Гиппиус Александра Карловна - Таракан

ТРИ РАЗСКАЗА ДЛЯ ДѢТЕЙ.

Александра Гиппіусъ.

(АВТОРА РАЗСКАЗА "НЕПТУНЪ").

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Тип. Братьевъ Шумахеръ, Вас. Остр., Тучковъ nep. No 1.
1885.

ТАРАКАНЪ.

Въ роскошно убранномъ дамскомъ кабинетѣ Елена Алексѣевна принимала гостей. Рядомъ съ нею, на голубомъ штофномъ диванѣ, передъ овальнымъ столомъ изъ розоваго дерева съ бронзовыми украшеніями, сидѣла дама пожилыхъ лѣтъ, въ нарядномъ визитномъ туалетѣ; подлѣ, на креслѣ, сидѣла другая, очень молоденькая, въ черномъ бархатномъ платьѣ, шлейфъ котораго граціозно растилался по пестрому ковру. Противъ нея стоялъ, упираясь на стулъ и готовясь уйти, франтовски одѣтый и съ цилиндромъ въ рукахъ, молодой человѣкъ и распрашивалъ ее объ успѣхахъ оперы, которая давалась наканунѣ въ первый разъ. Собесѣдница, передавая свой восторгъ, водила взорами по комнатѣ и останавливала ихъ то на фарфоровыхъ саксонскихъ группахъ, размѣщенныхъ симметрично по штофнымъ голубымъ стѣнамъ, то на бронзовыхъ зеркальныхъ рамахъ, канделабрахъ, вазахъ; то опускала взоры на коверъ съ розами по свѣтлосѣрому Фону.... Вдругъ глаза ея приняли совсѣмъ особое выраженіе, не то удивленія, не то испуга, страха.... Она поспѣшно встала и, подобравъ одной рукой свой бархатный шлейфъ, отошла въ сторону.

-- Mon Dieu! mon Dieu! qu'est-ce que c'est? проговорила она, смотря на коверъ и слегка блѣднѣя.

По направленію къ креслу, на которомъ сидѣла эта дама, ползъ, шевеля усами, большой черный тараканъ.

Молодой человѣкъ проворно отодвинулъ свой стулъ, какъ бы желая дать дорогу смѣлому непрошенному гостю.

-- Qu'est-ce que c'est? повторила дама.

Назвать насѣкомое настоящимъ именемъ показалось молодому человѣку неприличнымъ и вопроса, дамы остался безъ отвѣта.

Старушка, сидѣвшая на диванѣ, навела на таракана лорнетъ и сдѣлала затѣмъ такую гримасу, что хозяйка вспыхнула и, схвативъ со стола колокольчикъ, сильно зазвонила. Почти въ ту же минуту, дворецкій, во фракѣ и въ бѣломъ галстухѣ, показался въ дверяхъ. Она указала на таракана, остановившагося почему-то у ножки дивана.

-- Хорошо содержатся наши комнаты! съ выраженіемъ сильнѣйшаго негодованія въ лицѣ и въ голосѣ, прошептала она дворецкому.

Тотъ нагнулся своимъ широкимъ туловищемъ къ полу и рукой, облеченной въ бѣлую перчатку, схватилъ таракана.

Сережа, мальчикъ лѣтъ восьми, въ курточкѣ, въ коротенькихъ панталончикахъ и полосатыхъ синихъ чулкахъ, бѣгалъ по залѣ съ маленькимъ терріеромъ, когда проходилъ дворецкій съ насѣкомымъ въ рукѣ. Онъ держалъ его двумя пальцами и, повернувъ ножками вверхъ, разсматривалъ.

-- Артемій, что у васъ въ рукахъ? спросилъ Сережа подбѣгая. Покажите.

-- Нечего смотрѣть, Сергѣй Андреевичъ. Дрянь!

-- Все-таки покажите.

-- Да вотъ: тараканъ черный.

-- Тараканъ? откуда онъ взялся?

-- А кто его знаетъ откуда! Забрался въ кабинетъ мамаши, да еще при гостяхъ.... такая непріятность! Должно быть изъ кухни приползъ, или обойщики занесли на дняхъ.

-- Куда же вы денете его?

-- Въ огонь подъ плиту. Не то и раздавить можно.

-- Не бросайте въ огонь и не давите, ради Бога!

-- А что же прикажете съ нимъ дѣлать? спросилъ Артемій смѣясь.

-- Отдайте его мнѣ.

-- Какъ можно давать вамъ въ ручки такую дрянь! Да и къ тому же, онъ убѣжитъ у васъ: пожалуй опять въ кабинетѣ очутится.

-- О, нѣтъ. Я его не выпущу. Дайте, Артемій.

-- Нельзя, нельзя, Сергѣй Андреевичъ. Виданное ли дѣло, чтобы господскія дѣти брали въ руки таракана.

-- Бралъ же я жуковъ и червяковъ разныхъ; отчего же не взять мнѣ таракана?

-- Да таракана, совсѣмъ другое дѣло, помилуйте.

-- Такъ положите его на бумагу, я и разсмотрю пока онъ будетъ ползать.

-- Съ бумаги-то уйдетъ; вѣдь онъ прыткій такой. Его потомъ и не поймаешь.

-- Ну такъ вотъ что: у меня есть банка -- съ ананаснымъ вареньемъ была -- мы посадимъ его туда. Изъ нея ему ужь не уйти. Постойте тутъ, я банку принесу сейчасъ.

-- Да дѣло не въ банкѣ, Сергѣй Андреевичъ: банка и въ буфетѣ найдется: а дѣло въ томъ, что ничего подобнаго въ комнатахъ держать не слѣдуетъ, нельзя, негодится.

-- Артемій, голубчикъ.... ну прошу васъ....

Сережа такъ долго приставалъ къ Артемію, такъ умолялъ его, что тотъ наконецъ согласился исполнить его просьбу. Тараканъ былъ спущенъ въ банку и Сережа понесъ его къ себѣ въ комнату.

Въ дверяхъ Сережѣ попалась сестра, семилѣтняя брюнеточка, съ распущенными волосами, въ бѣломъ платьицѣ и съ широкимъ розовымъ кушакомъ, завязаннымъ огромнымъ бантомъ сзади.

-- Покажи, что у тебя.-- полюбопытствовала она, хватаясь за банку.

-- Ахъ, тише!... тише!... Какъ ты неосторожна, Зина! Я могъ бы уронить.

Сережа поставилъ банку на окно.

-- Смотри! видишь, усы-то какіе?

Маленькая Зина уперлась локтями на подъоконникъ и стала всматриваться черезъ стекло банки въ шевелящееся тамъ насѣкомое.

-- А -- а!... тараканъ!

-- Какъ это ты знаешь? удивился братъ.

Опасаться чтобы тараканъ ушелъ было нечего: онъ скользилъ по гладкимъ стѣнкамъ и падалъ на дно. Первою заботою дѣтей было накормить его. Зина бросила въ банку кусочекъ сахару, затѣмъ подумала какъ бы и напоить, и съ этой цѣлью спустила къ нему на ниточкѣ свой маленькій серебряный наперстокъ, наполненный водой. Сахаръ оказался таракану по вкусу; до воды онъ не коснулся.

-- Однако, питаться однимъ сахаромъ нельзя: нездорово,-- порѣшили дѣти и попросили горничную принести кусокъ чернаго хлѣба. Отломивъ корочку, они всунули ее въ банку. Корочка была такъ длинна, что однимъ концемъ выходила наружу. Всунули и ушли, потому что гувернантка звала ихъ въ классную. Волей-неволей надо было прервать на нѣкоторое время всѣ наблюденія надъ насѣкомымъ и предаться ученію. Пошли они въ классную не спѣша.

-- Экая скука: все учись, да учись! шептала Зина. Вотъ самоѣды, что зимой по Невѣ на оленяхъ ѣздятъ, не учатся!... счастливые люди! Еще есть кафры черные.... я видала ихъ на картинкахъ.... съ перьями вокругъ тѣла.... тоже, говорятъ, не учатся. А вотъ мы несчастные....

Зина глубоко вздохнула, печально потрясла головой и раскрыла передъ собой тетрадь. Разсужденія были сдѣланы почти вслухъ и гувернантка -- ее звали Марьей Петровной -- слышала.

-- Зина! А ты бы согласилась носить вмѣсто бархатной шубки звѣриную кожу, подобно самоѣдамъ, или, вмѣсто платья надѣвать лѣтомъ, какъ дѣлаютъ кафры, одни только перья и такъ ходить по улицамъ.

Зина разсмѣялась.

-- И жить въ юртахъ, наполненныхъ дымомъ, какъ живутъ самоѣды? продолжала Марья Петровна. Чтобы умѣть строить такіе дома, какъ у насъ, требуется знаніе нѣкоторыхъ наукъ. Чтобы ткать различныя матеріи для нашей одежды необходимы фабрики; а для того, чтобъ вести фабричныя дѣла требуются своего рода познанія.

-- Да вѣдь мы учимся не матеріи ткать, и не дома строить, а читать и писать; вотъ это-то и скучно!

-- Большую часть познаній мы почерпаемъ изъ книгъ. Для этого необходимо умѣть читать.

-- А писать? проговорила Зина съ увѣренностью этимъ мудрымъ вопросомъ сбить съ толку наставницу.

-- Если бы не умѣли писать, такъ нечего было бы и читать; къ тому же счеты и разныя дѣла не могутъ вестись иначе, какъ письменно.... Однако, ты меня не слушаешь. Вижу по глазамъ, что мысли твои чѣмъ-то заняты.

-- Марья Петровна, позвольте внести его сюда?

-- Кого это?

-- Таракана, что у насъ въ банкѣ. Вѣдь вы его видѣли.

-- Вотъ еще! . Чтобы смотрѣть на него и ничего не дѣлать!

-- Мы смотрѣть не будемъ, право не будемъ.

-- Ужь позвольте, Марья Петровна,-- вмѣшался Сережа и вскочилъ, чтобъ идти за банкой. За нимъ вскочила и Зина, сваливъ при этомъ со стола тетрадь.

-- По мѣстамъ, по мѣстамъ, дѣти! крикнула Марья Петровна. Сегодня урокъ Священной Исторіи; на чѣмъ мы остановились?

-- На потопѣ, отвѣчалъ Сережа усаживаясь.

Читали о томъ, какъ дождь шелъ сорокъ дней и сорокъ ночей, какъ Ной построилъ ковчегъ и взялъ попарно всѣхъ животныхъ....

-- И таракановъ взялъ? спросила Зина, нагибаясь, чтобы поднять тетрадь: при этомъ она ударилась объ столъ и заплакала. Ей было не до отвѣта.

Пока Сережа разсказывалъ все, что зналъ о потопѣ, говорилъ Французскіе стихи и переводилъ, Зина, разложивъ на столѣ руки и положивъ на нихъ голову, все время хныкала.

Вошелъ лакей и доложилъ, что поданъ экипажъ, чтобы дѣтямъ ѣхать кататься. Дѣвочка мигомъ забыла головную боль и вскочила, какъ ни въ чемъ не бывало.

-- Постой, постой! опять остановила ее Марья Петровна. Ты мнѣ во весь урокъ ничего не отвѣтила. Проспрягай-ка въ настоящемъ времени глаголъ avoir.

-- J'ai, lu as, il а, nous avons, vous avez, ils ont, живо проговорила Зина и исчезла изъ комнаты.

Прежде чѣмъ надѣть пальто, дѣти завернули къ таракану. Зина, первая заглянула въ банку.

-- Ай!... Тараканъ-то ушелъ!

Посмотрѣлъ и Сережа.

-- Ушелъ. Онъ, должно быть, поднялся по корочкѣ, какъ по лѣсенкѣ, догадался тотчасъ Сережа.

Дѣти принялись искать своего бѣглеца подъ стульями, столами и въ углахъ.

-- Ѣхать пора! раздался голосъ Марьи Петровны.

-- Намъ некогда.... некогда! подождите пожалуйста, отвѣчали Зина и Сережа, до крайности озабоченные этимъ происшествіемъ, и бросились въ коридоръ искать насѣкомое. Но они и тамъ не нашли его. Сережа предложилъ сестрѣ идти въ кухню.

-- Какъ же мы пойдемъ туда: насъ забранятъ.

-- Ничего, пойдемъ!

Зина не тотчасъ согласилась идти, но пошла однако.

Появленіе дѣтей удивило всю прислугу: всѣ вопросительно посмотрѣли на нихъ.

-- Ахъ, да вотъ онъ! воскликнула Зина, при видѣ перваго таракана, попавшагося ей у входа въ кухню. Какое счастіе, что мы пришли сюда!

Былъ ли тараканъ тотъ самый, котораго искали или другой, дѣти не подумали. Онъ побѣжалъ отъ нихъ прочь такъ быстро, что самая ловкая мышь едва ли могла бы обогнать его. Таракановъ въ кухнѣ было много. Поваръ, чтобы обрадовать дѣтей, хватаетъ одного изъ бѣгающихъ по столу и, наклоняясь, какъ будто беретъ его съ полу, восклицаетъ торжественно: "Поймалъ!" и бросаетъ въ банку.

Дѣти поблагодарили повара за услугу и вышли.

Банка была поставлена на то самое мѣсто, гдѣ стояла прежде. Близость форточки смутила Зину. Она приложила къ форточкѣ ладонь.

-- Тутъ нашему таракану будетъ холодно: дуетъ.

-- Какъ ты сказала? Нашему? спросилъ Сережа, сдвинувъ брови.

-- Ну да, нашему. Какому же другому?

-- То есть моему, хотѣла ты сказать.

-- Ну да, моему.

-- Нѣтъ, нѣтъ! Моему, моему, повторялъ Сережа, ударяя себя въ грудь. Моему, а не твоему.

-- Отчего же не моему?

-- Оттого что онъ мой, а не твой.

-- Онъ и твой и мой.

-- Нѣтъ, ужь извините-съ. Онъ только мой.

-- Какимъ же образомъ онъ только твой?

-- А такимъ, что Артемій далъ его мнѣ, а не тебѣ.

-- Онъ далъ тебѣ, потому что въ комнатѣ былъ ты, а не я; а еслибъ мы были оба тамъ, онъ далъ бы и тебѣ и мнѣ.

-- Кому бы онъ далъ тогда, этого я не знаю, а теперь онъ далъ его мнѣ. Да вѣдь ты и сама знаешь, что онъ мой; а споришь только такъ.... потому что любишь спорить. Ты спорщица.

-- Кто это тебѣ сказалъ, что я люблю спорить?

-- Это всѣмъ извѣстно. Ты споришь со всѣми и обо всемъ, о каждой бездѣлицѣ. Кромѣ того, ты и завистлива: все, что увидишь у другихъ, надо чтобы было и у тебя, что принадлежитъ другому, надо, чтобъ принадлежало и тебѣ. Если хочешь имѣть таракана, попроси чтобгь поискали другаго, а этого я не дамъ.

-- Другаго нѣтъ въ домѣ.

-- Найдется! Пусть поищутъ. А ужь этого я ни за что не дамъ.

-- Не дашь?

-- Не дамъ.

-- Такъ вотъ же!

Она столкнула банку на полъ; банка разбилась на мелкіе кусочки. Освобожденный тараканъ такъ быстро побѣжалъ вдоль плинтуса, что Сережа едва успѣлъ нагнуться, чтобы поймать, какъ тотъ былъ уже подъ шкапомъ.

-- Какая злая!... проговорилъ Сережа, краснѣя съ досады.

Зина захохотала и побѣжала на вторичный зовъ Марьи Петровны.

Елена Алексѣевна, лежа послѣ обѣда на кушеткѣ, съ книгою въ рукѣ, задремала. Вдругъ чувствуетъ она, что по лицу что-то ползетъ. Она, не раскрывая глазъ, провела рукою по лицу и опять задремала. Минуту спустя, зашевелилось что-то и на рукѣ: на этотъ разъ она открываетъ глаза и видитъ.... о ужасъ!... по рукѣ ползетъ большой черный тараканъ. Она вскрикиваетъ, подымается проворно съ кушетки, трясетъ рукою, чтобы сбросить противное насѣкомое: но оно ползетъ все выше и выше и заползаетъ подъ верхнюю часть рукава. Елена Алексѣевна начинаетъ кричать; на крикъ прибѣгаетъ Зина.

-- Это тотъ самый, что сидѣлъ у насъ въ банкѣ, съ живостью проговорила дѣвочка, когда узнала причину волненія матери.

Елена Алексѣевна была такъ занята своимъ приключеніемъ, что на слова дочери не обратила ни малѣйшаго вниманія.

-- Надо его поймать, продолжала Зина: я позову Ульяну.

И она бросилась со всѣхъ ногъ за горничной, не столько изъ желанія помочь матери, сколько на помощь себѣ: она надѣялась, что Ульяна поймаетъ таракана и передастъ ей въ руки. Ей никогда не приходилось въ чистыхъ, роскошно убранныхъ комнатахъ, въ какихъ жила она, встрѣчать таракана, и потому она считала это насѣкомое рѣдкимъ и желала пріобрѣсть его какъ рѣдкость.

-- Попрошу у Анатолія -- Анатолій былъ старшій братъ ея -- микроскопъ, и какъ нельзя лучше разсмотрю таракашку: увижу глазки, ротъ, ушки.... мечтала Зина пока Ульяна раздѣвала мать.

-- Ай! вскрикнула горничная, когда изъ рукава вывалился на полъ тараканъ.

-- Уйдетъ! уйдетъ! произнесла Зина, опускаясь на коверъ и глядя, какъ тотъ бѣжалъ по пестрому ковру прямо подъ диванъ.

-- Отчего это, хотѣла бы я знать, развелись у насъ тараканы? говорила Елена Алексѣевна, застегивая на пуговицы лифъ. Вотъ уже мнѣ второй попадается сегодня. Утромъ, при гостяхъ.... такъ было совѣстно! Ульяна, скажите дворецкому, чтобы онъ, во что бы ни стало, вывелъ въ домѣ этихъ противныхъ насѣкомыхъ. Есть, говорятъ, такіе люди, которые занимаются исключительно истребленіемъ разныхъ насѣкомыхъ: пусть позоветъ такого. Передайте, Ульяна, мое приказаніе дворецкому сейчасъ-же. А ты, Зина, подымись съ ковра; нечего ёрзать, платье мять, прибавила Елена Алексѣевна и вышла въ гостинную.

Но Зина не поднялась. Стоя на колѣняхъ и сунувъ голову подъ большое кресло, она ждала не выйдетъ ли изъ угла тараканъ. Когда зоркіе глаза ея замѣтили, что изъ за ковра, у самаго плинтуса показались и зашевелились усы, она вскочила и побѣжала отыскивать брата.

-- Видишь? видишь?... шептала она Сережѣ, когда привела его и заставила нагнуться подъ кресло.

Вотъ онъ! указывала она пальцемъ. Бѣдненькій! боится выйти... прижался къ стѣнѣ. Отойдемъ на минуту.

-- Боже мой! какъ поймать его? озабоченно говорилъ Сережа. Еслибъ было что нибудь такое... въ родѣ мышеловки, только поменьше! Да нѣтъ.

Онъ задумался.

-- Вотъ что, Зина: посиди тутъ, покарауль.... а я ужь съумѣю поймать. Возьму большой листъ бумаги, густо намажу помадой и приложу къ таракану.... тараканъ и прилипнетъ.

-- Экій ты умный, догадливый! съ восторгомъ проговорила дѣвочка и бросилась цѣловать брата. Тараканъ, между тѣмъ, успѣлъ выйти изъ угла и убѣжалъ куда-то.

Сережа ничего не зная объ этомъ новомъ бѣгствѣ, отправился въ свою комнату и принялся посредствомъ трехъ пальцевъ покрывать листъ бумаги густымъ слоемъ помады, радуясь заранѣе своей успѣшной ловлѣ. Вдоволь истративъ душистаго вещества, онъ поднялъ листъ выше головы своей и побѣжалъ съ нимъ, черезъ залу и гостинную, въ кабинетъ матери. Печальный видъ сестры, неподвижно стоявшей въ дверяхъ, говорилъ ясно, что весь трудъ его и вся надежда на успѣхъ пропали. Они оба еще разъ сунулись головами подъ кресло и, убѣдись вполнѣ въ неудачѣ, разошлись.

На другой день все семейство сидѣло за завтракомъ. Артемій поставилъ чашку съ простоквашей на столъ передъ Еленой Алексѣевной и поднялъ крышку. Елена Алексѣевна съ ужасомъ вскрикнула и даже закрыла обѣими руками глаза. Въ простоквашѣ лежалъ, протянувъ всѣ ножки, большой черный тараканъ.

-- Опять тараканъ! Боже мой! хоть выѣзжай изъ дому! проговорила хозяйка съ выраженіемъ глубочайшаго отчаянія.

-- Гдѣ? гдѣ нашъ тараканъ? какъ онъ попался сюда? съ любопытствомъ говорили дѣти, стараясь заглянуть въ чашу. Имъ и въ голову не приходило, что въ кухнѣ этихъ насѣкомыхъ много и что имъ попадается на глаза не все одинъ и тотъ же.

Сконфуженный дворецкій поспѣшилъ снять со стола простоквашу и унести ее въ кухню, гдѣ принялся но своему дѣлать замѣчанія повару, мало стѣсняясь въ выраженіяхъ.

-- А чѣмъ я виноватъ? Вѣдь не я готовилъ простоквашу -- Гретхенъ. Вотъ Гретхенъ и браните. Она какъ поставила чашу ко мнѣ на столъ, я такъ вамъ и передалъ, не подымая крышки.

Дворецкій накинулся на Гретхенъ, толстую нѣмку лѣтъ тридцати, пришедшую въ кухню сварить себѣ кофе.

-- Вылейте лучше, чѣмъ такой шумъ подымать! спокойно отвѣтила Гретхенъ, уходя съ кофейникомъ въ рукѣ.

-- Ахъ, зачѣмъ выливать! вдругъ послышался изъ противоположнаго угла кухни молоденькій голосокъ. Отдайте лучше намъ: мы съ мамой съѣдимъ.

-- Съѣдите? такъ нате вамъ! Бери! отвѣчалъ поваръ на возгласъ дѣвочки, лѣтъ десяти, подошедшей къ столу.

-- Таракана-то мы выбросимъ, сказала дѣвочка и тутъ же, запустивъ въ простоквашу всѣ пять пальцевъ, вынула его и швырнула въ окно. Онъ попалъ со втораго этажа на кустъ, который росъ передъ окномъ нижняго этажа и, весь покрытый простоквашей, прилипъ къ листку.

Дѣвочка, съ чашею въ рукахъ, вышла изъ кухни и спустилась къ себѣ.

-- Мама! вотъ что прислалъ тебѣ генеральскій поваръ.... на!... кушай! Ты любишь простоквашу.

-- Какъ это вздумалось ему прислать? Не таковскій, кажись, чтобъ бѣднымъ людямъ оказывать вниманіе, сказала мать.

-- А вотъ когда скушаешь, такъ я и скажу отчего прислалъ; а теперь кушай, отвѣчала дѣвочка, плутовски улыбаясь и отыскивая въ ящикѣ стола деревянныя ложки.

Когда чаша была опорожнена, мать велѣла дочери хорошенько вымыть ее и возвратить кому слѣдовало. Дѣвочка наполнила чашу водой, подошла къ окну, чтобъ выплеснуть и, взглянувъ случайно на кустъ, замѣтила, что на листкѣ одномъ шевелилось что-то бѣлое. Она засмѣялась, поставила чашу на столъ и полѣзла въ окно.

Стоя передъ кустомъ, она внимательно разсматривала прилипшее къ листку насѣкомое и думала о томъ, какъ бы показать его матери. Изъ втораго этажа, между тѣмъ, смотрѣли на нее въ открытое окно двѣ дѣтскія головки.

-- Малаша! что ты увидала на деревѣ? птичку что-ли? спросили Зина и Сережа.

-- Нѣ-ѣтъ, не птичку.

-- А что же?

-- А вотъ что.

Она сорвала вѣтку и повернула тараканомъ къ окну.

-- Да намъ не разсмотрѣть отсюда; ты скажи что.

-- Тараканъ.

-- Какъ? на деревѣ? Ужь не нашъ ли? въ одинъ голосъ воскликнули дѣти и вопросительно посмотрѣли другъ на друга.-- Какъ онъ попалъ сюда? странное дѣло!

-- Да выбросили изъ простокваши.

-- Изъ простокваши? такъ это нашъ и есть.... нашъ, нашъ.

-- Онъ весь бѣлый, говорила Малаша, смѣясь.

-- Мы возьмемъ папашину зрительную трубочку, сказалъ Сережа.

Отыскавъ трубочку, онъ сталъ наводить ее.

-- Дай же и мнѣ посмотрѣть, сказала Зина.

-- Постой. Вѣдь я еще самъ ничего не видалъ.

-- Какъ не видалъ! сколько времени держишь трубку передъ глазами -- и не видалъ!

-- Я не успѣлъ хорошенько навести ее.

-- Скорѣй, скорѣй, Сережа.

-- Удивительно, какъ ты нетерпѣлива, Зина: скорѣй да скорѣй!

-- Дай, я посмотрю прежде, а ты потомъ.

-- Ну ужь нѣтъ. Я принесъ трубочку, такъ я и посмотрю первый.

-- Не все ли равно, кто принесъ, возразила Зина, хватаясь за трубку.

-- Да оставь же, Зина.

-- Не оставлю. Ты можешь посмотрѣть потомъ. Давай.

И она вырвала трубочку изъ рукъ брата. Сережа сталъ терпѣливо выжидать, чтобы сестра насмотрѣлась вдоволь.

-- Малаша! да принеси его къ намъ, стала просить Зина, усиливая голосъ, чтобы та могла слышать.

-- Таракана-то? Стоитъ ли, барышня, вносить это въ комнаты!

-- Принеси.

-- Вѣдь меня забранятъ у васъ. Я страхъ какъ боюсь.

-- Такъ вотъ что! придумалъ Сережа: мы спустимъ веревку: ты привяжи ее къ вѣткѣ, а мы въ окно и подымемъ.

Отыскавъ гдѣ-то длинную веревку, онъ спустилъ одинъ конецъ ея въ окно, оставивъ другой у себя въ рукѣ.

-- Дай, я подержу, попросила Зина.

-- Нѣтъ, ужь позволь мнѣ. Вѣдь я принесъ ее, такъ я и подержу.

-- Ты не сумѣешь поднять.

-- Сумѣю: позволь только.

-- Ахъ нѣтъ, нѣтъ!

-- Пока Малаша, стоя подъ окномъ, привязывала вѣтку, дѣти продолжали спорить и отнимать другъ у друга веревку. Кончилось тѣмъ, что оба упустили ее изъ рукъ.

-- Ай! какъ быть? другой такой же длинной не найти, говорили дѣти, высовываясь изъ окна, чтобъ видѣть лежащую на землѣ веревку.

-- Вы лучше сами придите сюда, посовѣтовала Малаша.

Другаго средства не оставалось и дѣти, не смотря на то, что имъ запрещено было выбѣгать на дворъ, спустились по черной лѣстницѣ и очутились возлѣ Малаши. Получивъ желаемое, они поспѣшно и благополучно вернулись въ комнаты.

-- Не положить ли намъ его въ стаканъ, покрыть бумагой и завязать? предложилъ Сережа.

-- Онъ и тогда уйдетъ! возразила Зина, никогда не соглашавшаяся сразу ни на какое предложеніе.

Но тараканъ былъ все-таки посаженъ Сережею въ стаканъ, стаканъ покрытъ бумагой и завязанъ; бумага же была тщательно исколота, чтобы заключенному не было такъ душно.

Насталъ опять часъ ученья. Просидѣвъ нѣсколько минутъ за чистописаніемъ, Зина выбѣжала изъ классной и подбѣжала къ окну. Каково было ея удивленіе, когда не только таракана, но и стакана не было на окнѣ.

-- Это Сережа унесъ, порѣшила она и побѣжала къ брату. Тотъ сидѣлъ за латынской грамматикой и со страхомъ поджидалъ учителя. Зина, какъ бомба, влетѣла въ комнату. Внезапный стукъ быстро отворившейся двери заставилъ Сережу вздрогнуть.

-- Отдай таракана! безо всякихъ разспросовъ приступила къ нему сестра.

-- Я его не бралъ, спокойно отвѣчалъ неповинный въ этомъ дѣлѣ Сережа.

-- Взялъ, взялъ!

-- А хоть бы и взялъ? Вѣдь онъ мой.

Зина топнула на него ногой.

-- Отдай!

-- Не мѣшай, пожалуйста, учиться. Минутъ черезъ пять придетъ Иванъ Ивановичъ, а у меня еще не готовъ урокъ.

-- Отдай! говорятъ тебѣ.

-- Ахъ, Боже мой! да долго ли ты будешь приставать ко мнѣ? Отстань!

Сережа, со страха, что сейчасъ войдетъ учитель и пожуритъ его, взялъ сестру за плечи и довольно безцеремонно вытолкнулъ ее за дверь. Дѣвочка, считая себя обиженной, осталась хныкать за дверью, но въ комнату не вернулась. Потомъ подошла къ открытому окну.

-- О чемъ вы плачете? крикнула ей со двора Малаша.

-- Братъ таракана унесъ.

-- Стоитъ ли плакать объ этомъ! Хотите я вамъ достану другаго? У насъ ихъ много.

-- Ну достань.

-- Да вамъ на что?

Зина и сама не знала хорошенько на что.

-- А... а для того... что у насъ и бабочки есть подъ стекломъ, и жуки, и паукъ есть; надо чтобъ и тараканъ былъ.

-- Какъ это подъ стекломъ? У насъ тараканы живутъ не подъ стекломъ, а такъ... бѣгаютъ повсюду.

-- О нѣтъ! у насъ имъ бѣгать такъ не позволяютъ. Мамаша сердится когда видитъ ихъ: велитъ выводить.

-- Какъ можно выводить! Тараканы приносятъ счастіе; выводить ихъ не годится. Вотъ какъ-то въ прошлую зиму, ужь ихъ очень много развелось у насъ, такъ мама и положила подъ кровать какого-то зелья: тараканы и ушли. И чтожь? потомъ... вотъ такъ.... около Святой.... мы чуть не погорѣли. Право! Мама какъ начала, со свѣчей въ рукѣ, искать ихъ въ кроватѣ сестренки, занавѣска, что надъ кроватью была, и загорись! Еле-еле махонькую сестренку успѣли вынуть изъ кровати, такъ занавѣска и сгорѣла вся. Ей Богу!... Съ тѣхъ поръ таракановъ не выводимъ больше. А гдѣ Сергѣй Андреевичъ?

-- Приготовляетъ уроки. Сегодня у него латынь.

-- А.... полынь!... трава такая -- знаю.

-- Нѣтъ, латынь, латынь. Это языкъ такой.... въ родѣ Французскаго.

Сережѣ латынь давалась не легко. Онъ съ трудомъ запоминалъ слова и никакъ не могъ справиться съ грамматикой. На этотъ разъ урокъ былъ приготовленъ совсѣмъ плохо: переводъ не сдѣланъ, спряженіе глагола "amare" не написано до конца, а между тѣмъ, съ минуты на минуту долженъ былъ придти учитель.

-- Пришелъ! пришелъ! закричала Зина изъ сосѣдней комнаты.

-- Учитель?... Ай!

-- Нѣтъ, тараканъ. Я стою въ коридорѣ и вижу: тихо, тихо идетъ онъ изъ дверей буфета и прямо ко мнѣ, какъ будто узналъ меня. Я не знаю какъ поймать его. Схватить руками боюсь, да и онъ не дастся, опять убѣжитъ. Пойдемъ ловить. Гдѣ твой напомаженный листъ?

-- Есть-ли мнѣ время заниматься этимъ, когда сію минуту долженъ придти Иванъ Ивановичъ.

-- Вѣдь тамъ на полу раздавятъ бѣднаго. Пойдемъ

Но Сережа не пошелъ.

Когда Зина вернулась въ коридоръ, тараканъ подымался къ потолку. Она долго слѣдила за нимъ глазами и ждала, не вздумается ли ему спуститься. Въ увѣренности, что на такой высотѣ никто не достанетъ его, она побѣжала къ окну сообщить обо всемъ Малашѣ, имѣвшей обыкновеніе проводить дни свои на дворѣ.

-- Не знаю только какъ поймать, кричала ей Зина.

-- А вы заманите чернымъ хлѣбомъ, посовѣтовала та. Какъ онъ начнетъ спускаться, вы и положите на полъ кусочекъ: онъ къ нему и придетъ, безпремѣнно придетъ. Они страхъ какъ любятъ черный хлѣбъ.

Зина послѣдовала Малашиному совѣту: выпросила у Артемія кусочекъ хлѣба, положила его на полъ, сѣла подлѣ и, съ терпѣніемъ охотника, стала поджидать появленіе насѣкомаго.

Вышелъ на минуту въ коридоръ Сережа. Сестра погрозила ему пальцемъ.

-- Тш.... испугаешь.

-- Кого?

Она указала подъ самый потолокъ. Но вниманіе Сережи было отвлечено стукомъ каблуковъ Ивана Ивановича, шедшаго по залѣ въ классную. Сережа убѣжалъ.

Терпѣніе Зины увѣнчалось успѣхомъ. Тараканъ, расхаживая по стѣнѣ вправо и влѣво, сталъ мало по малу спускаться. Приблизясь къ полу, онъ остановился, повертѣлъ усами и, ночуя запахъ чернаго хлѣба, направился къ куску. Зина, не двигаясь, едва переводя дыханіе и почти не моргая глазами, слѣдила за насѣкомымъ и чуть не забила въ ладоши, когда оно очутилось на кускѣ; затѣмъ она осторожно взяла этотъ кусокъ и понесла его, но куда -- сама не знала. Остановись посреди залы, она задумалась о томъ, въ какое наиболѣе безопасное мѣсто слѣдуетъ положить то. что она считала такою рѣдкостью. Тараканъ, между тѣмъ, сошелъ съ куска и перешелъ къ ней на руку.

-- Какой ручной! подумала Зина. Точно моя канареечка! Надо, чтобъ Малаша еще разъ взглянула на него. Но какъ передать?-- И ей тотчасъ же блеснула мысль, посадить его въ пустую помадную баночку, закрыть плотно крышечкой, обернуть хорошенько бумагой и швырнуть въ окно.

-- Малаша!

-- А? Что вамъ?

-- Лови!

-- Что ловить-то?

-- А вотъ баночку. Какъ развернешь бумагу и снимешь крышечку, то смотри -- не выпусти: тамъ тараканъ сидитъ.

-- Зачѣмъ выпускать!.. не выпущу.

Зина завела руку за голову, чтобъ со всего размаха швырнуть баночку изъ окна.

-- Лови, лови!

Малаша протянула руки, но банка пролетѣла мимо и звонко ударилась о камень.

-- Небось разбилась! предположила дѣвочка, поднимая банку. Она принялась осторожно развертывать бумагу.-- И то разбилась!

Тараканъ, ошеломленный внезапнымъ паденіемъ, еле шевелился между осколками.

-- А знаете, что я вамъ скажу. Вѣдь тараканъ-то не тотъ, что былъ на вѣткѣ, сообщила дѣвочка. У того одинъ-то усъ былъ длинный, а другой коротенькій; а у этого оба длинные. Не тотъ, право не тотъ. Вы и за этимъ сами придете?

-- Ой, нѣтъ!... боюсь. Пожалуй теперь на лѣстницѣ увидятъ меня, спросятъ, куда я иду, зачѣмъ.... забранятъ, накажутъ. Лучше ужь ты принеси.

-- Спросятъ и меня, куда я иду.

-- Спросятъ, такъ скажешь....

Что барышнѣ таракана несу, докончила Малаша со смѣхомъ.

-- О! сохрани тебя Боже! Артемій прибьетъ тебя, съ лѣстницы спихнетъ. Вѣдь онъ строгій у насъ. На дняхъ чуть было ни прибилъ моего крошечнаго щенка. "Въ комнатахъ, говоритъ, гдѣ ковры, щенковъ совсѣмъ не слѣдуетъ держать." Чудакъ этакій! А ты все-таки приди. Онъ въ буфетѣ: тебя не увидитъ.

Малаша сдѣлала нѣсколько шаговъ по направленію къ крыльцу и остановилась.

-- А если я повстрѣчаюсь въ коридорѣ съ вашею мамашею или съ Марьей Петровной, тогда что?

-- Тогда....

-- Съ кѣмъ это ты бесѣдуешь такъ громко? вдругъ раздался голосъ Елены Алексѣевны за спиной Зины.

Зина обернулась и личико ея вспыхнуло.

-- Я изъ гостинной слышала твой крикъ, продолжала Елена Алексѣевна.

-- Я.... я съ Малашей, мамаша,-- начала сконфуженная дѣвочка,-- мамаша говоритъ, то есть Малаша, что если мамаша спроситъ Малашу, то мамаша, то есть Малаша, скажетъ мамашѣ....

-- Ничего не понимаю. Объяснись хорошенько. Положеніе Зины было довольно затруднительное. Разсказать все какъ было послѣ того, что мать отдала приказаніе истреблять всѣхъ таракановъ въ домѣ, значило подвергнуть себя строжайшему выговору и, быть можетъ, наказанію; разсказать что нибудь другое, небывалое, значило солгать.... а солгать.. нѣтъ! на это у Зины никогда бы не хватило духу. Она передала какъ было.

Между тѣмъ Малаша, по черной лѣстницѣ, тайкомъ, тревожно посматривая вверхъ и внизъ, подымалась во второй этажъ. На площадкѣ, минуя кухню справа, она повернула къ двери налѣво, и, со страхомъ отворивъ ее на столько, что едва могла пролѣзть въ нее, очутилась въ коридорѣ. Не зная куда идти дальше, она остановилась у самыхъ дверей и стала поджидать, чтобъ вышла къ ней Зина. Но та не являлась. Въ концѣ коридора показалась полновѣсная фигура экономки: увидѣвъ Малашу, Гретхенъ скорыми шагами подошла къ ней.

-- Ты къ чему это въ господскія комнаты забралась, а? Мало того, что тебя пускаютъ въ кухню, надо еще и сюда лѣзть!

Испуганная дѣвочка повернулась, чтобы уйти.

-- А это что у тебя въ рукахъ? что ты принесла? кому? стала разспрашивать Гретхенъ, остановивъ Малашу въ дверяхъ, и, выхвативъ изъ рукъ ея свернутую комкомъ бумагу, развернула ее. Тараканъ свалился на полъ.

-- Э -- э!... Вотъ кто разводитъ у насъ таракановъ.... ты, голубушка! Всегда говорю: не пускать этой дѣвченки въ кухню!... не слѣдуетъ. Вотъ и правда, что не слѣдуетъ! горячилась она, бросаясь скорыми шагами въ догонку за тараканомъ; но онъ былъ проворнѣе толстой Гретхенъ и ушелъ въ щёлку прежде чѣмъ мощная нога той успѣла коснуться его.-- А сколько шуму, шуму-то было сегодня! И все я виновата, все я! чуть не плакала нѣмка, вспомнивъ о простоквашѣ.

Но Малаши уже не было.

Сережа сидѣлъ за латинскимъ урокомъ, читалъ, писалъ подъ диктовку, отвѣчалъ слова, а когда пробило восемь часовъ, учитель взялъ шляпу и ушелъ. Сережа принялся убирать книги. Вбѣжала Лэди -- такъ звали его собаку -- и поласкалась къ нему; затѣмъ съ визгомъ и виляя хвостомъ бросилась къ закрытымъ дверямъ, ведущимъ въ коридоръ, потомъ опять къ Сережѣ и опять къ дверямъ. Видимо ей хотѣлось, чтобъ ее выпустили въ коридоръ, гдѣ по обыкновенію стояла ея чаша съ водой. Сережа вышелъ вмѣстѣ съ Лэди, которая, утоливъ жажду, тотчасъ низко опустила голову, пошла медленно и, подойдя къ плинтусу, остановилась; замѣтно было, что она что-то чуяла. Тамъ былъ тараканъ. При первомъ движеніи его Лэди, слегка испугавшись, отскочила назадъ.

-- Вотъ онъ! радостно воскликнулъ Сережа и побѣжалъ сообщить сестрѣ о счастливой и неожиданной встрѣчѣ.

Лэди осторожно потрогивала лапкой таракана уже лежавшаго на спинкѣ, когда явилась Зина.

-- Лэди дрянная! поди прочь! не трогай,-- говорила она, накрывая насѣкомое платкомъ, чтобъ оно не могло уйти. Но тараканъ вышелъ изъ-подъ платка и поползъ.-- Ахъ, какой хорошенькій! черный, блестящій! лучше всѣхъ твоихъ жуковъ,-- говорила Зина брату.

-- Я сегодня же посажу его на булавку, объявилъ Сережа.

-- На булавку?... Какъ можно! Нѣтъ, нѣтъ, пусть живетъ!... Живетъ до старости; пусть у него посѣдѣютъ усы, какъ у дѣдушки!

-- Если не посадить на булавку, онъ опять уйдетъ.

-- Я опущу его въ банку, накрою кисеей и завяжу; банку спрячу, чтобъ не могли унести опять.

-- То есть, все это могу сдѣлать я, а не ты, потому что тараканъ вѣдь мой: Артемій далъ его мнѣ, а не тебѣ, ты знаешь.

-- Да, да! но сажать на булавку я не дамъ, не позволю. Ищи себѣ другаго, а этого ни за что не дамъ.

-- Хотѣлъ бы я знать, какъ ты не дашь.

-- А такъ.... не захочу дать и не дамъ.

-- Я посильнѣе тебя: силою возьму.

-- Посмотримъ.

Они оба кинулись ловить несчастнаго осужденнаго на смерть. Но тотъ бѣжалъ отъ нихъ все шибче и шибче. Сережа очутился къ нему ближе сестры; онъ почти коснулся до него рукой....

-- Не дамъ! не дамъ! закричала Зина и, оттолкнувъ брата въ сторону, бросилась впередъ такъ спѣшно, что, не замѣтивъ таракана, наступила на него. Тараканъ хрустнулъ. Зина вскрикнула. Сережа нагнулся къ нему совсѣмъ близко: шевелились усы, но не долго.