Жаботинский Владимир Евгеньевич - Когда-то

Владимир Евгеньевич Жаботинский

Когда-то

(Из жизни римских студентов)

Не припомню где -- в Фиуме, или в Анконе, или в Болонье -- видел я эту маленькую пьесу на рождественский сюжет.

Не помню, чья она, не помню заглавия.

Было это проездом. Мне хотелось спать, но как-то неловко было лечь рано, и я заглянул в первый встречный театрик.

Там давали эту пьесу.

Помню, что актеры говорили стихами.

Первая сцена разогнала мой сон.

На улице стоял туман и сырость, а пальто мое никуда не годилось.

В театре было тепло и светло; я чувствовал тут себя хорошо и уютно.

Потому, может быть, и понравилась мне эта пьеса.

Когда она окончилась и я вышел снова на улицу, снова на сырость и туман, мне опять захотелось спать.

И я пошел в гостиницу и заснул.

Оттого теперь, когда я вспоминаю об этой пьеске без заглавия и автора, она мне представляется каким3то интермеццо между сном и сном.

Я даже не помню подробно содержания и могу передать его именно так, как рассказывают привидевшийся сон, -- одного не досказывая, другое прибавляя, восстанавливая целое по неясным обрывкам воспоминаний.

* * *

Это было в Вальдаосте, в сочельник, когда3то давно.

Шел густой снег, выла горная вьюга.

В замке, в одной из горниц, было тепло и укромно: в камине трещали дрова, восковые свечи горели ярко.

Старый граф сидел в кресле у камина.

Иоланда, его дочь, придвинула свою невысокую скамеечку к самым ногам старика.

Слуги и вассалы, приходившие поздравить с праздником, уже ушли.

Граф задумчиво смотрел на огонь и говорил:

-- Много искорок и огоньков пробежало предо мною за мою долгую жизнь. Много видел, много поработал и устал.

Хорошо так отдыхать, у теплого камина, рядом с тобой... Только слишком у нас тихо, Иоланда.

-- Спеть вам, отец?

Граф помолчал.

-- Не надо. Ты хорошо поешь, Иоланда, но в твоем голосе нет чего-то. Нет лучших, самых звучных нот. Твой голос похож на голос твоей покойной матери, но когда она пела над твоей колыбелью, в ее песнях была глубина, которой я не слышу у тебя. Потому что ты не мать, Иоланда... Я бы хотел, чтобы и ты скоро запела над колыбелью -- тогда бы я радостно слушал тебя с утра до ночи...

Иоланда поцеловала руку отца.

-- Когда ты пишешь или мечтаешь, Иоланда, мне пусто. Моя жизнь убывает, мне нужно восполнять ее близостью существ, еще полных жизни. Если бы у меня были внуки, они шалили бы у меня на коленях, а я ворчал бы на них.

-- Отец, -- сказала Иоланда, -- не вините меня. Я часто мечтаю, что вот в один прекрасный час зазвенят ступени нашего замка под шагами какого3то сильного и красивого, кто придет и покорит меня. Но проходят месяцы и годы, а он, сильный и красивый, еще не явился.

-- Разве мало дворян просили твоей руки? Барону Рокка-Груара ты отказала...

-- Медвежатник, который заснул, когда я пела!

-- Герцогу Кьяравалле ты отказала...

-- Я не могу быть второй женой и мачехой.

-- Первому рыцарю Ломбардии, Джино Малатеста, ты отказала...

-- Отец, то был действительно сильный, но ведь очень уж некрасивый!..

Старик замолчал и, покачивая головой, следил за огоньками в камине.

Иоланда ласково прикоснулась к его руке.

-- Отец, не сыграешь ли со мной в шахматы?

-- Не хочу. Вот уже десять раз подряд ты меня побеждаешь, подрывая мою славу искусного игрока. С меня довольно, больше не хочу...

И оба замолчали и ушли в свои думы, вдруг за рвом звонко прозвучал рог.

Иоланда вздрогнула:

-- Кто это так поздно?

Вошел дворецкий и сказал:

-- Барон Тебальдо Кальпеста пожаловал в замок.

-- Бальдино! Старый друг! -- радостно сказал граф, подымаясь навстречу.

Гость был такой же седой и крепкий старик, как и хозяин; когда они обнимались, смешивая белые кудри, казалось, что два высоких облака на небе сблизились и сочетали свои седые космы.

-- Здравствуй, друг, -- говорил барон Тебальдо, -- за эти десять лет ты только побелел, но остался тем же богатырем. А это Иоланда? Контессина [Дочь графа (итал.)], десять лет тому назад вы были прелестной раковиной, очаровательной раковиной, но я не представлял себе, какая чудная жемчужина вышла из этой раковины. Мой привет! Как у тебя хорошо и тепло, старый дружище, а в долине так холодно и жутко от волчьего воя. Позволь мне, прежде чем пойти переодеваться, присесть здесь и погреться с тобой у камина и попросить твою прелестную дочь разрешить то же этому юноше, моему пажу Фернандо, который только сегодня -- я тебе сейчас расскажу это приключение -- спас мне жизнь.

Юноша в черном дорожном платье, который, войдя за бароном, учтиво поклонился хозяевам, встретил теперь внимательный взгляд старого графа спокойно и гордо.

-- Я решил непременно свидеться с тобой на это Рождество, -- говорил гость, грея руки у огня, -- и выехал третьего дня с этим пажом и тремя слугами. Все шло хорошо, но сегодня, за час до заката, милях в пяти от Борго3Бенедетто нас вдруг окружил добрый десяток молодцов с большой дороги. Все верхами. Если бы дело дошло до свалки, мы бы погибли. Тогда Фернандо срывает с моего пояса кожаный кошелек, подымает его над головой и, привлекши таким образом алчность разбойников к себе, дает шпоры коню. Молодцы растерялись; половина кинулась за пажом, стреляя на скаку из пистолетов. Тут мы поняли, в чем дело, и легко справились с оставшимися шестью, а затем понеслись по следам на помощь Фернандо. Вообрази: не проскакали и трехсот шагов, как наткнулись на одного из мерзавцев, распластанного на снегу. Фернандо удалось на скаку сбросить его метким выстрелом. Еще через сто шагов лежал второй, корчась и хрипя, и, наконец, на лужайке сам Фернандо отчаянно отбивался от двух рассвирепевших врагов. Завидя нас, негодяи ускакали. Фернандо, к счастью, оказался не раненым, и мы могли продолжать дорогу.

Граф пытливо смотрел в спокойное и гордое лицо пажа.

-- Ты храбрый юноша, -- сказал он, подходя к молодому человеку, -- твой отец должен гордиться таким сыном.

Паж слегка покраснел и холодно и твердо ответил:

-- Мой отец не может гордиться мною, потому что я найденыш без имени и рода. Но зато дети мои будут гордиться тем, что будут носить мое имя.

Граф нахмурил брови:

-- Это нехорошие слова, паж. Даже великая рыцарская доблесть не извиняет в молодом человеке чванства.

У пажа засверкали глаза.

-- Господин, -- заговорил он, -- ваша слава мне известна. Когда я состарюсь, то с гордостью буду рассказывать внукам: "Я видел его и говорил с ним". Но даже в моменты лучших триумфов вашей жизни вы не испытывали того счастья, которое каждый день и час доступно мне. Это счастье -- сознание, что я всем обязан себе. Что ни знатность, ни богатство, ни содействие родных не облегчали моей дороги, что все было против меня, и все, чего я достиг, сделано и завоевано мною, мной одним!

-- Мальчик, -- сурово и резко ответил граф, -- тебе удалось, может быть случайно, проявить мужество и находчивость, и это вскружило тебе голову, и ты уже надменно говоришь: все, чего я достиг... Чего же ты достиг? Ты, пожалуй, на хорошем пути -- если только твоя самонадеянность не совратит тебя, но на этом пути ты сделал только первые шаги. У тебя еще не может быть и начатков той зрелой мудрости, которая создает истинного рыцаря...

Паж засмеялся тихим, но гневным смехом.

-- Славный старец, -- сказал он, -- испытай меня. Потягайся со мной, в чем тебе угодно.

-- Фернандо! -- воскликнул барон, возмущенный этой дерзостью, но граф остановил его:

-- Пусть этот мальчик говорит.

-- Я не думал оскорбить графа, -- холодно сказал паж. --

Я не предложил бы ему состязаться в воинской ловкости и силе, так как хорошо понимаю, что за мной преимущество молодости. Но я говорю о более тонких вещах. Я много слыхал о вашей мудрости и начитанности, граф, но и с вами я рискнул бы поспорить глубиной познаний в алгебре, схоластике и поэзии, умением слагать стихи, играть на лютне и толковать бессмертного Данте. Я вижу у вашего кресла шахматный столик; эту игру называют игрой для избранных. Еще никто не победил меня в этой игре.

Граф улыбнулся раздраженной улыбкой.

-- Сыграй с моей дочерью, паж. Она не так хвастлива, как ты, но берегись ее искусства!

-- Контессина прекрасна, -- ответил паж с поклоном, -- ее красота ослепительна, но и ослепленный, я не могу быть побежден.

Граф потерял терпение. Все лицо его потемнело; в тихом голосе, которым он заговорил, слышалось предчувствие грома.

-- Иоланда, -- приказал он, -- принеси шкатулку с шахматами.

Иоланда вышла.

-- Паж, -- сказал граф, -- бейся со мной об заклад. Я беру в заклад твою голову.

-- Граф, -- сказал паж, -- ваша дочь прекрасна. Я беру в заклад вашу дочь.

-- Что?! -- загремел граф.

-- Если я проиграю, вы берите мою голову. Если я выиграю, ваша дочь моя. Или вы боитесь заклада?

Вошла Иоланда со шкатулкой и остановилась посреди горницы.

Граф сказал голосом, худо скрывавшим гнев.

-- Играйте. Иоланда, ты должна победить.

* * *

Старики сидели у камина, тихо вспоминая былое.

-- Что с вами, паж Фернандо? Вы глядите на меня и молчите?

-- Я смотрю в ваши глаза, которые так прекрасны.

-- А я тем временем уже сняла у вас третью пешку. Вы рассеяны!

-- Нет, не рассеян: берегите башню.

-- Правда. Погибла моя башня.

-- Ну что, Иоланда, как твоя партия?

-- Пока еще наравне, отец.

* * *

-- Что с вами, паж Фернандо: вы глядите на меня и молчите?

-- Я смотрю в ваши очи, которые так прекрасны.

-- У вас красивый выговор, какого я никогда не слыхала. Откуда вы родом, паж Фернандо?

-- Я родом из дикого края. Там солнце горит ярче, чем у вас, и ночи там чернее вашей. Там лето пышет пламенем, зима леденит потоки трамонтаной1.

Там любят так, что идут на смерть за любовь; там ненавидят так, что и смерть не убивает ненависти. Там веруют беззаветно, богохульствуют безумно; там все прекрасное трижды прекрасно, все безобразное трижды ужасно; и эта страна лежит далеко-далеко.

-- В вашем крае, должно быть, много красавиц?

-- Женщины моей родины очень красивы. У них черные глаза, черные косы. Но небо наше голубое, как ваши глаза; солнце наше золотое, как ваши кудри. Вы прекрасней, чем женщины моей родины... Шах королеве.

-- Ах!.. Мой бедный конь, я не спасу королевы, если не пожертвую им...

-- Ну что, Иоланда, как партия?

-- Контессина проигрывает, граф.

-- Нет, нет, отец, я еще не думаю сдаваться.

-- Это напрасно, контессина, когда победа мне нужна, я побеждаю.

-- А зачем вам так нужна победа, паж Фернандо?

-- Спросите вашего отца, контессина... Шах королеве. Вы теряете другого коня.

-- Бедные мои кони!.. Отец, зачем Фернандо так нужна победа?

-- Он шутит, Иоланда. Я с ним пошутил, и он шутит.

-- Граф, вы со мной не шутили, и я с вами не шутил. С вами никто и никогда не посмел бы шутить. Если я проиграю, -- вы знаете, что я проиграю, если выиграю, -- вы знаете, что я выиграю... Шах королю. Вы теряете другую башню.

-- Отец, он искуснее меня!

-- Паж, оставь игру. Я пошутил с тобой. Забудь наш спор.

Я сделаю тебя богатым, я отвезу тебя ко двору.

-- Мне ничего не надо, граф. Ваш ход, контессина.

-- Паж, пока моя дочь обдумывает ход, подойди со мной к камину, я должен сказать тебе два слова...

-- Я повинуюсь. Ваши два слова?

-- Зачем тебе моя дочь?

-- Я полюбил ее с первого взгляда.

-- Ты любишь ее. Это хорошо. Помни же, если ты потребуешь заклада, ты сделаешь несчастной ту, которую любишь.

-- Почему?

-- Ты не знаешь жизни. Женщина, происхождение и красота которой с первых лет обещали знатную, блестящую и роскошную судьбу, не будет счастлива, став женой безымянного бедняка. Она будет страдать -- громко или молча. Если молча, это еще хуже. Ты не знаешь жизни.

-- Паж Фернандо, ваш ход... Паж Фернандо, вы не слышите? Паж Фернандо! Паж Фернандо, очнитесь от вашей задумчивости и займите ваше место.

-- Простите, контессина... Мой ход? Сейчас...

-- Что с вами, паж Фернандо: вы глядите на меня и молчите?

-- Я смотрю в ваши очи, которые так прекрасны...

-- Слова те же, но звук их другой -- печальный. Что вас печалит, паж Фернандо?

-- Что богатой контессине до печалей безымянного пажа?..

-- Вы не безымянный паж, у вас есть имя: это имя -- герой, а ваша печаль... ваша печаль...

-- Договорите, контессина.

-- Не знаю... Мне как3то не хочется, чтобы вы были печальны. Отчего вы печальны... Ага! Шах вашей королеве. Отчего вы печальны?

-- Я не печален. У вас в саду есть цветы, контессина?

-- Да. Если бы не зима, я подарила бы вам цветов. Какие ваши любимые цветы, паж Фернандо?

-- Гвоздика. Вы срывали когда3нибудь красную гвоздику в полном цвету?

-- Срывала.

-- Когда красную гвоздику сорвут в полном цвету, она должна умереть. Но она умирает пышной и прекрасной. Сорванная потом, она вянет и бледнеет, но это уже после смерти.

-- Да. Мне всегда поэтому жалко рвать цветы. Это все равно, что убить молодое существо.

-- Почему жаль? Если вы не сорвете гвоздику, она постареет, потускнеет и тоже умрет, но умрет не пышной и прекрасной, а хилой и жалкой. Лучше умереть в расцвете, в самый яркий полдень жизни -- тогда все прекрасно, тогда и смерть прекрасна.

-- Почему вы говорите о смерти, паж Фернандо? Почему ваши глаза потемнели? Вам грустно?

-- Я не грущу. Я цветок красной гвоздики в полном цвету -- как же я могу грустить?

-- Паж Фернандо, мне жутко. Что вы проиграете, если проиграете?

-- Ничего такого, что было бы мне дорого.

-- А что выиграете, если выиграете?

-- Я не выиграю. Граф, слышите? Я проигрываю!

-- Отец, я уже сняла у него почти все фигуры, но... мне не по себе. Не оставить ли эту партию?

-- Ты права, Иоланда. Паж, довольно. Мне не нужно твоего проигрыша. Я пошутил с тобой.

-- Старик! Никому и никогда не позволял я шутить со мною, не позволю и вам! То, что я проиграю, будет вам отдано, и не от вас зависит помешать мне. Я не похож на вас, знатных и богатых людей: мое слово свято, мне не жаль отдавать то, что я проиграл.

-- Отец, что это значит, ради Бога?

-- Паж, твои слова резки... но справедливы. Иоланда! Мы бились об заклад: если он выиграет, ты должна стать его женою; проиграв, он должен...

-- Граф! Я не даю вам права открывать пред контессиной наш тайный договор! Ваш ход, Иоланда.

-- Твой ход, Иоланда. Ангел твоей покойной матери да водит твоей рукою, потому что поистине благородная душа трепещет в запальчивом сердце этого юноши...

-- Контессина, этим ходом вы открываете путь моей королеве.

-- Мой ход сделан, паж Фернандо.

-- Девушка, мне не нужно твоего милосердия! Ты нарочно даешь себя победить.

-- Не сердись на меня, паж Фернандо, ведь ты победил уже меня другой победой...

-- Шах королеве!

-- Королева твоя...

-- Шах королю!

-- Отец, я побеждена.

-- Да сбудется воля Божия! Подойди сюда, старый друг мой Тебальдо. В эту ночь родился младенец, сын бедных и незнатных людей, которого Бог поставил превыше царей земных. Оттолкнуть человека, рожденного в бедности, значит оттолкнуть Христа. Моя дочь Иоланда будет женой человека, рожденного в бедности, и я верю, что такова Его святая воля. Будьте благословенны, дети мои.

* * *

-- Что с тобой, паж Фернандо? Ты глядишь на меня и молчишь?

-- Я гляжу тебе в очи, которые так прекрасны.

Газета "Одесские новости", 29.12.1902

-------------------------------

Источник текста: Жаботинский (Зеэв) Владимир, Сочинения в девяти томах, том II, кн.2, Минск, 2010, стр. 606.

Оригинал здесь: Викитека.