Гамсун Кнут - Тайное горе

Тайное горе.

Кнутъ Гамсунъ.
Полное собраніе сочиненій.
Томъ первый.
Изданіе В. М. Саблина.

Рабы любви

Переводъ Е. Кившенко.
Изданіе третье.
Москва.-- 1909.
http://az.lib.ru

Итакъ, я въ четвертый разъ встрѣтился съ однимъ и тѣмъ же человѣкомъ. Онъ повсюду преслѣдуетъ меня, и я нигдѣ не чувствую себя въ безопасности отъ него, потому что онъ, того и гляди, вдругъ откуда-нибудь да вынырнетъ и повстрѣчается со мной въ самомъ неподходящемъ мѣстѣ.

Разъ я даже засталъ его въ моей собственной комнатѣ -- въ Христіаніи...

Но я лучше разскажу все съ самаго начала.

Первый разъ я его встрѣтилъ въ Копенгагенѣ, на Рождествѣ, въ 1879 году; я тогда жилъ гдѣ-то въ Клярсбоденѣ.

Однажды сидѣлъ я въ своей комнатѣ. Да, я прекрасно помню, что я сидѣлъ и переписывалъ ноты. И я страшно ломалъ себѣ голову надъ этимъ, такъ какъ совсѣмъ не умѣю читать нотъ. Вдругъ въ мою дверь постучали тихо, глухо, точно женской рукой. Я крикнулъ: "войдите!", и онъ вошелъ.

Это былъ человѣкъ лѣтъ тридцати, блѣдный, съ мрачнымъ взглядомъ, узкими плечами, да, съ необыкновенно узкими плечами, и на одной рукѣ у него была надѣта перчатка. Въ дверяхъ онъ снялъ шляпу; подходя ко мнѣ, онъ не спускалъ съ меня своихъ черныхъ глазъ. Я продолжалъ сидѣть и писать. Онъ, прежде всего, извинился, что такъ непрошенно ворвался ко мнѣ. Онъ видѣлъ не разъ, какъ я входилъ и выходилъ изъ пансіона, и ему показалось, что мы старые знакомые. Не помню ли я его? Это было еще въ Гельзингёрѣ, когда онъ служилъ тамъ въ полиціи.

Но я никогда не былъ въ Гельзингёрѣ... Это какое-то недоразумѣніе.

Впрочемъ, можетъ быть, это было въ Мальмё. -- Я никогда не былъ въ Мальмё. -- Онъ назвалъ еще нѣсколько городовъ, и каждый разъ, когда я отвѣчалъ отрицательно, онъ говорилъ:

-- Нѣтъ, подождите-ка, я вѣдь вполнѣ увѣренъ, что мы съ вами уже встрѣчались, я только не могу припомнить, гдѣ именно.-- Въ концѣ концовъ, онъ назвалъ Христіанію, и я наполовину согласился, что мы, можетъ быть, дѣйствительно тамъ встрѣчались. Онъ какъ-то сразу лишилъ меня самообладанія, и я не могъ бы поручиться, что не встрѣчалъ его дѣйствительно въ Христіаніи.

-- Впрочемъ,-- замѣтилъ онъ,-- я не имѣю сообщить вамъ ничего особеннаго. Мнѣ просто захотѣлось повидаться съ вами, какъ съ землякомъ и старымъ знакомымъ.

Мы поговорили еще съ минуту о самыхъ безразличныхъ предметахъ, которые теперь совсѣмъ испарились изъ моей памяти. Я только припоминаю, что все, что онъ ни говорилъ, было въ такомъ родѣ, что слова его можно было истолковывать какъ угодно. Какой-то особенный смыслъ скрывался подъ ними, да и вообще этотъ человѣкъ произвелъ на меня какое-то таинственное впечатлѣніе.

Поднимаясь съ мѣста, чтобы уйти, онъ еще разъ извинился, что пришелъ, и, между прочимъ, сказалъ слѣдующее:

-- Я страшно скучаю, у меня нѣтъ положительно никакого дѣла или какого бы то ни было опредѣленнаго занятія. И вотъ, ради времяпрепровожденія, у меня явилась даже мысль дурачить полицію, но это до того легко и требуетъ такъ мало труда, что почти уже не занимаетъ меня.

Онъ говорилъ совершенно серьезно, но я принялъ это просто за шутку. Дойдя до двери, онъ еще разъ обернулся, точно ему внезапно пришла въ голову какая-то мысль, и пригласилъ меня вечеромъ того же дня пойти съ нимъ погулять, чтобы хорошенько возобновить старое знакомство. Я сначала было отказался, самъ не знаю, почему, но затѣмъ все же рѣшилъ отправиться. Послѣднее, что онъ мнѣ сказалъ, было предостереженіе не брать съ собой денегъ.-- Никогда нельзя быть достаточно осторожнымъ съ деньгами,-- говорилъ онъ,-- а поэтому лучше всего, если я оставлю свои деньги у хозяина. Я, по правдѣ сказать, хорошенько не понялъ его, но на все отвѣчалъ "да" и обѣщалъ въ пять часовъ быть у "Коня" {Такъ называется въ Копенгагенѣ памятникъ Христіана V.}. Послѣ его ухода я принялся раздумывать объ этомъ человѣкѣ и о томъ, что онъ говорилъ. Я находилъ весьма страннымъ его приходъ ко мнѣ. И зачѣмъ это онъ упомянулъ о деньгахъ? Сначала я нѣсколько удивился всему этому, но затѣмъ это выскочило у меня изъ головы; вѣдь путешествуя, люди такъ легко сходятся: совсѣмъ чужой человѣкъ превращается по прошествіи какого-нибудь часа въ товарища, чуть ли не въ друга.

Въ условленный часъ я былъ у "Коня".

Погода была мягкая, а дорога до того намокла отъ дождя, что намъ пришлось взять экипажъ; мы велѣли закрыть ландо и поднять окна. Мы ѣхали на западъ, мимо Лядегарда, вдоль аллеи Радисвейга и мимо водокачки. Во время пути мы почти ничего не сказали другъ другу, да и экипажъ страшно громыхалъ и мѣшалъ говорить. Когда мы проѣхали Грендальскій мостъ и стали приближаться къ Утерелефскому полю, мой спутникъ вытащилъ изъ кармана кусокъ бечевки и сталъ его вертѣть въ рукахъ, при чемъ пристально смотрѣлъ на меня. Въ экипажѣ было порядкомъ-таки темно, но все же я могъ различить его и отлично видѣлъ, что онъ дѣлалъ. Мы сидѣли рядомъ на задней скамейкѣ и наблюдали другъ за другомъ. Вдругъ онъ спросилъ меня:

-- Надѣюсь, вы не трусите?

И при этомъ поднесъ бечевку къ самому моему лицу. Я разсмѣялся и сказалъ дрожащимъ голосомъ:

-- Нѣтъ, да и чего мнѣ трусить?

Но я въ сущности дрожалъ отъ страха и уже подумывалъ о томъ, какъ бы дернуть за звонокъ, проведенный къ кучеру. Да, наконецъ, меня злило и то, что онъ продолжалъ играть передь моимъ носомъ этимъ кускомъ бечевки, и поэтому я приподнялся и пересѣлъ на переднее сидѣнье.

Такимъ образомъ проѣхали мы еще нѣкоторое время.

Онъ закрылъ глаза, положилъ бечевку обратно въ карманъ и, казалось, размышлялъ о чемъ-то особенно важномъ. Вдругъ онъ выпрямился и, указывая съ волненіемъ на что-то за окномъ, крикнулъ:

-- Смотрите, смотрите, вонъ тамъ!..

Я невольно повернулъ голову и тотчасъ почувствовалъ, какъ что-то холодное сдавило мнѣ шею. Мой спутникъ стоялъ въ полусогнутомъ положеніи передо мной и сдавливалъ мнѣ шею своими холодными пальцами. Я не знаю, крикнулъ ли я; впрочемъ, не думаю, потому что въ этотъ моментъ со мною произошла какая-то странная перемѣна. У меня внезапно явилась мысль, что этотъ человѣкъ хочетъ меня только испугать или же просто пошутить. Да, мнѣ положительно стало ясно, что онъ вовсе не желаетъ меня задушить. И я вдругъ пришелъ въ ярость и толкнулъ его, но онъ продолжалъ сжимать мое горло. Я нащупалъ позади себя звонокъ и дернулъ его. Онъ слышалъ, какъ прозвенѣлъ этотъ звонокъ и все же не выпустилъ меня. Мы боролись нѣкоторое время, и онъ успѣлъ нанести мнѣ рану около праваго уха. Его наглость перешла всѣ границы. Онъ нанесъ мнѣ эту рану крючкомъ или пробочникомъ, однимъ словомъ, чѣмъ-то похожимъ на буравъ, и поэтому рана была очень болѣзненна. Наконецъ, мнѣ все же удалось отдѣлаться отъ него тѣмъ, что я сталъ наносить ему удары кулакомъ, куда ни попало. Тѣмъ временемъ кучеръ открылъ дверцы, и только тогда я замѣтилъ, что экипажъ остановился.

-- Прикажете повернуть назадъ? -- спросилъ кучеръ.

Я вышелъ изъ экипажа въ сильномъ замѣшательствѣ, а мой спутникъ остался невозмутимо сидѣть.

-- Да, мы поѣдемъ обратно! -- сказалъ онъ.

-- А я пойду обратно,-- возразилъ я,-- а вы, кучеръ, если хотите, везите этого человѣка хоть въ адъ.

-- Какъ, вы пойдете пѣшкомъ? -- спросилъ кучеръ.

Мой спутникъ молчалъ и не глядѣлъ на меня. Я, наконецъ, совсѣмъ разсердился, энергично крикнулъ кучеру, чтобы онъ повернулъ и ѣхалъ обратно, вскочилъ опять въ экипажъ и съ яростью захлопнулъ дверцу. Я былъ въ возбужденномъ состояніи и чувствовалъ себя сильнымъ, необыкновенно сильнымъ.

Теперь я совсѣмъ близко придвинулся къ моему спутнику, разсѣлся какъ можно шире, чтобы занять побольше мѣста, и совсѣмъ прижалъ его въ уголъ. Усаживаясь поудобнѣе, я грубо толкнулъ его локтемъ, но онъ оставался попрежнему совершенно спокойнымъ и безмолвнымъ. Только когда мы вернулись въ городъ, онъ, странно посмѣиваясь, сказалъ мнѣ:

-- Ну, что же, заявите вы объ этомъ полиціи!

Я ничего не отвѣтилъ.

Онъ положилъ обѣ ноги на мою шляпу, которую я снялъ, и кинулъ на переднее сидѣнье. Онъ изо всей силы нажалъ каблуками на ея верхушку, и я слышалъ, какъ раздался трескъ продавливаемой шляпы. Я все больше и больше убѣждался, что онъ просто хотѣлъ нагнать на меня страхъ, и я почувствовалъ себя страшно униженнымъ и пристыженнымъ.

-- Но если вы хотите меня выдать полиціи,-- продолжалъ онъ, -- то вы должны сдѣлать это сейчасъ же, иначе и слѣдъ мой простынетъ прежде, чѣмъ меня схватятъ. Увѣряю васъ, что я, быть можетъ, еще до разсвѣта буду далеко отсюда, въ Шоненѣ. Да, увѣряю васъ, что меня ничто не удержитъ.

И онъ все продолжалъ говорить о томъ, какъ онъ скоро уѣдетъ отсюда, но подъ конецъ вдругъ сказалъ:

-- А можетъ быть, я и не тронусь съ мѣста. Быть можетъ, я буду имѣть честь привѣтствовать васъ завтра въ Остергаде.

Я отвѣтилъ, что буду имѣть честь не замѣтить его, пройти мимо него и совершеано игнорировать его при встрѣчѣ, и что я его швырну на землю и растопчу ногами, если онъ когда-либо осмѣлится подойти ко мнѣ.

-- Я не хотѣлъ бы даже рта открыть, чтобъ видѣть васъ повѣшеннымъ,-- сказалъ я,-- я презираю васъ и не хочу пачкать своихъ рукъ, выбрасывая васъ за окно кареты.

Мы вышли у памятника; я пошелъ своей дорогой въ то время, каасъ онъ расплачивался съ кучеромъ. Я отправился домой безъ шляпы.

Это была наша первая встрѣча. Шрамъ отъ нанесенной мнѣ имъ тогда раны и сейчасъ бѣлѣется на моей шеѣ.

II.

Три-четыре года спустя я предпринялъ небольшое путешествіе по Германіи и какъ разъ въ этотъ день собирался поѣхать изъ Гамбурга въ Бременгафенъ. Когда я пріѣхалъ на вокзалъ, оставалось четверть часа до отхода поѣзда, такъ что у меня оказалось въ распоряженіи нѣсколько свободныхъ минутъ. Я пошелъ вдоль поѣзда, отыскивая себѣ удобное мѣсто, и дошелъ почти до паровоза. Вдругъ я вижу какого-то человѣка, который дѣлаетъ мнѣ какіе-то знаки изъ окна вагона, и, къ великому моему изумленію, узнаю въ немъ моего "стараго знакомаго", того самаго, съ которымъ я совершилъ ту загадочную прогулку по Копенгагену.

Я невольно дѣлаю шагъ назадъ; какое-то непріятное чувство овладѣваетъ мной, и я прохожу мимо вагона. Но въ то время, какъ я удаляюсь, мнѣ внезапно приходитъ въ голову мысль, не вообразитъ ли онъ, пожалуй, что я струсилъ передъ нимъ. И, такъ какъ я былъ теперь старше на нѣсколько лѣтъ и опытнѣе, то мнѣ не захотѣлось упустить изъ вида этотъ, во всякомъ случаѣ, интересный типъ. Поэтому я возвращаюсь, продолжаю дѣлать видъ, что ищу въ поѣздѣ мѣсто, и какъ бы случайно останавливаюсь передъ его вагономъ. Я открываю дверь и вхожу.

Купэ оказывается пустымъ: въ немъ, кромѣ него, никого не было. Войдя въ купэ, я протискался мимо него, и онъ долженъ былъ прижаться совсѣмъ въ уголъ, чтобы пропустить меня. При этомъ онъ поглядѣлъ на меня такъ, какъ будто видѣлъ меня въ первый разъ въ жизни, а между тѣмъ я вѣдь былъ увѣренъ въ томъ, что онъ только что передъ тѣмъ махалъ мнѣ рукой. Я какъ-то невольно снялъ шляпу и даже кивнулъ ему, но онъ не отвѣтилъ на мой поклонъ.

Я сѣлъ въ уголъ на диванъ, и страшно сердился на себя за мой кивокъ и старался сохранить презрительно-равнодушный видъ. Мнѣ показалось, что онъ за это время нисколько не постарѣлъ, но одѣтъ онъ былъ совершенно иначе. Тогда, въ первую нашу встрѣчу, онъ былъ красиво, можно даже сказать элегантно одѣтъ, теперь же на немъ былъ самый обыкновенный свѣтлый неуклюжій дорожный костюмъ. Кожаный чемоданъ стоялъ на сидѣньѣ, какъ разъ напротивъ него. Раздался третій звонокъ, и поѣздъ тронулся.

Я усѣлся поудобнѣе и протянулъ ноги на свободное сидѣнье. Просидѣлъ я такъ приблизительно съ четверть часа. Я дѣлалъ видъ, что совсѣмъ не вижу его, а онъ казался погруженнымъ въ глубокое раздумье. Черезъ нѣсколько времени онъ вынулъ изъ бокового кармана какой-то клеенчатый футляръ, вытащилъ оттуда нѣсколько заржавленныхъ инструментовъ и принялся ихъ тщательно осматривать. Это были какіе-то причудливо изогнутые предметы, одни плоскіе, другіе круглые, были между ними и толстые и тонкіе. присматриваясь къ нимъ, я понялъ, что это была цѣлая коллекція отмычекъ. Онъ и не думалъ скрывать, что это отмычки. Напротивъ, онъ вертѣлъ ихъ въ рукахъ, поворачивалъ, точно передъ нимъ были замки, которые надо было открыть. Онъ даже попробовалъ открыть одной изъ нихъ свой собственный сундукъ. Казалось, онъ преднамѣренно хотѣлъ мнѣ показать, къ чему пригодны эти крючки. А я сидѣлъ и присматривался къ нему.

Вниманіе,-- думалъ я про себя,-- онъ видимо издѣвается надо мной. Да, что-то скрывается подъ этимъ, онъ хочетъ меня провести.

Затѣмъ онъ вытащилъ изъ бумажника маленькую пилочку и принялся подпиливать свои отвертки. Подпиливъ ихъ всѣ, онъ положилъ ихъ рядомъ съ собой на сидѣньѣ. Теперь прошу обратить вниманіе на то, какъ я сидѣлъ: съ протянутыми на его скамью ногами, такъ что мои сапоги почти прикасались къ его сюртуку. Минуту спустя онъ вдругъ какъ-то почти машинально кладетъ отмычку, которую только что вычистилъ, мнѣ на колѣни и беретъ другую. Да, этотъ франтъ кладетъ мнѣ на колѣни отмычку, а я сижу и смотрю на это. Я не шевелюсь и точно жду, что онъ будетъ дѣлать дальше. И что же бы вы думали? Онъ кладетъ мнѣ на колѣни вторую, третью отмычку, и, въ концѣ концовъ, на моихъ колѣняхъ покоятся пять или шесть странно изогнутыхъ желѣзныхъ крючковъ.

Но терпѣніе мое истощилось, и я довольно быстро поднялся съ мѣста, такъ что всѣ отмычки упали на полъ прежде, чѣмъ онъ успѣлъ воспрепятствовать этому. Я былъ въ этотъ моментъ проникнутъ только одной мыслью -- отплатить ему за его презрительное отношеніе ко мнѣ той же монетой.

Онъ не произнесъ ни слова, когда отмычки упали, и молча подобралъ ихъ одну за другой.

Въ это время вошелъ кондукторъ. Я, къ великому моему изумленію, замѣтилъ, что мой спутникъ не сдѣлалъ даже попытки скрыть отъ него свои отмычки; онѣ продолжали лежать на виду все время, пока кондукторъ былъ въ вагонѣ. И только когда кондукторъ ушелъ, онъ спокойно положилъ ихъ обратно въ футляръ и опустилъ его въ боковой карманъ. Казалось, онъ какъ будто только и ждалъ случая, чтобы открыто показать свои подозрительные инструменты.

Такъ проѣхали мы съ полчаса. Мы неслись мимо станцій, а мой спутникъ продолжалъ безмолвствовать. Я же велъ себя такъ, какъ будто я былъ совершенно одинъ въ купэ: я вытянулся во весь ростъ на моей скамьѣ, громко зѣвалъ и время отъ времени пѣлъ, чтобы показать мое полнѣйшее равнодушіе къ нему и презрѣніе, но онъ, повидимому, и не замѣчалъ этого. Наконецъ, я закурилъ сигару и кинулъ горящую спичку на его руку. Я бросялъ эту спичку безъ всякихъ предосторожностей, какъ будто никто не сидѣлъ въ томъ углу; и я видѣлъ, что спичка упала на его руку. Онъ продолжалъ молчать и сдѣлалъ только небольшое движеніе ртомъ,-- онъ просто скривилъ нѣсколько губы, какъ будто собирался улыбнуться, и затѣмъ продолжалъ сидѣть совершенно спокойно.

Послѣ того какъ мы еще нѣкоторое время проѣхали молча, онъ вдругъ выглянулъ въ окно, точно глаза его увидѣли знакомый предметъ, затѣмъ быстро вскочилъ, схватилъ свой чемоданъ за ручку и простоялъ такъ нѣсколько минутъ, пока поѣздъ не остановился на какой-то маленькой станціи. Тогда онъ, иронически улыбаясь, низко поклонился мнѣ и, не говоря ни слова, даже не взглянувъ на меня, сдѣлалъ два-три шага назадъ, опять поклонился съ той же иронической улыбкой и вышелъ изъ вагона. Онъ сейчасъ же отыскалъ носильщика для своихъ вещей и ушелъ съ нимъ съ вокзала.

Въ теченіе всего нашего пути онъ не сказалъ мнѣ ни одного слова и даже ни разу не взглянулъ на меня.

III.

Нѣсколько лѣтъ спустя я встрѣтился съ нимъ въ одномъ изъ отдаленнѣйшихъ закоулковъ Нью-Іорка, въ какомъ-то игорномъ притонѣ.

Я пришелъ туда раньше него и сидѣлъ за рулеткой, когда онъ вошелъ. Лакей подошелъ къ нему, чтобы взять у него пальто и шляпу, но онъ отрицательно покачалъ головой. Спустя нѣкоторое время онъ все же снялъ шляпу, но продолжалъ держать ее въ рукѣ.

Ему дали мѣсто у стола, и онъ сталъ играть. Мнѣ показалось, что онъ съ большимъ интересомъ слѣдитъ за моими ставками, чѣмъ за своими собственными. Я все время проигрывалъ; я каждый разъ ставилъ на черное и каждый разъ проигрывалъ. Вдругъ онъ крикнулъ мнѣ на весь столъ по-норвежски:

-- Неужели же вы не видите, что васъ надуваютъ?!

Онъ рисковалъ, что его слова будутъ поняты и другими, и тогда ему могло порядкомъ-таки достаться. И все же онъ сказалъ это, и притомъ еще очень громко и пристально глядя на меня.

Я сдѣлалъ видъ, какъ будто совсѣмъ не слыхалъ его словъ, и продолжалъ ставить все на тотъ же номеръ и на тотъ же цвѣтъ. И я такъ же аккуратно продолжалъ проигрывать каждую ставку. Меня поминутно бросало въ жаръ отъ злости, и я рѣшилъ про себя, что обращусь къ крупье съ просьбой защитить меня отъ него, если онъ опять вздумаетъ вмѣшиваться въ мою игру. И я все больше и больше волновался, такъ какъ и самъ прекрасно замѣчалъ, что меня надуваютъ. У крупье въ рукахъ было что-то въ родѣ гвоздя, которымъ онъ незамѣтно дотрогивался до шарика, когда тотъ собирался остановиться; я былъ увѣренъ, что этотъ гвоздь -- магнитъ. И все же, несмотря на это, я продолжалъ играть и проигрывать.

Вдругъ мой знакомый незнакомецъ обертывается къ крупье и говоритъ:

-- Не положите ли вы вашъ гвоздь въ карманъ?

Онъ говорилъ совершенно хладнокровно и увѣренно, и крупье тотчасъ же повиновался, сказавъ только въ видѣ объясненія:

-- Это ключъ отъ кассы, и я хотѣлъ имѣть его подъ рукой.

Но все же онъ послушался, и я пришелъ въ настоящую ярость. Меня страшно злило, что крупье послушался его, я поставилъ мои послѣдніе десять франковъ на черное и ушелъ, не дожидаясь выясненія участи моей ставки.

IV.

Прошлой зимой я встрѣтилъ этого человѣка въ Христіаніи. Я занималъ тогда комнату очень высоко, въ четвертомъ этажѣ. Когда я въ одинъ прекрасный день вернулся послѣ обѣда домой, мой таинственный незнакомецъ стоялъ посреди моей комнаты -- ключъ торчалъ въ замкѣ снаружи, и поэтому онъ преспокойно вошелъ. Онъ просительно протянулъ руку, прося дать ему шестнадцать ёръ. Получивъ ихъ, онъ поблагодарилъ, дважды поклонился и направился къ выходу. На порогѣ онъ остановился и сказалъ:

-- Великій Боже, до чего же вы глупы!

Онъ произнесъ эти слова самымъ презрительнымъ тономъ. Но тутъ мною овладѣла моя прежняя злоба къ этому человѣку, и я сдѣлалъ нѣсколько шаговъ по направленію къ нему. Въ то время, когда онъ взялся за ручку двери, чтобы открыть ее и исчезнуть, я не могъ удержаться, чтобы не сказать:

-- Стойте, надѣюсь, вы ничего не украли у меня?

Я сказалъ это съ желаніемъ обидѣть его: я самъ не вѣрилъ тому, что спрашивалъ, но мнѣ хогилось его унизить. Мои слова, повидимому, не дроизвели на него непріятнаго впечатлѣнія, онъ даже не разсердился, онъ только повернулся ко мнѣ и спросилъ съ удивленіемъ:

-- Укралъ?

Затѣмъ безъ дальнѣйшихъ разговоровъ онъ опустился на стулъ, разстегнулъ сюртукъ и вынулъ изъ бокового кармана небольшой бумажникъ, туго набитый кредитными бумажками, и показалъ мнѣ нѣсколько кронъ.

-- Ну, вотъ смотрите, что же бы я могъ у васъ украсть?-- сказалъ онъ, смѣясь.

Я опять почувствовалъ себя побѣжденнымъ. Этотъ человѣкъ былъ во всемъ предусмотрительнѣе меня, и я при всѣхъ встрѣчахъ съ нимъ чувствовалъ себя всегда пристыженнымъ. Когда онъ поднялся со стула и ушелъ, я не пошевельнулся, даже рта не открылъ, чтобы его удержать. Я далъ ему уйти. Только когда шаги его послышались гдѣ-то внизу на лѣстницѣ, пришло мнѣ въ голову: долженъ же я что-нибудь сдѣлать. Я порывисто отворилъ дверь и съ такой силой захлопнулъ ее, что весь домъ задрожалъ,-- это было все, что я сдѣлалъ. Изъ презрѣнія ко мнѣ не взялъ онъ и тѣхъ шестнадцати ёръ, которыя я ему далъ. Я нашелъ ихъ на томъ стулѣ, на которомъ онъ сидѣлъ. И я былъ такъ взбѣшенъ и чувствовалъ себя до того униженнымъ, что оставилъ ихъ лежать цѣлый день на стулѣ, такъ какъ я все надѣялся, что онъ придетъ, и тогда пусть онъ увидитъ, что я ихъ не трогалъ.

Спустя нѣкоторое время я узналъ, что онъ побывалъ и у моихъ хозяевъ и велъ себя тамъ престранно. Мой хозяинъ, служившій въ полиціи, прямо-таки объявилъ, что не желаетъ имѣть съ нимъ никакого дѣла и что на него онъ произвелъ впечатлѣніе не совсѣмъ нормальнаго человѣка. Между прочимъ, этотъ навязчивый господинъ хотѣлъ во что бы то ни стало купить у него старинный голландскій мѣдный кофейникъ, который какъ разъ стоялъ тогда на плитѣ, и выказалъ сильное неудовольствіе, когда не согласились исполнить его желаніе.

------

Вотъ нѣсколько весьма, впрочемъ, отрывочныхъ свѣдѣній изъ исторіи моихъ встрѣчъ съ очень своеобразнымъ человѣкомъ. Послѣднее время я научился думать о немъ безъ злобы: онъ меня очень часто интересуетъ, и я все жду новой встрѣчи. У меня какъ будто открылись глаза, и мнѣ кажется, что теперь я лучше понимаю его самого и его нелѣпое поведеніе. Все это произошло потому, что нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ я встрѣтился съ другой личностью -- тридцатилѣтней женщиной, которая разсказала мнѣ многое про себя и навела меня такимъ образомъ на истинный путь пониманія существа моего знакомаго незнакомца. Эта женщина совершила однажды поступокъ, который могъ бы навлечь на нее кару -- довольно продолжительное тюремное заключеніе. Это обстоятельство омрачило ея разумъ. Она какъ бы слегка помѣшалась, но причиной этого не были угрызенія совѣсти или раскаяніе въ ея небольшомъ, въ сущности, преступленіи, а просто какое-то странное, ничѣмъ необъяснимое желаніе быть ехваченной и попасть въ тюрьму. Она одно время даже сама старалась доказать свою виновность въ этомъ дѣлѣ, но ей такъ и не удалось навести полицію на слѣдъ и раскрыть всѣ обстоятельства дѣла. Эта неудача, если хотите, сдѣлала ее неосторожной и дерзко смѣлой, ее страшно сердило то, что ее не арестуютъ, хотя она не разъ подавала поводъ къ этому. Она ничѣмъ не пренебрегала, что могло бы, наконецъ, навести на ея слѣдъ. Но ничто не помогало: никому даже и въ голову не приходило доносить на нее полиціи.

Нѣкоторыя подробности ея разсказа заставили меня невольно вспомнить о моемъ таинственномъ знакомцѣ -- этомъ странномъ человѣкѣ съ черными глазами. Онъ несомнѣнно тоже надѣялся, что доведетъ меня своимъ поведеніемъ до того, что я донесу на него полиціи. Ему такъ и не удалось достигнуть этого.

Странная личность, съ незаурядной, но неуравновѣшенной душой. Человѣкъ страдаетъ, можетъ быть, только оттого, что тайна, которая могла бы навлечь на него кару, никогда не будетъ открыта.