Гизетти Александр Алексеевич - З. А. Венгерова. Собрание сочинений, т. I. Английские писатели XIX века

З. А. Венгерова. Собраніе сочиненій, т. I. Англійскіе писатели XIX вѣка. Книг-во "Прометей". СПБ. 1912. Ц. 1 р. 50 коп.

Историко-литературныя и критическія статьи З. А. Венгеровой добросовѣстно разсказываютъ о современныхъ литературныхъ теченіяхъ въ Западной Европѣ, возбуждаютъ къ нимъ интересъ, желаніе ближе познакомиться съ произведеніями писателей. Этой цѣли служитъ книжка З. А. Венгеровой объ "англійскихъ писателяхъ XIX вѣка". Предисловіе направляетъ вниманіе читателя нѣсколько на ложный путь: З. А. Венгерова говоритъ, что выбираетъ между прочимъ писателей, которые "стоятъ въ той или иной связи съ духовной жизнью Россіи". Между тѣмъ о Россіи въ книгѣ идетъ рѣчь въ сущности только въ двухъ мѣстахъ по поводу весьма каррикатурно изображающихъ "славянскую Душу" поэмы Броунинга "Иванъ Ивановичъ" и драмы Уайльда "Вѣра, или нигилисты". Напротивъ, г-жа Венгерова удѣляетъ наибольшее вниманіе какъ разъ тѣмъ писателямъ, которые въ Россіи почти совсѣмъ неизвѣстны (Блэкъ, Россети, Броунингъ, Мередитъ) и ограничивается лишь весьма краткими этюдами о болѣе у насъ извѣстныхъ Рескинѣ и Моррисѣ. Распредѣленіе матеріала тоже не вполнѣ понятно; первой слѣдовало бы, конечно, помѣстить не статью о Рескинѣ, а именно о Блэкѣ, писателѣ, наполовину принадлежащемъ XVIII вѣку, отдаленномъ предтечѣ символистовъ, еще всецѣло связанномъ традиціонными аллегоріями религіозной мистики. Но уже у Блэка блещутъ зародыши новаго отношенія къ міру, неуклюжіе образы и нагроможденіе апокалиптическихъ терминовъ, часто только неудачная форма его глубокихъ раздумій и сердечной тоски по идеалу. Да и картины Блэка, на первый взглядъ, столь фантастическія, во многомъ, какъ правильно и остроумно отмѣчаетъ З. А. Венгерова, связаны съ совершенно реальными особенностями лондонскаго желтаго тумана, окрашивающаго пейзажъ и лица совершенно особеннымъ образомъ. Переходъ отъ Блэка къ Рескину и прерафаэлитамъ, однако, былъ бы слишкомъ рѣзокъ, напрасно З. А. Венгерова не удѣлила въ свой книгѣ особаго мѣста Шелли и Карейлю, писателямъ, наиболѣе причудливо сочетавшимъ наслѣдіе романтизма съ предчувствіями современнаго символизма и уже совершенно свободнымъ (особенно Шелли) отъ традиціонной религіозности, хотя и глубоко вѣрующимъ въ свои собственныя религіозныя мечтанія. За нимъ и слѣдовали бы вполнѣ естественно статьи о Рескинѣ, прерафаэлитскомъ братствѣ, Россети, Броунингѣ, во многомъ еще пользующихся архаическими пріемами и не чуждыхъ опредѣленныхъ религіозныхъ симпатій (особенно Броунингъ -- этотъ въ значительной степени предтеча В. Джемса на пути активнаго религіознаго оптимизма), но уже ясно сознающихъ свое новое воспріятіе жизни и міра. Къ нимъ примыкаетъ и Моррисъ, постепенно превращающійся изъ жреца чистой красоты въ глубокомыслящаго соціальнаго реформатора и революціонера. Отдѣльная статья о прерафаэлитахъ очень умѣстна: эта школа несомнѣнно имѣетъ широкое культурно-историческое, а не узко-художественное значеніе, и тѣсно связана съ литературой своего времени. Красиво и чутко передаетъ г-жа Венгерова изящно-грустную повѣсть о личной жизни Россети и Броунинга, правильно отмѣчаетъ національность и жизненность типа "россетіев.скихъ" женщинъ, ошибочно считающихся продуктомъ чистой фантазіи художника. Къ сожалѣнію, З. А. Венгеровой не вполнѣ удалось выяснить особенности идеаловъ любви у этихъ поэтовъ: подчеркивая, что эта "мистическая" любовь чужда аскетизма, и въ то же время противопоставляя ее чувственности, она не подчеркнула, что эта любовь (какъ и у Щелли) въ сущности является очеловѣченной и одухотворенной чувственностью; стихійная основа любви не искажается, а лишь превращается въ высшую форму. Вообще, книгѣ З. А. Венгеровой вредитъ нѣкоторый обывательскій мистицизмъ: умиленіе передъ "тайной міра" и стремленіе оторвать "чистую красоту" отъ развитія живой жизни. Броунингъ и Мередитъ въ изображеніи г-жи Венгеровой, вѣроятно, заинтересуютъ русскаго писателя своими сходствами съ двумя его признанными любимцами: вѣра Броунинга въ цѣнность искренной борьбы;за идеалъ, хотя бы и неудачной, живо напоминаетъ Ибсена, а въ "психологическомъ методѣ" Мередита есть много общаго съ Уэллсомъ (впрочемъ, скорѣе съ его бытовыми романами, чѣмъ съ утопіями, хотя въ такихъ романахъ, какъ "Грядущіе дни", "Дни кометы", "Машина времени", это сходство есть то же). Статью объ Уайльдѣ г-жѣ Венгеровой было бы лучше перенести въ особую книжку, которую она намѣрена посвятить "Англійскимъ писателямъ XX вѣка": индивидуалистъ-эстетъ слишкомъ явное дитя другого времени, и его обликъ немножко "не подходитъ" къ настроенію остального содержанія книги. Этюдъ объ Уайльдѣ очень небольшой, въ немъ нѣтъ попытки прослѣдить эволюцію міроощущенія этого писателя, въ которомъ боролись большая религія красоты и узкоэгоистическій эстетизмъ. Зато статья имѣетъ совершенно особый интересъ: въ ней г-жа Венгерова подробно разсказываетъ исторію процесса Уайльда и пытается доказать полную невинность несчастнаго поэта.

Александръ Гизетти.

"Современникъ", кн. 3, 1913