Кузьмина-Караваева Елизавета Юрьевна - Посмертные публикации

Кузьмина-Караваева Е. Ю. Равнина русская: Стихотворения и поэмы. Пьесы-мистерии. Художественная и автобиографическая проза. Письма.

СПб.: "Искусство--СПБ", 2001.

ПОСМЕРТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ

Содержание

[1] "Каждый был безумно строг..."

[2] "Увидишь ты не на войне..."

[3] "А медный и стертый мой грошик..."

[4] "Стоит ли быть Бонапартом?.."

[5] "Средневековых улиц тишь..."

[6] "Не попутным, видно, ветром..."

[7] "Не похожи друг на друга реки..."

[8] "Самое вместительное в мире -- сердце..."

[9] "Нет, не покорная трусливость..."

[10] "Недра земли, океаны, пещеры..."

[11] "Внизу написано: "Агата"..."

[12] "Глаза, глаза, -- я знаю вас..."

[13] "Единство мира угадать..."

[14] "Испанцы некогда здесь жить хотели..."

[15] "Посты и куличи. Добротный быт..."

[16] "Ты, серебряная птица, Голубь..."

[17] "Плывет с двумя баржами тихо катер..."

[18] "И в эту лямку радостно впрягусь..."

[19] "Смотри, -- измозолены пальцы..."

[20] "Господи, Господи, Господи..."

[21] "Нашу русскую затерянность..."

Марсель Ленуар ("Белый цвет и цвет коричневатый...")

Люди

[1] "Номер сто пятидесятый..."

[2] "По кофейням, где шлепают карты..."

[3] "Гостиничные номера..."

[4] "В людях любить всю ущербность их..."

[5] "К каждому сердцу мне ключ подобрать..."

Города

[1] "Измерена верною мерою вера..."

[2] "Рождающие пену узы..."

[3] "Еще мне подарили город..."

[4] "Ты ли, милосердный Пастырь..."

Иное

[1] "Десять раз десять..."

[2] "Помазанность, христовость наша..."

[3] "Инок и странник-сородич..."

В начале

[1] "И нет меня уже как будто..."

[2] Мать ("Как вы, веселые, еще не догадались...")

[3] Покаяние ("Да, каяться, чтоб не хватило плача...")

[4] "Моих грехов не отпускай..."

[5] "В тысяча девятьсот тридцать первое..."

[6] "Обманывать себя. Иль пламя..."

[7] "Идет устрашающий гнев..."

[8] Смерть ("Не так уж много -- двадцать четыре часа...")

[9] "Живу в труде. Тяжелый мой кирпич..."

[10] Ликованье ("Да, не беречь себя. Хожу на всех базарах...")

[11] Мир ("Знаю, когда-нибудь правды сразятся...")

[12] "Вечера мои перекликаются..."

[13] "Может, ничего я не узнала..."

[14] "Ночью камни не согреешь телом..."

[15] "Все забытые мои тетради..."

[16] "Три года гость. И вот уже три года..."

[17] "Еще до смерти будет суд..."

[18] "Ночь. И звезд на небе нет..."

[19] Звезда Давида ("Два треугольника, звезда...")

[20] "Моего смиренного Востока..."

[21] "Обетовал нам землю. Мы идем..."

[22] "Знаю я, -- на скором повороте..."

[23] "Глуше гремит труба..."

[24] "Будет день, в который с поездом..."

* * *

Каждый был безумно строг,

Как писал: король наш -- Блок...

"Венский" преступив порог,

Мы рекли: король наш -- Блок.

И решил премудрый рок,

Что король поэтов -- Блок.

10 декабря 1911

* * *

Увидишь ты не на войне,

Не в бранном пламенном восторге,

Как мчится в латах на коне

Великомученик Георгий.

Ты будешь видеть смерти лик,

Сомкнешь пред долгой ночью вежды;

И только в полночь громкий крик

Тебя разбудит: зов надежды.

И белый всадник даст копье,

Покажет, как идти к дракону;

И лишь желание твое

Начнет заутра оборону.

Пусть длится напряженья ад, --

Рассвет томительный и скудный, --

Нет славного пути назад

Тому, кто зван для битвы чудной.

И знай, мой царственный, не я

Тебе кую венец и латы:

Ты в древних книгах бытия

Отмечен, вольный и крылатый.

Смотреть в туманы -- мой удел;

Вверяться тайнам бездорожья

И под напором вражьих стрел

Твердить простое слово Божье,

И всадника ввести к тебе,

И повторить надежды зовы,

Чтоб был ты к утренней борьбе

И в полночь -- мудрый и готовый.

26 июля 1916

* * *

А медный и стертый мой грошик

Нищему только в суму.

Не то что поступок хороший, --

Так душу отдам ему.

А если душа не монета,

А золотая звезда, --

Швырну я осколок света

Туда же, где в свете нужда.

Нанси, весна 31

* * *

Стоит ли быть Бонапартом?

Кромсать и коробить границы?

Скитаться по вражеским картам?

За эти поля и границы

С полками несметными биться?

Какою покажется горстью

Средь моря затерянный остров.

Вот храм -- пожелтевший пергамент,

И черных узоров подтеки.

Готический каменный пламень

Взмощен не моими руками,

Я здесь чужестранец далекий.

Какою отнимется тяжбой

У сердца камней этих тяжесть.

Замолкните все Чингисханы, --

Вот конница радостных мыслей

Уже покорила все страны.

Завоеватель, исчисли,

Где пули, где трупы, где раны

Сдаются без боя. Мгновенье, --

И мир весь навеки мой пленник.

Мец, лето 31

* * *

Средневековых улиц тишь.

Во сне ребристые соборы.

Святые средь высоких ниш.

А далее река и горы.

И над рекой горбатый мост,

Прямоугольник пыльный сквера,

И памятника дикий рост, --

Вот быт чужой, чужая вера.

Иду по этой мостовой,

Ищу затерянное племя,

Гуляки, милые, домой;

Вы слышите, -- настало время.

О, несколько привычных слов,

Лишь слов простых, не заклинаний,

И нет ни гор, ни городов,

Ни памятников и ни зданий.

Лишь из-за туч колокола

Все льются, воздух разрезая.

Тебе, страна моя, хвала,

Страна всех стран, земля святая.

* * *

Не попутным, видно, ветром

Занесло сюда меня.

Вижу я по всем приметам, --

Что ни встреча -- не родня.

Не родня река Гаронна

И дома из кирпича,

Черной Матери корона,

Храма белая свеча.

Не родня мне и родные:

Что-то уж с восторгом гнут

Многомученые выи

Под тяжелый, нудный труд.

Побеждающие узы

Где им вольно превозмочь?

Нет, пора мне из Тулузы

В дали, в ветер, к людям, прочь.

* * *

Не похожи друг на друга реки, --

С этою рекой Нева не сестры,

Но как будто корабельщик некий

Там и тут воздвиг такие ж ростры.

Подымают якорь мореходы,

Отплывают, как Колумб, на запад...

Излучают медленные воды

Океанский и соленый запах...

Только что корабль новый прибыл,

Может быть, из города Петрова.

На базаре серебрятся рыбы

Самого последнего улова.

Город -- ключ к морским седым просторам,

Город -- морю крепость и препона.

Дым табачный, пиво, кости, споры

За дверями каждого притона.

Знаю я, какие могут зовы

Здесь рождаться в час глухой, закатный...

Вот над морем небеса багровы...

Шкипер, шкипер, нет тебе возврата.

Бордо, 1.IX 31

* * *

Самое вместительное в мире -- сердце.

Всех людей себе усыновило сердце.

Понесло все тяжести и гири милых.

И немилое для сердца мило в милых.

Господи, там, в самой сердцевине, нежность.

В самой сердцевине к милым детям нежность.

Подарила мне покров свой синий Матерь,

Чтоб была и я на этом свете матерь.

Клермон-Ферран

* * *

Нет, не покорная трусливость,

Боязнь, что победят соблазны,

Не омертвелая красивость

Твоих одежд многообразных.

Какая тяжесть в каждом шаге,

Дорога круче, одиноче.

Совсем не о нетленном благе

Все дни кричат мне и пророчат.

7.1 1937

* * *

Недра земли, океаны, пещеры,

Звезды, что в небе хрустальном повисли,

Солнечный свет и эфирные сферы, --

Все угадай, все познай, все исчисли.

Не отрекайся от срока и меры, --

Не вопрошай лишь о пламенном смысле.

Смысл -- он в вулкане, смысл -- он в кометах,

В бешено мчащихся вдаль антилопах,

В пламенных вихрях, в слепительных светах,

Что наше сердце в безумии топят;

Смысл -- он в стихах, никогда не допетых,

Смысл -- в недоступных нехоженых тропах.

Смысл -- он крестом осененный погост.

Смысл -- как крест. Он -- прост.

1929

* * *

Внизу написано: "Агата.

Марсельский порт". Недалеко.

Над ней пылает высоко

Диск солнца в светлых волнах злата.

А меж "Агатой" оснащенной

И легкой солнечной ладьей

Скала-маяк стоит судьей,

Маяк, в две бездны обращенный.

Земля, суровая обитель,

Морей твоих исчислен риск.

А солнечный над морем диск, --

Он к вечности детоводитель.

Ницца

* * *

Глаза, глаза, -- я знаю вас.

Ты, племя родины жестокой, --

Пускай устало ты до срока, --

Но этот взгляд родимых глаз.

Смотрю, смотрю, -- и нету дна.

Что, -- заглянула в преисподню?

Иль в высь бездонную Господню

Дорога стал мне видна?

Глаза, -- и все понятно вдруг.

Воздушные мосты вы, взоры.

За вами снежные просторы,

В просторах русский наш испуг.

Страсбург

* * *

Единство мира угадать

Из всех вещей, из всех событий.

Увидеть крепость вечных нитей,

Какими нас связала Мать.

Святая тайна вручена

Несмысленным и слабым детям,

Указывает путь столетьям

Преображенная Жена.

И каждый, кто о нас прочел

В предмирном и предвечном гуле,

О, чувствует, -- наполнен улей

Тревогою рабочих пчел.

Мы строим дом, мы строим храм,

Мы ткем Владычице порфиру.

Приникшая в единстве к миру,

Будь Матерью предвечной нам.

1930

* * *

Испанцы некогда здесь жить хотели

И строились. Камней чернильный цвет.

Гудят ветра в высокой цитадели,

Заброшенной уж много сотен лет.

На перекрестке светлый шум фонтана,

Тугие дуги сводчатых ворот,

И фонари здесь потухают рано,

И не спешит на площадях народ.

Средь частой паутины улиц узких,

Где даже днем полупрозрачный мрак,

Забралось несколько скитальцев русских

На исторический чердак.

Безансон

* * *

Посты и куличи. Добротный быт.

Ложиться в полночь, просыпаться в девять,

Размеренность во всем, в любви и в гневе.

Нет, этим дух уже по горло сыт.

Не только надо этот дух сломать,

Но и себя сломать и искалечить,

И непомерность всю поднять на плечи,

И вихрями чужой покой взорвать.

* * *

Ты, серебряная птица, Голубь,

Как ты бьешься, как трепещешь ты

На земле, засушенной и голой.

Посмотри, -- не пахнут и цветы,

Если ж пахнут, то они бесплодны,

Выросли для мертвенной тщеты.

Посмотри, -- все души не свободны, --

Если же свободны, то болят,

Если же свободны, то безродны.

Обрати свой озаренный взгляд

На зеленую мою планету,

Посмотри, и камни говорят:

Благодатного покоя нету.

Ницца, весна 1931

* * *

Плывет с двумя баржами тихо катер,

И нежных облаков плывет гряда.

И плавно мир летит туда, туда,

Где сочетает все в единство Матерь...

Разлив реки.. И по двойному небу

В подобии двойные облака --

О, мир двойной, ты так века, века

Взыскуешь о едином на потребу.

Весной зеленою, восстав из гроба,

Всей страстью устремись в иную явь.

В том, верхнем небе все свое расплавь,

Его подобье, неотличный образ.

Поезд Париж -- Нанси

* * *

И в эту лямку радостно впрягусь, --

Хоти лишь, сердце, тяжести и боли.

Хмельная, нищая, святая Русь,

С тобою я средь пьяниц и средь голи.

О Господи, Тебе даю обет, --

Я о себе не помолюсь вовеки, --

Молюсь Тебе, чтоб воссиял Твой свет

В унылом этом в пьяном человеке.

В безумце этом или чудаке,

В том, что в одежде драной и рабочей,

Иль в том, что учится на чердаке

Или еще о гибели пророчит.

Европы фабрики и города,

Европы фермы, шахты и заводы, --

Их обрести Господь привел сюда

Необретаемой свободы.

И средь полей и городов молюсь

За тех, кто в этой жизни вечно голы, --

Хмельную, нищую, святую Русь

Ты помяни у Твоего престола!

Ницца 31

* * *

Смотри, -- измозолены пальцы,

Навьючен уродливо горб, --

Калеки мы все и скитальцы,

И шаг наш порывист и скор.

И пусть многовечен ты, Запад, --

Понять нас с любовью потщись.

Плетем мы наш лыковый лапоть

Сегодня, сегодня, -- а завтра

Путь лапотный в Божию высь.

Готических каменных башен

Закинул ты в небо узду

И надписью дом твой украшен:

"Воздвигнут в таком-то году".

У нас же ни года, ни дома, --

Воздвигнуты Бог весть когда, --

Мы все -- и зерно, и солома,

И ждем мы небесного грома

И сроков Господня суда.

Смотри, -- измозолены пальцы...

Спасусь я, мой Боже, спасусь,

Спасетесь вы, братья скитальцы,

Молитвословная Русь.

Страсбург

* * *

Господи, Господи, Господи,

Ни о чем я просить не хочу.

Мне ли видеть оконные росписи

И собора чужого свечу?

Не хочу я ответом быть заданным,

Выше туч в небеса вырастать, --

Лишь куриться туманом и ладаном,

Лишь средь поля себя распластать.

Оттого, что душа беспризорная,

Оттого не ко мне этот зов.

Боже, Господи, даль чудотворная,

Православная Церковь Соборная,

Божьей Матери синий Покров.

Страсбург, весна 31

* * *

Нашу русскую затерянность

Все равно не потерять.

Господи, дай мне уверенность,

Что целебна благодать.

Задержалась я у проруби,

У смертельной у воды, --

Только вижу -- крылья Голубя

Серебристы и седы.

И бездонное убожество

Осеняет Параклет.

Шлет он ангельское множество,

Льет холодный горний свет.

Други, воинство крылатое,

За потерянный народ

С князем тьмы над бездной ратуя,

Будьте крепкий нам оплот.

Гренобль

Марсель Ленуар

Белый цвет и цвет коричневатый.

Синий лишь у Матери хитон,

Ангельские одеянья сини.

Сбоку видны воинские латы, --

В них коричневый светлеет тон,

Легче в них волна спокойных линий.

Мальчики навек застыли в песне

И не перелистывают нот,

Ангелы смычком коснулись скрипки.

Дева-Мать сидит в высоком кресле,

У нее в руках распластан Тот,

Тень Кого как крестный символ зыбкий.

И воздвиг незримый Треугольник

Око недреманное, над Ней

Золотой венец, камнями пестрый.

Вольного страдания Невольник.

Что сейчас апостолам родней?

Твой ли крест иль меч двоякоострый?

Низкий свод просторной светлой залы,

Цвет коричневый и белый цвет

С синим цветом вместе на иконе.

Дева венчанная так устало

Смотрит в дали, за окно, во след

Быстро мчащейся реке Гаронне.

Тулуза, 31

Люди

[1]

Номер сто пятидесятый,

В городе Марселе, в морге.

От судьбы не спас проклятой

Воин воинов -- Георгий.

Только мой свободный постриг

Мертвых мне усыновляет,

Меч он обоюдоострый

Прямо в сердце направляет.

Марсель, 31

[2]

По кофейням, где шлепают карты,

Сизым облаком дым табачный.

Мелкотравчатого азарта

Еще пьяный восторг не утрачен.

Так не в праздник, а ежедневно, --

Табаком все время пропахло.

Вдруг спокойно войдет и безгневно

К ним пророк в длиннополой рубахе.

Опрокинет мраморный столик,

Тучу дыма раздвинет руками,

Просто скажет о Божьей воле --

"Божьей волей я между вами".

И затихнет пьяная ругань,

По полу покатится монета,

И начнут принимать без испуга

Языки благодатного света.

А пророк в одеянии белом, --

Это значит -- все сроки поспели.

Что ж, считайте, пишите мелом

Все, что выиграть еще не успели.

Тулуза, 31

[3]

Гостиничные номера...

Я не в гостях и я не дома.

Без родины огня и грома

Везде мне дома быть пора.

Я вглядываюсь вам в глаза

И вижу тишь природы доброй,

Христов нерукотворный образ,

Которого вы образа.

И знаю, что в последний миг,

Который и не так уж долог,

Последний я найду осколок,

Восстановлю единый Лик.

По городам, по номерам

Ищу я вас всегда -- сегодня --

Носители лица Господня,

Вот кланяюсь я низко вам.

Страсбург, 31

[4]

В людях любить всю ущербность их,

И припадать к их язвинке, к их ранке.

Как же любить Его, если Он тих,

Если Он пламенем веющий ангел?

Господи, Господи, я высоту, --

Даже Твою, -- полюбить не умею,

Что мне добавить еще в полноту?

Как Всеблаженного я пожалею?

Там лишь, где можно себя отдавать,

Там моя радость, -- ив скорби, и в плаче.

Господи, Боже, прости мне, -- я мать, --

И полюбить не умею иначе.

[5]

К каждому сердцу мне ключ подобрать.

Что я ищу по чужим по подвалам?

Или ребенка отдавшая мать

Чует черты его в каждом усталом?

Нет, лишь с тех пор я, как дух мой прозрел,

Вижу такое средь язв и средь гноя,

Преображение вижу я тел,

Райские крылья земного покоя.

Складки на лбу иль морщинки у рта,

Иль худоба, иль сутуловатость, --

В них, не за ними проходит черта,

А за чертой огневая крылатость.

Ницца, весна 31

Города

[1]

Измерена верною мерою вера,

Пылающей готики каменной мерой, --

Не знаю я, -- камень иль пепел то серый, --