Нѣмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.
1. Воскресное утро въ деревнѣ. -- В. Жуковскаго
2 Неожиданное свиданье. -- В. Жуковскаго
3. Овсяный кисель. -- В. Жуковскаго
4. Красный карбункулъ. -- В. Жуковскаго
Послѣ того какъ мѣстныя нарѣчія казалось были почти окончательно изгнаны изъ литературнаго языка, появляясь въ сочиненіяхъ только какъ незначительныя вставки для выраженія мѣстнаго колорита или комичности нѣкоторыхъ положеній, явился въ половинѣ прешедшаго вѣка поэтъ, доказавшій блистательнымъ образомъ, что даже пренебрегавшійся родъ языка и поэзіи можетъ произвесть высокое поэтическое впечатлѣніе подъ перомъ талантливаго автора. Поэтъ этотъ былъ -- Гебель.
Іоаннъ-Пётръ Гебель родился 11-го мая 1760 года въ Базелѣ, гдѣ родители его обыкновенно проводили лѣтнее время. Лишившись рано отца, молодой Гебель провёлъ съ своею матерью очень печальное и бѣдное дѣтство, причёмъ онъ однако посѣщалъ приходское училище, гдѣ оказалъ столь быстрые успѣхи, что одинъ изъ пріятелей его покойнаго отца, унтеръ-офицеръ Изелинъ, не желая дать погибнуть способностямъ мальчика, рѣшился взять его къ себѣ въ Базель, гдѣ и помѣстилъ въ тамошнее городское училище. По смерти матери, Гебель нашолъ новаго благодѣтеля въ лицѣ церковнаго совѣтника Прейсена въ Карлсруэ, благодаря которому успѣлъ пройти курсъ въ тамошней гимназіи, а затѣмъ поступить въ Эрлангенскій университетъ съ цѣлью заняться богословіемъ. Скоро, однако, недостатокъ средствъ принудилъ Гебеля покинуть университетъ и взять сначала мѣсто деревенскаго учителя, а затѣмъ, по посвященіи своёмъ въ духовное званіе, поступить помощникомъ сельскаго священника. Позднѣе получилъ онъ мѣсто при гимназіи въ Карлсруэ, затѣмъ церковнаго совѣтника и наконецъ директора той же гимназіи. Гебель умеръ 22-го сентября 1826 года.
Поэзія Гебеля шла въ разрѣзъ съ туманно-мистическимъ направленіемъ романтиковъ. Простые и ясные образы, выхваченные прямо изъ жизни, составляютъ главную прелесть его произведеній, и если, пожалуй, можно сказать, что онъ изъ-за красоты и образности формъ пренебрегалъ содержаніемъ, которое въ большей части его сочиненій довольно ничтожно, то обстоятельство это, во всякомъ случаѣ, говоритъ скорѣе въ пользу поэта, если признавать, что поэзія есть именно разговоръ образами. Вмѣсто того чтобы подобно романтикамъ стараться проникнуть умомъ въ сокровенныя тайны природы, Гебель, напротивъ, просто рисуетъ намъ ея картины и уже конечно картины природы, нарисованныя его перомъ, способны болѣе возвысить и облагородить душу, чѣмъ мистическія бредни о предметахъ, раскусить суть которыхъ не удавалось ещё никому. Пристрастіе Гебеля къ народному языку и даже его особеннымъ, мѣстнымъ нарѣчіямъ становится совершенно понятнымъ при такомъ характерѣ его поэзіи. Простыя безъискуственныя картины лучше всего могутъ быть выражены языкомъ такихъ же простыхъ и чуждыхъ всякой напыщенности людей. Не малое значеніе имѣлъ ещё Гебель тѣмъ, что доказалъ своими произведеніями, что поэтическая струя живётъ не въ однихъ умершихъ образахъ прошлаго, но, напротивъ, заключается во всёмъ насъ окружающемъ, и что нужно только умѣнье и талантъ, чтобъ её оттуда извлечь.
Гебель, впрочемъ, сходится съ романтиками въ томъ, что, подобно имъ любитъ олицетворять силы природы. Тѣмъ не менѣе успѣхъ его въ этомъ направленіи несравненно выше. Романтики, олицетворяя природу, не могли подняться выше абстракцій, лишенныхъ всякаго реальнаго значенія; у Гебеля же, наоборотъ, мы видимъ живые образы, нарисованные самыми понятными и яркими чертами. Таково, напримѣръ, его извѣстное стихотвореніе "Лугъ", гдѣ проведено сравненіе между жизнью молодой дѣвушки, съ дѣтства до брака, съ теченіемъ рѣчки, вышедшей изъ горъ, протекающей по лугамъ и, наконецъ, впадающей въ Рейнъ. Подобнымъ же образомъ олицетворяетъ онъ и другія явленія природы, облекая ихъ въ человѣческій образъ. Какъ въ поэтическихъ, такъ равно и въ религіозныхъ воззрѣніяхъ Гебель всегда стоитъ на уровнѣ народнаго пониманія. Онъ вѣруетъ глубоко; но вѣра его основана не на окаменѣломъ догматѣ, или на мистическихъ бредняхъ, а, напротивъ, находитъ себѣ основаніе въ потребности чуткой и поэтической души, жаждущей объяснить волнующій ея вопросъ помощью простыхъ, окружающихъ её же предметовъ.
Благодаря этимъ свойствамъ своего таланта. Гебель сталъ безусловно народнымъ поэтомъ, котораго сочиненія народъ вполнѣ понялъ и полюбилъ. Въ этомъ отношеніи ему можетъ быть соперникомъ развѣ только Жанъ-Поль Рихтеръ. Внѣшняя форма его произведеній была скорѣе эпическая, чѣмъ лирическая. Въ его разсказахъ всегда выводятся живыя лица, чувствующія и дѣйствующія среди самой реальной, но прелестно нарисованой обстановки. Прозаическія сочиненія Гебеля заслуживаютъ похвалу не менѣе стихотворныхъ. Небольшіе разсказы, изданные имъ подъ именемъ "Бездѣлки Рейнскаго друга", останутся навсегда прелестными образчиками поэтической простоты и правды. Относительно же содержанія его сочиненій, нельзя не упомянуть о той драгоцѣнной свойственности или чертѣ, что ихъ можно безъ всякаго страха дать читать не только молодымъ людямъ, по даже дѣтямъ, и, при всёмъ томъ, они ни сколько не теряютъ своей прелести и въ глазахъ взрослыхъ людей. Поэтъ, умѣвшій разрѣшить такую задачу, безъ сомнѣнія никогда не потеряетъ значенія.
I.
ВОСКРЕСНОЕ УТРО ВЪ ДЕРЕВНѢ.
"Слушай, дружокъ!" говоритъ Воскресенью Суббота: "деревня
Вся ужь заснула давно; въ окрестности всё ужь покойно;
Время и мнѣ на покой: меня одолѣла дремота;
Полночь близка!" И только успѣла Суббота промолвить:
"Полночь!" а полночь ужь тутъ и её принимаетъ безмолвно
Въ тихое лоно. "Моя череда!" говоритъ Воскресенье;
Лёгкой рукою тихохонько двери свои отворило,
Вышло и смотритъ на звѣзды: звѣзды ярко сіяютъ;
На небѣ темно и чисто; у солнышка завѣсъ задёрнутъ.
Долго ещё до разсвѣта; всё спитъ. Иногда новѣваетъ
Свѣжій ночной вѣтерокъ, сквозь сонъ встрепенувшись, какъ-будто
Утра далёкій приходъ боясь пропустить. Невидимкой
Ходитъ, какъ духъ безтѣлесный, неслышной стопой Воскресенье.
Въ рощу заглянетъ -- тамъ тихо: листья молчатъ; сквозь вершины
Тёмныхъ деревъ, какъ несчётныя очи, звѣздочки смотрятъ;
Кое-гдѣ яркій свѣтлякъ на листочкѣ горитъ, какъ лампада
Въ кельѣ отшельника. По лугу тихо пройдётъ -- тамъ незримый
Шепчетъ ручей, пробираясь но камнямъ; кругомъ вся окрестность,
Холмы, деревья въ невѣрныя тѣни слилися и молча
Слушаютъ шопотъ. Зайдётъ на кладбище -- могилы въ глубокомъ
Снѣ и подъ лёгкимъ ихъ дёрномъ какъ-будто что дышетъ свободнымъ,
Свѣжимъ дыханьемъ. Въ село завернётъ -- и тамъ всё покойно:
Пусто на улицѣ; спятъ пѣтухи, и сельская церковь
Съ тёмной своей колокольней, внутри озарённая слабымъ
Блескомъ свѣчи предъ иконой, стоитъ, какъ-будто безмолвный
Сторожъ деревни. Спокойно на паперти сѣвъ, Воскресенье
Ждётъ посреди глубокой тьмы и молчанья, чтобъ утро
Hа небѣ тронулось. Тронулось утро; во тьму и молчанье
Что-то живое приникло; стало свѣжѣе и звѣзды
Начали тускнуть. Пѣтухъ закричалъ. Воскресенье тихонько
Подняло занавѣсъ спящаго солнца, тихонько шепнуло:
"Солнышко, встань!" И разомъ подёрнулся блѣдной струёю
Тёмный востокъ; началось тамъ движенье и, слѣдомъ за яркой
Утренней звѣздочкой, рой облаковъ прилетѣлъ и усыпалъ
Небо, и лучъ за лучомъ полились, облака зажигая.
Вдругъ между ними, какъ радостный ангелъ, солнце явилось.
Вся деревня проснулась -- и видитъ: стоятъ Воскресенье
Въ свѣжемъ вѣнкѣ изъ цвѣтовъ и, сіяя на солнцѣ
"Доброе утро!" всѣмъ говоритъ. И торжественно-тихій
Праздникъ приходитъ на смѣну заботливо-трудной недѣли;
Благовѣстъ звонкій въ церковь зовётъ -- и въ одеждѣ воскресной
Старый и малый идутъ на молитву: въ деревнѣ молчанье;
Въ церкви дымятся кадилы и тихое слышится пѣнье.
В. Жуковскій.
II.
НЕОЖИДАННОЕ СВИДАНІЕ.
Лѣтъ за семьдесятъ, въ Швеціи, въ городѣ горномъ Фаллунѣ,
Утромъ однимъ, молодой рудокопъ, по свиданьи съ своею
Скромною, милой невѣстою, такъ ей сказалъ: "черезъ мѣсяцъ --
Мѣсяцъ не дологъ -- мы будемъ мужъ и жена, и надъ нами
Благословеніе Божіе будетъ." -- "И въ нашей убогой
Хижинѣ радость и миръ поселятся", сказала невѣста.
Но когда возгласилъ во второй разъ священникъ въ приходской
Церкви: "Кто законное браку препятствіе знаетъ,
Пусть объявитъ объ нёмъ", тогда съ запрещеньемъ явилась
Смерть. Наканунѣ брачнаго дня, идя въ рудокопню
Въ чорномъ платьѣ своёмъ (рудокопъ никогда не снимаетъ
Чорнаго платья), женихъ постучался въ окошки невѣсты,
Съ радостнымъ чувствомъ сказалъ онъ ей: "доброе утро!" но "добрый
Вечеръ" онъ ужь ей не сказалъ -- и назадъ не пришолъ онъ
Къ ней ни въ тотъ день, ни на другой, ни на третій, ни послѣ.
Рано по утру одѣлась она въ вѣнчальное платье,
Долго ждала своего жениха, и когда не пришолъ онъ.
Платье вѣнчальное снявши, она заплакала горько,
Плакала долго объ нёмъ и его никогда не забыла.
Вотъ въ Португаліи весь Лиссабонъ уничтоженъ былъ страшнымъ
Землетрясеньемъ; война семилѣтняя кончилась; умеръ
Францъ Императоръ; былъ Іезуитскій орденъ разрушенъ;
Польша исчезла; скончалась Марія Терезія; умеръ
Фридрихъ Великій; Америка стала свободна; въ могилу
Лёгъ Императоръ Іосифъ Второй; революціи пламя
Вспыхнуло; добрый король Людовикъ, возведённый на плаху,
Умеръ святымъ; на русскомъ престолѣ не стало Великой
Екатерины, и много троновъ упало, и новый
Сильный воздвигся, и всѣ перевысилъ и рухнулъ -
И на далёкой скалѣ океана изгнанникомъ умеръ
Наполеонъ. А поля, какъ всегда, покрывалися жатвой,
Пашни сочной травою, холмы -- золотымъ виноградомъ;
Пахарь сѣялъ и жалъ, и мельникъ мололъ, и глубоко
Въ нѣдра земли проницалъ съ фонарёмъ рудокопъ, открывая
Жилы металловъ. И вотъ случилось, что близко Фаллуна,
Новый ходъ проложивъ, рудокопы въ давнишнемъ обвалѣ
Вырыли трупъ неизвѣстнаго юноши: былъ онъ не тронутъ
Тлѣньемъ, былъ свѣжъ и румянъ; казалось, что умеръ
Съ часъ -- не болѣ, иль только прилёгъ отдохнуть -- и забылся
Сномъ. Когда же на свѣтъ онъ изъ тёмной земныя утробы
Вынесенъ былъ -- отецъ, и мать, и друзья и родные
Мёртвы ужь были давно; не нашлось никого, кто бъ о спящемъ
Юношѣ зналъ, кто бы помнилъ, когда съ нимъ случилось несчастье.
Мёртвый товарищъ умершаго племени, чуждый живому,
Онъ сиротою лежалъ на землѣ, посреди равнодушныхъ
Зрителей, всѣмъ незнакомый, дотолѣ, пока не явилась
Тутъ невѣста того рудокопа, который однажды
Утромъ, за день до свадьбы своей, пошолъ на работу
Въ рудникъ -- и болѣ назадъ не пришолъ. Подпираясь клюкою,
Трепетнымъ шагомъ туда прибрела сѣдая старушка;
Смотритъ на тѣло -- и вмигъ узнаётъ жениха. И съ живою
Радостью болѣ, чѣмъ съ грустью, она предстоящимъ сказала:
"Это мой бывшій женихъ, о которомъ такъ долго, такъ долго
Плакала я и съ которымъ Господь ещё передъ смертью
Далъ мнѣ увидѣться. За день до свадьбы, пошолъ онъ работать
Въ землю, но тамъ и остался." У всѣхъ разогрѣлося сердце
Нѣжнымъ чувствомъ при видѣ бывшей невѣсты, увядшей,
Дряхлой, надъ бывшимъ ея женихомъ, сохранившимъ всю прелесть
Младости свѣжей. Но онъ не проснулся на голосъ знакомый;
Онъ не открылъ ни очей для узнанья, ни устъ для привѣта.
Въ день же, когда на кладбище его понесли, съ умиленьемъ
Друга давнишнія младости въ землю она проводила;
Тихо смотрѣла, какъ гробъ засыпали; когда же исчезъ онъ,
Свѣжей могилѣ она поклонилась, пошла, и сказала:
"Что однажды земля отдала, то отдастъ и въ другой разъ!"
В. Жуковскій.
III.
ОВСЯНЫЙ КИСЕЛЬ.
Дѣти, овсяный кисель на столѣ: читайте молитву:
Смирно сидѣть, не марать рукавовъ и къ горшку не соваться;
Кушайте: всякой намъ даръ совершенъ и даяніе благо!
Кушайте, свѣты мои, на здоровье! Господь васъ помилуй!
Въ нолѣ отецъ посѣялъ овёсъ и весной заскородилъ.
Вотъ Господь-Богъ сказалъ: "Поди домой, не заботься:
Я не засну; безъ тебя онъ взойдётъ, расцвѣтётъ и созрѣетъ.
Слушайте жь, дѣти: въ каждомъ зёрнышкѣ тихо и смирно
Спитъ невидимкой малютка-зародышъ. Долго онъ, долго
Спитъ, какъ въ люлькѣ, не ѣстъ и не пьётъ и не. пикнетъ, доколѣ
Въ рыхлую землю его не положатъ и въ ней не согрѣютъ.
Вотъ-омъ лежитъ въ бороздѣ -- и малюткѣ тепло подъ землёю;
Вотъ тихомолкомъ проснулся, взглянулъ и сосётъ, какъ младенецъ,
Сокъ изъ родного зерна, и растётъ, и невидимо зрѣетъ;
Bon" уползъ изъ пелёнъ, молодой корешокъ пробуравилъ;
Роется въ глубь и корма ищетъ въ землѣ -- и находитъ.
Что же? Вдругъ скучно и тѣсно въ потёмкаѣ. "Какъ бы провѣдать,
Что тамъ, на бѣломъ свѣтѣ, творится?" Сайкомъ, боязливо
Выглянулъ онъ изъ земли: "ахъ, Царь мой небесный, какъ любо!"
Смотритъ -- Господь-Богъ Ангела шлётъ къ нему съ неба:
"Дай росинку ему и скажи отъ Создателя здравствуй."
Пьётъ онъ: ахъ, какъ же малюточкѣ сладко, свѣжб и свободно!
Рядится красное солнышко; вотъ нарядилось, умылось,
На горы вышло съ своимъ рукодѣльемъ; идётъ по небесной
Свѣтлой дорогѣ; прилежно работая, смотритъ на землю,
Словно какъ мать на дитя, и малюткѣ съ небесъ улыбнулось,
Такъ улыбнулось, что всѣ корешки молодые взыграли.
"Доброе солнышко, даромъ вельможа, а всякому ласка!"
Въ чёмъ же его рукодѣлье? Точить облачко дождевое.
Смотришь: посмеркло: вдругъ каплетъ; вдругъ полилось, зашумѣло.
Жадно зародышекъ пьётъ; но подулъ вѣтерокъ онъ обсохнулъ
"Нѣтъ", говоритъ онъ, "теперь ужъ подъ землю меня не заманятъ!
Что мнѣ въ потёмкахъ? здѣсь я останусь -- пусть будетъ, что будетъ!"
Кушайте, свѣта мои, на здоровье! Господь васъ помилуй!
Ждётъ и малюточку тяжкое время: тёмныя тучи
День и ночь на небѣ стоятъ, и прячется солнце;
Снѣгъ и мятель на горахъ, и градъ съ гололедицей въ полѣ.
Ахъ, мой бѣдный зародышекъ! какъ же онъ зябнетъ, какъ ноетъ!
Что съ нимъ будетъ? земля заперлась и негдѣ взять пищи.
"Гдѣ асе", онъ думаетъ, "красное солнышко? Что не выходитъ?
Или боится замёрзнуть? Иль и его нѣтъ на свѣтѣ?
Ахъ! зачѣмъ покидалъ я родимое зёрнупіко? дома
Было мнѣ лучше; сидѣть бы въ пріютномъ теплѣ подъ землёю!"
Дѣтушки, такъ-то бываетъ на свѣтѣ! И вамъ доведётся
Вчужѣ, межь злыми, чужими людьми, съ трудомъ добывая
Хлѣбъ свой насущный, сквозь слёзы сказать въ одинокой печали:
"Худо мнѣ; лучше бы дома сидѣть у родимой за печкой."
Богъ васъ утѣшитъ, друзья! всему есть конецъ: веселѣе
Будетъ и вамъ, какъ былиночкѣ. Слушайте: въ ясный день майскій
Свѣжесть повѣяла; солнышко яркое въ горы вышло,
Смотритъ: гдѣ нашъ зародышекъ? что съ нимъ? и крошку цалуетъ.
Вотъ онъ ожилъ опять и себя отъ веселья не помнитъ.
Мало по малу одѣлись поля муравой и цвѣтами;
Вишня въ саду зацвѣла, зеленѣетъ и слива и въ полѣ
Гуще становится рожь, и ячмень, и пшеница и просо.
Наша былиночка думаетъ: "я назади не останусь!"
Кстати ль!-- листки распустила. Ктбтакъ прекрасно пикалъ ихъ?
Вотъ стебелёкъ, показался. Кто изъ жилочки въ жилку
Чистую влагу провёлъ отъ корня до маковки сочной?
Вотъ проглянулъ, налился и качается въ воздухѣ колосъ.
Добрые люди, скажите: кто такъ искусно развѣсилъ
Почки по гибкому стеблю на тоненькихъ, шелковыхъ нитяхъ?
Ангелы -- кто же другой? Они отъ былинки къ былинкѣ
П6 полю взадъ и вперёдъ съ благодатью небесной летаютъ.
Вотъ ужь и цвѣтомъ нашъ нѣжный, зыбучій колосикъ осыпанъ:
Наша былинка стоитъ, какъ невѣста въ уборѣ вѣнчальномъ.
Вотъ налилось и зерно и тихохонько зрѣетъ; былинка
Шепчетъ, качая въ раздумья головкой: "я знаю, что будетъ".
Смотришь: слетаются мошки, жучки молодую поздравить:
Пляшутъ, толкутся кругомъ, припѣваютъ ей: "многія лѣта!"
Въ сумерки жь, только что мошки, жучки позаснутъ и замолкнутъ,
Тащится въ травкѣ свѣтлякъ съ фонарёмъ посвѣтить ей въ потёмкахъ.
Кушайте, свѣта мои, на здоровье! Господь васъ помилуй!
Вотъ ужь и Троицынъ день миновался, и сѣно скосили;
Собраны вишни; въ саду ни одной но осталося сливки:
Вотъ ужь пожали и рожь, и ячмень, и пшеницу, и просо;
Ужь и на жниво сбирать босикомъ ребятишки сходились
Колосъ оброненный; имъ помогла тихомолкомъ и мышка.
Что-то былиночка дѣлаетъ? О! ужь давно пополнѣла;
Много, много въ ней зёрнушекъ; гнётся и думаетъ: "полно;
Время моё миновалось; зачѣмъ мнѣ одной оставаться
Въ полѣ пустомъ межь картофелемъ, пухлою рѣпой и свёклой?"
Вотъ съ серпами пришли и Иванъ, и Лука, и Дуняша,
Ужь и морозъ покусалъ имъ утромъ и вечеромъ пальцы;
Вотъ и снопы ужь сушили въ овинѣ; ужь ихъ молотили
Съ трёхъ часовъ по утру до пяти пополудни на ригѣ;
Вотъ и гнѣдко потащился на мельницу съ возомъ тяжолымъ:
Началъ жорновъ молоть -- и зёрнушки стали мукою;
Вотъ молочка надоила отъ пёстрой коровки родная
Полный горшочекъ: сварила кисель, чтобъ дѣтушкамъ кушать:
Дѣтушки скушали, ложки обтёрли, сказали: "спасибо!"
В. Жуковскій.
IV.
КРАСНЫЙ КАРБУНКУЛЪ.
Дѣдушка рѣзалъ табакъ на прилавкѣ; къ нему подлетѣла
Съ видомъ умильнымъ Луиза. "Дѣдушка, сядь къ намъ, голубчикъ,
Сядь, разскажи намъ, какъ помнишь, когда сестра Маргарита
Чуть не заснула." Вотъ Маргарита, Луиза и Лотта
Съ донцами, съ пряжей проворно подсѣли къ огню и примолкли;
Фрицъ, наколовши лучины, придвинулъ къ подсвѣчнику лавку,
Сѣлъ и сказалъ: "мнѣ смотрѣть за огнёмъ"; а Энни, на печкѣ
Нѣжась, поглядывалъ внизъ и думалъ: "здѣсь мнѣ слышпѣс".
Вотъ, табаку накрошивши, дѣдушка вычистилъ трубку,
Туго набилъ, подошолъ къ огоньку, осторожно приставилъ
Трубку къ горящей лучинѣ, раза два пыхнулъ -- струёю
Лёгкій дымокъ побѣжалъ; онъ, пальцемъ огонь придавивши,
Кровелькой трубку закрылъ и сказалъ: "послушайте, дѣти,
Будетъ вамъ сказка; по съ уговоромъ -- дослушать порядкомъ:
Слова не молвить, пока не докончу. А ты -- на печуркѣ --
Полно валяться, лѣнивецъ! Опять, какъ въ норѣ, закопался.
Слѣзь, говорятъ. Ну, дѣти, вотъ сказка про Красный Карбункулъ!
"Знайте, есть страшное мѣсто: на нёмъ не пашутъ, не сѣютъ;