Голенищев-Кутузов Арсений Аркадьевич - Стихотворения графа А. А. Голенищева-Кутузова. Спб. 1884 г.

Стихотворенія графа А. А. Голенищева-Кутузова. Спб. 1884 г.

Талантъ графа А. А. Голенищева-Кутузова въ послѣднее время обращаетъ на себя все большее и большее вниманіе и критики, и читателей, принадлежащихъ къ тому литературному лагерю, къ которому примкнулъ поэтъ. По правдѣ сказать, мы еще не видимъ въ этомъ явленіи особенной чести для графа Кутузова: среди болѣе или менѣе бездарныхъ дебютантовъ, фигурировавшихъ въ качествѣ трубадуровъ на страницахъ "Русскаго Вѣстника" и въ обществѣ гг. Фета и Случевскаго, изъ которыхъ каждый, въ послѣдніе годы, успѣлъ дописаться до геркулесовскихъ столповъ безсмыслицы, всякій, кто мало-мальски владѣетъ языкомъ и имѣетъ хоть крупицу таланта, покажется "Бѣлымъ голубемъ въ стаѣ черныхъ грачей". Графъ Голенищевъ-Кутузовъ несомнѣнно владѣетъ языкомъ и обладаетъ нѣкоторымъ дарованіемъ; что же удивительнаго, если въ глазахъ его почитателей онъ, человѣкъ обыкновенной величины, принимаетъ размѣры "Брокенскаго видѣнія"? На безлюдьи и Ѳома -- дворянинъ!..

Странное впечатлѣніе производитъ на безпристрастнаго читателя его сборникъ: въ книгѣ очень много стихотвореній, съ заманчивыми заглавіями и совсѣмъ безъ заглавій, съ риѳмами и безъ риѳмъ, съ тенденціей и безъ тенденціи; есть тутъ и лирика, и эпосъ; масса красивыхъ стиховъ, звонкихъ фразъ, пестрыхъ картинокъ, и нѣтъ главнаго -- содержанія. Во что вѣритъ поэтъ, какому Богу молится, какой путь считаетъ въ жизни истиннымъ -- для читателя это остается неразгаданной тайной, такъ какъ тамъ, гдѣ поэтъ выражаетъ свое міросозерцаніе, онъ донельзя туманенъ, а изъ стихотворныхъ конфетокъ, написанныхъ исключительно для звонкой формы, конечно, не много извлечешь. Съ легкой руки г. Фета, у насъ много расплодилось такихъ поэтовъ-кандитеровъ. Что, напримѣръ, хотѣлъ сказать авторъ этой бездѣлкой:

Темной ночью буря выла,

Но твой сонъ былъ тихъ и ясенъ;

И мечта мнѣ говорила:

Жизнь свѣтла и міръ прекрасенъ.

Темной ночью буря выла,

Но во снѣ ты улыбалась --

И легко на сердцѣ было,

И невольно пѣснь слагалась...

Что это такое? На что это нужно, кому нужно? "Выла -- было, улыбалась -- слагалась" -- кромѣ звуковъ, мы ничего тутъ не видимъ. А изъ такихъ бездѣльныхъ пустячковъ состоитъ добрая половина лирическихъ стихотвореній сборника.

Кромѣ такихъ лирическихъ пустячковъ въ сборникѣ есть нѣсколько посланій. Намъ кажется страннымъ желаніе автора воскресить эту выводящуюся литературную форму. Какое дѣло читателю до личныхъ отношеній поэта къ близкимъ ему людямъ, хотя бы это были и общественные дѣятели? Извѣстная вещь, что въ такого рода отношеніяхъ человѣкъ всегда будетъ пристрастнымъ. Графъ Голенищевъ-Кутузовъ доказалъ это своимъ посланіемъ къ Майкову, написаннымъ по поводу присужденія послѣднему Пушкинской преміи за драму "Два міра". Поэтъ говоритъ:

Когда, поэзіи служитель одинокій (!..)

Въ нашъ вѣкъ неправедный, бездушный и жестокій,

Глашатай истины, добра и красоты,

Свое творенье въ даръ принесъ отчизнѣ ты,

Глаголу вѣщему внимая чуткимъ слухомъ,

Я поднялъ голову, я ободрился духомъ,

Я возгордился (!) тѣмъ, что на Руси у насъ,

Средь смуты и вражды, безумья и разврата,

Средъ торжествующей хулы на Духа Свята, (?)

Путеводительный свѣтильникъ не угасъ...

И дальше:

Тотъ свѣточъ въ оны дни держалъ иной пѣвецъ,

И нынѣ на тебѣ его почіетъ сила:

Тѣнь Пушкина тебя усыновила

И на главу твою сложила свой вѣнецъ.

Это, по нашему мнѣнію, немножко смѣло. Пушкинъ врядъ ли повиненъ въ присужденіи Академіей г-ну Майкову пятисотъ рублей. Если поэтъ правъ, Пушкину пришлось бы отвѣчать и за такъ называемый Пушкинскій кружокъ, а Ломоносовъ оказался бы виноватымъ въ забалотированіи Менделѣева. Да и со стороны формы стихотвореніе не удовлетворительно: въ глазахъ читателя такъ и пестритъ отъ разныхъ допотопныхъ словъ: глашатай, пріять, глаголъ, въ оны дни, нынѣ, почіемъ, глаза, хула и проч., и проч.

Еще менѣе удовлетворительны тѣ пьесы сборника, въ которыхъ графъ Голенищевъ-Кутузовъ пытается выразить частицу своего міросозерцанія и что либо доказать читателю. Стихотворенія этого рода отличаются часто дѣтской сбивчивостью и нелогичностью. Такъ напримѣръ, въ одномъ изъ такихъ произведеній поэтъ силится доказать, что "свобода -- обманъ, и что влеченье къ ней людскихъ сердецъ совершенно напрасно". "То лести (?) звукъ пустой" -- говоритъ онъ:

То праздныхъ словъ игра, то призракъ лишь свободы!

Обманутые имъ волнуются народы,

Метутся вкругъ него съ надеждой и тоской,

И что-же? Каждый разъ, когда тотъ призракъ южный.

Цѣль яростной борьбы, дается въ руки имъ,

"Обманъ, и суета"! вновь шепчетъ духъ тревожный

И устремляетъ вновь ихъ къ призракамъ инымъ!

Бѣгутъ -- и нѣтъ конца погонѣ той мятежной!

Проходятъ смутные дни, годы и вѣка,

Разсвѣта не видать, стремленье безнадежно,

Заманчивая цѣль все также далека!

И сердце отрицать ее уже готово...

Къ ней путь давно заглохъ и терніемъ поросъ:

Божественной любви давно забыто слово:

"Свобода -- въ истинѣ, а истина -- Христосъ".

Съ перваго взгляда -- очень глубоко, но вглядимся пристальнѣе: кажется, что удивительнаго, что съ развитіемъ человѣчества развивается и понятіе о свободѣ! Вчера человѣкъ считалъ себя свободнымъ, если его не хваталъ первый встрѣчный за шиворотъ -- сегодня онъ требуетъ, чтобы ему позволили мыслить и говорить, а завтра, можетъ быть, потребуетъ еще чего-нибудь. Неужели же изъ того, что понятіе о свободѣ становится шире, и человѣческое сознаніе прогрессируетъ, слѣдуетъ, что свобода -- "обманъ"? Въ такомъ случаѣ и всѣ научные выводы -- обманъ, потому что и наука не стоитъ на одномъ мѣстѣ! И какъ хитро закончено стихотвореніе: въ началѣ идетъ рѣчь о свободѣ политической, а цитата относится къ свободѣ нравственней, моральной! Какъ, слѣдовательно, сбивчивы убѣжденія автора, если онъ этого не замѣтилъ!

Не обошлось, конечно, въ сборникѣ безъ стихотвореній, отдающихъ специфическимъ, славянофильскимъ запахомъ. Одно изъ такихъ стихотвореній, озаглавленное "Самому себѣ", заключаетъ лирическій отдѣлъ сборника. Мы не станемъ говорить подробно о пьесахъ этого рода: онѣ представляютъ изъ себя старую погудку на новый ладъ, перепѣвы того, что двадцать разъ уже было пѣто другими поэтами, вкусившими отъ плода славянофильства: предреканія родинѣ небывалаго могущества и славы, обѣты смиренья, сѣтованья о томъ, что мы порвали связь съ прошлымъ нашей отчизны и нашего народа -- кому это не извѣстно, кому это не успѣло надоѣстъ? Надо сказать правду -- не разнообразны и не богаты мотивы славянофильской поэзіи.

Второй отдѣлъ сборника состоитъ изъ произведеній эпическихъ: здѣсь помѣщенъ драматическій отрывокъ "Смерть Святополка" и нѣсколько небольшихъ поэмъ. "Смерть Святополка" -- положительно слабая, мелодраматическая вещь: ни характеровъ, ни психологическаго анализа, одни только "жалкія слова", трескучіе монологи, да разсчитанные на эффектъ ужасы. Поэмы можно прочесть съ удовольствіемъ, конечно, если нѣтъ подъ рукой чего-нибудь болѣе содержательнаго. По фабулѣ онѣ или вычурны, какъ напримѣръ, поэма "Дѣдъ простилъ", идеи въ нихъ нѣтъ. Остается, слѣдовательно, недурной стихъ, да мѣстами -- красивыя описанія. Къ этому и сводится, вообще, положительный итогъ поэтической дѣятельности графа Голенищева-Кутузова.

"Отечественныя Записки", No 4, 1884