Линь Шарль-Жозеф Де - Два письма Принца де Линя

Два письма Принца де Линя.

Письмо къ Екатеринѣ
(писанное въ Сарскомъ селѣ, послѣ разговора съ Императрицею.)

Ваше Величество были виноваты и много виноваты вчера ввечеру! Не дѣломъ -- это невозможно; а словомъ -- это имѣетъ нѣкоторую вѣроятность. Было уже поздно -- и я не хотѣлъ спорить: это позволено только въ каретѣ. Къ тому же передъ Вами стояли три или четыре чудака, въ голубыхъ, красныхъ и полосатыхъ лентахъ; что бы могли подумать эти господа, когда бы я при нихъ осмѣлился противорѣчить Самодержавной Владычицѣ всея Россія!.. -- Въ чемъ же мой проступокъ, спросите Вы? -- Вотъ въ чемъ, Ваше Величество! Разсуждая о своемъ правленіи, Вы сказали: все это могло бы идти гораздо лучше, когда бы я была мужчиною. Можно ли такъ говоришь? Что естьли бы Ваши предшественницы, Анна и Елисавета, были мужчинами: какое жалкое царствованіе мы бы тогда увидѣли. A онѣ царствовали не безъ славы. И вѣкъ Елисаветы былъ блестящимъ: при ней почти изгладились послѣдніе слѣды варварства. Но тотъ, кому бы вздумалось напомнить Вашему Величеству объ этомъ блестящемъ вѣкѣ для того единственно, чтобы мы могли почувствовать все чрезвычайное превосходство передъ нимъ Вашего -- тотъ, надобно признаться, сочинилъ бы самый забавный мадригалъ: сравненіе Вашего царствованія съ первыми двумя былобы не иное что, какъ странная эпиграмма или ложь. Великій человѣкъ, одѣтый какъ Ваше Величество, гораздо лучше для: меня великаго человѣка съ саблею при бедрѣ, между прочимъ и потому, что эта сабля могла бы подъ часъ очутиться въ правой рукѣ его, что почитаю полезно только тогда, когда престолъ его нѣсколько пошатнется... но развѣ не лучше поддерживать престолъ свой, какъ Ваше Величество, сильною рукою? Въ Царѣ-мужчинъ весьма не рѣдко замѣчаютъ охоту быть Героемъ -- охота, похвальная въ насъ вѣрноподданныхъ, но очень опасная въ Государѣ, ибо она подвергаетъ его зависти собственныхъ его полководцевъ, несогласіямъ въ собственной его арміи, безпорядкамъ, и (чего Боже избави!) лишенію престола. Тогда великій человѣкъ мало по малу теряется изъ виду, и уступаетъ мѣсто щастливому завоевателю, который иногда и самъ бываетъ щастливымъ завоеваніемъ. Дворъ его нѣсколько отзывается военнымъ лагеремъ, ибо онъ приноситъ въ него съ собою суровость своихъ походовъ, недовѣрчивость, досаду, высокомѣріе. Кто знаетъ, что бы случилось съ великимъ человѣкомъ-женщиною, когдабы онъ былъ великимъ человѣкомъ-мужчиною? Я вижу, что Ваше Величество хотѣли бы сдѣлаться Императоромъ всея славы, какъ вы Императрицей всея Россіи -- намѣреніе похвальное и тогда, (естьли бы случилось, что Богъ побѣды, забывъ о Православной церкви, захотѣлъ покровительствовать Лютеровой или Римской) Вы бы конечно не подписали мира при Прутѣ, какъ Вашъ Великій Петръ, сдѣлавшійся невзначай Героемъ, или не убѣжали въ Турцію, какъ непріятель его Карлъ XIII. Объ этомъ нечего и говорить.

Но спрашиваю, не будучи женщиною, могли ли бы Вы имѣть сію тихую твердость, которая всегда величественна, и то спокойствіе, которое, весьма отдалено будучи отъ бездѣйствія, придаетъ Вамъ какую то благородную нѣжность, и всегда неразлучно съ размышленіемъ? Я не согласился бы отвѣчать за Ваше Величество, когда бы увидѣлъ Васъ на конѣ; но смѣло за Васъ отвѣчаю, когда Вы сидите передъ столомъ, и когда Ваша голова, исполненная высокихъ мыслей, поддерживаемая прекрасною рукою, трудится и управляетъ теченіемъ дѣлъ, иногда медленно, иногда быстро, всегда рѣшительно и вѣрно.

Товарищи мои, Таврическіе Мурзы, не такъ бы учтиво приняли мужчину, и Запорожцы, сосѣди мои, по тѣмъ землямъ, которыми Ваше Величество наградили меня, вздумали бы можетъ быть заманить въ засаду Великаго Императора, который захотѣлъ бы все видѣть собственными своими глазами. Мужчина, показываясь, теряетъ женщина выигрываетъ; смотря на нее, нечувствительно переходишь отъ удивленія къ почтенію, и наконецъ къ восторгу; a естьли съ великимъ Геніемъ соединяетъ она и любезность, то дружба и безкорыстная привязанность сама собою находятъ мѣсто между почтеніемъ и восторгомъ; и ихъ не портятъ.

Какъ могъ бы я, на примѣръ, написать все это къ мужчинѣ, который всегда представляетъ себѣ, что его или обманываютъ, или осыпаютъ лестію, или хотятъ затмить какимъ нибудь талантомъ? Придворные стараются встрѣтить глаза государя, хотя и не всегда бываютъ они прекраснѣйшими глазами на свѣтѣ: напротивъ въ глазахъ Государыни заключено какое-то волшебство; желаешь обратить ихъ на себя не для того, чтобы надѣялся получить Губернаторство или ленту, на можетъ быть для нѣкотораго успѣха въ обществѣ.

Великій человѣкъ на гордомъ конѣ приводитъ въ трепетъ и Генерала, и солдата и знающаго человѣка и крестьянина. Великій человѣкъ въ открытой коляскѣ съ пятью или шестью прекрасными женщинами, его адъютантами, окруженъ восклицаніями людей вѣтренныхъ и благословеніями людей мыслящихъ. Ваше Величество, будучи мужчиною, имѣли бы пятьюдесятью тысячами болѣе подданныхъ, и увеличили бы пятью милліонами рублей свои доходы -- скажите, стоитъ ли это труда, чтобы быть мужчиною? Развѣ мало имѣете Вы и рублей и подданныхъ? Сидя въ прекрасномъ Кіоскъ Сарскаго села, Вы увеличили число и тѣхъ и другихъ; но весьма вѣроятно, что, сидя въ палаткѣ Вы бы значительно его уменьшили.

Могу ли сравнить Ваши милостивые, благотворные взоры съ тѣмъ грознымъ и ужасающимъ взоромъ, который могли бы Вы заимствовать, когда бы Сами и часто осматривали своихъ пять сотъ тысячь солдатъ, стоящихъ фрунтомъ?

Естьли, въ минуту сильнаго чувства, случается намъ въ Вашемъ присутствіи: говорить, съ полною и можетъ быть излишнею свободою, о восхитительной, величественной Екатеринѣ: то Вы берете на свою часть единственно то, что почитаете Вамъ принадлежащимъ, a остальное просто, приписываете учтивости, тогда, какъ на Вашемъ мѣстъ Государь приписалъ бы его унизительной лести Придворныхъ.

Государыня, привыкшая всѣхъ видѣть у ногъ своихъ, какъ, повелительница и женщина, менѣе расположена къ досадѣ. И могъ ли бы я, въ присутствіи Фридерика, Петра, Людовика, или Карла, обнаружить такъ смѣло свое неудовольствіе, какъ то случилось недавно, когда Ваше Величество сказали, что есть старинный Русскій законъ, по которому виновные, приговоренные къ смерти, или злодѣи, уличенные въ преступленіи, первые должны идти на приступъ! Вы поглядѣли на меня, задумались и не сказали ни слова. Бьюсь объ закладъ, что Ваше Величество никогда уже не напомните мнѣ объ этой чертѣ ужасной учености.

Каждый Государь увѣряетъ, что онъ любитъ истинну -- дѣло возможное! Но тѣ истинны, которыя слышитъ Государыня, должны болѣе и болѣе располагать ее къ довѣренности, ибо она конечно думаетъ: эти люди боятся мнѣ наскучить, боятся быть для меня непріятными и потерять свое мѣсто въ дружескомъ моемъ кругѣ -- слѣдовательно они желаютъ мнѣ добра и когда осмѣливаются говорить такимъ языкомъ со мною.

Твердость въ женщинѣ -- упрямство въ мужчинѣ; что въ первой есть снисхожденiе, лѣность, или нѣжная уступчивость, то непремѣнно въ послѣднемъ слабость. Сколько стороннихъ принадлежностей и мѣлкихъ вещей, которыхъ мы не замѣчаемъ и которыхъ слѣдствія чрезвычайно важны! Прекрасное платье Вашего Величества, изъ алаго бархата, шитое золотомъ, совсѣмъ иначе на насъ дѣйствуетъ, чемъ золотой шарфъ и сапоги со шпорами; пять крупныхъ брилліантовъ, сіяющихъ между волосами, гораздо ослѣпительнѣе шляпы, или ужасно высокой, или ужасно низкой, и всегда смѣшной. Прекрасная рука Ваша вливаетъ пламень и въ часоваго, который ее цѣлуетъ, и въ важнаго Хана-Герая. Не думаю, чтобы рука великаго человѣка-мужчины, можетъ быть сухая и некрасивая, произвела во мнѣ такое чувство; самый жаркій обожатель Великія могъ бы въ восторгъ своемъ только разбить объ нее носъ.

Желаю знать: сынъ Карла VI, представляя Венгерцамъ новорожденнаго своего Эрцгерцога, произвелъ ли бы въ нихъ то восхитительное движеніе, которое обнажило ихъ сабли за молодую, прелестную и нещастную Принцессу, двадцати четырехъ лѣтъ, какова была въ то время наша Великая Марія Терезія?

Скажу еще разъ: Ваше Величество были бы слишкомъ живымъ и пылкимъ мужчиною. Намъ ли учить Бога! Онъ знаетъ, что дѣлаетъ, и дѣла Его совершенны, Благодарите Его, что Вы женщина, и женщина болѣе нежели женщина и мужчина вмѣстѣ; благодарите Его на шестидесяти языкахъ Кавказа, на Турецкомъ Тавриды, на Персидскомъ окружностей Каспійскаго моря, на Китайскомъ окружностей великой стѣны, на Греческомъ вашихъ Грековъ, a не Вашей Церкви, ибо то Славянскій, на Нѣмецкомъ Штеттинскихъ храмовъ, на Французскомъ Валлонской церкви, и на Латинскомъ церкви Римской. Прошу Ваше Величество имѣть довѣренность къ тому, который именуя Васъ ЕКАТЕРИНОЮ ВЕЛИКОЮ, есть крестный отецъ Вашъ, живописецъ и историкъ.

Письмо къ Сегюру изъ лагеря подъ Очаковомъ.

1788, Августа.

Сижу въ палаткѣ, на берегу Чернаго моря, въ жаркую ночь, и думаю отъ безсонницы и тѣхъ чрезвычайныхъ произшествіяхъ, которымъ я свидѣтель, въ которыхъ участвую самъ.

Я видѣлъ четыре морскія побѣды, одержанныя волонтеромъ, славнымъ съ пятнадцати лѣтъ приключеніями необыкновенными. Смѣлый, прекрасный Молодой Адьютантъ Генерала, который давалъ ему множество порученій, пѣхотный Порутчикъ; Ротмистръ драгунскаго полку. Рыцарь отмститель за оскорбленія женщинамъ и строгій взыскатель за нарушеніе законовъ общежитія; предпочитающій опасное путешествіе вокругъ свѣта всѣмъ удовольствіямъ за который на минуту наградила его Царица Отаити, истребитель чудовищъ, подобно древнему Геркулесу; по возвращеній въ Европу, Полковникъ Французскаго пѣхотнаго полку и Нѣмецкаго комнаго, не зная ни слова, по Нѣмецки; Начальникъ экспедиціи, Капитанъ корабля, едва не утопленный и сожженный въ Испанской службѣ; Генералъ-Майоръ Испаніи; Генералъ трехъ Государствъ, которыхъ языка не знаетъ; одинъ изъ самыхъ блестящихъ Вицъ-Адмираловъ Россіи; неимѣющій принадлежащаго ему бытія, но въ ожиданій справедливости отъ законовъ, дающій себѣ собственное съ помощію славы... Нассау, Зигенъ происхожденіемъ, сталъ нынѣ Зигеръ, дѣлами. Вы знаете, что Siеger на Нѣмецкомъ значитъ побѣдитель. Въ Мадритѣ, не думая и не воображая, произведенъ онъ въ старинные Испанскіе Гранды; онъ Принцъ Имперій въ Германій, гдѣ земли его отданы другимъ. Если бы несправедливость не лишила его имѣнія, то онъ разточалъ бы нѣсколько времени свою необычайную пылкость на кабанахъ, a можетъ быть и на хищникахъ дичи; но скоро любовь къ опасности открыла бы ему глаза, и онъ узналъ бы, что настоящее имя его есть воинъ.

Какое же очарованіе этаго человѣка? Шпага волошебный его жезлъ; собственный его примѣръ служитъ ему вмѣсто заклинаній, и шпага же вмѣсто переводчика, ибо ее одну употребляетъ онъ для проведенія кратчайшей линіи, когда надобно нападать. Глаза, иногда столь же ужасные для друзей, какъ и для непріятелей, объясняютъ остальное. Его распоряженіе въ быстротѣ взора; дарованіе въ той опытности, которую доставило (ему неутомимое рвеніе, его наука въ повелѣніяхъ краткихъ, сильныхъ и ясныхъ, которыя раздаетъ онъ передъ началомъ сраженія, всегда понятныхъ и легко переводимыхъ, его достоинство въ правильности мыслей; его способы въ томъ великомъ характерѣ, который ярко блистаетъ на прекрасномъ его лицѣ, и наконецъ его успѣхи въ томъ мужествѣ тѣла и духа, которому нѣтъ сравненія.

Вижу предводителя арміи {Потемкинъ.} лѣниваго по наружности, но трудящагося безпрестанно. Колѣна служатъ ему столомъ, a пальцы гребнемъ; онъ вѣчно лежитъ, но день и ночь не знаетъ сна, ибо его усердіе къ обожаемой имъ Государынѣ всякую минуту его мучитъ, ибо каждый пушечной выстрѣлъ, не въ него попадающій, терзаетъ его, заставляя думать, что имъ убитъ который нибудь изъ его подчиненныхъ. Онъ робокъ за другихъ, и смѣлъ за себя; останавливается подъ сильнымъ огнемъ батареи, для раздачи приказовъ, но болѣе Улиссъ, нежели Ахиллъ; онъ безпокоенъ, въ ожиданіи опасностей, и веселъ, будучи окруженъ ими; нещастенъ отъ чрезвычайнаго щастія; всемъ наскучилъ) всемъ очень скоро можетъ наскучить; сухъ и непостояненъ; глубокій философъ, искусный Министръ, великій Политикъ, ребенокъ двенадцати лѣтъ; не мстителенъ, проситъ прощенія въ сдѣланной имъ обидѣ; скоро и охотно заглаживаетъ несправедливость, думаетъ вѣрить въ Бога, и боится Дьявола, который кажется ему даже сильнѣе и толще Князя Потемкина; одною рукою подаетъ знакъ прекрасной женщинѣ, другою крестится; складываетъ руки передъ образомъ Богоматери, и обнимаетъ ими прелестный станъ своей любовницы; осыпанъ многочисленными дарами своей Великой Владычицы, но раздаетъ ихъ всѣ и въ одну минуту; получаетъ въ подарокъ отъ Императрицы деревни, возвращаетъ ихъ Ей, или платитъ Ея долги, не говоря Ей о томъ ни слова; продаетъ обширныя помѣстья, которыя выкупаетъ для того, чтобы построить въ нихъ колонаду, или развести Англійскій садъ, и снова продать ихъ другому; играетъ безпрестанно, или совсѣмъ не играетъ; любитъ лучше дарить, нежели уплачивать долги свои; страшный богачь, и никогда не имѣетъ въ кармамъ копѣйки; чрезвычайно подозрителенъ, довѣрчивъ какъ младенецъ; ревнивъ, благодаренъ, угрюмъ и шутливъ; легко предубѣждаемъ во вредъ или въ пользу, и также легко забываетъ предубѣжденіе; говоритъ о Богословіи съ Генераломъ, о Тактикѣ съ Архіепископомъ; никогда не читаетъ, но старается проникнуть въ тѣхъ, съ которыми говоритъ, или противорѣчитъ имъ, для того, чтобы узнать отъ нихъ болѣе; нахмуренъ какъ дикарь, или плѣняетъ веселымъ лицомъ своимъ; то милъ, то отвратителенъ въ обхожденіи; то гордый Сатрапъ Востока, то самый любезный изъ Придворныхъ Людовика XIV; подъ личиною жестокости имѣетъ самое нѣжное сердце, работаетъ, спитъ и располагаетъ время свое какъ вздумается; прельщается всемъ, какъ Младенецъ; во всемъ отказываетъ себѣ, какъ великій человѣкъ, умѣренъ, хотя покажется жаднымъ; грызетъ ногти, яблоки и рѣпу; ворчитъ или смѣется; дразнитъ, кривляется и бранится; проказничаетъ или молится; поетъ или думаетъ; призываетъ съ тѣмъ, чтобы отослать, велитъ собраться своимъ Адъютантамъ, и не говоритъ имъ ни слова, лучше другихъ сноситъ ужасный жаръ, но кажется, думаетъ объ однѣхъ только прохладныхъ баняхъ, смѣется надъ холодомъ, показывая, что не можетъ обойтись безъ шубы; вѣчно въ одной рубашкѣ, или въ богатомъ Фельдмаршальскомъ мундирѣ; съ босыми ногами, или въ прекрасныхъ вышитыхъ золотомъ туфляхъ; иногда безъ шляпы, въ дурномъ халатѣ, подъ сильнымъ ружейнымъ огнемъ, иногда въ великолѣпной епанчѣ, во всѣхъ орденахъ, съ тремя звѣздами, и съ портретомъ Императрицы, осыпаннымъ крупными бриліянтами, которые какъ нарочно выставлены для пушечныхъ ядеръ. Дома -- сутулистъ, горбатъ и скорченъ въ дугу; великъ, прелестенъ, гордъ, благороденъ, исполненъ величія, очарователенъ, словомъ, Агамемнонъ посреди Греческихъ Царей, когда является своей арміи.

Какое же его волшебство? Геній, геній и геній! Врожденный умъ, прекрасная память, высокость духа, тонкости безъ всякаго коварства, щастливая примѣсь какого-то единственнаго своенравія, которое въ хорошія минуты привлекаетъ къ нему сердца, неограниченное великодушіе; искуство награждать пріятно и по мѣрѣ заслуги, вѣрное чувство, даръ угадывать то, чего онъ не знаетъ, и наконецъ глубокое знаніе человѣческаго сердца.

Вижу родственника Екатерины {Принцъ Ангальтъ-Бернбургъ.}, который сначала можетъ показаться послѣднимъ изъ Офицеровъ ея арміи; такова его скромность и великая простота! Онъ все, и не хочетъ казаться ни чѣмъ; въ немъ соединены всѣ дарованія, всѣ возможныя качества; онъ влюбленъ въ должность свою и въ ружейные выстрѣлы; часто ввергается въ излишнюю опасность; любитъ выставлять другихъ и уступать имъ принадлежащее одному ему; нѣженъ умомъ и сердцемъ; имѣетъ тонкій и вѣрный вкусъ; любезенъ, кротокъ; ничто не можетъ ускользнуть отъ его замѣчанія; скоръ на отвѣты; все быстро объемлетъ умомъ своимъ; твердъ въ своихъ правилахъ, снизходителенъ ко мнѣ одному, но строгъ къ себѣ и къ другимъ; чрезвычайно ученъ и -- словомъ, наполненъ истиннымъ геніемъ военнаго человѣка.

Вижу феноменъ, изъ вашего края -- и что еще лучше, феноменъ очень милый. Это Французъ трехъ вѣковъ: онъ имѣетъ Рыцарскій духъ одного, пріятность другаго, веселость нынѣшняго. Францискъ І, Великій Конде и Маршалъ Саксонскій захотѣли бы имѣть подобнаго ему сына. Онъ вѣтренъ какъ стрекоза, въ минуту самой ужасной канонады; безпрестанно шумитъ, безжалостный пѣвунъ, всякую минуту жужжитъ мнѣ на ухо лучшія аріи Французскихъ Оперъ; читаетъ сумасшедшіе стихи подъ сильнымъ огнемъ, и судитъ о вещахъ какъ невозможно лучше. Война его не восхищаетъ, но жаръ его есть тотъ милый жаръ, который мы чувствуемъ при концѣ ужина, въ веселомъ разговорѣ, отъ нѣсколькихъ бутылокъ Шампанскаго и Мадеры, и только тогда, подмѣшиваетъ онъ воды въ свое вино, когда объявляетъ вамъ приказъ, или сказываетъ свое маленькое мнѣніе, или готовится что нибудь исполнить. Онъ отличился на трехъ морскихъ сраженіяхъ, которыми Нассау Зигеръ угостилъ Капитана-Пату; я видѣлъ его на всѣхъ вылазкахъ Янычаръ, на всѣхъ ежедневныхъ сшибкахъ со Спагами; онъ получилъ двѣ раны. Будучи Французомъ въ душѣ, онъ Руской по своей подчиненности и порядочному образу дѣйствія, любезенъ, любимъ; словомъ, милый Французъ, милый и храбрый дитя, пріятный Придворный Людовика XIV: все это называютъ у насъ Рожеромъ де Дамасомъ.

Вижу Рускихъ, которымъ скажутъ: будьте вы то т то, и они сдѣлались то и то; которые учатся свободнымъ искуствамъ, какъ Лѣкарь по неволѣ писать рецепты; которые все, что вы ни вздумаете; солдаты, матросы, егери, попы, драгуны, музыканты, инженеры, актеры, кирасиры, повара, живописцы, хирурги, и прочее, и прочее.

Вижу Рускихъ, которые поютъ и пляшутъ въ траншеѣ, гдѣ нѣтъ имъ никогда смѣны, подъ пулями, по колѣно въ грязи, или въ сугробахъ снѣгу; они переимчивы, на все искусны, любятъ чистоту, внимательны, послушны, и зная читать въ глазахъ начальниковъ свою должность, предупреждаютъ ихъ повелѣнія.

Вижу Турковъ, которымъ отказываютъ въ искуствѣ военномъ, и которые, не смотря на то, ведутъ войну по нѣкоторой методѣ: разсыпны для того, чтобы артиллерія и выстрѣлы ружейные имъ не вредили; стрѣляютъ съ чудесною мѣткостію въ самые густые ряды, и такою стрѣльбою умѣютъ прикрывать всѣ свои маневры; или спрятаны въ лощинахъ, въ горныхъ разсѣлинахъ и на деревьяхъ, или бѣгутъ толпою съ маленькимъ знаменемъ, которое спѣшатъ вынести впередъ и воткнуть въ землю, чтобы выиграть мѣсто: первый рядъ стрѣляетъ на колѣняхъ и выстрѣливъ, изчезаетъ; задніе становятся передъ ними, стрѣляютъ въ свою очередь, спѣшатъ уступить мѣсто первымъ, и такимъ образомъ смѣняются до тѣхъ поръ, пока ихъ рой не понесется далѣе и снова не водрузитъ, впереди своего знамени. Вообразите громкіе вопли, множество дикихъ голосовъ, ревущихъ: алла, алла, алла! ободрительныхъ для Музульманъ, ужасающихъ Православнаго; вообразите множество отрубленныхъ головъ, и вы согласитесь, что это картина ужасная! -- И все то, что я вижу, не можетъ назваться по справедливости чрезвычайнымъ?

Съ фран. Ж.

"Вѣстникъ Европы", No 21, 1809