Горбунов Орест Федорович - Блонден

СЦЕНЫ ИЗЪ НАРОДНАГО БЫТА.

СОЧИНЕНІЕ ОР. ГОРБУНОВА.

ЧЕТВЕРТОЕ ДОБАВЛЕННОЕ ИЗДАНІЕ.

МОСКВА.
Изданіе Н. Шамова, Больш. Грузинская ул., свой домъ, въ Москвѣ.
1900.

БЛОНДЕНЪ.

РАЗСКАЗЪ ФАБРИЧНАГО.

Вотъ, братцы мои, аказія-то! и какъ только этто можетъ человѣкъ дойти до всего! Таперича, къ примѣру будемъ говорить: всяко дѣла мастера боится: а ужъ это, я вамъ доложу, отводъ глазамъ -- и шабашъ. Пріѣхалъ этто къ намъ нѣмецъ изъ Америки, и занимается этотъ самый нѣмецъ, кажись, такимъ пустымъ дѣломъ, вниманія не стоющимъ, -- по канату ходить. Ну вотъ ладно. Пріѣхалъ этотъ самый нѣмецъ и канатъ свой собственный привезъ; одно слово -- все заведеніе свое, чтобы въ люди не ходить, не простыя. И какъ только этто онъ пріѣхалъ, сейчасъ въ газетахъ, пропечаталъ: такъ и такъ, говоритъ, буду, говоритъ, по канату ходить, внизъ головой стоять, человѣка на себѣ возить, и опосля, говоритъ, всего эвтаго, буду завтракать на канатѣ, и выпью за здоровье жителевъ; пропечаталъ онъ это въ газетахъ, и патреты свои разослалъ; зовутъ, говоритъ, меня такъ и такъ: говоритъ, Бландёнъ, Ерой Нагорскинъ, потому пучину такую произошолъ. Ну вотъ ладно. Собралась насъ большая компанія.-- вся наша артель была, -- пошли. Народу, то-есть, видимо не видимо, потому очинно было занятно, какъ такъ человѣкъ, кажись, къ примѣру, такой же какъ и мы православные, можетъ такіе дѣла дѣствовать? тутъ, безпримѣнно, должно быть дьявольское навожденіе, либъ-ошто. Подходимъ, братецъ ты мой, мы къ самому ентому мѣсту, видимъ -- канатъ; мы этто поближе, -- канатъ, такъ точно. Только вдругъ слышимъ, разъ изъ пистолета -- сигналъ; разъ -- другой, и какъ только третій разъ выпалили, сейчасъ этого самаго Бландёна на верхъ и приподняли. Глядимъ, братецъ ты мой, человѣкъ какъ слѣдоваетъ, при собственной бородкѣ и въ золотыхъ латахъ. И какъ только его приподняли, сей-часъ музыка заиграла, а онъ взялъ въ ручки баланецъ и пошелъ. Только, братецъ ты мой, и шелъ, и шелъ, и шелъ, и шелъ -- вдругъ разъ на канатъ, и растянулся. И такъ это онъ скоро растянулся, что давай, таперича, тысячу цылковыхъ, ты на сѣнѣ такова колѣна не выкинешь. Ну вотъ ладно. Полежамши малость на канатѣ, опять разъ,-- вскочилъ и побѣгъ; только, братецъ ты мой, опять бѣжалъ, бѣжалъ, бултыхъ головой внизъ на баланецъ, баланецъ на канатъ и ножками захлопалъ. Ну тутъ мы издиву дались и доподлинно узнали, что безъ ничистой силы этого не возможно; не возможно настоящему христіанину такихъ дѣловъ дѣлать и такихъ чудесовъ творить, и мы молитву сотворили. Сотворили, братецъ ты мой, мы молитву; глядимъ, идетъ онъ обратно, но только ужь въ другой перемѣнѣ: глаза этто ему завязаны и мѣшокъ на него надѣтъ. И надѣтъ этотъ самый мѣшокъ по самыя колѣнки, чтобы ниже не было и ногамъ не препятствовало, и идетъ онъ въ емъ, а самъ ровно оступается, дискать упаду братцы мои голубчики, только вы меня и видѣли! Анъ не тутъ-то было, его и силкомъ не ссунешь. Таперича, когда онъ все это прикончилъ, приподняли къ ему другого человѣка; мы глядимъ, что будетъ. И какъ только его ему приподняли, сейчасъ этотъ самый другой сѣлъ на него сзади и ноги опустилъ: дискать трогай, а мы что вы. Вотъ онъ его и повезъ. Ну ѣхалъ онъ, я вамъ доложу, по всей вѣрности на черти, а намъ глаза отвелъ, отвелъ безпремѣнно, потому не возможно. Я былъ опять молитвы сотворилъ, не дѣствуетъ. Ѣдитъ онъ, какъ слѣдоваетъ, не спѣша, ровно по зими везетъ. И такъ, братецъ ты мой, мнѣ грустно стало, что молитва-то моя не дѣствуетъ! Чтожъ, думаю, такое означаетъ? неужели онъ взаправду такъ самъ по себѣ, и никто его не поддерживаетъ? Только, братецъ ты мой, ужъ очинно намъ обидно было, какъ насъ опосля всего евтого въ часть запрятали. Пошли мы оттедова чинно, благородно, все какъ слѣдоваетъ, а Кузьма былъ маленько выпимши, одной барышни на хвостикъ наступилъ, а баринъ -- ты, говоритъ, что пьяница безобразничаешь? Да ничего-ста, говоритъ, я не безобразничаю, а что, говоритъ, собственно, нынче всѣмъ слобода дана. А тебѣ, говоритъ, желательно, чтобы послабодней было? Эй, говоритъ, унтеръ! и пошла аказія, всѣхъ забрали. Три дня разборка была. Апосля, какъ отпущать стали. Частный и говоритъ: ну, говоритъ, ребята, коли ежели, говоритъ, опять Бландена, такъ маленько поакуратнѣе, барышнямъ на хвостикъ не наступайте, а то, чего добраго, со слободы-то и въ тѣсноту залезете. Ладно, думаемъ, благодаримъ покорно за науку, не токма что Бландёна, кажись самаго лѣшаго будутъ казать и тогда будемъ опаску имѣть. То есть, вотъ всякой-то разъ, братецъ ты мой, какъ съ гулянья, такъ и обдумывай безпримѣнно въ части ночевать. Надо полагать, что нашъ братъ подъ такой планидой уродился, что въ частномъ домѣ завсегда для него фатера готова. То есть, я вамъ доложу, аказія и шабашъ.