одежду, надѣлъ сухую и, надѣвъ ему новую чалму, сказалъ:
   -- Знай, что я спасъ тебя отъ смерти, смотри, ты не сдѣлайся причиной моей гибели.
   -- Какъ такъ?-- спросилъ Марзаванъ.
   -- Теперь, -- отвѣчалъ визирь, -- тебѣ придется появиться между эмирами и визирями, безмолвствующими при Камараль-Земанѣ, сынѣ султана.
   Марзаванъ уже слышалъ объ этомъ Камараль-Земанѣ, но, тѣмъ не менѣе, спросилъ:
   -- А кто этотъ Камараль-Земанъ?
   -- Сынъ султана Шахъ-Земана, -- отвѣчалъ визирь: -- онъ боленъ и лежитъ въ постели, не зная ни днемъ ни ночью покоя. Онъ уже такъ слабъ, что едва живъ. Днемъ онъ горитъ, а ночью терзается, и мы не надѣемся, что онъ останется живъ. Не гляди на него и смотри только., внизъ, а иначе мы съ тобой погибнемъ оба.
   -- Аллахомъ умоляю тебя, -- сказалъ Марзаванъ, -- разскажи мнѣ все, что ты знаешь объ этомъ юношѣ и по какой причинѣ впалъ онъ въ такое состояніе?
   -- Причины я не знаю, -- отвѣчалъ визирь, -- развѣ только то, что три года тому назадъ отецъ его потребовалъ, чтобы онъ женился, и онъ отказался. Утромъ онъ проснулся и сталъ увѣрять насъ, что подлѣ него спала дѣвушка удивительной красоты, съ пальца которой онъ снялъ кольцо и надѣлъ себѣ на мизинецъ, а ей надѣлъ свое и таинственнаго этого дѣла мы понять не можемъ. Аллахомъ умоляю тебя, сынъ мой, идемъ со мною въ павильонъ, но не смотри на сына царя. Послѣ же этого отправляйся своимъ путемъ, потому что сердце султана ожесточено противъ меня.
   "Клянусь Аллахомъ!-- подумалъ Марзаванъ.-- Это именно то, чего я ищу!"
   Онъ пошелъ вслѣдъ за визиремъ въ павильонъ, гдѣ визирь сѣлъ у ногъ Камараль-Земана. Что же касается до Марзавана, то онъ подошелъ и, остановившись передъ Камараль-Земаномъ, сталъ смотрѣть на него, вслѣдствіе чего визирь обмеръ отъ страха и, взглянувъ на Марзавана, сталъ ему дѣлать знаки, на которые тотъ и вниманія не обращалъ. Онъ продолжалъ смотрѣть на Камараль-Земана и зная, что это именно и есть то лицо, которое онъ искалъ, онъ сказалъ:
   -- Да прославится тотъ, кто создалъ его столь похожимъ на нее и съ такими же щеками, какъ у нея!
   Камараль-Земанъ открылъ глаза и сталъ прислушиваться, а Марзаванъ, увидавъ это, продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Я вижу возбужденье и волненье
   Твоей души и тотъ восторгъ, съ которымъ
   Прекрасными стихами воспѣваешь
   Ты несравненной чары красоты.
   Не загорѣлась ли твоя душа
   Любовью страстною и безнадежной?
   Вѣдь ты ведешь себя, какъ человѣкъ,
   Который въ сердцѣ страсти носитъ рану.
   Поэтому мнѣ дай бокалъ вина,
   И пой затѣмъ восторженно хвалу
   Ты Альмы, Эррабабъ и Теномъ чарамъ 3).
   Ревную я ее къ ея одеждамъ,
   Скрывающимъ ея роскошный станъ,
   И кубку я завидую, который
   Коснется устъ ея, когда она
   Его подноситъ къ мѣсту поцѣлуя.
   Не мечъ двуострый погубилъ меня, --
   Ты этого не дѣлай заключенья --
   А стрѣлы глазъ чарующихъ ея.
   Когда я съ нею встрѣтился, была,
   Какъ я замѣтилъ сразу, красной краской
   Ея рука покрыта, походившей
   На сокъ кровавый дерева дракона.
   Она зажгла горячей страсти пламя
   Въ моей груди, и, больше не скрывая
   Своей любви ко мнѣ, она сказала:
   "Имѣй терпѣнье. Я употребила
   Не краску. Не считай меня способной
   На ложь и на обманъ. Когда тебя
   Увидѣла я спящимъ, при чемъ была я "
   Съ руками обнаженными до плечъ,
   То я, склонившись надъ твоей постелью,
   При мысли о разлукѣ предстоящей
   Заплакала кровавыми слезами
   И ихъ затѣмъ рукою вытирала.
   Вотъ почему теперь рука моя
   Обагрена горячей, кровью".
   Плакалъ Я передъ ней, горячей страсти полный,
   И сердце раньше облегчилъ свое,
   Чѣмъ пробилъ часъ раскаянья, она
   Вѣдь плакала передо мной и этимъ
   Изъ моихъ очей исторгла слезы.
   И я сказалъ ей, что здѣсь вся заслуга
   Принадлежитъ лишь предыдущей встрѣчѣ.
   Не порицай меня за то, что я
   Люблю ее глубоко, такъ какъ я --
   Клянусь моей любовью къ ней! -- страданій
   Мучительныхъ изъ-за нея исполненъ.
   Я слезы лью по той, лицо которой
   Волшебной красотою опьяняетъ
   Сердца мужей и юношей, съ которой
   Не выдержитъ сравненья ни одна
   Красавица земной юдоли нашей.
   Умъ Лухману она имѣетъ равный,
   Юсуфа красоту, пріятный голосъ
   Дауда, и Маріи безпорочность,
   А я имѣю горе Авраама
   По сынѣ, обреченномъ на закланье,
   Въ китовомъ чревѣ сожалѣніе Іоны,
   Возложенную гнѣвнымъ Богомъ кару
   На Іова, и удѣлъ Адама,
   Который изгнанъ былъ изъ сѣни рая.
   За нарушенье заповѣди Бога.
   Но ты не убивай ее, хотя бы
   Я умеръ отъ любви избытка къ ней,
   А предложи вопросъ ей, почему
   Она считаетъ, что принадлежитъ
   Кровь тѣла моего ей по закону?
   
   Слова этого стихотворенія, прочитаннаго Марзаваномъ, подѣйствовали на сердце Камараль-Земана, какъ прохлада и здоровье, и онъ сдѣлалъ рукою знакъ султану, какъ бы говоря: оставь при мнѣ этого молодого человѣка. Султанъ, понявъ желаніе Камараль-Земана, послѣ того, какъ онъ обозлился на Марзавана и рѣшилъ срубить ему голову, страшно обрадовался. Вставъ, онъ посадилъ Марзавана рядомъ съ сыномъ и, ласково обратившись къ нему, сказалъ:
   -- Откуда ты?
   -- Съ острововъ, изъ владѣній царя Эль-Гаюра, государя острововъ, морей и семи дворцовъ.
   -- Можетъ-быть, тебѣ какъ-нибудь удастся поправить сына моего Камараль-Земана, -- продолжалъ царь.
   Марзаванъ наклонился къ царевичу и на ухо сказалъ ему:
   -- Крѣпись и развеселись, но не спрашивай о положеніи той, изъ-за которой ты дошелъ до своего настоящаго состоянія. Ты скрылъ свою любовь и заболѣлъ, а она высказала свои чувства и лишилась разсудка, и находится теперь въ заключеніи съ желѣзнымъ кольцомъ на шеѣ. Но съ помощью Божьей, я принесу обоимъ вамъ исцѣленіе.
   Камараль-Земанъ, услыхавъ эти слова, почувствовалъ, что онъ оживаетъ, и знакомъ показалъ своему отцу, чтобы онъ приподнялъ его и посадилъ. Обрадованный царь посадилъ его. Послѣ этого онъ отпустилъ всѣхъ визирей и эмировъ и приказалъ шафраномъ накурить въ павильонѣ и убрать городъ.
   -- Клянусь Аллахомъ, сынъ мой, -- сказалъ онъ Марзавану, -- случай этотъ удивителенъ.
   Онъ необыкновенно милостиво относился къ нему и предложилъ ему поѣсть, и когда кушанья были поданы, то и Камараль-Земанъ поѣлъ съ нимъ. Марзаванъ на ночь остался съ царевичемъ, и царь остался тоже съ ними, не помня себя отъ радости, видя, что сыну лучше.
   На слѣдующее утро Марзаванъ началъ разсказывать свою исторію Камараль-Земану такимъ образомъ:
   -- Знай, что я знаю ту, съ которой ты провелъ ночь; зовутъ ее царевной Бадуръ, она -- дочь царя Эль-Гаюра.
   Онъ передалъ ему все, что случилось съ царевной Бадуръ съ самаго начала до конца, и какъ она влюбилась въ него.
   -- И все, что было между тобою и отцомъ, -- сказалъ онъ,-- случилось то же между ея отцомъ и ею, ты, безъ сомнѣнія, ея возлюбленный, какъ она -- твоя возлюбленная, поэтому укрѣпись, такъ какъ я свезу тебя къ ней и соединю васъ и поступлю, какъ говоритъ поэтъ:
   
   Хотя предметъ любви лишь съ отвращеньемъ
   Относится къ влюбленному въ него,
   И все съ большимъ упорствомъ продолжаетъ
   Выказывать большое отвращенье,
   Но я добьюсь союза между ними,
   Какъ если бы я стержнемъ ножницъ былъ.
   
   Въ то время, какъ Камараль-Земанъ ѣлъ и пилъ, онъ продолжалъ уговаривать его, и больному стало гораздо отъ этого легче. Онъ болталъ съ нимъ, декламировалъ ему стихи и заставилъ его сходить въ баню, вслѣдствіе чего царь приказалъ убрать городъ, даровалъ различныя милости: почетныя одежды, роздалъ подаяніе и освободилъ заключенныхъ въ темницѣ.
   -- Знай, -- сказалъ Марзаванъ царевичу, -- что я пріѣхалъ сюда не отъ царевны Бадуръ, но по ея дѣлу: я задался цѣлью избавить ее отъ ея страданій и намъ остается только изобрѣсти какое-нибудь средство отправиться къ ней, но вѣдь отецъ твой не можетъ вын ты захватишь ее, приведи къ себѣ въ комнату и не говори, что одежда украдена тобою.
   Выслушавъ сестру, Гасанъ успокоился, и страхъ и болѣзнь покинули его. Онъ твердо всталъ на ноги и поцѣловалъ сестру свою въ голову; послѣ чего они вмѣстѣ съ нею сошли внизъ и легли спать. Онъ старался совсѣмъ поправиться къ утру, и лишь только солнышко поднялось, онъ всталъ, отворилъ дверь и поднялся на крышу. Тамъ онъ просидѣлъ вплоть до ночи, когда сестра его пришла къ нему съ ѣдой, питьемъ, и онъ, перемѣнивъ одежду, легъ, спать. Такъ она продолжала приходить къ нему, пока не наступило начало мѣсяца. Увидавъ новый мѣсяцъ, Гасанъ сталъ ждать прилета птицъ, которыя, дѣйствительно, принеслись къ нему съ быстротою молніи. Увидавъ ихъ, онъ тотчасъ же спрятался въ такое мѣсто, откуда онъ, незамѣтно для нихъ, могъ ихъ видѣть. Птицы спустились, сѣли и стащили съ себя верхнюю одежду, что сдѣлала и старшая дѣвица. Все это происходило очень близко отъ Гасана. Красавица затѣмъ спустилась вмѣстѣ съ сестрами въ бассейнъ, а Гасанъ поднялся, тихонько подкрался, никѣмъ не замѣченный, и взялъ одежду. Дѣвицы не видѣли его, такъ какъ были заняты играми. Окончивъ купанье, онѣ вышли, одѣлись и накинули одежду изъ перьевъ, за исключеніемъ его возлюбленной, которая своей одежды найти не могла. Она закричала, закрыла лицо руками и стала рвать на себѣ платье. Сестры подошли къ ней и стали спрашивать, что съ нею; она сообщила имъ, что ея одежда изъ перьевъ пропала, и всѣ онѣ закричали, заплакали и стали ударять себя по лицу. Когда стало смеркаться, сестры не могли болѣе оставаться съ нею и оставили ее одну на крышѣ замка. Гасанъ же, увидавъ, что всѣ царевны улетѣли и оставили ее, сталъ прислушиваться къ ея словамъ.
   -- О, ты, -- говорила она, -- взявшій мое платье и обездолившій меня, прошу тебя, возврати его мнѣ, и да избавить тебя Господь отъ моего гнѣва!
   Услыхавъ ея умоляющій голосъ, Гасанъ совсѣмъ потерялъ голову и любовь его дошла до того, что онъ не могъ болѣе скрывать ея. Онъ вскочилъ и бросился къ ней, чтобы схватить ее; онъ привлекъ ее къ себѣ и спустился съ нею внизъ замка, въ свою комнату, гдѣ закуталъ "ее въ свой плащъ, въ то время какъ она плакала и кусала себѣ руки. Онъ заперъ дверь и пошелъ къ сестрѣ, чтобы разсказать ей, какимъ образомъ онъ завладѣлъ ею и привелъ къ себѣ въ комнату.
   -- Теперь она сидитъ тамъ, плачетъ и кусаетъ себѣ руки,-- прибавилъ онъ.
   Выслушавъ его, сестра тотчасъ же встала и пошла къ нему въ комнату и, подойдя къ царевнѣ, увидала, что она плакала и горевала. Она поцѣловала прахъ у ногъ ея и поклонилась ей.
   -- О, дочь царя!-- сказала ей царевна.-- Развѣ можно такъ дурно поступать съ царевнами? Развѣ ты не знаешь, какой мой отецъ могущественный царь, и какъ всѣ цари-шайтаны боятся его, и ЧТО подъ властью его находятся и шайтаны, и волшебники, и колдуны, и столько народовъ, что сосчитать ихъ можетъ только одинъ Господь? Хорошо ли это, царевна, съ твоей стороны, что ты помѣщаешь у себя людей и разсказываешь имъ и о своихъ и о нашихъ дѣлахъ?
   -- О, царевна,-- отвѣчала ей сестра Гасана,-- повѣрь мнѣ, что этотъ человѣкъ -- совершенство по добротѣ и характеру и не способенъ ни на какое позорное дѣло: онъ только любитъ тебя, а вѣдь женщины только для мужчинъ и созданы. Если бы онъ не любилъ тебя, то не заболѣлъ бы изъ-за тебя; вѣдь онъ чуть было не умеръ отъ любви къ тебѣ.
   Она разсказала ей все, что слышала отъ Гасана про его страсть къ царевнѣ, и какъ всѣ царевны мылись и купались при немъ, и что изъ всѣхъ изъ нихъ только она одна и понравилась ему, и что она шутила со своими сестрами, какъ съ рабынями, а тѣ не смѣли шутить съ нею.
   Услыхавъ этотъ разсказъ, царевна пришла въ отчаяніе, понявъ, что ей не уйти отъ Гасана. Сестра Гасана вышла и вернулась съ богатой одеждой, въ которую она и одѣла царевну. Кромѣ того, она принесла ей ѣды и питья, сѣла ѣсть съ нею и старалась смягчить ея сердце и успокоить ея страхъ. Она ласкала ее и говорила ей:
   -- Сжалься надъ нимъ, вѣдь онъ только одинъ разъ увидалъ тебя и сдѣлался жертвой любви къ Тебѣ.
   Она не переставая успокоивала и уговаривала ее, но царевна до самаго разсвѣта все плакала; съ наступленіемъ же дня она перестала плакать, понявъ, что попала въ сѣти и что выпутаться изъ нихъ ей невозможно.
   -- О, дочь царя, -- сказала она сестрѣ Гасана, -- видно, мнѣ на роду написано, что я буду разлучена со своими близкими и попаду въ чужую сторону; и потому мнѣ надо терпѣливо перенести все, что послано мнѣ Богомъ.
   Сестра Гасана отвела ей отдѣльную комнату въ замкѣ, красивѣе которой у нихъ во всемъ дворцѣ не было, и постоянно сидѣла съ нею, утѣшала ее и успокоивала до тѣхъ поръ, пока она не развеселилась и не стала смѣяться и забывать о своей разлукѣ съ близкими и домомъ, съ сестрами и родителями.
   Тутъ сестра Гасана пошла къ нему и сказала:
   -- Ну, вставай и отправляйся къ ней въ комнату и поцѣлуй ей руки и ноги.
   Онъ тотчасъ же пошелъ, поцѣловалъ ей руки и ноги и поцѣловалъ ее въ переносицу и сказалъ:
   -- О, красота изъ красотъ! О, жизнь души моей, восторгъ влюбленнаго, успокойся! Я взялъ тебя только для того, чтобы быть твоимъ рабомъ до дня страшнаго суда, а сестра моя будетъ твоей рабыней. Я, госпожа моя, желаю жениться на тебѣ, по повелѣнію Господа и апостола Его, и уѣхать къ себѣ домой, чтобы жить съ тобою въ городѣ Багдадѣ. Я куплю тебѣ рабынь и рабовъ; у меня есть матъ, отличная женщина, которая будетъ служить тебѣ. На свѣтѣ нѣтъ страны лучше нашей, у насъ все лучше, чѣмъ въ другихъ мѣстахъ, и жители у насъ добрые и красивые люди.
   Въ то время, какъ онъ говорилъ съ нею, стараясь успокоитъ ее, и она ни слова не отвѣчала ему, кто-то постучался въ главныя двери замка. Гасанъ тотчасъ же пошелъ посмотрѣть, кто тамъ, и увидалъ, что это хозяйки вернулись съ охоты. Онъ очень обрадовался ихъ пріѣзду и поздоровался съ ними, въ отвѣтъ на что онѣ поблагодарили Господа, видя, что онъ поправился, и онъ съ своей стороны тоже помолился о нихъ. Послѣ этого онѣ сошли съ лошадей и вошли въ замокъ, и разошлись по своимъ комнатамъ, чтобы снятъ дорожное платье и одѣть другое. Затѣмъ онѣ вышли и имъ принесли дичь, газелей, дикихъ буйволовъ, зайцевъ, львовъ и гіенъ и разныхъ другихъ животныхъ, часть которыхъ онѣ отправили, а часть оставили въ замкѣ. Гасанъ, подпоясавшись, чистилъ имъ дичь, что имъ очень нравилось, и онѣ хохотали, глядя на него. Разобравъ дичь, онѣ начали готовить обѣдъ. Тутъ Гасанъ подошелъ къ старшей сестрѣ и поцѣловалъ ее въ голову, затѣмъ подошелъ къ другой и всѣхъ ихъ поцѣловалъ въ головы.
   -- Какъ ты сдѣлался ласковъ, братъ нашъ, -- сказали онѣ ему, -- и какое выражаешь къ намъ расположеніе, а между тѣмъ ты вѣдь изъ людской породы, а мы изъ шайтановъ.
   Глаза его наполнились слезами и онъ горько заплакалъ.
   -- Что это значитъ?-- вскричали онѣ.-- О чемъ это ты плачешь? Ты совсѣмъ разстроишь насъ своими слезами. Должно-быть, тебѣ хочется видѣть свою мать и родину? Если это такъ, то мы соберемъ тебя и проводимъ до твоего дома и друзей^
   -- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчалъ онъ, -- я вовсе не хочу разставаться съ вами.
   -- Ну, такъ кто же изъ насъ огорчилъ тебя, -- сказали онѣ, -- и до такой степени разстроилъ?
   Ему совѣстно было сказать, что никто изъ нихъ не огорчилъ его, а что онъ влюбился. Кромѣ того, онъ боялся встрѣтить съ ихъ стороны порицаніе и потому молчалъ и не разсказалъ имъ, что случилось. Младшая сестра ихъ поднялась съ мѣста и сказала имъ:
   -- Онъ поймалъ птичку и желалъ бы, чтобы вы помогли ему жениться на ней.
   Всѣ сестры посмотрѣли на него и сказали ему:
   -- Мы всѣ готовы къ твоимъ услугамъ и исполнимъ то, что ты желаешь. Но разскажи намъ, что съ тобою, и ничего отъ насъ не скрывай.
   -- Разскажи имъ, что знаешь, -- сказалъ онъ сестрѣ своей, -- такъ какъ мнѣ стыдно, я не могу смотрѣть на нихъ.
   -- О, сестры мои,-- сказала тутъ младшая сестра,-- когда мы уѣхали и оставили этого молодого человѣка въ замкѣ, онъ сталъ страшно скучать и бояться, чтобы кто-нибудь не забрался къ нему. Вы знаете, что всѣ люди малодушны и любопытны. Поэтому онъ открылъ дверь, которая вела на крышу замка, когда ему сдѣлалось ужъ очень скучно, вошелъ наверхъ и сѣлъ тамъ. Вдругъ въ это самое время къ замку прилетѣли десять птицъ и опустились къ бассейну. Одна изъ птицъ была красивѣе другихъ и щипала другихъ, которыя, однакоже, не смѣли ущипнуть ее. Затѣмъ онѣ спустили съ себя одежду изъ перьевъ и превратились въ дѣвицъ-красавицъ, которыя раздѣлись, не замѣчая присутствія Гасана, вошли въ воду и начали плескаться и шалить. Ставшая дѣвица, шутя, топила другихъ, а другія не смѣли прикоснуться къ ней пальцемъ. Она была самая красивая, самая статная и самая бѣлая изъ нихъ. Онѣ купались чуть что не до сумерекъ, когда вышли, одѣлись и, накинувъ свои одежды изъ перьевъ, улетѣли. Онъ остался смущеннымъ и влюбленнымъ въ главную птицу и раскаивался, что не стащилъ ея одежды изъ перьевъ. Отъ любви онъ захворалъ и не могъ ни ѣсть, ни пить, ни спать, пока не наступило новаго мѣсяца, когда онѣ по обычаю своему снова прилетѣли, сняли перья и платья и начали купаться. Тутъ онъ укралъ одежду изъ перьевъ у главной дѣвицы, зная, что она безъ нея не можетъ улетѣть, и спряталъ ее, боясь, чтобы дѣвицы не нашли ее и не убили бы его. Онъ подождалъ, пока всѣ птицы не улетѣли, затѣмъ, выйдя, схватилъ ее и привезъ въ низъ замка.
   -- А гдѣ же она?-- спросили сестры.
   -- Она у него заперта въ комнатѣ, -- отвѣчала младшая сестра.
   -- Опиши ее намъ, -- продолжали сестры.
   -- Она красивѣе луны на синемъ небѣ,-- сказала сестра,-- а лицо у нея отраднѣе солнышка, влага ея устъ слаще вина, а станъ гибче всякой вѣтви. У нея черные глаза, чистое лицо и ясное чело, грудь бѣлѣе жемчуга, съ двумя гранатами, а щеки, что яблочки. Она очаровываетъ взглядомъ своихъ неподкрашенныхъ глазъ, своей тонкой тальей, широкими бедрами и сладкими рѣчами. Она хороша, миловидна и привлекательна, какъ луна.
   Услыхавъ это описаніе, дѣвицы посмотрѣли на Гасана и сказали ему:
   -- Покажи намъ ее.
   Онъ пошелъ вмѣстѣ съ ними, пылая любовью, привелъ ихъ къ комнатѣ, гдѣ сидѣла царевна, и, отворивъ дверь, вошелъ вмѣстѣ съ ними. Увидавъ, какъ царевна хороша, онѣ поцѣловали прахъ у ногъ ея, дивясь ея стройности и прекраснымъ чертамъ ея лица.
   -- Клянемся Аллахомъ, -- сказали онѣ, поклонившись ей, -- о, дочь могущественнаго царя, съ тобою случилась удивительная вещы Но если бы ты слышала, что говорятъ женщины о красотѣ этого молодого человѣка, ты на всю жизнь отдалась бы ему. Онъ до послѣдней степени влюбленъ въ тебя и не желаетъ ничего безчестнаго. Онъ желаетъ взять тебя, царевна, своей законной женой, и если бы мы знали, что дѣвицы желаютъ жить безъ мужей, то мы помѣшали бы ему достигнуть своихъ желаній, хотя онъ не посылалъ къ тебѣ сватовъ, а пришелъ самъ. Намъ онъ сообщилъ, что сжегъ твою одежду изъ перьевъ, а иначе мы бы взяли ее отъ него.
   Послѣ этого одна, изъ сестеръ уговорилась съ царевной насчетъ брачной церемоніи. Она заключила бракъ царевны съ Гасаномъ, который взялъ невѣсту за руку, и она съ ея согласія была съ нимъ повѣнчана; послѣ чего начались свадебныя празднества, и невѣсту привели къ жениху, который, довольный своей судьбой, продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Твой станъ такъ восхитителенъ, глаза
   Твои походятъ на глаза газели,
   И красоту воды твое лицо
   За каплей каплю быстро источаетъ.
   Ты представляешься моимъ глазамъ
   Украшенной весьма великолѣпно:
   Вѣдь половина твоего лица
   Рубинъ, и треть -- жемчужина, его,
   И мускуса доля пятая, шестая
   Его изъ амбры доля состоитъ.
   Съ изящною жемчужиной имѣешь
   Ты сходство. Нѣтъ, ты болѣе нея
   Великолѣпна. Ева никого
   Не родила, тебѣ кто былъ бы равенъ,
   И въ вѣчности садахъ тебѣ нѣтъ равныхъ.
   Поэтому-то, если ты терзать
   Меня желаешь, муками томить,
   То это будетъ по любви закону.
   Но если ты простить меня желаешь,
   То выборъ, какъ тутъ дѣйствовать, имѣешь.
   О, украшенье міра, величайшій
   Предметъ желаній страстныхъ и исканій,
   Возможно развѣ не залюбоваться
   Твоей волшебно-чудной красотой.
   
   Дѣвицы стояли въ дверяхъ и, услыхавъ стихи, онѣ сказали царевнѣ:
   -- Слышала ли ты, царевна, рѣчи этого человѣка? Можно ли порицать насъ, слыша, какъ онъ описываетъ свою любовь къ тебѣ?
   Царевна, выслушавъ ихъ, стала весела и довольна своей судьбой. Гасанъ сорокъ дней прожилъ съ нею, наслаждаясь счастьемъ, а сестры ежедневно задавали для него пиры и дарили ему разныя рѣдкости и такъ веселили царевну, что она забыла свой домъ и своихъ родныхъ.
   Но по прошествіи сорока дней Гасанъ увидѣлъ однажды во снѣ свою мать, скучающую по немъ: она была худа", слаба, блѣдна и печальна, въ то время какъ ему жилось такъ хорошо. И, увидавъ его довольнымъ, она будто сказала ему:
   -- О, сынъ мой, о Гасанъ! Какъ же это тебѣ живется такъ хорошо, и ты могъ забыть меня? Ты посмотри, что со мною сталось! Я не забуду тебя, до самой смерти буду помнить тебя, и для того, чтобы всегда о тебѣ. помнить, я поставила тебѣ посреди дома памятникъ. О, сынъ мой, доживу ли я до того, чтобы увидать тебя и пожить вмѣстѣ съ тобой,?
   Гасанъ, плача и вздыхая, пробудился отъ этого сна; слезы, какъ дождь, текли у него по щекамъ, и онъ впалъ въ уныніе. Слезы его не высыхали, и онъ лишился сна, покоя и нигдѣ не находилъ мѣста. Утромъ сестры пришли къ нему, пожелали ему добраго утра и стали по своему обыкновенію шутить съ нимъ, но онъ и не глядѣлъ даже на нихъ. Онѣ спросили у его жены, что съ нимъ случилось, и та отвѣчала имъ, что не знаетъ,.
   -- Такъ спроси у него, что съ нимъ?-- сказали онѣ ей.
   Она подошла къ нему и сказала:
   -- Что съ тобою, господинъ мой?
   Онъ тяжело вздохнулъ и печально сообщилъ ей о томъ, что видѣлъ во снѣ. Затѣмъ продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Я полонъ безпокойства и досады
   И приближенья добиваюсь къ ней,
   Но не имѣю средствъ исполнить это.
   И бѣдствія любви все возрастаютъ,
   Терпѣнье, продолжительность любви
   Лежатъ на мнѣ весьма тяжелымъ гнетомъ.
   
   Жена его сообщила имъ то, что онъ ей разсказывалъ, и дѣвицы были тронуты и начали жалѣть его.
   -- Поступай же, -- сказали онѣ, -- какъ найдешь нужнымъ. Мы не станемъ удерживать тебя отъ желанія повидаться съ матерью, а скорѣе поможемъ тебѣ. Но тебѣ слѣдуетъ посѣщать насъ хоть разъ въ годъ.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ.
   Сестры тотчасъ же встали, приготовили припасовъ и подарили молодой разныхъ нарядовъ и драгоцѣнностей, а Гасану надарили такихъ рѣдкостей, какія и описать трудно. Послѣ этого онѣ ударили въ барабанъ, на звуки котораго явились верблюды; изъ числа ихъ лучшіе были выбраны для перевозки вещей и Гасана съ женою. Посадивъ на верблюдовъ людей, дѣвицы нагрузили двадцать пять ящиковъ съ золотомъ и пятьдесятъ -- съ серебромъ. Онѣ три дня сами провожали ихъ и въ эти три дня проѣхали разстояніе въ три мѣсяца ѣзды. Тутъ онѣ простились и пожелали вернуться. Сестра Гасана, самая младшая дѣвица, обняла его и плакала до тѣхъ поръ, пока не лишилась чувствъ, а придя въ себя, она сказала такіе стихи:
   
   О, да не будетъ больше никогда
   День разлученья съ милымъ наступать!
   Мои глаза совсѣмъ покинулъ сонъ!
   И мой союзъ съ тобой теперь разбитъ!
   И моя сила и мое все тѣло
   Теперь совсѣмъ разслабленными стали.
   
   Сказавъ эти стихи, она простилась съ нимъ и строго наказала ему, что, когда онъ пріѣдетъ домой, увидитъ мать и успокоится душой, онъ будетъ навѣщать ее каждые шесть мѣсяцевъ.
   -- Если какое-нибудь дѣло будетъ тебя тревожить, -- сказала она ему, -- или тебѣ будетъ грозить какая-нибудь непріятность, ударь въ барабанчикъ мага, и къ тебѣ тотчасъ же явятся верблюды, на которыхъ ты можешь пріѣхать къ намъ.
   Онъ поклялся ей, что исполнитъ ея желаніе, послѣ чего просилъ ихъ вернуться домой. Простившись, онѣ поворотили назадъ, горюя о разлукѣ съ нимъ. Младшая его сестра горевала болѣе другихъ и нигдѣ не находила мѣста, а плакала и дни и ночи.
   Гасанъ ѣхалъ, не останавливаясь, дни и ночи и миновалъ съ своей женой и пустыни и долины, не отдыхая ни въ полуденный зной ни на зарѣ, и Господь благополучно довелъ ихъ до воротъ Эль-Башраха, гдѣ они тоже не остановились, а двигались, пока не добрались до дверей его дома, у которыхъ верблюды опустились на колѣни. Послѣ этого онъ отпустилъ верблюдовъ и подошелъ къ двери, чтобы отворить ее, и услыхалъ за дверью голосъ матери, со слезами говорившей слѣдующее:
   
   И можетъ ли сномъ крѣпкимъ наслаждаться
   Совсѣмъ забывшая про сонъ? Владѣла
   Она богатствами, семьей и славой,
   Но стала одинокой чужеземкой.
   Въ ея груди и пламя и стенанья,
   А также и жестокое желанье,
   Котораго ничто не превзойдетъ.
   Страсть овладѣла ей. Она стенаетъ
   Отъ всѣхъ своихъ страданій, но стойка.
   И голосъ страсти молвитъ, что она
   Печальна и огорчена, и слезъ
   Ея ручьи -- свидѣтели того.
   
   Услыхавъ стенанія матери, Гасанъ тоже заплакалъ, зарыдалъ и громко постучалъ въ дверь.
   -- Кто тамъ?-- спросила мать.
   -- Отвори, -- отвѣчалъ онъ.
   Она отворила, взглянула на него и, узнавъ его, упала въ обморокъ. Онъ ласками привелъ ее въ себя и обнималъ ее, и она обнимала его и цѣловала. Онъ внесъ свои вещи въ домъ, а жена его все время смотрѣла на него и на мать. А матъ, совершенно успокоившись, довольная свиданіемъ съ сыномъ, сказала слѣдующее:
   
   Надъ горемъ сжалилась судьба моимъ
   И даровала исполненье мнѣ
   Желанья моего и устранила
   Все то, чего я прежде ужасалась.
   Поэтому прощу я ей обиду,
   Свершенную въ прошедшее ужъ время.
   Хоть эта звѣрская несправедливость
   И сдѣлала всю голову мою
   Покрытую, какъ снѣгомъ, сѣдинами.
   
   Гасанъ и мать его сѣли разговаривать, и мать спросила его:
   -- А что же было между тобою и персіяниномъ?
   -- О, матушка, -- отвѣчалъ онъ, -- вѣдь этотъ персіянинъ оказался магомъ, который поклонялся не всемогущему Богу, а огню.
   Онъ разсказалъ ей, что съ нимъ дѣлалъ Баграмъ и какъ онъ зашилъ его въ кожу верблюда и какъ птица снесла его наверхъ на гору. Онъ разсказалъ ей то же, что; видѣлъ на горѣ, а; именно, что видѣлъ кости людей, убитыхъ магомъ и оставленныхъ имъ на горѣ, послѣ того, какъ они исполнили его желаніе, и какъ онъ бросился въ море и Господь спасъ его и привелъ въ замокъ къ дѣвицамъ, младшая изъ которыхъ полюбила его, какъ сестра. Онъ передалъ матери, какую велъ въ замкѣ жизнь и какъ судьба столкнула его снова съ магомъ, котораго онъ убилъ. Послѣ этого онъ разсказалъ ей о своей страсти къ дѣвицѣ, на которой онъ женился, и какимъ образомъ онъ поймалъ ее, и всю ихъ исторію, и она подтвердила все разсказанное имъ. Мать, выслушавъ его разсказъ, очень дивилась и благословляла Господа за его спасеніе. Послѣ этого она пошла посмотрѣть на ихъ вещи и спросила, что такое они привезли; узнавъ, что заключается въ сундукахъ, она очень обрадовалась. Послѣ этого она подсѣла къ царевнѣ, чтобы поговорить съ нею и развлечь ее немного. Когда она поближе разсмотрѣла ее, то поразилась ея красотой, миловидностью и статностью.
   -- О, сынъ мой!-- сказала она Гасану.-- Слава Богу, что ты благополучно вернулся!
   Она продолжала сидѣть около царевны и развлекать ее разговоромъ. На слѣдующій день, рано утромъ, она отправилась на рынокъ и купила десять полныхъ костюмовъ, лучше которыхъ не было во всемъ городѣ. Кромѣ того, она накупила различныхъ украшеній и нарядила царевну.
   -- О, сынъ мой, -- сказала она Гасану, -- вѣдь съ такимъ богатствомъ намъ нельзя жить въ городѣ, гдѣ всѣ считаютъ насъ за бѣдняковъ. Насъ обвинятъ въ занятіи алхиміей. Поэтому намъ всего лучше перебраться въ Багдадъ, въ пріютъ мира, и поселиться въ священной обители калифа. Тамъ ты сядешь въ лавку и будешь продавать и покупать, и Господь откроетъ тебѣ двери къ изобилію.
   Гасанъ вполнѣ согласился съ мнѣніемъ матери. Онъ тотчасъ же вышелъ, продалъ домъ и вызвалъ верблюдовъ, на которые нагрузилъ свое имущество и богатство и посадилъ мать и жену. Онъ пустился въ путь и ѣхалъ, пока не добрался до Тигра, гдѣ нанялъ судно, чтобы переѣхать въ Багдадъ. Онъ нагрузилъ на судно все свое имущество и богатство и все, что было съ нимъ взято, и плылъ съ матерью и женою въ продолженіе десяти дней, пока, наконецъ, они не увидали Багдада, чему были очень рады. Судно причалило къ пристани, и Гасанъ, выйдя на берегъ, нанялъ кладовыя въ одномъ изъ хановъ. Онъ перевезъ все свое добро въ кладовыя и провелъ одну ночь въ ханѣ, а вставъ утромъ, іонъ перемѣнилъ одежду, и маклеръ, увидавъ его, спросилъ, что ему нужно.
   -- Мнѣ нуженъ большой хорошій домъ, -- отвѣчалъ онъ.
   Маклеръ показалъ ему всѣ отдающіеся знаемъ дома и одинъ изъ нихъ, домъ визиря, понравился ему, поэтому юнъ купилъ его за тысячу червонцевъ и выплатилъ всю сумму. Послѣ чего онъ вернулся въ ханъ и перевезъ оттуда все свое имущество въ домъ, затѣмъ отправился на рынокъ и купилъ всего, что нужно для дома изъ посуды и обстановки. Онъ пріобрѣлъ евнуховъ и молодого чернаго араба для услугъ.
   Послѣ этого онъ спокойно и счастливо прожилъ съ своей женой цѣлыхъ три года, въ продолженіе которыхъ она родила ему двухъ сыновей -- Назира и Мансура.
   По прошествіи этого времени онъ вспомнилъ о своихъ сестрахъ-дѣвицахъ, жившихъ въ замкѣ, которыя были къ нему такъ добры и помогли ему достигнуть его желаній. Ему очень захотѣлось повидать ихъ и, отправившись на рынокъ, онъ купилъ тамъ различныхъ вещей, дорогихъ тканей и сухихъ плодовъ, какіе только на свѣтѣ существовали. Когда мать спросила его, зачѣмъ онъ покупаетъ все это, то онъ отвѣчалъ ей:
   -- Я рѣшился побывать у своихъ сестеръ, которыя были ко мнѣ такъ добры и доставили мнѣ возможность поправить всѣ свои дѣла. Я непремѣнно желаю отправиться къ нимъ и повидать ихъ, но я скоро отъ нихъ вернусь.
   -- О, сынъ мой, -- сказала старуха, -- не уѣзжай отъ меня надолго.
   -- Вотъ какъ тебѣ слѣдуетъ относиться къ моей женѣ,-- говорилъ далѣе Гасанъ матери: -- въ ящикѣ, поставленномъ въ чуланѣ, спрятана ея одежда изъ перьевъ; береги ее, а иначе она возьметъ эту одежду и улетитъ домой, взявъ съ собою дѣтей, и тогда мнѣ уже не найти ея, и я умру отъ тоски по ней. Знай только, что объ этомъ ей нельзя говорить. Помни, матушка, что тебѣ не слѣдуетъ говорить объ этомъ женѣ, и знай, что она дочь шайтана, самаго могущественнаго изъ всѣхъ шайтановъ и самаго богатаго изъ нихъ. Она настоящая царица надъ своими народами, любимица своего отца и очень умная женщина. Поэтому, матушка, тебѣ самой надо служить ей; не позволяй ей выходить изъ дому и даже смотрѣть въ окна, такъ какъ мнѣ вѣтеръ даже кажется опаснымъ, и если съ нею случится что-нибудь, то я непремѣнно убью себя.
   -- Да хранитъ меня Аллахъ, -- отвѣчала ему мать, -- неужели я могу не повиноваться тебѣ, о, мой сынъ? Я не сошла еще съ ума, чтобы не сумѣла сберечь то, что ты оставляешь. мнѣ на сохраненіе. Отправляйся, сынъ мой, и будь совершенно спокоенъ, и когда вернешься, то снова будешь счастливъ, увидавшись съ нею, и она передастъ тебѣ, какъ я вела себя. Но, сынъ мой, долго тамъ не оставайся.
   А жена его, по волѣ судьбы, слышала весь этотъ разговоръ мужа съ матерью, о чемъ они и не подозрѣвали.
   Гасанъ всталъ и, выйдя за городъ, забилъ въ барабанъ, вслѣдствіе чего къ нему пришли верблюды, и онъ нагрузилъ разныхъ рѣдкостей на двадцать животныхъ, послѣ чего простился съ матерью, женой и дѣтьми. Одному его мальчику былъ годъ, а другому два года. Затѣмъ онъ обратился къ матери и вторично просилъ ее беречь жену; послѣ чего сѣлъ на верблюда и поѣхалъ къ сестрамъ. Онъ ѣхалъ, не останавливаясь ни днемъ ни ночью, въ продолженіе десяти сутокъ, на одиннадцатый день пріѣхалъ въ замокъ и вошелъ къ сестрамъ и принесъ вещи, назначенныя въ подарокъ. Увидавъ его, онѣ очень обрадовались и поздравили его съ счастливымъ пріѣздомъ, а младшая сестра убрала замокъ и внутри и снаружи. Онѣ взяли подарки, помѣстили Гасана въ его прежней комнатѣ и стали разспрашивать его о матери и женѣ. Онъ сообщилъ имъ, что у жены его родились два сына. Младшая же сестра его, увидавъ, что онъ здоровъ и счастливъ, очень за него обрадовалась и произнесла такіе стихи:
   
   Я спрашиваю, вѣтеръ, про тебя,
   Когда онъ дуетъ, и никто другой
   Мой умъ не занимаетъ: только ты
   Живешь всегда въ моей тревожной мысли.
   
   Онъ проживалъ у нихъ, очень довольный прекраснымъ пріемомъ, и весело проводилъ время, пируя и охотясь.
   Что же касается до его матери и жены, то онѣ, проводивъ Гасана, спокойно прожили и первый день и второй, а на третій жена сказала матери:
   -- Господи, помилуй насъ! Вотъ уже третій годъ живу я съ вами и еще ни разу не была въ банѣ.
   Она горько заплакала, и матери стало жаль ея.
   -- О, дочь моя, -- отвѣчала она, -- вѣдь мы тутъ чужестранцы и сынъ мой не изъ этого города. Если бы мужъ твой былъ изъ этого города, то онъ все это устроилъ бы тебѣ, а я вѣдь здѣсь никого не знаю. Но, тѣмъ не менѣе, дочь моя, я нагрѣю тебѣ воды и вымою голову въ той банѣ, которая у насъ при домѣ.
   -- О, госпожа моя, -- отвѣчала ей сноха, -- если бы ты отвѣтила такъ какой-нибудь твоей рабынѣ, то она попросила бы тебя вывести ее на рынокъ, чтобы быть проданной, и не захотѣла бы остаться съ тобой. Мужчинамъ это недовѣріе извинить можно, потому что они ревнивы и воображаютъ, что женщина, выйдя изъ дома, можетъ поступить безчестно, но вѣдь не всѣ женщины одинаковы, матушка. Да и ты сама знаешь, что если женщина захочетъ чего-нибудь, то никому не удержать ея, никому не помѣшать ей отправиться въ баню или куда въ другое мѣсто.
   Она стала плакать и проклинать свою судьбу, сожалѣя, что уѣхала изъ своихъ родныхъ мѣстъ. Свекровь пожалѣла ее, думая, что желаніе ея слѣдуетъ исполнить. Она взяла бѣлье и все, что нужно для бани, и пошла съ нею. Войдя въ баню, онѣ раздѣлись, и всѣ бывшія тамъ женщины, увидавъ красавицу, стали восхищаться ея удивительнымъ тѣломъ и прославлять Господа, создавшаго такое совершенство. Даже проходившія мимо женщины входили въ баню, чтобы полюбоваться на красавицу. Слава о ея красотѣ разнеслась по всему городу, и женщины толпились около нея въ банѣ. Случайно въ этотъ день тамъ была одна изъ рабынь царя правовѣрныхъ Гарунъ-Эръ-Рашида, флейтистка Тохфеха. Увидавъ, что въ банѣ такая толпа женщинъ, что протискаться нельзя, она спросила, что это значитъ, и ей разсказали, какая удивительная красавица тутъ мылась. Она тотчасъ же пробралась къ Гасановой женѣ и, посмотрѣвъ на нее, была совершенно поражена. Отъ восторга она не могла даже мыться, и. присѣла и только дивилась и смотрѣла, какъ красавица вытерлась, одѣлась и стала еще красивѣе. Выйдя изъ бани, Гасанова жена развалилась на коврѣ и на подушкахъ и наблюдала, какъ всѣ ею любовались.
   Флейтистка Тохфеха, рабыня калифа, вышла изъ бани вслѣдъ за красавицей и проводила ее до дому, гдѣ простилась съ нею и вернулась во дворецъ калифа. Она прямо прошла къ царицѣ Зубейдехѣ и поцѣловала прахъ у ногъ ея.
   -- О, Тохфеха, -- сказала Зубейдеха, -- почему это ты такъ долго была въ банѣ?
   -- О, госпожа моя, -- отвѣчала рабыня, -- я видѣла въ банѣ чудо, подобнаго которому я не встрѣчала ни между мужчинами ни между женщинами; это чудо такъ поразило меня, что я даже не могла вымыть себѣ головы.
   -- Что же это такое, о, Тохфеха?-- спросила царица.
   -- Я видѣла, госпожа моя, -- отвѣчала рабыня, -- въ банѣ такую красавицу съ двумя дѣтьми, какой никто въ жизни никогда не видывалъ и никогда не увидитъ, такъ какъ въ цѣломъ свѣтѣ не можетъ быть ничего подобнаго. Увѣряю тебя, царица, что если ты разскажешь о ней калифу, то онъ прикажетъ убить ея мужа и возьметъ ее себѣ, такъ какъ другой такой женщины на свѣтѣ нѣтъ. Я спрашивала, кто ея мужъ, и узнала, что онъ купецъ, по имени Гасанъ изъ Эль-Башраха. Я пошла за нею и увидала, что она живетъ въ домѣ, принадлежавшемъ визирю, съ двумя выходами: одинъ выходъ со стороны рѣки, а другой съ улицы. Я боюсь только, царица моя, что царь правовѣрныхъ услышитъ о ней и поступитъ вопреки закону, т.-е. убьетъ ея мужа и женится на ней.
   -- Будь ты проклята, о, Тохфеха!-- вскричала Зубейдеха.-- Неужели эта женщина такъ хороша собою, что царь правовѣрныхъ отступится отъ своей вѣры и ради нея преступитъ законъ? Клянусь Аллахомъ, мнѣ слѣдуетъ посмотрѣть, что эта за красавица, и если она дѣйствительно такъ хороша, какъ ты говоришь, то я прикажу отрубить голову этой негодницѣ. Въ царскомъ дворцѣ имѣется триста шестьдесятъ рабынь -- на каждый день въ году, и неужели между ними нѣтъ такой, какую ты описываешь?
   -- Клянусь тебѣ, царица, -- отвѣчала рабыня, -- что такой нѣтъ, во всемъ Багдадѣ нѣтъ такой ни между иностранцами ни между арабами, да другой такой Господь и не создавалъ!
   Зубейдеха позвала Месрура, который тотчасъ же явился и поцѣловалъ прахъ у ногъ ея.
   -- О, Месруръ, -- сказала она, -- отправляйся въ домъ визиря, у котораго имѣется два выхода: одинъ на рѣку, а другой на улицу, и приведи ко мнѣ красавицу, живущую тамъ, и ея дѣтей и старуху, что живетъ съ ними, и поспѣши.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ Месруръ.
   Онъ тотчасъ же пошелъ въ домъ визиря и постучался тамъ въ дверь, вслѣдствіе чего къ нему вышла старуха, мать Гасана.
   -- Кто тамъ?-- спросила она.
   -- Месруръ, евнухъ царя правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ онъ. Старуха тотчасъ же отворила дверь, онъ вошелъ и поклонился ей, а она, отвѣтивъ на поклонъ, спросила, по какому дѣлу онъ пришелъ?
   -- Царица Зубейдеха, -- отвѣчалъ онъ, -- дочь Эль-Казима и супруга царя правовѣрныхъ, Гарунъ-Эръ-Рашида, одного изъ сыновей Эль-Аббаса, дяди пророка, требуетъ тебя къ себѣ, вмѣстѣ съ женой твоего сына и ея дѣтьми, такъ какъ женщины разсказали ей о ея удивительной красотѣ.
   -- О, Месруръ,-- отвѣчала на это старуха,-- вѣдь мы иностранцы и мужа молодой женщины, моего сына, нѣтъ въ городѣ, онъ запретилъ какъ мнѣ, такъ и своей женѣ выходить изъ дому, и я боюсь, что если что-нибудь случится, то сынъ, пріѣхавъ, просто, убьетъ меня! Прошу тебя, Месруръ, не приказывай намъ дѣлать то, что мы не можемъ дѣлать!
   -- О, госпожа моя, -- отвѣчалъ ей на это Месруръ,-- если бы я думалъ, что вамъ грозитъ какая-нибудь бѣда, я не сталъ бы требовать отъ васъ повиновенія. Царица Зубейдеха желаетъ только посмотрѣть На красавицу, которая послѣ этого и можетъ вернуться домой; поэтому не ослушайтесь^ а иначе вамъ придется раскаяться. Я сведу васъ во дворецъ и приведу обратно, если на то будетъ воля Господня.
   Такимъ образомъ мать Гасана не могла не повиноваться; она собрала свою сноху и дѣтей и вмѣстѣ съ ними отправилась во дворецъ калифа, вслѣдъ за Месруромъ, который привелъ ихъ къ Зубейдехѣ. Они поцѣловали прахъ у ногъ царицы и помолились за нее. Красавица стояла съ закрытымъ лицомъ.
   -- Развѣ ты не откроешь своего лица, и не покажешь его мнѣ?-- спросила Зубейдеха
   Гасанова жена еще разъ поцѣловала прахъ у ногъ ея и открыла лицо, которое могло устыдить полную луну на темномъ небѣ. Увидавъ ее, Зубейдеха отъ изумленія не могла отвести глазъ, и ей показалось, что весь дворецъ озарился свѣтомъ. Зубейдеха была поражена, какъ были поражены и всѣ присутствующіе до такой степени, что не могли говорить. Царица Зубейдеха встала, подняла молодую женщину, придала ее къ своей груди и, посадивъ ее рядомъ съ собою, приказала убрать дворецъ; послѣ чего распорядилась, чтобы ей принесли самый роскошный нарядъ и ожерелье изъ драгоцѣнныхъ камней и, отдавъ все это красавицѣ, она сказала:
   -- О, царица красоты, ты побѣдила меня и привела въ восторгъ. Какими рѣдкостями ты обладаешь?
   -- О царица, -- отвѣчала жена Гасана, -- у меня есть одежда изъ перьевъ; и если бы я могла одѣть ее, то ты увидала бы нѣчто необыкновенное, и всѣ присутствующіе пришли бы въ полный восторгъ и изъ поколѣнія въ поколѣніе говорили бы объ этомъ.
   -- Гдѣ же эта, одежда?-- спросила Зубейдеха.
   -- Она въ рукахъ матери моего мужа, -- отвѣчала она,-- и потому спрашивай у нея.
   -- Послушай, матушка, -- сказала царица, -- жизнью своею умоляю тебя, пойди домой и принеси эту одежду для того, чтобы она могла позабавить насъ, а потомъ опять^ можешь унести ее.
   -- О царица,-- отвѣчала старуха, -- эта женщина лжетъ. Видѣла ли ты когда-нибудь одежду изъ перьевъ? Перьями покрыты только однѣ птицы.
   -- Клянусь своею жизнью, царица, -- продолжала красавица, -- она владѣетъ одеждой изъ перьевъ, которая заперта въ сундукѣ, а сундукъ стоитъ зарытымъ въ домѣ.
   Зубейдеха сорвала съ себя ожерелье, стоящее несмѣтныя богатства, и сказала:
   -- Возьми, матушка, это ожерелье и, жизнью своею умоляю тебя, пойди домой и принеси намъ одежду, чтобы позабавить насъ, а потомъ можешь унести ее обратно.
   Но старуха клялась ей, что никогда не видала этой одежды и не знаетъ, гдѣ она. Тутъ царица Зубейдеха громко крикнула на нее и, отнявъ у нея ключъ, позвала Месрура и сказала ему:
   -- Возьми этотъ ключъ и или къ нимъ, отвори домъ, войди въ него и найди чуланъ, посреди котораго найдешь сундукъ, который можешь разломать; вынувъ изъ него одежду изъ перьевъ, принеси сюда.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ.
   Онъ взялъ ключъ изъ рукъ царицы и вышелъ, а старая мать Гасана горько заплакала, раскаиваясь, что она согласилась съ желаніемъ снохи и пошла съ нею въ баню, такъ какъ молодая женщина ходила въ баню только для того, чтобы устроить всю эту исторію. Старуха пошла домой вмѣстѣ съ Месруромъ и отворила дверь въ чуланъ. Месруръ вошелъ туда, открылъ сундукъ и, взявъ одежду изъ перьевъ и завернувъ ее въ принесенную съ собой салфетку, принесъ царицѣ Зубейдехѣ, которая, вынувъ одежду, полюбовалась на удивительную работу. Послѣ этого она подала одежду красавицѣ.
   -- Это и есть одежда изъ перьевъ?-- спросила она.
   -- Да, царица, -- отвѣчала она и, протянувъ руку, взяла одежду, не помня себя отъ радости.
   Гасанова жена разсмотрѣла ее и увидала, что одежда сохранилась вполнѣ, не испортилось ни единое перо. Она пришла, въ полный восторгъ, и, вставъ съ ложа, развернула одежду, одѣла ее, запахнулась и, по волѣ Господа превратилась въ птицу. Царица Зубейдеха очень этому удивилась, какъ удивились и всѣ присутствующіе. Красавица качалась изъ стороны въ сторону и прогуливалась, и танцовала, и шалила, и всѣ съ удивленіемъ смотрѣли на нее. Затѣмъ она съ жаромъ заговорила:
   -- О, царица моя, развѣ это не красиво?
   -- Да, царица красоты, -- отвѣчали ей, -- все, что ты дѣлаешь, очень красиво.
   -- А то, что я сдѣлаю теперь, -- сказала она, взявъ дѣтей своихъ на руки, -- будетъ еще красивѣе.
   Она распустила крылья и вылетѣла съ своими дѣтьми на крышу, гдѣ и остановилась. Всѣ еще съ большимъ удивленіемъ смотрѣли на нее и говорили:
   -- Клянемся Аллахомъ, мы никогда ничего подобнаго не видывали!
   Тутъ красавица, желавшая улетѣть на родину, вспомнила о Гасанѣ и сказала:
   -- Выслушай меня, царица!
   И она продекламировала слѣдующіе стихи:
   
   О, ты, покинувшій жилища эти,
   Уѣхавшій отсюда быстрымъ бѣгствомъ
   Къ предметамъ дружбы и любви твоей!
   Не думаешь ли ты, что жизнь моя
   Попрежнему полна былой отрады?
   И что и жизнь твоя навѣрно стала
   Исполненной тревогъ и огорченій?
   Когда попалась я въ силокъ любви,
   Любовь темницею моей онъ сдѣлалъ.
   Когда прошло три года нашей жизни,
   Уѣхалъ онъ въ далекіе края.
   Когда была моя одежда скрыта,
   Онъ былъ вполнѣ увѣренъ, что не стану
   Просить о возвращеніи ея
   Я Всемогущаго Владыку неба.
   И одѣяніе мое изъ перьевъ
   Передъ своимъ отъѣздомъ на чужбину
   Далъ матери своей онъ приказанье
   Хранить и запертымъ всегда держать.
   И согрѣшилъ онъ противъ отношеній
   Со мной и истерзалъ меня. Но я
   Слова ихъ слышала и сохранила
   Ихъ въ памяти моей и получила
   На счастье сильную надежду.
   И посѣщенье бани было средствомъ
   Для приведенья въ восхищенье всѣхъ
   Встрѣчавшихся на улицахъ со мною
   Людей при видѣ красоты моей.
   Супруга Эръ-Рашида красотою
   Моею тоже громко восхищалась,
   Когда меня направо и налѣво
   Она идущей мимо замѣчала.
   Тогда сказала я: "Жена калифа,
   Владѣю я одеждою изъ перьевъ
   Весьма великолѣпной и блестящей,
   И если бы она была на мнѣ
   Надѣта, то чудеса такія ты
   Узрѣла бы, что горе и смущенье
   Они изгладили бы совершенно!"
   Тогда жена калифа попросила
   Меня сказать, гдѣ та одежда скрыта.
   Я отвѣчала ей: "Въ томъ домѣ, гдѣ
   Жилъ тотъ, что у меня укралъ ее
   И въ неизвѣстномъ мѣстѣ скрылъ ее".
   Тогда Месруръ отправился за нею
   И мнѣ принесъ обратно одѣянье,
   Которое изъ птичьихъ перьевъ сшито.
   "О, посмотрите, здѣсь оно со мною
   И яркій свѣтъ исходитъ отъ него!"
   Потомъ я приняла изъ рукъ его
   Мое былое одѣянье и открыла
   Его и съ радостью взглянула внутрь
   На грудь его и на застежекъ рядъ.
   Потомъ вошла въ него съ дѣтьми моими,
   И распустила крылья я мои
   И улетѣла птицей въ дальній край.
   "О, мать супруга моего, скажи
   Ему, когда онъ въ домъ свой возвратится,
   Что если онъ со мной желаетъ встрѣчи,
   Ему придется свой покинуть домъ".
   
   Когда она договорила это стихотвореніе, царица Зубейдеха сказала ей:
   -- Развѣ ты, царица красоты, не спустишься къ намъ и не доставишь намъ удовольствіе полюбоваться тобою? Слава Создавшему такое совершенство, какъ ты!
   -- Я вовсе не желаю вернуться къ тому, что прошло!-- отвѣчала красавица, и затѣмъ, обратившись къ матери Гасана, приходившей въ полное отчаяніе, она прибавила: -- Клянусь Аллахомъ, госпожа моя, мнѣ жаль съ тобою разстаться! Но когда сынъ твой вернется, начнетъ обо мнѣ скучать и захочетъ увидать меня, и любовь и желанія будутъ терзать (то, скажи ему, чтобы онъ отправился на острова Вакъ-Вакъ.
   Съ этими словами она полетѣла вмѣстѣ съ своими дѣтьми и направилась на родину.
   Услыхавъ и увидавъ все это, мать Гасана заплакала, ударила себя по лицу и пришла въ такое отчаяніе, что лишилась чувствъ. Когда же ее привели въ чувство, то царица сказала ей:
   -- О, госпожа моя, могла ли я знать, что это случится! Если бы ты сказала мнѣ объ этомъ, я не стала бы настаивать. До настоящей минуты я и не подозрѣвала, что она изъ породы летающихъ шайтановъ. Знай я это, развѣ я допустила бы одѣть платье изъ перьевъ и точно такъ же не позволила бы ей взять дѣтей, такъ что тебѣ придется извинить меня.
   -- Конечно, извиняю, о царица!-- отвѣчала старуха.
   Она вышла изъ дворца и, не останавливаясь, прошла домой, гдѣ снова пришла въ такое отчаяніе, что лишилась чувствъ и, придя въ себя, стала скучать, плакать и говорила такъ, думая о сынѣ:
   
   Въ день разставанья твои отъѣздъ заставилъ
   Меня заплакать, жалуясь на то,
   Что ты надолго домъ свой оставляешь.
   Я вскрикнула отъ муки въ часъ отъѣзда;
   Тревожусь я, и ранены слезами
   Мои глаза! Такъ вотъ съ тобой разлука!
   Могу ли радоваться я тому,
   Что ты вернешься скоро? Твой отъѣздъ
   Лишилъ меня способности скрывать
   Мою тоску и страстное желанье.
   О, да вернутся скоро къ намъ они!
   И да хранятъ они другъ другу вѣрность!
   И если дѣйствовать они такъ будутъ,
   То, можетъ-быть, ко мнѣ вернется снова
   Все счастье и блаженство прежнихъ дней.
   
   Она пошла и вырыла среди дома три могилы и постоянно надъ ними плакала. Когда же разлука съ сыномъ показалась ей нестерпимой и тоска стала одолѣвать ее, она продекламировала слѣдующіе стихи:
   
   Находится твой образъ дорогой
   Въ моихъ глазахъ, и думаю я все
   Лишь про тебя, когда трепещетъ сердце
   И въ часъ, когда оно спокойно бьется.
   Любовь къ тебѣ въ моихъ костяхъ струится
   Въ своемъ движеньи круговомъ и мѣрномъ,
   Какъ сокъ, плодовъ, висящихъ на вѣтвяхъ.
   Когда тебя не вижу я, то грудь
   Моя сжимается, и извиняютъ
   Мою кручину и тоску всѣ судьи.
   О, ты, къ которому мной овладѣла
   Любовь! И тяжкая души моей
   Тревога превышаетъ страсть мою!
   Побойся Сострадательнаго ты
   И милосердымъ будь ко мнѣ, мой сынъ!
   Любовь къ тебѣ глубокая моя
   То сдѣлала, что къ смерти я близка.
   
   Что же касается до ея сына Гасана, то сестры его упрашивали прогостить у нихъ три мѣсяца. И, продержавъ его это время, онѣ приготовили ему десять тюковъ золота, и серебра и дали тюкъ съ продовольствіемъ; послѣ чего проводили его и на прощанье умоляли его опять къ нимъ пріѣхать. Прощаясь, онѣ расцѣловались съ нимъ, а младшая сестра такъ плакала, что лишилась чувствъ и затѣмъ сказала слѣдующее:
   
   Когда огонь, въ моей любящей груди
   Горящій жаркимъ пламенемъ разлуки,
   При приближеніи твоемъ погаснетъ?
   Вѣдь всѣ мои исполнятся желанья,
   Когда въ моемъ присутствіи ты будешь,
   И мы съ тобою будемъ жить, какъ прежде.
   Его отъѣзда день меня наполнилъ
   Глубокимъ ужасомъ и огорчилъ
   Меня жестоко; и когда я стала
   Прощаться съ дорогимъ моимъ любимцемъ,
   То всѣ волненья и утомленье дня
   Усилили лишь немощность мою.
   
   Вторая сестра подошла послѣ нея, обняла его и сказала:
   
   Прощаніе съ тобой имѣетъ сходство
   Съ прощаньемъ съ жизнью; и тебя утрата
   Походитъ на отсутствіе зефира,
   Отсутствіе твое огню подобно,
   Который у меня въ груди пылаетъ;
   Я при твоемъ присутствіи желанномъ
   Владѣю я садами наслажденья.
   
   Другія сестры прощались съ нимъ точно такъ же, и каждая изъ нихъ, прощаясь, говорила стихи. Послѣ этого и Гасанъ сталъ съ ними прощаться. Онъ плакалъ такъ, что лишился чувствъ, страшно огорчался разлукою съ ними и выразился такъ:
   
   Мои катились слезы въ день разлуки
   Жемчужинами, и изъ нихъ себѣ
   Я дорогое ожерелье сдѣлалъ.
   Вожакъ верблюдовъ погонялъ ихъ пѣньемъ,
   И я не находилъ здѣсь ни терпѣнія,
   Ни силъ, ни сердца моего во мнѣ,
   Я попрощался съ ними, дорогими,
   И съ горемъ я моимъ уединился,
   И общество покинулъ навсегда,
   И тѣ мѣста, что посѣщалъ когда-то.
   Домой я возвратился (путь былъ дуренъ)
   И мое сердце утѣшалось только
   Надеждой на пріѣздъ сюда вторичный
   И на свиданія съ тобой отраду!
   О, другъ мой, слушай ты слова любви!
   Богъ сохрани, что говорилъ бы я
   И сердце бы твое не вспоминало.
   Душа моя, когда уходишь ты
   Отъ нихъ и отъ всѣхъ наслажденій жизни,
   То не желай ты пережить того!
   
   Послѣ этого онъ отправился въ путь и, не отдыхая, ѣхалъ и день и ночь, пока не пріѣхалъ въ Багдадъ, пріютъ мира, не подозрѣвая, что случилось въ его отсутствіе.
   Войдя въ домъ, онъ пришелъ къ матери, чтобы поздороваться съ нею; но увидалъ, что все тѣло ея спало, остались однѣ кости, вслѣдствіе постоянныхъ слезъ и безсонницы, и она стала походить на зубочистку, такъ что не могла даже говорить. Гасанъ, отпустивъ верблюдовъ, подошелъ къ ней и, увидавъ, въ какомъ она находится положеніи, пошелъ по дому искать свою жену и дѣтей, но не нашелъ и слѣда ихъ. Онъ бросился въ чуланъ и увидалъ, что онъ открытъ, какъ открытъ и сундукъ, и одежда изъ него вынута. Изъ этого онъ понялъ, что жена его получила одежду изъ перьевъ и улетѣла, взявъ съ собою и дѣтей. Послѣ этого онъ вернулся къ матери и, увидавъ, что она пришла въ себя, спросилъ у нея о своей женѣ и дѣтяхъ, а она, заплакавъ, отвѣчала:
   -- О, сынъ мой, да утѣшитъ тебя Господь въ ихъ потерѣ! Вотъ Три ихъ могилы.
   Услыхавъ это, онъ громко крикнулъ и упалъ безъ чувствъ, и не приходилъ въ себя съ утра до полудня. Мать его пришла въ страшное отчаяніе, испугавшись за его жизнь. Очнувшись же, онъ закрылъ лицо руками и заплакалъ; рвалъ на себѣ одежду и не находилъ мѣста по всему дому. Затѣмъ заговорилъ такъ:
   
   И до меня еще имѣлись люди,
   Стонавшіе отъ страшныхъ мукъ разлуки.
   Всѣ мертвые и всѣ живые люди
   Терзались ужасомъ при отчужденьи.
   Но никогда подобнаго примѣра
   Не видѣлъ и не слышалъ отъ другихъ я,
   Какъ та неистовая буря чувствъ,
   Которая въ моей груди бушуетъ.
   
   Сказавъ эти стихи, онъ взялъ мечъ, обнажилъ его и, подойдя къ матери, сказалъ:
   -- Если ты не разскажешь мнѣ по истинной правдѣ все, какъ было, я срублю тебѣ голову, а потомъ убью себя.
   -- О, сынъ мой, не дѣлай этого, -- сказала она, -- я все разскажу тебѣ. Вложи твой мечъ въ ножны и садись, а я все разскажу тебѣ, какъ было.
   И когда онъ спряталъ мечъ и сѣлъ, то она разсказала ему все отъ начала до конца и прибавила:
   -- О, сынъ мой, если бы ты видѣлъ, какъ она плакала, когда просилась въ баню! Такъ что я испугалась и думала, что она пожалуется тебѣ да меня, и ты разгнѣваешься за то, что я не пошла съ нею. И если бы царица не разсердилась на меня и силою не отняла бы отъ меня ключа, я не отдала бы ей одежды, хотя бы мнѣ пришлось умереть изъ-за этого. Но, сынъ мой, вѣдь ты самъ знаешь, что съ калифомъ тягаться нельзя. Когда же ей принесли одежду, то она взяла ее, разсмотрѣла всю, не попорчена ли,-- но нашла, что іона вся цѣла. Обрадовавшись, она взяла дѣтей, привязала ихъ къ себѣ и надѣла одежду послѣ того, какъ царица одарила ее ради ея красоты вещами, которыя сняла съ себя. Надѣвъ на себя одежду изъ перьевъ, она встрепенулась и превратилась въ птицу и начала расхаживать по дворцу, а всѣ смотрѣли на нее и любовались. Затѣмъ она поднялась на крышу и, посмотрѣвъ на меня, сказала: "Когда сынъ твой вернется, и разлука со мною покажется ему тяжкой, и онъ захочетъ увидаться со мною, и любовь и желанія его станутъ нестерпимы, то пусть онъ ѣдетъ на острова Вакъ-Вакъ". Вотъ что она сказала.
   Гасанъ, выслушавъ свою мать, громко закричалъ и упалъ въ. обморокъ. Онъ до самаго вечера лежалъ безъ чувствъ; а очнувшись сталъ бить себя по лицу и казаться по полу, такъ змѣя. Мать, рыдая, просидѣла около него до полуночи; а онъ, придя въ себя, горько заплакалъ и сказалъ слѣдующее:
   
   Остановись и посмотри теперь
   На состоянье духа у того,
   Котораго покинуть ты желаешь:
   И, можетъ быть, того ты пожалѣешь,
   Кто жертвой былъ жестокости твоей.
   Вѣдь если бы его ты увидала,
   То непремѣнно бы ты усомнилась
   При видѣ страшной худобы его,
   Какъ будто бы, клянусь Аллахомъ я,
   Ты никогда его такимъ не знала.
   Онъ умираетъ отъ любви къ тебѣ,
   И быть причисленнымъ желаетъ онъ
   Къ числу умершихъ только лишь за стоны.
   Ты не должна воображать, что мнѣ
   Съ тобой легка разлука; нѣтъ, она
   Мучительна и жестока настолько,
   Что предпочелъ бы я разлукѣ смерть!
   
   Окончивъ это стихотвореніе, онъ всталъ и началъ ходить по дому, плача и рыдая въ продолженіе пяти дней, (отказываясь отъ пищи и питья. Мать его умоляла перестать плакать, но онъ не слушалъ ея и продолжалъ рыдать и стонать. Мать хотѣла утѣшить его, но онъ вниманія не обращалъ на ея слова, а горевалъ еще до слѣдующаго утра. Послѣ этого глаза его сомкнулись и, проснувшись, онъ проговорилъ такіе стихи:
   
   Всегда со мной твой образъ дорогой,
   Онъ никогда со мной не разстается,
   И даровалъ почетное я мѣсто
   Ему въ моей душѣ, любовью полной.
   И если бы не упованье сердца
   На то, что нашъ союзъ возобновится.
   Не могъ бы жить я ни одной минуты.
   И если бы не призраки ночные,
   Что полное съ тобой имѣютъ сходство,
   Не могъ бы я заснуть блаженнымъ сномъ.
   
   Утромъ стенанія его усилились, и онъ протосковалъ весь день, и не сомкнулъ глазъ всю ночь и ничего, не могъ ѣстъ. Въ такомъ состояніи пробылъ онъ цѣлый мѣсяцъ.
   По прошествіи этого мѣсяца ему пришла въ голову мысль отправиться къ своимъ сестрамъ, которыя могли помочь ему отыскать жену. Онъ призналъ своимъ верблюдовъ, нагрузилъ пятьдесятъ штукъ разными рѣдкостями и сѣлъ на одного изъ нихъ. Домъ онъ оставилъ на попеченіи матери, а.все имущество свое отдалъ на сохраненіе къ знакомымъ и отправился къ сестрамъ въ полной надеждѣ, что онѣ помогутъ ему найти жену. Онъ ѣхалъ, не останавливаясь, пока не прибылъ въ замокъ и, войдя къ дѣвицамъ, передалъ имъ подарки, которые привели ихъ въ восторгъ; сестры, поздравивъ его съ благополучнымъ прибытіемъ, сказали ему:
   -- О, братъ нашъ, по какой причинѣ ты вернулся къ намъ такъ скоро, такъ какъ со времени твоего) отъѣзда прошло всего два мѣсяца?
   
   Гасанъ же заплакалъ и сказалъ такъ:
   Моя душа полна горячей жажды
   По поводу мучительной утраты
   Возлюбленной моей, и не имѣю
   Я больше радости, отъ этой жизни
   Со всѣми наслажденьями ея.
   Моя болѣзнь -- одна изъ тѣхъ болѣзней,
   Для излѣченія которыхъ нѣтъ
   Рѣшительно ни одного лѣкарства.
   И можетъ ли другой лѣчить болѣзни
   Такія, кромѣ ихъ спеціальнаго врача.
   О ты, которая мнѣ запретила
   Знать наслажденье сладостнаго сна,
   Ты все-таки оставила возможность
   Мнѣ спрашивать у дующаго вѣтра
   Про мѣсто пребыванья твоего!
   О ты, въ ея страну прибывшій снова!
   И, можетъ-быть, дыханіе твое
   Умершее мнѣ сердце оживитъ
   Своими благоуханнымъ ароматомъ,
   
   Досказавъ эти стихи, онъ громко крикнулъ и упалъ въ обморокъ; а дѣвицы сѣли кругомъ него и плакали, пока онъ не пришелъ въ себя; послѣ чего онъ прочелъ еще стихи:
   
   Весьма то вѣроятно, что судьба
   Свои поводья повернетъ обратно
   И снова приведетъ ко мнѣ мою
   Возлюбленную: вѣдь бываетъ время
   И перемѣнчиво въ иные дни.
   Да будетъ благоденствовать богатство
   Мое крупное, которымъ я владѣю,
   И да исполнятся мои желанья,
   И да послѣдуютъ за рядомъ бѣдъ
   Счастливыя событія скорѣе!
   
   Онъ продолжалъ нѣкоторое время плакать и лишаться чувствъ и декламировать стихи. Дѣвицы разошлись по своимъ комнатамъ, по сестра его еще разъ пришла къ нему и застала его въ обморокѣ, и такъ закричала, что на крикъ ея прибѣжали всѣ сестры и увидали, въ какомъ положеніи Гасанъ. Онѣ окружили его и заплакали о немъ, убѣдившись, какъ сильно онъ страдалъ отъ любви.
   Онѣ стали разспрашивать, что такое съ нимъ; онъ заплакалъ и разсказалъ все, что случилось во время его отсутствія изъ дому и какъ улетѣла его жена, взявъ съ собою дѣтей. Сестры отъ души пожалѣли его и стали спрашивать, что она говорила, когда улетала домой.
   -- О, сестрицы, -- отвѣчалъ онъ, -- вотъ что говорила она моей матери: "Скажи своему сыну, когда онъ вернется домой и станетъ скучать обо мнѣ, то можетъ отправиться за мною на острова Вакъ-Вакъ".
   Услыхавъ это, сестры переглянулись и задумались; а Гасанъ смотрѣлъ на нихъ. Онѣ сидѣли нѣкоторое время понуривъ головы, затѣмъ выпрямились и сказали:
   -- Сила и власть въ рукахъ всемогущаго Бога! Протяни руку къ небу и попробуй достать до него. Ну, такъ же не достанешь ты до твоей жены и дѣтей.
   Слезы, какъ дождь, потекли по его щекамъ и смочили его платье, и онъ сказалъ слѣдующее:
   
   Румянецъ щекъ и двѣ рѣсницы глазъ
   Меня въ тревогу привели большую,
   И кончилось терпѣніе мое,
   Когда ко мнѣ безсонница явилась.
   Красивыя и стройныя дѣвицы
   Жестокостью своею изнурили
   Мое здоровьемъ пышущее тѣло.
   Глазамъ мужей то кажется всегда
   Послѣднимъ не удержаннымъ дыханьемъ.
   Съ ихъ черными, какъ смоль, глазами, съ гордой
   Походкой ихъ, похожей на походку
   Газелей стройныхъ на холмахъ песчаныхъ.
   Такую красоту онѣ имѣютъ,
   Что даже и святые, если бъ имъ
   Ихъ показали, ихъ полюбили бъ
   Восторженной и страстною любовью.
   Онѣ гуляютъ, какъ зефиры сада
   По направленью къ утренней зарѣ
   И вызваны моей любовью къ нимъ
   Во мнѣ души тревога и смятенье.
   Я упованья обратилъ мои
   На первую красавицу средь нихъ.
   И сердце у меня пылало страстью,
   Которой лишь она была причиной
   Подобная газели и прекрасно
   Сложенная, ходящая по саду
   Походкой гордой; и ея лицо
   Подобно утру радостнаго дня;
   Но волосы ея черны, какъ ночь:
   Но сколько было на землѣ героевъ.
   Сердца которыхъ страстью заиграли
   Рѣсницы и глаза красавицъ чудныхъ.
   
   Сказавъ стихи, онъ заплакалъ, и дѣвицы, изъ жалости къ нему, тоже заплакали.
   Онѣ стали утѣшать его и совѣтовать ему быть терпѣливымъ и надѣяться на свиданіе съ женою.
   -- О, братъ мой, -- сказала ему сестра, -- развеселись и имѣй терпѣнье, и ты, можетъ-быть, достигнешь своего желанія; человѣкъ терпѣніемъ можетъ добиться всего: терпѣніе есть ключъ ко всему. Поэтъ сказалъ:
   
   Ты предоставь судьбѣ впередъ стремиться
   Съ опущенными вольно поводами.
   А ты своихъ ночей не проводи
   Съ умомъ, совсѣмъ не знающимъ заботы.
   Вѣдь отъ закрытья до открытья глазъ
   Создатель производитъ перемѣны
   Въ дѣлахъ у нѣсколькихъ людей земли.
   
   -- Будь твердъ духомъ, -- продолжала она: -- человѣкъ, которому суждено умереть черезъ десять лѣтъ, не умретъ черезъ девять, а отъ слезъ и стенаній только расхвораешься и больше ничего. Оставайся у насъ, пока не отдохнешь, а я подумаю, какъ бы найти тебѣ средство достигнуть до жены и дѣтей, если только на то будетъ воля Божья!
   
   Но Гасанъ горько заплакалъ и сказалъ:
   И если исцѣленіе получитъ
   Болѣзнь лихая тѣла моего,
   То все-таки нѣтъ исцѣленья мнѣ
   Отъ поселившейся въ душѣ болѣзни,
   
   Послѣ этого онъ сѣлъ подлѣ сестры, которая продолжала говорить съ нимъ и утѣшать; она спросила его, вслѣдствіе какой причины жена его бросила. Онъ разсказалъ ей все, и она отвѣчала:
   -- Клянусь Аллахомъ, о, братъ мой, мнѣ хотѣлось посовѣтовать тебѣ сжечь одежду изъ перьевъ, но дьяволъ вышибъ у меня это изъ головы.
   Она не переставала разговаривать съ нимъ и утѣшать его, но онъ только сильнѣе огорчался и, наконецъ, сказалъ:
   
   Возлюбленная та, съ которой я
   Былъ близокъ, властно завладѣла мною
   И сердце у меня поработила.
   Постановленья Бога невозможно
   При всѣхъ усиліяхъ предупредить.
   Она имѣла красоту такую,
   Которая являлась сочетаньемъ
   Всей красоты Аравіи красавицъ.
   Она -- газель, и съ полною свободой
   Въ моей душѣ паслась она всегда.
   Хотя терпѣнье и расположенье
   Мои въ любви моей къ ней крайне малы,
   Я плачу, несмотря на то, что слезы
   Мнѣ пользы никакой не принесутъ.
   Четырнадцать она имѣетъ лѣтъ
   И такъ очаровательна притомъ,
   Какъ полная луна на небѣ ночи!
   
   Сестра его, увидавъ, какъ онъ страдалъ отъ любви и разлуки, пошла къ сестрамъ и съ горькими слезами упала къ ихъ ногамъ и просила ихъ помочь брату и устроить его свиданіе съ женою и дѣтьми. Она умоляла ихъ доставить ему возможность пробраться на острова Вакъ-Вакъ, и плакала до тѣхъ поръ, пока онѣ тоже не расплакались и не сказали ей:
   -- Ну, успокойся, потому что мы постараемся устроить его свиданіе съ семьей, если на то будетъ воля Божья.
   Гасанъ пробылъ въ замкѣ цѣлый годъ, не переставая плакать.
   У сестеръ былъ дядя, братъ отца, по имени Абдулъ-Эль-Кудусъ. Онъ очень любилъ старшую дѣвицу и ежегодно пріѣзжалъ навѣстить ее. Дѣвицы разсказали ему всю исторію Гасана и его приключеніе съ магомъ, и какъ ему удалось убить его, чему дядя ихъ былъ очень радъ; онъ далъ старшей племянницѣ мѣшочекъ съ порошкомъ.
   -- О, дочь моего брата, -- сказалъ онъ, -- если что-нибудь будетъ тебя тревожить или съ тобою случится что-нибудь непріятное, ты брось порошка этого въ огонь и призови меня, и я тотчасъ же явлюсь къ тебѣ и исполню твое желаніе. Это онъ сказалъ ей въ первый день новаго года.
   -- Вотъ прошелъ уже цѣлый годъ, -- говорила дѣвица своимъ сестрамъ, -- а дядя къ намъ еще не пріѣзжалъ. Выбей-ка огня и принеси мнѣ мѣшочекъ съ порошкомъ.
   Сестра, посланная за порошкомъ, тотчасъ же принесла его и, выбивъ огня, бросила въ него щепотку порошка, призывая дядю. Не успѣлъ еще разлетѣться дымъ отъ порошка, какъ въ концѣ долины показалось облако пыли. Когда пыль улеглась, то сестры увидали дядю, приближавшагося на слонѣ. Онъ махалъ рукой въ знакъ привѣтствія племянницамъ, которыя, встрѣтивъ его, обняли и поцѣловали ему руку.
   Когда онъ сѣлъ, дѣвицы стали его спрашивать, почему онъ такъ давно у нихъ не былъ.
   -- Я только что сидѣлъ съ женою, -- отвѣчалъ онъ, -- какъ вдругъ услыхалъ запахъ порошка и тотчасъ же поѣхалъ, къ вамъ на этомъ слонѣ. Что желаешь ты, дочь моего брата?
   -- О, дядюшка, -- отвѣчала она, -- мы желаемъ тебя видѣть, потому что не видали уже, цѣлый годъ, а не: въ твоихъ привычкахъ не пріѣзжать къ намъ цѣлый годъ.
   -- Я былъ занятъ и все-таки завтра собирался къ вамъ.
   Онѣ поблагодарили его и помолились за него. Послѣ этого сѣли съ нимъ разговаривать, и старшая сестра сказала ему:
   -- О, дядюшка, вѣдь мы разсказывали тебѣ исторію Гасана изъ Эль-Башраха, котораго привезъ Ваграмъ-магъ, и какъ онъ убилъ этого мага; разсказывали также тебѣ о дочери главнаго царя, о всѣхъ пережитыхъ имъ невзгодахъ и какъ онъ похитилъ дочь царя, женился на ней и уѣхалъ съ нею домой.
   -- Разсказывали. А что же случилось съ нимъ потомъ?-- спросилъ дядя.
   -- Она поступила съ нимъ коварно, -- отвѣчала племянница: -- родивъ ему двухъ сыновей, она взяла ихъ и увезла къ себѣ на родину во время его отсутствія, а уѣзжая сказала его матери, что если онъ захочетъ ее видѣть, и муки любви и желаній покажутся ему нестерпимыми, то онъ можетъ пріѣхать за нею на острова Вакъ-Вакъ.
   Дядя, услыхавъ это, покачалъ головой и положилъ палецъ въ ротъ; потомъ онъ наклонилъ голову чуть что не до земли; затѣмъ посмотрѣлъ во всѣ стороны и снова покачалъ головой, что видѣлъ Гасанъ, который стоялъ спрятаннымъ.
   -- Ты отвѣчай на нашъ вопросъ,-- сказали племянницы,-- потому что сердце у насъ разрывается на части.
   -- О, дочери мои, -- сказалъ онъ, качая толовой, -- этотъ человѣкъ находится въ самомъ отвратительномъ положеніи, такъ какъ врядъ ли ему попасть на острова Вакъ-Вакъ.
   Услышавъ это, дѣвицы послали Гасана, и онѣ выйдя подошелъ къ шейку Абдулъ-Эль-Кудусу, поцѣловалъ его руку и поклонился ему.
   -- О, дядя, -- сказали племянницы шейку, -- скажи нашему брату то, что ты сказалъ намъ.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ на это шейкъ, -- оставь это неисполнимое желаніе, потому что тебѣ не добраться до острововъ Вакъ-Вакъ, даже если бы тебѣ помогали летающіе шайтаны и падающія звѣзды, такъ какъ между тобою и этими островами лежатъ семь долинъ, и семь морей, и семь страшнѣйшихъ горъ. Какъ же тебѣ добраться туда, и кто проводитъ тебя? Аллахомъ заклинаю тебя вернуться домой и де терзаться напрасно.
   Выслушавъ шейка, Гасанъ заплакалъ такъ горько, что лишился чувствъ, и дѣвицы окружили его, также горько, плача. Младшая же сестра разорвала на себѣ одежду и стала бить себя по лицу до тѣхъ поръ, пока тоже, не лишилась чувствъ.
   Когда шейкъ Абдулъ-Эль-Кудусъ увидалъ, въ какомъ они всѣ горѣ, ему стало ихъ очень жаль и онъ сказалъ:
   -- Погодите немного. А ты, Гасанъ, успокойся, и радуйся, что дѣло твое, съ помощью Божіей, можетъ уладиться. Вставай, ободрись и слѣдуй за мною.
   Гасанъ всталъ, простился съ дѣвицами и пошелъ вслѣдъ за шейкомъ, очень довольный надеждою. Шейкъ же позвалъ слона, и, когда тотъ подошелъ, онъ сѣлъ на него, посадивъ Гасана позади себя, и ѣхалъ съ нимъ три дня и три ночи съ быстротою молніи, пока не приблизился жъ громадной синей горѣ, всѣ камни на которой были синяго цвѣта; въ этой горѣ была дверь изъ китайскаго чугуна. Подъѣхавъ къ двери, шейкъ подалъ Гасану руку и помогъ ему сойти, послѣ чего сошелъ самъ и отпустилъ слона. Подойдя къ двери, онъ постучался. Дверь тотчасъ же открылась и изъ нея вышелъ черный арабъ, безбородый и очень похожій на шайтана. Въ одной рукѣ у него былъ мечъ, а въ другой -- стальной щитъ. Увидавъ шейка Абдулъ-Эль-Кудуса, онъ бросилъ мечъ и щитъ и, подойдя къ шейку, поцѣловалъ его руку. Послѣ этого шейкъ взялъ Гасана за руку и вошелъ, а рабъ закрылъ за ними дверь. Гасанъ увидалъ, что пещера очень велика и что въ нее ведетъ ходъ-со сводами. Они шли безъ остановки довольно долго и вышли, наконецъ, въ обширную пустыню, гдѣ увидали уголъ зданія съ двумя мѣдными дверями. Шейкъ отворилъ одну изъ нихъ и войдя заперъ за собою, сказавъ Гасану:
   -- Сиди у этой двери, но, смотри, не. отворяй, ея и не входи, пока я не вернусь.
   Шейкъ ушелъ и въ продолженіе цѣлаго часа не возвращался. Затѣмъ онъ вернулся и привелъ съ собою осѣдланную и взнузданную лошадь, которая не бѣжала, а летѣла такъ, что вихрь не. могъ догнать ее. Шейкъ подвелъ лошадь къ Гасану, приказалъ ему сѣсть на нее и, отворивъ другую дверь, показалъ безпредѣльную пустыню. Гасанъ сѣлъ на лошадь и вмѣстѣ съ шейкомъ выѣхалъ въ пустыню.
   -- Сынъ мой,-- сказалъ ему шейкъ,-- возьми вотъ это письмо и поѣзжай на этой лошади туда, куда она привезетъ тебя; а когда она остановится у двери такой же пещеры, какъ эта, сойдя съ нея, брось поводья ей на шею и отпусти ее. Она войдетъ въ пещеру, но ты за нею не входи, а въ продолженіе пяти дней жди у дверей и не теряй терпѣнія, потому что на шестой день къ тебѣ выйдетъ черный шейкъ, одѣтый весь въ черное, съ длинной, совершенно сѣдой бородой, доходящей до пояса. Когда ты увидишь его, поцѣлуй ему руку и, схвативъ полу его платья, положи на нее свою голову и начни такъ плакать, чтобы онъ сжалился надъ тобой. Онъ спроситъ, какое у тебя до него дѣло; въ отвѣтъ на что ты подай ему письмо. Онъ письмо возьметъ и, не говоря ни слова, уйдетъ съ нимъ въ пещеру. Жди у дверей еще пять дней и не скучай, а на шестой день ты дождешься его. Онъ, можетъ-быть, выйдетъ къ тебѣ, и если онъ самъ выйдетъ къ тебѣ, то знай, что дѣло твое будетъ улажено; если же выйдетъ кто-нибудь изъ его мальчиковъ, то знай, что онъ выйдетъ съ намѣреніемъ убить тебя. И да будетъ надъ тобою миръ! Знай, сынъ мой, что человѣкъ, рискующій собою, долженъ быть готовъ къ смерти; поэтому, если ты боишься за свою душу, то не или на свою погибель, а если не боишься, то поступай какъ знаешь. Я показалъ тебѣ всѣ стороны этого дѣла, и если ты желаешь вернуться, то слонъ къ твоимъ услугамъ: онъ свезетъ тебя къ дочерямъ моего брата, которыя отправятъ тебя домой, и Господь благословитъ тебя лучшей женой, чѣмъ та, къ которой ты такъ привязанъ.
   -- Можетъ ли быть жизнь мнѣ отрадна, -- сказалъ Гасанъ шейку,-- ее, ли я не достигну своего желанія! Клянусь Аллахомъ, что я не вернусь до тѣхъ поръ, пока не найду своей возлюбленной или не умру!
   Онъ заплакалъ и сказалъ стихи, начинающіеся такъ:
   
   Изъ-за возлюбленной моей утраты,
   Изъ-за чрезмѣрности моей любви,
   Стоялъ я и кричалъ въ упадкѣ духа;
   И въ униженіи моемъ глубокомъ
   Я цѣловалъ прахъ дома моего
   Въ моемъ стремленьѣ, полномъ страсти къ ней,
   Но это цѣлованье послужило
   Лишь къ усиленію моей кручины.
   
   Шейкъ Абдулъ-Эль-Кудусъ, услыхавъ эти слова, понялъ, что Гасанъ не откажется отъ предмета своихъ желаній и что его ничѣмъ не уговоришь и что онъ готовъ жертвовать своею жизнью. Но онъ все-таки сказалъ ему:
   -- О, сынъ мой, знаешь ли ты, что острова Вакъ-Вакъ состоятъ изъ семи острововъ, на которыхъ имѣется большая армія, состоящая исключительно изъ дѣвицъ-дѣвственницъ, а жители внутреннихъ острововъ состоятъ изъ дьяволовъ, волшебниковъ и шайтановъ. Кто попадетъ къ нимъ, тотъ пропадаетъ безвозвратно, отъ нихъ еще никогда никто не возвращался. Поэтому Аллахомъ умоляю тебя, вернись лучше къ себѣ домой! Къ тому же дѣвица, въ которую ты влюбленъ, дочь царя этихъ острововъ, и какимъ образомъ доберешься ты до нея? Послушайся меня, сынъ мой, и Господь, можетъ-быть, дастъ тебѣ жену лучше еще этой.
   -- Клянусь Аллахомъ, господинъ мой, -- отвѣчалъ Гасанъ,-- что если бы меня рѣзали на куски изъ-за любви къ ней, то любовь моя и желаніе только бы усилились. Я хочу видѣть свою жену и дѣтей, для чего хочу отправиться на острова Вакъ-Какъ, и если на то будетъ воля Божія, то я вернусь оттуда съ нею и съ дѣтьми.
   -- Ну, такъ поѣзжай, -- сказалъ ему шейкъ.
   -- Да, я поѣду, и отъ тебя желаю получить только благословеніе и указаніе. Можетъ-быть, Господь соединитъ меня съ женой и съ дѣтьми.
   Онъ заплакалъ отъ чрезмѣрной страсти и продекламировалъ такіе стихи:
   
   Мое желанье страстное стремится
   Къ тебѣ, о, лучшая изъ всѣхъ существъ,
   И столь же дорогой, какъ слухъ и зрѣнье,
   Считаю я, далекую, тебя.
   Вполнѣ моимъ ты сердцемъ овладѣла
   И стало для тебя оно жилищемъ;
   Съ тѣхъ поръ, какъ былъ покинут осить мысли о разлукѣ съ тобой. Ты же завтра же спроси у отца позволенье поѣхать поохотиться въ пустынѣ и возьми съ собою мѣшка два, набитыхъ червонцами, садись на коня и веди за собой запасную лошадь. Я сдѣлаю точно такъ же. Отцу своему ты скажи, что желаешь позабавиться и поохотиться въ открытой мѣстности, гдѣ и переночуешь, и проси не тревожиться о себѣ.
   Камараль-Земанъ съ радостью выслушалъ Марзавана и тотчасъ же отправился къ отцу просить его позволенія поохотиться, и сказалъ отцу такъ, какъ научилъ его Марзаванъ. Отецъ далъ ему позволеніе, но сказалъ:
   -- Смотри, болѣе одной ночи не оставайся, и назавтра будь дома, такъ какъ ты знаешь, что безъ тебя мнѣ жизнь не мила, и я не вѣрю, что ты совсѣмъ поправился послѣ своей болѣзни.
   Затѣмъ царь Земанъ прочелъ слѣдующіе стихи:
   
   И если бъ мнѣ вполнѣ возможно было
   Вкушать всѣ наслажденья и весь міръ
   Моимъ владѣніемъ былъ бы съ властью Кизры,
   То это мухи было бы крыла,
   Гораздо меньше, если бы не могъ я
   При этомъ наслаждаться созерцаньемъ
   Твоей волшебной гордой красоты.
   
   Сказавъ это, онъ снарядилъ царевича и Марзавана, отдавъ приказъ, чтобы имъ приготовили шесть лошадей и верблюда для перевозки мѣшковъ съ деньгами и другого верблюда для перевозки воды и съѣстного, а Камараль-Земанъ запретилъ кому-либо изъ прислуги отправиться съ нимъ. Такимъ образомъ, отецъ простился съ нимъ и, прижавъ его къ груди своей, сказалъ:
   -- Аллахомъ прошу тебя не уѣзжать отъ меня болѣе, чѣмъ на одну ночь, потому что и въ одну ночь я глазъ не сомкну.

   Камараль-Земанъ и Марзаванъ сѣли на коней и, взявъ съ собой верблюдовъ съ деньгами, водой и припасами, поѣхали въ пустыню, и ѣхали не останавливаясь до вечера; остановившись, они поѣли, покормили скотъ и отдохнули немного. Послѣ этого они снова сѣли на коней и продолжали ѣхать такимъ образомъ въ теченіе трехъ сутокъ, а на четвертый день выѣхали на большую дорогу около лѣсочка, гдѣ они и остановились. Марзаванъ взялъ одну изъ лошадей и одного верблюда, закололъ ихъ, разрѣзалъ мясо и кости разбросалъ, а штаны и платье Камараль-Земана вымазалъ въ крови и разорвалъ, послѣ чего они сѣли закусить. На вопросъ Камараль-Земана, зачѣмъ это онъ сдѣлалъ, Марзаванъ отвѣчалъ:
   -- Знай, что отецъ твой, царь Шахъ-Земанъ, напрасно прождавъ тебя слѣдующій послѣ первой ночи день, сядетъ на коня и поѣдетъ по нашимъ слѣдамъ, пока не доѣдетъ до того мѣста, гдѣ увидитъ кровь и твою разорванную одежду, и придетъ къ тому заключенію, что несчастіе съ тобою случилось отъ нападенія разбойниковъ, которыми кишатъ большія дороги, или отъ хищныхъ звѣрей; вслѣдствіе чего онъ откажется отъ надежды видѣть тебя и вернется въ городъ, а мы вслѣдствіе этой уловки достигнемъ нашего желанія.
   -- Отлично выдумалъ, -- отвѣчалъ ему Камараль-Земанъ. Они продолжали путь свой и день и ночь, но царевичъ ѣхалъ и не переставалъ плакать, пока, наконецъ, не увидалъ города, къ которому они стремились. При видѣ его онъ сказалъ слѣдующіе стихи:
   
   Желаешь ли влюбленнаго ты мучить,
   Который никогда не забывалъ
   Тебя и равнодушной быть къ тому,
   Кто былъ предметомъ всѣхъ твоихъ желаній?
   Да потеряю я твое согласье,
   Когда я обманулъ тебя въ любви,
   Да буду награжденъ я оставленьемъ,
   Когда произносилъ я слово лжи.
   Ни въ чемъ такомъ за мною нѣтъ вины,
   Чѣмъ могъ бы заслужить твое такое
   Суровое со мной я обхожденье.
   И если я тебя когда-нибудь
   Обидѣлъ, то теперь я возвращаюсь
   Къ тебѣ опять, какъ кающійся грѣшникъ.
   Твоя со мной является разлука
   Какимъ-то чудомъ, вызваннымъ несчастьемъ,
   Но постоянно въ дѣйствіяхъ своихъ
   Судьба беретъ на помощь чудеса.
   
   Когда онъ окончилъ это стихотвореніе, острова царя Эль-Гаюра показались, и Камараль-Земанъ очень обрадовался и поблагодарилъ Марзавана за то, что онъ для него сдѣлалъ. Они въѣхали въ городъ, и Марзаванъ помѣстилъ КамаральЗемана въ ханъ, гдѣ онъ три дня отдыхалъ отъ путешествія. Послѣ этого Марзаванъ свелъ его въ баню, одѣлъ въ платье купца и далъ ему золотую геометрическую таблицу съ приборомъ и золотой астролябіей.
   -- Иди теперь, государь, -- сказалъ онъ ему, -- стань около царскаго стола и кричи такъ: "Я -- счетчикъ, писецъ и астрологъ! Кто желаетъ посовѣтоваться со мной?" А царь только что услышитъ тебя, пошлетъ за тобой и сведетъ тебя къ своей дочери, твоей возлюбленной, и когда она увидитъ тебя, безуміе ея прекратится, и отецъ, обрадованный этимъ, выдастъ ее за тебя и раздѣлитъ съ тобой свое царство, такъ какъ онъ иначе дочери своей не отдастъ.
   Камараль-Земанъ послушался совѣта Марзавана и, выйдя изъ хана, одѣтый купцомъ и съ описанными инструментами, прошелъ ко дворцу царя Эль-Гаюра, гдѣ началъ кричать: "Я -- писецъ, я -- счетчикъ, я -- астрологъ! Могу устраивать свадебныя церемоніи и контракты и пишу заговоры, дѣлаю вычисленія и составляю геометрическія фигуры, по которымъ открываются клады! Еому нужно?" Горожане, услыхавъ такое заявленіе, окружили его и стали смотрѣть на него, любуясь его красотою и изяществомъ.
   -- Аллахомъ умоляемъ тебя, -- говорили они ему, -- не жертвуй собою, желая изъ тщеславія жениться на дочери царя, а посмотри лучше на повѣшенныя головы. Всѣ эти люди были убиты по этой причинѣ и тщеславіе ихъ привело ихъ къ смерти.
   Но Камараль-Земанъ вниманія не обращалъ на ихъ слова, а сталъ еще громче кричать: "Я -- писецъ! Я -- счетчикъ! Я могу выискивать клады!" Народъ продолжалъ упрашивать его и даже сердито говорилъ ему:
   -- Ты, гордый безумецъ! пожалѣй ты свою юность, красоту и миловидность!
   Но онъ продолжалъ еще громче прежняго повторять:
   -- Я -- астрологъ! Я -- счетчикъ! Кому угодно принять моя услуги?
   Въ то время, какъ народъ старался уговорить его, царь Эль-Гаюръ услыхалъ эти крики и голосъ толпы и сказалъ визирю:
   -- Приведи ко мнѣ астролога.
   Визирь спустился внизъ и повелъ Камараль-Земана, который, войдя къ царю, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и продекламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   Есть у тебя прекрасныхъ качествъ восемь,
   Благодаря которымъ продолжаетъ
   Судьба твоей служанкой оставаться:
   И знанія, и благородный родъ,
   И благочестіе твое, и щедрость,
   И краснорѣчіе, и доброта, и
   И превосходство, и твои побѣды.
   
   Царь Эль-Гаюръ, увидавъ его, усадилъ около себя и ласково сказалъ ему:
   -- О, сынъ мой, Аллахомъ прошу тебя, не называй себя астрологомъ и не обращай вниманія на мое званіе, потому что я далъ себѣ слово срубить голову всякому, кто, посѣтивъ мою дочь, не принесетъ ей облегченія, и выдать ее замужъ за того, кто вылѣчитъ ее. Не обманывайся, полагаясь на твою красоту, миловидность и статность. Клянусь Аллахомъ, что если ты не исцѣлишь ее, то я срублю тебѣ голову.
   -- Я согласенъ на такое условіе, -- отвѣчалъ ему Камараль-Земанъ.
   Царь позвалъ кади, чтобы засвидѣтельствовать это условіе, и передалъ молодого человѣка евнуху, сказавъ:
   -- Сведи этого молодого человѣка къ царевнѣ.
   Евнухъ взялъ царевича за руку и пошелъ съ нимъ по коридору, но Камараль-Земанъ даже опередилъ его и евнухъ сказалъ ему:
   -- Горе тебѣ! зачѣмъ ты такъ спѣшишь къ своей погибели. Клянусь Аллахомъ, никогда въ жизни не видалъ я астролога, который спѣшилъ бы такъ умереть I Ты, можетъ быть, не знаешь, какое бѣдствіе ждетъ тебя.
   Евнухъ поставилъ Камараль-Земана за занавѣску, опущенную на дверь, и Камараль-Земанъ сказалъ ему:
   -- Какъ ты желаешь, чтобы я исцѣлилъ твою госпожу, сидя здѣсь, за занавѣской, или же выйдя къ ней?
   Евнухъ очень удивился и отвѣчалъ ему:
   -- Если ты исцѣлишь ее здѣсь, то вполнѣ докажешь свое искусство.
   Камараль-Земанъ сѣлъ за занавѣской и, взявъ чернильницу и перо, написалъ на бумажкѣ слѣдующія слова:
   "Тотъ, кто огорченъ разлукой, можетъ быть излѣченъ исполненіемъ обѣщанія его возлюбленной, но горе есть удѣлъ того, кто потерялъ надежду на свою жизнь и былъ ^увѣренъ въ своей погибели, опечаленное сердце кого не имѣетъ утѣшителя и поддержки, и безсонныя очи кого не знаютъ отдыха, кто проводитъ дни въ волненіи, а ночи -- въ мученіяхъ, тѣло кого постоянно истомлено, и кто не получаетъ извѣстій отъ своей милой". Послѣ этого онъ написалъ эти стихи:,
   
   Пишу я сердцемъ, посвященнымъ мысли
   Лишь о тебѣ одной, и проливаю
   Кровавыхъ токи слезъ изъ вѣкъ моихъ,
   Израненныхъ обильными слезами.
   Отъ жаркаго желанья и тоски
   Мое одѣто тѣло худобы
   Одеждою и порабощено.
   Я жалуюсь тебѣ на злыя муки
   Моей къ тебѣ любви и жаркой страсти,
   На полное терпѣнья истощенье.
   Будь благосклонной ты и милосердой
   И снисходительной къ моей любви.
   Вѣдь сердце у меня въ груди готово
   Разбиться отъ бушующей въ немъ страсти.
   
   Подъ этими стихами онъ продолжалъ писать такъ:
   "Сердце можетъ воскреснуть только послѣ союза съ милой; и Господь есть единственный врачъ, Который можетъ исцѣлить того, кого угнетаетъ предметъ его любви. Если вы или мы были обмануты, то горе да обрушится на обманщика. Ничего не можетъ быть лучше влюбленнаго, который вѣренъ недостойному предмету своей любви". И затѣмъ внизу письма онъ написалъ слѣдующее: "Отъ несчастнаго и разочарованнаго влюбленнаго и огорченнаго, терзаемаго любовью и страстнымъ желаніемъ, Камараль-Земана къ несравненной и самой чудной изъ гурій, царевнѣ Бадуръ, дочери царя Эль-Гаюра: Знай, что я провожу ночи безъ сна, а дни -- въ тревогѣ, страдая отъ ожиданій, болѣзни, любви и желаній, вздыхая, проливая слезы, какъ рабъ любви и жертва страсти, преслѣдуемая желаніемъ и горемъ. Я несчастный, не смыкающій очей, рабъ любви, непрерывно проливающій слезы, пламя сердца котораго никогда не потухаетъ и огонь желаній никогда не исчезаетъ".
   Затѣмъ на поляхъ письма онъ написалъ слѣдующіе стихи:
   
   Да будетъ миръ изъ милости сокровищъ
   Создателя земли и неба съ той,
   Которая моимъ владѣетъ сердцемъ.
   
   И прибавилъ:
   
   О, согласись на разговоръ со мною,
   Чтобъ состраданіе ко мнѣ могла ты
   Мнѣ выказать, и чтобъ моя душа
   Нашла себѣ теперь успокоенье.
   Охваченный моей безмѣрной страстью
   И бѣшенствомъ моей любви къ тебѣ,
   Я дѣлаю свѣтъ солнечный изъ той,
   Которая меня поработила.
   О, да хранитъ Господь мой ту, жилище
   Которой отъ меня далеко было,
   Которой тайну я скрывалъ всегда,
   Во всѣ тѣ дни моей тревожной жизни.
   Теперь же благосклонная судьба
   Мнѣ лучшую услугу оказала,
   И привела меня къ порогу двери
   Возлюбленной моей. Вѣдь видѣлъ прежде
   Я у меня на ложѣ въ башнѣ Бадуръ,
   Которая со мной лежала рядомъ
   И солнечнымъ сіяніемъ своимъ
   Луну моей судьбы всю освѣтила.
   
   Затѣмъ, запечатавъ письмо, онъ вмѣсто адреса написалъ эти стихи:
   
   Спроси ты у письма, что я писалъ
   Перомъ и въ почеркѣ его увидишь
   Мое томленіе и безпокойство.
   Когда рука моя писала, слезы
   Катились градомъ по щекамъ моимъ;
   Мое желаніе крайне сожалѣетъ
   О безпорядкѣ моего письма.
   Мои не знаютъ перерыва слезы,
   Которыя бумагу орошаютъ.
   Но если бы онѣ и прекратились,
   То ихъ смѣнилъ бы токъ кровавыхъ слезъ.
   
   И къ этому онъ прибавилъ еще слѣдующее:
   
   Твое кольцо тебѣ я посылаю,
   Мнѣ данное, когда мы вмѣстѣ были,
   Пришли теперь взамѣнъ мое кольцо.
   (Въ письмѣ было завернуто кольцо царевны Бадуръ).
   
   Онъ подалъ письмо евнуху, который, взявъ его, понесъ къ царевнѣ. Царевна приняла письмо и прежде всего нашла въ немъ свое кольцо. Прочитавъ и понявъ написанное, она узнала, что возлюбленнаго ея зовутъ Камараль-Земаномъ, и что онъ стоитъ за занавѣской, вслѣдствіе чего отъ радости у нея помутилось въ головѣ. Она тотчасъ же встала и такъ уперлась ногами въ стѣну, что сорвала съ своей шеи обручъ и побѣжавъ бросилась въ объятія Камараль-Земана и стала цѣловать его въ уста какъ голубка, кормящая своего маленькаго. Она въ пылу страсти цѣловала его и говорила ему:
   -- О, господинъ мой, во снѣ или наяву я все это вижу, и неужели Господь въ самомъ дѣлѣ соединилъ насъ?
   Она стала восхвалять Господа и благодарить Его, что Онъ избавилъ ее отъ отчаянія. Евнухъ, увидавъ ее въ такомъ положеніи, побѣжалъ къ царю Эль-Гаюру и, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, сказалъ ему:
   -- Знай, государь, что этотъ астрологъ самый мудрый изъ всѣхъ астрологовъ, такъ какъ онъ исцѣлилъ твою дочь, стоя за занавѣскою и не входя къ ней.
   -- Правда ли это?-- сказалъ царь.
   -- Правда, государь, -- отвѣчалъ евнухъ.-- Поднимись и или къ ней и посмотри, какъ она разорвала цѣпи и, бросившись къ астрологу, стала цѣловать и обнимать его.
   Царь Эль-Гаюръ поднялся и пошелъ къ своей дочери, а она, увидавъ его, встала и закрыла голову. Царь былъ радъ ея выздоровленію и, ласково обратившись къ Камараль:3еману, сталъ спрашивать, кто онъ такой и откуда?
   Камараль-Земанъ сказалъ, кто онъ такой, и, сообщивъ, что отецъ его царь Шахъ-Земанъ, передалъ всю свою исторію съ начала до конца, и разсказалъ, какъ онъ снялъ кольцо съ ея пальца и надѣлъ ей свое. Царь Эль-Гаюръ надивиться не могъ и сказалъ:
   -- Исторію вашу стоитъ написать въ книгу и читать ее потомству.
   Вслѣдъ за этимъ онъ позвалъ кади и свидѣтелей и заключилъ брачный контрактъ царевны Бадуръ съ Камараль-Земаномъ и приказалъ убрать городъ на цѣлую недѣлю. На свадьбу былъ приготовленъ пиръ, и горожане благодарили Бога, что Онъ исцѣлилъ царевну и соединилъ ее съ прекраснымъ молодымъ человѣкомъ, сыномъ царя. Женщины привели ее къ жениху и бракъ былъ заключенъ, а на слѣдующій день царь задалъ пиршество, на которое былъ приглашенъ весь народъ, и пиршество длилось цѣлый мѣсяцъ.
   Послѣ этого Камараль-Земанъ сталъ раздумывать о своемъ отцѣ и увидалъ его во снѣ, будто онъ говорилъ ему: о, сынъ мой, хорошо ли ты поступилъ со мною? Онъ проснулся съ тревогою и разсказалъ объ этомъ снѣ женѣ. Она пошла къ своему отцу, разсказала ему о снѣ и стала просить позволенія отправиться въ дорогу. Царь далъ позволеніе уѣхать Канараль-Земану.
   -- О, отецъ мой, -- сказала на это царевна Бадуръ: -- я не перенесу разлуки съ нимъ.
   -- Ну, такъ отправляйся съ мужемъ, -- отвѣчалъ онъ.
   Онъ далъ ей позволеніе прожить съ Камараль-Земаномъ годъ,
   послѣ чего выразилъ желаніе, чтобы она пріѣзжала къ нему, къ ея отцу, каждый годъ. Она поцѣловала за это руку отца, и Камараль-Земанъ сдѣлалъ то же самое. Послѣ этого царь Эль-Гаюръ снарядилъ въ дорогу свою дочь и зятя, и выслалъ впередъ лошадей и верблюдовъ, носилки для дочери, муловъ съ вьюками и вообще все, необходимое для путешествія. Въ день отъѣзда онъ простился съ Камараль-Земаномъ и подарилъ ему роскошную почетную одежду изъ золотой парчи, вышитой драгоцѣнными камнями, далъ ему денегъ и отпустилъ дочь. Онъ проводилъ путешественниковъ до границы острововъ, гдѣ простился съ Камараль-Земаномъ, и, подойдя къ носилкамъ дочери, обнялъ ее и заплакалъ. Отойдя отъ нея, онъ снова подошелъ къ ея мужу, еще разъ простился съ нимъ и поцѣловалъ его, послѣ чего съ войсками своими отправился обратно на свои острова, а Камараль-Земанъ и жена его продолжали свой путь.
   Такимъ образомъ, Камараль-Земанъ и царевна Бадуръ ѣхали и первый день, и второй, и третій, и четвертый въ продолженіе цѣлаго мѣсяца, когда они остановились на чудномъ лугу съ роскошной травой, гдѣ и раскинули палатки, и поѣвъ и попивъ легли отдохнуть. Во время сна царевны Камараль-Земанъ пошелъ къ ней въ палатку и засталъ ее въ шелковой рубашкѣ абрикосоваго цвѣта, въ золотой, украшенной драгоцѣнными каменьями куфьѣ на головѣ, и, кромѣ того, ему бросился въ глаза драгоцѣнный камень, красный, какъ андамъ4), привязанный къ тесемкѣ ея шароваръ, съ вырѣзанными на немъ двумя строчками, разобрать которыя было почти невозможно. Камараль-Земанъ, любуясь на камень, думалъ:
   "Если бы она не цѣнила этого камня, то не привязывала бы его къ тесемкѣ, чтобы всегда имѣть при себѣ. Что это можетъ быть за камень, и какая тайная сила сопряжена съ нимъ?"
   Онъ снялъ камень и вышелъ съ нимъ изъ палатки, чтобы хорошенько разсмотрѣть его. Вдругъ къ нему спустилась птица, вырвала изъ рукъ его драгоцѣнный талисманъ и отлетѣла съ нимъ.
   Камараль-Земанъ, не желая потерять камня, побѣжалъ за птицей, но птица опять отлетѣла отъ него и такъ продолжала перелетать съ холма на холмъ, пока не наступили сумерки, когда она поднялась на высокое дерево, подъ которымъ остановился Камараль-Земанъ отъ голода и усталости. Ему захотѣлось вернуться, но онъ не зналъ, куда итти, и вскричалъ:
   -- Слава и власть въ рукахъ Господа!
   Онъ заснулъ тутъ же, подъ деревомъ, и проснувшись увидалъ, что птица тоже только что проснулась и полетѣла дальше. Онъ пошелъ вслѣдъ за нею и птица, точно такъ же, какъ наканунѣ, перелетала передъ нимъ, заманивая его впередъ.
   "Клянусь Аллахомъ, это удивительно,-- думалъ царевичъ,-- птица эта отлетала отъ меня вчера точно такъ же, какъ отлетаетъ и сегодня, но точно зная, что я усталъ, она летитъ потише! Это просто удивительно! Но все равно я пойду за ней, хотя бы она привела меня къ смерти, и не могу же я оставаться тутъ въ необитаемой странѣ?"
   Такъ онъ въ продолженіе десяти дней слѣдовалъ за нею, питаясь растеніями и утоляя жажду водою изъ рѣкъ и, наконецъ, подошелъ къ городу, при видѣ котораго птица полетѣла съ быстротою стрѣлы и исчезла изъ глазъ Камараль-Земана.,
   -- Слава Богу, -- вскричалъ онъ, -- по крайней мѣрѣ, я дошелъ до жилого мѣста.
   Онъ сѣлъ на берегу рѣки, вымылъ себѣ руки, ноги и лицо и отдохнулъ немного, раздумывая о своемъ настоящемъ положеніи и изнывая отъ голода и усталости.
   Отдохнувъ, онъ вошелъ черезъ ворота въ городъ, не зная, куда итти и направляясь, куда глаза глядятъ. Городъ стоялъ на морскомъ берегу, но онъ не встрѣтилъ ни единаго человѣка, пока не вошелъ въ садъ, гдѣ у калитки къ нему вышелъ садовникъ и привѣтствовалъ его такими словами:
   -- Слава Богу, что ты не встрѣтилъ никого изъ обитателей города! Входи поскорѣе въ садъ, пока никому не попался на глаза.
   Камараль-Земанъ, не мало удивленный, вошелъ въ садъ и спросилъ:
   -- А кто такіе тутъ обитатели города?
   -- Здѣсь, въ городѣ, -- отвѣчалъ садовникъ, -- живутъ все маги, и Аллахомъ умоляю тебя объяснить мнѣ, какимъ образомъ ты попалъ сюда и зачѣмъ пришелъ въ эту страну,
   Камараль-Земанъ сообщилъ ему все, что съ нимъ случилось, и садовникъ очень удивлялся и сказалъ ему:
   -- Знай, о, сынъ мой, что страны Эль-Ислама отсюда очень далеки. Моремъ туда можно проѣхать въ четыре мѣсяца, а сухимъ путемъ не менѣе года. У насъ есть корабль, который ежегодно ходитъ съ товаромъ въ ближайшія страны ЭльИслама, проходя мимо Калиданскихъ острововъ, въ которыхъ царствуетъ Шахъ-Земанъ.
   Камараль-Земанъ послѣ глубокаго размышленія пришелъ къ тому заключенію, что ему лучше остаться у садовника и условиться съ нимъ работать у него изъ-за четвертой доли прибыли.
   -- Не возьмешь ли ты меня, -- спросилъ онъ, наконецъ, -- въ помощники изъ-за четвертой доли прибыли?
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ садовникъ и затѣмъ онъ научилъ его провести воду для поливки деревьевъ, и царевичъ занялся поливкой и сѣнокосомъ, а садовникъ одѣлъ его въ синюю рубашку, доходившую до колѣнъ, и вотъ Камараль-Земанъ работалъ, проливая слезы и постоянно декламируя стихи о своей милой Бадуръ.
   Что же касается до его жены, царевны Бадуръ, то она, пробудившись отъ сна, тотчасъ же спросила, гдѣ ея мужъ, но не нашла его и, ощупавъ тесемки своихъ шароваръ, увидала, что съ завязокъ снятъ драгоцѣнный камень. "Аллахъ, какъ это странно, -- подумала она.-- Да куда же ушелъ мой милый? Камень, должно-быть, унесъ онъ и ушелъ, не подозрѣвая таинственной силы этого камня. Куда могъ онъ уйти? Съ нимъ случилось что-нибудь необыкновенное, потому что добровольно онъ не разстался бы со мною ни на часъ. Да будетъ проклятъ этотъ камень и часъ этого несчастія!.."
   -- Если я выйду теперь къ нашей свитѣ, -- продолжала она, подумавъ немного, -- и сообщу ей о томъ, что. мужъ мой пропалъ, она непремѣнно убьетъ меня, и потому надо прибѣгнуть къ какой-нибудь хитрости.
   Она надѣла платье Камараль-Земана, надѣла его чалму, прикрыла лицо и посадила въ свои носилки рабыню. Выйдя изъ палатки, она приказала вьючить животныхъ, а себѣ подвести коня, сѣла на него и двинулась въ путь. Бадуръ могла поступать такимъ образомъ, потому что походила на Камараль-Земана, такъ что никто не сомнѣвался, что это не онъ. Она ѣхала со. своей свитой и дни и ночи, пока не добралась до города, стоявшаго на морскомъ берегу. Остановившись у этого города, она раскинула палатки, чтобы отдохнуть. На ея вопросъ, что это за городъ, ей отвѣчали, что это городъ Чернаго Дерева и царствуетъ въ немъ царь Арманусъ, у котораго есть дочка по имени Хаятъ-Энъ-Нуфузъ.
   Когда царевна Бадуръ встала тутъ лагеремъ, чтобы отдохнуть, царь Арманусъ послалъ изъ своего дворца нарочнаго, чтобы узнать о намѣреніяхъ (предполагаемаго) царя, вставшаго передъ городомъ лагеремъ. Нарочный, разспросивъ обо всемъ, вернулся во дворецъ съ отвѣтомъ, что передъ городомъ стоить царевичъ, сбившійся съ пути и направлявшійся къ Калиданскимъ островамъ къ царю Шахъ-Земану. Царь, услыхавъ объ этомъ, вышелъ со своими царедворцами, чтобы посѣтить чужестранца. При его приближеніи къ шатрамъ царевна Бадуръ вышла къ нему навстрѣчу, а царь Арманусъ сошелъ съ коня, и они поклонились другъ другу. Послѣ этого онъ провелъ ее въ городъ и къ себѣ во дворецъ, гдѣ приказалъ приготовить пиръ, а послѣ пира ее помѣстили въ парадныя комнаты, гдѣ она пробыла три дня.
   Случилось такъ, что царевна Бадуръ отправилась въ баню и вышла оттуда такой свѣжей, такой красивой, что всѣ пришли въ восторгъ отъ ея красоты, тѣмъ болѣе, что она была одѣта вчі зеленое шелковое платье, украшенное брильянтами. Царь Арманусъ любезно обратился къ ней съ слѣдующими словами
   -- Знаешь, сынъ мой, я уже старъ и въ жизни своей имѣлъ только одного ребенка -- дочь, которая походитъ на тебя по статности, миловидности и красотѣ. Теперь я не въ силахъ болѣе держать бразды правленія. Не останешься ли ты, сынъ мой, у меня и не примешь ли на себя обязанности царя? Если ты согласенъ, то я выдамъ за тебя свою дочь и передамъ тебѣ свое царство.
   Царевна Бадуръ опустила голову и на челѣ ея показались капли пота. Она сидѣла и думала:
   "Что мнѣ дѣлать, въ виду того, что я женщина? Если я откажусь отъ его предложенія и уѣду, онъ, вѣроятно, пошлетъ вслѣдъ за мною войска и убьетъ меня; если же я дамъ согласіе, то опозорюсь. Я навѣки потеряю своего Камараль-Земана. Мнѣ ничего не остается, какъ согласиться и остаться здѣсь, пока будетъ угодно Богу".
   Она подняла голову и, поклонившись дарю, проговорила:
   -- Слушаю и повинуюсь.
   Царь очень обрадовался и приказалъ убрать городъ и объявить по всей странѣ о радостномъ событіи. Онъ созвалъ всѣхъ царедворцевъ, эмировъ, визирей, именитыхъ сановниковъ и всѣхъ кади города и въ присутствіи ихъ отрекся отъ престола и назначилъ вмѣсто себя царевну Бадуръ султаномъ и облачилъ ее въ царское одѣяніе. Всѣ эмиры представились ей, не сѣтуя на то, что она слишкомъ молода. Всѣ они, глядя на нее, поражались ея красотой и миловидностью.
   Въ то время, какъ царевну Бадуръ провозглашали султаномъ и это радостное событіе объявлялось при звукахъ барабаннаго боя, царь Арманусъ приготовлялъ дочъ свою къ браку и черезъ нѣсколько дней царевна Бадуръ была приведена къ царевнѣ Хаятъ-Энъ-Нуфузъ. Обѣ онѣ походили на двѣ ясныя луны или на два солнца, выкатившіяся вмѣстѣ, и послѣ того, какъ приближенные заперли за ними двери и спустили занавѣски, оставивъ ихъ въ освѣщенной комнатѣ, гдѣ была постлана постель, царевна Бадуръ сѣла рядомъ съ царевной Хаятъ-Энъ-Нуфузъ и, раздумывая о своемъ возлюбленномъ Камараль-Земанѣ, отъ горя залилась слезами и продекламировала стихи, начинавшіеся такъ:
   
   О, ты, который вдругъ меня покинулъ
   Съ моей душою, полною тревоги,
   Твое отсутствіе совсѣмъ лишило
   Мой организмъ ему присущей жизни.
   
   Затѣмъ, сидя подлѣ царевны, она поцѣловала ее прямо въ уста и потомъ, вдругъ вскочивъ, начала совершать омовеніе и мылась такъ долго, что царевна уснула. Бадуръ же легла на постель и, повернувшись къ царевнѣ спиной, проспала до утра. Утромъ въ спальню вошелъ царь съ царицей и спросили у дочери, какъ она себя чувствуетъ, и дочь сообщила имъ обо всемъ, что случилось, и какіе она слышала стихи.
   Но царевна Бадуръ, заранѣе вышедшая изъ спальни, сѣла на тронъ, и эмиры, и сановники, и воины явились къ ней и молились за нее, а она раздала имъ почетныя одежды, увеличила оклады эмировъ и всѣмъ ласково улыбалась. Весь народъ и войска полюбили ее и молили Бога, чтобы она царствовала подольше, никакъ не подозрѣвая, что она не мужчина. Она отдавала приказанія и запрещенія, чинила судъ и расправу, выпускала заключенныхъ изъ тюремъ и отмѣнила таможенную пошлину. Она сидѣла въ пріемной залѣ вплоть до ночи, когда удалилась въ спальню, гдѣ царевна уже ждала ее. Царевна Бадуръ сѣла подлѣ нея, похлопала ее по плечамъ, приласкала ее, поцѣловала въ переносицу и затѣмъ, какъ наканунѣ, въ стихахъ оплакала отсутствіе своего мужа, послѣ чего встала и, вытеревъ слезы, сдѣлала омовеніе и стала молиться до тѣхъ поръ, пока царевна Хаятъ-Энъ-Нуфузъ не уснула. Бадуръ легла подлѣ нея и проспала до утра. Вставъ, она вымылась, помолилась и снова сѣла на тронъ, чтобы заниматься государственными дѣлами. Царь же Арманусъ пришелъ къ своей дочери, и она сообщила ему все, что случилось, и, повторивъ стихи, продекламированные царевной Бадуръ, прибавила:
   -- О, отецъ мой, никогда въ жизни не видала я такого чувствительнаго и стыдливаго человѣка, какъ мой мужъ, онъ только плачетъ и вздыхаетъ.
   -- О, дочь моя, -- отвѣчалъ на это отецъ, -- потерпи еще одну ночь; но если и въ эту третью ночь онъ обойдется съ тобой безъ должнаго уваженія, мы будемъ знать, что съ нимъ дѣлать. Я лишу его царскаго достоинства и изгоню его изъ своей страны.
   Онъ условился съ дочерью и твердо рѣшился поступить такимъ образомъ.
   Съ наступленіемъ ночи царевна Бадуръ сошла съ своего трона и вернулась къ себѣ въ комнату, приготовленную во дворцѣ. Свѣчи уже были зажжены, и царевна Хаять-Энъ-Нуфузъ сидѣла и ждала ее, что напомнило ей мужа и время, проведенное съ нимъ, и она заплакала и вздыхая продекламировала стихи, объясняющіе ея несчастное положеніе. Когда же она встала, чтобы начать молиться, царевна ухватилась за ея платье и сказала:
   -- О, господинъ мой, неужели тебѣ не совѣстно поступать такъ съ моимъ отцомъ, отъ котораго ты, кромѣ ласки и благодѣяній, ничего не видѣлъ? И мнѣ выказывать такое презрительное равнодушіе?
   Царевна Бадуръ, услыхавъ это, снова сѣла и сказала:
   -- О, возлюбленная моя, что это ты говоришь?
   -- Я хочу сказать тебѣ, -- отвѣчала Хаятъ-Энъ-Нузуфъ, -- что никогда въ жизни не видала такого самодовольнаго человѣка, какъ ты. Неужели всѣ красивые люди такъ себялюбивы? Но все это я говорю не ради себя, а ради моей боязни за тебя, такъ какъ царь Арманусъ рѣшился, въ случаѣ твоего неуваженія ко мнѣ, свергнуть тебя съ престола завтра же и изгнать тебя. Я не ручаюсь, чтобы онъ даже не убилъ тебя. Вотъ поэтому-то, изъ состраданія къ тебѣ, я и даю тебѣ добрый совѣтъ, а ты ужъ рѣшай самъ, какъ тебѣ поступать.
   Услыхавъ это, царевна Бадуръ наклонила голову свою до самой земли и думала:
   "Если я не исполню его желанія, я погибну, а въ противномъ случаѣ я опозорюсь, но теперь я царствую надъ всѣми островами и только здѣсь могу встрѣтиться съ Камараль-Земаномъ, такъ какъ вернуться къ себѣ домой онъ можетъ только черезъ острова Чернаго Дерева. И поэтому я предоставлю судьбу свою на милость Божію".
   -- О, моя возлюбленная, -- сказала она Хаять Энъ-Нуфузъ, -- невниманіе мое къ тебѣ не добровольное.
   И вслѣдъ за тѣмъ она разсказала ей все, что случилось съ нею, отъ начала до конца и прибавила:
   -- Аллахомъ умоляю тебя не разглашать моего дѣла и сохранить мою тайну до тѣхъ поръ, пока Господь не соединитъ меня съ моимъ возлюбленнымъ Камараль-Земаномъ, и тогда мы посмотримъ, что намъ дѣлать.
   Хаятъ-Энъ-Нуфузъ не могла надивиться и почувствовала такое сожалѣніе, что стала молиться о ея соединеніи съ возлюбленнымъ и сказала ей:
   -- О, сестра моя, не бойся ничего, но терпѣливо жди, пока Господь не исполнитъ того, что должно случиться. Грудь моя будетъ могилой твоей тайны и никогда не выдастъ ея.
   Онѣ обнялись, поцѣловались и проспали до утра, когда мать пришла къ молодой царевнѣ и осталась довольна ея объясненіемъ. Царевна Бадуръ, прочитавъ утреннія молитвы, отправилась въ пріемный залъ и, сѣвъ тамъ на тронъ, стала разбирать дѣла. Царь Арманусъ остался очень доволенъ тѣмъ, что слышалъ, и сталъ задавать пиры, длившіеся нѣкоторое время.
   Такимъ образомъ жили Камараль-Земанъ и царевна Бадуръ.
   Царь же Шахъ-Земанъ, послѣ отъѣзда своего сына въ сопровожденіи Марзавана, что было уже разсказано, прождалъ еще одну ночь и, не дождавшись сына, пришелъ въ страшное волненіе и, не сомкнувъ глазъ во всю ночь, всталъ лишь только стало свѣтать. Прождавъ еще до полудня и видя, что сынъ не является, онъ испугался, что никогда больше не увидитъ его. Старикъ плакалъ до такой степени, что смочилъ слезами все платье, и, затѣмъ вытеревъ глаза, онъ приказалъ войскамъ своимъ собраться въ продолжительный походъ. Воины сѣли на коней, и царь поѣхалъ впередъ съ сердцемъ, опечаленнымъ за своего сына. Войско свое онъ раздѣлилъ на шесть отрядовъ, пославъ направо, налѣво, впередъ и назадъ, и сказавъ:
   -- Завтра вы встрѣтитесь на перекресткѣ.
   Войско двинулось впередъ и шло до наступленія ночи, и не остановилось даже и ночью, пока къ полудню не дошло до перекрестка, гдѣ остановилось, потому что не знало, по которой дорогѣ итти. Но тутъ они нашли разорванное платье, куски мяса и слѣды крови. Царь Шахъ-Земанъ, увидавъ все это, отчаянно крикнулъ, воскликнувъ:
   -- О, сынъ мой!
   И сталъ бить себя по лицу, рвалъ бороду и платье, увѣренный въ смерти своего сына. Онъ плакалъ и стоналъ такъ, что: войска его плакали вмѣстѣ съ нимъ, вполнѣ увѣренныя въ смерти царевича. Царь Шахъ-Земанъ вернулся съ войсками къ себѣ въ столицу, вполнѣ увѣренный, что сына его или съѣли хищные звѣри, или убили разбойники. Онъ отдалъ приказъ, чтобы вся страна одѣлась въ черное въ ознаменованіе! горя по царевичѣ, и выстроилъ зданіе, которое назвалъ домомъ стенаній. Каждый четвергъ и понедѣльникъ онъ разбиралъ дѣла своего народа, а остальные дни недѣли проводилъ въ домѣ стенаній, плача и горюя о своемъ сынѣ.
   Между тѣмъ, царевна Бадуръ правила страной, и народъ, указывая на нее, говорилъ:
   -- Это зять царя Армануса!
   А Бадуръ каждую ночь спала съ царевной Хаятъ-Энъ-Нуфузъ и постоянно горевала объ отсутствующемъ Камараль, Земанѣ и описывала царевнѣ его красоту и миловидность, желая увидать его хотя бы только во снѣ.
   Камараль-Земанъ продолжалъ жить въ саду съ садовникомъ и дни и ночи плача, вздыхая и декламируя стихи о прошлыхъ временахъ, о радости и счастьѣ, въ то время какъ садовникъ въ утѣшеніе ему говорилъ, что корабль пойдетъ въ концѣ года въ мусульманскія земли. Однажды онъ увидалъ собравшуюся толпу, и садовникъ сказалъ ему:
   -- Не работай сегодня, сынъ мой, и деревья не поливай, такъ какъ сегодня праздникъ и народъ ходитъ другъ къ другу въ гости. Поэтому брось работу и стереги садъ, а я пойду и посмотрю, не снаряжается ли корабль, такъ какъ скоро тебѣ можно будетъ отправиться въ страну мусульманъ.
   Садовникъ ушелъ, и Камараль-Земанъ остался въ саду одинъ. Сердце у него ныло, слезы лились изъ глазъ, и онъ плакалъ до тѣхъ поръ, пока не упалъ въ обморокъ. Очнувшись же, онъ вста'лъ и, пошелъ по саду, размышляя о своемъ несчастій и о нежданной разлукѣ. Забывшись, онъ споткнулся и упалъ прямо на лицо, при чемъ такъ сильно ударился лбомъ о пень, что у него пошла кровь и смѣшалась со слезами. Онъ вытеръ кровь, осушилъ слезы и, перевязавъ голову платкомъ, всталъ и пошелъ далѣе. Поднявъ глаза на дерево, онъ увидалъ двухъ птицъ, налетѣвшихъ одна на другую, наконецъ, одна изъ нихъ одержала верхъ: стала клевать своего врага въ шею и отклевала голову, ухвативъ которую улетѣла съ нею. А тѣло убитой птицы упало на землю передъ Камараль-Земаномъ. Вдругъ въ это время спустились двѣ большія птицы и, вставъ у хвоста и у шеи трупа, прикрыли его своими крыльями и застонали. Увидавъ горе птицъ, Камаралъ-Земанъ не. могъ не заплакать о разлукѣ съ своей женой. Послѣ этого птицы вырыли ямку и, зарывъ туда убитую, поднялись въ поднебесье и затѣмъ, спустя нѣкоторое время, вернулись и принесли съ собой ту птицу, которая совершила убійство. Онѣ опустились на могилу и стали клевать убійцу, разорвали тѣло ея на части, кровью окропили могилу и куски мяса разбросали тутъ же. Все это произошло передъ въ недоумѣніи смотрѣвшимъ Камараль-Земаномъ, и когда онъ еще разъ взглянулъ на разорванную въ куски птицу, то замѣтилъ что-то блестящее. Подойдя поближе, онъ поднялъ остовъ птицы и вынулъ изъ него камень, послужившій причиною его разлуки съ женою. Узнавъ камень, онъ отъ волненія упалъ въ обморокъ и очнувшись подумалъ:
   "Это хорошій знакъ, предвѣщающій близкую встрѣчу съ моей милой!"

   Разсмотрѣвъ камень, онъ провелъ имъ передъ глазами 5) и позади, увѣренный, что онъ принесетъ ему счастье. Послѣ этого онъ всталъ и пошелъ домой ждать садовника. Но садовникъ въ эту ночь не пришелъ и Камараль-Земанъ проспалъ на своемъ мѣстѣ и утромъ всталъ на работу.
   Подпоясавшись пальмовой веревкой, онъ взялъ заступъ и корзину и пошелъ въ середину сада къ рожковому дереву, гдѣ сталъ подрывать корень. Ударъ заступа издалъ какой-то. странный глухой звукъ. Онъ началъ отрывать землю и увидалъ дверь какъ бы въ подземелье, и, поднявъ эту дверь, онъ спустился въ очень большое помѣщеніе, уставленное кувшинами, полными червонцевъ.,
   -- Конецъ труда!-- проговорилъ онъ: -- теперь должны начаться радости и счастье!
   Онъ вышелъ изъ этого подземелья въ садъ и, положивъ дверь на мѣсто, продолжалъ поливать деревья.
   Проработалъ онъ до вечера, когда къ нему пришелъ садовникъ и сказалъ:
   -- О, сынъ мой, я принесъ тебѣ хорошія вѣсти. Ты можешь скоро вернуться домой на родину, такъ какъ купцы уже готовы въ путь и корабль выйдетъ черезъ три дня на острова Чернаго Дерева, первый городъ мусульманъ. Когда же ты прибудешь туда, то сухимъ путемъ проѣдешь въ шесть мѣсяцевъ на Калиданскіе острова къ царю Шахъ-Земану.
   Камараль-Земанъ страшно обрадовался и, поцѣловавъ руку садовника, сказалъ ему:
   -- О, отецъ мой, если ты принесъ мнѣ хорошія вѣсти, то и я тоже могу сообщить тебѣ нѣчто хорошее.
   И онъ сообщилъ ему, какое нашелъ подземелье. Садовникъ очень этому обрадовался и отвѣчалъ:
   -- Восемьдесятъ лѣтъ пробылъ въ этомъ саду и ничего не нашелъ, а ты пробылъ тутъ менѣе года и нашелъ такую вещь. Это твое счастье и поможетъ тебѣ вернуться домой къ своимъ роднымъ и соединиться съ твоей возлюбленной.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Камараль-Земанъ,-- найденное должно быть раздѣлено между тобой и мной.
   Онъ повелъ садовника въ подземелье и показалъ ему двадцать кувшиновъ съ червонцами, изъ которыхъ себѣ онъ взялъ десять кувшиновъ и садовнику отдалъ другіе десять.
    -- О, сынъ мой, -- сказалъ садовникъ, -- возьми боченки и наполни ихъ оливами, что растутъ у насъ въ саду, такъ какъ въ другихъ мѣстностяхъ такихъ оливъ нѣтъ и купцы охотно перевозятъ ихъ. Золото положи на дно боченка, а оливы наверхъ и закупоривъ ихъ, перенеси на корабль.
   Камараль-Земанъ тотчасъ же принялся за дѣло и наполнилъ пятьдесятъ боченковъ оливами, положивъ сначала золото и въ одинъ изъ боченковъ положилъ драгоцѣнный камень, затѣмъ всѣ ихъ закупорилъ и сѣлъ бесѣдовать съ садовникомъ, вполнѣ увѣренный, что скоро увидится со своими близкими.
   "Прибывъ на островъ Чернаго Дерева, -- думалъ онъ, -- я отправлюсь домой къ отцу и вездѣ буду спрашивать о своей милой Бадуръ. Не знаю, вернулась ли она обратно къ своему отцу, или поѣхала къ моему отцу, или что-нибудь дорогой съ нею случилось? "
   Онъ нетерпѣливо ждалъ, скоро ли пройдетъ время до отхода корабля, и въ это время разсказалъ садовнику исторію съ птицами, чему садовникъ не мало удивлялся. Послѣ этого они оба легли спать, и садовникъ проснулся совершенно больнымъ и не вставалъ два дня, а, на третій день болѣзнь его настолько усилилась, что жизнь его оказалась въ опасности. Камараль-Земанъ очень жалѣлъ садовника, а въ то время, какъ онъ находился въ такомъ положеніи, хозяинъ корабля пришелъ и узналъ о его болѣзни
   -- А гдѣ же молодой человѣкъ,-- продолжалъ онъ,-- который желалъ отправиться съ нами на островъ Чернаго Дерева?
   -- Это я, мамелюкъ, стоящій передъ тобою, -- отвѣчалъ Камараль-Земанъ.
   Хозяинъ пожелалъ, чтобы боченки были перенесены на корабль, что и было исполнено.
   -- Поспѣши, -- сказалъ онъ Камараль-Земану, -- такъ какъ вѣтеръ подулъ благопріятный.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ и пошелъ смотрѣть, какъ грузили его боченки.
   Вернувшись, онъ засталъ старика уже въ агоніи и, дождавшись его конца, закрылъ ему глаза и, приготовивъ тѣло для погребенія, похоронилъ его.
   Сдѣлавъ все это, онъ направился къ пристани, но тамъ узналъ, что корабль поднялъ паруса и ушелъ, и онъ простоялъ на берегу, пока тотъ не скрылся изъ его глазъ. Въ страшномъ горѣ и смущеніи вернулся онъ въ садъ и прахомъ посыпалъ себѣ голову. Онъ арендовалъ этотъ садъ у владѣльца и нанялъ человѣка поливать деревья, затѣмъ, спустившись въ подземелье, онъ сложилъ оставшееся золото въ пятьдесятъ другихъ боченковъ и сверху заложилъ оливами. На вопросъ его объ отошедшемъ кораблѣ ему сказали, что онъ ходитъ не болѣе одного раза въ годъ. Камараль-Земанъ пришелъ въ страшное смущеніе и горевалъ о томъ, что съ нимъ случилось, и въ особенности о потерѣ драгоцѣннаго камня царевны Бадуръ. Дни и ночи проводилъ онъ въ томъ, что плакалъ и декламировалъ стихи.
   Между тѣмъ, корабль шелъ попутнымъ вѣтромъ и приблизился къ острову Чернаго Дерева. Провидѣнію. угодно было, чтобы царевна Бадуръ сидѣла въ это время у окна и увидала корабль, бросавшій якорь. Сердце ея сильно забилось, и она вышла на берегъ съ своими царедворцами и увидала, какъ экипажъ выгружалъ товары въ магазины. Она подозвала хозяина и спросила у него, что онъ привезъ.
   -- Государь, -- отвѣчалъ хозяинъ, -- у меня есть и ароматическіе и врачебные порошки, пластыри и мази, дорогія ткани и богатые товары, имѣются различнаго рода курительныя эссенціи и спеціи, затѣмъ тамаринды и такія оливы, какихъ нигдѣ не найти.
   Услыхавъ это, она почувствовала сильное желаніе поѣсть оливъ и сказала хозяину корабля:
   -- Много ли ты привезъ оливъ?
   -- Пятьдесятъ большихъ боченковъ, -- отвѣчалъ онъ, -- нц хозяинъ ихъ не пріѣхалъ съ нами. Ты, государь, можешь взять сколько тебѣ угодно.
   -- Выгрузи ихъ, -- отвѣчала она, -- для того, чтобы я могъ посмотрѣть.
   Хозяинъ крикнулъ своему экипажу, который и выгрузилъ всѣ пятьдесятъ боченковъ, а она, раскупоривъ одинъ изъ нихъ, посмотрѣла на оливы и сказала:
   -- Я беру всѣ пятьдесятъ боченковъ и дамъ тебѣ ту цѣну, которую ты пожелаешь.
   -- Въ нашихъ мѣстахъ, -- отвѣчалъ ей хозяинъ, -- этотъ плодъ не имѣетъ никакой цѣны; но хозяинъ его бѣдный человѣкъ.
   Все-таки я хочу знать цѣну, -- сказала она.
   -- Тысяча серебряныхъ монетъ, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Я беру ихъ за эту цѣну.
   Она приказала перенести боченки во дворецъ, а съ наступленіемъ ночи одинъ изъ нихъ, по ея приказанію, подали къ ней въ комнату, и она открыла его. Въ комнатѣ не было никого, кромѣ нея и Хаятъ-Энъ-Нуфузъ; и она, поставивъ передъ царицей блюдо, стала класть на него оливы, съ которыми посыпались и червонцы.
   -- Да вѣдь это чистое золото!-- вскричала она.
   Й пошла осматривать всѣ боченки и нашла, что въ нихъ болѣе золота, чѣмъ оливъ, и среди золота она увидала драгоцѣнный камень. Взявъ его и разглядѣвъ, она узнала, что это тотъ самый камень, который былъ привязанъ къ тесемкѣ ея шароваръ, и который Камараль-Земанъ унесъ съ собою. Узнавъ его, она крикнула отъ радости и упала въ обморокъ; а опершись, въ душѣ проговорила:
   "Этотъ камень былъ причиною моей разлуки съ милымъ Камараль-Земаномъ, но онъ -- предвѣстникъ благополучія!"
   Затѣмъ она сообщила царевнѣ, что, найдя камень, она вѣритъ въ скорое свиданіе со своимъ милымъ. Утромъ она по своему обыкновенію сѣла на тронъ и прежде всего позвала къ себѣ хозяина корабля, который прійдя поцѣловалъ прахъ у ногъ ея.
   -- Гдѣ оставилъ ты хозяина этихъ оливъ?-- спросила она.
   -- Мы оставили его, о, царь вѣковъ, -- отвѣчалъ судохозяинъ,-- въ странѣ маговъ. Онъ садовникъ.
   -- Если ты не привезешь его сюда, -- продолжала она, -- то и представить себѣ не можешь, какое несчастіе случится съ тобой и съ твоимъ кораблемъ.
   Она отдала приказъ тотчасъ же наложить печати на всѣ магазины съ товарами и сказала купцамъ:
   -- Хозяинъ этихъ оливъ оскорбилъ меня, и мой должникъ, и если вы его не привезете, то я всѣхъ васъ убью и возьму ваши товары.
   Купцы обратились къ хозяину корабля и обѣщали заплатить ему за проѣздъ, только бы онъ избавилъ ихъ отъ этого тирана.
   Судохозяинъ вышелъ въ море, распустивъ паруса, и Господь устроилъ такъ, что онъ благополучно дошелъ до страны маговъ, причалилъ ночью и прямо пошелъ въ садъ. Случилось такъ, что въ эту ночь Камараль-Земану не спалось, и онъ все время думалъ о своей милой и плакалъ. Услыхавъ шумъ, онъ пошелъ отворить, и тутъ же у калитки, былъ схваченъ матросами и перенесенъ на корабль, который тотчасъ же распустилъ паруса и вышелъ въ море. Они плыли день и ночь, и все это время Камараль-Земанъ не зналъ, зачѣмъ его везутъ. Когда онъ спрашивалъ, за что поступили съ нимъ такъ, ему отвѣчали:
   -- Ты оскорбилъ царя острова Чернаго Дерева, сына царя Армануса, и укралъ у него цѣлое состояніе. Ахъ, ты, несчастный!
   -- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчалъ онъ, -- я никогда не бывалъ въ тѣхъ мѣстахъ, и совсѣмъ ихъ не знаю.
   Они продолжали плыть съ нимъ, пока не дошли до острова Чернаго Дерева, гдѣ свели его къ царевнѣ Бадуръ. Увидавъ его, царевна тотчасъ же узнала его и приказала передать евнухамъ для того, чтобы они свели его въ баню. Страхъ купцовъ она разсѣяла, а хозяину судна подарила почетное платье, цѣною въ десять тысячъ червонцевъ, послѣ чего она, отравилась къ Хаятъ-Энъ-Нуфузъ и все разсказала ей, прибавивъ:
   -- Сохрани эту тайну до тѣхъ поръ, пока я не исполню своего желанія и не сдѣлаю дѣла, достойнаго быть записаннымъ въ книгу для прочтенія царямъ и ихъ подданнымъ. Камараль-Земана свели въ баню и одѣли его тамъ въ царскую одежду, и, выйдя оттуда, онъ явился, какъ вѣтвь восточной ивы или какъ планета, при появленіи которой померкли и солнце, и луна, и спокойствіе души вернулось къ нему. Онъ вернулся во дворецъ и явился къ царю, а царевна Бадуръ, увидавъ его, удержалась, желая непремѣнно выполнить свою задачу. Она назначила ему мамелюковъ и прислугу, дала верблюдовъ и муловъ и выдала крупное содержаніе и такъ быстро повышала его, что весьма-скоро назначила государственнымъ казначеемъ, поручивъ ему всѣ сокровища. Она оказывала ему большія милости, и эмиры очень его полюбили. Царевна Бадуръ съ каждымъ днемъ увеличивала его содержаніе, и Камараль-Земанъ не могъ понять причины такихъ милостей. Изъ своего крупнаго жалованья онъ дѣлалъ богатые подарки, и царю Арманусу онъ служилъ такъ усердно, что тотъ полюбилъ его, какъ полюбили и эмиры, и сановники, и весь народъ, и даже клялись его именемъ.
   Но Камараль-Земанъ все время надивиться не могъ, за что царевна Бадуръ оказываетъ ему такія милости, и въ душѣ говорилъ:
   " Клянусь. Аллахомъ, такая любовь должна же имѣть какія-нибудь причины, или же этотъ царь оказываетъ мнѣ милость ради какой-нибудь дурной цѣли, и поэтому мнѣ лучше попросить позволенія уѣхать отсюда". Вслѣдствіе этого онъ явился къ царевнѣ Бадуръ и сказалъ ей:
   -- О, государь, ты оказалъ мнѣ великія милости, и довершишь свои благодѣянія, если позволишь мнѣ уѣхать отсюда, оставивъ здѣсь, все пожалованное тобою.
   Царевна Бадуръ улыбнулась и сказала:
   -- Что можетъ быть причиною, твоего желанія ѣхать и подвергаться опасностямъ, когда ты можешь жить здѣсь спокойно, осыпанный милостями?
   -- О, царь, -- отвѣчалъ Камараль-Земанъ, -- если меня осыпаютъ милостями безъ причины, то меня это удивляетъ, въ особенности же меня удивляетъ, что меня осыпаютъ почестями, какъ человѣка извѣстныхъ лѣтъ, тогда какъ я еще совсѣмъ мальчикъ. Царевна Бадуръ увела его къ себѣ въ комнату и тамъ открылась ему, и онъ увидалъ, что-это его-жена, царевна Бадуръ, дочь царя Эль-Гаюра, владѣтеля острововъ и морей, послѣ чего они обнялись и поцѣловались. Она разсказала ему отъ начала до конца все, что съ ней случилось, и онъ точно такъ же разсказалъ ей все, что съ нимъ было.
   Когда наступило слѣдующее утро и мракъ разсѣялся, царевна Бадуръ послала къ царю Арманусу и сообщила ему о себѣ всю правду, что она -- жена Камараль-Земана, и причину, почему они были разлучены. Царь Арманусъ, слушая ея разсказъ, не могъ надивиться. Онъ приказалъ написать его золотыми буквами и затѣмъ, посмотрѣвъ на Камараль-Земана, сказалъ ему:
   -- О, царскій сынъ, не хочешь ли ты заключить со мною союзъ и жениться на моей дочери Хаятъ-Энъ-Нуфузъ?
   -- Мнѣ надо посовѣтоваться объ этомъ съ царевной Бадуръ,-- отвѣчалъ онъ, -- такъ какъ я обязанъ ей безграничной благодарностью.
   На вопросъ мужа царевна отвѣчала:
   -- Это превосходное предложеніе! Женись на ней и я буду служить ей, такъ какъ на мнѣ лежитъ къ ней долгъ благодарности за тѣ милости, которыя она оказывала мнѣ, да и къ тому же мы живемъ у нихъ въ странѣ и обласканы ея отцомъ.
   Камараль-Земанъ, увидавъ, что царевна Бадуръ согласна на это и ревности не выказываетъ, передалъ свое согласіе царю Арманусу, прибавивъ, что царевна Бадуръ выразила желаніе служить Хаятъ-Энъ-Нуфузъ. Царь Арманусъ былъ очень доволенъ и, выйдя къ народу, тотчасъ же сѣлъ на тронъ и, собравъ всѣхъ эмировъ, визирей и царедворцевъ, сообщилъ имъ въ подробности всю исторію Камараль-Земана и жены его царевны Бадуръ, прибавивъ о своемъ желаніи выдать замужъ за Камараль-Земана свою дочь и назначить его султаномъ вмѣсто жены его Бадуръ.
   -- Разъ что Камараль-Земанъ мужъ царевны Бадуръ, -- отвѣчали всѣ присутствующіе,-- правившей нами до него и въ то время, какъ мы считали ее зятемъ нашего царя Армануса, то мы довольны этимъ назначеніемъ и всѣ будемъ вѣрно служить ему и никогда ему не измѣнимъ.
   Царь Арманусъ остался этимъ очень доволенъ и, призвавъ кадіевъ, свидѣтелей и всѣхъ сановниковъ государства, заключилъ брачный контрактъ между Камараль-Земаномѣ и его дочерью, царевной Хаятъ-Энъ-Нуфузъ. Онъ задалъ пиры, роздалъ почетныя одежды эмирамъ, военачальникамъ, одарилъ милостынею бѣдныхъ и неимущихъ и освободилъ всѣхъ заключенныхъ. Народъ радовался восшествію на престолъ царя Камараль-Земана, прося у Бога продолженія его жизни, славы и счастья. Лишь только онъ сдѣлался султаномъ, какъ утвердилъ уничтоженіе таможенной пошлины и, высказывая большое вниманіе къ своимъ подданнымъ, счастливо жилъ со своими двумя женами, выказывая обѣимъ полное безпристрастіе. Такъ онъ жилъ беззаботно долгое время, совершенно забывъ своего отца, царя Шахъ-Земана, и спокойствіе и счастье, которыми пользовался при немъ.
   

Исторія двухъ царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада.

   Послѣ этого Господь (да просвятится имя Его) благословилъ Камараль-Земана двумя сыновьями, родившимися отъ его двухъ женъ. Мальчики были, какъ два ясныхъ мѣсяца: старшій былъ сыномъ царевны Бадуръ и звали его царевичемъ Эль-Амджадомъ, а младшій былъ сыномъ Хаятъ-Энъ-Нуфузъ и звали его царевичемъ Эль-Асадомъ, и онъ былъ красивѣе старшаго. Росли они среди роскоши и заботливости и учили ихъ хорошимъ манерамъ и вѣжливости и, кромѣ того, чистописанію и разнымъ наукамъ, искусству править государствомъ и наѣздничеству, пока они не достигли полнаго совершенства и не сдѣлались такими привлекательными юношами, что всѣ женщины сходили по нихъ съ ума. До семнадцатилѣтняго возраста они выросли вмѣстѣ и никогда не разставались и всѣ завидовали имъ. Достигнувъ совершеннолѣтія, они поочередно приглашались въ залу суда и засѣдали въ отсутствіе отца.
   Судьбѣ угодно было, чтобы двѣ наложницы царя, изъ наиболѣе имъ любимыхъ, влюбились въ царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада. Они заигрывали съ ними, цѣловали ихъ, прижимали къ своей груди и когда которая-нибудь изъ матерей видѣла это, то думала, что это родственная привязанность. Любовь до такой степени овладѣла этими женщинами, что онѣ перестали ѣсть и пить и потеряли охоту ко сну.
   Царь отправился однажды на охоту и приказалъ сыновьямъ поочередно заниматься государственными дѣлами. Такимъ образомъ, въ первый день въ залѣ суда засѣдалъ Эль-Амджадъ, сынъ царевны Бадуръ, и чинилъ судъ и расправу. И влюбленная въ него женщина написала ему письмо, не въ силахъ будучи скрывать свою любовь, и объявляя, что она такъ его любитъ, что вполнѣ отдается ему и желаетъ соединиться съ нимъ. Она взяла бумагу и написала ему письмо такого содержанія:
   "Отъ бѣдной влюбленной женщины, огорченной и опечаленной, юность которой погибаетъ отъ любви, и которая безпредѣльно страдаетъ по тебѣ. Если бы я стала описывать Тебѣ все свое горе и испытываемую мною печаль, и грусть, и сильную любовь, пожирающую мое сердце, и какъ я плачу и стонаю, и какъ огорченное мое сердце разрывается на куски, и свое постоянное горе и тревогу, и несчастіе отъ разлуки, тоски и страшнаго желанія, то это было бы слишкомъ длинно для письма. Мнѣ стало тѣсно и на землѣ, и на небесахъ, и надежда и услада моя только въ тебѣ, такъ какъ я близка къ смерти и чувствую весь ужасъ кончины. Страсть моя достигла высшихъ предѣловъ, и если бы я стала описывать свое страстное желаніе, то для этого недостало бы бумаги". А въ заключеніе она написала слѣдующіе стихи:
   
   И если бъ я желала объяснить
   То пламя, что горитъ въ моей душѣ,
   И истощенье тѣла Моего,
   И силу всю моей безумной страсти,
   И всѣ страданія отъ возбужденья, --
   То не оставила бы ни одного я
   Клочка бумаги и ни одного
   Пера и всѣ чернила извела бы
   По всей землѣ я, такъ что родъ людской
   Лишился бы возможности писать.
   
   Она завернула письмо, въ кусокъ дорогой шелковой матеріи, сильно надушенный мускусомъ и амброй, и въ шелковый шнурокъ вплела прядь своихъ волосъ, для покупки которыхъ недостало бы всей казны, и, завернувъ все это въ платокъ, дала евнуху, приказавъ ему снести къ царевичу Эль-Амджаду.
   Евнухъ пошелъ, не подозрѣвая, что за это его ожидаетъ (такъ какъ тотъ, кому извѣстны всѣ тайны, поступаетъ по своему усмотрѣнію) и, прійдя во дворецъ царевича Эль-Амджада, онъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его и подалъ ему платокъ съ письмомъ. Царевичъ взялъ отъ него платокъ и, развернувъ его, нашелъ письмо, которое и прочелъ. Понявъ содержаніе письма, онъ увидалъ, что эта женщина замышляетъ обманъ и хочетъ поступить нечестно съ его отцомъ, царемъ Камараль-Земаномъ. Юноша страшно разсердился и, негодуя на коварство женщинъ, вскричалъ:
   -- Да будутъ прокляты коварныя женщины, лишенныя чувствъ и религіи!-- онъ обнажилъ свой мечъ и сказалъ евнуху:-- "Горе тебѣ, подлый рабъ! Какъ смѣлъ ты принести безчестное письмо отъ женщины, принадлежащей твоему господину! Клянусь Аллахомъ, въ васъ, неграхъ, ничего нѣтъ хорошаго: и по наружности и по душѣ вы отвратительны!" Онъ ударилъ его мечомъ по затылку съ такой силой, что отсѣкъ ему голову, послѣ чего, завернувъ письмо въ платокъ, онъ сунулъ его въ карманъ и пошелъ къ своей матери, чтобы разсказать ей обо всемъ случившемся, при чемъ прибавилъ:
   -- Всѣ вы, женщины, въ нѣкоторомъ отношеніи одна другой хуже. Клянусь Аллахомъ, если бы я не боялся огорчить отца, то я пошелъ бы къ этой женщинѣ и отрубилъ бы ей голову, какъ я отрубилъ голову евнуху.
   Онъ ушелъ отъ матери, не помня себя отъ гнѣва, и когда вѣсть о томъ, какъ онъ поступилъ съ евнухомъ, достигла до влюбленной женщины, то она стала бранить его, проклинать и, наконецъ, замыслила противъ него коварную уловку. Царевичъ Эль-Амджадъ провелъ этотъ день въ такой ярости и негодованіи, что ослабѣлъ, тѣмъ болѣе, что онъ не могъ ни ѣсть, ни пить, ни спать.
   На слѣдующее утро братъ его, царевичъ Эль-Асадъ, занялся дѣлами вмѣсто своего отца Камараль-Земана, и онъ судилъ, и рядилъ, и засѣдалъ въ залѣ суда до послѣобѣденной молитвы. Влюбленная же въ него женщина послала къ одной злой старухѣ и, Признавшись ей въ своей любви къ царевичу, взяла бумагу и написала письмо къ Эль-Асаду съ изъясненіемъ въ своей страсти и чрезмѣрной любви къ нему. Вотъ въ какихъ выраженіяхъ она писала ему:
   "Отъ погибающей отъ чрезмѣрной любви и желаній къ самому очаровательному предмету изъ всего человѣчества, отвертывающемуся отъ женщины, желающей соединиться съ нимъ, къ жестокому и гордому царевичу Эль-Асаду, одаренному поразительной красотой, блестящей наружностью, яснымъ челомъ и очаровательной свѣжестью. Пишу это письмо тому, любовь къ которому разстроила мое тѣло и размягчила мои кости. Знай, что терпѣнія у меня болѣе не стало, и что я прихожу въ отчаяніе: -- желанія и безсонница терзаютъ меня, и терпѣніе и сонъ покинули меня, а горе и тоска преслѣдуютъ меня, а любовь и желанія, какъ болѣзнь, истомили меня. Я готова пожертвовать для тебя своей жизнью и если тебѣ будетъ угодно убить женщину, въ тебя влюбленную, да продлитъ Аллахъ жизнь твою и да спасетъ тебя отъ зла!" -- И она прибавила слѣдующіе стихи:
   
   Судьба рѣшила, что я быть должна
   Возлюбленной твоей, о, ты, который
   Своими чарами сіяешь ярко,
   Какъ полная луна на небесахъ.
   Невыразимою ты обладаешь
   Пріятностью и краснорѣчьемъ мощнымъ,
   И всѣ земли творенья превосходишь
   Изяществомъ манеръ твоихъ прекрасныхъ.
   Пусть будешь ты мучителемъ моимъ,
   Я соглашусь на то безъ колебанья,
   Не удостоишь ли меня ты взглядомъ?
   О, счастлива та женщина земли,
   Которой страсть къ тебѣ приноситъ смерть!
   Но тѣ, которыя относятся къ тебѣ
   Безъ обожанья и горячей страсти,
   Не вымолвятъ передъ тобой ни слова.
   
   Она, сильно надушила платокъ пахучимъ мускусомъ и перевязала его шелковымъ шнуркомъ съ прядью волосъ, напоминающихъ шелкъ. Завязавъ, она вручила письмо старухѣ и приказала передать царевичу Эль-Асаду.
   Старуха, повинуясь ей, ушла во дворецъ царевича ЭльАсада, который былъ одинъ, когда она вошла. Она подала ему письмо и стала ждать отвѣта. Царевичъ Эль-Асадъ прочелъ письмо и, понявъ его содержаніе, снова перевязалъ его и сунулъ себѣ въ карманъ. Онъ пришелъ въ страшное негодованіе и проклиналъ коварныхъ женщинъ, затѣмъ, вскочивъ, онъ выхватилъ изъ ноженъ свой мечъ и, ударивъ старуху по шеѣ, снесъ съ ея плечъ голову и прямо прошелъ къ своей матери, которой, высказалъ свою злобу на женскій полъ. Послѣ этого онъ прошелъ къ брату, царевичу Эль-Амджаду, которому разсказалъ, что онъ убилъ старуху, явившуюся къ нему съ письмомъ, а царевичъ Эль-Амджадъ отвѣчалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, братъ мой, вчера въ то время, какъ я сидѣлъ на тронѣ, со мной случилось то же самое, что случилось съ тобой.
   И онъ разсказалъ ему всю исторію. Всю эту ночь они проговорили, проклиная коварныхъ женщинъ, и дали другъ другу слово хранить втайнѣ это дѣло, боясь, чтобы царь, отецъ ихъ, не убилъ обѣихъ обманщицъ. Такимъ образомъ, они, горюя, провели эту ночь.
   А на слѣдующее утро царь вернулся со своими войсками съ охоты и прошелъ къ себѣ во дворецъ. Отпустивъ эмировъ, онъ вошелъ во дворецъ и увидалъ обѣихъ женщинъ, влюбившихся въ его сыновей, въ постели и совершенно больныхъ. Онѣ составили заговоръ противъ царевичей и условились погубить ихъ, такъ какъ онѣ опозорились въ ихъ глазахъ и боялись, что поступки ихъ сдѣлаются извѣстны. Царь, увидавъ ихъ въ такомъ положеніи, тотчасъ же спросилъ:
   -- Что это съ вами?
   Онѣ встали, поцѣловали ему руки и, искажая дѣло, отвѣчали:
   -- Знай, о, царь, что сыновья твои, съ любовью воспитанные тобой, поступили, противъ тебя коварно и, влюбившись въ расъ, хотѣли обезчестить тебя.
   При этихъ словахъ въ глазахъ у Камараль-Земана потемнѣло, и онъ такъ разгнѣвался, что не помнилъ себя и вскричалъ:
   -- Объясните мнѣ все подробно.
   Каждая изъ обманщицъ разсказала исторію, какая взбрела ей на умъ, и обѣ онѣ горько плакали передъ царемъ.
   Царь, увидавъ ихъ слезы и услыхавъ разсказъ, убѣдился въ справедливости ихъ словъ и, не помня себя отъ негодованія вскочилъ, чтобы броситься на своихъ сыновей и убить ихъ. Но тесть его, царь Арманусъ, встрѣтился ему. Онъ только что узналъ о. его возвращеніи и пришелъ поздороваться съ нимъ. Увидавъ его съ обнаженнымъ мечомъ и съ кровью, капавшею изъ ноздрей, вслѣдствіе гнѣва, спросилъ, что такъ встревожило его. Камараль-Земанъ сообщилъ ему, какъ сыновья виновны передъ нимъ, и прибавилъ:
   -- Я иду къ нимъ, чтобы самымъ позорнымъ образомъ убить ихъ, для примѣра другихъ.
   Тесть его, царь Арманусъ, точно такъ же разгнѣвался на юношей и сказалъ:
   -- И хорошо сдѣлаешь, сынъ мой, и Господь не пошлетъ милости сыновьямъ, рѣшающимся такимъ образомъ задѣть честь своего отца; но все-таки они твои сыновья и убивать ихъ собственноручно не годится. Убивая ихъ, ты будешь свидѣтелемъ ихъ мученій и потомъ раскаешься, что убилъ ихъ, когда раскаяніе уже ни къ чему не поведетъ. Пошли ихъ съ однимъ изъ твоихъ мамелюковъ, для того, чтобы онъ убилъ ихъ въ пустынѣ, вдали отъ твоихъ глазъ.
   Царь Камараль-Земанъ, услыхавъ совѣтъ своего тестя, царя Армануса, совершенно одобрилъ его. Онъ вложилъ въ ножны свой мечъ и, вернувшись, сѣлъ на тронъ и позвалъ къ себѣ своего казначея, дряхлаго старика, весьма опытнаго въ дѣлахъ.
   -- Отправляйся къ моимъ сыновьямъ, -- сказалъ ему царь,-- и крѣпко свяжи имъ назадъ руки, затѣмъ положи ихъ въ два ящика, а ящики поставь на мула, а самъ сядь на лошадь и поѣзжай въ пустыню и убей ихъ, послѣ чего наполни двѣ бутылки ихъ кровью и привези мнѣ поскорѣе.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ казначей.
   Поднявшись, онъ пошелъ къ Эль-Амджаду и Эль-Асаду, которыхъ встрѣтилъ въ сѣняхъ, направлявшихся во дворецъ. Они одѣлись въ самыя богатыя одежды, намѣреваясь посѣтить отца, поклониться ему и поздравить его съ благополучнымъ возвращеніемъ съ охоты. Казначей, увидавъ ихъ, наложилъ на нихъ руку, сказавъ:
   -- О, дѣти мои, вы знаете, что я слуга, обязанный повиноваться приказаніямъ вашего отца. А вы готовы ли повиноваться ему?
   -- Готовы, -- отвѣчали они.
   Услыхавъ этотъ отвѣтъ, казначей связалъ имъ назадъ руки, положилъ въ два ящика и, поставивъ ящики на мула, выѣхалъ съ ними за городъ. Онъ ѣхалъ по пустынѣ вплоть до полудня, когда остановился въ печальной и пустынной мѣстности и, соскочивъ съ коня, снялъ съ мула ящики и открылъ ихъ, вывелъ Эль-Амджада и Эль-Асада. Посмотрѣвъ на нихъ, онъ горько заплакалъ, сожалѣя ихъ красоту и молодость, и затѣмъ, обнаживъ мечъ, сказалъ имъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, государи мои, мнѣ тяжело такъ отвратительно поступитъ съ вами; но въ этомъ случаѣ меня можно извинить, такъ какъ я слуга и долженъ повиноваться вашему отцу, царю Камараль-Земану, приказавшему мнѣ срубить вамъ головы.
   -- О, эмиръ, -- отвѣчали они ему, -- поступай такъ, какъ приказалъ тебѣ царь; такъ какъ мы должны терпѣливо перенести то, что Господь постановилъ сдѣлалъ съ нами, и ты не отвѣтишь за то, что пролилъ нашу кровь.
   Они поцѣловали другъ друга и простились, а Эль-Асадъ сказалъ казначею:
   -- Аллахомъ умоляю Тебя, дядюшка, не допускай, чтобы я видѣлъ страданія и кончину брата моего; но убей меня раньше его, чтобы мнѣ легче было перенести мое несчастіе.
   Эль-Амджадъ сказалъ казначею то же самое, что говорилъ и братъ его, и умоляла, убить его раньше брата, говоря:
   -- Братъ моложе меня и поэтому не терзай меня зрѣлищемъ его страданій.
   Оба они горько заплакали и казначей, глядя на нихъ, тоже заплакалъ, а братья снова обнялись и простились, говоря:
   -- Несомнѣнно, это дѣло этихъ двухъ безстыдныхъ женщинъ, и сила и власть только въ рукахъ Божьихъ! Конечно, мы принадлежимъ Ему и зависимъ отъ Него.
   А Эль-Асадъ, обнявъ брата, вздохнулъ и проговорилъ:
   
   Прибѣжище для всѣхъ скорбей и жалобъ
   И всѣхъ пристанище тревожныхъ духомъ,
   Ты всякое желанье исполняешь!
   Вѣдь для меня нѣтъ выхода другого,
   Какъ съ бурными моленьями стучать
   По двери милосердья Твоего!
   И если ты мольбамъ моимъ откажешь,
   Въ чью дверь тогда могу стучаться я?
   О, Ты, чьей доброты сокровища даетъ
   Намъ слово властное Твое: "Да будетъ!" --
   Будь милосердымъ къ горю моему!
   Вѣдь Ты добра и блага воплощенье!
   
   Эль-Амджадъ, услыхавъ стенанья брата, тоже заплакалъ и, прижавъ его къ своей груди, продекламировалъ:
   
   О, Ты, который оказалъ мнѣ много
   Благодѣяній разныхъ и дарамъ
   Котораго нѣтъ мѣры и числа!
   Со мною до сихъ поръ не приключилось
   Ни одного несчастій и бѣды,
   Но я нашелъ Тебя готовымъ помощь
   Мнѣ оказать въ любой несчастья день!
   
   -- Умоляю тебя всемогущимъ, всевышнимъ Богомъ, -- сказалъ Эль-Амджадъ, -- Покровителемъ небеснымъ, убить меня ранѣе брата, Эль-Асада; можетъ-быть, пламя моего сердца такъ сильно вспыхнетъ, что горѣть болѣе не будетъ

   Но Эль-Асадъ, плача, сказалъ:
   -- Впередъ буду убитъ я.
   -- А всего лучше, -- сказалъ Эль-Амджадъ, -- намъ обняться и стоять такъ, чтобы мечъ сразу срубилъ обѣ наши головы.
   И когда они, обнявшись, встали лицомъ къ лицу, казначей связалъ ихъ и заплакалъ точно такъ же, какъ и они. Затѣмъ онъ обнажилъ мечъ и сказалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, государи мои, что убивать мнѣ васъ нелегко. Нѣтъ ли у васъ какихъ-нибудь желаніи? Если есть, то я исполню ихъ. Или нѣтъ ли порученій? Если есть, то я исполню ихъ. Не хотите ли передать что-нибудь? То я передамъ.
   -- Желаній у насъ нѣтъ никакихъ, -- отвѣчалъ Эль-Амдрадъ,-- относительно же порученій я желалъ бы поручитъ тебѣ поставить меня ближе къ тебѣ, для того, чтобы ударъ твой поразилъ меня перваго; а затѣмъ, когда ты насъ убьешь и вернешься къ царю, который непремѣнно спроситъ тебя о томъ, что мы говорили передъ смертью, ты можешь отвѣтить ему: "Сыновья твои посылаютъ тебѣ поклонъ и поручили сказать тебѣ, что ты, не зная, виновны они или нѣтъ, приказалъ убить ихъ, не удостовѣрившись въ ихъ виновности и не разсмотрѣвъ ихъ дѣла". И затѣмъ повтори ему эти стихи:
   
   То истина, что женщины всегда
   Есть дьяволы, рожденные для насъ.
   Онѣ источникъ всѣхъ несчастій тѣхъ,
   Которыя среди людей явились
   Въ дѣлахъ мірскихъ и въ поклоненьи Богу!
   
   -- Отъ тебя мы желаемъ только, -- сказалъ Эль-Амджадъ,-- чтобы ты повторилъ ему эти стихи. Теперь же я попрошу тебя повременить немного, чтобы я могъ сказать брату своему слѣдующее:
   И, горько заплакавъ, онъ сказалъ:
   
   Себѣ примѣромъ взять царей мы можемъ,
   Еще до насъ покинувшихъ сей міръ.
   А сколько ихъ, и малыхъ и великихъ,
   Ходило той же самою стезей!
   
   Казначей, услыхавъ стихи, тоже горько заплакалъ и слезами смочилъ себѣ даже бороду, а глаза Эль-Асада наполнились слезами и онъ продекламировалъ слѣдующее:
   
   Судьба по собственной своей природѣ
   Полна и лживости и ухищреній.
   Миражъ пустыни чрезвычайно сходенъ
   Съ ея зубовъ блестящими рядами,
   И передъ мракомъ страхъ напоминаютъ
   Ея холодные и черные глаза.
   Мной причиненная судьбѣ обида
   (Вѣдь мстительна природа у нея)
   Есть только острый мечъ, которымъ
   Она своей карающей рукою
   Закалываетъ воина того,
   Что къ ней своей спиною повернулся.
   
   Кончивъ стихотвореніе, Эль-Асадъ обнялъ брата своего такъ крѣпко, что они казались однимъ тѣломъ, а казначей, взмахнувъ мечомъ, только что хотѣлъ ударить имъ, но вдругъ лошадь его вздрогнула и бросилась бѣжать въ пустыню. Лошадь его стоила тысячу червонцевъ, и на ней, кромѣ того, было роскошное сѣдло, стоящее весьма дорого. Поэтому-то казначей отбросилъ отъ себя мечъ и побѣжалъ за лошад ъ я одинъ
   Тобой, владычица моя, я знаю
   Лишь горести, терзанья и мученья.
   Поэтому не думай ты, что я,
   Мою любовь къ тебѣ покинуть могъ;
   Вѣдь возбудило бы все это страхъ
   Въ проклятьемъ заклейменномъ человѣкѣ.
   Ты удалилась, и мое все счастье
   Уѣхало съ тобой и то, что было
   Свѣтло и ясно, стало для меня
   Совсѣмъ темно и скрыто полнымъ мракомъ.
   Оставила меня ты созерцать
   Сіянье звѣздъ въ моей тоскѣ глубокой,
   И льющимъ слезъ потоки, какъ проливной
   Льетъ дождь на землю множество воды.
   О, ночь, ты утомительна тому,
   Кто безпокоенъ и въ томленьѣ страстномъ
   Любви своей взираетъ на луну!
   О, вѣтеръ, если будешь пролетать ты
   Въ тѣхъ племенахъ, гдѣ милая живетъ,
   Ты передай ей мой привѣтъ: вѣдь жизнь
   Моя кратка; и опиши ты ей
   Мои всѣ муки и страданья жизни.
   Возлюбленной моей вѣдь неизвѣстно,
   Въ какомъ я положеньѣ нахожусь.
   
   Досказавъ эти стихи, онъ заплакалъ такъ горько, что лишился чувствъ, а когда пришелъ въ себя, то Абдулъ-Эль-Кудусъ сказалъ ему:
   -- О, сынъ мой, вѣдь у тебя есть мать! Не причиняй ей горя, отнявъ себя у нея.
   -- Клянусь Аллахомъ, господинъ мой, -- отвѣчалъ ему Гасанъ, -- я не вернусь къ ней, не встрѣтивъ жены или смерти!
   Онъ началъ плакать, стонать и говорить, стихи, и шейкъ ясно видѣлъ, что ему не отвлечь его отъ его настоящаго намѣренія, и поэтому онъ вручилъ ему письмо, помолился за него и далъ ему нужныя указанія.
   -- Въ письмѣ,-- сказалъ онъ,-- я написалъ все, что нужно, къ Абуръ-Рувейшу, сыну Балькизы, дочери проклятаго шайтана, такъ какъ онъ -- мой шейкъ и учитель, и всѣ люди и шайтаны поклоняются ему и боятся его. Ну, такъ отправляйся, и Господь съ тобою.
   Гасанъ отправился, пріударивъ лошадь, которая понеслась быстрѣе молніи. Такъ летѣлъ онъ въ продолженіе десяти, дней, пока не увидалъ передъ собою большой, черный, неясный предметъ, занимавшій мѣсто между востокомъ и западомъ; подъѣхавъ къ нему ближе, онъ увидалъ лошадей, собиравшихся кругомъ него, и чѣмъ дальше онъ ѣхалъ, тѣмъ лошадей собиралось больше, и онѣ такъ обступили его, что мѣшали ему ѣхать. Гасанъ пришелъ въ ужасъ, но все-таки скакалъ, пока не подъѣхалъ къ пещерѣ, о которой ему говорилъ шейкъ Абдулъ-Эль-Кудусъ и у двери которой лошадь его остановилась; онъ, соскочивъ съ нея, бросилъ ей на шею поводья. Лошадь вошла въ пещеру, а Гасанъ остался у входа, какъ ему приказалъ шейкъ. Онъ ждалъ, раздумывая о своемъ дѣлѣ и не зная, чѣмъ оно кончится. Такъ прождалъ онъ у входа пять дней, не закрывая по ночамъ глазъ и не осушая слезъ при мысли о домѣ, родныхъ и друзьяхъ. Думая о матери, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ думалъ и о разлукѣ съ женою и дѣтьми и невольно декламировалъ стихи, и какъ разъ въ это время къ нему вышелъ Абуръ-Рувейшъ. Онъ былъ чернаго цвѣта и одѣтъ весь въ черное. Гасанъ, увидавъ его, тотчасъ же узналъ его по описанію. Онъ бросился къ нему, щеками прикасался къ его ногамъ и, поставивъ его ногу себѣ на голову, заплакалъ.
   -- Что у тебя до меня за дѣло, сынъ мой?-- сказалъ ему Абуръ~Рувейшъ.
   Гасанъ протянулъ къ нему руку съ письмомъ и подалъ его шейку, который, принявъ его, не говоря ни слова, вернулся въ пещеру, а Гасанъ, горько плача, остался опять у входа. Тамъ онъ стоялъ цѣлыхъ пять дней, испытывая страшную тревогу и боязнь. Онъ не спалъ и постоянно плакалъ и терзался.
   Наконецъ къ нему вышелъ шейкъ Абуръ-Рувейшъ въ бѣлой одеждѣ и знакомъ приказалъ ему слѣдовать за собою въ пещеру, куда шейкъ ввелъ его за руку; Гасанъ убѣдился изъ этого, что дѣло его не проиграно. Цѣлыхъ полдня шейкъ шелъ по пещерѣ и Гасанъ за нимъ; наконецъ они пришли къ воротамъ со сводами и стальными дверями. Дверь эту шейкъ отворилъ и они вошли въ проходъ со сводами, украшенный золотомъ и каменьями. По этому проходу они прошли въ гостиную, очень большую и отдѣланную мраморомъ; посрединѣ ея былъ садъ со всевозможными фруктовыми деревьями, цвѣтами и птицами, звонко распѣвавшими хвалебные гимны Создателю. Въ гостиной было четыре Ливана, одинъ насупротивъ другого, и въ каждомъ Ливанѣ было до фонтану съ золотымъ львомъ въ углу. Въ каждомъ Ливанѣ стояло до креслу, а на креслѣ сидѣло по человѣку со множествомъ книгъ передъ нимъ и съ золотой жаровней, служившей курильницей. Передъ каждымъ изъ этихъ шейковъ сидѣли ученики и читали имъ книги. При появленіи шейка съ Гасаномъ они встали и почтительно поклонились, а шейкъ Абуръ-Рувейшъ знакомъ приказалъ имъ отпустить учениковъ. Когда ученики удалились, четыре шейка сѣли передъ Абуръ-Рувейшемъ и спросили у него, что за человѣкъ Гасанъ. Шейкъ подозвалъ Гасана и сказалъ ему:
   -- Разскажи этимъ шейкамъ свою исторію съ начала до конца и все, что съ тобою случилось.
   Гасанъ горько заплакалъ и разсказалъ имъ свою исторію; а когда онъ кончилъ, всѣ шейки крикнули и спросили:
   -- Такъ это тебя, по милости мага, птицы поднимали на гору зашитаго въ кожу верблюда?
   -- Да, -- отвѣчалъ Гасанъ.
   Они обратились къ шейку Абуръ-Рувейшу.
   -- О, шейкъ нашъ!-- сказали они.-- Баграмъ поднялъ его на гору, но какъ же удалось ему спуститься съ горы? и какія чудеса видѣлъ онъ тамъ?
   -- Гасанъ, -- сказалъ Абуръ-Рувейшъ, -- разскажи имъ, какъ ты спустился и какія чудеса видѣлъ ты тамъ?
   Гасанъ разсказалъ имъ все, что съ нимъ случилось, какимъ образомъ магъ попалъ къ нему въ руки, и онъ убилъ его, и какъ жена его поступила съ нимъ коварно, -- похитила его дѣтей и улетѣла, и какія страданія ему пришлось пережить. И всѣ присутствующіе очень удивлялись его разсказу.
   -- Шейкъ шейковъ, -- сказали они потомъ Абуръ-Рувейшу, -- клянемся Аллахомъ, этотъ молодой человѣкъ достоинъ сожалѣнія! Поэтому, можетъ-быть, ты согласишься помочь ему освободить жену и дѣтей.
   -- О, братья мои, отвѣчалъ Абуръ-Рувейшъ,-- поистинѣ это не легкое и опасное дѣло, и я не встрѣчалъ человѣка, который былъ бы такъ равнодушенъ къ жизни, какъ Гасанъ. Вы знаете, какъ трудно добраться до острововъ Вакъ-Вакъ; никто безъ опасности жизни еще не пробирался туда, и вы знаете, какъ сильны обитатели и войска ихъ. Я поклялся, что никогда нога моя не ступитъ къ нимъ, и я никогда туда не покажусь. Какъ можетъ этотъ человѣкъ добраться до дочери царя, кто проводитъ его туда и кто поможетъ ему?
   -- О, шейкъ шейковъ, -- сказали еы, у присутствующіе,-- посмотри, вѣдь любовь совсѣмъ изсушила этого человѣка; онъ рисковалъ своей жизнью и привезъ тебѣ письмо отъ твоего брата Абдулъ-Эль-Кудуса, поэтому тебѣ слѣдуетъ помочь ему.
   Тутъ Гасанъ всталъ и поцѣловалъ ноги Абуръ-Рувейшу и, поднявъ его полу, положилъ на нее свою голову и заплакалъ.
   -- Аллахомъ умоляю тебя, -- сказалъ онъ, -- соединить меня съ женою и дѣтьми, хотя бы изъ-за этого мнѣ пришлось лишиться жизни и души!
   Присутствующіе, видя его слезы, тоже заплакали и сказали шейку Абуръ-Рувейшу:
   -- Пріобрѣти вознагражденіе, которое будетъ дано за этого несчастнаго, и будь къ нему великодушенъ ради брата твоего Абдулъ-Эль-Кудуса.
   -- Поистинѣ, -- отвѣчалъ шейкъ, -- мнѣ жаль этого человѣка, такъ какъ онъ не знаетъ, за что берется, но мы поможемъ ему, насколько это будетъ возможно.
   Услыхавъ это, Гасанъ обрадовался и поцѣловалъ ему руку. Онъ поцѣловалъ руки и всѣмъ другимъ шейкамъ и просилъ ихъ помощи. А Абуръ-Рувейшъ взялъ бумагу и чернильницу и, написанъ письмо, запечаталъ его и подалъ Гасану. Онъ, кромѣ того; далъ небольшой кожаный мѣшочекъ, въ которомъ лежалъ порошокъ, и кремень съ огнивомъ и сказалъ:
   -- Береги этотъ мѣшочекъ; когда попадешь въ затруднительное положеніе, брось въ огонь немного этого порошка и призови меня; я тотчасъ же къ тебѣ явлюсь и выручу тебя.
   Затѣмъ онъ приказалъ одному изъ присутствующихъ позвать къ нему Летающаго шайтана, который тотчасъ же явился.
   -- Какъ тебя зовутъ?-- спросилъ его шейкъ.
   -- Я рабъ твой Дахнатъ, сынъ Факташа, -- отвѣчалъ шайтанъ.
   -- Подойди ко мнѣ поближе, -- продолжалъ шейкъ, и когда шайтанъ подошелъ къ нему, онъ сказалъ ему. на ухо нѣсколько сливъ, въ отвѣтъ на что шайтанъ покачалъ головою. Послѣ этого шейкъ сказалъ Гасану:
   -- Послушай, сынъ май, садись на плечо этого шайтана, Летающаго Дахната, но когда онъ поднимется съ тобою въ поднебесье, не упоминай Господа, потому что въ такомъ случаѣ ты погибнешь.;
   -- Не упомяну, -- сказалъ Гасанъ.
   -- И вотъ еще что, Гасанъ, -- продолжалъ шейкъ, -- онъ на слѣдующій день, незадолго до разсвѣта, поставитъ тебя на чистую, бѣлую, какъ камфару, землю и послѣ этого тебѣ придется итти десять дней, пока ты не придешь къ воротамъ города. Входи въ городъ и спроси царя и, увидавшись съ нимъ, поклонись ему, поцѣлуй у него руку и передай -ему письмо, и исполни все, что бы онъ ни сказалъ тебѣ.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ Гасанъ.
   Онъ всталъ въ одно время съ шайтаномъ, шейки также встали и стали молиться; потомъ поручили Гасана шайтану, приказавъ беречь его.
   Взявъ Гасана на плечо, шайтанъ поднялся съ нимъ въ поднебесье и летѣлъ день и ночь, а съ разсвѣтомъ онъ поставилъ его на землю, бѣлую, какъ камфара, и, оставивъ его тамъ, самъ улетѣлъ. Гасанъ, почувствовавъ подъ собою почву и увидавъ, что онъ одинъ, пошелъ дальше и шелъ въ продолженіе десяти дней, пока не подошелъ къ городскимъ воротамъ, въ которыя онъ вошелъ и спросилъ царя. Его провели къ царю и сказали, что его зовутъ Гасуномъ, царемъ Камфарной страны, и что у него такое множество солдатъ и войскъ, что ими можно запрудить всю землю. Гасанъ просилъ позволеніе явиться къ царю; позволеніе это ему было дано и онъ, прійдя къ нему, увидалъ, что это -- величественный царь, и поцѣловалъ прахъ у ногъ его.
   Какое у тебя до меня дѣло?-- спросилъ у него царь.
   Гасанъ поцѣловалъ письмо и подалъ ему. Царь, взявъ письмо, прочелъ его и покачалъ головой, послѣ чего онъ сказалъ одному изъ своихъ главныхъ царедворцевъ:
   -- Проводи этого молодого человѣка и помѣсти его въ домѣ для гостей.
   Царедворецъ повелъ Гасана и помѣстилъ его въ домъ для гостей, гдѣ онъ и прожилъ три дня, никого не видя, кромѣ прислуживавшаго ему евнуха, который разговаривалъ съ нимъ, утѣшалъ его и разспрашивалъ о его дѣлахъ и какимъ образомъ онъ попалъ къ нимъ. Гасанъ все ему разсказалъ. На четвертый день евнухъ свелъ его къ царю.
   -- О, Гасанъ, -- сказалъ ему царь, -- ты пріѣхалъ ко мнѣ и желаешь проѣхать на острова Вакъ-Вакъ, какъ шейкъ шейковъ пишетъ мнѣ. О, сынъ мой, на этихъ дняхъ я пошлю тебя туда, по знай, что тебѣ встрѣтятся большія опасности: тебѣ придется ѣхать по тридцати пустынямъ съ опасными мѣстами. Но будь терпѣливъ, такъ какъ все для тебя кончится благополучно. Мнѣ придется прибѣгнутъ къ хитрости, чтобы дать тебѣ возможность достигнуть твоихъ желаній, если на то будетъ воля Божья. Знай, о, сынъ мой, что солдаты Эдъ-Дейлеша, вооруженные и на іюняхъ, хотѣли пробраться на острова Вакъ-Вакъ, и это имъ не удалось. Но, сынъ мой, paди шейка шейковъ Абуръ-Рувейша, сына дочери проклятаго шайтана, я не могу отправить тебя назадъ къ нему, не исполнивъ твоего желанія. Скоро къ намъ придутъ корабли съ острововъ Вакъ-Вакъ; лишь только первый изъ нихъ придетъ, я посажу тебя на него и поручу тебя матросамъ, чтобы они свез'ли тебя на острова Вакъ-Вакъ. Если же кто-нибудь спроситъ тебя, кто ты такой и зачѣмъ пріѣхалъ, скажи, что ты родственникъ Гасуна, царя Камфарной земли. Когда же корабль пристанетъ къ берегу, и капитанъ скажетъ тебѣ, чтобы ты выходилъ, ты выйди. По берегу ты увидишь много скамеекъ, выбери себѣ которую-нибудь изъ нихъ, и сядь, не трогаясь съ мѣста, около нея. Когда же начнетъ смеркаться, и ты увидишь, что войско, состоящее изъ женщинъ, окружило разложенные товары, протяни руку и захвати хозяйку той скамьи, около которой ты пріютился, и проси ея покровительства. Знай, сынъ мой, что если она возьметъ тебя подъ свое покровительство, то дѣло твое будетъ улажено, и ты доберешься до своей жены и дѣтей. Если же она отвернется отъ тебя, то горе тебѣ, такъ какъ гибель твоя неизбѣжна. Помни, сынъ мой, что ты подвергаешь себя опасности и что я ничего кромѣ этого сдѣлать тебѣ не могу. И миръ надъ тобою. Знай тоже, что если бы Господь не помогалъ тебѣ, то ты не былъ бы здѣсь.
   Выслушавъ царя, Гасанъ заплакалъ такъ, что лишился чувствъ; а прійдя въ себя, сказалъ такъ:
   
   Срокъ постановленный -- мой вѣрный жребій;
   Когда же дни окончатся его,
   Тогда умру я. Если бы въ лѣсахъ
   Со мною состязались львы, то я
   Ихъ побѣдилъ бы, если бъ оставался
   Какой-нибудь остатокъ дней до срока.
   
   Сказавъ эти стихи, онъ поцѣловалъ прахъ у ногъ царя и сказалъ ему:
   -- О царь, скажи мнѣ, сколько остается дней до прихода кораблей?
   -- Можетъ-быть, съ мѣсяцъ, -- отвѣчалъ онъ,-- а здѣсь они останутся и будутъ грузить товары мѣсяца два, потомъ вернутся къ себѣ на острова; поэтому не надѣйся отправиться туда ранѣе трехъ мѣсяцевъ.
   Царь отправилъ Гасана въ помѣщеніе для гостей и велѣлъ подать ему все, что бы онъ ни потребовалъ изъ царской пищи и напитковъ. Гасанъ прожилъ тамъ цѣлый мѣсяцъ, и послѣ этого пришли корабли. Царь и купцы пришли къ Гасану и взяли его съ собой на суда. На одномъ изъ кораблей онъ увидалъ столько людей, что ихъ сосчитать было нельзя; корабль этотъ стоялъ далеко въ морѣ, а товары перевозились на него на маленькихъ лодочкахъ.
   Гасанъ прожилъ все время, пока товары перевозились и, наконецъ, до отъѣзда осталось всего три дня. Царь призвалъ Гасана къ себѣ, приготовилъ ему все, что нужно въ дорогу, и осыпалъ его милостями. Послѣ этого онъ потребовалъ къ себѣ капитана и сказалъ ему:
   -- Возьми этого молодого человѣка съ собой и никого не знакомь съ нимъ. Свези его на острова Вакъ-Вакъ, а назадъ не привози, но оставь тамъ.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ капитанъ.
   -- А ты, Гасанъ, -- продолжалъ царь,-- не разсказывай никому изъ своихъ спутниковъ своей исторіи и не говори, кто ты, а иначе ты погибнешь.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ и, простившись съ царемъ, помолился о его долгоденствіи и о ниспосланіи ему побѣды надъ врагами и завистниками, а царь помолился за его счастливый путь и за исполненіе его желанія. Послѣ этого онъ поручилъ его капитану, который велѣлъ принести сундукъ и,положивъ Гасана въ сундукъ, перевезъ его на корабль, который былъ уже готовъ къ отплытію.
   Послѣ этого корабли вышли въ море и шли въ продолженіе десяти дней, а на одиннадцатый подошли къ берегу. Капитанъ снялъ Гасана съ корабля; онъ пошелъ вдоль берега и увидалъ безчисленное множество скамеекъ. Выбравъ лучшую скамью, онъ спрятался позади нея. Съ наступленіемъ вечера появилась громадная толпа женщинъ, которыя несли въ рукахъ свои мечи, одѣты онѣ всѣ были въ кольчуги. Тутъ же были разложены привезенные товары, которые онѣ и стали разсматривать. Послѣ этого онѣ сѣли на скамейки, чтобы отдохнуть; одна изъ нихъ сѣла на скамейку, за которой спрятался Гасанъ. Онъ тотчасъ же взялъ подолъ ея платья и, положивъ его къ себѣ на голову, подвинулся къ ней и началъ цѣловать ей руки и ноги и плакать.
   -- Встань, -- сказала она ему, -- чтобы тебя кто-нибудь не замѣтилъ и не убилъ.
   Онъ всталъ и снова сталъ цѣловать ей руки.
   -- О, госпожа моя,-- сказалъ онъ, -- я прошу твоего покровительства! Сжалься надо мною, несчастнымъ, разлученнымъ съ своими родными, женою и дѣтьми, и, не жалѣя жизни, пришедшимъ, чтобы соединиться съ ними/'Сжалься надо мною и будь увѣрена, что будешь вознаграждена за это въ раю. А если ты не сжалишься надо мною, то Аллахомъ умоляю тебя никому обо мнѣ не разсказывать!
   Женщина пристально смотрѣла на него въ то: время, какъ онъ говорилъ, и видя, какъ онъ униженно умоляетъ ее, она сжалилась надъ нимъ, понимая очень хорошо, что если онъ рисковалъ своей жизнью, то рисковалъ только ради какого-нибудь очень серьезнаго дѣла.
   -- О, сынъ мой, -- сказала она Гасану, -- успокойся и ободрись! Спрячься попрежнему подъ скамью и пробудь тамъ до завтрашняго вечера, и Господь сдѣлаетъ то, что Ему будетъ угодно.
   Послѣ этого она простилась съ нимъ, а Гасанъ спрятался подъ скамью. Женская армія зажгла благовонныя свѣчи, которыя горѣли до утра. А когда стало разсвѣтать, корабли вернулись къ берегу и стали выгружать товары, а Гасанъ все время сидѣлъ спрятавшись подъ скамьей, не зная, что съ нимъ будетъ.
   Въ это время къ нему подошла та женщина, покровительства которой онъ просилъ, и подала ему кольчугу, мечъ, поясъ и копье, послѣ чего она ушла отъ него, боясь другихъ женщинъ-воиновъ. Изъ этого онъ понялъ, что ему все это дано для того, чтобы онъ одѣлся; выйдя изъ-подъ скамьи, онъ надѣлъ кольчугу, подвязалъ мечъ, взялъ копье и сѣлъ на скамейку. Все это время онъ благодарилъ Господа и просилъ Его милости и какъ разъ въ это время увидалъ приближавшуюся съ факелами, фонарями и свѣчами женскую армію, Гасанъ всталъ, примкнулъ къ арміи, такъ какъ одѣтъ онъ былъ совершенно такъ же, какъ женщины-солдаты. Съ наступленіемъ разсвѣта армія двинулась, и Гасанъ пошелъ вмѣстѣ съ нею, пока каждая изъ женщинъ не вошла къ себѣ въ палатку. Гасанъ тоже вошелъ въ палатку той изъ нихъ, которой онъ просилъ покровительства. Войдя въ палатку, она сняла свое орудіе и сняла кольчугу и открыла лицо; а Гасанъ, также снявъ орудіе, взглянулъ на свою покровительницу и увидалъ, что глаза у нея свѣтлые, носъ широкій, что она безобразнѣе самаго безобразія, рябая, безъ бровей, безъ зубовъ, съ ввалившимися щеками, сѣдая, слюнявая, почти лысая, и напоминаетъ отвратительную змѣю. Она же, взглянувъ на Гасана, немного удивилась и подумала:
   "Какимъ образомъ человѣкъ этотъ попалъ въ нашу страну, на какомъ кораблѣ онъ пріѣхалъ и какъ онъ благополучно добрался сюда?"
   Она начала разспрашивать его и выражать свое удивленіе, а Гасанъ, упавъ къ ея ногамъ, приложился къ нимъ лицомъ и плакалъ до тѣхъ поръ, пока не лишился чувствъ, а придя въ себя, сказалъ слѣдующее:
   
   Когда даруетъ время намъ свиданье?
   Когда союзъ нашъ заключимъ мы снова
   И долгая окончится разлука?
   Когда здѣсь буду наслаждаться снова
   Предметомъ моего избранья я
   И кончатся когда мои упреки
   И лишь любовь останется намъ наша?
   Но если бъ такъ обильны воды Нила,
   Какъ горькихъ слезъ моихъ потоки, были,
   То залили бъ онѣ всѣ страны міра.
   Геджазъ, Египетъ, Сиріи равнины
   И Ель-Еракъ наводнены бы были.
   Все это вызвано твоимъ уходомъ,
   Возлюбленная сердца моего,
   Будь ласкова ко мнѣ и обѣщай
   Блаженство новаго свиданья мнѣ.
   
   Сказавъ стихотвореніе, онъ взялъ полу одежды старухи и, положивъ на нее свою голову, продолжалъ плакать и молить ее о покровительствѣ. Старуха, увидавъ, какъ онъ горюетъ и отчаивается, почувствовала къ нему жалость и обѣщала помочь ему, затѣмъ спросила у него, что съ нимъ случилось; онъ разсказалъ все, что было, и старуха отвѣчала ему на это:
   -- Успокойся и ничего не опасайся, -- ты достигнулъ своего желанія: съ помощью Божьей дѣло твое уладится.
   Эти слова очень обрадовали Гасана. Старуха же послала сказать начальникамъ арміи, чтобы они явились къ ней. Это было въ послѣдній день мѣсяца, и, когда женщины-начальники явились къ ней, она сказала имъ:
   -- Отправляйтесь къ войскамъ и объявите имъ, что всѣ войска должны выступить завтра, и та, которая ослушается этого приказанія, поплатится жизнью.
   -- Слушаемъ и повинуемся,-- отвѣчали ей присутствующія. Онѣ вышли и объявили войскамъ о скоромъ выходѣ.
   Изъ этого Гасанъ заключилъ, что покровительница его занимаетъ постъ главнокомандующей. Этотъ день Гасанъ не снималъ съ себя вооруженія. Покровительницу его звали Шавагіей; она до самаго разсвѣта хлопотала и распоряжалась, пока не выпроводила всѣхъ, а сама осталась на мѣстѣ. Когда же кругомъ все опустѣло, Шавагія сказала Гасану:
   -- Подойди ко мнѣ, сынъ мой.
   Гасанъ подошелъ и всталъ передъ нею.
   -- По какой причинѣ, -- продолжала она, -- подвергаешь ты жизнь свою такой опасности, зачѣмъ пріѣхавъ сюда и готовъ погубить свою душу? Разскажи мнѣ безъ всякой утайки все твое дѣло и ничего не бойся, такъ какъ я обѣщала тебѣ оказать покровительство и очень жалѣю тебя. Если ты разскажешь мнѣ всю правду, я помогу тебѣ, хотя бы ради этого пришлось жертвовать жизнями и погубить нѣсколькихъ шейковъ. Теперь, когда ты обратился ко мнѣ за покровительствомъ, ничего дурного съ тобой не случится и никто на островахъ Вакъ-Вакъ не обидитъ тебя.
   Онъ разсказалъ ей всю свою исторію съ начала до конца, разсказалъ о женѣ, о птицахъ, о томъ, какъ онъ ее похитилъ, какъ женился и какъ жилъ съ нею и со своими сыновьями, которыхъ она отъ него похитила, и, получивъ одежду изъ перьевъ, улетѣла съ ними. Разсказалъ все, ничего не утаивая.
   Старуха, выслушавъ его, покачала головой и сказала:
   -- Слава всевышнему Создателю, благополучно доставившему тебя сюда и направившему ко мнѣ! Если бы ты обратился къ кому-нибудь другому, то поплатился бы жизнью, но цѣли бы своей не достигнулъ. Но въ виду твоихъ высокихъ намѣреній и твоей любви къ женѣ и сыновьямъ, судьба направила тебя куда слѣдуетъ! Вѣдь если бы ты не любилъ такъ своей жены, ты не рисковалъ бы своей жизнью. И потому я нахожу нужнымъ помочь тебѣ и съ помощью Божьей устроить, чтобы ты достигнулъ цѣли. Но знай, сынъ мой, что жена твоя находится на седьмомъ островѣ Вакъ-Вакъ и что туда можно добраться только черезъ семь мѣсяцевъ. Намъ надо будетъ проѣхать сначала черезъ страну Птицъ, гдѣ отъ криковъ птицъ и отъ хлопанья крыльевъ ничего не слышно; по этой странѣ надо ѣхать одиннадцать дней, послѣ чего придется перебираться черезъ страну Звѣрей, гдѣ мы будемъ совершенно оглушены криками хищниковъ, гіэнъ и другихъ звѣрей, воемъ волковъ и рычаніемъ львовъ. По этой странѣ придется ѣхать двадцать дней и переѣхать въ страну Шайтановъ, гдѣ отъ криковъ ихъ, отъ пламени, отъ искръ и дыму изъ ихъ ртовъ и страшнаго ихъ рева мы не только оглохнемъ, но и ослѣпнемъ; мы не должны оглядываться, такъ какъ изъ-за этого можемъ погибнуть. Въ этомъ мѣстѣ надо будетъ наклониться къ сѣдлу и скакать въ продолженіе трехъ дней. Черезъ три дня мы увидимъ передъ собою громадную гору и быструю рѣку, которая тянется къ островамъ Вакъ-Вакъ. Знай, кромѣ того, о, сынъ мой, что вся паша армія состоитъ изъ дѣвственницъ, и что надъ нами царствуетъ женщина, царица всѣхъ семи острововъ Вакъ-Вакъ. Чтобы проѣхать всѣ эти семь острововъ, всаднику надо ѣхать не останавливаясь день и ночь цѣлый годъ. На берегу этой рѣки возвышается еще гора Вакъ-Вакъ. Какъ-Какомъ собственно называется дерево, въ/ни котораго походятъ на человѣческія головы; когда всходитъ солнце, то всѣ эти головы кричатъ: "какъ-какъ!" Когда мы слышимъ этотъ крикъ, то мы знаемъ, что солнышко взошло; точно Такъ же, когда солнышко садится, вѣтви эти кричатъ то же самое, и мы знаемъ, что солнце сѣло.!
   У насъ не можетъ жить никакой человѣкъ, такъ какъ добраться къ намъ нельзя, и между этимъ берегомъ и мѣстомъ, гдѣ живетъ наша царица, цѣлый мѣсяцъ пути. Всѣ обитатели этого берега находятся подъ властью этой царицы, точно такъ же. подъ ея властью находятся и племена шайтановъ и волшебниковъ, которыхъ здѣсь такъ много, что и сосчитать ихъ нельзя.
   Если ты всего этого боишься, то я дамъ тебѣ кого-нибудь, кто проводитъ тебя къ гавани, и найду корабль, который перевезетъ тебя домой. Но если ты хочешь остаться съ нами, то я не помѣшаю тебѣ, ты останешься, и я буду беречь тебя, какъ зѣницу ока, пока ты не достигнешь своей цѣли, если на то будетъ воля Божья!
   -- О, госпожа моя, -- отвѣчалъ ей на это Гасанъ, -- я не покину, тебя до тѣхъ поръ, пока не найду своей жены, или лишусь жизни.
   -- Пусть будетъ по-твоему, -- отвѣчала она, -- и потому успокойся, ты достигнешь своей цѣли, если на то будетъ воля Божья! Мнѣ надо будетъ познакомить тебя съ нашей царицей, для того, чтобы и она помогла тебѣ достигнуть твоей цѣли.
   Гасанъ помолился за нее, поцѣловалъ у нея руку и поцѣловалъ ее въ голову, благодаря за то, что она сдѣлала, и за ея чрезмѣрную доброту. Онъ продолжалъ бесѣдовать съ нею и, раздумывая о томъ, какія ему предстоятъ затрудненія и опасности, онъ началъ плакать, стонать и говорить такъ:
   
   Изъ мѣста, гдѣ возлюбленной жилище
   Находится теперь, подулъ зефиръ,
   И видишь ты меня здѣсь отъ избытка
   Во мнѣ бушующаго восхищенья
   Взволнованнымъ душой и безпокойнымъ.
   Союза ночь напоминаетъ утро,
   Исполненное нѣги и отрады,
   А день разлуки сходенъ съ темной ночью.
   Прощаніе съ возлюбленной души
   Дѣйствительно всегда бываетъ грустно
   И разлученіе съ подругой жизни
   Есть самая тяжелая бѣда.
   Не стану сѣтовать я на ея
   Жестокость, скажу лишь это ей одной.
   Между людьми нѣтъ друга у меня.
   И сдѣлаться къ ней равнодушнымъ было
   Всегда мнѣ совершенно невозможно,
   И даже самъ презрѣнный пересудчикъ
   Не можетъ сдѣлать никогда того,
   Мое чтобъ стало сердце равнодушнымъ.
   О, несравненная, своею чудной,
   Очарованья полной красотою,
   Какъ несравненна страсть моя къ тебѣ
   О, ты, которой равной нѣтъ нигдѣ!
   Моя душа покинула меня,
   И всякій, кто посмѣетъ утверждать,
   Что любитъ онъ тебя и полонъ страха
   Предъ порицаньемъ стоитъ порицанья!
   
   Послѣ этого старуха направилась вслѣдъ за арміей, и Гасанъ -- съ нею. Онъ находился въ такомъ подавленномъ состояніи,-- что постоянно декламировалъ стихи, а старуха убѣждала его быть терпѣливымъ и утѣшала его, но онъ и вниманія не обращалъ на то, что она говорила. Такимъ образомъ они двигались, пока не добрались до острова Птицъ. Когда они вступили на него, Гасану показалось, что свѣтъ перевернулся вверхъ дномъ, до такой степени крикъ птицъ оглушилъ его. Голова у него заболѣла и закружилась, въ глазахъ помутилось и въ ушахъ зазвенѣло; онъ испугался, думая, что пришелъ его конецъ.
   -- Если такъ тяжело въ странѣ Птицъ, -- размышлялъ онъ, -- то что же будетъ въ странѣ Хищныхъ Звѣрей?
   Старуха же Шавагія, увидавъ его въ этомъ состояніи, засмѣялась и сказала:
   -- О, сынъ мой, если ты упалъ духомъ на первомъ островѣ, то что же будетъ съ тобою, когда ты попадешь на другіе острова?
   Онъ обратился къ Господу и просилъ подать ему силы перенести это испытаніе и достигнуть своей цѣди. Они продолжали двигаться и, пройдя страну Птицъ и страну Звѣрей, вошли въ страну Шайтановъ. Гасанъ, увидавъ, что кругомъ него дѣлалось, такъ испугался, что пожалѣлъ, что пустился въ путь. Но, помолившись Богу, онъ пошелъ далѣе. Страну Шайтановъ они прошли и добрались до рѣки и остановились у подножія высокой горы, гдѣ и раскинули палатки. Старуха поставила для Гасана на берегу алебастровое ложе, отдѣланное жемчугомъ и драгоцѣнными каменьями и золотыми пластинками. Онъ сѣлъ на ложе, а войска приближались, и она показывала ихъ ему. Палатки были раскинуты кругомъ и всѣ предались отдыху, а потомъ поѣли, попили и спокойно легли спать, такъ какъ прибыли на мѣсто.
   Гасанъ носилъ фату, которой прикрывалъ все лицо, за исключеніемъ глазъ. Вдругъ мимо палатки Гасана прошло нѣсколько дѣвицъ и, снявъ съ себя одежду, спустились въ рѣку. Такимъ образомъ Гасану привелось видѣть, какъ онѣ мылись и забавлялись въ рѣкѣ. Онѣ не стѣснялись, принимая его за какую-то царевну. Такимъ образомъ вся армія собралась передъ палаткою Гасана, такъ какъ старуха отдала приказъ, чтобы всѣ собрались въ этомъ мѣстѣ и выкупались тутъ. Она это сдѣлала, думая, что Гасанъ узнаетъ, можетъ-быть, между ними свою жену. Она безпрестанно спрашивала его, нѣтъ ли между ними его жены.
   -- Нѣтъ, госпожа моя, -- отвѣчалъ онъ, -- ея тутъ нѣтъ.
   -- Опиши мнѣ ее, -- сказала старуха, -- и укажи мнѣ на ея особенности, для того, чтобы я узнала ее, такъ какъ я знаю всѣхъ женщинъ на островахъ Вакъ-Вакъ, занимая мѣсто главнокомандующаго женской арміей; когда ты мнѣ опишешь свою жену, то я узнаю, ее и мнѣ будетъ легче устроить тебѣ свиданіе съ нею.
   Гасанъ началъ описывать свою жену, и старуха, выслушавъ его, низко опустила голову и задумалась на нѣкоторое время; затѣмъ, поднявъ взоръ на Гасана, сказала:
   -- Слава Создателю всего прекраснаго! Поистинѣ, Гасанъ, я огорчена за тебя и лучше бы мнѣ вовсе не знать тебя! Женщина, которую ты описалъ мнѣ, дѣйствительно, твоя жена: я узнала ее по описаннымъ тобою особеннымъ примѣтамъ,-- она дочь верховнаго царя, его старшая дочь, которая правитъ всѣми островами Вакъ-Вакъ. Поэтому не будь слѣпъ и обдумай свое дѣло, а если ты дремлешь, то проснись! Тебѣ невозможно даже достигнуть до нея, и если даже ты и увидишься съ нею, то все-таки не получишь ея, потому что вы далеки другъ отъ друга, какъ небо и земля. Вернись, сынъ мой, домой и не губи себя и меня вмѣстѣ съ собой, такъ какъ, по моему мнѣнію, тебѣ не суждено соединиться съ нею. Вернись туда, откуда ты пришелъ, иначе намъ не уцѣлѣть.
   Она боялась столько же за него, сколько и за себя.
   А Гасанъ, выслушавъ ее, такъ заплакалъ, что лишился чувствъ, и старуха стала прыскать ему въ лицо водой, пока не привела его въ себя. Онъ продолжалъ проливать такія обильныя слезы, что смочилъ себѣ все платье, и приходилъ въ. такое горе и отчаяніе отъ словъ старухи, что жизнь ему стала не мила.
   -- О, госпожа моя,-- сказалъ онъ, наконецъ, своей покровительницѣ,-- могу ли я вернуться, добравшись уже сюда? Мнѣ и въ голову не приходило, что ты не можешь исполнитъ моего желанія, тѣмъ болѣе, что ты занимаешь постъ главнокомандующаго арміей дѣвицъ.
   -- Аллахомъ умоляю тебя, -- сказала ему на это старуха,-- выбери ты себѣ жену изъ тѣхъ дѣвицъ, что сейчасъ видѣлъ, и я выдамъ ее за тебя, а иначе ты попадешь въ руки царя, и я не буду имѣть возможности спасти тебя. Аллахомъ молю тебя, послушайся меня, выбери себѣ жену и возвращайся домой, не заставляй меня испить чашу страха и горя при видѣ твоей смерти. Клянусь Аллахомъ, ты идешь на страшную опасность, отъ которой никто не избавитъ тебя.
   Гасанъ низко опустилъ голову и горько заплакалъ, а потомъ сказалъ стихи, начинавшіеся такъ:
   
   Сказалъ я осудителямъ моимъ:
   Не осуждайте вы меня такъ строго;
   Вѣдь вѣки были созданы мои
   Единственно лишь для того, чтобъ могъ я
   Ручьями лить потоки слезъ горючихъ,
   И слезы наводнили мои щеки;
   Возлюбленная сердца моего
   Съ жестокостью со мною поступила.
   
   Окончивъ стихотвореніе, онъ заплакалъ такъ, что опять лишился чувствъ; старуха прыснула ему въ лицо водою, и онъ пришелъ въ себя.
   -- О, сынъ мой, -- сказала она ему, -- вернись на родину, потому что если я войду съ тобою въ городъ, то оба мы погибнемъ. Вѣдь если царица узнаетъ про тебя, то она обвинитъ меня за то, что я привела тебя въ эту страну и въ городъ, куда не имѣлъ доступа никогда никто изъ людей. Вѣдь она убьетъ меня за то, что я привела тебя и позволила тебѣ смотрѣть на дѣвственницъ въ рѣкѣ, тогда какъ еще ни одинъ мужчина не любовался на нихъ и мужья не приближались къ нимъ.
   Гасанъ далъ клятву, что онъ не смотрѣлъ на нихъ съ дурными намѣреніями.
   -- О, сынъ мой, -- отвѣчала она на это, -- вернись къ себѣ на родину, и я дамъ тебѣ рѣдкостей и богатствъ, вслѣдствіе которыхъ ты сдѣлаешься равнодушнымъ ко всѣмъ женщинамъ. Послушайся меня, вернись и не подвергай себя опасности. Даю тебѣ добрый совѣтъ.
   Гасанъ, выслушавъ ее, заплакалъ и, припавъ къ ея ногамъ, сказалъ.
   -- О, госпожа моя и государыня, восторгъ очей моихъ! Какъ могу я вернуться, не увидавшись съ той, которую люблю, и не войдя къ ней въ домъ, не потерявъ надежду быть съ нею соединеннымъ!
   Онъ сказалъ еще нѣсколько подходящихъ стихотвореній, старуха была ими тронута, сжалилась надъ нимъ и стала утѣшать его, говоря:
   -- Ну, успокойся, развеселись и не падай духомъ. Клянусь Аллахомъ, что я не пожалѣю своей души, чтобы помочь тебѣ достигнуть твоихъ желаній, хотя бы изъ-за этого мнѣ пришлось погибнуть!
   Сердце Гасана успокоилось, и онъ, развеселившись, принялся разговаривать со старухой и проговорилъ до вечера. Съ наступленіемъ же ночи всѣ дѣвушки разошлись. Нѣкоторыя изъ нихъ пошли ночевать къ себѣ во дворцы, въ городъ, а другія легли въ палатки. Старуха взяла Гасана къ себѣ, свела его въ городъ и наняла помѣщеніе для него одного, для того, чтобы никто о немъ не узналъ и не сообщилъ царицѣ, а она не убила бы и его и ее. Служила ему она сама и навела на него страхъ, разсказывая про верховную власть царя, отца его жены, а онъ плакалъ и говорилъ ей:
   -- О, госпожа моя, я предпочитаю смерть и ненавижу жизнь, если не буду соединенъ съ своей женой и дѣтьми! Поэтому я готовъ рискнуть своей жизнью и достигну своей цѣли или умру.
   Старуха начала раздумывать, какъ бы устроить его свиданіе и встрѣчу съ женою и какую бы употребить уловку, чтобы спасти бѣдняка, изъ-за любви рискующаго своей жизнью и не знающаго никакого страха. Онъ сталъ совершенно равнодушенъ къ жизни. И, какъ говоритъ пословица, что сытый голоднаго не разумѣетъ, такъ и влюбленный не послушаетъ человѣка съ свободнымъ сердцемъ. Надъ страною, въ которой они теперь находились, царствовала царица, по имени Нуръ-Эль-Гуда. У этой царицы было шесть сестеръ-дѣвственницъ, жившихъ съ ихъ отцомъ, верховнымъ царемъ надъ семью островами. Вакъ-Вакъ; жилъ этотъ царь въ самомъ большомъ городѣ. А старшая его дочь Нуръ-Эль-Гуда царствовала надъ тѣмъ городомъ, гдѣ находился теперь Гасанъ, и надъ ближайшими къ нему округами.
   Старуха, убѣдившись, до какой степени Гасанъ горѣлъ желаніемъ соединиться съ своей женой и дѣтьми, встала и отправилась во дворецъ царицы Нуръ-Эль-Гуда и, придя къ ней, поцѣловала прахъ у ногъ ея. Старуха имѣла нѣкоторыя права на ея вниманіе, потому что она воспитывала всѣхъ царскихъ дочерей, имѣла надъ ними вліяніе, пользовалась ихъ уваженіемъ и была любима самимъ царемъ. Такимъ образомъ она пришла къ царицѣ, и Нуръ-Эль-Гуда встала и обняла ее, посадила подлѣ себя и спросила, благополучно ли она доѣхала.
   -- Клянусь Аллахомъ,-- отвѣчала. старуха,-- переходъ нашъ совершился вполнѣ благополучно, и я привезла тебѣ подарокъ, который и принесу тебѣ. Но, кромѣ того, о, дочь моя, о, царица вѣковъ, я привезла еще одну удивительную вещь и желала бы показать ее тебѣ для того, чтобы ты помогла мнѣ сдѣлать для нея что-нибудь.
   -- Что это такое?-- сказала царица.
   Старуха разсказала ей всю исторію Гасана съ начала до конца. Разсказывая, она дрожала, какъ тростникъ во время бури, и затѣмъ, упавъ передъ царицей, сказала ей:
   -- О, государыня, человѣкъ этотъ на морскомъ берегу просилъ моего покровительства, прятался подъ скамьей; я обѣщала ему оказать это покровительство и привела его съ своей арміей дѣвственницъ въ такомъ же вооруженіи, какъ и онѣ, такъ что никто его узнать не могъ: онъ теперь въ городѣ. Я внушила ему страхъ къ твоей власти, но лишь только я начинала грозить ему, какъ онъ принимался плакать, декламировалъ стихи и говорилъ мнѣ: "Или я соединюсь съ женою и дѣтьми или умру, но безъ нихъ домой не вернусь". Онъ съ опасностію жизни пріѣхалъ на острова Вакъ-Вакъ. Я въ жизни не видывала еще такого мужественнаго человѣка, какъ онъ, но только любовь совершенно поработила его.
   Когда царица выслушала ее и поняла, въ чемъ заключается желаніе Гасана, она страшно разгнѣвалась и на нѣкоторое время низко опустила голову. Затѣмъ она взглянула на старуху и сказала:
   -- Ахъ, ты, несчастная старуха, ты по слабодушію допустила къ себѣ мужчину, осмѣлилась привести его на острова Вакъ-Вакъ и, не боясь меня, дозволила ему быть въ моемъ городѣ! Клянусь головою царя, не имѣй ты на меня нѣкоторыхъ правъ, какъ женщина, воспитавшая меня, я сейчасъ же самымъ жестокимъ образомъ убила бы тебя, чтобы смерть твоя послужила предостереженіемъ другимъ, проклятая старуха, и для того, чтобы никто другой не осмѣлился дѣлать того, что до сихъ поръ никогда не дѣлалось. А теперь иди и приведи его ко мнѣ для того, чтобы я сама его видѣла.
   Старуха пошла совершенно смущенная, не зная, что ей дѣлать, и думая:
   "Теперь изъ-за Гасана на меня обрушился весь гнѣвъ царицы".
   Она пришла къ Гасану и сказала ему:
   -- Ну, вставай и идемъ къ царицѣ. Послѣдній день твой близокъ.
   Онъ пошелъ съ нею, не переставая взывать къ Богу.
   -- О, Аллахъ, -- говорилъ онъ, -- будь ко мнѣ милостивъ и избавь отъ посланнаго тобою на меня несчастія!
   Старуха привела его къ царицѣ Нуръ-Эль-Гудѣ, научивъ его, какъ говорить съ нею. Гасанъ нашелъ царицу съ закрытымъ фатою лицомъ и, поцѣловавъ прахъ у ногъ ея, онъ поклонился ей и привѣтствовалъ ее такъ:
   
   Да сдѣлаетъ Создатель вѣковѣчный
   Твою большую славу и дастъ счастье,
   И да обогатитъ другихъ превыше
   Тебя Творецъ такими здѣсь дарами,
   Которые полны всесовершенства!
   И да Владыка пріумножитъ нашъ
   И славу и величіе твое!
   И да окажетъ Всемогущій помощь
   Тебѣ въ борьбѣ съ врагами всѣми тѣми,
   Которыхъ ты имѣешь на землѣ!
   
   Выслушавъ это привѣтствіе, царица приказала задавать Гасану вопросы для того, чтобы она могла слушать его отвѣты.
   -- Царица, -- сказала старуха, -- принимаетъ твое привѣтствіе и спрашиваетъ тебя: какъ тебя зовутъ, и изъ какихъ ты прибылъ мѣстъ, и какъ зовутъ твою жену и дѣтей, ради которыхъ ты явился сюда, и какъ называется твоя родина?
   Онъ пришелъ нѣсколько въ себя и отвѣчалъ такъ:
   -- О, царица вѣковъ, несравненная жемчужина времени! Зовутъ меня Гасаномъ злосчастнымъ, родомъ я изъ города Эль-Башраха, что же касается до жены моей, то имени ея я не знаю, а сыновей моихъ зовутъ одного Назиромъ, а другого -- Мансуромъ.
   -- Откуда же она взяла своихъ дѣтей?-- спросила царица.
   -- Взяла она изъ города Багдада, изъ дворца калифа.
   -- И что же она говорила, когда улетала?
   -- Она сказала моей матери такъ: "Когда сынъ твой вернется, будетъ скучать обо мнѣ и пожелаетъ меня видѣть, то можетъ пріѣхать ко мнѣ на острова Вакъ-Вакъ".
   Царица Нуръ-Эль-Гуда покачала головою и затѣмъ прибавила:
   -- Если бы она не желала тебя видѣть, то не сказала бы того твоей матери, и если бы не желала тебя видѣть, то не указала бы мѣста своего дома и не звала бы тебя къ себѣ на родину.
   -- О, царица, -- сказалъ Гасанъ, -- о, государыня какъ богачей, такъ и бѣдняковъ! Я сказалъ тебѣ все, что со мной случилось, и не скрылъ отъ тебя ничего. Прошу милости у Господа и у тебя и прошу тебя не угнетать меня. Сжалься надо мною, и за это Господь наградитъ тебя. Помоги мнѣ соединиться съ женою и дѣтьми, успокой меня, дай мнѣ возможность полюбоваться на моихъ дѣтей.
   Онъ заплакалъ, застоналъ и продекламировалъ нѣсколько стихотвореній.
   Выслушавъ его, царица низко наклонила голову и долгое время покачивала ею, послѣ чего она выпрямилась и сказала:
   -- Мнѣ тебя жаль, очень жаль, и я рѣшилась показать тебѣ всѣхъ дѣвицъ города и округовъ моего острова. Если ты узнаешь свою жену, то я отдамъ ее тебѣ, а если не узнаешь, то я убью тебя и разопну на дверяхъ дома этой старухи.
   -- Это условіе я принимаю, -- отвѣчалъ Гасанъ, и затѣмъ сказалъ слѣдующее:
   
   Ты пробудила страстное желанье
   Въ моей душѣ и стала ты покойной.
   И сдѣлала израненныя вѣки
   Безсонными и спящими мои;
   И ты дала обѣтъ, что не отступишь,
   Но поступила съ полнымъ вѣроломствомъ,
   Когда меня ты въ цѣпи заковала.
   Любилъ тебя я, былъ когда ребенкомъ,
   Не вѣдавшимъ значенія любви.
   Поэтому не убивай меня,
   Такъ какъ я жалуюсь на угнетенье.
   Ты развѣ не боишься Бога, если
   Предать позорной смерти ты желаешь
   Влюбленнаго, глядящаго на звѣзды,
   Когда спятъ мирнымъ сномъ другіе люди?
   Прошу Аллахомъ, мой народъ, тебя,
   Чтобъ, если я умру, ты написалъ,
   На каменной плитѣ моей надгробной:
   "Лежитъ подъ этимъ камнемъ рабъ любви".
   Быть-можетъ, человѣкъ подобный мнѣ,
   Мою могилу видя, мнѣ пошлетъ
   Въ страну иную свой привѣтъ прощальный.
   Окончивъ эти стихи, онъ прибавилъ:
   -- Я согласенъ на предложенное тобою условіе.
   Нѣтъ никого выше и сильнѣе всемогущаго Бога!
   
   Царица Нуръ-Эль-Гуда--отдала приказъ, чтобы всѣ дѣвицы города явились къ ней во дворецъ и прошли мимо Гасана и послала старую Шавагію въ городъ, чтобы привести ихъ всѣхъ въ царскій дворецъ. Царица показала Гасану всѣхъ молодыхъ особъ, которыхъ осталось нѣсколько сотенъ, такъ что въ городѣ не осталось ни единой. Но жены своей между ними онъ не видалъ.
   -- Узналъ ли та свою жену?-- спросила у него царица.
   -- Клянусь Аллахомъ, о, царица, -- отвѣчалъ Гасанъ,-- ея между ними нѣтъ.
   Царица страшно противъ него разгнѣвалась и, крикнула старухѣ:
   -- Пойди и покажи ему всѣхъ обитательницъ дворца.
   Но и между обитательницами дворца не оказалось его жены, и онъ сказалъ царицѣ:
   -- Клянусь тебѣ, царица, ея между ними нѣтъ!
   Разгнѣванная царица закричала своимъ приближеннымъ:
   -- Схватите его и бросьте лицомъ на землю и отрубите ему голову! И пустъ кто-нибудь послѣ него попробуетъ приблизиться къ намъ, -- явиться въ наши мѣста и ступить на нашъ островъ.
   Его бросили на землю, завязали глаза и встали надъ нимъ, обнаживъ мечъ и дожидаясь приказанія. Тутъ Шавагія приблизилась къ царицѣ, поцѣловала прахъ у ногъ ея и, взявъ край ея платья, положила его къ себѣ на голову.
   -- О, царица, правами своими надъ тобою заклинаю я тебя: не спѣши его казнилъ, тѣмъ болѣе, что этотъ несчастный иноземецъ, несмотря ни на какія опасности, пріѣхалъ сюда, и Господь спасъ его жизнь, вѣроятно, не для того, чтобы онъ такъ скоро умеръ. Онъ слышалъ о твоемъ правосудіи и потому пришелъ къ тебѣ въ страну, преступилъ твой порогъ. Если ты убьешь его, то вѣсть о томъ, что ты ненавидишь иностранцевъ и убиваешь ихъ, тотчасъ же разнесется между людьми. Во всякомъ случаѣ онъ находится въ твоей власти, и ты можешь его убить, если жена его не найдется; когда бы ты ни пожелала его казнить, я приведу его къ тебѣ. Кромѣ того, я обѣщала оказать ему покровительство, имѣя въ виду твое великодушіе и свои права на тебя какъ твоя воспитательница. Я убѣдила его, что ты даже поможешь ему достигнуть предмета его желаній, потому что я знаю, какъ ты справедлива и великодушна. Если бы я этого не знала, я не привела бы его сюда и не думала бы, что разговоръ съ нимъ развлечетъ тебя, а стихи его приведутъ тебя въ восторгъ. Этотъ человѣкъ пришелъ въ нашу страну, ѣлъ нашъ хлѣбъ, и намъ не слѣдуетъ быть съ нимъ жестокими, тѣмъ болѣе, что я обѣщала ему устроить свиданіе съ тобою. А ты знаешь, какъ тяжело переносить разлуку, въ особенности разлуку съ дѣтьми. Теперь намъ остается показать ему только тебя и потому открой свое лицо!
   Царица улыбнулась и сказала ей:
   -- Да развѣ онъ могъ, быть моимъ мужемъ и отцомъ моихъ дѣтей, и потому зачѣмъ же мнѣ показывать ему свое лицо?
   Она велѣла привести Гасана, и когда его поставили передъ нею, она открыла свое лицо. Гасанъ, взглянувъ на нее, громко вскрикнулъ и упалъ безъ чувствъ. Старуха стала приводить его въ чувство; а онъ, придя въ себя, сказалъ слѣдующее:
   
   Зефиръ изъ Ель-Ерака прилетѣлъ
   Сюда, на эти острова Вакъ-Вакъ.
   Снеси моей возлюбленной привѣтъ,
   Что горькій вкусъ любви мнѣ смерть несетъ.
   Предметъ моей любви, будь благосклонна
   И ласкова ко мнѣ. Моя душа
   Разбита огорченіемъ разлуки.
   
   Сказавъ эти стихи, онъ всталъ и посмотрѣлъ на царицу "и снова такъ громко крикнулъ, что дворецъ чуть не обрушился на тѣхъ, кто былъ въ немъ. Затѣмъ онъ во второй разъ упалъ въ обморокъ, и старуха снова стала приводить его въ чувство, и когда онъ очнулся, она спросила его, что съ нимъ.
   -- Увѣряю тебя, -- отвѣчалъ онъ, -- что это царица или жена моя, или страшно похожа на мою жену!
   -- Горе тебѣ, нянька!-- сказала царица.-- Этотъ чужестранецъ или дуракъ или сумасшедшій, потому что онъ смотритъ на меня въ какомъ-то недоумѣніи.
   -- О, царица, -- отвѣчала старуха, -- этому человѣку можно извинить; поэтому не порицай его, вѣдь противъ любви ничего не подѣлаешь: что влюбленный, что сумасшедшій -- одно и то же.
   
   Гасанъ же горько заплакалъ и сказалъ такъ:
   Слѣды ихъ ногъ усматриваю я,
   И страстнымъ я желаніемъ волнуюсь,
   И проливаю потоки слезъ горючихъ
   Во всѣхъ мѣстахъ ихъ чуднаго дворца.
   И умоляю я Того, Который
   Меня разлукой съ ними огорчилъ,
   Чтобъ милостью Твоей державной воли
   Свиданье ты мнѣ съ ними разрѣшилъ.
   
   -- Клянусь Аллахомъ, -- прибавилъ онъ, -- ты не моя жена, но страшно на нее похожа.
   Царица Нудъ-Эль-Гуда до такой степени хохотала, что опрокинулась навзничь и перевернулась на бокъ.
   -- О, другъ мой, -- сказала она, -- будь остороженъ и посмотри на меня повнимательнѣе, а затѣмъ отвѣчай мнѣ на все, что я спрошу у тебя, и избавь меня отъ тревоги. Скоро для тебя наступитъ избавленіе.
   -- О, владычица царей и убѣжище богатыхъ и бѣдныхъ,-- сказалъ ей Гасанъ, -- когда я увидалъ тебя, то совсѣмъ обезумѣлъ, такъ какъ думалъ, что ты или жена моя или очень на нее похожа. А теперь спрашивай меня, что тебѣ угодно.
   -- Скажи мнѣ, -- спросила царица, -- что въ твоей женѣ всего, болѣе походитъ на меня?
   -- О, государыня, -- отвѣчалъ онъ, -- все, что въ тебѣ есть красиваго и миловиднаго, и статнаго, и привлекательнаго, и свѣжаго, похоже на нее.
   -- Послушай, матушка, -- прибавила она, взглянувъ на Шавагію, -- сведи его обратно домой и служи ему попрежнему до тѣхъ поръ, пока я не разберу его дѣла. Если этотъ человѣкъ, дѣйствительно, великодушенъ и понимавъ чувства дружбы, любви и глубокой привязанности, то намъ необходимо помочь ему, тѣмъ болѣе, что онъ жилъ у насъ въ странѣ, ѣлъ нашъ хлѣбъ и перенесъ такое путешествіе и такіе ужасы и опасности. Когда ты проводишь его къ себѣ домой, поручи его своей прислугѣ и вернись скорѣе ко мнѣ, если на то будетъ воля Божья.
   Старуха пошла, взявъ съ собою Гасана, и привела его домой, гдѣ приказала своимъ женщинамъ, рабамъ и другой прислугѣ служить ему и подавать, ему все, чего бы онъ ни потребовалъ. Затѣмъ она поспѣшно вернулась къ царицѣ, а царица приказала ей вооружиться и взять съ собою тысячу всадниковъ. Шавагія исполнила приказаніе царицы. Она надѣла на себя кольчугу и потребовала тысячу всадниковъ; и когда она явилась къ царицѣ и сказала ей, что всадники готовы, то царица приказала ей отправиться въ столицу верховнаго царя, своего отца, войти въ домъ дочери его Менаръ-Эль-Сены, ея сестры, и сказать ей: "Одѣнь твоихъ двухъ сыновей въ кольчуги, которыя сдѣлала для нихъ тетка, и пошли ихъ къ ней, потому что она желаетъ ихъ видѣть". Кромѣ того, матушка, я прошу тебя ничего не говорить о Гасанѣ; и когда она отдастъ тебѣ дѣтей, то скажи ей, что я приглашаю ее къ себѣ, и если она выразитъ желаніе посѣтить меня, то поспѣшно привези дѣтей, а она можетъ ѣхать какъ ей угодно. Пріѣзжай домой не по той дорогъ, по которой пріѣдетъ она, и поѣзжай, не останавливаясь ни день ни ночь, и смотри, чтобы кто-нибудь не узналъ объ этомъ дѣлѣ. Я даю самую страшную клятву, что если сестра моя окажется его женой и дѣти ея -- его дѣтьми, то я не помѣшаю ему взять ее къ себѣ и свести домой какъ жену, такъ и дѣтей.
   Старуха вполнѣ повѣрила царицѣ, не зная, что та таила въ душѣ. Злая же царица рѣшила убить Гасана, если бы сестра ея и оказалась его женой, а дѣти ея оказались его дѣтьми.
   -- О, матушка, -- продолжала царица, -- предчувствіе говоритъ мнѣ, что сестра моя Менаръ-Эль-Сена и есть его жена, такъ какъ его описаніе наружности походитъ на ея внѣшность и сходство между нами, дѣйствительно, поразительное.
   Старуха поцѣловала у нея руку и, вернувшись къ Гасану, сообщила ему то, что царица сказала. Услыхавъ это, онъ совершенно обезумѣлъ отъ радости и, подойдя къ старухѣ, поцѣловалъ ее въ голову.
   -- О, сынъ мой, -- сказала она, -- не цѣлуй меня въ голову, а поцѣлуй прямо въ уста: поцѣлуй этотъ будетъ залогомъ твоей безопасности. Будь спокоенъ, веселъ и не разстраивайся и не отказывайся поцѣловать меня въ уста, потоку что я устрою твое свиданіе съ нею. Будь покоенъ душою и не огорчайся.,
   Она простилась съ нимъ и ушла. Вооружившись и взявъ съ собою тысячу всадниковъ, она отправилась на. тотъ островъ, гдѣ жила сестра царицы, и не останавливалась, пока не доѣхала до мѣста. Между городомъ Нуръ-Эль-Гуды и городомъ ея сестры было три дня пути. Шавагія, пріѣхавъ на мѣсто и прійдя къ сестрѣ царицы Менаръ-Эль-Сенѣ, поклонилась ей, передала поклонъ сестры ея Нуръ-Эль-Гуды и сообщила ей о желаніи царицы посмотрѣть на ея дѣтей и повидаться съ нею самой.
   -- Конечно, -- отвѣчала Менаръ-Эль-Сена, -- я многимъ обязана сестрѣ и знаю, что должна повиноваться ей и посѣтить ее; я сейчасъ же отправлюсь къ ней.
   Она приказала приготовить палатку и взяла подарки и различныя рѣдкости. Отецъ ея, царь, глядя въ окно, увидалъ палатки и спросилъ, зачѣмъ ихъ везутъ; ему отвѣчали:
   -- Царица Менаръ-Эль-Сена желаетъ раскинуть палатки по этой дорогѣ, потому что ѣдетъ въ гости къ своей сестрѣ НуръЭль-Гудѣ.
   Услыхавъ это, царь снарядилъ войска, чтобы проводить, и далъ ей вещей, драгоцѣнностей, рѣдкостей и продовольствія. Всѣ семь дочерей царя были отъ одной матери, за исключеніемъ младшей Менаръ-Эль-Сены, жены Гасана, которая была сестрою шести другихъ только по отцѣ. Старуха, придя къ ней, поцѣловала прахъ у ногъ ея.
   -- У тебя, матушка, вѣрно, есть до меня дѣло?-- сказала жена Гасана.
   -- Царица Нуръ-Эль-Гуда, -- отвѣчала ей старуха, -- сестра твоя желаетъ перемѣнить одежду твоихъ сыновей и надѣть на нихъ сдѣланныя ею кольчуга, въ которыхъ и проситъ привезти ихъ къ йей. Я возьму ихъ съ собою и поѣду впередъ, чтобы предупредить ее о твоемъ прибытіи.
   Менаръ-Эль-Сена, выслушавъ ее, понурила голову, измѣнилась въ лицѣ и долгоевремя сидѣла неподвижно. Наконецъ она покачала головой и, взглянувъ на старуху, сказала:
   -- Послушай, матушка, у меня страшно заныло сердце, когда та упомянула о дѣтяхъ. Со времени ихъ рожденія никто изъ шайтановъ и никто изъ людей не видалъ ихъ лицъ, а я ревную ихъ даже къ вѣтерку, который на нихъ дуетъ.
   -- Что это ты говоришь, госпожа моя!-- сказала старуха.-- Неужели ты почему-нибудь боишься своей сестры? Опомнись! Если бы ты хотѣла ослушаться твоей сестры, то не имѣешь права, потому что она можетъ разсердиться на тебя. Конечно, госпожа моя, твои дѣти еще малы; тебѣ естественно бояться за нихъ, а любящее сердце склонно подозрѣвать все дурное. Но, дочь моя, вѣдь ты знаешь, какъ я добра и какъ люблю тебя и дѣтей твоихъ. Я возьму ихъ и буду заботиться о нихъ; я постелю имъ вмѣсто ковра свои щеки, раскрою имъ свое сердце и спрячу ихъ въ груди своей; меня въ настоящемъ случаѣ нечего поучать, какъ беречь ихъ. Не тревожься и отправь ихъ со мною, а сама ты пріѣдешь черезъ день или черезъ два.
   Она не переставая уговаривала царицу, пока сердце ея не успокоилось, хотя она продолжала бояться сестры, даже не подозрѣвая, что судьба готовила ей. Она согласилась отправить мальчиковъ со старухой и, позвавъ ихъ, обмыла, перемѣнила одежду и, надѣвъ на нихъ кольчуга, передала старухѣ.
   Шавагія съ быстротой птицы понеслась съ мальчиками, но не по той дорогѣ, по которой ѣхала ихъ мать, какъ царица Нуръ-Эль-Гуда приказала ей. Она ѣхала не останавливаясь до самой столицы царицы и, переправившись съ дѣтьми черезъ рѣку, привела къ ихъ царственной теткѣ/ Царица, увидавъ мальчиковъ, обняла ихъ, прижала къ своей груди и посадила одного мальчика на правое колѣно, а другого -- на лѣвое. Затѣмъ она обратилась къ старухѣ и сказала ей:
   -- Теперь приведи Гасана, такъ какъ онъ находится подъ моимъ покровительствомъ и можетъ не бояться моего меча. Онъ былъ подъ моей кровлей, не побоялся пріѣхать ко мнѣ въ столицу, несмотря ни на какія опасности, и претерпѣлъ да и теперь терпитъ страхъ за свою жизнь.
   -- Если я приведу его къ тебѣ, -- спросила старуха, -- то соединишь ли ты его съ дѣтьми? А если окажется, что это не его дѣти, то отправишь ли ты его на родину, не сдѣлавъ ему зла?
   -- Ахъ, ты, проклятая, скверная старуха!-- вскричала разгнѣванная царица.-- Долго ли ты будешь стоять горой за этого чужестранца, который имѣлъ наглость явиться къ намъ, видѣть насъ безъ покрывалъ и познакомиться съ нашими обычаями? Не думаетъ, ли онъ, что къ намъ можно явиться, осмотрѣть насъ, запачкать наше доброе имя и благополучно вернуться къ себѣ домой, чтобы разсказывать о насъ людямъ и чтобы о насъ услыхали цари, а купцы повсюду разнесли о насъ молву и говорили бы: одинъ человѣкъ былъ на островахъ Вакъ-Вакъ и посѣтилъ земли Шайтановъ и Волшебниковъ, и Хищныхъ Звѣрей, и Птицъ и вернулся благополучно? Этого никогда не будетъ! Клянусь Создателемъ неба и земли, что если мальчики эти окажутся не его дѣтьми, я непремѣнно убью его, своими собственными руками снесу ему голову.
   Она такъ закричала на старуху, что та отъ страха упала, а царица позвала своихъ царедворцевъ и мамелюковъ и сказала имъ:
   -- Идите съ этой старухой и сейчасъ же приведите мнѣ молодого человѣка, что живетъ, у нея въ домѣ.
   Старуху потащили царедворцы и мамелюки; она поблѣднѣла, и отъ страха у нея затряслось подъ жилками. Она пошла къ Гасану, который, увидавъ ее, всталъ, поцѣловалъ ей руку и поклонился ей. Она же, не поклонившись ему, сказала:
   -- Идемъ, тебя требуетъ царица! Не говорила ли я тебѣ, чтобы ты вернулся домой и оставилъ бы всѣ свои затѣи. Но ты не слушалъ меня и дѣйствовалъ вопреки моихъ совѣтовъ и шелъ къ своей и моей гибели. Ну, такъ и подчинись тому, что выбралъ самъ, потому что смерть твоя близка. Иди къ злой, коварной царицѣ.
   Встревоженный и испуганный, Гасанъ всталъ и сказалъ:
   -- О, Господи, спаси меня! О, Аллахъ, избави меня отъ бѣды и сохрани меня!
   Гасанъ приготовился къ смерти и пошелъ съ царедворцами, мамелюками и со старухой къ царицѣ, гдѣ увидалъ своихъ двухъ сыновей Назира и Мансура, сидѣвшихъ у нея на колѣняхъ и игравшихъ съ нею. Взглянувъ на мальчиковъ, онъ тотчасъ же узналъ ихъ и, громко крикнувъ, тутъ же, на мѣстѣ, упалъ въ обморокъ отъ радости при видѣ своихъ дѣтей. Придя же въ себя, онъ опять узналъ своихъ дѣтей; они также узнали его и вслѣдствіе-безсознательнаго влеченія сползли съ колѣнъ царицы и подошли къ Гасану, а Господь внушилъ имъ закричать: "" Отецъ нашъ!"
   Старуха и всѣ присутствующіе заплакали изъ состраданія и жалости и проговорили:
   -- Слава Богу, соединившему отца съ дѣтьми!
   Гасанъ же, совершенно придя въ себя, обнялъ своихъ дѣтей. Затѣмъ онъ заплакалъ и снова лишился чувствъ, а очнувшись, сказалъ слѣдующіе стихи:
   
   Клянусь твоимъ существованьемъ я,
   Что сердце неспособно у меня
   Переносить разлуку, если бъ даже
   Союзъ съ тобой погибелью мнѣ былъ!
   Твой призракъ мнѣ сказалъ, что наша встрѣча
   Произойдетъ не далѣе, какъ завтра.
   Но долженъ ли я жить назло врагамъ
   До завтрашняго дня? Клянусь твоимъ
   Существованьемъ я, что съ дня разлуки
   Съ тобой, владычица моей души,
   Я никогда съ тѣхъ поръ не наслаждался
   Земными радостями этой жизни!
   И если бы Господь постановилъ,
   Что долженъ умереть я за мою
   Любовь къ тебѣ, я умеръ бы любя
   Тебя, при величайшихъ въ мірѣ мукахъ.
   Газель нерѣдко въ сердцѣ у меня
   Имѣла пастбище свое и кормъ.
   Зачѣмъ же убѣжала прочь она
   Отъ глазъ моихъ, какъ улетѣвшій сонъ?
   И если будетъ отрицать она
   На полѣ боевомъ закона то,
   Что проливала кровь мою она,
   То на щекахъ ея съ румянцемъ алымъ
   Найдется доказательство того,
   Что поступала такъ она со мною.
   
   Когда царица убѣдилась, что мальчики эти, дѣйствительно, дѣти Гасана, и что царевна Менаръ-Эль-Сена -- его жена, которую онъ отыскивалъ, -- она пришла въ такое негодованіе на сестру, что и сказать трудно; она закричала на Гасана такъ, что онъ опять лишился чувствъ и, придя въ себя, сказалъ слѣдующее:
   
   Ты далека, но ближе всѣхъ другихъ
   Людей; и ты отсутствуешь, но въ сердцѣ
   Моемъ ты обитаешь постоянно.
   Клянусь Аллахомъ, что не обращался
   Я никогда къ красавицамъ другимъ,
   Но терпѣливо я удѣлъ переношу
   Всегда враждующей со мной судьбы.
   Идетъ, кончается за ночью ночь,
   Но я люблю тебя безъ перерыва,
   И пламя и неистовый огонь
   Въ моемъ пылаютъ сердцѣ постоянно.
   Такимъ я человѣкомъ былъ, который
   Не соглашался ни на часъ разлуки.
   Такъ каковымъ должно быть состоянье
   Моей души, когда со дня разлуки
   Съ возлюбленной моей прошелъ ужъ цѣлый
   Рядъ мѣсяцевъ, томительныхъ и грустныхъ?!
   Ревную я, когда зефиръ повѣетъ
   Своимъ дыханьемъ на тебя. То правда,
   Что ревности я полонъ постоянной
   Къ красивѣйшей изъ женщинъ всей земли.
   
   Досказавъ эти стихи, онъ снова впалъ въ безпамятство, и когда пришелъ въ себя, то увидалъ, что его бросили на полъ лицомъ внизъ. Онъ всталъ и пошелъ, спотыкаясь на полы своего платья и не вѣря, что онъ останется цѣлъ. Старая Шавагія также была сильно огорчена, но не смѣла говорить съ царицей, видя, какъ она страшно раздражена. Гасанъ же, выйдя изъ дворца, совершенно потерялъ голову и не зналъ, куда ему итти и куда преклонить голову. Свѣтъ для него точно сошелся клипомъ, и ему не съ кѣмъ было поговорить; некому было его утѣшить и некому было подать ему какой-нибудь совѣтъ и пріютить его. Теперь онъ былъ увѣренъ, что долженъ погибнуть, потому что пуститься въ путь одинъ онъ не могъ, не зная дороги, и не могъ пройти страны Шайтановъ; и Птицъ, и Хищныхъ Звѣрей, и вслѣдствіе этого онъ не надѣялся остаться въ живыхъ. Гасанъ заплакалъ такъ горько, что лишился чувствъ, а когда пришелъ въ себя, то сталъ думать о своихъ дѣтяхъ и женѣ, которая должна была прибыть къ своей сестрѣ царицѣ. Онъ раскаивался, что пріѣхалъ въ эту страну и не послушался добрыхъ совѣтовъ; продекламировавъ нѣсколько стихотвореній, онъ вышелъ за городъ и увидалъ рѣку и пошелъ вдоль берега, самъ не зная, куда итти.
   Что же касается до жены его Менаръ-Эль-Сены, то она хотѣла выѣхать на слѣдующій, день послѣ старухи. Въ ту минуту, какъ она раздумывала о предстоящемъ ей пути, къ ней въ комнату вошелъ царедворецъ ея отца и, поцѣловавъ прахъ у ногъ ея, сказалъ:
   -- О, царица! Отецъ твой, верховный царь, зоветъ тебя къ себѣ.
   Она встала и тотчасъ же пошла къ своему отцу, чтобы узнать, что ему нужно. Отецъ, увидавъ ее, посадилъ ее подлѣ себя на ложе и сказалъ:
   -- О, дочь моя, знаешь, я видѣлъ сегодня ночью сонъ, и теперь боюсь за тебя, боюсь, чтобц съ тобой не случилось чего-нибудь во время пути.
   -- О, отецъ мой, -- возразила она, -- что же видѣлъ ты во снѣ?
   -- Я видѣлъ, -- отвѣчалъ отецъ, -- будто я вхожу въ какую-то сокровищницу и вижу въ ней необыкновенныя рѣдкости, и брильянты, и жемчугъ, и яхонты, но ничто не плѣнило меня такъ, какъ семь жемчужинъ и въ особенности одна изъ семи, самая меньшая, но самая чистая и самая блестящая. Я взялъ ее въ руки и пошелъ съ нею изъ сокровищницы. Но лишь только я вышелъ въ дверь и хотѣлъ посмотрѣть и полюбоваться на свое пріобрѣтеніе, какъ вдругъ подлетѣла какая-то незнакомая птица -- но птица не изъ нашихъ мѣстъ -- и, схвативъ отъ меня жемчужину, вернула ее туда, откуда я ее взялъ. На меня напалъ страхъ и ужасъ, вслѣдствіе чего я и проснулся съ чувствомъ сожалѣнія о потерянной драгоцѣнности. Проснувшись, я тотчасъ же призвалъ снотолкователей и разсказалъ имъ свой сонъ, а они сказали мнѣ: "У тебя семь дочерей, младшую изъ которыхъ ты потеряешь, она будетъ взята отъ тебя силою и безъ твоего позволенія". Ты, дочь моя, самая у меня младшая, самая любимая и болѣе другихъ привязанная ко мнѣ. Ты собираешься ѣхать къ сестрѣ, и я не знаю, что грозитъ тебѣ тамъ, но только не ѣзди и вернись къ себѣ во дворецъ.
   При этихъ словахъ отца сердце Менаръ-Эль-Сены заныло, она испугалась за своихъ дѣтей и низко наклонила голову. Затѣмъ посмотрѣла на отца и сказала:
   -- О царь! Вѣдь царица Нуръ-Эль-Гуда приготовилась принять меня и ждетъ меня съ часу на часъ. Четыре года она уже не видала меня, и если я теперь не поѣду къ ней, то она разсердится на меня; я поѣду къ ней не болѣе какъ на мѣсяцъ, а потомъ -опятъ вернусь къ тебѣ. Да и кто же можетъ вступить къ намъ въ страну и попасть на острова ВакъВакъ? Кто можетъ проѣхать черезъ Бѣлую страну, Черную гору, Камфарную землю и Хрустальный дворецъ? И развѣ кто-нибудь можетъ пробраться черезъ страну Птицъ, Хищныхъ Звѣрей и Шайтановъ и добраться до нашихъ острововъ? Каждый иностранецъ, несомнѣнно, долженъ погибнуть въ пути. Поэтому успокойся и позволь мнѣ отправиться, такъ какъ никто не можетъ добраться до насъ.
   Она уговаривала его до тѣхъ поръ, пока онъ не далъ позволенія ей отправиться. Онъ приказалъ тысячѣ всадниковъ проводить ее до рѣки и ждать тамъ, пока она не доѣдетъ до столицы сестры, и не войдетъ къ ней во дворецъ. Онъ приказалъ имъ ждать ее и проводить ее обратно домой. Дочери же царь позволилъ остаться у сестры только два дня.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- сказала она ему.
   Она встала и отправилась въ путь, а отецъ ея проводилъ ее и простился съ нею. Слова отца произвели на нее глубокое впечатлѣніе; она стала бояться за своихъ дѣтей и успокоивала себя только тѣмъ, что никто отъ судьбы уйти не можетъ. Три дня ѣхала она не останавливаясь и, пріѣхавъ къ рѣкѣ, раскинула палатки на берегу. Затѣмъ она переѣхала на другую сторону, взявъ съ собою только нѣсколько пажей, царедворцевъ и визирей и, прибывъ въ столицу Нуръ-Эль-Гуды, она вошла во дворецъ и прошла къ царицѣ, гдѣ застала своихъ дѣтей въ слезахъ и кричавшихъ: "Отецъ нашъ!" Слезы потекли у нея изъ глазъ, она заплакала, прижавъ дѣтей къ груди, и сказала имъ:
   -- Развѣ вы видѣли вашего отца? Какъ бы я желала, чтобы не существовало того часа, въ который я разсталась съ нимъ! И если бы я знала, гдѣ онъ находится, я отправила бы васъ къ нему.
   Она стала выражать сожалѣніе о себѣ, стала плакать о мужѣ, о дѣтяхъ и сказала слѣдующіе стихи:
   
   Возлюбленный ты сердца моего,
   Вѣдь, несмотря на отдаленность
   И на жестокость, я тебя желаю
   И предъ тобой склоняюсь на колѣни
   Я, гдѣ бы ты теперь ни находился,
   Глаза мои глядятъ по направленью
   Къ далекому жилищу твоему,
   И плачетъ у меня душа о томъ,
   Что дни, когда со мной ты былъ,
   Минули и пропали безвозвратно.
   А сколько проводили мы ночей
   Безъ подозрѣнія, любя другъ друга,
   И вѣрность и благоволенье наше
   Отрадой наполняли наши дни.
   
   Но когда сестра ея увидала, что мать прижимала своихъ дѣтей къ груди и при этомъ говорила: "Я сама виновата, что все это со мной случилось, я разрушила свою семью", она не только не поздоровалась съ нею, а, напротивъ того, сказала ей:
   -- Ахъ, ты, скверная женщина! Откуда у тебя эти дѣти? Развѣ ты вышла замужъ безъ вѣдома твоего отца или дѣти эти у тебя незаконныя? Если это такъ, то ты должна быть жестоко наказана, и если ты вышла замужъ безъ нашего позволенія, то зачѣмъ же ты бросила мужа и взяла отъ него дѣтей, разлучивъ ихъ съ отцомъ и переправивъ къ намъ въ страну? Кромѣ того, ты прятала отъ насъ своихъ дѣтей. Неужели ты воображала, что мы не знали о ихъ существованіи? Клянусь всевѣдущимъ Аллахомъ, что мы очень хорошо знали о нихъ, знали, что ты ихъ мать и знали твою позорную тайну!
   Сказавъ это, царица приказала своимъ тѣлохранителямъ схватить ее. Ее схватили, связали ей назадъ руки, надѣли колодки и жестоко избили ее, такъ что мѣстами содрали съ нея кожу. Царица повѣсила ее за волосы и посадила ее въ темницу и написала верховному царю, своему отцу, письмо, въ которомъ увѣдомляла объ этомъ событіи такъ:
   "Къ намъ въ страну явился мужчина человѣческаго рода, и сестра моя Менаръ-Эль-Сена увѣряетъ, что она законнымъ образомъ вышла за него замужъ и имѣетъ отъ него двухъ сыновей, которыхъ она скрывала отъ насъ и должна была признаться, когда этотъ человѣкъ явился къ намъ. Зовутъ его Гасаномъ и онъ сообщилъ намъ, что женатъ на ней и что (она долго жила съ нимъ, затѣмъ, взявъ своихъ дѣтей, ушла отъ него безъ его вѣдома, сказавъ, уходя, его матери, чтобы та передала своему сыну, что если онъ почувствуетъ желаніе видѣть ее, то можетъ пріѣхать на острова Вакъ-Вакъ. Мы задержали у себя Гасана, а старуху Шавагію я послала за нею и дѣтьми и велѣла привести дѣтей прежде, чѣмъ пріѣдетъ мать. Старуха, исполняя мое приказаніе, дѣтей привезла ранѣе ея прибытія. Я послала за человѣкомъ, выдававшимъ себя за ея мужа, и онъ, придя ко мнѣ, тотчасъ же узналъ дѣтей. Тутъ я убѣдилась, что это, дѣйствительно, его дѣти и что она жена его, что онъ не лгалъ и что онъ человѣкъ честный, съ которымъ сестра поступила безсовѣстно. Мнѣ стало страшно, что такая исторія можетъ опозорить насъ въ глазахъ обитателей острова. Когда негодная женщина пріѣхала ко мнѣ, я страшно на нее разсердилась, жестоко наказала ее и повѣсила ее за волосы. Теперь я сообщила тебѣ ея исторію, и ты можешь распорядиться ея судьбой: что ты прикажешь, то мы съ нею и сдѣ ью. Ему жаль было лошади, и одъ бѣжалъ за нею, желая ее поймать; наконецъ, она вбѣжала въ лѣсъ, куда побѣжалъ и онъ. Лошадь фыркала и неистово била копытами о землю, убѣгая отъ него. Въ этомъ лѣсу обиталъ громадный левъ, самаго ужаснаго вида. Глаза его метали искры, выраженіе лица было ужасно, а сила мускуловъ наводила ужасъ. Казначей, увидавъ приближавшагося кгь нему льва, не зналъ, что ему дѣлать, такъ какъ съ нимъ не было даже меча.
   "Сила и власть въ руцѣ Бога, великаго, всемогущаго, -- подумалъ казначей.-- Это несчастіе случилось со мною за то, что я хотѣлъ совершить преступленіе противъ Эль-Амджада и Эль-Асада и это путешествіе поистинѣ было несчастливо! "
   Между тѣмъ, жара стала нестерпимой Эль-Амджаду и Эль-Асаду, и отъ жажды у нихъ высунулись даже языки и они молили Бога утолить ихъ жажду. Но никто не являлся къ. нимъ на помощь и они проговорили:
   -- Лучше ужъ быть убитыми и не терзаться такимъ образомъ; но мы вѣдь не знаемъ, куда убѣжала лошадь и куда; побѣжалъ казначей. Лучше бы онъ вернулся и убилъ насъ,; все же было бы легче, чѣмъ мучиться такъ.
   -- О, братъ мои, -- сказалъ на это Эль-Асадъ, -- и насъ спасетъ Господь (да святится имя Его), вѣдь лошадь убѣжала, потому что Господу " было угодно спасти насъ, и теперь насъ тревожитъ только жажда.
   Онъ встрепенулся и началъ раскачиваться вправо и влѣво, отчего веревка распустилась и, выдернувъ руки, онъ развязалъ брата, а затѣмъ, взявъ мечъ эмира, сказалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, намъ не слѣдуетъ уходить, пока мы не узнаемъ, что сталось съ казначеемъ.
   Они пошли по слѣдамъ старика, которые привели ихъ въ лѣсъ. Вслѣдствіе чего одинъ братъ сказалъ другому:
   -- Ни лошадь ни казначей не выходили изъ этого лѣса.
   -- Ты постой тутъ, -- сказалъ Эль-Асадъ своему брату, -- а я войду въ лѣсъ и осмотрю его.
   -- Нѣтъ, я не пущу тебя одного въ лѣсъ, -- отвѣчалъ ему Эль-Амджадъ, -- и мы пойдемъ лучше оба, и если спасемся, то спасемся оба, а если погибнемъ, то погибнемъ оба.
   Они оба вошли въ лѣсъ и застали льва на казначеѣ, который лежалъ подъ его лапами, и въ это время молился. Эль-Амджалъ, увидавъ это, схватилъ мечъ, подбѣжалъ ко льву и, ударивъ его между глазъ, убилъ его.
   Левъ, испустивъ духъ, упалъ на землю, а эмиръ всталъ, дивясь тому, что случилось. Увидавъ Эль-Амджада и Эль-Асада, сыновей своего царя, стоявшихъ подлѣ него, онъ упалъ передъ ними на колѣни и сказалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, государи мои, несправедливо поступилъ бы я, если бы убилъ васъ. Пусть погибнетъ тотъ, кто приказалъ убивать васъ! Отъ всей души я выкуплю васъ своею жизнью.
   Быстро вскочивъ на ноги, онъ обнялъ ихъ и спросилъ, какимъ образомъ удалось имъ освободиться отъ веревокъ и прійти къ нему на помощь. Молодые люди разсказали ему, какъ имъ захотѣлось пить, и что только для этого они развязались и затѣмъ пошли по его слѣдамъ искать его. Выслушавъ ихъ, онъ началъ благодарить ихъ за то, что они для него сдѣлали, и съ ними вмѣстѣ пошелъ изъ лѣсу. Выйдя на открытое мѣсто, юноши сказали ему:
   -- О дядюшка! Дѣлай то, что отецъ нашъ приказалъ тебѣ.
   -- Аллахъ не допустилъ, чтобы я причинилъ вамъ какое-нибудь зло, -- отвѣчалъ онъ.-- Но знайте все-таки, что я Сниму съ васъ одежду и одѣну васъ въ свое платье, а бутылки наполню кровью льва. А царю я скажу, что убилъ васъ. А вы отправляйтесь, куда глаза глядятъ; міръ Божій великъ. И знайте, что разлука съ вами мнѣ тяжела.
   Послѣ этихъ словъ они всѣ трое заплакали. Юноши сняли одежды, а казначей отдалъ имъ свои и отправился къ царю.
   Онъ взялъ одежду и каждую порознь завязалъ въ имѣвшіяся съ нимъ салфетки, затѣмъ наполнилъ склянки кровью льва и положилъ узлы передъ собою на сѣдло. Простившись съ юношами, онъ направился къ городу и, пріѣхавъ къ царю, поцѣловалъ прахъ у ногъ его. Царь замѣтилъ, какъ онъ осунулся (что произошло вслѣдствіе его борьбы со львомъ) и думалъ, что на него подѣйствовала казнь сыновей.
   -- Такъ ты исполнилъ данное тебѣ порученіе?-- спросилъ царь.
   -- Да, государь, -- отвѣчалъ казначей и подалъ ему двѣ склянки съ кровью.
   -- Замѣтилъ ты что-либо особенное въ ихъ поведеніи, -- спросилъ царь, -- и не дали ли они тебѣ какого-нибудь порученія?
   -- Они выказали необыкновенную кротость и покорно подчинились приговору, сказавъ мнѣ, -- отвѣчалъ онъ, -- что отца они прощаютъ и посылаютъ ему свой привѣтъ. Меня они не Обвиняли въ убійствѣ и въ пролитіи ихъ крови, а просили только передать тебѣ слѣдующіе стихи:
   
   То истина, что женщины всегда
   Есть дьяволы, рожденные для насъ.
   Онѣ источникъ всѣхъ несчастій тѣхъ,
   Которыя среди людей явились
   Въ дѣлахъ мірскихъ и въ поклоненьи Богу.
   
   Царь, услыхавъ эти слова, поникъ головою, понявъ изъ нихъ, что сыновья его убиты несправедливо. Размышляя о коварствѣ женщинъ и о всѣхъ навлекаемыхъ ими несчастіяхъ, онъ взялъ узлы и, развязавъ ихъ, началъ перебирать платья своихъ сыновей и плакать. Развернувъ одежду своего сына Эль-Асада, онъ нашелъ у него. въ карманѣ письмо, писанное рукою женщины, обвинявшей юношу, и тутъ же нашелъ шелковый шнурокъ съ ея волосами. Развернувъ письмо, онъ прочелъ его, понялъ смыслъ и убѣдился, что сынъ его палъ жертвою несправедливости. Перегорпувъ одежду сына своего Эль-Амджада, онъ и у него въ карманѣ нашелъ письмо, написанное рукою другой женщины, обвинявшей его, перевязанное шелковымъ шнуркомъ съ волосами. Прочитавъ письмо, онъ увидалъ, что и другой его сынъ тоже палъ жертвою несправедливости. Онъ всплеснулъ руками и вскричалъ;
   -- Сила и власть въ рукахъ Божіихъ! Я убилъ своихъ сыновей напрасно!
   И, ударяя себя по лицу, онъ восклицалъ:
   -- О, сыновья мои! О, страшное горе мое!
   Онъ отдалъ приказъ выстроить двѣ могилы въ домѣ, который назвалъ домъ стенаній, и на могилахъ надписалъ имена своихъ сыновей, и, лежа на могилѣ Эль-Амджада, онъ шакалѣ, стоналъ, вздыхалъ и декламировалъ стихи и то же самое дѣлалъ на могилѣ Эль-Асада. Онъ отказался отъ общества своихъ друзей и близкихъ и, запершись въ домѣ Стенаній, плакалъ о своихъ сыновьяхъ и видѣть не хотѣлъ ни своихъ женъ ни родственницъ. Такимъ образомъ онъ жилъ.
   А Эль-Амджадъ и Эль-Асадъ продолжали путь свой по пустынѣ, питаясь травами и запивая ихъ остатками дождевой воды. По ночамъ, когда спалъ одинъ, другой сидѣлъ насторожѣ, и съ полуночи ложился другой, а, сторожилъ первый. Такъ шли они цѣлый мѣсяцъ, пока не добрались до горы изъ чернаго гранита, съ недостижимой вершиной. У этой горы дорога раздѣлилась надвое: одна дорога шла кругомъ, а другая; въ гору. Они пошли по дорогѣ въ гору и поднимались въ продолженіе пяти дней, но все-таки вершины еще не достигли. Устали они страшно, такъ какъ не привыкли ходить не только по горамъ, но и по гладкой мѣстности. Потерявъ надежду дойти до вершины, они повернули обратно и пошли по круговой дорогѣ, и шли по ней цѣлый день и ночь. Эль-Асадъ такъ утомился, что сказалъ брату:
   -- О, братъ мой, я не могу итти дальше, такъ какъ я совсѣмъ ослабѣлъ.
   -- Полно, братъ, -- отвѣчалъ ему Эль-Амджадъ, -- пріободрись! Можетъ-быть, Господь явится къ намъ на помощь.
   Они шли еще часъ, но Эль-Асадъ пришелъ въ такое состояніе, что итти далѣе не могъ, и сказалъ:
   -- О, братъ мой, я усталъ и болѣе двигаться не могу.

   Онъ упалъ на землю и заплакалъ, а братъ его Эль-Амджадъ повелъ его, то идя съ нимъ, то отдыхая, и дотянулъ такимъ образомъ до разсвѣта. Они дошли до свѣтлаго ручья, водопадомъ спускавшагося внизъ. Около ручья стояло большое Дерево и молельня, чему они такъ обрадовались, что едва вѣрили глазамъ своимъ. Опустившись на землю около ручья, (они выпили воды, съѣли нѣсколько гранатъ съ гранатнаго дерева, росшаго тутъ, и заснули до солнечнаго восхода, когда они встали, вымылись у ручья, поѣли гранатъ и опять заснули до послѣполуденной молитвы. Послѣ этого они хотѣли Опять пуститься въ путь, но Эль-Асадъ но могъ итти, такъ какъ ноги у него распухли. Поэтому они пробыли тутъ три дня, пока онъ не отдохнулъ вполнѣ, послѣ чего они пустились дальше и шли въ теченіе нѣсколькихъ дней, пока не увидали города.
   Городу они очень обрадовались и пошли къ нему, а подойдя, поблагодарили Господа, прославляя имя Его.
   -- О, братъ мой!-- сказалъ Эль-Амджадъ Эль-Асаду,-- посиди здѣсь, пока я схожу въ городъ и узнаю, что это за страна и можно ли будетъ намъ устроиться, и далеко ли мы прошли. Слава Богу, что мы дошли благополучно!
   -- Клянусь Аллахомъ, братъ мой, -- отвѣчалъ Эль-Асадъ,-- (въ городъ пойдешь не ты, а я, хотя бы для того, чтобы искупить тебя, потому что если ты оставишь меня и уйдешь, то повергнешь меня въ страшную тревогу, и вынести разлуки съ тобой я не въ силахъ.
   -- Ну, такъ иди, только не мѣшкай, -- отвѣчалъ ему Эль-Амджадъ.
   Эль-Асадъ спустился съ горы, взявъ съ собой нѣсколько Червонцевъ, и оставилъ брата въ ожиданіи. Онъ шелъ, не останавливаясь, пока не вошелъ въ городъ, и, проходя по; улицѣ, встрѣтился со старикомъ, уже весьма преклонныхъ лѣтъ. Борода его спускалась на грудь, распадаясь на двѣ: половины, въ рукахъ у него былъ посохъ; онъ былъ одѣтъ очень богато и въ красной чалмѣ на головѣ. Эль-Асадъ очень удивился, глядя на его одежду; подойдя къ нему, онъ поклонился и спросилъ:
   -- Какъ мнѣ пройти на рынокъ?
   Старикъ, выслушавъ его вопросъ, улыбнулся и сказалъ ему:
   -- Ты, сынъ мой, очевидно, чужеземецъ?
   -- Да, дядюшка, я чужеземецъ, -- отвѣчалъ Эль-Асадъ.
   -- Своимъ присутствіемъ, -- продолжалъ старикъ, -- ты осчастливилъ нашъ городъ, о, сынъ мой, а свою родину огорчилъ своимъ отсутствіемъ. И зачѣмъ тебѣ рынокъ?
   -- О, дядюшка, -- отвѣчалъ Эль-Асадъ, -- тамъ, на горѣ, я оставилъ брата, мы шли издалека, въ дорогѣ были около трехъ мѣсяцевъ и когда увидали городъ, то я пошелъ, чтобы купить чего-нибудь поѣсть и вернуться къ брату, чтобы обоимъ намъ насытиться.
   -- О, сынъ мой, -- отвѣчалъ старикъ, -- прими пожеланіе тебѣ всякаго счастья и знай, что я задаю пиръ, и что у меня много гостей, для которыхъ я приготовилъ вкусныя и обильныя кушанья. Не хочешь ли пойти ко мнѣ? Если пойдёшь:, то я дамъ тебѣ все, что тебѣ нужно, и не возьму за это никакой платы. Кромѣ того, я познакомлю тебя съ характеромъ этого города. Слава Господу, о, сынъ мой, что съ тобою встрѣтился я и никто болѣе.
   -- Дѣлай, какъ хочешь, -- отвѣчалъ ему Эль-Асадъ, -- и спѣши, такъ какъ братъ мой ждетъ меня и, конечно, тревожится.
   Старикъ взялъ Эль-Асада за руку и повернулъ съ нимъ въ узенькую боковую улицу, улыбаясь ему и говоря:
   -- Да святится имя Господа, избавившаго тебя отъ жителей здѣшняго города!
   Онъ шелъ съ нимъ, пока не дошелъ до большого дома, въ большой пріемной комнатой, въ которой сидѣло сорокъ стариковъ, очень преклонныхъ лѣтъ. Всѣ они сидѣли вокругъ зажженнаго костра, на который они молились, поклоняясь ему, Эль-Асадъ при видѣ этого задрожалъ всѣмъ тѣломъ, хотя не зналъ еще всѣхъ обстоятельствъ дѣла. Тутъ вышеупомянутый старикъ сказалъ присутствующимъ:
   -- О, шейки огня! Какой выдался намъ сегодня счастливый день! О, Гхадбанъ!-- крикнулъ онъ.
   На этотъ зовъ къ нему вышелъ черный рабъ самой отталкивающей наружности, съ мрачнымъ лицомъ и сплюснутымъ носомъ. По знаку старика, онъ связалъ Эль-Асада и затѣмъ старикъ сказалъ ему:
   -- Сведи его внизъ, въ подземелье, и тамъ оставь его, а рабынѣ скажи, чтобы она мучила его и дни и ночи и давала ему ѣсть только по одному хлѣбцу днемъ и по одному ночью, пока мы не свеземъ его на Голубое море и на Огненную гору, гдѣ принесемъ его въ жертву.

   Рабъ свелъ его въ подземелье и передалъ рабынѣ, которая начала терзать его и давать ему по два хлѣбца въ сутки и кружку соленой воды. Старики же говорили другъ другу:
   -- Когда наступитъ время празднества огня, то мы убьемъ его на горѣ и принесемъ жертву огню.
   Рабыня пришла къ нему и осыпала его ударами, такъ что кровь потекла у него по ногамъ, и онъ лишился чувствъ, послѣ! (чего она положила у него въ головахъ хлѣбецъ и поставила кружку соленой воды и ушла. Въ полночь ЭльАсадъ пришелъ въ себя и нашелъ себя скованнымъ и сталъ мучиться отъ ранъ. Онъ горько заплакалъ и, размышляя о своемъ прежнемъ счастливомъ положеніи, стоналъ, вздыхалъ и декламировалъ слѣдующіе стихи:
   
   О, прекрати ты дома разрушенье
   И справки наведи ты про меня,
   И также не дерзай считать меня
   За человѣка формы и приличій.
   Разлучница судьба разъединила
   Съ тобой меня, и всѣ сердца враговъ
   Не знаютъ милости къ судьбѣ моей;
   И гнусная приставлена рабыня,
   Чтобы меня до полусмерти бить.
   А въ подломъ сердцѣ у рабыни этой
   Ключомъ кипитъ и ненависть и злоба.
   Быть-можетъ, Богъ соединитъ насъ снова,
   И, должное воздавъ имъ наказанье,
   Прогонитъ отъ меня моихъ враговъ.
   
   Затѣмъ, закинувъ руку за голову, онъ нашелъ хлѣбецъ и кружку соленой воды. Онъ съѣлъ кусочекъ, чтобы поддержатъ свои силы, и выпилъ немного воды, послѣ чего, не смыкая глазъ, пролежалъ до утра, такъ какъ блохи и другія насѣкомыя осыпали его.
   Съ наступленіемъ утра явилась и рабыня и стащила съ него одежду, покрытую кровью и прилипшую къ его кожѣ, такъ что она слѣзла вмѣстѣ съ рубашкой. Онъ вскрикнулъ и проговорилъ:
   -- О, Господи, если Ты терпишь подобное со мной обращеніе, то дай мнѣ силы перенести его! Или же накажи за меня!
   Онъ застоналъ и проговорилъ слѣдующее:
   
   Ты беззаботно приступай къ работѣ
   И выполняй велѣнія судьбы.
   Хотя нерѣдко ненависть, которой
   Твое пылаетъ сердце, переходитъ
   По временамъ въ сочувствіе и дружбу.
   И иногда раздоръ весь исчезаетъ,
   И что открыто, то закрыто будетъ.
   Творецъ въ своихъ желаньяхъ всемогущъ,
   Поэтому не будь безчеловѣчной,
   Но льсти себя надеждою на благо,
   Которое получишь скоро ты,
   Такъ что забудешь все, что было прежде.
   
   Лишь только онъ докончилъ это стихотвореніе, какъ рабыня принялась его бить и била до тѣхъ поръ, пока онъ не лишился чувствъ; тогда она бросила ему хлѣбъ и поставила воды, послѣ чего ушла и оставила его въ одиночествѣ, съ кровью, струившейся по ногамъ. Онъ лежалъ закованный, вдали отъ друзей, думая о братѣ и о той жизни, которую велъ прежде, и, вздыхая и проливая слезы, въ стихахъ изливалъ свое горе.
   

Продолженіе исторіи двухъ царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада.

   А въ это время братъ его Эль-Амджадъ, до полудня прождавъ его и видя, что онъ не возвращается, встревожился и, заплакавъ, проговорилъ:
   -- О, горе мнѣ, горе! Не даромъ я боялся такъ разлуки!
   Затѣмъ, спустившись съ горы, не переставая проливать слезы, онъ вошелъ въ городъ, и шелъ, пока не дошелъ до рынка, гдѣ спросилъ у встрѣченныхъ, что это за городъ, и кто въ немъ живетъ.
   -- Городъ этотъ, -- отвѣчали ему, -- называется городомъ Маговъ, и обитатели его по большей части -- идолопоклонники и не признаютъ всевышняго Бога.
   Послѣ этого онъ спросилъ ихъ, не слыхали ли они о городѣ Чернаго Дерева, и ему отвѣчали, что до города Чернаго Дерева надо ѣхать цѣлый годъ, а моремъ можно добраться туда въ четыре мѣсяца, что царствуетъ тамъ Арманусъ, взявшей себѣ зятя щ уступившій ему престолъ, и зятя этого зовутъ Камараль-Земаномъ. Это человѣкъ справедливый и милосердный. Услыхавъ такое мнѣніе о своемъ отцѣ, юноша заплакалъ и, купивъ себѣ съѣстного, пошелъ куда-нибудь спрятаться, и сѣлъ поѣсть, но, вспомнивъ о братѣ, заплакалъ и не могъ ѣсть. Онъ всталъ и дошедъ по городу, желая узнать что-нибудь о братѣ. Онъ нашелъ портного-мусульманина, сидѣвшаго въ лавкѣ, и когда юноша разсказалъ ему свою исторію, то портной сказалъ ему:
   -- Если онъ попалъ въ руки маговъ, то ты больше его не увидишь, впрочемъ, Господь милостивъ и соединитъ васъ. Не хочешь ли ты поселиться со мной?-- прибавилъ онъ.
   -- Хочу, -- отвѣчалъ юноша.
   Портной остался очень доволенъ, и Эль-Амджадъ прожилъ ръ нимъ нѣсколько дней, въ продолженіе которыхъ портной утѣшалъ его и уговаривалъ быть терпѣливымъ и, выучивъ его шить, сдѣлалъ его своимъ подмастерьемъ.
   Однажды онъ пошелъ на морской берегъ вымыть свое бѣлье, послѣ чего пошелъ въ баню и, надѣвъ чистое бѣлье, прошелъ въ городъ съ цѣлью позабавиться. Онъ встрѣтилъ женщину красивую, статную и миловидную, которая, увидавъ его, откинула покрывало и, подмигнувъ ему, сказала слѣдующіе стихи:
   
   Я приближеніе твое ко мнѣ
   Замѣтила и опустила долу
   Мои глаза, какъ будто бы ты былъ,
   О, стройный станомъ, солнцемъ лучезарнымъ
   Нѣтъ никого, кто могъ бы красотою
   Съ твоимъ очарованіемъ сравниться.
   Между людьми, рожденными для жизни,
   Красивѣйшій сегодня, чѣмъ вчера!
   И если бы дѣлить возможно было,
   Даръ красоты, то красоты твоей
   И пятой части или меньшей доли.
   То пятой части было бы вполнѣ
   Достаточно для красоты Юсуфа!
   Желала бы всю остальную жизнь
   Я безраздѣльной жить твоей любовью.
   Да принесутъ поэтому тебѣ
   Сердца и жизнь всѣ люди міра въ жертву.
   
   При этихъ словахъ сердце его встрепенулось, и онъ почувствовалъ приливъ любви. И, сдѣлавъ ей знакъ рукою, онъ отвѣчалъ такъ:
   
   Надъ розами ея красивыхъ щечекъ
   Сверкаетъ острыхъ, копій ратный строй.
   Но кто рукою дерзновенной розы
   Сорвать рѣшится эти? Рукъ своихъ
   Не смѣй ты къ нимъ протягивать: издавна
   Раздоръ и войны сѣютъ копья эти,
   Когда на нихъ мы обращаемъ взоры.
   Скажи ты той, которая мученьемъ
   И искушеньемъ для тебя была,
   И красотой своею опьяняла,
   Что больше привлекала бы она
   Прельщенныхъ ею, если бы всегда
   Ея поступки были справедливы.
   Мое смущенье возрасло бы, если
   Твое лицо фатой бы скрыто было,
   Но я теперь прекрасно понимаю,
   Что и твое открытое лицо
   Является отличною охраной
   При несравненной красотѣ твоей.
   Ты на открытый солнца ликъ не можешь
   Поднять глаза, но если бы оно
   Закрылось легкимъ облачкомъ, то ты
   Могла бы имъ свободно любоваться.
   Для женщины уродливой защитой
   Ея уродство служитъ. Такъ спроси
   Ты племени старшинъ, зачѣмъ желаютъ
   Они знакомству нашему мѣшать.
   И если имъ казнить меня угодно,
   То повели имъ прекратить навѣки
   Ихъ озлобленье, предоставивъ намъ
   Свободно наслаждаться нашей жизнью.
   При нападеньи врядъ ли могутъ быть
   Они столь смертоносными, какъ взоры,
   Палящіе огнемъ сердца людей,
   Красавицы, которая со мною
   Здѣсь повстрѣчалась и заговорила.
   
   Она выразила желаніе поговорить съ нимъ, на что онъ замѣтилъ:
   -- Прійдешь ли ты ко мнѣ, или дозволишь мнѣ прійти къ тебѣ въ домъ?
   Вслѣдствіе чего она въ смущеніи опустила внизъ голову и повторила слова того, имя чье да святится. Мужчина долженъ быть главою, въ силу того, что ему дана власть надъ женщиной".
   Эль-Амджадъ донялъ изъ этого, что она желаетъ слѣдовать за нимъ и поэтому ему пришлось искать для нея помѣщеніе. Ему стыдно было свести ее къ портному, у котораго іодъ жилъ, и онъ пошелъ впередъ. Они ходили изъ улицы въ улицу, съ площади на площадь, пока женщина не устала и не сказала ему:
   -- О, господинъ мой, гдѣ же твой домъ?
   -- Передъ нами, -- отвѣчалъ онъ, -- теперь ужъ недалеко. Одъ повернулъ съ нею въ красивый переулокъ и пошелъ вдоль него, пока не дошелъ до конца, гдѣ увидалъ, что рыхода изъ него не было.
   -- Сила и власть въ рукахъ Божіихъ!-- проговорилъ онъ.

   Онъ осмотрѣлся и увидалъ домъ съ большой дверью и съ двумя скамейками (около нея, но дверь была заперта. Эль-Амджадъ сѣлъ на одну изъ скамеекъ, а дѣвушка -- на другую и сказала:
   -- Чего же ты ждешь? О, господинъ мой?
   Онъ наклонилъ голову чуть не до земли и затѣмъ, поднявъ ее, сказалъ:,,
   -- Я жду своего мамелюка, потому что ключъ у него, и я сказалъ ему, чтобы онъ приготовилъ поѣсть, выпить, поставилъ бы цвѣты и вина къ тому времени, какъ я вернусь изъ бани. "Очень можетъ быть, подумалъ онъ, что ждать ей надоѣстъ, и она уйдетъ, оставивъ меня въ покоѣ".
   Когда же дѣвушкѣ, дѣйствительно, надоѣло ждать, то она сказала ему:
   -- О, господинъ мой, мамелюкъ твой не торопится домой, и намъ долго приходится дожидаться его.
   Она встала и подошла къ двери съ деревяннымъ замкомъ.
   -- Не торопись, -- сказалъ ей Эль-Амджадъ, -- а потерпи, пока не придетъ мамелюкъ.
   Но не обращая вниманія на его слова, она камнемъ ударила по деревянному замку и, разбивъ его, отворила дверь.
   -- Что это съ тобой, зачѣмъ ты это сдѣлала?
   -- Что же изъ этого, господинъ мой, -- отвѣчала она, -- развѣ это не твой домъ?
   -- Мой, -- отвѣчалъ онъ, -- но не зачѣмъ было разбивать замка.
   Дѣвушка вошла въ домъ, а Эль-Амджадъ страшно смутился, боясь обитателей дома и не зная, что ему дѣлать.
   -- Отчего же ты не входишь, о, господинъ мой, о, свѣтъ моихъ очей и владыка моего сердца?-- сказала дѣвушка.
   -- Слушаюсь и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ, -- но мамелюкъ что-то замѣшкался и я не знаю, исполнилъ ли онъ то, что я приказалъ ему.
   Онъ вошёлъ съ нею въ страшной тревогѣ, боясь хозяевъ дома. Войдя туда, онъ увидалъ хорошую пріемную комнату съ четырьмя диванами, одинъ противъ другого, со множествомъ нишъ и маленькихъ комнатъ, занавѣшенныхъ шелковыми и парчевыми занавѣсками, а въ серединѣ комнаты былъ красивый, богатый фонтанъ, вокругъ котораго стояли блюда, украшенныя брильянтами и наполненныя фруктами и цвѣтами. Тутъ же стояли кубки и подсвѣчникъ съ вставленной свѣчой. Комната вся была завѣшена драгоцѣнными тканями; тутъ же стояли сундуки и стулья, покрытые сукномъ, и на каждомъ стулѣ лежало по кошельку съ золотомъ. Помѣщеніе говорило о богатствѣ хозяина, тѣмъ болѣе, что и полъ былъ покрытъ мраморомъ.
   Увидавъ это, Эль-Амджадъ еще болѣе смутился и подумалъ:
   "Пропала моя голова! Поистинѣ мы принадлежимъ Богу".
   Что же касается до дѣвушки, то, увидавъ эту обстановку, она очень обрадовалась и сказала:
   -- Клянусь Аллахомъ, мамелюкъ твой исполнялъ твое порученіе и вымелъ все, и изготовилъ кушанье, и поставилъ плоды, и мы пришли какъ разъ во-время.
   Но Эль-Амджадъ не смотрѣлъ на нее, такъ какъ чувствовалъ только страхъ передъ хозяевами дома.
   -- О, господинъ мой, -- сказала она, -- зачѣмъ ты стоишь такимъ образомъ?-- и поцѣловавъ Эль-Амджада съ такимъ трескомъ, точно она щелкнула орѣхъ, она прибавила: -- О, господинъ мой, если у тебя есть другая женщина, кромѣ меня, то я готова служить ей.
   Услыхавъ это, Эль-Амджадъ злобно захохоталъ и, сѣвъ, подумалъ:
   -- Какъ задастъ мнѣ хозяинъ, когда придетъ домой.
   Дѣвушка сѣла подлѣ него и начала шалить и смѣяться, въ то время, какъ Эль-Амджадъ тревожился и въ страхѣ размышлялъ:
   -- Хозяинъ этого дома придетъ непремѣнно, и что же я скажу ему? Онъ, конечно, убьетъ меня!
   Дѣвушка встала и, засучивъ рукава, поставила столъ, а на столъ -- кушанье и стала ѣсть, говоря Эль-Амджаду:
   -- Кушай же; господинъ мой!
   Онъ подошелъ, чтобы ѣсть, но не могъ, а съ тревогой смотрѣлъ по направленію къ двери, пока дѣвушка, удовлетворивъ свой аппетитъ, не встала и не убрала стола и не принесла десерта, состоявшаго изъ сухихъ плодовъ. Затѣмъ она принесла вино и, наполнивъ кубокъ, подала его Эль-Амджаду, который принялъ его съ тяжелымъ вздохомъ, думая:
   "Что-то мнѣ будетъ отъ хозяина этого дома, когда онъ придетъ и увидитъ меня?"
   Держа въ рукѣ кубокъ, онъ смотрѣлъ въ сѣни и какъ разъ въ это время явился хозяинъ. Онъ оказался мамелюкомъ царя и устроилъ себѣ этотъ домъ, чтобы отдыхать и веселиться. Въ этотъ день онъ послалъ сказать своей возлюбленной, чтобы она явилась къ нему и приготовила угощеніе. Мамелюка этого звали Багадиромъ. Это былъ добрый и щедрый человѣкъ. Подойдя къ своему дому, онъ нашелъ дверь отворенной и, тихонько войдя и заглянувъ въ комнату, увидалъ Эль-Амджада и дѣвицу съ сухими фруктами и виномъ передъ ними. Въ эту минуту Эль-Амджадъ, держа кубокъ въ рукѣ, увидалъ его и, встрѣтившись съ нимъ глазами, страшно поблѣднѣлъ, и у него затряслось подъ мышками. Багадиръ, увидавъ, какъ онъ поблѣднѣлъ и измѣнился въ лицѣ, приложилъ палецъ къ губамъ и знакомъ поманилъ его къ себѣ, какъ бы говоря: "Молчи и выйди сюда". Эль-Амджадъ поставилъ кубокъ и пошелъ къ нему.
   -- Куда ты идешь?-- крикнула ему дѣвица, а онъ кивнулъ головой, словно говоря, что сейчасъ вернется. Онъ направился въ сѣни босикомъ 6) и, взглянувъ на Багадира, тотчасъ же догадался, что онъ -- хозяинъ дома. Онъ быстро подошелъ къ нему и, поцѣловавъ у него руку, сказалъ:
   -- Аллахомъ умоляю тебя, о, господинъ мой, выслушай меня прежде; чѣмъ наказывать.
   Онъ съ начала до конца разсказалъ ему свою исторію, сообщивъ ему, почему онъ покинулъ свою родину, и не утаилъ о своемъ царскомъ происхожденіи. Онъ увѣрилъ его, что пришелъ къ, нему въ домъ не по своей волѣ, и что замокъ сломала дѣвица и, отворивъ дверь, распорядилась всѣмъ.

   Багадиръ, выслушавъ его и узнавъ, что онъ -- царскій сынъ, почувствовалъ къ нему расположеніе и, пожалѣвъ его, сказалъ:
   -- Выслушай меня, Эль-Амджадъ, и исполни то, что я скажу тебѣ, и ты избавишься отъ то-то, чего боишься; если же ты не послушаешься меня, то я убью тебя.
   -- Приказывай мнѣ, что хочешь,-- отвѣчалъ Эль-Амджадъ,-- и я никогда не ослушаюсь тебя, такъ какъ спасеніемъ своимъ обязанъ тебѣ.
   -- Войди опять въ комнату, -- сказалъ ему Багадиръ, -- и сядь на свое прежнее мѣсто и сиди смирно. А я приду къ тебѣ. Меня зовутъ Багадиромъ. Когда же я подойду къ тебѣ, ты набросься на меня и закричи: -- Это гдѣ ты пропадалъ до сихъ поръ? И объясненій моихъ не слушай, а вскочи и начни меня бить; и если ты пожалѣешь меня, то я убью тебя. Ну, такъ входи и веселись; и все, что ты отъ меня пожелаешь, ты получишь. Сегодня можешь провести здѣсь Ночь, а завтра утромъ отправляйся, куда хочешь. Это я дѣлаю изъ уваженія къ тебѣ, какъ къ чужестранцу, я люблю чужестранцевъ и долгомъ своимъ считаю услужить имъ.
   Эль-Амджадъ поцѣловалъ ему руку и вошелъ въ комнату. На бѣломъ лицѣ его теперь игралъ румянецъ, и, войдя, онъ сказалъ дѣвицѣ:
   -- Ты осчастливила своимъ присутствіемъ, госпожа моя, это мѣсто, и сегодня вечеръ мы проведемъ весело.
   -- Ты поистинѣ удивляешь меня, -- отвѣчала дѣвица, -- тѣмъ, что сдѣлался со мною такъ любезенъ.
   -- Клянусь Аллахомъ, госпожа моя, -- сказалъ онъ, -- это произошло оттого, что я думалъ, не взялъ ли мой мамелюкъ ожерелье изъ брильянтовъ, стоящее до десяти тысячъ червонцевъ, поэтому-то я и выходилъ посмотрѣть, но, найдя ожерелье на прежнемъ мѣстѣ, я успокоился. Не знаю, отчего мамелюкъ мой до сихъ поръ не возвращается. Мнѣ придется наказать его.
   Эти слова очень обрадовали дѣвицу, и она продолжала болтать съ Эль-Амджадомъ, пить съ нимъ и хохотать до самаго солнечнаго заката.
   Къ вечеру пришелъ къ нимъ Багадиръ. Онъ переодѣлся, подвязался и обулся, какъ мамелюкъ. Поклонившись и поцѣловавъ землю, онъ всталъ, скрестивъ руки и наклонивъ голову, какъ человѣкъ, сознающій свою вину. Эль-Амджадъ сердито посмотрѣлъ на него и сказалъ:
   -- Отчего ты такъ долго не являлся, негоднѣйшій изъ мамелюковъ?
   -- О, господинъ мой, -- отвѣчалъ онъ, -- я мылъ себѣ бѣлье и не зналъ, что ты уже здѣсь, такъ какъ ты приходишь обыкновенно ночью, а не днемъ.
   Тутъ Эль-Амджадъ закричалъ на него:
   -- Ты лжешь, негодный мамелюкъ! Клянусь Аллахомъ, я изобью тебя!
   Вскочивъ, онъ повалилъ Багадира на полъ и, схвативъ палку, избилъ его. Но дѣвица, съ своей стороны, тоже вскочила и, выхвативъ отъ него палку, такъ стала бить его, что у него потекли слезы, и онъ сталъ молить о пощадѣ и стиснулъ зубы. Эль-Амдзкадъ крикнулъ ей:
   -- Оставь его!
   -- Я хочу вылить на него весь свой гнѣвъ.
   Эль-Амджадъ отнялъ отъ нея палку и оттолкнулъ ее. Багадиръ всталъ и, вытеревъ слезы, остановился въ ожиданіи новыхъ приказаній; послѣ чего онъ прибралъ комнату и зажегъ, лампы. А дѣвица ругала мамелюка всякій разъ, какъ онъ показывался ей на глаза, а Эль-Амджадъ сердился на нее и говорилъ ей:
   -- Прошу тебя Аллахомъ (да святится имя его) оставь моего мамелюка, такъ какъ онъ къ этому не привыкъ.
   Они продолжали ѣсть и пить, и мамелюкъ прислуживалъ имъ до полуночи, когда, утомившись работой и ослабѣвъ отъ побоевъ, онъ уснулъ посреди комнаты и захрапѣлъ. Дѣвица же, опьянѣвъ, обратилась къ Эль-Амджаду съ слѣдующими словами:
   -- Встань, возьми вотъ этотъ мечъ, что виситъ тутъ, и сруби голову мамелюку. Если ты этого не сдѣлаешь, то я употреблю средства къ твоей собственной погибели.
   -- Что это съ тобой, -- сказалъ Эль-Амджадъ, -- за что ты хочешь убить моего мамелюка?
   -- Удовольствіе не будетъ полно, если я не убью его. И если ты не встанешь, то я встану сама и убью его.
   -- Аллахомъ умоляю тебя, -- вскричалъ Эль-Амджадъ, -- не дѣлай этого.
   -- Нѣтъ, я сдѣлаю,-- отвѣчала она и, взявъ мечъ, выдернула его изъ ноженъ и хотѣла взмахнуть имъ.
   " Этотъ человѣкъ, -- подумалъ Амджадъ, -- такъ хорошо поступилъ съ нами, принявъ насъ подъ свое покровительство, и даже прислуживалъ намъ, какъ мамелюкъ. И мы вознаградимъ его убійствомъ? Нѣтъ, этого не будетъ!" -- Затѣмъ онъ сказалъ дѣвицѣ:
   -- Если убійство мамелюка необходимо, то я предпочитаю убить его самъ.
   И, взявъ отъ нея мечъ, онъ поднялъ руку и ударилъ мечомъ по шеѣ дѣвицу такъ сильно, что снесъ ей голову, упавшую на хозяина дома, который проснулся и привсталъ, открывъ глаза. Эль-Амджадъ стоялъ передъ нимъ съ обнаженнымъ мечомъ въ рукахъ, а дѣвица лежала убитой. Онъ спросилъ у юноши, что это значитъ, и Эль-Амджадъ разсказалъ, въ чемъ дѣло, прибавивъ:
   -- Она непремѣнно хотѣла убить тебя и за это я ее убилъ.
   Багадиръ всталъ и, поцѣловавъ юношу въ голову, сказалъ:
   -- О, господинъ мой, лучше было бы тебѣ простить ее! Теперь намъ остается только до наступленія утра прибрать ее.
   Багадиръ подпоясался и, завернувъ дѣвицу въ балахонъ, положилъ ее въ большую корзину изъ пальмовыхъ листьевъ и понесъ ее, сказавъ:
   -- Ты -- чужестранецъ и никого здѣсь не знаешь, поэтому сиди тутъ и жди меня къ солнечному восходу. Когда я вернусь къ тебѣ, я постараюсь сдѣлать что-нибудь для тебя и навести справки о твоемъ братѣ; но если солнышко взойдетъ и меня не будетъ, то знай, что воля Божія совершилась, и миръ да будетъ надъ тобою. Домъ этотъ останется тебѣ со всѣмъ заключающимся въ немъ богатствомъ.
   Сказавъ это, онъ понесъ корзинку и, выйдя изъ дому, прошелъ мимо рынка и направился къ морю. Когда онъ подошелъ почти къ самому берегу, то, обернувшись, увидалъ, что вали и полицейскіе окружили его. Узнавъ его, они очень удивились и, открывъ корзину, нашли въ ней убитую женщину. Мамелюка схватили и тотчасъ же заковали, а утромъ, взявъ его и корзину,-пошли къ царю, которому разсказали все дѣло. Царь, услыхавъ разсказъ, страшно разгнѣвался и сказалъ ему:
   -- Ахъ ты, негодяй! Ты вздумалъ убивать людей и бросать ихъ въ море, чтобы завладѣть ихъ имуществомъ. Сколько человѣкъ убилъ ты до сихъ поръ?
   Но Багадиръ опустилъ передъ царемъ голову. А царь закричалъ на него, сказавъ:
   -- Кто убилъ эту дѣвицу?
   -- О, государь мой, -- отвѣчалъ Багадиръ, -- я убилъ ее и власть и могущество только въ рукахъ Божьихъ!
   Царь страшно разсердился и отдалъ приказъ повѣсить его. Такимъ образомъ палачъ сошелъ внизъ вмѣстѣ съ нимъ, съ вали и глашатаемъ, и заявилъ п.о улицамъ, что народъ можетъ итти смотрѣть на казнь Багадира, котораго водили цо всѣмъ улицамъ и переулкамъ.
   Что же касается до Эль-Амджада, то увидавъ, что съ восходомъ солнца Багадиръ не возвратился, онъ вскричалъ:
   -- Сила и власть только въ рукахъ Бога всесильнаго, всемогущаго! Что могло съ нимъ случиться?
   Размышляя такимъ образомъ, онъ вдругъ услышалъ глашатаго, объявлявшаго, что народъ можетъ итти смотрѣть, какъ будутъ вѣшать Багадира. Услыхавъ, это Эль-Амджадъ заплакалъ и вскричалъ:
   -- Поистинѣ мы принадлежимъ Господу и къ Нему вернемся. Онъ ради меня попалъ въ эту бѣду, тогда какъ убилъ ее я. Клянусь Аллахомъ, я до этого не допущу!
   Онъ вышелъ изъ дому, заперъ дверь и, пройдя по городу, явился къ вали и сказалъ ему:
   -- О, господинъ мой, не убивай Багадира, потому что онъ неповиненъ. Клянусь Аллахомъ, что дѣвицу эту убилъ я.
   Вали, услыхавъ это, взялъ его и Багадира и повелъ ихъ къ царю и доложилъ ему то, что услыхалъ отъ Эль-Амджада.
   Царь посмотрѣлъ на Эль-Амджада и сказалъ ему:
   -- Ты убилъ дѣвицу?
   -- отвѣчалъ онъ.
   -- Ну, такъ скажи мнѣ причину, истинную причину, почему ты убилъ ее?-- продолжалъ царь.
   -- О, царь, -- отвѣчалъ онъ, -- со мной случилась необыкновенная исторія, которую слѣдовало бы написать для назиданія потомства.
   Онъ разсказалъ царю свою исторію и сообщилъ ему все, что случилось съ нимъ и съ его братомъ. Царь до крайности удивлялся, слушая его, и затѣмъ сказалъ:
   -- Теперь я вижу, что тебя можно простить. Скажи мнѣ, молодой человѣкъ, не согласишься ли ты сдѣлаться моимъ визиремъ?
   -- Слушаюсь и повинуюсь, -- отвѣчалъ онъ.
   Царь подарилъ ему и Багадиру роскошную почетную одежду и далъ Эль-Амджаду хорошенькій домикъ, съ прислугою и стражею, и исполнилъ всѣ его требованія, назначивъ ему жалованье и содержаніе, и приказалъ разыскивать его брата Эль-Асада. Такимъ образомъ, Эль-Амджадъ занялъ мѣсто визиря и сталъ судить, рядить и заниматься дѣлами. Онъ разослалъ по улицамъ города глашатаевъ съ приказаніемъ искать своего брата, и глашатай въ продолженіе нѣсколькихъ дней читалъ объявленіе по главнымъ улицамъ города, но не получалъ никакихъ свѣдѣній и ничего о немъ не слыхалъ. Такъ жилъ Эль-Амджадъ.
   

Продолженіе исторіи двухъ царевичей Эль-Амджада и Эль-Асада.

   Что же касается до Эль-Асада, то маги продолжали мучить его и день и ночь въ продолженіе цѣлаго года, пока не подошли празднества маговъ. Тогда старый магъ, Баграмъ, тотъ самый, что заманилъ Эль-Асада, къ себѣ въ домъ, сталъ собираться въ путь и снаряжать себѣ корабль и, посадивъ ЭльАсада въ сундукъ, заперъ его и перевезъ на корабль. Въ то время, какъ сундукъ переносили на корабль, судьбѣ угодно было, чтобы Эль-Амджадъ стоялъ у окна и смотрѣлъ на море и на людей, переносившихъ грузъ. При видѣ сундука сердце его замерло, и.онъ приказалъ своимъ мальчикамъ привести ему коня и, окруженный свитой, онъ подъѣхалъ къ берегу. Остановившись у корабля маговъ, онъ приказалъ своимъ приближеннымъ войти съ нимъ на корабль и обыскать его, но не найдя ничего, они сошли на берегъ, и Эль-Амджадъ, вскочивъ на коня, поѣхалъ домой. Сердце у него замывало и, случайно взглянувъ на стѣну, онъ увидалъ написанные на ней слѣдующіе стихи:
   
   Друзья мои родные, если взоромъ
   Моимъ не вижу я теперь всѣхъ васъ,
   То все-таки вашъ образъ и подобье
   Живетъ и въ сердцѣ и въ умѣ моемъ.
   Но вы уѣхали, мнѣ причиняя
   Жестокія страданія и муки,
   И изгоняя навсегда покой
   Изъ глазъ моихъ, наполненныхъ слезами.
   
   Эль-Амджадъ, прочитавъ ихъ, подумалъ о своемъ братѣ и заплакалъ.
   Магъ Баграмъ пришелъ на корабль и крикнулъ матросамъ, чтобы они торопились распускать паруса. Паруса были распущены, и они вышли въ море и шли, не останавливаясь, выводя Эль-Асада черезъ день, чтобы дать ему поѣсть и попить. Такимъ образомъ они приблизились къ Огненной горѣ, (но тутъ поднялась буря, и корабль начало носить по волнамъ и принесло къ какому-то городу, стоявшему на морскомъ берегу. Дворецъ въ этомъ городѣ выходилъ окнами на море.
   Городомъ управляла царица Марганеха, и капитанъ корабля сказалъ Баграму:
   -- О, господинъ мой, мы сбились съ пути и должны войти въ этотъ городъ, чтобы отдохнуть, а тамъ будетъ, что Богъ пошлетъ.
   -- Совѣтъ твой превосходенъ, -- отвѣчалъ Баграмъ, -- и мы послѣдуемъ ему.
   -- А если царица пришлетъ къ намъ снять съ насъ допросъ, то что мы отвѣтимъ ей? Царица Марганеха ревностная мусульманка, и она можетъ захватить нашъ корабль и всѣхъ насъ убить.
   -- У меня взятъ съ собою мусульманинъ, -- отвѣчалъ Баграмъ, -- и мы одѣнемъ его въ одежду мамелюка, и возьмемъ его съ собой; и если царица увидитъ его, то приметъ его дѣйствительно за мамелюка, а я ей скажу, что я работорговецъ, и перевожу мамелюковъ, и что у меня ихъ было много, но я ихъ всѣхъ продалъ, и остался только этотъ одинъ.
   Они прибыли въ городъ и опустили паруса, и бросили якори, и когда корабль остановился, къ нему вышла царица Марганеха, окруженная воинами, и вызвала капитана. Онъ вышелъ на берегъ и поцѣловалъ прахъ у ногъ царицы.
   -- Что это за корабль, -- спросила она, -- и кого ты привезъ?
   -- Я привезъ, о, царица, -- отвѣчалъ онъ, -- купца, торгующаго мамелюками.
   -- Приведи его сюда ко мнѣ, -- сказала она.
   Къ ней вышелъ Баграмъ, въ сопровожденіи Эль-Асада, одѣтаго мамелюкомъ. Подойдя къ царицѣ, Баграмъ поцѣловалъ прахъ у ногъ ея.
   -- Чѣмъ ты занимаешься?-- спросила царица.
   -- Я торгую мамелюками.
   Царица посмотрѣла на Эль-Асада и, принимая его за мамелюка, спросила:
   -- Какъ тебя зовутъ?
   -- Какъ зовутъ меня теперь, хочешь ты знать, -- задыхаясь отъ рыданій, спросилъ Эль-Асадъ,-- или какъ звали прежде?
   -- Такъ у тебя два имени?-- сказала она.
   -- Да, -- отвѣчалъ онъ, -- прежде меня звали Эль-Асадомъ, а теперь меня зовутъ Эль-Моатарромъ.
   Сердце ея расположилось къ нему, и она спросила:
   -- А писать ты умѣешь?
   -- Умѣю, -- отвѣчалъ онъ.
   Она подала ему чернильницу, перо и бумагу и сказала:
   -- Ну, напиши что-нибудь, чтобы я могла посмотрѣть.
   Онъ написалъ слѣдующіе стихи:
   
   Какой же можетъ подучить пріютъ
   Служитель Бога, если постоянно
   Судьбы его преслѣдуетъ судья.
   И если въ водъ бросаетъ глубину
   Его съ руками связанными Богъ
   И говоритъ при этомъ наставленье:
   "Будь остороженъ и не замочись!"
   
   Прочитавъ написанное, она сжалилась надъ юношей и сказала Баграму:
   -- Продай мнѣ этого мамелюка.
   -- О, государыня,-- отвѣчалъ онъ, -- я не могу продать его, потому что я продалъ всѣхъ мамелюковъ, кромѣ этого.
   -- Я непремѣнно хочу взять этого мамелюка, -- продолжала царица, -- если ты не хочешь продать его, то я возьму силой.
   -- А я, -- отвѣчалъ онъ, -- не продамъ и не отдамъ его.
   Но царица взяла его и, уходя во дворецъ, сказала Баграму:
   -- Если ты сегодня же ночью не выйдешь изъ нашего города, то я возьму всѣ твои товары и уничтожу твой корабль.
   Услыхавъ это, онъ очень огорчился и проговорилъ:
   -- Поистинѣ плаванье это злосчастное!
   Онъ сталъ готовиться въ путь и, взявъ все, что ему было нужно, сталъ дожидаться ночи, чтобы отплыть, и сказалъ своимъ матросамъ:
   -- Наполните мѣха водою, въ ночь мы поднимемъ паруса.
   Матросы принялись за дѣло.
   Между тѣмъ царица Марганеха, взявъ съ собой Эль-Асада во дворецъ, раскрыла окна, выходившія на море, и приказала рабынямъ принести кушанья. Рабыни исполнили приказанія, и Эль-Асадъ сѣлъ за столъ вмѣстѣ съ царицей. Послѣ обѣда рабыни подали вино и царица выпила вмѣстѣ съ Эль-Асадомъ. И Господь (да прославится имя Его) внушилъ ей любовь къ Эль-Асаду, и она начала наполнятъ кубки и подавать ему до тѣхъ поръ, пока тотъ не лишился разума. Послѣ этого онъ всталъ и, выйдя изъ комнаты и увидавъ отворенную дверь, вышелъ изъ нея въ большой садъ, со множествомъ различныхъ фруктовъ и цвѣтовъ. Подойдя къ фонтану, онъ легъ на спину и заснулъ. Баграмъ же съ наступленіемъ ночи позвалъ матросовъ и приказалъ имъ поднять паруса.
   -- Погоди немного, -- отвѣчали они ему, -- намъ надо прежде наполнить мѣха водою, и тогда мы поднимемъ паруса.
   Матросы, захвативъ съ собой мѣха, обошли дворецъ, перелѣзли черезъ стѣны сада и прошли къ фонтану, гдѣ нашли спавшаго Эль-Асада. Они тотчасъ же узнали его и очень обрадовались. Наполнивъ мѣха, они унесли съ собой Эль-Асада и, доставивъ его Баграму-магу, сказали:
   -- Желаніе твоего сердца можетъ быть исполнено, барабанъ твой забилъ и дудка твоя засвистала 7), такъ какъ мамелюкъ царицы Марганехи, отнятый отъ тебя, найденъ нами.
   Они бросили юношу передъ нимъ, и при видѣ его сердце Баграма задрожало отъ радости.. Онъ одарилъ матросовъ, и они поспѣшно подняли паруса и вышли въ море, направляясь къ Огненной горѣ.
   Послѣ ухода Эль-Асада царица Марганеха, прождавъ его нѣкоторое время и не дождавшись, встала и пошла его искать, но нигдѣ не нашла. Она приказала рабынямъ зажечь свѣчи и искать его. Когда она спустилась сама и увидала, что калитка въ садъ отворена, то поняла, что онъ вошелъ въ садъ. Войдя туда, она нашла подлѣ фонтана его туфли и обыскала весь садъ, но его нигдѣ не оказалось. Эль-Асада искали до утра, когда царица спросила, гдѣ корабль, и узнала, что онъ вышелъ въ море еще въ началѣ ночи. Она поняла, что экипажъ взялъ его съ собой, и очень этимъ огорчилась и разгнѣвалась до такой степени, что приказала тотчасъ же снарядить десять кораблей. Приготовившись къ войнѣ, она съ войсками своими сѣла на одинъ изъ кораблей, оснащенный для войны. Паруса были подняты и она сказала капитанамъ кораблей:
   -- Если вы догоните корабль мага, то получите отъ меня почетную одежду и много денегъ, а если не догоните, то всѣхъ васъ я убью.
   Моряки испугались, хотя и надѣялись на удачу. Они шли и день и ночь, и первый день, и второй, и третій, а на четвертый увидали корабль мага и вскорѣ окружили его со всѣхъ сторонъ. Баграмъ только что вывелъ Эль-Асада и билъ и терзалъ его, при чемъ Эль-Асадъ взывалъ о помощи и спасеніи и невыразимо страдалъ отъ боли, но ни въ комъ не находилъ состраданія. А магъ, оглянувшись въ это время, увидалъ, что онъ окруженъ кораблями царицы, какъ яблоко глаза бѣлкомъ. Убѣдившись въ своей гибели, онъ вздохнулъ и сказалъ:
   -- Горе тебѣ, о, Асадъ! Во всемъ этомъ виноватъ ты. Онъ взялъ его за руку и приказалъ матросамъ бросить его въ море, прибавивъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, я убью тебя прежде, чѣмъ погибну самъ!

   Матросы взяли его за руки и за ноги и выбросили за бортъ. Но Господь (да святится имя Его), не желавшій его погибели, не допустилъ его потонуть и далъ ему возможность всплыть. Онъ поплылъ, дѣйствуя и руками и ногами. Волнами же его отнесло отъ корабля мага, и онъ доплылъ до берега, куда вышелъ, едва вѣря своему избавленію. Снявъ свое платье, онъ растянулъ его, чтобы высушить, а самъ сѣлъ нагой и, плача о своихъ несчастіяхъ, продекламировалъ такіе стихи:
   
   Клянусь Аллахомъ, что мое терпѣнье
   И упованье умерли во мнѣ,
   И что безъ перерыва грудь моя
   Сжимается мучительной тоскою
   И всѣхъ моихъ богатствъ какъ не бывало!
   Кому, несчастный, жаловаться долженъ
   На положенье грустное свое,
   Какъ не Тебѣ, Владыка изъ владыкъ!
   
   Послѣ этого онъ всталъ, одѣлъ свое платье, но не зналъ, куда ему итти. Питался онъ травою и плодами и пилъ воду изъ рѣкъ, идя и ночь и день, пока онъ пришелъ къ городу, но, подойдя къ городскимъ воротамъ, онъ не могъ войти, потому что они были заперты. Это оказался тотъ же самый городъ, въ которомъ онъ находился въ заключеніи, и гдѣ братъ, его былъ визиремъ. Эль-Асадъ, увидавъ, что ворота закрыты, вернулся на кладбище, гдѣ передъ тѣмъ отдыхалъ на могилѣ съ открытой дверью. Войдя туда, онъ легъ и заснулъ, склонивъ на грудь голову.
   Баграмъ же защищался отъ кораблей царицы какъ только могъ и успѣлъ вернуться въ свой городъ, очень довольный своей судьбой. Приставъ къ берегу, онъ, по волѣ Провидѣнія, проходилъ по кладбищу и увидалъ отворенной могилу, въ которой спалъ Эль-Асадъ. Удивившись, онъ подумалъ, что надо заглянуть, что это за могила, и, войдя туда, увидалъ спавшаго Эль-Асада. Взглянувъ ему въ лицо, онъ узналъ его и спросилъ:
   -- Такъ ты живъ?
   Онъ взялъ его и Свелъ къ себѣ домой. Въ домѣ у него было подземелье, устроенное для пытокъ мусульманъ, и у него была, дочь, по имени Бустанъ. Онъ заковалъ ноги Эль-Асада въ тяжелыя цѣпи и посадилъ его въ это подземелье, поручивъ дочери мучить его и день и ночь и довести до смерти. Отдавъ распоряженіе, онъ жестоко избилъ его и, заперевъ комнату, отдалъ ключъ дочери.
   Дочь его, Бустанъ, пошла къ нему, чтобы бить его, но увидавъ, какой онъ изящный молодой человѣкъ, съ красивымъ, лицомъ, тонкими бровями и черными глазами, она почувствовала къ нему расположеніе и спросила его:
   -- Какъ тебя зовутъ?
   -- Эль-Асадомъ, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Будь счастливъ, -- сказала она ему.-- Ты не заслужилъ страданій, и я знаю, что съ тобою поступаютъ несправедливо.
   Она расковала его и старалась развеселить разговоромъ, и затѣмъ начала разспрашивать его объ Эль-Исламѣ. Онъ сталъ, говорить ей, что это истинная и правая вѣра, и что пророкъ, нашъ Магометъ совершалъ замѣчательныя чудеса, и что поклоняться огню грѣшно. Онъ познакомилъ ее съ основаніями исламизма, и она слушала его слова. Любовь къ правой вѣрѣ вспыхнула у нея въ душѣ, и Господь (да прославится имя Его) зажегъ въ ея груди пламя страсти къ Эль-Асаду, и она, признавъ догматы вѣры, обратилась въ мусульманство. Она приносила ему ѣды и питья, бесѣдовала и молилась съ нимъ и готовила ему такіе хорошіе мясные супы, что онъ окрѣпъ, поправился здоровьемъ и пришелъ въ свое прежнее состояніе.
   Однажды дочь Баграма, выйдя отъ Эль-Асада, остановилась въ дверяхъ-и услыхала, какъ глашатай громко кричалъ:
   -- Тотъ, у кого находится молодой человѣкъ такой-то наружности, и кто приведетъ его, тотъ получитъ столько денегъ, сколько пожелаетъ, а тотъ, кто скроетъ его, будетъ повѣшанъ у дверей своихъ, и имущество его будетъ взято, а домъ разоренъ.
   Эль-Асадъ все уже разсказалъ Бустанъ, дочери Баграма, и она знала, о комъ говорилъ глашатай. Она тотчасъ же пошла къ нему и сообщила ему объ этомъ. Онъ немедленно отправился въ домъ визиря и, увидавъ его, вскричалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, вѣдь это же мой братъ Эль-Амджадъ!
   Узнавъ другъ друга, они обнялись и лишились чувствъ, окруженные мамелюками. Прійдя въ себя, Эль-Амджадъ взялъ брата и, представивъ его султану, разсказалъ ему вшо исторію, послѣ чего султанъ приказалъ ему ограбить домъ Баграма. Визирь послалъ людей исполнить это приказаніе султана. Домъ Баграма былъ ограбленъ, и посланные люди привели къ визирю его дочь, которую тотъ принялъ съ почетомъ. Эль-Асадъ разсказалъ своему брату обо" всѣхъ испытанныхъ имъ мученіяхъ и о томъ, какъ добра была къ нему дочь Баграма. ЭльАмджадъ еще съ большимъ почетомъ отнесся къ ней и послѣ этого разсказалъ Эль-Асаду все, что случилось съ нимъ и съ дѣвицей, и какимъ образомъ онъ избавился отъ повѣшенія и сдѣлался визиремъ. И они жаловались другъ другу на бѣдствія, которыя они претерпѣли въ разлукѣ.
   Султанъ приказалъ привести къ себѣ мага и приказалъ отрубить ему голову.
   -- О, высочайшій государь, -- сказалъ ему Баграмъ, -- такъ ты рѣшился убить меня?
   -- Да, -- отвѣчалъ султанъ.
   -- Повремени немного, о, царь, -- продолжалъ магъ.
   Онъ наклонилъ голову чуть не до земли и затѣмъ, поднявъ ее, сказалъ султану, что принимаетъ магометанскую вѣру. Всѣ были довольны его обращенію въ Эль-Исламъ. Тутъ Эль-Амджадъ и Эль-Асадъ разсказали ему все, что съ ними случилось, и онъ отвѣчалъ имъ:
   -- Приготовьтесь къ путешествію, и я поѣду съ вами.
   Молодые люди очень обрадовались, что не помѣшало имъ горько заплакать.
   -- Не плачьте, -- сказалъ имъ Баграмъ, -- потому что вы когда-нибудь соединитесь съ вашими родными, какъ соединились Неамехъ и Ноамъ.
   -- А что случилось съ Неамехомъ и Ноамомъ?-- спросили его.
   Онъ отвѣчалъ слѣдующее:
   

Исторія Неамеха и Ноамъ.

   Говорятъ, но только одинъ Господь всевѣдущъ, что въ городѣ Эль-Куфехѣ жилъ-былъ человѣкъ, начальникъ города, по имени Эръ-Рабека, сынъ Гатима. Онъ былъ очень богатый и вліятельный человѣкъ, и у него былъ сынъ Неамехъ-Аллахъ. Однажды, придя на торгъ рабовъ, онъ увидалъ продающуюся рабыню съ маленькой дѣвочкой поразительной красоты и миловидности, сидѣвшей у нея на рукахъ. Эръ-Рабека знакомъ подозвалъ къ себѣ продавца и сказалъ ему:
   -- Что стоитъ эта рабыня съ дѣвочкой?
   -- Пятьдесятъ червонцевъ, -- отвѣчалъ тотъ.
   -- Напиши мнѣ условіе, -- продолжалъ Эръ-Рабека, -- получи деньги и вручи ихъ хозяину.
   Онъ отдалъ торговцу плату за рабыню, далъ ему за труды и, взявъ рабыню и дѣвочку, увелъ ихъ домой. Когда дочь его дяди, жена его, увидала рабыню, то сказала мужу:
   -- О, сынъ моего дяди, что это за рабыня?
   -- Я купилъ ее, -- отвѣчалъ онъ, -- изъ желанія пріобрѣсти эту маленькую дѣвочку, что у нея на рукахъ; и знаешь, когда она вырастетъ, подобной ей по красотѣ не найдешь ни у арабовъ ни за границей.
   -- Какъ тебя зовутъ, рабыня?-- спросила у рабыни дочь его дяди.
   -- Меня зовутъ, о, госпожа моя, -- отвѣчала она, -- Тауфикой.
   -- А дочь твою какъ зовутъ?-- продолжала она.
   -- Саадой, -- отвѣчала она 8).
   -- Ты права, -- отвѣчала хозяйка, -- ты счастлива, какъ счастливъ тотъ, кто купилъ тебя. О, сынъ моего дяди, -- прибавила она, -- какое имя хочешь ты дать ей?
   -- Выбери сама, -- отвѣчалъ мужъ.
   -- Ну, такъ назовемъ ее Нсамой, что означаетъ тоже счастье.
   -- Хорошо, назовемъ ее такъ, -- отвѣчалъ онъ.
   Маленькая Ноамъ воспитывалась вмѣстѣ съ Неамехомъ, сыномъ Эръ-Рабеки въ одной колыбели, и до десятилѣтняго возраста они росли вмѣстѣ, соперничая другъ съ другомъ красотой. Мальчикъ называлъ ее сестрой, а она его братомъ. Однажды Эръ-Рабекъ сказалъ своему сыну:
   -- Ноамъ, о, сынъ мой, вовсе не сестра твоя, а твоя рабыня, и я купилъ ее тебѣ, когда ты былъ еще въ колыбели, поэтому отнынѣ не называй ее сестрой.
   -- Если это такъ, -- отвѣчалъ Неамехъ своему отцу, -- то я женюсь на ней.
   Онъ пошелъ къ матери и сообщилъ ей это.
   -- О, сынъ мой, -- сказала она, -- вѣдь она твоя рабыня.
   Тѣмъ не менѣе, Неамехъ, сынъ Эръ-Рабека, женился на ней
   и сильно любилъ ее. Прошло четыре года послѣ ихъ брака, и во всемъ Эль-Куфехѣ не было женщины красивѣе и милѣе Нсамы. Она выросла, выучилась чтенію Корана и различнымъ искусствамъ и хорошо играла на разныхъ музыкальныхъ инструментахъ, отлично пѣла и вообще превосходила своихъ сверстницъ. Сидя, однажды, съ своимъ мужемъ Неамехомъ, сыномъ Эръ-Рабеки, въ столовой, она взяла лютню, натянула струны и пропѣла слѣдующую пѣсню:
   
   Но такъ какъ ты мой властелинъ, который
   Своею добротой даетъ мнѣ жить,
   И мечъ, который устраняетъ бѣды,
   То никогда не стану я искать
   Прибѣжища у Мира и Зеида,
   Иль у кого-нибудь другого, кромѣ
   Тебя, когда на жизненной стезѣ
   Моей случайно встрѣчу затрудненье.
   
   Неамехъ пришелъ въ сильный восторгъ и просилъ ее спѣть еще что-нибудь, и когда она спѣла, то юноша вскричалъ:
   -- Ахъ, Ноамъ, какая ты даровитая!
   Но въ то время, какъ они жили въ полномъ счастьѣ, Эль-Хаджай, сидя въ своемъ дворцѣ намѣстника, говорилъ:
   -- Мнѣ надо попытаться похитить эту дѣвушку, по имени Ноамъ, и отправить ее къ царю правовѣрныхъ Абдель-Медику, сыну Марвана, такъ какъ у него во дворцѣ нѣтъ подобной красавицы и никто у него не умѣетъ такъ чудно пѣть, какъ она.
   Онъ призвалъ къ себѣ старую служанку и сказалъ ей:
   -- Пойди въ домъ Эръ-Рабеки и постарайся повидать юную Ноамъ и изобрѣсти средство похитить ее, такъ какъ въ цѣломъ мірѣ подобной ей нѣтъ.
   Старуха выразила согласіе исполнить приказаніе Эль-Хаджая и, вставъ на слѣдующее утро, она одѣла шерстяной платье, на шею повѣсила четки и тысячи бусъ и, взявъ посохъ и мѣхъ для воды, вышла, громко повторяя:
   -- Слава Господу, да святится имя Его! Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, всемогущаго, всесильнаго.

   Она, не переставая, восхваляла Господа, тогда какъ въ душѣ своей замышляла самое отвратительное дѣло; и, такимъ образомъ, къ полуденной молитвѣ она дошла до дома Неамеха, сына Эръ-Рабеки, и постучалась въ дверь, которую привратникъ отворилъ ей и сказалъ:
   -- Что тебѣ надо?
   -- Я бѣдная женщина, -- отвѣчала она, -- женщина, преданная молитвѣ, и полуденная молитва застала меня на улицѣ и мнѣ хотѣлось бы зайти помолиться въ этотъ домъ.
   -- Это, старуха, -- отвѣчалъ привратникъ, -- домъ Неамеха, сына Эръ-Рабеки, и здѣсь не мечеть и не домъ для молельщицъ.
   -- Я знаю, -- продолжала старуха, -- что это не мечеть и не домъ для молельщицъ, но я -- служанка царя правовѣрныхъ и очень стара и пришла издалека.
   -- Но войти тебѣ все-таки нельзя, -- отвѣчалъ ей привратникъ.
   Они долго препирались, пока старуха не уцѣпилась за него и не проговорила:
   -- Неужели такой старухѣ, какъ я, запретятъ войти въ домъ Неамеха, сына Эръ-Рабеки, когда я вхожу въ дома эмировъ и вельможъ?
   Неамехъ, услыхавъ послѣднія слова, вышелъ, засмѣялся и приказалъ ей итти за собою. Старуха пошла за Неамехомъ въ домъ до той комнаты, гдѣ сидѣла Ноамъ, которой она. низко поклонилась. Увидавъ Ноамъ, она подивилась ея красотѣ и сказала ей:
   -- Поручаю тебя, о, госпожа моя, покровительству Господа, создавшаго тебя такой красивой и миловидной.
   Затѣмъ старуха направилась въ нишу 9) и до самаго вечера молилась тамъ. Когда же наступила ночь, то молодая женщина сказала ей:
   -- Дай хоть немного отдохнуть твоимъ ногамъ.
   -- О, госпожа моя, -- отвѣчала ей старуха, -- тому, кто собирается переселиться въ иной міръ, нельзя утомляться здѣсь на землѣ, а (тому, кто утомляется здѣсь, не достигнуты иного міра.
   Ноамъ принесла старухѣ поѣсть и сказала ей:
   -- Поѣшь, -- и проси Господа послать мнѣ милость.
   -- По правдѣ говоря, вѣдь я пощусь, но вѣдь ты женщина молодая и тебѣ слѣдуетъ сладко ѣсть и пить. Да хранитъ тебя Господь! Богъ (да святится имя Его) сказалъ: "Помилуй кающагося грѣшника".
   Молодая женщина просидѣла нѣкоторое время со старухой и бесѣдовала съ ней, послѣ чего она сказала мужу:
   -- О, господинъ мой, уговори ты эту старуху погостить у насъ нѣкоторое время, такъ какъ благочестіе написано у нея на лицѣ.
   -- Отведи ей для молитвы отдѣльную комнату, -- отвѣчалъ онъ, -- и никого не пускай туда и, можетъ-быть, Господь (да святится имя Его) пошлетъ намъ ея молитвами желаемаго счастія и никогда не разлучитъ насъ.
   Старуха провела эту ночь въ молитвѣ и читала Коранъ вплоть до утра, когда вошла къ Неамеху и Ноамъ и, пожелавъ имъ добраго утра, сказала:
   -- Господь да благословитъ васъ обоихъ!
   -- Куда это ты собралась, матушка?-- спросила ее Ноамъ.-- Хозяинъ мой приказалъ отдѣлить тебѣ особенную комнату, гдѣ бы ты могла молиться.
   -- Да хранитъ васъ Господь, -- отвѣчала старуха, -- а. я попрошу васъ только, чтобы вы приказали привратнику не задерживать меня, когда я буду приходить, и если Богу (да святится имя Его) будетъ угодно, то я пойду къ святымъ мѣстамъ и дни и ночи буду молиться о васъ.
   Она ушла, а юная Ноамъ заплакала, прощаясь съ нею, никакъ не думая, по какой причинѣ старуха явилась къ нимъ въ домъ.
   А старуха направилась къ Эль-Хаджаю, и онъ спросилъ ее:
   -- Что ты устроила?
   -- Я видѣла эту молодую дѣвушку и красивѣе ея на свѣтѣ нѣтъ никого, -- отвѣчала она.
   -- Если ты, -- продолжалъ Эль-Хаджай, -- исполнишь то, что я прикажу тебѣ, то я щедро заплачу тебѣ.
   -- Но, чтобы исполнить такое дѣло, мнѣ надо не менѣе мѣсяца.
   -- Я дамъ тебѣ три мѣсяца, -- отвѣчалъ намѣстникъ.
   Старуха начала часто ходить въ домъ, гдѣ такъ радушно принимали ее. Она проводила съ молодыми хозяевами и утра и вечера, и всѣ въ домѣ были съ нею ласковы, пока однажды она не осталась глазъ на глазъ съ молодой женщиной и не сказала ей:
   Клянусь Аллахомъ, госпожа моя, на святыхъ мѣстахъ я помолюсь за тебя и какъ бы я желала, чтобы ты пошла со мною и увидала шейковъ, которые ходятъ туда на богомолье.
   -- Аллахомъ прошу тебя, -- отвѣчала Ноамъ, -- взять меня, матушка, съ собою.
   -- Просись у своей свекрови, и я возьму тебя съ собой.
   Вслѣдствіе этого Ноамъ сказала своей свекрови, матери Неамеха:
   -- Госпожа моя, попроси господина моего отпустить насъ съ тобою сходить помолиться со старухой къ святымъ мѣстамъ.
   Когда Неамехъ вернулся домой, старуха подошла къ нему и поцѣловала ему руку, но онъ положительно запретилъ ей дѣлать это. Она помолилась за него и вышла изъ дому. Но на слѣдующій день она вернулась въ отсутствіе Неамеха и, обращаясь къ Ноамъ, сказала ей:
   -- Вчера мы молились за тебя. Пойдемъ теперь и до прихода мужа ты успѣешь вернуться.
   -- Умоляю тебя, -- обратилась дѣвочка къ своей свекрови, -- позволь мнѣ пойти съ этой благочестивой старухой посмотрѣть на святыхъ людей въ святыхъ мѣстахъ, и я вернусь, до прихода моего хозяина.
   -- Боюсь, чтобы мужъ твой не узналъ объ этомъ, -- отвѣчала ей свекровь.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- замѣтила старуха, -- я не позволю ей даже присѣсть, а она посмотритъ только, и мы сейчасъ же вернемся.
   Такой уловкой она вывела дѣвочку-жену и привела ее во дворецъ Эль-Хаджая и, помѣстивъ въ отдѣльную комнату, увѣдомила его о ея присутствіи. Эль-Хаджай пошелъ посмотрѣть на нее и увидалъ, что къ нему привели невиданную красавицу, но Ноамъ, увидавъ его, тотчасъ же закрыла свое лицо. Намѣстникъ призвалъ одного изъ своихъ приближенныхъ и приказалъ ему собрать отрядъ изъ тридцати всадниковъ, посадить Ноамъ на спокойнаго и быстроногаго верблюда и отвезти ее въ Дамаскъ къ царю правовѣрныхъ Абдель-Мелику, сыну Марвана, которому онъ написалъ письмо.
   -- Отдай ему это письмо, -- сказалъ онъ своему приближенному, -- и привези отвѣтъ. Возвращайся поскорѣе!
   Приближенный намѣстника посадилъ дѣвушку на верблюда и отправился съ нею. Она плакала о своемъ мужѣ всю дорогу вплоть до Дамаска, гдѣ посланный просилъ позволенія явиться къ царю правовѣрныхъ, получивъ которое, онъ сообщилъ ему о прибытіи Ноамъ, и тотъ велѣлъ отвести ей отдѣльное помѣщеніе.
   Калифъ прошелъ къ себѣ въ гаремъ и сказалъ своей женѣ, что Эль-Хаджай купилъ для него рабыню-дѣвочку изъ царскихъ дочерей за десять тысячъ червонцевъ и прислалъ ее при письмѣ.
   -- Да пошлетъ Богъ на тебя свои милости! -- отвѣчала жена.
   Послѣ этого сестра калифа пошла къ Ноамъ и, увидавъ ее, вскричала:
   -- Клянусь Аллахомъ, счастливъ тотъ домъ, подъ кровлею котораго ты находишься, хотя бы за тебя было заплачено сто тысячъ червонцевъ!
   -- Скажи мнѣ, красавица,-- отвѣчала Ноамъ,-- какому царю принадлежитъ этотъ дворецъ, и что это за городъ?
   -- Городъ этотъ зовутъ Дамаскомъ, -- сказала сестра калифа,-- а дворецъ принадлежитъ брату моему, царю правовѣрныхъ Абдель-Мелику, сыну Марвана. Неужели ты этого не знала?
   -- Клянусь Аллахомъ, госпожа моя, я этого не знала.
   -- А развѣ человѣкъ, который продалъ тебя и взялъ за тебя деньги, не сказалъ тебѣ, что ты куплена для царя?
   Услыхавъ это, Ноамъ заплакала, застонала и раскинула умомъ такимъ образомъ:
   -- Если я буду разсказывать, то мнѣ никто не повѣритъ, и поэтому мнѣ лучше молчать, такъ какъ я знаю, что Господь поможетъ мнѣ.
   Она въ смущеніи опустила голову, и щеки у нея разгорѣлись отъ продолжительной дороги и отъ солнца.
   Сестра калифа оставила ее въ этотъ день въ покоѣ, а пришла на слѣдующій день и одѣла на нее чистую одежду и принесла ей брилліантовое ожерелье и нарядила ее.
   Послѣ этого къ ней пришелъ царь правовѣрныхъ и сѣлъ подлѣ нея, а сестра сказала ему:
   -- Ты взгляни на эту дѣвушку, въ лицѣ которой Господь соединилъ и красоту и миловидность.
   -- Откинь покрывало, -- сказалъ Ноамѣ калифъ.
   Но Ноамъ покрывала не откинула, и калифъ лица ея не видалъ, но онъ полюбовался на ея руки, влюбился въ нее и сказалъ сестрѣ:
   -- Я приду къ ней черезъ три дня, а до тѣхъ поръ ты развлекай ее своимъ разговоромъ.
   Онъ всталъ и ушелъ, а Ноамъ осталась одна и, думая о своемъ Неамехѣ, тяжело вздыхала. Къ слѣдующей ночи у нея начался жаръ, и она не захотѣла ни ѣсть ни пить и сильно измѣнилась въ лицѣ. Калифу доложили объ этомъ, и онъ очень былъ огорченъ и привелъ къ больной весьма свѣдущихъ врачей, но цикто не могъ понять ея болѣзни и излѣчить ее.
   Между тѣмъ хозяинъ ея Неамехъ вернулся домой и, опустившись на постель, сталъ ее звать, но она не откликалась. Онъ быстро всталъ и снова крикнулъ, но на крикъ его никто інъ нему не вышелъ, такъ какъ рабыни его изъ страха попрятались. Онъ пошелъ къ своей матери и засталъ ее сидящей, пригорюнившись.
   -- О, мать моя, гдѣ же Ноамъ?-- спросилъ онъ у нея.
   -- Она теперь, о, сынъ мой, -- отвѣчала мать, -- съ женщиной, которой можно довѣриться болѣе, чѣмъ мнѣ; она пошла съ благочестивой старухой посѣтить бѣдныхъ богомольцевъ и сейчасъ вернется.
   -- Развѣ она привыкла выходить со двора?-- сказалъ онъ.-- И когда же она ушла?
   -- Она ушла рано поутру, -- отвѣчала она.
   -- А какъ же ты позволила ей итти?
   -- О, сынъ мой, да она сама упросила меня.
   -- Власть и сила въ рукахъ Божьихъ!-- вскричалъ Неамехъ.
   Онъ въ совершенномъ отчаяніи вышелъ изъ дому и, прійдя къ начальнику полиціи, сказалъ ему:
   -- Это ты хитростью увелъ изъ моего дома мою дѣвочку-рабыню? Я непремѣнно поѣду къ калифу съ жалобой на тебя.
   -- Да кто же увелъ ее?-- спросилъ начальникъ полиціи.
   -- Одна старуха, -- отвѣчалъ онъ, -- вотъ такой-то наружности, одѣтая въ шерстяное платье, съ четками въ тысячу бусинъ.
   -- Укажи мнѣ на старуху, и я найду тебѣ рабыню.
   -- Да мы старухи этой не знаемъ, -- отвѣчалъ Неамехъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, -- сказалъ начальникъ полиціи, очень хорошо знавшій, что старуху эту послалъ Эль-Хаджай, -- тайна можетъ быть открыта только Господу.
   -- Я ищу свою рабыню, и Эль-Хаджай разберетъ насъ съ тобой.
   -- Обращайся къ кому тебѣ угодно, -- отвѣчалъ начальникъ полиціи.
   Неамехъ отправился во дворецъ намѣстника. Отецъ его былъ однимъ изъ извѣстнѣйшихъ людей въ городѣ; поэтому, когда онъ явился во дворецъ, намѣстнику тотчасъ же доложили о немъ, и Эль-Хаджай приказалъ принять его.
   -- Что тебѣ надо?-- спросилъ у него намѣстникъ.
   -- То-то и то-то, -- сказалъ ему Неамехъ, -- случилось со мной.
   -- Приведи ко мнѣ начальника полиціи, -- сказалъ ему ЭльХаджай, -- и мы прикажемъ ему искать старуху.
   Когда начальникъ полиціи явился къ нему, то намѣстникъ сказалъ:
   -- Я желаю, чтобы ты поискалъ рабыню Неамеха, сына Эръ-Рабеки.
   -- Кто же, кромѣ Бога (да святится, имя Его), можетъ знать, гдѣ таится скрытое?
   -- Ты долженъ взять съ собою трехъ верховыхъ, -- сказалъ ему намѣстникъ, -- и искать дѣвушку по большимъ дорогамъ и по городамъ... Если твоя рабыня,-- прибавилъ онъ, глядя на Неамеха, -- не найдется, то я дамъ тебѣ десять рабынь изъ своего дома и десять изъ дома начальника полиціи... А ты,-- обратился онъ къ начальнику полиціи, -- отправляйся на поиски.
   Неамехъ былъ такъ огорченъ, что жизнь ему была не мила. Ему было четырнадцать лѣтъ, и на лицѣ его не было еще ни волоска. Онъ плакалъ и горевалъ, и. уходилъ изъ дому, и не переставалъ до утра проливать слезы. А отецъ его пришелъ и сказалъ ему:
   -- О, сынъ мой, вѣдь это Эль-Хаджай хитростью увелъ нашу дѣвочку, но Господь поможетъ намъ.
   Однако горе подѣйствовало на Неамеха такъ, что онъ не сталъ говорить и не узнавалъ окружающихъ. Въ такомъ положеніи онъ пробылъ три мѣсяца и такъ измѣнился, что его отецъ началъ отчаиваться, и врачи, навѣщавшіе его, въ одинъ голосъ говорили, что помочь ему можно только, найдя дѣвочку.
   Однажды отецъ его услыхалъ объ одномъ очень хорошемъ персидскомъ врачѣ, о которомъ народъ говорилъ, какъ о человѣкѣ съ глубокими познаніями медицины и астрологіи. Эръ-Рабека тотчасъ же пригласилъ его, и когда онъ пришелъ, то онъ посадилъ его рядомъ съ собою, принявъ его съ почетомъ, лаемъ. Ты знаешь, что подобныя вещи позорятъ насъ и тебя, такъ какъ обитатели острова, несомнѣнно, услышатъ объ этомъ, а мы должны служить имъ примѣромъ. Вслѣдствіе всего этого, прошу тотчасъ же прислать отвѣтъ".
   Она дала это письмо гонцу, который и отправился съ нимъ къ царю. Верховный царь, прочитавъ письмо, страшно разгнѣвался на свою дочь Менаръ-Эль-Сену и написалъ царицѣ Нуръ-Эль-Гудѣ слѣдующее: "Отдаю дѣло это въ твои руки и предоставляю тебѣ власть надъ ея жизнью; если она, дѣйствительно, поступила такъ, какъ ты пишешь, то убей ее и не обращайся ко мнѣ болѣе за совѣтомъ". Такимъ образомъ, когда письмо отца пришло, и она прочла его, то велѣла привести къ себѣ Менаръ-Эль-Сену. Сестра пришла вся въ крови, съ крѣпко завязанными назадъ руками, въ колодкахъ изъ тяжелаго желѣза на ногахъ и въ волосяной одеждѣ. Ее поставили передъ царицей, и она стояла смущенная и несчастная; видя себя въ такомъ униженномъ положеніи, она подумала о своей прежней славѣ и, горько заплакавъ, сказала слѣдующее:
   
   О, мой Создатель, умертвить меня
   Хотятъ мои враги, воображая,
   Что не могу я ускользнуть отъ нихъ.
   Къ Тебѣ я прибѣгаю, чтобы Ты
   Имъ запретилъ впередъ такъ поступать,
   Какъ поступали здѣсь со мной они.
   О, мой Господь, убѣжищемъ Ты служишь
   Для боязливыхъ и Тебя просящихъ.
   
   Послѣ этого она опять заплакала такъ, что лишилась чувствъ, и когда очнулась, то проговорила еще стихи.
   Царица приказала принести деревянную лѣстницу и растянула на нее несчастную, привязавъ руки и ноги веревками, а голову -- волосами, и не почувствовала къ ней ни малѣйшаго сожалѣнія. Менаръ-Эль-Сена, увидавъ, что съ нею дѣлаютъ, начала плакать и просить помощи, но никтопомощи ей не оказывалъ.
   -- О, сестрица!-- говорила она царицѣ.-- Отчего ты такъ ожесточена противъ меня и не чувствуешь жалости, ни ко мнѣ ни къ этимъ малюткамъ?
   Выслушавъ сестру, царица еще сильнѣе разсердилась на нее и вскричала:
   -- Ахъ, ты, злодѣйка! Ахъ, ты, гадкая женщина! Да не помилуетъ Господь тѣхъ, кто станетъ жалѣть тебя! Какъ могу я жалѣть тебя, скверная женщина?
   Менаръ-Эль-Сена, лежа налѣстницѣ, молила ее:
   -- Ради Царя небеснаго, выслушай меня. Я не виновата івъ томъ, въ чемъ ты упрекаешь меня. Клянусь Аллахомъ, я законнымъ образомъ вышла за него замужъ, и Господь видитъ, что я говорю правду. Я возмущена тѣмъ, что ты такъ жестоко поступаешь со мною и обвиняешь меня въ безчестномъ поступкѣ, не узнавъ, въ чемъ дѣло. Но Господь избавитъ меня отъ тебя и накажетъ меня, если я точно была безчестна.
   Сестра, выслушавъ ее, задумалась и сказала:
   -- Какъ смѣешь ты говорить такъ со мною?
   Она вскочила, подошла къ ней и била ее такъ, что та лишилась чувствъ. Затѣмъ, вспрыснувъ лицо водой, ее привели въ себя. Наружность ея отъ побоевъ измѣнилась, и она проговорила такъ:
   
   Но если, я виновна въ преступленьѣ
   И поступила я несправедливо,
   То каюсь я въ моихъ дѣлахъ прошедшихъ
   И извиненья у тебя прошу.
   
   Нуръ-Эль-Гуда, выслушавъ ее, еще болѣе разсердилась.
   -- Еще ты вздумала, негодная, -- сказала она, -- говорить со мною стихами и оправдываться въ совершонной тобою отвратительной подлости? Я желаю, чтобы ты вернулась къ твоему мужу, чтобы я могла посмотрѣть на твою слабость и униженіе.
   Она приказала своимъ пажамъ принести пальмовую палку, и когда ей подали ее, она встала и, засучивъ рукава, начала бить сестру по всему тѣлу; послѣ чего приказала принести; себѣ плоскую плеть, -- такую, которой впору было бить слона, и начала битъ ею по спинѣ, животу и ногамъ несчастной, отчего та тотчасъ же лишилась чувствъ. Старуха же Шавагія, увидавъ, что дѣлала царица, побѣжала прочь со слезами и съ проклятіями. Царица, увидавъ это, позвала прислугу и приказала имъ привести къ ней старуху. За старухой тотчасъ же побѣжали и привели ее къ царицѣ, которая, приказавъ повалить ее на землю, сказала своимъ рабынямъ:
   -- Тащите ее сюда.
   Старуху подтащили къ царицѣ.
   Что же касается до Гасана, то онъ шелъ вдоль рѣки, направляясь къ пустынѣ. Онъ былъ смущенъ, встревоженъ и не надѣялся остаться въ живыхъ. Горе такъ помутило его разсудокъ, что онъ не могъ отличить дня отъ ночи. Онъ шелъ, не останавливаясь, пока не подошелъ къ дереву, на которомъ увидалъ висѣвшую бумажку. Онъ взялъ эту бумажку, посмотрѣлъ на нее и прочелъ слѣдующіе стихи:
   
   Устроила я дѣло для тебя
   Во время нахожденья твоего
   Во чревѣ матери; ея я сердце
   Къ тебѣ склонила, такъ что у груди
   Она тебя кормила. Я желаю
   Желанья удовлетворить свои
   По дѣлу, что является причиной
   Твоей тревоги и твоихъ страданій.
   И подчинись мнѣ и вставай! Тебѣ
   Я помогу въ томъ, что предпринялъ ты.
   
   Прочитавъ эту бумажку, онъ убѣдился, что можетъ быть спасенъ и соединенъ съ женой. Пройдя еще немного, онъ очутился одинъ въ пустынѣ, въ очень опасномъ мѣстѣ, вслѣдствіе чего онъ совершенно обезумѣлъ отъ страха, такъ что у него затряслось подъ жилками и онъ началъ декламировать стихи.
   Послѣ этого онъ прошелъ еще нѣсколько шаговъ по берегу и увидалъ двухъ мальчиковъ -- сыновей волшебника и колдуна. Подлѣ нихъ лежала мѣдная палочка и кожаная шапка. На палочкѣ были вырѣзаны различные талисманы, а верхушка шапки состояла изъ треугольниковъ, на которыхъ были желѣзныя фигуры, печати и имена. Обѣ эти вещи лежали на землѣ, а мальчики ругались и дрались изъ-за нихъ такъ, что съ нихъ текла кровь.
   -- Я возьму эту палочку!-- кричалъ одинъ.
   -- Нѣтъ, я возьму ее!-- кричалъ другой.
   Гасанъ подошелъ къ нимъ и рознялъ ихъ.
   -- Изъ-за чего вы ссоритесь?-- спросилъ онъ.
   -- Разсуди насъ, дядюшка, -- отвѣчали они.-- Самъ Богъ послалъ тебя къ намъ, чтобы разобрать насъ по справедливости.
   -- Ну, разсказывайте, въ чемъ дѣло, -- сказалъ онъ, -- и я разсужу васъ.
   -- Мы братья, -- сказалъ первый мальчикъ, -- дѣти одного отца и матери. Отецъ нашъ былъ великимъ колдуномъ; онъ жилъ въ пещерѣ въ этихъ горахъ и умеръ, оставивъ намъ эту палочку и шапку. Братъ мой сказалъ, что эти двѣ вещи возьметъ онъ, а я сказалъ ему, что ихъ возьму я. Теперь разсуди насъ и разбери.
   -- Какая же разница между палкой и шапкой, -- спросилъ Гасанъ, -- и въ чемъ заключается ихъ цѣнность? Повидимому, и палка и шапка ничего не стоятъ.
   -- Ты не знаешь ихъ свойства, -- сказали ему мальчики.
   -- А что же ихъ за свойства?-- спросилъ онъ.
   -- Каждая изъ этихъ вещей обладаетъ тайнымъ свойствомъ; и потому палочка эта состоитъ стоимости всѣхъ острововъ Вакъ-Вакъ со всѣми ихъ округами, а шапка стоитъ не меньше.
   -- Прошу тебя, сынъ мой, -- сказалъ Гасанъ одному изъ мальчиковъ, -- открой мнѣ, что это за тайныя свойства?
   -- Свойства ихъ, дѣйствительно, удивительны, дядюшка, -- отвѣчалъ мальчикъ, -- отецъ нашъ жилъ сто тридцать пять лѣтъ и всю жизнь работалъ надъ этими двумя вещами; онъ успокоился только тогда, когда кончилъ ихъ, и, убѣдившись, что онъ вложилъ въ нихъ удивительныя свойства, онъ умеръ. Шапка эта, надѣтая на голову, дѣлаетъ человѣка невидимымъ,-- никто не увидитъ его до тѣхъ поръ, пока шапка на немъ. А кто возьметъ палочку, тотъ этимъ пріобрѣтетъ власть надъ семью племенами шайтановъ, которые всѣ будутъ повиноваться этой палочкѣ. Кто имѣетъ эту палочку, тому стоитъ только ударить ею о землю, и всѣ цари и шайтаны покорятся ему.
   Когда Гасанъ услышалъ эти слова, то пробылъ нѣкоторое время въ задумчивости.
   "Клянусь Аллахомъ, -- подумалъ онъ, -- съ этой палочкой и съ этой шапкой я сдѣлаю все, что мнѣ надо, и достоинъ обладать ими болѣе, чѣмъ эти мальчики. Вѣроятно, Господь, желая помочь мнѣ, послалъ ихъ мнѣ, поэтому я сейчасъ же хитростью пріобрѣту ихъ и выручу жену и дѣтей отъ жестокой царицы, и мы убѣжимъ съ ними".
   Онъ посмотрѣлъ на мальчиковъ и сказалъ имъ:
   -- Если вы хотите, чтобы я разсудилъ васъ, то я вамъ рѣшу это дѣло такъ: тотъ, кто изъ васъ прибѣжитъ первый, возьметъ палку, а кто прибѣжитъ вторымъ, тотъ возьметъ шапку. Этимъ вы докажете мнѣ, кто изъ васъ достойнѣе. Согласны подчиниться моему условію?
   -- Согласны, -- отвѣчали они.
   -- Я возьму камень, -- продолжалъ Гасанъ, -- и брошу его, и тотъ, кто первый добѣжитъ до него, возьметъ палку, а тотъ, кто останется, получитъ шапку.
   -- Мы принимаемъ это условіе и подчинимся ему, -- отвѣчали они.
   Гасанъ взялъ камень и изо всей силы бросилъ его, такъ Цто онъ скрылся изъ виду. Мальчики бросились бѣжать за камнемъ; и лишь только они отбѣжали на нѣкоторое разстояніе, какъ Гасанъ взялъ шапку и надѣлъ ее и взялъ палочку, но не сошелъ съ этого мѣста, чтобы убѣдиться въ справедливости той тайны, которую они разсказали ему о силѣ отца своего. Младшій братъ первый подбѣжалъ къ камню и взялъ его; вернувшись къ тому мѣсту, гдѣ стоялъ Гасанъ, онъ увидалъ, что его уже тамъ не было. Онъ крикнулъ брату:
   -- А гдѣ же человѣкъ, что разбиралъ нашъ споръ?
   -- Я его не вижу, -- отвѣчалъ братъ, -- и не знаю, поднялся ли онъ на небо, или провалился въ землю.
   Они начали его искать, но нигдѣ не находили, а Гасанъ продолжалъ стоять на мѣстѣ.
   -- И палочка и шапка пропали!-- вскричали они.-- И теперь не достанутся ни тебѣ ни мнѣ; отецъ нашъ говорилъ вѣдь намъ это, только мы забыли его слова!
   Они ушли, и Гасанъ пошелъ обратно въ городъ, не снимая шапки съ головы и держа въ рукахъ палочку, и никто изъ обитателей города не видалъ его. Онъ вошелъ во дворецъ и поднялся къ тому мѣсту, гдѣ была заключена Шавагія, и подошелъ къ ней, не снимая шапки, и она его не видала. Онъ подошелъ вплоть къ полкѣ, на которой стояла различная фарфоровая посуда, и толкнулъ ее такъ, что посуда полетѣла на полъ. Шавагія закричала и руками закрыла себѣ лицо, а затѣмъ встала и подобрала упавшія вещи, подумавъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, никто, кромѣ царицы Нуръ-Эль-Гуды, не могъ послать ко мнѣ дьявола, который это и устроилъ. Молю Господа избавитъ меня отъ нея и отъ ея гнѣва. О, Господи, если она такъ дурно обращается съ своей сестрой, бьетъ ее, вѣшаетъ, -- съ сестрой, которую любитъ ея отецъ, то что же она способна сдѣлать съ чужой старухой, какъ я, разсердившись на нее! Дьяволъ, прошу тебя, -- громко прибавила она, -- Создателемъ вселенной умоляю тебя отвѣтить мнѣ на мой вопросъ!
   -- Я не дьяволъ вовсе, -- отвѣчалъ ей Гасанъ, -- я -- несчастный Гасанъ.
   Онъ снялъ шапку. и показался старухѣ, которая тотчасъ же узнала его и, толкнувъ его въ уголъ, сказала:
   -- Ты, должно-быть, съ ума сошелъ, что пришелъ сюда? Иди, спрячься поскорѣе; вѣдь эта безсердечная женщина мучила жену твою, хотя она сестра ей, такъ что же онасдѣлаетъ съ тобою!
   Она разсказала ему все, что было съ его женой, подробноописала, какія мученія и пытки она перенесла, и точно такъ же разсказала, какъ били ее.
   -- Надо сказать по правдѣ, -- прибавила она, -- что царица раскаивалась, что отпустила тебя ну посылала искать тебя, обѣщая золото за поимку. Она хотѣла убить тебя и твою жену и дѣтей.
   Старуха заплакала и показала Гасану, какъ она избита. Гасанъ тоже заплакалъ.
   -- О, госпожа моя, -- сказалъ онъ, -- какъ бы намъ бѣжать изъ этой ужасной мѣстности, отъ этой жестокой царицы, и какимъ бы способомъ освободить мнѣ мою жену и дѣтей отъ злодѣйки?
   -- Какъ же можно тебѣ освободить ихъ? Лучше иди и спрячься, сынъ мой, пока Господь помогаетъ тебѣ.
   Гасанъ показалъ ей мѣдную палочку и шапку; увидавъ эти вещи, старуха очень обрадовалась.
   -- Слава Господу!-- сказала она ему.-- И ты и жена твоя считались въ числѣ погибшихъ, а теперь, сынъ мой, всѣ вы спасены. Палочку эту я знаю и знаю того, кто ею владѣлъ, -- вѣдь онъ былъ моимъ шейкомъ, выучившимъ меня колдовству. Онъ былъ изобрѣтательный волшебникъ и въ продолженіе ста тридцати пяти лѣтъ онъ дѣлалъ эту палочку и шапку; а когда окончилъ ихъ, то неизбѣжная смерть взяла его. Я слыхала, какъ онъ говорилъ своимъ двумъ сыновьямъ: "Дѣти мои, вамъ не суждено владѣть этими двумя вещами, потому что иностранецъ придетъ и возьметъ у васъ ихъ силой, и вы не увидите, когда онъ возьметъ ихъ". Они же возражали ему: "Такъ ты скалки намъ, какъ онъ возьметъ ихъ отъ насъ?" -- "Этого я не знаю", отвѣчалъ онъ. Какъ же тебѣ, сынъ мой, удалось это сдѣлать?
   Гасанъ разсказалъ ей, какъ онъ взялъ эти вещи отъ мальчиковъ; выслушавъ его, она была очень рада.
   -- О, сынъ мой, -- сказала она, -- такъ какъ ты получилъ возможность спасти жену и дѣтей своихъ, то слушай, что я скажу тебѣ. Я не могу болѣе оставаться въ домѣ злой царицы, которая оскорбила и измучила меня. Я отправлюсь въ пещеру волшебниковъ, чтобы жить съ ними до самой, смерти. А ты, сынъ мой, надѣнь шапку, возьми палочку и отправляйся къ своей женѣ и дѣтямъ и, ударивъ палочкой по землѣ, скажи: "Слуги этихъ именъ!" Слуги къ тебѣ явятся и главный начальникъ племени прикажетъ имъ повиноваться тебѣ.
   Онъ простился съ нею и ушелъ. Надѣвъ шапку и взявъ въ руки палочку, онъ пошелъ къ тюрьмѣ, гдѣ сидѣла его жена, и увидавъ ее въ ужасномъ положеніи, растянутой на лѣстницѣ, привязанной къ ней волосами, въ слезахъ и въ отчаяніи, не видя выхода изъ бѣды. Дѣти ея играли подъ лѣстницей, а она смотрѣла на нихъ и плакала, какъ о нихъ, такъ и отъ. тѣхъ страданій, которыя ей пришлось перенести. Глядя на нее, онъ услыхалъ, какъ она говорила слѣдующее:
   
   Она почти совсѣмъ дышать не можетъ,
   Ея ослѣпшіе глаза не видятъ,
   И страстнаго желанія мученья
   Палятъ любящей женщины всю грудь,
   Но полное она хранитъ молчанье.
   Ликующій ее жалѣетъ врагъ,
   Когда ея онъ положенье видитъ!
   О, горе ей, жестокіе враги
   Къ ней жалость даже чувствуютъ теперь!
   
   Когда Гасанъ увидалъ, въ какомъ она находится презрѣніи, и униженіи;, онъ заплакалъ такъ, что лишился чувствъ, а очнувшись и увидавъ, что жена его лежитъ безъ памяти отъ чрезмѣрной боли, онъ снялъ съ головы шапку, вслѣдствіе чего дѣти закричали: "Отецъ!" Крикъ этотъ привелъ мать въ себя, но она мужа своего не видала, потому что Гасанъ снова, надѣлъ шапку, а дѣти между тѣмъ продолжали плакать и звать отца.
   Услыхавъ, что они зовутъ отца, она заплакала, точно хотѣла выплакать всю душу, и громко проговорила:
   -- Гдѣ вы и гдѣ вашъ отецъ?
   Вспомнивъ о своей прежней жизни и о своихъ настоящихъ страданіяхъ, она такъ заплакала, что слезы потекли изъ глазъ ручьями и смочили всю землю. Слезы текли по ея щекамъ, а она, связанная, не могла обтереть ихъ. Мухи облѣпили ея тѣло; а она не имѣла возможности согнать ихъ и могла только плакать отъ горя. Гасанъ, слыша ее, тоже плакалъ такъ, что лишился чувствъ, и слезы тоже, какъ ручьи, текли по его щекамъ. Онъ, подойдя къ дѣтямъ, снова снялъ шапку и показался имъ, а дѣти, увидавъ его, опять закричали: "Отецъ нашъ!" Мать при этомъ возгласѣ снова заплакала.
   -- Того, что опредѣлено Господомъ, -- сказала она, -- избѣжать нельзя!-- Затѣмъ она мысленно прибавила.-- Удивительно! Почему они упоминаютъ объ отцѣ и постоянно зовутъ его?
   Она заплакала и сказала:
   Страна луною восходящей эта Покинута! Мои глаза, вы лейте Горючихъ слезъ потоки. Онъ ушелъ; Могу ль я терпѣливой быть, когда Ушелъ онъ прочь 1 Клянусь, что не имѣю Ни сердца ни терпѣнья больше я. О, ты, что удалился, но жилище Въ обители моей души имѣешь, Не пожелаешь ли за это ты, Мой господинъ и повелитель мой, Въ мою тюрьму ко мнѣ -вернуться снова? И неужели повредитъ мнѣ, если Онъ возвратится снова и я будуСвиданьемъ съ нимъ желаннымъ наслаждаться? Онъ сдѣлалъ тусклыми мои глаза
   
   Отъ изумленья при его уходѣ,
   И пламя жгучее въ моей груди
   Горитъ попрежнему и не погасло.
   Желала я, чтобъ онъ со мной остался,
   Но запретилъ его мнѣ видѣть рокъ
   И обманулъ разлукою мое
   Желанье страстное. Тебя Аллахомъ,
   Предметъ моей любви, я заклинаю
   Тебя ко мнѣ вернуться, такъ какъ слезы
   Мои текли достаточно въ разлукѣ
   Съ тобою, милый и желанный мой!
   
   Болѣе Гасанъ терпѣть не могъ и снялъ шапку; жена увидала его и, узнавъ, такъ громко крикнула, что всѣ во дворцѣ вздрогнули.
   -- Какъ ты попалъ сюда?-- сказала она ему.-- Съ неба ли ты свалился, или вышелъ изъ земли?!
   Глаза ея наполнились слезами, и Гасанъ тоже заплакалъ, но она ему сказала:
   -- Полно, мужъ, теперь не время плакать и не время упрекать другъ друга. Судьба свершилась, и произошло все то, что опредѣлено Господомъ. Аллахомъ умоляю тебя сказать мнѣ, какъ ты попалъ сюда? Спрячься, чтобы кто-нибудь не увидалъ тебя и, не разсказалъ объ этомъ сестрѣ, которая убьетъ и меня и тебя.
   -- О, возлюбленная моя, о, царица всѣхъ царицъ!-- вскричалъ Гасанъ.-- Я подвергалъ жизнь свою опасности, чтобы добраться сюда, и я или умру или освобожу тебя отъ твоего настоящаго положенія, и мы съ тобою и съ дѣтьми уѣдемъ же мнѣ на родину, несмотря на злую женщину, твою сестру.
   Выслушавъ его, она улыбнулась, засмѣялась и долго качала головою.
   -- Не думаю, -- сказала она: -- не думаю, душа моя, чтобы кто-нибудь могъ освободить меня, кромѣ Господа Бога! И потому лучше уходи и не подвергайся опасности, такъ какъ у царицы большое, хорошо вооруженное войско. Предположи, что да взялъ бы меня и повезъ бы. Какъ же проѣхалъ бы ты къ себѣ и какъ ушелъ бы съ этихъ острововъ мимо опасныхъ странъ? Ты видѣлъ, что за страшныя мѣста приходилось тебѣ встрѣчать по пути сюда? Отправляйся отсюда скорѣе и не усиливай моей тревога и горя; не говори, что можешь освободить меня. Подумай, кто же перевезетъ меня чрезъ всѣ эти ужасныя мѣста?
   -- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчалъ ей Гасанъ; -- о, свѣтъ, очей моихъ, что я не уйду отсюда безъ тебя!
   -- Полно, мужъ, -- сказала она, -- это совершенно невозможно. Ты самъ не знаешь, что говоришь! Если бы даже ты имѣлъ власть надъ всѣми шайтанами, то и тогда не могъ бы уйти отсюда. Поэтому уходи и оставь меня одну. Можетъ-быть, Господь какъ-нибудь избавитъ меня.
   -- О, царица красоты, -- сказалъ ей Гасанъ, -- я пришелъ сюда только для того, чтобы освободить тебя посредствомъ этой палочки и этой шапочки.
   И онъ разсказалъ ей все, что случилось съ нимъ и съ двумя мальчиками. Во время этого разсказа вдругъ подошла царица, и услыхала ихъ разговоръ. А Гасанъ, увидавъ царицу, тотчасъ же надѣлъ шапку.
   -- Ахъ, ты, скверная женщина, -- сказала сестрѣ царица.-- Съ кѣмъ это ты говоришь?
   -- Да развѣ тутъ есть кто-нибудь, кромѣ дѣтей?-- отвѣчала сестра.
   Царица взяла плеть и начала бить сестру, а Гасанъ стоилъ и смотрѣлъ. Она била ее до тѣхъ поръ, пока та не лишилась чувствъ. Тогда царица приказала перевести ее въ другое мѣсто. Вслѣдствіе чего ее отвязали отъ лѣстницы и повели въ другую тюрьму, куда вмѣстѣ съ нею отправился и невидимый Гасанъ. Ее бросили на полъ въ полномъ безпамятствѣ; а она, придя въ себя, сказала такіе стихи:
   
   Я горевала въ разлукѣ нашей,
   Исполнена была такой печали,
   Которая заставила мои
   Глаза заплакать горькими слезами.
   И я дала обѣтъ такого рода,
   Что, если насъ соединитъ судьба,
   Я никогда не помяну разлуки.
   Сказать моимъ завистникамъ враждебнымъ
   Желала бы я такъ: "Вы умирайте
   Съ великимъ сожалѣньемъ, такъ какъ я
   Достигла цѣли всѣхъ моихъ желаній!"
   И счастія я такъ была полна,
   Что плакала я отъ его избытка.
   Какъ слезы, глазъ, твоей привычкой стали?--
   Отъ радости ты плачешь, какъ отъ горя.
   
   Рабыни, выслушавъ ея слова, оставили ее и ушли.
   Гасанъ снялъ шапку, а жена его сказала ему:
   -- Вотъ видишь, мужъ, ничего этого не случилось бы со мною, если бы я не ослушалась тебя и не поступила бы вопреки твоему приказанію, не вышла бы безъ твоего позволенія. Но Аллахомъ умоляю тебя, мужъ мой, не порицай меня за это. Знай, что женщина не цѣнитъ мужчины до тѣхъ поръ, пока не разлучится съ нимъ. Я поступала дурно и преступно, но я прошу всемогущаго Господа простить мое прегрѣшеніе; и если Господь соединитъ насъ, то я никогда болѣе-не ослушаюсь тебя.
   -- Ты ничего дурного не сдѣлала, -- отвѣчалъ Гасанъ, глубоко сожалѣя ее въ душѣ; -- и виноватъ только я одинъ, потому что я уѣхалъ и оставилъ тебя съ женщиной, не цѣнившей тебя и не знавшей о твоемъ высокомъ происхожденіи. И знай, возлюбленная моя, что Господь далъ мнѣ возможность освободить тебя, восторгъ души моей, свѣтъ очей моихъ! Желаешь ли ты, чтобы я свезъ тебя въ домъ твоего отца и чтобы ты тамъ окончила дни твои, или хочешь отправиться со мною ко мнѣ на родину и избавиться отъ мукъ?
   -- Но кто же, кромѣ Царя Небеснаго, -- сказала она, -- можетъ освободить меня? Отправляйся домой и выкинь изъ души твоей всякое желаніе, потому что ты не знаешь опасностей этихъ мѣстъ; если ты не послушаешься моего совѣта, то скоро увидишь, что съ тобою будетъ.
   Она сказала нѣсколько стихотвореній и заплакала вмѣстѣ съ дѣтьми, а рабыни, услыхавъ ея плачъ, вошли къ ней и застали ее и дѣтей въ слезахъ, но Гасана съ ними онѣ не видали, и рабыни изъ жалости къ нимъ заплакали и стали проклинать царицу Нуръ-Эль-Гуду.
   Гасанъ дождался приближенія ночи, когда тюремные сторожа (отправились спать; послѣ чего онъ всталъ, подпоясался и, подойдя къ женѣ, развязалъ ее и поцѣловалъ въ голову, потомъ прижалъ къ груди и, поцѣловавъ въ переносицу, сказалъ:
   -- Какъ сильно желаю я отправиться скорѣе на родину и соединиться тамъ съ тобою. Видимъ ли мы все это во снѣ, или наяву?
   Онъ взялъ на руки старшаго сына, а она взяла младшаго, и они вышли изъ дворца. Господь распростеръ надъ ними покровъ своихъ милостей, и они спокойно шли далѣе; но, выйдя изъ дворца, они принуждены были остановиться у наружной двери, такъ какъ она оказалась запертой. Тутъ Гасанъ вскричалъ:
   -- Сила и власть въ рукахъ всевышняго Бога! Поистинѣ, мы принадлежимъ Господу и къ Нему вернемся!
   Они увидали, что бѣгство имъ не удалось, и Гасанъ, всплеснувъ руками, вскричалъ:
   -- Мнѣ казалось, что я все разсчиталъ и все сообразилъ, кромѣ этого обстоятельства, а теперь, съ наступленіемъ утра, насъ возьмутъ, и мы не въ силахъ будемъ противиться.
   
   Онъ сказалъ слѣдующіе стихи:
   Считала ты хорошими тѣ дни,
   Когда все шло прекрасно у тебя,
   И ты не знала страха предъ несчастьемъ,
   Которое несла тебѣ судьба.
   Покоилась ты ночи въ мирномъ снѣ,
   И ими ты обманута была:
   Среди ихъ блеска вдругъ явился мракъ.
   
   Послѣ этого онъ заплакалъ, и жена заплакала вмѣстѣ съ нимъ, думая, какія ей приходится переносить бѣдствія. А Гасанъ, глядя на нее, сказалъ слѣдующее:
   
   Моя судьба шла мнѣ наперекоръ,
   Какъ будто былъ врагомъ я злѣйшимъ,
   И каждый день встрѣчалъ меня бѣдою
   Когда искалъ преуспѣянья я,
   Она обратное мнѣ приносила.
   И если день одинъ былъ ясенъ мой,
   То слѣдующій день былъ полонъ мрака.
   
   -- Клянусь Аллахомъ, -- сказала жена, -- намъ нѣтъ болѣе спасенья, и во избѣжаніе страшныхъ мукъ, намъ остается только убить себя. А иначе утромъ насъ будутъ пытать и мучить.
   Въ то время, какъ они говорили такимъ образомъ, кто-то за дверью сказалъ имъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, я не открою вамъ дверей, госпожа моя Менаръ-Эль-Сена, и мужу твоему Гасану, если вы не исполните того, что я вамъ скажу.
   Услыхавъ этотъ голосъ, они замолчали и хотѣли ужъ вернуться назадъ во дворецъ.
   -- Зачѣмъ вы замолчали и не отвѣчаете мнѣ?-- продолжалъ тотъ же голосъ, который теперь показался имъ знаковымъ -- они узнали старуху Шавагію.
   -- Что бы ты ни приказала намъ сдѣлать,-- сказали они,-- мы сдѣлаемъ. Но сначала открой намъ дверь, потому что теперь не время разговаривать..
   -- Клянусь Аллахомъ, -- продолжала она, -- я не отворю вамъ двери до тѣхъ поръ, пока вы не поклянетесь, что возьмете меня съ собою и не оставите меня въ рукахъ этой злодѣйки. Что будетъ съ вами, то пусть будетъ и со мною; если погибнете вы, то погибну и я; вѣдь эта презрѣнная женщина ненавидитъ меня, изъ-за васъ будетъ терзать меня, а ты, дочь моя, цѣнишь меня.
   Они дали ей клятву, которой она повѣрила, послѣ чего отворила имъ дверь, и, когда они вышли къ ней, то увидали, что она ѣхала на горшкѣ изъ красной глины и неслась гораздо скорѣе, чѣмъ на любомъ конѣ.
   -- Идите за мною, -- сказала она имъ, -- и ничего не бойтесь, потому что я обучалась колдовству и могу превратить весь этотъ городъ въ море, а всѣхъ здѣшнихъ женщинъ -- въ рыбъ. Все это я могла бы сдѣлать ранѣе наступленія утра, но ничего не сдѣлала отъ страха передъ царемъ, отцомъ Нуръ-Эль-Гуды, и ради ея сестеръ. Но все-таки я покажу вамъ чудеса своего искусства. Идемте со мною, и Господь поможетъ намъ.
   Гассанъ и жена его обрадовались и стали вѣрить въ возможность бѣгства. Они прежде всего вышли за городъ, гдѣ Гасанъ, ударивъ палочкой по землѣ, собрался съ духомъ и сказалъ:
   -- Слуги этихъ именъ, явитесь ко мнѣ и покажите еще мнѣ своихъ собратій!
   Земля тотчасъ же разступилась, и изъ нея вышло семь шайтановъ, каждый изъ которыхъ, стоя на землѣ, головою касался до небесъ.
   Они трижды поцѣловали прахъ у ногъ Гасана и всѣ въ одинъ голосъ проговорили:
   -- Къ твоимъ услугамъ, господинъ нашъ и повелитель! Что прикажешь намъ? Мы слушаемъ и повинуемся твоему приказанію. Если ты прикажешь, то мы высушимъ для тебя моря и сдвинемъ съ мѣстъ горы.
   Гасанъ очень былъ доволенъ ихъ отвѣтомъ и быстротою ихъ появленія, и онъ твердымъ голосомъ сказалъ имъ:
   -- Кто вы такіе, какъ васъ зовутъ, изъ какихъ вы племенъ, изъ какой породы и откуда?
   Они вторично поцѣловали прахъ у ногъ его и отвѣчали въ одинъ голосъ:
   -- Мы семь царей, каждый изъ насъ царствуетъ надъ семью племенами шайтановъ дьяволовъ и такимъ образомъ мы, семь шайтановъ, правимъ сорока девятью племенами всевозможныхъ шайтановъ и дьяволовъ, обитающихъ въ пустыняхъ и въ моряхъ. Приказывай, и мы исполнимъ твое приказаніе, потому что мы твои слуга и рабы; обладатель же этой палочки имѣетъ право на нашу жизнь.
   И Гасанъ, и жена его, и старуха, услыхавъ отвѣтъ, очень обрадовались.
   -- Я желаю, -- сказалъ Гасанъ шайтанамъ, -- чтобы вы показали мнѣ ваши отряды и войска.
   -- Господинъ нашъ, -- отвѣчали шайтаны, -- наши войска Такъ велики и такъ разнообразны, что если бы мы стали показывать ихъ, то это было бы опасно для тебя и для твоихъ спутниковъ. Между ними есть головы безъ туловищъ и есть туловища безъ головъ, есть подобія дикихъ звѣрей и подобія хищныхъ животныхъ. Если ты желаешь, то прежде всего мы должны показать тебѣ подобія дикихъ звѣрей. Но скажи, господинъ нашъ, что въ настоящее время желаешь ты отъ насъ?
   -- Я желаю, -- отвѣчалъ Гасанъ, -- чтобы вы сейчасъ же свезли меня, мою жену и эту почтенную женщину въ городъ Багдадъ.
   Услыхавъ приказаніе Гасана, они понурили головы.
   -- Что же вы не отвѣчаете?-- спросилъ ихъ Гасанъ.
   -- О, господинъ и повелитель нашъ, -- въ одинъ голосъ отвѣчали они, -- мы существуемъ со временъ Сулеймана, сына Давида; онъ взялъ съ насъ клятву, что мы никогда не будемъ носить ни на плечахъ ни на спинѣ никого изъ сыновей Адама. Но мы тотчасъ же осѣдлаемъ для тебя лошадей шайтановъ, которые свезутъ тебя и твоихъ спутницъ куда тебѣ надо.
   -- А какое разстояніе отдѣляетъ насъ отъ Багдада?-- спросилъ Гасанъ.
   -- Разстояніе это всадникъ можетъ проѣхать только въ семь лѣтъ, если будетъ ѣхать скоро.
   Гасанъ не мало этому удивился и сказалъ:
   -- А какъ же я-то пріѣхалъ сюда менѣе, чѣмъ въ годъ?
   -- Господь, -- отвѣчали они ему, -- вселилъ въ сердца добродѣтельныхъ слугъ состраданіе къ тебѣ; не будь этого, ты никогда не попалъ бы сюда и никогда не увидѣлъ бы здѣшнихъ мѣстъ. Шейкъ-Абдулъ-Эль-Кудусъ вѣдь посадилъ тебя на слона, то-есть на такого быстрохода, который въ десять дней прошелъ разстояніе, которое хорошій всадникъ можетъ проскакать въ три года. Затѣмъ шейкъ Абуръ-Рувейшъ передалъ тебя Дахнашу, а Дахнашъ пролетѣлъ съ тобою въ однѣ сутки то, что ты ѣхалъ бы на лошади три года; все это сдѣлалось по милости Господа. А изъ Багдада до замка семи дѣвицъ надо ѣхать цѣлый годъ, что вмѣстѣ и составитъ семь лѣтъ.
   Выслушавъ это, Гасанъ очень удивился и проговорилъ:
   -- Слава тебѣ, Создателю, облегчающему трудное, исцѣляющему больное сердце, приближающему отдаленное и уничтожающему высокомѣрнаго; слава доставившему меня въ эту страну и соединившему меня съ женою и дѣтьми! Я не узнаю, сплю я, или бодрствую, въ своемъ ли я видѣ, или пьянъ!? Когда вы посадите меня на вашихъ коней, -- продолжалъ Гасанъ, обращаясь къ шайтанамъ, -- то черезъ сколько дней привезутъ они меня въ Багдадъ?
   -- Они привезутъ тебя, -- отвѣчали они, -- менѣе, чѣмъ въ годъ, послѣ того, какъ тебѣ придется вынести, всевозможные невзгоды и ужасы, проѣхать тридцать долинъ и страшныхъ пустынь, и въ твоей безопасности мы не будемъ увѣрены, господинъ нашъ, не ручаясь ни за обитателей здѣшнихъ, ни за верховнаго царя, ни за волшебниковъ и колдуновъ. Можетъ-быть, они возьмутъ надъ нами верхъ и отнимутъ васъ у насъ; мы, конечно, отвѣтимъ за это, всѣ насъ обвинятъ и скажутъ, что мы поступили несправедливо, пошли противъ верховнаго царя и препроводили человѣка изъ его царства и вмѣстѣ съ нимъ отправили его дочь. Будь ты одинъ, то обдѣлать все было бы намъ легче. Давшій тебѣ возможность достигнуть этихъ острововъ, дастъ возможность вернуться на родину и скоро соединиться съ твоею матерью. Поэтому крѣпись, уповай на Бога и ничего не бойся, потому что мы будемъ служить тебѣ и стараться доставить тебя на родину.
   Гасанъ поблагодарилъ ихъ за это, сказавъ, что Господь, наградитъ ихъ, и прибавилъ, чтобы они поспѣшили подать имъ лошадей.
   -- Слушаемъ и повинуемся, -- отвѣчали они.
   Они ногами ударили по землѣ, и тотчасъ она разверзлась, и они исчезли, а немного погодя вернулись и привели съ собой трехъ осѣдланныхъ и взнузданныхъ лошадей, съ парою мѣшковъ у каждаго сѣдла, въ одномъ изъ которыхъ было по фляжкѣ съ водой, а въ другомъ -- съѣстное. Гасанъ сѣлъ на коня, взявъ съ собою одного мальчика, а жена его сѣла на другого, тоже взявъ съ собою мальчика. Старуха сѣла на третьяго коня. Они пустились въ путь и скакали всю ночь, а съ наступленіемъ утра они свернули съ большой дороги (въ горы, не переставая молиться Богу. Цѣлый день ѣхали они, не останавливаясь у подножія горы, и Гасанъ видѣлъ все время какой-то призракъ, касавшійся головою до небесъ. Онъ то читалъ Коранъ, то молилъ Господа избавить его отъ дьявола. Затѣмъ этотъ черный предметъ сталъ явственнѣе, и Гасанъ увидалъ, что это шайтанъ, съ головою, похожею на куполъ, съ громадными зубами, съ ноздрями въ родѣ ведеръ, съ ушами въ родѣ щитовъ, со ртомъ, какъ пещера, и съ руками въ родѣ вилъ. Голова его касалась тучъ, а ноги, какъ мачта, стояли на землѣ. Когда Гасанъ посмотрѣлъ на шайтана, тотъ наклонился и, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, сказалъ:
   -- О, Гасанъ, не бойся меня! Я глава обитателей острововъ Вакъ-Вакъ. Я -- мусульманинъ, учитель единства Господа, и слышалъ о вашемъ прибытіи. Услыхавъ о вашемъ дѣлѣ, я пожелалъ проводить васъ, потому что хочу удалиться потомъ въ пустыню и тамъ прожить до конца дней своихъ. Я хочу проводить васъ и буду являться къ вамъ только по ночамъ. Поэтому будьте покойны, такъ какъ я такой же мусульманинъ, какъ и вы.
   Гасанъ обрадовался, выслушавъ шайтана, потому что теперь онъ вполнѣ вѣрилъ въ свое избавленіе.
   -- Да наградитъ тебя Господь!-- сказалъ онъ шайтану.-- Проводи насъ.
   Шайтанъ шелъ передъ ними, и они весело ѣхали за нимъ. Они были счастливы; Гасанъ разсказывалъ женѣ о томъ, что съ нимъ случилось и что ему пришлось вытерпѣть. Они скакали* и эту ночь вплоть до утра, и лошади съ быстротой молніи несли ихъ. Съ разсвѣтомъ они достали изъ мѣшковъ съѣстного, поѣли и потомъ выпили воды. Послѣ этого продолжали путь свой вслѣдъ за сопровождавшимъ ихъ шайтаномъ. Шайтанъ же зачастую сворачивалъ въ сторону отъ большой дороги и велъ ихъ проселкомъ по морскому берегу.
   Цѣлый мѣсяцъ ѣхали они такимъ образомъ, а на тридцать первый день поднялась такая пыль, что все вокругъ ихъ потемнѣло. Гасанъ, увидавъ это, поблѣднѣлъ, тѣмъ болѣе, что до слуха ихъ сталъ доноситься какой-то зловѣщій гулъ; а старуха, взглянувъ на Гасана, сказала:
   -- О, сынъ мой, вѣдь это двигаются войска Вакъ-Вакъ, они догнали насъ и сейчасъ же схватятъ насъ всѣхъ.
   -- Что же намъ дѣлать, матушка?-- сказалъ Гасанъ.
   -- Ударь палочкой по землѣ, -- отвѣчала ему старуха.
   Онъ тотчасъ же исполнилъ ея приказаніе, и къ нему явились всѣ семь шайтановъ и, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, сказали:
   -- Не бойся и не огорчайся.
   Гасанъ обрадовался и похвалилъ своихъ слугъ.
   -- Встань, -- сказали они, -- съ женой и дѣтьми и съ твоей спутницей и поднимись на гору, а насъ оставь здѣсь. Мы знаемъ, что вы правы, а они нѣтъ, и потому Господь защититъ васъ.
   Гасанъ съ женой и дѣтьми и старухой сошли съ лошадей и вошли на гору. Тутъ царица Нуръ-Эль-Гуда приблизилась съ своими войсками, разставила ихъ по правую и по лѣвую сторону и двинулась противъ появившейся враждебной арміи. Воины, пылая рвеніемъ, бросились на враговъ, смѣлые бросались впередъ, а трусы бѣжали, шайтаны извергали изъ рта пламя. Съ наступленіемъ ночи бой прекратился, и всѣ встали лагеремъ, а семь царей явились къ Гасану и поцѣловали прахъ у ногъ его. Онъ подошелъ къ нимъ и поблагодарилъ ихъ и обратился къ Богу съ молитвой, прося послать имъ побѣду. Послѣ этого онъ спросилъ, что они думаютъ объ арміи царицы.
   -- Болѣе трехъ дней она противъ насъ не устоитъ, -- отвѣчали они, -- такъ какъ и сегодня мы почти побѣдили ее. Мы взяли въ плѣнъ двѣ тысячи воиновъ и убили ихъ громадное количество. Можешь быть совершенно спокоенъ душою.
   Они простились съ нимъ и сошли къ своей арміи. До самаго утра у нихъ были разведены огни, и на разсвѣтѣ воины вскочили на пятилѣтнихъ коней и полетѣли съ обнаженными мечами на враговъ. Въ эту ночь они не сходили съ лошадей и сражались, пока не разбили войско Вакъ-Вакъ, не сломили ихъ власти и не обратили ихъ въ бѣгство. Большая часть изъ побѣжденныхъ была убита, и царица Нуръ-Эль-Гуда взята въ плѣнъ вмѣстѣ съ ея царедворцами и полководцами.
   Съ наступленіемъ утра семь царей явились къ Гасану и поставили для него ложе изъ алебастра, отдѣланное жемчугомъ и брильянтами, а для Менаръ-Эль-Сены, жены его, они поставили другое ложе изъ чернаго дерева, отдѣланное золотомъ. Рядомъ же съ ними поставили ложе для старухи Шавагіи. Послѣ этого они привели къ Гасану плѣнныхъ, въ томъ числѣ царицу Нуръ-Эль-Гуду съ завязанными назадъ руками и съ закованными въ колодки ногами. Старуха, увидавъ царицу, сказала ей:
   -- Вотъ тебѣ награда, злая женщина! Тебя привяжутъ вмѣстѣ съ двумя голодными собаками къ хвостамъ лошадей и погонятъ ихъ къ морю для того, чтобы содрать съ тебя кожу; послѣ этого разрѣзанное на куски тѣло твое будетъ отдано на съѣденіе голоднымъ псамъ. Какъ могла ты мучить такъ свою сестру, зная, что она вышла законнымъ образомъ замужъ, какъ указано Господомъ и пророкомъ? Вѣдь въ эльисламѣ шутокъ нѣтъ, и бракъ они считаютъ однимъ изъ постановленій апостоловъ, тѣмъ болѣе, что женщина создана для мужчины.
   Гасанъ отдалъ приказаніе убить всѣхъ плѣнныхъ, а старуха закричала такъ:
   -- Убей ихъ и не оставь ни единаго!
   Но когда царица Менаръ-Эль-Сена увидала сестру въ такомъ унизительномъ положеніи, въ колодкахъ и связанной, царица заплакала и сказала ей:
   -- О, сестра моя, кто могъ завладѣть нами въ нашемъ собственномъ государствѣ?!
   -- Человѣка, завладѣвшаго вами, -- отвѣчала Менаръ-Эль-Сена, -- зовутъ Гасаномъ. Господь далъ ему власть надъ нами и надъ царями шайтановъ.
   -- Нѣтъ, -- отвѣчала царица, -- не Господь помогъ ему взять насъ въ плѣнъ, а палка и шапка.
   Жена Гасана и сама знала очень хорошо, что мужъ освободилъ ее посредствомъ палки и шапки. Ей было очень жаль сестры, и она обратилась къ своему мужу съ такими словами:
   -- Что намѣренъ ты дѣлать съ моей сестрой? Она теперь въ твоихъ рукахъ, но вѣдь она не сдѣлала тебѣ ничего такого ужаснаго, за что бы ты могъ наказать ее?
   -- Развѣ не ужасно было то, какъ она пытала тебя?-- сказалъ онъ.
   -- За эту пытку, -- продолжала она, -- ее можно совершенно простить. А развѣ ты не растерзалъ сердце моего отца, отнявъ меня отъ него? А что же будетъ съ нимъ еще послѣ смерти моей сестры?
   -- Судьбу ея предоставляю рѣшить тебѣ, -- сказалъ Гасанъ:-- что ты скажешь, то и будетъ.
   Послѣ этого царица Менаръ-Эль-Сена отдала приказъ освободить всѣхъ плѣнныхъ, и ихъ всѣхъ освободили, какъ освободили и сестру ея, послѣ чего Менаръ-Эль-Сена подошла къ царицѣ и поцѣловала ее. Она заплакала, и обѣ сестры плакали нѣкоторое время вмѣстѣ. Затѣмъ царица Нуръ-Эль-Гуда сказала своей сестрѣ:
   -- Не порицай меня, сестра, за то, что я сдѣлала съ тобой.
   -- О, сестра, -- отвѣчала Менаръ Эль Сена, -- это было предопредѣлено.
   Онѣ съ сестрой сѣли на ложе и стали разговаривать; послѣ этого Менаръ-Эль-Сена помирила сестру со старухой, чѣмъ онѣ обѣ были очень довольны. Гасанъ распустилъ войска и поблагодарилъ ихъ за то, что они сдѣлали; а Менаръ-ЭльСена разсказала сестрѣ все, что съ нею и мужемъ ея случилось и что онъ вынесъ изъ-за нея.
   -- Развѣ можно, -- сказала она сестрѣ, -- не отдавать должнаго человѣку, который могъ рѣшиться на такіе подвига и которому Господь помогъ разбить твою армію, взять тебя въ плѣнъ и унизить верховнаго царя?
   -- Ты совершенно права, -- отвѣчала ей царица.-- Но неужели онъ рѣшился на все это ради тебя?
   -- Да, ради меня, -- сказала жена Гасана.
   Онѣ проговорили всю ночь до утра, а когда встало солнце, то пожелали отправиться въ путь. Сестры простились, а Meнаръ-Эль-Сена простилась со старухой, совершенно примиривъ ее съ сестрой.
   Гасанъ ударилъ палочкой по землѣ, и къ нему тотчасъ же явились слуги и, поклонившись, сказали:
   -- Миръ надъ тобою! Приказывай намъ, что тебѣ угодно,-- мы въ мгновеніе ока исполнимъ твое приказаніе.
   Гасанъ поблагодарилъ ихъ и сказалъ:
   -- Осѣдлайте для насъ двухъ хорошихъ коней.
   Ему тотчасъ же были подведены два превосходныхъ коня. Гасанъ сѣлъ на одного изъ нихъ, посадивъ передъ собою старшаго мальчика, а жена -его сѣла на другого коня, посадивъ передъ собою младшаго сына. Царица Нуръ-Эль-Гуда тоже сѣла на лошадь, какъ сѣла и старуха, и всѣ отправились по домамъ. Гасанъ съ женою отправился направо, а царица и старуха -- налѣво.
   Гасанъ съ женою ѣхали цѣлый мѣсяцъ, послѣ чего они увидали городъ, окруженный плодовыми деревьями и рѣками, и, подъѣхавъ къ деревьямъ, сошли съ лошадей, чтобы отдохнуть. Въ то время, какъ они сидѣли и разговаривали, къ нимъ подъѣхало нѣсколько всадниковъ. Гасанъ, увидавъ ихъ, всталъ и пошелъ навстрѣчу. Это оказался царь Гасунъ, владѣтель камфарной страны и хрустальнаго замка, съ своей свитой. Гасанъ подошелъ къ царю, поцѣловалъ ему руку и поклонился, а царь, узнавъ его, тотчасъ же сошелъ съ лошади и сѣлъ съ Гасаномъ на коверъ, разостланный подъ деревьями, предварительно поздоровавшись съ нимъ и поздравивъ его съ благополучнымъ возвращеніемъ. Царь очень радъ былъ видѣть его и сказалъ:
   -- О, Гасанъ, разскажи мнѣ обо всемъ, что съ тобой случилось съ самаго начала до конца.
   Гасанъ разсказалъ ему все, и царь не мало дивился.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ онъ ему, -- никто еще не былъ на островахъ Вакъ-Вакъ и не возвращался оттуда, кромѣ тебя, что очень меня удивляетъ. Слава Богу, что ты остался живъ!
   Послѣ этого царь всталъ и вскочилъ на коня, приказавъ Гасану слѣдовать за нимъ: всѣ они поѣхали въ городъ, во дворецъ царя. Царь Гасунъ сошелъ съ лошади, а Гасанъ, жена его и дѣти тоже сошли съ лошадей у дома для пріѣзжающихъ гостей. Они прогостили у царя три дня: ѣли, пили и веселились.
   Послѣ этого Гасанъ просилъ у царя позволенія вернуться домой, и позволеніе это ему было дано. Они сѣли съ женою и дѣтьми на своихъ лошадей; царь также сѣлъ на коня и десять дней провожалъ ихъ и затѣмъ, пожелавъ вернуться, простился съ Гасаномъ, который поѣхалъ далѣе. Они ѣхали еще въ продолженіе цѣлаго мѣсяца, послѣ чего подъѣхали къ большой пещерѣ, полъ въ которой былъ изъ мѣди. Гасанъ сказалъ своей женѣ:
   -- Посмотри на эту пещеру. Знаешь ты ее?
   -- Знаю, -- отвѣчала она.
   -- Въ ней живетъ шейкъ Абуръ-Рувейшъ, -- продолжалъ онъ, -- которому я много обязанъ, такъ какъ я черезъ него познакомился съ царемъ Гасаномъ.
   Онъ продолжалъ разсказывать ей о шейкѣ, который какъ разъ въ это время вышелъ изъ пещеры. Гасанъ, увидавъ его, тотчасъ же соскочилъ съ лошади и поцѣловалъ у шейка руки, а шейкъ поздоровался съ нимъ и поздравилъ его съ благополучнымъ возвращеніемъ. Онъ очень обрадовался ему и, пригласивъ его въ пещеру, посадилъ его тамъ. Гасанъ началъ разсказывать шейку, что было съ нимъ на островахъ Вакъ-Вакъ. Шейкъ очень дивился его разсказу и затѣмъ спросилъ:
   -- Ну, а какъ ты освободилъ свою жену и дѣтей?
   Гасанъ разсказалъ ему исторію палочки и шапки, и шейкъ, выслушавъ его, надивиться не могъ и сказалъ:
   -- О, Гасанъ, о, сынъ мой, вѣдь не будь у тебя этой палочки и этой шапки, ты не освободилъ бы жены и дѣтей.
   -- Совершенно вѣрно, -- отвѣчалъ Гасанъ.
   Во время ихъ разговора кто-то постучался въ двери пещеры, и шейкъ, отправившись отворитъ, увидалъ, что къ нему пріѣхалъ на слонѣ Абдулъ-Эль-Кудусъ. Шейкъ Абуръ-Рувейшъ подошелъ поздороваться съ нимъ и обнялъ его, радуясь его пріѣзду.
   -- Ну-ка, разскажи шейку Абдулъ Эль Кудусу, -- сказалъ Абуръ Рувейшь Гасану, -- разскажи все, что случилось съ тобой.
   Гасанъ началъ разсказывать съ начала до конца все, что съ нимъ произошло, пока не дошелъ до исторіи палочки и шапки; послѣ чего шейкъ Абдулъ-Эль-Кудусъ сказалъ ему:
   -- О, сынъ мой, теперь ты освободилъ свою жену и дѣтей, и эти вещи тебѣ уже не нужны. Мы же дали тебѣ возможность пробраться на острова Вакъ-Вакъ; я былъ къ тебѣ внимателенъ ради дочерей моего брата, и теперь прошу тебя отдать мнѣ палочку, а шейку Абуръ-Рувейшу -- шапку.
   Гасанъ, услыхавъ эту просьбу, поникъ головой, такъ какъ ему было стыдно отказать, и въ душѣ онъ думалъ, что, дѣйствительно, эти оба шейка были къ нему внимательны и доставили ему возможность пробраться на острова Вакъ-Вакъ, и что не будь ихъ, ему не освободить бы жены и дѣтей и не получить бы палочки и шапки. Онъ поднялъ голову и проговорилъ:
   -- Извольте, я отдамъ ихъ вамъ; но только, говоря по правдѣ, я боюсь верховнаго царя, отца моей жены, боюсь, чтобы онъ не пришелъ въ нашу страну со своими войсками и не сталъ бы воевать противъ насъ: я не въ состояніи буду безъ этой палочки устоять противъ него.
   -- Полно, не бойся, сынъ мой, -- сказалъ ему Абдулъ-Эль-Кудусъ,-- такъ какъ мы будемъ твоими помощниками и здѣшними сторожами, и если бы отецъ твоей жены вздумалъ двинуться противъ тебя, то мы сумѣемъ остановить его. Ничего не бойся, потому что ничего дурного съ тобой не случится.
   Гасанъ, выслушавъ шейка, смутился и отдалъ шапку Абуръ-Рувейшу, обратившись къ шейку Абдулъ-Эль-Кудусу съ такими словами:
   -- Проводи меня до моей родины, и я отдамъ тебѣ палочку.
   Оба шейка были очень довольны и приготовили для Гасана несмѣтныя богатства и сокровища.
   Онъ пробылъ съ ними три дня и затѣмъ пожелалъ отправиться далѣе; вслѣдствіе чего шейкъ Абдулъ-Эль-Кудусъ приготовился ѣхать съ нимъ. Когда Гасанъ сѣлъ на лошадь, посадивъ на другую жену, Абдулъ-Эль-Кудусъ свистнулъ, и изъ пустыни къ нему прибѣжалъ огромный слонъ; шейкъ, поднявшись на него, поѣхалъ съ Гасаномъ, его женой и дѣтьми. А шейкъ Абуръ-Рувейшъ вернулся въ пещеру. Гасанъ и спутники его, не останавливаясь, продолжали свой путь; шейкъ показывалъ имъ кратчайшую дорогу, пока они не достигли своего отечества. Гасанъ очень радовался предстоящему свиданію съ матерью и будущей жизни съ женою и дѣтьми. Подъѣзжая къ странѣ, гдѣ жили его сестры, Гасанъ поблагодарилъ Господа и прочелъ такіе стихи:
   
   Быть-можетъ, въ скоромъ времени Господь
   Соединитъ насъ, и мы заключимъ
   Въ объятія другъ друга. Разскажу я, вамъ
   Удивительныхъ событій рядъ,
   Которыя со мной происходили,
   А также то, какія я страданья
   Переносилъ отъ мукъ разлуки съ милой.
   И исцѣлю мои глаза у васъ я,
   Когда я буду любоваться вами.
   Вѣдь страстнаго и жаркаго желанья
   Полна моя душа пріѣхать къ вамъ.
   Я скрылъ отъ васъ событіе одно,
   Но разскажу его при встрѣчѣ вамъ.
   Я упрекну васъ за всѣ тѣ дѣла,
   Происходившія отъ васъ; упрекамъ
   Придетъ конецъ, но дружба и любовь
   Пребудутъ между нами неизмѣнно.
   
   Досказавъ эти стихи, онъ увидалъ зеленый куполъ, бассейнъ и зеленый замокъ, а вскорѣ и гора Тучъ явилась передъ ними. Шейкъ Абдулъ-Эль-Кудусъ сказалъ:
   -- О, Гасанъ, радуйся при видѣ конца твоихъ бѣдствій,-- вѣдь сегодня къ вечеру ты будешь гостемъ дочерей моего брата.
   Гасанъ очень обрадовался этому. Они остановились отдохнуть, поѣсть и попить; послѣ чего снова сѣли на коней и ѣхали, пока не достигли дверей замка.
   Дочери брата шейка Абдулъ-Эль-Кудуса вышли къ нимъ навстрѣчу и поздоровались съ дядей, который тоже поздоровался съ ними.
   -- О, дочери моего брата, -- сказалъ онъ имъ, -- вотъ видите, какъ я устроилъ дѣло Гасана: помогъ ему освободить его жену и дѣтей.
   Дѣвицы подошли къ Гасану, обняли его и поздравили съ благополучнымъ возвращеніемъ и Гасанъ, и Менаръ-Эль-Сены, и дѣтей. Сестра Гасана, младшая дѣвица, подошла къ нему и, обнявъ его, сильно заплакала. Гасанъ тоже заплакалъ, вспомнивъ, какъ долго онъ былъ несчастливъ, а она стала жаловаться ему, какъ ей была тяжела разлука съ нимъ, и какъ она страдала въ его отсутствіе, и выразилась такъ:
   
   Со времени отъѣзда твоего
   Мои глаза глядѣть совсѣмъ не стали,
   И только появлялось передъ ними
   Твое изображеніе всегда.
   Не закрывались у меня глаза
   Ни разу безъ того, чтобъ не стоялъ
   Передо мной твой призракъ въ сна часы,
   Какъ будто пребыванья твоего
   Жилище находилось постоянно
   Лишь между глазомъ и вѣкою моею.
   
   Окончивъ эти стихи, она повеселѣла.
   -- Въ этомъ дѣлѣ, -- сказалъ ей Гасанъ, -- болѣе всего мнѣ надо благодарить тебя, о, сестра моя; пошли тебѣ, Господи, счастья и утѣхи!
   Затѣмъ онъ разсказалъ ей все, что случилось съ нимъ во время его пути и что онъ испыталъ, что произошло между ними и сестрой его жены, и какъ онъ освободилъ жену и дѣтей. Онъ разсказалъ ей о чудесахъ и о страшныхъ и ужасныхъ событіяхъ, свидѣтелемъ которыхъ ему пришлось быть; какъ сестра его жены хотѣла убитъ ее и его дѣтей, и что только одинъ Богъ спасъ ихъ отъ нея. Послѣ этого онъ разсказалъ ей исторію палочки и шапки, прибавивъ, что шейкъ Абуръ-Рувейшъ и шейкъ Абдулъ-Эль-Кудусъ просили у него эти двѣ вещи и что онъ отдалъ ихъ имъ только ради нея. Она поблагодарила его за это и помолилась о его долгоденствіи.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- сказалъ онъ ей, -- что я никогда;не забуду того добра, которое ты мнѣ сдѣлала, съ начала моего дѣла до его конца.
   Послѣ этого сестра его -посмотрѣла на Менаръ-Эль-Сену, обняла ее, а дѣтей прижала къ своей груди, послѣ чего сказала ей:
   -- О, дочь верховнаго царя, неужели въ сердцѣ твоемъ не было жалости, что ты разлучила его съ дѣтьми и такъ мучила его? Неужели ты, поступивъ такимъ образомъ, хотѣла, чтобы онъ умеръ?
   -- Такъ было постановлено Господомъ, -- отвѣчала ей жена Гасана, -- и тотъ, кто обманываетъ людей, будетъ самъ обманутъ по волѣ Господа.
   Послѣ этого всѣ сѣли кушать и, поѣвъ и попивъ, развеселились. Гасанъ десять дней пробылъ у сестеръ, ѣлъ, пилъ и веселился; а по прошествіи этого времени онъ сталъ собираться въ дорогу. Сестра его приготовила ему богатые и рѣдкіе подарки, послѣ чего, прижавъ его къ своей груди, она простилась съ нимъ и поцѣловала его, а Гасанъ, обращаясь къ ней, сказалъ слѣдующіе стихи:
   
   Разлука между любящими есть
   Не что иное, какъ уединенье,
   Возлюбленной утрата есть
   Не что иное, какъ страданій мука,
   И жертва страсти есть не что иное,
   Какъ мученикъ, который преданъ пыткѣ.
   Какъ страшно продолжительны всѣ ночи
   Влюбленнаго, уѣхавшаго прочь
   Отъ вѣрности и ласкъ своей жены
   И ставшаго надолго одинокимъ!
   Струятся слезы по щекамъ его,
   И говоритъ себѣ при этомъ онъ:
   "Имѣютъ ли другіе люди міра
   Такіе же обильные потоки
   Горючихъ слезъ, какіе я имѣю?"
   
   Послѣ этого Гасанъ вручилъ шейку Абдулъ-Эль-Кудусу палочку, чему тотъ былъ очень радъ и поблагодарилъ за нее Гасана. Получивъ палочку, онъ сѣлъ на слона и вернулся къ себѣ домой.
   А Гасанъ сѣлъ на коней съ женой и дѣтьми и уѣхалъ изъ замка дѣвицъ, которыя провожали его и затѣмъ, простившись, вернулись. Гасанъ пріѣхалъ къ себѣ на родину, проѣхавъ два мѣсяца и десять дней по пустынѣ, и прибылъ въ Багдадъ, пріютъ мира. Онъ вошелъ къ себѣ въ домъ въ дверь, выходившую на пустыню, предварительно постучавшись. Мать его, скучая по немъ, совершенно забыла сонъ и постоянно скучала и плакала. Она расхворалась, перестала ѣсть, спать, плакала и дни и ночи, и не переставала призывать сына. Она не надѣялась, что онъ вернется. Когда онъ вошелъ въ дверь, то услыхалъ, какъ она плакала и говорила такіе стихи:
   
   Аллахомъ заклинаю я тебя,
   Той исцѣленье дай, мой властелинъ,
   Которую больную сдѣлалъ ты!
   И тѣло у нея изнурено,
   И сердце у нея въ груди разбито!
   Но если ты даруешь ей свиданье
   По щедрости твоей, то будешь ты,
   Мой сынъ, осыпанъ милостями всѣми
   Тебя любящей матери твоей.
   И не теряю я своей надежды
   На приближеніе твое ко мнѣ;
   Вѣдь Богъ осуществить вполнѣ то можетъ!
   И послѣ затрудненій къ человѣку
   Внезапно благоденствіе приходитъ.
   
   Досказавъ эти стихи, она услыхала за дверью голосъ Гасана, кричавшаго:
   -- О, матушка, судьба соединила насъ!
   Услыхавъ его голосъ, она узнала его и подошла къ двери, сама себя не помня, а отворивъ дверь и увидавъ его, жену и дѣтей, она закричала отъ радости и упала въ обморокъ. Гасанъ сталъ приводить ее въ чувство; прійдя въ себя, она обняла его и заплакала, послѣ чего позвала мальчиковъ и рабовъ его и приказала внести вещи его въ домъ. Жена его и дѣти вошли въ домъ; а мать подошла къ ней, поцѣловала ее въ голову и поцѣловала ей ноги.
   -- О, дочь верховнаго царя, -- сказала она ей, -- если я поступала относительно тебя несправедливо, то прошу Господа простить меня въ этомъ. А почему ты, мой сынъ, -- прибавила она, обращаясь къ Гасану, -- такъ долго былъ въ отсутствіи?
   Услыхавъ этотъ вопросъ, онъ подробно разсказалъ ей все, что съ нимъ случилось; выслушавъ его, она громко крикнула и снова упала въ обморокъ отъ ужаса при его разсказѣ. Онъ сталъ приводить ее въ чувство; прійдя въ себя, она сказала ему:
   -- О, сынъ мой, клянусь Аллахомъ, ты поступилъ опрометчиво относительно палочки и шапки; вѣдь если бы ты сохранилъ ихъ, то могъ бы обладать всѣми земными сокровищами. Но, слава Богу, сынъ мой, что ты и жена твоя и твои дѣти живы!
   Они провели самый пріятный и счастливый вечеръ, а утромъ Гасанъ перемѣнилъ свою одежду и надѣлъ самое красивое платье. Послѣ этого онъ отправился на рынокъ и купилъ рабовъ и рабынь, тканей и разныхъ дорогахъ вещей, уборовъ и посуды, какихъ не было и у царя. Онъ купилъ, кромѣ того, домовъ, садовъ и разной недвижимой собственности и зажилъ съ женой и дѣтьми и съ матерью хорошо и счастливо. Они жили очень хорошо, пока ихъ не посѣтила разлучница съ друзьями, смерть. Слава Тому, Кто видитъ сокрытое и Кто никогда не умираетъ!
   

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ.
Начинается съ половины восемьсотъ тридцать первой ночи и кончается въ половинѣ восемьсотъ сорокъ первой.

Исторія Калифеха-рыбака.

   Въ старыя времена въ городѣ Багдадѣ жилъ-былъ рыбакъ, по имени Калифехъ, человѣкъ крайне бѣдный и всю жизнь прожившій холостякомъ. Однажды, взявъ сѣти, онъ пошелъ на рѣку, какъ ходилъ обыкновенно, чтобы поймать что-нибудь ранѣе другихъ рыбаковъ. Придя къ рѣкѣ, онъ опоясался и засучилъ рукава; затѣмъ, подойдя къ водѣ, расправилъ сѣти и бросилъ одинъ разъ, потомъ и другой, но ровно ничего не поймалъ. Такимъ образомъ онъ забрасывалъ сѣти до десяти разъ, ню ничего не выловилъ. У него сердце сжалось отъ такой неудачи.
   -- Господи, прости!-- проговорилъ онъ.-- Сила и власть въ рукахъ Его! Все исходитъ отъ всемогущаго Бога.
   
   Когда судьба бѣдою огорчаетъ
   Тебя, то ты готовь терпѣнье, чтобы
   Нести все это и излей ты сердце!
   Творецъ созданій всѣхъ до добротѣ
   И щедрости своей постановитъ,
   Чтобъ обезпеченное положенье
   Смѣнило затрудненія въ дѣлахъ.
   
   Затѣмъ онъ сѣлъ обдумать свое положеніе и наклонилъ голову до самой земли.
   -- Я брошу сѣть еще разъ, -- проговорилъ онъ, -- и, можетъ-быть, Господь пошлетъ мнѣ что-нибудь.
   Онъ старательно бросилъ сѣть и, свернувъ веревку, подождалъ немного. Когда онъ началъ тянуть, то почувствовалъ, что сѣть тяжела. Осторожно потянувъ, онъ вышелъ на берегъ и вдругъ вытянулъ одноглазую хромую обезьяну.
   -- Сила и власть въ рукахъ Божіихъ!-- проговорилъ рыбакъ, увидавъ обезьяну.-- Что это мнѣ за несчастье! Что сегодня за день такой! На все воля Божья!
   Онъ взялъ обезьяну, связалъ веревкой и привязалъ къ дереву, что росло на берегу. Затѣмъ, взявъ плеть, онъ взмахнулъ ею, чтобы ударить обезьяну. Но Господь одарилъ эту обезьяну способностью говорить, и она краснорѣчиво взмолилась, говоря:
   -- О Калифехъ, опусти руку свою и не бойся меня, а оставь, привязанной къ дереву; самъ же забрось сѣть и уповай на Господа, Который пошлетъ тебѣ средства существованія.
   Калифехъ, выслушавъ обезьяну, взялъ сѣть и забросилъ ее. На этотъ разъ она оказалась еще тяжелѣе, чѣмъ прежде, и, осторожно вытянувъ ее на берегъ, онъ увидалъ еще обезьяну, съ рѣдкими зубами, съ подкрашенными глазами и съ руками, намазанными желтой краской. Обезьяна съ бедрами, прикрытыми кускомъ матеріи, засмѣялась.
   -- О, Господи, -- проговорилъ Калифехъ, -- вмѣсто рыбъ стали попадаться обезьяны!
   Онъ подошелъ къ обезьянѣ, привязанной къ дереву, и сказалъ:
   -- Вотъ видишь, несчастная! Какой дурной совѣтъ ты мнѣ подала! Ты посовѣтовала мнѣ закинуть сѣти, и я выловилъ еще обезьяну, а денегъ все-таки мнѣ достать неоткуда!
   Онъ взялъ палку и трижды махнулъ ею и только что хотѣлъ ударить обезьяну, какъ она опять взмолилась.
   -- Аллахомъ умоляю тебя, -- сказала она, -- ради другой обезьяны не тронь меня, а проси у нея, что тебѣ нужно, и она все достанетъ тебѣ.
   Калифехъ бросилъ палку, не тронувъ первую обезьяну, а подошелъ къ другой.
   -- О, Калифехъ,-- сказала ему другая обезьяна,-- если ты выслушаешь меня и исполнишь то, что я скажу тебѣ, то черезъ меня ты разбогатѣешь.
   -- Ну, что же ты скажешь мнѣ?-- спросилъ у нея рыбакъ.
   -- Оставь меня связанной здѣсь на мѣстѣ, а самъ забрось еще разъ сѣть и я скажу, что тебѣ надо дѣлать.
   Калифехъ забросилъ сѣть и, найдя, что она тяжела, осторожно сталъ тянуть и вытащилъ третью обезьяну. Эта обезьяна была красная съ голубой перевязью. Руки обезьяны были, выкрашены желтой краской, а глаза подведены черной.
   -- Слава Тебѣ, Господи, -- вскричалъ рыбакъ, -- ну, и выдался же сегодня денекъ! Вмѣсто рыбы ловятся обезьяны! Кто ты, несчастная?-- обратился онъ къ послѣдней обезьянѣ.
   -- Развѣ ты меня не знаешь, Калифехъ?-- сказала она.
   -- Нѣтъ, не знаю, -- отвѣчалъ рыбакъ.
   -- Да вѣдь я обезьяна Абусадата, еврея-мѣнялы.
   -- Такъ что же изъ этого?
   -- Я каждое утро являюсь къ нему, и онъ получаетъ пять червонцевъ; прихожу къ нему потомъ вечеромъ, и онъ опять получаетъ пять червонцевъ.
   Калифехъ посмотрѣлъ на первую обезьяну и сказалъ:
   -- Вотъ видишь, несчастная, какія у другихъ людей бываютъ хорошія обезьяны, а ты явилась ко мнѣ утромъ, кривая и хромая, и я попрежнему остался нищимъ и голоднымъ.
   Онъ снова взялъ палку и три раза взмахнулъ ею и хотѣлъ ударить первую обезьяну, но обезьяна еврея мѣнялы сказала ему:
   -- Полно, оставь ее, а подойди ко мнѣ, и я скажу тебѣ, что надо дѣлать.
   Калифехъ бросилъ палку и подошелъ къ третьей обезьянѣ.-- Ну, что же скажешь ты мнѣ?-- спросилъ онъ.
   -- Возьми сѣть и закинь ее и, что бы ты ни поймалъ, принеси мнѣ, и я скажу тебѣ, что надо дѣлать.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ Калифехъ.
   Онъ взялъ на плечо сѣть и проговорилъ такъ:
   
   Когда моя сжиматься будетъ грудь,
   То попрошу я помощи тогда
   У моего Создателя, Который
   Имѣетъ власть и силу сдѣлать легкой
   Труднѣйшую изъ всѣхъ вещей земли.
   Вѣдь передъ тѣмъ, какъ глазъ закрыться можетъ,
   По милости Творца свою свободу
   Вновь получаетъ плѣнникъ, и душа
   Разбитая вновь дѣлается цѣлой.
   Поэтому на Бога полагайся
   Во всѣхъ твоихъ дѣлахъ и предпріятьяхъ.
   Вѣдь всякій прозорливый человѣкъ,
   Конечно, знаетъ про щедроты Бога.
   
   Затѣмъ сказалъ еще:
   
   Являешься причиной Ты, что люди
   Впадаютъ въ безпокойство, и заботъ
   Ты удаляешь и невзгодъ причины!
   Не побуждай меня искать того,
   Чего я не могу никакъ достигнуть.
   Сколь многіе, которые желали,
   Не достигали цѣли ихъ желаній.
   
   Досказавъ эти стихи, онъ подошелъ къ рѣкѣ, кинулъ сѣть и, подождавъ, сталъ вытягивать ее, -- въ ней оказалась большая рыба съ огромной головой, съ хвостомъ въ родѣ ковша и съ глазами, какъ червонцы. Такой рыбы Калифехъ никогда не видывалъ; онъ принесъ ее къ третьей, обезьянѣ, которая очень обрадовалась, увидавъ ее.
   -- Что будешь ты теперь дѣлать?-- спросила она у рыбака.
   -- Прежде всего, -- отвѣчалъ онъ, -- я убью кривую обезьяну и возьму тебя вмѣсто нея.
   -- Разъ, что я знаю твои намѣренія,-- сказала третья обезьяна, -- то я скажу тебѣ, что надо дѣлать. Привяжи меня къ дереву, а самъ забрось сѣть посреди набережной и то, что поймаешь, принеси мнѣ.
   Калифехъ тотчасъ же исполнилъ приказаніе и поймалъ рыбу гораздо лучше и больше первой и принесъ ей.
   -- Положи эту рыбу въ корзинку съ травой, -- сказала ему обезьяна, -- и снеси ее въ Багдадъ; не говоря ни съ кѣмъ ни слова, неси ее въ лавку еврея Моаллима Абусадата, главнаго мѣнялы. Ты увидишь его сидящимъ на матрацѣ, окруженнымъ рабами, а передъ нимъ -- одинъ сундукъ съ золотомъ, а другой съ серебромъ. Поставь корзинку передъ нимъ и скажи ему, что ты забросилъ сѣть на его счастье, и Господь послалъ тебѣ эту рыбу. Онъ спроситъ: не показывалъ ли ты ее кому-нибудь, и ты отвѣчай, что не показывалъ никому. Онъ возьметъ рыбу и дастъ тебѣ червонецъ, но червонецъ этотъ ты ему верни. Онъ дастъ тебѣ два и ты опять-таки верни и сколько бы онъ ни давалъ тебѣ, ты не бери. Когда же онъ скажетъ тебѣ: "Да сколько же ты хочешь за нее?" ты отвѣчай ему: "Я хочу за нее два слова".-- "Что это за два слова?" -- "Встань,-- скажи ты ему, -- и проговори такъ: "Будьте всѣ, присутствующіе на рынкѣ, свидѣтелями, что я мѣняю свою обезьяну на обезьяну Калифеха-рыбака и мѣняю его судьбу на свою и его счастье на свое счастье. Вотъ цѣна этой рыбы, а золота мнѣ не надо". И когда вы условитесь такимъ образомъ, я буду приходить къ тебѣ каждое утро и каждый вечеръ, и ты будешь пріобрѣтать ежедневно по десяти червонцевъ, а кривая и хромая обезьяна будутъ ходить къ еврею-мѣнялѣ, и онъ будетъ только терять, пока не лишится всего. Ты же сдѣлаешься богатымъ.
   -- Принимаю твой совѣтъ, -- сказалъ рыбакъ.-- Ну, а что же мнѣ дѣлать съ другой несчастной обезьяной?
   -- Отпусти ее въ воду и отпусти меня тоже, -- отвѣчала ему третья обезьяна.
   Калифехъ развязалъ обезьянъ и отпустилъ ихъ, а самъ обмылъ рыбу, уложилъ корзинку травой, закрылъ рыбу травой и, поставивъ корзинку на плечо, понесъ ее, говоря:
   
   На Господа небесъ ты полагайся
   Въ своихъ дѣлахъ, и будешь невредимъ.
   И поступай ты хорошо всю жизнь
   И никогда въ томъ каяться не будешь.
   Ты съ подозрительнымъ не долженъ
   Имѣть какихъ-нибудь сношеній, такъ какъ
   Ты будешь подозрѣнье возбуждать.
   И удержи языкъ отъ брани, такъ какъ
   Тебя иначе тоже изругаютъ.
   
   Онъ, не останавливаясь, шелъ до города Багдада и тамъ народъ, знавшій его, спрашивалъ, что онъ несетъ, но онъ вниманія не обращалъ ни на кого, а прямо прошелъ въ лавку мѣнялы, котораго онъ тотчасъ же и узналъ. Еврей взглянулъ на рыбака и спросилъ, что ему надо. Рыбакъ сказалъ ему, что сегодня, отправившись ловить рыбу, онъ забросилъ сѣти на его счастье и поймалъ удивительную рыбу. Еврей, увидавъ рыбу, прежде всего спросилъ, не показывалъ ли ее Калифехъ кому-нибудь. Калифехъ побожился, что не показывалъ никому. Еврей подозвалъ одного изъ своихъ мальчиковъ, приказалъ ему взять и снести на кухню для того, чтобы сварить. Затѣмъ Все произошло такъ, какъ говорила обезьяна. Калифехъ, взявъ первый червонецъ, отошелъ съ нимъ, но затѣмъ вернулся, и отдалъ его, потому что вспомнилъ, что говорила ему обезьяна. Еврей далъ ему два червонца, но онъ и ихъ возвратилъ. Когда же еврей далъ ему пять червонцевъ, то онъ взялъ ихъ, довольный своей судьбой, пошелъ, но, дойдя до конца рынка, вспомнилъ, что ему говорила обезьяна, и, вернувшись къ еврею, бросилъ ему пять червонцевъ и потребовалъ обратно рыбу. Еврей такъ разсердился на него, что приказалъ его прибить, что и было исполнено. Но Калифехъ стоялъ на своемъ и требовалъ обратно рыбу. Еврею пришлось сказать при собравшемся народѣ, что онъ мѣняется съ рыбакомъ обезьянами, судьбою и счастьемъ.
   -- Еще чего-нибудь потребуешь отъ меня?-- сказалъ еврей.
   -- Нѣтъ, мнѣ больше ничего не надо, -- отвѣчалъ рыбакъ.-- Ну, такъ отправляйся съ Богомъ, -- сказалъ еврей.
   Калифехъ пошелъ и закинулъ сѣть въ Тигръ. Сѣть оказалась очень тяжелой, такъ что онъ съ трудомъ вытянулъ ее и выловилъ множество разной рыбы. Къ нему подошла женщина съ блюдомъ и на червонецъ купила у него рыбы, потомъ подошелъ евнухъ, который взялъ у него рыбы тоже на червонецъ. Онъ продалъ рыбы на десять червонцевъ, и съ этого дня онъ ежедневно сталъ продавать рыбы на десять червонцевъ и въ десять дней пріобрѣлъ сто червонцевъ.
   У этого рыбака была комнатка проходная, и мимо него ходили купцы. Однажды ночью ему пришло въ голову, что всѣ считаютъ его за бѣдняка, а между тѣмъ у него имѣются сто червонцевъ, и что царь правовѣрныхъ Гарунъ-Эръ-Рашидъ можетъ услыхать объ этомъ отъ кого-нибудь и, пожалуй, возьметъ у него въ долгъ эти сто червонцевъ.
   "О, царь правовѣрныхъ, скажу я ему, -- думалъ Калифехъ,-- я бѣдный человѣкъ, и тебѣ наврали, что у меня есть деньги. А онъ передастъ меня вали и меня начнутъ бить и терзать. Чтобы избавиться отъ такихъ непріятностей, мнѣ надо тотчасъ же встать и начать бить себя, чтобы заранѣе привыкнуть къ побоямъ".


   Рыбакъ подъ вліяніемъ гашиша вскочилъ, взялъ плеть и началъ бичевать себя. Онъ билъ по себѣ и по своей кожаной подушкѣ, приговаривая при этомъ:
   -- Охъ! Охъ! Клянусь Аллахомъ, это неправда, -- я бѣднякъ-рыбакъ, и ничего у меня нѣтъ!
   Народъ слышалъ удары, ясно разносившіеся въ ночной тиши, какъ слышали ихъ и купцы.
   -- Что бы это сдѣлалось съ бѣднягой, что онъ такъ кричитъ,-- говорили они, -- и кто наноситъ удары? Вѣрно, на него напали разбойники и они-то терзаютъ его такимъ образомъ.
   Всѣ встали и, слыша удары и стоны, пошли въ комнатку Калифеха и увидали, что онъ самъ бьетъ себя по спинѣ.
   -- Что съ тобою, Калифехъ?-- спросили его пришедшіе.
   -- Знайте, господа, -- отвѣчалъ рыбакъ, -- что я пріобрѣлъ нѣсколько червонцевъ и боюсь, чтобы объ этомъ не узналъ царь правовѣрныхъ Гарунъ-Эръ-Рашидъ и не взялъ бы у меня ихъ. Я стану отнѣкиваться, а онъ прикажетъ бить меня; поэтому я хочу заранѣе пріучить себя къ побоямъ.
   Купцы стали надъ нимъ посмѣиваться и сказали ему:
   -- Полно дурачиться. Ты только встревожилъ и испугалъ насъ.
   Калифехъ пересталъ бить себя и заснулъ до утра. А вставъ утромъ и собираясь на работу, онъ сталъ раздумывать о своихъ червонцахъ такимъ образомъ:
   -- Если я оставлю ихъ у себя въ комнатѣ, воры унесутъ ихъ, если же я положу ихъ въ мѣшокъ и подвяжу его, то кто-нибудь увидитъ и, подкарауливъ меня, отнимете ихъ и, убьетъ меня. Лучше я выдумаю какую-нибудь ловкую штуку.
   Онъ пришилъ карманъ къ верхней части своей рубашки и положилъ сто червонцевъ въ кошелекъ, а кошелекъ положилъ въ карманъ. Спрятавъ такимъ образомъ деньги, онъ взялъ сѣть и посохъ и отправился на рѣку. Закинувъ сѣть, онъ вытащилъ ее, но въ ней не оказалось ничего. Онъ и сказалъ ему:
   -- Посмотри, пожалуйста, моего сына.
   -- Дай мнѣ твою руку, -- сказалъ врачъ больному.
   Персіянинъ пощупалъ ему руки, посмотрѣлъ ему въ лицо и, засмѣявшись, посмотрѣлъ на отца.
   -- У сына твоего, -- сказалъ онъ, -- только болитъ сердце.
   -- Это правда, -- отвѣчалъ Эръ-Рабека, -- сообрази, о, мудрецъ, состояніе его здоровья, и не скрывай отъ мени ничего.
   -- Онъ страдаетъ отъ любви къ дѣвочкѣ, а дѣвочка эта или въ Эль-Бахрамѣ, или въ Дамаскѣ, и сынъ твой исцѣлится только соединившись съ нею.
   -- Если ты соединишь ихъ, -- отвѣчалъ Эръ-Рабека, -- то я дамъ тебѣ столько денегъ, что ты всю жизнь проживешь въ довольствѣ.
   АРАБСКІЯ СІСАІікЙ. 5ІЗ
   -- Это можно сдѣлать и легко и скоро, -- отвѣчалъ персіянинъ; затѣмъ, посмотрѣвъ на Неамеха, онъ прибавилъ: -- все кончится благополучно, поэтому успокойся и развеселись. Прежде всего, -- сказалъ онъ отцу, -- достань четыре тысячи червонцевъ.
   Эръ-Рабекъ принесъ персіянину требуемыя деньги.
   -- Я желаю, -- сказалъ врачъ, -- чтобы сынъ твой поѣхалъ со мною въ Дамаскъ, и, если будетъ угодно Богу (да святится имя Его), я не вернусь безъ дѣвушки-рабыни.
   -- Какъ тебя зовутъ?-- спросилъ онъ у больного.
   -- Неамехомъ.
   -- О, Неамехъ,-- сказалъ онъ,-- сядь, и да хранитъ тебя Господь (да святится имя Его). Богъ соединитъ тебя съ твоей возлюбленной.
   Больной сѣлъ, а персіянинъ сказалъ ему:
   -- Будь твердъ, такъ какъ мы сегодня же поѣдемъ, поѣшь, выпей и успокойся для того, чтобы подкрѣпить свои силы для путешествія.
   Персіянинъ приготовился къ дорогѣ, и, кромѣ лошадей, верблюдовъ и вьючнаго скота для вещей, онъ получилъ отъ отца Неамеха требуемую сумму. Послѣ этого Неамехъ простился съ отцомъ и матерью и поѣхалъ съ мудрецомъ въ Алеппо. Но тамъ, по справкамъ, такой рабыни не оказалось. Послѣ того они пріѣхали въ Дамаскъ и, проживъ тамъ три дня, персіянинъ взялъ лавку и уставилъ въ ней полки дорогимъ китайскимъ фарфоромъ, убравъ золотомъ и дорогимъ матеріаломъ, поставилъ передъ собою склянки съ различными мазями и сиропами, кругомъ уставилъ хрустальными кубками и передъ собою поставилъ астролябію. Онъ одѣлся въ платье мудрецовъ и врачей, а Неамеха одѣлъ въ рубашку и шелковый халатъ и подвязалъ его шелковымъ шитымъ золотомъ кушакомъ.
   -- Отнынѣ, Неамехъ, -- сказалъ онъ, -- ты мой сынъ и поэтому з|они меня не иначе, какъ отцомъ, а А буду звать тебя сыномъ.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- отвѣчалъ Неамехъ.
   Обитатели города Дамаска собрались передъ лавкой персіянина, глядя на красоту Неамеха и любуясь дорогими товарами и великолѣпнымъ убранствомъ лавки. Персіянинъ разговаривалъ съ Неамехомъ по-персидски, и Неамехъ отвѣчалъ ему тоже по-персидски, такъ какъ зналъ этотъ языкъ, которому знатныя дѣти обыкновенно обучались. Слава персіянина разнеслась по всему Дамаску, и народъ приходилъ къ нему съ жалобами на свои страданія, и онъ давалъ имъ средства. Слава его достигла и до домовъ знатныхъ людей.

   Однажды, сидя у себя въ лавкѣ, онъ увидалъ подъѣхавшую на ослѣ старуху. Сѣдло на ослѣ было парчевое, украшенное брильянтами. Женщина остановилась у лавки персіянина и, потянувъ узду, она знакомъ подозвала персіянина и сказала ему:
   -- Помоги мнѣ встать.
   Онъ подалъ ей руку, и она сошла съ осла.
   -- Ты -- персидскій врачъ, прибывшій изъ Эль-Эрака?
   -- Да, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Знаій, что у меня есть дочь, очень больная.
   Она описала симптомы ея болѣзни, и онъ сказалъ:
   -- Скажи мнѣ, какъ зовутъ твою дочь, для того, чтобы я могъ сдѣлать расчетъ съ ея звѣздой и узнать, когда ей полезнѣе принимать лѣкарство.
   -- О, братъ персіянинъ, -- отвѣчала она, -- Ноамъ ея имя.
   Услыхавъ имя, персіянинъ началъ дѣлать вычисленія и писать на своей рукѣ и сказалъ ей:
   -- О, госпожа моя, я не могу прописывать ей лѣкарство до тѣхъ поръ, пока не узнаю, изъ какой страны она родомъ, такъ какъ воздухъ вездѣ разный. Скажи мнѣ поэтому, гдѣ она выросла и сколько ей лѣтъ?
   -- Ей четырнадцать лѣтъ, -- отвѣчала старуха, -- и воспитывалась она въ провинціи Эль-Куфехъ въ Эль-Эракѣ.
   -- А давно ли она здѣсь?
   -- Здѣсь она нѣсколько мѣсяцевъ.
   При словахъ старухи и при произнесенномъ ею имени сердце у Неамеха забилось. Персіянинъ же сказалъ, что отъ этой болѣзни нужно употреблять такое-то и такое средство.
   -- Дай мнѣ лѣкарство, и да благословитъ тебя Господь!
   Она бросила ему десять червонцевъ на прилавокъ.
   Мудрецъ посмотрѣлъ на Неамеха и приказалъ приготовить снадобье. Старуха тоже посмотрѣла на Неамеха и призвала на него благословеніе Господа и прибавила, что больная походитъ на него.
   -- О, братъ мой персіянинъ, -- сказала она, обращаясь ко врачу, -- это твой мамелюкъ или сынъ?
   -- Это мой сынъ,-- отвѣчалъ онъ.
   Неамехъ положилъ приготовленное снадобье въ маленькую коробку и, взявъ бумажку, написалъ на ней:
   
   Но если взглянетъ на меня Ноамъ,
   То буду совершенно равнодушенъ
   Я къ совершенству Джумлы и Соады.
   Онѣ мнѣ говорятъ: "Покинь ее
   И двадцать получи подобныхъ ей!"
   Но равной ей во всей вселенной нѣтъ,
   И никогда ея я не покину.
   
   Онъ вложилъ бумажку въ коробочку и запечаталъ ее, а наверху написалъ эль-куфехскими буквами: "Я, Неамехъ, сынъ Эръ-Рабеки изъ Эль-Куфеха". Затѣмъ онъ поставилъ коробочку передъ старухой.
   Старуха взяла ее и, простившись со всѣми, отправилась во дворецъ Калифа. Прійдя къ больной, она поставила передъ нею коробочку, сказавъ:
   -- О:, госпожа моя, знай, что въ нашъ городъ пріѣхалъ персидскій врачъ, такой свѣдущій, какихъ я въ жизни не видала. Я сказала ему твое имя и всѣ признаки твоей болѣзни, и онъ сейчасъ же понялъ, чѣмъ ты больна, и послалъ тебѣ средство. Затѣмъ онъ приказалъ своему сыну приготовить это лѣкарство, и въ Дамаскѣ нѣтъ юноши красивѣе и милѣе его сына. Да и лавки такой нѣтъ ни у кого.
   Она взяла коробочку и увидала написанное на крышкѣ имя ея хозяина и его отца. Увидавъ это, она измѣнилась въ лицѣ и подумала, что несомнѣнно этотъ врачъ прибылъ ради нея.
   -- Опиши мнѣ этого юношу, -- сказала она старухѣ.
   -- Зовутъ его Неамехомъ, -- отвѣчала она, -- и на правой брови у него есть рубчикъ. Одѣтъ онъ очень богато и очень хорошъ собою.
   -- Подай-ка мнѣ лѣкарство, -- сказала дѣвушка, -- и благословитъ его Господь и пошлетъ отъ него пользу.
   Она взяла лѣкарство, проглотила его и, засмѣявшись, сказала старухѣ:
   -- Поистинѣ, это удивительное лѣкарство!
   Она стала осматривать коробку и нашла тамъ бумажку, которую развернула и прочитала и, понявъ содержаніе, удостовѣрилась, что писалъ на ней ея хозяинъ. Душа у нея возликовала, а старуха, увидавъ, что она засмѣялась, сказала:
   -- Поистинѣ сегодня счастливый день.
   -- Я хочу ѣсть и пить, -- сказала ей Ноамъ.
   -- Принесите столы, -- сказала старуха рабынямъ, -- и мясныхъ блюдъ для вашей госпожи.
   Рабыни принесли мяса, и она сѣла ѣсть. Въ это время къ ней пришелъ Абдель-Меликъ, сынъ Марвана, и обрадовался, увидавъ, что дѣвушка сидитъ и ѣстъ.
   -- Царь правовѣрныхъ, -- сказала ему старуха, -- да радуетъ тебя выздоровленіе твоей рабыни Ноамъ. Къ намъ въ городъ прибылъ врачъ, необыкновенно свѣдущій въ болѣзняхъ и въ пользованіи ихъ, и вотъ я принесла ей отъ него лѣкарство, и лишь только она приняла, какъ тотчасъ же выздоровѣла.
   -- Возьми тысячу червонцевъ, сказалъ калифъ, -- и употреби на ея лѣченіе.
   Онъ ушелъ, очень довольный выздоровленіемъ молодой женщины, а старуха отправилась съ тысячью червонцами въ лавку персіянина и, отдавая ихъ, сказала, что она -- рабыня калифа. Кромѣ того, она подала записку, написанную Ноамой. Персіянинъ взялъ ее и передалъ Неамеху, который тотчасъ же узналъ почеркъ ея и упалъ въ обморокъ, а прійдя въ себя, онъ развернулъ ее и прочелъ слѣдующее:
   "Отъ рабыни-дѣвушки, лишенной счастья и разлученной съ возлюбленнымъ ея сердца, какъ говоритъ поэтъ:
   
   Письмо пришло; да будетъ та рука,
   Которою написано оно,
   Далекой отъ меня до той поры,
   Когда она ронять за каплей каплю
   Благоуханныхъ ароматовъ будетъ.
   То было такъ, когда былъ возвращенъ
   Моозъ обратно матери своей,
   
   И въ часъ, когда Юсуфа одѣянье Іаковъ получилъ для исцѣленья.
   Когда Неамехъ прочелъ этотъ куплетъ, то глаза его наполнились слезами.
   -- О чемъ ты плачешь, о, сынъ мой?-- спросила его старуха,-- Подай, Господи, чтобы глаза твои не знали слезъ!
   -- О, госпожа моя, -- сказалъ ей на это персіянинъ, -- какъ же сыну моему не плакать, когда онъ господинъ этой рабыни, Неамехъ, сынъ Эръ-Рабеки изъ Эль-Куфеха, и когда здоровье этой дѣвочки зависитъ только отъ возможности увидѣться съ нимъ и она больна только отъ любви къ нему? Возьми, о, госпожа моя, -- продолжалъ онъ, -- эти тысячу червонцевъ себѣ и ты получишь отъ меня еще болѣе этого и обрати на насъ взоры твоего милосердія, такъ какъ мы не видимъ другой возможности обдѣлать наше дѣло, какъ только при твоей, помощи.
   -- Такъ ты ея хозяинъ?-- спросила старуха у Неамеха.
   -- Да, -- отвѣчалъ онъ.
   -- И ты говоришь правду, -- продолжала она, -- потому что она, не переставая, упоминаетъ твое имя.
   Неамехъ разсказалъ ей все, что съ нимъ случилось, и старуха сказала:
   -- О, юноша, только черезъ меня можешь ты увидѣться съ нею.
   Она сѣла на осла и, пріѣхавъ во дворецъ, прошла прямо къ Ноамъ и, посмотрѣвъ ей въ лицо, засмѣялась и сказала:
   -- Я понимаю, о, дочь моя, что ты плачешь и болѣешь отъ разлуки съ твоимъ господиномъ, Неамехомъ, сыномъ ЭръРабеки изъ Эль-Куфеха.
   -- Такъ ты приподняла завѣсу, -- сказала ей Ноамъ, -- и знаешь истину?
   -- Да успокоится душа твоя, -- продолжала старуха, -- такъ какъ Аллахомъ клянусь, что соединю васъ, хотя бы для этого мнѣ пришлось пожертвовать своею жизнью.
   Вернувшись къ Неамеху, она сказала:
   -- Я ѣздила къ дѣвушкѣ и разговаривала съ нею и увидала, что она желаетъ видѣть тебя еще болѣе страстно, чѣмъ ты желаешь видѣть ее. Царь правовѣрныхъ изъявилъ желаніе посѣтить ее; но она отказалась принять его. Если ты не трусъ и человѣкъ съ характеромъ, то я доставлю вамъ возможность видѣться, хотя бы изъ-за этого мнѣ пришлось погибнуть самой, и выдумаю какой-нибудь способъ провести тебя во дворецъ для того, чтобы ты увидѣлся съ своей рабыней, которой выходить не позволяютъ.
   -- Да наградитъ тебя Аллахъ!-- отвѣчалъ Неамехъ.
   Она простилась съ нимъ и отправилась къ Ноамъ.
   -- Поистинѣ, -- сказала она, -- душа твоего хозяина изныла отъ любви къ тебѣ, и онъ жаждетъ увидаться съ тобой.
   Старуха достала женскую одежду, завернула ее и, прибывъ къ Неамеху, сказала ему:
   -- Идемъ со мной куда-нибудь въ отдѣльную комнатку.
   Онъ привелъ ее въ комнату за лавкой и старуха накрасила ему концы пальцевъ, надѣла браслеты, убрала голову и одѣла его въ платье рабыни, и такъ нарядила его, что онъ явился какъ черноокая дѣва рая. Увидавъ, какъ онъ красивъ, она вскричала:
   -- Слава Аллаху, создателю всего прекраснаго! Клянусь, ты еще красивѣе твоей рабыни! Когда пойдешь, то лѣвымъ плечомъ выступай впередъ и переваливайся съ боку на бокъ.
   Онъ прошелся передъ нею по ея указанію, и когда она увидала, что онъ отлично ходитъ женской походкой, она сказала:
   -- Ну, такъ въ слѣдующую ночь жди меня, и если на то будетъ воля Божья (да святится имя Его), то я сведу тебя во дворецъ, и когда ты увидишь кого-нибудь изъ придворныхъ, то наклони то-лову и ни съ кѣмъ не говори. Я постараюсь избавить тебя отъ разговора съ ними и надѣюсь на успѣхъ.
   На слѣдующее утро старуха вернулась къ нему и повела его во дворецъ. Она шла впередъ, а онъ шелъ сзади, но одинъ царедворецъ, бывшій насторожѣ, не хотѣлъ его пропустить, она же сказала ему:
   -- Ахъ ты презрѣнный рабъ! Это рабыня наложницы царя правовѣрныхъ Ноамъ, какъ же ты смѣешь не пускать ее?
   -- Входи, дѣвушка, -- отвѣчалъ онъ на это.
   Неамехъ вошелъ со старухой и они, не останавливаясь, прошли до дверей внутренняго двора, гдѣ старуха сказала ему:
   -- О, Неамехъ, не падай духомъ, и входи! Повернувъ налѣво, отсчитай пять дверей и входи въ шестую, такъ какъ за этой дверью приготовлена комната для тебя, и не бойся, если кто-нибудь заговоритъ съ тобой, но только самъ не говори ни съ кѣмъ.
   Она провела его на самый дворъ, куда выходили двери. Евнухъ спросилъ:
   -- Что это за дѣвушка?
   -- Наша госпожа пожелала пріобрѣсти ее.
   -- Сюда никто не входитъ безъ позволенія царя правовѣрныхъ, -- продолжалъ евнухъ, -- и потому ты можешь вернуться обратно, потому что я не пропущу ея, такъ какъ не смѣю итти противъ приказанія.
   -- О, великій евнухъ!-- вскричала старуха; -- да гдѣ у тебя разсудокъ? Ноамъ, наложница калифа, которую онъ такъ любитъ, только что поправилась, и царь правовѣрныхъ едва вѣритъ въ ея выздоровленіе, и вотъ она-то захотѣла купить эту рабыню, а ты не пропускаешь ее! Смотри, чтобы такая вещь не стоила тебѣ головы.
   -- Ну, такъ входи, -- отвѣчалъ евнухъ, -- и не передавай моихъ словъ своей госпожѣ.
   Неамехъ наклонилъ голову и вошелъ, но вмѣсто того, чтобы повернуть налѣво, онъ повернулъ направо, и вмѣсто того, чтобы отсчитать пять дверей и войти въ шестую, онъ отсчиталъ Шестъ дверей и вошелъ въ седьмую. Войдя въ эту дверь, онъ увидалъ комнату, обитую парчой, съ шелковыми шитыми золотомъ занавѣсками, сильно надушенную амброй и мускусомъ, и съ ложемъ въ дальнемъ концѣ ея, обитымъ парчою. Неамехъ сѣлъ на это ложе, не зная, что опредѣлено ему судьбою, и въ то время, какъ онъ сидѣлъ и размышлялъ, отворилась дверь и къ нему вошла сестра калифа въ сопровожденіи своей служанки. Увидавъ сидѣвшаго юношу, котораго она приняла за дѣвушку, она подошла къ нему и сказала:
   -- Кто ты такая, дѣвушка? И почему ты пришла сюда?
   Но Неамехъ не говорилъ ни слова и не отвѣчалъ ей.
   -- Дѣвушка-рабыня,-- продолжала она, -- если ты одна изъ наложницъ моего брата и онъ разгнѣвался на тебя, то я могу примирить васъ.
   Но Неамехъ попрежнему ничего не отвѣчалъ ей. Послѣ этого она сказала своей служанкѣ:
   -- Встань у дверей и никого не пускай.
   Она подошла къ нему, и, увидавъ, какъ онъ хорошъ, сказала;
   -- О, дѣвушка, скажи мнѣ, кто ты такая и какъ тебя зовутъ и зачѣмъ ты пришла сюда, такъ какъ донынѣ я никогда здѣсь тебя не видѣла?
   Но Неамехъ ничего не отвѣчалъ, что очень разсердило сестру калифа, и она рукою придавила грудь Неамеха, и тотчасъ же увидала, что передъ нею не женщина и хотѣла снять съ него верхнее платье, чтобы убѣдиться въ своемъ подозрѣніи, но тутъ Неамехъ сказалъ ей:
   -- О, госпожа моя, я -- мамелюкъ, и ты можешь пріобрѣсти меня. Я отдаю себя подъ твое покровительство. Не оставь меня.
   -- Никакой бѣды съ тобой не случится, -- сказала она ему.-- Скажи, кто ты такой, и кто привелъ тебя ко мнѣ въ комнату?
   -- Я извѣстенъ, о, госпожа моя, -- отвѣчалъ онъ, -- подъ именемъ Неамеха, сына Эръ-Рабеки изъ Эль-Куфеха, и я не жалѣлъ своей жизни для своей рабыни-дѣвочки Ноамъ, которую хитростью увелъ отъ меня Эль-Хаджай и поселилъ сюда.
   -- Никакой бѣды съ тобой не случится, -- снова сказала она ему.
   Затѣмъ, позвавъ служанку, она сказала ей:
   -- Сходи въ комнату Ноамъ.
   Между тѣмъ, старуха, спустя нѣкоторое время, прійдя въ комнату Ноамъ, спросила ее:
   -- Ну, что же хозяинъ твой приходилъ къ тебѣ?
   -- Клянусь Аллахомъ, не приходилъ, -- отвѣчала она.
   -- Вѣрно, онъ ошибся,-- замѣтила старуха,-- и вошелъ въ какую-нибудь другую комнату, а не къ тебѣ.
   -- Власть и могущество въ рукахъ Бога всевышняго! Нить нашей жизни порвалась и намъ суждено погибнуть.
   Онѣ сѣли обѣ, чтобы обдумать свое положеніе, какъ явилась къ нимъ служанка сестры калифа и, поклонившись Ноамъ, сказала ей:
   -- Госпожа моя проситъ тебя пожаловать къ ней.
   -- Слушаю и повинуюсь,-- Отвѣчала Ноамъ.
   -- Можетъ-быть, господинъ твой съ сестрою калифа, -- замѣтила старуха,-- и завѣса приподнята?
   Ноамъ тотчасъ же встала и пошла въ комнату сестры калифа, которая сказала ей:
   -- Со мной сидитъ твой господинъ. Онъ, очевидно, ошибся дверью, по ты ничего не бойся, и ему бояться тоже нечего.
   Услыхавъ это, Ноамъ успокоилась. Она подошла къ своему хозяину Неамеху, а онъ при входѣ ея всталъ. Они обнялись и оба упали въ обморокъ. Когда они пришли въ себя, сестра калифа сказала имъ....
   -- Садитесь, и мы всѣ подумаемъ, что намъ дѣлать, чтобы выпутаться изъ такого положенія.
   -- Слушаемъ и повинуемся, -- отвѣчали они.-- Приказывай, что намъ дѣлать.
   -- Клянусь Аллахомъ, ничего дурного мы вамъ не сдѣлаемъ, -- сказала сестра калифа и, обратившись къ прислугѣ, прибавила: -- принеси кушанья и вино-.
   Служанка принесла то, что ей приказали; они насытились и потомъ принялись за вино. Кубокъ сталъ ходитъ по рукамъ, и они повеселѣли, но Неамехъ сказалъ:
   -- Хотѣлось бы мнѣ знать, что-то будетъ послѣ этого.
   -- О, Неамехъ, -- сказала сестра калифа, -- ты очень любишь Ноамъ?
   -- О, госпожа моя, -- отвѣчалъ онъ, -- любовь къ ней поставила меня въ настоящую смертельную опасность.
   -- А ты, Ноамъ, -- продолжала она, -- любишь своего хозяина Неамеха?
   -- О, госпожа моя, -- отвѣчала Ноамъ, -- поистинѣ любовь къ нему истощила мое тѣло и измѣнила меня.
   -- Да, клянусь Аллахомъ, -- отвѣчала сестра калифа, -- вы любите другъ друга, и да погибнетъ разлучившій васъ. Ну, развеселитесь и возликуйте!
   Они, дѣйствительно, были довольны.

   Ноамъ попросила дать ей лютню, и когда лютню принесли, она взяла ее, настроила и запѣла слѣдующіе стихи:
   
   Да, если бы единственнымъ желаньемъ
   Клеветниковъ была разлука наша,
   Хотя на насъ обоихъ нѣтъ вины,
   Которая достойна кровной мести,
   И если бы они на насъ наслали
   Бряцаніе войны и не имѣли
   Союзниковъ въ то время никакихъ мы,
   То я твоимъ бы ихъ убила взоромъ,
   Рыданіемъ и вздохами моими,
   Мечомъ, потокомъ бурнымъ и огнемъ.
   
   Она подала лютню своему господину Неамеху, сказавъ ему:
   -- Спой намъ какіе-нибудь стихи.
   Онъ взялъ лютню, натянулъ струны и, взявъ нѣсколько стройныхъ аккордовъ, запѣлъ:
   
   Съ тобой имѣла бы большое сходство
   Та полная луна на небесахъ,
   Когда бъ на ней отсутствовали пятна!
   И солнце было бы тебѣ подобно,
   Когда бъ оно совсѣмъ не затмевалось.
   Поистинѣ, дивлюсь я, какъ любовь
   Полна чудесъ -- и спутники ея:
   Жаръ страсти, безпокойный духъ и пламя.
   
   Когда онъ окончилъ пѣсню, Ноамъ налила кубокъ и подала ему. Онъ принялъ его, выпилъ и, наполнивъ еще кубокъ, подалъ сестрѣ калифа, которая, опорожнивъ его, взяла лютню и, настроивъ ее, пропѣла:
   
   Въ моей душѣ живутъ тоска и горе,
   А грудь моя огнемъ пылаетъ страсти,
   Мое замѣтно исхудало тѣло,
   И весь мой стройный и красивый станъ
   Утратилъ силу отъ разлуки съ милой.
   
   Послѣ этого она подала лютню Неамеху, сыну Эръ-Рабеки, который, подстроивъ ее, пропѣлъ слѣдующее:
   
   О, ты, которой душу отдалъ я,
   Которая ее безчеловѣчно
   Подвергла ряду мукъ и истязаній,
   И отъ которыхъ я освободиться
   Желалъ всѣмъ сердцемъ, но не стало силы.
   О, подари влюбленному лѣкарство,
   Которое его спасетъ отъ разрушенья,
   Пока не умеръ онъ: вѣдь эти звуки --
   Его послѣднее дыханье груди.
   
   Они продолжали пѣть стихи и, наслаждаясь мелодическими звуками аккордовъ, были веселы, довольны и счастливы, но какъ разъ въ это время внезапно появился царь правовѣрныхъ. Увидавъ его, они встали и поцѣловали прахъ у ногъ его, а онъ, взглянувъ на Ноамъ и увидавъ въ рукахъ у нея лютню, сказалъ:
   -- О, Ноамъ, благодареніе Господу, исцѣлившему тебя отъ твоихъ страданій!
   Затѣмъ, посмотрѣвъ на Неамеха, попрежнему въ женскомъ платьѣ, онъ сказалъ своей сестрѣ:
   -- О, сестра моя, что это за дѣвица сидитъ рядомъ съ Ноамъ?
   -- О, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчала сестра, -- въ числѣ рабынь, предназначенныхъ для твоихъ наложницъ, есть очень веселыя дѣвушки, и Ноамъ не ѣсть и не пьетъ безъ этой рабыни. И она продекламировала слѣдующее:
   
   У нихъ двоихъ нѣтъ никакого сходства,
   И если вмѣстѣ ими любоваться,
   То ихъ очарованіе различно;
   И перваго является краса
   Контрастомъ полнымъ красоты второго.
   
   -- Клянусь великимъ Аллахомъ, -- сказалъ калифъ, -- право, она такъ же хороша, какъ Ноамъ, и завтра я прикажу отвести отдѣльное помѣщеніе рядомъ съ Ноамъ, и пошлю ей обстановку и бѣлье, и въ честь Ноамъ пошлю ей все, что надо.
   Сестра калифа приказала подать кушанья и поставила ихъ передъ братомъ. Калифъ поѣлъ, продолжая сидѣть съ ними. Наливъ себѣ кубокъ вина, онъ знакомъ просилъ Ноамъ спѣть ему что-нибудь. Она, выпивъ два кубка вина, взяла лютню и спѣла такой куплетъ:
   
   Когда даетъ мой собутыльникъ мнѣ
   Все пить и снова пить, не уставая,
   Шипучаго вина бокаловъ пару, --
   Ношу я гордо вечеромъ одежды,
   Какъ будто бы была твоей царицей,
   О, правовѣрныхъ царь и повелитель!
   
   Царю правовѣрныхъ пѣсня эта очень понравилась, и онъ, наполнивъ еще кубокъ, подалъ его Ноамъ и приказалъ ей спѣть еще. Выпивъ вино, она ударила по струнамъ и пропѣла:
   
   О, самый благородный человѣкъ
   Изъ всѣхъ людей, живущихъ въ наше время,
   Между которыми нѣтъ никого,
   Кто могъ бы похвалиться, что онъ равенъ
   Съ тобой своимъ душевнымъ благородствомъ.
   О, несравненный въ благородныхъ чувствахъ
   И въ щедрости своей! Глава и царь,
   По всѣмъ вселенной странамъ знаменитый,
   О, самодержецъ всѣхъ царей земныхъ,
   Который щедрою даритъ рукою,
   Но мукъ и обязательствъ никакихъ
   На подданныхъ своихъ не налагаетъ.
   И да хранитъ тебя за это Богъ,
   Всѣхъ недруговъ твоихъ карая смертью,
   И даруетъ успѣхи и побѣды
   Тебѣ земныхъ владѣній приращенья!
   
   Услыхавъ пѣніе Ноамъ, калифъ сказалъ ей:
   -- И какая ты, Ноамъ, даровитая! Какъ ты краснорѣчиво говоришь и хорошо поешь!
   Они провели весело и счастливо время до самой полуночи, когда сестра калифа сказала:
   -- Выслушай меня, о, царь правовѣрныхъ: вотъ какую исторію читала я въ книжкахъ о знатныхъ людяхъ.
   -- А что это за исторія?-- сказалъ калифъ.
   -- Знай, о, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчала ему сестра, -- что въ городѣ Эль-Куфехѣ жилъ одинъ юноша, по имени Неамехъ, сынъ Эръ-Рабеки, и у него была дѣвочка-рабыня, которую онъ очень любилъ, и которая любила его. Она воспитывалась вмѣстѣ съ нимъ, и они спали даже на одной постели, и когда оба они выросли, злая судьба разлучила ихъ. Обманщики употребили противъ нея хитрость и выманили ее изъ дому, и затѣмъ похитили ее. Человѣкъ, похитившій ее, продалъ дѣвочку одному изъ царей за десять тысячъ червонцевъ. Рабыня-дѣвочка любила своего господина такъ же сильно, какъ и онъ ее. Онъ бросилъ своихъ родныхъ и домъ, отправился искать ее и употребилъ всѣ зависящія отъ него средства, чтобы увидаться съ нею. Онъ рисковалъ своею жизнью и, наконецъ, добился свиданія съ рабыней-дѣвочкой. Но лишь только онъ пришелъ къ ней и успѣлъ немного поговорить, какъ явился царь, купившій дѣвушку отъ человѣка, укравшаго ее, и тотчасъ же приказалъ умертвить ихъ обоихъ, не давъ имъ возможности оправдаться и сказать что-нибудь. Что скажешь ты, о, царь правовѣрныхъ, о такомъ несправедливомъ поступкѣ царя?
   -- Поистинѣ это удивительная исторія, -- отвѣчалъ калифъ, и царю было бы гораздо приличнѣе простить ихъ, чѣмъ наказывать, такъ какъ по отношенію къ нимъ онъ долженъ былъ имѣвъ въ виду три вещи: во-первыхъ, что они были связаны взаимною любовью, во-вторыхъ, что они находились подъ его кровлею и въ его власти, а въ-третьихъ, что царю слѣдуетъ быть справедливымъ, судя другихъ людей, а тѣмъ болѣе въ дѣлѣ, которое касается его самого. Царь поступилъ въ этомъ случаѣ не по-царски.
   -- О, братъ мой, -- сказала ему тутъ сестра, -- царемъ, земнымъ и небеснымъ прошу тебя приказать Ноамъ спѣть, и выслушай то, что она споетъ тебѣ.
   Калифъ приказалъ Ноамъ пѣть, и она запѣла:
   
   Судьба была со мною вѣроломна,
   Хотя всегда была она такая,
   Гнетущая тоской сердца людскія,
   Родящая заботы и тревоги,
   Гонящая разлукою влюбленныхъ,
   Едва успѣвшихъ заключить союзъ!
   Поэтому ты видишь, какъ обильны
   Потоки слезъ, текущихъ по щекамъ ихъ.
   Они вѣдь были, и была я съ ними,
   И жизнь моя была полна отрады,
   И часто вмѣстѣ насъ судьба сводила.
   Поэтому кровавыми слезами
   Оплакивать я стану днемъ и ночью
   Твою невыносимую утрату.
   
   Царь правовѣрныхъ, услыхавъ эти слова, былъ тронутъ и приведенъ въ восторгъ голосомъ:
   -- О, братъ мой, -- сказала ему сестра, -- человѣкъ, который произнесъ самъ надъ собою приговоръ, долженъ исполнить его. Неамехъ, -- прибавила она, -- и ты, Ноамъ, тоже встань!
   Они оба встали, а сестра калифа сказала:
   -- О, царь правовѣрныхъ, вотъ эта дѣвочка Ноамъ и есть рабыня, украденная Эль-Хаджаемъ и присланная тебѣ съ письмомъ, заключавшимъ въ себѣ ложь, будто онъ купилъ ее за десять тысячъ червонцевъ, а это вотъ Неамехъ, сынъ Эръ-Рабеки, ея хозяинъ. Твоими чистыми предками, прошу тебя, чтобы ты простилъ ихъ и заслужилъ за нихъ награду, такъ такъ они въ твоей власти, и пили твое вино и ѣли твои кушанья. Я -- ходатай за нихъ и прошу подарить имъ жизнь.
   -- Ты сказала совершенную правду, -- отвѣчалъ ей калифъ,-- я высказалъ свое мнѣніе, и отъ него не отступаюсь. Такъ это твой хозяинъ, о, Ноамъ?-- спросилъ онъ.
   -- Да, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчала она.
   -- Вы не пострадаете, -- сказалъ онъ, -- такъ какъ я уступаю васъ другъ другу. Скажи мнѣ, Неамехъ, какъ ты узналъ о ней, и кто указалъ тебѣ, въ какомъ она находится городѣ?
   -- О, царь правовѣрныхъ, -- отвѣчалъ онъ -- выслушай всю мою исторію, и, клянусь твоими чистыми предками, я ничего отъ тебя не скрою.
   И онъ разсказалъ ему всю исторію, какъ персидскій мудрецъ поступилъ съ нимъ, и что сдѣлала старуха, и какъ онъ ошибся дверьми. Калифъ, слушая его, надивиться не могъ.
   -- Приведите во мнѣ персіянина,-- сказалъ онъ наконецъ.
   Персіянинъ былъ къ нему приведенъ, и онъ назначилъ его на высокую должность при дворѣ, подарилъ ему почетную одежду и, приказавъ дать ему порядочную сумму денегъ, сказалъ:
   -- Человѣка, устроившаго такое дѣло, я считаю своею обязанностью назначить въ число своихъ приближенныхъ.
   Калифъ ласково обошелся съ Ноамъ и Неамехомъ, осыпавъ ихъ и старуху милостями, и Ноамъ и Неамехъ прожили у него семь дней, веселые, счастливые и довольные. Затѣмъ Неамехъ просилъ у него позволенія уѣхать съ рабыней-дѣрочкой домой въ Эль-Куфехъ. Они пустились въ дорогу, и Неамехъ снова соединился съ своимъ отцомъ и матерью, и они пользовались самой счастливой жизнью, пока смерть не прекратила ихъ счастья и не разлучила ихъ.
   

Конецъ исторіи Эль-Амджада и Эль-Асада.

   Выслушавъ этотъ разсказъ, переданный Баграмомъ, Эль-Амджадъ и Эль-Асадъ до крайности удивились. Проспавъ эту ночь, они утромъ сѣли на коней и поѣхали къ царю и, попросивъ позволенія войти, получили его; царь съ почетомъ принялъ ихъ, и они сѣли бесѣдовать.
   Въ это самое время вдругъ послышались голоса, призывавшіе на помощь, и къ царю вбѣжалъ царедворецъ и сказалъ:
   -- Какой-то царь остановился передъ городомъ, и съ нимъ пріѣхали люди съ обнаженными мечами, и мы не знаемъ, чего они хотятъ.
   Царь, вслѣдствіе этого, тотчасъ же сообщилъ своему визирю Эль-Амджаду и брату его Эль-Асаду о томъ, что только что слышалъ отъ своего царедворца.
   -- Я тотчасъ же поѣду къ нему и узнаю, зачѣмъ онъ пріѣхалъ, -- сказалъ Эль-Амджадъ.
   Эль-Амджадъ выѣхалъ изъ города въ сопровожденіи воиновъ и конныхъ мамелюковъ. И когда прибывшіе воины увидали его, они тотчасъ же поняли, что онъ посолъ царя, и поэтому они провели его къ султану, у ногъ котораго онъ поцѣловалъ прахъ. Предполагаемый султанъ оказался женщиной, лицо которой было закрыто покрываломъ. Эта царица обратилась къ нему е,ъ такими словами:
   -- Мнѣ въ этомъ городѣ ничего не надо, кромѣ безбородаго мамелюка; и если я найду его у васъ, то ничего съ вами не случится, но если же я не найду его у васъ, то васъ ожидаетъ жестокая битва, потому что я пріѣхала только за нимъ.
   -- О, царица, -- сказалъ ей Эль-Амджадъ, -- опиши намъ этого мамелюка, разскажи его исторію и скажи, какъ его зовутъ?
   -- Зовутъ его Эль-Асадомъ, а меня Марганехой, -- отвѣчала, она, -- и этотъ мамелюкъ былъ привезенъ ко Мнѣ магомъ Баграмомъ, отказавшимся продать его мнѣ, такъ что мнѣ пришлось взять его силой; но онъ ночью укралъ его у меня; а что же касается до его наружности, то она вотъ какая...
   Изъ ея словъ Эль-Амджадъ догадался, что рѣчь идетъ о его братѣ Эль-Асадѣ.
   -- О, царица вѣковъ, -- сказалъ онъ ей на это, -- слава Аллаху, пославшему тебя къ намъ! Мамелюкъ этотъ братъ мнѣ.
   Онъ разсказалъ ей ихъ исторію и все, что случилось съ ними въ чужой сторонѣ, и передалъ ей, по какой причинѣ они ушли съ острововъ Чернаго Дерева, что очень удивило царицу Марганеху, отъ души радовавшуюся тому, что Эль-Асадъ найденъ. Она подарила Эль-Амджаду почетное платье. Послѣ этого Эль-Амджадъ вернулся къ царю и доложилъ ему обо всемъ случившемся, чему всѣ они были рады. Царь отправился съ своимъ визиремъ и его братомъ Эль-Асадомъ къ царицѣ, прибывъ къ которой, они сѣли и начали бесѣдовать. Въ то время какъ они сидѣли, на большой дорогѣ показалась пыль и послѣ этого зрѣнію ихъ представились движущіяся, какъ разбушевавшееся море, несмѣтныя полчища. Подойдя къ городу, они окружили его, какъ кольцо палецъ, и обнажили мечи.
   -- Поистинѣ, -- сказали Эль-Амджадъ и Эль-Асадъ, -- мы принадлежимъ Богу и къ Нему вернемся! Что это за громадная армія? Несомнѣнно, это непріятель, и если мы не заключимъ союза съ царицей Марганехой, то люди эти отберутъ отъ насъ городъ и убьютъ насъ. Поэтому намъ прежде всего надо отправиться къ нимъ и узнать, откуда они явились.
   Эль-Амджадъ всталъ и направился къ вновь подошедшей арміи и увидалъ, что это армія Эль-Гаюра, отца его матери, царицы Бадуръ. Подойдя къ нему, онъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его и передалъ ему о томъ, что желалъ знать царь.
   -- Меня зовутъ Эль-Гаюромъ, -- отвѣчалъ ему царь: -- я пріѣхалъ сюда вслѣдствіе того, что дочь моя Бадуръ покинула меня и я не имѣю никакихъ свѣдѣній ни о ней нц о мужѣ ея Камараль-Земанѣ. Не слыхали ли вы чего-нибудь о нихъ?
   Эль-Амджадъ поникъ головою, раздумывая, пока не убѣдился, что передъ нимъ его дѣдъ, отецъ его матери. Затѣмъ, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, онъ сказалъ ему, что онъ -- сынъ его дочери Бадуръ. Царь, услыхавъ, что онъ -- сынъ его дочери, бросился ему на шею, и они оба заплакали.
   -- Слава тебѣ, Господи, о, сынъ мой, -- вскричалъ царь,-- что ты спасенъ, и что я встрѣтился съ тобою.
   Элъ-Амджадъ сообщилъ ему, что дочь его Бадуръ здорова, какъ здоровъ и отецъ его Камараль-Земанъ, и что живутъ они въ городѣ Черныхъ острововъ. Онъ прибавилъ, что его отецъ Камараль-Земанъ такъ былъ разгнѣванъ на него и на брата его, что отдалъ приказъ убить ихъ, и что казначей сжалился надъ ними и оставилъ ихъ, не предавъ смерти.
   -- Я вернусь съ тобой и твоимъ братомъ, -- отвѣчалъ ему на это царь Эль-Гаюръ, -- къ вашему отцу, примирю васъ и останусь съ вами.
   Эль-Амджадъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его. А царь Эль-Гаюръ подарилъ Эль-Амджаду, сыну своей дочери, почетное платье, и онъ, улыбаясь, вернулся къ царю и сообщилъ ему обо всемъ, что говорилъ ему царь Эль-Гаюръ. Онъ этому очень удивлялся и послалъ царю-гостю въ подарокъ лошадей и верблюдовъ, и овецъ, и всякаго продовольствія. Точно такіе же подарки онъ послалъ и царицѣ Марганехъ, сообщивъ ей о томъ, что случилось, на что она отвѣчала:
   -- Я поѣду за вами съ своими войсками и постараюсь сохранить миръ.
   Въ это время на дорогѣ снова показалась пыль, такъ что затемнила день. За этими столбами пыли слышались крики и возгласы, и лошадиный топотъ, и бряцаніе мечей, и сверкали пики. Подойдя къ городу и увидавъ стоявшія тутъ двѣ арміи, вновь прибывшее войско забило въ барабанъ. Увидавъ это, царь города вскричалъ:
   -- Какой счастливый день! Слава Богу, что мы заключили миръ съ первыми двумя арміями; и если Богу будетъ угодно, то заключимъ миръ и съ этой. О, Амджадъ!-- прибавилъ онъ,-- отправляйся туда вмѣстѣ съ твоимъ братомъ и узнай о причинѣ прибытія этихъ войскъ. Я никогда не видывалъ такой громадной арміи.
   Эль-Амджадъ и Эль-Асадъ отправились. Царь приказалъ отворить городскія ворота, которыя были заперты изъ страха передъ новоприбывшими войсками, и выѣхавшіе братья прослѣдовали далѣе и пріѣхали къ новоприбывшимъ войскамъ, оказавшимся войсками царя острововъ Чернаго Дерева, съ которыми прибылъ и отецъ ихъ Камараль-Земанъ (такъ какъ онъ уже узналъ, что они не были преданы смерти). Увидавъ его, они тотчасъ же поцѣловали прахъ у его ногъ и заплакали, а Камараль-Земанъ, увидавъ ихъ, бросился къ нимъ, страшно плакалъ, извинялся и прижималъ ихъ къ своей груди. Онъ разсказалъ имъ, какъ терзался разлукою съ ними, а Эль-Амджадъ и Эль-Асадъ передали ему, что къ нимъ пріѣхалъ царь Эль-Гаюръ. Такимъ образомъ, Камараль-Земанъ вскочилъ на коня съ своими приближенными и вмѣстѣ съ своими сыновьями подъѣхалъ къ арміи царя Эль-Гаюра, гдѣ одинъ изъ юношей отправился въ царю и сообщилъ ему, что Камараль-Земанъ прибылъ въ эти мѣста. Царь вышелъ встрѣтить его и они, поздоровавшись, надивиться не могли судьбѣ, соединившей ихъ въ этомъ городѣ. Горожане приготовили для нихъ пиры съ разными мясными и сладкими кушаньями и одарили ихъ лошадьми, верблюдами и другими вещами и продовольствіемъ для всего войска.
   Какъ разъ въ это самое время по всѣмъ дорогамъ поднялась пыль, и земля задрожала отъ конскаго топота. Барабаны били, потрясая воздухъ, и армія двигалась въ полномъ вооруженіи. Всѣ воины были одѣты въ черное, а посреди нихъ ѣхалъ очень дряхлый старикъ съ опущенной на грудь головой и одѣтый въ черное платье. Горожане увидали это полчище, и царь и сказалъ другимъ царямъ:
   -- Слава Богу, что всѣ вы собрались тутъ у насъ и заключили съ нами союзъ! Что это за полчище, занявшее всѣ дороги?
   -- Ничего не бойся, -- отвѣчали они, -- такъ какъ насъ три монарха и у каждаго Изъ насъ значительныя войска, и если эта армія станетъ во враждебныя отношенія, то мы соединимся съ тобой и, конечно, побѣдимъ. ,
   Во время этого разговора къ нимъ подъѣхалъ посолъ отъ прибывшаго царя. Посолъ, приведенный къ засѣдавшимъ монархамъ, поцѣловалъ прахъ у ногъ ихъ и сказалъ:
   -- Этотъ царь прибылъ изъ области Эль-Аджамъ. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ онъ лишился своего сына и теперь ищетъ его по различнымъ странамъ. Если онъ найдетъ его между вами, то опасаться вамъ нечего, но если не найдетъ, то породу вашему не уцѣлѣть.
   -- Послѣднее ему не удастся, -- отвѣчалъ ему Камараль-Земанъ.-- Но какъ зовутъ этого царя?
   -- Зовутъ его, -- отвѣчалъ посолъ, -- царемъ Шахъ-Земаномъ, и царствуетъ онъ надъ Калиданскими островами, и царь собралъ свои войска для того, чтобы искать своего сына.
   Услыхавъ эти слова, Камараль-Земанъ громко крикнулъ и упалъ въ обморокъ, длившійся довольно долго. Очнувшись, онъ горько заплакалъ и сказалъ Эль-Амджаду и Эль-Асаду и ихъ старшимъ служащимъ:
   -- Отправляйтесь, сыновья мои, съ посломъ и поклонитесь своему дѣду, моему отцу, царю Шахъ-Земану, и сообщите ему, что я живъ, такъ какъ онъ горюетъ обо мнѣ и носитъ по мнѣ трауръ.
   Онъ разсказалъ присутствующимъ царямъ то, что случилось съ нимъ въ дни юности, и всѣ не мало дивились этому. Послѣ этого они пошли съ Камараль-Земаномъ къ его отцу. Камараль-Земанъ поклонился отцу, они обнялись и отъ радости оба лишились чувствъ, и когда очнулись, царь Шахъ-Земанъ разсказалъ своему сыну обо всемъ, что съ нимъ случилось, и всѣ другіе цари поклонились ему.
   Они проводили царицу Марганехъ до ея родины, предварительно. обвѣнчавъ ее съ Эль-Асадомъ и взявъ съ нея слово, что она будетъ переписываться съ ними. Эль-Амджада они женили на Бустанъ, дочери Баграма, и всѣ они отправились въ городъ Чернаго Дерева, гдѣ у Камараль-Земана было тайное совѣщаніе съ его тестемъ Арманусомъ, которому онъ сообщилъ обо всемъ, что съ нимъ случилось, и какимъ образомъ онъ встрѣтился со своими сыновьями. Царь остался этимъ очень доволенъ и поздравилъ его. Послѣ этого царь Эль-Гаюръ, отецъ царицы Бадуръ, явился къ ней и выразилъ ей, какъ онъ доволенъ, что видитъ ее, и они пробыли въ городѣ Чернаго Дерева цѣлый мѣсяцъ, послѣ чего царь Эль-Гаюръ поѣхалъ съ своей дочерью и ея свитой на родину, взявъ съ собой Эль-Амджада. Пріѣхавъ въ свое государство, онъ посадилъ Эль-Амджада на престолъ вмѣсто своего дѣда. А Камараль-Земанъ отдалъ престолъ, съ согласія Армануса, своему сыну Эль-Асаду. Послѣ этого Камараль-Земанъ поѣхалъ съ отцомъ своимъ царемъ Шахъ-Земаномъ на Калиданскіе острова. Городъ въ честь такого счастливаго событія былъ украшенъ, и барабаны били въ продолженіе цѣлаго мѣсяца, а КамаральЗеманъ взошелъ на престолъ вмѣсто своего отца и царствовалъ, пока смерть не прекратила его радостей и не разлучила съ друзьями. Только одинъ Богъ всевѣдущъ! lь)
   Когда Шахеразада кончила эту сказку, царь Шахріаръ вскричалъ:
   -- Ахъ, Шахеразада, какъ интересна и занимательна эта сказка!
   -- О, царь!-- отвѣчала она, -- она все-таки не такъ занимательна, какъ исторія Аладина Абу-Шамата.
   -- А что это за исторія?-- спросилъ царь.
   -- Позволь, повелитель, разсказать ее въ другой разъ.
   

ПРИМѢЧАНІЯ.

Къ вступленію.

   1) Мусульмане обыкновенно пишутъ эту фразу въ началѣ каждой книги, какого бы содержанія она ни была, и произносятъ ее передъ началомъ всякаго важнаго дѣла.
   Въ мусульманскихъ книгахъ послѣ первой вышеупомянутой фразы начинается хвала и благодарность Богу за Его власть и милость и просится благословеніе на пророка. Въ этихъ фразахъ, обращенныхъ къ Богу, обыкновенно упоминается то, о чемъ будетъ говориться въ книгѣ. Если авторъ пишетъ о бракѣ, то книгу свою, послѣ первой вышеупомянутой фразы, онъ начинаетъ такъ: "Хвала Господу, создавшему родъ человѣческій и сдѣлавшему мужчинъ и женщинъ, и т. д.".
   Для лучшаго пониманія настоящаго сочиненія мы считаемъ необходимымъ дать краткія понятія о главныхъ основаніяхъ мусульманской религіи и главныхъ законахъ нравственныхъ, гражданскихъ и уголовныхъ.
   Главное основаніе мусульманской религіи заключается въ такихъ словахъ: "Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, а Магометъ -- пророкъ Его", которыя показываютъ, что все, сказанное Магометомъ, сказано по волѣ Божіей.
   Магометанская религія состоитъ изъ слѣдующихъ пунктовъ:
   а) Вѣра въ Бога, не имѣющаго ни начала ни конца, единаго Создателя и Властелина вселенной, обладающаго безграничной властью, и знаніемъ, и славой, и совершенствомъ.
   б) Вѣра въ Его ангеловъ, непорочныхъ существъ, созданныхъ изъ свѣта, и дьяволовъ, порочныхъ, созданныхъ изъ бездымнаго огня. Дьяволы, находящіеся подъ главной властью Иблиса, или Сатаны, испорченные шайтаны.
   в) Вѣра въ Его писаніе, слово, сообщенное черезъ пророковъ. Изъ существующихъ писаній считаются значительно испорченными: пятикнижіе Моисея, псалмы Давида и Евангеліе Іисуса Христа. Неиспорченнымъ же мусульмане считаютъ Коранъ.
   г) Вѣра въ пророковъ и апостоловъ, замѣчательными изъ которыхъ называются: Адамъ, Ной, Авраамъ, Моисей, Іисусъ и Магометъ. Іисусъ считается выше предшествовавшихъ Ему пророковъ, и рожденъ Онъ отъ непорочной Дѣвы. Онъ Мессія, слово Божіе, Духъ, происходящій отъ Него, но не составляющій части его существа, и потому не долженъ быть названъ Сыномъ Божіимъ. Магометъ считается болѣе совершеннымъ, чѣмъ Онъ, онъ послѣдній и величайшій изъ пророковъ и апостоловъ и совершеннѣйшій изъ созданій Божескихъ.
   д) Вѣра во всеобщее воскресеніе и страшный судъ, и будущее блаженство и наказаніе, преимущественно тѣлеснаго свойства, но наказаніе будетъ вѣчнымъ для всѣхъ, только не для порочныхъ магометанъ, и что только одни магометане будутъ находиться въ состояніи блаженства....
   е) Вѣра въ Божеское предопредѣленіе всѣхъ событій какъ хорошихъ, такъ и дурныхъ.
   Главные обряды и нравственные законы касаются слѣдующихъ предметовъ; изъ нихъ первые четыре пункта наиважнѣйшіе.
   а) Молитвы и омовенія. Частное и общее омовеніе совершается въ исключительныхъ случаяхъ, о которыхъ не зачѣмъ упоминать. Омовеніе, подготовляющее къ молитвѣ, заключается въ мытьѣ рукъ, рта, ноздрей, лица, рукъ до локтей (правую сначала), все по три раза въ день; и затѣмъ верхней части головы, бороды, ушей, шеи и ногъ, каждую по одному разу. Омовеніе должно совершаться протечной водой или изъ большого пруда, или изъ озера, или изъ моря. Молитвы должны читаться по пяти разъ въ день: между разсвѣтомъ и восходомъ солнца, послѣ полудня, передъ солнечнымъ закатомъ, между солнечнымъ закатомъ и сумерками, и затѣмъ послѣ сумерекъ. Время каждой молитвы возвѣщается протяжнымъ крикомъ съ минарета каждой мечети. Минаретъ мечети равняется нашимъ колокольнямъ на церквахъ. Каждый мусульманинъ обязанъ прочесть нѣсколько молитвъ, и читать ихъ, принимая различныя положенія: стоя, сидя, наклонивъ голову, наклонившись всѣмъ тѣломъ и т. д. Для пятницы, магометанскаго праздника, предназначены особенныя молитвы, точно такъ же, какъ особенныя молитвы читаются на двухъ большихъ годовыхъ праздникахъ, въ ночи Рамадана, мѣсяца воздержанія, по случаю затменія солнца или луны, дождя, передъ началомъ битвы, во время пути на богомолье, на похоронахъ.
   б) Раздача милостыни. Милостыня по закону должна даваться бѣднымъ ежегодно, верблюдами, волами, коровами, другимъ скотомъ, посудой, золотомъ или серебромъ. Милостыни даютъ только люди зажиточные, обязанные дать сороковую часть своего имущества, деньгами или натурою.
   в) Постъ. Во время мѣсяца Рамадана мусульманинъ долженъ воздержаться отъ ѣды, питья и удовлетворенія своихъ страстей. Первый же день слѣдующаго мѣсяца начинается Малымъ Праздникомъ и продолжается три дня.
   г) Богомолье. Каждый мусульманинъ обязанъ хоть разъ въ жизни сходить на богомолье въ Мекку и принести тамъ жертву.
   Обо всѣхъ остальныхъ менѣе значительныхъ обрядахъ и нравственныхъ законахъ можно упомянуть вкратцѣ. У мусульманъ, точно такъ же, какъ и у евреевъ, существуетъ чистая и нечистая пища. Мясо верблюда дозволяется закономъ. Свинина особенно воспрещается. Вообще же убой скота производится особымъ образомъ и при этомъ упоминается имя Боясіс. Вино и всѣ хмельные напитки строго воспрещаются, какъ воспрещаются игра и лихоимство. Музыка не дозволяется, но большинство мусульманъ очень любятъ слушать ее. Картины, изображающія живыя существа, запрещены. Милосердіе, Честность во всѣхъ поступкахъ, правдивость (за исключеніемъ нѣкоторыхъ случаевъ) и скромность -- достоинства необходимыя. Чистоплотность и приличная одежда требуется непремѣнно. Шелковая одежда и золотыя и серебряныя украшенія запрещаются мужчинамъ, женщинамъ же дозволяются; но это правило нерѣдко нарушается. Золотая и серебряная посуда тоже не дозволяется, но, тѣмъ не менѣе, многіе, мусульмане употребляютъ ее. Обращеніе мусульманъ въ обществѣ тоже подвергнуто особеннымъ законамъ и правиламъ, относительно привѣтствій и т. д.
   Относительно гражданскихъ законовъ намъ достаточно упомянуть, что мужчина можетъ имѣть четырехъ женъ сразу, и согласно съ общественнымъ мнѣніемъ -- сколько ему угодно наложницъ-рабынь. Онъ можетъ развестись съ женою два раза, и всякій разъ брать ее обратно, но если онъ разведется съ нею въ третій разъ, то не можетъ на ней жениться иначе, какъ съ ея согласія и заключивъ новый бракъ, и то только, если она выйдетъ за другого и разведется съ этимъ другимъ. Дѣти отъ женъ и отъ наложницъ наслѣдуютъ одинаково, если только дѣти послѣднихъ признаны отцомъ. Дочь наслѣдуетъ половину доли сына. Жены наслѣдуютъ восьмую часть послѣ мужа, если у него осталось потомство, и четвертую, если потомства не осталось. Мужъ наслѣдуетъ четвертую часть послѣ жены, если она оставила дѣтей, и половину -- если дѣтей не оставила. Долги и наслѣдство должны выплачиваться прежде всего. Если раба родитъ ребенка своему господину, то получаетъ навсегда свободу. Относительно торговли лихоимство и монополія строго воспрещаются.
   Изъ уголовныхъ законовъ намъ слѣдуетъ упомянуть весьма немногіе. Убійство наказывается смертью, или пеней, уплачиваемой семейству покойнаго. Воровство наказывается тѣмъ, что отсѣкается правая рука. Прелюбодѣяніе, засвидѣтельствованное четырьмя свидѣтелями, наказывается смертью (избіеніемъ камнями). Пьянство наказывается восемьюдесятью ударами, а вѣроотступничество -- смертью.
   2) Слова, переведенныя "какъ ложе", слѣдуетъ объяснять арабской системой космографіи. По общему мнѣнію арабовъ, поддерживаемыхъ Кораномъ, существуетъ семь небесъ, одно надъ другимъ, и семь земель, одна подъ другой. Мы же живемъ на верхней землѣ, подъ нижнимъ небомъ. Поверхность каждаго неба и каждой земли совершенно плоская и предполагается круглой, и чтобы Пересѣчь ее, надо итти въ продолженіе пятисотъ лѣтъ. Глубина и толщина каждаго слоя неба и земли равняется объему ихъ поверхности. Такимъ образомъ, наше выраженіе о счастьѣ на седьмомъ небѣ заимствовано отъ востока. Мусульмане говорятъ, что рай находится на седьмомъ небѣ, и каждое небо они рисуютъ различнаго цвѣта.
   Теперь намъ надо описать, что находится подъ нашей землей. Верхній слой, то-есть наша земля, населена людьми, дьяволами и животными, второй слой занятъ такимъ удушливымъ вѣтромъ, который уничтожилъ невѣрное племя людей, третій слой занятъ камнями ада, упоминаемыми въ Коранѣ такимъ образомъ: "и топливомъ служатъ люди и камни", четвертый слой наполненъ сѣрой, пятый -- змѣями, шестой -- скорпіонами, цвѣтомъ и объемомъ съ черныхъ муловъ и съ хвостами, подобными копьямъ, а седьмой -- дьяволами и ихъ войсками. Всѣ эти земли имѣютъ между собою сообщеніе, но какимъ образомъ, намъ неизвѣстно. Наша земля, какъ говорятъ, держится на скалѣ, и когда Богу угодно послать землетрясеніе, то онъ повелѣваетъ скалѣ потрясти одну изъ жилъ, которыми она соединена съ землей. Но есть и другое предположеніе, что наша земля и. всѣ другіе слои держатся вмѣстѣ. Одинъ изъ восточныхъ писателей говоритъ объ этомъ такъ: Земли прежде не были незыблемыми, и поэтому Господь создалъ ангела необъятной величины и положилъ ему на плечи нняшюю землю, а руки вытянулъ съ востока на западъ и заставилъ держать верхній слой. Но для ногъ его не было поддержки, и потому. Богъ создалъ скалу изъ рубиновъ, въ которой было семь тысячъ морей, объема, извѣстнаго одному Богу. Онъ приказалъ подвинуться скалѣ подъ ноги ангела. Но у скалы тоже не было устоя, и потому Богъ создалъ громаднаго быка съ четырьмя тысячами глазъ и съ такимъ же количествомъ ушей, носовъ, мордъ, языковъ и ногъ, между двумя изъ которыхъ разстояніе было такъ велико, что пройти его можно было только въ пятьсотъ лѣтъ, и Богъ приказалъ этому быку встать подъ скалу и держать ее на спинѣ и между рогъ. Быка этого звали Куіотой. Но стоять этому быку было не на чемъ, и потому Богъ создалъ такую громадную рыбу, которую нельзя было обнять взоромъ, и въ одной ноздрѣ которой помѣщались всѣ моря, и они казались тамъ, какъ горчичныя сѣмеіна въ пустынѣ, и Богъ приказалъ рыбѣ быть поддержкой для могъ быка. Рыбу эту звали Бегемутомъ. Для поддержки рыбы Онъ напустилъ воды, а подъ водой была тьма.
   Относительно положенія ада было очень много споровъ, и являлись даже предположенія, что онъ находится выше нашей земли.
   При концѣ міра Богъ, какъ говорятъ, возьметъ всю землю въ лѣвую руку, а небеса опрокинутся въ правую руку; и земля будетъ перемѣнена, а небеса и адъ уничтожатся.
   з) Когда рѣчь идетъ о чемъ-нибудь не совсѣмъ вѣроятномъ, какъ, напримѣръ, въ сказкѣ, всегда употребляются арабами слова: "только одинъ Богъ всевѣдущъ". Да и вообще она очень часто употребляется арабами въ разговорѣ, такъ какъ они, несмотря на преслѣдованіе закономъ лжи, очень склонны говорить неправду.
   4) Персидское слово Шахріаръ означаетъ "другъ города".
   5) Имя Шахъ-Земанъ значитъ "Царь времени".
   6) Визирь, лицо, приближенное къ восточнымъ царямъ, нѣчто въ родѣ нашихъ министровъ. Лицо, которое несетъ на себѣ бремя управленія царствомъ. О значеніи визиря можно судить по словамъ Магомета, сказавшаго: "Кто бы ни царствовалъ надъ мусульманами, но если Господь пожелаетъ оказать милость, то дастъ имъ хорошаго визиря".
   7) Обычай, отправляясь въ гости, везти съ собой подарки существовалъ испоконъ вѣковъ и сохранился до нашихъ дней. Отказаться отъ подарка, это значитъ нанести смертельное оскорбленіе лицу дарящему.
   8) Письма мусульманъ отличаются особенными выраженіями правилъ вѣжливости. Бумага употребляется толстая, бѣлая и очень гладкая; иногда она разрисовывается золотыми цвѣтами, и края всегда гладко обрѣзаны. Верхняя половина всегда оставляется чистой. Если письмо пишется высокопоставленнымъ лицомъ, то подпись свою онъ ставитъ наверху, и тутъ же кладетъ свою печать (обыкновенно вырѣзанную на перстнѣ, который носится на мизинцѣ). Печать намазываютъ чернилами, а бумагу въ этомъ мѣстѣ немного смачиваютъ. Письма вкладываютъ въ бумажный конвертъ, съ такого рода надписью: "Оно придетъ, если на то будетъ милость Божья, да святится имя Его, въ такое-то мѣсто и будетъ доставлено въ руки нашего уважаемаго друга и т. д., такого-то, если Господь допуститъ это". Иногда письмо вкладываютъ въ небольшой шелковый мѣшочекъ, вышитый золотомъ.
   9) Обычай посылать депутацію, чтобы встрѣтить и привѣтствовать приближающагося посла или сановника, сохранился на Востокѣ до настоящаго времени.
   10) Упоминаемое гостепріимство сохраняется мусульманами въ силу предписанія ихъ пророка. "Кто, -- говоритъ онъ, -- вѣритъ въ Бога и въ день воскресенія, тотъ долженъ уважать своего гостя, и въ продолженіе дня и ночи быть къ нему очень внимательнымъ, и въ продолженіе трехъ дней угощать его. Со стороны же гостя не слѣдуетъ безпокоить хозяина болѣе трехъ дней".
   11) Мусульмане различнымъ образомъ выражаютъ свое почтеніе:
   1) Прикладываютъ руку къ груди. 2) Рукою касаются губъ и лба или чалмы. 3) Точно такъ же касаются рукою, но при этомъ слегка наклоняютъ голову. 4) То же самое, но только наклоняютъ все тѣло. 5) То же самое, но предварительно правой рукой касаются земли. 6) Цѣлуютъ руку лицу, которому хотятъ выразить почтеніе. 7) Цѣлуютъ ему рукавъ. 8) Цѣлуютъ край одежды. 9) Цѣлуютъ ноги.. 10) Цѣлуютъ коверъ или землю у ногъ. Первыя пять привѣтствій сопровождаются словами: "Миръ съ вами", и въ отвѣтъ говорится "Да будетъ съ вами миръ, и надъ вами милость и благословеніе Божіе!" Самый послѣдній обычай нынче уже совершенно вышелъ изъ употребленія.
   12) Арабскія письма писались такимъ кудреватымъ слогомъ, и такъ мало похожимъ на разговорный языкъ, что нерѣдко ихъ было трудно понять.
   13) Вслѣдствіе зноя путешествія совершались обыкновенно ночью.
   14) По поводу какихъ-нибудь празднествъ или радостныхъ событій въ царскомъ, дворцѣ, жители города получали приказъ украсить свои дома, а въ особенности купцы -- украсить свои лавки, развѣсивъ шали, парчи, богатыя одежды, женскія украшенія и различныя дорогія вещи. На протянутыя черезъ улицы веревки вѣшали лампы и флаги. Если же объ. украшеніи города объявлялось заранѣе, то жители красили дома.
   15) Многіе думаютъ, что, по понятіямъ восточныхъ людей, женская красота соединяется непремѣнно съ полнотою. Но это вовсе не такъ. Въ. арабскихъ поэтическихъ, произведеніяхъ воспѣваются тоненькія дѣвушки, какъ тростникъ между растеніями или какъ вѣтка восточной ивы. Лицо ея, какъ ясный мѣсяцъ, а волосы -- какъ мракъ ночи, и спускаются: на спину. Румянецъ покрываетъ щеки, и родинка на нихъ прибавляетъ прелести. Глаза миндальной формы должны быть непремѣнно черные, блестящіе, но съ поволокой и съ длинными рѣсницами. Брови тонкія и. крутыя, лобъ широкій и чистый, какъ, слоновая кость; губы ярко алыя, а зубы "какъ жемчугъ, обдѣланный въ кораллъ".
   16) Въ этихъ сказкахъ безпрестанно упоминается о шайтанѣ. Мусульмане вѣрятъ въ три различныхъ вида разумныхъ веществъ, а именно: въ ангеловъ, созданныхъ изъ свѣта, Джинни, созданныхъ изъ:огня, и людей, созданныхъ изъ земли. Возмутившіеся Джинни называются шайтанами, или дьяволами. Слово шайтанъ, замѣняющее дьявола, употребляется и у насъ въ заволжскихъ губерніяхъ.
   Шайтанъ, говорятъ, былъ созданъ за нѣсколько тысячелѣтій до Адама. По преданію, переданному пророкомъ, существуетъ пять разрядовъ этихъ дьяволовъ, а именно: джены, джинни, шайтаны, эфриты и мариды, -- самые могущественные изъ дьяволовъ. Всѣ эти дьяволы, какъ гласитъ преданіе, созданы изъ бездымнаго огня и одарены способностью принимать различные образы, хотя сами они невидимы для человѣческаго глаза..
   Между дьяволами ость тоже невѣрующіе и отщепенцы. Говорятъ, что пророкъ Юсуфъ былъ посланъ къ дьяволу.
   Преданіе говоритъ, что земля первоначально била населена дьяволами, но они жили такъ дурно, что Богъ послалъ противъ нихъ ангеловъ, и ангелы изгнали ихъ на острова.
   Дьяволы живутъ въ продолженіе нѣсколькихъ вѣковъ, но могутъ быть убиты, другъ другомъ и людьми. Дьяволы побиваются нерѣдко камнями, падающими съ неба, вслѣдствіе чего арабы при видѣ падающей звѣзды нерѣдко восклицаютъ: "Убей, Господи, врага вѣры!"
   Согласно тѣмъ же преданіямъ, дьяволы бываютъ различныхъ видовъ: они принимаютъ образъ змій, скорпіоновъ, львовъ, волковъ, шакаловъ и т. д. Одни дьяволы живутъ на землѣ, другіе -- на морѣ, а третьи -- въ, воздухѣ. Есть дьяволы съ крыльями, летающіе, есть змѣи и собаки, и третьи переходятъ съ мѣста на мѣсто, какъ люди.
   Дьяволы являются людямъ преимущественно въ образѣ змѣй, собакъ, кошекъ или людей, но въ послѣднемъ, случаѣ они принимаютъ гигантскіе размѣры. Добрый дьяволъ является красавцемъ, а злой -- отвратительнымъ уродомъ. Они могутъ моментально исчезать въ воздухѣ и черезъ толстыя стѣны. Даже и въ настоящее время многіе магометане увѣряютъ, что видятъ шайтановъ и имѣютъ съ ними дѣло.
   Шайтаны живутъ на землѣ и любятъ мѣста около ручейковъ, перекрестковъ, на берегахъ моря и. рѣкъ. Этотъ злой духъ, какъ говорятъ, могъ забираться во всѣ небеса, но съ рожденіемъ Христа былъ изгнанъ изъ трехъ верхнихъ небесныхъ сферъ, а съ рожденіемъ Магомета ему запретили являться и въ четыре остальныя. Но, несмотря на это запрещеніе, онъ продолжаетъ подниматься на первый небесный слой и слушаетъ разговоры ангеловъ о будущемъ тѣхъ людей, которые какими-то способами заставляютъ дьяволовъ служить себѣ. Таісимъ образомъ, древній царь Сулейманъ пріобрѣлъ громадную власть надъ шайтанами. Пріобрѣлъ онъ ее посредствомъ талисмана, полученнаго имъ съ небесъ. Это былъ перстень, съ вырѣзаннымъ на немъ "величайшимъ именемъ" Бога, сдѣланный частью изъ мѣди, частью изъ чугуна, ненавистнаго всѣмъ дьяволамъ. Онъ обладалъ неограниченной властью надъ шайтанами, надъ птицами, надъ вѣтрами и даже хищными звѣрями. Сулейманъ обратилъ многихъ изъ дьяволовъ въ истинную вѣру, а тѣхъ, которые не подчинялись ему, онъ садилъ въ темницы.
   Дьяволы дѣлали людямъ много зла. Они уносили красивыхъ женщинъ и дѣлали ихъ своими женами и наложницами. Злые дьяволы поселялись на крышахъ и окнахъ домовъ и, бросая сверху камни, убивали прохожихъ. Поселяясь въ жилыхъ домахъ, они жестоко преслѣдовали обитателей дома и даже портили съѣстные припасы. Вслѣдствіе этого осторожные люди обыкновенно запираютъ свои двери, призывая благословеніе Божіе. Мусульмане полагаютъ, что во время Рамадана шайтаны сидятъ въ темницахъ, и поэтому въ послѣднюю ночь женщины съ молитвою окропляютъ солью всѣ полы въ домѣ и всѣ комнаты.
   У дьяволовъ есть тоже и женщины, называющіяся гулехами, понашему, вѣдьмами. Эти вѣдьмы являются одинокимъ путешественникамъ, разговариваютъ съ ними и нерѣдко отдаются имъ, а иногда и преслѣдуютъ ихъ.
   17) Арабы нерѣдко говорятъ между собою объ испорченности женщины. Они считаютъ ее лишенной здраваго смысла, но полной лукавства. "Я стоялъ, -- говоритъ Магометъ, -- у воротъ рая и видѣлъ, что обитатели его по большей части изъ бѣдныхъ. Я стоялъ у дверей ада и видѣлъ, что населенъ онъ преимущественно женщинами". Вотъ что говоритъ о женщинахъ калифъ Омаръ: "Совѣтуйся съ женщинами, но поступай противъ ихъ совѣта". "Хорошо, если бы мужчина передъ началомъ каждаго серьезнаго дѣла посовѣтовался съ десятью друзьями, а если нѣтъ десяти друзей, то хоть съ пятью по два раза, а если нѣтъ пяти друзей, то хоть съ однимъ десять разъ въ разное время, а если и одного друга нѣтъ, то съ своей женой, но поступить долженъ именно не такъ, какъ она посовѣтуетъ, и тогда дѣло ему удастся".
   18) Трудно повѣрить, чтобы существовалъ такой жестокій царь, а между тѣмъ въ исторіи Востока намъ попадаются еще болѣе ужасныя жестокости. Такъ, напримѣръ, одинъ калифъ египетскій Эзъ-Захиръ, сынъ Эль-Гакима, собралъ всѣхъ рабынь, бывшихъ во дворцѣ, и при казалъ имъ собраться всѣмъ въ извѣстный день одѣтыми въ лучшіе наряды и драгоцѣнности, говоря, что онъ задастъ имъ такое пиршество, какого онѣ еще не видали. Въ извѣстный день онѣ всѣ собрались въ залу, а калифъ приказалъ замуравить всѣ двери, и всѣ онѣ умерли. Это было какъ разъ въ пятницу, въ день мусульманской молитвы. Замуравленныхъ женщинъ было двѣ тысячи шестьсотъ шестьдесятъ рабынь. Черезъ шесть мѣсяцевъ онъ сжегъ ихъ тѣла.
   19) Ната дѣлается изъ большого круглаго куска кожи, которую разстилаютъ на землю, вмѣсто скатерти для обѣда. Ната употребляется преимущественно во время путешествій. Кругомъ нея продѣта веревка, которую стягиваютъ, и тогда ната образуетъ мѣшокъ для остатковъ провизіи.
   20) Кадіемъ называется судья, произносящій приговоры какъ по нравственнымъ, такъ по религіознымъ, гражданскимъ и уголовнымъ дѣламъ. Въ маленькихъ городахъ онъ исполняетъ, кромѣ того, обязанности нотаріуса при заключеніи контрактовъ.
   

Къ главѣ первой.

   1) У магометанъ существуетъ обычай брать съ собой на войну или отправляясь въ продолжительное путешествіе, въ особенности въ пустыню, саванъ, такъ какъ всякому хочется быть погребеннымъ по закону. Купецъ, о которомъ идетъ рѣчь, вѣроятно, надѣялся, что шайтанъ или прохожіе обмоютъ его, одѣнутъ и похоронятъ.
   2) Слово "шейкъ" собственно означаетъ "почтенный человѣкъ", но вообще же оно равносильно слову. "господинъ" и дается всякому мусульманину.
   3) Арабы называютъ жену молодой, когда ей двѣнадцать лѣтъ.
   4) Рабы и рабыни у магометанъ состоятъ изъ людей, взятыхъ въ плѣнъ на войнѣ, или же изъ дѣтей, родившихся отъ рабовъ. Рабы преимущественно берутся изъ Абиссиніи и изъ негритянскихъ странъ.
   Рабы не пользуются гражданской свободой и находятся въ полной власти своего хозяина, который имѣетъ право и на ихъ имущество. Если хозяинъ признаетъ ребенка, родившагося у него отъ рабыни, то ребенокъ дѣлается законнымъ, а если не признаетъ, то онъ родится въ рабствѣ. Хозяинъ можетъ продавать своихъ рабовъ и рабынь и женить и выдавать ихъ замужъ, но не имѣетъ права разлучать супруговъ. Хозяинъ не можетъ продать мать признаннаго имъ ребенка, и съ его смертью она дѣлается свободной. Рабыни-негритянки, не обладая привлекательностью, обучаются обыкновенно стряпнѣ и домашнему обиходу.
   Пророкъ строго проповѣдуетъ хорошее обращеніе съ рабами и говоритъ даже: "Давайте мамелюкамъ -- бѣлымъ рабамъ -- ту же пищу, которую вы ѣдите сами, и одѣвайте ихъ въ такое же платье, какое носите сами, и не давайте имъ работы сверхъ силы. Если господинъ прибьетъ своего раба или ударитъ его, то въ вознагражденіе долженъ освободить его. Человѣкъ, дурно обращающійся съ рабомъ своимъ, въ рай не попадетъ". Магометъ и рабамъ тоже приказываетъ любить своего господина и повиноваться ему.
   5) Арабы и вообще магометане обладаютъ удивительно пылкимъ воображеніемъ, и самыя невѣроятныя происшествія и нынѣ разсказываются ими, какъ достовѣрные факты. Они въ особенности твердо вѣрятъ въ превращеніе людей въ какихъ-нибудь животныхъ, и мусульманина, сомнѣвающагося въ этомъ, они считаютъ вольнодумцемъ и вѣроотступникомъ. Даже ученые мусульмане и тѣ не гнушались изучать этотъ предметъ.
   Превращенія совершаются посредствомъ заговоровъ, обращенныхъ къ дьяволу, и вспрыскиванія водой или пылью. Дурной глазъ считается и донынѣ непреложнымъ фактомъ. Даже пророкъ совѣтуетъ носить ладанки противъ дурного глаза. Тотъ же пророкъ говорятъ, что предсказанія могутъ быть вѣрными, потому что вѣщателю помогаетъ дьяволъ, подслушавшій разговоръ ангеловъ. Къ предсказаніямъ прибѣгаютъ въ особенности при отыскиваніи кладовъ. Вѣра въ сны тоже сильно развита на Востокѣ. "Хорошіе сны, -- говоритъ пророкъ, -- посылаются Богомъ, а дурные -- дьяволомъ". Видѣть во снѣ воду или что-нибудь зеленое или бѣлое считается подозрительнымъ, а черное или красное или огонь -- хорошимъ. Легкіе и тяжелые дни тоже существуютъ на Востокѣ, какъ до сихъ поръ существуютъ и у насъ, но только дни не тѣ, что у насъ. У арабовъ счастливыми днями считаются четвергъ и пятница, въ особенности пятница; понедѣльникъ и среда -- сомнительными, воскресенье же, вторникъ и въ особенности суббота -- тягостными, несчастными днями. Въ каждомъ мѣсяцѣ, по ихъ мнѣнію, есть семь особенно тяжелыхъ дней.
   Образованные мусульмане ставятъ магію наравнѣ съ обманомъ и фокусами, а простой народъ вѣритъ въ ея силу и приписываетъ могуществу дьяволовъ. Въ послѣднее столѣтіе въ Египтѣ были замѣчательные фокусники.
   Надо замѣтить, что въ настоящихъ сказкахъ всѣ превращенія приписываются женщинамъ, и вѣдьмъ является болѣе, чѣмъ колдуновъ. "Женщины, -- говоритъ пророкъ, -- склонны болѣе, чѣмъ мужчины, ко всему противозаконному".
   6) У мусульманъ существуетъ два большихъ праздника въ году. Первый наступаетъ тотчасъ же послѣ Рамадана или мѣсяца воздержанія и длится три дня; онъ называется Малымъ праздникомъ. Большой праздникъ длится тоже три дня.
   Рано утромъ въ эти праздники мусульмане обязаны совершить полное омовеніе всего тѣла. Въ Малый праздникъ мусульманинъ можетъ утромъ же съѣсть нѣсколько финиковъ, или какой-нибудь другой легкой пищи, а въ Большой праздникъ онъ можетъ ѣсть только послѣ совершенія всѣхъ религіозныхъ обрядовъ. Въ этотъ праздникъ приносятся жертвы изъ живыхъ животныхъ.
   Въ оба эти праздника мусульмане, въ особенности женщины, посѣщаютъ могилы своихъ близкихъ, они идутъ туда съ пальмовыми вѣтвями и листьями и кладутъ, сломанными въ куски, на могилы или гробницы, куда тоже кладутъ и травы и цвѣты. Въ эти дни бѣднымъ на кладбищахъ раздаются подаянія.
   7) Мусульмане должны убивать скотъ для ѣды особеннымъ способомъ. Домашнихъ животныхъ закалываютъ, перерѣзая имъ горло. Рѣзать скотину можетъ мусульманинъ, или христіанинъ, или еврей, какъ мужчина, такъ и женщина. Приступая къ этой операціи, надо призывать помощь Божью.
   8) У мусульманъ существуетъ обычай одаривать лицо, которое приноситъ хорошую вѣсть.
   9) Магометанская женщина не должна показывать своего лица никому изъ мужчинъ, кромѣ близкихъ родственниковъ или такихъ, за которыхъ она почему-либо не можетъ выйти замужъ.
   10) Въ восточныхъ городахъ большая часть главныхъ улицъ занята рядомъ лавокъ съ обѣихъ сторонъ, не имѣющихъ никакого сообщенія съ верхними этажами, раздѣленными на квартиры. Лавочки эти вообще очень не велики, нѣчто въ родѣ келлій или клѣтокъ, со ставнями, закрывающимися на улицу, и на ночь запирающимися деревянными замками.
   11) Изъ недовѣрія къ служащимъ и къ родственникамъ арабы зачастую прячутъ свои деньги, зарывая ихъ подъ поломъ.
   12) Слова: "я сама отдаюсь тебѣ", сказанныя женщиной, дѣлаютъ ее законной женой мужчины, если онъ согласенъ взять ее.
   13) Вѣдьмы, по мнѣнію мусульманъ, принадлежатъ къ тѣмъ же дьяволамъ и шайтанамъ и могутъ принимать на себя любой образъ.
   14) Крыши въ арабскихъ домахъ по большей части плоскія, такъ что лѣтомъ на нихъ очень удобно спать, и изъ комнаты на нихъ есть выходъ.
   

Къ главѣ второй. переходилъ съ мѣста на мѣсто, постоянно закидывая сѣть, но ему ничего не попадалось. И такимъ образомъ онъ зашелъ довольно далеко отъ города и тамъ подумалъ, что закинетъ сѣть въ послѣдній разъ. Онъ внѣ себя отъ гнѣва закинулъ сѣть изъ всѣхъ силъ и вслѣдствіе этого движенія у него изъ кармана вывалился кошелекъ, упалъ въ воду и былъ унесенъ быстрымъ теченіемъ. Онъ бросилъ сѣть, снялъ съ себя одежду и вошелъ въ воду, чтобы искать кошелекъ. Онъ нырялъ до тѣхъ поръ, пока совсѣмъ не обезсилѣлъ, но кошелька найти не могъ, а, выйдя на берегъ, не могъ найти и своего платья. Вслѣдствіе этого ему пришлось развернуть сѣть и закутаться въ нее. Взявъ посохъ въ руку и корзинку на плечо, онъ, какъ безумный, побѣжалъ вдоль берега. Такимъ образомъ обстояли дѣла Калифеха-рыбака.

   Что же касается до калифа Гарунъ-Эръ-Рашида, то у него былъ пріятель-ювелиръ, по имени Ибнъ-Эль-Кирнасъ, и всѣ знали очень хорошо, что Ибнъ-Эль-Кирнасъ былъ ювелиромъ калифа. Все, что продавалось изъ драгоцѣнностей и рѣдкостей въ Багдадѣ, продавалось только послѣ того, какъ было показано калифу. Точно такъ же калифу предварительно показывались мамелюки и рабыни. Однажды, въ то время, какъ ИбнъЭль-Кирнасъ сидѣлъ у себя въ лавкѣ, къ нему подошелъ старшей маклеръ съ рабыней, подобной которой трудно было себѣ что-либо представить. Она была не только хороша собою и миловидна, но и образованна, такъ какъ играла на всевозможныхъ музыкальныхъ инструментахъ и даже сочиняла стихи. Ибнъ-Эль-Кирнасъ, ювелиръ, пріобрѣлъ ее за пять тысячъ червонцевъ и свелъ къ царю правовѣрныхъ, который сдѣлалъ ей испытаніе во всѣхъ ея познаніяхъ и нашелъ ее свѣдущей во всемъ. Звали ее Кутъ-Эль-Кулубъ. На слѣдующее утро калифъ Гарунъ-Эль-Рашидъ послалъ къ Ибнъ-Эль-Кирнасу и велѣлъ заплатить ему за рабыню десять тысячъ червонцевъ. ГарунъЭръ-Рашидъ сильно привязался къ этой рабынѣ и сталъ равнодушнымъ къ царицѣ Зубейдехѣ, дочери своего дяди. Онъ охладѣлъ и къ другимъ своимъ наложницамъ и цѣлый мѣсяцъ іне выходилъ изъ комнатъ этой рабыни. Такая жизнь царя очень (не нравилась его царедворцамъ, и они говорили объ ртомъ визирю Джафару, а Джафаръ сталъ выговаривать калифу и посовѣтовалъ ему поѣхать развлечься охотой.
   Выйдя изъ мечети, куда калифъ ходилъ каждую пятницу, они оба сѣли на муловъ и поѣхали на охоту въ сопровожденіи отряда, далеко опередившаго калифа и визиря. Зной былъ нестерпимый, и калифъ сталъ жаловаться на жажду; взглянувъ вдаль, онъ увидалъ на холмѣ какой-то предметъ, о чемъ и сказалъ визирю:
   -- Это, вѣроятно, сторожка на бахчѣ съ арбузами и дынями,-- отвѣчалъ визирь.-- Тамъ мы, вѣроятно, найдемъ и воды. Я поѣду впередъ и привезу тебѣ воды.
   -- Нѣтъ, мой мулъ лучше твоего, -- сказалъ калифъ, -- и потому я самъ туда поѣду, а ты подожди меня здѣсь.
   Калифъ понесся съ быстротою стрѣлы и нашелъ на холмѣ не сторожку, а Калифеха-рыбака, завернутаго въ сѣти, и такого растрепаннаго и разстроеннаго, что его можно было принять за шайтана.
   -- Нѣтъ ли у тебя съ собой воды?-- спросилъ у него царь.
   -- Что ты слѣпой или сумасшедшій?-- отвѣчалъ ему рыбакъ.-- Развѣ ты не видишь за этимъ холмомъ Тигра?
   Калифъ спустился съ холма и напился самъ и напоилъ своего мула. Послѣ этого онъ быстро въѣхалъ на холмъ, гдѣ стоялъ рыбакъ..
   -- Зачѣмъ ты тутъ стоишь, -- спросилъ онъ его, -- и чѣмъ ты занимаешься?
   -- Это такой же глупый вопросъ, какимъ былъ и вопросъ о водѣ, -- отвѣчалъ рыбакъ.-- Развѣ ты не видишь сѣти? Я -- рыбакъ.
   -- Но гдѣ же твоя рубашка, штаны и верхнее платье? Такъ какъ калифъ перечислилъ именно то, что у рыбака пропало, то онъ и вообразилъ, что передъ нимъ стоитъ воръ, и въ одинъ мигъ бросился и схватилъ мула подъ узцы.
   -- Нечего шутить со мной, -- крикнулъ онъ царю, -- отдай мнѣ мои вещи?
   -- Никакихъ вещей твоихъ я не видалъ, -- отвѣчалъ ему калифъ.
   У Гарунъ-Эръ-Рашида были толстая щеки и маленькій ротъ, и рыбакъ предположилъ, что онъ или пѣвецъ, или флейтистъ и, поднявъ свою палку, сталъ грозить, что изобьетъ его. Калифъ, взглянувъ на поднятую палку, не совсѣмъ былъ этимъ доволенъ и, снявъ съ себя длинный атласный халатъ, подалъ его рыбаку.
   -- Возьми этотъ халатъ вмѣсто твоей одежды.
   Рыбакъ взялъ халатъ, повернулъ его и сказалъ:
   -- По правдѣ-то говоря, мое платье было въ десять разъ лучше этого пестраго халата.
   -- Надѣнь его, пока я не привезу тебѣ твоего платья,-- сказалъ калифъ.
   Рыбакъ надѣлъ халатъ, но, увидавъ, что онъ ему слишкомъ длиненъ, онъ взялъ ножъ, который былъ у него привязанъ къ корзинкѣ, и срѣзалъ полы, такъ что халатъ доставалъ у него только до колѣнъ.
   -- Аллахомъ прошу тебя, флейтистъ,-- сказалъ онъ царю,-- скажи мнѣ, много ли ты получаешь жалованья отъ своего хозяина за свою игру?
   -- Я получаю десять червонцевъ въ мѣсяцъ, -- отвѣчалъ ему калифъ.
   -- Ахъ, ты, бѣдняга!-- замѣтилъ рыбакъ.-- А я такъ ежедневно вырабатываю десять червонцевъ. Не хочешь ли поступить ко мнѣ на службу? Если хочешь, то я выучу тебя ловить рыбу. Заработокъ мы будемъ дѣлить пополамъ. Такимъ образомъ ты будешь зарабатывать въ день по пяти червонцевъ и сдѣлаешься моимъ подручнымъ и я защищу тебя отъ твоего хозяина вотъ этой палкой.
   -- Я согласенъ, -- отвѣчалъ Эръ-Рашидъ.
   -- Ну, такъ слѣзай съ своего осла, -- сказалъ рыбакъ, -- и пойдемъ, я сейчасъ же выучу тебя закидывать сѣть.
   Онъ показалъ калифу, какъ закидывать сѣть. Тотъ закинулъ сѣть, но вытащить ее одинъ не могъ, и потому рыбакъ сталъ помогать ему.
   -- Ахъ, ты, негодный флейтистъ!-- ругался рыбакъ.-- Если я вмѣсто своей одежды согласился взять твой халатъ, то вѣдь теперь, если ты разорвешь мою сѣть, за нее я возьму твоего осла!
   Они стали тянуть вдвоемъ, но и то вытянутъ не могли. Когда же имъ, наконецъ, удалось ее вытянуть, то они увидали, что она полна рыбъ.
   -- Ну, флейтистъ, -- сказалъ рыбакъ, -- если ты поучишься, изъ тебя выйдетъ хорошій рыбакъ. А теперь садись на осла и привези мнѣ съ рынка двѣ большія корзины, мы свеземъ рыбу івъ городъ на твоемъ ослѣ. Тутъ рыбы червонцевъ на двадцать.
   Калифъ ради шутки быстро поѣхалъ въ городъ и съ хохотомъ подъѣхалъ къ Джафару, которому разсказалъ обо всемъ, что съ нимъ случилось.
   -- Я усталъ тянуть сѣть, -- продолжалъ калифъ,-- такъ івъ ней было много рыбы, которую на берегу стережетъ мой учитель. Я дамъ по золотому каждому, кто купитъ у него хоть рыбину.
   Джафаръ тотчасъ же послалъ сказать отряду о томъ, что за каждую купленную рыбу будетъ дано по червонцу.
   Мамелюки бросились къ рѣкѣ, гдѣ Калифехъ ждалъ царя съ корзинами. Вдругъ мамелюки налетѣли на него, какъ орлы, и наперерывъ стали брать у него рыбу и завертывать ее въ платки, шитые золотомъ.
   -- Должно-быть, это райскія рыбы!-- говорилъ Калифехъ.
   Затѣмъ взявъ двѣ рыбы въ правую руку и двѣ рыбы въ лѣвую, онъ вошелъ въ воду по горло и сказалъ:
   -- О, Аллахъ! Этими рыбами заклинаю тебя, послать ко мнѣ тотчасъ же моего товарища флейтиста.
   Въ эту минуту къ нему подошелъ рабъ, начальникъ надъ всѣми дворцовыми рабами. Онъ почему-то запоздалъ и теперь уже не нашелъ ни одной продажной рыбы. Но, посмотрѣвъ во" всѣ стороны, онъ увидалъ Калифеха-рыбака въ водѣ съ рыбами въ рукахъ.
   -- Рыбакъ, выходи ко мнѣ!-- крикнулъ онъ ему.-- Продай мнѣ эти рыбы, я дамъ тебѣ за нихъ хорошую цѣну.
   -- Я не хочу продавать ихъ, -- отвѣчалъ рыбакъ.
   Услыхавъ это, евнухъ обнажилъ мечъ, и рыбакъ, испугавшись этого, бросилъ ему рыбы. Евнухъ завязалъ ихъ въ платокъ и, пошаривъ въ карманѣ, не нашелъ тамъ ничего, ни единой серебряной монета.
   -- На твое несчастіе, рыбакъ, у меня нѣтъ съ собой денегъ, но приходи завтра во дворецъ калифа и спроси евнуха Сандала; тебя ко мнѣ проводятъ, и я отдамъ тебѣ, что слѣдуетъ.
   -- Поистинѣ, сегодня счастливый день, -- сказалъ рыбакъ.
   Взявъ на плечи сѣть, онъ пошелъ въ Багдадъ. Народъ, видя на немъ платье калифа, съ недоумѣніемъ провожалъ его глазами, а царскій портной, узнавъ халатъ, спросилъ:
   -- Отъ кого, рыбакъ, получилъ ты этотъ халатъ?
   -- Съ какой стати ты такъ дерзко спрашиваешь это у меня?-- возразилъ ему Калифехъ.-- Я получилъ его отъ того, кого выучилъ ловить рыбу, за то, что избавилъ его отъ потери руки, какъ вора, укравшаго мое платье.
   Портной догадался, что калифъ былъ у рыбака и подшутилъ надъ нимъ.
   Калифъ Гарунъ-Эръ-Рашидъ отправился на охоту только для того, чтобы отвлечься отъ чрезмѣрной любви къ рабынѣ. ОДена же его Зубейдеха, зная о его страсти, не могла отъ ревности ни ѣсть, ни пить, ни спать и ждала только ухода калифа, чтобы сдѣлать что-нибудь съ Кутъ-Эль-Кулубъ. Узнавъ, что калифъ уѣхалъ на охоту, она приказала убрать дворецъ, изготовить разныя кушанья и сласти, положила самое лучшее сладкое кушанье на китайское блюдо и въ это кушанье примѣшала бейджа. Послѣ этого она приказала одному изъ евнуховъ отправиться къ рабынѣ Кутъ-Эль-Кулубъ и просить ее откушать у царицы Зубейдехи, супруги царя правовѣрныхъ, и развлечь ее музыкой.
   Кутъ-Эль-Кулубъ, взявъ съ собой, инструменты, тотчасъ же отправилась на приглашеніе царицы, у ногъ которой она нѣ сколько разъ поцѣловала прахъ. Царица, поднявъ голову, долго любовалась красотой рабыни. А рабыня, дѣйствительно, была такъ хороша, что про нее можно было сказать словами поэта:
   
   Когда она раздражена, то ты
   Увидишь убіеніе людей; когда же
   Она довольна, то убитыхъ души
   Обратно возвращаются въ тѣла.
   Она глаза имѣетъ, взглядъ которыхъ
   Очарованья полонъ: убиваетъ
   И воскрешаетъ по желанью всѣхъ.
   Она плѣняетъ всѣхъ людей глазами,
   И кажутся они ея рабами.
   
   -- Добро пожаловать, -- сказала ей Зубейдеха.-- Садись и повесели насъ своей музыкой.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчала рабыня и, занявъ мѣсто, она заиграла сначала на одномъ инструментѣ, потомъ;на другомъ, а затѣмъ на лютнѣ. Она играла и пѣла такъ, что очаровала слушателей, и царица Зубейдеха совершенно плѣнилась ею и въ душѣ оправдывала царя, очарованнаго рабыней. Послѣ этого рабыня поцѣловала прахъ у ногъ царицы и сѣла опять на прежнее мѣсто; ей стали подносить мясныя кушанья и сласти, подали и то кушанье, въ которое былъ примѣшанъ бенджъ. Лишь только она проглотила отравы, какъ безъ чувствъ упала на полъ, а царица приказала рабынямъ унести ее въ какую-нибудь комнату и оставить ее тамъ до ея распоряженія.
   -- Принеси мнѣ какой-нибудь сундукъ, -- сказала царица евнуху.
   Она распорядилась, чтобы вырыли могилу и распространили слухъ, что рабыня подавилась и умерла. Окружающимъ она сказала, что, если кто-нибудь выдастъ ее, тотъ поплатится головой. Вдругъ калифъ неожиданно вернулся съ охоты и прежде всего спросилъ о рабынѣ. Одинъ изъ евнуховъ, по приказанію Зубейдехи, подошелъ къ царю, поцѣловалъ прахъ у ногъ его и сказалъ, что Кутъ-Эль-Кулубъ подавилась и умерла.
   Калифъ проклялъ этого раба, затѣмъ вошелъ во дворецъ, но и во дворцѣ всѣ повторяли ему, что Кутъ-Эль-Кулубъ, дѣйствительно, умерла.
   -- А гдѣ же ее похоронили?-- спросилъ калифъ.
   Ему показали на могилу, нарочно для этого устроенную. Онъ горько заплакалъ и сказалъ нѣсколько стихотвореній, сидя у могилы. Послѣ этого онъ всталъ и въ страшномъ горѣ покинулъ могилу. Теперь царица Зубейдеха знала, что уловка ея ей удалась, и приказала евнуху принести ящикъ. Она положила рабыню въ этотъ ящикъ и сказала евнуху:
   -- Постарайся продать этотъ ящикъ, но съ тѣмъ, чтобы его купили запертымъ, а то, что получишь за него, раздай нищимъ.
   Евнухъ взялъ сундукъ и пошелъ продавать его.
   Рыбакъ же, проснувшись, рѣшилъ, что ему слѣдуетъ отправиться къ евнуху, купившему у него рыбу, и, выйдя изъ дому, прошелъ ко дворцу калифа. Тамъ онъ увидалъ мамелюковъ и евнуховъ и, вглядѣвшись въ нихъ, онъ узналъ того евнуха, что купилъ у него рыбу. Евнухъ, случайно взглянувъ въ его сторону, увидалъ рыбака и тотчасъ же засунулъ руку въ карманъ, но въ эту минуту послышался шумъ и отъ калифа вышелъ визирь Джафаръ. Евнухъ, увидавъ его, всталъ и, подойдя къ визирю, пошелъ съ нимъ, разговаривая. Рыбакъ все это время ждалъ, но евнухъ не смотрѣлъ на него, и когда рыбаку надоѣло ждать, то онъ всталъ передъ нимъ въ нѣкоторомъ отдаленіи и сталъ махать ему, говоря:
   -- Отпусти же меня поскорѣе!
   Евнухъ услыхалъ это, но ему было стыдно отвѣтить при визирѣ. Онъ продолжалъ разговаривать съ Джафаромъ.
   -- Да накажетъ Господь, -- сказалъ рыбакъ, -- того, кто не платитъ долговъ своихъ. Прошу тебя, визирь, прими во мнѣ участіе!
   Евнухъ услыхалъ его, но стыдился Джафара, а Джафаръ видѣлъ, что рыбакъ дѣлалъ евнуху знаки и что-то говорилъ, но онъ не слыхалъ, что, и спросилъ у евнуха:
   -- Что спрашиваетъ у тебя этотъ человѣкъ?
   -- А развѣ ты его не знаешь?-- вскричалъ евнухъ.
   -- Нѣтъ, не знаю. Какъ могу я знать человѣка, котораго никогда не видывалъ?
   -- Да вѣдь это и есть тотъ рыбакъ, у котораго мы брали на рѣкѣ рыбу. Для меня недостало рыбы, но я не хотѣлъ вернуться къ калифу съ пустыми руками. Я просилъ его дать мнѣ тѣ рыбы, что онъ держалъ въ рукахъ, и когда хотѣлъ заплатить за нихъ, то ничего въ карманѣ не нашелъ и велѣлъ ему прійти за деньгами во дворецъ. Вотъ онъ и пришелъ сегодня; но въ ту минуту, какъ я опустилъ руку въ карманъ, ты пришелъ, и я о немъ забылъ. Вотъ и все.
   -- Такъ вѣдь это учитель нашего калифа, -- сказалъ визирь.-- Сегодня калифъ всталъ очень не въ духѣ и только этотъ человѣкъ и можетъ развлечь его; поэтому задержи его, а я схожу къ калифу и спрошу, не привести ли къ нему рыбака? Можетъ-быть, онъ немного развлечется и позабудетъ о потерѣ Кутъ-Эль-Кулубъ.
   Визирь пошелъ къ калифу, а евнухъ приказалъ мамелюкамъ не выпускать рыбака.
   -- Однако ты хорошъ, -- сказалъ рыбакъ евнуху, -- я пришелъ за своими деньгами, а ты не только не отдалъ ихъ мнѣ, но еще задержалъ меня.
   Джафаръ же засталъ калифа съ низко опущенной головой и печально декламирующимъ какіе-то унылые стихи. Онъ подошелъ къ нему и, постоявъ немного, сказалъ:
   -- Дозволь, царь правовѣрныхъ, рабу твоему говорить.
   -- Ты -- визирь, -- отвѣчалъ калифъ, -- и говорить всегда можешь.
   -- Когда я вышелъ отъ тебя, -- сказалъ визирь, -- то въ воротахъ встрѣтилъ твоего учителя-рыбака. Онъ былъ тобою очень недоволенъ и говорилъ: "Я выучилъ его ловить рыбу, а онъ отправился за двумя корзинами и не вернулся ко мнѣ, что вовсе не по-товарищески". Поэтому, если хочешь быть его товарищемъ, то будь имъ, а если не хочешь, то скажи ему, и онъ возьметъ себѣ другого.
   Калифъ, выслушавъ его, улыбнулся, и у него стало легче на душѣ.
   -- Такъ это правда, что рыбакъ тутъ?-- сказалъ онъ.
   -- Онъ стоитъ у воротъ, -- отвѣчалъ визирь.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- продолжалъ калифъ, -- я хочу загадать на него: пошлетъ ли ему Господь черезъ меня счастье -- я осчастливлю его, пошлетъ ли несчастье -- онъ будетъ несчастливъ.
   Калифъ взялъ бумажку, разрѣзалъ ее на кусочки и сказалъ:
   -- На этихъ лоскуткахъ, Джафаръ, напиши различныя суммы денегъ, начиная отъ червонца до тысячи червонцевъ и различныя должности, начиная отъ вали, эмира и кончая визиремъ, и двадцать наказаній, начиная отъ удара и кончая казнью.
   -- Слушаю и повинуюсь, царь правовѣрныхъ,-- отвѣчалъ визирь.
   Онъ собственноручно написалъ бумажки, какъ приказалъ калифъ, и послѣ этого калифъ сказалъ ему:
   -- О, Джафаръ, клянусь своими предками, что я прикажу рыбаку вынуть одну изъ этихъ бумажекъ, надпись на которой будетъ извѣстна только намъ съ тобой, и исполню то, что судьба опредѣлитъ ему, хотя бы мнѣ пришлось сдѣлать его визиремъ, или хотя бы мнѣ пришлось повѣсить его, или лишить какого-нибудь члена. Ну, такъ пойди и приведи его:
   Джафаръ, выслушавъ калифа, подумалъ:
   "О, Господи, если этому бѣднягѣ выпадетъ что-нибудь дурное, то вѣдь въ гибели его буду виноватъ я. Но калифъ далъ клятву, и теперь все дѣло въ рукахъ Божіихъ".
   Онъ пошелъ къ рыбаку и, взявъ его, въ сопровожденіи мамелюковъ повелъ къ царю.
   -- Послушай, рыбакъ, -- сказалъ онъ ему, -- теперь ты увидишь царя правовѣрныхъ, защитника нашей вѣры.
   Визирь отдернулъ занавѣсъ, и рыбакъ увидалъ калифа, сидящаго на ложѣ и окруженнаго вельможами и царедворцами. Узнавъ своего ученика, онъ прямо подошелъ къ нему и сказалъ:
   -- Здравствуй, флейтистъ! Хорошо ли съ твоей стороны сдѣлаться рыбакомъ и оставитъ меня сторожить рыбу и уйти, такъ что я не замѣтилъ, какъ набѣжали мамелюки и расхватали мою рыбу. Все это надѣлалъ ты. Если бы ты вернулся съ двумя большими корзинами, мы продали бы рыбы на сто червонцевъ. Теперь же я пришелъ получить свой долгъ, а меня схватили. А кто арестовалъ и тебя?
   Калифъ улыбнулся и, приподнявъ занавѣску, онъ высунулъ голову и сказалъ:
   -- Ну, подойди и возьми одну изъ этихъ бумажекъ.
   -- Ты былъ рыбакомъ, -- замѣтилъ Калифехъ, -- а теперь сдѣлался астрологомъ? Человѣкъ, который за все берется, въ концѣ-концовъ, сдѣлается нищимъ.
   -- Ну, бери скорѣе безъ дальнѣйшихъ разговоровъ бумажку, -- сказалъ ему визирь, -- и исполняй приказаніе царя правовѣрныхъ.
   Рыбакъ подошелъ, вынулъ бумажку и подалъ ее калифу, а калифъ передалъ визирю.
   -- Господи, помилуй!-- проговорилъ Джафаръ, прочитавъ бумажку.-- Рыбакъ долженъ получитъ сто ударовъ палкой.
   Калифъ вслѣдствіе этого приказалъ дать рыбаку сто ударовъ.
   -- Проклятыя шутки, визирь Джафаръ, -- сказалъ рыбакъ, вставая.-- Неужели нельзя шутить безъ побоевъ?
   -- О, царь правовѣрныхъ,-- сказалъ тутъ Джафаръ,-- этотъ бѣднякъ подошелъ къ самому источнику, неужели онъ вернется, не утоливъ жажды? Мы уповаемъ, что ты по своему милосердію дозволишь ему взять еще бумажку, можетъ-быть, другая бумажка принесетъ ему что-нибудь болѣе счастливое.
   -- Смотри, Джафаръ,-- возразилъ калифъ, -- если онъ вынетъ бумажку съ надписью о казни, то вѣдь клянусь Аллахомъ, что я велю убить его, и ты будешь виноватъ въ этомъ.
   -- Ну, что жъ дѣлать; если онъ умретъ, то навѣки успокоится, -- сказалъ Джафаръ.
   -- Да что, визирь!-- вскричалъ рыбакъ.-- Развѣ тебѣ стало тѣсно въ Багдадѣ, что ты хочешь согнать меня со свѣта?
   -- Возьми бумажку, -- сказалъ Джафаръ, -- и проси, чтобы Господь послалъ тебѣ счастья.
   Рыбакъ вынулъ бумажку и подалъ визирю, который, прочитавъ ее, замолчалъ.
   -- Что же ты молчишь?-- сказалъ ему калифъ.
   -- Я молчу, о, царь правовѣрныхъ, потому, что на бумажкѣ написано, чтобы рыбаку не давать ничего.
   -- Видно, ему не суждено получить что-либо отъ насъ,-- замѣтилъ калифъ.
   -- Позволь ему взять третью бумажку!-- попросилъ Джафаръ, и калифъ позволилъ.
   Рыбакъ протянулъ руку, взялъ бумажку и на ней было написано, что рыбаку слѣдуетъ дать одинъ червонецъ.. Рыбакъ разсердился и пошелъ.
   Во дворѣ его увидалъ евнухъ Сандалъ и сталъ звать его къ себѣ, но взбѣшенный рыбакъ бросилъ ему полученный червонецъ и пошелъ далѣе. Евнухъ понялъ, что съ бѣднягой случилась какая-нибудь непріятность, и онъ послалъ вслѣдъ за нимъ мальчиковъ, поручивъ имъ вернуть его. Евнухъ вынулъ изъ кармана красный кошель и высыпалъ изъ него сто червонцевъ.
   -- Вотъ, рыбакъ, это тебѣ за рыбъ, -- сказалъ ему евнухъ,-- и отправляйся съ Богомъ.
   Рыбакъ взялъ сто червонцевъ и червонецъ, данный ему калифомъ, и пошелъ, забывъ побои. Господь, желавшій сотворить волю свою, послалъ его мимо того мѣста, гдѣ продавались рабыни, и онъ увидалъ толпу народа, сквозь которую тотчасъ же протискался, и увидалъ сундукъ, на которомъ сидѣлъ евнухъ и выкрикивалъ такъ:
   -- Господа купцы! Кто рѣшится заплатить не глядя, что въ сундукѣ, принесенномъ изъ дворца царицы Зубейдехи, супруги калифа Гарунъ-Эръ-Рашида?
   Одинъ купецъ далъ двадцать червонцевъ, другой надбавилъ до пятидесяти, третій набавилъ еще, и сумма дошла до ста червонцевъ.
   -- Кто больше?-- кричалъ евнухъ.
   -- Сто одинъ червонецъ!-- крикнулъ Калифехъ-рыбакъ.
   Купцы, услыхавъ такой возгласъ, захохотали, думая, что онъ шутитъ, а евнухъ сказалъ:
   -- Ну, что же, рыбакъ, бери его съ Богомъ и давай деньги.
   Калифехъ отдалъ деньги, и условіе было написано. Евнухъ роздалъ на мѣстѣ же деньги бѣднымъ и, вернувшись во дворецъ, доложилъ царицѣ, что порученіе ея исполнено. А рыбакъ взялъ сундукъ и взвалилъ его къ себѣ на плечи, но нести не могъ, потому что онъ оказался тяжелымъ и онъ еле-еле дотащилъ его. Поставивъ его къ себѣ въ комнатку, онъ сталъ отворять сундукъ, но никакъ не могъ.
   -- Что я за дуракъ, -- говорилъ онъ, -- что купилъ этотъ сундукъ. Завтра разобью замокъ.
   Онъ захотѣлъ спать и, такъ какъ сундукъ занялъ въ его каморкѣ слишкомъ много мѣста, то онъ легъ на него и уснулъ. Вдругъ среди ночи въ сундукѣ что-то зашевелилось. Калифехъ въ испугѣ соскочилъ и совершенно обезумѣлъ. Ему представилось, что въ сундукѣ шайтанъ.
   "Слава Богу, -- подумалъ онъ, -- что мнѣ не удалось его отворить, а то бы онъ выскочилъ и убилъ меня".
   Онъ легъ и опять заснулъ, но въ сундукѣ кто-то повернулся во второй разъ. Калифехъ вскочилъ, и такъ какъ лампы у него не было, то онъ выскочилъ на улицу и сталъ кричать; крикъ его разбудилъ сосѣдей, и они, высунувшись, стали спрашивать, что съ нимъ.
   -- Пойдите ко мнѣ съ лампой, у меня въ сундукѣ сидитъ шайтанъ!-- отвѣтилъ рыбакъ.
   Надъ нимъ засмѣялись, но лампу ему дали; взявъ ее, онъ пошелъ домой, разбилъ камнемъ замокъ и открылъ крышку сундука и вдругъ увидалъ дѣвицу, красивую, какъ гурія. Она выплюнула бенджъ и стала приходить въ себя, открыла глаза, по не понимала еще, что съ нею. Калифехъ помогъ ей встать и спросилъ, кто она такая.
   -- А ты кто такой?-- спросила она въ отвѣтъ.-- II гдѣ это я?
   -- Ты у меня въ комнатѣ, -- отвѣчалъ рыбакъ.
   -- А развѣ я не во дворцѣ калифа?
   -- Зачѣмъ тебѣ быть во дворцѣ? Ты моя рабыня; я купилъ тебя за сто одинъ червонецъ и принесъ домой въ сундукѣ, гдѣ ты спала.
   Красавица спросила рыбака, какъ его зовутъ, и нѣтъ ли у него чего-нибудь поѣсть.
   -- Ни ѣсть ни пить у меня нечего, -- отвѣчалъ Калифехъ.
   -- Я такъ давно ничего не ѣла, -- продолжала красавица, -- и очень голодна. Нѣтъ ли у тебя денегъ?
   -- Все, что было, я потратилъ на покупку тебя, и теперь я совсѣмъ разорился.
   -- Ну, такъ иди и попроси у сосѣдей, -- сказала ему красавица.
   Калифехъ выскочилъ на улицу и сталъ кричать.
   -- Что тебѣ?-- спрашивали проснувшіеся сосѣди.
   -- О, сосѣди!-- отвѣчалъ Калифехъ.-- Я голоденъ, дайте мнѣ что-нибудь поѣсть.
   Одинъ ему принесъ хлѣба, другой -- кусокъ сыру, третій -- огурецъ, и у него набралось ѣды цѣлая охапка, съ которой онъ вернулся и подалъ рабынѣ.
   -- Да я подавлюсь этимъ, -- сказала она, -- чѣмъ же мнѣ запить?
   Калифехъ взялъ горшокъ, и, выйдя на улицу, снова началъ кричать.
   -- Что тебѣ, Калифехъ? Отъ тебя сегодня покоя нѣтъ!-- сказали проснувшіеся сосѣди и, узнавъ, что ему нужна вода, они наполнили ему горшокъ, который онъ и принесъ рабынѣ.
   -- Ну, теперь, у тебя все есть, -- сказалъ онъ ей.
   -- Это правда, -- отвѣчала она.
   -- Теперь разскажи мнѣ свою исторію, -- продолжалъ онъ.
   -- Если ты меня не знаешь, -- сказала она, -- то я тебѣ скажу, что я -- Кутъ-Эль-Кулубъ, рабыня калифа Гарунъ-Эръ-Рашида. Царица Зубейдеха стала ревновать ко мнѣ царя и опоила меня бенджемъ и положила въ сундукъ. Слава Богу, что все еще такъ кончилось. А ты теперь обогатишься, потому что калифъ заплатитъ за меня большія деньги.
   -- Не во дворцѣ ли калифа меня задержали?-- спросилъ рыбакъ.
   -- Да, -- отвѣчала она.
   -- Какой онъ скупой флейтистъ. Вчера онъ закатилъ мнѣ сто ударовъ палкою и далъ мнѣ всего одинъ червонецъ, хотя я выучилъ его ловить рыбу и пригласилъ его къ себѣ въ товарищи. А онъ мнѣ измѣнилъ.
   -- Не говори глупостей,-- сказала она ему,-- и держи ухо востро, когда увидишь его.
   Услыхавъ этотъ совѣтъ, онъ точно очнулся и затѣмъ посовѣтывалъ ей лечь спать. Она легла, и онъ легъ въ уголокъ, и они проспали до утра, когда она просила принести ей чернила и бумаги. Получивъ чернила и бумагу, она написала царскому ювелиру обо всемъ, что съ нею случилось, "что она находится у рыбака, который купилъ ее. Затѣмъ она отдала записку рыбаку и приказала отправиться съ нею въ рынокъ, спросить тамъ лавку ювелира Ибнъ-Эль-Кирнаса и, ни слова не говоря, отдать ему записку.
   Калифехъ все такъ и сдѣлалъ; а ювелиръ, думая, что рыбакъ проситъ на бѣдность, записку не прочелъ, а подалъ ему монету.
   -- Мнѣ милостыни не надо, -- сказалъ ему рыбакъ, -- а ты прочти лучше записку.
   Ювелиръ взялъ записку и, прочитавъ ее, сначала поцѣловалъ, а потомъ приложилъ къ головѣ.
   -- Гдѣ же ты живешь?-- спросилъ у рыбака ювелиръ.
   -- А зачѣмъ тебѣ знать.-- отвѣчалъ рыбакъ, -- ужъ не думаешь ли ты украсть у меня мою рабыню?
   -- Нѣтъ, но я хочу купить ей что-нибудь поѣсть.
   Калифехъ разсказалъ, гдѣ онъ живетъ, а ювелиръ кликнулъ двухъ черныхъ рабовъ и приказалъ имъ пойти съ рыбакомъ къ мѣнялѣ и просить того выдать Калифеху-рыбаку тысячу червонцевъ и поскорѣе вернуться къ нему обратно. Рабы свели Калифеха къ мѣнялѣ, отъ котораго онъ получилъ тысячу червонцевъ и вернулся съ ними въ лавку ювелира, котораго застали верхомъ на мулѣ, окруженнаго мамелюками и пажами. Тутъ же стоялъ другой осѣдланный мулъ.
   -- Ну, садись на мула, -- сказалъ ему ювелиръ.
   -- Нѣтъ, не сяду, потому что я боюсь, чтобы онъ меня не сбросилъ.
   Но ювелиръ уговорилъ его, и Калифехъ сѣлъ, только лицомъ къ хвосту, и мулъ, почувствовавъ такого всадника, тотчасъ же сбросилъ его. Ювелиръ, оставивъ рыбака на рынкѣ, самъ отправился къ царю правовѣрныхъ и привезъ ему извѣстіе о рабынѣ, послѣ чего поѣхалъ и перевезъ ее къ себѣ въ домъ. Калифехъ же пошелъ домой посмотрѣть на свою, рабыню и узналъ отъ сосѣдей, что ее увезли приходившіе за нею мамелюки. Калифехъ тотчасъ же побѣжалъ въ лавку къ ювелиру и сталъ упрекать его въ похищеніи рабыни. Ювелиръ свелъ его въ очень красивый отдѣльный домъ, гдѣ онъ уви: далъ свою рабыню на роскошномъ ложѣ и окруженную нѣсколькими рабынями. Ибнъ-Эль-Кирнасъ поцѣловалъ при входѣ жіъ ней прахъ у ногъ ея, и она спросила, заплачено ли ея новому господину. Ювелиръ отвѣчалъ, что онъ заплатилъ тысячу червонцевъ.
   -- Да я дамъ ему еще тысячу червонцевъ, -- сказала КутъЭль-Кулубъ, -- да калифъ, вѣроятно, дастъ столько, что обогатите его.
   Во время этого разговора изъ царскаго дворца явился евнухъ за Кутъ-Эль-Кулубъ, которую желалъ скорѣе видѣть калифъ. Отправившись къ царю, она взяла съ собою рыбака. Калифъ радостно привѣтствовалъ ее и спросилъ, кто купилъ ее и какъ она себя чувствуетъ?
   -- Меня купилъ Калифехъ-рыбакъ, -- отвѣчала она, -- и вотъ онъ пришелъ со мною и стоитъ у воротъ. Онъ разсказалъ мнѣ свою претензію на калифа, своего товарища по рыбной ловлѣ.
   -- Такъ онъ у воротъ?-- спросилъ калифъ.
   -- Да, -- отвѣчала Кутъ-Эль-Кулубъ.
   Калифъ приказалъ привести рыбака, и его привели, а онъ поцѣловалъ прахъ у ногъ царя и помолился о его долголѣтіи; царь спросилъ, какъ онъ держалъ себя съ Кутъ-Эль-Кулубъ.
   Калифехъ въ подробности разсказалъ ему все, какъ было, и царь много смѣялся надъ нимъ и приказалъ дать ему пятьдесятъ тысячъ червонцевъ, роскошное почетное платье, мула и подарилъ ему черныхъ рабовъ для услугъ. Калифъ былъ очень доволенъ возвращеніемъ своей рабыни и понялъ, что все было сдѣлано царицей Зубейдехой, дочерью его дяди. Онъ страшно гнѣвался на нее и на нѣкоторое время совсѣмъ отрекся отъ нея.
   Это ее и огорчало и бѣсило. Она осунулась и поблѣднѣла, и когда терпѣніе у нея лопнуло, она послала къ сыну своего дяди, къ царю правовѣрныхъ, письмо, въ которомъ объясняла все дѣло и признавалась въ своемъ преступленіи и говорила такъ:
   
   Желаю получить вновь одобренье
   Я прежнее твое, чтобы имѣть
   Возможность погасить огонь въ груди,
   Зажженный огорченьемъ и кручиной.
   О, господинъ мой, пожалѣй избытокъ
   Моей палящей страсти, такъ какъ то,
   Что я изъ-за тебя перестрадала,
   Вполнѣ достаточно, довольно мнѣ!
   Совсѣмъ мое терпѣнье измѣнило
   Со дня мнѣ отчужденья твоего.
   И буду жить я, если ты исполнишь
   Обѣтъ, который былъ мнѣ данъ тобою,
   Но если не даруешь исполненья
   Ты, я умру отъ скорби и тоски.
   То правда, совершила преступленье
   Я; ты прости его, и какъ пріятно
   Возлюбленной, клянусь Аллахомъ я,
   Добиться полнаго прощенья отъ тебя.
   
   Когда письмо царицы Зубейдехи пришло къ калифу, и онъ прочелъ его, онъ увидалъ, что она сознавалась въ преступленіи и просила у него прощенія въ томъ, что сдѣлала.
   "Господь прощаетъ всѣ прегрѣшенія", думалъ онъ въ душѣ и написалъ ей отвѣтъ, въ которомъ говорилъ, что прощаетъ ее. Дарица была этому очень рада.
   Калифъ назначилъ Калифеху ежемѣсячную пенсію въ пятьдесятъ червонцевъ, и рыбакъ пріобрѣлъ большое значеніе при царѣ. Рыбакъ поцѣловалъ прахъ у ногъ царя и пошелъ изъ дворца, въ воротахъ котораго онъ встрѣтилъ евнуха, давшаго ему сто червонцевъ.
   -- Какимъ образомъ, рыбакъ, -- спросилъ у него евнухъ,-- все это съ тобой случилось?
   Калифехъ разсказалъ ему все подробно, и евнухъ былъ очень доволенъ, что благосостояніе выпало на долю рыбака изъ-за него.
   -- А развѣ ты не подаришь мнѣ чего-нибудь, -- сказалъ ему евнухъ, -- изъ доставшихся тебѣ богатствъ?
   Калифехъ тотчасъ же полѣзъ къ себѣ въ карманъ и досталъ кошелекъ съ тысячью червонцами и подалъ его евнуху, но евнухъ сказалъ ему:
   -- Бери деньги свои назадъ. Да благословитъ тебя Господь!
   Калифехъ сѣлъ на своего мула и поѣхалъ, подбоченившись, въ сопровожденіи подаренныхъ ему рабовъ. Онъ направился въ ханъ, и народъ дивился на него и спрашивалъ, что съ нимъ случилось, а онъ разсказывалъ всѣмъ свою исторію. Калифехъ купилъ себѣ хорошенькій домъ и разукрасилъ его, и, поселившись въ новомъ домѣ, женился на дочери одного изъ главныхъ начальниковъ города и наслаждался брачною жизнью. Ему жилось такъ хорошо, что оставалось только благодарить Бога.
   Калифехъ и потомъ часто посѣщалъ Гаруна-Эръ-Рашида, который не забывалъ осыпать его своими милостями. Такимъ образомъ, Калифехъ жилъ, пока его не посѣтила смерть разлучница.
   

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ.
Начинается съ половины девятьсотъ тридцатой ночи и кончается въ половинѣ девятьсотъ сороковой.

Исторія Абу-Сира и Абу-Кира.

   Въ городѣ Александріи жили два человѣка, изъ которыхъ одинъ былъ красильщикомъ, а другой -- цырюльникомъ; красильщика звали Абу-Киромъ, а цырюльника -- Абу-Сиромъ. Они были сосѣдями, и лавки ихъ на рынкѣ были рядомъ. Красильщикъ былъ мотъ, лгунъ и дурной человѣкъ. Онъ имѣлъ обыкновеніе, принимая матерію въ окраску, просить плату впередъ, говоря, что ему не на что купить краски. Заказчикъ давалъ деньги, и красильщикъ проѣдалъ ихъ и пропивалъ, а полученную матерію продавалъ и деньги истрачивалъ. Онъ ѣлъ только самыя вкусныя вещи и пилъ только хорошее вино. Когда же заказчикъ приходилъ за матеріей, то онъ говорилъ: "Приходи завтра до заката солнца, когда матерія будетъ готова". Заказчикъ приходилъ на другой день въ назначенный срокъ, а красильщикъ говорилъ ему:
   -- Приходи завтра, вчера мнѣ было некогда: у меня были гости, и мнѣ пришлось занимать ихъ; пока они не ушли. Приходи завтра до солнца и получишь свою матерію выкрашенной.
   Заказчикъ приходилъ и на третій день, а красильщикъ говорилъ ему:
   -- Меня можно извинить, -- вчера жена моя родила, приходи завтра.
   Заказчикъ приходилъ и въ третій разъ и выслушивалъ различныя отговорки и, наконецъ, начиналъ требовать свою матерію неокрашенной. Красильщикъ же говорилъ ему:
   -- Клянусь Аллахомъ, братъ мой, мнѣ очень совѣстно, но я сказку тебѣ всю правду!
   -- Ну, такъ говори, въ чемъ дѣло?
   -- Я выкрасилъ твою матерію превосходно и растянулъ ее для просушки на веревку, но у меня ее украли, а кто укралъ -- я не знаю.
   Если заказчикъ попадался добродушный, то онъ говорилъ ему: "Ну, Господь съ тобой!" а если сердитый, то ругался и даже дрался; но получить отъ него матерію никому не удавалось, даже черезъ судей.
   Онъ поступалъ такъ, пока всѣ не узнали, что онъ за человѣкъ, и не предупредили другъ друга и пока онъ не вошелъ въ пословицу. Заказывать ему никто ничего не сталъ, и въ ловушку къ нему попадался развѣ какой-нибудь новичокъ, но, несмотря на это, брань и побои сыпались на него каждый Божій день. Дѣло его совсѣмъ остановилось, и онъ сталъ ходить въ лавку своего сосѣда цырюльника и сидѣть тамъ и смотрѣть на двери своей лавки. Если онъ видѣлъ кого-нибудь подходившаго къ его лавкѣ съ узелкомъ, отъ тотчасъ же выходилъ отъ цырюльника и спрашивалъ:
   -- Что тебѣ угодно?
   -- Возьми эту матерію и выкраси, -- говорилъ ему незнакомецъ.
   -- Въ какой цвѣтъ прикажешь? Я могу выкрасить въ какой угодно цвѣтъ.
   И, дѣйствительно, несмотря на всѣ свои недостатки, онъ умѣлъ красить очень хорошо, но только постоянно всѣхъ обманывалъ и потому впалъ въ большую бѣдность. Онъ бралъ заказъ и деньги просилъ впередъ. Получивъ деньги, онъ покупалъ табаку, плодовъ и все, что ему надо. И такъ онъ проживалъ много лѣтъ. Но однажды къ нему пришелъ съ заказомъ человѣкъ суровый и оставилъ ему матерію, которую онъ также продалъ; въ назначенный день заказчикъ пришелъ за матеріей и не нашелъ красильщика. Онъ отправился къ кадію и, взявъ съ собой полицейскихъ служителей, въ присутствіи свидѣтелей-мусульманъ, отворилъ лавку и, не найдя тамъ ничего, кромѣ глиняныхъ горшковъ, заколотилъ дверь и запечаталъ ее. Полицейскіе служители взяли ключи и сказали сосѣдямъ:
   -- Скажите ему, чтобы онъ принесъ матерію этому человѣку и тогда получитъ ключи.
   -- Что это за несчастіе, -- сказалъ Абу-Сиръ Абу-Киру,-- кто бы что ни принесъ тебѣ въ окраску, ты всегда умудряешься потерять чужое добро! Куда ты дѣлъ матерію этого человѣка?
   -- Ахъ, сосѣдъ, -- отвѣчалъ Абу-Киръ, -- у меня кто-то укралъ ее.
   -- Это удивительно, что у тебя постоянно воруютъ. Неужели ты въ такой враждѣ съ ворами? Но только я думаю, что ты врешь. Говори лучше правду.
   -- Ахъ, сосѣдъ, никто ничего не воровалъ у меня.
   -- Куда же ты дѣваешь чужія вещи?
   -- Я продаю ихъ и деньги проживаю.
   -- Да развѣ это честно?
   -- Вѣдь я дѣлаю это по крайней нуждѣ. Занятіе мое невыгодное, а я человѣкъ бѣдный, у меня нѣтъ ничего.
   Красильщикъ продолжалъ говорить цырюльнику, какъ невыгодно его ремесло, и цырюльникъ, съ своей стороны, жаловался на плохой заработокъ.
   -- Я -- превосходный цырюльникъ, какого нѣтъ въ цѣломъ; городѣ, а у меня никто не бреется, потому что я бѣденъ, и теперь я, братецъ, просто возненавидѣлъ свое ремесло.
   -- Я тоже ненавижу свое ремесло, -- сказалъ Абу-Киръ красильщикъ, -- за то, что оно невыгодно. Да стоитъ ли жить здѣсь въ городѣ? Уѣдемъ куда-нибудь. Ремесла наши останутся при насъ, въ какую бы страну мы ни пошли. А въ незнакомомъ мѣстѣ намъ жить будетъ беззаботно.
   Абу-Киръ такъ много говорилъ цырюльнику о путешествіи, что и тому захотѣлось поѣхать куда-нибудь. Такимъ образомъ, они оба порѣшили ѣхать, и красильщикъ выразился такъ:
   
   Ты уѣзжай изъ родины своей
   На поиски за возвышеньемъ тамъ
   И путешествуй, такъ какъ пять есть выгодъ
   При путешествіяхъ: заботъ утрата,
   Пріобрѣтенье средствъ существованья
   И знаній и держать себя умѣнье
   И нахожденье въ обществѣ лицъ знатныхъ.
   Но если говорится, что полны
   Всѣ путешествія лишь огорченья,
   Тоски, разъединенія съ друзьями
   И испытанье трудностей различныхъ, --
   Для человѣка лучше смерть, чѣмъ жизнь
   Въ обители презрѣнія между
   Завистникомъ и злымъ клеветникомъ.
   
   Когда же вопросъ о путешествіи былъ рѣшенъ; Абу-Киръ сказалъ Абу-Сиру:
   -- Слушай, сосѣдъ, теперь мы сдѣлались братьями, и между нами не стало никакой разницы: поэтому намъ надо дать другъ другу обязательство, что тотъ изъ насъ, у котораго будетъ работа, долженъ кормитъ и содержать того, у котораго работы не будетъ, а сбереженія мы должны откладывать и, вернувшись въ Александрію, поровну раздѣлить.
   Абу-Сиръ согласился, и они дали другъ другу торжественное обязательство.
   Абу-Сиръ заперъ свою лавку и отдалъ ключи хозяину, а Абу-Киръ оставилъ ключи у полицейскаго служителя и оставилъ лавку заколоченной и запечатанной. Они взяли свои вещи и утромъ сѣли на судно, выходившее въ море. Счастье имъ благопріятствовало; случилось такъ, что на кораблѣ не оказалось цырюльника, а ѣхало на немъ сто двадцать человѣкъ, кромѣ капитана и матросовъ. Когда паруса были подняты, цырюльникъ сказалъ красильщику:
   -- О, братъ мой, мы вышли въ море; намъ надо что-нибудь ѣсть и пить, а вѣдь съ собой у насъ нѣтъ ничего, по можетъ-быть, кто-нибудь захочетъ у меня побриться, и я побрею его за краюху хлѣба, или за кружку воды.
   -- Конечно,-- отвѣчалъ красильщикъ,-- это будетъ хорошо. Онъ склонилъ голову и заснулъ, а цырюльникъ взялъ все, что ему нужно для бритья, и, положивъ вмѣсто полотенца на плечо тряпку, такъ какъ онъ былъ человѣкъ бѣдный, онъ пошелъ между пассажирами.
   -- Иди-ка сюда, -- сказалъ ему одинъ изъ нихъ, -- выбрей меня.
   Онъ выбрилъ его и получилъ за это хлѣба, кусокъ сыру и кружку свѣжей воды. Онъ взялъ все это и пошелъ къ Абу-Киру.
   -- Вотъ тебѣ хлѣбъ, поѣшь его съ сыромъ и запей водой.
   Абу-Киръ поѣлъ и попилъ, а Абу-Сиръ взялъ принадлежности для бритья, положилъ тряпку на плечо и пошелъ по палубѣ и сталъ брить кого за хлѣбъ, а кого за сыръ. Услуги его принимались охотно, и къ вечеру онъ набралъ тридцать хлѣбцовъ, сыру, оливъ и соленой рыбы. Ему давали то, что онъ просилъ, такъ что скоро у него всего стало въ изобиліи. Онъ выбрилъ и капитана и жаловался ему, что у него нѣтъ запасовъ.
   -- Ну, что за важность, -- сказалъ ему капитанъ, -- приводи твоего товарища ко мнѣ каждый вечеръ и ужинайте у меня. Такъ что во время плаванія нуждаться вы не будете.
   Вернувшись къ красильщику, онъ увидалъ, что тотъ все еще спалъ, и онъ разбудилъ его. Проснувшись, Абу-Киръ увидалъ около себя цѣлый ворохъ хлѣба, сыра, оливъ и рыбъ.
   -- Откуда ты это взялъ?-- спросилъ онъ у Абу-Сира,
   -- Мнѣ послалъ это Господь!
   Абу-Киръ хотѣлъ приняться за ѣду, но Абу-Сиръ сказалъ:
   -- Не ѣшь, братъ, оставь до другого раза. Знаешь, я брилъ капитана и пожаловался ему, что у насъ нѣтъ запасовъ, а одъ велѣлъ мнѣ приходить съ тобой каждый вечеръ ужинать. Ц начать ужинать мы можемъ съ сегодняшняго вечера.
   -- У меня морская болѣзнь, -- отвѣчалъ Абу-Киръ, -- и я не могу подняться съ мѣста; поэтому я поѣмъ того, что тутъ есть, а ты или одинъ.
   -- Ну, что дѣлать, -- отвѣчалъ Абу-Сиръ и сталъ смотрѣть, какъ ѣстъ его товарищъ, и рѣзать ему кусочки, которые тотъ глоталъ съ такою жадностью, точно не ѣлъ цѣлый день. Въ это время къ нимъ подошелъ матросъ.
   -- Послушай, цырюльникъ, -- сказалъ онъ, -- капитанъ велѣлъ тебѣ сказать, чтобы ты шелъ съ своимъ товарищемъ къ цему ужинать.
   -- Хочешь пойти со мной?-- спросилъ Абу-Сиръ Абу-Кира.
   -- Не могу на ногахъ держаться,-- отвѣчалъ красильщикъ. Цырюльникъ пошелъ одинъ и увидалъ, что передъ капитаномъ поставленъ столъ съ двадцатью различными кушаньями. Какъ капитанъ, такъ и всѣ присутствующіе только ждали цырюльника и его товарища.
   -- А гдѣ же твой товарищъ?-- спросилъ капитанъ у Абу-Сира.
   -- У него морская болѣзнь, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Ну, что же дѣлать. Эта болѣзнь скоро проходитъ. Садись, мы ждали тебя.
   Капитанъ взялъ чашку и наложилъ въ нее всего, такъ что десять человѣкъ могли бы насытиться. Когда цырюльникъ поѣлъ, то капитанъ сказалъ ему:
   -- Возьми эту чашку съ собой для твоего. товарища.
   Абу-Сиръ пошелъ съ чашкой къ товарищу, который, какъ голодный верблюдъ, глоталъ кусокъ за кускомъ.
   -- Не говорилъ ли я тебѣ, чтобы ты не ѣлъ, -- сказалъ онъ.-- Смотри, какія вкусныя вещи подавались у капитана. Вотъ видишь, что онъ прислалъ тебѣ, когда я сказалъ, что ты боленъ.
   -- Ну, давай сюда, -- сказалъ Абу-Киръ и, взявъ-отъ цырюльника чашку, онъ, какъ голодный песъ, сталъ ѣсть все, что въ ней было.
   Абу-Киръ вернулся къ капитану и сѣлъ съ нимъ пить кофе, послѣ чего онъ вернулся къ Абу-Киру и увидалъ, что тотъ съѣлъ все, что было въ чашкѣ и пустую отодвинулъ ее отъ себя. Онъ взялъ чашку, передалъ ее одному изъ слугъ капитана и, вернувшись къ товарищу, заснулъ до утра. На слѣдующій день Абу-Сиръ снова началъ брить; и все, что получалъ, онъ дѣлилъ съ Абу-Киромъ, который ѣлъ, пилъ и не трогался съ мѣста. А Абу-Сиръ каждый вечеръ приносилъ ему цѣлое блюдо кушаній отъ капитана.
   Они прожили такъ двадцать дней, пока галліотъ не вошелъ въ гавань какого-то города, гдѣ товарищи вышли на берегъ и заняли комнатку въ ханѣ. Абу-Сиръ купилъ и принесъ обстановку и все, что надо, и сварилъ кушанья; а Абу-Киръ спалъ все время съ тѣхъ поръ, какъ вошелъ въ комнатку. Онъ проснулся только тогда, когда Абу-Сиръ разбудилъ его.
   Абу-Киръ сказалъ товарищу:
   -- Не сердись на меня, потому что я усталъ.
   Сказавъ это, онъ опять уснулъ. Такъ они прожили сорокъ дней. Каждый день цырюльникъ бралъ все, что нужно для бритья, и ходилъ по городу и работалъ, а возвращаясь, находилъ Абу-Кира спящимъ. Онъ будилъ его; Абу-Киръ, проснувшись, съ жадностью хватался за ѣду, какъ человѣкъ давно не ѣвшій, послѣ чего снова засыпалъ. Такъ прожили они еще сорокъ дней, и Абу-Сиръ говорилъ красильщику:
   -- Посиди, отдохни и выйди пройтись по городу: это чудный городъ, другого такого и на свѣтѣ нѣтъ.
   -- Не брани меня, я утомленъ, -- отвѣчалъ Абу-Киръ.
   Абу-Сиръ не хотѣлъ огорчать своего товарища, и боялся сказать ему что-нибудь обидное. Но на сорокъ первый день цырюльникъ захворалъ и не могъ выйти, такъ что просилъ купилъ все, что ему было нужно для краски, и послѣ этого царь прислалъ ему пятьсотъ кусковъ матеріи, которую онъ выкрасилъ въ разные цвѣта и развѣсилъ на веревкахъ передъ дверьми лавки. Народъ, проходя мимо лавки, видѣлъ совершенно необыкновенное зрѣлище, никогда имъ еще не виданное; у дверей красильни стали собираться цѣлыя толпы зрителей.
   -- Какъ называется этотъ цвѣтъ?-- спрашивали они у Абу-Кира.


   Абу-Киръ отвѣчалъ: красный, желтый, зеленый, смотря по тому, о какомъ цвѣтѣ его спрашивали; къ нему стали носить куски матеріи и просили окрасить ее въ ту или другую краску и платили за это столько, сколько онъ просилъ. Окончивъ окраску матеріи для царя, онъ взялъ ихъ и понесъ ко двору; царь, увидавъ окраску, былъ въ восторгѣ и щедро наградилъ его. Всѣ военные люди тоже принесли къ нему матеріи и просили его выкрасить; онъ выкрасилъ ихъ, какъ они желали, и получилъ за это много золота и серебра. Слава его широко распространилась, и лавка его была названа красильной лавкой султана. Счастье такъ и повалило къ нему, а всѣ другіе красильщики не смѣли говорить съ нимъ, не поцѣловавъ ему руки и не извинившись въ своемъ прежнемъ невѣжествѣ. Теперь они просили, чтобы онъ взялъ ихъ къ себѣ въ работники, но онъ не бралъ ихъ. У него были черные рабы и рабыни; онъ составилъ себѣ состояніе.
   Что же касается до Абу-Сира, то онъ, покинутый, ограбленный и замкнутый Абу-Киромъ, пролежалъ въ полномъ безпамятствѣ три дня. Привратникъ хана замѣтилъ запертую дверь и, не видя никого изъ жильцовъ, подумалъ: не уѣхали ли они или не случилось ли чего-нибудь съ ними. Онъ подошелъ къ двери и услышалъ тамъ стоны, а потому тотчасъ же открылъ дверь и, войдя, увидалъ цырюльника.
   -- А гдѣ же твой сожитель?-- спросилъ привратникъ.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчалъ больной, -- я только что сегодня пришелъ въ себя; звалъ его, но онъ мнѣ не отвѣтилъ. Прошу тебя, братъ мой, посмотри у меня подъ подушкой, тутъ ли мой кошелекъ; возьми изъ него денегъ и купи мнѣ чего-нибудь поѣсть, такъ какъ я очень голоденъ.
   Привратникъ протянулъ руку и, взявъ, кошелекъ, увидалъ, что онъ пустъ.
   -- Кошелекъ у тебя пустъ, -- сказалъ онъ больному, -- въ немъ нѣтъ рѣшительно ничего.
   Абу-Сиръ понялъ, что красильщикъ взялъ у него деньги и скрылся, и потому онъ спросилъ у привратника:
   -- Не видалъ ли ты моего товарища?
   -- Дня три ужъ я не видалъ его и подумалъ, что вы оба уѣхали съ нимъ куда-нибудь.
   -- Нѣтъ, не уѣхали, -- отвѣчалъ цырюльникъ, -- по онъ укралъ мои деньги и бѣжалъ, пока я былъ боленъ.
   Онъ горько заплакалъ. Но привратникъ сказалъ ему:
   -- Ничего, онъ будетъ наказанъ за это Богомъ.
   Привратникъ изготовилъ и принесъ ему поѣсть. Онъ ходилъ за нимъ цѣлыхъ два мѣсяца и содержалъ его на свой счетъ, цока Господь не послалъ ему выздоровленія. Когда онъ могъ встать, то сказалъ привратнику:
   -- Если Господь поможетъ мнѣ, то я вознагражу тебя за то, что ты для меня сдѣлалъ.
   -- Слава Богу, что ты поправился, -- сказалъ ему привратникъ.-- Я ходилъ за тобою ради Господа.
   Цырюльникъ, выйдя изъ дому, пошелъ по рынкамъ; судьба занесла его какъ разъ на тотъ рынокъ, гдѣ была красильня Абу-Кира. Тутъ онъ увидалъ матеріи, выкрашенныя въ различныя краски и развѣшанныя у дверей, и онъ спросилъ какого-то прохожаго, что это за лавка, и почему народъ толпится около нея.
   -- А это красильня султана, -- отвѣчалъ ему прохожій, -- принадлежитъ она иноземцу, по имени Абу-Киръ; всякій разъ, какъ онъ окрашиваетъ какую-нибудь матерію, мы собираемся полюбоваться да цвѣтъ, такъ какъ наши красильщики красить такъ не умѣютъ. Вотъ что случилось съ нимъ и съ нашими красильщиками.
   Онъ разсказалъ, какъ Абу-Киръ ходилъ по красильщикамъ и какъ пожаловался потомъ султану, который и помогъ ему устроить красильню.
   "Слава Богу, -- подумалъ Абу-Сиръ, -- что ему удалось такъ устроиться. Вѣроятно, вслѣдствіе занятій онъ и забылъ меня и теперь будетъ очень радъ меня видѣть".
   Онъ подошелъ къ дверямъ красильни и какъ разъ увидалъ Абу-Кира, который сидѣлъ на толстомъ матрацѣ, одѣтый съ царской роскошью и окруженный черными рабами и мамелюками, работавшими по его указанію. Абу-Сиръ остановился передъ нимъ въ полной увѣренности, что тотъ, увидавъ его, очень обрадуется. Но Абу-Киръ, взглянувъ на него, закричалъ:
   -- Ахъ, ты, негодяй! Сколько разъ говорилъ я, чтобы ты не стоялъ въ дверяхъ лавки! Берите этого вора!-- прибавилъ онъ, обращаясь къ рабамъ.
   Рабы бросились да цырюльника и схватили его, а Абу-Киръ всталъ и, взявъ палку, сказалъ, чтобы его положили. Онъ далъ ему сто ударовъ, приговаривая:
   -- Ахъ, ты, негодяй! Ахъ, ты, обманщикъ! Если я еще когда-нибудь увижу тебя, то пошлю немедленно къ царю, а онъ передастъ тебя вали и тотъ отрубитъ тебѣ голову. Убирайся отсюда!
   Абу-Сиръ пошелъ, удрученный побоями и неблагодарностью товарища, а присутствующіе спрашивали Абу-Кира, что сдѣлалъ этотъ человѣкъ.
   -- Это воръ, -- отвѣчалъ онъ,-- онъ часто воровалъ у меня матерію, но я прощалъ его, думая, что нужда заставляетъ его воровать; по теперь, если онъ вернется сюда еще разъ, то я отправлю его къ царю, чтобы тотъ смертью наказалъ его...
   Абу-Сиръ вернулся въ ханъ и все раздумывалъ о томъ, какъ ужасно поступилъ съ нимъ Абу-Киръ; затѣмъ онъ снова вышелъ для того, чтобы пойти въ баню.
   -- Какъ мнѣ пройти въ баню?-- спросилъ онъ у перваго встрѣчнаго.
   -- Что это за вещь баня?-- въ свою очередь, спросилъ у него встрѣчный.
   -- Такое мѣсто, гдѣ люди моются,-- отвѣчалъ Абу-Сиръ.
   -- Пойди въ такомъ случаѣ на море, потому что никакихъ бань мы не знаемъ, и всѣ мы моемся въ морѣ, даже царь моется въ морѣ.


   Когда Абу-Сиръ узналъ, что въ городѣ не было бани и что жители даже не знаютъ, что такое баня, онъ отправился, въ царскій совѣтъ и, поцѣловавъ прахъ у ногъ царя и помолившись о немъ, сказалъ:
   -- Я -- человѣкъ изъ чужой страны и былъ содержателемъ бань. Войдя къ тебѣ въ городъ, я прежде всего хотѣлъ отправиться въ баню, но ни единой бани не нашелъ. Какъ это можетъ существовать такой удивительный городъ безъ бани, безъ этого величайшаго наслажденія въ жизни?
   -- Что это такое баня?-- спросилъ царь.
   Абу-Сиръ началъ описывать ему бани и прибавилъ:
   -- Городъ не можетъ быть вполнѣ хорошимъ городомъ, если въ немъ нѣтъ бани.
   Царь пожаловалъ ему почетную одежду, подарилъ ему лошадь, двухъ черныхъ рабовъ, четырехъ рабынь и двухъ мамелюковъ. Онъ велѣлъ приготовить ему домъ и обошелся въ баню зашелъ и царскій капитанъ, при видѣ котораго Абу-Сиръ тотчасъ же снялъ платье и вошелъ съ нимъ въ баню; самъ его вымылъ, растеръ и приготовилъ ему шербета и кофе; а когда капитанъ хотѣлъ заплатитъ ему, то онъ поклялся, что ничего не возьметъ, такъ что капитанъ очень удивился и раздумывалъ, чѣмъ бы ему отблагодарить за такую любезность.
   Абу-Киръ между тѣмъ постоянно слышалъ разговоры о банѣ и восторженные о ней отзывы, вслѣдствіе этого ему самому захотѣлось пойти посмотрѣть, что это такое. Онъ надѣлъ свое самое лучшее платье, сѣлъ на мула и, взявъ съ собою четырехъ черныхъ рабовъ и четырехъ мамелюковъ, явился въ баню, гдѣ увидалъ массу народа и услыхалъ пріятный запахъ дерева алоэ. Встрѣтившись съ Абу-Сиромъ, выразившимъ радость при встрѣчѣ съ нимъ, онъ сказалъ:
   -- Развѣ такъ пріятели поступаютъ? Я открылъ красильню, познакомился съ султаномъ и повелъ отлично дѣла, а ты не пришелъ даже провѣдать меня! А я никакъ не могъ найти тебя.
   -- Да развѣ я не былъ у тебя, -- отвѣчалъ Абу-Сиръ,-- и развѣ ты не назвалъ меня воромъ и не избилъ меня при народѣ?
   -- Да что ты говоришь?-- возразилъ красильщикъ.-- Развѣ это я тебя билъ?
   -- Ну, конечно, меня!
   Абу-Киръ сталъ страшно божиться, что онъ не узналъ его.
   -- Какой-то человѣкъ, -- сказалъ онъ, -- приходилъ ко мнѣ и воровалъ у меня матеріи, и, повидимому, когда ты пришелъ, то я, не узнавъ, подумалъ, что это онъ. Что же ты не сказалъ, что это Ты? Самъ виноватъ, что получилъ побои.
   -- Ну, Богъ проститъ тебя, -- отвѣчалъ Абу Сиръ.-- Входи, раздѣвайся и вымойся.
   -- Аллахомъ прошу тебя, братецъ, простить меня!-- продолжалъ просить Абу-Киръ.-- А я попрошу царя обратить на тебя свое благосклонное вниманіе.
   -- Не проси, потому что я самъ знакомъ съ царемъ и со всѣмъ его дворомъ и пользуюсь его милостивымъ расположеніемъ.
   И онъ разсказалъ ему обо всемъ, что сдѣлалъ для него царь; затѣмъ онъ вЫмылъ товарища и угостилъ его обѣдомъ и шербетомъ. Когда же Абу-Киръ хотѣлъ заплатить ему, то тотъ сказалъ, что ни за что не возьметъ съ него.
   -- Баня твоя, -- сказалъ красильщикъ, -- превосходна, но въ ней есть одинъ большой недостатокъ.
   -- Какой недостатокъ?-- спросилъ Абу-Сиръ.
   -- У тебя не употребляютъ извѣстнаго средства съ примѣсью мышьяка, для выпаденія волосъ, -- отвѣчалъ Абу-Киръ.-- Когда царь придетъ къ тебѣ, непремѣнно укажи ему на средство избавляться отъ ненужныхъ волосъ. Онъ за это полюбитъ тебя еще болѣе.
   -- Ты правъ. Я непремѣнно приготовлю это средство.
   Выйдя изъ бани, Абу-Киръ сѣлъ на мула и прямо про ѣхалъ къ царю.
   -- Я пришелъ къ тебѣ,-- сказалъ онъ ему,-- чтобы предупредить тебя. Я только что узналъ о томъ, что ты выстроилъ бани.
   -- Да, я выстроилъ баню точно такъ же иностранцу, какъ устроилъ тебѣ красильню, -- отвѣчалъ царь, и началъ разсказывать, какъ удобны и хороши бани.
   -- А ты, царь, ужъ былъ въ нихъ?
   -- Былъ.
   -- Ну, благодари Бога, что онъ спасъ тебя отъ этого негодяя, врага нашей вѣры. Знай, царь что ты погибнешь, если еще разъ пойдешь въ бани.
   -- Это почему?-- спросилъ царь.
   -- А потому, что этотъ банщикъ,-- отвѣчалъ Абу-Киръ,-- врагъ тебѣ и врагъ нашей вѣры. Онъ и бани то завелъ только для того, чтобы отравить тебя. Когда ты придешь къ нему въ баню, онъ предложитъ тебѣ мазь, уничтожающую ненужные волосы. Но это не цѣлебная мазь, а страшный ядъ. Христіанскій царь обѣщалъ этому негодяю освободить его жену и дѣтей, если онъ убьетъ тебя. А жена и дѣти находятся въ плѣну у христіанъ. Я былъ въ плѣну вмѣстѣ съ нимъ, но открылъ тамъ красильню и такъ хорошо красилъ матеріи, что царя упросили отпустить меня. И вотъ, пріѣхавъ сюда, въ городъ, я встрѣтилъ этого человѣка въ банѣ и спросилъ, какимъ образомъ вырвался онъ изъ плѣна; онъ отвѣчалъ мнѣ, что христіанскій царь обѣщалъ исполнить всякое желаніе того, кто убьетъ тебя; онъ вызвался исполнить это порученіе и былъ посаженъ на галіотъ, который и привезъ его сюда. Я, конечно, спросилъ его, какимъ способомъ думаетъ онъ исполнить это порученіе, и онъ отвѣчалъ мнѣ: "Я предложу ему мазь для выпаденія волосъ, чтобы не надо было ему бриться, а мазь эта ядовитая, я самъ дѣлалъ ее. Царь возьметъ мазь, будетъ мазаться и умретъ, потому что она проникнетъ ему въ сердце". Услыхавъ это, я испугался и пришелъ предупредить тебя.
   Царь, услыхавъ такое извѣщеніе, страшно разгнѣвался, но сказалъ красильщику:
   -- Сохрани эту тайну.
   Ему захотѣлось поскорѣе пойти въ баню, чтобы удостовѣриться въ справедливости обвиненійи онъ отправился мыться. Ничего не подозрѣвавшій Абу-Сиръ встрѣтилъ его, какъ всегда, и самъ принялся тереть его мочалкой, такъ что тѣло его заскрипѣло. Когда царь былъ вымыть, Абу-Сиръ сказалъ ему:
   -- О, царь, не хочешь ли взять у меня мазь, которую я приготовилъ для уничтоженія волосъ.
   Онъ принесъ мазь царю, и тотъ, понюхавъ ее, нашелъ, что она отвратительно пахнетъ, и увѣрился, что мазь должна быть ядовитой. Царь страшно разсердился и приказалъ схватить банщика; а самъ, одѣвшись, проѣхалъ въ залъ совѣта, куда велѣлъ привести и Абу-Сира съ завязанными назадъ руками и послалъ за капитаномъ. Лишь только капитанъ явился, царь сказалъ ему:
   -- Возьми этого негодяя, положи его въ мѣшокъ съ тяжестью изъ негашеной извести и, завязавъ мѣшокъ, привези его на лодкѣ къ окнамъ моего дворца. Когда я прикажу тебѣ бросить его въ воду, ты бросишь его для того, чтобы онъ потонулъ и сгорѣлъ.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣтилъ капитанъ и, взявъ Абу-Сира, спросилъ у него, что за причина гнѣва царя.
   -- Клянусь -тебѣ Аллахомъ, -- отвѣчалъ Абу-Сиръ, -- я совсѣмъ не знаю, за что такой гнѣвъ.
   -- Вѣрно, кто-нибудь позавидовалъ тебѣ и насказалъ царю, и царь разсердился, -- сказалъ капитанъ.-- Но ты не бойся, я непремѣнно освобожу тебя, но въ такомъ случаѣ тебѣ надо будетъ остаться у меня на островѣ, пока я не отправлю тебя съ галіотомъ.
   Капитанъ принесъ извести, которую положилъ въ мѣшокъ и туда же положилъ большой камень. Абу-Сиру же онъ далъ сѣть и сказалъ ему:
   -- Закинь эту сѣть; можетъ-быть, ты выудишь рыбы. Отъ меня каждый день требуютъ рыбы къ столу царя. А я отправлюсь подъ окна царя.
   Капитанъ положилъ мѣшокъ въ лодку, въ которой пріѣхалъ съ Абу-Сиромъ на островъ, и отправился ко дворцу. Въ окно онъ увидалъ царя и спросилъ у него: "Прикажетъ ли онъ бросить мѣшокъ въ воду?"
   -- Брось!-- крикнулъ царь, махнувъ рукой.
   Вдругъ что-то блеснуло и упало въ воду. Это былъ заколдованный перстень. Если царь гнѣвался, на кого-нибудь, ему стоило только махнуть рукой съ этимъ перстнемъ, и головы стоявшихъ передъ нимъ людей слетали прочь. Войска повиновались ему только потому, что боялись этого перстня. Султанъ, уронивъ его въ море, прежде всего пожелалъ скрыть, это отъ всѣхъ.
   Абу-Сиръ, послѣ отъѣзда капитана, забросилъ сѣть и выловилъ много рыбы; онъ забросилъ во второй разъ и въ третій, и рыбы поймалъ столько, что навалилъ цѣлую груду.
   -- Давно я не ѣдалъ рыбы, -- размышлялъ банщикъ и, выбравъ хорошую и жирную рыбу, онъ, взявъ ножъ, сталъ ее потрошить и нашелъ царскій перстень. Рыба проглотила перстень, а судьба послала эту рыбу Абу-Сиру. Взявъ перстень, онъ надѣлъ его себѣ на мизинецъ, не подозрѣвая его свойства. Въ это время на островъ вышли два повара и спросили, куда уѣхалъ капитанъ.
   -- Не знаю, -- отвѣчалъ Абу-Сиръ, махнувъ рукой, и вдругъ, къ немалому своему ужасу, онъ увидалъ, что головы обоихъ поваровъ слетѣли.
   -- Кто же могъ убить ихъ?-- шепталъ онъ, и какъ разъ въ эту минуту подъѣхалъ капитанъ и увидалъ цѣлую груду рыбы, обезглавленныхъ поваровъ и перстень на рукѣ Абу-Сира,
   -- Не шевели рукой съ этимъ перстнемъ, -- крикнулъ онъ ему, -- такъ какъ ты можешь убить меня имъ!
   Подойдя къ банщику, капитанъ разсказалъ ему о волшебномъ свойствѣ перстня и объяснилъ ему, что движеніемъ своимъ онъ убилъ поваровъ. Абу-Сиръ объяснилъ ему, что нашелъ этотъ перстень въ рыбѣ.
   -- А я замѣтилъ, какъ царь обронилъ его въ море, -- сказалъ капитанъ.-- Вѣрно, рыба проглотила его, и сама судьба послала ее къ тебѣ.
   -- Теперь, -- продолжалъ Абу-Сиръ, -- свези меня обратно въ городъ.
   -- Я не боюсь везти тебя, -- отвѣчалъ капитанъ, -- потому что въ одинъ мигъ ты можешь убить не только царя, но и всѣ войска его.
   Онъ посадилъ его въ лодку и высадился съ нимъ въ городѣ. Абу-Сиръ отправился во дворецъ, гдѣ въ залѣ совѣта увидалъ сидѣвшаго передъ своими войсками царя, крайне огорченнаго потерею своего перстня.
   -- Развѣ тебя не бросили въ море?-- крикнулъ царь, увидавъ Абу-Сира.
   -- О, царь,-- отвѣчалъ банщикъ.-- Капитанъ прежде всего привезъ меня на островъ и спросилъ, за что ты разгнѣвался на меня. Я поклялся ему, что не знаю. Онъ пожалѣлъ меня и положилъ въ мѣшокъ камень вмѣсто меня. Когда же ты приказалъ бросить мѣшокъ въ море, то обронилъ заколдованное кольцо, и я нашелъ его въ рыбѣ. Увидавъ кольцо, я надѣлъ его себѣ на палецъ и, когда пріѣхали твои повара, привратника прислужить имъ. Привратникъ сдѣлалъ имъ все, что нужно, и прислуживалъ въ продолженіе четырехъ дней; но за это время болѣзнь Абу-Сира такъ усилилась, что онъ впалъ въ безпамятство.
   Абу-Кира же мучилъ голодъ. Онъ всталъ и, обшаривъ карманы цырюльника, нашелъ у него деньги. Онъ взялъ ихъ и, заперевъ дверь, ушелъ, не сказавъ никому ни слова; привратникъ же былъ на рынкѣ и потому не видалъ, какъ красильщикъ ушелъ. Абу-Киръ пошелъ на рынокъ, купилъ себѣ богатую одежду и пошелъ гулять по городу. Онъ увидалъ, что городъ замѣчательно хорошъ и что всѣ жители одѣты въ бѣлое съ голубымъ и ни въ какой другой цвѣтъ. Онъ зашелъ къ красильщику и увидалъ, что все находившееся у него въ лавкѣ было голубого цвѣта, и, подавая ему носовой платокъ, онъ сказалъ:
   -- Возьми этотъ платокъ, хозяинъ, выкраси мнѣ его и скажи, сколько за это слѣдуетъ?
   -- Слѣдуетъ за это двадцать серебряныхъ монетъ, -- отвѣчалъ красильщикъ.
   -- У насъ дома, на родинѣ, -- сказалъ Абу-Киръ, -- это выкрасили бы за двѣ серебряныхъ монеты.
   -- Такъ ты бы шелъ къ себѣ домой да и красилъ бы тамъ; и я менѣе, какъ за двадцать монетъ, красить не стану.
   -- А въ какой цвѣтъ ты мнѣ выкрасишь?
   -- Въ голубой, -- отвѣчалъ красильщикъ.
   -- А я хочу, чтобы ты выкрасилъ мнѣ его въ красный.
   -- Въ красный цвѣтъ я красить не умѣю.
   -- Ну, въ желтый?
   -- И въ желтый не умѣю.
   Абу-Киръ перечислилъ ему цвѣта одинъ за другимъ, а красильщикъ ему отвѣчалъ:
   -- Насъ здѣсь, въ городѣ, сорокъ мастеровъ, не больше и не меньше, и если кто-нибудь изъ насъ умираетъ, мы учимъ нашему ремеслу сына покойнаго, а если сына нѣтъ, то кого-нибудь. Но красить всѣ мы умѣемъ только въ голубое.
   -- Знай, что я тоже красильщикъ, -- сказалъ ему АбуКиръ, -- но только я умѣю красить во всевозможные цвѣта. Возьми меня къ себѣ на жалованье, и я выучу тебя красить разными красками, такъ что ты прославишься передъ всѣми твоими товарищами.
   -- Мы не позволяемъ чужеземцамъ заниматься нашимъ ремесломъ.
   -- А если я самъ одинъ открою красильню?-- сказалъ ему Абу-Киръ.
   -- Этого тебѣ не дозволятъ, -- отвѣчалъ красильщикъ.
   Абу-Киръ пошелъ къ другому красильщику, и тотъ сказалъ ему то же самое, что и первый. Онъ продолжалъ ходить отъ одного красильщика къ другому, пока не обошелъ всѣхъ сорока. Но никто не бралъ его ни въ работники ни въ мастера. Онъ отправился къ шейку красильщиковъ, но и тотъ сказалъ ему, что чужеземца въ свой цехъ они не примутъ.
   Это привело Абу-Кира въ сильное негодованіе, и онъ пошелъ съ жалобой къ царю этого города, которому сказалъ:
   -- О, царь! Я чужеземецъ, по ремеслу красильщикъ. Отъ вашихъ красильщиковъ я узналъ то-то и т.о-то. Я умѣю красить и въ красную краску, и въ розовую, и въ зеленую, и въ желтую, и въ какую угодно. А изъ здѣшнихъ красильщиковъ никто не умѣетъ красить ни въ какой цвѣтъ, кромѣ голубого, и все-таки не принимаютъ меня ни работникомъ ни мастеромъ.
   -- Ты совершенно въ этомъ отношеніи правъ, -- отвѣчалъ царь, -- но я открою для тебя красильню и дамъ тебѣ денегъ. Тебѣ нечего обращать на нихъ вниманія. Если кто-нибудь вздумаетъ сопротивляться тебѣ, то я повѣшу его надъ, дверьми его же лавки.
   Онъ призвалъ плотниковъ и сказалъ имъ:
   -- Пойдите вотъ съ этимъ хозяиномъ по городу, и если ему понравится какое-нибудь помѣщеніе, то выгоните изъ него прежнихъ хозяевъ, будетъ ли это лавочникъ, или трактирщикъ; выстройте ему такую красильню, какую онъ желаетъ. Что бы онъ ни приказалъ вамъ дѣлать, приказаніе его исполняйте.
   Затѣмъ царь приказалъ дать ему хорошую одежду и тысячу червонцевъ на прожитокъ. Кромѣ того, онъ далъ ему двухъ мамелюковъ и лошадь съ шитымъ сѣдломъ. Абу-Киръ нарядился и поѣхалъ верхомъ съ важностью эмира. Царь помѣстилъ его въ отдѣльномъ домѣ, который для него же отдѣлали.
   На слѣдующій день онъ поѣхалъ по городу съ архитекторами и ѣхалъ, пока не выбралъ мѣста, которое ему понравилось. Хозяинъ дома былъ тотчасъ же прогнанъ и приведенъ къ царю, который. заплатилъ ему за домъ, что слѣдуетъ, и даже болѣе того, что онъ стоилъ. Устройство красильни началось по указанію Абу-Кира. Красильня была устроена такая, какой и въ городѣ не было, оставалось только купить матеріалъ и начать красить.
   -- Вотъ тебѣ четыре тысячи червонцевъ, -- сказалъ царь Абу-Киру; -- купи на нихъ, что надо, и покажи мнѣ, какъ ты умѣешь красить.
   Абу Киръ взялъ деньги и отправился на рынокъ, гдѣ нашелъ очень много индиго и даже не очень дорого. Онъ съ нимъ съ большимъ почетомъ, чѣмъ съ красильщикомъ, и послалъ съ нимъ рабочихъ, приказавъ имъ выстроить баню на томъ мѣстѣ; гдѣ пожелаетъ Абу-Сиръ.
   Онъ выбралъ мѣсто посреди города и приказалъ строить зданіе по указанію Абу-Сира. Когда баня была готова, ее выкрасили такъ, что отъ нея можно было прійти въ восторгъ. Придя къ царю, онъ сказалъ ему, что теперь остается пріобрѣсти только обстановку.
   Царь далъ ему на обстановку десять тысячъ червонцевъ.. Абу-Сиръ взялъ деньги и убралъ всю баню, а передъ входомъ развѣсилъ на веревкахъ простыни. Прохожіе дивились на окраску зданія и спрашивали, что это такое.
   -- Баня, -- отвѣчалъ имъ Абу-Сиръ.
   Царь прислалъ Абу-Сиру десять мамелюковъ, красивыхъ какъ Божій день, и тотъ выучилъ ихъ мыть мочалкой и снабдилъ ихъ разными духами и притираніями. Когда все было готово, глашатаи пошли по городу и стали кричать:
   -- Господа! Идите въ баню, въ настоящую султанскую баню!
   Народъ сталъ собираться, и мамелюки мыли всѣхъ по указанію Абу-Сира. Посѣтители послѣ мытья купались въ бассейнѣ и затѣмъ ложились на диваны, а мамелюки растирали ихъ. Народъ ходилъ въ баню въ продолженіе трехъ дней безплатно.
   На четвертый день Абу-Сиръ пригласилъ самого царя -въ баню. Царь пріѣхалъ съ своими приближенными и, снявъ платье, вошелъ въ теплую баню, гдѣ Абу-Сиръ самъ вымылъ его мочалкой и показалъ царю, до чего былъ онъ грязенъ. Затѣмъ онъ прибавилъ въ бассейнъ розовой воды, и царь, взявъ ванну, почувствовалъ себя необыкновенно хорошо.
   -- Такъ вотъ какова баня!-- сказалъ царь.-- Клянусь Аллахомъ, имѣя такую баню, городъ нашъ можетъ назваться городомъ! Ну, какую же плату будешь ты брать съ человѣка?
   -- Назначь ты, царь, что слѣдовало бы брать, -- отвѣчалъ Абу-Сиръ.
   -- Бери съ каждаго по тысячѣ червонцевъ,-- сказалъ царь.
   -- Прости, государь, -- отвѣчалъ Хозяинъ бани, -- но вѣдь такія деньги не всякій можетъ платить, и потому ко мнѣ будетъ ходить очень мало народа.
   -- Какъ же ты распорядишься?
   -- Я думаю брать съ каждаго то, что онъ можетъ дать. Богатый, и знатный дастъ много, а бѣдный дастъ, сколько можетъ. Вѣдь тысячами можетъ платить развѣ только царь.
   Приближенные нашли, что онъ совершенно правъ, а царь приказалъ имъ всѣмъ дать Абу-Сиру по сто червонцевъ, по одному мамелюку, одной рабынѣ и черному рабу.
   -- На этотъ разъ мы согласны на эту плату, -- сказали они, -- но отнынѣ всякій можетъ давать, сколько хочетъ.
   Въ этотъ день въ банѣ перебывало четыреста человѣкъ царедворцевъ, и такимъ образомъ онъ получилъ сорокъ тысячъ ч >
   1) Шайтанъ Сакръ былъ страшнымъ врагомъ Сулеймана, или Соломона. Въ Коранѣ говорится о его послѣднемъ измѣнническомъ поступкѣ. Такъ какъ Соломонъ, по слабости своего характера, позволилъ одной изъ своихъ женщинъ заниматься идолопоклонствомъ подъ его кровлей, то Господь пожелалъ наказать его. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ царь этотъ давалъ свой именной перстень, служившій знакомъ его владѣнія государствомъ, своей наложницѣ Эль-Эминехѣ. Однажды, когда перстень былъ оставленъ у нея, шайтанъ, по имени Сакръ, принялъ образъ Соломона и взялъ отъ нея перстень, вслѣдствіе чего онъ завладѣлъ государствомъ и сидѣлъ на престолѣ, принявъ образъ царя, и сдѣлалъ нѣкоторыя измѣненія въ законахъ. Царь же Соломонъ въ это время такъ измѣнился, что его никто не могъ узнать, и онъ ходилъ и просилъ подаяніе, чтобы не умереть съ голоду; наконецъ, по прошествіи сорока дней, шайтанъ улетѣлъ изъ дворца и перстень съ печатью бросилъ въ море. Перстень былъ тотчасъ же проглоченъ рыбой, принесенной потомъ къ Соломону, который и нашелъ свою печать у нея въ желчи; получивъ обратно свое царство, онъ взялъ Сакра и бросилъ его въ море..
   2) Восточные цари съ самыхъ древнихъ временъ имѣли обыкновеніе одаривать ученыхъ, мудрецовъ и писателей одеждой, какъ одаривали и сановниковъ. Одежда по большей части состояла изъ широкаго халата. Вмѣстѣ съ такой одеждой давалась шитая золотомъ чалма, а важнымъ эмирамъ давались драгоцѣнные ожерелья, браслеты и осыпанные каменьями мечи.
   Арабскіе цари всегда щедро одаривали писателей, ученыхъ и въ особенности поэтовъ. Эръ-Рашидъ доходилъ въ этомъ отношеніи до того, что самъ подавалъ вымыть руки одному слѣпому ученому. Въ примѣръ щедрости арабскихъ царей къ ученымъ разсказываютъ такой случай. Гаммадъ, извѣстный ораторъ при дворѣ Абдель-Мелика, не скрывалъ своего нерасположенія къ его сыну Гишаму. Когда же Гитамъ вступилъ на престолъ, то Гаммадъ бѣжалъ къ Эль-Куфеху. Вскорѣ отъ Гишама пришло письмо къ губернатору, въ которомъ калифъ приказывалъ прислать къ нему въ Дамаскъ оратора, оказывая ему почетъ. Губернаторъ далъ Гаммаду кошелекъ съ тысячью червонцами и отправилъ его съ нарочнымъ калифа. Въ Дамаскѣ онъ былъ приведенъ къ калифу, котораго онъ нашелъ въ богатой гостиной подъ краснымъ шелковымъ балдахиномъ. Сзади калифа стояли двѣ женщины необычайной красоты и держали въ рукахъ по хрустальному кубку съ виномъ. Послѣ первыхъ обычныхъ привѣтствій, калифъ сказалъ Гаммаду, что послалъ за нимъ затѣмъ, чтобы онъ прочелъ ему стихи, изъ которыхъ въ памяти калифа сохранилось только одно слово въ концѣ первой строчки. Ораторъ, выслушавъ это слово и подумавъ немного, цапалъ декламировать желаемое стихотвореніе, и привелъ Гишама въ совершенный восторгъ. Калифъ выпяхъ кубокъ съ виномъ и другой кубокъ подалъ оратору. Гаммадъ, осушивъ его, сказалъ, это это вино лишило его трети разума. Калифъ приказалъ ему прочесть стихотвореніе еще разъ и снова выпилъ кубокъ вина, а другой велѣлъ подать Гаммаду. Гаммадъ, выпивъ, лишился второй трети разума и вскричалъ: "О, царь вѣрности, двѣ трети разума отлетѣли отъ меня!" Калифъ засмѣялся и спросилъ у него, что желалъ бы онъ получить, прежде чѣмъ лишиться послѣдней трети своего разума. Ораторъ выразилъ желаніе получить одну изъ присутствующихъ рабынь. Калифъ отвѣчалъ ему: "Можешь взять обѣихъ со всѣмъ, что у нихъ есть, и, кромѣ того, я даю тебѣ пять тысячъ червонцевъ". "Я поцѣловалъ прахъ у ногъ его, -- разсказываетъ Гаммадъ, -- и выпилъ третій кубокъ, послѣ чего потерялъ сознаніе и очнулся только съ наступленіемъ ночи въ хорошенькомъ домикѣ, освѣщенномъ свѣчами, и увидалъ, что рабыни приводили въ порядокъ мои платья и вещи. Забравъ все подаренное мнѣ, я уѣхалъ счастливѣйшимъ смертнымъ".
   3) Царь и мудрецъ, въ качествѣ его гостя, изображены здѣсь обѣдающими въ присутствіи всего двора.
   Мусульмане слегка закусываютъ послѣ утренней молитвы и обѣдаютъ послѣ полуденной молитвы, или же просто завтракаютъ передъ полуднемъ. Ужинъ, подаваемый послѣ заката солнца, составляетъ главную основную ѣду. Мусульмане ѣдятъ мало, но весьма разнообразно.
   Въ тѣ времена, о которыхъ идетъ рѣчь въ этихъ сказкахъ, кушанья, насколько извѣстно, ставились на большую круглую вышитую скатерть, разостланную на полъ, а иногда и на подносъ, поставленный или просто на полъ или на подставку. Такой подносъ на подставкѣ употребляется и теперь въ домахъ среднихъ и высшихъ классовъ арабовъ. Столъ обыкновенно становится на круглый коверъ посреди комнаты, или въ углу между диванами, идущими вдоль трехъ стѣнъ комнатъ. Столъ устраивается изъ большого круглаго серебрянаго или мѣднаго подноса, поставленнаго на невысокой деревянной подставкѣ, отдѣланной перламутромъ или бирюзой, или чѣмъ-нибудь другимъ. Если гостей много, то такихъ столовъ ставятъ нѣсколько. Кушанья подаютъ или на серебряныхъ или на луженыхъ мѣдныхъ или фарфоровыхъ блюдахъ. Блюда ставятся на подносъ, а кругомъ разложены круглые плоскіе хлѣбцы и ложки деревянныя, костяныя или металлическія, и нѣсколько разрѣзанныхъ пополамъ лимоновъ. Каждому изъ гостей дается салфетка, и слуга поливаетъ на руки воду. Для умыванія подаются мѣдные или другіе тазы. Тазъ прикрытъ крышкой съ отверстіями, въ которыя протекаетъ вода, а посреди устроена чашечка для мыла. Вымыть, хотя бы только одну правую руку, считается обязательнымъ, чтобы ѣсть сухую ѣду. Ротъ тоже зачастую полощется. Гости сидятъ на полу, или на подушкахъ, или на диванахъ, скрестивъ ноги, или съ приподнятой правой колѣнкой, прикрытой салфеткой, или же кругомъ стола кладется всѣмъ на колѣни длинное полотенце. Передъ началомъ ѣды всѣ говорятъ: "Во имя Бога!" Хозяинъ дома первый беретъ кушанье, чтобы показать, что въ немъ нѣтъ отравы. Вмѣсто ножей и вилокъ служатъ два пальца правой руки. Если взятый кусокъ слишкомъ великъ, чтобы проглотить его., сразу, то онъ кладется на хлѣбецъ. Лѣвой рукой только помогаютъ разрывать или разламывать, но ѣсть ею считается неприличнымъ. Обѣды нерѣдко начинаются супами и кончаются варенымъ рисомъ, послѣ котораго подаютъ фрукты или какой-нибудь сладкій напитокъ. Кушанья подаются всегда не жирныя, на чистомъ хорошемъ маслѣ, и надрѣзанныя такъ, что ихъ легко раздѣлить.
   Вотъ описаніе одного кушанья, подававшагося за царскимъ столомъ на Востокѣ. Очень большое мѣдное блюдо устлано тѣстомъ, и на него поставлены три ягненка, начиненные рубленымъ мясомъ, поджареннымъ въ кунжутномъ или фисташковомъ маслѣ и смѣшаннымъ съ разными пряностями: перцемъ, имбиремъ, кардамономъ, тминомъ, мускатнымъ орѣхомъ, и вспрыснутымъ розовымъ масломъ и мускусомъ. Надъ ягненками и подъ ними всѣ пустыя мѣста закладываются двадцатью штуками дичи, двадцатью цыплятами и пятидесятью штуками мелкой дичи, начиненной яйцами или мясомъ или сваренной въ сокѣ вислаго винограда, или же лимономъ, или какой-нибудь другой кислотой. Туда же прибавляются маленькіе пирожки съ говядиной или съ чѣмѣнибудь сладкимъ. Все это укладывается въ видѣ купола и закрывается тѣстомъ, запекается въ печкѣ, обтирается губкой и затѣмъ окропляется розовой водой съ мускусомъ.
   Относительно дозволеннаго и недозволеннаго мяса мусульманскіе законы почти одинаковы съ еврейскими. Свиное мясо и кровь положительно воспрещены. За обѣдомъ пьютъ обыкновенно воду изъ глиняныхъ кувшиновъ. Шербетъ дѣлается изъ воды, сахара и сухого варенья, изъ фіалокъ и розъ. Вставъ изъ-за стола, мусульмане молятся и потомъ моются.
   4) Какъ обыкновенная, такъ и соколиная охота была любимымъ занятіемъ арабовъ, и въ особенности ихъ царей и вельможъ. Охота персіянъ новѣйшаго времени совершенно та же, что описывается въ разсказахъ Шахеразады. Вотъ какъ описываетъ одинъ англичанинъ эту охоту: "Охотники, -- говоритъ онъ, -- отправляются на какую-нибудь равнину или пустыню или морской берегъ съ гончими собаками и съ соколами. Лишь только антилопа покажется, охотники стараются подъѣхать какъ можно ближе, но животное, замѣтивъ ихъ, начинаетъ уноситься какъ вихрь, охотники спускаютъ собакъ, которыя стараются отдѣлить намѣченное животное отъ стада, и тогда охотники спускаютъ соколовъ. Соколы летятъ очень низко и начинаютъ бить преслѣдуемую антилопу въ голову и въ глаза, чтобы ослѣпить ее. Во всякомъ случаѣ они приводятъ животное въ такое смущеніе, что собакамъ удается догнать его. Черезъ минуту и охотники появляются тутъ же, и охота кончается. Въ этой охотѣ всего любопытнѣе безмолвное соглашеніе соколовъ съ собаками, которые смотрятъ другъ на друга, чтобы во-время помочь".
   Охота на дикихъ ословъ тоже была занятіемъ персіанъ и арабовъ, и одной изъ труднѣйшихъ охотъ. Дикій оселъ водится въ Сирійскихъ и Нубійскихъ пустыняхъ, какъ водится въ Аравіи и Персіи. Во времена, описываемыя Шахеразадою, охотились стрѣлами, копьями и мечами. Каждое животное, не убитое наповалъ, тотчасъ же закалывалось ножомъ, такъ какъ кровь умершаго, отъ ранъ животнаго считалась незаконной.
   6) Читателю можетъ быть интересно узнать разсказъ о крокодилѣ, который мудрецъ не захотѣлъ передать. Вотъ эта исторія. Крокодилъ отползъ отъ Нила по дорогѣ въ пустыню и такъ истомился отъ зноя и жажды, что не могъ уже вернуться назадъ къ рѣкѣ. Въ это время къ нему приблизился арабъ на верблюдѣ, направлявшійся къ Нилу. Крокодилъ обратился къ нему съ просьбой, прося привязать его на спину верблюда и довезти такимъ образомъ до Нила, обѣщая въ вознагражденіе за это перевести его на себѣ черезъ Нилъ. Арабъ отвѣчалъ, что онъ боится, чтобы онъ, отпущенный на свободу, не бросился на него же и не разорвалъ бы его; но животное такъ клялось ему, что арабъ, наконецъ, согласился и, заставивъ верблюда опуститься на колѣни, привязалъ крокодила на спину и привезъ его на берегъ. Не успѣлъ онъ, однакоже, развязать страшнаго звѣря, тотъ тотчасъ же разинулъ свою страшную пасть, чтобы уничтожить своего благодѣтеля. Въ эту минуту къ нимъ подошла лисица. Арабъ обратился къ лисѣ и разсказалъ ей всю исторію, а крокодилъ сталъ оправдываться, говоря, что арабъ такъ крѣпко привязалъ его къ спинѣ верблюда, что чуть не убилъ. Лисица отвѣчала, что араба, конечно, можно было бы схватить, но что по справедливости она требуетъ, чтобы всѣ его дѣйствія были повторены передъ нею. Крокодилъ согласился, и снова былъ привязанъ на спину къ верблюду и свезенъ къ тому мѣсту, гдѣ арабъ нашелъ его. Тамъ арабъ, по приказанію лисицы, держа за поводъ верблюда, срѣзалъ веревки, державшія крокодила, и, сбросивъ его на землю, ускакалъ отъ него, оставивъ его въ прежнемъ жалкомъ положеніи.
   6) Въ тѣ времена глаза и рѣсницы подкрашивали чернымъ порошкомъ. Порошокъ этотъ дѣлался изъ пережженнаго ладана, или изъ пережженныхъ скорлупъ миндальныхъ орѣховъ. Этимъ-то порошкомъ и подводили глаза, посредствомъ деревянныхъ, костяныхъ или серебряныхъ палочекъ съ заостреннымъ кончикомъ, который намачивали и опускали въ порошокъ, и затѣмъ имъ проводили вдоль рѣсницъ.
   7) Куфьей арабы называютъ платокъ, который носятъ на головѣ. Платокъ этотъ квадратный, величиною аршинъ слишкомъ, яркаго цвѣта, съ широкими и узкими полосами, съ бахромой или кисточками съ двухъ сторонъ. Куфьи бываютъ просто бумажныя, или бумажныя, затканныя шелкомъ, или же шелковыя, затканныя золотомъ. Куфьи эти носятъ и теперь какъ мужчины, такъ и женщины. Онѣ накидываются сверху чалмы, и два переднихъ угла приподнимаются на чалму. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ ихъ носятъ подъ чалмою.
   8) Въ восточныхъ разсказахъ зачастую упоминается объ удивительныхъ рыбахъ, и арабы передаютъ слѣдующій анекдотъ за достовѣрный фактъ. Во время Соломона жилъ одинъ очень справедливый судья, которому жена, подавая рыбу, обыкновенно говорила молитву, прося наказать невѣрную жену. Однажды, поставивъ передъ мужемъ блюдо съ жареной рыбой, она повторила свое обычное желаніе, послѣ чего одна рыбка встрепенулась и соскочила на полъ. Это повторилось три раза, вслѣдствіе чего мужъ посовѣтовался съ однимъ благочестивымъ старцемъ, и тотъ высказалъ подозрѣніе. Судья вслѣдъ за тѣмъ открылъ, что одна изъ купленныхъ имъ рабынь была переодѣтымъ мужчиной.
   9) Арабы обыкновенно измѣряютъ разстояніе тѣмъ временемъ, которое употребляется на переходъ его караваномъ.
   10) Во дворцахъ, или въ большихъ домахъ, передъ входными дверьми обыкновенно устраивается каменная или деревянная скамья, для удобства привратника или другихъ слугъ. Входныя сѣни ведутъ въ открытый дворъ, и для того, чтобы постороннія лица не могли заглянуть въ него и увидать частной жизни обитателей дома, сѣни, въ родѣ коридора, идутъ извилинами. Царь сѣлъ около входной двери, для того, чтобы кто-нибудь не предположилъ въ немъ нескромнаго желанія проникнуть въ чужой домъ. Уваженіе къ частной жизни въ чужомъ домѣ такъ сильно развито на Востокѣ, что объ этомъ даже такимъ образомъ упоминается въ Коранѣ: "Не входите, правовѣрные, въ какіе-либо дома, кромѣ вашего собственнаго, если не испросили на это позволенія отъ обитателей его; это будетъ и для васъ самихъ лучше. Если при входѣ вы никого не встрѣтите, то не входите, пока не получите приглашенія; не получивъ же позволенія, вернитесь, это будетъ гораздо приличнѣе и угоднѣе Господу. Входить для отдыха въ пустые дома совершенно позволительно. Если посѣтитель находитъ дверь отворенной и не видитъ слуги, то онъ долженъ хлопнуть въ ладоши для того, чтобы вызвать кого-нибудь, то-есть ударить пальцами правой руки по лѣвой ладони. Даже получивъ приглашеніе и проходя по корридору, слѣдуетъ иногда громко повторять "съ вашего позволенія!" или воззваніе къ Богу, для того, чтобы женщины успѣли удалиться или же закрыться фатой. Иногда слуга, вводя гостя, говоритъ это за него".
   11) Чтобы читатель ложно не истолковалъ нѣкоторыхъ характеровъ въ этихъ сказкахъ, надо замѣтить, что арабы вовсе не считаютъ нлакать позорнымъ или неприличнымъ для мужчинъ и героевъ, хотя вмѣстѣ съ тѣмъ магометане отличаются удивительнымъ спокойствіемъ при самыхъ ужасныхъ несчастіяхъ.
   12) На Востокѣ, да и вообще въ жаркихъ климатахъ, существуетъ обыкновеніе спать послѣ полудня. Тамъ нерѣдко видишь купца, наслаждающагося блаженнымъ сномъ у себя въ лавкѣ, и спящаго человѣка дозволяется разбудить только по самой крайней надобности.
   13) Самый употребительный вѣеръ у арабовъ имѣлъ форму флага, въ шесть-семь дюймовъ ширины и немного болѣе длины. Вѣера дѣлаются изъ сплоенныхъ пальмовыхъ листьевъ различныхъ, цвѣтовъ, или изъ гладкихъ листьевъ, искусно сложенныхъ и сплетенныхъ вмѣстѣ. Ручка дѣлается изъ пальмоваго дерева, длиною въ половину вѣера. Опахало употребляется какъ мужчинами, такъ и женщинами съ двойной цѣлью, чтобы освѣжиться въ жаркое время, или чтобы отгонять мошекъ и другихъ насѣкомыхъ, крайне надоѣдливыхъ въ тѣхъ климатахъ. Тѣ вѣера гораздо удобнѣе европейскихъ вѣеровъ, и обмахиваться ими тоже удобнѣе. Описанные нами арабскіе вѣера и теперь привозятся изъ Мекки въ Каиръ и продаются за гроши. Арабы также употребляютъ большіе вѣера изъ черныхъ страусовыхъ перьевъ съ зеркальцемъ внизу. Кромѣ того, изъ пальмовыхъ листьевъ дѣлаютъ опахалы для отмахиванья мухъ. Для маханія нанимается слуга или рабъ, и онъ во время обѣда или сна машетъ имъ.
   14) Виномъ на Востокѣ назывался сладкій напитокъ, но въ настоящемъ случаѣ царю, вѣроятно, подносили настоящее вино, такъ какъ, несмотря на запрещеніе, жители Востока зачастую пили вино.
   15) Надо думать, что и въ тѣ времена, какъ и нынѣ, бенджемъ называлась белена; но бенджъ (бендолъ), о которомъ тутъ идетъ рѣчь, вѣроятно, были листья садовой конопли, которое производили головное разстройство. Обычай употреблять бенджъ и другія наркотическія средства не рѣдокъ и нынѣ; но такъ какъ арабскіе мужья отличаются ревностью, то, можетъ-быть, они клевещутъ на склонность женъ прибѣгать къ различнаго рода ядовитымъ средствамъ.
   16) Большинство восточныхъ городовъ мѣстами или сплошь окружены кучами мусора, наваленными къ самымъ городскимъ стѣнамъ, и на эти груды сваливается падаль верблюдовъ, лошадей и ословъ для того, чтобы мясо ихъ съѣдалось собаками и разносилось хищными птицами. Городъ Каиръ былъ окруженъ такими грудами до такой степени, что, подъѣзжая со стороны Нила, его совсѣмъ не было видно, и груды эти не такъ давно убраны.
   17) Слово "кеббехъ" вообще означаетъ куполъ, или зданіе съ куполообразной крышей. Кеббехомъ называютъ также чуланчикъ и палатку.
   18) Магометане называютъ "Кафомъ" ту цѣпь горъ, которая, по ихъ мнѣнію, идетъ кругомъ нашей земли. Цѣпь кавказскихъ горъ носитъ "гожи наименованіе Кафа, и прежде думали, что эта цѣпь и составляетъ границу земли.
   19) Хотя крыса считается незаконной пищей для мусульманина, но, тѣмъ не менѣе, въ Нижнемъ Египтѣ ихъ ѣдятъ крестьяне. Во всемъ Египтѣ масса крысъ и мышей, живущихъ въ наносномъ нильскомъ илѣ, и только наводненіе на время уноситъ ихъ, а послѣ наводненія онѣ появляются снова.
   20) Бузахомъ называется любимый напитокъ лодочниковъ и простого народа въ Египтѣ, и въ особенности нубійцевъ и негровъ, какъ былъ, по словамъ Геродота, любимымъ напиткомъ древнихъ египтянъ. Это -- охмеляющій напитокъ въ родѣ нашего пива, приготовленный изъ ячменной муки и воды. Въ Ѳивахъ были найдены большіе боченки съ этимъ пивомъ.
   21) Кажется, между арабами древняго времени существовалъ обычай носить трауръ и черное платье, которое носили калифы и ихъ приближенные въ знакъ печали о смерти имама Ибрагима Ибнъ-Магомеда. Но потомъ мужчины перестали носить его, на томъ основаніи, что такое внѣшнее проявленіе горя показываетъ недостатокъ покорности року, и трауръ предоставленъ былъ однимъ женщинамъ для того, чтобы онѣ надѣвали его послѣ смерти мужей и ближайшихъ родственниковъ, но не старыхъ людей. Онѣ надѣвали рубашки, фаты, головные платки и все другое синяго или совсѣмъ чернаго цвѣта, и иногда той же самой краской красили руки до локтей и стѣны своихъ комнатъ. Ничего свѣтлаго въ такихъ случаяхъ не надѣвалось, волосы не убирались и никакія украшенія не употреблялись. Духи и притиранья откладывались въ сторону, а ковры, половики, подушки и покрышки дивановъ поворачивались наизнанку.
   22) На кладбищахъ устраивались "дома стенаній" для того, чтобы во время двухъ годовыхъ праздниковъ женщины могли тамъ находиться.
   23) Такія могилы были четырехугольнымъ зданіемъ, прикрытымъ куполомъ.
   24) Эта фраза заслуживаетъ особеннаго вниманія, такъ какъ она даетъ возможность опредѣлить приблизительно время, когда были сочинены или собраны настоящія сказки. Надо думать, что онѣ были написаны въ четырнадцатомъ столѣтіи, когда христіане и евреи впервые были принуждены носить тюрбаны различныхъ цвѣтовъ въ отличіе другъ отъ друга, въ силу приказа, изданнаго египетскимъ султаномъ, Магомедомъ Ибнъ-Koлуномъ. Бѣлые тюрбаны сдѣлались принадлеясностмо исключительно мусульманъ.
   26) Въ восточныхъ исторіяхъ мы нерѣдко видимъ примѣры такихъ неравныхъ браковъ, и потому нельзя считать эту часть разсказа неправдоподобной.
   

Къ главѣ третьей.

   1) Корзинки, употребляемыя носильщиками, плетутся изъ тростника или изъ пальмовыхъ палочекъ, весьма мягкихъ и гибкихъ. Такія корзинки плетутся изъ размокшаго матеріала, въ видѣ клѣтки безъ покрышки, съ параллельно поставленными стоймя палочками. Затѣмъ такую корзинку ставятъ высушить, и она становятся твердой и прочной.
   2) Новѣйшіе "изары" арабскихъ женщинъ состоятъ изъ куска матеріи, который онѣ надѣваютъ, выходя изъ дому. Для такого покрывала употребляется матерія болѣе двухъ аршинъ ширины и, смотря по росту, отъ трехъ аршинъ длины. Фата надѣвается на голову и на лобъ и привязывается лентой, а концы свѣшиваются по обѣ стороны, такъ что закрываютъ всю фигуру. Лицо же прикрывается другой вуалью. Изаръ дѣлается теперь обыкновенно изъ бѣлаго коленкора, а женщины высшаго и средняго класса носятъ такія же покрывала,-- замужнія изъ черной шелковой матеріи и незамужнія изъ бѣлой шелковой матеріи.
   Покрывало же для лица дѣлается изъ куска кисеи въ аршинъ длиною и немного менѣе шириною. Такое покрывало прикрѣпляется на головѣ подъ изаромъ и свѣшивается впередъ, совершенно скрывая все лицо. Арабскія женщины носятъ такія вуали изъ цвѣтной кисеи, совершенно скрывающей ихъ лица, но сквозь которую онѣ сами все могутъ видѣть. По большей части вуали эти дѣлаются или изъ бѣлой кисеи, или изъ чернаго крепа, и въ такомъ случаѣ онѣ ниспадаютъ до полу, оставляя незакрытыми только глаза. Черныя вуали вышиваются золотомъ и жемчугомъ.
   3) "Эль-Мозиль" названіе города, знаменитаго своими тонкими тканями. Названіе кисеи "муслиномъ" происходитъ отъ этого города.
   4) Женщина отправилась покупать вино къ христіанину потому, что мусульманамъ было запрещено продавать его.
   5) Ивовая вода приготовляется изъ душистаго цвѣта восточной ивы, вѣтвь которой считается арабами лучшей эмблемой прелестной женщины.
   6) Бутылка для опрыскиванья широкая внизу и съ длиннымъ и узкимъ горлышкомъ. Въ такой бутылкѣ, сдѣланной изъ чистаго серебра съ позолотой, или изъ мѣди, или изъ фарфора, или изъ стекла, не болѣе восьми дюймовъ вышины, въ пробкѣ продѣлано отверстіе. Такая бутылка въ большомъ употребленіи въ богатыхъ домахъ, гдѣ опрыскиваютъ розовой водой посѣтителя прежде, чѣмъ онъ встанетъ, чтобы откланяться, послѣ этого мальчикъ или слуга подаетъ нѣчто въ родѣ курильницы, называемой "мибкгарахъ" изъ какого-нибудь металла, и онъ правой рукой обмахивается, направляя себѣ на бороду и на лицо благовонный дымъ. Курильницы эти дѣлаются въ видѣ шара, стоящаго на ножкѣ на круглой подставкѣ. Верхняя половина шара снабжена дырочками, въ которыя и проходитъ дымъ отъ горящаго на угольяхъ благовоннаго матеріала.
   7) Желая увидать какъ можно ранѣе серпъ новаго мѣсяца, съ по явленіемъ котораго начинается Рамаданъ, мусульмане нерѣдко усматриваютъ его ранѣе, чѣмъ въ другіе мѣсяцы. Сравненіе бровей съ новымъ мѣсяцемъ доказываетъ, какъ брови должны быть тонки и круты. Очень часто для достиженія тонкихъ бровей прибѣгаютъ къ помощи ножницъ.
   8) Печатью Сулеймана арабы называютъ прелестный алый цвѣтокъ.
   9) Въ домахъ, принадлежащихъ лицамъ высшаго и средняго класса въ Каирѣ, обстановка болѣе или менѣе одинаковая. Большая половина пола комнатъ приподнята на полфута и болѣе сравнительно съ остальнымъ поломъ. Верхняя часть называется "диваномъ", а нижняя -- "даргахомъ". Въ хорошихъ домахъ полъ обыкновенно устланъ бѣлымъ и чернымъ мраморомъ, съ красными вставками, изящно уложенными. Въ нижнемъ этажѣ, посреди такой комнаты, устраивается фонтанъ, падающій въ мраморный бассейнъ. Туфли или башмаки обыкновенно оставляютъ въ даргахѣ и затѣмъ уже поднимаются на диванъ. Диванъ обыкновенно покрывается цыновкой -- лѣтомъ, и ковромъ-зимою, вдоль трехъ стѣнъ положены матрацы и подушки, и это-то и называется диваномъ. Матрацы кладутся или просто на полъ, или на нарочно сдѣланныя возвышенія, а подушки прислоняются къ стѣнѣ. Какъ матрацы, такъ и подушки набиваются ватой и покрываются ситцемъ, или какой-нибудь болѣе дорогой матеріей. Въ углахъ иногда на положенные матрацы кладутся еще квадратные матрацы, отдѣльныя подушки, образующія какъ бы помѣщеніе для одного человѣка. Окна, по большей части искусно рѣзанной" деревянной работы, закладываются матрацами и подушками. Во многихъ домахъ встрѣчаются маленькія окна съ цвѣтными, разрисованными стеклами. Потолокъ обыкновенно дѣлается изъ дерева, разныхъ причудливыхъ формъ. Красятъ его въ яркіе цвѣта: красный, зеленый, голубой и нерѣдко даже съ позолотой. Гостиныя имѣютъ зачастую два дивана по двумъ противоположнымъ концамъ большой комнаты. Одинъ из'ъ дивановъ дѣлаютъ меньше, а другой -- больше, и послѣдній считается почетнымъ мѣстомъ. Крыша надъ даргахомъ дѣлается выше и образуетъ нѣчто въ родѣ деревяннаго рѣзного фонаря, черезъ который въ комнату проникаетъ воздухъ.
   10) Мусульмане считаютъ Вабиля главою магіи.
   11) Мелкая египетская монета, вычеканенная изъ серебра, смѣшаннаго съ мѣдью, въ пятнадцатомъ столѣтіи.
   12) Минаретомъ называется башня, мечеть и вообще башня надъ четырехугольнымъ зданіемъ.
   13) Въ этомъ разсказѣ описывается сцена, которая можетъ дать ложное понятіе о нравахъ арабскихъ женщинъ, хотя въ Капрѣ въ частныхъ домахъ приходится видѣть отвратительныя вещи.
   Такъ какъ магометанская религія положительно запрещаетъ употребленіе вина и всякихъ охмеляющихъ напитковъ, то можно подумать, что сцены, которыя описываетъ Шахеразада и въ которыхъ мусульмане дѣйствуютъ подъ вліяніемъ винныхъ паровъ, невѣрно обрисовываютъ характеръ обитателей Востока, а между тѣмъ, и другіе арабскіе писатели описываютъ подобныя же вещи.
   Прежде всего надо сказать, что у мусульманъ было вино, пить которое имъ дозволено закономъ. Оно называлось небидонъ и дѣлалось изъ изюма или изъ сухихъ финиковъ, которые размачивали въ водѣ, и затѣмъ соку давали бродить до извѣстной степени. Самъ пророкъ имѣлъ обыкновеніе пить это вино, но онъ не давалъ его лить своимъ слугамъ. Послѣдователи его пили только такое вино, и Ибнъ-Кальдунъ положительно увѣряетъ, что калифы Гарунъ Эръ-Рашидъ и Эль-Мамунъ и многіе другіе знаменитые люди, обвиненные въ излишнемъ употребленіи вина, пили именно это дозволенное вино.
   Въ Каирѣ продаютъ это вино изъ сухихъ финиковъ, съ положенными туда финиками, точно такъ же продаютъ и вино изъ винныхъ ягодъ. Подъ наименованіемъ небидома продается пиво. Какъ опьяняющія средства, арабы употребляютъ опій и коноплю. Молодые листья конопли употребляются одни, а иногда смѣшиваются съ табакомъ, для куренія.
   Но вообще говорятъ, что мусульмане въ домашнемъ кругу и въ гостяхъ очень любятъ нить всякое вино, хотя, до появленія табаку, они пили значительно больше. Употребленіе кофе, появившагося на цѣлое столѣтіе ранѣе табаку, тоже повліяло на уменьшеніе пьянства.
   Мусульманскій законъ строго воспрещаетъ вино, и человѣка, выпившаго до опьянѣнія, повелѣваетъ наказывать извѣстнымъ количествомъ ударовъ, а тотъ, кто выпьетъ во время Рамадана, долженъ быть наказанъ смертью.
   Запрещеніе пить вино останавливало многихъ отъ желанія принять магометанскую религію.
   Надо думать, что вино, которое пили мусульмане, было густо, потому что его разводили водой, и какъ не крѣпкое пили въ большомъ количествѣ. Хранилось оно въ большихъ глиняныхъ кувшинахъ, нѣсколько врытыхъ въ землю, для того, чтобы не опрокидывались.
   Попойки считались не полными, если при нихъ не подавались фрукты. Финики можно назвать лучшимъ плодомъ. Пророкъ болѣе всего любилъ свѣжіе финики и арбузы, которые онъ ѣлъ вмѣстѣ. Мусульмане полагаютъ, что Господь даровалъ имъ однимъ финиковую пальму, и они сравниваютъ ее съ человѣкомъ, говоря, что если срѣзать у нея голову, то она, какъ человѣкъ, тотчасъ же умретъ. Финики тотчасъ же послѣ сбора складываются вмѣстѣ и прессуются.
   Послѣ финиковъ идетъ арбузъ, по своимъ достоинствамъ заслуживающій одобренія. "Откусивъ арбуза, -- говоритъ пророкъ, -- человѣкъ замышляетъ тысячу добрыхъ дѣлъ и забываетъ все дурное, онъ возвышается на тысячу ступеней, потому что это райскій плодъ". Далѣе онъ говоритъ: "Арбузъ замѣняетъ ѣду и питье и поддерживаетъ жизнь".
   Бананъ тоже плодъ превосходный. Банановое дерево пользовалось большимъ значеніемъ въ глазахъ пророка, который говоритъ, что бананъ дерево райское, такъ какъ оно приноситъ плоды и лѣтомъ и зимою.
   Гранатъ -- не менѣе извѣстный плодъ. Пророкъ называетъ гранаты посѣвомъ рая.
   Вотъ какіе плоды еще имѣются и цѣнятся на Востокѣ: яблоки, груши, айва, абрикосы, персики, фиги, смоква, виноградъ, сливы, тернъ, орѣхи, миндаль, грецкіе орѣхи, фисташки, апельсины, лимоны, оливы, сахарный тростникъ.
   Послѣ вина подаютъ вышеупомянутые плоды; но столъ считается не полнымъ, если посреди него не стоитъ букетъ цвѣтовъ.
   Хотя арабы не славятся своимъ умѣньемъ вести садоводство, но они страстные любители цвѣтовъ, и въ особенности розъ. Калифъ Эль-Мутавскиль монополизировалъ розы для своего личнаго удовольствія, говоря: "Я -- царь султановъ, а роза -- царица ароматическихъ цвѣтовъ, потому мы должны довольствоваться другъ другомъ". Въ его времена розы можно было видѣть только у него во дворцѣ; и во время цвѣта розановъ онъ носилъ платье розоваго цвѣта, и ковры его и все кругомъ опрыскивалось розовой водой. Говорятъ, что Ибнъ Гашимъ, губернаторъ одной африканской провинціи, сидѣлъ какъ-то съ своей рабыней во дворцѣ, когда ему подали кувшинъ, полный красныхъ и бѣлыхъ розъ, которыя ему принесли въ подарокъ. Онъ приказалъ евнуху наполнить кувшинъ серебряной монетой и вернуть его подарившему, а рабыня замѣтила ему на это, что онъ несправедливъ, такъ какъ розы принесены ему двухъ цвѣтовъ. Эмиръ нашелъ, что это совершенно справедливо, и приказалъ наполнить второй кувшинъ золотой монетой. Такъ вотъ до какой степени розы цѣнились въ Египтѣ. Тамъ же многіе сохраняютъ ихъ на зиму слѣдующимъ образомъ: въ глиняный кувшинъ кладутъ бутоны, закупориваютъ кувшинъ наглухо и зарываютъ его въ землю. Зимою, желая получить розы, достаютъ нѣсколько бутоновъ, спрыскиваютъ водой и ставятъ въ воду, чтобы они распустились. Персіяне тоже очень любятъ розы и разбрасываютъ ихъ по коврамъ и диванамъ, на которыхъ сидятъ.
   Но духи пророкъ предпочиталъ фіалковые розовымъ. Онъ говорилъ: "Запахъ фіалки превосходитъ всякій запахъ, какъ религія Эль-Ислама превосходитъ всякія другія религіи".
   Мирту можно назвать соперницей фіалки. "Адамъ, -- говоритъ пророкъ, -- унесъ изъ рая три вещи: мирту -- лучшій изъ всѣхъ пахучихъ цвѣтковъ, кукурузу, какъ лучшую пищу, и финикъ, какъ превосходнѣйшій плодъ".
   Левкой -- цвѣтокъ, весьма цѣнимый на Востокѣ, желтый же левкой есть эмблема покинутаго любовника.
   Нарциссы цѣнились и цѣнятся болѣе другихъ луковичныхъ цвѣтовъ, но вообще цвѣты на Востокѣ растутъ въ изобиліи и самыхъ разнообразныхъ сортовъ.
   Пророкъ возстаетъ противъ музыки такъ же, какъ и противъ вина. "Пѣніе пѣсенъ и слушаніе ихъ порождаютъ въ душѣ лукавство, какъ сырость порождаетъ сорныя травы", и чрезъ музыкальные инструменты, по его мнѣнію, дьяволу всего легче соблазнить человѣка. Въ арабской литературѣ есть множество анекдотовъ, гдѣ вмѣстѣ съ музыкой и пѣніемъ появляется и дьяволъ.
   Въ прежнія времена игравшія и пѣвшія рабыни помѣщались за задернутыми занавѣсками, а теперь онѣ играютъ и поютъ при всѣхъ, съ открытыми лицами.
   Наиболѣе употребительный инструментъ на Востокѣ, это -- лютня, и мотивы ихъ преимущественно протяжные и печальные и всегда въ три темпа. Ясное произношеніе при пѣніи считается безусловно необходимымъ. Пѣсни и мотивы всегда самые короткіе.
   14) Такъ обыкновенно говорится гостю, присутствіе котораго не очень-то желательно.
   15) У дервишей было обыкновеніе брить бороду.
   16) Персидская арфа называлась по-арабски "дженкъ". Теперь уже она вышла изъ употребленія и ее можно видѣть только на рисункахъ. Струнъ на ней бывало отъ 20 до 27.
   17) Слово "калифъ" значитъ замѣститель, наслѣдникъ представителя пророка. Калифъ -- правитель земной и глава религіи и всего мусульманскаго міра. Послѣдній египетскій калифъ умеръ вскорѣ послѣ завоеванія Турціей Египта. Мароккскіе императоры, какъ потомки пророка, претендуютъ на титулъ калифовъ.
   18) Месруръ былъ черный евнухъ и любимый слуга Эръ-Рашида. Имя это обозначаетъ "счастливецъ".
   19) Ханъ устраивается преимущественно для помѣщенія купцовъ и склада ихъ товаровъ. Ханъ строится квадратомъ, со дворомъ въ серединѣ. Нижній этажъ его употребляется подъ склады или даже подъ лавки. Надъ первымъ этажемъ идетъ второй этажъ для помѣщенія пріѣзжихъ, съ входными дверьми съ галлереей, которая тянется по всѣмъ четыремъ сторонамъ двора. Единственныя входныя ворота въ ханъ запирались на ночь и подлѣ нихъ сидѣлъ привратникъ.
   20) Посѣтитель или гость обыкновенно спрашивалъ у хозяина позволенія откланяться. Это дѣлалось, говоря такую фразу: "Съ вашего позволенія, я встану".
   21) "Микрахомъ" называется конецъ пальмовой вѣтви, очищенной отъ листьевъ.
   22) Кладбища въ восточныхъ городахъ обыкновенно такъ велики, что съ своими многочисленными постройками они совершенно справедливо могутъ называться "городами смерти". Отыскать чью-нибудь могилу на нихъ, дѣйствительно, очень трудно.
   23) Браки съ сводными сестрами такъ же строго воспрещаются магометанскими законами, какъ и браки съ родными сестрами.
   24) "Истинный" есть одно изъ девяносто девяти прилагательныхъ къ имени Аллаха.
   25) Многіе арабы скорѣе согласятся лишиться жизни, чѣмъ разстаться съ бородой, такъ какъ мусульмане съ суевѣрнымъ уваженіемъ смотрятъ на бороду, и сбрить ее, если она уже нѣкоторымъ образомъ выросла, они считаютъ преступленіемъ. Бороду, однакоже, бреютъ иногда нищенствующіе монахи, или лица, претендующія на особенную святость, или мнимые и дѣйствительные помѣшанные.
   26) Существуетъ семь различныхъ способовъ читать Доранъ, которые въ сущности очень мало отличаются одинъ отъ другого и нисколько не измѣняютъ смысла.
   27) Въ настоящемъ случаѣ подразумѣвается астрологія, но не астрономія. Хотя наука эта и запрещена, но ею занимаются многіе мусульмане.
   28) Магометанскій законъ требуетъ, чтобы каждый человѣкъ зналъ какое-нибудь ремесло, которое могло бы въ случаѣ нужды служить ему средствомъ существованія и поддержкой для его семьи. Даже магометанскіе цари испоконъ вѣковъ учились какому-нибудь полезному ремеслу, и многіе изъ нихъ выказывали необыкновенное искусство въ работахъ и въ особенности въ калиграфіи, къ которой восточные жители питаютъ особенное пристрастіе.
   29) Кеббехомъ часто называютъ каморку или маленькую комнатку, смежную съ гостиной, и въ настоящемъ случаѣ слово это въ этомъ смыслѣ и употреблено.
   30) Арабы употребляютъ различные шербеты или сладкія питія; самый обыкновенный изъ которыхъ состоитъ просто изъ сахарной, очень сладкой воды. Любимый шербетъ дѣлается изъ сухого сахарнаго варенья, цвѣтовъ фіалокъ и изъ разныхъ сухихъ, вареныхъ въ сахарѣ, фруктовъ. Шербетъ подается въ стеклянныхъ кубкахъ съ крышками. Кубки становятся на круглый подносъ, покрытый круглой вышитой шелковой салфеткой или золотой парчой; на правой рукѣ слуги, подающаго подносъ, виситъ длинное полотенце съ вышитыми золотомъ или разноцвѣтными шелками концами, которымъ вытираютъ себѣ губы.
   31) Арабы очень любятъ, когда имъ слегка почесываютъ ноги и въ особенности пятки. Этимъ обыкновенно занимается жена или рабыня; такимъ почесываніемъ будятъ спящихъ.
   32) Ложь повелѣвается пророкомъ, если посредствомъ ея можно примирить враговъ, или угодить женѣ, или пріобрѣсти какую-нибудь выгоду въ войнѣ съ невѣрными, хотя строго порицается во всѣхъ другихъ случаяхъ.
   33) Здѣсь это говорится не для того, чтобы выставить въ дурномъ свѣтѣ эту женщину, которая фигурируетъ въ сказкѣ, но приводится какъ мнѣніе пророка вообще о женскомъ родѣ.
   34) Собственно слово "факиръ" Означаетъ "бѣдный" или "нуждающійся въ милости Божіей". Вообще же факирами называются бѣдные люди, занимающіеся богомольемъ.
   З5) Разсказъ о шейкѣ, возбуждавшемъ зависть, и другія исторіи въ этомъ родѣ требуютъ, чтобы читатель познакомился съ замѣчательными воззрѣніями арабовъ на жизнь и на сверхъестественную власть святыхъ. Дѣйствія и уловки дервишей вовсе неизвѣстны большинству мусульманъ.
   Лица, отличающіяся своей святостью, вообще называются виліями или любимцами Аллаха. Самые видные изъ нихъ составляютъ таинственную корпорацію, которая управляетъ всѣми людьми какъ невѣрными, такъ и правовѣрными, но управляетъ такъ, что лица управляемыя не знаютъ, кому они этимъ обязаны. Во главѣ этой корпораціи стоитъ главный святой, называющійся кутбомъ, что означаетъ главу или начальника. Кутбъ живетъ, главнымъ образомъ, въ Меккѣ, но его никогда никто не видитъ. Если же кутбъ и другіе члены корпораціи появляются среди людей, то появляются обыкновенно очень бѣдно одѣтыми. Какъ эти высшіе святые, такъ и простые святые совершаютъ, какъ говорятъ, удивительныя чудеса: напримѣръ, они могутъ летать по воздуху, невредимо ходить въ огнѣ, ѣсть стекло, глотать огонь, ходить по водѣ, переноситься въ одну минуту на далекое разстояніе и снабжать пищей и себя и другихъ въ пустынѣ и т. п. Такую сверхъестественную силу, какъ говорятъ, они пріобрѣтаютъ самой строго-благочестивой жизнью, въ особенности самоотреченіемъ и глубокой вѣрой въ Аллаха, посредствомъ услугъ ангеловъ и, какъ многіе утверждаютъ, тѣмъ, что они вполнѣ постигли имя Аллаха. Чудо, совершенное святымъ, называется не такъ, какъ чудо, совершенное пророкомъ.
   Эль-Еидръ и Илья оба считаются святыми, они были сначала кутбами, и Илья въ Коранѣ называется даже апостоломъ (относительно же перваго еще идетъ споръ: пророкъ ли онъ или просто вили). Оба они, какъ говорятъ, пили изъ источника жизни и потому живутъ вѣчно. Чудеса, приписываемыя кутбу, совершенно однородны съ чудесами, приписываемыми Ильѣ. Мы разскажемъ здѣсь о чудѣ, приписываемомъ Ильѣ и другому святому. Одинъ святой, бывшій кутбомъ въ свое время, умеръ въ Тунисѣ, оставивъ на сохраненіе свою одежду одному изъ своихъ приближенныхъ, который желалъ ее продать, но послушался совѣта и оставилъ ее за собой, хотя ему давали за нее очень высокую цѣну. Лишь только онъ пріобрѣлъ эту одежду, какъ тотчасъ же пришелъ въ божественный экстазъ и получилъ способность совершать чудеса.
   Мусульманскіе святые совершали, по ихъ мнѣнію, безчисленное количество чудесъ, и масса книгъ наполнена описаніями ихъ удивительной жизни. Одинъ изъ авторовъ такихъ книгъ разсказываетъ, напримѣръ, что одинъ изъ его предковъ читалъ однажды ночью въ мечети, и у него потухла лампа, но прекратить чтеніе ему не пришлось, потому что указательный палецъ его распространилъ такой свѣтъ, что онъ могъ читать, пока ему не зажгли снова лампы.
   Изъ массы жизнеописаній мы приведемъ здѣсь слѣдующій разсказъ одного очень знаменитаго святого Ибрагима Эль-Ковваса. "Идя на богомолье въ Мекку, я проходилъ по пустынѣ, гдѣ меня настигъ человѣкъ, опоясанный кушакомъ, котораго я спросилъ: "Это ты такой? "-- "Христіанинъ, -- отвѣчалъ онъ, -- я желаю итти съ тобой". Мы семь дней шли вмѣстѣ, ничѣмъ не питаясь. Наконецъ онъ сказалъ мнѣ: "О, монахъ, достань что-нибудь поѣсть, такъ какъ мы голодны ":.-- "О, Аллахъ!-- сказалъ я: -- не опозорь меня передъ этимъ невѣрнымъ". И вдругъ появился подносъ и на немъ хлѣбъ, вареное мясо, финики и кувшинъ съ водой. Мы поѣли и снова въ продолженіе семи дней продолжали путь нашъ, и тогда я сказалъ своему спутнику: "О, христіанскій монахъ, добудь что можешь изъ продовольствія, такъ какъ теперь очередь за тобой". Онъ оперся о свой посохъ и сталъ молиться, и вдругъ появились два подноса, на которыхъ лежало вдвое, болѣе ѣды, чѣмъ на моемъ подносѣ. Я смутился и отказался отъ ѣды, а онъ настаивалъ, говоря: "Ѣшь же!" -- но я не соглашался. "Ну, такъ радуйся, -- сказалъ онъ мнѣ послѣ этого, -- потому что я могу сказать тебѣ два хорошихъ извѣстія: первое, что нѣтъ Бога выше Бога, а Магометъ пророкъ его, а другое, что я молился такъ: "О, Господи!-- говорилъ я: -- если слуга этотъ достоинъ, то дай мнѣ два подноса.-- Слѣдовательно, это совершилось ради тебя". Мы поѣли, и спутникъ мой, надѣвъ одежду пилигрима, вошелъ въ Мекку, гдѣ онъ прожилъ годъ въ качествѣ учащагося, послѣ чего онъ умеръ, и я похоронилъ его. И Аллахъ, -- продолжалъ разсказывать святой, -- всевѣдущъ, то-есть, онъ одинъ знаетъ, правдивъ ли этотъ разсказъ". Послѣдняя фраза постоянно прибавляется къ разсказамъ. Вышеупомянутый святой прозывался "Эль-Каввасомъ", или корзинщикомъ, и прозванье это объясняется его собственнымъ слѣдующимъ разсказомъ: "Я ходилъ обыкновенно за городъ и садился на берегъ рѣки, гдѣ было очень много опавшихъ пальмовыхъ листьевъ; и отъ нечего дѣлать я плелъ изъ нихъ корзинки и бросалъ ихъ въ рѣку. Я плелъ ежедневно по пяти корзинокъ ради своего собственнаго удовольствія, какъ будто обязанъ былъ плести ихъ. Такъ прошло нѣсколько дней, наконецъ, однажды я вздумалъ пойти посмотрѣть, куда дѣвались мои корзинки, и, идя по берегу, я увидалъ сидѣвшую въ горѣ старуху. Въ этотъ день я не сплелъ ни одной корзинки. "О чемъ ты печалишься?" спросилъ я у нея. "Я вдова, -- отвѣчала она мнѣ, -- мужъ мой умеръ, оставивъ мнѣ пять дочерей и ничего на содержаніе ихъ; и я ежедневно приходила сюда, и ко мнѣ приплывало пять корзинокъ, которыя я продавала, и на эти деньги покупала хлѣба; но сегодня ко мнѣ не приплыло ни одной корзинки, и я не знаю, что мнѣ дѣлать". Услыхавъ это, я поднялъ глаза къ небу и вскричалъ: "О, Аллахъ! если бы я зналъ, что мнѣ надо прокормить болѣе пяти человѣкъ дѣтей, я работалъ бы прилежнѣе!" Онъ повелъ старуху къ себѣ въ домъ, далъ ей денегъ и сказалъ: "Когда тебѣ понадобится что-нибудь, приходи сюда и бери, что тебѣ надо".
   Знаменитые святые нерѣдко оказывали громадное вліяніе на царей и сановниковъ. Многіе мусульманскіе монахи были или подстрекаемы (какъ христіанскіе правители были подстрекаемы Петромъ Отшельникомъ) предпринимать религіозныя войны, или подъ вліяніемъ ихъ дѣйствовали великодушно и воздерживались отъ жестокостей, изъ боязни, что святой накликаетъ на ихъ голову кару Божію. Али, любимый сынъ калифа Эль-Мамуна, ради религіи бѣжалъ отъ великолѣпія и роскоши двора своего отца и, по примѣру самоотверженнаго благочестиваго человѣка, сдѣлался простымъ носильщикомъ и жилъ въ самой страшной бѣдности, постясь каждый день, бодрствуя по ночамъ въ мечети, не нося обуви, и умеръ въ страшныхъ страданіяхъ и нуждѣ на простой циновкѣ. Почести, отъ которыхъ онъ отказывался при жизни, были оказаны ему послѣ смерти; его высокое положеніе было открыто по кольцу и бумагѣ, найденной у него послѣ его смерти, и тѣло его было набальзамировано камфарой, мускусомъ и алоэ, завернуто въ тонкое египетское полотно и отправлено къ его опечаленному отцу въ Багдадъ.
   Самое воздержаніе считается лучшимъ средствомъ для достиженія святости. Одинъ очень знаменитый святой Эмъ-Шибли, говорятъ, получилъ отъ своего отца невѣроятное наслѣдство, которое все потратилъ на благотворительныя дѣла и, кромѣ того, бросилъ въ Тигръ массу книгъ, которыя онъ написалъ въ теченіе двадцати лѣтъ.
   У шаха Эль-Кармани, другого знаменитаго святого, была дочь, руки которой просилъ султанъ. Святой человѣкъ просилъ султана дать ему три дня на размышленіе и въ это время посѣщалъ различныя мечети, въ одной изъ которыхъ онъ увидалъ молодого человѣка, усердно молившагося. Подождавъ конца его молитвы, онъ подошелъ къ нему и сказалъ:
   -- Женатъ ты, сынъ мой?
   -- Нѣтъ, -- отвѣчалъ тотъ.
   -- У меня есть добродѣтельная, благочестивая дѣвушка, изучившая весь Коранъ и очень красивая. Хочешь взять ее?
   -- Ну, кто же, -- отвѣчалъ молодой человѣкъ, -- отдастъ такую дѣвушку человѣку, у котораго ничего нѣтъ, кромѣ трехъ диргемъ.
   -- Я выдамъ ее за тебя, -- отвѣчалъ святой: -- она моя дочь, а я шахъ и сынъ Шуи-Эль-Кармани, дай мнѣ твои диргемы, для того, чтобы на одинъ изъ нихъ я могъ купить хлѣба, на другой -- чего-нибудь сладкаго, а на третій -- духовъ.
   Бракъ былъ заключенъ; но когда молодая пришла къ мужу, то увидала черствый хлѣбъ, положенный на кружку. Она снова надѣла свой изаръ и ушла.
   -- Теперь я вижу, -- сказалъ молодой, -- что дочери шаха Эль-Кармани не нравится моя бѣдность.
   -- Я ухожу не изъ страха передъ твоею бѣдностью, но изъ-за слабости твоей вѣры, видя, что ты откладываешь хлѣбъ на завтрашній день.
   Чтобы достигнуть святости, люди доходили до того, что ходили совершенно нагіе черезъ всю Персію и другія страны и искали духовныхъ руководителей. Такіе люди избѣгали жилыхъ мѣстъ и постились съ утра до ночи, употребляя въ пищу только траву и нѣсколько листиковъ или дикихъ плодовъ. Такимъ образомъ одинъ житель Каира Абуль-Касимъ добивался святости. Онъ ходилъ нагимъ, израненныя ноги его сдѣлались мозолистыми, и по мѣрѣ того, какъ онъ убивалъ свое тѣло, духъ его крѣпнулъ. Загорѣлый отъ солнца, съ длинными черными волосами, свѣсившимися по плечамъ, онъ представлялъ при своей наготѣ ужасный видъ; при его появленіи въ городѣ онъ всегда былъ окруженъ цѣлой толпой мальчишекъ. Вслѣдствіе этого онъ вернулся и, по примѣру нашихъ прародителей, прикрылъ часть своего тѣла листьями, что потомъ онъ всегда дѣлалъ, но не оставался подолгу въ городѣ, потому что не любилъ листоваго передника. Онъ особенно боялся принять помощь отъ какого-нибудь грѣховодника или отъ дьявола въ человѣческомъ образѣ. Проходя по пустынѣ, гдѣ въ теченіе трехъ дней онъ ничего не находилъ поѣсть, гдѣ не было даже травы и не было ручейка, чтобы ему освѣжиться, онъ такъ истомился, что обратился къ Аллаху съ просьбой послать ему воды. "Но, -- молился онъ, -- пошли мнѣ воды въ зеленомъ багдадскомъ кувшинѣ, для того, чтобы я могъ узнать, что вода отъ Тебя, а не отъ дьявола, и когда попрошу пить, пусть водоносъ обольетъ голову, для того, чтобы я могъ не удовлетворять свои плотскія желанія". "Я посмотрѣлъ назадъ, -- продолжалъ онъ, -- и увидалъ человѣка съ зеленымъ багдадскимъ кувшиномъ съ водою; подойдя къ нему, я попросилъ его дать мнѣ пить, а онъ, приблизившись ко мнѣ, вылилъ воду мнѣ на голову и ушелъ. Клянусь Аллахомъ, что все это было такъ!" Обрадованный этимъ доказательствомъ того, что онъ достигнудъ святости, и освѣженный водой, онъ пошелъ далѣе по пустынѣ, съ еще болѣе твердою рѣшимостью продолжать убивать свою плоть; но жажда вскорѣ снова дала себя почувствовать; онъ понялъ, что теряетъ силы, когда увидалъ передъ собою холмъ и ручей, катившійся у его ногъ. Въ видѣ самобичеванія, онъ рѣшился войти сначала на холмъ, а потомъ уже. утолить свою жажду. Къ концу дня онъ съ большимъ трудомъ поднялся наверхъ. Сверху онъ увидалъ приближавшійся отрядъ, начальникъ котораго крикнулъ ему: "Абуль-Касимъ, сойди внизъ и выпей!" но благочестивый человѣкъ, увѣренный, что его зоветъ дьяволъ съ своимъ отрядомъ, устоялъ противъ искушенія и выждалъ наверху, пока отрядъ не скрылся изъ его глазъ. Съ закатомъ солнца жажда его немного успокоилась, и онъ выпилъ нѣсколько капель. Продолжая итти по пустынѣ, онъ нашелъ на скудной долинѣ сидѣвшаго старца съ длинной, сѣдой бородой, который обратился къ нему съ вопросомъ, что онъ ищетъ? "Я ищу, -- отвѣчалъ онъ, -- духовнаго наставника, и сердце говоритъ мнѣ, что въ тебѣ я встрѣтилъ его".-- "Сынъ мой,-- отвѣчалъ старикъ, -- видишь вонъ тамъ могилу святого; на этой могилѣ молитвы находятъ отвѣтъ. Иди туда и сядь тамъ; не ѣшь, не пей и не спи, но занимайся и день и ночь только тѣмъ, что повторяй безмолвно: "Нѣтъ Бога, кромѣ Бога!" но повторяй такъ, чтобы губы твои не шевелились. Ну, отправляйся, и миръ да будетъ надъ тобой".-- "Я пошелъ туда, -- разсказываетъ святой, -- и, войдя въ отворенную дверь часовни надъ могилой, я сѣлъ напротивъ ниши продолговатаго надгробнаго камня. Это было вечеромъ, и я началъ исполнять то, что приказалъ мнѣ старецъ, и на разсвѣтѣ я увидалъ подлѣ себя свѣтлый образъ. Протянувъ къ нему руку, я ничего не ощупалъ и понялъ, что это образъ безтѣлесный, хотя видѣлъ его я совершенно ясно. Такимъ образомъ, я продолжалъ молиться три дня и три ночи, безъ ѣды'и питья, и чувствовалъ, что укрѣпляюсь какъ тѣломъ,-такъ и душою. На третій день я увидалъ на бѣлыхъ стѣнахъ могилы, и на землѣ, и всюду, куда я ни обращалъ свои взоры, написанную фразу: "Нѣтъ Бога, кромѣ Бога", и даже мухи, влетавшія въ часовню, полетомъ своимъ писали эти же слова. Клянусь Аллахомъ, все это было такъ! Я ощутилъ необыкновенное блаженство святости и ясновидѣнія, такъ какъ я зналъ, гдѣ находились мои друзья, и что каждый изъ нихъ дѣлалъ въ Персіи, въ Индіи, въ Аравіи и Турціи".
   Тихое сумасшествіе пользуется на Востокѣ большимъ уваженіемъ, такъ что многіе мусульмане прикидываются душевнобольными, чтобы собирать подаяніе.
   Нѣкоторые святые люди, не желая обращать на себя вниманія, носятъ одежду того сословія, къ которому принадлежатъ, и живутъ отшельниками въ пустынѣ, куда къ нимъ ходятъ благочестивые люди на поклонъ. Дервиши же одѣваются въ длинную рубашку, съ заплатами различныхъ цвѣтовъ, съ длинными нитками бусъ на шеѣ, въ изодранной чалмѣ и съ посохомъ, на верху котораго болтаются разноцвѣтные лоскутки. Нерѣдко дервиши пріобрѣтаютъ славу святости умѣньемъ глотать огонь, стекло, змѣй и т. д. Многіе изъ настоящихъ и изъ мнимыхъ сумасшедшихъ ходятъ нагими даже по большимъ городамъ и позволяютъ себѣ самыя непристойныя вещи въ чувственномъ отношеніи, но народъ изъ суевѣрія смотритъ на это сквозь пальцы.
   Еще очень недавно по улицамъ Каира разгуливалъ одинъ святой Али Эль-Бекри, въ котораго народъ очень вѣрилъ. Много лѣтъ онъ ходилъ по улицамъ нагимъ, съ бритой бородой и длиннымъ посохомъ и бормоталъ какія-то непонятныя слова, къ которымъ народъ прислушивался, и каждый объяснялъ ихъ по-своему, какъ объясняетъ народъ слова нашихъ юродивыхъ. Это былъ высокій, сухой мужчина, изрѣдка одѣтый въ рубашку и колпакъ, но вообще же онъ ходилъ босымъ и нагимъ. Внушаемое имъ почтеніе заставило одну женщину, по имени Аммунеха, послѣдовать его примѣру болѣе, чѣмъ дозволяло приличіе. Она всюду за нимъ слѣдовала, прикрытая изаромъ или покрываломъ, и произнося, подобно ему, какія-то непонятныя слова. Входя вмѣстѣ съ нимъ въ частные дома, она входила въ гаремы, гдѣ ее одаривали весьма щедро, а она разсказывала, что шейкъ Али взглянулъ на нее, вслѣдствіе чего она пришла въ религіозное изступленіе и сдѣлалась святой. Потомъ она стала смѣлѣе и, открывъ лицо, одѣлась въ мужское платье, и въ такомъ видѣ ходила вслѣдъ за шейкомъ въ сопровожденіи цѣлой толпы бродягъ и уличныхъ мальчишекъ, изъ которыхъ нѣкоторые ходили тоже нагими. Эта отвратительная толпа, проходя мимо лавокъ, воровала товары и вообще производила безпорядки. Когда шейкъ садился гдѣ-нибудь, то народъ бѣжалъ, чтобы взглянуть на него и на его безобразныхъ товарищей. Долго ходила эта толпа совершенно безнаказанно, и вошла однажды въ домъ кадія, гдѣ ее задержалъ бывшій тамъ турецкій офицеръ. Онъ привелъ ихъ къ себѣ въ домъ, накормилъ шейка и прогналъ его провожатыхъ, оставивъ только женщину и нагихъ приверженцевъ, чтобы посадить ихъ въ тюрьму. Послѣ этого онъ выпустилъ Али, а женщину и нагихъ приверженцевъ наказалъ розгами. Женщину заключилъ въ сумасшедшій домъ, а приверженцевъ выпустилъ, послѣ того какъ они попросили прощенія, одѣлись и перестали юродствовать. Спустя нѣкоторое время, и женщина была отпущена на свободу, и жила одна, пользуясь славою святой и посѣщаемая мужчинами и женщинами.
   Али, лишенный своихъ провожатыхъ, принужденъ былъ вести совсѣмъ иной образъ жизни. У него былъ очень ловкій братъ, который завладѣлъ имъ и, одѣвъ его, объявилъ его святымъ, даже кутбомъ. Присутствіе такого святого у него въ домѣ привлекло массу поклонниковъ и вмѣстѣ съ ними массу богатыхъ пожертвованій. Вратъ запретилъ ему брить бороду, и такъ какъ бродить его не. пускали, онъ велъ сидячую жизнь и много ѣлъ, то очень растолстѣлъ и продолжалъ говорить какія-то неясныя слова, въ которыхъ посѣтители усматривали какія-то пророчества. Знатныя дамы толпами являлись къ нему, принося щедрые дары, поступавшіе въ сундукъ ловкаго брата. Почести, которыми онъ пользовался, не прекратились и съ его смертью. Братъ торжественно похоронилъ его въ мечети, и народъ посѣщаетъ ее, чтобы поклониться его праху.
   Нерѣдко случалось, что святой пользовался почестями только послѣ смерти. И тогда надъ прахомъ его строили часовню съ куполомъ; народъ ходитъ въ такія часовни на поклонъ и приноситъ различные дары, которые раздаютъ бѣднымъ. Въ день рожденія святого на могилѣ его обыкновенно совершается торжество при многочисленномъ стеченіи народа. На такихъ торжествахъ время проводятъ очень весело, пьютъ кофе и ѣдятъ сласти, и т. п.
   36) Арабскій этикетъ требуетъ, чтобы въ присутствіи лица высшаго по положенію не садились, а становились на колѣни, или, просто, стояли. Въ такихъ случаяхъ считается приличнымъ прикрывать руки рукавами.
   37) Кунафехъ дѣлается изъ муки и напоминаетъ нашъ вермишель. Его смачиваютъ масломъ, запекаютъ и подслащиваютъ медомъ или сахаромъ.
   38) Въ разныхъ мѣстахъ Востока въ шахматы играютъ различнымъ образомъ. Фигуры дѣлаются очень простыми, такъ какъ религія запрещаетъ мусульманамъ дѣлать изображенія чего-либо живущаго.
   39) Это и донынѣ обычный военный крикъ арабовъ, въ особенности употребляется онъ какъ крикъ побѣды.
   40) Багдадъ очень часто называютъ Пріютомъ мира или безопасности, какъ называютъ и одно изъ семи небесъ рая.
   41) Многіе изъ арабскихъ писателей описываютъ эту магнитную гору. Эль Казинни, въ своей книгѣ о минералахъ, говоритъ, что магнитная руда находится на берегу Индѣйскаго океана, и что, если корабль проходитъ мимо этого мѣста, то все желѣзо, имѣющееся на кораблѣ, какъ птица, летитъ къ ней и прилипаетъ къ горѣ; вслѣдствіе чего для постройки судовъ, предназначенныхъ для плаванія въ тѣхъ мѣстахъ, желѣзо не употребляется. Подобная же исторія встрѣчается и у латинскихъ авторовъ.
   42) Мусульмане вѣрятъ въ сны и считаютъ, что они зачастую бываютъ предостереженіемъ или предсказаніемъ чего-нибудь. Это вѣрованіе подтверждается самимъ пророкомъ. Въ Каирѣ, послѣ страшной холеры 1835 года, разсказывается такой анекдотъ, доказывающій, какъ мусульмане вѣрятъ снамъ.
   Во время эпидеміи одинъ каирскій купецъ видѣлъ сонъ, что изъ дома его вынесли одиннадцать умершихъ отъ эпидеміи человѣкъ. Онъ проснулся въ ужасной тревогѣ и страхѣ, тѣмъ болѣе, что, пораздумавъ, сосчиталъ, что всѣхъ обитателей у нихъ вмѣстѣ съ нимъ одиннадцать человѣкъ. Это его страшно огорчило, тѣмъ болѣе, что въ этомъ же домѣ у него умерла дочь, а затѣмъ жена, и зараза начала косить всѣхъ его домашнихъ такъ быстро, что черезъ нѣсколько дней всѣ кругомъ него умерли, и онъ остался одинъ въ ожиданіи своей очереди. Онъ отправился къ своимъ сосѣдямъ и просилъ ихъ навѣщать его каждое утро, и въ случаѣ его смерти обмыть и похоронить его.
   Вскорѣ послѣ заката солнца онъ легъ спать, но, конечно, уснуть въ ожиданіи смерти не могъ. Посреди ночи онъ увидалъ, несмотря на мракъ, что въ комнату къ нему вошелъ ангелъ смерти. Когда страшный вѣстникъ смерти подошелъ къ нему, онъ съ ужасомъ вскричалъ: "Кто ты такой?" -- "Я ангелъ смерти", проговорилъ страшный голосъ. Несчастный закрылся съ головой одѣяломъ и ждалъ смерти. Но время проходило, и съ наступленіемъ утра сосѣди явились къ нему и подошли къ постели, думая, что онъ уже умеръ. "Я еще живъ, -- отвѣчалъ онъ на окликъ, -- хотя ангелъ смерти приходилъ за мною, и я жду каждую минуту моего конца. Вы можете заранѣе вымыть меня и приготовить все къ выносу".-- "Зачѣмъ же оставилъ ты входную дверь отворенной?" спросили его. "Нѣтъ, я ее заперъ, можетъ-быть, ангелъ смерти открылъ ее".-- "А кто же лежитъ тамъ на дворѣ?" -- "Не знаю", отвѣчалъ онъ. На дворѣ лежалъ уже скончавшійся воръ и все, что онъ укралъ, лежало тутъ же. Хозяинъ дома тотчасъ же всталъ, такъ какъ одиннадцатымъ покойникомъ оказался воръ. Онъ пережилъ эпидемію и постоянно разсказывалъ о своемъ вѣщемъ снѣ.
   43) Аджибъ означаетъ чудо, или что-нибудь странное и удивительное.
   44) Арабскія женщины низшаго сословія обыкновенно натираютъ себѣ лицо и щеки, идя за гробомъ родственника или мужа.
   45) Рукгъ, баснословная птица, описывается многими арабскими писателями, утверждающими, что она можетъ поднять даже носорога. Другіе же авторы приписываютъ ей еще большую силу.
   46) Событія, описанныя въ этой исторіи, повидимому, взяты изъ весьма рѣдкой теперь книги Сейфъ-Зуль-Іезена, полной разсказами объ удивительныхъ кораблекрушеніяхъ и закрытыхъ дверяхъ въ таинственныя комнаты. Книга эта написана задолго до появленія "Тысячи и одной ночи".
   47) Магометанскій законъ признаетъ различные виды мученичествъ. Этотъ почетный титулъ дается прежде всего солдатамъ, павшимъ въ войнѣ за вѣру, людямъ безвинно убитымъ другими и погибнувшимъ отъ паденія стѣны или зданія. Говорятъ, что души мучениковъ переселяются до дня страшнаго суда въ зобы зеленыхъ птицъ, питающихся плодами и водою рая.
   48) Великолѣпіе дворцовъ въ Багдадѣ во время калифовъ превосходило все, что можно себѣ представить. Когда греческій императоръ Константинъ прислалъ своихъ пословъ въ Багдадъ къ калифу Эль-Мухтадиру, то они были приняты сначала визиремъ, стѣны дома котораго были увѣшаны такой дорогой тканью, что они были поражены. Во дворцѣ калифа, кромѣ необыкновенныхъ ковровъ, числомъ двадцать двѣ тысячи, и нѣсколькихъ тысячъ тканей, затканныхъ золотомъ, они увидали звѣринецъ, гдѣ хищные звѣри были совершенно ручные, и сто львовъ съ своими надсмотрщиками. Во дворцѣ, посреди бассейна, стояло искусственное дерево съ восемнадцатью вѣтвями, на которыхъ сидѣли различныхъ величинъ птицы, золотыя и серебряныя, и всѣ онѣ пѣли. Самъ калифъ сидѣлъ на тронѣ изъ чернаго дерева, съ золотомъ и серебромъ, по обѣ стороны котораго висѣло по девяти ожерелій съ такими громадными брильянтами, что они затмевали дневной свѣтъ. Одаренныхъ греческихъ пословъ повели обратно по дворцу, роскошь котораго буквально ослѣпляла ихъ. Послы проходили во дворецъ по "улицѣ Минаретовъ", гдѣ возвышалось до тысячи минаретовъ, и такъ какъ они шли ровно въ полдень, то на всѣхъ минаретахъ муэдзины призывали къ молитвѣ, и отъ ихъ общаго крика почти дрожала земля, такъ что на пословъ напалъ страхъ.
   49) Всѣ, кто когда-либо бывалъ въ восточныхъ городахъ, поймутъ всю законность такого оправданія. На улицахъ Каира и нынче нагруженный верблюдъ касается ношей обѣихъ сторонъ домовъ.
   50) Женщины, подозрѣваемыя въ невѣрности своимъ мужьямъ, и въ новѣйшее время наказывались въ Египтѣ точно такъ же.
   51) Мусульмане дорожатъ сожалѣніемъ послѣ смерти гораздо болѣе, чѣмъ при жизни, такъ какъ молитвы, вызываемыя сожалѣніемъ, должны увеличивать ихъ счастье въ будущей жизни и уменьшать несчастіе.
   

Къ главѣ четвертой.

   1) Это относится къ недостаточной одеждѣ бѣдняковъ, такъ какъ въ Багдадѣ только едва прикрытый человѣкъ можетъ нуждаться въ согрѣваніи огнемъ.
   2) Такіе стихи могъ говорить только развитой и образованный человѣкъ; хотя надо замѣтить и то, что если бѣднякъ имѣетъ хотя какія-нибудь познанія, то сосѣди его тотчасъ же начинаютъ хвалить его.
   3) Въ Аравіи и въ другихъ восточныхъ странахъ существуетъ обычай, что если лицо, обвиняемое въ какомъ-нибудь преступленіи, отрицаетъ свою вину передъ судьей, то его бьютъ палками, чтобы добиться сознанія, даже свидѣтелей тоже иногда бьютъ. Наказаніе это производится посредствомъ плети изъ кожи гиппопотама, или палки, и обыкновенно бьютъ по пятамъ. Для этого ноги привязываются къ двумъ концамъ палки довольно далеко одна отъ другой. По обѣ стороны становятся два человѣка и бьютъ поочередно, иногда до тѣхъ поръ, пока наказуемый не лишится чувствъ.
   4) Въ арабскихъ городахъ, на. базарныхъ улицахъ зачастую производится аукціонъ разъ въ недѣлю, или чаще. Продавцы предварительно возятъ товары по улицамъ и выкрикиваютъ цѣну имъ, а купцы тутъ же пріобрѣтаютъ, что имъ надо.
   5) По вѣрованіямъ мусульманъ, въ день страшнаго суда дѣла всѣхъ будутъ взвѣшены на самыхъ вѣрныхъ вѣсахъ, и обиженнымъ будетъ дано право отомстить обидчикамъ и взять себѣ часть добрыхъ дѣлъ ихъ. Если же добрыхъ дѣлъ у обидчика не окажется, то дурныя дѣла обиженнаго передаются обидчику, и тотъ идетъ въ адъ.
   6) Городъ Каиръ появился только послѣ смерти Гарунъ-Эръ-Рашида.
   7) Въ этомъ разсказѣ мы усматриваемъ снова анахронизмъ. Титулъ султана появился впервые только черезъ двѣсти лѣтъ послѣ смерти Гарунъ-Эръ-Рашида, и первымъ султаномъ былъ Селадинъ.
   8) Хотя мужчины въ Аравіи не перемѣняютъ одежды послѣ смерти близкаго человѣка, но они соблюдаютъ нѣкоторые обычаи. Во время, такъ сказать, траура они принимаютъ посѣщенія приличія. Въ вечеръ, послѣ похоронъ, нѣсколько человѣкъ читаютъ Коранъ. Самый замѣчательный обычай заключается въ томъ, что надо, по три раза, тысячу разъ повторить "нѣтъ Бога, кромѣ Бога", и для того, чтобы не сбиться, у одного изъ читальщиковъ нанизаны на нитку бусы, которыми онъ и считаетъ. Кромѣ того, нанимается человѣкъ, чтобы прочесть весь Коранъ въ вечеръ перваго четверга послѣ похоронъ.
   9) Коверъ для молитвъ рѣдко употребляется для покрышки сѣдла, развѣ только если всадникъ принадлежитъ къ ученому сословію. Здѣсь этимъ, вѣроятно, хотѣли показать, что Нуръ-Эдъ-Динъ -- человѣкъ ученый, какъ бывали обыкновенно визири египетскихъ султановъ.
   11) Арабъ высокаго званія никогда не выходитъ изъ дому пѣшкомъ, хотя бы это было совсѣмъ близко.
   11) Комнаты убираются дорогими коврами, красивыми подушками, богатыми покрышками на диваны, цвѣтными колпаками и т. д.
   12) Какъ молодые, такъ и старые арабы носятъ одежду совершенно одинаковую.
   13) Мусульмане, по указанію своего пророка, обязаны обращать большое вниманіе на воспитаніе своихъ дѣтей. Лишь только родился ребенокъ, его завертываютъ въ чистое бѣлье, бѣлое, или какого-нибудь другого цвѣта, но никакъ не желтаго, послѣ этого на ухо младенцу говорятся по нѣскольку разъ нѣкоторыя изреченія Корана. Но шептать это можетъ только мужчина, а никакъ не женщина.
   Богатые арабы при рожденіи сына задаютъ пиршество, болѣе великолѣпное, чѣмъ при рожденіи дочери. Въ новѣйшее время такое пиршество устраивается въ седьмой день, когда родильница встанетъ съ постели и показываетъ гостямъ новорожденнаго, а гости даютъ ребенку золотыя и серебряныя монеты, которыми впослѣдствіи украшаютъ головной уборъ новорожденнаго. Черезъ нѣсколько дней ребенку дается имя. Обыкновеніе называть дѣтей въ честь пророковъ, или родныхъ и товарищей пророка весьма распространено. При этомъ не происходитъ никакой церемоніи.
   Въ этотъ самый день въ прежнія времена мусульмане приносили жертвы, чего нынче уже не дѣлаютъ; при рожденіи сына закалывали двухъ барановъ, а при рожденіи дочери -- одного. Родильницѣ даютъ ногу, а остальное мясо раздается бѣднымъ. Послѣ этого отецъ выбриваетъ голову ребенка-мальчика, оставляя на макушкѣ чубъ, и даетъ бѣднымъ золота по вѣсу выбритыхъ волосъ.
   По уставу, въ этотъ же самый день должна совершиться церемонія обрѣзанія, но нынче эту операцію производятъ только дѣтямъ пяти-шести лѣтъ.
   Мусульмане совершенію справедливо смотрятъ на дѣтей, какъ на благословеніе Божіе, за воспитаніе которыхъ имъ придется отвѣчать на страшномъ судѣ. Дѣти, явясь на тотъ свѣтъ, скажутъ: "Отецъ не училъ насъ, какъ надо жить, кормилъ насъ запрещенными яствами, и потому онъ и долженъ отвѣчать за насъ".
   По закону, мать должна кормить своего ребенка полные два года, и сократить этотъ срокъ можетъ только по непремѣнному желанію мужа.
   Мусульмане очень боятся дурного глаза и всѣми силами стараются уберечься отъ него. Вынося ребенка, они одѣваютъ его очень просто, и не только не моютъ, но даже замазываютъ грязью и, кромѣ того, ради предосторожности надѣваютъ причудливый колпакъ, на который вѣшаютъ монеты или втыкаютъ перо. Если ребенка кто-нибудь похвалитъ, то послѣ этого ребенка подвергаютъ особенной церемоніи противъ дурного глаза; у богатыхъ людей дѣтей держатъ только съ цѣлью уберечь ихъ отъ дурного глаза въ продолженіе многихъ лѣтъ въ гаремѣ, и затѣмъ уже отдаютъ въ школы, если не воспитываютъ дома.
   Утромъ ребенокъ, здороваясь съ отцомъ, цѣлуетъ ему руку и затѣмъ становится передъ нимъ, почтительно сложивъ руки, и ждетъ, когда онъ дастъ ему позволеніе уйти. Вышедшій изъ дѣтскаго возраста, благовоспитанный сынъ не садится при отцѣ.
   Вѣра въ Коранъ заставляетъ мусульманъ довольно спокойно относиться къ потерѣ дѣтей. Дѣти идутъ прямо въ рай и останавливаются въ вратахъ его. По словамъ пророка, ангелы говорятъ имъ: "Входите же въ рай!" -- "Мы не пойдемъ безъ отцовъ и матерей", отвѣчаютъ они.
   "Но вѣдь у вашихъ отцовъ и матерей есть грѣхи, которые имъ надо искупить". Въ день страшнаго суда дѣти громко заплачутъ въ вратахъ рая, и Богъ, услыхавъ ихъ крикъ, спроситъ, о чемъ они плачутъ, и, узнавъ причину, скажетъ: "Пусть они возьмутъ родителей за руку и войдутъ въ рай вмѣстѣ съ ними".
   Лишь только ребенокъ начинаетъ говорить, отецъ обязанъ выучить его первому основанію Корана: "Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, а Магометъ пророкъ его". Въ свое время отцу слѣдуетъ учить сына прилично вести себя. Поставивъ передъ нимъ ѣду, онъ долженъ выучить его произнести молитву и начать ѣсть правой рукой. Отецъ обязанъ объяснить ребенку, какъ неприлично и противно ѣсть много. Отъ пристрастія къ деньгамъ отецъ долженъ оберегать сына, какъ.отъ укуса змѣи или скорпіона, и научить его прилично вести себя въ обществѣ, то-есть н ервонцевъ и четыреста мамелюковъ и столько же рабынь и черныхъ рабовъ. Абу-Сиръ подошелъ къ царю и, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, сказалъ:
   -- О, блаженный царь, что мнѣ дѣлать съ этими мамелюками, рабынями и рабами?
   -- Если я приказалъ своимъ царедворцамъ дать тебѣ рабовъ,-- отвѣчалъ царь,-- то приказалъ это для того, чтобы ты разбогатѣлъ. Можетъ-быть, тебѣ захочется вернуться къ себѣ на родину и пожить тамъ въ довольствѣ. Вотъ поэтому-то мы надавали тебѣ рабовъ.
   -- О, государь, -- сказалъ Абу-Сиръ, -- всѣ эти рабы пригодны только для царей. Лучше бы вмѣсто нихъ мнѣ дали наличныя деньги, а то вѣдь всю эту ватагу надо кормить, поить и одѣвать. Что бы я ни заработалъ, мнѣ не прокормить ихъ всѣхъ.
   -- А вѣдь ты правъ!-- смѣясь сказалъ царь.-- Ну, такъ продай ихъ мнѣ за сто червонцевъ каждаго. Согласенъ?
   -- Согласенъ, -- отвѣчалъ Абу-Сиръ.
   Царь приказалъ казначею выдать ему деньги и затѣмъ роздалъ всѣхъ рабовъ ихъ прежнимъ хозяевамъ.
   -- Да избавитъ тебя, государь, Богъ отъ всякаго зла, какъ ты избавилъ меня отъ этихъ людоѣдовъ, насытить которыхъ можетъ развѣ только Богъ.
   Царь засмѣялся, выслушавъ его, и вернулся во дворецъ. Абу-Сиръ провелъ всю эту ночь, считая золото и запечатывая его въ мѣшки. Прислуживали ему двадцать мамелюковъ, двадцать черныхъ рабовъ и четыре рабыни. На слѣдующее утро глашатые кричали по городу, что всякій желающій пойти въ баню можетъ заплатить за это, что ему угодно. Самъ Абу-Сиръ сѣлъ у сундука и собиралъ плату, -- и къ вечеру сундукъ былъ полонъ денегъ. Царица тоже пожелала побывать въ банѣ, и Абу-Сиръ раздѣлилъ день на двѣ части для того, чтобы могли ходить женщины и мужчины, и выучилъ четырехъ рабынь мыть и растирать; царица была очень довольна, увидавъ, что у сундука стояла женщина. За свое мытье царица дала тысячу червонцевъ. Молва объ удивительной банѣ разнеслась по всему городу; всѣ посѣтители относились къ хозяину съ большимъ уваженіемъ, и счастье ему повезло. Онъ познакомился съ царскими тѣлохранителями и подружился съ ними, а царь пріѣзжалъ къ нему въ баню каждую недѣлю и давалъ за это тысячу червонцевъ. Случилось, что то я, не зная, махнулъ рукой, и головы ихъ слетѣли. Перстень я принесъ теперь тебѣ, потому что ты прежде былъ ко мнѣ милостивъ, а добра я никогда забыть не могу. Вотъ, бери свой перстень, и если я виноватъ въ чемъ-нибудь передъ тобою, то скажи мнѣ, и потомъ можешь казнить меня.
   Онъ снялъ съ пальца перстень и подалъ его царю. Царь взялъ перстень и надѣлъ его себѣ на палецъ. Онъ всталъ и обнялъ Абу-Сира.
   :-- Ты -- лучшій изъ людей!-- сказалъ онъ.-- Не порицай меня, а прости за то, какъ я поступилъ съ тобою. Если бы перстень этотъ нашелъ кто-нибудь другой, то ни за что не отдалъ бы мнѣ его.
   -- Я охотно прощаю тебя, о, царь,-- отвѣчалъ Абу-Сиръ,-- но скажи мнѣ только, за что ты такъ на меня разсердился, что велѣлъ меня убитъ?
   -- Теперь я вижу, -- сказалъ царь, -- что ты совершенно неповиненъ, но мнѣ красильщикъ разсказалъ вотъ то-то и то-то.
   И онъ повторилъ ему все, что красильщикъ говорилъ ему.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчалъ Абу-Сиръ, -- я никогда не видалъ христіанскаго царя, никогда въ жизни не бывалъ въ христіанской землѣ и мнѣ никогда не приходило въ голову мысли убивать тебя. Красильщикъ былъ моимъ товарищемъ и сосѣдомъ въ Александріи; тамъ намъ стало жить не подъ силу, и мы, заключивъ союзъ, уѣхали съ нимъ оттуда.
   И онъ подробно разсказалъ все, что съ тѣхъ поръ съ нимъ было, какъ онъ былъ избитъ красильщикомъ и какъ красильщикъ же посовѣтовалъ ему сдѣлать мазь.
   -- Но надо тебѣ сказать, царь, -- продолжалъ онъ, -- что мазь эта совершенно безвредна и что у насъ дома ее постоянно употребляютъ, но я забылъ о ней и напомнилъ мнѣ о ней красильщикъ. А теперь пошли за привратникомъ въ тотъ ханъ, гдѣ мы жили, и пошли за рабами красильщика и спроси ихъ, правду ли я говорю.
   Царь послалъ за указанными людьми, и они подтвердили слова Абу-Сира.
   -- Приведите ко мнѣ красильщика босого, съ непокрытой головой и съ завязанными назадъ руками, -- распорядился царь.
   Абу-Киръ сидѣлъ дома очень довольный, что ему удалось уничтожить Абу-Сира, и не замѣтилъ приближенія царскихъ тѣлохранителей, которые бросились на него и осыпали его ударами. Они завязали ему назадъ руки и потащили его къ царю, гдѣ онъ увидалъ сидящаго Абу-Сира, привратника и своихъ работниковъ.
   -- Развѣ это не твой, товарищъ, -- сказалъ ему привратникъ хана,-- съ которымъ ты жилъ и у котораго укралъ деньги, оставивъ его на моихъ рукахъ больного?
   -- Развѣ это не тотъ человѣкъ, -- сказали ему рабочіе,-- котораго ты приказалъ намъ схватить и бить?
   Низость Абу-Кира стала для царя очевидна.
   -- Возьмите его, -- сказалъ онъ своимъ тѣлохранителямъ, -- и проведите по городу на показъ всѣмъ, а потомъ завяжите въ мѣшокъ и бросьте въ море.
   -- О, царь, -- сказалъ Абу-Сиръ, -- позволь мнѣ вмѣшаться въ это дѣло и просить тебя простить его, такъ какъ я все простилъ ему.
   -- Ты простилъ ему его вину передъ тобою, -- сказалъ царь, -- но я-не прощу его вины передо мною.
   И царь приказалъ взятъ его и исполнить высказанный имъ приговоръ, и Абу-Киръ былъ брошенъ въ мѣшкѣ въ море.
   -- А ты, Абу-Сиръ, -- продолжалъ царь, -- можешь проситъ у меня все, что хочешь, и я все исполню.
   Абу-Сиръ просилъ, чтобы его отправили на родину, такъ какъ онъ не хотѣлъ болѣе оставаться въ этомъ городѣ.
   Царь одарилъ его очень щедро и далъ ему цѣлый галіотъ, нагруженный товарами. Матросами на этомъ галіотѣ были мамелюки, которыхъ онъ тоже подарилъ ему. Предварительно онъ предложилъ ему мѣсто визиря, но Абу-Сиръ отказался. Цырюльникъ, простившись съ царемъ, вышелъ въ море и шелъ, не останавливаясь, до береговъ Александріи. Они причалили къ берегу и одинъ изъ его мамелюковъ увидалъ около берега мѣшокъ.
   -- Посмотри-ка, хозяинъ, -- сказалъ онъ, -- какой большой и тяжелый завязанный мѣшокъ.
   Абу-Сиръ велѣлъ развязать его и увидалъ тамъ тѣло АбуКира, которое море выкинуло въ Александрію. Онъ взялъ тѣло, похоронилъ его въ окрестностяхъ города и поставилъ памятникъ съ такой эпитафіей:
   
   Извѣстенъ человѣкъ среди другихъ
   Своими дѣйствіями, и дѣла
   Людей великодушныхъ, крайне щедрыхъ,
   Подобны начинаніямъ его.
   И не злословь изъ опасенья ты,
   Что и тебя злословить будутъ, такъ какъ
   Весьма то вѣроятно, что лицо,
   Сказавшее злословіе, получитъ
   На это соотвѣтственный отвѣтъ:
   "Воздерживайся отъ постыдныхъ словъ
   И не произноси ихъ ты, когда
   Ты говоришь серьезно или шутишь".
   Вѣдь если сохраняетъ, напримѣръ,
   Собака качества хорошія свои,
   То пріучаютъ жить ее при домѣ,
   Тогда какъ гордый левъ закованъ въ цѣпи
   Лишь вслѣдствіе незнанья своего
   Пустыни. Корабли плывутъ по морю
   Вдаль, между тѣмъ, какъ подъ водою моря
   Лежатъ жемчужины въ пренебреженьѣ
   Повсюду на пескѣ морского дна.
   И воробей не сталъ бы безпокоить
   Своей особой ястреба, не будь онъ такъ
   Исполненъ безразсудства своего
   И слабости всѣхъ внѣшнихъ чувствъ его.
   Написано на темносинемъ небѣ
   На воздуха страницахъ изреченье:
   Кто выполняетъ добрыя дѣла,
   Тотъ испытаетъ сходное и самъ".
   Не покушайся сахара извлечь
   Изъ калоквинта, такъ какъ сходнымъ вкусъ
   Окажется съ его происхожденьемъ.
   
   Послѣ этого Абу-Сиръ прожилъ очень недолго, и Господь взялъ его душу. Его похоронили рядомъ съ его бывшимъ товарищемъ; мѣсто, гдѣ они были погребены, народъ назвалъ Абу-Киромъ и Абу-Сиромъ. Вотъ въ какомъ видѣ сохранилась исторія Абу-Кира и Абу-Сира.
   Слава Превѣчному Создателю!
   

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ.
Начинается съ половины девятьсотъ сорокъ первой ночи и кончается въ половинѣ девятьсотъ сорокъ шестой.

Исторія Абдулъ-Аллаха Сухопутнаго и Абдулъ-Аллаха Морского.

   Жилъ-былъ рыбакъ, по имени Абдулъ-Аллахъ, у котораго была большая семья; у него было девять человѣкъ дѣтей и ихъ мать, и кромѣ сѣтей не было никакихъ средствъ. Онъ ходилъ ежедневно въ море ловить рыбу и на вырученныя деньги содержалъ семью. Когда же ему попадалось много, то онъ покупалъ хорошей провизіи и плодовъ, потрачивалъ все до послѣдней монеты, думая при этомъ, что на завтра Господь пошлетъ пищу. Когда жена его родила еще, то у него стало десять человѣкъ дѣтей, и какъ разъ въ этотъ день онъ не изловилъ ни одной рыбы, и имъ нечего было ѣсть; а жена между тѣмъ просила принести ей чего-нибудь.
   -- Я сейчасъ отправлюсь въ море, -- сказалъ онъ ей, -- и на счастье новорожденнаго заброшу сѣти.
   Онъ такъ и сдѣлалъ и, подождавъ немного, потянулъ веревки и вытащилъ сѣть, полную песку, камешковъ и травы, но въ ней не было ни единой рыбы. Онъ забросилъ во второй разъ, но рыбы опять-таки не было. Онъ забросилъ и въ третій, и въ четвертый, и въ пятый разъ, но рыбы все-таки не было.
   "Неужели, -- думалъ онъ, -- Господь создалъ новорожденнаго и ничего не послалъ для прокормленія его? Можетъ ли это быть?"


   Онъ сложилъ сѣти и съ тяжелымъ сердцемъ пошелъ обратно, зная, что дома у него нечего ѣсть, и что жена лежитъ больная. Проходя мимо хлѣбопекарни, онъ увидалъ громадную толпу народа. Время было сухое, слѣдовательно, голодное, но народъ все-таки покупалъ хлѣбъ, а онъ стоялъ и только втягивалъ въ себя запахъ горячаго хлѣба и чувствовалъ сильный голодъ. Хлѣбопекъ, увидавъ его, подозвалъ къ себѣ и сказалъ:
   -- Послушай, рыбакъ, тебѣ, вѣрно, хочется хлѣба? Ну, говори же, не стѣсняйся. Если у тебя нѣтъ съ собой денегъ, то я и такъ дамъ и подожду, пока ты будешь посчастливѣе.
   -- Да, хозяинъ, -- отвѣчалъ рыбакъ, -- у меня нѣтъ денегъ, но дай мнѣ хлѣба, чтобы накормить всю семью, а въ залогъ я оставлю тебѣ сѣти.
   -- Полно, бѣдняга, -- отвѣчалъ пекарь, -- сѣть твоя то же, что для купца лавка; она -- твое средство существованія, и если ты оставишь ее въ закладъ, то чѣмъ же ты будешь ловить рыбу? Говори, сколько хлѣба тебѣ надо?
   Онъ сказалъ, сколько ему нужно хлѣба, и столько получилъ отъ пекаря; кромѣ того, получилъ отъ него денегъ, на которыя могъ купить другого продовольствія.
   -- Я буду терпѣливо ждать возврата этихъ денегъ; а самое лучшее, если на нихъ ты принесешь мнѣ рыбы.
   -- Господь наградитъ тебя за это, -- сказалъ рыбакъ и, взявъ хлѣбъ и деньги, весело пошелъ домой къ женѣ и дѣтямъ, которыя плакали уже отъ голода.
   На слѣдующій день онъ опять взялъ сѣти и пошелъ къ морю; проходя мимо пекарни, онъ просилъ Господа послать ему рыбы, чтобы ему не стыдно было показать глаза пекарю. Онъ забросилъ сѣти, но ничего не поймалъ и, проработавъ до вечера, пошелъ съ пустыми руками. Подойдя къ пекарнѣ, іонъ ускорилъ шагъ, для того, чтобы, пекарь не замѣтилъ его, но тотъ крикнулъ ему:
   -- Эй, рыбакъ! Возьми хлѣба и деньги, которыя ты забылъ.
   -- Мнѣ совѣстно, -- отвѣчалъ ему рыбакъ, потому что сегодня мнѣ совсѣмъ не попалось рыбы.
   -- Не стыдись! Когда нибудь попадется, и ты расквитаешься, -- сказалъ пекарь.
   IÎ такъ пекарь давалъ ему хлѣба-и денегъ въ продолженіе сорока дней. На сорокъ первый день рыбакъ сказалъ женѣ, что эта жизнь ему такъ надоѣла", что онъ хочетъ изрѣзалъ сѣти.
   -- Благодари Бога,-- отвѣчала жена,-- что нашелся такой добрый человѣкъ, который помогаетъ тебѣ.
   -- Я очень много ему долженъ, -- продолжалъ рыбакъ, -- и боюсь, что онъ потребуетъ свой долгъ.
   -- Развѣ онъ напоминалъ тебѣ о долгѣ?-- спросила жена.
   -- Никогда, -- возразилъ рыбакъ.-- Напротивъ того, онъ говорилъ всегда: подожди, наступитъ хорошее время.
   -- Ну, когда онъ будетъ требовать отъ тебя долгъ, ты отвѣчай ему: подожди, наступилъ хорошее время, и я отдамъ тебѣ.
   Онъ взялъ сѣти и пошелъ къ морю, говоря:
   -- О, Господи! Пошли мнѣ рыбы, чтобы я могъ отдать ее пекарю.
   Онъ потянулъ сѣть и почувствовалъ, что она тяжела, такъ что, вытягивая ее, онъ страшно усталъ. Вытянувъ же ее, онъ увидалъ въ ней околѣвшаго осла, страшно раздувшагося и уже разложившагося. Онъ вытащилъ его изъ сѣти и проговорилъ:
   -- Сила и власть въ рукахъ Божьихъ! Вѣдь правду же говорилъ я женѣ, что мнѣ надо бросить ловить рыбу.
   Онъ очень Огорчился и перешелъ на другое мѣсто, гдѣ и закинулъ сѣти. На этотъ разъ сѣть оказалась тоже тяжелой, юнъ съ трудомъ ее вытащилъ и увидалъ въ ней человѣка. Онъ вообразилъ, что это одинъ изъ шайтановъ, запечатанныхъ Сулейманомъ въ кувшинъ, высвободившійся изъ разбившагося кувшина. Испугавшись, онъ побѣжалъ отъ него, крича:
   -- Пощади, пощади, шайтанъ Сулеймана!
   Но человѣкъ изъ сѣтей закричалъ ему:
   -- Рыбакъ! Рыбакъ, не бѣги отъ меня, такъ какъ я такой же человѣкъ, какъ и ты. Высвободи меня и получишь за меня награду.
   Рыбакъ, услыхавъ это, успокоился и подошелъ къ сѣти.
   -- Такъ ты не шайтанъ?
   -- Нѣтъ, я человѣкъ, вѣрующій въ Бога и Его пророка.
   -- Кто же бросилъ тебя въ воду?
   -- Я изъ уроженцевъ моря и попалъ въ твою сѣть. Мы повинуемся волѣ Божьей, и если бы не боялся наказанія свыше, то разорвалъ бы твою сѣть. Но теперь я подчинился своей судьбѣ, и ты можешь, если хочешь, завладѣть, мною. Освободи меня и заключи со мной условіе и сдѣлайся моимъ товарищемъ. Я буду приходить сюда каждый день, и ты приноси мнѣ корзинку съ земными плодами, которые растутъ у васъ. А я буду наполнятъ твою корзинку кораллами, жемчугомъ, изумрудами, яхонтами и другими драгоцѣнными камнями? Согласенъ ли ты на такое предложеніе?
   -- Дадимъ другъ другу клятвенное обѣщаніе.
   Оба они прочли молитвы; рыбакъ освободилъ его изъ сѣтей и спросилъ, какъ его зовутъ.
   -- Зовутъ меня, -- отвѣчалъ онъ, -- Абдулъ-Аллахомъ Морскимъ. Если ты подойдешь къ этому мѣсту, а меня тутъ не будетъ, ты только закричи: "А гдѣ ты, Абдулъ-Аллахъ Морской?" и я тотчасъ же явлюсь. А какъ зовутъ тебя?
   -- Меня зовутъ Абдулъ-Аллахомъ, -- отвѣчалъ рыбакъ.
   -- Слѣдовательно, ты Абдулъ-Аллахъ Сухопутный, а я Абдулъ-Аллахъ Морской. Теперь подожди тутъ, я принесу тебѣ подарокъ.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ рыбакъ.
   Абдулъ-Аллахъ Морской ушелъ въ воду, вслѣдствіе чего Абдулъ-Аллахъ очень раскаивался, что отпустилъ его.
   "Напрасно я это сдѣлалъ, -- думалъ онъ, -- вѣдь это онъ только посмѣялся надо мною. Вѣдь я могъ бы показывать его въ городѣ и получать за это деньги".
   Но въ то время, какъ онъ горевалъ, что выпустилъ изъ рукъ свою добычу, Абдулъ-Аллахъ вернулся къ нему съ цѣлой охапкой брильянтовъ, жемчуга, яхонтовъ и изумрудовъ.
   -- На, возьми, -- сказалъ онъ, -- и не порицай меня, братъ мой, за то, что у меня нѣтъ корзины, которую я могъ бы наполнить.
   Абдулъ-Аллахъ, очень довольный, принялъ отъ него драгоцѣнные камни и, давъ обѣщаніе приносить ежедневно фрукты, ушелъ.
   Довольный рыбакъ прошелъ прямо къ пекарю.
   -- О, братъ мой, счастье повалило ко мнѣ, -- сказалъ онъ,-- и я могу разсчитаться съ тобой.
   -- Если можешь, то разсчитывайся, -- отвѣчалъ булочникъ, -- а не можешь, то получай свой хлѣбъ.
   -- Вотъ тебѣ въ уплату долга, -- продолжалъ рыбакъ и далъ ему горсть жемчуга и другихъ камней, -- а ты дай мнѣ наличныхъ денегъ, чтобы я могъ купить продовольствія, пока не продамъ своихъ сокровищъ.
   Пекарь далъ ему всѣ свои наличныя деньги, наполнилъ хлѣбами всю его корзинку и самъ понесъ ее къ нему въ домъ, къ его женѣ и дѣтямъ. Рыбакъ купилъ всего, что надо, и на славу угостилъ своего благодѣтеля-пекаря. Тайну свою онъ разсказалъ женѣ, ирга сказала ему, чтобы онъ никому ничего объ этомъ не говорилъ, а иначе всѣ знатные люди начнутъ терзать его.
   -- Если я скоро свою тайну отъ всѣхъ,-- отвѣчалъ онъ,-- но отъ друга своего пекаря скрывать все-таки не буду.
   На слѣдующій день онъ всталъ до восхода солнца и, наполнивъ корзину фруктами, онъ отправился къ морскому берегу, гдѣ, поставивъ ее на землю, сказалъ:
   -- Гдѣ ты, Абдулъ-Аллахъ Морской?
   -- Здѣсь, къ твоимъ услугамъ, -- отвѣчалъ онъ ему, выходя изъ воды.
   Онъ взялъ отъ рыбака корзину и нырнулъ съ нею въ море, гдѣ пробылъ нѣкоторое время и затѣмъ вернулся съ этой же корзиной, наполненной драгоцѣнными каменьями.
   Абдулъ-Аллахъ Сухопутный поставилъ ее себѣ на голову и отправился къ своему другу пекарю, который сообщилъ ему, что испекъ сорокъ сладкихъ пирожковъ и послалъ ихъ къ нему въ домъ, а сейчасъ пошлетъ булокъ. Рыбакъ далъ ему три горсти драгоцѣнныхъ камней и пошелъ домой, гдѣ, выбравъ лучшіе камни, онъ пошелъ съ ними на рынокъ къ. лучшему ювелиру и спросилъ его, не купитъ ли онъ камней?
   -- А еще у тебя есть такіе камни?-- спросилъ у него ювелиръ, осмотрѣвъ тѣ, что онъ принесъ.
   -- У меня ихъ цѣлая корзина, -- отвѣчалъ рыбакъ.
   Ювелиръ спросилъ, гдѣ онъ живетъ, и затѣмъ приказалъ своей прислугѣ схватить его.
   -- Это воръ, укравшій вещи у султанши,-- прибавилъ онъ.
   Ювелиръ приказалъ бить его; завязавъ ему назадъ руки, и всѣ купцы закричали, что воръ пойманъ, что онъ-то и укралъ пропавшія вещи. Абдулъ-Аллахъ ни слова не говорилъ въ свое оправданіе, и его привели связаннаго къ султану.
   -- Государь, -- сказалъ ювелиръ, -- когда у супруги твоей пропало ожерелье, ты далъ намъ объ этомъ знать и приказалъ намъ схватить вора; вотъ привожу тебѣ его. И вотъ драгоцѣнные камни, взятые нами у него.
   Султанъ приказалъ евнухамъ взять камни, показать ихъ султаншѣ и спросить, тѣ ли это камни, которые у нея пропали. Евнухъ тотчасъ же отправился къ султаншѣ; она пришла въ восторгъ отъ камней и послала сказать султану, что ожерелье она нашла и что камни эти ей не принадлежатъ, но что они гораздо лучше тѣхъ, что у нея, и что если этотъ несправедливо обвиненный человѣкъ хочетъ продать ихъ, то она проситъ султана купить ихъ для нея.
   Когда евнухъ вернулся и передалъ султану, отвѣтъ, то султанъ очень разсердился на ювелира.
   -- Государь,-- возразилъ ему старшій ювелиръ,-- мы знали, что это бѣдный рыбакъ, и, увидавъ у него подобныя вещи, конечно, предположили, что онъ укралъ ихъ.
   -- Ахъ, вы, негодяи эдакіе! Зачѣмъ, же вы не спросили у него, откуда онъ ихъ досталъ, а опозорили его! Убирайтесь отсюда!-- крикнулъ султанъ.
   Ювелиръ и купцы въ страхѣ вышли изъ дворца.
   -- Ну, человѣкъ, -- сказалъ рыбаку султанъ, -- съ тобой было поступлено несправедливо, но скажи ты мнѣ всю правду, откуда у тебя взялись такіе камни? Я хотя и царь, но у меня такихъ камней нѣтъ.
   -- О, государь, -- отвѣчалъ рыбакъ, -- у меня цѣлая корзина такихъ камней, и вотъ откуда они.
   И рыбакъ разсказалъ, какъ онъ заключилъ союзъ съ Абдулъ-Аллахомъ Морскимъ и какъ получилъ отъ него корзину камней.
   -- Ну, счастье твое, -- сказалъ ему султанъ, -- но богатство, требуетъ извѣстной обстановки, и я постараюсь обставить тебя такъ, чтобы тебя не обирали. Но вѣдь я могу умереть, а новый султанъ можетъ пожелать завладѣть твоими сокровищами, а потому, чтобы обезпечить тебя, я совѣтую тебѣ жениться на моей дочери, стать моимъ визиремъ и лотомъ принять мое царство послѣ меня.
   Султанъ приказалъ своимъ людямъ свести Абдулъ-Аллаха въ башо и одѣть его въ царское платье, что и было тотчасъ же сдѣлано. Затѣмъ царь назначилъ его визиремъ. Кромѣ того, царь послалъ царедворцевъ и придворныхъ женщинъ къ нему въ домъ для того, чтобы они одѣли по-царски ею жену и дѣтей и на носилкахъ принесли бы ее вмѣстѣ съ младенцемъ во дворецъ. Старшихъ дѣтей царь встрѣтилъ съ почетомъ, обнялъ ихъ и посадилъ подлѣ себя. У рыбака было девять сыновей, а у султана совсѣмъ не было мальчиковъ, была только одна дочь по имени Умсъ-Эсъ-Саудъ. Царица, ласково и почетно обошлась съ женою Абдулъ-Аллаха и назначила ее къ себѣ визиршей. Царь отдалъ приказаніе заключить свадебное условіе между своей дочерью и Абдулъ-Аллахомъ и назначилъ ей въ приданое всѣ имѣвшіеся въ казначействѣ драгоцѣнные камни. П.о случаю свадьбы весь городъ былъ убранъ, и начались празднества.
   На другой день послѣ свадьбы царь, сидя у окна, увидалъ, что зять его, визирь Абдулъ-Аллахъ несъ на головѣ корзину съ фруктами.
   -- Что это ты несешь и куда, сынъ мой?-- спросилъ онъ у него.
   -- Я несу фрукты къ Абдулъ Аллаху Морскому,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Да время ли теперь итти къ нему?-- продолжалъ султанъ.
   -- Я боюсь оказаться передъ нимъ обманщикомъ, боюсь, чтобы онъ не сказалъ мнѣ, что мои личныя дѣла помѣшали мнѣ прійти къ нему.
   -- Это правда. Иди къ своему товарищу.
   Абдулъ Аллахъ пошелъ по городу, и народъ, видя его, говорилъ:
   -- А вѣдь это зять султана. Онъ идетъ промѣнять плоды на драгоцѣнные камни.
   Тѣ же, кто не зналъ его, спрашивали у него, почемъ онъ продаетъ плоды, и онъ за это не сердился, а ласково отвѣчалъ всѣмъ. Придя на берегъ, онъ отдалъ своему товарищу плоды и получилъ взамѣнъ камни. Такъ ходилъ онъ ежедневно; проходя однажды мимо хлѣбопекарни, онъ увидалъ, что она заперта. Она была заперта и на другой день; а на третій день Абдулъ-Аллахъ обратился къ сосѣду съ такимъ вопросомъ:
   -- Скажи мнѣ, пожалуйста, гдѣ твой сосѣдъ-пекарь?.. Не случилось ли съ нимъ чего-нибудь?
   -- О; господинъ мой, онъ нездоровъ и не выходитъ изъ дому.
   Онъ спросилъ сосѣда, гдѣ жилъ пекарь, и тотчасъ же отправился къ нему, обнялъ его и спросилъ:
   -- Ну, что съ тобой? Я, проходя мимо твоей пекарни, увидалъ, что дверь заперта, и отъ сосѣда узналъ, что ты боленъ.
   -- Господь наградитъ тебя за твою доброту. Но я вовсе де боленъ, а мнѣ сказали, что тебя схватили и обвинили, какъ вора. Я этого испугался и, закрывъ пекарню, самъ спрятался, -- отвѣчалъ пекарь.
   -- Это ты не ошибся, -- сказалъ Абдулъ-Аллахъ и разсказалъ пекарю все, что съ нимъ случилось, и прибавилъ: -- царь отдалъ за меня свою дочь и сдѣлалъ меня своимъ визиремъ. Возьми теперь все, что у меня въ корзинѣ, и не бойся.
   Послѣ этого онъ пошелъ обратно во дворецъ; султанъ, увидавъ у него пустую корзину, сказалъ ему:
   -- Что это, сынъ мой, ты, вѣрно, не видалъ сегодня своего товарища?
   -- Нѣтъ, я видѣлъ его, -- отвѣчалъ Абдулъ-Аллахъ, -- но гго, что получимъ отъ него, я отдалъ пекарю, которому многимъ обязанъ.
   -- Какъ зовутъ этого пекаря?-- спросилъ султанъ.
   -- Его зовутъ Абдулъ-Аллахомъ Пекаремъ, меня зовутъ Абдулъ-Аллахомъ Сухопутнымъ, а моего товарища зовутъ Абдулъ-Аллахомъ Морскимъ.
   -- И меня тоже зовутъ Абдулъ-Аллахомъ, -- сказалъ султанъ.-- Передъ Богомъ всѣ люди -- братья. Пошли за своимъ другомъ пекаремъ, пусть онъ явится ко мнѣ, и я назначу его визиремъ съ лѣвой стороны.
   Оба визиря прожили, служа султану, цѣлый годъ, и бывшій рыбакъ ежедневно приносилъ по цѣлой корзинѣ драгоцѣнныхъ камней.
   Однажды онъ по своему обыкновенію принесъ къ морю фрукты, получилъ за нихъ драгоцѣнные камни и, сидя на берегу, бесѣдовалъ съ своимъ другомъ Абдулъ-Аллахомъ Морскимъ; въ разговорѣ они коснулись могилъ.
   -- Говорятъ, -- сказалъ Абдулъ-Аллахъ Морской, -- что пророкъ погребенъ у васъ на землѣ? Ты знаешь, гдѣ находится его могила?
   -- Знаю.
   -- И вы посѣщаете ее?
   -- Посѣщаемъ; только я не былъ у гроба его, потому что сначала былъ слишкомъ бѣденъ, а теперь яі не имѣю права уйти отъ тебя.
   -- Да что ты!-- отвѣчалъ ему на это Морской.-- Если ты не побываешь на гробѣ пророка, то кто же заступится за тебя, на томъ свѣтѣ? И неужели изъ-за благъ земныхъ ты не посѣтилъ гроба пророка?
   -- Для того, чтобы посѣтить гробъ пророка, мнѣ надо было получить отъ тебя позволеніе, и мнѣ хотѣлось бы отправиться туда въ нынѣшнемъ же году.
   -- Охотно даю тебѣ это позволеніе, и когда ты будешь на могилѣ, то поклонись и отъ меня, -- отвѣчалъ морской человѣкъ,-- и снеси ему отъ меня приношеніе. Идемъ со мною въ море, я дамъ тебѣ это приношеніе.
   -- Ты, братъ мой,-- отвѣчалъ ему бывшій рыбакъ, -- родился въ морѣ, вода -- твоя стихія; но мы, люди земли, переносить ея не можемъ; и если я окунусь въ воду, то тотчасъ же захлебнусь.
   -- Не бойся ничего, -- сказалъ Абдулъ-Аллахъ Морской,-- я сейчасъ же дамъ тебѣ такое натиранье, вслѣдствіе котораго вода не причинитъ тебѣ никакого вреда.
   -- Если это такъ, то принеси мнѣ натиранья, и я попробую пойти съ тобой.
   Абдулъ-Аллахъ ушелъ въ море, вернулся очень скоро и принесъ съ собой мазь въ родѣ сала, желтаго цвѣта и пріятнаго запаха.
   -- Что это такое?-- спросилъ Абдулъ-Аллахъ Сухопутный
   -- Это жиръ громадной рыбы дендана, нашего злѣйшаго врага. Эта рыба такъ велика, что свободно можетъ проглотить и верблюда и слона.
   -- Что же ѣстъ это ужасное животное, братъ мой?-- спросилъ Абдулъ-Аллахъ Сухопутный.
   -- Морскихъ животныхъ, -- отвѣчалъ Морской.-- Сильный уничтожаетъ слабаго.
   -- Право, я боюсь итти съ тобой въ море, чтобы такое животное не встрѣтило меня и не проглотило.
   -- Не бойся, -- отвѣчалъ Морской, -- если это животное увидитъ тебя, то испугается и уйдетъ. Оно страшно боится дѣтей Адама, и если бы оно съѣло сына Адама, то тотчасъ же бы умерло, такъ какъ жиръ человѣка дѣйствуетъ на него, какъ страшнѣйшій ядъ. Мы добываемъ его жиръ только, когда въ морѣ утонетъ какой-нибудь человѣкъ, и денданъ, но разобравъ хорошенько, съѣдаетъ его и тутъ же на мѣстѣ, умираетъ самъ. Даже отъ одного голоса сына Адама всѣ эти животныя замираютъ въ страхѣ и не могутъ тронуться съ мѣста.
   -- Ну, въ такомъ случаѣ идемъ съ Богомъ, -- сказалъ зять султана и, вырывъ на берегу ямку, онъ снялъ свою одежду и спряталъ ее въ эту ямку. Послѣ этого онъ натерся мазью и, войдя въ море, нырнулъ и увидалъ, что вода не причиняетъ ему никакого вреда.. Онъ ходилъ взадъ и впередъ, поднимался и опускался, и вода, какъ сводъ, тянулась надъ нимъ. Онъ шелъ вслѣдъ за Абдуломъ-Аллахомъ и проходилъ мимо различныхъ животныхъ въ родѣ буйволовъ, быковъ, собакъ и даже людей. Но всѣ при видѣ человѣка бѣжали отъ него.
   -- Почему это, братъ мой, -- спросилъ Абдулъ-Аллахъ, -- всѣ при видѣ меня бѣгутъ?
   -- Бѣгутъ отъ страха передъ тобою. Божьи созданія всего, міра боятся человѣка.
   Они шли; сынъ Адама любовался на всѣ морскія чудеса, и, наконецъ, дошли до высокой горы. Проходя у подножія, они вдругъ услыхали страшный крикъ и увидали какую-то громадную массу, спускавшуюся на нихъ.
   -- Что это такое, брата мой?-- спросилъ Абдулъ-Аллахъ у своего товарища.
   -- Это денданъ, -- отвѣчалъ Морской, -- онъ плыветъ на меня. Пожалуйста, крикни на него, пока онъ еще не достигъ до меня, а иначе онъ разорветъ меня.
   Абдулъ Аллахъ Сухопутный громко крикнулъ, и звѣрь упалъ замертво.
   -- Слава Тебѣ, Господи!-- вскричалъ онъ.-- Я не ударилъ его ни мечомъ, ни ножомъ. Но какимъ это образомъ такое громадное животное могло умереть отъ моего крика?
   -- Не удивляйся, брата мой. Тысяча и двѣ тысячи этихъ животныхъ не вынесли бы крика сына Адама.
   Они прошли въ городъ и увидали, что всѣ обитатели города были дѣвицы; мужчинъ же между ними не было.
   -- Что это за городъ?-- спросилъ Сухопутный.-- И что это за дѣвицы?
   -- Это все морскія дѣвицы, изгнанныя царемъ въ этотъ городъ. Ни одна изъ этихъ дѣвицъ не можетъ выйти изъ этого города, такъ какъ ее тотчасъ же разорвутъ морскіе звѣри. Въ другихъ же городахъ живутъ и мужчины и женщины.
   Сухопутный съ любопытствомъ осматривалъ этихъ женщинъ и видѣлъ, что у нихъ очень красивыя лица, вся верхняя часть тѣла людская, а хвоста рыбій. Осмотрѣвъ этотъ городъ, друзья пошли дальше и пришли въ другой городъ, наполненный и мужчинами и женщинами, точно такъ же съ рыбьими хвостами, но въ этомъ городѣ ничего не продавалось и не покупалось.
   -- А какъ тутъ устраиваются браки, брата мой?-- спросилъ Сухопутный.
   -- Здѣсь женятся не всѣ, потому, что не всѣ мы одной и той же религіи: между нами есть и мусульмане, и христіане, и евреи, и разныя другія секты; а женятся преимущественно мусульмане. Человѣкъ, желающій жениться, долженъ, принести въ видѣ приданнаго извѣстное количество рыбы, смотря по условію между нимъ и отцомъ жены. И когда рыбу эту женихъ доставитъ, то родня жениха и невѣсты собирается и устраиваетъ пиръ. Послѣ этого заключается бракъ.
   Морской повелъ его еще въ городъ и еще, пока они не обошли восьмидесяти городовъ.
   -- Неужели у васъ въ морѣ имѣются еще города?-- спросилъ Сухопутный.
   -- Если бы я въ продолженіе тысячи лѣтъ водилъ тебя по морю, -- отвѣчалъ Морской, -- то и тогда, не показалъ бы тебѣ и двадцатой части морскихъ чудесъ. Теперь я показалъ тебѣ только нашу страну, и ничего больше.
   Съ меня и этого довольно. Мнѣ надоѣла рыбная пища въ продолженіе восьми дней, проведенныхъ мною въ твоей странѣ. Но вѣдь твоего города я еще не видалъ.
   -- Мы теперь отошли отъ него довольно далеко. Онъ находится неподалеку отъ того берега, на который я выхожу.
   Они повернули съ нимъ назадъ и когда вернулись, то Морской указалъ ему на сравнительно маленькій городокъ, гдѣ подвелъ его къ пещерѣ.
   -- Въ этой пещерѣ я и живу; здѣсь, въ городѣ, всѣ живутъ по пещерамъ. Если кому-нибудь хочется выстроить себѣ домъ, то онъ обращается къ царю; царь посылаетъ съ нимъ цѣлую стаю рыбъ, которыя и выдалбливаютъ камень, избранный тѣмъ, кто желаетъ устроиться. У насъ здѣсь нѣтъ никакой торговли, питаемся мы одной только рыбой. Но входи же ко мнѣ!-- прибавилъ онъ.
   Они вошли, и Морской призвалъ къ себѣ дочь. Она была красива, съ черными глазами, длинными волосами, полною грудью, тонкой таліей, но тоже съ рыбьимъ хвостомъ. Увидавъ человѣка съ земли, она спросила у отца:
   -- Что это за безхвостое существо привелъ ты сюда?
   -- Это, дочь моя, мой товарищъ съ земли, приносившій мнѣ плодовъ, -- отвѣчалъ отецъ; -- подойди сюда и поздоровайся съ нимъ.
   Она подошла и краснорѣчиво поздоровалась съ нимъ.
   -- Теперь, -- продолжалъ отецъ, -- принеси, намъ чего-нибудь поѣсть, чтобы отпраздновать приходъ гостя.
   Она принесла двѣ рыбы, каждую величиною съ барашка.
   Абдулъ-Аллахъ сталъ ѣсть, несмотря на отвращеніе, потому что былъ слишкомъ голоденъ. Вскорѣ появилась и жена Морского. Она была очень красива и привела съ собой двухъ дѣтей, каждый изъ которыхъ держалъ въ рукѣ по рыбѣ и откусывалъ отъ нея, какъ бы человѣкъ кусалъ огурецъ.
   -- Что это за безхвостое существо?-- спросила она.
   Дѣти тотчасъ же подбѣжали посмотрѣть, точно ли у него нѣтъ хвоста.
   -- Въ самомъ дѣлѣ у него нѣтъ хвоста!-- закричали они и захохотали.
   -- Развѣ ты, братъ мой, -- отвѣчалъ Сухопутный, -- привелъ меня сюда для того, чтобы я служилъ предметомъ насмѣшекъ для твоихъ дѣтей и жены?
   -- Прости великодушно, братъ мой,-- отвѣчалъ Морской,-- но вѣдь между нами нѣтъ такихъ людей, и если кто-нибудь родится безъ хвоста, то царь беретъ его къ себѣ для потѣхи. Не сердись: вѣдь женщины и дѣти недалеки.
   Онъ прикрикнулъ на своихъ домашнихъ, и тѣ умолкли.
   Въ эту минуту въ пещеру вошли, десять здоровыхъ морскихъ людей и обратились къ хозяину:
   -- До царя дошло извѣстіе, -- сказали они, -- что у тебя есть безхвостое существо, а потому царь требуетъ его къ себѣ.
   -- Да, только это сынъ Адама, который пришелъ ко мнѣ въ гости, -- отвѣчалъ Абдулъ-Аллахъ.-- Мы ничего не знаемъ, но только безъ него къ царю не вернемся, -- сказали пришедшіе люди.
   Морской сталъ уговаривать бывшаго рыбака, что бояться ему нечего, но что ему надо пойти съ нимъ къ царю.
   -- Если это необходимо, то пойдемъ,-- отвѣчалъ Сухопутный.
   Царь, увидавъ его, захохоталъ.
   -- Здравствуй, безхвостый человѣкъ!-- сказалъ онъ.
   Всѣ царедворцы тоже захохотали, а Абдулъ-Аллахъ Морской, подойдя къ царю, сталъ ему объяснять, что товарищъ его не можетъ жить съ нимъ, и потому ему слѣдуетъ дать позволеніе вернуться на землю.
   -- Разъ что онъ не можетъ жить съ нами, -- отвѣчалъ царь, -- то послѣ нашего угощенія ты можешь водворить его на землю. Подайте кушать!-- распорядился онъ.
   На столъ была подана всевозможная рыба, а Абдулъ Аллахъ, боясь ослушаться, ѣлъ ее. Послѣ обѣда царь спросилъ его, что онъ пожелалъ бы получить отъ него. Абдулъ-Аллахъ отвѣчалъ, что желалъ бы получить драгоцѣнныхъ камней.
   -- Сведи его въ домъ драгоцѣнностей, и пусть онъ выберетъ самъ, какія онъ хочетъ и сколько хочетъ.
   Его свели въ сокровищницу, и онъ взялъ оттуда сколько хотѣлъ. Потомъ Абдулъ-Аллахъ Морской далъ ему мѣшокъ и сказалъ, что это приношеніе на гробъ пророка. Онъ взялъ мѣшокъ, не зная, что въ этомъ мѣшкѣ, и отправился на землю въ сопровожденіи своего друга и товарища. На возвратномъ пути они прошли мимо пирующихъ морскихъ людей и Абдулъ-Аллахъ пожелалъ узнать: не свадьба ли празднуется.
   -- Свадьбы у насъ не празднуются, -- отвѣчалъ Морской, -- но тутъ, вѣроятно, кто-нибудь умеръ.
   -- Неужели у васъ радуются, когда кто-нибудь умретъ?
   -- Да. А у васъ развѣ не радуются?
   -- Нѣтъ, у насъ плачутъ и горюютъ.
   -- Послѣ этого я прерываю съ тобой всякія сношенія.
   -- Это почему?-- спросилъ рыбакъ.
   -- Развѣ вы, земные люди, не Божій народъ?
   -- Ну, да, мы Божій народъ.
   -- Такъ какъ же вы не радуетесь, отходя къ Господу, а напротивъ того, плачете? Послѣ этого я не хочу имѣть съ тобой никакого дѣла.
   Морской, не простившись съ нимъ, ушелъ обратно въ море, взявъ отъ него данный имъ мѣшокъ для гроба пророка. Абдулъ-Аллахъ Сухопутный отрылъ свое платье и, одѣвшись, взялъ драгоцѣнные камни и пошелъ къ царю, который очень обрадовался, увидавъ его.
   -- Ну, какъ поживаешь, зять мой, -- сказалъ онъ ему,-- и гдѣ ты былъ такъ долго?
   Абдулъ Аллахъ разсказалъ ему всю исторію и какія видѣлъ онъ чудеса въ морѣ. Онъ долго еще продолжалъ ходитъ на берегъ моря и призывать своего друга и товарища, но тотъ не откликался и не выходилъ къ нему. Послѣ этого Абдулъ-Аллахъ отказался отъ надежды видѣть его, и они жили со своимъ тестемъ и съ своей семьей счастливо и хорошо до тѣхъ поръ, пока разлучница смерть не посѣтила ихъ.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ.
Начинается съ половины девятьсотъ пятьдесятъ второй ночи и кончается въ половинѣ девятьсотъ пятьдесятъ девятой ночи.

Исторія Ибрагима и Джемилехи.

   У Эль-Казиба, царя египетскаго, былъ сынъ по имени Ибрагимъ, необычайный красавецъ, и царь, боясь за него, выпускалъ его изъ дому только по пятницамъ на молитву. Возвращаясь съ молитвы, онъ прошелъ однажды мимо одного старика, у котораго было множество книгъ. Ибрагимъ, сойдя съ лошади, подсѣлъ къ нему и сталъ пересматривать книги; онъ увидалъ въ одной изъ нихъ портретъ необыкновенно красивой женщины. Онъ сразу влюбился въ эту женщину и просилъ старика продать ему этотъ портретъ.
   Шейкъ поцѣловалъ прахъ у ногъ его и сказалъ:
   -- Бери, государь, и платы мнѣ не надо.
   Но Ибрагимъ заплатилъ ему сто червонцевъ и унесъ книгу съ этимъ портретомъ, на который сталъ смотрѣть постоянно, и день и ночь, проливая слезы. Онъ пересталъ ѣсть, пить и спать и думалъ:
   "Зачѣмъ я не спросилъ у старика, кто это нарисованъ, можетъ-быть, онъ и сказалъ бы мнѣ, а если особа эта жива, то я могъ бы видѣть ее; а если такой особы никогда и не существовало, то я пересталъ бы страдать и вздыхать о томъ, чего никогда на свѣтѣ не бывало".
   Въ слѣдующую пятницу, проходя мимо книжной лавки, онъ вошелъ въ нее и сказалъ старику:
   -- Скажи мнѣ, дядюшка, кто нарисовалъ этотъ портретъ?
   -- Его рисовалъ, -- отвѣчалъ старикъ, -- багдадскій житель, по имени Абдулъ-Казимъ-Эль-Сандалани, но я не знаю, съ кого снятъ этотъ портретъ.
   Юноша всталъ и ушелъ, не говоря никому о томъ, что съ нимъ дѣлалось.
   Выслушавъ молитвы, онъ вернулся во дворецъ и, взявъ кожаный мѣшокъ, наполнилъ его драгоцѣнными камнями и золотомъ на тридцать тысячъ червонцевъ. Дождавшись утра, онъ уѣхалъ, не сказавъ никому ни слова, и, присоединившись къ каравану, спросилъ у одного изъ бедуиновъ:
   -- Дядюшка, далеко ли отъ меня до Багдада?
   -- Сынъ мой, -- отвѣчалъ бедуинъ, -- гдѣ ты живешь и гдѣ находится Багдадъ? Я думаю, что мѣсяца два пути будетъ.
   -- Дядюшка, -- продолжалъ юноша, -- если ты проводишь, меня въ Багдадъ, то я дамъ тебѣ сто червонцевъ и лошадь, на которой я ѣду и которая стоитъ тысячу червонцевъ.
   -- Господь пусть будетъ свидѣтелемъ того, что мы говоримъ, -- отвѣчалъ бедуинъ.-- Сегодняшнюю ночь ты проведешь со мною.
   Юноша переночевалъ у бедуина, а на слѣдующее утро бедуинъ, страстно желавшій получитъ лошадь юноши, повелъ его самой ближайшей дорогой. Они ѣхали не останавливаясь, пока не приблизились къ стѣнамъ Багдада, гдѣ бедуинъ сказалъ юношѣ:
   -- Ну, слава Богу, вотъ мы и въ Багдадѣ!
   Молодой человѣкъ очень обрадовался и, соскочивъ съ своего коня, отдалъ его и сто червонцевъ бедуину.
   Взявъ кожаный мѣшокъ, онъ пошелъ и сталъ спрашивать, гдѣ тутъ живутъ купцы. Сама судьба привела его въ переулокъ, гдѣ было десять комнатъ, по пяти съ каждой стороны, а въ концѣ переулка былъ входъ съ двумя одинаковыми дверями и съ серебряными кольцами. У этихъ дверей стояли двѣ мраморныя скамьи, закрытыя превосходнымъ ковромъ; на одной изъ нихъ сидѣлъ пожилой мужчина, очень пріятной наружности и богато одѣтый, съ пятью стоявшими передъ нимъ мамелюками. Взглянувъ на него, юноша понялъ, что передъ нимъ и есть тотъ человѣкъ, о которомъ говорилъ ему книгопродавецъ. Онъ поклонился ему, а незнакомецъ отвѣтилъ на его поклонъ, посадилъ его и спросилъ, кто онъ такой.
   -- Я иностранецъ, -- отвѣчалъ ему юноша, -- и желалъ бы нанять въ этой улицѣ помѣщеніе, чтобы поселиться.
   -- Газалеха!-- крикнулъ тутъ шейкъ; на крикъ его явилась рабыня.
   -- Что угодно, господинъ мой?-- сказала она.
   -- Возьми съ собой прислугу, вымой одну изъ комната, убери ее хорошенько и поставь въ нее все, что нужно для жизни этого красиваго юноши.
   Рабыня тотчасъ же пошла и исполнила данное ей приказаніе, послѣ чего шейкъ свелъ юношу въ его новое помѣщеніе.
   -- О, господинъ мой, -- сказалъ Ибрагимъ, -- сколько придется мнѣ платить за это помѣщеніе?
   -- Прелестный юноша, -- отвѣчалъ шейкъ, -- я не хочу брать съ тебя платы за жизнь въ этомъ помѣщеніи.
   Юноша поблагодарилъ его за это. Шейкъ, же кликнулъ другую рабыню, -- на зовъ его пришла рабыня красивая, какъ мѣсяцъ.
   -- Принеси намъ шахматы,-- сказалъ шейкъ.
   Мамелюкъ тотчасъ же принесъ столикъ, на который рабыня поставила шахматы.
   -- Хочешь сыграть со мной?-- спросилъ шейкъ юношу.
   -- Сыграемъ,-- отвѣчалъ онъ.
   Они сыграли нѣсколько партій, и юноша выигралъ.
   -- Однако ты, молодой человѣкъ, хорошо играешь, потому что въ Багдадѣ никто обыграть меня не можетъ!
   Когда комната была готова и снабжена всѣмъ, что надо, шейкъ вручилъ ему ключи и сказалъ ему:
   -- Не хочешь ли, господинъ мой, войти ко мнѣ въ домъ и поѣсть у меня?
   Молодой человѣкъ согласился и пошелъ съ шейкомъ въ красивый домъ, убранный золотомъ, картинами и всевозможными украшеніями. Шейкъ привѣтливо принялъ его и приказалъ подавать кушанья;; прислуга принесла-столъ, установленный всевозможными кушаньями. Молодой человѣкъ ѣлъ, пока не насытился и, вымывъ руки, началъ осматривать домъ и его убранство. Послѣ этого онъ оглянулся и увидалъ, что кожаный мѣшокъ его пропалъ.
   -- Господи, помилуй, -- сказалъ юноша.-- Я съѣлъ здѣсь на какую-нибудь серебряную монету, а у меня пропалъ мѣшокъ съ тридцатью тысячами червонцевъ. Господи, помоги мнѣ
   Онъ не могъ болѣе говорить, а шейкъ принесъ шахматы и сказалъ молодому человѣку:
   -- Хочешь поиграть со мною въ шахматы?
   -- Хочу, -- отвѣчалъ онъ, и на этотъ разъ шейкъ выигралъ.
   -- Ты игралъ хорошо, -- сказалъ онъ шейку.
   -- Да что съ тобой, молодой человѣкъ?-- спросилъ его шейкъ.
   -- Я хочу получить мой кожаный мѣшокъ.
   Шейкъ всталъ и принесъ ему мѣшокъ.
   -- Ну, вотъ тебѣ твой мѣшокъ, -- сказалъ онъ.-- Хочешь еще сыграть со мною?
   -- Хочу, -- отвѣчалъ онъ, и на этотъ разъ обыгралъ шейка..
   -- Когда голова твоя была занята пропажею мѣшка, то я обыгралъ тебя, а когда я принесъ мѣшокъ, то ты обыгралъ меня. Скажи мнѣ, сынъ мой, изъ какихъ ты странъ?.
   -- Изъ Египта, -- отвѣчалъ онъ.
   -- А зачѣмъ ты пріѣхалъ въ Багдадъ?
   Юноша досталъ картину и сказалъ:
   -- Я, сынъ Эль-Казиба, царя египетскаго, увидалъ эту картину у книгопродавца и совершенно плѣнился ею. Я спросилъ, кто рисовалъ ее, и узналъ, что ее рисовалъ человѣкъ, живущій въ кварталѣ Эль-Карка, по имени Абулъ-Казимъ-ЭльСандалани, въ улицѣ Дарбъ-Эль-Каркъ. Я взялъ съ собою денегъ и, не сказавши никому, отправился сюда одинъ. Теперь я желаю, чтобы ты указалъ мнѣ, кто рисовалъ эту картину, для того, чтобы я могъ спросить у него, съ кого снятъ портретъ. И я дамъ этому человѣку все, что онъ потребуетъ отъ меня.
   -- Сынъ мой, -- отвѣчалъ шейкъ,-- я и есть Абулъ-Казимъ-Эль-Сандалани. И какъ это удивительно, что судьба прямо привела тебя ко мнѣ!
   Молодой человѣкъ, услыхавъ это, всталъ, обнялъ шейка и поцѣловалъ его въ голову и поцѣловалъ ему руки.
   -- Аллахомъ умоляю тебя, -- сказалъ онъ, -- скажи мнѣ, чей это портретъ?
   -- Изволь, скажу, -- отвѣчалъ шейкъ и, вставъ, прошелъ въ чуланъ, откуда вынесъ нѣсколько книгъ съ тѣмъ же самымъ портретомъ.-- Портрета этотъ снятъ съ дочери моего дяди. Живетъ она въ Эль-Башрахѣ; отецъ ея губернаторомъ въ Эль-Башрахѣ. Зовутъ ее Джемилехой; дѣйствительно, на свѣтѣ нѣтъ никого красивѣе ея; но она ненавидитъ мужчинъ и не выноситъ разговора о мужчинахъ. Я ѣздилъ къ дядѣ и просилъ у него руки ея, но онъ не согласился на мое предложеніе; a дочь его, услыхавъ объ этомъ, пришла въ совершенную ярость и прислала мнѣ сказать, что если я въ своемъ умѣ, то чтобы не оставался въ городѣ, а иначе непремѣнно погибну и самъ буду въ этомъ виноватъ. Я тотчасъ же уѣхалъ изъ Эль-Башраха и нарисовалъ въ книгахъ ея портретъ и распространилъ книги во всей странѣ, надѣясь, что портретъ ея попадетъ въ руки какого-нибудь молодого человѣка и онъ найдетъ средство познакомиться съ нею и влюбить ее въ себя. Если бы это случилось, -- думалъ я, -- и онъ овладѣлъ бы ею, то я взялъ бы съ него слово непремѣнно показать ее мнѣ.
   Выслушавъ шейка, Ибрагимъ понурилъ голову и задумался.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ ему шейкъ, -- во всемъ Багдадѣ я не видалъ никого красивѣе тебя, и увѣренъ, что она, увидавъ тебя, непремѣнно въ тебя влюбится. Можешь ли ты, въ случаѣ, если ты увидишь ее и будешь ею обладать, обѣщать мнѣ показать ее?
   -- Могу, -- отвѣчалъ онъ
   -- Если это такъ, то живи у меня до тѣхъ поръ, пока тебѣ не представится случай поѣхать въ Эль-Башрахъ, -- сказалъ шейкъ.
   -- Нѣ тѣ, я ждать не могу, потому что вся грудь моя пылаетъ отъ страстей къ ней.
   -- Ну, подожди хоть до тѣхъ поръ, пока я не приготовлю тебѣ судна для поѣздки въ Эль-Башрахъ.
   Ибрагимъ согласился.
   Судно было приготовлено и снабжено всѣмъ необходимымъ изъ ѣды, питья и всего другого и по прошествіи трехъ дней шейкъ сказалъ:
   -- Ну, готовься къ поѣздкѣ, такъ какъ я снарядилъ для тебя судно, которое дарю тебѣ, и прислуга будетъ служить тебѣ, пока ты не вернешься.--
   Молодой человѣкъ тотчасъ же отправился на судно, и, простившись съ шейкомъ, онъ поѣхалъ-въ Эль-Башрахъ; по пріѣздѣ, туда хотѣлъ заплатить капитану сто червонцевъ, но тотъ платы не принялъ, сказавъ, что ему все уплачено хозяиномъ. Но Ибрагимъ настоялъ, чтобы капитанъ взялъ плату въ нихъ подарка.
   Выйдя въ городъ, юноша спросилъ, гдѣ тутъ живутъ купцы; ему сказали, что они живутъ въ Гамданскомъ ханѣ. Онъ тотчасъ же направился туда, и всѣ на него смотрѣли, дивясь его необыкновенной красотѣ. Онъ вошелъ въ ханъ въ сопровожденіи одного изъ матросовъ и прошелъ въ привратнику, почтенному старику.
   -- Дядюшка, -- сказалъ онъ ему, -- нѣтъ ли у тебя свободной хорошей комнаты?
   Привратникъ показалъ прекрасную, отдѣланную золотомъ комнату.
   -- Вотъ, молодой человѣкъ, -- сказалъ онъ, -- совсѣмъ подходящая для тебя комната.
   Молодой человѣкъ вынулъ два червонца и, подавая ихъ привратнику, сказалъ:
   -- Вотъ тебѣ за ключъ.
   Привратникъ, взявъ деньги, поблагодарилъ и помолился.
   Юноша занялъ комнату и, давъ червонецъ привратнику, послалъ его за хлѣбомъ и мясомъ, а принесенную сдачу отдалъ тому же привратнику, чему тотъ былъ несказанно радъ, тѣмъ болѣе, что и оставшуюся провизію онъ отдалъ ему же.
   Войдя послѣ этого въ комнату Ибрагима, привратникъ увидалъ, что онъ плачетъ. Онъ сталъ растирать и цѣловать ему ноги и сказалъ:
   -- О, господинъ мой, о чемъ это ты плачешь? Отгони Господь отъ тебя всякое горе,
   -- Дядюшка, -- отвѣчалъ ему царевичъ, -- мнѣ хотѣлось бы Выпить съ тобою сегодня вечеромъ.
   -- Слушаю и повинуюсь, -- отвѣчалъ ему привратникъ. Молодой человѣкъ далъ ему пять червонцевъ и просилъ купить плодовъ и вина и принести ему лютню.
   Привратникъ тотчасъ же пошелъ и купилъ все, что ему было заказано, и приказалъ женѣ своей состряпать все хорошенько, а когда все было готово, онъ понесъ все къ Ибрагиму, царскому сыну. Онй поѣли, попили и развеселились; послѣ этого молодой человѣкъ заплакалъ и сказалъ слѣдующіе стихи:
   
   Мой другъ, я отдалъ бы всю жизнь мою
   Съ ея трудами, все мое богатство
   И міръ со всѣмъ, что существуетъ въ немъ,
   И вѣчности сады, и сѣни рая,
   За часъ союза съ нею моего,--
   Моя душа купила бы ее!
   
   Затѣмъ онъ застоналъ и упалъ въ обморокъ, а привратникъ хана, приведя его въ себя, сталъ разспрашивать, что съ нимъ и къ кому обращался онъ со стихами. Юноша же, поднявшись на ноги и доставъ изъ мѣшка ящикъ съ богатымъ ожерельемъ, подалъ его привратнику:
   -- Возьми это, -- сказалъ онъ, -- для твоего гарема.
   Жена привратника, получивъ такой подарокъ, осталась очень довольна и, придя поблагодарить за него Ибрагима, застала его въ слезахъ.
   -- Какъ ты огорчаешь насъ!-- сказала она.-- Скажи намъ, въ какую женщину ты влюбленъ, и она будетъ твоей рабой.
   -- Ахъ, дядюшка,-- сказалъ Ибрагимъ, обращаясь къ привратнику, -- знай, что я сынъ египетскаго царя и влюбленъ въ Джемилеху, дочь градоначальника Абулъ-Лейса.
   -- О, Аллахъ! Аллахъ!-- вскричала привратница.-- Не говори этого, а иначе мы всѣ погибнемъ, такъ какъ на свѣтѣ нѣтъ человѣка свирѣпѣе ея, она такъ ненавидитъ мужчинъ, что съ нею нельзя говорить о нихъ. И потому, братъ мой, лучше обрати свое вниманіе въ другую сторону.
   Услыхавъ это, онъ горько заплакалъ.
   -- Я могу отдать тебѣ только свою жизнь, -- сказалъ ему привратникъ, -- и готовъ пожертвовать собою для тебя.
   На слѣдующее утро царевичъ сходилъ въ баню и одѣлся по-царски.
   -- О, господинъ нашъ, -- сказалъ ему привратникъ, -- въ городѣ есть горбатый портной, который шьетъ на дѣвицу Джемилеху. Пойди къ нему и разскажи ему, что съ тобой, и спроси, какимъ образомъ тебѣ достигнуть твоихъ желаній.
   Юноша тотчасъ же пошелъ къ портному и увидалъ у него десять мамелюковъ, красивыхъ, какъ мѣсяцы. Онъ поклонился имъ; они отвѣтили на его поклонъ и были очень довольны его приходомъ и усадили его. Самъ же портной былъ совершенно очарованъ его красотой.
   -- Я желаю, -- сказалъ ему царевичъ, -- чтобы мнѣ зашили мой карманъ.
   Портной взялъ иголку съ ниткой и подошелъ къ нему, чтобы зашить, а царевичъ нарочно вывернулъ карманъ. Когда же карманъ былъ зашитъ, онъ досталъ пять червонцевъ и подалъ ихъ горбуну, послѣ чего ушелъ.
   -- Что сдѣлалъ я для этого молодого человѣка, что бы заслуживало пяти червонцевъ?
   Горбунъ всю ночь раздумывалъ о красотѣ и щедрости царевича. А утромъ молодой человѣкъ снова появился въ лавку портного. Онъ вошелъ и поклонился, и былъ принять съ почетомъ.
   -- Дядюшка, -- сказалъ ему царевичъ, -- зашей мнѣ карманъ, такъ какъ онъ опять разорвался.
   -- Сейчасъ, сынъ мой.
   Онъ подошелъ къ нему, зашилъ карманъ и получилъ на этотъ разъ десять червонцевъ. Портной взялъ деньги, совершенно пораженный красотою и щедростью Ибрагима.
   -- Клянусь Аллахомъ, молодой человѣкъ,-- сказалъ онъ,-- безъ причины нельзя такъ поступать, вѣдь не за карманъ же платишь ты такъ щедро. Говори, въ чемъ дѣло?
   -- Дядюшка, -- отвѣчалъ царевичъ, -- здѣсь не мѣсто для разговоровъ, такъ какъ исторія моя удивительна.
   -- Если такъ, -- отвѣчалъ горбунъ, -- то пойдемъ ко мнѣ въ комнату.
   Онъ повелъ царевича въ комнату за лавкой и, усадивъ его, выслушалъ его желаніе
   -- О, молодой человѣкъ, -- продолжалъ онъ, -- да помилуетъ тебя Господь. Вѣдь особа, о которой ты говоришь, ненавидитъ мужчинъ. Поэтому будь поосторожнѣе въ рѣчахъ своихъ, а иначе ты сгубишь себя.
   Выслушавъ портного, царевичъ горько заплакалъ и, ухватившись за одежду горбуна, сказалъ: '."
   -- О, дядюшка, помоги мнѣ, потому что я погибаю. Вѣдь я покинулъ свое царство, царство своего отца и предковъ, и пріѣхалъ сюда одинокимъ чужестранцемъ; я не могу болѣе переносить разлуки съ нею!
   Портной, узнавъ о его чувствахъ, очень пожалѣлъ его.
   -- О, сынъ мой, такъ какъ я готовъ пожертвовать для тебя своею жизнью, то изобрѣлъ способъ успокоить тебя.
   Царевичъ поблагодарилъ его и отправился домой, гдѣ передалъ привратнику о томъ, что сказалъ ему портной. На слѣдующее утро молодой человѣкъ надѣлъ свое лучшее платье и, взявъ кошелекъ съ золотомъ, пришелъ къ портному и сѣлъ у него.
   -- Дядюшка, -- сказалъ онъ, -- исполни твое обѣщаніе.
   -- Возьми сейчасъ же три жирныхъ курицы, три унціи ледянцовъ, два небольшихъ кувшинчика съ виномъ и чашку. Все это сложи въ небольшой мѣшокъ и, послѣ утренней молитвы, возьми лодочника съ небольшой лодкой и скажи ему, что желаешь отправиться за городъ. Если же онъ скажетъ тебѣ, что болѣе версты за городъ онъ проѣхать не смѣетъ, ты согласись съ нимъ, а когда сядешь въ лодку, то старайся подкупить его деньгами, пока онъ не довезетъ тебя до перваго сада, который и будетъ садомъ дѣвицы Джемилехи. Подъѣзжай къ воротамъ; тамъ ты увидишь лѣстницу, устланную парчой, и такого же горбуна, какъ я. Разскажи ему о своемъ состояніи и проси его помощи; онъ, можетъ-быть, пожалѣетъ тебя и дастъ тебѣ возможность взглянуть на нее хотя бы издали. Это все, что я могу для тебя сдѣлать. Но если онъ надъ тобою не сжалится, то и я и ты -- мы оба погибнемъ. Въ этомъ дѣлѣ надо доложиться на милость Божью.
   -- Будь, что будетъ, -- сказалъ молодой человѣкъ.-- Я уповаю на одного Бога.
   Царевичъ вернулся домой, купилъ все, что было указано, и сложилъ все въ маленькій красивый мѣшокъ. На слѣдующее же утро онъ вышелъ на берегъ Тигра и увидалъ дремавшаго перевозчика. Онъ разбудилъ его и далъ десять золотыхъ, приказавъ вести себя за городъ..
   -- Сынъ мой, -- отвѣчалъ ему лодочникъ, -- я не смѣю отъѣхать за городъ болѣе версты; въ противномъ случаѣ могу поплатиться жизнью.
   -- Ну, поѣдемъ, куда хочешь, -- сказалъ ему царевичъ.
   Они пустились внизъ по рѣкѣ и подъѣхали къ саду.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ лодочникъ, -- я не могу ѣхать далѣе. Если я переступлю эту границу, то мы оба погибнемъ.
   Ибрагимъ далъ ему десять червонцевъ.
   -- Прими эти деньги, -- сказалъ онъ, -- и употреби на свои нужды.
   Лодочникъ смутился и сказалъ:
   -- Отдаюсь въ руки Господа!-- и поѣхалъ далѣе по рѣкѣ. Когда лодка поравнялась съ садомъ, молодой человѣкъ радостно поднялся и, какъ стрѣла, выскочилъ на берегъ, а лодочникъ поспѣшно вернулся.
   Ибрагимъ пошелъ и тотчасъ же увидалъ садъ, о которомъ ему говорилъ портной. Калитка сада была отворена, въ привратницкой стояло ложе изъ чернаго дерева, на которомъ сидѣлъ горбунъ, очень привлекательной наружности, одѣтый въ золотое парчевое платье и съ серебрянымъ мечомъ. Молодой человѣкъ быстро подошелъ къ нему и поцѣловалъ у него руку.
   -- Кто ты такой?-- спросилъ у него горбунъ.-- Откуда пришелъ и кто привелъ тебя сюда, сынъ мой?
   Горбунъ совершенно былъ пораженъ красотою Ибрагима.
   -- Дядюшка, -- отвѣчалъ ему Ибрагимъ, -- я ничего незнающій чужестранный юноша.
   Сказавъ это, онъ заплакалъ и такъ тронулъ горбуна, что тотъ всталъ съ своего мѣста и отеръ ему слезы.
   -- Полно, -- сказалъ онъ ему, -- ничего дурного съ тобой не случится. Если у тебя долги, то Господь поможетъ тебѣ уплатить ихъ, а если ты боишься чего нибудь, Господь успокоитъ твой страхъ!
   -- Нѣтъ, дядюшка,-- отвѣчалъ онъ,.-- я ничего не боюсь и долговъ у меня нѣтъ, -- я обладаю хорошимъ состояніемъ.
   -- Ну, такъ что же тебѣ надо, сынъ мой?-- спросилъ горбунъ.-- Изъ-за чего ты подвергалъ себя такой опасности?
   Молодой человѣкъ разсказалъ ему всю свою исторію; горбунъ, выслушавъ его, понурилъ голову и, наконецъ, сказалъ:
   -- Такъ это горбатый портной направилъ тебя сюда?
   -- Да, -- отвѣчалъ Ибрагимъ.
   -- Онъ братъ мой, -- продолжалъ горбунъ, -- и человѣкъ очень хорошій. О, сынъ мой, если бы я не почувствовалъ къ Тебѣ расположенія и не пожалѣлъ бы тебя, то ты, навѣрное бы, погибъ, какъ погибли бы и мой братъ, и привратникъ, и его жена. Такого сада, какъ здѣшній, нѣтъ въ цѣломъ мірѣ, зовутъ его садомъ жемчуга. Никто никогда не входилъ сюда, кромѣ султана, меня и хозяйки его, Джемилехи, съ прислужницами. Вотъ уже двадцать лѣтъ, какъ я служу здѣсь, и не видывалъ никогда мужчины въ этомъ саду. Черезъ каждые сорокъ дней царевна Джемилеха пріѣзжаетъ сюда въ лодкѣ, и рабыни носятъ ее въ атласныхъ носилкахъ, съ золотыми украшеніями. Носилки закрыты, такъ что и я не видывалъ ее. Но у меня, кромѣ жизни, ничего нѣтъ, и я охотно отдамъ ее за тебя.
   Юноша поцѣловалъ у него руку, а горбунъ ввелъ его въ садъ, напоминающій рай. Подойдя къ бесѣдкѣ, горбунъ сказалъ, что тутъ царевна Джемилеха обыкновенно сидитъ. Бесѣдка была увѣшана картинами, въ нее вели пять ступеней. Посреди этой бесѣдки находился бассейнъ съ золотымъ фонтаномъ, плескъ воды изъ котораго производилъ необыкновенно чудные райскіе звуки.
   Ибрагимъ сѣлъ у калитки, а горбунъ сѣлъ подлѣ него.
   -- Какъ тебѣ нравится нашъ садъ?-- спросилъ онъ.
   -- Да это земной рай, -- отвѣчалъ Ибрагимъ.
   Горбунъ принесъ царевичу всякаго угощенья, а когда тотъ насытился, то онъ спросилъ, что это у него за мѣшочекъ?
   Ибрагимъ показалъ ему, что у него въ мѣшочкѣ, и горбунъ сказалъ царевичу:
   -- Держи его при себѣ, такъ какъ онъ пригодится тебѣ, когда прибудетъ дѣвица Джемилеха, потому что при ней мнѣ нельзя будетъ накормить тебя.
   Онъ повелъ царевича къ бесѣдкѣ и посадилъ его въ кусты, такъ что онъ могъ видѣть все, не будучи самъ замѣченнымъ. При этомъ онъ сказалъ ему, что онъ можетъ ѣсть плоды въ саду и гулять, потому что царевна должна прибыть только на слѣдующій день.
   Ибрагимъ гулялъ по саду, а ночь провелъ съ горбуномъ; утромъ же только что онъ прочелъ утреннія молитвы, какъ къ нему подошелъ поблѣднѣвшій горбунъ и сказалъ:
   -- О, сынъ мой, пойди спрячься, потому что рабыни явились уже, чтобы прибрать все; она будетъ вслѣдъ за ними. Смотри, не сморкнись, не плюнь, не чихни, потому что мы погибнемъ оба.
   Ибрагимъ пошелъ въ кусты, а горбунъ ушелъ, прося Господа помиловать ихъ. Вдругъ въ это время подошли пять рабынь такой красоты, что трудно было себѣ представить. Онѣ вошли въ бесѣдку и, снявъ съ себя верхнее платье, стали мыть ее, обрызгали розовой водой, накурили и покрыли парчою. Послѣ нихъ пришло пятьдесятъ рабынь съ музыкальными инструментами и посреди нихъ царевна Джемилеха въ красныхъ пунцовыхъ носилкахъ съ золотыми ручками. Ибрагимъ не могъ видѣть съ своего мѣста ни ея ни ея наряда. Рабыни принесли сначала ѣду и питье и, вымывъ руки, поставили для Джемилехи тронъ, на который она и сѣла. Затѣмъ онѣ заиграли на инструментахъ и, запѣли необыкновенно пріятными голосами, послѣ чего вышла танцовщица и, ударивъ въ ладоши, стала танцовать. Въ эту минуту занавѣсъ откинулась и изъ-за Ней, смѣясь, вышла Джемилеха. Ибрагимъ увидалъ ее. На ней были разные уборы, а на головѣ красовалась корона, убранная жемчугомъ и брильянтами, на шеѣ -- такое же ожерелье. Кругомъ таліи ея шелъ кушакъ изъ продолговатыхъ хризолитовъ, съ завязками изъ яхонтовъ и жемчуга. Рабыни всѣ встали и поцѣловали прахъ у ногъ смѣющейся царевны.
   Когда я увидалъ ее, -- разсказываетъ потомъ Ибрагимъ, -- я точно потерялъ сознаніе, такъ она была хороша и миловидна. Я упалъ въ обморокъ и, очнувшись, сказалъ слѣдующее:
   
   Тобой любуюсь, глазъ не закрывая,
   Я, чтобъ глаза меня не отвращали
   Отъ созерцанья красоты твоей.
   И если бы тобой я любовался,
   Не прерывая созерцанья вовсе,
   То не могли бы очи разсмотрѣть
   Всѣ чары красоты твоей волшебной.
   
   Танцовщица сказала рабынямъ:
   -- Пусть десять рабынь потанцуютъ и попоютъ.
   Рабыни протанцовали и затѣмъ, окруживъ царевну, сказали:
   -- О, госпожа наша, потанцуй теперь ты! Сдѣлай намъ это удовольствіе, доверши радость сегодняшняго, дня!
   "Двери рая, -- подумалъ Ибрагимъ, -- вѣроятно, раскрылись, и Господь услышалъ мою молитву".
   Рабыни стали цѣловать ей ноги и говорили:
   -- Клянемся Аллахомъ, ты сегодня особенно хороша.
   Онѣ упрашивали ее до тѣхъ поръ, пока она не сбросила верхней одежды и не осталась въ шерстяной рубашкѣ, затканной золотомъ и вышитой драгоцѣнными камнями, сквозь которую видны были ея удивительныя формы.
   Ибрагимъ увидалъ тутъ такія граціозныя движенія, о какихъ раньше и понятія не имѣлъ, и вмѣстѣ съ поэтомъ проговорилъ:
   
   Станъ танцовщицы гибче вѣтки ивы,
   Душа при видѣ всѣхъ ея движеній
   Готова съ тѣломъ у меня разстаться.
   Да, нѣтъ ноги, когда она танцуетъ,
   Которая была бы неподвижна.
   И пламя сердца моего стремится
   Приблизиться къ ея красивымъ ножкамъ.
   
   -- Въ то время, какъ я смотрѣлъ на нее, -- продолжалъ разсказывать Ибрагимъ, вдругъ взоръ ея упалъ на меня, и она меня замѣтила. Лицо ея тотчасъ же измѣнилось, и она сказала своимъ рабынямъ: "Пойте до тѣхъ поръ, пока я не. вернусь къ вамъ". Она -взяла ножъ и подошла ко мнѣ, сказавъ: "Сила, и власть только въ рукахъ Бога великаго, всемогущаго!" Когда она подошла ко мнѣ, я простился съ своей жизнью, но когда она увидала меня и мы встрѣтились лицомъ къ лицу, ножъ выпалъ у нея изъ рукъ, и она вскричала: "Слава Творцу, смягчающему сердца людскія! Успокойся, молодой человѣкъ, -- прибавила она, -- ты обезпеченъ отъ того, чего боишься". Я же началъ плакать, а она вытерла мои слезы и сказала: "Сообщи мнѣ, кто ты такой, и что привело Тебя сюда?" Я поцѣловалъ прахъ у ногъ ея и ухватился за ея платье, а она прибавила: "Никакой бѣды съ тобой не будетъ, потому что, клянусь Аллахомъ, ты первый мужчина, который привелъ меня въ восторгъ. Скажи мнѣ, кто ты такой?" Я разсказалъ ей всю свою исторію съ начала до конца, и она не мало удивилась и сказала мнѣ: "О, господинъ мой, Аллахомъ прошу тебя скажи мнѣ, не Ибрагимъ ли ты, сынъ Эль-Казиба?" Я отвѣчалъ утвердительно, и она бросилась ко мнѣ и сказала: "О, господинъ мой, вѣдь я изъ-за себя возненавидѣла всѣхъ мужчинъ! Когда я узнала, что въ Египтѣ существуетъ юноша, красивѣе котораго нѣтъ въ цѣломъ мірѣ, я влюбилась въ тебя по описанію, сердце мое привязалось къ тебѣ и со мною сдѣлалось, какъ говоритъ поэтъ:
   
   Мое въ него влюбилось ухо прежде,
   Чѣмъ глазъ при видѣ красоты его.
   Вѣдь иногда случается, что ухо
   Влюбляется, когда не видитъ глазъ.
   
   Слава Господу, показавшему мнѣ твое лицо! Клянусь Аллахомъ, будь это кто-нибудь, а не ты, я приказала бы казнить и своего садовника, и привратника хана, и портного, и всѣхъ, къ кому ты обращался. Какъ бы мнѣ, -- прибавила она, помолчавъ немного, -- покормить тебя, но такъ, чтобы рабыни мои не замѣтили?
   -- Да у меня есть съ собой, -- отвѣчалъ я, -- все, что нужно для ѣды и питья.
   Я открылъ небольшой мѣшочекъ и вынулъ курицу, которой она стала кормить меня по кусочкамъ, и я тоже сталъ кормить ее. Мнѣ казалось, что я видѣлъ все это во снѣ. Послѣ этого я досталъ вино и мы выпили. Все это время рабыни пѣли; мы просидѣли съ нею до самаго полудня, когда она встала и сказала:
   -- Ну, теперь иди, достань лодку и жди меня тамъ до тѣхъ поръ, пока я не приду къ тебѣ, такъ какъ я не могу выносить разлуки съ тобой.
   -- У меня есть лодка, возлюбленная моя, -- отвѣчалъ я, -- и лодочникъ мною нанятъ и ждетъ меня.
   -- Ну, это и хорошо.
   Подойдя къ рабынямъ, она сказала имъ:
   -- Вставайте и идите со мною во дворецъ.
   -- Зачѣмъ же намъ итти теперь, когда мы обыкновенно оставались тутъ три дня?
   -- Я почему-то утомлена, -- отвѣчала она.-- Мнѣ, вѣрно, нездоровится, я боюсь расхвораться.
   -- Слушаемъ и повинуемся, -- отвѣчали они.
   Онѣ одѣли верхнія платья и, спустившись къ берегу, сѣли въ лодки. А садовникъ, не зная, что случилось съ Ибрагимомъ, подошелъ къ нему и сказалъ:
   -- Ахъ, Ибрагимъ, такъ тебѣ не удалось увидать ее. Она не осталась по своему обыкновенію трехъ дней, и я боюсь, не видала ли она тебя.
   -- Ни она меня не видала ни я ея не видалъ, такъ какъ. Она не выходила изъ бесѣдки, -- отвѣчалъ Ибрагимъ.
   -- Это правда, сынъ мой, -- сказалъ онъ, -- потому что если бы она видѣла тебя, то мы погибли бы всѣ. Оставайся у меня, пока она не вернется на слѣдующей недѣлѣ; тогда ты увидишь ее и насладишься ея лицезрѣніемъ.
   -- О, господинъ мой, -- отвѣчалъ Ибрагимъ, -- я привезъ съ собой цѣлое богатство и боюсь за него. Кромѣ того, со мной много людей, и я боюсь, что для нихъ будетъ тяжело такъ долго ждалъ меня.
   -- О, сынъ мой, -- сказалъ ему садовникъ, -- мнѣ грустно будетъ разстаться съ тобою.
   Онъ обнялъ его и простился съ нимъ.
   Ибрагимъ же возвратился въ тотъ ханъ, въ которомъ жилъ, и взялъ свои сокровища у привратника.
   -- Хорошія вѣсти?-- спросилъ его привратникъ.
   -- Нѣтъ, мнѣ не удалось исполнить своего желанія, -- отвѣчалъ Ибрагимъ, -- и я хочу вернуться домой.
   Привратникъ заплакалъ и, взявъ его вещи, проводилъ его на лодку, гдѣ и простился съ нимъ.
   Послѣ этого Ибрагимъ отправился къ тому мѣсту, на которое указала ему Джемилеха, и сталъ тамъ ждать ее. Когда же совершенно смерклось, она подошла къ нему въ мужской одеждѣ, съ круглой бородой, съ кушакомъ, съ луконъ и стрѣлами въ одной рукѣ и съ мечомъ въ другой.
   -- Ты сынъ Эль-Казиба, царя египетскаго?-- спросила она.
   -- Да, -- отвѣчалъ Ибрагимъ.
   Какой же ты безумецъ, -- продолжала царевна, -- что рѣшился пріѣхать, чтобы соблазнитъ царскую дочь. Ну, пойдемъ теперь къ султану.
   -- Услыхавъ это, -- разсказывалъ Ибрагимъ, -- я упалъ въ обморокъ; что же касается до лодочниковъ, то они совсѣмъ замерли отъ страха. Увидавъ, что со мной сдѣлалось, она тотчасъ же сняла бороду, бросила мечъ, сняла кушакъ, и я, узнавъ, что это царевна Джемилеха, сказалъ: "Какъ ты перепугала меня!"
   Затѣмъ я приказалъ лодочникамъ поднять паруса и черезъ нѣсколько дней мы были въ Багдадѣ. Тамъ, на берегу, мы увидали лодку, и лодочники, замѣтивъ насъ, окликнули нашихъ гребцовъ и прибавили:
   -- Ну, поздравляемъ, что вы остались цѣлы.
   Когда лодка подошла къ намъ, то мы увидали въ ней Абулъ-Казима-Сандалани.
   -- Васъ-то я и ищу!-- вскричалъ онъ.-- Ну, слава Богу, что ты цѣлъ! Удалось тебѣ все?
   -- Удалось, -- отвѣчалъ я.
   Съ нимъ была свѣча, и онъ освѣтилъ ею насъ. Джемилеха поблѣднѣлъ, увидавъ его, а Эль-Сандалани, посмотрѣвъ на нее, прибавилъ:
   -- Ну, отправляйтесь!. Господь съ вами. Я же ѣду въ Эль-Башрахъ по дѣламъ султана и везу подарокъ вотъ той, что ѣдетъ теперь съ тобой.
   Сказавъ это, онъ вынулъ шкатулку съ сластями и перебросилъ ее въ нашу лодку. Къ сластямъ былъ примѣшанъ бенджъ.
   -- Восторгъ очей моихъ, -- сказалъ Ибрагимъ, -- полакомимся этими конфетами.
   -- О, Ибрагимъ, -- заплакавъ, отвѣчала она, -- да знаешь ли ты, кто это такой?
   -- Знаю, -- отвѣчалъ я, продолжалъ Ибрагимъ, -- это такой-то.
   -- Это братъ моего отца, -- сказала она.-- Онъ просилъ моей руки, я отказала ему, и теперь онъ ѣдетъ въ Эль-Башрахъ, вѣроятно, для того, чтобы увѣдомить о насъ моего отца.
   -- Полно, возлюбленная моя,-- отвѣчалъ я,-- онъ не успѣетъ еще прибыть въ Эль-Башрахъ, какъ мы будемъ уже въ Эль-Мазилѣ.
   Но они не знали, что судьба готовитъ имъ.
   -- Я сталъ ѣсть лакомства, -- разсказывалъ Ибрагимъ, -- и только что проглотилъ, какъ упалъ навзничь. Къ разсвѣту я, однакоже, чихнулъ и выплюнулъ отраву и, очнувшись, увидалъ, что верхней одежды на мнѣ нѣтъ и что самъ я брошенъ среди развалинъ. Закрывъ лицо руками, е говорить много, не поворачиваться къ другимъ спиной и но говорить о комъ-нибудь дурно. Девятилѣтняго мальчика кладутъ спать на отдѣльную постель, а десятилѣтняго уже наказываютъ побоями, если онъ лѣнится молиться.
   Очень немногіе арабы даютъ дѣтямъ своимъ высшее образованіе, хотя школъ у нихъ достаточно не только въ городахъ, но даже въ деревняхъ. Мальчика прежде всего учатъ читать, а затѣмъ его заставляютъ выучить наизусть весь Коранъ. Сыновья богатыхъ родителей обязательно должны быть знакомы съ произведеніями своихъ поэтовъ. Арабскій языкъ очень удобенъ для стихосложенія, и потому арабы нерѣдко говорятъ стихами, вотъ поэтому-то настоящія сказки наполнены стихотвореніями.
   На обязанности же отца лежитъ достать сыну подходящую жену. Арабы женятся обыкновенно въ двадцать лѣтъ, а то и ранѣе. Если отецъ почему-либо не женилъ сына, и онъ нарушилъ цѣломудріе, то грѣхъ падаетъ на отца. Дочь отецъ долженъ выдать замужъ, когда она достигнетъ двѣнадцатилѣтняго возраста.
   Арабскія женщины рѣдко умѣютъ даже читать, хотя имѣютъ право, ходить въ одну школу съ мальчиками, но правомъ этимъ мало кто пользуется. Если богатые родители хотятъ учить дочь, то приглашаютъ для этого на домъ учительницу, которая знакомитъ дѣвочку съ Кораномъ, но только не со своей книгой, такъ какъ часть ея женщинамъ даже не позволяется читать.
   Дѣвочекъ бѣдныхъ классовъ учатъ шить, а богатыхъ вышивать и другимъ рукодѣльямъ. Музыка предоставлена спеціалисткамъ-рабынямъ.
   14) Водяныя колеса дѣлаются для орошенія полей и садовъ, и ихъ приводятъ въ движеніе парою коровъ или воловъ. Къ этимъ колесамъ привязаны на веревкахъ глиняныя ведра, которыя зачерпываютъ воду, и они, поднимаясь, выливаютъ ее въ водопріемники, изъ которыхъ вода разливается въ канавки, проведенныя въ поля, раздѣленныя на квадраты.
   15) Документы часто завертываютъ въ клеенку, чтобы предохранить ихъ отъ сырости, тѣмъ болѣе, что арабы пишутъ чернилами, сдѣланными изъ сажи, гумми-арабика и воды.
   16) Какъ восточные цари, такъ и губернаторы не пропускаютъ случая, чтобы не завладѣть, подъ какимъ-нибудь предлогомъ, чужимъ имуществомъ.
   17) Красильщицы употребляютъ навзонію, изъ которой добывается ярко-оранжевая краска; этой краской онѣ красятъ ногти или кончики пальцевъ, или кисти рукъ, или пятки и т. д. Въ такихъ случаяхъ, какой описанъ въ настоящей сказкѣ, нѣкоторыхъ женщинъ красильщицы расписываютъ самымъ причудливымъ образомъ.
   18) Главное занятіе подобной женщины состоитъ въ ея обязанности чесать и убирать голову. Эти же женщины-чесальщицы сопровождаютъ свою госпожу въ баню.
   19) Мастабахомъ называется каменная скамья, въ два-три фута вышиною, поставленная передъ лавкою или передъ частнымъ домомъ.
   20) Мусульмане весьма серьезно смотрятъ на бракъ и считаютъ серьезнымъ дѣломъ жениться. Какъ пророкъ смотрѣлъ на бракъ, видно изъ слѣдующаго разговора.
   -- Ты женатъ?-- спросилъ онъ однажды у одного человѣка.
   -- Нѣтъ, -- отвѣчалъ тотъ.
   -- Но вѣдь ты здоровъ?
   -- Здоровъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, -- сказалъ пророкъ, -- ты одинъ изъ братьевъ дьявола, такъ какъ нѣтъ хуже мужчинъ, какъ холостые. Самые же дурные изъ людей и умираютъ холостыми. Клянусь, что дьяволъ силенъ только съ людьми, пренебрегающими бракомъ.
   Магометъ позволяетъ имѣть за разъ четыре жены. Разводъ у мусульманъ совершается очень легко, и потому они женятся много разъ въ жизни. Бывали примѣры, что человѣкъ женился болѣе ста разъ. Одинъ багдадскій красильщикъ, Магометъ Ибнъ-Этъ-Тэюбъ, въ продолженіе своей восьмидесятипятилѣтней жизни былъ женатъ на девятистахъ женщинахъ!
   Человѣкъ для выбора жены обращается обыкновенно къ матери, или къ ближайшей родственницѣ, или къ свахѣ. Законъ дозволяетъ видѣть лицо невѣсты до заключенія свадебнаго условія, хотя въ настоящее время это не исполняется, и женщины лица своего не показываютъ. Жениться на матери, сестрахъ и близкихъ кровныхъ родственницахъ не дозволяется, хотя въ разсказахъ мы постоянно встрѣчаемъ браки между двоюроднымъ братомъ и сестрой. Дѣвочекъ выдаютъ замужъ обыкновенно въ двѣнадцать лѣтъ, но случается, что выдаютъ и въ девять.
   Главное достоинство жены считается въ ея религіозности. Пророкъ говоритъ: "Добродѣтельная жена лучше всѣхъ сокровищъ міра". Добродѣтельную жену можно назвать вѣнцомъ на головѣ царя, а злую жену -- тяжелой ношей на спинѣ старца. Согласія дѣвушки на бракъ вовсе не требуется. Отецъ или ближайшій родственникъ распоряжается ею. Брачное условіе или контрактъ заключаетъ кадій, или въ крайнемъ случаѣ школьный учитель. Но зачастую онъ заключается не на бумагѣ, а просто, на словахъ. При этомъ питаются молитвы, мужчины садятся другъ противъ друга и пожимаютъ одинъ другому руки. Женихъ присутствуетъ при этой церемоніи, а невѣсту замѣняетъ отецъ или родственникъ, который говоритъ: "Выдаю за тебя мою дочь, дѣвушку, за такое-то приданое". Женихъ отвѣчаетъ: "Беру ее для себя". Послѣ этого опять читается молитва, и бракъ заключенъ.
   Свадьбу, или условіе иногда заключаютъ за нѣсколько лѣтъ до сближенія супруговъ, вслѣдствіе ихъ слишкомъ ранняго возраста. За нѣсколько дней до брака приданое невѣсты перевозится на верблюдахъ въ домъ жениха.
   Передъ свадьбой женихъ освѣщаетъ свой домъ лампами и фонарями и приглашаетъ гостей на пиръ. Невѣста наканунѣ свадьбы идетъ въ баню въ сопровожденіи родственницъ и подругъ. Богатыя невѣсты и всѣ ея гости ѣдутъ въ баню на ослахъ, на высокихъ сѣдлахъ. Невѣста отличается отъ другихъ тѣмъ, что она закрыта съ головы до ногъ кашемировой шалью. Въ банѣ невѣсту моютъ, и затѣмъ всѣ угощаются и возвращаются тѣмъ же порядкомъ домой. Для свадьбы невѣстѣ подкрашиваютъ глаза и красятъ желтой краской концы пальцевъ и пятки. Въ домъ жениха невѣсту везутъ съ большой торжественностью.
   Невѣста и ея гости, прибывъ въ домъ жениха, садятся за обѣдъ, но женихъ еще не долженъ видѣть ее. Женихъ отправляется въ баню передъ бракомъ и возвращается домой въ сопровожденіи своихъ друзей, которыхъ оставляетъ внизу, а самъ уходитъ къ невѣстѣ, ожидающей его. Она сидитъ, закрытая шалью, и позволяетъ открыть себя за денежный подарокъ. Тутъ только женихъ въ первый разъ можетъ хорошо видѣть свою невѣсту.
   21) Тарбушемъ называется шерстяной красный колпачокъ, съ синей кистью наверху, который называютъ и ермолкой и феской. Сверху тарбуша надѣваютъ чалму.
   22) Фараджеехомъ называется широкая одежда, халатъ, который дѣлается изъ сукна съ длинными рукавами. Такіе халаты носятъ обыкновенно ученые.
   23) Пѣвицы и въ настоящее время точно такъ же собираютъ деньги.
   24) Арабы называютъ гуріями райскихъ дѣвъ.
   25) Мы говорили выше о дурномъ глазѣ относительно дѣтей, но и взрослые точно такъ же боятся его.
   26) Въ уборной производится омовеніе, и потому въ этой комнатѣ всегда стоитъ кувшинъ съ водой и чашка.
   27) Шайтановъ зачастую зовутъ "несчастными".
   28) Гашишемъ зовется возбуждающее средство, приготовляемое изъ конопли.
   29) По магометанскому закону, можно принять мальчика или юношу и усыновить его, если онъ самъ дастъ на это согласіе, если у него (нѣтъ родителей и если между нимъ и его пріемнымъ отцомъ такая разница въ лѣтахъ, что отецъ дѣйствительно могъ бы быть отцомъ. Пріемные сыновья пользуются такими же правами, какъ и родные. Но пріемный отецъ можетъ жениться на роднѣ своего пріемнаго сына.
   30) Въ домахъ богатыхъ арабовъ обыкновенно имѣется стулъ, на который на ночь кладется чалма и покрывается толстой шелковой салфеткой, затканной золотомъ.
   31) Глаза подкрашиваютъ изъ убѣжденія, что это укрѣпляетъ зрѣніе ребенка.
   

Къ главѣ пятой.

   1) Многіе арабскіе города полны кошками, которымъ жители очень покровительствуютъ. Можно часто видѣть, какъ кошки прыгаютъ съ террасы одного дома на террасу противоположнаго, отдѣляющагося узенькимъ переулкомъ. Кошкамъ приписываютъ, главнымъ образомъ, распространеніе эпидемій.
   2) Подобнаго рода происшествіе легко можетъ случиться въ арабскомъ городѣ, гдѣ очень много собакъ, хотя мусульмане и считаютъ ихъ нечистыми. Очень у немногихъ изъ нихъ имѣются хозяева. Собаки раздѣляются на стаи и живутъ по своимъ кварталамъ, не допуская постороннихъ псовъ приходить къ нимъ и пользоваться отбросами изъ мясныхъ лавокъ или изъ частныхъ домовъ. Онѣ, кромѣ того, блуждаютъ по мусорнымъ насыпямъ, по окрестностямъ и, подобно хищнымъ птицамъ, объѣдаютъ павшихъ верблюдовъ, ословъ и другихъ животныхъ, выброшенныхъ горожанами. Говорятъ, что недавно хозяинъ одного судна съ посудой, англичанинъ, напившись, упалъ и заснулъ на морскомъ берегу, въ Александріи, и ночью его разорвали собаки.
   3) Арабскіе мошенники очень любятъ воровать по ночамъ чалмы, что вовсе не пустяки, такъ какъ многія чалмы дѣлаются изъ кашемировыхъ шалей, обернутыхъ вокругъ тарбуша, который самъ по себѣ представляетъ иногда цѣнность, такъ какъ въ него зашиваютъ деньги и другія цѣнныя вещи.
   4) По базарнымъ улицамъ обыкновенно, ходятъ сторожа, а въ иныхъ городахъ ходятъ повсюду. Въ Каирѣ сторожа ходятъ съ длинными палками, но безъ фонарей. Ихъ обычный крикъ носитъ религіозный характеръ, какъ, напримѣръ: "Да прославится совершенство вѣчнаго Царя, никогда не дремлющаго и никогда не умирающаго!" При встрѣчѣ съ какимъ-нибудь прохожимъ сторожъ кричитъ: "Прославляй единство Господа!" а прохожій долженъ отвѣтить: "Нѣтъ Бога выше Бога". Предполагается, что человѣкъ, совершившій что-либо беззаконное, не рѣшится сказать послѣднее.
   5) Въ тѣ времена, о которыхъ идетъ рѣчь въ этихъ сказкахъ, христіане отличались отъ мусульманъ черными или голубыми чалмами, завернутыми иначе.
   6) Валіемъ назывался начальникъ мѣстной полиціи. На обязанности вали лежало проходить ночью по улицѣ съ отрядомъ полицейскихъ и съ палачомъ, такъ какъ зачастую, разобравъ преступленіе, вали тутъ же на мѣстѣ и производилъ казнь, не прибѣгая ни къ какому законному разбирательству. Кромѣ того, на его же обязанности лежало наблюдать за исполненіемъ наказанія надъ преступниками, приговоренными закономъ.
   7) Капрскій ардебъ равняется пяти англійскимъ четверикамъ.
   8) Ханъ Эль-Джавали находился неподалеку отъ нынѣшнихъ воротъ Вабъ-Энъ-Назръ и рядомъ со старыми воротами того же названія.
   9) Вабъ-Энъ-Назръ есть названіе сѣверо-восточныхъ воротъ Капра. Они были выстроены въ царствованіе калифа Эль-Мустанзира въ 1087--8 гг.
   10) Арабы считаютъ положительно неприличнымъ ѣсть лѣвой рукой.
   11) Въ присутствіи почтеннаго лица считается невѣжливымъ показывать руки, если это не необходимо. Рукава нижняго шелковаго платья и верхней одежды дѣлаются настолько длинными, что они спускаются ниже пальцевъ. Рубашки простого народа шьются тоже съ длинными рукавами.
   12) Месрурскій ханъ находится на нижнемъ концѣ Бейнъ-Эль-Казреина, неподалеку отъ большого дворца калифовъ. Въ былыя времена стояли два хана одного и того же названія. Тотъ ханъ, о которомъ идетъ теперь рѣчь,былъ однимъ изъ лучшихъ и величайшихъ зданій Каира; въ его цвѣтущія времена въ немъ останавливались важные сирійскіе купцы и складывали свои товары, но въ послѣднее время онъ пришелъ въ упадокъ и часть его обрушилась.
   13) Слово Бейнъ-Элъ-Казрамъ означаетъ: "между двумя дворцами", и теперь это названіе носитъ главная улица Каира, соединяющая два знаменитыхъ дворца калифовъ.
   14) Кейзареехомъ называется нѣчто въ родѣ рынка, состоящаго изъ двухъ рядовъ лавокъ, одна противъ другой. Тотъ, о которомъ упоминается въ сказкахъ, находился въ центрѣ стараго города, къ востоку отъ главной улицы. Онъ былъ выстроенъ эмиромъ Факръ-Эдъ-Диномъ Джахаркосомъ въ 1108--9 годахъ. Купцы того времени говорили, что лучшаго зданія имъ не приходилось видѣть ни въ одной странѣ свѣта.
   15) Египетскія куры такъ малы, что мужчинѣ легко съѣсть цѣлую птицу за завтракомъ.
   16) Слово "Садовникъ" есть прозвище, которое давали обыкновенно въ силу занятій предковъ.
   17) Каахомъ называлась высокая пріемная комната, но иногда каахомъ же называютъ красивый домъ.
   18) Слово "Накибъ" означаетъ "начальникъ, глава", и т. д. Въ настоящемъ разсказѣ это лицо, вѣроятно, высокопоставленное.
   19) Бабъ-Зувейлехомъ назывались ворота съ южной стороны Каира, которыя теперь находятся въ самомъ центрѣ города. По обѣимъ сторонамъ воротъ возвышались двѣ. башни, украшенныя высокимъ минаретомъ, и вмѣстѣ съ близлежащей мечетью представляли очень привлекательное зрѣлище.
   20) "Царскимъ гипсомъ" зовется лучшая мостовая въ Каирѣ, хотя она далеко не напоминаетъ зеркала.
   21) Судя по восточнымъ рисункамъ и описаніямъ, называемая въ сказкѣ корона есть не что иное, какъ золотой обручъ, осыпанный брильянтами, съ нѣкоторымъ возвышеніемъ въ серединѣ, украшеннымъ болѣе крупными камнями. Два вѣка тому назадъ богатыя и знатныя аравійскія женщины постоянно носили такія короны, а затѣмъ стали носить нѣчто въ родѣ діадемы, съ украшеніями изъ камней въ видѣ розъ и другихъ цвѣтовъ.
   22) Арабы, принося въ подарокъ деньги, обыкновенно завязываютъ въ уголъ вышитаго платка.
   23) Какъ въ прежнія времена, такъ и теперь въ Египтѣ употребляется оружіе въ родѣ булавы. Эти стальныя булавы украшаются красивыми арабесками и золотыми надписями.
   24) По магометанскому закону правоспособное лицо, укравшее вещь, стоящую болѣе четверти червонца, наказуется отнятіемъ правой руки. Но за покражу свободнаго ребенка не полагается никакого наказанія, какъ не полагается наказанія за вещи, закономъ не оцѣненныя, какъ, напримѣръ, вино и музыкальные инструменты. За вторую кражу отрубается лѣвая нога, а за третье и послѣдующія воровства преступникъ наказуется болѣе или менѣе продолжительнымъ заключеніемъ, или же за третье воровство обрубается лѣвая рука, за четвертое -- правая нога, а затѣмъ уже воръ наказывается ударами. Женщины наказываются точно такъ же, какъ и мужчины. Теперь рукъ уже не обрубаютъ, а воровъ наказываютъ ударами, и только за четвертое воровство казнятъ.
   25) Казнь въ такихъ случаяхъ противозаконна, но, тѣмъ не менѣе, грабителей на большихъ дорогахъ нерѣдко наказываютъ смертью.
   26) Честь, которую обыкновенно отдаютъ тѣлу, требуетъ, чтобы отнятый членъ былъ зарытъ въ землю.
   27) Какъ въ прежнія, времена, такъ и въ настоящее время арабы зачастую занимаютъ гостей чтеніемъ Корана и для этого нанимаютъ профессоровъ по теологіи и законовѣдѣнію, но вообще Коранъ приходятъ читать школьные учителя и студенты мечетей. Они читаютъ пріятнымъ голосомъ, нараспѣвъ, въ продолженіе цѣлаго часа или даже долѣе; по гостямъ очень рѣдко приходится слышать весь Коранъ, такъ какъ большую часть его читаютъ второпяхъ до прибытія гостей. Подобное чтеніе Корана производится по случаю какихъ-нибудь празднествъ или же послѣ чьей-либо смерти.
   28) Зирбаехомъ называется кушанье въ родѣ похлебки.
   29) Арабы отличаются сыновней привязанностью, которую выражаютъ даже послѣ смерти родителей. Чтобы уменьшить отвѣтственность родителей за ихъ грѣхи, дѣти читаютъ Коранъ и приносятъ жертвы на ихъ могилахъ; мясо же жертвы раздаютъ бѣднымъ. Но прежде всего дѣти стараются отдать долги родителей, такъ какъ, по словамъ пророка, даже мученичество не искупитъ неуплаченнаго долга.
   30) Мѣнялу зачастую приглашаютъ для провѣрки денегъ и перевѣшиванія ихъ. Мѣнялами преимущественно были евреи и христіане.
   31) Нѣкоторыя мечети остаются открытыми всю ночь, и бездомники зачастую спятъ въ нихъ на цыновкахъ, которыми покрытъ полъ. Въ другое время, но только не во время молитвы, мужчины иногда ѣдятъ и работаютъ въ мечетяхъ, и не считаютъ этого несовмѣстнымъ со святостью храма.
   32) Вода источника Земземъ, въ храмѣ Мекка, обладаетъ, по мнѣнію мусульманъ, чудесными свойствами, и ее привозятъ пилигримы бутылками и склянками, чтобы употреблять какъ лѣкарство, или опрыскивать ею могилы.
   33) Плети нерѣдко употребляются въ гаремахъ знатныхъ лицъ, и если плеть висѣла на поясѣ упомянутой въ разсказѣ дѣвицы, это доказываетъ, что она занимала въ гаремѣ нѣкоторое положеніе. Плеть дѣлалась изъ кожи гиппопотама, свернутой трубочкой. Въ гаремахъ наказываютъ такими плетьми женщинъ, хотя бы за то, что онѣ показывали лицо свое мужчинамъ.
   34) Посѣщая больного, магометане обыкновенно просятъ Бога послать ему выздоровленіе.
   36) Первый госпиталь, выстроенный мусульманами, находится въ Дамаскѣ.
   36) Метрополь всего свѣта, или, лучше сказать, "мать всего свѣта", названіе, которое дается многимъ городамъ, не одному только Каиру.
   37) За такую мѣсячную плату даже въ настоящее время можно нанять въ Каирѣ большой и прекрасный домъ.
   38) Когда ворамъ отрубаютъ руку, то пораненное мѣсто обмакиваютъ въ кипящую смолу или масло, для того, чтобы остановить кровь.
   39) Магометанскій законъ допускаетъ возмездіе за нанесенныя преднамѣренно раны и увѣчья, точно такъ же, какъ и за убійство. За преднамѣренныя увѣчья законъ позволяетъ брать денежное вознагражденіе. Лишеніе человѣка какого-нибудь единственнаго члена, какъ, напримѣръ, ногъ, равносильно цѣнѣ всей крови, какъ бы убійства. За раны и увѣчья, нанесенныя женщинѣ, берется вдвое дешевле, чѣмъ за такія же раны, нанесенныя мужчинѣ. Точно такъ же цѣна за раны свободному человѣку не одинакова съ цѣной за раны рабу. Лишеніе человѣка одного изъ пяти чувствъ равносильно съ убійствомъ.
   40) Женщины Востока гораздо развратнѣе и распущеннѣе женщинъ цивилизованнаго міра. Такъ говорятъ ихъ соотечественники и иноземцы.
   41) Арабы вообще придерживаются того мнѣнія, что дѣти наслѣдуютъ качества и недостатки скорѣе отъ матери, чѣмъ отъ отца. Они думаютъ, что дочь какъ въ хорошемъ, такъ и въ худомъ походитъ на мать, а сынъ -- на брата матери, то-есть на дядю. И поэтому они часто говорятъ такъ: "О, у тебя былъ хорошій дядя съ материной стороны".
   42) Абдъ-Аллахъ-Ибнъ-Аббасъ былъ ученѣйшимъ изъ товарищей своего двоюроднаго брата Магомета и однимъ изъ лучшихъ толкователей его сновъ и поступковъ. Онъ получилъ прозвище "Толкователя Корана".
   43) Арабы предпочтительно передъ другими, астрономическими инструментами употребляютъ астролябію. Она бываетъ обыкновенно въ четыре -- шесть дюймовъ въ діаметрѣ и состоитъ изъ круглой пластинки, съ раздѣленнымъ на градусы ободкомъ, внутри которой придѣланы еще нѣсколько болѣе тонкихъ пластинокъ и дуга градуснаго круга, двигающаяся на оси въ центрѣ. На пластинкахъ начерчено множество діаграммъ для различныхъ вычисленій. Весь снарядъ этотъ придѣланъ къ кольцу, или держится на шнурѣ, привязанномъ къ кольцу, и во время наблюденій вслѣдствіе своей собственной тяжести сохраняетъ должное положеніе.
   44) Сафаромъ называется второй мѣсяцъ магометанскаго года.
   45) Эль-Самитъ означаетъ "Молчаливый".
   46) Арабы обыкновенно носятъ своихъ дѣтей въ сидячемъ положеніи на плечѣ.
   47) Неддъ составляется изъ амбры, мускуса и дерева алоэ.
   48) По пятницамъ во время общественной молитвы читаются два кутбеха.
   49) Въ пятницу обыкновенно молятся за пророка и его родныхъ, и молитвы эти выкрикиваютъ муэдзины съ минаретовъ общественныхъ мечетей за полчаса до полудня. Прихожане, услыхавъ призывъ, начинаютъ собираться въ мечети и становятся параллельными рядами, лицомъ къ нишѣ, устроенной по направленію къ Меккѣ. Всѣ читаютъ молитвы про себя и затѣмъ садятся, а чтецъ читаетъ въ это время Коранъ. Ровно въ полдень всѣ встаютъ и молятся про себя. Одинъ магометанскій священникъ стоитъ внизу лѣстницы, ведущей на каѳедру, а другой -- наверху, и они поочередно поютъ молитвы. Затѣмъ старшій священникъ, имамъ, сходитъ сверху, становится передъ шишей и тамъ читаетъ молитвы, а молящіеся принимаютъ различныя положенія.
   50) Эль-Мунтазиръ былъ правнукомъ Гарунъ-Эръ-Рашида.
   51) Въ прежнія времена арабы передъ бракомъ дѣлали астрономическія вычисленія, по которымъ и рѣшали, будетъ ли бракъ счастливымъ или нѣтъ. Кромѣ того, они складывали число буквъ имени жениха и имени невѣсты, и если выходило четное число, то бракъ считался счастливымъ, а нечетное -- то несчастнымъ.
   52) Куффехомъ называлась корзина, сдѣланная изъ пальмовыхъ листьевъ.
   53) Слѣпые въ Египтѣ славятся своей наглостью и нахальствомъ. Разсказываютъ, что Моисей, купаясь въ Нилѣ, увидалъ проходившаго слѣпца и, сжалившись надъ нимъ, просилъ Бога возвратить ему зрѣніе. Молитва его была услышана, но лишь только очи слѣпца прозрѣли, какъ онъ схватилъ одежду своего благодѣтеля, лежавшую на берегу, и сталъ утверждать, что она принадлежитъ ему. Вслѣдствіе этого Моисей сталъ просить Господа снова лишить зрѣнія негодяя, и молитва его была услышана, а Господь сказалъ Моисею: "О, Моисей, я лучше тебя знаю людей!" Это повѣрье разсказывается и теперь въ Каирѣ.
   54) Мусульмане, подвергаясь какому-нибудь бѣдствію, обыкновенно зовутъ къ себѣ на помощь.
   55) Въ Египтѣ и въ настоящее время сознаніе въ какомъ-нибудь преступленіи получается только послѣ сильнаго тѣлеснаго наказанія.
   56) Сами судьи говорили, что не трудно рѣшать дѣло между богатымъ и бѣднымъ, потому что богатый всегда выиграетъ его, а трудно рѣшать, когда обѣ стороны находятся въ одинаковомъ матеріальномъ положеніи. Бѣдному истцу гораздо выгоднѣе броситься въ ноги своему богатому обидчику, такъ какъ обидчикъ этотъ будетъ милостивѣе къ нему всякаго кади.
   57) Арабы усматриваютъ хорошую или дурную примѣту изъ своей первой встрѣчи утромъ, и въ силу пріятной встрѣчи или непріятной они говорятъ: "сегодня у меня хорошее утро" или "сегодня у меня дурное утро". Человѣкъ, кривой на одинъ глазъ и въ особенности на лѣвый глазъ, считается очень дурнымъ предзнаменованіемъ и многіе изъ несчастныхъ кривыхъ отвѣчаютъ за свой недостатокъ.
   58) Въ такой надеждѣ брата цырюльника нѣтъ ничего особенно несбыточнаго, такъ какъ на Востокѣ люди изъ самаго низкаго сословія достигаютъ высокаго положенія, и замѣчательно, что, несмотря на ихъ гордость, они обыкновенно удерживаютъ прозвище, относящееся къ ихъ прежнему ремеслу и занятію, какъ бы они низки ни были. Нерѣдко люди высокопоставленные отличаются тѣмъ, что прибавляютъ къ своему имени прозвище лавочника или аптекаря или чего-нибудь въ родѣ этого и за это не пользуются меньшимъ уваженіемъ.
   58) Восточные вельможи ѣздятъ не во главѣ своей свиты, а въ серединѣ ея.
   60) Лицамъ знатнымъ, богатымъ или ученымъ лавочники или прохожіе обыкновенно кланяются, когда тѣ проходятъ или проѣзжаютъ по улицамъ восточныхъ городовъ, и привѣтствуютъ ихъ короткой молитвой о сохраненіи ихъ счастья и жизни. Когда какой-нибудь знатный человѣкъ проѣзжаетъ по городу, то многіе изъ торговцевъ встаютъ и, почтительно наклонивъ голову, правой рукой касаются къ губамъ и чалмѣ.
   61) Врядъ ли можно сильнѣе выказать свою гордость, потому что отказаться отъ подарка считается самымъ ужаснымъ оскорбленіемъ.
   62) Арабская женщина высокаго положенія рѣдко стоитъ или ходитъ, развѣ только переходя изъ одной комнаты въ другую, а выходя изъ дому, она всегда ѣздитъ, и поэтому простоять нѣсколько минутъ для нея всегда утомительно.
   63) Это сказано для того, чтобы показать его неблаговоспитанность, или что зной былъ невыносимъ.
   64) Въ нынѣшнемъ столѣтіи въ Каирѣ было нѣчто подобное. Одна старуха ходила на могилу какого-то святого, къ которому постоянно ходили женщины, больныя или безплодныя, вслѣдствіе повѣрья, что молитвы, обращенныя къ этому святому, приносятъ облегченіе. Старуха очень часто зазывала такихъ женщинъ въ домъ мужа, находившійся неподалеку, подъ тѣмъ предлогомъ, что онъ можетъ помочь лѣкарствомъ или заговоромъ. Ничего неподозрѣвающая жертва отправлялась обыкновенно одна, сопровождаемая старухой, и входила въ большую комнату, въ концѣ которой сидѣлъ мужчина. Женщина, направляясь къ нему по полу, покрытому половикомъ, вдругъ падала въ подполье такое глубокое, что, упавъ, лишалась чувствъ. Въ такомъ положеніи ее убивали, и такъ какъ каирскія дамы обыкновенно носили много украшеній и богатое платье, то убійцы были увѣрены въ хорошей наживѣ.
   65) Такая сумма денегъ могла быть взята, отправляясь на свадьбу, такъ какъ въ богатыхъ домахъ на свадьбахъ дается много денегъ.
   66) Въ видѣ залога вознагражденія давался или платокъ, или печать, или перстень съ печатью. Многіе изъ начальниковъ египетскихъ мамелюковъ имѣли обыкновеніе наказывать людей палочными ударами на дворѣ своего же дома, для того чтобы которыя-нибудь изъ женщинъ гарема, слыша крики, могли бросить изъ окна платокъ, и тѣмъ прекратить наказаніе, что дѣлалось изъ уваженія къ гарему, къ покровительству котораго преступники зачастую обращаются.
   67) Родъ Бармеки славился своей щедростью и имѣлъ обыкновеніе во время обѣда не закрывать дверей дома и не выгонять никого изъ просителей.
   68) Сикбаемъ называется кушанье, которое дѣлается изъ мяса, муки и уксуса.
   69) "Катаифомъ" называется сладкое печенье, нѣчто въ родѣ пряниковъ, маленькихъ и тоненькихъ, которые пекутся на мѣдномъ листѣ на огнѣ, какъ кунафохи; ѣдятъ его съ медомъ или сахаромъ, какъ наши оладьи. Иногда въ эти оладьи прибавляютъ мускуса.
   70) Миткаль есть названіе арабской мѣры.
   71) Подъ словомъ "арабы" тутъ подразумѣваются бедуины, или арабы пустыни.
   

Къ главѣ шестой.

   1) Слово "Каттейехъ" означаетъ "написанное".
   2) Эль-Мо'инъ, означаетъ помощникъ.
   3) Выраженіе "человѣкъ благопріятнаго вида" употребляется и теперь новѣйшими арабами и турками и означаетъ: человѣкъ добродѣтельный и благодѣтельный.
   4) Этотъ отвѣтъ нельзя понимать въ буквальномъ смыслѣ слова. Нынѣшніе арабы говорятъ точно такъ же, когда желаютъ получить болѣе запрашиваемой цѣны.
   5) "На здоровье" говорится обыкновенно человѣку, вышедшему изъ бани, или же человѣку, обрившему себѣ голову. "Да будетъ надъ тобой благословеніе Божіе", отвѣчаютъ на это.
   6) По Корану убійство должно быть наказано смертью, или лучше сказать, что свободный человѣкъ долженъ умереть за смерть свободнаго человѣка, а рабъ -- за смерть раба, женщина -- за смерть женщины. Или же убійца долженъ заплатить наслѣдникамъ убитаго имъ человѣка, если они на то изъявятъ согласіе. Ненамѣренное убійство, по правиламъ Корана, искупается тѣмъ, что убійца освобождаетъ кого-нибудь отъ рабства и, кромѣ того, платитъ пеню наслѣдникамъ убитаго, если они того пожелаютъ. Съ богатаго человѣка взыскивается болѣе высокая пеня, чѣмъ съ бѣднаго. За убійство женщины взыскивается половинная цѣна противъ мужчины, а за рабовъ -- ихъ дѣйствительная стоимость. Если убійца не можетъ освободить отъ рабства мусульманина, то взамѣнъ этого долженъ поститься два мѣсяца. Соучастники въ убійствѣ подвергаются смерти. Но смертью не наказывается человѣкъ, убившій свое собственное дитя или кого-нибудь изъ своихъ потомковъ, или своего раба.. Даже рабъ, убившій невѣрнаго, не подвергается смертной казни. Человѣкъ, убивающій другого, защищая себя или свое имущество, наказанію не подвергается. Цѣна крови, какъ долгъ, переходитъ, какъ наслѣдство, къ потомству. За найденное тѣло убитаго отвѣчаетъ владѣлецъ земли или дома, пока не найдется убійца.
   Поэтому очевидно, что убійство, которымъ визирь Эль-Фалда грозилъ своему сыну, не могло считаться преступленіемъ, такъ какъ рабыня принадлежала царю, и даже смотрѣть на нее безъ позволенія не могло быть допущено.
   7) Умирающій мусульманинъ долженъ сказать два символа вѣры: 1) "Нѣтъ Бога, кромѣ Бога" и 2) "А Магометъ пророкъ Его".
   8) Церемоніи при погребеніи мужчинъ и женщинъ почти одинаковы. Покойникъ обращается лицомъ къ Меккѣ. Покойнику, лишь только онъ испуститъ духъ, закрываютъ глаза, и вслѣдъ за тѣмъ женщины начинаютъ завывать, въ чемъ принимаютъ участіе и сосѣдки. Для этого нерѣдко даже нанимаютъ женщинъ, которыя бьютъ въ бубны и причитаютъ. Если можно, то покойника хоронятъ въ день его смерти, а если нельзя, то женщины продолжаютъ свои причитанья всю ночь. Въ это же самое время наемные читальщики читаютъ Коранъ.
   Обмываніе заключается прежде всего въ обычномъ передъ молитвой омовеніи за исключеніемъ прополаскиванія носа и рта, и затѣмъ все тѣло моется теплой водой и мыломъ, или же водою, въ которой варилось нѣсколько листьевъ лотоса. Челюсти подвязываются, глаза закрываются, ноздри затыкаются ватой, и все тѣло спрыскивается водою, настоенной камфарой и листьями кропивнаго дерева, и розовой водой. Ноги покойника связываютъ вмѣстѣ у. щиколотокъ, а руки кладутъ на грудь.
   Одежда бѣднаго покойника состоитъ изъ одного или двухъ кусковъ бумажной матеріи, или въ нѣкоторомъ родѣ мѣшка. Тѣло же богатаго покойника завертывается сначала кисеей, затѣмъ болѣе толстой бумажной тканью, затѣмъ въ шелковую матерію или же въ кафтанъ, сшитый на живую нитку, и сверхъ всего этого его завертываютъ въ кашемировую шаль. Покойниковъ одѣваютъ обыкновенно въ бѣлый и зеленый цвѣтъ. Одѣтое такимъ образомъ тѣло опускаютъ въ гробъ, который накрываютъ кашемировой шалью и несутъ на плечахъ три-четыре человѣка изъ друзей покойника.
   Въ Каирѣ во главѣ похоронной процессіи идутъ нищіе и слѣпые и поютъ заунывнымъ голосомъ вышеупомянутые два символа вѣры. За ними идутъ мужчины, родственники покойнаго, а потомъ ученики школъ, и несутъ Коранъ на носилкахъ закрытымъ вышитымъ покровомъ и поютъ громкимъ голосомъ. Затѣмъ несутъ гробъ съ покойникомъ головой впередъ. Нести покойника считается весьма почетнымъ. За гробомъ идутъ женщины, трауръ которыхъ заключается въ голубой матеріи, которой обвязана голова, и блѣдно-голубомъ платкѣ, накинутомъ на плечи. Плакальщицы же, причитая, прославляютъ добродѣтели покойника, хотя это запрещено пророкомъ. Вслѣдъ за богатыми похоронами иногда нѣсколько верблюдовъ везутъ хлѣбъ и воду для раздачи нищимъ на могилѣ, и въ заключеніе ведутъ лошадь или буйвола, чтобы принести его въ жертву на могилѣ и мясо раздать бѣднымъ, которые помолятся о прощеніи грѣховъ усопшаго.
   На гробъ мальчика кладутъ чалму и различныя женскія головныя украшенія, а на гробъ женщины не кладутъ ничего.
   Надъ покойникомъ читается короткая молитва или въ мечети, или же въ зданіи около кладбища, и затѣмъ гробъ несется тѣмъ. же порядкомъ къ могилѣ. Могилы дѣлаются продолговатыми, бокомъ къ Меккѣ, и настолько большими, чтобы можно было похоронить трехъ, четырехъ человѣкъ, и на могилѣ становится каменный или кирпичный памятникъ съ колонкой, въ головахъ и въ ногахъ. На колонкѣ въ головахъ пишется текстъ изъ Корана и имя покойнаго, а наверхъ кладется чалма. На могилахъ, кромѣ того, часто дѣлаютъ часовни на четырехъ колонкахъ. Покойниковъ кладутъ на правый бокъ.
   9) Такая рабыня, какъ Энисъ-Эль-Джелисъ, не могла быть приведена на рынокъ, куда всѣ имѣли доступъ, такъ какъ это, не похоже на восточные обычаи. Она, вѣроятно, продавалась на торгу, куда допускались только богатые люди.
   10) Подъ выраженіемъ "цѣловать прахъ у ногъ" надо подразумѣвать обычай прикоснуться правою рукою къ землѣ, къ губамъ и къ чалмѣ.
   11) Подъ этимъ выраженіемъ надо подразумѣвать мѣсто, гдѣ мяли глину для построекъ, тѣмъ болѣе, что арабскія постройки дѣлаются изъ мятой глины съ четвертой частью извести и затѣмъ изъ золы и щебня.
   12) Этого рода цыновки дѣлаются изъ пальмовыхъ листьевъ, и на подобныхъ цыновкахъ сидятъ бѣдняки.
   13) Эта трава, въ родѣ нашей осоки, покрываетъ всѣ поемныя мѣста въ Египтѣ, и ее употребляютъ для плетенья грубыхъ цыновокъ. Визирь, взявъ цыновку и сухой травы, хотѣлъ показать этимъ, что онъ униженъ до положенія рогожника.
   14) Арабскія лодки и суда зачастую тянутся бечевою, придѣланною къ мачтѣ.
   15) Подъ словами "дѣти дороги" подразумѣваются путешественники.
   16) Возвышенными комнатами назывались комнаты, устроенныя на столбахъ.
   17) Гхадой называется весьма горючее дерево, дающее очень яркое пламя. Оно растетъ на песчаныхъ мѣстахъ.
   18) Неизвѣстно, когда обычай брить голову явился у арабовъ въ городахъ; но достовѣрно, что въ то время, когда писались эти сказки, онъ не былъ до такой степени вкоренившимся, какъ теперь. Гарунъ-Эръ-Рашидъ носилъ волосы, достигавшіе ему ниже ушей, но, отправляясь на богомолье, сбривалъ ихъ. Такъ точно поступали и многіе мусульмане въ прежнія времена. Тѣ же, которые брили головы, оставляли на макушкѣ маленькій чубъ, но писатели и ученые возставали противъ этого чуба.
   19) Подъ словомъ "шейки". тутъ " понимаются люди благочестивые и ученые.
   20) Мусульмане предполагаютъ, что благословеніе сходитъ даже на тѣхъ, кто присутствуетъ и слушаетъ благочестивые разговоры вѣрующихъ людей.
   21) Джуббехомъ, который носятъ на Востокѣ, называется длинный халатъ, который носили обыкновенно купцы. Такіе халаты дѣлаются изъ сукна.
   22) Мелватахомъ называется одежда тоже въ родѣ халата.
   23) Бедуины прикрываютъ нижнюю часть лица кускомъ матеріи, и зовутъ ее "литчамомъ". Такое прикрываніе лишаетъ арабовъ возможности узнавать другъ друга, и особенно употребительно между арабами пустыни.
   24) Арабы низшаго сословія имѣютъ обыкновеніе прикладывать деньги, полученныя ими за работу, въ особенности свой первый заработокъ, къ губамъ и ко лбу, прежде чѣмъ опустить въ карманъ. Точно такъ же поступаютъ иногда и люди средняго сословія.
   25) "Кутейтъ" обозначаетъ кота или котика.
   26) "Кровавымъ" мѣстомъ называлось лобное мѣсто, на которомъ совершалась казнь, такъ какъ кровь оставалась тутъ же и впитывалась въ землю.
   27) Упоминаемая въ стихахъ награда могла быть получена въ будущей, но не въ настоящей жизни.
   28) Куллехомъ называется небольшой глиняный кувшинъ съ узкимъ горломъ.
   

Къ главѣ седьмой.

   1) Ганемъ означаетъ счастливый человѣкъ, имѣющій во всемъ удачу.
   2) Фитнехъ означаетъ очаровательная, соблазнительная.
   3) Подъ словомъ "грузъ" предполагается тяжесть, которую можетъ поднять верблюдъ.
   4) Предполагается, что человѣкъ, принимающій участіе въ похоронахъ, будетъ вознагражденъ на томъ свѣтѣ.
   5) Трудно сказать положительно, слѣдуетъ ли это понимать какъ шутку, но въ Каирѣ до сихъ поръ разсказываютъ, что рабы, которыхъ приводятъ туда, оказываются иногда людоѣдами, и въ доказательство этого приводятъ разсказъ, что недавно одинъ ребенокъ былъ съѣденъ своей черной кормилицей.
   6) Въ оригиналѣ имѣется разсказъ, но до такой степени неприличный, что англійскій переводчикъ не счелъ возможнымъ помѣстить его даже въ сокращенномъ изложеніи, и потому выпустилъ.
   7) Эта исторія. по тѣмъ же причинамъ подверглась сокращенію.
   8) Такого рода проявленіе печали нерѣдко случается и въ настоящее время.
   9) Арабскія женщины не любятъ открывать верхней части головы, и уже если нужно, то предпочитаютъ открыть лицо передъ посторонними мужчинами. Даже и въ настоящее время можно встрѣтить женщину съ открытымъ и замазаннымъ грязью лицомъ послѣ извѣстія о внезапной смерти близкаго лица.
   10) Эти слова требуютъ разъясненія. Освободить раба, не имѣющаго возможности существовать, и не дать ему средствъ для жизни, считается высшимъ наказаніемъ, которое можетъ быть наложено за самое крупное преступленіе.
   11) Это не совсѣмъ вѣрно, потому что освобожденный рабъ дѣлается по закону свободнымъ человѣкомъ, въ разсказѣ же это говорится въ видѣ шутки.
   12) Такое распоряженіе съ соперницей въ гаремѣ, какъ говорятъ, очень нерѣдко.
   13) Въ этомъ мѣстѣ переводчику пришлось сдѣлать значительный выпускъ, вслѣдствіе не совсѣмъ приличныхъ подробностей.
   14) Гарунъ-Эръ-Ращидъ былъ потомкомъ Эль-Аббаса, дяди пророка.
   15) Черный цвѣтъ былъ первоначально отличительнымъ цвѣтомъ знаменъ и одежды калифовъ, по случаю смерти кого-нибудь изъ близкихъ родныхъ. Но въ настоящее время цвѣтомъ траура у арабовъ считается голубой или темно-синій, который они зовутъ чернымъ.
   16) Надо думать, что разсказъ о дурномъ обращеніи съ матерью Ганема есть прибавленіе послѣдующаго времени, такъ какъ онъ не совпадаетъ съ обычаями и нравами арабовъ.
   17) Подъ словомъ "гаремъ" Ганема надо подразумѣвать его мать и сестру.
   18) Тутъ предполагается, что она посѣщала шейковъ, то-есть благочестивыхъ людей, прося ихъ помолиться, и давала подаянія во имя Ганема, чтобы Провидѣніе оказалось къ нему милостиво.
   19) Милосердіе и состраданіе къ бѣднымъ присущи арабамъ, воспитаннымъ религіей; но, по ихъ собственному признанію, они все это дѣлаютъ въ надеждѣ получить награду на небесахъ. Можетъ быть, вслѣдствіе такого отношенія къ несчастнымъ въ Каирѣ такое множество нищихъ, какъ нигдѣ. Множество фонтановъ, какъ въ городѣ, такъ и въ деревняхъ, водою изъ которыхъ бѣдные и прохожіе пользуются даромъ, выстроены благотворителями, какъ выстроено множество каповъ для прохожихъ тоже благотворителями.
   20) Надо думать, что сумма эта дана какъ приданое Фитнехи. Тутъ же слѣдуетъ прибавить, что калифъ, женясь на Фитнехѣ, жестоко наказывалъ Зубейдеху, такъ какъ въ соперницы ей онъ давалъ жену, а не наложницу.
   21) Чтобы объяснить картину любви въ настоящемъ разсказѣ, не лишнимъ считаемъ сдѣлать нѣсколько замѣчаній. Нечего и сомнѣваться, что у арабовъ преобладающую роль играетъ чувственная любовь, но все-таки отъ нихъ нельзя отнять способности чувствовать болѣе чистую любовь, или, такъ сказать, истинную любовь. Всякій, живущій среди арабовъ, можетъ удостовѣрить, что знаетъ множество арабовъ, искренно привязанныхъ къ своимъ женамъ, давно уже потерявшимъ свою привлекательность и не имѣющимъ ни богатства, ни вліянія, и ни богатыхъ и вліятельныхъ родныхъ, что удерживало бы ихъ мужей отъ развода. Зачастую бываетъ, что арабъ любитъ жену, и въ молодости не отличавшуюся внѣшней красотой, и что любимая жена или наложница не всегда самая красивая въ гаремѣ. Въ подтвержденіе силы любви арабовъ можно привести разсказъ о Лейлы и Меджнуна, арабскихъ "Юліи и Ромео", и между другими примѣрами о сильной и вѣрной любви можно разсказать слѣдующее:
   Калифъ Іезидъ, сынъ Абдъ-Эль-Мелика, имѣлъ, какъ говорятъ, двухъ рабынь, одну изъ которыхъ звали Габбабехъ, а другую -- Селамехъ; къ первой изъ нихъ онъ былъ очень сильно привязанъ. Съ этими женщинами онъ нерѣдко запирался мѣсяца на три, совершенно бросая занятія дѣлами. Однажды, выслушавъ упрекъ отъ брата своего Меслемеха, онъ обѣщалъ вернуться къ своимъ обязанностямъ, но обѣ рабыни отклонили его отъ этого намѣренія, и на слѣдующее утро, возбужденный ихъ пѣснями, ласками и виномъ, онъ точно обезумѣлъ, и какъ сумасшедшій пѣлъ и плясалъ, пока веселье его не прекратилось трагической случайностью. Габбабехъ подавилась косточкой граната и умерла. Горе Іезида было такъ сильно, что онъ продолжалъ цѣловать и ласкать ее, пока тѣло не начало уже разлагаться. Приближенные уговорили его похоронить ее, и съ его согласія она была зарыта въ землю. Но черезъ пять дней желаніе его увидать возлюбленную было такъ сильно, что онъ приказалъ открыть ее, и хотя она была уясасна, но онъ говорилъ, что въ его глазахъ она такъ же мила, какъ была прежде. Меслемехъ серьезно потребовалъ, чтобы могила была снова зарыта, но Іезидъ не могъ жить безъ своей возлюбленной рабыни; онъ безмолвно бросился на свою постель и, пролежавъ семнадцать дней, умеръ и былъ похороненъ рядомъ съ Габбабехой.
   Въ этомъ же произведеніи, изъ котораго взятъ этотъ случай, разсказывается, что Гарунъ-Эръ-Рашидъ, во время посѣщенія своего Сулеймана, сына Абу-Джафара, одного изъ своихъ полководцевъ, увидалъ съ нимъ рабыню, по имени Даифехъ, отличавшуюся необыкновенной красотой, и, плѣненный ею, просилъ подарить ее ему. Просьба его была исполнена, но Сулейманъ такъ огорчился, потерявъ свою Возлюбленную, что занемогъ и во время болѣзни жаловался на тиранство калифа, отнявшаго у него его Даифеху. Эръ-Рашидъ, услыхавъ о его жалобахъ, вернулъ ему его возлюбленную и тѣмъ успокоилъ его.
   Приводимъ изъ той же книги еще разсказъ.
   Въ самый жаръ страшно знойнаго дня, калифъ Мо'авіэхъ, сынъ Абу-Суфьяна, сидѣлъ въ комнатѣ, открытой со всѣхъ сторонъ для того, чтобы проходилъ воздухъ, и увидалъ подходившаго къ нему босого бедуина. Удивляясь, что могло заставить итти этого человѣка въ такой страшный зной, онъ послалъ одного изъ своихъ приближенныхъ сказать ему, что если онъ пришелъ къ нему просить какой-нибудь милости или правосудія, то просьба его будетъ исполнена. Бедуинъ въ патетическихъ стихахъ высказалъ ему воззваніе противъ тираніи Марвана, сына Эль-Гакана (впослѣдствіи калифа), который силою отнялъ у него его любимую жену, по имени Соада. Калифъ потребовалъ отъ него болѣе точныхъ подробностей, и бедуинъ разсказалъ слѣдующее: у него была жена, дочь его дяди, которую онъ страстно любилъ, и были у него верблюды, вслѣдствіе чего онъ могъ жить безбѣдно, но цѣлый годъ страшной засухи лишилъ его всего и довелъ до крайней нужды; друзья его покинули, а жену взялъ отъ него ея отецъ. Онъ обратился съ жалобой къ Марвану, губернатору ихъ округа, тотъ призвалъ къ себѣ отца его жены и ее, и такъ былъ пораженъ ея красотой, что сталъ просить ея руки. Чтобы уничтожить препятствіе, онъ посадилъ мужа въ темницу и предложилъ отцу большія деньги за его согласіе на бракъ, обѣщая заставить мужа дать ей разводъ. Получивъ согласіе отца, онъ сталъ пытками добиваться согласія мужа. Молодая женщина тщетно возставала противъ насилія: она сдѣлалась женою Марвана. Несчастный бедуинъ, разсказавъ все это, упалъ въ обморокъ и лежалъ на полу, какъ мертвый. Лишь только бедуинъ пришелъ въ себя, какъ калифъ написалъ поэтическое посланіе Марвану, строго упрекая его за его низость и приказывая ему, подъ страхомъ смерти, развестись съ вышеупомянутой женщиной и прислать ее съ посланнымъ. Она получила разводъ и была отправлена съ отвѣтомъ, написаннымъ точно такъ же стихами, въ которомъ Марванъ ему говорилъ, что сама Соада докажетъ ему, можно ли устоять противъ ея чаръ. Это оказалось совершенно вѣрнымъ. Лишь только Мо'авіэхъ увидалъ ее, какъ влюбился въ нее, и предложилъ бедуину отказаться отъ жены, а взамѣнъ ея получить трехъ дѣвственницъ-рабынь, крупную сумму денегъ и ежегодную пенсію. Бедуинъ отвергъ это предложеніе съ такимъ ужасомъ, точно онъ получилъ смертельный ударъ. Тогда калифъ сказалъ ему:
   -- Вѣдь ты признался мнѣ, что ты развелся съ нею, и что на ней женился Марванъ, который тоже развелся съ нею, поэтому мы предоставимъ ей самой сдѣлать выборъ; и выдадимъ ее замужъ за того, кого она выберетъ.
   Женщина выбрала разорившагося бедуина, и калифъ отдалъ ее ему и подарилъ значительную сумму денегъ.
   Въ произведеніяхъ арабовъ описывается зачастую самая безумная пылкая любовь. Напримѣръ, одинъ арабъ влюбился, увидавъ отпечатокъ руки женщины на стѣнѣ, и, не добившись обладанія ею, умеръ. Многіе мужчины, какъ говорятъ, почувствовали сильную любовь къ женщинамъ, которыхъ видѣли во снѣ, а другіе влюблялись только слыша голосъ. Одинъ арабскій авторъ разсказываетъ, что онъ зналъ одного превосходнаго школьнаго учителя, который потерялъ свое сердце, услыхавъ, какъ въ пѣснѣ восхвалялись достоинства женщины по имени Умъ-Амръ, и черезъ два дня заперся въ своемъ домѣ, чтобы горевать о ея смерти, на основаніи того, что въ той же пѣснѣ пѣлось:
   
   Умъ-Амръ пустилась въ путь свой на ослѣ,
   Но ни она ни онъ не возвратились.
   
   Вообще же надо сказать, что это исключенія, а исключенія не могутъ быть правиломъ. Но все-таки изъ того, что арабскіе авторы пишутъ о сильной любви, можно вывести, что такая истинная любовь существуетъ на Востокѣ.
   

Къ главѣ восьмой.

   1) Въ томъ оригиналѣ, съ котораго дѣлался англійскій переводъ, исторія, слѣдующая послѣ исторіи Ганема, очень длинна, тянется съ половины сорокъ четвертой до ста сорокъ пятой ночи, но перерывается главой VIII, состоящей изъ двухъ исторій совершенно различнаго характера, вставленнаго, очевидно, для того, чтобы нарушить однообразіе. Съ этими двумя исторіями они занимаютъ чуть что не восьмую часть всѣхъ сказокъ. Разсказанныя въ этомъ мѣстѣ исторіи относятся къ первому вѣку магометанской эры, и въ нихъ идетъ рѣчь о войнѣ между двумя греческими царями. Англійскій переводчикъ нашелъ недостойнымъ перевода эти сказки для своего изданія, вслѣдствіе неприличнаго содержанія ихъ.
   2) Говорятъ, что пророкъ Давидъ первый началъ дѣлать кольчуги, и вотъ по какой причинѣ онъ принялся за это производство: онъ зачастую ходилъ переодѣтымъ, и, встрѣтивъ кого-нибудь, не знавшаго его, подходилъ и спрашивалъ, что онъ думаетъ о поведеніи пророка Давида, и люди хвалили его и молились за него. Но однажды онъ по обыкновенію сталъ спрашивать! о себѣ, и Господь послалъ ему, подъ видомъ человѣка, ангела, который сказалъ ему: "Давидъ былъ бы отличнымъ человѣкомъ, если бы не бралъ денегъ изъ казны". Сердце у Давида сжалось, и онъ просилъ Господа дать ему возможность сдѣлаться независимымъ, и вотъ Господь размягчилъ въ рукахъ его желѣзо такъ, что оно гнулось какъ нитки; Онъ сдѣлалъ кольчугу и продалъ ее очень дорого. На эти деньги онъ сталъ кормить себя и свою семью, а часть денегъ роздалъ, нищимъ. Поэтому-то лучшія кольчуги и называются Давидовыми. Арабы пустыни до сихъ поръ носятъ такое вооруженіе. На голову они надѣваютъ желѣзный шлемъ, который называется по-арабски "тазъ", иногда украшенный перьями. Хорошую кольчугу не пробить и пулей.
   3) По какимъ-либо торжественнымъ случаямъ, какъ въ прежнія времена, такъ и нынче, мусульманскіе султаны даютъ пиры для всѣхъ сословій своего народа, и пиры эти происходятъ во дворцѣ.
   4) Носилки, которыя перевозятся мулами, похожи на паланкинъ и возятся четырьмя или только двумя мулами, одинъ спереди, а другой сзади, или двумя верблюдами, или двумя лошадьми. Въ носилкахъ могутъ ѣхать два человѣка. Обыкновенныя носилки дѣлаются изъ двухъ продолговатыхъ ящиковъ съ высокими спинками; они кладутся на верблюда, какъ двѣ корзинки по обѣ стороны, надъ такими носилками устраивается крышка. Надо сказать, что ѣзда въ такихъ носилкахъ бываетъ очень неудобна, вслѣдствіе раскачивающейся походки верблюдовъ. Носилки для одной особы становятся прямо на спину верблюда.
   5) Арабы и другіе восточные народы употребляли въ прежнія времена для охоты рысей.
   6) Слово "казабехъ" означаетъ продолговатую вещь, полую какъ тростникъ.
   7) Платокъ дѣлается обыкновенно продолговатымъ и оба конца вышиваются шелкомъ и золотомъ, а другіе, какъ у полотенца, остаются простыми.
   8) Арабы, какъ образованнаго класса, такъ и другіе, очень любятъ разговаривать знаками, метафорами и эмблемами, и цѣнятъ людей съ быстрымъ соображеніемъ. Вывали примѣры, что европейцы, знающіе арабскій языкъ, не понимали того, что говорилось при нихъ.
   9) Очевидно, что она хотѣла изобразить дѣйствіе красильщика, опускающаго платокъ въ красную краску, и потомъ свертывающаго его. Лавка красильщика ничѣмъ не отличается отъ другихъ лавокъ, но только горшки съ красками стоятъ въ ней врытыми въ землю пола.
   10) Макадомъ называется комната въ родѣ бесѣдки, куда принимаютъ мужчинъ или другихъ гостей. Передній фасадъ такого зданія выходитъ нѣсколькими открытыми арками въ садъ или во дворъ. Полъ возвышается на нѣсколько футовъ надъ землею.
   11) Надо думать, что при описаніи этого фонтана рѣчь идетъ о мозаичной работѣ.
   12) Баклавехомъ называется лакомство, приготовляемое такимъ образомъ: изъ лучшей муки и очищеннаго коровьяго масла дѣлается тѣсто и раскатывается очень тонко; на такой листъ тѣста кладется толченый миндаль или орѣхи, перемѣшанные съ масломъ; слой такой смѣси прикрывается тонкимъ листомъ тѣста, на который снова намазывается масса изъ орѣховъ, и опять-таки прикрывается тѣстомъ и т. д., затѣмъ все это становится въ печь, послѣ чего нарѣзается кусочками, какъ наше пирожное, и обливается медомъ.
   13) Мусульмане предполагаютъ, что дурные и злые люди явятся на страшный судъ съ черными лицами.
   14) Зардехомъ называется кушанье, приготовляемое изъ риса, меда и шафрана, но, повидимому, въ настоящемъ случаѣ такъ называется сладкое питье съ шафраномъ.
   15) Кости и табъ-стикъ употребляются арабами для игры. Табъ-стикъ дѣлается изъ плоской пластинки, въ родѣ домино, одна сторона которой красится въ бѣлую краску, а другая -- въ зеленую. Для игры ихъ нужно четыре штуки.
   16) Это истолковать можно такъ: пустыя игры тебѣ подходятъ болѣе, чѣмъ любовныя дѣла.
   17) Вслѣдствіе своего темнаго цвѣта и продолжительнаго времени, которое сладкіе рожки могутъ сохраняться, они служатъ эмблемой сердца, испытаннаго продолжительной разлукой.
   18) Диргемъ -- серебряная монета, но тутъ о ней пишутъ какъ о мѣдной.
   19) Круглая монета диргемъ служила символомъ ока, вслѣдствіе своей округленной формы.
   20) Вслѣдствіе круглой формы диргема, символа глаза, ею клялись, какъ неимѣющимъ ни начала ни конца.
   21) Легкое потираніе ногъ, по мнѣнію арабовъ, наводитъ сонъ.
   22) Плодъ, называемый арабами оннабомъ.
   23) Арабы дозволяютъ женщинамъ говорить о себѣ въ стихахъ въ мужскомъ родѣ, и поэтому Азизехъ говоритъ о себѣ въ мужскомъ родѣ.
   24) Послѣ смерти очень часто совершаютъ церемонію, называемую цикромъ. Человѣкъ тридцать участниковъ церемоніи садятся овальнымъ кругомъ по одну сторону улицы, посреди горятъ три большія восковыя свѣчи въ низенькихъ подсвѣчникахъ. По одну сторону продолговатаго круга становятся четыре пѣвца Корана и съ ними музыкантъ, играющій на инструментѣ въ родѣ флейты. Участники церемоніи читаютъ Коранъ и поютъ изъ него стихи. Между пѣніемъ и чтеніемъ водворяется молчаніе минуты на четыре. Иногда они поютъ и читаютъ сидя, а иногда встаютъ и въ концѣ церемоніи всѣ жестикулируютъ и приходятъ въ сильное волненіе.
   25) Здѣсь, очевидно, неточность. Въ "родѣ" считается 12,5 англійскихъ миль....
   26) На Востокѣ нерѣдко встрѣтишь комнату такой величины, что въ ней свободно можетъ ѣздить всадникъ. Въ гофъ или въ мячъ играютъ верхомъ.
   27) Делилехомъ называютъ обманщика и мошенника.
   28) Начиная съ этого мѣста, приходится въ исторіи Азиса и Азизехъ пропускать многое, вслѣдствіе неприличнаго содержанія.
   29) Въ общественныя бани можетъ войти всякій, но выйти можетъ только тотъ, кто заплатилъ.
   30) Несмотря на пристрастіе.обитателей Востока ко лжи, они считаютъ обязательнымъ исполнять нѣкоторыя клятвы, въ особенности, если клятва дана надъ мечомъ и Кораномъ.
   31) Привратникъ рая у мусульманъ называется Рыдваномъ.
   32) Такъ говорятъ обыкновенно, продавая что-нибудь, или отдавая знаемъ. Купецъ же, продавая товары для перепродажи, говоритъ: "Пошли Господь тебѣ барышъ!"
   33) Утреннее питье можетъ заключаться и въ винѣ, и въ молокѣ, и въ шербетѣ, и въ чемъ-нибудь другомъ.
   34) Когда въ лавку приходятъ покупатели болѣе или менѣе съ положеніемъ, то купецъ передъ ними встаетъ или же дѣлаетъ движеніе, что хочетъ встать.
   35) Походка арабскихъ женщинъ отличается тѣмъ, что онѣ переваливаются съ боку на бокъ.
   36) Надо замѣтить, что въ частныхъ покояхъ восточныхъ султаншъ гость можетъ лечь въ присутствіи другихъ, и мужчинѣ провести тамъ ночь не считается неприличнымъ.
   37) Двери восточныхъ домовъ держатся на деревянныхъ спицахъ, такъ что ихъ нетрудно снять съ нихъ.
   38) Такъ какъ въ восточныхъ дворцахъ зачастую срубаютъ головы, то для этой казни употребляютъ круглый кусокъ кожи, съ продернутой кругомъ веревкой.
   

Къ главѣ девятой.

   1) Въ примѣчаніи къ предыдущей главѣ мы говорили, что глава восьмая кончается сто сорокъ пятой ночью, послѣ которой идутъ довольно скучныя сказки до сто пятидесяти второй ночи; эти сказки пропустилъ и англійскій переводчикъ, какъ нестоящія перевода.
   2) Процессіи, подобныя описаннымъ здѣсь, можно и нынче встрѣтить въ Каирѣ. Жениха, изъ бани отправляющагося въ первый разъ къ невѣстѣ, продолговатымъ кругомъ окружаютъ друзья, обратившіеся къ нему лицомъ. Передъ такимъ кругомъ идутъ музыканты.
   3) Сынъ Гарунъ-Эръ-Рашида образовалъ военные отряды изъ иностранцевъ, преимущественно изъ турецкихъ рабовъ.
   4) Арабы думаютъ, что душа остается въ тѣлѣ даже въ первую ночь послѣ похоронъ.
   5) Обычай освобождать рабовъ по случаю смерти строго исполняется.
   

Къ главѣ десятой.

   1) Руки закладываютъ назадъ, чтобы показать свое подчиненіе. Въ такомъ положеніи обыкновенно подданные стоятъ передъ государемъ и дѣти -- передъ родителями.
   2) Фарашемъ называется слуга, который разстилаетъ ковры и матрацы, а во время путешествій раскидываетъ палатки.
   3) Просто женскія имена.
   4) Камень, называющійся также драконовой кровью.
   5) Суевѣрная примѣта.
   6) Это сказано для того, чтобы показать, какъ онъ былъ смущенъ, такъ какъ всѣ, ступая на мраморный полъ, обыкновенно надѣваютъ туфли.
   7) Эти инструменты употребляются арабами для выраженія радости.
   8) Саадъ означаетъ счастье.
   9) Во многихъ арабскихъ домахъ устраиваются ниши по направленію къ Меккѣ, такъ что гость, прійдя въ домъ, можетъ не спрашивать, въ какую сторону ему слѣдуетъ молиться.
   10) Эта фраза прибавлена въ виду разсказа о не совсѣмъ вѣроятныхъ вещахъ.
   
   
   
   
я рѣшилъ, что все это сдѣлалъ со мною Эль-Сандалани. Куда итти -- я не зналъ, потому что на мнѣ, кромѣ штановъ, ничего не было; но все-таки я всталъ и пошелъ, куда глаза глядятъ, и вдругъ встрѣтилъ вали въ сопровожденіи отряда людей съ мечами и съ кожаными щитами. Я испугался и, увидавъ какія-то развалившіяся бани, спрятался въ нихъ. Но наткнулся на что-то и, ощупавъ, выпачкалъ руку въ крови. Не зная, что это кровь, я вытеръ руку о панталоны и, протянувъ руку вторично, увидалъ, что это убитый человѣкъ, голова котораго какъ разъ очутилась въ моей рукѣ. Я отбросилъ ее, проговоривъ: "Господи, помилуй меня!" и пошелъ въ отдаленный уголъ бани и услыхалъ, что вали остановился у входа и приказалъ отряду войти и обыскать. Десять человѣкъ вошло съ зажженными факелами, а я изъ страха зашелъ за стѣну и, взглянувъ на трупъ, увидалъ, что убита женщина, необычайной красоты. Голова ея лежала неподалеку отъ туловища, и на ней еще оставались цѣнныя украшенія. Посмотрѣвъ на нее, я сильно задрожалъ, а вошедшій вали крикнулъ, чтобы хорошенько обыскивали развалины. Народъ вошелъ въ бани и тотчасъ же увидалъ меня; человѣкъ съ длиннымъ ножомъ приблизился ко мнѣ и сказалъ:
   -- Слава Господу, создавшему такую красавицу! Молодой человѣкъ, кто ты такой? Зачѣмъ ты убилъ эту женщину?-- прибавилъ онъ, увидавъ на мнѣ кровь.
   -- Клянусь Аллахомъ, -- отвѣчалъ я, -- я не убивалъ ея, а вошелъ сюда только изъ страха передъ вами.
   Я разсказалъ все въ подробности и прибавилъ:
   -- Умоляю васъ, не дѣлайте со мною ничего, потому что на меня и безъ того обрушилось несчастіе.
   Онъ взялъ меня и подвелъ къ вали, который, увидавъ кровь на моихъ рукахъ, сказалъ:
   -- Доказательствъ никакихъ не надо болѣе, и потому отрубите ему голову!
   Услыхавъ это, я горько заплакалъ и сказалъ такъ:
   
   Идемъ мы намъ назначенной стезей,
   И тотъ, кому назначена стезя,
   Но ней итти обязанъ непремѣнно.
   Кто долженъ умереть въ одной странѣ,
   Тотъ никогда ужъ не умретъ въ другой.
   
   Затѣмъ я застоналъ и упалъ въ обморокъ, что тронуло сердце исполнителя закона, и онъ сказалъ:
   -- Клянусь Аллахомъ, этотъ человѣкъ не похожъ на убійцу! По вали кричалъ ему:
   -- Руби ему голову!
   Меня посадили на лобную кожу и завязали мнѣ глаза, а палачъ, взявъ мечъ, только ждалъ распоряженія вали.
   -- Увы, какъ я далеко отъ своего дома!-- вскричалъ я. Въ эту минуту подъѣхалъ конный отрядъ и начальникъ крикнулъ, чтобы меня оставили. Все это произошло, благодаря необычайной случайности: Эль-Казибъ, египетскій царь, послалъ своего приближеннаго къ калифу Гарунъ-Эръ-Рашиду съ рѣдкими дарами и съ письмомъ, въ которомъ онъ писалъ ему, между прочимъ: "Сынъ мой исчезъ годъ тому назадъ; я слышалъ, что онъ въ Багдадѣ; прошу калифа оказать мнѣ милость поискать его и прислать ко мнѣ съ царедворцемъ".
   Калифъ, получивъ это письмо, приказалъ вали начать поиски, и вали калифа неустанно искалъ его, пока не узналъ, что онъ отправился въ Эль-Башрахъ. Онъ доложилъ объ этомъ калифу, а калифъ написалъ письмо и вручилъ его египетскому царедворцу, приказавъ поѣхать въ Эль-Башрахъ и взять съ собою отрядъ изъ людей визиря. Желая найти сына своего царя, египетскій царедворецъ отправился тотчасъ же и нашелъ своего царевича на лобной кожѣ. Вали, увидавъ царедворца, тотчасъ же спрыгнулъ съ лошади, а царедворецъ сказалъ:
   -- Кто этотъ молодой человѣкъ и что онъ сдѣлалъ?
   Вали сообщилъ ему, что тутъ произошло.
   -- И ты не узналъ, что это царскій сынъ? Развѣ лицо этого человѣка похоже на лицо убійцы?
   Онъ приказалъ вали развязать его и подвести къ нему. Ибрагима развязали и подвели къ царедворцу. Отъ испуга и страданій царевичъ такъ измѣнился, что его нельзя было узнать.
   -- Ну, разскажи мнѣ свою исторію, молодой человѣкъ, -- сказалъ ему царедворецъ, -- и сообщи намъ, что это за убитая женщина лежитъ тутъ.
   Ибрагимъ же, взглянувъ на царедворца, тотчасъ же узналъ его и сказалъ:
   -- Что ты! Да развѣ ты не узнаешь меня? Вѣдь я Ибрагимъ, сынъ твоего царя! Ты, вѣрно, присланъ искать меня?
   Царедворецъ, пристально посмотрѣвъ на него, узналъ и упалъ ему въ ноги. А вали, увидавъ это, страшно поблѣднѣлъ. Царедворецъ же, посмотрѣвъ на него, сказалъ:
   -- Ахъ, ты, притѣснитель! Это ты хотѣлъ убить сына царя египетскаго?
   Вали поцѣловалъ полу одежды царедворца и сказалъ:
   -- О, государь мой, откуда же могъ я это знать? Мы застали его здѣсь рядомъ съ убитой женщиной.
   -- Горе тебѣ, -- сказалъ царедворецъ, -- ты вовсе не годишься для обязанностей вали. Этотъ пятнадцатилѣтій юноша и воробья не убилъ въ своей жизни. Какъ же могъ онъ убить человѣка. Какъ же ты не далъ ему времени даже сказать, кто онъ такой.
   Царедворецъ и вали приказали искать настоящаго убійцу; посланные, пройдя далѣе въ баню, нашли его, а вали, взявъ виновнаго съ собой, отправился во дворецъ калифа, которому и доложилъ обо всемъ, что случилось.
   Гарунъ-Эръ-Рашидъ отдалъ приказъ казнить убійцу и привести къ нему царевича. Увидавъ юношу, калифъ улыбнулся, посмотрѣлъ на него и сказалъ;
   -- Ну, разскажи мнѣ обо всемъ, что съ тобою приключилось.
   Царевичъ разсказалъ ему всю свою исторію съ начала до конца, чему калифъ не мало удивлялся. Затѣмъ онъ кликнулъ палача Месрура и сказалъ:
   -- Отправляйся сейчасъ же къ дому Абулъ-Казима-ЭсъСандалани и приведи его и молодую дѣвицу сюда.
   Месруръ тотчасъ же отправился, оцѣпилъ домъ и увидалъ красавицу, привязанную за волосы и уже близкую къ смерти. Месруръ развязалъ ее и привелъ вмѣстѣ съ Эсъ-Сандалани, а калифъ, увидавъ ее, не могъ надивиться на ея красоту. Посмотрѣвъ на Эсъ-Сандалани, онъ сказалъ:
   -- Возьмите этого человѣка и обрубите ему руки, которыми онъ билъ эту дѣвушку, и потомъ разопните его, а -все его состояніе передайте Ибрагиму.
   Приказаніе его было исполнено и во время исполненія его явился Абулъ-Лейсъ, султанъ Эль-Башраха, отецъ Джемилехи, съ цѣлью просить защиты калифа противъ Ибрагима, сына Эль-Казиба, царя египетскаго, который похитилъ у него его дочь. Но Эръ-Рашидъ отвѣчалъ ему:
   -- Онъ спасъ твою дочь отъ пытки и смерти.
   И когда по его приказанію къ нему былъ приведенъ Ибрагимъ, онъ спросилъ у Абула-Лейса:
   -- Развѣ ты не соглашаешься, чтобы этотъ молодой человѣкъ, сынъ царя египетскаго, женился на твоей дочери?
   -- Слушаю и повинуюсь, о, царь правовѣрныхъ!-- отвѣчалъ отецъ.
   Калифъ тотчасъ же призвалъ кади и свидѣтелей и женилъ Ибрагима на Джемилехѣ. Они жили съ нею совершенно счастливо, пока ихъ не посѣтила разлучница-смерть 2).
   

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ.
Начинается съ половины девятьсотъ восемьдесятъ девятой ночи и кончается на тысячѣ первой.

Исторія Маруфа.

   Въ благословенномъ городѣ Каирѣ жилъ-былъ чеботарь, чинившій старую обувь. Звали его Маруфомъ, а жену его -- Фатимехой, по прозвищу "Противная"; дали ей это прозвище именно потому, что она была противная, злая женщина, нахалка и сплетница. Она вертѣла своимъ мужемъ, какъ хотѣла, постоянно бранила и проклинала его. Онъ боялся ея брани, потому что былъ человѣкъ мягкій и не желалъ, чтобы объ немъ дурно отзывались, но средства его были въ высшей степени ограничены. Все, что зарабатывалъ, онъ тратилъ на нее, а когда работы у него бывало мало, то она въ ту же ночь вымещала на немъ свое неудовольствіе и отравляла ему жизнь. Онъ могъ сказать вмѣстѣ съ поэтомъ:
   
   Какъ много я. провелъ ночей съ женою
   При положеніи весьма несчастномъ!
   Зачѣмъ, злосчастный, въ тотъ же день, когда
   Явился къ ней я съ первымъ посѣщеньемъ,
   Не напоилъ ее я ядомъ, чтобы
   Ее тогда же сразу отравить?
   
   Между прочимъ, она сказала ему однажды такъ:
   -- Я желаю, Маруфъ, чтобы сегодня вечеромъ ты принесъ мнѣ кунафехъ, облитый сотовымъ медомъ.
   -- Пошли мнѣ Господь, -- отвѣчалъ онъ, -- такой заработокъ, чтобы я могъ купить тебѣ такой кунафехъ. Теперь у меня нѣтъ денегъ.
   -- Я не хочу слышать такихъ отговорокъ,-- сказала она.-- Заработаешь ты или не заработаешь, мнѣ все равно -- безъ кунафеха не смѣй приходить домой; а если ты явишься съ пустыми руками, то я тебѣ покажу себя такъ, что тебѣ не поздоровится.
   -- Богъ милостивъ, -- отвѣчалъ онъ и пошелъ, очевидно, огорченный.
   Помолившись, онъ открылъ свою лавочку и все продолжалъ шептать: "О, Господи! Пошли мнѣ работу, чтобы было на что купить кунафеха и избавиться отъ домашнихъ непріятностей".
   Онъ просидѣлъ въ лавочкѣ до полудня, но никто не принесъ ему работы, и страхъ передъ женой до такой степени сталъ тревожить его, что онъ заперъ лавку, не заработавъ ничего и не зная, на что ему купить не только кунафеха, но и простого хлѣба. Проходя мимо лавки съ кунафехомъ, юнъ остановился передъ нею и глаза его наполнились слезами. А продавецъ, искоса взглянувъ на него, сказалъ:
   -- О чемъ это ты плачешь, Маруфъ? Скажи мнѣ, что съ тобой случилось?
   Онъ разсказалъ ему, что съ нимъ, и прибавилъ:
   -- Вѣдь жена у меня настоящая вѣдьма, просила, чтобы я принесъ ей кунафеха, а я просидѣлъ у себя въ лавочкѣ до настоящаго времени, по не заработалъ даже на кусокъ хлѣба и теперь боюсь ея.
   Продавецъ кунафеха засмѣялся и сказалъ:
   -- Ну, полно, нечего тебѣ бояться. Сколько фунтовъ желаешь ты взять?
   -- Фунтовъ пять, -- отвѣчалъ онъ.
   И продавецъ отвѣсилъ ему пять фунтовъ и сказалъ:
   -- У меня есть очищенное масло, но сотоваго меду нѣтъ. Кунафехъ съ патокой вкуснѣе, чѣмъ съ медомъ, а патока у меня есть. Бери съ патокой, -- не все ли это равно.
   Маруфъ сильно смутился, такъ какъ денегъ у него не было.
   -- Ну, давай съ патокой, -- сказалъ онъ.
   Онъ сдѣлалъ ему кунафехъ на очищенномъ маслѣ и облилъ его патокой, отчего кунафехъ казался такимъ вкуснымъ, что его можно было подавать къ царскому столу.
   -- А тебѣ не надо ли хлѣба и сыру?
   -- Надо, -- отвѣчалъ чеботарь.
   Онъ далъ ему хлѣба, сыру, и кунафеха и сказалъ, сколько онъ ему долженъ за все это.
   Маруфъ поблагодарилъ продавца и пошелъ домой.
   -- Ну, что же, -- спросила его жена, -- принесъ ты мнѣ кунафеха?
   -- Принесъ,-- отвѣчалъ онъ и положилъ передъ нею кунафехъ.
   Она посмотрѣла кунафехъ и, увидавъ, что онъ съ патокой, вскричала:
   -- Да развѣ я не сказала тебѣ, что хочу кунафеха съ сотовымъ медомъ? Зачѣмъ же ты ослушался меня и принесъ мнѣ съ патокой?
   -- Вѣдь я взялъ это въ долгъ, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Пустяки!-- крикнула она.-- Я хочу кунафехъ съ сотовымъ медомъ.
   Она такъ разсердилась, что швырнула кунафехъ прямо ему въ лицо.
   -- Ахъ, ты, негодяй!-- продолжала она кричать и до кровь разбила ему лицо, а онъ, обороняясь, слегка ударилъ ее по головѣ, послѣ чего она вцѣпилась ему въ бороду и начала сзывать на помощь мусульманъ.
   Прибѣжавшіе сосѣди высвободили его бороду изъ ея рукъ и осыпали ее упреками и уговаривали ее до тѣхъ поръ, пока она не примирилась съ мужемъ. Но лишь только посторонніе вышли, она побожилась, что не станетъ ѣсть этого кунафеха.
   -- Ну, такъ я съѣмъ его, -- сказалъ Маруфъ, чувствовавшій сильный голодъ.
   Жена, увидавъ, что онъ принялся ѣсть, начала проклинать его и, не умолкая, ругалась до самаго утра, а утромъ она засучила рукава и избила его.
   -- Ну, полно, -- сказалъ мужъ, -- потерпи, я принесу тебѣ другого кунафеха.
   Онъ прошелъ въ мечеть помолиться, a потомъ открылъ свою лавочку. Но просидѣлъ онъ очень недолго, какъ къ нему пришли два служителя кадія и увели его съ собою, такъ какъ жена его подала на него жалобу. У кадія онъ увидалъ свою, жену съ подвязанной рукой и съ кровью на покрывалѣ. Она стояла и плакала.
   -- Ну, боишься ли ты Бога,-- сказалъ ему кади,-- можно л:й бить жену до того, чтобы переломить ей руку и выбить ей зубы?
   -- Если я билъ ее, -- отвѣчалъ чеботарь, -- или выбилъ ей зубы, то подвергни меня какому хочешь наказанію.
   Онъ разсказалъ, какъ было дѣло и какъ прибѣжавшіе сосѣди мирили ихъ. Кади былъ человѣкъ въ высшей степени добрый; доставъ денегъ, онъ подалъ Маруфу и сказалъ:
   -- На, вотъ, возьми и купи ей кунафеха съ медомъ и помирись съ нею: ты, жена, должна повиноваться мужу, а ты, мужъ, будь къ ней снисходителенъ.
   Маруфъ отдалъ деньги женѣ, и они, выйдя отъ кади, пошли въ разныя стороны; мужъ сѣлъ въ свою лавочку, куда вскорѣ къ нему пришли полицейскіе служители и потребовали за труды.
   -- Кади, -- отвѣчалъ Маруфъ, -- не только ничего отъ меня не взялъ, но даже самъ далъ мнѣ денегъ.
   -- Намъ дѣла нѣтъ до кади, -- сказали служителя, -- отдай намъ деньги или мы возьмемъ ихъ у тебя силой.
   Они схватили его и потащили по рынку. Чтобы избавиться отъ нихъ, онъ продалъ свои инструменты и удовлетворилъ служителей. Послѣ чего онъ сѣлъ и пригорюнился, сожалѣя, что работать ему безъ инструментовъ стало невозможно. Въ то время, какъ онъ сидѣлъ и печалился, вдругъ къ нему пришли два человѣка отвратительной наружности.
   -- Вставай, -- сказали о.ни ему, -- и или къ кади. На тебя пожаловалась жена.
   -- Да вѣдь кади помирилъ насъ съ нею, -- отвѣчалъ Маруфъ.
   -- Мы присланы отъ другого кади.
   Маруфъ всталъ и пошелъ съ ними къ кади, гдѣ увидалъ свою жену.
   -- Да вѣдь мы помирились съ тобою, -- сказалъ онъ ей.
   -- Помириться совсѣмъ мы не можемъ никогда,-- отвѣчала она.
   Маруфъ разсказалъ кади все, какъ было, и какъ они уже были у кади.
   -- Ахъ, ты, безсовѣстная женщина!-- крикнулъ на нее кади.-- Зачѣмъ же ты напрасно на него жалуешься?
   -- Онъ прибилъ меня послѣ этого, -- отвѣчала она.
   -- Ну, довольно, помиритесь, -- продолжалъ кади, -- а ты, чеботарь, заплати служителямъ за труды.
   Маруфу пришлось заплатить; затѣмъ онъ вернулся въ лавочку и сѣлъ въ раздумьѣ.
   Вдругъ къ нему подошелъ какой-то человѣкъ и сказалъ:
   -- Ну, Маруфъ, спрячься скорѣе, потому что жена твоя пожаловалась на тебя въ верховный судъ, и тебя идутъ взять.
   Маруфъ тотчасъ же заперъ лавку и, купивъ на послѣднія деньги хлѣба и сыру, обратился въ бѣгство въ Бабъ-Энъ-Назръ. Дѣло было зимою, дождь лилъ какъ изъ ведра, такъ что онъ промокъ весь до костей. Онъ зашелъ въ мечеть и, проходя мимо какой-то развалившейся кельи безъ дверей, вошелъ туда., чтобы укрыться отъ дождя и просушиться.
   Слезы полились изъ глазъ его, и онъ въ отчаяніи вскричалъ:
   -- Куда же мнѣ бѣжать отъ этой злой женщины? О, Господи! Пошли мнѣ кого-нибудь,f кто помогъ бы мнѣ скрыться такъ, чтобы она не нашла меня!
   И въ то время, какъ онъ сидѣлъ и плакалъ, стѣна разступилась, и къ нему явилась громадныхъ размѣровъ фигура, при видѣ которой морозъ пробѣжалъ у него по кожѣ.
   -- О, человѣкъ, -- сказалъ великанъ, -- зачѣмъ ты обезпокоилъ, меня? Я двѣсти лѣтъ живу здѣсь, и никто еще не входилъ ко мнѣ. Ятю тебѣ надо, скажи, и я исполню твое желаніе, такъ какъ чувствую къ тебѣ состраданіе.
   -- А ты кто такой?-- въ свою очередь, спросилъ Маруфъ.-- Я домовой здѣшнихъ мѣстъ.
   Маруфъ разсказалъ домовому все, что произошло между нимъ и его женой; послѣ чего домовой спросилъ его:
   -- Такъ ты желаешь, чтобы я препроводилъ тебя въ такое мѣсто, куда жена не могла бы явиться къ тебѣ?
   -- Желаю, -- отвѣчалъ чеботарь.
   -- Садись ко мнѣ на плечи.
   Онъ сѣлъ къ нему на плечи, и домовой полетѣлъ; онъ летѣлъ съ нимъ всю ночь до разсвѣта, когда опустилъ его на высокую гору.
   -- Человѣкъ, -- сказалъ онъ ему, -- сойди съ этой горы и увидишь внизу городъ, въ который и войди. Жена твоя не будетъ знать, гдѣ ты, и ей до тебя не добраться.
   Сказавъ это, онъ покинулъ Маруфа.
   Маруфъ находился въ полномъ недоумѣніи. Вскорѣ взошло солнышко, и онъ подумалъ, что сидѣть тутъ на мѣстѣ, ему совершенно не зачѣмъ. Онъ спустился внизъ и увидалъ городъ съ высокими стѣнами, большими бесѣдками и прелестно украшенными зданіями. Онъ вошелъ въ ворота и увидалъ, что въ такомъ городѣ жить можно. Народъ же, видя незнакомаго человѣка, сталъ съ любопытствомъ смотрѣть на него и, наконецъ, окружилъ его, потому что одѣтъ онъ былъ не такъ, какъ другіе.
   -- Ты, вѣрно, чужестранецъ?-- спросилъ его одинъ изъ горожанъ.
   -- Да, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Откуда же ты?
   -- Изъ благословеннаго города Каира.
   -- Давно ли ты оттуда?
   -- Со вчерашняго вечера, -- отвѣчалъ Маруфъ.
   -- Идите-ка сюда, господа!-- крикнулъ горожанинъ.-- Послушайте, что говоритъ этотъ человѣкъ.
   -- Что же онъ говоритъ?
   -- Онъ утверждаетъ, что онъ изъ города Каира и вышелъ оттуда только вчера вечеромъ.
   Всѣ захохотали.
   -- Ты, должно-быть, помѣшанный, -- говорили ему, -- отъ Каира до нашего города цѣлый годъ пути.
   -- Вы сами помѣшанные, -- отвѣчалъ онъ, -- а вовсе не я. Вотъ у меня и хлѣбъ изъ Каира, и онъ еще совсѣмъ мягкій.
   Онъ ползалъ имъ хлѣбъ, и всѣ съ любопытствомъ разсматривали его, такъ какъ онъ не походилъ на хлѣбъ, который пекли въ этомъ городѣ.
   Онъ сдѣлался извѣстнымъ лицомъ въ городѣ, гдѣ иные ему вѣрили, а иные не вѣрили; въ это самое время подъѣхалъ на мулѣ купецъ, съ двумя черными рабами позади. Народтэ сталъ расходиться, а купецъ сказалъ:
   -- Какъ вамъ не стыдно смѣяться надъ чужестранцемъ? Что вамъ до него за дѣло?
   Онъ разогналъ всѣхъ ротозѣевъ и обратился къ Маруфу такъ:
   -- Подойди сюда, братецъ. Не бойся, съ тобой ничего не случится.
   Онъ взялъ его и свелъ въ большой хорошо убранный домъ, посадилъ его въ чудесную комнату и приказалъ рабу открыть сундукъ и достать богатую купеческую одежду, въ которую и одѣлъ его. Маруфъ былъ красивый мужчина и въ нарядѣ сталъ еще красивѣе. Купецъ же приказалъ подать столъ съ различными яствами, что и было сдѣлано; они поѣли и попили.
   -- Ну, а какъ тебя зовутъ, братъ мой?-- спросилъ купецъ.
   -- Зовутъ меня Маруфомъ; я чеботарь по ремеслу, чиню старую обувь.
   -- Откуда ты?
   -- Изъ Каира. А ты знаешь Каиръ?
   -- Я самъ оттуда, -- отвѣчалъ купецъ.-- Не зналъ ли ты тамъ шейка Ахмеда аптекаря?
   -- Какъ не знать, -- отвѣчалъ Маруфъ, -- онъ былъ моимъ сосѣдомъ. Наши стѣны соприкасались.
   -- Здоровъ онъ?
   -- Здоровъ.
   -- А много ли у него дѣтей?
   -- Трое, -- отвѣчалъ Маруфъ,-- Мустафа, Магометъ и Али. Мустафа -- ученый человѣкъ, преподаватель; Магометъ -- аптекарь; аптека его рядомъ съ аптекой отца. Онъ женатъ, и у него есть сынъ Гасанъ.
   -- Господь наградитъ тебя за добрыя вѣсти!-- сказалъ купецъ.
   -- Что же касается до Али, -- продолжалъ Маруфъ, -- то онъ былъ моимъ товарищемъ дѣтства; мы съ нимъ. одѣвались христіанами и ходили въ церковь, гдѣ воровали книги, которыя продавали и на эти деньги лакомились. Но однажды христіане увидали насъ, поймали съ книгой и обратились съ жалобой къ нашимъ родителямъ; а его отцу сказали, что если онъ не уйметъ сына, то они пожалуются царю. Онъ успокоилъ ихъ и прибилъ сына, а тотъ послѣ этого бѣжалъ, и его никакъ не могли найти. Двадцать лѣтъ онъ находился въ отлучкѣ, и никакихъ извѣстій о немъ до сихъ поръ не имѣлось.
   На это купецъ отвѣчалъ ему:
   -- Я самый и есть Али, сынъ шейка, Ахмеда аптекаря, а ты -- мой товарищъ Маруфъ.
   Они поздоровались, и затѣмъ купецъ просилъ его разсказать ему о причинѣ его пріѣзда изъ Каира къ нимъ въ городъ. Онъ разсказалъ все, что было между нимъ и женою его Фатимехой Противной, и какъ онъ, потерявъ терпѣніе, бѣжалъ и въ разрушенной кельѣ встрѣтился съ домовымъ, который принесъ его въ этотъ городъ.
   -- Вотъ причина моего бѣгства изъ Каира, -- прибавилъ Маруфъ.-- А ты почему бѣжалъ?
   -- Я былъ глупымъ семилѣтнимъ мальчикомъ, когда бѣжалъ,-- отвѣчалъ Али,-- и съ той поры я ходилъ изъ страны въ страну, изъ города въ городъ, и зашелъ сюда. Здѣсь встрѣтилъ сочувствіе къ моему несчастному положенію и, увидавъ, что тутъ живетъ народъ легковѣрный, я сказалъ имъ, что я купецъ, жду своихъ товаровъ и желаю нанять мѣсто для помѣщенія ихъ. Мнѣ повѣрили и нашли домъ, а затѣмъ я просилъ дать мнѣ въ долгъ тысячу червонцевъ до прибытія моихъ товаровъ, и тысячу червонцевъ мнѣ дали; я сталъ на нихъ покупать, продавать и дѣлать обороты, такъ что скоро очень разбогатѣлъ. Со всѣми я былъ вѣжливъ, всѣ полюбили меня. Безъ хитростей и уловокъ, братецъ, на свѣтѣ не проживешь; въ странѣ, гдѣ никто тебя не знаетъ, можно дѣлать, что хочешь. Если же ты будешь говорить каждому встрѣчному, что ты просто чеботарь, бѣднякъ, бѣжалъ отъ жены и изъ Каира вышелъ только вчерашній день, то тебѣ не повѣрять, и ты сдѣлаешься предметомъ насмѣшекъ. А если ты еще, прибавишь, что тебя перенесъ шайтанъ, то отъ тебя всѣ побѣгутъ и станутъ говорить, что въ тебѣ сидитъ нечистая сила. Это повредитъ и тебѣ и мнѣ, потому что всѣмъ извѣстно, что я изъ Каира.
   -- Что же мнѣ дѣлать?-- спросилъ Маруфъ.
   -- А вотъ я научу, что тебѣ дѣлать, -- отвѣчалъ онъ.-- Завтра я дамъ тебѣ тысячу червонцевъ и мула, на которомъ ты поѣдешь, и чернаго раба, который пойдетъ передъ тобою и приведетъ тебя къ воротамъ купеческаго рынка. Въѣзжай въ эти ворота; я буду сидѣть между купцами, а когда увижу тебя, то встану, поклонюсь, поцѣлую у тебя руку и окажу почетъ. Затѣмъ о какой бы матеріи я ни спросилъ тебя, ты отвѣчай, что привезъ ее въ изобиліи; а я расхвалю тебя купцамъ и скажу имъ, чтобы они приготовили для тебя магазинъ и лавку. Я скажу имъ, что ты очень богатый человѣкъ. Если же къ тебѣ явится нищій, то дай ему сколько можешь; вслѣдствіе этого всѣ повѣрятъ моимъ словамъ и почувствуютъ къ тебѣ расположеніе. Послѣ этого я приглашу тебя къ себѣ и ради тебя приглашу другихъ купцовъ, сведу васъ и познакомлю, такъ чтобы ты могъ завести съ ними торговлю. Вотъ увидишь, что очень скоро ты сдѣлаешься богатымъ человѣкомъ.
   Утромъ Али далъ ему тысячу червонцевъ, одѣлъ его въ богатую одежду, посадилъ на мула и далъ чернаго раба.
   -- Да наградитъ тебя Господь, -- сказалъ ему Маруфъ и отправился на рынокъ.
   Али сидѣлъ уже тамъ среди купцовъ и, завидя Маруфа, вскочилъ, поцѣловалъ у него руку и сказалъ:
   -- О, купецъ Маруфъ, о, добродѣтельный человѣкъ! какъ мы всѣ должны радоваться твоему пріѣзду!
   Всѣ купцы раскланялись съ Маруфомъ, который въ глазахъ ихъ явился какимъ-то значительнымъ лицомъ. Его сняли съ мула, а Али отводилъ въ сторону одного купца вслѣдъ за другимъ и восхвалялъ Маруфа, говоря, что онъ первостатейный богачъ, извѣстный въ цѣломъ Каирѣ, и просилъ услуживать ему, говорилъ, что въ городъ онъ къ нимъ пріѣхалъ не для того, чтобы торговать, а съ цѣлью развлечься. Онъ расхваливалъ Маруфа до тѣхъ поръ, пока всѣ купцы не стали повторять его похвалъ. Они явились къ Мару фу съ угощеніемъ, а Али въ присутствіи всѣхъ обратился къ Маруфу съ вопросомъ: не привезъ ли онъ съ собою такой-то матеріи?
   -- Въ изобиліи, -- отвѣчалъ Маруфъ.
   Въ тотъ же день купецъ Али показалъ ему различную матерію и сообщилъ ему цѣны. Послѣ этого одинъ изъ купцовъ спросилъ:
   -- А желтое сукно у тебя есть?
   -- Въ изобиліи, -- отвѣчалъ онъ.
   -- А красное, а крови лани?
   -- Въ изобиліи.
   И о чемъ бы у него ни спрашивали, онъ на все отвѣчалъ, что имѣетъ въ изобиліи. Купцы только дивились.
   Въ то время, какъ они бесѣдовали такимъ образомъ, къ нимъ подошелъ нищій, которому подавали мѣдныя деньги. Когда же онъ подошелъ къ Маруфу, тотъ ваялъ горсть золота и подалъ ему. Нищій помолился за него и ушелъ, а удивленные купцы говорили:
   -- Поистинѣ онъ подаетъ по-царски, бросаетъ нищему золото, не считая его; не будь онъ такимъ богачомъ, онъ не давалъ бы золота горстями.
   Вскорѣ послѣ этого къ нему подошла бѣдная женщина, и онъ, взявъ еще горсть золота, далъ его ей. Женщина помолилась за него и пошла разсказывать другимъ. Нищіе стали подходить одинъ вслѣдъ за другимъ, и онъ всѣмъ имъ давалъ золота горстями.
   -- Что ты дѣлаешь?-- сказалъ ему шейкъ купцовъ.-- Что ты, Маруфъ?
   -- Должно-быть, у васъ въ городѣ очень много бѣдныхъ,-- отвѣчалъ чеботарь.-- Если бы я это подозрѣвалъ, то при, вёзъ бы съ собою цѣлый мѣшокъ золота. Я не имѣю привычки отказывать нищимъ.
   Шейкъ послалъ къ себѣ домой и приказалъ принести тысячу червонцевъ, которые и предложилъ Маруфу, а Маруфъ роздалъ ихъ бѣднымъ. Въ это время всѣ двинулись въ мечеть на вечернюю молитву, и Маруфъ высыпалъ остатки золота на головы молящихся. Всѣ обратили вниманіе на такую щедрость, бѣдные молились за него, а купцы удивлялись его щедрости. Купецъ же Али видѣлъ, что онъ дѣлаетъ, по не могъ ничего сказать. До закрытія рынка Маруфъ успѣлъ занять и роздать такимъ образомъ пять тысячъ червонцевъ и каждому заимодавцу онъ говорилъ:
   -- Подожди, вотъ когда прибудутъ товары, то я отдамъ тебѣ золотомъ или, если хочешь, то тканями, такъ какъ я имѣю всего въ изобиліи.!
   Вечеромъ купецъ Али пригласилъ его и вмѣстѣ съ нимъ пригласилъ всѣхъ купцовъ. Онъ посадилъ его на самое почетное мѣсто и говорилъ только о тканяхъ и брильянтахъ, и о чемъ бы ни говорили Маруфу, онъ постоянно отвѣчалъ, что это имѣется у него въ изобиліи. На слѣдующій день онъ снова появился на рынокъ, занималъ у купцовъ деньги и раздавалъ ихъ бѣднымъ.
   Онъ поступалъ такимъ образомъ въ продолженіе двадцати дней и занялъ у купцовъ до шестидесяти тысячъ червонцевъ, а между тѣмъ никакихъ товаровъ не получалъ. Народъ сталъ поговаривать о своихъ деньгахъ.
   -- Однако, -- говорили купцы, -- товары-то купца Маруфа не приходятъ.-- Долго ли онъ будетъ занимать деньги и раздавать ихъ бѣднымъ? Купецъ Али, -- спрашивали они, -- не пришли ли товары купца Маруфа?
   -- Потерпите немного, -- отвѣчалъ Али, -- они скоро придутъ.
   Увидавшись съ Маруфомъ, Али сказалъ ему:
   -- Что это ты дѣлаешь, Маруфъ? Развѣ я совѣтовалъ тебѣ швырять деньгами? Купцы требуютъ свои деньги и говорятъ мнѣ, что ты взялъ у нихъ шестьдесятъ тысячъ червонцевъ, которые роздалъ бѣднымъ. Какъ же ты заплатишь долгъ, вовсе не торгуя?
   -- Ну, что это за деньги шестьдесятъ тысячъ червонцевъ?-- возразилъ Маруфъ.-- Когда прибудутъ товары, то я отдамъ ихъ или тканями, или золотомъ и серебромъ.
   -- Господи, помилуй!-- вскричалъ купецъ Али.-- Да развѣ у тебя имѣются товары?
   -- Въ изобиліи, -- отвѣчалъ Маруфъ.
   -- Да помилуетъ и спасетъ тебя Аллахъ!-- вскричалъ Али.:-- Да развѣ я выучилъ тебя говорить это для того, чтобы ты повторялъ эту нелѣпость и мнѣ?! Что буду я отвѣчать за тебя?!
   -- Да развѣ я бѣднякъ?-- вскричалъ Маруфъ.-- Вѣдь товаровъ у меня, дѣйствительно, много, и когда они прибудутъ, всѣ получатъ вдвое противъ того, что одолжили мнѣ. Я вовсе не въ нуждѣ.
   Купецъ Али вышелъ изъ себя и сказалъ ему:
   -- Ахъ, ты, неучъ, вотъ я проучу тебя! Ты лжешь мнѣ и нисколько не стѣсняешься!
   -- Дѣлай со мною, что хочешь, а купцы подождутъ, пока не придутъ мои товары и пока съ лихвою не получатъ того, что имъ слѣдуетъ получить.
   Али не сталъ говорить болѣе съ нимъ и ушелъ.
   -- Вѣдь я хвалилъ его, -- разсуждалъ онъ, -- и теперь окажусь лгуномъ, если стану порицать его.
   Послѣ этого купцы опять пришли къ нему и сказали:
   -- Говорилъ ли ты съ нимъ, купецъ Али?
   -- Увы!-- отвѣчалъ онъ.-- Хотя онъ и долженъ мнѣ тысячу червонцевъ, но у меня не достало духу говорить съ нимъ объ этомъ. Когда вы давали ему деньги, вы не совѣтовались со мною, и теперь нечего упрекать меня. Теперь сами требуйте отъ него, а если онъ не дастъ, то пожалуйтесь царю, скажите ему, что Маруфъ -- обманщикъ, и царь сумѣетъ защитить васъ.
   Купцы отправились къ царю и сказали ему о, томъ, что случилось.
   -- Мы, государь,-- продолжали они,-- совершенно недоумѣваемъ, что намъ дѣлать съ этимъ черезчуръ великодушнымъ купцомъ, который горстями раздаетъ бѣднымъ деньги. Онъ увѣрилъ насъ, что къ нему идутъ товары, но никакихъ товаровъ онъ не получилъ. Онъ весь запутался въ долгахъ и долженъ намъ около шестидесяти тысячъ червонцевъ. Всѣ эти деньги онъ роздалъ бѣднымъ.
   Царь этого города былъ человѣкъ въ высшей степени жадный; услыхавъ о такой щедрости, онъ обратился къ визирю съ такими словами:
   -- Если бы этотъ купецъ не былъ, дѣйствительно, богатъ, то не былъ бы такимъ щедрымъ. Товары его, несомнѣнно, придутъ, и онъ раздастъ ихъ купцамъ. Но я болѣе достоинъ получить его сокровища, чѣмъ они; поэтому я желаю подружиться съ нимъ и выказать ему расположеніе, прежде чѣмъ придутъ товары. Товары эти получу я, такъ какъ желаю выдать за него свою дочь и соединить его состояніе со своимъ.
   -- О, государь, -- отвѣчалъ ему визирь, -- мнѣ кажется, что онъ просто обманщикъ и больше ничего.
   -- Вотъ я посмотрю, -- сказалъ царь, -- и тотчасъ же узнаю, воспитывался ли онъ въ довольствѣ, или въ нуждѣ.
   -- Какимъ образомъ узнаешь ты это?-- спросилъ визирь.
   -- У меня есть брильянтъ, -- отвѣчалъ царь; -- я пошлю за" этимъ купцомъ и веіляо ему прійти къ себѣ; когда онъ явится, я усажу его и затѣмъ покажу ему брильянтъ. Если онъ угадаетъ его стоимость, то этимъ докажетъ, что онъ лицо богатое и значительное, но если не узнаетъ, то докажетъ, что онъ обманщикъ, и я прикажу убить его.
   Послѣ этого царь послалъ за Маруфомъ и приказалъ ему прійти къ себѣ. Маруфъ пришелъ и раскланялся, а царь, поздоровавшись съ нимъ, посадилъ его около себя и спросилъ;
   -- Ты купецъ Маруфъ?
   -- Я, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Купцы говорятъ, -- продолжалъ царь, -- что будто ты имъ долженъ шестьдесятъ тысячъ червонцевъ. Правда ли это?
   -- Правда, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Отчего же ты не уплатилъ своего долга?-- продолжалъ царь.
   -- Пусть они подождутъ до прихода моихъ товаровъ, и я уплачу имъ вдвое. Если они пожелаютъ получить золотомъ, то я дамъ имъ золотомъ, если пожелаютъ серебромъ, я дамъ имъ серебромъ, если пожелаютъ товаромъ, я отдамъ товаромъ. За тысячу червонцевъ долга я буду отдавать до двѣ, такъ какъ денегъ у меня имѣется въ изобиліи.
   -- О, купецъ, -- сказалъ ему тутъ царь, -- вотъ посмотри этотъ камень и оцѣни мнѣ его.
   Царь далъ ему брильянтъ въ орѣхъ величиною, купленный за тысячу червонцевъ. Другого такого брильянта у него не было, и потому онъ очень цѣнилъ его. Маруфъ взялъ камень и такъ сдавилъ его въ пальцахъ, что тотъ сломался.
   -- Зачѣмъ ты сломалъ брильянтъ?-- вскричалъ царь.
   -- О, царь вѣковъ, -- смѣясь отвѣчалъ Маруфъ, -- это вовсе не брильянтъ. Это просто драгоцѣнный камень въ какіе-нибудь тысячу червонцевъ. Зачѣмъ ты называешь его брильянтомъ? Такой брильянтъ стоилъ бы семьдесятъ тысячъ червонцевъ, да и брильянтъ въ орѣхъ величиною не имѣетъ въ моихъ глазахъ никакого значенія. Ты, царь, и простой камень въ тысячу червонцевъ считаешь брильянтомъ. Впрочемъ, это извинительно, вы люди бѣдные и не имѣете цѣнныхъ сокровищъ.
   -- А развѣ у тебя есть такіе брильянты?-- спросилъ царь.
   -- Въ изобиліи.
   Тутъ жадность совсѣмъ охватила царя.
   -- И ты дашь мнѣ брильянтовъ?-- спросилъ онъ.
   -- Когда товары мои придутъ, я дамъ ихъ тебѣ въ изобиліи и даромъ.
   Царь очень обрадовался и сказалъ купцамъ:
   -- Можете уходить; ждите прибытія его товаровъ и тогда приходите и деньги получите отъ меня.
   Купцы разошлись и оставили Маруфа въ покоѣ.
   Царь же обратился къ визирю съ такими словами:
   -- Обходись съ купцомъ Маруфомъ любезно и какъ-нибудь въ разговорѣ намекни ему о моей дочери для того, чтобы онъ пожелалъ жениться на ней, и мы получили бы его состояніе.
   -- О, царь вѣковъ, -- отвѣчалъ ему визирь, -- поистинѣ не нравится мнѣ этотъ человѣкъ, мнѣ кажется онъ обманщикомъ и лгуномъ. Откажись отъ своего намѣренія, чтобы не лишиться своей дочери попусту.
   Визирь раньше самъ просилъ руки царевны, но царевна не согласилась пойти за него.
   -- Ахъ, ты, обманщикъ!-- крикнулъ на него царь.-- Ты не желаешь мнѣ счастья, потому что самъ хотѣлъ жениться на ней, но она не пошла за тебя. Теперь ты хочешь помѣшать ея браку, чтобы она осталась свободной для того, чтобы ты могъ взять ее! Но слушай внимательно то, что я скажу тебѣ: какъ можетъ быть онъ обманщикомъ и лгуномъ, зная такъ, хорошо цѣну купленнаго мною брильянта? Онъ сломалъ его потому,-что камень ему не понравился! У него множество брильянтовъ, и когда онъ женится на моей дочери, то непремѣнно полюбитъ ее и захочетъ осыпать ее брильянтами. А ты хочешь помѣшать счастью моей дочери и хочешь, чтобы я не получилъ богатствъ.
   Визирь замолчалъ, боясь гнѣва царя, и, отправившись къ Маруфу, онъ сказалъ:
   -- Его царское величество любитъ тебя и желалъ бы выдать за тебя свою красавицу-дочь. Что скажешь ты на это?
   -- Что же, ничего! Но надо подождать, пока не придутъ мои товары, такъ какъ за царскую дочь плата велика и надо для царской дочери приготовить приличную обстановку, а въ настоящую минуту у меня нѣтъ ничего. Поэтому надо будетъ повременить, такъ какъ я очень богатъ и незначительнаго приданаго дать не могу. Однихъ брильянтовъ для царицы и для раздачи евнухамъ сколько мнѣ понадобится! Но всего у меня будетъ вдоволь, такъ какъ я очень богатъ.
   Визирь пошелъ доложить царю о томъ, что отвѣтилъ ему Маруфъ.
   -- Ну, вотъ, -- сказалъ царь, -- можно ли назвать его обманщикомъ?
   -- И все-таки я стою на своемъ, -- отвѣчалъ визирь.
   Царь сердито толкнулъ его и погрозилъ даже убить, а затѣмъ приказалъ позвать къ себѣ Маруфа.
   -- Напрасно ты уклоняешься отъ брака,-- сказалъ Маруфу царь, -- такъ какъ казна моя полна. Вотъ возьми отъ нея ключи и трать, сколько найдешь нужнымъ. Относительно же приданаго мы терпѣливо подождемъ до прибытія товаровъ.
   Церемонія бракосочетанія была исполнена; царь приказалъ убрать городъ, а зять его Маруфъ ходилъ среди бѣдныхъ и одѣлялъ ихъ деньгами. Казначей не успѣвалъ приносить изъ казначейства деньги, а визирь кипѣлъ отъ негодованія, но не смѣлъ ничего говорить. Купецъ Али тоже дивился щедрости Маруфа и думалъ остановить его, но Маруфъ отвѣтилъ ему, что это не его дѣло, и что когда товары его придутъ, тогда онъ всѣхъ вознаградитъ. Онъ продолжалъ раздавать деньги и говорилъ только: ну, будь, что будетъ.
   Празднества продолжались сорокъ дней, а на сорокъ первый невѣсту торжественно показали народу, и затѣмъ Маруфа привели къ ней и оставили его съ нею. Маруфъ сѣлъ пригорюнившись, тоскливо ломалъ себѣ руки и призывалъ помощь Божью.
   -- Господи помилуй, -- проговорила царевна, -- что съ тобой, господинъ мой? О чемъ ты такъ скучаешь?
   -- Да какъ же мнѣ не скучать, -- отвѣчалъ онъ, -- если отецъ твой такъ жестоко поступилъ со мной?
   -- Что сдѣлалъ тебѣ мой отецъ?
   -- Онъ женилъ меня ранѣе, чѣмъ пришли мои товары; а мнѣ хотѣлось имѣть хоть сто брильянтовъ, чтобы одарить твоихъ рабынь. Вѣдь недостатка въ брильянтахъ у меня нѣтъ, такъ какъ я очень богатъ.
   -- Не стоитъ тревожиться такими пустяками, -- отвѣчала царевна; -- я охотно подожду прибытія твоихъ товаровъ.
   Онъ успокоился, а на слѣдующее утро, сходивъ въ баню, одѣлся по-царски и пошелъ въ залу совѣта, гдѣ всѣ присутствующіе встали при его появленіи и поздравили его. Онъ сѣлъ подлѣ царя и сталъ раздавать почетныя одежды.
   Такъ прожилъ онъ еще двадцать дней, а товары его все не являлись. Казначей былъ доведенъ, наконецъ, до крайности и пришелъ въ отсутствіе Маруфа къ царю, сидѣвшему въ то время съ визиремъ, и, поцѣловавъ прахъ у йогъ его, сказалъ:
   -- Знаешь ли ты, царь, что казна твоя почти что опустѣла, денегъ въ ней осталось очень немного и не далѣе какъ черезъ десять дней въ ней не останется ничего.
   -- О, визирь, -- сказалъ на это царь, -- это правда, что товары моего зятя не приходятъ слишкомъ долго и нѣтъ о нихъ ни слуху ни духу.
   Визирь засмѣялся и отвѣчалъ:
   -- Спаси тебя, Господи, о, царь, вѣковъ! Ты поступилъ безразсудно относительно этого обманщика. Повѣрь, что никакихъ товаровъ у него нѣтъ и никакая чума не избавить насъ отъ него; теперь онъ потратилъ твое состояніе и женился на твоей дочери. Долго ли ты будешь еще вѣрить этому лжецу?
   -- О, визирь, -- отвѣчалъ царь, -- какъ бы намъ узнать отъ него правду?
   -- Только жена можетъ вывѣдать тайну мужа. Поэтому пошли за своей дочерью и пусть она останется за занавѣской, а я задамъ ей нѣсколько вопросовъ и черезъ нее мы узнаемъ всю истину.-- Это можно будетъ устроить, -- сказалъ царь.-- Клянусь головой своей, что если онъ окажется обманщикомъ, я велю казнитъ его самымъ жестокимъ образомъ.


   Онъ вошелъ съ визиремъ въ гостиную и послалъ за своей дочерью, которая тотчасъ же Явилась и, сидя за занавѣской, спросила:
   -- Что тебѣ угодно, отецъ мой?
   -- Мнѣ хочется, чтобы ты отвѣчала визирю,-- сказалъ царь.
   -- Что тебѣ угодно, о, визирь?-- спросила она.
   -- Госпожа моя, -- отвѣчалъ визирь, -- знай, что мужъ твой потратилъ состояніе твоего отца, который женилъ его на тебѣ, не взявъ съ него приданаго, а онъ постоянно обѣщалъ и не исполнялъ своихъ обѣщаній. Никакихъ товаровъ онъ не получалъ и теперь мы желаемъ, чтобы ты узнала отъ него что-нибудь.
   -- Это правда, -- отвѣчала она, -- что онъ говоритъ, будто имѣетъ много и постоянно обѣщаетъ мнѣ брильянты и драгоцѣнности, а я не видала еще ничего.
   -- О, госпожа моя, -- продолжалъ визирь, -- не можешь ли ты поговорить съ нимъ сегодня ночью и допытаться у него правды. Приласкай его, онъ и скажетъ...
   -- Я сумѣю поговорить съ нимъ, -- отвѣчала она.
   Она ушла, а вечеромъ къ ней пришелъ ея мужъ Маруфъ. Она встала, взяла его подъ руку и стала его ласкать и говорить ему сладкія рѣчи, и когда онъ совсѣмъ растаялъ, она сказала ему:
   -- О, мой возлюбленный, о, свѣтъ очей моихъ, о, радость моего сердца, не дай мнѣ Богъ разстаться съ тобой, потому что я сильно привязалась къ тебѣ. Я непремѣнно хочу знать отъ тебя всю правду, потому что ненавижу ложь. Долго ли ты будешь еще лгать моему отцу? Я боюсь, что отецъ узнаетъ истину прежде, чѣмъ мы успѣемъ выдумать какую-нибудь увертку, и что онъ захватитъ тебя. Разскажи мнѣ всю правду и тебѣ нечего будетъ бояться. Долго ли ты будешь утверждать, что ты купецъ, богатый человѣкъ и что у тебя имѣются товары? Какъ давно ты постоянно говоришь о своихъ товарахъ; но я ясно вижу, что ты о чемъ-то тревожишься. Если ты все время говорилъ неправду, то скажи мнѣ, и я выдумаю какую-нибудь уловку, чтобы спасти и тебя и себя.
   -- О, возлюбленная моя, -- отвѣчалъ онъ, -- я скажу тебѣ всю правду, что бы тамъ ни было. Знай, что я вовсе не купецъ, нѣтъ у меня никакихъ товаровъ и нѣтъ даже выѣденнаго яйца за душой. У себя дома я былъ просто чеботаремъ, и у меня есть жена, по имени Фатимеха Противная.
   И онъ разсказалъ ей въ подробности все, что съ нимъ произошло.
   -- Однако, -- смѣясь отвѣчала она, -- ловко же ты умѣешь лгать! Ты вѣдь обманулъ моего отца и потратилъ его состояніе. Только одинъ визирь не повѣрилъ тебѣ и постоянно наговариваетъ про тебя моему отцу, больше изъ досады, такъ какъ онъ просилъ моей руки, но я отказала ему. Они оба научили меня вывѣдать отъ тебя всю правду. Я увѣрена, что отецъ, узнавъ объ обманѣ, захочетъ тебя казнить и потомъ выдастъ меня за другого, но я этого не желаю. Сейчасъ же вставай, одѣнься мамелюкомъ, возьми съ собою пятьдесятъ тысячъ червонцевъ изъ моихъ личныхъ денегъ, сядь на коня и скачи въ такую страну, куда не достигаетъ власть моего отца. Тамъ начни торговать и напиши мнѣ письмо, которое пошли съ нарочнымъ, для того, чтобы я знала, гдѣ ты находишься, и моглабы выслать тебѣ еще средствъ. Ты станешь богатымъ человѣкомъ; а когда отецъ мой умретъ, то я пошлю за тобою и тебя встрѣтятъ съ почетомъ, а если ты умрешь или я умру, то мы соединимся на томъ свѣтѣ. Отправляйся скорѣй, пока не наступило утро.
   -- О, возлюбленная моя, -- сказалъ онъ ей, -- я отдаюсь тебѣ въ руки.
   Онъ простился съ нею, одѣлся мамелюкомъ и до свѣту еще выѣхалъ изъ города. Утромъ же царь и визирь его вышли въ пріемную и послали за царевной.
   -- Ну, что ты скажешь, дочь моя?-- спросилъ у нея отецъ.
   -- Я скажу: да очернитъ Господь лицо твоего визиря, какъ онъ хотѣлъ очернить меня въ глазахъ мужа.
   -- Что же случилось?-- спросилъ царь.
   -- Вчера онъ пришелъ ко мнѣ, но прежде чѣмъ я успѣла сказать ему что-либо, евнухъ явился ко мнѣ въ комнату съ письмомъ въ рукахъ и сказалъ, что у воротъ стоятъ десять мамелюковъ, которые подали ему это письмо для передачи ихъ господину Маруфу. Они сказали-евнуху, что они -- мамелюки, отправленные съ товаромъ, и пріѣхали сообщить ему, что съ ними случилось дорогой. Я взяла письмо и сама прочла его. Караванъ встрѣтился въ пустынѣ съ арабами, которые убили пятьдесятъ мамелюковъ и отбили двѣсти тюковъ товаровъ и потому такъ запоздали. Мужъ мой нисколько не огорчился потерею товаровъ, но отправился съ мамелюками навстрѣчу каравана. Слава Богу, что я не успѣла сказать того, что желалъ ему выразить визирь. Теперь онъ, если то угодно будетъ Богу, скоро вернется съ караваномъ.
   Царь, совершенно обманутый этой выдумкой, сталъ успокоивать ее и грозить визирю.
   Что же касается до купца Маруфа, то онъ сѣлъ на коня и поскакалъ въ пустыню, не зная, въ какую сторону ему направиться, и ѣхалъ, горюя о разлукѣ и декламируя стихи. Онъ былъ въ такомъ горестномъ положеніи, что призывалъ смерть. Въ полдень онъ подъѣхалъ къ деревнѣ и увидалъ пахаря, къ которому подъѣхалъ и попросилъ у него чего-нибудь поѣсть. Пахарь тотчасъ же пошелъ за ѣдою въ деревню, а Маруфъ сошелъ съ лошади и, не желая, чтобы пахарь терялъ напрасно время, взялся за плугъ и сталъ погонять воловъ, которые и пошли. Спустя нѣкоторое время, плугъ вдругъ ударился обо что-то, и волы остановились какъ вкопанные. Онъ сталъ разбирать, что это такое, и ощупалъ золотое кольцо. Отбросивъ отъ него землю, онъ увидалъ, что кольцо вдѣлано въ алебастровый камень, размѣра мельничнаго колеса, Маруфъ обрывалъ землю до тѣхъ поръ, пока не сдвинулъ камня съ мѣста, и увидалъ, что подъ нимъ находилась лѣстница. Спустившись внизъ, онъ очутился въ комнатѣ въ родѣ бани съ четырьмя сундуками. Первый сундукъ былъ полонъ золота, второй полонъ изумрудовъ, жемчуга и коралловъ, третій сундукъ былъ наполненъ яхонтами, рубинами! и бирюзою, а четвертый полонъ брильянтами и алмазами. Въ дальнемъ концѣ этой кладовой стоялъ стеклянный сундукъ, доверху набитый брильянтами величиною съ орѣхъ, а на этомъ сундукѣ стоялъ ящичекъ величиною съ лимонъ. Открывъ этотъ золотой ящичекъ, Маруфъ нашелъ въ немъ перстень съ печатью, на которой были вырѣзаны талисманы и имена. Вынувъ перстень, онъ потеръ его и вдругъ услыхалъ голосъ, говорившій: "Къ твоимъ услугамъ! къ твоимъ услугамъ, господинъ мой! Требуй, что тебѣ угодно, и все будетъ исполнено".
   -- Кто ты такой?-- спросилъ Маруфъ.
   -- Я слуга этого перстня и повинуюсь владѣтелю его, и что бы онъ ни потребовалъ, я обязанъ исполнить, хотя я и царь шайтановъ, и войска мои состоятъ изъ семидесяти двухъ племенъ. Теперь ты владѣешь этимъ перстнемъ, и я -- слуга твой. Только берегись и не три перстня два раза подъ рядъ, такъ какъ отъ этого онъ сгоритъ и потеряетъ власть надо мною!
   -- Какъ тебя зовутъ?-- спросилъ у него Маруфъ.
   -- Меня зовутъ Абу-Садатомъ, -- отвѣчалъ шайтанъ.
   -- Можешь ли ты взять всѣ эти сокровища и перенесть ихъ на землю?
   -- Могу, -- отвѣчалъ шайтанъ.
   Онъ исчезъ на нѣкоторое время и затѣмъ вернулся съ своими сыновьями, мальчиками необыкновенной красоты, которые стали переносить наверхъ драгоцѣнности золотыми корзинами, и когда все было перенесено, шайтанъ спросилъ у Маруфа, что ему угодно еще, и чеботарь пожелалъ, чтобы все было уложено въ ящики и нагружено на вьючный скотъ. Вслѣдъ за этимъ появились мулы и лошади; образовался цѣлый караванъ съ необыкновенно красивыми провожатыми мамелюками.
   -- А не можешь ли ты, Абу-Садатъ, -- спросилъ Маруфъ у шайтана, -- достать мнѣ дорогихъ тканей изъ разныхъ странъ?
   -- Сколько угодно, -- отвѣчалъ ему шайтанъ, -- къ утру будетъ готовъ цѣлый караванъ.
   Маруфу раскинули палатку и подали кушать чудныхъ яствъ, а сыновья шайтана, въ видѣ мамелюковъ, прислуживали ему. Въ это самое время изъ деревни вернулся пахарь и принесъ деревянную чашку съ похлебкой изъ чечевицы и ячменю въ мѣшкѣ. Увидавъ палатку и мамелюковъ, онъ вообразилъ, что Маруфъ -- султанъ, остановившійся въ этомъ мѣстѣ. Онъ остановился въ смущеніи и пожалѣлъ, что не закололъ двухъ курицъ и не изжарилъ ихъ. Маруфъ же, увидавъ его, приказалъ тотчасъ же привести его. Мамелюки принесли чашку съ похлебкой.
   -- Что это ты принесъ?-- спросилъ у него Маруфъ.
   -- Я принесъ для тебя похлебку, а для твоей лошади ячмень, -- отвѣчалъ пахарь, -- и если бы я зналъ, что сюда пріѣдетъ султанъ, то закололъ бы куръ.
   -- Султана тутъ нѣтъ, -- отвѣчалъ ему Маруфъ, -- а я зять его. Я повздорилъ съ нимъ и уѣхалъ, а онъ послалъ за мною вслѣдъ мамелюковъ, которые примирили насъ, и теперь я возвращаюсь обратно въ городъ. Ты приготовилъ для меня это угощеніе, хотя и не зналъ, кто я. Я охотно принимаю его и съ удовольствіемъ поѣмъ твоей похлебки.
   Онъ приказалъ поставить чашку съ похлебкой _посреди стола и досыта наѣлся ею, въ то время, какъ пахарь ѣлъ самыя вкусныя яства. Послѣ этого Маруфъ вымылъ руки и позволилъ приняться за ѣду мамелюкамъ. Пустую же деревянную чашку пахаря онъ наполнилъ золотомъ.
   -- Снеси это, -- сказалъ онъ ему, -- къ себѣ домой въ деревню и приходи ко мнѣ въ городъ, я щедро одарю тебя.
   Маруфъ очень хорошо провелъ эту ночь, а утромъ передъ палаткой стоялъ цѣлый караванъ, состоявшій изъ семисотъ муловъ, навьюченныхъ дорогими тканями, кромѣ тѣхъ муловъ, которые везли драгоцѣнности. Шайтанъ ѣхалъ на мулѣ въ качествѣ предводителя каравана. Маруфъ написалъ царю письмо и послалъ его впередъ съ шайтаномъ, который засталъ царя въ разговорѣ съ визиремъ.
   -- Боюсь я за своего зятя, -- говорилъ царь, -- какъ бы его не убили арабы. Жаль, что я не послалъ съ нимъ войска.
   -- Напрасно тревожишься, -- отвѣчалъ ему визирь, -- повѣрь, что этотъ обманщикъ почуялъ, что ты начинаешь подозрѣвать его, и бѣжалъ...
   Въ эту самую минуту вошелъ нарочный съ письмомъ и, поцѣловавъ прахъ у ногъ царя, помолился о его долгоденствіи.
   -- Кто ты такой и что тебѣ надо?-- спросилъ у него царь.
   -- Я гонецъ отъ твоего зятя, который прислалъ меня увѣдомить тебя о томъ, что караванъ приближается, и передать тебѣ его письмо.
   Царь принялъ письмо и прочелъ, что Маруфъ проситъ его выѣхать къ нему навстрѣчу съ войсками.
   Царь отдалъ приказаніе убрать городъ и, пройдя къ дочери, сказалъ ей;
   -- Добрыя вѣсти, дочь моя! Мужъ твой, дѣйствительно, возвращается съ товарами. Онъ письмомъ увѣдомилъ меня объ этомъ, и я сейчасъ выступаю къ нему навстрѣчу.
   Царевна сильно удивлялась этому и думала:
   "Что это за чудо! Неужели онъ обманывалъ меня, чтобы испытать, и для этого выдалъ себя за бѣдняка? Слава Богу, что я не сказала ему ничего непріятнаго!"
   Шайтанъ вернулся къ Маруфу и сообщилъ ему, что царь приближается, и Маруфъ одѣлъ платье такое роскошное, какого не бывало и у царей, и двинулся къ городу. На долпути ему встрѣтился царь съ войсками. Царь, увидавъ, какой Маруфъ окруженъ роскошью, бросился къ нему, обнялъ его и поздравилъ съ благополучнымъ прибытіемъ.
   Маруфъ торжественно въѣхалъ въ городъ, и купцы вышли къ нему навстрѣчу и цѣловали прахъ у ногъ его. А купецъ Али обратился къ нему съ такими словами:
   -- Какую ты сыгралъ штуку, и какъ она удалась тебѣ, обманщикъ изъ обманщиковъ! Ну, спаси тебя Богъ.
   Маруфъ только засмѣялся; а войдя во дворецъ, онъ сѣлъ на тронъ подлѣ царя и приказалъ принести тюки съ товарами, а тюки съ золотомъ приказалъ опорожнить въ царскую казнохранилищницу. При немъ развернули всѣ тюки и изъ всѣхъ семисотъ вынули всѣ ткани. Выбравъ лучшіе куски, онъ сказалъ:
   -- Снесите это къ царицѣ для того, чтобы она могла одарить своихъ рабынь и этотъ ящикъ съ брильянтами тоже возьмите къ ней для того, чтобы она могла раздать ихъ своимъ рабынямъ и евнухамъ.
   Затѣмъ купцамъ, которымъ онъ былъ долженъ, онъ принялся уплачивать ровно вдвое: кому онъ былъ долженъ тысячу червонцевъ, онъ давалъ тканей на двѣ тысячи или даже болѣе. Бѣднымъ онъ давалъ тоже очень много, и самъ царь не могъ остановить его. Такъ раздавалъ онъ, пока не роздалъ всѣ семьсотъ вьюковъ. Солдатамъ же онъ давалъ горстями изумруды, яхонты и другіе драгоцѣнные камни.
   -- Довольно раздавать, сынъ мой, -- сказалъ ему царь, -- такъ какъ товаровъ остается у тебя очень немного.
   -- Нѣтъ, ихъ у меня еще въ. изобиліи,-- отвѣчалъ Маруфъ.
   И теперь никто уже не имѣлъ права не вѣрить ему. Онъ же давалъ всѣмъ, не жалѣя, потому что слуга перстня приносилъ ему все, что онъ требовалъ. Казначей явился къ царю и доложилъ ему, что казначейство ихъ такъ полно, что надо будетъ отвести еще другое помѣщеніе для золота и драгоцѣнныхъ камней.
   Жена Маруфа была очень рада, какъ были рады и купцы, получившіе свои деньги. Что же касается до Али, то онъ продолжалъ дивиться и спрашивать себя: откуда Маруфъ могъ взять такое состояніе?
   Послѣ этого Маруфъ отправился къ своей женѣ, которая, улыбаясь, встрѣтила его и, поцѣловавъ ему руку, сказала:
   -- Такъ вотъ какъ ты подшутилъ надо мною! Ты хотѣлъ меня испытать, сказавъ мнѣ, что ты бѣднякъ, бѣжавшій отъ своей жены? Слава Богу, что ничего непріятнаго я не сказала тебѣ! Но ты, мой возлюбленный, и я никого не люблю такъ, какъ тебя, богатъ ли ты, или бѣденъ. Скажи мнѣ, зачѣмъ ты обманывалъ меня?
   -- Я хотѣлъ испытать тебя, -- отвѣчалъ онъ, -- и увидать, искренно ли ты меня любишь, или любишь только ради денегъ. Теперь же я убѣдился въ твоей искренней любви и оцѣнилъ тебя.
   Онъ ушелъ въ отдѣльную комнату и потеръ перстень.
   -- Къ твоимъ услугамъ!-- сказалъ появившійся Абу-Садатъ.-- Требуй, что тебѣ угодно.
   -- Я желаю нарядовъ для моей жены и самыхъ драгоцѣнныхъ украшеній.
   Абу-Садатъ тотчасъ же. принесъ ему удивительныхъ нарядовъ и украшеній, и Маруфъ, отпустивъ слугу перстня, понесъ все къ женѣ. Одѣвъ наряды и вещи, царевна сказала:
   -- Я спрячу все это, чтобы надѣвать только по праздникамъ.
   -- Нѣтъ, носи это ежедневно, -- отвѣчалъ онъ, -- такъ какъ у меня много всего.
   Рабыни, глядя на нее, цѣловали у нея руку и восхищались ею, а Маруфъ опять ушелъ въ отдѣльную комнату, потеръ перстень и явившемуся шайтану приказалъ принести сто нарядовъ съ подходящими драгоцѣнными украшеніями. Получивъ наряды, Маруфъ отдалъ ихъ рабынямъ, которыя, одѣвшись, стали хороши, какъ гуріи.
   Царь, узнавъ, какіе наряды получила его дочь и ея рабыни, призвалъ своего визиря и спросилъ его, что онъ думаетъ насчетъ всего этого.
   -- О, царь вѣковъ, -- отвѣчалъ ему визирь, -- увѣряю тебя, что купецъ не могъ бы поступать такъ. Купецъ не роздалъ бы товаровъ, а постарался бы продать ихъ съ барышомъ. Развѣ бываютъ такіе щедрые купцы? Да и въ такомъ случаѣ развѣ можно было бы скопить такое несмѣтное состояніе? Тутъ кроется что-нибудь другое. Если ты послушаешься моего совѣта, то мы дознаемся всей правды.
   -- Совѣта твоего я послушаюсь, о, визирь,-- сказалъ царь.
   -- Повидайся съ нимъ, будь съ нимъ ласковъ и скажи ему, что ты желалъ бы отправиться съ нимъ и съ визиремъ позабавиться въ садъ. Когда же мы будемъ въ саду, то подадимъ вина и напоимъ его такъ, чтобы онъ опьянѣлъ, и тогда мы все отъ него вывѣдаемъ. Что у трезваго на умѣ, то у пьянаго на языкѣ.
   Когда онъ намъ все выболтаетъ, то будетъ совсѣмъ у насъ въ рукахъ. Я увѣренъ, что ему хочется добиться твоего престола и подарками задобрить твои войска, чтобы отнять отъ тебя царство.
   -- Ты говоришь правду, -- отвѣчалъ царь.
   Они провели весь вечеръ, составляя планъ, а съ наступленіемъ утра царь вышелъ и сѣлъ, и въ это время къ нему пришли конюхи, сильно огорченные и смущенные.
   -- Что съ вами?-- спросилъ у нихъ царь.
   -- О, царь вѣковъ,-- отвѣчали они,-- наши конюхи убрали и накормили муловъ, на которыхъ были привезены товары, а утромъ, когда мы встали, оказалось, что мамелюки украли лошадей и муловъ и сами ушли.
   -- Да что вы, -- крикнулъ на нихъ царь, -- да развѣ можетъ быть, чтобы бѣжало пятьсотъ мамелюковъ и слугъ съ лошадьми, и вы не могли бы этого замѣтить!
   -- Мы сами не знаемъ, какъ это случилось, что они бѣжали, -- отвѣчали конюхи.
   -- Что случилось?-- спросилъ вошедшій въ это время Маруфъ.
   Конюхи сообщили ему о пропажѣ.
   -- Стоитъ ли безпокоиться о такихъ пустякахъ, -- отвѣчалъ на это Маруфъ.-- Отправляйтесь себѣ.
   Онъ засмѣялся и нисколько не огорчился этой потерей.
   -- Что это за человѣкъ, -- сказалъ царь, глядя на визиря, -- который нисколько не цѣнитъ богатства? Тутъ не можетъ быть безъ причины. Послушай, сынъ мой, -- обратился царь къ зятю, -- мнѣ хотѣлось бы отправиться съ тобой и съ визиремъ въ садъ погулять. Что ты скажешь на это?
   -- Ну, что же можно, -- отвѣчалъ онъ.
   Они отправились въ садъ, гдѣ было множество фруктовъ, ручейковъ и пѣвчихъ птицъ, и сѣли тамъ въ бесѣдку. Визирь сталъ разсказывать удивительныя исторіи, а Маруфъ слушалъ ихъ съ любопытствомъ и вниманіемъ. Послѣ обѣда всѣ они вымыли руки; визирь наполнилъ кубокъ и подалъ его царю, который и выпилъ. Наполнивъ второй кубокъ, онъ подалъ его Маруфу, сказавъ:
   -- Выпей вино, которое веселитъ.
   Онъ неустанно уговаривалъ его выпить, восхваляя дѣйствіе вина и разсказывая, какъ оно вліяло на него. Восхваляя вино, визирь постоянно наполнялъ кубокъ и подносилъ, и Маруфъ осушалъ кубки до тѣхъ поръ, пока совсѣмъ не потерялъ головы и не пересталъ помнить, что говорилъ. Когда Маруфъ уже совершенно охмелѣлъ, визирь сказалъ ему:
   -- Клянусь Аллахомъ, купецъ Маруфъ, я никакъ не могу понять, откуда взялись у тебя такіе удивительные брильянты, подобныхъ которымъ нѣтъ на свѣтѣ, и какъ при твоей безумной, вовсе не купеческой, щедрости они могли сохраниться у тебя. Разскажи намъ, кто въ сущности ты такой?
   -- Я вовсе не купецъ и не изъ царскаго рода, -- отвѣчалъ Маруфъ и разсказалъ всю свою исторію.
   -- Прошу тебя, Маруфъ, -- сказалъ визирь, выслушавъ его, -- позабавь насъ и покажи намъ, изъ чего сдѣланъ твой перстень.
   Маруфъ снялъ перстень и подалъ его.
   -- Потри его и слуга къ. тебѣ явится, -- прибавилъ онъ.
   Визирь потеръ перстень и приказалъ появившемуся шайтану взять пьянаго Маруфа и забросить его куда-нибудь въ пустыню. Абу-Садатъ тотчасъ же взялъ его и поднялся въ поднебесье.
   -- Ахъ ты, пустой человѣкъ!-- говорилъ онъ ему.-- Имѣя въ рукахъ такой талисманъ, ты далъ его на забаву другимъ. Ты заслужилъ вполнѣ то, что съ тобой случилось.
   Шайтанъ опустился съ нимъ въ пустыню, гдѣ и оставилъ его.
   -- Ну, что скажешь ты теперь?-- спросилъ визирь царя.-- Не говорилъ ли я тебѣ, что онъ обманщикъ?
   -- Ты правъ, визирь, -- отвѣчалъ царь.-- Дай-ка мнѣ взглянуть на перстень.
   Но визирь съ презрѣніемъ посмотрѣлъ на царя и плюнулъ ему прямо въ лицо.
   -- Неужели ты думаешь, -- сказалъ онъ, -- что, разъ сдѣлавшись твоимъ господиномъ, я захочу снова обратиться въ твоего слугу?
   Онъ снова потеръ перстень и приказалъ шайтану бросить царя туда же, куда онъ бросилъ и его зятя. Царь, увидѣвъ Маруфа, горько заплакалъ, какъ заплакалъ и его зять. Визирь же, сдѣлавшись полновластнымъ господиномъ, вышелъ изъ сада и объявилъ войскамъ о томъ, что онъ сдѣлалъ съ царемъ и Маруфомъ.
   -- Если вы не признаете меня султаномъ, -- продолжалъ онъ, -- то я прикажу слугѣ этого перстня выбросить всѣхъ васъ въ пустыню, гдѣ вы умрете съ голода и жажды.
   -- Не губи насъ, -- отвѣчали ему войска, -- потому что мы согласны провозгласить тебя нашимъ султаномъ и не станемъ ослушаться тебя.
   Визирь сѣлъ на тронъ и послалъ сказать царской дочери, чтобы она была готова, такъ какъ онъ беретъ ее себѣ въ жены и намѣренъ прійти къ ней на эту же ночь. Она заплакала о своемъ отцѣ и мужѣ и послала просить оставить ее на время вдовства и затѣмъ законнымъ образомъ жениться на ней.
   -- Никакого вдовьяго срока я ждать не хочу, -- отвѣчалъ онъ, -- и никакого законнаго брака мнѣ не надо. Сегодня же ночью я буду у тебя.
   -- Ну, такъ милости просимъ, -- отвѣчала она ему.
   Услыхавъ такой отвѣтъ, онъ былъ очень доволенъ, тѣмъ болѣе, что онъ былъ страстно влюбленъ въ нее. Онъ-приказалъ угостить народъ и объявить ему, что сегодня ночью сдѣлается мужемъ царевны.
   Когда наступилъ вечеръ, онъ отправился къ ней и засталъ ее одѣтой въ самое лучшее платье и украшенную драгоцѣнностями. При видѣ его она улыбнулась.
   -- О; блаженная ночь!-- проговорила она.-- Но если бы ты убилъ моего отца и мужа, это было бы лучше!
   -- Я непремѣнно убью ихъ, -- отвѣчалъ онъ.
   Она усадила его и стала ласкать и улыбаться ему. Отъ ласкъ ея у него голова пошла кругомъ. И все это она дѣлала для того, чтобы выманить у него перстень.
   Потомъ она вдругъ отошла въ дальній уголъ и заплакала.
   -- О, господинъ мой, -- сказала она, -- развѣ ты не видишь, что на насъ смотритъ какой-то человѣкъ? Аллахомъ умоляю тебя избавить меня отъ этого глаза!
   Это привело его въ бѣшенство, и онъ сказалъ:
   -- Гдѣ ты видишь этого человѣка?
   -- Да вотъ онъ высовываетъ голову изъ-за камня твоего перстня, -- отвѣчала она.
   -- Ну, чего тутъ бояться, -- продолжалъ онъ, -- это, вѣроятно, слуга моего перстня, который находится въ моемъ распоряженіи.
   -- Я боюсь шайтановъ, -- проговорила она, -- сними кольцо и положи его подальше.
   Онъ снялъ кольцо и положилъ его подъ подушку, а самъ приблизился къ ней. Она же ногой ударила его въ животъ съ такой силой, что онъ безъ чувствъ опрокинулся навзничь. Царевна сейчасъ же позвала своихъ рабынь и приказала схватить визиря, а сама поспѣшно взяла перстень и потерла его.
   -- Къ твоимъ услугамъ, госпожа моя, -- сказалъ АбуСадатъ.
   -- Возьми этого нечестивца, посади его въ тюрьму и надѣнь на него самыя тяжелыя колодки!
   Шайтанъ исполнилъ ея приказаніе; затѣмъ она спросила его, куда онъ дѣлъ ея мужа и отца, и приказала ему тотчасъ же доставить ихъ обратно.
   Прилетѣвъ въ пустыню къ несчастнымъ, онъ сказалъ имъ:
   -- Не бойтесь меня, я принесъ вамъ добрыя вѣсти.
   Онъ передалъ имъ обо всемъ, что случилось съ визиремъ и какъ онъ былъ посланъ царевной за ними. Шайтанъ взялъ ихъ и полетѣлъ съ ними прямо къ царевнѣ, которая посадила ихъ и накормила. На слѣдующій день она водворила отца своего на престолъ и просила, чтобы онъ назначилъ мужа ея визиремъ правой руки и передалъ бы войскамъ обо всемъ, что случилось, и казнилъ бы прежняго визиря при всѣхъ. Царь просилъ ее отдать ему или Маруфу перстень, но царевна не согласилась.
   -- Нѣтъ, -- сказала она,-- ни тебѣ ни мужу имѣть его не слѣдуетъ. Перстень останется у меня и я буду исполнять всѣ ваши желанія. Пока я жива, бояться вамъ нечего, а когда я умру, то вы можете дѣлать съ перстнемъ все, что- хотите.
   -- Ты говоришь дѣло, дочь моя, -- отвѣчалъ отецъ и пошелъ съ зятемъ въ залу совѣта.
   Войска провели эту ночь въ сильной тревогѣ, зная, что визирь беззаконнымъ образомъ хотѣлъ завладѣть царевной, не заключивъ съ ней брака и погубивъ царскаго зятя. Утромъ они собрались въ залу совѣта и стали упрекать шейка Эль-Ислама, говоря ему:
   -- Зачѣмъ ты открыто не возсталъ противъ его намѣренія противузаконно завладѣть чужой женой?
   -- Что же мнѣ было дѣлать, -- отвѣчалъ шейкъ, -- вѣдь этотъ человѣкъ -- невѣрный, онъ завладѣлъ перстнемъ, и противъ него итти опасно. Но Господь накажетъ его за его поступки. А вы молчите, а то онъ убьетъ васъ.
   Въ это самое время въ залу суда вдругъ вошелъ царь и съ нимъ его зять Маруфъ. Солдаты, увидавъ ихъ, очень обрадовались и, вставъ, стали цѣловать прахъ у ногъ ихъ. Царь и Маруфъ сѣли на тронъ и обрадовали присутствующихъ своимъ разсказомъ. Городъ былъ украшенъ, а визиря казнили по приказанію царя самымъ ужаснымъ образомъ и тѣло его сожгли. Послѣ этого царь назначилъ Маруфа визиремъ правой руки, и они зажили счастливо и весело.
   Такъ прожили они пять лѣтъ, а на шестой годъ царь умеръ, и царевна назначила султаномъ Маруфа, но перстня ему не отдавала. Она родила ему мальчика необыкновенной красоты, за которымъ до пятилѣтняго возраста ходили няньки и мамки. Въ это время царица заболѣла и призвала къ себѣ Маруфа.
   -- Я больна, -- сказала она.
   -- Полно, возлюбленная моего сердца, -- возразилъ онъ, -- Господь сохранитъ тебя.
   -- Я, вѣроятно, умру, -- продолжала она, -- и мнѣ нечего поручать тебѣ сына. Я прошу тебя только беречь перстень изъ боязни за тебя и за нашего сына.
   Она сняла съ пальца перстень и передала его мужу, а на слѣдующій день Господь взялъ ее къ себѣ.
   Маруфъ продолжалъ царствовать и заботился о правительственныхъ дѣлахъ. Однажды онъ махнулъ платкомъ, выражая этимъ желаніе распустить войска, и когда всѣ разошлись, то онъ удалился къ себѣ въ гостиную и просидѣлъ такъ, пока темная ночь не смѣнила день. Тутъ вельможи пришли по своему обыкновенію провести съ нимъ вечеръ и сидѣли съ нимъ до полуночи, послѣ чего разошлись по домамъ, а къ нему пришла рабыня, постелила ему постель, раздѣла его, уложила и принялась нѣжно чесать пятки, пока онъ не заснулъ, тогда она ушла къ себѣ въ комнату и тоже заснула. Царь же Маруфъ внезапно пробудился отъ сна, почувствовавъ подлѣ себя кого-то. Онъ въ ужасѣ проснулся и, посмотрѣвъ, увидалъ подлѣ себя женщину отвратительнаго вида.
   -- Кто ты такая?-- спросилъ онъ ее.
   -- Не бойся, -- отвѣчала она, -- я жена твоя Фатимеха.
   Онъ пристально посмотрѣлъ на нее и узналъ ее по ея безобразію и длиннымъ зубамъ.
   -- Какъ это ты попала сюда? Кто привелъ тебя?-- спросилъ онъ у нея.
   -- Я страшно негодовала на себя, -- отвѣчала она, -- и дьяволъ подучилъ меня пожаловаться на тебя, но тебя нигдѣ найти не могли. Черезъ два дня я опомнилась и раскаялась, но раскаяніе ни къ чему не вело и я только плакала, скучая по тебѣ, и стала нуждаться такъ, что пришлось итти по міру.-- Она продолжала разсказывать ему о томъ, какъ она горевала и, наконецъ, прибавила: -- а вчера я цѣлый день ходила и просила милостыню, но никто мнѣ ничего не подалъ. Наступила ночь, и я начала терзаться голодомъ и горько плакала. Вдругъ передо мною явилось какое-то существо и спросило у меня, о чемъ я плачу? Я отвѣчала ему, что у меня былъ мужъ, который исполнялъ всѣ мои желанія, но я потеряла его и теперь не знаю, куда онъ скрылся; со времени его ухода я терплю страшную нужду.
   -- А какъ зовутъ твоего мужа?-- спросилъ онъ.-- Его зовутъ Маруфомъ, -- отвѣчала я.-- Ну, такъ я его знаю,-- отвѣчалъ онъ.-- Знай, что мужъ твой теперь султанъ въ одномъ городѣ, и если ты хочешь, то я снесу тебя къ нему.-- Я поблагодарила его и просила снести меня. Онъ посадилъ меня на плечи и принесъ сюда къ дверямъ, сказавъ, что ты тутъ спишь. Я вошла и, дѣйствительно, увидала тебя. Я не желаю, чтобы ты отрекся отъ меня, вѣдь я -- твоя законная жена, и благодарю Господа за то, что онъ соединилъ меня съ тобой.
   -- Не я отрекся отъ тебя, -- отвѣчалъ онъ, -- а ты отъ меня. Развѣ не ты всѣмъ жаловалась на меня и дошла до верховнаго суда? Я поэтому-то и бѣжалъ.
   Онъ разсказалъ ей все, что съ нимъ произошло и что царица умерла, оставивъ ему семилѣтняго сына.
   -- Ну, что же дѣлать, все совершается по волѣ Господа. Я раскаялась и прошу тебя изъ состраданія пріютить меня.
   Она умоляла его до тѣхъ поръ, пока онъ не сжалился надъ нею.
   -- Ну, -- сказалъ онъ, -- раскайся въ своихъ дурныхъ поступкахъ и оставайся при мнѣ.
   -- Я желаю остаться съ тобой, -- отвѣчала она, и, поцѣловавъ ему руку, еще разъ раскаялась въ своихъ дурныхъ поступкахъ.
   Онъ помѣстилъ ее въ отдѣльномъ павильонѣ и далъ ей рабынь и евнуховъ, такъ что она зажила какъ царица.. Мальчикъ, сынъ царя, ходилъ къ ней и къ отцу, но она ненавидѣла его, потому что онъ не былъ ея сыномъ, и когда мальчикъ сталъ подмѣчать ея злобные взгляды, онъ тоже возненавидѣлъ ее. Маруфъ же занимался любовью къ хорошенькимъ рабынямъ и, конечно, вниманія не обращалъ на свою старую и противную жену, наружностью напоминавшую отвратительную змѣю. Въ сердцѣ Маруфа не могло быть прежняго чувства, и про него можно было сказать словами поэта:
   Остерегайся ты сердецъ утраты
   
   Въ виду того, что былъ ты оскорбленъ.
   Вѣдь послѣ бѣгства ихъ нельзя вернуть.
   Дѣйствительно, сердца, когда любовь
   Ихъ кинула и скрылась навсегда,
   Вполнѣ походятъ на стеклянный кубокъ,
   Который былъ разбитъ неосторожно
   И никогда не будетъ снова цѣлымъ.
   
   Когда же Фатимеха увидала, что Маруфъ не обращаетъ на нее вниманія и занятъ другими, она стала ненавидѣть его и ревновать и замышляла украсть у него перстень и убить его для того, чтобы самой сдѣлаться царицей. Однажды ночью она вышла изъ своей бесѣдки и прошла въ бесѣдку, гдѣ dd>
спалъ царь Маруфъ. Онъ имѣлъ обыкновеніе снимать на ночь перстень и прятать его; она это знала и потому пошла ночью къ нему, чтобы украсть перстень. Но царскій сынъ, въ это время не спалъ; онъ находился въ дверяхъ своей комнаты и видѣлъ, какъ она осторожно пробиралась къ отцу.
   "Зачѣмъ пробирается къ отцу эта вѣдьма?-- думалъ онъ.-- Ужъ это, навѣрное, не спроста".
   Онъ пошелъ потихоньку вслѣдъ за нею, такъ что она не видала его. У него былъ небольшой короткій мечъ, который онъ постоянно бралъ съ собою, когда ходилъ въ государственный совѣтъ съ отцомъ. Отецъ, при видѣ этого меча, всегда подшучивалъ надъ нимъ и говорилъ:
   -- Боже мой, какъ хорошъ твой мечъ! Съ этимъ мечомъ, однакожъ, ты еще не бывалъ въ сраженіи и не рубилъ ни одной головы.
   -- Если будетъ нужно, -- отвѣчалъ обыкновенно мальчикъ,-- то я сумѣю снести голову и этимъ мечомъ.
   Отецъ же всегда смѣялся надъ этимъ отвѣтомъ. Теперь же, идя по пятамъ жены своего отца, онъ обнажилъ свой мечъ и всталъ въ дверяхъ спальни, куда вошла Фатимеха. Онъ увидалъ, что она что-то искала и говорила:
   -- Куда это онъ спряталъ перстень?
   Онъ понялъ, что она искала перстень, который и нашла и, схвативъ его, быстро пошла къ выходу, не замѣчая мальчика и глядя на перстень, который только что хотѣла потереть. Но въ эту минуту мальчикъ поднялъ руку съ мечомъ и ударилъ ее по шеѣ, отчего она, не крикнувъ, упала мертвая.
   Маруфъ проснулся и увидалъ жену свою распростертой и облитой кровью, а сына съ обнаженнымъ мечомъ въ рукахъ.
   -- Что это значитъ, сынъ мой?-- спросилъ онъ.
   -- О, отецъ мой, -- отвѣчалъ мальчикъ, -- какъ часто говорилъ ты мнѣ, что я не былъ на войнѣ и своимъ мечомъ не сносилъ никому головы, а я отвѣчалъ тебѣ, что сумѣю снести голову, когда это будетъ нужно. Вотъ видишь, теперь я убилъ ту, которая заслужила это.
   Онъ разсказалъ отцу, какъ происходило все это. Послѣ этого онъ началъ искать перстень и долго не находилъ его; наконецъ замѣтилъ, что у Фатимехи сжата рука. Маруфъ разжалъ руку и вынулъ перстень.
   -- Спаси тебя, Господи, сынъ мой, -- сказалъ царь, -- отъ всего дурного на этомъ свѣтѣ и на томъ, какъ ты спасъ меня отъ этой злой женщины!
   Царь Маруфъ призвалъ свою прислугу и объяснилъ ей, что хотѣла сдѣлать съ нимъ жена его Фатимеха. Тѣло злой жены было вынесено и погребено. Такимъ образомъ она прибыла изъ Каира только для того, чтобы умереть.
   Справедливо сказалъ поэтъ:
   
   Идемъ мы намъ назначенной стезей,
   И тотъ, кому назначена стезя,
   По ней итти обязанъ непремѣнно.
   Кто долженъ умереть въ одной странѣ,
   Тотъ никогда ужъ не умретъ въ другой.
   
   Или еще такъ:
   
   Мнѣ неизвѣстно, если переѣду
   Въ страну другую я съ моимъ желаньемъ
   Имѣть удачу, будетъ ли мнѣ тамъ
   Удача, за которой я гонюсь,
   Иль неудачи перейдутъ со мной.
   
   Послѣ этого царь Маруфъ послалъ за тѣмъ пахаремъ, который угостилъ его во время бѣгства, и когда тотъ прибылъ, то онъ назначилъ его своимъ визиремъ правой руки и отъ него узналъ, что у него есть дочь необыкновенно красивая и добрая, и онъ на ней женился. Спустя нѣкоторое время, онъ женилъ и своего сына. И они долгое время жили счастливо и очень хорошо, пока ихъ не посѣтила разлучница съ счастьемъ жизни -- смерть.
   Слава Тому, Кто никогда не умираетъ!.
   

Заключеніе.

   Въ продолженіе этого времени Шахеразада родила царю трехъ мальчиковъ; окончивъ сказки, она встала и, поцѣловавъ прахъ у ногъ царя, сказала ему:
   -- О, царь и несравненный государь нынѣшняго времени, я -- рабыня твоя; въ теченіе тысячи и одной ночи я разсказывала тебѣ исторію предшествующихъ поколѣній и описывала образъ жизни въ прежнія времена. Теперь скажи мнѣ, царь, имѣю ли я на тебя какія-нибудь права и можешь ли ты исполнить какое-нибудь мое желаніе?
   -- Говори, Шахеразада, и желаніе твое будетъ исполнено, -- отвѣчалъ царь.
   Она крикнула прислужницъ и евнуховъ и сказала имъ:
   -- Приведите моихъ дѣтей.
   Ей тотчасъ же привели трехъ мальчиковъ, изъ которыхъ одинъ ходилъ, другой ползалъ, а третій еще сосалъ грудь. Всѣхъ трехъ мальчиковъ она подвела и поднесла къ царю и, поцѣловавъ прахъ у ногъ его, сказала:
   -- Вотъ, царь вѣковъ, твои дѣти, и я прошу, чтобы ты избавилъ меня отъ казни ради этихъ дѣтей; потому что, если ты убьешь меня, то эти дѣти останутся безъ матери и не найдутъ обѣ другой воспитательницы.
   Царь заплакалъ и, прижавъ дѣтей къ груди своей, сказалъ:
   -- О, Шахеразада, клянусь тебѣ Аллахомъ, что я простилъ тебя, прежде чѣмъ появились эти дѣти, потому что видѣлъ, какая ты непорочная, чистая, умная и добрая. Господь да благословитъ и тебя, и твоего отца, и твою мать, и твой родъ, и твое потомство! Призываю Бога въ свидѣтели и обѣщаю отстранять отъ тебя всякую непріятность.
   Она поцѣловала ему руки и ноги и была очень рада.
   -- Да сохранитъ Господь твою жизнь, -- сказала она, -- и да умножитъ твое величіе!
   Радость распространилась по всему дворцу и по всему городу,-- ночь эта была свѣтлѣе всякаго яснаго дня. Утромъ царь проснулся счастливый и довольный и созвалъ солдатъ. Онъ одарилъ визиря, отца Шахеразады, почетнымъ богатымъ платьемъ
   -- Да сохранитъ тебя Господь, -- сказалъ онъ ему,-- за то, что ты женилъ меня на твоей великодушной дочери, которая заставила меня раскаяться въ моихъ убійствахъ я убѣдиться, что она чистая и хорошая женщина. Кромѣ того, Господь далъ мнѣ отъ нея трехъ мальчиковъ, и я благословляю Его за это!
   Онъ одарилъ почетными одеждами визирей, эмировъ и царедворцевъ и приказалъ въ продолженіе тридцати дней убирать городъ и всѣмъ горожанамъ надавалъ денегъ. Городъ былъ великолѣпно убранъ, барабаны били и флейты свистали. Царь щедро раздавалъ бѣднымъ милостыню и оказывалъ милости всѣмъ имѣвшимъ до него нужду. Какъ онъ, такъ и народъ его жили счастливо, пока ихъ не посѣтила разлучница -- смерть.
   Слава Создателю всего прекраснаго и совершеннаго, слава Тому, Кто посылаетъ счастливый конецъ!
   

ПРИМѢЧАНІЯ.

Къ главѣ девятнадцатой.

   1) Унеэль-Вуджудъ означаетъ Наслажденіе міра.
   2) Арабы называютъ льва Абулъ-Гаритомъ.
   3) Изъ волоконъ пальмы дѣлаютъ веревки.
   4) На седьмой день молодая принимаетъ своихъ родныхъ, которые приходятъ въ сопровожденіи музыкантовъ.
   

Къ главѣ двадцатой.

   1) О кофе въ первый разъ упоминается въ этой сказкѣ.
   2) Островъ на Нилѣ.
   

Къ главѣ двадцать четвертой.

   1) Надо думать, что Сарандибъ былъ столицею острова Цейлона.
   2) Эль-Кулзумъ есть древній городъ Клизма; Красное море также называлось моремъ Эль-Клузума.
   

Къ главѣ двадцать восьмой.

   1) Слѣдующую исторію подъ названіемъ "Оманскій купецъ" даже англійскій переводчикъ пропустилъ, потому что большая часть ея совершенно неприлична, а въ сокращеніи она имѣетъ очень мало достоинствъ.
   

Къ главѣ двадцать девятой.

   1) Это выраженіе равносильно нашему даванію на чай; съ такими словами даютъ обыкновенно деньги привратникамъ нанимаемыхъ помѣщеній.
   2) Слѣдующія три исторіи оригинала англійскій переводчикъ пропустилъ, потому что онѣ являются пересказомъ уже разсказаннымъ прежде исторій съ незначительными лишь измѣненіями.
   
Ко всем произведениям автора К списку авторов