Зиновьева-Аннибал Лидия Дмитриевна - Зиновьева-Аннибал Л. Д.: биографическая справка

ЗИНОВЬЕВА-АННИБАЛ Лидия Дмитриевна [наст. фам. Зиновьева, во 2-м браке Иванова; 1866, по др. сведениям -- 6(18).10.1865--22.10(4.11).1907, д. Загорье Могилёв. у. Могилёв. губ.; похоронена в Александро-Нев. лавре], прозаик, драматург, хозяйка лит. салона. Из дворян; отец -- потомок серб, князей, мать -- шведка, баронесса Вейнмарн, по жен. линии принадлежала к потомкам А. П. Ганнибала. Нек-рое время училась в г-зии в Петербурге, затем в школе диаконис в Германии, откуда неоднократно исключалась за своенравное поведение. Дальнейшее образование получила дома. Великосветская жизнь в Петербурге и воспитание наперекор природе тяготили З.-А., она бывала счастлива, по ее восп., только летом в деревне. В 1884 вышла замуж за дом. учителя К. С. Шварсалона, под влиянием к-рого испытала увлечение рев. деятельностью. Через неск. лет брак распался, и З.-А., забрав

троих детей, уехала в Швейцарию, затем в Италию. В 1893 в Риме познакомилась с Вяч. И. Ивановым, и эта встреча оказалась поворотной в жизни обоих: "друг через друга нашли мы -- каждый себя и более, чем только себя: я бы сказал, мы обрели Бога" (Иванов Вяч., Авто-биогр. письмо С. А. Венгерову.-- В кн.: Венгеров. Лит-ра 20 в., т. 3, [кн. 8], с. 93). Ненадолго вернувшись в Петербург, З.-А. порывает с социал-демократами и уезжает во Флоренцию учиться пению. С 1895 начинается совместная жизнь З.-А. с Вяч. Ивановым; в ожидании юридич. расторжения первого брака З.-А. они вынуждены скрывать свою связь, скитаясь по Италии, Франции, Англии, Швейцарии, ненадолго и врозь приезжая в Россию. В нач. 1899 З.-А. и Вяч. Иванов обвенчались в греч. церкви в Ливорно и поселились близ Женевы, откуда выезжали в Париж, Лондон, Рим, на Кипр, в Александрию. В сер. лета 1900 посетили в Петербурге Вл. С. Соловьёва.

Первое опубл. произв. З.-А.-- рассказ из крест. жизни "Неизбежное зло!" (СВ, 1889, No 8; подпись Л. Шварсалон), в к-ром сказалась ее близость в ту пору народнич. идеям. Новым творч. импульсом послужили ее отношения с Вяч. Ивановым: "...не только во мне впервые раскрылся и осознал себя, вольно и уверенно, поэт, но и в ней" (Иванов Вяч., там же, с. 94). В нач. 1900-х гг. З.-А. работала над ром. "Пламенники", в выборе сюжета для к-рого (миф об Агаве, в состоянии вакхич. безумия растерзавшей своего сына Пенфея) видно влияние Вяч. Иванова, увлеченного исследованием культа Диониса в Др. Греции. Издание не осуществилось; роман, над к-рым З.-А. работала до 1907, остался незаконченным (находится в Риме вместе с др. рукописями З.-А.). Подлинным лит. дебютом З.-А. следует считать трехактную драму "Кольца" (М., 1904; подпись Л. Д. Зиновьева-Аннибал; о выборе псевд. см. в письме Вяч. Иванова к Брюсову от 25 дек. 1903 -- ЛН, т. 85, с. 445). В предисловии к пьесе, написанном Вяч. Ивановым, он, к недоумению критиков, "не только не дает ключей к символам Л. Зиновьевой-Аннибал, но даже и вовсе прячет ключи столь безнадежно глубоко, что читателю остается только вздохнуть" (О. Миртов -- "Обр.", 1905, No 8, с. 97; см. также критич. отзыв: К. Тарский -- M Вед, 1904, 21 нояб.; М. Пантюхов -- "Иск-во", 1905, No 1). В драме, к-рую Вяч. Иванов предлагал рассматривать как совр. мистерию, "литургич. служение у алтаря страдающего Бога" (Диониса), развивались близкие им обоим идеи: "Если любящие чудесно обрели друг друга, они уже не принадлежат только друг другу" (Вяч. Иванов -- "Весы", 1904, No 7, с. 8). Г. И. Чулков пытался комментировать символы драмы в русле теорий Вяч. Иванова, как опыт приближения к дионисийскому иск-ву ("Вопросы жизни", 1905, No 6, с. 258--59).

В 1904 пробует себя также как критик. Пишет рецензии для ж. "Весы", заказанные В. Я. Брюсовым Вяч. Иванову. Разбирая роман Ж. Леблан (жены М. Метерлинка), З.-А., горячая сторонница эмансипации, характеризует его как "знамение времени, как момент феминистского движения" и с удовлетворением отмечает "инстинкт влюбленности женщины в свой пол" ("Весы", No 8, с. 60); в лит. портрете А. Жида "В раю отчаяния" (там же, No 10) говорит о необходимости преодоления индивидуализма.

В 1905 Ивановы приехали в Петербург и с сентября стали устраивать "среды" в знаменитой "башне" на Таврич. ул., собиравшие литераторов, музыкантов, художников, философов. По восп. участников, душой, "психеей" собраний была З.-А.: "Она не очень много говорила, не давала идейных решений, но создавала атмосферу даровитой женственности" (Бердяев Н. А., Ивановские среды.-- В кн.: Венгеров. Лит-ра 20 в., т. 3, [кн. 8], с. 98). Бурная, "дионисийская" натура З.-А., эксцентричное поведение, яркая внешность (прозванная Диотимой, гостей она принимала в хитонах -- чаще всего красного цвета) причудливо сочетались с "утонченным академизмом" Вяч. Иванова. Салон посещали А. А. Блок с Л. Д. Блок и H. H. Волоховой, К. А. Сомов, Л. С. Бакст, здесь были "открыты" С. М. Городецкий, М. А. Кузмин. Лит. собрания у Ивановых совпали по времени с Революцией 1905--07. Отклики на рев. события содержатся в рассказах З.-А. "Нет" (альм. "Факелы", кн. 1, СПб., 1906), "За решетку", впервые опубл., "вследствие крайней рискованности затронутой в нем темы" (по словам Вяч. Иванова), только в 1918 в сб. "Нет!" (П.). Написанные в форме дневника-исповеди, они поднимали вопрос о дозволенности террора и полит, убийства. В 1906 З.-А. значилась среди сотрудников сатирич. ж. "Адская почта"; в No 1 опубл. ее рассказ "Отрывок из письма о неблагополучии мироздания", в к-ром впервые в ее творчестве прозвучала тема несогласия божественного начала в человеческом духе с "непоправимым злом" природного миропорядка. В сб. "Сев. цветы ассирийские. Альм. IV" (М., 1905) были помещены 18 ее стих, в прозе под общим назв. "Тени сна" ("Земная весна", "Измена", "Агония", "Бунт" и др.), представляющие собой импрессионистич. философич. зарисовки. Нек-рые произв. З.-А., написанные в годы собраний на "башне", Построены на аллюзиях, понятных только узкому кругу посвященных. Личность и поэзия Блока, напр., отразилась в образах рассказа З.-А. "Голова Медузы" (впервые -- веб. "Нет!"), где поэт выведен под именем художника Незнакомова, а в остальных персонажах угадываются шаржированные портреты других посетителей салона. В пародийной стихотв. пьесе "Певучий осел" (частично опубл.: "Цветник Ор. Кошница первая", СПб., 1907), представляющей собой вариации на тему "Сна в летнюю ночь" У. Шекспира, З.-А., по словам Брюсова, "под прозрачными псевдонимами пересказывает недавние перипетии из жизни "средового" кружка" (ЛН, т. 85, с. 696). В. Э. Мейерхольд говорил о возможности ее постановки на сцене (Мейерхольд В. Э., Переписка. 1896--1939, М., 1976, с. 103). Стихи, включенные в пьесу, были написаны Вяч. Ивановым (что оговаривалось в прим.). Собств. стихи З.-А. (альм. "Белые ночи", СПб., 1907) вызвали язвительную реплику 3. Н. Гиппиус: "Стихи тоже напрасно пишет г-жа Зиновьева-Аннибал; она и тут чернит зубы, танцует без экстаза, вредит себе" ("Весы", 1907, No 7, с. 61).

Скандальную известность приобрела пов. З.-А. "Тридцать три урода" (СПб., 1907), вначале запрещенная по обвинению в безнравственности. Написанная в форме дневника женщины, повесть в острой, аффектированной форме ставила вопросы, на к-рые мучительно искали ответа З.-А. и Вяч. Иванов не только в лит-ре, но и в личной жизни: неприятие любви как деспотического и монопольного обладания другим человеком упиралось в трагич. невозможность распространить идею "соборности" -- индивидуально понимаемую -- на сферу интимных чувств. В письме к жене Вяч. Иванов замечал, что сюжет о лесбийской любви в "Тридцати трех уродах" "в высокой степени скандален", однако восхищался тем, "как такая отвлеченная мысль могла облачиться в такую живую плоть" (ГБЛ, ф. 109, к. 10, No 3).

Критика в большинстве случаев не пыталась постичь "отвлеченную мысль", а была шокирована "живой плотью" повести. А. В. Амфитеатров назвал ее "книгой полового ужаса", "рисунком из анатомич. атласа, к-рый совершенно напрасно и ошибочно выдается публике за худож. произведение" (Амфитеатров А., Против течения, СПб., 1908, с. 149); А. А. Измайлов сокрушался, что даже Мопассан "куда стыдливее ... русской дамы" (БВед, 1907, 3 марта). А. Белый не принимал неоправданное обращение автора "к сложнейшим загадкам и противоречиям человеческой сущности", выявившее в данном случае всего лишь "интерес моды"; заключая разбор книги, он писал: "...если бы автор не драпировался в несвойственную ему тогу модернизма, насколько выиграло бы его небольшое дарованьице, кро-му по плечу простые, ясные темы" (А. Белый -- "Перевал", 1907, No 5, с. 53). Гиппиус в ст. "Братская могила" (написанной по настойчивому предложению Брюсова) иронизировала: "Даже моралист не почувствует там никаких "гадостей", не успеет,-- так ему станет жалко г-жу Зиновьеву-Аннибал. И зачем ей было все это писать!" ("Весы", 1907, No 7, с. 61). Повесть З.-А. зачастую упоминалась рядом с "Саниным" М. П. Арцыбашева и "Крыльями" Кузмина как образец порнографич. лит-ры (см., напр.: Hовополин Г. С., Порнографич. элемент в рус. лит-ре, СПб., [1909], с. 163--65, 169--70).

Мотив безмерного, мучительного сочувствия всему живому стал определяющим для книг З.-А. "Трагический зверинец" (СПб., 1907) и "Нет!", в к-рых наиб, ярко проявилась индивидуальность писательницы Последний прижизненный сб-к рассказов "Трагический зверинец" составили "восп. детства и отрочества ... преломившиеся через странную, изломанную, не совсем искреннюю душу современной женщины" (Ю. И. Айхенвальд -- РМ, 1907, No 8, с. 147). Название книги символично: весь мир предстает перед маленькой героиней Верой (автобиогр. образ) как "трагич. зверинец", основанный на насилии и жестокости, и с этим не может смириться душа. Критики с удовлетворением отмечали поворот З.-А. к стихийному реализму, более родственному характеру ее дарования (А. Чеботаревская -- "Обр.", 1907, No 7, с. 127--28), в то же время справедливо говорили о неровности и невыдержанности стиля, в к-ром "рядом с самобытной четкостью чувствуется какое-то веяние извне, какая-то аффектация неустойчивого таланта, легко отдающегося попутным течениям" (К. Л.-- "Перевал", 1907, No 10, с. 52). Блок в ст. "Лит. итоги 1907 года" назвал "Трагический зверинец" "замечательной книгой", в к-рой автор "говорит о бунте, о хмеле, молодости, о любви тела, о звериной жалости и о человеческой преступности ... по-детски дерзостно, по-женски таинственно, и просто, как может сказать человек, чего-то единственно нужного не передавший" (Блок, V, 226). В том же отзыве, ставшем по сути некрологом З.-А., Блок писал: "..того, что могла она дать русской литературе, мы и предположить не можем: это было только еще начало -- дикое, порывистое, тревожное; с каким-то упорством первобытной души ломала она свой стиль, все еще непокорный; здесь все было страстью и страданием..." (там же).

В окт. 1907 в деревне З.-А. заразилась скарлатиной, ухаживая за крест. детьми, и через неделю скончалась. В предисл. к сб-ку ее рассказов "Нет!" Вяч. Иванов писал о "вселенском страдании и сострадании" человека, "ищущего разрешить загадку сердца мыслью" (с. 8, 7). З.-А. была музой многих его стихотворений; ее памяти посвящен сб. "Cor ardens".

Лит.: Городецкий С., Огонь за решеткой.-- ЗР, 1908, No 3--4, с. 95--98; Маковский С., Портреты современников, Н.-Й., 1955, с. 284--85; Дешарт О., Введение.-- В кн.: Иванов Вяч., Собр. соч., т. 1, Брюссель, 1971; Минц З. Г., А. Блок и В. Иванов. Ст. 1.-- "Уч. зап. ТГУ", 1982, в. 604, с. 97--111; Кобак А., Северюхин Д., "Башня" на Таврической (биография дома).-- "Декоратив. иск-во", 1987, No 1; Никольская Т. Л., Творч. путь Л. Д. Зиновьевой-Аннибал.--"Уч. зап. ТГУ", 1988, в. 813; Богомолов Н. А., Эпизод из петерб. культурной жизни 1906--1907 гг.-- Там же, с. 95--111; ЛН, т. 85, 92, кн. 2, 3 (ук.). + Некрологи, 1907: ЗР, No 10 (С. Ауслендер); "Свободные мысли", 22 окт. (П. Пильский); "Правда живая", 26 окт. (А. Белый); РСл, 27 окт. (А. Вергежский); РВед, 1 ноября (П. Боборыкин). ЛЭ; КЛЭ; Альм, и сб-ки (1); Муратова (2); Масанов.

Архивы: ГБЛ, ф. 109.

О. Б. Кушлина.

Русские писатели. 1800--1917. Биографический словарь. Том 2. М., "Большая Российская энциклопедия", 1992