Книговод

Россия и Англия в продолжение XVI и XVII веков

Мартенс Федор Федорович


   

Россія и Англія въ продолженіе XVI и XVII вѣковъ *).

*) Русская Мысль, кн. I.

III.

   Въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ непосредственныя дипломатическія сношенія между царемъ Иваномъ Васильевичемъ и англійскою королевой прекратились. Но въ 1580 году царь опять принужденъ былъ получить изъ Англіи нѣкоторые военные припасы, въ которыхъ онъ очень нуждался для нескончаемыхъ войнъ противъ шведовъ и поляковъ. Царь поручилъ одному изъ прикащиковъ лондонскаго общества Горсею, понравившемуся ему свою находчивостью и умомъ, отправиться въ Англію сухимъ путемъ и отвезти англійской королевѣ новую царскую грамоту. Горсей блестящимъ образомъ исполнилъ это весьма опасное порученіе, потому что во время пути чрезъ шведскія, польскія и нѣмецкія владѣнія онъ подвергался опасности быть захваченнымъ какъ русскій шпіонъ. Царскую грамоту Горсей положилъ въ деревянную баклажку для водки, которую онъ спряталъ подъ гривою своей лошади. Добравшись до Гамбурга, Горсей благополучно выѣхалъ въ Лондонъ, представилъ англійской королевѣ царскую грамоту и весною 1581 года выѣхалъ въ Россію съ 13 судами, нагруженными всѣми потребованными царемъ военными и другими припасами.
   Иванъ Васильевичъ остался очень доволенъ результатомъ экспедиціи Горсея и въ слѣдующемъ 1582 году отправилъ въ Лондонъ новое посольство, во главѣ котораго былъ поставленъ дворянинъ Ѳедоръ Писемскій. Этому новому московскому посланнику были поручены, главнымъ образомъ, слѣдующія два дѣла: во-первыхъ, онъ долженъ былъ заключить союзъ съ Англіей противъ польскаго короля Стефана Баторія и требовать вспомоществованія людьми, деньгами и всякими военными снарядами. Во-вторыхъ, Писемскому поручено было развѣдать о племянницѣ королевы, княжнѣ "Маріи Лонтинской", т.-е. Маріи Гастинасъ, дочери графа Гонтиндонскаго, за которую, царь имѣлъ намѣреніе свататься. Наконецъ, англійскому толмачу Писемскаго было приказано, при соблюденіи строжайшей тайны, передать Елизаветѣ, что царь намѣренъ прибыть въ Англію.
   Ни то, ни другое порученіе не могло быть исполнено Писемскимъ удовлетворительнымъ образомъ. Пріѣхавъ въ Англію, московскій посолъ долго не былъ принятъ королевою. "А быти де вамъ вскорѣ у королевы нельзя,-- сказали ему отъ имени королевы,-- потому что де въ Лундѣ (Лондонѣ) моровое повѣтріе, и она де для мороваго повѣтрія изъ Лунды выѣхала". Когда же посолъ, со всѣми обычными почестями, былъ принятъ королевою и могъ вступить въ обмѣнъ мыслей съ англійскими министрами, онъ весьма скоро убѣдился, что англійское правительство не намѣрено связать себѣ руки союзнымъ трактатомъ съ московскимъ царемъ. Писемскому было объявлено, что вскорѣ прибудетъ къ царю англійскій посланникъ, на котораго возложено будетъ порученіе покончить дѣло о союзѣ.
   Настолько же неудаченъ былъ исходъ втораго любопытнаго дѣла о сватовствѣ. Въ Ричмондѣ, на аудіенціи у королевы англійской, московскій посолъ сообщилъ о секретномъ его порученіи и отъ имени царя просилъ, чтобъ "ему ту дѣвицу показали и парсонъ (портретъ) ея написати и прислали бы" царю. Но королева отвѣтила, что дѣвица "Марія Хонтинъ не красна" и написать ея портретъ теперь нельзя, потому что она была больна оспою и лицо ея не чисто. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ Писемскому удалось увидѣть молодую англичанку и онъ такъ ее описываетъ: "И княжна Хунтинская Марія Хонтисъ ростомъ высока, тонкая, лицомъ бѣла, очи сѣрыя, волосомъ руса, носъ прямъ, у рукъ пальцы тонки и долги". Королева также обѣщала послать царю портретъ своей племянницы, когда найдется настоящій художникъ, чтобъ его сдѣлать. На томъ кончилось сватовство царя Ивана Васильевича за англійскую княжну, которая, очевидно, не прельстилась мыслью быть шестою или седьмою супругой московскаго 50-ти лѣтняго царя.
   Вмѣстѣ съ Писемскимъ выѣхалъ въ 1583 году въ Москву, въ качествѣ, посланника англійской королевы, сэръ Еремѣй Баусъ. Главная цѣль этого новаго англійскаго посольства была общая всѣмъ другимъ бывшимъ посольствамъ: онъ долженъ настаивать на новомъ подтвержденіи всѣхъ прежнихъ привилегій англійскаго бѣломорскаго общества и требовать вознагражденія за незаконные поборы и убытки, нанесенные англійскимъ купцамъ. Что же касается союзнаго договора, то Баусъ могъ только заявить, что русское предложеніе всестороннимъ образомъ обсуждается совѣтниками англійской королевы статья за статьею. Но, во всякомъ случаѣ, королева настаиваетъ, чтобы по христіанству и по праву международному и по здравому разсудку "не были начаты враждебныя дѣйствія союзными военными силами" противъ какого бы то ни было государя или властителя, не пригласивъ сперва подавшаго поводъ къ непріязни отступиться отъ своихъ дурныхъ дѣйствій или отъ того, что подаетъ поводъ къ враждѣ".
   Кромѣ того, королева предложила свои услуги царю для посредничества между нимъ и шведскимъ королемъ. Въ этомъ предложеніи царь долженъ былъ усмотрѣть новое доказательство союзныхъ и дружескихъ чувству англійской королевы. Относительно стараго дѣла объ убѣжищѣ Баусъ долженъ былъ снова подтвердить полную готовность королевы оказать царю самый ласковый пріемъ въ Англіи, "какой только возможенъ при малыхъ нашихъ средствахъ". "Мы хотимъ,-- писала Елизавета царю 8 іюня 1583 года,-- чтобы королевство и всякія владѣнія наши были открыты для вашего величества точно также свободно, безопасно и благонадежно, какъ они открыты или могутъ быть открыты для насъ самихъ".
   Наконецъ, вопросъ о сватовствѣ былъ окончательно поконченъ инструкціями, данными Баусу. Послѣдній долженъ былъ объявить, что "предложенная дѣвица вошла въ такое разстройство здоровья, что остается мало надежды на возвращеніе ей силъ, потребныхъ для (царскаго) сана". Поэтому Баусъ долженъ упирать на "слабосиліе дѣвицы даже въ самомъ здоровомъ ея положеніи и другія затрудненія, которыхъ можно ожидать со стороны дѣвицы и ея родственниковъ".
   Посольство сэра Еремѣя Бауса окончилось весьма неудачно, благодаря, въ особенности, заносчивости и дерзкому поведенію самого англійскаго посла. Правда, самъ царь Иванъ Васильевичъ выслушивалъ съ рѣдкимъ терпѣніемъ противорѣчивыя рѣчи сэра Еремѣя, но за то назначенные царемъ для переговоровъ съ посломъ бояре Никита Романовичъ Захарьинъ, Богданъ Бѣльскій и, въ особенности, думный дьякъ Андрей Щелкаловъ возмущались поведеніемъ англійскаго посла, который постоянно отрекался отъ сказанныхъ имъ словъ. Такъ какъ онъ въ одинъ день говорилъ, что хотя Марія Гостингъ "по грѣхамъ немощна и болѣзнь великая въ ней есть", за то у королевы, его государыни, "не одна племянница и ближе той племянницы есть ихъ до десяти дѣвокъ, которыя во племени королевы" {Сборникъ Импер. Русск. Истор. Общества, т. XXXIII, стр. 106 и слѣд.}. Черезъ нѣсколько же дней англійскій посолъ категорически отказался отъ тѣхъ словъ.
   Несмотря на такіе поступки, Баусъ пользовался настолько большимъ довѣріемъ царя, что могъ обвинять думнаго дьяка Щелкалова въ томъ, что онъ подкупленъ голландцами, и постоянно незаслуженнымъ образомъ жаловаться на обиды, будто бы ему нанесенныя царскими чиновниками.
   Хотя царь Иванъ Васильевичъ также иногда, въ порывѣ гнѣва, круто поступалъ съ посломъ, все-таки, онъ согласился утвердить снова всѣ торговыя повольности англичанъ и продолжалъ тщетные переговоры о заключеніи оборонительнаго и наступательнаго союза. Этого мало: царь настолько увлекался мыслью о женитьбѣ на англичанкѣ, что объявилъ своимъ боярамъ, что если невѣста не пріѣдетъ изъ Англіи, то онъ самъ туда за нею поѣдетъ.
   

IV.

   Внезапная смерть царя Ивана Васильевича 18 марта 1584 г. чувствительнымъ образомъ повліяла на положеніе англійскаго посла. "Твой англійскій царь умеръ",-- прислалъ сказать Баусу думный дьякъ Щелкаловъ и, въ то же время, приказалъ оцѣпить домъ, въ которомъ жилъ посолъ, и никого не впускать и не выпускать изъ него. Вообще въ продолженіе девяти недѣль, проведенныхъ Баусомъ подъ стражей, съ нимъ обращались настолько плохо, что онъ постоянно ожидалъ еще худшаго. Въ такомъ обращеніи съ нимъ Баусъ обвинялъ Никиту Романовича и Щелка лова, которыхъ онъ называетъ "царями-похитителями" на томъ основаніи, что они захватили власть и управляли всѣми дѣлами.
   Но, наконецъ, просьба англійскаго посла была исполнена и онъ былъ приглашенъ откланяться царю. Но при входѣ во дворецъ у англійскаго посла отняли мечъ и кинжалъ и обезоружили всѣхъ его слугъ. Предполагая намѣреніе Бауса жаловаться царю на обращеніе съ нимъ Никиты Романовича и Щедкалова, послѣдніе распорядились, по словамъ посла, выслать его толмача, такъ что онъ ничего не могъ сказать молодому царю. Самъ же царь ограничился замѣчаніемъ, что онъ желаетъ сохранить съ Англіей такія же добрыя отношенія, какъ его отецъ.
   Наконецъ, Баусъ былъ отпущенъ: ему вручили царскую грамоту, подхватили подъ руки, вывели изъ палаты и объявили, что на выѣзда изъ Москвы ему дано только трое сутокъ сроку. Когда же Баусъ жаловался на оскорбленія, ему нанесенныя, Щелкаловъ будто бы сказалъ: "Пускай онъ благодаритъ Бога: Богъ былъ для него милостивъ. Не пойди онъ къ царю тогда, какъ онъ пошелъ, его бы разорвали на куски и выбросили бы за стѣны". Тотъ же думный дьякъ, еще при жизни Ивана Васильевича, угрожалъ ненавистному англійскому посланнику, говоря, что его слѣдуетъ высѣчь за данныя имъ русскимъ уполномоченнымъ дерзкіе отвѣты.
   Озлобленный такимъ обращеніемъ, англійскій посолъ прибылъ, наконецъ, въ августѣ 1584 года въ Архангельскъ и, ставъ на падубу англійскаго корабля, отослалъ обратно царскую грамоту и подарокъ на томъ основаніи, что грамота "ничего важнаго не содержала, а подарокъ -- три сорока соболей -- потому, что дряннѣе этихъ соболей не могли отыскать во всей Москвѣ".
   Этого мало: озлобленный Баусъ приказалъ всѣмъ англійскимъ подданнымъ немедленно выѣхать изъ предѣловъ Московскаго государства. Но купцы не только не исполнили приказанія, но еще жаловались англійскому правительству на поведеніе посла и говорили: "Зачѣмъ было ему пріѣзжать сюда! Да помилуетъ насъ всѣхъ Господь Богъ!"
   Правительство царя Ѳеодора Ивановича признало нужнымъ отправить въ Лондонъ не посланника, но въ "легкихъ гончикахъ" толмача Бекмана, родомъ изъ Лифляндіи, которому была дана царская грамота, обвиняющая Бауса въ постоянномъ произнесеніи "непригожихъ словъ", "невѣжествѣ" и въ совершеніи "непригожихъ поступковъ". Вмѣстѣ съ тѣмъ, эта грамота подтверждаетъ старыя привилегіи англичанъ торговать въ московскихъ владѣніяхъ съ уплатою половинной пошлины "попрежнему".
   Однако, совершенно естественно, что дерзкое поведеніе Бауса должно было отзываться на положеніи англійской торговли въ Московскомъ государствѣ. Правительство убѣдилось въ чрезвычайной выгодѣ непосредственныхъ торговыхъ оборотовъ, чрезъ Нарву, съ другими, кромѣ англичанъ, европейскими народами, которые стали привозить въ Москву такіе же доброкачественные товары, какъ англійскіе, но гораздо дешевле. Кромѣ того, дѣла лондонскаго общества значительно подрывались англійскими же купцами, не желавшими подчиниться эксплуатаціи со стороны агентовъ общества и потому самостоятельно завязавшими торговыя сношенія съ русскими чрезъ открытую для всѣхъ Нарву. Наконецъ, въ управленіи дѣлами лондонскаго общества укоренились вопіющія злоупотребленія, отъ которыхъ неоднократно страдало само московское правительство и его подданные, имѣвшіе съ нимъ торговыя сношенія.
   Разрѣшить всѣ эти недоразумѣнія и непорядки, само собою разумѣется, не въ силахъ былъ простой гонецъ Бекманъ, который въ мартѣ 1585 года прибылъ въ Англію. Но королева Елизавета приняла его не раньше іюня мѣсяца, находясь подъ впечатлѣніемъ жалобъ Бауса. "Для чего нынѣшній государь ко мнѣ не такъ любовенъ, какъ былъ его отецъ?-- спросила она Бекмана на аудіенціи, данной ему въ своемъ саду.-- Всякимъ людямъ иныхъ земель велитъ на Русь ѣздить торговать, а моимъ людямъ отчего не велитъ?" Бекманъ отвѣчалъ, что никто не запрещаетъ англичанамъ ѣздить въ Россію. Тогда королева спросила призваннаго Бауса, почему онъ говоритъ, что англичанамъ нынѣ запрещено ѣздить съ товарами въ московскія земли? Ex-посолъ, оправдываясь, говорилъ, что онъ только сказалъ, что съ англичанъ берутъ пошлины, а съ другихъ иноземцевъ не берутъ. На это Бекманъ возражалъ: "Это неправда: съ англичанъ берутъ половинную пошлину, а съ другихъ полную; и еслибъ Баусъ государевыхъ грамотъ въ Холмогорахъ не покинулъ, то бы ты, государыня, подлинно провѣдала, какую нынѣшній государь хотѣлъ держать къ тебѣ любовь больше стараго" {Сборникъ Император. Русскаго Историческ. Общества, т. ХXXVIII, стр. 146 и слѣд.; Соловьевъ: "Исторія Россіи", т. VII, стр. 802 и слѣд.}.
   Королева Елизавета не осталась довольна отвѣтами Бекмана и не приняла его на отпускѣ, но приказала своему статсъ-секретарю сэру Франциску Вэльсингэму вручить ему грамоту царю. Въ этой грамотѣ королева пишетъ царю, что только "клеветы и противодѣйствіе нѣкоторыхъ совѣтниковъ и слугъ вашего отца, а потомъ и препятствія, представленныя ими его переговорамъ, разсердили Бауса и заставили его позабыть о своихъ обязанностяхъ. Мы знали его здѣсь за человѣка разсудительнаго и искуснаго въ веденіи дѣлъ. Что же касается желанія царя, чтобъ его подданные могли свободно пріѣзжать въ Англію, то это имъ нисколько не возбраняется, подъ двумя условіями: во-первыхъ, чтобъ пріѣзжающіе русскіе были "природные подданные царя" и, во-вторыхъ, чтобы они, "подъ именемъ своихъ, не возили чужихъ товаровъ" и употребляли прикащиковъ только изъ числа русскихъ природныхъ подданныхъ".
   Когда Бекманъ, по возвращеніи въ Москву, доложилъ о своей поѣздкѣ, московское правительство серьезно разсердилось на англійскую королеву, которая приняла московскаго гонца, по его собственнымъ словамъ, "въ капустномъ саду, гдѣ сѣютъ лукъ да чеснокъ". Кромѣ того, отпускъ былъ данъ Бекману не самою королевой, но "какимъ-то писцомъ".
   Вслѣдъ за возвращеніемъ Бекмана въ Москву, въ августѣ 1585 года, былъ отправленъ въ Лондонъ съ новою царскою грамотой, отъ сентября 1585 года, англичанинъ Горсей, управлявшій въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ московскою конторой лондонской компаніи и находившійся въ близкихъ отношеніяхъ къ шурину царя, боярину Борису Годунову. Царская: грамота, привезенная Горсеемъ, заслуживаетъ особеннаго взиманія какъ по содержанію своему, такъ и по тону изложенія.
   Прежде всего, снова жалуется царь Ѳеодоръ Ивановичъ на "непригожіе поступки" Бауса, который не только говорилъ "многія непригожія слова, но и выдумывалъ многія неправды на нашихъ бояръ". Ни одному послу, "ни папы римскаго, ни императора германскаго, ни султана, не было оказано такого почета и милости, и не было отпускаемо такихъ кормовъ и не было дано ихъ посольскимъ людямъ свободы по ихъ волѣ всюду ходить", какъ англійскому послу Баусу и его людямъ. Между тѣмъ, Баусъ бросилъ царскую грамоту и "этого ни въ какомъ государствѣ не водится, чтобы посланникъ такъ невѣжливо велъ себя съ государемъ, пренебрегалъ государское къ себѣ жалованье и бросалъ грамоту, которую получилъ отъ онаго государя для отвоза къ собственному своему государю... Что за слуга тотъ, что отказывается везти письмо къ своему господину?" Но, несмотря на всѣ эти великіе проступки посла англійской королевы, царь, все-таки, милостиво подтвердилъ новою жалованною грамотой всѣ права и преимущества англійскихъ купцовъ.
   Отъ всѣхъ гостей, пріѣзжающихъ въ Московское государство, "съ незапамятнаго времени" берется полная пошлина, "а съ твоихъ людей, -- пишетъ царь королевѣ,-- въ преимущество ихъ предъ другими, мы беремъ только половину той пошлину". Между тѣмъ, не взирая на всѣ эти статьи, англійскіе подданные, все-таки, не живутъ по жалованной грамотѣ и постоянно нарушаютъ московскіе законы и порядки. "Имъ указано привозить свои товары оптомъ и не продавать въ розницу, по аршину или мѣрѣ, и имъ не позволено провозить и выдавать за свои товары какихъ-либо иныхъ иностранцевъ, не привозить, выдавая за своихъ, людей иного народа или племени; а твои гости, сестра, покупаютъ и продаютъ свои товары въ розницу, а не оптомъ, и провозятъ и привозятъ товары иныхъ иноземцевъ, выдавая за свои, и вывозятъ чужестранцевъ изъ иныхъ областей въ наши государства подъ именемъ своихъ англичанъ".
   Съ другой стороны, царь положительно отказываетъ королевѣ въ ея требованіи, чтобы въ предѣлы Московскаго государства были допускаемы только такіе англичане съ товарами, которые имѣютъ отъ нея особенныя разрѣшительныя грамоты. "Кто бы ни былъ,-- пишетъ царь,-- или кто бы изъ какой бы земли ни пріѣхалъ въ наше государство, тому можно и повольно торговать товарами. Обязывать насъ въ томъ, чтобы мы въ своемъ государствѣ не дозволяли другимъ торговлю товарами,-- непригоже". Очевидно, что подданные королевы "хотѣли забрать всѣ прибытки для себя однихъ и не хотятъ никого иного допускать приходить въ наши пристанища, а это была бы для нашего государства помѣха".
   Во всякомъ случаѣ, совершенно основательно замѣчаетъ царь, "ради однихъ англійскихъ гостей запрещать многимъ людямъ изъ многихъ государствъ приходить къ намъ было бы неразуміе".
   Московское правительство не придавало, съ другой стороны, ни малѣйшаго значенія праву, признанному торжественнымъ образомъ англійскою королевой за русскими торговыми людьми свободно пріѣзжать въ Англію и торговать тамъ на общемъ основаніи. Напрасно,-- пишетъ царь,-- королева такъ много говоритъ о такомъ "маломъ дѣлѣ" и даже "печалуется", что московскіе купцы такъ рѣдко пріѣзжаютъ съ своими товарами въ Англію.
   "Купцы наши,-- заявляетъ королевѣ царь,-- какъ въ прошлое время въ твою землю не ѣздили, такъ и послѣ въ этомъ не будутъ имѣть нужды".
   Наконецъ, царь охотно готовъ поддерживать, чрезъ посредство пословъ и гонцовъ, постоянныя сношенія съ любительнѣйшею сестрою королевною Елизаветой. Только въ такомъ случаѣ необходимо, чтобы королева не присылала пословъ, подобныхъ Баусу, и оказывала царскимъ посламъ больше почета, нежели было оказано Бекману, которому, напротивъ, было оказано "великое безчестіе". Этого царскаго гонца не только долгое время не допускали къ королевѣ, но, кромѣ того, его отпустила домой не сама королева, но "писецъ" сэръ Францискъ Бэльсингэмъ, который даже осмѣлился приказать гонцу править царю поклонъ отъ королевы.
   "Гдѣ то слыхано,-- съ негодованіемъ спрашиваетъ царь московскій,-- чтобы какой-либо государь посылалъ гонца къ намъ, такому великому государю, и поклоны правилъ чрезъ писца? Одинъ государь другому самъ посылаетъ поклоны".
   Съ такою царскою грамотой прибылъ Горсей въ Лондонъ. Понятно, что это произведеніе московскаго посольскаго приказа должно было вызвать неудовольствіе англійскаго правительства, которое продолжало считать Бауса ни въ чемъ невиновнымъ. Однако, съ другой стороны, весьма важные коммерческіе интересы и огромныя матеріальныя выгоды, связанныя съ московскою торговлей, заставили лондонское правительство употребить всѣ усилія для улаженія возникшихъ натянутыхъ отношеній. Новый московскій посланецъ, будучи отлично знакомъ съ положеніемъ дѣлъ при московскомъ дворѣ, совѣтовалъ обратиться къ царицѣ Иринѣ и къ царскому шурину Борису Годунову и обезпечить за англійскою торговлей покровительство тѣхъ вліятельнѣйшихъ особъ.
   Совѣтъ Горсея былъ уваженъ англійскимъ правительствомъ. Королева Елизавета написала царицѣ Иринѣ весьма любезное письмо, въ которомъ утверждается, что "необычайная слава, распространившаяся объ отличномъ разумѣ и рѣдкихъ добродѣтеляхъ и качествахъ" ея, вызвала искреннюю къ ней любовь королевы. Поэтому королева спѣшить исполнить желаніе царицы и посылаетъ ей не только "искусную и опытную повивальную бабку", но также и отличнаго доктора, который принесетъ пользу ея здоровью.
   Кромѣ того, Елизавета отправила лестную грамоту Борису Годунову, въ которой называетъ его "кровнымъ любительнымъ пріятелемъ" и проситъ его могущественнаго покровительства для англійскихъ купцовъ. По Борисъ Годуновъ остался недоволенъ королевскимъ письмомъ, находя слова его "непригожими и весьма неприличными", потому что онъ былъ названъ въ письмѣ "дьякомъ" и такимъ образомъ "немалая поруха была нанесена княжескому его достоинству и чести".
   Насколько англійское правительство опасалось гнѣва московскаго царя, ясно видно изъ привезенной Горсеемъ въ Москву королевской грамоты отъ марта 1586 года. Королева старается, прежде всего, еще разъ оправдать поведеніе Бауса, котораго очень разсердило приказаніе снимать мечъ при входѣ къ царю. "Въ нашихъ земляхъ,-- пишетъ королева,-- это великое безчестіе, когда велятъ мечъ снять, и за такое безчестіе въ сердцѣ нашего посла великая кручина была, и что ни дѣлалъ, все съ кручиною". Впрочемъ,-- немедленно прибавляетъ королева, "теперь сказалъ намъ Горсей, что мечъ отнимаютъ у пословъ по вашему обычаю, какъ у васъ всегда ведется въ царствѣ, и мы, узнавъ это, перестали кручиниться, и надѣемся, что между нами будетъ вѣчная любовь". Но за то, что Баусъ бросилъ царскую грамоту, королева положила было строго его наказать. Если же она, все-таки, не подвергла его никакому наказанію, то только потому, что признала основательными опасенія Бауса вызвать гнѣвъ королевы за принятіе царскихъ подарковъ и грамоты послѣ отнятія у англійскихъ купцовъ всѣхъ ихъ привилегій и нанесенія имъ всевозможныхъ обидъ (sic).
   Совершенно также неосновательно неудовольствіе царя по поводу будто бы нанесенныхъ его посланцу Бекману обидъ. Королева не приняла его немедленно, потому что была чрезвычайно занята важнѣйшими государственными дѣлами, и, къ тому же, она знала, что раньше весны онъ не можетъ возвратиться въ Москву.
   Что же касается мѣста пріема его королевою, то это вовсе не былъ садъ, въ которомъ разводится лукъ и чеснокъ. Это мѣсто "прилегаетъ къ самымъ тайнымъ отдѣленіямъ нашего дворца,-- пишетъ королева Елизавета,-- "мы, по государскому обычаю, въ видѣ особенной милости, принимаемъ тамъ только тѣхъ, которые наши приближенные и любезные слуги. Въ томъ мѣстѣ не разводится ни лукъ, ни чеснокъ, какъ ложно и злоумышленно клевещетъ Бекманъ, но это прелестнѣйшій и достойный государя садъ, какъ можетъ засвидѣтельствовать Горсей". Наконецъ, не "писецъ" и не "дьякъ", но главный статсъ-секретарь королевы передалъ Бeкману грамоту, потому что на его обязанности обыкновенно передавать отвѣты королевскаго правительства посланникамъ и гонцамъ чужестранныхъ государей.
   По мнѣнію королевы, Бекмана за всѣ его "лживыя и бездѣльныя ссорныя слова не только понаказать, и побить пригоже".
   Не менѣе любопытны доводы королевы въ пользу неотложной необходимости исключительныхъ привилегій для англичанъ и ихъ торговли въ предѣлахъ Московскаго государства. "Когда изо всѣхъ смертныхъ,-- пишетъ королева царю,-- мы первые открыли путь моремъ въ Московію, иного передъ тѣмъ погублено кораблей и многіе пожертвовали жизнью", и вотъ "за толикія утраты и неисчислимые труды" царь Иванъ Васильевичъ призналъ справедливымъ предоставить англичанамъ совершенно исключительныя права. Вотъ почему королева должна настаивать на освобожденія англійскихъ товаровъ отъ "всякихъ пошлинъ и сборовъ". Мало того, королева также настаиваетъ на своемъ требованіи, чтобы торговать разрѣшалось въ Московскомъ государствѣ только тѣмъ англичанамъ, которые принадлежатъ къ лондонской бѣломорской компаніи, "ибо у насъ обычай предоставлять привилегію на плаваніе какимъ-либо путемъ только тому обществу, которое первое откроетъ тотъ путь". Такова грамота, привезенная Горсеемъ въ Москву. Благодаря примирительному тону этого акта, а въ особенности могущественному покровительству Бориса Годунова, привилегіи англійскихъ купцовъ были подтверждены въ 1587 году новою жалованною грамотой, которую Горсей долженъ былъ отвезти въ Лондонъ.
   Когда Горсей прибылъ въ Лондонъ, онъ узналъ, что королева отправила въ Москву своего секретаря у принятія челобитныхъ Флетчера, въ качествѣ посла. Тогда Горсей, чувствовавшій себя виновнымъ въ злоупотребленіи довѣріемъ лондонскаго общества, котораго онъ былъ одно время агентомъ, скрытно уѣхалъ изъ Лондона, не дождавшись королевской аудіенціи. Горсей былъ, въ частности, замѣшанъ въ дѣлѣ другого англичанина, Антона Марша, который взялъ въ долгъ товары и деньги у московской казны, самого Бориса Годунова и у разныхъ частныхъ лицъ, за счетъ, лондонской компаніи. Послѣдняя отказалась признать эти долги, и тогда московское правительство, по совѣту думнаго дьяка Щелкалова, распорядилось наложить арестъ, на большую сумму, на товары, принадлежащіе англійскимъ купцамъ и лондонскому обществу. Кромѣ того, Борисъ Годуновъ приказалъ извѣстному Бекману отвезти арестованнаго Марша въ Англію и передать его на судъ самой королевы.
   Несмотря на неудовольствіе, вызванное поведеніемъ Бекмана въ Лондонѣ въ первый его пріѣздъ, онъ, все-таки, рѣшился вновь туда отправиться въ 1588 году. Но онъ не скоро былъ принятъ королевою Елизаветой. Когда, наконецъ, онъ былъ допущенъ, королева приняла его слѣдующими словами: "Я долго не пускала тебя до своихъ очей, потому что была нездорова, очень грустила о смерти своего дворецкаго (графа Лейстера); да великая досада была у меня на тебя за то, что ты въ рѣчахъ своему государю примѣнилъ нашъ потѣшный садъ къ капустному огороду, гдѣ сѣютъ лукъ да честнокъ; за такое дѣло ты достоинъ былъ пени, но мы тебѣ не мстили". Бекманъ отвѣчалъ: "Бью челомъ вашему величеству, вели безопально выговорить". Получивъ отъ королевы разрѣшеніе, Бекманъ сталъ оправдываться и утверждать, что онъ совсѣмъ не это доносилъ, что ему приписываютъ. "Я этого не думалъ,-- оправдывался онъ,-- не только что не говорилъ, въ чемъ Богъ свидѣтель; если въ царской грамотѣ объ этомъ написано, или кто сможетъ на меня довести, то я у вашего величества милости не прошу, хочу за мою вину терпѣть наказанье; нанесъ на меня это лихой человѣкъ, который хотѣлъ моей доброй славѣ поруху учинить, и я надѣюсь, что этотъ камень упадетъ на его голову" {Соловьевъ: "Исторія Россіи", т. VII, стр. 306 и слѣд.}.
   Королева выслушала Бекмана и сказала, что забудетъ объ этомъ дѣлѣ.
   Вслѣдъ затѣмъ начались съ московскимъ гонцомъ переговоры по дѣлу Марша, долги котораго, по требованію Бекмана, должно уплатить лондонское общество. Противъ этого требованія возразилъ англійскій лордъ-казначей, что не слѣдовало вѣрить Маршу и не давать ему такихъ денегъ. Вѣдь, онъ былъ не "гость большой", но скорѣе, "простой слуга у гостей, я большіе гости кабалъ не подписывали". Съ этимъ мнѣніемъ никакъ не соглашался московскій гонецъ. "Маршъ былъ на гостиномъ дворѣ,-- доказывалъ онъ,-- покупалъ, продавалъ, деньги занималъ и самъ въ долгъ давалъ, не какъ слуга, а какъ большой гость, на которомъ все положено; сверхъ того, онъ умѣетъ по-русски читать и писать, и ваши большіе гости не объявили, что ему не вѣрить".
   Это же самое дѣло Марша, весьма характеристичное для порядка международныхъ торговыхъ оборотовъ въ XVI столѣтіи, было также однимъ изъ предметовъ посольства Флетчера, прибывшаго въ Москву осенью 1588 года. Этому англійскому послу удалось покончить дѣло Марша, но нельзя сказать, чтобъ его посольство увѣнчалось полнымъ, съ точки зрѣнія англичанъ, успѣхомъ.
   Прежде всего, Флетчеръ вызвалъ негодованіе царя Ѳеодора Ивановича незначительностью привезенныхъ отъ имени англійской королевы подарковъ. Сама Елизавета называетъ свой подарокъ "прелестнымъ", но состоялъ онъ изъ монетъ -- "поминковъ золотыхъ, и въ полы золотаго, и въ четверть золотаго, и въ деньгу -- золотаго,-- поминковъ, какихъ прежде между ею и царемъ не бывало". Эти подарки, поднесенные царю, на другой же день были возвращены послу.
   Борисъ Годуновъ, названный самими англичанами ихъ "лордомъ-протекторомъ", также былъ недоволенъ присланными ему подарками и, кромѣ того, онъ не могъ не послѣдовать примѣру царя. Поэтому онъ также возвратилъ подарки Флетчеру. Впрочемъ, Годуновъ считалъ себя еще оскорбленнымъ тѣмъ обстоятельствомъ, что посолъ привезъ грамоты отъ королевы Елизаветы не только ему, но также дьяку Щелкалову. "Не малая поруха моему боярскому сану,-- писалъ онъ Горсею,-- что королевна к ея сановники писали мнѣ непригоже, смѣшивая дьяка со мною". Между тѣмъ, сама королева знала, что думный дьякъ Щелкаловъ былъ злѣйшимъ врагомъ англичанъ; Годунову же она писала въ іюнѣ 1588 года: "Ты въ началѣ нашихъ подданныхъ бережешь и за твоимъ печалованьемъ грамота имъ жаловальная дана".
   Флетчеру было поручено его правительствомъ заключить съ московскихъ правительствомъ "прямой договоръ вѣчной дружбы" и объявить, что королева Елизавета со многими государями въ братствѣ, дружбѣ и любви, но ни съ кѣмъ не имѣетъ такой дружбы и любви, какъ съ царемъ. "Если нѣкоторые англичане,-- говоритъ англійскій посолъ,-- поступили здѣсь не хорошо, то его величество за немногихъ виновныхъ на другихъ невинныхъ нелюбовья не держалъ бы, не велѣлъ оглашать и поругать всей земли за одного человѣка, потому что нѣтъ такой земли и торговли, гдѣ бы не было лихихъ людей; хотя бы подданные королевины и лихіе люди были, то все въ нихъ столько худаго не было бы, еслибъ государевы люди съ ними въ бездѣлье не мѣшались. Королева надѣется, что государь послѣдуетъ примѣру отца своего, будетъ продолжать сердечное пріятельство къ ней".
   Англійскій посолъ представилъ длинный списокъ статей, заключавшихъ требованія его правительства. Такъ, оно опять просило, чтобъ царь не дозволялъ торговать ни англичанамъ, не принадлежащимъ къ лондонской компаніи, ни другимъ иностранцамъ. На это Флетчеру отвѣчали, что это дѣло нестаточное и ни въ какихъ государствахъ этого не ведется". Въ томъ же самомъ смыслѣ писалъ царь королевѣ: "Бьютъ намъ челомъ многіе нѣмцы разныхъ земель, англичане (не изъ компаніи), французы, нидерландцы и другихъ земель, на твоихъ гостей, что они кораблей ихъ къ нашему государству пропускать не хотятъ. Мы этому и вѣрить не хотимъ; а если такъ дѣлается въ самомъ дѣлѣ, то это твоихъ гостей правда ли, что за наше великое жалованье иноземцевъ выгоняютъ? Божію дорогу, океанъ-море, какъ можно перенятъ, унятъ и затворитъ?"
   Когда же Флетчеръ сталъ угрожать, что если англійскимъ подданнымъ не будутъ утверждены прежнія ихъ права и преимущества, то купцы англійскіе прекратятъ всякую торговлю съ Россіей, московскіе приказные люди ему отвѣчали: "англійскимъ гостямъ государево жалованье стало ни во что; а тѣмъ нечѣмъ грозить, что они не поѣдутъ торговать въ наше государство: иного гостей и кромѣ англичанъ пріѣзжаютъ къ намъ торговать".
   Тогда англійскій посолъ перемѣнилъ свой тонъ и сталъ просить, чтобы царь позволилъ англійскимъ гостямъ проѣзжать чрезъ Россію въ Бухарію, Шемаху, Кезбинъ, Персію, а купцамъ другихъ странъ туда ѣздить запретилъ бы. На это было отвѣчено послу, что царь "велитъ пропускать англійскихъ купцовъ въ эти страны безпошлинно, но и государевы люди въ тѣ земли будутъ также ходить". Да "какъ тому можно статься, -- спросили Флетчера,-- чтобъ государевымъ людямъ туда не ходить? И то велико государево жалованье къ англійскимъ гостямъ, что имъ позволено ходить въ такія дальнія государства, а другимъ иноземцамъ за версту дальше Москвы ходить не велѣно".
   Но посолъ подучилъ рѣшительный отказъ, когда онъ сталъ просить, что, въ случаѣ, если англійскіе гости пошлютъ искать китайской земли, то вольно бы было имъ брать проводниковъ, судовыхъ людей, суда, кормъ на людей и всякіе другіе запасы. "Это дѣло достаточное,-- отвѣтили ему московскіе приказные люди.-- Государю нашему чрезъ свое государство пускать на отысканіе другихъ государствъ непригоже".
   Другія статьи, предъявленныя Флетчеромъ, касались порядка торговыхъ оборотовъ и, въ частности, дѣда Марша. Такъ, посолъ просилъ, чтобы англійскимъ купцамъ разрѣшено было покупать всѣ товары безъ вывѣта. Ему отвѣчали, что разрѣшеніе уже дано, исключая воска, который позволено промѣнивать только на селитру, порохъ и сѣру. Далѣе, королева просила, чтобъ англичанъ не пытали, когда они заподозрѣны въ совершеніи какого-нибудь преступленія. Отвѣтъ: англичане никогда не брали и за недѣльщика не давали, о пыткѣ же никогда и помину не было и впередъ до будетъ.
   На просьбу королевы, чтобы судъ надъ англичанами порученъ былъ самому Борису Годунову, былъ данъ отвѣтъ: "Дѣло несходное судить купеческія дѣла Борису Ѳедоровичу; Борису Ѳедоровичу приказаны дѣла государственныя, которыми государство держится. Англійскихъ купцовъ будутъ судить приказные люди, а вершить дѣла будутъ, докладывая Борису Ѳедоровичу" {Соловьевъ: "Исторія Россіи", т. VII, стр. 308.}.
   Затѣмъ королева просила, чтобы позволено было англичанамъ на Вычегдѣ дворъ поставить, руды желѣзной искать и желѣзо выдѣлывать, и лѣсу дать имъ верстъ на семь или на восемь около тѣхъ мѣстъ, гдѣ станутъ дворы и мельницы желѣзныя ставить. За это англичане обязуются платить тамги по московкѣ за каждый фунтъ..На это царь согласился. Потомъ посолъ просилъ, чтобъ англійскимъ купцамъ разрѣшено было держать у себя и нанимать барышниковъ и скупщиковъ, которымъ они будутъ платить по договору. На эту просьбу послѣдовалъ слѣдующій характеристическій отвѣтъ: "тому быть до пригоже; въ этихъ барышникахъ и наймитахъ большая смута и воровство бываетъ".
   Еще посолъ просилъ, чтобы позволено было денежнымъ мастерамъ во всѣхъ мѣстахъ передѣлывать на англійскихъ гостей ефимки въ деньги безпошлинно; гости будутъ платить только за уголье и мастерамъ за работу. Это было разрѣшено, но подъ условіемъ, чтобъ пошлина была прежняя общая.
   Наконецъ, дѣло Марша возбудило старый вопросъ о необходимости въ торговыхъ оборотахъ индивидуальной, а не коллективной отвѣтственности за неисполненіе обязательствъ или совершеніе преступленій.
   Въ началѣ сношеній съ полуобразованными народами невинные часто должны страдать за виновныхъ и отвѣчать за чужія обязательства, только потому, что принадлежатъ къ одной съ виновными національности или живутъ подъ общими съ ними законами {См. мое сочиненіе О консулахъ и консульской юрисдикціи на Востокѣ, 1878, стр. 170 и слѣд.}. Такъ и англійскіе гости, прибывшіе въ "Московію" съ своими товарами, часто подвергались конфискаціи ихъ собственности, вслѣдствіе обмана или плутовскихъ продѣлокъ не только какихъ-нибудь англичанъ, но даже другихъ иностранцевъ. Вотъ почему королева Елизавета поручила Флетчеру настоятельно просить московское правительство, чтобъ оно отнынѣ запретило своимъ приказнымъ людямъ отнимать силою у англійскихъ гостей ихъ товары. На это тѣ же приказные люди, именемъ царскаго правительства, отвѣтили Флетчеру, что "насилія никакого никакимъ гостямъ казначеи и дьяки не дѣлаютъ, англійскихъ же гостей больше другихъ берегутъ; а если кто взялъ товаръ у англійскаго гостя и денегъ не заплатилъ или какъ-нибудь его обидѣлъ, то ты скажи, кто это сдѣлалъ именно, и государь велитъ расправу учинить".
   Въ особенности относительно Марша королева просила, чтобъ англійскихъ купцовъ не принуждали платить его долги, потому что онъ набралъ денегъ въ займы, когда не былъ съ ними въ товарищахъ, а торговалъ самъ по себѣ. Сверхъ того, англійскіе купцы и прикащики предупреждали русскихъ людей не вѣрить Маршу и не торговать съ нимъ. "Чтобъ впередъ въ такихъ дѣлахъ царю докуки не было,-- продолжалъ англійскій посолъ,-- королева бьетъ челомъ, чтобъ приказные люди считали членами компаніи только тѣхъ англичанъ, которыхъ имена принесетъ къ нимъ прикащикъ".
   На это послѣдовалъ отвѣтъ: "Сыскано подлинно, что въ то время, какъ Маршъ занималъ деньги, англійскіе купцы жили на своемъ дворѣ всѣ вмѣстѣ и торговали за одно; на то, чтобъ считать принадлежащими къ компаніи только тѣхъ англичанъ, о которыхъ прикащикъ дастъ знать, согласились".
   Благодаря могущественному заступничеству "царскаго величества шурина, боярина и конюшаго и содержателя государства Казанскаго и Астраханскаго Бориса Ѳедоровича Годунова", дѣло Марша кончилось благополучнымъ образомъ для англійскихъ купцовъ. Только за незначительную часть долговъ Марша должно было отвѣчать лондонское общество; кабалы же Марша, принадлежащія Годунову, послѣдній отослалъ англійской королевѣ, "положивъ ихъ на ея волѣ, какъ она производитъ".
   Имѣя въ виду данные Флетчеру отвѣты, понятно будетъ неудовольствіе королевы англійской результатомъ его посольства.
   Когда же извѣстный Горсей, продѣлки котораго открыли въ Москвѣ, снова пріѣхалъ въ 1590 г. съ королевскою грамотой въ Смоленскъ, его задержали и потомъ водворили на жительство въ Ярославлѣ. Привезенную Горсеемъ грамоту англійской королевы признали въ посольскомъ приказѣ написанной съ умаленіемъ чести, потому что была безъ полнаго царскаи титула и съ малою печатью королевы. Только благодаря опять Годунову англійская грамота была принята.
   Свое неудовольствіе королева Елизавета выражала, весьма категориче сеймъ образомъ, въ нѣсколькихъ письмахъ къ царю и Борису Годунову Королева находила, что обхожденіе съ ея посломъ Флетчеромъ было стою унизительное, "что подобнаго не дозволялъ себѣ въ отношеніи къ нашей государскому высочеству ни одинъ государь въ Европѣ". Флетчера болѣе полугода не принималъ царь; онъ содержался въ своемъ домѣ "какъ плѣнникъ, подъ стражею людей низкаго происхожденія". "Прелестный подарокъ" королевы не былъ принятъ царемъ и возвращенъ послу съ "поносительными рѣчами". Братъ англійскихъ подданныхъ, дьякъ Щелкаловъ, былъ назначенъ уполномоченнымъ на переговоры, хотя на вопіющія злоупотребленія именно только думнаго дьяка посолъ долженъ былъ жаловаться Кромѣ того, англійскіе купцы постоянно подвергаются насильственному отнятію ихъ товаровъ, или, съ другой стороны, насильно заставляютъ ни покупать нѣкоторые русскіе товары, какъ, напримѣръ, воскъ, въ гораздо большемъ количествѣ, нежели они этого желаютъ.
   Что же касается неудовольствія царя на сокращеніе его титула, то королева сама нисколько не требуетъ, чтобы ея пространный титулъ, заключающій въ себѣ исчисленіе всѣхъ англійскихъ владѣній, былъ бы прописанъ. Поэтому она отказывается вѣрить, чтобъ сокращеніе титула царя, допущенное въ грамотѣ, привезенной Флетчеромъ, могло быть принято за умаленіе царской чести.
   Наконецъ, королева знала, что, по убѣжденію покойнаго отца царя Ѳеодора Ивановича, "хотя по сосѣдству мы далеки, но по дружбѣ мы близи и вѣрны", и она надѣялась, что того же убѣжденія придерживается сынъ. Но она, къ великому прискорбію, въ этомъ ошиблась и "требуетъ отъ его царскаго величества рѣшительныхъ отвѣтовъ на эти статьи" {"Requiring of your Majesty a resolute answer upon the articles followings" (королевская грамота отъ августа 1590 г. Срав. также грамоту отъ 14 января 1592 года (Толстой, No 76).}.
   

V.

   Всѣ эти обстоятельства доказываютъ, что въ царствованіе Ѳеодора Ивановича отношенія между Россіей и Англіей были довольно натянуты и весьма часто принимали острый характеръ. Если же англичанамъ, все-таи, удавалось получать новое подтвержденіе своихъ исключительныхъ правъ, то благодаря только высокому покровительству царскаго шурина, Бориса Годунова.
   Понятно поэтому, что королева Елизавета признавала себя обязанною неоднократно благодарить Бориса Годунова за то, что онъ взялъ англійскихъ Россія и Англія въ продолженіе XVI и XVII вѣка 15 купцовъ подъ свое могущественное покровительство, выслушиваетъ ихъ дѣла и рѣшаетъ ихъ по справедливости. "Мы считаемъ,-- писала ему королева 14 января 1592 г.,-- что все это сдѣлано ради насъ и потому сознаемъ себя нынѣ, и впредь не перестанемъ сознавать себя, за все сіе обязанною вамъ".
   Самъ Борисъ Годуновъ, въ письмахъ къ королевѣ англійской и къ ея лорду казначейства, лорду Бёрлею, постоянно увѣрялъ, что "напредь не будетъ даваемо повода къ обидѣ гостей ея королевскаго величества, не будутъ они ни къ чему принуждаемы" и могутъ они "покупать по ихъ волѣ и какъ захотятъ, оставаться въ пристанищѣ или отъѣзжать".
   Естественно, что извѣстіе о воцареніи Бориса Годунова должно было произвести въ Лондонѣ "великую, сердечную, желательную и братскую радость", какъ призналась сама Елизавета послу Микулину, Самому Борису Годунову королева писала: "Мы радуемся, что нашъ доброхотъ, по избранію всего народа, учинился на такомъ преславномъ государствѣ великимъ государемъ".
   Въ 1600 году царь Борисъ Годуновъ отправилъ въ Англію, въ званіи посла, дворянина Микулина, которому, между прочимъ, поручилъ объяснитъ англійской королевѣ, что новый царь, по завѣщанію покойнаго царя, по послѣдней водѣ царицы Ирины и всего народа, вступилъ на московскій престолъ. Теперь же новый царь, посылая Микулина въ Англію, желалъ дать новое доказательство своей братской любви къ англійской королевѣ, подданные которой въ Россіи всегда пользовались его "великимъ жалованьемъ" и покровительствомъ.
   Московскій посолъ былъ принятъ въ Англіи съ особенными почестями, и англичане пользовались всякимъ случаемъ, чтобы выразить Микулину, что ему оказываются совершенно исключительныя почести въ сравненіе съ послами другихъ государей. Когда Микулинъ приблизился къ Лондону, онъ былъ встрѣченъ пушечною пальбой и "приказнымъ человѣкомъ, а съ никъ посадскихъ людей человѣкъ двѣсти". Когда онъ высадился на берегъ въ Лондонѣ, ему сказалъ англійскій "князь Ульянъ", что "въ томъ мѣстѣ, гдѣ вамъ выйти изъ судовъ, пристаетъ и выходить изъ судовъ государыня наша Елизавета, королевна, а опричь королевны никто изъ великихъ ближнихъ людей, ни князья, ни бояре, и ни которыхъ государствъ послы и посланники въ томъ мѣстѣ въ судахъ не пристаютъ".
   Пріемъ, оказанный со стороны королевы Елизаветы послу царя Бориса Годунова, былъ самый милостивый. На рѣчь посла сама королева отвѣчала, что она съ великою и сердечною радостью услышала о воцареніи Бориса Годунова, "помня его къ себѣ прежнюю братскую любовь и къ подданнымъ моимъ великое его жалованье, какъ еще онъ былъ во властодержавномъ правительствѣ при царѣ Ѳеодорѣ Ивановичѣ".
   "Со многими у меня съ великими христіанскими государями братская любовь и ссылка,-- заключила свою рѣчь королева,-- а ни съ какимъ государемъ у меня такой братской любви и ссылки, и крѣпкой дружбы нѣтъ, что съ нимъ, съ великимъ государемъ вашимъ. И надежду держу во всемъ на его царскаго величества братскую любовь и противъ его братской любви рада всею душой и доброхотѣньемъ, и дружелюбствомъ воздавать, какъ "то царскому величеству угодно".
   Микулинъ былъ приглашенъ къ королевскому столу и сидѣлъ съ подъячимъ Зиновьевымъ за особеннымъ столомъ по лѣвую руку отъ королевы. "А какъ у королевны столъ отошелъ,-- доноситъ Микулинъ,-- и королевна изъ-за стола встала и начала умывать руки, и умывъ руки, велѣла серебренникъ съ водою поднести Григорью (Микулину), и Григорій на королевнинѣ жалованьѣ челомъ билъ, а рукъ не умывалъ, и говорилъ: "Великій государь нашъ, царское величество, Елизавету королевну зоветъ себѣ любительною сестрой, и мнѣ, холопу его, при ней рукъ умывать не годится". И "королевна начала быть весела,-- продолжаетъ статейный списокъ,-- я Григорью за то похвалила, что ее почтилъ и рукъ при ней не умывалъ".
   Микулинъ выказывалъ, при всякомъ случаѣ, глубокое почтеніе къ англійской королевѣ, но, съ другой стороны, онъ еще болѣе тщательно старался поддерживать честь своего государя. Когда ему было предложено пріѣхать къ "лорду Кинеру" (т.-е. хранителю государственной печати) для переговоровъ, онъ категорически отказался, говоря, что "намъ къ боярамъ на дворъ по царскому величеству ни къ кому не ѣзживать; а на королевнинъ дворъ мы тотчасъ ѣхати готовы". Тогда Микулину предложили съѣзжаться въ Лондонѣ, на "королевниномъ или казенномъ дворѣ", чтобы говорить о государственныхъ дѣлахъ. На это посолъ согласился и на казенномъ дворѣ началъ переговоры.
   Въ другой разъ лордъ-мэръ Лондона пригласилъ его обѣдать, но когда ему сказали, что по древнему обычаю лордъ-мэръ будетъ сидѣть за столомъ выше посла, на "королевниномъ мѣстѣ", тогда Микулинъ на-отрѣзъ отказался отправиться на обѣдъ. "Буде лордъ-мэръ захочетъ насъ видѣть у себя,-- сказалъ московскій посолъ,-- и ему насъ чтить для царскаго величества имяни, и мы къ нему ѣдемъ. А буде ему чину своего нарушить и меня мѣстомъ выше себя почтить нельзя, и мы къ нему не ѣдемъ". Лордъ-мэръ не отказался отъ своего мѣста и Микулинъ съ подъячимъ не удостоили его своимъ присутствіемъ на обѣдѣ.
   Наконецъ, относительно переговоровъ Микулина съ англійскими уполномоченными можно только сказать, что они касались совершенно случайныхъ обстоятельствъ и ни въ какомъ отношеніи не послужили для лучшаго выясненія взаимныхъ отношеній Россіи и Англіи. Въ маѣ 1601 года Микулинъ былъ отпущенъ англійскою королевой съ большимъ почетомъ.
   Вслѣдъ за посольствомъ Микулина англійское правительство отправило въ Москву Ричарда Лея, съ порученіемъ поздравить Бориса Годунова съ восшествіемъ на престолъ. Лестный пріемъ, оказанный англійскому посланнику со стороны московскихъ властей, служилъ новымъ подтвержденіемъ близкихъ и дружескихъ отношеній между Россіей и Англіей въ царствованіе Бориса Годунова.
   Борисъ Годуновъ былъ чрезвычайно доволенъ исходомъ посольства Мизулина, равно какъ объясненіями, данными королевою насчетъ ея отношеній къ султану и королю польскому Сигизмунду.
   Царь пожаловалъ англичанамъ въ 1602 году новую грамоту на безпошлинную торговлю въ Россіи, а королева Елизавета, съ своей стороны, предложила ему женить сына царя на знатной англичанкѣ, очень сожалѣя, что не имѣетъ дочери, которую могла бы предложить царевичу въ невѣсты.
   Когда послѣ смерти Елизаветы на англійскій престолъ вступилъ король Яковъ шотландскій и Англія и Шотландія были соединены подъ скипетромъ Стюартовъ, въ Москву былъ отправленъ, въ качествѣ великобританскаго посла, Ѳома Смитъ. На послѣдняго возложено было порученіе извѣстить царя о совершившихся въ Англіи событіяхъ и увѣрить его, что новый англійскій король, "наслѣдовавъ престолъ тетки, желаетъ наслѣдовать и твою (царя) къ ней дружбу". Однако, кромѣ того, Смитъ долженъ былъ домогаться новаго подтвержденія всѣхъ торговыхъ правъ и преимуществъ англичанъ и, въ особенности, права ѣздить чрезъ Россію въ Персію, Индію и Китай.
   Прежнія права и вольности англичанъ были подтверждены Борисомъ Годуновымъ, въ послѣдній разъ, въ 1605 году.
   Наступило Смутное время, которое должно было самымъ чувствительнымъ образомъ отозваться на торговыхъ оборотахъ англичанъ въ предѣлахъ Московскаго государства. Правда, лже-Димитрій выразилъ намѣреніе дать англичанамъ еще новыя льготы, но онъ былъ низвергнутъ раньше исполненія своего намѣренія.
   Прежде чѣмъ перейти къ изложенію взаимныхъ отношеній Россіи и Англіи въ XVII вѣкѣ, не безполезно будетъ указать на тѣ основныя положенія, которыя были созданы для этихъ сношеній въ продолженіе XVI столѣтія. Это представляется тѣмъ болѣе полезнымъ, что характеръ и условія взаимныхъ отношеній обѣихъ державъ въ XVII вѣкѣ нисколько не измѣняются.
   На основаніи всѣхъ вышеприведенныхъ документальныхъ фактовъ, не подлежитъ сомнѣнію,, что исключительно торговыми цѣлями, преслѣдуемыми англичанами, поддерживается извѣстный обмѣнъ мыслей между обоими государствами. Правда, московское правительство временъ царя Ивана Грознаго неоднократно выражало желаніе вступить въ тѣсныя союзныя и даже родственныя отношенія къ англійской королевѣ, но всѣ эти предложенія оставались тщетными, потому что не находили въ Лондонѣ ни малѣйшаго отклика. Съ другой стороны, формы дипломатическихъ сношеній, соблюдавшіяся посольскимъ приказомъ, существеннымъ образомъ отличались отъ порядковъ, принятыхъ лондонскимъ правительствомъ. Представители московскаго правительства относились обыкновенно весьма высокомѣрно къ англійскимъ посланникамъ и о королевѣ англійской писали, что она можетъ только "челомъ бить" царю, но царь королеву не можетъ просить о чемъ-либо, а можетъ только требовать отъ нея. Словомъ, королева англійская никакъ не считалась равною царю московскому особой.
   Однако, несмотря на кичливость московскихъ дипломатовъ, все-таки, англичане добивались своихъ завѣтныхъ цѣлей: коммерческой эксплуатаціи московскаго народа. Ихъ исключительныя права и льготы постоянно были подтверждаемы московскимъ правительствомъ, которое, однако, въ случаѣ надобности, не церемонилось произвольно отмѣнять эти права и конфисковать англійскіе товары и собственность безъ всякаго справедливаго основанія.
   Правовое положеніе англичанъ и ихъ торговли было въ концѣ XVI столѣтія слѣдующее {Соловьевъ "Исторія Россіи, т. VII, стр. 304.}.
   Англійскимъ подданнымъ было разрѣшено торговать вольною торговлей, не уплачивая никакихъ пошлинъ, ни таможенной, ни судовой, ни проѣзжей, ни мостовщины, ни другихъ. По англичане не должны были привозить въ Московское государство чужихъ, не англійскихъ товаровъ, и русскимъ подданнымъ запрещено было торговать англійскими товарами, купленными у англичанъ. Закупней англичане не имѣли права посылать по городамъ и должны были мѣнять товаръ на товаръ и не продавать на своемъ дворѣ въ развѣсъ или на аршинъ: сукна продавались кипами и поставами, бархаты -- поставцами, вина -- куфами. Выѣзжая изъ Россіи въ Англію или другія страны, англійскіе купцы должны были брать товары изъ царской казны", продавать и мѣнять ихъ на товары, потребные Московскому государству, и отдавать ихъ въ царскую казну.
   Англійскіе купцы могли жить свободно, по старинѣ, на дворѣ своемъ у Св. Максима за торгомъ и, кромѣ того, содержать свои дворы въ Холмогорахъ, въ Ярославлѣ и въ Вологдѣ. Русскихъ людей они не могли у себя держать, кромѣ дворника русскаго. Непосредственно всѣ англичане подчинены были посольскому приказу: посольскій дьякъ и царскій казначей должны были разбирать всѣ иски на англичанъ. "А чего сыскъ не возьметъ,-- говоритъ Соловьевъ,-- присуживаютъ имъ вѣру съ жребія: чей жребій вынется, тому и вѣру учинить".
   Такія обширныя права и вольности англичанъ были за ними оставлены московскимъ правительствомъ послѣ Смутнаго времени.
   Когда царь Михаилъ Ѳеодоровичъ вступилъ на царскій престолъ по всенародному избранію, онъ призналъ нужнымъ отправить въ Лондонъ съ извѣщеніемъ объ этомъ событіи дворянина Зюзина въ 1613 году. Но на Зюзина были возложены еще другія порученія: онъ долженъ былъ просить о помощи англичанъ противъ поляковъ и шведовъ, а также о присылкѣ въ Москву денегъ, пороха, свинца и другихъ военныхъ припасовъ, нужныхъ для отраженія внѣшнихъ враговъ.
   Пріемъ, оказанный новому московскому посланнику, былъ самый ласковый.
   Король Іаковъ отлично сознавалъ огромную пользу для англичанъ торговли съ Москвою и чрезвычайно радъ былъ, что кончились смуты въ Московскомъ государствѣ. Поэтому король объявилъ посланнику, что онъ будетъ вести съ царемъ Михаиломъ Ѳеодоровичемъ "дружбу свыше прежнихъ королей", и что онъ вполнѣ сознаетъ всѣ неправды поляковъ и шведовъ противъ русскихъ. "Мнѣ извѣстно,-- говоритъ король,-- какое зло поляки надѣлали въ Москвѣ, и мы короля Сигизмунда за то укоряемъ и съ нимъ ни о чемъ не ссылаемся; и шведскаго короля неправды намъ извѣстны же". Что же касается вмѣшательства Англіи въ войны Россіи съ Польшей и Швеціей, король Яковъ обѣщалъ послать въ Москву особое посольство для переговоровъ по этому предмету. Вообще вопросъ о дѣятельной помощи со стороны Англіи московскому правительству искуснымъ образомъ былъ обойденъ аглійскими государственными людьми.
   Зюзину былъ оказанъ совершенно исключительный почетъ. Король "трижды припоминалъ и своимъ королевскимъ словомъ принуждалъ и приклякивалъ" (т.-е. присѣдалъ на креслѣ), чтобъ посланникъ и дьякъ Витовтовъ въ его присутствіи надѣли шапки. На такую любезность короля посланникъ отвѣчалъ: "Видимъ къ великому государю нашему твою братскую любовь и крѣпкую дружбу; слышимъ государскія ваши рѣчи, великаго нашего государя царское имя славится, и ваши королевскія очи близко видимъ, и намъ ли, холопамъ, въ такое время шапки надѣть?" {Соловьевъ: "Исторія Россіи", т. IX, стр. 89.}.
   Зюзинъ возвратился въ октябрѣ 1614 года въ Москву, куда уже въ августѣ того года, прибылъ новый аглійскій посланникъ короля Іакова I, Джонъ Мерикъ, именуемый въ королевской грамотѣ княземъ, рыцаремъ и "дворяниномъ тайной комнаты", въ московскихъ же актахъ называемый "князь Иванъ Ульяновъ Мерикъ". На самомъ же дѣлѣ Джонъ Мерикъ былъ англійскій купецъ, прежде торговавшій въ Москвѣ и отлично знавшій московскіе порядки.
   На Мерика было возложено порученіе добиться новаго подтвержденія со стороны царя старыхъ привилегій англійскихъ купцовъ и, кромѣ того, получить разрѣшеніе англичанамъ торговать, чрезъ Россію, съ Персіей и искать "путь въ восточную Индію рѣками Обью и Леною". Желая обезпечить достиженіе этихъ цѣлей, англійскій король разрѣшилъ своему посланнику принять на себя посредничество между Россіей и Швеціей, воевавшихъ уже много лѣтъ.
   Для московскаго правительства имѣло совершенно исключительное значеніе именно послѣднее порученіе. Царь Михаилъ Ѳеодоровичъ искренно желалъ мира съ Швеціей и потому чрезвычайно милостиво принялъ "князя Ивана Ульяновича", т.-е. Мерика, когда тотъ объявилъ, что ему поручено въ дѣлѣ умиротворенія дѣлать все "по наказу великаго государя", т.-е. царя. Князь Куракинъ, назначенный для переговоровъ съ англійскимъ посланникомъ объ этомъ предметѣ, спросилъ его: "ручается ли онъ, что король свейскій помирится на государевой волѣ"? Мерикъ отвѣчалъ: "Свейскій король положился на короля нашего, и ему съ государемъ царемъ какъ не мириться". Тогда Куракинъ спросилъ: "что если шведъ не послушаетъ, то будетъ ли король Якубъ съ великимъ государемъ за одно стоять и царскому величеству помогать станетъ ли?" Англійскій посланникъ весьма осторожно отвѣтилъ: "Думаю, помогать будетъ", потому что если свейскій король не послушаетъ и позабудетъ любовь короля нашего, то онъ будетъ государю нашему недругъ. Но московскій уполномоченный не удовольствовался такимъ лаконическимъ отвѣтомъ; онъ настаивалъ, чтобъ англійскій посланникъ сказалъ, какъ, когда и чѣмъ будетъ помогать король Якубъ царю, и можетъ ли посланникъ закрѣпить свои слова письменнымъ актомъ. На это Мерикъ отвѣчалъ, что его государь "не только казною, но и всякими мѣрами царскому величеству помогать и всякое добро чинить хочетъ", что онъ хотѣлъ послать казну съ посломъ царскимъ Зюзинымъ, но въ то время казнѣ его расходъ былъ большой. "А послѣ царскаго посла,-- продолжалъ Мерикъ,-- государь нашъ Якубъ король учинилъ соборъ (парламентъ) съ боярами своими и со всѣми земскими людьми о сборѣ казны на его королевскіе расходы и на вспоможеніе царскому величеству, и какъ я отъ государя своего поѣхалъ, то соборъ еще объ этомъ на мірѣ не постановилъ, и закрѣпить мнѣ о томъ не наказано, а какое будетъ царскаго величества у государя нашего объ этомъ прошеніе, то государь нашъ велѣлъ мнѣ о томъ къ себѣ написать". Наконецъ, князь Куракинъ спросилъ англійскаго посла, ручается ли онъ въ томъ, что король можетъ помочь царю этою весной? "Какъ мнѣ ручаться?-- воскликнулъ Мерикъ,-- дорога дальняя, а кромѣ Шведской земли, другой дороги нѣтъ".
   Но Мерикъ добросовѣстнымъ образомъ взялся за посредничество между Россіей и Швеціей. Онъ самъ отправился на шведскую границу для переговоровъ съ уполномоченными шведскаго короля Густава-Адольфа. Было назначено мѣсто съѣзда уполномоченныхъ обѣихъ воюющихъ сторонъ. Meжду тѣмъ, Густавъ-Адольфъ не пріостановилъ военныхъ дѣйствій, но пошелъ со своими войсками на Псковъ. Тогда Мерикъ въ негодованіи писалъ московскмъ уполномоченнымъ, что "король шведскій въ грамотѣ своей ко мнѣ вѣрно и крѣпко обѣтъ далъ, что никакого утѣсненія городу Пскову не сдѣлаетъ, пока не узнаетъ, что отъ васъ, великихъ пословъ, на съѣздѣ въ нынѣшнихъ дѣдахъ отродится; а теперь онъ, король, обѣтъ нарушилъ къ своему безчестью и къ повѣркѣ, а тотъ его листъ у меня за его порукою и печатью, и сколько я у нихъ ни былъ, правды мало находилъ".
   При такихъ обстоятельствахъ царь Михаилъ Ѳеодоровичъ призналъ нужнымъ послать въ Лондонъ новаго гонца, Грязова, съ грамотою, доказывавшею необходимость для Англіи военными силами оказать Россіи помощь противъ шведскаго короля. Англійскій король обѣщалъ царю принять всѣ мѣры для обезпеченія успѣха посредничества. Если же оно не удастся" тогда помогать царю всяческими способами.
   Однако, Мерику, все-таки, удалось устроить миръ между Россіей и Швеціей. Когда московскіе послы прибыли на съѣздъ, они старались всѣми средствами вооружить еще болѣе англійскаго посланника противъ шведовъ. Между прочимъ, они стали ему доказывать, что шведы въ своихъ грамотахъ "не величаютъ его, какъ слѣдуетъ", и умаляютъ его честь. На это англійскій посланникъ удачно отвѣтилъ слѣдующее: "Вы, господа великіе послы, объявляете мнѣ, что свойскіе послы мнѣ не по достоинству пишутъ: я это себѣ ни во что ставлю, честь мнѣ дана отъ великаго моего государя, а имъ того у меня не отнять". "И не дивлюсь я, господа, что они такъ пишутъ; имъ имя мое не любо: какъ случается имъ говорить про царское величество и про васъ, великихъ пословъ, и про нынѣшнее дѣло непригоже, то я ихъ встрѣчаю прямою правдой, а самому королю я въ томъ не молчалъ, такъ ему за то имя мое не любо стало; но я знаю, отъ кого я посланъ, и не постыжусь правду говорить. Они показываютъ, будто радѣютъ о нынѣшнемъ добромъ дѣлѣ: какъ Богъ принесетъ васъ къ съѣзжему мѣсту, то ихъ радѣнія объявятся, а мое радѣніе и промыселъ Богъ видитъ. На этомъ свѣтѣ ничего больше я не желаю, какъ только чтобъ это дѣло къ доброму концу пришло".
   Но не скоро Мерику удалось достигнуть этого желаннаго конца. Между московскими и шведскими уполномоченными происходили постоянныя пререканія и высказывались взаимныя обвиненія. Присутствіе на съѣздѣ голландскихъ пословъ, также въ качествѣ посредниковъ, еще болѣе усложняло дѣло умиротворенія. Въ началѣ 1616 года Мерикъ возвратился въ Москву, будучи въ отчаяніи отъ упорства шведскихъ уполномоченныхъ и интригъ голландцевъ. Но царь Михаилъ Ѳеодоровичъ упрашивалъ "князя Ивана Ульяновича" еще разъ попробовать уговорить шведовъ и "вычитывать имъ ихъ неправды и побуждать ихъ къ доброму дѣлу". Мерикъ вновь выѣхалъ съ московскими послами въ маѣ 1616 года въ Тихвинъ а оттуда съѣздъ былъ перенесенъ въ деревню Столбово, гдѣ и состоялось 26 февраля 1617 года подписаніе знаменитаго Столбовскаго мирнаго трактата между Россіей и Швеціей.
   Понятно, что извѣстіе о заключеніи этого мира сильно обрадовало московское правительство, и царь велѣлъ спросить Мерика, какой онъ желаетъ награды. На это посолъ англійскій отвѣтилъ: "Царскихъ мнѣ милостей и жалованья много, а служить царскому величеству я радъ, это я долженъ дѣлать: у себя я въ англійской землѣ родился, а на Руси взросъ. Столько хлѣба не ѣдалъ въ своей землѣ, сколько въ Московскомъ государствѣ, и мнѣ какъ не служить?" Но царь Михаилъ Ѳеодоровичъ пожаловалъ Мерику золотую цѣпь съ "парсуною", т.-е. съ своимъ портретомъ, к много другихъ драгоцѣнныхъ подарковъ.
   Окончивъ такимъ блестящимъ образомъ дѣло посредничества, Мерикъ возобновилъ свои ходатайства въ пользу англичанъ по различнымъ торговымъ вопросамъ. Прежде всего, онъ просилъ о подтвержденіи всѣхъ старыхъ вольностей англійской торговли въ Московскомъ государствѣ. Это желаніе было исполнено. Затѣмъ Мерикъ просилъ, чтобы англійскимъ купцамъ разрѣшили повольную торговлю на Волгѣ и оттуда въ Персію. На это требованіе князя Ивана Ульяновича отвѣчали, что на Волгѣ воруютъ многіе воры, убѣжавшіе съ Заруцкимъ, поэтому по Волгѣ англійскимъ гостямъ ходить нельзя. Въ Персію также нельзя ѣхать имъ, такъ какъ московскіе гости сами не ѣздятъ въ Персію, потому что персидскій шахъ вступилъ въ принадлежащую московскому царю Грузинскую землю и съ нимъ идетъ по этому предмету ссылка.
   Точно также было отклонено требованіе англійскаго посланника, чтобы англійскимъ купцамъ было разрѣшено отыскать путь въ Индію я Китай рѣкою Обью. Ему было объяснено, что Сибирь страна далекая и студеная и что сами обыватели Сибири не знаютъ, откуда вышла рѣка Обь и куда она вошла. Относительно же Китая московскіе правители сказали Мерику, что "про Китайское государство сказываютъ, что невеликое и небогатое, и добиваться къ нему нечего" {Соловьевъ: "Исторія Россіи", т. IX, стр. 109.}.
   Нельзя не прибавить, что когда правительство московское желало узнать мнѣніе русскихъ торговыхъ людей насчетъ домогательства англичанъ открыть новый путь въ Индію, оно получило слѣдующее заявленіе: "Англичанамъ нужна не Персія, а проискиваютъ они дорогу въ Индѣйское государство, куда они ходятъ моремъ, тогда какъ путь этотъ очень тяжелъ, а государевою землей имъ ходить будетъ легче, только отъ того государю прибыли не будетъ, потому что съ нихъ и съ ихъ товаровъ, по государеву жалованью, пошлинъ не берутъ и товаровъ ихъ не пересматриваютъ, а русскимъ людямъ въ томъ изъянъ будетъ. Русскимъ людямъ сообща съ англичанами торговать нельзя: англичане люди сильные и богатые, у нихъ съ нашими ни въ чемъ не сойдется".
   Англійскій посолъ "князь Иванъ Ульяновичъ", пользуясь своими заслугами предъ престоломъ царя Михаила Ѳеодоровича, предъявлялъ еще разныя другія просьбы. Такъ, онъ объявилъ, что на недавно пріобрѣтенной Англіей землѣ "Гирлянъ" (Гренландіи) нѣтъ людей, но много оленей и промыселъ большой: бьютъ китовъ, моржей и т. д. И вотъ Мерикъ просилъ, чтобы царь отпустилъ въ эту землю 20 или больше лопарей для ловли оленей и занятія упомянутымъ промысломъ, съ тѣмъ, чтобы научить англичанъ этимъ дѣламъ. Когда англичане научатся, лопарей возвратятъ царю. Эта просьба была уважена. Далѣе Мерикъ просилъ, чтобы разрѣшено было англійскимъ рудокопамъ ("здатцамъ") и инженерамъ пріѣзжать въ Россію для разработки рудъ желѣзныхъ, оловянныхъ и для добыванія алебастра. Московскіе торговые люди, спрошенные по этимъ дѣламъ, находили, что если англичане будутъ находить руды и выдѣлывать желѣзо, то никому убытка не будетъ, а только прибыль. Потому что, говорили они, "какъ станетъ у англичанъ какой промыселъ, то и государевы люди станутъ тѣмъ же промышлять". Добываніе же англичанами алебастра можетъ быть только полезно, потому что "если они станутъ его брать отъ берега, то судамъ легче ходить будетъ".
   Наконецъ, англійскій посланникъ еще настаивалъ на удовлетвореніи по кабаламъ вcѣхъ англійскихъ гостей со стороны ихъ должниковъ -- московскихъ подданныхъ. Царское правительство обѣщало принять мѣры, чтобы это законное требованіе англичанъ было удовлетворено.
   Таковы были главнѣйшія дѣла, разрѣшенія которыхъ добивался Мерикъ. Московское правительство весьма благосклонно относилось къ наиболѣе важнымъ просьбамъ посланника и дало ему полное удовлетвореніе. Но, вмѣстѣ съ тѣмъ, оно также, съ своей стороны, предъявило представителю Англіи свои желанія. Такъ, царь Михаилъ Ѳеодоровичъ настаивалъ на подписаніи Мериномъ особеннаго договора дружбы и союза между Россіей и Англіей. Проектъ такого трактата былъ изготовленъ, но Мерикъ отказался его подписать, ссылаясь на недостаточность своихъ полномочій.
   Другое дѣло также сильно занимало московское правительство и было предъявлено англійскому послу. При Борисѣ Годуновѣ нѣсколько русскихъ были отправлены въ Англію для обученія различнымъ искусствамъ и ремесламъ. Но имъ такъ понравилось въ Англіи, что они отказались возвратиться обратно на родину. Зюзину поручено было потребовать ихъ выдачи отъ англійскаго правительства, но онъ получилъ отказъ на томъ основаніи, что русскіе сами выѣхать не желаютъ и никакого преступленія не свершили. Теперь Мерику было категорически заявлено, что англичане скрываютъ этихъ русскихъ, и что если королевское правительство дорожитъ дружбою царскаго правительства, то выдача должна имѣть мѣсто. Въ виду такого энергическаго требованія, Мерикъ долженъ былъ обѣщать доложить своему правительству объ этомъ дѣлѣ и настаивать на высылкѣ этихъ подданныхъ царя изъ предѣловъ Англіи.
   Осенью 1617 года Мерикъ выѣхалъ чрезъ Архангельскъ въ Лондонъ,.куда отправилось, вмѣстѣ съ нимъ, новое московское посольство, состоявшее изъ дворянина С. И. Волынскаго и дьяка Поздѣева. Въ ноябрѣ 1617 года это посольство прибыло въ Лондонъ и немедленно было принято англійскимъ королемъ на торжественной аудіенціи. Волынскій, прежде всего, еще разъ выразилъ признательность царя за заключеніе мира съ Швеціей при посредничествѣ Англіи. Но вслѣдъ затѣмъ онъ сталъ предлагать заключеніе особеннаго трактата дружбы и союза между Россіей и Англіей, въ силу котораго царь долженъ былъ получить право на союзную помощь Англіи противъ Польши. Англійскій король долженъ былъ дать субсидію для войны противъ Польши тысячъ на 200 или на 100, по самой послѣдней мѣрѣ на 80 или 70 тысячъ рублей. Меньше 40,000 Волынскій не смѣлъ принять.
   Послу московскаго царя оказываемъ былъ въ Лондонѣ большой почетъ, но ни на заключеніе союзнаго трактата, ни на выдачу субсидіи англійское правительство не соглашалось.
   Впрочемъ, вмѣстѣ съ Волынскимъ прибылъ въ Архангельскъ англійскій посолъ Диксъ, съ порученіемъ поднести московскому правительству, въ видѣ пособія, 100,000 рублей. Но, узнавъ въ Архангельскѣ, что Москва осаждается поляками, Диксъ туда не отправился и послалъ, чрезъ двухъ англійскихъ коммерсантовъ, только 80,000 р. или 40,000 ефимковъ.
   Въ 1620 году Мерикъ вновь пріѣхалъ въ Москву и, само собою разумѣется, возобновилъ свое ходатайство въ пользу предост авленія англичанамъ права ходить въ Персію и Китай и, сверхъ того, онъ просилъ, чтобы англійскіе купцы въ Россіи находились подъ особеннымъ покровительствомъ попечителя, назначеннаго московскимъ правительствомъ изъ бояръ. Послѣдняя просьба была отклонена на томъ основаніи, что посольскій приказъ вѣдаетъ англичанъ и о всякомъ мало-мальски важномъ дѣлѣ докладываетъ царю. Что же касается новаго домогательства англійскаго посла насчетъ безпошлинной торговли англичанъ съ Персіей и Китаемъ, то московское правительство соглашалось съ мнѣніемъ своихъ торговыхъ людей, бывшихъ противъ такой безпошлинной торговли англичанъ.
   Такъ какъ голландцы,-- доказывали спрошенные московскіе торговые люди,-- предлагали польскому королю, въ то время, когда ожидали, что Москва завоевана будетъ поляками, сто тысячъ рублей за право ходить чрезъ Россію въ Персію, то въ настоящее время нѣтъ основанія отдавать англичанамъ такое право даромъ. Лучше поторговаться съ голландцами и англичанами вмѣстѣ и отдать это право тому, кто больше дастъ. "Брать же съ англичанъ небольшую пошлину,-- говорили московскіе люди,-- и думать нельзя, потому что московскимъ торговымъ людямъ быть безъ промыслу, такъ какъ имъ съ англичанами не стянуть".
   Московское правительство согласилось съ мнѣніемъ торговыхъ людей, и Мерикъ получилъ отказъ. Впрочемъ, самъ Мерикъ, узнавъ про мнѣніе московскихъ торговыхъ людей, взялъ назадъ свое домогательство. "Если вы думаете, -- сказалъ онъ боярамъ, -- что отъ нашей торговли съ Персіей государевой казнѣ и людямъ убытокъ будетъ, то я и говорить объ этомъ перестану: король мой убытка государю и его людямъ не желаетъ".
   Съ другой стороны, Мерикъ никакъ не соглашался подписать проектъ союзнаго договора, изготовленный въ посольскомъ приказѣ. Англійскій посланникъ отказался его подписать подъ предлогомъ, что онъ не уполномоченъ дать, отъ имени своего короля, присягу въ добросовѣстномъ исполненіи договора.
   Вслѣдъ за Мерикомъ въ Лондонъ было отправлено въ 1621 г. новое посольство, во главѣ котораго поставленъ стольникъ Погожевъ. Царь былъ недоволенъ отказомъ присягнуть на проектированный союзный договоръ, и Погожеву было поручено жаловаться англійскому правительству на такой отказъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, новый московскій посланникъ долженъ былъ подтвердить отказъ царскаго правительства дозволить англичанамъ ѣздить въ Персію, настаивать на выдачѣ "робятъ", ушедшихъ въ Англій при Борисѣ Годуновѣ, и, наконецъ, жаловаться на поведеніе нѣкоторыхъ англійскихъ гостей, обвиняемыхъ въ совершеніи различныхъ беззаконій.
   Англійское правительство не только милостиво приняло новое московское посольство, но также подтвердило свое желаніе заключить съ московскимъ царемъ союзный трактатъ. Только весьма любопытно слѣдующее предложеніе англійскаго правительства: "Не пожелаетъ ли,-- спросило оно,-- московское правительство отнынѣ вести переговоры и сноситься по всѣмъ дѣламъ только посредствомъ однѣхъ грамотъ, не посылая пословъ или посланниковъ, дѣлающихъ не малое въ дѣлахъ затрудненіе?"
   Обѣщаніе англійскаго правительства заключить съ московскимъ царемъ союзный трактатъ, казалось, должно было осуществиться въ 1623 году, когда въ Москву пріѣхалъ англійскій посланникъ Коксъ (или Кукъ) съ проектомъ такого акта. На основаніи этого проекта, поданнаго Коксомъ въ посольскій приказъ, московскій и англійскій народы должны любятъ другъ друга, "яко братья, и пребывать яко единый народъ, желая доброй чести и славы другъ другу словомъ и дѣломъ". Въ случаѣ какой-нибудь войны, оба союзника имѣютъ право набирать войска въ странѣ другой договаривающейся стороны и, кромѣ того, обязаны оказывать другъ другу всякую помощь. Теперь московское правительство отказалось подписать этотъ проектъ союзнаго трактата, очевидно, потому, что въ немъ всѣ привилегіи и вольности англійскихъ купцовъ были вновь подтверждены самымъ торжественнымъ образомъ.
   Вообще, огромныя льготы, предоставленныя англичанамъ, все болѣе и болѣе вызывали неудовольствіе и ропотъ въ московскомъ народѣ, который не въ состояніи былъ вступить въ борьбу, на поприщѣ коммерческой конкурренціи, съ англійскими торговцами.
   При царѣ Михаилѣ Ѳеодоровичѣ англійскому правительству удалось сохранить за англійскою торговлей прежнія привилегіи и права. Оно даже добилось разрѣшенія со стороны московскаго правительства нѣкоему Шмидту оставаться въ Москвѣ въ качествѣ старшины или "консула" для англичанъ, торгующихъ въ Россіи. Это было въ 1627 г. Кромѣ того, само англійское правительство пожелало, чтобы въ Россію были допускаемы всѣ англичане, а не только купцы, принадлежащіе къ лондонской компаніи.
   Однако, съ самаго начала царствованія царя Алексѣя Михайловича совершается рѣзкая перемѣна во взаимныхъ отношеніяхъ Россіи и Англіи.
   

VII.

   Съ извѣщеніемъ о воцареніи новаго государя былъ отправленъ въ Англію, въ августѣ 1645 года, гонецъ Герасимъ Дохтуровъ. Московскій гонецъ былъ принять въ Лондонѣ съ большимъ почетомъ, но очень удивился, когда узналъ, что короля Карла I нѣтъ въ англійской столицѣ и что съ нимъ парламентъ уже нѣсколько лѣтъ ведетъ войну. Тогда Дохтуровъ спросилъ встрѣтившихъ его англійскихъ купцовъ, за что же у нихъ такая война съ своимъ королемъ? Ему отвѣчали: "У насъ война съ королемъ началась за вѣру: какъ женился король нашъ у французскаго короля на дочери, а вѣры она папежской, то королева и короля привела въ свою папежскую вѣру. Да, сверхъ того, король захотѣлъ владѣть всѣмъ королевствомъ на своей волѣ, какъ въ другихъ государствахъ государи владѣютъ, а здѣсь искони земля вольная и прежніе короли ничѣмъ ко владѣли, а владѣлъ всѣмъ парламентъ, думные люди. Началъ было король все дѣлать по своей волѣ; но парламентъ этого не захотѣлъ, арцыбискупа и іезуитовъ многихъ казнили; и видя король, что парламентъ началъ владѣть по своему обычаю, какъ искони повелось, а не по королевскому хотѣнію, выѣхалъ изъ Лондона съ королевою самъ, никто его не высылалъ, а сказалъ, что поѣхалъ гулять въ другіе города; выѣхавши изъ Лондона, началъ воевать. Но парламентская сторона сильнѣе".
   Потомъ Дохтурова спросили, какой у него приказъ или грамота къ парламенту? Онъ отвѣчалъ: "Съ парламенту грамоты и приказу никакого нѣтъ; пусть парламентъ отпустить меня къ королю немедленно, пристава, кормъ и подводы мнѣ дастъ; да велѣлъ бы парламентъ мнѣ быть къ себѣ, и я стану говорить имъ самимъ". Но московскаго гонца изъ Лондона не выпускали и отъ имени "владѣющаго парламентомъ" объявили: "Парламентъ тебя къ королевскому величеству не отпустить, чтобы царскаго величества имени порухи не учинилось и на дорогѣ надъ тобою отъ воинскихъ людей какого дурна не было; да и потому не отпуститъ, что за королевскимъ величествомъ тѣхъ людей, которые торгуютъ въ Московскомъ государствѣ, никого нѣтъ, вся компанія за парламентомъ, а не за королемъ". Если же король возвратится въ Лондонъ, то тогда, обѣщано было Дохтурову, онъ будетъ къ нему отпущенъ; если же нѣтъ, его отпуститъ парламентъ "съ великою честью". Тогда гонецъ потребовалъ, чтобы его отпустили немедленно домой, потому что ему дѣлать нечего въ Лондонѣ. Но его, все-таки, задержали до весны 1646 г., когда ему могли сообщить, что король Еарлъ I сдался парламенту. Тогда Дохтуровъ сталъ настаивать, чтобы его отпустили къ королю, который теперь во власти парламента. Но и тутъ онъ получилъ рѣшительный отказъ: "Хотя король и у парламента въ рукахъ,-- сказали ему,-- однако, тебя къ нему отпустить нельзя, потому что онъ ничѣмъ не владѣетъ".
   Между тѣмъ, англичане никакъ не хотѣли отпустить московскаго гонца изъ Лондона, не оказавъ ему всякихъ почестей. Слишкомъ крупные интересы были связаны съ торговыми оборотами съ Московскимъ государствомъ Дохтурову предложили обѣдъ, но онъ отказался на томъ основаніи, чт" короля не видѣлъ. Но онъ принялъ обѣдъ, устроенный у него на квартирѣ.
   Наконецъ, гонецъ согласился явиться въ парламентъ, и 13 іюня 1646 года онъ былъ съ особеннымъ торжествомъ принятъ сперва палатой лордовъ, а потомъ палатою общинъ. При входѣ московскаго гонца, всѣ члены парламента сняли свои шляпы, встали и стоя выслушали рѣчь Дохтурова. "Посланъ я,-- сказалъ онъ,-- отъ великаго государя къ вашему англійскому Карлусу королю въ гонцахъ наскоро для великихъ государскихъ дѣлъ, которыя годны имъ, великимъ государямъ, и всему христіанству въ тишинѣ и покоѣ. Пріѣхавши въ здѣшній городъ Лондонъ, съ 26 ноября по нынѣшній день говорилъ я вамъ безпрестанно и проѣзжую царскую грамоту вамъ казалъ много разъ, чтобъ вы меня къ королевскому величеству пропустили; и вы меня изъ Лондона не отпустили ни къ королю, ни къ царскому величеству, а во всѣхъ окрестныхъ государствахъ царскимъ посламъ, посланникамъ и гонцамъ путь чистъ".
   На эту рѣчь "начальный человѣкъ" въ палатѣ лордовъ, "бояринъ" лордъ Менчестеръ, отвѣчалъ: "Почему мы тебя въ Лондонѣ держали и къ королевскому величеству не отпустили, о томъ къ царскому величеству писали мы подлинно" {По архивнымъ источникамъ это заявленіе не подтверждается.}. Сказавъ эти слова, лордъ Менчестеръ обратился къ Дохтурову съ приглашеніемъ: "Добро пожаловать сѣсть!" Гонцу подали большое кресло, обитое краснымъ атласомъ, по которому вышито золотомъ и обнизано жемчугомъ. Дохтуровъ сѣлъ, и тогда только сѣли всѣ клены палаты. Посидѣвъ немного, всѣ опять встали и лордъ Менчестеръ, подавая гонцу грамоту для царя, произнесъ слѣдующую рѣчь: "Какъ будешь у великаго Ігосударя, извѣсти ему, что мы, здѣшняго королевства бояре, ему, великому государю, челомъ бьемъ и о томъ просимъ и молимъ: дай Богъ ему, великому государю, многолѣтнее здоровье".
   Получивъ, такимъ образомъ, отпускъ отъ палаты лордовъ, Дохтуровъ перешелъ въ палату общинъ, гдѣ его встрѣтили съ державою королевства, которая была серебряная вызолоченная и "сдѣлана фонаремъ". Державу понесли передъ гонцомъ въ палату, гдѣ опять всѣ члены встали, сняли шляпы и "рѣчникъ (спикеръ) Ленталь" сказалъ ему рѣчь, подобную той, которую сказалъ лордъ Менчестеръ.
   Только 23 іюня 1646 г. Дохтуровъ могъ выѣхать изъ Лондона.
   Понятно, что донесеніе этого гонца произвело на московское правительство весьма непріятное впечатлѣніе. Англичане были, въ глазахъ царя Алексѣя Михайловича и его совѣтниковъ, народъ бунтовщиковъ, возставшихъ противъ своего законнаго государя Карлуса. По словамъ же англійскаго правительства бунтовщиковъ, лондонская бѣломорская компанія и всѣ англійскіе купцы, торгующіе въ Московскомъ государствѣ, признаютъ только "владѣющій парламентъ", т.-е. правительство, взявшее въ плѣнъ своего законнаго государя. Неудовольствіе московскаго правительства еще значительно возросло, когда въ маѣ 1647 г. явился въ Москву посланникъ отъ плѣннаго короля Карла I, Пейтингэль, который прямо объявилъ, что король чрезвычайно доволенъ лишеніемъ лондонской компаніи права безпошлинной торговли и уничтоженіемъ ея монополіи, потому что англійскіе подданные бунтуются. Вмѣстѣ съ тѣмъ, король просилъ отпустить въ Англію 300,000 четвертей хлѣба. По царь разрѣшилъ отпустить только 30,000 четвертей. Любопытно, что въ то время, когда Пейтингэль еще находился въ Москвѣ, прибылъ другой англійскій посланникъ, Бонде, также съ королевскою грамотой, въ которой король Карлъ просилъ царя возвратить англійскимъ купцамъ ихъ прежнія привилегіи. Вслѣдъ затѣмъ, въ началѣ 1648 г., пріѣхалъ въ Москву отъ королевича Карла (впослѣдствіи Карла II) полковникъ Кроа и объявилъ, что королевичъ идетъ выручать своего отца изъ рукъ бунтовщиковъ и нуждается въ 40,000 четверт. хлѣба. Наконецъ, въ сентябрѣ того же года опять пріѣхалъ въ Москву Пейтингэль, съ новою королевскою грамотой, подписанною на островѣ Уайтѣ, въ которой король выражалъ благодарность за отпущенные, годъ тому назадъ, 30,000 четвертей хлѣба и просилъ отпустить ему еще разъ такое же количество.
   Но въ то время, когда съ Нейтингэлемъ уже вступили въ сношеніе московскіе бояре, одинъ изъ пріѣхавшихъ съ посланникомъ англичанъ объявилъ посольскому приказу, что Нейтингэль самозванецъ и что привезенная имъ королевская грамота подложная, потому что король Карлъ I, находясь въ заключеніи, подписать ее не могъ. Тогда Нейтингэль, съ своей стороны, сталъ объяснять, что англійскіе купцы намѣрены совершить набѣгъ на русскій берегъ близъ Архангельска и ограбить русскихъ людей. И такъ какъ Нейтингэлю удалось войти въ сношеніе съ вліятельнымъ тестемъ царя, бояриномъ Милославскимъ, то доносъ этотъ произвелъ желательное дѣйствіе. Нейтингэль не только не былъ казненъ, какъ самозванецъ, но даже отпущенъ, какъ посланникъ.
   Эти внутреннія смуты въ Англіи, плѣнъ короля и, наконецъ, поведеніе англійскихъ посланниковъ и купцовъ были обстоятельствами, которыя должны были отразиться на положеніи англійской торговли въ Московскомъ государствѣ. Справедливый ропотъ русскаго народа на тягостныя монополіи англичанъ и на безпощадную эксплуатацію русской промышленности и торговли заставилъ, наконецъ, правительство царя Алексѣя Михайловича измѣнить политику въ отношеніи Англіи.
   Въ 1646 году московскіе купцы подали молодому царю жалобу на иностранныхъ купцовъ и умоляли спасти ихъ отъ окончательнаго разоренія.
   "Послѣ московскаго разоренья,-- писали въ своей челобитной купцы,-- какъ воцарился отецъ твой государевъ, англійскіе нѣмцы, зная то, что имъ въ торгахъ отъ Московскаго государства прибыль большая, и желая всякимъ торгомъ завладѣть, подкупя думнаго дьяка Петра Третьякова многими посулами, взяли изъ посольскаго приказа грамоту, что торговать англійскимъ гостямъ у Архангельскаго города и въ городахъ Московскаго государства 23 человѣкамъ; а намъ челобитье ихъ встрѣтить и остановить въ то время некому было, потому что всѣ были разорены до конца и отъ разоренья, бродя, скитались по другимъ городамъ. И какъ взяли они, нѣмцы, грамоту изъ посольскаго приказа, то и начали пріѣзжать въ Московское государство англичанъ человѣкъ по 60 и по 70 и больше, построили и покупали себѣ у Архангельскаго города, на Холмогорахъ, на Вологдѣ, въ Ярославѣ, на Москвѣ и въ другихъ городахъ дворы многіе и амбары, построили палаты и погреба каменные и начали жить въ Московскомъ государствѣ безъ съѣзду; у Архангельскаго города русскимъ людямъ свои товары перестали продавать и на русскіе товары мѣнять, а начали свои всякіе товары въ Москву и въ другіе города привозить"...
   "Всѣми торгами, которыми искони мы торговали, завладѣли англійскіе нѣмцы, и оттого мы отъ своихъ вѣчныхъ промысловъ отстали и къ Архангельскому городу больше не ѣздимъ". Но, кромѣ того, они "все Московское государство оголодали: покупая въ Москвѣ и въ городахъ мясо к всякій харчъ и хлѣбъ, вывозятъ въ свою землю". Не только на своихъ корабляхъ, но также на голландскихъ, брабантскихъ и гамбургскихъ судахъ тайно и безпошлинно вывозятъ товары "и твою государеву пошлину крадутъ". "У нихъ въ жалованной грамотѣ написано, что грамота дона имъ по прошенію ихъ короля Карлуса; но они, англичане, торговые поди, всѣ Карлусу королю неподручны, отъ него отложились и бьются съ нимъ четвертый годъ".
   Наконецъ, ни англійскіе, ни нѣмецкіе купцы не допускаютъ мысли, побы русскіе купцы могли привозить въ ихъ земли свои товары и тамъ ихъ продавать. Это попробовалъ сдѣлать одинъ ярославскій купецъ, который поѣхалъ въ Голландскую землю съ соболями и другими мѣхами и съ ними же возвратился, потому что никто купить тамъ этихъ товаровъ не захотѣлъ. "Мы сдѣлаемъ то,-- говорили иностранные купцы,-- что московскіе купцы настоятся въ деньгахъ на правежѣ, да и впередъ заставимъ иъ торговать лаптями, забудутъ перекупать у насъ товары!"
   Этотъ замѣчательный актъ кончается слѣдующими знаменательными словами: "Милосердый государь! Пожалуй насъ, холопей и сиротъ своихъ, всего государства торговыхъ людей: воззри на насъ, бѣдныхъ, и не дай намъ, природнымъ твоимъ государевымъ холопамъ и сиротамъ, отъ иновѣрцевъ быть въ вѣчной нищетѣ и скудости, не вели искони вѣчныхъ нашихъ промыслишковъ у насъ бѣдныхъ отнять!" {Соловьевъ: "Исторія Россіи", т. X, стр. 129 и слѣд.}
   Просьба купцовъ не была вполнѣ уважена, но, все-таки, царь Алексѣй Михайловичъ, несмотря на пристрастіе къ иностранцамъ вліятельнѣйшаго боярина Морозова, принялъ мѣры, весьма непріятныя для англичанъ и Кругахъ иностранныхъ гостей. Въ 1646 году на всѣ иностранные товары, не исключая англійскихъ, наложена была двойная пошлина: "для пополненья ратныхъ людей".
   Наконецъ, 1 іюня 1649 года послѣдовалъ царскій указъ слѣдующаго содержанія: "Вамъ, англичанамъ, со всѣмъ своимъ имѣніемъ ѣхать за море, а торговать съ московскими торговыми людьми всякими товарами, пріѣзжая изъ-за моря, у Архангельскаго города; въ Москву же и другіе города съ товарами и безъ товаровъ не ѣздить. Да и потому вамъ, англичанамъ, въ Московскомъ государствѣ быть не довелось, что прежде торговали вы по государевымъ жалованнымъ грамотамъ, которыя даны вамъ по прошенію государя вашего англійскаго Карлуса короля, для братской дружбы и любви; а теперь великому государю нашему вѣдомо учинилось, что англичане всею землей учинили большое злое дѣло: государя своего Карлуса короля убили до смерти, за такое злое дѣло въ Московскомъ государствѣ вамъ быть не довелось".
   Этотъ царскій указъ былъ роковымъ ударомъ для англійской торговли въ Россіи, и долгое время англичане не могли оправиться отъ чувствительныхъ потерь, причиненныхъ имъ распоряженіемъ московскаго правительства. Лишая англичанъ права жить во внутреннихъ городахъ государства и отмѣняя безпошлинную ихъ торговлю даже въ томъ единственномъ городѣ, въ который они отнынѣ могли пріѣзжать -- въ Архангельскѣ, царь Алексѣй Михайловичъ желалъ дать удовлетвореніе справедливымъ жалобамъ своихъ подданныхъ. Но, кромѣ того, его возмущала казнь Карла I, и онъ проникся чувствомъ ненависти къ англичанамъ, одобрявшимъ это преступленіе.
   Вотъ почему царь, съ другой стороны, оказалъ ласковый пріемъ графу Кульпереру, прибывшему въ 1650 году въ Москву, въ качествѣ посла претендента на англійскій престолъ, Карла II, жившаго въ то время во Франціи. Графъ Кульпереръ объявилъ, что три королевства: Англійское, Шотландское и Ирландское бунтуются, и бунтовщики убили короля Карла L Сынъ его намѣренъ отомстить за вопіющія злодѣйства и собралъ уже войско, которое должно идти противъ бунтовщиковъ. Только онъ нуждается въ средствахъ и проситъ царя оказать ему денежную помощь въ 100,000 р.
   Въ письменномъ изложеніи просьбы Карла II, поданномъ графомъ Бульпереромъ, между прочимъ, говорится: "Три короны -- англійская, шотландская и ирландская, по истинному утвержденному уложенію, не избирательныя, но вотчинныя и природныя, и никакого спору объ этомъ прежде на было. Покойный король владѣлъ этими коронами праведно послѣ кончины отца своего, короля Іакова, по прямому праву, по старой степени, отъ многихъ предковъ; двѣ палаты парламента стоятъ только по королевской помѣтѣ, по его произволенію, король можетъ ихъ созвать и распустить; а нынѣшній парламентъ держится обманомъ и насиліемъ; большая часть королевства отъ его тяжкихъ налоговъ вздыхаетъ и сильно желаетъ возвратиться къ прирожденному королю".
   На это отвѣчалъ царь Карлу II письмомъ, въ которомъ было сказано, между прочимъ, слѣдующее: "Слыша про такое злое и страшное дѣло, что учинилось надъ отцомъ вашего королевскаго величества отъ подданныхъ его измѣнниковъ, слыша, что теперь тѣ же измѣнники и въ вашемъ королевскомъ достойномъ наслѣдіи помѣшку и непослушанье чинятъ и войну ведутъ, жалостно скорбимъ и, памятуя отца нашего съ вашимъ дѣдомъ к нашу съ отцомъ вашимъ братскую дружбу, любовь и ссылку, желая вашему королевскому величеству получить свое достойное наслѣдіе и надъ измѣнниками побѣды и одолѣнія, дали мы вашему послу Джону Кульпереру соболей на 20,000 руб.". Графу Кульпереру дѣйствительно было отпущено изъ царской казны соболей на указанную сумму. Но посолъ проситъ, чтобы на 10,000 руб. взяли обратно и отпустили бы, взамѣнъ, на такую же сумму хлѣба. Это желаніе не вполнѣ было уважено: только на 5,000 руб. отпущено было хлѣба, а на 15,000 руб. мѣховъ. На общую сумму Кульпереръ долженъ былъ дать обязательство за своею подписью и печатью. Кромѣ того, отъ имени своего короля онъ долженъ былъ обѣщать, что за такую оказанную денежную помощь король Карлъ II обязанъ "вѣчно воздавать всякою любовью".
   Если царь Алексѣй Михайловичъ, несмотря на скудость собственной казны, охотно согласился оказать претенденту на англійскій престолъ значиельное денежное вспоможеніе, то онъ, съ другой стороны, категорически отказался уважить ходатайство англійскаго посла въ пользу англійскихъ купцовъ. Графъ Кульпереръ просилъ, чтобы англійскимъ купцамъ были возвращены прежнія права и чтобы они опять могли жить внутри Московскаго государства. На эту просьбу было отвѣчено, что англичанамъ, обагрившимъ руки въ крови короля своего, не можетъ быть разрѣшено жить въ Московскомъ государствѣ. Въ маѣ 1650 года графъ Кульпереръ получилъ отъ царя отпускъ и черезъ мѣсяцъ выѣхалъ изъ Москвы.
   

VIII.

   Въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ всѣ дипломатическія сношенія съ Англіей были прекращены. Но въ февралѣ 1654 года прибылъ въ Москву посланникъ англійскаго протектора Кромвеля, Вильямъ Придаксъ, привезшій письмо отъ Оливера (Кромвеля) къ царю. Въ этомъ письмѣ протекторъ объясняетъ, почему онъ сдѣлался властителемъ Англіи и долженъ считаться законнымъ главою англійскаго правительства. Великій земскій сеймъ,-- говорилось въ письмѣ,-- отчаявшись "въ исправленіи многихъ дуростей, бывшихъ въ Англійской землѣ при державѣ прежнихъ королей, перемѣнилъ правленіе и поставилъ самаго добраго и премудраго государя Оливера, который посылаетъ съ большою любовью поклонъ къ кесарскому величеству, великому государю кесарю Алексѣю Михайловичу". Тутъ же Кромвель просилъ о возвращеніи англійскимъ купцамъ прежнихъ вольностей по торговлѣ въ Московскомъ государствѣ.
   Придаксъ былъ принятъ царемъ, который, однако, не всталъ, когда спросилъ о здоровьѣ Кромвеля. Посланникъ, зная установленный обычай, протестовалъ противъ такого неуваженія къ властителю Англіи и сталъ Доказывать, что "хотя нынѣ въ Англійской землѣ и учинены статы (республика), однако, государство ничѣмъ не убыло; испанскій, французскій и португальскій короли и венеціанскіе (голландскіе?) статы воздаютъ владѣтелю нашему честь такъ, какъ и при прежнихъ короляхъ".
   На эту рѣчь посланника послѣдовалъ слѣдующій отвѣтъ: "Англійскому королевству учинилось премѣненье. Отъ владѣтеля вашего къ царскому величеству присылка первая, и съ какимъ дѣломъ ты присланъ, про то царскому величеству было невѣдомо; а венеціанскіе и голландскіе владѣтели царскому величеству не примѣръ, и тебѣ про то выговаривать не годилось". Тогда посланникъ не удержался и въ сердцахъ сказалъ: "Въ какихъ государствахъ я ни былъ, такой почести себѣ не видывалъ: приставъ сидѣлъ у меня въ саняхъ по правую сторону и шпагу съ меня сняли". На это бояре ему отвѣчали: "Какъ въ Московскомъ государствѣ въ обычаяхъ повелось, такъ и дѣлаютъ. А тебѣ въ чужомъ государствѣ про чины выговаривать не годится".
   Понятно, что, при такихъ взаимныхъ отношеніяхъ между англійскимъ посланникомъ и московскимъ правительствомъ, не могло быть ни малѣйшаго сомнѣнія въ отказѣ на просьбу Кромвеля о возвращеніи англичанамъ прежнихъ коммерческихъ вольностей.
   Самъ царь, въ отвѣтномъ письмѣ Кромвелю, рѣшительно, но вѣжливо отклоняетъ эту просьбу. Вотъ что онъ писалъ: "Оливеру, владѣтелю надъ статы Аглинской, Шотландской и Ирландской земель и государствъ, которыя къ нимъ пристали. Что вы съ нами дружбы и любви ищете, то мы отъ васъ принимаемъ въ любовь, въ дружбѣ, любви и пересылкѣ съ вами, протекторомъ, быть хотимъ, и поздравляемъ васъ на вашихъ владѣтельствахъ, въ чемъ васъ Богъ устроилъ. Что ваша честность (sic!) пишете о торговыхъ людяхъ, намъ теперь объ этомъ дѣлѣ вскорѣ разсмотрѣнье учинить за воинскимъ временемъ нельзя, а впередъ нашъ милостивый указъ будетъ, какой пристоенъ обоимъ государствамъ къ покою, прибыли, дружбѣ и любви" {Сравн. Соловьевъ: "Исторія Россіи", т. XII, стр. 231 и слѣд.}.
   На этомъ покончились всѣ сношенія Московскаго государства съ Англіей во время протектората Кромвеля. Посланникъ Придаксъ выѣхалъ въ іюлѣ 1655 года изъ Москвы обратно въ Англію.
   Упраздненіе въ Англіи республики и восшествіе на престолъ короля Карла II сильно обрадовали царя Алексѣя Михайловича, и немедленно возобновились прежнія дружескія сношенія съ Англіей. Только царь до считалъ возможнымъ возвратить англичанамъ прежнія льготы по торговлѣ.
   Въ это время состоялъ въ Гаагѣ, въ качествѣ московскаго резидента или "коммиссаріуса", англичанинъ Геддонъ. Когда воцарился Карлъ II, Геддонъ явился въ Лондонъ и просилъ, именемъ царя, отпустить въ Россію вспомогательный отрядъ войскъ въ 3,000 человѣкъ. Англійскій король принялъ русскаго агента-англичанина весьма милостиво и разрѣшилъ ему свободно набирать войско въ предѣлахъ всей Англіи. Кромѣ того, король объявилъ русскому "коммиссаріусу", что онъ никогда не забудетъ знаковъ дружескаго расположенія, оказанныхъ ему московскимъ царемъ. Такимъ знакомъ особенной дружбы король призналъ царскій указъ 1649 года, лишившій непокорныхъ его подданныхъ прежнихъ торговыхъ привилегій въ Московскомъ государствѣ. Но, вмѣстѣ съ тѣмъ, король выразилъ увѣренность, что послѣ его воцаренія на родительскомъ престолѣ стародавнія права англійской торговли будутъ возстановлены его другомъ, царемъ Алексѣемъ Михайловичемъ.
   Эта надежда не оправдалась, хотя въ 1662 году было отправлено въ Лондонъ великое московское посольство, которое должно было еще болѣе закрѣпить дружбу и союзъ между королемъ Карломъ И и московскимъ царемъ. Во главѣ этого посольства находились князь Прозоровскій и дворянинъ Желябужскій. На это посольство были возложены слѣдующія порученія: 1) поздравить короля Карла II съ воцареніемъ, 2) увѣрить его во "взаимной любительной дружбѣ и пріятной перепискѣ" и 3) подтвердить склонность царя возвратить англичанамъ прежнія вольности и отнятые отъ нихъ дворы, если король пришлетъ въ Москву своихъ пословъ для переговоровъ по этому предмету. Наконецъ, Желябужскому было поручено тайнымъ образомъ занять въ разныхъ государствахъ 31,000 ефимковъ, а въ Англіи, въ частности, "10,000 пудъ" ефимковъ.
   Московское посольство было принято съ великими почестями со стороны англійскаго правительства и народа. Когда посольство ѣхало по Темзѣ, то на всѣхъ корабляхъ стрѣляли изъ пушекъ, и народъ встрѣчалъ пословъ громкими криками. Самъ же король Карлъ И неоднократно заявлялъ посламъ, что никто, кромѣ русскаго царя, не оказалъ ему столько дружбы и милости "во время нечестиваго смятенія". Теперь же король съ благодарностью возвращаетъ царю свой долгъ -- 40,000 ефимковъ, полученныхъ имъ, когда онъ находился въ изгнаніи. Эта сумма была вручена князю Прозоровскому.
   Однако, Алексѣй Михайловичъ не только разсчитывалъ на возвращеніе этого долга, онъ желалъ еще получить взаймы значительную сумму отъ англійскаго короля. Послы просиди дать взаймы 10,000 пудъ ефимковъ, которые царь обязался уплачивать товарами, пенькою и поташомъ, ежегодно. Но англійскіе министры отвѣтили, что такой заемъ дѣло великое и скоро рѣшить его нельзя. Самъ же король, отпуская въ іюнѣ 1663 года посольство, откровенно сказалъ князю Прозоровскому, что его казна разорена, и онъ самъ нуждается въ деньгахъ.
   "Я вседушно бы радъ,-- сказалъ король,-- помочь любительному моему брату, да мочи моей нѣтъ, потому что я на королевствѣ вновѣ, ничѣмъ не завелся, казна моя въ смутное время вся безъ остатку разорена, и нынѣ въ большой скудости живу, а какъ Богъ дастъ на своихъ престолахъ укрѣплюсь и съ казною сберусь, то буду радъ и послѣднее дѣлить съ великимъ государемъ вашимъ".
   Получивъ отказъ отъ короля, второй посолъ Желябужскій вошелъ въ переговоры съ англійскими купцами о займѣ въ 31,000 ефимковъ. Лордъмэръ или "воевода" лондонскій сказалъ послу, что онъ радъ "работать великому государю и станетъ говорить торговымъ людямъ, кто что захочетъ дать, а иное и самъ дастъ, что сможетъ". Однако, насмотри на поддержку лорда-мэра, все-таки, англійскіе купцы ничего не дали послу. "Теперь,-- говорили они Желябужскому,-- нельзя давать въ займы: у Архангельска въ торгахъ стала неправда и неповольность; если дать въ займы, то почитай за пропалое. И прежде платежъ бывалъ займамъ худъ, а теперь и спрашивать нечего по нынѣшнимъ торгамъ и товарамъ... Отдаемъ, здѣсь ваши товары дешевле, чѣмъ покупаемъ, да и то никто не покупаетъ; у насъ и такъ много въ долгахъ пропадаетъ на московскихъ людяхъ, сыску въ тѣхъ долгахъ нѣтъ".
   Посолъ сильно разсердился на такія рѣчи купцовъ и сказалъ имъ: "Почьему-нибудь нерадѣтельному умыслу не хотите дать ефимковъ, да и говорите затѣйное дѣло! Никогда у васъ въ займахъ ничего не пропадало. Если,-- продолжалъ увѣщевать посолъ,-- купцамъ должники не платили, они должны были бить челомъ великому государю, и будетъ розыскъ и расправа по справедливости. Теперь же онъ желаетъ получить въ займы не для холоповъ великаго государя, но для самого царя, отъ имени котораго дастъ запись".
   Однако, англійскіе купцы остались неумолимы насчетъ займа и отвѣчали Желябужскому: "Въ Архангельскѣ мы всегда о долгахъ своихъ и задаткахъ бьемъ челомъ и у воеводъ указа просимъ; воеводы намъ въ долгахъ и задаткахъ расправу чинятъ, а въ обидахъ отъ головъ и цѣловальниковъ отказываютъ, будто имъ, воеводамъ, до нихъ дѣла нѣтъ; а какъ прежде головъ и цѣловальниковъ вѣдали воеводы, то намъ было лучше ѣздить съ товарами".
   Желябужскій не ошибся, говоря, что этотъ рѣшительный отказъ англійскихъ купцовъ дать царю взаймы деньги "затѣйное дѣло" и что купцы дѣйствуютъ по наговору. Дѣйствительно, русскій резидентъ въ Голландіи, Геддонъ, бывшій въ ссорѣ съ посломъ, убѣдилъ купцовъ не давать денегъ Желябужскому и ждать, пока царь пришлетъ грамоту самимъ купцамъ или напишетъ ему объ этомъ дѣлѣ.
   Въ 1664 году прибыло въ Москву великое англійское посольство, во главѣ котораго находился графъ Карлейль, на котораго король англійскій возложилъ двоякаго рода порученіе: во-первыхъ, подтвердить желаніе короля находиться съ царемъ въ тѣсной дружбѣ и союзѣ и, во-вторыхъ, добиться возвращенія англійскимъ купцамъ прежнихъ привилегій по торговлѣ. Для переговоровъ съ посломъ были назначены князья Николай Одоевскій и Юрій Долгорукій, вмѣстѣ съ окольничимъ Волынскимъ.
   Весьма долго продолжались эти переговоры, но англійскій посолъ остался крайне недоволенъ ихъ исходомъ. Графу Карлейлю было объявлено, что царь очень радъ поддерживать съ англійскимъ королемъ прежнюю дружбу, но возвратить англійскихъ купцамъ прежнихъ вольностей не можетъ. "Торговали англичане въ Московскомъ государствѣ,-- заявили московскіе уполномоченные гр. Карлейлю,-- безпошлинно лѣтъ сто и нажились, а узорочныхъ и другихъ товаровъ, которые были годны въ царскую казну, по своей заморской цѣнѣ не давали и заповѣдные товары провозили и вывозили тайкомъ. Одинъ изъ купцовъ лондонской компаніи пріѣзжалъ въ Балтійское море на военномъ кораблѣ и хотѣлъ грабить царскихъ подданныхъ, которые ѣздятъ въ Швецію для торговли. Мы думаемъ,-- прибавили бояре,-- что королю все это неизвѣстно, иначе онъ не сталъ бы просить о подтвержденіи прежнихъ жалованныхъ грамотъ".
   Несмотря ни на какія увѣщеванія и просьбы англійскаго посла, московское правительство не измѣнило своего рѣшенія. Но одну незначительную уступку оно, все-таки, сдѣлало, которая, однако, нисколько не удовлетворила графа Карлейля.
   Послу англійскому было объявлено слѣдующее окончательное рѣшеніе московскаго правительства: "Великій государь, для прошенья любезнѣйшаго и вожделѣннѣйшаго своего брата, указалъ англійскимъ гостямъ ѣздить въ Архангельскъ и изъ Архангельска въ Москву десяти человѣкамъ, людямъ добрымъ и въ правдѣ свидѣтельствованнымъ и королевскому величеству годнымъ, которыхъ королевское величество изволить выбрать вновь. Эти 10 человѣкъ могутъ въ Москвѣ дворъ купить; пошлину съ своихъ товаровъ будутъ они платить наравнѣ съ другими иноземцами, пока у царскаго величества съ польскимъ королемъ и крымскимъ ханомъ война. А какъ война кончится, въ то время царское величество велитъ англійскимъ гостямъ указъ учинить по своему государскому милосердому разсмотрѣнію, какъ возможно".
   Графъ Карлейль былъ чрезвычайно раздраженъ такимъ рѣшеніемъ и воскликнулъ: "Если царское величество привилегій не возвратитъ, то какъ между обоими великими государями основанію дружбы быть крѣпну?"
   На этотъ вопросъ бояре ехидно отвѣтили другимъ вопросомъ: "А когда король отказалъ дать взаймы денегъ, то, вѣдь, отъ этого дружба не нарушилась".
   Когда англійскій посолъ убѣдился, что его рѣзкости не производятъ никакого впечатлѣнія на уполномоченныхъ царскаго правительства, онъ перемѣнилъ тонъ и любезно предложилъ свое посредничество для примиренія Россіи съ Польшею. Это предложеніе было принято, и гр. Карлейля просиди немедленно отправить своего гонца къ польскому королю. Но посолъ требовалъ, чтобы сперва привилегіи англійскихъ купцовъ были возстановлены. Тогда послу категорически объявили, что разъ принятое на этотъ счетъ рѣшеніе не будетъ измѣнено.
   Графъ Карлейль немедленно взялъ назадъ свое посредничество, просилъ объ отпускѣ и объявилъ, что "впередъ король нашъ къ царскому величеству великихъ пословъ присылать не будетъ".
   Благодаря посольству графа Карлейля, взаимныя сношенія между Россіей и Англіей значительно измѣнились къ худшему.
   Царь Алексѣй Михайловичъ отправилъ въ Англію, въ августѣ 1664 г., стольника Дашкова съ порученіемъ принести жалобу на дерзкое поведеніе гр. Карлейля и предупредить дѣйствіе враждебныхъ его замысловъ противъ московскаго правительства. Но Дашковъ, по прибытіи въ Англію, немедленно убѣдился, что донесенія гр. Карлейля уже успѣли произвести свое дѣйствіе. Новый московскій посланникъ былъ принятъ въ Лондонѣ самымъ небывалымъ образомъ: ему никакой почетной встрѣчи не было сдѣлано и ему не дали ни подводъ, ни кормовъ, ни квартиры. Только по отъѣздѣ изъ Лондона король приказалъ выдать ему 1,200 рублей, въ видѣ вознагражденія за то, что жилъ на своемъ иждивеніи.
   Такимъ образомъ окончательно былъ рѣшенъ вопросъ о торговыхъ вольностяхъ англичанъ въ Россіи въ смыслѣ подчиненія ихъ порядкамъ, существующимъ для всѣхъ другихъ иностранцевъ. Но англійское правительство еще долго не могло примириться съ этимъ новымъ положеніемъ и неоднократно повторяло попытки вернуть англійской торговлѣ ея прежнія привилегіи.
   Такъ, въ 1667 году прибылъ въ Москву извѣстный Геддонъ, въ качествѣ англійскаго посланника, и настоятельно просилъ о возвращеніи англичанамъ прежнихъ привилегій. Но онъ также получилъ рѣшительный отказъ, несмотря на свои связи при московскомъ дворѣ. Та же самая участь постигла посольство англійскаго кавалера Вейча, прибывшаго съ такимъ же порученіемъ въ Москву въ 1669 году. Царь Алексѣй Михайловичъ остался непоколебимымъ до своей смерти въ 1676 году и не отмѣнилъ рокового указа 1649 года.
   Только вступленіе на престолъ императора Петра I дало отношеніямъ Россіи къ Англіи совершенно новое направленіе и русской политикѣ новыя цѣли. Вмѣстѣ съ коммерческими интересами, почти исключительно господствовавшими во взаимныхъ отношеніяхъ обоихъ государствъ до конца XVII вѣка, обнаруживается съ царствованія Петра I дѣйствіе политическихъ цѣлей, поставленныхъ русской политикѣ геніальнымъ умомъ великаго преобразователя.

Ф. Мартенсъ.

"Русская Мысль", кн.II, 1891

   
Ко всем произведениям автора К списку авторов