Горький Максим - М. Горький. Мещане. Сцены в доме Безсеменова. Драматический эскиз в 4 актах

М. Горькій. Мѣщане. Сцены въ домѣ Безсѣменова. Драматическій эскизъ въ 4 актахъ. Спб. 1902.

Подзаглавіе этого перваго драматическаго опыта г. Горькаго -- "Сцены въ домѣ Безсѣменова" -- гораздо болѣе соотвѣтствуетъ и формѣ, и содержанію пьесы, чѣмъ заглавіе -- "Мѣщане". По формѣ это именно "сцены", разбитыя на четыре акта, но онѣ могли бы занять и пять, и шесть актовъ, а могли бы и въ двухъ уложиться. Въ этомъ "драматическомъ эскизѣ", какъ называетъ авторъ свою пьесу, характеры, положенія, отношенія опредѣляются сразу, въ первомъ же актѣ, и остальные три представляютъ собою только варьяціи все на ту же тему. Недаромъ всѣ четыре акта происходятъ, безъ перемѣны декорацій, въ одной и той же комнатѣ дома старшины малярнаго цеха Безсѣменова, и недаромъ почти всѣ дѣйствующія лица тутъ же въ этомъ домѣ и живутъ: хозяинъ, его жена, его дѣти, пріемышъ, нахлѣбники, квартирантка, поденная швея, прислуга. Въ этомъ гнѣздѣ драма не развертывается, а повторяетъ себя изо дня въ день, изъ акта въ актъ. Что касается держанія, которое должно резюмироваться заглавіемъ "Мѣщане", то тутъ авторъ допустилъ нѣкоторую двусмысленность каламбурнаго характера. Безсѣменовы -- мѣщане по происхожденію и сословному положенію. Но одно изъ дѣйствующихъ лицъ, философствующій пьяный пѣвчій Тетеревъ, придаетъ, очевидно, съ одобренія или согласія автора, слову "мѣщане" гораздо болѣе широкое значеніе. Онъ говоритъ, обращаясь къ старику Безсѣменову: "Вся жизнь -- твой домъ, твое строеніе. И оттого мнѣ негдѣ жить, мѣщанинъ!" И далѣе: "Жизнь испорчена! Она -- скверно сшита... не по росту порядочныхъ людей сдѣлана жизнь, говорю я. Мѣщане сузили, окоротили ее, сдѣлали тѣсной... и вотъ, я есмь вещественное доказательство того, что человѣку негдѣ, нечѣмъ, незачѣмъ жить"... Кто бы подумалъ, что "мѣщане", хотя бы и "зажиточные" вродѣ старшины малярнаго цеха Безсѣменова, мѣщане, эти низшіе слои "средняго рода людей", имѣютъ такое громадное вліяніе на "всю жизнь"! Но Тетеревъ каламбуритъ или пользуется каламбуромъ автора, смѣшивая людей мѣщанскаго званія съ людьми мѣщанскихъ или такъ называемыхъ буржуазныхъ принциповъ, каковыхъ могутъ держаться, и дѣйствительно держатся, представители самыхъ разнообразныхъ слоевъ общества, вплоть до "высшаго свѣта". Въ одномъ мѣстѣ Тетеревъ какъ бы противопоставляетъ мѣщанину "испанскаго дворянина" дона Сезара де Базана, который, по мнѣнію женскаго персонала пьесы, "настоящій герой", и нравится тѣмъ, что "красиво одѣтъ", а, по его мнѣнію, "здоровый и веселый человѣкъ", а "веселый человѣкъ -- всегда славный человѣкъ". Въ другомъ мѣстѣ, онъ называетъ сына Безсѣменова, студента, исключеннаго изъ университета за безпорядки и теперь сожалѣющаго о томъ, что онъ принималъ въ нихъ участіе,-- "мѣщаниномъ, который былъ гражданиномъ полчаса". Мѣщанству, какъ принципу, могутъ быть съ разныхъ сторонъ противопоставлены очень разныя вещи, не имѣющія между собою ничего общаго,-- и "героизмъ" во вкусѣ "испанскаго дворянина", и всякій другой героизмъ, и "гражданскія" чувства и подвиги, и очень скромные молодые порывы сердца, и всякія уродства отъ декадентства до садизма и лесбосской любви, и религіозный энтузіазмъ, и излюбленное г. Горькимъ пьяное босячество, и безумства Герострата или Нерона, и просто свободная жизнь артиста и проч., проч.,-- словомъ все, что не укладывается въ традиціонныя рамки обыденной плоскости и сѣрости. Съ другой стороны, однако, не мѣшаетъ вспомнить, что если мы нынѣ презрительно говоримъ о мѣщанствѣ, мѣщанскомъ вкусѣ, мѣщанскомъ образѣ мыслей, и т. п., то когда-то "мѣщанская драма" была протестомъ правды противъ ложно-классическихъ ходуль. Сведя мѣщанскіе принципы къ мѣщанскому сословію, г. Горькій предоставилъ Тетереву поприще для каламбуровъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ сузилъ и затемнилъ свою тему.

Тетеревъ -- самая эффектная и вмѣстѣ съ тѣмъ едва ли не единственная вполнѣ оригинальная, "горьковская" фигура въ пьесѣ. Все остальное навѣяно Островскимъ, а частію даже прямо повторяетъ его. Это не упрекъ автору: вліяніе крупнѣйшаго изъ нашихъ драматурговъ, во всякомъ случаѣ, не повредило первому драматическому опыту г. Горькаго,-- это произведеніе яркое, далеко выдѣляющееся изъ современнаго скуднаго драматическаго репертуара, не смотря на многія слабыя стороны.

Домъ Безсѣменова есть одинъ изъ уголковъ "темнаго царства" Островскаго, и происходятъ въ немъ тѣ же самыя "сцены", что и въ томъ темномъ царствѣ: старики родители, свыкшіеся съ извѣстнымъ "мѣщанскимъ" порядкомъ, съ извѣстной мѣщанской "правдой", не могутъ помириться съ инымъ порядкомъ, съ иной правдой, которой представителями является молодое поколѣніе. Разница въ томъ, что у Островскаго борьба не всегда оканчивается пораженіемъ старой правды, какъ у г. Горькаго, и что читатель или зритель Островскаго ясно видитъ источникъ и весь ходъ борьбы, чего нельзя сказать о пьесѣ г. Горькаго. Надо замѣтить, что хотя въ основѣ драматическаго эскиза г. Горькаго лежитъ протестъ противъ мѣщанства, но Дѣйствующія лица расположены въ немъ совершенно такъ, какъ разставляется мебель и развѣшиваются картины въ мѣщанскихъ домахъ,-- вполнѣ симетрично. Мы имѣемъ пару вполнѣ единомыслящихъ стариковъ Безсѣменовыхъ, пару ихъ дѣтей -- сына, исключеннаго студента Петра, недовольнаго тѣмъ, что онъ довелъ себя до исключенія, и дочь учительницу Татьяну, недовольную своимъ положеніемъ учительницы; имъ противопоставлена пара жизнерадостныхъ и довольныхъ своимъ положеніемъ студента же Шишкина и учительницы же Цвѣтаевой; затѣмъ слѣдуетъ еще пара бодрыхъ людей -- машинистъ Нилъ и швейка Поля, вполнѣ другъ къ другу подходящіе и благополучно вступающіе въ бракъ; есть еще пара бродягъ, или склонныхъ въ бродячей жизни и мечтающихъ о ней: пьянствующій пѣвчій Тетеревъ и пьянствующій же продавецъ пѣвчихъ птицъ Перчихинъ. (Мимоходомъ сказать, если Тетеревъ вполнѣ оригиналенъ, то Перчихинъ очень напоминаетъ Кулагина въ "Грозѣ"). Особо стоитъ только молодая, разбитная вдова смотрителя тюрьмы Кривцова. И всѣ эти симетрично расположенныя дѣйствующія лица съ перваго же выхода обнаруживаютъ всѣ свои свойства и всѣ свои взаимныя отношенія: молодые Безсѣменовы сразу высказываютъ свою неудовлетворенность, старикъ Безсѣменовъ по первому абцугу рычитъ на всѣхъ, Нилъ при первомъ же своемъ появленіи ему " грубитъ, при чемъ остается совершенно неяснымъ, какъ выработалось въ немъ это отношеніе къ пріемному отцу, равно какъ въ туманѣ остается разногласіе стариковъ и молодыхъ Безсѣменовыхъ на счетъ "правды": въ сущности это тѣ яблоки, которыя не падаютъ далеко отъ яблони, на что справедливо и Тетеревъ указываетъ; читатель сразу видитъ, что Татьяна безнадежно любитъ Нила, а Нилъ любитъ Полю и т. д. Эти художественные изъяны -- симетричность и отсутствіе всякаго развитія дѣйствія -- дѣлаютъ пьесу утомительно однообразною, не смотря на ея небольшіе размѣры и -- прибавимъ, не смотря на отдѣльные счастливые и яркіе моменты. Моменты эти чисто словеснаго характера (дѣйствующія лица вообще больше говорятъ, разсуждаютъ, чѣмъ дѣйствуютъ) и выпадаютъ главнымъ образомъ на долю Перчихина и Тетерева, особенно послѣдняго. Какъ уже сказано, это оригинальная "горьковская" фигура. Онъ не босякъ, но по натурѣ бродяга и, какъ большинство босяковъ г. Горькаго, человѣкъ остроумный и краснорѣчивый, что даетъ ему возможность пространно философствовать въ пессимистическомъ духѣ. Жизни во во всей ея обширности и сложности онъ собственно не знаетъ, онъ знаетъ только уголокъ ея, но при его остроуміи и краснорѣчіи этого для него вполнѣ достаточно, тѣмъ болѣе, что, по его мнѣнію, "только философствуя, человѣкъ не лжетъ, ибо, философствуя, онъ просто выдумываетъ". Онъ и выдумываетъ. И часто занимательно выдумываетъ...

Слѣдуетъ замѣтить, что излюбленный г. Горькимъ образъ философствующаго бродяги является на этотъ разъ въ новомъ освѣщеніи. Во-первыхъ, Тетеревъ "учился, и хорошо учился" (въ семинаріи). Это дѣлаетъ фигуру Тетерева болѣе жизненною, чѣмъ многіе прежніе бродяги г. Горькаго, философствовавшіе, никогда ни чему не учась и даже не зная грамоты. Во-вторыхъ, Тетеревъ уже не представляется ни самому себѣ, ни автору солью земли, какъ многіе изъ прежнихъ босяковъ. Старикъ Безсѣменовъ не безъ основанія говоритъ о немъ, что онъ только на видъ страшенъ. Онъ, напримѣръ, очень гордо заявляетъ тому же старику Безсѣменову: "Мнѣ благороднѣе пьянствовать и погибать, чѣмъ жить и работать на тебя и подобныхъ тебѣ". Въ дѣйствительности же онъ живетъ работой въ качествѣ пѣвчаго на свадьбахъ и похоронахъ, не разбирая, кто женится или умираетъ -- Безсѣменовы ли, или "испанскіе дворяне", или "граждане". Тетеревъ и самъ признаетъ, что онъ только физически силенъ, а душой слабъ. Онъ, по его собственнымъ словамъ, и пьянствуетъ потому, что у насъ "удобнѣе, спокойнѣе быть пьяницей, бродягой, чѣмъ трезвымъ, честнымъ, дѣльнымъ человѣкомъ". Будущее принадлежитъ не такимъ праздно, хотя и красноглаголящимъ бродягамъ, а "людямъ безжалостнымъ, прямымъ и твердымъ, какъ мечи". Представителемъ этихъ послѣднихъ является машинистъ Нилъ,-- фигура не новая въ нашей литературѣ, но новая для г. Горькаго. Нилъ не пьянствуетъ, не бродяжитъ, не ораторствуетъ на пессимистическія темы, не отлыниваетъ отъ работы. Онъ бодръ, силенъ, хочетъ работать и имѣетъ вполнѣ опредѣленную положительную программу жизни. Онъ говоритъ: "Я знаю, что я не богатырь, а просто честный и здоровый человѣкъ, и все-таки говорю: ничего! Наша возьметъ! И на всѣ средства души моей, удовлетворю мое желаніе вмѣшаться въ (самую гущу жизни... мѣсить ее и такъ, и этакъ, тому -- помѣшать, этому -- помочь... вотъ въ чемъ радость жизни"! Жаль только, что Нилъ говоритъ слишкомъ книжнымъ языкомъ. Жаль также, что онъ безъ всякой нужды грубитъ отживающему старику Безсѣменову и даже дразнитъ его, показывая ему языкъ! Меченосцамъ это не пристало.

Во всякомъ случаѣ, какъ первый драматическій опытъ г. Горькаго, "Мѣщане" очень интересная вещь.

"Русское Богатство", No 4, 1902