О Стебницкомъ-Лѣсковѣ въ молодости мнѣ приходилось читать и слышать весьма нелестныя вещи. Въ московскихъ литературныхъ кругахъ къ нему относились недружелюбно, но нѣкоторыя изъ его произведеній,-- въ особенности "Мелочи архіерейской жизни",-- производили сильное и благопріятное впечатлѣніе.
Первое произведеніе Лѣскова, напечатанное въ "Русской Мысли" (въ декабрьской книгѣ 1886 года), было гуманное сказаніе о Ѳедорѣ-христіанинѣ и Абрамѣ-жидовинѣ. Съ тѣхъ поръ Николай Семеновичъ напечаталъ въ нашемъ журналѣ много разсказовъ. Въ двухъ или трехъ случаяхъ, помню, редакція съ нимъ разошлась: мы не приняли "Часъ воли Божіей" и другой разсказъ, появившійся потомъ, въ очень измѣненномъ видѣ и подъ другимъ заглавіемъ, въ "Вѣстникѣ Европы". Лѣсковъ ничуть не обижался; разъ только упрекнулъ редакцію за то, что она замедлила отвѣтомъ.
Въ первой книгѣ "Русской Мысли" за 1890 годъ было помѣшено начало въ высшей степени интереснаго романа Лѣскова: "Чортовы куклы". Продолженіе его не появилось, но оно должно было оставаться въ рукописяхъ покойнаго. Жаль, если- оно не нашлось.
Послѣднимъ разсказомъ Лѣскова, напечатаннымъ у насъ, былъ "Дама и фефёла* (декабрьская книга 1894 г.). А въ февралѣ слѣдующаго года Николай Семеновичъ скончался.
Познакомился я съ Лѣсковымъ въ Петербургѣ, куда пріѣхалъ по дѣламъ редакціи. Онъ жилъ тогда на Фурштадтской. Съ тѣхъ поръ у насъ завязалась переписка. Кстати сказать, она была у Лѣскова въ удивительномъ порядкѣ. Какъ-то во время разговора ему понадобилось письмо Григоровича. Онъ подзываетъ дѣвочку-воспитанницу, даетъ ей ключъ и говоритъ: возьми изъ шкафа, ящикъ налѣво, буква Г., такое-то по счету письмо. И дѣвочка немедленно принесла его.
24 ноября 1890 года Лѣсковъ сообщаетъ, что писалъ графинѣ Софьѣ Андреевнѣ Толстой о нашемъ намѣреніи пріѣхать въ Ясную Поляну. "Ѣхать съ вами въ Поляну,-- пишетъ Лѣсковъ,-- очень желаю и думаю, что это должно принести душѣ моей пользу. Я, вѣдь, не могу скрывать мою преданность этому удивительному человѣку. Вчера получилъ книжку "Русскаго Обозрѣнія" и, перечитавъ свою сказку, не усмотрѣлъ въ ней ничего вреднаго успѣхамъ человѣческаго развитія, нравственности и общественному благоустройству. Пыталъ объ этомъ H. Н. Ге,-- и тотъ не усмотрѣлъ ничего вреднаго, а теперь жду письма отъ Льва Николаевича, а самъ пребываю въ спокойствіи совѣсти и въ ясной увѣренности, что не написалъ въ этой сказкѣ ничего дурного, безсмысленнаго и вреднаго идеямъ лучшаго благоустроенія. Подожду -- не увидитъ ли еще кто-нибудь того, что вамъ показалось".
"Буренинъ уже не стерпѣлъ: сегодня съ вами раздѣлался, а теперь о немъ то же самое почти написано въ "Русскомъ Обозрѣніи". Ишь, какое самолюбіе!"
Наша поѣздка въ Ясную Поляну не состоялась: Лѣсковъ былъ боленъ и разстроенъ. "Моя душа,-- пишетъ онъ,-- была невыносимо отягощена впечатлѣніями, съ которыми я не въ силахъ былъ справиться, и о которыхъ нечего разсказывать".
Лѣсковъ предлагалъ въ это время напечатать у насъ "Нашествіе варваровъ". Эти воспоминанія были составлены по разсказамъ Жомини "и представляютъ,-- пишетъ Лѣсковъ,-- Ашинова, М--ву дочь, болгаръ и нашихъ патріотовъ и борьбу съ ними дипломатіи. Эпизодъ веселый и смѣшной. Написано это такъ, какъ я умѣю и какъ пишу,-- ни лучше всего, ни хуже".
"Нашествіе варваровъ" мы не могли принять по цензурнымъ соображеніямъ, да и лица здѣсь выведены были тогда еще живыя.
За литературными явленіями и новыми талантами Лѣсковъ слѣдилъ очень внимательно. Когда, напримѣръ, въ книжкахъ "Недѣли" появилась "Генеральская " И. Н. Потапенка, Лѣсковъ написалъ мнѣ о ней очень хвалебное и теплое письмо. Онъ отмѣтилъ съ большой радостью стихотвореніе г. Фофанова "Уходятъ старые глашатаи свободы". Въ апрѣлѣ 1893 года Николай Семеновичъ писалъ мнѣ: "Разсказъ Чехова превосходенъ (дѣло идетъ о " Разсказѣ неизвѣстнаго человѣка", напечатанномъ въ февральской и мартовской книжкахъ " " 1893 г.) У Боборыкина "Наши люди", I--IV книги того же года) изученіе всего холопства превосходно, но повѣствованія нѣтъ. Тѣмъ не менѣе, это очень любопытно".
Заступился Н. С. Лѣсковъ за одного писателя, съ которымъ мы не поладили,-- и очень тепло заступился, что меня удивило нѣсколько и очень тронуло. Николай Семеновичъ соглашался, однако, что у этого писателя павлинъ въ (выраженіе Лѣскова).
Прилагая при этомъ письмѣ свою карточку, онъ прибавляетъ, что она любительская и снята на-дняхъ для посылки въ Пештъ, по просьбѣ одного иллюстрированнаго изданія. Не ручаясь за сходство, Лѣсковъ замѣчаетъ: "Въ сущности, вѣдь это совершенно безразлично для Венгріи, буду я похожъ или не похожъ, а мнѣ надоѣли эти хлопоты о пустомъ дѣлѣ".
"Зимній день" Лѣскова вызвалъ большія непріятности... Онъ пишетъ мнѣ успокоительное письмо и говоритъ, что для январской книги 1895 года готовитъ намъ разсказъ "Онъ уже переписывается, но я о немъ еще никому не говорилъ, и первымъ пишу вамъ, а вы мнѣ отвѣтьте: надо вамъ или не надо".
Возвращая рукопись "Фефёла", Лѣсковъ пишетъ (16 ноября 1894 года):, Я очень радъ, что она у меня побывала и я могъ ее свободно передѣлывать. Это очень важно, когда авторъ отходитъ отъ сдѣланной работы и потомъ читаетъ ее уже какъ читатель. Тогда только видишь многое, чего никогда не замѣчаешь, пока пишешь. Главное -- вытравить длинноты и манерность и добиться трудно дающейся простоты. Теперь я удовлетворенъ и покоенъ".
Очень былъ огорченъ Лѣсковъ отреченіемъ Рѣпина отъ идеи въ искусствѣ. Онъ это совершилъ,-- пишетъ Лѣсковъ,-- "среди бѣлаго дня". "У меня,-- продолжаетъ онъ,-- былъ два раза Стасовъ съ совершенно остывшими руками и былъ трагически трогателенъ. И впрямь это ужасно! Изъ всѣхъ изъ нихъ выдержалъ до конца одинъ Ге, и тотъ самый гонимый и даже прогнанный" (письмо отъ 30 ноября 1894 г.).
В. Гольцевъ.
Сборникъ "Итоги". Изданіе газеты "Курьеръ". М., 1903 г.