Гнедич Петр Петрович - Силоамская купель

Петр Гнедич

Силоамская купель

В эскизном классе академии, перед вывешенной под стеклом программой новой композиции, стоял Крутиков, -- длинноволосый, худенький студентик, лет двадцати-трех. "Программа" была освещена довольно скупо, так что читать приходилось с трудом: газовая лампа, ближайшая к двери, возле которой висела рамка с объявлением, отчего-то была потушена. Но Крутиков, все-таки, прочел.

"Эскиз на март месяц, -- значилось в программе. -- Исцеление расслабленного в Силоамской купели. Смотри Евангелие, такие-то и такие-то главы. Изобразить не менее пяти или шести фигур. Величина фигур не менее двух с половиной вершков".

Внизу следовали подписи начальства.

-- Не менее двух с половиной вершков, -- повторил Крутиков. -- Это сколько же?

И он прикинул масштаб на пальцах.

-- Эге, -- вот как!.. Да, оно меньше и неловко... Как же припустить: сепией, пером, или карандашиком с ватой?..

В сущности, он несколько опешил от библейского сюжета. Ему казалось, что непременно эскиз будет задан из русской истории, -- в предыдущий месяц все работали над изображением "Бориса Годунова принимающего ливонских выселенцев" -- а тут вдруг скачок: из Московской Руси, да в Палестину. Прошлый раз он получил первую категорию, и нынче надеялся на то же, а теперь, при библейском сюжете, пожалуй, не выгорит. Он осенью такое "Воскрешение Лазаря" закатил, что профессор даже растерялся. Ну, никаких способностей на священные изображения!

-- Ты слышал? -- спросил он у своего товарища Бородулина, усаживаясь рядом с ним в буфете со стаканом чая и горячим розаном. -- Ты слышал об эскизе?

-- Вифезду рисовать, братец, будем, -- как не слышать!

-- Какую Вифезду?

-- Купель Силоамская -- по-жидовски Вифезда: ты посмотри в тексте.

-- Так ты как же?

-- Скатаю в библиотеке контура, а тушевочку а-la Dore положим. Меня, ведь, это не затруднит. Никакой черт не поймает. Я всегда так.

Но Крутиков был в затруднении. Ему так хотелось скомпоновать что-нибудь оригинальное, сильное. Он знал, что товарищи всегда копируют в библиотеке с Доре и Шнорра, да он и сам был не прочь позаимствовать красивый контурчик. Но вот, как обработать сюжет, чтобы он вышел интересным?..

* * *

Он лежал в постели, устремив глаза в темноту. Он начал чувствовать пятно эскиза... Горячее, тропическое солнце залило во всю силу лучей невыносимо блестящую каменную старую стену. Стена в развалинах поросла травой; от железных болтов, что торчат в ней кой-где местами, потянулись вниз ржавые потеки. Косая тень от башни фиолетовым треугольником легла на старых камнях, зацепила каменный помост цистерны. Вся башня в тени, но зато сквозь ее пролет, через ворота, что за яркий свет играет, сколько пестроты и движения там, в тесной шумной улице! Ослы, паланкины, римские легионеры... А здесь, у водоема, какая тишь, какой покой! Понуро сидят вдоль стены расслабленные, умирающие несчастные люди. Кто на корточках, кто привалившись спиной к стене, кто полулежа на ободранных циновках и каких-то грязных тряпках... На первом плане, в ярком свету, слегка наклонив голову к больному, стоит Иисус. Густые, вьющиеся волосы закрыты шапочкой, полосатая одежда с кистями свободными складками струится по плечам, вокруг стана... Приветливое, полное могучей силы, лицо освещено каким-то небесным вдохновением, взор и ласкающий, и испытующий, и кроткий... Да, да, именно так! Такой эскиз, такой Христос... Можно взять размер узкий вверх. Апостолов близко к Иисусу ставить не надо, -- двух бросить в тень, в глубину, -- и баста!..

Нет, этот эскизик может выйти тоже ничего...

Утром рано, едва рассвело, он схватился за рисунок. Работа закипела. Быстро стали выделяться из растертой дымки сплошного фона и стена, и Христос, и больные.

-- Ну, так, что ли, ногу-то ему скрючить? -- думал Крутиков про расслабленного, подворачивая ему вниз колено. -- Надо на натуре будет проверить... Ключицу так вот вытянуть: пусть торчит... иссох ведь: сорок лет лежит на рогоже, ждет выздоровления... А живуч ведь... Сорок лет скрипит... Щеки-то впалые ему... Глаза стеклянные... Вот так, чтобы контраста более с Иисусом... И остальные болящие чтоб с верой на него взирали... Хорошо тут парочку римских воинов: пусть в кости играют... Да нет, -- это итальянисто слишком выйдет... Если бы это в красочках... а?.. Не вредно было бы... Верещагинский колоритец... Да нет, -- куда же это сразу! Надо сегодня вечером снести профессору... показать, -- что он скажет...

* * *

От профессора пахло одеколоном. Крутиков не без трепета подступил к нему и протянул свой набросок. Профессор откинул голову назад, поставил эскиз так, чтобы свет во всю силу освещал его, вынул из кармана платок и высморкался, отчего запахло одеколоном еще больше.

-- Меня изумляет, -- начал профессор, оглядывая углы рисунка, -- меня изумляет, так сказать, формат, так сказать, размер вашей композиции. Что это такое?

Крутиков оторопел.

-- А что же?..

-- Это отчего же весь рисунок кверху?.. Узкий и длинный вверх?..

-- Так композиция сложилась.

-- Я, так сказать, об этом и говорю. Зачем она так сложилась?.. Зачем бы ей так складываться?.. Если б это вы пейзажик делали, -- это я понял бы. Дерево там какое-нибудь, так сказать, высокое, или колокольня со шпилем -- это понятно. Но в библейском сюжете это даже неприлично...

-- Неприлично! -- совсем разинул рот Крутиков.

-- Да-с, вот вы извольте посмотреть Пуссена, -- найдете ли у него вы где-нибудь, чтобы такая узкая вверх картиночка была? Никогда-с. У него, так сказать, в ширину ползет. Вот вам образец... Благородство форм, соответствующий ландшафт... А у вас, так сказать, декорации поставлены... Нет, вы это все урежьте, растяните в ширину и покажите мне...

* * *

Крутиков пошел растягивать в ширину. Задуманное пятно видоизменялось... Однако, что же делать, -- не подать эскиза -- классного рисунка до экзамена не допустят. Взял он новый лист, стал чертить снова. Глупая это работа, начинать сызнова композицию. И выходит-то она уж не так свежо, да и скучновато как-то. Точно сверху приплюснуло ее...

А профессор, увидев рисунок, обрадовался.

-- Ну вот -- это другое дело! Теперь, так сказать, картина. Я боялся, что вы меня не поймете и сделаете квадратную, это тоже было бы неблагоразумно. Хотя иные итальянцы и писали квадратные вещи, но это едва ли заслуживает одобрения. Неприятная пропорция: словно зеркало в Москве, -- знаете, московские зеркала квадратные... А в продолговатом четырехугольнике бездна благородства, посмотрите -- сколько, так сказать, гармонии в нем... Ну-с, вот теперь композицию посмотрим.

Он сощурился и стал приглядываться...

-- Вот опять не то, -- заговорил он. -- Основное правило исторической, а тем паче библейской композиции -- располагать группы пирамидально, а где у вас пирамида? Я не вижу. Непирамидальная композиция слишком буднична, она скорее подходит к жанру, отчасти к баталии. Я бы именно попросил вас обратить внимание на это. Все пирамидкой, каждую группу, -- вы увидите, как у вас заиграют контура, когда вы выведете пирамидку... Да, уж вы пожалуйста. Вы посмотрите на итальянцев, только внимательно, подите в библиотеку и посмотрите на итальянцев... Вот увидите...

* * *

-- Ну, пирамидально, так пирамидально, -- решил Крутиков и вывел несколько пирамидок. Пришлось немного перетасовать фигуры. -- Это, пожалуй, не поспеешь как надо и покончить к экзамену, -- думал Крутиков. -- Он о композиции еще ни слова...

Страннее всего было то, что профессор одобрительно отнесся к композициям его сотоварищей, а композиции эти были несравненно слабее. Он с остервенением мазал ватой, растушкой, замшей... Неужто еще раз перерисовывать придется?..

И пришлось. Профессор предложил изменения, найдя пирамидки очаровательными.

-- Здесь вы потрудитесь эту фигурку, что стоит, посадить, а вот рядом, что лежит -- поставить. Этот профиль вправо, вы сделайте профилем влево. Христос профильный нейдет, поверните его en-face, шапочку снимите, -- оно может по археологии и так, но мы должны тем не менее относиться к Божеству, так сказать, с уважением. На голову расслабленного наденьте чалму старую с остатками перьев, -- это, знаете, восточный убор характерный... А соседу его дайте что-нибудь в руки: ну, будто он выкупался и чулок надевает...

-- Чу-улок? -- удивился Крутиков.

-- Чулок, -- спокойно ответил профессор. -- То есть, иначе говоря, носок. Если эти изменения сделаете -- композиция выйдет премиленькая. У вас положительный талант... Только, ради Бога, не вводите новшеств -- совершенно лишнее. Работайте по великим образцам. Пред вами Рафаэль, Пуссен, Тициан... Забудьте про эти современные французские пошлости -- и трудитесь... Вам говорит это старик, поседевший на работе!..

* * *

Крутиков сделал все изменения, согласно указаниям профессора, и его "Силоамская купель" получила первую категорию, да еще вдобавок номер первый.

--------------------------------------------------------------

Источник текста: Петр Гнедич. "Повести и рассказы". 1885 г.

Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.