Мозер Генри
Путешествие в страны Средней Азии
Киргизская степь -- Русский Туркестан -- Бухара -- Хива -- Земли туркмен и Персия
A Travels l'Asie Centrale. La Steppe Kirghize; Le Turkestan Russe; Boukhara; Khiva; Le Pays Des Turcomans et la Perse
Путевые впечатления Генриха Мозера
1882-1883 гг.
В конце июня месяца 1887 года, в бытность нашу в Швейцарии, между прочим в Люцерне, мы, осматривая различные достопримечательности этого прелестного города, посетили бывшую там выставку различных произведений средне-азиятских стран. Выставка занимала два довольно большие зала и привлекала к себе путешественников, которые в это время обыкновенно толпятся в Люцерне. Выставлено было много весьма интересных и хороших предметов средне-азиятского быта.
Тут мы видели всевозможные ковры, драгоценное оружие, различные одежды мужчин и женщин, книги, обувь, монеты, сосуды, предметы произрастений и множество весьма хорошо выполненных фотографических снимков с городов, селений, кочевок, караванов, зданий, памятников, типов разных народностей и проч., и проч.
Тут же продавалось, отлично отпечатанное, роскошное издание на французском языке, с 170 гравюрами, 16 гелиотипиями и большою картою, книга, изданная в Париже, под заглавием: "А travers l'Asie Centrale. La steppe Kirghise -- le Turkestan Russe -- Boukhara -- Khiva -- le pays des turcomans et la Perse. -- Impressions de voyage par Henri Moser". Издано у E. Plon в Париже, в б. 8 д., 464 стр. Книга вышла в свет в ноябре 1885 года.
Книга посвящена "Его превосходительству генерал-лейтенанту Михаилу Григорьевичу Черняеву, как знак признательности".
Мы поспешили приобрести это роскошное издание и быстро заинтересовались, оживленным, вполне интересным, искренним рассказом Генриха Мозера; ему же принадлежало и все собрание им вывезенных предметов средне-азиятского быта, торговли и промышленности, собрание которых мы видели на выставке в г. Люцерне.
Оставя Люцерн, мы проехали в г. Шафгаузен; здесь, в роскошном Швейцарском отеле (Швейцергоф) имели истинное удовольствие встретиться и хорошо познакомиться с Генрихом Мозером, который и был самым любезным и просвещенным сопутником нашим при обозрении достопримечательностей весьма интересного города Шафгаузена, главного города кантона того же имени.
Вот несколько главнейших данных из биографии этого швейцарского путешественника.
Генрих Мозер родился 18-го мая 1814 года в Петербурге. Отцем его был знаменитый в Петербурге часовой мастер, владелец одного из самых лучших часовых магазинов в русской столице. Генрих Мозер-отец нажил себе в России многие миллионы рублей своим искусством часовщика и мастерством своих произведений и торговли.
Пятилетним мальчиком Генрих Мозер-сын был отправлен отцом в Швейцарию, в родной городок этой фамилии -- Шафгаузен, где последовательно прошел он курс начальной школы, затем реальной и классической гимназии. Степень бакалавра Генрих Мозер получил в Женеве. После того поступил он на службу в швейцарскую кавалерию, имел чин поручика колоновожатых (1863 г.), был адъютантом главного инспектора всей швейцарской армии (1864 г.). Затем, выйдя в отставку, вернулся в Россию (1865 г.).
К верстаку часового мастера он не имел ни малейшего влечения, равно как вообще ко всей промышленности и торговле своего отца. В Генрихе Мозере-сыне весьма рано развилась страсть к путешествиям и вот в 1867 г. он едет в Сибирь; в 1868 г. совершает первое путешествие в Центральную Азию; в 1869 г. делает второе путешествие, из которого в 1871 г. возвращается в Европу; затем в 1882-1883 гг. совершает третье путешествие в Центральную Азию и сообщает свои путевые впечатления в целом ряде бойко набросанных, весьма интересных, очерков, напечатанных в женевской газете в 1885 г. Эти письма, вновь пересмотренные и обработанные Генрихом Мозером, были изданы в вышеупомянутом роскошном иллюстрированном издания в Париже, у Плона, в ноябре того же года.
Кроме названной книги, г. Мозеру принадлежат статьи по политической экономии и по вопросам о внешней торговле, помещенные в некоторых французских журналах, газетах и отдельными брошюрами.
В одном из заседаний географического общества в Париже, членом которого г. Мозер состоит, было сделано им подробное сообщение о его путешествиях в Азии.
Восемь географических обществ в разных городах избрали его своим почетным членом; почетным же членом он состоит в швейцарском обществе натуралистов.
Г. Мозер -- высокий, стройный, сильный мужчина 43-х (в 1887 г.) лет от роду, моложавой наружности, истинный джентльмен в своих приемах, вежливый, предупредительный, многосторонне образованный. Недавно он женился на весьма симпатичной, молоденькой своей племяннице, но нежные узы Гименея не привязали его к родному краю, Шафгаузену: мы нашли его уже, так сказать, почти накануне отъезда из Швейцарии.
В бытность нашу в Шафгаузене г. Мозер предназначил уже к продаже свою прелестную виллу, доставшуюся ему от покойного отца, и, распродав всю свою движимость, он ожидал лишь последнего момента продажи своих владений, чтобы оставить Швейцарию, а затем и Европу, и направиться в Азию, с тем, чтобы проехать (так он тогда, в августе 1887 г., предполагал) чрез русско-азиятские владения в Индию.
Этот швейцарский путешественник хорошо понимает по русски, но почти по русски не говорит; он горячо любит Россию и русский народ. Наш знаменитый путешественник Н. М. Пржевальский считается г. Мозером идеалом всех путешественников, "и физические, и нравственные качества г. Пржевальского как бы слились, по выражению г. Мозера, в ту форму, которая необходима для создания самого отличного путешественника. В самом деле: сильный, здоровый, превосходный стрелок, добродушный, но в то же время твердый в своих отношениях к членам своей экспедиции", г. Пржевальский привлекает все симпатии г. Мозера.
-- "А вот другое дело г. Стэнли", говорил нам Генрих Мозер, -- "это сибарит, холодный эгоист, скряга, каких мало, заботящийся всегда только об обстановке себя всевозможными удобствами и ни мало не дорожащий ни жизнью, ни интересами своих спутников. Нередко случается, это я хорошо знаю, -- рассказывал нам г. Мозер, -- когда Стэнли утопает во время путешествий в роскоши и угощается лучшими консервами, запивая их самыми тончайшими винами, -- спутники его чуть не умирают с голоду. Таким образом Стэнли -- не Пржевальский, который делит последний ломоть хлеба с товарищами своего путешествия, разделяет с ними все тяжести, все иногда непомерные труды и все опасности".
Нравятся г. Мозеру французские путешественники: "их обыкновенно называют авантюристами, но кто из заправских путешественников не суть авантюристы!" Но за то удаль, предприимчивость французов для г. Мозера вполне увлекательны.
Мы передали г. Мозеру о желании нашем сделать извлечение из его книги на страницах "Русской Старины". Швейцарский путешественник, приняв это заявление с величайшим удовольствием, поспешил вам подарить экземпляр своей книги, с весьма любезным автографом [*] и с необыкновенною предупредительностью предложил нам выбрать наиболее интересные гравюры из тех, которые помещены в его книге.
[*] -- Вот эта надпись автора на подаренном им в экземпляре его книги: "А monsieur М. J. Semewsky. Cet essai litteraire m'a procure le bonheur de Vous servir de cicerone a travers un pays aussi peu connu dans Votre patrie, que ne l'est l'Asie Centrale chez nous, puissiez Vous garder de la petite republique et canton de Schaffhouse un aussi bon souvenir, que celui auquel est echu l'honneur de Vous servirde guide. Schaffhouse, 10 Aout, 1887. H. Moser".
Мы выбрали десять гравюр и он посветил написать своему издателю в Париж о высылке в редакцию "Русской Старины" всех клише выбранных нами портретов и политипажей.
Извлечения и разбор книги г. Мозера сделаны нашею постоянною сотрудницею Верою Васильевною Тимощук; клише гравюр получены и отпечатаны, и все это является пред читателями "Русской Старины" на страницах нашего издания.
Искреннейше благодарим почтенного г. Генриха Генриховича Мозера за его любезность, оказанную им нашему журналу, и горячо желаем ему полного успеха и счастия в его последующих путешествиях на пользу науки и ко благу человечества.
Печатая настоящий обзор книги г. Мозера в "Русской Старине", мы обратились к достоуважаемому генералу Михаилу Григорьевичу Черняеву, живущему в Москве, с просьбою сообщить нам сведения о знакомстве его с упомянутым путешественником.
-- "Г. Мозера я знаю настолько, любезно отвечал нам от 30-го ноября 1887 г., между прочим. Михаил Григорьевич. -- насколько можно узнать человека, пропутешествовавшего вместе от Москвы до Ташкента и совместно прожившего месяц в одном доме, так как он имел помещение в генерал-губернаторском доме.
"Г. Мозер человек любознательный. Путешествовал он на свои средства, которых у него было достаточно. Книгу его я прочитал, небылиц в ней не встретил... Она имеет интерес, как картинное изображение современного нашего положения в Средней Азии и соседних ханствах. Он много натерпелся в Мервских пустынях и издержал много денег, чтобы составить свою книгу".
Страны Средней Азии в путевых очерках
Генриха Мозера.
В конце 1885 г., у книгопродавца Плона, в Париже, появилось на французском языке весьма изящно изданное описание путешествия, совершенного швейцарцем г. Мозером в Туркестанский край, Бухару, Хиву и Персию; отпечатанная в количестве 4,000 экземпляров и разошедшаяся почти сполна, книга эта украшена многочисленными политипажами, которые исполнены с фотографий, снятых самим автором во время путешествия, снабжена картою тех стран, которые он посетил, и посвящена генералу М. Г. Черняеву, при любезном содействии коего г. Мозеру удалось совершить это трудное путешествие, за что он питает к генералу чувства живейшей и вполне искренней признательности и вспоминает о нем постоянно в самых теплых и даже восторженных выражениях. Задавшись исключительно целью представить читателю картину тех мест, которые он посетил, и описать нравы и обычаи разных племен и народов, с которыми ему удалось ознакомиться, автор нигде не вдается в область политики и не претендует на научность изложения, но сообщает, между прочим, кое-какие исторические сведения о завоеваниях, совершенных за последние годы русскими войсками в Средней Азии, и рисует прошлое этих стран; рассказ его вполне беспритязателен, местами веселый, местами дышащий грустью, смотря по удачам или невзгодам, испытанным им во время странствований, но за то всегда искренний и правдивый.
Вы не встретите здесь выдуманных происшествий, на которые бывают так щедры иностранцы, говоря о России; не найдете тут описаний каких либо героических подвигов или чего либо необычайного; все рассказываемое автором происходит просто и обыденно и невольно внушает к нему доверие и симпатию, а между тем его путешествие и без прикрас было своего рода подвигом, так как он отважился предпринять его, располагая лишь самыми скудными средствами, и вторично, когда его материальное положение было вполне обеспечено, не задумался вновь оставить родину и всякие денежные интересы и добровольно пошел на встречу всевозможным неудобствам, лишениям и даже опасностям, си коими было сопряжено это путешествие.
Для русской публики, и в особенности для жителей нашей столицы, сочинение г. Мозера имеет еще тот интерес, что имя ее автора хорошо известно всему Петербургу, где его отец, родом швейцарец, приехавший в Россию с живописных берегов Рейна, из г. Шафгаузена, содержал, в течении многих лет, на Невском проспекте часовой магазин, которым он нажил себе миллионное состояние; часовая фирма Мозера пользуется доныне вполне заслуженною известностью.
Но сын трудолюбивого швейцарца не захотел стать за верстак отца, чем последний был крайне недоволен, так что когда молодой Мозер заявил ему, в 1868 г., о своем желании отправиться в Среднюю Азию, то он отказал ему в материальной поддержке, думая удержать этим сына при себе и заставить его заняться своим ремеслом. Недостаток денежных средств не остановил, однако, энергичного юношу, жаждавшего испытать свои силы в борьбе с жизнью; он не побоялся пуститься в дальний путь, имея в кармане всего несколько сот рублей, но за то с богатым запасом энергии и с надеждою создать себе в этих странах независимое положение личным трудом.
Мы увидим, как плохо оправдались надежды молодого путешественника, как много встретил он неудач и препятствий к осуществлению задуманного им дела, и как под влиянием этих неудач остыла энергия и охладели его мечты; однако, неудовлетворенная любознательность и прежняя страсть к путешествию, посеянная в нем в детстве чтением книг, увлекли его вновь, через 13 лет, в те страны Средней Азии, которые с молодых лет так занимали его воображение, и на этот раз он встретил полное сочувствие и содействие со стороны русских властей, в особенности со стороны знаменитого и достойнейшего генерала Михаила Григорьевича Черняева.
Плодом этого второго, более продолжительного путешествия, и явилось то сочинение, о котором мы говорим; несомненные достоинства этой книги побудили нас обратить на нее внимание читателей и представить на стран. "Русской Старины", в нашем извлечении, наиболее интересные эпизоды этого путешествия.
В 1868 г., имея всего 20 лет от роду, г. Мозер простился с Петербургом и направился на восток, имея, как мы уже говорили, непреодолимое желание посетить только что приобретенные Россией земли в Средней Азии. Изучение языка и нравов киргиз задержало его несколько месяцев в Оренбурге; наконец, достаточно подготовившись к путешествию и имея прекрасные рекомендации, он вознамерился продолжать свой путь, но генерал Крыжановский, тогдашний губернатор Оренбурга, решительно отказал ему в разрешении выехать из Оренбурга, без соизволения на то военного министра, мотивируя свой отказ тем, что Туркестан находился в то время в военном положении и поэтому не все могли иметь туда свободный доступ.
Не желая терять времени в ожидании разрешения от министра, г. Мозер, под покровом темной ночи, оставил город, в сопровождении нескольких преданных ему друзей, и избегая большего караванного пути, из опасения быть возвращенным погонею от оренбургского владыки, останавливался лишь в аулах кочевников, где ему оказывали везде гостеприимный прием, благодаря рекомендациям, коими снабдили его некоторые султаны в Оренбурге. Путешествуя таким образом, он добрался в четыре месяца до Ташкента.
Генерал-губернатор Туркестанской области, ген. Кауфман, был окружен в ту пору толпою молодых гвардейских офицеров, покинувших Европу с целью стяжать себе славу или загладить некоторые проступки, соделанные на родине, вследствие чего Ташкент получил название "Сибири гвардейских кутил", и жилось в нем, разумеется, весело. Шампанское, не смотря на чудовищную цену, от 15 до 25 р. за бутылку, лилось рекою; дуэли между офицерами были не редкостью, они затевали их, чтобы поддержать в себе воинственный дух, ибо в то время не было никакой экспедиции, которая могла бы удовлетворить жажду деятельности, обуревавшую эту пылкую молодежь.
Вскоре по приезде в Ташкент, кошелек нашего путешественника заметно опустел и ему надобно было подумать о том, чем бы заработать себе денег; ненавидя гарнизонную службу, он отказался от мысли поступить в армию и занялся на первых порах объездкой степных лошадей, которых он продавал офицерам, но вскоре знакомство с одним итальянцем, приехавшим в Ташкент, открыло ему новый источник заработка.
Этот итальянец был торговцем семенами, приехавшим в Ташкент с целью приобрести яички шелковичного червя и доставить их в Италию, где болезнь производила большие опустошения среди этих драгоценных насекомых. Он обратил внимание г. Мозера на огромную будущность, которую могла иметь эта вывозная торговля, так как яички этого червяка обходились в Туркестане по 1 франку унция, а в странах зараженных продавались по 25 франков. С этого момента г. Мозер занялся исключительно этим вопросом и составил статистическую таблицу распространения шелковичного дерева в Туркестане.
"С этой целью я проехал всю страну, говорит он, проник до Кокана и надеялся добраться до Кашгара, но, к сожалению, это мне не удалось, так как Якуб-Бек, отважный татарский искатель приключений, образовавший небольшое владение в западной части Китая, не допускал в свою землю ни одного европейца. Итак я вернулся в Ташкент, с намерением ехать обратно в Европу для выполнения моих замыслов.
"Генерал Кауфман отнесся к моим планам сочувственно и, отпуская меня в Россию, поручил мне лично переговорить об этом с итальянским посланником, который уже неоднократно обращался к нему с предложением начать переговоры с итальянским правительством, желавшим завязать торговые сношения с Центральной Азией.
"В итальянском посольстве, в С.-Петербурге, мне был оказан весьма сочувственный прием; лишь только я заявил о моих планах, ко мне явился уполномоченный от итальянского правительства, которому было поручено вступить со мною в переговоры для организации этой вывозной торговли на широких основаниях, но в то же время я получил запрос по этому поводу из азиатского департамента и мне пришлось иметь первое столкновение с бывшим директором этого департамента, который заявил мне, что никакая международная сделка между туркестанским генерал-губернаторством и европейскими государствами не может быть заключена, без утверждения этого департамента, и что в настоящую минуту я могу считать мои хлопоты бесполезными и неудавшимися.
"Это свидание разрушало все мои мечты, но так как в молодости человек не легко отказывается от своих надежд, то я не унывал.
"Между тем, моими планами заинтересовался канцлер, кн. А. М. Горчаков, и мне удалось доказать, на основании составленных мною отчетов, что этот новый предмет вывозной торговли мог бы приобрести со временем огромное значение и что Центральная Азия будет в состоянии доставлять ежегодно яичек шелковичного червя на 25 миллионов франков.
"Эти ли доводы или какая нибудь иная причина вызвали неожиданный поворот в образе мыслей директора азиатского департамента; как бы то ни было, он вступил в роль моего бывшего покровителя, ген. Кауфмана, и командировал меня в Италию, где мне было поручено непосредственно вступить в переговоры по этому предмету.
"По приезде моем во Флоренцию, там образовалось общество для закупки яичек, которые я обязался доставлять из Туркестана; вступив в компанию с опытными торговцами, располагавшими значительными капиталами, я направился снова на Восток.
"Я и не подозревал, какой прием ожидает меня в Ташкенте, куда я приехал теперь в качестве уполномоченного от азиатского департамента. Генерал Кауфман принял меня довольно холодно и, услыхав о переговорах, веденных мною в Италии, его превосходительство объявил мне, что он воспрещает впредь вывоз яичек шелковичного червя из Туркестана и что мне остается возвратиться в Петербург и объявить моим покровителям, что если они считают себя всемогущими в столице, за то в провинции полновластным хозяином является он.
"Эта аудиенция навела меня на горестные размышления о суете мирской, о единомыслии, существующем между русскими сановниками, и об удивительном единодушии, с коим они трудятся на пользу общества!
"Однако, мне оставалось еще одно средство для достижения моей цели: это было письмо директора азиатского департамента к дипломатическому агенту, состоявшему при генерале К. П. Кауфмане, которого он просил оказать мне содействие в моем предприятии. Я ухватился за это средство. Г. Струве, бывший со мною в очень хороших отношениях, сделал все возможное, чтобы примирить эти две враждовавшие стороны, делавшие мое положение до нельзя щекотливым. К счастию, в то время снаряжалось посольство в Бухару, отправление его было несколько ускорено и мне было оффициально объявлено, что я могу исполнить мои контракты, закупив требуе яички во владениях эмира.
"Но за несколько дней до нашего отъезда чрезвычайный посол, отправлявшийся в Бухару, полковник N (кн. Витгенштейн?), обратился ко мне приблизительно со следующею речью:
"-- Любезный друг, желая вам добра, я хочу дать вам добрый совет. Соберите ваши пожитки и покидайте сию волшебную страну. Уезжайте, отказавшись от мысли уладить дело у нас. Его пр--ство поручил мне истолковать вам смысл письма, данного вам в Ташкенте. Если на французском языке возможна игра слов, то и на нашем языке, под пером генерала, может быть высказано много такого, что могло быть для вас непонятным; из этого письма вы заключили, конечно, что вы будете принадлежать к составу нашего посольства, между тем, генерал приказал мне объяснить вам его в том смысле, что вам предоставляется право отправиться в Бухару, одновременно с посольством, не считаясь, однако, оффициально в составе этого посольства. Излишне было бы говорить, что если вы рискнете ехать в эту страну при подобных условиях, то вам угрожает участь тех трех итальянских посланцев, которые пробыли 11 месяцев в плену у эмира, из коих один умер от вынесенных им страданий".
"Я пожал руку честному полковнику и на следующий день, с восходом солнца, отправился в путь один, конвоируемый несколькими отважными уральскими казаками, которые согласились сопутствовать мне за большое вознаграждение".
Благополучно отделавшись от нападения фанатичной толпы, осадившей караван-сарай, в котором он укрывался по пути, Мозер добрался до Бухары без особенных приключений и тут, по обыкновению, был объявлен пленником эмира; но все же ему удалось сделать необходимую закупку и по истечении положенного срока он бодро отправился в обратный путь, во главе большего каравана.
"Но бедствия мои этим не кончились, говорит автор, русские готовили мне на своей границе пренеприятнейший сюрприз: все мои товары были конфискованы и я считал, что мне лично настолько угрожала опасность, что я поспешно направился в степь, с целью пробраться в Европу, глубоко возмущенный тем, как со мною тут поступили, и вдобавок совсем больной от усталости и лишений".
Не смотря на столь неудачный результат этого первого путешествия, Мозера постоянно преследовало воспоминание о независимой жизни, которую он вел во время этой экспедиции, преисполненной опасностями и треволнениями, но имевшей для него неотразимую прелесть; вот почему, тринадцать лет спустя, узнав о смерти генерала К. П. Кауфмана, он вновь возъимел желание отправиться в Среднюю Азию. Подобное путешествие, со времен известного Марко Поло, совершил только один европеец, именно венгерец Беженчей (Berzenzcey), который, выехав из Верного в 1874 г., достиг Кашгара и Яркенда и пробрался оттуда в Индию, но об его путешествии имеется весьма мало сведений, так как он скончался вскоре по возвращении в Европу.
Прежде чем отправиться в путь, г. Мозеру надо было заручиться разрешением русских властей; встретив в этом отношении на первых порах некоторые затруднения, он решил обратиться к туркестанскому генерал-губернатору, генералу М. Г. Черняеву, который должен был приехать в Москву на коронацию ныне благополучно царствующего государя императора; заручившись рекомендательными письмами, г. Мозер явился к нему, и с первой же аудиенции дальнейшая участь его путешествия была решена.
-- "Поезжайте, сказал ему генерал, вы сами увидите, удобно ли вам будет исполнить ваше намерение, я же с своей стороны готов оказать вам помощь во всем, что от меня будет зависеть".
Ласковый прием, оказанный Генриху Мозеру М. Г. Черняевым, приветливое обращение и содействие, действительно оказанное генералом путешественнику, сделали г. Мозера горячим поклонником Михаила Григорьевича; вот какими чертами описывает он личность завоевателя Туркестана и впечатление, производимое им на окружающих.
"Генералу Черняеву 57 лет (1883 г.); у него чисто военная осанка, черты лица. крупные, взгляд быстрый и властительный; необыкновенная доброта, в соединении с замечательной энергией, составляют отличительные черты его характера; у него есть время для всякого просителя, он готов выслушать всякую просьбу. Эта доступность, эта врожденная приветливость много содействовали его популярности; доброе сердце М. Г. Черняева известно в армии всякому, а его военные подвиги установили за ним славу человека храброго, энергичного, хладнокровного, вообще превосходного боевого генерала; своею известностью и своему быстрому повышению он обязан исключительно самому себе, прошедши все ступени своей блестящей карьеры, не имея покровителя и пробивши себе дорогу исключительно своими собственными силами и обширными военными дарованиями 2.
"Произведенный в гвардейские офицеры в 1845 г., Черняев отличился в Крымскую войну, за что получил чин капитана, а в 1869 г. был назначен главным квартирмейстером армии в Терскую область. Впоследствии он занимал место начальника штаба в Оренбурге и, наконец, в 1864 г., во главе отряда, стоявшего в Верном, численностью в 2,000 человек, устремился на покорение новой области, имея в отряде лишь 10 орудий, помнивших еще 1812 год. Первым его подвигом была победа под стенами Чимкента над армией коканского хана, численностью в 40,000 чел., бывшею под командою доблестного воина Алым-Кулы. Дальнейший пут Черняева, от Чимкента до Ташкента, составляет целую эпопею; солдаты, терпя нужду в продовольствии, плохо одетые и вооруженные, шли по совершенно незнакомой местности, как бы на открытие Нового Света. Когда, наконец, Ташкент, ключ всего Туркестана, был уже почти в его руках, Черняев получил неожиданно от военного министра приказание вернуться.
-- "Я положил депешу в карман и овладел Ташкентом", рассказывал нам однажды генерал, когда нам удалось добиться от него рассказа о некоторых эпизодах этого похода.
На другой день после решительной битвы под Ташкентом, в которой был убит Алым-Куль, Черняев один, без конвоя, отправился в город, занятый его заклятыми врагами. Этим смелым поступком он приобрел уважение туземцев, которые преклоняются перед всем необычайным и действующим на их воображение.
"Эти военные победы упрочили славу завоевателя Туркестана; о подвигах его войск сложились в степи целые легенды, передаваемые до сих пор (1885 г.) солдатами; даже туземцы прославляют его в своих балладах, под именем Шир-Наипа, что значит львоподобный.
"Столь блестящий поход, столь быстрые победы окончились для героя громовым ударом: он подвергся совершенной опале, должен был удалиться от дел и прожил в безъизвестности, при крайне стесненных материальных обстоятельствах, целых двенадцать лет, т. е. до 1876 г., когда, в качестве главнокомандующего, он принял участие в Сербской войне, а затем, по восшествии на престол ныне царствующего Императора и со смертью генерала Кауфмана, вступил вновь в отправление своих прежних обязанностей.
"Вот в силу какого сцепления обстоятельств, говорит Мозер, я имел счастие познакомиться в то время с этим генералом, образ которого постоянно занимал мое воображение и коим я восхищался не столько за его подвиги, сколько за достоинство, с каким он перенес постигшие его превратности судьбы".
Итак, ободренный обещанием ген. Черняева, г. Мозер сделал все необходимые приготовления к поездке и отправился в Оренбург, где он должен был присоединиться к свите генерала. От Оренбурга до Орска путь их лежал по местности, населенной оренбургскими казаками, за Орском начиналась степь -- местожительство киргиз кочевников, их родина, которую они обожают, воспевая ее своеобразные прелести в своих песнях. Только в безграничной степи киргиз чувствует себя счастливо и привольно, хотя в этой степи ему нередко приходится терпеть страшный холод, в особенности зимою во время бурана, который засыпает иногда целый караван ледяным покровом; но за то, кажется, нет в мире народа выносливее киргиза; не смотря на то, что климат степи весьма изменчив и температура колеблется между 30° Р. мороза зимою и 35° тепла летом, их зимняя одежда ничем не отличается от летней и состоит круглый год из вышитых кожаных или бархатных шаровар, бешмета и халата, делаемого из бархата, шелка или бумажной ткани, смотря по состоянию. Голову они бреют, прикрывая ее скуфейкой, сверх которой надевают высокую шапку на лисьем или овечьем меху. Одежда женщин ничем не отличается от мужской; костюм замужней женщины, никогда не показывающей свои волосы, отличается огромным белым шарфом, которым они окутывают голову и нижнюю часть лица. Волосы, составляющие лучшее украшение девушек, заплетаются в длинные косы, которые украшают лентами и монетами, если же они не достаточно длинны, то в них искусно вплетают конский волос. Вышедши замуж, киргизка отказывается от всяких удовольствий, не думает более о своем туалете и предается исключительно заботам о доме и хозяйстве. Когда родится ребенок, мать усердно моет его в течении 40 дней, после чего он считается чистым и всю жизнь не нуждающимся в омовении. До десятилетнего возраста костюм детей обоего пола отличается величайшею простотою: родители считают достаточным брить детям голову и тем ограничиваются все заботы об их одежде; они ходят голые круглый год. Хотя киргизы мусульмане, но в одной и той же палатке редко можно встретить двух женщин; богатые позволяют себе роскошь иметь несколько жен, но держат их в разных аулах, что в случае домашней ссоры дает им возможность искать утешения возле другой супруги.
Наибольшим почетом у киргиз пользуется племя Адаис, кочующее в степях между Каспийским морем и владениями хивинского хана; это единственное племя, сохранившее доблесть и храбрость предков. Баранты или вооруженные набеги не считаются у них чем либо предосудительным, но в настоящее время русские всячески стараются внушить им, что эти прославленные баранты не что иное, как отъявленный грабеж, строго наказуемый законом.
Киргиз, сделавшийся самым верным союзником России, честен, но далеко не так смел и отважен как туркмен, за то он не так фальшив, как сарт, гораздо менее его образован, и хотя мусульманин, но отнюдь не может быть назван фанатиком, поэтому надобно видеть с каким пренебрежением относится к нему сарт, считая киргиза немногим выше верблюда, с которым тот появляется на городских улицах и базарах.
Еще в первую поездку в Среднюю Азию, в 1868 г., Мозеру удалось ознакомиться довольно близко с бытом киргиз, о которых он много говорит в своем сочинении; во время его остановки в Оренбурге с ним познакомился и очень привязался к нему Сулейман султан, владетель Оренбургской степи. Видя, как усердно изучал путешественник киргизский язык, он предложил ему посетить его аул и поохотиться в его владениях.
В киргизском ауле г. Мозер был принят с большим почетом, в юрту султана собралось множество его родственников и после обычных приветствий и омовения рук была подана баранина, мясо молодого откормленного жеребенка и мясо молодого верблюда, которое подается лишь в торжественных случаях; эти блюда сопровождались пилавом. Оставшись с султаном наедине, Мозер угостил его, в свою очередь, наливкой, после чего хозяин стал еще радушнее и, желая оказать ему величайшую честь, какая может выпасть на долю христианина, познакомил его с любимой своей супругой, Фатьмою, которая поразила гостя своею красотою и роскошным нарядом; она охотно позволяла рассматривать себя и с удовольствием выслушивала комплименты, делаемые ей европейцем.
Вернемся, однако, к прерванному рассказу о путешествии Мозера, которого мы оставили по дороге в Орск. Караван, с коим он ехал, состоял из пяти экипажей, запряженных тройками; в первой легкой дорожной коляске ехал М. Г. Черняев, со своим адъютантом, кап. Алабиным; во второй -- ген.-ад. кн. Витгенштейн, предложивший Мозеру место в своей коляске; в третьей -- полковник Сермет, бывший военный уполномоченный при французском посольстве в С.-Петербурге, и полковник Рихтер, состоявший при генерал-губернаторе; в четвертой коляске сидел ординарец генерала и его секретарь и, наконец, в пятой везли багаж. На всех станциях атаманы казацких селений выходили, по большей части в полной форме, на встречу генерал-губернатору, и сами наблюдали за тем, как перепрягались лошади. Когда же караван миновал Орск, со всех сторон начали сбегаться любопытные киргизы, желавшие взглянуть на проезжавших властей. На протяжении от Орска до Аральского моря находится всего лишь один населенный форпост Иргиз, -- небольшое укрепление, выстроенное среди песков; за земляными окопами возвышается несколько хижин, с плоскими крышами, несколько лавчонок и казармы; далее во все стороны тянется беспредельная степь, без малейшего признака растительности.
"За Иргизом мы вступили в область зыбучих песков, говорит автор, в которой имеется всего три станции и где лошади заменяются уже верблюдами; скучный переезд совершается с убийственною медленностью; верблюды идут шаг за шагом, издавая пронзительный крик, который, мало по малу, невыносимо раздражает нервы; хотя генерал запретил устроивать при проезде его какие бы то ни было манифестации, однако, на последней станции нас ожидала оживленная картина: тут собралась толпа просителей и киргизские беи, бывшие помощниками генерала при завоевании; они явились хорошо вооруженные, на своих маленьких степных лошадях, и присоединились к нашему каравану.
"Но вот, наконец, показалась зелень, деревья; это сады, окружающие Казалинск. Это торговый центр степи, куда съезжаются киргизы, чтобы променять свои произведения, сырые кожи, овечью и верблюжью шерсть, на русские или бухарские изделия. Городские власти вышли нам на встречу, поезд остановился, все сошли с коней, чтобы присутствовать, стоя, при поднесении генералу хлеба-соли. Громадная толпа народа приветствовала его восторженными криками: ура! Тут были представители всевозможных типов: на первом плане русские, далее сарты, узбеки и евреи верхами, позади всех киргизы на верблюдах. Трудно описать живописную прелесть этой картины и богатство красок, коими блистали одеяния этой разноплеменной толпы.
"Но что это за группа людей, истощенных, с длинными бородами, бедно одетых, которые стоят уныло и безмолвно, составляя яркий контраст среди веселой, восторженной толпы? Когда Черняев поровнялся с ними, они все пали перед ним на колена, -- их было до трехсот человек.
"-- Ваше пр--во, сжальтесь над ними, мы добиваемся наших прав!"
"Этот вопль вырвался из всех уст; на лицах просящих запечатлелось отчаяние и они с трудом сдерживали слезы, выступавшие у них на глазах! Это были казаки.
"Всем известны дикие нравы и набеги, которые совершались некогда днепровскими и донскими казаками; их потомки поселились по течению Урала, образовав там оплот против татарских набегов, а сами существовали грабежами и морским разбоем на Каспийском море. Сознавая пользу, которую казаки приносили в то время государству, императрица Екатерина II даровала им некоторые права и привиллегии, которыми они дорожат и гордятся. Впоследствии, в виду административных целей, этих казаков пытались заставить отбывать воинскую повинность, но они энергично восстали против этой меры, ссылаясь на указ, разрешавший им поставлять вместо себя наемных рекрут; отсюда возникли столкновения и серьезные беспорядки, вследствие чего две тысячи наиболее влиятельных уральских казаков были сосланы. Их имущество было распродано и деньги, вырученные за него, поступили в казну, так как ни один казак не захотел получить из оных ни одного рубля; семейства их, впавшие в крайнюю нищету, были отправлены в Туркестан, где шесть лет уже томились в ссылке эти несчастные. Правительство готово было их помиловать; им было разрешено вернуться на родину, но ни один казак не воспользовался этою милостью. Они требуют восстановления своих прав, пересмотра указа, предпочитают ссылку и нищету позору вернуться на родину неоправданными злодеями. Эта геройская черта, проявляемая единодушно такою массою людей, поистине достойна удивления.
"Храбрые степные офицеры в глубине души относились всегда с крайним сожалением и сочувствием к этим жертвам ошибок администрации, встретившей, наконец, препону в твердой воле императора, повелевшего положить этому конец".
Перед самым приездом ген. Черняева в Казалинск в этом городке было совершено зверское преступление: плац-адъютант, его жена и семимесячная малютка их были убиты с целью грабежа; топор и железный брусок послужили орудиями в руках убийц. Подозрение пало тотчас на трех солдат местного баталиона, поступивших туда из отставных матросов Аральской флотилии. Надобно заметить, что матросы этой флотилии пользовались в то время самой незавидной репутацией; казенные пароходы, на которых они служили, по причине мелководия Сыр-Дарьи, имеющей местами не более 2 или 3 фут глубины, зачастую садились на мель, вследствие чего их приходилось, разумеется, стаскивать с мели, и так как на это требовалось не мало времени, то матросы, находясь между тем в бездействии, страшно деморализировались и грабили, как настоящие пираты, по прибрежью реки. Следующий факт дает понятие о том, что это были за экипажи; в то время, когда Мозер находился в Казалинске, из 12 офицеров одного экипажа девять были сосланы в Сибирь или находились под судом; в стране боялись этих людей как чумы.
М. Г. Черняев остановился в Казалинске на три дня, чтобы учинить суд над виновными; они вскоре сознались в своем преступлении и были приговорены к расстрелянию: приговор был приведен в исполнение на следующий день.
"Я прибыл на место казни в ту минуту, как преступники исповедывались, говорит Мозер; на груди у каждого из них была дощечка с надписью: "убийца"; возле места казни стояли шпалерами солдаты гарнизона. Я мог рассмотреть осужденных вблизи: никогда еще не приходилось мне видеть лиц более апатичных и равнодушных, повидимому, далеких от всякого раскаяния; они подходили к своим могилам твердою поступью, как идет человек со спокойною совестью. Приготовления к казни показались мне бесконечно длинными; наконец, солдаты, одевавшие на них рубашки, отошли и перед нашими глазами трое осужденных выделились зловещим пятном на желтоватом фоне необъятной пустыни. Забил барабан... Кажется, всю жизнь будет раздаваться в моих ушах залп, произведенный взводом: человеческая справедливость была удовлетворена"....
С удовольствием покинул наш путешественник Казалинск, оставивший в нем весьма тяжелое воспоминание; за Казалинском их ожидали на каждой станции киргизские лакомства: превосходный пилав, шашлык и кумыс; со всех сторон стекались кочевники, кто просто желал увидеть генерал-губернатора, кто являлся с просьбою, кто с жалобою.
"Черняев, со свойственною ему добротою, выслушивал всех я каждого: беков принимал в своей палатке, а тем из них, которые чем либо отличились, дарил халаты; кочевники, с своей стороны, являлись с подарками; приносили грациозных живых газелей, степных орлов, пеликанов замечательной величины; все эти представители степной фауны увеличили коллекцию генерала.
"Киргизы, сопровождавшие караван, предавались по пути своей любимой забаве, состоящей в том, чтобы поднять с земли, на полном скаку, козленка или барана. Этот спорт требует большой мускульной силы и не меньшей ловкости, в особенности твердой посадки: всадник, наклонив корпус вперед, на полном скаку, поднимает с земли эту тяжелую массу, но его нагоняют тотчас другие всадники и стараются отнять у него барана, при чем наездник нередко летит со своей ношей кубарем на песок; но ловкость киргиз так велика, что конь и всадник немедленно встают и уносятся в карьер, поднимая облако пыли".
14-го числа караван прибыл в форт Кармакчи, а на следующий вечер в форт Перовский; не доезжая трех верст от этого пункта, начинаются обработанные поля, которые представляют отрадное зрелище после утомительной белизны степи.
На следующий день по приезде в ф. Перовский, Черняев намеревался отправиться на пароходе по Сыр-Дарье для инспектирования канализационных работ, производившихся, по его мысли, в этой местности.
"Променяв политику на земледелие, победитель Туркестана поставил себе задачею доставить управляемой им стране новые источники богатства. В то время его занимали два вопроса первостепенной важности.
"Первый из них состоял в увеличении количества пахотной земли, посредством устройства новой системы канализации. Местные условия как нельзя более благоприятствовали этому, ибо многочисленные аулы киргиз являлись ежегодно на зимовку на берега Сыр-Дарьи, между Казалинском и Чимкентом, и занимались тут обработкою полей; наблюдения показали, что число кочевников, занимающихся земледелием, возрастает с каждым годом: пока кочевой образ жизни дает киргизу возможность удовлетворять своим нуждам и потребностям своей семьи, до тех пор он предпочитает вести ленивую и привольную жизнь пастуха, но так как падеж скота в последнее время уменьшил чувствительным образом его стада, и новые налоги, а быть может и перемена администрации создали довольно многочисленный класс пролетариев, то масса этих бедных кочевников, некогда столь гордых и смотревших на земледелие, как па постыдное ремесло, были вынуждены обработывать землю, лично для себя или в качестве наемных работников у тех земельных собственников, которые создаются новой администрацией степи, т. е. у волостных писарей.
"Генерал Черняев всеми мерами старался поощрить эти занятия земледелием, которые могут значительно увеличить благосостояние Туркестанского края, создав по течению Сыр-Дарьи целый ряд колоний.
"Другой, не менее важный, вопрос, занимавший генерал-губернатора, было устройство новых путей сообщения, по которым могли бы сбываться в Россию произведения Туркестана.
"Вследствие завоевания Ташкента, бывшего центром средне-азиятской торговли, торговые сношения этой страны с Россией стали быстро развиваться; в настоящее время на рынках Туркестана преобладают русские мануфактурные изделия, откуда они почти окончательно вытеснили английские товары, привозимые из Индии. Однако, медленность, с какою двигаются караваны, проходящие всего 25 верст в день, и обусловленная этим дороговизна транспортировки представляют серьезные препятствия для развития торговли с Россиею. Главною артериею для передвижения войска и караванов служит дорога от Оренбурга до Казалинска, откуда она раздваивается, направляясь в Бухару и Ташкент; этот караванный путь идет по степи, изобилующей колодцами и населенной многочисленными аулами, которые доставляют верблюдов, необходимых для перевозки.
"В период времени с 1850 по 1869 г. русское правительство перевезло с неимоверными трудностями из Оренбурга в Аральское море несколько судов, построенных в Швеции, Англии и Бельгии, в надежде создать там флот дли перевозки боевых снарядов, а с течением времени правительство полагало увеличить количество судов в интересах средне-азиатской торговли. Но так как эти суда сидели слишком глубоко, то по причине мелководия они не могли принести ожидаемой от них пользы и попытка воспользоваться Аральским морем и Сыр-Дарьей, как путем сообщения, послужила лишь к тому, чтобы выказать все трудности, связанные с осуществлением этого проекта.
"Итак, эти попытки не увенчались успехом; между тем, некто Ванюхин, рыбный торговец, нашел более короткий путь и с успехом провез, неоднократно, свой товар из Аральского моря в Каспийское через Усть-Уртское плоскогорье; это обстоятельство наделало много шума и генерал Черняев поручил полковнику Александрову исследовать это плоскогорье, с целью определить, возможно ли соорудить там дорогу, которая соединила бы Кунград, лежащий по нижнему течению Оксуса, с Яман-Айракты, находящимся при заливе Мертвый Култук, переименованном ныне в залив Цесаревича; выгоды этого пути, сравнительно с прежней оренбургской дорогой, громадны, ибо, отправившись из Оренбурга, караванам приходится ехать до Ташкента 1,705 верст сухим путем, тогда как, направляясь через Усть-Урту, придется ехать сухим путем до Кунграда всего 440 верст, а далее водою, ибо Аму-Дарья судоходна на большей части своего течения.
"Весьма благоприятный отзыв, данный об этом новом пути сообщения полковником Александровым, побудил генерала Черняева лично посетить Усть-Уртское плоскогорье в 1883 году. Полковник Белявский, которому было предложено дать свое заключение на счет проектированной дороги, вполне подтвердил данные, сообщенные его предшественником. Усть-Уртское плоскогорье пользуется климатом здоровым, средняя температура зимою не падает ниже 8°; один из конечных пунктов предполагаемого пути -- залив Мертвый Култук имеет довольно значительную глубину, так что пароходы могут свободно приставать в нем, и хотя море замерзает тут с декабря по март месяц, но это не представляет особенного неудобства, ибо для перевозки товаров достаточно остального времени года.
"Создать в Яман-Айракты гавань, с плотинами и маяками, построить через Усть-Урту до Кунграда дорогу, удобную для езды в экипажах, с телеграфом или даже железную дорогу -- вот задача будущего; огромное преимущество этой дороги заключается еще в том, что она центральная и примыкает к большой судоходной реке. Уже в настоящее время большие барки, построенные в Ургенче, перевозят товары между Иль-Джиком и Кунградом; они легко могут быть заменены пароходами, так как Аму-Дарья имеет достаточно глубины, а саксаулы, растущие в изобилии на ее берегах, обеспечат этим судам превосходное топливо.
"Таким образом, старинная дорога от Оренбурга до Казалинска будет со временем посещаться гораздо менее, так как она слишком длинна и проходит по бесплодным степям, и главная торговля Средней Азии пойдет по железной дороге, как по наиболее краткому и дешевому пути; хотя постройка этой дороги будет произведена другими лицами, но все же честь и слава ее будет принадлежать ген. Черняеву, и его имя всегда будет связано с этим предприятием".
Итак, на следующий день по прибытии в форт Перовский, Черняев отправился на пароходе по Сыр-Дарье для осмотра вновь сооруженного канала, соединившего маленькое озеро Джала-Кур с Сыр-Дарьей; "канал этот проведен по плану местных инженеров и над ним трудились 400 каракалпаков, прибывших из Хивы; это сооружение поистине изумительное, так как единственный инструмент, которым рабочие туземцы пользовались при нивеллировке, состоял из пузыря, до половины наполненного водою. Система плотин, придуманная генералом Черняевым, также весьма оригинальна и прекрасно приспособлена к местным условиям: она состоит в употреблении старых рыбацких сетей, нагруженных камнями и поддерживаемых столбами; ил, наносимый рекою, образует, по прошествии нескольких месяцев, столь прочную плотину, что она в состоянии направить течение реки к тому пункту, куда этого желают: раз течение установилось, русло канала увеличивается само собою".
Пока генерал инспектировал работы, спутники его охотились по берегам Сыр-Дарьи, изобилующим всякого рода дичью; поэтому пребывание в ф. Перовском, благодаря этой маленькой экскурсии водою, оставило в них самое приятное воспоминание, но так как генерал-губернатора ожидали в Ташкенте, то им не долго пришлось воспользоваться этим приятным отдыхом; впрочем, местность, по которой они ехали от ф. Перовского до Джулека и от Джулека до развалин Сорана, была не так однообразна, как предыдущая дорога, ее оживляла масса всевозможной дичи: фазаны перебегали дорогу под самыми ногами лошадей и путешественники стреляли по ним, не выходя из экипажа. Наконец, показались вдали купола обширной мечети, построенной в самом центре города Туркестана, первого большего сартского города, где Мозеру пришлось остановиться. "Эта мечеть, одно из самых больших и великолепных зданий Средней Азии, построена в XIV веке великим завоевателем Тимуром, чтобы служить могилою его внучке; размеры мечети столь велики, что ее видно в степи за 25 верст; изящные купола этого здания, покрытые некогда изразцами бирюзового цвета, значительно пострадали от времени; мозаики и прочие драгоценности, находившиеся в нем, исчезли вследствие нерадения мулл, приставленных смотреть за мечетью, и можно сказать, что она сохранилась для потомства только благодаря щедрости русского императора. По случаю коронации Александра ІII-го бухарский эмир послал царю, в числе прочих подарков, 100 тычяч рублей золотою монетою; эта сумма была пожертвована государем исключительно на дела мусульманской благотворительности; так, напр., медрессе, построенное в Бухаре благодаря щедротам императрицы Екатерины II, получило в дар 40 тысяч рублей; 15 тыс. руб. ассигнованы на поправку и поддержание Газрети Тимура; остальная сумма назначена на поддержание разных сооружений в Самарканде".
Оседлые жители Туркестана, составляющие коренное население этой местности, -- сарты, которые совершенно утратили ныне отличительные черты своего племени и языка от смешения с арабами, индусами и узбеками. Идеал всякого сарта сделаться купцом, только самые бедные из них занимаются земледелием; они лицемерны, лживы и пользуются, за эти качества, всеобщим презрением.
"Сарт бреет себе голову, прикрывая ее вышитой скуфейкой, поверх которой надевается чалма; размер этой чалмы зависит от средств. Бумажные шаровары его наполовину прикрываются бешметом с узкими рукавами, сверх которого надевается халат, с длиннейшими рукавами, и чем богаче сарт, тем большее число халатов он надевает на себя".
Что касается сартской женщины, то ее домашний костюм донельзя прост, и состоит, в теплое время года, из длинной кисейной или шелковой рубашки и шелковых шаровар, стянутых внизу и украшенных вышивкой. Шелковые рубашки, продаваемые в Самарканде, бывают тонки, как паутина, и, сжатые рукою, помещаются в кулаке; не смотря, однако, на столь несложный наряд, сартка постоянно занята своим туалетом; богатые женщины, на которых не лежат заботы о хозяйстве, проводят за туалетом большую часть дня. Молодые девушки носят рубашку, вырезанную на шее и украшенную широкой вышивкой; рубашка замужней женщины имеет разрез, доходящий до пояса и сдерживаемый у шеи металлической застежкой; рукава ее чрезвычайно широкие и, при малейшем движении, обнажают руку по плечо. Зимою женщины надевают поверх рубашки один или несколько халатов.
Женщина-сартка бывает обыкновенно среднего роста; величайшая прелесть ее состоит, бесспорно, в больших глазах, миндалевидной формы, которые она искусно подводит, чтобы придать им более блеска. Чем ближе срослись брови, тем более страстным темпераментом обладает, по их мнению, женщина, поэтому они разрисовывают себе обыкновенно брови так, чтобы они сходились на лбу. Цвет лица у них, по большей части, смуглый, но встречаются также лица замечательной белизны; ноги и руки у них маленькие, но походка чрезвычайно не грациозная. Волосы темного цвета, грубые и жесткие, разделяются правильным пробором посреди лба и на висках и усердно смазываются помадой; молодые девушки заплетают их в пять кос, а замужние женщины в две косы, которые бывают иногда невероятной длины и украшаются монетами, лентами и амулетами; особенным шиком считается красить себе зубы черной краской. Золотые и серебряные украшения, осыпанные бирюзою, изумрудами, рубинами и другими камнями, в большой моде у сартской женщины; на лоб они надевают диадему, изогнутую дугообразно, подражая форме бровей, к которой прикрепляется жемчужина или маленький колокольчик, ниспадающий на нос; все они носят серьги, которые бывают весьма тонкой и изящной филиграновой работы и висят зачастую до плеч; на шее носят ожерелье с подвесками, а руки украшаются браслетами.
"По этому описанию легко составить себе понятие об общем виде сартской красавицы, когда она у себя дома, но в таком наряде европейцу редко удается ее увидеть; когда же она выходит на улицу, то надевает сверх всего "фереджи", отвратительный балахон, имеющий вид мешка и прикрывающий ее с ног до головы, оставляя открытою лишь часть лица, которая прикрывается, в свою очередь, плотной сеткой из конского волоса".
От г. Туркестана до Чимкента путь идет все по той же однообразной степи, не представляющей для путешественника ничего интересного; только в Икане, неподалеку от Чимкента, обращает на себя внимание "черный деревянный крест, напоминающий собою один из самых доблестных подвигов русского войска, совершенный в эпоху завоевания этого края. Тут 104 уральских казака, под командою эсаула Серова, имея всего лишь одно орудие, держались два дня в открытом поле против 10 тысяч сортов, соорудив себе ограду из своих убитых товарищей и их коней. Комендант Чимкента, узнав об их отчаянном положении, послал им на выручку роту стрелков; более сильного подкрепления он не мог доставить им, опасаясь ослабить свой форт. Но когда офицер, командовавший стрелками, увидел легион врагов, окружавших казаков, то он отступил. Под конец второго дня казаки, не имея съестных припасов, задыхаясь от зловония трупов, за которыми они прятались, не были в состоянии держаться далее и решились, по крайней мере, дорого продать свою жизнь; они сделали вылазку и достигли форта, непрестанно сражаясь по пути, так что из 104 человек достигли Чимкента всего 9 человек, при чем все были ранены".
От Чимкента до Ташкента, столицы края, всего 120 верст; тут местность оживляется, повсюду видна вода и растительность, сартские деревни попадаются беспрестанно. Из Ташкента выехали на встречу генерал-губернатору его адъютанты и чиновники и два посланника от бухарского эмира. Один из них ожидал приезда генерала с апреля месяца, а другой, Рахмет Уллах, весьма важный бухарский чиновник, одетый в парчевой халат, с белою чалмою на голове, только что приехал.
Въезд генерал-губернатора в Ташкент совершился с истинно восточною пышностью. Генерал поместился в своем большом ландо, имея по левую сторону Рахмет Уллаха; все экипажи были окружены ординарцами и джигитами верхами.
"Мы подвигались медленно, окруженные густым облаком пыли, рассказывает Мозер, дорога была окружена экипажами, наполненными дамами, любопытствовавшими взглянуть на Черняева; генерал, по обыкновению, заехал прежде всего в церковь, где он был встречен духовенством, затем в генерал-губернаторском доме его ожидала целая толпа офицеров высших чинов в полной парадной форме. Боже! какие они были чистенькие в своих кителях, в сравнении с приезжими, которые были покрыты желтоватою пылью, делавшею их неузнаваемыми".
Создание современного Ташкента представляет один из тех подвигов, которые под силу только русским и американцам. Представьте себе среди голой степи хорошенький и веселенький городок, с широкими, правильно разбитыми, улицами, окаймленными по обеим сторонам каналами, вдоль которых вы идете в тени дерев, осеняющих тротуары; дома, окруженные садами, бывают нередко двухъэтажные; а некоторые общественные здания достойны занять место в любом городе Европы. Казенные здания отличаются прочностью постройки и красивой архитектурой; военный клуб походит на казино германских курортов; в его роскошных залах даются балы, на которые съезжается от 400 до 500 человек, и в довершение всего, в Ташкенте имеется театр, в котором устраиваются даже маскарады!
"Умственная жизнь чрезвычайно развита в этом степном городе, имеющем библиотеку и две газеты: "Туркестанские" и "Азиятские Ведомости", учительскую семинарию и две гимназии. Чтобы дать понятие об успехах, делаемых цивилизацией в крае, заметим, что в 1868 г. в нем было лишь 17 элементарных школ с 737 учениками, а в настоящее время (1883 г.) их насчитывают до 60, и число учеников доходит в них приблизительно до 4 тысяч. В русском Ташкенте есть также русская школа для туземцев, в которую является всегда более желающих, нежели имеется свободных мест".
Чтобы облегчить желающим занятие наукою, известному энтомологу Ошанину было поручено составить естественно-исторический музей, но за недостатком средств эта коллекция находится (1883 г.) в весьма жалком состоянии, за то астрономия составляет излюбленное детище правительства.
Обсерватория г. Ташкента имеет особенное значение в виду того, что из всех существующих обсерваторий она занимает наиболее континентальное положение, будучи отделена от океана пространством земли более, нежели в 4 тысячи километров. В силу этого обстоятельства она находится в самых благоприятных условиях для наблюдений: если сравнить ее в этом отношении, например, с Пулковской обсерваторией, то окажется, что в то время, как в Пулкове едва насчитывают в год 100 дней благоприятных для наблюдений, а следовательно 260 бывают потеряны для науки, в Ташкенте бывает, наоборот, 260 полезных дней и только 100 дней бывают потеряны для наблюдателя.
Прозрачность воздуха в этой местности центральной Азии необычайная; немудрено поэтому, что создателями астрономии были халдейские пастухи. Все эти благоприятные условия сделали бы положение астронома, занимающегося наблюдениями в Ташкенте, крайне затруднительным, если бы этот город был соединен телеграфной проволокой с обсерваториями всех стран света; в таком случае наблюдателю пришлось бы целый день не отрываться от зрительной трубы, но, к счастью для него, Ташкент соединен телеграфом лишь с обсерваториями Москвы и Петербурга.
Ташкентская обсерватория снабжена всеми необходимыми инструментами: в ней есть рефрактор, помещающийся в каменной башне с подвижным куполом, меридианный круг, утвержденный на двух кирпичных столбах для измерения восхождения и склонения звезд, наконец, сисмограф для наблюдения колебаний почвы, которые бывают в Ташкенте весьма часты, хотя и не отличаются особенною силою.
"Можно себе представить, с какими трудностями было сопряжено устройство этой обсерватории, так как все приборы пришлось везти через степь, на верблюдах, а затем перед установкой на место потребовалось исправить их и проверить опытными механиками. Генерал Черняев, готовый оказать поддержку всему, касающемуся науки и развитию человеческого ума, принимал и в этом деле самое горячее участие. Что же касается сартского населения, то оно продолжает смотреть на эту башню и на все происходящее в ней как на дьявольское изобретение; во время лунного затмения, которое было видимо в Ташкенте в 1882 г., все туземное население этого города было объято ужасом и успокоилось, лишь увидев, что луна снова заблистала на небе; даже старик сарт, служащий при обсерватории, не смотря на все объяснения, был до крайности перепуган и полагал, что настал конец мира.
"Мы имели случай посетить обсерваторию, говорит Мозер: прекрасный сад, среди которого возвышается это здание, построенное в 4-х верстах от города, был освещен по этому случаю а giorno; нас встретил директор обсерватории, полковник Померанцев, повел нас на верх башни и посвятил вас в тайны астрономии, показав нам комету, которую нью-иоркские астрономы тщетно искали на небе, подозревая ее существование, и которую ему удалось открыть благодаря неутомимым наблюдениям и прозрачному небу Туркестана. Начальник штаба, генерал Новицкий, уверял нас, что это та самая комета, которая была видима в 1812 году".
Дворец генерал-губернатора представляет собою обширное и роскошное здание, окруженное великолепным парком, в котором можно найти прохладу в самые жаркие дни. У себя дома М. Г. Черняев был также любезен и доступен, как и в России, и каким он был с своими спутниками во время путешествия.
За обедом, который подавался в 6 часов вечера, кроме домашних, присутствовали все офицеры и высшие должностные лица, но на завтрак приглашались лишь самые приближенные лица, с которыми генерал охотно беседовал; эти беседы, по словам нашего путешественника, составляли самое приятное из его ташкентских воспоминаний; "после завтрака мы отправлялись курить в кабинет, рассказывает он; тут генерал показывал нам сабли, подаренные ему хивинским и бухарским ханами; это знаменитые произведения Хорасана, которыми можно разрезать пополам батистовый платок, брошенный на воздух; стоимость этих клинков неоценима, так как их нельзя купить ни за какую цену; ножны их блестят богатыми золотыми и серебряными украшениями, осыпанными драгоценными каменьями, но завоеватель Туркестана особенно дорожит самой простой из этих сабель, той, которая была взята у Алим-Куля, главного вождя туземцев, побежденного и убитого под Ташкентом".
"Завоевание Туркестана стоило России огромных жертв и затрат, которые не вознаграждаются до сих пор доходами с этих земель. Первою побудительною причиною к этим завоеваниям послужила необходимость обезопасить восточные границы империи от нападений соседних кочевых племен, существовавших только грабежами и набегами. Когда эти племена были покорены и обратились к более мирной жизни, они стали подвергаться в свою очередь нападениям своих неспокойных соседей, с которыми России пришлось воевать, чтобы защитить своих новых подданных, и таким образом, отодвигая постоянно свои границы империи, она очутилась, наконец, у пределов Афганистана".
Положение России в центральной Азии было таково же, как и положение всех цивилизованных народов, приходящих в соприкосновение с кочевыми, полудикими племенами; надобно было положить предел их набегам и с этою целью приходилось время от времени предпринимать экспедиции против неприятеля, неуязвимого в своей социальной организации. Чтобы положить предел этим нескончаемым стычкам, Россия занимала мало по малу в этой стране некоторые укрепленные пункты; при этом наступательном движении русского войска в глубь Средней Азии, воинственный дух русских генералов иной раз ускорял события, опереждая виды дипломатии и намерения правительства.
В 1839 г. император Николай I поручил генералу Перовскому овладеть некоторыми пунктами во владениях кочевников, тревоживших своими нападениями восточные границы империи, укрепиться в этих пунктах и заставить таким образом эти дикие племена уважать Россию.
Первая экспедиция была направлена против хивинского хана, который забирал в плен множество русских подданных, грабил караваны и подстрекал к возмущению киргиз, бывших данниками русского царя; но эта экспедиция окончилась самым плачевным образом: 1,000 человек войска и 9,000 верблюдов погибли от холода и голода в степях, между Аральским морем и р. Эмбою; после этой неудачи русских хивинский хан еще более возмечтал о своей силе.
Не желая вновь пускаться на удачу по Аральским степям, русское правительство решило нанести хану окончательный удар, приняв операционной базой Сыр-Дарью. Надобно было овладеть Коканским ханством, которое бухарский эмир Наср-Уллах присоединил к своим владениям в 1840 г., умертвив его владетеля и уведя сына его в плен, в Бухару.
В 1847 г. было построено в степи несколько фортов; это были первые звенья той цепи, которая должна была со временем соединить Россию с Сыр-Дарьею; в том же году в Оренбурге были сосредоточены большие запасы всякого продовольствия, а на Аральском море появилась и флотилия, и таким образом генер. Перовский мог двинуться вперед, хотя медленными, но верными шагами, строя по пути, в известном расстоянии друг от друга, целый ряд фортов, для защиты киргизских племен от хищников левого берега Сыр-Дарьи.
"Русскими была произведена рекогносцировка вплоть до коканской крепости Ак-Мечеть (Ak Mesdjet) и на следующий год Перовскому удалось провести через степь Кара-Кум довольно многочисленное войско, для осады этой крепости, которая пала, после геройской защиты, в июне 1863 года и была названа форт Перовский.
"Крымская война и события в Польше отвлекли на некоторое время внимание русских от этих стран, тем не менее в последующие годы было занято несколько важных пунктов к югу от Сибири и, наконец, в 1854 г. было основано Верное. Между тем в Кокане вспыхнуло восстание и Мозаффар-Эддин, сын Наср-Уллаха, явился во главе армии бухарцев на помощь коканскому хану Кудеяру, освободил его от врагов и разделил его владения на две части, одну из них отдал Кудеяру, а другую оставил себе, назначив туда малолетнего правителя, а себя объявив его опекуном. Это событие имело для Мозаффар-Эддина пагубные последствия; сделавшись верховным владетелем Кокана,
[Оттиски изъ историческаго журнала "Русская Старина" изд. 1888 г.].
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія В. С. Балашева. Наб. Екатеринин, кан., д. No 78
1888.
ВЪ СТРАНАХЪ СРЕДНЕЙ АЗІИ.
Путевыя впечатлѣнія Генриха Мозера
1882--1883 гг.
Въ концѣ іюля мѣсяца 1887 года, въ бытность нашу въ Швейцаріи, между прочимъ въ Люцернѣ, мы, осматривая различныя достопримѣчательности этого прелестнаго города, посѣтили бывшую тамъ выставку различныхъ произведеній средне-азіятскихъ странъ. Выставка занимала два довольно большіе зала и привлекала къ себѣ путешественниковъ, которые въ это время обыкновенно толпятся въ Люцернѣ. Выставлено было много весьма интересныхъ и хорошихъ предметовъ средне-азіятскаго быта.
Тутъ мы видѣли всевозможные ковры, драгоцѣнное оружіе, различныя одежды мужчинъ и женщинъ, книги, обувь, монеты, сосуды, предметы произрастеній и множество весьма хорошо выполненныхъ фотографическихъ снимковъ съ городовъ, селеній, кочевокъ, каравановъ, зданій, памятниковъ, типовъ разныхъ народностей и проч., и проч.
Тутъ же продавалось, отлично отпечатанное, роскошное изданіе на французскомъ языкѣ, съ 170 гравюрами, 16 геліотипіями и большою картою книга, изданная въ Парижѣ, подъ заглавіемъ: "А travers l'Asie Centrale. La steppe Kirghise -- le Turkestan Russe -- Boukhara -- Khiva -- le pays des turcomans et la Perse.-- Impressions de voyage par Henri Moser". Издано у E. Plon въ Парижѣ, въ б. 8 д., 464 стр. Книга вышла въ свѣтъ въ ноябрѣ 1885 года.
Книга посвящена "Его превосходительству генералъ-лейтенанту Михаилу Григорьевичу Черняеву, какъ знакъ признательности".
Мы поспѣшили пріобрѣсти это роскошное изданіе и быстро заинтересовались оживленнымъ, вполнѣ интереснымъ, искреннимъ разсказомъ Генриха Мозера; ему же принадлежало и все собраніе имъ вывезенныхъ предметовъ средне-азіятскаго быта, торговли и промышленности, собраніе которыхъ мы видѣли на выставкѣ въ г. Люцернѣ.
Оставя Люцернъ, мы проѣхали въ г. Шафгаузенъ; здѣсь, въ роскошномъ Швейцарскомъ отелѣ (Швейцергофъ) имѣли истинное удовольствіе встрѣтиться и хорошо познакомиться съ Генрихомъ Мозеромъ, который и былъ самымъ любезнымъ и просвѣщеннымъ сопутникомъ нашимъ при обозрѣніи достопримѣчательностей весьма интереснаго города Шафгаузена, главнаго города кантона того же имени.
Вотъ нѣсколько главнѣйшихъ данныхъ изъ біографіи этого швейцарскаго путешественника.
Генрихъ Мозеръ родился 18-го мая 1814 года въ Петербургѣ. Отцемъ его былъ знаменитый въ Петербургѣ часовой мастеръ, владѣлецъ одного изъ самыхъ лучшихъ часовыхъ магазиновъ въ русской столицѣ. Генрихъ Мозеръ-отецъ нажилъ себѣ въ Россіи многіе милліоны рублей своимъ искусствомъ часовщика и мастерствомъ своихъ произведеній и торговли.
Пятилѣтнимъ мальчикомъ Генрихъ Мозеръ-сынъ былъ отправленъ отцомъ въ Швейцарію, въ родной городокъ этой фамиліи -- Шафгаузенъ, гдѣ послѣдовательно прошелъ онъ курсъ начальной школы, затѣмъ реальной и классической гимназіи. Степень бакалавра Генрихъ Мозеръ получилъ въ Женевѣ. Послѣ того поступилъ онъ на службу въ швейцарскую кавалерію, имѣлъ чинъ поручика колоновожатыхъ (1863 г.), былъ адъютантомъ главнаго инспектора всей швейцарской арміи (1864 г.). Затѣмъ, выйдя въ отставку, вернулся въ Россію (1865 г...
Къ верстаку часоваго мастера онъ не имѣлъ ни малѣйшаго влеченія, равно какъ вообще ко всей промышленности и торговлѣ своего отца. Въ Генрихѣ Мозерѣ-сынѣ весьма рано развилась страсть къ путешествіямъ и вотъ въ 1867 г. онъ ѣдетъ въ Сибирь; въ 1868 г. совершаетъ первое путешествіе въ Центральную Азію; въ 1869 г. дѣлаетъ второе путешествіе, изъ котораго въ 1871 г. возвращается въ Европу; затѣмъ въ 1882--1883 гг. совершаетъ третье путешествіе въ Центральную Азію и сообщаетъ свои путевыя впечатлѣнія въ цѣломъ рядѣ бойко набросанныхъ, весьма интересныхъ, очерковъ, напечатанныхъ въ женевской газетѣ въ 1885 г. Эти письма, вновь пересмотрѣнныя и обработанныя Генрихомъ Мозеромъ, были изданы въ вышеупомянутомъ роскошномъ иллюстрированномъ изданіи въ Парижѣ, у Плона, въ ноябрѣ того же года.
Кромѣ названной книги, г. Мозеру принадлежатъ статьи по политической экономіи и по вопросамъ о внѣшней торговлѣ, помѣщенныя въ нѣкоторыхъ французскихъ журналахъ, газетахъ и отдѣльными брошюрами.
Въ одномъ изъ засѣданій географическаго; общества въ Парижѣ, членомъ котораго г. Мозеръ состоитъ, было сдѣлано имъ подробное сообщеніе о его путешествіяхъ въ Азіи.
Восемь географическихъ обществъ въ разныхъ городахъ избрали его своимъ почетнымъ членомъ; почетнымъ же членомъ онъ состоитъ въ швейцарскомъ обществѣ натуралистовъ.
Г. Мозеръ -- высокій, стройный, сильный мужчина 43-хъ (въ 1887 г.) лѣтъ отъ роду, моложавой наружности, истинный джентльменъ въ своихъ пріемахъ, вѣжливый, предупредительный, многосторонне образованный. Недавно онъ женился на весьма симпатичной, молоденькой своей племянницѣ, но нѣжныя узы Гименея не привязали его къ родному краю, Шафгаузену. мы нашли его уже, такъ сказать, почти наканунѣ отъѣзда изъ Швейцаріи.
Въ бытность нашу въ Шафгаузенѣ г. Мозеръ предназначилъ уже къ продажѣ свою прелестную виллу, доставшуюся ему отъ покойнаго отца, и, распродавъ всю свою движимость, онъ ожидалъ лишь послѣдняго момента продажи своихъ владѣній, чтобы оставить Швейцарію, а затѣмъ и Европу, и направиться въ Азію, съ тѣмъ, чтобы проѣхать (такъ онъ тогда, въ августѣ 1887 г., предполагалъ) чрезъ русско-азіятскія владѣнія въ Индію.
Этотъ шзейцарскій путешественникъ хорошо понимаетъ по русски, но почти по русски не говоритъ; онъ горячо любитъ Россію и русскій народъ. Нашъ знаменитый путешественникъ H. Μ. Пржевальскій считается г. Мозеромъ идеаломъ всѣхъ путешественниковъ, "и физическія, и нравственныя качества г. Пржевальскаго какъ бы слились, по выраженію г. Мозера, въ ту форму, которая необходима для созданія самаго отличнаго путешественника. Въ самомъ дѣлѣ: сильный, здоровый, превосходный стрѣлокъ, добродушный, но въ то-же время твердый въ своихъ отношеніяхъ къ членамъ своей экспедиціи", г. Пржевальскій привлекаетъ всѣ симпатіи г. Мозера.
-- "А вотъ другое дѣло г. Стэнли", говорилъ намъ Генрихъ Мозеръ, -- , это сибаритъ, холодный эгоистъ, скряга, какихъ мало, заботящійся всегда только объ обстановкѣ себя всевозможными удобствами и ни мало не дорожащій ни жизнью, ни интересами своихъ спутниковъ. Нерѣдко случается, это я хорошо знаю,-- разсказывалъ намъ г. Мозеръ,-- когда Стэнли утопаетъ во время путешествій въ роскоши и угощается лучшими консервами, запивая ихъ самыми тончайшими винами,--спутники его чуть не умираютъ съ голоду. Такимъ образомъ Стэнли-не ^Пржевальскій, который дѣлитъ послѣдній ломоть хлѣба съ товарищами своего путешествія, раздѣляетъ съ ними всѣ тяжести, всѣ иногда непомѣрные труды и всѣ опасности".
Нравятся г. Мозеру французскіе путешественники: "ихъ обыкновенно называютъ авантюристами, но кто изъ заправскихъ путешественниковъ не суть авантюристы!" Но за то удаль, предпріимчивость французовъ для г. Мозера вполнѣ увлекательны.
Мы передали г. Мозеру о желаніи нашемъ сдѣлать извлеченіе изъ его книги на страницахъ "Русской Старины". Швейцарскій путешественникъ, принявъ это заявленіе съ величайшимъ удовольствіемъ, поспѣшилъ намъ подарить экземпляръ своей книги, съ весьма любезнымъ автографомъ {Вотъ эта надпись автора на подаренномъ имъ экземплярѣ его книги: "А monsieur Μ. J. Semewsky. Cet essai littéraire m'а procure le bonheur de Vous servir de cicerone à travers un pays aussi peu connu dans Votre patrie, que ne l'est l'Asie Centrale chez nous, puissiez Vous garder de la petite république et canton de Schaffhouse un aussi bon souvenir, que celui auquel est échu l'honneur de Vous servirde guide. Schaffhouse, 10 Août, 1887. H. Moser".} и съ необыкновенною предупредительностью предложилъ намъ выбрать наиболѣе интересныя гравюры изъ тѣхъ, которыя помѣщены въ его книгѣ.
Мы выбрали десять гравюръ и онъ поспѣшилъ написать своему издателю въ Парижъ о высылкѣ въ редакцію "Русской Старины" всѣхъ клише выбранныхъ нами портретовъ и политипажей.
Извлеченія и разборъ книги г. Мозера сдѣланы нашею постоянною сотрудницею Вѣрою Васильевною Тимощукъ; клише гравюръ получены и отпечатаны, и все это является предъ читателями "Русской Старины" на страницахъ нашего изданія.
Искреннѣйше благодаримъ почтеннаго г. Генриха Генриховича Мозера за его любезность, оказанную имъ нашему журналу, и горячо желаемъ, ему полнаго успѣха и счастія въ его послѣдующихъ путешествіяхъ на пользу науки и ко благу человѣчества.
Печатая настоящій обзоръ книги г. Мозера въ "Русской Старинѣ", мы обратились къ достоуважаемому генералу Михаилу Григорьевичу Черняеву, живущему въ Москвѣ, съ просьбою сообщить намъ свѣдѣнія о знакомствѣ его съ упомянутымъ путешественникомъ.
-- "Г. Мозера я знаю настолько, любезно отвѣчалъ намъ отъ 30-го ноября 1887 г., между прочимъ, Михаилъ Григорьевичъ.-- насколько можно узнать человѣка, пропутешествовавшаго вмѣстѣ отъ Москвы до Ташкента и совмѣстно прожившаго мѣсяцъ въ одномъ домѣ, такъ какъ онъ имѣлъ помѣщеніе въ генералъ-губернаторскомъ домѣ.
"Г. Мозеръ человѣкъ любознательный. Путешествовалъ онъ на свои средства, которыхъ у него было достаточно. Книгу его я прочиталъ, небылицъ въ ней не встрѣтилъ... Она имѣетъ интересъ, какъ картинное изображеніе современнаго нашего положенія въ Средней Азіи и сосѣднихъ ханствахъ. Онъ много натерпѣлся въ Мерискихъ пустыняхъ и издержалъ много денегъ, чтобы составить свою книгу".
Въ концѣ 1885 г., у книгопродавца Плона, въ Парижѣ, появилось на французскомъ языкѣ весьма изящно изданное описаніе путешествія, совершеннаго швейцарцемъ г. Мозеромъ въ Туркестанскій край, Бухару, Хиву и Персію; отпечатанная въ количествѣ 4,000 экземпляровъ и разошедшаяся почти сполна, книга эта украшена многочисленными политипажами, которые исполнены съ фотографій, снятыхъ самимъ авторомъ во время путешествія, снабжена картою тѣхъ странъ, которыя онъ посѣтилъ, и посвящена генералу Μ. Г. Черняеву, при любезномъ содѣйствіи коего г. Мозеру удалось совершить это трудное путешествіе, за что онъ питаетъ къ генералу чувства живѣйшей и вполнѣ искренней признательности и вспоминаетъ о немъ постоянно въ самыхъ теплыхъ и даже восторженныхъ выраженіяхъ. Задавшись исключительно цѣлью представить читателю картину тѣхъ мѣстъ, которыя онъ посѣтилъ, и описать нравы и обычаи разныхъ племенъ и народовъ, съ которыми ему удалось ознакомиться, у авторъ нигдѣ не вдается въ область политики и не претендуетъ на научность изложенія, но сообщаетъ, между прочимъ, кое-какія историческія свѣдѣнія о завоеваніяхъ, совершенныхъ за послѣдніе годы русскими войсками въ Средней Азіи, и рисуетъ прошлое этихъ странъ; разсказъ его вполнѣ безпритязателенъ, мѣстами веселый, мѣстами дышащій грустью, смотря по удачамъ или невзгодамъ, испытаннымъ имъ во время странствованій, но за то всегда искренній и правдивый.
Вы не встрѣтите здѣсь выдуманныхъ происшествій, на которыя бываютъ такъ щедры иностранцы, говоря о Россіи; не найдете тутъ описаній какихъ либо героическихъ подвиговъ или чего либо необычайнаго; все разсказываемое авторомъ происходитъ просто и обыденно и невольно внушаетъ къ нему довѣріе и симпатію, а между тѣмъ его путешествіе и безъ прикрасъ было своего рода подвигомъ, такъ какъ онъ отважился предпринять его, располагая лишь самыми скудными средствами, и вторично, когда его матеріальное положеніе было вполнѣ обезпечено, не задумался вновь оставить родину и всякіе денежные интересы и добровольно пошелъ на встрѣчу всевозможнымъ неудобствамъ, лишеніямъ и даже опасностямъ, съ коими было сопряжено это путешествіе.
Для русской публики, и въ особенности для жителей нашей столицы, сочиненіе г. Мозера имѣетъ еще тотъ интересъ, что имя ея автора хорошо извѣстно всему Петербургу, гдѣ его отецъ, родомъ швейцарецъ, пріѣхавшій въ Россію съ живописныхъ береговъ Рейнат изъ г. Шафгаузена, содержалъ, въ теченіи многихъ лѣтъ, на Невскомъ проспектѣ часовой магазинъ, которымъ онъ нажилъ себѣ милліонноесостояніе; часовая фирма Мозера пользуется донынѣ вполнѣ заслуженною извѣстностью.
Но сынъ трудолюбиваго швейцарца не захотѣлъ стать за верстакъ отца, чѣмъ послѣдній былъ крайне недоволенъ, такъ что когда; молодой Мозеръ заявилъ ему, въ 1868 г., о своемъ желаніи отправиться въ Среднюю Азію, то онъ отказалъ ему въ матеріальной поддержкѣ, думая удержать этимъ сына при себѣ и заставить его заняться своимъ ремесломъ. Недостатокъ денежныхъ средствъ не остановилъ, однако, энергичнаго юношу, жаждавшаго испытать свои силы въ борьбѣ съ жизнью; онъ не побоялся пуститься въ дальній путь, имѣя въ карманѣ всего нѣсколько сотъ рублей, но за то съ богатымъ запасомъ энергіи и съ надеждою создать себѣ въ этихъ странахъ независимое положеніе личнымъ трудомъ.
Мы увидимъ, какъ плохо оправдались надежды молодаго путешественника, какъ много встрѣтилъ онъ неудачъ и препятствій къ осуществленію задуманнаго имъ дѣла, и какъ подъ вліяніемъ этихъ неудачъ остыла энергія и охладѣли его мечты; однако, неудовлетворенная любознательность и прежняя страсть къ путешествію, посѣянная въ немъ въ дѣтствѣ чтеніемъ книгъ, увлекли его вновь, черезъ 13 лѣтъ, въ тѣ страны Средней Азіи, которыя съ молодыхъ лѣтъ такъ занимали его воображеніе, и на этотъ разъ онъ встрѣтилъ полное сочувствіе и содѣйствіе со стороны русскихъ властей, въ особенности со стороны знаменитаго и достойнѣйшаго генерала Михаила Григорьевича Черняева.
Плодомъ этого втораго, болѣе продолжительнаго путешествія, и явилось то сочиненіе, о которомъ мы говоримъ; несомнѣнныя достоинства этой книги побудили насъ обратить на нее вниманіе читателей и представить на стран. "Русской Старины", въ нашемъ извлеченіи, наиболѣе интересные эпизоды этого путешествія.
Въ 1868 г., имѣя всего 20 лѣтъ отъ роду, г. Мозеръ простился съ Петербургомъ и направился на востокъ, имѣя, какъ мы уже говорили, непреодолимое желаніе посѣтить только что пріобрѣтенныя Россіей земли въ Средней Азіи. Изученіе языка и нравовъ киргизъ; задержало его нѣсколько мѣсяцевъ въ Оренбургѣ; наконецъ, достаточно подготовившись къ путешествію и имѣя прекрасныя рекомендаціи, онъ вознамѣрился продолжать свой путь, но генералъ Крыжановскій, тогдашній губернаторъ Оренбурга, рѣшительно отказалъ ему въ разрѣшеніи выѣхать изъ Оренбурга, безъ соизволенія на то военнаго министра, мотивируя свой отказъ тѣмъ, что Туркестанъ находился въ то время въ военномъ положеніи и поэтому не всѣ могли имѣть туда свободный доступъ.
Не желая терять времени въ ожиданіи разрѣшенія отъ министра, г. Мозеръ, подъ покровомъ темной ночи, оставилъ городъ, въ сопровожденіи нѣсколькихъ преданныхъ ему друзей, и избѣгая большаго караваннаго пути, изъ опасенія быть возвращеннымъ погонею отъ оренбургскаго владыки, останавливался лишь въ аулахъ кочевниковъ, гдѣ ему оказывали вездѣ гостепріимный пріемъ, благодаря рекомендаціямъ, коими снабдили его нѣкоторые султаны въ Оренбургѣ. Путешествуя такимъ образомъ, онъ добрался въ четыре мѣсяца до Ташкента.
Генералъ-губернаторъ Туркестанской области, ген. Кауфманъ, былъ окруженъ въ ту пору толпою молодыхъ гвардейскихъ офицеровъ, покинувшихъ Европу съ цѣлью стяжать себѣ славу или загладить нѣкоторые проступки, содѣланные на родинѣ, вслѣдствіе чего Ташкентъ получилъ названіе "Сибири гвардейскихъ кутилъ", и жилось въ немъ, разумѣется, весело. Шампанское, не смотря на чудовищную цѣну, отъ 15 до 25 р. за бутылку, лилось рѣкою; дуэли между офицерами были не рѣдкостью, они затѣвали ихъ, чтобы поддержать въ себѣ воинственный духъ, ибо въ то время не было никакой экспедиціи, которая могла бы удовлетворить жажду дѣятельности, обуревавшую эту пылкую молодежь.
Вскорѣ по пріѣздѣ въ Ташкентъ, кошелекъ нашего путешественника замѣтно опустѣлъ и ему надобно было подумать о томъ, чѣмъ бы заработать себѣ денегъ; ненавидя гарнизонную службу, онъ отказался отъ мысли поступить въ армію и занялся на первыхъ порахъ объѣздкой степныхъ лошадей, которыхъ онъ продавалъ офицерамъ, но вскорѣ знакомство съ однимъ итальянцемъ, пріѣхавшимъ въ Ташкентъ, открыло ему новый источникъ заработка.
Этотъ итальянецъ былъ торговцемъ сѣменами, пріѣхавшимъ въ Ташкентъ съ цѣлью пріобрѣсти яички шелковичнаго червя и доставить ихъ въ Италію, гдѣ болѣзнь производила большія опустошенія среди этихъ драгоцѣнныхъ насѣкомыхъ. Онъ обратилъ вниманіе г. Мозера на огромную будущность, которую могла имѣть эта вывозная торговля, такъ какъ яички этого червяка обходились въ Туркестанѣ по 1 франку унція, а въ странахъ зараженныхъ продавались по 25 франковъ. Съ этого момента г. Мозеръ занялся исключительно этимъ вопросомъ и составилъ статистическую таблицу распространенія шелковичнаго дерева въ Туркестанѣ.
"Съ этой цѣлью я проѣхалъ всю страну, говоритъ онъ, проникъ до Кокана и надѣялся добраться до Кашгара, но, къ сожалѣнію, это мнѣ не удалось, такъ какъ Якубъ-Бекъ, отважный татарскій искатель приключеній, образовавшій небольшое владѣніе въ западной части Китая, не допускалъ въ свою землю ни одного европейца. Итакъ я вернулся въ Ташкентъ, съ намѣреніемъ ѣхать обратно въ Европу для выполненія моихъ замысловъ.
"Генералъ Кауфманъ отнесся къ моимъ планамъ сочувственно и, отпуская меня въ Россію, поручилъ мнѣ лично переговорить объ этомъ съ итальянскимъ посланникомъ, который уже неоднократно обращался къ нему съ предложеніемъ начать переговоры съ итальянскимъ правительствомъ, желавшимъ завязать торговыя сношенія съ Центральной Азіей.
"Въ итальянскомъ посольствѣ, въ С.-Петербургѣ, мнѣ былъ оказанъ весьма сочувственный пріемъ; лишь только я заявилъ о моихъ планахъ, ко мнѣ явился уполномоченный отъ итальянскаго правительства, которому было поручено вступить со мною въ переговоры для организаціи этой вывозной торговли на широкихъ основаніяхъ, но въ то же время я получилъ запросъ по этому поводу изъ азіятскаго департамента и мнѣ пришлось имѣть первое столкновеніе съ бывшимъ директоромъ этого департамента, который заявилъ мнѣ, что никакая международная сдѣлка между туркестанскимъ генералъ-губернаторствомъ и европейскими государствами не можетъ быть заключена, безъ утвержденія этого департамента, и что въ настоящую минуту я могу считать мои хлопоты безполезными и неудавшимися.
"Это свиданіе разрушало всѣ мои мечты, но такъ какъ въ молодости человѣкъ не легко отказывается отъ своихъ надеждъ, то я не унывалъ.
"Между тѣмъ, моими планами заинтересовался канцлеръ, кн. А. Μ. Горчаковъ, и мнѣ удалось доказать, на основаніи составленныхъ мною отчетовъ, что этотъ новый предметъ вывозной торговли могъ бы пріобрѣсти со временемъ огромное значеніе и что Центральная Азія будетъ въ состояніи доставлять ежегодно яичекъ шелковичнаго червя на 25 милліоновъ франковъ.
"Эти ли доводы или какая нибудь иная причина вызвали неожиданный поворотъ въ образѣ мыслей директора азіятскаго департамента: какъ бы то ни было, онъ вступилъ въ роль моего бывшаго покровителя, ген. Кауфмана, и командировалъ меня въ Италію, гдѣ мнѣ было поручено непосредственно вступить въ переговоры по этому предмету.
"По пріѣздѣ моемъ во Флоренцію, тамъ образовалось общество для закупки яичекъ, которыя я обязался доставлять изъ Туркестана; вступивъ въ компанію съ опытными торговцами, располагавшими значительными капиталами, я направился снова на Востокъ.
"Я и не подозрѣвалъ, какой пріемъ ожидаетъ меня въ Ташкентѣ, куда я пріѣхалъ теперь въ качествѣ уполномоченнаго отъ азіятскаго департамента. Генералъ Кауфманъ принялъ меня довольно холодно и, услыхавъ о переговорахъ, веденныхъ мною въ Италіи, его превосходительство объявилъ мнѣ, что онъ воспрещаетъ впредь вывозъ яичекъ шелковичнаго червя изъ Туркестана и что мнѣ остается возвратиться въ Петербургъ и объявить моимъ покровителямъ, что если они считаютъ себя всемогущими въ столицѣ, за то въ провинціи полновластнымъ хозяиномъ является онъ.
"Эта аудіенція навела меня на горестныя размышленія о суетѣ мірской, о единомысліи, существующемъ между русскими сановниками, и объ удивительномъ единодушіи, съ коимъ они трудятся на пользу общества!
"Однако, мнѣ оставалось еще одно средство для достиженія моей цѣли: это было письмо директора азіятскаго департамента къ дипломатическому агенту, состоявшему при генералѣ К. П. Кауфманѣ, котораго онъ просилъ оказать мнѣ содѣйствіе въ моемъ предпріятіи. Я ухватился за это средство. Г. Струве, бывшій со мною въ очень хорошихъ отношеніяхъ, сдѣлалъ все возможное, чтобы примирить эти двѣ враждовавшія стороны, дѣлавшія мое положеніе до нельзя щекотливымъ. Къ счастію, въ то время снаряжалось посольство въ Бухару, отправленіе его было нѣсколько ускорено и мнѣ было оффиціально объявлено, что я могу исполнить мои контракты, закупивъ требуемыя яички во владѣніяхъ эмира.
"Но за нѣсколько дней до нашего отъѣзда чрезвычайный посолъ, отправлявшійся въ Бухару, полковникъ N (кн. Витгенштейнъ?), обратился ко мнѣ приблизительно со слѣдующею рѣчью:
"-- Любезный другъ, желая вамъ добра, я хочу дать вамъ добрый совѣтъ. Соберите ваши пожитки и покидайте сію волшебную страну. Уѣзжайте, отказавшись отъ мысли уладить дѣло у насъ. Его Пр--ство поручилъ мнѣ истолковать вамъ смыслъ письма, даннаго вамъ въ Ташкентѣ. Если на французскомъ языкѣ возможна игра словъ, той на нашемъ языкѣ, подъ перомъ генерала, можетъ быть высказано много такого, что могло быть для васъ непонятнымъ; изъ этого письма вы заключили, конечно, что вы будете принадлежать къ составу нашего посольства, между тѣмъ, генералъ приказалъ мнѣ объяснить вамъ его въ томъ смыслѣ, что вамъ предоставляется право отправиться въ Бухару, одновременно съ посольствомъ, не считаясь, однако, оффиціально въ составѣ этого посольства. Излишне было бы говорить, что если вы рискнете ѣхать въ эту страну при подобныхъ условіяхъ, то вамъ угрожаетъ участь тѣхъ трехъ итальянскихъ посланцевъ, которые пробыли 11 мѣсяцевъ въ плѣну у эмира, изъ коихъ одинъ умеръ отъ вынесенныхъ имъ страданій".
"Я пожалъ руку честному полковнику и на слѣдующій день, съ восходомъ солнца, отправился въ путь одинъ, конвоируемый нѣсколькими отважными уральскими казаками, которые согласились сопутствовать мнѣ за большое вознагражденіе".
Благополучно отдѣлавшись отъ нападенія фанатичной толпы, осадившей караванъ-сарай, въ которомъ онъ укрывался по пути, Мозеръ добрался до Бухары безъ особенныхъ приключеній и тутъ, по обыкновенію, былъ объявленъ плѣнникомъ эмира; но все же ему удалось сдѣлать необходимую закупку и по истеченіи положеннаго срока онъ бодро отправился въ обратный путь, во главѣ большаго каравана.
"Но бѣдствія мои этимъ не кончились, говоритъ авторъ, русскіе готовили мнѣ на своей границѣ пренепріятнѣйшій сюрпризъ: всѣ мои товары были конфискованы и я считалъ, что мнѣ лично настолько угрожала опасность, что я поспѣшно направился въ степь, съ цѣлью пробраться въ Европу, глубоко возмущенный тѣмъ, какъ со мною тутъ поступили, и вдобавокъ совсѣмъ больной отъ усталости и лишеній".
Не смотря на столь неудачный результатъ этого перваго путешествія, Мозера постоянно преслѣдовало воспоминаніе о независимой жизни, которую онъ велъ во время этой экспедиціи, преисполненной опасностями и треволненіями, но имѣвшей для него неотразимую прелесть; вотъ почему, тринадцать лѣтъ спустя, узнавъ о смерти генерала К. П. Кауфмана, онъ вновь возъимѣлъ желаніе отправиться въ Среднюю Азію. Подобное путешествіе, со временъ извѣстнаго Марко Поло, совершилъ только одинъ европеецъ, именно венгерецъ (Беженчей (Berzenzcey), который, выѣхавъ изъ Вѣрнаго въ 1874 г., достигъ Кашгара и Яркенда и пробрался оттуда въ Индію, по объ его путешествіи имѣется весьма мало свѣдѣній, такъ какъ онъ скончался вскорѣ по возвращеніи въ Европу.
Прежде чѣмъ отправиться въ путь, г. Мозеру надо было заручиться разрѣшеніемъ русскихъ властей; встрѣтивъ въ этомъ отношеніи на первыхъ порахъ нѣкоторыя затрудненія, онъ рѣшилъ обратиться къ туркестанскому генералъ-губернатору, генералу Μ. Г. Черняеву, который долженъ былъ пріѣхать въ Москву на коронацію нынѣ благополучно царствующаго государя императора; заручившись рекомендательными письмами, г. Мозеръ явился къ нему, и съ первой же аудіенціи дальнѣйшая участь его путешествія была рѣшена.
-- "Поѣзжайте, сказалъ ему генералъ, вы сами увидите, удобно ли вамъ будетъ исполнить ваше намѣреніе, я же съ своей стороны готовъ оказать вамъ помощь во всемъ, что отъ меня будетъ зависѣть".
Ласковый пріемъ, оказанный Генриху Мозеру Μ. Г. Черняевымъ, привѣтливое обращеніе и содѣйствіе, дѣйствительно оказанное генераломъ путешественнику, сдѣлали г. Мозера горячимъ поклонникомъ Михаила Григорьевича; вотъ какими чертами описываетъ онъ личность завоевателя Туркестана и впечатлѣніе, производимое имъ на окружающихъ.
"Генералу Черняеву 57 лѣтъ (1883 г.); у него чисто военная осанка, черты лица крупный, взглядъ быстрый и властительный; необыкновенная доброта, въ соединеніи съ замѣчательной энергіей, составляютъ отличительныя черты его характера; у него есть время для всякаго просителя, онъ готовъ выслушать всякую просьбу. Эта доступность, эта врожденная привѣтливость много содѣйствовали его популярности; доброе сердце Μ. Г. Черняева извѣстно въ арміи всякому, а его военные подвиги установили за нимъ славу человѣка храбраго, энергичнаго, хладнокровнаго, вообще превосходнаго боеваго генерала; своею извѣстностью и своему быстрому повышенію онъ обязанъ исключительно самому себѣ, прошедши всѣ ступени своей блестящей карьеры, не имѣя покровителя и пробивши себѣ дорогу исключительно своими собственными силами и обширными военными дарованіями {Прилагаемъ портретъ генерала Μ. Г. Черняева; клише гравюры весьма обязательно сообщено намъ авторомъ обозрѣваемой книги, равно какъ и прочихъ девяти гравюръ, помѣщенныхъ далѣе въ настоящемъ изложеніи его путешествія. См. "Русская Старина" изд. 1888 г. книги январь, февраль и мартъ. Ред.}.
"Произведенный въ гвардейскіе офицеры въ 1845 г., Черняевъ отличился въ Крымскую войну, за что получилъ чинъ капитана, а въ 1859 г. былъ назначенъ главнымъ квартирмейстеромъ арміи въ Терскую область. Впослѣдствіи онъ занималъ мѣсто начальника штаба въ Оренбургѣ и, наконецъ, въ 1864 г., во главѣ отряда, стоявшаго въ Вѣрномъ, численностью въ 2,000 человѣкъ, устремился на покореніе новой области, имѣя въ отрядѣ лишь 10 орудій, помнившихъ еще 1812 годъ. Первымъ его подвигомъ была побѣда подъ стѣнами Чимкента надъ арміей коканскаго хана, численностью "въ 40,000 чел., бывшею подъ командою доблестнаго воина Алымъ-Кулы. Дальнѣйшій путь Черняева, отъ Чимкента до Ташкента, составляетъ цѣлую эпопею; солдаты, терпя нужду въ продовольствіи, плохо одѣтые и вооруженные, шли по совершенно незнакомой мѣстности, какъ бы на открытіе Новаго Свѣта. Когда, наконецъ, Ташкентъ, ключъ всего Туркестана, былъ уже почти въ его рукахъ, Черняевъ получилъ неожиданно отъ военнаго министра приказаніе вернуться.
-- "Я положилъ депешу въ карманъ и овладѣлъ Ташкентомъ", разсказывалъ намъ однажды генералъ, когда намъ удалось добиться отъ него разсказа о нѣкоторыхъ эпизодахъ этого похода.
На другой день послѣ рѣшительной битвы подъ Ташкентомъ, въ которой былъ убитъ Алымъ-Куль, Черняевъ одинъ, безъ конвоя, отправился въ городъ, занятый его заклятыми врагами. Этимъ смѣлымъ поступкомъ онъ пріобрѣлъ уваженіе туземцевъ, которые преклоняются передъ всѣмъ необычайнымъ и дѣйствующимъ на ихъ воображеніе.
"Эти военныя побѣды упрочили славу завоевателя Туркестана; о подвигахъ его войскъ сложились въ степи цѣлыя легенды, передаваемыя до сихъ поръ (1885 г.) солдатами; даже туземцы прославляютъ его въ своихъ балладахъ, подъ именемъ Ширъ-Наина, что значитъ львоподобный.
"Столь блестящій походъ, столь быстрыя побѣды окончились для героя громовымъ ударомъ: онъ подвергся совершенной опалѣ, долженъ былъ удалиться отъ дѣлъ и прожилъ въ безъизвѣстности, при крайне стѣсненныхъ матеріальныхъ обстоятельствахъ, цѣлыхъ двѣнадцать лѣтъ, т. е. до 1876 г., когда, въ качествѣ главнокомандующаго, онъ принялъ участіе въ Сербской войнѣ, а затѣмъ, по восшествіи на престолъ нынѣ царствующаго Императора и со смертью генерала Кауфмана, вступилъ вновь въ отправленіе своихъ прежнихъ обязанностей.
"Вотъ въ силу какого сцѣпленія обстоятельствъ, говоритъ Мозеръ, я имѣлъ счастіе познакомиться въ то время съ этимъ генераломъ, образъ котораго постоянно занималъ мое воображеніе и коимъ я восхищался не столько за его подвиги, сколько за достоинство, съ какимъ онъ перенесъ постигшія его превратности судьбы".
Итакъ, ободренный обѣщаніемъ ген. Черняева, г. Мозеръ сдѣлалъ всѣ необходимыя приготовленія къ поѣздкѣ и отправился въ Оренбургъ, гдѣ онъ долженъ былъ присоединиться къ свитѣ генерала. Отъ Оренбурга до Орска путь ихъ лежалъ по мѣстности, населенной оренбургскими казаками, за Орскомъ начиналась степь -- мѣстожительство киргизъ кочевниковъ, ихъ родина, которую они обожаютъ, воспѣвая ея своеобразныя прелести въ своихъ пѣсняхъ. Только въ безграничной степи киргизъ чувствуетъ себя счастливо и привольно, хотя въ этой степи ему нерѣдко приходится терпѣть страшный холодъ, въ особенности зимою во время бурана, который засыпаетъ иногда цѣлый караванъ ледянымъ покровомъ; но за то, кажется, нѣтъ въ мірѣ народа выносливѣе киргиза; не смотря на то, что климатъ степи весьма измѣнчивъ и температура колеблется между 30о Р. мороза зимою и 35о тепла лѣтомъ, ихъ зимняя одежда ничѣмъ не отличается отъ лѣтней и состоитъ круглый годъ изъ вышитыхъ кожаныхъ или бархатныхъ шароваръ, бешмета и халата, дѣлаемаго изъ бархата, шелка или бумажной ткани, смотря по состоянію. Голову они брѣютъ, прикрывая ее скуфейкой, сверхъ которой надѣваютъ высокую шапку на лисьемъ или овечьемъ мѣху. Одежда женщинъ ничѣмъ не отличается отъ мужской; костюмъ замужней женщины, никогда не показывающей свои волосы, отличается огромнымъ бѣлымъ шарфомъ, которымъ онѣ окутываютъ голову и нижнюю часть лица. Волосы, составляющія лучшее украшеніе дѣвушекъ, заплетаются въ длинныя косы, которыя украшаютъ лентами и монетами, если же они не достаточно длинны, то въ нихъ искусно вплетаютъ конскій волосъ. Вышедши замужъ, киргизка отказывается отъ всякихъ удовольствій, не думаетъ болѣе о своемъ туалетѣ и предается исключительно заботамъ о домѣ и хозяйствѣ. Когда родится ребенокъ, мать усердно моетъ его въ теченіи 40 дней, послѣ чего онъ считается чистымъ и всю жизнь не нуждающимся въ омовеніи. До десятилѣтняго возраста костюмъ дѣтей обоего пола отличается величайшею простотою: родители считаютъ достаточнымъ брить дѣтямъ голову и тѣмъ ограничиваются всѣ заботы объ ихъ одеждѣ; они ходятъ голые круглый годъ. Хотя киргизы мусульмане, но въ одной и той же палаткѣ рѣдко можно встрѣтить двухъ женщинъ; богатые позволяютъ себѣ роскошь имѣть нѣсколько женъ, но держатъ ихъ въ разныхъ аулахъ, что въ случаѣ домашней ссоры даетъ имъ возможность искать утѣшенія возлѣ другой супруги.
Наибольшимъ почетомъ у киргизъ пользуется племя Адаисъ, кочующее въ степяхъ между Каспійскимъ моремъ и владѣніями хивинскаго хана; это единственное племя, сохранившее доблесть и храбрость предковъ. Баранты или вооруженные набѣги не считаются у нихъ чѣмъ либо предосудительнымъ, но въ настоящее время русскіе всячески стараются внушить имъ, что эти прославленныя баранты не что иное, какъ отъявленный грабежъ, строго наказуемый закономъ.
Киргизъ, сдѣлавшійся самымъ вѣрнымъ союзникомъ Россіи, честенъ, но далеко не такъ смѣлъ и отваженъ какъ туркменъ, за то онъ не такъ фальшивъ, какъ сартъ, гораздо менѣе его образованъ, и хотя мусульманинъ, но отнюдь не можетъ быть названъ фанатикомъ, поэтому надобно видѣть съ какимъ пренебреженіемъ относится къ нему сартъ, считая киргиза немногимъ выше верблюда, съ которымъ тотъ появляется на городскихъ улицахъ и базарахъ.
Еще въ первую поѣздку въ Среднюю Азію, въ 1868 г., Мозеру удалось ознакомиться довольно близко съ бытомъ киргизъ, о которыхъ онъ много говоритъ въ своемъ сочиненіи; во время его остановки въ Оренбургѣ съ нимъ познакомился и очень привязался къ нему Сулейманъ султанъ, владѣтель Оренбургской степи. Видя, какъ усердно изучалъ путешественникъ киргизскій языкъ, онъ предложилъ ему посѣтить его аулъ и поохотиться въ его владѣніяхъ.
Въ киргизскомъ аулѣ г. Мозеръ былъ принятъ съ большимъ почетомъ, въ юрту султана собралось множество его родственниковъ и послѣ обычныхъ привѣтствій и омовенія рукъ была подана баранина, мясо молодаго откормленнаго жеребенка и мясо молодаго верблюда, которое подается лишь въ торжественныхъ случаяхъ; эти блюда сопровождались пилавомъ. Оставшись съ султаномъ наединѣ, Мозеръ угостилъ его, въ свою очередь, наливкой, послѣ чего хозяинъ сталъ еще радушнѣе и, желая оказать ему величайшую честь, какая можетъ выпасть на долю христіанина, познакомилъ его съ любимой своей супругой, Фатьмою, которая поразила гостя своею красотою и роскошнымъ нарядомъ; она охотно позволяла разсматривать себя и съ удовольствіемъ выслушивала комплименты, дѣлаемые ей европейцемъ.
Вернемся, однако, къ прерванному разсказу о путешествіи Мозера, котораго мы оставили по дорогѣ въ Орскъ. Караванъ, съ коимъ онъ ѣхалъ, состоялъ изъ пяти экипажей, запряженныхъ тройками; въ первой легкой дорожной коляскѣ ѣхалъ Μ. Г. Черняевъ, со своимъ адъютантомъ, кап. Алабинымъ; во второй -- ген.-ад. кн. Витгенштейнъ, предложившій Мозеру мѣсто въ своей коляскѣ; въ третьей -- полковникъ Серметъ, бывшій военный уполномоченный при французскомъ посольствѣ въ С.-Петербургѣ, и полковникъ Рихтеръ, состоявшій при генералъ-губернаторѣ; въ четвертой коляскѣ сидѣлъ ординарецъ генерала и его секретарь и, наконецъ, въ пятой везли багажъ. На всѣхъ станціяхъ атаманы казацкихъ селеній выходили, по большей части въ полной формѣ, на встрѣчу генералъ-губернатору, и сами наблюдали за тѣмъ, какъ перепрягались лошади. Когда же караванъ миновалъ Орскъ, со всѣхъ сторонъ начали сбѣгаться любопытные киргизы, желавшіе взглянуть на проѣзжавшихъ властей. На протяженіи отъ Орска до Аральскаго моря находится всего лишь одинъ населенный форпостъ Иргизъ,-- небольшое укрѣпленіе, выстроенное среди песковъ; за земляными окопами возвышается нѣсколько хижинъ, съ плоскими крышами, нѣсколько лавчонокъ и казармы; далѣе во всѣ стороны тянется безпредѣльная степь, безъ малѣйшаго признака растительности.
"За Иргизомъ мы вступили въ область зыбучихъ песковъ, говоритъ авторъ, въ которой имѣется всего три станціи и гдѣ лошади замѣняются уже верблюдами; скучный переѣздъ совершается съ убійственною медленностью; верблюды идутъ шагъ за шагомъ, издавая пронзительный крикъ, который, мало по малу, невыносимо раздражаетъ нервы; хотя генералъ запретилъ устроивать при проѣздѣ его какія бы то ни было манифестаціи, однако, на послѣдней станціи насъ ожидала оживленная картина: тутъ собралась толпа просителей и киргизскіе беи, бывшіе помощниками генерала при завоеваніи; они явились хорошо вооруженные, на своихъ маленькихъ степныхъ лошадяхъ, и присоединились къ нашему каравану.
"Но вотъ, наконецъ, показалась зелень, деревья; это сады, окружающіе Казалинскъ. Это торговый центръ степи, куда съѣзжаются киргизы, чтобы промѣнять свои произведенія, сырыя кожи, овечью и верблюжью шерсть, на русскія или бухарскія издѣлія. Городскія власти вышли намъ на встрѣчу, поѣздъ остановился, всѣ сошли съ коней, чтобы присутствовать, стоя, при поднесеніи генералу хлѣба-соли. Громадная толпа народа привѣтствовала его восторженными криками: ура! Тутъ были представители всевозможныхъ типовъ: на первомъ планѣ русскіе, далѣе сарты, узбеки и евреи верхами, позади всѣхъ киргизы на верблюдахъ. Трудно описать живописную прелесть этой картины и богатство красокъ, коими блистали одѣянія этой разноплеменной толпы.
"Но что это за группа людей, истощенныхъ, съ длинными бородами, бѣдно одѣтыхъ, которые стоятъ уныло и безмолвно, составляя яркій контрастъ среди веселой, восторженной толпы? Когда Черняевъ поровнялся съ ними, они всѣ пали передъ нимъ на колѣна,-- ихъ было до трехсотъ человѣкъ.
-- "Ваше пр--во, сжальтесь надъ ними, мы добиваемся нашихъ правъ!"
"Этотъ вопль вырвался изъ всѣхъ устъ; на лицахъ просящихъ запечатлѣлось отчаяніе и они съ трудомъ сдерживали слезы, выступавшія у нихъ на глазахъ! Это были казаки.
"Всѣмъ извѣстны дикіе нравы и набѣги, которые совершались нѣкогда днѣпровскими и донскими казаками; ихъ потомки поселились по теченію Урала, образовавъ тамъ оплотъ противъ татарскихъ набѣговъ, а сами существовали грабежами и морскимъ разбоемъ на Каспійскомъ морѣ. Сознавая пользу, которую казаки приносили въ то время государству, императрица Екатерина II даровала имъ нѣкоторыя права и привиллегіи, которыми они дорожатъ и гордятся. Впослѣдствіи, въ виду административныхъ цѣлей, этихъ казаковъ пытались заставить отбывать воинскую повиннисть, но они энергично возстали противъ этой мѣры, ссылаясь на указъ, разрѣшавшій имъ поставлять вмѣсто себя наемныхъ рекрутъ; отсюда возникли столкновенія и серьезные безпорядки, вслѣдствіе чего двѣ тысячи наиболѣе вліятельныхъ уральскихъ казаковъ были сосланы. Ихъ имущество было распродано и деньги, вырученныя за него, поступили въ казну, такъ какъ ни одинъ казакъ не захотѣлъ получить изъ оныхъ ни одного рубля; семейства ихъ, впавшія въ крайнюю нищету, были отправлены въ Туркестанъ, гдѣ шесть лѣтъ уже томились въ ссылкѣ эти несчастные. Правительство готово было ихъ помиловать; имъ было разрѣшено вернуться на родину, но ни одинъ казакъ не воспользовался этою милостью. Они требуютъ возстановленія своихъ правъ, пересмотра указа, предпочитаютъ ссылку и нищету позору вернуться на родину неоправданными злодѣями. Эта геройская черта, проявляемая единодушно такою массою людей, поистинѣ достойна удивленія.
"Храбрые степные офицеры въ глубинѣ души относились всегда съ крайнимъ сожалѣніемъ и сочувствіемъ къ этимъ жертвамъ ошибокъ администраціи, встрѣтившей, наконецъ, препону въ твердой волѣ императора, повелѣвшаго положить этому конецъ".
Передъ самымъ пріѣздомъ ген. Черняева въ Казалинскъ въ этомъ городкѣ было совершено звѣрское преступленіе: плацъ-адъютантъ, его жена и семимѣсячная малютка ихъ были убиты съ цѣлью грабежа; топоръ и желѣзный брусокъ послужили орудіями въ рукахъ убійцъ. Подозрѣніе пало тотчасъ на трехъ солдатъ мѣстнаго баталіона, поступившихъ туда изъ отставныхъ матросовъ Аральской флотиліи. Надобно замѣтить, что матросы этой флотиліи пользовались въ то время самой незавидной репутаціей; казенные пароходы, на которыхъ они служили, по причинѣ мелководія Сыръ-Дарьи, имѣющей мѣстами не болѣе 2 или 3 футъ глубины, зачастую садились на мель, вслѣдствіе чего ихъ приходилось, разумѣется, стаскивать съ мели, и такъ какъ на это требовалось не мало времени, то матросы, находясь между тѣмъ въ бездѣйствіи, страшно деморализировались и грабили, какъ настоящіе пираты, по прибрежью рѣки. Слѣдующій фактъ даетъ понятіе о томъ, что это были за экипажи; въ то время, когда Мозеръ находился въ Казалинскѣ, изъ 12 офицеровъ одного экипажа девять были сосланы въ Сибирь или находились подъ судомъ; въ странѣ боялись этихъ людей какъ чумы.
Μ. Г. Черняевъ остановился въ Казалинскѣ на три дня, чтобы учинить судъ надъ виновными; они вскорѣ сознались въ своемъ преступленіи и были приговорены къ разстрѣлянію: приговоръ былъ приведенъ въ исполненіе на слѣдующій день.
"Я прибылъ на мѣсто казни въ ту минуту, какъ преступники исповѣдывались, говоритъ Мозеръ; на груди у каждаго изъ нихъ была дощечка съ надписью: "убійца"; возлѣ мѣста казни стояли шпалерами солдаты гарнизона. Я могъ разсмотрѣть осужденныхъ вблизи: никогда еще не приходилось мнѣ видѣть лицъ болѣе апатичныхъ и равнодушныхъ, повидимому, далекихъ отъ всякаго раскаянія; они подходили къ своимъ могиламъ твердою поступью, какъ идетъ человѣкъ со спокойною совѣстью. Приготовленія къ казни показались мнѣ безконечно длинными; наконецъ, солдаты, одѣвавшіе на нихъ рубашки, отошли и передъ нашими глазами трое осужденныхъ выдѣлились зловѣщимъ пятномъ на желтоватомъ фонѣ необъятной пустыни. Забилъ барабанъ... Кажется, всю жизнь будетъ раздаваться въ моихъ ушахъ залпъ, произведенный взводомъ: человѣческая справедливость была удовлетворена"...
Съ удовольствіемъ покинулъ нашъ путешественникъ Казалинскъ, оставившій въ немъ весьма тяжелое воспоминаніе; за Казалинскомъ ихъ ожидали на каждой станціи киргизскія лакомства: превосходный пилавъ, шашлыкъ и кумысъ; со всѣхъ сторонъ стекались кочевники, кто просто желалъ увидѣть генералъ-губернатора, кто являлся съ просьбою, кто съ жалобою.
"Черняевъ, со свойственною ему добротою, выслушивалъ всѣхъ и каждаго: бековъ принималъ въ своей палаткѣ, а тѣмъ изъ нихъ, которые чѣмъ либо отличились, дарилъ халаты; кочевники, съ своей стороны, являлись съ подарками; приносили граціозныхъ живыхъ газелей, степныхъ орловъ, пеликановъ замѣчательной величины; всѣ эти представители степной фауны увеличили коллекцію генерала.
"Киргизы, сопровождавшіе караванъ, предавались по пути своей любимой забавѣ, состоящей въ томъ, чтобы поднять съ земли, на полномъ скаку, козленка или барана. Этотъ спортъ требуетъ большой мускульной силы и не меньшей ловкости, въ особенности твердой посадки: всадникъ, наклонивъ корпусъ впередъ, на полномъ скаку, поднимаетъ съ земли эту тяжелую массу, но его нагоняютъ тотчасъ другіе всадники и стараются отнять у него барана, при чемъ наѣздникъ нерѣдко летитъ со своей ношей кубаремъ на песокъ; но ловкость киргизъ такъ велика, что конь и всадникъ немедленно встаютъ и уносятся въ карьеръ, поднимая облако пыли".
14-го числа караванъ прибылъ въ фортъ Кармакчи, а на слѣдующій вечеръ въ фортъ Перовскій; не доѣзжая трехъ верстъ отъ этого пункта, начинаются обработанныя поля, которыя представляютъ отрадное зрѣлище послѣ утомительной бѣлизны степи.
На слѣдующій день по пріѣздѣ въ ф. Перовскій, Черняевъ намѣревался отправиться на пароходѣ по Сыръ-Дарьѣ для инспектированія канализаціонныхъ работъ, производившихся, по его мысли, въ этой мѣстности.
"Промѣнявъ политику на земледѣліе, побѣдитель Туркестана поставилъ себѣ задачею доставить управляемой имъ странѣ новые источники богатства. Въ то время его занимали два вопроса перво степенной важности.
"Первый изъ нихъ состоялъ въ увеличеніи количества пахотной земли, посредствомъ устройства новой системы канализаціи. Мѣстныя условія какъ нельзя болѣе благопріятствовали этому, ибо многочисленные аулы киргизъ являлись ежегодно на зимовку на берега СыръДарьи, между Казалинскомъ и Чимкентомъ, и занимались тутъ обработкою полей; наблюденія показали, что число кочевниковъ, занимающихся земледѣліемъ, возрастаетъ съ каждымъ годомъ: пока кочевой образъ жизни даетъ киргизу возможность удовлетворять своимъ нуждамъ и потребностямъ своей семьи, до тѣхъ поръ онъ предпочитаетъ вести лѣнивую и привольную жизнь пастуха, но такъ какъ падежъ скота въ послѣднее время уменьшилъ чувствительнымъ образомъ его стада, и новые налоги, а быть можетъ и перемѣна администраціи создали довольно многочисленный классъ пролетаріевъ, то масса этихъ бѣдныхъ кочевниковъ, нѣкогда столь гордыхъ и смотрѣвшихъ на земледѣліе, какъ на постыдное ремесло, были вынуждены обработывать землю, лично для себя или въ качествѣ наемныхъ работниковъ у тѣхъ земельныхъ собственниковъ, которые создаются новой администраціей степи, т. е. у волостныхъ писарей.
"Генералъ Черняевъ всѣми мѣрами старался поощрить эти занятія земледѣліемъ, которыя могутъ значительно увеличить благосостояніе Туркестанскаго края, создавъ по теченію Сыръ-Дарьи цѣлый рядъ колоній.
"Другой, не менѣе важный, вопросъ, занимавшій генералъ-губернатора, было устройство новыхъ путей сообщенія, по которымъ могли бы сбываться въ Россію произведенія Туркестана.
"Вслѣдствіе завоеванія Ташкента, бывшаго центромъ средне-азіятской торговли, торговыя сношенія этой страны съ Россіей стали быстро развиваться; въ настоящее время на рынкахъ Туркестана преобладаютъ русскія мануфактурныя издѣлія, откуда они почти окончательно вытѣснили англійскіе товары, привозимые изъ Индіи. Однако, медленность, съ какою двигаются караваны, проходящіе всего 25 верстъ въ день, и обусловленная этимъ дороговизна транспортировки представляютъ серьезныя препятствія для развитія торговли съ Россіею. Главною артеріею для передвиженія войска и каравановъ служитъ дорога отъ Оренбурга до Казалинска, откуда она раздваивается, направляясь въ Бухару и Ташкентъ; этотъ караванный путь идетъ по степи, изобилующей колодцами и населенной многочисленными аулами, которые доставляютъ верблюдовъ, необходимыхъ для перевозки.
"Въ періодъ времени съ 1850 по 1869 г. русское правительство перевезло съ неимовѣрными трудностями изъ Оренбурга въ Аральское море нѣсколько судовъ, построенныхъ въ Швеціи, Англіи и Бельгіи, въ надеждѣ создать тамъ флотъ дли перевозки боевыхъ снарядовъ, а съ теченіемъ времени правительство полагало увеличить количество судовъ въ интересахъ средне-азіятской торговли. Но такъ какъ эти суда сидѣли слишкомъ глубоко, то по причинѣ мелководія они не могли принести ожидаемой отъ нихъ пользы и попытка воспользоваться Аральскимъ моремъ и Сыръ-Дарьей, какъ путемъ сообщенія, послужила лишь къ тому, чтобы выказать всѣ трудности, связанныя съ осуществленіемъ этого проекта.
"Итакъ, эти попытки не увѣнчались успѣхомъ; между тѣмъ, нѣкто Ванюхинъ, рыбный торговецъ, нашелъ болѣе короткій путь и съ успѣхомъ провезъ, неоднократно, свой товаръ изъ Аральскаго моря въ Каспійское черезъ Усть-Уртское плоскогорье; это обстоятельство надѣлало много шума и генералъ Черняевъ поручилъ полковнику Александрову изслѣдовать это плоскогорье, съ цѣлью опредѣлить, возможно ли соорудить тамъ дорогу, которая соединила бы Кунградъ, лежащій по нижнему теченію Оксуса, съ Яманъ-Айракты, находящимся при заливѣ Мертвый Култукъ, переименованномъ нынѣ въ заливъ Цесаревича; выгоды этого пути, сравнительно съ прежней оренбургской дорогой, громадны, ибо, отправившись изъ Оренбурга, караванамъ приходится ѣхать до Ташкента 1,705 верстъ сухимъ путемъ, тогда какъ, направляясь черезъ Усть-Урту, придется ѣхать сухимъ путемъ до Кунграда всего 440 верстъ, а далѣе водою, ибо Аму-Дарья судоходна на большей части своего теченія.
"Весьма благопріятный отзывъ, данный объ этомъ новомъ пути сообщенія полковникомъ Александровымъ, побудилъ генерала Черняева лично посѣтить Усть-Уртское плоскогорье въ 1883 году. Полковникъ Бѣлявскій, которому было предложено дать свое заключеніе на счетъ проектированной дороги, вполнѣ подтвердилъ данныя, сообщенныя его предшественникомъ. Усть-Уртское плоскогорье пользуется климатомъ здоровымъ, средняя температура зимою не падаетъ ниже 8о; одинъ изъ конечныхъ пунктовъ предполагаемаго пути -- заливъ Мертвый Култукъ имѣетъ довольно значительную глубину, такъ что пароходы могутъ свободно приставать въ немъ, и хотя море замерзаетъ тутъ съ декабря по мартъ мѣсяцъ, но это не представляетъ особеннаго неудобства, ибо для перевозки товаровъ достаточно остальнаго времени года.
"Создать въ Яманъ-Айракты гавань, съ плотинами и маяками, построить черезъ Усть-Урту до Кунграда дорогу, удобную для ѣзды въ экипажахъ, съ телеграфомъ или даже желѣзную дорогу -- вотъ задача будущаго; огромное преимущество этой дороги заключается еще въ томъ, что она центральная и примыкаетъ къ большой судоходной рѣкѣ. Уже въ настоящее время большія барки, построенныя въ Ургенчѣ, перевозятъ товары между Иль-Длшкомъ и Куиградомъ; они легко могутъ быть замѣнены пароходами, такъ какъ Аму-Дарья имѣетъ достаточно глубины, а саксаулы, растущіе въ изобиліи на ея берегахъ, обезпечатъ этимъ судамъ превосходное топливо.
"Такимъ образомъ, старинная дорога отъ Оренбурга до Казалинска будетъ современемъ посѣщаться гораздо менѣе, такъ какъ ока слишкомъ длинна и проходитъ но безплоднымъ степямъ, и главная торговля Средней Азіи пойдетъ по желѣзной дорогѣ, какъ по наиболѣе краткому и дешевому пути; хотя постройка этой дороги будетъ произведена другими лицами, но все же честь и слава ея будетъ принадлежать ген. Черняеву, и его имя всегда будетъ связано съ этимъ предпріятіемъ".
Итакъ, на слѣдующій день по прибытіи въ фортъ Перовскій, Черняевъ отправился на пароходѣ по Сыръ-Дарьѣ для осмотра вновь сооруженнаго канала, соединившаго маленькое озеро Джала-Куръ съ Сыръ-Дарьей; "каналъ этотъ проведенъ по плану мѣстныхъ инженеровъ и надъ нимъ трудились 400 каракалпаковъ, прибывшихъ изъ Хивы; это сооруженіе поистинѣ изумительное, такъ какъ единственный инструментъ, которымъ рабочіе туземцы пользовались при нивеллировкѣ, состоялъ изъ пузыря, до половины наполненнаго водою. Система плотинъ, придуманная генераломъ Черняевымъ, также весьма оригинальна и прекрасно приспособлена къ мѣстнымъ условіямъ: она состоитъ въ употребленіи старыхъ рыбацкихъ сѣтей, нагруженныхъ камнями и поддерживаемыхъ столбами; илъ, наносимый рѣкою, образуетъ, по прошествіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ, столь прочную плотину, что она въ состояніи направить теченіе рѣки къ тому пункту, куда этого желаютъ: разъ теченіе установилось, русло канала увеличивается само собою".
Пока генералъ инспектировалъ работы, спутники его охотились по берегамъ Сыръ-Дарьи, изобилующимъ всякаго рода дичью; поэтому пребываніе въ ф. Перовскомъ, благодаря этой маленькой экскурсіи водою, оставило въ нихъ самое пріятное воспоминаніе, но такъ какъ генералъ-губернатора ожидали въ Ташкентѣ, то имъ не долго пришлось воспользоваться этимъ пріятнымъ отдыхомъ; впрочемъ, мѣстность, по которой они ѣхали отъ ф. Перовскаго до Джулека и отъ Джулека до развалинъ Сорана, была не такъ однообразна, какъ предыдущая дорога, ее оживляла масса всевозможной дичи: фазаны перебѣгали дорогу подъ самыми ногами лошадей и путешественники стрѣляли по нимъ, не выходя изъ экипажа. Наконецъ, показались вдали купола обширной мечети, построенной въ самомъ центрѣ города Туркестана, перваго большаго сартскаго города, гдѣ Мозеру пришлось остановиться. "Эта мечеть, одно изъ самыхъ большихъ и великолѣпныхъ зданій Средней Азіи, построена въ XIV вѣкѣ великимъ завоевателемъ Тимуромъ, чтобы служить могилою его внучкѣ; размѣры мечети столь велики, что ее видно въ степи за 25 верстъ; изящные купола этого зданія, покрытые нѣкогда изразцами бирюзоваго цвѣта, значительно пострадали отъ времени; мозаики и прочія драгоцѣнности, находившіяся въ немъ, исчезли вслѣдствіе нерадѣнія муллъ, приставленныхъ смотрѣть за мечетью, и можно сказать, что она сохранилась для потомства только благодаря щедрости русскаго императора. По случаю коронаціи Александра III-го бухарскій эмиръ послалъ царю, въ числѣ прочихъ подарковъ, 100 тычячъ рублей золотою монетою; эта сумма была пожертвована государемъ исключительно на дѣла мусульманской благотворительности; такъ, напр., медрессе, построенное въ Бухарѣ благодаря щедротамъ императрицы Екатерины II, получило въ даръ 40 тысячъ рублей; 16 тыс. руб. ассигнованы на поправку и поддержаніе Газрети Тимура; остальная сумма назначена на поддержаніе разныхъ сооруженій въ Самаркандѣ".
Осѣдлые жители Туркестана, составляющіе коренное населеніе этой мѣстности,-- сарты, которые совершенно утратили нынѣ отличительныя черты своего племени и языка отъ смѣшенія съ арабами, индусами и узбеками. Идеалъ всякаго сарта сдѣлаться купцомъ, только самые бѣдные изъ нихъ занимаются земледѣліемъ; они лицемѣрны, лживы и пользуются, за эти качества, всеобщимъ презрѣніемъ.
"Сартъ брѣетъ себѣ голову, прикрывая ее вышитой скуфейкой, поверхъ которой надѣвается чалма; размѣръ этой чалмы зависитъ отъ средствъ. Бумажные шаровары его на-половину прикрываются бешметомъ съ узкими рукавами, сверхъ котораго надѣвается халатъ, съ длиннѣйшими рукавами, и чѣмъ богаче сартъ, тѣмъ большее число халатовъ онъ надѣваетъ на себя".
Что касается сартской женщины, то ея домашній костюмъ донельзя простъ, и состоитъ, въ теплое время года, изъ длинной кисейной или шелковой рубашки и шелковыхъ шароваръ, стянутыхъ внизу и украшенныхъ вышивкой. Шелковыя рубашки, продаваемыя въ Самаркандѣ, бываютъ тонки, какъ паутина, и, сжатыя рукою, помѣщаются въ кулакѣ; не смотря, однако, на столь несложный нарядъ, сартка постоянно занята своимъ туалетомъ; богатыя женщины, на которыхъ не лежатъ заботы о хозяйствѣ, проводятъ за туалетомъ большую часть дня. Молодыя дѣвушки носятъ рубашку, вырѣзанную на шеѣ и украшенную широкой вышивкой; рубашка замужней женщины имѣетъ разрѣзъ, доходящій до пояса и сдерживаемый у шеи металлической застежкой; рукава ея чрезвычайно широкіе и, при малѣйшемъ движеніи, обнажаютъ руку по плечо. Зимою женщины надѣваютъ поверхъ рубашки одинъ или нѣсколько халатовъ {См. приложенныя далѣе гравюры: изображеніе сартской женщины и киргизскій аулъ.}.
Женщина-сартка бываетъ обыкновенно средняго роста; величайшая прелесть ея состоитъ, безспорно, въ большихъ глазахъ, миндалевидной формы, которые она искусно подводитъ, чтобы придать имъ болѣе блеска. Чѣмъ ближе срослись брови, тѣмъ болѣе страстнымъ темпераментомъ обладаетъ, по ихъ мнѣнію, женщина, поэтому онѣ разрисовываютъ себѣ обыкновенно брови такъ, чтобы онѣ сходились на лбу. Цвѣтъ лица у нихъ, по большей части, смуглый, но встрѣчаются также лица замѣчательной бѣлизны; ноги и руки у нихъ маленькія, но походка чрезвычайно не граціозная. Волосы темнаго цвѣта, грубые и жесткіе, раздѣляются правильнымъ проборомъ посреди лба и на вискахъ и усердно смазываются помадой; молодыя дѣвушки заплетаютъ ихъ въ пять косъ, а замужнія женщины въ двѣ косы, которыя бываютъ иногда невѣроятной длины и украшаются монетами, лентами и амулетами; особеннымъ шикомъ считается красить себѣ зубы черной краской. Золотыя и серебряныя украшенія, осыпанныя бирюзою, изумрудами, рубинами и другими камнями, въ большой модѣ у сартской женщины; на лобъ онѣ надѣваютъ діадему, изогнутую дугообразно, подражая формѣ бровей, къ которой прикрѣпляется жемчужина или маленькій колокольчикъ, ниспадающій на носъ; всѣ онѣ носятъ серьги, которыя бываютъ весьма тонкой и изящной филиграновой работы и висятъ зачастую до плечъ; на шеѣ носятъ ожерелье съ подвѣсками, а руки украшаются браслетами.
"По этому описанію легко составить себѣ понятіе объ общемъ видѣ сартской красавицы, когда она у себя дома, но въ такомъ нарядѣ европейцу рѣдко удается ее увидѣть; когда же она выходитъ на улицу, то надѣваетъ сверхъ всего "фереджи", отвратительный балахонъ, имѣющій видъ мѣшка и прикрывающій ее съ ногъ до головы, оставляя открытою лишь часть лица, которая прикрывается, въ свою очередь, плотной сѣткой изъ конскаго волоса".
Отъ г. Туркестана до Чимкента путь идетъ все по той же однообразной степи, не представляющей для путешественника ничего интереснаго; только въ Иканѣ, неподалеку отъ Чимкента, обращаетъ на себя вниманіе "черный деревянный крестъ, напоминающій собою одинъ изъ самыхъ доблестныхъ подвиговъ русскаго войска, совершенный въ эпоху завоеванія этого края. Тутъ 104 уральскихъ казака, подъ командою эсаула Сѣрова, имѣя всего лишь одно орудіе, держались два дня въ открытомъ нолѣ противъ 10 тысячъ сартовъ, соорудивъ себѣ ограду изъ своихъ убитыхъ товарищей и ихъ коней. Комендантъ Чимкента, узнавъ объ ихъ отчаянномъ положеніи, послалъ имъ на выручку роту стрѣлковъ: болѣе сильнаго подкрѣпленія онъ не могъ доставить имъ, опасаясь ослабить свой фортъ. Но когда офицеръ, командовавшій стрѣлками, увидѣлъ легіонъ враговъ, окружавшихъ казаковъ, то онъ отступилъ. Подъ конецъ втораго дня казаки, не имѣя съѣстныхъ припасовъ, задыхаясь отъ зловонія труповъ, за которыми они прятались, не были въ состояніи держаться далѣе и рѣшились, по крайней мѣрѣ, дорого продать свою жизнь; они сдѣлали вылазку и достигли форта, непрестанно сражаясь по пути, такъ что изъ 104 человѣкъ достигли Чимкента всего 9 человѣкъ, при чемъ всѣ были ранены".
Отъ Чимкента до Ташкента, столицы края, всего 120 верстъ; тутъ мѣстность оживляется, повсюду видна вода и растительность, сартскія деревни попадаются безпрестанно. Изъ Ташкента выѣхали на встрѣчу генералъ-губернатору его адъютанты и чиновники и два посланника отъ бухарскаго эмира. Одинъ изъ нихъ ожидалъ пріѣзда генерала съ апрѣля мѣсяца, а другой, Рахметъ Уллахъ, весьма важный бухарскій чиновникъ, одѣтый въ парчевой халатъ, съ бѣлою чалмою на головѣ, только что пріѣхалъ.
Въѣздъ генералъ-губернатора въ Ташкентъ совершился съ истинно восточною пышностью. Генералъ помѣстился въ своемъ большомъ ландо, имѣя по лѣвую сторону Рахметъ Уллаха; всѣ экипажи были окружены ординарцами и джигитами верхами.
"Мы подвигались медленно, окруженные густымъ облакомъ пыли, разсказываетъ Мозеръ, дорога была окружена экипажами, наполненными дамами, любопытствовавшими взглянуть на Черняева; генералъ, по обыкновенію, заѣхалъ прежде всего въ церковь, гдѣ онъ былъ встрѣченъ духовенствомъ, затѣмъ въ генералъ-губернаторскомъ домѣ его ожидала цѣлая толпа офицеровъ высшихъ чиновъ въ полной парадной формѣ. Боже! какіе они были чистенькіе въ своихъ кителяхъ, въ сравненіи съ пріѣзжими, которые были покрыты желтоватою пылью, дѣлавшею ихъ неузнаваемыми".
Созданіе современнаго Ташкента представляетъ одинъ изъ тѣхъ подвиговъ, которые подъ силу только русскимъ и американцамъ. Представьте себѣ среди голой степи хорошенькій и веселенькій городокъ, съ широкими, правильно разбитыми, улицами, окаймленными по обѣимъ сторонамъ капали мы, вдоль которыхъ вы идете въ тѣни деревъ, осѣняющихъ тротуары; дома, окруженные садами, бываютъ нерѣдко двухъэтажные; а, нѣкоторыя общественныя зданія достойны занять мѣсто въ любомъ городѣ Европы. Казенныя зданія отличаются прочностью постройки и красивой архитектурой; военный клубъ походитъ на казино германскихъ курортовъ; въ его роскошныхъ залахъ даются балы, на которые съѣзжается отъ 400 до 500 человѣкъ, и въ довершеніе всего, въ Ташкентѣ имѣется театръ, въ которомъ устраиваются даже маскарады!
"Умственная жизнь чрезвычайно развита въ этомъ степномъ городѣ, имѣющемъ библіотеку и двѣ газеты: "Туркестанскія" и "Азіятскія Вѣдомости", учительскую семинарію и двѣ гимназіи. Чтобы дать понятіе объ успѣхахъ, дѣлаемыхъ цивилизаціей въ краѣ, замѣтимъ, что въ 1868 г. въ немъ было лишь 17 элементарныхъ школъ съ 737 учениками, а въ настоящее время (1883 г.) ихъ насчитываютъ до 60, и число учениковъ доходитъ въ нихъ приблизительно до 4 тысячъ. Въ русскомъ Ташкентѣ есть также русская школа для туземцевъ, въ которую является всегда болѣе желающихъ, нежели имѣется свободныхъ мѣстъ".
Чтобы облегчить желающимъ занятіе наукою, извѣстному энтомологу Ошанину было поручено составить естественно-историческій музей, но за недостаткомъ средствъ эта коллекція находится (1883 г.) въ весьма жалкомъ состояніи, за то астрономія составляетъ излюбленное дѣтище правительства.
Обсерваторія г. Ташкента имѣетъ особенное значеніе въ виду того, что изъ всѣхъ существующихъ обсерваторій она занимаетъ наиболѣе континентальное положеніе, будучи отдѣлена отъ океана пространствомъ земли болѣе, нежели въ 4 тысячи километровъ. Въ силу этого обстоятельства она находится въ самыхъ благопріятныхъ условіяхъ для наблюденій: если сравнить ее въ этомъ отношеніи, напримѣръ, съ Пулковской обсерваторіей, то окажется, что въ то время, какъ въ Пулковѣ едва насчитываютъ въ годъ 100 дней благопріятныхъ для наблюденій, а слѣдовательно 260 бываютъ потеряны для науки, въ Ташкентѣ бываетъ, наоборотъ, 260 полезныхъ дней и только 100 дней бываютъ потеряны для наблюдателя.
Прозрачность воздуха въ этой мѣстности центральной Азіи необычайная; немудрено поэтому, что создателями астрономіи были халдейскіе пастухи. Всѣ эти благопріятныя условія сдѣлали бы положеніе астронома, занимающагося наблюденіями въ Ташкентѣ, крайне затруднительнымъ, если бы этотъ городъ былъ соединенъ телеграфной проволокой съ обсерваторіями всѣхъ странъ свѣта; въ такомъ случаѣ наблюдателю пришлось бы цѣлый день не отрываться отъ зрительной трубы, но, къ счастью для него, Ташкентъ соединенъ телеграфомъ лишь съ обсерваторіями Москвы и Петербурга.
Ташкентская обсерваторія снабжена всѣми необходимыми инструментами: въ ней есть рефракторъ, помѣщающійся въ каменной башнѣ съ подвижнымъ куполомъ, меридіанный кругъ, утвержденный на двухъ кирпичныхъ столбахъ для измѣренія восхожденія и склоненія звѣздъ, наконецъ, сисмографъ для наблюденія колебаній почвы, которыя бываютъ въ Ташкентѣ весьма часты, хотя и не отличаются особенною силою.
"Можно себѣ представить, съ какими трудностями было сопряжено устройство этой обсерваторіи, такъ какъ всѣ приборы пришлось везти черезъ степь, на верблюдахъ, а затѣмъ передъ установкой на мѣсто потребовалось исправить ихъ и провѣрить опытными механиками. Генералъ Черняевъ, готовый оказать поддержку всему, касающемуся науки и развитію человѣческаго ума, принималъ и въ этомъ дѣлѣ самое горячее участіе. Что же касается сартскаго населенія, то оно продолжаетъ смотрѣть на эту башню и на все происходящее въ ней какъ на дьявольское изобрѣтеніе; во время луннаго затмѣнія, которое было видимо въ Ташкентѣ въ 1882 г., все туземное населеніе этого города было объято ужасомъ и успокоилось, лишь увидѣвъ, что луна снова заблистала на небѣ; даже старикъ сартъ, служащій при обсерваторіи, не смотря на всѣ объясненія, былъ до крайности перепуганъ и полагалъ, что насталъ конецъ міра.
"Мы имѣли случай посѣтить обсерваторію, говоритъ Мозеръ: прекрасный садъ, среди котораго возвышается это зданіе, построенное въ 4-хъ верстахъ отъ города, былъ освѣщенъ по этому случаю а giorno; насъ встрѣтилъ директоръ обсерваторіи, полковникъ Померанцевъ, повелъ насъ на верхъ башни и посвятилъ насъ въ тайны астрономіи, показавъ намъ комету, которую нью-іоркскіе астрономы тщетно искали на небѣ, подозрѣвая ея существованіе, и которую ему удалось открыть благодаря неутомимымъ наблюденіямъ и прозрачному небу Туркестана. Начальникъ штаба, генералъ Новицкій, увѣрялъ насъ, что это та самая комета, которая была видима въ 1812 году".
Дворецъ генералъ-губернатора представляетъ собою обширное и роскошное зданіе, окруженное великолѣпнымъ паркомъ, въ которомъ можно найти прохладу въ самые жаркіе дни. У себя дома Μ. Г. Черняевъ былъ также любезенъ и доступенъ, какъ и въ Россіи, и какимъ онъ былъ съ своими спутниками во время путешествія.
За обѣдомъ, который подавался въ 6 часовъ вечера, кромѣ домашнихъ, присутствовали всѣ офицеры и высшія должностныя лица, но на завтракъ приглашались лишь самыя приближенныя лица, съ которыми генералъ охотно бесѣдовалъ; эти бесѣды, по словамъ нашего путешественника, составляли самое пріятное изъ его ташкентскихъ воспоминаній; "послѣ завтрака мы отправлялись курить въ кабинетъ, разсказываетъ онъ; тутъ генералъ показывалъ намъ сабли, подаренныя ему хивинскимъ и бухарскимъ ханами; это знаменитыя произведенія Хорасана, которыми можно разрѣзать пополамъ батистовый платокъ, брошенный на воздухъ; стоимость этихъ клинковъ неоцѣнима, такъ какъ ихъ нельзя купить ни за какую цѣну; ножны ихъ блестятъ богатыми золотыми и серебряными украшеніями, осыпанными драгоцѣнными каменьями, но завоеватель Туркестана особенно дорожитъ самой простой изъ этихъ сабель, той, которая была взята у Алимъ-Куля, главнаго вождя туземцевъ, побѣжденнаго и убитаго подъ Ташкентомъ".