Гиппиус Александра Карловна - Мальчик со спичками

ГОРОДЪ И ДЕРЕВНЯ.

ПОВѢСТИ ДЛЯ ДѢТЕЙ СРЕДНЯГО ВОЗРАСТА.

АЛЕКСАНДРЫ ГИППИУСЪ,

АВТОРА РАЗСКАЗА "НЕПТУНЪ".

ИЗДАНІЕ КНИГОПРОДАВЦА-ТИПОГРАФА МАВРИКІЯ ОСИПОВИЧА ВОЛЬФА.

МАЛЬЧИКЪ СО СПИЧКАМИ.

Изъ сѣней въ кухню, гдѣ кухарка съ подобраніямъ со всѣхъ сторонъ платьемъ, босикомъ и согнувшись, усердно домывала полъ, отворилась дверь и на порогѣ наказался мальчикъ лѣтъ двѣнадцать. Чрезъ плечо у него на ремешкѣ висѣлъ ящикъ. Мальчикъ приподнялъ обѣими руками свою старенькую мѣховую шапку, изъ которой торчалъ клочекъ сѣрой ваты, и спросилъ: "Не надо-ли спичекъ?" Панталоны его и пальто, покрытое заплатками, не совсѣмъ подходящаго цвѣта, были забрызганы грязью. На сапогахъ грязь лежала густымъ слоемъ вплоть до щиколки.

-- Куда лѣзешь! проговорила кухарка. На чистый полъ да съ грязными ногами.... ишь!... Убирайся.

Мальчикъ, привыкшій, должно быть, къ подобному обращенію съ нимъ кухарокъ, не оробѣлъ нисколько и не поспѣшилъ уйти.

-- Спичекъ не надо-ли? повторилъ онъ спокойно.

-- Поди ты со спичками своими! Видишь не до спичекъ. И что къ дверямъ-то прислонился! Я ихъ только что обмыла. Убирайся, говорятъ тебѣ.

-- А спички хорошія, продолжалъ онъ, не двигаясь съ мѣста.

Тутъ недовольная кухарка, проворчавъ что-то про себя, выпрямилась, скорыми шагами подошла къ мальчику и мокрой тряпкой, которой только что вытирала полъ, безцеремонно махнула мальчику въ лицо; тотъ невольно подался назадъ и она хлопнула дверью ему передъ носомъ. Въ ту самую минуту на плитѣ, въ большомъ мѣдномъ чайникѣ, закипѣла вода и струями полилась по чайнику. Желая отставить его на менѣе горячее мѣсто, кухарка такъ поспѣшно и неловко его двинула, что кипятокъ большою массою плеснулъ ей на руку. Кухарка вскрикнула и застонала. Спускавшійся съ лѣстницы мальчикъ, услышавъ крикъ, пріостановился. Онъ вернулся къ дверямъ и, отворивъ ихъ, просунулъ голову. Кухарка, со слезами на глазахъ, разсматривала свою покраснѣвшую руку.

-- Аль руку обварили? спросилъ онъ съ нѣкоторымъ участіемъ, смѣло входя въ кухню. Хорошо бы, знаете, помазать деревяннымъ масломъ.

Окинувъ взоромъ полки, столы и окна и увидѣвъ на одномъ изъ оконъ заправленную лампадку, онъ опустилъ въ нее три пальца и сталъ осторожно мазать по больной рукѣ кухарки.

-- Надысь, я щами ногу обварилъ.... у плиты, знаете, босикомъ стоялъ, да какъ началъ щи-то изъ горшка въ тарелку наливать, щи-то, вмѣсто тарелки, да на ногу... Страхъ какъ больно было! Тетка то и дѣло деревяннымъ масломъ мазала, и полегчало.

Кухарка, вниманіе которой было сосредоточено на больной рукѣ, не замѣчала грязныхъ слѣдовъ мальчика и не гнала его больше.

-- Была-бы тряпка, я бы и перевязалъ вамъ, сказалъ онъ. Да вотъ, постойте.

Изъ-подъ суконнаго рукава у него торчалъ надорванный рукавъ старенькой холщевой рубашки. Онъ рванулъ его и, добывъ такимъ образомъ достаточной величины тряпку, сталъ обвертывать ею больную руку.

-- Вотъ такъ... такъ хорошо будетъ. Мажьте цѣльный день, и полегчаетъ, увидите, что полегчаетъ, говорилъ исполняющій должность врача своей паціенткѣ и, безъ всякой претензіи на благодарность, вышелъ.

-----

Троша, такъ звали мальчика, ежедневно ходилъ на рынокъ, торговать спичками. На другой день послѣ разсказаннаго нами событія, Марья, такъ звали кухарку, накупивъ на рынкѣ, куда и она ходила каждый день, масла, зелени и битыхъ куръ, и уложивъ все это, съ помощью продавцовъ, въ кулекъ, готовилась нести все домой; передъ ней очутился Троша съ весело устремленными на нее глазами и съ широко-улыбающимся ртомъ, въ которомъ виднѣлся цѣлый рядъ крупныхъ бѣлыхъ зубовъ.

-- Знать, рукѣ-то полегчало? проговорилъ онъ самодовольно, увидѣвъ, что Марья была уже въ состояніи захватить кулекъ руками. Дайте донесу.

Марья была довольна этимъ предложеніемъ и, въ награду за трудъ, дала Трошѣ, возвратясь домой, пятакъ. Съ тѣхъ поръ не проходило утра, чтобы Троша не носилъ ей кулька и не получалъ отъ нея въ награду хлѣба съ масломъ или кусокъ холодной говядины.

Наступило, однако, время, что Троша не сталъ болѣе показываться на рынкѣ. Марья освѣдомлялась, не видалъ ли кто мальчика со спичками и не знаютъ ли, отчего не видать его больше, но никакого удовлетворительнаго отвѣта получить не могла.

Прошло нѣсколько мѣсяцевъ. Прошелъ почти годъ. Наконецъ, въ одно воскресное утро слышитъ она за собою знакомый голосъ: "Спички, спички, хорошія спички!" Марья оборачивается и видитъ передъ собою Трошу. На вопросъ ея, отчего онъ такое долгое время не приходилъ на рынокъ, онъ отвѣчалъ, что некогда, что ходитъ каждое утро въ школу.

По старой памяти онъ и на этотъ разъ взялся донести Марьѣ кулекъ.

Войдя въ кухню, и прежде чѣмъ Троша успѣлъ уйти обратно, Марья принялась повѣрять въ умѣ своемъ только-что сдѣланные ею расходы.

-- Двѣ курицы,шептала она, приложивъ указательный палецъ къ носу,-- шестьдесятъ копѣекъ. Два фунта масла по двадцати по три копѣйки, -- она призадумалась,-- говядины восемь съ четвертью фунтовъ по четырнадцати съ половиною копѣекъ.... Охъ! бѣда мнѣ съ этими счетами! сказала она. Какъ ни считай, все не то выходитъ. Барыня сердится, бранится.

-- Дайте карандашикъ и бумажки, я вамъ сосчитаю, сказалъ Троша.

-- Развѣ ты умѣешь считать?

-- Какъ-же! Вѣдь я въ школу хожу.

-- Ну сочти, голубчикъ.

И, вынувъ изъ кухоннаго стола клочекъ сѣрой бумаги и остатокъ карандаша, она подала то и другое Трошѣ.

-- Двѣ курицы по тридцати копѣекъ, снова начала кухарка, будетъ шестьдесятъ копѣекъ Два фунта масла по двадцати по три, будетъ...

-- Будетъ сорокъ шесть копѣекъ, докончилъ Троша.

-- Говядины восемь съ четвертью фунтовъ, по четырнадцати съ половиною копѣекъ....

Тутъ и Троша призадумался. Не легко было и ему справиться съ дробями. Когда же подъ всѣми расходами онъ провелъ черту и началъ подводить итогъ, Марья качала головой отъ удивленія и вздыхала, жалѣя, что сама не могла сдѣлатъ того, что дѣлалъ Троша.

-- Вотъ вамъ и счетецъ готовъ, Марья Ильинишна! Изволили издержать два рубля двадцать пять копѣекъ и пять восьмыхъ копѣйки. Вѣрно-съ.

-- Ишь ты умникъ какой! Ну спасибо тебѣ.

Прощайте, Марья Ильинишна, счастливо оставаться.

Онъ надѣлъ шапку.

-- Постой, Троша, не уходи.

-- А что?

Марья задумалась и не отвѣчала.

-- Чтожъ, Марья Ильинишна?

Она вздохнула.

-- Ну-же, Марья Ильинишна, говорите.

-- Если бы ты могъ, голубчикъ, мнѣ письмецо написать.

-- Письмецо? Извольте.

-- А развѣ сумѣешь?

-- Отчего же не сумѣть?

Лицо Марьи засіяло.

-- Такъ знаешь, мой милый, приходи вечеркомъ сегодня. Теперь мнѣ некогда, надо господамъ и завтракъ и обѣдъ готовить, надо и посуду мыть. Къ тому же люди ходятъ, то тотъ, то другой пройдетъ. А вотъ часовъ такъ около осьми.... Максимъ съ господами въ театръ уѣдетъ, Прасковья со двора уйдетъ, намъ помѣхи и не будетъ. Придешь?

-- Велите придти, такъ приду.

-- Приходи, голубчикъ.

Троша не заставилъ долго ждать себя. Едва пробило семь, какъ онъ стоялъ уже въ дверяхъ. Марья убирала кухню. При видѣ Троши, она поспѣшно сняла послѣднія тарелки съ кухоннаго стола, которому, въ тотъ вечеръ, предстояло превратиться въ письменный, и когда все пришло въ надлежащій порядокъ, Марья отвязала свой мокрый передникъ, пошла къ себѣ за перегородку и черезъ минуту вынесла оттуда перо, чернильницу, листокъ почтовой бумаги и конвертъ, все приготовленное ею заранѣе.

-- Садись, Троша, и пиши.

Она прибавила огонька на керосиновой лампочкѣ, висѣвшей надъ столомъ въ простѣнкѣ, и подвинула Трошѣ стулъ.

-- Ну-съ, что же писать? спросилъ Троша.

Марья, подумавъ немного, продиктовала слѣдующее:

"Дорогой мой братецъ Петръ Ильичъ! Посылаю вамъ мой нижайшій поклонъ и желаю вамъ всякаго благополучія и въ дѣлахъ вашихъ успѣха. Про себя могу сказать, что я, слава Богу, жива и здорова и что письмецо ваше я получила. Еще скажу вамъ, что господа наши уѣзжаютъ въ Москву на первой недѣлѣ великаго поста къ ихней къ тетушкѣ и берутъ Прасковью и Максима берутъ. Дорогой братецъ, пріѣзжайте о ту пору погостить ко мнѣ, чѣмъ, могу вамъ сказать, доставите мнѣ большую пріятственность. Засимъ посылаю мой нижайшій поклонъ братцу Ивану Ильичу и сестрицѣ Матренѣ Ильинишнѣ, кумушкѣ Акулинѣ Тимофеевнѣ тоже поклонъ, дорогой моей крестницѣ Дунюшкѣ посылаю мое благословеніе на вѣки ненарушимое; кланяюсь Савельичу и Никитушкѣ кланяюсь. Остаюсь васъ любящая и погробъ уважающая сестрица

"Марья Ильинишна. "

Когда письмо было окончено и прочтено вслухъ и на конвертѣ былъ сдѣланъ адресъ, Марья выразила Трошѣ свою благодарность тѣмъ, что угостила его чайкомъ. При этомъ, она сообщила ему, что не всякому можно дать письмо писать, что иной и осудитъ и осмѣетъ, иной и сплетни надѣлаетъ.

-- А вотъ, еслибъ ты, мой милый, заходилъ иногда ко мнѣ да и писалъ бы, когда нѣтъ никого.

-- Что-жъ! и буду заходить, когда время будетъ. А теперь прощайте, домой пора.

Онъ пошелъ къ дверямъ.

-- Не спѣши, мой милый, дай свѣчку зажечь. На лѣстницѣ темно, споткнуться можешь.

Марья чиркнула спичку объ стѣну, зажгла свѣчку и, съ подсвѣчникомъ въ рукѣ, дала себѣ трудъ проводить Трошу до низу.

-- Подумаешь, какія вы добрыя стали, Марья Ильинишна! замѣтилъ ей Троша. А въ прошломѣто году, помните, какъ о Святую я въ первый разъ пришелъ къ вамъ спички продавать... вы полы еще мыли, помните? пришелъ-то я грязный такой, оборванный... вы какъ закричите на меня, да мокрой тряпкою въ лицо.... помните?

-- Ахъ, мой милый, да развѣ ты не знаешь пословицы: "по платью встрѣчаютъ, по уму провожаютъ," сказала Марья.