Гольцев Виктор Александрович - Об идее естественного права

Объ идеѣ естественнаго права *).

*) Публичная лекція, читанная въ пользу общества попеченія о бѣдныхъ и безпріютныхъ дѣтяхъ.

Юридическія знанія пользуются въ русскомъ образованномъ обществѣ наименьшимъ распространеніемъ и сочувствіемъ. Съ одной стороны, господствуетъ предположеніе о томъ, что знанія эти мало полезны, что въ нихъ нуждаются люди только въ исключительныхъ случаяхъ, когда совершилось преступленіе или должна состояться какая-нибудь гражданская сдѣлка. Съ другой стороны, многіе убѣждены, что юридическія науки по своей сухости и спеціальности недоступны человѣку, который не можетъ заняться ими въ теченіе долгаго времени и съ особенною настойчивостью.

И то, и другое мнѣніе въ равной мѣрѣ неосновательны. Каждый изъ насъ долженъ знать, подъ какими законами живетъ русскій народъ. Законы эти опредѣляютъ безграничное множество отношеній, въ которыя люди вступаютъ между собою, съ государствомъ, съ учрежденіями нашего слабо развитаго еще самоуправленія. Уже приведенное практическое соображеніе,-- каждому изъ насъ приходится вступать хоть изрѣдка въ гражданскіе договоры -- требуетъ, чтобы мы знали, въ основныхъ чертахъ, дѣйствующіе у насъ законы. Но есть соображеніе несравненно болѣе важное и высокое. Каждому образованному человѣку не могутъ быть чужды интересы всего общества цѣлаго государства. Его личное благополучіе, его личное достоинство находятся въ тѣснѣйшей зависимости отъ общихъ порядковъ страны. Въ государствахъ новаго времени каждый гражданинъ призванъ, по мѣрѣ своихъ силъ и знаній, къ сознательному служенію цѣлямъ общественной справедливости и государственной пользы. Если въ народѣ повышается общій уровень юридическаго знанія, то устраняются многочисленные поводы къ недоразумѣніямъ и столкновеніямъ, крѣпнетъ чувство законности, безъ котораго не можетъ быть правильной государственной жизни.

Неосновательно, повторяю, и предположеніе, будто юридическія науки сухи и трудны для той мѣры ознакомленія съ ними, какая необходима каждому образованному человѣку. Объектомъ юриспруденціи является самъ человѣкъ, его имущественныя, семейныя и общественныя отношенія. Истинная юридическая мысль отыскиваетъ для этихъ отношеній простыя и точныя формулы, въ которыя укладываются многообразныя жизненныя явленія. Каждый дѣйствительный случай, въ юридическомъ смыслѣ, представляетъ очень сложное явленіе; но для его оцѣнки необходимо знакомство съ общими началами права. Начала эти доступны каждому. Правда, юридическая терминологія въ теченіе нѣсколько вѣковъ схоластическаго развитія загромоздила доступъ къ юридическимъ идеямъ, которыя, какъ всѣ научныя идеи, блещутъ ясностью и простотою. Но этотъ періодъ въ развитіи юридическихъ наукъ проходитъ, мудреныя рѣчи о простыхъ вещахъ отходятъ постепенно въ область преданій. Теперь уже возможно самостоятельное ознакомленіе каждаго образованнаго человѣка, каждаго человѣка, желающаго сознательно относиться къ общественной, государственной и международной жизни, съ тѣмъ, что составляетъ главное содержаніе права, его основные руководящіе принципы.

Но возникаетъ новое возраженіе. Намъ говорятъ, что право и законы, его выражающіе въ государственной жизни, мѣняются въ исторіи. То, что считалось вѣрнымъ, справедливымъ и полезнымъ у одного народа въ опредѣленное время, перестаетъ считаться таковымъ, когда наступаютъ иныя условія умственнаго развитія, когда измѣняются экономическіе устои общества и привходятъ какія-либо другія обстоятельства. О какихъ же принципахъ права можетъ быть рѣчь? Гдѣ тѣ незыблемыя основанія, зная которыя можно разобраться въ пестрой смѣнѣ идей и фактовъ?

И вотъ мысль наша колеблется между двумя крайностями: съ одной стороны, все будто бы безостановочно мѣняется и не догнать намъ призрака правды, къ которому такъ жадно стремятся лучшіе люди; а съ другой стороны, этому благородному стремленію противупоставляется окаменѣлый завѣтъ: такъ было при отцахъ и дѣдахъ, такъ и послѣ насъ будетъ,-- тутъ нечего разсуждать.

Послѣдующее изложеніе будетъ опроверженіемъ обѣихъ этихъ крайностей. Невѣрно, что наши юридическія отношенія совершенно не мѣняются, что взгляды нашихъ предковъ или наши современные взгляды отличаются безошибочностью. Умъ развивался, наростали знанія, и человѣку тѣсно и душно становилось въ тѣхъ рамкахъ, которыми сжата была личная и общественная жизнь. Явились новыя экономическія условія, неизвѣстныя сѣдой древности,-- банки, напримѣръ, акціонерныя компаніи. Для новыхъ отношеній возникали и новыя юридическія опредѣленія. Предразсудокъ падалъ за предразсудкомъ, семейныя начала какого-нибудь Домостроя смѣнялись иными принципами, въ которыхъ звучала истинно-христіанская любовь и гуманная равноправность. Смѣна однѣхъ юридическихъ идей другими совершалась не по слѣпой прихоти случай: здѣсь работала человѣческая мысль. Новый порядокъ оказывался результатомъ продолжительнаго и вдумчиваго труда многихъ поколѣній. Мы имѣемъ возможность уже теперь подмѣтить опредѣленную постепенность, закономѣрность въ развитіи юридическихъ идей и установленій. Быть можетъ, недалеко то время, когда общественная наука достигнетъ въ этомъ отношеніи такой точности, что станутъ возможны предсказанія относительно будущихъ судебъ общества. Во всякомъ случаѣ, въ исторической смѣнѣ учрежденій я юридическихъ принциповъ мы въ состояніи отмѣтить направленіе развитія, а это выводитъ уже насъ изъ хаоса явленій, опредѣляетъ путь мысля, предостерегаетъ нашу личную мысль отъ необдуманныхъ движеній впередъ или отъ неразумныхъ отступленій назадъ.

Этого мало. Историческое изученіе отнюдь не ведетъ къ отрицанію нѣкоторыхъ постоянныхъ элементовъ въ человѣческой природѣ. Не будь этихъ элементовъ, невозможна была бы и самая наука, мы никогда и ничего бы не поняли въ жизни и дѣятельности народовъ, которые сошли уже съ исторической сцены. У разныхъ народовъ существовали и существуютъ разные законы; но мы можемъ понять мотивы и цѣли, этихъ законовъ. Встрѣчаются такія юридическія предписанія, которыя пользуются почти всеобщимъ признаніемъ, напримѣръ, законъ, совпадающій съ заповѣдью Ветхаго Завѣта: не убей. Нѣтъ ли такихъ юридическихъ условій, какія необходимы для каждаго гражданскаго общежитія?

Съ отвѣтомъ на этотъ вопросъ выступило въ новое время {На русскомъ языкѣ есть сочиненіе по исторіи естественнаго права г. Яроша: Исторія идеи естественнаго права (первая часть -- въ древности, вторая -- въ средніе вѣка).} ученіе объ естественномъ правѣ. Въ 1625 году было напечатано знаменитое сочиненіе Гуго Гроція О правѣ войны и мира. Человѣкъ есть существо общежительное. Все то, что указывается разумомъ, какъ необходимое для общежитія, и есть естественное право, учитъ Гуго Гроцій. Чтобы общежитіе не распадалось, необходимы: воздержаніе отъ чужаго, возвращеніе взятаго у другихъ, исполненіе обѣщаній, вознагражденіе за убытки, нанесенные другому лицу, наказаніе за преступленіе. Всѣ эти требованія коренятся въ человѣческой природѣ и сводятся къ одному высшему началу -- правдѣ. Этою правдой охраняются какъ естественныя, въ прямомъ смыслѣ этого слова, блага, какова жизнь, свобода, такъ и блага, пріобрѣтенныя,-- говоритъ Гуго Гроцій,-- путемъ соглашенія, договора, напримѣръ, собственность. Начала права непоколебимы, потому что они вытекаютъ изъ природы человѣка, изъ его разума, по существу своему незамѣнимаго. Въ правдѣ, которая составляетъ основу права естественнаго, присоединяются соображенія пользы, вслѣдствіе чего создается въ общежитіи право положительное или добровольное, которое, однако, должно находиться въ соотвѣтствіи съ верховнымъ началомъ правды, удовлетворяя, въ то же время, историческимъ потребностямъ.

Въ ученіи Гроція заложено начало индивидуализма. Государство является у него скорѣе какъ совокупность отдѣльныхъ лицъ, а не какъ цѣлое, которое предполагается ранѣе существованія людей, входящихъ въ составъ общежитія. Блунчли замѣчаетъ, что ученіе о договорномъ происхожденіи государства уже заключается въ теоріи Гуго Гроція, хотя и въ не совсѣмъ ясныхъ очертаніяхъ. Знаменитаго мыслителя слѣдуетъ считать основателемъ философіи естественнаго права. Нашъ историкъ политическихъ ученій, Чичеринъ, говоритъ, что главныя положенія Гуго Гроція совершенно вѣрны: "общежитіе есть коренной и, притомъ, согласный съ требованіями разумной природы фактъ, изъ котораго истекаютъ всѣ человѣческія отношенія. Оно влечетъ за собою извѣстныя, необходимыя послѣдствія, составляющія основаніе естественнаго закона; для охраненія его необходимо установленіе верховной власти, и этой власти принадлежитъ полноправіе въ обществѣ. Начало чисто-свѣтскаго развитія философіи права было найдено".

Намъ теперь трудно отдать себѣ отчетъ во всей великости того вліянія, какое произвело разсужденіе Гуго Гроція. Философская и политическая мысль въ теченіе XVIII и XIX вѣковъ достигла такихъ успѣховъ, такъ проникла въ общественное сознаніе, что нѣкоторыя идеи, бывшія неслыханною смѣлостью во время Гуго Гроція, считаются теперь общепринятыми, почти банальными истинами, хотя слѣдуетъ прибавить, что и въ настоящее время эти идеи усвоены далеко не во всей ихъ полнотѣ и глубинѣ.

Не прошло и двадцати лѣтъ послѣ изданія трактата О правѣ войны и мира, какъ появилось сочиненіе, которое, исходя также изъ идеи объ естественномъ правѣ, приходило къ выводамъ, отъ которыхъ съ ужасомъ долженъ былъ бы отшатнуться Гуго Гроцій. Я имѣю въ виду, конечно, разсужденіе Гоббса О гражданинѣ, напечатанное въ 1642 году, за три года до кончины Гроція. Извѣстно, что лучшіе годы этого послѣдняго прошли въ скитаніяхъ, вдали отъ родины, которую онъ горячо любилъ и гдѣ онъ былъ приговоренъ къ вѣчному тюремному заключенію, потому что противился деспотическимъ стремленіямъ штатгальтера Голландіи, Морица Оранскаго. Между тѣмъ, теорія Гоббса являлась попыткою полнаго оправданія деспотизма, установленія его необходимости. "Политико-научная реакція,-- говоритъ Блунчли,-- которая выражается въ сочиненіяхъ Гоббса, именно потому, что опиралась будто бы на законы природы, шла гораздо далѣе политико-практической реакціи, на которую могли осмѣлиться возстановленные Стюарты".

Человѣкъ, разсуждаетъ Гоббсъ, какъ и всѣ остальныя животныя, подвергается воздѣйствію внѣшнихъ предметовъ, по закону необходимости. Поэтому ученіе о свободной волѣ представляется англійскому мыслителю совершенно безсмысленнымъ. Приписывать человѣку свободу воли, какъ безусловную свободу выбора, значитъ, по мнѣнію Гоббса, утверждать, что въ мірѣ существуютъ дѣйствія, первоначальною причиной которыхъ является не Богъ. На самомъ дѣлѣ, люди руководствуются въ своихъ дѣйствіямъ желаніями и отвращеніемъ. Каждый стремится подучить для себя какъ можно больше благъ, то-есть удовлетворить своимъ многочисленнымъ и измѣнчивымъ желаніямъ. Вслѣдствіе этого, человѣкъ соединяется съ тѣми, отъ кого онъ разсчитываетъ получить удовольствіе и выгоду. Правомъ называется, по Гоббсу, свобода пользоваться своими естественными силами въ этихъ эгоистическихъ цѣляхъ, сообразно съ холоднымъ разсчетомъ здраваго разума.

Такъ какъ къ пріобрѣтенію всяческихъ благъ стремится каждый человѣкъ, а силы людей приблизительно равныя, то происходитъ война всѣхъ противъ всѣхъ. Естественно, что такое состояніе никому не выгодно, что изъ него необходимо найти выходъ, то-есть прекратить войну. Чтобы установить миръ, слѣдуетъ каждому отказаться отъ всѣхъ правъ, вступить въ этомъ смыслѣ въ договоръ, въ обязательство. Только нарушеніе этого договора и должно называться неправдою, потому что въ естественномъ состояніи рѣчь можетъ идти только о пользѣ или вредѣ. Въ концѣ-концовъ, всѣ естественные законы, которыми договоръ обезпечиваетъ мирное общежитіе, сводятся къ основному предписанію: не дѣлай другимъ, чего не хочешь, чтобъ они тебѣ дѣлали.

Согласно съ своимъ взглядомъ на человѣческую природу, Гоббсъ не признаетъ возможнымъ, чтобы люди предпочитали общее благо своему собственному. Эгоистическія стремленія вѣчно будутъ, полагаетъ онъ, нарушать общій миръ. Необходима верховная власть, по отношенію въ которой всѣ члены общежитія являлись бы подданными. Образуется государство, воля котораго, вслѣдствіе договора многихъ людей, признается всеобщею волей. Верховная власть въ государствѣ поэтому абсолютна, безгранична, какова бы ни была форма государственнаго устройства. Въ республикѣ,-- говоритъ Гоббсъ,-- народное собраніе имѣетъ такую же неограниченную власть, какъ царь при монархическомъ правленіи, иначе, полагаетъ англійскій мыслитель, было бы невозможно избѣжать того зла, для устраненія котораго учреждается государство, то-есть анархія. Верховная власть, разъ установленная, уже не можетъ быть уничтожена волею гражданъ: договоръ связалъ ихъ не только между собою, но и съ государемъ, безъ согласія котораго этотъ договоръ не подлежитъ, такимъ образомъ, измѣненію. Отмѣчу мимоходомъ, что отголосокъ этой теоріи звучитъ въ славянофильской теоріи государственной власти.

Выводы, къ которымъ приходитъ Гоббсъ, съ логическою необходимостью вытекаютъ изъ положеній, принятыхъ имъ въ основаніе своего ученія. Граждане, спасаясь отъ войны всѣхъ противъ всѣхъ, отдали всѣ свои права государству. Исчезла, стало быть, частная собственность. Граждане надѣлили государство верховною, неограниченною властью; они поэтому отказались отъ права критики этой власти, они не имѣютъ права имѣть собственное сужденіе о добрѣ и злѣ. Такія сужденія, такая свобода мысли и совѣсти соотвѣтствуютъ, по мнѣнію Гоббса, естественному состоянію, но ихъ нельзя допустить въ государствѣ, которое явилось выходомъ изъ этого состоянія. Въ государствѣ добро то, что предписывается верховною властью, зло -- то, что этою властью запрещается. Гоббсъ не исключаетъ въ своей безпощадной логикѣ и вопросовъ религіозныхъ: государству онъ приписываетъ полное господство надъ церковью, его постановленія должны будто бы быть обязательными для вѣрующихъ до такой степени, что верховная власть можетъ по своей волѣ вводить новое и для всѣхъ обязательное вѣроисповѣданіе.

Чичеринъ, подвергая ученіе Гоббса критическому разбору, говоритъ, что мы неизбѣжно придемъ къ уничтоженію свободы и нравственныхъ требованій человѣка, если примемъ охраненіе внѣшняго міра за единственную цѣль общежитія, ради которой все остальное должно быть принесено въ жертву. "Отрекаясь отъ собственной воли, перенося всѣ свои права на другаго, человѣкъ для сохраненія себя отдаетъ себя всецѣло на жертву чужому произволу. Гарантій справедливости для него нѣтъ никакихъ. Такое внутреннее противорѣчіе обличаетъ недостаточность начала". Другой знаменитый юристъ, Блунчли, произноситъ о теоріи Гоббса такое сужденіе: "Отрывая государственное ученіе отъ исторической почвы и представляя его какъ рядъ логическихъ выводовъ изъ предъидущаго ряда посылокъ, какъ требованіе спекулятивнаго разума, Гоббсъ думалъ дать твердое научное основаніе той абсолютной монархіи, отъ которой онъ ожидалъ возникновенія мира и порядка въ Англіи и которой онъ поклонялся съ ревностью фанатика и, вмѣстѣ съ тѣмъ, поддерживалъ ее съ холоднымъ спокойствіемъ геометра. Но эти и подобныя имъ положенія могли также хорошо служить и для враждебной партіи, какъ это съ необыкновенною геніальностью легко доказалъ Мильтонъ".

Подробная передача ученій названныхъ политическихъ мыслителей и тѣхъ, о которыхъ я буду говорить въ дальнѣйшемъ изложеніи, возможна, разумѣется, только въ исторіи политическихъ ученій. Я ограничиваюсь лишь указаніемъ на то, какова была постановка теоріи естественнаго права, какіе главнѣйшіе выводы проистекали изъ этой постановки величайшихъ представителей юридической мысли, исходившей въ своихъ построеніяхъ изъ идеи естественнаго права.

Знаменитый поэтъ Джонъ Мильтонъ былъ современникомъ и политическимъ противникомъ Гоббса. Онъ родился въ 1608 году, скончался въ 1674 году, а Гоббсъ, родившійся въ 15*88 году, умеръ въ 1679 г.

Въ своихъ политическихъ сочиненіяхъ Мильтонъ, какъ и Гоббсъ, отправлялся отъ мысли объ естественномъ состояніи, только у него это естественное состояніе имѣло совершенно иной смыслъ и значеніе. Люди, разсуждаетъ Мильтонъ, будучи образомъ и подобіемъ Божіимъ, созданы для того, чтобъ властвовать, а не повиноваться. Раздоры и насилія возникли на землѣ послѣ грѣхопаденія. Та война всѣхъ противъ всѣхъ, о которой говоритъ Гоббсъ, у Мильтона является, стало быть, не первоначальнымъ, а производнымъ состояніемъ. Чтобы возстановить миръ, люди договорились основать государства и установить власть, которая охраняла бы порядокъ и спокойствіе. Народъ, всѣ граждане вручаютъ эту власть одному лицу или нѣсколькимъ, первоначально не связывая дѣятельность власти законами, а потомъ, когда обнаружились недостатки такого устройства, правители стали подвергаться ограниченіямъ, которыя постановляла, въ формѣ законовъ, народная воля. Но эта народная воля не должна поражать естественныхъ правъ личности, къ числу которыхъ Мильтонъ относитъ свободу религіозной совѣсти и свободу печати. Начавши защиту свободы совѣсти въ предѣлахъ протестантизма, Мильтонъ возвышается до общихъ началъ. "Ссылаясь на самый духъ христіанства, онъ доказываетъ, что свѣтскій правитель не только неспособенъ судить о дѣлахъ вѣры, но и не имѣетъ права въ нихъ вступаться. Христіанство имѣетъ дѣло только съ внутреннимъ человѣкомъ и его дѣйствіями, которыя чисто-духовны и не подлежатъ внѣшней силѣ" (Чичеринъ).

Такимъ образомъ, Мильтонъ, въ противуположность Гоббсу, признавалъ, что и въ государствѣ люди сохраняютъ свои естественныя права, что верховная власть не безгранична, не всемогуща, что въ человѣкѣ существуютъ и должны существовать права, не отчуждаемыя* въ пользу верховной власти. Отмѣтить это и достаточно для моей цѣли. Нѣсколько новыхъ чертъ въ ученіи объ естественномъ правѣ мы найдемъ у Спинозы.

Спиноза разсматривалъ природу человѣка съ тою же безстрастною философскою любознательностью, съ тѣмъ же невозмутимымъ спокойствіемъ, съ какимъ случаются явленія міра физическаго. Спиноза не желаетъ ни плакать, ни смѣяться надъ людскими пороками, слабостями и страданіями, а изучать ихъ, какъ случаются буря и ненастье, холодъ и зной. Философъ полагаетъ, что человѣкъ дѣйствуетъ подъ вліяніемъ страстей, большею частью пагубныхъ. Страсти могутъ сдерживаться разумомъ, но дѣло это трудное. Однако, если намъ что-либо представляется въ природѣ безсмысленнымъ или дурнымъ, то это только вслѣдствіе ограниченности нашего пониманія, потому что "сила естественныхъ вещей, которою они существуютъ и дѣйствуютъ, есть сила самого Бога". Естественное право поэтому совпадаетъ для Спинозы съ естественною силой, и каждый предметъ имѣетъ право именно въ мѣру этихъ силъ. Рыбы, напримѣръ, созданы для плаванія, малыя изъ нихъ для съѣденія большими. Несмотря на глубокое уваженіе къ великому мыслителю, невольно вспоминаешь при этомъ слова вольтеровскаго Данглосса: "Нѣтъ дѣйствія безъ причины", и въ этомъ лучшемъ изъ возможныхъ міровъ замокъ барона Тундертентронка есть наилучшій замокъ, а баронесса Кунигунда есть наилучшая изъ баронессъ.

Человѣкъ, какъ и рыба, стремится къ самосохраненію, и имѣетъ на это естественное право. Степень осуществленія этого права опредѣляется размѣромъ силъ человѣка. Но Спиноза различаетъ страсти, влеченія отъ разума. Только повинуясь послѣднему, человѣкъ становится свободнымъ. Вслѣдствіе этого, и для Спинозы, какъ для Гоббса, добро, зло и правда возникаютъ только съ переходомъ изъ естественнаго состоянія въ гражданское. Но онъ расходится съ англійскимъ мыслителемъ, утверждая, что послѣ договора, создавшаго государство и верховную власть, человѣкъ, по естественному праву, можетъ измѣнить эту власть, эту государственную форму. Затѣмъ Спиноза учитъ, что никто не можетъ уступать другимъ свою способность свободно мыслить. Государство должно допускать независимое выраженіе мысли и совѣсти гражданина. Цѣль государства состоитъ въ томъ, чтобы люди могли безпрепятственно развивать свои тѣлесныя и духовныя способности, чтобы они пользовались своимъ свободнымъ разумомъ и не враждовали другъ съ другомъ.

Трудами названныхъ мыслителей были подготовлены основанія и данныя для систематическаго ученія объ естественномъ правѣ, съ которымъ выступилъ знаменитый нѣмецкій юристъ Пуффендорфъ (родился въ 1632 году, умеръ въ 1694 г.). Это ученіе я изложу нѣсколько подробнѣе, чѣмъ предъидущія {Я излагаю по французскому переводу знаменитаго сочиненія Пуффендорфа: "Le droit de la nature et des gens, ou Système général des principes les plus importans de la morale, de la jurisprudence et de la politique" (второе амстердамское изданіе, 1712). Cp. Чичеринъ: "Исторія политическихъ ученій", II, 137--172; Блунчли: "Исторія общ. госуд. права и политики", 94--116.}.

Чичеринъ начинаетъ Пуффендорфомъ нравственныя политическія ученія, а Блунчли говоритъ, что для Пуффендорфа важнѣйшею задачей было раскрытіе нравственной природы права, въ противуположность стремленію видѣть въ немъ ору только пользу.

Пуффендорфъ начинаетъ первую главу своего труда установленіемъ различія между существами физическими и нравственными (Êtres physiques et moraux). Первоначальнымъ творцомъ такихъ существъ было Божество, которое не желало, чтобы люди жили какъ животныя, не совершенствуя своихъ способностей, не руководя свои чувства, свое поведеніе принципами, совершенствующими человѣческую жизнь. Нравственныя существа даются людьми. Возникаютъ лица въ нравственномъ смыслѣ слова, общественныя и политическія установленія, а также установленія церковныя. Пуффендорфъ дѣлитъ нравственныя лица на простыя и сложныя. Къ первымъ относятся люди, облеченные опредѣленнымъ званіемъ, ко вторымъ -- учрежденія.Сложное нравственное лицо образуется тогда, когда многіе индивидуумы соединяются такимъ образомъ, что возникаетъ общая и единая воля, общая и единая дѣятельность. Главною формой подобныхъ соединеній является государство, но оно -- продуктъ относительно высокой культуры. Дитя не знаетъ, что такое государство, да и многіе взрослые не понимаютъ всего значенія государственной идеи. Къ этой формѣ общежитія люди переходятъ потому, что естественное влеченіе другъ къ другу не устранило вражды и столкновеній. Понадобилась общая воля, верховная власть, чтобъ укрѣпить общежитіе, возникшее изъ глубокихъ потребностей человѣческой природы. Самосохраненіе составляетъ одну изъ такихъ потребностей. Но человѣкъ не долженъ при этомъ нарушать чужаго права, потому что люди по природѣ своей равны. Право -- отнюдь не сила, оно должно быть сообразно съ разумомъ и неразрывно соединено съ обязанностями. Въ числѣ этихъ обязанностей Пуффендорфъ признаетъ и обязанности къ самому себѣ. Человѣкъ долженъ поддерживать свою честь, воспитывать свой духъ науками и искусствами. Всѣ обязанности знаменитый писатель дѣлитъ на абсолютныя и гипотетическія. Первыя требуютъ, чтобы человѣкъ никого не оскорблялъ, никому не наносилъ вреда, считалъ всѣхъ по природѣ своей себѣ равными, дѣлалъ по возможности добро и соблюдалъ вѣрность въ своихъ обѣщаніяхъ и договорахъ. Гипотетическія обязанности возникаютъ изъ договора въ общежитіи. Онѣ порождаютъ языкъ, собственность, власть.

Власть возникаетъ въ семьѣ. Основываясь на естественныхъ стремленіяхъ человѣка, семья заключается на договорномъ началѣ, предполагающемъ равенство. Власть мужа и отца устанавливается либо добровольнымъ подчиненіемъ членовъ семьи, либо гражданскими законами. Вопреки Аристотелю, Пуффендорфъ отрицаетъ, чтобы власть господъ надъ рабами установлялась природою. И государство -- не установленіе природы. Еслибъ это было такъ, то люди обладали бы всѣми качествами хорошаго гражданина; между тѣмъ, въ дѣйствительности качества эти воспитываются долгимъ упражненіемъ въ общежитіи. Государство въ этомъ отношеніи является необходимою школой. Въ естественномъ состояніи жить безопасно нѣтъ возможности, потому что люди часто увлекаются страстями и не слушаютъ повелѣній разума. Необходимъ для правильнаго общежитія законъ, т.-е. воля высшаго (une volonté d'un supérieu), которая налагаетъ на зависящихъ отъ нея опредѣленный образъ дѣйствія. Соединившись другъ съ другомъ для взаимной безопасности, люди имѣютъ въ виду: либо безъ ограниченій подчиниться той формѣ управленія, которая будетъ установлена большинствомъ, либо сохраняютъ за собой свободу войти или не войти въ общество, получающее опредѣленную организацію. Такимъ образомъ, форма правленія учреждается вторичнымъ соглашеніемъ (seconde convention qui achève de former l'éstat). Одному лицу или нѣсколькимъ довѣряется наблюденіе за благосостояніемъ и безопасностью общества, имъ предоставляется власть управлять государствомъ; другіе граждане обязуются повиноваться. Въ государствахъ демократическихъ такого раздѣленія нѣтъ, потому что одни и тѣ же лица являются то суверенами, какъ члены имѣющаго верховную власть народа, то подданными этого народа, съ разныхъ точекъ зрѣнія.

Съ момента заключенія втораго договора образуется государство, которое мыслится какъ единое лицо, съ разумѣніемъ и волей, и которое производитъ дѣйствія, различающіяся отъ дѣйствій отдѣльныхъ гражданъ. У государства являются свои права и свое имущество. Подданные въ государствѣ становятся членами его либо открытымъ выраженіемъ своей въ этомъ отношеніи воли, либо молчаливымъ. Подразумѣвается, что дѣти гражданъ будутъ также гражданами государства и обязаны подчиняться его законамъ. Всѣ живущіе на территоріи государства отказываются отъ своей естественной свободы. Въ противномъ случаѣ, за неповиновеніе законамъ страны, они могутъ быть, изъ нея изгнаны.

По природѣ человѣка, исполненіе общихъ естественныхъ законовъ и законовъ частныхъ должно быть обезпечено страхомъ наказанія со стороны власти. Наказаніе слѣдуетъ опредѣлить въ такой мѣрѣ, чтобъ его угроза превышала удовольствіе отъ нарушенія закона. По сама верховная власть должна строго оставаться въ предѣлахъ общественнаго блага.

Такъ какъ дѣйствія людей опредѣляются ихъ идеями, идеи же многообразны и могутъ быть направлены во вредъ общежитію, то необходимо публичное воспитаніе, въ основу котораго должны быть положены доктрины, сообразныя съ цѣлями и выгодами общежитія. Пуффендорфъ соглашается съ Гоббсомъ, что верховная власть можетъ преслѣдовать вредныя ученія, но прибавляетъ, что истинѣ при этомъ нечего опасаться, потому что всѣ ученія, согласныя съ истиною, не ведутъ къ нарушенію мира, а потому и не будутъ стѣснены государствомъ въ своемъ обнаруженіи. При этомъ властитель обязанъ всего себя отдать изученію науки управленія, жить единственно для народа. Совѣтниками государя (суверена) должны быть только мудрые и опытные люди. Подданные должны жить подъ справедливыми, благосклонными и ясными законами, приноровленными къ особенностямъ и духу народа. Не надо множить законовъ и стѣснять свободу гражданина больше, чѣмъ того требуютъ блага государства вообще и каждаго гражданина въ.частности. Въ податяхъ необходимо установить строгую справедливость и налагать ихъ въ точномъ соотвѣтствіи съ имуществомъ гражданина. Вопреки Гоббсу, Пуффендорфъ признаетъ возможнымъ противорѣчіе между законами права естественнаго и тѣми, которые будутъ установлены государственною властью. Такъ какъ главная цѣль государства состоитъ въ томъ, чтобы было обезпечено мирное и свободное пользованіе естественными правами, то лишь безумная власть будетъ издавать гражданскіе законы, идущіе противъ законовъ естественныхъ.

Пуффендорфъ полагаетъ, напримѣръ, что собственность установлена ранѣе образованія гражданскихъ обществъ и относится поэтому къ правамъ естественнымъ. Правила сцраведливости вытекаютъ изъ природы вещей и обязательны для людей, потому что не могутъ быть вѣрными два противорѣчивыхъ сужденія объ одномъ и томъ же предметѣ. На основаніи естественнаго права, Пуффендорфъ требуетъ религіозной терпимости. Въ этомъ воззрѣніи, замѣчаетъ Блунчли, его поддерживалъ въ Гейдельбергѣ курфюрстъ Карлъ-Людвигъ, который выстроилъ для трехъ христіанскихъ вѣроисповѣданій одинъ общій храмъ согласія. Естественное право даетъ правила для отношенія всѣхъ людей, не принимая во вниманіе особенностей ни народовъ, ни вѣроисповѣданій. "Пуффендорфъ,-- говоритъ авторъ Исторіи политическихъ ученій,-- восторжествовалъ надъ своими противниками и окончательно вытѣснилъ изъ науки ученіе о происхожденіи естественнаго закона изъ состоянія невинности".

Это состояніе первоначальной невинности является опять во главѣ угла въ построеніяхъ Ж.-Ж. Руссо. Но, прежде чѣмъ перейти къ этому мыслителю, я укажу на развитіе естественнаго права въ Германіи, въ трудахъ Лейбница, Томазія и Вольфа. Указанія эти будутъ очень коротки, потому что для нашей цѣли слѣдуетъ отмѣтить только главныя видоизмѣненія, внесенныя въ это ученіе послѣ Пуффендорфа.

У Лейбница нравственный элементъ въ ученіи объ естественномъ правѣ поглощаетъ элементъ юридическій, а нравственность неразрывно связывается съ богословіемъ. Лейбницъ отправляется при этомъ въ своихъ разсужденіяхъ не отъ личности, а отъ общества, т.-е. не отъ составныхъ частей, а отъ цѣлаго. Томазій, наоборотъ, разрабатывалъ право съ точки зрѣнія индивидуализма. Разумное существо,-- утверждалъ онъ,-- не можетъ жить безъ нормы закона. 9тотъ законъ есть божественное предписаніе, начертанное въ сердцахъ людей. Дѣятельность разума требуетъ непрерывнаго сношенія съ себѣ подобными. Отсюда -- стремленіе къ общежитію и основное предписаніе естественнаго закона: "дѣлай то, что необходимымъ образомъ согласуется съ общежитіемъ, и не дѣлай того, что ему противорѣчитъ". Въ соотвѣтствіи съ своимъ общефилософскимъ міропониманіемъ, Томазій являлся непоколебимымъ сторонникомъ свободы вообще, свободы мысли и совѣсти въ особенности. "Въ небольшой статьѣ, посвященной Фридриху, маркграфу бранденбургскому, онъ разбираетъ вопросъ, почему нѣмцы въ наукѣ отстали отъ другихъ народовъ {Христіанъ Томазій родился въ 1655 году, умеръ въ 1728 году.}, и отвѣчаетъ: сказать ли это однимъ словомъ? Неограниченная свобода, да, свобода одна даетъ духу истинную жизнь; безъ нея человѣческій разумъ, какъ бы онъ ни былъ высокъ, кажется мертвымъ и бездушнымъ. Человѣческая воля или, лучше сказать, зависящая отъ воли сила тѣлесныхъ движеній въ гражданскомъ обществѣ подчиняется другимъ людямъ; разумъ же не знаетъ иного владыки, кромѣ Бога, а потому, когда на него налагается человѣческій авторитетъ въ видѣ руководителя, то либо это иго становится ему невыносимымъ, либо онъ самъ дѣлается неспособнымъ ко всякой доброй наукѣ, если онъ принужденъ покориться ярму, или же добровольно ему подчиняется, побуждаемый пустою честью, страхомъ или жаждою денегъ. Томазій утверждаетъ, что голландцы, англичане и даже французы свободѣ обязаны своими успѣхами въ наукѣ, тогда какъ, напротивъ, недостатокъ свободы подавилъ блестящія способности итальянцевъ и испанцевъ. Онъ выражаетъ надежду, что священный огонь пробудится, наконецъ, и въ Германіи, съ тѣхъ поръ, какъ высокія особы начинаютъ болѣе и болѣе чествовать подавленную до сихъ поръ свободу и давать ей надлежащій блескъ, хотя ея врагъ, рабская лжемудрость, всѣми силами старается Этому противодѣйствовать" (Чичеринъ).

Въ трудахъ Вольфа мы видимъ стремленіе согласовать идеи Лейбница съ идеями Томазія. Въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ эклектическая система этого философа идетъ назадъ сравнительно съ предшествующимъ развитіемъ мысли. Съ занимающей насъ точки зрѣнія немаловажно, напримѣръ, отмѣтить, что Вольфъ (родился въ 1679, умеръ въ 1754 году), былъ противникомъ полной свободы совѣсти, что онъ оправдывалъ употребленіе пытки, если нѣтъ другаго средства открыть виновнаго, а преступленіе настолько значительно и опасно, что непремѣнно требуетъ наказанія. Государство вообще должно, по ученію Вольфа, слишкомъ далеко простирать свою карающую, ограждающую и опредѣляющую руку, такъ что личная свобода стѣснена у Вольфа со всѣхъ сторонъ. Объясняетъ онъ это тѣмъ, что естественный законъ, имъ также признаваемый, вслѣдствіе неразумности людей, недостаточенъ. Правительство, однако,-- прибавляетъ и онъ,-- не должно предписывать ничего такого, что противорѣчило бы закону естественному.

Приведенныхъ указаній довольно для того, чтобы опредѣлить важную роль, которую играло ученіе объ естественномъ правѣ и то многообразное истолкованіе, которому эта идея подвергалась въ своемъ историческомъ развитіи. Развитіе это не шло вполнѣ правильнымъ, логическимъ путемъ, и нѣкоторые результаты научной мысли отодвигались впослѣдствіи возобновленными заблужденіями. Такъ, у Руссо мы встрѣчаемся съ ученіемъ о первобытной невинности, разрушенной потомъ цивилизаціей, науками и искусствами, несмотря на то, что это мнѣніе было въ достаточной степени опровергнуто мыслителями, предшествовавшими Руссо. Съ другой стороны, Руссо возобновляетъ и другое заблужденіе, по которому человѣкъ, выходя изъ естественнаго состоянія, отдаетъ, въ общественномъ договорѣ, всѣ свои права государству (народу) и утопаетъ въ этомъ всемогуществѣ общества. По нельзя не прибавить, что въ дальнѣйшемъ развитіи государственныхъ ученій наступило одностороннее теченіе. Развитіе историческихъ знаній не могло не привести къ несомнѣнному заключенію, что того естественнаго состоянія, о которомъ говоритъ Руссо, того золотаго вѣка, какой онъ намъ изображаетъ, въ дѣйствительности никогда не существовало. Изъ этого, однако, отнюдь не вытекало утвержденія, что никакихъ естественныхъ правъ нѣтъ и быть не можетъ, что всѣ права человѣка пріобрѣтаются въ обществѣ, мѣняются съ его историческими судьбами. Поясню аналогіей. Только въ наши дни, благодаря, успѣхамъ естествознанія, оказывается возможнымъ опредѣлить нормальныя условія питанія, одежды и жилища человѣка. Дальнѣйшее пріобрѣтеніе точныхъ знаній поведетъ къ тому, что въ подробностяхъ многое въ этомъ отношеніи измѣнится, въ смыслѣ улучшенія; но многое уже теперь составляетъ прочное завоеваніе науки. Гигіена и діэтетика изображаютъ намъ нормальныя условія физическаго существованія человѣка, тѣ естественныя требованія, которыя въ этомъ отношеніи предъявляетъ нашъ организмъ. Не менѣе естественны и повелительны тѣ требованія, которыя научная мысль начинаетъ формулировать въ настоящее время и которыя составляютъ нормальныя условія для правильнаго существованія человѣка въ обществѣ. Психологія, исторія и та наука, которая носитъ названіе соціологіи, представляютъ данныя для опредѣленія того, что содѣйствуетъ умственному и нравственному развитію личности, что противодѣйствуетъ этому развитію или искажаетъ его. Юристъ не станетъ, разумѣется, писать теперь законы, которые во всѣхъ подробностяхъ были бы обязательны для всѣхъ народовъ и во всякое время. Но юридическая мысль можетъ и должна вскрыть тѣ общія начала, безъ осуществленія которыхъ немыслимо правильное, нормальное общежитіе. Эта мысль, отдавая должное государству, самымъ разнообразнымъ формамъ его устройства, останавливается передъ основными требованіями личности, нарушеніе которыхъ въ государствѣ лишило бы послѣднее нравственнаго смысла,-- иными словами, отняло бы у него живую душу.

Есть значительная доля правды въ утвержденіи Б. Н. Чичерина, что "метафизикѣ новые народы обязаны своею свободой (Собственность и государство, I, 25). Идеальное начало человѣческой свободы одушевляло лучшихъ людей прошлаго и нынѣшняго вѣковъ, ихъ восторженною преданностью оно превращалось въ живое дѣло, въ общественныя учрежденія. И это можетъ служить спасительнымъ предостереженіемъ противъ тѣхъ, кто въ философскихъ системахъ прежняго времени не видитъ ничего, кромѣ пустыхъ бредней, или предполагаетъ, что отвлеченная идея, что юридическая мысль далека отъ дѣйствительности и несоизмѣрима съ практическими заботами повседневной жизни. Великія идеи всегда оставляютъ глубокій слѣдъ въ исторіи человѣчества, всегда преобразуютъ нравы и общественный строй. Къ числу такихъ плодотворныхъ идей принадлежитъ и идея объ естественномъ правѣ.

Государство охраняетъ общіе интересы, интересы частные должны быть предоставлены свободѣ. Точной и неизмѣнной границы въ этомъ отношеніи, полагаетъ Чичеринъ, установить невозможно. "Но, несмотря на то, въ высшей степени важно всегда имѣть въ виду это раздѣленіе, ибо безъ него свобода исчезаетъ. Неприкосновенность частной жизни и частной дѣятельности должна считаться кореннымъ закономъ всякаго образованнаго общества. Вмѣшательство государства въ эту область можетъ быть оправдано только въ крайнихъ случаяхъ и всегда должно считаться не правиломъ, а исключеніемъ" (Собственность и госудаоство, I, 30). И вовсе не надо быть сторонникомъ метафизическаго мышленія, чтобы признать справедливость этого мнѣнія Б, Н. Чичерина. У человѣка на самомъ дѣлѣ существуютъ вполнѣ законныя потребности, естественныя права, безъ удовлетворенія которыхъ умаляется и искажается нравственное достоинство личности, входящей въ составъ общежитія. Общежитіе это обязано обезпечить человѣку извѣстныя минимальныя права, безъ которыхъ само общежитіе осуждено на застой и омертвеніе. Свобода человѣка сдерживается въ государствѣ соображеніями справедливости, то-есть признаніемъ такой же свободы за другими людьми, и къ этимъ двумъ началамъ въ современномъ обществѣ присоединяются соображенія общаго блага, общей пользы, по которымъ нельзя, напримѣръ, оставлять человѣка на произволъ безпощадной борьбы за существованіе. Въ настоящее время мы не въ состояніи еще представить въ строгой и точной системѣ тѣ естественныя, которыя составляютъ неотъемлемое достояніе человѣка и развитіе которыхъ въ государствѣ составляетъ величайшую задачу и благороднѣйшую заслугу мудраго правительства. Но каждый признаетъ, что къ числу такихъ правъ относится право на жизнь, въ физическомъ и духовномъ смыслѣ этого слова. Побѣды человѣческаго разума, расширеніе области нашего знанія ведутъ къ тому, что наши естественныя права углубляются, являются новые пути и средства для пользованія ими. Такъ, изобрѣтеніе книгопечатанія далеко раздвинуло предѣлы нашей свободной мысли, дало новое искусственное орудіе нашему естественному праву передавать другъ другу свои мысли; но само право, въ основѣ своей, осталось неизмѣннымъ. Выросло сознаніе его, лучше опредѣлились тѣ способы, которыми оно можетъ быть обезпечено -- и это, разумѣется, является великимъ успѣхомъ просвѣщенія. Зародыши естественнаго права, его основныя требованія заложены въ человѣческой природѣ; но ясная, отчетливая и, въ то же время, достаточно полная система этихъ требованій составляетъ результатъ сознательной исторической жизни. Гражданинъ современнаго государства носитъ въ себѣ сознаніе своего человѣческаго достоинства, своихъ естественныхъ правъ. Государство необходимо для охраненія этого достоинства, для осуществленія этихъ правъ. Отдѣльный человѣкъ обязанъ поэтому въ свою очередь защищать государство отъ внѣшнихъ враговъ, платить подати, повиноваться законамъ. Но для этого необходимо, чтобы законы эти не противорѣчили естественнымъ правамъ человѣка. Философская мысль признала естественный законъ началомъ развивающимся, тѣмъ идеаломъ, къ которому слѣдуетъ стремиться. "Надобно,-- говоритъ Чичеринъ (Собственность и государство, I, 87), чтобы философское право превратилось въ положительное, ибо только послѣднее имѣетъ обязательную силу для гражданъ". Не менѣе необходимо, чтобы право положительное принимало въ соображеніе предписанія права естественнаго, и отнюдь не вступала въ борьбу съ тѣми разумными потребностями, безъ удовлетворенія которыхъ не можетъ быть и рѣчи о достоинствѣ человѣческой личности, о нравственномъ смыслѣ общежитія. "Если, -- справедливо замѣчаетъ Чичеринъ (ibid., 96),-- я уважаю законъ, то и законъ долженъ оказать мнѣ уваженіе". Только при соблюденіи этого основнаго условія можетъ рости и крѣпнуть современное государство, все выше и выше поднимая требованія справедливости; только при этомъ условіи возможно развитіе чувства законности и полный разцвѣтъ благороднѣйшихъ стремленій человѣка.

Викторъ Гольцевъ.

"Русская Мысль", кн.III, 1890