Герсеванов Николай Борисович - Из путевых впечатлений туриста в 1846 году

ИЗЪ ПУТЕВЫХЪ ВПЕЧАТЛѢНІЙ ТУРИСТА ВЪ 1846 ГОДУ.

Кёльнскій Соборъ.

Я хотѣлъ посвятить обзору города день, назначенный по плану путешествія провести въ Кёльнѣ; лон-лакей прежде всего повелъ меня на площадку, гдѣ стоитъ древній соборъ, и, вмѣсто осмотра города, я провелъ тутъ весь день; нѣсколько разъ лон-лакей напоминалъ мнѣ, что пора идти смотрѣть другія достопамятности; нѣсколько разъ я уходилъ съ площадки, во опять возвращался, и, кромѣ собора, ничего цѣлый день не видалъ и не хотѣлъ видѣть, поглощенный созерцаніемъ великолѣпнѣйшаго, хотя неоконченнаго памятника готическаго зодчества и религіознаго энтузіазма среднихъ вѣковъ.

Удивительное и вмѣстѣ грустное зрѣлище представляетъ дивный соборъ: это не развалина, а хуже ея; между брошеннымъ, неконченнымъ, начинающимъ разрушаться памятникомъ и развалиной, такая же разница, какая между тихою смертью старца, отжившаго свой вѣкъ, и юношей, полнымъ жизни, души, энергіи, котораго поражаетъ вдругъ злокачественная, неизлечимая болѣзнь.

Какимъ образомъ вольные, но небольшіе города, Страсбургъ, Кёльнъ, небывшіе ни богатыми, ни сильными, могли предпринимать гигантскія работы, созидать храмы, какихъ нѣтъ въ Вѣнѣ, Парижѣ -- столицахъ обширныхъ королевствъ? вотъ первый вопросъ, какой задаетъ себѣ туристъ, едва взглянувъ на неоконченный соборъ. Города эти были сильны не торговлей, не многолюдствомъ своимъ, еще менѣе обширностью подвластныхъ земель; все могущество ихъ заключалось въ глубокомъ религіозномъ чувствѣ; вѣра, одна вѣра воздвигла эти величественные памятники...

Все, что относится къ началу Собора въ Кёльнѣ довольно-темно: настоящимъ виновникомъ строенія нынѣшняго храма, вмѣсто прежняго, сгорѣвшаго, считаютъ архіепископа Конрада Гохстадена, заложившаго первый камень около половины XIII то столѣтія. Ему, вѣроятно, принадлежитъ мысль воздвигнуть церковь, которая превосходила бы огромностью всѣ извѣстные въ то время" памятники; колокольня должна была превышать на нѣсколько футовъ большую египетскую Пирамиду, высочайшее донынѣ зданіе на землѣ. Въ то время обращали такъ мало вниманія на славу, что имя геніальнаго архитектора, начертавшаго планъ собора, отличающійся строгимъ единствомъ, осталось неизвѣстнымъ въ исторіи; преданіе говоритъ.что это былъ Альбертъ-Великій, епископъ регенсбургскій, зодчій, физикъ и ученый {Однакожъ, въ Пантеонѣ великихъ мужей Германіи, въ Валгаллѣ, Альбертъ Великій поименованъ особо отъ неизвѣстнаго строителя Кельнскаго-Собора.}. Въ смутныя времена, работы прерывались нѣсколько разъ. Архіепископство кёльнское было необширно; средства его составляли малую часть суммъ, употребляемыхъ на строеніе храма -- религіозный энтузіазмъ замѣнялъ недостатокъ ихъ большая часть денегъ поступала отъ добровольныхъ даяній; знатные граждане ѣздили по окрестнымъ странамъ, даже въ Англію, собирая приношенія набожныхъ людей; бѣдные стекались со всѣхъ сторонъ и, не имѣя денегъ, работали безъ платы, жертвуя безвозмезднымъ трудомъ; всѣ убѣждены были, что трудятся для благочестиваго дѣла, воздвигая храмъ во славу Бога и трехъ царей-волхвовъ, пришедшихъ поклониться новорожденному Іисусу. Папская булла отпускала на годъ впередъ грѣхи всякому, кто прійметъ участіе въ святомъ дѣлѣ. Энтузіазмъ былъ такъ великъ, что вольноприходившіе каменьщики, работавшіе цѣлый день, проводили часть ночи въ пѣніи священныхъ гимновъ, при свѣтѣ зажженнымъ свѣчь, среди деревъ, кружалъ и тачекъ, служившихъ, по недостатку въ помѣщеніи, единственнымъ ихъ убѣжищемъ. Мѣстныя власти не давали остывать одушевленію: богатые люди, давъ, что могли, при жизни, побуждаемы были нарочно изданными для того узаконеніями отказывать еще болѣе по духовному завѣщанію. Въ 1320 году, не смотря на многія затрудненія и неоднократныя остановки, конченъ и освященъ былъ хоръ, часть притвора, заключающаго въ себѣ алтарь, и отдѣленъ отъ неконченной части каменною стѣною. Но войны того времени истощили совершенно казну; междоусобія раздирали городъ и дошли до такой степени, что владѣнія архіепископа, духовенство, граждане обѣднѣли, и работы, пріостановленныя въ 1438 году на время, не были уже продолжаемы въ-теченіе четырехъ-сотъ лѣтъ. Незащищенная отъ дѣйствія стихій часть храма стала приходить въ разрушеніе, и только въ XVIII столѣтіи начали думать о починкахъ, необходимыхъ для предохраненія отъ дождя внутренности собора. Въ это время, когда вѣра была въ упадкѣ и духъ новѣйшей философіи не признавалъ величія среднихъ вѣковъ, многое передѣлано, испорчено съ намѣреніемъ; имѣли даже мысль сломать одну изъ башень, чтобъ расширить площадку, тѣсную для увеличившагося движенія экипажей. Въ революціонныя войны, соборъ служилъ магазиномъ для складки фуража; свинцовая крыша была снята, такъ-что вода со всѣхъ сторонъ проникала въ церковь. Наполеонъ велѣлъ, наконецъ, сдѣлать новую крышу, чѣмъ и ограничились его дѣйствія для возобновленія храма. Въ 1815 году, прусскій король, тогда еще наслѣдный принцъ, пораженный величіемъ собора, возъимѣлъ мысль довершить его. Въ 1823 году, начаты работы для исправленія необходимаго, а нынѣ производятся онѣ для окончанія или лучше сказать для продолженія его, по первоначальному плану, безъ малѣйшаго отступленія. Трудовъ предстоитъ много: конченъ только хоръ, менѣе половины главнаго корпуса собора, да выведена въ вышину третья часть южной башни; другая башня возвышается лишь на нѣсколько десятковъ футовъ отъ основанія. И въ такомъ видѣ храмъ поражаетъ необыкновеннымъ своимъ величіемъ, составляя великолѣпнѣйшій памятникъ готическаго зодчества, расцвѣтшаго такъ быстро, такъ пышно во всей полнотѣ христіанскаго одушевленія.

Много писали, особенно въ Германіи, о происхожденіи и значеніи готическаго зодчества; ученые спорятъ до-сихъ-поръ о томъ, гдѣ оно возникло и выросло, и ничего еще не объяснили. Оно не могло достигнуть вдругъ такой высокой степени, на какой нынѣ его видимъ; но младенчество искусства, постепенное его развитіе остались незамѣтными, потому-что первыя неважныя зданія, возведенныя въ новомъ стилѣ, сдѣлались жертвою времени: уцѣлѣли лишь огромныя сооруженія, памятники эпохи высшаго его процвѣтанія. По всей вѣроятности, произошло оно изъ подражанія византійскому вкусу; довольно-правдоподобно, что оттуда вошло въ обычай располагать церкви на востокъ -- обычай, не существующій въ другихъ католическихъ церквахъ. Отечествомъ готическаго зодчества признаютъ Германію; можетъ-быть, не менѣе того оно процвѣтало въ то же время въ другихъ странахъ, въ Нидерландахъ, Сѣверовосточной Франціи и Англіи. Происхожденіе готической архитектуры, постепенное усовершенствованіе и значеніе не объяснены еще удовлетворительно. Какой-то ученый, выставляя мнѣніе, что оно получило начало у горныхъ народовъ, думалъ видѣть въ углубленныхъ входахъ и порталахъ подобіе мрачныхъ пещеръ, а въ пирамидахъ и шпицахъ подражаніе остроконечнымъ утесамъ: мысль, неимѣющая никакого основанія. Вообще, мнѣніе, что архитектура выражаетъ идеи, удовлетворяетъ потребностямъ народа, кажется, невѣрна. Иначе, какъ могло бы готическое зодчество развиться такъ роскошно и разнообразно во всѣхъ городахъ Сѣверной-Германіи, части Франціи и Англіи. Если оно не проникло далѣе, и другіе города Южной-Франціи и Германіи не украсились памятниками въ этомъ родѣ, то потому-что были не такъ богаты и не пользовались самобытностью. Какъ могли также Римляне занять почти безъ всякаго измѣненія архитектуру Грековъ, съ которыми они имѣли совершенно-разные вкусы и потребности! Скорѣе можно сказать, что зодчество соотвѣтствуетъ не народу, а эпохѣ въ жизни народовъ, нуждамъ е^, олицетворяетъ ея идеи и наклонности. Смотря съ этой точки, можно сказать, что готическая архитектура есть преимущественно архитектура христіанская, назначенная для церквей. Съ давнихъ временъ, для отличія отъ языческихъ храмовъ, довольно-низкихъ и имѣющихъ почти плоскія крыши, принято въ христіанскомъ мірѣ строить церкви высокія, въ видѣ болѣе или менѣе пирамидъ. При такомъ условіи, существенныя правила готическаго стиля -- стрѣльчатыя арки, высокія тонкія подпоры, состоящія изъ связи собранныхъ трубокъ; длинныя, низкія окна; непомѣрной вышины шпицы, тоненькія башни, и вообще пирамидальность въ частяхъ и въ цѣломъ -- какъ-нельзя-лучше удовлетворяютъ потребностямъ христіанства. Труднѣе понять значеніе второстепенныхъ принадлежностей, нѣкоторыхъ орнаментовъ: какое отношеніе къ христіанству имѣетъ пятилистная роза, нарисованная на цвѣтныхъ стеклахъ верхнихъ оконъ въ алтарѣ, или скромный клеверъ, или трилистникъ, служащій первообразомъ большей части украшеній въ окнахъ, дверяхъ и галереяхъ?

Какъ бы то ни было, а несомнѣнно, что архитекторы, изобрѣвшіе и усовершенствовавшіе готическое зодчество, имѣли цѣлью не просто складываніе камней и вырѣзываніе изъ нихъ разныхъ узоровъ и фигуръ; безчисленное. множество листовидныхъ и цвѣтовидныхъ украшеній, арабески, звѣздочки, арки наши, вытесанныя изъ камня и удвоивавшія и безъ того сложную и многотрудную работу, не могли быть просто игрою прихоти необузданнаго воображенія; исполненные религіознаго одушевленія, архитекторы, строя и украшая храмы въ этомъ стилѣ, имѣли, вѣроятно, въ виду выраженіе мыслей великихъ. По ученію Германцевъ, въ готическомъ зодчествѣ есть много символическаго: они видятъ въ цѣломъ храмѣ выраженіе мысли, оторванной отъ земли и возносящейся къ Богу; расположеніе цѣлаго и частей и части сами-по-себѣ имѣютъ свое значеніе и смыслъ иносказательный: алтарь обращенъ къ востоку, что не наблюдается вообще въ католическихъ церквахъ; храмъ располагается въ видѣ креста (не подтверждаетъ ли это мнѣніе о происхожденіи готическаго зодчества отъ византійскаго); три главные входа служатъ къ принятію народа, приходящаго отъ различныхъ странъ свѣта; три шпица соотвѣтствуютъ тремъ лицамъ божества -- основному догмату христіанской вѣры {Въ Россіи встрѣчаются, хотя очень-рѣдко, церкви о трехъ главахъ въ честь святой троицы.}. Одинъ нѣмецкій архитекторъ, изучивъ съ особенною любовью Кёльнскій Соборъ и переведя на старинную нѣмецкую мѣстную мѣру главнѣйшія его протяженія, нашелъ, что мистическое число семь служитъ основаніемъ всѣхъ измѣреній: внутренняя высота хора 7 X 23 = 161 футъ, равна внутренней ширинѣ храма внизу; высота башень 7 Х 76 = 532 фута, соотвѣтствуетъ всей длинѣ зданія; вышина верхушки кровли 7 X 33 = 231 футъ, равна наружной ширинѣ церкви; глубина главнаго входа имѣетъ 7 X 8 = 56 футъ и проч. Вѣроятно, это не случайность, а сдѣлано съ намѣреніемъ и имѣетъ таинственный смыслъ, для насъ непонятный. Извѣстно, что въ средніе вѣка ремесленники въ городѣ составляли не простой цехъ, необязывающій ихъ, какъ теперь, ни къ какимъ соединеннымъ дѣйствіямъ, а особыя сословія, связанныя взаимными выгодами и необходимостью защищать права свои на каждомъ шагу, нерѣдко вооруженною рукою. Архитекторы и каменнаго дѣла мастера, что тогда было почти одно и то же, занимавшіеся постройкою церквей, имѣли при производствѣ своего ремесла особыя понятія, мистическія формулы, религіозныя повѣрья и предразсудки, составляли родъ франмасонской ложи; ключъ къ тайнамъ ихъ затерянъ: въ Вѣнѣ, на-примѣръ, показываютъ на площади остатокъ бывшаго-когда-то лѣса, древесный пень, въ который слесарные подмастерья, по окончаніи ученія, вколачивали по гвоздику: обычай пошлый, если но было съ нимъ сопряжено какое-нибудь суевѣрное преданіе. Рядъ украшеній, вырѣзанныхъ на галереяхъ и карнизахъ собора, отличается замысловатостью и разнообразіемъ. Быть-можетъ, это сдѣлано не просто съ артистическою цѣлью; быть-можетъ, звѣздочки равнаго вида, величины, группированныя по три, попарно и по одной, идущія по шпицу, суть іероглифы, расположенные по особому порядку и знаменующіе какую-нибудь молитву или стихъ изъ Евангелія... Въ средніе вѣка, мистическіе обряды были распространены гораздо-болѣе, чѣмъ теперь; при церемоніи освященія хора Кёльнскаго-Собора, архіепископъ съ знатнѣйшимъ духовенствомъ вошелъ въ церковь, велѣлъ затворить врата и, отслуживъ молебенъ, начерталъ на церковномъ помостѣ, покрытомъ золою, слѣдуя двумъ большимъ діагоналямъ, весь латинскій алфавитъ и накрестъ его греческій, въ знаменіе того, что храмъ посвященъ на вѣки религіи, которой Іисусъ Христосъ есть начало и конецъ. Конечныя буквы греческаго алфавита обыкновенно означаютъ вѣчность ученія Евангелія; но зачѣмъ перемѣшаны буквы обоихъ алфавитовъ? вѣроятно, этотъ обрядъ имѣлъ смыслъ болѣе полный, для насъ не совсѣмъ-ясный. Въ тотъ мистическій и восторженный вѣкъ, въ церковныхъ обрядахъ все имѣло свое особое выраженіе, свой духовный смыслъ, почти такъ, какъ въ древнемъ Египтѣ каста жрецовъ писала, а можетъ-быть и говорила особымъ языкомъ, недоступнымъ для простаго народа.

Видъ громаднаго искаженнаго собора наводитъ по неволѣ на мысль, почему въ наше время такихъ церквей не строятъ болѣе? Нынѣшніе храмы величиною уступаютъ египетскимъ пирамидамъ, а трудностью и изяществомъ работы Кёльнскому-Собору... Въ Италіи есть огромныя, великолѣпныя церкви, но если взять въ соображеніе обыкновенное обиліе каменотесной работы, медленность производства нѣжной и чрезвычайно-тщательной рѣзьбы, то преимущество останется едва ли не на сторонѣ готическаго храма. Религіозныя вѣрованія не такъ сильны теперь, какъ были во времена фараоновъ и въ средніе вѣка. Пирамиды, выстроенныя, чтобъ служить гробницами царямъ, свидѣтельствуютъ, какъ обыкновенно выражаются, о гордости и деспотизмѣ царей, исторгавшихъ камни изъ нѣдръ горъ. Едва-ли онѣ были только гробницами: не хула ли это на духовную природу человѣка? Почему не предположить, что пирамиды были вмѣстѣ съ тѣмъ и храмами. Это мнѣніе гораздо-правдоподобнѣе, хотя едва-ли оно было высказано. Одно религіозное чувство могло воздвигнуть такія громады при входѣ въ песчаную степь; а почему вѣра не могла быть такъ же сильна въ Египтѣ, какъ въ Римѣ или Кёльнѣ? Въ пирамидахъ не могъ помѣщаться народъ во время богослуженія, правда; а развѣ это необходимо? Развѣ въ древнихъ греческихъ храмахъ было мѣсто для народа? Внутрь входили одни жрецы; народъ окружалъ храмъ, укрываясь въ ненастье подъ портиками. Въ-теченіе сорока вѣковъ, древніе и новые историки удивляются прочности пирамидъ и горделивому безумію фараоновъ, не объясняя главнаго-религіознаго чувства Египтянъ. Такъ и мы теперь едва въ состояніи постигнуть доблести рыцарей въ средніе вѣка, энтузіазмъ крестоносцевъ, стремившихся толпами въ обѣтованную землю, и сооруженіе Кёльнскаго-Собора руками небольшаго, но вѣрующаго народа. Не смотря на огромную разницу въ матеріальныхъ средствахъ Египтянъ и жителей Кёльна, христіанскій храмъ гораздо-выше, особенно въ художественномъ отношеніи. Въ таинственной долинѣ Нила сложены просто безъ малѣйшаго архитектурнаго изящества огромные камни, которые прочностью своею обязаны климату. Въ Кёльнѣ, искусство достигло во всѣхъ частяхъ полнаго, самобытнаго развитія, дошло до совершенства, отличается эстетическою красотою: вмѣсто четвероугольныхъ грубыхъ массъ, камень принялъ здѣсь самыя разнообразныя формы, расположился не въ прямой линіи, а въ видѣ безчисленныхъ выступовъ, переломовъ, переходовъ, углубленій, раскинулся смѣлыми арками, дугами, поддугами, преобразился въ башеньки, ниши, кивоты, галереи, вознесся къ небу высокими шпицами и обелисками; и все это украшено съ неимовѣрною роскошью орнаментами всякаго рода, статуями, арабесками, звѣздочками, розетками, цвѣточными вязями, такъ-что камень, особенно въ верхней части зданія, кажется обвитъ тонкимъ, прозрачнымъ кружевомъ. Наружность храма составляетъ фантастическую каменную поэму, прекрасную, безукоризненную въ цѣломъ, расположенную съ строгимъ единствомъ, по правиламъ самаго очищеннаго вкуса и блистающую невыразимою прелестью и роскошью въ подробностяхъ. Никогда человѣкъ не воздвигалъ божеству памятника величественнѣе, громаднѣе, совершеннѣе, и по всѣмъ вѣроятіямъ никогда не воздвигнетъ. И это божественное зданіе не кончено, и, увы, никогда не будетъ кончено! Внутренность храма вполнѣ соотвѣтствуетъ внѣшнему его виду. Здѣсь съ замѣчательною предусмотрительностью все соображено, чтобъ произвести религіозное впечатлѣніе на входящаго, освободить духъ молельщика отъ бремени земныхъ помышленій и внушить ему идеи о вѣчности, безсмертіи души: двойной рядъ столбовъ преграждаетъ доступъ свѣта съ боку; узкія, длинныя пирамиды лучей падаютъ сверху изъ продолговатыхъ оконъ, проходятъ чрезъ расписанныя стекла, окрашиваются въ цвѣта радуги-символа примиренія земли съ небомъ, и разгоняютъ лишь въ половину таинственный мракъ, господствующій подъ высокими оживами; статуи всѣ или молятся или лежатъ на крышахъ гробницъ; часть украшеній имѣетъ видъ креста; въ схимахъ почиваютъ мощи угодниковъ или тѣла епископовъ; герцоговъ, князей тутъ нѣтъ; на стеклахъ лики святыхъ и другіе рисунки изображены неясно; на стѣнахъ не видно ни знаменъ, ни трофеевъ, отнятыхъ у непріятеля; нѣтъ высокихъ, художественныхъ произведеній, какъ, на-примѣръ, въ Лигустинской Церкви, въ Вѣнѣ, куда ходятъ удивляться изваяніямъ Кановы, а не молиться; ничто не напоминаетъ о здѣшнемъ мірѣ, ничто не развлекаетъ вниманія молящагося; душа исполняется благоговѣніемъ, забываетъ землю, паритъ къ небу...

Нѣтъ никакого сомнѣнія, готическое зодчество приличествуетъ какъ-нельзя-болѣе христіанскимъ храмамъ и превосходно выражаетъ эпоху, когда оно процвѣтало. Блестящее время его настаетъ вскорѣ послѣ великаго религіознаго движенія, породившаго крестовые походы, и въ нѣкоторомъ смыслѣ служитъ имъ продолженіемъ. Эпоха эта продлилась до реформаціи; умственное потрясеніе, произведенное Лютеромъ, охладило религіозный энтузіазмъ. Въ средніе вѣка вѣровали слѣпо не только въ догматы, даже въ мелочные обряды и непогрѣшительность католической церкви... Послѣ реформаціи, стали сомнѣваться, разсматривать, а вскорѣ и отвергать многое, чему прежде горячо вѣрили; возникли распри, ссоры, и вскорѣ запылали кровопролитныя войны: весьма-естественно, душевное убѣжденіе ослабѣло у католиковъ и протестантовъ; энтузіазмъ, гдѣ сохранился, принялъ характеръ политическаго фанатизма. Около того же-времени, многіе вольные города и области утратили свою самобытность, лишились торговли; небольшія германскія церковныя владѣнія вошли въ составъ другихъ значительныхъ державъ; духовенство напрягло умственныя и физическія силы, чтобъ противодѣйствовать реформаціи; средства государствъ и частныхъ людей истощились въ религіозныхъ войнахъ. Все это удовлетворительно объясняетъ, почему вездѣ охладѣло стремленіе къ построенію обширныхъ церквей, и отъ-чего въ Германіи такъ много неконченныхъ готическихъ храмовъ: въ Вѣнѣ и Страсбургѣ, вмѣсто двухъ или трехъ башень, построено только по одной; въ Регенсбургѣ башни выведены только до двухъ третей; въ Миланѣ соборъ нѣсколько сотъ лѣтъ оставался неконченнымъ; въ Кёльнѣ едва построена третья часть. Вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ слѣдствіе блестящей эпохи возрожденія искусствъ въ Италіи, вѣка Медичисовъ, явилось въ Европѣ какое-то особенное пристрастіе къ новоитальянской архитектурѣ, и готическое зодчество, какъ выраженіе варварства среднихъ вѣковъ, оставлено вездѣ, даже въ Англіи, гдѣ оно держалось долѣе, чѣмъ гдѣ-либо.

Время, когда строились готическіе храмы, не походило на нынѣшнее время: архіепископы, духовенство, самые міряне думали мало о благосостояніи въ здѣшнемъ мірѣ, и много о друіуэй лучшей жизни; сооруженіе храма считалось благочестивымъ подвигомъ; участвовать въ работахъ, споспѣшествовать успѣхамъ ихъ деньгами, вкладами или трудами рукъ было такимъ же богоугоднымъ дѣломъ, какъ постъ, молитва, проповѣданіе слова Божія или покаяніе; о славѣ, извѣстности заботились такъ мало, что имена художниковъ, изобрѣтшихъ и усовершенствовавшихъ готическое зодчество, не записаны въ лѣтописяхъ; имя архитектора-поэта, создавшаго планъ Кёльнскаго Собора, неизвѣстно съ достовѣрностью. Преемники его трудились не изъ тщеславія и ничего не измѣнили въ первоначальномъ планѣ, и отъ-того въ немъ такое единство, гармонія, какихъ не найдете ни въ одномъ подобномъ зданіи. Въ Соборѣ св. Стефана въ Вѣнѣ, видна съ перваго взгляда работа разныхъ вѣковъ и разныхъ художниковъ. Простой каменьщикъ, вытесывая изъ твердѣйшаго базальта какой-нибудь узорчатый орнаментъ, работалъ не какъ-нибудь, а съ величайшимъ тщаніемъ и аккуратностью, имѣлъ въ виду не денежную плату за трудъ, а выполненіе священнаго долга или задушевнаго обѣта. Отъ-того рѣзьба въ верхнихъ частяхъ необыкновенно-свѣжа; камни притесаны какъ-нельзя-лучше; отколотыхъ кусковъ нигдѣ не видно; все какъ-будто вчера сдѣлано. Шиллеръ понялъ направленіе этой эпохи, угадалъ мысли ремесленниковъ того времени, ихъ родительскую любовь къ своимъ произведеніямъ, религіозную восторженность -- въ прекрасной своей пьесѣ: "Пѣснь о Колоколѣ". Отливъ колоколъ, мастеръ обращаетъ къ нему слово, напоминаетъ о происшествіяхъ въ семъ мірѣ, которыхъ онъ будетъ провозвѣстникомъ, о рожденіи, крещеніи, бракѣ, смерти, торжественныхъ случаяхъ, о важности религіи, освящающей всѣ эти событія; видитъ въ немъ не мѣдный товаръ, который надо скорѣе и дороже сбыть съ рукъ, а одушевленное существо, долженствующее долгое время быть безстрастнымъ, но не безмолвнымъ зрителемъ борьбы бѣднаго человѣка съ жизнью.

Теперь не то время: религіозный энтузіазмъ не имѣетъ прежней силы, церквей строятъ мало, и при сооруженіи ихъ все происходитъ инымъ образомъ. Архитекторъ бываетъ нерѣдко иностранецъ, иновѣрецъ, неимѣющій понятія о языкѣ и нравахъ народа, а еще менѣе о его вѣрѣ и духовныхъ потребностяхъ. Никакая патріотическая или религіозная мысль не одушевляетъ его; побужденіемъ ему служатъ деньги и тщеславіе, рѣдко слава. Еще не кончивъ храма, проситъ онъ мѣста въ под земныхъ склепахъ его для своей могилы; издаетъ великолѣпные къ нему рисунки и описанія... Счастіе главнаго архитектора, если онъ успѣлъ кончить начатую имъ церковь, какъ Врекъ кончилъ по собственному плану заложенный имъ Соборъ св. Павла въ Лондонѣ; не то -- преемники его изъ тщеславія прибавятъ, убавятъ что-нибудь въ возведенномъ до половины храмѣ, и такъ исказятъ его, что невозможно будетъ угадать начальнаго проекта. Главный архитекторъ можетъ иногда въ наше время имѣть въ виду славу; но помощники его, подрядчики, мастера, работники трудятся единственно изъ денегъ.

Любители неоднократно сравнивали греческую архитектуру съ готическою; правила, на которыхъ онѣ основаны, діаметрально-противоположны; это почти то же, что классическая и романтическая словесность. Въ греческомъ стилѣ владычествуетъ безконечная прямая линія и классическіе прямые углы; колонны, неизбѣжныя, какъ судьба, имѣютъ опредѣленные размѣры, отъ которыхъ не позволяется отступить; окна и двери лишены всякихъ украшеній; полукруглый сводъ рѣдко употребляется; зданія огромны, длинны, но низки. Въ готическомъ зодчествѣ совершенно-противное: прямыхъ, параллельныхъ линій, прямыхъ угловъ или нѣтъ, или очень-мало; линіи съ изгибами, переломами, выступами; плоскости ограничены граціозными кривыми; колонны снаружи неизвѣстны; вмѣсто полукруглыхъ однообразныхъ сводовъ, плоскихъ крышъ -- остроконечныя арки, шпицы, пирамиды возносятся во множествѣ къ небу; въ украшеніяхъ оконъ и дверей обширное поле фантазіи художника; обиліе въ орнаментахъ необыкновенное, въ противоположность съ греческимъ стилемъ, гдѣ бѣдность въ украшеніяхъ доходитъ до того, что въ большихъ зданіяхъ стѣны кажутся голыми. Которая изъ двухъ архитектуръ прекраснѣе, удовлетворяетъ болѣе эстетическому чувству? Это дѣло вкуса;намъ, русскимъ, готическое зодчество нравится гораздо-болѣе, особенно послѣ Петербурга, гдѣ господствующая въ частныхъ зданіяхъ греческая или ново-итальянская архитектура съ ея прямыми линіями, неизбѣжными колоннами, голыми окнами, монотоніею своею приводитъ любителя въ совершенное отчаяніе. Въ наше время; по какому-то странному пристрастію, преобладаетъ вездѣ новоитальянскій стиль съ небольшими измѣненіями; готическое зодчество вытѣснено отвсюду; всѣ государства какъ-будто согласились, чтобъ отвергнуть національную архитектуру, и только въ нашемъ отечествѣ видно возвращеніе къ старинному русскому стилю и начинаетъ возникать народная архитектура.

Смотря съ нынѣшней точки на готическое зодчество, легко понять, что оно отжило свой вѣкъ, разнообразныя украшенія его излишни, обременительны; цвѣточныя вязи, легкое каменное прозрачное кружево -- просто нелѣпость; пирамиды, ниши, батеньки, карнизы не имѣютъ никакого смысла; твердый камень, послушный, какъ легкая ткань, ножницамъ, занялъ несвойственное ему мѣсто, и долженъ уступить его чугуну, изъ котораго гораздо-легче выливать, всѣ такіе орнаменты, еслибъ они были нужны; но въ нихъ теперь нѣтъ ни малѣйшей нужды. Никакой пользы не приносятъ всѣ эти побочныя украшенія, тонкая каменная рѣзьба, а отнимаютъ, можетъ-быть, въ четыре, пять разъ болѣе времени, трудовъ и денегъ, нежели каменная кладка храма. Теперь строятъ церковь, когда она нужна для украшенія, или когда того требуетъ увеличившееся населеніе. Иногда соглашаются построить и огромный соборъ, но за то не хотятъ ужь ничего лишняго, въ-особенности каменной рѣзьбы, требующей необъятнаго труда, который нисколько не бросается въ глаза. Нынѣ важно не строеніе храма, въ чемъ средніе вѣка видѣли святое дѣло, а построеніе его или окончаніе въ кратчайшее время, съ меньшими издержками. Отъ-того теперь строятся они довольно-скоро. Соборъ св. Павла Лондонѣ оконченъ въ тридцать-пять лѣтъ, Пантеонъ, въ Парижѣ, лѣтъ въ двадцать.

Просвѣщенный любитель наукъ и художествъ, нынѣшній прусскій король, началъ приводить въ исполненіе великую мысль -- кончить величественный храмъ по первоначальному плану. Хвала ему и честь! Будетъ ли имѣть успѣхъ великодушное его предпріятіе? Время глубокихъ вѣрованій давно минуло; рѣдко, очень-рѣдко строятъ большія церкви и монастыри; духъ человѣческій принялъ совершенно другое направленіе; капиталы поглощены желѣзными дорогами, фабриками, акціями всякаго рода; два различные свода, употребляемые въ архитектурѣ, олицетворяютъ два вѣка: древняя готическая арка, стрѣльчатая, высокая -- символъ среднихъ вѣковъ, когда духъ парилъ къ небу; нынѣшній "водъ эллиптическій, необходимый для мостовъ и туннелей, представляетъ новый вѣкъ, когда мысли прикованы къ землѣ, къ средствамъ ускорить сообщенія, усилить матеріальное благосостояніе. Прусскій король, замышляя о возобновленіи Кёльнскаго Собора, одушевленъ былъ мыслью благородною; но современники смотрятъ на это предпріятіе довольно равнодушно: не взирая на всеобщій миръ и на процвѣтаніе торговли, добровольныя приношенія ничтожны;суммы, ассигнованныя правительствомъ, недостаточны; съ 20,000 талеровъ въ годъ, надо для окончанія храма не одно столѣтіе.

Н. Герсевановъ.

"Отечественныя Записки", No 11, 1847