Герценштейн Григорий Маркович - Новый курс политической экономии

Новый курсъ политической экономіи.

(И. Иванюковъ: "Политическая экономія какъ ученіе о процессѣ развитія экономическихъ явленій". Спб., 1885 г.)

За послѣдніе годы русскіе экономисты посвящали все свое вниманіе практическимъ вопросамъ нашего землевладѣнія, кредита, кустарныхъ промысловъ и оставляли почти совсѣмъ въ сторонѣ теоретическую экономію. Поэтому мы съ особеннымъ удовольствіемъ привѣтствуемъ появленіе такой книги, какъ курсъ политической экономіи проф. Иванюкова, которая по преимуществу трактуетъ о теоріи. Если теоретическая экономія находится въ настоящее время въ загонѣ и въ европейской литературѣ, то изъ этого ничуть не слѣдуетъ, что всѣ теоретическіе вопросы уже окончательно рѣшены, а еще менѣе слѣдуетъ, что ихъ рѣшеніе зависитъ исключительно отъ массы историческаго и статистическаго матеріала, которыми представители исторической школы въ Германіи думаютъ пополнить пробѣлы въ основныхъ вопросахъ. Возрожденіе дедуктивнаго метода, какъ единственно возможнаго для теоретической экономіи, есть поэтому явленіе весьма знаменательное; оно должно будетъ повести въ выясненію темныхъ вопросовъ теорія и опять поднять экономическую науку на ту высоту, на которой она стояла прежде, до появленія исторической школы. Въ теоретической части экономическіе вопросы ставятся въ самомъ общемъ видѣ и рѣшеніе ихъ не находится въ зависимости отъ того, собраны ли уже всѣ статистическія данныя, приняты ли во вниманіе всѣ постороннія обстоятельства и проч. Все это, несомнѣнно, важно для практической экономіи и еще болѣе для экономической политики; въ теоретической же экономіи, основныя теоремы которой далеко еще не установлены, необходимо возвращеніе къ тому методу, которому слѣдовали Смитъ и Рикардо, Родбертусъ и Марксъ. Въ какой мѣрѣ содѣйствуетъ выясненію этихъ вопросовъ книга г. Иванюкова, это мы увидимъ ниже. Пока мы можемъ отмѣтить лишь то, что его книга посвящена теоріи. Но если появленіе русскаго учебника есть само по себѣ явленіе отрадное, то мы все же считаемъ необходимымъ указать и на нѣкоторые недостатки, которые, по нашему мнѣнію, значительно вредятъ книгѣ. Прежде всего мы сдѣлаемъ нѣсколько замѣчаній объ исторической части. Когда авторъ говоритъ, что "обмѣнъ, внутренняя и внѣшняя торговля въ цвѣтущую пору классическаго міра ограничивалась лишь небольшимъ числомъ предметовъ, почти исключительно предметами роскоши, а потому и захватывала ничтожный процентъ населенія", "что ошибки въ условіяхъ обмѣна ведутъ за собой торговые и промышленные кризисы, разоренія, лишеніе сотенъ тысячъ заработка, отъ условій обмѣна зависитъ распредѣленіе продуктовъ между классами рабочихъ, предпринимателей и проч.", "что Греція и Римъ не представляютъ даже и попытки къ направленію теоріи экономическихъ явленій", то мы позволимъ себѣ не согласиться ни съ однимъ изъ этихъ положеній. Такая характеристика древней культуры прямо противоречитъ тому, что мы знаемъ изъ исторіи. Торговыя республики вели обширную торговлю не только предметами роскоши, но и хлѣбомъ; торговые интересы вели весьма часто къ войнамъ; многія событія изъ древней исторіи ипого объясненія и не имѣютъ, какъ стремленіе расширить торговлю, убить конкуррентовъ, а для этого употреблялись такія же мѣры, какія стали употреблять англичане въ XVII вѣкѣ, голландцы и ганзейцы въ XVI, итальянцы въ XV вѣкѣ. Думать, что греческое общество представляло сумму изолированныхъ единицъ, кажется намъ неосновательнымъ, потому что греки, какъ извѣстно, прекрасно понимали торговую политику, взимали пошлины съ чужихъ товаровъ, облегчали торговлю своими продуктами, имѣя, повидимому, весьма ясное представленіе о протекціонизмѣ, и во всей своей торговой политикѣ слѣдовали такимъ же правиламъ, какимъ слѣдовали и слѣдуютъ еще теперь торговые народы, не успѣвшіе побѣдить на рынкѣ своихъ соперниковъ. Правда, насъ иногда поражали суровость и дикость средствъ, которыми не гнушались финикіяне, карѳагеняне и греки, но едва ли они превзошли въ этомъ отношеніи ганзейцевъ или голландцевъ. Торговая политика была предметомъ законодательныхъ заботъ, о ней мы встрѣчаемъ указанія и въ. литературѣ. Стоитъ только указать на 1-ю книгу политики Аристотеля, на нѣкоторые отдѣлы Платона и на трактатъ Ксенофонта О доходѣ, въ которомъ послѣдній исчисляетъ мѣры для поднятія доходовъ Аѳинской республики,-- мѣры, которыя теперь можно бы ввести въ программу государственнаго соціализма. Денежный оборотъ былъ весьма развитъ, какъ это видно изъ того значенія, какое имѣли мѣнялы у грековъ и римлянъ. Промышленность древняго міра вовсе не ограничивалась тѣснымъ кругомъ, потому что мы имѣемъ свѣдѣнія о крупныхъ мастерскихъ, въ которыхъ нѣсколько десятковъ человѣкъ были заняты однимъ и тѣмъ же ремесломъ.

Вышеприведенные факты вовсе не собраны нами изъ отрывочныхъ мѣстъ классиковъ, а прекрасно сгруппированы въ сочиненіяхъ Бёка (Boeckh) и Бюксеншютца (Buchsenschütz). Что древнимъ философамъ напрасно приписывается полное игнорированіе явленій экономической жизни, это доказываетъ Рошеръ въ статьѣ Ueber d. Verhaltniss der Nat.-ök. Zum klassischen Alterthume.

Характеристика среднихъ вѣковъ кажется намъ столь же неудачной. Мы никакъ не моженъ объяснить себѣ, почему авторъ думаетъ, что "народное хозяйство среднихъ вѣковъ имѣетъ много сходныхъ чертъ съ организаціей народнаго хозяйства въ античномъ мірѣ". "Какъ въ древнемъ мірѣ, такъ и въ средніе вѣка,-- говоритъ онъ,-- главное богатство доставляетъ поземельная собственность". Напротивъ, мы думаемъ, что античная культура представляетъ намъ совершенно своеобразный складъ политической, общественной и экономической жизни, рѣшительно несходный съ средневѣковымъ строемъ. Странно, что при характеристикѣ среднихъ вѣковъ мы не встрѣчаемъ ни слова о каноническомъ ученіи, единственной экономической теоріи того времени.

Оставляя въ сторонѣ нѣкоторыя другія замѣчанія автора, посмотримъ, что онъ говоритъ о меркантилистахъ. "До Смита,-- говоритъ онъ,-- яснаго Представленія о деньгахъ не существовало, деньги отождествлялись съ богатствомъ; чѣмъ страна имѣла больше денегъ, тѣмъ она была богаче, и потому вся экономическая политика съ половины XVI до половины XVIII в. была направлена на возможно большее накопленіе въ странѣ благородныхъ металловъ, а средствами для этого считались война и торговля и т. д.".

Приведенныя слова какъ нельзя лучше доказываютъ, что г. Иванюковъ о меркантилистахъ судитъ, во всякомъ случаѣ, не по ихъ сочиненіямъ. Ближайшее знакомство съ ними показало бы ему, что они, не представляя школы теоретической экономіи, все же придерживались весьма полезной для своего времени и своей страны или, вѣрнѣе, для своего класса политики и что это была та самая политика, которой слѣдовали до меркантилистовъ всѣ народы, извѣстные своей торговлей; вопросъ же о деньгахъ больше занималъ экономистовъ, писавшихъ о меркантилистахъ, чѣмъ самихъ меркантилистовъ. Въ подтвержденіе нашей мысли мы можемъ сослаться на сочиненія Мёна (1664), Мисселдена и Чайльда (1622), а для доказательства того, что и до Смита были извѣстны здравыя понятія о деньгахъ, намъ достаточно указать хотя бы на превосходный трактатъ Петти, который по точности, ясности и вѣрности мысли далеко оставляетъ за собой Смита (1682).

Высказанное нами мнѣніе о меркантилистахъ не трудно было бы освѣтить цитатами изъ писателей XVII вѣка, по предѣлы журнальной статьи че позволяютъ намъ этого.

Чтобы не останавливаться долго на исторической части, укажемъ только еще на слѣдующія невѣрности, вкравшіяся въ книгу. Когда авторъ говоритъ, что многочисленный классъ поземельныхъ собственниковъ по Франціи объясняется только переходомъ въ эпоху революціи 1793 г. значительнаго количества земли въ руки народа, или что концентрація поземельной собственности въ Германіи находятся въ связи съ характеромъ отношеній верховной власти къ дворянству, что Бранденбургъ дѣйствовалъ рѣшительнѣе въ интересахъ крестьянъ и т. д., что размѣры рабочей платы, опредѣленной властями, были выше рыночной, то съ этимъ нельзя согласиться, потому что, во-первыхъ, во Франціи, какъ это доказано Токвилемъ и новѣйшими изслѣдованіями, далеко до революціи преобладала мелкая собственность; во-вторыхъ, въ Германіи, именно на сѣверѣ, въ странѣ Бранденбурговъ, распространено крупное землевладѣніе и, въ-третьихъ, рабочая плата искусственно понижалась, а не возвышалась въ теченіе нѣсколькихъ (отъ XIV до XV11 в.) вѣковъ, какъ это доказываютъ Марксъ и Роджерсъ, Характеристика физіократовъ кажется намъ еще менѣе вѣрной. Когда авторъ говоритъ, что сна всю предшествовавшую исторію человѣчества, равно какъ и на современный порядокъ вещей, они смотрѣли, какъ на невѣжество въ отношеніи законовъ природы и эксплуатацію высшими классами низшихъ", то съ первой половиной этой мысли дѣйствительно можно согласиться, а вопросъ объ эксплуатаціи низшихъ классовъ высшими вовсе не имѣлъ для физіократовъ такого большаго значенія, потому что капиталистическій строй съ наемнымъ трудомъ входилъ цѣликомъ въ ихъ программу, которую г. Иванюковъ почему-то отождествляетъ съ общественными и политическими идеалами конца XVIII вѣка.

Высказывая это, мы имѣемъ въ виду лишь экономическую сторону ученія физіократовъ, которая выражена самымъ рельефнымъ образомъ въ максимахъ основателя школы, Кене. Если, поэтому, нѣкоторыя мѣста изъ сочиненій его послѣдователей и могли привести г. Иванюкова къ этой мысли, то мы все же думаемъ, что въ характеристикѣ ученія онъ долженъ былъ бы обратить вниманіе на самое существенное. Радикальныя мѣста въ сочиненіяхъ физіократовъ не мирятся со всѣмъ ихъ міросозерцаніемъ, не выходившимъ за предѣлы капиталистическаго строя, освобожденнаго, правда, отъ всякихъ преградъ въ мѣновыхъ отношеніяхъ, отъ всякихъ монополій и привилегій, но все же построеннаго на наемломъ трудѣ. Отъ идеи безпрепятственнаго обмѣна и необходимости равновѣсія во всѣхъ экономическихъ отношеніяхъ, заимствованной физіократами еще у Буагильбера, еще очень далеко до идеаловъ въ смыслѣ болѣе равномѣрнаго распредѣленія богатствъ. Достаточно припомнить, что шаблонное обоснованіе частной собственности, встрѣчаемое теперь у Сэ. Бастіа, даже у Торитона, было впервые сдѣлано физіократами. Самое характерное, именно ученіе о чистомъ доходѣ пропущено г. Иванюковымъ, а въ перечисленіи представителей этой шкоды мы не встрѣчаемъ такого крупнаго теоретика, какъ Летронь (Le Тгоепе).

Характеристика классической шкоды Смита, Рикардо и Мальтуса правильна, но нѣсколько блѣдна.

Переходя къ германскимъ экономие, г. Иванюковъ впадаетъ въ значительныя ошибки. "Штейнъ, Родбертусъ и Гильдебрандъ,-- читаемъ мы у него,-- проложили новый путь въ экономической наукѣ тѣмъ, что посмотрѣли на развившіяся въ Англіи и Франціи соціалистическія теоріи не какъ на безпочвенныя заблужденія и т. д.". Перечитавши самымъ внимательнымъ образомъ всѣ сочиненія Родбертуса, мы не нашли въ нихъ ни одного мѣста, изъ котораго можно было бы заключить, что Родбертусъ этимъ проложилъ новый путь въ Ѣаукѣ. Онъ даже и не говоритъ нигдѣ о соціалистическихъ теоріяхъ Англіи и Франціи. Родбертусъ, дѣйствительно, внесъ многое въ науку, но въ характеристикѣ, которую намъ даетъ г. Иванюковъ, мы не встрѣчаемъ именно того, что Родбертусъ сдѣлалъ. Характеристики г. Иванюкова такъ блѣдны, такъ не рельефны, что съ трудомъ узнаешь, чѣмъ именно выдвинулся тотъ или другой писатель, что именно внесъ онъ новаго. Такою же блѣдною является у него, между прочимъ, и личность Лассаля.

Когда же г. Иванюковъ говоритъ намъ о Марксѣ, что онъ "примыкалъ въ методологическомъ отношеніи къ исторической школѣ", то мы на это можемъ смотрѣть только какъ на случайную ошибку или недосмотръ автора, такъ какъ именно въ методологическомъ отношеніи Маркса никакъ нельзя причислить ни къ какой другой школѣ, какъ только къ англійской классической.

Переходя къ реалистической школѣ, г. Иванюковъ почему-то причислилъ къ ней Бемерта и Энгеля, т.-е. экономистовъ, не только не принимающихъ участія въ конгрессахъ катедеръ-соціалистовъ и въ своихъ теоретическихъ воззрѣніяхъ весьма далекихъ отъ Шмоллера или Вагнера, но считающихся вожаками либеральной школы и представителями конгресса нѣмецкихъ экономистовъ. Кромѣ того, мы не можемъ не прибавить, что въ этомъ очеркѣ пропущены цѣлыя шкоды, о которыхъ слѣдовало бы упомянуть.

Перейдемъ теперь къ теоріи.

Начнемъ съ опредѣленія капитала. Къ капиталу причисляются г. Иванюковымъ и средства продовольствія рабочихъ, и запасы годовыхъ продуктовъ, и предметы потребленія, отдаваемые въ пользованіе, на ряду съ матеріалами и орудіями труда, а капиталъ есть та часть имущества лица, которая произведена человѣческимъ трудомъ и употребляется для полученія съ нея дохода. По нашему мнѣнію, такое опредѣленіе вѣрно для частнаго хозяйства, и все то, что причислено къ капиталу, относится къ капиталу отдѣльнаго предпринимателя, а не къ капиталу народнаго хозяйства. Оба же эти понятія не покрываютъ другъ друга. Если бы г. Иванюковъ былъ послѣдователенъ, то при такомъ опредѣленіи капитала долженъ былъ бы придти къ необходимости признать рабочій фондъ, а это идетъ въ разрѣзъ со всей его книгой. Когда мы переходимъ къ цѣнности, то, прежде всего, наталкиваемся на трудовую цѣнность. "Уже и въ настоящее время,-- говоритъ авторъ,-- нормою мѣновой стоимости огромнаго большинства продуктовъ является количество труда, потраченное на ихъ производство, и рыночныя цѣны колеблются около этой нормы, а часто и совпадаютъ съ ней". Самъ же онъ даетъ потомъ совершенно иное опредѣленіе, по которому цѣнность опредѣляется рабочей платой и прибылью. Мы не думаемъ, чтобы рыночныя цѣны колебались около указанной выше нормы, хотя, въ то же время, утверждаемъ, что въ исторіи возникновенія цѣнности нельзя указать ничего, кромѣ труда. Весь вопросъ заключается только въ количествѣ труда, замѣнять же количество труда рабочей платой и прибылью невѣрно, и невѣрно даже въ методологическомъ отношеніи. Цѣнность продукта распадается на свои части: рабочую плату, прибыль и ренту, которыя поэтому должны быть выведены только изъ цѣнности. Суммировать же составныя части того, что еще не опредѣлено, кажется намъ неправильнымъ. Мы думаемъ, что такая двойственность помѣшала г. Иванюкову и въ другихъ частяхъ его книги.

Разъ г. Иванюковъ придерживается трудовой теоріи, ему не слѣдовало бы говорить о "производительности труда, природы и орудій производства". Для экономиста шкоды, къ которой онъ, повидимому, причиняетъ себя, производителенъ только трудъ. Природа производительна въ глазахъ натуралиста. Когда же экономистъ говоритъ объ ея производительности и ставитъ ее на ряду съ трудомъ человѣка, тогда онъ олицетворяетъ природу. Природа и орудія производства для него имѣютъ лишь то значеніе, что обладаніе ими доставляетъ управомоченному, т.-е. собственнику, часть того, что произведено трудомъ, а отъ этого до производительности еще далекъ. Говорить о производительности капитала и употреблять это слово въ такомъ же смыслѣ, въ какомъ оно примѣняется къ труду, мы считаемъ рѣшительно невозможнымъ. Не менѣе страннымъ представляется то, что г. Иванюковъ придерживается господствующаго раздѣленія капитала на основный и оборотный и, въ то же время, стоитъ За марксовское раздѣленіе на постоянный и перемѣнный.

Главы объ общинномъ землевладѣніи и о семейной формѣ производства составлены тщательнѣе другихъ и не оставляютъ желать ничего лучшаго. Но и здѣсь нельзя не замѣтить, что заключеніе главы объ общинномъ землевладѣніи не только противорѣчитъ всей главѣ, но я прямо построено на ошибочномъ основаніи. Неужели авторъ думаетъ, чти проектируемая имъ наслѣдственная аренда имѣетъ преимущества предъ общинной формой собственности?

Послѣдняя глаза книги -- "Капиталистическая форма хозяйственнаго предпріятія" представляетъ сжатый очеркъ экономической организація древняго міра и среднихъ вѣковъ и болѣе обстоятельный очеркъ современнаго хозяйства, составленный по Марксу, который изложенъ г. Иванюковымъ весьма ясно и удобопонятно. Но и здѣсь мы не можемъ не замѣтить, что отождествленіе прибавочной стоимости съ прибылью не мирится съ тѣмъ, что Марксъ разумѣетъ подъ прибавочной стоимостью и что въ политической экономіи извѣстно подъ прибылью.

Когда мы переходимъ къ обмѣну, то насъ, прежде всего, поражаетъ, что въ этомъ отдѣлѣ многіе вопросы рѣшаются совершенно иначе, чѣмъ въ отдѣлѣ производства. Мы не можемъ согласиться съ тѣмъ, "что доля, которую получаютъ всѣ классы общества изъ ежегодно производимаго національнаго продукта, опредѣляется существующими въ данное время въ данной странѣ условіями обмѣна". Мы думаемъ, что не условія обмѣна, а частная собственность на землю и капиталъ играютъ при этомъ первенствующую роль. Мы никакъ не можемъ согласиться и съ тою мыслью, что "въ каждомъ отдѣльномъ предпріятіи обрабатывающей промышленности стоимость производства слагается, главнымъ образомъ, изъ количества труда, а въ хозяйствѣ, которое ведется наемнымъ трудомъ,-- изъ количества рабочей платы и проч.". По нашему мнѣнію, стоимость производства сводится къ труду, и только къ труду, опредѣлять же стоимость одинъ разъ трудомъ, другой разъ рабочей платой, какъ уже выше было указано, только затемняетъ вопросъ.

Въ отдѣлѣ о деньгахъ мы, къ удивленію, не находимъ ни слова о вліяніи количества денегъ на цѣны товаровъ,-- вопросъ, прекрасно выясненный у Маркса, противупоставляющаго теорію Стюарта количественной теоріи Монтескьё, Юма и Рикардо.

Мы не можемъ согласиться съ опредѣленіемъ, по которому моментъ довѣрія играетъ существенную роль. Въ этомъ случаѣ мы можемъ сослаться на обстоятельный разборъ различныхъ опредѣленій кредита у Книса. Гдѣ, спрашивается, моментъ довѣрія въ реальномъ кредитѣ, въ ссудахъ подъ движимое имущество или въ принудительныхъ государственныхъ займахъ,-- въ займахъ для спекулятивныхъ цѣлей? Далѣе, столь важный вопросъ, какъ вопросъ о томъ, создаетъ ли вредить капиталъ, какъ это думаютъ Маклеодъ, Резлеръидаже Родбертусъ, остается безъ отвѣта.

Въ главѣ о поземельной рентѣ мы читаемъ: "Свойства почвы, которыми обусловливается плодородіе, суть на дѣвственныхъ почвахъ всецѣло даръ природы, на почвахъ воздѣланныхъ -- частью даръ природы, частью результатъ вложеннаго въ землю труда". Такой взглядъ, конечно, вполнѣ простителенъ въ обыденной рѣчи, но экономистъ, стоящій за трудовую теорію, такъ разсуждать не можетъ, потому что для него все, что даетъ земля, есть результатъ труда, и только труда, который въ одномъ случаѣ можетъ лишь быть болѣе производителенъ, а въ другомъ -- менѣе производителенъ. Опредѣленіе поземельной ренты, что "она есть доходъ, проистекающій изъ факта собственности на землю", кажется намъ неудачнымъ, потому что собственникъ часто получаетъ не только поземельную ренту, но и прибыль, иногда даже часть рабочей платы. То, что собственникъ получаетъ, составляетъ, правда, его доходъ, но въ этотъ доходъ входятъ различныя составныя части. Для того, чтобы подобное явленіе имѣло мѣсто/ необходимо только, чтобы количество земли, отдаваемой въ аренду, было ограничено и арендаторъ согласился бы жертвовать прибылью на свой капиталъ, даже частью рабочей платы, лишь бы имѣть поле для приложенія труда. Именно это мы видимъ въ Ирландіи, въ нѣкоторыіъ частяхъ Франціи и Германіи и даже мѣстами у насъ. Такое явленіе возможно и имѣетъ мѣсто безъ всякаго возвышенія цѣны сырья.

Если бы г. Иванюковъ задался скромною цѣлью составить учебникъ, который далъ бы возможность публикѣ познакомиться съ основными началами политической экономіи, то и тогда мы считали бы себя въ правѣ указать на тѣ недостатки, ту непослѣдовательность, которые значительно вредятъ книгѣ. Но г. Иванюковъ задался болѣе обширной задачей: "изслѣдованіе закономѣрности важнѣйшихъ экономическихъ явленій современнаго европейскаго общества и условій ихъ развитія" составляетъ задачу сочиненія, а изслѣдуя причинную связь экономическихъ явленій, онъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, указываетъ процессъ развитія типическихъ хозяйственныхъ формъ, чрезъ что выясняются основанія для полученія, въ отношеніи любаго (?!) явленія,[отвѣтовъ на "цѣлый рядъ вопросовъ и т.д." Намъ нечего и прибавлять, что этого авторъ не выполнилъ и выполнить не могъ, такъ какъ экономическая наука далеко еще не достигла, по нашему мнѣнію, такого состоянія, чтобы можно было прослѣдить исторію развитія, условія существованія и исчезновенія институтовъ, а тѣхъ менѣе получить на это отвѣтъ въ отношеніи любаго явленія.

Было бы несправедливо, если бы мы, остановившись на недостаткахъ книги, не сказали ничего о несомнѣнныхъ ея достоинствахъ, благодаря которымъ распространеніе ея среди нашей публики было бы очень желательно. Если мы позволили себѣ отнестись критически къ нѣкоторыхъ частямъ книги и не согласиться съ нѣкоторыми изъ высказанныхъ въ ней взглядовъ, то это еще не значитъ, чтобы мы распространяли это на всю книгу. Мы не желали бы, по крайней мѣрѣ, чтобы рецензія наша произвела такое впечатлѣніе.

Г. Иванюковъ ввелъ въ свою книгу отдѣлы, которыхъ прежде въ курсы не вводили, а, между тѣмъ, эти отдѣлы очень важны и интересны, особенно для русской публики. къ такимъ отдѣламъ относится чрезвычайно обстоятельная глаза объ общинномъ землевладѣніи и прекрасная глаза о кустарныхъ промыслахъ, написанная тверскимъ статистикомъ Покровскимъ. Воспользовавшись новѣйшей статистикой, русской и западной, г. Иванюковъ прекрасно иллюстрируетъ современное состояніе промышленности, взаимное отношеніе между классами, общества съ развитіемъ производительности труда и иногда даже модифицируетъ основныя теоремы, какъ онѣ были установлены англійскими классиками. Вопреки распространенному со времени Рикардо убѣжденію, онъ основательно доказываетъ, что, съ увеличеніемъ населенія и развитіемъ культуры, рента землевладѣльца увеличивается только абсолютно, относительно же, т.-е. какъ доля національнаго дохода, становится все меньше и меньше, доля же капиталиста увеличивается и абсолютно, и относительно, и что съ этимъ не находится въ противорѣчіи наблюдаемое повсюду пониженіе уровня процента. Особенно должны мы быть благодарны г. Иванюкову еще и за то, что онъ нигдѣ не забываетъ интересовъ публика, для которой пишетъ, знакомитъ насъ съ положеніемъ рабочихъ на мануфактурахъ, заводахъ и фабрикахъ нашего отечества но новѣйшимъ даннымъ и принимаетъ во вниманіе тѣ особенныя условія, среди которыхъ мы живемъ а отъ которыхъ зависитъ то или иное рѣшеніе вопроса. Обсуждая, напримѣръ, вопросъ о свободѣ внѣшней торговли и протекціонизмѣ, онъ не ограничивается принципіальнымъ рѣшеніемъ, а дѣлаетъ оцѣнку нашего протекціонизма и показываетъ, къ какимъ неблагопріятнымъ послѣдствіямъ онъ приводитъ у насъ. Кромѣ того, мы должны отмѣтить еще то., что, при оцѣнкѣ экономическихъ явленій, г. Иванюковъ принимаетъ въ разсчетъ интересы всѣхъ классовъ общества; онъ не отождествляетъ интересовъ крупныхъ собственниковъ съ интересами страны, а принимаетъ во вниманіе интересы мелкихъ собственниковъ и мелкихъ промышленниковъ, и особенно низшихъ рабочихъ классовъ. Такимъ же духомъ проникнуты и предложенія и проекты реформъ, осуществленіе которыхъ онъ считаетъ полезнымъ для нашего отечества. Вся книга проникнута, такимъ образомъ, весьма симпатичной тенденціей поднять умственный, нравственный и матеріальный уровень низшихъ классовъ и дать имъ возможность принять участіе въ тѣхъ благахъ, которыя связаны съ болѣе высокой культурой. Въ то же время, требованія г. Иванькова не грѣшатъ односторонностью и абсолютностью. Если ко всему этому прибавить легкое, хорошее изложеніе, благодаря которому книга читается безъ особеннаго напряженія, мѣстами даже съ удовольствіемъ, то мы придемъ къ заключенію, что книга найдетъ обширный кругъ читателей и несомнѣнно принесетъ пользу русской публикѣ.

М. Герценштейнъ.

"Русская Мысль", кн. V, 1885