Книговод

Острова Южного океана

Герштеккер Фридрих


   

ОСТРОВА ЮЖНАГО ОКЕАНА.

(Изъ путешествій Герштекера).

Статья первая.
МАЯО.

   13-го и 14-го февраля постоянно дулъ восточный вѣтеръ. Мы находились близь Острововъ Товарищества. Кромѣ небольшой англійской шкуны, мы не встрѣтили ни одного паруса.
   Жизнь наша проходила довольно-однообразно. Киты болѣе не показывались; и такъ-какъ восточный вѣтеръ не утихалъ, то мы подвигались впередъ весьма-медленно. Нашимъ единственнымъ препровожденіемъ времени была ловля бонитовъ; но и эти стали теперь гораздо-робче и только изрѣдка удавалось намъ поймать одного изъ нихъ. Впрочемъ, у насъ еще оставался запасъ этой рыбы, пойманной за нѣсколько дней и развѣшенной, для просушки, поваромъ подъ китоловную лодку, чтобъ на нее не падалъ лунный свѣтъ; нѣсколько рыбъ мы прокоптили и онѣ были удивительно-вкусны, такъ-что въ одинъ прекрасный вечеръ мы съѣли ихъ препорядочное количество. Наказаніе не замедлило послѣдовать и мы вскорѣ увѣрились, что не только лунный свѣтъ можетъ отравить рыбу, но что этому содѣйствуетъ и воздухъ.
   Спустя полчаса послѣ ужина я почувствовалъ необыкновенный жаръ въ вискахъ и сильную головную боль. Лицо у меня распухло и жилы на лбу, казалось, хотѣли лопнуть. Другіе смѣялись надо мною, но радость ихъ была недолговременна: не прошло и четверти часа, какъ у нихъ обнаружились гѣ же признаки, въ-особенности же баталеръ могъ выставить свою голову хоть на-показъ. Во всякомъ случаѣ, виною тому была рыба, потому-что только тѣ, которые употребляли ее, чувствовали послѣдствія, бывшія, впрочемъ, непродолжительными.
   Черезъ нѣсколько дней мы подъ-вечеръ приблизились къ одному изъ острововъ. Чтобъ въ темнотѣ не наткнуться на непредвидимые рифы, которые постоянно образуются въ этой части Океана, въ-особенности около твердой земли, мы повернули отъ острова еще до полуночи и къ утру находились отъ него только въ нѣсколькихъ миляхъ.
   Читатель можетъ себѣ представить, съ какимъ нетерпѣніемъ ожидалъ я восхода солнца, потому-что, послѣ долгаго странствованія почти на-авось, наступила наконецъ минута, когда я долженъ былъ опять выйдти на землю, землю совершенно для меня чуждую, по всей вѣроятности обитаемую только дикими племенами. Какъ я буду ими принятъ?
   Островъ былъ неточно означенъ на англійской картѣ подъ именемъ "Чарльза Сондерса", и мы не знали, обитаемъ ли онъ; часть острова, которую мы увидали прежде всего, былъ длинный низменный холмъ; при нашемъ приближеніи мы замѣчали, что направо и налѣво отъ этого холма шли низкіе коралловые рифы, густо-поросшіе кокосовыми деревьями и другими тропическими растеніями, и могъ ли я рѣшиться безъ дальнѣйшаго изслѣдованія выйдти здѣсь на землю со всѣмъ своимъ багажемъ? Подъѣхавъ ближе, мы замѣтили дымъ, выходившій изъ кустовъ, на одномъ концѣ острова. Этого-то я и желалъ: гдѣ дымъ, тамъ должны быть и люди. Пользуясь совершеннымъ штилемъ, капитанъ корабля приказалъ спустить лодку и ѣхать къ острову. Теперь онъ опять принялся увѣщевать меня не подвергать напрасно опасности жизнь и имущество, и дружески предлагалъ отвезти меня обратно на Сандвичевы Острова, если я откажусь отъ своего предпріятія. Вообще капитанъ Гейнъ во время всего путешествія обходился со мной весьма-дружески и чистосердечно и оставался такимъ до послѣдней минуты; по кокосовыя пальмы уже сильно подѣйствовали на весь мой организмъ; казалось, я уже слышалъ ихъ шумъ, я находился отъ нихъ на ружейный выстрѣлъ, и мнѣ совѣтовали воротиться. Еслибъ я даже зналъ, что на островѣ живутъ людоѣды, и тогда попытался бы; по воротиться мнѣ не приходило и на мысль.
   Итакъ прощай мой старый Александръ Барклей (корабль)! Вещи мои уже спущены въ лодку; старому китолову и четыремъ гребцамъ приказано было отвезти меня на островъ и, если возможно, запастись тамъ фруктами. Матросовъ капитанъ не послалъ со мною изъ опасенія, что они разбѣгутся... Еще разъ прощайте всѣ! Капитанъ искренно пожалъ мнѣ руку и слѣдующая минута застала меня уже на пути.
   Легкая лодка, гонимая гибкими веслами въ полномъ смыслѣ слова, летѣла по зеркальной поверхности моря и уже простымъ глазомъ можно было разглядѣть въ-подробности пальмы на берегу. Въ самой близи замѣтили мы наружные рифы, которые, какъ у всѣхъ прочихъ острововъ Южнаго Океана, окружаютъ материкъ на нѣсколько миль и о которые прибой моря съ ревомъ разбивается въ пѣну. Къ острову можно подойдти чрезъ эти рифы только узкими проходами, и большіе корабли только у нѣкоторыхъ изъ нихъ находятъ грунтъ, годный для якоря.
   Но меня удивляло то, что не было видно ни одного каноэ, которыя обыкновенно встрѣчаютъ корабли за десять и болѣе англійскихъ миль. Когда мы подъѣхали къ самому прибою, и отъискивали въ немъ проходъ, оттуда выѣхали два каноэ съ туземцами и въ то же время вдали показались еще два, которыя ставили на рифахъ маленькій флагъ -- знакъ въѣзда.
   Туземцы, увидѣвъ, что мы не приближались къ нимъ и даже не обращали особеннаго вниманія на ихъ киванья, быстро проѣхали въ своихъ каноэ чрезъ бурунъ и гребли за нами. То были свѣтлокоричневые, здоровые люди, вл" выбойчатыхъ рубахахъ, у которыхъ одинъ платокъ былъ повязанъ на головѣ, а другимъ прикрыты бедра. Ихъ дружественное Joranna! Joranna bo-y! уже издали доходило до нашего слуха.
   Мы держались на веслахъ, поджидая ихъ. Скоро они подъѣхали къ намъ, и одинъ изъ нихъ, говорившій сильно-ломанымъ англійскимъ языкомъ, кажется, очень гордился своимъ знаніемъ.
   Первый шкиперъ "Александра Барклея", долго странствовавшій по Южному Океану и понимавшій новозеландскій и Сандвичевъ языки, старался съ помощью ихъ завести разговоръ; но нарѣчія слишкомъ отличались другъ отъ друга, и, худо ли, хорошо ли, мы должны были обратиться опять къ дикарю-переводчику, страшно-коверкавшему англійскій языкъ.
   -- Plenty fruit here? спросилъ шкиперъ дикаря, ѣхавшаго теперь рядомъ съ нами.
   -- Good morni morni, было дружескимъ отвѣтомъ.
   -- Plenty fruit? крикнулъ вторично шкиперъ.
   Индіецъ поднялъ одинъ палецъ и сказалъ:
   -- Aita, one mile!
   -- Чортъ тебя побери! проворчалъ морякъ: -- кокосовые орѣхи?
   -- Eh! Eh! радостно воскликнулъ теперь индіецъ, понявъ это: -- Heari, heari, too much, too much.
   -- Слишкомъ-много? Э! засмѣялся штурманъ -- а банановъ?
   -- Eh, eh! meja, meja -- too much, too much!
   -- А апельсиновъ?
   -- Eh, eh-anani, anani -- too much, too much.
   -- А хлѣбныхъ плодовъ?
   Результатъ оставался тотъ же; народъ имѣлъ здѣсь, по объясненію этого молодца, дѣйствительно слишкомъ-много (too much) всякихъ плодовъ; и такъ-какъ дикарь теперь воображалъ, что совершенію удовлетворилъ всѣмъ нашимъ требованіямъ, то, судя по его киванью, мы должны были слѣдовать за нимъ въ проходъ чрезъ рифы. Такъ мы и сдѣлали, и скоро обитый желѣзомъ носъ нашей лодки врѣзался въ грубый, бѣлый коралловый песокъ берега Мало, какъ называли жители свой островъ.
   Итакъ мое желаніе, мое пламенное, давно-таившееся желаніе исполнилось: надо мною возвышались, въ видѣ свода, чудныя, наполненныя плодами вершины кокосовыхъ деревьевъ; подо мною блестѣлъ горячій коралловый песокъ; вокругъ меня стояли любопытные островитяне бронзоваго цвѣта и дико и радостно болтали на своемъ чудномъ языкѣ. Еще въ то время, когда я, ребенкомъ, прочелъ, или, лучше сказать, проглотилъ Робинсона Крузе, эта земля имѣла для меня такое невыразимое очарованіе, что я иногда подавлялъ горячее желаніе увидать ее, но никогда не могъ одолѣть его совершенно. На эту-то землю я наконецъ вступилъ теперь.
   Суждено ли было осуществиться здѣсь картинамъ моего воображенія? Тихое, тайное чувство, которое я до-сихъ-поръ считалъ за предчувствіе, постоянно нашептывало мнѣ: "если когда-либо ты достигнешь острововъ Южнаго Океана, съ ихъ шелестящими пальмами, то они будутъ держать тебя невыразимыми оковами; и еслибъ даже удалось тебѣ оторваться отъ нихъ, ты долженъ будешь туда опять возвратиться". Отрѣзанный отъ всякаго сообщенія съ просвѣщеннымъ міромъ, былъ ли я въ-состояніи чувствовать себя здѣсь счастливымъ, еслибъ даже былъ съ своими? Могла ли великолѣпная, роскошная природа совершенно замѣнить мнѣ то, чего я лишался?
   Любезный читатель, когда я вышелъ на землю, эта мысль потрясла мнѣ умъ и душу; но я былъ очень-далекъ отъ того, чтобъ дать ей много воли. Видѣть хотѣлъ я, видѣть и наслаждаться; къ-тому же судьба, дотолѣ меня путеводившая, заслужила мое довѣріе въ такой степени, что я, нисколько немедля, также безусловно вручилъ ей и свою будущность.
   Быстро, безъ дальнѣйшаго приготовленія, схватилъ я правую руку стоявшаго подлѣ меня и съ испугомъ осматривавшагося индійца, трясъ ее отъ души и провелъ добряка въ безграничное удивленіе своимъ проворнымъ Joranna, Joranna bo-y. Со всѣхъ сторонъ стекались теперь къ намъ находившіеся тамъ индійцы и встрѣчали насъ чрезвычайно-привѣтливо.
   Отъ индійца, говорившаго поанглійски, мы также дознались, междупрочимъ, что на островѣ живетъ бѣлый. Пока шкиперъ уговаривался о доставкѣ фруктовъ съ островитянами и старался сойдтись съ ними также въ доставкѣ дровъ, я взялъ себѣ проводникомъ молодаго парня и отправился къ дому бѣлаго. Дружески схватилъ онъ меня тотчасъ за руку и называлъ тубою или другомъ (названіемъ, которое приговаривалось къ подаркамъ бумажныхъ рубахъ, бусъ, табаку, ножей и пр.).
   Мы прошли небольшую рощу панданусовъ, казуариновъ и нѣкоторыхъ другихъ тропическихъ прибрежныхъ растеній, отличающихся чудными отростками корней въ видѣ рукъ, которыми они по всѣмъ направленіямъ цѣпляются въ рыхломъ коралловомъ пескѣ; мы вышли потомъ на совершенно-открытую, окаймленную кокосовыми пальмами равнину коралловаго песку, которую окружала лагуна, подобная небольшому озеру; отъ этой песчаной равнины и отъ коралловъ ослѣпительной бѣлизны распространялся такой сильный блескъ и жаръ, что я впродолженіе первыхъ десяти минутъ дѣйствительно ничего не могъ видѣть предъ собою и долженъ былъ закрыть глаза. Только мало-по-малу привыкло къ этому мое зрѣніе, такъ-что я былъ по-крайней-мѣрѣ въ-состояніи разсмотрѣть мѣстность, на которой находился.
   Впрочемъ, жаръ имѣлъ здѣсь свою причину: въ эти дни солнце стояло прямо въ зенитѣ; оно приближалось къ линіи отъ южнаго тропика. Сами индійцы, конечно уже привыкшіе къ климату, не могли переносить отраженія жгучихъ лучей солнца на бѣлыхъ кораллахъ и почти всѣ носили широкіе зонтики для глазъ, свитые изъ панданусовыхь листьевъ и въ формѣ схожіе съ тѣми, которые носятъ у насъ больные глазами. Моя крѣпкая натура, однакожь, дала себя знать и здѣсь; правда, вредное вліяніе ослѣпительныхъ лучей на глазные нервы было для меня гораздо-ощутительнѣе здѣсь, при этой жарѣ, чѣмъ на снѣговыхъ поляхъ Кордильеровъ, потому-что здѣсь свѣтъ луча соотвѣтствовалъ его зною; по послѣ перваго дня я не чувствовалъ ни малѣйшаго дѣйствія и даже не считалъ нужнымъ носить такой зонтикъ, несмотря на настоятельныя просьбы о томъ всѣхъ почти индійцевъ. Моя старая, весьма-легкая пуховая шляпа изъ Калифорніи была еще цѣла и оказала мнѣ и здѣсь важныя услуги.
   Впрочемъ, картина не стоила особеннаго вниманія: взоръ вездѣ встрѣчалъ густую полосу панданусовъ и кокосовыхъ пальмъ, въ которой разстилалась мелкая лагуна, и почва, состоявшая только изъ коралловаго песку, была, казалось, слишкомъ-безплодна, чтобъ вызвать обильную растительность. На небѣ не было ни одного облака и ни малѣйшій вѣтерокъ не шевелилъ даже вершинъ деревъ. Духота была страшная, тягостная.
   Неудивительно, что у меня языкъ скоро присохъ къ гортани; но новый другъ мой, которому я растолковалъ, въ чемъ дѣло такъ ясно, какъ-будто всю жизнь говорилъ на его языкѣ, тотчасъ помогъ горю. Чрезвычайно-ловко, чего я сначала вовсе не ожидалъ отъ такого вялаго, нѣсколько-лѣниваго существа, влѣзъ онъ на самую низкую кокосовую пальму, вышиною футовъ въ четырнадцать или пятнадцать, и сбросилъ оттуда около полдюжины незрѣлыхъ и въ этомъ состояніи превосходныхъ для питья орѣховъ. Несозрѣвшіе кокосовые орѣхи не имѣютъ еще много ядра и потому до-того наполнены сладкою, прохладительною, чудною водою, что, при первомъ прикосновеніи ножа, вода эта брызжетъ оттуда струею. Для утоленія жажды одного человѣка весьма-достаточно одного орѣха, потому-что въ немъ обыкновенно находится болѣе полубутылки такой жидкости.
   Обойдя маленькое озеро, мы пришли къ его истоку, который должны были перейдти въ бродъ по острымъ кускамъ коралловъ. Я перешелъ протокъ босыми ногами въ пользу единственной пары башмаковъ и вовредъ моимъ ногамъ, нисколько къ тому не приготовленнымъ. Впослѣдствіи я нашелъ, что этотъ каналъ образовывалъ другой, лучшій проходъ чрезъ мели, и что по этому проходу лодки могли подъѣзжать къ самымъ фруктовымъ садамъ туземцевъ: вотъ почему первыя два каноэ такъ усердно манили насъ къ этому мѣсту. Здѣсь увидѣли мы настоящую небольшую колонію, состоящую изъ хижинъ, скрывавшихся подъ тѣнистыми деревьями; здѣсь постигъ я впервые роскошную растительность странъ Южнаго Океана во всемъ ея великолѣпіи и красотѣ, и готовъ былъ нѣсколько часовъ сряду восхищаться этою прелестною, очаровательною картиною; по мой проводникъ не раздѣлялъ повидимому мыслей моихъ: не имѣя ни башмаковъ, ни штановъ, онъ промаршировалъ чрезъ лагуну, или каналъ, ни минуты не останавливаясь передъ домами, и объяснилъ мнѣ, что бѣлый живетъ еще далѣе, въ глубинѣ страны.
   Замѣчательно, какъ скоро могутъ понимать другъ друга люди, если только захотятъ; такъ, зная только нѣсколько словъ на его языкѣ, которымъ научился на кораблѣ отъ одного китолова, я могъ понимать почти все, что онъ говорилъ, и даже въ такой степени, что онъ пришелъ въ удивленіе и началъ задавать мнѣ вопросы. Конечно, то былъ пробный камень, и я не могъ отвѣчать.
   При продолжительномъ моемъ пребываніи какъ здѣсь, такъ впослѣдствіи преимущественно между австралійскими племенами, гдѣ на каждыхъ двадцати миляхъ встрѣчаешь почти совершенно другой языкъ, я убѣдился въ своемъ мнѣніи (которое сначала можно принять за парадоксъ, несмотря на то, что оно заключаетъ въ себѣ глубокую истину, которую подтверждали мнѣ многіе другіе путешественники), что племена, языкъ которыхъ мнѣ былъ вовсе неизвѣстенъ, понимали лучше всего, когда я съ ними говорилъ понѣмецки. Многіе, можетъ-быть, посмѣются надъ этимъ и назовутъ вздоромъ, а все-таки это фактъ, и фактъ, который объясняется самымъ естественнымъ образомъ. Когда я употребляю только нѣсколько словъ языка, на которомъ хочу разговаривать и притомъ -- готовъ биться объ закладъ о чемъ угодно -- употребляю невѣрно, или по-крайней-мѣрѣ не съ должнымъ удареніемъ, то не только собью съ толку того, которому я объясняю, но и самъ буду менѣе стараться о смыслѣ того, что я хочу сказать, чѣмъ объ отдѣльныхъ словахъ; въ этомъ случаѣ слова, какъ и движенія, должны принять характеръ совершенно-неестественный, натянутый и потому, натурально, непонятный. Если же я съ самаго начала стану объясняться съ нимъ на моемъ родномъ языкѣ, на которомъ говорю во всякомъ случаѣ бѣгло, то совершенно увѣренъ, что какъ лицо мое, такъ и тѣлодвиженія мои будутъ сообразоваться съ значеніемъ словъ, такъ-какъ слова роднаго языка слишкомъ-хорошо извѣстны, чтобъ еще обращать на нихъ вниманіе; и тотъ, съ которымъ я говорю, легко можетъ угадать, даже прочесть изъ моей мимики и движеній, если дѣло ему не слишкомъ-чуждо, то, на что я употребилъ бы только напрасный трудъ, растолковывая ему словами.
   Теперь, казалось, миновалъ самый страшный жаръ на нашемъ пути, потому-что, пройдя незначительное пространство по опушкѣ, мы достигли наконецъ до прохладной, освѣжающей тѣни густаго кокосоваго лѣса. Спотыкаясь о старые пустые кокосовые орѣхи и сброшенную шелуху и листья, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ покрывавшія землю на одинъ футъ, мы пришли къ низкому, но очень-твердому земляному валу, который окружалъ тростниковую хижину и на который можно было взойдти по кокосовымъ пнямъ, поставленнымъ въ видѣ лѣстницы.
   Здѣсь-то жилъ бѣлый, по свидѣтельству моего проводника. При видѣ меня, нѣсколько собакъ подняли лай. Немного спустя, я уже расположился въ хижинѣ, какъ дома; окруженный толпою взрослыхъ и невзрослыхъ индійцевъ, сидѣлъ я на морскомъ тюкѣ и мокалъ плодъ хлѣбнаго дерева въ соленую воду и кокосовое молоко такъ усердно, какъ-будто съ самой юности ничего другаго не дѣлалъ и выросъ на этой пищѣ вмѣсто киселя и другаго, слѣдующаго за нимъ, кушанья.
   Бѣлый обитатель хижины былъ шотландецъ (какъ то обнаруживали первыя три слова, сказанныя имъ), женившійся здѣсь на индіанкѣ -- достойный экземпляръ тѣхъ европейцевъ, которые разсѣяны по островамъ Тихаго Океана и наибольшее число которыхъ состоитъ, вѣроятно, изъ матросовъ, счастливо-ускользнувшихъ съ китоловныхъ кораблей. Эти люди, совершенно-довольные мѣстною, лѣнивою жизнью, поселяются здѣсь, женятся на туземкѣ, часто дивно-прелестной дѣвушкѣ, и дотого привыкаютъ наконецъ къ тунеядству, или къ весьма-пустой работѣ, что становятся негодными къ другой жизни и оканчиваютъ свой вѣкъ въ позднихъ лѣтахъ съ совершенно-спокойнымъ духомъ и распухшими ногами (такъ-какъ элефантіазисъ не дѣлаетъ никакого исключенія относительно европейцевъ).
   Впрочемъ, онъ принялъ меня весьма-привѣтливо. Завтракъ, состоявшій изъ давно-желанныхъ плодовъ этой прекрасной страны, былъ для меня въ эту минуту несравненно-пріятнѣе самаго вкуснаго и богатаго обѣда съ дорогими винами и десертомъ. Плодъ хлѣбнаго дерева имѣлъ вкусъ сладкой муки; кокосовый орѣхъ, замѣнявшій кофе, только-что сорванъ съ пальмы, а подлѣ лежавшіе бананы и апельсины сочны и также необыкновенно-сладки: могло ли существовать что-нибудь вкуснѣе этого для желудка, пользовавшагося въ продолженіе цѣлыхъ шести недѣль морскою пищею? Да, надобно сказать, я отдалъ полную справедливость такому завтраку; три или четыре раза шотландецъ долженъ былъ, сдѣлать приступъ, въ полномъ смыслѣ слова, чтобъ получить отъ меня свѣдѣнія, кто я таковъ, какъ мое имя, откуда я, куда намѣреваюсь отправиться, чѣмъ занимаюсь и съ какого корабля бѣжалъ.
   Прежде всего я постарался успокоить его касательно послѣдней статьи и въ легкомъ очеркѣ представилъ ему часть своей біографіи, сколько именно я находилъ это нужнымъ. Но прибывшій корабль повидимому интересовалъ его гораздо-болѣе, на что я не имѣлъ никакой претензіи; когда же онъ узналъ, что къ берегу прибыла лодка, желавшая запастись плодами и, если возможно, дровами, которыя были страшно-дороги на Сандвичевыхъ Островахъ, онъ живо одѣлся и вызвался "представить меня королю", отъ котораго я долженъ былъ получить позволеніе, если хотѣлъ остаться нѣсколько времени на островѣ. Самъ же онъ имѣлъ намѣреніе посѣтить за-одно людей съ корабля, чтобъ помочь имъ въ пріобрѣтеніи желаемыхъ вещей.
   Хижина шотландца ничѣмъ не отличалась отъ другихъ хижинъ, которыя я видѣлъ на острову у перваго канала; только нѣкоторыя мелочи обнаруживали жилище европейца. Такъ въ одномъ углу поставлена была большая кровать и надъ нею сѣть отъ москитосовъ; въ другомъ помѣщался висячій шкапъ съ тремя или четырьмя полками и пыльными книгами на нихъ, которыя, какъ я скоро удостовѣрился, состояли большею-частью изъ Библій, молитвенниковъ и трактатовъ; пыль съ нихъ повидимому не стирали съ незапамятныхъ временъ. Макъ Изингъ не любилъ читать, по-крайней-мѣрѣ такую литературу. Нѣсколько корабельныхъ ящиковъ, какіе обыкновенно бываютъ у матросовъ на корабляхъ, стояли по разнымъ сторонамъ; старая матросская куртка, "для дождливой погоды юго-западной", непромокаемая матросская шляпа и многія другія одежды висѣли по стѣнамъ -- все это придавало жилью видъ вовсе-неиндійскій.
   Жена его -- молодая, хорошенькая индіянка, съ живыми огненными глазками и полнымъ прекраснымъ тѣломъ, но съ изуродованной ногой. Впослѣдствіи мужъ сообщилъ мнѣ причину, почему онъ взялъ жену съ такой ногой.
   Но прежде всего мы хотѣли сдѣлать визитъ королю: мнѣ самому было очень-пріятно устроиться какъ-можно-скорѣе и найдти мѣсто, куда бы я могъ перенести съ берега свои вещи.
   Резиденція находилась именно тамъ, гдѣ я видѣлъ низкія миловидныя хижины подъ тѣнистыми деревьями "вы", какъ ихъ называютъ индійцы; вице-король Маяо (король живетъ на Гуагейнѣ, къ которому острову принадлежитъ и Маяо) былъ у себя и тотчасъ же далъ намъ аудіенцію.
   Король лежалъ на софѣ, сдѣланной изъ бамбуковаго тростника; голова его покоилась на колѣняхъ невѣстки, которая въ это время повидимому занималась изученіемъ галлевой системы, введенной здѣсь, вѣроятно, весьма-недавно; она тщательно разсматривала лежащую передъ ней голову и въ различныхъ мѣстахъ раздѣляла волосы, чтобъ лучше видѣть возвышенности и углубленія. При нашемъ входѣ она оставила, однакожь, свое занятіе. Король поднялся, встрѣтилъ насъ и радушно пожалъ намъ руки.
   Шотландецъ представилъ меня и я обрѣлъ милость предъ его очами. Отъ меня не требовалось даже извѣстной суммы, которая, какъ сказалъ мнѣ мой спутникъ, вносится на большей части этихъ острововъ для представленія королю въ нѣкоторомъ родѣ обезпеченія въ томъ, что чужестранецъ самъ имѣетъ деньги и не будетъ жителямъ въ тягость; меня ласково приняли, какъ посѣтителя. Шотландецъ сообщилъ мнѣ при этомъ, что онъ долженъ быль поручиться только за мое хорошее поведеніе.
   По увѣренію моего бѣлаго хозяина, законы этого уединеннаго острова были превосходны. Привозъ спиртуозныхъ напитковъ запрещенъ безусловно; вечеромъ никому не дозволялось шататься; воровство случалось весьма-рѣдко; вообще, нравственное состояніе племени отлично.
   -- Кстати, перебилъ онъ тутъ себя: -- пѣть ли на вашемъ кораблѣ спиртуозныхъ напитковъ?
   -- Кажется, есть джинъ въ ящикахъ.
   -- А! въ такомъ случаѣ можно будетъ перевезти одинъ ящикъ на островъ.
   -- Какъ же, если это запрещено?
   -- Мы ввеземъ его между вашими вещами.
   -- А если это пронюхаютъ, что весьма вѣроятно, въ такомъ случаѣ я заслужу о себѣ дурное мнѣніе индійцевъ, весьма-разсудительныхъ въ этомъ отношеніи.
   -- Не бойтесь, я поручился за васъ и устрою это какъ-нельзя-лучше.
   Мнѣ было несовсѣмъ-то ловко противорѣчить ему; впрочемъ, если онъ хотѣлъ привезти водку на островъ, это было его дѣло; я же рѣшился не принимать въ томъ ни малѣйшаго участія ни словомъ, ни дѣломъ, а еще менѣе пить водку, ввезенную такимъ образомъ.
   Между-тѣмъ подошли къ намъ люди съ лодки, оставившіе при ней только часоваго. Старый китоловъ купилъ или, скорѣе, заказалъ плоды и предложилъ дикимъ перенести ихъ на лодку, гдѣ онъ хотѣлъ заплатить имъ табакомъ, ножами или другими мелочами, сообразно съ ихъ нуждою и желаніемъ.
   Король самъ изъявилъ желаніе посмотрѣть корабль и обѣщалъ также спуститься къ тому мѣсту, гдѣ мы высадились.
   Большой процесіей отправились мы къ мѣсту нашей высадки. Здѣсь составили въ высшей степени интересную группу старый морякъ и окружавшіе его индійцы, которые нанесли сюда всевозможныхъ фруктовъ и раковинъ во множествѣ и съ жадностью желали получить за то какъ-можно-больше, между-тѣмъ, какъ шкиперъ хотѣлъ раздѣлаться съ ними дешевымъ образомъ.
   Старый китоловъ сидѣлъ подъ тѣнью густаго пандануса, подлѣ него лежали нѣсколько пачекъ съ нѣмецкимъ жевательнымъ табакомъ, ножи, выбойка, нѣсколько рыболовныхъ крючковъ и пр.; къ нему поодиночкѣ подходили туземцы съ небольшими корзинками, которыя они весьма-скоро сплетаютъ изъ одной вѣтви съ листьями кокосовой пальмы, и предлагали ему содержащіеся въ нихъ предметы: то были по-большой-части плоды хлѣбнаго дерева, бананы, апельсины и рыбы; они также принесли премиленькія раковины. Когда король прибылъ наконецъ къ берегу, торгъ былъ уже почти заключенъ и вещи снесены въ лодку.
   Невдалекѣ отъ лодки стоялъ маленькій домикъ, выстроенный весьма просто изъ косяковъ и поперечныхъ брусьевъ съ крышею, въ которомъ на-время поселились нѣсколько семействъ съ сосѣдняго острова; сюда-то перенесъ я покамѣстъ свои вещи: чемоданъ, копку, цитру, оружіе и рѣдкости съ помощью матросовъ и нѣкоторыхъ островитянъ, охотно мнѣ прислуживавшихъ. Въ это время шотландецъ отвелъ меня въ сторону и объявилъ, что хочетъ воспользоваться случаемъ побывать на кораблѣ и учинить незначительную только выпивку, и сегодня же вечеромъ непремѣнно возвратится домой. При этомъ онъ изъявилъ удивленіе объ особенности своей натуры, вслѣдствіе которой онъ никакъ не можетъ узнать времени, когда напитокъ становится для него болѣе всего пріятнымъ, именно времени, когда онъ долженъ перестать, отчего съ нимъ иногда случается головокруженіе, но пьянъ онъ не бываетъ никогда.
   Меня они также хотѣли взять съ собою, но я былъ радъ, что вышелъ наконецъ на твердую землю и могъ самъ узнать теперь жизнь индійцевъ, и отказался отъ приглашенія.
   Вслѣдъ затѣмъ началось отправленіе. Король и шотландецъ сѣли подлѣ стараго моряка; гребцы оттолкнули тяжело-нагруженную лодку отъ берега и, сильно ударивъ веслами по гладкой, какъ зеркало поверхности моря, поплыли къ кораблю, находившемуся отъ острова около 4-хъ англ. миль; позади ѣхало маленькое каноэ, также наполненное плодами, которыя туземцы надѣялись сбыть на кораблѣ; это же каноэ должно было отвезти обратно главу ихъ государства и бѣлаго человѣка.
   Я воспользовался теперь свободнымъ временемъ, чтобъ увидѣть какъ-можно-болѣе новыхъ предметовъ, которые окружили меня такъ внезапно, и въ этотъ день имѣлъ удобнѣйшій случай не только встрѣтить всѣхъ почти жителей острова вмѣстѣ, но и узнать ихъ родъ жизни и поведеніе.
   Уже во время нашей аудіенціи доложили королю, что вдали виднѣется парусь и что это, вѣроятно, давно-ожидаемая лодка, въ которой ѣдутъ ихъ родственники и друзья съ сосѣдняго острова; на мѣстѣ высадки собралась толпа островитянъ, часть которыхъ, можетъ-быть пришла и для-того, чтобъ посмотрѣть на бѣлаго чужестранца, который хотѣлъ остаться у нихъ. Маленькое судно все болѣе-и-болѣе приближалось при легкомъ вѣтеркѣ, и ясные знаки, дѣлаемые съ него, не оставляли ихъ долѣе въ сомнѣніи, что это-то и есть ожидаемая лодка. Тутъ начался восторгъ и удивительно, какъ неожиданно живы сдѣлались дикари, обыкновенно весьма-равнодушные, какъ они кивали головой и прыгали и вполнѣ предавались радости о прибытіи своихъ друзей. Едва лишь вбѣжала лодка (родъ малаго кутера съ мачтою, тоннъ въ 16--18) въ самую бухту, едва лишь носъ ея дотронулся до земли, какъ почти всѣ пассажиры выпрыгнули изъ нея; привѣтствіе друзей, съ которыми они давно разлучились, было оригинально, но во всякомъ случаѣ происходило отъ чистаго сердца и имѣло въ себѣ что-то необыкновенно-трогательное.
   Привѣтствіе жителей всѣхъ этихъ острововъ, какъ Сандвичевыхъ, такъ и Товарищества и сосѣднихъ острововъ, конечно, въ описаніи вовсе-неромантично, потому-что состоитъ ни болѣе, ни менѣе, какъ въ треніи носовъ, которое производится съ большимъ или меньшимъ рвеніемъ, смотря по тому, въ какой степени должно выразиться тѣмъ ихъ расположеніе. Это треніе носовъ было въ началѣ общимъ и при этомъ люди смотрѣли другъ другу въ лицо такъ важно, такъ трогательно, что я готовъ быль громко разсмѣяться. Но тутъ пришла мнѣ на умъ собственная разлука съ моими: если это привѣтствіе и было странно, оно все-таки проистекало изъ истиннаго чувства любви и привязанности; а гдѣ это чувство проявляется неподдѣльно, оно всегда будетъ говорить прямо сердцу, какъ бы странно ни было его выраженіе.
   Когда прошелъ первый восторгъ, семейства образовали отдѣльныя группы: возвратившійся мужъ стоялъ неподвижно, держа въ своихъ объятіяхъ жену, которая прижималась къ нему близко, близко, и давала полную свободу своимъ слезамъ: то были слезы радости. Почти всѣ мужья старались казаться твердыми и нетронутыми, но мускулы на лицѣ обнаруживали все, что въ нихъ происходило.
   Одной группы я не забуду никогда. Она состояла изъ молодаго статнаго мужчины, его жены и ребенка. Жена крѣпко прижалась къ мужу, спрятавъ голову подъ его платокъ на плечѣ, и только тихое всхлипыванье и дрожаніе всего тѣла обнаруживали ея внутреннее волненіе. Мужъ крѣпко обнялъ ее лѣвою рукою, въ правой же держалъ ея руку. Характеристически сидѣлъ у ногъ ихъ ребенокъ, маленькій мальчикъ лѣтъ трехъ. Онъ перепробовалъ всѣ способы, стараясь взобраться на отца, но до сего времени не могъ исполнить это; терпѣливо ожидая лучшей и удобнѣйшей минуты, сидѣлъ онъ теперь на землѣ, обвивъ своею крошечною ножкою ногу отца, чтобъ послѣдній ни въ какомъ случаѣ не могъ ускользнуть отъ него, прислонился своею маленькою головкою къ ногѣ отца и спокойно ѣлъ апельсинъ.
   Здѣсь представился мнѣ также случай ближе разсмотрѣть одежду туземцевъ, которая, конечно, нѣсколько отличалась отъ одежды жителей Сандвичевыхъ Острововъ. Въ Гонолулу, напримѣръ, всѣ почти женщины и дѣвушки носятъ длинное широкое платье изъ выбойки, которое падаетъ у нихъ (безъ таліи) съ плечъ до ногъ; здѣсь же это платье я замѣтилъ у немногихъ, но за-то всѣ онѣ носили платокъ черезъ бедра, большею-частью изъ выбойки, у нѣкоторыхъ -- изъ тапа, который былъ просто перекинутъ и держался посредствомъ одного конца, засунутаго за другой. Кромѣ -- того, онѣ носятъ другой платокъ, завязанный двумя верхними концами на правомъ плечѣ или спереди, на груди; но онъ ничуть не прикрываетъ всей передней части ихъ тѣла.
   Обуви не было ни у мужчинъ, ни у женщинъ, а дѣти пяти или шести лѣтъ ходили голыя по шею.
   По племени, эти островитяне существенно отличаются отъ американскихъ индійцевъ, также отъ малайцевъ, живущихъ къ западу, и даже отъ дикихъ Австраліи; болѣе всего подходятъ они къ малайцамъ, которые, однакожь, принадлежатъ къ совершенно-другому племени; но мнѣ кажется, что ихъ лучше причислить къ племени кавказскому. Въ различныхъ формахъ лица ихъ, весьма-схожихъ съ нашими, преобладаютъ признаки кавказскаго племени: по темнымъ, мягкимъ, какъ шелкъ, часто-выощимся волосамъ, открытому лбу, чистымъ глазамъ, благородному носу и тонкимъ губамъ они могутъ служить лучшими образцами послѣдняго племени. Только кожа ихъ темнѣе нашей, у большей части совершенно-коричневая; но, по моему мнѣнію, при темныхъ глазахъ и волосахъ это составляетъ скорѣе преимущество, чѣмъ недостатокъ.
   Легкая одежда, для которой эти островитяне весьма-рѣдко выбираютъ рѣзкіе и яркіе цвѣта, живописно падаетъ черезъ плечо, а гибкость и граціозность движеній придаютъ имъ естественную прелесть.
   Притомъ женщины и мужчины рѣдко украшаютъ себя отвратительными бусами, по большею-частью замѣняютъ ихъ благоуханными цвѣтами и травами своихъ острововъ, и еще рѣже увидите вы дѣвушку безъ вѣнка на головѣ, всегда надѣтаго съ величайшимъ вкусомъ. За ушами они носятъ охотнѣе всего большія красныя и бѣлыя астры въ родѣ лиліи (красная hibicus rosa sinensis, которая въ такомъ изобиліи разведена на Явѣ, бѣлая съ твердыми листьями, какъ лилія, запахомъ весьма-схожая съ нашимъ нарцисомъ), а длинные черные волосы намазываютъ благовоннымъ кокосовымъ масломъ. Но большую очаровательность придаетъ имъ ихъ необыкновенная опрятность -- и сколько хорошаго въ этомъ отношеніи могли бы перенять отъ нихъ жительницы пампасовъ! Конечно, и здѣсь бываютъ исключенія, но, дѣйствительно, исключенія въ точнѣйшемъ смыслѣ этого слова.
   Впрочемъ, въ формахъ индіанокъ я нашелъ особенность, замѣчательную въ анатомическомъ отношеніи: шириною плечъ и бедръ онѣ совершенно-схожи съ мужчинами; и какъ одежда обоихъ половъ была почти одинакова, по-крайней-мѣрѣ, на Маяо, то я никогда не былъ въ-состояніи въ-точности отличить женщинъ отъ мужчинъ на нѣкоторомъ разстояніи. Они безъ различія имѣли широкія плеча и узкія бедра.
   Когда первыя привѣтствія окончились, предметомъ ихъ бесѣды, ихъ удивленія въ этотъ день сдѣлался я съ моимъ имуществомъ; новоприбывшіе, освѣдомившись прежде всего, насколько имъ было нужно, о кораблѣ и обо мнѣ, обратились къ подробностямъ. Они были дѣйствительно какъ дѣти, которыя въ первый разъ въ жизни пришли въ нюрнбергскую игрушечную лавку и не знаютъ съ чего начать, что осматривать.
   Прежде всего обратила на себя ихъ вниманіе шкура калифорнійской пантеры съ острыми когтями и длиннымъ хвостомъ, пристегнутая къ моему чемодану. О такомъ звѣрѣ онн, казалось, не имѣли ни малѣйшаго понятія и съ особеннымъ вниманіемъ ощупывали лапы. Но каковъ былъ ихъ восторгъ, когда мнѣ, наконецъ, натурально съ невыразимымъ трудомъ, удалось поставить на колѣни одного изъ молодыхъ парней и надѣть на него шкуру, причемъ они не только могли яснѣе разсмотрѣть объемъ звѣря, но и имѣли отличнѣйшую забаву. Парень, надѣвшій шкуру, также хотѣлъ посмотрѣть на это животное, и другому слѣдовало занять его мѣсто; потомъ онъ опять желалъ влѣзть въ шкуру, вѣроятно, думая, что болѣе другаго походилъ на звѣря, затѣмъ еще кто-то старался участвовать въ этой шуткѣ и наконецъ дѣло едва не дошло до драки за честь пощеголять въ шкурѣ!
   Послѣ возни, продолжавшейся съ полчаса, шкура пантеры была въ ту же минуту отброшена въ сторону, когда я вытащилъ пару бутылокъ со змѣями и ящерицами, жуками, пауками и пр., которыя привели въ необыкновенное изумленіе жителей Сандвичевыхъ Острововъ; еще большее и сильнѣйшее дѣйствіе имѣли эти гады здѣсь. Даже мужчины сначала со страхомъ смотрѣли на стекло, осторожно трогали рукою и отдергивали ее въ ту же секунду, какъ только я подносилъ бутылку поближе къ нимъ. При этомъ они принужденно улыбались и стыдились, повидимому, своей робости; нѣсколько разъ обращались они ко мнѣ съ вопросомъ, дѣйствительно ли то были mati или мертвыя животныя. Что же касается до женщинъ и дѣвушекъ, то только послѣ неоднократнаго увѣренія въ совершенной безопасности (съ моей стороны весьма-выразительными жестами, со стороны же туземцевъ смѣхомъ и словами) удалось намъ уговорить ихъ подойдти на "разстояніе прыжка" къ паукамъ, посаженнымъ въ алькоголь, и въ-особенности къ змѣямъ; но малѣйшее движеніе стекла заставляло ихъ въ дикомъ испугѣ скрываться въ кустахъ.
   И это не было удивительно, потому-что они никогда еще не видывали змѣй и вообще такихъ гадовъ; на острову существовали двѣ породы короткихъ, маленькихъ и очень-красивыхъ ящерицъ, одна совершенно-неопасная, другая довольно-ядовитая. Если уже эта вторая ящерица была, по ихъ мнѣнію, такъ опасна, то, по всей вѣроятности, эти змѣи долженствовали быть еще ужаснѣе.
   Потомъ очередь дошла до моей цитры. Само-собою разумѣется, я долженъ былъ играть на ней и скоро около меня образовался тѣсный кругъ. Правда, настройка инструмента доставила имъ наибольшее удовольствіе: все время они прислушивались къ ней съ самымъ напряженнымъ ожиданіемъ, и когда я настроилъ цитру, они неотступно начали просить меня съиграть имъ еще что-нибудь. Одинъ островитянинъ, немного-говорившій поанглійски, служилъ переводчикомъ. Странный, рѣзко-отрывистый крикъ, на который отвѣчали нѣсколько далѣе съ берега, привлекъ къ намъ еще трехъ или четырехъ женщинъ и мужчинъ.
   Но музыка едва-ли соотвѣтствовала ихъ ожиданію; тихіе, мягкіе звуки, повидимому, не приходились по вкусу дикимъ, которые любятъ громкіе и шумящіе аккорды; но новизна и странность инструмента интересовали ихъ чрезвычайно.
   При этомъ я весьма обрадовался одному случаю, замѣченному мною здѣсь, случаю, который могъ служить вѣрнѣйшимъ доказательствомъ того, что жители этихъ острововъ были способны къ высшему образованію. Пока я игралъ нѣмецкія и шотландскія мелодіи, эти необразованные, грубые островитяне Тихаго Океана вели себя точно такъ, какъ это бываетъ при подобныхъ обстоятельствахъ въ кругу haute volée въ Германіи, Англіи, Франціи, или въ какой-побудь другой совершенно-образованной землѣ. Сначала всѣ они неистово требовали, чтобъ я имъ съигралъ что-нибудь; и какъ-только я начиналъ, заводили между собою весьма-живую и громкую бесѣду; когда я переставалъ играть, они различнѣйшимъ образомъ выражали свое одобреніе, хотя я твердо былъ увѣренъ, что половина жителей не слышала и начала.
   Послѣ музыки, или даже собственно въ то же время, очередь дошла до крышки моей охотничьей сумы, которая уже гаухамъ казалась чѣмъ-то особеннымъ. Она была покрыта кожею съ ногъ косули, у которыхъ, для украшенія, были оставлены копытца, какъ это обыкновенно бываетъ на сумахъ, и островитяне, казалось, самымъ отчаяннымъ образомъ ломали себѣ голову, откуда взялась эта чудная кожа, и, несмотря на всѣ мои пластическія описанія, не могли объяснить себѣ, изъ какого первоначальнаго вещества приготовлена была эта удивительная иностранная вещь.
   Они также были приведены въ изумленіе, но все не столько, какъ прежде, при видѣ карманнаго телескопа, который я повѣсилъ на себя. Раздвинувъ его, я пригласилъ перваго изъ нихъ посмотрѣть туда; но дикарь отскочилъ на нѣсколько шаговъ, вытянулъ руку впередъ, засмѣялся и скорчилъ рожу, какъ-будто хотѣлъ сказать: "нѣтъ, другъ любезный, мы не такъ-то глупы". Вначалѣ всѣ мои представленія были тщетны; только съ безконечнымъ трудомъ пріобрѣлъ я наконецъ довѣріе храбрѣйшаго изъ нихъ въ такой степени, что онъ нѣсколько присѣлъ и, готовясь отпрыгнуть въ ту же минуту, смотрѣлъ въ стекло на разстояніи отъ четырехъ или пяти дюймовъ, непремѣнно ожидая, что вотъ выскочить оттуда что-нибудь ужасное. Мужчинъ удалось мнѣ наконецъ уговорить, и они чрезвычайно восхищались стекломъ; но женщины не хотѣли подойдти ни подъ какимъ видомъ. Онѣ снова приблизились только тогда, какъ я сложилъ телескопъ и повѣсилъ на себя.
   Калифорнійскіе лукъ и стрѣлы, воткнутыя въ содранную лисью шкуру, замѣнявшую колчанъ, обворожили ихъ; потомъ мой поясъ съ ножомъ привелъ ихъ въ восторгъ, и, право, немного недоставало, чтобъ они выворотили и меня, ожидая найдти еще болѣе рѣдкостей.
   Табакъ и бусы, которые я раздарилъ имъ, что привело ихъ въ большее восхищеніе, вскорѣ увеличили ихъ дружбу ко мнѣ, а нѣкоторыя почтенныя старухи, вѣсомъ отъ двухсотъ до трехсотъ фунтовъ, дружески принялись за меня, начали открывать мнѣ тайны своего языка, даже хотѣли заставить меня танцевать, чего имъ, однакожь, не удалось. При этомъ я получилъ кокосовое молоко и жареный хлѣбный плодъ; даже былъ приглашенъ къ сырой рыбѣ и соленой водѣ и былъ совершенно доволенъ своей судьбой.
   Такъ незамѣтно для меня пролетѣли часы въ этомъ новомъ и чудномъ мірѣ, и солнце опускалось все ниже-и-ниже, но никакое каноэ, никакая лодка не отъѣзжали отъ корабля, стоявшаго далеко. Шотландецъ еще прежде сообщилъ туземцамъ, что мой багажъ надобно перенести въ его домъ; такъ-какъ многіе изъ нихъ жили поблизости отъ него и теперь возвращались туда, то безъ дальнѣйшихъ замѣчаній взяли мою различную поклажу и по-двое понесли ее на палкахъ. Такъ отправились мы въ путь. Мелочи же я не могъ помѣстить въ свой чемоданъ, потому-что къ нимъ рвались теперь и дѣти, и взрослые: одинъ хотѣлъ нести цитру, другой -- лукъ, третій -- колчанъ со стрѣлами и пр.; даже къ змѣямъ и ящерицамъ они привыкли дотого, что маленькая дѣвочка, схвативъ бутылку, въ полномъ смыслѣ слова помчалась съ нею, боясь, чтобъ у нея не отняли ноши.
   Скоро шли мы вдоль берега небольшаго озера, на бѣломъ коралловомъ пескѣ котораго безчисленное множество земляныхъ небольшихъ раковъ наслаждались вечернею прогулкою и при нашемъ приближеніи, грозно поднявъ клещи, медленно двигались бокомъ въ мелководье. Только-что передъ совершенными сумерками добрались мы до густаго кокосоваго лѣсочка, окружившаго насъ теперь своею мрачною тѣнью. Въ домѣ уже виднѣлся огонь: онъ горѣлъ въ половинкѣ кокосоваго орѣха съ зерномъ, въ срединѣ котораго вставлена была свѣтильня въ кокосовое масло, распространявшая довольно-яркій свѣтъ. Обитатели расположились на рогожахъ около небольшаго огня, разведеннаго только для того, чтобъ дымомъ прогнать рои москитосовъ, которые окружили насъ теперь со всѣхъ сторонъ и своимъ громкимъ жужжаньемъ перенесли меня въ сладкое воспоминаніе о берегахъ Миссиссппи.
   Одинъ изъ молодыхъ людей поймалъ на дорогѣ, въ каналообразной лагунѣ, мимо которой мы проходили, около дома короля, большаго рака, родъ морскаго паука до пяти дюймовъ въ діаметрѣ; онъ положилъ бѣдное животное, еще живое, на уголья, на которыхъ оно страдало и мучилось, по-крайней-мѣрѣ, цѣлыя десять минутъ, пока наконецъ изжарилось. Никто изъ дикарей, кажется, и не думалъ о томъ, что оно страдало; въ противномъ случаѣ, я твердо убѣжденъ, что эти добрые люди не жарили бы живыхъ пауковъ.
   Здѣсь мои вещи, разумѣется, снова подверглись осмотру; но такъ-какъ мы всѣ, повидимому, очень устали, то хозяйка дома приготовилась идти спать. Съ удивленіемъ смотрѣли туземцы, какъ я растянулъ свою койку между двухъ косяковъ дома, бросилъ туда мои покрывала, легъ самъ между ними и, несмотря на москитосовъ, надѣялся сладко уснуть. Но въ этомъ-то я и ошибся, потому-что всѣ обитатели хижины, собравшіеся около меня, были уже удивлены, когда я развернулъ койку и растянулъ ее между двухъ косяковъ; ихъ изумленіе достигло высшей степени, когда я самъ вскочилъ туда, и первымъ дѣломъ, которое мнѣ послѣ того слѣдовало исполнить, было -- опять выскочить оттуда, потому-что въ нее хотѣло влѣзть и все семейство, а за нимъ сосѣди и родственники сосѣдей. Тамъ они качались, смѣялись и рѣзвились, не зная, что предпринять отъ полнаго удовольствія.
   Цѣлые полчаса бѣсились они такимъ образомъ: кто прыгалъ въ койкѣ, кто надѣвалъ мою калифорнійскую серапу; наконецъ они угомонились; пользуясь спокойною минутою, я опять вскочилъ туда, и, измученный волненіями дня, непривычнымъ движеніемъ и температурою, скоро погрузился въ крѣпкій, благотворный сонъ, не обращая никакого вниманія на летавшихъ около меня москитосовъ.
   Но это не должно было обойдтись мнѣ такъ дешево. Около 10-ти или 11-ти часовъ, когда первая моя усталость уже прошла, новыя арміи выступили въ поле и нападеніе на меня произведено было такимъ множествомъ этихъ крылатыхъ надоѣдалъ и въ столь различныхъ частяхъ моего тѣла, что я наконецъ принужденъ былъ проснуться, и тогда уже нечего было и надѣяться снова заснуть. Такъ промучился я всю ночь, и только подъ утро впалъ опять въ безпокойную полудремоту, которою также наслаждался недолго.
   Я видѣлъ во снѣ Богъ знаетъ что. Человѣкъ, котораго мучатъ маленькія "тонкомордыя" насѣкомыя, не можетъ имѣть здоровый, разумный сонъ; они дотого раздражаютъ фантазію, что она, подобно дикому коню, перескакиваетъ пруды и овраги, бросается отъ предмета къ предмету. Вдругъ кто-то началъ грясти меня за плечо. Твердо-убѣжденный, что это не могъ быть москитосъ, я открылъ глаза. Утренній свѣтъ проникалъ чрезъ тростниковыя стѣны хижины и передъ моею койкою стоялъ, никто иной, какъ мой честный шотландецъ. Онъ былъ грузенъ, но, конечно, еще со вчерашняго: не могъ же онъ такъ отлично нализаться утромъ, которое только-что наступало.
   Тутъ нечего было и думать о снѣ; весь домъ поднялся на ноги, и я въ короткихъ словахъ узналъ теперь результатъ его вчерашняго путешествія къ китоловному судну, предпринятаго имъ для открытій.
   Онъ привезъ оттуда ящикъ джину, какъ мнѣ принадлежащій, и сберегъ его, конечно, для меня, такъ заботливо, что съ десяти часовъ вчерашняго вечера, когда онъ, по своему счисленію, опять ступилъ на твердую землю, изъ двѣнадцати бутылокъ въ ящикѣ успѣлъ выпить, конечно, съ нѣкоторыми пріятелями, девять съ половиною, или только восемь съ половиною, какъ онъ меня всячески увѣрялъ, потому-что онъ клялся, что въ ящикѣ было только одиннадцать бутылокъ. Въ запасѣ слѣдовательно оставались еще двѣ съ половиною бутылки, и онъ былъ весьма расположенъ послать и эти въ слѣдъ за первыми; но природа его упорно сопротивлялась снова принять въ себя провіантъ, и потому онъ только упрашивалъ меня разбудить его черезъ часъ; онъ подрядился выставить шесть саженъ дровъ на корабль, стоявшій въ морѣ. Затѣмъ, растянувшись на ящикѣ, онъ тотчасъ же сладко заснулъ.
   Часа два спустя, я думалъ, что пришла уже пора и что онъ проспалъ по-крайней-мѣрѣ часть своего хмѣля. Я попытался расшевелить его, но напрасно. Нѣсколько времени потормошила его жена, потомъ зять, потомъ опять я. Сохрани Боже! онъ и не пошевельнулся, и наконецъ я предоставилъ ему выспаться.
   Послѣ столь долгаго пребыванія между испанцами и индійцами, я наконецъ усвоилъ себѣ часть ихъ достохвальнаго терпѣнія. Paciencia, говоритъ южный американецъ и калифорніецъ; индіецъ же не говорить ничего; всѣ они предоставляютъ весь свѣтъ на произволъ судьбы; и хотя съ каждымъ днемъ становятся старѣе, но не лишаются своего терпѣнія. Это спокойствіе, не разъ доводившее меня почти до отчаянія, современемъ стало мнѣ казаться необходимымъ качествомъ, часто даже значительнымъ преимуществомъ. Такъ и теперь, взявъ за образецъ другихъ, я пересталъ будить стараго шотландца, несмотря на его условленный подрядъ, даже, къ стыду своему долженъ сознаться, меня обуяло чувство злой радости при мысли, какъ впослѣдствіи будетъ досадовать на этотъ случай самъ пьяница. Я и не зналъ, что онъ тутъ ничѣмъ не рисковалъ и влилъ въ себя водку въ видѣ задатка.
   Но, вѣроятно, мой шотландецъ поручилъ и своему семейству будить его, потому-что жена и зять еще нѣсколько разъ пытались вывихнуть ему плечо. Наконецъ они оставили это намѣреніе, и жена совершенно-спокойно сидѣла теперь у огня и закуривала сигару, тщательно свернутую еще заранѣе. Вдругъ шотландецъ проснулся самъ, вскочилъ и, подойдя къ своей женѣ, удивленной его пробужденіемъ, ударилъ ее разъ пять по ушамъ.
   Я сидѣлъ тогда внѣ хижины и, конечно, не вмѣшивался въ эту семейную сцену; родственники жены смотрѣли на нее такъ же спокойно, и это было нѣкоторымъ образомъ небольшое невинное утреннее движеніе, которое позволилъ себѣ мужъ, чтобъ совершенно отрезвиться. Вслѣдъ за тѣмъ онъ вышелъ ко мнѣ. Мы позавтракали вмѣстѣ, и онъ увѣрялъ меня, что чувствуетъ себя какъ-нельзя-лучше. Онъ говорилъ, что такъ бываетъ съ нимъ всегда послѣ "разгульной ночи"; спиртъ никогда не производитъ на него непріятнаго дѣйствія, и когда онъ утромъ проснется, то нѣтъ человѣка добрѣе его. Я взглянулъ на моего собесѣдника, думая, что онъ шутитъ; но онъ, казалось, говорилъ серьёзно и въ доказательство вытащилъ одну изъ уцѣлѣвшихъ бутылокъ и налилъ окружающимъ; тогда я согласился съ нимъ, отказался, впрочемъ, отъ водки, и теперь еще разъ напомнилъ ему обѣщаніе доставить на корабль дрова.
   "Да, да", сказалъ онъ, "вы правы, мы отправимся потомъ". Но онъ все еще медлилъ и около двѣнадцати часовъ съ берега пришелъ посланный, объявившій намъ, что къ острову пріѣзжали корабельныя лодки и стояли у берега нѣсколько часовъ, дожидаясь шотландца, но потомъ уѣхали опять; что корабль теперь поднималъ уже паруса и удалялся отъ берега.
   Мой шотландецъ опять принялся за остатокъ джина; но только-что онъ успѣлъ наполнить половину шелухи кокосоваго орѣха и принялъ намѣреніе подчивать окружающихъ, какъ вдругъ вбѣжалъ маленькій мальчишка, поставленный, вѣроятно, сторожемъ у хижины, и объявилъ, какъ я уже узналъ потомъ, что идетъ констэбль. Шотландецъ нѣкоторымъ образомъ инстинктивно опустилъ бутылку, бывшую у него въ рукахъ, въ мою койку, подлѣ которой онъ случайно стоялъ, и нѣкоторое время въ нерѣшимости держалъ въ рукѣ наполненную шелуху, которая вмѣщала въ себѣ по-крайней-мѣрѣ четверть бутылки крѣпкаго напитка. Когда же "констэбль" (а на Маяо дошли уже до констэбля) вошелъ въ избу, то шотландецъ, не смѣя никуда поставить шелуху, частью изъ боязни пролить водку, частью сознавая опасность, что тотъ можетъ почуять ея запахъ, съ необыкновеннымъ присутствіемъ духа поднесъ шелуху къ губамъ, опорожнилъ ее залпомъ, не пошевельнувъ ни однимъ мускуломъ -- въ эту минуту онъ стоялъ какъ мученикъ -- и небрежно бросилъ шелуху въ уголъ.
   Вошедшій индіецъ былъ дѣйствительно нѣчто въ родѣ полицейскаго, что переводилось у моего шотландца констэблемъ; ему подъ присягою было поручено отъ короля наблюдать за общественнымъ порядкомъ на островѣ и за строжайшимъ исполненіемъ данныхъ законовъ. Хотя онъ и былъ двоюродный братъ жены шотландца -- весь почти островъ находился въ дальнемъ родствѣ между собою -- но, казалось, заслужилъ такую славу неподкупнаго чиновника, что никто не осмѣлился бы предложить ему бутылку. Хотя шотландецъ (кажется, имя его было Мак-Изингъ) и совершенно-уничтожилъ поводъ, по которому чиновнику пришлось бы колебаться между чувствомъ долга и родственной любви, но его едва не уличили въ преступленіи потому-что моя койка естественно бросилась въ глаза констэблю который, желая осмотрѣть ее, подошелъ къ ней.
   Трогательно было вниманіе, которое оказывалъ ему Мак-Изингъ стараясь дать по-возможности самое ясное понятіе о койкѣ. Еслибъ индіецъ поднялъ только покрывало, то нашелъ бы бутылку; потому-то она была отправлена сперва подъ мою головную подушку, а потомъ, когда констэбль разсматривалъ противъ свѣта мою серапу, Мак-Изингъ съ удивительною скоростью спряталъ ее подъ кусокъ тапа, неподалеку оттуда лежавшій; такимъ образомъ, по-крайней-мѣрѣ на этотъ разъ, онъ избѣгнулъ опасности быть прямо открытымъ.
   Правда, индіецъ не видѣлъ бутылки; но еслибъ захотѣлъ, то могъ бы носомъ ощутить запахъ отъ Мак-Изинга на пятьдесятъ шаговъ.
   Я взялъ свое ружье и отправился къ морскому берегу, наскучивъ сидѣть дома съ пьянымъ; но и тутъ я отъ него не избавился, потому-что онъ быстро рѣшился сопровождать меня, увѣряя въ то же время, что сегодня вечеромъ онъ долженъ явиться по требованію на судъ. Именно одинъ изъ констэблей встрѣтилъ его какъ-то недавно послѣ сумерекъ далеко отъ дома, и поэтому въ тотъ день вечеромъ должна была собраться коммиссія. Это было и для меня весьма-интересно; такъ поплелись мы вмѣстѣ внизъ къ дому короля, тѣмъ болѣе, что я хотѣлъ вручить ему небольшой подарокъ.
   Подарокъ состоялъ изъ золотаго кольца, хотя не особенно-дорогаго, но весьма-красиваго на видъ. Мак-Изингъ, которому я сообщилъ о своемъ намѣреніи, увѣрялъ меня, что для короля это кольцо не будетъ имѣть никакой цѣны; что лучше его отдать ему, Мак-Изингу, который промѣняетъ это кольцо на другія вещи, болѣе пріятныя для короля. Хотя я былъ совершенно увѣренъ въ его безкорыстной цѣли, но не согласился съ нимъ. Взявъ кольцо опять къ себѣ, пошелъ я съ нимъ къ "столицѣ", гдѣ насъ приняли такъ же ласково, какъ и прежде. Я попросилъ шотландца сдѣлать за меня небольшое предисловіе и собственноручно надѣлъ кольцо королю на палецъ.
   Онъ очень удивлялся и радовался моему подарку, но, вѣроятно, лучше меня зная своихъ сосѣдей и подданныхъ, увѣрялъ чрезъ нашего драгомана, что если я уже хотѣлъ подарить что-нибудь, то деньги были бы ему пріятнѣе кольца. Между-тѣмъ, шотландецъ надѣлъ кольцо себѣ на палецъ.
   Вотъ до какой степени дошло образованіе этихъ островитянъ, что и предметы для удовлетворенія своихъ новопробужденныхъ потребностей, они получаютъ съ Таити ужь за "звонкую монету"!
   Тогда далъ я королю два доллара, взялъ кольцо отъ моего хозяина и вторично вручилъ его ему; къ моему удивленію, шотландецъ снялъ его теперь самъ съ пальца короля, надѣлъ опять себѣ и преспокойно увѣрялъ меня, что кольцо теперь принадлежитъ ему. Таковъ уже обычай на островѣ: если у кого-нибудь находится вещь, нравящаяся его другу, то послѣдній спокойно беретъ ее, и первый владѣлецъ никогда не противорѣчивъ этому. Но кольцо онъ собственно взялъ для выгодъ самого короля, желая нѣкоторымъ образомъ сберечь его, потому-что во всякомъ случаѣ, моимъ подаркомъ воспользовался бы кто-нибудь другой. Я не совсѣмъ-то понималъ это, тѣмъ болѣе, что у него самого, по собственному увѣренію, было множество друзей на островѣ и кольцо нравилось имъ всѣмъ. Несмотря на то, однакожь, онъ оставилъ его у себя.
   Что касается до этого обычая отбиранія, онъ весьма-основателенъ, какъ я, впослѣдствіи, въ этомъ не разъ убѣждался, и очень-вѣрно обрисовываетъ добрый характеръ туземцевъ: совершенно-безкорыстно передавать своему другу то, что ему правится. Нашъ бѣлый весьма свыкся по-крайней-мѣрѣ съ половиною этого обычая туземцевъ.
   Такъ-какъ допросъ шотландца назначенъ былъ не раньше вечера, то я впродолженіе дня посѣтилъ своихъ пріятелей у морскаго берега и опять былъ ими принятъ самымъ дружескимъ образомъ. Для шутки застрѣлилъ я имъ нѣсколько прибрежныхъ птицъ на-лету. Дѣйствительно, удивленіе ихъ не имѣло границъ, когда я тремя выстрѣлами спустилъ на землю трехъ птицъ, впрочемъ, на разстояніи не болѣе трехъ-сотъ шаговъ: никогда въ жизни не видали они чего-нибудь подобнаго!
   Впрочемъ, кромѣ нѣсколькихъ дикихъ утокъ и нѣкотораго рода бекасиковъ, на островѣ не было другой дичи. Дикихъ утокъ развелъ мой шотландецъ -- такъ по-крайней-мѣрѣ онъ увѣрялъ меня. Ихъ было 250, по его словамъ. Трехъ я, правда, видѣлъ, но никогда не могъ узнать, откуда онъ ихъ взялъ. "Брутъ, однакожь, достопочтенный человѣкъ". Онъ далъ мнѣ позволеніе, стрѣлять, сколько захочется; но пара этихъ птицъ, которыхъ мнѣ удалось увидѣть на всемъ островѣ, была дотого робка, что не подпускала къ себѣ охотника на триста шаговъ.
   Къ-вечеру возвратился я къ дому короля и нашелъ здѣсь значительное число туземцевъ, собравшихся для назначеннаго допроса. Внутри изгороди образовалось мало-по-малу судилище, между-тѣмъ, какъ внѣ ея женщины и дѣвушки сидѣли и болтали, а дѣти ловили другъ друга и боролись на остромъ коралловомъ пескѣ.
   Коммиссія, состоявшая изъ семи человѣкъ, подлѣ которыхъ помѣщался король, прислонившійся спиною къ своему дому, частью сидѣла, частью также лежала на рогожахъ и до начала допроса усердно читала маленькую печатную книжку, заключавшую въ себѣ законы Гуагенне и Мало на ихъ языкѣ. Но во всемъ собраніи не было ничего строгаго, ничего важнаго; дѣти еще не боялись "полиціи" и ея принадлежностей, играли и бѣгали другъ за другомъ очень-недалеко отъ мѣста засѣданія. Они перескакивали черезъ рогожи, на которыхъ возсѣдали судьи, чрезъ кораллы и песокъ. Эта дикая, бѣшеная, веселая охота маленькой, беззаботной, счастливой толпы происходила также въ тѣни плодовыхъ рощъ, граничившихъ съ мѣстомъ собранія.
   Сюда собрались также женщины, смѣялись и болтали другъ съ другомъ, по не составляли партій, какъ бы это навѣрно случилось въ другихъ земляхъ. Родственники констэбля и бѣлаго весело и довѣрчиво сидѣли вмѣстѣ, предоставляя рѣшеніе самому суду, а не своимъ собственнымъ языкамъ.
   Но тамошнее судебное производство существенно отличалось отъ подобнаго производства въ другихъ земляхъ. Именно: присяжные (jury) состояли здѣсь въ одно и то же время изъ свидѣтелей и адвокатовъ, говорившихъ за и противъ, и констэбль, обвинившій бѣлаго, долженъ былъ самъ излагать дѣло. Тогда всталъ одинъ изъ присяжныхъ и изложилъ случай очень-спокойно и, какъ мнѣ казалось, просто; констэбль, статный молодой человѣкъ въ бѣлой рубашкѣ и пестромъ платкѣ черезъ бедра, съ небольшимъ шелковымъ платкомъ около шеи и двумя большими бѣлыми астрами въ ушахъ, защищалъ свой поступокъ. Очередь дошла до шотландца, которому слѣдовало извиниться или оправдаться. Онъ говорилъ довольно-бѣгло, въ совершенствѣ владѣя языкомъ. Послѣ онъ сообщилъ мнѣ, что его доказательства въ оправданіе своего поступка были таковы: законъ запрещаетъ выходить вечеромъ только тѣмъ лицамъ, которыя уже находились въ подозрѣніи за воровство, или противъ которыхъ существовалъ уже поводъ къ такому подозрѣнію.
   За Мак-Изингомъ говорилъ опять констэбль и даже весьма-живо. Я вовсе не думалъ, чтобъ спокойные индійцы были способны къ такому одушевленію; но бѣдняга не могъ бороться съ могущественнымъ бѣлымъ, у котораго было весьма-много друзей между судьями или присяжными. Трое изъ нихъ говорили рѣчи, одинъ за другимъ; одинъ короткую, весьма-слабую рѣчь противъ, двое другихъ съ жаромъ за бѣлаго, и все это скоро кончилось тѣмъ, что констэбль былъ присужденъ къ уплатѣ одного доллара за расходы и, кромѣ-того, получилъ строгій выговоръ. Такъ по-крайней-мѣрѣ сказалъ мнѣ шотландецъ. Долларъ и опечаленное лицо констэбля видѣлъ я самъ.
   Впрочемъ, Мак-Изингъ тѣмъ дѣла не покончилъ, потому-что въ то же время ему приказали приготовиться черезъ нѣсколько дней къ другому допросу, касательно его вчерашняго пьянства. Хотя онъ меня увѣрялъ, что они не смѣли ничего предпринять противъ него и что въ судебномъ производствѣ онъ для нихъ слишкомъ-уменъ, все же я не думаю, чтобъ онъ отдѣлался такъ дешево.
   Судьи раздѣлили долларъ тутъ же, на мѣстѣ. Нѣсколько времени оставались мы еще тамъ. Король почтилъ меня арбузомъ, въ знакъ уваженія; потомъ всѣ разошлись по домамъ.
   Чѣмъ кончился слѣдующій допросъ шотландца, касательно пьянства -- я не могъ узнать. Уже возвратившись въ Германію, имѣлъ я удовольствіе увидѣться съ капитаномъ "Александра Барклея", который послѣ того, какъ я оставилъ его, совершилъ еще очень-выгодное путешествіе и возвратился домой съ полнымъ грузомъ; онъ-то мнѣ разсказывалъ, что король Маяо былъ ужь весьма-недоволенъ, когда шотландецъ привезъ на островъ ящикъ съ джипомъ, и ни подъ какимъ видомъ не соглашался самъ отвѣдать хоть одну каплю его. Когда же они причалили къ берегу, то хотя китолову очень хотѣлось выторговать нѣсколько фруктовъ и также взять съ короля обѣщаніе, что онъ самъ прикажетъ нарубить имъ дровъ, король сѣлъ молча въ челнокъ, стоявшій неподалеку, не говоря болѣе ни слова, не отвѣчая ни на одинъ ихъ вопросъ, и мрачно смотрѣлъ изподлобья до-тѣхъ-поръ, пока лодка не отчалила.
   

Статья вторая и послѣдняя.

   На другой день была суббота и я рѣшился предпринять небольшое путешествіе по острову. За домомъ шотландца возвышалась гора; она составляла средоточіе острова своимъ хребтомъ, длиною въ нѣсколько англійскихъ миль и вышиною отъ трехъ до четырехсотъ футовъ, и оканчивалась довольно-крутою вершиною, подымавшеюся, можетъ-быть, футовъ на пятьсотъ и поросшею густымъ кустарникомъ. Прежде всего я предпринялъ восхожденіе на эту вершину.
   За домомъ бѣлый развелъ небольшой садикъ. Дѣйствительно, здѣсь надобно было только развести: природа сама производила все, что требовалось человѣку для пропитанія, для доброй, честной жизни, и даже производила то, что можно было бы почесть роскошью.
   Хлѣбный плодъ -- главное продовольствіе туземцевъ, созрѣваетъ не во всякое время года и даетъ только двѣ жатвы, отстоящія одна отъ другой мѣсяца на два. Разумѣется, кромѣ того, растетъ здѣсь множество другихъ плодовъ, такъ-что не должно опасаться недостатка, по-крайней-мѣрѣ въ этотъ короткій промежутокъ между двумя жатвами; но хлѣбный плодъ -- самая питательная пища, и притомъ всѣ другія замѣняющія его растенія, какъ-то: таро, ямъ и сладкій картофель, можно здѣсь разводить. Надобно знать, что островитянинъ Тихаго Океана работаетъ неохотно, и еслибъ его плантаціи требовали большаго труда, онъ оставилъ бы ихъ; но такъ-какъ ему достается все безъ всякаго труда, то онъ и не думаетъ, что, поработавъ только нѣсколько часовъ, могъ бы имѣть обильный запасъ какъ этихъ, уже названныхъ мною фруктовъ, такъ и арбузовъ, дынь и пр. Кокосовые орѣхи, апельсины, таппо-таппосы (нѣжный плодъ, величиною съ яблоко), ананасы, бананы, папаясы и пр., ростутъ и безъ посторонней помощи.
   Нѣсколько лѣтъ назадъ, англійскіе корабли, находившіеся въ Бразиліи, привезли сюда также гіявское яблоко, которое теперь ростетъ не только на всѣхъ островахъ, но даже составляетъ почти единственный кустарникъ на нихъ, вытѣсняя изъ того мѣста, гдѣ оно находигся, всякое другое растеніе. Плоды его, которые и люди ѣдятъ охотно, составляютъ отличнѣйшую пищу единственнаго домашняго скота островитянъ -- свиней. Спѣлое яблоко, величиною съ гусиное яйцо, съ тонкою кожицею, желтою, какъ лимонъ, и розовымъ мясомъ -- весьма-пріятнаго вкуса.
   Не одна только гіява, еще многіе другіе плоды перенесены сюда изъ Бразиліи; между ними папая -- чудный плодъ, имѣющій видъ и вкусъ нашей дыни, но растущій на деревѣ и такъ близко около ствола, какъ виноградныя ягоды около кисти; далѣе, таппо-таппо, что англичане называютъ custard apple -- великолѣпный плодъ, имѣющій вкусъ отличнѣйшаго крема, и многіе другіе плоды, растущіе частью здѣсь, частью на островахъ, лежащихъ болѣе къ востоку.
   Большое преимущество этого острова состоитъ въ его здоровомъ климатѣ, а также и въ томъ, что всѣ плоды можно ѣсть, сколько душѣ угодно, не опасаясь захворать.
   Макъ Изингъ очень-хорошо устроилъ свой садикъ и вмѣстѣ съ широкими грядами яма и сладкаго картофеля, съ арбузами и тыквами развелъ молодыя хлѣбныя, кокосовыя и банановыя деревья, чтобъ вблизи отъ дома имѣть во всемъ большой запасъ,
   Пройдя садъ, я пробрался, по сильной жарѣ, чрезъ густой кустарникъ несозрѣвшихъ еще гіявъ, до верхушки холма, на самомъ верхнемъ гребнѣ котораго были суковатые низкіе стволы казуаринъ Тихаго Океана; въ вознагражденіе за мое жаркое путешествіе, наслаждался я отсюда обзоромъ всего острова, съ зеленымъ, какъ море, озеромъ, коралловыми мелями, которыя покрыты пальмами, пѣнящимися волнами, окружавшими все на далекое разстояніе, и безконечнымъ Океаномъ, на которомъ къ востоку виднѣлись острыя вершины Таити.
   Зрѣлище, представившееся моимъ глазамъ, было дѣйствительно чудное, и въ первый разъ могъ ясно различить здѣсь настоящій характеръ этихъ коралловыхъ острововъ, которые мало-по-малу частью выросли изъ моря, частью были подняты подводными вулканами.
   Вокругъ всего острова, на разстояніи почти половины англійской мили отъ берега и, какъ видно было отсюда, не прерываясь ни на одномъ мѣстѣ, тянулась длинная, пѣнящаяся цѣпь волнъ -- бурунъ, перескакивавшій чрезъ коралловые рифы и въ гнѣвной игрѣ старавшійся преодолѣть остроконечныя недвижимыя плотины. Несмотря на постоянный отпоръ, онъ возобновлялъ нападеніе съ неусыпнымъ гнѣвомъ. Въ то же время меня поражало различіе цвѣта моря за подводными камнями и внутри ихъ ограды: внѣшняя часть моря по ту сторону полосы буруновъ была темно-синяго цвѣта, вѣроятно, отъ значительной глубины, которая въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, даже подлѣ рифовъ, имѣетъ отъ шести сотъ до осьмисотъ футовъ; внутренняя же часть, совершенно-гладкая и неволнующаяся, ярко ограниченная бѣлою, какъ снѣгъ, полосою пѣны, имѣла свѣтло-зеленый прозрачный цвѣтъ; но зеленоватый оттѣнокъ былъ неодинаковъ, потому-что отъ коралловъ, возвышавшихся кое-гдѣ до самой поверхности, глубина внутреннихъ водъ измѣнялась отъ одного до двухъ и трехъ футовъ, и вода получала даже особенный цвѣтъ отъ сквозившихъ снизу коралловыхъ скалъ.
   Кругомъ по всѣмъ направленіямъ, куда только довольно-густая зелень казуариновъ дозволяла проникнуть взору, эта зеленая полоса воды граничила съ темною чащею тѣнистыхъ пальмъ и панданусовъ, въ нѣкоторыхъ же мѣстахъ съ полосою земли, въ родѣ поросшей плотины, шаговъ въ пятьдесятъ ширины, внутреннія дуги которой омывались лагунами, отражавшими при солнечномъ сіяніи чудные цвѣта.
   Бѣлый коралловый песокъ, перерѣзываемый отчасти темными слоями того же песку, виднѣвшійся сквозь гладкую, какъ стекло, воду на глубинѣ отъ двухъ до шести футовъ, нерѣдко придавалъ ей видъ зеркала, блестѣвшаго зеленоватымъ, желтымъ и голубымъ цвѣтами, о которомъ нельзя было въ-точности сказать, показывало ли оно существовавшіе въ немъ предметы, или только отражало внѣшніе. Оттѣнокъ всѣхъ этихъ цвѣтовъ переходилъ въ чистѣйшую снѣжную бѣлизну самого коралловаго песку, который на краю этихъ лагунъ соединялся съ поверхностью воды такъ незамѣтно, что послѣднюю можно было узнать только по блеску и искрамъ.
   Далѣе взору представлялся небосклонъ, на которомъ я не могъ замѣтить ни одного паруса; вдали къ востоку виднѣлись вершины Таити и Имео, окруженныя тонкими слоями тумана -- по-крайней-мѣрѣ мнѣ казалось, что я видѣлъ въ тои сторонѣ землю.
   На самомъ же островѣ мнѣ видны были только равнины, чистая коралловая почва, которая болѣе всего распространялась къ востоку, сѣверу и югу; къ западу же холмы достигали до самаго моря, за исключеніемъ очень-узкой полосы. Но здѣсь, на горѣ, деревья росли такъ густо, что нельзя было различить ничего болѣе, и сквозь нихъ только кое-гдѣ виднѣлись четыреугольныя поля болѣе-яркаго цвѣта, небольшіе кустарники сахарнаго тростника и нѣсколько огородовъ и садовъ.
   Я думаю, что первый фундаментъ всѣхъ этихъ острововъ положенъ какимъ-нибудь вулканическимъ изверженіемъ, поднявшимъ изъ глубины моря первый холмъ, состоящій обыкновенно изъ базальта, или изъ другой вулканической породы. На самыхъ вершинахъ этихъ холмовъ находя тѣ такіе же кораллы, какъ и въ морѣ; а такъ-какъ это животное -- если дѣйствительно кораллы строятся маленькимъ животнымъ, какъ нѣкоторые несомнѣнно полагаютъ -- можетъ существовать только въ морѣ или омываемое морскою водою, то острова должны были возвыситься изъ глубины моря посредствомъ необыкновенной силы.
   Другимъ доказательствомъ служитъ особенность образованія этихъ лагунъ, у всѣхъ одинаковая, именно: кораллъ обхватываетъ обыкновенно большою дугою въ видѣ подковы лагуну, дно которой или касается поверхности воды, или бываетъ и глубже; это-то непремѣнно наводитъ на мысль, что лагуны -- старые кратеры дремлющихъ внизу огнедышащихъ горъ, которыя въ давнія времена своимъ изверженіемъ призвали къ жизни новый островъ.
   Правда, теперь все это тихо и спокойно и покрыто соленою блестящею водою и мягкими массами трудолюбивыхъ коралловъ. Человѣкъ построилъ свои хижины до самаго обрыва прежней пропасти почти исчезли слѣды прежняго бѣшенства и ярости ужасной подв одной силы, проложившей себѣ теперь, къ счастью жителей этихъ острововъ, новые пути на сѣверѣ и западѣ, и нашедшей свободный выходъ въ индійскихъ водахъ, гдѣ она, если ей внизу становится очень-жарко, выбрасываетъ то, что ей препятствуетъ и, такъ-сказать, въ кровопусканіи находитъ помощь отъ слишкомъ-сгустѣвшей крови.
   Охотно расположился бы я здѣсь на нѣкоторое время, но даже и на этой высотѣ москитосы имѣли свои пикеты: едва только успѣлъ я взобраться, какъ они съ жужжаньемъ напали на меня, и нечего уже было думать о порядочномъ отдыхѣ.
   Верхушка холма покрыта одними казуаринами; вслѣдъ за ними ниже, растутъ гіявы, и только футовъ на сто еще ниже начинаются прочія плодовыя деревья. Послѣ короткаго отдыха, я сталъ спускаться по другой сторонѣ холма и вскорѣ очутился въ настоящемъ лѣсу хлѣбныхъ деревьевъ, между которыми росли бананы, апельсины, лимонныя деревья и папаясы; кокосовыя пальмы встрѣчались только на болѣе-низкихъ склонахъ. Эта пальма охотно ростетъ близь морскаго берега, и хотя иногда и стоитъ на весьма-высокихъ покатостяхъ, но непремѣнно требуетъ воды поблизости
   Здѣсь, наверху, казалось, былъ разведенъ садъ, но всѣ деревья самымъ ужаснымъ образомъ поросли всевозможными вьющимися растеніями. Нѣсколько грядъ сладкаго картофеля дѣйствительно нужно было угадывать. Вѣтви дынь дотого переплелись со всякою травою, что образовали настоящую твердую покрышку. Индійцы работаютъ неохотно и довольно съ нихъ, если они разведутъ что-нибудь, но полоть негодную траву -- нѣтъ, этого никто не можетъ отъ нихъ и требовать!
   Спустясь съ горы, я очутился на самой плодоносной и лучше-всего обработанной части острова. Сахарный тростникъ росъ здѣсь отлично, и кое-гдѣ у хижинъ были длинныя гряды ананасовъ. Довольно-порядочная дорога шла внизу у холма по плоскости; по ней я скоро добрался до большихъ плантацій, между которыми показывались даже весьма-благовидные домики.
   Впрочемъ, жители, завидѣвъ меня, начали окликать, и ихъ добродушными улыбками и киваньемъ приглашали меня почти въ каждую хижину. Вѣроятно, всѣмъ имъ уже было извѣстно, что я привезъ съ собою чудныя украшенія и другія вещи, которыя раздариваю, а не продаю, какъ обыкновенно дѣлаютъ другіе бѣлые люди. Въ-особенности же женщины начали интересоваться уже не лапками косули на охотничьей сумѣ, но тѣмъ, что въ ней находилось. Но добродушіе ихъ высказывалось ясно: нескромное слово не сходило у нихъ съ губъ, и всюду, куда я заходилъ, онѣ встрѣчали меня прежде всего свѣжимъ кокосовымъ орѣхомъ для утоленія жажды. Когда же я открывалъ суму, глаза ихъ начинали блистать; онѣ удивлялись мелочамъ, которыя я имъ показывалъ и безъ всякой просьбы опять возвращали ихъ мнѣ, пока я не объяснилъ имъ, что могутъ ихъ удержать. Пріятная улыбка, блескъ глазъ и искреннее "іоранна" обнаруживали тогда ихъ радость.
   Я встрѣтилъ здѣсь старую знакомую, невѣстку короля, и стеклянными коралловыми серьгами привелъ ее въ очарованіе.
   Желая угостить меня, островитяне предлагали мнѣ въ нѣкоторыхъ хижинахъ родъ поэ, имѣющее большое сходство съ поэ жителей Сандвичевыхъ Острововъ, приготовляемое только не изъ коры таро, а изъ хлѣбнаго плода. Уже извѣстно, что хлѣбный плодъ даетъ двѣ жатвы съ промежуткомъ въ нѣсколько мѣсяцевъ, въ который плоды употреблять нельзя; такъ-какъ плоды эти остаются свѣжими очень-короткое время, то, для сохраненія ихъ до слѣдующей жатвы, жители даютъ имъ совершенно окиснуть въ нарочно для того устроенной ямѣ; такимъ-образомъ они образуютъ довольно-твердую кашу или тѣсто, и получаютъ кисловатый вкусъ. Островитяне страстно любятъ это кушанье, но я никакъ не могъ съ нимъ сдружиться.
   Шатаясь по маленькому поселенію, я дошелъ до довольно-обширной открытой площадки и, къ моему удивленію, увидѣлъ церковь. Это было длинное и прохладное зданіе со скамейками и немного-возвышенною каѳедрою; воздухъ имѣлъ вездѣ безпрепятственный доступъ; внутренность очень-легко могла вмѣщать въ себѣ всѣхъ жителей небольшаго острова, на каѳедрѣ лежала таитская Библія, а передъ церковью были построены небольшіе лѣса, на которыхъ висѣлъ маленькій корабельный колоколъ.
   Я узналъ послѣ, что миссіонеръ, къ приходу котораго принадлежитъ островъ, живетъ на одномъ изъ большихъ острововъ и обыкновенно пріѣзжаетъ сюда одинъ разъ въ годъ отслужить обѣдню и посмотрѣть на своихъ прихожанъ, крестить, если есть кого, и вѣнчать. Постоянно же говоритъ проповѣди одинъ изъ туземцевъ, который былъ приготовленъ въ миссіонеры или ми-то-на-ре, какъ говорятъ туземцы.
   Отсюда ведетъ довольно-утоптанная тропинка вдоль западной части острова Медленно шелъ я теперь по ней и только изрѣдка садился ненадолго подъ тѣнистую кокосовую пальму и любовался прелестною растительностью. Вдругъ привели меня въ удивленіе разряженныя женщины и дѣвушки, встрѣчавшіяся мнѣ сначала поодиначкѣ, а потомъ цѣлыми толпами. У большей части изъ нихъ были въ рукахъ молитвенники или Библіи, какъ это легко можно было узнать; вскорѣ раздался и звонъ колокола. По моему дневнику, сегодня была еще только суббота; и такъ-какъ здѣсь большая часть жителей обратилась въ христіанство, то во всякомъ случаѣ на чьей нибудь сторонѣ была ошибка. Шотландецъ объяснилъ мнѣ эту загадку.
   Первые миссіонеры, которые ввели здѣсь празднованіе воскреснаго дня, прибыли сюда чрезъ Мысъ Доброй Надежды, отчего, естественно, выиграли одинъ день, когда прошли 180о долготы. Совершенно-несвѣдущіе въ мореплаваніи, они не обратили на это вниманія, удержали счисленіе, начатое въ Англіи и писали суббота, тогда-какъ надлежало писать воскресенье. Хотя они впослѣдствіи и открыли свою ошибку, но уже не хотѣли перескочить черезъ одинъ день и только французы, пришедшіе въ Таити, посредствомъ указа ввели правильное счисленіе какъ на этомъ островѣ, такъ и на противолежащемъ ему, Имео. Прочіе же острова удержали старое счисленіе.
   Почти всѣ богомольцы заговаривали со мною и я сердечно сожалѣлъ, что не понималъ ихъ языка и не могъ поболтать съ дружелюбными людьми; по-крайней-мѣрѣ всѣ они привѣтствовали меня короткимъ поклономъ, ласковымъ взглядомъ и чистосердечно и довѣрчиво смотрѣли на меня своими свѣтлыми, открытыми глазами.
   Я понималъ однакожь нѣкоторыя слова и рѣченія и притомъ учился все болѣе-и-болѣе, потому-что, въ-особенности женщины не щадили въ этомъ случаѣ никакихъ трудовъ, даже безъ всякой просьбы съ моей стороны называли мнѣ имена различныхъ предметовъ, описывали и растолковывали то, что я находилъ странными, и особеннымъ и на что смотрѣлъ болѣе, чѣмъ съ обыкновеннымъ вниманіемъ.
   Такъ бросились мнѣ въ глаза разставленныя въ различныхъ мѣстахъ каноэ, или корыта, наполненныя бурою массою. Теперь только въ первый разъ узналъ я, что эта масса была не иное что, какъ истертые кокосовые орѣхи, которые въ этихъ корытахъ выставляются на солнце, чтобъ добыть изъ нихъ масло. Это масло составляетъ довольно-значительную отрасль торговли острововъ; особенно къ островамъ Помоту нарочно приходятъ корабли, чтобъ вымѣнять его у жителей. Притомъ же добываніе его довольно-просто, и только треніе орѣховъ составляетъ, конечно, немного-трудную и скучную, но нисколько не утомительную работу; впрочемъ, и эту работу они стараются себѣ повозможности еще облегчить; потому прикрѣпляютъ къ низкому сѣдалищу родъ желѣзной тёрки и, прислонясь, для удобства, спиною къ дереву, исполняютъ такимъ образомъ это дѣло.
   Остальныя же занятія островитянъ ограничиваются теперь почти однимъ тканьемъ цыновокъ, которыя они искусно умѣютъ приготовлять изъ стеблей растенія, похожаго на сахарный тростникъ, или изъ листьевъ пандануса. Матеріалъ этотъ мягокъ и эластиченъ и цыновки доставляютъ прохладное, пріятное и чистое ложе.
   Но прежде гораздо-важнѣйшимъ занятіемъ ихъ было приготовленіе матеріи, называемой тапа, которая употреблялась ими единственно и исключительно для своего одѣянія и безъ которой они даже и теперь несовсѣмъ могутъ обойдтись; поэтому во всякомъ случаѣ тапа заслуживаетъ хотя краткаго описанія.
   Они изготовляютъ ее изъ внутренней коры различныхъ деревъ, преимущественно изъ хлѣбнаго дерева и баніана; но самая выдѣлка ея интересна въ высшей степени. Кору толкутъ до-тѣхъ-поръ, пока она получитъ мягкость тѣста, и потомъ квасятъ её извѣстное время, чрезъ что она пріобрѣтаетъ нѣкоторую вязкую твердость; тогда уже приступаютъ собственно къ выколачиванію матеріи изъ этого тѣста. Выколачиваніе производится четыреугольными колотушками, вырѣзываемыми изъ казуарина, или изъ другаго вѣсскаго дерева, и набженными четырьмя различными шероховатыми или бороздчатыми сторонами. Сторона, которою первоначально колотятъ и нѣкоторымъ образомъ плоятъ массу (что производится на срубленномъ и сглаженномъ сверху пнѣ), имѣетъ грубыя борозды, вторая нѣсколько-глаже, третья еще поглаже, а четвертая сторона совершенно гладка. Во время выколачиванія -- отъ звука "тапа, тапа" матерія и получила свое названіе -- тѣсто раздается все болѣе-и-болѣе, становится тонше, такъ-что наконецъ походитъ толщиною на катунъ и по высушкѣ дѣлается годнымъ къ употребленію. Впослѣдствіи даже и сырость не имѣетъ вреднаго вліянія на тапу, которая становится по-прежнему хорошею и мягкою, когда высохнетъ.
   Они умѣютъ еще окрашивать эту тапу въ различные цвѣта и выбѣливать. Я видѣлъ куски, которые были такъ же бѣлы, какъ лучшее полотно.
   Англійскіе миссіонеры, прибывшіе на эти острова, привезли катунъ и другія пестрыя матеріи, которыя промѣнивали островитянамъ на фрукты и другія произведенія, назначая, конечно, такую высокую цѣну, какую только можно было требовать за столь драгоцѣнныя вещи.
   Впослѣдствіи миссіонеровъ очень упрекали въ этомъ; въ оправданіе свое они приводили, что миссіонерскія общества въ Англіи не въ-состояніи были высылать имъ денегъ, цѣну которыхъ, сверхъ того, дикари не могли знать, они избрали такіе предметы, которые обезпечивали бы существованіе миссіонеровъ на островахъ и вмѣстѣ съ тѣмъ были бы полезны жителямъ; напримѣръ: катунъ, ножи, топоры, крючки для удочекъ, благовонныя мыла и тому подобныя вещи. Это отчасти и правда; а если нѣкоторые изъ нихъ употребили такую сдѣлку во зло, то оно не можетъ же служить упрекомъ для всѣхъ. Впрочемъ, нѣкоторые миссіонеры устроили настоящія лавки и требовали за присылаемые изъ Англіи товары цѣну, которая многимъ превышала назначенную миссіонерскими обществами. Но индійцы были такъ умны, что замѣтили это, а гдѣ не догадывались сами, тамъ пришедшіе бѣлые обращали на то ихъ вниманіе, и указывали, напримѣръ, что тѣ же самыя вещи могутъ они купить гораздо-дешевле въ другихъ мѣстахъ. Притомъ англійскіе миссіонеры также не могли, напримѣръ, поддержать своихъ торговыхъ интересовъ, по-крайней-мѣрѣ съ желаемою выгодою противъ французскаго соперничества въ Таити и должны были искать другихъ источниковъ пріобрѣтенія.
   Но эти-то новыя матеріи, которыя теперь индійцы могли получать несравненно-удобнѣе, отучили ихъ отъ прежнихъ занятій. Зачѣмъ имъ выбивать тапу, если они могутъ, хотя и за полдоллара, пріобрѣсти локоть матеріи? Притомъ жены ихъ теперь всегда имѣютъ деньги, къ праздности располагаетъ уже самый климатъ; и если произведенія ихъ почвы возвысились до такой цѣны, которую они могутъ удовлетворять всѣмъ своимъ новымъ потребностямъ, кому изъ нихъ прійдетъ въ голову заняться чѣмъ-нибудь?
   Впрочемъ, нѣкоторымъ издѣліямъ они остались теперь еще вѣрны, хотя и это, какъ все другое, измѣнится впослѣдствіи. Такъ они еще приготовляютъ изъ лыка кокосовыхъ деревъ крѣпкія веревки и сѣти, изъ толстыхъ кусковъ перламутра дѣлаютъ превосходные рыболовные крючки, толщиною внизу въ большой палецъ и длиною около пяти дюймовъ. Въ водѣ, при быстромъ движеніи, эти крючки сверкаютъ и блестятъ, а бонито и дельфинъ, принимающіе ихъ за летающую рыбу, легко попадаютъ на приманку.
   Большихъ рыбъ они ловятъ обыкновенно трезубчатыми, часто даже четырезубчатыми гарпунами. Совершенно нагіе, или полунагіе, съ безграничнымъ терпѣніемъ и бдительностью, со всѣхъ сторонъ подвергаясь жгучимъ лучамъ солнца, стоятъ они по цѣлымъ часамъ на коралловыхъ рифахъ между буруномъ и берегомъ, или медленно разъѣзжаютъ въ своихъ маленькихъ каноэ по чистой поверхности воды, подстерегая добычу.
   Эти каноэ построены такъ же, какъ и у жителей Сандвичевыхъ Острововъ, и очень-узки; съ одной стороны, фута на четыре отъ каноэ, прикрѣпляется на горизонтальныхъ брусьяхъ кусокъ дерева, который своимъ давленіемъ объ воду не позволяетъ лодкѣ накрениться на ту сторону, гдѣ онъ находится, а своею тяжестью, увеличенною разстояніемъ, препятствуетъ ей опрокинуться на другую. Эти "утриги", какъ они называются на языкѣ моряковъ, дѣлаютъ каноэ безопаснымъ, но и неповоротливымъ, препятствуя ему быстро скользить по водѣ. Сіуксъ и Тускарора, плавающіе въ своихъ каноэ, легкихъ какъ перо, и красиво-построенныхъ изъ березоваго дерева по сѣвернымъ, столь же бурнымъ морямъ Америки, вѣроятно, не согласились бы медленно разрѣзывать волны въ такихъ ладьяхъ, тогда-какъ въ своихъ челнокахъ летаютъ по нимъ съ быстротою молніи. Но эти каноэ во всякомъ случаѣ соотвѣтствуютъ характеру туземца: они удобны, безопасны и представляютъ ему то, чего онъ отъ нихъ желаетъ -- зачѣмъ же заботиться ему о другихъ, идущихъ, правда, скорѣе, но за-то болѣе-опасныхъ и изготовляемыхъ съ большимъ трудомъ?
   Все, что пишутъ о чисто-отдѣланныхъ, украшенныхъ нарядною рѣзьбою каноэ, и веслахъ жителей Южнаго Океана, никакъ не можетъ относиться къ этимъ группамъ острововъ, или по-крайней-мѣрѣ къ ихъ настоящимъ жителямъ. Здѣсь каноэ грубы и построены очень-просто изъ хлѣбнаго, или каштановаго дерева. Весло же не иное что, какъ обыкновенная доска, кое-какъ подрубленная для этого употребленія. Быть-можетъ, прежде обращали они на это большее вниманіе, но теперь, право, этого не случается. Я нигдѣ не находилъ ни одного рѣзнаго весла.
   Впрочемъ, своею рѣзьбою славятся особенно Острова Дружества, или Фиджи, и Новозеландскіе.
   Искусство жителей проявляется преимущественно при постройкѣ хижинъ, вполнѣ-соотвѣтствующихъ климату. Они вколачиваютъ въ землю колья въ равномъ разстояніи одинъ отъ другаго, на которыя укрѣпляютъ перекладины для крыши. Колья переплетаютъ бамбуковыми тростями или тоненькими облупленными прутьями, оставляя между каждымъ разстояніе отъ одного до полутора дюйма, для прохода воздуха -- это стѣны; потомъ они натягиваютъ длинные, узкіе и тягучіе листья пандануса на тонкія трости, и такъ плотно и крѣпко привязываютъ ихъ къ перекладинамъ, что они представляютъ вѣрную защиту даже отъ проливнаго дождя. Такая крыша можетъ продержаться лѣтъ пять.
   Внутренность еще проще наружности такихъ домиковъ, которые, какъ кажется съ перваго взгляда, можетъ снести первый порядочный порывъ вѣтра. Съ полдюжины цыновокъ на землѣ, штуки двѣ низенькихъ скамеекъ, вырѣзанныхъ изъ твердаго дерева, нѣсколько ящиковъ, обыкновенно такихъ, какіе употребляютъ матросы, пара тыквеныхъ бутылокъ, наполненныхъ кокосовымъ масломъ и кокосовымъ молокомъ, смѣшаннымъ съ соленою водою, нѣсколько кокосовыхъ скорлупъ, приспособленныхъ для вмѣщенія питья -- вотъ и вся меблировка, все хозяйство. Можетъ-быть, еще подъ потолкомъ приткнуто весло или гарпуна, можетъ-быть въ углу виситъ сѣть, или нѣсколько рыболовныхъ крючковъ, но вотъ и все, и притокъ воздуха нигдѣ не встрѣчаетъ ни малѣйшаго препятствія отъ безполезныхъ предметовъ, кое-какъ наваленныхъ.
   Странно, впрочемъ, то обстоятельство, что когда первые европейцы пристали къ Островамъ Товарищества, жители ихъ не только уже были знакомы съ искусствомъ вязать сѣти, но вязали ихъ тѣми же самыми узлами и тѣми же самыми инструментами, какъ европейцы. Деревянную иглу, употребляемую европейскими рыбаками, съ вырѣзаннымъ ушкомъ для продѣванія бечевки, они знали уже тогда, употребляютъ ее и теперь; такую же иглу я нашелъ впослѣдствіи и у австралійскихъ племенъ.
   Между-тѣмъ мой шотландецъ допилъ остатокъ джину; протрезвившись, онъ объяснилъ мнѣ, что, вкусивъ напитка, отъ котораго столько времени воздерживался, онъ получилъ такую страстную къ нему охоту, что желалъ бы сдѣлать попытку привезти новый и еще значительнѣйшій запасъ водки, который могъ бы служить ему долѣе, и что существованіе спиртуознаго напитка можно было бы сваливать тогда все еще на одинъ ящикъ, привезенный съ королемъ
   А откуда взять желаемое? Къ-счастью, вѣтеръ подулъ съ запада, тогда-какъ здѣсь почти непрерывно господствуетъ восточный пассатъ. Этою благопріятною погодою хотѣли воспользоваться и шотландецъ и король, чтобъ послать свиней и куръ на островъ Таити, отдаленный отсюда около семидесяти англійскихъ миль: у одного изъ родственниковъ короля было довольно-порядочное китоловное судно, которое очень-хорошо могло выдержать подобное путешествіе, если въ это время не поднимется бурная погода.
   Пробудилась надежда на новое удовольствіе! Когда люди воротятся и привезутъ съ собой вино, прости миръ и спокойствіе на островѣ! А молодецъ былъ мнѣ и теперь уже противенъ до-нельзя своимъ вѣчнымъ скотскимъ пьянствомъ. Я вѣрно пробылъ бы здѣсь отъ четырехъ до восьми недѣль, еслибъ не этотъ бѣлый; но теперь счелъ за лучшее воспользоваться тою же лодкою и переѣхать въ Таити: тамъ мнѣ представлялось болѣе-обширное поприще для прогулокъ, и подобная личность не могла стѣснять меня тамъ во всѣхъ движеніяхъ; притомъ, кто знаетъ, не своротитъ ли онъ на мою шею и этотъ привозъ вина, если его откроютъ, какъ и первый, и какимъ неблагодарнымъ покажусь я тогда, хотя и невиннымъ образомъ, индійцамъ, которые такъ чистосердечно и дружелюбно приняли меня. Другою причиною было то, что подобный случай, можетъ-быть, долгое время не представится мнѣ. Шотландецъ, правда, началъ строить большое судно, родъ баркаса, которое вчернѣ было почти готово, такъ-что два прилежные работника въ одну или двѣ недѣли могли бы спустить его на воду; но когда онъ получитъ водку, то, разумѣется, и не подумаетъ о работѣ, и могъ ли я знать, сколько времени долженъ буду оставаться потомъ на Маяо, незначительная мѣстность котораго естественно не дозволяла мнѣ сдѣлать порядочной прогулки. Итакъ, я рѣшился ѣхать; но, какъ мнѣ казалось, мое намѣреніе непріятно подѣйствовало на бѣлаго, который всѣми силами старался уговорить меня остаться до-тѣхъ-поръ, пока будетъ готово его собственное судно. Напрасно: чѣмъ болѣе обдумывалъ я это дѣло, тѣмъ болѣе убѣждался, что былъ правъ; наконецъ, когда онъ увидѣлъ, что я настаивалъ на своемъ желаніи и непремѣнно хотѣлъ ѣхать съ индійцами, отправлявшимися въ Таити, онъ не дѣлалъ мнѣ болѣе никакихъ затрудненій и обѣщалъ похлопотать о мѣстѣ на лодкѣ для меня и для моихъ вещей.
   Въ послѣдній вечеръ было большое собраніе въ его домѣ. Сюда пришли всѣ женщины и дѣвушки, жившія по сосѣдству, чтобъ посмотрѣть на вещи, которыя привезъ съ собою "новый бѣлый", и, если можно, взять нѣкоторыя изъ нихъ. Молва обо мнѣ, какъ сообщилъ мнѣ шотландецъ, разнеслась по всему острову и жители въ-особенности удивлялись тому, что я хотѣлъ платить за все, что получалъ, и дѣйствительно платилъ, тогда-какъ я почти всѣмъ раздавалъ подарки. Но, право, всѣ эти подарки были довольно-дешевы: на одномъ аукціонѣ въ Сан-Франциско за нѣсколько долларовъ я пріобрѣлъ цѣлую груду подобныхъ вещей. Мак-Изингъ, впрочемъ, упрекалъ меня въ этомъ и увѣрялъ, что я такъ избалую жителей, что послѣ никто не будетъ въ-состояніи съ ними справиться.
   Однажды, увлекаясь благороднымъ гнѣвомъ, онъ между-прочимъ, сказалъ мнѣ: "Вы не можете себѣ представить, что это за народъ: дѣлаютъ, что хотятъ, и какой-нибудь бѣдняга бѣлый -- совершенно-потерянный человѣкъ между ними; вѣдь вся эта шайка въ роднѣ другъ съ другомъ. Не думаете ли вы также, что я безъ особенной причины выбралъ себѣ хромую жену изъ всѣхъ прелестныхъ дѣвушекъ острова? нѣтъ, old fellow (старый пріятель; находясь въ веселомъ расположеніи духа, онъ называлъ меня такъ всегда), тутъ есть свое важное "почему", и я даже совершенно убѣжденъ, что на этомъ островѣ бѣлый не можетъ жениться не на хромой дѣвушкѣ?" -- "Почему?" -- "Потому-что онъ никогда не могъ бы ее порядочно пошколить, еслибъ она сдѣлала что-нибудь не такъ, какъ слѣдуетъ: въ одну секунду скрылась бы она въ кусты, а тамъ и шестеро бѣлыхъ не поймаютъ одной индіянки; а такъ она не уйдетъ и поневолѣ должна терпѣть. Удивительно, на что только не долженъ смотрѣть мужчина при выборѣ жены!
   Но возвратимся опять къ вечеру, въ который шотландецъ, къ-счастью, какъ онъ говорилъ, имѣлъ длинную бесѣду съ королемъ и пришелъ очень-поздно. Около меня собралось все женское населеніе острова, и ни ганноверскій, ни прусскій таможенный чиновникъ не осмотрѣлъ бы подозрительнаго ящика съ тою точностью, съ какою осматривали всѣ мои вещи эти простодушные люди. Они перевертывали все съ верху до низу, и хотя ничего не просили, но непритворная радость выражалась въ ихъ глазахъ, когда я давалъ имъ какую-нибудь бездѣлицу. Они даже, кажется, гордились тѣмъ, что получали что-нибудь отъ чужеземца, и приносимые ими фрукты и рыбы (дарить имъ было больше нечего) ясно доказывали, какъ желали бы они выразить свою благодарность.
   Сколько ни удивлялись они стекляннымъ и янтарнымъ бусамъ, серьгамъ, кольцамъ и бантикамъ, изъ всѣхъ моихъ богатствъ болѣе всего имъ понравилось собраніе павлиньихъ перьевъ: въ одну минуту всѣ они собрались около нихъ и не могли оторваться. Прежде всего я долженъ былъ имъ описать животное, которому принадлежали эти перья (что это были перья -- они узнали тотчасъ); послѣ того я принялся рисовать имъ на пескѣ павлина, что и исполнилъ какъ умѣлъ; но когда я описалъ, какъ онъ распускаетъ хвостъ, всѣ они радостно закричали, потому-что поняли мою мысль. Индѣекъ они уже видѣли: нѣсколько штукъ ихъ было даже на островѣ, и разговоръ сдѣлался необыкновенно-одушевленнымъ, когда они, вѣроятно, объясняли между собою великолѣпіе птицы, о величинѣ и видѣ которой я далъ такое понятіе, какое могъ. Думая, не безъ основанія, что въ Таити павлиньи перья еще прежде меня были привезены французами и не составляютъ тамъ новости, я раздѣлилъ ихъ преимущественно между дѣвушками, причемъ не забылъ и жены моего шотландца, которая мгновенно бросилась къ своему ящику, гдѣ хранились ея платья и всѣ домашнія украшенія и, къ моему удивленію, вытащила оттуда родъ соломенной шляпки, какія носили у насъ лѣтъ тридцать или сорокъ назадъ. Эту шляпку весьма-странной формы, сдѣланную изъ тонкихъ, бѣлыхъ волоконъ арроурутовой соломы, она поднесла къ кокосовому пламени, приткнула къ ней павлиньи перья и, надѣвъ ее, подошла ко мнѣ со взглядомъ, желавшимъ сказать: "не красивая ли я женщина? не превосходно ли идетъ ко мнѣ эта шляпка?" Самая кокетливая европейская красавица не могла бы вести себя лучше. Дѣйствительно, она была премиленькая женщина и темный цвѣтъ кожи не вредилъ ей нисколько; но шляпка не шла къ ней вовсе. Я сказалъ ей это, но, не владѣя языкомъ, старался дать понять всевозможными отрицательными знаками и повторяя aita maitai.
   Но этимъ я вооружилъ противъ себя всю толпу; по всему было видно, что онѣ сговорились озадачить меня этимъ образцомъ европейскихъ модъ и восторжествовать надо мною блестящимъ образомъ; но теперь все это было потеряно, и красавицы хотѣли непремѣнно знать, почему это некрасиво и что я нахожу худаго въ шляпкѣ; мнѣ же хотѣлось узнать, кто ввелъ на этомъ отдаленномъ островѣ такую глупѣйшую моду. Недолго оставался я въ неизвѣстности: то былъ миссіонеръ, и, какъ я мало-по-малу узналъ, женщины считали шляпку необыкновенною рѣдкостью, чѣмъ по-крайней-мѣрѣ объяснялась ихъ привязанность къ ней.
   Когда шотландецъ возвратился домой довольно-поздно вечеромъ, я прежде всего разспросилъ его о шляпкѣ и ея значеніи. Онъ сообщилъ мнѣ, что миссіонеры, отъ которыхъ, впрочемъ, нельзя требовать вкуса въ свѣтскихъ вещахъ, привезли этотъ фасонъ шляпокъ на головѣ своихъ женъ; индіанкамъ же они совѣтовали носить точно такія шляпки, которыя красивы и имѣютъ набожно-скромный видъ (противъ перваго я ничего не могъ сказать, но въ послѣднемъ очень сомнѣвался), по весьма-похвальной причинѣ, чтобъ отучить ихъ отъ нѣсколько-языческаго обычая носить цвѣты въ волосахъ и ушахъ, чего нельзя было искоренить другимъ способомъ, по-крайней-мѣрѣ силою; но теперь онѣ будутъ только подражать европейской модѣ, если шляпку украсятъ цвѣтами или букетами, даже цѣлыми горшками цвѣтовъ и кустарниками.
   Теперь дѣло было для меня ясно, и я совершенно помирился съ женщинами и дѣвушками Маяо.
   На слѣдующее утро я началъ приготовляться къ отъѣзду и, къ моему удовольствію, замѣтилъ, что мой скорый отъѣздъ опечалилъ жителей. Многіе изъ нихъ старались уговорить меня остаться, и при прощаніи король чрезъ шотландца спросилъ меня, отчего я пробылъ на островѣ такъ недолго. Къ-сожалѣнью, чрезъ шотландца не могъ я объяснить ему настоящей причины, а еслибъ это и сдѣлалъ, мой хозяинъ не передалъ бы ее буквально: это было бы его обвиненіемъ. И такъ я долженъ былъ удовольствоваться тѣмъ, что сказалъ королю, будто надѣюсь въ Таити найдти корабль, который отвезетъ меня на родину, а ему самому извѣстно, какъ рѣдко представляется случай уѣхать отсюда, потому-что западный вѣтеръ дуетъ иногда одинъ разъ въ мѣсяцъ, и даже рѣже. Онъ согласился со мною, и теперь мои приготовленія окончились скоро. Почти тѣ же самые люди, которые носили сюда мои вещи, перенесли ихъ обратно на берегъ. Со всѣхъ сторонъ приносили мнѣ разныя мелочи, тапа, плоды и арроурутовыя украшенія, въ знакъ памяти. На самомъ берегу я еще купилъ у одного живущаго тамъ семейства нѣсколько новыхъ циновокъ, а за одинъ небольшой топоръ принесли мнѣ цѣлый кусокъ тапа, изъ котораго я могъ бы сдѣлать себѣ фракъ, панталоны, шинель, жилетъ и фуражку. Мы не забыли и плодовъ. Хотя проѣздъ при этомъ вѣтрѣ не могъ быть продолжительнѣе двадцати-четырехъ часовъ, я получилъ цѣлую корзину померанцевъ, печеныхъ хлѣбныхъ плодовъ и съ дюжину кокосовыхъ орѣховъ для питья.
   Между-тѣмъ шотландецъ увѣрялъ меня нѣсколько разъ и сообщилъ въ моемъ присутствіи индійцамъ, что онъ ничего не требуетъ отъ меня за мое кратковременное у него пребываніе, что немногіе на его мѣстѣ сдѣлали бы то же самое, но что отъ меня зависитъ дать ему что-нибудь. Отъ собранныхъ вещей чемоданъ мой сдѣлался порядкомъ тяжелъ; я несъ только одноствольное ружье, въ двуствольномъ же мнѣ не предвидѣлось большой необходимости и я отдалъ его съ необходимымъ запасомъ пороха ему на память, чему онъ очень обрадовался. Жена его, которой я еще прежде подарилъ нѣсколько бездѣлушекъ для наряда, зажарила мнѣ на дорогу поросенка. Половину этого поросенка съѣли мы въ то же утро, а другую уложили въ одинъ изъ маленькихъ кузововъ, которые такъ искусно умѣютъ плести туземцы изъ кокосовыхъ листьевъ, и отправились потихоньку на пристань, предоставивъ жителямъ тащить мои вещи.
   Индійцы, изъ которыхъ трое должны были меня сопровождать, еще не совершенно были готовы къ отъѣзду: они должны были поймать свинью, вырвавшуюся отъ нихъ; это время провелъ я у моихъ старыхъ друзей на берегу, между которыми одна довольно-полная женщина повидимому влюбилась въ меня и всѣми средствами старалась удержать.
   Когда мы сидѣли еще у хижины и пили молоко изъ кокосовыхъ орѣховъ, изъ внутренней части острова вышло небольшое общество, впереди котораго шла безобразнѣйшая женщина, какую я только видѣлъ на Маяо, черно-коричневая высокаго роста, со сбитыми, какъ войлокъ, волосами, доказывавшими ея негритянское происхожденіе, съ огромнымъ кускомъ тапа свѣтло-желтаго цвѣта, перекинутымъ черезъ плечо и доходившимъ до колѣнъ. Въ ушахъ у ней были серьги, которыя я раздарилъ наканунѣ, а въ волосахъ три павлиньи пера. Съ торжествующимъ видомъ подошла она ко мнѣ.
   Я съ удивленіемъ осмотрѣлся кругомъ, желая узнать, отъ кого она получила эти украшенія и даже не нуждался бы въ объясненіи шотландца, котораго я спросилъ объ этомъ: за нею стояла одна изъ миленькихъ дѣвушекъ, которымъ я вчера подарилъ эти перья, но безъ нихъ и съ опечаленнымъ лицомъ; тотчасъ же я замѣтилъ, что здѣсь опять одержало побѣду право "безстыдства", которому подчиняется добродушіе этихъ милыхъ людей. Старая, отвратительная вѣдьма просто обобрала маленькое созданіе и, къ его досадѣ и въ намѣшку, хвасталась этимъ въ моихъ глазахъ; но по моему виду и изъ того, что я старался ей сказать, она могла догадаться, что этимъ не доставила мнѣ удовольствія; и когда я сдѣлалъ попытку потребовать часть добычи, она уклонилась отъ меня и быстро исчезла въ кустахъ. Несмотря на то, что у меня все было уже уложено и снесено въ лодку, я снова развязалъ чемоданъ, взялъ изъ него послѣднія четыре пера, въ немъ находившіеся, и отдалъ ихъ обобранной дѣвушкѣ, отъискалъ ей еще другую пару серегъ, видѣлъ, какъ глаза маленькаго созданія снова оживились и заблистали, и думаю, что она съ удовольствіемъ бросилась бы мнѣ на шею, еслибъ совершенно-некстати не стыдилась меня.
   "All ready!" закричалъ Мак-Изингъ изъ лодки, уставляя курятникъ, сдѣланный изъ прутьевъ, употребляющихся для клѣтокъ, и размѣщая лежащихъ внизу съ связанными ногами свиней такъ, чтобъ онѣ въ неблагопріятномъ случаѣ не мѣшали гребцамъ и не могли бы грызться и наносить вредъ другъ другу. Макъ Изнигъ быль старый морякъ и хорошо умѣлъ снарядить лодку.
   Китоловное судно стояло у самаго берега въ такомъ разстояніи, чтобъ только не сѣсть на мель, и мои три индійца уже заняли въ немъ свои мѣста. Старый, весь татуированный, дѣтина сѣлъ на руль; двое другихъ индійцевъ были молодые, взрослые ребята, но страшнѣйшіе лѣнтяи; они почти уже спали, когда входили въ лодку, и старикъ долженъ былъ прочитать имъ порядочное наставленіе, чтобъ они напрягли теперь все свое вниманіе, такъ-какъ намъ при самомъ началѣ предстояла трудная часть нашего путешествія -- выходъ изъ буруна.
   Отъ сильнаго западнаго вѣтра, дувшаго въ послѣдніе два дня, здѣсь образовалась довольно-сильная зыбь, катившая свои волны вдоль рифовъ и вкось по узкому проѣзду. Нѣкоторыя волны, разбиваясь о рифы, подымались отъ шести до восьми футовъ, такъ-что одна изъ нихъ мгновенно могла наполнить лодку, а слѣдующая отбросить ее къ другому коралловому рифу и разбить въ-дребезги; но съ нѣкоторою предосторожностью можно было легко избѣжать этого: между отдѣльными волнами всегда былъ нѣкоторый промежутокъ; имъ-то слѣдовало воспользоваться, чтобъ поднять парусъ и проскользнуть сквозь узкій, но короткій протокъ.
   Итакъ, іоранна, іоранна, добрые люди маленькаго, тихаго и дружелюбнаго острова этого голубаго моря -- іоранна! Черты ваши глубоко запечатлѣлись въ моей душѣ и ваши ласковыя, дружественныя слова еще долго-долго будутъ отдаваться въ моемъ сердцѣ! О, какой бѣшеный крикъ испустилъ на рулѣ татуированный индіецъ и какъ онъ кривлялся, когда новая водяная стѣна быстро приблизилась къ намъ и предъ нашимъ носомъ разбила свою пѣну въ тысячу шипящихъ и лопающихся пузырьковъ! Какъ птица распускаетъ крылья, такъ скоро взлетѣлъ нашъ парусъ, его подхватилъ свѣжій, сильный порывъ вѣтра и лодка скользнула впередъ; но вотъ къ новому нападенію опять собирались уже воды и передняя волна, быстро и все увеличиваясь, подымалась противъ насъ; мы находились прямо на ея пути и уже никакъ не могли избѣжать ее.
   Не изъ страха, но все же въ нѣкоторомъ безпокойствѣ оглянулся я назадъ: за мою жизнь я нисколько не опасался, зная, что, несмотря на волны, легко могу доплыть опять до берега; но потерять здѣсь, такъ близко отъ берега, всѣ свои вещи или получить ихъ совсѣмъ-вымокшими -- была не шутка... А волна?...
   Прошла! Старый индіецъ тихо и неподвижно стоялъ въ лодкѣ и, не измѣняясь въ лицѣ, смотрѣлъ, какъ возвышалась волна, приближалась; но мы также летѣли впередъ, потому-что ходъ лодки увеличивался съ каждою секундою. Все выше-и-выше подымалась эта волна; бѣлая пѣна, казалось, уже висѣла надъ нашею головою. Тутъ подъ ней проскользнула лодка, какъ живое существо, быстрымъ прыжкомъ избѣгающее опаснаго врага.
   Едва мы вышли изъ рифовъ, какъ до нашего слуха долетѣли радостные крики островитянъ; дѣвушки махали платками, а мужчины -- зелеными вѣтвями, передавая намъ послѣднее дружественное іоранна, пока мы не исчезли изъ вида...

"Отечественныя Записки", NoNo 5--6, 1855

   
   
   
Ко всем произведениям автора К списку авторов