Гельд Герман Готфридович - О двух именах прилагательных в романе "Анна Каренина"

Толстой. Памятники творчества и жизни. 4

Редакция В. И. Срезневского

Кооперативное т-во изучения и распространения творений Л. Н. Толстого.

Москва--1923.

О ДВУХ ИМЕНАХ ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ В РОМАНЕ "АННА КАРЕНИНА"

I. Евгюбический.

В 14-ой главе третьей части "Анны Карениной" Каренин читает "французскую книгу об евгюбических надписях". Филологу -- классику не трудно догадаться, что речь идет о т. наз. tabulae Iguvinae (или Eugubinae). Это -- семь бронзовых досок, найденных в 1444 г. в умбрийском гор. Gubbio (в древности Iguvium, в средние века Eugubium). Текст пяти досок -- умбрийский, остальных двух -- латинский. Содержание надписей имеет отношение к религиозным обрядам. Относительно того, каким образом эти надписи, известные лишь специалистам по италийской диалектологии, попали в роман Толстого, я позволю себе высказать следующую догадку. Дело в том, что как раз в то время, когда создавался роман "Анна Каренина", а именно в 1875 г. известный французский лингвист Бреаль (Michel Bréal, 1832--1915) обнародовал одновременно два труда, посвященных Игувийским таблицам: 1) ученое исследование под заглавием "Les tables Eugubines. Texte, traduction et commentaire avec une grammaire et une introduction historique" {Эта книга составляет 26-ой выпуск "Bibliothèque de l'École des Hautes-Études. Sciences philologiques et historiques (Paris, 1875).} и 2) популярно изложенную статью для широкий публики, под тем же заглавием "Les tables Eugubines", в Revue des deux Mondes {Livraison du 1-er Novembre, pag. 5780.}. Эта-то статья, напечатанная в весьма распространенном журнале, вероятно, и дала Толстому повод упомянуть в своем романе об "евгюбических надписях". Ученая-же монография Бреаля на ту же тему едва ли была ему известна; во всяком случае, в руках сановника Каренина, весьма далекого от классической филологии, она гораздо менее уместна, чем книжка францусского журнала, который можно было встретить во всякой порядочной семье.

II. Что-то "капуйское".

В 15-ой главе пятой части "Анны Карениной" говорится: "Что-то стыдное, изнеженное, капуйское, как он (Левин) себе называл это, было в его теперешней жизни". Подчеркнутое мною слово у других авторов не встречается. Не вошло оно также ни в один из словарей русского языка: тщетно искал я его у Даля, в Академическом словаре, в словарях иностранных слов и т. п. А между тем, слово это интересно как с формальной стороны, так и со стороны содержания. Э го прилагательное от географического названия Капуя (Capua). Толстой, очевидно, образовал ad hoc и при этом не по аналогии с другими прилагательными такого же рода, как падуанский от Падуя, мантуанский от Мантуя и др., образованными от итальянских или французских прилагательных, а непосредственно от слова Капуя и совершенно правильно согласно требованиям русского языка (подобно тому, как образовались старинное прилагат. свейский от Свел -- Швеция, как австрийский от Австрия, или фамилия Струйский от сл. струя и пр.). Значение слову капуйский он придал то, в каком французы употребляют название этого города в выражении "Délices de Capoue", изнеженный (в более сильной степени, чем значит это слово по-русски). Такое переносное значение слова об'ясняется эпизодом второй Пунической войны, рассказанным Титом Ливием (кн. 23, гл. 18). В 216 г. до P. X. войско Ганнибала после решительной победы над римлянами при Каннах "удалилось на зимние квартиры в Капую" (in hiberna Capuam concessit), где суровых солдат "погубили избыток во всем и чрезмерные удовольствия" (perdidere nimia bona ас voluptates immodicae). Дальше Ливий выражается еще яснее: "сон, вино, пиршества, блудницы, бани и досуг изнежили воинов телесно и духовно" (somnus et vinum et epuJae et scorta balineaque et otium... enervaverunt corpora animosque).

Г. Гельд.