Очерки социальной истории Малороссии

Мякотин Венедикт Александрович


  

Очерки соціальной исторіи Малороссіи.

2. Формы землевладѣнія въ лѣвобережной Малороссіи XVII -- XVIII вв.

(Продолженіе).

II.

   Семнадцатое, а въ значительной мѣрѣ и восемнадцатое столѣтія были временемъ энергичнаго заселенія лѣвобережной Малороссіи, сопровождавшагося заимкой свободныхъ земель. Немало такихъ свободныхъ земель было въ моментъ возстанія Богдана Хмельницкаго и на сѣверѣ лѣвобережной Малороссіи, въ нынѣшней Черниговщинѣ, но еще больше было ихъ въ южной части страны, въ нынѣшней Полтавщинѣ, еще въ первой половинѣ XVII вѣка остававшейся очень слабо заселенной. И заимка или, какъ говорили тогда, займанщина этихъ свободныхъ земель населеніемъ, двигавшимся съ запада на востокъ и съ сѣвера на югъ, сыграла чрезвычайно важную роль въ исторіи малорусскаго землевладѣнія. "Сталися всѣ добра малороссіянамъ быть власними чрезъ займы",-- разсказывали, какъ мы видѣли, въ 1773 г. козаки с. Покошицъ. И вплоть до самаго конца XVIII вѣка, когда въ лѣвобережной Малороссіи заходила рѣчь о правахъ на землю, на одно изъ первыхъ мѣстъ въ ряду этихъ правъ ставилось право заимки или "займы". Въ 1772 г. Домницкій монастырь, ведя споръ съ однимъ козакомъ за землю, доказывалъ, что у этого козака нѣтъ никакихъ правъ на владѣніе спорной землей: "ни надачи, ни купли, ни займи, ни замѣни, ни дару, и ни долговою землею, ни посягомъ (приданымъ) за женою одержанною" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниговской Казенной Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, No 1616/2209, л. 5.}. А сами козаки, перечисляя по какому-либо поводу въ XVIII вѣкѣ свои земли, то и дѣло называли среди нихъ "нивы своихъ трудовъ", "нивы працовитыя", "нивы, съ цѣлины распаханныя" и "поля, съ вольной цѣлины занятыя" {См., напр., Румянцевскую опись, хранящуюся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Терехтемировской сотни, ч. I, No 78; Документы Второполковой сотни, т. I, No 207; Р. Опись, Прилуцкій полкъ, Корнбутовская сотня, д. Гайворонъ -- архивъ Кіевской Коммиссіи, No 492.}.
   Ссылки на занмку, какъ на основаніе владѣнія землею, дѣлались въ XVIII столѣтіи въ самыхъ различныхъ мѣстностяхъ лѣвобережной Малороссіи, дѣлались и козаками, и посполитыми, и сельскимъ духовенствомъ, и владѣльцами имѣній или "державцами". Въ 1741 г. въ с. Брусиловѣ слабинской сотни Черниговскаго полка производилось слѣдствіе о земляхъ священника Ставчанскаго. Мѣстные старожилы показали, что земли эти его предковъ Козаковъ, "займаніе по згону ляховъ" {Румянцевская Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 5.}. Въ 1765 году нѣсколько Козаковъ с. Выбель въ томъ же полку продали свои земли, опредѣливъ ихъ въ купчей такими словами: "имѣючи мы по старовѣчнимъ займамъ предковъ нашихъ Козаковъ выбельскихъ при с. Выбляхъ и пайкахъ на Павловцѣ неболшіе огородники" {Тамже, т. 4.}. Въ 1734 г. въ томъ же Черниговскомъ полку шелъ споръ изъ-за луга, на который претендовали д. Киселевка и с. Брусилово. На допросѣ въ полковой канцеляріи жители первой изъ этихъ деревень, атаманъ Петро Акуленко съ товариствомъ, показали: "они де, Киселевцы, на томъ лузѣ сѣно покосили для того, что де тотъ лугъ издавна, когда еще лугамъ былъ захватъ, надлежитъ до деревнѣ Киселевки" {Тамже, т. 5.}. Въ 1756 году священники селъ Волынки и Олыпанаго въ Черниговскомъ полку вмѣстѣ съ атаманами и козаками этихъ селъ писали въ своемъ доношеніи гетману Разумовскому: "имѣются при тѣхъ селахъ Волинки и Олшаной лани (пахатныя поля) и сѣнокоси, какъ мы отъ предковъ своихъ совершенно слихали и сами дѣйствително, сколко память наша засягнетъ, вѣдаемъ... такие, что когда по давнѣмъ стариннимъ у Малой Россіи бившимъ водностямъ села Волинка и Олшаное населялись, тогда козаки какъ во всей Малой Россіи займи и земляхъ для себя чинили, тогда по той же водности тогдашнне волинскне и олшанские старшина, козаки, миряне заняли для снабдѣння церквей и Волинки лани, а и Олшаной сѣнокоси и оние при своихъ парахняхъ от той займи досель во владѣніи церквей ни от кого безпрепятственно находятся" безъ всякихъ письменныхъ документовъ {Харьковскій Историческій Архивъ, Дѣла Малороссійской Коллегіи Черниговскій отдѣлъ, No 3.316.}. Въ 1760 году гетманъ Разумовскій утвердилъ въ вѣчное владѣніе Антону Сахатову, сыну умершаго сотника Потоцкой сотни Миргородскаго полка, "свободное поле", занятое его отцомъ къ купленному имъ отъ козака хутору. За семь лѣтъ до того объ этой заимкѣ производилось слѣдствіе и тогда мѣстные козаки показали, что "изъ оныхъ таковаго свободнаго поля и займахъ всякъ за собою имеетъ" {Румянцевская Опись, Миргородскій полкъ, Потоцкая сотня -- Харьковскій Историческій Архивъ, св. No 39 по Полт. оп., лл. 70-71.}. Подобнымъ же образомъ урядъ и громада с. Бучковъ Стародубовскаго полка, утверждая въ 1718 г. за "паномъ" Василіемъ Мовчапомъ купленныя имъ земли и занятое "вольное мѣсто", свидѣтельствовали, что "нѣхто вѣчними часи не отнесетъ себѣ з того найменшаго и грунтахъ нашихъ лѣсовѣхъ утеменжения (отягощенія) и кривди, поневажъ (такъ какъ) и безъ того мистця мнемъ мы всякъ себя волного грунту і лѣсу доволно" {Харьк. Историч. Архивъ, Архивъ Малороссійской Коллегіи, Черниг. отд., No 2.757.}. "Уже тому лѣтъ назадъ будетъ болѣе сорока,-- писали въ 1750 г. въ полковую Стародубовскую канцелярію бунчуковый товарищъ Ф. И. Губчицъ и значковый товарищъ П. В. Губчицъ -- какъ малороссійскаго Стародубовскаго полку сотнѣ почеповской и околичности издревле и свободномъ дикомъ лѣсу оной сотнѣ почеповской разныхъ деревень, а іменно Близницъ... Беловска... да Завалипутъ... подданніе по дѣду и отцамъ наслѣдніе наши, такожъ козаки і посполитіе волости почеповской, тихъ же и другихъ деревень жителѣ, порощищали були себѣ пашенніе і сѣнокосніе, кто сколко змогъ, ляда... і оними лядами, яко собственними і ни к чиему другому... принадлежащими владѣнію, такъ они, подданніе наши, яко многіе козаки и посполитіе, еденъ з другимъ сумежно, яко свободное рощистивъ.... всѣ владѣли спокойно чрезъ многіе года" {Московскій Архивъ Министерства Юстиціи, Дѣла бывшаго мглинскаго уѣзднаго суда, оп. 11, и, 3, No 40.}. Въ 1728 г. одинъ изъ "державцевъ" Переяславскаго долка, Ф. Корбъ, жаловался, что кезаки с. Круполя пустошатъ его "займаную дуброву". Въ отвѣтъ на эту жалобу переяславскій полковникъ Василій Тайскій выдалъ Корбу свой универсалъ, которымъ воспрещалъ козакамъ вступаться въ эту дуброву, "яко всякому державцѣ и належнихъ до его села волнихъ свободно часть займища имѣты" {Харьк. Историч. Архивъ, Дѣло Малороссійской Коллегіи, Черниг. отд., No 3471, л. 12 об.}.
   Какъ можно видѣть даже изъ этихъ немногихъ примѣровъ, право заимки являлось въ XVIII вѣкѣ общепризинанымъ правомъ въ лѣвобережной Малороссіи и заимка земли лежала въ основѣ землевладѣнія самыхъ различныхъ группъ населенія страны. Въ XVIII столѣтіи такая заимка нерѣдко носила индивидуальный характеръ, совершалась отдѣльными лицами. Но въ болѣе раннее время, въ эпоху первоначальнаго заселенія лѣвобережной Малороссіи преобладалъ другой характеръ заимки. Земля занималась тогда въ громадномъ большинствѣ случаевъ не отдѣльными лицами, а цѣлыми союзами. При этомъ наряду съ союзами сябринными, сохранившимися и получившими широкое распространеніе главнымъ образомъ на сѣверѣ лѣвобережной Малороссіи, въ послѣдней существовали въ эту пору и союзы чисто общиннаго типа. Занятая такимъ союзомъ земля поступала въ пользованіе всѣхъ его членовъ и составляла общее владѣніе цѣлаго поселенія или даже цѣлой группы поселеній, образовывавшихъ собою данную общину. Возстаніе Богдана Хмельницкаго, сломивъ тяготѣвшее надъ этими общинами помѣщичье право на землю, дало имъ возможность свободнаго развитія и вмѣстѣ съ тѣмъ открыло передъ ними широкій Земельный просторъ. Бывшія "панскія" земли уничтоженныхъ возстаніемъ имѣній, равно какъ и земли, никѣмъ ранѣе не занятыя, стали теперь собственностью всего "Войска Запорожскаго" и въ большинствѣ своемъ, подъ именемъ земель "свободныхъ", "вольныхъ", "общественныхъ", "общеобывательскихъ", "общекозачьихъ", "Громадскихъ" и "мірскихъ", поступили въ пользованіе осѣдавшихъ на нихъ общинъ или "громадъ". На сѣверѣ страны, гдѣ была больше развита личная земельная собственность, а вмѣстѣ съ тѣмъ широко распространены были сябринные союзы съ ихъ долевымъ землевладѣніемъ, такихъ "вольныхъ" земель было меньше, на югѣ -- несравненно больше. Правда, точно опредѣлить площадь, занятую въ различныхъ мѣстностяхъ лѣвобережной Малороссіи послѣ возстанія Богдана Хмельницкаго такими "вольными" землями сравнительно съ землями другихъ категорій, мы не имѣемъ возможности. Съ одной стороны, въ архивахъ сохранилось не такъ ужь много документовъ XVII вѣка, а, съ другой -- и въ сохранившихся доку, ментахъ "вольныя" земли упоминаются по большей части липтъ тогда, когда онѣ почему-либо переходили въ личную собственность или когда изъ-за пользованія ими возникалъ какой-либо споръ. До той же поры, пока "вольныя" земли сохраняли свой первоначальный характеръ и владѣніе ими не вызывало никакого спора, ихъ владѣльцы обычно пользовались ими безъ всякихъ письменныхъ документовъ. Такъ, напримѣръ, въ дѣлѣ, ведшемся въ 1755 г. между козаками с. Козинецъ Переяславскаго полка и Катедральнымъ Переяславскимъ монастыремъ изъ-за острова на Днѣпрѣ, козаки, выступавшіе въ роли отвѣтчиковъ, показывали: "на тотъ островъ въ нихъ, отвѣтчиковъ, писменнихъ документовъ нѣкакихъ не имѣется, да и чтобъ на волніе, свободніе, общіе какіе грунта или принадлежности какіе писменіе крѣпости были, ненадежно, и той новій какійсь образецъ билъ" {И. Лучицкій. Сборникъ матеріаловъ для исторіи общины и общественныхъ земель въ лѣвобережной Украинѣ XVIII в. Кіевъ. 1884, сс. 108--9; ср. тамже, сс. 142, 159.}. При такихъ условіяхъ свѣдѣнія о "вольныхъ" земляхъ, даваемыя архивными документами, конечно, далеко не могутъ быть полными. Но даже и эти неполныя свѣдѣнія, нерѣдко къ тому же отрывочныя и въ значительной своей части являющіяся лишь болѣе или менѣе случайными упоминаніями о "вольныхъ" земляхъ, все же позволяютъ видѣть, что эти послѣднія играли чрезвычайно важную роль въ землевладѣніи лѣвобережной Малороссіи въ моментъ, непосредственно слѣдовавшій за отдѣленіемъ ея отъ Польши.
   Немало "вольныхъ" и "общихъ" земель сохранилось еще въ XVIII вѣкѣ и въ сѣверныхъ полкахъ лѣвобережной Малороссіи. Перечислять всѣ встрѣчающіяся въ источникахъ упоминанія о такихъ земляхъ нѣтъ конечно, возможности, да нѣтъ и надобности. Но вотъ для примѣра нѣсколько подобныхъ упоминаній. На территоріи Стародубовскаго полка у с. Ущерпя еще въ эпоху Румянцевской Описи, въ 60-хъ годахъ XVIII вѣка, упоминается "обивателская общая пуща", которая "жиючимъ въ с. Ущерпѣ посполитимъ крѣпка" {Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 5.}. При с. Суражичахъ того же полка въ 1725 г. упоминается "свободная сѣножать" и "дуброва, къ розробѣ свободная" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, No 1616/2104.}. Въ Черниговскомъ полку при с. Куликовкѣ существовала пуща, о которой старожилы окрестныхъ селъ въ 1726 г. разсказывали, что еще въ концѣ XVII столѣтія "и тую пущу волно было околичнымъ селянамъ и имъ, куликовцямъ, свободный уездъ для всякой своей потребы имѣти и сѣна косити, кромѣ что неволно было бортного дерева и углядовъ отчицкихъ рубати" {Харьковск. Историч. Архивъ, Дѣла Малор. Коллегіи, Черниг, отд., No 10.608.}. При нѣкоторыхъ другихъ селахъ Черниговскаго полка общіе лѣса сохранялись еще во второй половинѣ XVIII вѣка. Такъ, при с. Бѣгачѣ въ Румянцевской Описи упоминается лѣсъ, общій для посполитыхъ сс. Вѣгача и Бѣлобережья, и "болото общое з жителями с. Сахновки пополамъ" {Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 17.}, при с. Лиственѣ -- "къ тому селу Листвену принадлежащій свободнымъ козакамъ и владѣлцамъ лѣсъ... и окружности на 20 верстъ" {Тамже, т. 14.}. При с. Оболоньи въ 1754 г. упоминается "свободная якъ Козаковъ, такъ и посполитихъ Оболонскихъ земля" у рѣки Быстрицы, при с. Онисовѣ въ 1746 г.-- "громадская обивателей онисовскихъ сѣножать" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, NoNo 1616/1631 и 1616/788.}.
   Въ южнѣе лежавшихъ полкахъ Кіевскомъ и Нѣжинскомъ упоминанія о "вольныхъ", "общихъ" и "Громадскихъ" земляхъ встрѣчаются въ XVIII вѣкѣ еще чаще. Ограничусь опять-таки нѣсколькими примѣрами. Въ первомъ изъ только что названныхъ полковъ въ концѣ XVII-го и началѣ XVIII-го вѣка во владѣніи г. Остра и тянувшихъ къ нему селъ Выползова, Лутавы и Карпиловки находились "вольныя пущи" на правомъ берегу р. Десны {См. И. В. Лучицкій. Гетманъ Мазепа и остерскія общія земли. "Кіевская Старина", 1892, No 1, сс. 110--118.}. Около г. Остра въ 1725 г. упоминается "лугъ цеху теселского", въ 1744 г.-- "лугъ общій курѣнной", около с. Карпиловки въ 1764 г.-- "лугъ общій карпиловского куреня" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Кіевскій полкъ, Документы Остерской сотни, т. I 134, 201, 4.}. При г. Козельцѣ въ 1744 г. упоминается "болото свободное", при с. Браницѣ въ 50-хъ и 60-хъ годахъ XVIII вѣка -- "свободное болото" и "водная дубина", при с. Даневкѣ въ 1763 г.-- "водное болото дантевское", при с. Коптевѣ въ 1725 г.-- "громадцка нива" {Тамже, Документы Козелецкой сотни, т. I, ч. 1, No 244; Документы Бобровицкой сотни, т. III, NoNo 113, 142, 205; 257; тамже, No 211; Документы Остерской сотни, т. III, No 71.} при с. Ошиткахъ въ 1753 г.-- островъ Широкій на Днѣпрѣ "ошитковскихъ подданнихъ общого вѣдомства" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ б-ку кіевск. ун-та, No 1616/1170.}. Въ Нѣжинскомъ полку при "подваркѣ" г. Нѣжина -- Овдѣевкѣ въ началѣ XVIII вѣка упоминается "вольный грунтъ" Моцарщина. Какъ выяснило слѣдствіе, производившееся въ гетманство Апостола, грунтъ этотъ принадлежалъ жителямъ Овдѣевки и еще въ полковничество Гуляницкаго, т. е. въ 1656--59 гг., былъ обращенъ ими въ общій выпускъ, затѣмъ одно время "тіе люде оное поле, чіе и предъ тимъ бывало, себѣ подѣлили, каждому по части", но потомъ снова обратили въ общій выпускъ {Румянцевскій Музей, Архивъ Марковича, No 2586.}. Въ бахмацкой сотнѣ того же Нѣжинскаго полка упоминается вольная степь, на которой еще въ началѣ XVIII столѣтія "кто было займетъ на свою потребу, тотъ и коситъ" {А. М. Лазаревскій, Описаніе старой Малороссіи. T. II. Полкъ Нѣжинскій. Кіевъ. 1893, с. 179.}. При м. Салтыковой Дѣвицѣ въ концѣ XVII вѣка упоминается лѣсъ, отданный жителями мѣстечка взамѣнъ за другую землю Красноостровскому монастырю подъ условіемъ "волного всѣмъ людемъ рубаня лозъ", при с. Чарторіи въ концѣ XVII-го и началѣ XVIII-го вѣка -- "вольная пуща", при с. Мутинѣ въ 1739 г.-- общій грунтъ козаковъ и посполитыхъ {См. мою книгу "Къ исторіи Нѣжинскаго полка", СПБ. 1896, сс. 56, 54--56 и приложенія, NoNo 1 и 2.}, при м. Олишевкѣ въ 1727 г.-- "мирская сѣножать", въ конотонской сотнѣ въ 1766 г.-- "водное болото" {Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т.36, л. 570; тамже, т. 45.}. Такія же упоминанія о "вольныхъ" земляхъ, но только въ еще большемъ количествѣ, встрѣчаются въ XVIII вѣкѣ и въ южныхъ полкахъ лѣвобережной Малороссіи, охватывавшихъ собою нынѣшнюю Полтавскую губернію. Особенно много упоминаній о такихъ "вольныхъ" земляхъ имѣется по отношенію къ территоріи Переяславскаго полка, для котораго сохранилась Румянцевская Опись съ ея обиліемъ разнообразныхъ документовъ, посвященныхъ земельнымъ отношеніямъ. Въ этихъ документахъ, обнимающихъ собою время съ конца XVII вѣка по шестидесятые годы XVIII столѣтія, то и дѣло мелькаютъ свидѣтельства о существованіи при различныхъ мѣстечкахъ, селахъ и деревняхъ Переяславскаго полка "вольныхъ" земель -- "вольныхъ плецовъ" (усадебныхъ мѣстъ) и "вольныхъ выпусковъ", "вольныхъ степовъ", вольныхъ нивъ и сѣнокосовъ, вольныхъ боровъ, дубровъ, "чагарниковъ" (кустарниковъ) и лозъ, "мірскихъ гаевъ", вольныхъ болотъ, бугровъ, солонцовъ и песковъ. "Лежащая при селе Подсѣнномъ -- показывали, напримѣръ, въ 1766 г. при составленіи Румянцевской Описи въ своей "сказкѣ" козаки названнаго села -- водная обивателская дуброва, состоящая и смежносты таковихъ же свободнихъ дубровъ, е одной ячницкой, з другой от Дѣвичокъ, з третей от Андрушовъ, а з четвертой сторонъ от реки Днепра.... из давнихъ годовъ принадлежитъ к тому селу Подсѣнному и какъ предки ихъ, такъ по ихъ уже и оны распахиваютъ и за сто лѣтъ оною дубровою владѣютъ и понинѣ спокойно, и коей дубровѣ и другіе всѣ обивателѣ, и томъ же селѣ Подсѣнномъ жиючие, участые имѣютъ" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-къ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Терехтемировской сотни, ч. II, No 97.}. Такія вольныя, "общеобывательскія" земли существовали въ XVIII вѣкѣ при цѣломъ рядѣ селъ Переяславскаго полка и еще въ эпоху составленія Румянцевской Описи въ немъ были села, жители которыхъ пахали и косили лишь на вольныхъ, общинныхъ земляхъ, не имѣя собственныхъ земельныхъ участковъ. Въ иныхъ же случаяхъ и нѣсколько селъ еще въ половинѣ XVIII столѣтія сообща владѣли нераздѣльной землей. Такъ, при пожалованіи домонтовскому сотнику Платковскому въ 1739 г. с. Дмитровки и д. Матвѣевки при нихъ оказалось "поле волное, зовемое новини, на которомъ водно обивателемъ дмитровскимъ, какъ козакамъ, такъ и мужикамъ, домонтовскимъ, коробовцамъ, матвѣевцамъ, орать и сѣно косить, да лугъ ко Днепру (съ) озерами, и которомъ водно такожь из вишеписаннихъ обивателей сѣно косить" {Изъ жалованной грамоты имп. Елизаветы 1742 г., подтвердившей Платковскому пожалованныя ему въ 1739 г. с. Дмитровку и д. Матвѣевку,-- тамже, Документы Домонтовской сотни, ч. I, No 120.}. И такіе случаи еще во второй половинѣ XVIII вѣка вовсе не представляли собою рѣдкаго исключенія. Въ различныхъ сотняхъ Переяславскаго полка въ это время существовали еще общіе сотенные луга и стени, на которыхъ сѣяли хлѣбъ и косили сѣно жители разныхъ селъ и хуторовъ, входившихъ въ составъ данной сотни. Таковъ былъ въ яготинской сотнѣ "вольный" или "общекозачій Яготинскій степъ", въ золотоношской сотнѣ -- "общественный Золотоношскій степъ" или "общественное сотенное козачее хлѣбопахатное поле", въ ирклѣевской сотнѣ -- "сотенный Ирклѣевскій лугъ", въ кропивянской -- "вольный степъ", въ воронковской -- "общественний козачий з другими посполитими людми" лугъ, которымъ пользовались козаки, посполитые и разночинцы м. Воронкова и селъ Глубокаго и Рогозова {См., напр., Рум. Опись, хранящующаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та. Переяславскій полкъ, Документы Терехтемировской сотни, ч. 1, No 36; тамже, Документы Золотоношской сотни, т. VI, No 29 и т. I, No 129а; тамже, Документы Ирклѣевской сотни, т. II, No 150; тамже, Документы Кропивянской сотни, т. I, No 79; рукопись библіотеки В. П. Науменка п. з: "Журналъ бившаго суда земского повѣту Переясловского 1779 г.", лл. 61 об,-- 62 об. и 81--81 об.}. Такія же "вольныя" или "общественныя" сотенныя земли, находившіяся въ нераздѣльномъ владѣніи нѣсколькихъ поселеній, существовали еще во второй половинѣ XVIII вѣка и въ нѣкоторыхъ другихъ сотняхъ Переяславскаго полка. И тѣ сравнительно немногочисленныя свѣдѣнія, какія мы имѣемъ о земельныхъ отношеніяхъ въ другихъ южныхъ полкахъ, показываютъ, что и здѣсь эти отношенія имѣли тотъ же самый характеръ и значительная часть земли еще въ XVIII столѣтіи была землей "вольной", находившейся въ нераздѣльномъ владѣніи отдѣльныхъ ли поселеній или цѣлыхъ группъ такихъ поселеній.
   Ко всему этому надо еще прибавить, что даже въ тѣхъ поселеніяхъ, въ которыхъ уже въ началѣ второй половины XVIII вѣка наблюдается рѣшительное преобладаніе личной земельной собственности, нерѣдко можно установить сравнительно недавнее происхожденіе этой собственности изъ общиннаго владѣнія. Въ иныхъ случаяхъ такое происхожденіе личной собственности на землю опредѣленно устанавливаютъ сами владѣльцы земель, показывая, что послѣднія такъ или иначе достались имъ изъ земли "общественной". Въ другихъ же случаяхъ, когда такія показанія отсутствуютъ, о томъ же самомъ говоритъ терминологія, примѣняемая къ находящимся въ личной собственности землямъ,-- именованіе отдѣльныхъ земельныхъ участковъ, кусковъ пахати, сѣнокоса или лѣса, "дѣльницами", "помѣрками" и "подѣлками" {Термины "подѣлки" и "помѣрки" употребляются въ актахъ, какъ вполнѣ равносильные, и иногда оба они безразлично примѣняются къ однимъ и тѣмъ же землямъ,-- см., напр., два акта 1707 и 1714 гг. въ документахъ монастырей, переданныхъ изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ б-ку кіевск ун-та, NoNo 1616/3298 и 1616/3303. Значеніе этихъ терминовъ понятно и само собою. Но вотъ два указанія документовъ, не оставляющія мѣста никакимъ сомн123;ніямъ на счетъ этого значенія. Въ одной купчей 1763 г., выданной жителемъ с. Каневцовъ, упоминается "поле водное мирское каневецкое, которое именуетъ помѣрки" (Рум. Опись, въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Каневской сотни, т. II, No 113). Въ другомъ случаѣ козаки смѣлянской сотни Дубенскаго полка жаловались въ 1748 г. на "городничаго" Кіево-Печерской Лавры, который захватилъ часть ихъ "общей козацкой толоки" и "подѣлилъ слобожанамъ своимъ помѣрки, по кои мѣста которому владѣть" (Архивъ Черниговской Казенной Палаты, по описи No 70, л. 1--2).}. Эти термины въ земельныхъ актахъ XVII и XVIII столѣтій встрѣчаются какъ нельзя болѣе часто и ихъ постоянное примѣненіе къ землямъ, которыми ихъ владѣльцы распоряжались на правахъ полной собственности, заключаетъ въ себѣ чрезвычайно выразительное свидѣтельство о сравнительно недавнемъ возникновеніи личной земельной собственности и о способѣ такого возникновенія.
   Исходя изъ указанныхъ фактовъ, нетрудно представить себѣ истинный характеръ той заимки земель, какой сопровождалось заселеніе лѣвобережной Малороссіи. Такая заимка производилась главнымъ образомъ общинами и соотвѣтственно этому первоначальной формой землевладѣнія, устанавливавшейся въ результатѣ заселенія страны, являлось по преимуществу общинное землевладѣніе. Занимая, "захватывая" землю, поселенія, возникавшія въ XVII и XVIII вѣкахъ, оставляли ее "вольной" и "общей" для всѣхъ своихъ членовъ, иначе говоря, занимали ее въ общинное владѣніе. На сѣверѣ страны это общинное землевладѣніе слагалось рядомъ съ существовавшими здѣсь болѣе древними формами землевладѣнія сябриннаго, на югѣ -- оно на первыхъ порахъ господствовало почти безраздѣльно. Но для того, чтобы точнѣе установить сущность этого общиннаго землевладѣнія, намъ необходимо ближе подойти къ его порядкамъ и внимательнѣе приглядѣться къ отдѣльнымъ сторонамъ жизни малорусской общины въ тотъ періодъ времени, о которомъ у насъ идетъ сейчасъ рѣчь.

----

   Основною ячейкой малорусскаго общиннаго строя являлась сельская община, обычно состоявшая изъ двухъ частей -- козацкаго "товариства" и посполитской "громады", -- иногда объединявшихся подъ однимъ общимъ именемъ "громады" и во всякомъ случаѣ на первыхъ порахъ бывшихъ вполнѣ равноправными между собою въ общинныхъ дѣлахъ. Посполитые и козаки, притомъ одинаково какъ рядовые козаки, такъ и "значные товарищи", входившіе въ составъ данной общины, сообща, общимъ совѣтомъ рѣшали всѣ дѣла общины, въ томъ числѣ и дѣла земельныя. Своего рода центромъ общины служила при этомъ ея церковь. Община сама строила себѣ церковь, сама выбирала въ нее священника, нерѣдко останавливая свой выборъ на одномъ изъ своихъ же сочленовъ, который только послѣ совершившагося уже выбора принималъ посвященіе, сама, наконецъ, давала средства на поддержаніе церкви и на существованіе ея причта, по большей части прибѣгая для этого къ надѣленію послѣдняго землею, которая либо приписывалась къ церкви, либо -- что бывало гораздо рѣже -- отдавалась въ собственность отдѣльныхъ членовъ причта. Священники селъ Волынки и Ольшаной въ Черниговскомъ полку показывали, какъ мы видѣли, въ 1756 г., что жители этихъ селъ при самомъ ихъ основаніи "заняли" земли во владѣніе церквей. Аналогичное показаніе далъ въ 1751 г. священникъ с. Знобы Стародубовскаго полка. "Отъ давнихъ годовъ -- писалъ онъ -- "начала еще осѣдлости означенною села Знобы, егда вновь созданна приходская церковь, до оной рукоположенному священнику, а по немъ и другимъ бывшимъ священникамъ, по общему согласию тамошнихъ прихожанъ, козаковъ и мужиковъ, опредѣленно дворъ жилый, огородовъ два, сѣнокосу возовъ до двадцати, а во мѣсто роковщини и пахотного поля во всякой измѣнѣ четвертей на пять" {Архивъ Черниг. Окружнаго Суда, Дѣла Гражданскія, No 40.}. Въ Переяславскомъ полку въ 1712 г. "громада села Козлова, Студеникова и Поляковъ, какъ товариство, такожде і все поспольство", заключивъ договоръ со священникомъ, между.прочимъ отвели ему "гай для отопленія" и сѣнокосную "луку" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Третьполковой сотни, т. I, No 5.}. Въ 1739 г. козаки и посполитые с. Котова и д. Пархимова въ Кіевскомъ полку дали "запись" своему приходскому священнику Ивану Неводовскому "на владенне грунту надлежащаго на священника, яко то поля, а именно Савъковщину половинную часть, а с другой половини, кто будетъ пахать, на церковь десятина, такожъ огородъ на построенне ему и паіокъ Кошековсие по жизнь его Иоана Неводовскаго, такъ, какъ и прежде священники владели". "И мы, громада, -- прибавляли въ своемъ "записѣ" прихожане -- якъ онихъ священниковъ заводили... такожъ и нынѣшнему Ноану Неводовскому оное жъ поле велѣли завести ФедоруМироненку" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Кіевскій полкъ, Документы Остерской сотни, т. III, No 129.}. Въ с. Лехновцахъ Переяславскаго полка владѣлецъ села Яковъ Марковичъ и мѣстные козаки, атаманъ съ товариствомъ, "за общимъ согласіемъ" отвели землю церкви {Тамже, Переяславскій полкъ, Документы Березанской сотни, неразобранная связка.}. Подобнымъ же образомъ атаманъ и козаки с. Ковтуновъ того же полка въ 1767 г. отвели землю священнику своего села Герасиму Падалкѣ. "Прежніе священници, -- писали они при этомъ въ актѣ отвода -- на приходъ нашъ ковтуновскій пришедши, имѣли пахание хлѣба и кошеніе сѣна, сколко имъ надобно било, при селѣ Ковтунахъ с поля нашего, обще всѣми владѣемого и свободного, безпрепятствено". Падалка же "противъ прежнихъ священниковъ бивихъ въ удоволство препитанію его от насъ поля на хлѣбъ и сѣно уступу не имѣетъ, но и понинѣ ему от насъ и единого ступеня поля не дано". Въ виду этого, по его просьбѣ, "имѣя отчасти при с. Ковтунахъ свободного и общого нашего поля", атаманъ съ товариствомъ отвели священнику часть земли въ своей толокѣ и, обведя "заорой" эту землю, завели ее въ вѣчное владѣніе, "его, отца Герасима, наслѣдного священства и причета церковного ковтуновского" {И. В. Лучицкій. Сборникъ матеріаловъ, сс. 266--7; см. также статью И. В. Лучицкаго, Малороссійская сельская община и сельское духовенство XVIII в., въ газетѣ "Земскій Обзоръ", 1883 г., No 16, стр. 72--77.}.
   Всѣ эти случаи, въ параллель которымъ можно было бы привести длинный рядъ другихъ, вполнѣ имъ аналогичныхъ, являются не болѣе, какъ частными отраженіями общаго порядка, дѣйствовавшаго въ лѣвобережной Малороссіи на протяженіи XVII -- XVIII вѣковъ,-- порядка, при которомъ сельская община, состоявшая изъ Козаковъ и посполитыхъ, отводила земли въ пользованіе церквей и священниковъ. Съ теченіемъ времени, по мѣрѣ измѣненія положенія посполитыхъ благодаря переходу ихъ подъ владѣльческую власть и росту послѣдней, и роль ихъ въ такихъ отводахъ земли перенималась владѣльцами или же казацкое "товариство" начинало дѣйствовать въ этихъ случаяхъ совершенно независимо и самостоятельно. Но на первыхъ порахъ, пока посполитые оставались свободными людьми, они являлись равноправными и непремѣнными членами сельской общины и совмѣстно съ козаками, по общему совѣту, надѣляли "мірской" или "вольной" землей свои приходскія церкви и ихъ причтъ. И, когда въ XVIII вѣкѣ приходскому духовенству доводилось давать свѣдѣнія о приписанныхъ къ церквамъ земляхъ, оно по большей части сообщало, что эти земли даны церковному причту громадой, козацкимъ "товариствомъ" и посполитыми "мужами".
   Надѣляя свою приходскую церковь "мірской" или "вольной" землей, громада, съ другой стороны, удерживала въ своихъ рукахъ распоряженіе тѣми землями, которыя поступали во владѣніе церкви помимо Громадскаго рѣшенія, путемъ дара или завѣщанія со стороны отдѣльныхъ лицъ. Если ради удовлетворенія какой-либо изъ церковныхъ нуждъ являлась необходимость продать такую землю, эта продажа совершалась по общему рѣшенію общины, ею самой или ея выборными представителями. "Мы всѣ едностайне громада будиская, такъ козаки, яко и мужеве,-- говорится въ одномъ актѣ 1672 г.-- продалисмо грунта, лежачіе въ селѣ Будищу, позосталые и отказанные тестаментомъ отъ небожчика Івана Бринзы и жоны его на церковь божую будискую", за 30 копъ Пустынно-Рыхловскому монастырю "с доброй волѣ нашой и здоровой всѣхъ насъ порады" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ б-ку кіевск. ун-та, No 1616/1593.}. Въ другомъ случаѣ, относящемся къ 1675 г., "весь урадъ мѣста его царского пресвѣтлого величества глуховскый", сотникъ, городовой атаманъ и войтъ съ бурмистрами, продали завѣщанный глуховской Троицкой церкви "пляцъ з будинкомъ" мѣстному Петропавловскому монастырю за 20 копъ; "которые гроши -- прибавляется въ документѣ -- принявши от отца ігумена, на росходы церковние розине обернулисмо" {Тамже, No 1616/972.}. Въ м. Мринѣ того же Нѣжинскаго полка въ 1682 г. состоялась "по указу самого его милости нана полковника нѣжинского" продажа завѣщаннаго на мринскую церковь "млина" вдовѣ завѣщателя. Продажу эту, какъ указано въ купчей, совершили мринскій сотникъ, "дозорца добръ его архипастирской милости и Мринщизнѣ", городовой атаманъ, ктиторы мринской церкви и "все посполство, такъ мужеве, якъ и козаки, жители мринскіе" {Тамже, No 1616/2962.}. Въ с. Калитѣ козелецкой сотни Кіевскаго полка въ 1698 г. "едностайне всѣ козаки, такъ и громада вся калитяиская", чтобы добыть средства на отстройку своей церкви послѣ случившагося въ ней пожара, продали доставшуюся ей по завѣщанію одного изъ мѣстныхъ обывателей землю {Рум. Опись, хранящаяся въ б-къ кіевск. ун-та, Кіевскій полкъ, Документы Козелецкой сотни, т. V, No 95.}. Въ м. Кобыжчѣ того же полка ктиторы мѣстной церкви въ 1703 г. продали сотнику церковный лѣсокъ и сѣнокосъ "з обради товариства войскового, яко и посполитихъ людей" {Тамже, Документы Кобыжской сотни, т..1, No 29.}. Точно также "по совѣту обще всѣхъ пановъ парафиянъ" ктиторъ одной изъ остерскихъ церквей продалъ въ 1714 г. "плацовъ два маленкихъ церковнихъ" {Тамже, Документы Остерской сотни, т. I, No 19.}. Въ 1716 г. атаманъ съ товариствомъ и войтъ съ громадой с. Красиловки въ остерской сотнѣ, "мѣючи нужду потребную денегъ на работу церковную снѣцарскую и малярскую", "з общой поради" продали своему священнику землю, еще въ 1699 г. завѣщанную церкви одной изъ мѣстныхъ обывательницъ {Тамже, т. V, No 173.}. Священникъ, если и принималъ участіе въ подобныхъ продажахъ, то лишь въ качествѣ одного изъ лицъ, мнѣніе которыхъ принималось въ разсчетъ общиной. Рѣшающій же голосъ, во всякомъ случаѣ принадлежалъ этой послѣдней и соотвѣтственно этому она и купчія на продаваемую землю выдавала отъ своего имени, лишь иногда упоминая въ нихъ о томъ участіи, какое принималъ въ продажѣ священникъ. "Мы, якъ товариство старшее і меншое куреня хрещатинского, такъ люде посполитіе того жъ села Хрещатого з порадою отца Тихоння, священника нашего парахіялного.... продалисмо грунтъ церковній",-- говорится, напр., въ одной купчей 1707 г. {Тамже, Документы Козелецкой сотни, т. II, No 49.}. Подобнымъ же образомъ въ с. Локоткахъ воронежской сотни Нѣжинскаго полка въ 1746 г. принадлежавшій церкви сѣнокосъ продали черниговскому Каѳедральному монастырю мѣстный священникъ, значковый товарищъ и атаманъ "съ товариствомъ и со всѣми того села обывателями" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты ку кіевск. ун-та, No 1616/3126.}. Въ с. Кирѣевкѣ уступленное мѣстной церкви значковымъ товарищемъ Базилевичемъ поле было затѣмъ въ 1763 г. "з согласия общого священниковъ и прихожанъ Кирѣевскихъ" отдано Макошинскому монастырю, "за которое поле принято отъ монастира Макрщинсцого книгъ Миней Мѣсячникъ дванадцять въ церковь кирѣевскую" {Тамже, No 11616/162.}. Козаки с. Помоклой въ Переяславскомъ полку отдали въ 1722 г. освятившему ихъ церковь и давшему въ нее воздухъ на плащаницу переяславскому Михайловскому монастырю, сѣнокосъ и поле, пожертвованные церкви однимъ изъ мѣстныхъ жителей {И. В. Лучицкій, Сборникъ матеріаловъ, сс. 5--6.}. Въ томъ же году атаманъ, войтъ, ктиторъ и вся громада с. Вьюнищъ въ томъ же полку, "мѣючи грунтъ церковний, на церковь наданий, именно Татарковщина" продали его своему священнику {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Терехтемировской сотни, т. I, No 54. Рядъ аналогичныхъ случаевъ см. въ "Сборникѣ матеріаловъ" И. В. Лучицкаго, сс. 1, 92--3, 101, 118--19, 249, 250, 251, 252, 262, 264, 265.}.
   Приведенныхъ примѣровъ, думается, вполнѣ достаточно, чтобы видѣ;ть, какъ велики были права громады по отношенію къ землямъ, поступавшимъ въ собственность приходскихъ церквей отъ отдѣльныхъ лицъ. Распоряженіе такими землями принадлежало въ сущности всецѣло громадѣ и только она одна могла съ общаго совѣта отчуждать ихъ по своему усмотрѣнію на сторону, добывая ли такимъ путемъ деньги, нужныя въ данное время для церковной кассы, или прямо оплачивая землей тѣ или иныя услуги, оказанныя церкви. И въ этомъ распоряженіи церковными землями, происходившемъ "съ общей порады", "по общему согласію", опять-таки участвовали, либо непосредственно, либо чрезъ посредство выборнаго уряда, всѣ члены мѣстной общины, какъ козацкое "товариство", "старшее и меньшее", такъ и посполитская "громада".
   Наряду съ этими правами по отношенію къ церковнымъ землямъ громада обладала и другими, болѣе широкими правами. На занятой ею территоріи она могла, какъ мнѣ уже приходилось упоминать объ этомъ въ другомъ мѣстѣ {"Р. Богатство", 1912, No 11, сс. 190--191.}, выдавать разрѣшенія отдѣльнымъ лицамъ на устройство плотинъ, постройку мельницъ, добываніе руды и т. п. Вотъ нѣсколько конкретныхъ эпизодовъ, достаточно рельефно обрисовывающихъ тѣ права, какія имѣла громада въ этой области.
   Въ 1691 г. гетманомъ Мазепой и черниговскимъ полковникомъ Яковомъ Лизогубомъ отправлены были особые коммиссары ("висланые особы") для ограниченія земель Андрониковскаго монастыря и, въ частности, для разрѣшенія его спора ("завода") съ паномъ Товстолѣсомъ изъ-за займища подъ мельницу около с. Турьи. "Туряне -- записали, между прочимъ, эти коммиссары въ составленный ими актъ -- предъ нами сказали, Василь Петручонокъ, Лукашъ Петручонокъ и Лаврѣнъ, старинные отчичы и мужеве: поневажъ, мовитъ, панъ Товстолѣсъ безъ вѣдома нашего на нашомъ березѣ хочетъ млинъ будовати, мы ему всѣ не позволяемъ, а если на монастиръ святый, то позволяемъ вѣчно. А еслибы п. Товстолѣсъ чинилъ намъ въ томъ насилне, то будемо супликовати (жаловаться) до его милости пана полковника. Тое мы чуючи,-- прибавляли коммиссары -- до волѣ панское казалисмо записати" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты ВЪ б-ку кіевск. ун-та, No 1616/2135.}. Полковникъ и, тѣмъ болѣе, гетманъ на практикѣ могли, конечно, не обратить вниманія на волю мѣстныхъ "старинныхъ мужей", но до той поры, пока эти носители урядовъ оставались вѣрными идеѣ, лежавшей въ основѣ ихъ власти, они въ сущности были обязаны слѣдовать указаніямъ такой воли. И сообразно этому еще и въ XVIII вѣкѣ разрѣшенія на устройство плотинъ и постройку водяныхъ мельницъ, выдаваемыя громадами, имѣли вполнѣ реальное значеніе, облегчая полученіе окончательныхъ разрѣшеній такого рода отъ полковника или гетмана, и лица, собиравшіяся строить мельницу, старались заручиться дозволеніемъ мѣстной общины. Въ Стародубовскомъ полку, напримѣръ, въ 1724 г. "всѣ обще, такъ козаки, яко и посполитіе, жители села Косичъ, сотнѣ мглинской", выдали "доброволное и согласное писанне" Благовѣщенскому Волосовицкому монастырю, свидѣтельствуя о томъ, что "з общого совѣту" позволили "и водномъ и сумѣжъномъ грунтѣ на рѣчцѣ Кобилянци" монастырю "своимъ монастирскимъ коштомъ заняти млинокъ вешнякъ, для тихъ власне певнихъ причинъ, что преречоніе законники (названные монахи) по куплѣ своей грунтовой с нами и тотъ грунтъ уступни" {Тамже, No 1616/2101.}. Въ 1727 г. Жители другого стародубовскаго села, Влазовы или Улазовичъ, "атаманъ с товариствомъ и посполитими людми", подтверждая сдѣланную ими еще раньше "для отпущенія грѣховъ своихъ" уступку "млина" Суражицкому Благовѣщенскому монастырю, вмѣстѣ съ тѣмъ рѣшительно воспрещали стародубовскому полковнику занимать "рудню" на ихъ землѣ. "Вси едностайне -- писали они -- бемъ чоломъ пану полковнику стародубовскому, абы жадною мѣрою (никакимъ способомъ) не мѣлъ дѣла до нашего власного (собственнаго) отческого грунту, на которомъ мы узнали, же (что) насилно и гвалтовно вашимъ повеленіемъ имѣется займати рудня, до якой недопускаючи", влазовцы налагали на полковника, еслибы онъ не внялъ ихъ запрещенію, "заруку" въ 8.000 р. {Тамже, No 1616/2106.}.
   Даваемое громадой разрѣшеніе на устройство плотины являлось вдобавокъ своего рода свидѣтельствомъ, о томъ, что такое устройство не повлечетъ за собою подтопленія земель членовъ данной громады или, по крайней мѣрѣ, не вызоветъ съ ихъ стороны никакихъ претензій по этому поводу. "Мы, жителѣ лавскне,-- говорится въ одномъ изъ такихъ разрѣшеній, выданномъ въ 1700 г. громадой с. Лавъ въ Черниговскомъ полку,-- атаманъ Максимъ Кирѣенко с товариствомъ, войтъ Якимъ Безнощенко з мужами, позволили отцу Филиппу Марковичу, священнику своему, займати гребелку и конци его и огорода и пастовника, именно на болотѣ, на млинокъ: его грунта, его и и шкода, а то иншому нѣкому нѣ машъ зачепки, то мы на томъ и руки своѣ подписуемъ" {Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 26, владѣльческія вѣдомости м. Сосницы, л. 662.}. Атаманъ съ товариствомъ с. Паришковъ въ Переяславскомъ полку выдали въ 1730 г. "карту" Андрею Думитрашку-Райчѣ, заявляя, что ихъ "лесамъ и сѣножатямъ жадныхъ (никакихъ) стоковъ от его займанья греблѣ не імѣется" {И. В. Лучицкій, Сборникъ матеріаловъ, сс. 9--10.}. Подобнымъ же образомъ атаманъ съ козаками и обывателями с. Драбовецъ выдали въ 1746 г. золотоношскому сотнику Леонтовичу позволительное "письмо" на засыпку гребли и постройку мельницы; "при селѣ нашомъ -- поясняла при этомъ драбовецкая громада -- инихъ близко мелницъ ничнихъ не имѣется", а "отъ занятая греблѣ таковой отъ оного сотника... обиди никаковой послѣдовать не надеемся, ибо на купленнихъ его грунтахъ расходъ водѣ можетъ быть доволній" {Тамже, сс. 255--6.}. Съ своей стороны лица, желавшія строить мельницу, заранѣе вступали въ соглашеніе съ громадой на счетъ вознагражденія за возможные убытки, а самое разрѣшеніе громады иногда оплачивали пожертвованіями въ ея церковь и обѣщаніемъ нѣкоторыхъ льготъ на будущей мельницѣ. Такъ, въ 1736 г. державца с. Панфилъ въ Переяславскомъ полку, протопопъ Берло, и священникъ Кокленскій, задумавъ построить въ этомъ селѣ водяную мельницу, выдали мѣстной громадѣ особую росписку. "Ежели -- говорилось въ этой роспискѣ -- отъ нашой гребло будетъ якая обида и подтопленіе грунтовъ вишеписаной громадѣ, такожъ и хтобъ иного села за подтопленіе оную жъ громаду турбовати мѣлъ, то мы въ томъ должни отстоевать, а обивателемъ панфилскимъ за ихъ обиду такожъ должни уплатить, ежели якая будетъ обида; ризы на церковь панфилскую даемо или трафолой, церковь освятить стоимъ коштомъ, въ млинѣ молоть безчережно (внѣ очереди) и безъ тринкаля подъ нужду, рибу ловить въ стану волно, якъ и прежде ловливалась" {Мотыжинскій Архивъ. Кіевъ. 1890, No 80, с. 148.}. Самовольная постройка мельницы на земляхъ громады могла повлечь за собою для виновника потерю самой мельницы. Такъ, въ 1723 г. "товариство, мѣщане и поспольство" г. Великихъ Будищъ въ Полтавскомъ полку, заканчивая мировою тяжбу съ своимъ сотникомъ Дм. Колачипскимъ, однимъ изъ условій этой мировой поставили, "жеби панъ Колачинский гребелку, на мирскомъ мѣсцу занятую, и на ономъ мирскими жъ людми млинъ построенный уступилъ, которий мы за души всего общества нашего отдаемъ на церковъ Пресвятой Богородицы Покровскую" {Харьк. Истор. Архивъ, Полъ отд., I, св. 1, No 98.}.
   Но права громады по отношенію къ вольнымъ землямъ и угодьямъ шли и дальше выдачи разрѣшеній на постройку плотинъ и мельницъ. Занявъ ту или иную площадь земли и обративъ ее вмѣстѣ со всѣми расположенными на ней угодіями въ "вольную", "общую" или "мірскую" землю, громада въ дальнѣйшемъ могла съ общаго совѣта и рѣшенія отчуждать по своему усмотрѣнію любыя части этой земли въ собственность какъ отдѣльныхъ своихъ членовъ, такъ и постороннихъ лицъ. И любопытно отмѣтить, что въ тѣхъ случаяхъ, когда такое отчужденіе производилось за плату, послѣдняя нерѣдко взималась громадой въ пользу церкви, являвшейся и при этомъ какъ бы олицетвореніемъ и средоточіемъ общаго Громадскаго интереса. "Громадѣ заплатилемъ на церковь полталяра за часточку гайка",-- заявлялъ въ 1694 г. одинъ изъ Козаковъ с. Стовпягъ въ Переяславскомъ полку {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Терехтемировской сотни, ч. I, No 17.}. Другой козакъ того же се^авъ 1699 г. упоминалъ про "гаіокъ, то купилемъ у громады" {Тамже, No 20.}. "Я, Юско Савенко, кладу на церковь божню рублей три", писалъ въ 1731 г. одинъ изъ Козаковъ с. Вьюнищъ., пріобрѣтя отъ мѣстной громады кусокъ лѣса, который и былъ ему "заведенъ" нѣсколькими членами громады {Тамже, No 60.}. Въ с. Тулиголовахъ Нѣжинскаго полка въ 1700 г. "всѣ сполне жители тулиголовскне, атаманъ зо всѣмъ товариствомъ і войтъ з громадою, ктиторъ з братствомъ.... забравшися урадомъ всѣ тулиголовские жителѣ і порадившися единогласно край церкви, продали сѣножать с хмизникомъ, прозиваемую Борщеговку.... священнику своему тулиголовскому за суму певную копъ десять і перепутъ горѣлки, которая то сѣножать била волная мирская" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Казенной Палаты въ б-ку кіевск. ун-та, No 1616/3306.}. Въ с. Вовчкахъ Переяславскаго полка за "плецъ пустовскій" (пустое усадебное мѣсто) "панъ асаулъ далъ на церковь вовчковскую ладану фунтъ" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Третьеполковой сотни, т. I, No 8.}. Въ м. Лѣплявомъ козакъ Иванъ Лисакъ получилъ въ 1748 г. въ собственность кусокъ лѣса, какъ объяснялъ позднѣе самъ Лисакъ, "з общого всѣхъ Козаковъ лѣплявскихъ согласія за то, что я за тотъ кутъ, прозиваемій Глинище, яко волній въ тѣ пори былъ, положилъ на церковь лѣплявскую... денегъ шестьдесятъ копѣекъ" {Тамже, Документы Лѣплявской сотни, т. II, No 35.}.
   Иногда громада и дарила вольныя земли и угодья отдѣльнымъ лицамъ, не требуя за это съ нихъ никакой платы. Въ началѣ XVIII вѣка, напримѣръ, священнику с. Мойсинецъ въ Переяславскомъ полку, Василію Данилевскому, "люде із общаго согласня и доброхотной воли своей въ вечние часи даровали" озеро Плоское {Тамже, Документы Ирклѣевской сотни, т. 1, No 22.}. По большей части такіе подарки дѣлались членамъ старшины, имѣвшимъ случай оказать данной громадѣ ту или иную услугу, и размѣръ подарковъ бывалъ очень различенъ. Въ 1728 г. козаки с. Налѣсней подарили городовому атаману Журбѣ кусокъ сѣнокосной "луки". Козаки с. Козлова въ 1760 г. подарили своему атаману "за его труды" ниву на одинъ день. Березанскій сотникъ Лялька, помогшій козакамъ с. Леляковъ отсудить отъ бунчуковою товарища Иваненка половину захваченной имъ вольной рощи, въ благодарность за это получилъ отъ нихъ въ подарокъ треть отсуженной земли {И. В. Лучицкій, Сборникъ матеріаловъ, сс. 8, 263, 130--1. День (мѣра пахатной земли) = 3 упругамъ = 3/4 десятины.}. Когда лубенскій полковникъ Свѣчка въ 1689 г. возвратилъ пирятинской сотнѣ часть ея земель, отошедшую было въ Переяславскій полкъ, пирятинскіе сотняне предложили ему "взять себѣ какую хочетъ степь для сѣнокошенія и онъ, полковникъ, не желая ничего брать даромъ, далъ 200 таляровъ за Сухую Оржицу" пріобрѣтя такимъ путемъ побережье этой рѣчки на десятки верстъ {А. М. Лазаревскій, Историческіе очерки полтавской лубенщины XVII -- XVIII вв. Чтенія въ Историч. Обществѣ Нестора лѣтописца, кн. XII, отд. II, с. 48.}. Наряду съ этимъ практиковалась и продажа громадою земель отдѣльнымъ членамъ старшины. Въ 1715 г., напримѣръ, въ м. Не.щапомъ Переяславскаго полка сотникъ, атаманъ, войтъ и "весь урядь мѣскій" съ криторами лѣсныхъ церквей, "а особливо соединившися купно въ мирянами нашимы пѣщанскими", продали "шматъ гайку (кусокъ лѣса) стоячого волною, якій пустовалъ през килка лѣтъ и хто хотѣлъ, то рубалъ", переяславскому полковнику Стефану Томарѣ, "якіе гроши -- прибавлено въ купчей -- на церкви божіе наши пѣщанскые положилисмо" {Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ кіевскаго университета, Переяславскій полкъ, Документы Бубновской сотни, No 13, стр. 32.}. Въ 1720 г. "товариство" с. Нехаекъ продало за 50 талеровъ бунчуковому товарищу Вас. Томарѣ сѣнокосную "луку" на р. Золотоноши съ условіемъ, что онъ не продастъ ее никому другому, а козаки, если вздумаютъ продавать остатокъ этой "луки", продадутъ ею Томарѣ же, "яко помѣжнику" {И. В. Лучицкій, Сборникъ матеріаловъ, с. 5.}. Жители с. Дрокова въ Стародубовскомъ полку, "козаки и посполитіе, з общого селского совѣту", уступили Алексѣю Есимонтовскому "недѣленній шматокъ дубровки", за что Есимонтовскій обязался "до церкви зубожалой дроковской справить ризы слушніе и даровать полстана горилки" сельчанамъ къ Николину дню {А. М. Лазаревскій, Описаніе Старой Малороссіи, т. I, с. 356.}. Но не всегда, конечно, деньги, получавшіяся отъ такихъ продажъ, шли на церковь. Иногда онѣ поступали прямо въ раздѣлъ между членами общины. Въ 1716 г. Жители с. Турьи въ Черниговскомъ полку, атаманъ козацкій съ товариствомъ, атаманъ стрѣлецкій съ своимъ товариствомъ и войтъ съ мужами, "всѣ селомъ" заявляли: "будучи мы удоволственны своими грунтами, продалисмо островъ, прозиваемій Великій Буръ, въ чертежами, въ дубровами и въ сѣножатми, кромѣ бортного дерева, его милости пану Павлу Полуботку, полковнику чернѣговскому, на закликанье слободи за суму доброй монета золотихъ сто, якисмо гроши одобрали въ Чернѣговѣ своими руками и роздѣлили всѣ селомъ"; при этомъ островѣ -- прибавляли Продавцы -- "лѣсъ волный, якъ слобожаномъ, такъ и турьяномъ, хто схоче, на пристойныхъ мѣсцахъ и сѣножать зробить" {Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 17.}.
   На вольныхъ земляхъ, занятыхъ громадой, могли производиться и заимки земли отдѣльными ея членами, но, поскольку такія заимки влекли за собою присвоеніе земли въ личную собственность или въ исключительное пользованіе заимщика, онѣ могли совершаться только съ согласія общины или ея представителя, выборнаго уряда. Заимки же, совершенныя безъ такого согласія, считались незаконными и могли быть во всякое время уничтожены общиной или даже отдѣльными ея членами. Въ 1681 г. Житель с. Коробовки Богданъ Цыбуля, ставши передъ сотеннымъ домонтовскимъ урядомъ, принесъ жалобу на двухъ своихъ односельчанъ, которые его "безвинно изъ его займы вытручаютъ". Сотенный урядъ, "видячи таковое обжалованье его", приказалъ "на тое сведомыхъ людей постановити, естьли бы е позволення старшого своего онъ займище дилалъ". Тогда "ставши персоналне очевисте, Семенъ Ткачъ призналъ подъ сумленнемъ (совѣстью) души своей, же с позволення Дахна, атамана своего и тотъ часъ будучаго, оной кутъ Богданъ Цыбуля занялъ". При этомъ выяснилось, что со времени этой заимки прошло уже семь лѣтъ и раньше привлеченные Цыбулей къ суду односельчане не вступались въ нее, "а теперешней годъ, побачивши пожитокъ (увидѣвши выгоду) з оного займища, почалися интересовати". Въ виду этого сотенный урядъ утвердилъ Цыбулѣ его займище "на вечно уживанне (пользованіе) и пожитокъ" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Домонтовской сотни, ч. I, No 1.}. Дозволеніе "старшаго" признавалось такимъ образомъ безусловно необходимымъ для прочности заимки. При наличности же разрѣшенія громады или воплощавшаго въ себѣ ея власть "старшаго" заимка могла принимать и очень большіе размѣры, равно какъ могла совершаться и лицомъ, не входившимъ раньше въ данную общину.
   Въ 1697 г. атаманъ съ товариствомъ с. Горошина въ Дубенскомъ полку, по просьбѣ пана Василія Леонтіевича, который, по ихъ словамъ, "з нами по сусѣдску от которыхъ часовъ жіючи, и жадного (ни одного) человѣка з промежку насъ, горошинцовъ, нѣкого не оскорбивъ", позволили ему "зачавши верху Вуромки, от крайнего лѣсу, хуторомъ ставши, усю Вуромку у горѣ себѣ въ сѣножать изняти и сѣно косити для своего добра", Леонтіевичъ же за это далъ дары на церковь {Лазаревскій, Истор. очерки полтавской лубенщины XVII -- XVIII вв. Чтенія въ Ист. Обществѣ Нестора лѣтописца, кн. XI, отд. II, с. 137.}. Въ Прилуцкомъ полку въ 1704 г. громада с. Озерянъ позволила мѣстному "державцѣ" Себастіановичу "занять леваду" на вольной сельской землѣ и построить хуторъ, а Себастіановичъ обѣщалъ дать за это на церковь 10 золотыхъ {Его же. Изъ исторіи селъ и селянъ лѣвобережной Малороссіи. "Кіев. Старина", 1891, No 1, с. 13.}. Въ концѣ XVII в. въ Стародубовскомъ полку генеральный асаулъ Антонъ Гамалѣя, угостивъ громаду с. Посудичъ, "подъ веселую мысль упросилъ, чтобъ уступили ему общевольной дубровы, и всѣ до того приступили и позволили закопать ту дуброву" {Его же, Описаніе старой Малороссіи, ч. I, с. 243. Подобное угощеніе громады со стороны заимщика практиковалось и при мелкихъ заимкахъ членами общины. Такъ, одна изъ жительницъ с. Дегтярей въ Прилуцкомъ полку заявляла въ 1733 г., что она владѣетъ участкомъ лѣса "съ того еще времени, какъ были вольные гаи, и дала она мировѣ за тотъ гай: сало и десять квартъ горѣлки". См. его же, Описаніе старой Малороссіи, т. III, с. 365. Но всего чаще полученіе разрѣшенія на заимку. сопровождалось со стороны заимщика тѣмъ или инымъ пожертвованіемъ на церковь.}. Въ 1718 г. Василій Молчанъ, писарь Шептаковской волости въ томъ же Стародубовскомъ полку, обратился къ громадѣ с. Вучковъ съ заявленіемъ, что онъ хотѣлъ бы какъ купленныя имъ займища, такъ и занятое имъ самимъ съ вѣдома громады вольное мѣсто въ лѣсу "любо окопати окопомъ, албо засѣкти засѣкомъ, чтобы вѣчно нѣхто не важился (не смѣлъ) анѣ деревнѣ стоячой, а иле (сколько-нибудь) ему згодной пустошить, анѣ на пожнѣ ростеребовъ займати, анѣ тежъ жаднихъ наиболшихъ и наименшихъ користой и томъ его займищи... употребляти и уступу тамъ волного мѣти". Громада, осмотрѣвъ займище Молчана и, съ одной стороны, принявъ во вниманіе, что оно но нанесетъ ущерба никому изъ ея членовъ, такъ какъ изъ нихъ у всякаго "волного грунту и лѣсу доволно", а, съ другой, "вѣдаючи любовное его з нами житне сусѣдское, ижъ (что) кождого часу во всякихъ нашихъ нуждахъ есть намъ згодний, яко до сего часу нѣхто не отнесъ от его нѣ и чемъ кривди и нѣ и кого усиловне не отнялъ нѣчого, все мнетъ (имѣетъ) куплею од насъ себѣ набитое", рѣшила удовлетворить обращенную къ ней просьбу. Сообразно этому громада особымъ актомъ утвердила Молчану въ собственность ("ему самому, женѣ и дѣтемъ и до послѣднихъ роду его и спокойное вѣчное владѣнне") какъ купленныя имъ земли, такъ и сдѣланную имъ заимку, постановивъ при этомъ что "хто бы мѣлъ и вишъписанную его куплю и теперь позволенний лѣсъ уступъ який забирать, албо и користяхъ найменшую чинить ему перешкоду, и пустошеню дробной и великой стоячой деревнѣ,-- окромъ лежачого, и то было бы за его позволенемъ,-- албо мѣлъ бы хто от сего часу за тое отзиватися на его любо на жену и дѣти до якого где суду и права, на такого покладаемъ вини до скарбу рейментарского золотихъ тысячу и нашимъ мирскимъ къ ранемъ повиненъ той бути каранимъ". Подобные же акты были выданы Молчану и нѣкоторыми другими селами Шептаковской волости {Харьк. Истор. Архивъ, Дѣла Малор. Коллегіи, Черн. отд., No 2.757.}.
   Разрѣшенія на заимку вольной земли могли даваться и высшими "урядами" -- сотеннымъ, полковымъ и гетманскимъ. Въ 1697 году, наприм., воронковскіе сотникъ и городовой атаманъ позволили четыремъ братьямъ Якименкамъ "гаіокъ заняти" у с. Софіевки и "тотъ гай кохати и всякіе пожитки отбирати". "А хто бы мѣлъ -- прибавлялъ при этомъ сотенный урядъ -- любъ въ Козаковъ воронковскихъ, албо з мужиковъ и постороннихъ людій попротивится урядовому нашему изволенію и именуемый гай самоволно пустошити, таковий на урядъ нашъ воронковскій заплатитъ копъ осимъ, а его милости добродѣевъ (т. е. полковнику) од таковихъ належитъ вини золотихъ сорокъ заплатить" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Воронковской сотни, No 14. Аналогичные случаи для болѣе поздняго времени см. въ "Сборникѣ матеріаловъ" И. В. Лучицкаго, сс. 251--2, 253-4, 254--5, 256--7.}. Въ 1728 г. войсковому товарищу Стефану Максимовичу переяславскимъ полковникомъ и полковой старшиной разрѣшено было занять "хуторъ з ставомъ и гребелкою" на р. Журавкѣ "при водномъ степу", а въ слѣдующемъ году этотъ хуторъ былъ утвержденъ за нимъ гетманомъ Апостоломъ {Тамже, Документы Терехтемировской сотни, ч. I, No 13.}. Но при этомъ всякая заимка, была ли она разрѣшена сельской громадой или высшими властями, должна была оставаться въ разрѣшенныхъ предѣлахъ, иначе она подлежала уничтоженію, какъ уничтоженію подлежала и заимка, совершенная совсѣмъ безъ разрѣшенія. Характерный примѣръ такого рода, относящійся къ семидесятымъ годамъ XVII вѣка, разсказанъ въ прошеніи, поданномъ въ началѣ XVIII столѣтія черниговскому архіепископу крестьянами его "маетности" -- с. Козла. Нѣкій Донецъ -- разсказывали въ этомъ прошеніи крестьяне -- "чрезъ свое лукавство" завладѣлъ было ихъ "дубровой мирскою". Онъ попросилъ именно черниговскаго полковника Василія Борковскаго, чтобы тотъ "позволилъ ему на оной дубровѣ к полю своему построити гуменце и березнику до оного и гуменца, якъ звычайно, на гай занять", а, получивъ отъ полковника позволеніе, "занялъ дикоѣ дубровы з старымъ дубьемъ на чверть милѣ, якоѣ ему не позволялъ". Но затѣмъ "прилучилося ити тому жъ пану полковниковѣ чернѣговскому е полкомъ для стражи берега Днѣпрового, на которомъ трактѣ опое займище зостаетъ, и, оглядѣвши панъ полковникъ занятоѣ дубровы, якую занялъ Донецъ, видячи, же (что) много на его будетъ одного, оскорбившися за его неправду, приказалъ, абы тое колье гороженоз было выкидано и концѣ (концы, граничные знаки) поровняно и жебы (чтобы) не мѣлъ жадною мѣрою интересоватися и владѣти онымъ займищемъ, позволилъ всѣмъ селяномъ козлянскимъ оную дуброву рубати на дрова". И съ той поры -- разсказывали дальше крестьяне -- долгое время "волно было жадному (всякому) человѣку въ ономъ займищу дрова рубати и товаръ (скотъ) попасати, оручи и полю, тактежъ, и трактомъ Пакулскимъ з дубровы ѣдучи, волно было на нопаску ставати, и для быдла (скота), котрое и чередѣ (стадѣ) будетъ, тылко намъ было и выпуску и оной нашой змѣнѣ" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, No 1616/2862, л. 12.}. Въ данномъ случаѣ неправильно, "лукавствомъ" и "неправдой" занятая мірская земля была возвращена въ общинное владѣніе властью полковника, разрѣшившаго заимку и затѣмъ убѣдившагося, что заимщикъ превысилъ предѣлы даннаго ему права. Но община считала себя въ правѣ и самостоятельно бороться съ самовольными заимщиками и, случалось, осуществляла это право на практикѣ. Если кто-либо безъ предварительнаго разрѣшенія занималъ въ свою собственность "вольную" землю, возводилъ на ней постройки или окапывалъ и огораживалъ ее, громада иной разъ, не обращаясь къ суду и властямъ, сама возвращала захваченную землю въ общинное владѣніе, снося возведенныя постройки, ломая изгороди и засыпая выкопанные заимщикомъ межевые рвы. И выборныя лица громады, стоявшія обыкновенно во главѣ такихъ дѣйствій, считали ихъ всецѣло вытекающими изъ обстоятельствъ дѣла и вполнѣ соотвѣтствующими правамъ громады {См. случаи такого рода, имѣвшіе мѣсто въ XVIII в., въ статьѣ И. В. Лучицкаго, "Займанщина и формы заимочнаго владѣнія въ Малороссіи", "Юрид. Вѣстникъ", 1890, No 4, с. 410, и въ моей статьѣ "Дѣла по исторіи крестьянства лѣвобережной Малороссіи въ XVIII в. въ Кіевскомъ Центральномъ Архивѣ", "Кіевская Старина", 1891, No 2, сс. 312--14.}.
   Въ распоряженіе громады поступали, наконецъ, и земли, которыя находились уже въ чьемъ-либо владѣніи, но затѣмъ почему-нибудь запустѣли, "пустовскія земли", какъ ихъ называли въ XVII -- XVIII вв., равно какъ земли, владѣльцы которыхъ были въ бѣгахъ, "земли отбѣзскія". Тѣми и другими землями, совершенно подобно тому, какъ это имѣло мѣсто по отношенію къ землямъ "вольнымъ", могли распоряжаться и непосредственно сами громады, и тѣ члены старшины, которые, являясь представителями общины, сосредоточивали въ своихъ рукахъ ея права и власть. Случаи распоряженія "пустовскими землями" со стороны сотниковъ и полковниковъ уже въ XVII вѣкѣ были частымъ и вполнѣ нормальнымъ явленіемъ. Въ 1699 г., напр., къ кіевскому полковнику Константину Солонинѣ обратился "славетие урожоний панъ Іовъ Можайскій, товаришъ войсковий сотнѣ остерской", житель с. Красиловки, прося разрѣшить ему "на пустовскомъ грунтѣ и селѣ Красиловци прозваннемъ Павла Рудого поселитися". Полковникъ, не обладая самъ достаточными свѣдѣніями, велѣлъ "призвати передъ себе атамана красиловского и войта тамошнего" и, узнавъ отъ нихъ, что на этомъ "грунтѣ" не лежитъ никакихъ обязательствъ, позволилъ Можайскому поселиться на немъ и владѣть какъ самымъ "грунтомъ", такъ и огородами, сѣнокосами, полями и другими "принадлежитостями" къ нему, отбывая за это "услугу войсковую" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Кіевскій полкъ, Документы Остерской сотни, т. V, No 155.}. Полковникъ стародубовскій Лукьянъ Журавко, извѣщая въ 1714 г. "сотника волосного" и войта с. Удебного объ отдачѣ полковничьей властью "пустовщины" въ этомъ селѣ, писалъ въ своемъ универсалѣ еще болѣе рѣшительно: "пустовщину Евланову, на насъ приналежную, надаемо во владѣние честному отцу Василию Вербицкому ради вспартя (поддержки) недостатку и убожества его домового" {Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 121,}. Но, въ сущности, распоряжаясь "пустовскими" землями, полковники и сотники осуществляли лишь тѣ права, какія принадлежали имъ, какъ представителямъ общины, къ которой съ запустѣніемъ земли возвращалось право на нее. Это право общины на распоряженіе "пустовской" землей признавалось при случаѣ и судомъ. Въ с. Селищахъ баришовской сотни Переяславскаго полка остались пустыя земли послѣ нѣкоего Федоранка, владѣвшаго ими "еще за польскихъ пановъ". Нѣкоторое время онѣ стояли пустыми, а затѣмъ мѣстный сотникъ отдалъ ихъ на церковь въ Селищахъ. Но атаманъ этого села нашелъ въ другомъ мѣстѣ родныхъ Федоранка, купилъ у нихъ безъ вѣдома ктитора и громады отданныя уже на церковь земли и завладѣлъ ими. Когда эта исторія раскрылась, нашлись и другіе родственники Федоранка, которые вмѣстѣ съ громадою с. Селищъ подали на атамана въ судъ, требуя возвращенія земель церкви. Полковой судъ, разобравъ дѣло и "видячи кревнихъ Федоранченковихъ з громадою селискою горливость (усердіе) ку церквѣ божественной", постановилъ отобрать земли отъ атамана и вернуть церкви, съ тѣмъ лишь, чтобы громада возвратила ему уплаченныя имъ деньги {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Баришовской сотни, т. I, No 48.}.
   Свое право на непосредственное распоряженіе "пустовскими" землями громада во всякомъ случаѣ осуществляла еще и въ XVIII столѣтіи и на протяженіи всего этого столѣтія встрѣчается раздача такихъ земель какъ полковыми и сотенными урядами, такъ и сельскими атаманами съ "товариствомъ". Въ г. Погарѣ въ 1722 г. сотникъ, городовой атаманъ и войтъ по просьбѣ одного изъ мѣщанъ "поступили" ему "пляцъ пустовскій" и выдали соотвѣтствующій документъ на владѣніе {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ Академіи Наукъ, т. 135.}. Въ ирклѣевской сотнѣ Переяславскаго полка козакъ Гуджолъ въ 1749 г. обратился къ сотнику съ просьбой, въ которой указывалъ, что у его племянника, находящагося въ безвѣстной отлучкѣ, была сѣнокосная лука, "нынѣ въ свободномъ владѣніи найдующаяся безъ надлежащаго къ ней господара", и просилъ отдать эту землю ему, пока явится его племянникъ или его наслѣдники. Сотникъ согласился и отдалъ землю Гуджолу до возвращенія его племянника или сыновей послѣдняго {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ Кіевск, ун-та, Переяславскій полкъ Документы Ирклѣевской сотни, т. II, No 70.}. Въ м. Пещаномъ козакъ Скопченко въ 1766 г. показывалъ, что онъ поселился на пустовавшемъ усадебномъ мѣстѣ съ разрѣшенія городового атамана и сотеннаго писаря {Тамже, Документы Пещанской сотни, т. III, No 56.}. Такихъ случаевъ раздачи пустыхъ усадебныхъ мѣстъ и запустѣвшихъ, оставшихся "безъ господаря" земель сотенными урядами можно было бы привести немало. Но рядомъ съ ними можно привести также немало случаевъ раздачи или продажи такихъ земель сельскими громадами. Въ 1742 г. атаманъ съ товариствомъ, войтъ съ поспольствомъ, ктиторъ и священники с. Городища продали пустовскую землю со строеніемъ и заплаченныя за нее деньги взяли на церковь {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ б-ку кіевск. ун-та, No 1616/2043.}. Въ с. Мотовиловкѣ Кіевскаго полка одинъ изъ Козаковъ въ 1740 г. показывалъ, что онъ пришелъ въ это село съ праваго берега Днѣпра и, придя, "явился тогда бывшему атаману Давыду Матвѣенку, который и позволилъ ему жить въ томъ селѣ и далъ ему дворъ, на которомъ строенія одна изба" {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла объ имуществахъ церквей и монастырей.}. Въ с. Ячникахъ терехтемировской сотни Переяславскаго полка козаки Маслы въ 1767 г. показали, что находящійся въ ихъ владѣніи дворъ достался ихъ отцу послѣ умершихъ Козаковъ "по общему согласію того села Козаковъ безъ купли" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ Кіевск, ун-та, Переяславскій полкъ, Терехтемировская сотня, т. II, л. 11.}. И такого рода показаній, говорящихъ о непосредственномъ распоряженіи громады пустыми усадебными мѣстами, въ Румянцевскую Опись занесено довольно много.
   Но сами по себѣ "пустовскія земли" и "пустовскіе пляцы" были въ сущности уже явленіемъ позднѣйшаго происхожденія. Въ первое время для нихъ не было мѣста, такъ какъ первоначально вся земля, занятая громадой, въ томъ числѣ и усадебная, являлась землей "вольной", общинной. Громада разрѣшала селиться на этой землѣ, отводила усадебные участки, но не отдавала ихъ въ собственность. До той поры, пока держался такой порядокъ, и при продажѣ дворовъ продавались и покупались только постройки, съ прямой оговоркой, что продаются онѣ "кромѣ землѣ", безъ земли {Рум. Опись, въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Второпольской сотни, т. II, No 77. И. В. Лучицкій, Сборникъ матеріаловъ, сс. 262--3.}. Земля, отводимая подъ усадьбы, оставалась землей "общей", "вольной", въ такой же мѣрѣ не подлежащей захвату въ личную собственность, какъ и вся вообще земля, на которой вели свое хозяйство отдѣльные члены громады. "Козаки, и селѣ Ячникахъ живущіе,-- жаловался въ коммиссію составленія Румянцевской Описи Кіево-Троицкій Кириловскій монастырь -- где когда которій похочетъ, внутрь села Ячниковъ самоволно насилиемъ строятся, и землю монастырскую пашутъ, и сѣна на лугу монастырскомъ, где кто е нихъ хочетъ и сколко ему надобно, укошуютъ, сказуючи, что то де все водное" {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Терехтемировская сотня, т. II.}. А среди самихъ козаковъ какъ с. Ячниковъ, такъ я ряда другихъ селъ Переяславскаго полка очень многіе показывали, что и усадебныя мѣста, и пахатныя поля, и сѣнокосы достались имъ. изъ общей вольной земли "съ общого козачого дозволенія", "по согласію громады", "по опредѣленію атамана и козаковъ" {Тамже, passim.}. Такое "опредѣленіе", по крайней мѣрѣ, на первыхъ порахъ, несомнѣнно, имѣло характеръ отвода земли лишь въ пользованіе, а не въ собственность. Козаки с. Городища березанской сотни Переяславскаго полка, ведя въ 1752 г. процессъ съ бунчуковымъ товарищемъ Искрой изъ-за захваченнаго послѣднимъ вольнаго луга, разсказывали о владѣніи этимъ лугомъ: "ежели кто и ту деревню Городище на житіо прійдетъ и начнетъ общенародную повинность отправлять, то оному е того лугу часть опредѣляема бываетъ; а какъ де по прежнему куда пойдетъ, то оная часть по прежнему при истцахъ, изстарѣ и той деревнѣ Городищи жителство имѣющихъ, остается" {И. В. Лучицкій, Сборникъ матеріаловъ, с. 72.}. И тотъ порядокъ, который обрисовывается въ этомъ разсказѣ, дѣйствовалъ, конечно, не въ одномъ только с. Городищѣ,-- наоборотъ, именно онъ былъ первоначально господствующимъ.

-----

   Община являлась такимъ образомъ настоящимъ хозяиномъ занятой ею вольной земли. Но эта община не укладывалась всецѣло въ рамки сельской громады, не замыкалась исключительно предѣлами одного села. Рѣдкое село съ перваго момента своего возникновенія имѣло свою, исключительно

   

Очерки соціальной исторіи Малороссіи.

1. Возстаніе Богдана Хмельницкаго и его послѣдствія.

(Продолженіе).

IV.

   Поднимаясь на зовъ Богдана Хмельницкаго и сходясь подъ его знамена, малорусское крестьянство вдохновлялось вполнѣ опредѣленнымъ и яснымъ стремленіемъ -- уничтожить господство "ляцкихъ пановъ". Это стремленіе направляло дѣйствія крестьянскихъ массъ въ годы кровопролитной борьбы съ Польшею, оно болѣе всѣхъ другихъ факторовъ опредѣлило собою ходъ возстанія, и съ момента окончательнаго отторженія Малороссіи отъ Польши эта цѣль оказалась достигнутой. Паны, какъ особое шляхетское сословіе, надѣленное рядомъ чрезвычайныхъ правъ и преимуществъ, обладавшее прочной сословной организаціей и возвышавшееся надъ всѣми другими общественными классами, исчезли въ освободившейся отъ польской власти Малороссіи. Ни гетманскія "статьи", ни царская жалованная грамота не смогли возродить въ странѣ шляхетскаго сословія, сметеннаго съ лица земли ураганомъ народнаго движенія. Шляхта, какъ сословіе, продолжала существовать только на бумагѣ,-- въ дѣйствительной жизни соединившейся съ Московскимъ государствомъ Малороссіи она отсутствовала. Но исчезли ли въ странѣ вмѣстѣ съ этимъ исчезновеніемъ шляхетскаго сословія и всѣ шляхетскія владѣнія, исчезли ли въ ней съ побѣдой возстанія вообще помѣщики и зависимые отъ нихъ помѣщичьи крестьяне?
   Въ началѣ XVIII вѣка, когда въ людской памяти нѣсколько уже стерлись подлинныя перипетіи грандіозной борьбы, связанной съ именемъ Хмельницкаго, отдѣльныя лица въ Малороссіи на первый изъ этихъ вопросовъ нерѣдко склонны были давать положительный отвѣтъ, облекая его притомъ въ форму весьма категорическихъ утвержденій. Въ 1717 г. въ генеральномъ войсковомъ судѣ разбирался споръ нѣжинскихъ полчанъ съ Кіево-Печерской Лаврой изъ-за степа, примыкавшаго къ с. Лосиновкѣ. Лавра въ доказательство своихъ правъ представила, между прочимъ, "фундушъ", данный въ 1649 г. на спорную землю Омбышскому монастырю вдовою черниговскаго скарбника Екатериной Угорницкой. Но противники Лавры не хотѣли признавать какой-либо силы за этимъ документомъ. "Фундушъ пани Угорницкой -- возражали они -- писанъ уже по войнѣ Хмельницкаго, когда нихто з ляховъ не мѣлъ власти надъ своими маетностями, зачимъ и Угорницкая завоеванними добрами не силна била диспоновати (распоряжаться) и, чинъ скарбничества чернѣговскаго на себѣ носячая, мусѣла (должна была) и той часъ и преслѣдованю заставати, Хмельницкому зась било ненавистно имя короля полского, якои бы мѣлъ тотъ фундушъ своимъ унѣверсаломъ конфѣрмовати, и которомъ вкляръ (ясно) виражено, что на потверженіе оного еще привилей королевскій имѣлъ виправитися" {Румянцовская Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 40. Генеральный судъ не согласился однако съ этими разсужденіями и призналъ силу фундуша Угорницкой.}. Другой разъ, при разборѣ тѣмъ же судомъ въ 1729 г. спора изъ-за с. Суличовки между бунчуковымъ товарищемъ Павломъ Скоропадскимъ и вдовою черниговскаго полкового хоружаго Маріей Прокофьевой, доказывавшей, что Сули човка досталась ей по наслѣдству отъ ея прабабки, шляхтянки Грязной, въ свою очередь владѣвшей этимъ селомъ еще во время принадлежности лѣвобережной Малороссіи Польшѣ, повѣренный Скоропадскаго, сынъ его Тимофей, выдвинулъ такой аргументъ: "а хотя де она, челобитчица, имѣетъ якую отъ своей прабаби шляхтянки Грязной крѣпость, только тая крѣпость козацкою де шаблею есть скасована".
   Эта послѣдняя фраза -- о "скасованіи" всѣхъ шляхетскихъ крѣпостей козацкою саблей -- перешла въ современную историческую литературу въ качествѣ общей характеристики порядковъ землевладѣнія, созданныхъ въ Малороссіи возстаніемъ Богдана Хмельницкаго. Впервые въ этомъ смыслѣ воспользовался приведенной фразой, заимствовавъ ее изъ архивнаго документа, покойный А. М. Лазаревскій въ своихъ "Малороссійскихъ посполитыхъ крестьянахъ" {Записки Черниговскаго губ. стат. комитета. Книга первая. Ч. 1866, с. 5 и прим. 2-е. Въ своемъ изложеніи даннаго эпизода Лазаревскій и остановился на приведенной фразѣ, потому ли, что онъ считалъ дальнѣйшее содержаніе документа неважнымъ, или потому, что не обратилъ на него достаточнаго вниманія. Позднѣйшіе же писатели повторяли весь этотъ эпизодъ со словъ Лазаревскаго, не свѣряя его изложенія съ подлиннымъ документомъ, на которомъ оно было основано.}. Съ той поры не было, кажется, почти ни одного историка, писавшаго о соціальномъ строѣ и, въ частности, о порядкахъ землевладѣнія гетманской Малороссіи, который не привелъ бы той же фразы, какъ совершенно безспорнаго свидѣтельства объ исходномъ пунктѣ этихъ порядковъ. И однакоже такое пользованіе ею въ сущности основано лишь на простомъ недоразумѣніи.
   Дѣло въ томъ, что въ свое время споръ Скоропадскаго съ Прокофьевой вовсе не былъ разрѣшенъ приведеннымъ аргументомъ перваго изъ нихъ. Наоборотъ, генеральный судъ, вопреки этому аргументу, призналъ право на спорное село за Прокофьевой, которой послѣднее и было вслѣдствіе этого подтверждено универсаломъ гетмана Апостола и отдано въ дѣйствительное владѣніе. И случилось это потому, что Прокофьева не оставила безъ отвѣта аргумента своего противника и съумѣла опровергнуть его. "А что -- заявила она въ этомъ опроверженіи -- онъ, отвѣтчикъ, показалъ, будто прабаби ея крѣпость шаблею козацкою скасована, то онъ показалъ неправду, ибо по выгнаню ляховъ въ Малой Росіи оную крѣпость гетманъ Богданъ Хмелницкій унѣверсаломъ своимъ ствердилъ и протчне по немъ гетманы и полковники подтверждали, а не касовали" {Генеральное слѣдствіе о маетностяхъ Черниговскаго полка 1729--1730 г. Изданіе редакціи "Земскаго сборника Черниговской губерніи" Подъ редакціей II. П. Василенка. Ч. 1909. No 140, сс. 412, 414.}. Въ доказательство же справедливости своихъ словъ Прокофьева представила рядъ документовъ, причемъ первое мѣсто въ этомъ ряду занималъ универсалъ Богдана Хмельницкаго, выданный 23 іюня 1657 г. шляхтянкѣ Грязной и обращенный къ "панамъ полковникамъ, асауламъ, сотникамъ, атаманамъ и всей старшинѣ и чернѣ войскъ запорожскихъ, въ тягненню за войскомъ идучимъ, и въ войска поворачаючимъ, коннимъ и пѣшимъ, вшелякой кондиціи (всякаго положенія) людемъ, меновите залогамъ". "Поневажъ -- писалъ Хмельницкій въ этомъ универсалѣ -- Богъ Всемогущій наклонилъ шляхту до войска запорожского, мы, ихъ ласкаве принявши, ихъ маетности и грунтовъ власнихъ уживать, яко здавна уживалы, позволилисмо". Поэтому гетманъ подъ страхомъ своей немилости и "строгаго войскового караня", сурово приказывалъ, чтобы никто изъ Козаковъ "въ маетностяхъ и селахъ панѣ Катеринѣ Борисовой Гразное, меновите въ селахъ Слабине, Яновцахъ, Лукашовце, Стефановце, Суличовце, Пересяжжю и всякихъ до тихъ селъ приналежитостяхъ людемъ, тамъ мешкаючимъ, найменшой кривди чинить не важился (не осмѣливался), подачокъ, стаціи жадной не вимишлялъ, ани вибиралъ, але заразъ за показанемъ сего писанія залога тамошній, въ тихъ маетностяхъ будучій, вишменованнне маетности панѣ Гразной зо всѣмъ подалъ, такъ, яко здавна те маетности въ собе мелися, а люде, тамъ мешкаючне, спокойно, за показанномъ сего писання нашего, сидели" {Также, No 138, с. 408.}. На основаніи этого универсала Екатерина Грязная и удержала за собою с. Суличовку, а въ 1660 г. добровольнымъ запасомъ отдала его своей дочери Маринѣ и зятю Константину Мазапетѣ {Тамже, No 139.}, отъ которыхъ оно, переходя по наслѣдству изъ рукъ въ руки, дошло, наконецъ, и во владѣніе Прокофьевой.
   Универсалъ, выданный Екатеринѣ Грязной, не былъ совершенно исключительнымъ актомъ въ дѣятельности Хмельницкаго, какъ и сама Грязная не была единственнымъ человѣкомъ среди шляхты, котораго "всемогущій Богъ наклонилъ до войска запорожскаго". Въ то время, какъ крестьянская масса стремилась уничтожить всѣхъ "ляцкихъ пановъ", не разбираясь въ томъ, какіе изъ нихъ были польскаго и какіе малорусскаго происхожденія, какіе держались католической и какіе православной вѣры, главные вожди возстанія сознательно старались привлечь, если не всю, то хоть часть имѣвшейся въ Малороссіи шляхты на сторону своего дѣла, которое меньше всего представлялось имъ кореннымъ соціальнымъ переворотомъ. Въ мартѣ 1654 года войсковой писарь Выговскій сообщалъ въ Москву Павлу Тетерѣ, что Радзивиллъ и польскій король разослали по Малороссіи универсалы съ обѣщаніемъ вольностей населенію. "Сего ради, возбраняючи тѣмъ прелестенъ,-- продолжалъ Выговскій -- такожде и мы универсалы разослали семя, чтобъ шляхта украинская, тамъ будучая, къ намъ уклонялась, обнадеживая ихъ жалованьемъ царя его милости и поступаючи имъ ихъ маетности и всякому, кто толко приклонится, достойное удоволство" {Акты Ю. и 3. P., X, No 8, сс. 559-60.}. И раньше 1654 года Хмельницкій, если и не обращался къ шляхтѣ съ общими предложеніями такого рода, то во всякомъ случаѣ охотно принималъ на тѣхъ же условіяхъ всѣхъ шляхтичей, которые соглашались вступить въ ряды возставшаго козачества и связать свою судьбу съ его дѣломъ. Но, конечно, число такихъ шляхтичей не могло быть велико, а вмѣстѣ съ тѣмъ не могло быть велико и количество шляхетскихъ имѣній, имѣвшихъ шансы на сохраненіе за прежними своими владѣльцами и въ гетманщинѣ. Съ одной стороны, мѣстныя крестьянскія волненія, сопровождавшія все возстаніе Хмельницкаго, направлялись непосредственно противъ шляхты, и при такихъ условіяхъ представителямъ послѣдней даже въ томъ случаѣ, если они до извѣстной степени сочувствовали другимъ -- національнымъ и религіознымъ -- цѣлямъ, поставленнымъ на знамени возстанія, все же довольно трудно было вступать въ ряды формировавшихся въ мѣстахъ ихъ жительства козацкихъ отрядовъ и гораздо чаще приходилось спасаться отъ этихъ отрядовъ бѣгствомъ. Съ другой стороны, въ той лѣвобережной Малороссіи, которая осталась и позднѣе въ соединеніи съ Московскимъ государствомъ и составила территорію собственно гетманщины, шляхетскія имѣнія въ моментъ, непосредственно предшествовавшій возстанію Хмельницкаго, были представлены главнымъ образомъ владѣніями крупныхъ польскихъ магнатовъ, меньше всего имѣвшихъ желанія и возможности сойтись съ Хмельницкимъ и его козачествомъ. Были однако среди шляхты лѣваго берега Днѣпра и другіе элементы. Въ старинной Сѣверской землѣ, позднѣе вошедшей въ составъ территоріи Стародубовскаго и Черниговскаго полковъ {Гетманская Малороссія въ территоріальномъ отношеніи раздѣлялась на полки. Въ лѣвобережной Малороссіи въ моментъ соединенія съ Московскимъ государствомъ такихъ полковъ было 7: нѣжинскій, черниговскій, кіевскій, переяславскій, кропивеискій, миргородскій и полтавскій. Позднѣе -- минуя нѣкоторыя другія эфемерныя перемѣны -- изъ Нѣжинскаго полка былъ выдѣленъ стародубовскій, и еще часть территоріи. отошла къ черниговскому, часть кропивенскаго полка отошла къ переяславскому, а оставшаяся часть образовала лубенскій полкъ, изъ полтавскаго же полка выдѣлился еще гадяцкій. Такъ образовались 10 полковъ лѣвобережной Малороссіи, сохранившіеся до конца гетманщины.}, сохранялось нѣсколько старыхъ туземныхъ родовъ, владѣвшихъ здѣсь крупными имѣніями еще въ то время, когда эта область принадлежала Московскому государству, и съ той поры кое-какъ отстаивавшихъ свое положеніе среди наплыва новыхъ польскихъ владѣльцевъ. Было въ Сѣверщинѣ немало и мелкихъ помѣщиковъ-шляхтичей польскаго и малорусскаго происхожденія, а мѣстами встрѣчались цѣлыя гнѣзда старинныхъ "земянъ", мелкихъ землевладѣльцевъ, пользовавшихся шляхетскими правами, но по условіямъ своего хозяйственнаго быта мало чѣмъ отличавшихся отъ зажиточныхъ козаковъ. Въ южныхъ областяхъ лѣвобережной Малороссіи привольно раскинулись панскія латифундіи, но и среди нихъ кое-гдѣ попадались мелкія владѣнія -- деревеньки и села, перепавшія отъ щедротъ магнатовъ ихъ "оффиціалистамъ", служилой шляхтѣ, въ числѣ которой были опять-таки и лица малорусскаго происхожденія. Среди этихъ-то слоевъ мѣстной шляхты нашлось все же нѣкоторое количество лицъ, въ силу различныхъ побужденій примкнувшихъ къ возстанію Хмельницкаго и при этомъ попытавшихся удержать въ своихъ рукахъ прежнія свои владѣнія или даже пріобрѣсти новыя. И, хотя количество шляхетскихъ имѣній, дѣйствительно сохранившихся этимъ путемъ за прежними своими владѣльцами, права которыхъ не были въ моментъ возстанія "скасованы" ни козацкою саблею, ни крестьянскими пиками, было не особенно велико, оно не было все же и столь ничтожно, какъ это обычно представлялось до сихъ поръ въ исторической литературѣ {Такъ, А. М. Лазаревскій, въ послѣднихъ своихъ работахъ, подъ вліяніемъ знакомства съ новымъ матеріаломъ, нѣсколько отступившій отъ прежняго своего мнѣнія о полномъ истребленіи возстаніемъ Хмельницкаго шляхетскихъ владѣній, все же настаиваетъ на крайней незначительности сохранившихся владѣній такого рода. "Для насъ несомнѣнно,-- говоритъ онъ въ одной изъ этихъ работъ -- что въ лѣвобережной Малороссіи въ половинѣ XVII вѣка русская шляхта находилась въ самомъ незначительномъ количествѣ, а послѣ 1654 г. тутъ ея оставалось лишь нѣсколько семействъ, которыя почти всѣ уже и извѣстны. Изъ крупной шляхты остались здѣсь Бороздны, Рубцы, Бакуринскіе... Изъ мелкой шляхты можемъ назвать Сулимъ, Болдаковскихъ, Пироцкихъ, Добронизскихъ, Богушей, Кисель-Загорянскихъ... Можетъ быть, еще столько же можно назвать изъ мелкой русской шляхты, но едва ли болѣе" (Лазаревскій, Замѣчанія на историческія монографіи Д. П. Миллера, Харьковъ, 1898, с. 8). Какъ мы увидимъ, назвать можно нѣсколько болѣе.}.
   На территоріи позднѣйшаго Стародубовскаго полка однимъ изъ старыхъ землевладѣльческихъ родовъ былъ родъ Ворозднъ. Вороздны владѣли въ Сѣверщинѣ большими имѣніями еще въ то время, когда она принадлежала Московскому государству, а вслѣдъ за переходомъ ея въ началѣ XVII вѣка къ Польшѣ правительство послѣдней въ свою очередь подтвердило въ 1620 году четыремъ братьямъ Борозднамъ ихъ имѣнія -- м. Горекъ съ разными селищами. Но въ мартѣ 1648 года Осипъ Вороздна за неявку къ суду подвергся банниціи (изгнанію изъ предѣловъ страны). Вслѣдъ за тѣмъ онъ перешелъ къ Хмельницкому, а послѣдній универсаломъ, выданнымъ 2 сентября 1656 г., утвердилъ засыпомъ Осипа, Лаи рентіемъ Бороздной, наслѣдственныя Вороздиняскія имѣнія. "Мы, маючи взглядъ на пана Лаврентія Вороздну,-- говорилось въ этомъ универсалѣ -- подалисьмо ему въ посессію села: Горекъ, Клюси, Куршоновичи, Жолведь, островъ Тарасовскій и Заджеверскій, селище Медведово, пустошь Бутовское, д. Ярцово, селище Заничи, Бахаевское, также въ Мглинской волости селище Тростянское и селище Рощининское, селище Роевокое надъ рѣкою Бѣлогощею, село Кгарцево въ млиномъ, д. Хоромное, пустошь Борозина... маетность его власную (собственную), въ повѣтѣ Стародубовскомъ будучую". При этомъ гетманъ подъ страхомъ строгой и неминуемой кары при малѣйшей жалобѣ запрещалъ "у вышъ речоныхъ селахъ и маетностяхъ кривду якую ему самому и людемъ чинити" {Акт. Ю. и 3. Р., III, No 357, с. 544; см. еще оборонительный универсалъ Б. Хмельницкаго, данный 5 сентября 1656 г. на имѣніе Бороздны,-- тамже, No 360, с. 546.}. Не ограничиваясь возвращеніемъ Борозднѣ наслѣдственныхъ имѣній, Хмельницкій далъ ему еще и новое имѣніе -- с. Бѣлогущу {Объ этомъ селѣ старожилы въ 1729 г. разсказывали, что его "за владѣнія полского осажовалъ слободою полскій шляхтичъ Николай Абрамовичъ и било и собственномъ его владѣніи", а по "изгнаніи ляховъ гетманъ Богданъ Хмелницкій падалъ Борозднѣ старому", послѣ котораго владѣлъ полковнихъ Рославецъ. См. генеральное слѣдствіе о маетностяхъ Стародубовскаго полка, рукопись библіотеки кіевской коллегіи Галагана No 9, л. 51 об.--52.}. Въ свою очередь Выговскій, ставъ гетманомъ, также подтвердилъ Борозднѣ его имѣнія. "Углядаючи -- писалъ Выговскій въ своемъ универсалѣ 8 сентября 1658 г.-- на прислугу у войску нашомъ пана Лаврентія Борозны, которій и теперь, и кождое дороги до войска становляючися не опускаетъ и въ нами посполу (вмѣстѣ) стаетъ противъ непріятелей, заховуемъ его при власныхъ маетностяхъ, очистымъ (отцовскимъ) правомъ ему належачихъ, меновите при м. Горску и въ селами, до него належачими, зо всѣми належними пожитками" {Акты Ю. и З. P., IV, No 78, с. 144.}. И эти имѣнія съ прибавкою еще нѣсколькихъ селъ, поселенныхъ частью на наслѣдственныхъ, частью на купленныхъ земляхъ, оставались послѣ того въ родѣ Борозднъ до конца XVIII вѣка {А. М. Лазаревскій, Описаніе старой Малороссіи, 174, 381--2, 433--5.}. Точно также перешли къ Хмельницкому и сохранили благодаря этому переходу свои имѣнія члены другого стараго и богатаго землевладѣльческаго рода Сѣверщины, извѣстнаго въ ней съ половины XVI вѣка,-- рода Рубцовъ. "Мы,-- говорилось въ универсалѣ Богдана Хмельницкаго 4 сентября 1656 г.-- маючи взглядъ на пп. Рубцовъ, Михайла и Иллю, и на прислугу ихъ у войску нашомъ запорожскомъ, подалисьмо имъ въ посессію села: Курозново, Раженичи изъ млиномъ, с. Бобки, Чернооковъ, Брахловъ въ отчинами, до тыхъ селъ здавна належачими... въ селищами Полховымъ и Стобки, зо всѣми до ныхъ принадлежностями, маетности ихъ власные, въ повѣтѣ Стародубовскомъ будучіи" {Акты Ю. и З. Р., III, No 359, с. 545.}. Выговскій въ свое гетманство универсаломъ 26 февраля 1658 г. подтвердилъ тѣ же имѣнія за "услугу п. Иліи и п. Михаила Рубцовъ, шляхтичей повѣту стародубовского, у войску запорожскомъ, которую за (при) небожчика (покойника) Золотаренка въ колку (нѣсколькихъ) экспедиціяхъ ронили" {Обозрѣніе Румянцовской Описи Малороссіи, III, с. 693. Гетманъ Бруховецкій въ 1665 г. прибавилъ Михаилу Рубцу еще 11 селъ, составляющихъ Ропскую волость, но въ 1679 г. эти села были отобраны у Рубцовъ Самойловичемъ,-- Лазаревскій, Описаніе старой Малороссіи, I, 894--8.}.
   Наряду съ крупными имѣніями Борозднъ и Рубцовъ въ Стародубщинѣ сохранилось и нѣсколько мелкихъ шляхетскихъ владѣній, собственники которыхъ съумѣли во время разсчитать силу возстанія и снискать себѣ расположеніе его главы. "Маючи взглядъ -- писалъ Хмельницкій въ универсалѣ, данномъ 2 сентября 1656 г. шляхтичамъ Воронамъ,-- на пановъ Мартина и Ѳедора Вороновъ шляхту, взявши въ протекцію нашу и наклонивши ухо до прозьбы ихъ, подалисьмо онымъ въ посессію села по отцу и стрію (дядѣ) диѳирею и Бенедихти Воронахъ, въ повѣтѣ стародубовскомъ лежавшые, то есть село Савостяновичи въ селищами Букми, дворищемъ Вадковичами, Туровичами, деревню Бурновичи въ селищемъ и въ гумнищемъ и зо всѣми до ныхъ здавна яаяежитостьми и пожитками" {Акты Ю. и З. P., III, No 358, с. 545.}. Подобнымъ же образомъ шляхтичъ Маркъ Фай сохранилъ за собою и послѣ отторженія Малороссіи отъ Польши пустоши Торки и Новоселки и весь "Фаевскій обрубъ" съ поселеннымъ въ предѣлахъ послѣдняго селомъ Стахорщиной {См. универсалъ Бруховецкаго Марку Фаю 1663 г.-- Обозрѣніе Румянцовской описи Малороссіи, 111, 828--9; просьбу Фаевъ о царской грамотѣ -- Акты Ю. и З. P., V, 11, XVIII, с. 24; с. Стахорщина позднѣе, отошло изъ-подъ владѣнія Фаевъ, но еще въ 1328 г. одинъ изъ Фаевъ собирался было откупить его у владѣвшаго имъ тогда великороссійскаго резидента Наумова -- см. Журналъ поѣздки въ Москву гетм. Апостола въ Матеріалахъ для отеч. исторіи, изд. М. Судіенко, 1, 121. Мелкое владѣніе Фаевъ въ Стахорщинѣ сохранялось однако въ первой половинѣ XVIII вѣка и только во второй половинѣ столѣтія совсѣмъ исчезло -- см. Лазаревскій, Описаніе ст. Малор., I, 217.}. Село Тростань при полякахъ принадлежало Зѣяченкамъ и въ 1655 г. полковникъ "Нѣжинскій и всего Сѣвера" Гр. Гуляницкій подтвердилъ Опанасу Зинчеику его "отчину" въ Тростани, прибавивъ при этомъ: "а мешкать ему водно любъ въ Стародубѣ, любъ игде хочетъ" {Обозрѣніе Рум. Описи, III, 684, 680--1; Тростань скоро отошла, впрочемъ, изъ-подъ владѣнія Зѣнченковъ, но за ними остались поселенныя на ея земляхъ слободки Людковщина и Шоломинъ, причемъ въ Людковщинѣ владѣніе Зѣнченковъ сохранилось до конца XVIII вѣка -- тамже, 681 и Лазаревскій, Описаніе старой Малороссіи, I, 421.}. Стародубскіе "земяне" Смолевицкіе сохранили въ своемъ владѣніи с. Смолевичи, въ концѣ XVII вѣка проданное ими одному изъ сыновей Лаврентія Бороздны {Лазаревскій, Описаніе старой Малороссіи, I, 874. Продавъ Смолевичи, Смолевицкіе сохранили за собой до конца XVIII вѣка незначи. тельное владѣніе въ сл. Михайловичѣ.}. Шляхтичи Хмѣлевскіе, вступившіе съ возстаніемъ Хмельницкаго въ козацкое войско, причемъ одинъ изъ нихъ около 1650 г. былъ поставленъ стародубовскимъ хорунжимъ, удержали за собой поселенныя ихъ отцомъ слободки Случокъ и Хмѣлевку {Рум. Описи, III, 625--8 и Лазаревскій, Описаніе ст. Малор., I, 163-- 4.}. Точно также мелкими шляхтичами, удержавшими въ своихъ рукахъ небольшія владѣнія въ Стародубщинѣ" были Случановскіе и занимавшій въ 1650 г. должность полкового стародубовскаго сотника Полуляхъ {Обозрѣніе Рум. Оп., 447 и 449; шляхтичъ Титъ Полуляхъ при полякахъ владѣлъ д. Полуляховой Буде и -- Лазаревскій, Описаніе ст. Малор., I, 178.}. Село Зѣваки, съ начала XVII вѣка принадлежавшее семьѣ Козловскихъ, и послѣ возстанія Хмельницкаго осталось за тогдашнимъ главою этой семьи, Федоромъ Козловскимъ, хотя другія родовыя села отошли отъ него {Лазаревскій, Описаніе ст. Малор., I, 309--10.}. Селомъ Выстриковомъ при полякахъ владѣлъ шляхтичъ Шкирмонтъ; онъ же остался владѣльцемъ этого села и послѣ изгнанія поляковъ и владѣлъ имъ до самой своей смерти {Генеральное слѣдствіе о маетностяхъ Стародубовскаго полка, рукопись библіотеки коллегіи Галагана, л. 81 об.}. Деревня Меженки "во время войны Богдана Хмелницкого и по войнѣ была владѣлца полского благочестивой вѣры шляхтича Павла Водашинского" {Тамже, л. 47 об.}. Селомъ Левенкою при полякахъ владѣлъ шляхтичъ Кохановскій, а "по вигнаню ляховъ его сынъ, живучи въ Украинѣ въ полку чернѣговскомъ, владѣлъ тоею жъ Левенкою по унѣверсалу гетмана Многогрѣшного" {Тамже, сс. 46, 27, 35--6; сс. Листвинъ и Сибережъ перешли потомъ по наслѣдству къ Мокріевичамъ, с. Бѣлоусъ -- по наслѣдству же къ Красовскому.}. Тому же Кохановскому, наконецъ, отдана была находившаяся при полякахъ во владѣніи шляхтича Грабовскаго д. Пихторовха, и онъ владѣлъ ею, "живучи въ козацкомъ званіи, по гетманскимъ универсаламъ" {Тамже, л. 25.}. Такимъ образомъ на территоріи позднѣйшаго Стародубовскаго полка больше трехъ десятковъ селъ и деревень и послѣ возстанія Богдана Хмельницкаго представляли собою шляхетскія имѣнія, сохранившіяся въ рукахъ ихъ прежнихъ владѣльцевъ, либо переданныя другимъ изъ уцѣлѣвшихъ въ странѣ шляхтичей.
   Не меньшее, если не большее, количество такихъ имѣній сохранилось и на территоріи сосѣдняго Черниговскаго полка. Здѣсь жилъ шляхтичъ Станиславъ Кохановскій, удержавшій, какъ мы только что видѣли, два села въ Стародубщинѣ. Оставшись въ Малороссіи, онъ скоро былъ поставленъ полковымъ черниговскимъ сотникомъ, а одно время, въ 1659 г., исполнялъ и обязанности наказнаго черниговскаго полковника. Богданъ Хмельницкій позволилъ ему посадить въ Черниговскомъ полку на его собственныхъ земляхъ слободку Гучинъ, а въ 1658 г. эта слободка была подтверждена ему Выговскимъ "за зичлавость (доброжелательство) его и працу (работу, службу) войсковую, которую щире ставилъ противъ кождого непріятеля" {Тамже, л. 26 об.}. Кромѣ того, Кохановскій, поселилъ еще, слободу Листвинъ, затѣмъ разросшуюся въ село, и владѣлъ сс. Сибережемъ и Бѣлоусомъ {Чтенія въ Истор. Обществѣ Нестора-лѣтописца, т. IV, отд. III, сс. 110, 106--7; Генеральное слѣдствіе о маетностяхъ Черниговскаго полка,.No 125; въ 1658 г. сотникъ Станиславъ Коханенко и жена его Раина отдали "маетность хуторъ Гучинъ въ млиномъ и слободою" въ приданое ("въ посагъ") дочери своей Аннѣ и ея мужу Карпу Мокріевичу -- тамже. No 123.}. Другой крупный владѣлецъ остался въ Черниговщинѣ въ лицѣ шляхтича Юрія Бакуринскаго. Братья его во время.возстанія ушли въ Польшу, а онъ вступилъ на службу къ Хмельницкому и черезъ нѣсколько лѣтъ такой службы обратился къ гетману съ просьбой утвердить за нимъ земли и села, купленныя въ свое время его отцомъ, Николаемъ Бакуринскимъ, "въ розной шляхты пановъ Быялтовъ и Пероцкихъ". Гетманъ склонился на эту просьбу и 26 іюня 1656 г. приказалъ "ему Юрію Бакуринскому уяѣверсалъ написати, ствержаючи по куплѣ отца его села Великая Вѣсь, Осняки, Рѣпки, Гусинка, Буянки и слободка вновь зачатая садить отцемъ его Николаемъ на дубровѣ Свинопуское, островъ Грабовскій съ займою, на млинъ згожою, млинъ верхъ Вира, прозиваемая Пилипча, млинъ на рицѣ Глинянцѣ, яко оніе села имѣютъ въ себѣ ограниченіе... ему Юрію Бакуринскому и женѣ его въ спокойное владѣніе" {Румянцевская Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 9, л. 109-об; тамже, л. 101--5, грамота короля Сигизмунда III отъ 20 дек. 1609 г. Николаю Бакуринскому на купленныя имъ отъ пановъ Глѣбовичей Пироцкихъ земли и с. Рѣпки; тамже, л. 76, -- универсалъ черниговскаго полковника Еф. Лизогуба, выданный 8 мая 1699 г. Климу и Якову Бакуринскимъ. "товариству злачному полковому" и позволяющій имъ, согласно гетманскому универсалу, "владѣти обоими въ с. Рѣпкахъ частми людми, якіе на ихъ власнихъ праотчистихъ грунтахъ сидять".}. Другихъ столь же крупныхъ владѣльцевъ въ Черниговщинѣ отъ польскихъ временъ не сохранилось, но среднихъ и мелкихъ шляхетскихъ владѣній здѣсь уцѣлѣло не такъ ужъ мало.
   Такъ, цѣлая группа мелкихъ владѣній сохранилась въ любецкой сотнѣ, бывшемъ любецкомъ повѣтѣ, гдѣ было много мелкой шляхты и старинныхъ "земянъ". Не сдвинуло ихъ съ ихъ родовыхъ гнѣздъ и возстаніе Богдана Хмельницкаго. "Видячи,-- писалъ Хмѣльницкій въ универсалѣ, выданномъ 31 марта 1656 г.,-- прихилнихъ и зичливихъ щире войску запорожскому всю шляхту повѣту любецкаго, а меновите Саву Унучка, сотника любецкаго, и Артема Красковского изъ всею шляхтою тамошнею, которые, отъ початку войны щире служачи у войску запорожскомъ, въ кождихъ потребахъ добре ставаютъ и за вѣру православную бются, которыхъ мы заховуючи при добрахъ власнихъ отчистихъ, яко въ привилеи отъ королей здавна наданномъ маютъ, сурово приказуемъ, жебы жаденъ такъ въ старшини и черни и посполитихъ людей въ добрахъ ихъ отчистихъ найменшой кривди... чинить не важился". Въ 1657 и 1660 гг. этотъ универсалъ былъ утвержденъ гетманами Выговскимъ и Юріемъ Хмельницкимъ, причемъ послѣдній изъ нихъ грозилъ "непослушнихъ своеволцовъ", которые бы стали мѣшать названной шляхтѣ "въ добрахъ своихъ всѣхъ спокойне зостаючи важивати", "сурово, бы и на горлѣ, безъ фолги (пощады) карати"; подтвердили его затѣмъ и гетманы Бруховецкій и Многогрѣшный {Универсалы Б. Хмельницкаго и Выговскаго см. Генер. слѣдствіе о маетностяхъ Черниг. полка, NoNo 172 и 173; универсалы Ю. Хмельницкаго, Бруховецкаго и Многогрѣшнаго -- Румянцевская Опись въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 7. Въ универсалѣ ІО. Хмельницкаго названъ еще одинъ изъ этой любецкой шляхты -- Иванъ Лишукъ, а въ универсалѣ Многогрѣшнаго (21 марта 1670 г.) дается и болѣе подробноэ перечисленіе ея: "схиляючися мы -- говорится здѣсь -- до унѣверсаловъ славной памяти въ Богу зешлихъ гетмановъ, антецессоровъ своихъ, на вѣчистіи добра Савѣ Унучку, Івану Скугару, Федору Красковскому, Алексѣю Кривопише, Ничипору Богушу, Семену Селицкому, Артему Злобѣ, Прокопу Величковскому, Василю Демидовичу, шляхтѣ любецкой, наданихъ, симъ унѣверсалнимъ листомъ нашымъ ковфѣрмуемъ". За исключеніемъ Унучковъ, или, точнѣе, Унучковъ-Посудевекихъ, владѣвшихъ нѣсколькими селами и деревнями, все это были мелкіе "земяне", о размѣрахъ владѣній которыхъ можетъ дать понятіе слѣдующій фактъ: въ 1691 г. полковникъ Яковъ Лизогубъ подтвердилъ одному изъ такихъ владѣльцевъ, Артему Жлобѣ, три частки грунту въ с. Шибириновкѣ -- "а на тихъ часткахъ сидятъ девять человѣка мужиковъ". Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, No 1616/2776.}. Въ той же любецкой сотнѣ небольшая деревня Кислые осталась во владѣніи шляхтича Щуковскаго, также, повидимому, принадлежавшаго къ любецкимъ "земянамъ"; позднѣе Щуковскій продалъ ее {Обозрѣніе Рум. Описи, I, 48. Продалъ онъ ее отцу сотника Савича (въ Обозрѣніи невѣрно: сотнику Савичу).}.
   Подобныя же и нѣсколько болѣе крупныя владѣнія сохранились и въ другихъ мѣстностяхъ Черниговскаго полка. Въ 1656 г. Хмельницкій подтвердилъ Олифѣру Радченку за его "прислуги", "которіе въ початку звиклъ отправовати въ войску нашомъ запорожскомъ", его селище Пустовбицу. При этомъ, воспрещая сосѣднимъ обывателямъ пустошить и присваивать земли Радченка, гетманъ грозилъ, что всякаго непослушнаго будетъ "за взятіемъ вѣдомости срого безъ отпусту, бы и на горло, карати" {Генер. слѣдствіе о маетностяхъ Черниг. полка, No 90.}. Въ слѣдующемъ году Хмельницкій подтвердилъ шляхтичу Лукашу Носачевичу его "грунтъ" за Черниговомъ, "съ которого передъ тимъ грунту конную отиравовалъ въ войску службу, а теперъ у войску нашомъ такъ же повинность надежную отдавати маетъ", и обязалъ жителей слободы Ройской, осѣвшей на этомъ грунтѣ, "абы конечно въ того десятину кождій давалъ" Носачевичу {Тамже, No 107; въ 1658 г. Выговскій подтвердилъ ему "слободу грунта его дѣдизніе въ людми, на томъ грунтѣ мешкаючими, и зо всѣми приналежностямы" -- тамже, No 108. Въ обоихъ этихъ универсалахъ Носачевичъ не называется шляхтичемъ, но въ 1659 г. онъ, какъ "шляхтичъ повѣту чернѣговского", продалъ сл. Ройскую войсковому товарищу Карпу Мокріевичу -- тамже, No 106.}. Другимъ универсаломъ 1657 г. Хмельницкій "приворотилъ" бывшему польскому коменданту Стараго Быхова, шляхтичу Павлу Ярмолтонскому, за "зичливость (доброжелательство) его въ подданю фортецч Биховской", "село его власное, Вербичи названное, такъ же въ с. Горбове воловъ шесть и млинокъ" {Тамъ же, No 76; сказка Вербицкихъ старожиловъ, занесенная въ текстъ генеральнаго слѣдствія, поясняетъ владѣніе Быковскаго коменданта этой деревней: "владѣлъ оною,-- сказано здѣсь,-- значковій полку чернѣговского козакъ Ерматовскій, которій послѣ войни лядской женился на дочери шляхецкой, наслѣдницы той деревни", -- тамже, с. 26. Во время переписи Малороссіи московскими стольниками въ 1666 г. стольнику Кир. Хлопову подалъ въ Черниговѣ челобитную "иноземецъ шляхтичъ Павелъ Ярматовской", сообщая, что онъ выѣхалъ изъ Стараго Быхова "на вѣчное жиле з женою и дѣтми" въ Черниговъ при Б. Хмельницкомъ, который по его просьбѣ далъ ему д. Вербичи, "и онъ де Павелъ по тому ево гетманскому листу тоею деревнею Вербичами от тѣхъ мѣстъ и по сее время владѣетъ и всякіе государеви служби съ чернѣговскими козаками служить безпрестанно". Хлоповъ "велѣлъ ему тоею деревнею владѣть по прежнему".-- Рум. Опись въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 9, л. 620--об. Гетманомъ Многогрѣшнымъ въ 1670 г. село Вербичи было подтверждено вдовѣ Ярмолтовскаго, "которій за едно. въ нами завше противко кождихъ непріятелей застановлялся", въ уваженіе его заслугъ. Потомъ оно перешло по наслѣдству къ зятю Ярмолтовскихъ, Петру Воротилу, и его дѣтямъ -- генер. слѣдствіе о маетностяхъ Черниг. полка, NoNo 77, 78, 79.}. Семья Бутовичей и въ XVIII в. владѣла с. Солоновкой, на которое, какъ на хуторъ еще, королемъ Яномъ Казиміромъ въ 1649 г. дана была грамота "урожоному Богдану Бутовичу" {Тамже, No 172.}. Точно также с. Церковищи и послѣ возстанія Хмельницкаго удержали въ своихъ рукахъ Кривкевичи, владѣвшіе имъ "по королевскимъ привиліямъ", с. Борковку -- сынъ убитаго во время возстанія Хмельницкаго шляхтича Борковскаго, ставшій выбельскимъ сотникомъ, с. Рогощи -- шляхтичъ Болдаковскій, поставленный бѣлоускимъ сотникомъ {Тамже, No 73 и въ текстѣ слѣдствія, с. 25; Чтенія въ Ист. Обществѣ Нестора-лѣтописца, т. IV, отд. III, с. 115; Генер. слѣдствіе о маетностяхъ Черниг. полка, с. 42 и Лазаревскій, Описаніе старой Малороссіи, II, 244.}. Память мѣстныхъ старожиловъ еще въ началѣ XVIII вѣка хранила свѣдѣнія и о другихъ остаткахъ шляхетскихъ владѣній въ Черниговщинѣ. Такъ, по показаніямъ этихъ старожиловъ, села Яновка и Ладинка сохранились во владѣніи шляхтянки Екатерины Грязной, отъ нея перешли къ ея зятю Константину Мазапетѣ, а отъ него къ его зятьямъ. Селами Голубичами и Буровкой владѣлъ "по наслѣдству отъ польской шляхты" нѣкій Сташевскій, а потомъ зять его Нежинскій. Селомъ Жукотками послѣ возстанія владѣлъ шляхтичъ Константинъ Угровецкій, ставшій затѣмъ полковымъ обознымъ. Село Сахновка "было во владѣніи за оставшимся полякомъ Григоромъ, никакого чина не имѣющимъ", до смерти его. Наконецъ, села Радичевъ и Ивашковъ, которыми до возстанія владѣлъ "ляхъ Соломѣй", по изгнаніи поляковъ остались во владѣніи жены его, Аѳанасіи Юдицкой, которая, постригшись въ дѣвичьемъ Печерскомъ монастырѣ и ставъ тамъ игуменьей, передъ смертью отдала эти села Кіево-Печерской лаврѣ {Генер. слѣдствіе о маетностяхъ Черниг. полка, сс. 6, 14, 22, 24, 92, 34, 74, 148. Въ записи самой Юдицкой названы еще сс. Мѣзинъ и Вишенки -- Акты ІО. и 3. Р., VIII, No 43, сс. 150--1.}.
   Были такіе остатки шляхетскихъ владѣній и на территоріи Нѣжинскаго полка, сосѣдняго съ Стародубовскимъ и Черниговскимъ, но здѣсь этихъ остатковъ было уже несравненно меньше. Жена шляхтича Силича еще въ 1657 г. владѣла с. Щербами, которое она въ этомъ году отдала Кербутовскому монастырю, не успѣвшему однако почему-то воспользоваться этимъ даромъ {Лазаревскій, Описаніе старой Малороссіи, II, 441.}. Село Бурковка, какъ разсказывали въ 1729 г. мѣстные старожилы, еще въ гетманство Сомка оставалось во владѣніи "нѣякогось шляхтича полского Синявского" {Генеральное слѣдствіе о маетностяхъ Нѣжинскаго полка. Изданіе редакціи "Земскаго Сборника Черниговской губерніи". Подъ редакціей Н. П. Василенка. Ч. 1901, с. 10.}. Владѣвшій при полякахъ селомъ Кочуровкою шляхтичъ Ясилковскій, или Ясликовскій, получилъ подтвердительный универсалъ на него отъ Богдана Хмельницкаго, а позднѣе отъ Дорошенка, но въ концѣ концовъ все же не удержалъ за собою названнаго села {Тамже, с. 62; Лазаревскій, Описаніе старой Малороссіи, II, 480.}. Счастливѣе оказался нѣжинскій войтъ Цурковскій, который, не ограничившись гетманскимъ подтвержденіемъ, рѣшилъ добиться еще царскаго. "Прежъ сего,-- писалъ онъ въ 1660 г. въ своей челобитной царю,-- владѣлъ я при пояскомъ королѣ и при гетманѣ Юрасѣ Хмелницкомъ въ нѣжинскомъ уѣздѣ родственными вотчинами д. Кукшинкою, д. Колесниками, д. Мылниками съ модницею, и со крестьяны и со всякими угодіи... и привилья у меня на тѣ деревни и на мельницы со всякими угодьи королевскіе и гетманскіе есть". Поэтому онъ и просилъ дать ему "жаловальную грамоту, по чему мнѣ и дѣтемъ моимъ впредь владѣть". Ему и была, дѣйствительно, тогда же выдана царская грамота, которой повелѣвалось, "буде онъ нынѣ владѣетъ и спору ни съ кѣмъ нѣтъ, владѣти ему и дѣтемъ его" названными деревнями {Акты Ю. и 3. P., V, No 5, с. 10. Старожилы въ 1729 г. о д. Колесникахъ показали, что ею "отъ полского владѣнія нѣкоторая шляхтянка удова, прозиваемая Петровская, владѣла; потимъ ляитъ-войтъ нѣжинскій Цурковскій, понявши оную шляхтичку за себе, и д. Колесниками завладѣлъ". Генер. слѣдствіе о маетностяхъ Нѣж. полка, с. 3.}. Тогда же обратился въ Москву съ просьбой о выдачѣ ему царской грамоты на находившіяся въ его владѣніи села нѣжинскій городской (магистратскій) писарь Васютинскій. "Прежъ сего -- писалъ онъ -- владѣлъ я при полскомъ королѣ и при запороскихъ гетманѣхъ вотчинами въ нѣжинскомъ уѣздѣ д. Хибаловкою съ мелницею, да д. Красиловкою со крестьяны и со всѣми угодьи, и на тѣ деревни и мелницу со всякими угодьи у меня королевскіе и запороскихъ гетмановъ (привилья) есть". И ему была выдана грамота съ тѣмъ же условіемъ -- владѣть, если у него, дѣйствительно, есть "привилья" и ни отъ кого не будетъ заявлено спора. Въ Красиловкѣ Васютинскому, кажется, все же не удалось укрѣпить свое владѣніе, но селомъ Хибаловкою онъ владѣлъ еще въ гетманство Самойловича {Акты Ю. и 3. P., V, No 11, XIV, с. 22. Генер. слѣдствіе о маетностяхъ Нѣи. полка, сс. 80 и 6. Другой Васютинскій, очевидно, братъ городского нисаря, подавъ тогда же двѣ челобитныя царю, въ первой изъ нихъ называлъ себя "шляхтичемъ", во второй -- "райцею". Акты Ю. и 3. P. V, No 11. XIV, с. 22. А. М. Лазаревскій въ одной изъ послѣднихъ своихъ работъ, отступая отъ взгляда, нѣкогда развитаго имъ въ "Малороссійскихъ посполитыхъ крестьянахъ", высказалъ мнѣніе, что именно эти царскія грамоты 60-хъ годовъ XVII столѣтія, среди которыхъ онъ особенно выдѣляетъ грамоту Цурковскому, "должны были положить начало возобновленію того строя междусословныхъ отношеній, который былъ и при полякахъ" ("Замѣчанія на историческія монографіи Д. П. Миллера" с. 13). Но мы видѣли, что шаги къ такому возстановленію были сдѣланы въ Малороссіи еще до 60-хъ годовъ, и притомъ совершенно независимо отъ воздѣйствія московскаго правительства. Съ другой стороны царскія грамоты Цурковскому и Васютинскому носили условный характеръ, подтверждая названнымъ лицамъ ихъ владѣнія въ томъ случаѣ, если у нихъ есть на эти владѣнія юридическіе документы, на которые они ссылаются, и права ихъ никѣмъ не оспариваются. Очевидно, не такія условныя подтвержденія могли положить начало возобновленію прежнихъ отношеній, и, чтобы окончательно убѣдиться въ этомъ, достаточно вспомнить судьбу гораздо болѣе категорическихъ грамотъ, выданныхъ въ 50 хъ годахъ Тетерѣ, Выговскимъ и Золотаренкамъ.}.
   Изъ южныхъ полковъ въ Переяславскомъ сохранилось владѣніе Сулимъ. Еще въ началѣ XVII вѣка польный гетманъ Станиславъ Жолковскій, владѣвшій крупными имѣніями въ Поднѣпровьѣ, уступилъ одному изъ своихъ "оффиціалистовъ", Ивану Сулимѣ, кусокъ земли съ правомъ садить на ней слободы. Такъ возникли села Сулимовка, Лебединъ и Кучаковъ, и Сулимы удержали это владѣніе за собою и послѣ возстанія Хмельницкаго. Въ 1677 г. сынъ Ивана, Федоръ Сулима, жаловался въ полковой переяславскій судъ на "обывателей села своего дѣдизного Сулиминецъ, якоже Лебединскихъ и Кучаковскихъ, до той же его власности старожитне прислушающихъ и належащихъ", что они прежде "отдавали послушенство и походячне надежности, а теперь, въ томъ ея оперши, усиловали отъ того жъ слѣберовати (освободиться) и съ подданства, которое предкове ихъ на себѣ мѣли, визутися". Судъ вызвалъ свидѣтелей и "Миско Харченко и Андрей Вѣтченко, мужеве барзо подейшлне, по сумленю (совѣсти) старости своей визкали, же еще на спочатку, якъ ея садила Варишовка, тогда тое все положеня, где тне села осѣли, Сулиминцы, Лебедынъ и Кучаковъ, падалъ панъ Жолкевскій Івану Сулимѣ въ заслугахъ у вѣчность, абы себѣ тамъ сколко могъ и хотѣлъ осадывъ людей ку своему подданству". Тогда судъ, подтвердивъ владѣніе Сулимы, постановилъ, что "хто схочетъ на тихъ его отчизнихъ грунтахъ жити, повиненъ будетъ ему во всемъ наложити вдавати послушенство и повинность" {Сулимовскій Архивъ. К. 1884, No 17, сс. 22--3; ср. предисловіе, IV--VII. См. также А. Стороженко. Очерки переяславской старины, К. 1900, с. 105 и слѣд.}.
   Въ другихъ южныхъ полкахъ шляхетскихъ владѣній не сохранилось вовсе. Выговскій въ свое гетманство сдѣлалъ было, правда, попытку возстановленія такихъ владѣній въ Полтавскомъ полку, отдавъ здѣсь Юрію Немиричу городки Кременчугъ, Кишенку, Кобеляки, Бѣликовъ, Переволочную и Новый Санжаровъ, на томъ основаніи, что "тѣ маетности прежніе его наданые отъ королей полскихъ" {Акты Ю. и P., XV, No 2, сс. 31, 39-41, 40-1, 43--4, 54--5; тамъ же, т. IV, No 61. с. 109.}, но эта попытка рушилась вмѣстѣ съ властью Выговскаго, не оставивъ по себѣ никакого слѣда.
   Во всякомъ случаѣ, какъ показываютъ приведенные выше факты, возстаніе Богдана Хмельницкаго не уничтожило безъ остатка всѣ прежнія шляхетскія владѣнія въ странѣ, и не всѣ шляхетскія крѣпости были благодаря ему "скасованы козацкою саблей". Наоборотъ, нѣкоторое, хотя и небольшое, количество такихъ крѣпостей сохранило свою силу и нашло себѣ признаніе и въ новыхъ условіяхъ жизни, созданныхъ возстаніемъ. Какъ только совершилось окончательное отдѣленіе Малороссіи отъ Польши, и вмѣстѣ съ тѣмъ стала затихать буря народнаго волненія, тѣ шляхтичи, которые во время возстанія примкнули къ Хмельницкому, поспѣшили обратиться къ нему съ просьбами о подтвержденіи имъ прежнихъ ихъ имѣній. И эти просьбы не остались безъ удовлетворенія. И Богданъ Хмельницкій, и слѣдовавшіе за нимъ гетманы благожелательно "наклоняли къ нимъ ухо" и охотно подтверждали старыя, а порой давали и новыя имѣнія тѣмъ шляхтичамъ, которыхъ "всемогущій Богъ наклонилъ до войска запорожского", которые оказывали "войску" какія-либо услуги, отбывали вмѣстѣ съ нимъ его "экспедиціи" и несли "працу войсковую". Въ своемъ стремленіи возстановить и укрѣпить прежнія права такихъ шляхтичей на ихъ имѣнія и земли бывшій вождь народнаго возстанія не останавливался даже передъ угрозами смертной казни для нарушителей этихъ правъ. Такъ и послѣ возстанія въ Малороссіи уцѣлѣла -- правда, небольшая и расположенная по преимуществу въ Сѣверщинѣ, этомъ главномъ на лѣвомъ берегу очагѣ мелкой шляхты,-- группа частновладѣльческихъ имѣній.
   Собственники этихъ имѣній обязывались при этомъ и на будущее время военной службой. Само по себѣ это обязательство еще не заключало въ себѣ ничего новаго, такъ какъ и раньше на владѣвшихъ имѣніями шляхтичахъ лежала повинность военной службы. Сообразно этому гетманскіе универсалы разсматривали служебную повинность шляхтичей, которымъ подтверждались ихъ имѣнія, какъ простое продолженіе старыхъ порядковъ, и выставляли требованіе, чтобы владѣльцы имѣній, подобно тому, какъ они раньше "отправовали въ войску службу", такъ и теперь "повинность надежную отдавали". Порою это требованіе ставилось и въ болѣе конкретной формѣ, нисколько не утрачивая при этомъ своей связи съ старымъ порядкомъ. Въ цитированномъ уже мною универсалѣ гетмана Многогрѣшнаго, данномъ любецкой шляхтѣ 21 марта 1670 г., подтвержденіе этой шляхтѣ ея земельныхъ владѣній мотивируется слѣдующимъ образомъ: "поневѣжъ (такъ какъ) оная шляхта любецкая яко од зачатое у войску войны за цѣлость добра носполитого (общенароднаго) заставлялася, такъ и и теперь каждій шляхтичъ з служби {"Служба" въ данномъ случаѣ означаетъ земельное владѣніе.} своей, хто будетъ тихъ кгрунтовъ ужинати, ведлугъ (согласно) стародавнего порядку на добромъ коню з риштункомъ (вооруженіемъ) военного козака, если не самъ, до боку нашого повиненъ будетъ выставляти, а которій бы не хотѣлъ шляхтичъ, пожиткуючи оними грунтами, военного з служби своей козака до боку нашого висилати, албо самъ на услугу войсковую внежжати, таковій кождій од держання кгрунтовъ одпадатиметъ" {Румянцевская опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 7.}. Дѣйствительность, однако, далеко отвела сохранившихся въ Малороссіи шляхтичей отъ того стараго порядка, о которомъ напоминали и на который ссылались гетманскіе универсалы. Если военная служба шляхтичей и не являлась новостью, то условія, въ которыхъ должна была теперь протекать эта служба, были совершенно новыми и влекли за собою важныя послѣдствія. Отбывая службу въ рядахъ "войска запорожскою", уцѣлѣвшіе шляхтичи, слишкомъ малочисленные для того, чтобы составить собою особый классъ, неизбѣжно сливались съ этимъ "войскомъ", и такое сліяніе наступило на первыхъ же порахъ. При этомъ болѣе состоятельные и пользовавшіеся вліяніемъ въ своихъ мѣстахъ шляхтичи заняли сотенные, а то и полковые "уряды", болѣе бѣдные и незамѣтные затерялись въ массѣ рядового козачества, но тѣ и другіе одинаково оказались сравненными съ козаками, и единственнымъ въ сущности отличіемъ, выдѣлявшимъ ихъ изъ рядовъ послѣднихъ, оставалось обладаніе имѣніями, подтвержденными шляхтичамъ гетманскими универсалами.
   Что же, однако, представляли собою самыя эти имѣнія? Въ исторической литературѣ такимъ знатокомъ исторіи Малороссіи, какъ покойный А. М. Лазаревскій, неоднократно и весьма категорически высказывалось мнѣніе, что въ тѣхъ универсалахъ, которые выдавались Богданомъ Хмельницкимъ на имѣнія отдѣльнымъ лицамъ, рѣчь шла всегда исключительно о землѣ, но никакъ не о правѣ на крестьянскій трудъ. "Въ универсалахъ Хмельницкаго и Выговскаго,-- писалъ А. М. Лазаревскій въ одномъ изъ первыхъ своихъ трудовъ,-- нѣтъ упоминанія о "послушенствѣ" крестьянъ". Универсалы съ упоминаніемъ такого "послушенства" -- писалъ и подчеркивалъ онъ въ одной изъ послѣднихъ работъ -- "Богданъ Хмельницкій выдавалъ только монастырямъ" {А. М. Лазаревскій, Малороссійскіе посполитые крестьяне, с. 19; "го же, Замѣчанія на историческія монографіи Д. П. Миллера, с. 6.}. Но, какъ ни категоричны эти утвержденія покойнаго историка, съ ними нельзя согласиться. Выше мы видѣли уже одинъ фактъ, стоящій въ противорѣчіи съ такими утвержденіями. Подтверждая шляхтичу Носачевичу землю, на которой поселилась слобода Родская, Хмельницкій вмѣстѣ съ тѣмъ обязалъ жителей этой слободы уплачивать десятину Носачевичу. Можно указать и другой, болѣе яркій фактъ, еще рѣзче противорѣчащій приведеннымъ утвержденіямъ. Укрѣпляя универсаломъ 26 іюня 1656 г. за Юріемъ Бакуринскимъ имѣнія его отца, Хмельницкій заканчивалъ свой универсалъ такими словами: "грозно приказуемъ, ижби якъ полковникъ чернѣговскій, старшина полковая, сотники, атаманы, такъ и нѣхто другій ему Бакуринскому не важился чинити жадное перешкоди, войти зась и посполитіе всѣхъ тихъ вышшеписанныхъ селъ абы ему, Бакуринскому, всякое подданическое послушенство отдавали, мѣти хочемъ и грозно приказуемъ" {Румянцевская опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 9, л. 620--об.}. И, если въ другихъ сохранившихся до нашего времени универсалахъ Богдана Хмельницкаго, данныхъ отдѣльнымъ лицамъ на ихъ имѣнія, и нѣтъ столь же ясныхъ и опредѣленныхъ упоминаній о "подданическомъ послушенствѣ" крестьянъ, то все содержаніе этихъ универсаловъ не оставляетъ сомнѣнія въ томъ, что такое "послушенство" прямо подразумѣвалось ими. Владѣльцамъ подверждались и давались въ этихъ универсалахъ не просто земли, а "маетности", "села" и "деревни" со всѣми къ нимъ "приналежитостями" и со всѣми ихъ доходами, или "пожитками". И какъ гетманъ, подтверждавшій и дававшій эти села и деревни, такъ и получавшіе универсалы владѣльцы, несомнѣнно, имѣли при этомъ въ виду "маетности" стараго типа, въ составъ "пожитковъ" съ которыхъ входилъ обязательный трудъ крестьянъ. Юрій Бакуринскій не могъ представлять,-- и, конечно, не представлялъ собою,-- въ этомъ случаѣ единичнаго исключенія. Такое же, какъ онъ, право на крестьянское "послушенство" сохранили за собою и всѣ другіе владѣльцы уцѣлѣвшихъ шляхетскихъ имѣній.
   Сохранивъ за собою право пользованія крестьянскимъ трудомъ внутри имѣній, владѣльцы послѣднихъ вмѣстѣ съ тѣмъ сохранили въ своихъ рукахъ и право свободнаго распоряженія самыми имѣніями. Послѣдніе не только переходили по наслѣдству, но и передавались владѣльцами по завѣщанію, отдавались въ приданое за дочерьми, продавались на сторону и отдавались въ даръ, и всѣ эти акты распоряженія совершались вполнѣ безпрепятственно. Дем. Кондр. Унучко-Посудёвскій завѣщалъ слободку Веркіевку "въ вѣчное владѣніе" своей дочери жиляховской {Генер. слѣдствіе о маетностяхъ Черниг. полка, No 198.}. Шляхтянка Грязная "добровольнымъ записомъ" отдала с. Суличовку своей дочери и ея мужу Мазанетѣ. Шляхтичъ Кохановскій, онъ же сотникъ Коханенко, вмѣстѣ со своей женой въ 1658 г. точно также отдали слободку Гучинъ своей дочери и ея мужу Мокріевичу. Шляхтичъ Носачевичъ съ сыновьями продалъ въ 1659 г. слободу Родскую тому же Мокріевичу. "Якъ я тилко держалемъ и уживалемъ и на тое право мѣлъ,-- писалъ онъ при этомъ въ своей купчей -- такъ зъ людми и подданствомъ всѣ тіе грунта съ доброй своей волѣ пану Карпу Мокриевичу... на вѣчное и спокойное держане ему самому, малжонце и потомству его продалемъ" {Тамже, No 106.}. Въ 1665 г. игуменья Аѳанасія Салтановна Юдицкая, вдова шляхтича Саломѣя, отдала Кіево-Печерской Лаврѣ свои имѣнія въ Черниговщинѣ. "Тѣ мои всѣ вотчины и маетности,-- писала она,-- Вишенки, Радичевъ, Иванковъ, Мезинъ и ихъ всѣ приналежности, села, люди, земли, дубровы, озера и рѣки, мельницы, рудни, дани, угодья и всякіе пожитки со всѣмъ вовсе на хвалу Господу Богу и въ честь пресвятой Богородице и преподобнымъ отцемъ печерскимъ нашимъ, за мое же и сродниковъ моихъ всѣхъ живыхъ и усопшихъ спасеніе, надала есми и вѣчно отъ сего дня... лаврѣ Печерской Кіевской и въ ней нынѣ и впредь живущимъ всечестнымъ архимандритомъ и всей братіи записую и поступаюсь" {Ю. и З. P., VIII, No 43, стр. 160--1.}. Передавались и переходили изъ рукъ въ руки во всѣхъ этихъ случаяхъ, какъ видно изъ приведенныхъ примѣровъ, опять-таки не только земли, но и "люди" съ лежащимъ на нихъ "подданствомъ".
   Такимъ образомъ, въ освободившейся отъ польскаго владычества и начинавшей новую эпоху своего существованія Малороссіи, сохранились все же и помѣщики въ лицѣ уцѣлѣвшихъ въ рядахъ козацкаго войска шляхтичей, и зависимые отъ нихъ крестьяне въ ихъ имѣніяхъ. Эти шляхетскія имѣнія, разбросанныя небольшими островками среди массы другихъ поселеній, успѣвшихъ совершенно освободиться отъ прежнихъ своихъ владѣльцевъ, представляли собою какъ бы обломокъ стараго порядка, уцѣлѣвшій въ новомъ строѣ. Правда, по своимъ размѣрамъ этотъ обломокъ былъ очень невеликъ. Но рядомъ съ нимъ сохранился и другой, гораздо болѣе значительный по размѣрамъ, остатокъ стараго порядка. Этимъ другимъ остаткомъ были монастырскія владѣнія.
   

V.

   Православные монастыри Малороссіи въ моментъ, непосредственно предшествовавшій возстанію Богдана Хмельницкаго, были крупными помѣщиками, владѣя значительными имѣніями на обоихъ берегахъ Днѣпра. И, когда малорусское крестьянство поднялось на зовъ Хмельницкаго противъ своихъ пановъ, волна народнаго возстанія захлестнула и монастырскія маетности, раздѣлившія общую судьбу панскихъ имѣній. Особенно сильно пострадалъ при этомъ Густынскій Прилуцкій монастырь, съумѣвшій, очевидно, передъ тѣмъ вызвать противъ себя большое ожесточеніе въ окрестномъ населеніи. По крайней мѣрѣ, среди послѣдняго послѣ первыхъ же побѣдъ Хмельницкаго нашлись "своевольцы", которые "монастиръ разграбовали и черицовъ окрузне мордовавши били, а инихъ въ смерти побили" {Изъ актовой лѣтописи, составленной монастыремъ въ 1765 г. См. Лазаревскій, Описаніе старой Малороссіи, т. III, 395.}. Въ другихъ мѣстахъ волненіе не выливалось въ такія крайнія формы, но все же серьезно угрожало, если не жизни, то имущественнымъ интересамъ монаховъ. Монастырскимъ управляющимъ приходилось укрываться отъ волновавшагося населенія, монастырскіе лѣса и поля захватывались крестьянами, отказывавшимися вдобавокъ отъ какого бы то ни было "послушенства", а въ монастырскихъ селахъ, какъ и во всѣхъ другихъ, безпрепятственно формировались козацкіе отряды, въ которые свободно вступали вчерашніе "подданные", тѣмъ самымъ окончательно выходя изъ-подъ власти монастырей. Идя по этому пути, возстаніе обѣщало закончиться полнымъ освобожденіемъ монастырскихъ крестьянъ, и монахи засыпали Хмельницкаго жалобами, создававшими для него тѣмъ болѣе трудное положеніе, что офиціальнымъ лозунгомъ возстанія явилась защита угнетенной поляками православной вѣры. Правда, сами монастырскія власти въ своихъ дѣйствіяхъ не особенно стѣснялись этимъ лозунгомъ. Въ самый разгаръ борьбы малорусскаго народа съ польскимъ владычествомъ они были больше всего озабочены сохраненіемъ своихъ земельныхъ владѣній и, во время Хмельницкаго, какъ и послѣ него, при всякомъ успѣхѣ польскаго оружія готовы были прежде всего выпрашивать охранныя и подтвердительныя грамоты у польскаго правительства, совершенно такъ же, какъ при иномъ оборотѣ дѣлъ выпрашивали подобныя грамоты въ Москвѣ и у козацкаго гетмана.
   Какъ бы то ни было, Хмельницкій" на первыхъ же шагахъ побѣдоноснаго возстанія былъ осажденъ жалобами монаховъ, горько сѣтовавшихъ на то, что козаки, возставшіе за поруганную правую вѣру и объявляющіе себя покровителями православной церкви, сами разоряютъ имущества этой церкви и тѣмъ подрываютъ ея благосостояніе. И вождь возстанія какъ нельзя болѣе близко принялъ къ сердцу эти жалобы и какъ нельзя болѣе энергично отозвался на нихъ. И самъ Хмельницкій, и его полковники пустили въ ходъ чрезвычайно рѣшительныя мѣры для возстановленія прежняго порядка въ монастырскихъ имѣніяхъ. Уже въ іюнѣ 1648 года Хмельницкій приказалъ прилуцкому сотнику и атаману поймать и покарать своевольниковъ, разграбившихъ Густынскій монастырь, и тогда же далъ монахамъ послѣдняго особый универсалъ, воспрещавшій кому бы то ни было чинить "кривды" въ монастырскихъ имѣніяхъ. Когда въ слѣдующемъ году крестьяне принадлежавшаго Густынскому монастырю села Мацѣевки вышли изъ повиновенія монахамъ, Хмельницкій, по жалобѣ послѣднихъ, предписалъ прилуцкому полковнику, чтобы юнъ "Козаковъ и селянъ Мацѣевскихъ смирилъ, которіе непослушни монастырю" {А. М. Лазаревскій. Описаніе старой Малороссіи, т. III, с. 396.}. Не менѣе рѣшительно охраняли подъ воздѣйствіемъ Хмельницкаго монастырскія имѣнія и его ближайшіе помощники. "Вамъ, обывателямъ Бабскимъ, и постороннимъ -- писалъ наказный гетманъ Иванъ Золотаренко въ своемъ универсалѣ 14 іюня 1654 г.-- приказуемъ суровимъ нашимъ писаніемъ, ижбы господиномъ отцемъ законникамъ монастира Макошинскаго жадной найменшой кривди въ грунтахъ монастирскихъ чинить не важилися подъ горломъ на каждого такового противного тому писанію нашому, гдижъ (такъ какъ) таковое мѣемъ росказаніе отъ его милости пана гетмана Богдана Хмелницкого, абысмо того стеригали надбарзѣй, абыся жадніе кривди и перепоны въ грунтахъ монастирскихъ не дѣяли. Позволяемъ тежъ велебнимъ господиномъ отцемъ монастира тамошнего законникомъ кождого противного до полковника нашего наказного отсилати, прето таковой горломъ каранъ быти имѣетъ ведлугъ (согласно) росказання нашого" {Документы монастырей, переданные изъ Архива Черниг. Каз. Палаты въ библіотеку Кіевскаго университета, No 1616--25. Цитированный универсалъ здѣсь въ позднѣйшей копіи въ декретѣ 1736 г. полковой черниговской канцеляріи по дѣлу Макошинскаго монастыря съ козаками г. Бабы.}. Подобнымъ же образомъ кіевскій полковникъ Павелъ Яновичъ Хмельницкій, охраняя владѣніе Межигорскаго монастыря въ с. Дернинѣ, писалъ въ своемъ универсалѣ 17 іюля 1655 г.: "которіе бы мимо унѣверсалъ его милости пана гетмана, добродѣя моего, въ пожиткахъ Чернинскихъ найменшую перешкоду капитуле монастыря Межигорскаго чинить мѣли и втикатсе хотѣли, таковій, каждій не чимъ иншимъ, але горломъ каранъ буде, иначей не чинечи" {Румянцевская Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Кіевскаго университета, Кіевскій полкъ, Документы Остерской сотни, т. VIII, No 8.}. Продолжая ту же традицію, Выговскій въ свое гетманство выдалъ 16 ноября 1658 г. Ватуринскому монастырю универсалъ, въ которомъ, воспрещая самовольныя порубки въ монастырскихъ пущахъ, требовалъ, "абы жаденъ (никто) и ногою не вступивъ у монастырскіе грунта". "Не тилко -- прибавлялъ онъ-дуба зрубати, але и прута вирубати не позволяемъ подъ зарукою тысечи копъ; а хто бы былъ въ томъ спречнимъ бунти своеволніи подіймати, на церковь Божію черичиковъ похвалки не забодство, такового приказуемъ горломъ карати, иначедъ не чинячи" {Чтенія въ Истор. Обществѣ Нестора-лѣтописца, кн. V, Акты по исторіи монастырскаго землевладѣнія въ Малороссіи, сообщенные А. М. Лазаревскимъ, с. 57. Малорусская "копа" равнялась 50 копѣйкамъ; 1000 копъ -- 500 р.}.
   Такъ энергично водворяя спокойствіе среди монастырскихъ крестьянъ и охраняя монастырскія земельныя имущества отъ всякихъ покушеній на нихъ со стороны окрестнаго населенія, Хмельницкій и его ближайшіе сподвижники не менѣе энергично противились уменьшенію числа "подданныхъ" въ имѣніяхъ православныхъ монастырей. Даже въ самомъ началѣ возстанія, когда для Хмельницкаго были особенно важны и цѣнны всѣ прибывавшія къ нему силы, онъ не оставался глухъ къ жалобамъ монаховъ на такое уменьшеніе, происходившее благодаря вступленію монастырскихъ "подданныхъ" въ ряды поднявшагося на войну козачества. Уже въ іюнѣ 1648 года онъ выдалъ Густынскому монастырю универсалъ, которымъ "запретилъ, дабы подданныхъ монастырскихъ въ козаки не принимано" {Лазаревскій, Описаніе старой Малороссіи, т. Ш, с. 395. До насъ сохранился самый универсалъ. Онъ гласитъ такъ: "Богданъ Хмелницкій гетманъ з войскомъ Его Кор. млти Запорозскимъ. Всѣмъ вобецъ и кождому з особна, кому о томъ вѣдати будетъ належало, а меновите козакомъ войска нашего, въ Прилуце будучимъ, жадали отъ насъ гдинове отцеве монастыра общежителного Густинского, ижъ, маючи отъ благочестивыхъ князей и пановъ побожныхъ хртіянскихъ ктиторовъ на церковь Бжію и на хвалу имени его стого падане за отпущеніе грѣховъ своихъ не мало кгрунту для выхованя мешкаючихъ при томъ стомъ мѣсцу, чою оны, приспособившы себѣ старанемъ и працею своею кгрунту и хутора, а при немъ и для помочи своей приспособили людей убогихъ меновите на Мацкевцѣ, Прето просили насъ, абы з ихъ кгрунтовъ и футоровъ до войска подданыхъ ихъ не пріймовали и ихъ кгрунтовъ, такъ лѣсовъ, яко и сѣножатей и пасѣкъ без жадныхъ перешкодъ и турбаций. Што мы на ихъ прозбу, яко бюмолцовъ своихъ вцале, безъ жаднаго нарушена заховуемо под ласкою нашею. А хто бы мѣлъ онымъ ѣрез сей нашъ листъ перешкоду и кривду чинити, теды мы такового яко не збожною и непріятеля церкви Бжія, карати росказуемъ. На што мы сей нашъ листъ подъ печатю войсковою и съ подписомъ руки нашое власное даемъ. Писанъ въ Чегеринѣ, дня 2 іюля року 1648. Богданъ Хмелницкій гетманъ рукою властною". Документы монастырей, переданные изъ архива Черн. Каз. Нар. въ библіотеку Кіев. ун-та, No. 1616/977}. Въ концѣ того же года подобный универсалъ былъ данъ имъ и Дѣвичьему Печерскому монастырю. "Листомъ моимъ гетманскимъ и владзою нашею гетманскою -- писалъ здѣсь Хмельницкій -- сурово напоминаемъ, абысте, яко вы, подданные, такъ и тѣе, которые съ охоты своее подъ тотъ часъ въ козачество, не хотячи до того монастыря работы отправляй, удалилися, честной законницѣ госпожѣ Магдалинѣ Бѣлецкой, игуменьѣ Кіево-Печерской, и всѣмъ сестрамъ того же монастыря послушны были и повинности и работы всякіе отправляли, поетерегаючи на себе войскового карання, бо мы со не имъ войскомъ не хочемъ отъ монастыря, особливо отъ убогихъ законницъ, подданыхъ отыймовати. Дастъ Богъ на услугу войсковую охочихъ и безъ людей церковныхъ. А если росказаню и листу нашому хто изъ васъ спротивится, таковый, яко войсковый непріятель и зневажалъ листу нашого, горломъ караный будетъ" {Акты З. Р., т. V, No 25.}. Даже тѣ изъ монастырскихъ крестьянъ, которые успѣли уже вступить въ козацкіе отряды и совершить вмѣстѣ съ ними первый побѣдоносный походъ, обязывались такимъ образомъ подъ страхомъ смертной казни вернуться въ ряды монашескихъ "подданныхъ", и на будущее время всѣмъ этимъ "подданнымъ" закрывался выходъ изъ ихъ состоянія. Въ имѣніяхъ православныхъ монастырей вождь возстанія соглашался всей силою своей власти поддерживать старый порядокъ, тотъ самый порядокъ, противъ котораго, въ мысляхъ народной массы, и было направлено все возстаніе.
   Но съ ростомъ успѣховъ возстанія для монаховъ этого оказалось уже мало. Побѣды Хмельницкаго раскрывали передъ ними другія, болѣе заманчивыя перспективы въ смыслѣ возможности не только упроченія, но и расширенія имущественнаго благосостоянія существовавшихъ въ краѣ православныхъ монастырей. Побѣдоносная борьба козацкаго войска, провозглашавшаяся борьбой за угнетенную православную вѣру, давала, казалось, этимъ монастырямъ удобный случай вернуть себѣ находившіяся прежде въ ихъ владѣніи и почему-либо отнятыя поляками имѣнія, а, быть можетъ, пріобрѣсти еще и новыя изъ имѣній уничтожаемыхъ католическихъ монастырей. Къ Хмельницкому и посыпались просьбы въ этомъ смыслѣ, и гетманъ опять-таки не остался равнодушенъ къ нимъ. "Поневажъ -- писалъ онъ въ своемъ универсалѣ, данномъ 11 января 1651 г. кіевскому Братскому монастырю -- всемогущею своею рукою десною Богъ и Сотворитель неба и земли сподобилъ мнѣ непріятелей и гонителей всходней православной церкви, матки нашей, ляховъ въ Украины въ Польшу далеко прогнаты, стараніе мало пилное около благолѣпія церквей Божіихъ и о монастырехъ для разможенья хвалы Божой; а яко инымъ многимъ церквамъ и монастырямъ для поправы и выжевеня придавалемъ маетности лядскіе и млины, такъ монастыреви Богоявленскому Братскому Кіевскому домениканскіе маетности, а особливе село, названное Мостища... въ всѣми приналежными грунтами, полями, сѣножатьми, борами, лѣсами и всѣми млинами и пожитками подалемъ въ владзу и спокойное уживанье" {Памятники, изд. Врем. Коммиссіей для разбора древнихъ актовъ, и, отд. I, No 18, сс. 210--12.}. Другимъ универсаломъ того же года Хмельницкій возвратилъ Кіевскому Пустынно-Никольскому монастырю земли, еще въ 1612 г. присужденныя ему люблинскимъ трибуналомъ, но оставшіяся во владѣніи кн. Вишневецкихъ, и при этомъ отдалъ монахамъ поселившееся здѣсь мѣстечко Чигринъ-Дуброву съ окрестными селами. "Росказуемъ,-- писалъ онъ -- аби въ месте Чигринъ-Дуброви и селахъ, тамъ належачихъ, всѣ тіе, которіе колвекъ въ реестръ войска Запорожского не писаны, послушенство звиклое отдавали и, яко подданіе, повинности своей досить чынили и ни и чемъ спречними и противними не били урядникамъ и старшинѣ, отъ игумена и капитули монастиря Николского посланимъ". Во всемъ этомъ -- прибавлялъ Хмельницкій -- для монастыря "козаки не мають бити перешкодою (не должны мѣшать) и овшемъ (напротивъ) радою и помочю, въ млини, аренди, шинки и иншне монастирскне пожитки не втручаючися, бо предъ тимъ моремъ и землею справи своей шаблею поживенне мѣли и церкви Божіе надаряли" {Харьковскій Историческій Архивъ, Архивъ Малороссійской Коллегіи, Черниговскій отдѣлъ, No 3658.}. Не менѣе щедрый даръ получилъ нѣжинскій монастырь Рождества Богородицы: Хмельницкій далъ ему м. Салтыкову Дѣвицу съ селами Блистовой, Стольной, Волосковичами и Степановкой и бывшее передъ тѣмъ во владѣніи доминиканскихъ монаховъ мѣстечко Мринъ съ селами его волости {Акты Ю. и З. P., V, No 7 XX, с. 25; Документы монастырей, перед. изъ архива Черн. Коз. Палаты въ б--ку Кіевскаго ун--та, No 1.}. Подобнымъ же образомъ одарены были и нѣкоторые другіе монастыри.
   Моментъ присоединенія Малороссіи къ Москвѣ далъ монастырямъ случай выступить съ своими просьбами и притязаніями уже не передъ козацкимъ гетманомъ, а передъ московскимъ царемъ, и они не замедлили воспользоваться этимъ случаемъ. Въ 1654 г. въ Москву явились посланцы кіевскаго митрополита и монастырскихъ властей -- просить у московскаго государя для кіевскихъ монастырей подтвержденія находившихся въ ихъ владѣніи имѣній и пожалованія новыхъ. Мотивами для такого пожалованія указывалось и то, что монастырскія имѣнія разорены войной, и то, что у монастырей пропали за нѣкоторыми польскими панами данныя имъ взаймы деньги. "Адамъ Кисель, бывшій воевода кіевскій, виноватъ намъ,-- писалъ, напримѣръ, въ своей челобитной намѣстникъ кіевскаго Братскаго монастыря,-- денегъ нашихъ золотыхъ 60.000, сирѣчь 10.000 рублевъ московскихъ, не отдалъ намъ тѣхъ денегъ и умеръ, а далъ намъ былъ малъ городъ Новоселки и три деревни, которые, и егда аще не опустѣли, едва 5.000 р. стоили, а нынѣ, войною тою разорены, опустѣли тако, яко едва двадесять есть крестьянъ въ той отчинѣ, отнюду же ни корму имѣти не можемъ, но скитающеся и милостыни просяще едва пищу пріобрѣтати худую возможемъ. Молимъ убо прилежно, изволи царское ваше величество насъ пожаловати, ту отчину опустѣлую Новоселки нашу намъ своею царскою грамотою утверди и за тѣ наши монастырскіе денги 10.000 р., что что намъ Адамъ Кисель виноватъ не отдалъ, его которое имѣніе и отчину, здѣ по немъ оставшую, городъ Мену, пожалуй и своею грамотой утверди, да оттуду возможемъ питатися". На такомъ же основаніи Братскій монастырь просилъ отдать ему г. Ржищевъ, часть котораго раньше принадлежала пану Воронину, также не уплатившему своего долга монастырю {Ю. и З. P., X, No 16, с. 731.}. Крестьяне, освободившіеся отъ своихъ владѣльцевъ, въ глазахъ монаховъ, очевидно, продолжали оставаться панскимъ имуществомъ, на которое могло быть обращено взысканіе за долги прежняго владѣльца. Въ свою очередь Пустынно-Никольскій монастырь, прося отдать ему всѣ имѣнія, на которыя у него есть старыя права, но которыми въ настоящее время "по изгнаніи ляховъ Богданъ Хмельницкій, гетманъ вашего царскаго величества запорожскій, обладаетъ", увѣрялъ, что Хмельницкій и самъ очень хочетъ вернуть эти имѣнія монастырю, только "безъ повелѣнія вашего царскаго величества отдати не дерзаетъ" {Тамже, сс. 745--6, 753--4.}.
   Московское правительство, однако, отнеслось къ этимъ просьбамъ съ нѣкоторою осторожностью. Оно рѣшительно отказалось впредь до предполагавшейся переписи Малороссіи жаловать монастырямъ новыя имѣнія и ограничилось тѣмъ, что подтвердило кіевскому митрополиту и монастырямъ тѣ имѣнія, которыя въ этотъ моментъ находились въ дѣйствительномъ ихъ владѣніи. Разрѣшая въ этихъ имѣніяхъ "доходы всякіе, которые съ тѣхъ маетностей сбирывали и нынѣ сбираютъ, имати по прежнему", московское правительство вмѣстѣ съ тѣмъ, по просьбѣ монастырей, запретило своимъ кіевскимъ воеводамъ вступаться въ судъ надъ населеніемъ монастырскихъ имѣній. "И какъ къ вамъ,-- говорилось въ отправленной воеводамъ по этому поводу царской грамотѣ,-- ея наша грамота придетъ, и кто вамъ учнетъ бить челомъ на митрополичьихъ домовыхъ всякихъ людей и на крестьянъ и Печерскаго монастыря и иныхъ монастырей на слугъ и на крестьянъ, и вы бъ ихъ отсылали къ митрополиту и въ монастыри, кто гдѣ судимъ, да ни въ какіе бы еще духовные дѣла не вступались, отсылали къ митрополиту" {Акты Ю. и З. P., X, No 16, сс. 760--62; 761--64.}.
   Не успѣвъ увеличить свои владѣнія при помощи московской власти, монастыри вновь обратились съ своими просьбами на этотъ счетъ къ Богдану Хмель

  

Очерки соціальной исторіи Малороссіи.

2. Формы землевладѣнія въ лѣвобережной Малороссіи XVII -- XVIII вв.

(Окончаніе).

IV.

   Свободныя земли лѣвобережной Малороссіи съ момента отдѣленія ея отъ Польши перешли, какъ мы уже видѣли въ предъидущемъ изложеніи, въ собственность вновь образовавшагося государства -- "Войска Запорожскаго". Осѣдая на такихъ земляхъ, та или иная отдѣльная община занимала ихъ въ свое пользованіе, но этимъ еще не выводила ихъ окончательно изъ категоріи "вольныхъ войсковыхъ земель", не уничтожала верховнаго права собственности на нихъ всего "Войска". Послѣднее сохраняло за собою это верховное право собственности, удерживая въ извѣстныхъ предѣлахъ право распоряженія и тѣми землями, которыя были уже заняты тою или иною общиной., И соотвѣтственно этому власти, являвшіяся представителями, Войска" и сосредоточивавшія въ своихъ рукахъ его права,-- сотникъ въ предѣлахъ своей сотни, полковникъ въ предѣлахъ полка, гетманъ на территоріи всей гетманщины -- могли раздавать и раздавали, дѣйствительно, общинныя земли въ пользованіе и въ собственность отдѣльнымъ лицамъ изъ среды "знатнаго товариства", равно какъ монастырямъ и духовенству, содѣйствуя такимъ путемъ образованію на мѣстѣ общиннаго владѣнія частной земельной собственности.
   Случаи такой раздачи мнѣ опять-таки приходилось уже приводить въ предъидущемъ изложеніи. Но вотъ еще нѣсколько примѣровъ, способныхъ показать, какъ совершалась эта раздача въ первое время существованія гетманщины. "Респектуючи мы -- писалъ въ 1681 г. гетманъ Самойловичъ въ универсалѣ, обращенномъ къ населенію Полтавскаго полка,-- на поднятіе у войску Запорожскомъ услуги пана Кости Кублицкого, судѣ на сей часъ полку вашего, подалисмо ему третюю часть байраку войскового, называемою Соколѣ.... в завѣдоване, позволивши ему третюю часть, жебы не пустошено, мѣти дозоръ" {Рукопись библіотеки А. М. Лазаревскаго, п. з.: "Протоколы Полтавскаго суда XVII -- XVIII вв.", кн. I, л. 41 об. "Особливе -- прибавлялъ гетманъ -- тутже и тое варуемъ, абы не тилко тоей части, которуюсмо полецили пану Кублицкому, але то и болшая еще Часть зостается, и тое самоволне нѣхто пустошити не важился, подъ виною до скарбу войскового ста таляровъ".}. Въ 1689 г. тому же Костѣ (Константину) Кублицкому, бывшему тогда полковымъ обознымъ, полтавскій полковникъ Федоръ Жученко, "за увагою (по совѣту) старинихъ значнихъ товариствъ полтавскихъ", далъ клинъ лѣсу, "волний и нѣкому нѣ и чомъ непений", а "панъ Костя Кублицкий -- писалъ полковникъ въ выданномъ имъ по этому случаю "листѣ" -- на отмѣну вручилъ свой лѣсъ поблизу млиновъ монастира Полтавскою, чернцѣ мѣютъ владѣти тимъ лѣсомъ пана Кублицкого тожъ за увагою и за позволенемъ нашимъ" {Тамже, кн. I, л. 197.}. Позднѣе гетманъ Мазепа, а за нимъ и Скоропадскій утвердили своими универсалами зятю Кублицкаго, полтавскому полковому судьѣ Петру Кованьку, "часть Сокольего байрака, трудами и денгами умершого тестя его Костѣ Кублицкого окопаную". Помимо того, Скоропадскій подтвердилъ Кованьку и данный ему полковникомъ Иваномъ Искрой универсалъ "на боръ подъ с. Свинковкою подле своего власною лѣе, волній занятій и окопаній", а затѣмъ сыновья Кованька выхлопо тали себѣ, на основаніи гетманскихъ универсаловъ, и царскую грамоту на эти земли, тѣмъ самымъ окончательно укрѣпивъ ихъ въ своемъ владѣніи {Рукопись библіотеки А. М. Лазаревскаго, безъ заглавія и нумераціи, заключающая въ себѣ.различные документы Полтавскаго полка,-- жалованная грамота ц. Петра Алексѣевича отъ 7 іюля 1718 г. Кованькамъ.}.
   Въ приведенномъ эпизодѣ вольная войсковая земля была передана гетманскими и полковничьими универсалами въ исключитель мое пользованіе, а затѣмъ и въ полную собственность отдѣльная, лица. Въ другихъ случаяхъ подобными же распоряженіями войсковыхъ властей отдѣльнымъ лицамъ изъ среды козацкой старшины и духовенства, равно какъ.монастырямъ, давалось право участія въ пользованіи общинными землями и угодьями. Такъ, въ 1703 году гетманъ Мазепа, подтверждая Катедральному Черниговскому монастырю откупленную имъ мельницу на р. Бѣлоусѣ, добавлялъ въ своемъ универсалѣ: "а тутже позволяемъ на поправу тоей катедралной греблѣ и лозахъ и хащникахъ волныхъ, около реки Белоуса поблызу тоей греблѣ найдуючихъся, рубати хмызу (хворосту) з потребу, не займаючи однакъ старинныхъ и купленыхъ людскихъ займыщъ" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, No 1616/2810.}. Подобнымъ же образомъ гетманъ Скоропадскій подтверждая въ 1713 г. войсковому товарищу Федору Марковичу данный ему полковникомъ переяславскимъ Томарой хуторъ Пасковскій, вмѣстѣ съ тѣмъ прибавлялъ въ своемъ универсалѣ, "дабы свободно ему было скотину свою c того хутора на паству в степъ волній Переводскій выпускать" {Генеральное слѣдствіе о маетностяхъ Переяславскаго полка, документы, No 12,-- Московскій Румянцевскій Музей, рукописное отдѣленіе, No 1159.}. Но, получивъ такое право участія въ пользованіи общинными землями, и монастыри, и члены козацкой старшины въ дальнѣйшемъ стремились обыкновенно окончательно завладѣть хотя бы частью доставшейся въ ихъ пользованіе земли, выведя, ее изъ общиннаго владѣнія, и такое стремленіе нерѣдко увѣнчивалось успѣхомъ.
   Особенно часто имѣло это мѣсто въ тѣхъ случаяхъ, когда участникомъ общиннаго владѣнія становился владѣлецъ имѣнія или, говоря языкомъ той эпохи, о которой у насъ идетъ рѣчь, "державца маетности". Такой державца обычно стремился вывести земли своего имѣнія изъ общиннаго союза и войсковыя власти, съ своей стороны, уже довольно рано начали идти на встрѣчу такого рода домогательствамъ, стѣсняя остававшихся внѣ частной зависимости общинниковъ въ пользованіи тѣми изъ общинныхъ земель, которыя отходили къ державцѣ маетности. "Васъ, атамана івоцкого и шатрицкого з товариствомъ,-- писалъ въ 1700 г. стародубовскій полковникъ Миклашевскій въ "листѣ", обращенномъ къ козакамъ сс. Ивоти и Шатрищъ,-- напоминаемъ, абысте вы отнюдь з пущы Катедралной его пастырской милости не важилися деревнѣ (дерева) на сторону продавати, досыть (довольно) и того, же и теперешный часъ, на дрова оскудный, и на свою потребу можете выгоду мѣти" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ б-ку кіевск. ун-та, No 1616/3130.}. Но воспрещеніе рубить лѣсъ на продажу явилось лишь первымъ шагомъ въ ряду стѣсненій, постигавшихъ общинниковъ съ той поры, какъ бывшіе "вольные" или общинные лѣса переходили подъ власть державцевъ маетностей. За этимъ первымъ шагомъ обычно слѣдовали и дальнѣйшіе. Такъ, въ 1706 г. Кіево-Печерская Лавра жаловалась гетману Мазепѣ, что "многіе люде, войсковыи и посполитыи, а именно подданые и козаки оболонскищпсяровцы, городищане, розлетяне и крисковци, не контентуючися (не довольствуясь) данными своими ограниченными угодіями, втручаются неналежне и пущи монастырскіе Печерскіе, и радичевскихъ добрахъ зостаючіе, где без жадного респекту самовольно з пніовъ дерево валячи, великое и оныхъ чинятъ спустошене". Лавра просила "оборонною универсалу" на лѣсъ при с. Радичевѣ и, исполняя ея желаніе, гетманъ выдалъ ей универсалъ, въ которомъ "рейментарско" приказывалъ, чтобы жители названныхъ селъ въ радичевской пущѣ "жадною мѣрою не важилися з пнювъ дерева рубати и найменшого тамъ спустошеня чинити, опрочъ лежачихъ дровъ, которые волно будетъ за позволенемъ городничихъ радичевскихъ кождому на опалъ домашнни брати и возити". "А еслибы -- прибавлялъ гетманъ -- хто, надуказ сей нашъ упорчиве поступуючи, дерзнулъ и тыхъ помянутихъ пущахъ самоволне стоячое дерево рубати, теды такового позволяемъ грабити и забирати" {Тамже, No 1616/1337.} Гетманъ Скоропадскій въ 1710 г., по жалобѣ архимандрита черниговскаго Троицкаго монастыря, что "многые люде веждчаючи пустошатъ пущу до села Перелюба (наданнаго монастырю въ 1709 г.) прилеглую", выдалъ универсалъ, въ которомъ писалъ: "приказуемъ, абы нѣхто, а барзѣй (особенно) далные духовніе, войсковые и свѣцкіе особы и тую до Перелюба прилеглую пущу без вѣдома чи то висоце и Богу превелебного отца архимандрити, чили дозорци перелюбского не веждчали и оное не пустошили, толко тое варуемъ, жебы близкимъ около Перелюба мешкаючимъ людямъ не боронено по давному обыкновенію дровъ з лежачого дерева на потребу свою вивозити" {Тамже, No 1616/1953.}. Но уже въ 1715 г., въ результатѣ новой жалобы архимандрита, гетманъ безусловной безъ всякихъ ограниченій воспретилъ сосѣдямъ перелюбцевъ въѣздъ въ названную пущу, "поневажъ (такъ какъ) и здавна, за антецессоровъ нашихъ, когда была помянутая пуща до двору гетманскою наложная, нѣхто въ оную не мѣлъ волною уезду" {Тамже, No 1616/1955.}.
   То же самое нерѣдко повторялось и съ другими общинными угодіями. Гетманъ Мазепа далъ монахамъ лубенскаго монастыря рыбныя тони на р. Сулѣ. Вслѣдъ затѣмъ "убогій люде рибалки" г. Лубенъ обратились въ 1691 г. къ гетману съ жалобой, что монахи "имъ не тилко иншими посудками, але и удкою и реце Суле риби ловити не допускаютъ", "часто ихъ громять и из реки зганяють", а "они, убогіе люде, тимъ рыбалчимъ промисломъ и корм. лятся, и повинность мѣскую отбувають". Гетманъ, принявъ во вниманіе, что, "здавна въ рецѣ Сулѣ волно было узкою дорожкою и вятерми на стрижнѣ и на плесахъ рибу ловити", предписалъ, чтобы и на будущее время "нихто такъ з старшихъ войсковыхъ и мѣскихъ, яко и с преречонихъ законниковъ имъ, рибалкамъ, того збороняти не важился", съ тѣмъ однако, что "в тіи тонѣ, якіе именно на монастиръ от насъ унѣверсаломъ виразнимъ наданни, не маютъ они, рибалки, вступовати и монастиреви чинити шкоди" {Рум. Опись, въ б-къ кіевскаго уи-та, Документы Дубенскаго полка, No 4. }.
   Выдѣлъ земли изъ общиннаго владѣнія и отдача ея отдѣльнымъ лицамъ изъ среды слагавшагося класса державцевъ маетностей производились войсковыми властями и позже, на протяженіи всего почти XVIII вѣка. Въ 1729 г., напримѣръ, гетманъ Апостолъ далъ своему внуку, бунчуковому товарищу Ивану Кулябкѣ, къ его хутору въ яготинской сотнѣ Переяславскаго полка часть вольной степи на р. Супойцемъ; "а прежде -- показывали впослѣдствіи мѣстный сотникъ и городовой атаманъ -- той степъ яготинскне обивателя употребляли на свои нужди и користи". Въ томъ же году Апостолъ далъ "иноземцу" генералъ-квартеры астру фонъ-Штофелю въ кропивянской сотнѣ Переяславскаго полка участокъ вольной степи при р. Ирклѣѣ и вольной дубровы въ урочищѣ Згари; "а оний степъ и дуброва -- показывалъ позже мѣстный сотникъ -- прежде были во владѣніи общомъ всей сотнѣ кропивяпской обивателей". Въ золотоношской сотнѣ того же полка Штофель въ 1730 г. получилъ отъ Апостола свободнаго поля на 4 версты, свободной степи въ урочищѣ Чепелчеѣ на 6 верстъ и участокъ вольнаго луга на 15 скирдъ. "А прежде того -- показывалъ опять-таки мѣстный сотникъ -- помянутое поле, такожъ степъ и лугъ не били нѣ в чиемъ владѣніи, но всѣ обще сотнѣ золотоноской такъ козаки, яко и посполитие свободно употребляли". Въ той же сотнѣ гетманъ Апостолъ позволилъ въ 1732 г. полковому есаулу Лукѣ Васильевичу осадить слободку на купленной землѣ и надалъ ему къ этой слободкѣ участокъ вольной степи {Московскій Румянцевскій Музей, Архивъ Маркевича, No 3688.}. Такая раздача общинныхъ земель, практиковавшаяся къ тому же не только гетманами, но и полковниками, совершалась и въ другихъ полкахъ и путемъ ея немалое количество земель выводилось изъ общиннаго владѣнія и переходило въ руки отдѣльныхъ владѣльцевъ.

-----

   Но еще болѣе видную роль, чѣмъ раздача земель войсковыми, властями, игралъ въ этомъ переходѣ прямой захватъ общинной земли. Захватное землепользованіе, практиковавшееся малорусской общиной, при наличности на первыхъ порахъ большого запаса свободныхъ земель создавало удобную почву для такого захвата и выше мы уже видѣли, что захватное пользованіе общинною землею на практикѣ нерѣдко переходило въ захватъ этой земли въ частную собственность. Когда такой захватъ совершался рядовымъ членомъ общины, послѣдней, если она имѣла основанія дорожить захваченными землями, было не особенно трудно справиться съ захватчикомъ и добиться уничтоженія сдѣланной безъ ея согласія заимки. Но иначе складывалось дѣло, когда захватчикомъ общинной земли являлся державца маетности, въ особенности державца, занимавшій сколько-нибудь вліятельное положеніе въ.рядахъ старшины. Такой захватчикъ могъ вести упорную борьбу съ общиной и нерѣдко оставался въ этой борьбѣ полнымъ побѣдителемъ, не смотря даже на то, что права общины находили себѣ признаніе и защиту со стороны высшихъ властей страны. Выше мнѣ приходилось упоминать о томъ, какъ жители с. Чарторіи въ Нѣжинскомъ полку втеченіе ряда десятилѣтій болѣе или менѣе безуспѣшно боролись съ захватами ихъ общинной земли богатымъ мѣщаниномъ Лазаремъ Матвѣевичемъ и его потомками, вышедшими, подъ именемъ Лазаревичей, въ козацкую старшину {См. "Р. Богатство", 1913, No 10, с. 258.}. И исторія чарторійской общины въ этомъ отношеніи вовсе не представляла собою какого-либо рѣзкаго исключенія. Въ параллель ей можно было бы привести цѣлый рядъ подобныхъ же исторій, разыгрывавшихся въ различныхъ мѣстностяхъ лѣвобережной Малороссіи.
   Въ 1691 г. сосницкій сотникъ Андрей Дорошенко и козаки, мѣщане и "тяглые люди" мѣстечекъ Сосницы и Мены и селъ, тянувшихъ къ этимъ мѣстечкамъ, обратились къ гетману Мазепѣ съ жалобой на державцу с. Савинокъ въ сосницкой сотнѣ Черниговскаго полка, Леонтія Полуботка, который захватилъ въ свое исключительное владѣніе "пущу, за рѣкою Убедью, за Хрибетною и Бречью будучую, здавна до Сосницѣ и Мени и до селъ, к тимъ городамъ прилеглихъ, належачую". Гетманъ выслалъ для разбора этого дѣла на мѣсто спора генеральнаго судью Савву Прокоповича, знатныхъ войсковыхъ товарищей Захарію Шійкевича и Якова Жураковскаго и черниговскаго полковника Якова Лизогуба. Передъ этими судьями истцы вновь повторили свою жалобу на Полуботка "о тое, же (что) онъ до помененное водное пущи жалобливыхъ сосничанъ, менянъ и селянъ, к тимъ городамъ прилеглихъ, не допускаетъ по дерево, такъ на будовлю (строеніе), якъ и на опалъ и на иніе потреби домовіе згожое, якожъ чрез двѣ лѣтъ многіе грабежѣ, побои и шкоди сосничанамъ, менянамъ и селянамъ от старости савянского и от иной челяди пана Полуботковой дѣялось". Попутно однако на судѣ выяснилось, что и Андрей Дорошевко захватилъ и окопалъ себѣ часть пущи. Но въ результатѣ убѣжденій судей "обѣдвѣ сторони, такъ панъ Леонтій Полуботко, яко и панъ Андрѣй Дорошенко, склонилися на тое, щоби всѣмъ сосняцкимъ, мепскимъ и сѣлскимъ обивателемъ, козакомъ, мещаномъ и тяглимъ людемъ, и Сосницѣ, и Менѣ и и селахъ, до тихъ двохъ городовъ прилеглихъ, мешкаючимъ, волній былъ вѣчне вступъ и въиздъ по всякое дерево именованную пущу". "Якожъ -- писали гетманскіе "высланные" въ составленномъ по этому случаю актѣ -- отдати сего писма нашего самимъ скуткомъ (самымъ дѣломъ) панъ Полуботко и панъ Дорошенко позволяютъ сосничапомъ, меняномъ, соляномъ теперъ и на потомъ и помепенную пущу... волніи вступъ по всякое дерево мѣти такъ, яко и перед ткмъ было, без жаднихъ докладовъ, грабежовъ, побоевъ, а окопи, от папа Дорошенка и предреченной пущѣ закопанніе, тіе абы знесенни и засипанни были, наказуемъ, жебы отнюдь водная ведлугъ стародавнею звичаю тая пуща была". Казалось бы, съ захватами этой пущи дѣло было покончено. Но прошло около сорока лѣтъ и въ 1727 гетману Апостолу была подана жалоба атаманами и товариствомъ различныхъ селъ волинской сотни, заявлявшими что Анна Павлова Полуботокъ вновь закрыла имъ "доброволній вступъ" въ эту пущу. "Мы прето,-- писалъ гетманъ Аннѣ Полуботокъ -- засилаючи васъ симъ нашимъ листомъ, приказуемъ, абысь вашмость, з помянутыми жалобливими козаками не заходячи и трудность и и судовое разсмотреніе, оной волной нущи имъ не боронила и, то у онихъ козаковъ заборовъ хлѣбомъ и другими вещми починили, тіе возвратили б все отъ мала и до велика, ибо если впредь о семъ до насъ жалоба дойдетъ, то за такіе людскіе обѣди будешь вашмость судима, а по суду если тое самоволство на васъ доведется (будетъ доказано), то жебы и маетности тоей, до якой тую привлащаете (присвонваете) пущу, не пришло позбути" {Харьк. Истор. Архивъ, Дѣла Малор. Коллегіи, Черниг. отд., No 13.488.}. Еще черезъ два года, въ 1729 г., къ гетману обратились съ жалобой сосницкіе сотняне, указывая, что прежде названная пуща была вольной и "невозбраненной до рубання и оной деревнѣ" и для нихъ, и для волинскихъ сотпяпъ, "когда же стала была забороненна, то якъ сосницкой, такъ и волинской сотнѣ обивателемъ несвободно было и тую пущу, за Савинками найдуючуюся, ездить рубати деревнѣ", а теперь волинскимъ сотнянамъ гетманомъ вновь открыть свободный въѣздъ въ пущу, сосничанъ же въ нее не пускаютъ и грабятъ. Гетманъ поручилъ черниговскому полковнику разобрать эту жалобу {Тамже, No 20.878.}. Чѣмъ кончился этотъ разборъ, изъ архивныхъ бумагъ не видно, но уже въ 1751 г. волинскіе сотняне жаловались гетману Оазумовскому на новые захваты пущи, съ одной стороны, державцами с. Савинокъ, Василіемъ и Семеномъ Полуботками, съ другой -- державцей с. Козляничъ, Василіемъ Дорошенкомъ. Послѣдній, по сливамъ жалобщиковъ, "завелъ въ вѣчную продажу" майору Холодовскому не только свое село Козляничи, но и "оную свободную всѣмъ околич. ипмъ обивателемъ пущу" и "утвердилъ купчимъ записомъ, покрявая свою неправую продажу, не на томъ уряде, где оное село и пуща свободная положеніе свое имѣетъ, якъ по правамъ должно, но и отмѣнность онихъ правъ малороссійскихъ и отдаленномъ и посторонномъ урядѣ сотенной глуховскоя ратуши, где неизвѣстно об оной не собственной его Дорошенка пущи, но общей войсковой, ту купчую ствердилъ, почему оной Холодовской, не допущая и ту пущу всѣхъ обивателей, которіе и оную изстари имѣли свободной уездъ и нужди своя исправляли, началъ чинить препятствія и до оной не допущать" {Тамже, No 13.488.}. Каковы были результаты этой новой жалобы, изъ архивнаго дѣла опять-таки не видно, но уже самая длительность жалобъ, повторявшихся на протяженіи шестидесяти лѣтъ, показываетъ, какъ упорно домогались державцы завладѣть общинной землею и какъ трудно было общинѣ бороться съ такими домогательствами.
   Полуботки и Дорошенки въ этомъ случаѣ опять-таки не представляли собою исключенія. Тѣмъ же путемъ, какъ они, шли и другіе державцы и та исторія захватовъ общинной земли, которая происходила въ Савинкахъ и Козляничахъ, повторялась съ нѣкоторыми варіаціями и во многихъ другихъ селахъ лѣвобережной Малороссіи. Въ 1726 г. козаки с. Куликовки, расположеннаго въ Черниговскомъ полку, жаловались въ генеральную войсковую канцелярію, что бунчуковый товарищъ. Андрей Борковскій воспрещаетъ имъ въѣздъ въ лежащую подъ с. Буровкой пущу, "которая от данныхъ временъ за дѣдовъ и отцовъ ихъ тому селу Куляковцѣ свободна была на всякое употребленне". Генеральная канцелярія назначила по этой жалобѣ розыскъ и слѣдователи прежде всего спросили куликовцевъ, есть ли у нихъ крѣпости на спорную пущу. Крѣпости на "бортное ухожье" оказались у трехъ Козаковъ, "а болтъ -- писали слѣдователи -- нихто з Козаковъ куликовскихъ и той пущи и бортномъ дереви участництва не имѣетъ и жадныхъ крѣпостей на свободный и оную пущу уездъ намъ не показали", но заявляли, что пуща эта имъ "была прежде волна на дрова и на всякую потребную деревню", и ссылались на свидѣтельство Козаковъ сс. Ивашковки и Выхвостова. Дѣйствительно, "села Ивашковки престарѣлне козаки, сказуючне себѣ от роду близко ста лѣтъ, а именно Пархомъ Панченко, про. званномъ Кѣтко, да Іосифъ Пирогъ... и допросѣ сказали, что пуща нод село Буровку и под Лиственъ, котрой Борковскій до села Листвена боронитъ, з продковъ ихъ не тилко куликовцямъ и имъ, нвашковцямъ, но и протчипмъ околичнымъ селянамъ и из-за Десны прнежджаючимъ людемъ была свободна ездить по дрова, по дрань и по всякую надобную на хоромное строеніе деревню, тплко отчичи, которые займаное и той пущи мѣли бортное дерево и угляди, охороняли оного, щобъ не рубано, а якъ овладѣли силные папы, Скоропадскій селомъ Буровкою и другимъ Дроздовицею, а Борцовский небожчикъ (покойникъ) Лиственомъ и Тупиковомъ, стали с першихъ лѣтъ по малу, а потимъ то далей, то болей грознѣй боронити оной пущи, и хто з чимъ, з дровами ль или з инымъ, надобемъ едетъ, начали грабить, а послѣ ихъ сими уже годами такъ тими грабежами утровилися (sic), то еслибы хто где и нущи викопалъ на лучину сосновою пенька, то тамже збуде конька". Такого же рода показанія дали и жители другихъ окрестныхъ селъ. Съ своей стороны Борковскій ссылался на гетманскіе универсалы и царскія грамоты, отдавшіе ему с. Лиственъ "съ принадлежитостьми", и, въ частности, на универсалъ гетмана Скоропадскаго отъ 1715 г., воспретившій окрестнымъ селянамъ въѣздъ въ пущу. Въ концѣ концовъ и генеральная канцелярія постановила отказать куликовскимъ козакамъ отъ пущи, оставивъ только за владѣльцами бортнаго ухожья ихъ борти и право драть лыко и брать дерева, сколько они смогутъ унести на себѣ {"Во время ихъ за тѣми бортами уходу и той пущи волно на лѣзива ликъ надрать, лубя на дѣжки приспособить и на другые потребы бортные то могутъ на себѣ винести дерева, употребити без воспрещенія". Тамже, No 10.608}.
   Подобная же исторія имѣла, мѣсто въ началѣ XVIII вѣка въ погарской сотнѣ Стародубовскаго полка. Въ 1733 г. полковому стародубовскому суду пришлось разбирать споръ изъ-за пущи между козаками и посполитыми селъ Сопычъ, Случевска, Чаусъ и Гремяча, съ одной стороны, и полковымъ сотникомъ Галецкимъ и посполитыми принадлежавшей ему деревни Витемли, съ другой. Во время производившагося по этому спору слѣдствія свидѣтели, жители окрестныхъ селъ и деревень, согласно показали, что "пуща, и которую витемлене не допускаютъ въездить гримяцкимъ, случевскимъ, сопицкимъ и чаусовскимъ жителемъ, изстарѣ была умѣстная (совмѣстная) и свободній показанняхъ селъ обиватели и оную для рубаня дерева, для кошеня сѣна на ростеребахъ и углядахъ бортнихъ ухожей мѣли въездъ", а съ переходомъ Витемли во владѣніе Галецкаго онъ самъ и "подданные" его "помянутихъ селъ жителемъ свободною уезду стали боронить". Сами витемляпе показали, что "пуща и лугъ на семъ боку Деснни за Десною околицѣ жителемъ случаномъ, сопичаномъ, чаусовцямъ, муравяпомъ, горичаномъ и гримячапомъ для рубаня всякого дерева и дровъ была водная и бортною отчиною показаннихъ селъ всякъ своею владѣлъ, когда же Витемле отойшло с под вѣдомства ратуши погарской во владѣніе "покойному сотнику погарскому Захарію Искрѣ, тои тое время онъ, Искра, помянутихъ селъ обивателемъ тоей пущи боронить, а чаусовцовъ и бортной отчини приказалъ не допускать, потому что данѣ медовой, которую совокупно отдавали и ратушу погарскую 8 витемлянами, ему, Искрѣ, не схотѣли давать, а и 1701 году онъ, Искра, и гримячанамц учинилъ розмежоване, того для, что гримячане з витемлянами за ростеребы сѣнокосніе... одни з другими споръ мѣвали". Во время владѣнія Витемлей Искры -- показывали дальше витемляне -- это размежеваніе сохраняло свою силу, "а якъ знову оная деревня отойшла под вѣдомство ратуши погарской, то гримячане и ростеребѣ отмежованніе стали вступать и в захватъ одни пред другими сѣно забирали, когда же тая и деревня до сталась во владѣніе сотниковѣ полковому Семену Галецкому, то по оному розмежованному писму или по другимъ крѣпостямъ онъ, Галецкнй, велѣлъ имъ, витемляномъ, гримячанъ въ сѣнокосніе ростеребы, и пущу и и лугъ для рубаня дровъ, такожъ случапъ и сопичанъ не допускать и грабить, они неизвѣстни". Разбираясь въ этихъ показаніяхъ, полковой судъ призналъ ихъ устанавливающими тотъ фактъ, что спорная пуща "была свободная и всѣмъ помянутой околицѣ седаномъ общая" и что, если владѣльцы Витемли и "боронили" эту пущу отъ окрестныхъ селянъ, "толко и не по знакамъ явнимъ грапичнимъ и другимъ доказателствамъ, но ноеднимъ своимъ прихотямъ", такъ какъ и самое размежеваніе, устроенное Искрой, было произведено "не полюбовно" и "толко нота и держано было, поки держалъ Витемле Искра". Съ своей стороны Галецкій на допросѣ показалъ, что спорная пуща "издавна, може быть, была свободная, толко, когда надано ему село Витемле покойнимъ гетманомъ Скоропадскимъ со всѣми до того принадлежитостями, тогда означенная пуща стала быть не свободная, но надлежащая до села Витемля, и обрубѣ грунтовъ витемлянскихъ найдуючаясь", такъ какъ Витемля дана ему универсаломъ Скоропадскаго, а затѣмъ утверждена и царской грамотой "со всѣми принадлежитостями". Судъ однако нашелъ, что "сіе его сознате ему, сотнику Гадецкому, не и оправданіе": во-первыхъ, еслибы пуща и принадлежала ему, онъ долженъ былъ вѣдаться съ другими претендентами на нее судомъ, не устраняя ихъ самовольно отъ владѣнія, а, во-вторыхъ, но справкѣ съ представленными крѣпостями, универсаломъ 1720 г., которымъ гетманъ Скоропадскій подтвердилъ Галецкому владѣніе Витемлей по листу стародубовскаго полковника Жоравки, и царской грамотой 1724 г., оказалось, что "принадлежностей никакихъ якъ и унѣверсалѣ гетманскомъ, такъ и и грамотѣ монаршой не упомянуто". Въ виду всего этого полковой судъ рѣшилъ оставить спорную пущу "свободной" и призналъ, что Галецкій долженъ вознаградить "пограбленныхъ" имъ людей. Но, не смотря на то, что и управлявшій тогда Малороссіей кн. Шаховской съ.генеральной войсковой канцеляріей предписывалъ привести въ исполненіе это судебное рѣшеніе, Галецкій категорически отказался подчиниться ему {Харьк. Истор. Архивъ, Дѣла Малор. Коллегіи, Черниг. отд., No 16.812.}.
   Временами такіе захваты общинной земли вызывали довольно суровыя мѣры со стороны высшей администраціи страны. Такъ было, напримѣръ, въ 1720 г. съ генеральнымъ судьею Чарнышемъ. Козаки и посполитые с. Гайворона въ Прилуцкомъ полку жаловались гетману Скоропадскому, что Чарнышъ захватываетъ ихъ земли. Гетманъ дважды назначалъ слѣдствіе до этимъ жалобамъ и, какъ писалъ онъ затѣмъ въ своемъ универсалѣ, "обома разами показалося, же панъ судія енералний, мало щось тамъ купивши грунту, болшъ насиліемъ людскіе поля, сѣнокоси и степъ, здавна до Гайворона належнпй, самъ велѣлъ, а старости его позаездили, чрез то немалое тамошнимъ гайворопскимъ людямъ сталося утѣсненіе". Поэтому, "приказавши пану судіи енералному оттоль з Гайворона новоустроеній внести футоръ и насѣку и, то колвекъ (что бы ни было) у кого з гайворонцовъ насилно отнято, все бы тое непремѣнно каждому воспять возвратилъ, впредь не имѣючи туда жадною вступу", гетманъ "для крѣпчайшею гайворонцовъ приверненними ихъ грунтами и стопомъ по прежнему владѣнія" велѣлъ выдать имъ изъ войсковой канцеляріи универсалъ, которымъ утвердилъ "якъ кождому зособна, такъ и всѣмъ обще гайворонскимъ жителемъ пахатніе и сѣнокосніе ихъ грунта власніе, издавна ими заживаемни, стенъ и лѣсъ тамже давний мирский, и безперепонное користованне". При этомъ гетманъ позволялъ, "еслиби от кого-нибудь имъ гайворонцамъ яковая и мененнихъ ихъ здавна владѣннихъ грунтахъ била затp3;янна кривда, теди всячески онихъ тихъ своихъ угодий и степу боронити и нѣкого до него не допускати" {Рум. Опись, Прилуцкій полкъ, Корнбутовская сотня, документы с. Гайворонаэ-- Архивъ Кіевской Коммиссіи для разбора древнихъ актовъ, No 492. См. также А. М. Лазаревскій, Описаніе старой Малороссіи, т. III, сс. 280-285.}.
   Но случаи такой рѣшительной расправы съ захватчиками общинной земли, занимавшими сколько-нибудь видное положеніе въ рядахъ старшины, были крайне рѣдки. А между тѣмъ для старшины, являвшейся представителями тѣхъ мѣстныхъ общинъ, изъ которыхъ слагалось "Войско Запорожское", и сосредоточивавшей въ своихъ рукахъ права этихъ общинъ, по самому существу ея положенія была открыта возможность широкаго произвола въ распоряженіи общинными землями. И эта возможность тѣмъ рѣже оставалась неиспользованной на практикѣ, чѣмъ дальше подвигался впередъ процессъ обособленія старшины отъ массъ населенія, ослабленія контроля послѣднихъ надъ ея дѣятельностью и расширенія ея власти. Къ XVIII вѣку этотъ процессъ сдѣлалъ большіе успѣхи и уже въ первыя десятилѣтія этого вѣка однимъ изъ наиболѣе обычныхъ обвиненій, возбуждавшихся противъ лицъ, занимавшихъ полковничьи и сотничьи уряды, являлось обвиненіе въ захватѣ общинныхъ земель или въ потворствѣ такому захвату;
   Въ 1719 г. въ Прилуцкомъ полку разбиралось дѣло по жалобамъ мѣстныхъ полчанъ на назначеннаго къ нимъ полковникомъ Игната Балагана. Указывая на разнообразныя обиды и притѣсненія, какія имъ приходилось выноситъ отъ Галагана, прилуцкіе полчане, между прочимъ, жаловались и на то, что онъ, построивъ себѣ хуторъ на вольномъ полковомъ степу, занялъ этотъ степъ въ свою пользу и не пускаетъ на него полчанъ косить сѣно. Галаганъ въ своемъ отвѣтѣ на жалобы не счелъ нужнымъ даже опровергать это обвиненіе въ полномъ его объемѣ и ограничился лишь утвержденіемъ, что онъ занялъ только "якоби на верству кругомъ того волного степу", тогда какъ весь этотъ степъ простирается на 4 мили {Архивъ Мин. Юстиціи, Дѣла упраздненныхъ присутственныхъ мѣстъ, дѣла бывшей Черниг. Палаты Уг. и Гражд., оп. 2, св. 1, No 1.}. Обладая правомъ разрѣшать заимки общинныхъ земель, полковникъ считалъ себя въ правѣ совершать такія заимки и въ свою пользу, а съ той поры, какъ исчезалъ или серьезно ослаблялся контроль полчанъ надъ его дѣйствіями, все труднѣе становилось провести границу между нормальнымъ пользованіемъ обычнымъ правомъ и злоупотребленіемъ этимъ правомъ со стороны полковника.
   То же самое повторялось и въ сотняхъ. Такъ, въ 1722 г. Жители старо-санжаровской сотни Полтавскаго полка, жалуясь на своего сотника Ивана Тарнавскаго, въ числѣ другихъ обидъ отъ него указывали и на захватъ имъ общинной земли. По словамъ жалобщиковъ, сотникъ заоралъ "мірскую дубину" и завладѣлъ такимъ ея участкомъ, "якъ бы на десять господаровъ (хозяевъ) користой, а на убогихъ людей и на сколко (нѣсколько) десятковъ пожитокъ бы мѣли себѣ". Кромѣ того, сотникъ "випустъ мирский насилно на свою користь загородилъ, а от Борскла огорожи не поставилъ, который то випустъ з давнихъ давенъ билъ воленъ, и того ради, что от Ворскла огорожи нѣсть, гуси мирскне з води уходятъ", а сотникъ ихъ "велѣлъ бити и по плотахъ на згарду людскую вѣшати, наругаючися всѣмъ людемъ". Наконецъ, сотникъ "дворища людскіе пустне самовластно собою за гроши людемъ попродалъ" и деньги "на свои потреби домовие завладѣлъ". Тарнавскій однакоже не призналъ себя виновнымъ. "Дубину мирскую волную -- объяснялъ онъ -- когда зачали многне з жителей нашихъ къ своимъ грунтамъ прпймати и оборонити, теди и я, смотрячи на онихъ, заоралъ билъ часть тоей волной дубини и себѣ и, когда мене турбовали въ року 711, хотячи мене от сотництва отдалити, то и тои часъ и о той дубинѣ прекладали и; жалобливомъ своемъ пунктѣ, за которую то дубину от покойнихъ ясневелможного и пана полковника нашего не имѣлъ я жадного слова, однакъ, хотячи з ними жити, от тихъ часъ оную дубину не свою и не бороню и хто сколко хочетъ рубаетъ". "Випустъ мирский, зовемий лукою, -- продолжалъ свои объясненія Тарнавскій,-- от шведской рупни, взявши себѣ самоволство, хто хочетъ, на токи, на огороди и на поселення, оставлявши свои давнне мѣстца у городѣ, позаймали; и я кплко. разий (нѣсколько разъ) огороди ламалъ и и греблю вкидалъ и грозно онимъ запрещалъ, даби такого самоволства не мѣли, и они, мене не слухаючи, жадного року (каждый годъ) к тимъ поселеняямъ, сколко хотятъ, прибавляютъ. Тогда я, призвавши всѣхъ тихъ, которые близъ тоей луки живутъ, и тихъ, которые позаймали, просилъ онихъ, мовлячи: поневажъ (такъ какъ) ни много луки позаймали, прошу, будто вы ласкови, благословѣте и мнѣ частку на пастовникъ заняти. А же (такъ какъ) они на прошеніе мое позволили и листъ от себе за подписанномъ именъ своихъ и крестовъ руками своими дали", то онъ и занялъ себѣ часть выпуска. Фактъ продажи въ свою пользу пустыхъ дворищъ Тарнавскій также рѣшительно отрицалъ, утверждая, что новые поселенцы селились не на пустыхъ усадебныхъ мѣстахъ, а на вольномъ мірскомъ выпускѣ, и ему, сотнику, при этомъ ничего не платили {}. Въ концѣ концовъ Тарyавскій покончилъ дѣло съ сотнянами миромъ, согласившись покинуть сотенный урядъ, но захваты общинной земли продолжались и при другихъ сотинкахъ. Въ 1750 г. старо-санжаровскіе козаки, жалуясь на различныя обиды со стороны сотника Ивана Згуркова, въ числѣ ихъ упоминали и о "завладѣніи общихъ наiихъ лѣсовъ, степовъ, сѣнокосовъ и вппустовъ, с коихъ бедніе старосанжаровскіе обывателѣ, козаки и посполство, грунтовъ не имеющіе, свое снабдѣніе имели". Разборъ дѣла затянулся и въ 1754 г. козаки просили, чтобы до окончательнаго рѣшенія его "из общой нашой землѣ, гдѣ онъ, сотникъ, футоръ и подварокъ вистроилъ и обиду нашу, повелено б было строеніе его прочь снесть и тѣ землѣ и лѣсъ, самоволно имъ завладѣнній, в наше общое владѣніе возвратить" {Харьк. Истор. Архивъ, Дѣла Малор. Коллегіи, Полъ отд., I, св. 1, No 28. Тамже, св. 8, No 770.}. Порядки другихъ сотенъ и другихъ полковъ въ этомъ отношеніи мало отличались отъ порядковъ старо-санжаровской сотни. Жители с. Остановки, лежавшаго въ варвипской сотнѣ Прилуцкаго полка, разсказывали въ 1744 г., что прежде къ ихъ селу "надлежало степу якоби скиртъ на чтири", а "когда де билъ сотникомъ варвинскимъ умерший Михайло Тарнавский, то и умершого атамана Данила Кузменка остановскою з ласки едпого лѣта випросилъ себѣ тотъ степъ викосить, а другого лѣта и безъ спросу косилъ, потомъ же и загономъ оборалъ, а какъ онъ Тарнавский умре, то того села обиватели по части себѣ оное разобрали и владѣли лѣтъ с пять, вѣдая, что тое надлежитъ къ оному селу, когда же сипъ его, Тарнавского, бунчуковий товарищъ Данило Тарнавский, пришолъ в совершенній возрастъ, то оное поле лѣтъ тому з десять насилно отнялъ, сказувая, что то отца моего, ибо на ономъ кошувавъ сѣпо, и потому владѣетъ, не допуская оного къ тому селу" {Тамже, Черниг. отд., No 175, л. 155.}. Въ 1729 году генеральному войсковому суду пришлось разбирать дѣло золотоношскаго сотника Антона Черушинскаго, обвинявшагося въ томъ, что, засѣвая въ свою пользу "отбѣзскія" поля, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ собиралъ съ подчиненныхъ ему сотнянъ деньги на сѣмена для такого засѣва {Моск. Архивъ Мин. Юст., дѣла упраздн. присутств. мѣра, Дѣла бывшей Черниг. Палаты. Уг. и Гр. Суда, оп. 17.св. 5, кн.23, д.51, лл. 124об.-- 126}. "Отбѣзскія земли", какъ и пустыя дворища, составляли собственность общины. Но Черушинскій, пользуясь своею сотничьей властью, обратилъ эти земли въ подспорье для своего хозяйства, подобно тому, какъ старосанжаровскій сотникъ Тарнавскій обратилъ пустыя дворища въ источникъ дохода на свои "домовыя потребы".
   " По слѣдамъ полковой и сотенной старшины шли въ дѣлѣ захвата общинныхъ земель и другіе державцы. Особенно выдѣлялись въ этомъ отношеніи монастыри, которые, пользуясь порядками захватнаго землепользованія, нерѣдко занимали громадныя пространства общинной земли, устраивая на ней свои хутора и слободы и тѣмъ самымъ сильно стѣсняя первоначальныхъ поселенцевъ, являвшихся коренными членами общины. Въ 1730 г. козаки и посполитые яготинской сотни Переяславскаго полка жаловались гетману на монаховъ Каѳедральнаго Переяславскаго монастыря. "Где зпрежде бывало -- писали жалобщики -- отци, дѣди и прадѣди наши в степу, нашой же сотни яготинской найдуючомся, войсковомъ водномъ сѣна кошуваля, быдло пасли, полями владѣли и за оній его императорскому величеству служили и всякія повинности и дани отбували, а по нихъ и мы, потомки ихъ, тожъ ея императорскому величеству вѣрне служили и войсковіе повинности отбуваемъ и з того степу доволствовалися, не узнаваючи ни от кого жаднихъ обидъ и утѣсненій ажъ по сюю пору; а теперь и сихъ недавнихъ годахъ оніе законники вишшепомянутимъ степомъ нашимъ яготинскимъ безъ жадного указу, крѣпостей и старшинъ вѣдомства насиліемъ сами собою, футорами новопостроенними осѣвши, завладѣли" {Генеральное слѣдствіе о маетностяхъ Переяславскаго полка, документы, No 6 -- рукописное отдѣленіе Московскаго Румянцевскаго Музея, No 1159.}. Первоначально,-- разсказывали въ 1740 г. старожилы-козаки -- хотя въ яготинскомъ степу и были хутора, но самый степъ былъ "отъ вѣку волний" и "всякимъ чинамъ, рядовимъ козакамъ и посполитимъ людямъ, въ кошеню сѣна, въ ораню на хлѣбъ, поля нѣкимъ забороннванъ не бивалъ: где кто похощетъ, бивало, оретъ и, где кто похощетъ, сѣпо коситъ". Но затѣмъ вдова полкового судьи Пацкевича завѣщала свой хуторъ Годоповку Переяславскому монастырю. И "отъ тихъ временъ оніе черици, годъ по году, часъ отъ часу умножаючись и розживаючись, построили себѣ и другой футоръ, прозиваемий Лозовий Яръ, да накликали жъ себѣ Михайловскіе Переясловскіе черици и слободу, прозиваемую Журавку, людей на колкопадцять дворовъ; и умножили въ тихъ футорахъ и въ слободѣ людей такъ, что въ Годоповскомъ, а потомъ въ Лозовоярскомъ хуторахъ и церкви построили; и что степъ отъ вѣку волной косить и орать всѣмъ футорамъ билъ свободипй, начали черици годъ отъ году, часъ отъ часу всѣмъ футорамъ орать и косить запрещать, и не допускать, и боронить; но сами собою и съ своими людми по подъ протчими въ самой близости футорами пришедъ, скотомъ землю орутъ и сѣно косятъ и до своихъ футоровъ, далними проорами своими степъ забирая, напрасно и ненадежно граничатъ" {Мотыжинскій Архивъ, К. 1890, сс. 41-2.}. Жалуясь въ 1730 г. на эти захваты, яготинскіе козаки и посполитые просили гетмана "повелѣть тіе новопостроенніе чернечіе футорѣ з степу нашего очистить, дабы намъ по прежнему водно было оинмъ користоватися", но просьба эта не повела ни къ какимъ результатамъ и захваченная земля осталась за монастыремъ.
   Сами по себѣ порядки общиннаго пользованія не допускали такихъ захватовъ земли, но монастыри, стремясь увеличить свои земельныя владѣнія, часто были не особенно разборчивы въ выборѣ средствъ, ведшихъ къ такому увеличенію. Тотъ же Каѳедральный Переяславскій монастырь въ 1740 г. захватилъ въ чигриндубровской сотнѣ Дубенскаго полка къ своему Лялинскому хутору Криворудскую степь и сталъ требовать съ окрестныхъ козаковъ десятины за пользованіе этой степью. Козаки обратились въ полковой судъ, обвиняя монастырь въ захватѣ принадлежащей имъ общинной земли. Тогда монастырь заявилъ, что названная степь вмѣстѣ съ хуторомъ досталась ему въ 1714 г. по духовному завѣщанію нѣкоей Евдокіи Саливоновны и представилъ универсалъ лубенскаго полковника Андрея Марковича и царскую грамоту, подтверждавшіе это завѣщаніе. Однако дочь Евдокіи Саливоновны, вызванная въ качествѣ свидѣтельницы козаками, заявила передъ судомъ, что мать ея не отдавала монастырю спорной степи и хутора и не могла отдать, такъ какъ сама ими не владѣла. Это показаніе было подтверждено и представленнымъ въ судъ завѣщаніемъ перваго владѣльца хутора, дяди Евдокіи Саливоновны, Рубана, завѣщаніемъ, по которому онъ всѣ свои хутора отдавалъ зятю своему Василію Пиковцу, а племянницѣ Евдокіи Саливоновнѣ завѣщалъ только часть мельницы и нѣсколько коровъ. Въ дальнѣйшемъ изъ свидѣтельскихъ показаній выяснилось, что самому Рубану въ свое время хуторъ "отъ всего общества уступленъ былъ", причемъ Рубану лишь "при гребелкѣ позволили хуторцемъ сѣсти, степу же ему нимало не уступали", и онъ, дѣйствительно, владѣя хуторомъ, "мирскому стаду и чередѣ и степу ходить и и томъ стану водопой имѣть не зборонялъ и границѣ по смерть свою не чинилъ". Выяснилось изъ свидѣтельскихъ показаній также и то, что и послѣ смерти Рубана вплоть до 1740 года окрестные жители свободно пользовались Криворудскою степью, не встрѣчая никакихъ препятствій, и только съ 1740 г. монахи стали присваивать эту землю себѣ и требовать за пользованіе ею десятины. Въ результатѣ полковой судъ рѣшилъ оставить спорный степъ "по волности оного издревле уживаемого и роспаханного" за козаками и такимъ образомъ на этотъ разъ монастырю не удалось выиграть смѣлую игру, затѣянную имъ съ общинною землею {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ, дѣло 1742 г. о Криворудскомъ степѣ.}. Такая же неудача постигла въ другой разъ Харлампіевскій Гамалѣевскій монастырь, попытавшійся въ 1752 г. захватить общинные сѣнокосы и лѣса Козаковъ и посполитыхъ с. Макова въ Нѣжинскомъ полку. Дѣло объ этомъ захватѣ дошло до генеральнаго войскового суда и было рѣшено имъ въ 1758 г. противъ монастыря, такъ какъ оказалось, что захваченныя монастыремъ земли были раньше подтверждены маковскимъ козакамъ и посполитымъ гетманскими универсалами {Моск. Архивъ Мин. Юст., дѣла упраздненныхъ присутственныхъ мѣстъ. Дѣла бывшей Черниг. Палаты Уг. и Гр. Суда, оп. 17, св. 19, кн. 67, д. 65, лл. 609--649.}. Но если такимъ образомъ въ нѣкоторыхъ отдѣльныхъ случаяхъ монастыри и терпѣли пораженіе въ своихъ черезчуръ ужь смѣлыхъ и откровенныхъ посягательствахъ на общинныя земли, то, съ другой стороны, не было недостатка и въ такихъ случаяхъ, когда подобныя посягательства, въ виду ли слабости общины, противъ которой они были направлены, или въ виду поддержки властей, какую умѣлъ найти для себя монастырь, увѣнчивались полнымъ успѣхомъ. И такой же успѣхъ нерѣдко сопровождалъ и аналогичныя посягательства многочисленныхъ свѣтскихъ державцевъ.
   Въ тридцатыхъ годахъ XVIII вѣка все разроставшіеся захваты общинныхъ земель привлекли къ себѣ вниманіе высшей администраціи страны и въ 1735 г. стоявшій во главѣ управленія Малороссіей кн. Шаховской, обратился по этому поводу съ особымъ предложеніемъ къ совѣщанію генеральной старшины, полковниковъ, полковой старшины и другихъ чиновъ. Изъ разныхъ доношеній и слѣдствій кн. Шаховскому -- говорилось въ этомъ предложеніи, датированномъ 8 января 1735 г.,-- "извѣстно учинилось, что и полку Переяславскомъ разного званыя люде, купивши гребелку или шматъ земли, а другіе, давши на церковь рублей два или тры, построили хуторы и, заведши коло тихъ хуторовъ кошары и другые заводы, всякъ къ своему хутору немалое число войскового свободною степу самоволно завладѣлъ, а нѣкоторые на тѣхъ же свободныхъ степахъ и немалые слободы осадили и, на то выправивъ отъ гетмана и кавалера Апостола унѣверсалы, а другіе без жадныхъ крѣпостей, оними владѣютъ. А генералпая малороссійская старшина и другіе чиновники, такожъ нѣкоторые козаки, служа ея императорскому величеству, такого общого войскового свободною степу во владѣныи ничего надѣятся не имѣютъ. Того ради енералная старшина, полковники, полковая старшина и протчіе малороссійскихъ полковъ чиновники о показанномъ войсковомъ степу какое по общому своему согласному совѣту заблагоразсудятъ приложить мнѣные, объ ономъ генералу-лейтенанту сенатору и кавалеру князю Алексѣю Ивановичу Шаховскому представить". Предложеніе это однако не имѣло большого успѣха. "Сне его сіятелства князя Алексѣя Ивановича Шаховского предложеніе -- помѣчено было на немъ генеральнымъ писаремъ -- генералной старшинѣ, полковникамъ и протчимъ малороссійской полковой старшинѣ и текущемъ генварѣ мѣсяцѣ 18, 20, 21, 22, 23 чиселъ преставливано, токмо отъ нихъ, генералной старшини, полковниковъ и прочей малороссійской полковой старшина, на сіе предложеніе мнѣнія никакова не состоялось" {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ.}. Иныхъ результатовъ попытка кн. Шаховского, конечно, и не могла дать. Старшина въ своей массѣ была слишкомъ сильно заинтересована въ увеличеніи своихъ земельныхъ богатствъ за счетъ общинныхъ земель, чтобы серьезна обсуждать и предлагать какія-либо мѣры къ прекращенію захватовъ этихъ земель.
   Эта заинтересованность старшины, естественно, давала себя чувствовать не только при обсужденіи общаго вопроса о захватахъ общинныхъ земель, но и при разборѣ отдѣльныхъ случаевъ такого захвата. Разслѣдовать подобные случаи и принимать по поводу ихъ тѣ или иныя рѣшенія нерѣдко приходилось лицамъ, въ собственной дѣятельности которыхъ были вполнѣ аналогичные случаи, и это, конечно, не могло не отражаться до извѣстной степени на самомъ характерѣ принимаемыхъ рѣшеній. Когда въ 1740 г. производилось разграниченіе описныхъ Батуринской и Кантакузинской волостей особой коммиссіей подъ предсѣдательствомъ генерала фонъ-Вейзбаха, послѣдній, жалуясь на своихъ товарищей по коммиссіи, сотниковъ Леонтовича и Гулака, писалъ, что рѣшать дѣла справедливо ихъ "собственны приватній ихъ интересъ не допускаетъ, ибо вирозумѣть с того можно, якъ сотникъ Леонтовичъ вначале за прибитіемъ своимъ и ту комисию часто хвалился, что онъ у некотораго козака купилъ грунта за шестнадцать рублевъ толко, а принялъ до того с обоихъ сторонъ волного степу, какъ ему уподобалось (понравилось), на несколко верстъ, сотникъ же Иванъ Гулакъ изобличенъ, что досталъ онъ отъ полозовскаго козака шматъ грунту, и ограниченіе ея императорскаго величества (т. е. въ границахъ описнаго имѣнія) лежачего, за то, что ево от походу уволнилъ и не вислалъ". Особенно сильно сказывался, пб словамъ фонъ-Вейзбаха, "приватный интересъ" Леонтовича и Гулака въ томъ, что они мѣшали коммиссіи рѣшать дѣла по жалобамъ на переяславскаго полкового судью Лисеневича. Жалобъ же на послѣдняго было много и въ числѣ ихъ были и жалобы на захватъ общинныхъ земель. Такъ, атаманъ и товариство с. Жорноклевъ жаловались, что Лисеневичъ самовольно захватилъ себѣ въ ихъ селѣ греблю, выстроилъ на ней мельницы, затопивъ другую греблю и земли многихъ обывателей, и завладѣлъ общимъ степомъ, которымъ передъ тѣмъ владѣли жорноклевцы, частью одни, частью съ жителями с. Нехаекъ. Подобныя же жалобы были поданы на Лисеневича и нехайковскими козаками, но всѣ эти жалобы, по словамъ фонъ-Вейзбаха, не могли быть справедливо разобраны коммиссіей, благо харя тому, что Леонтовичъ и Гулакъ рѣшительно мирволили Лисеневичу {Рум. Опись, въ б-кѣ кіевск. уи-та, Переяславскій полкъ. Документы Золотоношской сотни, т. III, No 6, лл. 108, 123--4, 124--6.}.
   То настроеніе, наличность котораго фонъ-Вейзбахъ заподозривалъ у своихъ сотоварищей по коммиссіи, несомнѣнно, уже въ первой половинѣ XVIII вѣка было сильно распространено среди старшины и "державцевъ" лѣвобережной Малороссіи. Едва-ли даже оно было вполнѣ чуждо и самому фонъ-Вейзбаху, который, получивъ въ свое владѣніе с. Ряски, немедленно, какъ "сильная рука", захватилъ въ его исключительное пользованіе общинную землю, какой оно до того пользовалось совмѣстно съ другими селами {См. "Р. Богатство", 1913, No 11, с. 208, примѣчаніе.}. И благодаря существованію и широкой распространенности такого настроенія даже очень рѣшительные приказы высшей власти страны не могли подчасъ остановить захватовъ общинныхъ земель. Въ 1730 году козаки березанской сотни Переяславскаго полка жаловались гетману Апостолу, что паны Думитрашки и Корбы захватываютъ вольный степъ, принадлежащій березанской сотнѣ, "сѣно косить козакамъ забороняютъ, ограничуючи себе килко хотя оного", и, "занятой травы скоситы анѣ сами, анѣ подданные ихъ не могучи, постороннимъ людямъ оную запродуютъ". Въ отвѣтъ на эту жалобу гетманъ особымъ универсаломъ предписалъ, чтобы Думитрашки и Корбы "на степу водномъ козакамъ сѣно косить не заборояялни того степу, ежели онъ подлѣнно волній и имъ по крѣпостямъ не надлежитъ, себѣ не ограничовали". Но гетманское предписаніе не произвело большого дѣйствія на названныхъ державцевъ. Прошло еще нѣсколько лѣтъ, и въ 1735 г. новыя жалобы березанцевъ повели къ назначенію спеціальной судебной коммиссіи, которая, разсмотрѣвъ дѣло на мѣстѣ и убѣдившись, что Думитрашки не имѣютъ никакихъ правъ и крѣпостей на захваченную ими степь, позволила "козакамъ сотнѣ березанской волний и войсковой свободний степъ уступъ имѣть и сѣно косить на ономъ по прежнему, якъ и прежде кошували" {И. В. Лучинскій. Сборникъ матеріаловъ для исторіи общины и общественныхъ земель въ лѣвобережной Украйнѣ XVIII в., сс. 10--11, 17--27.}. Не менѣе характерна другая исторія, разыгравшаяся въ эти годы въ той же мѣстности. Переяславскій полковой хорунжій Климентій Искра, получивъ въ началѣ XVIII вѣка въ свое владѣніе с. Городище, захватилъ въ свое исключительное пользованіе и принадлежавшій къ этому селу общинный лугъ, которымъ раньше совмѣстно пользовались и посполитые, и козаки даннаго села. По жалобѣ послѣднихъ, общинное владѣніе лугомъ въ 1715 г. было возстановлено, но вслѣдъ затѣмъ сынъ Климентія Искры, Яковъ, унаслѣдовавшій отъ отца с. Городище, вновь захватилъ этотъ лугъ и успѣлъ удержать.его въ своемъ владѣніи {Тамже, сс. 65--91.}.
   Жалобы на такіе захваты державцевъ раздавались въ половинѣ XVIII столѣтія въ самыхъ различныхъ мѣстностяхъ лѣвобережной Малороссіи. Въ 1747 г. козаки с. Римаровки, лежавшаго во второй полковой сотнѣ Гадяцкаго полка, жаловались въ войсковой генеральный судъ, что мѣстные державцы захватываютъ принадлежащую къ Римаровкѣ вольную степь, окапываютъ ее и распредѣляютъ своимъ подданнымъ {) Моск. Архивъ Мин. Юст., дѣла упразд. присутсти. мѣстъ. Дѣла бывшей Черниг. Палаты Уг. и Гр. Суда, оп. 17, св. 10, кн. 43, д. 20, л. 58.}. Въ 1749 г. тому же войсковому генеральному суду пришлось разбирать возникшее въ Прилуцкомъ полку дѣло о "ненадежной продажи бывшимъ сотникомъ Иваницкимъ Стороженномъ свободного иваницкого степу бывшему генералъ-фелтмаршалу Миниху" {Тамже, оп. 17, св. 11, кн. 47, д. 172, л. 596.}. Въ 1754 г. куренные атаманы съ товариствомъ селъ нрклѣевской сотни Переяславскаго полка подали жалобу на вдову сотника Требинскаго, которая попыталась завладѣть ихъ общиннымъ лугомъ. Этимъ лугомъ -- поясняли жалобщики -- "обще всей сотни козаки користовались и владѣли". "Во время недорода и степахъ сѣна и въ прошеніе сотника ирклѣевского покойною Требинского -- продолжали они -- и томъ лузѣ бивало по общому козачому согласію до несколко десять скирдовъ сѣна било отложенно, гдѣ онъ купно с нами, всей сотни козаками, кошивалъ по смерть свою. По смерти же его, сотника, его жена, безъ всякого нашего общого вѣдома, сама с согласникомъ ея Бакаемъ и с косарями болѣе 100 человѣкъ на тотъ нашъ общій козачій лугъ наехала и намѣревала била... молодую и к костбѣ крайне негодящуюся подкосить траву", чему однако козаки воспрепятствовали {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ.}.
   Но, хотя въ данный моментъ козаки и противопоставляли Требинскую ея мужу, въ дѣйствительности она въ своемъ покушеніи на общинныя земли, повидимому, продолжала, быть можетъ, лишь въ нѣсколько болѣе широкомъ масштабѣ, то, что начато было самимъ сотникомъ. По крайней мѣрѣ, въ составленной сотеннымъ ирклѣевскимъ правленіемъ въ 1767 г. вѣдомости о козачьихъ земляхъ, перешедшихъ къ разнымъ владѣльцамъ, упомянуто, что сотникъ Алексѣй Требинскіи въ 1750 г. купилъ пасѣку въ с. Кавраѣ за 3 р. и завладѣлъ тамже общимъ козачьнмъ полемъ на версту, а въ 1752 г. завладѣлъ общей толокой Козаковъ Стараго Села, на которой скашивалось 700 копенъ сѣна {Рум. Опись, въ б-къ кіевск. уи-та, Переяславскій полкъ, Документы Ирклѣевской сотни, т. III, No III.}. Другой ирклѣевскій сотникъ, Павелъ Завойко, по даннымъ той же вѣдомости, завладѣлъ общественной толокой въ с. Пищикахъ пространствомъ на квадратную версту {Тамже.}. Этимъ, впрочемъ, захваты Завойка не ограничились. Въ 1761 г. козаки ирклѣевской сотни жаловались на него, что онъ "въ степу, прозиваемомъ Каврай, скупивши козачихъ три луки объ одной толко долинѣ при свободномъ козачомъ степу, на коемъ издревле козаки свободно сѣно кошивали и хлѣбъ пахали, устроилъ хуторъ и до нѣсколко верстъ и окружность хутора того свободною степу усилно, за едну сотничую свою власть, спасивая засѣянніе и пожатіе пашнѣ и заборомъ на ономъ степу въ Козаковъ сѣновъ, пашенъ и соломы, отъ Козаковъ до оного своего хутора отнялъ". Кромѣ того, "при селѣ Москаленкахъ завладѣлъ онъ, сотникъ, немалою частію свободною козачого луга", да, "тамъ же въ дуги купивши и козака Семена Педѣлки луку, еще самъ занялъ свободною козачого лугу немало" {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ. Подробнѣе о дѣлѣ Завойка см. въ моей статьѣ: "Дѣла по исторіи крестьянства лѣвобережной Малороссіи въ Кіевскомъ Центральномъ Архивѣ", -- К. Старина, 1891, No 2, сс. 308--11.}. Посполитые м. Потока въ Миргородскомъ полку въ 1748 г. Жаловались на сотника Сахатова, что онъ въ одномъ мѣстѣ къ своему хутору "принялъ на низъ ко Днѣпру плавель сѣнокоснихъ общенароднихъ ради пасби скота своего", а въ другомъ "на общенародномъ степѣ хуторъ поставилъ и к оному хутору доволное число принялъ поля пахатного и сѣнокосу". Въ 1768 г. козаки той же Потоцкой сотни въ свою очередь жаловались, что сотникъ Шутенко захватилъ ихъ общественное поле, благодаря чему они "принужденни и другихъ сего миргородского и полтавского полковъ сотняхъ поле з десятой долѣ к посѣянію хлѣба орать" {Харьк. Истор. Архивъ, ДѣлаМалорос. Коллегіи, Черниг. отд., No13.156; Кіевскій Центр. Архивъ, Дѣла о позем. спорахъ, дѣло Козаковъ Потоцкой сотни съ сотникомъ Ильей Шутенкомъ.}.
   Если не для всѣхъ такихъ захватовъ, то, по крайней мѣрѣ, для нѣкоторыхъ изъ нихъ съ теченіемъ времени была найдена и болѣе или менѣе прочная правовая почва. Когда тотъ или ивой державца получалъ въ свое владѣніе село, при которомъ имѣлась общинная земля, находившаяся въ общемъ пользованіи и посполитыхъ, и козаковъ, онъ, какъ мы видѣли, обычно старался захватить такую землю въ свое исключительное владѣніе, ссылаясь на то, что она составляетъ "принадлежитость" данной ему маетности. Еще въ началѣ XVIII вѣка эта аргументація не находила себѣ полнаго признанія въ судѣ. Но во второй половинѣ XVIII столѣтія суды, успѣвшіе далеко отойти отъ массы населенія и пропитаться классовыми тенденціями старшины, окончательно усвоили эту точку зрѣнія, и съ этой поры общинному владѣнію во многихъ мѣстностяхъ наносился новый и весьма тяжелый ударъ, такъ какъ общинныя земли въ силу судебныхъ рѣшеній поступали въ полную собственность владѣльца имѣнія, а козаки лишались права участія въ нихъ. Такъ было, напр., въ упомянутомъ мною дѣлѣ бунчуковаго товарища Якова Искры съ козаками с. Городища изъ-за луга при этомъ селѣ. Козаки свидѣтельскими показаніями доказывали, что этимъ лугомъ раньше владѣли совмѣстно и посполитые, и державцы села, и козаки и, хотя одно время отецъ Искры захватилъ его въ свою собственность, но затѣмъ на немъ было возстановлено общинное владѣніе. Тѣмъ не менѣе, генеральный судъ въ 1752 г. призналъ спорный лугъ принадлежащимъ Искрѣ "по силѣ имѣющеюся и него унѣверсала, которымъ всѣ до оного с. Городища належитости умершему отцевѣ его Климентію Искрѣ купно з онимъ селомъ от гетмана Сіюропадского утвержденни", и оставилъ за козаками только ихъ займы и купли, предоставивъ притомъ Искрѣ право особо искать объ нихъ, если онѣ окажутся "внутрь ограниченія городиского" {Моск. Архивъ Мин. Юст., дѣла упраздненныхъ присутственныхъ Мѣстъ, Дѣла бывшей Черниг. Палаты Уг. и Гр. Суда, оп. 17, св. 14, кн. 54, д. 617, лл. 902--929; ср. также И. В. Лучицкій, Сборникъ матеріаловъ сс. 65--91.}. И дѣло Искры съ городищенскими казаками было лишь однимъ изъ ряда дѣлъ, рѣшенныхъ подобнымъ же образомъ. Тотъ же принципъ разрѣшенія споровъ между козаками и державцами за общинныя земли усвоили себѣ въ эту эпоху и полковые суды. Такъ, напримѣръ, когда въ.1755 г. возникъ споръ между переяславскимъ Катедральнымъ монастыремъ и козаками е. Козинецъ изъ-за вольнаго острова на Днѣпрѣ, переяславскій полковой судъ призналъ за монастыремъ исключительное право на этотъ островъ, такъ какъ онъ лежалъ въ границахъ данныхъ монастырю маетностей, а у козаковъ не было спеціальныхъ крѣпостей на него {И. В. Лучицкій. Сборникъ матеріаловъ, сс. 104--118.}. И этотъ взглядъ настолько вошелъ въ практику жизни, что при самой отдачѣ имѣній въ частное владѣніе отдатчики во второй половинѣ XVIII вѣка, случалось, передавали въ полную собственность владѣльца имѣвшіяся при маетности общинныя земли и угодья, нимало не считаясь съ правами другихъ ихъ участниковъ. Когда въ 1760 г. гетманомъ Разумовскимъ отдано было гр. Воронцову м. Кобелякъ въ Полтавскомъ полку, отдатчики -- жаловался кобеляцкій городовой атаманъ -- "къ единому утѣсненію козаковъ и другихъ чиновъ" отвели Воронцову и "издревле мирской выгонъ", необходимый всѣмъ обывателямъ "по самонужнѣйшей въ выгонѣ скотины и птицъ надобности" {Харьк. Истор. Архивъ, Дѣла Малор. Коллегіи, I Іолъ отд., Рум. Опись, св. No 61.}. Подобныя жалобы на захватъ общинныхъ земель при отдачѣ имѣній въ частное владѣніе далеко не составляли рѣдкости.

-----

   Не всегда, конечно, эти и подобные имъ захваты обходились болѣе или менѣе мирно, вызывая только жалобы со стороны населенія. Временами послѣднее, больно задѣтое въ кровныхъ своихъ интересахъ, прибѣгало и къ болѣе рѣшительнымъ способамъ протеста. Въ 1756 г. надворному совѣтнику Барсукову даны были гетманомъ Разумовскимъ свободные посполитскіе дворы въ м. Домонтовѣ Переяславскаго полка. Отводъ Барсукову этихъ дворовъ и принадлежавшихъ къ нимъ земель былъ произведенъ баришовскимъ сотникомъ Афеидикомъ и войсковымъ канцеляристомъ Славятинскимъ, которые при этомъ отвели во владѣніе Барсукова и лугъ при м. Домонтовѣ, передъ тѣмъ находившійся въ общемъ пользованіи козаковъ и посполитыхъ всей домонтовской сотни. Противъ такого отвода протестовали и нѣкоторые изъ мѣстныхъ державцевъ, но особенно возстали противъ него козаки, интересы которыхъ были наиболѣе затронуты имъ. Всею сотенной старшиной и козаками съ сотникомъ Платковскимъ во главѣ подана была жалоба въ генеральный судъ и послѣдній приговорилъ возвратить лугъ по прежнему въ общее владѣніе, предоставивъ Барсукову искать, если онъ пожелаетъ, своихъ правъ судебнымъ порядкомъ. Барсуковъ успѣлъ однако выхлопотать у Разумовскаго приказъ допустить его къ участію въ пользованіи лугомъ или же до окончанія слѣдствія раздѣлить лугъ между нимъ и другими владѣльцами "въ пропорціи дворовъ". Но исполнить этотъ приказъ оказалось не такъ легко. Козаки, не отрицая правъ посполитыхъ Барсукова на участіе въ пользованіи лугомъ, не хотѣли однако допустить выдѣла имъ части его и, когда гетманскій приказъ былъ объявленъ домонтовскому городовому атаману, послѣдній вмѣсто исполненія приказа созвалъ до тысячи Козаковъ и выкосилъ лугъ. Напрасны были и попытки отнять у Козаковъ часть скошеннаго сѣна. Даже присланная изъ другихъ сотенъ команда должна была отступить передъ ихъ дружнымъ сопротивленіемъ и освободить забранныхъ было "возмутителей" изъ числа домонтовской городовой старшины. При этомъ самъ сотникъ Платковскій бросался съ саблей на сотниковъ, пріѣхавшихъ въ Домонтовъ въ качествѣ усмирителей, грозилъ отправить ихъ въ колодкахъ въ Глуховъ и открыто объявлялъ, что указовъ полковой канцеляріи онъ не слушаетъ и слушать не станетъ. При такихъ обстоятельствахъ полковая канцелярія нашла себя вынужденной отозвать обратно посланную было въ Домонтовъ для усмиренія команду и обратилась къ гетману съ вопросомъ, что ей дѣлать дальше въ виду столь упорнаго сопротивленія домонтовскихъ козаковъ {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ, дѣло козаковъ домонтовской сотни съ надв. сов. Барсуковымъ,}.
   Въ только что разсказанномъ эпизодѣ заинтересованными въ сохраненіи общиннаго владѣнія лицами являлись и мѣстные державцы, и вся сотенная старшина и этимъ, быть можетъ, объяснялась сравнительная мягкость дѣйствій властей. Иной характеръ носили эти дѣйствія, когда властямъ приходилось сталкиваться съ протестомъ исключительно рядовыхъ Козаковъ. Въ 1762 г. лубенскій полковой обозный Василій Кулябка, захвативъ часть общественной земли, принадлежавшей козакамъ селъ Новаковъ, Тарандинецъ и Высшаго Булатца, сталъ строить на ней шинокъ и клуню. Козаки названныхъ селъ обратились къ лубенскому полковнику Ивану Кулябкѣ и, указывая на то, что обозный "шинка еще не достроилъ, а началъ немаліе грабителства дѣлать", между прочимъ, "на випустѣ мирскомъ устроилъ клуню и тамже близъ шинку леваду закопалъ", просили позволенія "шинокъ роскидать, законъ засипать, клуню разбросать". Полковникъ не далъ имъ однако этого позволенія, а велѣлъ обратиться къ суду полковой канцеляріи; въ свою очередь, и послѣдняя приказала козакамъ не прибѣгать къ самоуправству, а ожидать судебнаго рѣшенія. Но, очевидно, эта перспектива не особенно прельщала Козаковъ. Атаманы названныхъ селъ послали сказать обозному, что, если онъ добровольно не отступится отъ захваченной земли, возведенныя на ней строенія будутъ разрушены козаками. Обозный ограничился тѣмъ, что сообщилъ это къ свѣдѣнію полковой канцеляріи и просилъ у нея защиты. Та приказала мѣстному сотенному правленію воспретить козакамъ прибѣгать къ насилію, но приказъ этотъ не имѣлъ никакихъ результатовъ. "Нарочито собравшися -- по словамъ обознаго -- и многолюдствѣ, коихъ всѣхъ било до тисячи человѣкъ, з женами и дѣтми купно и с предводителемъ ихъ, давнимъ читателемъ на здорове мое и домъ, находящимся въ запрещеніи попомъ, подозрителнимъ и многихъ немаловажнихъ винахъ, какъ то и зажигателствѣ, смертноубійствѣ, волшебствѣ и в протчемъ, Андреемъ Бабичемъ, учиня немалое смущеніе, з разними орудіями, разбойнически", козаки трехъ названныхъ селъ напали на его шинокъ и клуню и грозились убить его самого. По жалобѣ обознаго полковая канцелярія арестовала многихъ изъ участниковъ этого нападенія и подвергла ихъ суровому наказанію. Тогда козаки пожаловались въ генеральную войсковую канцелярію, которая затребовала объясненій отъ лубенскаго полковника. Полковникъ не замедлилъ дать такія объясненія, и въ нихъ звучали любопытныя ноты. Разсказавъ самое дѣло, причемъ онъ особенно напиралъ на "мнимость" жалобъ Козаковъ и на ихъ упорство въ нежеланіи дать подписку впредь не повторять подобныхъ дѣйствій, полковникъ указывалъ, что всѣ принятыя полковой старшиной мѣры вплоть до публичнаго наказанія Козаковъ были безусловно необходимы "для отвращенія таковихъ своеволствъ и смущеній и гвалтовного самонравія, какъ то уже того и въ Чорнухахъ и въ Оржицѣ образци показались, въ Чорнухахъ козаки, собравшись, на людей еговысокородія господина подскарбія генералного напали, бой, гвалти и грабителства въ явную противность указамъ и правамъ приключили, а въ Оржицѣ, такожъ собравшись въ многолюдствѣ, на слободку удов.твующей сотниковои ирклѣевской Требинской напавъ, знатние грабителства приключили и людей одинадцять семей гвалтовно забрали и, где дѣвали, еще неизвѣстно". Въ виду угрозъ Козаковъ по адресу обознаго послѣдній,-- продолжалъ полковникъ -- "оставя свой жилой и селѣ Новакахъ домъ, совсѣмъ вибрался и нинѣ живетъ с немалимъ утѣсненіемъ своимъ и Лубняхъ, а между тѣмъ по часто упоминаемимъ похвалкамъ и той маетности его Новакахъ мелница его, зажжена, сгорѣла совсѣмъ. А такова зла ежели срогостню указовъ и правъ, не запущая и продолженне, заблаговременно не отвратить, то всякому владѣлци и маетностяхъ и в домахъ своихъ и побувать будетъ за таковими самоволствами весма опасно, а подлой народъ еще горше развратится". Въ виду этихъ соображеній и самое наказаніе, наложенное на Козаковъ въ количествѣ не болѣе 60 ударовъ "ординарними плѣтми", представлялось полковнику нимало не переходящимъ границъ, и онъ испрашивалъ у генеральной канцеляріи разрѣшенія наказать и тѣхъ виновныхъ, которые еще не подверглись выскапію. Сами же козаки увѣряли, что ихъ били не плетьми, а кіями, причемъ "никому менше ста ударовъ не доставалось, от коего бою инцихъ, а паче престарѣлихъ, почти неживихъ и облившихся кровю с места, на коемъ бито, на сторону отволикано, а инніе от того жъ бою и приключившихся чрезъ оной несноснихъ ранъ... посля того и недолгомъ времени и померли". Генеральная канцелярія, получивъ эти донесенія, предписала выслать дѣло въ генеральный судъ, а Козаковъ держать подъ карауломъ, пока они не дадутъ подписки въ томъ, что "впредь такихъ самоволствъ чинить не будутъ". Но послѣ разбора дѣла въ генеральномъ судѣ полковая старшина была признана виновною въ истязаніи козаковъ и послѣднимъ была присуждена съ провинившихся старшинъ "навязка" въ размѣрѣ 14.864 р. на 135 арестованныхъ и избитыхъ Козаковъ. Впрочемъ, рѣшеніе это постановленное въ маѣ 1764 года, небыло приведено въ пополненіе еще годъ спустя, не смотря на то, что оставшаяся недовольною имъ старшина не обжаловала его въ установленномъ для такихъ случаевъ судебномъ порядкѣ {Тамже, дѣло о задержаніи подъ карауломъ козаковъ селъ Новаковъ, Карандинецъ и Булатца полковникомъ Кулябкой.}. Судя по этому, врядъ-ли оно было исполнено и позже.
   Аналогичное дѣло пришлось разбирать въ 1769 г. лубенскому гродскому суду по жалобѣ отставного гусарскаго поручика Богдана Новаковскаго на Козаковъ с. Бѣлоусовки яблоновской сотни. По словамъ Новаковскаго, названные козаки, явившись въ многолюдствѣ на его землю, зарыли выкопанный на ней ровъ, а затѣмъ, придя въ другой разъ, били смертнымъ боемъ его, Новаковскаго, такъ что онъ едва спасъ свою жизнь бѣ.гствомъ, избили его слугъ, повырывали вербы, насаженныя на греблѣ, и поломали двери въ Домѣ. Вызванные въ гродскій судъ атаманъ и семь козаковъ с. Бѣлоусовки показали, что она, дѣйствительно, "з другими, почитай, всѣми жителями бѣлоусовскими, всѣхъ числомъ до ста человѣкъ, обществомъ" на указанную Новаковскимъ землю "приходили и ровъ на ней зарили, потому что истецъ Новаковскій тѣмъ ровомъ свободную всего общества бѣлоусовского землю к своей землѣ закопалъ и тѣмъ причинилъ всѣмъ бѣлоусовскимъ жителямъ немалую обиду и утѣсненне, такъ что уже, закопавши тую свободную общую землю, и мирокой череды къ имѣючойся тамъ же свободной общой бѣлоусовской водѣ началъ было не допускать". Когда же послѣ того -- продолжали козаки -- пришли въ село пастухи и сообщили, что Новаковскій все-таки не допускаетъ мірское стадо къ водопою, то "они, отвѣтчики, собравшись въ другими бѣлоусовскими жи

   

Очерки соціальной исторіи Малороссіи.

1. Возстаніе Богдана Хмельницкаго и его послѣдствія.

(Продолженіе).

VI.

   Начиная свое возстаніе, Богданъ Хмельницкій едва-ли имѣлъ въ виду коренной соціальный переворотъ и, во всякомъ случаѣ, не выдвигалъ опредѣленныхъ плановъ полной и радикальной перестройки существовавшаго въ Малороссіи общественнаго уклада. Не выдвигалъ такихъ плановъ Хмельницкій, какъ мы видѣли, и позже, когда послѣ первыхъ одержанныхъ побѣдъ велъ переговоры съ польскимъ правительствомъ, и даже тогда, когда присоединялъ Малороссію къ Московскому государству. Расширить численность и права казачества, нѣсколько улучшить положеніе крестьянства и въ остальномъ сохранить въ неприкосновенности прежній сословный строй -- такъ можно было бы формулировать соціальную задачу возстанія въ томъ видѣ, въ какомъ она представлялась Хмельницкому и окружавшей его казацкой старшинѣ. Но въ такой постановкѣ задачи возстанія скрывалось внутреннее противорѣчіе, дѣлавшее ее неразрѣшимой. И въ дѣйствительности она была разрѣшена иначе. Стихійная сила народнаго возстанія увлекла его вождей неизмѣримо дальше, чѣмъ они того хотѣли, и соціальный строй, водворившійся въ Малороссіи послѣ возстанія, оказался совершенно непохожимъ на тотъ, какой существовалъ въ ней въ моментъ, когда Богданъ Хмельницкій выступалъ изъ Запорожской Сѣчи въ первый свой походъ противъ поляковъ.
   Прежде всего, высшій классъ стараго общества -- шляхта -- былъ, какъ мы уже видѣли, совершенно сломленъ бурей возстанія. Часть шляхтичей погибла отъ руки крестьянъ въ возставшихъ селахъ и деревняхъ Малороссіи, часть бѣжала въ Польшу, а немногочисленные уцѣлѣвшіе шляхтичи не смогли уже удержать за собою положенія особой сословной группы, и остатки шляхты растворились въ рядахъ казацкаго войска, къ которому они примкнули. Правда, нѣкоторые изъ уцѣлѣвшихъ родовъ старой шляхты въ житейскомъ обиходѣ довольно долго и упорно сохраняли за собою свое прежнее имя. Еще въ первой и даже въ началѣ второй четверти XVIII вѣка встрѣчались отдѣльныя семьи, продолжавшія именовать себя "шляхтичами" и "земянами" {Въ 1714 г. Лук. и Ив. Пищики, "земляне любецкіе", продаютъ свой Пищиковскій грунтъ, на которомъ сами живутъ, полковнику черниговскому Павлу Полуботку.-- Рум. Опись въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 6. Въ 1726 г. "Тимохъ Стефановъ Величко, земянинъ любецкій, житель Бѣлоуса Евтуховаго", продаетъ свою землю въ с. Старыхъ Величкахъ -- тамъ же, т. 7 и документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, NoNo 1616--2748 и 1616--1356.}. Но не только въ эту болѣе позднюю эпоху, а и непосредственно послѣ возстанія это имя было уже однимъ только голымъ именемъ, за которымъ не стояло никакихъ реальныхъ правъ, являлось просто бытовымъ терминомъ, не связаннымъ ни съ какими юридическими понятіями. Тотъ же самый человѣкъ, который въ одномъ актѣ называлъ себя "шляхтичемъ", въ другихъ назывался по должности, какую онъ занималъ въ козацкомъ войскѣ, или, если не имѣлъ въ данное время никакой должности, именовался, смотря по степени того вліянія, которымъ онъ пользовался въ своей мѣстности, "значнымъ товарищемъ войсковымъ", или просто "войсковымъ товарищемъ". И эта послѣдняя терминологія вполнѣ отвѣчала существу дѣла. Дѣйствительно, такой "шляхтичъ", или "земянинъ" по своимъ правамъ нисколько не отличался отъ всякаго другого козака, и шляхетскія семьи въ этомъ смыслѣ вполнѣ уравнивались со всѣмъ остальнымъ "товариствомъ". Даже больше того,-- потомки нѣкоторыхъ изъ старыхъ шляхетскихъ родовъ съ теченіемъ времени, опускаясь подъ давленіемъ неблагопріятно сложившихся обстоятельствъ все ниже и ниже, перешли въ ряды крестьянъ, или "посполитыхъ", и въ свою очередь попали въ положеніе "подданныхъ".
   Такова была, между прочимъ, судьба довольно многихъ семей изъ числа той мелкой любецкой шляхты, которая во время возстанія присоединилась къ Хмельницкому и получила отъ него подтвержденіе своихъ земель. Въ 1723 г. Жители с. Семаковъ въ жалобѣ, поданной ими замѣнявшему гетмана "администратору", разсказывали, что предки ихъ при польскихъ короляхъ "обще всѣ шляхта суща служили Въ войску", а потомъ, "по испраздненіи пановъ польскихъ", служили въ сотнѣ любецкой, въ куренѣ Зубашиномъ, "на своихъ вѣкуистыхъ дѣдизныхъ добрахъ сидѣли и изъ тыхъ добръ войсковую службу отбывали". Когда же въ послѣдней четверти XVII вѣка черниговскимъ полковникомъ сталъ Яковъ Лизогубъ. Онъ вкупился въ ихъ земли и "едного времени, призвавши до себе всѣхъ Семаковцовъ, заказалъ онымъ, абы его тилко двора смотрѣли, а подъ сотнею не служили, и оттолѣ, по малу-малу подбивши подъ власть свою, якъ хотѣлъ, уже въ ними и поступовалъ, Семаковцами. Первѣе поборы бралъ по шостаку въ нихъ, а потомъ и по другомъ, а далѣй рокъ отъ року (годъ отъ году) и по гривнѣ. Змершу же Іякову Ллзогубу, насталъ сынъ его Евфимъ Лизогубъ полковникомъ черниговскимъ и сталъ такъ драти Семаковцовъ, же (что) перше бралъ по золотому, далѣй по другому, а на остатокъ по полтинѣ, кромѣ панщиною немѣрной тяготы бѣду отъ него терпѣли, а когда и Евфимъ померъ Лизогубъ, насталъ сынъ его, Семенъ Лизогубъ, надъ Семаковцами паномъ" {Румянцевскій Музей, Архивъ Маркевича, No 866; см. также No 965..}. Въ 1749 г. четверо жителей д. Скугаровъ жаловались въ генеральный войсковой судъ: "въ начала де вступленія Малороссіи въ польского владѣнія за гетмана Богдана Хмельницкаго подъ высокославную всероссійскаго престола державу вся любецкаго уѣзду шляхта при прежнихъ своихъ вольностяхъ, свободахъ и военской службѣ оставлена... во время же гетмана Мазепы какъ прочую любецкую шляхту, такъ де и ихъ Скугаровъ онъ, Мазепа, подвернулъ себѣ въ подданство, посля жъ того прочіимъ владѣлцамъ роздалъ въ подданство, въ томъ числѣ и ихъ, Скугаровъ, умершему полковнику черниговскому Полуботку отдалъ, а Полуботокъ Антоніевскому монастырю Любецкому" {Протоколы войскового генеральнаго суда. Московскій Архивъ Министерства Юстиціи, дѣла бывшей Черниговской Палаты Угол. и Гражд. Суда, опись 17, связка 12, кн. 48, дѣло 275, л. 206.}. Подобные же случаи происходили и въ другихъ мѣстахъ. Въ 1742 г. Павелъ и Иванъ Добродѣи, жители д. Добродѣевки стародубовскаго полка, жаловались войсковому генеральному суду, что предки ихъ во время принадлежности Малороссіи Польшѣ были шляхтичами, а послѣ отдѣленія отъ Польши "стародубовскимъ полковникамъ наслуговали дворянско", самихъ же ихъ "въ свое подданство повернулъ", завладѣвъ предварительно ихъ землями, войсковой канцеляристъ Романъ Коншицъ. Произведенное слѣдствіе выяснило, что Добродѣи дѣйствительно шляхетскаго происхожденія, но дѣдъ ихъ убилъ дѣда Романа Коншица и за это убійство уступилъ сыну убитаго половину своихъ земель, а позднѣе Коншицы завладѣли остальными землями, и самими Добродѣями {Тамъ же, св. 7, кн. 37, д. 114, лл. 603 об.-- 606,}.
   Такимъ образомъ, въ новой эпохѣ жизни Малороссіи сохранялось еще въ теченіе нѣкотораго времени прежнее имя шляхты, но этимъ именемъ обозначалось теперь лишь происхожденіе отдѣльныхъ семей и лицъ, не обладавшихъ никакими особыми правами и не смыкавшихся въ обособленную сословную группу. Шляхта же, какъ особое привилегированное сословіе, какъ высшій классъ общества, послѣ возстанія Хмельницкаго исчезла изъ малорусской жизни.
   Параллельно съ этимъ крупнымъ измѣненіемъ на верхней ступени общественной лѣстницы не менѣе существенныя перемѣны произошли и на нижнихъ ея ступеняхъ. И эти перемѣны не ограничивались тѣмъ, что главная масса малорусскаго крестьянства совершенно освободилась отъ панской власти и тѣмъ самымъ пріобрѣла себѣ личную свободу и гражданскія права. Одновременно съ этимъ исчезли и вообще рѣзкія грани, установленныя раньше закономъ между отдѣльными классами общества. При первыхъ же своихъ шагахъ возстаніе стерло такія грани и создало возможность свободнаго перехода изъ одной группы населенія въ другую. И эта возможность не была пріурочена только къ первому моменту возстанія, явившемуся вмѣстѣ съ тѣмъ моментомъ окозаченія значительныхъ массъ населенія, но сохранилась и позже. "А во всѣхъ полкѣхъ -- сообщалъ о войскѣ Богдана Хмельницкаго присланный къ нему въ 1650 г. Унковскій -- письменныхъ казаковъ 40.000. А ко времени и мѣщане и уѣздные люди козаки" {Акты Ю. и 3. P., VIII, Прибавленія, No 33. VIII, сс. 351--2.}. Мѣщане и крестьяне за все время возстанія свободно переходили въ ряды козаковъ, и одни только монастырскіе крестьяне встрѣчали затрудненія при такомъ переходѣ со стороны гетманской власти, во всѣхъ же остальныхъ случаяхъ онъ происходилъ совершенно безпрепятственно, тѣмъ болѣе, что такое окозаченіе населенія увеличивало военную силу возстанія. И это окозаченіе достигало такихъ размѣровъ, что не только во многихъ селахъ и деревняхъ, но и въ нѣкоторыхъ крупныхъ городахъ все населеніе поголовно оказалось перешедшимъ въ козачество. Въ Стародубѣ, напримѣръ, московскіе люди, приводившіе въ 1654 г. населеніе Малороссіи къ присягѣ на вѣрность московскому государю, не нашли ни одного мѣщанина: всѣ дѣшніе мѣщане переписались въ козаки. Но, если такъ свободно совершалось вступленіе въ козачество, то не менѣе свободнымъ являлся и выходъ изъ него. Въ декабрѣ 1653 года московскіе гонцы посланные къ Хмельницкому, сообщали государю, что въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Малороссіи имъ трудно было достать себѣ провожатыхъ изъ козаковъ, несмотря на помощь пристава: "онъ по козаковъ посылалъ, и козаки, государь, изъ городовъ не сбираются, его не слушаютъ, а иные, государь, за скудостью въ козакахъ быть не похотѣли и почали быть въ мѣщанехъ" {Акты Ю. и З. P., X, No 3. XIX, с. 81.}. И явленіе, отмѣченное московскими гонцами, не было ни мѣстнымъ, ни случайнымъ. Обѣднѣвшіе почему-либо козаки, не имѣвшіе болѣе возможности нести воинскую службу и отправлять походы съ "товариствомъ" ни сами, ни черезъ наймита, отказывались отъ дальнѣйшаго участія въ войскѣ, переходя въ ряды "поспольства" -- мѣщанъ или крестьянъ, и такой переходъ въ свою очередь совершался безпрепятственно и представлялъ собою въ эпоху возстанія широко распространенное явленіе.
   Съ окончаніемъ возстанія населеніе постепенно и распредѣлилось между этими двумя группами -- "товариства", или козаковъ, и "поспольства", въ которомъ объединялись мѣщане и крестьяне, причемъ часть стараго мѣщанства и крестьянства, вышедшаго въ бурные годы возстанія въ ряды козачества, вновь вернулась въ прежнія свои группы. Такое распредѣленіе совершалось, однако, внѣ прямыхъ мѣръ воздѣйствія со стороны власти, и въ основу этого распредѣленія легли по преимуществу соображенія экономическаго характера. "Якъ осѣли люде,-- разсказывали въ 1729 г. старожилы одной изъ мѣстностей Стародубовскаго полка исторію своего села -- тогда можнѣйшіе (болѣе зажиточные) пописалися въ козаки, а подлѣйшіе (болѣе бѣдные) осталися въ мужикахъ" {Генеральное слѣдствіе о маетностяхъ Стародубскаго полка. Рукопись библіотеки А. М. Лазаревскаго (теперь въ библіотекѣ Кіевскаго университета): л. 794, сказка жителей с. Горчаковъ.}. То же самое происходило и въ другихъ мѣстахъ. Болѣе состоятельные въ экономическомъ отношеніи элементы населенія брали на себя требовавшую большихъ расходовъ, но зато освобождавшую отъ большинства другихъ повинностей по отношенію къ государству военную службу, менѣе состоятельные -- оставались въ поспольствѣ или переписывались въ него и несли на себѣ бремя повинностей, отъ которыхъ было избавлено козачество. Установившіяся такимъ путемъ группы населенія и въ дальнѣйшей своей жизни не замыкались и не обособлялись одна отъ другой. Между ними поддерживалось непрерывное общеніе, и шелъ постоянный обмѣнъ людьми. Живя въ однихъ и тѣхъ же поселеніяхъ бокъ-о-бокъ съ мѣщанами и крестьянами, козаки вступали съ ними въ самыя разнообразныя отношенія, создававшія почву для такого обмѣна. Случалось, что козакъ, женясь на дочери мѣщанина или крестьянина, переходилъ во дворъ тестя и вмѣстѣ съ тѣмъ входилъ въ его группу, выходя изъ Козаковъ. Случалось также, что крестьянинъ или мѣщанинъ, женясь на козачкѣ и поселяясь во дворѣ ея отца, становился козакомъ. Но бывало также, что крестьянскій дворъ со вступленіемъ въ него зятя-козака переходилъ въ число козацкихъ, а козацкій при подобныхъ же условіяхъ становился крестьянскимъ. Не менѣе часто бывало, что козаки переходили въ крестьяне или "посполитые" и обратно внѣ всякой зависимости отъ родственныхъ связей, исключительно по соображеніямъ экономическаго характера. И случалось, что изъ двухъ отдѣльно жившихъ братьевъ одинъ былъ козакомъ, а другой посполитымъ {"Братъ мой былъ въ мужичьемъ тяглѣ, а я издавна всегда былъ въ услугахъ войсковыхъ, какъ и нынѣ",-- писалъ въ 1678 г. гетману одинъ изъ жителей с. Розлетъ. Акты Ю. 3. P., XIII, No 159. с. 699.}.
   Такой переходъ изъ одной группы населенія въ другую совершался тѣмъ легче, что по размѣру своихъ правъ онѣ оказались послѣ возстанія стоящими очень близко одна отъ другой. Не говоря уже о мѣщанахъ, и крестьяне пріобрѣли теперь всю полноту гражданскихъ правъ и, въ частности, сдѣлались полными собственниками своихъ земельныхъ участковъ. И это пріобрѣтеніе крестьянствомъ правъ земельной собственности было до такой степени под нымъ и всеобщимъ, что распространилось даже на тѣхъ крестьянъ которые остались въ зависимости отъ уцѣлѣвшихъ въ странѣ помѣщиковъ-шляхтичей и монастырей. Въ тѣхъ самыхъ имѣніяхъ, которыя по традиціямъ стараго порядка, унаслѣдованнымъ новой эпохой, переходили по наслѣдству, завѣщались, дарились и продавались "со всѣми принадлежностями, съ подданными и съ ихъ землями", эти "подданные" являлись теперь собственниками земель, на которыхъ они сидѣли, и въ свою очередь обладали по отношенію къ нимъ неограниченнымъ правомъ отчужденія. Вслѣдствіе скудности источниковъ, сохранившихся отъ той эпохи, о которой у насъ идетъ сейчасъ рѣчь, мы не имѣемъ, правда, современныхъ этой эпохѣ свидѣтельствъ, достаточно ясно обрисовывающихъ только что указанныя отношенія. Но въ источникахъ немного болѣе поздняго времени встрѣчается немало эпизодовъ, бросающихъ яркій ретроспективный свѣтъ на эти отношенія.
   Въ 1705 г. въ генеральномъ судѣ разбиралось дѣло по жалобѣ Новгородсѣверскаго монастыря на козаковъ с. Мѣзина, скупившихъ часть земель у монастырскихъ посполитыхъ вопреки гетманскому универсалу, "грозно забороняючому" имъ такую покупку. Призванные къ отвѣту "Остапъ Ветохъ, атаманъ Мѣзинскій, съ товариствомъ", какъ записано въ рѣшеніи суда, "твердили тое, же (что) якъ намъ, мовитъ, козакамъ въ подданыхъ монастырскихъ, такъ взаемне и подданымъ монастырскимъ у насъ козаковъ, вольно бывало всякіе грунта куповати и онымъ владѣти". Въ данномъ случаѣ судъ въ виду наличности спеціальнаго гетманскаго универсала, "грозно заказуючого, жебы они козаки въ тяглыхъ людей, подданыхъ монастырскихъ, а тяглые люде у ихъ козаковъ, жадныхъ (никакихъ) грунтовъ куповати не важилися", не призналъ правомѣрными дѣйствія козаковъ и отсудилъ отъ нихъ спорныя земли. {Документы монастырей, переданные изъ архива Черy. Каз. Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, No 1616--2536.} Но еще въ началѣ XVIII вѣка бывали случаи, когда тотъ же генеральный судъ признавалъ за владѣльческими посполитыми право продажи ихъ земель на сторону. Въ 1702 г. генеральный судъ разбиралъ земельный споръ между Новгородсѣверскимъ Спасскимъ монастыремъ и "обывателькой новгородской" вдовой нѣкоего Гануса Стягадла. Въ этомъ спорѣ рѣчь, между прочимъ, шла о земляхъ, купленныхъ Ганусомъ Стягадломъ подъ монастырскимъ селомъ Ксендзовкой, и по отношенію къ этимъ землямъ судъ вынесъ такое рѣшеніе: такъ какъ вызванные свидѣтели "очне предъ судомъ сознали, же суть (эти земли) чрезъ него, Гануса, купленныя, то, яко право научаетъ, же купленные грунта даромъ ни у кого отнимованы быти не маютъ, такъ грунта тіи Ганусовы у вольномъ владѣнію и спокойномъ заживанню пани Стягадловой и сыновъ оной маютъ быти безъ перешкоды вѣчными часы". Между тѣмъ продавали Ганусу и обмѣнивали съ нимъ земли некто иной, какъ подданные Новгородсѣверскаго монастыря и притомъ "безъ благословенія его милости господина отца архимандриты Новгородскою". {Тамъ же, No 1616--2542, лл. 19 и 24.} Судъ, однако, не усмотрѣлъ въ этомъ послѣднемъ обстоятельствѣ ничего, что могло бы разрушить силу заключенной гражданской сдѣлки.
   Продавая свои земли на сторону, владѣльческіе посполитые порой продавали ихъ и собственнымъ владѣльцамъ. Въ 1733 г. нѣсколько жителей с. Грабова, подданныхъ Троицкаго Черниговскаго монастыря, засвидѣтельствовали передъ черниговскимъ магистратомъ, что "въ прошлыхъ старыхъ годахъ, чему будетъ лѣтъ больше пятидесяти", предки ихъ, подданные того же монастыря, продали ему часть своихъ земель за 200 р.; засвидѣтельствованіе это сдѣлавшіе его посполитые просили занести въ магистратскія книги, "чтобъ въ потомніе времена тая предковъ ихъ продажа обители была крѣпка и вѣроятна". {Рум. Опись, въ библіотекѣ Академіи наукъ, т. 6.} Въ 1690 г. "войтъ съ громадой" селъ Соболевки и Малыхъ Лѣтковъ въ Кіевскомъ полку продали "пану Сергію Солонинѣ, хоружому нашему полковому и панови", свой собственный "ставокъ" подъ с. Малыми Лѣтками за двадцать золотыхъ (4 р.) и позволили занять здѣсь греблю и построить млинъ, на что и выдали свое "громадское писаніе". Въ послѣднемъ они при этомъ оговаривали, чтобы къ ихъ полямъ и сѣножатямъ, прилегающихъ къ проданному ставку, "панъ хоружій жадною мѣрою не належалъ и до нихъ не вручался и къ себѣ не привлащалъ, бо самую только рѣку продаемо, а грунтовъ нѣтъ" {Рум. Опись, въ библіотекѣ кіевскаго университета. Кіевскій полкъ, Документы Остерской сотни, т. III, No 310. Въ данномъ случаѣ дѣло происходило въ новомъ владѣніи: с. Соболевка дано было Солонинѣ гетм. Мазепой въ 1689 г. Ген. слѣдствіе о мѣстностяхъ Кіев. полка (Кіевъ, 1892), с. 7.}.
   Сами владѣльческіе посполитые еще въ началѣ второй четверти XVIII вѣка считали, что они имѣютъ неоспоримое право собственности на предковскія земли, на которыхъ сидятъ, въ частности -- могутъ сохранять эти земли за собою, выходя изъ-подъ власти владѣльца имѣнія, равно какъ могутъ продавать ихъ на сторону. И, встрѣчая препятствія въ такихъ дѣйствіяхъ, они, случалось, еще и въ это время обращались въ судъ или къ высшей власти страны, ища у нихъ возстановленія своего нарушеннаго права. Въ 1725 г. посполитый Тимохъ Нетягь съ братьями, жившій передъ тѣмъ въ с. Хмелевкѣ подъ Стародубомъ, а оттуда перешедшій въ слободу Костобобръ, жаловался въ генеральную войсковую канцелярію на прежняго своего владѣльца, бывшаго стародубовскаго городничаго Паливоду, который, вытѣснивши своими притѣсненіями его и его братьевъ изъ Хмелевки, "не допустивши намъ никому нашихъ грунтовъ продавать, не только самъ завладѣлъ оными нолями, сѣножатми, гаями и огородами, лечъ и будувлю (строенія) въ дворовъ нашихъ себѣ позабиралъ, а иную въ Винницѣ у себя попалилъ, жадной (никакой) намъ за тое не чинячи нагороди и платы". Нетягъ просилъ произвести розыскъ объ обидахъ, причиненныхъ ему Паливодой, "и грунта наши, неслушне (несправедливо) имъ завладѣйте, намъ воспять возвратить, любъ оныхъ продать кому-нибудь не боронить". {Харьковскій Историческій Архивъ Малор. Колоніи, Черниг. отд., No 1070.} Подобную же претензію заявили въ 1731 г. нѣсколько посполитыхъ Жаровскаго хутора, принадлежавшіе гетману Апостолу. Въ поданной гетману челобитной они сообщали, что одни изъ нихъ еще въ 1715 г., другіе въ 1726 г. перешли въ "державу" Апостола изъ с. Жаровки, находившагося во владѣніи Полуботковъ, и все время послѣ этого перехода "владѣли грунтомъ своимъ Жаровскимъ и поля засѣвали". "А нынѣ -- продолжали жалобщики -- теперешнего времени въ нашихъ грунтовъ на ихъ милостей пановъ Полуботковъ панщиною наше жито пожали и копы съ поля поперевожували въ с. Жаровку". Усматривая въ этомъ явное нарушеніе своихъ правъ, челобитчики просили гетмана вернуть имъ какъ хлѣбъ, снятый съ ихъ земли, такъ и самую землю {Тамъ же, No 12.540.}.
   Въ тѣхъ случаяхъ, когда владѣльческіе цосполитые осуществляли свое право собственности на земельные участки, на которыхъ они сидѣли, путемъ продажи этихъ участковъ другимъ посполитымъ того же владѣльца или ему самому, земля, по крайней мѣрѣ, не выходила изъ службы послѣднему. Иначе складывалось дѣло, когда посполитый уходилъ изъ "маетности", сохраняя за собою земельный участокъ, или же продавалъ этотъ послѣдній посполитому, не подчиненному данному владѣльцу, либо козаку. Въ этихъ случаяхъ интересы владѣльца имѣнія терпѣли прямой и существенный ущербъ и, тѣмъ не менѣе, еще въ началѣ XVIII столѣтія владѣльцы, даже жалуясь на убыточность для нихъ такого рода сдѣлокъ, не всегда рѣшались оспаривать ихъ правомѣрность. Въ 1712 г. архимандритъ Нѣжинскаго Благовѣщенскаго монастыря вмѣстѣ съ братіей послѣдняго обратился къ гетману Скоропадскому съ горькой жалобой на разнаго рода бѣдствія, испытываемыя монастыремъ. "Село Талалаевка -- писали, между прочимъ, въ этой жалобѣ монахи -- именемъ точію монастырское называется, а вещію многіе инніе владѣютъ господа, подъ которыхъ поподдававшися наши подданные онымъ повинность отбуваютъ, а наши грунта монастырскіе пашутъ. Другіе наши же подданные позаводили то заставою (закладомъ), то продажою на сторону пахатные грунта, а сами то повходили, то знищали, откуду умалилось людей, то не на чомъ интому сѣсти. Прикажи, ваша папская милость, тимъ вступити (уступить), а мы монастырскими срогими оплатимъ, а тіе, то подъ иншихъ власть повдавались, дабы знову монастыру послушные были" {Румянцевскій Музей, Архивъ Маркевича. No 349.}. Указывая на убытокъ, какой принесла монастырю продажа посполитыми "монастырскихъ грунтовъ", монахи все же такимъ образомъ ходатайствовали только о разрѣшеніи выкупитъ проданныя земли, а не о безденежномъ ихъ возвращеніи, и лишь посполитыхъ, ушедшихъ въ другія владѣнія и продолжавшихъ пользоваться прежними своими землями, прямо просили вернуть въ послушенство монастырю.
   Приведенные эпизоды конца XVII и начала XVIII вѣковъ, сохранившіе въ себѣ явственные отголоски правовыхъ воззрѣній предшествовавшей эпохи, позволяютъ составить достаточно ясное представленіе о тѣхъ порядкахъ, какіе водворились въ Малороссіи въ сферѣ правъ на землю даже въ уцѣлѣвшихъ владѣльческихъ имѣніяхъ непосредственно вслѣдъ за возстаніемъ Богдана Хмельницкаго. Крестьяне, населявшіе эти имѣнія, являлись теперь собственниками своихъ земельныхъ участковъ и могли не только передавать ихъ по наслѣдству, но и закладывать, продавать и вообще отчуждать всякими способами на сторону. Вмѣстѣ съ тѣмъ, будучи лично свободными людьми, они могли въ любой моментъ уйти изъ имѣнія и порой, уйдя дѣйствительно изъ него, продолжали пользоваться прежними своими землями, а если не пользовались сами, то продавали ихъ, и притомъ продавали не только посполитымъ, но и козакамъ. Не трудно представить себѣ, какія серьезныя ограниченія вносилъ этотъ порядокъ въ право владѣльцевъ имѣній, и какъ сокращалъ онъ въ практикѣ жизни эти послѣднія права. Въ практикѣ,-- потому что въ теоріи существовало нѣчто другое. Въ самомъ дѣлѣ, вновь пріобрѣтенныя крестьянствомъ права не были закрѣплены за нимъ никакимъ общимъ законодательнымъ опредѣленіемъ, и суды, и администрація въ тѣхъ случаяхъ, когда признавали ихъ, не могли въ сущности сослаться ни на какія иныя положенія закона. Эти права опирались лишь на обычаѣ, создававшемся изъ всего хода вещей, изъ слабости уцѣлѣвшихъ въ странѣ владѣльцевъ имѣній и силы только что одержавшаго грандіозную побѣду крестьянства. Законы же страны -- тѣ законы, которые были торжественно подтверждены ей въ результатѣ переговоровъ Богдана Хмельницкаго съ московскимъ правительствомъ.-- говорили о другомъ порядкѣ, и именно о такомъ, въ составъ котораго входили широкая власть помѣщика надъ личностью зависимаго отъ него крестьянина и право собственности перваго на земли, находящіяся въ пользованіи второго. Соотвѣтствующія статьи Литовскаго Статута оставались не отмѣненными и не замѣненными никакимъ другимъ закономъ, какъ бы сохраняя г ю свою силу. На практикѣ, однако, въ годы, непосредственно слѣдовавшіе за возстаніемъ, оторвавшимъ Малороссію отъ Польши, примѣнять эти статьи не было возможности, и не находилось даже охотниковъ ссылаться на нихъ. Онѣ оставались въ бездѣйствіи, и между не отмѣненнымъ, но и не примѣняемымъ закономъ и дѣйствительнымъ теченіемъ жизни существовалъ глубокій разладъ.
   Этотъ разладъ былъ лишь однимъ изъ частныхъ проявленій того общаго несоотвѣтствія, какое водворилось въ Малоросіи послѣ возстанія Богдана Хмельницкаго, между закономъ, взятымъ въ наслѣдство отъ старой эпохи, и дѣйствительною жизнью страны. Законъ стараго времени зналъ общество, раздѣленное на рѣзко разграниченныя сословныя группы. На дѣлѣ послѣ возстанія, какъ мы уже видѣли, общественныя группы частью слились, частью сблизились одна съ другой и между "товариствомъ" и "поспольствомъ", на которыя распалось теперь населеніе, между козачествомъ, мѣщанствомъ и крестьянствомъ не было никакой рѣзкой, неперехожимой грани. Въ каждую изъ этихъ группъ открытъ былъ доступъ для членовъ другой, и вмѣстѣ съ тѣмъ онѣ были близки одна къ другой по размѣрамъ тѣхъ правъ, какими обладали члены каждой изъ нихъ. Мѣщане и крестьяне, объединявшіеся подъ именемъ "поспольства", наравнѣ съ козаками пользовались въ новомъ строѣ не только гражданскими, но и политическими правами. Складывавшійся такимъ образомъ общественный строй былъ много проще, самое общество -- несравненно однороднѣе, чѣмъ это допускалось включенными въ число "правъ и вольностей" Малороссіи законами польскаго времени, и соотвѣтствующія части этихъ законовъ оставались опять-таки безъ примѣненія къ жизни. Различіе дѣйствительно существовавшихъ въ послѣдней общественныхъ группъ заключалось не столько въ объемѣ принадлежавшихъ ихъ членамъ правъ, сколько въ характерѣ лежавшихъ на нихъ обязанностей по отношенію къ государству. Военной службѣ козаковъ, дававшей имъ большую самостоятельность и нѣкоторыя хозяйственныя льготы, соотвѣтствовала финансовая служба посольства, выражавшаяся въ разнаго рода платежахъ и повинностяхъ. Несеніе же того или иного вида службы, а вмѣстѣ съ тѣмъ и принадлежность къ той или иной общественной группѣ опредѣлялись, благодаря возможности перехода изъ одной группы въ другую, свободнымъ выборомъ каждаго лица,-- выборомъ, въ основу котораго всего чаще ложились экономическія причины. Разорявшіеся по чему-либо козаки, для которыхъ становилась черезчуръ тяжелой военная служба, спускались въ ряды посполитыхъ, а разбогатѣвшіе посполиты и мѣщане нерѣдко, наоборотъ, стремились перейти и дѣйствительно переходили въ ряды козачества.
   Тѣ же самыя экономическія причины создавали, конечно, извѣстное разслоеніе и внутри указанныхъ группъ. Въ частности, среди козачества на первыхъ же порахъ явственно обозначился особый разрядъ "значнаго товариства". Въ него вошли, прежде всего, старыя козацкія семьи, выдѣлявшіяся и раньше своею экономическою состоятельностью, и своимъ вліяніемъ въ войскѣ. Въ дальнѣйшемъ къ нимъ примкнулъ рядъ семей и лицъ, которыя такъ или иначе выдвинулись за время долгихъ войнъ, сопровождавшихъ отдѣленіе Малороссіи отъ Польши, пріобрѣтя ли себѣ въ этихъ войнахъ значительныя имущественныя средства или успѣвъ оказать болѣе или менѣе серьезныя услуги "войску запорожскому". Сюдаже вошли въ своемъ большинствѣ уцѣлѣвшіе въ странѣ остатки владѣльческой шляхты и нѣкоторые изъ прежнихъ "земянъ". Всѣ эти элементы, близкіе одинъ къ другому по своему хозяйственному положенію, образовали собою какъ бы особый, высшій разрядъ козачества. Но этотъ разрядъ въ свою очередь менѣе всего былъ замкнутой группой. По самымъ условіямъ своего образованія онъ обладалъ измѣнчивымъ и текучимъ составомъ, постоянно отдавая своихъ членовъ другимъ общественнымъ группамъ и воспринимая изъ нихъ въ себя новые элементы. Никакія правовыя опредѣленія не отграничивали его отъ остальной козацкой массы, и выдѣлялся онъ изъ послѣдней лишь бытовыми условіями. Правда, память о прежнихъ правахъ польской шляхты и наличность въ составѣ самого этого разряда бывшихъ шляхтичей не прошли совершенно безслѣдно для психологіи входившихъ въ него лицъ и уже довольно рано вызвали въ ихъ средѣ попытки прочнѣе закрѣпить свое положеніе путемъ пріобрѣтенія грамотъ на шляхетское или дворянское достоинство. Переходъ Выговскаго на сторону Польши сопровождался нобилизаціей части козацкихъ семей и обѣщаніемъ періодическаго повторенія такой нобилизаціи въ будущемъ. Въ свою очередь поѣздка Бруховецкаго въ 1665 г. въ Москву принесла самому гетману санъ боярина, а лицамъ, занимавшимъ въ тотъ моментъ должности генеральной старшины и полковниковъ,-- грамоты на дворянское достоинство. Наряду съ этимъ удачныя попытки полученія грамотъ на дворянство предпринимались и отдѣльными лицами. Такъ, напримѣръ, Забѣлы выхлопотали себѣ нобилизацію въ Польшѣ {Акты Ю. и З. P., VI, No 61, стр. 177.}. Въ Польшѣ же былъ нобилизованъ въ 1661 г. уманскій полковникъ Иванъ Лизогубъ, а братъ его, каневскій полковникъ Яковъ Лизогубъ, получилъ въ 1667 г. Жалованную грамоту на дворянство отъ московскаго государя {Лазаревскій "Люди старой Малороссіи", К. 1882, с. 1; Акты Ю. и З. P., VI, No 58, стр. 163; самая грамота Як. Лизогубу напечатана въ "Лѣтописномъ повѣствованіи о Малой Россіи" Ригельмана, М. 1847, ч. II, стр. 101--102, примѣчаніе.}. Въ 1673 г. польскій сеймъ и король возвели въ шляхетское званіе переяславскаго полковника Род. Гр. Дмитрашка {Акты Ю. и З. P., XI, No.106, стр. 331--333.}. Въ сущности, однако, всѣ эти попытки не давали и не могли дать сколько-нибудь серьезныхъ результатовъ. И, когда переяславскія полковникъ Данило Ермоленко, вмѣстѣ съ другими полковниками времени Бруховецкаго получившій изъ Москвы дворянское званіе, вслѣдъ за тѣмъ, будируя противъ москоdвскаго правительства, заявлялъ: "мнѣ дворянство не надобно, я по старому козакъ" {Акты Ю. и З. P., VI, No 41, стр. 101--102.}, онъ въ этихъ словахъ лишь давалъ совершенно правильное опредѣленіе своего общественнаго положенія, опредѣленіе, которое могло быть повторено и по отношенію ко всѣмъ другимъ лицамъ той эпохи, получившимъ грамоты на шляхетство изъ Варшавы или на дворянство изъ Москвы. Всѣ они въ концѣ концовъ оставались по старому козаками, такъ какъ ни королевскія, ни царскія грамоты на дворянство, въ виду отсутствія въ Малороссіи особаго дворянскаго сословія, не сообщали своимъ обладателямъ Никакихъ реальныхъ правъ. На этомъ пути, по которому и пошли лишь очень немногія лица, не могли такимъ образомъ создаться условія для сколько-нибудь прочнаго обособленія "значнаго товариства" отъ остальной массы козачества. Но скоро возможность такого обособленія намѣтилась на другомъ пути, опредѣлившемся тѣмъ развитіемъ, какое получили установившіеся въ странѣ порядки управленія,-- развитіемъ, подготовившимъ условія для преобразованія расплывчатой группы "значнаго товариства" въ сравнительно сплоченный массъ старшины.
   

VII.

   Оторвавшись отъ Польши, "Войско Запорожское", какъ офиціально именовало себя образовавшееся подъ властью Богдана Хмельницкаго государство, порвало и съ порядками управленія польской эпохи. Старыя власти или, по крайней мѣрѣ, высшія изъ нихъ, какъ и старый общественный строй, были уничтожены вихремъ возстанія, а на мѣсто ихъ за время того же возстанія возникли новыя власти и новый порядокъ управленія, создавшіеся, съ одной стороны, подъ прямымъ воздѣйствіемъ порядковъ козацкаго войска, съ другой -- подъ вліяніемъ ожившихъ въ народной массѣ старыхъ общинныхъ традицій.
   Основной ячейкой новаго государственнаго строя, сложившагося за время возстанія, являлось свободное село, представлявшее собою самоуправляющуюся общину. Если -- какъ это и бывало въ большинствѣ случаевъ -- въ одномъ селѣ жили и крестьяне, и козаки, то въ немъ складывались двѣ общины -- посполитская "громада" и козацкое "товариство". Во главѣ первой стоялъ выбираемый ею войтъ, вѣдавшій всѣ ея административныя дѣла и разбиравшій вмѣстѣ съ нѣсколькими "мужами", обычно въ присутствіи всей громады, судебныя тяжбы посполитыхъ. Козаки въ свою очередь въ каждомъ селѣ выбирали себѣ атамана, который въ походѣ былъ ихъ предводителемъ, а въ остальное время исправлялъ по отношенію къ нимъ тѣ же обязанности, что войтъ по отношенію къ посполитымъ, соединяя въ своемъ лицѣ административную и судебную власть; при этомъ свой судъ онъ также вершилъ въ присутствіи сельскаго "товариства" и съ участіемъ нѣсколькихъ наиболѣе авторитетныхъ "товарищей войсковыхъ". Нерѣдко и вся община принимала дѣятельное участіе въ судѣ какъ атамана, такъ и войта, беря на себя производство слѣдствія и розыскъ обвиняемаго, а подчасъ оказывая и прямое воздѣйствіе на постановку приговора. Если то или иное судебное дѣло, возникавшее въ предѣлахъ села, касалось и Козаковъ, и посполитыхъ, оно разбиралось "зупольнымъ" или "зобопольнымъ (общимъ, совмѣстнымъ) урядомъ" -- атаманомъ и войтомъ съ "товарищами" и "мужами" -- въ присутствіи товариства и громады. Оба "уряда", казацкій и посполитскій, выступали и дѣйствовали совмѣстно и въ разнаго рода административныхъ дѣлахъ, касавшихся цѣлаго села, и въ дѣлахъ судебныхъ, въ которыхъ все село являлось истцомъ или отвѣтчикомъ. Наконецъ, передъ сельской общиной и съ выборными лицами заключались ея членами всякаго рода гражданскія сдѣлки, тѣмъ самымъ пріобрѣтавшія прочную санкцію {Д. П. Миллеръ, посвятившій въ своей цѣнной работѣ о статутовыхъ судахъ въ гетманской Малороссіи нѣсколько интересныхъ, хотя и не свободныхъ отъ кое-какихъ частныхъ ошибокъ, страницъ судамъ времени, непосредственно слѣдовавшаго за возстаніемъ Хмельницкаго, между прочимъ, утверждаетъ, что "сельскимъ судамъ принадлежало право актованія всякихъ договоровъ и сдѣлокъ, записыванія въ свои книги протестовъ, совершенія купчихъ и духовницъ на малыя суммы" ("Очерки изъ исторіи и юридическаго быта старой Малороссіи. Суды земскіе, городскіе и подкоморскіе въ XVIII в.". Сборникъ Харьк. Истор.-филолог. Общества, т. 8, стр. 70). А. М. Лазаревскій ("Замѣчанія на историческія монографіи Д. П. Миллера", X, 1898, стр. 31) возражалъ на это, что, хотя сельскій урядъ и присутствовалъ при совершеніи разнаго рода юридическихъ актовъ, "но актикаціи при этомъ не совершалось, потому что некому и негдѣ (книгъ не было) было производить записку актовъ". Съ своей стороны, и мнѣ не доводилось встрѣчать въ источникахъ никакихъ указаній, которыя позволяли бы сдѣлать заключеніе о веденіи актовыхъ книгъ сельскими урядами.}.
   Нѣсколько селъ объединялись въ болѣе крупный административный и судебный округъ -- сотню. Такія сотни частью прямо замѣнили собою прежнія "волости", унаслѣдовавъ ихъ территорію, частью были образованы вновь. Въ сотенномъ мѣстечкѣ, являвшемся центромъ сотни, мѣщане, согласно старому порядку, практиковавшемуся въ мѣстечкахъ еще въ польское время, выбирали для завѣдыванія своими административными и судебными дѣлами ратушу съ войтомъ во главѣ ея. Но теперь эта ратуша во многомъ измѣнила свое значеніе. Съ одной стороны, она вѣдала теперь администрацію и судъ не только по отношенію къ мѣщанамъ своего мѣстечка, но и по отношенію къ посполитымъ всей сотни. Съ другой, сама ратуша подчинилась сотенному козацкому уряду, точнѣе говоря -- сотнику, который принималъ участіе и въ административныхъ ея распоряженіяхъ, и въ судебныхъ засѣданіяхъ, занимая въ томъ и другомъ случаѣ положеніе прямого ея начальника. Сообразно этому, и въ выборѣ сотника, являвшагося предводителемъ Козаковъ своей сотни въ походѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ бывшаго администраторомъ и судьей для всего населенія сотни, принимали участіе не только козаки, но также и мѣщане и свободные посполитые. Помимо сотника, сотенный козацкій урядъ составляли еще сотенный городовой атаманъ, сотенный асаулъ, писарь и хоружій. Вся эта сотенная старшина, выбиравшаяся козачествомъ, занимая должности въ козацкомъ войскѣ, одновременно вѣдала вмѣстѣ съ сотникомъ административныя дѣла сотни, касавшіяся Козаковъ. Судебныя же дѣла послѣднихъ, какъ и дѣла мѣщанъ и посполитыхъ, обычно разбирались "зобопольнымъ урядомъ, козацкимъ и мѣскимъ (городскимъ)", или "войсковымъ и мѣскимъ", въ составъ котораго чаще всего входили сотникъ, городовой атаманъ, войтъ и бурмистры. Нерѣдко къ участію въ судѣ привлекались и "знатные" войсковые товарищи, и мѣщане, а порой въ немъ дѣятельно участвовали и все товариство, и мѣщанская громада, передъ которыми онъ совершался. Сотенный урядъ, и въ этихъ случаяхъ опять-таки по большей части "зобопольный", принималъ, наконецъ, отъ населенія сотни заявленія о всякаго рода гражданскихъ сдѣлкахъ и заносилъ эти сдѣлки въ свои книги.
   Сотни въ свою очередь объединялись въ еще болѣе крупныя территоріальныя единицы -- полки. Во главѣ каждаго изъ послѣднихъ стоялъ выбранный населеніемъ полковникъ съ окружавшей его выборной же козацкой старшиной, занимавшей въ полку должности, аналогичныя тѣмъ, какія существовали въ сотнѣ, съ прибавкою еще должностей обознаго и судьи. Полковники и полковая старшина опять-таки соединяли въ себѣ и воиновъ, и администраторовъ, и судей, причемъ власти полковника въ полку, какъ власти сотника въ сотнѣ, равно подчинялось и "товариство", и "поспольство". Не избѣгли подчиненія власти полковниковъ даже мѣщане крупныхъ городовъ, обладавшихъ Магдебургскимъ правомъ, обезпечивавшимъ имъ полную независимость сословнаго самоуправленія. Сила козацкой сабли, только что сломившей старый строй съ его правами и привилегіями, была слишкомъ велика, и, несмотря на грамоты московскаго правительства, однимъ изъ крупныхъ малорусскихъ то родовъ подтвердившаго, а другимъ вновь давшаго Магдебургское право, магистраты этихъ городовъ оказались въ полномъ подчиненіи власти полковниковъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, сохраняя свои спеціальныя функціи въ сферѣ управленія и суда надъ мѣщанами города, эти магистраты, подобно ратушамъ болѣе мелкихъ городовъ, были приспособлены и къ болѣе широкимъ нуждамъ: въ полковыхъ городахъ также состоялось сліяніе "войскового" и "мѣскаго" урядовъ, при которомъ козацкая старшина отправляла судъ и надъ козаками, и надъ посполитыми совмѣстно съ выборными представителями мѣщанскаго населенія {При этомъ "Войско Запорожское" въ лицѣ своихъ главныхъ руководителей, повидимому, одинаково стремилось воспользоваться и судебнымъ опытомъ, накопившимся у мѣщанства за время предыдущей его жизни, и нормами дѣйствовавшаго въ городахъ права. Въ 1665 г. гетманъ Бруховецкій въ Москвѣ "билъ челомъ, чтобъ великій государь умилосердился: войту, бурмистру и всѣмъ мѣщанамъ Галицкимъ особою своею государскою грамотою Майдебургское право дати, противъ иныхъ началнѣйшихъ мѣстъ, изволилъ, чтобъ противъ права Майдебургского моистратъ въ Галичѣ учиненъ былъ, для того, что при гетманѣ нынѣ и потомъ многіе дѣла великіе и головные прилучатися будутъ, которые судомъ и правомъ Майдебургскимъ доброе докончаніе и правдѣ святой не противное, безъ вреда ссьѣсти человѣческіе, взяти могутъ". Акты Ю. и 3. P., VI, 1.XVI, стр. 16--18.}.
   Полковники, которымъ подчинялись и у которыхъ судились сотники, съ своей стороны были подчинены гетману, главѣ всего "Войска Запорожскаго". Вмѣстѣ съ генеральною старшиною, своими помощниками въ дѣлѣ управленія козацкимъ войскомъ и въ дѣлѣ правленія страною, гетманъ долженъ былъ избираться на общей войсковой радѣ, въ которую входили и "товариство", и "поспольство", и, однажды будучи избранъ, получалъ широкую власть надъ всѣмъ населеніемъ страны, сосредоточивая въ своихъ рукахъ права не только верховнаго администратора и судьи, но въ извѣстной мѣрѣ и законодателя. Та же войсковая рада могла, однако, и лишить его гетманства, "скинуть съ уряда", подобно тому, какъ полчане могли въ любое время "скинуть съ уряда" своего полковника и членовъ полковой старшины, сотняне -- своего сотника и сотенную старшину, наконецъ, сельчане -- своего атамана или войта.
   Этотъ строй, намѣченный мною въ самыхъ общихъ чертахъ, не былъ установленъ какимъ-либо общимъ декретомъ, какимъ-нибудь общимъ законодательнымъ актомъ, а сложился, подъ непрерывный почти звонъ оружія, путемъ постепеннаго, хотя и очень быстро совершившагося приспособленія страны къ новымъ условіямъ жизни. Сообразно этому онъ не установился во всѣхъ своихъ деталяхъ сразу и не сразу принялъ по всей странѣ вполнѣ однообразныя формы. Довольно долго въ немъ существовали и мѣстныя отличія, и значительная неопредѣленность порядковъ. Мѣстами, какъ въ Стародубовскомъ полку, свободныхъ посполитыхъ еще въ началѣ XVIII вѣка вѣдали особые "волоскіе (волостные) сотники", зависимые отъ магистрата, въ другихъ же мѣстахъ подобныхъ должностей, повидимому, вовсе невозникало {О "волоскихъ сотникахъ" Стародубовскаго полка см. у Лазаревскаго "Описаніе старой Малороссіи", I, 117; быть можетъ, аналогію этимъ сотникамъ представляетъ упоминающійся въ Прилуцкомъ полку въ одной купчей 1684 г. рядомъ съ атаманомъ с. Полонокъ "сотникъ мѣшчанскій". Лазаревскій, "Оп. ст. Малор"., III, стр. 152, пр. 1.}. Полковые судьи еще въ 1654 г. были не во всѣхъ полкахъ, а наряду съ этимъ въ одной изъ сотенъ Кіевскаго полка въ XVII вѣкѣ существовалъ сотенный судья {Именно, въ сотнѣ Носовской въ документѣ 1684 г. упоминается "судія носовскій". Обозрѣніе Рум. Описи, II, 144--145.} -- должность, оставшаяся, кажется, совершенно неизвѣстной другимъ сотнямъ Кіевскаго, какъ и всѣхъ иныхъ полковъ. Съ повсемѣстнымъ возникновеніемъ таковыхъ судей, судъ все же не сосредоточился въ ихъ рукахъ. Въ 1662 г. "судьями Черниговскаго полку", напримѣръ, одинъ документъ называетъ городового атамана и полкового судью { Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академія Наукъ, т. 3.}. Судилъ въ полковомъ судѣ и самъ полковникъ, единолично или съ участіемъ нѣкоторыхъ лицъ изъ полковой старшины и "товариства"; судили, по порученію полковника, и другіе члены полковой старшины, а то и просто "войсковые товарищи". Вмѣстѣ съ тѣмъ первое время полковой судъ не былъ и пріуроченъ къ одному опредѣленному мѣсту. Нерѣдко, когда въ той или иной сотнѣ требовалось разобрать болѣе или менѣе серьезное дѣло, въ нее являлся "высланый" или "сосланый отъ пана полковника" членъ полковой старшины либо войсковой товарищъ и, "засѣвши на мѣстцу ввыкломъ судовомъ", сообща съ мѣстною сотенной и городовой старшиною въ присутствіи товариства и громады творилъ судъ, причемъ такое судебное засѣданіе считалось полковымъ судомъ. Подобный же порядокъ практиковали и по отношенію къ генеральному суду. "Высланыя по росказанью пана гетмана особы", среди которыхъ далеко не всегда непремѣнно находился и генеральный судья, точно такъ же выѣзжали въ полки и совмѣстно съ мѣстными властями вершили тамъ судъ, вынося рѣшенія, имѣвшія значеніе рѣшеній генеральнаго суда. Судебная власть считалась въ сущности принадлежащей главнымъ правителямъ края -- сотникамъ, полковникамъ и гетману; и каждый изъ нихъ могъ делегировать ее въ предѣлахъ подвластной ему территоріи любому подчиненному лицу, нисколько не нарушая этимъ правильности самаго суда, лишь бы послѣдній происходилъ съ соблюденіемъ установленныхъ формъ и съ извѣстнымъ участіемъ той общины, интересы которой затрагивались даннымъ судебнымъ дѣломъ. Не было также первое время установлено ни строгаго распредѣленія дѣлъ между судами по ихъ компетенціи, ни строгаго порядка судебныхъ инстанцій, хотя, конечно, съ самаго начала нѣкоторыя болѣе важныя дѣла рѣшались лишь высшими судами, а вмѣстѣ съ тѣмъ практиковалось и обжалованіе приговоровъ низшихъ судовъ въ высшіе. Лишь постепенно установились предѣлы компетенціи отдѣльныхъ судовъ, создался точный инстанціонный порядокъ, полковые судъ и судъ генеральный установили свой составъ и прочно усѣлись въ опредѣленныхъ мѣстахъ. Лишь постепенно также установились вполнѣ опредѣленные и однообразные для всей страны порядки въ сферѣ администраціи и мѣстнаго хозяйства. Нѣкоторыми своими сторонами этотъ процессъ формированія административныхъ и судебныхъ порядковъ зашелъ далеко въ XVIII вѣкъ. Но много раньше, чѣмъ онъ успѣлъ закончиться, въ самыхъ основахъ того строя, который породилъ эти порядки, произошли существенныя и важныя измѣненія.
   На первыхъ порахъ простота установившагося административнаго строя вполнѣ соотвѣтствовала простотѣ сложившагося въ Малороссіи послѣ возстанія Хмельницкаго общественнаго уклада. И если въ этой простотѣ и примитивности административнаго устройства и были свои, подчасъ довольно существенные, недочеты, то они въ значительной мѣрѣ покрывались тѣмъ участіемъ, какое принимало въ дѣлахъ управленія и суда само населеніе, и той зависимостью, въ какой стояли отъ послѣдняго его административные и судебные органы. По существовавшему въ народной массѣ воззрѣнію, эта зависимость являлась безусловной и неограниченной, равно охватывая собою администрацію на всѣхъ ея ступеняхъ. Сельскій войтъ и атаманъ, сотникъ, полковникъ и гетманъ, сотенная, полковая и генеральная старшина -- всѣ они должны были избираться на свои должности населеніемъ и могли быть всегда смѣщены съ нихъ волею того же населенія. Самая административная служба, отбываемая въ такихъ условіяхъ, конечно, не могла протекать въ строгомъ порядкѣ лѣствичнаго восхожденія, съ каждой проходимой ступенью все болѣе отдаляющаго правителя отъ управляемыхъ. Наоборотъ, одинъ и тотъ же человѣкъ въ этихъ условіяхъ могъ послѣдовательно занимать то болѣе высокія, то болѣе низкія по своему значенію должности, могъ быть возвращаемъ въ среду рядовыхъ и затѣмъ вновь оказаться призваннымъ къ несенію той или другой должности.
   Такъ оно въ значительной мѣрѣ и было на первыхъ порахъ. Нѣсколько конкретныхъ примѣровъ лучше всего смогутъ показать, какъ мало іерархичности было въ первоначальномъ административномъ строѣ гетманщины, и какъ легко въ первое время измѣняли свое положеніе на ступеняхъ административной лѣстницы отдѣльные члены старшины. Въ Дубенскомъ полку въ 1659--60 гг. былъ полковникомъ Яковъ Засядко; спустя пятнадцать лѣтъ, въ 1675--7 гг., тотъ же Засядко занималъ въ Лубнахъ сравнительно невидную должность городового атамана. Въ Прилуцкомъ полку въ 1671 г. былъ смѣщенъ съ полковничества Иванъ Маценко и полковникомъ сталъ Семенъ Третякъ; одновременно полковымъ судьей былъ сдѣланъ Лазарь Горленко, передъ тѣмъ уже дважды (въ 1661 и 1664--8 гг.) занимавшій должность полковника. Въ слѣдующемъ году полковникомъ вновь сталъ Горленко, а должность полкового судьи досталась Маценку. Полтавскимъ полковникомъ въ началѣ 70-хъ годовъ XVII вѣка былъ Демьянъ Гуджолъ. Въ 1674 г. онъ былъ смѣщенъ съ этого уряда полчанами и послѣ того года три занималъ должность полтавскаго городового атамана, въ 1678 г. онъ сталъ полковымъ судьею, а въ началѣ восьмидесятыхъ годовъ не несъ никакого уряда, находясь въ числѣ рядовыхъ Козаковъ. Въ Стародубскомъ полку Тимофей Алексѣевъ изъ стародубскаго городового атамана въ 1676 г. сталъ полковникомъ и оставался имъ до 1678 г., когда вновь занялъ должность городового атамана, а въ 1687--90 г. опять былъ полковникомъ. Въ Нѣжинскомъ полку Матвѣй Шендюхъ, бывшій въ 1671 г. полковымъ обознымъ, въ 1679--85 гг. занималъ должность дѣвицкаго сотника, а потомъ опять сталъ полковымъ обознымъ. Около того же времени Михаилъ Забѣла, исправлявшій должность нѣжинскаго полкового писаря, перешелъ на урядъ борзенскаго сотника {А. М. Лазаревскій. Историческіе очерки полтавской Лубенщины XVII--XVIII вв. Чтенія въ Истор. Обществѣ Нестора-лѣтописца, т. XI, отд. II, с. 37. Его же. Описаніе старой Малороссіи, т. III, с. 11. Его же. Полтавщина въ XVII вѣкѣ. Кіев. Старина, 1891, No 9, с. 370. Его же. Описаніе старой Малороссіи, т. I, сс. 18, 27; т. II, сс. 107--8, 139. Самъ А. М. Лазаревскій склоненъ былъ объяснять нѣкоторые изъ подмѣченныхъ имъ фактовъ такого рода исключительно индивидуальными причинами, но, прослѣдивъ хотя бы собранные въ его работахъ списки старины XVII вѣка, не трудно убѣдиться, что въ подобныхъ фактахъ мы имѣемъ дѣло съ проявленіями общаго порядка, дѣйствовавшаго въ теченіе извѣстнаго періода во всей Малороссіи.}. То же самое имѣло мѣсто и по отношенію къ генеральной старшинѣ: если полковники, а случалось, и сотники, переходили на уряды генеральной старшины, то и обратно -- генеральный асаулъ или генеральный хоружій могли стать и, дѣйствительно, становились по выбору населенія полковниками. Но, являясь естественнымъ послѣдствіемъ замѣщенія должностей волей населенія, такой порядокъ могъ, конечно, безраздѣльно и господствовать въ жизни лишь при условіи вполнѣ безпрепятственнаго проявленія этой воли. Между тѣмъ, она уже въ первые моменты существованія новаго строя встрѣтила передъ собой нѣкоторыя препятствія, не позволившія ей развернуться во всей ея полнотѣ.
   Этотъ новый строй, вызванный къ жизни возстаніемъ, и въ дальнѣйшемъ, благодаря отчаянной борьбѣ, поведенной Польшей за Малороссію, долженъ былъ рости и развиваться подъ непрерывный почти громъ оружія, среди непрекращавшихся войнъ. И эта обстановка, въ которой пришлось осуществляться вновь слагавшемуся административному строю, оказала на него глубокое вліяніе, направивъ его развитіе въ опредѣленную сторону. Если возстаніе Хмельницкаго, сломивъ въ Малороссіи польскую государственность, возродило въ новомъ видѣ власть народной общины, то сопровождавшія это возстаніе и послѣдовавшія за нимъ войны позволили выборнымъ лицамъ общины высвободиться изъ-подъ ея вліянія и, сохраняя всѣ полученныя отъ нея полномочія, стать выше ея.
   Раньше и рѣзче всего это сказалось въ отношеніяхъ высшихъ властей страны -- гетмана и рады. Рада выбирала гетмана, она же могла направлять и контролировать его дѣйствія, могла и лишить его власти. Пока гетманъ, какъ это было въ польское время, являлся лишь предводителемъ сравнительно немногочисленнаго козацкаго войска, а рада -- собраніемъ послѣдняго для выбора себѣ начальниковъ, она могла безъ особыхъ затрудненій выполнять свои задачи. Но примѣненіе той же формы непосредственнаго демократическаго правленія въ государствѣ съ значительной территоріей и съ большимъ населеніемъ, естественно, встрѣтило серьезныя затрудненія. И гетманы не замедлили воспользоваться этимъ, чтобы по возможности совсѣмъ освободиться отъ рады. Сдѣлать это имъ было тѣмъ легче, что во время отсутствія рады въ ихъ рукахъ оставалась неограниченная власть надъ войскомъ. Когда умеръ Богданъ Хмельницкій, находившійся въ это время въ Москвѣ посланецъ его, Павелъ Тетеря, высказывая московскому правительству свои предвидѣнія на счетъ будущаго, между прочимъ говорилъ: "при гетмановѣ сынѣ есть такіе многіе люди, которые ему дружны, а съ полковники не въ совѣтѣ и учнутъ ему говорить, чтобъ онъ, гетмановъ сынъ, рады не собиралъ для того, чтобъ ему своего владѣнія не убавить, такъ же, какъ и отецъ его рады не сбиралъ, а владѣлъ всѣмъ одинъ, что разскажетъ, то всѣмъ войскомъ и дѣлаютъ" {Акты Ю. и 3. P., XI, Прибавленія, No 2. XI, с. 764.}.
   Въ дѣйствительности послѣ смерти Богдана Хмельницкаго рада, правда, собралась, собиралась и послѣ того, но она сохраняла за собой лишь выборъ и -- въ экстренныхъ случаяхъ -- смѣщеніе гетмановъ, причемъ сама оставалась совершенно неорганизованной. Активной роли въ опредѣленіи политики гетмановъ рада при такихъ условіяхъ играть не могла, и эта роль перешла къ совѣщаніямъ старшины, практиковавшимся уже при Богданѣ Хмельницкомъ въ качествѣ "тайной рады". Съ теченіемъ времени установились періодическіе съѣзды къ гетману генеральной старшины, полковниковъ, сотниковъ, значнаго товарищества и поспольства, повторявшіеся дважды въ годъ -- на Крещенье и на Пасху {Въ лѣтописяхъ упоминанія объ этихъ съѣздахъ начинаются со времени гетманства Бруховецкаго,-- см. Лѣтопись Самоила Величка, т. II, сс. 87, 95, 160; см. также Акты Ю. и 3. P., IX No 80, с. 323; XI, No 35, с. 137 и No 107, с. 335; XII, No 113, с. 338 и No 221, с. 844.}. На этихъ съѣздахъ обсуждались важнѣйшія дѣла внѣшней и внутренней политики, вырабатывались общія для всей страны мѣры, разбирались споры между населеніемъ и властями. Постепенно къ этимъ съѣздамъ приблизились по своему составу и выборныя рады, и рядовое козачество являлось на нихъ уже лишь въ качествѣ почетнаго эскорта старшины и своего рода декораціи, тѣмъ болѣе призрачной, что уже со времени избранія Многогрѣшнаго выборъ гетмана окончательно предрѣшался на предварительныхъ совѣщаніяхъ старшины. Высвободившись изъ-подъ вліянія широкихъ народныхъ массъ, гетманская власть такимъ образомъ подпала подъ прямое воздѣйствіе сравнительно тѣснаго круга лицъ, объединеннаго общими интересами, какіе создавались въ его средѣ на почвѣ пользованія урядами, болѣе или менѣе высокаго имущественнаго благосостоянія. Эти интересы тѣмъ сильнѣе давали о себѣ знать, что наряду съ гетманами и нерѣдко при непосредственной ихъ помощи и носители низшихъ урядовъ уже очень скоро начали высвобождаться изъ-подъ вліянія подвластнаго имъ населенія. Населеніе полка обладало правомъ въ любое время "скинуть съ уряда" своего полковника. Но воспользоваться этимъ правомъ не всегда оказывалось удобнымъ и возможнымъ.
   Въ 1679 г. нѣсколько видныхъ полтавскихъ полчанъ, въ томъ числѣ Демьянъ Гуджалъ, Федоръ Жученко, Павелъ Герцикъ и другіе, прислали гетману Самойловичу "листъ", жалуясь, что полковникъ Прокопъ Левенецъ "на ихъ здоровя похвалки чинить, самихъ безчеститъ, перестаетъ(водится) з винникамы и броварниками и из ихъ слугами". Жалобщики просили, чтобы гетманъ "особу якую енералную отъ себе вислалъ въ Полтаву для одобрання отъ пана Левенця уряду его полковницкою, а з межи нихъ кому другому оннѣ вручилъ". Гетманъ, однако, не согласился исполнить эту просьбу. "Зразумѣвши мы -- писалъ онъ всей старшинѣ, "товариству и посполству и всѣмъ въ полку томъ Полтавскомъ обывателемъ" -- з ихъ листу, же нѣ для чего намъ подъ, сей часъ туди енералное особи зсилати, а гамуючи (порицая) ихъ такъ наглую и скорую рѣчь, оразъ по васъ з мѣстца нашого рейментарского мѣти хочемъ и приказуемъ сурово и такую нашу вамъ волю освѣдчаемъ: хто колвекъ (кто бы ни былъ) з старшого и меншого полку вашего товариства, которий бы вѣдалъ и зналъ доволне якую противъ его царского пресвѣтлого величества и нашому реймеитови (правленію) гетманскому походячую нежигливость (недоброжелательство) Левенцову и неправду, тне всѣ нехай, дастъ Богъ дочекавши (дождавшись) святого Воскресення Христова, посполу (вмѣстѣ) з нимъ же полковникомъ до насъ въ Батуринъ прибуваютъ; а тутъ хочъ бы рудному батьку нетолко ему полковяиковѣ и кому иншому, еслибися мѣло то на кого показати, не сполгуютъ (спустятъ). До тихъ однакъ часъ жадною мѣрою (никакимъ образомъ) абисте ему полковникови не важилися отмѣнности чинити, але цалѣ его во всемъ слухали, под неласкою нашою гетманскою повторе приказуемъ". "Годится намъ и вамъ -- не безъ ядовитости прибавлялъ гетманъ -- на его вспоменути прислуги, которни подоймовалъ прошлого року (въ прошломъ году) въ очахъ нашихъ, не жалуючи здоровя своего, противъ неприятелей; а иншне з вашихъ же товарищей, которые въ листе подписалися, въ Той часъ гвалтовний, утѣкшина сюю сторону Днѣпра по под возами крнючися, песокъ терли, и сами можете розумомъ дойти того, хто". И, свидѣтельствуя въ заключеніе полтавскимъ полчанамъ свою "пріязнь", гетманъ требовалъ отъ нихъ "закован'я вшелякое окромности и оддавання старшому послушенства" {Рукопись библіотеки А. М. Лазаревскаго п. н.: "Полтавскіе земельные универсалы", No 23. Говоря о "прислугахъ" Левенца, Самойловичъ разумѣлъ его участіе въ 1678 г. въ битвахъ подъ Чигириномъ съ турками.}. Храбрые и искусные въ военномъ дѣлѣ полковники нужны были гетманамъ и раньше Самойховича, и, если такіе полковники находились въ хорошихъ отношеніяхъ съ гетманомъ, они всегда могли разсчитывать при недоразумѣніяхъ съ полчанами на его властную поддеркку, дѣлавшую разрѣшеніе этихъ недоразумѣній путемъ лишенія полковника уряда крайне затруднительнымъ. Руководясь тѣми же соображеніями, гетманы нерѣдко и прямо назначали полковниковъ, и молчаливаго признанія такого назначенія со стороны полчанъ было достаточно, чтобы уравнять его съ выборомъ. Полчане могли, конечно, заявить и рѣшительный протестъ противъ назначеннаго полковника, но въ условіяхъ военной или полу-военной жизни, всегда допускавшихъ возможность суровой расправы гетмана съ ослушниками его воли, для такого протеста требовались очень серьезныя основанія. Такъ наряду съ выборомъ полковниковъ уже на первыхъ порахъ практиковалось и ихъ назначеніе, а съ теченіемъ времени и самый ихъ выборъ, поскольку онъ сохранялся, все больше переходилъ въ руки полковой старшины и тѣсно примыкавшаго къ ней "значнаго товариства".
   Въ свою очередь полковники уже очень рано проявили стремленіе замѣнить выборъ сотниковъ ихъ назначеніемъ властью полковника. Въ іюнѣ 1657 г. браславскій полковникъ Зелинскій писалъ Выговскому, тогда еще войсковому писарю, "жалобу чиня на мужиковъ, которые всюду бунты подносятъ (поднимаютъ) бездѣлнѣ", "къ старшинамъ съ неправдами ходятъ и хотятъ надъ полковникомъ быть старшинами, сотниковъ сами себѣ обираючи". "Самъ, ваша милость, изволишь знать, -- прибавлялъ Зелинскій -- что то не ихъ урядзъ есть: то убо на полковникахъ всюды належитъ сотниковъ обирать" {Акты Ю. и 3. P., XI, Прибавленіе, No 2, 2.11, с. 740.}. Правда, сотники были слишкомъ близкою къ населенію властью, для того, чтобы такое стремленіе могло осуществиться вполнѣ безпрепятственно. Выборъ сотниковъ оставался поэтому обычнымъ явленіемъ въ теченіе всего XVII вѣка {Въ 1686 г. гетманъ Самойловичъ въ наказаніе Орельскихъ городковъ полтавскаго полка, жители которыхъ уходили въ "лядскіе затяги", разбили крымскаго посланца и убили ѣхавшаго съ нимъ царскаго гонца, приказалъ полтавскому полковнику "всѣхъ сотниковъ Орѣлскихъ отъ уряду ихъ поотставляти, а на мѣстца ихъ въ иншихъ городовъ полку Полтавского добрыхъ и справнихъ молодцовъ понасилати". Это и было исполнено, но вскорѣ Орельскіе жители, "тую новину, насланіе сотниковъ, за великую себѣ вмѣнивши обиду и тяжесть", просили гетмана отмѣнить ее, угрожая иначе разойтись. И универсаломъ 11 апрѣля 1686 г. Самойловичъ вновь разрѣшилъ имъ выборъ сотниковъ,-- "яко розумѣемъ, то сотники оніе насланіе не каждому въ смакъ межи вами найдуются".-- Лѣтопись Величка, II, 554--7.}, но рядомъ съ такимъ выборомъ встрѣчались все же и случаи ихъ назначенія, а вмѣстѣ съ тѣмъ, что было еще важнѣе, полковники успѣли въ значительной мѣрѣ подчинить себѣ и дѣятельность выборныхъ сотниковъ, своимъ властнымъ вмѣшательствомъ ослабляя контроль надъ нею со стороны сотнянъ.
   Такимъ образомъ съ разнымъ успѣхомъ на разныхъ ступеняхъ власти принципъ назначенія, во всякомъ случаѣ, съ первыхъ же моментовъ дѣйствія новаго строя конкурировалъ съ принципомъ выбора, а, чѣмъ дальше шло время, тѣмъ все большіе успѣхи дѣлалъ среди военныхъ сумятицъ и междоусобій, на долгіе годы наполнившихъ собою жизнь Малороссіи послѣ возстанія Богдана Хмельницкаго, этотъ принципъ назначенія и вмѣстѣ все больше развивалось высвобожденіе органовъ власти изъ-подъ вліянія широкихъ массъ населенія. Оба эти обстоятельства влекли за собою важныя послѣдствія. Даже тогда, когда уряды замѣщались свободнымъ выборомъ населенія, этотъ выборъ, поскольку при немъ имѣлись въ виду болѣе вѣрные уряды, чаще всего падалъ на представителей "значнаго товариства", на членовъ зажиточныхъ и вліятельныхъ въ своей округѣ козацкихъ семей. По мѣрѣ же того, какъ такой выборъ сосредоточивался въ рукахъ сравнительно тѣснаго круга лицъ или прямо замѣнялся назначеніемъ, "значное товариство" все больше сближалось съ старшиною, становясь своего рода кадромъ, изъ котораго черпались члены послѣдней. Съ другой стороны, освобожденіе старшины изъ-подъ вліянія массъ населенія чрезвычайно увеличивало ея значеніе въ народной жизни. Сотникъ въ своей сотнѣ, полковникъ въ своемъ полку, являвшіеся представителями всей мѣстной общины и носителями всѣхъ ея правъ" пріобрѣтали съ того момента, какъ исчезалъ или ослаблялся ея контроль надъ ихъ дѣйствіями, широкую власть надъ населеніемъ, тѣмъ болѣе широкую, что примитивная организація управленія соединяла въ одномъ и томъ же лицѣ одновременно и военнаго начальника, и гражданскаго администратора, и судью. Если въ сферѣ управленія эта широкая и разносторонняя власть открывала легкую дорогу къ произволу, то въ области суда она вела и еще къ одному немаловажному результату. Возстаніе Хмельницкаго, уничтоживъ старые порядки, не уничтожило, какъ мы видѣли, старыхъ кодексовъ права, и они сохранились въ Малороссіи въ качествѣ дѣйствующаго закона. Но, пока въ судѣ силенъ былъ народный элементъ, пока судъ вершился при живомъ и дѣятельномъ участіи представителей мѣстныхъ общинъ, эти кодексы находили себѣ подчасъ серьезныя ограниченія и поправки въ дѣйствовавшихъ среди народной массы правовыхъ обычаяхъ. Съ увеличеніемъ же власти старшины и соотвѣтственнымъ ослабленіемъ народнаго элемента въ судѣ уменьшилась возможность такихъ поправокъ, и открывался путь къ постепенному возстановленію прежней силы старыхъ кодексовъ даже въ тѣхъ ихъ частяхъ, въ которыхъ они недавно были опрокинуты жизнью.
   Власть, сосредоточивавшаяся такимъ образомъ въ рукахъ старшины и обнаруживавшая явную наклонность къ возростанію, получала особенное значеніе въ виду характера тѣхъ средствъ, какими обезпечивалось содержаніе администраціи въ гетманщинѣ. Первоначальный проектъ обезпечить козацкую старшину денежнымъ жалованьемъ изъ московской казны остался не осуществленнымъ послѣ того, какъ московскому правительству не удалось получить въ свои руки доходовъ съ крестьянскаго и мѣщанскаго населенія Малороссіи. Гетманское же правительство, въ распоряженіи котораго остались эти доходы, само не въ силахъ было провести подобной мѣры, и въ соотвѣтствіи съ общимъ уровнемъ хозяйственнаго развитія страны содержаніе администраціи пріобрѣло въ ней такой же примитивный характеръ, какъ и самая организація управленія. Главными источниками содержанія властей явились разнообразные поборы съ населенія, частью воскрешавшіе собою старинные обычай, частью установленные вновь. Сотникъ, какъ глава мѣстной общины, собиралъ съ посполитыхъ и козаковъ своей сотни "весельныя (свадебныя) куницы" -- особый денежный сборъ при заключеніи браковъ {О "весельныхъ куницахъ" см. мою рецензію на второй томъ "Описаніе старой Малоросіи* А. М. Лазаревскаго въ "Отчетѣ о тридцать седьмомъ присужденіи наградъ графа Уварова" и отдѣльно п. и. "Къ исторіи Нѣжинскаго полка", приложеніе No 9. Первымъ обратилъ вниманіе на право сотника собирать "весельную куницу" не только съ посполитыхъ, но и съ козаковъ С. П. Моравскій ("Ѳедоръ Лисовскій", К. 1891, с. 32), и онъ же указалъ на близость этого явленія къ западно-европейскому merchetum, въ которое, по крайней мѣрѣ, въ Англіи, входила, по словамъ проф. Виноградова, и "пошлина за бракъ, платившаяся не сеньеру, а общинѣ или сотнѣ". ("Изслѣдованія по соціальной исторіи Англіи въ средніе вѣка", с. 62).}. Дважды въ годъ подчиненныя сотнику сельскія и ратушныя власти, равно какъ и отдѣльные сотняне, являлись къ нему съ "ральцомъ" -- праздничными приношеніями деньгами и натурой. Помимо того, каждый обыватель, обращавшійся по какому-нибудь дѣлу къ сотнику, обычно чествовалъ его спеціальнымъ "поклономъ". Ремесленные цехи сотеннаго мѣстечка дарили сотника своими издѣліями и присылали своихъ членовъ для той или иной необходимой работы во дворѣ "пана сотника". Получавшимися путемъ такихъ поборовъ доходами сотникъ дѣлился и съ сотенной старшиной. Подобные же поборы деньгами, припасами и трудомъ, только въ еще болѣе крупныхъ размѣрахъ, практиковались въ полку полковникомъ и полковой старшиной. Сотники привозили полковнику "ралецъ", ремесленные цехи доставляли ему свои издѣлія, а подчасъ и работниковъ, мѣстные торговцы уплачивали въ его пользу особые сборы, ратуша полкового города поставляла на городской дворъ полковника съѣстные припасы. "А съ ратуши -- сообщалъ въ Москву въ 1666 г. переяславскій воевода Вердеревскій -- полковнику и атаману и судьѣ идетъ съ мѣста съ продавцовъ десятая рыба; а съ ратуши пь всякъ день вино, и пиво, и медъ, и харчъ всякой" {Акты Ю. и 3. P., VI No 41, сс. 101--2.}. Случалось также, что полковникъ привлекалъ посполитыхъ полка къ тѣмъ или инымъ работамъ въ своемъ частномъ хозяйствѣ. Размѣръ этихъ работъ и поборовъ, взимавшихся съ населенія въ пользу сотенной и полковой старшины, не былъ установленъ никакими опредѣленными правилами, и это обстоятельство въ связи съ широкою властью сотниковъ и полковниковъ создавало большой просторъ для разнаго рода злоупотребленій. Жалобы на такія злоупотребленія послышались уже очень рано. Полковникъ -- разсказывалъ, напримѣръ, въ Полтавѣ мѣстный полковой судья пріѣхавшему въ Малороссію въ 1667 г. стольнику Кикину -- "со всего полтавского полку согналъ мелниковъ и заставилъ ихъ на себя работать, а мужики изъ селъ возили ему, полковнику, лѣсъ, и устроилъ онъ себѣ домъ такой, что у самого гетмана такого дому и строенія нѣтъ {Тамъ же, VI, No 62, VII, сс. 195--6.}
   Другимъ серьезнымъ источникомъ доходовъ сотенной и полковой старшины являлся судъ. Козакъ, мѣщанинъ или посполитъ, уличенный на судѣ въ кражѣ, разбоѣ, грабежѣ, нанесеніи тяжкихъ побоевъ, убійствѣ, "чужоложствѣ", нарушеніи супружеской вѣрности, изнасилованіи или въ какомъ другомъ уголовномъ преступленіи, помимо опредѣленнаго въ законѣ наказанія, уплачивалъ еще болѣе или менѣе значительный штрафъ въ пользу разбиравшей его дѣло старшины и "пана полковника" {Въ 1719 г. прилуцкій полковой судья Марковичъ жаловался гетману, что духовенство вм ему одному принадлежавшую землю. Въ большинствѣ случаевъ нѣсколько поселеній, такъ или иначе тянувшихъ другъ къ другу, сообща занимали землю и сообща же, "общественно" владѣли ею, образуя такимъ путемъ большую земельную общину, владѣнія которой занимали подчасъ весьма значительное пространство. Земли этихъ крупныхъ общинъ въ свою очередь не отмежевывались одна отъ другой и долгое время ихъ границы опредѣлялись только фактическимъ владѣніемъ, въ силу котораго каждая община считала своими тѣ земли, на какихъ орали и косили ея члены и на какихъ паслись ея стада. При царившемъ первоначально въ лѣвобережной Малороссіи земельномъ просторѣ случалось иногда и такъ, что какое-либо село совсѣмъ переставало интересоваться тѣми или иными землями, входившими въ его округъ, и равнодушно смотрѣло на захватъ ихъ сосѣдями. Но въ общемъ однажды занятая какою-либо группою поселеній или отдѣльнымъ поселеніемъ земля признавалась уже принадлежащей этимъ поселеніямъ и даже временное запустѣніе послѣднихъ не создавало для ихъ сосѣдей права на окончательный ея захватъ.
   Вотъ одинъ изъ многочисленныхъ частныхъ эпизодовъ, обрисовывающихъ эту сторону земельныхъ отношеній. "Еще въ ту пору,-- разсказывали войтъ и вся громада м. Сребного въ прошеніи, поданномъ ими въ 1733 г. гетману Апостолу,-- когда орди грасовали {Свирѣпствовали -- отъ польскаго grasowac.} въ Малой Россіи и многіе села и мѣстечка въ полку нашомъ Прилуцкомъ попалили и людей въ неволю повибирали, запустѣлъ былъ степокъ и пахатное поле, к Лебединимъ озерамъ лежачое, якимъ полемъ завладѣли были жители полку Лубенского, селяне хомѣнскіе, волошиновскіе и ярошовскіе, чрез килко (нѣсколько) лѣтъ". Когда же "стали въ сотнѣ срѣбрянской лібде по преленему зходитись и до своихъ пахатнихъ и сѣнокоснихъ поліовъ пріисковатись", захватившіе ихъ лубенцы не отдавали ихъ и "срѣбрянамъ тимиполями владѣти не дону окали". Обиженные сребряне. пожаловались гетману Самойловичу и тотъ выслалъ на розыскъ охочекомоннаго полковника Ребриковскаго и гетманскаго дворянина Сухину, которые, пріѣхавъ на мѣсто спора и "з свѣдителствъ людскихъ узнаи ши, же (что) лубенци, невинно на наши грунта, которіи по руинѣ татарской въ ту пору въ пустоши лежали, найшовши, онимы завладѣли, приказали имъ з тихъ нашихъ поліовъ уступити, а срѣбрянамъ по прежнему во владѣніе попустити". Послѣ того при прилуцкомъ полковникѣ Горленкѣ лубенцы опять было завладѣли этими полями, но сребряне "за вѣдомомъ пана полковника первей десятину, потомъ половину, а потомъ всѣ пашнѣ ихъ стали забѣрати" и "отъ своихъ поліовъ и сѣножатей отдалили". Теперь же -- жаловались сребрянскій войтъ съ громадой -- полковникъ Галаганъ ихъ съ этой земли согналъ, а отдаетъ стопокъ косить и поле пахать лубенцамъ съ третьей копицы и съ третьей копы. Гетманъ принялъ сторону сребрянъ и предписалъ Галагану самому не вступаться въ эту землю и Лубенцовъ въ нее не впускать {Харьк. Истор. Архивъ, Дѣла Малор. Коллегіи, Черниг. отд., No 7.552,}. Подобнымъ же образомъ былъ оконченъ въ другомъ случаѣ споръ изъ-за вольнаго степа между с. Бѣлоцерковкой и Решетиловкой. Споръ этотъ былъ разрѣшенъ въ пользу перваго изъ названныхъ поселеній, послѣ того, какъ при слѣдствіи выяснилось, что "Вѣлоцерковка напередъ Решетиловки поселилася и жители бѣлоцерковскіе, где хотя, себѣ на тихъ земляхъ сѣно кошували и стада пасували", а, когда решетиловцы стали эти земли распахивать, то бѣлоцерковцы "часто погремками и досварками решетиловцамъ возбраняли тихъ грунтовъ разрабливать" {И. В. Лучицкій, Займаищина и формы заимочнаго владѣнія въ Малороссіи, "Юрид. Вѣстникъ", 1890, No 4, с. 405.}.
   Земли, однажды занятыя какой-либо общиной, считались такимъ образомъ принадлежащими исключительно ея членамъ. Члены другой общины, если и могли пользоваться ими, то только съ дозволенія той, которой они были заняты. Иногда, при обиліи въ общинѣ земель, такое позволеніе давалось и безплатно, иногда за него взималась плата. На вольномъ лугу с. Городища въ Переяславскомъ полку -- разсказывали въ 1752 г. козаки этого села -- "козаки и посполитіе за едно сѣно косили безпрепятственно, а временемъ, за совѣтомъ товариства, какъ доволно биваетъ въ томъ лузѣ трави, по прошенію и другого села козаковъ и лосполитихъ оную за денги продаютъ, а денги на церковь приходскую употребляются" {И. В. Лучицкій. Сборникъ матеріаловъ, сс. 69--70.}. По большей же части членамъ другой общины земля отдавалась въ пользованіе за десятину собираемаго съ нея урожая или сѣна. Но, такъ или иначе, за плату или безплатно, лицамъ, не принадлежавшимъ къ данной общинѣ, необходимо было во всякомъ случаѣ получить отъ нея спеціальное позволеніе даже для временнаго пользованія ея "вольными" землями.
   Иначе, конечно, стояло дѣло, когда внутри общины возникало новое поселеніе, состоявшее изъ ея же членовъ,-- когда изъ того или иного села выселялась часть жителей и образовывала новый поселокъ, осѣдавшій въ предѣлахъ занятой общиной территоріи. Жители такого поселка оставались членами общины и сохраняли за собою права на пользованіе ея землями, какъ сохраняли такія права и члены общины, выселявшіеся на отдѣльные хутора. Пока на земляхъ общины царилъ большой просторъ, она легко давала разрѣшенія на заимку земли подъ такіе хутора, требуя лишь, чтобы хуторяне не продавали отданной имъ земли и не присвоивали земли вольной, лежавшей вокругъ ихъ хуторовъ {Тамже, No 39.}. Право же на участіе въ пользованіи этой вольной землей хуторяне сохраняли за собою наравнѣ съ другими членами общины. Постепенно такимъ путемъ количество поселеній въ общинѣ все разросталось, но первоначально занятая ею земля продолжала оставаться общею для всѣхъ этихъ поселеній. Мѣстами, главнымъ образомъ, въ южныхъ полкахъ лѣвобережной Малороссіи, такія общія нѣсколькимъ поселеніямъ земли, какъ я уже упоминалъ, существовали еще во второй половинѣ XVIII вѣка. Такъ, у ирклѣевской и Каневской сотенъ Переяславскаго полка въ это время была находившаяся въ общемъ владѣніи обѣихъ сотенъ земля. "Оное поле -- сообщалъ въ 1767 г. сотенный ирклѣевскій писарь -- сотнѣ ирклѣевской козаки роспахали з козаками сотнѣ каневской совокупно и владѣютъ онимъ безъ подѣлу, общественно". Въ каневской сотнѣ козаки м. Каневецъ и селъ Дальнихъ Каневецъ, Лихолѣтъ, Ревбинецъ, Воронинецъ, Мельниковъ и Прутковъ, какъ сообщало тогда же сотенное каневское правленіе -- сообща владѣли лугомъ, на которомъ они убирали сѣно "и едно время, безъ подѣлу землѣ, но смотрячи по имуществамъ". Въ золотоношской сотнѣ -- писало въ 1767 г. сотенное правленіе -- "обще нероздѣлочно козаками и владѣлцами владѣемне состоятъ при р. Днѣпрѣ плавли и между рѣчками Золотоношею, Згарью и Кропивною степъ, которымъ какъ въ Золотоноши, такъ и во всѣхъ принадлежащихъ къ нему селахъ и по вишепоказаннихъ рѣкахъ лежащихъ хуторахъ козаки, владѣлци и другіе обиватели безроздѣлочно користуются". Въ кропивянской сотнѣ -- доносило въ свою очередь здѣшнее сотенное правленіе -- степными и луговыми угодіями, равно какъ лѣсными зарослями ("нагарами"), "всѣ и всѣхъ сотнѣ кропивянской обиталищъ (мѣстечекъ, селъ, деревень и хуторовъ) обивателѣ, яко то владѣлци разныхъ чиновъ, ихъ подсусѣдки и посполитне, на степѣ и луги пахавшемъ хлѣба и кошеннемъ для сѣновъ травъ, а въ гагарахъ рубкою для топлива дровъ... ползуются общественно, на перемѣнихъ мѣстахъ, не имѣя предѣла, округами къ обиталищамъ" {Тамже, сс. 208, 232, 192--3, 194--5.}.
   Въ такой разросшейся общинѣ, включавшей въ себя рядъ селъ, деревень и хуторовъ, съ теченіемъ времени само собою устанавливалось нѣкоторое, болѣе или менѣе прочное распредѣленіе земель. Отдѣльныя поселенія, входившія въ составъ общины, естественно, пользовались главнымъ образомъ землею, наиболѣе близко къ нимъ лежавшей и представлявшей для нихъ по мѣстнымъ условіямъ наибольшія выгоды. Такъ постепенно складывалось пользованіе общинными землями "округами къ обиталищамъ". Но при этомъ, съ одной стороны, та или иная часть этихъ земель обычно оставалась все же въ общемъ пользованіи всѣхъ или, по крайней мѣрѣ, большей части поселеній, составлявшихъ данную общину, а, съ другой стороны, и земли, находившіяся въ преимущественномъ пользованіи отдѣльныхъ поселеній, оставались неотграниченными одна отъ другой, "не имѣли предѣла" и доступъ къ нимъ не былъ совершенно закрытъ и для жителей другихъ поселеній, разъ эти послѣднія принадлежали къ составу той же самой общины. И вмѣстѣ съ тѣмъ всѣ эти земли во всемъ ихъ объемѣ оставались въ общемъ владѣніи всей общины и не могли быть захватываемы отдѣльными ея членами ни въ собственность, ни въ исключительное пользованіе. Это послѣднее правило отдѣльныя общины повременамъ считали нужнымъ подтверждать спеціальными постановленіями. Такъ, въ голтвянской сотнѣ Миргородскаго полка козаками и посполитыми при участіи сотеннаго уряда принято было въ 1691 г. особое соглашеніе или "установленіе" такого содержанія: "землѣ быть волной и каждому волно, якъ Козаковѣ, такъ и мѣщаяиновѣ, траву косити на цѣлинѣ и на облогахъ всюди по долинамъ, и ежели хто якого року траву будетъ косити, абы не своилъ все то, пехай будетъ мирское, и каждому жадною року (всякій годъ) всюды по за тыми знаками вольно, а на упрямого, кто схотѣлъ бы на опой землѣ сѣножаты себѣ займовати и боронити, положенна зарука и наказание" {Тамже, с. 171.}. Мѣстами такіе порядки сохранялись еще и во второй половинѣ XVIII вѣка. Въ с. Буромкѣ горошинской сотни Дубенскаго полка -- сообщали мѣстныя власти въ коммиссію составленія Румянцевской Описи -- "поле пахатное, тамъ же вмѣстѣ въ онимъ и сѣнокосное, по древнему тамо установленію, обще всѣми жителми, козаками и посполитыми.... употребляются, сколько кому якого лѣта к паханню и сѣнокосу надобность укажетъ, и гдѣ кто себѣ застигнетъ, тамо оретъ либо коситъ, а собственною нѣякого не имѣется" {Тамже, с. 166.}. Но порядки Буромки и другихъ сходныхъ съ нею селъ во второй половинѣ XVIII вѣка представляли собою лишь осколокъ того "древняго установленія", которое столѣтіемъ раньше являлось широко распространеннымъ и въ силу котораго земля принадлежала занимавшей ее общинѣ и отдѣльные члены послѣдней не могли захватывать участки этой земли въ свою собственность и "боронить" ихъ отъ другихъ членовъ той же общины,-- не могли, по крайней мѣрѣ, до тѣхъ поръ, пока на это не давала согласія вся община въ ея Цѣломъ.
   Для того, чтобы закончить описаніе этого "древняго установленія", этой первоначальной фазы развитія малорусской общины на лѣвомъ берегу Днѣпра, намъ остается отвѣтить на вопросъ, каковы были порядки пользованія общинною землею, пока она находилась во владѣніи общинъ. Источники даютъ не очень много матеріала для отвѣта на этотъ вопросъ, но нѣкоторый матеріалъ въ нихъ все же имѣется и его во всякомъ случаѣ достаточно для того, чтобы на основаніи его можно было попытаться возстановить, по крайней мѣрѣ, наиболѣе существенныя черты этихъ порядковъ.

-----

   Въ сѣверной части лѣвобережной Малороссіи, на территоріи Стародубовскаго и Черниговскаго полковъ, гдѣ было особенно широко развито сябринное землевладѣніе, порядки чисто общиннаго владѣнія и пользованія землею получили, повидимому, лишь слабое развитіе. Здѣсь было, правда и частью сохранилось до самаго конца XVIII вѣка немало "вольныхъ пущъ", составлявшихъ предметъ общаго пользованія одного или нѣсколькихъ селъ, пущъ, въ которыя жителямъ этихъ селъ, "козакамъ и прочимъ обывателямъ, свободные въѣзды къ рубкѣ на свои надобности всякаго дерева были" {См., напр., описаніе такихъ пущъ при с. Слабинѣ, д. Козорогахъ и д. Смолинѣ въ Черниговскомъ полку -- Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 5.}. Всякій, кто имѣлъ землю въ селѣ, имѣлъ и доступъ въ такія пущи {Такъ, въ 1762 г. одинъ козакъ с. Козаричъ новомѣской сотни Стародубовскаго полка, отдавая за долгъ бунч. тов. Дан. Шираю "на упалъ" свои "грунта", въ соотвѣтствующемъ документѣ прибавлялъ: "что же еще при томъ селѣ Козаричахъ имѣется общая пуща, въ которую какъ козаки, такъ и посполитие уездъ свой безпрепятственній и розробленнне ляда имѣютъ, то по тѣмъ, доставшимся от мене ему, г. Шираю, вишепоказаннимъ грунтамъ силенъ онъ же, г. Ширай, яко имѣющій въ ономъ селѣ Козаричахъ свое владѣніе, и и ту общую Козарицкую пущу уездъ имѣть и оную на поле роспрятивать". Подобнымъ же образомъ въ другомъ случаѣ козакъ сл. Панковичъ, отдавая тому же Шираю опять-таки за долгъ "на упалъ" свои земли, прибавлялъ, что въ эту уступку входятъ, и общие рибние ловлѣ, и якие и я для ловлѣ рибы е панковскими козаками и мужиками безпрепятственной входъ свой имѣю". Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 121.}. Однако разработка этихъ вольныхъ пущъ подъ пахатныя поля и сѣнокосы производилась по преимуществу на началахъ сябринства.
   Но уже на территоріи Нѣжинскаго полка рядомъ съ формами сябриннаго землевладѣнія существовали въ довольно развитомъ видѣ и порядки землевладѣнія общиннаго. Любопытное свидѣтельство о такихъ порядкахъ сохранилось въ дѣлѣ жителей с. Чарторіи съ мѣщаниномъ Лазаремъ Матвѣевичемъ и его потомками, вышедшими въ ряды козацкой старшины. При названномъ селѣ существовала общая пуща, часть которой въ концѣ XVII вѣка сталъ захватывать себѣ Лазарь Матвѣевичъ, выдѣляя эту часть изъ общаго пользованія. Въ 1691 г. "старшина и всѣ жители" с. Чарторіи заключили по этому поводу съ Лазаремъ Матвѣевичемъ особое соглашеніе: они позволили Лазарю "закопать" одну часть пущи и обязались не пустошить этого займища, но другой сдѣланный безъ ихъ вѣдома и разрѣшенія законъ обратили въ общее пользованіе и Лазаря, и всѣхъ жителей с. Чарторіи, съ тѣмъ, чтобы никто не могъ окапывать здѣсь землю и занимать ее въ частную собственность. Но уже въ 1729 г. чарторійцы жаловались, что сынъ Лазаря захватываетъ принадлежащую имъ пущу, а въ 1730 г., по новымъ ихъ жалобамъ, гетманомъ были отправлены слѣдователи для разрѣшенія ихъ спора съ внукомъ Лазаря, бунчуковымъ товарищемъ Лазаревичемъ. При слѣдствіи выяснилось, что не только Лазаревичъ, дѣйствительно, "поля многіе въ общемъ грунтѣ поросчищалъ" и не допускалъ чарторійцевъ къ рубкѣ хворосту и дровъ въ захваченной имъ части пущи, но и изъ другихъ чарторійцевъ многіе захватили и закопали себѣ "немалое число гаевъ". Въ виду этого слѣдователи нашли нужнымъ рѣшить дѣло такимъ образомъ: Лазаревичъ долженъ былъ впредь владѣть только уступленной его дѣду по договору 1691 г. частью пущи и расчищенной дѣдомъ же его въ общей пущѣ нивой, чарторійцы, устроившіе себѣ законы, могли сохранить въ частномъ владѣніи только тѣ изъ нихъ, которые были устроены лѣтъ сорокъ или тридцать назадъ, а всѣ недавно занятые должны "въ общину уступити", общая же пуща должна была сохраниться въ общемъ пользованіи тѣхъ жителей села, которые не имѣютъ въ ней отдѣльныхъ законовъ. Но не прошло послѣ этого рѣшенія и двадцати лѣтъ и чарторійцы снова уже жаловались, что Лазаревичъ не впускаетъ ихъ въ пущу и "грабитъ" лошадей у тѣхъ, кто все-таки рѣшается въѣзжать въ нее {См. въ моей книгѣ "Къ исторіи Нѣжинскаго. полка", приложенія, No 1, и въ текстѣ сс. 54--56.}.
   Въ разсказанномъ эпизодѣ передъ нами выступаетъ община, включающая въ себя всѣхъ жителей данной территоріи, и Козаковъ, и посполитыхъ, и практикующая захватный порядокъ землепользованія, то и дѣло переходящій однако въ захватъ земли въ частную собственность, хотя съ этими послѣдними захватами община въ ея цѣломъ и стремится бороться. Тотъ же захватный порядокъ землепользованія практиковался и въ другихъ мѣстностяхъ Нѣжинскаго полка. Такъ, въ спорѣ, происходившемъ въ 1781-2 гг. между Крупицкимъ Батуринскимъ монастыремъ и козаками с. Коренецкой изъ-за сѣнокоснаго болота у р. Ромна, привлеченные къ суду козаки показывали, что это болото всегда "было обще козачее, принадлежащее всѣмъ села Коренецкой жителямъ, и позанимали себѣ козаки спрежде рыболовные изы, и скашивали волно жъ, где кто поспѣлъ и пожелалъ, на удобныхъ мѣстахъ траву безъ всякого между собою спору и отъ кого-либо возбранення, такъ и понынѣ по древнему основанію владѣютъ отвѣтчики тѣмъ болотомъ и ѣзами". Въ свою очередь представленные козаками свидѣтели показали, что спорнымъ болотомъ "издревле села Коренецкой все общество, то есть козаки, ихъ подсосѣдки и посполитые всѣ, такъ и нынѣ владѣютъ и ползуются по древнему постановленню, кто где успѣетъ захватятъ, тамо и сѣно искошиваетъ, а ѣзы рыболовные имѣетъ каждый по прежнимъ предковскимъ займамъ" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ б-ку кіевск. ун-та, No 1616/1458, лл 8, 8 об.-- 9.}.
   Тотъ же самый въ существѣ своемъ порядокъ пользованія общинными землями выступаетъ передъ нами и въ свидѣтельствахъ, относящихся къ территоріи Прилуцкаго и Переяславскаго полковъ. При м. Сребномъ -- писалъ въ 1724 г. въ генеральную войсковую канцелярію сребрянскій сотникъ Троцина -- лежитъ степъ, прозываемый Пологи, и "здавна невеликая часть степу належала до ратуша срѣбранского, на которой особно на потребу мѣскую (городскую) ратушную заняты были сѣножати, а далей такъ товариство, якъ и посполитіе люде срѣбранскіе, хто где хотѣлъ, на свою потребу безссорно сѣно кошовали" {Харьк. Истор. Архивъ, Дѣла Малор. Коллегіи, Черн. отд., No 8.423.}. Около м.Варвы -- показывала въ 1744 г. сотенная варвинская канцелярія -- имѣлся раньше вольный сѣнокосный степъ, "на которомъ прежде било по десять скиртъ полковникамъ якъ укосятъ ихъ, полковниковъ, люде е помочи и ратушними, то осталное викосятъ, кто захотѣлъ и змогъ сколко, козаки и посполитне" {Тамже, No 175, л. 153.}. Мѣстечко Переволочная и села Рашки и Смошъ въ XVII в. сообща владѣли лежавшимъ между ними вольнымъ степомъ, на которомъ, какъ вспоминали старожилы с. Смоши въ 1744 г., "козаки и посполитіе сѣно кошивали и орали, где кто похотѣлъ и сколко моглъ" {Тамже, л. 48.}.
   "Гдѣ хотя", "одинъ передъ другимъ, на перемѣнныхъ мѣстахъ", "сколько кому якого лѣта къ паханію и сѣнокосу надобность укажетъ", пахали и косили на своихъ общинныхъ земляхъ, какъ мы видѣли, и члены общинъ, расположенныхъ на территоріи Переяславскаго полка. И вотъ еще нѣсколько примѣровъ, обрисовывающихъ этотъ порядокъ. Въ 1754 г. возникъ споръ-за степа между козаками с. Денисъ и Капустинецъ. Вызванные свидѣтелями козаки с. Сосновы на судѣ показали, что еще лѣтъ двадцать назадъ этого степа "никто не своилъ, но гдѣ кто з денисовцовъ, сосновцовъ и ничипоровцовъ пожелалъ, тамо и сѣна кошивали" {Моск. Архивъ Министерства Юстиціи, Дѣла бывшей Черниг. Палаты Угол. и Гражд. Суда. оп. 17, св. 15, кн. 57, д. 64, лл. 418 об.-- 419.}. Немного позже, въ 1756 г., полковница Марія Ковбасина, жалуясь на отдачу сотеннаго домонтовскаго луга владѣльцу м. Домонтова и на исключеніе изъ пользованія этимъ лугомъ ея самой и ея посполитыхъ, заявляла: "оной лугъ отъ самого поселенія м. Домонтова и утвержденія сотни обще на всю сотню (якъ и прочими побережними сотнями то учинено) для доволства всѣмъ обывателямъ занятъ и отъ того времени обывателѣ всей сотнѣ такою снабдени вольностію, что всякъ въ томъ дуги своемъ, где пожелаетъ, безпрепятственно коситъ траву для своей надобности" {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ, дѣло козаковъ домонтовской сотни съ надв. сов. Барсуковымъ.}. Въ золотоношской сотнѣ сотникъ Лукашевичъ въ 1774 г. раздѣлилъ было одинъ изъ вольныхъ степовъ между козаками. Но такой раздѣлъ немедленно вызвалъ жалобы со стороны мѣстныхъ "державцевъ". Вызванные при разборѣ дѣла свидѣтели, дѣйствительно, удостовѣрили, что этимъ степомъ "испрежде и за предковъ ихъ" владѣли сообща какъ козаки, живущіе по р. Кропивной, такъ и сосѣдніе съ ними "державцы" -- Красногорскій монастырь, полковой асаулъ Карповъ и вдова писаря Леонтовича -- и ихъ посполитые, причемъ порядокъ пользованія степомъ былъ такой: "где кому что за угодно покажется, тамо на хлѣбъ пашетъ и сѣно коситъ". Сотникъ съ своей стороны оправдывался тѣмъ, что онъ раздѣлилъ землю козакамъ въ силу указа полковой канцеляріи, которымъ предписывалось "сотеннымъ старшинамъ накрѣпко смотрѣть, дабы отнюдь никто на общихъ подлежащихъ къ пользованію козакамъ степамъ или лугахъ, пока на оныхъ не дозрѣетъ трава и сотенные старшины не учинятъ роздѣлу и не означатъ на каждого тычками, до тѣхъ поръ косить оного не дерзнулъ". Полковой канцеляріи пришлось и разбирать это дѣло. Она нашла, что Лукашевичъ не понялъ указа, который былъ разосланъ ею во всѣ сотни и въ которомъ заключалось повелѣніе "только въ томъ, чтобъ на общихъ земляхъ траву тычками всякому для порядочнаго искошенія означать, а не землю дѣлить", и предписала "подѣланные грани, концы и заоры на ихъ общественныхъ земляхъ позарывать и вовсе уничтожить", и землю оставить "по ихъ обыкновенію", "въ общественномъ владѣніи" {Рукопись библіотеки И. В. Лучицкаго, Документы Золотоношскаго Красногорскаго монастыря, NoNo 74 и 89. Пользуюсь случаемъ выразить мою глубокую благодарность И. В. Лучицкому, какъ за разрѣшеніе ознакомиться съ документами его библіотеки, такъ и вообще за ту помощь, какую я встрѣтилъ съ его стороны при своихъ работахъ въ кіевскихъ архивахъ.}. Въ этомъ предписаніи обозначать козакамъ "для порядочнаго искошенія" всякому траву "тычками" какъ будто проглядываетъ намекъ на попытку властей нѣсколько урегулировать захватное. землепользованіе. Но, если въ данной мѣстности такая попытка и была, она, повидимому, осталась безъ всякихъ серьезныхъ результатовъ. По крайней мѣрѣ, еще въ 1782 г. компанейскій полковникъ Товбичевъ, говоря о свободномъ войсковомъ степѣ, лежавшемъ между рѣчками Золотоношей, Згарью и Кропивной и находившемся въ общемъ владѣніи нѣсколькихъ поселеній золотоношской и кропивенской сотенъ, такъ описывалъ порядки пользованія этимъ степомъ: "по свободности на ономъ степѣ било совмѣстно всѣ обывателѣ, въ томъ числѣ коронние и описнихъ маетностей государеви посполитіе, из дѣдовъ и отцовъ своихъ, также предки мои и я, хотя хлѣбъ пашутъ и траву на сѣно косятъ, гдѣ кто захочетъ, безпрепятственно, однако ни козаки и никто другой такова степу никогда не присвоевали, и не завлаживали, и никому въ продажу не заводили, но хто въ какомъ мѣстѣ одного лѣта виоретъ или викоситъ, на томъ же самомъ мѣстѣ другому волно било орать и косить безъ всякаго препятствія" {Кіевскій Центр. Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ, дѣло о золотоношскомъ степѣ.}.
   Но кое-какія попытки частичнаго урегулированія захватнаго землепользованія все же предпринимались отдѣльными общинами съ довольно ранняго времени, какъ можно догадываться по нѣкоторымъ, въ большинствѣ своемъ очень, правда, глухимъ и неяснымъ намекамъ, встрѣчающимся въ документахъ. Такъ, въ Кіевскомъ полку, на территоріи котораго тоже было широко распространено захватное пользованіе общинными землями, въ началѣ XVIII столѣтія встрѣчаются упоминанія о выдѣлахъ въ этихъ земляхъ паевъ куренямъ, цехамъ и десяткамъ, равно какъ о дальнѣйшихъ паяхъ въ десяткахъ {Рум. Опись, хранящаяся въ б-кѣ кіевск. ун-та, Кіевск. полкъ, Документы Остерской сотни, т. IV, No 77; т. IV, No 7; т. II, No 185.}, и можно думать, что выдѣлы подобныхъ паевъ практиковались не только при окончательномъ раздѣлѣ общинныхъ земель, но и тогда, когда община еще сохраняла свою власть надъ ними. Иного рода указаніе встрѣчается на территоріи Дубенскаго полка, гдѣ, какъ и въ другихъ южныхъ полкахъ, общинное землевладѣніе съ сопутствующимъ ему захватнымъ пользованіемъ землею было распространено чрезвычайно широко. Въ спорѣ изъ-за земли, возникшемъ здѣсь въ 1749 г. между Кіево-Печерской Лаврой и козаками м. Смѣлого, повѣренный послѣднихъ указывалъ, что спорная земля является "общей козачей толокой" и козакнее "завѣдомомъ и позволеніемъ сотниковъ смѣлянскихъ кошували и употребляли, которіе сотники той же толоки к едному какому угодно краю точками означивать, по какіе мѣста скоту ходить и оной на паздбу пускать должно, а по какіе косить, козачимъ стадникомъ приказують бивало" {Архивъ Черниговской Казенной Палаты, No 70, л. 338.}. У насъ -- жаловался въ 1733 г. переволочанскій сотникъ полтавскому полковнику -- "здавна якъ кишѣнчане, керебердяне и переволочане {Кишенка, Кереберда и Переволочная -- сотенныя мѣстечки Полтавскаго полка.} на степу до Петрова дня не косятъ, а нынѣ керебердяне, не дожидаясь Петрова дня, выбравши часъ и годину, виехавши на поле тое, где здавна жителѣ наши переволочанские тимъ полемъ владѣли, яко то сѣно кошовали и хлѣбъ пахали, то нынѣ керебердяне тое поле викосилы" {Рукопись библіотеки А. М. Лазаревскаго, безъ заглавія и нумераціи, заключающая въ себѣ различные документы Полтавскаго полка (нынѣ хранится въ б-кѣ кіевск. ун-та). По словамъ переволочанскаго сотника въ этой жалобѣ, керебердяне вообще тѣснятъ переволочанъ въ землѣ, "понеже они, керебердяне, своимъ полемъ и лѣсками подѣлились". Но керебердянскій городовой атаманъ и наказный сотникъ въ 1738 г. сообщалъ другое: у керебердянъ "жаднихь ни и кого грунтовъ не имѣется, кромѣ поля пахотного, которое од давнихъ временъ и по нынѣ житель: керебердянскіе пашуть обще" -- тамже.}. Косьбу можно было такимъ образомъ начинать только съ опредѣленнаго срока и, какой смыслъ имѣло это правило, разъясняетъ показаніе, данное при другомъ случаѣ старожилами м. Бѣлбцерковки въ Миргородскомъ полку. Весною -- разсказывали эти старожилы -- "межъ долинами по степу стадо ходитъ, а о сошествіи св. Духа съ того степу вгоняется и въ день святыхъ верховныхъ апостолъ Петра и Павла, скоро вдарятъ на гвалтъ у дзвонъ, тогда бѣлоцерковчане, хто якъ можетъ на захватъ прибравшися съ косарами до помянутыхъ долинъ ѣдутъ и, хто сколько поспѣлъ укосить, для себя скошуютъ" {И. В. Лучицкій. Займанщина и формы заимочнаго владѣнія въ Малороссіи, Юрид. Вѣстникъ, 1890, No 4, с. 418.}. По отношенію къ пахотнымъ землямъ, по крайней мѣрѣ, въ одной сотнѣ Миргородскаго полка существовалъ вполнѣ опредѣленный обычай. "У голтвянъ -- показывали въ 1727 г. свидѣтели въ дѣлѣ размежеванія Полтавскаго и Миргородскаго полковъ -- такое содержится поведеніе: хотя хто цѣлиною и подниметъ поле, затимъ оного поля не долженъ своити вовся, но, когда выпашетъ три годы и знову зацѣлеетъ, другой отъ сожителей ихъ, хто ни будь, пахать воленъ" {Тамже, с. 414.}. Насколько распространенъ былъ этотъ обычай въ другихъ мѣстностяхъ, за отсутствіемъ соотвѣтствующихъ свидѣтельствъ въ источникахъ сказать невозможно. Но, судя по многочисленнымъ упоминаніямъ въ документахъ о "нивахъ, съ цѣлины распаханныхъ и чрезъ многіе годы владѣемыхъ" однимъ и тѣмъ же лицомъ, можно думать, что во многихъ мѣстностяхъ рядомъ съ чисто захватнымъ порядкомъ пользованія сѣнокосами по отношенію къ пахатнымъ землямъ существовалъ и примѣнялся другого рода порядокъ, при которомъ распахавшій землю изъ цѣлины не могъ быть согнанъ съ этой земли, пока его пользованіе ею оставалось непрерывнымъ.
   Такова была въ наиболѣе общихъ и существенныхъ своихъ чертахъ та форма землевладѣнія, которая установилась вслѣдъ за возстаніемъ Богдана Хмельницкаго въ значительной части лѣвобережной Малороссіи. Если на сѣверѣ послѣдней въ эпоху, непосредственно слѣдовавшую за возстаніемъ, сохранилось сябринное землевладѣніе и широко разрослись сябринные союзы, то въ центральной и особенно въ южной части страны, гдѣ благодаря чрезвычайно быстрому заселенію, сопровождавшемуся къ тому же частой смѣной поселенцевъ, не смогли развернуться имѣвшіеся на лицо зачатки сябринной организаціи, на мѣстѣ ихъ и, надо думать, въ значительной мѣрѣ изъ нихъ же сложилась организація другого типа въ видѣ земельной общины, почти совершенно свободной отъ родовыхъ традицій. Эта община, охватывавшая въ большинствѣ случаевъ довольно значительную территорію съ нѣсколькими поселеніями на ней, включавшая въ себя все населеніе такой территоріи, какъ Козаковъ, такъ и посполитыхъ, считавшая всѣ занятыя ею земли своей собственностью и практиковавшая на нихъ по преимуществу захватный порядокъ пользованія, и явилась тѣмъ исходнымъ пунктомъ, отъ котораго должна была главнымъ образомъ отправляться дальнѣйшая эволюція земельныхъ отношеній въ странѣ.

В. Мякотинъ.

(Продолженіе слѣдуетъ).

"Русское Богатство", No 10, 1913

   
ницкому. Послѣдній съ своей стороны и послѣ 1654 года не отказывался расширять монастырское землевладѣніе. Такъ, лубенскому Мгарскому монастырю онъ не только подтвердилъ всѣ прежнія его имѣнія, но и далъ земли, принадлежавшія раньше поселеннымъ въ Лубнахъ кн. Вишневецкимъ бернардинскимъ монахамъ, а заодно отдалъ "въ моць и послушенство" и людей, сидѣвшихъ на этихъ земляхъ {Лазаревскій, Историческіе очерки полтавской лубенщины XVII--XVIII вв. Чтенія въ Историческомъ Обществѣ Нестора, кн. XI, отд. II. сс. 90, 96, 102, 103.}. Макошинскій монастырь получилъ бывшія "панскія поля" въ менской сотнѣ Черниговскаго полка {"П. сотнику Менскій, -- писалъ 13 марта 1666 г. "полковникъ нѣжинскій и всего Сѣвера" Григорій Гуляницкій,-- дошла намъ вѣдомость, ижъ нѣкоторые товариство и посполитне люде недавними чаcи поля падаютъ панскне завоеванне во всѣхъ трохъ рукахъ, теди мы въ владзи полковнитства нашего приказуемъ, абися жаденъ не важилъ того заживать поля: далисмо до заживапя монастиру Макошинѣскому, а меновите черницамъ монастирскимъ, а повторе приказуемъ сурове, аби жадное перешкоди въ тихъ поляхъ нѣхто не важился чинити". Документы монастырей, переданные изъ Архива Черниг. Каз. Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, NoNo 1616--1408.}. Густынскому монастырю Хмельницкій въ 1655 г. отдалъ третій поставъ въ мельницѣ, два постава въ которой были даны ему раньше кн. Вишневецкими, а черезъ два дня послѣ этого далъ цѣлое село. "Мы,-- писалъ онъ въ своемъ универсалѣ 17 мая 1655 г.,-- з побожаости нашой село Половое, стоячое на кгрунтахъ монастыря Густинского, феровалисмо отцемъ, въ монастырѣ Густинскомъ будучимъ, на виживлене, въ которомъ селѣ обывателѣ зостаючне во всемъ абы были послушними монастыреви и вшелякую повинность без спорки жадное отдавали, тымъ писанемъ срокго напоминаемъ" {Тамже, NoNo 1616--998 и 1616--979. Отданный монастырю третій поставъ ("коло") мельницы шелъ до того "на аренду", и универсалъ Хмельницкаго поэтому прибавлялъ: "а щосмо одвернули коло отъ арендара, теды у нагороду того кола при експѣрованю аренды тому арендарови, то держить аренду, дефолкати (сдѣлать скидку) обецуемъ".}. Батуринскому Крупицкому монастырю Хмельницкій въ 1655 г. "для вшелякое ему даня помочи" отдалъ "зовсѣмъ вѣчисте" с. Хмыловъ, приказавъ тамошнимъ крестьянамъ, "абы игуменови Батуринскому и объ его зосланому были послушными и во всемъ слухали безъ противенства жадного". "Варую а прошу и приказую,-- приписывалъ гетманъ въ своемъ универсалѣ,-- щомъ з волѣ нашей надалемъ, и по мнѣ наступаючимъ паномъ гетманомъ войска Запорозкого не отнѣмать, але еще потвержать, иначей не чинячи" {Приказуемъ сурово,-- заканчивалась эта приписка,-- яко отъ насъ посланымъ. такъ и тамъ живучимъ козакомъ, абы жадней кривде не было онымъ людемъ, яко і велебному отцу ігуменови под карностю войсковою і зарукою тисяча злотихъ, и подводникомъ не давать". Тамже, NoNo 1616 -- 1462. Самый универсалъ этотъ напечатанъ А. М. Лазаревскимъ въ Чтеніяхъ Истор. Общества Нестора-лѣтописца, кн. V, отд. III, с. 54, но приведенная приписка къ универсалу въ печати опущена.}. Монастырю Межигорскому Хмельницкій еще въ декабрѣ 1655 года въ возмѣщеніе разореній, произведенныхъ въ монастырскихъ имѣніяхъ литовскими войсками, далъ "село Чернивъ з подданними въ уживане вѣчное". "Поддавимъ тамошнымъ росказуемъ,-- писалъ онъ въ данномъ монастырю универсалѣ,-- абыстеся во вшелякой повинности знайдовали и послушними мѣстцу святому Межигорскому были, иначей не чинечи, а непослушныхъ водно будетъ отцу ігуменови и чернцомъ того монастыря належачимъ карать, яко подданихъ мѣстца святого, ведлугъ проступковъ ихъ" {Румянцевская Опись, библіотека Кіевскаго Университета, Кіевскій полкъ. Документы Остерской сотни, т. VIII, No 6.}. Въ 1655 г. кіевскій полковникъ Павелъ Яновичъ Хмельницкій, утверждая, согласно гетманскому универсалу, с. Чернивъ за Межигорскимъ монастыремъ, съ своей стороны вновь подтверждалъ: "а подданые, тамъ мешкаючіе, вшелякую повинность якъ з давнихъ часовъ паномъ отдавали, абы и теперь въ той повинности своей велебному господину отцу ігуменови и всей капитуле монастыра Межигорского вымовними не были подъ каранемъ срокгимъ" {Тамже, No 8.}.
   Сохраняя за православными монастырями ихъ прежнія имѣнія и прибавляя къ нимъ новыя, удерживая въ рукахъ монаховъ право пользоваться "послушенствомъ" крестьянъ и карать непослушныхъ, Хмельницкій вмѣстѣ съ тѣмъ сохранялъ за монастырями и другія владѣльческія привилегіи стараго порядка, въ частности -- привилегіи, дававшія владѣльцамъ возможность въ извѣстныхъ случаяхъ пользоваться трудомъ и тѣхъ крестьянъ, которые не входили въ число ихъ "подданныхъ". Наиболѣе распространенная привилегія такого рода связана была въ Малороссіи съ владѣльческими плотинами (греблями), расположенными на проѣзжихъ дорогахъ. Починка такихъ плотинъ обычно представляла собою повинность окрестнаго крестьянскаго населенія, и въ монастырскихъ владѣніяхъ Хмельницкій, рядомъ частныхъ распоряженій, удержалъ эту повинность, обезпечивавшую собою существованіе доходныхъ монастырскихъ "млиновъ" (мельницъ), распространивъ ее въ отдѣльныхъ случаяхъ не только на свободныхъ крестьянъ и мѣщанъ, но и на Козаковъ. "Соляномъ Боршнянскимъ, Дѣдовскимъ, Половянскимъ,-- писалъ, напримѣръ, онъ въ универсалѣ, выданномъ 15 мая 1655 г. Густынскому монастырю,-- приказуемъ симъ нашимъ писанемъ, абысте, якъ предъ симъ греблю монастырскую гатили, такъ и теноръ послушными были, а ежелибысте спротивными быти мѣлы писаню нашему и гребли направляти не хотѣлы, теды приказуемъ полковникови Прилуцкому, абы васъ сурово каралъ, а въ небытности наказному, и вину жебы на васъ бралъ" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черн. Каз. Палаты въ библіотеку Кіевскаго университета, No 1616/978.}. Въ другой разъ, подтверждая Батуринскому Крупицкому монастырю подаренный ему млинъ на р. Ромнѣ подъ с. Липовымъ, Хмельницкій въ своемъ универсалѣ требовалъ, чтобы "греблю тую всѣ направовали, якъ козакъ, такъ и мищанинъ, подъ неласкою нашею и зарукою И конъ до скарбу войскового" {Тамже, 1616/1461.}. Подобные же универсалы получали отъ гетмана и другіе монастыри, обращавшіеся къ нему съ соотвѣтственными просьбами.
   Такъ вождь возстанія прилагалъ съ своей стороны всѣ усилія, чтобы сохранить въ имѣніяхъ православныхъ монастырей тѣ порядки, противъ которыхъ боролись массы малорусскаго крестьянства, примкнувшія къ возстанію. Здѣсь, въ этихъ имѣніяхъ, и послѣ возстанія сохранялось привязанное къ своему званію и не имѣвшее право выхода изъ него крестьянство: сохранялось право владѣльцевъ требовать отъ своихъ подданныхъ "послушенства", карать непослушныхъ и вообще судить крестьянъ своимъ вотчиннымъ судомъ; сохранялся, наконецъ, рядъ важныхъ привилегій крупнаго владѣльческаго хозяйства. Поставленныя, такимъ образомъ, монастырскія имѣнія представляли собою настоящій обломокъ стараго порядка, но притомъ обломокъ несравненно болѣе значительный, чѣмъ уцѣлѣвшія шляхетскія владѣнія. Въ конечномъ счетѣ возстаніе, благодаря усвоенной его главарями политикѣ, не только не ослабило монастырскаго землевладѣнія, но, наоборотъ, значительно расширило и площадь земель, находившихся въ обладаніи монастырей, и количество крестьянъ, подчиненныхъ ихъ власти. Въ Кіевѣ и въ лѣвобережной Малороссіи, оставшихся за Москвою по Андрусовскому договору и составившихъ собою территорію собственно гетманщины, насчитывалось въ половинѣ XVI вѣка болѣе трехъ десятковъ православныхъ монастырей; и большинство ихъ владѣло нѣсколькими селами. Общее же количество монастырскихъ селъ и деревень доходило до нѣсколькихъ сотъ, и вдобавокъ эти села и деревни были разбросаны по всѣмъ десяти полкамъ лѣвобережной Малороссіи, образуя и на сѣверѣ, и на югѣ ея одинаково замѣтную величину.
   Стихійный порывъ народныхъ массъ, вылившійся въ форму возстанія противъ польскаго владычества и опрокинувшій вмѣстѣ съ послѣднимъ и старый соціальный порядокъ, не уничтожилъ такимъ образомъ этого порядка совершенно. Отъ него сохранились кой-какіе остатки въ видѣ уцѣлѣвшихъ шляхетскихъ и монастырскихъ владѣній и населявшихъ тѣ и другія группъ зависимаго крестьянства. Но, конечно, и здѣсь эта зависимость не могла уже сохранить своего прежняго безусловнаго характера и проявлялась въ дѣйствительной жизни въ нѣсколько иномъ видѣ сравнительно съ тѣмъ, какъ пытались ее установить охранявшія эти владѣнія распоряженія гетманскаго правительства. Рядомъ съ зависимыми крестьянами стояли теперь неизмѣримо большія массы крестьянъ, совершенно освободившихся отъ помѣщичьей власти, и первымъ было настолько легко перейти въ ряды вторыхъ, что это не могло не отражаться на ихъ положеніи и не ослаблять ихъ зависимость отъ владѣльцевъ. Съ другой стороны, и въ тѣхъ селахъ, гдѣ сохранились старыя владѣнія, теперь, во всякомъ случаѣ, появилась новая группа населенія. Несмотря на всѣ усилія Богдана Хмельницкаго, руководившагося въ своихъ дѣйствіяхъ соціальнымъ консерватизмомъ примкнувшихъ къ воз станію высшихъ слоевъ малорусскаго общества и старавшагося поэтому въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ задержать окозаченіе населенія, такое окозаченіе въ болѣе или менѣе сильной степени совершилось повсемѣстно. Даже въ селахъ, въ которыхъ до возстанія были только крестьяне, за время возстанія бокъ-о-бокъ съ ними образовались группы Козаковъ, самымъ своимъ существованіемъ въ извѣстной мѣрѣ умалявшія права владѣльцевъ. Случалась даже, что наличность въ данной мѣстности большого числа Козаковъ совершенно исключала возможность реальнаго осуществленія такихъ правъ, и, вслѣдствіе этого бывало, что монастыри, уже выпросивъ себѣ у Хмельницкаго подтвердительные универсалы на то или иное село, либо цѣлую группу селъ, до поры до времени не пользовались этими универсалами и оставляли ихъ мирно лежать въ архивахъ. Но и въ тѣхъ случаяхъ, когда владѣльческія права находили себѣ осуществленіе на практикѣ, окозаченіе части населенія неизбѣжно сокращало объемъ этихъ правъ. Такое сокращеніе, дѣйствительно, и произошло почти во всѣхъ владѣльческихъ "маетностяхъ", какъ шляхетскихъ, такъ и монастырскихъ. И для того, чтобы яснѣе представить себѣ, какъ оно совершалось на практикѣ и какія формы принимало, достаточно вглядѣться въ конкретныя подробности исторіи хотя бы одной изъ такихъ "маетностей".
   Во второй четверти XVII вѣка, въ черниговскомъ воеводствѣ жила шляхтянка Екатерина Угорницкая, вдова черниговскаго скарбника, владѣвшая неподалеку отъ Нѣжина селами Лосиновкой и Омбышемъ, Въ своихъ владѣніяхъ она устроила женскій монастырь, а затѣмъ, уже передъ самымъ возстаніемъ Хмельницкаго, задумала основать и мужской монастырь. Съ помощью КіевоПечерской лавры она и осуществила свое намѣреніе, устроила въ Омбышѣ мужской монастырь и передала ему свои имѣнія "з подданными, и преречоныхъ маетностяхъ... мѣшкаючими, з ихъ грунтами, пожитками и вшелякими повинностями". Въ свою очередь лавра, вѣдавшая этотъ Омбышскій монастырь, въ 1660 г. получила отъ польскаго короля Михаила подтвердительную грамоту на свои имѣнія, въ которую, между прочимъ, внесла и подчиненные ей монастыри, въ томъ числѣ Омбышскій, съ "даровизнами отъ разныхъ владѣлцовъ издревле надаными людми, подданными, боярами и ихъ повинностями (никого не выключая, на грунтахъ монастырскихъ имѣющаго осѣдлость), службами, работами, чиншами, податми, доходами, десятинами" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, NoNo 1616--1756 и 1616--1751.}. Дѣйствительныя отношенія въ Омбышѣ сложились, однако, нѣсколько иначе. "Передъ Хмѣлницкого войною,-- разсказывалъ въ XVIII вѣкѣ со словъ своего отца одинъ изъ мѣстныхъ старожиловъ, "бояринъ" Савка Грушевскій,-- за владѣння въ селѣ Омбишѣ благочестивого пана Угорнѣцкаго и по его смерти вдовствуючой его паней Екатерины Угорнѣцкой, не бывало Козаковъ, но все подданіе, якъ самой паней, такъ и монастирцъ Омбишского дѣвичого черницямъ повинность подданническую безъ противства исполняючіе, бывши; якъ же панѣ Угорницкая въ старости своей начала ослабѣвали, за порадою своихъ приятелей отдалася и вѣчную протекцию за архимандрита Іосифа Тризни Свято-Печерской обытели и, вручивши маетности свои Лосиновку и Омбишъ и вѣчное владѣніе, требовала и упросила, да и мужескій монастиръ былъ бы устроенъ, и по ей хотѣнню законники великого Печерского монастира прислана, монастирь устроенъ и хвала Божня исполнялась, и она, жнючи и обоихъ монастирахъ, законницъ и черцовъ пищею и одѣяниемъ удоволяла до войни Хмелницкого, въ которую, когда всюди подданіе не стали, своихъ пановъ слухати, а и смерть вбивати, тогдѣ нѣкоторые и Омбищцѣ, запротивившися и не схотѣвши въ подданствѣ быти, хотѣли панюю Угорнѣцкую вбити, если бы стараннемъ отца моего, Елназара боярина, до Кнева не втекла, а отецъ мой, боарско служачий, что мало его не вбыли, принужденъ всю худобу свою доволную оставити и з семею ври единихъ толко душахъ за Днѣпръ утекти, откуду у одиннадцать ажъ лѣтъ когда до Омбиша отецъ мой пришовъ, худобу заставъ разрабованую (разграбленную) и пропалую и бувшихъ подданихъ заставъ при княхъ козакуючихъ". Когда,-- разсказывалъ тотъ же Грушевскій въ другой разъ,-- "отецъ мой до Омбиша прійшовъ, означенныхъ самоволцовъ не при оружю, но е кіями, не и походѣ войсковомъ, но въ карчмахъ бушучихъ лозаставовъ, и монастырѣ дѣвичомъ не единой душѣ уже не знайшовъ, и той монастырець опустѣлъ, а и черненомъ хочай и було скилко черцовъ, да належите нѣлзя було нерозишовшимися подданными владѣти за назвавшимися козаками, якіе насилно чрезъ лютую свою злобу панскими и людскими борами, лѣсами, полями, сѣнокосами и прочіими пахатними и непа= хатними грунтами и рыболовлями, отнимаючи, позавладѣвали {Тамже, No 1616-1164.}.
   То, что произошло въ Омбышѣ, съ нѣкоторыми лишь варіаціями происходило и въ другихъ мѣстахъ. Въ тѣхъ селахъ, гдѣ уцѣлѣли прежнія владѣнія, часть крестьянскаго населенія во всякомъ случаѣ вышла въ козачество и вмѣстѣ съ собою вывела изъ-подъ панской власти и свои земли. И владѣльцамъ имѣній приходилось волей-неволей мириться съ этими послѣдствіями возстанія. Въ томъ же Омбышѣ лаврскіе монахи только въ XVIII вѣкѣ собрались было доказывать, что въ этомъ селѣ вовсе не должно быть Козаковъ, для чего и привлекли свидѣтельство Грушевскаго. Но, когда даже изъ сообщенныхъ имъ свѣдѣній выяснилось, что большинство переписавшихся здѣсь въ козаки крестьянъ, якобы только "съ кіями козаковавшихъ" и "въ корчмахъ бушевавшихъ", на самомъ дѣлѣ послѣ Хмельницкаго ходило, хотя и не регулярно, въ походы, монастырскія власти благоразумно рѣшили "о семъ до полкового правленія не удаватися". Течно также и уцѣлѣвшимъ шляхтичамъ не удалось возстановить прежнихъ своихъ правъ въ полномъ объемѣ; а тѣ изъ шляхтичей, за которыми такія права не были признаны вскорѣ послѣ возстанія, и совсѣмъ утеряли ихъ, такъ какъ за это время успѣли вырости и найти себѣ признаніе новыя права. Дѣйствительно, когда затихли послѣдніе отголоски эпохи возстанія, въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Малороссіи нашлись и такія лица, которыя выступили съ притязаніями на земли во имя старыхъ шляхетскихъ правъ, остававшихся непризнанными за все предъидущее время, но эти притязанія встрѣтили рѣшительный отпоръ. Въ 1690 г. черниговскій полковникъ Яковъ Лизогубъ обратился къ населенію своего полка съ особымъ универсаломъ. въ которомъ жаловался на непрестанную докуку, причиняемую ему земельными спорами, возникающими вслѣдствіе того, что "ославляючіися шляхтою, за антецессоровъ моихъ, прошлыхъ пановъ полковниковъ, черезъ всѣ мѣнущіе лѣта, не обзивалися до грунтовъ и не доходили ихъ, ажъ теперъ давнимъ шляхецкимъ правомъ, якъ передъ войною было, почали себѣ за отчиззіе винаходити и трудности немални чинити". При этомъ полковникъ сообщалъ, что, по совѣту съ полковой старшиной и "злачнымъ войсковымъ товариствомъ", онъ для всѣхъ такихъ дѣлъ устанавливаетъ слѣдующее рѣшеніе: такъ какъ со времени войны Хмельницкаго "волне и свободне помежи тими и на тихъ то шляхецкихъ грунтахъ пооседали селами войсковіе и посполитіе люде, а оніи тіи жъ шляхецкіе грунта запустѣліи зостали", другіе же отданы гетманскими универсалами "годнымъ особамъ", "теди на чомъ хто оседѣлъ въ шляхти и всякихъ людей по селахъ опасаннихъ прошлими часы и теперь сколко собою разробленихъ своихъ уживае и держить грунтовъ, а болше роспахати и розробити самъ не може, абы тимъ ея контентовали (довольствовались) и тѣе за власность свою мѣли". По отношенію же къ остальнымъ землямъ, "еще не розробленымъ и запустѣлымъ", которыя "за отчискіе себѣ шляхта звикла ославлювати и давнимъ шляхецкимъ правомъ граничити", полковяикъ требовалъ, чтобы "ровно и спокойно въ шляхтою и всякіе люде, якихъ хто може, каждіе селяне въ своемъ ограниченію лежачіе пустую чіе грунта посѣдали, розробляли и ку пожитковѣ своему безъ жаднихъ заводовъ и турбаціи приводили" {Кіевская Старина, 1885, No 3, сс. 641--2.}.
   Въ свою очередь ограниченіе правъ владѣльцевъ имѣній въ пользу Козаковъ находило себѣ не менѣе рѣшительное признаніе. Въ 1691 г. гетманъ Мазепа въ универсалѣ, обращенномъ къ кіевскому полковнику Мокіевскому, съ рѣзкимъ осужденіемъ отзывался о тѣхъ владѣльцахъ имѣній, которые, "вивѣдуючи о давнихъ грунтахъ, поляхъ и сѣножатехъ панскихъ, якне за лядское держави ври дворцахъ бывали, а од першое войны славное памети гетмана Хмельницкаго пришме подъ область козацкую, смѣютъ оніе отъ Козаковъ отнимати и приворочать подъ свою владзу". Вспоминая подвиги Козаковъ въ войну Хмельницкаго, гетманъ утверждалъ, что "тиѣ отважники тою и теперь важивати повинни, то имъ тогда шаблею и кровню загорнулось въ руки", и требовалъ, чтобы какъ свѣтскіе, такъ и духовные владѣльцы имѣній "Козаковъ, здавна, въ тихъ маетностяхъ мешкаючихъ, жадною и найменшою кривдою не домикали, и грунтовъ жаднихъ здавна ими завладѣнихъ, хочъ бы такъ доводилось, уже за державы польское панскими найдовались, отнимать онихъ неважились". Присваивать "давнія панскія" земли гетманъ разрѣшалъ владѣльцамъ имѣній только въ томъ случаѣ, еслибы эти земли "пусто, а не въ подѣлу и заживаню козацкомъ найдовались" {Кіевская Старина, 1892, No 1, сс. 139--40.}.
   Такимъ образомъ уцѣлѣвшіе остатки стараго порядка, вліяя, конечно, въ извѣстной мѣрѣ на жизнь страны, въ то же время сами находили себѣ нѣкоторыя ограниченія въ окружавшемъ ихъ новомъ строѣ, созданномъ возстаніемъ. Намъ пора теперь перейти къ этому строю и попытаться возстановить главныя его очертанія.

В. Мякотинъ.

(Окончаніе слѣдуетъ).

"Русское Богатство", No 9, 1912

   
телми, человѣкъ въ 50 и болѣе, заразъ туда на свободную бѣлоусовскую землю до мирской череди пошли, съ тѣмъ, чтобъ тую недопускаемую Новаковскимъ къ свободной водѣ череду можно было к той водѣ пригнать". Новаковскій, увидя ихъ, выѣхалъ имъ на встрѣчу верхомъ на лошади "въ немаломъ азартѣ" и сталъ стрѣлять изъ пистолетовъ, "однакъ они, отвѣтчики, таковой его стрелбы не опасаясь, вдругъ обступивъ его тамъ же на свободной бѣлоусовской землѣ съ лошадью и съ опой сваливши его на землю", отобрали отъ него лошадь, "шляпу съ пузументомъ" и оружіе, "а его, Новаковского, не чиня ему и малѣйше никакова бою, пустили пеша". "А служанка истцева Ирина, и тѣ поры стоявшая на оной гребелцѣ, когда стала разнообразно имъ, отвѣтчикамъ и всѣмъ другимъ бившимъ тамо многимъ людямъ за истца, Новаковского, бранить, то они, отвѣтчики, вскричавъ тую служанку ловить и поймавши ее, бросившуюсь и воду, взяли и село Бѣлоусовку и тамо ей посредѣ села, по общему всѣхъ тамо бывшихъ многихъ жителей бѣлоусовскихъ согласію, положивши на землю, асаулецъ бѣлоусовскій Остапъ Левченко да житель бѣлоусовскій жь по имени Сергѣй и двѣ маленкне палицы били, якимъ боемъ дано ей ударовъ не болше, якъ з десятокъ, чрезъ что и истецъ Новаковскій, можетъ быть, устрашившись, такъ, какъ показуетъ, от нихъ, отвѣтчиковъ, утѣкалъ и по разнимъ мѣстамъ скривался". Насилій же и побоевъ самому Новаковскому -- утверждали козаки -- они никакихъ не причиняли. Однако произведенное вознымъ освидѣтельствованіе обнаружило на тѣлѣ Новаковскаго много ранъ и слѣдовъ тяжелыхъ побоевъ, такъ что въ дѣйствительности козаки едва-ли были особенно учтивы и. съ самимъ Новаковскимъ. Бродскій судъ во всякомъ случаѣ призналъ ихъ виновными въ самоуправствѣ и отправилъ подъ карауломъ въ Малороссійскую Коллегію "для поступленія съ ними по законамъ" {Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ. По свидѣтельству вознаго, у Новаковскаго оказались такіе "боевые знаки", "ниже потилицѣ синіокривовой болшой знакъ, отчего и опухлость до верху потилицѣ имѣется, на левой руки вишше лопатки знакъ синіокривавой болшой, на левой же руки вишше локтя к плечу болшой же кривавой знакъ, на левой ноги въ голенѣ рана до кости пробита болшая опасна, на тоей же ноги до кривѣ содраннихъ знаковъ, взявши от палцовъ до самого колѣна ивише колѣна, немалое число, от чего вся нога синіокриваво опухлая, правая нога от палцовъ даже до више колѣна криваво немалими знаками содрана и вся синіо опухлая".}.
   Такихъ и подобныхъ имъ попытокъ со стороны козаковъ силою воспрепятствовать захвату общинныхъ земель было не мало въ различныхъ мѣстностяхъ лѣвобережной Малороссіи, но во второй половинѣ XVIII вѣка эти попытки по большей части наталкивались на суровый отпоръ старшины и, за рѣдкими исключеніями, такъ же мало останавливали процессъ расхищенія общинныхъ земель, какъ и попытки обращенія съ этой цѣлью къ суду, А между тѣмъ благодаря этому процессу количество общинныхъ земель годъ отъ году сокращалось и такое сокращеніе шло впередъ очень быстрыми шагами. Въ 1761 г. гетманъ Разумовскій далъ переяславскому полковому судьѣ Якиму Каневскому "и свободномъ войсковомъ степу, лежачомъ полку Переясловского и сотнѣ золотоноской между рѣчками Кропивною и Золотоношею, въ урочищы Сухой Згарѣ свободной земли для хутора и длину и вширь по двѣ версты, во вѣчное его, Каневского, владѣйте", поручивъ ему при этомъ наблюдать, чтобы "другие никто самоволно того степу до владѣние свое не захвачивали" {Рум. Опись, въ б-кѣ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Золотоношской сотни, т. VII, No 62-в.}. Вслѣдъ за тѣмъ Каневскій послалъ гетману доношеніе, въ которомъ писалъ, что изъ свободнаго степа, простиравшагося нѣкогда въ данной мѣстности на 100 верстъ въ окружность, въ общемъ владѣніи козаковъ и посполитыхъ осталась только площадь на 12 верстъ въ окружности, все же остальное расхищено владѣльцами {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ,}. Столь же быстро шло расхищеніе общинныхъ земель и въ другихъ мѣстахъ и по мѣрѣ того, какъ оно подвигалось впередъ, все болѣе упорной и напряженной становилась борьба изъ-за остававшейся еще въ общинномъ владѣніи земли.
   Съ одной стороны, наличность этой борьбы, обострявшей обычныя неудобства захватнаго землепользованія, съ другой -- неувѣренность въ прочности владѣнія захваченными уже землями приводили къ тому, что во владѣльческихъ кругахъ пріобрѣтала.все большую популярность мысль о полной ликвидаціи общинныхъ земель. Время отъ времени отдѣльные владѣльцы выступали съ ходатайствами въ этомъ смыслѣ и передъ властями. Въ моментъ составленія въ Малороссіи въ 1768 г. "генеральной ревизіи" двое изъ владѣльцевъ золотоношской сотни Переяславскаго полка, полковникъ Мейеръ и коллежскій ассессоръ Евфевенъ, подали въ коммиссію составленія ревизіи въ этомъ полку особое доношеніе, въ которомъ заявляли, что имъ при существующихъ условіяхъ трудно выполнить требованіе сенатскаго указа 1767 г., обязывавшаго помѣщиковъ заботиться о размноженіи и запасѣ хлѣба во избѣжаніе голодовокъ крестьянъ. "При нашихъ деревняхъ, по реке Золотоноши, а болше при речки Кропивной,-- писали они -- сверхъ владелцовъ, козачихъ хуторовъ вокругъ немалое число, которые оставя свои отчизние земли и двори и разныхъ селахъ, и техъ футорахъ обитаютъ, и при каждомъ селенни футоровъ и деревень и пахатнихъ и випускнихъ поляхъ противо своихъ селений одинъ от другого настоящими знаками не ограничуются и от своихъ селений до другихъ селений удобреннне распаханне нивя и целини захвативаютъ одинъ предъ другимъ орать, такъ же и трави недоспелне скошиваютъ не во время с немалими спорами, а иногда и драками, такъ же и на випуски для скота толокъ несогласно и почти каждой себе погодно и между хлебовъ оставляетъ и такихъ разнихъ толокъ випускомъ хлебу и сепожатемъ от скота биваетъ вибите и порчь, от чего мы, помещики, и люде наши, равно жъ и они, козаки, от такого безпорядочества и неограничення смежностей и размноженни хлебопашества и всей обществу полезной экономни успеху иметь и обзавестись и запасъ не можемъ, но претерпевать принужденни от собственного смежного небреження всегдашнне убитки". И хотя дозволено добровольное размежеваніе,-- продолжали просители -- но "с такими при онихъ нашихъ селенпяхъ живущими козаками и другими жителми, яко простолюдинами, не сведущими порядка, ничего помещикамъ собою учинить нелзя, понеже не толь жителствующие при онихъ речкахъ футорами козаки, но и живущне и разныхъ селахъ и околичностяхъ тѣхъ речокъ козакы и разние обиватели от своихъ и не близкихъ селъ и оние поля, и не принадлежащие к ихъ селениямъ, по оному безпорядочеству и неотграничению орать и трави недоспелие схвативать упадають и пасбою скота вредятъ". Въ виду этого авторы доношенія просили коммиссію, "не соблаговоленно ль будетъ при онихъ нашихъ селенияхъ противо всякого владѣния принадлежащее земли, также и к онимъ примерние, и присудствни от оной комисии все смежности ограничить по дуктамъ владеемое, а примерную противъ селений по числу хатъ или душъ, и всякому обиталищу при онихъ местахъ предели означить и сходство узаконенихъ постановлении". На случай же, еслибъ коммиссія не признала возможнымъ сама исполнить это, они просили довести ихъ ходатайство до свѣдѣнія генералъ-губернатора Малороссіи гр. П. А. Румянцева {Рум. Опись, въ б-къ кіевск. ун-та, Переяславскій полкъ, Документы Золотоношской сотни, т. IX, No162.} Подобнымъ же образомъ въ 1782 г. компанейскій полковникъ Товбичевъ, донося казенной палатѣ кіевскаго намѣстничества о многочисленныхъ незаконныхъ захватахъ общинныхъ земель въ той же золотоношской сотнѣ, писалъ, что эта земля "подлежитъ и общій подѣлъ, дабы яко всѣ, кои всероссійскому ея императорского величества престолу служили и служатъ, высокомонаршею милостью обойденине были подѣломъ той земли, и тѣ, кои по неимѣнію собственной земли к хлебопашеству и травъ на сѣно кошенію таковими захватчиками самовластно свободного войскового степу, гдѣ было безпрепятственно вся околичность уѣзда золотоношского на таковомъ степу свободно ползуясь доволствуется, нинѣ такъ угнетенны, что почти дневного пропитанія лишаются". Или же -- предлагалъ Товбичевъ -- "по примѣру, какъ и Новороссійской губерніи таковій же свободній войсковій степъ десятинами е платежомъ положенного числа денегъ и казну разобранъ, такъ и здесь вишеписанный степъ тѣмъ же порядкомъ к разобранію десятинами, кто сколко оныхъ пожелаетъ взять с платежомъ и казну ассигнованною числа денегъ, присуждение учинить, по которому суждению я во первыхъ до нѣсколка сотъ десятинъ с платежомъ и казну положенного числа денегъ е крайнею моею охотою принять имѣю". "И посему -- обѣщалъ Товбичевъ -- не толко всѣмъ при своей ползѣ оставаться будетъ и въ государственной казнѣ приращеніе послѣдуетъ, (но) зазрѣніе и вражда на тѣхъ захватчиковъ, что самоволно степъ завладѣли были, прекратится и послѣдуетъ въ обществѣ покой и тишина" {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ.}.
   Временами и высшая администрація страны какъ будто готова была усвоить эту мысль о полной ликвидаціи общиннаго владѣнія и вступить, по крайней мѣрѣ, въ нѣкоторыхъ конкретныхъ случаяхъ, на путь такой ликвидаціи, указывавшійся державцами. По словамъ Товбичева, назначенная въ результатѣ его доносовъ въ 1763 г. для разслѣдованія захватовъ свободнаго войскового степа въ золотоношской и кропивенской сотняхъ коммисія "приговорила тотъ степъ раздѣлить", выдѣливъ сперва "довольную къ хлѣбопашеству и травъ кошенію на всякаго часть" свободнымъ посполитымъ и.распредѣливъ затѣмъ остальную землю между козаками и владѣльцами. Но -- прибавлялъ Товбичевъ, разсказывая въ 1782 г. объ этомъ рѣшеніи,-- "по тому и малѣйшого отъ захватчиковъ выполненія нѣтъ и, сколько хто захватилъ беззаконно войсковой земли, тѣмъ и понынѣ владѣетъ, а другого никого пользоваться не допускаетъ" {Тамже.}. Не большій успѣхъ имѣли на практикѣ попытки поднять вопросъ объ общинныхъ земляхъ въ общей его формѣ и въ нѣкоторыхъ другихъ мѣстностяхъ лѣвобережной Малороссіи. И, кажется, высшая администрація страны въ сравнительно широкихъ размѣрахъ занялась отборомъ захваченныхъ въ частное владѣніе общинныхъ земель только въ одномъ случаѣ,-- когда гетманъ Разумовскій получилъ въ свое владѣніе Яготинскую волость и заинтересовался возвратомъ отхваченной отъ нея разными владѣльцами "вольной" земли {См. Мотыжинскій Архивъ F 1890, No 85.}. Но въ данномъ случаѣ забота гетмана о возвратѣ этой земли была всецѣло продиктована его частными интересами, какъ державцы имѣнія, и самая его дѣятельность въ этомъ направленіи только своимъ размахомъ отличалась отъ подобной же дѣятельности всякаго другого державцы.
   Никакихъ общихъ мѣръ по отношенію къ общиннымъ землямъ и не было принято за ХУТИ вѣкъ въ лѣвобережной Малороссіи. Но чѣмъ дальше шло время, тѣмъ больше проникались ея администрація и судъ тенденціями владѣльческаго класса и тѣмъ тяжелѣе становилось положеніе еще сохранявшихся въ странѣ общинъ при столкновеніяхъ съ представителями этого класса. Нѣсколько конкретныхъ эпизодовъ всего лучше помогутъ намъ наглядно представить себѣ это положеніе и вытекавшіе изъ него результаты.
   Въ 1774 г. Екатерина и Тимофей Скоропадскіе подали въ черниговскій гродскій судъ жалобу на жителей д. Турьи, козаковъ, стрѣльцовъ и подданныхъ Троицкаго монастыря, за насиліе, якобы совершенное ими на земляхъ жалобщиковъ. По словамъ Скоропадской, названные жители д. Турьи, "нашедши гвалтовие и самоправие на отданніе уже отцу ей грунта, сѣнокоси, зарослѣ и лѣса, сами собою много с оного лѣса и землѣ подданической... к владѣнию своему заняли и вновь границу зделали и знаки на деревахъ и тіоси положили с похвалками такими, ежелибъ кто впредь от сторони ей Скоропадсковли моглъ бы туда уходить, имѣютъ въ смерть убить". Вызванные гродскимъ судомъ къ отвѣту обвиняемые въ допросахъ своихъ показали, что земель Скоропадскихъ и ихъ посполитыхъ они вовсе не захватывали, а положили граничные знаки, будучи созваны для этого мѣстнымъ козацкимъ атаманомъ и войтомъ монастырскихъ посполитыхъ, "и своихъ единственно общественнихъ деревнѣ Тури земляхъ" и "тѣ знаки и тіоси ими з общественною согласня вновь положени для того, что чрезъ заборъ и нихъ, стрелцовъ и Козаковъ и монастирскихъ Троецкихъ подданнихъ, и общественнихъ ихъ земляхъ и лѣсахъ сокѣръ и протчого от сторони Скоропадского причиняеми били неоднократніе обиди". Для гродскаго суда этого оказалось вполнѣ достаточно, чтобы признать турейскаго атамана Семена Усика зачинщикомъ "гвалта" и "нарушенія общей тишины и спокойствія" и, въ качествѣ такого зачинщика, отправить его подъ карауломъ въ Малороссійскую Коллегію "къ поступленію съ нимъ тамо по законамъ". Коллегіи пришлось разъяснять гродскому суду, что до разрѣшенія вопроса о томъ, кому принадлежитъ земля, на которой были положены знаки, не можетъ быть рѣчи о "гвалтѣ", а "потому оной атаманъ Усикъ и не подлежитъ еще, никакому обвиненію". И, постановивъ освободить Усика, Коллегія вмѣстѣ съ тѣмъ рѣшила предписать черниговскому гродскому суду, чтобы впредь онъ точнѣе соблюдалъ свои обязанности, "не дѣлая напрасними переписками Коллегіи затруднѣній и заборомъ неосмотрительно людей под караулъ отягощения" {Архивъ Черниговскаго Окружнаго Суда, Дѣла Гражданскія, No 154.}.
   Рѣшенія гродскихъ и земскихъ судовъ, замѣнившихъ съ 60-хъ годовъ XVIII вѣка прежніе полковые суды лѣвобережной Малороссіи, ставили подчасъ высшую администрацію края и въ болѣе трудное положеніе. Въ 1767 г. козаки селъ Демьянецъ, Харьковецъ, Вонтовецъ, Сконецъ, Ковалина и Юрковецъ обратились въ переяславскую полковую канцелярію съ "нижайшимъ доношеніемъ". Въ этомъ доношепіи они указывали, что они были привлечены въ переяславскій земскій судъ по иску кіевскаго Пустынно-Никольскаго монастыря за порубку якобы принадлежащей ему рощи Проходы при с. Ковалинѣ и выбитіе тѣмъ монастыря изъ спокойнаго владѣнія. Козаки съ своей стороны увѣряли, что эта роща "вольная козачая". Но въ земскомъ судѣ -- разсказывали они -- "не учинивъ о той рощѣ, яко издревле волной козачей, надлежащого и силу указовъ внизслѣдованія, но согласись къ искамъ законниковъ по прихотѣ ихъ, какъ бы о какомъ партикулярномъ добрѣ, поведено дѣла за одянъ порубъ, порядкомъ о вибитѣ з спокойною владѣнія, и без принятія от насъ никакихъ документовъ по учиненнимъ рѣшеніямъ насъ невинно обвинено и на всякого е насъ, хотя кто оттоль по одному толко возу дровъ вивезли, наложено ко уплатки законникамъ денегъ по 47 р. и по 50 к., кто жъ ездилъ з синами либо з другими свопственними, и з тѣхъ такожде порознь на каждою оная сумма наложена, такъ что на инного виходитъ близко двохъ сотъ рублей, на которую сумму не толко и насъ бедного нашего имѣнія, но и жилихъ грунтовъ и другихъ недвижимостей стать не можетъ, и къ доставленію совершенною за то удоволства онихъ законниковъ не что болшъ намъ слѣдуетъ, какъ толко со всѣмъ имѣніемъ, грунтами и другими недвижимостми отдаться и подданство онимъ законникамъ". "Якожъ -- продолжали козаки -- мы по простотѣ нашей и е понужденія насъ к тому от суда земскою инного способу не сискуемъ, для чего полковой Переяславской канцеляріи о томъ нижайше представляемъ и отдаться ли намъ е нашими грунтами и имѣніемъ и подданство законниковъ монастира или какъ и полковой канцеляріи благоразсуждено будетъ, просимъ и оной полковой канцеляріи разсмотренія и резолюціи". Полковая канцелярія, получивъ это "доношеніе", въ свою очередь представила его "на разсмотрѣніе и резолюцію" въ Малороссійскую Коллегію. Тѣмъ временемъ козаки подали жалобу на рѣшеніе земскаго суда и генералъ-губернатору Малороссіи, гр. Румянцеву, настаивая на томъ, что порубленная ими роща "издревле общая водная, а законниками ненадлежаще присвоена", и вмѣстѣ съ тѣмъ указывая, что эта роща едва ли-стоила и 500 р., а земскій судъ приговорилъ взыскать съ нихъ въ пользу Пустынно-Никольскаго монастыря около 11.000 р., "якой суммы не толко та роща, но и вся оного монастыря въ селахъ Дѣвичкахъ и Ковалинѣ имѣющаясь маетность со всѣми грунтами и угодіями не стоитъ". Румянцева въ этомъ дѣлѣ заинтересовала, повидимому, главнымъ образомъ фискальная его сторона и онъ обратился по этому поводу къ Малороссійской Коллегіи съ особымъ ордеромъ, въ которомъ писалъ: "яко козаки всѣ свои имѣнія имѣютъ только единственно для отправленія изъ оныхъ службы, которыхъ лишая приговоромъ въ судахъ подъ образомъ навязки и заруки, скоро можно пользу ущербить государственныхъ интересовъ, требующихъ охранять ихъ при цѣлости своихъ имѣній, сего резона ради въ оной Коллегіи, соображая къ сей матеріи касающіеся обстоятельства и законы, постановить, какимъ образомъ судамъ нижнимъ поступать при случаѣ, когда приговоръ изданъ будетъ по чьему пеку на обвиненіе козака, и простираться ль оному на персону только иди и на имѣніе его". Съ своей стороны Малороссійская Коллегія постановила передать какъ самую жалобу Козаковъ, такъ и возбужденный Румянцевымъ общій вопросъ на разсмотрѣніе генеральнаго суда и впредь до его рѣшенія пріостановить приведеніе въ исполненіе приговора переяславскаго земскаго суда {Кіевскій Центральный Архивъ, Дѣла о поземельныхъ спорахъ, дѣло козаковъ с. Юрковецъ съ Кіево-Пустынно-Никольскимъ монастыремъ.}.
   Какъ въ концѣ концовъ рѣшилось только что разсказанное дѣло, изъ бывшихъ у меня въ рукахъ архивныхъ бумагъ не видно. Но среди этихъ бумагъ имѣется рядъ другихъ рѣшеній, показывающихъ, какъ широко склонны были суды подъ конецъ XVIII вѣка толковать владѣльческія права на общинныя угодья, находившіяся въ совмѣстномъ пользованіи державцевъ и козаковъ. Вотъ для примѣра одно изъ такихъ рѣшеній, относящееся къ моменту, непосредственно слѣдовавшему за преобразованіемъ административныхъ и судебныхъ учрежденій лѣвобережной Малороссіи по общерусскому образцу.
   Въ 1781 г. между козаками с. Коренецкой и батуринскимъ Крупицкимъ монастыремъ, владѣвшимъ посполитыми этого села, возникъ споръ изъ-за сѣнокоснаго болота при р. Ромнѣ. Козаки и представленные ими свидѣтели согласно показывали, что это болото всегда было "обще козачее, принадлежащее всѣмъ села Коренецкой жителямъ", и что имъ "издревле села Коренецкой все общество, то есть козаки, ихъ подсосѣдки и посполитые всѣ, такъ 1 и нынѣ владѣютъ и ползуются по древнему постановленпю, кто где успѣетъ захватить, тамо и сѣно искошиваетъ". Тѣмъ не менѣе борзенская нижняя расправа, разбиравшая этотъ споръ, въ 1783 г. присудила спорное болото въ исключительное владѣніе Крупицкаго монастыря, воспользовавшись въ качествѣ основаній для такого приговора и приведенными показаніями. "Какъ по высочайшей грамотѣ -- говорилось въ "увязчемъ листѣ", обращенномъ нижней расправой къ коренецкимъ козакамъ, -- село Коренецкое всемилостивѣйше пожалованно монастиру Батуринскому со всѣми принадлежащими угодіи, кромѣ козаковъ и ихъ козацкихъ собственныхъ грунтовъ, вы же, какъ и въ протчихъ мѣстахъ обыкновенно, имѣете удѣлно особливые свои земли, сѣнокосы, гаи и другіе угодіи, ни е кимъ не совмѣстніе, въ разсужденіи коихъ сіе болото за собственное ваше почесться всячески не можетъ, потому что свидѣтели всѣ согласно засвидѣтельствовали и сами вы тому не прекословите, яко онимъ совмѣстно съ вами владѣютъ и всѣ тамошніе мужики, подданные монастырскіе, совсѣмъ въ собственныхъ вашихъ имѣніяхъ не участвующіе, а е того и явственно, что к тому (вы) допущенны, по самому вашему признатью, небреженіемъ тамошныхъ монастырскихъ прикащиковъ" {Документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ б-ку кіевск. ун-та, No 1616/1458. '}. Такъ владѣльческое право почти совершенно вытѣснило собою въ практикѣ судовъ прежнее общинное право и самая наличность общиннаго владѣнія землею державцами и козаками обращалась въ аргументъ для признанія исключительнаго права собственности на эту землю за державцами. Не трудно представить себѣ, насколько должна была облегчить эта практика судовъ захваты сохранявшихся еще общинныхъ земель и угодій.

-----

   Таковы были въ наиболѣе существенныхъ своихъ очертаніяхъ судьбы общиннаго землевладѣнія въ лѣвобережной Малороссіи на протяженіи XVII--XVIII вѣковъ. Въ половинѣ XVII столѣтія общинное землевладѣніе было здѣсь рѣшительно господствующимъ фактомъ въ области земельныхъ отношеній и личная собственность на землю, хотя и существовавшая въ эту пору въ странѣ, отходила передъ нимъ далеко на задній планъ. Наиболѣе обычною формой общины на территоріи лѣвобережной Малороссіи являлся въ эту эпоху широкій общинный союзъ, который можно было бы назвать, употребляя обычную терминологію, волостной общиной,-- союзъ, объединявшій въ себѣ населеніе нѣсколькихъ селъ и деревень, сообща владѣвшее занятою имъ землей и расположенными на ней угодіями и пользовавшееся этой землей и угодьями на началахъ захватнаго порядка. При этомъ на территоріи, занятой такимъ союзомъ, обычно практиковались въ тѣхъ или иныхъ размѣрахъ, съ его ли разрѣшенія или съ разрѣшенія стоявшихъ надъ нимъ властей, заимки земли въ частную собственность. Въ частную собственность постепенно переходили и тѣ земельные участки, которые болѣе или менѣе долго оставались въ непрерывномъ пользованіи однихъ и тѣхъ же хозяевъ. Такъ рядомъ съ общинными землями понемногу складывалась частная земельная собственность, все возроставшая въ своихъ размѣрахъ.
   Съ теченіемъ времени эти большіе общинные союзы естественно распадались на болѣе мелкія сельскія общины. Но этотъ естественный процессъ былъ значительно ускоренъ и осложненъ условіями, лежавшими внѣ сферы собственно земельныхъ отношеній. Внутри общиннаго союза, первоначально болѣе или менѣе однороднаго по своему соціальному составу, довольно скоро уже образовались различныя соціальныя группы, постепенно все болѣе обособлявшіяся одна отъ другой и по мѣрѣ этого обособленія все дальше расходившіяся въ своихъ интересахъ. И борьба за землю, возникавшая на почвѣ противоположныхъ интересовъ между этими группами,-- между козаками и посполитыми, съ одной стороны, между свободными селянами, какими являлись и козаки, и свободные посполитые, и владѣльцами имѣній, съ другой, -- не только ускорила распаденіе крупныхъ общинныхъ союзовъ, но во многихъ случаяхъ повела и къ распаденію сельскихъ общинъ и содѣйствовала образованію на мѣстѣ общиннаго владѣнія частной земельной собственности. Благодаря практиковавшейся въ широкихъ размѣрахъ раздачѣ имѣній въ частное владѣніе число свободныхъ посполитыхъ скоро дошло до ничтожной цифры. Съ этой поры борьба за общинныя земли приняла по преимуществу характеръ борьбы между рядовымъ козачествомъ и быстро разроставшимся и увеличивавшимъ свое могущество классомъ державцевъ, въ составъ котораго входили козацкая старшина, часть духовенства и монастыри. При этомъ то положеніе, которое занимала старшина, являвшаяся представительницей мѣстныхъ общинъ и сосредоточивавшая въ своихъ рукахъ ихъ права, открывало ея членамъ широкую возможность присвоенія общинныхъ земель. И частью путемъ пожалованій отъ властей, частью путемъ прямыхъ захватовъ, становившихся все болѣе легкими по мѣрѣ того, какъ судъ и администрація страны освобождались отъ контроля народныхъ массъ и пропитывались владѣльческими тенденціями, державцы успѣли завладѣть значительною долей общинныхъ земель, обративъ ихъ въ свою частную собственность. Все это нанесло рядъ тяжелыхъ ударовъ общинному землевладѣнію. Въ сѣверныхъ полкахъ лѣвобережной Малороссіи уже въ половинѣ XVIII вѣка частная земельная собственность получила безусловное преобладаніе надъ общинной, а свободныхъ общинныхъ земель, которыя являлись бы своего рода запаснымъ фондомъ для общинъ, почти уже не было {См., напр., въ одномъ документѣ 1740 г. заявленія нѣсколькихъ козаковъ и посполитыхъ, перешедшихъ въ Переяславскій полкъ изъ полковъ Кіевскаго и Нѣжинскаго, потому что "тамъ волного степу нѣтъ, жить было нѣ на чомъ",-- Мотыжинскій Архивъ, К. 1890, л. 43--45. Аналогичныя указанія имѣются въ другихъ документахъ этой эпохи.}. Въ менѣе заселенныхъ южныхъ полкахъ такія земли въ эту пору еще были, была сильно представлена и община, но рядомъ съ нею и здѣсь была уже очень широко распространена частная земельная собственность.
   Въ соотвѣтствіи съ этимъ шла и внутренняя эволюція общины. Первоначальный чисто-захватный порядокъ пользованія землею, практиковавшійся въ условіяхъ неограниченнаго земельнаго простора, по мѣрѣ того, какъ подвигалось впередъ заселеніе страны, постепенно измѣнялъ свой видъ подъ вліяніемъ усилій отдѣльныхъ общинъ нѣсколько урегулировать это захватное землепользованіе. Во многихъ мѣстностяхъ установленъ былъ срокъ, съ котораго можно было начинать сѣнокосъ на общинныхъ лугахъ. Нѣкоторый отдѣльныя общины точно опредѣляли періодъ, дольше котораго земельный участокъ не могъ находиться непрерывно въ рукахъ одного и того же хозяина. Другія общины вступали на иной путь, производя отрѣзки отъ черезчуръ большихъ заимокъ отдѣльныхъ своихъ членовъ и передавая эти отрѣзки наиболѣе.обдѣленнымъ общинникамъ. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ общинами, повидимому, практиковались и передѣлы, если не всѣхъ общинныхъ земель, то, по крайней мѣрѣ, сѣнокосовъ. Помимо довольно частыхъ въ актахъ XVIII вѣка упоминаній о "паяхъ" и "десяткахъ" въ общинныхъ лугахъ, сохранившіеся документы даютъ и болѣе ясныя указанія на существованіе подобныхъ передѣловъ. Вотъ одно изъ наиболѣе опредѣленныхъ указаній такого рода. Въ 1787 г. дѣвичій Пятницкій монастырь и козаки с. Юрьевки жаловались на коллежскаго ассесора Товстолѣса, что онъ завладѣлъ общественнымъ сѣнокоснымъ болотомъ с. Юрьевки. "Онымъ же сѣнокоснымъ болотомъ -- утверждали жалобщики -- издревле подданные монастырскіе и козаки с. Юрьевки совмѣстно владѣли, скашивая на немъ траву безъ всякого отъ кого-либо препятствія по роздѣлу, сколько кому и гдѣ скосить въ часть доведется, онъ же, Товстолѣсъ, никакого въ томъ участія никогда не имѣлъ" {Архивъ Черниг. Каз. Палаты, No 1750. Въ другомъ мѣстѣ тѣ же жалобщики опредѣляли это болото такимъ образомъ: "болото сѣнокосное, которое не противъ нивъ своихъ обыватели юрьевскіе косять, ко въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ кому съ согласія общества, въ томъ участвующаго, (и) по дѣлу въ часть что косить доведется".}. Но если передѣлы и практиковались въ нѣкоторыхъ общинахъ, то число такихъ общинъ, по всей видимости, было крайне не велико. Раньше, чѣмъ передѣлъ, пая форма общины успѣла сколько-нибудь широко развиться въ лѣвобережной Малороссіи, здѣшняя община частью совершенно разрушилась, частью пошатнулась подъ напоромъ восторжествовавшихъ благодаря общему ходу исторіи страны иидивидуалистическихъ тенденцій. И къ концу XVIII столѣтія отъ широко распространеннаго за сто лѣтъ передъ тѣмъ общиннаго землевладѣнія сохранились лишь небольшіе сравнительно остатки, сосредоточенные главнымъ образомъ въ южной части страны.

В. Мякотинъ.

"Русское Богатство", No 12, 1913

   
ѣшивается въ разборъ дѣлъ о блудодѣяніи и убійствѣ и беретъ на себя большіе штрафы, "чого нѣкогды въ полку нашемъ не бывало, ибо, въ томъ не труждаючися, неприлично и брати". Марковичъ просилъ, "чтобы въ сану духовного въ такія дѣла не интересовался нѣхто.... бо, еслибы мѣла духовная власть тіе себѣ неналежніе подгорнути приходи, то з чого будетъ и власть свѣцкая жити, развѣ въ того, чтобы тилко градскіе порядки устроевати и всякіе трудности отбувати дармо". Лазаревскій, Описаніе старой Малороссіи, III, сс. 115--6.}. Если преступникъ подвергался смертной казни, штрафъ своимъ чередомъ взыскивался изъ оставшагося послѣ казненнаго имущества. Случалось, что судъ, когда потерпѣвшая сторона не особенно настаивала на наказаніи преступника, миловалъ послѣдняго, но "належитая врядовая и панская вина" неукоснительно взималась и въ этомъ случаѣ. Бывало даже и такъ, что полковникъ обращалъ принадлежавшее ему право помилованія въ новый источникъ дохода. Въ 1690 г. сотенный и городовой урядъ м. Бѣликовъ съ участіемъ высланнаго изъ Полтавы бурмистра и "значныхъ старинныхъ Бѣлицкихъ людей" приговорилъ Кирила Хведорченка за покражу лошадей и пчелъ къ смертной казни. Мать Хведорченка просила однако, помиловать его, обѣщая вернуть цѣну украденнаго. Въ виду этой просьбы матери преступника обвинители "не барзо настояли на его смертельной карности" и "припустили на волю уряду мѣского", который въ свою очередь обратился къ полковнику. Послѣдній, "увѣдомившись, то мати Кирилова ручится за сына своего, а людского злочинцу, обдарилъ сына ей животомъ и казалъ пустити на покаяніе; а за тую поруку, то Хведорчиха поручилася за сына, и за его злодѣйское Кирилово проступство взялъ его милость панъ Феодоръ Жученко, полковникъ Полтавскій, млиновые кола (мельничные поставы) на рѣцѣ Ворсклѣ и лѣсъ Кириловъ Хведорченковъ" {А. М. Лазаревскій, Замѣчаніи на историческія монографіи Д. П. Милра, X. 1898, приложенія, с. 56.}. Въ 1700 г. полковой полтавскій урядъ судилъ нѣкоего Тимка Гаптара за убійство шинкарки и призналъ было убійцу подлежащимъ смертной казни, тѣмъ болѣе, что и "рожоная сестра" убитой "домовлялася судового всказанія". Но полковникъ "суду росказалъ даровати его горломъ за усиловнымъ кривавослезнымъ матки его Тимковой и тещи онаго жъ въ жоною его, а до того, ижъ (что) онъ, Тимко, видячи такъ великое по Бозѣ его милости пана полковника отцевское надъ собою милосердіе, ижъ не тилко на здоровю не пострадалъ, и на худобѣ (имуществѣ) ненарушономъ зосталъ, во вѣчные и неуставаючіе роды въ жоною своею поручилъ себе въ доживотную т, ему его панскому службу" {Тамъ же, с. 70.}.

В. Мякотинъ.

(Окончаніе слѣдуетъ)

"Русское Богатство", No 4, 1912