Книговод

Гибель Главного города

Зозуля Ефим Давидович


Ефим Давыдович Зозуля

Гибель Главного города

  
  
   "Русская и советская фантастика": Правда; Москва; 1989

ГЛАВА ПЕРВАЯ

  
   В это утро редкие вялые толпы собирались на площадях и перекрестках улиц. Люди, немытые, невыспавшиеся, растрепанные, наскоро одетые, выбегали из домов, тревожно и нерешительно бродили вдоль улиц и встречали друг друга унылыми стонами-восклицаниями:
   -- Они пришли!
   -- Да. Они здесь!
   Кто-то, закрыв глаза и прижав к груди руки, рассказывал:
   -- Они здесь. Я живу на окраине и слышал звуки труб. Они ликовали. Всю ночь играла музыка.
   -- А наша армия? Где наша армия?
   -- Она не в силах бороться с ними. По стратегической диаграмме Главного Генерала, опубликованной вчера, мы ослаблены на две и шесть десятых. Борьба была бы безумием. Солдаты заперлись в казармах. Они говорят, что их предали.
   -- Позор! Позор!
   -- Гибель!
   -- Всю ночь играла музыка!
   -- Сегодня они войдут в город.
   -- Смотрите! Смотрите!
   Один из жителей Главного Города -- невзрачный, по-видимому, больной -- присел и поднял обе руки, устремив на небо испуганный и растерянный взгляд.
   Высоко над Главным Городом кружился аэроплан.
   Каждые несколько минут от него отделялась небольшая темная масса и по неровной наклонной линии падала вниз.
   -- Спасайтесь! -- кричали отовсюду. -- Спасайтесь! Спасайтесь!
   Унылые фигуры, согнувшись и схватившись за голову, бежали по улицам и скрывались в домах.
   Но вскоре опять выходили.
   Оказалось, что враг-победитель бросал с аэропланов цветы... Самые настоящие, огромные связки гвоздик и роз...
   -- О, гнусные, жестокие люди!
   -- Разбойники!
   -- Звери!
   -- Подлые, грязные души!
   Каждый, даже самый мирный житель Главного Города ругал победителей самым желчным образом. Цветы-- вместо недавних снарядов. Цветы, бросаемые побежденным, униженным и растоптанным, -- это была злая, бесконечно-обидная насмешка.
   Никто не брал этих цветов. Двух подростков, поднявших цветы из любопытства, толпа избила и сбросила с моста в реку.
   Главный Город впервые сознал свой позор.
   Магазины были закрыты. Трамвай остановлен.
   Многие носили траур.
   А в разных частях города, на улицах, балконах, площадях и крышах валялись чужие цветы, обидно пестрели чужой дразнящей радостью, вызывая в жителях Главного Города стоны обиды и отчаяния.
  

ГЛАВА ВТОРАЯ

  
   Ожидали, что неприятельские войска с триумфом вступят в город и пройдут по главным улицам, покоряя женщин и вызывая последнее отчаяние в душах мужчин.
   Но ни один отряд не вступал. Неприятель расположился далеко за городом, только в некоторых отдаленных окраинах слышна была музыка, игра многих, как выяснилось потом, более пятидесяти соединенных оркестров.
   По ночам над Главным Городом сияли огненные надписи неприятельских словесных прожекторов. На темном фоне ночного неба над Главным Городом появлялись огненные стихи неприятельских поэтов. В них говорилось о силе победителей, об их культурности и милосердии. Вслед за стихами сверкали уверения, что жители Главного Города не будут обижены, что порядок жизни не будет нарушен, и только одно условие президент должен будет подписать. "Одно условие" было подчеркнуто.
   Затем; на небе печатались рекламы неприятельских торговых фирм -- про мыло, какао, часы и ботинки. Все небо до рассвета было покрыто этими рекламами. Жители плакали в домах. Подходили к окнам, смотрели на небо, читали рекламу про новую гнутую мебель или гигиенические наусники и -- плакали.
   Следующий день прошел спокойно. Музыка за городом смолкла. Перестали сыпаться и цветы. Только ночью опять назойливо и нагло пестрели на небе светящиеся объявления -- бесконечные, бесконечные -- уже более мелких и второстепенных фирм.
  

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  
   Президент Главного Города созвал наиболее деятельных членов парламента, представителей прессы и Главного Генерала и объявил им, что Главный Город погибает.
   Все это знали: о гибели Главного Города писали много еще задолго до победы неприятеля, но президента выслушали почтительно, -- он был безмерно уважаем и не был повинен в поражении.
   Многие из членов парламента подумывали даже о необходимости выражения сочувствия ему, как страдальцу и мученику.
   -- Главный Город погиб, граждане, -- сказал президент. -- Мы еще не знаем условий мира, но они будут ужасны. Призываю вас к спокойствию и мужественному терпению.
   В его словах были: вескость и то, что вызывает успокоение.
   -- Надо напечатать воззвание, -- предложил один из членов парламента.
   -- Да. Да. Непременно. Воззвание. Надо выбрать комиссию.
   Комиссия была выбрана и воззвание составлено.
   "Граждане Главного Города! -- говорилось в нем. -- Призываю вас к спокойствию. Ни одна бестактность не должна быть совершена по отношению к победившим. Не будем отвечать ни на одно оскорбление. Не обращайте внимания на цветы, рекламы и музыку наших врагов. Будьте терпеливы. Да поможет вам Разум, единственный царь земли, покоритесь его единственной законной власти".
   Воззвание не помогло. Ночью в разных частях города была слышна стрельба. Стреляли из ружей и пушек по объявлениям, назойливо заволакивавшим небо.
   На одной из окраин образовался большой партизанский отряд, самовольно отправившийся воевать с победившим врагом.
   Безумцев постигла жестокая участь: их обезоружили, разъединили, насильно вымыли, переодели и заставляли слушать музыку, есть роскошную пищу и развлекаться в обществе прекрасных женщин.
   Многие покончили самоубийством, многие посажены в дома для умалишенных, а большая часть, опозоренная, высмеянная, не выдержавшая искуса, вернулась в Главный Город.
  

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  
   На пятый день торжества победы враг прислал парламентеров. Они прибыли без оружия и конвоя в открытом автомобиле и остановились у дома президента. Было их три человека: старик, женщина и высокий, сухой, прищуренный человек средних лет, на вид самый твердый и деловой из них.
   Оказалось, однако, что главой делегации была женщина-- среднего роста, костлявая, с приятной улыбкой и бесцветными глазами.
   Она объявила президенту Главного Города, что ее народ не желает побежденным зла, не хочет ни насилий, ни мести, -- он требует только одного: согласия на то, чтобы над Главным Городом выстроить новый город, над его площадями и улицами -- новые площади и улицы, над его домами и мостами -- новые дома и мосты.
   Президент поднялся с кресла, взмахнул руками и -- неудержимо заплакал.
   Неприятельские парламентеры отошли от него и повернулись к стене. Женщина была возбуждена и, точно в недоумении, поводила плечами.
   Когда президент перестал плакать, она подошла к нему и сказала -- без участья, но и без жестокости:
   -- Не понимаю, почему вы волнуетесь, господин президент, может быть, вы нас не поняли -- ни один житель Главного Города, ни одно здание в нем не пострадают. Мы будем строить свой город над Главным Городом. О нашей технике вы, надеюсь, слыхали. Конечно, некоторые неудобства мы вам причиним: перед вашими окнами будут стоять стальные брусья -- основания для наших домов и улиц. Но ведь это пустяки. Затем, у вас, разумеется, будет темнее, чем сейчас, возможно даже, что в некоторых районах будет совсем темно, -- что ж, будете пользоваться электричеством. Ничего не поделаешь. Воля моего народа священна, я не уполномочена менять ее.
   Президент Главного Города молчал.
   Враги были кратки, корректны и деловиты. Они не были сентиментальны. Кроме того, -- отчетливо знали, чего хотят, и знали, что никакая сила на земле не помешает им осуществить свои желания.
   -- Почему вы это делаете? -- спросил президент и шумно вздохнул. Он сразу почувствовал, что вопрос его больше следствие усталости, чем государственного ума.
   -- Да! -- поправился он. -- Это я так спросил. А скажите, что вы будете делать в Верхнем Городе?
   -- Мы будем жить там, -- ответил вместо женщины старик и насмешливо кашлянул.
   -- Странно.
   -- Тут нет ничего странного, -- сказала женщина.
   -- Вы хотите нас погубить, -- вздохнул президент. Нельзя сказать, чтобы и эта его реплика произвела большое впечатление на неприятельских парламентеров.
   -- Нет, господа, лучше убейте меня! Убейте! -- трагически воскликнул президент и сделал жест отчаяния.
   Парламентеры поморщились: их страна, богатая промышленной техникой, была бедна пафосом, и пафос президента был им открыто неприятен.
   -- Убейте меня! Я не вынесу этого неслыханного позора! Жить внизу, во мраке, под вами, вечно встречаться с вами, смешаться с вами... О!
   -- Позвольте, -- перебила его женщина, -- жители Главного Города не будут нас видеть и не будут встречаться с нами. Только первые десять лет, покуда не закончатся работы внизу, -- а затем вы нас не будете видеть.
   -- Как так?
   -- Вход в Верхний Город жителям Главного Города будет строжайше воспрещен.
   -- Убейте меня! Убейте! Я не хочу разговаривать с вами! Да будет проклята культура, если она может быть так жестока! -- опять взволновался президент. -- Убейте меня! Разрушьте Главный Город, превратите его сначала в развалины, а потом стройте свой новый город. Я сегодня же организую восстание. Уходите. Переговоры я считаю излишними.
   -- Напрасно, -- равнодушно ответила женщина. -- Восстание -- вещь дикая. Да и бесполезная. Мы очень сильны. Но должна вам сказать, что путь культуры -- путь вернейший.
   -- Как вы смеете говорить о культуре? -- все с тем же пафосом, какого было немало в Главном Городе, вскричал президент.
   -- Мы именно о ней говорим. Мы говорим о подлинной культуре. Неужели вы думаете, что мы пощадили бы вас, если б не забота о сохранении вашей культуры, если б не уважение к идее преемственности культуры? Мы считаем вас отжившим народом, но культуру вашу ценим, и свой город мы построим над вашим только потому, что хотим иметь и сохранить ваши здания, ваши прекрасные музеи, ваши библиотеки и ваши храмы. Только потому. Мы хотим иметь вашу старую, прекрасную культуру у себя, так сказать, в погребе, и выдерживать ее, как вино...
  

ГЛАВА ПЯТАЯ

  
   Президент Главного Города обратился к победителям с просьбой освободить небо от коммерческих объявлений, хотя бы на одну ночь, чтобы иметь возможность оповестить население об условиях мира и решении победителей выстроить над Главным Городом новый город.
   Неприятельский штаб ответил, что нет особенной надобности в использовании для этого непременно неба, -- можно это сделать путем печатных воззваний, но если уж президенту хочется использовать непременно небо, принадлежащее победителям, то можно вступить в переговоры с публикаторами, взявшими небо в аренду, и возместить им в соответствующем размере убытки.
   Обсуждение этого вопроса в парламенте впервые обнаружило примиренческое течение центра. Один из ораторов умеренных групп произнес обширную речь, в которой доказывал, что, со своей точки зрения, точки зрения победителя, неприятель прав и поступать иначе, чем поступает, он не может. Вступать на путь вечных пререканий и явно бесплодной борьбы поэтому неразумно. Необходимо, -- по возможности не откладывая, -- выработать общие условия соглашения, а борьбу начать тогда, когда будут благоприятные обстоятельства.
   Речь этого оратора вызвала сильное негодование. Ему был даже брошен упрек в продажности и в измене Главному Городу, а трех представителей крайних групп пришлось насильно вывести из зала заседаний.
   -- Не получили ли вы подряда на несколько улиц для Верхнего Города? -- в исступлении крикнул один из выводимых злополучному оратору.
   Президент Главного Города, осунувшийся, не спавший несколько суток, по поводу последнего упрека заявил парламенту, что никакие подряды гражданам Главного Города неприятелем даваться не будут, -- это известно уже из устава постройки Верхнего Города, -- и потому упрек представителя крайних групп не только незаслуженно оскорбителен, но и совершенно неоснователен.
   Затем президент предложил прекратить бесполезные прения и выбрать комиссию для переговоров с арендаторами неба, для освобождения его от реклам на одну ночь.
   Комиссию выбрали.
   К вечеру вопрос был решен: правительству Главного Города уступалась половина небесного свода для сообщения населению важнейших сведений.
   Объявление написал сам президент. Оно было одобрено парламентом и вечером запестрело прямыми, суровыми и зловещими красными буквами на синем, таинственно-равнодушном небесном своде:
   "Граждане, -- говорилось в нем, -- мужайтесь! В последний раз вы смотрите на вольное, на ваше небо! Отныне оно принадлежит не вам. Не для вас будут мерцать звезды и не для вас будет сиять солнце! Наш великий, чудесный и милый Главный Город будет огромным, темным, мертвенно-электрическим склепом!. Над ним будет выстроен новый, город, и нам будет строжайше воспрещен вход в него. Десять лет будет строиться Верхний Город, и с каждым днем все меньше и меньше будет над нами вольного неба. Таково, дорогие граждане, страшное решение победителей. Терпите! Мужайтесь! Да поможет вам разум и единственная мудрость на земле -- мудрость надежды. Не может быть, чтобы Главный Город погиб так ужасно и неотвратимо.
   Это -- испытание слепой судьбы. Да помогут вам надежда, бодрость и вера в счастливое изменение обстоятельств".
   Дальше следовал сухой текст параграфов мирного договора.
  

ГЛАВА ШЕСТАЯ

  
   Это была неповторимая по тревожности ночь. Еще до опубликования объявления президента в Главном Городе начали распространяться слухи, что неприятелем в десяти верстах от города построены и наведены на Главный Город какие-то огромные металлические трубы.
   В вечерних газетах высказывались тревожные предположения, что это -- сооружения для того, чтобы смыть объявление президента, если оно будет составлено в неприятном для победителей духе, -- машины для устройства искусственного дождя или затемнения неба.
   Но экстренные выпуски полунощных газет опровергли это предположение: оказалось, что машины и трубы устанавливались неприятельской "Ассоциацией Действенной Философии" для производства всеслышного машинного систематического хохота над неудачами и ошибочными действиями правительства, политических партий и населения Главного Города.
   Газета, первой сообщившая о настоящей цели установления машин и труб, сопроводила заметку советом -- плотно закрывать на ночь двери и окна и по возможности не выходить на улицы, чтобы не слышать обидного, но -- увы! -- неотвратимого хохота.
   Бульварные листки, выходившие по два-три выпуска в час, успели перепечатать это сообщение и снабдить его воинственными комментариями и угрозами, что граждане Главного Города не потерпят подобного издевательства, что нужно немедленно мобилизовать все барабаны, имеющиеся в Главном Городе, все звонки, колокола, гудки и прочие инструменты, могущие создать сильный шум, а если их окажется недостаточно, то не останавливаться и перед орудийной канонадой.
   В два часа ночи раздались первые раскаты ужасного машинного хохота.
   Ни с чем не сравнимый гнет его звуков заставил сердца всех живых существ, населявших Главный Город, забиться и сжаться.
   Машинный хохот действовал двояко: смешил и удручал.
   Никто не спал в эту ночь.
   По улицам слонялись с диким хохотом подростки, взрослые, женщины, старики. Многие рыдали. Многие, поддаваясь заразительности машинного хохота, смеялись и плакали одновременно.
   Были попытки и противодействовать работе этих поистине адских машин. Где-то барабанили, кричали, где-то что-то взрывали, все время была слышна стрельба, но вскоре ясно стало, что если хохот будет продолжителен, результаты его будут катастрофичны.
   К президенту Главного Города обратилась депутация от ученых, гуманистических обществ и университетов с просьбой немедленно вступить в переговоры с "Ассоциацией Действенной Философии" и приложить все усилия к тому, чтобы прекратить деморализующий, бесчеловечный, неслыханный хохот.
   Депутация представила президенту несколько докладов о непосредственных результатах чудовищной пытки всего за три часа. Даже, по неполным сведениям, в пятимиллионном Главном Городе уже оказались десятки психических заболеваний, около восьмидесяти самоубийств и огромное, не поддающееся подсчету, количество серьезных душевных потрясений.
   Президент Главного Города принял депутацию, сидя у открытого окна. Он сидел совершенно спокойно, усталым взором вглядываясь в смутные контуры домов и крыш. Даже наиболее резкие раскаты хохота, отчетливо напоминавшие хохот здорового, широкогрудого, умного и мстительного мужчины, не заставляли его морщиться.
   Он спокойно выслушал взволнованных делегатов и, покорно исполняя просьбу, отдал письменно необходимые распоряжения.
  

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  
   К председателю "Ассоциации Действенной Философии" отправились на правительственном аэроплане двое: всемирно известный писатель Клод, гуманистическим идеям которого удивлялся весь культурный мир, и ученый Главацкий, которому гений и сорокалетний неустанный труд дали возможность освободить человечество от мора чахотки.
   Не могло быть сомнений в том, что два этих человека окажут должное влияние на ученых победившей страны и заставят прекратить угнетающую форму философской проповеди.
   В неприятельском лагере делегатов встретили, как и можно было ожидать, с почетом. Всего через полчаса они были приняты президиумом "Ассоциации", и ходатайство их было заслушано с величайшим вниманием.
   Однако в удовлетворении ходатайства им было отказано.
   Председатель "Ассоциации Действенной Философии", сморщенный старичок, в круглых золотых очках, почтительно согнувшись и сложив руки на животе, заявил знаменитым делегатам Главного Города:
   -- Я был бы счастлив, если б мог сделать для вас приятное. Но, к сожалению, мы считаем невозможным упустить столь благоприятный момент для борьбы с устарелой, бесплодной и, по нашим воззрениям, вредной эпидемией оптимизма, которой был охвачен Главный Город и жертвой которого он, как видите, пал. Конечно, прискорбно слышать о потрясениях и заболеваниях, сведения о которых содержатся в ваших докладах, но мы глубоко убеждены, что морально перерожденных, оздоровленных и даже духовно воскресших лиц в Главном Городе окажется в результате значительно больше. Мы считаем нужным продолжать нашу проповедь хохотом еще девять часов. Не безынтересно отметить, что у его королевского величества до нас пытался получить разрешение на смех синдикат сатирических клубов и журналов, по нам вовремя удалось доказать научность и полноту единственно нашей формы проповеди, и Академия Наук предоставила монополию нам. У синдиката имелось намерение перемежать здоровый научный хохот со свистом, что является мерой довольно сомнительной, и еще некоторыми ироническими завываниями и улюлюканьем, целесообразность которых требует, конечно, самой строгой проверки и вряд ли может быть признана удовлетворительной с точки зрения науки.
  

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  
   С этой памятной ночи прошло две недели.
   Внешне почти ничего в Главном Городе не изменилось, если не считать несколько возросшего количества пожаров. В числе их причин в пожарных бюллетенях отмечались поджоги библиотек и архивов, что было связано с кризисом мировоззрения у многих государственных деятелей и частных граждан.
   Победители почти ничем не напоминали о себе. Углубление и укрепление своей победы они проводили путем официальных переговоров, изданием декретов и уставов.
   Партизанские выступления отдельных отрядов прекратились. С своей стороны победители перестали забрасывать Главный Город цветами, а музыки не слышно уже было давно. Только светящиеся объявления по вечерам заволакивали небо, но к ним жители Главного Города успели привыкнуть.
   Магазины были открыты. Городское движение возобновилось в полной мере. Газеты и журналы выходили регулярно.
   Начавшийся было массовый отъезд из Главного Города состоятельных граждан был прекращен запретительным неприятельским декретом, но и это не повергло общество в особенное уныние.
   Дух апатии и равнодушия вообще с каждым днем все больше и больше охватывал население.
   Кинематографические съемочные автоматы, имевшиеся на многих улицах Главного Города, беспрерывно снимавшие прохожих для изучения их "Обществом Любви к Человеку", сейчас давали на снимках большой процент фигур с вялой поступью, рассеянным и угнетенным выражением лиц и нервными движениями. В знак траура и протеста члены "Общества Любви к Человеку" носили на левой руке черную повязку.
   В городе участились самоубийства. В газетах, в отделе объявлений, печатались предсмертные письма, признания и афоризмы самоубийц. Один старый почтенный голубятник отравил кокаином всех своих голубей, -- больше десяти тысяч, -- выкрасил всех в черную краску и выпустил в город. Сам он отравился в тот же день, а бедные птицы обалдело носились по городу несколько часов и замертво падали на крыши и мостовые, с жалобным воркованием.
   Нравственность заметно пала. Тираж газет, занимающихся разоблачениями, значительно повысился. Большой успех имели расплодившиеся в огромном количестве юмористические листки, злобно и грубо высмеивавшие все, что вчера еще было дорого Главному Городу, во что все верили и чему поклонялись.
   Лидеры партий, руководители общественных течений и групп занялись сведением личных счетов и взаимной травлей. Наблюдались всеобщая озлобленная растерянность и духовная опустошенность. Даже серьезные и правительственные газеты начали уделять много места личной полемике, не свободной от злобных обвинений, мстительных выпадов и желания обидеть, унизить, а не выяснить правду.
   В сильнейшей степени развились наркотические клубы, азартные игры, разврат, потребление вин и сластей и, наконец, участились убийства и авантюры. Из последних наиболее характерным является процесс одного адвоката, который выдавал себя за агента победителей и тайно продавал жителям Главного Города за большие деньги подложные документы на право проживания в еще невыстроенном Верхнем Городе.
   Все театры были открыты и переполнены равнодушными зрителями, ищущими забвения. Значительно участились концерты и балы. Но веселья на них не ощущалось.
   "Общество Любви к Человеку" устраивало пышные карнавальные шествия для борьбы с унынием. На огромных автомобилях, украшенных цветами и пестрыми декорациями, кривлялись клоуны, пели певцы и показывали фокусы акробаты.
  

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  
   Особым декретом победителей правительство Главного Города было смещено, а парламент распущен.
   Вместо того и другого победители предложили Главному Городу выбрать "Правительство Покорности" из шести человек.
   1. Министр Тишины. Его задача -- сведение шума Главного Города к минимуму, чтобы не тревожить обитателей будущего Верхнего Города.
   2. Министр Вежливости . На его обязанности -- оградить кадры рабочих и инструкторов, строящих Верхний Город, от агитации, эксплуатации чувства жалости, а также от оскорблений, насмешек и причинения всяческих неприятностей.
   3. Министр Ответственности . Он отвечает за благонадежность жителей Главного Города, гарантирует путем создания строго научной системы абсолютную физическую и психологическую невозможность покушений снизу на благополучие и спокойствие Верхнего Города.
   4. Министр Количества . Обязанность -- нормировка и, если нужно, сокращение прироста населения, чтобы перегруженность Главного Города не отразилась как-нибудь на благополучии Верхнего Города.
   5. Министр Иллюзий . Обязанности -- грандиозными декорациями создавать иллюзию неба, где это представится возможным.
   6. Министр Надежд .
   Последний должен развивать в жителях Главного Города дух мудрой надежды на улучшение обстоятельств в будущем.
   Декрет заканчивался двумя примечаниями.
   В первом сообщалось, что образовавшаяся в Главном Городе Партия Покорных обратилась к победителям с предложением переименовать Главный Город в Темный Город. На это его королевское величество изволил ответить, что переименование преждевременно, но просил выразить благонамеренной части населения, проявившей столь яркий акт мудрой покорности, благодарность.
   В другом примечании Главному Городу разрешалось удовлетворить свою естественную потребность в негодовании в течение пяти дней. На эти дни победители уводят из окрестностей Главного Города все войска, чтобы ничем не помешать свободному проявлению чувств граждан Главного Города. Кроме того, правительство, армия и население победившей страны на все пять дней, предназначенных для негодования, объявляют себя в состоянии высшей терпимости ко всему, что о них будет высказано в какой угодно форме.
   Шестой и седьмой дни предназначены для выборов в "Правительство Покорности", а к двенадцати часам восьмого дня все должно быть в точности выполнено и "Правительство Покорности" сформировано, -- или Главный Город будет беспощадно сметен с лица земли в несколько часов.
  

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  
   Вскоре, по требованию победителей, началась энергичная работа по коренной дезинфекции Главного Города, который должен был быть абсолютно опрятным и здоровым, ибо должен был служить основанием для Верхнего Города.
   Гражданам Главного Города сделали прививки против всех болезней. Бюро продуктов по настоянию властей вменило в обязанность всеобщее ежедневное потребление брома. Без аптечной квитанции и доказательства, что дневная порция брома принята, -- не выдавались продукты первой необходимости.
   Главный Город представлял собою зрелище невиданное: люди всех классов, положений и состояний были одинаково чисто и опрятно одеты, причесаны и вымыты, а жилища их стали образцом чистоты и порядка.
   Репрессии приходилось применять в самом незначительном масштабе.
   "Правительство Покорности" проявляло максимум энергии.
   При Министерстве Вежливости организовались кадры инструкторов, агентов и полисменов. Они исправно несли свои обязанности, охраняя рабочих, закладывавших уже стальные и бетонные основания для Верхнего Города.
   Главный Город зажил беспокойной, спешной, трудовой жизнью. Стоял несмолкаемый грохот от лязга железа и стали, стука молотков, скрипа резательных машин, металлического скрежета лебедок и гудков рабочих автомобилей.
   Почти на всех улицах рыли ямы, мерили, устанавливали леса, а во многих районах на крышах зданий было так же людно, как на площадях и улицах.
  

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  
   Прошло много времени.
   Верхний Город рос не по дням, а по часам. Западная часть была уже почти готова. В ней поселились люди. Ежедневно на грузовых аэропланах вывозили сор. Вился дым из труб. Уже сжигали покойников в крематориях. Дети шли в школы. Были казармы и тюрьмы. Был дом для умалишенных. На широкой площади, расположенной над великолепным парком Главного Города, высился красивый и стильный дворец короля.
   В Главном Городе стало уже почти совсем темно. Квартиры незастроенных домов сдавались по очень высоким ценам, но вскоре и эти дома застраивались.
   Одно время в обществе и печати много говорили об искуснейшей декорации одного художника, удачно заменявшей для целых двух улиц и одной площади небо. Министерство Иллюзий выдало художнику медаль.
   Вход в Верхний Город для жителей Нижнего Города был строжайше воспрещен. Этот пункт был одним из основных в своде законов: за нарушение его сажали в специальные "Тюрьмы для любопытных", в которых был жестокий режим.
   Министры "Правительства Покорности" успели несколько раз смениться.
   В Главном Городе было несколько восстаний, которые были жестоко подавлены. Два раза небольшие районы восстания были оцеплены стальным кольцом машин и войск и безжалостно залиты цементом.
   Образовавшиеся огромные цементовые кубы, в которых было похоронено много жизней, назывались "Кубами незрелых мечтаний".
   "Ассоциация Действенной Философии" оба раза, после победы над восставшими, боролась с идеями оптимизма проповедью машинного хохота.
   В периоды же покорности и реакции "Ассоциация Действенной Философии" объявляла жителям темного Главного Города оглушительным криком исполинских граммофонов:
   -- Мы вас любим!!! Мы вас любим!
   -- Человек любит покорность ближних!!
   -- Смысл жизни в страданиях и самосовершенствовании!!
   А однажды машины "Ассоциации" оглушительно кричали целый день:
   -- Познай самого себя!! Познай самого себя!!!
   Из всех министров "Правительства Покорности" за все время не оставил своего поста только один -- Министр Надежд.
   Он был стар и весел.
   -- Граждане! -- проповедовал он каждое воскресенье, -- дорогие граждане! Надейтесь! Будет время, когда изменятся тяжелые обстоятельства! Мы снова увидим солнце и небо! Верьте! Самое главное, верьте и надейтесь!
   Вскоре Верхний Город окончательно сформировался. Это был большой, оживленный, деловой и значительный город. Было в нем и много общественных течений, общественной борьбы партий. Были и партии равенства, справедливости, были и борцы за освобождение Нижнего Города. Они произносили горячие речи. У них были свои собственные органы печати, клубы.
   Внизу, в Главном Городе, тоже были мечтатели, борцы за справедливость и равенство.
   А, в общем, и те, и другие жили неспокойно и нетревожно, часто мучаясь и редко радуясь, но всегда или почти всегда надеясь, -- как вообще живут люди на свете.
  

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  
   Ужас пришел неожиданно. В душный летний полдень на одной из окраин Главного Города взорвался завод. Опасность в пожарном отношении Главного Города была предупреждена, и пожары, обыкновенно, прекращались в несколько минут.
   Но на этот раз было иначе.
   Пожарных встретили выстрелами. Стреляли раненые взрывом рабочие. К ним присоединились уцелевшие. Сотни пуль летели во все стороны из горящего здания.
   Дух мятежа метнулся по Главному Городу. Откуда-то появились оружие, бомбы, орудия взрывов, взрывчатые вещества.
   По улицам забегали люди с отчаянными криками:
   -- Вооружайтесь! Вооружайтесь! К оружию!
   Тревожные звонки и гудки слышались на всех улицах.
   Величайшая тревога объяла город. Пожар охватил несколько домов, и площадь его все расширялась. Весь район был окутан черным едким дымом. Дым стлался по улицам, не имея другого выхода. Многие задыхались в дыму.
   Отчаянные крики и стоны неслись отовсюду. Их заглушали звуки все новых и новых взрывов.
   Кто поджигал дома? Кто взрывал мосты?
   Неизвестно. Черные фигуры людей, как черти, метались в огне. Они пробегали согнувшись и исчезали.
   Многие бежали по улицам с криками радости. Многие плакали от радости. Кто-то, захлебываясь в крике, командовал:
   -- Взрывайте мосты! Взрывайте дома! Жгите! Побольше жгите!!
   Оглушительный взрыв потряс оба города. Из сотен тысяч грудей вырвались ликующие вопли.
   Это взорвали парк, над которым высился дворец короля. Белый дворец покривился и рухнул. С каким треском ломались деревья парка! Как гнулись и свертывались железные решетки мостов и заборов! Исполинские столбы огня, камней и пыли сменяли друг друга.
   В Главном Городе потухло электричество. Тьма и мятеж превратили его в черный клокочущий хаос.
   Смятение перебросилось и в Верхний Город.
   Сотни тысяч пуль и снарядов посыпались сверху. Стреляли во тьму из всей щелей, из всех пробоин. Но новые взрывы взметали на воздух дома и улицы вместе со стреляющими.
   Огонь, удушливый дым, тучи пыли, стекло, расплавленный металл и тела людей, тысячи тел кружились в вихревом и безумном столпотворении.
   На площади, при свете факелов, под треск выстрелов и грохот обвалов, Министр Надежд обратился с призывом к толпе.
   -- Граждане! Бедные, обезумевшие граждане! Остановитесь! Остановитесь, пока не поздно! Вас ждет смерть! Тому ли я учил вас столько лет?! На что вы променяли дух мудрой надежды?! На темный и слепой бунт?! Остановитесь! Остановитесь, несчастные! Пожалейте себя и наш великий Главный Город! Остановитесь, пока не поздно!
   Бедняга! Он был убит камнями, а его министерство взорвано вместе со зданиями Верхнего Города.
   "Ассоциация Действенной Философии" пыталась что-то проповедовать при помощи машин своих, но они были отброшены столбом огня, а председатель, совсем уже старый и ветхий, еле успел спастись на одноместном аэроплане.
   -- Дураки, -- кричал он, одиноко качаясь в голубом безоблачном небе. -- Вам никогда не победить! Мир держится на разумном насилии, а не на диком самонадеянном бунте! Слепые восставшие черви! Презренные оптимистические телята! На что вы надеетесь!
   Он задыхался на вольном воздухе, точно в петле, плевал вниз, где рушились дома и клокотал огонь, и умер от страха, злобы и горя.
   Машина долго носила по воздуху его сморщенный и легкий труп.
   Тысячи других аэропланов вылетали из Верхнего Города. На них спасались дети и женщины. Плач и крики наполняли воздух.
   А внизу все чаще и чаще грохотали обвалы и взрывы. Яркий свет проникал в Главный Город. На многих улицах уже видно было небо.
   -- Да здравствует солнце! -- кричали в радостном исступлении тысячи угоревших людей. -- Да здравствует небо! Ура-а-а...
   В ответ сыпались снаряды, с могильным шипением лился горячий цемент, сыпался удушливый, все проедающий, смертоносный порошок.
   Люди гибли без числа, а живые отвечали новыми оглушительными взрывами, пожарами и метким огнем обреченных.
   На каждой улице происходил бой. Бились в квартирах, на крышах, под развалинами и под открытым небом.
   -- Взрывайте мосты! -- кричали отовсюду. -- Взрывайте Верхний Город! Жгите! Побольше взрывайте и жгите!
   -- Граждане! Граждане! Бегите из района рынков! Зовите всех! Сейчас обрушится вокзал Верхнего Города! Спасайтесь, граждане!
   -- Урра-а-а! Урра-а-а!
   Вскоре вокзал обрушился. Страшный грохот не мог заглушить радостных воплей людей. Длинные цепи вагонов с оглушительным треском падали вместе с обломками зданий, вместе с мостами, перронами и рельсами.
   Огневой вихрь, смерч из огня, железа и камней взвился к небу.
   -- Урра-а-а-а!
   Большие отряды восставших взобрались по развалинам в Верхний Город. Он был наполовину пуст. Тысячи аэропланов спасали жителей. Им вдогонку посылались проклятья, огонь и пули.
   Войска рассеялись. Все казармы были взорваны. Всюду бушевал огонь, качались и падали здания.
   -- Довольно! -- кричали снизу. -- Довольно! Мы гибнем. Остановитесь! Довольно!
   Целые улицы заживо погребенных, с трудом пробиваясь сквозь горы развалин, умоляли о пощаде.
   Но новые обвалы вновь хоронили их, убивали, сметали с лица земли.
   Весь день и всю ночь шло великое разрушение, а к утру одинокие и усталые взрывы довершили гибель Главного Города.
   Так просто и стихийно погиб он. Сложны и многообразны пути гнета -- нет предела в них человеческой фантазии -- а путь к свободе прост, но горек. Верхнего Города не стало.
   Было одно только море тлеющих и горящих развалин, чудовищные груды домов, дворцов, площадей, мостов и улиц, а среди искривленного хаоса железа, камней и дерева -- редкие толпы черных, оборванных и окровавленных людей.
   Многие из них были ранены, многие умирали, многие плясали, потеряв рассудок, но и раненые, и умирающие, и безумные радостно и громко пели песни в честь яркого восходящего и ослепительно-равнодушного солнца.
  
Ко всем произведениям автора К списку авторов