Гершензон Михаил Осипович - (Рец. на кн.:) Иван Бунин. Том четвертый

M. О. ГЕРШЕНЗОН

<Рец. на кн.:> Иван Бунин. Том четвертый
Издание товар. "Знание". С.-Петербург, 1908

Серия "РУССКИЙ ПУТЬ"

И. А. БУНИН: PRO ET CONTRA

Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей

АНТОЛОГИЯ

Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург, 2001

Новая книга г. Бунина содержит в себе, кроме нескольких переводов ("Годива" Теннисона, "Каин" Байрона и отрывки из "Золотой легенды" Лонгфелло), около шестидесяти стихотворений, написанных в 1907 году; эти последние -- конечно, самая ценная часть книги.

Они не вносят новой черты в художественную физиономию г. Бунина: каким мы его знали по его предыдущим двум томам, таков он и теперь; его дарование, по-видимому, достигло полного развития и последние пять-шесть лет стоит в зените. Тот же общий колорит, та же гамма настроений, только разве больше отчетливости в переживаниях и увереннее чеканка формы. Это дарование сравнительно невелико, но оно принадлежит к чистейшим и совершеннейшим, какие знает история русской поэзии; это -- некрупный, но удивительно чистой воды алмаз.

Стихотворение г. Бунина, хотя бы и не подписанное, узнаешь среди тысячи, и прежде всего -- по языку. Его поэтический слог беспримерен в нашей поэзии; только Огарев до известной степени обладал этой тайной создавать певучесть из обыденных слов, так, чтобы каждый отдельный стих быль прозаически прост и точен, а вся пьеса в целом дышала поэзией. Но Огареву мешала его небрежная расплывчатость: у г. Бунина прозаизм, точность, простота языка доведены до предела. Едва ли найдется еще поэт, у которого слог был бы так неукрашен, будничен, как здесь; на протяжении десятков страниц вы не встретите ни одного эпитета (того, что называется поэтическим эпитетом), ни одного сравнения, ни одной метафоры. Это язык совершенно деловитый, твердый и сухой. Г. Бунин почти не употребляет прилагательных; у него есть целые стихотворения, -- и таких немало, -- где нет ни одного прилагательного, а где оно и встречается, там оно носит чисто деловой характер: оно воспроизводит какую-нибудь конкретную черту явления, обыкновенно элементарную ("алеющий закат", "яркий, небесно-синий лен", и т. п.). Все поэтические наросты языка удалены -- осталось простое, трезвое, реальное слово; под пером г. Бунина русский стих впервые зазвучал той строгостью речи, которая отличает высшие образцы русской прозы: прозу Пушкина и Лермонтова. Ни одного лишнего слова, ни одной без надобности красочной черты, вообще, величайшая сдержанность в слове -- такова "Тамань" Лермонтова, и к этому образцу близко подошел г. Бунин.

Такое опрощение поэтического языка без ущерба для поэзии -- под силу только истинному таланту. Здесь две стороны: во-первых, в простом наряде красива только настоящая красота; под традиционной пышностью поэтического слога нетрудно скрыть бедность вымысла или чувства -- здесь ее нечем прикрыть; во-вторых, эта скупость на слова возможна только при величайшей меткости слова. В отношении живописной точности г. Бунин не имеет соперников среди русских поэтов. Он воспроизводит зрительный образ всегда конкретно и всегда в его простейшем виде, каким это представляется первому чувственному восприятию, и с минимальной затратой слов и красок достигает точности изумительной. Взгляните вниз с кормы корабля, когда он неподвижно стоит в гавани в яркое летнее утро; можно ли точнее изобразить текучий блеск кормы, чем это сделано в двух стихах г. Бунина:

Вверх по корме струится глянец зыбкий

От волн, от солнца и небес...

Вот чайки --

Белою яичной скорлупой

Скользят в волне зелено-голубой.

Или вот зажженное кадило:

Благоухай, звенящее кадило,

Дыханием рубиновых углей!

Или вот целая картина, неподражаемая в отношении рисунка -- поэт стоит на пристани и смотрит, как отчаливает пароход:

Забил буграми жемчуг, закружился,

Зарывая малахиты под рулем.

Земля плывет. Отходит, отделился

Высокий борт. И мы назад плывем.

Мол опустел. На сор и зерна жита,

Свистя, слетелись голуби. А там

Дрожит корма, и длинный жезл бугшприта

Отходит и чертит по небесам.

Вот он закрылся мачтами, трубою,

Вот показался слева. Вдалеке

Он уж завидел море. Над водою

Уносит якорь в глине и песке.

Эта меткость глаза и пера, в соединении с глубоким поэтическим чувством, сделала г. Бунина неподражаемым мастером лирического жанра. Его лучшие стихотворения -- те, где искусным подбором внешних черт картины он заставляет выступить наружу ея скрытый лиризм. Ему достаточно 24-х коротеньких строчек, чтобы нарисовать богатую реальную картину, насыщенную поэзией ("На Плющихе"): горячее солнце озаряет столовую, паркет блестит, кот мурлычет на окне; бабушка сидит в качалке, курит -- и думает: "вот уж и март, скоро праздники, а там лето, осень, -- не успеешь оглянуться, года нет"; вдруг что-то широко блеснуло в окно: А! Это подростки несут зеркало на улице; и сидит бабушка, смотрит, как дым ее папиросы синеет и тает в светлой солнечной полосе --

...как за елью

В далекой просеке, весной.

В настоящем томе есть несколько восхитительных образчиков этой тонкой поэзии ("Проводы", Слепой", "Дия", "С обезьяной"). И свои собственные настроения г. Бунин передает совершенно таким же образом -- в форме конкретной картины, из которой, как облако из моря, рождается лирическое чувство. Цитированное выше стихотворение "Проводы" типично для г. Бунина: ушел пароход, -- он стоит на пристани, сердце сжато грустью, -- все на корме, знакомые и чужие, и всех, как близких, жаль...

А мне куда? -- Март, сумерки... К вечерне

Звонят в порту... Душа весной полна,

Полна тоской... Вот огонек в таверне...

Но нет, домой! Я пьян и без вина.

Отдельно надо поставить "исторические" стихотворения г. Бунина, которых как раз в этом томе довольно много. У него нет той сосредоточенности исторического чувства, которою силен В. Брюсов, но он и здесь своими простыми средствами умеет достигать большой красоты и выразительности. Между этими пьесами в настоящем томе есть одна поистине классическая: это -- "Стамбул". По улицам бродят облезлые, худые псы с печальными глазами --

Потомки тех, что из степей пришли

За пыльными скрипучими возами.

Эти первые четыре строки -- удивительный художественный штрих: нынешний Стамбул мгновенно слился в вашем воображении с картиною кочевых орд в момент его завоевания мусульманами. И дальше -- картина расцвета, могущества, и потом запустение -- "И вой собак звучит тоской пустынь" под древней византийской базиликой, -- и наконец опять черта, связывающая в одно всю историю турецкого Стамбула:

Стамбул, Стамбул! Последней мертвый стан

Последнего великого кочевья!

КОММЕНТАРИИ

Впервые: Вестник Европы. 1908. No 6. С. 841--844, с подписью: М. Г. Печатается по этому изданию. Рецензия на кн.: Бунин И. Стихотворения 1907 г. СПб., 1908 (четвертый том пятитомного собрания сочинений, выпускавшегося товариществом "Знание").

Михаил Осипович Гершензон (1869--1928) -- историк русской литературы и общественной мысли, философ, публицист, переводчик, критик. В 1907--1908 гг. -- сотрудник "Вестника Европы", ежемесячно составлявший литературную хронику, и заведующий литературным отделом в журнале "Критическое обозрение", к сотрудничеству в котором приглашал B. Брюсова, Вяч. Иванова, Андрея Белого.

...по его предыдущим двум томам... -- Имеются в виду второй и третий тома собрания сочинений, вышедшие в 1903 и 1906 годах.

..."алеющий закат"... -- Ср. строку: "Как нежны на алеющем закате... " из стихотворения "Растет, растет могильная трава..." (1906). ..."яркий, небесно-синий лен"... -- Цитата из стихотворения "Присела на могильнике Савуре... " (1907).

Вверх по корже струится глянец зыбкий От волн, от солнца и небес... -- Цитата из стихотворения "На рейде" (1906).

Белою яичной скорлупой Скользят в волне зелено-голубой. -- Цитата из стихотворения "И скрип и визг над бухтой, наводненной..." (1906).

Благоухай, звенящее кадило, Дыханием рубиновых углей! -- Цитата из стихотворения "Ограда, крест, зеленая могила..." (1906).

Забил буграми жемчуг, закружился ~ Уносит якорь в глине и песке. -- Первые три строфы из ранней редакции стихотворения "Проводы" (1907).