Горленко Василий Петрович - Литературные дебюты Некрасова

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ДЕБЮТЫ НЕКРАСОВА.

(Библіографическіе матерьялы).

Чрезъ бездны темныя Насилія и Зла
Труда и Голода она меня вела..
Некрасовъ ("Муза").

Въ тѣхъ попыткахъ біографій Н. А. Некрасова, которыя появились до сихъ поръ (гг. Скабичевскаго, Голубева), періодъ 1838--45 г., т. е. первыхъ годовъ пребыванія поэта въ столицѣ, признается самымъ темнымъ въ біографическомъ отношеніи. И онъ, дѣйствительно такой по недостатку чисто біографическихъ свѣдѣній, но его можно пополнить кой-какими свѣдѣніями о литературной дѣятельности поэта въ ту пору по имѣющимся печатнымъ источникамъ. Настоящія замѣтки и имѣютъ цѣлію пополнить отчасти этотъ пробѣлъ. Мы пользовались почти исключительно доступными для всѣхъ сокровищами Публичной Библіотеки. Только нѣкоторыми очень цѣнными разъясненіями и указаніями обязаны мы Ѳедору Алексѣевичу Кони, бывшему издателю "Литературной Газеты" и "Пантеона", постояннымъ сотрудникомъ [которыхъ былъ Некрасовъ въ тѣ годы.

Просимъ извиненія у читателя, если сначала намъ придется, хотя очень кратко повторить, для связи, нѣсколько извѣстныхъ уже фактовъ.

Въ сентябрьской книгѣ "Сына Отечества" на 1838 годъ появилось стихотвореніе "Мысль", съ подписью Н. Некрасова и съ примѣчаніемъ редакціи, что это "первый опытъ начинающаго шестнадцатилѣтняго поэта". Кажется, незадолго передъ этимъ, Некрасовъ пріѣхалъ изъ Ярославля въ Петербургъ. Вслѣдствіе извѣстнаго уже обстоятельства нежеланія поступить въ дворянскій полкъ и стремленія въ университетъ, между Некрасовымъ и отцомъ его произошелъ разрывъ, имѣвшій своимъ послѣдствіемъ то, что будущій поэтъ остался безъ всякихъ средствъ и долженъ былъ пріобрѣтать таковыя собственнымъ трудомъ. Молодой мальчикъ безъ денегъ, безъ знакомствъ, безъ подготовки -- былъ предоставленъ самому себѣ. Разумѣется, онъ испытывалъ страшную нищету, хотя обратился къ литературному труду почти съ первыхъ дней своего пріѣзда въ столицу. Вслѣдъ за первымъ стихотвореніемъ, въ томъ же журналѣ, появляются другія ("Безнадежность", "Человѣкъ", "Смерть", "Изгнанникъ") и даже какой-то маленькій переводъ въ прозѣ съ французскаго, доставшійся съ большимъ трудомъ. Вскорѣ послѣ этого, онъ начинаетъ готовиться въ Университетъ и имя его попадается въ журналахъ рѣже, хотя въ 1839 году, время отъ времени, въ томъ же "Сынѣ Отечества" и въ "Библіотекѣ для чтенія" печатаются стихотворенія съ подписью Некрасова (это стихотворенія, которыя вошли впослѣдствіи въ изданную въ 1840 году книжку "Мечты и Звуки"). Въ 1840 году, Некрасовъ -- вольнослушатель Университета, состоитъ репетиторомъ въ приготовительномъ пансіонѣ при Дворянскомъ Полку, содержавшемся преподавателемъ этого заведенія Бенецкимъ. Въ числѣ товарищей Бенецкаго по Дворянскому Полку, былъ Ф. А. Кони, также преподаватель, и въ то время уже издатель "Пантеона". Услышавъ отъ Бенецкаго отзывы о Некрасовѣ, какъ о юношѣ, очень даровитомъ и начинающемъ поэтѣ {Книжка "Мечты и звуки", появилась незадолго передъ тѣмъ. Безпощадный отзывъ о ней Бѣлинскаго и хвалебные -- Полевого и Плетнева -- извѣстны. Приводимъ нѣсколько строкъ изъ любопытной рецензіи "Литератур. Газеты" (1840 года, No 16). "Названіе: "Мечты и звуки", совершенно характеризуютъ эта стихотворенія. Это не поэтическія созданія, а мечты молодого человѣка, владѣющаго стихомъ и производящаго звуки правильные и стройные, но не поэтическіе. Со временемъ, мы увѣрены, онъ самъ убѣдится въ этомъ и, ocraвивъ перо стихотворца, не станетъ увлекаться мечтами, а скорѣе посвятитъ себя занятіямъ дѣльнымъ, предастся наукамъ и будетъ гражданиномъ полезнымъ."}, онъ просилъ Бенецкаго познакомить его съ нимъ, что тотъ и исполнилъ. Знакомство это имѣло нѣкоторое вліяніе на дѣла Некрасова. Онъ оставляетъ вскорѣ послѣ этого пансіонъ Бенецкаго и, поселясь по близости редакціи "Пантеона", (на Владимірской улицѣ,) дѣлается его дѣятельнымъ и постояннымъ сотрудникомъ съ опредѣленнымъ небольшимъ жалованьемъ. Со второго же нумера этого журнала на 1840 годъ, появляется цѣлый радъ стихотвореній и куплетовъ Некрасова ("Провинціальный подъячій въ Петербургѣ", три отрывка, подписанные псевдонимомъ Ѳ. Бобъ, "Офелія", "Слеза разлуки" и друг.). До того времени, Некрасовъ ничего не писалъ въ прозѣ, а на стихахъ, какъ извѣстно, заработать много нельзя. На совѣты Кони, писать прозою, Некрасовъ отвѣчалъ, что онъ рѣшительно не умѣетъ и не знаетъ, о чемъ писать.-- Попробуйте на первый разъ разсказать какой-нибудь извѣстный вамъ изъ жизни случай, приключеніе, совѣтуетъ ему Кони. Предложеніе принято, изобрѣтается для прозы псевдонимъ Перепельскій (имъ подписана большая часть повѣстей и разсказовъ Некрасова, но не всѣ: другіе, и не всегда лучшіе, подписаны настоящимъ именемъ) и въ No 5-мъ "Пантеона" 1840 года, появляется первый прозаическій опытъ Некрасова, повѣсть "Макаръ Осиповичъ Случайный" гдѣ, со всѣми заурядными романическими пріемами того времени, разсказывается дѣйствительная исторія нѣкоего чиновника Сл--скаго, надѣлавшая въ то время нѣкотораго шуму въ Петербургѣ. Идея этой повѣсти, содержаніе которой мы, конечно, передавать не будемъ, резюмирована въ слѣдующемъ возгласѣ героя ея Зорина: "Мазурка, мазурка! Когда-то я потерпѣлъ отъ тебя мниго, пускай же и другіе узнаютъ, какъ иногда ты непріятна!" Единственное мѣсто, нѣсколько выдѣляющееся на тускломъ фонѣ этой романической исторіи -- это коротенькое описаніе ненастной, дождливой петербургской осенней ночи, такой ночи, когда даже тѣмъ, "которые сидятъ въ своей теплой, сухой комнатѣ, передъ растопленнымъ каминомъ, съ трубкою или сигарою въ рукахъ передъ стаканомъ чаю, въ то время, какъ у ихъ окна на дворѣ другіе мокнутъ и мерзнутъ подъ небомъ, покрытымъ тучами, это эгоистическое удовольствіе не доставляетъ отрады". Первый опытъ былъ сдѣланъ и сошелъ благополучно. О чемъ писать теперь?-- Опишите себя, свое недавнее положеніе, совѣтуетъ тотъ же издатель, и Некрасовъ пишетъ разсказъ "Безъ вѣсти пропавшій піита", имѣющій, по словамъ Кони, несомнѣнное автобіографическое значеніе, на которомъ, поэтому, мы и остановимся подольше. Замѣтимъ, что здѣсь, когда молодому автору приходится описывать лично пережитыя и выстраданныя невзгоды, у него является и живость, и меткость и что вообще этотъ и еще другой, позднѣйшій разсказъ въ томъ же родѣ, значительно выдѣляются въ этомъ отношеніи изъ массы другихъ "сочиненныхъ" повѣстей Некрасова той эпохи.

Разсказъ открывается такою, вѣроятно, списанною съ натуры, сценою: "Плотно закутавшись въ шинель и дрожащій отъ холода, я лежалъ на коврѣ, разостланномъ по срединѣ моей квартиры и размышлялъ о средствахъ достать чернилъ. Мнѣ нужно было непремѣнно написать одну статейку, на которой основывались всѣ надежды моего бѣднаго желудка, въ продолженіи трехъ дней голоднаго. Годъ былъ урожайный; за статьи платили мало или ничего вовсе, а ѣсть любилъ я много; ни родового, ни благопріобрѣтеннаго я не имѣлъ, слѣдовательно, нечему дивиться, что мебель моя состояла изъ одного трехногаго стула и вся квартира простиралась не болѣе, какъ на шесть квадратныхъ шаговъ, половина которыхъ была отгорожена ширмою, за которою жительствовалъ мой слуга. Я находился въ тѣсныхъ обстоятельствахъ во всевозможныхъ смыслахъ этого выраженія; денегъ у меня не было ни гроша; вещей удобопродаваемыхъ тоже.." Въ такую-то тяжелую минуту, когда юный писатель, чтобъ добыть чернилъ начинаетъ осторожно смывать съ сапоговъ своихъ ваксу, является къ нему пріѣхавшій съ мѣста его родины курьёзный піита Грибовниковъ, явившійся въ Петербургъ искать славы и богатства на литературномъ поприщѣ. Разсказчикъ писалъ на родину, роднымъ и знакомымъ, что литература обогатила его, и вотъ Грибовниковъ соблазнился этими разсказами и самъ захотѣлъ попытать счастья въ Петербургѣ. Изъ самолюбія, разсказчикъ сначала не хочетъ открыть ужасной истины и говоритъ Грибовникову, что слухи о его богатствѣ совершенно вѣрны, и что та бѣдная обстановка, которую тотъ видитъ предъ собой, есть плодъ его своеобразной идеи: "Вамъ страннымъ можетъ показаться мой образъ жизни, говоритъ онъ:-- въ этомъ признались уже всѣ мои пріятели, но нарочно для этого-то я живу такъ. Что-жь? Я могъ бы имѣть хорошую квартиру, мебель, прислугу, пару лошадей, дюжину поваровъ, кучера, дворецкаго; но, знаете, все это такъ обыкновенно... Ныньче этимъ не удивишь. Да и для меня это полезнѣе; при видѣ окружающей меня бѣдности, я прилежнѣй работаю, какъ будто у меня не лежитъ ничего въ ломбардѣ... А чуть вспомню... вотъ и бѣда; мы писатели, люди такіе неумѣренные!" Грибовниковъ начинаетъ читать разсказчику свои произведенія и та искренность, съ которою, какъ видно, онъ надѣется на ихъ успѣхъ, его наивная провинціальная вѣра въ чудодѣйственныя свойства званія писателя, обезоруживаютъ совершенно нашего разсказчика и лишаютъ его всякой охоты мистифицировать бѣднаго піиту. Послѣ долгихъ попытокъ отклонить его отъ намѣренія посвятить себя литературѣ, разсказчикъ не выдерживаетъ своей роли и признается ему въ своей страшной нищетѣ: "Мнѣ стало стыдно, что я морочу этого бѣднаго ребенка изъ пустого каприза казаться не тѣмъ, что я въ самомъ дѣлѣ. Я рѣшился, во что бы то ни стало, снять повязку съ глазъ Ивана Ивановича и отвратить его всевозможными средствами отъ поприща, на которомъ онъ легко можетъ испытать участь, подобную моей.-- Откажитесь! воскликнулъ я:-- ради Бога откажитесь отъ своего намѣренія; да или нѣтъ?.. Вамъ мало убѣжденій, которыя я привелъ; такъ знайте же, что я вамъ скажу послѣднее: вы можете умереть съ голода, если не откажетесь!.. Знаете ли, что, черезъ нѣсколько часовъ, меня не станетъ!-- Но вы кажется здоровы? возразилъ піита.-- Я умру, умру съ голоду! съ усиліемъ произнесъ я и упалъ на свой коверъ въ изнеможеніи... Я во сто разъ бѣднѣе этихъ жалкихъ существъ, которыя выпрашиваютъ милостыню съ простертой рукой тамъ, на Невскомъ Проспектѣ, у Аничкина моста. О, зачѣмъ вы заставили меня вспомнить мое положеніе!.." "Вѣрите ли вы мнѣ, спросилъ я, нѣсколько успокоившись -- Видите ли теперь какъ выгодно писать изъ-за денегъ. Оставите ли свое намѣреніе? Не вѣрите! Ха, ха, ха!.. Видно васъ крѣпко увѣрили въ моемъ богатствѣ. Смотрите, сказалъ я, и раскрылъ мой маленькій чемоданъ, въ которомъ лежалъ мой фракъ и нѣсколько худого бѣлья:-- вотъ все мое богатство! Любуйтесь, любуйтесь! Это я пріобрѣлъ отъ литературы впродолженіи пяти лѣтъ, неусыпнымъ рвеніемъ, трудами, благороднымъ желаніемъ принести пользу!.."

Въ эту минуту къ мнимому богачу являются прачка, чиновникъ земской полиціи для взысканія по жалобѣ лавочника, которому разсказчикъ, "какъ земляку", задолжалъ 60 рублей, самъ лавочникъ, и, наконецъ, квартирный хозяинъ. Всѣ требуютъ денегъ и спорятъ изъ-за его несчастнаго добришка, которое каждый хочетъ взять себѣ за долгъ, причемъ побѣда остается, однако, за квартирнымъ хозяиномъ.

"Нѣтъ! Это выше силъ моихъ!" восклицаетъ несчастный, писатель.-- Мучители, кровопійцы! Что вы отъ меня требуете?.. Вы хотите меня съ ума свести, хотите вымучить изъ меня душу, растерзать мое тѣло?" -- Вы можете все это кончить гораздо для себя выгоднѣе, подаетъ тутъ благой совѣтъ практическій квартальный:-- немедленно оставивъ квартиру и предоставивъ принадлежащія вамъ вещи кредиторамъ.

Писатель задумался: "Но для васъ это неинтересно: охота ли читать, что происходило въ душѣ человѣка, когда у него въ желудкѣ пусто, въ кошелькѣ пусто и когда ему предстоитъ чрезъ минуту величайшее наслажденіе воскликнуть:

Мнѣ покровъ небесный сводъ -- А земля постелю!

Въ этомъ ничего нѣтъ комическаго!"

Во время этой сцены провинціальный піита исчезаетъ, оставивъ всѣ свои тетрадки въ квартирѣ разсказчика, котораго спасаетъ являющійся очень кстати для заключенія повѣствованія, "добрый дядюшка Мелентій Мелентьичъ". Всѣ поиски "безъ вѣсти пропавшаго піиты" Грибовникова остаются тщетны, а тетрадками его разсказчикъ предлагаетъ воспользоваться редакціи, какъ средствомъ для вызова автора изъ безвѣстнаго отсутствія.

Разсказъ этотъ, сопровождавшійся лестнымъ для Перепельскаго примѣчаніемъ редакціи, прошелъ еще успѣшнѣе. Въ самомъ дѣлѣ, онъ написанъ довольно живо. Неудаченъ въ немъ только "человѣкъ" разсказчика и языкъ театральныхъ лакеевъ-философовъ, которымъ онъ говорить, языкъ, благополучно процвѣтающій и донынѣ на нашихъ сценическихъ подмосткахъ, да еще фигура піиты, сдѣланная карикатурною во вкусѣ того времени, т. е. все, что составляетъ собственно вымыселъ въ разсказѣ. Во всякомъ случаѣ, разсказъ этотъ представляетъ большой интересъ по своему автобіографическому значенію. Не лишены также подобнаго же интереса помѣщенныя въ NoNo 15 и 16 "Литературной Газеты" водевильныя сцены изъ журнальной жизни "Утро въ редакціи", не подписанныя, но принадлежащія несомнѣнно Некрасову, по указанію г. Кони. Здѣсь выведенъ редакторъ "Литературной Газеты" подъ именемъ Семячко и самъ авторъ, сотрудникъ его, подъ сокращеннымъ его псевдонимомъ -- Пельскій. Содержаніе сценъ невзгоды редакторской жизни, возня съ непрошенными сотрудниками, считающими себя геніями и ужасно самолюбивыми, съ провинціальными подписчиками, актерами, объ игрѣ которыхъ газета давала отчетъ и проч. Есть тутъ много и другихъ куплетовъ, съ намеками на журнальную перебранку того времени, въ которой отличался преимущественно доблестный Булгаринъ, особенно не взлюбившій Некрасова и старавшійся не разъ всячески вредить ему.

Слѣдующая повѣсть Некрасова въ "Пантеонѣ" -- Пѣвица имѣетъ всѣ признаки вещи, написанной исключительно подъ вліяніемъ крайности и для денегъ. Содержаніе ея невѣроятно, лица и событія искуственны въ высшей степени и вообще вся эта исторія, въ которой героиня носитъ имя Ангелики (она итальянка) а герои -- графы и бароны -- вполнѣ невозможна. Молодому автору, безъ сомнѣнія, лучше, чѣмъ кому бы то ни было, извѣстно было это, въ то время, когда онъ, можетъ быть, голодный, писалъ, напримѣръ, начало этой повѣсти, дающее понятіе объ остальномъ: "Молодая дама, прекрасной наружности, сидѣла на кушеткѣ въ грустной задумчивости". Эта дама ждала пріѣзда своего любовника, барона Р. и, вѣроятно, вслѣдствіе этого обстоятельства у нее "отъ груди, какъ отъ раскаленнаго металла, вѣяло пламенемъ", и т. д. Однако, повѣсть была напечатана ("Пантеонъ" No 11) даже, какъ будто бы нарочно, съ настоящимъ именемъ автора и ни мало не выдалась своей невозможностью изъ массы подобныхъ произведеній, украшавшихъ столбцы журналовъ того времени.

Почти тоже самое можно сказать о цѣлой серіи повѣстей и разсказовъ, которые печатаются въ слѣдующемъ году въ "Литературной Газетѣ". Изданіе "Газеты" принялъ въ этомъ году на себя издатель "Пантеона" и Некрасовъ перешелъ туда вслѣдъ за нимъ. По словамъ Кони, происхожденіе нѣкоторыхъ изъ этихъ повѣствованій было слѣдующее: "А вотъ что я сегодня начиталъ, говорилъ девятнадцати-лѣтній писатель, входя къ своему издателю и передавая ему содержаніе прочитаннаго въ какой нибудь забытой книжкѣ.-- Ну, вотъ вамъ и сюжетъ, садитесь и пишите, говорилъ ему издатель, и въ результатѣ являлись разсказы, вродѣ "Пѣвцы", "Въ Сардиніи" и т. п. Это было время, когда Некрасовъ оставилъ Университетъ и перебивался исключительно литературной работой. Задача состояла въ томъ, чтобы писать какъ можно больше, такъ какъ платили немного, а потому объ отдѣлкѣ, о жизненности производимаго нѣкогда было и помышлять. Такимъ образомъ, въ "Литературной Газетѣ" и нѣкоторыхъ другихъ изданіяхъ появляется цѣлый рядъ подобныхъ произведеній, содержанія которыхъ мы здѣсь не будетъ передавать, хотя просмотрѣли ихъ всѣ, такъ какъ они имѣютъ единственное значеніе, какъ факты біографіи поэта, свидѣтельствующіе о массѣ несродной ему работы и о томъ тяжеломъ трудѣ и лишеніяхъ, которые пришлось ему испытать прежде, чѣмъ выбраться на свой настоящій путь. Вотъ заглавіе этихъ сочиненій: Двадцать пять рублей разсказъ (Лит. Газ. No 9) Ростовщикъ, разсказъ (id. 25--26), Капитанъ Кукъ, разсказъ (id. No 42), Карета, предсмертныя записки дурака (id. No 60), Жизнь Александры Ивановны, повѣсть (id. NoNo 84 -- 87), Опытная женщина, повѣсть (Отечести. Записки, 41 г. No 10), только въ одинъ 41 годъ, не считая стихотвореній, пяти театральныхъ пьесъ и театральныхъ и журнальныхъ рецензій, о которыхъ мы будемъ говорить ниже.

Я отрокомъ покинулъ отчій домъ,

За славой я въ столицу торопился,

Въ семнадцать лѣтъ я жилъ своимъ трудомъ,

И между тѣмъ, урывками, учился...

говоритъ поэтъ, вспоминая ту эпоху въ своей предсмертной поэмѣ. По словамъ свидѣтеля, на котораго ужь мы ссылались, въ то время, Некрасовъ читалъ очень много и съ жадностью, и особенно любилъ чтеніе европейскихъ классиковъ, съ которыми, по незнанію иностранныхъ языковъ, долженъ былъ знакомиться по немногочисленнымъ русскимъ переводамъ. Иногда Кони бралъ того или другого поэта и переводилъ подстрочно. Случалось, что Некрасовъ заимствовалъ что нибудь изъ прочитаннаго, какъ матеріалъ для своихъ литературныхъ работъ. Такъ, фабулы разсказа "Ростовщикъ" и водевиля "Шила въ мѣшкѣ не утаишь" взяты были изъ повѣстей Нарѣжнаго.

Дѣятельность драматическаго автора и водевилиста была вторымъ источникомъ средствъ къ жизни, который открылъ юный писатель. Съ особеннымъ рвеніемъ предался онъ этой дѣятельности въ 1841 году. Уже съ январьскаго номера "Пантеона" выступаетъ онъ, въ качествѣ театральнаго рецензента этого журнала. Въ своемъ первомъ обозрѣніи, написанномъ языкомъ живымъ и игривымъ г. H. Н. (такъ подписывался онъ), давая отчетъ о поставленныхъ въ то время на сцену пьесахъ Шекспира и Шиллера, защищаетъ, между прочимъ, великихъ поэтовъ, духъ коихъ угаданъ имъ былъ ужь вполнѣ, отъ безобразныхъ перекроекъ и передѣлокъ, которыя производили надъ ними русскіе драматическихъ дѣлъ мастера. Театральнымъ рецензентомъ Некрасовъ остается, однако, не долго. Смотрѣть нелѣпости, которыми пробавлялась, за немногими исключеніями, тогдашняя сцена, скоро ему надоѣло. Одинъ разъ, случилось, что, не въ. силахъ будучи досидѣть одного изъ бенефисовъ до конца, рецензентъ ушелъ изъ театра и упомянулъ въ своемъ отчетѣ въ двухъ словахъ о заключительномъ водевилѣ, который, какъ нарочно, по болѣзни одного актера, былъ во время представленія замѣненъ другимъ. Въ слѣдующемъ же номерѣ H. Н. разъясняетъ самъ свою "ужасную" вину, надъ которой булгаринская "Сѣверная Пчела" не преминула ужь поострить, съ извѣстными пріемами и ловкостью. Театральныя статейки появляются еще въ трехъ-четырехъ номерахъ журнала и потомъ исчезаютъ. Присмотрѣвшись къ дѣлу, Некрасовъ и самъ захотѣлъ попробовать свои силы на драматическомъ поприщѣ и принялся за водевили. Первымъ представленнымъ изъ нихъ былъ Актеръ, одноактный водевиль съ куплетами, въ основу котораго положена та мысль, что актеръ -- не скоморохъ, какъ смотрятъ на него многіе въ невѣжественномъ обществѣ, а художникъ, избравшій своимъ поприщемъ сцену. Пьеса, написанная по пріемамъ того времени, имѣла полнѣйшій успѣхъ, чему способствовало также прекрасное исполненіе главной роли актера, молодымъ тогда артистомъ В. В. Самойловымъ. Этотъ успѣхъ поощрилъ нашего автора и онъ ставитъ послѣдовательно, въ этомъ и въ 42 году, слѣдующія пьесы:

"Шила въ мѣшкѣ не утаишь -- дѣвушки подъ замкомъ не удержишь", вод. въ 2 дѣйств., сюжетъ котораго взятъ, какъ мы уже сказали, изъ Нарѣжнаго. Успѣхъ этой пьесы былъ также значителенъ. Какъ и всѣ другія, эта пьеска давалась съ именемъ Перепельскаго. Одному изъ сотрудниковъ "Сѣверной Пчелы", нѣкоему Л. Л. (Межевичъ), должно быть, хорошему гусю, если "похвалы его въ то время считались все тѣмъ же, что явное намѣреніе повредить молодому литератору" (см. длинное письмо Некрасова по этому поводу въ редактору "Литер. газеты" 41 г. No 62), вздумалась, хваля пьесу Перепельскаго, при этомъ удобномъ случаѣ, открыть публикѣ настоящую фамилію автора. Такое нарушеніе законовъ литературныхъ приличій встрѣтило энергическій отпоръ во многихъ изданіяхъ и, въ особенности, въ "Отеч. Запискахъ" подъ перомъ Бѣлинскаго, тогда еще незнакомаго съ Некрасовымъ. Уличенный борзописецъ оправдывался тѣмъ, что онъ не могъ не слышатъ настоящей фамиліи автора, когда послѣдній являлся на вызовы публики и раскланивался изъ ложи. Оправданіе было очень неловко, такъ какъ публика вызывала Перепельскаго, а не Некрасова.

"Ѳесклистъ Онуфріевичъ Бобъ" или "Мужъ не въ своей тарелкѣ", поставленный вслѣдъ за тѣмъ, напротивъ, успѣха не удостоился, несмотря на превосходную игру Мартынова въ главной роли. "Водевиль написанъ наскоро, говоритъ современная рецензія:-- и притомъ слишкомъ длиненъ, хотя въ немъ (прибавляетъ отчетъ "Отеч. Запис.") все-таки замѣтна способность автора". Довольно забавные куплеты о петербургской жизни, напечатанные въ "Пантеонѣ", въ представленіи были выпущены. "Дѣдушкины попугаи" (1841) и "Вотъ что значитъ влюбиться въ актрису" (id.) -- обѣ передѣланы съ французскаго. О второй пьескѣ одинъ изъ рецензентовъ отзывается, какъ о "премаленькомъ, преумномъ водевилѣ, за который мы опять обязаны Перепельскому". Но едвали не самымъ большимъ театральнымъ успѣхомъ Перепельскаго была драма "Материнское благословеніе" или "Бѣдность и честь", поставленная въ 1842 года. Пьеса эта, переведенная съ французскаго, съ прибавленіемъ многихъ куплетовъ, одна изъ тѣхъ ловко сдѣланныхъ французскихъ мелодрамъ, съ честною основою, которыя не удовлетворяютъ зрителя, желающаго найти въ сценическомъ произведеніи художественныя качества, но до которыхъ такъ падки театральныя массы, ищущія въ пьесахъ прежде всего поученія, интересной завязки и отвѣта на честные запросы души. Драма эта обошла всѣ столичныя и провинціальныя сцены и еще недавно давалась здѣсь въ какомъ-то клубѣ или на загородныхъ театрахъ.

Послѣднею вещью, написанной Некрасовымъ для сцены (въ сообществѣ съ двумя другими лицами), была комедія въ 4-хъ дѣйствіяхъ "Похожденія Петра Степановича Столбикова" передѣланная изъ неудачнаго романа Основьяненка, носящаго тоже названіе. Въ ней Перепельскому, вѣроятно, принадлежатъ одни куплеты, которыхъ много. Вслѣдствіе ли крайне нелестнаго отзыва "Отечественныхъ Записокъ" или перемѣнившагося вкуса къ театру, Некрасовъ пересталъ писать для сцены, и на этотъ разъ навсегда. На этотъ періодъ увлеченія театромъ есть указанія въ нѣкоторыхъ изъ позднѣйшихъ стихотвореній поэта. Такъ всѣ помнятъ прелестную пьесу "Въ. тоскѣ по юности моей...", посвященную памяти рано угасшей талантливой артистки Асенковой, сводившей съ ума петербургскую молодежь начала 40-хъ годовъ. Въ "Прекрасной Партіи" поэтъ также вспоминаетъ о томъ времени въ одномъ изъ куплетовъ:

Отрада юношескихъ лѣтъ,

Подруга идеаламъ,

О сцена, сцена! Не поетъ,

Кто не былъ театраломъ!.. и т. д.

Если вспомнить, что на этой сценѣ подвизались тогда такій артисты, какъ Сосницкій, Мартыновъ, Асенкова, Самойловы, то это увлеченіе станетъ еще понятнѣе.

Однако, несмотря на столь разнообразную дѣятельность, матеріальное положеніе юноши было по прежнему неблистательно. Издатель самъ еле дышалъ и потому не могъ платить много. Около этого-то времени, Некрасовъ входитъ въ сношенія съ книгопродавцами Ивановымъ и Поляковымъ и становится у нихъ поставщикомъ азбукъ и сказокъ. Потомъ онъ рѣшается выступить и самъ въ качествѣ издателя своихъ произведеній. Въ началѣ 1843 года, появляется его первый сборникъ "Статейки въ стихахъ безъ картинокъ", заключающій въ себѣ двѣ стихотворныя шутки: "Встрѣчу стараго года съ новымъ" и первую часть "Говоруна" (записки петербургскаго жителя Ѳомы Артемьевича Бѣлопяткина). Живость содержанія и дешевая цѣна книжки (30 коп.) способствуютъ ея успѣху и быстрой распродажѣ. Второй томъ появляется вскорѣ за первымъ. Въ немъ помѣщены: во-первыхъ, "Жизнь и люди", философическая сказка съ такимъ содержаніемъ: нѣсколько покойниковъ: чиновникъ, помѣщикъ, актриса, левъ, сочинитель, распростившись съ земною обителью, въ видѣ тѣней, отправляются на тотъ свѣтъ и, встрѣчаясь съ духомъ жизни, разсказываютъ ему свои земныя похожденія съ совершенной откровенностью и, въ концѣ книжки, вторая глава "Говоруна" -- фельетона въ стихахъ, знакомаго всѣмъ читателямъ Некрасова, по позднѣйшей его перепечаткѣ въ "Приложеніяхъ" къ З-й части стихотвореній {Эти двѣ книжки составляютъ теперь величайшую библіографическую рѣдкость. Ихъ нѣтъ даже въ Публичной Библіотекѣ, такъ же какъ и "Дѣдушки Крало на", о которомъ мы скажемъ ниже.}.

Подобно первой, и вторая книжка понравилась и разошлась въ довольно большомъ количествѣ экземпляровъ. Собственно, журнальная дѣятельность Некрасова въ этомъ году, кромѣ рецензій, о которыхъ говорено будетъ ниже, ограничилась помѣщеніемъ двухъ разсказовъ: "Необыкновенный завтракъ" въ "Отечественныхъ Запискахъ", (разсказъ изъ жизни литературной братіи, съ довольно комическими подробностями, и гдѣ, вѣроятно, есть много чертъ, списанныхъ съ натуры) и "Помѣщикъ двадцати трехъ душъ" (въ "Литерат. Газ."), не представляющій, вопреки обѣщающему заглавію, ничего интереснаго, если не считать брошеннаго разсказчикомъ вскользь воспоминанія о "нелѣпомъ восторгѣ, который заставлялъ его бѣгать высунувши языкъ, когда онъ увидѣлъ въ "Сынѣ Отечества" первое свое стихотвореніе съ цримѣчаніемъ, которымъ былъ очень доволенъ, и далѣе "о вызовахъ Александринскаго театра". Гораздо важнѣе то обстоятельство, что въ этомъ году написаны были первыя настоящія некрасовскія стихотворенія (напримѣръ, "Современная Ода"). Въ этомъ же году, по свидѣтельству Кони, послѣдовало знакомство и сближеніе Некрасова съ Бѣлинскимъ, имѣвшее такое громадное вліяніе на развитіе міросозерцанія и таланта знаменитаго поэта. Ближайшій поводъ къ нему подали нѣкоторыя рецензіи Некрасова, которыми заинтересовался Бѣлинскій. Изъ слышанныхъ нами все отъ того же свидѣтеля свѣденій, Некрасовъ, увлеченный статьями Бѣлинскаго, еще раньше искалъ этого знакомства. Вѣроятно, только обиліе срочной работы помѣшало критику и поэту столкнуться раньше, хотя это и удивительно, такъ какъ Бѣлинскій, кромѣ "Отечественныхъ Записокъ", помѣщалъ свои статьи и въ "Литературной Газетѣ", постояннымъ сотрудникомъ которой былъ Некрасовъ. О рецензіяхъ Некрасова мы должны здѣсь сказать особо нѣсколько словъ. Поэтъ писалъ ихъ въ свою жизнь очень иного. Онѣ разбросаны въ большей части литературныхъ журналовъ того времени -- жъ "Русскомъ Инвалидѣ", "Литература, прибавл. къ "Русскому Инвалиду", "Литературной Газетѣ", "Библіотекѣ для чтенія" и "Отечественныхъ Запискахъ" до 1846 г., а также, вѣроятно, и въ "Финскомъ Вѣстникѣ", издававшемся въ 1845 и 1846 гг. Ѳ. Дершау, съ которымъ Некрасовъ былъ тогда въ пріятельскихъ отношеніяхъ. Всѣ онѣ небольшаго объема и, по обычаю русскихъ журналовъ, сохранившемуся до сихъ поръ, не подписаны, почему открыть и перечислить ихъ теперь въ высшей степени трудно. Вѣроятно, самъ поэтъ не помнилъ ихъ всѣхъ, а, конечно, онъ одинъ только могъ при жизни своей дать собирателю нужныя на этотъ счетъ указанія. Вотъ почему мы почти ничего не можемъ сказать покуда объ этихъ рецензіяхъ, хотя тотъ фактъ, что Бѣлинскій заинтересовался ихъ авторомъ, и говоритъ Много въ ихъ пользу {Изъ числа рецензій Некрасова г. Кони указалъ намъ нѣсколько, напечатанныхъ въ "Литер. Газ.", въ самые первые годы литературной карьеры поэта. Тѣ изъ нихъ, которыя намъ удалось просмотрѣть, отличаются простотой, отсутствіемъ рутины и вкусомъ. Не рѣдки въ нихъ также остроумныя замѣчанія. Это по большей части разборы стихотворныхъ сборниковъ, романовъ и проч. Вотъ заглавія ихъ: "Литературная Газета" 1841 г., No 52, "Русскія народныя сказки" -- Сахарова, "Мозаисты" -- Жоржъ-Занда No 67, "Перстень", преданіе, "Безпріютный", повѣсть Угрюмова, No 85, "Судъ въ ревельскомъ магистратѣ", ром. Б. Корфа, 1843, No 2, Стихотворенія Н. Молчанова "Были и небылицы", No 8, "Аристократка", ром. Брандта, No 14, "Драматическія сочиненія и переводы Н. Полевого -- "Письма г-жи Беэхвостовой" -- "Голь хитра на выдумки", No 17, "Наполеонъ, самъ себя изображающій". "Торжество торжествъ или день св. Пасхи", No 20, "Казаки", романъ Кузьмича. No 22, "Панъ Ягожинскій", No 35, "Краткая исторія грузинской церкви", No 34, "Путеводитель но Павловску", "Указатель Павіовска и его достопримѣчательностей", No 42, "Драматическій альбомъ", No 38, "Стихотворенія старожила", No 43, "Молодикъ", No 43, "Михайло Чернышенко", ром. Кулиша, No 47, "Князь Курбскій", ром. Б. Ѳедорова, "Камчадалка", ром. Клюшникова, 1842 г., No 52, "Альбомъ избранныхъ стихотвореній", Милюкова, "Секретъ Маши или средство выучиться музыкѣ безъ помощи учителя", "Указатель С.-Петербурга", "Историческія свѣдѣнія о жизни препод. Евфросиніи", No 7, "Дяди-художникъ", "Пять стихотвореній Ступина". Всѣ эти заглавія списаны изъ редакціонныхъ книгъ "Литературной Газеты" тѣхъ годовъ, гдѣ они отмѣчены, какъ принадлежащія Некрасову.}. Въ 1844 г., имя Некрасова попадается только подъ стихотвореніями, но это, вѣроятно, годъ наиболѣе посвященный рецензіямъ. Въ 1845 г., Некрасовъ опять появляется въ "Литературной Газетѣ", въ качествѣ фельетониста. Фельетоны носятъ общее заглавіе "Дагеротипъ", въ которомъ сосредоточиваются "легкіе физіологическіе (слово, пошедшее тогда въ моду, "уь легкой руки Бальзака) наброски, замѣтки, касающіяся общества, театра, литературы-и проч". Первые фельетоны подписаны Никъ-Некъ (сокращенное Николай Некрасовъ) и писаны то стихами, то прозой. Нѣкоторыя изъ этихъ стихотвореній ("Новоси", "Стишки, стишки, давно-ль и я былъ геній?.." "Еще изъ записокъ Бѣдопяткина") вошли въ извѣстныя "Приложенія" къ третьей части стихотвореній. Другія были перепечатаны въ сборникѣ "Первое апрѣля" или просто остались погребенными въ этихъ давно забытыхъ газетныхъ статейкахъ. Ихъ довольно много. Приводимъ изъ нихъ нѣкоторые, наиболѣе характеристичные отрывки. Вотъ, напримѣръ, портретъ ростовщика, списанный, кажется, съ дѣйствительно существовавшей личности:

...Говорятъ, есть страсти, чувство --

Не знакомъ, не лгу!

Жизнь, по моему -- искуство

Наживать деньгу.

Знать, во мнѣ раненько скупость

Охладила кровь --

Рано понялъ я, что глупость

Слава, честь, любовь,

Что весь свѣтъ похожъ на лужу,

Что друзья -- обманъ.

И затѣмъ лишь лѣзутъ въ душу,

Чтобъ залѣзть въ карманъ.

Что отъ чести, отъ злодѣйки,

Плохи барыши,

Что подлецъ, кто безъ копѣйки,

А не тотъ, кто безъ души.

И я свыкся понемногу

Съ ролію скупца,

И, ложась, молился Богу,

Чтобъ прибралъ отца.

Добрый, нѣжный былъ родитель,

Но въ урочный часъ

Скрылся въ горнюю обитель,

Навсегда угасъ.

Я не вынесъ тяжкой раны,

Я на трупъ упалъ

И, обшаривъ всѣ карманы,

Горько зарыдалъ...

Продалъ все, что было можно,

Хоть за грошъ продать.

И деньжонки осторожно

Началъ въ ростъ пускать

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И теперь зато подъ старость

Есть немножко тутъ!

(хлопаетъ себя по карману).

Пусть приходятъ люди въ ярость,

Говорятъ: онъ плутъ!

Шутки! нѣтъ, побольше стою!

Я вѣдь знаю свѣтъ:

Лишь тряхни-ка я казною,

Да задай обѣдъ,

Всѣ и объятья тотчасъ къ шуту,

Всѣ въ родню, въ друзья --

Я честнѣйшій въ ту-жь минуту...

Что, не такъ ли", а??.

Въ небольшомъ юмористическомъ разсказѣ "Какъ опасно предаваться честолюбивымъ снамъ", есть остроумная стихотворная тирада начальника къ подчиненному, котораго онъ распекаетъ за то, что тотъ позабылъ о величіи чиновничьяго званія. Начальникъ доказываетъ, что

.... чиновники тоже, что воинство

Для отчизны въ гражданскомъ кругу,

Посягать на ихъ честь и достоинство

Позволительно развѣ врагу.

Что занятья у нихъ все важнѣйшія --

И торги и финансы и судъ,

И что служатъ все люди умнѣйшіе

И себя благородно ведутъ,

Что безъ нихъ бы невинные плакали,

Наслаждалсябъ свободой злодѣй,

Что подъ часъ отъ единой каракули

Участь сотни зависитъ людей!..

Въ другомъ мѣстѣ, бесѣдуя о разныхъ литературныхъ новинкахъ, фельетонистъ вспоминаетъ прошлое и, прерывая прозу, разражается такимъ куплетомъ:

Читатель мой! Я былъ когда-то самъ,

Россійскихъ книгъ отъявленный цѣнитель,

И яростно (не вѣрю я ушамъ,

Но утверждалъ такъ нѣкій сочинитель)

Уничтожалъ таланты и гасилъ

Въ младыхъ сердцахъ божественное пламя..

Но дешево издатель мнѣ платилъ --

И бросилъ я критическое знамя.

Неизвѣстно, по этой ли самой причинѣ или по какой другой, только Некрасовъ бросаетъ вскорѣ и фёльетонное знамя. Вѣрнѣе всего, что въ это время онъ весь отдался составленію и изданію своихъ брошюрокъ и сборниковъ, которые появляются въ этомъ году дѣйствительно одинъ за другимъ. Прежде всѣхъ выходитъ книжка "Дѣдушка Крыловъ", біографія баснописца, незадолго передъ тѣмъ скончавшагося {Она издана безъ имени составителя, но, по свидѣтельству г. Кони, несомнѣнно принадлежитъ Некрасову. Сообщаемъ для гг. библіографовъ ея полное заглавіе: Дѣдушка Крыловъ, книга для подарка дѣтямъ, съ портретомъ Крылова и картинками, изображающими сцены изъ его жизни, рисованными Агинымъ. Спб. 1815 г., въ типографіи Крайя, въ 16 долю листа, 108 стр. Цѣна 1 р. Теперь очень рѣдка.}, вслѣдъ за которой появляется "Физіологія Петербурга". "Это едвали не лучшій изъ всѣхъ альманаховъ, которые когда-либо издавались, говорить о немъ Бѣлинскій вслѣдъ за его появленіемъ:-- потому что, во-первыхъ, въ немъ есть статьи прекрасныя и нѣтъ статей плохихъ, а, во-вторыхъ, всѣ статьи въ венъ образуютъ собою нѣчто цѣлое, несмотря на то, что онѣ подписаны разными лицами. Физіологія Петербурга имѣетъ большой успѣхъ".

Въ концѣ перваго тома "Физіологіи", помѣщены "Петербургскіе углы" Некрасова, одно изъ хорошихъ его прозаическихъ сочиненій, имѣющее въ добавокъ и біографическій интересъ, какъ новое свидѣтельство о томъ близкомъ знакомствѣ съ міромъ гонимыхъ судьбою бѣдняковъ, которое поэту пришлось сдѣлать въ пору ранней молодости. По отзыву Бѣлинскаго. "Петербургскіе углы" могли бы украсить собою всякое изданіе. "Они отличаются необыкновенной наблюдательностью и необыкновеннымъ мастерствомъ изложенія. Это живая картина особаго міра жизни, который не всѣмъ извѣстенъ, но тѣмъ не менѣе существуетъ, картина, проникнутая мыслію". Кажется единственный изъ крупныхъ писателей своего поколѣнія, испытавшій на себѣ иго нужды, Некрасовъ, чутьли не первый выводитъ въ этомъ разсказѣ на сцену этотъ "особый міръ жизни", который, впослѣдствіи, рисовали намъ Помяловскіе, Слѣпцовы, Успенскіе и др.

Вотъ вкратцѣ содержаніе разсказа:

Молодой пролетарій, Тростниковъ, нанимаетъ уголъ за четыре рубля ассигнаціями въ мѣсяцъ у нѣкоей мѣщанки Акулины Федотовой "на фторомъ дварѣ, впадвале". Перевезши туда свои вещи (перевозка стала ему въ 10 коп.), Тростниковъ оглядывается:

"Въ комнатѣ царствовалъ матовый полусвѣтъ, какой любятъ художники; полусвѣтъ выходилъ изъ пяти низкихъ окошекъ, которыя снаружи казались стоящими на землѣ, а внутри были неестественно далеки отъ пола. Комната была вышиною аршина въ три съ половиною и имѣла свой особенный воздухъ, подобный которому можно встрѣтить только въ винныхъ погребахъ и могильныхъ склепахъ. Налѣво отъ двери, огромная русская печка съ вывалившимися кирпичами; остальное пространство до двери было завалено разнымъ хламомъ; полъ комнаты дрожалъ и гнулся подъ ногами, щели огромныя; концы нѣкоторыхъ досокъ совсѣмъ перегнили, такъ что когда ступишь на одинъ конецъ доски, другой поднимается. Стѣны комнаты были когда то оштукатурены, одна изъ досокъ потолка, чернаго и усѣяннаго мухами, выскочила однимъ концомъ изъ подъ средняго поперечнаго бруса и торчала наклонно, чему, казалось, обитатели подвала были очень рады, ибо вѣшали на ней полотенца свои и рубахи..." Эти обитатели подвала являются вскорѣ одинъ за другимъ и Тростниковъ знакомится съ ними. Все это несчастнѣйшіе представители столичной голытьбы. Прежде всѣхъ приходитъ Дворовый Человѣкъ, изгнанный на оброкъ и явившійся искать мѣста въ Питерѣ. Не находя мѣста, онъ живетъ въ подвалѣ и въ карманѣ его въ ту минуту остается еще всего только одинъ завѣтный полтинникъ; за нимъ является Кирьянычъ, человѣкъ съ очень странной профессіей: онъ ловитъ собакъ на улицахъ и потомъ или продаетъ ихъ, или доставляетъ владѣльцамъ, какъ находку, за что получаетъ награду и, наконецъ, Зеленый Господинъ, выгнанный давно со службы, горьчайшій пьяница -- учитель, получающій крошечный пансіонъ, пропиваемый въ первые же дни мѣсяца, остальная часть котораго проходитъ въ шатаніи по прежнимъ знакомымъ и ученикамъ, дающимъ ему на бѣдность. По просьбѣ Двороваго Человѣка, Тростниковъ даетъ, ради своего новоселья, немного денегъ своимъ сожителямъ для покупки водки. Приносится штофъ и начинается мрачное, горькое пьянство... Въ другомъ отдѣленіи "угловъ" помѣщаются женщины. Всѣ онѣ беременны, что объясняется тѣмъ, что у Акулины Федотовны нѣчто вродѣ пріюта для роженицъ, контингентъ которыхъ, по преимуществу, составляютъ кухарки и горничныя, которымъ въ этомъ состояніи неудобно оставаться ни своихъ мѣстахъ. Въ тотъ вечеръ, съ одной изъ этихъ женщинъ -- горькой пьяницей -- дѣлается припадокъ, вродѣ такъ называемаго кликушества, который очень удачно излечиваетъ посредствомъ угрозъ и крика Дворовый Человѣкъ...

Вотъ картина, которую пришлось видѣть Тростникову въ первый день своего переѣзда въ "углы" и которая, вѣроятно, списана съ натуры. Исторія Тростникова остается неразсказанной, но мы встрѣчаемся еще разъ съ этой личностью (или, лучше сказать, съ этой фамиліей, подобно тому, какъ въ двухъ стихотвореніяхъ поэта, съ Валежниковымъ) въ одномъ изъ позднѣйшихъ прозаическихъ сочиненій Некрасова -- окрывкѣ "Тонкій человѣкъ".

Вторая часть "Физіологія Петербурга" появилась лѣтомъ 45 года, и, несмотря на этотъ "мертвый сезонъ" книжной торговли" встрѣтила такой-же успѣхъ, какъ и первая.

Въ теченіи того-же года, поэтъ печатаетъ нѣсколько стихотвореній въ журналахъ (Портреты -- въ "Пантеонѣ", Старушкѣ -- въ "Отеч. Записк." -- оба невошедшія въ отдѣльныя изданія), а въ началѣ 1846 года выпускаетъ альманахъ "Первое апрѣля" {Кромѣ эпиграммъ, пародій и извѣстной пьесы "Передъ дождемъ", въ этомъ сборникѣ обращаетъ на себя вниманіе весьма недурное стихотвореніе "женщина, какихъ мною". Вотъ оно:

Она росла среди перинъ, подушекъ,

Дворовыхъ дѣвокъ, мамушекъ, старушекъ,

Подобострастныхъ, битыхъ и босыхъ...

Ее поддерживали съ уваженьемъ,

Ей ножки цѣловали съ восхищеньемъ

Въ избыткѣ чувствъ почтительно-нѣмыхъ.

И вотъ подросъ ребенокъ несравненный.

Ея родитель, человѣкъ степенный,

Въ деревнѣ прожилъ ровно двадцать лѣтъ.

Сложилась барышня, потомъ созрѣла...

И стала на свободѣ жить безъ дѣла,

Невыразимо презирая свѣтъ.

Она слыла дѣвицей идеальной,

Имѣла взглядъ глубокій и печальный,

Сидѣла подъ окошкомъ по ночамъ --

И на луну глядѣла неотвязно.

Болтала лихорадочно, несвязно,

Торжественно молчала по часамъ...

Впивалася въ нѣмецкія книжонки,

Влюблялася въ прекрасная душонки --

И тотчасъ отрекалась... навсегда...

Благословляла, плакала, вздыхала,

Пророчила, страдала... все страдала!..

И пѣла такъ фальшиво, что бѣда.

И вдругъ пошла за барина простого;

За русака дебелаго, степного --

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

На мужа негодуя благородно

Ему дѣтей рожала ежегодно

И двойней разрѣшилась наконецъ.

Печальная, чувствительная Текла

Своихъ людей не безъ отрады сѣкла;

Играла въ карточки до пѣтуховъ,

Гусями занималась, да скотиной --

И было въ ней передъ ея кончиной

Безъ малаго четырнадцать пудовъ...}. Въ томъ-же году печатаются новыя, зрѣлыя стихотворенія Некрасова, тѣ, которыя Бѣлинскій заучивалъ наизусть и пересылалъ въ письмахъ къ друзьямъ ("Ни родинѣ", "Въ дорогѣ" и друг.) и которыя нашли вскорѣ такой отголосокъ во всей Россіи и положили основаніе славы "пѣвца народныхъ страданій". Въ концѣ года является предвѣстникъ "Современника" "Петербургскій Сборникъ" и встрѣчается огромнымъ но тому времени успѣхомъ.

-----

Мы разсмотрѣли почти всѣ статьи и изданія Некрасова первой эпохи, причемъ умышленно останавливались преимущественно на прозаическихъ трудахъ, какъ на менѣе всего извѣстныхъ публикѣ. Въ "Современникѣ" Некрасовъ также печаталъ прозу. Кромѣ шутки "Привилегированная краска Дирлинга и комп." и двухъ романовъ, написанныхъ въ сотрудничествѣ съ Станицкимъ (напечатаны: "Три страны свѣта" въ 1848 г. и "Мертвое озеро" въ 1851 г.), тамъ есть много его рецензій и фельетоновъ. Изъ критическихъ статей болѣе обширныя по объему: "О Тютчевѣ" и "О русскихъ второстепенныхъ поэтахъ". Въ 1856 г., помѣщено было еще, въ "Современникѣ" же, начало романа "Тонкій человѣкъ", четыре тщательно отдѣланныхъ главы съ вводною драматизированною сценою, но начало такъ и осталось началомъ и романъ не былъ конченъ никогда; да еще около года (съ конца 1855 г. и до августа 1856 г.) Некрасовъ писалъ тамъ же "Замѣтки о журналахъ". Одно изъ этихъ обозрѣній начинается такими словами, звучащими теперь, какъ бы замогильною заповѣдью этого знаменитаго журналиста своимъ грядущимъ соратникамъ: "Путь журналиста -- это путь не безъ терній... но, покуда достаетъ любви, не страшны терніи!.. Пусть же родникъ ея струится неизсякаемо въ сердцахъ русскихъ писателей, русскихъ журналистовъ, понимающихъ свое призваніе! Съ нею много добраго, много прекраснаго сдѣлаетъ русская литература, много уже сдѣлавшая, издавна игравшая и играющая такую важную роль въ развитіи нашего отечества, которое дорого каждому русскому и еще дороже должно быть каждому литератору, по самой сущности его цѣли, чуждой матерьяльнаго результата: только успѣхи отечества на поприщѣ просвѣщенія могутъ обезпечивать его личный успѣхъ, состоящій въ стремленіи оставить по себѣ память честнаго и полезнаго дѣятеля, на мо гиду котораго, по неизмѣнному закону Провидѣнія (благословенный законъ!) непремѣнно, рано или поздно, упадетъ одинъ изъ лучей той славы, въ блескѣ которой желаетъ онъ и самоотверженно стремится видѣть свое отечество..." Эти "Замѣтки" (онѣ не подписаны) вообще обличаютъ въ поэтѣ безпредѣльную любовь къ литературѣ и удивительные художественное чутье и вкусъ, качества, отличавшія его редакторскую дѣятельность. Въ нихъ поклонникъ поэта найдетъ много для себя интереснаго: тамъ есть превосходныя страницы о Пушкинѣ, Гоголѣ, о графѣ Львѣ Толстомъ, только-что появившемся тогда съ своими несравненными севастопольскими разсказами, и въ особенности много отзывовъ о поэтахъ, характеристикъ, въ нѣсколькихъ строкахъ рисующихъ художественную индивидуальность каждаго изъ нихъ. Есть тамъ и полемика съ славянофилами, и полемика все съ тѣмъ же Чичеринымъ объ историческомъ значеніи русской сельской общины. Но разсмотрѣніе этихъ позднѣйшихъ трудовъ не входило въ нашу задачу, которая была -- знакомство съ литературными дебютами Некрасова, а потому мы отсылаемъ читателя, заинтересовавшагося нашими указаніями, къ самымъ статьямъ, которыя, конечно, не будутъ обойдены, если когда-нибудь приступлено будетъ къ изданію избранной прозы Некрасова, чего, полагаемъ мы, искренно желали бы многочисленные почитатели поэта.

В. Горленко.

"Отечественныя Записки", No 12, 1878