Гольцев Виктор Александрович - Эволюция идей-сил

Эволюція идей-силъ *).

*) Fouillée: "L'évolutionnisme des idées-forces". 1890.

Русская Мысль многократно указывала на интересныя работы Альфреда Фуилье, одного изъ наиболѣе даровитыхъ мыслителей современной Франціи. Новый трудъ Фуилье посвященъ чрезвычайно важному вопросу, касаться котораго намъ приходилось по разнымъ поводамъ въ Русской Мысли. Теперь въ большомъ ходу мысль о томъ, что именно мысль-то наша и есть нѣчто второстепенное, подчиненное. Дѣлаются серьезныя попытки выдвинуть на первый планъ внутреннее чувство и вообще ирраціональное начало. Сквозь эту дверь открывается легкій доступъ многимъ старымъ, изгнаннымъ наукою предразсудкамъ и сантиментальнымъ сѣтованіямъ о мнимой немощи разума. Точныя психологическія наблюденія вовремя являются на помощь раціонализму и подтверждаютъ его старыя права на царственное мѣсто во всѣхъ областяхъ человѣческой дѣятельности.

Въ скоромъ времени должна появиться новая книга Фуилье: Психологія идей-силъ. Она составитъ необходимое дополненіе къ тому сочиненію, съ содержаніемъ котораго мы познакомимъ на этихъ страницахъ читателей Русской Мысли.

Въ наше время,-- говоритъ Фуилье, -- склонны изучать эволюцію, не вводя въ нее никакого умственнаго дѣятеля. Психическіе факты (чувствованія, мысли, желанія) изображаются лишь какъ результаты безъ самостоятельнаго значенія, какъ послѣдствія, а отнюдь не причины развитія, не его двигатели. Вслѣдствіе такой постановки дѣла, между жизнью и мыслью, между біологіей и психологіей образуется непереходимая бездна, т.-е. разрывается самая эволюція. Отъ этого недостатка не свободенъ и самый крупный изъ современныхъ философовъ-эволюціонистовъ, Спенсеръ.

Фуилье защищаетъ иной взглядъ. Онъ разумѣетъ подъ идеей или мыслью не только внутреннее представленіе того, что есть или можетъ быть, но всякое обдуманное состояніе сознанія. Отъ идеи въ этомъ смыслѣ неотдѣлимы чувствованія и желанія и она является все болѣе и болѣе могущественнымъ факторомъ личнаго и общественнаго развитія. Общія идеи, отвлеченныя мысли возбуждаютъ въ насъ многообразныя волненія и представленія и влекутъ за собою съ неотразимою силой. Въ идеи замыкается долгій культурный трудъ ряда смѣнявшихся поколѣній, онѣ являются формами общественнаго сознанія, представляемыми сознанію индивидуальному; въ то же время, онѣ дѣйствуютъ какъ силы, вліяя на отдѣльную личность, которая посредствомъ идей въ свою очередь вліяетъ на общество {Вотъ точное опредѣленіе идеи, даваемое Фуилье: "Nous appellerons idées, formes mentales ou formes de conscience, tous les états de conscience en tout que susceptibles de réflexion et par réflexion, de réaction sur eux-mêmes, sur les autres états de conscience, enfin, grâce а la liaison du physique et du mental, sur les organes du mouvement".}.

Признакомъ силы вообще можетъ служить ея степень, напряженность. Всякому извѣстно, что состоянія сознанія, всякая идея и чувство, отличаются большею или меньшею напряженностью, то-есть большею или меньшею силой, и уже поэтому очевидно, что мысль и чувство не могутъ не быть въ свою очередь, каково бы ни было ихъ происхожденіе, факторами личной и общественной жизни. Нѣтъ сознанія безъ какой-либо его напряженности, -- нѣтъ, слѣдовательно, состоянія сознанія, которое не было бы, въ то же время, его степенью. Теперь уже представляется возможнымъ, посредствомъ разнообразныхъ приспособленій, подвергать эти состоянія измѣренію съ количественной стороны. О прямыхъ и косвенныхъ способахъ этихъ измѣреній мы въ нашемъ изложеніи говорить не будемъ. Это вопросъ спеціальный, не имѣющій для насъ, въ данномъ случаѣ, большаго значенія. Ему отведено нѣсколько параграфовъ въ первой главѣ книги Фуилье. Главный выводъ его въ этой главѣ таковъ: "интензивность (напряженность) состояній сознанія есть функція напряженія внѣшнихъ возбужденій и внутренней реакціи" {Fouillée, 18.}.

Иногда представляютъ себѣ сознаніе какимъ-то свидѣтелемъ внутреннихъ состояній или вызывающихъ ихъ внѣшнихъ явленій. Между тѣмъ, наше сознаніе неотдѣлимо отъ всѣхъ состояній этого сознанія, оно не существуетъ внѣ ихъ. Сознавать и значитъ что-либо мыслить, чувствовать, желать. Напряженное удовольствіе есть напряженное сознаніе удовольствія. Уменьшите удовольствіе -- вы уменьшите и его сознаніе. Конечно, можно имѣть интензивное сознаніе слабаго удовольствія, но это уже актъ вторичный, размышленіе, сосредоточеніе вниманія и сужденія, а не актъ непосредственнаго сознанія. Если мы испытываемъ, то-есть сознаемъ, боль и въ это время наше сознаніе (вниманіе) будетъ отчасти отвлечено чѣмъ-либо другимъ, то это поведетъ къ ослабленію, въ большей или меньшей степени, ощущенія боли,-- иными словами, произойдетъ перераспредѣленіе сознанія (силы).

Но покрываетъ ли сознаніе всю психическую жизнь, нѣтъ ли внѣ освѣщенной области умственныхъ фактовъ темной области фактовъ умственныхъ, но не сознаваемыхъ? Одна школа современной психологіи устремляетъ свое вниманіе исключительно въ эту сторону и предполагаетъ единственно-возможнымъ объясненіе сознательныхъ актовъ, какъ результатовъ безсознательныхъ состояній. Другіе психологи указываютъ на то, что такъ называемыя безсознательныя душевныя состоянія заключаютъ въ себѣ зачатки сознанія. Эти зачатки, при благопріятныхъ условіяхъ, конденсируются, крѣпнутъ и превращаются въ раздѣльныя сознательныя состоянія, подобно тому, какъ изъ туманныхъ пятенъ постепенно образуются звѣзды. Еслибъ мы обладали психическимъ микроскопомъ, то подмѣтили бы въ себѣ такія мелкія состоянія сознанія, о которыхъ теперь не имѣемъ понятія. Фуилье замѣчаетъ, что нельзя говорить о переходѣ безсознательнаго въ сознательное, а лишь о томъ, что слабая степень сознанія перешла въ болѣе сильную. Колесо экипажа можетъ вертѣться съ такою быстротой, что мы не получимъ ощущенія смѣны спицъ, въ нашемъ сознаніи онѣ исчезнутъ, но мы знаемъ объ ихъ существованіи на основаніи прежнихъ опытовъ, прежнихъ сознательныхъ ощущеній. Существуютъ насѣкомыя, крылья которыхъ бьются отъ трехсотъ до тысячи разъ въ секунду; мы не можемъ, по устройству нашего организма, различать явленія, смѣняющіяся съ такою быстротой, и мы не сознаемъ ихъ раздѣльно, а воспринимаемъ общее впечатлѣніе отъ трепетанія крыльевъ этого насѣкомаго. Когда мы при чтеніи книги, насъ очень интересующей, перевертываемъ страницу за страницей, здѣсь дѣйствуетъ сознаніе, хотя и въ темной формѣ, въ рядѣ неотчетливыхъ актовъ. Въ сознаніи потомъ будетъ воспоминаніе, что мы перевертывали страницы, но не будетъ раздѣльнаго воспоминанія о каждой перевернутой страницѣ. Эти отдѣльные психическіе акты сливаются, какъ голоса въ хорѣ. Этимъ же объясняется, почему ребенокъ, заснувшій подъ пѣсенку, просыпается, когда она смолкаетъ: голосъ былъ какъ бы педалью, онъ входилъ въ общую совокупность сознанія, постепенно ослабѣвавшаго, и прекращеніе пѣнія нарушило установившуюся гармонію.

Фуилье подвергаетъ внимательному и подробному разбору мнѣнія тѣхъ изъ современныхъ психологовъ, которые признаютъ происхожденіе сознательныхъ ощущеній и сознательныхъ сужденій изъ неразличимыхъ сознательно психическихъ актовъ. Къ числу подобныхъ психологовъ относятся такіе мыслители, какъ Гельмгольцъ, Тэнъ, Вундтъ, Ланге. Въ ихъ соображеніяхъ, наблюденіяхъ и опытахъ заключается чрезвычайно много интереснаго и важнаго. Мы не станемъ передавать соотвѣтствующихъ главъ книги Фуилье, отчасти потому, что вопросъ требуетъ не пересказа, а точной и полной передачи для достаточнаго уясненія, отчасти потому, что аргументація Фуилье не представляется намъ вполнѣ убѣдительною. Между сознательнымъ и безсознательнымъ существуетъ, конечно, разрывъ; но разрывъ подобнаго рода, говорятъ сторонники иного объясненія, существуетъ, напримѣръ, между кислородомъ и водородомъ, съ одной стороны, и водой -- съ другой, что не мѣшаетъ водѣ быть сочетаніемъ опредѣленнаго вида именно кислорода и водорода. Съ нашей точки зрѣнія, важнѣе всего вопросъ о томъ, имѣетъ ли сознаніе (мысль), разъ оно образовалось, значеніе самостоятельнаго фактора психической жизни, или не имѣетъ. Въ случаѣ положительнаго отвѣта, наше развитіе становится дѣйствительно надъорганическимъ и въ общую эволюцію, поскольку она относится къ человѣческому обществу, вводится могущественный и благотворный дѣятель -- человѣческая мысль.

Каждая, самая простая функція нашей умственной жизни,-- говоритъ Фуилье,-- заключаетъ въ себѣ: 1) измѣненіе нашего состоянія, 2) болѣе или менѣе смутное при этомъ удовольствіе или непріятное ощущеніе, 3) измѣненіе, произведенное реакціей. Иными словами, каждый психическій процессъ (элементарный) состоитъ изъ ощущенія, чувствованія, воли {"Les faits de conscience, malgré leur complexité, n'en sont pas moins réductibles au processus élémentaire: sentir, être ému, réagir, qui, en un seul mot, constitue Fappetit" (Fouillée, 79).}. Въ самыхъ отвлеченныхъ идеяхъ и въ самыхъ сильныхъ чувствахъ анализъ открываетъ присутствіе этихъ элементовъ въ разнообразныхъ сочетаніяхъ и степеняхъ. Мы думаемъ и чувствуемъ во всѣ мгновенія нашей (сознательной) жизни, но только въ однихъ случаяхъ преобладаетъ мысль и чувство заслоняется ею, въ другихъ случаяхъ, наоборотъ, первый планъ занимаетъ чувство и присутствіе мысли становится несомнѣннымъ только при внимательномъ анализѣ этого душевнаго состоянія, когда оно закончится. Мысль, которую защищаетъ Фуилье, далеко не нова; но она не пользуется общимъ признаніемъ, часто игнорируется, а, между тѣмъ, она богата важными и теоретическими, и практическими послѣдствіями. Только благодаря этой неразрывной связи мысли и чувствованія, воли и мысли, получается возможность облагораживать чувствованія, укрѣплять и направлять волю къ достойнымъ цѣлямъ, придавать идеямъ въ нашей жизни значеніе первенствующаго фактора въ личномъ и общественномъ поведеніи.

Развитіе вообще происходить отъ простаго къ сложному. Первоначальные психическіе акты направлены къ поддержанію существованія, интеллектуальное начало играетъ въ нихъ слабую роль; но, по мѣрѣ эволюціи, по мѣрѣ совершенствованія отдѣльныхъ органовъ, роль эта все болѣе и болѣе усиливается. Каждое состояніе сознанія (стало быть, и мысль) вызываетъ въ насъ движеніе, въ большей или меньшей степени опредѣляетъ волю,-- это очевидно вытекаетъ изъ установленія неразрывной связи трехъ элементовъ каждаго психическаго акта {"Nous avons, en somme, aussi bien le droit de dire l'idée-force on le sentimentforce on le désir-force, parce que ces divers moments du processus mental s'impliquent l'un Vautre et impliquent tous le mouvement" (Fouillée, 97).}. Фуилье выставляетъ такую формулу для этого закона: "Всякое состояніе сознанія, въ мѣру своей интензивности или своей силы, стремится опредѣлить болѣе или менѣе интензивныя и распространенныя движенія". Нѣтъ такого состоянія сознанія, какъ бы ни было оно слабо, которое не подымало бы въ нашемъ организмѣ легкой волны движенія. Чувствовать, мыслить, желать, отдѣльно отъ движенія, мы можемъ только въ зрѣломъ сознаніи; мы можемъ тогда представитъ, напримѣръ, какое-либо движеніе нашего тѣла и не исполнить такого движенія, но лишь потому, что это движеніе, начатое въ силу именно представленія о немъ, задерживается нами. Дѣти и дикари какъ только представятъ себѣ что-либо, такъ сейчасъ же исполняютъ соотвѣтствующія движенія. Такимъ образомъ, отдѣленіе мысли отъ движенія составляетъ явленіе не первоначальное, а производное, пріобрѣтенное. Оно происходить отъ столкновенія представленій или чувствованій. Отсюда рождается новый импульсъ, который ведетъ къ остановкѣ или ослабленію того или другаго движенія, къ взаимной нейтрализаціи противуположныхъ импульсовъ. Всякая идея есть образъ, то-есть совокупность возрождающихся ощущеній, обусловливающихъ возрождающіяся движенія. Если въ моей головѣ возникнетъ мысль о прогулкѣ, то я пойду гулять, если этому не помѣшаютъ другіе образы, чувствованія, внѣшнія причины. Наша мысль сама есть движеніе въ клѣткахъ мозговаго вещества и стремится къ реализаціи. Психофизика доказываетъ, что представленіе движенія ведетъ къ передачѣ движенія, если только другое представленіе не задержитъ перваго. Ожиданіе движенія является началомъ этого движенія до такой степени, что, приготовившись слышать звукъ, мы слышимъ его и въ томъ случаѣ, когда вспыхиваетъ электрическая искра. Когда мы находимся на доскѣ надъ пропастью, представленіе паденія весьма интензивно, стало быть, импульсъ къ паденію также великъ, и необходимо для того, чтобъ удержаться, большое усиліе воли. Такъ называемая idée fixe стремится устранить всѣ другія представленія и поэтому исключительно опредѣляетъ наше поведеніе, доводя его до болѣзненной односторонности. Въ состояніи сомнамбулизма также каждое представленіе, каждая мысль, которыя заполоняютъ все сознаніе, неудержимо и непосредственно ведутъ къ реализація этой мысли и этого представленія. Подобное же мы видимъ при гипнозѣ, въ состояніи навожденія (внушенія), когда наступаетъ искусственный моноидеизмъ (т.-е. исключительное господство одной идеи). Гипнотизёръ образуетъ въ мозгу какъ бы пустоту и вводитъ въ эту пустоту опредѣленную мысль, которая, не встрѣчая задержекъ, и осуществляется въ движеніяхъ. Всякій замѣчалъ на себѣ невольное подражаніе какому-либо движенію другаго лица: быть свидѣтелемъ движенія -- значитъ уже быть его участникомъ. Сюда относятся всѣ случаи состраданія или сорадованія (симпатіи).

Бенъ указываетъ на то, что нѣкоторыя наши движенія совершаются по привычкѣ, въ нихъ совсѣмъ не участвуетъ удовольствіе. Но Фуилье возражаетъ на это такимъ образомъ: если нашему привычному движенію что-либо помѣшаетъ, то сейчасъ же вскроется, что оно есть скрытое желаніе, потому что мы захотимъ осуществить задержанное движеніе.

Идея о какомъ-либо чувствованіи, если она достигнетъ опредѣленной силы, ведетъ къ тому, что мы на самомъ дѣлѣ испытаемъ это чувствованіе. Этимъ, какъ извѣстно, объясняются такія явленія, какъ стигматы, т.-е. приливъ крови въ опредѣленное время къ опредѣленнымъ частямъ организма, образованіе на нихъ язвъ и т. д.

Признавая количественное соотношеніе между фактами физіологическими и психическими, Фуилье говорить, что отсюда не точно заключать о превращеніи (трансформизмѣ) явленій физическихъ и физіологическихъ въ явленія умственныя: мы не можемъ свести чувствованія и мысль къ простымъ отношеніямъ, измѣняющимся въ пространствѣ, къ движеніямъ въ чистомеханическомъ смыслѣ, на что уже сводятся явленія физіологическія. Но количественное измѣненіе физическихъ условій умственнаго факта влечетъ за собою не только количественное, но и качественное измѣненіе этого факта. Такъ, болѣе сильное ощущеніе тепла отличается отъ слабѣйшаго и количественно, и качественно: качественное измѣненіе при этомъ можетъ идти до перехода пріятнаго ощущенія въ непріятное, и наоборотъ. Между энергіею физической и умственной существуетъ полное соотвѣтствіе двойственнаго отношенія количества и качества. По отъ этой чисто-психологической точки зрѣнія должно отличать точку зрѣнія нравственную и общественную. Нравственное и общественное качество поступка или человѣка есть оцѣнка послѣдствій, причемъ взвѣшивается будущее, принимается въ разсчетъ не отдѣльная личность, а все общество, и т. д. Каменщикъ, въ данный моментъ, подымая камень, можетъ израсходовать такое же количество силы, какъ Лейбницъ, производившій въ это время вычисленіе. Но потраченная каменщикомъ сила сполна выражается въ перестановкѣ камня, а мысль Лейбница дѣйствуетъ въ длинномъ рядѣ поколѣній, производя множество прямыхъ и косвенныхъ результатовъ. Точно также неисчислимы благодѣтельныя послѣдствія высокаго нравственнаго примѣра, и, конечно, между этими послѣдствіями и силою, въ механическомъ смыслѣ слова, затраченною героемъ, Гарибальди или Кошутомъ, не можетъ быть эквивалента, въ томъ же механическомъ смыслѣ.

Существуетъ ли эквивалентность или взаимное соотношеніе между умственными силами (forces-mentales)?-- спрашиваетъ Фуилье. Отвѣтъ получается положительный. Психическія измѣненія, сравниваемыя между собою, должны имѣть различную степень энергіи въ соотвѣтствіи съ различною степенью энергіи нервныхъ процессовъ. Мысль, чувство вызываютъ пропорціональный рядъ психическихъ состояній, какъ и въ мірѣ физическомъ тепловыя, напримѣръ, движенія пропорціональны свѣтовымъ явленіямъ, эквивалентны ихъ энергіи. Нѣкоторые философы спиритуалистической и критической школы утверждаютъ, что динамическіе законы сложенія силъ неприложимы къ фактамъ душевной (умственной) жизни, но Фуилье опровергаетъ это утвержденіе. Сами писатели, защищающіе такой взглядъ (Ренувье, напримѣръ), признаютъ за умственными состояніями такія свойства, которыми характеризуются именно силы: напряженность, продолжительность и постоянное соотношеніе съ движеніемъ. Въ области умственной (духовной,-- Фуилье говорить: dans le domaine mental, faits mentaux) похожія силы и дѣйствующія въ одномъ направленіи соединяются, противуположнымъ уравновѣшиваютъ другъ друга.

Въ третьей части своего сочиненія Фуилье приступаетъ къ ближайшему разъясненію природы того соотношенія, которое онъ признаетъ между физическими и умственными силами. Французскій мыслитель вооружается противъ теоріи, по которой физическій и умственный факты есть одинъ и тотъ же фактъ, съ двухъ точекъ зрѣнія, вслѣдствіе чего идеи являются не силами, а рефлексами. Наше сознаніе не можетъ считаться феноменомъ, аналогичнымъ съ другими, потому что оно присутствуетъ во всѣхъ актахъ нашей душевной жизни, о которой мы и знаемъ только то, что входитъ въ область сознанія. Допуская, что всѣ сознательныя функціи зависятъ отъ опредѣленныхъ нервно-мозговыхъ условій, Фуилье не признаетъ возможнымъ свести сознаніе къ механизму, какъ болѣе сложное къ простѣйшему {Фуилье полемизируетъ при этомъ съ Рибо, Сѣченовымъ и другими психофизіологами.}. Чрезвычайно важно изучить явленія, которыя стоятъ на границѣ механизма и познавательной способности (intelligence) {У насъ слово intelligence переводятъ иногда двумя словами вмѣстѣ: умъ и познаніе.} -- привычки, инстинкты, рефлективныя дѣйствія. Въ привычкѣ Фуилье видитъ и пассивное, и активное начала. Она является длящимся измѣненіемъ, которое произведено дѣйствіемъ и противодѣйствіемъ силъ. Привычка, съ одной стороны, физическій механизмъ, съ другой -- психическое стремленіе (appétition psychique). Движенія, которыя становятся привычными, исполняются, наконецъ, безсознательно, говоритъ Фуилье. Авторъ излагаемой нами книги допустилъ въ данномъ случаѣ неосторожное, съ его точки зрѣнія, выраженіе: разъ сознаніе участвовало въ созданіи привычки, привычка эта, какъ психическій актъ, не можетъ быть совершенно безсознательною, и Фуилье могъ говорить только о слабой степени сознанія, о смутномъ и общемъ, а не раздѣльномъ и общемъ сознаніи. Примѣръ, который приводится самимъ Фуилье, можетъ возбудить нѣкоторыя сомнѣнія относительно правильности его взгляда на независимое, самостоятельное существованіе сознанія: докторъ Робенъ, ожививши электричествомъ спинной мозгъ человѣка, которому была отрублена голова, нарѣзалъ скальпелемъ грудь трупа, я рука казненнаго поднялась и направилась къ пораженному мѣсту. Фуилье говоритъ, что такого сложнаго защитительнаго движенія не можетъ производитъ ребенокъ, что оно пріобрѣтено долгимъ упражненіемъ и перешло въ прирожденное рефлекторное дѣйствіе. Съ этой точки зрѣнія открывается благодѣтельная возможность пересоздавать наши инстинкты, образовывать новые и въ корнѣ уничтожать такіе инстинкты, подобнаго же происхожденія, которые оказываются вредными съ нравственной и общественной точки зрѣнія.

Фуилье утверждаетъ, что между существенными элементами инстинкта заключается сознаніе. Въ основѣ инстинкта лежитъ органическая потребность (appétit), О присутствіе болѣе или менѣе смутнаго сознанія удовольствія или вреда отъ удовлетворенія этой потребности не позволяетъсмѣшивать инстинктивныхъ движеній съ чистымъ автоматизмомъ (стр. 205). Наслѣдственно передается не представленіе, а извѣстныя ассоціаціи или приспособленія въ нашемъ мозгу. Какъ только наступаютъ условія, задѣвающія эти приспособленія, такъ сейчасъ же открывается легкій доступъ для быстраго осуществленія той идеи, которая когда-то положила основаніе инстинкту. Такъ, разумѣется, утенку не передается въ наслѣдство идея или образъ воды, но утенокъ, очутившійся въ водѣ, сейчасъ же почувствуетъ себя тамъ вполнѣ привольно. Фуилье называетъ поэтому инстинктъ идеей-силой въ зачаточномъ состояніи. У животныхъ такой инстинктъ (или идея-сила) является неподвижнымъ (idée-force à type fixe), а у человѣка способнымъ къ многообразнымъ измѣненіямъ. Но Фуилье признаетъ, что движенія, бывшія въ большей или меньшей степени, сознательными, сътеченіемъ времени, по мѣрѣ усовершенствованія механической ихъ передачи, ускользаютъ совершенно изъ поля сознанія, становятся вполнѣ рефлекторными. Таково, напримѣръ, нормальное сердцебіеніе. Этимъ разсужденіемъ Фуилье, по нашему мнѣнію, опять наноситъ ударъ своему взгляду на самостоятельное существованіе сознанія и приближается къ мнѣнію, которое защищаетъ нашъ знаменитый физіологъ И. М. Сѣченовъ. Какъ только механизмъ кровообращенія нѣсколько испортится, Фуилье долженъ будетъ признать возникновеніе сознанія именно вслѣдствіе задержки движенія. Въ концѣ своихъ разсужденій объ инстинктѣ и о рефлекторныхъ актахъ названный ученый говоритъ слѣдующее: "Все совершается механическимъ путемъ, но, въ то же время, все совершается, если можно такъ выразиться, путемъ ощущеній и побужденій (par voie sensitive et appétitive). Не существуетъ, съ одной стороны, чувствующаго духа, съ другой -- абсолютно нечувствующаго вещества, которое, однако, можетъ быть чувствуемо. Нѣтъ, если моя рука чувствуетъ музыкальный инструментъ, котораго она касается и надавливаетъ, чтобы вызвать изъ него разнаго рода звуки, то это потому, что инструментъ, сдѣланный человѣческимъ искусствомъ, могъ, при извѣстныхъ естественныхъ условіяхъ и цѣломъ рядѣ превращеній, стать моею рукой". Такая постановка вопроса, на нашъ взглядъ, даетъ лишь мнимое разрѣшеніе и совсѣмъ не разъясняетъ дѣла. Защищая свой взглядъ, Фуилье говоритъ, что современный монизмъ присовокупляетъ къ физической эволюціи эволюцію умственную, безъ установленія дѣйствительной связи между ними, тогда какъ его монизмъ, имманентный, избѣгаетъ этого затрудненія. Принципъ этого имманентнаго и опытнаго монизма Фуилье выражаетъ въ такихъ словахъ: "Всѣ факты въ мірѣ, безъ исключенія, должны быть связаны пѣнью дѣйствія и противодѣйствія и образовывать единое динамическое цѣлое". Начало умственное составляетъ часть міровыхъ явленій, оно обусловлено,-- стало быть, въ свою очередь не можетъ не являться обусловливающимъ и входитъ, такимъ образомъ, въ міровое соотношеніе явленій, въ то, что мы называемъ взаимнымъ вліяніемъ, эмпирическою причинностью. Умственныя (психическія) состоянія суть факторы эволюціи. Факты сознанія противу стоять силамъ среды и уравновѣшиваютъ ихъ. Въ борьбѣ за существованіе, при равныхъ другихъ условіяхъ, преимущества сознанія даютъ рѣшительный перевѣсъ. Съ философской точки зрѣнія, вслѣдствіе этого, всякая космическая теорія, отвергающая умственный элементъ, какъ дѣятельное начало эволюціи, оказывается недостаточною. Одинаково нелѣпо сказать: мозгъ могъ бы точно также (de la même manière) функціонировать безъ чувствованія, или чувствованіе могло бы точно также произойти безъ мозга (стр. 269). Дѣйствительная природа,-- продолжаетъ Фуилье,-- не знаетъ нашихъ отвлеченій. На самомъ дѣлѣ нѣтъ царства реальности, гдѣ все -- движеніе, и царства тѣней, гдѣ свѣтятъ отраженнымъ блескомъ идеи. Идея, освѣщая, содѣйствуетъ достиженію результата. Смутноестремленіе, становясь въ сознаніи отчетливымъ и яснымъ, выигрываетъ въ напряженности. Психо-физіологи, какъ Фере, Рибо, признаютъ за чувствованіями динамическую силу. Всякій сознательный актъ является совокупностью извѣстныхъ безсознательныхъ силъ, соединенныхъ съ соотвѣтственною силой самого сознанія. Это послѣднее обусловливаетъ прогрессъ, дѣлаетъ настоящее точкою отправленія для будущаго, раскрываетъ безконечную перспективу, въ которой явленія располагаются въ правильные ряды. Сознаніе направляетъ нашъ путь, даетъ намъ возможность выбора. Покинутый на морѣ корабль, быть можетъ, и приплыветъ когда-нибудь въ Нью-Йоркъ; онъ прибудетъ туда прямо и скоро, если кораблемъ управляетъ знающій капитанъ. Такова, приблизительно, роль сознанія въ жизни человѣческаго общества. Оно ростетъ и крѣпнетъ въ исторіи, и Фуилье полагаетъ, что наиболѣе радикальное объясненіе міровой эволюціи состоитъ въ признаніи, какъ ея причины, стремленія осуществить наивозможно большее благополучіе съ наименьшими усиліями.

Если оставить въ сторонѣ космическую гипотезу Фуилье и остановить вниманіе на его психологической теоріи, то плодотворность той точки, на которую становится французскій ученый, представляется очевидною. Въ самомъ дѣлѣ, если наше сознаніе, наши идеи только рефлекторные акты, если всѣ они опредѣляются только темными, недоступными нашему опредѣленному воздѣйствію органическими процессами, тогда слѣдуетъ отказаться отъ борьбы за идеалы,.отъ стремленія къ правильному устройству личной и общественной жизни. Метафизика взывала нѣкогда къ свободѣ и достоинству человѣка. Метафизика теперь развѣнчана, несмотря на героическія усилія философовъ-легитимистовъ; но точное научное изслѣдованіе подтвердило, что въ ея запросахъ къ человѣку было много справедливаго и основательнаго. Если цифры показываютъ, какъ управляется міръ, то управлять нашимъ человѣческимъ міромъ призваны идеи. Свобода и справедливость являются въ исторіи идеями-силами. Ихъ значеніе выростаетъ и крѣпнетъ по мѣрѣ эволюціи. Эти идеи составляютъ одинъ изъ результатовъ эволюціи, но давно уже стали и могущественными ея факторами. Идея,-- говоритъ Фуилье,-- видоизмѣнитъ происходящее психически, мозговыя движенія, соотвѣтствующія идеѣ, видоизмѣнятъ происходящее физически. Кто бѣденъ идеями, у кого эти идеи стоятъ въ сознаніи, какъ блѣдныя тѣни, только тотъ не обнаружитъ въ себѣ присутствія идей-силъ. Не слѣдуетъ лишь въ подобныхъ случаяхъ отрицать значенія дѣятельной силы за сознаніемъ вообще, а надо признать единственно тотъ печальный фактъ, что сознаніе безсильно у даннаго человѣка. Но тогда мы покидаемъ область психологіи и вступаемъ въ смежную съ нею область психіатріи, съ ея болѣзнями воли. Подобныхъ людей надо не столько убѣждать, сколько лечить. Для здороваго человѣка остается вѣрнымъ изреченіе нѣмецкаго поэта: мужество потерять -- значитъ все потерять. А когда мужества достаточно, тогда ничего не потеряно.

В. Гольцевъ.

"Русская Мысль", кн.VII, 1890